автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Население Горно-Ассинской котловины в XIII-XV веках

Полный текст автореферата диссертации по теме "Население Горно-Ассинской котловины в XIII-XV веках"

На правах рукописи

НАРОЖНЫЙ ВИТАЛИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ

НАСЕЛЕНИЕ ГОРНО-АССИНСКОЙ КОТЛОВИНЫ В ХШ-ХУ ВЕКАХ

Специальность: 07.00.02 — Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

2 О ФЕВ 2014

Владикавказ - 2014

005545247

005545247

Работа выполнена в ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет», на кафедре археологии и всеобщей истории.

Научный руководитель доктор исторических наук, профессор

Кудрявцев Александр Абакарович.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, ведущий сотрудник отдела

археологии ФГБУН Северо-Осетинекий институт гуманитарных и социальных исследований имени В.И. Абаева Владикавказского научного центра РАН и Правительства РСО-Алании Дзаттиаты Руслан Георгиевич;

кандидат исторических наук, доцент кафедры истории культуры и музееведения ФГБОУ ВПО «Чеченский государственный университет» Махмудова Кемси Зелимхановна

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО "Пятигорский государственный

лингвистический университет», кафедра истории государства и права России и зарубежных стран.

Защита диссертации состоится 10 апреля 2014 года в 16.30 часов на заседании диссертационного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д.212.248.01 при ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет им. «.Л.Хетагурова» по специальности 07.00.02. - Отечественная история, по адресу: 362025, г. Владикавказ, ул. Ватутина, 46, зал заседаний диссертационного совета.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л.Хетагурова».

Электронная версия автореферата и диссертации размещена на официальном сайте ВАК Минобрнауки РФ «9» февраля 2014 года, режим доступа: Ь«И://\/у\«\л/л/ак.е<1§оу.ги, и на сайте Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л.Хетагурова, www.nosu.ru.

Автореферат разослан «9» февраля 2014 года.

Ученый секретарь диссертационного совета, профессор /

С.Р. Чеджемов

Общая характеристика работы Актуальность темы обусловлена разными причинами - с момента появления одного из первых упоминаний (1791 г.) об ингушах («ишушоф») в отечественной историографии (И.ОтеНп) как обитателей горной зоны Восточного Придарьялья и вплоть до конца XIX в. тема эпизодически привлекала внимание к себе: (Ч. Ахриев; Л. Загурский; И. Панпохов; Г.А. Вертепов; Н. Грибовский; Е. Россикова; В.П.Христианович; И. Бороздин; Н.Ф.Яковлев; Е.М.Шиллинг; Б.К. Далгат; Г. Маргиросиан и др.). Лишь в середине XX в. д.ин., проф. Е.И. Крупное разрабатывает исчерпывающую на тог период историко-археологическую «схему» этнополитической и хозяйственно-экономической деятельности древних (1960 г.) и средневековых (1971 г.) предков современных ингушей. Масштабные, комплексные исследования в высокогорной Ингушетии (1980-е гг.), дали массовый и разноплановый историко-архсологичсский и этнографический материал, до сих нор еще не введенный полностью в научный оборот. Он и побуждает не только вернуться к основным выводам Е.И. Крутпгова и его преемников, но и сделать основной упор уже на новую источниковую базу.

Во-вторых, в советское время до 1990-х гг. Ингушетия являлась составной частью Чечено-Ингушской АССР, что определяло неразрывный и обобщающе-суммарный подход в изучении истории чеченцев и ингушей не только на уровне «Очерков истории ЧИАССР» (1969 г.). Разделение единой республики на Чеченскую и Республику Ингушетия - объективно определяет насущную актуальность в более углубленном изучении истории собственно ингушей и чеченцев, включая и средневековый период их бытия. Необходимость исследования проблемы в русле отечественной истории объясняется потребностями дальнейшего развития подхода: «без истории провинций нет полноценной истории России» (Л.И. Кузеванов). В силу своей специфики, тема стоит в ряду наиболее важных и актуальных научных проблем кавказоведения как составной и неотъемлемой части истории России эпохи средневековья, а также динамики и содержания русско-северокавказских связей и отношений.

Объектом исследования является население компактного в природно-ландшафпюм отношении микрорегиона Северного Кавказа, расположенного в восточной части Придарьялья, прилегающей к Дарьяльскому горному проходу, с системами общественного, социально-экономического, политического устройства и культурно-конфессиональной обстановкой в XIII-XV вв.

Предметом исследования являются лаконичные сведения письменных источников и другие артефакты археологического и фольклорно-этнографического происхождения, позволяющие всесторонне анализировать этнокультурную специфику населения Горно-Ассинской котловины рассматриваемого времени, систему его хозяйственно-экономического развития, характер «профессиональной» организации горцев и особенности конфессиональной обстановки. Опора на археологические данные, связанны с 1 тысячей погребенных Келийского и Шуанского некрополей, с преимущественно общеисторической интерпретацией информации, реально отражающей системы различных прижизненных обычаев и традиций ХП1-ХУ вв., открывают дополнительные возможности. Этот же материал нередко компенсирует лапидарность известной базы письменных свидетельств.

Целью работы является комплексный анализ и характеристика различных сторон и аспектов этнокультурной, хозяйственной и конфессиональной истории горношпушского общества в ХП1-XV вв.

Задачи исследования, вытекающие из поставленной цели: I. Определение конкретных этнокультурных групп населения региона, в силу политико-экономических условий эпохи влившихся в местную этническую среду, и определение характера их взаимоотношений. 2. Определение географии и описание системы взаимоотношений горцев региона с соседями из Закавказья и золотоордынских равнин. 3. Определение особенностей базы местных «экономик»

как основных факторов в процессах имуществе! шого и социального расслоения горноингушского общества и его деформаций. 4. Характеристика основных, ныне улавливаемых, «профессиональных» занятий горцев. 5. Изучение особенностей конфессиональной обстановки в микрорегиопе. 6. Анализ сгепени самодостаточности и потребностей горского общества в его жизнедеятельности.

Географические рамки исследования определяются конкретным расположением исследуемой Горно-Ассинской котловины. Вдоль правого берега Верхнего Терека, изучаемая территория отделена от предгорий и равнин скалистыми и труднодоступными хребтами - Мяат-Лам и Цей-Лам. На юге территория подходит к подножию Главного Кавказского хребта, в сторону которого выводят несколько боковых ущелий. На востоке она ограничена глубоким и труднодоступным ущельем р. Ассы, выходяицш на равнину. На западе рассматриваемая территория ограничивается ущельем р. Армхи, выходящим из Джейраховского ущелья, где она впадает в р. Терек.

Хронологические рамки исследовании определяются изучаемым материалом — свидетельствами письменных источников (начало XIII - начало XV вв.). К этому отрезку времени относятся и используемые археологические объекты, включающие в себя, к тому же, выразительную нумизматическую коллекцию, которая определяет как нижнюю, так и верхнюю хронологические рамки.

Нсточниковая база разнообразна, хотя и неравноценна по количеству имеющихся и используемых источников - это отрывки и извлечения из письменных источников восточного, закавказского и европейского происхождения. Такие сведения согласуются с археологическими материалами, накопленными за все время с XFX в.( В.И. Долбежев, В.Ф. Миллер, Л.П. Семенов, Е.И. Крупнов, В.Б. Виноградов, В.А. Кузнецов, В.И. Марковин, М.Б. Мужухоев, ДЮ. Чахкиев, P.A. Даутова, Х.М. Мамаев, С.Н. Савенко, Е.И. Нарожный, У. Гадиев). Наиболее репрезентативным является материал охранно-спасательных археологических исследований 1987-1988 гг. из зоны строительства Кавказской перевальной железной дороги (далее - КГТЖД), любезно предоставленный нам авторами тех исследований (С.Н. Савенко и Е.И. Нарожный). Не менее важны нумизматические источники XIII-XV вв. из высокогорной Ингушетии и фольклорно-этнографические, топонимические данные.

Степень изученности проблемы. Несмотря на то, что несколько существующих монографических изданий XX - начала XXI вв. являли собой опыт обобщения знаний по проблеме, они построены в рамках господствовавшей в то время «формационной» истории. Другие - с доминирующим акцентом в сторону явного удревнения и «героизации» отдельных проблем местного исторического процесса В преобладающих случаях иериод XIII-XV вв., в силу ограниченности источниковой базы, рассматривае тся в самых общих чертах, по-прежнему демонстрируя потребность в специальном и отдельном изучении. В кандидатских и докторских диссертациях изучалась система доисламских воззрений средневековых предков ингушей (H.H. Бараниченко), различные категории средневекового вооружения и проблемы военного дела (ДЮ. Чахкиев; A.B. Сальников), материальная культура горцев и их культовые сооружения (М.Б. Мужухоев), комплекс инновационных (Восток-Запад) заимствований в материальной культуре (Е.И. Нарожный). Но и они не ставили целью создание исчерпывающей истории горной зоны и ее населения XIII-XV вв., не решила их и недавно опубликованная «История Ингушетии», тем самым диктуя подобную потребность и демонстрируя степень изученности проблемы на сегодняшний день.

Методология исследования: основным методологическим принципом является принцип историзма, комплексный и системный подходы к рассматриваемым аспектам и проблемам в целом, позволяющим познать анализируемый объект как определенное множество элементов, взаимосвязь которых обуславливает целостные свойства этого множества Используются и другие, традиционные для современной исторической науки методы: историко-системный

метод, позволяющий проследить взаимосвязь исторического развития высокогорной Ингушетии с внешним миром; историко-сравиительный, выявляющий специфические особенности существования населения высокогорья и его место в системе взаимоотношений Золотой Орды и Грузии, с Хулагуидами Ирана, а также историко-генетический метод, раскрывающий особенности и преемственность традиционных систем существования населения горной зоны и адаптации его к новым условиям эпохи.

Основные защищаемые положении:

1. В рассматриваемый период высокогорье Ингушетии становится зоной активных «выплесков» равнинно-предгорного (оседлого и кочевого) населения из Восточного Придарьялья, а также Закавказья, растворившихся в местной среде. Внешние угрозы приводят к заметной консолидации населения Горно-Ассинской котловины, где наблюдается своеобразный «демографический взрыв».

2. Будучи относительно самодостаточным социально-экономическим, политическим и культурным организмом с необходимым комплексом условий для своего дальнейшего эволюционного развития, горское общество оказывается в ситуации, во многом определившей их явные потребности в торгово-обменных контактах с окружающим миром.

3. Расположение изучаемой территории между владениями Золотой Орды и Грузией, находившейся в вассальной зависимости от Хулагуидов Ирана, определило различные возможности активного участия населения Ингушетии в военно-политической активности Грузии и в системе противоречивых Хулагуидо-Джучидских взаимоотношений, обусловивших заметные изменения в социально-экономической жизни горского общества.

4. Приток нового населения в горы значительно расширяет ремесленную базу и характер занятий горцев, что способствует дшгьнейшему изменению социально-имущественного статуса населения, вызывая деформацию традиционных устоев общества

5. Процессы и явления рассматриваемого времени стали основными причинами изменений, определивших специфику социально-экономического, политического и культурного развития горной Ингушетии последующего времени.

Практическая значимость работы определяется тем, что на фоне уже имеющихся взглядов, она отражает некоторую полифонию точек зрения в оценке путей и условий развития горского общества Выводы автора могут быть востребованы в дальнейшей научно-исследовательской работе, при подготовке новых обобщающих исследований по истории средневековых ингушей в контексте истории России, в изучении истории русско-северокавказских связей и связей с окружающим миром. Полезными они могут оказаться в кавказоведческой и краеведческой деятельности, при организации учебного процесса (лекционные курсы, спецкурсы по «Истории Ингушетии» и соответствующих разделов по истории России), а также в музейно-экскурсиотюй практике, ныне являющейся одним из наиболее приоритетных направлений в современной социально-экономической жизни республики.

Апробация: Основные положения диссертации апробированы в докладах (самостоятельно и в соавторстве) на научных конференциях различного уровня: студенческих, аспирантско-студенческих, межрегиональных, всероссийских и международных. Было опубликовано несколько рецензий на тематические издания, прямо относящиеся к проблематике нашего исследования. Основное содержание диссертации отражено в 25 публикациях общим объемом более 10 п. л.

Структура исследования и его основное содержание

Диссертация состоит из четырех глав. Первая глава: «Источники и историко-археплогичсскос изучение Горно-Ассинской котловины (40-е годы XVIII века — 2013 год» разделена на два параграфа. В первом предпринят обзор используемых источников. Прежде всего, рассматриваются письменные источники {группа /). При полном отсутствии местных

свидетельств, источники разделены на условные подгруппы (по происхождению). Подгруппа I: Закавказские (грузинские, армянские) источники. Грузинские источники (М. Кроссе), включая разные переводы анонимного «Хронографа» XIV в. (переводы Г.В. Цулая и И. Зегеешвили). Они сообщают об участии «дурдзуков»1 в военном альянсе с аланами и другими горцами региона в обороне Тбилиси (1226-1227 гг.) от вторжения Хорезмшаха Джалал-ад-Дина; о миссионерстве в горах Восточного Придарьялья Пимена из г. Гареджи (Г.В. Цулая). «За исключением редких свидетельств, например, описания поездки католикоса Евфимия к кавказским горцам при Георгии V Блистательном (1318-1346 гг.), и вплоть до XVT -XVII вв., в грузинских хрониках почти никаких сведений о северокавказских горцах не встречается» (Е.И. Крупнов). В правление кахеганского царя Георгия I, сына Давида (1471-1492 гг.), сообщалось: «кахетинцы считают своими дзурдзуков, глигвов и кистин, а они не ведают об этом с того времени, как отпали» (В. Багратиони). Царевич Теймураз утверждал: «кистины, галгаи и дурдеуки прежде говорили на грузинском языке и были христиане» (С.И. Макалатия). Их дополняют армянские авторы - Гайтон, более известный как Гетум Патмич (С.М. Мирный; Л.Х. Тер-Мкртчян). Другие упоминают антимонгольскуго акцию горцев Придарьялья 12941295 гг. (K.II. Патканов). В подгруппе 2 - сведения арабских авторов - ан-Насави с комментариями Э.М. Буниятова. Источник дублируется сведениями грузинского «Хронографа». Европейские источники (подгруппа 3) - отрывки из русских летописей; сведения англичанина Р. Бэкона, на северокавказский контекст которых указал М.К. Джиосв, а затем Ф.Х. Гутнов. Интересны и отрывки из П. Карпгаш и Г. Рубрука об «аланах» Придарьялья, под которыми могли подразумевать и другие группы горского населения Восточного Придарьялья (Е.И. Нарожный). Особую важность приобретают сведения католического «брата Журдена», хотя речь в них идет о «Каспийских горах» близ Дербента (С.М. Свет).

Группа 2 - источники фольклорно-этнографические, вспомогательные по значению; опубликованы в работах Ч. Ахриева, Г.Л. Вертепова, ЯН. Загурского, Н. Горбовского, Е. Максимова, Е. Роситпсова и др.; впоследствии были систематизированы фольклористом И. А. Дахкильговым. Интересен цикл легенд и сюжетов о «борьбе с монголо-татарами», о взаимоотношениях с Грузией и аланами-осетинами, о среднеазиатском эмире Тимуре. Этнографические материалы собраны проф. Л.П. Семеновым. С ними связаны источники топонимические (rpyima 3), систематизированные Л.Сулеймановым. Самостоятельная группа (группа 4) - источники эпиграфические; это «строительные» надписи и грузиноязычные надписи на керамической и деревянной посуде, определенные как «местные имена».2 Предполагалась и возможность восприятия надписей как доказательства попыток создания местной письменности на основе грузинского алфавита (P.A. Даутова).

Группа 5 - нумизматические источники - монетные материалы из погребальных комплексов высокогорной Ингушетии. По месту чеканки они подразделены на условные подгруппы -монеты грузинские, монгольские (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный, E.I. Narozhny and F.B. Naroznay), хулагуидо-грузинские, хулагуидские, золотоордынские (В.Б. Виноградов, P.A. Даутова, Э.В. Ргвеладзе, Е.И. Нарожный) и европейские (единичные монеты Венеции, Генуи, Болгарии, чешская монета Вацлава IV и др.) (Е.И.Нарожный, Ф.Б. Нарожная). Почти все они уже опубликованы, хотя исторический контекст их нуждается в дальнейшем осмыслении.

6 группа - археологические источники, рассматриваемые как совокупность общеисторических материалов, отражающих различные формы прижизненного бытия XIII-XV вв. Это информация

1 Е.И. Крупнов считал, что впервые «дзурдзуки» и «глигви» упоминаются в грузинских хрониках с XI в. (Леонтий Мровели) до XVIII века. В известном своде грузинских летописей «Карглис Цховреба» указывается, что предком дзурдауков» был «Кавкасос».

2 «Заключение» специалистов Центра археологических исследований Грузинской Академии наук (г. Тбилиси) от 22 июля 1989 года: «Заключение» отдела эпиграфики Государственного Музея Грузии (г. Тбилиси) от 20.09.1989 года. Признателен д.и.н. Е.И. Нарожному, обратившему внимание на данные архивные докуменгы, хранящиеся в архиве Центра археологических исследований АГПА.

о разнотипных погребальных комплексах Келийского, Шуанского, Эгикальского и др. могильников. Материал - хороший «политоп» для любых сопоставлений общеисторического характера, беспрецедентно расширяющий источниковую базу. Во втором параграфе первой главы рассматриваются «Основные этапы нсгорико-археологических исследовании в Ингушетии» и их главные итоги. Историографический опыт предшественников (Е.И. Крупнов. В.Б. Виноградов и В.И. Марковин, М.Б. Мужухоев, Д.Ю. Ч&хкиев, В.Б. Виноградов и Е.А. Асеева, P.M. Мунчасв, М.Х. Багаев, Х.М. Мамаев, У.Б. Гадиев и др.) историю зарождения научного интереса к изучаемой территории справедливо связывает с XVIIT в., обычно увязывая его с «акад. РАН» - И.А. Гюльдетитедтом (1770-1773 гг.), 11.С. Палласом (1793 и 1794 гг.), Г.Ю. Клапротом (1807-1808 гг.). Основываясь на периодизациях российско-кавказских взаимоотношений (В.Г. Шнайдер; В.Е. Науменко, Е.И. Нарожный), наиболее удачной является периодизация К.Ф. Данилова и построенная на ней рубрикация историографии истории Северного Кавказа (В.Е. 11ауменко, Е.И. Нарожный). Ее первый период мы определяем с 1740-х гг. до 1881 г., начало его связано с В.Н. Татищевым, организовавшим первые масштабные обследования региона, продолженные другими вплоть до выработки программных решений V-м Археологическим съездом в Тифлисе.

В.Н. Татищев (А. Пальмов; А. И. Юхт) организует обследование территории от правобережной Кубани на западе и до Сулака на востоке. Первая его «экспедиция» побывала на р. Куме (Н.Г. Волкова; Е.И. Нарожный), а затем в «Тартубе»-Татартупе (Придарьялье). Полученная информация отправляется в РАН (А.И. Юхг); некоторая ее часть окажется и в бумагах Екатерины II с ее автографом 1768 г. (В. Пыпин; J1.1I. Семенов; В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный). С.Г. Гмелин (первая пол. XVIII в.) среди обитателей золотоордынского города Маджара ошибочно называет «народ ингушоф (Inguschofen)». Публикуются первые сведения об архитектурных и культовых объектах в «долине р. Фортанги» и р. Ассы (A.C. Грибоедов). Свои работы проводят И.А. Гюльденштедт, П.С. Паллас и др. «В 1849 г. М.Ф. Броссе издаёт «Картлис цховреба»; переводится «История Армении» М. Хоренского (Мовсеса Хоренаци) (Н.Эмин). Начинаются раскопки курганов (1859 г.) близ сел. Базоркино, у Назрани и у далее (В.Б.Антонович), дав материалы от эпохи бронзы (Е.И. Крупнов) до позднего средневековья (Е.И. Крупнов и P.M. Мунчаев), включая отдельные захоронения кочевников-мусульман Золотой Орды (Е.И. Нарожный). Идентифицируются сведения Страбона с кавказскими этноре&чиями (Э. Эйхвальд, 1883 г.); активизируются археологические исследования курганов в других уголках Чечни и Ингушетии (P.A. Даутова). Но и они не затрагивали Горно-Ассинской котловины и имели свои недостатки (Е.И. Крупнов). Лишь V-й Археологический съезд 1881 г. в Тифлисе, как считают многие современные исследователи (Ю.А. Прокопенко, Е.И. Нарожный, Х.М. и Р.Х. Мамаевы, Е.А. Савеико, М.Е. Колесникова и др.), сыграет огромную организационную роль в изучении всего Кавказа, определив общий интерес к этому краю как в нашей стране, так и за границей.

Второй этап изучения региона - с 1881 по 1920-е гг. Эго описания А.П. Ипполигова. В Терскую область (1886 г.) направлена экспедиция МАО, во главе с проф. В.Ф. Миллером (A.A. Туаллагов), достигнув верховьев рек Леса, Сунжа и Терек, се результаты отражены в отдельной главе 1-го выпуска МЛКа (В.Ф. Миллер). Некоторые его выводы были оценены и критически (В.А. Городцов). Однако В.Ф. Миллер - один ш первых отечественных специалистов, произведший работы в высокогорье Ингушетии (В.Б. Виноградов, В.И. марковин).

С 1886 г. отметим деятельность одного из «пионеров местного краеведения» - преподавателя Владикавказского реального училища В.И. Долбежева, работавшего и в горной Ингушетии. В 1900 г. выходит 8-й выпуск МАКа (П.С. Уварова). Секретарь Терского областного статистического комитета Г.В. Вертепов (1900 и 1901 гг.) составляет небольшие историко-этнографические работы о чеченцах и ингушах общего характера. В Тифлисе, Владикавказе и Ставрополе издаются серийные сборники - «ССКГ», «CMOMIIK», «Терский сборник»,

«Сборник сведений о Терской области», «Кавказский ...» и «Терский календари» и др. историко-статистические, этнографические издания. В них, что естественно, доминировал интерес к ингушам XIX в., однако и здесь (Г.А. Вертепов; Л.Н. Загурский; H.H. Дубровин; Ч. Ахриев; Н. Грибовский; Е. Максимов; Е. Россикова и др.) было немало интересного и прямо касающегося изучаемой проблематики. Н.Ф. Яковлев но итогам двух поездок в Ингушетию гадает научно-популярный этнографический очерк об шпунтах. Появляются и другие исследования описательного характера

Третий этап в изучении: 1920 - 1940-е гг. С организацией НИИ истории, языка и литературы Ингушетии (1926 г.), объединенным затем с Чеченским НИИ (1934 г.), изучение прошлого Чечено-Ингушетии было поставлено на более широкую основу. Возобновление историко-этнографических и археологических изысканий в Ингушетии связано с проф. Л.П. Семеновым (В.Б. Виноградов, В.И. Марковин) и архитектором И.П. Щеблыкиным, в 1925-1932 гг. проведших несколько археолого-этнографических экспедиций. Разыскания Л.П. Семенова, охватившие обширный круг разновременных памятников, носили разведывательный характер. В 1920-1921 гг. и вплоть до Великой Отечественной войны на территории Ингушетии и соседней Северной Осетии была развернута планомерная экспедиционная работа. В ней, вместе с Л.П. Семеновым, работали И.П. Щеблыкин и Х.Б. Ахриев. Особое внимание уделялось изучению бытовых памятников средневекового периода, записям легенд и преданий. Благодаря Л.П. Семенову, средневековые памятники здесь оказались гораздо лучше изученными, чем в других пунктах Северного Кавказа (А.П. Круглов; Е.И. Крупное и др.). Итоги работ участниками описаны подробно (Л.П. Семенов; И.1 Г Щеблыкин), получив высокую оценку в научной печати тех лет. Высоко оцениваются они и сегодня. (У.Б. Г'адиев).

С 1930-х гг. начинаются полевые исследования экспедиции под руководством Е.И. Крупнова, чаегь результатов которой были опубликованы в многочисленных работах по истории Ингушетии с древнейших времен до XVIII в. Публикуются легенды (Х.Д. Ошаев), связанные с объектами местной архитектуры. В Чечено-Ингушетии работали экспедиции под руководством археологов из ГАИМК (Х.М. Мамаев). Зарождается тесное сотрудничество местных научно-исследовательских учреждений со столичными археологическими силами (В.Б. Виноградов, В.И. Марковин).

Великая Отечественная война прерывает процесс историко-археологических исследований в связи с ликвидацией нескольких северокавказских республик и депортацией населения в Среднюю Азию и Казахстан. Этот временной отрезок следует выделить в отдельный, четвертый этап: с 1943 но конец 1950-х гг. (от ликвидации республики до сс восстановления). В это время территория включается в Грозненскую область; были утрачены и некоторые архитектурные и погребальные объекты горной Ингушетии эпохи средневековья (М.А. Азиев, В.И. Марковин, ДЮ. Чахкиев;, В.А. Шнирельман). Эпизодические работы все же проводились на территории области (Джейраховское ущелье) (Л.П. Семенов). В 1945 г. в бассейне Сунжи работает Т.М.Минаева, директор Грозненского краеведческого музея Н.И. Штанько и М.П. Севостьянов. «Хрущевскую отгепель» открывает начато нового, пятого этапа в исследовании Ингушетии - 1958 - начало 1990-х гг. Происходит восстановление Чечено-Ингушской республики и се научно-исследовательской, музейной, библиотечной и образовательной инфраструктуры, учреждений. Передается республике книжный фонд, распределенный между библиотекой им. А.П. Чехова и ЧИГПИ. позднее - ЧИТУ им. Л.Н. Толстого (И.Ю. Алироев, М.И. Павлов). Возрождается деятельность СКАЭ (с 1958 г.) под руководством Е.И. Крупнова, работавшей сначала от ГИМа, а затем от ИА АН СССР, которая ((всегда действовала в контакте с местными научно-исследовательскими институтами и музеями и по существу являлась объединенной экспедицией ИА АН СССР и местных учреждений. Свои палевые изыскания экспедиция проводила по разработанной программе, охватывающей широкую проблематику от задачи выяснения времени и условий первого

заселения края человеком и кончая вопросами этногенеза и формирования культуры современного коренного населения от палеолита до позднего средневековья» (Е.И. Крупнов). СКАЭ работала отрядами во главе с P.M. Мунчаевым, В.И. Марковиным, Н.Я. Мерпертом, В.Б. Виноградовым, В.Л. Кузнецовым, В.И. Козенковой, О.В. Милорадович и др. Были подготовлены местные научные кадры - к.и.н. С.Ц Умаров, д.и.н., проф. М.Х. Багаев, М.Х. Ошаев, к.и.н. Т.Б. Тургиев, ди.н., проф. М.Б. Мужухоев и др. Издаются «Древности Чечено-Ингушетии», затем 1-й том «Очерков истории ЧИАССР».

Однако средневековая история и культура этого микрорегиона продолжала оставаться слабоизученной (Е.И.Крупнов). В 1971 году выходит фундаментальная посмертная монография Е.И.Крупнова «Средневековая Ингушетия» под редакцией Р.М.Мунчаева, сгав событием в культурной и научной жизни не только Ингушетии, сохраняя свою актуальность и сегодня. Кандидатская диссертация М.Б. Мужухоева, была издана монографией. Публикуются комментарии к историческим преданиям о времени и у словиях строительства боевых башен (В.Б. Виноградов). Наряд,' с ЧИНИИ активно и плодотворно работает кафедра всеобщей истории (впоследствии, истории народов Северного Кавказа) ЧИ1"У им. JI.H. Толстого под руководством проф. В.Б. Виноградова. В 1970-1980-х it. в Ингушетии проводят свои работы В.Б. Виноградов и М.Х. Багаев, М.Б. Мужухоев. Появляется (1978 г.) книга И.А. Дахкильгова об историческом фольклоре чеченцев и ингушей.

На этот же период приходится апогей историко-археологического изучения Чечни и Ингушетии. И.А. Сорокина подчеркивает: в Ингушетии работали различные археологические экспедиции из ИА АН СССР, ИИМКа, а также из ЧИНИИИ и ЧИГУ, ЧИНИИСФ, ежегодно издававшие тематические сборники научгтых статей с участием в них и сотрудников университета им. JI.H. Толстого. Аналогичная работа проводилась в ЧИГУ, в т.ч. защита серии кандидатских диссертаций по археологии, истории и этнографии населения Чечено-Ингушетии с эпохи древности до средневековья (В.А. Петренко, C.J1. Дударев, Х.М. Мамаев, H.H. Бараниченко (Великая), ДЮ. Чахкиев, Т.В. Нераденко, С.Н. Савенко). Активизируется экспедиционная деятельность (М.Б. Мужухоев, ДЮ. Чахкиев, P.A. Даутова и др.), впервые масштабно и полноценно (1982 г.) изучены склепы и каменноящичный могильник «Мохде» у сся. Шуан (P.A. Даутова, Х.М. Мамаев). Наметилась и очевидная полемика в оцеггке и игтгерпретации системы погребальной обрядности средневековых захоронений (М.Б. Мужухоев и ср.: В.Б. Виноградов, Х.М. Мамаев, H.H. Бараниченко). Особо укажем на проблемную статью о «генезисе с]>еодализма» (В.Б.Виноградов) у народов Северного Кавказа, ныне получившую дополнительную актуальность в монографиях Ф.Х. Гутнова

Наиболее важными «качались работы 1987-1988 гт. во время проведения комплексных мероприятий в зоне строительства КГТЖД Их результаты отчасти представлены в публикациях М.Б. Мужухоева, Х.М. Мамаева и ДЮ. Чахкиева. Масштабттыс исследоваггая здесь были проведены археологической лабораторией ЧИГУ им. JI.H. Толстого (В.Б.Виноградов, НИ. Нарожный, C.II. Савенко. Б.М. Хашегульгов, В.Л. Росгунов; В.Е. Нарожный и Е.И. Нарожный). Охранно-спасательные археологические исследования выявили 450 каменных ящиков, грунтовых ям и склепов, содержавших останки более I тысячи погребенных (В.Е. Нарожный). Е.И. Крупнов и М.Б. Мужухоев опирачись на значительно меньший исгочниковый материал ХПТ-XV вв. Исследования дали веские основания и для совершенно иной трактовки истории населения высокогорной Ингушетии и его взаимоотношеггий с окружагогцим миром (Е.И. Нарожггьгй). Раскопочные материалы тех лет по объективным причинам пока опубликованы частично (Е.И. Нарожный; В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный; B.Ii. Нарожный. Е.И. Нарожный, Х.М. Мамаев, ДЮ. Чахкиев, P.A. Даутова)/

Современный этан историографического наследия ограничивается периодом с 1990 по начало 2014 гг. Его содержатше и итоги в ностперестроечное время - коренные изменеггия в нашей стране и в исторической науке. Появляется солидная серия «исторических исследований

сенсационного» содержания, уже получивших критическую оценку (В.А. Кузнецов, ИМ. Чеченов, A.A. Туаллагов, М.С. Гаджиев), что избавляет от необходимости повторяться. После окончания первой «чеченской военной кампании» и разделения Чечено-Ингушетии Республика Ингушетия сгала самостоятельным субъектом РФ, вызвав потребность в создании всей научно-исследовательской, музейной и образовательной инфраструктур и учреждений, включая Ингушский госуниверситет и НИИ гуманитарных исследований с регулярным изданием «Научного вестника ИГУ» и сборников НИИ, хотя и с немногочисленными публикациями по истории ингушей периода XIJI-XV вв. Проведены «Ахриевские чтения» памяти ингушского просветителя Ч. Ахриева посвященные актуальным проблемам истории, этнографии и языкознания Ингушетии. Состоялись и другие республиканские научно-практические конференции, вышли небольшие по объему сборники научных трудов - «Новое в археологии и этнографии Ингушетии» и «Вопросы истории Ингушетии». Но и в ггих интересующая нас проблематика представлена отдельными статьями (М.Б. Мужухоев; Д.Ю. Чахкиев; И.Г. Алмазов, З.М. Дегиева, Д.Ю. Чахкиев, Н.Д Кодеоев). Важным шагом стало учреждение Ишушского «Археологического центра», издавшего несколько своих «Вестников ...». В одном из них - статья У.Б. Гадиева по актуальным проблемам этнической истории средневековых ингушей, где взвешенно определяются проблемы истории взаимоотношения средневековых аланов и предков ингушей, представлена сводка алаггских погребальных комплексов из высокогорья Игпушетии. Факт эпигенетических отношений ингушей и аланов сегодня ни у кого не вызывает сомнений, присутствуют лишь различия в оценке последствий этих взаимоотношений. Обратим внимание и на два тома в серии «Древностей горной Ингушетии» (Д.Ю. Чахкиев), получивших положительные отклики (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожггый; В.Е. Нарожньгй). Особое значение имело проведение (апрель 2010 г.) международных XXVI «Крушювских чтений» в селеггии Армхи3 (В.F.. Нарожный).

Изучение средневековой Ингушетии проводилось и специалистами из Краснодарского края (В.Б. Виноградов; В.Е. Нарожньгй, Е.И. Нарожньгй). Была расширена историография археологического изучения Чечни и Ингушетии за 1960-1980-е гт. (В.Б. Виноградов, Е.А. Асеева); опубликован пласт работ, построенных на материалах Келийского и Шуанского могильников; введены в научтгый оборот отдельные образцы защитного и наступательного вооружения (Е.И. Нарожньгй; Д.Ю. Чахкиев; A.B. Салъггиков), предметы мелкой христианской пластики (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожньгй), находки инструментария (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожггый, Д.Ю. Чахкиев), образцы керамики и деревянной посуда (Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко), разнотипные украшеггия и предметы повседневного обихода. (Е.И. Нарожньгй, М.П. Подгорный, Х.М. Мамаев, Е.В. Жилина), ггумизматические находки, рассматривалась специфика погребальных обрядов населения высокогорной Ингушетии в XIII-XV вв. (Виноградов В.Б. и Е.И. Нарожньгй; Е.И. Нарожньгй и Ф.Б. Нарожггая), исследовались факты участия в процессе формирования игггушей XIII-XIV вв. не только средневековых аланов (М.М.Герасимова; В.Е. Нарожггый, Е.И. Нарожггый; Е.В. Муравенко), но и выходцев из Грузии (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), равнинных порок и иных этнокультурных групп (В.Е. Нарожггый, Е.И. Нарожньгй). В.Б. Виноградов и Е.И. Нарожггьгй указали на основтгьге налравлетгия наиболее активных евразийских контактов XIII-XV вв.. в систему которых население горной Ингушетии было втянуто. Рассматривались связи горцев с равнинным населением и, прежде всего, с населением округа города Верхний Джулат (Дедяков-Татартуп) (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожньгй и др.). Недавняя публикация «Истории Ингушетии», к

3 Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. (Магас. 26-30 апреля 2010 г.). Тезисы докладов международной научной конференции. Магас, 2010.

сожалению, кардинальных изменений в понимании интересующей нас проблемы не принесла, к тому же вызвав критические отзывы.4

Во второй главе диссертации: «Некоторые аспекты этнополнтнческой истории ингушей XII 1-ХV вв.» анализируются различные аспекты этнополитической истории средневековых ингушей, дополняющих выводы предшественников. Глава разделена на два параграфа Первый параграф: «Об участии ингушей в политических событиях ХШ-Х1У вв.».

Еще М. Броссе полагал, что «дурдзуки (дзурдзуки)» закавказских письменных источников -предки ингушей, которых упоминают среди участников похода полководца царицы Тамар Иванэ Мхаргрдзели (Долгорукий или Долгоплечий), для подавления крупного восстания пховцев (пшавов и хевсур) и дидойцев (1212 г.). Источник сообщает: к началу XIII в. дурдзуки находились в орбите взаимоотношений с соседней Грузией, хотя нам неизвестны условия их участия в данном походе: было это в силу своей зависимости, или на союзнических условиях, либо же по «найму», т.е. за плату. «Хронограф», повествуя о вторжении Джалал-ад-Дина в Грузию, сообщает: царица Русудан (1226 г.) обращается за помощью к ссверокавказским аланам, дурдзукам и к другим горцам тех мест, «отверзла Врата Дарьяльские» и впустила (в Грузию - В.Н) всех союзников (Г.В, Цулая). Захват Джалал-ад-Дином Тбилиси (ан-Насави; Э.М. Буниятов), а затем грузинской казны, перечеканка им захваченных монет от своего имени, вынуждают Русудан осуществить в 1227 г. и свою эмиссию, «рассчитавшись» этими деньгами со своими северокавказскими союзниками (И. Л. Джапагания; Е.И. Нарожный). Часть этих монет впоследствии оказывается в захоронениях Келийского могильника и в «пещерных» захоронениях Дзивгиса (Северная Осетия) (В.Х. Гменов; В.Б. Виноградов; Е.И. Нарожный;А.А. 11уциев).

В конце 1230-х ]т. Придарьялье оказывается в системе формирующегося Улуса Джучи (Золотой Орды), где ее власть была опосредована аланской аристократической верхушкой (Г.В. Цулая); горная зона в состав Золотой Орды не вошла В Придарьялье складывается ашзюрдынский военный альянс, подпитываемый Хулагуцдами Ирана и вассальной от них Грузией (Г.В. Цулая; М.К. Джиоев; В.Б. Виноградов, С.А. Голованова; Е.И. Нарожный). В орбите альянса оказывается и горная Ингушетия. Косвенно подтверждают это монетные находки отсюда - грузинские монеты Русудан, сменяющиеся чеканами в Тифлисе медных моттэльскочрузинских монет Менту-каана (В.Б. Виноградов, В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев). Эти эмиссии сменяют монеты грузино-хулагуидские (Аргун-хана) и серии хулагуидских монет Тебриза (Ф.Б. Нарожная). В горной зоне региона монетные находки не являлись платежным средством (В.Б. Виноградов), возможно, они являлись частью «платы» за службу или же были «трофеями». Монеты попадати из Грузии или же через Грузию. В 1260-е гг. грузинский царь «набрал отряд» (в другой версии - «армию») из горцев Придарьялья для противостояния Золотой Орде. По Г. Рубруку, аланы (горцы вообще — В.Н.) в тех горах все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, между владениями Сартаха ¡панами и Железными Воротами. По «Хронографу», в 1262 г. из Придарьялья в Грузию уходит аланка Лимачав вместе с малолетними сыновьями-«царевичами» -Бакатаром и Пареджаном. Однако обстановка здесь не меняется вплоть до известных событий 1277-1278 гг. у «славного ясского города Дедякова». Можно предполагать, что азаны округи Дедякова опирались на широкий круг союзников, включая и других горцев региона (Е.И. Нарожный).

Русско-ордынский поход на Дедяков - упреждающая акция, направленная ¡1а срыв выступление Ильханов Ирана и их союзников против Золотой Орды. Рашид-ад-Дин сообщал о походе Хулагуидов во главе с «сахиб-диваном Шамс-ад-Дином Джувейни» для утверждения своего контроля «над Дербентом, Лезгистаном и горой Эльбруса». Снланироватпплй на 1278 г.

4 Нухаджиев НС., Х.С Умхасв ХС. В поисках национальной идентичности- Грозный. 2012. С. 3-120 и сл.

поход Хулагуидов, являлся крупной антиордынской акцией, которую Менгу-Тимур упредил (Е.И. Нарожный и ср.: В.А. Кузнецов). В антиордынской коалиции с аланами Придарьялья участие могли принять и дурдзуки, подтверждением чему могут служить находки наконечников стрел оригинального типа, характерных для территории Руси (А.Ф. Медведев, А.Н. Кирпичников). Происходят они из окрестностей Верхнего Джулата, Келийского и Шуанского могильников. Определяя причины, время и условия их появления в Придарьялье, заманчиво увязывать с комплексом вооружения русских дружинников, осаждавших Дедяков, затем привнесенных и в горы Ингушетии. К середине 1290-х гг. в Придарьялье была лишь «стража татарская», но «грузинский царь» вместе с горнами микрорегиона ее изгоняет. Вероятно, что и в этой военной акции дурдауки принимали непосредственное участие.

В начале XIV в. Узбек-хан начинает строительство города Верхний Джулат, фактически отрезавшего горцам выход на золотоордынскую равнину.

Нумизматический материал начала XIV в., по-прежнему указывает на сохранение ориентации горцев Ингушетии на Закавказье, хотя постепенно начинают доминировать монеты золотоордынскис, распространение которых здесь нередко рассматривают только как «военные трофеи» (В.Б.Виноградов), ставшие затем украшениями либо оберегами (P.A. Даутова; В.Б. Виноградов; Е.И. Нарожный и Ф.Б. Нарожная). Можно предполагать: наличие таких монет -свидетельство активизации отношений горцев с равнинно-предгорной зоной Золотой Орды, чему созвучен и тезис Е.И. Круппова, основную массу керамики Интушетии «выводившего» из Золотой Орды, из Верхнего Джулата, вверх по р. Армхи (Е.И. Нарожный; Е.В.Муравенко) и вверх по р. Ассс (Е.И. Нарожный). Такая же продукция имеет и явно закавказское происхождение - из Жинвали (В.А.Джорбенадзе; Х.М.Мамаев; Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко), но на их фоне доминируют местные образцы керамики, в т.ч. и апанского генезиса (Е.В.Муравенко). На контакты с золотоордынской равниной указывает и часть предметов вооружения (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный; М.В. Горелик), с признаками централыюазиаггекого («монгольского») происхождения. Есть и аланские образцы (Е.И Нарожный). Единственный шлем в виде кольчужной сетки (М.Б. Мужухоев); этот тип шлемов характерен для кочевнических захоронений Северо-Восточного Причерноморья (A.B. Дмитриев; Е.А. Армарчук и A.A. Малышев).

Серия сабель со следами их преднамеренно поломаны, что связывают с «обрядом порчи оружия» (Д.Ю. Чахкиев), хота подобная «порча» традиционна для Ссверо-Восгочного Причерноморья (A.B. Пьянков; Е.А. Армарчук, A.A. Малышев и др.). Бронзовые нагрудные бляхи (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), как и на «половецких» каменных скульптурах (С.А. Плетнева). Их распространение в горах Ингушетии М.В. Горелик связывает с притоком сюда половцев. Однако наличие блях в раннем средневековье связывается с тюркоязычными кочевниками Кавминвод (В.А. Кузнецов, P.P. Рудницкий) и Восточного Причерноморья (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), что становится еще одним поводом для увязки таких находок с привнесениями из Причерноморья. Показательна и часть уже опубликованных (Д.Ю.Чахкиев; В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, ДЮ. Чахкиев) предметов быта и инструментария горной Ингушетии, имеющих золотоордынскис аналогии (В.Е. Нарожный), которые «воеттыми трофеями» считать сложно. Выразительна коллекция разнотипных украшений - серы-и и подвески в виде «знака вопроса» (Е.И.Нарожный, M.I Г. Подгорный; Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный), перстни и кольца, особенно с эпиграфическим (арабоязычным) орнаментом, разнотипные бусы и пр. (Е.И.Нарожный, Ф.Б.Рахимкулова; Е.И.Нарожный: Е.В.Жилина). Видеть и в них только «трофеи», неправомерно (Е.В. Жилина). Возможно - это следствие прямых либо же опосредованных торгово-обменных связей горцев с золотоордынской равниной (Е.В.Жилина) и с соседней Грузией. Незначительная их часть - привнесения с миграциями населения из Северо-Восточного Причерноморья.

Второй параграф главы: «Основные этнокомпоненты в этногенезе средневековых ингушей» посвящен изучению основных этнокультурных групп населения, периодически «вливавшихся» в среду средневековых ингушей. Отдельные аспекты проблемы рассматривались JI.II. Семеновым, Е.И. Крупновым, В.1'1. Алексеевым, М.Б. Мужухоевым, В.Б. Виноградовым и др., акцентировавшими внимание на участии в процессе лишь северокавказских аланов (обзор см.: У.Б. Гадиев). Процесс документировали раннесредневековые катакомбы Джейраховского ущелья (Л.П. Семенов, Е.И. Крупнов, М.Б. Мужухоев, В.Б. Виноградов, Х.М.Мамаев, М.Х. Багаев, Д.Ю. Чахкиев и др.). Их исчезновение объясняют различно: ассимиляцией, постепенным смешением населения или продвижениями вглубь горных ущелий, «растворением» аланов в местной этнической среде и пр., констатируя соответствующие изменения в погребальном обряде (смена захоронений в катакомбах на погребения в каменных ящиках).

Новые артефакты из Келийского могильника иллюстрируют не только процессы консолидации населения внутри горского общества, но и заметное проявление различных черт разных погребальных традиций, несмотря на определенную нивелировку изначально разных погребальных обрядов. К тому же, на мЗйилышках сосуществуют полуподземные склепы, каменные ящики, грунтовые ямы. Рядом - «скальные» захоронения, которые позволительно рассматривать как памятники «новых» этнических групп, наряду с придарьяльскими аланами, оказавшимися здесь уже с середины XIII в. (?). Бросается в глаза и коллективный характер погребений (от 2 до 6 человек) в грунтовых ямах и в части каменных ящиков (Е.И. Нарожный; С.Н. Савенко), наводя на мысль о параллели с захоронениями в катакомбах, предназначавшихся, как считается, для погребения «одной семьи» из 2-4 человек (Д.С. Коробов). Этнокультурное смешение предков ингушей с атанами подкрепляют фольклором ингушей (И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев) и исследованиями антропологов (В.Г1. Алексеева; М.М. Герасимовой).

Предпочтительны наблюдения, не исключающие доминирующей роли местного населения в ассимиляции аланов в Джейраховском ущелье и Горно-Ассинской котловине. Его потомки полностью переходят к погребениям в каменных ящиках, некоторое время сохраняя не только коллективный характер погребений, но и другие черты, например, использование жернова в «конструкции» ящика и пр. Аланские традиций отражает и погребальный инвентарь, использовавшийся на протяжении существования Келийского могильника - керамика (Е.В. Муравенко), амулеты, копоупжи, поясные накладки и пр.; заметен процент сабель, оформление и декор которых повторяет оформление сабель из раннесредневековото Змейского катакомбного могильника (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Фиксируются и следы присутствия в горах представителей закавказского этноко.мпонента. Речь идет об эзиогенетических связях, прослеживающихся еще с древности (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов), хотя спорной является версия о «присоединении» в XIV в. Придарьялъя (часть Осетии и Ингушетии) к Грузии (Ц.М. Гваберидае). как и мнение, ставящее в прямую зависимость «монголо-татарское» нашествие и начало «набегов горцев» региона на Грузию (Ю.М. Сихарулидзе). Дискуссионным выглядит и тезис о прямом подчинении всей средневековой истории горцев Восточного Придарьялья «политической» и этнокультурной «воле» Грузии (Л.Ю. Маргошвили). Участие дурдзуков в политических акциях Грузии предполагает самый разный характер связей и отношений между населением регионов, включая и миграционные процессы. Подтверждают это и находки местной керамической и деревянной посуда с грузиноязычными надписями. Они - еще один аргумент в пользу присутствия здесь выходцев из Грузии. Схожую ситуацию демонстрируют и известные материалы из Аварии (Дагестан) (Т.Е. Гудава; Г.Г. Гамбашидзе, М.С. Гаджиев и др.), а также и часть ингушского фольклора (И.А. Дахкильгов). Справедливо речь ведется о прямых контактах предков ингушей с населением округи средневекового грузинского г. Жинвали (Х.М. Мамаев; В.А. Джорбеналзе, Е.И. Нарожный; Е.В. Муравенко).

Рассматривается и присутствие в горах представителей кочевого населения - «половцев» по М.В. Горелику, хотя отождествление спорно (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Нахождение в Осетии и Ингушетии «пещерных» («скальных») захоронений (Л.П. Семенов; В.Л. Кузнецов; P.A. Даутова; В.Х. Тменов; Е.И. Нарожный и др.), как и «катакомбы» у сел. Ушкалой в Чечне (М.Х. Багаев; P.A. Даутова, Х.М. Мамаев), обычно связывают с оттоком аланов в горы региона (В.А. Кузнецов; В.Б. Виноградов и др.). Ареал распространения подобных некрополей от Верхней Кубани-Кавминвод (Д.С. Коробов) до границ Чечни и Дагестана (P.A. Даутова) и датировка периодом от раннего средневековья и золотоордынским временем (В.И. Марковин; Е.И. Нарожный), вплоть до XVIII в. (Л.П. Семенов; P.A. Даутова; Е.И. Нарожный), вступают в прямое противоречие с традиционными объяснениями. Раннесредневековый ареал их бытования ныне калькируют на ареал распространения «борганской» топонимии (Е.И. Нарожный). Тюркоязычных «борганов» - «кочующие, перемещающиеся, передвигающиеся» во времени и в пространств (Л.И. -Лавров; В.Б. Виноградов), .ныне идентифицируют и с «бродячими» Подонья и Приазовья (Е.И. Нарожный). Миграции «борганов» с запада на восток региона документируется топонимикой долины Сунжи (М.М. Базоркин; A.A. Сулейманов; В.Б. Виноградов), в грузинской традиции называемой р. «Борагнис-Цкали», т.е. «Борганской рекой» (В.Б. Виноградов). На ее берегу в начале XV в. появится мавзолей Борга-Каш («могила Боргана или борганов»); а у слияния Сунжи и Терека (XVI в.) возникает «Брагунская деревня» (совр. Ьрагуны) (В.Н. Татищев; Л.П. Семенов; Л.И. Лавров; В.Б. Виноградов). В Придарьялье «борганы» осваивают не только предгорно-равниннуто зону, частично проникая и в горы, привнеся туда «скальный» обряд захоронений, а также «обряд порчи» оружия и пр. Смешение их с местным населением, возможно, стало основой формирования более поздней этнокультурной общности «карабулаков» (Е.И. Нарожный). Помимо Северного Кавказа «скалыгики» известны в горном Крыму, в Кузнецкой котловине и в Сибири, где они связываются с тюрками.

Находки русских предметов мелкой христианской пластики XII-X1V вв. (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный, С.А. Голованова; Е.И. Нарожный; Д.Ю. Чахкиев), разделены на условные группы — нательные крестики, энколпионы, наперсные кресты, змеевики и т.д., с определенной социальной стратиграфией. По аналогиям и по месту изготовления, они из Киева (Е.И. Нарожный), Новгорода (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный) и других мест средневековой Руси. Их владельцы попадали в горы через Верхний Джулат. Показательны на этот счет описания убийства М.Я. Тверского в ставке Узбека, на р. Ачалуки - «р. Горесть», хотя существуют и другие версии на этот счет (В.А. Кучкин; В.А. Кузнецов; Г.И. Кусов), вблизи Дарьяла (ПСРЛ; В.А. Кучкин; В.Б. Виноградов). Окружение князя предлагало ему «бежать в горы», т.е., в горы Придарьялья и Горно-Ассинской котловины (ПСРЛ; Т.В. Николаева; В.Б. Виноградов). Отказ М.Я. Тверского, приведший к драматической развязке, вовсе не означает, что подобной возможностью не могли воспользоваться другие русские, находившиеся в золотоордынских владениях в Придарьялье или в Верхнем Джулате. Сведения вполне могут объяснять характер и условия появления в Придарьялье предметов русской христианской пластики вместе с их первоначальными владельцами.

Третья глава диссертации: «Профессиональная» специализация горского общества и конфессиональная ситуации в нем (по материалам Кслийского и Шуанского некрополей XIII-IV вв.)» разделена на параграфы. Первый из них: «О социальной дифференциации в горском обществе». Исходя из общей статистики погребенных (более 1 тыс. человек) (В.Е. Нарожный). любопытной становится попытка анализа внутренней структуры горского общества. Мы учитываем и доступные материалы с других объектов Ингушетии - Паметского могильника VITI-JX вв. в Джсйраховском ущелье (В.И. Долбежев; В.Ф. Миллер: Л.П. Семенов; Е.И. Крупное; H.H. Бараштаенко), где были изучены две ралнесредневековые катакомбы и 4 каменных ящика с монетами XIV в. (Д.10. Чахкиев). Каменноящичные могильники XIII-XIV вв.

есть на Шуанском некрополе (Л.П. Семенов; P.A. Даутова); на Бипгтском перевале (М.Б. Мужухоев; Д.Ю. Чахкиев). Ингушский фольклор, обычно их связывает их с местами «сторожевых постов» (Д.Ю. Чахкиев). В центральной части Келийского могильника находился крупный каменный крест (Е.И. Нарожный; М.А. Азиев, В.И. Марковин, Д.Ю. Чахкиев). Келииские материалы позволяют рассматривать их как следствие «демографического взрыва», обусловленного, по-видимому, не столько внешними миграциями, сколько процессами внутренней консолидацией мелких обществ.

Почти нет сведений о характере поселений и особенностях домостроительства горцев этого периода (Л.П. Семенов; Е.И. Крупное; М.Б. Мужухоев; В.Г1. Кобычев; З.А. Мадаева и др.). Есть лишь сведения о т.н. «циклопических постройках» у сел. Карг, Биигг и Дошхакле -многокамерных строениях, сложенных всухую из крупных каменных блоков, на наш взгляд, неверно относимых к эпохе бронзы (М.Б.Мужухоев, Р.Бекбузаров). Такие же строения есть и у Келийского могильника Обследование двух из них дала керамический материал XTO-XIV вв., синхронный керамике Келийского могильника (Е.И. Нарожный). Многокамерные, вероятно, жилые строения содержат внутренние помещения малой площади с каменными «лежанками» вдоль стен (как и в полуподземных склепах). Постройки, вероятно, рассчитаны на несколько семей, что заставляет обращать внимание и на наличие «семейных участков» на Келийском могильнике (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный).. На перечисленных могильниках (Шуан, Бишт и Кели) есть и полуподземные склепы, судя по монетным находкам, синхронные каменным ящикам. Подсчеты численности погребенных в склепах Шуана (1982 г.) и Кели-( 1987-1988 гг.) определяет такое количество в размахе от 2 до 35-58,68-76 и более 100 человек (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Статистика позволяет воспринимать такие склепы, как семейно-родовые усыпальницы для погребений родственников одной или нескольких семей, составлявших род. Грунтовые захоронения из Кели содержали останки коллективных, нередко неполных захоронений, располагавшихся на перекрытиях ниже находившихся каменных ящиков (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный), вне анатомического порядка Установлены доказательства их выноса из склепов и перезахоронениями на территории могильника Процессы, вероятно, обусловлены конкретными причинами, возникавшими внутри родоплеменной структуры, постепенно теряющей свой прежний общественный статус и структуру. На Шуане, выявлены каменные ящики (Л.П. Семенов; P.A. Даутова), а также «около 250-ти» (.P.A. Даутова Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) или даже «более 500-т» полуподземных склепов (ДЮ. Чахкиев, Е.И. Нарожный). В склепах Шуана отмечено от 2-6 человек (Е.И. Нарожный ДЮ. Чахкиев) до 50-ти и более 100 погребенных. Позволительно приблизительно рассчитывать вероятное количество населения, обитавшего здесь в XIII, XIV и в XV вв. и констатировать процесс постепенного перехода уже в XIII,-XTV вв. от индивидуальных каменных ящиков к захоронениям в коллективных склепах, отражая процессы возвышении отдельных родов и их ведущей роли в жизни горского общества Учитывая механизмы и специфику «феодализации» горцев в оценках Л.П. Семенова, Е.И. Крупнова М.Б. Мужухоева и др., В.Б. Виноградов предложил наиболее стройную и по этой причине предпочтительную картину данного процесса на фоне т.н. особого «горского феодализма».5

В оценках социальной структуры горцев, давно указано «воинское сословие», наличия в нем «конницы» и др., специализированных «подразделений» (ДЮ. Чахкиев). Однако использование данных дефиниций спорно: в погребениях Кели и Шуана находки конского снаряжения единичны (распределителями для ремней узды и лишь один фрагмент подножки стремени). На позднейших литографиях ингушских «бяччи»-военных предводителей XV1II-XIX вв. (Е. Студенецкая; ДЮ. Чахкиев), они, так же пешие. С «бяччи» XIII-XIV вв. сопоставимы лишь 3-5 захоронений горцев с устойчивым набором воинского снаряжения (шлем, кольчуга; в 1 случае -

5 Детальный историографический обзор см.: Гутпан Ф X. Горский феодализм. ТЛ - Владикавказ. 2007, с. 5-37 и сл. Это избавляет нас от необходимости повторений.

пластинчатый доспех, сабля, наконечник копья и колчанный набор). Другие воинские захоронения сопровождались только шлемом, саблей, наконечником копья, колчанный набором. Другие варианты наборов - сабля, копье, колчанный набор, или же - только наконечник копья, колчанный набор, а также, только с набором наконечников стрел. Корреляция не позволяет вести речь о строгой и устойчивой воинской «специализации». Наряду с единичными тяжеловооруженными воинами, уверенно речь можно вести о захоронениях лишь «лучников» и «метателей копий». Захоронения только с «наконечниками стрел», вряд ли следует рассматривать как захоронения только «воинов», т.к. наборы стрел содержат и «охотничьи» типы. К тому же, абсолютное большинство погребений с оружием больше напоминает силы «ополчения».

Помимо охотничьих стрел, предназначенных для охоты на крупного и мелкого зверя, птиц, в отдельных захоронениях были подвески из зубов медведя, ручки ножей и сабель из рога серны и горного козла, тура, благородного оленя, а также, клыки дикого кабана. Трубчатые кости птиц были использованы в «перевязи» из тонких и ровно обрезанных косточек (от 10 особей).

Ремесла и домашние промыслы иллюстрируются другими артефактами. Развитие кузнечного (Зела документируют: следы грубого «ремонта» шлема и ножнен сабель (наварка и клепки). Есть всего одна литейная форма (неопубликованная) го захоронения «ювелира» (М.Б. Мужухоев). Железные молоточки (ДЮ. Чахкиев), аналогичные инвентарю «ювелиров» Волжской Болгарии. Местная продукция - серии бронзовых подвесок (копия с когти), украшения и предметы быта (Е.И. Крупное; М.Б. Мужухоев; Х.М. Мамаев и Е.И. Нарожный). Из местной среды были и ремесленники - «керамисты» (гончары), что подтверждает керамическая печь близ сел. Эгикал (В.Б. Виноградов, В.И. Марковин: Д.Ю. Чахкиев), утраченная при строительстве КПЖД. Выявлены 2 захоронения с предметами инструментария керамистов (Е.И. Нарожный, В.Е. Нарожный, ДЮ. Чахкиев). Ленная посуда и утварь - результаты «домашних промыслов». Изделия из кости и рога (домашних и диких животных) - продукция косторезов, ремесленников и домашних промыслов.

Деревообработка представлена остатками посуды и подражаниями, в т.ч. (P.A. Даутова, Х.М. Мамаев, Н.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев) металлическим чашам периода китайской династии Юань и фарфоровым изделиям чжурчженей Дальнего Востока (с Шайгинского городища-?) (Е.И. Нарожный). «Долото», инструметы для вырезания деревянных ковшиков и ложек, «стамески», железные клинья и пр. (В.Е. Нарожный) - находки из склепов. Производство шерсти, нитей и обработку кож подтверждают находки фрагментов кожаной обуви и многочисленные «пружинные» ножницы для стрижки овец, сопровождавшие захоронения «взрослых и, вероятно, замужних женщин» (Е.И, Нарожный), в них же присутствуют бронзовые наперстки, иглы, проколки. Железные ножи сопровождали «все захоронения» вне зависимости от возраста и пола погребенных (Е.И. Нарожный). По аналогиям (Волжская Булгария - Л.Л. Савченкова), часть ножей - для кожевенного производства. Использовалась и привозная кожа морских скатов (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный), что характерно для обкладок рукоятей сабель раннего средневековья (С.Н. Савенко) и кочевнических древностей степной зоны Предкавказья эпохи Золотой Орда (Л.Э. Голубев, A.A. Сазонов). Фрагменты разноцветных нитей из шерсти и холщовых тканей - местного производства (Б.В-А. Абдулвахабова). Вместе с домотканой одеждой использовались и импортные образцы, например, фрагмент иранского шелка (Е.И. Крупное; З.В. Доде) и обрывки разноцветного шелка с металлическими нитями, наборы кашинных пуговиц с поливой (Е.В. Жилина). Расположение последних на скелетах предполагает существование распашной верхней одежды с «правым запахом» пол, что рассматривают как один из признаков «монгольской» верхней одежды (М.В. Горелик). Это вполне актуализирует предположение о возможно «монгольском» прообразе ингушских головных уборов - «курхарсов» (Е.И. Нарожный, H.A. Охонько), несмотря на попытки определения иного их генезиса (

Одно погребение с железным «византийско-кавказским» (Е.И. Кругтнов; В.И. Марковин; В.Б. Виноградов; М.Н. Ложкин, С.Н Малахов и др.) крестом и скорлупой куриных яиц (С.Н. Савенко). Как и в раннесредневековом Мартан-Чу , находки скорлупы связывают с влиянием христианства (Х.М. Мамаев). Клепаные кресты - обычные находкм в христианских церквях (Е.И. Кругпюв; О.В. Милорадович; М.Н. Ложкин, С.Н. Малахов, М.В. Ельников); изредка в погребениях (М.В. Ельников); их рассматривают как атрибут литургических действий (М.Н. Ложкин, С.Н. Мачахов). Женское погребение с «перевязью» из костей мелких птиц, нагрудными амулетами, связками шерсти и кабаньим клыком сопоставимо с «языческими» культами. Захоронение женщшгы — с кабаньим клыком, пучком шерс ти животного, зеркалом и крупными бусинами, створкой раковины сопоставимо с традиционными атрибутами знахарей, колдунов и ведунов (H.H. Бараниченко; В.Б. Виноградов, Д.Ю. Чахкиев). Сосуществование захоронений разных конфессиональных систем напоминает близкую ситуацию, например, на Жинвальском городище в Восточной Грузии (В.А. Джорбенадзе).

В горском обществе заметное место занимали и отдельные «народные целители», врачевавшие различные заболевания и недуги, что подтверждают следы трепанации, сросшихся переломов и пр. Подобная практика, сопряженная со сбором целебных трав и плодов, подкрепляется фольклорными данными, повествующими о наследственной передаче подобных знаний из поколения в поколение, но в рамках «одного рода» (ДЛО. Чахкиев). Еще одной специализацией было камнерезное и каменнотесное дело. Шесть железных тесел-мотыжек и одна крупная «мотыга», использовались для обработки террас на склонах гор. Усилия, прилагаемые при этом, как считается, с трудом окупались скромными урожаями, не обеспечивавшими длительными запасами продово.ш>ствия. Подобная структура горского общества позволяет судить о степени его развития, внутренней специализации и социально-имущественной структуре и о ходе «феодализации».

Второй параграф главы: «Причины изменений социальной и общественной структуры ингушского общества в XIY-XV вв.». Рассматриваемые события ХШ в.. усилили влияние Грузии, втянув горцев в орбиту ее внешнеполитических интересов, а также процесс включения равнин Северного Кавказа в сферу политико-экономического контроля Золотой Орды, что отрезало горцев от давно налаженных взаимоотношений. Ситуация сопровождается притоком заметного количества равшпшого населения в горы, что ощущается и в XIV в.

Участие дурдзуков в политических и военных акциях Грузии и Хулагуидов способствовало появлению у них отдельных групп, получавших денежное вознаграждение, хотя деньги как платежные средства хождения в горах не имели (Е.И. Крупное; P.A. Даутова; В.Б. Виноградов и др.), или свою «долго» добычи. Еще Г.Рубрук рассказывач о частных ночных вылазках горцев на равнину для угона у кочевников их стад, когда они, нередко, «убивают вельмож». Смертельный риск подобных «промыслов», тем не менее, открывал перспективу кратчайшего пути к кардинальному изменению социально-имущественного статуса участников акции (В.Б. Виноградов; М.М. Блиев). В этнографии позднего времени этот род занятий известен как «наездничество» (A.C. Марзсй), на фоне которого, к примеру, занятие торговлей вызывало презрительное отношение (Е.И. Крупной; Д.Ю. Чахкиев), хотя в ее результатах нуждались все. «Наездничество» не осуждалось; каждый «наездник» проявлял и демонстрировал индивидуальные физические качества, удаль, отвагу и удачливость (A.C. Марзей; М.М. Блиев). При этом удаль была направлена не против горского общества, а против «общего врага».

В XIV в. в горах резко сокращается процесс использования каменноящичных некрополей за счет увеличения склеповых захоронений. В разном количестве они «расходятся» по Горно-Ассинской котловине (ДЮ. Чахкиев), причем, не только на периферии каменоящичных могильников, но и вдали от них. В каждом склепе от 2-6 (ДЮ.Чахкиев, Е.И. Нарожный) до 6070 и более погребенных человек (М.Б. Мужухоев, ДЮ. Чахкиев). Явление датируется началом -первой половиной XIV в., когда заметно проявляется и процесс социально-имущественного

расслоения, возможно, являвшегося одним из факторов, толкавшим наиболее мощные родовые образования осваивать новые территории, в т.ч., выходы в соседние боковые ущелья. Особо выделяется Салгинское ущелье (Л.П. Семенов; Е.И. Крупное; ДЮ. Чахкиев) с еще одним склеповым могильником, по масштабам не уступающим Шуанскому. Именно в это время происходят глубинные процессы, сильно изменяющие внутреннюю структуру горского общества

Третий параграф главы: «Общая характеристика поселений и башен горной Ингушетии и система внутренней организации горского общества рассматриваемого времени». Не

менее скудный характер источниковой базы, разрозненные описания предшественников определяют сложность этого аспекта проблемы. Некоторые полагают: средоточие и скученность погребальных памятников горной Ингушетии должны свидетельствовать и о наличии здесь крупных и синхронных бытовых памятников с «боевыми башнями)), возникновение которых сегодня ставят в прямую связь с образованием Золотой Орды (М. Б. Мужухоев). Почти полное отсутствие достоверных артефактов интересующего порядка нередко объясняют тем, что средневековые строения «разбирались» при строительстве новых, более поздних построек, хотя и этот аргумент должен подкрепляться достоверными доказательствами. Известные сведения о «циклопических» постройках (Кели, Дошхакле, Карт, Биштский перевал) - отрывочная информация о реальных памятниках жилого домостроительства.

Вместе с остатками загонов для скота, обнесенных невысокими кладками, и иными хозяйственными постройками они определяли границы компактных поселений, хотя судить о них без раскопок представляется сложным. Позднее XIV-XV вв. «циклопические» строения трансформируются в «полубоевые башни», в кладках которых иногда присутствуют каменные блоки из разобранных (?). более ранних «циклопических» построек. Подобные изменения, вероятно, отражают и внутренние изменения, происходившие внутри горского общества. «Боевые башни», строительство которых ныне относят к «домонгольскому» времени (А.Гольдштейн и ср.: В.А. Кузнецов) или же, к XIV в., умозрительны, поскольку у башен имеются узкие бойницы для огнестрельного оружия. Декор, сопоставляемый со стилизованной Голгофой, датирует такие строения поздним средневековьем (В.И. Марковин; ДЮ Чахкиев; Д, Белецкий). Ведя речь о поселениях и жилищах XITI-XIV вв., предполагается, что география их распространения обусловлена комплексом причин - безопасность и труднодоступность; близость к источникам воды, визуальная близость, доступ к относительно благоустроенной дороге, проходившей сквозь всю котловину (ДЮ. Чахкиев). Ее остатки у Келийского могильника (между ним и «циклопическими» постройками) выложены из булыжника, ширина полотна более 2 м (для движения не только верхом, но и на повозке). Дорога изгибается по рельефу местности. Со стороны склона она выравнивалась кладкой из крупных камней, сложенных вперевязку и всухую. «Магистраль», частично сохранилась и в других местах котловины, соединяла поселения между собой, выводя к ущельям Армхи и Ассы, находясь, вероятно, общественной «собственностью», подцерживаясь коллективными усилиями.

В 4-м параграфе той же главы рассматривается «Особенности системы религиозных воззрений населения горной Ингушетии XÜI-XIV вв.». Наличие здесь нескольких христианских храмов и ряда разнотипных «языческих» святилищ, длительное время привлекавших внимание ученых, в конечном итоге определили полемику о характере конфессиональной принадлежности средневековых ингушей. В отличие от предшественников (Л.П. Семенов; Е.И. Крупнов и др.) М.Б. Мужухоев, предложил свою хронологию культовых сооружений Ингушетии и атрибуцию ингушских «святилищ» и «христианских храмов», вызвавших критические замечания (В.Б. Виноградова, H.H. Бараниченко, В.А. Кузнецов и др.). Наличие у части «святилищ» апсиды, а в ряде «храмов» «культурных слоев», чего в действующих храмах, в принципе, быть не должно (В.Б. Виноградов; H.H. Бараниченко), позволило оппонентам М.Б. Мужухоева иначе воспринимать известные культовые сооружения.

Аналогичен и спор о характере погребений рассматриваемого времени. В.Б. Виноградов и H.H. Бараниченко высказались о христианской принадлежности большинства некрополей; М.Б. Мужухоев настаивает на «языческой» или же, «языческо-христианской» обрядности.

Дискуссия привела к появлению такой дефиниции, как «этнизованное христианство», подразумевающего переосмысление христианского вероучения и адаптацию к нему старых, языческих традиций (В.Б.Виноградов, H.H. Баранченко;Х.М. Мамаев; ДЮ.Чахкиев; Е.И. Нарожный и др.). Интерес к проблеме ныне вновь актуален (У.Б. Гадиев), Нам представляется, что дискутируемое явление имело общекавказский характер, что подтверждают синхронные материалы из Грузии и Южной Осетии - могильник Накалакари - некрополем средневекового г. Жинвали (В.А. Джорбенадае). Другие памятники Восточной Картли - в ущелье р. Арагва (В.А. Джорбенадзе) и в Южной Осетии (Р.Г.Дзаттиаты). И их рассматривают как христианские, с наличием внутри захоронений определенного количества сопровождающего инвентаря (от 1 до 10 и оолее предметов). Подобная «аномалия» в погребальном обряде христиан трактуется как «пережитки (атавизмы)» языческих верований (Р.Г. Дзапиаты; В.А. Джорбенадзе и др.). Помимо закавказских и горноингушских средневековых погребальных памятггиков, близкую картину демонстрирует христианский некрополь у храма 1 Верхнею Джулата (Е.И. Крупнов; О.В. Милорадович). Необходимо учитывать: некоторые предметы сложно назвать «инвентарем» (детали одежды; украшения в мочках ушей и пр.). Их наличие формально нарушает каноны христианства, являясь допустимыми «вольностями» в повседневной мегтгалыгости современников. В связи с дискуссией показательно сослаться и на свидетельство католического «брата Журдена» (XIV в.) из «Ордена Проповедников». Описывая «епископства Каспийских шр» близ Дербента, он заметил - «это люди, называющие себя христианами, но какие они христиане, если ничего не смыслят в вере и тгршгосят жертвы па Кресте» (Я.М. Свет). Наблюдение Журдена - характеристика «этнизованного христианства».

Христианство, привнесенное сюда, как минимум с X века (В.А. Кузнецов), поддерживалось в горах Восточного Придарьялья под воздействием не только византийской церкви (В.А. Кузпецов). Высокогорье Ингушетии находитесь и в орбите прямого и непосредственного воздействия христианской Грузии (Е.И. Крупнов; Г.Г. Гамбашидзе; В.А. Джорбенадзе; В.Б. Виноградов; H.H. Бараниченко и др.), что документируют христианские храмы (Тхаба-Ерды, Алби-Ерда и др.). В грузинском «Хронографе» сообщалось о миссиоггерской деятельности здесь, осуществлявшейся Пименом Гареджийским (Г.В. Цулая); известно и миссионерство «Ефимия» (Е.И. Крупной). Христианизация из Грузии являлась мощным средством и фактором в аятиордьгнекой коалиции с горцами на стороне Хулагуидов (В.Б. Виноградов; М.К. Джиоев; Е.И. Нарожный). Версия тгыне имеет как оппонентов (В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов), так и стороттников (Г.А. Федоров-Давыдов; В.П. Костюков; В. Малышев: А. Арсланова и др.). Грузинская церковь активно вовлекала в процесс местных (ингушских) лидеров (Д Ю. Чахкиев), что вполне объясгиет сетования «брата Журдена» по поводу того, что местное население «ничего не смыслило» в вере. Погребальная обрядность могильников горной Ингушетии наглядно свидетельствует, насколько сильно «переплегатотся» каноны христианства и язычества совсем гге мешавшее хоронить своих сородичей на могильггике (Кели) под сенью большого каменного креста, возвышающегося в его верхггей части и «снаряжать» умерших обильным и разнообразным погребальным инвентарем, нередко включавшим в себя и предметы мелкой христианской пластики.

Четвертая глава диссертации «Внешние и внутренние факторы процесса имущественно-социального расслоения и феодализации горского общества». Здесь отмечается, что, предлагая различные оценки общественного устройства и внутренней структуры горского общества эпохи средневековья, многие специалисты опираются ira

комплекс хорошо известных исследований/' Еще в рамках «формационной истории» признавалась сложность оценки горского «средневековья» на основе критериев европейского «феодализма», «не подходивших» в полной мере для о&ьективной оценки не только истории кочевых сообществ Евразии, но и для горских сообществ Кавказа (В.К. Виноградов, СЛ. Дударев, Е.И. Нарожный; В.Е. Науменко, Е.И. Нарожный; Л.М. Хуг, Ф.Х. Гутнов и др.). Поиск новых методологических подходов привел к выработке критериев «северокавказской цивилизации» (A.A. Аникеев, В.П. Крикунов, В.П. Невская), внутри которой она дробилась на ее составляющие, включая и «вайнахскую цивилизацию» (обзор см.: М.Х. Багаев). Другие используют понятие «горский феодализм». Во всех случаях признается: применительно к ХШ-XV вв. отсутствуют источники для всестороннего изучения проблемы. Ретроспективный метод анализа проблемы уязвим, т.к. не всегда точно и достоверно устанавливается исторический отрезок времени появления используемых материалов. В нашем случае все материалы надежно датируются монетами. -

Период XIH-XTV вв. способствовал складыванию различных предпосылок для активных процессов, включая и имуществе!пго-социатьное расслоение, вызвавшего деформацию давно сложившихся, традиционных систем общественного устройства, хотя для каждой территории необходим индивидуальный подход.

Относительная скученность бытовых и архитектурных объектов высокогорной Ингушетии более позднего времени, значительно затрудняют исторические реконструкции. Более реально ситуация вырисовывается при районировании известных объектов XIII-XV вв. и их хронологическом картографировании (ДЮ. Чахкиев). Очерчивая определенные ареапы расположения ныне известных раннесредневековых погребапьных памятников'и объектов XIII-XV вв., демонстрируется их географическая расположенность между собой, концентрация вдоль подножия скалистых хребтов. Здесь же находятся остатки благоустроенной дороги (от Биштского перевала до левобережья р. Ассы). Значительная часть территорий в XIIT-XV вв. могла быть покрыта лесами из березы, дуба, граба, ольхи (А.И. Семенов) и других лиственных и хвойных деревьев (JI.II. Семенов; Е.И. Крупнов; И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев). Представления о демографической ситуации того времени реконструируются, хотя и условно, па основе статистики раскопанных захоронении.

Предполагается, что рассчитываемая плотность населения не особо сильно нуждалась в освоении новых территорий (под террасы и пастбища): имеющийся земельный фонд являлся общественным, распределявшимся между родами, семьями и т.п. Общественными могли быть и работы по благоустройству дорог, расчистке участков от крупногабаритных камней и пр. Находки пружинных ножниц в женских «бедных» и относительно «богатых» захоронениях свидетельствуют о доминировании скотоводства (овцы, козы) над террасным земледелием. Остеологические материалы характеризуют вспомогательную роль охоты (И.А. Дахкильгов; д.JO. Чахкиев; К.К. Хутыз) на дикого кабана благородного оленя, горных коз. серн, тура медведя (?) и гттиц. Рога некоторых особей использовались и для обмена, для нужд косторезов и оружейников, а также и в культовой практике (в святилищах), у врачевателей и знахарей (Л.П. Семенов; ДЮ. Чахкиев). Есть сведения о бортничестве, и сборах меда уже «одомашненных пчел» (З.И. Хасбулатова), что до куме! ггирукгг фрагменты березовых туесков для меда (?) из склепов. Сохранились этнографические сведения о сборах и сушке грибов и ягоды впрок (на зимний период) (З.И. Хасбулатова). Вероятно, ощущался перманентный дефицит в продуктах сельского хозяйства и потребность в «импортах» (торгово-меновых операциях) с Закавказьем, с населением золотоордынских равнин и предгорий Придарьялья. Позволительно считать

* Детальный обзор историографии см.: Кииограош B.li Генезис феодализма на Центральном Кавказе // ВИ. 1981. №1. с. 85-94. Переиздание этой же работы см.: Сборник избранных статей В.Б. Виноградова (К 70-летаю со дня рождения) Армавир, 2008. С. 138-148. в последующее время историография была расширена в 2-х томах монографии Ф.Х. Гутнова - см : Гупшт Ф.Х. Горский феодализм. Владикавказ, 2007. Т.1. С. 5-45; i'ymiwa В.Х. Горский феодализм. Владикавказ, 2009. С. 6-45.

реальными установление прямых и опосредованных связей с населением Золотой Орды, в чем убеждает «серийность» массового золотоордынского «ширпотреба» в высокогорной Ингушетии.

Золотоордынский «ширпотреб» в захоронениях демонстрирует разную степень социально-имущественного статуса погребенных. Массовые украшения — серьга и подвески в виде знака вопроса первой половины-середины XIV вв. (Ii.И. Нарожный,М.П. 'Подпорный)! имеют аналогии в золотоордынском Поволжье (в г. Болгаре - соответствующая литейная форма - Г.Ф. Полякова), где значительная их часть связана с погребениями представителей «средних слоев» поволжских горожан (JI.T. Яблонский). Попадали они в горы через Верхний Джулат и, отнюдь, не являлись «трофеями»; подобные «импорты» копировались и тиражировались в местной среде. Бусы из разноцветного стекла, лазурита, янтаря, гагата, аметиста и горного хрусталя (Е.В. Жилина), как и стеклянные браслеты (Е.И. Нарожный) - продукция из городов Золотой Орды (М.Д. Полубоярйнова).

Процент «местных», бус, переходивших из поколения в поколение, низок. Вряд ли «трофеями» являлись проволочные (плетеные) браслеты, попадавшие с равнины (Г.А. Федоров-Давыдов; И.А. Дружинина, B.II. Чхаидзе, Е.И. Нарожный; А.Г. Шепко; М.Л. Шевцов; и др.), равно как и металлические привески, декорированные зернью и сканыо золотоордынского происхождения. Раковины каури - с территории Индии (М.Д Полубоярйнова), где использовались как «мелкие и разменные деньги» (А. Ашрафян); в горах Ингушетии каури являлись женскими оберегами и «символами женского начала», защищавшими от «женских болезней» и «от дурного глаза)) (H.H. Бараниченко). Распространение таких предметов в горах -свидетельство гге только в пользу развития торгово-обменньгх операций, но и показатель изменения социально-имущественных отношении, обуславливавших потребность в подобных «импортах» и «моду» на их подражания. Зеркала из «богатых» захоронений - «аланские», золотоордынские. Одно железное зеркало - местное ремесленное подражание (В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный). Двучастные гребни из разных пород дерева (А.И. Семенов); меетттые; редкие гребгти из самшита с Северо-Западного Кавказа (?); один раагисной гребет. (P.A. Даутова Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный, ДЮ. Чахкиев) золотоордынский. Пуговицы-бубенчики местного и золотоордынского производств из бронзы и серебра, иног да с позолотой, различных размеров и конфигурации, сопровождали «богатые» захоронения. Керамика лепная и гончарная, в основном, местного и золотоордынского производства, а также привозная из Закавказья (Грузия), демонстрирует разньгй социально-имущественный статус их владельцев.

Местная посуда, вероятно, изготавливалась «на заказ» (небольшие серии одинаковых изделий в разных захоронениях), как результат специализированного ремесла Деревянная посуда с признаками «элитарных» заказов, в т.ч., воспроизводящая формы металлической посуды из Золотой Орды (G.A Fedorov-Davydov). Чаша с резной ручкой (P.A. Даутова, Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный, ДЮ. Чахкиев) в виде протомы дракона - иодражаггие ковшам периода Юань, известных от провинции Шепьси в Китае до болгарского Шумена (М.Г. Крамаровский), с явно выраженным социально-престижным емьгелом. Металлическая чаша (Л.П. Семеггов, М.П. Севостьянов; Е.И. Нарожный) - «пиршественная» - типичная для территории Золотой Орды. I Годобттые артефакты - отражеггие стремления местной социальной верхунтки к окружению себя предметами обихода, характерными для золотоордьтнекой элиты на равнине. Подражание распространявшейся «моде», вкусам и запросам - иллюстрация к процессу изменения социальной стратификации общества

Слаборазвитое кузнечное дело обеспечивало орудиями груда инструментарием, производством ножей, железных пряжек для поясных ремней, деталей конской узды и пр., а также ремоггтом вооружения. Предметы вооружения, преимущественно, «трофейные» -разнотипный характер немногочислештых шлемов, в т.ч. со следами нескольких ремогггов; размещение в захоронение вместо целых шлемов и кольчуг отдельных звеньев или колец

бармиц и кольчуг демонстрируют значимость подобных изделий, вероятно, остававшихся «по наследству» у сородичей после смерти их владельцев.

Кожевенное дело - специализация и домашний промысел по выделке и обработке кож, пошиву обуви и некоторых видов одежды, кошельков, сумочек, по отделке рукоятей и ножен ножей, сабель и деревянных колчанов, а также и сырья на обмен. Ювелирное производство существовало в рамках нескольких направлений. Помимо названных, в горах Ингушетии существовало гораздо больше разновидностей ремесел, обеспечивая специализацию отдельных людей и целых семей, хотя их процент незначителен. Социально-имущественный статус ремесленников был высоким. Весь комплекс ремесел, хозяйственных занятий и домашних промыслов характеризуют горское общество как вполне самодостаточное, обеспечивавшееся необходимым количеством различных изделий и продуктов питания.

Связывая наличие различных импортов с развитием торгово-меновых операций, мы исходим из того, что любая торговля - процесс двусторонний (спрос и предложение). В качестве подобных «предложений» со стороны горцев мог быть скот и продукты скотоводства Понятие «скот», как известно, являлось синонимом понятий «богатство», «благосостояние», «имущество» (Н.Ф. Яковлев; В.Х. Тменов; В.Б. Виноградов). Его количество, вероятно, во многом определяло социальный статус владельцев, в горных условиях порождая потребность в расширении пастбищ В качестве эквивалентов в обмене горцы могли предлагать шкуры и шерсть, «рога туров, серн и оленей» (X. Хасиев; И.Р. Лоов), «редкие лекарственные травы», мед (X. Хасиев), рабов «кавказского происхождения», получаемых в военно-политических акциях за пределами Ингушетии, попадавших загем на причерноморские рынки из округи Дарьяла и Дербента (Э. Лучницкий).

Различный ассортимент золотоордынской продукции в высокогорье Ингушетии, вероятно, связан с Верхним Джулатом, на территории и в сельскохозяйственной округе которого, продолжало оставаться апанское население (В.П. Алексеев; Е.И. Круннов; О.В. Милорадович; В.А. Кузнецов; Р.Ф. Фидаров и др.), по-прежнему поддерживавшее связи с потомками своих сородичей из высокогорного Придарьялья. Па равнине и в горах Игггушетии находилась и ■поркоязычные «борганы», что было еще одним фактором, стимулирующим сохранение отношений с населением высокогорья Игггушетии. Продолжал функционировать сезонный транзитный и международный торговый маршрут через Дарьяльское угцелье (Гайтон - Гетум Патмич), что открывало определенные перспективы как для охотников «добычи», так и дня участия в прямой илиопосредованнойторговле.

Таким образом, анализ имеющихся датгньгх позволяет констатировать факт «самодостаточности» горского общества (особенно, в сравнении с предшествутогцим временем), тем не менее, подвергавшегося заметной трансформации системы вггутренней, традиционной организации.

Исследуя процесс и пути «феодализации» горских обществ, большинство исследователей отмечает не только «эволюционный» характер таких изменений (социально-имущественное расслоения) за счет увеличения пастбищ и поголовья скота у одних, обязательно сопряженных с соответствующими «потерями» у других. Показательно, что аналогичные процессы могут быть докумеггтированы и известными фактами появления во второй пол. - конце XIV в. небольших «отселков», а также компактных семейно-родовых склеповых могильников. Основными факторами этого становились явления, способствовавшие усилению в общественной жизни роли отдельных семей и родов.

Причинно-следственная связь подобных изменений трудноустановима. Можно предполагать наличие следующих факторов: 1. Сосредоточение в руках таких социальных групп «богатства-имущества», накапливаемого за счет интенсивности скотоводства, за счет перераспределения новых пастбищ. 2. Занятия различными ремеслами, обеспечивавшими не только повседневные потребности, но и «реагировавшими» на повышение спроса и «вкусов» распространявшейся

«моды», напрямую зависимых от социального положения заказчиков и потребителей. 3. Участие в прямой или посреднической торговле сельхозпродукцией, а также сырьем для развития ремесел и пр.

Следует указать на существование самых «быстрых» по времени, но и самых опасных путей в изменении социально-имущественного статуса, называемых в литературе «набеговой системой», «наездничеством» и пр. При наличии различий в терминологии, суть явления, уходящего корнями в древность, корректировалась эпохальными обстоятельствами. Хорошо прослеженная по письменным свидетельствам XIX века, включая «мемуары» участников таких набегов (М.М. Блиев), применительно к золотоордынскому времени система была отмечена Г. Рубруком, сообщавшем о ночных выходах горцев (аланов) из горных ущелий, нападениях на стада кочевников и уводе захваченных стад, об убийствах знатных вельмож. Интенсивность подобной практики вынуждает владельцев Золотой Орды держать у выходов из ущелий специальные отряды («стражу»). Не менее заманчивые перспективы «открывало» соседство с Дарьяльской торговой магистралью, впрочем, как и участие горцев в событиях на территории Грузии и против Золотой Орды.

Подобная практика не затрагивала интересы шрноингушского общества, вызывала внугри него даже одобрительную реакцию, т.к. подобные акции осуществлялись против «общего врага» либо же где-то вдали, не касаясь налаженной жизнедеятельности горцев. Этнографические данные более позднего периода сохранили сведения о «болезненной» реакции традиционного общества на проявления «феодализации», затрагивавших или разрушавших устои такого общества, и ухудшавших социальное положение горских общинников (С.Ц Умаров; В.Б. Виноградов и др.). Сегодня некоторые авторы оспаривают реальность существования «набеговой системы», видя в этом только предвзятое отношение к горской специфике.

Материалы Келийского могильника демонстрируют высокий процент детских погребений, одновременно свидетельствующих о высокой детской рождаемост и и ее смертности. Согласно этнографии, рождение в семье детей - девочек и мальчиков, всегда сопровождалось определсшшми обрядовыми действиями. При сходной родительской заботе и опеке, рождение девочек, в конечном итоге, завершавшееся выдачей замуж и уходом в другие семьи, рода и племена (Л.Н. Гумилев), превращало их в су&ьекты «родовой истории» уже других соплеменников; традиция предусматривала «выгодность» определения дочерей при получении за них выкупа-«компенсации». «Удачное» замужество могло заметно или существенно отразиться на имущественном статусе родителей. Рождение мальчиков открывала другие и разнообразные возможности, в т.ч. и возникновения (при определенных условиях) небольшого «семейно-родового» воинского отряда. Примером является более поздняя (Х^Л-ХУШ вв.) «история рода Дударовых», первоначально, уроженцев Чечни. Выстроив боевую башню, представители рода постепенно узурпируют контроль над округой, вытесняя соседей с пастбищ, взимая установленную ими «подать» (скот или даже мерку пороха тетиву для лука).

Залогом успеха в возвышении этого рода было наличие у Дударова значительного количества сыновей, составлявших небольшое, но сильное воинское подразделение, спаянное узами кровного родства (С.Ц. Умаров; В.Б. Виноградов). Протест соплеменников, сопровождавшийся убийством сыновей феодального владельца вынуждает Дударова выселиться в соседнюю Ингушетию. Со временем ситуация повторилась, заставив уже «ингушей Дударовых» покинуть Джейраховское ущелье (В.Б. Виноградов). Историко-фольклорный сюжет вполне иллюстрирует рассматриваемую ситуацию, в т.ч. и роль отдельных семьей и родов в социальной истории общества.

Многие исследователи средневековых башен обращали внимание на наличие у них петроглифов, в т.ч. с изображением кисти руки и руки с предплечьем. (В.И. Марковин: В.Б. Виноградов; Д.Ю. Чахкиев; Г.Р. Смирнова; и др.). С семантику первой группы петроглифов рассматривают как «руку («клеймо») мастера», строившего башню (ДЮ. Чахкиев). Во втором

случае, изображалась «рука поверженного врага», убитого в честном противостоянии (В.Б. Виноградов; Д.Ю. Чахкиев). Победитель, считается, не только наследу ет силу поверженного, но и может полностью претендовать на его собственность, что указывает на еще один пугь изменения социального статуса.

В преданиях речь идет и о частых уходах героев сюжета «за перевал», возможно, на золотоордынскуто равнину или же в Закавказье, либо же в соседние ущелья. Обычно персонаж пригоняет оттуда стада овец, превращаясь в «уважаемого и состоятельного героя» среди своих соплеменников (НА. Дахкильгов). Возникновение конфликтов и споров реагировал институт «совета старейшин» - общественная структура равноправно представлявшая интересы различных родов (И. Базоркин; И.А. Дахкильгов; Д.Ю. Чахкиев). Близ башенных поселков более позднего времени сохранились специально обустроенные места сбора такого совета - наиболее возвышенная часть над округой, расчищенная от камней площадка, по кругу располагались плоские камни для сидения (И.А. Дахкильгов; ДЮ. Чахкиев). В компетенцию советов старейшин входа« целый круг проблем - «о войне и мире», об урегулировании споров, связанных с «кровной местью», «распределения пастбищ» и пр. Появление «отселков» в XIV-XV вв. в виде одной-двух жилых башен и полуподземных склепов, выстроенных на некотором удалении от основного места обитания, не только отражает процессы выделения из общины отдельных родов (семей), но и является следствием вышеотмеченных попыток урегулирования конфликтных ситуаций. Отселяясь, роды получали и территории, тем самым «избавляясь» от необходимости продолжения споров и конфликтов внутри общины.

В Заключении диссертации подчеркиваются основные авторские положения, формулируются выводы и определяются перспективы.

1. Реконструкция процессов и явлений рассматриваемого в исследовании периода времени, обусловленная состоянием наличной источниковой базы, представляет ее в ряде случаев достаточно схематично и, вряд ли, исчерпывающе, по все же дает некоторые поводы сразу для нескольких выводов, приводимых в продела! п юм исследовании. События ХЖв. стали не просто периодом «календарной» смены дат, но и временем складывания ряда условий, определивших дальнейшее развитие горноингушского общества.

2. Нахождение средневековых ингушей в сложной природно-лапдшафтной зоне, с образованием Золотой Орды и включением Закавказья в систему контроля Хулагуидов Ирана, отрезает население высокогорья от равнин, нарушает давно сложившиеся и традиционные связи и отношения с окружающим миром. Ситуация способствует втягиванию их во внешнеполитическую активность Ильханов, что создает прямые предпосылки для активности горцев, восстановивших и поддерживавших связи и контакты с традиционными союзниками в Закавказье и с теми, которые оказались и на территории Золотой Орды.

3. Являясь вполне самодостаточным для дальнейшего, «эволюционного» развития, горское общество имело удовлетворявшую потребности профессионально-ремесленную базу и систему домашних промыслов, доминирующее скотоводство и примитивное террасное земледелие. События на равнине инспирировали начало активных миграций равнинного населения вглубь горных ущелий, во многом способствовавших «демографическому взрыву» в Горно-Ассинской котловине, а также и определенной консолидации горского общества

4. В рамках установленных миграционных потоков улавливаются группы аланского населения из предгорий Придарьялья, а также - потомки алано-горского населения, обитавшего еще с раннего средневековья в Джейраховском ущелье. Наряду с ними заметны «выплески» закавказского населения, а также приток тюркоязычных кочевников, происходящих с территории Восточного Причерноморья.

5. Устанавливается приток компактных групп русского населения, вместе с другими выходцами из золотоордынских владений оказывавшихся здесь и впоследствии растворившихся в среде средневековых ингушей. Данный аспект не только расширяет представления о характере

и содержании русско-северокавказских связей рассматриваемого периода, являющихся одной из узловых проблем современной отечественной истории и историографии, по и определяет вполне актуальные перспективы их дальнейшего изучения.

6. Оказавшись в золотоордынско-хулагуидском «окружении», население высокогорной Ингушетии ацаггтируется к новым условиям, активизировав выходы из ущелий для «добычи» стад кочевников, а затем развивают торгово-меновые отношетгия, вызванные не только экономическими потребностями, но и теми изменениями, которые происходят в социальной структуре горского общества Сотшально-имуществешгое неравенство, усилившееся в рассматриваемый период, вызывает к жизни и стремление к изменению «вкусов» и «запросов» социальной верхушки, в т.ч. «по образу и подобию» элит Золотой Орды и Закавказья.

7. Ныне улавливаемые явления и процессы заставляют считать, что происходившие изменения определили процессы, деформировавшие традиционное общество изнутри, приводя к усилению отделыгых родов и крупных семей, постепенно обособляющихся и начинающих выходить из общины, определив появление малогабаритных селений-«отселков».

8. Период ХШ-ХУ в. - узловой в истории эволюциоггного развития высокогорной Ингушетии, в рамках которого сложились главггые причины глобальных изменений, приведших к формированию совершенно гагой социально-экономической и политической специфики этого общества, в рамках которой оно и будет развиваться в последующее время (ХУ1-Х1Х вв.).

Проблемы, исследоватгьге в диссертации, являготся актуальными в рамках современной отечествегпюй истории и кавказоведегтия как составной и неотъемлемой части истории России эпохи средневековья.

Основные положения диссертации отражены в следующих научных работах автора:

I. Научные статьи, опубликованные в журналах, рекомендованных ВАК РФ:

1. Нарожный В.Е. Евгений Игнатьевич Кругшов - исследователь Интушетии (К 40-летию со дня кончины) / В.Е. Нарожный // Культурная жизнь Юга России. — Краснодар, 2011. - № 2. - С. 75-77.

2. Нарожный В.Е. Второй том «Древностей горной Ингушетии»: Чахкиев ДЮ. Древности горной Игггушетии. - Нальчик, 2009. - Т. 2. - 100 с. / В.Е. Нарожный // Культурная жизгп, Юга России. - Краснодар, 2011. - № 2. - С. 110.

3. Нарожный В.Е. Из истории археологического изучения Чечено-Ингушетии (1986-1991 гг)/ В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Культурная жизггь Юга России. - Краснодар, 2011. - № 3. - С. 29-36 (Авторский вклад-50%).

П. Научные статьи, опубликованные в иных изданиях:

4. Нарожный В.Е. Келийские склепы Горной Ингушетии: некоторые аспекты изучения (по материалам раскопок 1987-1988 гг.) / В.Е. Нарожный // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.4. - Армавир, 2004. - С. 358-359.

5. Нарожный В.Е. О ггаходках инструментария керамистов в горной Игггушетии (ХШ-Х1V вв.) В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный, Д.Ю. Чахкиев // Одиннадцатые чтения по археологии Средггей Кубани (краткое содержание докладов). - Армавир, 2004. - С. 37-38.

6. Нарожный В.Е. Колчагпгые накладки XIV века из горной Ингушетии (полуподземный склеп № 12) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожггый, Д.Ю. Чахкиев // Материалы и исследоваггия по археологии Северного Кавказа-Армавир, 2005. - Вып. 5. - С. 305-308 (Авторский вклад-30%).

7. Нарожный В.Е. Погребение № 15 Келийского могильника (горная Ингушетия) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожггый, ДЮ. Чахкиев // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2005. - Вып. 5. - С. 291-305 (Авторский вклад-30%).

8. Нарожный В.Е. Погребальный инвентарь Келийского могильника: некоторые итоги и перспективы изучения / В.Е. Нарожный // Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии: VII «Минаевские чтения» по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа. Тезисы докладов межрегиональной научной конференции, посвященной 75-летию Ставропольского государственного университета (28-29 октября 2005 г.). - Ставрополь, 2005. - С. 65-67.

9. Нарожный В.Е. Энциклопедия европейского оружия / В.Е. Нарожный // Неделя науки АГПУ. Материалы научно-практической конференции.-Армавир: АГПУ, 2005. - Часть 1У.-С. 147-148.

10. Нарожный В.Е. К вопросу о внутренней организации горских воинов ХШ-XTV вв. (по материалам Келийского могильника в высокогорной Ингушетии) / В.Е. Нарожный // Двенадцатые чтения по археологии Средней Кубани (краткое содержание докладов). - Армавир, 2005.-С.45.

11. Нарожный В.Е. Об аланском этнокомпоненте Келийского могильника ХШ-Х1У вв. / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // XXIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа -Нальчик, 2005. - С. 142-143 (Авторский вклад-50%).

12. Нарожный В.Е. О ремесленном инструментарии XIV в. из горной Ингушетии (по материалам раскопок Шуанского склепового могильника «Мохде» / В.Е Нарожный // И-я межвузовская археологическая конференция студентов и аспирантов юга России (тезисы докладов). - Ростов-на-Дону, 2006. - С. 49-50.

13. Нарожный В.Е. Библиография публикаций о В.X. Тменове/В.Е. Нарожный. A.A. Цуциев// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2006. - Вып. 6. - С. 260 (Авторский вклад-50%).

14. Нарожный В.Е. К изучению социальной и профессиональной стратификации горского общества Северного Кавказа XIJI-XV вв / В.Е. Нарожный II IV Межвузовская археологическая конференция студентов и аспирантов юга России (тезисы докладов). - Ростов-на-Дону, 2008 г. -С. 50-51.

15. Нарожный В.Е. Об аланском этнокомпоненте Келийского могильника ХШ-Х1V вв. (горная Ингушетия) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа Крупновские чтения. 1971-2006 it. -М.: Памятники исторической мысли, 2008 г. Выпуск VITT. - С. 942-943 (Авторский вклад-50%).

16. Нарожный В.Е. История «Крупновских чтений» по археологии Северного Кавказа (материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа Вып. VIII: I-XXIV «Крупновские чтения» / В.Е. Нарожный, Е.А. Жилина, Е.И. Нарожный / Под ред. A.B. Белинского. М.: Памятники исторической мысли. 2008) Н Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2008. - Вып. 9. - С. 194-195 (Авторский вклад-30%).

17. Нарожный В.Е. Важное событие в средневековом номадоведении Восточной Европы (Древности Юга России. Сборник памяти А.Г. Атавина - М.: ИА РАН, 2008. - 584 с.) / В.Е. Нарожный, В.И. Басов, С.Я. Бсрезин, Е.В. Муравенко // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. - Армавир, 2009. - Вып. 9. - С. 195-196 (Авторский вклад-30%).

18. Нарожный В.Е. Горы Восточного Прцдарьялья и золотоордынские владения / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Донские древности. - Вып. 10. Диалог городской и степной культур на евразийском пространстве. Материалы IV Международной конференции, посвященной памяти профессора МГУ Г.А. Федорова-Давыдова (30 сентября-3 октября 2008). -Азов: АКМ, 2009. - С 353-367 (Авторский вклад-50%).

19. Нарожный В.Е. Горы Северо-Восточного Кавказа и золотоордынские владения / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Зологоордынское наследие. Вып. I: материалы Международной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды». (Казань. 17 марта 2009). - Казань: ИИ АН РТ, 2009. - С 164-170 (Авторский вклад-50%).

20. Нарожный В.Е. XVI «Крутганские чтения» по археологии Северного Кавказа / В.11 Нарожный// Археологический журнал. - Армавир, 2010. -№ 3-4. - С. 130-131.

21. Нарожный В.Е. Бронзовые нагрудные бляхи из погребений Келийского могильника в горной Ингушетии (XII1-XIV) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Археологический журнал. -Армавир: АГПУ, 2010. -№3.-С. 96-102 (Авторский вклад-50%).

22. Нарожный В.Е. Новгородские иконки с изображением Георгия Победоносца из Восточного Придарьялья / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Кавказоведение в XXI веке: проблемы, идеи, решения. Материалы научной конференции. П-с Всероссийские «Миллеровские чтения» (6-7 октября 2010 год). - Владикавказ, 2011. - С. 223-230 (Авторский вклад-50%).

23. Нарожный В.Е. Погребение № 67 Келийского могильника (горная Ингушетия) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Поволжская археология. - Казань. 2012. №2. - С.173-183 (Авторский вклад-50%).

24. Нарожный В.Е. О группе кочевнических захоронений золотоордынского времени со шлемами с козырьком / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Шестая Кубанская археологическая конференция. Материалы международной конференции.- Краснодар, 2013. - С.306-311 (Авторский вклад- 50%).

25. Нарожный В.Е. Захоронение № 84 Келийского могильника (высокогорная Ингушетия) / В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Вестник археологического центра Ингушетии им. Е.И. Крупнова. Вып IV. - Назрань, 2012. - С. 182-196. (Авторский вклад-50%).

26. Нарожный В.Е.Находки ремесленного инструментария в горной Ингушетии XIII-XIV вв. /В.Е. Нарожный, Е.И. Нарожный // Третья Абхазская международная археологическая конференция: Проблемы древней и средневековой археологии Кавказа. Материалы. - Сухум: ИИМК РАН; АбИГИ им. Д.И. Гулиа AHA; РУП «Дом печати», 2013. - С. 321-324 (Авторский вклад-50%).

Подписано в печать 05.02.2014 Формат бумаги 60x84/16 Бумага офсетная пл. 80. Печать цифровая. Усл.печ.л. 1,63 Учет изд. л. 1,9. Тираж 100 экз. Заказ № 203 у ОАО «Армавирское полиграфпредприятие" ИНН 2302048394 тел. 86137 3-22-27

Текст диссертации на тему "Население Горно-Ассинской котловины в XIII-XV веках"

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Северо-Кавказский федеральный университет»

04201456907

На правах рукописи

Нарожный Виталий Евгеньевич

НАСЕЛЕНИЕ ГОРНО-АССИНСКОЙ КОТЛОВИНЫ

В ХШ-ХУ ВЕКАХ

Специальность: 07.00.02 - Отечественная история

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор Кудрявцев Александр Абакарович

Ставрополь - 2014

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Введение..............................................................................3

Глава I. Источники и историко-археологическое изучение Горно-Ассинской

котловины (40-е годы ХУШ века - 2013 год)....................................... 15

§ 1. Обзор источников............................................................15

§ 2. Основные этапы историко-археологических исследований в Ингушетии

.............................................................................................. 24

Глава II. Некоторые аспекты этнополитической истории ингушей

Xm-XV вв.............................................................................. 65

§ 1. Об участии ингушей в политических событиях XIII-XIV веков... 67 § 2. Основные этнокомпоненты в этногенезе средневековых ингушей..79

- Закавказский этнокомпонент.................................................. 86

- Кочевнический компонент в составе предков ингушей................ 89

- Иные группы населения...................................................... 92

Глава III. «Профессиональная» специализация горского общества и

конфессиональная ситуация в нем (по материалам Келийского и Шуанского

некрополей XIII-XIV вв.)........................................................................................... 95

§ 1. О социальной дифференциации в горском обществе............... 95

§ 2. Причины изменений социальной и общественной структуры

ингушского общества в XIV-XV веках ............................................117

§ 3. Общая характеристика поселений и башен горной Ингушетии и система

внутренней организации горского общества рассматриваемого времени.........122

§ 4. Особенности системы религиозных воззрений населения горной

Ингушетии XIII-XIV вв.................................................................126

Глава IV. Внешние и внутренние факторы процесса имущественно -

социального расслоения и феодализации горского общества .................132

Заключение...................................................................... 163

Список литературы............................................................... 169

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность выбранной темы продиктована несколькими обстоятельствами. Во-первых, с момента появления одного из самых первых упоминаний в отечественной историографии в конце XVIII века ингушей («Ингушоф»), хотя и предположительно, но ошибочно отождествлявшихся с обитателями золотоордынского города Маджара,1 до настоящего времени известно несколько попыток обобщения истории этого народа, появившихся

2 3

еще в конце XIX - начале XXI веков. Это работы Ч. Ахриева, И. Пантюхова,

Г.А. Вертепова,4 В.П. Христианович,5 И. Бороздина,6 Н.Ф. Яковлева,7

Е.М.Шиллинга,8 Б.К. Далгата,9 Г. Мартиросиана 10 и др.

Наиболее полными работами в этом плане являются монографические

исследования д.и.н., лауреата Ленинской премии Е.И. Крупнова, в которых

обстоятельно изучались разнообразные проблемы этногенеза, древней" и

средневековой истории предков современных ингушей12, до сих пор не

потерявшие своей актуальности и давно ставшие историографическими

раритетами. До середины 1990-х годов Ингушетия являлась составной частью

Чечено-Ингушской АССР, что вполне понятно определяло подобный

(суммарный) подход и к истории этого народа на страницах «Очерков истории

1

Чечено-Ингушской АССР» , трактовавшейся неразрывно от истории чеченцев. «Вайнахская история» («вайнахи — «наши люди») подразумевала одновременно чеченцев и ингушей, имея в целом ряде случаев преимущества. После раздела

' Gmelin Jochan Jaokob. Lerhe Lebens-und Reise-Geschihte von ihm selbst beschrieben und mit Anmerkungen, und Zusätzen herausgegeben von Busching. Halle, 1791. S. 112.

2 Ахриев 4. Ингуши (Их предания, верования и поверья) // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1875. Вып. 8. С. 1-46.

3 Пантюхов И. Ингуши // Известия Кавказского отдела Императорского русского географического общества. Тифлис. 1890. Т.ХШ,№6. С. 1-110.

4 Вертепов Г.А. Ингуши // Терский сборник.. Владикавказ, 1882. Вып. II, кн. II. С. 3-90. Извлечения из работ Г.А. Вертепова и И. Пантюхова были переизданы под одной обложкой в 1990 году - см.: Вертепов Г.А., Пантюхов И. Сказания об ингушах / Составитель С.А. Шедаев. Грозный, 1990. 72 с.

5 Христианович В.П. Горная Ингушетия. К материалам по экономике альпийского ландшафта // Труды СевероКавказской ассоциации научно-исследовательских институтов.. Вып. 2. Ростов-на-Дону, 1928. №36. С.34-54.

6 Бороздин И. В горной Ингушетии // Новый Восток. М., 1928. Кн. 20-21. С. 12-87.

7 Яковлев Н. Ф. Ингуши. М,- Л., 1925. 110 е.; Яковлев Н. Ф. Вопросы изучения чеченцев и ингушей. Грозный, 1927.

8 Шиллинг Е. М. Ингуши и чеченцы//Религиозные верования народов СССР. М.-Л., 1931. Т. 2. С. 120-143.

9 Далгат Б. К. Родовой быт чеченцев и ингушей в прошлом // Изв. ИНИИК. T. IV. Вып. 2. Орджоникидзе-Грозный, 1934-1935.

юМартиросиан Г. К. История Ингушии. Орджоникидзе, 1933.

11 Крупное Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1969.

12 Крупное Е.И. Средневековая Ингушетия. М., 1970.

13 Очерки истории ЧИАССР. T. 1 : С древнейших времен и до 1917 года. Грозный, 1971.

Чечено-Ингушской АССР на две самостоятельные административно-национальные республики (Чеченская Республика и Республика Ингушетия) ситуация, хотя и медленно, но постепенно стала меняться. Наряду с объективными причинами, явно тормозящими научно-исследовательский процесс - проблемы, связанные с государственным строительством, с решением кадровых вопросов и пр., средневековая история ингушей в новейшее время не стала «генеральной». Отсутствие в республике необходимого количества подготовленных специалистов, участие в переосмыслении наследия недавнего прошлого, нерегулярность и маломасштабный характер полевых археолого-этнографических исследований и т.п., наряду с заметной политизацией научно-исследовательских кадров, «отодвигают» данную проблему на второй план. Вместе с тем, несмотря на фундаментальность исследований Е.И. Крупнова, с момента выхода его «Средневековой Ингушетии» прошло, как минимум, 40 лет, за которые накоплен новый материал, требующий не только его учета, анализа, но и «сверки» полученных на его основе выводов с наблюдениями и выводами Е.И. Крупнова. Изменилась за это время и отечественная историческая наука, хотя новые попытки создания современной «Истории Ингушетии»,14 еще далеки от совершенства, что также подчеркивает актуальность предпринятого нами исследования. 15

Объектом исследования является комплексный и, по возможности, разносторонний анализ компактного в природно-ландшафтном отношении микрорегиона Северного Кавказа, расположенного в восточной части Придарьялья (вблизи Дарьяльского горного прохода), с его населением, слабоизученной системой общественного устройства, социально-экономических и политических связей и взаимоотношений в ХШ-ХУ веках.

Предметом исследования являются существующие письменные и археологические материалы, позволяющие по возможности полно проследить специфику этнокультурных компонентов предков современных ингушей, в

14 История Ингушетии с древнейших времен, с. 89-90 и сл.

15 Нарожный В.Е. Евгений Игнатьевич Крупное - исследователь Ингушетии (К 40-летию со дня кончины) // Культурная жизнь Юга России. Краснодар, 2011. №2. С.75-77.

рассматриваемое время вливавшихся в местную этноструктуру. Имея в своем распоряжении сведения о почти одной тысячи погребенных на Келийском могильнике, предметом изучения становятся отдельные их группы, по составу вещевых наборов в которых представляется возможной характеристика имущественной, социальной и «профессиональной» составляющих горского общества. На основе таких данных можно вести речь об «улавливаемых» на нынешнем уровне внутренних имущественных, социально-экономических и иных особенностях каждой из таких групп населения. Посильный анализ наиболее широко употреблявшихся комплексов предметов материальной культуры (погребальный инвентарь) открывает перспективу для анализа свода хозяйственных занятий, ремесленной базы, кустарных промыслов и занятий военным делом, а также - системы и динамики взаимоотношений горцев с окружающим миром. Наличие выразительной базы нумизматических источников, возможно, позволит «привязать» те или иные явления к конкретным хронологическим периодам.

Целью работы является комплексный анализ и характеристика различных сторон и аспектов этнокультурной, хозяйственной и конфессиональной истории горноингушского общества в ХШ-ХУ вв.

Задачи исследования, вытекающие из поставленной цели:

1. Определение конкретных этнокультурных групп населения региона, в силу политико-экономических условий эпохи влившихся в местную этническую среду, и определение характера их взаимоотношений.

2. Описание географии и системы взаимоотношений горцев региона с соседним Закавказьем и населением золотоордынской равнины.

3. Определение особенностей базы местных «экономик» как основных факторов в процессах имущественного и социального расслоения горноингушского общества и его деформаций.

4.Характеристика основных, ныне улавливаемых, «профессиональных» занятий горцев.

5. Рассмотрение специфики конфессиональной обстановки в высокогорье Ингушетии.

6. Определение степени самодостаточности и потребностей горского общества в его жизнедеятельности.

Географические рамки исследования: они определяются конкретным расположением исследуемой территории. На севере, вдоль правого берега Верхнего Терека, вся изучаемая территория отделена от предгорий и равнин скалистыми и труднодоступными хребтами - Мяат-Лам (Столовая гора) и Цей-Лам. На юге территория подходит к подножию Главного Кавказского хребта, в сторону которого выводят несколько боковых ущелий. На востоке вся территория ограничена рекой Ассой посредством глубокого и труднодоступного ущелья, прорезающего Цей-Лам, затем выходящей на равнину. На западе рассматриваемая территория ограничивается ущельем р. Армхи, выходящей из Джейраховского ущелья, где у самого входа в Дарьяльское ущелье Армхи впадает в Терек.

На р. Ассе, между скалистыми хребтами и подошвой Главного Кавказского хребта, находится Горно-Ассинская котловина, представляющая собой почти ровное плато, к которому со всех сторон спускаются крутые склоны окружающих территорий.

Хронологические рамки исследования определяются наличным материалом. В письменных источниках активность дурдзуков - предков Ингушей упоминается в начале первого десятилетия XIII века, что можно использовать как нижний временной предел. Верхняя хронологическая граница определяется монетными находками из Ингушетии, что заставляет определять ее пределами конца Х1У-началом XV столетия.

Источниковая база. Она, по объективным причинам, ограниченна. Это несколько весьма лаконичных отрывков из письменных источников, упоминающих участие дурдзуков (предков ингушей) в нескольких военно-политических акциях Грузии на территории Закавказья и в Придарьялье; сведения Г. Рубрука о выходах «аланов» из горных ущелий на золотоордынскую равнину для захвата добычи. Используются и сведения закавказских источников об активной миссионерской деятельности в высокогорье грузинских священнослужителей, специфики христианства в

«Каспийских горах», в совокупности с которыми особое значение приобретают описания, оставленные католическим миссионером «братом Журденом». Их дополняют еще более лаконичные данные армянских авторов об участии «горцев тех мест» в военном противостоянии с Золотой Ордой.

Письменные данные хотя бы отчасти стыкуются и с археологическими материалами, в свое время полученными в высокогорной Ингушетии В.И. Долбежевым, В.Ф. Миллером, Л.П. Семеновым, Е.И. Крупновым, В.Б. Виноградовым, М. Б. Мужухоевым, P.A. Даутовой и Х.М. Мамаевым. Самостоятельное значение имеет практически еще неопубликованный археологический материал из горной Ингушетии, полученный в ходе охранно-спасательных археологических исследований 1987-1988 годов в зоне предпринятого тогда строительства Кавказской перевальной железной дороги, любезно предоставленный авторами тех исследований (Е.И. Нарожный и С.Н. Савенко). Его ценность заключается в том, что этот материал связан с почти одной тысячей погребенных (грунтовые захоронения, каменные ящики, полуподземные склепы, т.н. «скальные» захоронения). Дополнительное и не менее важное значение имеют нумизматические материалы, представленные единичными монетами и их сериями (грузинские, грузино-хулагуидские, хулагуидские, золотоордынские, европейские), доныне опубликованные лишь частично. Вспомогательное значение имеют фольклорно-этнографические и топонимические данные. Разнообразие используемых материалов -объективная данность, определяющая комплексный характер исследования, построенного на стыке историко-археологических и фольклорно-этнографических источников.

Степень изученности проблемы. По данной теме существует несколько монографических изданий XX - XXI веков,16 имеющих важное

16 Загурский Л. Ингушевские праздники // ССКГ. Прим. ред. К статье Л. Загурского «Ингушевские предания» // ССКГ. Тифлис, 1872. Т. 5. С. 1-15 и сл.; Вертепов Г. Ингуши. Историко-статистический очерк // Терский сборник. Владикавказ. 1982. Вып. 2. С. 71-138; Вертепов Г.А. Очерки кустарных промыслов в Терской области // Терский сборник. Владикавказ, 1897. Вып. IV. С.1-34; Вертепов Г.А. В горах Кавказа // Терский сборник. Владикавказ, 1903. Вып.6. С. 98-142; Этнологическая классификация кавказских народов (Извлечено из рукописей Л.Н.Загурским) // Кавказский календарь за 1888 год. Приложение. Тифлис, 1889; Дубровин Н. История войны и владычества русских на Кавказе. Т.1. Кн.1. С. 360-370, с.380-390; Ахриев Ч. Похороны и поминки у горцев // ССКГ. 1870. Вып.З.; Ахриев Ч. Герои ингушских сказаний // ССКГ. Т.4. 1870; Ахриев Ч. Ингушевские праздники // ССКГ. Т.5. 1872; Ахриев Ч. Ингуши (Их преданья, религии и поверья) // ССКГ. Т. 8. 1875; Ахриев Ч. Заметки об ингушах // Сборник сведений о Терской области. Владикавказ. 1878; Грибовский Н.

1

значение как опыт обобщения, построенный, по понятным причинам, в рамках

марксистко-ленинских догматов «формационной» истории либо же в рамках

«нового и современного обобщения» накопленного опыта и, как правило, с

доминирующим увлечением удревнением отдельных проблем. Однако работы

этого периода базируются на весьма ограниченной исходной (источниковой)

базе, что объективно диктует потребность расширения используемых данных и

их рассмотрения на широком географическом фоне.

Исследуемая территория, прямо или косвенно, несколько раз

становилась объектом исследования кандидатских и докторских диссертаций, в

них изучалась система доисламских воззрений,17 отдельные категории

средневекового вооружения и организация военного дела,18 материальная

культура горцев19 и их культовые сооружения,20 комплекс инновационных

21

(Восток-Запад) заимствований в материальной культуре. Однако и в этих

Экономический и домашний быт жителей горного участка Ингушевского округа // ССКГ. T.3. 1870; Максимов Е. Терское казачье войско // Терский сборник. Владикавказ, 1891. Вып. 1. С.100-104; Список населенных мест Терской области / Под ред. Н. Благовещенского. Владикавказ, 1883; Статистические таблицы населенных мест Терской области / Под ред. Е. Максимова. Т. 1. Вып.1. Владикавказ, 1898; Статистические таблицы населенных мест Терской области / Под ред. Е. Максимова. Т.2. Вып.4. Владикавказ, 1898; Терский календарь на 1891 год с приложением. Владикавказ, 1892.

17 Бараниченко (Великая) H.H. Доисламские верования и культы в исторических системах общественных отношений вайнахов: Автореф. дис. ... канд.ист наук / МГУ. М., 1985. Рассматривая историю доисламских верований не только ингушей, но и чеченцев, автор этой интересной работы строила на широком хронологическом отрезке времени, «выходя» за пределы XIII-XV вв. Констатируя факт образования Золотой Орды, H.H. Бараниченко полагала, что это событие прервало ход северокавказско- грузинских связей и отношений.

18 Чахкиев Д.Ю. Оружие и вопросы военного искусства позднесредневековых вайнахов (XIII-XVI1I вв.). Археолого-этнографическое исследование: Автореф. дис. ... канд.ист.наук / МГУ. М., 1987. В распоряжении этого автора, максимально полно мобилизовавшего доступный археологический материал, все же, оказалось мало (по сравнению с материалами раскопок 1987-1988 гг.) соответствующего материала. Тем не менее, основные выводы Д.Ю. Чахкиева не потеряли своей актуальности. В 2010 году была защищена кандидатская диссертация A.B. Сальникова - см.: Сальников A.B. Элементы вооружения северокавказского воина XIII-XV веков под влиянием центральноазиатского и европейского военного дела: Автореф. дис. ... канд.ист.наук / СГУ. Ставрополь, 2008. В этой работе речь идет лишь об отдельных предметах «центральноазиатского происхождения» из высокогорной Ингушетии.

19 Мужухоев М.Б. Материальная культ