автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Особенности формирования топонимической картины мира: лексико-прагматический и этнокультурный аспекты

Полный текст автореферата диссертации по теме "Особенности формирования топонимической картины мира: лексико-прагматический и этнокультурный аспекты"

На правах рукописи

□□3461252 Ковлакас Елена Федоровна

ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ ТОПОНИМИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА: ЛЕКСИКО-ПРАГМАТИЧЕСКИЙ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТЫ

Специальность 10.02.19. - Теория языка

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

I и

Краснодар - 2009

003461252

Работа выполнена на кафедре общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета.

Научный консультант: доктор филологических наук,

профессор

Немец Георгий Павлович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Ахиджакова Марьет Пшимафовна

доктор филологических наук, профессор Павловская Ольга Евгеньевна

доктор филологических наук, профессор Факторович Александр Львович

Ведущая организация: Пятигорский Государственный Лингвистический

университет

Защита состоится 3 марта 2009 года в 9.00 на заседании диссертационного совета Д 212.101.08 по присуждению ученой степени доктора филологических наук в Кубанском государственном университете по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, д. 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан 28 января 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, к.ф.н., доцент

Н.М.Новоставская

Общая характеристика работы

Исследование роли языка в процессах фиксации, отражения и формирования этнического опыта и культуры дает возможность более глубокого познания того, что национальный язык и культура во многом определяются особенностями истории развития и жизни соответствующего этноса. Язык и культура, культурные традиции, которые вырабатывает этнос в процессе адаптации к жизненным условиям, неизбежно попадают под влияние языка и культурных традиций тех народов, с которыми происходит активное взаимодействие. При этом языковая картина мира каждого народа отражает как способы воплощения и структуры знаний о мире, особенности восприятия и концептуализации мира, так и этапы и результаты освоения человеком когнитивного пространства средствами национального языка. У каждого народа есть своя история, природа, материальные и духовные ценности, что и составляет в совокупности «национальную модель мира», т.е. целостный образ представлений и многообразия видов деятельности человека. Как отмечает Е.С.Кубрякова, «язык выполняет две главные функции - когнитивно-репрезентативную и коммуникативную (дискурсивную)» (Кубрякова, 2004: 325), в связи с чем «поиски и нахождение оптимальных языковых форм для выражения необходимого содержания - эта постоянно возникающая при порождении речи задача - не может быть разрешена без вступления в действие правил осуществления номинативной деятельности» (там же: 327).

Проблема конструирования и реконструкции картины мира решается в современной лингвистике в рамках теоретической семантики, когнитивной лингвистики, этнолингвистики, лингвокультурологии и лексикографии в работах Р. Лангакра, Дж. Тэйлора, Дж. Лакоффа, В.В. Воробьева, Е.С. Кубряковой, В.А. Масловой, Ю.Д. Апресяна, Л.Ю. Буяновой, Ю.Н. Караулова, Л. Барташевича, В.З. Демьянкова, В.И. Постоваловой, Б.А. Серебренникова, Ю.С. Степанова, С.Д. Смирнова и др. Если рассматривать эту проблему с точки зрения специфики внутреннего вербального отражения восприятия жизни конкретным народом, то картина мира как категория лингвокультурологическая и историко-этнологическая обязательно включает в себя способы языковой концептуализации мира. В решении этого вопроса мы опираемся на исследования А. Вежбицкой, Н.Ф. Алефиренко, Л.Ю. Буяновой, А.П. Бабушкина, И.А. Стернина, С.Г. Воркачева, O.A. Дмитриевой, Д.С. Голева, С.А. Аскольдова, Ч. Морриса, З.Х. Бижевой, С.С. Неретиной, Е.С. Кубряковой, В.П. Нерознака, З.Д. Поповой, Д.С. Лихачева, В.И. Карасика, С.Х. Ляпина, Г.Г. Слышкина и др. Концепты взаимокоррелируют с кодами культуры, при помощи которых культура членит и категоризует окружающий мир (Красных, 2001: 5).

В последние десятилетия 20-го века внимание ученых было привлечено к культурно-историческому аспекту имен собственных, в частности топонимов. Топонимы рассматриваются как некий этнокультурный текст, не-

сущий релевантную информацию об историческом прошлом народов, о границах их расселения, о культурных, торговых и географических центрах и т.п. Своеобразие функций топонимов, их способность номинировать и характеризовать явления действительности обусловили различные подходы к их изучению. Этнолингвистический подход прослеживается в работах Е.Л.Березович (1997, 1999, 2001), И.А.Воробьевой (1976), А.С.Герда (1994), А.Ф.Журавлева (1995), Н.И.Толстого (1983, 1989), А.Н.Фролова (1984). Лингвострановедческий подход находит выражение в работах Е.М.Верещагина (1980, 1991), В.Г.Костомарова (1994), В.Д.Бондалетова (1987); ментально-онтологический подход - Л.М.Дмитриевой (2001), Н.Д. Голева (1974); когнитивный - в трудах М.Э.Рут (1999, 2002), М.В. Голомидовой (1998); исследованию региональной топонимической личности посвящены работы Е.В .Макаровой (2001,2002).

Таким образом, проблема формирования особой - топонимической -картины мира является актуальной задачей современной лингвистики в силу её этнокультурной значимости и интегративного статуса, так как топонимическое картирование окружающего мира представляет собой один из системообразующих способов вербализации действительности, отражает корреляцию историко-социальных, языковых и этнокультурных аспектов развития народов. Топоним как когнитивный знак служит для номинации «географических» фрагментов мира, а «само наречение преследует, в конечном счёте, описание мира, а не только обозначение всего сущего» (Кубрякова, 2004:327).

Отсюда следует, что актуальность исследования определяется несколькими ключевыми факторами. Взаимодействие народов на всех этапах их исторического развития отражается и проявляется в этнической истории. Этническая история представляет собой сложный и многогранный процесс, который затрагивает язык, духовную и материальную культуру. Немаловажен и тот факт, в полиэтнических районах культуры сохраняют свое своеобразие, но, вступая во взаимодействие, приобретают общие черты. Представления об окружающем мире и национально-этнические особенности, которые проявляются в традиционной культуре народа, фиксируются в языке и служат предметом исследований лингвистов, этнологов, историков, психологов, археологов, основной акцент которых направлен на антропоцентрическую парадигму знания, на исследование семантики языкового знака в сфере этнокультурного знания о мире. Лексическая семантика, реконструкция которой помогает восстановить фрагменты картины мира, также интегрируется с другими научными сферами. Из этого следует, что реконструкция и изучение особой картины мира, репрезентируемой топонимами, - топонимической картины мира, - в которой предстает окружающая действительность во всей совокупности присущих ей факторов, изучение тенденций и механизмов взаимодействия культур и результатов этнокультурных контактов, зафиксированных в региональной топонимике, остается перспективным и актуальным направлением теории языка и на сегодняшний день.

Выделяя топоним как вместилище знаний о стране, как хранитель историко-культурной информации, В.В. Молчановский отмечает, что «национально-культурный компонент семантики топонимов отличается особой страноведческой репрезентативностью, богатством культурно-исторических ассоциаций» (Молчановский, 1985: 28). И.С. Карабулатова выделяет социальный компонент значения топонима, который возникает как результат отражения принятых в обществе эмоций и оценок, связанных с реалиями, обозначающимися данным словесным знаком. Ставя своей задачей реконструкцию картины мира народа, М.Э.Рут подчеркивет, что образная номинация «всегда национально специфична в том смысле, что закрепляет в себе исторически сложившуюся в сознании народа - субъекта номинации картину мира» (Рут, 1992:127-128).

Как известно, конструктами картины мира являются ментальные образы и ментальные концепты. Слова-концепты служат именем семантического поля и заключают в себе лексические, синтаксические, образные показатели. Человек воспринимает не то, что возможно благодаря языку, а субъективно вербализует актуальное для него в данной конкретной речевой ситуации содержание концептуальной картины мира.

Топонимическая система, по нашим наблюдениям, складываясь на протяжении длительного времени, представляет собой когнитивный «конгломерат», в котором отражены культуры, языки, время и пространство, этапы и социально-исторические условия развития общества. В этой связи следует признать, что степень научного лингвистического изучения и описания топонимии Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея до настоящего времени всё ещё остается очень низкой.

Объектом исследования служит топонимикон данных регионов, представленный ойконимами, гидронимами, оронимами, космонимами и т.д.

Предметом исследования является топонимическая картина мира, воссоздаваемая (реконструируемая) на основе топонимии Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея, её лексико-семантическая и этнокультурная специфика.

Практическим языковым материалом исследования послужил фактический материал, собранный автором путем фронтальной записи топонимов на территории Краснодарского края и Республики Адыгея, извлечения географических названий из исторической, этнографической литературы, Госархива Краснодарского края, географических карт и т.д. Большую помощь оказали авторитетные фундаментальные труды по топонимике Западного Кавказа (включая Черноморское побережье), выполненные Дж.Н. Коковым «Адыгская (черкесская) топонимия»; топонимические исследования сочинского краеведа С.А. Загайного «Происхождение названий некоторых населенных пунктов Краснодарского края», в которых приведена классификация географических названий и даны переводы некоторых из них. В процессе исследования привлекались также работы С.И. Вахрина по топонимике Краснодарского края, например, «Биография Кубанских названий» (1995); статьи C.B. Самовтора (1993-1997), фундаментальный труд

В.Н. Ковешникова «Очерки по топонимике Кубани» (2006), уникальное исследование К.Х. Меретукова «Адыгейский топонимический словарь» (2003).

Цель исследования - многоплановое изучение и описание топонимики и ментальных стереотипов полиэтнических регионов Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея и осмысление, интерпретация реалий, заключенных в топонимии, рассматриваемой в качестве вербальной основы реконструкции топонимической картины мира, необходимой также и для освоения иной культуры.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) определение характера топонимической номинации с точки зрения семиотики;

2) выделение понятийных, значимостных (ценностных) и образных составляющих лексико-семантического поля и входящих в него лексико-семантических групп;

3) анализ топонимической системы Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея с точки зрения отражения культурного «ландшафта»;

4) установление как внутренних закономерностей существования топонимов, так и внешних форм их реализации;

5) моделирование ментальных образов Человека, Реки, Горы, запечатленных в топонимических номинациях;

6) структурирование топонимической модели освоения «чужой» (иной) культуры;

7) установление связи между топонимической концептуализацией и особенностями номинации;

8) рассмотрение аспектов соотношения топонимических моделей и культурных ценностей народа-номинатора.

Методологической основой диссертационного исследования являются философские концепции и положения о взаимосвязи и корреляции мышления, сознания, языка, речи и познавательной деятельности; о диалектическом единстве эмпирического и теоретического типов знаний. В этом плане язык интерпретируется как важнейшее средство аккумуляции, хранения и трансляции знаний человека об окружающей действительности, как социально-культурный и коммуникативно-деятельностный феномен, единицы которого принимают участие в конструировании картины мира.

Теоретической основой работы послужили фундаментальные идеи, взгляды и концепции различных исследователей, изложенные в трудах по лингвоконцептологии и этнолингвистике (Н.Ф. Алефиренко, А.П. Бабушкин, З.Х. Бижева, Л.Ю. Буянова, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, Д.С. Лихачёв,

A. Вежбицкая, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин и др.); по проблемам концептуализации мира (Е.С. Кубрякова, В.И. Карасик, Дж. Лакофф, Ю.С. Степанов, Б.А. Серебренников, В.И. Постовалова и др.); по когнитивной лингвистике (В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, Н.Д. Арутюнова, Р. Лангакр, Дж. Лакофф и др.); по теории языка, социолингвистике и лингвокультурологии (Б.А. Серебренников, В.А. Маслова, Г.П. Немец, С.Х. Ляпин, С.Г. Воркачёв,

B.П. Нерознак, И.С. Карабулатова и др.).

Научная новизна исследования определяется рядом факторов и заключается в том, что впервые в рамках теории языка поднимается проблема реконструкции нового типа (подвида) языковой картины мира - топонимической картины мира (ТКМ); в рассмотрении топонима 1) как знака, заключающего в себе знания об общечеловеческих и национальных ценностях; 2) как вербально-ментального образа, реконструкция которого эксплицирует связь с этнической культурой и самосознанием всего народа; 3) как текста, который при прямом чтении отождествляется с «открытой», а при обратном - с эзотерической сферой культуры. Описание топонимической системы, предложенное в работе, позволяет воссоздать «географическую» картину мира того или иного этноса путем описания «топонимических концептов», при помощи которых интерпретация смысла, заключенного в топонимах, возможна как в прямом, так и в обратном направлении: как от носителя сознания (имядателя) к знаку (топониму), так и от топонима к носителю сознания (воспринимающему имя).

Теоретическая значимость исследования заключается в интерпретации топонима как лингвистического и культурологического знака, как этнокультурного явления, которое при интегрированном восприятии реализуется через логический анализ: от выявления концептов как результатов мыслительных процессов до концептуального анализа воспринимающего сознания субъекта, при котором топонимическая единица предстает в ментальных категориях и является связующим звеном между субъектом-номинатором и воспринимающим субъектом. Значимым для теории языка можно считать позицию, которая постулирует, что единицей языкового уровня является топоним как знак, а ментального уровня - топонимический («географический») концепт, что топонимы представляют собой знаки взаимной включенности в коммуникативный процесс носителей сознания и служат средством перехода от знака - топонима к сознанию - картине мира. Теоретически весомым является положение о том, что ментальный образ, лежащий в основе сознания и структурирующий представления человека об объектах действительности, обусловливает языковые параметры знаков-топонимов и их связь с культурно-историческими аспектами значениями. Применение лингвокультурологического, концептуального и этнолингвистического подходов к изучению топонимов как системообразующих компонентов топонимической картины мира этноса позволяет выявить информацию об этнической истории, социальной жизни, материальной и духовной культуре народа, реконструировать, в том числе, и топонимическую картину мира, что является определённым вкладом в теорию языка.

Практическая значимость работы. Материалы, основные результаты и выводы исследования могут быть использованы в теории и практике лин-гвокогнитивных и лексико-семантических изысканий по следующим направлениям: 1) в изучении топонимических систем разных регионов с целью осмысления через топонимическую картину мира особенностей культуры; 2) в когнитивном аспекте - при изучении структур знания, ментальных представлений и стереотипов о пространстве в широком смысле и конкрет-

но — о восприятии типов географических объектов через их номинации; 3) в лексикографическом аспекте - для разработки методологических принципов и составления топонимических словарей с когнитивным и этнокультурным компонентом; 4) в практике вузовского преподавания теории языка, лингвоэтнологии, концептологии, межкультурной коммуникации, ономасиологии, ономастики, топонимики; при разработке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам а) языковой концептуализации мира, б) типов и параметров картин мира; в) лингвокультурологии, а также по другим актуальным проблемам моделирования и реконструкции различных картин мира.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Топонимия как вербально фиксированная система наивно-бытового, культурного и историко-социального знания и этнокультурного опыта, полученного в результате длительного развития народа, выступает уникальным средством (и способом) отражения, идентификации и оценки окружающего мира и его «географического» фрагмента.

2. Топонимия полиэтнического региона представляет собой многоуровневое культурно-семиотическое образование, эксплицирующее особенности взаимодействия этнокультурных кодов народов, населяющих его и соседствующих с ним.

3. Топонимы Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгеи, зафиксировавшие в своей когнитивно-семантической структуре связь с пространственными объектами, как номинационные знаки выполняют функцию репрезентации кардинальной философской категории бытия - Пространство-Время. Анализ семантических аспектов «пространственно-временных» топонимов позволяет реконструировать наивную картину мира прошлого и проследить направление и этапы этнокультурного освоения региона: от времени начала заселения земель, формирования языковой и этнической самобытности поселенцев, их бытовых, социально-экономических и культурных контактов с представителями других народов.

4. Топонимическая система как основа топонимической картины мира фиксирует и отражает в языковой форме взаимоотношения этнического и бытийного уровней сознания (мышления), что определяется фактором, согласно которому языковая система структурирует пространство в сознании носителей языка, предопределяя их взаимоотношения с окружающим миром. Топонимы представляют собой ценнейший языковой носитель географических, исторических, этнографических знаний, являясь когнитивно-прагматическим средством аккумуляции, хранения и передачи внеязыково-го межпоколенного опыта и опыта межэтнического взаимодействия и коммуникации.

5. Топонимическая концептуализация действительности (её фрагментов) представляет собой объективацию и выделение значимых этнокультурных концептов, которые следует интерпретировать как культурно и исторически обусловленные стереотипы национального (регионального) менталитета. Концептосферу топонимической картины мира образуют взаимосвязанные концепты «Человек», «Земля», «Гора», «Вода», «Имя»,

связанные концепты «Человек», «Земля», «Гора», «Вода», «Имя», «Река», «Пространство», «Время», «Движение».

6. Наиболее релевантным для топонимической картины мира, по данным топонимики Краснодарского края и Республики Адыгея, выступает обобщенный образ водного пространства, который выражается в специализированных знаках - ландшафтных топонимах. Знак и символ в данном контексте равнозначны. Ландшафтные топонимы-гидронимы со временем становятся этническими символами, которые несут в себе идеалы и ценности культуры, актуализируя равнозначность и равноценность понятий и образов «Река» и «Душа».

7. Пространственная соотнесенность денотатов и их экстралингвистические особенности являются фактором их номинации. Внутрисемиотиче-ские связи между знаками-топонимами оказываются сильнее корреляции знаков с репрезентируемыми ими объектами действительности, денотативными классами.

8. Моделирование топонимической картины мира на основе ментальных образов, сформированных обобщением представлений человека о географических объектах действительности и выраженных в топонимах, позволяет выявить и эксплицировать этнокультурную информацию, связанную с социальной структурой общества, межэтническими и межкультурными отношениями, с системой нравственных ценностей и оценок.

9. Особенности номинации географических объектов Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея, закрепленные в языке, косвенно свидетельствуют о том, что морально-нравственные устои играют важную роль в мировосприятии и культурном развитии народа. Топонимическая картина мира ориентирована на отражение и сохранение аксиологических приоритетов национально-этнических сообществ, зафиксированных в топонимах как знаках оценивания через номинацию феноменов природы, жизни, бытия человека.

Методы и методики изучения материала. Основным методом исследования является описательный метод; при анализе топонимов используются приемы этимологического анализа; методы сравнительно-исторического, сопоставительного, идеографического и интерпретативного анализа; а также метод семантических оппозиций и семиотический анализ.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на заседании кафедры общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета; были представлены на различных лингвистических симпозиумах, семинарах, а также на Международных, Всероссийских, региональных, межвузовских научных, научно-методических и научно-практических конференциях: «Языковые и культурные контакты различных народов» (Пенза, 2002); «Проблемы прикладной лингвистики» (Пенза, 2002); «Человек и культура. Проблемы экологии юга России» (Краснодар, 2007); «Гуманитарные и социально-экономические науки в начале XXI века» (Нижний Новгород, 2007); «Семиотика культуры и искусства» (Краснодар, 2007); «Актуальные проблемы языкового образования» (Майкоп, 2007); «Традиционное,

современное и переходное в Российском обществе» (Пенза, 2007); «Культура и власть» (Пенза, 2007); «Лингвистические и культурологические традиции образования» (Томск, 2007, 2008); «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (Челябинск, 2008); «Гуманитарные науки и образование: новые пути интеграции» (Орёл, 2008); «Наука и образование» (Белово, 2008); «Язык. Культура. Коммуникация» (Ульяновск, 2008); «Русскоязычие и би(поли)лингвизм в межкультурной коммуникации XXI века: когнитивно - концептуальные аспекты» (Пятигорск 2008) и др.

По теме диссертации опубликованы 36 работы общим объёмом -33,1 усл. п.л., в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК, -10.

Содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, состояние её научной разработанности, степень изученности материала; обозначаются цель и задачи работы, выделяются предмет, объект и методы исследования; определяется научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы; формулируются основные положения, выносимые на защиту; представлена база апробации основных результатов исследования.

В главе первой - «Общетеоретические позиции интерпретации языка как средства выражения общеэтнической идентичности» - систематизируются и обобщаются исследования языка и культуры в российской научной традиции, представленной в трудах А.Н. Афанасьева, Г.О. Винокура, В.В. Виноградова, В.фон Гумбольдта, Ю.М. Лотмана, A.A. Потебни, Ю.С. Степанова, Е.Ф. Тарасова, A.A. Шахматова; прослеживается история исследования проблемы культурной обусловленности языка, выражения в языке этнического опыта народа, анализируются семиотические связи языка и культуры.

В современных исследованиях взаимосвязи культуры и языка внимание учёных акцентируется на тех теоретических аспектах, которые связаны с репрезентацией культуры в языке как семиотическом коде, с одной стороны; в языке как речевой системе, - с другой, и как в системе идиом, - с третьей. Е.Ф. Тарасов, доказывая, что язык включён в культуру, вводит понятие «тело знака» (означающее), которое, в свою очередь, является предметом культуры. В этом «теле» языковая и коммуникативная способность человека получает предметное воплощение, а значение знака - это культурное образование, возникающее только в человеческой деятельности (Тарасов, 1994: 85). Культура считается включенной в язык, поскольку она предстает смоделированной в тексте.

На уровне взаимодействия языка как семиотического кода культуры последняя использует парадигматическую и синтагматическую структурированность языка (сама культура неспособна самоорганизовываться (см.: Маслова, 2004: 60). В.А. Маслова предлагает считать «объектом культуро-

логии исследование взаимодействия языка, который есть транслятор культурной информации, культуры с её установками и преференциями, и человека, который создаёт эту культуру, пользуясь языком» (Маслова, 2004: 36). Исследователь расширяет сферу этого взаимодействия до триады «язык -человек - культура».

В настоящее время изучение культурной составляющей в языке, рассмотрение языка в неразрывной связи с культурой ведутся в рамках новой дисциплины - лингвокультурологии - (самостоятельной дисциплины или отрасли лингвистики), обоснование статуса и методологии которой присутствует в работах многих учёных. Лингвокультурология ставит своей целью интегративное описание синхронно взаимодействующих реализаций языка и культуры, которые находят отражение и в диахронии.

Предложенная В.В. Воробьёвым «единица языкового значения и вне-языкового культурного смысла» (Воробьёв, 1997: 44) - лингвокультурема -предполагает лингвистический и когнитивный анализ, и её можно рассматривать как микрофрейм - блок знаний о культуре.

Множество аргументов, подтверждающих необходимость системного изучения проблемы «язык - культура», подводят к тому, что надо знать совокупность внеязыковых факторов, то, что лежит вне языка. Связующим звеном в этом случае может рассматриваться человек как носитель языка и носитель культуры в целом. При решении данной проблемы необходимо интегрировать все знания о человеке, в том числе о его принадлежности к определённому этносу.

Опираясь на предложенную классификацию взаимосвязи языка и культуры (см.: Тер-Минасова, 2000: 14-15), можно проследить роль и значение языка в формировании и развитии культуры общества, выявить следующие его функциональные репрезентации:

1. Язык - это отражение культуры; язык и реальный мир связывает человек - носитель культуры и языка. Человек воспринимает мир, создаёт свои представления о мире, которые осмысливаются в словах.

2. Язык аккумулирует знания, умения, материальные и духовные ценности, накопленные многими поколениями народа, которые хранятся в его языковой системе; культура представляет собой совокупный объем этих знаний.

3. Язык в процессе инкультурации способствует формированию основополагающих человеческих навыков: общению между людьми, контролю за собственным поведением и эмоциями, оценочное отношение к явлениям окружающего мира. И результатом инкультурации выступает культурная компетентность человека в языке, ценностях, традициях, обычаях своего культурного окружения.

4. Язык - это один из методов идентификации объектов окружающего мира, классификации и упорядочения сведений о нём. Представители разных этносов обладают присущими только им национально-обусловленными способами языкового отражения объективного мира.

5. Язык есть способ адаптации человека к условиям окружающей среды. В силу необходимости адаптироваться к новым культурным условиям люди вступают в контакт с представителями чужой культуры. Психологическая адаптация будет зависеть от типа личности человека, событий в его жизни, а также от знания культуры, степени включенности в контакты и знакомства с межкультурными установками. Но этнокультурная адаптация только тогда будет успешной, когда будет прёодолён языковой барьер.

6. Язык как средство адекватной оценки действительности, явлений и их соотношений. В отличие от естественного языка, в котором единственно возможный код понимается всеми членами лингвистического сообщества одинаково, коды вторичных моделирующих систем различны. Понимание культурной значимости предмета мысли достигается путём смысловой реконструкции, в процессе изучения системы семантических значений языка.

7. Язык, оставаясь инструментом мышления, предстает творческой силой, формирующей и преобразующей этнокультурное сознание. С культурой язык связан генетически и функционально. Язык является порождением общества и культуры, феноменом, способным к эволюционному развитию.

Язык является выражением национального коммуникативного сознания, представляющего собой ментальные категории процесса коммуникации, регламентирующей ее нормы и правила.

Если в этническом коммуникативном сознании выделять коммуникативные категории, то особенно важной следует считать категорию общения, которая тем или иным способом упорядочивает эти категории. Занимая центральное место в духовной культуре социума, категория общения определяет степень вписанности индивида в духовную культуру этноса. Описание категорий коммуникативного национального сознания, по мнению З.Д. Зинченко, может осуществляться на двух уровнях - рефлексивном и бытийном. Исследователь предлагает описывать отдельные мыслительные категории (концепты) на духовном уровне (см.: Зинченко, 1991).

Как справедливо утверждает A.A. Леонтьев (1977: 67), существование «национальных смыслов» проявляется на любом уровне коммуникации. Этнический фактор особое значение приобретает на уровне полиэтнических обществ, где языковая коммуникация осуществляется с помощью одного или нескольких языков. Наличие языка-посредника не уменьшает и крайне редко сводит на нет межнациональные конфликты, совершенствуя в то же время и расширяя возможности укрепления межкультурных и межэтнических социально-экономических и иных контактов, сближая постепенно важнейшие аспекты бытия народов, пользующихся одним языком.

В своей схеме, отражающей процесс коммуникации между Лицом А и Лицом Б, американский лингвист начала прошлого века Р.Ладо, обосновывая взаимосвязь языка и культуры, показал стадии и формы прохождения мысли от одного собеседника к другому (Ладо, 1989). Схема представляет собой модель ценностей (культурной) коммуникации. Если проанализировать схему, то видно, что при совпадении культурных значений Лица А и

Лица Б должны совпадать и индивидуальные значения. Но это был бы идеальный вариант всеобщего взаимопонимания.

Схема 1

Культурное значение, заключенное в знаках языка, мы понимаем как регулятор ценностных установок; этот уровень можно определить как «уровень влияния культуры на язык» и дальнейшее понимание самой культуры.

Язык является органом и атрибутом культуры, образующим мир. Языковые границы разделяют культуры народов. Именно поэтому, по мнению А.А. Потебни, перевод с одного языка на другой «невозможен без изменения смысла, ибо мысль сама по себе непередаваема. Слово одного языка не тождественно и не может быть тождественным слову другого языка, хотя бы они и относились к одному и тому же предмету или явлению» (Потебня 1989: 104).

И язык и культура представляют собой смысломоделирующие системы, которым свойственны такие качества, как социальность и когнитив-ность, способность к вторичному означиванию, кодирование и декодирование. Трансляция культурных ценностей обеспечивает непрерывное сохранение культуры.

Согласно пониманию культуры К. Гирца как «паутины значений», «системы смыслов», фиксирование наблюдаемых фактов заключается и в попытках проникнуть в мыслительные процессы носителей этой культуры, и во вхождении и в интерпретации смыслов этой культуры. Исследователь, излагая символическую концепцию культуры в работе «Интерпретация культуры», отмечает, что культура - это «стратифицированная иерархия значительных структур; она состоит из действий, символов и знаков. Анализ культуры, то есть этнографическое описание, сделанное антропологами, -это интерпретация интерпретации, вторичная интерпретация мира, который уже постоянно описывается и интерпретируется людьми, которые его создают» (Гирц, 2004: 74).

Интерпретация делает понятным даже то, что кроется под «непонятным», которое своей необычностью для человека, принадлежащего данной культуре, не может быть адекватно воспринято. Только когда установлен процесс понимания между представителями различных культур, становится возможным сама коммуникация между ними (Гирц, 2004: 76).

Лексико-семантические изменения в языке больше, чем какие-либо другие, выражают связь языка с жизнью, деятельностью и прошлым говорящего на данном языке народа. Семантика слов отражает изменения, происходящие на разных этапах развития общества, не исключая и условия жизни. Особенно чётко это свойство обнаруживается в топонимах как особых знаках культуры.

Культура и язык, выведенные с семиотической точки зрения на равнозначный уровень, позволяют понимать культуру как содержание цивилизации, а язык - как форму существования этого содержания.

Во второй главе - «Концептуализация как процесс отражения и фиксации этнического опыта в идеальных категориях» - речь идет о детерминированности языковых различий формально-структурной стороной языка и семантической способностью создавать собственную картину мира при общечеловеческом характере мышления, что закономерно ставит перед исследователями задачу соотнесения особенностей мышления народа с формально-структурной архитектоникой языка; рассматриваются теоретические аспекты анализа феноменов концептуализации, когниции, концепто-сферы и концепта; выявляется и интерпретируется сущностная специфика духовно-этнической парадигмы «мышление - этнос — концепт - язык».

С конца XX века изучение языка оказывается приоритетным направлением не только лингвистики, но и философии, этнологии, этногеографии, культурологии: открыть путь к структурам внеязыковым помогают именно языковые структуры, описывающие реальный мир (Савянег, 2002, Сас1атег, 1991, Нус1姧ег, 1993, Ра1оска, 1995). По мнению 3. Бижевой, очевиден тот факт, что «исследования только формальной структуры языка и его коммуникативной функции ограничивают реальное место языка в процессе созидания культуры того или иного народа» (Бижева, 1999: 3). В лингвистике необходимо рассматривать язык и как средство общения, и как существенный компонент культуры этноса, и как когнитивное средство отражения и фиксации в семиотических единицах духовного и этнического опыта: «новые обозначения создаются не только для того, чтобы фиксировать результаты познавательной и эмоциональной деятельности человека, но и для того, чтобы сделать эти результаты достоянием других людей» (Кубрякова, 2004: 63).

Мнение, согласно которому владение языком предполагает концептуализацию мира, особый способ его членения, стало уже общепринятым. Понятие и термин языковая картина мира становится основной единицей метаязыка лингвистики. Именно в языковой картине мира находит свое выражение этнический менталитет, объективированный в таких структурах знания, как культурный концепт.

Следует признать, что довольно сложно разграничивать языковую картину мира и концептуальную, т.к. они находятся в состоянии взаимовлияния, диалектического противостояния и единства.

Термин «концепт» обычно использовался для обозначения содержательной стороны языкового знака. Этническая специфика представления языковых знаний - неуловимый «дух народа» - находила выражение в активно появляющихся номинативных единицах, образующих то или иное концептуальное единство, или концепт. В концепте можно выделить три его измерения — образное, понятийное и ценностное. К образной стороне концепта следует отнести воспринимаемые органами чувств характеристики предметов, явлений, событий, отраженных в нашей памяти. Понятийная сторона концепта - это языковая фиксация концепта, его обозначение, описание, признаковая структура, сопоставительные характеристики концепта по отношению к тому или иному ряду концептов, которые никогда не существуют изолированно. Понятийная сторона концепта - это план выражения. Ценностная сторона концепта - собственно психическое образование, определяющее сознание, как индивида, так и социума в плане приверженности и предпочтения той или иной системы ценностей.

Наиболее точно трехмерность концепта представлена в исследованиях В.И. Карасика: «Образная сторона концепта - это зрительные, слуховые, тактильные, вкусовые, воспринимаемые обонянием характеристики предметов, явлений, событий, отраженных в нашей памяти, это релевантные признаки практического знания. Понятийная сторона концепта - это языковая фиксация концепта, его обозначение, описание, признаковая структура, дефиниции, сопоставительные характеристики данного концепта по отношению к тому или иному ряду концептов, которые никогда не существуют изолированно, их важнейшее качество - голографическая многомерная встроенность в систему нашего опыта. Ценностная сторона концепта — важность этого психического образования, как для индивидуума, так и для коллектива. Ценностная сторона является определяющей для того, чтобы концепт можно было выделить» (Карасик 2001:10).

Опираясь на мысль Ю.С. Степанова, который полагает, что «концепты представляют собой коллективное наследие в сознании народа, его духовную культуру, культуру духовной жизни народа» (Степанов 1997: 76), выделим следующие признаки концепта как языкового и культурного явления (образования):

1. Концепт является ментальным образованием, принадлежащим к сфере сознания индивида. Именно коллективное сознание является хранителем констант, то есть концептов, существующих постоянно или очень долгое время.

2. Концепт представляет собой многомерное образование, его многомерность соотносима со сложностью и внутренней расчлененностью.

3. Для концепта характерно наличие множества «входов», которые представляют собой единицы языка и речи, при помощи которых происходит актуализация концепта в сознании носителей языка. Единицы языка и

речи могут относиться к различным уровням системы: это морфемы, лексемы, слова, словосочетания, фраземы, тексты.

4. Концепт является объектом сопоставительного анализа, подразумевающего сравнение а) межъязыковое, т.е. сопоставляются концепты различных языков, б) внутриязыковое, когда сопоставляют дискурсы бытования концепта. Любой сопоставительный анализ концептов направлен на выявление специфического для данного этноса признака. Совокупность отличительных признаков позволяет говорить о стереотипах в восприятии мира, отраженных в семантике концепта.

5. Концепт предельно субъективен. Ему мало «изменения души индивида, размышляющего о вещи, он непременно предполагает при своем формировании другого субъекта - слушателя или читателя ..., что и рождает диспут...» (Неретина, 1994:141).

6. Культурный концепт обладает формальной характеристикой, поддающейся статистическому учету, это так называемая «номинативная плотность» (Карасик, 2002:133) концепта.

На основан™ этого можно сделать вывод о том, что концепт вербализуется в национальной картине мира и получает этнокультурную маркированность.

В третьей главе - «Топонимическая концептосфера как отражение мировосприятия и аксиологически-оценочной системы этноса» - исследуется моделирование ментальных образов посредством топонимики, представленной в Краснодарском крае и Республике Адыгея; описываются концепты «Человек», «Гора» и «Река» как специфические формы ментального бытия топонимической системы; изучается образная составляющая концептов как аспект фиксации и выражения мировоззрения и стереотипов народов.

Представления отдельного человека об объекте формируют субъективный образ, представления коллектива (этноса), выраженные в языке (топонимии), формируют объективный образ предмета (см.: Васильева, 2006).

Более трехсот лет назад жил один из первых, а может быть и первый, философов адыгов - Жабаги Казаноко, философия которого на основе практической деятельности его современников раскрывает образ человека как абсолютной ценности. Человек - творец природы, себя и окружающего мира. Венчает этику Жабаги категория - «род», «народ» и тесно с ним сопряженные категории «родина», «страна», «родимый край». Родина - пристанище человека и дел человеческих» (Бгажноков, 2002: 243).

Рассматривать концепт «Человек» мы считаем целесообразным с учётом анализа антропонимов и этнонимов, представленных в топонимике Краснодарского края и Республики Адыгея. Исследование ономастикона того или иного народа связано с извлечением культурно-исторической информации и адекватной ее интерпретации.

В своей работе мы опираемся на этнонимический подход, предложенный М.В. Горбаневским, т.е. описание истории названий, произведенных от этнонимов. Концепция М.В. Горбаневского находится на стыке лингвостра-новедческого и лингвокультурологического подходов, «...топоним - это ре-

альный компонент системы географических названий (принадлежащих данному этносу и его истории, культуре, территории проживания), обладающих общей языковой историей и, в то же время, отдельной историко-культурной биографией» (Горбаневский, 1994:22).Текст, а в нашем случае, - топоним, при нормальном чтении отождествляется с «открытой», а при обратном - с эзотерической сферой культуры. Интерес представляет проблема сохранения смысла топонима при интерпретации как в прямом, так и в обратном направлении; как от имени, носителя имени, к знаку (топониму), так и от топонима к носителю сознания:

Носитель имени Знак (топоним) Носитель сознания.

Уровни выделенной цепочки от личности человека до другой личности, разделенных временем, имеют связующее звено - топоним, представляют собой участников диалога и являются включенными в семиотическую модель.

Периферийные семиотические образования (Денотат 1 и Денотат 2) становятся взаимодополняющими частями информации об этносе, истории, географии, культуре, выполняют функцию так называемого «усилителя» смыслообразования. Благодаря знаку (топониму) Денотат 1 (носитель имени) становится знаком культуры.

Исследуемый нами концепт «Человек» представлен несколькими структурообразующими компонентами:

Рассмотрим каждую из выявленных групп.

1. Социум этнический (денотат) - Концепт - Личное имя (топоним-

знак^

Кубань издревле является родиной адыгского народа. Издавна обитали здесь и предки русского народа - славяне. Географические объекты Адыгеи зафиксировали в своих названиях имена живших племен и народов, из которых впоследствии образовался адыгский народ:

1) Меоты - р. Абин - «абун» - племя меотов, 2) Абхазцы - г. Аибга, с. Аибга - кабардинское название абхазцев, 3) Аланы - г. Ассара - «ассы» -племя аланов, предков осетин, г. Оскол - «ос» - самоназвание алан, 4) Аредба - пос. Адлер - причерноморское племя аредба, 5) Абадзехи - с-ца Абадзехская - племя «абадзехов», 6) Адыги - р. Адыгако - племя «адыгов», 7) Гоайе - г. Агой - племя « гоайе», 8) Армяне - г. Армавир, с. Армянское, с. Верхнее Армянское, с. Краевско-Армяиское, р. ВерхнеАрмянская Хобза, р. Нижне-Армянская Хобза, с. Гай-Кодзор - армянское поселение «армянское ущелье», 9) Бесленеевцы - ст-ца Беслснеевская -этническая группа адыгских племён и др.

Концепт

(носитель Знак

имени) (топоним)

(носитель сознания)

В рассматриваемых нами примерах конституентов концепта «Человек» имя (знак) лишено обобщающих сем. Номинации географических объектов по имени этноса сохранили память о далеких предках, населявших территорию Краснодарского края и Республики Адыгея. В философии адыгского народа этически значимой является связь членов триады «человек -дело - народ», которая проявляется как сознательное творческое отношение человека к сфере морали. Внутри родоплеменных отношений начинает формироваться определенный круг общеадыгских ценностей, которые создали благоприятные условия для формирования и дальнейшего развития морально-этической системы адыгского общества.

2. Социум родовой (денотат) - Концепт - Личное имя (топоним-знак).

Большинство адыгских аулов получило свое название по родовым

именам (фамилиям) тех семей, которые наиболее были представлены в этих населенных пунктах, а также по именам князей, владельцев или основателей аулов: аул Адамий (Адам), аул Азнауровых, аул Асколова, аул Бабука, ст-ца Баговская (родовая фамилия), ст-ца Баракаевская (родовая фамилия), аул Беноковых, аул Бечмиза, ст-ца Гостагаевская (родовая фамилия), пос. Дагомыс (адыгская родовая фамилия) и др.

Концепт «Человек», формируемый именами/номенами данной группы, представлен семантически и прагматически сопряженным с понятиями «род», «институт старейшин», что тоже восходит к этической системе адыгов. «Характер родственных связей, безусловно, играл главную роль при определении статусов в различных родственных объединениях, например, в семье, патронимии или фамилии, но в ряде случаев не был лишен значения и в обществе в целом» (Бабич, 2002:270).

В данной группе имя максимально нагружает смыслом денотат антропонима и соотносится с реальным человеком или в ряде случаев - с целым родом. Понимать и адекватно расшифровывать значение этого имени означает получать новую информацию о названном этим именем человеке или роде. Если топоним, образованный на базе личного имени, не соотносится с человеком или родом, отсутствие знания о новой (иной) соотнесенности обусловливает семантическую пустоту топонима. Если даже носитель имени незнаком реципиенту, но известен социум, в котором этот носитель имени находился, т.е., в нашем случае, социум - род, то семантика имени содержит набор денотативных признаков, достаточных для произвольного функционирования топонима как имени.

Социум родовой оказывает влияние на социум в целом, и опосредо-ванность этого влияния закрепляется в топонимической номинации.

3. Личное имя (денотат) - Концепт - Личное имя (топоним-знак).

Имя может представлять имя известного лица. Если существует

имя, оно служит доказательством неотделимости от конкретной личности, т.е. обязательно должна быть номинируемая единица. Функционирующий антропоним всегда соотнесен с конкретно-чувственным представлением о его носителе. Имя и денотат соотносятся напрямую, при этом имя не теряет

своей семантической однозначности. Личное имя как бы ищет конкретного носителя (Березович, 2001).

Топонимы выделенной нами группы, образованные на базе имени собственного, личного имени, объективируют соотношение с денотатом - конкретной исторической личностью. Эта группа дифференцируется на две подгруппы:

а) топонимы, зафиксировавшие в своей структуре имена адыгов, прославивших свое имя, дошедшие из глубины столетий: ст-ца Ахметовская (легендарный абрек Ахмет), ст-ца Нижне-Бакапская, ст-ца Верхне-Баканская (в честь легендарного предводителя адыгов Беслана Бакана), аул Айтека Болотокова, аул Джамбеча, пос. Джанхот (черкесский уздень Джанхот).

б) топонимы, зафиксировавшие в своей структуре имена казаков, оставивших славный след в истории, давшие названия географическим объектам: с. Вигязево (майор Витязь), г. Гулькевичи (землевладелец - советник Н.С. Гулькевич), с. Архнпо-Осиповка (рядовой Архип Осип), ст-ца Бриньковская (в честь генерала Бринька), ст-ца Варениковская (в честь Степана Вареника, пос. Вардане (род Вардан) и др.

Личностный фактор является одним из составляющих этической системы. В адыгейском обществе большим уважением пользовались люди, выделяющиеся особой смелостью; наряду с храбростью, адыги ценили ум, опытность, красноречие, а также нравственные качества.

Имя семантически маркировано в узком кругу пользователей, что предопределено жесткой конкретностью денотата. Когда денотат (носитель имени) становится известным, «захватывает» весь социум, его знак/имя перестает восприниматься и интерпретироваться как личное имя, как бы подавляется, при этом оно начинает функционировать самостоятельно, сохраняя индивидуальную специфику в рамках достаточно широкого круга общения, постепенно расширяя границы тезаурусного поля.

В рассматриваемых нами концептуальных группах именно концепт является объединяющим стержнем, который мы обозначили как «Человек» (имя концепта). Личное имя (имя собственное) становится не только собственным именем его носителя, но и знаково-культурной собственностью того социума, в котором оно функционирует. Таким образом, имя находится вне социума, но прагматическое значение и репрезентативные функции приобретает только в социуме.

Антропонимы в пределах минимальной топонимической микросистемы являются раритетными семиотическими единицами. В рамках топонимической системы высокочастотные названия не являются преобладающи-

Человек

Племешшп социум

Родовой Конкретная социум личность Социум

ми с прагматической точки зрения. Это следует считать закономерным, поскольку назначение имени - вербально выделять предметы, феномены, объекты, реалии, хранить память об историческом прошлом, содержать об этом прошлом языковую информацию, которую впоследствии можно интерпретировать с точки зрения лингвистики, истории, географии, этнографии, лин-гвокультурологии и этнокультурологии.

Анализируя топонимы, в основе которых лежат имена собственные, мы не обнаружили устойчивой тенденции присвоения географическим объектам (денотатам) христианского имени; очень немного названий связано с известными историческими личностями: ст-ца Анастасиевская (в честь великой княжны Анастасии), с. Ольгинка (в честь великой княжны Ольги), пос. Лазаревский (адмирала М.П.Лазарева), ст-ца Павловская (в честь императора Павла I), г. Екатеринодар (в честь императрицы Екатерины Великой).

Отдаленность культуры и общественного мировоззрения народов, проживающих на территории Краснодарского края и современной Республики Адыгея, от процессов, происходящих в России, ценность собственной культуры и истории может послужить объяснением, почему в географических названиях были закреплены имена людей, родов, оказавших определённое прогрессивное влияние на развитие этнической истории, культуры.

Семантика имени собственного становится внутрисоциумной семантикой. Имя отдельного человека оценивается через денотат «своего» социума.

Топонимический концепт «Человек» является зеркальным отражением социума (народа), который репрезентируется в коррелирующих знаках: Имя собственное этноса - Имя собственное рода - Имя собственное конкретной личности.

Имя собственное (антропоним) существует как личное имя и как знак социума (народа), знак принадлежности к социуму. Оно вбирает в себя коннотации духовной культуры народа, «растворяется» в социуме, сохраняя в то же время индивидуальные признаки.

Топонимический концепт «Гора», по данным анализа, содержит адекватную уровню мышления информацию о картине мира, связанную с семантическим значением топонима.

Человек (концепт)

Социум - народ (денотат)

Концепт «Гора» в топонимической картине мира формируется на основе такого типа топонимов, как оронимы, широко представленные в топонимической системе Краснодарском края и Республики Адыгея и генетически восходящие к адыгейскому языку (языкам), на котором говорили населяющие эти места древние народы. Говоря о мировоззрении и культурном опыте адыгов, отраженном в оронимах, целесообразно остановиться на особенностях формирования культуры адыгов, духовном освоении ими мира через соотношение феноменов миф - эпос, которые «представляют собой основу преемственности различных типов художественного сознания» (Тха-газитов, 2002: 292).

В адыгской культуре важное место занимает «сакрализация горного пространства», которая имеет неоднозначную трактовку. Адыги почитали бога Тха - великого бога, Псатхэ - бога души, Уашхо - бога Неба. Местом, где обитали боги, считались высокие горы и курганы. Там, высоко в вышине, в определенные дни боги собираются на вершинах гор и совершают ви-нопитие. В мифах адыгов гора Ошхамахо (в переводе «Гора Счастья») и есть обиталище богов, это своеобразный адыгский Олимп. На эту гору были обращены взоры молящихся, потому что там находились боги.

Гора - это вершина добродетели, земной путь - это бесконечная дорога либо в гору, либо - вниз. «От вершины горы путь человека разветвляется: по вертикали вверх - бессмертие, слияние с беспредельностью, или вниз по другому склону - в прошлое, к забвению» (Тхагазитов, 2002: 295).

В нартском эпосе представлен топоним, который переводится как «Гора старости». Согласно преданию, именно с этой горы совершался обряд сбрасывания стариков в корзинах в глубокий овраг. За очень долгое время своего культурно-социального и нравственного развития адыгское общество пришло к осознанию того, что следует относиться с глубоким уважением к старшим, и это знание заключено в пословицах: «Кто не уважает старших, сам не заслуживает уважения», «Где нет хороших стариков, там нет хорошей молодежи» (Блягоз, 1992).

В ходе исследования оронимов Краснодарского края и Республики Адыгея нами выявлены следующие культурные стереотипы, составляющие основу менталитета народов, издавна населявших этот регион:

1. Культ растений и деревьев, отражённый в оронимах: Ажек (абхаз.) - «одинокий ясень», Аннаябух (Анэебгьтх) (адыг.) - «кленовой груди хребет», Боз-Тепе (тюрк.) - «вершина без древесной растительности», Гуама (адыг.) - «запах омелы», Дереза - «растение на крутых склонах, Коце-хур (Къоцэхур) - «колючий»; «шиповник», Маркопидж - «колючая ожи-на», Маркотх - «ожиновый хребет» и др. Все эти номинации зафиксировали тот растительный мир, который окружал древние народы, выступая источником ценной информации о ландшафте и флоре, а также об отношении человека к горам как к живым существам.

Адыги поклонялись деревьям, у них были священные рощи, где они совершали моления и жертвоприношения. Модель мира представлена в виде дерева, в «котором отражены основные элементы мироустройства, выра-

жающие структуру мироздания, совершенство движения от хаоса к космосу и упорядочению мира» (Мижаев, 2002:67).

2. Вторую группу оронимов составляют названия, связанные с языческими представлениями о божествах. Система мировоззрения адыгов представлена политеизмом, но было и верховное божество - Тха, которое олицетворяло всевозможные добродетели: милосердие, сострадание, великодушие. Бог Тха создал Вселенную, от него зависят судьба всех живущих.

В названиях гор обнаруживается связь с языческими богами: Афипс большой (абхаз.) - «Афы» - «бог молнии и грома»] Тхаб (адыг.) - «многобожье»; Тхамахинский (адыг.) - «посвященная Богу роща»; Тхачегочук (ТхьачЬгь ч1ыгу) (адыг.) - «земля, покровительствующая богам»; Чугуш (адыг.) - «вершина земли»; Шесси (Садыг) (адыг.) - «сидеть на горе»; Эльбрус (кабар.) - «гора счастья».

3. Оронимы, отражающие аспекты христианской и мусульманской религий. Краснодарский край и Республика Адыгея представляют сложную этническую систему. Этносы, с древних времен населявшие эту территорию, имеют многовековые культурные традиции. Выделенную нами группу составляет небольшое количество оронимов, что еще раз подтверждает сделанный исследователями вывод о том, что «у адыгов в большой степени актуа-лизована этническая идентичность, чем религиозная» (Ханаху, 2002:154).

Аджара (Аджьарра, Аджаре) (абхаз.) - «крестова гора»; Индюк (Хьиндыкъушъхъ) (адыг.) - «индусская гора»; Кохотх (Кохутх) (адыг.) -«хребет, на котором разводят свиней»; Собор-скала - напоминает собор; Тхач Большой (адыг.) - «гора духов», «священная гора».

4. Культ птиц и животных, отражённый в оронимах. Выделенная группа оронимов закрепляет мифо-эпическое сознание, в котором «просматриваются представления об общности растительного и животного мира, о месте человека в этом мире. В этих представлениях человек отличается превосходными качествами от представителей природного мира, но он еще тесно связан с его обитателями, с природой» (Ханаху, 2002: 226).

Абаго (Абагьуэ, Эбагьуэ, 1абагьо) (адыг.) - «место, где разводили скот»; Ахуя - «корм скота»; Ачсжбок (Ачъэжъ бэкъу) (адыг.) - «пах старого козла»; Ачипста (Ачъэпста) (адыг.) - «ущелье козлов»; Ачишхо (адыг.) - «гора козлов», «гора лошадь»; Бозтепе - «гора пастбище»; Бытха (Бытхы) (убых.) - «спина овцы»; Дженту (Жъынтыу) (адыг.) - «филин» или «сова»; Жижиюк- «огромный старый кабан» и др.

5. Оронимы, отражающие мифические представления. Данная группа немногочисленна и тесно переплетается с группами оронимов, репрезентирующих языческие представления о божествах и культы:

Ажек (убых.) - «снежный сын»; Афипс большой (абхаз.) - «Афы» -«бог молнии и грома»; Гебеус (адыг.) - «голова двух братьев»; Гут (Гъуд) (адыг.) - «гул ветра в горах»; Джубга (адыг.) - «место, где разгуливает ветер»; Собер-баш (Собер-Оаш, Собай-Уаш) (адыг.) - «гора ведьм» (по преданиям, тут в одну из ночей собираются ведьмы); Пшада (абхаз.) — «безветрие»; Унакоз (Унэкъэжь) (адыг.) - «старый могильник».

6. Одну из самых многочисленных групп оронимов составляют выделенные нами названия гор, отражающие непосредственную связь с водой. Вода представляет одну из четырех стихий, из которых состоит космос в абхазских мифах. Arenca (абхаз.) - «прибрежное ущелье»; Ассара (абхаз.) -«мелководье, мелкота, мелкоречье»; Ахцу (тюрк.) - «белая вода»; Безепс (убых.) - «пять рек»; Бзныч (убых.) - «полноводная река, холодная»; Бзык (убых.) - «речная долина»; Бзыч (убых.) - «река холодная»; Бзыш (Бзипс) (убых.) - «верховье реки», «водичка»; Дзитаку (абхаз.) - «безводный холм»; Дооб (тюрк.) - «согласие», «две реки» и др.

В ороиимах вода или река всегда сопровождается эпитетами, имеющими, скорее всего, утилитарное значение и определяющими качество воды, ее количество или отсутствие.

7. К следующей, довольно многочисленной, группе относятся оронимы, образованные на основе личных имен и названий племен. В этих названиях сохранилась память об историческом прошлом адыгов, компактно проживающих на всей территории Краснодарского края: Абадзеш (адыг.) - «абад-зехи» - этнические группы адыгов; Алек (Алику, Алыкъо) (адыг.) - хребет (греческий) «эллинов»; Нагойчук (Негой шигу, Нэгъой шыгу) - «земля татар, нагойцев»; Ассара - «ассы» племя аланов, предков осетин и др..

8. Малочисленность группы оронимов-номинаций отрицательных качеств или отрицательной оценки гор объясняется существовавшей традицией сакрализации гор, что не позволило в их названиях фиксировать негативные аспекты их сущности: Аишха - («некрасивая вершина»), Ва-тепси - («слякоть», т.е. «жидкая грязь»), Убиньсу - («плохо отзываться о ком-либо»).

Чувственно воспринимаемая парадигма «возвышенного», заключенного в оронимах и эпосе, исключает в названиях слов, содержащих сему «зло», хотя на «Горе Счастья» пребывает и бог зла - Пако.

9. Еще одну малочисленную группу мы обозначили как оронимы, указывающие на удобное для обороны и военных промыслов местоположение: Гузерипль - «место наблюдения, ориентир в пути», Дерби - «крепость, застава», Батарейная, Свинцовая - «место, где отливали пули», Кут - «крепость».

При соотношении понятия «гора» в картине мира русского и адыгского народов обнаруживается много общего. Но следует отметить тот факт, что в русском национальном сознании образ горы оценивается как нежелательный элемент, как некое препятствие, которое затрудняет прохождение по жизненному пути, потому что, если даже и преодолеешь это препятствие, никогда не знаешь, что ждет тебя «за горами, за долами».

Для адыгов горы - одна из важнейших составляющих мифо - эпического мировоззрения. Гора символизирует духовное возвышение, на вершину горы «направлен трудный путь нарта и истинного человека» (Тхагазитов, 2002:297). Гора - это воплощение мироздания.

Концепт «Гора», исследуемый нами на материале оронимов, в структурно-смысловом отношении представлен следующим образом.

Гора («духовный ориентир»)

вера мораль судьба культ пространственный ориентир

ЛЧ / \

язычество испытание благополучие

^христианство

мусульманство

Наиболее полно и ярко представлено в оронимах мифо-эпическое мировоззрение, что подтверждает сложный процесс формирования адыгской культуры: «...на следующих стадиях развития, человеческого сознания -мифологической, мифо-эпической, языческой, средневековой, нового времени и т.д. - этот тип сознания не исчезает, а трансформируется, рационализируется, оставаясь вместе с тем основой мировидения адыгов» (Тхагазитов, 2002: 293). Жизнь - это сакральное пространство от родной земли до вершины Горы Счастья (Ошхамахо).

Выделенный нами концепт «Река», представленный в гидронимах Краснодарского края и Республики Адыгея, - это обобщённый образ водного пространства, сформировавшийся в результате чувственного восприятия жителей края, отражённый в коллективном сознании и оформившийся в совокупности названий рек, ручьёв, озёр и морей.

Одной из задач нашего исследования было проанализировать водный культурный ландшафт полиэтнического региона с точки зрения лингвистики. Ментальные представления о водном культурном ландшафте сформировались под влиянием образно-эмпирического восприятия рек Краснодарского края и Республики Адыгея, особенно одной из крупнейших рек Кавказа -Кубани. Значение этой реки для края в прошлом и в настоящем так велико, что по исторически сложившейся традиции Краснодарский край часто называют просто Кубанью. Ментальный образ водного пространства, интерпретируемый как культурный ландшафт, отражённый в коллективном сознании, нашёл выражение в гидронимии.

Культурный водный ландшафт, в нашем понимании, - это целостный ментально-семиотический идеальный конструкт, образующийся в определённых пределах, ограниченный временем и пространством. Его можно также интерпретировать как совокупность образов, символов, ассоциаций, знаков культуры, отражающих восприятие и оценку феномена воды в сознании этносов, зафиксированных в культуре. «Языком» ландшафта считаются топонимы, при помощи которых возможно восстановить историю, культуру и этапы освоения природы человеком. По нашему мнению, для исследования водного культурного ландшафта лучше всего подходит метод моделирования образа Реки, структурирование способов и принципов но-

минации, поиск культурных коннотаций, выраженных в топонимах. Топонимы рассматриваются как один из компонентов культурного ландшафта, который фиксируется в сознании, но на определённом историческом этапе перестаёт быть собственностью сознания и начинает принадлежать именуемому ими объекту. Идеальный образ «материализуется», обретая физическую форму своей духовной сущности. Образный ландшафт (Гаспаров, 1996) становится частью языковой культуры, получает реальность в слове и во всем семантическом объёме воплощается через значения отдельных слов (Илюхина, 1999).

Нами предпринята попытка ономасиологического и концептуального подходов к анализу лексико-семантического поля (ЛСП) концепта «Река». Значение концепта представлено большим количеством лексических единиц (топонимов), структурированных в лексико-семантические группы.

Лексико-семантическое поле концепта «Река» существует в двух разновидностях: конкретной и абстрактной. Конкретное ЛСП составляет ядро этого поля; абстрактное ЛСП основано на использовании лексических образных средств и представляет собой образную составляющую концепта. Конкретное ЛСП формирует понятийную и значимостную стороны концепта и, в отличие от абстрактного ЛСП, обладает способностью конкретизировать описание предмета/денотата без учёта особых контекстуальных средств.

Понятийная сторона концепта отражает его признаковую структуру, которую мы интерпретируем как «реальное бытие» концепта, и мифологические представления, обозначенные как идеальное бытие концепта. Понятийная сторона ЛСП концепта «Река» состоит из 8 выделенных нами лек-сико-семантических групп (ЛСГ). Динамический характер лексического значения слова обусловлен динамикой реалии, отражением которой она является» (Даниленко, 2002:31).

В зону семантики «реального бытия» концепта вовлекаются следующие ЛСГ:

1. Номинации особенностей водного потока-.

а) полноводье: Уллукам (карачаевское) — «многоводная река»; Псе-купс (Псакупс, Пшикупс, Пскупс) (адыг.) - «глубоководная река»; Пшиш (адыг.) - «большая, огромная река», «князь река»; Псебайка (адыг.) - «много воды, место, богатое источниками» и др.;

б) мелководье: Псижий (Псыжьый) (адыг.) - «речушка»; Чохрак (Чехрак, Чеграк, Шсхурадз) (адыг.) - «ручеёк», «источник»; Челбас (тюрк.) - «мелководная река» и др.

Когнитивный компонент (значение) «полноводье» реализуется в гидронимах, номинирующих реки Черноморского побережья и отражающих специфику соответствующей внеязыковой ситуации. «Эти реки отличаются высокими паводками от дождей и тающих снегов» (Борисов, 1978: 59). Летние ливневые дожди превращают реки в мощные бурные потоки. Для горных рек характерны значения как «полноводности», так и «мелководья», что тоже объясняется природными условиями. Уровни воды в реках постоянно изме-

няются в течение года, сильно варьируясь от маленьких потоков до большого потока вспененной воды. Именно эти факторы и отражены в системе гидронимов, формирующих особую - топонимическую - картину мира.

2. Номинации цвета и оттенков воды: Псекупс (адыг.) - «голубая вода»; Кукса (тюрк.) - «синяя вода»; Зеленчук Большой (тюрк.) - «зеленая вода»; Корсунь (тюрк.) - «черная вода» и др.

Визуально воспринятый номинаторами денотативный признак по цвету воды является относительным, часто - ассоциативно обусловленным. В приведённых примерах мы наблюдаем, что часто цвет речной воды воспринимается как мутный, что объясняется также экстралингвистическими причинами - особенностями питания рек в основном из атмосферных осадков, частично питание является грунтовым, но русла рек сильно загрязнены. В гидронимах латентно присутствует указание на то, что после половодья вода в реках сильно минерализированна, пить её без очистки и кипячения не следует. Топоним-гидроним Мацеста (адыг.) - «огненная вода» - фиксирует информацию о том, что в воде много сероводорода, который при воздействии на кожу делает её красной (огненной).

3. Номинации воды по критериям прозрачности и чистоты; данную ЛСГ можно рассматривать как антонимичную по отношению к ЛСГ номинаций цвета и оттенков, преимущественно тёмных, воды в реках Краснодарского края.

Визуальное восприятие географических объектов даёт возможность установления синонимических/антонимических связей. Глубинная, бессознательная связь цвета и добра или зла (бесполезности), цвета и физического состояния (характер грунта) свидетельствует об оценочно-аксиологической трансформации в сознании человека географических феноменов, о внутренней взаимосвязи понятийной и значимостной сторон концепта. Заключенный в названиях признак «тёмного, мутного» оттенка цвета воды может свидетельствовать о хозяйственной «бесполезности» такой речной воды, а сами топонимы могут квалифицироваться как предупреждающие знаки косвенной номинации.

Как показал анализ, слова «светлый» и «чистый» в выбранных из словаря значениях являются абсолютными синонимами. Номинации рек, имеющие в своем семантическом содержании значения «светлый» и «чистый», являлись положительно маркированными, указывая на то, что данные воды обладают высоким качеством и полезными свойствами. В контексте гидронимы имеют значение «несущие добро», что также заключено в названиях: Псиф (адыг.) - «белая вода», «чистая вода»; Супе (Суп, Супипс, Шупс) (адыг.) - «добрая река»; Киша (адыг.) - «невеста» (вода чистая, белая как невеста); Псенафа (Псынэф) (адыг.) - «вода чистая»; Ясени - «ясный», «светлый» и др.

4. Номинации особенностей эмоционального восприятия органами чувств; эту ЛСГ можно рассматривать как антонимичную по отношению ко 2-й ЛСГ. Данная ЛСГ дифференцируется нами на две подгруппы:

а) обоняние, вкус: Сосына - «гнилой запах», Бузинка - «горькая соль», Горькая, Шумайка (шапсуг.) - «зловонный»;

б) негативные эмоции: Аюк (адыг.) - «плохая, недобрая долина», Хоцетай (адыг.) - «бешеная собака»; Цемсс - «вшивый лес», Понура -«понурая», «грустная», Нсберджай (адыг.) - «кровожадный орел».

По нашим наблюдениям, обе эти группы гидронимов являются малочисленными по сравнению с другими лексико-семантическими группами. Это обусловлено тем этнокультурным обстоятельством, что уважительное отношение людей к воде, водному пространству как главному священному источнику Жизни не позволяло при восприятии отрицательных внешних признаков фиксировать своё к ним негативное отношение в названии. Жизненно-актуальный, бытийно-целостный уровень восприятия концепта «Река» до сих пор остаётся независимым от индивидуального восприятия. Этнический опыт показывает, что непригодность воды в хозяйственных целях компенсируется её целебными свойствами, эстетической ценностью, многие из рек служат украшением ландшафта, что и отражено в системе гидронимов, выступающих средством формирования топонимической картины мира.

5. Номинации характера грунта. Эту ЛСГ можно рассматривать как синонимичную 2-й ЛСГ и антонимичную 3-й ЛСГ. Воспринимающий субъект в этом случае в меньшей степени искажает (корректирует) своё восприятие в соответствии с потребностями. Человек остаётся, в каком-то смысле, ментально зависимым от воспринимаемого объекта. Адагум (Адагим, Атакума, Атагум) (тюр.) - «.песчаный остров»; Песчанка - «песчаная речка»; Чибий (Чеби, Дчъбий) (адыг.) - «земля, грунт», «крот» и др.

6. Номинации, указывающие на объединение, слияние рек. Эта ЛСГ может рассматриваться синонимичной по отношению к ЛСГ с номинациями полноводности: Аше (Бикишей) (адыг.) - «река, образованная слиянием трех рек», Шепси (Сепсе) (адыг.) - «сто рек», Туапсе (адыг.) - «две души, две реки», Дооб (Добб, Доббе, Дыуаб, Дауаб) (перс.) - «слияние двух рек» и др.

Гидронимы в этой ЛСГ выступают когнитивными знаками, отражающими реальные условия образования и существования рек.

7. Номинации температурного режима - холодный/тёплый: Чепси (Джепси) (адыг.) - «холодная река», Сукко (адыг.) - «холодная вода», Бзыч (убых.) - «холодная вода», Осохой (адыг.) - «снежная балка» и др.

Данная группа топонимов немногочисленна и образована только названиями, имеющими компонент «холодный». Это обусловлено тем, что многие реки берут свое начало в горах, питаются атмосферными осадками в виде дождя и снега, поэтому в течение года многие реки остаются холодными. Компонент «холодный» отражает объективное свойство денотата.

8. Номинации характера течения рек, воды - «спокойный»/ «неспокойный». Следует отметить, что данные значения в гидронимах выражены метафорически и наиболее часто встречается эпитет «бешеный»: «Бешеный - большой силы, напряжения, яростный» (Ожегов 186: 43).

Кубань (Къобхан, Кобан, Кубан, Губань, Гопанис) (др. - греч.) -«конская река, буйная, сильная», (др. - тюрк.) - «река, поток», (карачаево-

балкарское) - «быстрый, бурливый, беспокойный»; Гоноубат (Уне-Убат, Гонэубат) (адыг.) - «разрушитель домов», Каверзе (Кавярзе, Хуарзен, Хоарзе) (адыг.) - «бурлящая река», Руфабго (Гуфабго, Гуфэбгъу) (адыг.) -«бешеный, строптивый» и др.

Названия рек восходят и к значениям «бурный», «стремительный». Значение «спокойный» выделяется в названиях Тегинь (ногайск.) (спокойная, тихая), Понура (грустная, спокойная).

9. Номинации формы руслН. В названиях рек денотативный признак совпадает со значением «крутой», который в данном контексте является синонимичным признаку «кривой»: Апчас (Пчас, Птчасшъ) (адыг.) -«лесная тропа», Осечки - «обрезки», «обрубки», Плоская; Бетта (Быттха, Битха) (адыг.) - «горбатый» и др.

Подводя итоги анализа ЛСГ «реального бытия» понятийной стороны концепта, следует отметить, что характер лексического значения, заключённого в гидронимах, обусловлен существенными признаками самой реалии, отражением которой оно является.

Переход значения в знак обусловлен равенством между «реальным бытием» объекта и действительности (денотата) и концептом, в основе которого тоже лежат реальные представления. Географические объекты (реки) отражаются и фиксируются в сознании народа и перестают быть просто материальными объектами, становясь образами, принадлежащими сознанию. Сознание, формируясь при помощи знаков (слов), закрепляет сложившийся образ в семантическом объёме слова. Чем чётче образ объективирует материальный объект (денотат), тем больше знак совпадает со значением.

Представления о мире, космосе, заключённые в группе гидронимов, позволили нам выделить «идеальное бытие» понятийной стороны концепта. Языческие представления играли важную роль в жизни адыгов. Названия рек, закрепившие эти языческие представления, образуют ЛСГ номинаций языческих представлений. Значения данной группы топонимов фиксируют идеальную модель мира и в семантическом плане как бы оторваны от признаков самого денотата.

Номинации языческих представлений: Кудахо (Кубэкьо, Кудакъо) (адыг.) - «невинный как Бог», Афипс (Афыпс, Ахупс) (абазин.) - «река Бога», Кодеш (Кодес, Къодэс) - «божество Кодес», Тхаб (Тхыб, Тхиб) (адыг.) - «многобожие», Хобза (Хопс, Копе) (адыг.) - «кабанья река» и др.

Как явствует из примеров, культура этноса находит своё выражение в номинации географических объектов, объективируя или идеализируя понятийную сторону номинируемого объекта.

По мнению С.Г. Воркачева, значимостная составляющая концепта понимается как «совокупность имманентных характеристик, определяющих место языковой единицы в лексико-грамматической системе» (Воркачёв 2001). Значимостную сторону концепта «Река» мы понимаем в расширительном плане, определяя её как выраженные в топонимах значимые для народа смысловые компоненты (элементы, комплексы), отражающие объективные ценности.

Выделение в значимостной стороне концепта дальнейшей и ближайшей периферии объясняется иерархией ценностей.

Для анализа значимостной стороны концепта «Река» целесообразно использовать термин ландшафтный топоним. «Ландшафтный топоним представляет собой топоним — индикатор природных и/или культурных свойств ландшафта: это топоним в исходном смысле этого слова, т. е. место в его проявленности в названии и название в его соответствии месту» (Ка-луцков 2003). В нашем исследовании гидронимы служат отражением свойств как природных, так и культурных ландшафтов, помогают «увидеть» своеобразие определённой местности, отразить специфику этнокультурного и исторического освоения данного региона.

1. ЛСГ, включающая гидронимы, образованные на основе личных имен и названий племён, в неё входит самое большое количество топонимических единиц номинации: Баканка (Бакан) (абхаз.) - от имени предводителя Беслана Бакана, Скобидо (Альдеби, Слобидо, Схапсто, Сшххаб-лдий) - этноним (этнос - схапетэ, вошедший в состав шапсугов), Псекупс (Псакупс, Пшикупс, Пскупс) (адыг.) (адыг.) - «река псаков» (по имени древнего племени) и т.д.

Имена-реалии конденсируют в своём семантическом содержании культурную информацию, характеризуясь особой прагматической и когнитивной спецификой, противопоставляются другим онимам, способствуя этнографическому описанию действительности и формируя топонимическую картину мира.

2. К ЛСГ Пространство относятся гидронимы, в которых фиксируется происхождение и пространственное расположение рек. На первых этапах освоения природы топонимической номинации подвергалась та часть природы, в пространстве которой выделялось существенное, и это пространство членилось на зоны в соответствии с приоритетами человека.

Топонимы этой ЛСГ в своей семантической структуре содержат информацию о том, как расположены реки по отношению к горам: многие реки, начинаясь в горах, продолжают свой путь по равнине. Горы оказали влияние на характер речного русла, обусловили обилие водопадов, скорость течения. ЛСГ Пространство выступает языковым индикатором характера формы рельефа природного ландшафта: Зыбза (Эйбза, Эзжипс) (адыг.) -«река с высокого горного перевала», Аушедз (Аущедж) (абадз.) - «перевальная река», Шундук (Шентук, Шунтук, Шендук) (адыг.) - (.(.равнинная речка», Небуг (Нибгу, Небхго) (адыг.) - «река с перевала», Агой (Агуио, Агуй, Акуе, Огийе) (адыг.) - «аул, расположенный среди гор» и др.

3. ЛСГ, гидронимы которой являются индикатором растительного мира. Среди них, как показывает анализ языкового материала, широко представлены гидронимы с прозрачной семантикой, указывающие на особенности природы околоречного ландшафта: Мексрстук (Микерстукъ) (адыг.) - «яблоневый глубокий кут», Липки - «росли липы», Абин (тюрк.) -«лес», Камла (Камликка) (адыг.) - «камыш», Мешако (адыг.) - «плод дуба» (произрастает много дубов) и др.

Топонимы как вербальные индикаторы растительности помогают восстановить специфические условия и характер распределения по территории Краснодарского края и Республики Адыгея растительного покрова, но этот фактор может быть в настоящее время сильно изменён характером заселения и освоения территории человеком. Семантический признак, лежащий в основе данной группы гидронимов, отражает субъектами номинации реальный денотат, но является идеально маркированным в сознании субъектов восприятия гидронимов.

4. ЛСГ, объединяющая гидронимы, в основе значения которых лежит сема «использование в хозяйственной деятельности», номинирующие виды хозяйственной деятельности.

Номинация по видам хозяйственной деятельности отражает территориально-организационные аспекты жизнедеятельности человека. Данная ЛГС разделена на подгруппы, связанные с различными видами человеческой деятельности:

а) Рыбный промысел: Сингили - (название рыбы), Сула - «судак» (хищная рыба), Дагомыс (тюрк.) - «место, где много рыбы». Такие топонимы фиксируют тот факт, что уже с древних времён велико было рыбохозяй-ственное значение рек, которые на территории современного Краснодарского края и Республики Адыгея служили нерестилищами для таких ценных пород рыб, как осетровые, рыбец, судак, лососевые и др.

б) Скотоводство: Ачегбас (адыг.) - «козлиная река», Чемитоквадже (Чемиткуадж, Шмиткуадж, Шимотокуадж) - «аул рыжих коров», Ачипсе (адыг.) - «козья река», Шидс (Шипе, Шабсъ, Шьпс) (адыг.) - «конская вода», Овечка, Хулижий (Ххульзтий, Хъулыжъий, Ххульлжий) (черк.) -«маленькое пастбище» и др..

в) Земледелие-. Хатыпс (Ххотипс) (адыг.) - «огородная река», Кува (Кувэ, Ккувва, Кковве) (адыг.) - «глубокопашущая», (тюрк.) - «горная долина, луг», Большой Козьма (ног.) - «копать, рыть».

Деятельность племён, населявших Кубань, была связана с разведением скота и освоением земель. Племена селились близ речек, на пологих склонах гор каждая семья обрабатывала землю.

г) Ремесло-. Шебле - «сто пчел», Кичмай (Кечмай, Кишмай) - «кузница», Аше - «место, где продавали оружие», Улька (Ул, Уль, Вулька, Улль) (адыг.) - «пчелиная семья».

Из ремёсел в гидронимах зафиксировано кузнечное дело. Исследователи адыгской культуры отмечают, что кузнечное ремесло было передано людям богом кузнечного ремесла Тлепшем. С обретением этого ремесла люди обрели силу, что послужило появлению богоборческих мотивов в адыгском эпосе. Зафиксированный гидроним Шебле - «сто пчёл» - указывает на то, что древние племена занимались и разведением пчёл.

5. Данная ЛСГ, выступающая значимостной составляющей концепта, объединяет гидронимы, репрезентирующие исторические реалии. Номинации рек в своей семантической «оболочке» сохранили память об исторических реалиях, связанных с военной историей народа, так как реки, с их кру-

тыми берегами, давали надёжную защиту от нападения врагов: Ахтырь (тюрк.) - «белая крепость», Хабль (адыг.) - «поселение», Хадажка (адыг.) -«долина древних могил», Фарс (адыг.-тюр.) - «крайний, граничный» и др.

Рассмотренная нами специфика значимостной стороны концепта «Река», выраженной в гидронимах, позволяет прийти к следующим выводам. Денотатом будет являться значимое для народа явление действительности. Его значение выражается в знаках, интерпретируемых как ландшафтные топонимы. Знак и символ в данном контексте равнозначны. Ландшафтные топонимы становятся символами, которые несут в себе идеалы и ценности культуры. Ландшафтные топонимы отражают результаты воздействия человека на природу, этапы и особенности освоения природы, антропогенные черты духовной культуры, изменение характера человеческой деятельности и появление ремёсел.

Гидронимы не привязаны к местности вообще, а закрепляют в языковой форме виды деятельности. Если культура представляет собой метаин-формацию, то ландшафтные топонимы закрепляют ту часть информации, которая отражает уровни взаимодействия человека и природы.

Топонимы рассматриваются нами как всрбально-ментальное средство передачи реального ландшафта, т.е. являются ландшафтными символами. Как и другие символы, топонимы заключают в себе языковую образность и способны воплощать чувства, идеи, настроения, при этом собственно отражение природы не происходит. Следовательно, топонимы можно рассматривать как вербально-эмоциональную интерпретацию ландшафта, позволяющую выражать внутреннее состояние человека путем использования средств языковой выразительности.

Образная составляющая концепта отражает идеальный образ природы, позволяет понять степень ее очеловечивания, одухотворения, что ведет к поэтизации, т.е. к обязательному созданию образа, способного в неизменном виде передаваться от человека к человеку, от общины к общине, от поколения к поколению.

Использование образных средств в топонимии отражает представления носителей языковой культуры. Эти представления можно рассматривать с двух сторон. Во-первых, как отражение культурно-исторического опыта народа, а во-вторых, как способность личности воспринимать стереотипные для данного языкового коллектива модели образного ассоциирования. Образная форма отражения действительности выполняет, прежде всего, познавательную функцию. Образ региона, по В.П. Семенову-Тян-Шанскому, есть соединение знаний с художественным восприятием (Семёнов-Тян-Шанский, 1928).

Образы создают чувственно-воспринимаемые связи между природными и социальными явлениями. Образ ландшафта можно рассматривать не только как когнитивную категорию, сопряженную с субъективным восприятием, но и как объективное изображение, моделирование местности, формируемое зрительной системой человека (Книжников, 2000). В топониме в образно-символьной форме закрепляется история развития культуры, кото-

рая опирается на идею «гармонизации сосуществования человека с окружающей средой». «Для реализации этой идеи культура вырабатывает традиции - в том числе традиции жизни в ландшафте, содержащие три аспекта: смысловой - ибо являются отражением обобщенных взглядов на мир; духовный - так как несут в себе нравственно-этическую концепцию; поведенческий - ибо формируют этническую парадигму» (Колбовский, 2003).

Рассмотрим топонимы как словесные образы, создающие представления об этнической картине мира. Среди гидронимов Кубани нами выделена топонимическая группа, единицы которой образованы путем метафорического переноса. Всякая метафора рассчитана на чувственное восприятие создаваемого ею образно-эмоционального эффекта. Выделяются следующие когнитивные признаки, основанные на метафорическом переносе:

1. Гиперболическая метафора указывает на силу, мощь, стихийность водного потока: Чухукг (адыг.) - «разрушающая землю»; Гоноубат (Уне-Убат, Гонэубат) (адыг.) - «разрушитель домов». Водная стихия является важнейшей составляющей мироздания, вместе с другими элементами (воздухом, огнем, землей) представляет своеобразную структуру пространства и времени. Всеобъемлющая, могучая стихия воплощает в себе враждебное человеку начало. Гиперболическая метафора становится синонимичной таким метафорическим определениям, как Кубань (греч.) («буйная, сильная»), Руфабго («.бешеная, строптивая»), Чамлык («сердитая, резкая»).

Можно выделить и антонимичные метафорические определения: Те-гинъ («тихая», «спокойная»), Понура («понурая, грустная»). Вечное движение есть вместе с тем и вечное примирение. Река, судя по этимологии топонимов, является символом движения, обновления жизни.

2. Лексическая метафора приводит к созданию новых лексических значений. Шепси (Сепсе) («молочная река»), Мацеста («огненная река»). Гидронимы воссоздают языческие образы судьбы, смерти, забвения.

Отметим, что в адыгской мифологии отсутствует образ «огненная река». Все четыре стихии - воздух, огонь, вода, земля - представляют собой исходный материал мироздания. «Вода, ветер (воздух), огонь, земля являются всесильными» (Зухба 2002: 80). Из всех стихий для адыгов наиболее грозным и всепожирающим является огонь, который воспринимается как разрушитель всего сущего. Образ «огненной реки» в гидрониме получает семантически насыщенное наполнение, репрезентирует противопоставление жизни и смерти, воспринимается синонимичным гиперболической метафоре. Мацеста («огненная река») = Чухукт («разрушающая землю») = Гоноубат («разрушитель домов»).

Образ «молочной реки» предстает в сказках: в загробном мире текут молочные реки. В данном образе река представляет собой поэтический символ, который осмысливается и интерпретируется как сложный феномен вечность/забвение.

По данным «Фразеологического словаря русского языка», фразеологизм «молочные реки» имеет значение «привольная обеспеченная жизнь» (1987: 389). Метафора «молочная река» вносит во фазеологизм новое значе-

ние - вечность /забвение. Таким образом, этимологические значения гидронимов «огненная река» и «молочная река» представляют собой антонимич-ную пару.

Гидронимы Гечепсин (Гошспсин, Гощэпсын) («река княжна»), Бей-суг («княжеская вода») отражают своими значениями элементы этической системе адыгов, традиции почитания старших по социальному признаку, что может служить дополнительным значением, формирующим концепт «Река», -уважение.

3. К третьей группе относится ломаная метафора, представленная в значениях двух гидронимов: Цемес («вшивый лес»), Осохой (Осакай, Осекай) («снежная балка»). В ломаной метафоре мы наблюдаем семантический сдвиг, когда позиция референта, (означаемого) не предполагает тождество с означающим и отражает субъективную оценку в процессе номинации.

Скорее всего, в подобных метафорах воплощается семантический аспект «непригодность использования воды этих рек в хозяйственной деятельности». Концепт не отражает признаки денотата, воплощенного в знаке (гидрониме).

4. К последовательной метафоре мы отнесли названия двух рек -Неберджай (Ныбэджай) («кровожадный орел») и Бугай «племенной бык». Топонимы не поддаются морфологическому членению. Само слово «ныбеджай» означает «хищный, кровожадный орел». Образ кровожадного хищного орла часто встречается в адыгейском фольклоре, встречается во многих легендах адыгов, что и зафиксировано в топонимической номинации.

Образ «племенной бык» также восходит к адыгейской мифологии, к концепции «продолжение рода». К древним природоохранным традициям горцев относится бережное отношение к дикому животному миру. Образ последовательной метафоры будет понятен на основе уже имеющихся значений и символов этнической культуры.

5. Данную группу образуют поэтические метафоры: Нечепсухо («обнажено русло реки»), Туапсе («.две души, две реки»), Дагомыс («Долина, где маю солнца»). Данные метафорические образы не выполняют функции дифференциации, идентификации, а могут быть целиком поглощены метафорическими полями разрозненных (ассоциативно свободных) образов. Поэтические метафоры не отражают признаков объекта. Река как бы синтезирует в себе важные для человека понятия, такие, как незащищенность, одиночество, сила в единстве. Такие гидронимы свидетельствуют о значимости данных фрагментов в образном мире номинатора.

В проанализированных нами метафорических образах концепт «Река» перестает быть объективно-событийным «фоном», выступая «героическим стержнем» мифологических представлений и чувственно-идеализированных образов. За метафорическим переосмыслением усматривается многообразие символики образа. Метафоры входят в ассоциативно-семантическое поле субъекта номинации. Концепт «Река» предстает не моделирующим пространство феноменом, а устраняющим, ликвидирующим пространственную

соотнесенность. Река становится символом вечного Движения и Изменчивости, символом Вечности и Забвения.

Интерпретация гидронимов, имеющих в основе сравнение или олицетворение, демонстрирует гносеологическую функцию языка. Семантическая основа, в которой закрепляются эмоционально-оценочные, экспрессивные коннотации, увеличивает объем воспринимаемого объекта. Данный информационный континуум содержит систему готовых образов («племенной бык», «дикая лошадь»), ассоциативно соотнесенных образов («лесная тропа», «кусок лозы») или формируется на основе конструирования образа: Осечки («обрезки», «обрубки»), Магри («рукав»).

Декодирование сравнительных конструкций, заложенных в гидронимах, адекватно возможно на основе знаний о культуре народа, участвующего в процессе номинации, о признаках самих объектов номинации, о принадлежности субъекта номинации и субъекта восприятия определенному сообществу с его культурными, религиозными и языковыми традициями.

Анализ смыслового содержания эпитетов, представленных в гидронимах Краснодарского края и Республики Адыгея, позволяет классифицировать их следующим образом:

1) Ассоциативные эпитеты. Употребляя тот или иной ассоциативный эпитет, номинатор выбирает из многих признаков один - наиболее существенный - и отражает в этом признаке субъективное отношение: Псе-купс («голубая вода»), Псиф («белая вода»), Дыш («золотая, добрая»),

2) Неассоциативные эпитеты подразделяются на две большие группы:

а) образные эпитеты:

- метафорические, основанные на пересечении предметно-логического и контекстуального значений слова:

Шепси («молочная река»), Мацсста («огненная вода»);

- сравнительные эпитеты, выражающие сходство далеких понятий, степень образности зависит от удаленности предметов сравнения: Хобза («кабанья река»), Неберджай («кровожадный орел»), Хоцетой («бешеная собака»);

б) безобразные эпитеты:

- перенесенные эпитеты, которые основаны на смещении позиции пе-реноса:Чамлык («сердитая, резкая река»), Понура («понурая, грустная»), Псезуапсе («добрая река»), Адерба («стремительная»);

- оксюморонные эпитеты, значение которых прямо противоположно значению определяемых ими слов: Афип («сладкая река»), Тарапанки («каменное корыто»), Бузиика («горькая соль»);

- гиперболические эпитеты, основанные на чрезмерном преувеличении какого-либо признака: Непиль («свет Сверкающий»), Гоноубат («разрушитель домов»), Чухукт («разрушающая землю»);

- эпитеты, основанные на антономасии: Курджипс («грузинская река»), Адегой («адыгейская речка»), Хожибс («река Ходжа»).

Семантика гидронимов отличается большой сложностью. В системе эпитетов отражается неповторимость восприятия мира субъектом номинации, выражается субъективная оценка объекта номинации, передаются эмоции и впечатления говорящего. Для гидронимов характерно совмещение даже самых различных несовместимых семантических систем, что объясняется полифункциональностью их семантико-когнитивного содержания.

Часть гидронимов несет аллегорическую семантику. Значение гидронимов воссоздается по прямому и переносному значению слов. По нашим наблюдениям, общее символьное значение гидронимов можно репрезентировать словом «добро», т.е. общее аллегорическое значение концепта «Река» - «несущая добро». Гидронимы Псезуапсе и Супе имеют значение «добрая река». Можно выделить синонимические ряды, основанные на эпитетах со значением «добро»:

- делающий добро другим: Псезуапсе (Псезюе, Псезюапсе) («добрая река»), Улька («благотворная вода»), Супипс (Супыпс) («долина доброй воды»), Чвижепсе («дающая радость вода»);

- несущая благо, добро, благополучие: Псезуапсе (Псезюе, Псезюапсе) («добрая река»), Сукко (Суко, Сшкко) («долина добра»), Догуаб («долина изобилия»), Шепси («молочная река»), Пшада («долина безветрия»);

-хороший, безукоризненный: Дыш («золотая, добрая»), Тешебс («золотая струя»), Иль («сверкающий, блестящий»);

- самый настоящий, большой: Уллупом («многоводная река», Пши-шиш («большая, огромная река», «князь река»).

Реконструкция семантических пластов гидронимов выявила контекстуальные синонимы в названиях рек, основанные на выделении доминирующего признака «добрый». На этом уровне образная составляющая концепта «Река» и значимостная составляющая имеют лексическое соответствие: «Река» — «несущая добро, пользу», в чем проявляется непреднамеренная аналогия, основанная на восприятии объекта номинации (реки) как залога пользы, благополучия, источника блага

Эпитеты, лежащие в основе топонимической номинации рек, в сочетании с определяемым словом представляют собой когнитивно-образное единство, в семантической структуре которого эксплицитно выражены объект номинации и отношение к нему субъекта.

Считая необходимыми признаками синонимии семантическую общность лексических единиц и их частичную взаимозаменяемость, т.е. способность быть совместимыми в одних условиях контекста и несовместимость в других, мы определили, что значения слов «река» и «долина» являются в топонимической картине мира взаимозаменяемыми.

Опираясь на дефиниции из словаря С.И.Ожегова, подчеркнем, что долина - это «удлиненная впадина вдоль речного русла среди гор» (1986:149). В топонимике рек лексема «долина» употребляется довольно часто: Куафо (Кафа, Каиде, Коаф) (адыг.) - «чистая долина», Аюк (Аюко) (адыг.) -«плохая, недобрая долина», Бзиюк (Бзюк, Бзиихо) (адыг.) - «яркая долина», Гунайка - «долина гуннов» и др.

Большое количество синонимов объединяются внутри синонимического ряда по закономерно проявляющемуся признаку 1) «добрый»: Супсех («долина доброй воды»), Сукко («долина добра»), Псезуапсе («добрая река»), Супе («добрая река»); 2) Связь с рекой: Секуа («долина реки»), Шап-сухо («долина реки Ша»), Пшснахо («родниковая долина»), Куапсе («долина глубокой реки»).

В синонимические ряды мы объединяем не отдельные слова, а словосочетания, отражающие более сложные представления субъекта номинации.

Следующим критерием установления синонимичности лексико-семантических вариантов слов является их свойство «заменяемость». В узком, речевом контексте гидронимы вполне заменимы: Сукко («долина доброй воды») - Псезуапсе («добрая река»); Чвижепсс («дающая радость вода») - До1уаб («солнечная долина»); Дыш («золотая, добрая») - Бзиюк («яркая долина»).

Именно в речевом контексте выявляются оттенки значения синонимов. Критерий близости предметно-логического содержания позволяет установить синонимию гидронимов и концептуально.

В концепте «Река» одной из доминантных составляющих является сема «несущая добро». Во всех гидронимах, в названиях которых находим слово «долина», обязательным эпитетом является лексема «добрый» или контекстуальный синоним: Сукко («долина добра»), Догуаб («солнечная долина»), Пшада («долина безветрия»).

И даже наличие в топонимических номинациях слов с разным предметно-логическим содержанием не является основанием не признавать их синонимами, например, Пшснахо (Псинако, Псынакъо) («родниковая долина») - Кува (Кувэ, Ккувва, Кковве) («горная долина») - Шуюк (Шуук, Шуек, Шоюко) («грязь», «долина»).

В названиях гидронимов закрепилось не конкретное семантическое значение, а образные представления номинатора. Синонимия в гидронимах представлена не как продукт объективной информации о местности, воспринимаемой органами чувств человека, а как дополнительная информация, фиксирующая образы, накопленные в памяти.

Река

чувственный базовый образ

1. Вечность 2, Движение 3. Изменчивость

чувственно-воспринимаемые признаки ЬСудьба 23абвение З.Сила 4.Мощь 5.Сгихия б.Спокойсгвие 7.Разрушение осмысление бытийных признаков

1.Река/человек 2.Река/долина З.Река/гора 4.Река/природа интерпретация когнитивных признаков.

Исследование образной составляющей концепта «Река» доказывает тот факт, что естественный язык является средством формирования национального культурно-исторического сознания. В процессе номинации человек воспринимает и отражает особенности национального мировидения и

миропонимания. Концепт «Река» - это постигаемое чувствами пространство, лишенное признаков протяженности, воспринимаемое путем ассоциаций, сравнения и метафорического переосмысления, характеризующееся пространственной соотнесенностью с объектами (горы, долины). Река - это хозяйственно и ментально освоенное пространство, представляющее неразрывную связь с человеком и природой в целом. Концепт «Река» объективирует корреляции образов-символов Жизнь-Дом - Мир - Человек - Этнос.

Четвертая глава - «Топонимическая картина мира как вербаль-но-когнитивная модель формирования представлений о «чужой» культуре» - посвящена изучению топонимики Краснодарского края и Республики Адыгея, что помогает дать ответ на целый ряд вопросов: каковы были основные этапы заселения Кубани и ее военно-административное деление, в чём специфика демографической ситуации; как отразились и закрепились в топонимических номинациях военные действия на Северно-Западном Кавказе; рассмотрена культурно и исторически значимая деятельность отдельных личностей, исследуется проблема взаимовлияния языков и культур казачьего населения и соседних народов, их культурно-историческое наследие.

Специфика формирования топонимической картины мира во многом определяется экстралингвистическими факторами, которые нельзя не учитывать при анализе топонимики как особой вербально-этнической системы. Краснодарский край (Кубань) - один из самых многонациональных регионов Российской Федерации. Проживают на территории края абхазы, адыги, корейцы, азербайджанцы, немцы, поляки, кубанские казаки, крымские татары и другие этнические формирования. Все эти особенности отразились в номинациях географических объектов, объекгивируясь в семантических нюансах топонимов.

В топонимическом отношении Краснодарский край и Республика Адыгея представляют необыкновенно сложную и пеструю картину. Местные названия под воздействием разных языков изменялись, старые названия устаревали и забывались. Большинство местных топонимов содержат пары слов адыгского, убыхского, абазинского и абхазского языков, иногда в тесных разноязычных сочетаниях (Ворошилов, 2003:15).

Топоним, одновременно являясь термином как географическим, так и лингвистическим, играет систематизирующую роль. Основная функция топонимов - номинационно-когнитивная. «Топоним есть результат мыслительных процессов, направленных на познание сущности топообъекта. Следовательно, отражая, он несет на себе отпечаток пройденного когнитивного процесса и является знаком, ассоциируемым с соответствующим понятием, изображающим в идеальной форме данный предмет действительности» (Карабулатова, 2002:69).

Знакомство с топонимами, освоение новой территории идет, в первую очередь, через систему восприятия внешнего мира, заключенную в названиях. Исторические названия, таким образом, являются культурным достоянием нации. Взяв за основу стереотипы номинации, предложенные Н.Д. Голевым, мы разработали комплексную топонимическую модель Краснодарско-

го края и Республики Адыгея. В основе построения топонимической модели лежат следующие принципы:

1) топоним как имя собственное выделяет, индивидуализирует предмет/объект окружающего мира;

2) топонимы как имена собственные являются знаками, образующими персонологическую знаковую систему;

3) топоним как словесный знак имеет онтологическую сущность, которая определяется обозначением реальных объектов действительности на основе апперцепции, т.е. географические названия напрямую связаны с географическим объектами;

4) топоним является знаком высокого уровня информативности (знак + его значение и смысл), что обусловливает его гносеологическую аспекту-альность;

5) топоним регулирует отношения объекта и представления об объекте, «при этом представления об объекте, заключенные в топониме, обогащаются идеей, заключенной в географическом термине, непременном элементе идеи топонимического объекта» (Васильева, 2006).

6) топоним предстает в своей ментальной сущности, которая расценивается как «нетождественная объективной реальности некая ее часть, выступающая компонентом конкретно-исторического субъективного опыта, и предполагает обращение к языковому сознанию носителя языка и топонимической системы, его интенциональным и когнитивным структурам, влияющим и отражающимся в топосистеме» (Голев, Дмитриева, 2002).

Топонимы

Антропоцентрический стереотип

¿Мемориальная ценность

1. Исторические известные личности

2. Исторически известные личности (общезначимые для региона)

3. Этнонимические топонимы

Стереотип временного соположения ¿Мемориальная ценность

1. Обозначение исторических реалий

2. В основе название полка

Бытийная ценность

3. Пограничное значение

Стереотип отражения внутренней структуры ¿Духовная ценность

1.В основе - православные традиции

2. В основе легенды

Стереотип пространственного соположения ¿Бытийная ценность

1. По отношению к рекам

2. По отношению к горам

Мемориальная ценность

3. По названию местности, откуда родом переселенцы

Семантическая оризонталь

4. В основе антонимия старый/новый

Семантическая вертикаль

5. В основе антонимия верхний/ нижний

Топонимы отражают стороны материальной и духовной жизни людей, при этом являются продуктом народного сознания. Д.Н. Голев указывает на две формы бытия топошшической системы: онтологическое и ментальное, которые неразрывно связаны между собой. «Онтологическое бытие системы неразрывно от ментального и реализуется через ментальное, и, изучая ментальное бытие, мы одновременно познаем то, как онтологически оно существует. Когнитивное при этом - изучение регламентации того или иного сознания» (Голев 2002).

Заселение северо-западной части Кубани черноморскими (бывшими запорожскими) казаками отразилось в названиях куренных селений, большинство которых сложилось на основе украинского языка уже в ХУ1-ХУШ в. (Самовтор 1997). По происхождению их разделяют на две группы, одну из которых составляют антропонимы.

1.Названия свои некоторые курени получили по имени личности -чаще всего основателя куреня или атамана: Рогиевский курень - «между ноябрем 1964 и февралем 1665 годов казаки... выбрали в кошевые Ивана Ждана, или Рога» (Эварницкий 1895: 371-372).

2.Населенные пункты получили название по имени исторических личностей:

- люди, чьи имена связаны с судьбой России: ст-ца Анастасиевская (в честь великой княжны Анастасии), с.Вороицовка, ст-ца Воронцовская (по имени наместника на Кавказе М.С.Воронцова), сЛермонтово (в честь великого русского поэта М.Ю.Лермонтова);

- имена известных казаков: ст-ца Бриньковская (в честь генерала Бринька), с. Архнпо-Осиповка (в честь рядового Архипа Осипа);

- имена и фамилии известных адыгских родов: аул Азнауровых, ст-ца Баговская (родовая фамилия), ст-ца Баракаевская (родовая фамилия), аул Беноковых, аул Бечмиза;

- имена легендарных адыгов: ст-ца Ахметовская (легендарный абрек Ахмет), ст-ца Нижне-Баканская, ст-ца Верхнс-Баканская (в честь легендарного предводителя Беслана Бакана);

- имена исторических личностей разных эпох: ст-ца Калининская (в честь Михаила Калинина), хут. Карла Маркса, с. Шевченковское (в честь поэта Тараса Шевченко).

3. Названия многих топонимов имеют этнонимическую основу: г. Абинск -«абун» племя меотов, с. Аибга - кабардинское название абхазцев, пос. Адлер - причерноморское племя аредба, ст-ца Абадзсхская - племя «абадзе-хов», г. Армавир, с. Армянское, с. Верхнее Армянское, с. Краевско-Армянское - армяне, ст-ца Бесленеевская - этническая группа адыгских племён, ст-ца Баракаевская - абаринское племя « баракай».

К стереотипам временного соположения мы отнесли:

1). Названия, имеющие мемориальную ценность:

- топонимы, обозначающие исторические реалии: ст-ца Восточная (в память участия кубанских казаков в русско-японской войне), ст-ца Бакинская (в честь кавказских походов), ст-ца Апшеронская (в честь закавказских походов);

- топонимы, образованные на базе названий полков. Например, редут Кавказский, на месте которого в 1794 г. была основана одноименная станица, был построен Кавказским егерским полком (Гулиева 1968:94), ст-ца Ладожская, ст-ца Тифлисская, ст-ца Казанская, ст-ца Воронежская получили название от имени соответствующих полков.

2). Названия, имеющие бытийную ценность.

В топонимии Кубани выделяется целый пласт номинаций казачьих станиц, свидетельствующих о былом пограничном значении района и отражающих особенности военной жизни. Например, ст-ца Надежная «была окружена с одной стороны .окопами, которые представляли надежную оборону от неприятеля. Этот признак и лег в основу названия» (Гулиева 1968: 95); по этому же функционально-оценочному принципу образованы такие топонимы, как ст-ца Упорная, ст-ца Передовая, ст-ца Сторожевая, ст-ца Преградная, пос. Мирный, ст-ца Отрадная, ст-ца Прочноокопская.

Стереотип пространственного соположения, выделенный нами в топонимике, отражает реалии окружающего ландшафта. Народ (этнос), взаимодействуя с окружающей природой, выделяет значимые для него элементы и при номинации собственных поселений использует соответствующие семантические и ассоциативно-когнитивные основания и принципы.

В данной группе топонимов мы выделили следующие подгруппы номинаций:

1. Имеющие бытийную ценность:

- расположение вблизи гор: ст-ца Холмская;

- расположение вблизи рек: р. Лаба: г. Лабинск, г. Усть-Лабинск, ст-ца Новолабинская, пос. Новолабинский; р. Синюха: пос. Подгорная Синюха и др.

В данных подгруппах используется прямой способ номинации. Объективность такой номинации объясняется, прежде всего, значимостью самих объектов - гор и рек, названия которых используются в топонимах. Практический аспект (бытийная ценность) топонимов связан с необходимостью языковой экономии и со сложившимися принципами номинации объектов, мотивированными соотнесенностью с реальными географическими объектами. В основе концепта лежит бытийная ценность природного объекта для номинатора. Самое большее количество топонимов образовано от гидронима «Кубань»: р. Кубань: ст-ца Кубанская, пос. Кубанец, хут. Кубанская степь и др.

2. Имеющие мемориальную ценность: по названию местности, откуда родом были переселенцы. Название куреня - производное от названий некоторых населенных пунктов. Принято считать, что каждый курень основывался выходцами из той или иной местности, откуда и получил свое название. Например, Каневской курень - г. Канев, Ирклиевский курень - г. Ирк-лиев, Кущевский курень - г. Кущевск.

Залог такого номинирования мы видим в ограничении сектора отбора материала и попытке сохранить память о «родной земле» как фрагменте действительно. В данной группе происходит совмещение денотата и знака. Дифференциация заключается в концепте, отражающем мемориальную ценность.

3. Топонимы следующей группы интерпретируются как семантическая горизонталь, в основе которой лежит антонимия «старо - ново». В кубанской топонимии антонимические пары получили широкое распространение».

ст-ца Старомышастовская-ст-ца Новомышастовская, ст-ца Старовеличковская - ст-ца Нововеличковская.

В топонимике встречаются и другие виды антонимических пар, относимых нами к семантической пространственной горизонтали:

- «малый - большой»: аул Большой Кичмай — аул Малый Кичмай, хут. Средний Челбас - хут. Большие Челбасы;

- «первый — второй»: 1-й хут. Бейсужск - 2-й Бейсужек, 1-й хут. Ея - 2-й хут. Ея, 1-й хут. Кубанский - 2-й, 3-й хут. Кубанский, 1-й пос. При-кубанский - 2-й пос. Прикубанский;

- «поселок-город», «село-аул»: с. Виноградное - пос. Виноградный, с. Кабардинка - ст-ца Кабардинская, г. Майкоп - с. Майкопское;

- первичный топоним - «ново-»: ст-ца Платнировская - ст-ца Ново-платнировская, ст-ца Пашковская - ст-ца Новопашковская;

- этнос 1 - этнос 2: с. Русская Мамайка - с. Грузинская Мамайка, с. Верхнерусское Лоо - с. Верхнеармянское Лоо.

Выделенная нами группа топонимов «семантическая пространственная горизонталь» указывает на диапазон семантического «рассеивания» имени в пространстве, т.е. пространственную удаленность от топообъекта. Пропозиция «семантическая горизонталь» в топонимии Кубани может быть представлена следующим образом:

«старый» Этнос I | «второй»

«малый»«— Топооснова —► «большой» «первый» I этнос 2

«новый»

4. Данную группу номинаций, относящуюся к стереотипам пространственного, соположения, мы обозначили как семантическую вертикаль. Реки на территории Кубани как основа жизни и бытия этноса играют важнейшую роль, являясь объектом материальным природы и идеальным объектом пространства. Ориентация по рекам закреплена в топонимах Кубани посредством антонимической пары «верхний» / «нижний». Территория Краснодарского края относительно главной реки - Кубани - подразделяется на Прикубанье и Закубанье. Такое разделение и обусловило наличие в топонимии бинарных оппозиций верхний / нижний: р. Верхний Чекон - р. Малый Чекон, р. Верхнее Макопсе - р. Нижнее Макопсе.

В названиях пространственные уточнители «верхний» и «нижний» могут быть не только у гидронимов, но и у локальных топонимов, называющих поселения, расположенные в верховьях или низовьях рек. Например, хут. Адагум - хут. Верхний Адагум, с. Верхняя Беранда - с. Нижняя Беранда.

«Освоение пространства выражается в стремлении раздвинуть границы уже познанного, обозначить места на границе используемого и не используемого пока пространства. В то же время внутри познанного в целом ландшафта начинается «обживание»территории»(Васильева 2006).

К стереотипам отражения внутренней структуры мы отнесли:

1) православные традиции, лежащие в основе топонимов: ст-ца Рождественская, ст-ца Успенская, ст-ца Архангельская и др.

2) В основе топонимов лежат легенды, связанные с этническими представлениями.

Осмысление объектов реальности и их репрезентация в топонимах играют немаловажную роль в формировании этнических убеждений, этнического мировосприятия и их сохранении в памяти человека. Эти особенности восприятия и понимания этнических представлений, зафиксированных в топонимических легендах, являются первичным конструктом памяти и функционируют как частичные, субъективные и релевантные когнитивные представления о прошлом реального мира, отражают то или иное историческое событие.

Топонимические легенды можно рассматривать как вариант ономасиологического портрета. По мнению ЕЛ.Березович, «для ономасиологического портрета как источника этнокультурной информации важно не что, а через что номинируется. Поэтому именно анализ внутренней формы номинативных единиц наиболее продуктивен» (Березович, Рут 2001).

В топонимических легендах локализируется ситуационная модель, которая представляет собой интегрированную структуру, закрепленную в человеческой памяти. Ситуационная модель отражает не только знание о конкретных событиях, но также убеждения и мнения (оценочные суждения) (например, г. Екатеринодар).

Формируемая посредством знаний, зафиксированных в языковой форме, картина мира предстает своеобразной системой, которая членит мир и служит формой его категоризации. Языковой коллектив вырабатывает свое собственное мироощущение и мировосприятие. Таким языковым коллективом является этнос, т.е. носитель духовных ценностей, традиций, исторической памяти, культуры.

По мнению М. Хайдеггера, «картина мира означает не картину, изображающую мир, а мир, принятый как картина представляющим и устанавливающим ее человеком» (Хайдеггер, 1986: 93). Если говорить об этнической картине мира, то она предстает как отражение восприятия мира, сформировавшегося в процессе исторического развития народа и предстающего в художественных образах при помощи языкового материала этноса.

Современные исследователи топонимики (М.В. Голомидова, Е.Л. Березович, М.Э. Рут) придерживаются антропоцентрического направления, рассматривают процесс восприятия членами языкового коллектива географического названия в синхроническом срезе. Введенный термин «топонимическая картина мира» служит средством познания окружающей действительности и представляет собой, по мнению Л.М. Дмитриевой, «ментальное бытие топонимической системы». Исследователь предлагает следующую дефиницию термина «топонимическая картина мира»: это "пространственная реальность, представленная в языковом сознании и оформленная как концепт "место" (во всех модификациях пространственной ориентации)" (Дмитриева, 2002: 219). Как показывают наши исследования, феномен топонимической картины мира гораздо сложнее и структурируется системой взаимосвязанных концептуальных образований - «Человек», «Имя», «Земля», «Вода», «Река», «Гора», «Пространство», «Время», «Движение».

Современное общество представляет собой коммуникативное пространство, которое характеризуется способами и средствами передачи информации, типами субъектов коммуникации и условиями осуществления самого коммуникативного процесса. Отношения между людьми определяются нормами, существующими в той или иной культуре, которые оказывают влияние на формирование человеческого мышления, на характер поведения и восприятие информации, на межличностные отношения. Поэтому из всех видов коммуникации именно межкультурная коммуникация, основываясь на различиях между культурами, которые складываются в процессе формирования этнических культур, вырабатывает систему ценностных ориентации, помогающих преодолеть различия между культурными нормами. В связи с этим топонимы как этновербальные маркеры культуры и культурных норм взаимодействия с окружающим миром и социумом имеют огромное значение для развития культурного взаимодействия разных этносов и

для формирования уважительного, бережного отношения к реалиям и стереотипам иной, «чужой» культуры, особенно тех народов, которые исторически являются соседями.

Стремление понять чужую культуру, попытаться осознать причины и особенности культурных различий свойственно человечеству на всех этапах развития. Преодоление межкультурных различий служит основанием, моти-вационньм толчком к межкультурной коммуникации, эффективность которой во многом зависит от следующих факторов: этноцентризма, глубины погружения в чужую культуру, языковой компетентности. При межэтническом взаимодействии представителям разных культур предстоит, сохраняя свою культурную самобытность, адаптироваться путем приспособления к новым культурным условиям и путем заимствования лучших образцов. В результате происходит достижение человеком совместимости с новой культурной средой, т.е. происходит процесс аккультурации.

Начало изучению процессов аккультурации было положено американскими культурными антропологами Р. Редфилдом, Р. Линтоном и М. Херсковицем. В работах современных исследователей наблюдаются некоторые изменения в понимании аккультурации: аккультурация как групповой феномен стала рассматриваться как изменение ценностных установок индивида. К.М.Хоруженко понимает под аккультурацией процесс и результат взаимного влияния разных культур, при котором представители одной культуры принимают нормы, традиции и ценности другой культуры (Хору-женко, 1997:18).

Проблемы освоения чужой культуры привели к особому подходу к вопросам межкультурной коммуникации: чувственному восприятию и толкованию культурных различий. Освоение нового пространства и вхождение в новую этнокультурную среду начинается со знакомства с географическими объектами и их названиями. Топонимы, наряду с другими элементами генетического и функционального характера, являются отражением первичных представлений о действительности. Л.М.Дмитриева включает топонимическую картину мира в обшую картину мира как ее важную составляющую. Постижение картины мира, заключенной в топонимах, может стать основой освоения чужой культуры. Опираясь на модель освоения чужой культуры М.Беннета, мы разработали ее аналог - топонимическую модель, актуализирующую освоение чужой культуры посредством топонимов.

1. Этноцентристские этапы:

- Отрицание, которое представляет собой возведение барьеров, физических или социальных, или увеличение дистанции между собственной культурой и той, с которой пришлось столкнуться. Осваивая Кубань, пришлое население селилось обособленно, и перенесенные из прежних мест жительства названия сохранялись полностью.

- Защита. На этом этапе признаются культурные различия, но воспринимаются они как угроза существованию собственной культуры. На этом этапе происходит переименовывание станиц, имевших ранее адыгские названия.

- Умаление. Этот этап представляет собой последнюю попытку сохранить этноцентристские позиции. На этом этапе культурные различия признаются, но воспринимаются как нечто незначительное. На Кубани происходит переселение людей из казачьих станиц в другие места, называемые по аналогии с предыдущими местами жительства. Так появляются населенные пункты с дублирующими названиями.

2. Этнорелятивистские этапы. На этих этапах люди осознают необходимость жить вместе в полиэтническом обществе, происходит осознание культурных различий на уровне человеческого поведения.

- Признание. М. Беннет считает, что на этом этапе развитие межкультурной чуткости необходимым условием совместного существования народа является одобрение культурных различий. Сначала не вызывают отрицательных эмоций различия в поведении, затем - в культурных ценностях. Одной из характеристик человека является язык, который воспринимается не как другой код, а как средство формирования картины мира. Культурные ценности рассматриваются как «проявление чисто человеческой способности освоения мира» (Садохин, 2004:135). Переселившиеся казаки на этом этапе начинают осваивать новые территории, сохраняя исторические названия. Названия рек и гор продолжают сохраняться на языке народов, с древних времен заселявших Кубань. Переименовывание географических объектов не происходит, гидронимы ложатся в основу других номинаций.

- Адаптация. Этот этап характеризуется формированием устойчивого чувства эмпатии, полное понимание различия культур в конкретных ситуациях межкультурного общения. На этом этапе народы, переселившиеся на Кубань, не просто воспринимают географические названия, но и осмысливают их. Именно на этом этапе происходит восприятие картины мира, оформившейся в топонимах. Носители топонимической картины мира сформировали общее для них когнитивное и прагматическое пространство. Это пространство становится общим и «своим» для переселившихся народов. Т.е. топонимы служат своеобразным связующим звеном между поколениями одного народа (диахроническая функция) и ретранслятором культуры между народами на современном этапе (синхроническая функция).

- Интеграция. Характеризуется полным приспособлением к чужой культуре. Наступает момент, когда чужая культура начинает восприниматься как своя. На этом этапе формируется мультикультурная личность, о которой можно говорить как и о топонимической личности (термин Е.В. Макаровой), то есть об «исторически сложившемся и обусловленном коллектив-

ным духовным опытом идеальном субстрате и механизме языкового видения, освоения и интерпретации мира» (Макарова, 2002).

Топонимическая личность, в широком смысле, это языковая личность в целом и одновременно фрагмент региональной языковой личности; это «структурная составляющая языковой личности в целом, той её части, которая соотносится с топонимической картиной мира» (Макарова, 2002). Топонимическая личность как носитель языкового сознания психологически и социально готова воспринимать реальность и осмысливать ее посредством языковой системы, оценивая свое место в языковой системе, а это, в свою очередь, свидетельствует о деятельностном отношении к языку. Причем личность детерминируется не только топонимической системой и общеязыковыми правилами своей культуры, но и культурой другого этноса.

Эта форма интеграции становится вершиной развития отношений в поликультурном обществе. Таким образом, лексико-семантические и этнокультурные аспекты формирования и развития топонимической картины мира имеют существенное культурно-приспособительное (адаптационное) значение, помогая через топонимическую семиотическую систему освоить и свою, и «чужую» культуру, в которой заключены релевантные для этносов духовно-этические ценности.

Связующим звеном концептосферы, формирующей картину мира, мы определили концепт «Человек». Каждый человек имеет культурный опыт, обусловленный индивидуальными особенностями, запас знаний и навыков, которыми определяется богатство значений концептов. Чем богаче культурный опыт человека, тем богаче его «концептосфера» словарного запаса. Ядро концептосферы имеет ментальную значимость в топонимической картине мира жителей региона. Именно концепт «Человек» является ментальным стержнем, вокруг которого организуются представления о пространственно-временных отношениях, имеющих бытийную ценность («обеспечивающих оптимальное существование человека как биологического существа» (Дмитриева, 2002).

«Пространство»

Полное владение концептосферой свойственно носителю языка. В ходе нашего исследования мы пришли к выводу, что не менее важную роль в овладении концептосферой играет культурный опыт человека, освоение системы культурных ценностей. Формирование системы приоритетов ценностей происходит в процессе взаимодействия человека с окружающим миром, согласно концепции Э. Холла, на основе инфраструктурного аксиологического критерия Добро / Зло; Польза / Вред. «Взаимодействие с окружающей средой ведет свои истоки от первичных реакций раздражения, существующих у любой живой клетки...Взаимодействие лежит в центре культурной вселенной и все остальные системы вырастают из него» (Фаст, Холл, 1995:249,250).

Концептосферу можно интерпретировать следующим образом: человек - неразрывная часть природы, человек - покоритель природы, человек осваивает природу на ментальном уровне (интерпретирует систему значений, вербализируя явления, происходящие в окружающем мире.

Единицей репрезентации картины мира является ментальный образ, в нашем исследовании выраженный номинативными единицами - топонимами. Топонимический материал не может претендовать на полноту воссоздаваемой на его основе картины мира, но в содержании топонимов, в результате номинации, отражаются объективные свойства окружающего мира, иногда получающие идеализированную окраску. Взаимная зависимость концептов, входящих в концептосферу, объясняет когнитивно-аксиологический опыт взаимодействия человека с окружающим миром и моделирование образа этого мира. «На материале модели топонимической микросистемы возможно проследить влияние когнитивных и прагматических факторов на изменение ментальных стереотипов» (Голев, 2002).

В Заключении отражены итоги исследования и обозначены перспективы дальнейшей разработки проблемы формирования и описания топонимической картины мира Кубани и создания модели кубанской топонимической личности, конструирования картины мира посредством ментальных образов, заключенных в топонимах. Выбор топонимов как единиц номинации, передающих мифо-эпические и пространственные представления человека, обусловлен коммуникативной ситуацией, сложившийся на Кубани. Объективно существующая в обществе триада: человек - язык - картина мира позволяет понять взаимообусловленность различных ментальных пространств и типов языкового сознания этносов в рамках одного региона, осмыслить особенности концептосферы «чужой» культуры. Зависимость между глубиной владения концептосферой и познанием «чужой» культуры выглядит следующим образом:

Топонимы - ментальные образы - концептосфера - топонимическая картина мира — освоение культуры.

Чем шире культурный опыт человека, тем глубже и отчетливее репрезентируются ментальные образы, тем богаче потенциал концептов, тем понятнее и прозрачнее картина мира, тем выше степень овладения чужой культурой. Человек, овладевающий чужой культурой, глубже погружается в свою собственную, достигая метауровня анализа ситуации. Он может оценивать и ту и другую культуру объективно и субъективно, используя различные лингвистические культурные кодовые системы. Познание и интерпретация топонимической системы как топонимической картины мира может служить средством преодоления межкультурных барьеров.

Основное содержание работы отражено в публикациях: Мнография:

1.Ковлакас Е.Ф. Особенности формирования топонимической картины мира: лексико-прагматический и этнокультурный аспекты: монография / Е.Ф.Ковлакас. Краснодар: КубГУ, 2008.250 с. (16,35 пл.).

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК:

2. Ковлакас Е.Ф. Понимание «картины мира» с точки зрения лингвистики / Е.Ф. Ковлакас // Культурная жизнь юга России. №3. Краснодар: КГУКИ, 2006. С. 54-56. (0,4 пл.).

3. Ковлакас Е.Ф. К вопросу «гипотезы лингвистической относительности» Сепира-Уорфа / Е.Ф. Ковлакас // Культурная жизнь юга России. №6. Краснодар: КГУКИ, 2007. С.77-79. (0,4 пл.).

4. Ковлакас Е.Ф. Роль этнонимов и топонимов в формировании русского национального самосознания / Е.Ф. Ковлакас // Культурная жизнь юга России. №1. Краснодар: Краснодарский Государственный университет культуры и искусства, 2008. С. 113-115; (0,4 пл.).

5. Ковлакас Е.Ф. Семантический уровень взаимодействия языка и культуры: интегрирующие и стабилизирующие аспекты / Е.Ф. Ковлакас // Культурная жизнь юга России. №2. Краснодар: КГУКИ, 2008. С. 107-109. (0,4 пл.).

6. Ковлакас Е.Ф. Ментальные представления о «Реке» в топонимии Кубани / Е.Ф. Ковлакас // Вестник ЧелГУ. Серия «Филология. Искусствоведение». Вып. 24. №24 (124). Челябинск: Челябинский государственный университет, 2008. С. 69-82. (1 пл.).

7. Ковлакас Е.Ф. Когнитивно-прагматический аспект исследования топонимической системы / Е.Ф. Ковлакас // Вестник ЧитГУ. №4 (49). Чита, РИК ЧитГУ, 2008. С. 70-77. (0,6 пл.).

8. Ковлакас Е.Ф. Концепт «Гора» как образ «духовного ориентира» народа (на примере оронимов) / Е.Ф. Ковлакас // Вестник АГУ. Серия «Филология». № 6. Майкоп: Адыгейский государственный университет, 2008. С. 28-35.(0,5 пл.).

9. Ковлакас Е.Ф. Динамика взаимодействия языка и культуры в процессе коммуникации / Е.Ф. Ковлакас // Культурная жизнь Юга России. Краснодар: КГУКИ, 2008. С. 25-27. (0,4 пл.).

10. Ковлакас Е.Ф. Лингвокультурологическая интерпретация концепта «Река» по данным топонимии Кубани и Северного Кавказа / Е.Ф. Ковлакас // Вестник ПГЛУ. № 3. Пятигорск: ПГЛУ, 2008. С. 98-102. (0,4 пл.).

11. Ковлакас Е.Ф. Топонимы как эмоциональная интерпретация ландшафта / Е.Ф. Ковлакас // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». № 10. Архангельск, Поморский государственный университет, 2008. С. 109-114. (0,6 пл.).

Статьи в научных изданиях и сборниках материалов конференций:

12. Ковлакас Е.Ф. Роль языка в формировании культуры общества / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Всероссийской научно-методической конференции «Языковые и культурные контакты различных народов». Пенза: ПГПУ, 2002. С. 6-9. (0,4 пл.).

13. Ковлакас Е.Ф .Трансформация экономических отношений в условиях рынка / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Всероссийской научно-методической конференции «Трансформация социально-экономических отношений в современных экономических условиях». Пенза: ПГПУ, 2002. С. 32-34. (0,4 пл.).

14. Ковлакас Е.Ф.Стадии развития экономики и формирование языка / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Всероссийского научно-практического семинара «Проблемы прикладной лингвистики». Пенза: ПГПУ, 2002. С. 1214. (0,3 пл.).

15. Ковлакас Е.Ф. О соотношении понятий «экономика - язык - культура» / Е.Ф. Ковлакас // Вестник Московского Государственного Открытого Университета. № 3 (12). Кропоткин: Московский Государственный Открытый Университет, 2003. С. 103-106. (0,4 пл.).

16. Ковлакас Е.Ф. «Лингвистическое видение мира» - иллюзия или реальность / Е.Ф. Ковлакас // Синергетика образования: Межвузовский сборник. Выпуск 2. Ростов-на-Дону: РГПУ, 2004. С. 84-93. (0,5 пл.).

17. Ковлакас Е.Ф. Сущность деятельной парадигмы «труд - язык -сознание - культура» / Е.Ф. Ковлакас //Сб. научных докладов 1-й Международной конференции «Человек и культура. Проблемы экологии юга России». Краснодар: «Раритеты России», 2007. С. 44-46. (0,4 пл.).

18. Ковлакас Е.Ф. Язык как средство хранения культурно-исторической информации / Е.Ф. Ковлакас // Сб. науч. статей. № 12. Армавир: Армавирский лингвистический университет, 2007. С. 23-31. (0,5 пл.).

19. Ковлакас Е.Ф. Лингвистическая природа «фоновых знаний» / Е.Ф. Ковлакас // Синергетика образования. Научный журнал (социальные и гуманитарные науки). №10. Ростов-на-Дону: Южное отделение Российской Академии образования, 2007. С. 102-108. (0,5 пл.).

20. Ковлакас Е.Ф. Этнический фактор в коммуникативном процессе / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов XI Всероссийской научной конференции «Гуманитарные и социально-экономические науки в начале XXI века». Нижний Новгород: Нижегородский научный и информационно-методический центр «Диалог», 2007. С. 27-29. (0,5 пл.).

21. Ковлакас Е.Ф. Факторы внутриязыковых изменений / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов XI Всероссийской научной конференции «Семиотика культуры и искусства». Т 2. Краснодар: КГУКИ, 2007. С. 26-29. (0,8 п.л.).

22. Ковлакас Е.Ф. Языковой фактор в PR-деятельности / Е.Ф. Ковлакас //Сб. материалов IV Всероссийской научно-теоретической конференции «PR в России: образование, тенденции, международный опыт». Краснодар: КубГТУ, 2007. С. 117-120. (0,4 пл.).

23. Ковлакас Е.Ф. Язык как носитель этнокультурных норм / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы языкового образования». Майкоп: АГУ, 2007. С. 131-137.(0,55 пл.).

24. Ковлакас Е.Ф. Взаимообусловленность развития языка и культуры в современном Российском обществе / Е.Ф. Ковлакас // Сб. Материалов V Всероссийской научно-практической конференции «Традиционное, современное и переходное в Российском обществе». Пенза: ПГПУ. 2007. С.84-86. (0,4 пл.).

25. Ковлакас Е.Ф. Лингвистическая опосредованность познания / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов V Всероссийской научно-практической конференции «Культура и власть». Пенза: ПГПУ, 2007. С. 95-97. (0,4 п.л.).

26. Ковлакас Е.Ф. Трансформация «гипотезы лингвистической относительности» в современной науке / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов VII Международной научно-практической конференции «Лингвистические и культурологические традиции образования». Томск: Томский Политехнический Университет, 2007. С. 219-226. (0,6 пл.).

27. Ковлакас Е.Ф. «Фоновые знания» как предмет исследования / Е.Ф. Ковлакас // Образование. Наука. Творчество. №4. Армавир: Армавирский лингвистический университет, 2007. С. 40-44. (0,5 пл.).

28. Ковлакас Е.Ф. Многоплановость соотношения языка и мышления / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов IV Международной научно-практической конференции «Феномен развития в науках о человеке». Пенза: ПГПУ. 2008. С. 123-127. (0,4 пл.).

29. Ковлакас Е.Ф. Концепции, оценивающие роль языка в мышлении / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов IV Международной научной конференции: «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах». Челябинск: ООО «Издательство РЕКПОЛ», 2008. С. 134-137. (0,4 пл.).

30. Ковлакас Е.Ф. Структурная концепция языка: аргументы в пользу «гипотезы лингвистической относительности» / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Всероссийской научно-практической конференции «Гуманитарные

науки и образование: новые пути интеграции». Орел: Орловский государственный институт искусств и культуры. 2008. С. 283-288. (0,45 пл.).

31. Ковлакас Е.Ф. К проблеме первичности / вторичности языка и культуры / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов VII Международной научной конференции «Наука и образование». Белово: ООО «Канцлер», 2008. С. 392-396. 0,3 пл.

32. Ковлакас Е.Ф. Актуальные проблемы лингвокультурологии / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов VIII Международной научно-практической конференции «Лингвистические и культурологические традиции образования». Томск: ТПУ, 2008.4.1. С. 147-152. (0,55 пл.).

33. Ковлакас Е.Ф. Признаки концепта как языкового и культурного явления / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Международной заочной научно-практической конференции «Язык. Культура. Коммуникация». Ульяновск: УГУ, 2008. С. 47-50. (0,3 пл.).

34. Ковлакас Е.Ф. Семантические особенности использования образных средств в гидронимах Кубани / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов Международной научно-методической конференции «Русскоязычие и би(поли)лингвизм в межкультурной коммуникации XXI века: когнитивно-концептуальные аспекты». Пятигорск: ПГЛУ, 2008. С. 86-88. (0,4 пл.).

35. Ковлакас Е.Ф. Особенности семантических границ семиосферы культуры / Е.Ф. Ковлакас // Сб. материалов VIII российской научно-практической конференции «Мировая культура и язык: взгляд молодых исследователей». Томск: ТПУ, 2008. 4.1. С. 141-145. (0,5 пл.).

36. Ковлакас Е.Ф. К проблеме построения комплексной модели топонимики Кубани // Е.Ф. Ковлакас // Caucasus Philologia. № 1 (4). Пятигорск, ПГЛУ, 2008. С. 47-53. (0,8 пл.).

Формат 60x84 1/16. Тираж 100. Заказ 1536. Отпечатано в редакционно-издательском отделе ФГОУ ВПО «Морская государственная академия имени адмирала Ф.Ф.Ушакова» 353918, г. Новороссийск, пр. Ленина, 93

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Ковлакас, Елена Федоровна

ВВЕДЕНИЕ.

1. ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЯЗЫКА КАК СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ОБЩЕЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.

1.1. Взаимосвязь языка и культуры: интегрирующие и стабилизирующие аспекты

1.2. Язык как носитель этнокультурных норм.

1.3. Этнокультурное моделирование внутриязыкового развития.

1.4. Культура как вторичная моделирующая система.

1.5. Основные направления лингвокультурологических исследований.

1.6. Динамика языка и культуры в процессе межкультурной коммуникации

Выводы.

2. КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ КАК ПРОЦЕСС ОТРАЖЕНИЯ И ФИКСАЦИИ ЭТНИЧЕСКОГО ОПЫТА В ИДЕАЛЬНЫХ КАТЕГОРИЯХ.

2.1. Сущность взаимосвязи языка и мышления.

2.2. Дифференциальные признаки соотношения языка и мышления.

2.3. Основания существования гипотезы лингвстической относительности

2.4. Языковая концептуализация и категоризация мира: основные направления

2.5. Концепт как идеальная категория знаковой системы.

Выводы.

3. ТОПОНИМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА КАК ОТРАЖЕНИЕ МИРОВОСПРИЯТИЯ И АКСИОЛОГИЧЕСКИ-ОЦЕНОЧНОЙ СИСТЕМЫ ЭТНОСА.

3.1. Концепт «Человек» как форма ментального бытия топонимической системы

3.2. Лингвокультурологический аспект концепта «Гора»: выявление культурных стереотипов региона (на примере оронимов Краснодарского края и Республики Адыгея).

3.3. Моделирование ментального образа Реки в топонимических номинациях (на примере гидронимов Краснодарского края и Республики Адыгея).

3.4. Образная составляющая концепта как отражение мировосприятия этноса: эмоциональная интепретация культурного ландшафта.

Выводы.

4. ФОРМИРОВАНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О «КАРТИНЕ МИРА»: ТОПОНИМИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ОСВОЕНИЯ «ЧУЖОЙ» КУЛЬТУРЫ.

4.1. Топонимы как отражение онтологического и ментального бытия топонимической системы.

4.2. К описанию истории изучения топонимики Краснодарского края и Республики Адыгея.

4.3.Построение комплексной модели топонической системы: региональная специфика топонимических номинаций.

4.4. Топонимическая картина мира как совокупность мировоззренческих знаний.

4.4.1.Теоретические концепции картины мира.

4.4.2.Антропоцентрическое направление топонимических исследований

4.4.3.Топонимическая модель картины мира: лексико-прагматический и этнокультурный аспекты.

Выводы.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Ковлакас, Елена Федоровна

Исследование роли языка в процессах фиксации, отражения и формирования этнического опыта и культуры дает возможность более глубокого познания того, что национальный язык и культура во многом определяются особенностями истории развития и жизни соответствующего этноса. Язык и культура, культурные традиции, вырабатываемые этносом в процессе адаптации к жизненным условиям, неизбежно попадают под влияние языка и культурных традиций тех народов, с которыми происходит активное взаимодействие. При этом языковая картина мира каждого народа отражает как способы воплощения и структуры знаний о мире, особенности восприятия и концептуализации мира, так и этапы и результаты освоения человеком когнитивного пространства средствами национального языка. У каждого народа есть своя история, природа, материальные и духовные ценности, что и составляет в совокупности «национальную модель мира», т.е. целостный образ представлений и многообразия видов деятельности человека. Как отмечает Е.С. Кубрякова, «язык выполняет две главные функции — когнитивно-репрезентативную и коммуникативную (дискурсивную)» [223, с. 325], в связи с чем «поиски и нахождение оптимальных языковых форм для выражения необходимого содержания — эта постоянно возникающая при порождении речи задача - не может быть разрешена без вступления в действие правил осуществления номинативной деятельности» [223, с 327].

Проблема конструирования и реконструкции картины мира решается в современной лингвистике в рамках теоретической семантики, когнитивной лингвистики, этнолингвистики, лингвокультурологии и лексикографии в работах Р. Лангакра, Дж. Тэйлора, Дж. Лакоффа, В.В. Воробьева, Е.С. Кубряко-вой, В.А. Масловой, Ю.Д. Апресяна, Л.Ю. Буяновой, Ю.Н. Караулова, Л. Барташевича, В.З. Демьянкова, В.И. Постоваловой, Б.А. Серебренникова, Ю.С. Степанова, С.Д. Смирнова и др. Если рассматривать эту проблему с точки зрения специфики внутреннего вербального отражения восприятия 4 жизни конкретным народом, то картина мира как категория лингвокультуро-логическая и историко-этнологическая обязательно включает способы языковой концептуализации мира. В решении этого вопроса мы опираемся на исследования А. Вежбицкой, Н.Ф. Алефиренко, Л.Ю. Буяновой, А.П. Бабушкина, И.А. Стернина, С.Г. Воркачева, JI.M. Дмитриевой, Н.Д. Голева, С.А. Ас-кольдова, Ч. Морриса, З.Х. Бижевой, С.С. Неретиной, Е.С. Кубряковой, В.П. Нерознака, З.Д. Поповой, Д.С. Лихачева, В.И. Карасика, С.Х. Ляпина, Г.Г. Слышкина и др. Концепты взаимокоррелируют с кодами культуры, при помощи которых культура членит и категоризует окружающий мир [217, с. 5].

В последние десятилетия XX в. внимание ученых было привлечено к культурно-историческому аспекту имен собственных, в частности топонимов. Топонимы рассматриваются как некий этнокультурный текст, несущий релевантную информацию об историческом прошлом народов, о границах их расселения, о культурных, торговых и географических центрах и т.п. Своеобразие функций топонимов, их способность номинировать и характеризовать явления действительности обусловили различные подходы к их изучению. Этнолингвистический подход прослеживается в работах Е.Л. Березович (1997, 1999, 2001), И.А. Воробьевой (1976), А.С. Герда (1994), А.Ф.Журавлева (1995), Н.И.Толстого (1983, 1989), А.Н.Фролова (1984). Лингвострановед-ческий подход находит выражение в работах Е.М. Верещагина (1980, 1991), В.Г. Костомарова (1994), В.Д. Бондалетова (1987); ментально-онтологический подход — Л.М. Дмитриевой (2001), Н.Д. Голева (1974); когнитивный — в трудах М.Э. Рут (1999, 2002), М.В. Голомидовой (1998); исследованию региональной топонимической личности посвящены работы Е.В. Макаровой (2001, 2002).

Таким образом, проблема формирования особой — топонимической — картины мира актуальна для современной лингвистики в силу её этнокультурной значимости и интегративного статуса, так как топонимическое картирование окружающего мира представляет собой один из системообразующих 5 способов вербализации действительности, отражает корреляцию историко-социальных, языковых и этнокультурных аспектов развития народов. Топоним как когнитивный знак служит для номинации «географических» фрагментов мира, а «само наречение преследует, в конечном счёте, описание мира, а не только обозначение всего сущего» [223, с 327].

Отсюда следует, что актуальность исследования определяется несколькими ключевыми факторами. Взаимодействие народов на всех этапах их исторического развития отражается и проявляется в этнической истории. Этническая история представляет собой сложный и многогранный процесс, который затрагивает язык, духовную и материальную культуру. Немаловажен следующий факт: в полиэтнических районах культуры сохраняют свое своеобразие, но, вступая во взаимодействие, приобретают общие черты. Представления об окружающем мире и национально-этнические особенности, которые проявляются в традиционной культуре народа, фиксируются в языке и служат предметом исследований лингвистов, этнологов, историков, психологов, археологов. Основной акцент направлен на антропоцентрическую парадигму знания, на исследование семантики языкового знака в сфере этнокультурного знания о мире. Лексическая семантика, реконструкция которой помогает восстановить фрагменты картины мира, также интегрируется с другими научными сферами. Из этого следует, что реконструкция особой картины мира, репрезентируемой топонимами, — топонимической картины мира, в которой предстает окружающая действительность во всей совокупности присущих ей факторов, изучение тенденций и механизмов взаимодействия культур и результатов этнокультурных контактов, зафиксированных в региональной топонимике, - перспективные и актуальные направления теории языка и на сегодняшний день.

Выделяя топоним как вместилище знаний о стране, как хранитель историко-культурной информации, В.В. Молчановский отмечает, что «национально-культурный компонент семантики топонимов отличается особой страноведческой репрезентативностью, богатством культурно-исторических б

I j ассоциаций» [279, с. 28]. И.С. Карабулатова выделяет социальный компонент значения топонима, который возникает как результат отражения принятых в обществе эмоций и оценок, связанных с реалиями, обозначающимися данным словесным знаком. Ставя своей задачей реконструкцию картины мира народа [186], М.Э. Рут подчеркивет, что образная номинация «всегда национально специфична в том смысле, что закрепляет в себе исторически сложившуюся в сознании народа - субъекта номинации картину мира» [337, с. 127-128].

Как известно, конструктами картины мира являются ментальные образы и ментальные концепты. Слова-концепты служат именем семантического поля и заключают в себе лексические, синтаксические, образные показатели. Человек воспринимает не то, что возможно благодаря языку, а субъективно вербализует актуальное для него в данной конкретной речевой ситуации содержание концептуальной картины мира.

Топонимическая система, по нашим наблюдениям, складываясь на протяжении длительного времени, представляет собой когнитивный «конгломерат», в котором отражены культуры, языки, время и пространство, этапы и социально-исторические условия развития общества. В этой связи следует признать, что степень научного лингвистического изучения и описания топонимии Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея до настоящего времени всё ещё остается очень низкой.

Объектом исследования служит топонимикон данных регионов, представленный ойконимами, гидронимами, оронимами, космонимами и т.д.

Предметом исследования является топонимическая картина мира, воссоздаваемая (реконструируемая) на основе топонимии Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея, её лексико-семантическая и этнокультурная специфика.

Практическим языковым материалом исследования послужил фактический материал, собранный автором путем фронтальной записи топонимов на территории Краснодарского края и Республики Адыгея, извлечения 7 географических названий из исторической, этнографической литературы, Госархива Краснодарского края, географических карт и т.д. Большую помощь оказали авторитетные фундаментальные труды по топонимике Западного Кавказа (включая Черноморское побережье), выполненные Дж.Н. Коковым «Адыгская (черкесская) топонимия»; топонимические исследования сочинского краеведа С.А. Загайного «Происхождение названий некоторых населенных пунктов Краснодарского края», в которых приведена классификация географических названий и даны переводы некоторых из них. В процессе исследования привлекались также работы С.И. Вахрина по топонимике Краснодарского края, например, «Биография кубанских названий» (1995); статьи С.В. Самовтора (1993-1997), фундаментальный труд В.Н. Ковешникова «Очерки по топонимике Кубани» (2006), уникальное исследование К.Х. Меретукова «Адыгейский топонимический словарь».

Цель исследования — многоплановое изучение и описание топонимики и ментальных стереотипов полиэтнических регионов Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея и осмысление, интерпретация реалий, заключенных в топонимии, рассматриваемой в качестве вербальной основы реконструкции топонимической картины мира, необходимой также и для освоения иной культуры.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) определение характера топонимической номинации с точки зрения семиотики;

2) выделение понятийных, значимостных (ценностных) и образных составляющих лексико-семантического поля и входящих в него лексико-семантических групп;

3) анализ топонимической системы Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея с точки зрения отражения культурного «ландшафта»;

4) установление как внутренних закономерностей существования топонимов, так и внешних форм их реализации;

5) моделирование ментальных образов Человека, Реки, Горы, запечатленных в топонимических номинациях;

6) структурирование топонимической модели освоения «чужой» (иной) культуры;

7) установление связи между топонимической концептуализацией и особенностями номинации;

8) рассмотрение аспектов соотношения топонимических моделей и культурных ценностей народа-номинатора.

Методологической основой диссертационного исследования являются философские концепции и положения о взаимосвязи и корреляции мышления, сознания, языка, речи и познавательной деятельности; о диалектическом единстве эмпирического и теоретического типов знаний. В этом плане язык интерпретируется как важнейшее средство аккумуляции, хранения и трансляции знаний человека об окружающей действительности, как социально-культурный и коммуникативно-деятельностный феномен, единицы которого принимают участие в конструировании картины мира.

Теоретической основой работы послужили фундаментальные идеи, взгляды и концепции различных исследователей, изложенные в трудах по лингвоконцептологии и этнолингвистике (Н.Ф. Алефиренко, А.П. Бабушкин, З.Х. Бижева, „Л.Ю. Буянова, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, Д.С. Лихачёв,

А. Вежбицкая, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин и др.); по проблемам концептуализации мира (Е.С. Кубрякова, В.И. Карасик, Дж. Лакофф, Ю.С. Степанов, Б.А. Серебренников, В.И. Постовалова и др.); по когнитивной лингвистике (В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, Н.Д. Арутюнова, Р. Лангакр, Дж. Лакофф и др.); по теории языка, социолингвистике и лингвокультурологии (Б.А. Серебренников, В.А. Маслова, Г.П. Немец, С.Х. Ляпин, С.Г. Воркачёв, В.П. Неро-знак, И.С. Карабулатова и др.).

Научная новизна исследования определяется рядом факторов и заключается в том, что впервые в рамках теории языка поднимается проблема реконструкции нового типа (подвида) языковой картины мира — топонимиче9 ской картины мира (ТКМ); в рассмотрении топонима: 1) как знака, заключающего в себе знания об общечеловеческих и национальных ценностях; 2) как вербально-ментального образа, реконструкция которого эксплицирует связь с этнической культурой и самосознанием всего народа; 3) как текста, который при прямом чтении отождествляется с «открытой», а при обратном — с эзотерической сферой культуры. Описание топонимической системы, предложенное в работе, позволяет воссоздать «географическую» картину мира того или иного этноса путем описания «топонимических концептов», при помощи которых интерпретация смысла, заключенного в топонимах, возможна как в прямом, так и в обратном направлении: от носителя сознания (имядате-ля) - к знаку (топониму), и от топонима — к носителю сознания (воспринимающему имя).

Теоретическая значимость исследования заключается в интерпретации топонима как лингвистического и культурологического знака, как этнокультурного явления, которое при интегрированном восприятии реализуется через логический анализ: от выявления концептов как результатов мыслительных процессов до концептуального анализа воспринимающего сознания субъекта, при котором топонимическая единица предстает в ментальных категориях и является связующим звеном между субъектом-номинатором и воспринимающим субъектом. Значим ой для теории языка можно считать позицию, которая постулирует, что единицей языкового уровня является топоним как знак, а ментального уровня — топонимический («географический») концепт; что топонимы представляют собой знаки взаимной включенности в коммуникативный процесс носителей сознания и служат средством перехода от знака - топонима к сознанию — картине мира. Теоретически весомым является положение о том, что ментальный образ, лежащий в основе сознания и структурирующий представления человека об объектах действительности, обусловливает языковые параметры знаков-топонимов и их связь с культурно-историческими аспектами значения. Применение лингвокультурологического, концептуального и этнолингвистического подходов к изучению топою нимов как системообразующих компонентов топонимической картины мира этноса позволяет выявить информацию об этнической истории, социальной жизни, материальной и духовной культуре народа, реконструировать, в том числе, и топонимическую картину мира, что является определённым вкладом в теорию языка.

Практическая значимость работы. Материалы, основные результаты и выводы исследования могут быть использованы в теории и практике лин-гвокогнитивных и лексико-семантических изысканий по следующим направлениям: 1) в изучении топонимических систем разных регионов с целью осмысления через топонимическую картину мира особенностей культуры; 2) в когнитивном аспекте — при изучении структур знания, ментальных представлений и стереотипов о пространстве в широком смысле и конкретно — о восприятии типов географических объектов через их номинации; 3) в лексикографическом аспекте — для разработки методологических принципов и составления топонимических словарей с когнитивным и этнокультурным компонентом; 4) в практике вузовского преподавания теории языка, лингвоэтно-логии, концептологии, межкультурной коммуникации, ономасиологии, ономастики, топонимики; при разработке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам языковой концептуализации мира, типов и параметров картин мира; лингвокультурологии, а также по другим актуальным проблемам моделирования и реконструкции различных картин мира.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Топонимия как вербально фиксированная система наивно-бытового, культурного и историко-социального знания и этнокультурного опыта, полученного в результате длительного развития народа, выступает уникальным средством (и способом) отражения, идентификации и оценки окружающего мира и его «географического» фрагмента.

2. Топонимия полиэтнического региона представляет собой многоуровневое культурно-семиотическое образование, эксплицирующее особенности взаимодействия этнокультурных кодов народов, населяющих его и соседствующих с ним.

3. Топонимы Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея, зафиксировавшие в своей когнитивно-семантической структуре связь с пространственными объектами, как номинационные знаки выполняют функцию репрезентации кардинальной философской категории бытия — Пространство-Время. Анализ семантических аспектов «пространственно-временных» топонимов позволяет реконструировать наивную картину мира прошлого и проследить направление и этапы этнокультурного освоения региона: от начала заселения земель, формирования языковой и этнической самобытности поселенцев, их бытовых, социально-экономических и культурных контактов с представителями других народов.

4. Топонимическая система как основа топонимической картины мира фиксирует и отражает в языковой форме взаимоотношения этнического и бытийного уровней сознания (мышления), что определяется фактором, согласно которому языковая система структурирует пространство в сознании носителей языка, предопределяя их взаимоотношения с окружающим миром. Топонимы представляют собой ценнейший языковой носитель географических, исторических, этнографических знаний, являясь когнитивно-прагматическим средством аккумуляции, хранения и передачи внеязыкового межпоколенного опыта и опыта межэтнического взаимодействия и коммуникации.

5. Топонимическая концептуализация действительности (её фрагментов) представляет собой объективацию и выделение значимых этнокультурных концептов, которые следует интерпретировать как культурно и исторически обусловленные стереотипы национального (регионального) менталитета. Концептосферу топонимической картины мира образуют взаимосвязанные концепты «Человек», «Земля», «Гора», «Вода», «Имя», «Река», «Пространство», «Время», «Движение».

6. Наиболее релевантным для топонимической картины мира, по данным топонимики Краснодарского края и Республики Адыгея, выступает обобщен

12 ный образ водного пространства, который выражается в специализированных знаках — ландшафтных топонимах. Знак и символ в данном контексте равнозначны. Ландшафтные топонимы-гидронимы со временем становятся этническими символами, которые несут в себе идеалы и ценности культуры, актуализируя равнозначность и равноценность понятий и образов «Река» и «Душа».

7. Пространственная соотнесенность денотатов и их экстралингвистические особенности являются фактором их номинации. Внутрисемиотические связи между знаками-топонимами оказываются сильнее корреляции знаков с репрезентируемыми ими объектами действительности, денотативными классами.

8. Моделирование топонимической картины мира на основе ментальных образов, сформированных обобщением представлений человека о географических объектах действительности и выраженных в топонимах, позволяет выявить и эксплицировать этнокультурную информацию, связанную с социальной структурой общества, межэтническими и межкультурными отношениями, с системой нравственных ценностей и оценок.

9. Особенности номинации географических объектов Краснодарского края (Кубани) и Республики Адыгея, закрепленные в языке, косвенно свидетельствуют о том, что морально-нравственные устои играют важную роль в мировосприятии и культурном развитии народа. Топонимическая картина мира ориентирована на отражение и сохранение аксиологических приоритетов национально-этнических сообществ, зафиксированных в топонимах как знаках оценивания через номинацию феноменов природы, жизни, бытия человека.

Методы и методики изучения материала. Основной метод исследования - описательный; при анализе топонимов используются приемы этимологического анализа; методы сравнительно-исторического, сопоставительного, идеографического и интерпретативного анализа; а также метод семантических оппозиций и семиотический анализ.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на заседании кафедры об

13 щего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета; были представлены на различных лингвистических симпозиумах, семинарах, а также на международных, всероссийских, региональных, межвузовских научных, научно-методических и научно-практических конференциях: «Языковые и культурные контакты различных народов» (Пенза, 2002); «Проблемы прикладной лингвистики» (Пенза, 2002); «Человек и культура. Проблемы экологии Юга России» (Краснодар, 2007); «Гуманитарные и социально-экономические науки в начале XXI века» (Нижний Новгород, 2007); «Семиотика культуры и искусства» (Краснодар, 2007); «Актуальные проблемы языкового образования» (Майкоп, 2007); «Традиционное, современное и переходное в российском обществе» (Пенза, 2007); «Культура и власть» (Пенза, 2007); «Лингвистические и культурологические традиции образования» (Томск, 2007, 2008); «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (Челябинск, 2008); «Гуманитарные науки и образование: новые пути интеграции» (Орёл, 2008); «Наука и образование» (Белово, 2008); «Язык. Культура. Коммуникация» (Ульяновск, 2008); «Русскоязычие и би(поли)лингвизм в межкультурной коммуникации XXI века: когнитивно-концептуальные аспекты» (Пятигорск, 2008) и др.

По теме диссертации опубликованы 36 работ общим объёмом 33,35 п.л., в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК, - 10.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Особенности формирования топонимической картины мира: лексико-прагматический и этнокультурный аспекты"

выводы

Итак, топонимическая система отражает особенности географического пространства. Его объекты подразделяются на природные (т.е. естественные) и созданные человеком (искусственные), которые формируют образ пространства. Поставить знак равенства между самой действительностью и представлениями о ней у познающего субъекта не всегда представляется возможным. Освоение окружающего мира начинается с называния объектов или с интерпретации (понимания) названия. (Гак 1988). Следует отметить, что топонимы, попадая в определенную систему, подвергаются ассимиляции и унифицируются по ряду формальных и семантических параметров, оставаясь при этом явлением лингвокулыурным и системным.

Представления человека о мире лежат в основе картины мира, представления о пространстве, способность человека ориентироваться в нем составляют основу топонимической картины мира как фрагменте языковой картины мира.

На территории Краснодарского края и Республики Адыгея в результате исторического развития образуются топонимические пласты. Новые названия входят в готовую топонимическую систему. На процесс адаптации топонимов особенное влияние оказывает то, насколько язык первой волны номинации отличается от последующих.

Проблема номинации лежит в глубине народного самосознания, в психологии номинатора, в системе ценностных культурных стереотипов. Значение топонима как культурного знака заключается в его способности отразить культурные стереотипы, миропонимание народа в своей содержательной части.

Одним из универсальных концептов культуры является концепт «Свой / Чужой». Освоение пространства происходит в процессе осознания своего мира и мира чужого на уровне материальной и духовной собственности. «Свой» означает личный, значимый для близкого круга, «чужой» при

263 надлежит иному народу. В топонимии Краснодарского края и Республики Адыгея можно выделить взаимодействие трех семантических полей: ЛСП «Свое пространство», ЛСП «Чужое пространство», ЛСП «Чужое пространство через призму Своего». Номинации населенных пунктов составляют ЛСП «Свое Пространство» и отражают значимость пространственных объектов для народа-номинатора. Номинации рек и гор составляют ЛСП «Свое Пространство» для народа-номинатора и «Чужое Пространство» для переселившихся народов, осваивающих новую территорию.

ЛСП «Чужое Пространство через призму Своего» включает номинации населенных пунктов, возникающие после расселения народов по территории «Чужого Пространства». Сознание народов вырабатывает систему бинарных признаков, в том числе и противопоставления: «первый-второй», «малый-большой», «старый-новый». Взаимодействие «своего и чужого пространства» в процессе номинации можно рассматривать как связь культурных и пространственных значений, как начало взаимодействия разных культур.

По мнению Л.Ю. Буяновой, «каждый этнос обладает неисчислимым запасом контекстовых концептов, т.к. появление новых смыслов связано с обобщенным сознанием языковых личностей». В особом языковом знаке -имени собственном - происходит переосмысление человеком себя и окружающего мира, знак трансформируется в символ. П.А. Флоренский считает, что имя может выражать тип личности, т.е. онтологическое бытие, духовную составляющую.

Если рассматривать ТКМ в контексте проблемы связи языка и мышления, то топонимы отражают два аспекта взаимосвязи языка и сознания: во-первых, в топонимах как языковых знаках закрепляется сущность общественного осознания культуры; во-вторых, сами топонимы как знаки культуры создают в сознании познающего индивида топонимическую модель карты общеязыковой картины мира.

Пространство, воплощенное в топонимах и закрепленное в концептах, становится организующим центром и моделирует картину мира: временные,

264 бытовые и социокультурные аспекты. В центре находится Человек: субъект номинации, субъект познающий и субъект социокультурного пространства, который связывает воедино все звенья топонимической картины мира.

В топонимах находит выражение этнолингвистическая информация, позволяющая рассматривать топонимы как когнитивную категорию. Через топонимический материал реализуется концептосфера картины мира, которая носит региональный характер. Мы видим, что прагматика топонимов заключается в закреплении в языковой единице, в частности в топониме, отношения говорящего (номинирующего) к окружающему миру и отношения познающего к топониму как культурному символу.

Топоним, выступая одновременно знаком и символом, дает возможность языковой личности выйти за пределы собственной культуры, не утрачивая при этом культурной идентичности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящем исследовании была предпринята попытка конструирования картины мира посредством ментальных образов, заключенных в топонимах. Выбор топонимов как единиц номинации, передающих мифоэпические и пространственные представления человека, обусловлен коммуникативной ситуацией, сложившейся на Кубани. Объективно существующая в обществе триада: «человек-язык—картина мира» позволяет понять взаимообусловленность различных ментальных пространств и типов языкового сознания этносов в рамках одного региона, осмыслить особенности концептосферы чужой культуры. Зависимость между глубиной владения концептосферой и познанием «чужой» культуры выглядит следующим образом: топонимы — ментальные образы - концептосфера — картина мира — освоение культуры.

Чем богаче культурный опыт человека, тем глубже и отчетливее ментальные образы, тем больше потенциал концептов, тем понятнее и прозрачнее картина мира, тем выше степень овладения чужой культурой. Человек, овладевающий чужой культурой, глубже погружается в свою собственную. Достигая метауровня анализа ситуации, он может оценивать и ту и другую культуру объективно и субъективно, используя различные лингвистические и культурные кодовые системы. Познание топонимической системы как топонимической картины мира может служить средством преодоления межкультурных барьеров.

Рассматривая региональную топонимическую систему в рамках топонимической картины мира, мы пришли к выводу о том, что объединяющим началом языковой картины мира и топонимической может служить ментальный компонент. Активная роль в процессе познания человеческого сознания обусловила возможность рассмотрения ментального бытия топонимической системы. То обстоятельство, что региональная топонимия является системным образованием, позволило изучать объект (топонимикон Краснодарского края и Республики Адыгея) во взаимоотношении его элементов, установить

266 связи между элементами системы, выявить значимостные (ценностные) составляющие его лексико-семантического поля. Однако системные отношения между единицами топонимического материала создают особую топонимическую системность на основе специфических связей.

Концепты, лежащие в основе топонимической картины мира, создают целостный, развернувшийся в пространстве и во времени образ географического пространства, находящегося в тесной взаимосвязи с системой этнических, моральных, этнокультурных установок номинирующего его этноса. Народы, населявшие Краснодарский край и Республику Адыгея, искали в особом языковом знаке — топониме — осмысление природы через призму человеческой натуры. Не случайно ядром концептосферы топонимической картины мира является концепт «Человек», а сама концептосфера включает в себя значимые этнокультурные концепты, которые следует интерпретировать как культурно и исторически обусловленные стереотипы национального (регионального) менталитета: «Земля», «Гора», «Вода», «Имя», «Река», «Пространство», «Время», «Движение».

В ходе проведенного исследования мы установили, что номинация географических объектов носит искусственный характер, номинационные знаки выполняют в большей степени функцию репрезентации кардинальной философской категории бытия «Пространство-Время». Анализ семантических аспектов пространственно-временных топонимов позволяет реконструировать наивную картину мира прошлого и проследить этапы этнокультурного освоения региона от начала заселения земель, формирования языковой и этнической самобытности поселенцев до их бытовых, социально-экономических и культурных контактов с представителями других народов.

Категория «пространство-время», актуализированная в топонимах, включает в себя не только то, что происходит в ней в настоящий момент, но и то, что происходило раньше. Как показало проведенное исследование, нельзя поставить знак равенства между представлениями воспринимающего, познающего субъекта и представлениями номинирующего, тоже познающего

267 субъекта в силу различия социального опыта, чувственного восприятия, субъективных особенностей личности.

Концепт «Пространство», объективируемый системой топонимов, репрезентирует фиксированную точку, реальные объекты действительности, имеет конкретные ориентиры: горы, реки, населенные пункты — и передает пространственные представления человека. Концепт «Пространство» предстает сопряженным с такими концептами, как «Земля», «Гора», «Вода», «Имя», «Река», носящими универсальный характер. В качестве доминантного центра пространства выступает сам человек, репрезентируемый концептом «Человек». По нашим данным, в качестве пространственного центра выступает концепт «Гора», который заключает в себе иерархическую систему этических ценностей, начало трудного пути, духовное возвышение, познание окружающего мира.

Знаки номинативного отражения пространства в топонимии Краснодарского края и Республики Адыгея соотносимы с такими типами пространственных видений, которые можно обозначить как карта-путь и карта-обозрение, где представления первого типа развиваются гораздо раньше, чем представления, обозначенные как карта-обозрение. Карта-путь включает в себя топонимические единицы, репрезентирующие населенные пункты. Карта-обозрение представляет единство топонимических номинаций пространственно размещенных объектов действительности: гор и рек. В результате возникают концепты «Гора», «Река», «Вода», «Движение», создавая в сознании образ действительности, который объективируется знаками непрямой номинации.

Топонимы выступают вербально фиксированной системой наивно-бытового, культурного и историко-социального знания и этнокультурного опыта, являясь средством отражения, идентификации и оценки географического фрагмента окружающего мира. Географическое название-топоним выбирается номинатором под воздействием субъективных факторов, но сам факт номинации носит коммуникативный характер, что дает возможность исследовать топонимию с позиции ее ментального бытия.

Информационное поле топонима заключает в себе код ментальности, т.е. способность онома представить человека. Концепт «Человек» объединяет тополексемы, отражающие взаимоотношения человека в племенном и родовом социуме, причем имя, ранее находившееся вне социума, приобретает прагматическое значение и репрезентативные функции только в социуме.

Антропонимы эксплицируют культурно значимые особенности отдельных личностей, этносов, родов, оказавших определенное прогрессивное влияние на развитие этнической истории, культуры. Имя отдельного человека, рода, этноса оценивается через денотат «своего» социума. Отражая систему моральных приоритетов и ценностей, концепт «Человек» включает в себя не только пространственные представления, но и духовно-нравственные и этические искания народа-номинатора, воплощенные в концепте «Движение».

Концепт «Движение», как нами установлено, является высшей точкой в постижении особенностей формирования топонимической картины мира, новой ступенью в постижении представлений, возникающих на разных этапах развития общества и по-разному воспринимаемых представителями различных культур. Концепт «Движение» заключает в себе закономерности взаимодействия культуры, языка и сознания и предопределяет бытие топонимической системы как ментального образования.

Интерпретация гидронимов, составляющих лексико-семантическую группу концепта «Река», позволяет выявить многообразие символики образа. Данный концепт предстает семантическим антагонистом пространственной соотнесенности. Река становится символом вечного движения и изменчивости. Будучи синкретической единицей коллективного сознания, концепт «Движение» эксплицируется совокупностью концептов, своеобразным блоком знаний и представлений об обозначаемых фрагментах действительности.

Концепт «Гора» (нравственный поиск, личностно-волевые искания, возвышение) предстает сопряженным с концептом «Движение». Гора — это вершина добродетели, земная жизнь — это бесконечная дорога либо в гору (бессмертие), либо вниз (забвение). Конституенты, входящие в концепт «Движение», осложняются речевой вариативностью номинатора. Пространственные ориентиры (горы, реки, населенные пункты)" эксплицируются через топонимический концепт «Движение». «Движение» — это движение души, религиозные искания, пространственные перемещения и социокультурная связь между прошлым и будущим (антропонимия).

Концепт «Река» включает в себя реальность бытия и реальность переживаний субъекта номинации. В результате формируется топонимическая картина мира, в разной степени тождественная реальному окружающему миру. Прочтение (интерпретация) информационного пространства, заключенного в концепте «Река», происходит в соответствии с нормами, присущими культуре народа-номинатора. Вычленение элементов и структур, содержащих значимые смыслы, позволяет различать разные концептуальные уровни восприятия пространства. Гидронимы являются ландшафтными символами, заключают в себе языковую образность, становятся символами Судьбы, Забвения, Силы, Мощи, Стихии, Спокойствия и Разрушения.

По данным топонимии Краснодарского края и Республики Адыгея, для топонимической картины мира особое значение приобретает характер сцепления элементов. Карту-путь можно обозначить как векторное видение пространственных объектов, а карту-обозрение — как панорамное. Ментальный образ водного пространства, интерпретируемый нами как водный культурный ландшафт, возникает в результате панорамного обозрения. Панорам-ность представлений позволяет отразить связи объектов друг с другом: река / человек; река / долина; река / гора; река / природа.

Пропозиционная установка на панорамность пространственных отношений лежит в основе смежных номинаций: река / гора / населенный пункт; река / населенный пункт; река / река; т.е. пространственные реалии макси

270 мально приближены к номинативному центру. Появление таких соотносимых наименований обусловлено значимостью географических объектов, названия которых лежат в основе номинации.

В основе номинации населенных пунктов лежат векторные представления о пространственных объектах, т.е. имеются определенные точки отсчета: антонимия «старо-ново»; «малый-большой»; «первый—второй»; «поселок-город»; «село-аул»; «этнос 1—этнос 2»; «первичный топоним- топоним-"ново"». Векторная номинация предполагает замкнутость на объект, лежащий в основе номинации, т.е. в топонимической номинации присутствует указание на связь с другими объектами. В таком номинировании происходит совмещение денотата и знака, причем знак (топоним) становится в результате номинации денотатом.

Топонимическая модель картины мира находится в ассоциативной связи с действительностью. Пространство вырисовывается на основании топографических характеристик. Пространство географическое — это пространство культуры. Комплекс топонимов создает информационное пространство, а образ пространства предстает в различных концептах.

Исследование топонимии Краснодарского края и Республики Адыгея позволило выявить региональные особенности топонимической картины мира, к которым относятся: 1) пространствообразующая роль этнонимов и антропонимов; 2) перманентная роль рек, особенно главной реки - Кубани;

3) мифоэтическое мировоззрение как основа духовной жизни этносов;

4) идеализация объектов реального мира; 5) поэтизация объектов действительности на основе образных средств; 6) система бинарных признаков, включающая в себя противопоставления: «старо» — «ново»; «малый» — «большой» и др.; 7) топонимы, являющиеся носителями культурно-исторической информации, эксплицирующими мифоэпическую составляющую духовной жизни; 8) преобладание черт панорамного (центробежного) формирования пространства и векторного в районах более позднего расселения; 9) географичность топонимической системы, концепт «Движение» экс

271 плицирует пространственные ориентиры; топонимический материал описывает пространственное восприятие и соотносится с картиной мира; 10) метафорические названия, составляющие один из важных принципов номинации географических объектов; 11) отражение в названиях свойств и признаков объектов действительности, частое сравнение как с конкретными явлениями, так и с отвлеченными понятиями: река / добро, река / долина (действует принцип контекстуальной синонимии); 12) семантические поля «свое пространство» / «чужое пространство», эксплицирующие «свою культуру» / «чужую культуру» (внутри полей происходит перераспределение компонентов: населенные пункты изменяют названия, названия важных географических объектов остаются на языке народа-номинатора).

Итак, в основе любой культуры лежат универсальные категории, концепты, выделение которых позволяет зафиксировать особенности национальной, этнической культуры. Топонимы, будучи памятниками истории и культуры, отражающими географическое пространство, формируют образ народа, проживающего на данной территории. Топоним становится прецедентным именем, связанным с другими культурными кодами.

Заложенная в топонимах этнолингвистическая информация позволяет рассматривать не только онтологическое бытие топонимической системы, но и ментальное, реализующееся в топонимах как когнитивных категориях. Внутренняя форма топонима не всегда соответствует действительности. Большой интерес представляют коннотации, которые получает топоним в национальном сознании.

Топонимическая картина мира уникальна тем, что она эксплицирует особенности мировидения, отражает моральные, этические, эстетические взгляды народов, участвующих в процессе номинации.

Обозначенные проблемы настоящего исследования дают возможность дальнейшего изучения топонимической личности, которая соотносится с топонимической картиной мира.

Список научной литературыКовлакас, Елена Федоровна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абрамян А.А. Значение как категория семиотики // Вопросы философии. 1965. №5.

2. Агафонов А.Ю. Человек как смысловая модель мира. Пролегомены к психологической теории смысла. Самара, 2002.

3. Азнаурова Э.С. Стилистический аспект номинации словом как единицей речи // Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977.

4. Алефиренко Н. Ф. Этноязыковое кодирование смысла в зеркале культуры // Мир русского слова. 2002. №2.

5. Алефиренко Н. Ф. Этноязыковое кодирование смысла и культура / Филология и культура: Матер III науч. конф. Тамбов, 2001. Ч. 2.

6. Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. М., 2002.

7. Амирова Дж. Р. Этнографические топонимы Азербайджана: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Баку, 1992.

8. Аммоний. Комментарий к «Об истолковании» Аристотеля // Античные теории языка и стиля (антология текстов). СПб., 1996.

9. Андрианов Б.В. Этнос и историко-этнографические области // Ареальные исследования в языкознании и этнографии (Язык и этнос): Сб. науч. тр. Л, 1983.

10. Аникина М.Н. Лингвострановедческий анализ русских антропонимов: Личное имя, отчество, фамилия: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1988.

11. Анкидинова Т.А. Проблема языка и картины мира в философии культуры XX века // Философия культуры. СПб., 1998.

12. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1995.

13. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного анализа. М., 1976.

14. Аристотель. Поэтика // Аристотель. Собр. соч.: В 4 т. М., Мысль, 1983. Т. 4.

15. Армстронг М. Практика управления человеческими ресурсами. СПб., 2002.

16. Арутюнов СЛ., Багдасаров А.Р. и др. Язык культура — этнос. М., 1994.

17. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. М., 1993.

18. Арутюнова Н.Д. Метафора // Русский язык: энциклопедия. М., 1979.

19. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.

20. Асколъдов-Алексеев С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997.

21. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1995. Т. 2.

22. Афанасьев А.Н. Топонимические пласты и историко-культурные среды // Исторические названия памятники культуры: Матер. Всесоюз. науч.-практ. конф. М., 1989.

23. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 2004.

24. Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. М., 1957.

25. Бабаева Е.В. Отражение ценностей культуры в языке // Язык, коммуникация и социальная среда. Воронеж, 2002. Вып. 2.

26. Бабич И.Л. Проблемы взаимосвязи этической системы и трансформации адыгского лидерства // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

27. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.

28. Базылев В.Н. Мифологема скуки в русской культуре // RES Linquistica: Сб. ст. К 60-летию проф. В.П. Нерознака. М., 2000.

29. Байбурин А.К. Ритуал в системе знаковых средств культуры // Этнозна-ковые функции культуры. М., 1991.

30. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.

31. Балашова О. Б. Культ воды и гор // http: researcher.ru

32. Барт Р. Основы семиологии / Структурализм: «за» и «против» / Пер. с фр. Г.К. Косикова. М., 1975.

33. Баршков В.Ф. По следам географических названий Ульяновской области. Ульяновск, 1994.

34. БахтинМ.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

35. Бахтин Н.М. Из жизни идей. Статьи, эссе, диалоги. М., 1995.

36. Бгажноков Б.Х. Общение и семиозис // Этнознаковые функции культуры. М., 1991.

37. Бгажноков Б.Х. Философия морали Жабаги Казаноко // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

38. Бенвенист Э. Semiologie de la langue // Semiotica. 1969. Vol. 1. № 1.

39. Бенвенист Э. Общая лингвистика. M., 1974.

40. Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М., 1979.

41. Березович E.JI. К построению комплексной модели топонимической семантики // http: proceedings.usu.ru

42. Березович E.JI. О специфике топонимической версии этнокультурной информации // Известия Уральского гос. ун-та. 1997. № 7.

43. Березович E.JI. Ономасиологический портрет реалии как жанр лингво-культурологического описания // Известия Уральского гос. ун-та. 2001. № 17.

44. Березович E.JI. Этнолингвистическая проблематика в работах по ономастике (1987-1998) // Известия Уральского гос. ун-та. 1999. № 13.

45. Бижева З.Х. Адыгская языковая картина мира. Нальчик, 1999.

46. Блэк М. Лингвистическая относительность (теоретические воззрения Бенджамена Л. Уорфа) // Новое в лингвистике. 1960. Вып. 1.

47. Блягоз З.У. Жемчужины народной мудрости (адыгейские пословицы и поговорки на русском и адыгейском языках). Майкоп, 1992.

48. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.

49. Богданова Л.И. Внутренняя форма языка как отражение национального менталитета // Этническое и языковое самосознание: Матер, конф. М., 1995.

50. Богип Г.И. Переход смыслов в значения / Понимание и рефлексия. Тверь, 1994. Ч. 2.

51. Богородицкий В.А. Общий курс русской грамматики. М., 1935.

52. Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963.

53. Борисов В.И. Реки Кубани. Краснодар, 1978.

54. Бородай Ю.М. Воображение и теория познания. М., 1996.

55. Бородина М.А., Гак В.Г. К типологии и методике историко-семантических исследований. JL, 1979.

56. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973.

57. Бромлей Ю.В. Этнические функции культуры // Этнознаковые функции культуры. М., 1991.

58. Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М., 1998.

59. Брутян Г.А. Гипотеза Сепира-Уорфа. Ереван, 1968.

60. Брутян Г.А. Язык и картина мира // Филологические науки. 1973. Вып. 1.

61. Будагов Р.А Язык национальность - язык. М., 1983.

62. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира: На материале русской грамматики. М., 1997.

63. Бунина О.А. Геокультурные особенности дифференциации казачьего этнокультурного ландшафта в рамках Ставропольского края // http: abitu. ru

64. Бурвикова Н.Д., Костомаров В.Г. Жизнь в мимолетных мелочах. СПб., 2006.

65. Буркхар Ф. Язык, социальное поведение и культура // Образ мира в слове и ритуале. М., 1992.

66. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.

67. Буянова Л.Ю. Духовно-нравственные основы языкового бытия // Духовные начала русского искусства и образования. Н.Новгород, 2003.

68. Буянова Л.Ю. Понятие, слово, концепт: от простого к сложному // Континуальность и дискретность в языке и речи: Матер, конф. Краснодар, 2006.

69. Буянова Л.Ю. О концепте «душа» в лингвистической традиции // Филология. 1998. № и.

70. Вайнрайх У. Опыт семантической теории // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1981. Вып. 5.

71. Вайнрайх У. Языковые контакты: состояние и проблемы исследования. Киев, 1979.

72. Валъденфелъдс Б. Своя культура и чужая культура. Парадокс науки о «чужом» // Логос. 1994. № 6.

73. Варбот Ж.Ж. Славянские представления о скорости в свете этимологии (К реконструкции славянской картины мира) // Славянское языкознание: Сб. докл. М., 1998.

74. Варкина В.Г. Лексическая семантика и внутренняя форма языковых единиц // Принципы и методы семантических исследований. М., 1975.

75. Васильева С.П. Русская топонимия Приенисейской Сибири: картина мира: Автореф. дисд-ра филол. наук // http: vak.ed.gov.ru

76. Васильев С.А. Философский анализ гипотезы лингвистической относительности. Киев, 1974.

77. Вахрин С.И. Биография кубанских названий. Краснодар; Армавир, 2002.

78. Веденин Ю.А. Современные проблемы сохранения наследия // Культурное и природное наследие в региональной политике. Ставрополь, 1997.

79. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.

80. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

81. Вежбицкая А. Сравнение — градация метафора // Теория метафоры. М., 1990.

82. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

83. ВейллП. Искусство управления. М., 1995.

84. Вейсгербер Й.Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993.

85. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Страноведение и преподавание русского языка как иностранного. М., 1971.

86. Верещагин Е.М. Русский язык в современном мире. М., 1974.

87. Верещагин Е.М. Топонимическое лингвострановедение // Исторические названия — памятники культуры: Сб. мат-лов. II Всесюз. науч.-практ. конф. М., 1991. Вып. 1.

88. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. В поисках новых путей развития лин-гвострановедения: концепция речеповеденческих тактик. М., 1999.

89. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М., 1980.

90. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988.

91. Веселовский А.Н. Из истории эпитета // Историческая поэтика. М., 1989.

92. Винделъбанд В. История древней философии. СПб., 1893.

93. Виноградов В.Б. Средняя Кубань: земляки и соседи. Армавир, 1996.

94. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. М., 1963.

95. Виноградова J1.H. Фольклор как источник для реконструкции славянской духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской культуры: источники и методы. М., 1989.

96. ВинокурГ.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.

97. Винокур Г.Т. Филологические исследования. Лингвистика и поэтика. М., 1990.

98. Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М., 1985.

99. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII -начале XIXв. М., 1974.

100. Воркачев С.Г. Концепт как «зонтиковый термин» // Язык, сознание, коммуникация. М ., 2003. Вып. 24.

101. Воркачев С.Г. Концепт счастья: понятийный и образный компоненты // http: lincon.narod.ru

102. Воркачев С.Г. Методологические основания лингвоконцептологии // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 3: Аспекты метакомму-никативной деятельности. Воронеж, 2002.

103. Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). М., 1997.

104. Воробьева И. А. Системные связи топонимов средней части бассейна реки Оби // Вопросы русского языка и его говоров. Томск, 1976.

105. Ворошилов В.И. Топонимия Российского Черноморья. Сочи; Майкоп, 2005.

106. Востриков О.В. Финно-угорский субстрат в русском языке. Свердловск, 1990.

107. Выготский JI.C. Психология искусства. М., 1968.

108. Выготский JI.C. Мышление и речь // Собр. соч.: В 6 т. М., 1982. Т. 2.

109. Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

110. Гак В.Г. Метафора: Универсальное и специфическое // Метафора в языке и тексте. М., 1988.

111. Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка. М., 1968.

112. Гамперц Дж. Об этнографическом аспекте языковых изменений // Новое в лингвистике. М., 1975. Вып. 7.

113. Гарданов В.К. О расселении, о численности адыгских народов в первойполовине XIX в. // Советская этнография. 1993. №4.279

114. Гарднер К.К. К философии третьего тысячелетия: Бахтин и другие // Философские науки. 1994. № 1-3.

115. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.

116. Герд А. С. О некоторых проблемах этнолингвистики // ЭО. 1994.

117. Гердер И.С. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.

118. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992.

119. Гирц К. Интерпретация культур: Пер. с англ. М., 2004.

120. Глазунова О.И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.

121. Глинский Г.В. Топонимическая система и структурно-семантические признаки исходных аппелятивов // Формирование и развитие топонимии. Свердловск, 1987.

122. Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. М., 1964. Т. 1.

123. Голев Н.Д. «Естественная» номинация объектов природы собственными и нарицательными именами // Вопросы ономастики. Свердловск, 1974. № 1-3.

124. Голев Н.Д, Дмитриева JI.M. Единство онтологического и ментального бытия топонимической системы (к проблеме когнитивной топонимики // http: lingvo.asu.ru.

125. Головин Б.Н. Введение в языкознание. М., 1983.

126. Голомидова М.В. Искусственная номинация в русской ономастике. Екатеринбург, 1998.

127. Гончаренко С.Ф. Компаративные тропы испанской поэтической речи: Дис. . канд. филол. наук. М., 1973.

128. Горбаневский М.В. Русская городская топонимия. Методы историко-культурного изучения и создания компьютерных словарей. М., 1996.

129. Горбаневский М.В. Русская городская топонимия: проблемы историче-ско-культурного изучения и современного лексикографического описания: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1994.

130. Горбачевич К. Русский язык. Прошлое. Настоящее. Будущее. М., 1990.280

131. Горский Д.П. Роль языка в познании. Мышление и язык. М., 1957.

132. Горшкова Т.М. Методические указания по составлению словаря русского фольклора: Метод, пособие для студентов-филологов. Н.Новгород, 2002.

133. Григорьев А. А. Культурологический смысл концепта. М., 2003.

134. Гудков Д.Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. М., 1999.

135. Гулиева Л.Г. К изучению топонимии Кубани // Советская этнография. 1968. №3.

136. Гулыга Е.В., Розен Е.В. Новое и старое в лексике и грамматике немецкого языка. JL, 1977.

137. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985.

138. Гумбольдт В.фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

139. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. JL, 1990.

140. Гумилев Л.Н. Из истории Евразии. М., 1993.

141. Гумилёв Л.Н. Помни о Вавилоне // Истоки. 1989. Вып. 20.

142. Гухмаи М.М. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку. М., 1959. Т. 2.

143. Гухман М.М. Лингвистическая теория Л. Вейсгербера // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961.

144. Гухман М.М., Семена Н. О социологическом аспекте литературного языка // Норма и социальная дифференциация языка. М., 1969.

145. Гюльмагомедов А.Г. К проблеме исследования языковой картины мира. М., 1998.

146. А1.Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989.

147. Даниленко Л.В. Когнитивные аспекты языковой картины мира в сравнении с научной // Когнитивные аспекты языкового значения: Сб. тр. Иркутск, 1997.

148. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.; СПб., 1998.

149. Демъянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интепрети-рующего подхода // ВЯ. 1994. №4.

150. Дирда М. Утрата языкового разнообразия — угроза нашему будущему // Академия Тринитаризма. М., Эл. №77-65-67, пуб. 12346, 10.05.2005.

151. Дмитриева JI.M. Русская топонимическая система: онтологическое и ментальное бытие // http: proceedings.usu.ru

152. Дмитриева JI.M. Топонимическая картина мира: отражение бытийных ценностей // Язык. Человек. Картина мира: Сб. матер. Всерос. конф. Омск, 2000.

153. Дмитриева JI.M., Макарова Е.В. Пространство и топонимическая личность // Языки и культура Алтая. Барнаул, 2002.

154. Дмитриева О.А. Лингвокультурные типажи России и Франции XIX в.: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Волгоград, 2007.

155. Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии // Вопросы языкознания. 1997. № 6.

156. Доклады сочинского отдела Географического общества СССР. JL, 1968. Вып. 1.

157. Дорофеева Н.В. Удивление как эмоциональный концепт (на материале русского и английского языков). Волгоград, 2002.

158. Дружинин В.Г. Раскол на Дону в XVII в. СПб., 1889.

159. Елъмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1960. Вып.1.

160. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.

161. Жирмунский В.М. К вопросу об эпитете // Теория литературы. Поэтика. Стилистика. JL, 1977.

162. Журавлев А.Ф. Русская «микроэтнонимия» и языковое самосознание // Этническое и языковое самосознание: Матер, конф. М., 1995.

163. Загайный С. Происхождение названий некоторых населенных пунктов. Л., 1962. Вып. 1.

164. Залевская А.А. Психолингвистические проблемы семантики слова. Калинин, 1982.

165. Звегинцев В.А. Теоретико-лингвистические предпосылки теории Сепи-ра-Уорфа // Новое в лингвистике. М., 1960. Вып. 1.

166. Звегинцев В.А. Эстетический идеализм в языкознании (К.Фосслер и его школа). М., 1956.

167. Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX вв. в очерках и извлечениях. М., 1964.

168. Зинченко В.П. Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили. К началам органической психологии. М., 1991.

169. Зухба С.Л. Модель мироздания в абхазской мифологии // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

170. Иванов В.В. Проблемы этносемиотики // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л., 1989.

171. Иванов В.В. Очерки по истории семиотики в СССР. М., 1976.

172. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие системы (древний период). М., 1965.

173. Из истории Туапсинского района, периода древности и средневековья (По материалам М. К. Тешева). Туапсе, 2004.

174. Ильенков Э.В. Соображения по вопросу об отношении мышления и языка // Вопросы философии. 1977. № 6.

175. Ильинский Г. Заслуги профессора В.А. Богородицкого в области языковедения // Вестник научного общества татароведения. Казань, 1927.

176. Илюхина И.А. Образ как объект и модель семантического анализа: Дис. д-ра филол. наук. Уфа, 1999.

177. Иордан. О происхождении и деянии готов. М., 1960.

178. Исаченко Г.А. Культурный ландшафт как объект дискуссии // Культурный ландшафт: теория и практика: Матер, юбилейной науч. конф. // http: geogr.msu.ru

179. Казанский B.JI. К феноменологии урбанизированных ландшафтных сред // Городская среда: проблемы существования. М., 1990.

180. Казаноко Ж. / Сост. А.Т. Шортанов. Нальчик, 1984.

181. Калуцков В.Н., Красавская Т.М. Представления о культурном ландшафте: от профессионального до мировоззренческого // Вестник МГУ. Сер. Географ. 2002. № 4.

182. Канонников A.M. Природа Кубани и Причерноморья. Краснодар, 1977.

183. Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н. Лосского. М., 1994.

184. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Сочинения: В 6 т. М., 1966. Т. 6.

185. Карабулатова И.С. Русская топонимия в этнолингвитсическом аспекте: Дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 2002.

186. Карасик В.И. Бытийный дискурс // Языковая личность: проблемы межкультурного общения. Волгоград, 2000.

187. Карасик В.И. О категориях лингвокультурологии // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград, 2002.

188. Карасик В.И,. Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методические проблемы когнитивной лингвистики: Сб. науч. тр. / Под ред. И.А. Стернина. Воронеж, 2001.

189. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепт, дискурс. Волгоград, 2002.

190. Караулов Ю.Н. На уровне языковой личности // Между семантикой и гносеологией. М., 1985.

191. Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса: Предисловие // Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.

192. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

193. Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры. М., 1990.

194. Кассирер Э. Философия символических форм: В 3 т. М., 2002. Т. 1.

195. Кацнельсон С Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972.

196. Керт Г.М. Топонимия в современном мире // http: proceedings.usu.ru

197. Керт Г.М. Топонимное видение народа (На материале саамской топонимии) // Этническое и языковое самосознание: Матер, конф. М., 1995.

198. Кинчина Е.В. Заимствование и перевод — два аспекта межязыкового взаимодействия // Научный вестник. 2002. № 1 (элект. науч. журнал).

199. Клоков В. Т. Основные направления лингвокультурологических исследований в рамках семиотического подхода // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 2: Язык и социальная среда. Воронеж, 2000.

200. Книжников Ю. Ф. О генерализации зрительного образа местности // Вестник Московского ун-та Северного географического общества. 2000. № 1.

201. Кобзарь И. Мышление и язык // «Язык» логики // http: studlib.ru

202. Кобозева КМ. Лингвистическая семантика. М., 2000.

203. Ковешников В.Н. Очерки по топонимике Кубани. Краснодар, 2006.

204. Коков Дж. Адыгейская (черкесская) топонимия. Нальчик, 1974.

205. Колбовский Е.Ю. Ландшафт в зеркале культурологи // Культурный ландшафт: теория и практика: Матер, науч. конф. // http: geogr.msu.ru

206. Колесов В.В. Философия русского слова. СПб., 2002.

207. Коломейцева О.В. Культурный ландшафт российского города // Культурный ландшафт: теория и практика: Матер, науч. конф. М., 2003.

208. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М., 2005.

209. Копыленко М.М. Основы этнолингвистики. Алматы, 1995.

210. Короленко П.П. Черноморцы. СПб., 1874.

211. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. М., 1994.

212. Котенко Р. Вопрос о человеке в философии // Человек. М., 1997.

213. Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление. Психологический очерк / Пер. с англ. П. Тульвисте; Под ред. А.Я. Лурия. М., 1977.

214. Кравченко Ю.А. О синхронической топонимике // Принципы топонимики. М., 1964.

215. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лин-гвокультурах. Волгоград, 2001.

216. Красных В.В. Коды и эталоны культуры (приглашение к разговору) // Язык, сознание, коммуникация. М., 2001. Вып. 19.

217. Красных В.В. Этнолингвистика и лингвокультурология. М., 2002.

218. Крушевский Н.В. К вопросу о гунне. Исследование в области старославянского вокализма. Варшава, 1881.

219. Крушевский Н.В. Избранные труды по языкознанию. М., 1998.

220. Ксендзюк А. Тайна Карлоса Кастанеды. Киев, 2002.

221. Кубрякова Е.С. Когнитивная лингвистика и проблемы композиционной семантики в сфере словообразования // Известия РАН. Сер. литературы и языка. 2002. Т. 61.

222. Кубрякова Е.С. Язык и значение. На пути получения знаний о языке // Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.

223. Кубрякова Е.С., Демъянков В.З., Панкрац Ю.Г. Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.

224. Куёк А.С. Мифические образы адыгского эпоса «Нартхэр» // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

225. Лабов У.О. О механизме языковых изменений // Новое в лингвистике. М., 1975. Вып.7.

226. Ладо Р. Лингвистика поверх границ культур. / Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 35: Контрастивная лингвистика: Переводы / Сост. В.П. Нерознак; Общ. ред. и вступ. ст. В.Г. Гака. М., 1989.

227. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 1990.

228. Лебедева Л.А. Устойчивые сравнения русского языка во фразеологии и фразеографии. Краснодар, 1999.

229. Левин Ю.И. Русская метафора: синтез, семантика, трансформации //

230. Труды по знаковым системам. Тарту, 1969. Вып. 4.286

231. Лем С. Модель культуры // Вопросы философии. 1969. № 8.

232. Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969.

233. Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1977.

234. Леонтьев А.А. Человек и культура. М., 1961.

235. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1993. Т. 52. № 1.

236. Лихачев Д.С. Культура как целостная среда // Новый мир. 1994. № 8.

237. ЛоккД. Избранные философские произведения: В 2 т. М., 1985. Т. 1.

238. Лосев А.Ф. Знак, символ, миф. М., 1982.

239. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1: Статьи по семиотике и топологии культуры. Таллин, 1992.

240. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.

241. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства. СПб., 1994.

242. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М.,1996.

243. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992.

244. Лотман Ю.М. Семиотика // Культурология. XX век: Энциклопедия. СПб., 1998. Т. 2.

245. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. О семиотическом механизме культуры // Труды по знаковым системам. Тарту, 1971. Т. 5.

246. Лотышев И.П. География Краснодарского края. Краснодар, 1997.

247. Лукин В.А. Концепт истины и слово ИСТИНА в русском языке (Опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // ВЯ. 1993. №4.

248. Лурия А.Р. Об историческом развитии познавательных процессов. М., 1974.

249. Львов М.Р. Основы теории речи. М., 2000.

250. Льюис М. Миф машины. М., 2001.

251. Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Архангельск, 1997. Вып. 1.

252. Ляушева С.А. Взаимодействиеислама и традиционной культуры адыгов // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

253. Ляхнеэнмяки М. Перевод и интерпретация: о некоторых предположениях и мифологемах // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 1: Проблемы философии языка и сопоставительной лингвистики. Воронеж, 1999.

254. Макарова Е.В. Топоконтекст как отражение субъективного образа мира // Русский язык в социально-культурном пространстве XXI века: Тез. Междунар. конф. Алматы, 2001.

255. Макаров М. Основы теории дискурса. М., 2003.

256. Макарова Е.В. Моделирующие конструкты региональной топонимической личности (постановка проблемы) // Языки и культура Алтая. Барнаул, 2002.

257. Макарова Е.В. Топонимическая личность в аспекте лингвокультуроло-гической толерантности // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001

258. Макарова Е.В., Дмитриева Л.М. Пространство и топонимическая личность // Язык и культура Алтая. Барнаул, 2001.

259. Маковский М.М. Универсалии в социолингвистики (Опыт социальной типологии лексико-семантических систем) // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1974. Вып. 4. Т. 33.

260. Малиновский Б. Функциональный анализ // Антропология исследований культуры. СПб., 1997. Т. 1.

261. Мамардаилвили М.К. Лекции по античной философии. М., 1999.

262. Марков Б.В. Разум и сердце: История и теория менталитета. СПб., 1993.

263. Маркс К. Из ранних произведений. М., 1956.

264. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Соч. 2-е изд. М., 1961. Т. 3, 20.

265. Мартине А. Основы общей лингвистики / Пер. с фр. В.В. Шеворошкина // Новое в лингвистике. М., 1964. Вып. 3.

266. Маслова В. А. Лингвокультурология. М., 2004.

267. Матвеев А.К. Апология имени // Известия Уральского гос. ун-та. 2001. №21.

268. Матвеев А.К. Субстрат и заимствование в топонимии // Вопросы языкознания. 1998. № 3.

269. Матвеев А.К Значение принципа семантической мотивированности для этимологизации субстратных топонимов // Этимология. 1967. М., 1969.

270. Материалы к серии «Народы и культуры». Вып. 25: Ономастика. Кн. 1: Имя и культура. М., 1993.

271. Махлина С. Т. Семиотика культуры и искусства: Словарь-справочник: В 2 кн. СПб., 2003.

272. Мацумото Д. Психология и культура: современные исследования. М., 2002.

273. Межуев В.М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. М., 2006.

274. Мелъничук А.С. Язык и мышление // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцева. М., 1990.

275. Меретуков К.Х. Адыгейский топонимический словарь. Майкоп, 2003.

276. Меретуков М.А. Система родства и свойства у адыгов // Ученые записки Адыгейского института истории, языка и литературы. Майкоп, 1979. Т. 2.

277. Миэ/саев М.И. Космогонические мифы адыгов // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

278. Мильков Ф.Н. Словарь-справочник по физической геграфии. М., 1970.

279. Молчановскш В.В. Теоретическая разработка и практическая реализациялингвострановедческого аспекта преподавания русского языка. М., 1985.289

280. Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика. М., 1983.

281. Мулдонен И.И. Культурный ландшафт Валаамского архипелага (на материале топонимии) // Культурный ландшафт: теория и практика: Матер, науч. конф. // http: geogr.msu.ru

282. Мурзаев Э. Очерки топонимики. М., 1974.

283. Мурзаев Э.М. География в названиях. М., 1979.

284. Мурзаев Э.М. Тюркские географические названия. М., 1996.

285. Мыльников А.С. Язык культуры и вопросы изучения этнической специфики средств знаковой коммуникации // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. JL, 1989.

286. Мэрэтъкъу Кь. Хь. Дин зэфэшъхьафхэм япхыгъэ ч1ып1ац1эхэр // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

287. Надеждин Н.Н. Опыт исторической географии русского мира. СПб., 1837.

288. Намитокова Р.Ю. Региональная ономастика: Учеб.-метод. пособие. Майкоп, 2005.

289. Нартхэр. Адыгэ эпос. Мыскъуапе, 1968-1971.

290. Немец Г.П. Метаязыковая субстанциональность. Краснодар, 1997.

291. Немец Г.П. Прагматика метаязыка. Киев, 1993.

292. Немец Г.П. Семантика метаязыковых субстанций. М.; Краснодар, 1999.

293. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Концептуализм Абеляра. М., 1999.

294. Нерознак В.П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 1998.

295. Нерознак В.П. Ономастика как составная часть лингвокультурологии // Ономастика Поволжья: Матер. VII конф. поволжских ономатологов. Волгоград, 1995.

296. Нещименко Г.П. К постановке проблемы «язык как средство трансляции культуры» // Язык как средство трансляции культуры. М., 2000.

297. Никитин М.В. Концепт и метафора // Проблемы теории европейских языков. Studia Linguistica 10. СПб., 1995.

298. Никонов В. А. Краткий топонимический словарь. М., 1993.

299. Никонов В.А. Пути топонимического исследования / Принципы топонимики. М., 1964.

300. Никонов В.А. Введение в топонимику. М., 1965.

301. Оэюегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986.

302. Основные административно-территориальные преобразования на Кубани (1792-1985). Краснодар, 1986.

303. Основы теории коммуникации / Под ред. М. Василика. М., 2003.

304. Очерки истории Кубани (с древнейших времен по 1920 г.) / Под ред. проф. В.Н. Ратушняка. Краснодар, 1996.

305. Ощепкова В. В. Культурологические, этнографические и типологические аспекты лингвострановедения: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1995.

306. Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления. М., 1971.

307. Пачулиа В.И Черноморское побережье Кавказа. М., 1986.

308. Петров М.К Язык, знак, культура. М., 1991.

309. Платон. Кратил // Платон: Соч. М., 1968. Т. 1.

310. По страницам истории Кубани (краеведческие очерки) / Под ред. проф. В.Н. Ратушняка. Краснодар, 1993.

311. Подольская ИВ. Какую информацию несет топоним // Принципы топонимики. М., 1964.

312. Познер Р. Что такое культура? К семиотической экспликации основных понятий антропологии // Критика и семиотика. М., 2004. Вып. 7.

313. Пономарев Я.А. Психика и интуиция. М., 1967.

314. Попов А.И. Основные принципы топонимического исследования //

315. Принципы топонимики. М., 1964.291

316. Попов С.А. Отражение русской ментальности в географических названиях // Русский язык, культура, история: Сб. матер. II науч. конф. М., 1997.

317. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж, 2001.

318. Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие концепт в лингвистических исследованиях. Воронеж, 2000.

319. Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и национальная картина мира. Воронеж, 2002.

320. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988.

321. Потебня А. А. Мысль и язык. Б.м., 1913.

322. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.

323. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М., 1990.

324. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

325. Почещов Г. Теория коммуникации. М., 2001.

326. Почещов Г.Г. Русская семиотика: идеи и методы, персоналии и история. М., 2001.

327. Пропп В.Я. Об историзме фольклора и методе его изучения // Фольклор и действительность. М., 1976.

328. Путеводитель Черноморское побережье Кубани. М., 2000. Т. 1-2.

329. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.

330. Пчелынцев Ю.В. Краткий топонимический словарь. Хадыженск, 1997.

331. Пятигорский A.M. Избранные труды. М., 1996.

332. Ратушняк В.Н. Из исторического прошлого кубанских пластунов // Из дореволюционного прошлого кубанского казачества: Сб. науч. тр. Краснодар, 1993.

333. Реформатский А.А. Семиотика географической карты // Лингвистическая терминология и прикладная топономастика. М., 1964.

334. Региональный атлас «Краснодарский край и Республика Адыгея». Масштаб 1:200000. М., 2003.

335. Рубинштейн С.Л. К психологии речи // Ученые записки ЛГПИ им. Герцена. М., 1941. Т. 25.

336. Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997.

337. Рут М.Э. Антропонимы: размышление о семантике // http: proceed-ings.usu.ru

338. Рут М.Э. Образная номинация в русском языке. Екатеринбург, 1992.

339. Рут М.Э. Образная ономастика в русском языке. Ономасиологический аспект: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Екаринбург, 1994.

340. Рыэ/сиков А.И. Заповедное и его восприятие человеком. М., 1996.

341. Сагидуллин М.А. Тюркские этнонимы в русской топонимии юга Тюменской области: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Тюмень, 2002.

342. Садохин А.П. Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. М., 2004.

343. Самовтор С.В. Топонимика кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1997.

344. Сасина В.П. Поле компаративистики в современной английской тропике: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1979.

345. Сводеш М. Лексикостатистическое датирование доисторических этнических контактов // Новое в лингвистике. М., 1960. Вып.1.

346. Северская О.И., Преобралсенский С.Ю. Функционально-доминантная модель эволюции индивидуально-художественных систем: от идиолекта к идиостилю // Поэтика и стилистика: 1988-1990. М., 1991.

347. Семенов-Тян-Шанский В.П. Район и страна. М.; Л., 1928.

348. Сепир Э. Язык // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

349. Серебренников Б.А. Общее языкознание. М., 1970.

350. Серебренников Б.А. Как происходит отражение картины мира в языке? //

351. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988.293

352. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. СПб., 1993.

353. Словарь русского языка / Под ред. А.К. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп. М., 1987. Т. 1,2, 4.

354. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурпые концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М., 2000.

355. Смирное С.Д. Методологические вопросы психологии. М., 1983.

356. Смирнов С.Д. Психология образа: проблема активности психического отражения. М., 1985.

357. Соколовский С.В. Стигматы архаизации: анализ праздника и анализ текста // ЭО. 2002. № 2.

358. Сорокин Ю.А. Этническая конфликтология. (Теоретические и экспериментальные фрагменты). Самара, 1994.

359. Соссюр Ф. де Природа языкового знака // Труды по языкознанию. М., 1977.

360. Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. М., 1990.

361. Соссюр Ф. де Курс общей лингвистики // Труды языкознанию. М., 1977.

362. Сочинения Иосифа Бродского. СПб., 1992—1995.

363. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 1997.

364. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. М., 1975.

365. Стернин И.А. О национальном коммуникативном сознании //Лингвистический вестник (Ижевск). 2002. Вып. 4.

366. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. М., 2003.

367. Суперанская А.В. Что такое топонимика? М., 1985.

368. Супрун В.И. Ономастическое поле русского языка и его художественно-эстетический потенциал. Волгоград, 2000.

369. Суродина Н.Р. Лингвокультурологическое поле концепта «пустота» (на материале поэтического языка московских концептуалистов): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 1999.

370. Сухарев В.А., Сухарев М.В. Психология народов и наций. Донецк, 1997.294

371. Тайпор Э.Б. Первобытная культура. М., 1989.

372. Тарасов Е.Ф. Язык и культура: методологические проблемы // Язык и культура: Сб. обзоров. М., 1987.

373. Тарасов Е.Ф. Язык и культура: методологические проблемы. М., 1994.

374. Тарасов Е.Ф. Язык как средство трансляции культуры // Язык как средство трансляции культуры. М., 2000.

375. Ташицкий В. Место ономастики среди других гуманитарных наук // Вопросы языкознания. 1961. № 2.

376. Телия В.Н. Основные постулаты лингвокультурологии // Филология и культура: Матер. II Междунар. конф. / Под ред. Н.Н. Болдырева. Тамбов, 1999. Ч.З.

377. Телия В.Н. Вторичная номинация. Виды наименований. М., 1977.

378. Телия В.Н. Метафоризация и её роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988.

379. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лин-гвокультурологический аспекты. М., 1996.

380. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.

381. Толочко О.В. Образ как составляющая концепта «школа» // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики. Волгоград, 1999.

382. Толстая С.М. Признак в языке культуры // ЖС. 2001. №3.

383. Толстой НИ. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. 2-е изд., доп. М., 1995.

384. Толстой Н.И. Некоторые соображения о реконструкции славянской духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской культуры: источники и методы. М., 1989.

385. Толстой Н.И. О предмете этнолингвистики и ее роли в изучении языка и этноса // Ареальные исследования в языкознании и этнографии (язык и этнос): Сб. науч. тр. JL, 1983.

386. Топографическая карта «Краснодарский край и Республика Адыгея. Масштаб 1:200000. ЦЭВКФ. М., 1996.

387. Топорков JI.JJ. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. М., 1989.

388. Топоров В.Н. К проблеме классификации в топонимии // Исследования по структурной типологии. М., 1963.

389. Топорова ТВ. Язык в зеркале культуры: древнегерманские двучленные имена собственные. М., 1996.

390. Трахова A.M. Особенности фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности: Автореф. дис. д-ра филол. наук. Краснодар, 2007.

391. Тхагазитов Ю.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. Нальчик, 1994.

392. Тхагазитов Ю.М. Формирование культуры адыгов: системно-целостное изучение // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

393. Тхорик В.И., Фанян Н.Ю. Языковая личность: экспликация, восприятие и воздействие языка и речи. Краснодар, 1999.

394. Уитни У.Д. Жизнь и рост языка/ Пер. А.Н. Чудинова. Воронеж, 1985.

395. Уорф Б. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. М., 1969. Вып. 1.

396. Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. М., 1960. Вып. 1.

397. Урысон Е.В. Проблемы описания языковой картины мира: аналогия в семантике. М., 2003.

398. Уфимцева А.А. Семантика слова//Аспекты семантических исследований. М., 1980.

399. Ушаков ДН. Русский язык. М., 1995.

400. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачева: В 4 т. 2-е изд. М., 1986-1992.

401. Феоктистова А.Б. Культурно значимая роль внутренней формы с позиций когнитологии // Фразеология в контексте культуры. М., 1999.

402. Философский энциклопедический словарь. М., 1997.

403. Флоренский П.А. Анализ пространственности // Иконостас: Избр. тр. по искусству. СПб., 1993.

404. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Избр. тр. М., 1956.

405. Фосслер К. Позитивизм и идеализм в языкознании // Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX вв. в очерках и извлечениях. М., 1964.

406. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. М., 1987.

407. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. Opera selecta. М., 1997. Вып. 35.

408. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. М., 1977. Вып. 8.

409. Фролов Н.К. Отражение понятий духовной культуры в региональной системе русской топонимии // Лексические и лексико-грамматические исследования. Воронеж, 1984.

410. Фролов Н.К. Семантика и морфемика русской топонимии Тюменского Приобья. Тюмень, 1996.

411. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977.

412. Хайдеггер М. Время картины мира. М., 1985.

413. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.

414. Ханаху Р.А. Адыгский фольклор: философский дискурс 11 Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

415. Ханаху Р.А. Институт старейшин в этнокультурной традиции // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

416. Ханаху Р.А. Предисловие // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

417. Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978.

418. Хауген Е. Лингвистика и языковое планирование // Новое в лингвистике. М., 1975. Вып.7.

419. Херсковиц М. Культурный релятивизм. М., 1989.

420. Хойгер Г. Антропологическая лингвистика / Зарубежная лингвистика. М., 1999.

421. Холл Э. Как понять иностранца без слов / Дж. Фаст, Э. Холл. М., 1995.

422. Хомский Н. Логические основы лингвистической теории // Новое в лингвистики Вып. 4. М., 1965.

423. Хоруженко К.М. Культурология: Энциклопедический словарь. Ростов н/Д, 1997.

424. Хутуз К. К. Природоохранные традиции, или Что означают три перекрещенные стрелы // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

425. Черемисина М.И. Сравнительные конструкции русского языка. Новосибирск, 1976.

426. Чернейко И.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени. М., 1997.

427. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. 3-е изд. М., 1993.

428. ЧерчА. Введение в математическую логику. М., 1960.

429. Шаумян С.К. Структурная лингвистика. М., 1965.

430. Шейгал Е.И., Буряковская В.А. Лингвокультурология: Языковая репрезентация этноса. Волгоград, 2002.

431. Шенкао Г.Х. Элементы предфилософии в эпосе // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

432. Шенкао М.А. Пространство и время в представлении древних адыгов // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности) / Под ред. Р.А. Ханаху. Майкоп, 2002.

433. Шмелев Н.Д. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973.

434. Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова. М., 1927.

435. Шпет Г.Г. Философские этюды. М., 1994.

436. Штейлмец А.Я. Психологическая подготовка будущих педагогов // Вопросы психологии. 2001. № 2.

437. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Избр. тр. М., 1995.

438. Щерба Я. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.

439. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1910-1913. Т. 2.

440. Эварницкий Д.И. История запорожских казаков. СПб., 1895. Т. 2.

441. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 1998.

442. Этнография: Учеб. / Под ред. Ю.В. Бромма и Г.Е. Маренова. М., 1982.

443. Юркин Н.Ф. Край мой любимый. Краснодар, 1977.

444. Якобсон P.O. Лингвистика в ее отношении к другим наукам // Избр. работы. М., 1985.

445. Яковлева Е.С. К описанию русской языковой картины мира // Русский язык за рубежом. 1996. №1-3.

446. Assman A. Kultur als Lebenswelt und Monument. Aleida Assmann, Dieter Harth (Hg). Frankfurt a / M., 1991.

447. Baumann Z. Semiotics and the Functions of Culture. In: Kristeva J., Rey-Debove J., Umiken J. (Hgg.): Essays In Semiotics. Den Haag, 1971.

448. Beals R. L., Hojer H. An introduction to anthropology. N.Y., 1953.

449. Bennet M. Basic Concepts of intercultural Communication. Selected Readings. Yarmouth, 1998.

450. Boas F. Anthropology. N. Y., 1908.

451. Boas F. The Mind of Primitive Man / Transl. E.Hellmann и G. Kutscher: Das Geschopf des sechsten Tages. Berlin, 1955.

452. Chomsky N. New horizons in the study of language and mind. Cambridge University Press, 2002.

453. Ccourel A. Cognitive Sociology. Language and Meaning in Social Interaction. Penguin, 1973.

454. Danes Fr. Cognition and Emotion in the Discourse Interaction: A Preliminary Survey of the Field // Preprints of the Plenary Seasion Papers. XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL. Berlin, 1987.

455. Duranti A. Linguistic Antropology. Cambridge University Press, 1992.

456. GlinzH. Die innere Form des Deutschen. Bern, 1965.

457. GlinzH. Erben J. Abriss der deutschen Grammatik, 9. Aufl. Berlin, 1966.

458. Gruber J.S. Lexical Structure in Syntax and Semantics. Studies in Lexical Relations. Amsterdam, 1976. .

459. Herskovits M.J. Cultural Anthropology. N. Y., 1955.

460. Hofstede G. Cultures Conseguences. International Bifferences Work Related Values. Beverly Hills, 1984.

461. Hymes D.H. Objectives and Concepts of Linguistic Anthropology // The Teaching of Anthropology. University of California Press, 1963.

462. Hymes D.H. A Perspective for Linguistic Anthropology // Horizons of Anthropology. Chicago, 1964.

463. Kluckhohn C. Culture and Behavior. N. Y., 1962.

464. Kroeber A.L. The Nature of Culture. Chicago, 1952.

465. Language in Danger. The Loss of Linguistic Diversity And the Threat to Our Future / By Andrew Dalby. Columbia Univ, 1995.

466. Lee P. The Whorf Theory Complex. A Critical Reconstruction. Amsterdam, 1996.

467. Loweell A.L. Culture / At war with Academic Traditions in America. Cambridge.; Massachusetts, 1934.

468. Lucy J. A. Language Diversity and Thought. A Reformulation of Linguistic Relativity Hypothesis. Cambridge University Press, 1992.

469. Man P. The Epistemology of Metaphor / On Metaphor / Ed. by Sheldon Sacks. Chicago; L., 1978.

470. Merton R.K. Civilization and Culture. // Sociology and Social Research. 1936. №21.

471. Moore M. Complete Poems. L., 1984.

472. Patocka J. Philosophic, phenomenologie, politique. Reunis par M. Richiret E. Tassin. Grenoble, 1995.

473. Pettigrew A.M. The character and significance of strategi grocess research // Strategic Management Journal. 1992. № 13.

474. PoznerR. Mitteilung an die fur Zukunft fur Semiotik. 1984. № 6.

475. Redfield R., Linton R., Herskovits M.H. Memorandum on the study of acculturation // American Anthropologist. 1936.

476. Rickert H. (1899): Kulturwissenschaft und Naturwissenschaft. Freiburg, 1911.

477. Schmidt S.J. Texttheorie. Probleme einer Linguistik der sprachlichen Kom-munikation. Munchen, 1973.

478. Takano I. Legal status of outer space // The Japanese annual of International Law. 1960. Vol. 4.

479. Trager G.L. Linguistics is linguistics. Buffalo; N. Y., 1963.

480. Trier H.J. Der deutsche Wortschatz im Sinnbezirk des Verstandnes. Die Geschichte eines sprachlichen Feldes. Heidelberg, 1931.

481. Weinreich U. On Semantics. Philadelphia, 1980.

482. Weisgerber L. Zweimal Sprache. Duesseldorf, 1973.