автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэмы Есенина

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Шубникова-Гусева, Наталья Игоревна

Этому порядку соответствует первоначальная пагинация страниц названных в оглавлении произведений, сделанная черными чернилами. До конца ноября (срок сдачи рукописи в набор) появился рукописный список поэмы «Черный человек», выполненный С.А.Толстой-Есениной. Поэт отвел ему центральное место — после «Анны Снегиной», в середине тома. Соответственно изменилась пагинация страниц. Для «Пугачева» и «Анны Снегиной» пагинация осталась прежней— 1-48. Текст списка поэмы «Черный человек» (состоит из шести листов) получил нумерацию 49-54 (ранее 49-й была первая страница «Песни о великом походе»). Далее — в «Песни о великом походе» и «Поэме о 36» следует двойная нумерация. Второй вариант пагинации наборного экземпляра третьего тома, начиная с поэмы «Черный человек», проставлен синим карандашом. Этим же синим карандашом вычеркнута предшествующая нумерация страниц. Оглавление подтверждает состав и последовательность пяти поэм, которую принял автор. Название «Чорный человек» не только вписано черными чернилами в оглавление (возможно, рукой С.А.Толстой-Есениной) под номером «3», но и нумерация поэм и других разделов оглавления, следующих за «Черным человеком», исправлена этими же чернилами. 4-й номер получает «Песнь о великом походе», 5-й — «Поэма о 36», 6-й и 7-й — Алфавитный указатель и Библиография. Эта же последовательность поэм воспроизведена в гранках. Итак, бесспорно устанавливается, что поэма «Страна Негодяев» не была включена в рукопись, отправленную в типографию при жизни поэта. Об этом говорят следующие факты:

1) машинописный список поэмы в наборном экземпляре пронумерован вслед за «Поэмой о 36» редактором красным карандашом сбоку почти внизу страницы;

2) название поэмы отсутствует в оглавлении рукописи тома;

3) в статье А.К.Воронского, которая при жизни Есенина открывала первый том Собрания стихотворений, сделаны купюры в строках, где упоминалась эта поэма. Позже, когда поэму удалось включить в том, купюры были восстановлены;

4) в первых гранках третьего тома, поступивших из 1-й Образцовой типографии января (см. штамп типографии. ГЛМ), текст поэмы отсутствовал. Судя по пометам на первой странице машинописи «Страны Негодяев», она была отправлена в типографию 1-го февраля 1926 года и уже 8-го из типографии пришли гранки <штамп типографии. ГЛМ>. Решение о публикации поэмы в Собрании было принято только после смерти поэта не позже января 1926 года одновременно с решением о превращении Собрания стихотворений в трех томах в Полное собрание сочинений в четырех томах. Заметим, что это решение было принято спустя девять дней после смерти Есенина. Так редакция издания во главе с А.К.Воронским почтила память великого русского поэта. Тогда же в связи с тем, что первые три тома были сданы в типографию, было решено поместить «Страну Негодяев» в готовящийся чет

1-й лист машинописи с заглавием «В стране Негодяев» вертый том. января в рабочих гранках первого тома перед набором стихов Есенина (гранка 21-я) появляется указания И.В.Евдокимова о порядке верстки текстов первого тома: «В.В.Гольцеву. Верстать, начиная со стихов. Статью сверстать после с римской пагинацией. В римскую пагинацию включить и шмуцтитул, чтобы не задерживать работу. 6. I. 26. И. Евдокимов.» Сбоку справа запись Гольцева: «Исправить срочно, верстать каждое стихотворение со спуска. Вступительные статьи будут снабжены римскими колонцифрами. 7.1. 26. В.Гольцев.».

7 января 1926 года в типографию ушла первая партия гранок пер-ого тома (с 21-й по 83-ю) с сопроводительной запиской В.В.Гольцева сотруднику Госиздата РСФСР П.М. Романову: Глубокоуважаемый Петр Михайлович! Посылаю гранки стихов Есенина (первую партию) с просьбой вер-ать. Вступительную статью Воронский исправляет. Пойдет она срим-кими колонцифрами. Поля будут большие. Прилагаю макет, которого прошу придерживаться при верстке.

7. 1-26. Уважающий Вас В.Гольцев14.

12 января 1926 года газета «Известия» поместила информацию «Полое собрание стихотворений Сергея Есенина», в которой говорилось: <По предложению Государственного Издательства летом 1925 г. Серей Есенин собрал и подготовил к печати три тома своих стихотворе-ий. По замыслу поэта, издание должно было представлять собой со-рание избранных стихотворений и поэм. Поэт тщательно проработал ексты стихотворений и сам произвел разбивку по томам. В целях уве-овечения памяти Сергея Есенина Государственное Издательство ре-ило развернуть это, уже находящееся в печати, издание в "полное со-рание сочинений" Есенина, включая и прозу. Первый том, в который ходят лирические стихотворения, выйдет в свет в конце января; вто-ой и третий тома — в течение февраля. Сейчас уже приступлено к со-тавлению четвертого тома, в который должны войти все произведе-ия поэта, оставшиеся в рукописях, а также не вошедшие в предыдущие ри тома. В этом томе впервые будет опубликована большая поэма 'Страна негодяев". Всему "Собранию стихотворений" предпослана ступительная статья А.К.Воронского и автобиография поэта, напи-анная им в октябре 1925 г.» Подобная информация была опубликова-а в январском номере журнала «Красная нива» под заглавием «Памя-и Сергея Есенина. Увековечение памяти». В связи с принятым решением о публикации поэмы «Страна Него-яев» в статье А.К.Воронского были восстановлены купюры о «Стра-е Негодяев» и на первой странице гранок января 1926 года сверху азмашисто на преамбуле «От издательства» сделана запись: «Тутдру-ой набор. И.Евдокимов». Внизу этой же страницы: «Исправив и доб-ав текст — верстать. В.Гольцев. 14.1. 26» Там же помета И.Евдокимо-а: «Прошу выдать по прилагаемой записке, указывающей верстку 14. 26». До января план издания был изменен вторично. «Поправленная» татья А.К.Воронского, открывавшая первый том, перенесена во вто-ой. Для первого А.К.Воронский написал другую статью — «Об отошедшем». Кроме того, было принято решение в соответствии с авторской волей печатать драматическую поэму «Страна Негодяев» в ретьем томе. На первой странице корректуры третьего тома, которая, судя по печати 1-й Образцовой типографии пришла января 1926 года, появились следукщие пометы редакции: «Верстать, сверив стро Первый лист корректуры «Страны Негодяев» с примечаниями и пометой А.К.Воронского и. И.Евдокимов. 25/1.26. P.S. Оригинал оставлен в отделе. И.Евдоки-ов». На полях слева: «Исправив, верстать со шмуцтитулами Есенина. III. В.Гольцев». На последней странице первых гранок третьего тома осле текста «Поэмы о 36» сделаны записи «10 л. /145 с. Далее пойдет Страна Негодяев". (Сдана в набор). В.Гольцев». В наборном экземп-яре третьего тома появился также шмуцтитул «Страна Негодяев» с ометами: «Есенин. Т. III. л. с.» На первой странице текста, где еречислен «Персонал», сбоку запись: «Есенин. В стране негодяев» (об том заглавии см. ниже). Внизу красным карандашом редакционная по-ета — «104-142 III II», которая обозначает нумерацию страниц ма-инописи текста этой поэмы и дату сдачи в набор. Примечание «От издательства» о незавершенности поэмы, как уже оворилось, было сделано рукой А.К.Воронского в корректуре «Стра-ы Негодяев», которая пришла из типографии февраля 1926 года: "Страна негодяев" — пьеса, поэтом не законченная и не отделанная. А.Есенин при жизни нашел возможным напечатать лишь небольшие трывки из нее». В верхней части первой страницы имеется также за-ись Воронского: «Надо печатать с примечанием, которое я сделал, и с упюрой на стр. 21. А.Воронский». Купюра, о которой пишет Воронский, это процитированные выше емь строк «Пустая забава! // Одни разговоры!.», которые Есенин по-равил в машинописи и обвел карандашом, но не вычеркнул. Тогда, ри жизни Есенина, возможность публикации этих строк обсуждалась редакции. На уровне корректуры они были изъяты, не вошли в печат-ый текст поэмы и не публиковались более 70-ти лет. Рядом со сноской о незавершенности поэмы есть помета красным арандашом «Поместить на обороте шмуцтитула», сделанная В.В.Гольевым. На этой же странице имеются записи: «В корректорскую, просьба роверить. И.Евдокимов». «Верстать. И.Евдокимов. / III. 1926. P.S. ернуть в отдел»; «Исправив, верстать. В.Гольцев». Здесь же появи-ось распоряжение, данное П.М. Романовым: «Хранить эту корректу-у. П.М. 8/III. г.». Сложившийся к тому времени порядок и состав поэм (пять поэм ак, как их расположил Есенин — «Пугачев», «Анна Снегина», «Чер-ый человек», «Песнь о великом походе», «Поэма о 36», а также поме-енная в конец тома после смерти Есенина «Страна Негодяев», был афиксирован в вышедшем в свет проспекте «Полного собрания сочи-ений Есенина», где обозначен состав и структура четырех томов. <Страна Негодяев» названа завершающей в составе третьего тома. А оэма «Черный человек» занимает третью позицию вслед за «Пугаче-ым» и «Анной Снегиной» так, как ее поставил поэт15. В другом про-пекте «Полного собрания сочинений» Сергея Есенина, опубликован-ом в «Бюллетене Торгового сектора Государственного издательства СФСР», поэма под названием «В стране негодяев» также отнесена к ретьему тому16.

21-й лист корректуры «Страны Негодяев» с купюрой из семи строк, сделанной в редакции «Госиздата». Итак, материалы подготовки Собрания к печати безусловно док зывают, что примечание о незаконченности поэмы было внесен А.К.Воронским и не отражало мнения самого поэта. Этот вывод по тверждается комментарием И.В.Евдокимова, данным к поэме «Стра Негодяев», в котором он косвенно, но довольно определенно наме нул, что это примечание не соответствует действительности. Упомян отрывок пьесы, напечатанной в № «Красной нови» «с оригинала "С брания"», Евдокимов подчеркнул: «Отрывок назван редакцией "Н мах" ("Страна негодяев"). Редакция же внесла примечание: "Пьесу "Н мах" ("Страна негодяев") поэт считал не законченной и не отделанной" (выделено нами Н.Ш.-Г.)17. Еще один очень важный штрих, который выпал из поля зрения и следователей: в третьем номере «Красной нови» отрывок из пьесы по названием «Номах» печатался без примечания о том, что «Страна н годяев» является вещью незаконченной. Примечание «От редакци Пьесу "Номах" ("Страна негодяев") поэт считал не законченной и н отделанной» появляется только при публикации второго отрывка по названием «Номах (Страна негодяев)» в четвертом номере журнала, это факт немаловажный, лишний раз подтверждающий обстоятельств на которое указал редактор издания И.В.Евдокимов в комментариях поэме: это примечание было придумано А.К.Воронским как единстве ный шанс опубликовать поэму в ставшем посмертном Собрании ст хотворений. Д.А.Фурманов, И.В.Евдокимов и, прежде всего, А.К.Воронский сд лали все, чтобы выполнить волю Есенина и добились того, чтобы с мая крупная и острая драматическая поэма вошла в третий том ег Собрания стихотворений, как этого хотел поэт. И потери были по том времени минимальны: редакция двух приведенных выше отрывко купюра из семи строк и поправка названия поэмы. В соответствии авторским написанием второе слово должно быть написано с большо буквы «Страна Негодяев». Заглавная буква в слове «Негодяи» был понижена (хотя слова «Трибунал», «Биржа» и «Бедлам» напечатаны большой буквы). Такая редакция не только сделала мельче самих Н годяев, то есть персонал Страны Негодяев, но и «сглаживала» симво лический смысл поэмы в целом. «Скоро выйдет из печати "Страна Негодяев".» Эти слова Есенин написал в автобиографии 1923 года. Совершенн очевидно, что поэт не стал бы писать в автобиографии о публикаци незаконченного произведения. Более того, приведенные слова из авто биографии говорят о том, что еще в 1923 году Есенин готовил «Стран Негодяев» к печати. Но при жизни автора поэма не была опублико вана. Кроме этих слов из автобиографии имеется немало фактов, говоря-их о том, что Есенин относился к этой поэме, как к законченному роизведению, и очень ее ценил. С.М.Городецкий вспоминал: «Есенин влекался <"Страной Негодяев"> так же, как "Пугачевым" и говорил не о ней, как о решающей своей работе»18. В.М.Левин также вспоми-ал о том, как Есенин в январе 1923 года делился с ним своими твор-ескими успехами: «Он мне рассказал, что в Берлине Гржебин выпус-ает томик всех его произведений, как юношеских стихов и поэм, так и же послеоктябрьских. Он написал пьесу о Пугачеве и теперь пишет Страну негодяев" —это о России наших дней. Страшное имя, хлещу-ее точно кнут по израненному телу»19. Уже начиная с весны 1922 года Есенин охотно выступал с чтением Страны Негодяев», во время зарубежной поездки и по приезде в Рос-ию. июня 1922 года в Берлине (Блюнерзал) состоялся нашумевший итературный вечер под названием «Нам хочется вам нежно сказать» название почти дословно повторяет строку из стихотворения Есени-а «Исповедь хулигана» — ноябрь 1920), который называли также «Веером четырех негодяев» («негодяи» — А.Н.Толстой, С.А.Есенин,.Б.Кусиков и А.Ветлугин)20. «Оригинальная программа» этого вече-а была опубликована в нескольких номерах газеты «Накануне». В но-ере за мая помещена следующая информация: «Граф Ал. Ник. Тол-той скажет вступительное слово "О трех каторжниках"; крестьянин ергей Есенин: трагедия "Пугачев" (полностью), "Страна негодяев" и 'Нежное против шерсти"; черкес Александр Кусиков: "То, чего нет в оране" и "Привет эмиграции"; кандидат прав А.Ветлугин выскажет-я о "голых людях" и "о сентиментальных убийцах"». Отчеты об этом ечере, опубликованные во многих эмигрантских газетах, позволяют редположить, что автором «сценария» и главным режиссером свое-бразного театрализованного представления, на котором были «обыг-аны» идеи поэмы «Страна Негодяев», был Есенин21. Поэт выступал в оли негодяя № и, судя по пересказу его выступления в газетах, чи-ал монолог Номаха. Корреспондент газеты «Накануне», например, писал: «Граф Тол-той <.> остановил своё внимание на судьбах русских писателей, про-аленных в огне революции, на этих "отъявленных негодяях", отме-енных к стыду своему, дарованием, которого, не заплюешь, как не аплюешь солнца". — Жестокая эпоха, жестокие, прямолинейные таланты. Ничего не оделаешь. <.> Читались прекрасные вдохновенные стихи, которым только мелкий упица не простит их бестрепетной смелости. И говорились прекрас-ые слова о примирении личности с левиафаном революционного оллектива, о неотразимом стремлении к братскому объятию людей, рагически разъединенных жестокой нелепостью гражданской вой-ы»22. Журналист Татьяна Варшер саркастически описала «представите лей новой морали, трех отъявленных негодяев», а о выступлении него дяя № 2, Есенина, заметила следующее: «На нем смокинг — в нем о похож не на крестьянина, а на приказчика из Гостиного Двора. Да манера декламировать у него приказчичья. Говорил он о том, что приехал с пустыми руками, с полным сердце и не с пустой головой, — и ему осталось лишь одно, "озорничать и ху лиганить", — и что он теперь будет воспевать лишь преступников бандитов. У самого у него лишь одно желание — "стать таким же него дяем"»23. В отличие от корреспондента «Накануне», который отметил, что публика «встречала и провожала всех "трех каторжников" шум ными аплодисментами, восторженно приветствовала гениального кре стьянина в дурно сшитом смокинге и огненного черкеса, и едкого кандидата прав», Т. Варшер писала о «скучающей публике» и «усердно аплодирующей руками в белых перчатках» Айседоре Дункан. Воспоминания о чтении поэмы в ночь с на января 1923 года в Нью-Йорке на вечеринке у еврейского поэта Мани-Лейба (М.Л.Брагинского) (речь идет о раннем варианте первой части поэмы, подробнее см. ниже) оставили четыре мемуариста. Очерки А.Ярмолинского, Р.Б.Гуля и С.К.Маковского в этой части вторичны и написаны по словам очевидцев и информации из газет того времени24. Наиболее достоверны воспоминания друга Есенина с 1917 года левого эсера В.М.Левина, которого пригласил на вечеринку сам поэт. «Есенина снова просили что-нибудь прочесть из последнего, еще неизвестного, — писал В.М.Левин. — И он начал трагическую сцену из "Страны негодяев" <речь идет о диалоге Чекистова и Замарашкина, сцена "На карауле">. <.> Вряд ли этот диалог был полностью понят всеми или даже меньшинством слушателей. Одно мне было ясно, что несколько фраз, где было "жид", вызвали неприятное раздражение»25. Чтение поэмы стало причиной инцидента, в результате которого журналисты, присутствовавшие на вечеринке, наградили Есенина ярлыком «антисемита и большевика». Тенденциозно поданная информация была широко представлена на страницах зарубежной печати. По словам В.М.Левина, после этого инцидента Есенину «стало невозможно самое пребывание здесь». Поэт возвратился в Россию, «где хорошо знали его "как веруеши", все его слабые человеческие места, и на них-то и построили "конец Есенина"»26. Чтение «Страны Негодяев» на вечере в КНпс1\уогШ-8с11аглуепка-8аа1 в Берлине марта 1923 года было объявлено в берлинской газете «Накануне» марта. Поэт Н. А.Оцуп в 1927 году так вспоминал о своем впечатлении от чтения Есениным «Страны Негодяев» летом 1923 года в Берлине: «Я попросил прочесть еще что-нибудь. Есенин стал читать бесконечные отрывки из "Страны негодяев". Недавно мне случилось проверить мое тогдашнее впечатление: в третьем томе стихов Есенина, выпущенных "Госиздатом", среди других непомерно больших и по большей части слабых вещей, напечатана и эта. Читая теперь то, что я слышал от автора у Ферстера <имеется в виду русский ресторан в Берлине>, я думаю, что не ошибся тогда: стихи вялы, невыразительны, прозаичны и не могут идти в сравнение с лирикой покойного поэта. Зная самолюбие Есенина, я высказал ему свое мнение в форме достаточно осторожной. Но и это показалось ему оскорбительным. Он вскочил навстречу входившему К<усикову> и бросил ему: — Пойдем, нам пора»27. Многочисленные выступления поэта с чтением «Страны Негодяев» сделали ее общеизвестной для культурной публики еще в 1923 году. В отчете о вечере в Политехническом музее августа 1923 года28, где Есенин читал «Страну Негодяев», С.Борисов писал : «Стихи "Страна негодяев" относятся еще к старым работам и слабее первых.» (курсив наш. Н. Ш-Г.)29. Д.К.Богомильский вспоминал еще об одном чтении «Страны Негодяев» в начале 1924 года, когда Есенин дорабатывал эту вещь и был занят хлопотами о ее публикации. «Намерение поэта прочитать поэму было встречено с восторгом, и в один из субботних вечеров собрались у меня на квартире слушать поэта Александр Константинович Ворон-ский, Борис Андреевич Пильняк, украинский писатель Калистрат Ани-щенко, издательские работники Михаил Ильич Кричевский, Сергей Павлович Цитович, Аксельрод, Сахаров и моя семья. <.> И теперь, когда я пишу эти строки, мне кажется, что вижу поэта за столом, улыбающегося, наклонившего голову к рукописи и читающего.»30. В течение 1924 года Есенин предпринял по меньшей мере четыре безуспешные попытки опубликовать свое произведение полностью. В собрании сочинений, замысел которого возник еще в 1923 года вскоре после возвращения на родину, поэт определил место этой поэмы среди других больших поэм: «Пугачев», «36», «Страна», «Песнь» (см. письма к Г.А.Бениславской от и октября 1924 г.; 6, 179, 184). В «Предисловии» к неизданному собранию стихотворений и поэм, датированному — января 1924 года, Есенин писал: «В этом томе собрано почти все, за малым исключением, что написано мной с 1912 года. Большие вещи: "Страна Негодяев", "Пугачев" и др. отходят во 2-й том» (5, 222; о каком конкретно собрании идет речь, неизвестно). Поэма «Страна Негодяев» упомянута Есениным на макете книги «Москва кабацкая» 1924 года среди готовящихся к печати изданий31. В «Гостинице для путешествующих в прекрасном» за 1924 год, № (3) помещено объявление: «В № "Гостиницы" прочтете <.> Есенина "Страна Негодяев"» (публикация не состоялась). Наконец, намерение поэта напечатать поэму в «Собрании стихотворений» также не осуществилось в конце 1925 года. Сданный в типографию третий том Собрания не содержал «Страны Негодяев». Есенин это знал. И это было для него большим ударом. Напомним, при жизни поэта был трижды опубликован лишь монолог Рассветова. Тем не менее, благодаря многочисленным выступлени Объявление о публикации «Страны Негодяев» в «Гостинице для путешествующих в прекрасном».

1924. №1(3). ям поэта, «Страна Негодяев» стала заметным фактом литературной жизни начала 20-х годов, причем не только в России, но и за рубежом. Наиболее ранняя оценка поэмы была дана А.Ветлугиным вскоре после приезда Есенина в Берлин в июне 1922 года в статье «Нежная болезнь». Определив сегодняшний путь Есенина как путь «к Большому Стилю», а нынешний задор, как вторичный и плодовитый, носящий в себе «возможности гениальных завоеваний», критик заметил: «И кто знает <.>, не победит ли она <поэма "Страна Негодяев"> даже "Пугачева" чудовищной силой эмоции, библейской остротой образа, не родит ли она третьего по счету Сергея Есенина. <.> Но Есенин многое и многое написал после "Пугачева". Теперь он заканчивает "Страну Негодяев" — произведение огромное и подлинное. Он уже начинает изживать свою нежную болезнь, он растет вглубь и ввысь. В судорогах, в бореньях, в муках смертных, словно самое Россия»32. В 1922 году бельгийский писатель Франс Элленс вместе со своей женой М.М.Милославской подготовил книгу переводов произведений Есенина на французский язык. Книга была издана в Париже в сентябре 1922 года. В предисловии к ней Ф.Элленс писал о «Стране Негодяев», как об известном ему произведении Есенина: «Два его произведения — "Страна негодяев" и особенно "Исповедь хулигана" — изображают его таким, каким он был, смело и без прикрас»33. А.К.Воронский дал оценку «Страны Негодяев» в статье «Сергей Есенин», которая была опубликована в январском номере «Красной нови» за 1924 год (впоследствии по желанию Есенина эта статья Во-ронского была напечатана в «Собрании стихотворений»): «Прославляя свою "Инонию" и предавая поэтической анафеме железного гостя, Есенин сознает, что без этого гостя не обойдешься, а в любимом краю и в стозвонных зеленях — Азия, нищета, грязь, покой косности и что это. страна негодяев. Так им и названа одна из последних поэм. В ней Чекистов в диалоге со щуплым и мирным обывателем при явном авторском сочувствии говорил ему между прочим: Я ругаюсь И буду упорно Проклинать вас хоть тысчи лет, Потому что. Потому что хочу в уборную, А уборных в России нет. Странный и смешной вы народ! Жили весь век свой нищими И строили храмы Божии. Да я б их давным-давно Перестроил в места отхожие. Это "хулиганство", но крепко сказано и целиком противоречит ана-фемствованиям по адресу каменных шоссе и железных дорог: в самом деле вместо уборных древний есенинский миф усиленно возводил храмы Божии.»34. А.Лежнев в «Заметках о журналах и сборниках» (в том числе о «Красной нови», где были опубликованы есенинские вещи) отметил, что «действительный интерес представляет только "Черный человек" и отрывки из "Страны негодяев" ("Номах"). <.> Гораздо сильнее и значительнее "Номах", вещь отнюдь не камерной звучности, с широким и вольным дыханием. Написан "Черный человек" и "Номах" во второй имажинистической манере Есенина. Ясно ощущается влияние Маяковского»35. А.Коптелов в рецензии на «Собрание стихотворений» определил «Страну Негодяев», как «российский бандитизм и борьбу с ним». Напомнив слова Рассветова об Америке—стране мировой биржи, о биржевых трюках, о «подлецах всех стран», о сети шоссе и дорог, критик заметил: «Странным кажется: поэт, прошедший мимо машины, не увлекавшийся ею, ушедший в лирику и родные поля, так говорит о Сибири, но противоречия у Есенина, человека заблудившегося, не редкость, да впрочем, слова эти вложены в уста комиссара приисков»36. Д.Святополк-Мирский, рецензируя «Собрание стихотворений» Есенина в парижском журнале, заметил: «Многие из стихов последних лет невероятно слабы. Невероятно слаба драматическая поэма "Страна негодяев", в которой нет и следа лирической щедрости, спасающей "Пугачева"»37. Высоко оценил «Страну Негодяев» в воспоминаниях о поэте В.МЛе-вин: «Сказать о родной стране, что она "Страна негодяев" — только пророк смеет сказать такую жуткую правду о своем народе и своей родине. Недаром он осмелился ещё раньше взять на себя именно эту ответственность и сказать в "Инонии": Не устрашуся гибели, Ни копий, ни стрел дождей — Так говорит по Библии Пророк Есенин Сергей.<.> В 1917 году, когда русские войска после трех лет войны терпели одно поражение за другим и среди всего народа катилась волна ненависти к начальникам, что не умеют организовать победу <.>, Есенин ходит между ними <.> и слагает мирные песни. <.> Это все та же часть русской души, которая "ищет правды" и не может ее найти в войне, ни в какой войне, и даже в гражданской.»38. Замысел и история текста Как мы убедились, необычная судьба этой поэмы показывает, что современники были прекрасно с ней знакомы, не сомневались в том, что это произведение является завершенным и высказывали о нем полярно противоположные мнения. Автор тоже считал эту поэму законченным произведением и четыре раза пытался опубликовать ее полностью в 1924 году. Окончательное подтверждение того, что Есенин считал поэму законченным произведением, дает текстология. Замысел этой большой вещи родился еще во время «пугачевского» путешествия Есенина летом 1921 года, когда поэт увидел разоренную гражданской войной страну, вымирающие от голода деревни. Подтверждением этому является письмо А.Б.Мариенгофу, написанное из Самары в апреле-начале мая 1921 года: «Сейчас сижу в вагоне и ровно третий день смотрю из окна на проклятую Самару и не пойму никак, действительно ли я ощущаю все это или читаю "Мертвые души" с "Ревизором". Гришка <Колобов> пьян и уверяет своего знакомого, что он написал "Юрия Милославского", что все политические тузы — его приятели, что у него всё курьеры, курьеры и курьеры. <.> Мне вспоминается сейчас твоя кислая морда, когда ты говорил о селедках. Если хочешь представить, то съешь кусочек и посмотри на себя в зеркало» (6, 120). Строки из гоголевского «Ревизора» о курьерах, упоминание селедки, как приметы голодных лет в послереволюционной России, железная дорога и салон-вагон, в котором Есенин совершал свое путешествие, станут важными чертами мифологической Страны Негодяев. Но, как обычно, на начальном этапе поэма «писалась» в голове. И.И.Старцев вспоминал о возникновении замысла поэмы зимой 1921-22 года: «Есенин долго готовился к поэме "Страна негодяев", всесторонне обдумывая сюжет и порядок событий в ней. Мысль о написании новой крупной вещи появилась у него тотчас же по выходе «Пугачева». По первоначальному замыслу поэма должна была Щироко охватить революционные события в России с героическими эпизодами гражданской войны. Главными действующими лицами в поэме должны быть Ленин, Махно и бунтующие мужики на фоне хозяйственной разрухи, голода, холода и прочих "кризисов" первых годов революции. Он мне читал тогда же набросанное вчерне вступление к этой поэме: приезд автора в глухую провинцию метельной ночью на постоялый двор, но аналогичное по схеме начало в "Пугачеве" его смущало, и он этот отрывок вскоре уничтожил. От этого отрывка осталось у меня Плакат «Ленинизм». 1924 г. На плакате несколько видоизмененные строки из поэмы С.А.Есенина «Гуляй-поле» в памяти сравнение поэта с синицей, которая хвасталась, но моря не зажгла. Обдумывая поэму, он опасался впасть в отвлеченность, намереваясь подойти конкретно и вплотную к описываемым событиям. Ссылаясь на "Двенадцать" Блока, он говорил о том, как легко надорваться над простой с первого взгляда и космической по существу темой. Поэму эту он так и не написал в ту зиму и только по возвращении из-за границы читал из нее один отрывок. Первоначальный замысел этой поэмы у него разбрелся по отдельным вещам: "Гуляй-поле" и "Страна негодяев" в существующем тексте»39. Полный текст поэмы «Гуляй-поле» неизвестен, хотя Есенин по свидетельству И.В.Грузинова читал ее летом 1924 года в кругу друзей как вполне законченную вещь40. Сохранился отрывок из поэмы «Гуляй поле» под названием «Ленин», а также «Повстанцы», подробно про анализированные Ю.Л.Прокушевым и С.И.Субботиным41. Поэма «Гуляй-поле» была посвящена махновщине, так как ее на звание происходит от названия села в Екатеринославской губернии, где родился Н.Махно и в которое вернулся в 1917 году, чтобы создат там вооруженный анархистский отряд. В апреле 1918 года «Гуляй-поле> было признано «столицей» махновщины и до 1921 года оставалось глав ным пунктом ее базирования. Образ Махно интересовал Есенина. Его ряженый двойник — «Номах» (Махно наизнанку) является одним из персонажей «Страны Негодяев», а в монологе Чарина упоминается и его настоящее имя Махно. Чуть позже в 1924 году в одной из ранни редакций поэмы «Песнь о великом походе» появится строка: «Собирг Махно буйны головы», в окончательном тексте «Собиралися буйны головы». Здесь же строка «У околицы // Гуляй-полевой» (3, 133). С.М.Городецкий, который часто встречался с Есениным зимой 1921 1922 года, также вспоминал о «Стране Негодяев», как об очередной работе после «Пугачева»42. В письме к Иванову-Разумнику от марта 1922 года Есенин отметил: «Хочется опять заработать ибо внутри назрела снова большая вещь» (6, 133). Наиболее ранний из известных рукописных источников — черновой автотраф заключительной части, строки 667-1162, начиная сремарки «Тайный притон с паролем "Авдотья, подними подол"»; без заглавия, даты и подписи43, показывает, что Есенин сознательно отказался от последней сцены, которая, казалось бы, естественно завершала детективный сюжет. Пьеса заканчивалась арестом Номаха (Чекистов. Именем закона // Вы арестованы» — 3, 361), который, правда, уверял Чеки-стова, что это Ошибка. Последними словами поэмы были слова Чекистова: После разберемся Ошибка это Или не ошибка (3, 363). Затем поэт зачеркнул весь текст после строки 1152 и ремарки на трех страницах 22-й, 21-й и 20-й. На их обороте в обратной последовательности листов написал новую концовку, в которой Номах обманывает сыщика Литза-Хуна, переодевается в костюм китайца и уходит от преследователей. Замысел с переодеванием Номаха в китайца возник у Есенина уже в первом варианте конца поэмы, в словах Номаха: «Мне нужно переодеться» (3, 362), которые были затем зачеркнуты. Ряженье Барсука и Номаха и эффект незавершенности является художественно оправданным и прямо вытекает из слов Номаха, сказанных им повстанцу Барсуку: Лишь одного я теперь желаю, Как бы покрепче. Как бы покрепче Одурачить китайца!. (3,110). -Г ■ - Й ■>>■ I

16-й лист чернового автографа заключительной части «Страны Негодяев» Черновой автограф состоит из двух частей — третьей и четвертой (ст. 667-889 и 890-1162), каждая из которых имеет цифровое обозначение и самостоятельную пагинацию. Строки 667-889 были зафиксированы С.А.Толстой-Есениной в пятом пункте рукописного перечня «разночтения и варианты», без даты44, как первая рукопись (под вопросом) «Страны Негодяев». На одном из ранних этапов работы над рукописью сцена «Тайный притон с паролем "Авдотья, подними подол"» от крывала третью часть поэмы. Затем обозначение части зачеркнуто. Четвертая часть, строки 890-1162, с зачеркнутым вариантом конца, также без заглавия, композиционно несколько раз перестраивалась (первые три листа меняли пагинацию четыре раза, а остальные — три). Бесспорное подтверждение того, что Есенин считал «Страну Негодяев» законченным произведением дает беловой автограф, который представляет собой рукописную книгу с титульным листом и выходными данными (Частное собрание. Москва, помечена 1924 г., датирована 1922-1923 гг.). Сам факт появления белового автографа самого большого по количеству строк произведения поэта — очень знаменателен, так как Есенин, по собственному признанию, не любил переписывать. И хотя эта рукопись содержит авторскую правку и сокращения в тексте, которые поэт обычно делал и в уже опубликованных произведениях (напомним историю текста «Песни о великом походе»), все же его можно рассматривать как книгу-рукопись. Характерна и несвойственная для Есенина, который обычно писал на отдельных подвернувшихся под руку листках или бланках, форма исполнения этой книги. Автограф занимает половину листов тетради с переплетом малахитового цвета, золотым обрезом, на последней странице, наверху, номер <количество страниц>, внизу — печатный знак «А. Gerspacher. Berlin. W 8». Датирован автором — «922-923». Как говорилось, известно три подобные богато изданные тетради, которые Есенин привез из Берлина. Две другие — одну точно такую же, как описанная выше, а другую, в переплете бордового цвета — Есенин отвел под вырезки с отзывами о своем творчестве (Тетради ГЛМ). Первый лист рукописи выполнен как титульный лист книги: Сергей Есенин Страна Негодяев Москва Все остальные страницы автографа (всего их 50) также выполнены аккуратно, на одной стороне листа и не пронумерованы (обороты чистые, кроме 25-го листа, где вписана вставка после строки 636, затем зачеркнутая (см. 3, 366-367). Каждая из четырех частей начинается с новой страницы. Все остальные листы в тетради — чистые. Имеется правка, в том числе сокращения в тексте. Автограф написан в три приема: строки 1-561 (первая и большая часть второй части) — фиолетовыми чернилами с тремя слоями правки фиолетовыми и синими чернилами и химическим карандашом; строки 562-777 (фрагмент второй и третьей части) — синими чернилами с правкой этими же чернилами и карандашом; строки и до конца — химическим карандашом с правкой. Судя по цвету чернил и карандашным пометам, различные слои правки делались по ходу написания текста или позже, когда поэт возвращался к описанному ранее. По сравнению с черновым автографом Есенин изменяет номер экспресса, вместо Экспресса — Экспресс № 5, а также фамилию китайца, вместо Литза-Хунг — Литза-Хун, и делает акцент его речи менее назойливым. Но в основном правка касалась сокращения текста, уточнения графики и знаков препинания. Беловой автограф «Страны Негодяев» — единственный такого рода автограф в рукописном наследии поэта. Характер его исполнения убедительно показывает, как ценил сам автор эту поэму, какое придавал ей значение. Поэт, обычно писавший свои стихи и поэмы на отдельных листках и даже служебных бланках, отвел этой вещи столь царственное и подчеркнем — отдельное место. И это еще одно, может быть самое главное текстологическое доказательство того, что Есенин считал «Страну Негодяев» законченной и отделанной. А этот факт требует совершенно нового подхода к поэме, как к цельному художественному произведению. Сохранилось еще два рукописных источника: беловой автограф двух отрывков поэмы и три отпуска одного машинописного списка с пометами Есенина и Бениславской. Беловой автограф двух отрывков поэмы под общим заглавием «Страна Негодяев (Отрывок)» — ст. 1-102 и 103-144 (первый выполнен чернилами, второй карандашом и начат с новой страницы), без даты45. Форма исполнения— с подзаголовком и подписью автора под каждым отрывком (карандашом) — свидетельствует о том, что рукопись предназначалась для печати. При жизни поэта не опубликована. Три отпуска одного машинописного списка (кроме первого), сделанные с белового автографа в 1924 году, с пометами Есенина'и Г.А.Бе

1 -й лист белового автографа двух отрывков из «Страны Негодяев» ниславской. Сравнение текста автографа и машинописи говорит о том, что исправление строки 1118-й «И вместе с революцией» вместо «И законом революции» Есенин внес после выполнения машинописной копии. Один из отпусков этой машинописи (скорее всего второй) находится в папке «Подготовка к печати произведений Есенина С.А. 1924 г.» с пояснении С.А.Толстой-Есениной: «Произведения С.А.Есенина, подготовленные к печати его сестрой Екатериной и другими домашними (Галей? <Г.А.Бениславской>) по просьбе Д.К.Богомильского, который хотел печатать сборник произведений Есенина в 1924 году. Сборник не был осуществлен и материал остался у Богомильского. Передан им мне в мае 1936 г.»46. В этих материалах Д.К.Богомильского, кроме «Страны Негодяев», находятся машинописи: «Русь бесприютная», «В дурную погоду» («Поет зима — аукает.»), «Яр» (подробнее см. ком-мент. к «Яру», т. 5, 340-344). В машинописи «Страны Негодяев» пронумеровано листов (восьми листов не хватает: 20-27 лл., ст. 659-890). В остальном все пометы, сделанные карандашом Г.А.Бениславской, совпадают с другими отпусками этой же машинописи, хранящимися в ИМЛИ и ГЛМ (наб. экз). Отпуск машинописи, хранящийся в ИМЛИ, поступил из Музея Есенина. Имеет пометы на первом листе «С.Есенин. Страна негодяев» и печать «Музей Есенина. 251»47. На с. — единственная помета, которой нет в других известных отпусках этой же машинописи, против строк 502-506: Потому им и любы бандиты, Что всосали в себя их гнев. Нужно прямо сказать открыто, Что республика наша bief. Мы не лучшее, друг мой, дерьмо, — написано рукой Г.А.Бениславской: «выпущено» (с купюрой этих строк по машинописи текст поэмы в отрывках опубликован в «Красной нови» уже после смерти поэта. Отпуск машинописи «Страны Негодяев» в наборном экземпляре, кроме помет Г.А. Бениславской, содержит авторскую правку, а также редакторские и корректорские пометы: на первой странице — «ГЛМ Есенин. В стране негодяев. 15561 / и-х.», в нижней части листа обозначение количества листов и дата отправки машинописи в издательство. Есть сведения о недошедшем до нас автографе раннего варианта первой части «Страны Негодяев». По свидетельству В.М.Левина, Есенин написал его в начале февраля 1923 года в Нью-Йорке. «В день отъезда из Нью-Йорка, — вспоминал В.М.Левин в 1953 г., — когда я его провожал, он передал мне эти страницы, исписанные его четким бисерным почерком, точно так, как он читал <о чтении этого отрывка см. ниже>, но не так, как это место было опубликовано позже в России. Там было кой-что изменено, и место это стало менее ярким. К сожалению, страницы эти погибли через много лет во Франции, в Ницце, где уничтожен был Детьми целый чемодан моих рукописей, среди них и эта. Но пред отъездом из Нью-Йорка в 1929 году, предчувствуя, что подобное может произойти, я сделал два фотостата с этих страниц и передал их: 1) в рукописный отдел нью-йоркской Публичной библиотеки, и 2) в отдел авторских манускриптов той же библиотеки»48. А.Ярмолинский в воспоминаниях «Есенин в Нью-Йорке» (1957), ознакомившись с воспоминаниями В.М.Левина, писал, что снимки рукописи «Страны негодяев» в библиотеку не поступали»49. В то же время в неопубликованной части текста воспоминаний В.М.Левина сказано: «Нельзя думать, что и они там погибли — их можно разыскать при наличии настойчивости и любви к творческой личности С.А.Есенина»50. Критический анализ рукописных источников позволил внести существенные исправления в текст «Страны Негодяев». В академическом собрании поэма публикуется с исправлением строк 74-75 — «Я знаю, что ты // Настоящий жид» вместо «Я знаю, что ты Еврей» и восстановлением купюры (строка 81) «Ты обозвал меня жидом», сделанных автором по редакционным соображениям, а также с исправлением по автографам (РГАЛИ, ИМЛИ и частный архив) строки «И к тому ж еще чертова вьюга» вместо «И к тому же еще чертова вьюга»; строки «Проклинать вас хоть тысчи лет» вместо «Проклинать вас хоть тысячи лет»; строки «Нет! Это не так уж просто» вместо «Нет! Это не так уже просто» и в первой ремарке картины «Глаза Петра Великого» из четвертой части в предложении «Портрет неожиданно открывается, как дверь и оттуда выскакивает.» вместо запятой поставлен пропущенный союз «и». Особенно важным, во многом уточняющим авторскую позицию, является исправление всего одной-единственной буквы в слове «взглядом» — строки 971-972 «Чтоб чище синел простор // Коммунистическим взглядам» вместо «Чтоб чище синел простор // Коммунистическим взглядом»51. Речь идет о словах, которые цитировал и соответственно толковал каждый исследователь. Произносит их комиссар, убежденный коммунист, Рассветов. Говорит он о Номахе: Мы усилим надзор И возьмем его, Как мышь в мышеловку. Но только тогда этот вор Получит свою веревку, Когда хоть бандитов сто Будет качаться с ним рядом, Чтоб чище синел простор Коммунистическим взглядом52. Заметьте, во всех собраниях сочинений советского времени печатается в последнем слове «о». Этому простору, синеющему коммунистическим взглядом, придавалось особое значение. «Рассветов, — замечает Ю.Л.Прокушев, — ведет борьбу с Номахом и его бандой не ради расплаты за грабеж, а для того: Чтоб чище синел простор Коммунистическим взглядом»53. Простор с «коммунистическим взглядом» служил даже обоснованием авторской позиции Есенина. Вот, например, что писал Е.Наумов: «Есенин целиком на стороне комиссара Рассветова, которого не может опровергнуть ни один спорящий с ним. Все, что делает Рассветов, он делает ради того, "чтоб чище синел простор // Коммунистическим взглядом". В этих словах заключен тот окончательный вывод, к которому пришел Есенин после долгих раздумий»54. Действительно, если Есенин, пусть даже устами одного из своих героев наделил синеющий простор, свою любимую «синь, упавшую в реку» коммунистическим взглядом, то сомневаться в выводе Е.Наумова не приходится. И никто не сомневался. Не сомневались, хотя для Есенина эти строки противоестественны, так как политически злободневны. Не сомневались и несмотря на то, что в третьем томе отредактированного И.Евдокимовым «Собрания стихотворений» С.Есенина дважды в 1926 и 1927 годах напечатано не «взглядом» — «о», а «взглядам» — «а», а в комментариях к поэме говорится, что текст был сверен по черновому автографу, хранящемуся у сестры поэта Е,А.Есениной (черновым автографом И.В.Евдокимов назвал описанный выше беловой автограф, учитывая сделанные в нем сокращения и авторские пометы). Напомним еще раз слова Рассветова, так, как они напечатаны в этом Собрании: .Чтоб чище синел простор Коммунистическим взглядам. Одна буква существенно уточняет не только содержание слов Рассветова, смысл, который вложил в них автор, но и содержание поэмы в целом (любопытно, что в поэме «Анна Снегина» Есенин еще раз зарифмовал слово «взглядам», но уже в другом значении, со словом «садом»: Так мил моим вспыхнувшим взглядам Погорбившийся плетень (3,187). И в «Стране Негодяев» не простор наделен коммунистическим взглядом. А он, по мнению Рассветова, будет чище синеть взглядам коммунистов, если они уничтожат хотя бы сто бандитов, таких, как Номах. Тот факт, что авторское «а» было изменено в последующих изданиях на «о», бесспорен. В двух имеющихся автографах поэмы — черновом (РГАЛИ, неполный текст содержит строки 667-1162 с вариантом конца), а также беловом, находящемся в частном собрании, буква «а» написана совершенно четко. Ошибка в написании этого слова возникла из-за опечатки в машинописи, которую сделала Г.А.Бениславская. Исправления в машинописи, полностью соответствуют окончательному варианту текста белового автографа, сделанного Есениным в 1924 году в связи с его намерением опубликовать поэму. Скорее всего, этот автограф «Страны Негодяев» и был у Бениславской перед глазами. Бениславская не заметила опечатки в машинописи, она осталась неисправленной еще в 1924 году, и в корректуре «Страны Негодяев» для Собрания стихотворений, пришедшей из типографии февраля 1926 года в Государственное издательство, было напечатано: «взглядом». Однако, видимо, на стадии верстки, которая до сих пор не обнаружена, текст поэмы был тщательно сверен с беловым автографом, и в 972-й строке «о» исправлено на «а». Таким образом, в вышедшем в свет третьем томе Собрания было напечатано правильно — «взглядам» — «а». Но когда «Страна Негодяев» после долгого перерыва была напечатана в четвертом томе пятитомного «Собрания сочинений» под ред. Г.И.Владыкина и др., опять появился простор, синеющий «коммунистическим взглядом». И это написание закрепилось во всех последующих изданиях поэмы. Беловой автограф поэмы явно указывает на условность созданной поэтом мифологической «Страны Негодяев», которая обозначена в тексте выделением ключевых слов, получающих символическое значение и статус топонимов, определяющих ее границы. Эти слова, так же как название самой страны — «Страна Негодяев», которое встречается только в заглавии, в беловом автографе написаны с прописной буквы: в строке «Ты хочешь, чтоб Трибунал.»; в «И, считая весь мир за Бедлам»; в «Вот она — Мировая Биржа». Сатирический смысл получает также авторское фонетическое намеренно шаржированное воспроизведение английских слов: «plis», «wiski», «miss», «bisnes men» и «bief». В одном из случаев обрусевший разговорный вариант подчеркнут разносмысленной рифмой «bief» (обман) — гнев. Сохранившиеся рукописные материалы, особенно варианты чернового автографа и сокращения, сделанные в беловой рукописи, позволяют сделать многие любопытные открытия, прояснить основную идею и довольно необычное зеркальное построение этой поэмы, которая является своего рода «Гамлетом» наизнанку, а также истолковать современные типажи ее персонала. Ключ сюжета, или Прототип Никандра Рассветова Сюжет есенинской «Страны Негодяев» менялся трижды. В начале Есенин хотел отразить в поэме революцию и гражданскую войну, затем сосредоточил внимание на событиях гражданской войны и, наконец, в окончательном тексте совместил гражданскую войну с наступлением нэпа. По первоначальному замыслу поэма должна была охватить революционные события в России с героическими эпизодами гражданской войны. Главными действующими лицами в поэме должны быть Ленин, Махно и бунтующие мужики. Перестройка сюжета «Страны Негодяев» произошла во время зарубежного путешествия Есенина со своей женой, знаменитой американской танцовщицей Айседорой Дункан (май 1922— август 1923). Есенин побывал в Германии, Франции, Италии, США и других странах и был поражен царящим там «ужаснейшим царством мещанства, которое граничит с идиотизмом» (6, 139). «Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет» (6, 139), — писал он из Дюссельдорфа июля 1922 года одному из своих близких друзей А.М.Сахарову. Как показывают заграничные письма, Есенина особенно волновало наступление «ужаснейшего царства мещанства», где «в страшной моде господин доллар» (6, 139) и судьба искусства в современном обществе. Эти две темы «разойдутся» по двум поэмам, над которыми поэт работал во время зарубежного путешествия. В «Стране Негодяев» отразится проникший в Россию мир бизнеса, не имеющий национальных границ и объединяющий «подлецов всех стран», а в «Черном человеке» — взгляды на жизнь и искусство. Если учесть, что кроме названных поэм Есенин написал за ру бежом цикл стихов «Москва кабацкая», то окажется, что эти годы, вопреки бытующему представлению, являются очень плодотворными для поэта в творческом отношении. Вдали от России (большое видится на расстояньи) поэт создал самые трагические вещи о спасении русской души от ненависти, зависти и мещанства. В «Стране Негодяев» особенно заметны американские впечатления. Одним из косвенных свидетельств этого является письмо Есенина к А.Б.Мариенгофу, написанное ноября 1922 года из Нью-Йорка, в котором обыгрываются образы Маяковского и рождается метафора, которая в «Стране Негодяев» станет формулой человеческой жизни («.человеческая жизнь // Это тоже двор, // Если не королевский, то скотный» — 3,61): «В чикагские "сто тысяч улиц" можно загонять только свиней. На то там, вероятно, и лучшая бойня в мире» (6, 149). Упоминая чикагские «сто тысяч улиц», Есенин иронически перефразирует строки поэмы В.В.Маяковского «150 ООО ООО»: В Чикаго тысяч улиц, солнц площадей лучи. Чудно человеку в Чикаго!55. Здесь же Есенин упоминает об идеях производственного искусства, искусства «жизнестроения», близкого Маяковскому и Мейерхольду, и «душу <.> с бородой Аксенова». И.А.Аксенов был в то время директором ГИТИСА и вместе с Маяковским и Мейерхольдом занимался переделкой шекспировского «Гамлета» в духе современного политического шоу. Даже имя эстрадной певицы Изы Кремер, которое встречается в письме к Мариенгофу, косвенно отзовется в тексте «Страны Негодяев» в одной из самых популярных песенок 20-х годов «Все, что было.», которая входила в репертуар певицы. Дело в том, что осенью 1922 года, как раз в то время когда Есенин находился в Нью-Йорке, Иза Кремер с большим успехом гастролировала там, и Есенин, скорее всего, бывал на ее концертах56. А еще раньше в письме к А.Б.Мариенгофу Есенин «переделал» фамилию Шершеневича в Шекспира. Все эти имена и идеи полемически отразились в «Стране Негодяев». Главное, что тревожило поэта в тот период, это судьба родины и судьба тех революционных завоеваний, в которые так верилось в годы революции. Найдет ли Россия свой национальный путь развития, отвечающий народным интересам, или заимствует американизированный уклад общественной жизни и человеческого общения — вот вопрос, который больше всего тревожил поэта. Не случайно один из исследователей, В.А.Чалмаев, сопоставляет письма Есенина из Америки и давний бунинский рассказ «Господин из Сан-Франциско», в котором деньги убивают иные чувства и все происходящее лишено всякого признака духовной значительности57. В письме Есенина к А.Б.Кусикову, написанном на борту океанского парохода «Джордж Вашингтон» февраля 1923 года по пути из Нью-Йорка в Париж, есть самое горькое признание: «Тошно мне, законному сыну российскому в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это блядское снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу! Ей-Богу, не могу, хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу. Теперь, когда от революции остались только хуй да трубка, теперь, когда там жмут руки тем и лижут жопы, кого раньше расстреливали, теперь стало очевидно, что мы и были и будем той сволочью, на которой можно всех собак вешать. <.> Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь» (6, 154). Адресат этого письма в своих воспоминаниях, написанных сразу после смерти поэта, так расценил настроения Есенина тех лет: «Любовь к России все заметнее и заметнее претворялась в заболевание. В болезнь страшную, в болезнь почти безнадежную»58. «Ты потрясен и оскорблен ложью мира» (выделено нами — Н. Ш.-Г.), — напишет Есенину октября 1923 года его приятель А.Ветлугин, сопровождавший Дункан и Есенина в зарубежной поездке по Германии и США в качестве секретаря и оставшийся жить в Америке. В письме к Кусикову есть еще один интересный для нас сюжет. Есенин сравнивает А.Ветлугина, который остался в Америке, с одним из героев его нового романа: «Хочет пытать судьбу по своим «Запискам», подражая человеку с коронковыми зубами». В этих словах содержится намек на книгу А.Ветлугина «Записки мерзавца: Моменты жизни Юрия Быстрицкого», Берлин, 1922, которую Л.Троцкий в статье «Вне-октябрьская литература» назвал «Маргариновым романом». Книга вышла в издательстве «Русское Творчество» с посвящением «Сергею Есенину и Александру Кусикову» с авторской пометой «Берлин февраля 1922». В XI главе, озаглавленной «Рассказ человека с одиннадцатью платиновыми коронками» описывается жизнь 54-летнего русского, уехавшего в лет из России в Сан-Франциско и ставшего миллионером на Клондайке и участвовавшего в различных коммерческих делах. Неутомимый предприниматель и жизнелюб, этот человек является антиподом главного героя романа Юрия Павловича Быстрицкого, циника и индивидуалиста, ненавидящего Россию (6, 559-560). Может сложиться впечатление, что в общем тоне и отдельных деталях — Клондайк, «золотая лихорадка», «море авантюристов и преступников» эта

глава романа чем-то напоминает (может быть, даже предвосхищает) некоторые моменты есенинской «Страны Негодяев». Но этому противоречит несколько фактов. Первый и основной: достоверно из воспоминаний Вен. Левина, слышавшего «Страну Негодяев» в начале 1923 года в Нью-Йорке, известно, что темой ее сюжета были не финансы, а голод. Левин не мог ошибиться в пересказе, потому что он был знаком с этой частью поэмы не только устно в чтении Есенина на вечере М.Л.Брагинского января 1923 года в Нью-Йорке, но кроме того до отъезда из Нью-Йорка (1929 г.) имел ее автограф, который Есенин написал специально для него. Второе: Есенин, как правило, черпал свои сюжеты из жизни, обращаясь к самым актуальным темам, подсказанным ему временем. Сходство отдельных реалий и персонажей произведений с произведениями других авторов (примером может служить «Анна Снегина») основано на полемике. Близость «Страны Негодяев» с романом А.Ветлугина ограничивается лишь упоминанием Клондайка, который в «Стране Негодяев» «обрастает» другими американскими и дальневосточными аналогиями. А действительной причиной перестройки сюжета есенинской поэмы является не роман А.Ветлугина и не судьба самого Ветлугина, который читал, что «быть Рокфеллером значительнее и искреннее, чем Досто-вским, Есениным и т.д.»59, а события, происходящие в России. Судя по воспоминаниям друга Есенина, Вен. Левина, до конца ян-аря 1923 года в поэме речь шла о продовольственном, а не о золотом оезде. Содержание написанного до этого времени, но не дошедшего о нас варианта первой части поэмы, содержится воспоминаниях •.М.Левина «Есенин в Америке». «Есенина снова просили что-нибудь рочесть из последнего, еще неизвестного. И он начал трагическую сцену з "Страны негодяев". Продовольственный поезд шел на помощь го-одающему району, а другой голодающий район решил этот поезд пе-ехватить и для этого разобрал рельсы и спустил поезд под откос. И от на страже его стоит человек с фамилией Чекистов. Из утреннего умана кто-то пробирается к продовольствию, и Чекистов кричит, пре-упреждая, что будет стрелять: — Стой, стой! Кто идет? — Это я, я — Замарашкин. Оказывается, они друг друга знают. Чекистов — охранник, пред-тавитель нового государства, порядка, а Замарашкин — забитый ре-олюцией и жизнью обыватель, не доверяющий ни на грош ни старо-у, ни новому государству, и живущий по своим неосмысленным >адициям и привычным страстям. Между ними завязывается диалог». <Чекистов объясняет всю нелепость акта против поезда помощи голо-ающим. Замарашкин явно не доверяет идеологии Чекистова, уличая го в личных интересах, и даже в том, что он — не русский. Замараш-ин откровенен: — Ведь я знаю, что ты — жид пархатый, и что в Могилеве твой дом. — Ха-ха! Ты обозвал меня жидом. Но ведь я пришел, чтоб помочь ебе, Замарашкин, помочь навести справедливый порядок. Ведь вот аже уборных вы не можете построить. Это меня возмущает. Оттого то хочу я в уборную, а уборных в России нет. Странный и смешной вы народ, Весь век свой жили нищими, И строили храмы Божии. А я б их давным-давно Перестроил в места отхожие»60. Решение об изменении второго известного нам варианта сюжета <Страны Негодяев», посвященного гражданской войне и голоду на рале и в Поволжье, было принято в Нью-Йорке. Об этом говорит ав-орская датировка, которая сопровождала первую публикацию моно-ога Рассветова из второй части поэмы (состоялась в сентябре 1924 г.), тот монолог, скорее всего, задуман, а может быть в первоначальном арианте набросан в Нью-Йорке. Но дата— февраля 1923 года — вляется в одной из ее частей, а именно, в части даты, явно ошибочной, нам еще придется подумать над тем, почему возникла эта ошибка. Авторская датировка под монологом Рассветова бесспорно док зывает одно: решение о третьей перестройке сюжета «Страны Негод ев» произошло в Нью-Йорке. И, очевидно, связано с рождением ее н вого персонажа— Никандра Рассветова, который везет в Москв золото. В апреле 1923 года журнал «Россия» сообщал, что Есенин феврале вернулся из Нью-Йорка. «Им написан цикл лирических ст хотворений <.>, "Страна негодяев".»61. Что же послужило поводом к кардинальному изменению авторск го замысла? Была ли реальная фигура, связанная с Америкой и Дал ним Востоком и вдохновившая Есенина на создание образа болыпев ка Никандра Рассветова? И почему возникла такая ошибка в авторско датировке монолога Рассветова? Рассветов Никандр — Краснощекое Александр Критики почти единодушно выделяли фигуру Рассветова среди др гих персонажей и отводили ему роль положительного героя. «Жива активно действующая фигура коммуниста Рассветова — главная иде ная и художественная удача Есенина» (Ю.Л.Прокушев)62. «Рассвето один из тех, кто утверждает правду новой «стальной» России, правд революции (С.П.Кошечкин)63. Авторскую позицию также чаще всег отождествляли с позицией Рассветова. «Взглянув на прошлое и насто щее России глазами Никандра Рассветова, Есенин увидел недуги л бимой им Родины и их причину» (П.Ф.Юшин)64. «Все симпатии Есен на теперь на стороне правды Рассветова» (Ю.Л.Прокушев)65. «Есени целиком на стороне Рассветова, которого не может опровергнуть н один из спорящих с ним» (Е.И.Наумов)66 и т. д. А.М.Марченко замет ла, что если «сходство в формулировках в словах Чекистова и Номах можно объяснить тем, что он, как и Номах, болен одной и той же б лезнью — национальным нигилизмом, то случай с Рассветовым ело нее»67. Но и она увидела основной конфликт-поэмы в противостояни большевиков и бандитов во главе с Номахом или, конкретнее, в по единке железной силы (Рассветов) с живой (Номах). А теперь внимательно перечитаем «Страну Негодяев», чтобы по нять, кто же Рассветов—единственный герой поэмы, который наделе именем и фамилией. Да еще каким именем! Никандр означает «победо носный муж» от греческого nike — победа и апег — муж, мужчина68 согласуется с «говорящей» фамилией «Рассветов». Кто же этот Рассве тов, который едет в «золотом эшелоне» и произносит вдохновенны речи о советской власти? Кто он, этот комиссар приисков, живший д революции в Америке и «заставивший» Есенина изменить сюжет впол не сложившейся вещи? Прежде всего человек, который связан с финансами, так как ему до верен золотой эшелон. В Америке он работал на клондайкских золо тых приисках. Участвуя в крупной финансовой авантюре («И многи денежки вхлопав, // Остались почти без брюк»), Рассветов приобре опыт «биржевых трюков» и осуждает «класс грабительских банд». твет на вопрос Чарина, обнажающий безнравственный смысл бирже-ых операций: Послушай, Рассветов! и что же, Тебя не смутил обман? Рассветов отвечает: Не все ли равно, К какой роже Капиталы текут в карман. Мне противны и те, и эти. Все они — Класс грабительских банд. Но должен же, друг мой, на свете Жить Рассветов Никандр. Вернувшись в Россию, Рассветов стал комиссаром приисков, кото-ых в ДВР и Сибири было множество, и ему было поручено сопровож-ать «золотой» экспресс № 5, чтобы доставить в Москву на Ильинку олото для молодой советской республики. Судя по содержанию помы, он является главным в салон-вагоне. Был ли прототип у этого персонажа? Такой вопрос критики не ста-или. А прототип был. Очень колоритный и известный. Главный «аме-иканец» финансового мира России 20-х годов — Александр Михай-ович Краснощекое (1880-1937), единственная видная и очень известная игура того времени, на которой сходятся все реалии текста: амери-анские и дальневосточные аналогии, самая непосредственная связь с инансовым миром, совпадение родины и места действия есенинской оэмы (Киев), где Рассветов ловит Номаха, созвучие и семантическая лизость фамилий героя и прототипа и др. В первой половине 20-х го-ов, в финансовом мире России, пожалуй, не было более популярной, и ротиворечивой фигуры. А.М.Краснощекое родился в Чернобыле Киевской губернии в се-ье еврейского приказчика. Различные советские источники сообщат, что его подлинное имя Абрам Моисеевич Тобинсон. По архивным атериалам Киевского охранного отделения царских времен устанав-вается другое имя.— Фроим-Юдка-Мовшев Краснощек. Однако все ти сведения не являются достаточно достоверными69. Документально становлены следующие биографические факты: «В 1896 года вступил в подпольный социал-демократический кру-ок; неоднократно подвергался арестам, тюремному заключению и сылке. В ноябре 1902 Краснощеков, во избежание очередной ссылки, ехал в Берлин, а оттуда.в Америку. По приезде в Нью-Йорк работал ортным и маляром. В 1912 окончил университет в Чикаго по юриди-еским и экономическим наукам и с 1915 года был защитником по проф-оюзным делам, ректором рабочего университета и лектором по юри-ическим и экономическим вопросам. В 1904 году, когда создана была А.М.Краснощекое (сидит) В.С.Шатов, военный министр министр путей сообщения ДВР 1921-1922 гг. Дальний Восток (со брание Л.А.Варшавской). Шатов Владимир Сергееви (1987-1943) —родился в Киеве. 1906-1917 гг. жил в США. Участ ник Октябрьской революции Гражданской войны. В 1918-192 чрезвычайный комиссар по охра не железных дорог Петроградско го военного округа, член РВС 7-армии Западного фронта. В 1921 1922 — военный министр, ми нистр путей сообщения ДВР, зате на хозяйственной работе; в 1927 1930 начальник строительств Турксиба, Сибжелдорстроя. 1932-1936 зам. наркома путей со общения и нач. Главжелдорстроя Награжден орденом Красног Знамени. левая фракция Американской социалистической партии, Краснощеко стал ее членом и оставался в ней вплоть до своего отъезда в Россию 1917 году. Был членом Американской Федерации Труда и Индустри альных Рабочих Мира (IXV \¥), сотрудничал в партийной и профсоюз ной печати на английском, еврейском и русском языках70. В краткой, написанной в 1934 году автобиографии А.М.Красноще ков сообщает следующие факты о своем возвращении в Россию: «В Владивосток я прибыл в конце июля 1917 г. и немедленно вступил в фракцию большевиков, был избран в августе в Совет, в сентябре -членом Городской Думы Никольско-Уссурийска и Председателем Со вета рабочих и солдатских депутатов от большевиков, был членом Ни кольско-Уссурийской партконференции по выбору кандидатов в Уч редительное собрание, председателем Никольско-Уссурийског парткома, Зам. Пред. Первого Дальне-Восточного Съезда профсоюзе в октябре, затем Председателем Дальсовнаркома за весь период его су щесгвования с декабря 1917 года по сентябрь 1918, будучи переизбран ным тремя съездами (III, IV и V). В сентябре 1918 г. ушел в тайгу и, пробираясь в Советскую Россию был арестован при переходе фронта у Самары.(Кинель-Черкассы) 1-г мая 1919 года. Проходя через "поезд смерти" всю Сибирь, через Уфу, Томск, Красноярск, — я попал в сентябре 1919 года в Иркутскую тюрь му, оттуда был освобожден вместе с другими большевиками декаб ря 1919 г. восставшими рабочими Иркутска. После перехода через Чешский фронт в Штаб 5-й армии был назначен Сиббюро и ЦК ВКП(б) членом Дальбюро ЦК ВКП (б) 3-го марта

1920 года, оставаясь членом Бюро при всех составах до своего отъезда из ДВ июле 1921 года. Весь этот период я занимал пост Председателя Правительства ДВР и Министра Иностранных Дел. В 1920 году во время своего пребывания в командировке, был членом делегации ВКП(б) на 2-ом конгрессе Коминтерна. Прошел чистку 1921 года в Москве при Московском Комитете. На моем билете было отмечено: "член ВКП(б) с 1917 г., в революционном с.-демократическом движении с 1897 года". По советской линии я за период после возвращения с ДВ (ноябрь

1921 г.) занимал следующие посты: Зам. Наркомфина, Член Президиума ВСНХ и Председатель Промбанка. Был арестован сентября 1923 г., освобожден в ноябре 1924 года, приступил к работе после длительной болезни в июне 1926 года»71. Как мы убедились, основные биографические факты героя и прототипа сходятся. Краснощеков много лет жил в Америке. В 1917 году вернулся в Россию на Дальний Восток и «немедленно вступил во фракцию большевиков». Здесь быстро сделал блестящую карьеру и в 1920-1921 годах был председателем правительства и министром иностранных дел знаменитой «буферной» Дальневосточной республики. Но эти посты занимал недолго. Позже премьер ДВР Петр Михайлович Никифоров в своей книге «Записки премьера ДВР» писал, что желание «создать в республике структуру государственного управления наподобие американской (выделено нами) и стремление к личной диктатуре восстановили против него все правительство»72. На самом деле, наряду с этими причинами, сыграла роль неординарность личности вождя ДРВ. В ноябре 1921 года Краснощеков переехал в Москву и при защите и поддержке ЦК партии и прежде всего Ленина в начале 1922 года стал заместителем наркома финансов. В письме, адресованном В.М.Моло-тову для членов Политбюро ЦК РКП(б) от января 1922 года Ленин расценил оппозицию т. Преображенского и всей коллегии против Крас-нощекова, как «сплошной и вредный предрассудок» и обратил внимание на «необходимость всестороннего использования человека, который, обладая солидным опытом по работе в Америке и в ДВР, подходит к финансовым вопросам со стороны практической». «Вся их оппозиция против Краснощекова, — продолжал Ленин, — сплошной и вредный предрассудок. Поэтому я бы стоял за немедленное проведение решения о Краснощекове в советском порядке»73. Это обращение вождя возымело действие и января 1922 года Совет народных комиссаров утвердил Краснощекова в должности заместителя наркома финансов. Опасаясь травли со стороны оппозиции, Ленин в течение января 1922 года направил несколько писем к партийным и государственным руководителям с ходатайством о Краснощекове. В письме от января 1922 года Г.Я.Сокольникову пишет: «Если Литвинов не сможет заняться этим целиком (из-за дипломатии) и если Краснощекова предполагаете (Вы) в руководители валютного управления, отчего бы Вам не внести этого в Политбюро: Госхран — хранит, собирает, направляет к реализации; Краснощекое— валютное управление (вместе с Литвиновым). <.> Двигайте Краснощекова: он, кажись, практик». С ком. приветом. Ленин»74; Через три дня Ленин под впечатлением разговора с Сокольниковым пишет Л.Б.Каменеву и И.В.Сталину: «Сейчас узнал — к ужасу своему — от Сокольникова, что он отрицает (!) директиву Политбюро о A.M. Краснощекое (в центре) на митинге. -е гг. Дальний Восток (собрание Л.А.Варшавской). тройке (он + Преображенский + Краснощекое)»75. А на-другой день, января 1922 года, еще раз обращается к Сокольникову с просьбой: «Всвязи с нашим вчерашним разговором очень прошу Вас с наибольшей быстротой провести следующие меры: формулировать Ваши предложения касательно свободного обращения золота. <.> Обязательно иметь как можно скорей самую краткую формулировку отзывов по этому вопросу как Преображенского и Краснощекова, так и важнейших работников финансовой секции, а затем нескольких спецов вообще»76. 30-го января Ленин напоминает: «Буду ждать <.> обязательной присылки мне письменного заключения и Преображенского и Краснощекова77. Наконец, марта 1922 года Ленин направляет письмо В.М.Моло-тову для членов Политбюро ЦК РКП(б): «Беседовал с Краснощеко-вым. Вижу, что мы, Политбюро, сделали большую ошибку. Человека, несомненно, умного, энергичного, знающего, опытного, мы задергали и довели до положения, когда люди способны все бросить и бежать куда глаза глядят. Знает все языки, английский превосходно. В движение с 1896 года. лет в Америке. Начал с маляра. Был директором школы. Знает ком-ердию. Показал себя умным председателем правительства в ДВР, где два ли не он же все и организовывал. Мы его сняли оттуда. Здесь, при полном безвластии в НКФ, посади-и в НКФ. Теперь, как раз когда он лежал больной тифом, его уволи-и!!! Все возможное и невозможное сделано нами, чтобы оттолкнуть очень нергичного, умного и ценного работника. он проиграл, в борьбе со своими противниками и был арестован. Те более что к тому времени А.Краснощеков лишился своего искреннег защитника и покровителя. Ленин был тяжело болен. Арест видног большевика и банкира произошел через полтора месяца после того как Есенин вернулся в Москву из зарубежной поездки — сентябр 1923 года — и стал московской сенсацией. Так история с Краснощековым, скорее всего рассказанная Вен. Ле виным в Нью-Йорке, получила неожиданное скандальное продолже ние, о котором Есенин узнал из центральных газет. Глазами газет Вскоре, «всвязи с циркулирующими в городе слухами» о причина ареста председателя Промбанка, нарком Рабоче-Крестьянской инспек ции В.В.Куйбышев поместил в газетах «Правда» и «Известия» офици альное сообщение о преступном использовании Краснощековы средств хозяйственного отдела Промбанка в личных целях79. Первый в Советской России процесс над крупным коммунистическим деятелем был объявлен показательным. Информация о нем широко публиковалась в газетах тех лет. Разъясняя обстоятельства дела и общественно-политический смысл процесса, секретарь президиума ЦКК т. Е.М.Ярославский в беседе с корреспондентом «Известий» сказал: «Дело Краснощекова возникло следующим образом. В ЦКК стал поступать ряд заявлений о деятельности Краснощекова в смысле нарушения им правил коммунистической этики и злоупотребления своим служебным положением. ЦКК считала, что здесь нельзя ограничиться простым разбором этих обвинений, поскольку Краснощеков занимал ответственный пост в учреждении, имеющем чрезвычайно большое значение, и поскольку партия оказывала ему огромное доверие. <.> РКИ и ЦКК в постановке такого процесса видят отнюдь не средство наказания Краснощекова и других причастных к делу лиц. И для ЦКК и для РКИ важно в подобных случаях вскрыть те болезненные явления, которые вызывают преступления подобного рода. В данном случае налицо ряд злоупотреблений своим служебным положением. <.> Процесс Краснощекова <.> должен вскрыть всю сумму этих опасностей, обстановку, в которой происходит это морально-партийное падение. <.> Этот показательный процесс должен привлечь большое внимание со стороны трудящихся масс. Отрыв от этих масс — одна из серьезнейших причин падения Краснощековых. Не будь этого отрыва, невозможны были бы подобные факты»80. Во всех семи пунктах обвинения, выдвинутых против А.М.Красно-щекова, фигурировал его брат Яков Михайлович—руководитель двух строительных контор, которым Промбанк предоставлял кредиты на льготных условиях. Оказалось, что «неутомимый» А.М.Краснощеков занимал еще две должности — был генеральным представителем «Русско-американской индустриальной корпорации» и «Добролета». Газеты смаковали подробности «развеселого житья братьев Крас-ощековых», которые, якобы, имели роскошный особняк в Москве и анималИ дачу в Кунцеве с конюшнями для верховой езды. На дом хо-или: парикмахер, учитель гимнастики, учителя музыки и т. д. Когда е приходилось близким к Краснощекову лицам ездить по железной ороге, то не; иначе как в отдельном купе международного общества пальных вагонов. За счет банка для своего стола покупались в неогра-иченном количестве вина и коньяк, женам — каракулевые и хорько-ые шубы, а себе в течение одного только года было заказано в Моск-ошвее костюмов и пальто. В Ленинграде в гостинице (Европейская» устраивались кутежи с цыганами, им раздавали пачки енеги бросали золотые монеты81.

9 марта 1924 года в часов утра после 9-часового совещания суд в ереполненном, несмотря на необычное время, зале суда вынес приго-ор. В описательной части приговора было указано, что «А.Красноще-ов, поставленный партией и советской властью на высокий ответствен-ый пост члена президиума ВСНХ и Председателя Промбанка и блеченный исключительным доверием советского правительства, в словиях новой экономической политики не выдержал искуса, разло-ился и проявил себя как прежние банкиры, промышленники и капи-алисты. Хотя по сравнению с порученным А.Краснощекову делом, щерб для банка был и незначителен в области банковской работы. А раснощеков достиг даже известных успехов, но он все же использовал вое положение в банке для оказания всяческого содействия своему рату в деле его обогащения и снабдил брата средствами банка». При-овор был вынесен по сути дела лишь за предоставление льготного кре-ита в форме гарантийных писем и текущего счета под векселя, но Крас-ощеков был приговорен к шести годам одиночного заключения82. В Лефортовской тюрьме он находился восемь месяцев до ноября 1924 ода, затем заболел (страдал наследственной бронхоэктазией), был по-ещен в тюремную больницу и вскоре выпущен на свободу. С 1929 года аботал в Наркомземе СССР. В 1937 году в период массовых репрес-ий был расстрелян. Освобождение А.Краснощекова в 20-е годы вскоре после пригово-а подтверждает необоснованность выдвинутых против него обвине-ий (реабилитирован в 50-е г.). Тем не менее громкий показательный роцесс вскрыл этическую подоплеку современных общественно-поли-ических процессов в создании новой банковской системы, ее ориента-ию на банковскую систему Америки, «преступления» советских «зо-отых королей», которых во весь голос назвали негодяями и мн. др. Совершенно очевидно, что поэт прекрасно знал о Краснощекове не олько по «циркулирующим в городе слухам», но и по публикациям в азетах тех лет. И именно эти скандальные публикации помогают рас-рыть загадку монологов Рассветова о биржевых операциях в Амери-е и России и ответить на следующие вопросы: Почему Есенин впервые опубликовал эти монологи только сентября 1924 года в газете «Б кинский рабочий»? И только в 1924 году предпринял четыре попытк опубликовать поэму полностью? И еще, почему дата, проставленная первой и повторенная в других прижизненных публикациях отрывко из поэмы — «14 февраля 1923 года. Нью-Йорк» не соответствует де" ствительности? Ответ может быгь только один. Образ Рассветова и его монолог были окончательно доработаны лишь после завершения процесса на Краснощековым. Доказательством этого служат даже текстуальны переклички текста поэмы и газетных публикаций тех лет (ср. слова м стера Джима из монолога Рассветова «Я хочу хорошо кушать // И н сить хороший костюм» — 3, 70; «Но должен же, друг мой, на свете Жить Рассветов Никандр» — 3, и др.). Готовя материал для публикации, Есенин датировал отрывок вр менем, когда сюжет поэмы в общих чертах сложился. Поэтому он об значил даже место написания монологов Рассветова — «Ныо-Йорк> что делал довольно редко. Не исключено также, что Есенин искази дагу намеренно, желая увести читателей от нежелательных совреме ных аналогий. Во всяком случае, не вызывает сомнений, что эта дат проставлена автором не в феврале 1923 года, а позже, по приезде в Ро сию или при подготовке отрывков из поэмы к печати. Иначе объяснит ошибку памяти невозможно. Основой нашего положения являются еще две важных особенност творческой работы Есенина. Первая: поэт никогда не держал закончен ные произведения в ящике своего стола, а наоборот, сразу, как тольк заканчивал над ними работу, предлагал для публикации. Так, напри мер, происходило с каждой большой поэмой Есенина. Работу над чер новым автографом «Пугачева» поэт завершил в августе 1921 года, а декабре поэма уже вышла отдельным изданием. «Песнь о великом по ходе» поэт сдал в журнал «Звезда» сразу по завершении ее первой ре дакции в июле 1924 года. Точно также, едва закончив работу над «Ан ной Снегиной» в самом начале марта 1925 года Есенин сдает ее «Красную новь», а затем посылает П.И.Чагину для публикации в «Ба кинском рабочем». Вторая важная особенность творческой манеры Есенина состоит том, что газеты и журналь"! были для него важнейшим источником, кото рый он использовал систематически. Стоит признать, что поэт облад; поразительной способностью схватывать самые яркие, знаковые штри хи своего времени, самые «замечательные подробности» не только ок ружающей его живой действительности, но в том числе отраженные газетных и журнальных публикаций тех лет. Как правило, это тоже был зарисовки с натуры, события, слова или поступки людей, записанны соб. корами, критиками или журналистами, которые привлекали вни мание поэта своей яркостью и характерностью. Трудно поверить, но ключевые слова или строки всех шести боль ших поэм Есенина взяты им из газетно-журнальных публикаций ил стных циркулирующих в народе слухов. Так, последние слова Пуга-ева «Дорогие мои, хорошие.» не придуманы Есениным, а являются бращением Антонова-Тамбовцева к крестьянам в 1921 году. Вариа-ии частушки «Яблочко», распеваемой белыми и красными в «Песне о еликом походе» взяты из информации собственного корреспондента азеты «Известия». В повторах, на которых строится современный сказ этой поэме «В белом стане.», «В красном стане.», имеются ассоциа-ии с заглавием постоянной рубрики газеты «Известия» времен граж-анской войны (ср. «В стане контрреволюции» или «В стане мелкобур-уазных негодяев»). Некоторые детали и образы «Поэмы о 36» ычитаны в журнале «Каторга и ссылка». Сюжет и герои «Анны Снегиной» намеренно противопоставлены черку О.Снегиной «На хуторе», опубликованному в газете «Бирже-ые ведомости» еще в 1917 году. Полемически к известному фельетону .А.Рейснера «Фефела» (журн. «Рудин», 1915, № 1) Есенин называет в той поэме крестьян фефелой, кормильцем и касатиком. Афористичес-ие строки о Ленине («Он — вы»), которые привлекли самое большое нимание современных критиков, не что иное как слова одного из ра-очих, взятые эпиграфом к статье Е.Преображенского «Ленин — ге-ий рабочего класса» из журнала «Красная новь» (1924, № 1) — «"Ле-ин это — мы сами". Из речи одного уральского рабочего в 1917 году». Забегая вперед, можно сказать, что в «Анне Снегиной» отразились атериалы не только из газеты «Биржевые ведомости», но и основные убликации из трех, особенно памятных Есенину журналов. Журна-ов, обозначающих важные вехи его творческой биографии: «Голос жиз-и» (1915, № 17, апр.) — первый петербургский журнал, который опуб-иковал подборку стихов Есенина с первой статьей о его творчестве.Гиппиус (за подписью Роман Аренский) и рассказ О.Снегиной «Тени еней»; «Рудин» (1915, № 1, дек.), где была помещена первая карикату-а на Есенина, а также фельетоны «Краса» и «Фефела»; и, наконец, жур-ал «Красная новь», 1924, кн. 1, где напечатано стихотворение Есени-а «Вечер черные брови насупил.», и статья А.К.Воронского Литературные силуэты. Сергей Есенин», которую поэт при жизни ыбрал как вступительную к своему «Собранию стихотворений». Здесь е опубликована названная выше статья Е.Преображенского, которая собенно привлекла Есенина своим эпиграфом, а также «Заметки об нтеллигенции» Вяч. Полонского, тематика которых также полемичес-и отозвалась в «Анне Снегиной». Даже в словах из «Черного челове-а» «В грозы, в бури.» угадывается своеобразная формула тех лет, ко-орой пестрели газеты и журналы. Этот перечень может быть родолжен, поэтому подробно и обоснованно об этих источниках мы ще будем говорить в следующих

главах. Но сейчас в разговоре о «Стране Негодяев» уместно сделать неко-орое отступление и напомнить о том, что на газеты как важный и на ервый взгляд необычный для Есенина источник впервые обратила вни-ание С.А.Толсгая-Есенина. В ее заметках, ныне хранящихся в Госу дарственном литературном музее, есть два любопытнейших матери ла, которые могут служить комментарием к стихотворению Есенин «Рекруты» («По селу тропинкой кривенькой.» ; 1914): «С. Спас-Клепики от нашего спец. кор. Рекрутский набор. Село ожило. Гармоники запиликали во всю. Волостное правлени приняло вид не то праздничный, не то ярмарочный. Торговцы здес раскинули свои походные "магазины" с разными пряностями и сладо тями. Рекруты в большинстве случаев веселы. Разухабистые песни смеш лись с плачем женщин. А.Кан. Ряз<анская > ж<изнь > (267) пятн. — Э-эх, гоооллуб-чик т-ты мой. Из волостного правления вылетают «забритые», торжественно во вещают: — Годен!. Испекся! Поднимается плач жен и матерей. Я уже писал о начавшейся с понедельника в нашем селе ярмарке. Наехавших в деревню было очень много. Молодежь, уже подвыпив шая, группами прибывала из деревень с гармониками. Балаганы, ка русели работали во всю. на площади веселья, допотопные развлече ния и игры. Ряз< анская > ж<изнь>. А.Кан от нашего спец. кор. № (212) в 14авг. 1912»83. Совпадение не только «картинки» и деталей описания рекрутског набора, но даже лексики (особенно показательно совпадение эпитет «разухабистой») со стихотворением «По селу тропинкой кривенькой. говорит о том, что Есенин не только видел в Спас-Клепиках сцены рек рутского набора, но и читал, а может быть даже делал заметки или хра нил рязанские газеты тех лет. Во всяком случае жена Есенина, не буду чи опытным архивистом и не зная о том, что Есенин бы заинтересованным читателем газет и журналов, вряд ли смогла бы най ти в архивах столь любопытные для комментирования есенинских сти хов газетные материалы. Но это вовсе не дает повода называть поэтику Есенина докумен тальной. Есенин прежде всего большой художник, каждый образ кото рого рождается не только из примет времени, но вбирает в себя множе ство разнообразных и, как правило, разноплановых ассоциаций. Эт особенность построения образа была свойственна поэту органически его первых шагов на литературном поприще. Например, псевдоним Есенина «Аристон», которым он подписал ервое известное в настоящее время опубликованное стихотворение Береза», имеет связь не только с получившим распространение в то. емя механическими музыкальными ящиками «Аристон»84. Источни-ом происхождения псевдонима может быть стихотворение Г.Р.Дер-авина «К лире» («Звонкоприятная лира.»)85. Не менее важно в ин-рпретации псевдонима учитывать стихотворение А.С.Пушкина «К ругу стихотворцу» («Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!)86, пому что есенинская «Береза», так же как и «К другу стихотворцу» Пущина — первые опубликованные произведения двух великих поэтов. В году, когда было опубликовано первое стихотворение Есенина, сполнилось ровно сто лет со дня первого печатного выступления Пуш-ина. Есенин, конечно, знал это. Но еще одним, и может быть не менее ажным, было значение этого слова. В переводе с греческого оно озна-ает «самый лучший», ведь греческий язык Есенин изучал в церковно-ительской школе87. В «Стране Негодяев» в отличие от «Пугачева» Есенин отказывается т сложной метафоричности загадок и в основу образа кладет причуд-ивое зеркальное соединение противоположных источников: личные ечатления, литературные классические образцы, включая Шекспира Гоголя, и, конечно, газетные и журнальные материалы на темы со-еменной общественной жизни и театральных дискуссий тех лет. Осо-енно ярко Есенин проявляет себя как читатель газет, в частности, «Из-стий ВЦИК». Завязкой для первого варианта детективного сюжета «Страны Не-дяев» (ограбление продовольственного вагона с золотом и розыск реступника) могли послужить многочисленные публикации в газетах го времени о налетах махновцев на транспорт. Например, статья.Яковлева «Махновщина и анархизм», опубликованная в «Красной ови», где «приводятся цитаты из махновской газеты "Набат": "Крес-янские выступления против Советской власти — это движение наро-, заявляющего свои права, — такого движения штыком задавить ельзя." Тут же рассказы очевидцев о расправах махновцев над чле-ами комитета бедноты, о бесплатной раздаче Махно хлеба крестья-ам с ссыпных пунктов, о реквизиции оружия (в частности, броневи-в). "Махновцами разграблен отдел снабжения 23-й дивизии и роизведен налет на транспорт"»88. В отдельных картинах поэмы можно усмотреть даже автобиогра-ические аналогии. Например, в части второй — разговор в салон-ване экспресса № (в автографе № 54). В таком же салон-вагоне Есе-ин в сопровождении ответственного работника Народного миссариата путей сообщения Г.Р.Колобова проехал по местам Пу-чевского восстания через Поволжье и Самару, где царил страшный лод. Опираясь на психологию творчества Есенина и, в частности, на то, ак часто поэт использовал конкретные биографические факты, свои или своих героев, можно предположить, что либо Краснощекое со св им другом Шатовым, либо сам Есенин с ответственным работнико НКИД когда-то путешествовал в экспрессе под номером или 54. В окончательном тексте «Страны Негодяев» события гражданско войны совмещены с событиями нэпа. Бандиты Номаха нападают н экспресс, везущий золото (явные ассоциации с «золотым эшелоном Колчака, в начале 1920 г. передан представителям ВРК Иркутска, а мая доставлен в Казань и помещен в кладовые банка89. Информация «золотом эшелоне» широко публиковалась в газетах тех лет. Время окончательного завершения «Страны Негодяев», и в том чис монолога Рассветова, совпадает с шумным и скандальным процессо над видным большевиком, который долгое время жил в Америке, пр ехал в Россию, где все силы отдал ее революционному преобразовани и укреплению экономической и финансовой системы по американок му образцу. Рассветов Никандр —Краснощекое Александр—одной рифмы, смы ловой переклички фамилий (рассвет идете красного востока, где восход солнце) и сходства биографий достаточно, чтобы убедиться, что фигур Краснощекова была в поле зрения Есенина при создании «Страны Her дяев». С этой фигурой связаны основные реалии текста, включая «амер канские аналогии»: золото и деньги, проповедь американского образ жизни в монологах Рассветова, биржевые трюки, бизнесмены, маклера даже улица Ильинка. С конца XYI века она была торговым центро Москвы, а в конце XIX— начале XX века превратилась в финансовы центр города, где были расположены биржа и банки:.В кремлевские буфера Уцепились когтями с Ильинки Маклера, маклера, маклера. Кроме того, на Ильинке находился торговый отдел Госиздат РСФСР, где бывал Есенин. «Кремлевские буфера» — это намек на «б ферную» платформу, с которой выступил в дискуссии о профсоюза конца 1920 ■— начала 1921 годов Н.Бухарин, стремясь примирит троцкизм с ленинизмом, сыграть роль буфера при столкновении дву платформ — ленинской и троцкистской группы. Но не только. Дальн восточная республика, где А.М.Краснощеков был председателем пр вительства, называлась буферной. Связь с дальневосточной тематико также отчетливо просматривается: золотые прииски, эшелон с золото сыщик китаец Литза-Хун, да и фамилия Рассветов также содержат я ные ассоциации с Дальним Востоком. Неожиданное «американское» обличив в «Стране Негодяев» пол чает даже любимый есенинский зверь — волк. «Красные волки», кот рых упоминает кабатчица в тайном притоне «Авдотья, подними п дол», имеют не только хищную волчью символику и буквальный смыс в котором обыгран красный цвет волка — «красноармейцы». Так и воспринимают бывшие дворяне и кабатчица. В контексте поэмы метафора получает реальную «американскую аналогию, потому что единственным местом, где водятся красные во и, является Америка, и это вполне согласуется с духом американской еловитости представителей советской власти, действующих в «Стра-е Негодяев». «Красный или гривастый волк (Саше.¡иЬаШв), также гуар» тносится к «американским видам собак» — так сказано в известной нциклопедии А.М.Брэма «Жизнь животных»90, которая в 20-е годы ыла очень популярна, в том числе и среди имажинистов. Достаточно привести высказывание В.Г.Шершеневича из первой атьи (без названия), открывавшей его книгу «2x2 = 5»: «Для поэта ажнее один раз прочесть Брэма, чем знать наизусть Потебню и Весе-овского». Есенин почти наизусть знал Потебню и Веселовского и, ско-ее всего, не раз читал увлекательнейшее исследование известного не-ецкого зоолога Альфреда Эдмуна Брэма. Аналогия, вычитанная у Брэма, лишний раз показывает, что Есе-ин относился к художественным образам своих произведений как к елостной системе выразительных средств и, обладая совершенным слу-ом, умел «разбить образы на законы определений, подчеркнуть рабо-оспособность их и поставить в хоровой чин, так же как поставлены по леску луна, солнце и земля» (5, 204). В связи с этим никак нельзя согласиться с родословной «красного олка» из «Страны Негодяев», которую предлагает Е.А.Самоделова. на указывает, что образ «красного волка» был создан Есениным хро-ологически раньше, еще в «Пугачеве» и напоминает варианты черно-ого автографа этой поэмы, где дважды встречается олицетворение зари качестве «красного волка» — в 5-й и 7-й

20-е годы XX века стали временем огромной популярности Шекспира в России. О Шекспире говорили все. На страницах газет и журналов публиковались статьи о Шекспире. А.В.Луначарский читал лекции о Шекспире слушателям Свердловского университета и вел своеобразный репортаж «Экскурсии в мир Шекспира» на страницах массового журнала «Красная нива». Есенин проявлял особый интерес к Шекспиру прежде всего потому, что вслед за Пушкиным видел в Шекспире достоинства большой народности, и о своих поэмах «Пугачев» и «Страна Негодяев» вполне мог сказать словами Пушкина: «Изучение Шекспира <.> дало мне мысль облечь в драматические формы одну из самых драматических эпох новейшей истории. Не смущенный никаким светским влиянием, Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном й простом составлении типов.,»142. Из современников Есенину ближе всего слова А.Блока, сказанные летом 1920 года актерам Петербуржского Большого драматического театра. К словам Блока Есенин всегда особенно прислушивался: «Во имя чего все это создано? Во имя того, чтобы открыть наши глаза на пропасти, которые есть в нашей жизни, обойти которые не всегда зависит от нашей воли. Но раз в этой жизни есть столь страшные провалы, раз возможны случаи, когда порок не побеждает, но и добродетель тоже не торжествует, ибо она пришла слишком поздно, значит надо искать другой жизни, более совершенной» (опубликована в 1921 г.)143. В брошюре «Амплуа актера» (1922), составленной В.Э.Мейерхольдом, В.М.Бебутовым и И.А.Аксеновым, действующие лица трагедий и комедий Шекспира иллюстрировали почти все разделы «Таблицы амплуа». В это время «Гамлет» был включен в план Театра актера, занявшего место Театра РСФСР Первого. Но замысел постановки гак и не осуществился. Хотя для Есенина именно он послужил одним из импульсов к созданию «Страны Негодяев». Недаром сквозным мотивом этого произведения стали разговоры о королях и Гамлете, а подтекстом — диалог с королем театра — Мейерхольдом и королем поэтов •— Маяковским («Королю театров от короля поэтов» — такую надпись сделал В.В.Маяковский В.Э.Мейерхольду в пору их первых встреч144). Ведь Есенин не раз мог наблюдать восторженное отношение друг к другу самых крупных художников своего времени145, которых он очень ува т иронический характер. Поэт называет их Персоналом. Это обозна-ение восходит к языковой практике тех лет, но Есенин, скорее всего, лышал это слово от В.Э.Мейерхольда, который, как правило, не раз-ичал обслуживающий и актерский персонал своего театра. Тех и дру-их в письмах, документах и устных выступлениях называл одним сло-ом «персонал», например, «Весь мужской персонал» занят в <Мистерии-буфф»149. Мейерхольд употреблял даже такое необычное для ас выражение как «руководящий актерский персонал»150. Есенин, тяготеющий к органической образности, использует это бозначение действующих лиц полемически по отношению к В.Э.Мей-рхольду, а также В.В.Маяковскому, которому были близки взгляды ейерхольда, как реформатора театра. Имеется свидетельство, что аяковский однажды, увидев занятия биомеханикой, сказал Мейер-ольду: «Хорошо, что ты привел игру актера к производственному провесу; я так же работаю над стихом»"1. Позднее определение «актерских кадров» как «персонала» или «со-тава» В.Маяковский обыграл в репликах Режиссера— III действие ьесы «Баня» (1929-1930): «Свободный мужской персонал — на сцену!.> Свободный женский состав— на сцену!»152. В вариантах «Стра-ы Негодяев» Есенин полемически перефразирует термин тех лет «пла-алыцики», который высмеивал Мейерхольд применительно к совре-енному театральному искусству, считая что в театре главное — ействие153. В основном тексте Есенин отказался от слов, которые Hoax говорил Замарашкину (ст. 286-287): Человечеству печальников не надо, Кто печалится, Тот сеет яожь! (3, 366). Суть этих слов, которые соотносятся с другими, также оставшими-я в вариантах словами Номаха «Лирическая грусть // Бандитам не по-агается» (3, 358), вполне понятна. «Печальники» и «плакальщики» ыли не современны в эпоху, героями которой становились рыцари без раха и упрека, борцы за идею, чуждые лирических переживаний. Вско-е это положение полностью возобладало в формирующемся искусст-е «оптимистического» или социалистического реализма. И сам Есе-ин не раз слышал упреки в свой адрес по поводу лирической грусти воих стихов. Слова о «печальниках» и «лирической грусти» затраги-али очень личные чувства Есенина, но поэт отказывается от них во мя основной идеи своей драматической поэмы — разоблачения «мира дейных дел и слов». В основном тексте вместо слов о печальниках оявляются строки: «.Что такого равенства не надо? // Ваше равен-тво — обман и ложь» (3, 66). Полемически к дискуссиям тех лет о переделках Есенин оглядыва-тся на вечно современную русскую классику и прежде всего на драма-ургию Н.В.Гоголя и А.Н.Островского. В словах Чарина «Значит, по й^Ии А I " «Р ГНН№ № эв [щыггмш* Емчпги „ГОСТЕКОМДРАЛ/!". Е,|!ь УШ^к „Товарищ" ШСТПКОВ этой версии // Подлость подча не порок?» — перефразирова на пословица «Бедность не по рок», которую А.Н.Островс кий вынес в название свое" пьесы «Бедность не порою (1854). К Островскому у Есени на было особое отношение еще и потому, что изучение его творчества занимался му помещицы из Константино ва — Кашиной, которой в юно сти был увлечен поэт. «Страна Негодяев» оказа лась первой большой поэмой в которой явно слышите Н.В.Гоголь. Из «Ревизора» ж пришли «курьеры», которы В.В.Маяковский также упоми нал в поэме, получившей иро ническое определение Есени на — «сто пятьдесят лимонов) (5,273): За лакеями гуще еще курьер. Курьер курьера Обгоняет в карьер. Нет числа. От числа такого Дух зайдет у щенка Хлестакова'54. Номах называет Замараш кина — «Лакей // Узаконенны держиморд», используя нари цательный смысл, который по лучила фамилия Держимор ды — персонажа комеди Н.В.Гоголя «Ревизор» (1836), грубого полицейского служащего, кото рый «для порядка всем ставит фонари под глазами, и правому и вино ватому» (действие 1, сцена 5). У Есенина употребляется в нарицатель ном значении своевольного и грубого администрирования. Обращение к гоголевскому «Ревизору», своей любимой пьесе, ко торая на сцене 20-х годов подвергалась переделкам, было естественно Именно в берлинской автобиографии, написанной в период работь над «Страной Негодяев», Есенин признается: «Любимый мой писа Начни I ¿ Программа премьеры спектакля «"Товарищ " Хлестаков» декабря 1921 г. ель — Гоголь» (7, кн. 1,10). В.И.Эрих тоже вспоминал слова Есенина о ом, что из прозаиков он «предпочи-ает» Гоголя155. Однажды еще 1918 году на воп-ос писателя Н.Г.Полетаева, «чем он ейчас больше всего интересуется, сенин ответил: — Изучаю Гоголя. Это что-то изу-ительное! Есенин даже приостановился, а отом неподражаемо прочел несколь-о гоголевских фраз из описаний при-оды. Он, видимо, затруднялся объяс-ить красоту того или иного ыражения и старался передать ее мне олосом, интонацией, жестами, все-и средствами своего мастерского тения. Вся его театральнЬсть куда-о исчезла. Передо мною вырос че-овек, до самозабвенья любящий красоту русского слова»156. Недаром неотправленном письме к Иванову-Разумнику Есенин почти дослов-о процитировал цитату из проспекта Н.В.Гоголя «Учебная книга по ловесности» (раздел «Что такое слово и словесность»: «простое слово о Гоголю» — «слово есть знак, которым человек человеку передает о, что им поймано в явлении внутреннем или внешнем» (6, 123)157. Гоголь служил примером построения «Пугачева» в плане отсутствия юбовной интриги. «Умел же без нее обходиться Гоголь», — говорил оэт И.Н.Розанову158. Пересматривая свое отношение к местным, ря-анским словам во втором издании «Радуницы», Есенин также приво-ил в пример Гоголя. «Надо писать так, — говорил поэт И.Н.Розано-у, — чтобы тебя понимали. Вот и Гоголь: в "Вечерах" у него много краинских слов; целый словарь понадобилось приложить, а в даль-ейших своих малороссийских повестях он от этого отказался. Весь этот естный рязанский колорит я из второго издания своей "Радуницы" ыбросил. <.> -Как-то разговор зашел о влияниях и о любимых авторах. <.> Из поэтов я рано узнал и полюбил Пушкина и Фета. Из современ-ых поэтов я люблю больше других Блока. С течением времени все боль-е и больше моим любимым писателем становится Гоголь. Изумитель-ый, несравненный писатель. Думаю,что до сих пор у нас его еще едостаточно оценили. Эти слова Есенина припомнились мне впоследствии, когда я однаж-ы встретил его в книжном магазине "Колос". Он был с Дункан и по-упал полное собрание сочинений своего любимого Гоголя»159. Бережное отношение Есенина к гоголевской и шекспировской тра диции помогло ему преодолеть существующий раскол «традиционно го театра» и «театра исканий», который создавал Мейерхольд. Испо ведуя элементы условного театра и театра масок, Есенин противоположность идеям современного «производственного театра утверждал своё понимание театрального искусства, созвучное тради циям русской драмы и шекспировской формуле <слова Гамлета>: «Всё что изысканно, противоречит намерению театра, цель которого была есть и будет — отражать в себе природу: добро, зло, время и люди дол жны видеть себя в нем, как в зеркале» (Действие третье, сцена II. Ср также слова Гамлета на представлении, разоблачающем преступлени короля: «Злодею зеркалом пусть будет представленье // И совесть ска жется и выдаст преступленье» (Действие второе, сцена I, в пер. А.Кро неберга). Сюжет и персонал Страны Негодяев В построении драматической поэмы Есенин следует за Пушкины и Шекспиром: учитывая положения пушкинского манифеста о драме «занимательность действия», «маски преувеличения», «истина страс тей», «условное неправдоподобие», «правдоподобие чувствований предлагаемых обстоятельствах», «вольность суждений площади» «грубая откровенность народных страстей», которыми руководство вался и В.Э.Мейерхольд160. У Шекспира, как уже говорилось, Есени берет также то, что, по мнению Пушкина, у него «мудрено отнять» -достоинства «большой народности»161. Есенин не переделывает отдельные сцены «Гамлета», а создает ори гинальное произведение, в котором развивает традиции русской клас сической драмы и прежде всего — гоголевского «Ревизора», тонк обыгрывает многозначные реплики шекспировской трагедии и соче тает диалог с Маяковским и Мейерхольдом с жизненными реалиям тех лет. «Страна Негодяев» только внешне напоминает политически митинг или диспут, на самом деле это сатирическая поэма, своего род трагедия новой морали, основанной на забвении национальных интере сов России и финансовых махинациях. Внешне поэма напоминает занимательный детектив с острым аван тюрным сюжетом. «Авантюристические цели в сюжете» (5, 223), кото рые Есенин, по собственному признанию, преследовал в своем творче стве, здесь являются основным приемом построения внешней фабулы Комиссар золотых приисков Рассветов везет по железной дороге из глу хих мест в Москву целый вагон золота в слитках. повстанцев в главе с бандитом Номахом нападают на поезд и грабят золото. Зате переодетый агент ЧК Литза-Хун выслеживает преступника в тайно притоне, а позже в Киеве. Но Номах ловко обманывает преследовате лей и, переодевшись в костюм китайца, исчезает. Основанная на приключении и игре в переодевания поэма содер-ит аналогии с наступлением НЭПа, когда из своих нор выползали <банковские дельцы и спекулянты всех мастей. <.> Повсюду рекла-ировались <.> игорные клубы и кабаре, <.> азартные игры»162. Есе-ин выступает здесь в новой роли едкого сатирика современной жизни постоянно раскрывает различие между видимостью происходящего и го сущностью, тем, что кажется и тем, что есть, которое постоянно одчеркивал Гамлет: Нет, мне не кажется, а точно есть, И для меня что кажется ничтожно. .Ничто, ничто из этих знаков скорби Не скажет истины; их можно и сыграть, И это все казаться точно может. В моей душе ношу я то, что есть, Что выше всех печали украшений16'. Потребность истины — вот основной стимул жизни Гамлета, кото-ый воплощен в метафоре «очей моей души». Есенин играет противоположностями. В первой же реплике Чекис-ова очи превращаются в бельма: Ну и ночь! Что за ночь! Черт бы взял эту ночь С.адским холодом И такой темнотой, С тем, что нужно без устали Бельма пёрить (3, 53). А последняя сцена «Страны Негодяев», в которой происходит раз-язка ничем не завершившейся погони за Номахом, называется «Глаза етра Великого». Вместо очей души бандит Номах смотрит на охран-ика Чекисгова в щелки глаз огромного портрета Петра Великого. Здесь лаз не просто слово, а слово-символ. Оно, как впрочем и все другие бразы и персонажи Страны Негодяев, оборачивается к нам разными эанями и помогает понять смысл всего происходящего и роль каждо-о персонажа. Где находится Страна Негодяев? или Смысл заглавия Смелое и шокирующее название поэмы вызывает самые разные тол-ования. Одни выдвигают «американскую версию» заглавия с учетом родолжения, которое планировал поэт и считают, что «Страна Него-яев» — это образно названный поэтом «старый мир "желтого дьяво-а", наживы, волчьих законов жизни, частной инициативы и бизнеса»164. ругие полагают, что «эта трактовка не ложится на материал, в кон-ексте поэмы название звучит иначе»165. Ст. и С. Куняевы утверждают, что заглавие «Страна Негодяев» отразило крах политических иллю зий Есенина: «Россия, ставшая страной негодяев, —это надо было при знать, пережить, осмыслить»166. Третьи пишут: «Это собирательный об раз, не имеющий национальных границ, и населяют ее "подлецы все стран", включая "негодяев" отечественной выделки»167. На самом деле заглавие поэмы многозначно и соединяет множество противоположных значений, которые выясняются при учете значения слова «негодяи» в живом языке тех лет, высказываний Есенина, записанных современниками, других вариантов названия и их предшественников в мировой литературе, а также тексте и контексте драматической поэмы. Для раскрытия смысловой емкости заглавия важно иметь в виду значения этого слова, раскрываемые в «Словаре живого великорусского языка» В.Даля, который Есенин великолепно знал. Значение слова «негодяи», раскрываемое Далем: «Негодяй-ка —дурной, негодный человек, дурного поведения, нравственности, мерзавец»168, содержит не только нравственное определение мерзавца и человека дурного поведения, но и оценку его пригодности к жизни — «негодный человек». Эта этическая оценка определяет основное значение этого слова, бытующее в народе: «негодяй» — негодный, противоположное «годный», ни к чему или никуда неспособный, дурной, плохой, человек негодный, дело негодное169. В качестве семантического диалектизма это значение слова «негодяй» до сих пор бытует в Рязанской области по данным «Словаря современного русского народного говора» (д. Деулино, Рязанского района Рязанской области): «Негодяй. 2. Невзрачный неказистый на вид. // Непригодный к военной службе (Да он негодяй, у яво признали болезнь какую-та.)»170. Кроме того, Есенин использует многозначность синтаксических связей присубстантивного управления, для которого характерно употребление родительного падежа одушевленного существительного с рядом значений: а) обозначает лиц — Страна, которая принадлежит Негодяям или в которой живут Негодяи; б) ограничивает границы страны путем указания на этих лиц (родительный определительный); в) дает оценку этой страны — Негодяйская или Негодная страна. Употребление слова «негодяй» в прямом конкретном значении — «мерзавец» было характерной приметой языка газет, где политических противников обычно называли негодяями. Примером может служить название статьи А.Мясникова «В стане мелкобуржуазных негодяев» из газеты «Известия» за 1919 год171. Такая же практика была характерна даже для официальных документов того времени. Ср. обращение Комитета обороны города Москвы: «Ко всем рабочим Москвы. Ко всем идейным анархистам. Подонки и хулиганы анархизма, негодяи, служащие своими делами Колчаку и Деникину» и т.д.172. В дневнике З.Н.Гиппиус имеется запись а июнь 1919 года, где упоминаются «Красный Петроград» и «белые егодяи» <в кавычках о белогвардейцах>, а также за август этого же ода: «Говорят еще, что в Москве "вор на воре, негодяй на негодяе."»173. Демьян Бедный в одной из фронтовых частушек тех лет при харак-еристике Деникина использует не только характерную бранную лек-ику, но и часто употребляемое в те годы слово «короли»: Эх, калина, эх, малина. Как Деникин-то, скотина. Ай, люли-люли-люли, Лезет сволочь в короли174. Особенности современного словоупотребления получают прямое ыражение в тексте поэмы. Персонажи поэмы нередко используют браную лексику и сходные фразы: Номах. «Мне до дьявола противны // И е й эти»; Рассветов. «Мне противны и те, и эти»; Барсук. «Разве ты ебя считаешь негодяем?»; 1-й повстанец. «Я не считаю, // Но нас счита-т». Есенина, как постоянного читателя газет, особенно «Известий ВЦИК», не мог не удивить тот факт, что слово «негодяй» как наиболее общеупотребительное обозначение человека характерно не только для овременной речи, но сближает современников поэта с героями шекс-ировского «Гамлета». Слова «негодный человек», «негодный плут» — «негодяй» в значении, наиболее употребительном на родине Есенина, встречаются в переводе А.Кронеберга, перекличка с которым отмеча-тся в «Стране Негодяев» по всему тексту. Достаточно привести слова главного героя трагедии Шекспира (Действие первое, сцена У). «Нет в ании ни одного злодея, // Который не был бы негодным плутом», а акже (Действие второе, сцена I) «Я трус? Кто назовет меня негодным?»175. Кроме того, Есенин мог вспомнить сцену могильщиков из «Гамле-а» в переводе Н.А.Полевого, которую Мейерхольд, как мы помним, поручил переделать Маяковскому в духе политического обозрения. Здесь каждый называет другого (даже если от него остался один череп) негодяем: «Гамлет. У этого черепа был язык, и он также певал! Как бросил его этот негодяй, будто это череп Каина, первого убийцы? А может быть, этот череп, который так легко швыряют теперь — составлял голову великого человека, который думал править целым миром — не правда ли? <.> Гамлет. Еще череп! <.> Как терпит он обиду от этого негодяя и грубияна <могилыцика>. <.> Могильщик. Черт его побери, негодяя! <.> Это череп Иорика, бывшего шута королевского»176. Как мы убедимся, в тексте поэмы Есенин учитывает не только основные значения слова «негодяи», но и его различные смысловые нюансы, которые раскрывает «руководящий персонал». Например, А.М.Марченко справедливо считает, что кроме «общеизвестного» смысла заглавие имеет и другой, выраженный в словах Рассветова: «Страна негодует на нас». «Так прибавился еще один лик России — Русь него дующая» — страна негодяев»177. Чаще всего слова «негодяи» и «мерзавцы» относятся к бандита Номаха. Один из красноармейцев говорит: «Нас окружило в присту окло двухсот негодяев» Чарин говорит о политических демагогах, пред ставителях новой власти, которые «на Марксе жиреют, как янки», «негодяйстве», как потере нравственности, говорят дворяне Щербато и Платов: Разве нынче народ пошел? Разве племя? Подлец на подлеце И на трусе трус (3,90). Важным для понимания значения заглавия и того, где находите Страна Негодяев, является смысл, который явно выражен в «рабочем) названии поэмы. Заглавие «В стране Негодяев» встречается в трех ис точниках: 1) в редакторской помете на первом листе машинописи на борного экземпляра; 2) в статье А.Ветлугина (В.И.Рындзюна) «Нежна болезнь»; 3) а также в одном из проспектов «Собрания стихотворений» Оно возникло явно по аналогии с популярным произведением Льюис Кэрролла «Алиса в Стране чудес» и, соответственно, имело противо положное значение. Вместо «Страны чудес» — страны, где происходя чудеса, и чудесной страны, появилась мифологическая «Страна Него дяев» или страна, где живут мерзавцы и негодные люди, то есть негод ная страна. Кроме того, заглавие «В стране Негодяев» явно указывал на конкретную территорию, где происходят события драматическо поэмы. Промежуточное заглавие «Номах», которое Есенин придумал од новременно с правкой наиболее острых слов поэмы — данное по име ни мерзавца и

главаря повстанцев, не противоречило первоначально му, но и не отражало всего содержания. Не случайно И.В.Евдокимов работая над третьим томом «Собрания стихотворений» осенью года, сказал Есенину: «А мне жалко названия "Страна негодяев" <. Номах очень искусственно»178. Действительно, название «Страна Не годяев» является более широким и многозначным. Оно тоже имеет близ ких и далеких предшественников — «Корабль дураков», «Заговор Ду раков», еще «Страна обломков» Маяковского, наконец, «Стран дураков» Алексея Толстого, которая появится в знаменитой переделк о приключениях деревянного человечка Пиноккио-Буратино, но явн отличается новизной и остротой свойственного Есенину акцента на эти ческой проблематике событий и персонажей. Сохранившиеся в записи современников слова автора по повод заглавия «Страна Негодяев» очень скупы и на первый взгляд разноречивы. С.А.Толстая-Есенина вспоминала слова Есенина об американской бирже, где совершаются сотни сделок «Вот где она — страна негодяев»179. Вен. Левину запомнились другие слова автора: «"Страна негодяев" — это о России наших дней»180. На самом деле оба авторских высказывания ложатся на материал оэмы, которая подобно «сборному» городу в «Ревизоре» (слова Гого-я) рисует некую «сборную» страну и ее жителей как олицетворенные ипы ее обитателей. Подобно Гоголю Есенин собирает в свою вообра-аемую Страну Негодяев все дурное, что он видит на родине, которая тановится похожей на «Железный Миргород», и сатирически разоб-ачает именно российское негодяйство, в котором поэт видит тот же ациональный нигилизм, что и в безродной молодой Америке. Но это вовсе не значит, что поэт называет всю свою любимую Рос-ию Страной Негодяев. «Страна Негодяев» — поэма-предостережение, оторая показывает не реальную Россию, а ту, какой она может стать, ели забудет о собственных национальных интересах и своем народе и вязнет в американском бизнесе и гражданской вражде. В воображае-ую Страну Есенин помещает только политических демагогов с пре-величенными личными амбициями, забывших о национальных инте-есах своей родины и своего народа, «бедного и вшивого собрата». И отя территория этой страны, изображенная в поэме, частично охва-ывает ту же территорию, на которой происходило Пугачевское вос-тание, то есть «недовольную Волгу и свободолюбивый Урал»181, зах-атывая Киев (родину прототипа Рассветова), главные ее приметы акже воспринимаются условно: железная дорога, по которой идет эк-пресс с золотом; Уральская железнодорожная линия, соединяющая Ев-опу и Азию; московская улица Ильинка, куда экспресс № везет зо-ото — с XVI века торговый, а в конце Х1Х-начале XX — финансовый ентр Москвы, где располагались биржа и банки; Тайный притон «Ав-отья, подними подол» и кабачок «Луна», где Номах собирается встре-иться с повстанцем Барсуком; Вокзал И, Трибунал, Мировая Биржа и р. Не случайно часть вагона с золотыми слитками, помещается в ящи-е стекольщика. Условная нестыковка, каких множество у Шекспира, е смущает и Есенина. Железная дорога, вокруг которой разворачиваются происходящие обытия, как синоним железного пути, в отличие от любимой Есени-ым проселочной дороги, вызывает в памяти плакат «Железные доро-и — рычаг революции.» (1920), потому что именно о путях русской еволюции ведет дискуссии «руководящий персонал» поэмы182. В 1919-1920-х годах было множество транспортных и топливных лакатов. Среди них: «Железная дорога. Саратов. 1919. Текст П.Оре-ина и Б.Зенкевича. «Понемногу, понемногу / Мы железную дорогу / устим скоро в оборот, / Паровоз, кряхтя, вздохнет, / Двинет паром — пошел / К красным избам красных сел!.»; С.И<ванов> «Железнодо-ожник, стой на страже красного пути». Пг., 1920; М.М.Черемных «Все онимают самое главное, / чтоб были пути и вагоны исправные.» <М.>, и др. Самым лаконичным и выразительным среди них был плакат <Готовься к зиме!!!», который может служить иллюстрацией к «Стране егодяев». Поэт выделяет три фигуры: Рассветова, Номаха и Чекистова и каж-ую отмечает в тексте особой метой. За этими основными персонажа-н угадываются видные фигуры того времени, с которыми Есенин веет свой диалог. Как уже говорилось, Рассветов — единственный герой, который аделен именем, кроме кабатчицы, Авдотьи Петровны (или тети Дуни), которой нет фамилии186. Первоначально в черновом автографе имена мели также и другие герои: Барсук — Андрей; Щербатов и Платов с тчествами, — Степаныч и Петр Никанорович, что подчеркивает их одовые корни. Фамилия и имя у Рассветова тоже необычные, «гово-ящие» и говорят о его особом месте среди «руководящего персонала» траны Негодяев. Фамилия (псевдоним) Чекистов этимологически восходит к аббре-иатуре ЧК (Чрезвычайная комиссия) и используется как метафора, арактеризующая героя. Кроме того, Замарашкин называет настоящую амилию этого действующего лица — «Лейбман» и обзывает его «жи-ом». На основании этого, а также сходных биографических фактов <в Могилеве твой дом», «гражданин из Веймара») ряд исследователей итают прототипом комиссара Чекистова — Троцкого (Бронштейна) ьва (Лейбу) Давидовича (1879-1940)187, хотя образ Чекистова имеет, opee, собирательный характер. И в компанию с Троцким просится авный охранник — Ф.Э.Дзержинский и даже друг А.М.Красноще-ова — Шатов, тоже охранник железнодорожных линий, предостав-явший для поездок государственных лиц комфортабельные салон-ваны. Значение образа Номаха также гораздо шире реального прототипа не совпадает с Махно. На это указывает прежде всего его фамилия — омах — зеркально перевернутая в слогах фамилия Махно, то есть яв-ая противоположность предводителя крестьянского движения. Об этом ворит тот факт, что зимой 1921-1922 года (время действия поэмы, оторое Есенин обозначил в первой публикации монолога Рассветова) ахно уже находился в Румынии188. Кроме того, Махно появляется в оэме и под своей действительной фамилией в словах Чарина: «И кого прекнуть нам можно? // Кто сумеет закрыть окно, // Чтоб не видеть, ак свора острожная // И крестьянство так любят Махно?» Е.Наумов заметил также, что сообщник Номаха — Барсук «одним оим именем напоминает «барсуков» Л.Леонова из его одноименного омана, так же ослепленных в своей животной ярости»189. Но, как изве-но, роман Леонова «Барсуки» написан позже «Страны Негодяев» и арицательное обозначение Леоновым своих персонажей выбрано не ез оглядки на одного из персонажей «Страны Негодяев». Фамилия Чарин происходит от слова «чары — волшебство, волхование, колдовство, знахарство <.> наговоры или заговоры»190. По ачению фамилии и содержанию монологов этот персонаж наиболее лизок к позиции автора. Этимология имен и фамилий персонажей, а также условный сюже поэмы указывает на символический характер ее основных фигур. Эт условность подчеркнул сам Есенин в перечне действующих лиц, кото рых назвал «Персоналом» и обозначил общее и особенное в каждо его представителе. «Руководящий персонал» Страны Негодяев — ко миссары, своего рода спецы. Чекистов-Лейбман — охранник, о охраняет железнодорожную линию. Номах — бандит, вожак по встанцев, анархист, бунтующий против государственного порядк Чарин — своеобразный комментатор вдохновенных монолого Рассветова, заставляющий задуматься о нравственной стороне проис ходящих в Стране событий. В этом контексте Рассветов, сопровожда ющий вагон с золотыми слитками, — финансист. Вен. Левин, который не только слышал поэму в исполнении Есени на, но и беседовал о ней с поэтом во время почти каждодневных ветре в январе 1923 года в Нью-Йорке, также называл Чекистова — охран ником, а Замарашкина, который сам себя считает простым с в и д е т е л е м — определил очень точно как обывател я191. Чтобы более полно прояснить позицию автора к каждому из персо нажей, обратимся к конкретному анализу текста. Главное, что поража ло и ставило в тупик каждого исследователя — это странные совпаде ния высказываний разных персонажей поэмы со словами самог Есенина из других произведений, которое будто бы доказывало совпа дение позиций автора и его героев. Но стоит рассмотреть всю систем таких совпадений и различий, чтобы разгадать их художественну функцию в тексте. И в конечном счете максимально объективно интер претировать поэму. Особенно непонятными и буквально ставящими в тупик, являютс совпадения слов явно отрицательного персонажа Чекистова об убор ных («Жили весь век свой нищими // И строили храмы Божие. // Да я их давным -давно // Перестроил в места отхожие» — 3, 57) со словам самого Есенина из «Железного Миргорода», которые были вычеркну ты при публикации в «Известиях ЦИК СССР и ВЦИК»: «Убирайтесь чёртовой матери с Вашим Богом и с Вашими церквями. Постройте луч ше из них сортиры, чтоб мужик не ходил "до ветру" в чужой огород) (5, 267). Приведем еще ряд подобных совпадений. Особенно много сходств между Номахом и автором «Страны Негодяев», именем которого Есе нин хотел озаглавить поэму и объяснял И.В.Евдокимову: «Номах -это Махно»192. Номах о Гамлете (и о себе): Но если б теперь он жил, То был бы бандит и вор (3,60). Есенин: Если не был бы я поэтом, То, наверно, был мошенник и вор (1, 155). «Все живое особой метой.» Февр. 1922. Номах: Мой бандитизм особой марки. Он осознание, а не профессия (3,108). Есенин: Был человек тот авантюрист, Но самой высокой И лучшей марки (3,189). Слова черного человека из одноименной поэмы (1923-14 ноября 1925). Обращает на себя внимание даже сходство в определении страны отвратительных громил и шарлатанов», в которой жил поэт — герой ерного человека, и той, где находятся комиссары Страны Негодяев. Есенин использует также свое портретное сходство с героем и про-отипом: у Махно были русые волосы и голубые глаза (по словам жены близко знавших Махно). Тогдашний член политбюро Л.Б.Каменев ак описывал внешность батьки: «Махно — приземистый мужчина, лондин, бритый. Синие, острые ясные глаза. Взгляд в даль, на собе-едника редко глядит. Слушает, глядя вниз, слегка наклоняя голову к руди, с выражением, будто сейчас бросит всех и уйдет. Одет в бурку, апаху, при сабле и револьвере»193. На основании портретного сход-тва и совпадения некоторых настроений Номаха с лирическими сти-ами Есенина многие исследователи трактуют образ Номаха как авто-иографический194 или сближают авторскую позицию с позицией омаха. На самом деле это не соответствует содержанию поэмы. Разгадкой тих совпадений мы еще займемся. Что же касается портретного сход-тва Есенина с молодым Махно, то оно не придумано Есениным, а дей-твительно имело место. Даже близость возраста не является сильным реувеличением, так как по распространенным до недавнего времени ведениям дата рождения Махно расходилась с датой рождения Есени-а — «блондин лет» — на шесть лет195. Важно отметить другое, что требует специальной интерпретации. В еловом автографе поэмы зачеркнут разговор Чекистова и Рассветова Замарашкиным о Номахе, в котором есть явное сходство биографии втора с биографией одного из главных Негодяев: Чекистов Ты знаешь его? Замарашкин Да, знаю. Но об этом потом. Мы случайно учились с ним в детстве. Но ведь важно Узнать о том, В каком они скрылись месте. Я думаю, дня через три Это место будет Киев? Рассветов Почему Киев? Замарашкин Потому что всякая крыса От любви попадает впросак. Есть такая одна актриса, От которой Номах — дурак. Нам лишь ловко расставить сети И добыча вползет сама. Только нужно всегда на свете Хоть три лота иметь ума (3, 368). Есенин зачеркивает эти слова, потому что факт любви к актри соотносится только с его собственной биографией и отдаленно нап минает роман Краснощекова-Рассветова (хотя Лиля Брик не была ак рисой по профессии). Имеющихся совпадений между Номахом и авт ром итак вполне достаточно, чтобы убедительно противопоставить позиции. Не случайно исследователи уже обращали внимание на т что самый вдохновенный монолог Номаха напоминает лирику Есенин А когда-то, когда-то. Веселым парнем, До костей весь пропахший Степной травой, Я пришел в этот город с пустыми руками, Но зато с полным сердцем И не пустой головой. «И совсем уже в духе покаянных стихов Есенина, — как счита Е.И.Наумов: Теперь, когда судорога Душу скрючила И лицо, как потухающий фонарь в тумане, Я не строю себе никакого чучела. Мне только осталось — Озорничать и хулиганить» (3, 108)196. Что касается Рассветова, то этот персонаж рассматривался как п ложительный и авторская позиция чаще всего отождествлялась с ра световской. Тем более, что американская тематика монологов Рассв това сближает «Страну Негодяев» с «Железным Миргородом «Владычество доллара, — пишет Есенин об американцах, — съело них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец вс цело погружается в "Business" и остального знать не желает» (5, «Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и с зили его зрение» (5, 172). Не стоит полностью цитировать вдохнове ных монологов Рассветова об Америке, которая стала символом М овой Биржи, чтобы убедиться, что оценка Америки у Есенина и Рас-ветова совпадает: Эти люди — гнилая рыба. Вся Америка — жадная пасть. Вот она — Мировая Биржа! Вот они — подлецы всех стран (3, 73-74). Остается ответить на вопрос, в чем смысл этих странных, отмечен-ых нами, совпадений речи автора и его персонажей? До сих пор сходство персонажей (особенно Номаха и Рассветова) и втора толковалось традиционно как совпадение из позиций. .Л.Прокушев пишет: «В отдельных высказываниях Номаха <.> в акой-то мере отразились противоречия во взглядах самого Есенина а события, происходившие в стране в годы гражданской войны»197.Н.Захаров распространяет это положение не только на Номаха, но и а Рассветова: «И Номах и Рассветов — это разные ипостаси лиричес-ого героя стихотворений Есенина конца 10-х -нач. 20-х гг., разные сто-оны его сложной, вечно сомневающейся, ищущей правды русской уши»198. Ряд ученых, прежде всего Маквей, считают, что Есенин «эмоцио-ально и интуитивно сочувствует крестьянскому бунтарю Номаху»199. ругие расшифровывают имя Номах как анаграмму Монаха, деревен-кого прозвища молодого Есенина200. А что касается Рассветова, то его очти единодушно относят к положительным героям. На наш взгляд, разгадка сюжета и персонала кроется в своеобразном еркальном построении «Страны Негодяев», при котором следует учи-ывать не только несовпадение позиций персонажей, как делают пи-ущие о поэме, называя поэму диспутом и спором, но и их совпадение, действительности все гораздо сложнее, и эта поэма является спором в поре, диалогом в диалоге, где участвуют не только герои, но и сам втор. Зеркальность как основной принцип построения образа всегда тличала поэзию Есенина. Но здесь поэт впервые использует зеркало ак метафору жизни, подобной театру, и основной элемент построения олыиой драматической поэмы, зеркально выстраивая сюжет, компо-ицию и речь персонажей. Одну из особенностей композиции этой поэмы охарактеризовала.Марченко: «Если мысленно провести через смысловой центр и глав-ый конфликтный узел "Страны негодяев" некую воображаемую "ось", о Рассветов и Номах, как две равновеликие фигуры расположатся по азные стороны этой "оси", но на одинаковом расстоянии, образовав ак бы симметричную, то есть построенную на зеркальном равенстве, омпозицию»201. Здесь все верно, кроме равновеликости фигур. Глав-ым персонажем поэмы является Номах, который является теорети-ом анархизма и одновременно руководит ограблением экспресса № приказывая разобрать рельсы (повреждение железнодорожных пу тей по уголовному кодексу тех лет приравнивалось к разжиганию на циональной вражды). Таким образом, Номах противостоит и практику Чекистову и тео ретику Рассветову. В отличие от Рассветова

главарь повстанцев явля ется действующим лицом в большинстве сцен, а именно в шести из один надцати, да и в сценах, где он не участвует, без упоминания о нем н обходится, а Рассветов участвует только в четырех сценах. И хотя Че кистов появляется тоже в шести сценах, все же фигура Рассветова го раздо крупнее и ярче и в этом смысле действительно является достой ным противником Номаха. К сказанному нужно добавить, что друга зеркальная ось разделяет весь персонал «Страны Негодяев» и автор поэмы. Поэма состоит из четырех частей и одиннадцати сцен, причем в пер вых трех частях всего по две сцены, а в последней, четвертой части и пять. Большие по объему сцены соседствуют с очень короткими. На пример, одна из сцен «В коридоре» состоит из одной реплики Чекисто ва: «Тогда я поеду сам» (3, 103). «Зеркало» становится своего рода элементом «сценического убран ства» отдельных сцен, почти как у Мейерхольда, который при поста новке лермонтовского «Маскарада» врезал зеркала в портал, чтобь отразить в них зрительский зал и пестрый круговорот масок, а став «Лес», группировал перед трюмо фигуры Буланова, Гурмыжской, Ули ты, портного202. В этом смысле «Страна Негодяев» очень сценична Фокусом сцены должно быть зеркало, в котором отражаются не толь ко персонажи, действующие на сцене, но и автор, который постоянн ведет с ними диалог. Название поэмы подчеркивает негативную реакцию Есенина к каж дому персонажу, которая выражается в реплике, вложенной в уста Рассветова и Номаха: «Мне одинаково противны и те и эти». Да и са «Персонал» «Страны Негодяев» находится в очень сложных отноше ниях друг к другу. Каждое действующее лицо утверждает своеобраз ную позицию, в которой есть немало общего с другими, в том числе и автором. В этом диспуте автор в конечном счете не разделяет взглядо Рассветова, как считает большинство советских исследователей. Н разделяет он и взглядов Номаха и не выступает под его личиной под линным героем поэмы, как утверждает Н.Переяслов203. Мы еще будем иметь возможность убедиться в том, что ни в одно большой поэме Есенин полностью не разделяет взглядов ни одного и своих героев. В то же время он полностью никогда и не отвергает их, входит в положения и переживания своих героев, оставаясь «крайн индивидуальным» и независимым в своей собственной позиции. Есл Есенин-человек всегда зависим в своих взглядах, то творение его ока зывается поистине независимо и свободно. Творческое «я» выступав самостоятельно и равноправно с переживаниями и сознаниями други героев. В поэме «Страна Негодяев» Есенин использует особый прием: его обственная речь как бы отражается в речевых характеристиках своих ероев, вступая с каждым из них в диалог. Получается соединение свое-о и чужого, своеобразное образное ряженье. Недаром переодевание яв-яется одним из важных структурных элементов действия. Чтобы уйти т чекистов, Номах советует Барсуку: «Перерядись». Тот одевается в остюм стекольщика. Номах обманывает преследователей и наряжает ыщика Литза-Хуна в свой костюм, а сам наряжается в костюм китай-а. Истинная суть персонажей, особенно Рассветова, скрыта за красными идейными словами. «Все вы носите овечьи шкуры, // И мясник асетдля вас ножи», — говорит Номах защитнику коммуны Замараш-ину. Трагедия выглядит как сатирический фарс, в котором «мир идей-ых дел и слов» вывернут наизнанку и показана его бездуховная сущ-ость и высокопарная видимость. Не соглашаясь с позицией своих персонажей, Есенин как бы направ-яет зеркалом солнечные «зайчики», отмечая героев своим портретным ходством или вплетая цитаты из собственных произведений в речь сво-х персонажей. Таким сходством поэт только подчеркивает различие. Ютражаясь» в речи своих героев, поэт вступает с ними в диалог. Прим зеркального отражения используется, как это обычно бывает у Есе-ина, чтобы подчеркнуть иную суть своих взглядов и ввести много-начный подтекст204. Есенин переносит автора с совокупностью своих очек зрения в кругозор своих героев. Как показывает творчество Есенина тех лет, поэт разделяет ту коечную цель индустриализации и переустройства России, которую пре-ледует Рассветов: Здесь одно лишь нужно лекарство — Сеть шоссе и железных дорог. Вместо дерева нужен камень, Черепица, бетон и жесть. Города создаются руками, Как поступками — слава и честь (3, 76-77). Но что касается поступков, то есть средств, которыми Рассветов обивается построения счастливого будущего, то здесь Есенин явно не азделяет взгляды железного комиссара, теоретика и практика красно-о террора, и его классовую мораль. Устраивая ловушку повстанцам, оторые украли золото, Рассветов, как мы помним, заявляет: Но только тогда этот вор Получит свою веревку, Когда хоть бандитов его Будет качаться с ним рядом, Чтоб чище синел простор Коммунистическим взглядам (3, 102). Кроме того, Есенин показывает, что ради личных интересов Рас светов способен пойти на финансовую аферу. Так уже случилось с ни в Клондайке, когда он вместе с золотоискателями участвовал в «бир жевом трюке», разорившем многих бизнесменов («Но многие, денеж ки вхлопав, // Остались почти без брюк» (3, 71). Во вдохновенном мо нологе Рассветова о ловкости «самого простого прощалыги // И индианских мест», звучит явное восхищение перед американским биз несом и ловкостью, с которой американцы становятся «королям мира». И на законный вопрос Чарина: «Послушай, Рассветов! и чт же, // Тебя не смутил обман?» Рассветов отвечает без тени смущенья полностью раскрывая свои личные амбиции, которые явно превосхо дят его заботу об окружающих: Не все ли равно, К какой роже Капиталы текут в карман. Мне противны и те и эти. Все они — Класс грабительских банд. Но должен же, друг мой, на свете Жить Рассветов Никандр (3,72). Кажется, Рассветова можно оправдать тем, что он говорит про гра бительские банды американских бизнесменов. Однако, поддерживаю щие позицию Рассветова три голоса из группы подтверждают, что оп равдание обмана, то есть отсутствие совести, находит сторонников рядах строителей новой России: Голос из группы Правильно! Другой голос Конечно, правильно! Третий голос С паршивой овцы хоть шерсти Человеку рабочему клок (3,72). И только совестливый Чарин, который введен в число персонал-как будто специально для того, чтобы развенчать политическую дема гогию Рассветова и показать нравственное зло, которое кроется за ре волюционным пафосом его слов, задает вопрос, разоблачающий глав ного представителя «руководящего персонала»: «Значит, по этой вереи] // Подлость подчас не порок?» И не случайно, подчеркивая господство этой подлости в Стране Негодяев, на вопрос Чарина отвечает не сам Рассветов, а Первый голос из толпы: Ну конечно, в собачьем стане, С философией жадных собак, Защищать себя лишь не станет Тот, кто навек дурак (3, 73). Еще одна отличительная черта Рассветова, по которой Есенин относит его к Негодяям — он думает не о человеке, а только о строительных материалах: камне, черепице, бетоне и жести. Слово «человек» вообще выпадает из речи персонала Страны Негодяев. Здесь люди становятся индивидами, то есть не хозяевами, а «материалом» истории. В отличие от Рассветова второй железный комиссар Чекистов тоже демагог и карьерист. Он тоже сторонник индустриализации России и еще больше презирает русский народ, считая его бездельником. Но в отличие от Рассветова Чекистов — человек практический. Если Рассветов лишь произносит вдохновенные монологи, то Чекистов больше действует. Поэтому в ответ на слова своего коллеги об усилении надзора, говорит ему: Слушайте товарищ! Это превышение власти — Этот округ вверен мне. Мне нужно поймать преступника, А вы разводите теорию (3, 102-103). Рассветову и Чекистову противостоит Номах, который волнует Есенина более других персонажей поэмы. Автор ясно видит причины, превратившие Номаха в бандита—разочарование в революции и протест против тех же жуликов и воров, которые вместе с революцией всех взяли в плен. Этим протестом, своей предысторией герой близок поэту. Недаром именно Номах произносит слова, наиболее созвучные Есенину: Старая гнусавая шарманка Этот мир идейных дел и слов. Для глупцов — хорошая приманка, Подлецам — порядочный улов (3,66). Но Есенин не может принять нового лика Номаха, который теперь отнюдь не выглядит «романтиком и идеалистом анархической стихии», «этаким Робин Гудом», как считает О.Воронова. На самом деле бывший идеалист-бунтарь, оказавшись в мире, где «жизнь человеческую ухорашивают рублем», буквально на наших глазах перерождается настолько, что становится не лучше комиссаров, зараженных индивидуализмом и вождизмом. В результате Номах тоже вероломно предает интересы своей страны и «бедного и вшивого собрата» и распоряжается часть украденного золота зарыть, а остальное отправить в Польшу. Именно с Номахом наиболее настойчиво ведет диалог Есенин, зеркально отражаясь автоцитатами, портретом и фактами биографии. Поэтому можно сказать, что Номах имеет такое же отношение к авто ру поэмы, как черный человек к герою и, тем более, автору «Черного человека» —поэме, написанной одновременно со «Страной Негодяев) и тоже построенной по зеркальному принципу. Главной идеей «Страны Негодяев» является идея национальног развития новой России. Художественная новизна сатирической «поэмь без героя» проявилась в том, что Есенин показал главную опасност современного общества: забвение национальных интересов России, жажду личного обогащения, «философию жадных собак» и разжига ние негодования и вражды. У Рассветова— к бандам махновцев, Махно — к «равенству» и «лжи» коммунистов, у Чекистова — к рус скому равнинному мужику и его хатам. Замарашкин называет Чекис това жидом и человеком из Веймара. Чекистов с ненавистью говорит о грязной мордве и вонючих черемисах. Другие сходные слова произносят комиссар Чекистов и бандит Номах. Чекистов открыто говори Замарашкину, что приехал в Россию «укрощать дураков и зверей», Номах тому же Замарашкину заявляет почти то же: «Все вы стадо! / Стадо! Стадо!» «Я знаю, что ты // Настоящий жид.»— эти слова Замарашкина, обращенные к Чекистову (Лейбману) отражают реальные взаимоотношения комиссаров и красноармейцев в первые годы советской власти. В статье «Красная Армия в освещении белогвардейца» Л.Д.Троцкий, например, критикуя доклад, представленный бывшим командиром и бригадиром бригады N-ской дивизии белогвардейскому колчаковско-му начальству, писал: «Враг подмечает то, к чему у нас самих примелькались глаза» и признавал, что процент евреев в Красной Армии «достаточно значителен». Более того, Троцкий обращал внимание на имеющий место антисемитизм и дал анализ командного состава, комиссаров и красноармейцев, в котором, отмечал, что только 5% комиссаров являются идейными коммунистами, «энергичными до пределов человеческой возможности», «вкладывающими в свою работу все присущие им знания, энергию и волю, без использования выгод своего положения. Остальные % комиссаров, а может быть и больше, «являются людьми, считающими коммунизм могущим дать наибольшие выгоды, чем они всемерно и пользуются <выделено нами — Н.Ш.-Г.>»205. Именно это большинство комиссаров, зараженных индивидуализмом и национализмом разного свойства попало в созданную воображением поэта Страну Негодяев. Последнее слово в дискуссии персонажей всегда принадлежит самому Есенину. Самым большим негодяйством, которое не может простить Есенин всему «руководящему составу», является национальный нигилизм. Номах называет себя гражданином вселенной, а Рассветов рассказывает как пытался в Америке стать королем мира. Выражение «гражданин вселенной <мира>» (у Есенина еще и «король мира») традиционно употреблялось как синоним слова «космополит» — восходит к древнегреческим философским школам — киникам и стоикам. По свидетельству Эпиктета (50-140), Сократ был космополитом и автором этого выражения. «Если верно то, что утверждают философы о родстве между Богом и людьми, тогда на вопрос о родине человек должен отвечать словами Сократа: я не афинянин или коринфянин, а я космополит» («Беседы», 1,9,1). По другим источникам авторство приписывается Зенону из Китиона (ок. 336-264 гг. до н. э.) и Диогену Си-нопскому (ок. 400^ок. гг. до н.э.)206. В «Стране Негодяев» слова о «королях мира» связаны с идеями анархизма и интернационализма и содержат полемику с собственными библейскими революционными поэмами 1918-1919 годов «Инония», «Небесный барабанщик», «Пантократор» и др. Г.Ф.Устинов, который повседневно общался с Есениным в 1919 году, писал: «Человек—Гражданин мира — вот есенинский идеал, коллективное творческое всех во всем — вот идеал есенинского строительства мирового общежития. В "Пантократоре" <.> Есенин больше всего сказался как революционер-бунтарь, стремящийся покорить к подножию Человека-Гражданина мира не только Землю, но и весь мир, всю природу»207. В письме к А.Б.Мариенгофу и Г.Р.Колобову от ноября 1921 года Есенин употребил однотипное выражение «Вогоновожатые Мира». Близкое по смыслу словосочетание обыграно во время пребывания Есенина в Харькове в июне 1920 года, когда поэта В.Хлебникова объявили «Председателем Земного шара»208. Шекспировский подтекст поэмы Одним из основных принципов сатирического изображения мифологической Страны, имитирующей жизнь любого социального объединения вплоть до государства или человечества в целом, является шекспировский подтекст. Его можно ощутить в построении драматической поэмы, отдельных сценах, реминисценциях и даже цитатах. Есенин выворачивает «Гамлета» наизнанку и с помощью Шекспира сатирически пародирует современную действительность. Ориентируясь на смелые опыты литературной пародии, в частности, «Графа Нулина», в котором Пушкин дерзнул пародировать историю и Шекспира209, Есенин явно полемичен к современным переделкам классических шедевров. Только этим можно объяснить, что в «Стране Негодяев» шекспировский подтекст проявляет себя не в отдельных образных перекличках, как в «Пугачеве», а намеренно подчеркнут и настолько явно выявлен в сюжете и тексте, что определяет жанровое своеобразие поэмы и превращает ее в иносказание и нравоучение, т.е. притчу. Художественное открытие Есенина состоит в том, что жанр сатирической поэмы Есенин возвел к театру Петрушки, к народной сатире, которая по мнению Пушкина «приняла форму драматическую, более как пародию»210. Трагедия превращается в сатирический фарс с элементами пародии на современное искусство, которое питается митингом и плакатом, и на шекспировского «Гамлета». Вместо мятежного принца, который не годовал против зла, героями времени становятся люди двойной игры, комиссары и бандиты, мечтающие стать золотыми королями или граж данами вселенной. В противоположность нравственным мукам люби мого шекспировского героя персонал Страны Негодяев не испытывав ни сомнений, ни мук совести. А словами Гамлета говорит обывател Замарашкин, который называет себя «простым свидетелем» происхо дящего. Диалог с Шекспиром начинается с первой же сцены смены караула которая приобретает символическое значение. Темной морозной ночью стоя на карауле Уральской линии, герои ведут перекличку: Чекистов Ну и ночь! Что за ночь! Черт бы взял эту ночь С.адским холодом Стой! Кто идет? Отвечай!. Замарашкин .Это ж. я. Замарашкин. Иду на смену. Достаточно сравнить однотипно построенный зачин пьесы У.Шек спира «Гамлет», которая открывается сменой караула. Эта сцена пере водилась русскими переводчиками с небольшими разночтениями. Мь процитируем первую сцену в переводе А.Кронеберга, который Есени цитировал по памяти в «Ключах Марии» (Действие первое, сцена I). Франциско на часах. Входит Бернардо. Бернардо. Кто здесь? Франциско. Сам отвечай мне — кто идет? <.> Холод резкий. — И мне неловко что-то на душе <.> Стой! Кто идет? Действие первое, сцена IV Гамлет. Мороз ужасный, — ветер так и режет. Горацио. Да, холод пробирает до костей»211. Перекличка слов о холоде в «Стране Негодяев» с «Гамлетом» была тмечена в книге Ст. и С. Куняевых «Сергей Есенин»212, но никак не нтерпретирована. Между тем, сходство гораздо глубже и имеет очень ажное содержательное и композиционное значение, так как с первых трок соотносит есенинскую драматическую поэму с многозначным подтекстом шекспировского «Гамлета». Есенин явно обыгрывает и подчеркивает символический смысл сцены смены караула и противопоставляет участников этой смены. В «Гамлете» на смену караула идут «друзья Отечества», а в «Стране Негодяев»— «защитник коммуны» Замарашкин. Разговоры персонала «Страны Негодяев» о Гамлете и короле, которые уже цитировались выше, также восходят к трагедии Шекспира и имеют очень важный смысл. Каждый из персонажей по-своему видит Гамлета, восставшего «против лжи, в которой варился королевский вор». Чекистов, передавая караул Замарашкину, говорит о Гамлете с явной насмешкой: Эх ты, Гамлет, Гамлет! Ха-ха, Замарашкин!. Прощай! Карауль в оба!. (3, 59). Номах, который тоже раньше «верил в чувства: // В любовь, геройство и радость.» не разделяет взглядов Чекистова и говорит, каким ему видится современный Гамлет, намекая на собственную близость к шекспировскому герою: Гамлет восстал против лжи, В которой варился королевский двор. Но если б теперь он жил, То был бы бандит и вор (3, 60). В контексте шекспировского «Гамлета» могут быть истолкованы слова о жизни, которая уподобляется «ловкой игре» (Номах) или биржевым трюкам (Рассветов), а также слова Рассветова и Номаха, которых особенно волнует амплуа роли короля: Номах В этом мире немытом Душу человеческую Ухорашивают рублем, И если преступно здесь быть бандитом, То не более преступно, чем быть королем (3, 60). Рассветов Сегодня он в оборванцах, А завтра золотой король (3,69). И мы будем королями мира. (3, 70). Номах Я не целюсь играть короля И в правители тоже не лезу.» (3,96). Таким образом, двое из «руководящего персонала» «Страны Негодяев», Чекистов и Номах, мечтали стать Гамлетом, а теперь охотятся за золотом, то есть лезут в золотые короли или хотят «погулять // И под порохом, и под железом», а Замарашкин еще больше—говорит словами Гамлета! — имеется в виду заключенная в кавычки цитата из «Гамлета», которая уже цитировась нами: «Помнишь, мы зубрили в школе? // «Слова, слова, слова.» В речи Замарашкина встречается еще одно обращение к Номаху, почти дословно повторяющее слова Гамлета перед поединком с Лаэртом: «Не завтра, так после. // Не после. Так после опять.» Сравним слова Гамлета (Действие пятое, сцена II, перевод А.Кронеберга): «Не после, так теперь; не теперь так после; а не теперь, так когда-нибудь да придется же. Никто не знает, что теряет он; так что за важность потерять рано? Будь что будет!»213. Есенин как бы подходит к Шекспиру с разных сторон. То сатирически обыгрывает основные сюжетные мотивы и ключевые сцены, то использует афористичность речи и многозначность крылатых выражений и пословиц. В словах Номаха из «Страны Негодяев» «Я и сам ведь сонату лунную // Умею играть на кольте» можно услышать полемику со словами из «Гамлета» о флейте, где имеется в виду игра с судьбой человека, которая противопоставляется свободе его собственного выбора. У Есенина это игра с человеческой жизнью. Кроме того, в лунной сонате «слышна» «Лунная соната» Людвига ван Бетховена, которую танцевала Дункан. Афоризм Рассветова: «Тот, кто крыло поймал, // Должен всю птицу съесть» восходит к пословице «Коготок увяз — всей птичке пропасть» —в словаре В.Даля «Увязила пташка ноготок — всей пропадать (пропасть)»214. Но Есенин использует выражение в обратном смысле рвачества, самодурства и диктатуры власти. У Шекспира тоже есть аналогичное сравнение человека с губкой (Действие четвертое, сцена II): Розенкранц. Вы меня принимаете за губку, принц? Гамлет. Да, за губку, которая всасывает выражение лица, повеление и милости короля. И такие-то люди оказывают под конец королю самую лучшую услугу: он держит их, как обезьяна лакомый кусочек за щекою; прежде всех возьмет их в рот и после всех съест»215. Порой Есенин играет на смысловых перекличках. Например, слова Номаха об обычаях («Люди обычаи чтут как науку.» — 3, 62) созвучны словам Гамлета, который в ответ на вопрос Горацио: «Обычай что? <о пирушках») отвечает: Да, конечно, так — И я к нему как здешний уроженец, Хоть и привык, однако же по мне Забыть его гораздо благородней, чем сохранять. .привычкою, которая, как ржа, Съедает блеск поступков благородных. Действие первое, сцена IV Привычка — Чудище: она, как черный дьявол, // Познанье зла в душе уничтожает. Действие третье, сцена IV2'6. Смысл монологов Гамлета обычно комментируется, как протест против «чрезмерного подчинения какому-либо обычаю или привычке» и «может быть истолковано как покорность общепринятому, хотя бы это последнее и расходилось с требованиями чести»217, поэтому не случайно скептические слова об обычаях говорит анархист Номах. В сюжетном плане очень любопытны музыкальные темы, которые также восходят к Шекспиру. Только в «Гамлете» песни поет Офелия, а в мифологической Стране Негодяев кабатчица Авдотья Петровна или тетя Дуня. Она исполняет два популярных музыкальных произведения тех лет — вальс «Невозвратное время» и песню настроения «Все, что было». Музыкальные темы обращены в прошлое и выражают не только ностальгию бывших дворян по ушедшей Руси, но и мысль о том, что у страны, в которой о душе и о человеке забыли, нет будущего. Вальс «Невозвратное время», который трижды просит сыграть Авдотью Петровну Щербатов, является инструментальным произведением218 и отражает чувства дворян Щербатова и Платова. В Стране Негодяев они превратились в «спецов по винам». За неимением средств они «торгуют из под полы спиртом и кокаином». Тетя Дуня играет на гитаре и исполняет припев популярной в 20-е годы песни настроения «Все, что было», входившей в репертуар Ю.С.Морфесси, А.Н.Вертинского, И.Д.Юрьевой, Н.В.Плевицкой, И.Я.Кремер и др.: Все, что было, все, что ныло, Все давным-давно уплыло. Утомились лаской губы И натешилась душа! Все, что пело, все, что млело, Все давным-давно истлело. Только ты, моя гитара, Прежним звоном хороша219. Б.Мариенгоф вспоминал, что Есенин напевал эту песню иначе: Все, что было, Чем сердце ныло.220. В словах Номаха: «А не то вот на этой гитаре // Я сыграю тебе разлуку» заключена игра словами. В буквальном смысле они означают — «убью тебя», так как гитарой Номах иронически называет кольт — наган; в то же время явно соотносятся с наиболее популярной песенкой цыган и шарманщиков 20-х годов, которую любили односельчане Есенина221. Разлука, ты, разлука, Чужая сторона, Никто нас не разлучит, Как мать — сыра земля. Все пташки, кинарейки, Так жалобно поют; А нам с тобой, друг милый, Разлуку придают222. К центральному событию «Гамлета» относится «мышеловка» — игра с целью разоблачения. Вспомним сцену «Полоний за ковром» и представление бродячих актеров с целью разоблачения короля. (Действие третье, сцена II). Король. А как называется пьеса? Гамлет. Мышеловка. Как это? Метафорически. Это представление убийства.<.> Вы сейчас увидите: это злодейское дело. Но что до того? До вашего величества и до нас оно не касается. Совесть у нас чиста, а шапка горит только на воре»223. У Есенина упоминание «мышеловки» имеется в словах Рассветова о Номахе: «Мы возьмем его как мышь в мышеловку». Кроме того, комиссары называют бандита Номаха мышью. Чекистов тоже говорит о себе: «Был бедней церковного мыша И И глодал вместо хлеба камни». Есенин сатирически обыгрывает знаменитую шекспировскую сцену, представляя ловушку, подобную той, в которую невольно попадают герои гоголевского «Ревизора». В «Стране Негодяев» представлена «мышеловка наизнанку», театрализованное представление с переодеванием устраивает тот, кого хотят поймать в мышеловку — Номах переодевается китайцем и уходит от преследователей, а золото, за которым охотится агент ЧК, уносит повстанец Барсук, переодевшийся в костюм стекольщика. Своего рода мышеловкой становится и пьеса в целом — притча, которая разоблачает вождей своей страны, негодяев государственного масштаба, строящих жизнь на лжи и истреблении друг друга. В мире, где правят золотые короли «с философией жадных собак», забывшие об интересах своего народа, нет места печальному и мятежному принцу Гамлету. «125 мыслей Есенина» Особенности поэтики, стиха и языка «Страны Негодяев» Чаще всего Есенин строит образ зеркально, полемически сочетая наиболее яркие приметы тех лет и разноплановые литературные ассоциации. Особенно настойчиво проявляют себя Шекспир и Маяковский. Впервые они «встречаются» в одной из наиболее важных мифологем — гнилая рыба, которая возникает в первой сцене «На карауле» и затем оборачивается самыми неожиданными гранями. Слова о «проклятой селедке» («От этой проклятой селедки // Может вконец развалиться брюхо»), которые говорит Замарашкину проголодавшийся на карауле Чекистов, не могут не вызвать физического отвращения: Знаешь? Когда эту селедку берешь за хвост, То думаешь, Что вся она набита рисом. Разломаешь, Глядь: Черви. Черви. Жирные белые черви. (3, 55). Но затем почти натуралистический образ обрастает многочисленными ассоциациями и получает обобщающее символическое значение. Селедка, набитая червями, и ужин из «прогнившей картошки», который ждет Чекистова в казарме, — наиболее яркие, знаковые приметы голодных лет в России, когда скудный продовольственный паек выдавали рыбой, преимущественно воблой или селедкой. В информации по итогам Всероссийского продовольственного совещания сообщалось, «что отсутствие других продуктов требуют усиленного снабжения рыбой, что заготовленная рыба подвергается порче и гибели, если не будут приняты срочные меры к ее вывозу в голодающие губернии»224. A.B. Луначарский в очерке об Айседоре Дункан также писал о голодной советской России, питавшейдя в то время одной селедкой и питавшей своей кровью вшей и мучительно несшей кошмары войны и разрушения»225. «Рыбная тема» в 20-е годы получила отражение в литературе и живописи. Достаточно вспомнить известные натюрморты тех лет Кузьмы Петрова-Водкина «Селедка» (1916—1918), Давида Штеренберга «Натюрморт с лампой и селедкой» (1920) и др. Из литературных параллелей наиболее близким оказывается стихотворение В.В.Маяковского «Два не совсем обычных случая» (1921), где также идет речь о голоде в Поволжье и случаях людоедства. Слова За-марашкина из «Страны Негодяев»: «Там. За Самарой. Я слышал. / / Люди едят друг друга.» соотносятся с одним из двух необычных случаев, рассказанных Маяковским: Сатирическое значение приобретает и метафора, основанная на упо-облении человеческой жизни королевскому или скотному двору — «скотный» двор («.человеческая жизнь // Это тоже двор, // Если не королевский, то скотный») также восходит к шекспировскому «Гамлету»: «Пусть скот будет царем скотов, и его ясли будут стоять на ряду с царским столом. Это сорока, но, как я уже сказал, владыка огромного пространства грязи» (Действие пятое, сцена И)229. Но здесь слышится также Гоголь, на которого указал сам Есенин в тексте «Железного Миргорода» — «Миргород, Миргород свинья спасла!» Применительно к «пришибеевским нравам» в литературе Есенин употребил метафору «скотный двор» не только в «Стране Негодяев», но и в статье «Россияне» (1923): «Некоторые типы, находясь в такой блаженной одури и упоенные тем, что на скотном дворе и хавронья сходит за царицу, дошли до того, что и впрямь стали отстаивать точку зрения скотного двора» (5, 240). Слова Рассветова «Здесь каждый Аким и Фанас.» — полемически восходят к сатирическим строками В.В. Маяковского из «Окон Роста» о Тите и Власе. «Всем Титам и Власам РСФСР». Ср., например: Был младший, Влас, умен и тих А Тит был глуп, как камень. Изба раз расползлась у них, пол гнется под ногами230. В противоположность именам Тит и Влас, широко распространенным среди крестьян, Есенин иронически наряду с встречающимся в творчестве Маяковского именем «Аким» называет имя «Фанас», объединяя их словом «каждый» и соотносит две пары крестьянских имен явным созвучием: Тит и Влас — Аким и Фанас (см. аналогично Рассветов Никандр — Краснощеков Александр). Эффект слов о русских мужиках, которые с иронией произносит комиссар Рассветов, состоит в ми-фопоэтике их имен, где ясно проявляется авторская позиция. Аким — русская форма от Иоаким, означает «боговоздвигнет», а Фанас от Афанасий — «бессмертный». Таким образом, Рассветов невольно противопоставляет каждого русского мужика, который радеет прежде всего за национальные интересы своей страны: «Интернациональный дух // Прет на его рожон» (3, 101) — всем Негодяям, включая себя самого. Чтобы понять тот глубокий полемический смысл, который вложил Есенин в слова об Акиме и Фанасе, стоит напомнить запись разговора с Есениным в 1921 году в «"подпольной" столовой для актеров, писателей и спекулянтов», которую сделал И.Г.Эренбург: «Вдруг обрушился на Маяковского: "Тит да Влас." А что он в этом понимает? Да если бы и понимал, какая в этом поэзия?. <.> Он < Маяковский> поэт для чего-то, а я поэт от чего-то. Не знаю сам от чего. <.> Уж на что был народен Шекспир, не брезгал балаганом, а создал Гамлета. Это не Тит и не Влас (он цитировал агитку Маяковского, где упоминались Тит и Влас)»231. Агитка Маяковского вызвала раздражение Есенина и упоминание Шекспира, скорее всего, потому, что она была намечена к постановке в народном духе. См. примечание, которое сопровождало публикацию «пьесы» Маяковского под заглавием «Всем Титам и Власам» в журнале «Вестник театра» (1920, № 71, окт., с.11): «Для прода-гиткомпании заготовлено много коротеньких пьесок-зрелищ. Одни будут даваться на манер представлений театра марионеток ("Петрушка"), другие в виде инсценировок. Выше приведенная пьеса подходит к типу инсценировок и должна быть передана пением и декламацией. Для пения нужно подобрать соответствующий по размеру и настроению мотив из народных песен и петь четырем лицам в обычных костюмах. Артисты садятся в избе, на эстраде или, наконец, в амбаре, все в ряд. Пятый участник спектаклей ставит на возвышение (стул, табуретка) особый альбом плакатов (подобными альбомами будут снабжены все продагитгруппы) и, как начнется исполнение инсценировки, показывает один за другим плакаты, иллюстрируя содержание пьесы соответственно слогом исполнителей». Петрушка «Пословицы и поговорки — ведь это же сплошная поэзия!» Кажется, со времен И.А.Крылова и «Горя от ума» А.С.Грибоедова не было в русской литературе произведения, содержащего такое количество афоризмов, как «Страна Негодяев»232. По свидетельству одного из друзей Есенина эта поэма «выросла» из пословицы: из чернового наброска вступления к поэме в памяти И.И.Старцева осталось сравнение с синицей, которая хвасталась, но моря не зажгла233. Это сравнение восходит к народной пословице «Синица за море летела и море зажигать хотела; синица много нашумела, да не было из шума дела» которая употребляется как характеристика хвастовства, больших, но неисполненных обещаний. На этой же пословице построена известная басня И.А.Крылова «Синица» (1811) — «Наделала синица славы, а моря не зажгла». Афористичность как характерная особенность языка «Страны Негодяев» не является неожиданной. Это одна из ярчайших примет всех есенинских произведений. Как правило, Есенин выражает мысль очень кратко, конкретно и выразительно, так, что она сразу врезается в Память. Впервые свежесть и лаконичность языка поэта отметили еще в

1915 году Блок в первой дневниковой записи о встрече с поэтом и З.Н.Гиппиус в первой рецензии. В лучших стихах зрелого периода творчества почти каждая отдельно поставленная есенинская строчка является афоризмом. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести такой эксперимент со стихотворением «Не жалею, не зову, не плачу.» Не жалею, не зову, не плачу. Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золота охваченный, Я не буду больше молодым. Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком. И страна березового ситца Не заманит шляться босиком и т.д. (1, 163). Свое стремление к лаконичности фразы Есенин ярко продемонстрировал в выписках из книги В.Г.Шершеневича «Лошадь как лошадь» (см. 7, кн. 2, 75-85). Один из ярчайших примеров — по-есенински сжатая парафраза пушкинских строк в стихотворении «Письмо к сестре»: «Блажен, кто не допил до дна» со сноской автора «Слова Пушкина» (2, 159). Есенин сокращает две строки Пушкина до одной, полностью сохраняя смысл ставшей крылатой фразы Пушкина из восьмой главы «Евгения Онегина»: «Блажен, кто праздник жизни рано // Оставил, не допив до дна // Бокала полного вина» (строфа LI) и в то же время, усиливает некую недоговоренность, легкость и, если можно так выразиться, воздушность мысли при ее глубине и многозначности. Первой работой, посвященной афоризмам Есенина, является подборка поэтессы и художницы Н.В.Хлебниковой «125 мыслей Сергея Есенина: Афоризмы из произведений Есенина». Собрала Н.Хлебникова. Москва. 1928. Этот машинописный сборник, судя по названию, содержал афоризмов из поэтических произведений поэта234. Имеющиеся ссылки к.каждой цитате говорят о том, что работа проведена по тексту вышедшего к тому времени двумя изданиями Собранию сочинений Есенина в четырех томах. К сожалению авторизованная машинопись этой работы, выполненная в форме машинописной книги, сохранилась не полностью: имеется обложка и листов, начиная с 46-го листа. После многих афоризмов имеется запись названия произведения, из которого взяты те или иные строки. Местонахождение 45-ти листов, то есть большей части этой работы, неизвестно. В сохранившейся части содержится афоризмов первого раздела, название которого неизвестно (по содержанию вошедших в него строк он мог называться «О человеке» и три других раздела «О жизни», « поэте и поэзии» и «О любви». Приведем ряд цитат из этой работы: <0 человеке> Неужели под душой так же падаешь, как под ношей? 1921. III — 60. (Из поэмы «Пугачев»). Но люди — все грешные души. У многих глаза — что клыки.

1925. III — 64. (Из поэмы «Анна Снегина»). Есть что-то прекрасное в лете, А с летом прекрасное в нас. III — 80. (Из поэмы «Анна Снегина»). «.Казаться улыбчивым и простым — Самое высшее в мире искусство».

1925. III — 225. (Из поэмы «Чорный человек»). .душа проходит Как молодость и как любовь.

1922. IV — 96. (Прощание с Мариенгофом). II О жизни Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть.

1921.1-185. («Не жалею, не зову, не плачу.»). Коль нет цветов среди зимы, Так и грустить о них не надо.

1923.1-221. («Мне грустно на тебя смотреть.»). Если б не было ада и рая, Их бы выдумал сам человек. IV-118. («Не гляди на меня с упреком.»). В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.

1925. IV-142. («До свиданья, друг мой, до свиданья.»). III О поэзии и поэте Слову с тайной не обняться.

1-86. («Колокольчик среброзвонный.»). Не каждый умеет петь, Не каждому дано яблоком Падать к чужим ногам. П-91. (Исповедь хулигана). Поэты — все единой крови. П-120. (Поэтам Грузии). IV О любви Не в ладу с холодной волей Кипяток сердечных струй.

1925,1-247. («Ну, целуй меня, целуй.») Если душу вылюбить до дна, Сердце станет глыбой золотою.

1-298. («Руки милой — пара лебедей.»). Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того не подожжешь. IV—119-120. («Ты меня не любишь, не жалеешь.») За свободу в чувствах есть расплата.

1У-122. («Может, поздно, может, слишком рано.») и др. В лирических стихах Есенина 20-х годов заключительные строки ередко представляют собой своего рода притчу, то есть мудрое слово, равоучение или утверждение собственной нравственной позиции. Эта собенность зрелой лирики поэта, необычное соединение «половодья увств» с мудростью убеленного сединами старца придает его стихам сключительно своеобразный характер. Многие афористические строки Есенина органично вошли в нашу ечь и стали крылатыми словами. Б.Стырикович, который собирает рылатые слова Есенина, обнаружил в отечественной периодической ечати с 1970 по 1995 годы более строк, неоднократно используе-ых в печати с целью усиления меткости и выразительности речи. Осо-енно часто встречаются: цитата «Братья наши меньшие», перефрази-ованная Есениным из Евангелия (Мф. 25, 40); а также: «Лицом к лицу / Лица не увидать. // Большое видится на расстояньи.», «Страна бе-езового ситца», «Все пройдет, как с белых яблонь дым», «Все мы, все ы в этом мире тленны», «Ты жива еще, моя старушка?», «Я сердцем икогда не лгу» и др.235. Афористичность языка — одна из ярчайших особенностей фольк-ора. Достаточно вспомнить пословицы и поговорки, в которых на-одная мудрость выражена в предельно сжатых формулах. Творчески сваивая богатство национальной культуры, каждый из писателей об-аруживает свой собственный подход, свои черты, обусловленные об-им характером его творчества. Художественная новизна языка «Страны Негодяев» состоит в то что афоризмы поэмы имеют источником не только поговорки и поело вицы, которые являются формой философского мышления народа несут в себе конкретное житейское содержание и многозначный смыс но и часто употребляемые в газетном и разговорном языке 20-х годо фразеологизмы, в том числе грубые и бранные выражения. Смелое со единение современных и традиционных крылатых выражений вместе традиционным рифмованным и нерифмованным стихом, а также с раз носмысленными рифмами, соединяющими в оппозиционных рифмопа pax высокое и низкое, доброе и злое, создают сильный сатирический эф фект. Есенин рифмует Храмы Божие и места отхожие, пища — нищих лжи — жил, двор — вор, воры—договоры, навозных куч — сам хоч расстрел — цел, горд—держиморд, нужны — ножи, шарманка — при манка, сенсацией— акции, лягушки— кушать, банд— Никандр пасть — власть, выржать — Биржа, команде — банде, жесть — честь стране — резне, протест — крест, виюца — ливарюца и др. Порой вариантах, особенно в речи китайца Литза-Хуна, переодетого агент ЧК, встречаются рифмы, которые сами по себе являются настолько яв ной насмешкой, что в окончательном тексте Есенин от них отказыва ется. Например, рифму: пыривык — былыпевик — заменяет на боле нейтральную: пыривык — большевик. Драматическая поэма «Страна Негодяев» опровергает мнение не которых современников Есенина, которые считали, что «нынешня Россия выпадала из его поэтического плана" <.> слова "электрифи кация" и "индустриализация" не укладывались в его лукаво архаичес кий словарь»236. «Мир идейных дел и слов» Страны Негодяев не назо вешь архаичным. Наоборот, персонал поэмы чаще всего говори языком современных газет: коммунист, граждане, красноармейцы, ра бочие, равенство, советская власть, партийная команда, кремлевски буфера, интернациональный дух, республика, мировая блокада, сет шоссе и железных дорог, товарищ, провокация, стрелочник, часово" коллега, индивид и др. Основные средства сатирического изображения Есенин черпает и живого русского языка, яркой приметой которого является смелое со единение современной бранной и бюрократической речи с пословица ми и поговорками. Не случайно в тексте поэмы наиболее последова тельно отмечается перекличка с переводом «Гамлета» Н.А.Полевым, котором особенно подчеркивается народность языка Шекспира и мно гие афоризмы героев, особенно Гамлета, переведены на русский ла или русскими пословицами и поговорками: А я пойду, куда велит мой жалкий жребий О чудное чудо И дивное диво! Человек предполагает, А судьба располагает! Чему бывать, Того не миновать и др.238. Благодаря переводу Полевого слова из «Гамлета» разошлись на половицы и прочно вошли в русский язык: «башмаков еще не износи-а», «о, женщины! ничтожество вам имя!», «как сорок тысяч братьев», за человека страшно» и т. д. «Есенин, — вспоминал В.Ф.Наседкин, — говорил о том, что для оэта живой разговорный язык может быть даже важнее, чем для писа-еля-прозаика. Поэт должен чутко прислушиваться к случайным раз-оворам крестьян, рабочих и интеллигенции, особенно к разговорам, моционально сильно окрашенным. Тут поэту открывается целый клад, овая интонация или новое интересное выражение к писателю идут из ивого разговорного языка. Есенин хвалился, что этим языком он хорошо научился пользовать-»239. «Что мне литература?. —сказал поэт однажды И.В.Грузинову. — учусь слову в кабаках и ночных чайных. Везде. На улицах. В тол-е»240. Н.К.Вержбицкий записал в свою записную книжку слова, кото-ые часто говорил Есенин: «Народу свойственно употреблять в самом быкновенном разговоре образы, потому что он и думает образно. Мы се говорим: "след простыл", "глаз не оторвать", "слезу прошибло", намозолили глаза" и тому подобное. Даже одно такое слово, как сплетня", — сплошной образ: что-то гнусное, петлястое, лживое, пле-ущееся на хилых ногах из дома в дом. А возьмем пословицы и пого-орки — ведь это же сплошная поэзия!»241. Язык персонажей Страны Негодяев подчеркивает те общие черты, оторые позволяют Есенину назвать их Негодяями. Это прежде всего резрение к своему народу, у большинства — открытое и злобное, у ругих, в лице Рассветова, прикрытое цветистыми идейными фразами, рубый и бранный язык толпы и улицы, язык предельно эмоциональ-ый, выходящий за рамки обычного по силе своего проявления, сбли-ает идейных противников: Чекистова и Замарашкина с Номахом и арсуком. Особенно неистов и зол на всех и вся Чекистов: «черт бы взял эту очь», «бельма перить», «холера тебе в живот», «черт бы взял тебя, За-арашкин!» «дьявол нас, знать, занес.» и т. д. Любимое выражение омиссара по охране железнодорожных линий «мать твою в эт-твою!», оторым он отвечает даже на пожелание «хорошего аппетита» и «спо-ойной ночи» (3, 59). «Тише. тише. // Легче бранись, Чекистов! — говорит ему в ответ а первую же реплику Замарашкин, однако, сам выражается не намно-лучше Чекистова: «аж до печенок страшно.», «чертова вьюга», «ты астоящий жид», «черт-ге что ты городишь, Чекистов!» Характер речи и постоянное поминание черта сближают Чекистова и Замарашкина их идейными противниками — повстанцами. Подобно Чекистову и Замарашкину, Номах тоже ненавидит все граждан и жителей и называет их «тварями тленными», «предметом дл навозных куч» и нагло заявляет: «Мне до дьявола противны // И те эти» (3, 62). «Стало тошно до чертиков», — вторит ему Барсук. Рассветов говорит не только красиво, но и замысловато, как истин ный бюрократ: Нет, дорогой мой! Я вижу, у вас Нет понимания масс. И скажу вам, коллега, вкратце, Что всегда лучше Отыскивать нить К общему центру организации (3,76, 101). Сохранившиеся рукописные материалы поэмы показывают, чт Есенин упорно искал блестящие образцы языка новой партийной бю рократии. Примером может служить первый вариант строк 930-932 сначала Есенин написал: «И скажу вам, дружище, вкратце» (3, 351) «Дружище» — есенинское слово. Так обратится в письме к поэту, ге рою поэмы «Анны Снегиной», мельник: «Ну, значит, дружище, гуляй!> Затем Есенин зачеркивает это обращение. В контексте «Страны Него дяев», где ни один персонаж не испытывает к другим дружеских и теп лых чувств, слово «коллега» выглядет более естественно. Общим для языка различных персонажей поэмы является ироничес кое, в противоположном смысле обыгрывание фразеологизмов ил пословиц. Есенин максимально выявляет заложенную в русском язык афористичность речи и многозначность крылатых выражений и поело виц. Например, в словах «С паршивой овцы хоть шерсти // Человек рабочему клок»—перефразирована пословица «С паршивой овцы хо-шерсти клок» (Даль «С лихой собаки хоть шерсти клок»), «У них язы на полке» —■ значит, «они умеют молчать» — поговорка «Положит зубы на полку», то есть из-за отсутствия материальных средств перей ти на полуголодное состояние. Ср. также игру словами и афористич ность речи, типичную для других строк драматической поэмы Есени на: «Я ведь не собака, // Чтоб слышать носом»; «У меня в живот лягушки // Завелись от голодных дум!»; «На птичьем дворе гусей щип лют»; «О всех веревка плачет»; «Считала лисица // Ворон на дереве» «Мы мозгами немного побольше» и т. д. Строки «Все вы носите овечьи шкуры // И мясник пасет на ва ножи» — восходит к тексту Евангелия: «Берегись лжепророков, кото рые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные) (Мф. 7,15). Обычно употребляется для характеристики лицемеров, ко орые скрывают свои дурные намерения под прикрытием добродетели кротости. Ассоциации с библейскими текстами вызывают также сло-а Замарашкина из 1-й части: «Был бедней церковного мыша // И гло-ал вместо хлеба камни». Нередко Есенин использует игру слов «А не о вот на этой гитаре // Я сыграю тебе разлуку» (3,65) — в буквальном мысле означает — «убью тебя», так как гитарой Номах иронично на-ывает кольт — пистолет. В словах: Номаха: «Конечно, меня подвесят// Когда-нибудь к небе-ам» обыгран фразеологизм «Восхвалять до небес», который получает азвитие в заключительных строках поэмы, где «руководящий персо-ал» остается ни с чем. Тогда-то Чекистов, обращаясь к ряженому агенту К произносит слова, содержащие в подтексте наиболее употребитель-ое слово ненормативной русской лексики, которым завершается пома: А я. Если б был мандарин, То повесил бы тебя, Литза-Хун, За такое место. Которое вслух не называется. «Ъмл мастак слагать эти прнтЫнм.» Песнь о великом походе «Жизненная мелодия» поэзии Есенина, а с ней и «стиль словесно походки» резко изменились в 1924-1925 годах, особенно в стихах, на писанных на Кавказе. Поэт настойчиво обращал внимание на свое внут реннее «переструение». В автобиографии, датированной июня года, читаем: «После заграницы я смотрю на страну свою и событи по-другому. <.> Сейчас я отрицаю всякие школы. Считаю, что поэт не может держаться определенной какой-нибудь школы. Это его свя зывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принес ти свободное слово» (7, кн. 1, 16-17). Поэт-имажинист Иван Грузино вспоминал, что Есенин говорил ему в 1924 году: «Я ломаю себя. Дава мне любую теорию. Я напишу стихи по любой теории»1. На смену бурным страстям и диссонансам «Москвы кабацкой» в по эзию Есенина входит «иная жизнь, иной напев». Поэт снимает маек скандалиста и хулигана и обнаруживает свою истинную суть — собе седника жизни и философа. Недаром лирический герой раннего Есени на ощущал себя пастухом — пас дух! («Я пастух, мои палаты.», 1914) Вместе с признанием неизбежности расставания с былым, так просвет ленно мудро завершившим бунт отчаявшейся души («Не жалею, не зову не плачу.», «Не жаль мне лет, растраченных напрасно, // Не жаль душ сиреневую цветь.» —1,209; «Отговорила роща золотая.», 1925 г.), вс настойчивее звучит мотив приятия действительности во всех ее ликах со всеми ее муками и радостями: Только я в эту цветь, в эту гладь, Под тальянку веселого мая, Ничего не могу пожелать, Все, как есть, без конца принимая. Принимаю — приди и явись, Все явись, в чем есть боль и отрада. Мир тебе, отшумевшая жизнь. Мир тебе, голубая прохлада (1, 212; «Синий май. Заревая теплынь.», 1925). А еще раньше в стихотворении «Русь советская» поэт напишет: Приемлю все, Как есть все принимаю. Готов идти по выбитым следам, Отдам всю душу октябрю и маю, Но только лиры милой не отдам. Я не отдам ее в чужие руки, — Ни матери, ни другу, ни жене. Лишь только мне она свои вверяла звуки И песни нежные лишь только пела мне (2, 97). Есенин обращает внимание на несовместимость искусства и поли-ики и отсутствие тенденции в своей поэзии. Эти же мысли поэт не раз ысказывал в разговорах со своими друзьями. В.Эрлих вспоминал, как сенин, читая «Музыкальные новеллы» Т.-А.Гофмана, говорил о сво-м согласии со следующим утверждением автора: «"Какой художник, ообще, заботился о политических событиях дня? Он жил только сво-м искусством и только с ним проходил через жизнь." По этому пово-у произошел следующий диалог: — Это неправда, Сергей! А Гейне? А Байрон? — Великие не в счет! Если когда-нибудь захочешь писать обо мне, ак и пиши: он жил только своим искусством и только с ним проходил ерез жизнь»2. Герой поэзии Есенина этих лет внешне выглядит прохожим и «праз-ным» соглядатаем, но он видит все мучительные проблемы жизни, лышит все, чем терзаются люди, задается горькими «вечными» вопро-ами. Поэт не лукавит, что знает на них ответы, мудро понимая: у каж-ого своя правда. «Русь уходящая», «Русь бесприютная» и «Русь совет-кая» равноправно предстают в поэзии Есенина и сакраментальное: <Куда несет нас рок событий» получает различные толкования у мно-очисленных персонажей его произведений. «Разговаривающий Есенин» — так очень точно назвала героя есе-инской лирики последних лет А.М.Марченко. В эти годы поэт обра-[ается к различным жанрам: дружеского послания («Поэтам Грузии»), тихотворных писем (эпистол) («Письмо матери», «Письмо к женщи не», «Письмо деду», «Письмо к сестре» и ответы: «Письмо от матери) «Ответ»), любовной лирики («Персидские мотивы»), эпоса («Песнь великом походе», «Поэма о 36», «Ленин» (Отрывок из поэмы «Гуляй поле») и наконец, «Анна Снегина»), отражая состояние души русског человека в период революционных катаклизмов. Но противоречия вре мени предстают теперь даже в лирике не столько в разговоре автора самим собой, сколько в диалогах действующих лиц и собеседовани лирического героя со своими адресатами. Так, в «Возвращении на ро дину» в рассказ героя врывается иная, не всегда понятная ему жизн близких — матери, деда, сестер: «Прохожий! Укажи, дружок, Где тут живет Есенина Татьяна?» «Татьяна. Гм. Да вон за той избой. А ты ей что? Сродни? Аль, может, сын пропащий?» «Да!. Время!. Ты не коммунист?» «Нет!.» «А сестры стали комсомолки. Такая гадость! Просто удавись!» «Ну, говори, сестра!» И вот сестра разводит, Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал». (2, 90-93) В 1924 году поэт пишет две большие поэмы, одновременно истори ческие и очень современные — «Песнь о великом походе» и «Поэму 36». В обеих автор является стилизованной фигурой, в одной — пев цом-сказителем, народным скоморохом, в другой — певцом и очевид цем жизни и смерти тридцати шести революционеров, узников Шлис сельбурга. «Песнь о великом походе», пожалуй, одно из самых трагических про изведений Есенина. По количеству мертвецов великий поход не усту пает «Пугачеву». Здесь мертвецы даже «встают в строевой парад». Кро ме того, «Песнь.» является третьей поэмой, где появляютс безымянные герои. В мифопоэтической системе Есенина отсутстви имени — тревожный сигнал, так как каждый человек и даже зверь дол жен знать «и призванье свое и имя» («Пугачев»), А для современнико поэта забвение имени в те годы становилось естественным. Вспомни известное высказывание поэта Безыменского о собственной фамилии елание назвать себя «Безыменским», если бы такой не была действи-ельная фамилия поэта, типично и шло от стремления почувствовать ебя в строю борцов революции, таким же как все, одним из многих олдат революции. Поэтому критики с одобрением называли «Песнь о еликом походе» •— «поэмой о кожаных куртках Питер-града» и дава-и ей современные подзаглавия «Поэма о разгроме Деникина» или Новый вольный сказ Про житье у нас». Правда, «дурашливый» ско-орошеский тон приводил в недоумение. Но вопросы — почему Есе-ин посвящает первый сказ Петру? Почему начинает этот сказ о пером русском императоре с города Ипатьева? Почему соотносит жанр воей «Песни.» с притчинами? — оставались без ответа. Не входили ни в поле зрения и новейших исследователей. Попробуем на них отве-ить, учитывая все многообразие данных текстологии. «Я из Петра большевика сделаю.» Творческая история «Поэму буду писать. Замеча-а-тельную поэму!» Замысел Интерес Есенина к времени пет-овский реформ и фигуре Петра ервого, популярной в литературе 0-х, проявился еще в работе над Инонией». В первой редакции Инонии» (1918) Есенин сравнил ероя поэмы с Петром Великим: Ныне как Петр Великий, Вздыбливаю тебя, земля. Ныне же, как Петр Великий, я Рушу под тобою твердь (2, 223). В поэме «Страна Негодяев» 1922-1923) также не случайно по-вляется большой во весь рост пор-рет-дверь Петра Великого и сце-а «Глаза Петра Великого» (3,113). В первой половине 20-х годов в советской литературе ярко прояви-ось стремление к созданию героического эпоса. На страницах журна-ов и сборников шла горячая полемика о путях и формах его развития. Потребность народа в осознании своей истории нашла отражение произведениях исторического жанра. Одной из наиболее популярны тем стала переломная эпоха XVII — XVIII веков и личность Петр Первого, оказавшиеся созвучными современности. Этой теме посвя щены поэмы М.Герасимова «Электрификация» (1920), В.Инбер «Дв Петра» (1922); стихотворение П. Антокольского «Петр Первый» (1922 поэмы В.Брюсова «Вариации на тему "Медного всадника"» (1925 М.Светлова «Медный интеллигент» (1925), С. Кирсанова «Разговор Петром Великим» (1930), М. Цветаевой «Петр и Пушкин» (1931), исто рический роман-эпопея А.Н.Толстого «Петр Первый», начатый в кон це 20-х годов и др.3. Замысел «Песни о великом походе» возник у Есенина весной года в Ленинграде. И.М.Майский, бывший в ту пору редактором «Звез ды», оставил воспоминания об этом периоде. Процитируем их, несмо ря на беллетризованный характер и явно преувеличенную личную при частность Майского к истокам замысла: «Сели на скамейку проти Медного всадника. Я убеждал Есенина написать что-нибудь достой ное нашей великой эпохи. Я спрашивал: неужели его как поэта не вдох новляет мысль о том, что русский народ, словно Илья Муромец, вст и пошел вперед, да так пошел, что сразу обогнал все другие страны народы? Ведь это грандиозный, героический взлет, каких еще не был в истории! Есенин молча слушал меня, потом взглянул на могучую ста тую Петра и как-то отрывисто бросил: — Подумаю»4. В конце мая — начале июня 1924 года Есенин ездил в Константино во и, как вспоминал писатель Ю.Либединский, беседовал с отцом о со ветской власти: «Вот раньше, когда, бывало, я приезжал в деревню, т орал отцу, что я большевик, случалось, обзывал его кулаком, — та больше из задора. А теперь приехал, что-то ворчу насчет политик то не ладно, это не так. А отец мне вдруг отвечает "Нет, сынок, эт власть нам очень подходящая, вполне даже подходящая." Ты знаеш чтобы из него такие слова вывернуть, большое дело надо было еде лать. А все Ленин! Знал, какое слово надо было сказать деревне, чтоб она сдвинулась. Что за сила в нем, а?»5. В июне 1924 года Есенин тр дня гостил у М.И.Калинина в Твери. По словам сестры, Екатеринь вернулся «бодрым и довольным» и говорил Г.А.Бениславской: «Знае те, Галя, это как во сне. Народ, сам народ правит государством»6. По словам младшей сестры поэта А.А.Есениной «Песнь о велико походе» написана в июне-июле 1924 года7. Посетив в июне 1924 год Ленинград, Есенин делился с поэтом В.Эрлихом своими творческим планами: «Вот я поэму буду писать. Замеча-а-тельную поэму! Лучше "Пуга чева"! — Ого! А о чем? — Как бы тебе сказать? "Песнь о великом походе" будет называть ся. Немного былины, немного песни, но главное не то! Гвоздь в том что я из Петра большевика сделаю! Не веришь? Ей-богу, сделаю!»8. апряженной работе над поэмой в июле 1924 года в Ленинграде.И.Эрлих вспоминал: «До двенадцати — работает, не вылезая из ка-инета ("Песнь о великом походе")»9. Г. А Бениславской из Ленингра-а июля 1924 года Есенин писал: «Я очень сейчас занят. Работаю всю, как будто тороплюсь, чтоб поспеть» (6,170). Первая редакция поэмы была закончена Есениным в июле 1924 года Ленинграде. И.М.Майский вспоминал: «.Есенин уехал в Москву весной 1924 г.> и месяца полтора не давал о себе знать. Потом неожи-анно появился в редакции "Звезды". Я посмотрел на него и ахнул: пе-едо мной стоял красивый юноша, "как денди лондонский одет." Изящ-ый летний костюм, прекрасные желтые ботинки, модная панама, олосы напомажены и издают какое-то изысканное благоухание. — Вот привез вам кое-что, — начал Есенин, — но еще не совсем от-елано. Поработаю несколько дней здесь, в Ленинграде. Потом при-есу. Действительно, примерно через неделю Есенин, все такой же вели-олепный, снова появился в редакции и несколько торжественно про-нул довольно толстую рукопись. Я развернул и прочитал в заголов-е «Песнь о великом походе». Есенин начинал свой сказ с Петра еликого, эпоха которого, видимо, представлялась ему созвучной со-ытиям гражданской войны и интервенции. <.> Поэма мне очень по-равилась, и я сразу сказал: — Пойдет в ближайшем номере»10. История текста Известно два рукописных источника поэмы— черновой автограф список, выполненный рукой В.И.Эрлиха, с многочисленными поправ-ами Есенина. Черновой автограф с приложением фотокопии оборота 12-го листа, ез заглавия, дата— «Июль 924»". Композиционно при помощи от-ивки звездочками текст поэмы разделен на две части (два сказа), вы-олненные разновременно. Концовка каждого сказа (10 строк) также ыделена звездочками. Первая часть, повествующая о Петре (строки -211 и 212-231), выполнена простым карандашом. Вторая, о совре-енносги, начата с новой страницы — строки 232-544 — чернилами и троки 545-572 — заключение — химическим карандашом. Автограф написан в июле 1924 года в Ленинграде, где Есенин жил месте с Вольфом Иосифовичем Эрлихом. Во время своих последних риездов в Ленинград Есенин часто встречался с этим поэтом и участ-иком литературной группы ленинградских поэтов «Воинствующий рден имажинистов». Эрлих также бывал у поэта в Москве и не раз ыполнял его издательские поручения. Именно к Эрлиху обратился сенин с просьбой подыскать квартиру в Ленинграде в декабре 1925 ода и ему же, судя по воспоминаниям современников, передал свое оследнее из записанных стихотворений «До свиданья, друг мой, до виданья.»

1-й лист чернового автографа «Песни о великом походе» Уезжая на Кавказ сентября 1924 года, Есенин поручил В.И.Эрли ху хлопоты по изданию «Песни о великом походе» в ленинградско отделении Госиздата и оставил у него черновой автограф своей поэмы Об этом имеется свидетельство В.И.Эрлиха и пометы М.М.Шкапско в ее альбоме12. В.И.Эрлих писал в книге «Право на песнь» (1930), вспо миная дни, проведенные с Есениным летом 1924 года: «С сентября я енинграде. Один. Что у меня осталось от Есенина? — Красный шел-овый бинт, которым он завязывал кисть левой руки да черновик "Пес-и о великом походе"»13. Дальнейшую судьбу этого автографа пояснят две записй поэтессы М.М. Шкапской в ее альбоме, сделанные рядом местом, где был вклеен автограф Есенина, а затем вырезка из газеты Правда» с текстом письма Л.Д.Троцкого, оглашенного на вечере па-яти Есенина: «Рукопись "Песни о великом походе" Есенина — пода-ил Эрлих в хороший зимний дружеский вечер» — / У 25; «Рукопись тдана Соне Толстой для музея. Теперь ее заменит письмо Троцкого» — / X 14. Сравнение текста чернового автографа «Песни о великом походе» с екстом, опубликованным в «Звезде», говорит о том, что до конца июля сенин существенно переработал текст. Кроме вариантов строк, появи-ось также композиционное членение текста отбивкой «звездочками» а частей-главок, которыми отмечалась смена тем, эпизодов, персо-ажей, их диалога или обращения рассказчика к слушателям. В публи-ации было допущено (скорее всего по вине корректора) явное нару-ение авторской графики после строк 297, 337,485, а также опечатки в роках 67, 203, 211, 234, и др15. Вторым рукописным источником текста является список, выполнен-ый В.И.Эрлихом, карандашом, лист. Дата «Июль 1924 г. Ленинг-ад» — рукой В.И.Эрлиха. Авторская правка — карандашом и крас-ыми чернилами, подпись — карандашом16. Судя по воспоминаниям.А.Берзинь в записи В.Г.Белоусова, этот список выполнен в первой оловине августа 1924 года (1-го авг. Есенин с Эрлихом вернулись из енинграда в Москву): «Ко мне приехали Есенин и Эрлих. Есенин чи-ал только что написанную им "Песнь о великом походе". Когда поэт кончил чтение, я сделала ему предложение — опубликовать "Песнь" журнале "Октябрь". Против ожидания, он тут же согласился. Тогда, о моей просьбе, Эрлих сел к столу, чтобы написать поэму для журна-а. У него была хорошая память. Не вставая с места, он всю поэму без иной, кажется, помарки тут же и записал. Есенин проверил, внес не-олько поправок и подписал. После их ухода я велела перепечатать рукопись на машинке, а затем ередапа ее в редакцию "Октября"»17. Обстоятельства исполнения списка, изложенные А. А.Берзинь, под- ерждаются следующим: — временем пребывания В.И.Эрлиха с Есениным в Москве в первой оловине августа (в середине августа Эрлих сопровождал Есенина, ехав-его в Константинове, до станции Дивово, а сам поехал дальше до имбирска18; — содержанием и временем написания писем издательского работ-ика В.И.Вольпина, а также И.Вардина и А.А.Берзинь Есенину; — характером правки В.И.Эрлихом собственного списка; — авторской правкой ошибок и неточностей текста.

18 августа Есенину было отправлено в Константинове с его сестрой.А.Есениной три письма. В каждом из этих писем речь шла о поэме «Песнь о великом пох де». Все авторы писе держали перед собо текст есенинской поэм В.И.Вольпин писа «Случайно встрети Вашу милую "есенин кую" сестру в Госизда и, пользуясь ее любезн стью, посылаю Вам н сколько строк. <. Случайно прочит Вашу "Песнь о велико походе"19. Будучи в Г сиздате, В.И.Вольпи мог ознакомиться с п эмой Есенина там или редакции журнала «О тябрь». Письмо И.Ва дина, в котором он соо щает: «Третий р прочитал Вашу поел днюю вещь», — и по робно анализирует текст, а также запис A.А.Берзинь с просьб исправить поэму20 свид тельствуют о том, ч поэма, скорее всего, в м шинописных копия сделанных со спис B.И.Эрлиха, находила в журнале «Октябрь» Госиздате. Характер исполнения списка, выполненного рукой В.И.Эрлих ошибки, допущенные и исправленные им самим, соответствуют свид тельству А.А.Берзинь о том, что список делался по памяти. Наприме строку 69-ю Эрлих начал писать: «Повстречал их», не дописал, зачер нул и записал верно: «Выходил тут царь». После строки 299-й бы пропущены две строки, но затем вставлены: «Не поймет никто // О коль гуд идет». Скорее всего, подобная ошибка памяти имела мес также при записи текста на страницах 15-16. В результате появила дополнительная страница 15-а, а страница 16-я оказалась неполно На странице 18-й слева на полях после строки 524-й написано четвер стишие и знак вноски:

5-й лист списка «Песни о великом походе», выполненного рукой В.И.Эрлиха, с правкой Есенина. На заре заре В дождевой кругень Свистом ядерным Мы сушили день. Все остальные ошибки и неточности текста исправил сам Есенин, н проверил и поправил текст дважды, чему соответствует два слоя равки. Правка, выполненная карандашом (а также подпись под спис-ом), была сделана, вероятнее всего, сразу после записи текста В.И.Эрихом. Было внесено пять поправок. На странице (строка 15): «А вто-ой о том» — «о том» зачеркнуто, написано «про то». На странице строки 132-133): «Кто ж блюсти теперь // Станет Питер град?»—«блю-и теперь» зачеркнуто, написано «теперь блюсти» и вместо «Станет» — <Будет». После строки 165-й (страница 6) справа на полях написано етверостишие и знак вноски: Мы сгребем дворян Да по плеши им На фонарных столбах Перевешаем. Затем эти строки зачеркнуты. На 8-й странице в строке 232-й «Ой ляй душа» — «Ой гуляй» зачеркнуто и написано «Веселись». В тексте присутствует единственная поправка синим карандашом в роке 202-й, вероятно, сделанная третьим лицом, может быть работ-иком редакции. Исправлена описка Эрлиха — зачеркнуто слово «ца-ям», написанное дважды. Остальная правка проведена красными чернилами автором при вто-ичной очень внимательной проверке рукописи. Есенин вписывает еще ва пропущенных четверостишия — строки 142-145: Оттого подчас Обступая град Мертвецы встают В строевой парад. строки 240-243: Ни за Троцкого Ни за Ленина За донского казака За Каледина. Кроме того, Есенин зачеркнул неверно записанные Эрлихом слова вписал свой текст — строку 17-ю: «Вы послушайте» вместо «Ты по-лушай Русь»; строку 31-ю «Уж и как у нас ребята» вместо «Как у нас ебята» и т.д., всего исправлена строка. Красными чернилами поэт тщательно отметил дополнительные отбивки частей «звездочками» (всего частей) и смысловые знаки препинания, обвел слова и буквы, нечетко написанные Эрлихом, исправил грамматическую ошибку: слово «чесной» исправил на «честной». На неполной странице 16-й сделал помету» «См. стр. 17». Эту правку Ее нина можно расценивать как подготовку текста для публикации. Значительное отличие списка «Песни о великом походе», выполне ного Эрлихом, от текста, опубликованного в «Звезде», говорит о то что Есенин еще раз переработал текст поэмы до поездки в Констант ново, т. е. до августа 1924 года. Перед отъездом на Кавказ Есенин внес в текст поэмы, публику мый в журнале «Октябрь», новые изменения: строку 336-ю «Говори Каледин» исправил на «Говорит Краснов»; строку 566-ю «Да любуе ся» исправил на «И дивуется»; заключительную часть поэмы после стр ки 568-й дополнил четырьмя строками, которых не было ни в журнал «Звезда», ни в черновом автографе: На кумачный цвет Нами вспененный Супротив всех бар Знаком Ленина. В журнале «Октябрь» было принято двоякое композиционное дел ние текста — «звездочками» и цифрами: цифровое обозначение двена цати глав, каждая из которых, кроме второй, четвертой и двенадцато имела внутреннюю разбивк «звездочками». В более п здних авторских публикац ях такое обозначение не во производилось. Утверждат являлось ли оно авторски мы не можем, тем более, чт в тексте «Октября» имеютс опечатки и искажения ( строках 133, 260, 268, 471). Тщательно проставле ные Есениным красным чернилами в списке В.И.Э лиха знаки препинания «Октябре» учтены не был Наиболее полно, но не впол не идентично со списко В.И.Эрлиха авторские знак препинания и графика вое произведены в отдельном из дании поэмы (М., Госизда 1925, вышла в свет в марте) обложкой и иллюстрациям художника Исидора Ароно вича Француза (1896-1991) Это объясняется тем, что Есе Обложка книги «Песнь о великом походе». М., 1925. Художник И.А.Француз. ин оставил рукопись поэмы, выполненную В.И.Эрлихом, A.A. Бер-инь, которая работала редактором массовой литературы Госиздата, ш того, чтобы сделанные им исправления учли в отдельном издании поэмы. Об этом А.А.Берзинь писала в воспоминаниях: «У меня храни-ись его <Есенина> две рукописи: «Песнь о великом походе» и «Двадцать шесть». Я сдала их Софье Андреевне Толстой в Музей, боясь по-ерять то, что принадлежало ему, Сергею»21. Публикуя поэму в «Заре Востока», Есенин вновь отредактировал екст: третий раз исправил строки 336-ю и 566-ю. Имена Каледина и Краснова заменил Корниловым; «грозно хмурится» вместо «И дивует-я» (в черновом автографе и «Звезде» было «И любуется»); соответ-твенно исключил четверостишие, добавленное в текст публикации оэмы в «Октябре» (см. выше), а также изменил строку 353-ю «Ветер инь-студеный» вместо «Ветер полуденный». Значение автографического источника окончательной редакции текста имеют поправки в письме Г.А.Бениславской к В.И.Эрлиху от ноября 1924 года, де по газете «Заря Востока» они зафиксированы по просьбе Есени «В чем дело с твоей поэмой ?.» Судьба «поэмы о кожаных куртках Питер-града» История прижизненных публикаций Публикация «Песни о великом походе» в «Звезде», «Октябре» и «Заре Востока» имеет сложную историю23. В статье «Письма к Сергею Есенину» В. А.Вдовин установил, что первая публикация поэмы в «Заре Востока» оказалась ее последней авторской редакцией, а последняя по времени выхода в свет публикация в журнале «Звезда» — ее первой редакцией24. Изучение автографических, мемуарных и эпистолярных источников позволяет уточнить обстоятельства ее публикации. Первая редакция поэмы была сдана в журнал «Звезда» в июле 1924 года. Тогда же Есенин условился с ленинградским отделением Госиздата об ее издании отдельной книгой. В связи с доработкой произведения Есенин августа 1924 года написал Е.Я.Белицкому, сотруднику Ленинградского отделения Госиздата: «Я помню, Вы в Ленинграде благосклонно обещали мне: распорядиться выслать причитающийся гонорар или аванс за мою поэму. Час моего финансового падения настал, и я обращаюсь к Вам с велией <так!> просьбой выслать мне из тех рублей <так!>, что найдете возможным. При сем я попросил бы Вас передать Майскому, чтоб он обождал печатать поэму до моего приезда, так как я ее еще значительней переделал». На письме Есенина имеется помета Е.Я.Белицкого: «Тов. Пре-сман. Сообщите мне по тел., сколько следует Есенину <далее зачеркну то: "Поговорите с Майским">. Е.Б. VIII». По-видимому Е.Я.Бели кий является автором письма, отправленного Есенину сентября года: «Дорогой Есенин! В чем дело с твоей поэмой? Почему ты не х чешь ее печатать в "Звезде"? Если дело в измененной редакции — та не будешь ли добр прислать ее? "Звезда" намеревается пустить ее в о тябрьской книге. Если в течение ближайших дней я не получу от теб никаких новых известий, я сдам поэму в набор. Майский настаивает н этом» (цит. по письму Г.А.Бениславской к В.И.Эрлиху от ноябр 1924 года25). Письмо из журнала «Звезда» Есенин своевременно не получил, та как был в это время на Кавказе. В письме, отправленном поэту в декаб ре (датируется по содержанию между и дек.), Г.А.Бениславска сообщала: «Майский, несмотря на переданное Эрлихом запрещени печатать "Песнь", все же напечатал отрывок <Бениславская ошибае ся. В "Звезде" поэма опубликована полностью>. <.> Я, видите л получила в октябре письмо на Ваше имя из "Красной звезды" <Бени лавская получила это письмо с большим опозданием> — спрашиваю почему вы не хотите печатать "поэмы" (не указывая, какой). Я об это написала Вам (не знаю, получили ли Вы это?), а сама решила, что реч идет о "36", вернее, не догадалась, что это о "Песни". А "Красная звезда", не получив ответа, взяла и напечатала, Тепер это все выяснено. Письмо из "Красной звезды", как доказательство, меня есть»26. ноября 1924 года эту ситуацию Бениславская несколь ко иначе разъяснила Эрлиху: «С "Песнью" вышло недоразумение, и н из приятных: С.А. дал ее в журнал "Октябрь", они поместили в № 3, потом выяснилось, что она напечатана в петербургской "Звёзде". "Ок тябрь" рвет и мечет. А сегодня я нашла в письмах, полученных на им С.А. после его отъезда, письмо из "Звезды". <.>. Письмо помечено сентября. Теперь мне ясно, что С. А. именно потому и не хотел ее печатать, чт сдал в "Октябрь". Не знаете ли, каким образом она была сдана в "Звез ду" и через кого он сообщал туда, чтобы "Звезда" не печатала ее? Есл не трудно выяснить все это, напишите подробно об этом мне. Над растолковать "Октябрю"»27. В результате журнал «Звезда», вышедший в свет позже «Октября» «Зари Востока», где также была напечатана «Песнь о великом похо де», опубликовал первую редакцию поэмы. Не получив ответа от ЕЯ. Белицкого, Есенин сентября послал пись мо О.М.Бескину, заместителю директора Ленинградского отделени Госиздата, в котором напомнил об отдельном издании поэмы: «Я по сылал письмо Белицкому и просил прислать мне денег из причитаю щейся мне суммы в <так!> рубля, о которой мы условились с ни устно. Книгу, по-моему, так выпускать не годится. Уж оч<ень> получает ся какая-то фронтовая брошюра. Посылаю для присоединения к не балладу "36". О ней мы с Ионовым говорили уже. Потом лучше бы всего было соединить и последние мои стихи вместе с этой книгой. Это будет значительно весче, чем в таком виде» (6, 175). С просьбой помочь в издании поэмы в Ленинграде Есенин обратился также к В.И.Эрлиху, который в ответ телеграфировал: «Отдельно не выйдет тчк Две поэмы или сборник не знаю Ионов послезавтра — Вова»2*.

17 сентября Есенин спрашивал сестру, Е.А.Есенину: «Получила ли ты деньги и устроил ли Эрлих то, о чем мы с ним говорили. <.> Эрли-ху напиши письмо и пришли мне его адрес. Я второпях забыл его» (6, 177). В середине сентября Е.А. Есенина писала брату, что получила от Эрлиха рублей — аванс за предполагавшееся в Ленинграде издание поэмы (письмо не было отправлено29). октября Есенин сообщал Г.А.Бениславской: «"Песнь о великом походе" исправлена. Дайте Ан-<не> Абр<амовне Берзинь> и перешлите Эрлиху для Госиздата. Там пусть издадут "36" и ее вместе». Хлопоты по изданию поэм в Ленинграде продолжались до начала 1925 года. В письме Бениславской к Эрлиху от ноября 1924 года содержится следующее: «Прислал исправленную "Песнь о великом походе". Просит поправки переслать Вам для Госиздата. "Пусть там издадут "36" и ее вместе". Нарочно привожу его фразу дословно, так как не знаю, где эти вещи, вернее, куда сданы. <.> Кроме того, если эта "Песнь о великом походе" сдана в Госиздат, то не пускайте ее в печать самостоятельно, так как отдельно она издается здесь Госиздатом. Пустите ее, как С.А.пишет, вместе с "36" (он название "26" изменил на "36" и в заглавии, и в тексте), если это удобно; чтобы не вышло такой же истории, как с "Октябрем" и "Звездой", — одновременно и там и тут напечатают»30. В письме между и декабря Бениславская отчитывалась: «Эрлиху сообщила. Он пишет мне, что "36" и "Песнь" выходят под названием "Две поэмы". Корректуру править будет он сам и внесет Ваши поправки»31. В ответ декабря Есенин просил: «Как только выйдут "Две поэмы", получите с Ионова руб. и пришлите их мне. Я не брал у него черв<онцев> за "Песнь" и за "36" (6,195). Побывав в Ленинграде, Бениславская писала Есенину на Кавказ января 1925 года: «Я и Катя ездили в Петроград. У Ионова ничего не получили, едва удалось добиться, чтобы печатал "Песнь" и "36" вместе (иначе был бы номер с Анной Абрамовной — с отделом массовой литературы)»32. Но издание книги «Две поэмы» так и не состоялось. История публикации «Песни о великом походе» в журнале «Октябрь» связана с полемикой вокруг вопроса о политике партии в области литературы. К середине 1924 года разногласия между А.К.Воронским, поддерживающим писателей-«попутчиков», и литераторами-«напостов-цами» (Г.Лелевичем, С.А.Родовым, И.Вардиным, А.И.Безыменским, Б.Волиным и др.) обострились. «Напосговцы» требовали отстранения А.К.Воронского от редактирования «Красной нови». Союзниками жур нала «На посту» стали «Октябрь» (первый номер вышел в мае-июн 1924 года под редакцией Л.А.Авербаха, А.И.Безыменского, Г.Лелеви ча, Ю.Н.Либединского, С.А. Родова, А.Соколова, А.И.Тарасова-Ро дионова) и «Молодая гвардия». В связи с совещанием, организован ным при Отделе печати ЦК РКП(б) мая 1924 года, Есенин вместе В.П.Катаевым, Б.Пильняком, С.А.Клычковым, И.Э.Бабелем, О.Э.Ман дельштамом, А.Н.Толстым, М.М.Пришвиным, Вс.В.Ивановым и др (всего подписей) подписал обращение в Отдел печати ЦК РКП(б), котором говорилось: «Мы считаем, что пути современной русской ли тературы, — а стало быть, и наши, — связаны с цутями Советской по октябрьской России. Мы считаем,что литература должна быть отрази телем той новой жизни, которая окружает нас, — в которой мы живе и работаем, — ас другой стороны, созданием индивидуального писа тельского лица, по-своему воспринимающего мир и по-своему его от ражающего. Мы полагаем, что талант писателя и его соответствие эпо хе — две основные ценности писателя»33. В резолюции, принятой на совещании в Отделе печати ЦК РКП(б) отмечалось, что «приемы борьбы с "попутчиками", практикуемые жур налом "На посту", отталкивают от партии и советской власти талант ливых писателей»34. Но напостовцы не прекратили нападок на А.К.Во ронского и «попутчиков». Среди противников линии «Красной нови», с которыми Есенин со трудничал, были И.Вардин и А.А.Берзинь. И.Вардин в статье «Ворон щину необходимо ликвидировать» охарактеризовал линию Воронско го как «линию подчинения литературы буржуазии»35: «.тов. Воронски" больше, чем кто-либо из нас должен взять за пуговичку Пильняка, Все волода Иванова, Есенина — каждого попутчика в отдельности и все их вместе и сказать им прямо: — Друзья, в мире происходят чудесные штуки, человечество выхо дит, говоря словами Есенина, "на колею иную", человечество перерож дается в огне и буре. <.> Объективная истина, настоящая правда, истинная правда существует. Но чтобы ее понять, <.> вы должны усвоит основы пролетарской идеологии, хотя бы в размере уездной совпартшколы. Возможно, что Пильняки и Есенины поднимут т. Воронского на смех, что они с негодованием отвергнут его предложение. Весьма возможно. Но в таком случае тов. Воронский вот что обязан сказать этим добрым людям: — В мире существует объективная истина, но не вы ее отразите, не вы дадите нам "подлинное искусство" новой жизни, новой эпохи. Лишь случайно, изредка, ненароком вы дадите кусочек правды, но она сплошь и рядом будет тонуть в море исторической неправды. Для художественной правды необходима правда идеологическая. Не вооружившись этой правдой, не найдете и правды художественной»36. Нападки на А.К.Воронского беспокоили Есенина. Сохранился черновик его доверенности на имя поэта В.В.Казина (до сент. 1924): «В случае изменения в журнале "Красная новь" линии Воронского уполномочиваю В.Казина присоединить мою подпись к подписям о выходе из состава сотрудников»37. В сентябре 1924 года в состав редколлегии журнала «Красная новь» был введен Ф.Ф.Раскольников. Все эти обстоятельства определили широкий общественный резонанс, который получила публикация поэмы Есенина в журнале «Октябрь». Существует мнение, что Есенин сдал «Песнь о великом походе» в «Октябрь» сентября 1924 года перед отъездом на Кавказ38. Факты, изложенные выше, свидетельствуют о том, что поэт дал согласие на публикацию поэмы в Госиздате и журнале «Октябрь» в одно и то же время и оставил текст поэмы у А.А.Берзинь до августа 1924 года. Это обстоятельство подтверждают также записи А.И.Тарасова-Родионова, сделанные января 1926 года: «Мне вспомнилось о том, как однажды я затащил к себе домой Есенина с большою компанией, и мы, мужчины, спали в ту ночь на сеновале. В то время я имел большое влияние на политику ВАПП и, что называется, охаживал Есенина, стараясь свернуть его творчество на отчетливо советские рельсы. Тогда же я купил у него для "Октября" и "Песнь о великом походе"»39. Эта покупка могла состояться только в первой половине августа, так как среди гостей А.И.Тарасова-Родионова был В.И.Эрлих, который вскоре из Москвы уехал40. Кроме того, Есенин до отъезда на Кавказ получил гонорар за публикацию поэмы в Госиздате и журнале «Октябрь». Г.А.Бениславская отдыхала в это время в Крыму. В 1926 году она (со слов сестры поэта Е.А.Есениной) писала, что переговоры велись главным образом через А.А.Берзинь: «Одновременно "Октябрь" стал просить поэму для помещения в октябрьском номере. С.А. колебался. Было очень много разговоров, но согласие не было дано. Однажды он послал Катю в Госиздат за деньгами к Анне Абрамовне. Она получила больше, чем предполагал С.А. <„.> А причиной было то, что деньги из "Октября" через Анну Абрамовну были выданы в виде аванса за поэму»41. Ознакомившись с текстом «Песни о великом походе», сданной в массовый отдел Госиздата и журнал «Октябрь», И. Вардин августа 1924 года отправил поэту письмо, в котором высказал свое мнение о поэме и предложил внести в текст существенные поправки. Трудно удержаться, чтобы не процитировать здесь это письмо полностью, потому что оно сыграло особую роль в судьбе есенинской поэмы и мы не раз будем вынуждены к нему возвращаться. «Здравствуйте, дорогой товарищ! Третий раз прочитал Вашу пос-еднюю вещь <"Песнь о великом походе">. Она бесспорно составит эпоху в Вашем творчестве. Здесь Вы выступаете в качестве подлинного крестьянского революционера, понимающего все значение руководящей роли городского рабочего для общей освободительной рабоче-крестьянской борьбы. Первый период Вашего творчества — отражение крестьянского стихийного протеста. Второй период — Вы "оторвались от массы" и очутились в городском мещанско-интеллигентском болоте -гниющем, вонючем, пьяном, угарном. Третий период — Вам начинает удаваться выявление крестьянской революционной сознательности. Но от ошибок, от предрассудков Вы, разумеется, не свободны. В конце Вашей вещи этот предрассудок дает себя знать: Над Невой твоей Бродит тень Петра, Бродит тень Петра Да любуется На кумачный цвет В наших улицах. Это неправда, это предрассудок, это отрыжка мужицкой веры "царя-батюшку". Царь есть царь — представитель дворян, епископов высшей бюрократии, крупных купцов. Этой своей сущности царь ни когда не изменит — иначе он перестает быть царем. Поэтому Петр н мог быть большевиком, не мог быть Лениным. Вас вводит в заблуждение метод действия. И Петр и Ленин одина ково энергично, сурово, решительно действовали. Это в общем верно Но действовали во имя противоположных, друг друга исключающи целей. А в этом суть. Вас вводит в заблуждение внешнее сходство. Н Вы упускаете из виду тот решающий факт, что Петр представитель наи высших верхов, а Ленин представитель глубочайших низов. "Питер град" стал "Ленинградом" не потому, что Ленин продолжатель Пет ра, а потому, что Ленин искоренитель всего петровского — царского аристократического, дворянского племени. Петр должен был быть ду раком, чтобы тень его могла "любоваться" "кумачевым цветом" ули Ленинграда. Что означает "Ленинград"? Осуществление клятвы, угрозы, мечть поколений трудящихся: Мы придем, придем, Мы возьмем свой труд. Мы сгребем дворян Да по плеши им, На фонарных столбах Перевешаем. Когда народ "взял свой труд", когда он "сгреб дворян" и переве шал, тогда он построенный на его костях город назвал "Ленинградом" "Тень Петра" любоваться на все это не может, не может. Я очень просил бы Вас принять во внимание приведенные мнот бесспорные соображения и конец переделать. Блок испортил "Двенад цать" Христом, неужели Вы испортите Вашу прекрасную вещь Пет ром? Блок поставил дело так, что он почти не мог убрать из поэмь Христа. Ваша вещь, наоборот, построена так, что "любование" Петра удовлетворение его гибелью всего его дела объявляется неестествен ным, противоречит ходу мысли всей поэмы. Изменить конец в указанном мною направлении — значит выправить, выпрямить поэму, дать ей естественный, "нормальный" конец. Каледин покончил с собой в январе 1918 года. Он у Вас участвует в событиях 1919 года. Нельзя ли исправить? Затем. У вас говорится: Вей сильней и крепче, Ветер полуденный. С нами храбрый Ворошилов, Удалой Буденный. У Асеева: То жара не с неба полуденного, — Конница Буденного Раскинулась в степях.»42. К письму Вардина была приложена записка А.А.Берзинь, в которой, в частности, говорилось: «Сережа! Вардин и на этот раз прав, жесточайше, вернейше прав. Если Вам не трудно и если Вы согласны с нами, то и я прошу исправить. Ваша до конца дней своих, любящая А.Берзинь.

18/ VIII — 24. Текст прилагаю»43. В тексте поэмы, сданной в «Октябрь», Есенин заменил фамилию Каледин на Краснов (строка 336) и переделал конец поэмы. Тем самым поэт ответил на два замечания И.Вардина, изложенные в письме от сентября о Каледине и завершающих строках «Песни о великом походе». Но позже, публикуя поэму в газете «Заря Востока», поэт снова вернулся к тексту поэмы и на этот раз по-своему исправил все строки, на которые обратил внимание И.Вардин.

2 сентября Есенин подписал договор № 4882 с Госиздатом РСФСР на издание книги «Песнь о великом походе» (7, кн. 2,255-256). А.А.Берзинь вспоминала: «Вскоре Есенин снова зашел в Госиздат. Я сказала ему, что редакция "Октября" решила "Песнь" напечатать в октябрьском номере. Есенин стал вдруг возражать, но не очень энергично. —Я хотел бы, — говорил он, — чтобы Госиздат выпустил "Песнь о великом походе" отдельной книгой. — Ну, что же, попробуем, — ответила я. Я работала тогда редактором Отдела массовой литературы Госиздата. Через день-два издательство оформило с Есениным договор на выпуск поэмы по самому высшему тарифу оплаты — рубль за строку»44. Г.А.Бениславская отметила в воспоминаниях: "Песнь" восторженно встретил Отдел массовой крестьянской литературы Госиздата. И вещь была продана туда»45. Позже, в сентябре, А.А.Берзинь, узнав о встречах Есенина с И.Вар-диным в Тифлисе, писала: «Наверное, ссорились с Бардиным, и кто же кого? Думаю, что разумом он, а сердцем Вы его побили»46. В письме сестре, Е.А.Есениной, из Тифлиса сентября 1924 года поэт просил: «Узнай, как вышло дело с Воронским. Мне страшно будет неприятно, если напостовцы его съедят. Это значит тогда бей барабан и открывай лавочку. По линии писать абсолютно невозможно. Будет такая тоска, что мухи сдохнут. <.> Вардин ко мне очень хорош и о<чень> внимателен. Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он люби больше литературы». сентября 1924 года Е.А.Есенина сообщала бра ту: «Видела Воронского. Если бы ты знал, как ему больно. Никаких распоряжений за глаза не давай. Помни, ты козырная кар та, которая решает участь игроков. Остерегайся»47. Зная отношение Есенина к А.К.Воронскому, Г.А.Бениславская при зывала поэта тщательно взвесить свое решение о публикации поэмь «Песнь о великом походе» в журнале «Октябрь», где работали против ники Воронского, и написала в Тифлис сентября 1924 года: «Ну вот Сергей Александрович, Вы просили Катю узнать, как там вышло дело Отвечу за нее. Никого, конечно, никто не съел, и неизвестно, съест ли, но Вас здес встретят не слишком тепло; боюсь, многие руки не подадут. Вышл вообще очень нехорошо. В чем дело, как это вышло, я не знаю и узнат не у кого. Какие были у Вас соображения — об этом можно гадать, только. Факт то, что если это случилось необдуманно, не нарочно, т тогда надо исправлять, благо еще не совсем поздно. Как исправлять, намечайте Вы. Можно им вернуть деньги и взят поэму совсем; можете Вы затребовать ее для изменений, можно задер жать до "предполагаемого" написания второй части и т. п. <.> Однш словом, если у Вас есть силы бороться — бейте отступление (если над отступать). Это вопрос чести. Не решалась об этом писать по двум причинам: Первое и главное: была не уверена (да и сейчас не уверена тоже), чт это письмо никто не сумеет прочесть прежде Вас, а следовательно, су меет принять всякие контрмеры. Во-вторых, и "главное" — не хотелос нарушать Ваш отдых, тем более что не знаю, как Вы. Только, Сергей Александрович, родной, ничего не предпринимайт сгоряча, не откладывая вместе с тем в долгий ящик. Если можно, дайт обстоятельную телеграмму, что предпринять, только пишите так, чтобы нам гадать не пришлось. <.> Катя Вам писала насчет козырной карты; это верно, и об этом не забудьте. А у Воронского отношение, кажется, такое: Вы не мальчик и сами понимаете, куда какие дороги»48. Это письмо Бениславской Есенин оставил без ответа. В 1926 году она вспоминала: «.очевидно он <Есенин> махнул рукой, тем более, что на Кавказе, вдалеке от Москвы, он понял цену всему этому литературному политиканству. Непосредственно на мое письмо не ответил, но кое-что есть в его письме от <20 дек. 1924 г.>: "Разбогатею, пусть тогда покланяются. Печатайте все, где угодно. Я не разделяю ничьей литературной политики. Она у меня своя собственная — я сам"»49. Один из писателей-напостовцев, поддерживавший с Есениным дружеские отношения, Ю.Н.Либединский писал: «Он <Есенин> обдумывал каждый свой шаг в литературе, и, несмотря на то, что печатался он в "Красной звезде" и что А.К.ВоронСкий едва ли не первый из советских критиков дал высокую оценку его дарования, Есенин, когда возник новый журнал "Октябрь", орган пролетарских писателей, напечатал в одном из его номеров "Песнь о великом походе". Он сделал это для того, чтобы показать, что не принадлежит к какому-либо одному направлению тогдашней литературы, что значение его творчества шире, и Маяковский верно понял значение этого сближения Есенина с пролетарскими поэтами. Маяковский "с удовольствием смотрел на эволюцию Есенина от имажинизма к ВАППу" (см. статью Маяковского "Как делать стихи"). Есенин знал, что принадлежит всей советской литературе. Его влияние на поэзию того времени было уже бесспорно»50. С сентября 1924 года до февраля 1925 года Есенин был на Кавказе. В Тифлисе Есенин завершил последнюю редакцию поэмы «Песнь о великом походе» и передал ее для публикации в газету «Заря Востока». сентября эта газета (№ 675) вышла с объявлением на первой полосе: «Сергей Есенин. "Песнь о великом походе", новая большая поэма, будет впервые опубликована В "Заре Востока" в воскресенье сентября». сентября в № «Зари Востока» о публикации поэмы Есенина было напечатано на первой полосе вторично. сентября поэма в окончательной редакции была опубликована. «Песнь о великом походе» — «вещь не пролетарская.» Оценка критики Есенин считал «Песнь о великом походе» своей творческой удачей. Напомним, что рассказывая В.Эрлиху о своем замысле, поэт назвал ее «замеча-а-тельной». В. Кириллов вспоминал: «Однажды я спросил: — Ты ценишь свои революционные произведения? Например, "Песнь о великом походе" и другие? — Да, конечно, это очень хорошие вещи и они мне нравятся»51. В.А.Мануйлов, тогда начинающий литератор, знакомый с Есениным с 1921 года, писал о встречах с поэтом в ] году: «В Баку Есенин читал мне отрывки из "Песни о великом походе", которую тогда писал. Читал нараспев, под частушки: "Эх, яблочко, куда ты катишься." Я высказал тогда опасение, что вещь может получиться монотонной и утомительной, если вся поэма будет выдержана в таком размере. Есенин ответил: "Я сам этого боялся, а теперь вижу, что хорошо будет."»52.

3 октября Есенин выступал с чтением «Песни о великом походе» в Клубе имени Сабира (Баку). Судя по отзыву, опубликованному в газете «Бакинский рабочий», поэма успеха не имела: «"Песнь о великом походе", прочитанная по вырезке, пропала совсем»53. Первыми известными отзывами о поэме (до ее публикации) являются письма И.Вардина (цит. выше) и В.И.Вольпина Есенину от авгус та 1924 года: «Она <"Песнь о великом походе"> меня очень порадова ла несколькими своими местами, почти предельной музыкально" напевностью и общей своей постройкой. Хотя в целом, надо сказать, она не "есенинская". Вы понимаете, что я хочу этим сказать?»54. января 1925 года высокую оценку поэме дал в письме, адресованном Есе нину, Ф.Ф.Раскольников: «Ваши последние стихи "Русь уходящая" "Песнь о советском <ошибка — правильно: великом> походе", "Пись мо к женщине" приводят меня в восторг. Приветствую происходящи" в Вас здоровый перелом»55. Критика оценила поэму довольно противоречиво. Большинство ав торов, среди них были и «напосговцы», отмечали новый поворот в твор честве поэта. В том же номере журнала «Октябрь», где была опублико вана«Песнь о великом походе», ее высоко оценил Г.Лелевич: «.трудн было певцу кондовой старой деревни проникнуться новым. <.> Но вот за последнее время в есенинском творчестве наметился но вый перелом. Его стихи "На родине" <"Возвращение на родину"> "Русь советская", "Песнь о великом походе" коренным образом отли чаются от всех прежних есенинских стихов. Правда, и тут он еще н смотрит на современность по-пролетарски, но уже ясно видит то но вое, революционное, что народилось в деревне. <.> Ведь раньше Есе нин как-то не замечал ни комсомола, ни буденовцев, а теперь заметил и не только заметил, но и радостно приветствовал: "Цветите юные здоровейте телом". Мало того, он почувствовал, что его старые песн чужды, не нужны новой, молодой деревне. Он, правда, еще не в сила расстаться с этими песнями и запеть по-новому, но для первого шага н мало и того, что он почувствовал величие нового, что он разгляде. его»56. Публикация есенинской поэмы в «Октябре» вызвала дискуссию п основному вопросу литературной политики того времени: о руковод сгве художественной литературой со стороны партии и о методах этого руководства. Нередко критиков занимали не столько литературные достоинства самой «Песни о великом походе», сколько факт помещения поэмы «попутчика» в пролетарском журнале. Есенин стал в этом смысле фигурой показательной. Наметившиеся изменения в позиции журнала «Октябрь» по отношению к «попутчикам» критиковал А.Соколов в статье «Нужно ли в пролетарских журналах печатать "попутчиков": «В № журнала "Октябрь" за счет пролетарских поэтов уделено большое место поэме Есенина, того самого, которого в прошлом году судили за возмутительные выпады против евреев и который одновременно печатается в "Октябре" и "Русском современнике", т.е. в пролетарском и буржуазном журналах. Кроме того, "Октябрь" намерен печатать подходящие произведения П.Орешина, Бабеля, Сейфуллиной, Н.Тихонова и т. п. В таком виде журн. "Октябрь" нельзя назвать пролетарским. Подобное направление можно назвать пролетарско-попутничес-ким»57. Редакция журнала «Октябрь» в этом же номере поместила ответ на выступление А.Соколова под названием «О "левом" уклоне тов. Соколова» (без подписи), где, в частности, говорилось: «Будут ли попутчики, во всяком случае лучшая их часть, приближаться к идеологии пролетариата, научатся ли они лучше понимать задачи революции? Несомненно — при условии руководящей роли пролетарской литературы. И как раз в этом отношении показателен Есенин. Конечно, его "Песнь о великом походе" — вещь не пролетарская; иначе у нас бы и разговору не было с тов. Соколовым. Но стоит сравнить это произведение, помещенное в "Октябре", с прежними кабацкими стихами того же Есенина в "Красной нови", чтобы понять тот громадный идеологический сдвиг, который произошел в творчестве Есенина. <.>."Октябрь" на примере Есенина показал, как можетиде-ологически к лучшему измениться попутчик, если оказать на него должное товарищеское воздействие. Упрек в том, что мы печатали Есенина одновременно с тем, как он печатался в "Русском современнике", не к месту, т. к. Есенин дал нам свою поэму позже. Конечно, мы поставили ему, как и всякому попутчику, определенное условие: или печататься в советских или в буржуазных ("Русский современник", "Россия" и т.д.) журналах. Такого двурушничества, какое допускал тов. Воронский, мы допустить не можем, и уже дело попутчиков выбирать, где им лучше. Но уже совсем неправ, можно сказать заведомо неправ, тов. Соколов, когда пишет, что место поэме Есенина уделено за счет пролетарских писателей»58. Подробный критический анализ поэмы «Песнь о великом походе» дал Н.Асеев в статье «О героях Бабеля, "октябринах" С.Есенина, иностранных новинках и о прочих литературных вещах». Анализ «октябрин» Есенина (иронично обыграно содержание поэмы и место ее публикации -— журнал «Октябрь») Н.Асеев связал с подробным анализом диспута в Доме печати (Москва, нояб. 1924 г.), посвященного героям «Конармии» И. Бабеля и основному вопросу литературной политики того времени: «возможно ли идеологическое воздействие на индивидуальность того или иного талантливого писателя или его талантливость сама по себе является выразительницей уже сложившегося мировоззрения, влиять на которое в большинстве случаев бесполезно, а в некоторых и прямо вредно».: «.если метод тов. Воронского, — писал Н.Асеев, — метод выращивания кривых карликовых деревьев, то в методе т.т. из "Октября" предвидится слишком простая расстановка телеграфных столбов на литературной дороге. <.> Примером такого телеграфного столба, вытянувшегося в струнку, служит поэма С.Есенина "Песня о великом походе" <так!>. Есенин всерьез, очевидно, задумался о выправлении своей идеологической линии. И написал. поэтическую иллюстрацию к сменовеховской теории проф. Устрялова. Формальные достоинства и недостатки этой вещи — обычные для Есенина. Стилизация народного песенного сказа, но это до Есенина сделал уже Лермонтов в "Песне о купце Калашникове". Может быть, права на этот прием больше у Есенина, чем у Лермонтова, но. повторение приема всегда наводит на мысль о подражании. И именно от этой мысли не отделаешься, когда читаешь перебои распева, введенные С.Есениным в песню. Так и вспоминается: "Эй, ребята, пойте, Только гусли стройте! Эй, ребята, пейте ■— Дело разумейте!" В есенинском перебое это звучит так: Вы, конечно, народ хороший. <.> Это не плохо, но это слишком близко звучит к вышеприведенным строкам, особенно, если иметь в виду, что и то и другое — именно передышка, вставка между двумя частями, смена голоса "сказителя". Конечно, это мелкие недочеты есенинского творчества, относящиеся уже к самому характеру. А достоинств у "Песни" много. Великолепно использованы революционные частушки, очень хорошо ведется основная линия размера, вещь нигде не разрывается, она действительно полна ме-лодийно-повествовательного пафоса — и тем досаднее эта устряловщина, это запоз далое приравнивание коммунизма к петровской дубинке, "оригинальностью" которого пытается щегольнуть С. Есенин». Изложив содержание поэмы, которую завершает фигура Петра, с умилением взирающего на свой город, разукрашенный красными флагами, Н.Н.Асеев сделал вывод: «беспомощней и натянутей, чем эта "тема", —трудно придумать. И мы не видим никакого "выпрямления" идеологической линии в Есенине, несмотря на его неожиданные "Ок-тябрины"»59. Н.Осинский (В.В.Оболенский) в обзоре «Литературный год» назвал поэму Есенина, напечатанную в «Октябре» «вполне "советской"»60. И.Новский (Рубановский И.) в рецензии на № «Октября», в частности, писал: «Остальные мелкие вещи: М.Залка <.>, И.Доронина <.> и С.Есенина (!) "Песнь о великом походе" прочтутся с интересом <.>. Интересная попытка Есенина в форме песенного сказа отобразить понимание Октября нашим крестьянином»61. Критик-«напостовец» С.Родов, подводя итоги дискуссии вокруг пуб-икации поэмы в журнале «Октябрь», заявил в докладе-отчете Правления ВАПП, единогласно одобренном Первой Всесоюзной конференцией пролетарских писателей января 1925 года: «Много толков вызвало <.> помещение нами поэмы С.Есенина "Песнь о великом походе". Прежде всего заняло это произведение всего страниц, из тех свыше 1000 страниц, которые имели вышедшие №№, так что о засильи гово-1 ить не приходится. Если же рассматривать это с принципиальной точки зрения, то редакция "Октября" поступила вполне правильно. Ко-ечно, мы не думаем отводить в "Октябре" значительное место опутчикам, но если помещение какого-либо "попутчика" тактически ыгодно пролетарской литературе— а поэма Есенина как раз такова, — то мы не можем от этого отказаться»62. Выход в свет «Песни о великом походе» отдельным изданием выз-ал новую волну откликов. В.Л.Королев в газете «Коммуна» кратко арактеризовал оформление и содержание поэмы, написанной старо-усским стихотворным складом, и писал, что «Песнь о великом похо-е», «уже знакомую городу, вполне можно рекомендовать для деревен-ких библиотек»63. Информацию о выходе в России книги Сергея Есенина поместили азеты: «Новый мир», Буэнос-Айрес, 1925, мая и газета «Последние овости», Париж, 1925, сент. № 1662. Высокую оценку поэме дал В.А.Красильников, отметивший не толь-о социальность и революционность темы «Песни о великом походе», о и новизну ее формы. «"Песнь о великом походе", — писал критик, — ложена в размер частушки — ив этом направлении ему <Есенину> ридется много и упорно работать, отбросив за ненужностью некото-ую часть приемов своей старой лирики, нередко бившей на эффект 'скандалов" ("Исповедь хулигана", "Инония" и др.)»64. В другой рабо-е В.А.Красильников охарактеризовал поэму подробнее: «"Песнь о венком походе" (Октябрь, № 3, года) для суждения о новой дороге Есенина ■— недостаточный материал. Правда, она сдвиг к революционным темам и выполнена местами необыкновенно сильно, но самый подход к современным событиям — защита Ленинграда от белых — оказался традиционным есенинским подходом к революции от летописей, сказаний. Так же как его другая революционная поэма "Марфа Посадница", песнь делится на два сказа <.> и, конечно, первый сказ, оправленный в сильную рамку летописного отрывка, к сюжету самой песни имеет очень небольшое отношение. Таким образом тематический прогресс Есенина в этой вещи не велик — действительно велик технический прогресс, потому что "Марфа Посадница" была слабой, юношеской поэмой»65. По мнению критика В.Никонова, Есенин в «Песни о великом походе», «спотыкаясь, — но дает яркие образы; многие герои у Родова, Ле-левича, даже у Безыменского, — игрушечные деревянные солдатики перед Есенинским ротным <.>. Это живой человек»66. В ряде работ, опубликованных вскоре после смерти Есенина, «поэма о кожаных куртках Питерграда» расценивалась в числе лучших вещей поэта. В некрологе, опубликованном в архангельской газете, поэма характеризовалась, как «большое эпическое произведение», интересное «как попытка реставрировать народную историческую песню и дать отдельные моменты гражданской войны в понимании тех, кто вынес ее на своих плечах»67. А.Коптелов в рецензии на третий том Собрания стихотворений назвал «Анну Снегину» и «Песнь о великом походе» лучшими вещами книги. «Ну разве забудутся, — восклицал он, — эти строки из поэмы о кожаных куртках "Питерграда" "что на. костях", отбивших нападения Юденича, Деникина, Корнилова и им подобных <.>.стихотворение— тогда оно и хорошо, когда дает настроение»68. А.Дивильковский в основательной статье «На трудном подъеме (О крестьянских писателях)», которая, судя по объему, могла быть написана еще при жизни поэта (напечатана в кн. «Нового мира» за 1926 г.), выделил у Есенина, «признанного "чемпиона"» всей группы, поэму «Песнь о великом походе» и рассмотрел ее в сопоставлении с романом С.Клычкова «Сахарный немец» и «песенным сказом» А.Ширяевца «Палач». Охарактеризовав поэму Есенина, как «поэзию исторического возмездия за вековой гнет и кровь», критик одновременно отметил, что идеалистическая форма также существенно «сказывается» «в самом построении поэмы, можно сказать, в его внутреннем ритме. <.> .Есть свой, пассивный, созерцательный ритм в этом "звуке" времен Петровых и "отзвуке" наших дней. Пассивный — потому что во всей поэме мужики только и испытывают на своей шкуре и удары истории, и ее громовой суд над мужицкими злодеями; только подчиняются чьей-то внешней указке, пусть и благодетельной. Чьей именно указке — совершенно неясно. Ибо в поэме (до смешного странно!) ни звука о рабочем классе, этом активнейшем творце Октября. Есть, правда, какие-то 'кожаные куртки", Зиновьев, попросту новые начальники мужика, но де причина их появления, куда двигают они мужика — неведомо». Назвав Есенина «мужицким идеалистом», критик расценил «неза-ываемые образы и картинки, живьем вырванные из "быта", пахну-ие всем неприкрашенным запахом ежедневности, революционной 'прозы"», как «отдельные иллюстрации», правда, «согретые всем теп-ом чистейшей поэзии». «Пример: "наш ротный", конечно, мужик, оду-евленный речью своего комиссара — "кожаной куртки", к решитель-ому бою с генералом Деникиным. <.> Так наглядно до осязательности передать торжество победы и веру окончательный приход желанного будущего, помощью какой-то пары апог, может только сильнейший мастер, сам проникнутый страстной импатией к истинному герою поэмы — мужику». Подчеркивая объек-ивные перспективы «чистого» крестьянского идеала, А. Дивильковс-ий продолжает: «Они неприметно, как роковой "дух века", нависли ад поэтическим замыслом Есенина, они чувствуются сквозь этот за-ысел и подрывают его непосредственное, сильное действие. Чувству-тся, как разлад между замыслом и действительностью, как что-то не-адное в этом воспевании революции на лире пассивной озерцательности. Для боевого, революционного содержания и форма ребуется наивысше активная»69. В.Львов-Рогачевский в одной из глав своего учебника «Новейшая усская литература», посвященной Есенину, писал: «Его поэмы "Песнь великом походе", "Баллада о двадцати шести" — дань новому рево-юционному настроению поэта». Процитировав предисловие П.Чаги-а к сборнику «Русь советская», выпущенному «Бакинским рабочим», сследователь заметил: «Даже критик напостовец, Лелевич, после по-вления поэмы "Песня о великом походе" признает, что за последнее ремя в есенинском творчестве наметился новый перелом»70. Ю.Н.Либединский и П.В.Орешин тогда же положительно отозва-ись о «Песни о великом походе» в воспоминаниях о поэте71. Были критики, оценившие «новый поворот» Есенина резко отрица-ельно. В.Друзин в статье «Путь Есенина» писал: «Он едет на Кавказ, кончательно излечивается от богемы. Круто берет курс на РКП, начи-ает изо всех сил советизироваться и приглашает своего героя: Давай, Сергей, за Маркса тихо сядем, Понюхаем премудрость скучных строк. Отход от "Москвы кабацкой" —разительный. И формально—Есе-ин однотонный анапест меняет на ямб (ямб, впрочем, не Пушкинс-ий, а опять-таки скорее Блоковский), пробует частушечные размеры "Песнь о великом походе") <.> Одно можно отметить — пока Есенину нюханье Маркса пользы не риносит. Его советизированные стихи — рассудочны, лишены лири-еской влаги, подчас убоги, в них нет внутренней культурности стиха как такового (то, что было в изобилии у Гумилева и что имеется у любого самого бездарного Гумилевского последыша)»72. Близкую оценку поэме дал Г.Адонц в статье «О поэзии Есенина»: «.Есенин <.> пробует окунуться в самую что ни на есть революционную современность. Он пишет "Песнь о великом походе". На 32-х миниатюрных страничках рисует он "новым вольным сказом" мрачное историческое прошлое—Петровскую Русь, а потом великий Октябрь. "Новый, вольный сказ" —это попросту перелицованный старый коль-цовский размер: его ритмика, его мелодика. Не гонец я, царь, Не родня с Москвой Я всего лишь есть Слуга верный твой. и т.д. Описывая октябрьский поворот и последующую эпоху гражданских войн, Есенин скользит по важнейшим революционным событиям чрезвычайно легко, с налету, частушечным дурашливо-юмористическим приемом. Выходит мелко, бледно и неубедительно. <.> Тут кровавая борьба пролетариата с вековыми врагами, смерть, решительный бой, а Есенин вспоминает про "баночку". Картины Великой Русской Революции Есенин не дал, даже отрывочной, эскизной. Нарочито скоморошеский тон, не крепкий, не пролетарский, а какой-то низкопробно-эстрадный подход к темам.»73. Вырезку с этой статьей Г.Адонца Есенин поместил в одну из тетрадей, в которые собирал критические отклики о своих произведениях. Вяч. Полонский в статье «Памяти Есенина» так оценил «решитель ную попытку» поэта воспеть революцию после возвращения из Амери ки: «Он пишет "Балладу о 26", "Песнь о великом походе", "Русь уходя щую", "Письмо к женщине", но все это было более или менее слабо вымучено, бледно, лишено есенинской лирической силы»74. Почти дословно — «бледны, бескровны, вымучены»—повторил эт оценку произведений, в которых Есенин «приближается к современно сти», А.Ревякин. По мнению критика, они «слабее по форме тех, в кото рых он <Есенин> выступает в своих подлинных одеждах», например «Радуницы» и «Москвы кабацкой». «Песнь о великом походе», «Песнь о 26» <Баллада о двадцати шее ти> и другие этого характера «бледны»75. В отличие от критиков читатели встретили поэму с большим инте ресом и она стала одной из наиболее популярных есенинских вещей Заключительная часть поэмы полностью и в сокращении была перепе чатана по различным источникам в одесском журнале «Шквал», «Крас ной газете», томской газете «Красное знамя», газете «Советская Си бирь» (Новониколаевск) и «Амурской правде» (Благовещенск) Полностью поэма была помещена в хрестоматии «Земля советская Чтец-декламатор для деревни» (М.-Л., 1926). В 1926 году студент IV курса полиграфического факультета Вхуте-аса Николай Лапин подготовил в качестве академической работы (мает, иллюстрации, набор, печать и брошюровка) отдельное уникаль-ое малоформатное издание поэмы, которое было выполнено в кадемической типографии Вхутемаса под руководством профессора.И.Пискарева и выпущено тиражом экземпляров (собрание.Л.Прокушева). Книга отпечатана в 2-х вариантах. В 1927 году во хутемасе было другое издание книги «Песнь о великом походе», где екст поэмы дан в подборку (как проза). Автор этой зачетной работы еизвестен. Тираж ее не установлен (собрание Н.Г.Юсова). В книге учителя сибирской коммуны «Майское утро» Адриана Мит-офановича Топорова «Крестьяне о писателях» (М,-Л. 1930) приводи-ось отзывов об этом произведении, сделанных после прочтения евраля 1927 года, как о лучшем из написанного Есениным: «Стекачев Т.В. Уж шибко хорошо подпевы прикрашены. А приска-ульки-то! Ну, сверх всякой цены они стоят! <.> Зубкова В. Ф. Изо всех стихов стих! За один этот стих можно отбла-одарить так же, как за многие. Дороже целых книг он. Весь дух твой одхватывает навыся. Бочарова А.П. Чудесный какой стих! Унывность есть, а где как ров-о чего испужаешься. Сердце — задавит, а потом отходит. Титова А.И. Даже сам Петра-царь устрашился своего греха. Сколь н на своем веку люду рабочего погубил! И над всем чтеньем наша душа еперь так же устрашается. Видно, дело-то Петрово и самого сочините-я растревожило. Крюков М. Ф. По-моему, этот "Поход" лучше всех сочинений Есени-а. Вот такие его штуки надо для народа издавать. <.> Здесь остается печатление такое, что по всему сложенью тела идет мурашка»76. «Немного песни, немного былины.» Источники и историко-литературный контекст Как мы убедились, при жизни Есенина критики обращали внима-ие прежде всего на революционную тематику «Песни о великом похо-е». И называли ее соответственно «поэма о кожаных куртках Питерг-ада». В многочисленных перепечатках поэмы воспроизводился прежде сего современный сказ, а в одна из публикаций имела подзаглавие: Из поэмы. посвященной разгрому Деникина». В конечном счете та-ой подход привел к недооценке и непониманию авторского замысла — сгановке на объективность авторской позиции с помощью сказа-прит-ины — и получил определение дурашливого, нарочито скоморошес-ого и даже низкопробно эстрадного. Точнее всех «Песнь о великом походе» определил ее автор, Есенин: немного былины, немного песни»77. В тексте произведения поэт назы-ал его сказами и притчинами, подчеркивая тем самым художествен ный сплав различных фольклорных, литературных и исторических источников, а также иносказательный смысл своей поэмы—«притчины». Внимательное источниковедческое исследование, проведенное Е.Л.Самоделовой, подтверждает точность сформулированного автором подхода78. Заглавие «Песнь о великом походе» построено аналогично названию другой исторической поэмы Есенина «Песнь о Евпатии Коловра-те» в раннем варианте «Сказание о Евпатии Коловрате.» и в то же время перекликается с древнерусским названием «Слово о полку Иго-реве», а также с черновым наименованием другой есенинской поэмы «Поэма о великом походе Емельяна Пугачева». Вместе с тем «Песнь о великом походе» Есенин, скорее всего намеренно, соотносит с заглави ями произведений героического эпоса мира «Песнь о Нибелунгах», «Песнь о Роланде», «Песнь о моем Сиде» или «Песнь о Гайавате» Лон гфелло, так как ее содержанием является рассказ о героических собы тиях былой истории и недавней гражданской войны. В поэме Есенина, особенно в сказе о современности, отражен целы" ряд исторических реалий. Это географические топонимы Питер-град и донской территории с Дона до Дунаю, город Яворов, Украйна, Си бирь, выведен целый ряд исторических фигур: Каледин, Врангель, Де никин, Колчак, Юденич, Корнилов, Зиновьев, Троцкий, Ворошилов Буденный, сражавшихся на описанной в поэме «донской территории» а в черновых редакциях еще и Махно, Фрунзе и Краснов. В оконча тельном тексте действующие лица белой армии количественно преоб ладают. Хотя красные отличаются перевесом, если учесть безымянны комиссаров в кожаных куртках и тоже безымянного, но самого живог героя — ротного. Судя по строкам «На корню дожди // Оземь выбилш и по упоминаемой речи Зиновьева, Есенин отразил осенний «поход н Петроград» Н.Н.Юденича и разгром его армии. В основу сюжета о расправе императора Петра I с дьяком также ле исторический эпизод из Петровской эпохи, приведенный А.Н. Пыпи ным в 3-ем томе его капитального труда «История русской литерату ры» в 4-х томах (1911 г. — 3-е изд.): «В январе 1700 года один монах Москве, бранясь с монастырским конюхом, который шел в даточны солдаты, приплел к своей брани и Петра: "Вам нынче даны кафтан венгерские — прадеды ваши и деды, и отцы таких кафтанов не наши вали — уже вы пропадете также, что и стрельцы всех вас перевешают. государю этому не быть. мы выберем другого царя.; он государь не мец, полюбил и верует в них и кафтаны солдатам и нам наделал немец кие." Монаха пытали, били кнутом и, отрезав язык, сослали в Азов н каторгу»79. В есенинской поэме этот сюжет стал одной из самых ярких и дина мичных сценок: Ой, во городе Да во Ипатьеве При Петре было При императоре. Говорил слова Непутевый дьяк: «Уж и как у нас, ребята, Стал быть, царь дурак. Царь дурак-батрак Сопли жмет в кулак, Строит Питер-град На немецкий лад. Видно делать ему Больше нечего. Принялся он Русь Онемечивать. «Ну, — сказал тут Петр, ■— Вылезай-кось, вошь!» Космы дьяковы Поднялись, как рожь, У Петра с плеча Сорвался кулак. И навек задрал Лапти кверху дьяк (3,117-119). Карта основных боевых операций южного фронта гражданской вой-ы в сказе о современности наложилась на географию памятника древ-ерусской литературы «Слово о полку Игореве» «с проходящим через есь текст упоминанием Дона как цели военного похода и Дуная как тдаленной в противоположную сторону от Киевского княжества реки, аркирующей прародину славян в фольклоре». На берегах Дона Есе-ин побывал с июля по августа 1920 года и в конце января — нача-е февраля 1922, совершив поездки в Ростов-на-Дону (3, 619). Неожиданные совпадения всегда играли для Есенина огромное зна-ение и об этом не раз писали приятели и друзья поэта. В случае с «Песью о великом походе» совпадение территории и пространства совре-енных и исторических событий обусловило естественность реднамеренных и непреднамеренных реминисценций из любимого Слова о полку Игореве». Это произведение входило в круг настоль-ых книг Есенина, которые поэт знал почти наизусть. В тексте «Песни о великом походе» встречаются фрагменты, в осно-е которых лежит образность «Слова о полку Игореве»: А за синим Доном Станицы казачьей В это время волк ехидный По-кукушьи плачет. Говорит Корнилов Казакам поречным: «Угостите партизанов Вишеньем картечным! С Красной Армией Деникин Справится, я знаю. Расстелились наши пики С Дона до Дунаю» (3, 128-129). Есенинский текст соотносится со следующим отрывком: «На Дуна Ярославнынъ гласъ сяъ слышит, зегницею <кукушкою> незнаема ран кычеть»80. Кроме того, в строках «Как снопы, лежат // Трупы по полю // Кони в страхе ржут, // В страхе топают»—явные реминисценции дву цитат из «Слова о полку Игореве»: 1) «На Немизъ снопы стелют голо вами. в-Ьют душу от тЬла» и 2) «Комони ржуть за Сулою.»81 (установ лено Е.А.Самоделовой). Наряду с реминисценциями из древнего памятника русской литера туры в «Песни о великом походе» встречаются фрагменты, посгроенны по аналогии с запевами исторических песен, в том числе и о Петре I например, зачин фрагмента «Ой, во городе.»: Как во славном городе во Питере, Во крепости Петропавловской, У ворот было Канверских.82. Ритмика отрывка опирается на напевность стиха былин, исгоричес ких песен и их литературных переделок, впервые появившихся в Петров скую эпоху — в «завершительный период нашего творчества былевого» Характеристика Петра I, данная в «Песни о великом походе»: «Он единый дух ведро пива пьет», по наблюдению Е.Л.Самоделовой, вое ходит к былинной характеристике Ильи Муромца и его противников -Соловья-разбойника и др.: Наливал он чару зелена вина, Да не малу он стопу да полтора ведра.Принял чарочку от князя он одной ручкой, Выпил чарочку ту Соловей одным духом. Этот былинный источник показывает, что трактовка есенинског образа Петра, как связанного с представлениями славянофилов и вме сте с тем «прямо будто бы сошедшего в строки поэта с ветхих листо апокалипсисов, где Петр изображался в виде Антихриста»85, данна Д.Д.Благим, выглядит сейчас несколько упрощенной. Есенин далек о односторонности. Петр для него великий преобразователь, которы прорубил окно в Европу (вспомним, реминисценцию из «Медного вса ника» в «Пугачеве»), В народном восприятии, которое отражено в «Пе ни о великом походе», он одновременно напоминает Илью Муромца Соловья-разбойника. И это доказывается даже текстологически, пото му что совпадение характеристики Петра с этими очень разными бь линными героями подчеркивает масштабность и противоречивость ег исторической фигуры. Характерно, что в духе народной песенности в сказе о Петре пре ставлены два момента: бой колоколов и оплакивание царя отдельнь и личностями. Название Тверской-Ямской улицы могло прийти из опулярной песни в исполнении Ф.И.Шаляпина «Вдоль по Питерс-ой // Да по Тверской-Ямской.» Но пренебрежительное отношение к ончине царя в исторических песнях не встречается. Зато оно явно вы-упает в «Борисе Годунове» А.С.Пушкина, любимого поэта Есенина, сцене в Новодевичьем монастыре с вестью о погребении невинно уби-нного младенца царевича Димитрия и о наследовании престола Бо-исом: — Все плачут, Заплачем, брат, и мы. — Я силюсь, браг, Да не могу. — Я также. Нет ли луку? Потрем глаза». — «Нет, я слюней помажу»86. Любопытна также реминисценция французской эпиграммы («На онарных столбах // Перевешаем!»), перевод которой необоснованно риписывался Пушкину и часто встречался в переделанном виде в мно-очисленных сборниках русской потаенной литературы: Когда б на место фонаря, Что тускло светит в непогоду, Повесить русского царя, Светлее было бы народу»87. Исследователи обратили внимание на оригинальное использование «Песни о великом походе» традиционных и новых видов народной оэзии и на этом основании сблизили есенинскую поэму с «Двенадца->ю» Блока, где «церковно-христианская книжность, городской романс, еволюционные пролетарские песни, частушки» привлекаются для зображения современности88. Правда, у Есенина фольклорные источ-ики разнообразнее, чем у Блока. В «Песни о великом походе» можно стретить даже близкую к оригиналу переделку «докучной сказки» из борника А.Н.Афанасьева: «Жил-был царь, у царя был двор, на дворе ыл кол, на колу мочало; не начать ли сначала?», которую Есенин мог слышать и в живой традиции (3, 611-612)89. В то же время для Есенина стается справедливой и знаменитая мысль А.Блока: «"Медный всад-ик" — все мы находимся в вибрациях его меди»90. Близость Есенину некрасовской темы («Железная дорога»), отчет-иво прозвучавшей в «пении диком толпы мертвецов» и отразившейся анее в стихотворении Э.Багрицкого «Петербург» (1922) отметил так-:е А.Н.Лурье91. С.П.Кошечкин в качестве одного из литературных ис-очников поэмы называет стихотворение Я.П.Полонского «Миазм» 1868), земляка Есенина, стихи которого он прекрасно знал92. Роман А.Белого «Петербург», созданный как заключительный ак-орд «мифа о Петербурге», своем — чужом городе, творимым на про-яжении целого столетия русской литературой от Пушкина до Досто свского, разделившем Россию на Росси Запада и Востока также является участи ком в художественном диалоге Есенина. Образ большевика — «кожаной кур ки» — один из основных в сказе о совр менности — впервые введен в художе ственную литературу Б.Пильняком романе «Голый год» (1920), получивше высокую оценку в есенинской статье <« писателях-"попутчиках"» >. «Пильняк, писал Есенин, — изумительно талантли вый писатель, бьггь может, немного лише ный дара фабульной фантазии, но зат владеющий самым тонким мастерство слова и походкой настроений. У него ест превосходные места в его "Материалах роману" и "Голом годе"', которые по опи саниям и лирическим отступлениям ничут не уступают местам Гоголя» (5, 243). Отношение Есенина к «кожаной курт ке» — комиссарской униформе, котора стала нарицательным обозначением ко миссаров, было неоднозначным. Многи друзья Есенина -— большевики и комисса ры — носили «кожаные куртки» и это ни чуть не отражалось на личном отношени к ним поэта. В то же время один из самы близких друзей поэта. А.М.Сахаров, вспо миная о встречах с поэтом в декабр 1918 — начале 1919 года (это как раз вре мя действия «Песни о великом походе») писал: Есенин «видит ненавистную дл него "кожаную куртку". В два прыжка от скакивает от стола»93. Забегая вперед, мож но сказать, что такое отношение к «кожа ным курткам» дает себя знать и в «Песн о великом походе», где Есенин лишает ко миссаров имени и пренебрежительно свя зывает черный цвет с «мастью» — «Вид но, много в Петрограде // Этой масти есть> (3, 134). В этом сравнении можно усмот реть ассоциации с карточной игрой или ло шадиной мастью. И в том и в другом слу чае оно не в пользу «кожаных курток». Из современных Есенину литературных источников можно назвать акже «агитки» Демьяна Бедного, которые были очень популярны в ароде. Так, в словах «Красной Армии штыки // В поле светятся.» меется явное перефразирование строк «В Красной Армии штыки, // ай, найдутся.» из стихотворения Д.Бедного «Проводы. Красноар-ейская песня» (1918), положенного в 1922 году на музыку и ставшего ародной песней с названием по первым стихам — «Как родная меня ать провожала». И.В.Грузинов вспоминал, как летом 1925 года Есе-ин исполнял народный вариант этой песни. «Бывает так: привяжется акой-нибудь мотив песни или стихотворный отрывок, повторяешь его елый день. К Есенину на этот раз привязался Демьян Бедный: Как родная меня мать Провожала. Тут и вся моя родня Набежала. Он пел песню Демьяна Бедного, кое-кто из присутствующих подтя-ивал. — Вот видите! Как-никак, а Демьяна Бедного поют. И в деревне оют. Сам слышал! — заметил Есенин»94. Любопытно, что именно в аком виде эта песня Д.Бедного до сих пор бытует на Рязанщине (3, 17). В словах «Ты скорей, адмирал, // Отколчакивай» Есенин вслед за.Бедным использовал присущую частушке словообразовательную мо-ель окказионального глагола. У Д.Бедного в стихотворении «Страда-ия следователя по Корниловскому (только ли?) делу. Песня» (1917): То корнилится, То мне керится, Будет вправду ль суд, — Мне не верится (подробнее см. 3, 624-625). «Песнь о великом походе», — замечает А.М.Марченко, — Есенин, о всей вероятности, писал не без тайного соперничества со "150 ООО 00" Маяковского, сюжет которой также поэтическая история велико-о похода — потока. <.> Ощущается связь поэмы с лиро-эпическими ещами А.Ширяевца; во всяком случае, стилистическая окраска "Пес-и о великом походе" близка произведениям Ширяевца, особенно поме "Палач" и стихам из "Мужикослова", с их игровым, ловким, ха-актерным, узорным, но при этом совершенно живым словом, словом, о своему весу, как правило, равным целой строфе, озорным и густо осоленным скоморошьим юмором, с их ярко-сказовым распевом»95. Особенно разнообразны в «Песни о великом походе» частушки, ко-орые в сказе о современности постоянно перекликаются то с позиций елого, то с позиций красного стана. Они-то и выполняют очень важ-ую содержательную нагрузку и помогают прояснить и позицию авто-а-рассказчика и особенности жанра поэмы. «Чтоб был урок уму.» О жанре и поэтике Однажды критик В.Воздвиженский в журнале «Юность», процитировал одну из частушек «Песни о великом походе: Офицерика, Да голубчика Прикокошили Вчера в Губчека. Слова народной частушки были истолкованы как есенинские. И критик упрекнул поэта, «который не обидит ни козы, ни зайца», в кровожадности и явной симпатии к чекистам, к тем, кто «расстреливал несчастных по темницам»96. Подобные казусы происходят с Есениным, когда речь есенинского персонажа путают с авторской. Вопрос о позиции автора в «Песни о великом походе» — один из наиболее важных вопросов интерпретации этой многоголосой поэмы. Здесь рассказчик выступает в роли ряженого сказителя или скомороха. По мнению Е. Л.Самоделовой автор «причисляет себя к профессиональному скоморошьему клану»97. Собственная позиция Есенина объективирована. Уже в самом начале народный балагур — глашатай созывает народ на представление — «Новый вольный сказ // Про житье у нас» (3,116): Эй вы, встречные, Поперечные! Тараканы, сверчки Запечные! Далее на протяжении всего произведения рассказчик постоянно переодевается то в певца-сказителя, гусляра, то в скомороха и соответственно обращается к своим слушателям или дает свои пояснения: Вы послушайте Новый вольный сказ. (3,116). Слушайте, слушайте, Вы, конечно, народ Хороший! Хоть метелью вас крой. Хоть порошей. Одним словом, Миляги! Не дадите ли Ковшик браги? (3,122) Много в эти дни Совершилось дел. Я пою о них Как спознать сумел (3,124). Особенности языка героя-рас-казчика позволили критикам тнести поэму к «стилизаторско-у курьезу», а исследователям — братить внимание на отчетли-ую стилизацию, как положи-ельную характеристику, кото-ая «не сводится к освоению ишь стилевых особенностей и римет народной поэзии», а дает возможность обнаружить в епосредственно изображаемом войства и качества, закрепленью традициями. Изображение ри этом укрупняется, факт, яв-ение оказывается включенными широкую раму жизни народа, стории»98. Ученые справедливо обраща-и внимание прежде всего на плав разных жанровых форм в той поэме: сказа, раешника, при-казки, песни, частушки и широ-ую литературную традицию. Вслед за Пушкиным ("Песни ападных славян", "Сказка о one и о работнике его Балде"), ермонтовым "Песня про купца алашникова"), Кольцовым 'русские песни") Есенин, — по нению Л.Л.Бельской, — создав "Песни о великом походе" ой аналог фольклорного стиха, а повторив предшественников-ассиков»99. Поэму сближали с поэтичес-ими произведениями различно-жанра, которые становились циклопедией жизни своего вре-ени. «Вспомним пушкинского Медного всадника", — писал.Л.Прокушев, — лермонтовс-ую "Песнь про купца Калашни-ова", некрасовскую "Железную орогу", вспомним "Двенад-ать" Блока, "Главную улицу" Демьяна Бедного, "Хорошо" Маяковского»100. «По жанру это истор ко-героическая поэма— утверждает С.П.Кошечкин, — восходящая традициям творчества народных гусляров, певцов-скоморохов, или, ка еще их называли в старину, веселых молодцов, балагуров»101. А.М.Марченко очень метко подметила в есенинской «Песни о вел ком походе» «установку на зрелищность». «Хотя он <Есенин> и назь вает свою поэму "Песнью", в ней очень силен драматургический эл мент: рассказчик, сказитель — не только певец, сколько актер, скоморо в народном балагане. Партия ведущего все время как бы перебиваете игровыми иллюстрациями (Петр I и стрелец, смерть Петра, перебра ка красных и белых частушками — словно на гулянке! — кутеж в б лом стане). Они-то и придают поэме театрализованный характер. В о ределенном смысле "Песнь о великом походе" более сценична, че "Пугачев"»102. Из последних работ наиболее важны наблюдения Е.Л.Самоделово о есенинском восприятии сказа, положенного в основу поэмы, сказ как способа организации повествования и одновременно особой стру турной единицы, "песенной по своей исконной природе"»103. Стоит также более внимательно задуматься, ¡почему рассказчик народный актер, скоморох соотносит свой сказ с притчинамИ: Для тебя я, Русь, Эти сказы спел, Потому что был И правдив и смел. Былмастак слагать Эти притчины Не боясь ничьей Зуботычины (3, 116-117). «Притчина» или притча — рассказ, сюжет которого раскрываете как иносказание с нравоучительной целью. Е.А.Самоделова связывае смысл этого слова с распространенным на Рязанщине народным тер мином «притча», обозначающим повествование о сверхъестественно событии мифологического толка, или «волшебном слове», которое ус траняет беду (запись Е.А.Самоделовой) (3, 608). Вместе с тем для на родного мироощущения характерно раскрытие окружающего мир через уподобление и иносказание (мир как слово Бога). Кроме того притчей зачастую называют любое мудрое изречение, содержащее иносказательной форме «напутствие» слушающему или читающему. В отличие от «Пугачева», где Есенин обратился к образам евангель ской притчи о предательстве Христа Иудой, используя мотивы Новог и Ветхого завета, и тем самым обогатил историческую революцион ную поэму философским подтекстом, в «Песни о великом походе» на лицо органическое «прорастание» притчевого смысла второго сказа и первого. Есенин обращается прежде всего к традиции народной жиз здесь проявляется «злобная воля», в первом случае—императора П ра, а затем мертвецов, которые грозят царю, погубившему их, а в с временном сказе эту злобу вынашивает живой «бедный люд»: Ищут хлеба они, Просят милости. Ну и как же злобной воле Тут не вырасти? (3,132, последние две строки повторяются почти дословно — см. также 3,126). Особенно любопытна перекличка двух эпизодов первого и второг сказа, в которых говорится о расправе власти со своими противник ми. Это расправа Петра с дьяком (отрывок цитировался выше) и ра права с офицериком в ЧК, которая дала В.Воздвиженскому повод дл обвинения в адрес поэта. Вместе с тем есть существенные различия двух сказов в содержани и поэтике. В отличие от первого сказа, героя которого Есенин назыв ет не только по титулу — император, царь Петр I, но и по имени Пет Алексеич Петр, при переходе к современности имен у героев нет, в лу шем случае — фамилии основных исторических фигур гражданско войны, да безымянные герои в «куртках кожаных», а также ротны мужики, офицеры, да «лихие волчата» — колчаковцы (напомним, чт в «Стране Негодяев» Есенин, правда, устами бывшего дворянина н звал большевиков «красными волками»), В современном сказе, каже ся, гораздо больше мертвецов и трупов, чем в сказе о Петре: Как снопы, лежат Трупы по полю. Кони в страхе ржут, В страхе топают (3,131-132). Мертвецы пусть так Под дождем лежат (3, 136). Здесь явное нарушение языческих и христианских законов мироп рядка не только в смерти до срока, но и в забвении христианской зап веди «не убий». По языческим представлениям умершие своей смерть переходят в разряд предков и обладают охранительной энергией. Он «покровительствуют своим живым потомкам и помогают им во врем летних забот и работ». А умершие «"до срока" называются заложе ными», становятся носителями разрушительной энергии и «вредят ж вым». После смерти они продолжают «доживать», «догуливать» отп щенный им срок и их души лишают живых покоя, являясь к ним врем от времени105. Отличается и общая атмосфера содержания сказов. В конце перв го сказа рассказчик обращается к слушателям с просьбой «подать ков шик браги», в конце второго налицо снижение общего мотива: это овшик трансформируется в ба-очку — «не дадите ли вы мне, // лопцы, /Еще баночку?». И в той просьбе не только «заслу-енное угощение», а скорее — оминальный ритуал по погиб-им. Но особенно показательно, то первый сказ завершается му-ами совести царя Алексеича, ко-орому снится сгибший по его оле трудовой народ, а второй оржеством «кумачного цвета // наших улицах». Еще более серьезные различия ожно заметить в поэтике двух казов. Сказ о Петре строится на ылинах, и исторических песнях, оторые являются выражением ыта народа и вековечной глубины его жизни, а современный на час-ушках, которые, по мысли П.А.Флоренского, выражают злобу дня, имолетную и, тем не менее, всегдашнюю рябь на водной поверхности того затона»106. Здесь подход прямо противоположный В.Маяковско-у, который построил свою революционную поэму «150 ООО ООО» на ылинной основе, как былину об Иване. Недаром Есенин иронично азывал эту вещь лимонов! Кроме того, первый сказ более мону-ентален и целен, второй, благодаря «пикантному и как бы подпрыги-ающему», «кокетливому и дразнящему» размеру частушки107 имеет воеобразный ритм. Да и построен иначе, на параллелизме и противо-оставлении двух станов — белого и красного: В белом стане вопль, В белом стане стон. В белом стане крик, В белом стане бред. В красном стане храп. В красном стане смрад. Уподоблению служат и постоянно звучащие частушки, которые роятся обычно на параллелизме и «делятся на две части, каждая по ва стиха, из которых первая содержит в себе тот или иной образ. из изни природы, а вторая— раскрытие его смысла применительно к анному настроению мгновения» (разрядка П.А.Флоренского)108. И есмотря на то, что рассказчик-скоморох ощущает себя представите-ем «красного стана», постоянно называя его нашим, частушки даны о с позиций белого, то с позиций красного стана. Они прямо противо Художник И.А.Француз. положны по содержанию как голоса противоположных станов и, ка правило, заключены в кавычки, т.е. подчеркнуто цитатны. Например, частушке об офицерике, расстрелянном в Губчека, про тивопоставлена частушка из белого стана: «Пароход идет Мимо пристани. Будем рыбу кормить Коммунистами». В последней —- Есенин воспроизводит известный ему вариант очен распространенной частушки периода гражданской войны. Подобны" текст приведен в книге В.Князева «Современные частушки 1917-192 гг.» в разделе «Врангель»: Пароходик идет Мимо пристани; Будем рыбку кормить Коммунистами. О знакомстве Есенина с этим сборником вспоминал С.М.Городец кий: «Сергей Есенин великолепно знал не только выходившие тогда достаточно известные сборники частушек — Е.Н.Елеонской «Сборни великорусских частушек» (1914), В.И. Симакова «Сборник деревенс ких частушек», издания В.Князева и пр.» (3, 617). Эти частушки, распеваемые на разный лад, отражали реальную трагедию современной, ра колотой надвое России, где «отец с сынком могут встретиться». Например, в статье М.Артамонова «Письма из Донбасса» (от специ ального корреспондента)», опубликованной в «Известиях ВЦИК» ска зано: «Когда гуляла в степи махновская вольница, жгла грабила, огла шала вечерний воздух диким гиканьем, уханьем, присвистами, а на голой степью, как вечерние зори, пылали поселки, детвора, чуткая ко всяким временам, приспосабливалась, изловчаясь. Если были красные, пела: Пароходик идет — Волны кольцами. Будем рыбу кормить Добровольцами. А если входили в село белые, они же вызванивали: Пароход идет Прямо к пристани. Будем рыбу кормить Коммунистами»109. Текстологически доказывается не только близостью «газетных» и есенинских частушек, но и множеством других совпадений с газетными публикациями текста поэм Есенина тот факт, что поэт регулярно читал газету «Известия ВЦИК» (так же как основные толстые журна ы) и нередко именно со страниц газет и журналов черпал яркие черты приметы времени, характерные особенности языка и даже словесные тампы, которые чудесным образом преображались в контексте его оэзии и в то же время придавали ей неповторимый «аромат» эпохи. К аким штампам относится характерное для 20-х годов обозначение слу-ащих (руководящих, обслуживающих и др.) как персонала, которое сенин использовал в «Стране Негодяев». В поэме «Анна Снегина» со раниц «Красной нови» перекочевали ставшие знаменитыми слова о енине «"Скажи, // Кто такое Ленин?"//Я тихо ответил: // "Он — вы"», в «Песни о великом походе» — это не только частушки, которые при-ли со страниц газет и одновременно не раз слышанные Есениным в 1вом исполнении. Это еще и характерные повторы «В белом стане», <В красном стане», построенные по типу постоянной рубрики газеты <Известия ВЦИК» начала 20-х годов—«В белом стане», которую Есе-ин по-своему использовал для противопоставления двух станов — елого и красного. В заключительной части чернового автографа (после строки 540-й) сенин отказался еще от одной замечательной частушки, пропетой из елого стана: Чам-чара! Чара-чара, чара-ра-ра куку Гляди-смотри — у ротного буланый нож в боку. Бежим вперед под дождиком, нам не видать ни зги. И скрылись за курганами разбитые враги (3, 387). Но затем оставил ротного живым, оживив свои трагические сказы ытовой деталью и теплым человеческим чувством: Удивленный тем, Что остался цел, Молча ротный наш Сапоги надел. (3, 137). В черновом автографе Есенин пять раз, а в окончательном тексте )ижды варьирует наиболее популярную частушку времен гражданс-ой войны «Яблочко», которая также придает особую атмосферу но-ому, вольному сказу. Отмеченные нами различия двух сказов особенно выделяются на оне их органического единства, которое создается структурно-смыс-овыми факторами: кольцевой композицией с центральным образом етра I, мотивом мести, носящем эсхатологическую окраску, и типо-огичееки одинаковыми, но лексически противопоставленными отступ-ениями-перебивками тематических линий Петровских преобразова-ий и утверждения Советской власти110. «Поэма, — считает Е.А.Самоделова,— не распадается на генети-ески далеко разведенные жанры былины с историческими песнями и астушки потому, что Есенин уловил общие закономерности распето-о народного стиха. <.> Былинный стих— это 5-6- стопный хорей, склонный к хорео-дактилической мерности; частушечный — двустоп ный хорей с дактилическими окончаниями или трехстопный. Для со блюдения структурного единства поэмы Есенин унифицировал размер ность и строфику: былинный стих разбкл усилением внутристихово паузы на две строки и ввел приблизительные рифмы, а частушечны стихи записал подряд, без графического разделения на четверости шия»111. Притчевый трагический смысл поэмы, который вытекает из уподоб ления и различия двух сказов, состоит не столько в народном возмез дни царской династии1 п. Главное здесь — напоминание нынешней вла сти о душевных мучениях совести и неизбежной расплате за многи тысячи погибших до срока людей, о которой возвещает тень мертвог Петра. Эта тень возвращает нас к запеву сказа: Здесь также можно усмотреть ассоциации с современностью: в дом Ипатьева был «до срока» расстрелян последний русский императо Николай II. Но окончательно смысл поэмы проясняется в двух последних стро ках, где скоморох как бы снимает свою маску и мы слышим слова са мого автора: Корабли плывут Будто в Индию.(3, 138). Образ «Индии духа» как мира личной духовной свободы, противо поставлен неотвратимому року исторического бытия113. Ой, во городе Да во Ипатьеве При царе было При императоре (3, 117). В берег бьет вода Пенной индевью. &ла6а пятая вы, Зеленые нот! Ювадуатъ шесть!» Поэма о «Поэма о 36» восходит к балладе, одному из наиболее популярных поэтических жанров 20-х годов. В черновом автографе Есенин дал этому произведению подзаголовок «Баллада». Но в окончательном тексте назвал «Поэмой» и неузнаваемо изменил балладный строй, конта-минируя мотивы, казалось бы, никогда не смешивающихся жанров: героической революционной баллады, тюремной песни и мужского плача, и обогащая фабулу глубоким и многозначным подтекстом. Мы знаем, что поэта особенно располагал и подкупал тот слушатель, который угадывал или «указывал невысказанную мысль» или «источник рождения образа, лица, стиха»1. «Невысказанная мысль», некий второй план или подтекст, несвойственный традиционной балладе, есть и в «Поэме о 36». Как радовался поэт, когда один из слушателей угадал источник поэмы — старую забытую песню сибирских каторжан «Паша, ангел непорочный, не ропщи на жребий свой.», которую особенно любил и часто пел. Этот факт со ссылкой на воспоминания сестры поэта, А.А.Есениной, и писательницы С.С.Виноградской не раз упоминался в комментариях к поэме. Хотя история этой старинной тюремной песни и связанное с ней значение цифры «двадцать шесть», на которых держалось содержание ранних вариантов «Поэмы о 36», до сих пор не исследованы. Но стоит повернуть этот золотой ключик, как раскроется потаенный и очень глубокий смысл. И может быть тогда мы ответим на многие вопросы, которые невольно возникают при чтении «Поэмы о 36» и внимательном знакомстве с ее творческой историей? Почему Есенин трижды менял название этой вещи? И сначала назвал «26. Баллада»? Второй вариант заглавия, легко уложившийся в ритм — двадцать меняется на тридцать — «36. Баллада» и, наконец, «Поэма о 36». Почему вначале было именно — 26? Ведь поэма не о двадцати шести бакинских комиссарах. Но они-то, кажется, только и прославили это число. А здесь речь идет об узниках Шлиссельбурга. На самом деле есть совершенно удивительные и неожиданные ответы. И еще. Почему бывший шлиссельбуржец Илья Ионов, убежденный большевик, довольно холодно отнесся к поэме о побеге узников Шлис-сельбургской крепости и так и не издал ее — ни отдельным изданием, ни вместе с «Песнью о великом походе»? Что не устроило революционера Ионова в этой поэме? Ведь по словам Г.А.Бениславской именно он натолкнул Есенина на замысел «Поэмы о 36». Да и сама Бениславс-кая в письме к поэту от 1924 года критиковала поэму: «Мне не очень хочется ее печатать, и Вардин не советует. <.> Вардин говорит, что ее Вам отделать бы, а я хуже: согласна с Воронским — "Черного принца" Асеева помните? В ритме ли, в форме ли, но мне что-то не нравится (ох и распушите же Вы меня за такие речи!)»2. А критики? Всего несколько беглых общих замечаний. Друг Есенина Петр Чагин в предисловии к книге Есенина «Русь советская» (куда вошла «Поэма о 36») заметил, что в этих стихах поэт «больше, чем попутчик, он уже наш спутник, с буйным молодым задором пробивающийся через разношерстную, вслушивающуюся в революцию толпу, куда он попал, вырвавшись из четырех стен в широкую революционную массу»3. Правда, М. Данилов назвал поэму «честной и красивой»4. А в рецензии на «Русь советскую» отметил «сочный черноземный есенинский язык, крепкую насыщенную живыми красками образность, серебряную звучность рифмы, изумительную ритмику (особенно в "Поэме о 36", бесспорно, сильнейшей вещи сборника)5. Зато В.А.Красиль-ников необоснованно обвинил ее автора в заимствовании, заявив, что есенинская поэма написана размером «Поэмы о 26» Н.Асеева6 (ведь асеевская поэма написана позже есенинской и датирована 1925 годом, а есенинская — авг. 1924!). Вот кажется и все прижизненные отклики. Да и позже исследователи творчества Есенина эту вещь не жаловали. В монографиях Е.И.Наумова и П.Ф.Юшина, посвященных жизни и творчеству поэта, вообще не нашлось места анализу этого произведения. Очень бегло коснулся его С.П.Кошечкин в своей книге «Весенней гулкой ранью». Почему? Ведь сам поэт дорожил своими революционными вещами? Попробуем ответить на эти и другие вопросы. Но прежде обратимся к творческой истории и судьбе этой неразгаданной поэмы. Здесь минимум три загадки и три совершенно удивительные и неожиданные отгадки, которые и помогут по-новому прочитать «честную и красивую» «Поэму о 36». Творческая история поэмы о «клокочущем пятом годе» «Я. был еще глупи мал.» Замысел. Итак, по свидетельству Г.А.Бениславской, в основу этой вещи положены воспоминания И.Ионова: «Его горение заставило С<ергея> А<лександровича> над чем-то в нашей общественной жизни задуматься (он его натолкнул на "Поэму о36")»7. Подробнее об Ионове — поз чву холодных камней, и только и видишь серые здания да пеструю мостовую, которая вся обрызгана кровью жертв 1905 г.»11. Настроения, владевшие поэтом осенью 1912 года, также выражены в письме, написанном другу своей юности Г.А.Панфилову: «Готов плакать и плакать без конца. Все сформировавшиеся надежды рухнули, мрак окутал и прошлое и настоящее. "Скучные песни и грустные звуки" <видоизмененная первая строка стихотворения Есенина "Звуки печали", 1911-1912 г.> не дают мне покоя. Чего-то жду, во что-то верю и не верю. Не сбылися мечты святого дела. Планы рухнули, и все снова осталось на веру "Дальнейшего-будущего". Оно все покажет, но пока настоящее его разрушило. Была цель, были покушения, но тягостная сила их подавила, а потом устроила насильное триумфальное шествие. Все были на волоске и остались на материке. Ты все, конечно, понимаешь, что я тебе пишу. Ми<нистров> всех чуть было не отправили в пекло святого Сатаны, но вышло замешательство и все снова по-прежнему. На Ца + Ря не было ничего и ни малейшего намека, а хотели их, но злой рок обманул, и деспотизм еще будет владычествовать, пока не загорится заря. Сейчас пока меркнут звезды и расстилается тихий легкий туман, а заря еще не брезжит, но ведь перед этим или после этого угасания владычества ночи всегда бывает так. А заря недалека, и за нею светлый день. Посидим у моря, подождем погоды, когда-нибудь и утихнут бурные волны на нем и можно будет без опасения кататься на плоскодонном челноке» (6, 16-17). О своем участии в революционном движении Есенин время от времени коротко упоминал в письмах к Г.А.Панфилову, написанных в 1913 году: «Недавно я устраивал агитацию среди рабочих, письмом. Я распространял среди них ежемесячный журнал "Огни" с демократическим направлением. Очень хорошая вещь». «Ты просишь рассказать тебе, что со мной произошло, изволь. Во-первых, я зарегистрирован в числе всех профессионалистов, во-вторых, у меня был обыск, но все пока кончилось благополучно». «За мной следят, и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головы. Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта. Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для тебя. Причину всего объясню после, а когда, сам не знаю. Во всяком случае, когда угомонится эта разразившаяся гроза». «Писать подробно не могу. Арес-тован<о> челов<ек> товарищей. За прошлые движения, из солидарности к трамвайным рабочим, много хлопот и приходится суетиться» (6, 34, 50, 52, 54). Товарищ Есенина по Константинову и первым годам жизни в Москве Н.А.Сардановский вспоминал: «Его общественные убеждения до 1913 года заключали в себе значительную долю толстовства с его преклонением перед образом русского крестьянства. Потом в Москве мне Есенин как-то в разговоре заявил, что его знакомство с рабочим клас ом заставило переменить прежнее мнение, и он горячо стал мне дока-ывать, что наивысшую общественную ценность в государстве пред-тавляют рабочие»12. Позже в 1917 году в Петрограде Есенин познакомился с народоволь-ем Г.А.Лопатиным, который испытал все невзгоды шлиссельбургско-о заточения. Об одной из встреч с ним у Сакеров, издателей журнала <Северные записки», писала в своих воспоминаниях М.Л.Свирская. <Принесли гармошку, он <Есенин> стал петь частушки. Герман Алек-андрович просил некоторые повторить по несколько раз. Особенно дну, которая начиналась: "Я любил ее всею душой, а она меня поло-иною". Когда мы ехали трамваем домой, уже поздно, Герман Алек-андрович все повторял: "Вы подумайте, как хорошо: "Я любил ее всею ушой, а она меня половиною."»13. «Часами. сидел. у раскрытого окна. маленькой хибарки.» История текста «Поэма о 36» была написана по приезде Есенина из Ленинграда в оскву всего за пять дней —1-6 августа 1924 года. Но замысел этой оэмы сложился еще в Ленинграде, где Есенин жил в июне — июле 1924 ода и писал «Песнь о великом походе». Работа над текстом «Поэмы о 6» была продолжена во время поездки в Константинове в августе 1924. естра поэта А.А.Есенина писала: «Я помню, как часами, почти не раз-ибаясь, сидел он за столом у раскрытого окна нашей маленькой хи-арки. Условия для работы были очень плохие. По существу, их не было овеем. Мы старались не мешать Сергею, но так как дом наш был слиш-ом мал, а амбар служил кладовой, где хранили и платье и продукты, о поневоле нам приходилось его беспокоить. И несмотря на трудности, он упорно работал над "Поэмой о 36"»14.Г.Белоусов считает, что в это время Есенин работал над поэмой Песнь о великом походе», дорабатывал ее по замечаниям И.Варди-а". Однако, как показывают факты, основные изменения в текст вто-ой редакции «Песни о великом походе» были внесены до августа года, то есть до поездки Есенина в Константиново, и поэма была дана к тому времени в Госиздат и журнал «Октябрь». Скорее всего, сенин продолжал отделывать в Константинове тексты двух поэм Песнь о великом походе» и «Поэму о 36».

14 августа 1924 года Есенин сообщил Е.Я.Белицкому о том, что к тому времени «Песнь о великом походе» «еще значительней переде-ал» (6, 172), а в письме к А.А.Берзинь, датированным тем же днем, казано: «.сижу в избе и дописываю поэму» <курсив наш.— Н.Ш.-Г.> последнем письме речь идет, скорее всего, о «Поэме о 36». Подтверж-ением этому являются воспоминания еще одного очевидца тех дней, оторый связывал работу над «Поэмой о 36» с поездкой в Константи-ово в августе 1924 года. С.Н.Соколов, преподаватель, затем директор школы в селе Консгантиново, вспоминал о Есенине: «Укроется в своем любимом амбарчике (он и сейчас сохранился за домом Есениных) и пишет <.> Часто напишет новое стихотворение, просит послушать. Хорошо помню, как он читал отрывки из "Поэмы о 36"»16. Сохранились черновой и беловой автографы поэмы, в которых зафиксированы различные стадии работы автора над текстом. Черновой автограф — под заглавием «26. Баллада» с авторской датой «август 1—6» выполнен химическим карандашом в блокноте на восьми листах17. Всего листов 10, все пронумерованы. Нумерация 9-го зачеркнута, а на 10-м (под ним поставлено «9») имеется запись рукой Есенина: «41-й Чернышовские казармы, 2-я маршевая рота отправлена в Ташкент к Фрунзе» (относится к «Песни о великом походе», над которой Есенин работал в это время). В черновике имеется немного поправок, особенно во второй части поэмы. Очевидно, что многие строки и даже целые куски текста сложились в голове во время каждодневного «непременного маршрута» в Госиздат к Ионову по набережной, через Марсово поле18, где находится памятник борцам революции 1917-1919 года. Каждый день по дороге в Госиздат Есенин проходил мимо массивных каменных плит с именами погибших героев и безымянных надгробий и читал на их гранях чеканные строфы белых стихов, написанных советским наркомом просвещения А.В.Луначарским. Вот одна из них: Не жертвы — герои Лежат под этой могилой. Не горе, а зависть Рождает судьба ваша В сердцах всех благодарных потомков. В красные страшные дни Славно вы жили И умирали прекрасно19. Конечно, впечатления от этого красного некрополя не могли не отразиться в «Поэме о 36». И проходя через Марсово поле, Есенин, скорее всего, уже повторял про себя строки своего трагического реквиема. Поэтому при записи текста на бумагу, основная работа шла лишь над отделкой отдельных строф и строк. Особое внимание Есенин уделил работе над вступлением. В одних случаях поэт искал более точный и емкий образ. Например, в строках: «Всем нам тот тракт знаком Н Лесным непролазным мешком» — «лесным» правит на «слепым» и затем находит строку «Каменным лег мешком» (3, 392). «Длителен каторжный глаз» заменяет на «Зорок солдатский глаз», а затем на «И зорок солдатский глаз» (3, 395). Уточняет отдельные слова: «То распростись с головой» заменяет: «Не дорожи головой»; «Жарь <?> как седой Баргузин» на «Шпарь как седой Баргузин». Отказывается от строк, содержание которых вытекает из общего контекста: «На карте родной страны» (3,393), ведь достаточно слов «шесть тысяч один сугроб», чтобы перед глазами читателей возникла огромная карта родной страны от Шлиссельбурга до Енисейских мест. Существенно по сравнению с окончательным текстом в черновом втографе отличается композиция и ритмика поэмы. В черновике пома разделена на две части при помощи отбивки звездочкой. Вторая асть начинается второй встречей двадцати шести: Быстро бегут дни. День колесу сродни. Снежной январской порой В камере сорок второй Встретились вновь они. Кроме того, в черновике отсутствует деление строк на полустишия, также композиционное деление текста на восемь частей — главок при омощи отбивки звездочками, но по завершении работы на первой стра-ице сбоку справа дан принятый в окончательном тексте образец пер-ой строфы. Записывая эту строфу, Есенин в последних строчках дела-т любопытную поправку: «Сто <тысяч один сугроб»), которая кажется олее устраивает в звуковом отношении своей аллитерацией на «с» — креСт», «меСт», «Сугроб», но тут же вновь возвращается к первона-альному варианту: «Шесть тысяч один / Сугроб», так как это более оответствовало содержанию, а именно реальному расстоянию от 'лиссельбурга до Енисейских мест, которое составляет не менее 3000 илометров. В автографе поэмы имеется также одно исправление простым ка-андашом, выполненное, скорее всего, рукой Г.А.Бениславской — в троке 137-й «двадцать» исправлено на «тридцать». В остальных шес-и случаях это слово не поправлено, но такая поправка подразумева-ась по всему тексту, т.е. в семи случаях. Таким образом, в пяти случа-х изменялось суммарное количество героев. «Двадцать шесть» енялось на «тридцать шесть» и «двадцать» на «тридцать». И в двух лучаях менялся герой — «двадцать первый» на «тридцать первый», оправка связана с изменением названия поэмы в конце августа 1924 ода. Беловой автограф под заглавием «26. Баллада» с авторской датой август 2-6»20 был сделан с черновика с последующей авторской правой. Сначала Есенин переписал текст чернового автографа, учитывая се поправки. Автор разбил строки по образцу первой строфы и разде-ил текст на восемь частей -— главок при помощи графического разде-ения «звездочками». Особенно внимательно поэт поработал над рит-ической разбивкой строк. Одни поправки он сделал по ходу работы ад текстом: «Добро у кого закал» — «Добро у кого / Закал»; другие — осле записи текста: «Не дорожи головой» — «Не дорожи / Головой» ва раза). Кроме того, Есенин сократил строфу, которая завершала ервую главку поэмы и являлась рефреном первой: «Много в России юп.» (первоначально эта строфа повторялась трижды, еще в основ-ом повествовании, в окончательном тексте она повторяется дважды), переработал первую строфу восьмой последней главки. Зачеркнул Одно время беловой автограф поэмы находился у А.А.Берзинь. В ее воспоминаниях читаем: «У меня хранились его <Есенина> две рукописи: «Песнь о великом походе» и «Двадцать шесть». Я сдала их Софье Андреевне Толстой в Музей»21, а также запись в дневнике С.А.Толстой-Есениной от декабря 1932 года: «Нынче в Дом Герцена приходила Берзина, после я звонила ей. Говорит: «Предлагаю товарообмен» — дает рукопись 36-ти в том варианте, когда она называлась «26», и за нее просит тома ГИЗа»22. Машинописный список под заглавием «36. Баллада» с правкой автора и карандашом ГА.Бениславской, сделан с чернового автографа, дата «Август 1924»23. Большая часть текста не разделена на строфы. Один из выпусков этой машинописи явился протографом для «Руси советской», а также для книги «О России и революции» после внесения дополнительных поправок, сделанных в беловых автографах. Осенью 1925 года, готовя в Госиздате свое «Собрание стихотворений» Есенин положил в наборный экземпляр вырезку из книги «О России и революции» (1925, фактически до дек. 1924). Но впервые «Поэма о 36» была опубликована в газете «Заря Востока» (Тифлис, 1924, сент., № 686). В это время Есенин находился в Тифлисе и сам готовил эту публикацию. По сравнению с текстом книги «О России и революции» в газетной публикации имеется два разночтения: строки 77-78: «В лунном мерцаньи / Хат» вместо: «В лунном мерцании / Хат» и строки 129—130: «И зорок солдатский / Глаз» вместо «Зорок солдатский / Глаз» опубликованы в соответствии с двумя автографами. Учитывая это обстоятельство, в 3-ем томе Полного собрания сочинений Есенина текст «Поэмы о 36» публикуется по наборному экземпляру с исправлением перечис-енных выше строк. «Издатель славный.», или Судьба издания поэмы. Шлиссельбуржец Илья Ионов Илья Ионович Ионов (псевд., наст. фам. Бернштейн, 1887-1942), оторый по словам Бениславской натолкнул Есенина на замысел «Помы о 36», — человек в 20-е годы весьма известный. Поэт, участник еволюционного движения, он печатался в большевистских газетах <Правда» и др. С мая 1903 был неоднократно арестован. В 1906 сослан, ежал, но был опять арестован. В июне 1907 жестокий тюремный ре-:им в одиночной камере довел его до попытки самоубийства24. В нояб-е 1908 года по обвинению в принадлежности к военно-боевой органи-ации Петербургского комитета РСДРП был приговорен к годам аторги и отбывал ее в каторжных тюрьмах, в том числе в Шлиссель-урге. В 1913 сослан в Сибирь, сначала в Нарым, затем в 1915 году в еле Тутура Верхоленского уезда Иркутской губернии, где пробыл до Февральской революции 1917 года. Йонову. Строптивость прежнюю кляня, К тебе взываю я печально: «Кит Ионов, проглоти меня, — Но проглоти коллегиально!» Член редакц<ионной> коллегии «Всемирной литературы» Н.Лернер декабря Беззащитные члены редакционной коллегии "Всемирной литерату-ы", вынужденные подчиниться приказу Ионова, могли реагировать а него только горькими шутками. Некоторые из этих шуток сохранились в Чукоккале. <.> Поэт Михаил Лозинский нарисовал картинку, где "Всемирная итература" изображена в виде маленького суденышка, которое готов роглотить кит-Йонов, и сделал по-латыни оптимистическую надпись ад гибнущим судном: Колеблется, но не тонет». Он же «изобразил происшедшее в таких меланхолических стихах: Нету нам ни покрышки, Ни донушка. Издает наши книжки Ионушка. М.Л<озинский> 21. XII. 24» Ионов «заупрямился» Вернувшись из Константинова в Москву, Есенин сдал поэму в Го-издат и августа 1924 года получил за нее аванс (см. расписку.А.Березовскому — 7, кн.2, издание не состоялось). сентября года перед отъездом на Кавказ послал поэму О.М.Бескину с росьбой опубликовать ее вместе с «Песнью о великом походе» и пос-едними стихами в предполагавшемся отдельном издании Ленинград-кого отделения Госиздата. Как сообщил Есенину в письме от сентяб-я 1924 года В.И.Эрлих, О.М.Бескин согласился с проектом Есенина, о И.Ионов «заупрямился»28. Напомним, что будучи на Кавказе, Есенин впервые опубликовал Поэму о 36» в тифлисской газете «Заря Востока» (25 сент. 1924 г.), озже она вошла в состав сборника «Русь советская» (М., 1925) и «О оссии и революции» (М., 1925), и все же поэт очень хотел опублико-ать поэму в Ленинграде.

20 января 1925 года Бениславская сообщила Есенину о решении.Ионова издать «Песнь» и «36» «вместе»29, хлопоты по изданию кни-и под названием «Две поэмы» продолжались до середины февраля

1 марта Есенин вернулся в Москву. «Из Баку, — вспоминал В.Ф.Наседкин, — он привез целый ворох новых произведений: поэму "Анна Снегина", "Мой путь", "Персидские мотивы" и несколько других стихотворений. "Анну Снегину" набело он переписывал уже здесь, в Москве, целыми часами просиживая над ее окончательной отделкой. В такие часы он оставался один и телефон выключался»16. В начале марта сенин сдал поэму А.К.Воронскому в журнал «Красная новь» (см. об том письмо Н.К.Вержбицкого К.Л.Зелинскому от янв. 1956 г.17), а атем послал текст поэмы П.И.Чагину, а в сопроводительном письме первые (по известным в настоящее время источникам) сообщил окон-ательное заглавие своей большой лиро-эпической вещи: «.вышли еньги мне за поэму, которую тебе посылаю — "Анна Онегина". "Анна негина" через два месяца выйдет в № "Кр<асной> нови" <опубли-овано в № 4, май>. Печатай скорей. Вещь для меня оч<ень> выиг-ышная, и через два-три месяца ты увидишь ее на рынке отдельной нигой <отдельной книгой не выходила>» (6,203). История текста История текста «Анны Снегиной» не может быть представлена полостью, так как сохранились далеко не все первоначальные черновые, возможно, и беловые, материалы. В настоящее время изучены известью рукописи поэмы: два автографа, авторизованная машинопись и ве вырезки из «Красной нови» с правкой автора. Черновой автограф ез заглавия (заглавие «Радовцы. Повесть»—зачеркнуто) с датой «1925. Батум», без посвящения18. Композиционное деление внутри глав звез-очками отсутствует. Строфическое деление — четверостишиями. Состоит из трех разновременно выполненных частей. Листы 1-8, 5-18 записаны простым карандашом в блокноте с дарственной над-исью «Т.Есенину от <подпись неразборчива»). Большая часть лисов блокнота вырвана, оставшаяся была первоначально пронумерова-а автором карандашом подряд. Ст. 1-223, включая строку «Как старый накомый и гость», выполнены на листах 1-8; ст. 369-498, начиная со лов «Но почему-то, не знаю» и кончая заключительной строкой Ш-ей асти «Поедем-ка Прон в кабак.» на листах с первоначальной нуме-ацией 9-12, окончательной — 15-18. После 8-го листа в блокнот вложено нелинованных листов (фор-ат 18,25 х 23,5), исписанных химическим карандашом, имеющих пер-оначальную пагинацию 7-12 и включающих текст второй половины 1-й части и начало Ш-й со ст. 224-й «Иду голубою дорожкой.» до ст. 68-й «Найдемте другой язык.» После 18-го (по первоначальной нумерации 12-го) листа в блокнот ложено еще нелинованных листов большого формата 17,0 х 25,0 — асти IV и У-я, начиная со слов «Все лето провел я в охоте», также наисанных химическим карандашом. Судя по палеографическим особен-остям, в том числе пагинации страниц (части IV и V первоначально мели самостоятельную пагинацию, которая трижды, а в ряде случаев четырежды менялась), а также характеру и объему правки, текст в локноте и отдельных листах выполнен в разное время. Этот вывод, снованный на анализе текста и бумаги, подтверждается описанием ав-ографов поэмы, сделанным С.А.Толстой-Есениной, которая отмети-а автограф, выполненный на отдельных листах и начинающийся сло вами «Все лето провел я в охоте» лл.», как самостоятельный и пометила как «первый черновик» (см. в папке «Разночтения и варианты» ГЛМ). Действительно, эта часть автографа содержит большое количество правки и, скорее всего, является наиболее ранней по времени исполнения (особенно У-я часть). Другая запись С.А.Толстой-Есениной относится к автографу, находящемуся в блокноте: «Анна Снегина» «Село <значит> наше Радово. <.> Блокнот. Середина оторвана (после 8-й стр. сразу 15-18-я). Всего лл. Карандаш с мн. правками, б/д, б/п. 5753/2». Судя по содержанию и пагинации страниц различных частей чернового автографа, выполненных в разное время, композиция поэмы в процессе работы существенно менялась. Можно предположить, что на одном из ранних этапов работы Есенин начал поэму с описания революционных событий в Петрограде (начало У-й части). Это доказывав первоначальная пагинация страниц этой части— с 1-й страницы. С.А.Толстая-Есенина, описывая этот автограф, отмечала, что У-я часть имела два варианта начала, один с подробным описанием полемик интеллигенции о народе — на 25-м листе остался от первоначальног чернового автографа, а другой на 24-м — более поздний. Последни" вариант строк, не вошедших в окончательный текст, записан на поля 25-й страницы: «Двенадцать» во всю гремело, И разве забудет страна Как ненавистью вскипела Российская наша «шпана» (3,423). Эти строки начала У-й части о поэме Блока «Двенадцать», не во шедшие в текст поэмы, в черновике не зачеркнуты. Но позже автор от казался от зачина, где речь шла об интеллигенции, решив сосредото чить основное действие на революционных событиях в деревне. Изучая рукопись, можно с большой долей вероятности предполо жить, что листы меньшего формата черновой рукописи были написа ны позже. Второй вариант пагинации отдельных листов показывает что на одном из этапов работы над рукописью поэмы, эти листы вхо дили в части, получившие обозначение IV и V, которые начинались с слов «Все время провел я в охоте». Впоследствии в блокноте был запи сан недостающий текст, а отдельные листы вложены в определенно для них место. По объему правки очевидно, что в блокнот поэт писа уже сложившийся текст и работал лишь над его отдельными фрагмен тами, строфами, строками или словами. Некоторые ранние наброск поэмы, возможно, утрачены или до сих пор не найдены. Наиболее любопытной особенностью чернового автографа «Аннь Снегиной» является наличие разночтений с машинописным списком, та как документально известно, что беловой автограф поэмы был напи сан по памяти позже. Наиболее значительные расхождения: Фрагмент 12-го листа чернового автографа «Анны Снегиной»

Часть I, ст. 69-72 Мы свергнули власть дворянства, Но как-то почудилось мне Другое коварное чванство В Керенском на белом коне.

Часть 1У-я заканчивалась словами (ст. 642-643): Я быстро умчался в Питер На Красногвардейский фронт. В У-й части черновой рукописи нет строк 702-705: Теперь он по пьяной морде Еще не устал голосить: «Мне нужно бы красный орден За храбрость мою носить.» (3, 184). Кроме того, имеется немало разночтений отдельных строк: ст. На нашей бурливой сходке вместо На нашей быдлатой сходке; ст. При всем православном народе вместо При всем при честном народе; ст. Я даже взгрустнула украдкой вместо Я даже вздохнула украдкой; ст. Все воды бегут в водоем вместо Все годы бегут в водоем; ст. Я вам почитаю немного вместо Я вам прочитаю немного; ст. Как будто бы кто влюблен вместо Как будто бы кто-то влюблен; ст. 419-420 С приветом Оглоблин Прон вместо С любовью Оглоблин Прон (в машинописи С любовью» зачеркнуто и исправлено на «С приветом» ст. Как будто без мысли, без слуха вместо Как будто без мысли и слуха; ст. Сейчас я отчетливо помню вместо Теперь я отчетливо помню; ст. Нет, это уж было с излишком вместо Нет, это уж было слишком; ст. У Прона был друг Лабутя вместо У Прона был брат Лабутя; ст. Хозяек увез к себе вместо Хозяек привез к себе и т. д. всего более двадцати существенных лексических разночтени" Если к ним добавить множество графических уточнений, в том числ разделение строк на полустишия, особенно при передаче разговорно речи, никак не отмеченных в черновом автографе, то становится оче видно, что один из рукописных источников «Анны Снегиной» неизве стен. Беловой автограф с датой «1925 январь Батум» с посвящением А. Во ронскому был написан летом 1925 года в одну ночь по памяти для со брания (см. коммент. к т. Собр. ст. 1927 г., с. 412) и принадлежа И.В.Евдокимову19. Затем находился в коллекции В.Данилевского, о которого поступил в РГБ. Композиционное деление текста внутри глав при помощи звездо чек и отточий проведено непоследовательно. Строфика дана четверос тишиями, как в черновом автографе. Большинство небольших попра вок в тексте являются ошибками памяти или описками автора, приче в ряде случаев Есенин по памяти (а память у него была феноменальная воспроизводил сначала первоначальный вариант, например, строка я «С тех пор и у нас недороды» (1-й слой чернового текста), затем «не дороды» заменяет на «неуряды», строка 416-я «Как будто бы кто влюб лен» или строка 677-я «Ты чтой-то опять в Криушу» — две последни как в черновике, и поправляет даже графическое разделение строк, связи с тем, что автограф этой большой поэмы записан по памяти, тексте имеются небольшие разночтения: ст. И спьяну в печенки и душу вместо И спьяну в печенки и в душу; ст. 763-764 Но вы мне по-прежнему милы Как молодость и как весна и др. Последнее разночтение особенно любопытно, так как совпадает с ервым вариантом строки, зафиксированной в машинописи, затем поэт ам поправил «молодость» на «родину», как это было в черновом ав-ографе. Сохранился также машинописный список с авторской правкой с да-ой «1925-го Январь. Батум»20. Протограф публикаций в газете «Ба-инский рабочий» и журнале «Красная новь». Этот список имеет су-ественную для изучения истории текста правку автора. Есенин нимательно исправляет не только опечатки, проставляет знаки пре-инания, отмечает графические пробелы строф, пишет «пробел боль-е» или «интервал», уточняет интонационное разделение строк. Очень важными автографическими материалами являются также ве вырезки из журнала «Красная новь» с пометами автора. Одна хра-ится в РГАЛИ и содержит три исправления опечаток, сделанных ка-андашом рукой автора: «водою» поправлено на «водью»; «снижал» а «снижая» и «Берчинск» на Нерчинск». Слово «Беспричинно» под-еркнуто21. Другая вырезка с идентичной правкой опечаток и дарствен-ой надписью автора «Милой Соне. С.Есенин июнь Москва» (со-рание Ю.Л.Прокушева). В перечне рукописных материалов Есенина, сделанном С.А. Тол-той-Есениной, зафиксирована также машинопись ОГИЗ под назва-ием «Село Радово», отрывок (местонахождение неизвестно)22. Внимательный сопоставительный анализ двух автографов, маши-описи и двух вырезок с правкой автора позволил в процессе подго-овки академического издания освободить текст поэмы от различного ода искажений, которые ранее оставались незамеченными. Всего по равнению с ранее публикуемым текстом исправлено строк: строка 9-я «Стрелял я мне близкое тело» вместо «Стрелял я в мне близкое ело»; 177-я «Жестокую судоргу щек» вместо «Жестокую судорогу щек»; 14-я «При всем, при честном народе» вместо «При всем честном наро-е», где был пропущен предлог, что нарушило ритм стиха, в черновом втографе было «При всем православном народе»; 289-я «Про нашу рестьянскую жись» вместо «Про нашу кресгьуянскую жисгь»; 544-я Их рок болтовней наградил» вместо «Их рок болтовней наделил» ; 88-я «Когда я всю ночь напролет» вместо «Тогда я всю ночь напро-ет»; 645-я «Ну разве всего описать» вместо «Но разве всего описать»; 72-я «Ненужных насмешек и слов» вместо «Не нужно насмешек и слов»; 11-я «Ночная июньская хмарь» вместо «Ночная июльская хмарь». Кроме того, выявлены строки, которые существовали как бы в двух ариантах до конца жизни поэта, — строка 45-я «На нашей быдлатой ходке» и «На нашей быдластой сходке»; 107-я «Десяток иль штучек М Г В I !,.=!:=

3» поминаний, цветущей сирени и "разросшегося сада" уснащена заборными словечками»37. Тем не менее, критик не ограничился этой беглой оценкой и вскоре посвятил поэме целую рецензию, которая была написана при жизни Есенина, но увидела свет уже после его смерти в первом номере брюссельского журнала «Благонамеренный» за 1926 год. Здесь КВ.Мочульский расценил «попытки автора возвести себя в романтические герои», как «крайне плачевные»: «Сергей Есенин написал свою первую романтическую поэму "Анна Снегина". После кабацких песен — элегические воспоминания: разросшийся сад, цветущая сирень — и у калитки девушка в белом платье. <.> Тургеневская усадьба, романс Глинки. <.> Есенин в роли чувствительного мечтателя, — писал Мочульский, — зрелище занятное. Крестьянский паренек, малый бойкий и озорной, вдруг декламирует "как хороши, как свежи были розы". Что скажут советские критики: ведь это непорядок — у пролетарского поэта — "дворянская идеология"! И дело происходит в семнадцатом году не девятнадцатого, а двадцатого века. Романтизм Есенина особенный. "Усадебная тема" разработана им в "народном" стиле; вокруг "разросшегося сада" буйствуют пьяные мужики и замирающие звуки романса чередуются с матерщиной. Поэма, несмотря на всю свою чувствительную серьезность, кажется пародией. "Поэтический" сюжетсмещанско-фабричной фразеологией. Глинка не вышел, получился стишок вроде' Когда я бываю с тобою, Тогда ты бываешь со мной. Сентиментальность конторщика, бренькающего на гитаре»38. Уже после смерти поэта другой видный парижский критик эмигрант Д. Свя-тополк-Мирский в рецензии на Собрание стихотворений Есенина также назвал «Анну Снегину» «слабой и повествовательной»39. А.Крученых в одной из своих книжонок заявил: «Вообще, в последний период его <Есенина> творчества, ему лучше удавались строки о мрачном разрушении. нежели строки о светлом строительстве»40. Отрицательная оценка «Анны Снегиной» была закреплена в работе П.Н.Медведева: «"Анна Снегина" <.> поэма неудавшаяся. <.> Сюжет — малозначителен; его не хватает на поэму, и приходится растягивать, разбавлять его вставными эпизодами. Описательная часть поэмы яркостью и силой не блещет. Лирические отступления однообразны и невыразительны»41. Многие критики в работах о поэте вообще обошли вниманием «Анну Снегину». В книгах А. Лежнева и Г.Лелевича о Есенине, вышедших в свет в 1926 году, эта большая поэма даже не упомянута. В одном из докладов на вечере РАППа, посвященном памяти Есенина и А. Арско-го января 1926 года, говорилось, что «Анна Снегина» «Есенину н удалась»42. Весьма холодно воспринял поэму М-Горький. В письме редактору «Красной нови» А.К.Воронскому, пославшему ему в Соррен-то номер журнала с «Анной Снегиной», он написал июня 1925 года: «Есенин в 4-й книге "так себе"» (Архив А.М.Горького. ИМЛИ). Другие критики (в основном, в провинциальной прессе) рассматривали поэму как свидетельство поэтической зрелости Есенина. Рецензент газеты «Советская Сибирь» писал в «Литературных заметках», посвященных «Красной нови»: «В большой автобиографической поэме Есенина "Анна Снегина" автор, чувствующий раздвоенность своей личности, одной стороной примыкающей к революции людей "железной когорты", а с другой — людям разбитого недавнего прошлого, автор сложными путями следит за развитием своих мироощущений, пытаясь дать им объяснение, и объяснив, может быть, готовясь стать на новый путь». Считая, что «Анна Снегина» значительно уступает многим из лучших поэтических произведений Есенина, напечатанные за последнее время, критик вместе с тем отмечал, что в этой вещи поэт «идеологически преодолевает себя» и «приближается к проблеме широких социально-психологических обобщений, с одной стороны, а с другой — к проблеме поэмы -романа. Это уже говорит о новом моменте в творчестве поэта, а именно, о наступлении поэтической зрелости. <.> Во всяком случае, Есенин как поэт развивается в большую величину»43. А. Меромский в рецензии на «Красную новь» № отметил: «Из стихов лучшие —есенинские. Его поэма в стихах "Анна Снегина" — большая, с сильным и умело использованным уклоном в сторону классицизма, вещь. Великолепно владея формой, Есенин и сюжетно интересен в Снегиной. Если не считать отголосков выветривающегося уже былого его литературного озорства, например: В России теперь Советы И Ленин •— старшой комиссар. Дружище! Вот это номер! Вот это почин так почин. Я с радости чуть не помер, А брат мой в штаны намочил,.»44. Лучше всех писал об «Анне Снегиной» критик В. Галицкий: «Читая е, испытываешь чувство, словно сидишь летом в жаркий, палящий олдень в прохладном саду под тенью ветвистого, душистого дерева, езоблачна синева неба. Движутся солнечные узоры. Пенье, гимн при-оде раздается кругом. Так ясно, так покойно, светло. Жизнь, жизнь так и дышит, так и веет от стихов "Снегиной". <.> 'ак бодро, звонко-ликующе и радостно звучит гимн жизни во всех сти-ах Есенина.»45. Все три последние процитированные положительные ецензии Есенин читал. Они были вклеены в тетрадь с вырезками, куда оэт собирал критические отклики на свои произведения. Высоко ото-вался о поэме А.К.Воронский: «"Годы молодые", "Русь советская", 'народные" "Персидские мотивы", "Анна Снегина" — идеологически художественно крепко»46. Позже в воспоминаниях о Есенине Ю.Либединский писал: «Не прошло и года после опубликования "Песни о великом походе" как Есенин создал поэму, совершенно иную по колориту, словно впитавшую в себя лучшие традиции русской классической литературы. Это "Анна Снегина", изумительная по живописи характеров и реалистическому изображению эпохи и в особенности тогдашней деревни. Право, уже эти поэмы могли бы составить славу великого поэта»47. От Пушкина и Гоголя до Ольги Снегиной Историко-литературный контекст «Еще нянюшку туда — и совсем Пушкин!» Создавая «Анну Снегину», Есенин ориентировался на традиции русской классики, и прежде всего, роман в стихах «Евгений Онегин» Пушкина, роман-поэму Гоголя «Мертвые души» и произведения Некрасова. По своему обыкновению Есенин обращался в этой поэме к литературным источникам так «легкокасательно» и преображал их так неузнаваемо, что не каждому удается услышать диалог с великими предшественниками во всем многообразии рассыпанных в тексте перекличек, намеков или иносказаний. Поэтому вполне естественно, что в работах об «Анне Снегиной» имена Пушкина и Некрасова упоминались, а Гоголь даже не называется. Еще А.Л.Миклашевская вспоминала, что у «друзей» Есенина «прекрасная поэма» вызывала «иронические замечания: "Еще нянюшку туда — и совсем Пушкин!"»48. А одна из корреспонденток поэта Л.Бу-тович писала поэту еще до написания «Анны Снегиной» августа 1924 года, прочитав в «Красной нови» (1924, №4) стихотворение «На родине»: «Да, у меня было такое чувство, будто я читаю неизданную главу "Евгения Онегина", — пушкинская насыщенность образов и его легкость простых рифм у Вас, и что-то еще, такое милое, то, что сразу находит отклик в душе. <.> Мне кажется, что, как он, Вы владеете тайной простых, нужных слов и создаете из них подлинно прекрасное. <.> Вы могли бы дать то же, что дал автор "Евгения Онегина" — неповторимую поэму современности, не сравнимую ни с чем»49. Не это ли письмо послужило одним из толчков к созданию «неповторимой поэмы современности», которая вместе с «Черным человеком» является одной из самых пушкинских поэм Есенина? Когда «Анна Снегина» была уже напечатана, критик В.Галицкий заметил: «Такой брызжущий каскад веселья, такой гудящий водопад радости мы встречали лишь у одного русского поэта — Пушкина»50. «"Анна Снегина", — писал через два года после смерти поэта критик одного из зарубежных журналов,—поэма почти предсмертная; и в ритме и в дымке иронии, и в разработке материала он <Есенин> становится настоящим Пушкиным. Читая ее, вы вспоминаете что-то знако С.А.Есенин. Портрет И.Гурро. 1925. А.С.Пушкин. Автопортрет. 1932. мое, что давно читали. Уж не "Граф Нулин"? Не то, совсем не то, совсем; и как будто то?»51. Есенин всегда с «особым преклонением относился к Пушкину»52, а в последние годы жизни его все больше тянуло к поэту, которого он считал самым выдающимся человеком в истории России. По примеру Пушкина поэт совершил поездки в Оренбургские степи и на Кавказ. Есенин вспоминал Пушкина, гуляя по петербургским улицам и набережной Невы, посещая Царское Село и думая о месте его дуэли. По словам Ивана Грузинова, он «играл в Пушкина», подражал ему даже внешне, особенно в последние годы своей жизни. 1923 год. «Есенин в пушкинском испанском плаще, в цилиндре. <.> Непрерывно разговариваем. Вполголоса: о славе, о Пушкине. Ночь на переломе.<. > На углу останавливаемся. На прощанье целуем друг у друга руки: играем в Пушкина и Баратынского»53. В.Эрлих вспоминал, что на большом пальце правой руки Есенин носил крупный медный перстень, как у Александра Сергеевича Пушкина54 и хотел во всем «походить» на Пушкина. «Читай побольше Пушкина, — советовал Есенин одному из своих друзей. —.Пушкин — вот истинно русская душа, вот где вершины поэзии»55. Вс. Рождественский вспоминал, что Есенин читал Пушкина наизусть и «с упоением»56. Известно также, что Есенин прекрасно знал современные издания Пушкина. Поэт имел возможность познакомиться с ними в принадлежащей ему книжной лавке на Никитской. В домашней библиотеке находился принадлежащий отцу поэта, А.Н.Есенину, однотомник избранных произведений А.С.Пушкина, изданный в юбилейном 1899 году, а также уже упоминавшийся в главе о «Пугачеве» принадлежавший Есенину 6-й том «Полного собрания его сочинений» (СПб., 1900), который содержит «Историю Пугачевского бунта» и приложения к ней57. Не случайно даже лысину А.Белого Есенин сравнивал по величине «с вольфовским однотомным Пушкиным»58. Знаком особого внимания Есенина к пушкинской традиции является стихотворение «Пушкину», которое Есенин написал мая 1924 года к 125-летию со дня рождения Пушкина и читал на юбилейном митинге июня 1924 года у памятника поэту на Тверском бульваре. Мечтая о могучем даре Того, кто русской стал судьбой, Стою я на Тверском бульваре, Стою и говорю с собой. Блондинистый, почти белесый, В легендах ставший как туман, О Александр! Ты был повеса, Как я сегодня хулиган. А я стою, как причастьем, И говорю в ответ тебе: Я умер бы сейчас от счастья, Сподобленный такой судьбе. Но, обреченный на гоненье, Еще я долго буду петь. Чтоб и мое степное пенье Сумело бронзой прозвенеть (1, 203). В этом разговоре с самим собой перед памятником Пушкину, к которому поэт часто приходил, Есенин отметил не только черты, которые сближают его с Пушкиным: «могучий дар», «русскую. судьбу», гордость, легендарность личности, но даже поведение и внешнюю похожесть, которую подсказал поэту один случай. «Как-то, зимней ночью 1923 года, — вспоминал М.Д.Ройзман, — мы возвращались по Тверскому бульвару из Дома печати. Готовясь ступить на панель Страстной (ныне Пушкинской) площади, он также оглянулся и воскликнул: — Смотри, Александр — белесый! Я посмотрел на памятник и увидел, что освещенный четурехгран-ными фонарями темно-бронзовый Пушкин и впрямь кажется отлитым из гипса. Есенин стал, пятясь, отходить на панель, на мостовую. <.> Светлый Пушкин на глазах уходил, как бы исчезая в тумане»59. После смерти Есенина стихотворение «Пушкину» было опубликовано в «Пушкинском альманахе», который был выпущен к вечеру, посвященному столетию выхода в свет первого сборника стихотворений А.С.Пушкина. Вечер состоялся апреля 1926 года в Бетховенском зале Большого театра. Альманах был издан под маркой Русского общества друзей книги. В работе над ним принимали участие М.А.Цявловский, Л.П.Гроссман, В.В.Вересаев. В подборку «Поэты наших дней — Пуш кину», кроме есенинского стихотворения, вошли «Смуглый отрок бродил по аллеям.» А.А.Ахматовой, «Пушкинскому Дому» А.А.Блока и ДР «.После скандалов и озорства, — писал об этом есенинском стихотворении М.Л.Слоним, — он обращается к Пушкину, и пред его бронзовой статуей стоит, как пред причастьем. Отравленный "горькою отравой", кабаками и хулиганской позой, усталый от непутевой жизни — пытается возвратиться он в дом, в "простоту, чистоту и пустоту"»60. Вопрос об отношении к Пушкину стал одним из вопросов, порождавшим самые разные точки зрения и позиции литературных группировок и объединений. Есенин, отвечая на анкету журнала «Книга о книгах». К Пушкинскому юбилею», писал: «Пушкин — самый любимый мной поэт. С каждым годом я воспринимаю его все больше и больше как гения страны, в которой я живу. Даже его ошибки, как, например, характеристика Мазепы, мне приятны, потому что это есть общее осознание русской истории. <.> Постичь Пушкина — это уже нужно иметь талант. Думаю, что только сейчас мы начинаем осознавать стиль его словесной походки» (5, 225). Есенин дважды помянул Пушкина в автобиографии, написанной июня 1924 года, где писал о своем детстве: «Из поэтов мне больше всего нравился Лермонтов и Кольцов. Позднее я перешел к Пушкину» (7, кн. 1,15). Здесь же Есенин вспоминал «наше серое небо и наш пейзаж» — «то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова и др.» (7, кн.1,17). В октябре 1925 года в последней автобиографии «О себе» Есенин отметил: «В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину» (7, кн. 1,20). С юных лет Есенин прекрасно знал не только поэзию и прозу, но и драматургию Пушкина. На протяжении всей жизни внимательно перечитывал пушкинские произведения, письма с вариантами и комментариями к ним и даже дословно цитировал отдельные строки из писем Пушкина. «Из стихов Пушкина любил декламировать "Деревню" и особенно "Роняет лес багряный свой убор". — Видишь, как он! — добавлял всегда после чтения и щелкал от восторга пальцами»61. Н.К.Вержбицкий вспоминал, как однажды с Есениным на Кавказе они «предавались Пушкину»: «Есенин слушал внимательно и взволнованно, а в наиболее захватывающих местах вздрагивал и хватал кого-нибудь за руку. Особенно восхищали его миниатюры, вроде "На холмах Грузии.", "Делибаш", "Предчувствие", "Воспоминание", "Дружба", "Телега жизни" и другие. Их он мог слушать без конца. По поводу стихотворения "Дар напрасный" он однажды сказал: — Вот небось не говорят про эту вещь: "упадочное"! А у нас, как чуть где тоскливая нотка, сейчас же начинают кричать: "упадочный", "припадочный"! <.> А мне пришла в голову такая мысль: как бы ни был прекрасен наш поэтический оркестр, но, кроме щебетания скрипок, тромбонного гро-могласия и веселой переклички кларнетов, хочется иногда услышать и вздох задумчивой валторны, от которого душу охватывает сладкая тревога. Пушкину мы предавались подолгу. Некоторые вещи перечитывали по нескольку раз, отыскивая все новые и новые замечательные подробности. В один из таких вечеров Есенин признался мне, что он именно теперь, на Кавказе, начал читать великого поэта, как он выразился, "в полную силу", стал находить в нем "что-то просветляющее"»62. В.А.Мануйлов рассказывал, чтд «Есенин очень был обижен стихотворением Маяковского "Юбилейное", написанным к 125-летию со дня рождения Пушкина. Маяковский <.> уничижительно отозвался и о Есенине: Ну, Есенин, мужиковствукмцих свора. Смех! Коровою в перчатках лаечных. Раз послушаешь. но это ведь из хора! Балалаечник! Быть может, тогда эти стихи Маяковского казались Есенину самой большой обидой во всей его жизни, и он не скрывал, что они его больно ранили. Есенин всегда благоговейно относился к Пушкину, и его особенно огорчало, что именно в воображаемом разговоре с Пушкиным Маяковский так резко и несправедливо отозвался о нем, о Есенине. Как будто эти слова Пушкин мог услышать, как если бы он был живым, реальным собеседником Маяковского. Свою обиду он невольно переносил и на творчество Маяковского. — Я все-таки Кольцова, Некрасова и Блока люблю. Я у них и у Пушкина только и учусь. Про Маяковского что скажешь? Писать он умеет — это верно, но разве это поэзия? От стихов порядок в жизни быть должен, а у Маяковского все как после землетрясения <.>. Есенин как-то весь потускнел, от утренней свежести не осталось и следа. Грустные глаза, усталая опустошенность во взгляде, горькая улыбка. Потом стал читать свое недавно написанное в Тифлисе стихотворение про Кавказ»63. Действительно, стихотворение «На Кавказе» (сент. 1924), о котором идет речь, и «Письмо к сестре» (1925) содержат явные переклички с Пушкиным. В первом из названных дважды встречается пушкинская цитата («Не пой, красавица, при мне// Ты песен Грузии печальной»), а также параллель судьбы «ушедших и великих» опальных поэтов (Пушкина, Лермонтова и Грибоедова) с собственной судьбой поэта, спаса ющегося на Кавказе от преследующей его столичной богемы; тут и обращение к архаизмам пушкинской лексики (полон дум, хладное солнце, злато, издревле, зане), и воспроизведение пушкинского ямба. Стихотворение «На Кавказе» привело критика А.П.Селивановского к мысли «о новом Есенине. <.> Есенин повернулся к Пушкину. <.> И на Кавказе, где жил Пушкин, где грудь Лермонтова встретила свою смертельную пулю, он обращается к той же эпической простоте великих ушедших гениев: Мне все равно! Я полон дум О них, ушедших и великих. Их исцелял гортанный шум Твоих долин и речек диких. Они бежали от врагов И от друзей сюда бежали, Чтоб только слышать звон шагов Да видеть с гор глухие дали. Не подражательность, не стилизация под Пушкина, не рабское копирование музыки пушкинских ритмов. Через голубую туманность неопределенных юношеских переживаний, через кабацкие взвизги хмельных ночей Есенин пришел к суровой чеканной простоте зрелого и действительно великого поэта»64. «Кавказ, — справедливо заметил Т.Ю.Табидзе, — как когда-то для Пушкина, и для Есенина оказался новым источником вдохновения. <.> Есенин был в Грузии в зените своей творческой деятельности, и нас печалит то, что он безусловно унес с собой еще неразгаданные напевы, в том числе и напевы, навеянные Грузией. Ведь он обещал Грузии — о ней "в своей стране твердить в свой час прощальный"»65. Маленькие поэмы Есенина о посещении родных мест «Возвращение на родину» (1 июня 1924), «Русь советская» (1924) написаны под обаянием пушкинского «Вновь я посетил.» И.В.Грузинов вспоминал разговор с поэтом после чтения им «Возвращения на родину»: «— Часто тебя волнуют мои стихи? — спросил Есенин. — Нет. Давно не испытывал волнения. Меня волнуют в этом стихотворении воскресающие пушкинские ритмы. <.> Странная судьба у поэтов: Пушкин написал "Вновь я посетил." после Баратынского. Пушкина помнят все, Баратынского помнят немногие.»66. Однажды летом 1924 года Есенин, едва проснувшись, читал своему другу «только что написанную» «Русь советскую»: Тот ураган прошел. Нас мало уцелело. На перекличке дружбы многих нет. Я вновь вернулся в край осиротелый, В котором не был восемь лет (2, 94). «Я невольно, — вспоминал В.С.Чернявский, — перебил его на второй строчке: "Ara, Пушкин?" — "Ну да!" — и с радостным лицом твер до сказал, что идет теперь за Пушкиным»67. В отзыве о «Руси советской» А.Лежнев писал: «Поэт все дальше отходит от имажинизма к классическому стиху, к Пушкину»68. «У Есенина, — замечал критик еще раньше в рецензии на "Русский современник" (1924, № 2), — элегические настроения и прозрачный, приближающийся к пушкинскому стих, отличающий последнюю фазу его творчества»69. И.Н.Розанов не без основания счел, что стихотворение «Письмо матери» «по некоторым выражениям и по сердечности тона напоминает пушкинское послание к няне "Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя". После грома, шума, а подчас и буффонады Маяковского, после словесных хитросплетений и умствований некоторых других наших поэтов читателю можно отдохнуть хотя бы на время на этих строчках крестьянского поэта, проникнутых искренной интимностью»79. Другой критик назвал «Письмо матери» «необычайно однозвучным» стем же пушкинским стихотворением71. В.С.Чернявский заметил, что стихотворение «Ну, целуй меня, целуй.» (1925) «заставило» его вспомнить Пушкина72. Что касается «Евгения Онегина», то, судя по воспоминаниям односельчан и школьных товарищей Есенина, поэт наизусть со школьных лет знал пушкинский роман в стихах73. И это не удивительно, потому что Есенин поражал необыкновенной памятью, а его учитель по Спас-Клепиковской школе, Е.М.Хитров, больше всего читал на уроках «Евгения Онегина», «Бориса Годунова» и другие произведения Пушкина «в течение нескольких часов, но обязательно все целиком»74. Пушкинские строки жили в Есенине и естественно всплывали из кладовой памяти почти непроизвольно. Доказательством тому являются не только пушкинские реминисценции в стихах поэта, но и цитаты из «Евгения Онегина» в есенинских письмах. Например, для одного из писем М.П.Бальзамовой семнадцатилетний Есенин взял эпиграфом слова из

7-й главы пушкинского романа: Как грустно мне твое явленье! Весна, весна, пора любви! (6, 41)75. Намекая на созвучие своих чувств с пушкинскими строками из отповеди Онегина Татьяне, Есенин берет для письма к Л.И.Повицкому (конец 1918-начало 1919) эпиграф из 4-й главы «Евгения Онегина»: Мечтам и годам нет возврата, Не обновлю души моей76. и шутливо подписывает цитату: «Новое стих<отворение> С.Есенина» (6, 103). А в письме к Иванову-Разумнику от марта 1922 года Есенин замечает о поэте В.Ходасевиче: «Сам Белый его заметил и, в Германию отъезжая, благословил» (6,132), не без иронии перефразируя строки из

8-й главы «Евгения Онегина»: «Старик Державин нас заметил // И, в гроб сходя, благословил»77. «Анну Снегину» роднит с пушкинским романом не только «стиль пушкинской походки», сколько постоянно пульсирующий пушкинский подтекст, сюжетные совпадения, замечательные подробности и их полемическое противопоставление. «А я Пушкина люблю, — сказал однажды поэт З.И.Ясинской.—Но сейчас России нужны иные стихи, иная поэзия»78. И.В.Евдокимов вспоминал, что кто-то из писателей осенью 1925 года сказал: «Ты в последнее время совсем пишешь под Пушкина. Есенин не ответил. А кто-то другой добавил: — Пушкинские темы, рифмы, а выходит по-своему, по-есенински. Выходит здорово, захватывает прозрачностью и свежестью!»79. Так же и в «Анне Снегиной». Есенин и его герои действительно как бы вторгаются туда, где жили герои Пушкина — в деревню, в обстановку дворянской усадьбы. Герой рассказчик Сергей въезжает в поэму на дрожках, а Евгений Онегин «летит в пыли на почтовых». Правда, Есенин на самом деле «любил подъехать к дому не на едва трусцой семенящей лошаденке, а на лихом извозчике, которые так и назывались "лихачи", а то и на паре, которая, изогнув головы, мчится как вихрь, едва касаясь земли и оставляя позади себя тучу поднявшейся дорожной пыли»80. «Какой же русский не любит быстрой езды!» Скорее всего, в начальном эпизоде на дрожках сказались и личные впечатления поэта. Например, в 1920 году в Харькове Есенин часто по вечерам сидел в заброшенном тарантасе и занимал своих друзей «смешными и трогательными рассказами из своих детских лет»81. И все же сюжетная параллель с «Евгением Онегиным» в «Анне Снегиной» явно просматривается. Письмо Анны также вызывает в памяти знаменитое письмо пушкинской Татьяны к Онегину82. «"Анна Снегина", —пишет В. Турбин, — сопоставима с романом Пушкина по многим параметрам: ирония тона повествования, обрамление рассказываемого письмами героев, их имена и их судьбы. Традиция живет, пульсирует, неузнаваемо преображается, таится и вдруг обнаруживает себя в случайных или в непреднамеренных совпадениях, в мелочах» и полемически противопоставляется героям пушкинского "Евгения Онегина"»83. Герой поэмы Есенина «изысканный, а заодно и прославленный петербуржец, своеобразный Онегин начала XX века, Онегин — крестьянин, Онегин—поэт», «герой нашего времени», ведущий «социально-лирический диалог с дворянкой». А фамилия пушкинского героя явилась одним и скорее всего самым важным, литературным источником фамилии Снегина, совпавшим с первыми двумя (первый — реальное лицо — О.П.Снегина, о которой подробнее см. ниже, второй — семантический — снег белый), а возможно и определившим их выбор. Впервые «близость звукового облика» названий романа Пушкина и поэмы Есенина заметила М.Орешкина84. Наблюдения лингвиста развил В.Турбин, который счел фамилию героини Есенина, О-негин и С-негина «индикатором традиции»85. Обращая внимание на глубокую содержательность звука и буквы, В.Турбин напоминает о рассуждениях поэта о духовной семантике букв кириллицы в «Ключах Марии»: «"Начальная буква в алфавите А есть не что иное, как образ человека, ощупывающего на коленях землю.<.> Буква Б представляет из себя ощупывание этим человеком воздуха".<.> Для Есенина с его обостренным чувством семантики всего сущего на земле превращение О в С могло означать разрыв круга, кольца, вытеснение одних отношений другими. О обволакивает, защищает, делает недоступным: уместно вспомнить о магическом круге, коим обвел себя в повести Гоголя "Вий" бурсак Хома Брут; покуда круг хранил свою цельность, бедняга был невидим, неуловим, но порвался круг, и грянула гибель. С разомкнуто, беззащитно. О и С — графическое выражение противоположностей: полнота — неполнота, завершенность — прерывистость»86. Какими бы отвлеченными и натянутыми не казались рассуждения В.Турбина об одной букве в фамилии «С-негина», они получают «документальное» текстологическое подтверждение. Достаточно вспомнить, как внимателен был Есенин к каждой букве в своих рукописях. Н еще одно удивительное доказательство содержательного значения созвучия и разности фамилий героев Пушкина и Есенина. В зачеркнутых вариантах начала У-й части «Анны Снегиной» были строки: «Рассыпались звенья кольца.» (3, 422). А различного рода совпадения и созвучия для Есенина всегда имели очень важное значение. Например, в неопубликованных воспоминаниях С.Д.Умникова, почетного гражданина города Санкт-Петербурга, записаны, такие слова Есенина: «Люблю Пушкина, лучше, чем он стихи никто не писал. А я с ним почти тезка, — он — Александр, а я—Александрович, он—Сергеевич, а я — Сергей»87. Вспомним, как настойчиво ищет Есенин черты внешнего сходства с поэтами (стихотворение «Пушкину») или героями, с которыми ведет диалог. Он использует созвучие фамилий героя и прототипа — Рассветов Никандр — Краснощекое Александр («Страна Негодяев») или внешнюю похожесть и сходство отдельных мыслей персонажей этой же поэмы, которыми лишь оттеняет их общее различие. Также поступает Есенин и с главной героиней поэмы «Анна Снегина». «Снегина — справедливо считает В.Турбин, — переименованная героиня романа Пушкина. Образ ее — образ-смешение: в нем сохраняется нечто и от Татьяны, любимицы Пушкина, его идеала»88. Добавим, что известный поэт Сергей из «Анны Снегиной» также образ смешение: в нем есть нечто от скучающего Онегина, но в отличие от пушкинского романа в стихах этот образ совмещает действующего героя и рассказчика, двух в одном. Причем Есенин, как и Пушкин, постоянно подчеркивает разность между самим собой, автором, и героем поэмы, которому дает свое имя, и вполне мог принять на свой счет слова рассказчика из «Евгения Онегина»: Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной, Чтобы насмешливый читатель Или какой-нибудь издатель Замысловатой клеветы, Сличая здесь мои черты, Не повторял потом безбожно, Что намарал я свой портрет, Как Байрон, гордости поэт, Как будто нам уж невозможно Писать поэмы о другом, Как только о себе самом89. Кроме того, Есенин как бы меняет местами главных героев. Путинский Онегин «в деревне, вдали от суетной молвы», отвергает лю-овь юной Татьяны. Позже Татьяна, верная своему долгу, отказывает негину. У Есенина «девушка в белой накидке» ласково говорит «нет» воему юному другу, а став зрелой женщиной и потеряв мужа, мечтает новой возможности их любви. Но знаменитый поэт остается к ней олоден. Его больше волнуют перемены, происходящие в селе: «Ска-ите, // Вам больно, Анна, // За ваш хуторской разор?» (3,181). Однако олученное Сергеем письмо от любимой из Лондона, в котором она с ежностью вспоминает о первой любви, о родине и весне, освещает ис-орию их чувств каким-то новым светом, преображает душу героя и зменяет его взгляд на жизнь. Суть нравственного конфликта в есенин-кой поэме иная. Главным, что связывает героев, оказываются не лич-ые счеты, а родина. И героиня поэмы Анна Снегина не только не осуж-ается за то, что оказалась в «чужих далях», но наоборот озаряет все роисходящее высоким и благородным чувством доброты и милосер-ия, потому что и гам, вдали от России для нее нет ничего дороже ро-ины. Великое художественное и нравственное открытие Есенина состоит щенв том, что он впервые в русской литературе 20-х годов сумел по-ойти к теме трагической разобщенности русской интеллигенции с пози-ий общечеловеческих ценностей. Поэтому, соглашаясь с процитированными выше высказываниями 1.Турбина, мы не может принять его вывод о том, что в поэме Есенина ушкинский идеал «снижается» и проводится мысль о греховности рус-кого дворянства. Анна Снегина воспринимается критиком как «недо-тойная наследница своей великой предшественницы», ее вынужденная миграция — как духовная катастрофа, а поэма в целом, «такая, каза-ось бы спокойная вещь», живет «идеей возмездия». Соответственно санр поэмы трактуется как лирический: «На месте провинциальной де-ушки, воспитанной на английских и французских романах, задумчи-ой, мечтательной и немного загадочной появляется женщина-грешни-;а. А на месте, скажем, хрестоматийного ямщика с его ;ровнями —"отвратительный малый", верзила-возница, безбожно тор-ующийся с приезжим. <.> Рушится эпическое начало, рушится и идил-ия.»90. Говорить так, значит не понимать замечательного многоголосия есе-хинской поэмы, и не задумываться над тем, почему Есенин назвал свою поэму о революции именем дворянки Анны Снегиной. Было бы слишком мелко для этой «большой» и «очень хорошей» поэмы Есенина, если бы ее идея ограничилась «идеей возмездия» дворянству как уходящему классу. Идея «Анны Снегиной» — идея национальная. Здесь не только широко и многосторонне отражается недавнее прошлое России предреволюционных и послереволюционных лет, но и дается великий нравственный урок уважения к каждому человеку, всему народу и истории своей страны. На наш взгляд, главная героиня поэмы, сохранившая любовь к своей родине, тоже является есенинским идеалом, который в определенной мере противопоставляется пушкинскому. Ведь речь идет совсем о другой эпохе. Недаром поэт дает ей имя Анна, которое, согласно Месяцеслову, означает «благодать или милостивая». Используя сюжетную схему и некоторое сходство своих героев с героями пушкинского романа в стихах вплоть до созвучия их фамилий — О-негин — С-негина, Есенин смело ломает каноны классического жанра. Он опускает некоторые звенья сюжета и подробности судьбы героев, играет на недоговоренности и достигает при этом неожиданного художественного эффекта, который рождается столкновением многочисленных противоречий, многозначной полифонией образов и окончательно закрепляется кольцевой композицией с выводом, прямо противоположным мыслям, с которыми главный герой-рассказчик приехал в свои родные места в апреле 1917 года. Живые и мертвые души В «Анне Снегиной» Есенин обращается не только к пушкинскому наследию. Здесь мы видим сознательное развитие традиций Н.А.Некрасова, которое поэт, как обычно, не выставляет напоказ, а наоборот, как бы прячет от поверхностного взгляда. В этом смысле характерен следующий эпизод. В Батуме Есенин прочитал оконченную вчерне поэму Л.И.Повицкому и спросил его мнение. «Я сказал, — писал Повиц-кий, — что от этой лирической повести на меня повеяло чем-то очень хорошо знакомым, и назвал имя крупного поэта шестидесятых годов прошлого столетия. —Прошу тебя, Лёв Осипович, никому об этом не говори! Эта простодушно-наивная просьба меня рассмешила. Он тоже засмеялся. — А что ты думаешь — многие и не догадаются сами. 91. Но об этом догадались даже современники Есенина. Один из критиков писал: «Если в книге "Русь советская" звучали кое-где некрасовские нотки, то в поэме "Анна Снегина" некрасовское влияние неоспоримо». Не сумев определить новаторство Есенина в освоении эпической темы, этот же критик оценил некрасовское влияние противоречиво: «Но Некрасов не особенно-то помогает Есенину в эпических заданиях, ибо выдержать эпический тон до конца последний не в состоянии»92. М. Цетлин в парижских «Современных записках» заметил, что «Анна негина» написана «стихом, близким к тиху некрасовского "Мороз, Красный ос", только с небольшими эллипсисами с более свободной рифмовкой»93. Современные исследователи посвяти-и некрасовским традициям специальные а боты9". Л.Л.Бельская вслед за Цетли-ым обратила внимание на то, что некра-овская традиция, и прежде всего «Мороз, расный нос», «сыграла немалую роль в ыборе стихотворного размера, малопотребительного в поэтической практи-е Есенина, — амфибрахия». На его фун-аменте Есенин «"укладывал" доли рехдольника»95. Некрасовские традиции «Анне Снегиной» еще нуждаются во нимательном изучении. Любопытно, на-ример, проследить сюжетные аналогии поэмой Некрасова «Кому на Руси жить орошо». Но в этой работе нам важно бозначить лишь основные принципы об-ащения поэта к классической традиции, оказать множественность самых разно-бразных связей «Анны Снегиной» с рус-кой литературой XIX века и худо-ественное новаторство Есенина в азработке традиционных тем и мотивов. Например, традиционная в русской итературе XIX века тема «дворянских незд» по-своему отражена в «Анне Сне-иной». Героиня поэмы, дворянка, в ко-орой порой угадываются черты турге-евской Лизы, сдержанно и достойно ереживает разорение своей усадьбы, но олеет за судьбу России и печалится вы-ужденным расставанием с родиной и юбимым. Когда-то, еще в 1912 году Есе-ин в письме к Г.А.Панфилову сравнил с ургеневской Лизой («Дворянское гнез-о») «по душе» «и по всем качествам, за сключением религиозных воззрений» 1арию Бальзамову, подругу Анны Сар-ановской. «Я простился с ней, — пояс-ял Есенин, — знаю, что навсегда, но она е изгладится из моей памяти при встрече другой такой же женщиной» (6, 13-14). В то же время трудно отделаться от чувства, что есенинские дрожки напоминают бричку, на которой в гоголевских «Мертвых душах» в губернский город NN въехал некий господин. И это неудивительно, потому что в последние годы, по словам мужа своей сестры Кати — Наседкина, Есенин «из классиков своим любимым писателем называл Гоголя»96. Многие отмечали, что Гоголя поэт любил не меньше Пушкина. Чаще всего их имена возникали в памяти вместе и «мелькали в его четких замечаниях»97. Поэт был прекрасно знаком с биографией того и другого и знал, что сюжет «Мертвых душ» дал Гоголю Пушкин. Более того, Есенин постоянно ощущал для себя их внутреннюю неразрывную связь и наиболее полно воплотил это ощущение в «Анне Сне-гиной». «Люблю Гоголя и Пушкина больше всего. Нам бы так писать!»98. Сестра поэта вспоминала, что в сундуке отца хранилось несколько книг Сергея. «Это были Библия, Пушкин и Гоголь с хорошими иллюстрациями»99. Однажды в Москве, разговорившись с извозчиком, «Есенин спросил его, знает ли он Пушкина и Гоголя. — А кто они такие будут, милой? — озадачился извозчик. —- Писатели, знаешь, памятники им поставлены на Тверском и Пречистенском бульварах. — А, это чугунные то? Как же, знаем! ■— отвечал простодушный извозчик. — Боже, можно окаменеть от людского простодушия»100. «Что касается Гоголя, — вспоминал М.В.Бабенчиков, — то в зрелый период его любовь к автору "Мертвых душ" еще больше окрепла. "Вот мой единственный учитель", — сказал мне Есенин в двадцатых годах, ласково поглаживая стопку книг любимого писателя»101. «Мертвые души» Есенин любил особенно, знал с детства и не раз перефразировал слова из этой поэмы в своих письмах. Например, в письме к Грише Панфилову, написанном после сентября 1913 года, где не раз слышатся стихи М.Ю.Лермонтова, Вл.С.Соловьева, А.В.Кольцова, И.С.Никитина, имеются две вариации на «Мертвые души» Н.В.Го-голя, которые образуют своеобразную кольцевую композицию из гоголевских мотивов. Отзвук афористичных строк Гоголя: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу.» обыгранных в письме В.Г.Белинского к Гоголю от (3) июля 1847 года: «Вы <„> столько уже лет привыкли смотреть на Россию из Вашего прекрасного далека.»102, слышится уже в первых строчках есенинского письма: «Тебе ничего там не видно и не слышно в углу твоего прекрасного далека» (6, 51, 305). Завершает письмо пересказанные Есениным по памяти слова Собакевича, которыми поэт характеризует свою жизнь в Москве: "Все мошенники и подлецы. Есть только один порядочный человек, губернатор города NN, да и тот, по правде сказать, свинья!" так говорил Собакевич. И правда, я пока хорошего ничего не вижу» (6, 54)103. Спустя почти восемь лет гоголевские ассоциации возникли у Есенина во время пребывания в Самаре, когда параллельно с работой над «Пугачевым» созревал замысел «Страны Негодяев»: «Сей ас сижу в вагоне, ■— писал поэт А.Б.Мариенгофу в конце апреля-на-але мая 1921 года, — и ровно третий день смотрю из окна на прокля-ую Самару и не пойму никак, действительно ли я ощущаю все это или итаю "Мертвые души" с "Ревизором" (6, 120). «Из писателей, — вспоминал друг Есенина И.И.Старцев, — самое ольшое внимание на него производил Гоголь, особенно «Мертвые уши». — Замечательно! Умереть можно! Как хорошо! — цитировал он це-ые страницы наизусть»104. «У Гоголя, — вспоминал Н.К.Вержбиц-ий, — больше всего ему нравились лирические отступления в "Мерт-ых душах". Так мог написать только истинно любящий Россию человек! — го-орил он»105. Одним из доказательств того, что «Мертвые души» Гоголя были в оле зрения Есенина во время создания «Анны Снегиной», является исьмо поэта к Г.А.Бениславской, написанное во время работы над оэмой (письмо датировано января 1925 г., а поэма — январем это-о же года). В этом письме Есенин обыграл гоголевский образ: «Разъез-аю себе, как Чичиков, и не покупаю, а продаю мертвые души» (6, 98) — здесь поэт имел в виду публикацию уже опубликованных соб-венных произведений. Литературные аналогии с «Мертвыми душами» в «Анне Снегиной» тнюдь не случайны. Пушкин и Гоголь сошлись вместе еще в «Москве абацкой» и тому имеются свидетельства самого Есенина. В.Эрлих рас-азывал об одном из разговоров с Есениным: «— Слушай! Как ты думаешь? Под чьим влиянием я находился, ког-а писал "Москву кабацкую"? Я сперва сам не знал, а теперь знаю. Мне нтересно, что ты скажешь. — Люди говорят — Блока. — Так то люди! А ты? — А я скажу — Пушкина. Он заглядывает мне в глаза и тычет кулаком в бок. — А чего именно? Ну, ну! — А я думаю, вот чего: На большой мне, знать, дороге Умереть господь сулил. Есенин скачет, как кенгуру, и вопит на всю квартиру: — Ай, да умница! Вот умница! Первый человек понял! Ну и моло-ц! Только ты мне все-таки скажи, мне интересно, как ты догадался? — А очень просто! У тебя на постели книжка лежит и открыта как з на этих стихах»106. Гоголевские переклички ощутимы прежде всего в есенинской эле-и «Не жалею, не зову, не плачу.», завершающей «Москву кабац-ю» — «Стихи про кабацкую Русь», о которых герой поэмы говорит нне Снегиной. Уже здесь, как олицетворение чистоты и нежности, появился развитый в «Анне Снегиной» мотив — «белых яблонь дым (1,163). По признанию Есенина «это стихотворение было написано по влиянием одного из лирических отступлений в "Мертвых душах"» (им ется в виду перекличка есенинских строк «О, моя утраченная свежест // Буйство глаз и половодье чувств!» и гоголевское восклицание «О мо юность! о моя свежесть!»). И.И.Шнейдер вспоминал такой эпизод: «Разбирая как-то тонку пачку, в которой был и листок со стихотворением "Не жалею, не зов не плачу.", тогда уже опубликованным, Есенин, зажав листок межд пальцами и потряхивая им, сказал: "О, моя утраченная свежесть!." и вдруг дважды произнес: "Это Гоголь, Гоголь!" Потом улыбнулся больше не сказал ни слова, погрузившись в разборку рукописей. Н мою попытку расшифровать его слова ответил: "Перечитайте "Мер вые души". Я вспомнил об этом разговоре много лет спустя, наткнувшись в вступлении к 6-й главе "Мертвых душ" на следующие строчки. < Шнейдер процитировал несколько гоголевских строк вместе с воскл цанием: "О моя юность! о моя свежесть!"»)107. С.А.Толстая-Есенина тоже вспоминала: «Есенин рассказывал <. что это стихотворение <речь идет о "Не жалею, не зову, не плачу." было написано под влиянием одного из лирических отступлений "Мертвых душах" Гоголя. Иногда полушутя добавлял: "Вот меня хв лят за эти стихи, а не знают, что это не я, а Гоголь"» (Комментари ГЛМ)'08. А.К.Воронский, которому Есенин посвятил «Анну Снегину», писг «Любимым прозаиком его <Есенина> был Гоголь. Гоголя он став; выше всех, выше Толстого, о котором отзывался сдержанно. Увид однажды у меня в руках "Мертвые души", он спросил: —Хотите, прочту вам место, которое я больше всего люблю у Гог ля, — и прочитал наизусть начало шестой главы первой части. Напомню главу в отрывке и с пропусками: "Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькну шего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незн комому месту: все равно, была ли то деревушка, бедный уездный гор дишка, село ли, слободка, — любопытного много открывал в не детский любопытный взгляд. Всякое строение, все, что носило тольк на себе напечатление какой-нибудь заметной особенности, — все ост навливало меня и поражало. .Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденно! взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежн: годы живое движение в лице, смех и немолчные речи, то скользит т перь мимо, и безучастное молчание хранят мои неподвижные уста, моя юность! о моя свежесть!."»109. В элегии Есенина «Не жалею, не зову, не плачу.», написанной 1922 году, по мнению Л.Л.Вельской, «волновала не столько утра ношеской восприимчивости и любознательности, как Гоголя <.>, колько угасание всех чувств, охлаждение сердца», философские раз-умья «о жизни и смерти, о тленности всего сущего»119. В «Анне Снегиной», напротив, при неразделенной любви ощущает-я буквально физическое наслаждение жизнью, «буйство глаз и поло-одье чувств». И есть чувство какой-то непередаваемой благодати и частья, которое только может испытать человек, приехавший на ро-ину после долгой разлуки. Кроме того, в «Анне Снегиной» Есенин ертвым душам противопоставляет живые. Недаром слово едуша» в азном значении встречается в речи многих персонажей, особенно час-о у мельника, к которому поэт относится с особой нежностью и любо-ью. Любимое народное выражение «За милую душу» в речи мельника стречается пять раз: «За милую душу пальнем» (3, 177); «Сейчас я за илую душу.» (3, 186); «Сергуха! За милую душу!» (3,167,183); «Ста-уха за милую душу.» (3, 164). Старуха-мельничиха называет кресть-н «воровскими душами». В речи героя-рассказчика о себе: «Война мне сю душу изъела.» (3,160) и о Проне Оглоблине «И спьяну в печонки в душу // Костит обнищалый народ» (3, 174); в обращении к вознице: <Да что ж ты? // Имеешь ли душу? (3, 162); «Ничто не пробилось мне в ушу» (3, 168). Ключевые слова произносит возница, который расска-ывает поэту о жизни крестьян: «Но люди—все грешные души» и «Была ы душа жива» (3, 159). В словах «Была бы душа жива»— залог воз-ождения России. Недаром эта вещь о сплошных мужицких войнах за-ершается письмом Анны: «Вы живы?. Я очень рада. Я тоже как вы жива.» (3,186). «Я понял, что я — игрушка.» «Анна Снегина» имеет и другие, близкие по времени объекты скры-ой полемики — собственные автоцитаты, поэзию времен первой ми-овой войны и прозу 10-х годов, проникнутую народническими настро-ниями. Примером одной из таких интересных параллелей является полеми-еская перекличка строк «.Тогда над страною калифствовал // Керен-кий на белом коне» (3, 161) со стихотворением Л.И.Каннегисера «На олнце сверкая штыками.», написанном июня 1917 года в Павловс-е, где есть следующие строки: Тогда у блаженного входа, В предсмертном и радостном сне, Я вспомню — Россия, Свобода. Керенский на белом коне. Поэт вслед за своим другом Л.И.Каннегисером использует тради-ионно-поэтическое выражение «на белом коне <победителя»>, кото рое отражало реальный факт — Керенский обычно приветствовал вой ска на белом коне, но одновременно «как бы оспаривает победитель ную восторженность своего друга, владевшую тем в Февральски дни»111. Есенин достигает обличительного, сатирического пафоса об раза, сталкивая противоположные начала: переносное значение дву цветовых прилагательных — розовый — сулящий радость, счастье смрадный — внушающий отвращение, омерзение, а также глагол «ка лифствовал» образованный от фразеологизма «калиф на час» (чело век, пользующийся властью очень короткое время, противопоставляе выражению «на белом коне» (победителя). Александр Федорович Ке ренский (1881-1970) был с (21) июля министром-председателем (пре мьером) Временного правительства, а с августа (12 сент.) по ок тября (7 ноября) 1917 года — верховным главнокомандующим. В черновом автографе «Анны Снегиной» эти строки даны в ином но совпадающем по оценке Керенского варианте: Мы свергнули власть дворянства, Но как-то почудилось мне Другое коварное чванство В Керенском на белом коне (3, 405-406). Одним из конкретных литературных источников сюжета и персона жей, с которым полемизирует Есенин, является также путевой очер О.Снегиной «На хуторе», опубликованный в петроградской газет «Биржевые ведомости» (утр. вып. 1917, июля, № 16362), где нередк печатался Есенин. Не случайно в черновике поэмы Есенин упомяну Галерную улицу в Петрограде, на которой находилась контора газеть («И я с ним бродя по Галерной.»). Эта петроградская улица дорог Есенину по многим причинам. На Галерной, в конторе известной п всей России газеты «Биржевые ведомости» (СПб., 1880-1917), публи ковал свои произведения Блок и Есенин, здесь Есенин встречался с ав торами «Биржевых ведомостей» и других изданий, находящихся та же. В письме к Иванову-Разумнику от мая 1921 года поэт писал: «По мните, я Вам кой-что об этом говорил еще на Галерной, 40?» (6,126). редакции «Биржевых ведомостей» работал друг Есенина М.П.Мура шев. Ранее в доме по Галерной улице жил Блок. Дом по Галер ной — известный пушкинский адрес112. На Галерной улице, дом 27, на ходилась редакция левоэсеровской газеты «Дело народа», где част печатались произведения Есенина и Блока. Здесь же в 1917 году Есени познакомился со своей будущей женой Зинаидой Райх. На Галерной, находилась типография, в которой в 1922 году печатался есенински «Пугачев». Вот как много нитей связывало Есенина с «Биржевкой» и очерка О.Снегиной «На хуторе», напечатанном в Биржевке в 1917 году! Эт поразительные совпадения не могут быть случайными. Все, что неожи данно сошлось в «Анне Снегиной» на одном из перекрестков револю ционной юности, Есенин, конечно, помнил. И как обычно «все пере плеталось у него по-особому, созревало в какую-нибудь мысль»113. В «Анне Снегиной» с очерком О.Снегиной совпадает начало време-и действия — после февральской революции — и место действия — в ерке Снегиной — хутор, где сохранилась дворянская усадьба и «кня-нин парк» и персонажи — молодой паренек «Сергунька» (так в кру-друзей ласково называли и Есенина); отец Сергуньки, дядя Ефрем, оящий на крыльце, полный «неистощимой силой» — «истинный сын тинной России, которая вся—лес, да поле, да зеленый луг!.» и Про-Красноносый, «ленивый, шельмоватый, прямо сказать, большой па-стник», жестоко убитый бандой анархистов (у Есенина Прон Оглоб-н и Лабутя); перевозчик Федор (в «Анне Снегиной» — возница), бабка расковья (у Есенина старуха мельничиха) и др. Писателя в деревне итают господином (это есть в очерке О.Снегиной и в поэме Есени — «Забавный такой господин» — 3, 167), совпадает и общий пафос ношения к крестьянству, который у Есенина выражен в словах Про-Оглоблина: «Крестьян еще нужно варить», а в очерке О Снегиной в собственной надежде на все здоровое и сильное в деревне и на то, что глубь России еще придет многочисленная армия, «чтобы учить, учить учить». Еще более поражают совпадения нескольких сцен есенинской по-ы и снегинского очерка. Например, торговля возницы с Сергеем за 1ьний прогон в «Анне Снегиной» явно напоминает разговор паром-ика Федора с Сергунькой: «И точно — сердитый паромщик Федор на вопрос Сергуньки: озьмешь ли с нас за переправу?" — угрюмо взглянул на меня и про-рчал: — А вы что за имянинники, чтоб с вас не брать?! — Ну, вот, я тея упреждал, — огорчился Сергунька. — С господ он спременно возьмет!.» (здесь и далее в публ. по старой орфографии). Любопытно также сходство монархических настроений старухи льничихи и снегинской бабки Прасковьи. «Сергей весело хохочет. — Бабка — она у нас древняя нация. Монархия — одно слово. Ни-му не верит, а газетам пуще всего. А бабка грозит ему черным высохшим пальцем: — Вишь, пострел какой вырос. Бабку учить! Царя нету! Так я и по-рила. Лучше вас люди живывали, а все царя почитали, потому что он Бога, а вы, накося: в тюрьму его. Гляди, как бы он тея в тюрьму не рятал. Дуру нашли — поверю я!» Но атмосфера революционной деревни в «Анне Снегиной» проти-положна «невыразимому спокойствию, которое веет от моря коло-ев, которому, кажется, нет конца-краю» в очерке О.Снегиной. «Леса горизонте не приближаются, а отступают и отступают; поля развер-1ваются все шире, все вольнее. <.> Дорога все вьется среди полей и уходит с ними в бесконечную даль. Тихо, пустынно в усадьбах. Через Княгинин парк, уже давно став-ий общим достоянием, теперь прошла новая дорога. <.„> Давно сго Газета «Биржевые ведомости», в которой в 1915 г. была опубликована маленькая поэма Есенина «Микола» и др. В этой же газете летом 1917 опубликован очерк О.Снегиной «На хуторе». рел барский дом, заглох парк. Только название осталось "Княгинин' <.> По-прежнему они <крестьяне> неторопливы, нелюбопытны. Н спешно, словно нехотя отвечают на вопросы; расспрашивают мал Один лишь Сергунька очень интересуется далекой столицей и таинстве ной революцией». Есенин видит деревню совсем не такой, какой ее видела О.Снегин летом 1917 года. В противоположность онегинским неторопливым нелюбопытным крестьянам есенинские — разбужены революцией. Ср ди них выделяются подлинные революционеры, такие как Прон О лоблин, по-своему перестраивающие деревенскую жизнь. Противоп ложна, и конечно же не случайно, необычная характеристика известног поэта в «Анне Снегиной», данная ему мельником: «Послушай-ка ть беззаботник, // Про нашу крестьянскую жись» (3, 169), и определени Сергуньки автором очерка «На хуторе», данное в кавычках — «забо ный». Очевидно, эта лексика обыгрывалась в кругу знакомых и друзе поэта в те далекие годы. Можно даже предположить, что так называл юного поэта в салоне О. Снегиной, и она не случайно использовала эт арактеристику при обрисовке Сергуньки, прототипом которого явно ослужил «весенний Есенин». Обращаясь к тем далеким годам, вспоминая людей и события, кото-ые тогда происходили, Есенин невольно или сознательно отражал за-омнившиеся ему характерные черты и приметы тех лет. Скорей всего, южетные ассоциации с очерком «На хуторе» возникли в есенинской оэме потому, что характеристика предреволюционной деревни, дан-ая О.Снегиной, была довольно типичной для интеллигенции, кото-ая знала настроения крестьян крайне поверхностно. К тому же и сам сенин по прошествии семи лет посмотрел на прошлое и своих одно-ельчан совсем другими глазами, переоценил даже свои собственные згляды того времени. По этой причине в «Анне Снегиной» отчетливо ышится автополемика, спор с самим собой, со своими прежними оцен-ами. В словах «Я понял, что я—игрушка.» есть явная перекличка с соб-твенной полемикой о народничестве из отрывка статьи о Глебе Ус-енском: «Мне кажется, что никто еще так не понял своего народа, как спенский. Идеализация народничества 60-х и 70-х годов мне представ-яется жалкой пародией на народ. Прежде всего там смотрят на крес-ьянина как на забавную игрушку» (5,234)114. В.С.Чернявский вспоми-ал, как однажды Есенин, очень тихий и деловитый, разбирал в иблиотеке своего друга, А.Сахарова, книги. Отложив в сторону Гле-а Успенского, он «заговорил о тяге своей к настоящим классикам, к агистрали русской литературы»115. Уже замечено, что многие эпизоды «Анны Снегиной» и ее герои от-ылают нас к ранней есенинской повести «Яр» (1915). Вскоре после пуб-икации эта повесть получила резкое неодобрение М.Горького. 2(15) вгуста 1916 года он писал в письме к Д.Н.Семеновскому, очевидно, в твет на критическое суждение своего корреспондента: «Есенин напи-ал плохую вещь, это верно»116. Под влиянием этой оценки и другим ричинам это замечательное по художественной зоркости и яркости роизведение Есенина, отражающее социальные контрасты, характе-ы и быт деревни накануне первой мировой войны, до сих пор по дос-оинству не оценено исследователями117. Между тем «Анна Снегина» в содержательном плане как бы про-олжает «Яр»: возница начинает рассказ с тех событий, которые про-сходили в «Яре», а затем основное время действия поэмы -•>- весна-сень 1917 года. В повести уже намечена основная для поэмы ситуация хуторского разора», вражды богатого Радово с бедными Криушами показано крестьянство, которое бурлит и бунтует против вековых орядков. Эпизод убийства дедом Иеном (дальним прототипом Про-а Оглоблина) помещика, а особенно вспыхнувшая в мужицкой сходе кровавая драка, как справедливо заметил В.И.Харчевников"8, соот-осится с эпизодом, который в «Анне Снегиной» случился «в третьёвом оде». В «Яре»: «Ухабистый мужик размахнулся, и переломившийся о олову сотского кол окунулся расщепленным концом в красную, как оронок, кровь» (5, 56); в «Анне Снегиной» возница рассказывает: В скандале убийством пахнет. И в нашу и в их вину Вдруг кто-то из них как ахнет! — И сразу убил старшину (3, 159). Друг Есенина М.В.Бабенчиков, который называл «Яр» своим л бимым произведением, считал, что Есенин «вышел из "Яра", как б Лимпиада, он знал "любую тропинку" в лесу, все овраги наперечет п ресказывая». «Жизнь неплохая штука, но нельзя калечить себя ра других. Жизнь надо делать», — сказал он <Есенин> раз мне в одну тогдашних наших мимолетных встреч <речь идет о 1920-21 гг.>, поч буквально повторив то, что когда-то написал в "Яре". <.> Стремл ние примирить "Яр" как мир природы с человеком было кровным родовым у Есенина. В крови его, как и у Афоньки из "Яра" светила зеленоватым блеском лесная глушь и дремь, но все больше и больше чувствовал, что в нем просыпалась "ласковая до боли любовь к л дям"»119. Этой любовью к людям переполнена есенинская «Анна Сн гина». В то же время между повестью и поэмой гораздо больше отличи чем сходства. И главное состоит в том, что в «Анне Снегиной» дерев перестает быть «яром», то есть обособленным островом в океане Ро сии, она соединена со всей бурлящей страной, расколотой надвое враждующей как два деревенских села — Радово и Криуши. В поэ Есенин смотрит не только в прошлое и настоящее, но и в будущее, если в «Яре» даже свадьба Карева и Анны «выходит в дождливую п году», происходит как-то наспех, торопливо и буднично, то в «Ан Снегиной» не состоялась ни любовь, ни свадьба, хотя в конечном ит ге происходит нечто вроде обручения душ. «В "Яре", — писала А.М.Марченко, —главное внимание уделяло обработке детали, тщательности ее отделки, теперь автора заботит сл женность конструкции в целом. Строгая функциональность бросает в глаза не только при анализе композиционного плана поэмы, но и п рассмотрении ее "персонала" (если воспользоваться термином Есен на). По сравнению с повестью в поэме уменьшилось количество гер ев, повесть населена куда более плотно, зато резче определилась и с циальная суть, и характер каждого из персонажей, а также е функциональная роль в структуре поэмы. Это особенно верно для "о щих" (если идти от сердцевины образа) героев: Карев ("Яр") — по ("Анна Снегина"), Филипп ("Яр") — мельник ("Анна Снегина"), Ли пиада ("Яр") — мельничиха ("Анна Снегина"), Ванчок ("Яр") — во ница ("Анна Снегина"). При "переходе" из повести в поэму образь слепки национальных характеров как бы освобождаются от тех к функциональных, так и биографических подробностей, которые меш ли нам в "Яре" видеть их истинную, глубинную сущность»120. В отличие от повести с ее ориентацией на фольклор и современну прозу, в поэме Есенин развивает классическую традицию, но при это смело и неожиданно преображает лиро-эпический жанр. Поэма «лиро-эпическая. Очень хорошая». Проблемы жанра, сюжета и композиции Дискуссии о жанре Традиционная сюжетная схема пушкинского романа в стихах «Ев-ний Онегин» и прозаической поэмы Гоголя «Мертвые души» у Есе-ина перенесена на новый материал и раскрыта по-новому. Соединяя ушкинский тезис о текучести и вечности жизни с гоголевским сожале-ием о невозвратной юности, поэт обогащает его некрасовской реали-ической традицией, полемическим подтекстом и освещает многооб-азной сменой душевных настроений, почти импрессионистской оэтикой. Жанровое своеобразие «Анны Снегиной» определил сам автор, на-ав поэму лиро-эпической. Кроме того, в черновом автографе Есенин ал поэме определение «Повесть», подчеркнув ее эпическую повество-ательную основу. Вместе с тем соотношение лирики и эпоса в «Анне негиной» до сих пор вызывает самые разноречивые мнения исследо-ателей. Одни выделяют на первый план эпическую или лирическую инии, другие говорят о двух, не слитых воедино сюжетных линиях, етьи видят их неразрывную связь. В одной из ранних работ о поэме А.Жаворонков утверждал, что ирическая линия заняла в поэме как бы подчиненное положение по тношению к революции в деревне»121. А спустя десятилетие пришел к гводу: «Жанрово-композиционное своеобразие поэмы <.> состоит том, что создание Есенина является <.> в своей сюжетно-повество-тельной основе эпическим произведением с лирической конструкци-»122. Близкую точку зрения зрения на жанровое своеобразие поэмы гсказал А.С.Карпов: «В "Анне Снегиной" главенствует эпика. <.> тсюда тяготение к освоению (художественному исследованию) геро-ческих будней революции, к широким обобщениям, в основании ко-рых оказываются жизненные реалии, к созданию движущейся пано-амы жизни, развивающихся во времени образов, разнохарактерных роев»123. Однако, исследователь не выявляет богатого полемического одтекста этой поэмы, который во многом помогает понять авторское тношение к изображаемым событиям. И ответить на вопрос: почему оэма о героических буднях революции называется «Анна Онегина». Э.Мекш, напротив, видит в «Анне Снегиной» преобладание лири-и. Напоминая концовку поэмы — письмо Анны из Лондона, и выз-нные им лирические раздумья героя, он пишет: «Этим прекрасным ирическим аккордом и завершается поэма. Лирическая стихия полно-ью возобладала над эпосом»124. Другую точку зрения отстаивает Ф.Пицкель: «В "Анне Снегиной" ве внутренне не сведенных, не слитых воедино сюжетных линии: борь-а крестьянства за землю и встречи героя с Анной <.>. Завершение >жетных линий тоже дается поэтом "параллельно"»125. Е.И.Наумов так же обращает внимание на то, что эпическая и лирическая темы поэме Есенина «развиваются рядом. Расстояние между ними незначи тельно, но они лишь временами приходят в непосредственное сопри косновение. Это происходит тогда, когда мы наблюдаем самого поэт в гуще общественной жизни, как, например, в его разговоре с крестья нами на сходке. Но подобных сцен сравнительно мало. Эпические события в поэме Есенина — это глубокий жизненный фон на котором развивается лирическая тема. <.> Ее сюжет лирически" история любви»126. Ю.Л.Прокушев полагает, что источник художествен ной силы поэмы «не только в глубокой лиричности, но и в эпическо масштабности изображаемых событий. Герой поэмы объединяет ее эпи ческое и лирическое течение в единое целое»127. Еще одна точка зрения состоит во взаимопроникновении лиричес кого и эпического начала за счет художественных способов их воссоз дания. П.Ф.Юшин, например, считает, что лирическая и эпическая ли нии представлены в поэме «органически и сращенно». «Он сцементированы личностью автора, его чувствами, его биографие" Вслед за А.Блоком, В.Маяковским, Д.Бедным С.Есенин вносил сво вклад в разработку жанра советской поэмы, повествующей о судьба народа в годы решающих исторических свершений. Лиризм поэта по зволил ему наполнить поэму живыми и глубокими чувствами, коло ритными картинами природы, конкретными ситуациями.»128. Близку мысль проводит А.А.Волков. «Любовная история в "Анне Снеги ной", — пишет он, ■— органически связана с эпической темой. В идей ном отношении композиционно-эпическая и лирическая темы не со седствуют, как это полагает Е.И.Наумов, а тесно переплетаютс Главной же для Есенина, об этом непреложно свидетельствует обща идейно-эстетическая направленность его последних крупных произв дений, была тема эпическая, тема революционной ломки в деревне, основном для этой цели введен роман с Анной. Правда, поэт использ ет этот вымысел для некоторых обобщений и самокритического ан лиза лирического героя, но все это побочные линии»129. По мнению / Васильковского эпическая линия в поэме раскрывается «средствам присущими не только эпосу, но и лирическими» и, «стало быть, являе ся в равной степени и лирической»130. Существенно развивает эти рассуждения Д.Д.Ивлев, который п: шет: «Эпическое и лирическое образуют в поэме словно бы два пол! са, к которым тяготеют все компоненты структуры, начинающие зв чать то лирически, то эпически в зависимости от того, в сфер воздействия какого полюса они попадают. К примеру, несомненно Л1 рична сцена разговора криушан с поэтом о Ленине, данная, с одно стороны, как внутреннее переживание героя и, с другой — как свид тельсгво растущих революционных настроений крестьянства. В то же время эпическое и лирическое в их "полярном выражении' действительно, образуют в поэме две параллельные линии, которы днако, вопреки мнению Пидкель, неоднократно совмещаются. Имен-о эти совмещения и придают эпические тона лирике и наоборот. <.> Диалектика развития сюжета в поэме Есенина заключается в том, то герои даются в развитии и становлении наряду с изменением самой стории. Но эволюционируют они в соответствии с внутренней логи-ой их собственных переживаний, а не в прямолинейном соотнесении с обытиями, изображенными в поэме. Тут, на фоне событий лета сем-адцатого года, их поступки могут казаться и случайными и необяза-ельными. Однако финал поэмы помогает поставить все на свои мес-а»131. А.М.Марченко называет «Анну Онегину» «романтизированной оэмой» и считает авторской задачей — «исследование национально-о характера, на крутом переломе истории». Она обращает внимание а то, что ее автор преодолел и соблазн бытописательства, и искуше-ие потопить поэму в лирическом переживании. «И эта "холодность", которой Есенин в "Анне Снегиной" сумел взглянуть в лицо самому бе (на себя "любимого", как на "чужого"!), была не только данью тетическим требованиям эпохи, но и внутренней потребностью Есе-ина — потребностью художника, чувствовавшего наступление "зре-ости суровой".»132. Вместе с тем, ни один из исследователей в полной мере не расценил оваторство жанра этой поэмы-романа, которое состоит в сочетании бъективироваиной позиции автора и лиризма чувств, насыщенности раматическими диалогами, наличии в повествовании писем мельника Анны Снегиной (своего рода «маленьких» поэм внутри «большой»), а авное — эпического масштаба реалистически изображаемых событий полемического символического подтекста. Используя биографические еалии, Есенин создает лишь иллюзию автобиографичности. На самом еле, как мы увидим, герой поэмы, наделенный биографическими чер-ами, и ее автор сознательно разведены. Так называемая «лирическая иния» в поэме необходима автору, чтобы выявить его собственное от-ошение к происходящему. Никакой «истории любви» в поэме нет. Есть ишь воспоминание о несбывшейся прекрасной мечте, блоковской де-ушке в белом, мелькающей за оградой цветущего сада, сожаление о ервом чистом чувстве, «ласково» отвергнутом еще в лет, которое, ак и чувство Родины, осталось святой мерой, определяющей отноше-ие к жизни и людям. Есть лишь сквозной символический лейтмотив, пределяющий поэтику иносказания, поэтику намеков, «загадку дви-ений и глаз», которая ощущается в каждом эпизоде и помогает авто-у отразить исторические события и характеры так многомерно и мно-означно. Импрессионистичность поэмы, которая проявляется в тсутствии завершенности, открытости решения конфликтов, неисчер-анности переживаний, отрывочности и недоочерченности человечес-их судеб, придает ей особое очарование. Есенин прекрасно осознавал отличие своего, если можно так выра-ться, импрессионистического реализма от пушкинского. Свидетель ством тому служит реакция поэта на мнение, которое высказал о поэм писатель Н.Н.Никитин. Тогда, скорее всего уже осенью 1925 года, он гуляли по набережной Невы неподалеку от Зимней канавки. «Есени любил это место, — вспоминал Н.Н.Никитин. — Оно ему напоминал пушкинские времена. <.> Я говорил, что "Анна Снегина" хорошая поэма, что Есенин не мо жет написать дурно. Но что фон ее эпический. И вот это обсгоятель ство все меняет. Говорил я главным образом о том, что мне много ново в поэме. Например, картины революции в деревне. Что по все строфам и в ряде сцен рассыпаны социальные страсти. — Этого раньше у тебя не было. Здброво даны образы. Но вед Прон Оглоблин все-таки не дописан. Как его расстреляли деникински казаки, дошедшие до Криушей. А как он умирал? Разве это не важно Как мужики из-за земли убили "офицера Борю", мужа Анны? В общем у меня был свой взгляд на поэму. Я чувствовал за ней боль шой классический роман в стихах. Есенин метнулся в мою сторону. — "Евгения Онегина" хочешь? Так что ли?. "Онегин"? -Да. Может быть, эти мои мысли были абсурдны. <.> Помню, как Есенин стал задумчив. Он умел слушать, а не тольк соглашаться с благожелательными, эмоциональными, вкусовыми оцен ками. Мы вернулись на квартиру на Гагаринской. В передней на подокон нике были небрежно брошены черный плащ, черный мятый цилиндр <.> Есенин перехватил мой взгляд, иронически усмехнулся. — Привез зачем-то из Москвы эту дрянь! Цилиндр надеть, конечно легче, чем написать "Онегина". Ты прав. Но. Нет уж. Что делать Пусть останется в "Снегиной" все, как было»133. Поэт остается верен своим принципам и находит для их воплоще ния всё новые средства, например, соединяет русский романс и пове ствовательность с эпистолярным жанром. Письма мельника и Анны У-й, заключительной части поэмы, со всеми характерными для письм стилистическими особенностями — не что иное как две маленькие по эмы внутри большой. Не случайно в них встречаются явные переклич ки с «Письмом деду» и особенно с «Письмом матери», которые, как мь увидим, имеют важное содержательное значение. Еще одной, до сих пор по сути не раскрытой в исследовательско литературе о поэте, чертой «Анны Снегиной» является ее ярко выра женная полемичность, органическая взаимосвязь и противоборство сю жетных линий, столкновение различных точек зрения, различных пер сонажей, которые имеют свое, не совпадающее с другими мнение на вс происходящее. Действующие лица поэмы о первой любви и револю ции: Анна Снегина, герой-рассказчик, старый мельник, старуха мель ичиха, разные мужики — «отвратительный малый» возница, бунтарь рон, его брат Лабутя, обсуждающие «крестьянскую жись», ярко ин-ивидуализированы и к тому же дают свое объяснение происходящим обытиям, оценивая их с разных позиций. И в столкновении этих раз-ых типов и противоречивых мнений возникает ^большая эпическая ема» взвихренной России. «Суровые, грозные годы.» Сюжет и композиция Сюжет и композиция поэмы постоянно пульсируют, порой разви-аются «невпопад». Эта черта однажды даже отмечена в словах героя ассказчика. В ответ на слова Снегиной о том, что она любила «сидеть калитки вдвоем», Сергей говорит: «Но почему-то, не знаю, Смущенно сказал невпопад: «Да. Да. Я сейчас вспоминаю. Садитесь. Я очень рад.» (3, 172). Постоянное внешнее несовпадение, определенная недоговоренность диссонанс характерен для развития событий и их восприятия различ-ыми персонажами на протяжении всего повествования. Поэма состо-т из пяти частей. Первая часть — экспозиционная — напоминает про-ог. В ней дана предыстория событий, которые разыгрались в деревне 1917 году. Герой поэмы, известный поэт, возвращается в родные мес-а после долгой разлуки. Словоохотливый возница всю дорогу «поет» му «печальные вести» о мужицких войнах двух соседних сел — зажи-очного Радово и обделенного землей Криуши. После столкновения адовцев и криушан десять бунтовщиков сослано в Сибирь. Захирело зажиточное Радово. Но герой думает о своем, совсем о другой — пер-ой мировой войне («война мне всю душу изъела») и февральской ре-олюции, то есть о судьбе всей России, которые и являются причиной неурядов» в каждой российской деревне. Мысли возницы и поэта до-олняют друг друга и вписывают события, происходящие в деревне в ирокий исторический контекст: «.С тех пор и у нас неуряды. Скатилась со счастья возжа. Почти что три года кряду У нас то падеж, то пожар». Война мне всю душу изъела. ника и Анны. В письме мельника говорится о событиях в Криуше з прошедшие шесть лет после отъезда поэта из родных мест, а главное том, что «Теперь стал спокой в народе, IIИ буря пришла в угомон». Окончательно проясняет авторскую идею поэмы письмо, написан ное Анной; «Вы живы?. Я очень рада. Я тоже, как вы, жива. Так часто мне снится ограда, Калитка и ваши слова. Теперь я от вас далеко. В России теперь апрель. И синею заволокой Покрыта береза и ель» (3, 186). Написанное без всякой видимой причины, «беспричинно», оно, ка и письмо мельника, буквально переполнено чувством любви к свое родине— России, которая незабываема как первая любовь. Поэтом так естественно произведение о революции и «сплошных мужицких вой нах» завершается словами, которые превращают поэму в притчу, со держащую иносказание и мудрое наставление. Мы все в эти годы любили, Но, значит, Любили и нас(3,187). И этот вывод рождается у героя поэмь в «суровые, грозные годы» (3, 182) всеоб щей ненависти и вражды!. После того, ка Сергей трижды посетил родное село, триж ды проехал по одной и той же дороге трижды вспомнил свою первую любовь После того, как дважды возник образ де вушки в белой накидке, которая постоян но так или иначе напоминала о себе. А начале поэмы говорилось другое: Мы все в эти годы любили, Но мало любили нас (3, 164). Здесь Есенин использует прием кольце вой композиции — возвращение к началь ному (реже ■— высказанному в середине тезису произведения и повторение опреде ленной словесной формулы в неизменно или измененном виде, который придае внешне незаконченному сюжету поэмы за вершенную форму. Кольцо — излюблен ная форма Есенина, особенно часто ветре чается в лирике начиная с 1917 года Например: Офорт Б.Алимова к «Анне Снегиной» В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить (1, 187,188). Чаще всего Есенин использует повторение строк в измененном виде, когда варьируется вторая часть кольца. Такое движение мысли и переживания логически вытекает из всего предшествующего развития темы, становится ответом на поставленный в начале стихотворения вопрос, объясняет или опровергает высказанный ранее тезис: Вот оно, глупое счастье С белыми окнами в сад! Глупое, милое счастье, Свежая розовость щек (1, 131) Отчего прослыл я шарлатаном? Отчего прослыл я скандалистом? Оттого прослыл я шарлатаном, Оттого прослыл я скандалистом (1, 165,166), Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком. Скажите так. что роща золотая Отговорила милым языком (1, 209, 210), Свищет ветер, серебряный ветер, В шелковом шелесте снежного шума. Вот почему, обалдев, над рощей, Свищет ветер, серебряный ветер (1,289,290). В «Анне Снегиной» поэт выбирает наиболее характерную для зре-ой лирики форму кольца и последними словами поэмы не только от-ечает на поставленные в ней вопросы и объясняет причины изменения еревенской жизни («теперь стал спокой в народе») и душевного мира.нны, но и опровергает взгляды главного героя семилетней давности «но мало любили нас»). Мысль зеркально преображается, меняется даже интонация. Знаме-итого поэта излечило от тоски и сна — Слово. Слово женщины, кото-ая когда-то в юности у калитки в цветущий сад отвергла его любовь, 'ергею нужно было прожить целую жизнь, вернуться в свое село и поучить благую весть — такое светлое и нежное письмо от Анны, чтобы удить о жизни, о трагическом времени, в которое он жил, и о своей ервой несостоявшейся любви так просветленно, так великодушно и

14» милосердно. А ведь это письмо написано женщиной, которая потерял родной дом, испытала трагедию эмиграции, но вдали от России ещ острее ощутила свою любовь к родине. Главными в сюжете «Анны Снегиной» являются исторические со бытия. Основное действие поэмы происходит в 1917 году в деревне. Н содержание поэмы гораздо шире. Оно охватывает десятилетие исто рии России и жизни ее «знаменитого поэта», начиная с первой мирово" войны и до лета 1924 года. До сих пор в исследовательской литератур укоренилась точка зрения, что время действия У-й части — лето года. Наиболее подробно обосновывает это время действия поэмь Э.Б.Мекш134. Но если отнестись к тексту внимательнее, то станет ясно, что мель ник пишет письмо поздней осенью или в начале зимы 1923 года, когда крестьянина наступает некоторая передышка от тяжелого повседнев ного труда и отсчитывает шесть лет со времени отъезда Сергухи из род ных мест. А Сергей уехал спустя какое-то время после Октябрьско революции, скорее всего поздней осенью 1917 года, потому что кресть яне уже успели отнять у помещиков леса и пашни. При последнем сви дании Анна вспоминает «другой. Не осенний рассвет.» (3, 182). По этому мельник специально оговаривает время приезда, не тотчас, а «п весне», то есть по прошествии зимы 1923-1924 года: «.Утешь! Соберись на милость! Прижваривай по весне!» (3,184). Итак, реальное историческое действие поэмы происходит с апрел 1917 по весну 1924 года, то есть лет. А если учесть воспоминание ге роя о первой мировой войне, а также убийство старшины, о которо рассказывают возница и старуха мельничиха, которое произошло « третьёвом годе», и слова Лабути о русско-японской войне, то истори ческое ретроспективное время еще шире. Кроме того, пространств поэмы расширяется не только за счет присоединения «территории "Мое квы кабацкой"» и «на правах своеобразного пролога» — «Руси уходя щей» с ее «отчаянной "цыганской грустью"», как отметила А.М.Мар ченко135, но и других маленьких поэм Есенина о возвращении на родин и особенно «писем» — прежде всего «Письма деду», «Письма к сестре» а особенно, как мы убедимся, «Письма матери», которые становятс своеобразными стихами-спутниками «Анны Снегиной» и подчеркиваю ее эпический размах и в то же время незавершенность во времени и про странстве. Как уже говорилось, изучение чернового автографа поэмы показы вает, что на одном из ранних этапов работы Есенин начал поэму с опи сания революционных событий в Петрограде (начало У-й части в чер новом автографе, процитированное выше): «И сам я ругался немало, / Когда буржуазная брысь.» Затем поэт отказался от этого зачина, решив связать основное действие с революционными событиями в деревне. В то же время первоначальное название поэмы «Радовцы. Повесть», зачеркнутое в черновом автографе, говорит о том, что, «усилив» тему провинции, Есенин одновременно расширил исторические рамки повествования и сделал акцент на путях интеллигенции и народа в «суровые, грозные годы» русской истории. В ранних вариантах более подробно освещена полемика художественной интеллигенции о революции. В зачеркнутом черновом отрывке о Блоке, о травле его «Мережковскими» и о «Двенадцати» Есенин, видимо, хотел дать описание борьбы, происходившей с самого начала революции между контрреволюционно-настроенной группой, возглавлявшейся Мережковским и Гиппиус: «Тогда Мережковские Блока // Считали за подлеца.»; «"Двенадцать" во всю гремело.» Как известно, Мережковские («старшие символисты»—Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945) и ее муж Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866— 1941),— занимавшие откровенно контрреволюционную позицию) возглавили кампанию бойкота и травли Блока в 1918 году после выхода в свет его статьи «Интеллигенция и революция», а вслед за ней поэмы «Двенадцать» (скорее всего, именно с этими работами Блока связан первоначальный замысел «Анны Снегиной»),

12 октября 1912 года она познакомилась с человеком, в которог сразу же влюбилась. Многие подробности первой, довольно непрос той и до недавнего времени во многом загадочной и безответной люб ви Есенина к Сардановской прояснились после публикации дневнико вых записей Анны Сардановской, которые хранились в личном архив Ю.Л.Прокушева. Дневник А.А.Сардановской под названием «Бре сумасшедшей» содержит записи по дням, сделанных эпизодически октября 1913 по апреля 1915 года, посвящен исключительно исто рии ее сумасшедшей любви к человеку, который скрывается здесь по инициалами А.Ф.Ш. или Ал. Фед. Но читая этот дневник, мы можем наконец, понять причины временного охлаждения отношений Есенин с А. Сардановской, начиная с осени 1912 года. Впервые об Анне Сардановской Есенин пишет в письме Марии Баль замовой во второй декаде июля 1912 года («спроси у Анюты», «Приве Анюте, Симе и маме их»), а немного позже, до августа этого же год своему другу Грише Панфилову: «Перед моим отъездом недели за две -за три у нас был праздник престольный, к священнику съехалось мно го гостей на вечер. Был приглашен и я. Там я встретился с Сардановс кой Анной (которой я посвятил стих<отворение> "Зачем зовешь т. р м"). Она познакомила меня со своей подругой (Марией Бальзамовой) Встреча эта на меня также подействовала, потому что после трех дне она уехала и в последний вечер в саду просила меня быть ее другом. согласился» (6,13).

14 октября 1912 года в письме М.П.Бальзамовой Есенин пишет причинах разрыва с А.Сардановской: «Да потом сама она, Анна-то меня тоже удивила своим изменившимся, а может быть и не бывшим порывом. За что мне было ее любить? Разве за все ее острые насмешки которыми она меня осыпала раньше? Пусть она делала это и бессозна не было ни одного дня, в который бы я не вспоминала о том прекрасном сне"» (9 июня 1914)186. К концу 1915 года чувство к А.Ф.Ш. проходит. Анна увлекается Владимиром Алексеевичем Олоновским, который работал в одной из школ Дединова. Сохранилась своеобразная дневниковая помета, сделанная Анной на лицевой стороне маленького конверта из белой бумаги. «В конверте находились ныне поблекшие от времени четыре лепес тка белой розы, положенные ею почти семьдесят лет назад. Всю лицеву часть конверта занимает взволнованно-тревожная запись: «10-е июл 1919 год. часа утра. Очень тяжелые воспоминания: лепестки бело" розы, подаренные Володе,—распалися, покрыв собой пол — подобн снежной пелене, заглушающей собой много жизней (на время)»187. Сей час эта запись кажется страшным предсказанием собственной близко" смерти. И трудно отделаться от чувства, что Есенин был с нею знаком Ведь ассоциации с белыми цветами и белым траурным цветом ушедше го навсегда дорогого человека постоянно возникают в «Анне Снеги ной». Есть свидетельства, что у Анны хранилось много писем Есенина188 которые до сих пор неизвестны. Недавно впервые опубликовано дв письма Есенина к Сардановской, которые добавляют новые штрихи историю их взаимоотношений. В письме, написанном в первой декад июля 1916 года, под впечатлением встречи с девушкой вор время крат косрочного отпуска с военной службы в Константиново, есть следую щие строки (возможно, письмо сохранилось неполностью): «Я еще не оторвался от всего того, что было, поэтому не преломил себе окончательной ясности. Рожь, тропа такая черная и шарф твой, как чадра Тамары. В тебе, пожалуй, дурной осадок остался от меня, но я, кажется, хо рошо смыл с себя дурь городскую. Хорошо быть плохим, когда есть кому жалеть и любить тебя, чт ты плохой. Я об этом очень тоскую. Это, кажется, для всех, но не дл меня. Прости, если груб был с тобой, это напускное, ведь главное-то стер жень, о котором ты хоть маленькое, но имеешь представление. Сижу, бездельничаю, а вербы под окном еще как бы дышат знако мым дурманом. Вечером буду пить пиво и вспоминать тебя. Сергей. Царское Село. Канцелярия по постройке Федоровского собора. P.S. Если вздумаешь перекинуться в пространстве, то напиши. Капитолине Ивановне и Клавдию с Марфушей поклонись» (6, 80). Всвязи с разговором об «Анне Снегиной» особенно любопытно срав нение шарфа Анны с чадрой Тамары. В этих строках есть явный отзву строк из поэмы М.Ю.Лермонтова «Демон» (1829-1839): Ведут к реке; по ним мелькая, Покрыта белою чадрой, Княжна Тамара молодая К Арагве ходит за водой (Лермонтов М.Ю. Сочинения. Изд. 5-е. М.: А.С.Панафидина, 1912, стб. 408; см. 6, 384) В ответ на это письмо Анна Сардановская июля 1916 года писала поэту: «Совсем не ожидала от себя такой прыти — писать тебе, Сергей, да еще так рано, ведь и писать-то нечего, явилось большое желание. Спасибо тебе, пока еще не забыл Анны, она тебя тоже не забывает. Мне несколько непонятно, почему ты вспоминаешь меня за пивом, не знаю, какая связь. Может быть, без пива ты и не вспомнил бы? Какая великолепная установилась после тебя погода, а ночи — волшебство! Очень многое хочется сказать о чувстве, настроении, смотря на чудесную природу, но, к сожалению, не имею хотя бы немного слов, чтобы высказаться. Ты пишешь, что бездельничаешь. Зачем же так мало побыл в Кон<стантинове>? На празднике 8-го было здесь много народа, я и вообще все достаточно напрыгались, но все-таки — A.C.»189. Спустя некоторое время Есенин пишет ответ на неизвестное письмо Анны, в котором, она, видимо, писала ему о какой-то личной обиде: «Очень грустно. Никогда я тебя не хотел обижать, а ты выдумала. Бог с тобой, что не пишешь. Мне по привычке уже переносить все. С. Е.» (6, 87). А.Сардановская была единственной женщиной, которой Есенин освятил два стихотворения. Текст одного из них остается неизвест-ым, название в сокращении упоминается в письме к Г.Панфилову («Заем зовешь т<ы> р<ебенком> м<еня>», другое — «За горами, за жел-ыми долами.» было впервые опубликовано в петроградском Ежемесячном журнале» и имело посвящение «Анне Сардановской»: За горами, за желтыми долами Протянулась толпа деревень. Вижу лес и вечернее полымя, И обвитый крапивой плетень. Там с утра над церковными

16* тизмом?—развивает эту же мысль Есенин в письме к А.М.Сахарову. — Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. <.> Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа, которую здесь за ненадобностью сдали в аренду под смер-дяковщину» (6,139-140). В письме к А.Б.Мариенгофу от ноября 1922 года (Нью-Йорк) есть такие строки: «.молю Бога не умереть душой и любовью к моему искусству. Никому оно не нужно. <.> И правда, на кой черт людям нужна эта душа, которую у нас в России на пуды меряют. Совершенно лишняя штука эта душа, всегда в валенках, с грязными волосами и бородой Аксенова. <.> В голове у меня одна Москва и Москва. Даже стыдно, что так по-чеховски» (6,150). Точными сведениями о времени создания «Черного человека» мы не располагаем. Но косвенные подтверждения тому, что Есенин работал над поэмой за рубежом в 1923 году, имеются. В письме к еврейскому поэту Мани-Лейбу (М.Л. Брагинскому), где идет речь об инциденте, происшедшем января 1923 года на квартире адресата в Нью-Йорке, слышатся даже текстуальные переклички с поэмой «Черный человек»: «Все ведь мы поэты-братья. Душа у нас одна, но по-разному она бьп^-ет больна у каждого из нас» (6, 153). Кроме того, в указанном письме Есенин сравнивает себя с А.Мюссе и Э. По ( «у меня та самая болезнь, которая была у Эдгара По, у Мюссе» ), произведения которых были в поле зрения Есенина, когда поэт писал «Черного человека». В апреле 1923 года журнал «Россия» (№ 8), информируя читателей о возвращении Есенина из Нью-Йорка в Европу (февраль 1923), сооб щал о написанных поэтом произведениях: цикле лирических стихотво рений; «Стране Негодяев» и «Человеке в черной перчатке». Текст про изведения под заглавием «Человек в черной перчатке» неизвестен других прямых свидетельств об этой вещи нет. «Был более ранний вариант "Черного человека "» А.Б.Мариенгоф, В.Г.Шершеневич, И.В.Грузинов слышали поэм под названием «Черный человек» в исполнении автора осенью 1923 год по его возвращении из-за рубежа27. В декабре 1957 года в Ленинград А.Б.Мариенгоф в беседе с С.П.Кошечкиным еще раз подтвердил: «Бы более ранний вариант "Черного человека", привезенный Есениным из за границы»28. «Читал мне Есенин "Черного человека" не в первые ж недели по приезде из-за границы, а при первой же встрече. Никритин была при этом»29. В комментариях С.А.Толстой-Есениной и Е.Н.Чебо таревской к поэме сказано: «С.С.Виноградская вспоминает, что вскор после заграничной поездки Есенин читал ей "Черного человека" по рукописи» (Комментарий ГЛМ). С.А.Толстая-Есенина говорила, что поэт отдал «Черному челове ку» «так много сил. Написал несколько вариантов поэмы»30. Она ж отмечала в дневнике, что Есенин говорил ей ноября 1925 года после чтения завершенной поэмы: «Он <"черный человек"> вышел не такой, какой был прежде, не такой страшный, потому что ему так хорошо со мной было в эти дни»31. Сведения современников, слышавших поэму в исполнении автора в раннем варианте, неконкретны и противоречивы. Единственным и к сожалению малодостоверным источником, в котором содержится пересказ содержания раннего варианта поэмы, являются воспоминания Вальтера Дюранти. В своей книге, изданной в 1935 году в Лондоне, он вспоминал авторское исполнение поэмы в кафе «Стойло Пегаса» (Москва, 1923 г.): «.Затем Есенин стал читать поэму "Черный человек". Поэма изображала чувства пьяницы, близкого к белой горячке, которого преследовало лицо улыбающегося ему негра. Лицо это не было неприветливым, но оно показывалось везде — в зеркале за его спиной, когда он брился; рядом с ним на подушке в его постели; поджидая его утром около его башмаков, когда он хотел их надеть. Мне была известна история этой поэмы. Лицо негра — это лицо Клода Маккая, поэта, посетившего Москву за год до этого и подружившегося с Есениным.»32. Вальтер Дюранти писал также об усмехающемся лице негра, которое Есенин видел под своей кроватью33. Аллан Росс Макдугалл, бывший секретарь Айседоры Дункан, в свою очередь также отмечал: «"Черный человек". связан, говорят, с американским негром, поэтом Клодом Маккаем»34. Хотя сам Клод Маккай писал, что он никогда не встречался с Есениным35. Сопоставляя эти данные современников Есенина, английский исследователь Гордон Маквей делал вывод: «Итак, гипотеза Дюранти кажется безосновательной. Тем не менее, детали, которые вспоминает Дюранти из поэмы "Черный человек", возможно, помогают воссоздать ранний вариант помы»36. Добавим, они интересны еще и тем, что этот вариант, скорее сего, был написан в Америке. Мысль зарубежного исследователя не ишена оснований еще и потому, что соединение противоположнос-ей — своего и чужого, чистого и нечистого, белого и черного харак-ерно для всего творчества поэта и особенно для этой поэмы, постро-нной по зеркальному принципу. М.Д.Ройзман вспоминал, что поэма «Черный человек», слышанная м, была «длинней, чем ее окончательный вариант. В конце ее лиричес-ий герой как бы освобождался от галлюцинаций, приходил в себя»37.Ф.Наседкин также отмечал: «То, что вошло в собрание сочинений — то один из вариантов. Я слышал от него другой вариант, кажется, силь-ее изданного»38. Другого мнения придерживался А.Б.Мариенгоф, который писал, что окончательный текст Есенин внес поправки «не очень значительные»39. [.Н.Асееву Есенин говорил, что напечатать поэму «нигде не может, то редактора от нее отказываются»40. Есенин действительно хотел на-ечатать «Черного человека» в 1924 году. Подтверждением этому яв-яется сделанная поэтом запись на обратной стороне обложки макета книги «Москва кабацкая», датированного 1924-м годом: «Готовится к печати: Есенин — "Любовь хулигана", "Чорный человек", "Страна негодяев", "Россияне" (сборник), "Миклашевская (монография)"»41. «В ноябре 1925 года, — писала С.А.Толстая-Есенина, — редакция журнала "Новый мир" обратилась к Есенину с просьбой дать новую большую вещь. Новых произведений не было, и Есенин решил напечатать "Черного человека". Он работал над поэмой в течение двух вечеров и ноября. Рукопись испещрена многочисленными поправками.» (Комментарий ГЛМ). ноября поэма была сдана в печать. Современники вспоминали, что поэт читал «Черного человека» в 1923 году и в последующие годы, особенно часто в последние дни своей жизни. Среди слушателей были А.Б.Мариенгоф, В.Г.Шершеневич, И.В.Грузинов, Н.Р. и Б.Р.Эрдманы, Г.Б.Якулов, А.Л.Миклашевская, Н.Н.Никитин, С.С.Виноградская, В.Ф.Наседкин, Н.Н.Асеев, М.Д.Рой-зман, А.А.Берзинь, И.В.Евдокимов, А.И.Тарасов-Родионов, Г.Ф. и Е.А.Устиновы, В.И.Эрлих, П.А.Радимов, А.А.Антоновская и др. Вспоминая чтение лоэмы в августе 1923 года, А.Б.Мариенгоф пи сап С.П.Кошечкину: «Он <Есенин>, разумеется, не пришел в востор от моих слов : "Поэма декадентская", "Андреевщина", "Дурного вку са" и т.д.»42. А.Л.Миклашевская вспоминала: «Как сейчас вижу: сто посреди комнаты, самовар. Мы сидели вокруг стола. <.> Есенин сто ял у стола и читал свою последнюю поэму — "Черный человек"». Он всегда хорошо читал свои стихи, но в этот раз было даже страш но. Он читал так, будто нас никого не было и как будто "черный чело век" находился здесь, в комнате»43. Писатель Н.Н.Никитин, судя по ег воспоминаниям, слушал поэму в исполнении автора в начале ноябр 1925 года в Ленинграде до того, как Есенин закончил над ней работу «Он < Есенин > ждал меня у Садофьева. Когда я пришел, гости отужи нали, шел какой-то "свой" спор, и Есенин не принимал в нем участия Что-то очень одинокое сказывалось в той позе, с какой он сидел за сто лом, как крутил бахрому скатерти. Я подошел к нему. Он улыбнулся. — Я только что, совсем недавно кончил "Черного человека". По слушай: Друг мой, друг мой Я очень и очень болен. <.> Уже этим началом он сжал мне душу, точно в кулак. Почему-то сраз вспомнился "Реквием" Моцарта. Я не могу сейчас воспроизвести вес наш разговор точно. Помню, что Есенин шутил, что "проверил" поэм еще на одном слушателе»44. А.А.Антоновская писала о последней встрече с Есениным в Дом Герцена перед отъездом в Ленинград: «"Черный человек" трагично про звучал в наступившей тишине. На последних словах "Я один. / И раз битое зеркало." Сергей Есенин махнул рукой и долго сидел молча мало пил и как-то порывался что-то сказать, но. не сказал.»45. Пере давая свое впечатление от чтения Есениным «Черного человека» Н.Н.Асеев отметил: «и опять этот тон подозрительности, оглядки, боязни преследования»4*. Рассказывая о своей встрече с Есениным за две недели до его смерти, Н.Н.Асеев писал: «В тот вечер он читал "Черного человека". <—>.Передо мной вставал другой облик Есенина, не тот, общеизвестный, с одинаковой для всех ласковой улыбкой, не то лицо "лихача-кудрявича" с русыми кудрями, а живое, правдивое, творчес-ое лицо, умытое холодом отчаяния, внезапно просвежевшее от боли и траха перед вставшим своим отражением. <.> Маска улыбки и про-оты снимается в одиночестве. Перед нами вторая, мучительная жизнь оэта, сомневающегося в правильности своей дороги, тоскующего о 'неловкости" души", которая не хочет ничем иным казаться, кроме того, то она из себя представляет»47. «Религия мысли нашего народа» Аггелизм Творческая история «Черного человека» говорит о том, что Есенин ынашивал ее долго и мучительно. Основные идеи этой поэмы были одготовлены всем предшествовавшим творчеством поэта. Отсюда мно-ество перекличек с собственными произведениями в тексте. В словах <Этот человек // Проживал в стране // Самых отвратительных // Троил и шарлатанов» имеется перекличка со «Страной Негодяев» (1922 — 923). А строки «Вся равнина покрыта // Сыпучей и мягкой известкой» одержат авторские аллюзии с «Сорокоустом» (авг. 1920) — «Скоро зморозь известью выбелит // Тот поселок и эти луга»; а также с «Пуга-евым» — «Голубая страна, // Обсыпанная солью, песком и известкой» 3, 46). В тексте имеется также косвенное сравнение черного человека с мо-ахом (одеяние его обыкновенно черное — «И, гнусавя надо мной, // ак над усопшим монах.»), которое перекликается с образом осени, ророчащей погибель пугачевцам (4-я

глава «Пугачева»): «Это осень, ак старый оборванный монах, // Пророчит кому-то о погибели веще.», важды повторяющаяся в «Черном человеке» строка, которая откры-ает поэму — «Друг мой, друг мой, И Я очень и очень болен.», — позе, хотя и не дословно, отзовется в предсмертном стихотворении «До виданья, друг мой, до свиданья.» В научной литературе образ черного человека нередко сближается образом двойника в поэзии поэтов-символистов А.Блока, А.Белого,.Брюсова, К.Бальмонта. «Alter ego Блока, как и Есенина (цикл "Страш-ый мир"), — замечает Т.К.Савченко — выходит из глуби зеркал: "Быть ожет себя самого // Я встретил на глади зеркальной?"; и разговор с им лирического героя — мучительная попытка разобраться в тайни-ах и темных закоулках собственной души, постичь самого себя»48.Н.Малюкова показывает сходство черного человека с героем стихот ворения А.Белого «Осень», стоящим перед разбитым зеркалом («небесным стеклом») и факты в пользу того, что Есенин мог ознакомиться со стихотворением А.Белого при встречах с поэтом в Берлине в 1922 году, где тот готовил к изданию свой сборник стихов «После разлуки» (1922) и «Стихотворения» (1923) в том же издательстве З.Гржебина, где Есенин издал «Собрание стихов и поэм»49. Только у Белого вместо трости фигурирует молот, и герой не сразу осознает непоправимость своего жеста: И я стоял, как вольный сокол. Беспечно хохотал среди осыпавшихся стекол. И что-то страшное мне вдруг открылось. И понял я — замкнулся круг, и сердце билось, билось, билось. Раздался вздох ветров среди могил: — «Ведь ты, убийца, себя убил, — убийца!» Себя убил. А.М.Марченко в книге «Поэтический мир Есенина» указывает ещ на один возможный источник, который мог повлиять на замысел есе нинской поэмы: «В 1919 году Петр Орешин написал поэму "Метель". <.> В этой поэме мы встречаемся со зна комой по "Черному человеку" ситуацией: зеркало, в которое смотрится герой, ока зывается тем "магическим кристаллом" в который видно не только лицо, но и кри вую душу. Разумеется, идентичность мо тивов еще не аргумент, тем более, что су щесгвует общий источник, вернее прамогив — блоковское: "Быть может себя самого я встретил на глади зеркаль ной". И все-таки совпадение это, на мо" взгляд, не случайность. Поскольку Ope шин, представляя читателям своего ге роя— буржуазного интеллигента, "пусто го, как в саду куплет", не понявшег "великой революции" и потому пребыва ющего в крайней растерянности, —лиш Андрей Белый. повторил то, что писали в те годы многи Силуэт Е.С.Кругликовой. русские критики о неблагонадежном по путчике Есенине (по их мнению, Есенин "выполнял отрицательную роль с точки зрения нового господствующего класса"). И если бы не утверждение Орешина, что поэма написана в 1919 году, мы могли бы принять ее за пародию на "Черного человека", во всяком случае — в сцене разговора героя "Метели" со своим "зазеркальным" двойником: Сегодня проснулся рано, В зеркальное глянул стекло. Какая-то рожа странная, Прическа торчит метлой. Глядь, ухо растет на затылке, На лбу сумасшедший глаз. В фантазию самую пылкую Недолго закинуть нас. Мой рот. отскочил куда-то, Носов до пяти вокруг, О, зеркало ты проклятое, — Души моей тесной круг! Ну, вот, так и есть: разбито, — Как! — зеркало тут в ответ, Ах, харя твоя небритая, А тоже ещё поэт! Не зеркало, весь я на части, Зубы вцепились в нос. Всё понял, и вот — бесстрастие И лютый в душе мороз»50. Концовка стихотворения Орешина—разбитое зеркало и неожиданное «прозрение» героя — гротескно и даже пародийно рисуют ситуацию, трагически отраженную в «Черном человеке». С.Н.Кирьянов в диссертации о поэме «Черный человек» называет в качестве наиболее вероятных произведений эпохи серебряного века, оказавших влияние на художественное и философское своеобразие есенинской поэмы, сказку «Иван Иванович и черт» З.Гиппиус, ее стихотворения «Пауки» или «Стекло», схожее по тематике со стихотворением Ф.Сологуба «Себя встречая в зеркалах.», «Огненный ангел» В.Брюсова и многие др.51. Однако влияние этих произведений текстологически не доказывается, что позволяет сделать вывод о том, что здесь мы имеем дело с типологическим сходством традиционных для фольклора и мировой литературы и, в частности, поэзии символистов, образов. В «Черном человеке», который соотносится со всем творчеством Есенина, поэт обратился прежде всего к классической национальной традиции и задумал свое произведение как полемическое по отноше нию к своим «собратьям» по имажинизму, у которых «нет чувства родины во всем широком смысле этого слова» (5, 220), а также к поэзии символистов и творчеству В.В.Маяковского. Источники, на которые сознательно ориентировался автор, он так или иначе обозначил не только в тексте, но и в своих письмах, а также устных высказываниях, записанных современниками. Они-то и представляют особый интерес для интерпретации произведения и будут внимательно рассмотрены нами при анализе текста. Возвращаясь к творческой истории поэмы, важно обратить внимание на то, что в ней отразились собственные философско-эстетические взгляды Есенина. Напомним, что еще в письмах к Г.А.Панфилову и М.П.Бальзамовой 1913-1914 годах поэт писал: «Я есть ты.<.> Если бы люди понимали это, <.> не стали бы восстанавливать истину насилием, ибо это уже не есть истина.»; «Я <.> продал свою душу черту, — и всё за талант» (6, 37,59). Здесь сочетается оригинально воспринятое христианство с идеями «толстовства» и «буддизма». Формула «Я есть ты» по мнению польского исследователя Е.Шокальского — «это, по всей видимости, неточный перевод великого изречения Упанишад "Там твам еси" ("Это ты еси"). <.> Есенин тут явно обращается к кругу представлений брахманизма и теософии52. Эти идеи были в поле зрения поэта во время работы над «Черным человеком». В статье «Ключи Марии», написанной в 1918 году, Есенин размышлял о «религии мысли нашего народа» и усмотрел в ней нечто общее с мифологией Востока. Здесь же поэт обратил внимание на «скрытую веру в переселение души» (5, — 220) и дал оригинальное истолкование идее двойничества, получившей отражение во всем творчестве поэта и наиболее ярко в «Черном человеке». Стоит вспомнить также строки из стихотворения «День ушел, убавилась черта.» (1916): Где-то в поле чистом, у межи, Оторвал я тень свою от тела. Неодетая она ушла, Взяв мои изогнутые плечи. Где-нибудь она уже далече И другого нежно обняла. Может быть, склоняяся к нему, Про меня она совсем забыла И, вперившись в призрачную тьму, Складки губ и рта переменила. Но живет по звуку прежних лет, Что, как эхо, бродит за горами. Я целую синими губами Черной тенью тиснутый портрет (4, — и «Метель», 1924). По наблюдениям Т.К.Савченко «черный цвет, встречающийся относительно редко в поэзии Есенина, для него всегда концентрировал в себе все мрачное, уродливое, злое ("черная горсть"—"Я последний поэт деревни.",1920; "черная жуть"— "Хулиган", 1919; "черная жаба" — "Мне осталась одна забава.", 1923; "черная гибель" — "Мир таинственный, мир мой древний.", 1921; "черная лужа" — "Сторона ль ты моя, сторона.", 1921; "черная дорога" — "Вижу сон. Дорога черная.", 1925; метафора "вечер черные брови насопил" в одноименном стихотворении, 1923)»53. Символика зеркала и зеркальности, составляющая основу философского сюжета «Черного человека», как уже говорилось, также всегда была свойственна поэзии Есенина. Функцию зеркала выполняли «зеркало залива», «синие затоны озер», «озерное стекло», «оконное стекло». В.стихотворении «Мне осталась одна забава.» (1923. «Но коль черти в душе гнездились — Н Значит, ангелы жили в ней»; 1,210), по мнению Э.Б.Мекша, дан христианско-апокрифический вариант идеи двойни-чества54. У Есенина было даже намерение основать собственное литературное течение, своего рода Дьяволиаду. Французский исследователь М.Никё обратил внимание на то, что для обозначения этой «нечисти», этих «чертей» есть у Есенина «специальный термин — аггелиз м»55. Есенин рассказывал И.Н.Розанову: «Одно время сблизился с Сергеем Клычковым, поэтом очень близким мне по духу. Тогда я писал "Ключи Марии" и собирался с ним объявить себя приверженцем нового течения "Аггелизм", не "ангелизм", а через два "г"»56. М.Никё пояснил, что «слово аггел, как ангел восходит к греческому аггелос, но употребляется в противопоставлении слову ангел-, аггелы — это "падшие ангелы", соратники дьявола». Слово «аггел» встречается в церковнославянском переводе Библии («Михаилъ и аггли его брань сотвориша со зм1емъ, и зм1й брася, и аг-гели его» (Апокалипсис, XII, 7). В русском переводе: «Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них») и в духовных стихах57. Как справедливо заметил М.Никё, «оба эти источника хорошо знал Есенин» (см. автобиографию 1924 г.; 5,225). В церковнославянских текстах титло отличало «хороших» ангелов от плохих («аггелов»): агглъ (или англъ) — аггелъ (ангелъ). Здесь же Никё указал употребление слова аггел с данным значением у Н.Ф.Федорова («Вопрос о братстве или родстве.», прим. 20), А.П.Чехова («Винт»), М.Булгакова («Белая гвардия», гл.19) и, что особенно важно, в письме Пушкина к П.А.Вяземскому от ноября 1823 года, где он называл своего адресата одновременно ангелом и аггелом. В поэме сложным образом слились широкие философские обобщения с жизненными впечатлениями, приметами культурной жизни первой четверти XX века, реально виденное и пережитое. Одним из источников является биография поэта — «Может, в Калуге, II А может, в Рязани, // Жил мальчик И В простой крестьянской семье.»; «И вот стал он взрослым, // К тому ж поэт.»; «И какую-то женщину // Сорока с лишним лет // Называл скверной девочкой // И своею милою.». Комната, в которой происходят встречи с черным человеком до жути реальна. Не случайно один из друзей Есенина, читая «Черного человека» вспоминал небольшую комнату, которую отвел Есенину отец в 1912 году в Москве по Строченовскому переулку. Комната находилась на втором этаже дома, во дворе. «При входе в комнату на стене было трюмо»58. Не последнюю роль сыграло и то, что зеркало было особенно популярно не только в поэзии Серебряного века, но и в театральном и декоративном искусстве тех лет. Зеркальные залы были в театрах, зеркалами украшали интерьеры в кафе и кабаре. Даже в фотосалонах существовал специальный вид съемки у зеркала, когда заказчик мог получить на одном снимке свое собственное изображение в трех или четырех проекциях сразу (см. фонд Театрального музея им. А.А.Бахрушина). А в одном из январских номеров газеты «Беднота» за 1922 год был напечатан примечательный рассказ Н. Константиновича «Трещина на совести (Ночной случай)», где описан разговор с черным человеком, герой которого решается рассправиться с ночным визитером. «Когда дым рассеялся, то вместо трупа на полу валялись блестящие осколки. Я стрелял в зеркало»59. Кажется, что «Черный человек» написан под впечатлением этого рассказика, или эти произведения написал один и тот же автор. Ведь их сюжеты, за исключением незначительных деталей, совпадают. Это еще один газетный источник, который мог иметь в виду поэт. Тем более, что газету «Беднота», в которой работала Г.А.Бениславская, Есенин читал. Современники поэта вспоминали «двоящийся в зеркалах свет в кафе "Стойло Пегаса"»60, зеркала и огромные витрины в особняке Айседоры Дункан на Пречистенке, где поэт жил с осени 1921 года61. В кафе «Стойло Пегаса» с «большими витринами окон, — писал Б.М.Зубакин в письме к М.Горькому, вспоминая встречи с поэтом в 1923 году,— просиживал он целые ночи. <.> В это время его очень травили»62. В этом же письме Б.М.Зубакин сравнивал Есенина в последние дни жизни с ласточкой, «которая билась клювом о стекло, пока не упала замертво». Ряженье перед зеркалом Воспоминания современников говорят о том, что замысел поэмы сложился задолго до ее написания. Первый вариант «Черного человека» написан за границей в 1923 году, а в начале августа 1923 после возвращения из зарубежной поездки Есенин читал поэму друзьям. Но сцена с зеркалом проигрывалась в различных вариантах еще в 1922 году до поездки за рубеж и в последующие годы вплоть до последних дней жизни. Есенин «вживался» в образ, наряжаясь в костюм своего героя. И наблюдал со стороны, как он выглядит в зеркале и какое впечатление производит разбитое зеркало на окружающих. И.И.Шнейдер, помогавший Айседоре Дункан в организации школы танца в Москве в 1921 — 1922 годах, вспоминал: «На высоком, от пола до потолка, узком зеркале, стоявшем в комнате Айседоры, виднелся нестертый след нашей с Есениным шутки над Айседорой: пучок расходившихся линий, нанесенных кусочком мыла, давал иллюзию разбитого трюмо. Мыло так и осталось лежать на мраморном подоконнике»63. В эти годы Есенин любил кривые зеркала. «Как тобой кто залюбуется, ты и думаешь: "А что, взял?"64. Лицо и маска, маска и лицо. Н.В.Кран-диевская-Толстая писала, что в Берлине Есенин паясничал перед оптическим зеркалом вместе с Кусиковым: «Зеркало то раздувало человека наподобие шара, то вытягивало унылым червем»65. Репетиции сцены с зеркалом в наряде черного человека в цилиндре, перчатках и с тростью продолжались в 1924 — 1925 годах. С.С.Виног-радская вспоминала: « У него действительно были и цилиндр, и лакированные башмаки, и черная чадра, и кольцо, что вытащил попугай, и много других вещей, упоминаемых в стихах. Вещи эти не то что лежали у него так, для декорации (у него вообще ничего декоративного не было), они служили ему в жизни. Дома он рядился в цилиндр, монокль и лакированные башмаки, разгуливая в них день-деньской по квартире»66. Однажды под утро ночевавшую с Есениным компанию разбудил звон разбиваемых стекол и их взорам предстала сцена из «Черного человека». «Посреди комнаты стоял Есенин, в слезах, осыпанный осколками разбитого им зеркала. На полу валялось пресс-папье»67. В.Ф.Наседкин писал о страшных эпизодах, когда ряженый Есенин перед зеркалом говорил со своим двойником — черным человеком: «Эта жуткая лирическая исповедь требовала от него колоссального напряжения и самонаблюдения. Я дважды заставал его пьяным в цилиндре и с тростью перед большим зеркалом с непередаваемой нечеловеческой усмешкой, разговаривавшим со своим двойником-отражением или молча наблюдавшим за собою и как бы прислушивающимся к самому себе»68. Есенин играл знаменитую сцену с зеркалом из «Черного человека», когда поэма вчерне была написана. Поэт входил в созданный самим образ и неизменно надевал цилиндр, перчатки и брал в руки трость. Если нужных вещей у него не было, он специально обновлял свой гардероб. Используя материалы специалистов по ряженью, можно сказать, что «игровая форма служит здесь средством обнаружения мифопоэтичес-кого содержания. Действование от другого лица, нередко связанное с элементами драматизации, —это особый способ воплощения мифоло гических идей и представлений. Можно предположить, что он имел исключительную обрядовую ценность. По сути дела, именно с ним была связана возможность создавать в рамках обряда ощущение «живой» мифологии, имитировать непосредственное присутствие ее персонажей: естественно, что, действуя от их лица, ряженые тем самым сообщали мифологическим идеям особого рода актуальность. Реализуясь во времени и пространстве по законам игрового мира, соответствующие персонажи словно представали во плоти, "оживали" <.>. В народе <.> верили в то, что они на самом деле воплощались в окрутниках. Таким образом, здесь создавались исключительные условия для максимальной их наглядности и достоверности. Это были условия, в которых мифологические персонажи актуализировались как бы на пределе возможного. <.> Здесь герой был явлен в "натуральную величину", ничего не стоило физически ощутить его и даже вступить с ним в реальный контакт»69. Признак черного цвета также характерен для героев народной демонологии. Черному цвету в ряженье, где участники одеваются в черные костюмы, соответствует чернота персонажей былинки70. Для Есенина это было сознательное обращение к языку ряженья для создания мифологического образа. Театр Есенина, олицетворение персонажа черного человека, имеющее мифологическое, магическое и эстетическое значение. Ведь магические способности ряженого приобретаются в процессе преображения и являются результатом перемены его облика. К примеру, у Есенина и в ранних стихах нередко встречаются «нищие» и «калики». А эти слова в ряде случаев непосредственно выступают как обобщенные названия ряженых71. Тем более, что в стихотворении «Калики» (1910) Есенин называет своих героев скоморохами. «Полевое, степное ку-гу» («По-осеннему кычет сова.» 1920) — нечто иное как «речевой» атрибут лешего72. Вообще превращение «туда и обратно» является привилегией магического знания. Рядившийся понимается крестьянами как уподобившийся черту, на время ставший им. Вступивший в пространство потустороннего и нечистого. А у Есенина — ряженье, да еще перед зеркалом! А в зеркале все наоборот — правое становится левым, а левое правым, то есть все вывернуто наизнанку. Выворачивание одежды наизнанку (смешение верха и низа, кепка задом-наперед) — один из ведущих принципов ряженья. Оно связано с мотивом антиповедения (термин Б.А.Успенского) и с точки зрения бытовой нормы аномально. Опасность выворачивания одежды вне ритуала жестко фиксируется системой традиционных запретов; например, «повсеместно в России ребенку до года <.> не выворачивали наизнанку свивальника (чтобы ребенок не умер).» С нарушением этой нормы, отмечает Л.Ивлева, можно встретиться в похоронной обрядности: имеются, в частности, свидетельства о том, что «сопровождающие (вынос покойника. Л.И.) одевались в черную одежду, вывернутую наизнанку». В равной мере оно характерно для нечистиков, которые «все носят наизнанку» ( эти представления закрепились и в древнерусской традиции изображать беса в шубе, вывернутой мехом наружу). Соответственно выворачивание одежды рассматривается как способ угодить бесам73. М.Забылин упоминает, например, о том, что «стоит <.> вывернуть всю одежду на изнанку, чтобы выйти из лесу» (имеется в виду ситуация, когда леший «водит» человека)74. Есенин вкладывал в принцип выворачивания особый смысл. Иван Грузинов вспоминал, что поэт выворачивал перчатку и, показывая ее собеседнику, говорил: «Я выворачиваю мир как перчатку»75. Были случаи, когда Есенин «переворачивал» фамилию прототипа своего персонажа, чтобы показать «изнанку» своего героя. Например, поэт говорил И.В.Евдокимову об одном из действующих лиц поэмы «Страна Негодяев»: «Номах это Махно»76. По рассказам старожилов Константинова, в декабре 1911 года Есенин написал письмо Н.А.Гришину, в котором адресованное адресату стихотворение было подписано «Ни-несе», то есть «Есенин», только наоборот, наизнанку77. Точно также герой «Черного человека» выворачивал себя наизнанку перед зеркалом. «Человек в черной перчатке» История текста «Черного человека» до сих пор таит немало загадок. Жена Есенина С.А.Толстая-Есенина говорила, что Есенин отдал «Черному человеку» «так много сил. Написал несколько вариантов поэмы»78. Автограф раннего варианта неизвестен. Однако известно заглавие «Человек в черной перчатке», которое явно соотносится с текстом «Черного человека». До недавнего времени было известно также два автографа и один список, выполненный С.А.Толстой-Есениной и находящийся в наборном экземпляре «Собрания стихотворений», которое в 1925 году готовил к печати сам поэт. Текст списка отличался от текста белового автографа. Ответить на вопрос, когда появились эти разночтения, не представлялось возможным, так как были неизвестны промежуточные автографические материалы. В настоящее время в научный оборот введено и изучено неизвестных ранее списков поэмы «Черный человек», выполненных С.А.Толстой-Есениной79. Опубликованы пометы в настольном календаре за 1925 год, а также дневниковые записи С.А.Толстой-Есениной, которые помогают восстановить этапы работы поэта над текстом поэмы в ноябре 1925 года80. В комментариях к «Черному человеку» неоднократно сообщалось, что в журнале «Россия» вышедшем в апреле 1923 года была помещена информация о том, что уже в феврале 1923 года до возвращения из Нью-Йорка в Берлин Есенин написал цикл лирических стихотворений; «Страну Негодяев» и «Человека в черной перчатке»81. Текст произведения под заглавием «Человек в черной перчатке» неизвестен и других свидетельств об этой вещи нет. Кроме того, до недавнего времени не было доказано главное, является ли произведение под заглавием «Человек в черной перчатке» вариантом «Черного человека». В пользу того, что заглавие «Человек в черной перчатке» непосредственно связано с замыслом поэмы «Черный человек», говорит прежде всего сопоставление текста двух заглавий «Человек в черной перчатке» и «Черный человек». Нетрудно заметить, что здесь общий вынесенный в заглавие герой — «человек» и основная, совпадающая «черная мета» героя — черная перчатка — черный человек. Семантика зеркала, как основного образа «Черного человека», и перчатки также совпадает: «выворачиваю мир, как перчатку» — перевернутое изображение в зеркале, гадание по перчатке — гадание перед зеркалом, потерять перчатку — разбить зеркало — плохая примета, «плакальщики в черных перчатках», сопровождающие похороны, — зеркало—нерегламенгированный вход в мир смерти, связь перчаток и зеркала с символикой оккультизма, перчатка и зеркало — лексика и атрибутика картежной игры. «Зеркало, в шулерской картежной игре: зеркальце, пришитое к платку, или большой, гладкий перстень или чистой глади табакерка, которые ставятся так, что в них видна сдача, сдаваемые карты»82, а игра в карты является привилегией чертей. Так же зеркально на сочетании противоположных значений и обращении к разнородным источникам построены и другие образы поэмы. Эмоциональная окрашенность названия «Человек в черной перчатке» согласуется с известными дошедшими до нас свидетельствами о характере ранних вариантов поэмы «Черный человек». Современники, слышавшие поэму в исполнении Есенина в августе 1923 году после его возвращения из зарубежного путешествия, говорили, что ранний вариант поэмы был'драматичнее и больше по объему и при этом мало отличался по содержанию от окончательного текста. Совпадает и время создания «Человека в черной перчатке» и первого варианта поэмы «Черный человек». Есенин не раз говорил, что написал «Черного человека» за границей в 1922 — 1923 годах. Впоследствии Есенин отказался от перчатки, как основной приметы своего героя, так как обращался в поэме прежде всего к славянской мифологии и национальной традиции и противопоставлял себя Черному человеку. Этой творческой задаче больше отвечало зеркало — традиционный образ русской национальной жизни. Но анализ заглавия «Человек в черной перчатке» и тех литературных ассоциаций, которые оно вызывает, говорит о том, что оно относится к раннему варианту поэмы «Черный человек» и по существу является самым ранним дошедшим до нас текстом этой поэмы. Восемь рукописных источников текста С.А.Толстая-Есенина в беседе с Ю.Л.Прокушевым говорила: «Как это ни странно, но мне приходилось, к сожалению, слышать и даже у кого-то читать, что "Черный человек" писался чуть ли не в состоянии опьянения, в каком-то бреду. <.> Взгляните еще раз на этот черновой автограф. Как жаль, что он не сохранился полностью. Ведь "Черному человеку" Сергей отдал гак много сил»83. Сохранившийся черновой автограф является одной из редакций заключительной части текста, строки — 126, 143— 158, начиная со слов «Приподняв свой цилиндр // И откинув небрежно сюртук.», без заглавия, подписи и даты. Выполнен карандашом на двух непронумерованных листках, представляющих собой неровно разорванный пополам лист двойного формата84. Судя по характеру почерка, сначала отработаны строки 101-112 на первом листке и 143-158 на втором, затем они дополнены строками 113-126, вписанными на первом листке. Анализ автографа позволяет в общих чертах реконструировать процесс работы поэта над текстом. Первые две строки Есенин записывает сразу, как в окончательном тексте, и не правит. Затем делает большой пробел и с множеством поправок отрабатывает следующую строфу и начинает вторую: *"--'■- Ь- ь =.- ± = г ^ ь ■• Два листа чернового автографа заключительной части «Черного человека». Ах положим ошибся Ведь нынче луна Это даже Вы сами стишонками славите Вьются чары <в автографе без знаков препинания> Последнюю строку Есенин правит: «Вьются» на «Льются», а предпоследнюю зачеркивает, оставляет половину этой страницы недопи-санной. Затем на втором листке тем же карандашом с тем же нажимом, но более крупными буквами отрабатывает предпоследнюю строфу поэмы также с множеством поправок. В окончательном виде: «Черный человек II Ты прескверный гость». Последняя строфа лексически также совпадает с окончательным текстом, видимо, уже давно сложилась в голове поэта и записана на память всего с одной поправкой: в строку «Месяц умер. Синеет рассвет» Есенин вставляет «в окошко». И только отработав эти две последние строфы, возвращается к работе над текстом, записанным на первой странице. Этот момент доказывается тем, что далее текст записан гораздо более мелким почерком, чтобы хватило места для записи на первой странице. Знаки препинания в автографе почти отсутствуют (в черновиках Есенин, как правило, их не ставил). Графическое членение строк и строф окончательно не оформлено. Существовал ли полный черновой автограф поэмы, записанный в ноябре 1925 года, неизвестно. Можно предположить, что при окончательной отделке созданного два года назад произведения, Есенин особое внимание уделил переработке его заключительной части. Имеется также беловой автограф с авторской правкой, без даты. Рукопись выполнена карандашом. На последнем листе помета рукой С.А.Толстой-Есениной, сделанная черными чернилами: «Записано и закончено и ноября 1925 г. Москва»85. Первоначально текст поэмы был разделен на две части: после десятой строфы проставлена отбивка звездочками, которая затем зачеркнута вместе с одиннадцатой строфой, не вошедшей в окончательный текст: Друг мой, друг мой, Я знаю, что это бред. Боль пройдет, Бред погаснет забудется. Но лишь только от месяца Брызнет серебрянный свет, Мне другое синеет, Другое в тумане мне чудится. (знаки препинания проставлены нами — Н.Ш.-Г.). В процессе написания текста были внесены незначительные поправки в строках 49-й — «и своею» вместо «и своей»; 73-й — «в упор» вместо «и вот <? возможно, описка>» и в строке 96-й при написании слова «зловещая <птица»>, а также существенно переработаны строки:

4-й и 5-й листы белового автографа «Черного человека» Вся <деревня на> равнина покрыта Сыпучей и мягкой известкой И как всадники съехались Яблони в нашем саду. Есенин зачеркнул слова «съехались» и «яблони» и вписал «деревья» и «съехались»: И деревья, как всадники, Съехались в нашем саду. Исправления в строках 131-132-й «Жил юноша // В крестьянской простой семье» вместо «Жил мальчик // В простой крестьянской семье.» сделаны карандашом другим нажимом после записи всего текста. Тогда же на полях проставлены пометы: «галочками» против шестой и после семнадцатой.строфы, которыми автор указал намеченные им дальнейшие изменения текста, зафиксированные в списках С. А.Толстой Есениной. Рукопись выполнена четким и ровным почерком. Частично проставлены знаки препинания, преимущественно смысловые: точки, многоточия, вопросительные и восклицательные знаки. Прямая речь оформлена. Графическое членение строф и строк за исключением строк 3-й и 63-й, разделенных на полустишия, совпадает с окончательным текстом. Известно шесть списков поэмы, выполненных С.А.Толстой-Есениной. Три списка (I, II, VI) на нелинованной бумаге являются рабочими. Три других списка (III, IV, V) на линованной бумаге предназначались для печати. Все списки, кроме последнего, выполнены черными чернилами. По наличию изменений текста, пунктуации, пометам, форме записи, палеографическим особенностям (сорту и формату бумаги, чернилам) можно судить о последовательности их исполнения. Эта работа по анализу списков потребовала огромного труда и многократного внимательного изучения рукописных материалов по самым разным признакам в связи с вновь и вновь возникающими вопросами. В результате нами была составлена подробная сводная таблица, данные которой бесспорно доказывали последовательность их выполнения. Список I не датирован. На первой странице помета С.А.Толстой-Есениной: «Переписано с первоначального черновика. Исправления (вставка и слитье строк) сделаны по приказанию Сергея. С.Е.»86. Содержание этой пометы объясняет изменения, внесенные в текст по сравнению с беловым автографом: появление одиннадцатой и восемнадцатой строф, возвращение к первоначальному варианту в строках 131-132-й, объединение строк и 63-й, разделенных в автографе на полустишия, и окончательное графическое оформление композиции при помощи отточий после десятой и девятнадцатой строф. После семнадцатой строфы в этом списке впервые появилась отсутствовавшая, но указанная в автографе галочкой (против шестой и после семнадцатой строф) строфа. Она является почти дословным рефреном шестой строфы. Видоизменена лишь первая строка: «И вот стал он взрослым» вместо «Был он изящен»: И вот стал он взрослым. К тому ж поэт, Хоть с небольшой, Но ухватистой силою, И какую-то женщину Сорока с лишним лет Называл скверной девочкой И своею милою. Вместо зачеркнутой в автографе строфы: «Друг мой, друг мой, // Я знаю, что это бред.» вписана справа сбоку и обозначена знаком вставки строфа, текстуально совпадающая с первой строфой поэмы. В этой строфе слова «Сам не знаю, // Откуда взялась эта боль» написаны в одну строку. В шестнадцатой строфе поэт вернулся к первоначальному ва ".1-у-. "'"1.■* ^ З**« -ут /: Фрагмент 1-го листа первого списка поэмы «Черный человек», выполненного С.А.Толстой-Есениной рианту белового автографа в строках «Жил мальчик // В простой крестьянской семье» (как в окончательном тексте). Причем сначала написано «юноша» по исправленному в беловом автографе тексту, затем слово зачеркнуто и тут же продолжено «мальчик // В простой крестьянской семье». Изменения, которые появились в первом списке, показывают, что поэт продолжил работу над поэмой. Этот источник текста носит творческий характер. Знаки препинания С.А.Толстая-Есенина юпыталась проставить по нормам пунктуации. Список II не датирован87. Хранится в обложке из листа двойного юрмата с надписью С. А.Толстой-Есениной: «Переписанные разными лицами:

1) Письмо Горькому

2) "Чорный человек"

3) "Такая ночь. Я не могу"

4) "Не гляди на меня с упреком"

5) "Ты меня не любишь"

6) "С головы упал мой первый волос"

7) "Надпись на книге "Голубень" Герасимову». иг. У ^аиЛМ Я Ы. 1Ш ГеЛ»> А^шЛ^. Позиции 1, 6,7 зачеркнуты, 2, 3, 4, 5, 6— взяты в скобку и помечены С.А.Толстой-Есениной: «Было проверено С.А.Есениным». В папке сохранился лишь список «Черного человека». В тексте сделана одна поправка, которая была и в первом списке — объединение («сли-тье») третьей и четвертой строки. В одиннадцатой строфе — рефрене первой — аналогичная поправка пропущена (в автографе этой строфы не было). Список II имеет помету карандашом на обороте последнего листа рукой С.А.Толстой-Есениной: «Из архива С.А.Есенина от Екатерины Александровны Есениной 28. XII — 29». Списки 1П, IV и V предназначались для печати в трех изданиях: газете «Бакинский рабочий» (ныне находится в собрании Ю.А.Паркаева, Москва), третьем томе «Собрания стихотворений»88 и журнале «Новый мир»89 и выполнены вслед за списком II. Время исполнения автографа и первых пяти списков устанавливается по записям С.А.Толстой-Есениной в ее настольном календаре за 1925 года: «12 ноября. Четверг. <.> "Черн<ый> челов<ек>".

13 ноября. Пятница. Конч<ил> <ен?> "Черн<ый> чел<овек>".

11.- =7.,' Гг. -= -==- ¿ Ч -П — I к ыч '.Е "Ч.ЕхЕ- = "Д= Г -". ¡.г-п-Е Е,-- г^ '-= -.Ч-: -.1 К '"гп 1.г г-т- !■ е-11.

1---1ГТ --■=-!I.; „ ;.[■ ■11-г"! =. Т. -- I =-: Е!Г.' Ь'Ь-!.!. = —п—V Е г. = Г"

1! г-.1 "'-ь "= I - ■ -ГГ Е.1-—

1-й лист неправленнои верстки «Черного человека» из журнала «Новый мир». Фонд С.Б.Борисова (РГАЛИ). Или: Надо: В это время волк ехидны По-кукушьи плачет130. В это время волк ехидный По-кукушке плачет131. В это время волк ехидный По-кукушьи плачет (3, 128). 5* В ленинградской «Красной газете» (1926, янв., еще до публикации в «Бакинском рабочем» —1926,29 янв;, но уже после выхода в свет «Нового мира») 10-я строка «Черного человека» была опубликована в усеченном виде: Ей маячить больше невмочь. Это исправление может также свидетельствовать о возникших сомнениях редактора в тексте, как и в других списках. Но оно является наиболее загадочным, потому что редактором «Красной газеты» в это время был близкий друг Есенина — Г.Ф.Устинов, который слышал поэму неоднократно и в разных вариантах. Г.Ф. Устинов с осени 1925 года жил в Ленинграде и работал в редакции «Красной газеты». К. Азадовский справедливо заметил: «Очевидно, Устинову (и впоследствии — П.И.Чагину) мы обязаны тем, что в последующие дни <после смерти Есенина>, как и в течение всего 1926 г., "Красная газета" систематически печатает на своих страницах статьи о Есенине и его неизвестные произведения (в том числе — отрывок из поэмы "Черный человек"), сообщает об основных мероприятиях по увековечению его памяти. Именно Устинов организовал и выпустил "есенинский" номер "Красной газеты" декабря 1925 года (некрологические статьи В.Каверина, С.Семенова, М.Слонимского, Н.Тихонова, А.Толстого). Именно в "Красной газете" появляется января (20 января в "Известиях") статья Л.Д.Троцкого "Памяти Есенина". Излишне говорить и о том, насколько стиль публикаций "Красной газеты", посвященных Есенину в 1926 г., отличался от тональности выступлений Л.Сосновского в "Правде" или, скажем, А.Крученых, насколько он был вообще далек от нараставшей в стране кампании против Есенина и "есенинщины"»132. Как известно, Петр Иванович Чагин, близкий знакомый Есенина, был назначен ответственным редактором «Красной газеты» на XIV съезде ВКП(б), приступил к своим обязанностям в феврале 1926 года, сменив на этом посту временно руководившего газетой И.И.Скворцо-ва-Степанова133. «Черного человека» с усеченной 10-й строкой опубликовал Г.Ф.Устинов. Напомним, что журнал «Новый мир», где 10-я строка была напечатана «Ей на шее ноги» уже вышел и проще всего было воспроизвести эту строку по уже опубликованному тексту. Но Г.Ф.Устинов вообще обошелся без этих странных слов. Почему? Обратимся к воспоминаниям людей, встречавшихся с Есениным в последние дни его жизни и прежде всего воспоминаниям самого Устинова. В воспоминаниях, написанных вскоре после смерти Есенина, Устинов писал: «В ноябре Есенин был в Ленинграде. Долго, целый вечер, просидел у меня в "Англетере" <тогда гостиница называлась "Интернационал'^, трезвый и необыкновенно смирный. Он мне показался тем Есениным, которого я знал в 1919 году. Есенин читал стихи, в том числе "Чорного человека". Эта поэма была еще не отработана, некоторые места он мычал про себя, как бы стараясь только сохранить ритм, и говорил, что над поэмой работает более двух лет»134. ноября (в этот день, накануне праздника Революции, Есенин уехал в Москву) в «Красной газете» появилась обзорная статья Устинова, посвященная советской литературе. «В поэзии, — писал Устинов, — первым по громадному лирическому таланту стоит Сергей Есенин»135. В последний приезд в Ленинград Есенин читал ему «Черного человека» множество раз в течение четырех дней. О первом дне пребывания Есенина в Ленинграде, декабря 1925 года, Георгий Устинов вспоминал: «Вечером он уже ждал меня. <.> Был канун Рождества. Есенин пил мало, пьян он не был. Весь вечер читал свои новые лирические стихи. Раз десять прочитал "Чорного человека" <выделено нами — Н. Ш-Г.>, теперь уже отделанного, в том виде, как он впоследствии был напечатан в журнале "Новый мир". Читая, Есенин как бы хотел внушить что-то, что-то подчеркнуть, а потом переходил на лирику, — и это его настроение пропадало»136. «Черного человека» Есенин читал и в следующие три дня. Это случалось каждый раз, когда приходили новые люди, которые еще не слышали поэму, или просто под настроение. Е.А.Устинова, жена Устинова, также вспоминала о том, что Есенин несколько раз прочел поэму в законченном виде в присутствии Устинова, Измайлова, Ушакова и B.Эрлиха137. Этот факт подтверждают воспоминания В.Эрлиха138. «Последний день Есенин читал стихи и опять "Чорного человека"», — писал Г.Устинов139. Напрашивается предположение и даже уверенность в том, что при совпадении текста поэмы в целом с публикацией в «Новом мире» 10-я строка была услышана Устиновым иначе. Судьба списка, поступившего в наборный экземпляр «Собрания стихотворений», является наиболее важной для определения авторской воли и требует особого внимания. В этом списке совершенно отчетливо буква «г» исправлена на «ч», причем такими же черными чернилами, какими исполнен весь список. Эта поправка в тексте списка могла быть сделана Есениным, редактором издания И.В.Евдокимовым и C.А.Толстой-Есениной, когда этот список готовился для наборного экземпляра или уже находился в нем. Видимо, одновременно этими же чернилами зачеркнута фамилия и имя автора в начале и в конце списка. Такое предположение мы делаем потому, что исправление выглядит более ярко, чем написание слова «ноги». Яркость же написания других слов в тексте списка также различна, т. к. автограф выполнен перьевой ручкой — она писала ярче, когда ее опускали в чернильницу, и слабее, когда заканчивались чернила. В конце списка, скорее всего рукой С.А.Толстой-Есениной, записано «158 строк». Подсчет строк каждого произведения для «Собрания стихотворений» и других последующих изданий С.А.Толстая-Есенина производила неоднократно. Списки стихов с указанием количества строк, исполненные ее рукой, хранятся в ГЛМ140.

17* Можно согласиться с В. А.Вдовиным, что сейчас трудно установить, кем было произведено исправление «ноги» на «ночи» в наборном экземпляре. Но также трудно допустить, что это исправление могло быть сделано без ведома автора. Тем более, что анализ помет, сделанных в наборном экземпляре, показывает чрезвычайно бережное отношение редактора И.Евдокимова к есенинским текстам, представленным для Собрания. Никаких вмешательств в авторский текст, кроме пунктуации, незначительных поправок орфографии, явных опечаток или описок не допускалось, причем все поправки посторонних лиц исполнялись карандашом. По всему тексту наборного экземпляра такими же чернилами, что и в слове «ночи», сделано только два исправления: в печатном тексте «Пугачева» (вырезка из издания: Сергей Есенин. Пут гачев. М. Имажинисты. 1922) в строке «Чтоб с престола какая-то Блядь» — нецензурное слово в печатном тексте зачеркнуто и написано «б» (сокращение со строчной буквы, скорее всего, предложено Есенину редактором издания). Также зачеркнуты имя и фамилия автора в вырезке «Анны Снегиной» из «Бакинского рабочего», как лишние для набора. Такими же чернилами отчеркнуты четыре строфы, начиная со слов «Ах, положим, ошибся!» и до «Называл скверной девочкой // И своею милою». Возможно, с Есениным обсуждался вопрос о сокращении этих строк для публикации в «Собрании стихотворений». Исправление замеченных опечаток производилось одновременно с нумерацией страниц. При первоначальной нумерации черными водянистыми чернилами в «Поэме о 36» (вырезка из книги: С.Есенин «О России и революции». М., 1925) в строке 314-й «Сидишь» исправлено на «Видишь». Другие опечатки не замечены. При повторной нумерации этой поэмы синим карандашом, связанной с добавлением в наборный экземпляр «Черного человека», который был положен после «Пугачева» и «Анны Снегиной», этим же карандашом исправлено в «Поэме о 36» (ст. 148) «Видел» на «Сидел». Корректору позволялось делать исправления в тексте только карандашом. Так исправлена пунктуация, орфография и другие опечатки и описки по всему тексту: вместо «Пу-гачов»—«Пугачев», вместо «тяжолое»—«тяжелое», вместо «возжи» — «вожжи» и др. Кроме того, красными чернилами, видимо, редактором против 301-й строки «Пугачева»: Я учил в себе разуму зверя. поставлены справа два вопросительных знака и между ними вписано: «себя» — значение слова не понято (в Собрании напечатано верно: «Я учил в себе разуму зверя»). В сомнительных случаях редактором или корректором в рукописи наборного экземпляра исправления не делались. Знак вопроса или другие пометы, включая подчеркивания, ставились рядом со словами или на полях и оставлялись до просмотра корректуры автором. Что касается списка «Черного человека», его текст, казалось бы, не мог быть исправлен без ведома жены поэта, которая принимала актив ное участие в подготовке Собрания к печати и была исполнителем списка поэмы. В любой момент сам И.Евдокимов мог справиться о «загадочной строке» у С.А.Толстой-Есениной лично или по телефону, либо задать вопрос поэту во время его посещений редакциии для подготовки III тома к набору. Естественно, что в корректуре III тома «Собрания стихотворений» (ГЛМ)141, которая набиралась по наборному экземпляру, было набрано «ночи». Эта корректура, поступившая января 1926 года из 1-й Образцовой типографии, неполная, без корректорских правок, и полная, включающая «Страну Негодяев», сданную в набор после смерти поэта (печать типографии: февраля 1926 года), была нами впервые внимательно изучена. Любопытно, что буква «ч» ни корректором, ни редактором, ни С.А.Толстой-Есениной, которая, скорее всего, просматривала за мужа гранки, не исправлена. На этом этапе работы она не вызывала сомнений или не была замечена. Смерть помешала самому поэту прочитать корректуру издания, как он делал это обычно. Поэтому в текстах, представленных печатными вырезками, был пропущен ряд ошибок, не исправленных автором. Кроме того, в результате невнимательной проверки к ним добавились и новые неточности. Например, в тексте поэмы «Черный человек» строка «Что ты, ночь, наковеркала?» была напечатана «Что ты, ночь на-ворковала?»142; в других случаях текст исказили, сделав «орфографическую» поправку: вместо строк «Теперь бы с красивой солдаткой // Завесть хорошо роман» из «Анны Снегиной»143 напечатали: «Теперь бы с красивой солдаткой // Завесть хорошо бы роман». По редакционным соображениям, связанным с цензурой, в гранках «Страны Негодяев» было вычеркнуто строк («Пустая забава! // Одни разговоры!.») К отмеченным искажениям текста, сделанным в корректуре и воспроизведенным в «Собрании стихотворений», вероятно, на уровне верстки, которая до сих пор не обнаружена, добавились другие редакционные вмешательства. Была изменена авторская последовательность поэм (поэма «Черный человек» перенесена в конец тома), а также сделана поправка в 10-й строке поэмы, где вместо «ночи» появилось написание, соответствующее автографу, «ноги». Тогда же, в связи с тем, что издание стало посмертным, была вновь восстановлена есенинская орфография: «чОрный», «ПугачОв» и т.д. Учитывая вышесказанное, для определения последней авторской воли более авторитетной принято считать рукопись наборного экземпляра, а не тексты, опубликованные в вышедшем в свет «Собрании стихотворений». С.А.Толстая-Есенина также считала рукопись Госизда-товского собрания «каноническим текстом» и расценивала ее «как последнюю редакцию произведений, подготовленных к печати Есениным» (цит. по предисловию к неосуществленному изданию 1940 г.)144. 10-я строка представляет исключение из этого правила и печатается по беловому автографу поэта. Но вопрос о том, почему опубликованный в Собрании текст отличается от зафиксированного в наборном экземпляре, остается загадкой. Ведь это исправление не могло пройти без ведома С.А.Толстой-Есениной, которая за мужа подписывала тома к печати. И если это написание было ошибочным, то почему еще в 20-е годы многие современники, слышавшие поэму в авторском исполнении, не возражали против «шеи ноги»? Вряд ли можно предположить, что такой необычный образ не запечатлелся в памяти слушателей, среди которых были B.Шершеневич; А.Мариенгоф, И.Грузинов, Н. и Б.Эрдманы, Г.Якулов, А.Л.Миклашевская, Н.Н.Никитин, С.Виноградская, В.Наседкин, Н. Асеев, Д.Фурманов, И.Евдокимов, А.Тарасов-Родионов, Г.Устинов, Е.Устинова и др. Напрашивается ответ: они могли слышать десятую строку в принятом прочтении: «Ей на шее ноги». Можно также предположить, что Толстая-Есенина считала написание «ноги» в десятой строке верным и, подписывая за Есенина том к печати, внесла это исправление. Однако, учитывая состояние С.А.Толстой-Есениной после трагической гибели Сергея, это положение, на котором настаивает Ю.Л.Прокушев, маловероятно. Кроме того, новые сомнения вносят указанные выше материалы подготовки издания произведений C.А.Есенина, собранные С.А.Толстой-Есениной. Материалы 1940 года готовились очень тщательно, но издание не осуществилось. Сохранился автограф предисловия С.А.Толстой-Есениной и сделанная с него машинописная копия, датированная октября 1940 года (3 машинописных страницы). Предисловие содержит важные сведения по принципам текстологии, датировкам, орфографии и пунктуации предполагаемого издания. Здесь сказано: «Каноническим текстом» считаю рукопись Госиздатовского Собрания, как последнюю редакцию произведений, подготовленных к печати Есениным. Представляемые мною тексты сверены с Госиздатовской рукописью. Одновременно я сверила тексты с черновыми и беловыми автографами в тех случаях, когда таковые мне были доступны. Я обнаружила несколько ошибок и пропусков, которые были пропущены самим автором. Восстанавливаю в таких случаях текст по рукописи, оговаривая это в примечаниях, в каждом отдельном случае». Здесь же прилагались копии, заверенные научным сотрудником ИМЛИ, затем заведующим отделом рукописей, Л.Кувановой, которая занималась изучением творчества Есенина: из поэмы «Пугачев» — копия неполной машинописи с правкой автора145, «Анна Снегина» — по авторизованной машинописи146. Копии датированы / IX 40. Копия «Черного человека», сделана по списку, выполненному рукой С.А.Толстой-Есениной и отправленному в ноябре 1925 года в журнал «Новый мир»147. / IX она была заверена тем же лицом, Л. Кувановой: «Копия верна. Научный сотрудник» (с подписью). Один отпуск машинописной копии, сделанной в ИМЛИ, видимо, был выдан Толстой и положен в материалы готовящегося в 1940 году издания. Два других отпуска этой же машинописи остались в ИМЛИ в соответствующих IГ к " Е." » V ь I. » ¡1 " II Н: =£ ■ * 7Г>

1- Г Л" Г. !. I " единицах хранения есенинского фонда. В копии, сделанной в ИМЛИ сентября 1940 года, 10-я строка напечатана «Ей на шее ночи». При сверке буква «ч» не поправлена. Характерно, что в одном из отпусков машинописи «Черного человека», оставшемся в ИМЛИ, неизвестным лицом, возможно, даже одним из исследователей, изучавшим материалы, или сотрудником Отдела рукописей ИМЛИ, работавшим с фондом, было сделано исправление «ч» на «г». Чернила, которыми сделано исправление, не совпадают с чернилами, которыми была заверена копия. Конечно, буква «ч» в этой копии является опечаткой сотрудника, который сделал эту копию, и не заметил ее при сверке текста. Так, в копии «Анны Сне-гиной», сделанной тогда же, пять опечаток было замечено и поправлено теми же фиолетовыми чернилами, что и подпись, но не меньше было пропущено. Не говоря уже о том, что в копии были сделаны изменения, которые научный сотрудник считал орфографическими (хотя при копировании никаких поправок не допускается). Строка «И Прон мой ей бякнул прямо» скопирована «И Прон мой ей брякнул прямо». Но удивляет другое — почему С.А.Толстая-Есенина, получив копию с написанного ей собственноручно списка, не заметила разночтения в 10-й строке? Если она действительно при публикации Собрания уточнила ее написание — этот факт не мог стереться в ее памяти. Но копия 1940 года не содержит никаких помет и вопросов. Все описанные нами документы не дают достаточных текстологических оснований для изменения традиционного написания. В тексте академического издания должно печататься «ноги». Но загадка десятой строки остается неразгаданной. К ней лишь добавляется ряд довольно серьезных вопросов и соображений. Кроме того, вступает в силу ГяП ¡-ГЁЕгЗ ?! г* РчьГЧГ^ ЪьЛк^Ё Из фМ11к Ь- "Ч Ол^ка. сйг !С<9. Автографы сына поэта А.С.Есенина-Вольпина. Собрание М.И.Маловой. Москва. текстологический принцип контекста, по которому во внимание принимаются особенности работы автора над рукописями своих произведений. Согласно нашим наблюдениям, результаты которых кратко изложены во введении к работе, Есенин часто именно на самом последнем этапе творческой работы делал «молекулярные» поправки в тексте. Поэтому в силу вступает суждение по аналогии: Есенин вполне мог сделать подобную поправку и изменить всего одну букву или вообще убрать слово «ноги», вызывающее столько вопросов. К этому следует добавить постоянное авторское сомнение в тексте, учет мнений слушателей и читателей, которое особенно ярко выразилось, например, при работе Есенина над «Песнью о великом походе», и должно было проявиться при доработке «Черного человека». Ведь так много людей спрашивали Есенина: ногу или ночь имел в виду поэт. Все вышесказанное заставляет выдвинуть гипотезу о том, что 10-я строка «Черного человека» могла иметь два варианта. Вариант «на шеи ноги» шел от ранних вариантах поэмы, над которой Есенин работал более двух лет, и был зафиксирован в беловом автографе и шести списках поэмы. И второй вариант «на шеи ночи», или усеченная строка без слова «ноги» или «на шеи ноги», возникший во время работы поэта над наборным экземпляром готовящегося «Собрания стихотворений». Возможно, так, как напечатано Г.Ф.Устиновым в «Красной газете». В заключение напомним положения, которые являются основанием этой гипотезы:

1. Анализ списков «Черного человека», сделанных во второй половине ноября 1925 года, показывает, что работа Есенина над текстом поэмы продолжалась до конца ноября 1925 года, т.к. в каждом из списков появлялись новые варианты, в том числе пунктуационные. Не исключено, что во время сдачи рукописи Собрания в набор Есенин внес в текст еще одно изменение, возможно, по совету И.В. Евдокимова.

2. Г. Ф. Устинов, который слышал поэму «Черный человек» в разных вариантах более десяти раз, при публикации в «Красной газете», где работал редактором, напечатал эту строку с усечением.

3. Три близких Есенину в последние годы человека, которые могли слышать поэму в исполнении автора и говорить о ней с поэтом, — С.Б.Борисов (?), П.И.Чагин, М.Лифшиц — считали, что десятая строка должна быть прочитана «Ей на шее ночи».

4. Попутно хотелось бы заметить, что приведенные выше «молекулярные» поправки текста, которые Есенин делал вплоть до корректуры, показывают, что поэт вполне мог искать подходящую замену для образа «шеи ноги», который вызывал вопросы у современников при знакомстве с текстом «Черного человека». Основанием такой гипотезы является принцип контекста, или, по словам А.Л.Гришунина, суждение по аналогии, когда принимается во внимание все, что мы знаем о работе Есенина над другими произведениями. Возможность таких молекулярных поправок на последнем этапе работы поэта — это то, что Д.С.Лихачев называл литературным конвоем.

5. Особый смысл при изучении текста «Черного человека» и его 10-й строки, в частности, приобретают вопросы текстологии XX века, например, вопросы авторского сомнения в тексте, поставленные Н.В.Корниенко применительно к творчеству А.Платонова. Есенина всегда характеризовала особая чуткость и подвижность, внимательное отношение к любой, даже противоположной его взглядам критике и в этом случае поэт в ответ на многочисленные вопросы друзей мог в последние дни перед сдачей тома в набор поправить эту строку.

6. Сомнительно, наконец, что в наборном экземпляре единственное смысловое изменение «ноги» на «ночи» (по всем шести поэмам) могло быть сделано без ведома автора. Повторяем, в основном тексте вышедшего в свет 3-го тома Полного собрания стихотворений Есенина было принято единственно верное на сегодняшний день воспроизведение 10-й строки в основном тексте поэмы: «Ей на шее ноги», соответствующее беловому автографу поэта. Но это вовсе не значит, что вопрос о 10-й строке закрыт. Вопросы, возникающие в связи с историей этой строки постоянно должны быть в поле зрения текстолога. Поэтому пока не будет выяснено, кто сделал единственную по всему тексту наборного экземпляра третьего тома поправку одной буквы черными чернилами, гипотеза о том, что она сделана самим поэтом или по его указанию, должна быть в поле зрения текстологов. Вопросы и непроясненные факты отбросить гораздо проще, чем найти на них документально точный ответ. «Эта слава давно о тебе разносится.» «Черный человек» в историко-литературном контексте. Наиболее разноречивые мнения вызывает литературный контекст и источники «Черного человека». Есенин, говоря о своей поэме, не раз упоминал пушкинского «Моцарта и Сальери»148. Исследователи расходятся во мнениях, но чаще всего рассматривают «Черного человека» в контексте русской классической литературы XIX — начала XX века, называя «Моцарта и Сальери» А.С.Пушкина149, «Ночь перед рождеством», «Вий»150 и «Портрет» Н.В.Гоголя151, «Двойник»152 и «Братья Карамазовы» Ф.М.Досгоевского153, стихотворение «Осень» А.Белого154, «Двойник» Блока155, а также «Записные книжки» К.Батюшкова156 и др. Чрезвычайно любопытны наблюдения Э.Б.Мекша о том, что поэма Есенина восходит к мифологическому архетипу «человек и его отражение», а также языческим и христианским представлениям о нечистой силе (черте, бесах, черном человеке), святочным гаданиям с зеркалом, предсказывающем судьбу и т. п.)157. «Узлом слияния потустороннего мира с миром видимым, — писал Есенин в статье "Ключи Марии" (1918), — является скрытая вера в переселение душ». Однако вряд ли можно согласиться с утверждением Э.Б.Мекша, что стремления отыскать конкретные источники «Черного человека» мало продуктивны и противопоставлять влияние мифологии опыту литературы XIX — начала XX века158. Этому противопоставлению противоречат прежде всего слова самого Есенина о влиянии на поэму пушкинского «Моцарта и Сальери», да и опыт мировой литературы, отразивший в различных вариантах идею двуипостасной сути человека, двойниче-ства и диалектику Добра и Зла в мире и душе человека. Гораздо важнее выявить множество разных литературных и жизненных источников, отразившихся в образно-метафорической системе поэмы Есенина и тем самым глубже понять одно из Самых загадочных произведений русской литературы XX века. «Моцарт и Сальери» Пушкина и «Черный человек» Есенина & % Вряд ли в мировой литературе найдется произведение, сравнимое с трагедией «Моцарт и Сальери» по своей универсальности и «бездонности» при столь «исчезающе малом объеме»159. Разве лишь «Черный человек» Есенина, еще меньший по объему и не менее многозначный и необъятный в своем ускользающем бесконечном содержании. Не случайно Есенин, говоря о своей поэме, не раз упоминал о влиянии пушкинского «Моцарта и Сальери». Поэмы Пушкина и Есенина сближает многое и прежде всего тема. Это произведения о Гении и высоком искусстве. Произведения пророческие. Ведь их авторы предсказали в них свою собственную гибель. Но не только. Поэт — герой есенинской поэмы, сближен с Моцартом: его душу «томит бессонница» и «черные мысли», к нему также дважды приходит «черный человек». Действие происходит в течение нескольких часов в комнате (только у Пушкина — в двух разных комнатах, во второй сцене — в комнате трактира). Для Есенина это тоже важное совпадение, так как его лирика обычно «внекомнатна». «Черный человек», как и «Моцарт и Сальери» состоит из двух сцен. Только по жанру «Моцарт и Сальери» — маленькая трагедия, а «Черный человек» — поэма, построенная на сценках-диалогах поэта и черного человека. Заглавие поэмы «Черный человек» — прямая цитата из пушкинской маленькой трагедии. В разговорах о своей поэме Есенин не случайно упоминал «трагедию зависти»— «Моцарта и Сальери» и тем самым подчеркивал, что в образе Черного человека воплощены зависть и темные силы, мучающие и преследующие поэта, как пушкинского Моцарта. Душа Моцарта болит, как и душа героя «Черного человека». Недели три его тревожит Requiem. Давно, недели три. Но странный случай. Не сказывал тебе я? Сальери Нет. Моцарт Так слушай: Недели три тому, пришел я поздно Домой. Сказали мне, что заходил За мною кто-то. Отчего — не знаю, Всю ночь я думал: кто бы это был? И что ему во мне? Назавтра тот же Зашел и не застал опять меня. На третий день играл я на полу С моим мальчишкой. Кликнули меня; Я вышел. Человек, одетый в черном, Учтиво поклонившись, заказал Мне Requiem и скрылся. Сел я тотчас И стал писать — и с той поры за мною Не приходил мой черный человек; А я и рад: мне было б жаль расстаться С моей работой, хоть совсем готов Уж Requiem.160. Запомним определение Пушкйна: «странный случай». Еще не один странный случай, странный человек и странная история так или иначе отразятся в есенинском «Черном человеке». Есенин всегда обращал внимание на все необычное и конечно запомнил это пушкинское определение. А пока обратим внимание на то, что «странный случай» с Моцартом, приход к нему таинственного «черного человека» Пушкин не выдумал. Игорь Бэлза в книге «Моцарт и Сальери» пишет: «Тайна "черного человека", заказавшего Моцарту "Реквием" давно уже разъяс нена. То был Лейтгеб (Leutgeb), управляющий именитого любителя музыки, графа Франца фон Вальзегг цу Штуппах, который устраивал у себя в имении театральные представления и концерты, принимая в них участие в качестве виолончелиста, флейтиста и дирижера. Но граф хотел во что бы то ни стало прослыть и композитором. С этой целью он заказывал крупнейшим мастерам своего времени различные музыкальные произведения (преимущественно квартеты), собственноручно переписывал их и затем исполнял, выдавая за свои сочинения. Летом 1791 года граф обратился к Моцарту, послав к нему управляющего, который, как всегда, скрыл как свое имя, так и имя своего хозяина, обставив переговоры с композитором обычной таинственностью и предложил ему написать заупокойную мессу, а затем несколько квартетов. Что касается самой мессы, то она понадобилась графу для того, чтобы исполнением ее почтить память своей жены, скончавшейся в феврале того же, 1791 года»161. Современники Есенина тоже пытались найти реальных прототипов черного человека. Но этот путь вряд ли плодотворен. Ведь и в пушкинской трагедии реальный жизненный факт приобретает символическое значение — душа Моцарта томилась плохими предчувствиями и до прихода черного человека, совсем как у Есенина: Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль (3, 188). Человек, одетый в черное, заказывает Моцарту заупокойную мессу, а в «Черном человеке» таинственный ночной гость гнусавит над поэтом, «как над усопшим монах». Во второй сцене пушкинской трагедии (действие происходит в трактире) Моцарт признается Сальери: Мне день и ночь покоя не дает Мой черный человек. За мною всюду Как тень он гонится. Вот и теперь Мне кажется, он с нами сам-третей Сидит. Сравним строки из «Черного человека» Есенина: Черный человек, Черный, черный, Черный человек На кровать ко мне садится, Черный человек Спать не дает мне всю ночь. В «Черном человеке» многое навеяно «Моцартом и Сальери», но главное — тезис: А гений и злодейство — Две вещи несовместные. Есенин, внимательно изучавший творчество Пушкина, конечно же знал, что наивно-романтическое понимание этого тезиса противоречит взглядам Пушкина. «Он <Пушкин>, — писал С.Бонди, — считал Петра Первого гением ("когда Россия молодая. мужала с гением Петра"), несмотря на его многочисленные "злодейства", в том числе убийство собственного сына. Он считал гением и Наполеона; в стихотворении "К морю", после слов о кончине Наполеона, он говорит о смерти Байрона. "И вслед за ним (за Наполеоном), как бури шум, другой от нас умчался гений." А уж о "злодействах" Наполеона Пушкин хорошо знал. Мысль "Гений и злодейство — // Две вещи несовместные" — это мысль, характерная для пушкинского Моцарта, да еще высказанная (а может быть, и придуманная) им в трагической жизненной ситуации»162. В основе «Моцарта и Сальери» лежат три легенды о гении и злодействе: о том, что Сальери отравил Моцарта, «что Бомарше кого-то отравил», и еще одна — о гениальном живописце и скульпторе Микелан-джело Буонарроти, который во имя искусства якобы совершил тяжкое преступление: «работая над изображением распятия Иисуса Христа, он для наиболее верного, точного воспроизведения страданий умирающего на кресте Иисуса, распял, пригвоздил к кресту своего натурщика, наблюдая, как он умирает»163. Пушкин был вполне уверен в виновности Сальери и имел на это основания. Спустя полтора года после создания «Моцарта и Сальери» Пушкин написал заметку «О Сальери», которую так и не напечатал при жизни. В этой заметке говорилось: «В первое представление "ДонЖуана", в то время, когда весь театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта, раздался свист — все обратились с негодованием и знаменитый Сальери вышел из залы — в бешенстве, снедаемый завистию. Сальери умер лет тому назад. Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — в отравлении великого Моцарта. Завистник, который мог освистать Дон-Жуана, мог отравить его творца»164. Есенин разделяет взгляд Пушкина и одновременно соглашается и спорит со словами пушкинского Моцарта. Да, гений и злодейство могут уживаться в одном человеке и в то же время, как это ни парадоксально, это «две вещи несовместные». Есенин как бы демонстрирует многозначность тезиса о гении и злодействе и достигает удивительного художественного мастерства в воплощении этой идеи. У Есенина противостоят друг другу не только поэт и черный человек, как пушкинские Моцарт и Сальери, но в какой-то момент герой видит в себе черного человека и сам расправляется с ним не ядом, а тростью. По сути, Есенин предлагает совершенно неожиданную трактовку традиционного образа, воплотив в нем не только злые силы, преследующие поэта, но и черные стороны собственной души. И достиг большой убе дительности в воплощении своей любимой идеи о великой силе искусства и о том, что стихом можно спасти человека. Тема Гения и высокого искусства оказывается неразрывно связанной с темой ответственности художника за Зло и болезни мира. Нередко ради искусства он жертвует даже собственной жизнью. Моцарт — по воле Сальери. Есенинский поэт — по собственной воле. В остальном главный герой Рисунок Б.А.Дехтерева. «Черного человека» похож на Мо царта, которого Сальери характеризует «безумцем», бездельником и «гулякой праздным». Отношение Сальери — отношение толпы к гению отразил один из самых известных биографов Моцарта, горячий его почитатель А.Ф.Улыбышев, современник А.С.Пушкина, в своей книге «Новая биография Моцарта», которая была издана в 1843 году на французском языке и переведена на русский язык М.Чайковским. Вот что сказано в этой книге о Моцарте: «Несомненно, это была самая благородная, возвышенная, добрая душа, но тем не менее, если есть сильное желание, то, приглядываясь, злоба может найти и в ней пятна. Моцарт искал удовольствия после труда, его сердце было открыто соблазнам любви к женщинам, он не прочь был выпить в компании; его кошелек, открытый для друзей <.>, часто был пуст, почти всегда очень легок. Он занимал <деньги> направо и налево и платил огромные проценты. И менее этого достаточно бы было, чтобы очернить человека, превратить его в пьяницу, мота и развратника.»165. «Это противоречие, —поясняет слова А.Ф.Улыбышева С.Бонди, — между творчеством Моцарта-композитора и поведением Моцарта-человека (противоречие нередкое у художников!) объясняется тем, что все главное содержание своей большой души, моральное и интеллектуальное, все результаты жизненного опыта, переживаемого с силой и глубиной, свойственной гению, он выражал в своих произведениях, вкладывал в свою музыку. <.> Вероятно, именно это имел в виду Рахманинов, когда говорил о себе, что в нем "восемьдесят пять процентов музыканта и только пятнадцать процентов человека"»166. Биографию Моцарта, написанную А.Ф.Улыбышевым, скорее всего, читал Есенин и находил нечто общее в характере и судьбе Моцарта со своей жизнью. Недаром современники сравнивали самого Есенина с Моцартом. «В поэзии он — Моцарт», — писал критик эмигрант в рецензии на Собрание стихов и поэм Есенина (Берлин, 1922), изданной в берлинской газете «Дни» (24 дек. 1922), которую Есенин безусловно читал, находясь за рубежом167. Б.М.Зубакин, друг Есенина, сравнивал его поэзию со «звоном моцартнейшим свирели»168, а Б.Л.Пастернак позже уподобил поэта с «высшим моцартовским началом, моцартовс-кой стихиею»169. Но в отличие от пушкинского «Моцарта и Сальери» Есенин сближает черного человека с поэтом, награждая его даже внешним сходством. На этом основании большинство исследователей вопреки постоянным указаниям Есенина на основной источник своей поэмы — «Моцарта и Сальери» Пушкина, продолжают рассматривать «Черного человека» лишь в контексте темы двойников и двойничества, как результата внутренних противоречий личности, традиционной для мировой и в том числе русской литературы. Это не вполне соответствует авторской идее. Есенинский черный человек традиционен и в то же время нов и оригинален. Это не только собственный двойник, но и одновременно — воплощение черных сил окружающего мира—два в одном. В этом есенинская поэма созвучна с мыслями Пушкина о художнике и искусстве, изложенными в письмах к П.А.Вяземскому, которого поэт называл «милым ангелом или аггелом Асмодеем» (то есть одновременно ангелом и ангелом наоборот, ср. название литературного течения «агге-лизм», которое хотел основать Есенин): «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям всемогущего. При открытости всякой мерзости они в восхищении. О н м а л, как м ы, о н м е р з о к, к а к м ы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе! <.> Презирать суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно»170. Подтверждением того, что Есенин внимательно читал письма Пушкина и при случае цитировал их, служат письма поэта (см. коммент. к т. ПСС) и воспоминания современников171. Необычайная смысловая многосложность «Моцарта и Сальери» и «Черного человека» не дают возможности однозначной трактовки их героев и идеи. Столкновение Моцарта и Сальери — это не только столкновение «гения и злодейства», это еще столкновение двух типов художников: «сына гармонии» и «служителя музыки» и извечный спор о смысле и назначении искусства. Спор, порождающий множество самых разных вопросов. У Пушкина вдохновенному безумцу Моцарту противостоит рассудочный Сальери, «поверяющий алгеброй гармонию»: Ремесло Поставил я подножием искусству, — говорит Сальери. Я сделался ремесленник. Одним из мотивов убийства Моцарта для Сальери является его собственное понимание цели и пользы искусства. «Что пользы в нем?» — с таким критерием подходит Сальери даже к Моцарту, которого счита ет Богом. Полную противоположность рассуждениям Сальери представляют слова Моцарта: Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов. Было бы наивно считать, что Пушкин, а вслед за ним и Есенин, недооценивали значение труда в искусстве. Здесь речь идет совсем о другом. Что является главным — этическая польза или формальная ценность искусства? «Презренная польза» или гармония? «Бескрылые желания» или окрыленность гения? Как мы убедимся, Есенин по-своему отвечает на поставленные Пушкиным вопросы. Любопытно, что Пушкин определил не только основное направление мыслей поэта XX века, которое в конечном счете привело Есенина к великому художественному открытию, но и контекст «Черного человека». Все произведения, на которые так или иначе обратил внимание Есенин, связаны с Пушкиным. В одних случаях произведения, где встречаются образы портрета, «знакомой тени» или зеркал, привлекшие внимание Есенина, отмечены вниманием Пушкина (к примеру, лирика француза А.Мюссе, первую книгу которого приветствовал в России Пушкин), в других — по аналогии со «странным случаем» с Моцартом встречаются другие странные случаи, странные люди и странные портреты, причем тоже на тему Добра и Зла, «гения и злодейства»: «странный человек», собственный портрет, в котором живут два человека из «Записных книжек» К.Н.Батюшкова; «что-то странное» в портрете, который вызывает «странно-неприятное чувство» в повести «Портрет» Н.В.Гоголя; «странный посетитель» черт, напоминающий «известного рода русского джентльмена» в «Братьях Карамазовых» Ф.Достоевского, «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда» Р.Л.Стивенсона, давшая нарицательное обозначение теме двойников и двой-ничества и, наконец, «странные перемены» в портрете, который становится зеркалом души у О.Уайльда. Возможный литературный источник формулы Черный человек, развивающий тему «двойничества» — «Записная книжка» К.Н.Батюшкова, где вместо «странного случая» описан «случай» со «странным человеком»'. «Недавно я имел случай познакомиться с странным человеком, каких много! Вот некоторые черты его характера и жизни. Ему около тридцати лет. Он то здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра — ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. В нем два человека: один добр, прост, весел, услужлив, богобоязлив, откровенен до излишества, щедр, трезв, мил; другой человек <.> — злой, коварный завистливый, жадный <.> мрачный, угрюмый, недовольный, мстительный, лукавый, сластолюбивый до излишества, непостоянный в любви и честолюбивый во всех родах честолюбия. Этот человек, то есть черный — прямой урод. Оба человека живут в одном теле. <.> Каким странным обра зом здесь два составляют одно, зло так тесно связано с добром и отличено такими резкими чертами? Откуда этот человек, или эти человеки, белый и черный, составляющие нашего знакомца? Он — который из них, белый или черный? — он или они оба любят славу. У белого совесть чувствительна, у другого — медный лоб. Все, что ни скажешь хорошего на счет белого, черный припишет себе. Заключим: эти два человека, или сей один человек, живет теперь в деревне и пишет свой портрет пером по бумаге. Это я!» Тома Собрания сочинений этого писателя издания 1885— 1887 гг. были в библиотеке С.М.Городецкого, которой по приезде в Петроград пользовался Есенин172. «Черный человек» Есенина и «Портрет» Гоголя Но Пушкин, — как справедливо заметила А.М.Марченко, — не единственный русский классик, которого Есенин делает своим собеседником в «Черном человеке»173. Источниками «Черного человека» называют также произведения Н.В.Гоголя, любимого писателя Есенина: «страшного старика», героя «Портрета», а также «Ночь перед Рождеством» и «Вий»174. Гоголевский «страшный ростовщик» из повести «Портрет», похожий на дьявола — тоже «черный», и дурная слава его давно «разносится»! «Итак, между ростовщиками был один — существо во всех отношениях необыкновенное. <.> Высокий, почти необыкновенный рост, смуглое, тощее, запаленное лицо и какой-то непостижимо страшный цвет его, большие необыкновенного огня глаза, нависнувшие густые брови.»175. «Темная краска лица, черные страшные глаза, брови непомерной гущины — вот что отличает его от «пепельных обывателей столицы! <.> «Портрет" Гоголя, — как справедливо считает А.М.Марченко, — также восходит к фольклорному сюжету — «сказке про художника, продавшего и свой дар, и свою душу дьяволу. <.> "Портрет" как бы восполняет опущенное в поэме, а именно рассказ о том, как мечтатель сельский превратился в модного поэта»176. А.М.Марченко подметила даже сходство героев в умении носить одежду, которое отличает Чарт-кова и есенинского поэта. В некоторых чертах образ «знаменитого» Сергея Есенина, созданный его современниками, по ее мнению, похож на образ Чарткова после заключения «сделки» с «черным человеком». Цитируя воспоминания Мариенгофа и слова Гоголя, она утверждает психологическую идентичность двух цитат — из гоголевского «Портрета» и из воспоминаий Мариенгофа о Есенине: «Гоголь: "В душе его возродилось желанье непреоборимое схватить славу сей же час за хвост и показать себя свету. Уже чудились ему крики: "Чар-тков, Чартков! видели вы картину Чарткова? Какая быстрая кисть у Чарткова! Какой сильный талант у Чарткова!" Он ходил в восторженном состоянии у себя по комнате, уносился невесть куда". Мариенгоф: "Обгоняющие тыкали в его сторону пальцами, заглядывали под шляпу и шуршали языками: — Шаляпин. Я чувствовал, как задрожала от волнения рука Есенина. Расширились зрачки. На желтоватых, матовых его щеках от волнения выступил румянец. Он выдавил из себя задыхающимся (от ревности, от зависти, от восторга) голосом: — Вот так слава! И тогда, на Кузнецком мосту, я понял, что этой глупой, этой замечательной, этой страшной славе Есенин принесет свою жизнь"»177. Но самое удивительное, что при описании портрета опять употребляется пушкинский эпитет «странный случай» с Моцартом — и что-то странное в портрете, который вызывает «странно-неприятное чувство»: «Здесь, однако же, в этом, ныне бывшем пред ним <пред Чарт-ковым>, портрете было что-то странное. Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого портрета; это были живые, это были человеческие глаза! Казалось, как будто они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда. <.> Здесь было какое-то болезненное, томительное чувство. "Что это? — невольно вопрошал себя художник: "ведь это, однако же, натура, это живая натура; отчего же это странно-неприятное чувство?"»178. По Гоголю выдержан характер происходящего в «Черном человеке»: «какое-то болезненое, томительное чувство», одновременно и сон, и бред, и ночное видение, и разговор со своими тайными мыслями. И так же, как у Гоголя, вся драма разыгрывается на глазах у единственного свидетеля — месяца. Трижды просыпается и не может проснуться обезумевший Чартков и дважды является Черный человек. Чартков завешивает портрет, чтобы не видеть глаз ростовщика. Герой есенинской поэмы, желая избавиться от «прескверного гостя», запускает в него тростью и разбивает зеркало. Черт Есенина и Достоевского Диалог с Черным человеком напоминает ночной разговор Ивана Федоровича с «чертом», явившемся ему в бредовом видении в облике собственного двойника (кн. 11, гл. IX «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»179, а также «Двойника» Ф.М.Достоевского180. Создавая «Черного человека», Есенин действительно мог обратиться к произведениям Ф.М.Достоевского, которого прекрасно знал и очень высоко ценил. В частности, к его произведению, «Двойник. Петербургская поэма», где выражены страдания одинокой и томящейся, раздираемой внутренними противоречиями, души. А.Волков в книге «Художественные искания Есенина» писал: «Раздвоение личности лирического героя поэмы носит своеобразный характер по сравнению с "Двойником" Ф.Достоевского. Голядкину-стар-шему его двойник Голядкин-младший отвратителен, а вместе с тем он полон зависти к нему. Черный человек вызывает в поэте лишь отвра щение и ненависть. Голядкин-старший, хотя и понимает, что в его двойнике олицетворено зло жизни, все же готов вступить с ним в соглашение, ибо иного выхода нет. В Голядкине-младшем сконцентрирована мерзость бесчеловечного общества. Он — порождение этого общества, а поэтому бессовестен, нахален, удачлив. Есенин понимает, что "проникший" в него Черный человек—пришелец из другого мира и отвергаем обществом, вынужденным временно терпеть среду, его вскормившую»181. У Достоевского — двойник героя, подменяющий его, действует против его совести. Голядкин-стар-ший ошарашен произошедшим и задает вопрос: «За что?» Общая черта, которую чувствуют герои Достоевского и Есенина — это незащищенность перед житейской безнравственностью. Несомненно, что во время работы над поэмой «Черный человек» в поле зрения Есенина был также роман «Братья Карамазовы». Любопытно, что мемуаристы и исследователи обращали внимание на наличие противоречий, свойственных братьям Карамазовым, то есть «карама-зовского» в личности поэта. Так, представитель русского зарубежья Г. Забежинс-кий отмечал, что Есенин совмещает «в себе в причудливых дозах черты всех трех братьев Карамазовых»182. Исследователь творчества поэта О.Е.Воронова отмечает, что классический «сводный» архетип национального сознания «с появлением Есенина из гениальной художественной гипотезы превратился в реальную человеческую личность, обрел живую плоть и кровь». «В образах и мотивах своего творчества Есенин будто бы зашифровал то, что уже открыл в русском человеке Достоевский»183. Эта мысль имеет свои основания, но необходимо должна быть дополнена тем, что Есенин по сравнению с Достоевским сделал следующий шаг. Поэт не только зашифровал то, что открыл в русском человеке Достоевский, но и напомнил о высокой мере ответственности поэта (и каждого человека) за все мировое зло — «Я есть ты». И достиг большой убедительности в воплощении своей любимой идеи о великой силе искусства и о том, что стихом можно спасти человека.

Глава «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» так же, как и поэма «Черный человек» С.А.Есенина, открывается описанием болезни главного героя, которая и послужила причиной дальнейших сверхъестественных событий. Достоевский описывает причины полубредового состояния Ивана Федоровича накануне встречи с чертом, оговаривая свою неосведомленность в медицине:«. он <Иван Федорович> был теперь, в этот вечер, именно, как раз накануне белой горячки, которая, наконец, уже вполне овладела его издавна расстроенным, но упорно сопротивлявшимся болезни организмом. <.> "Галлюцинации в вашем состоянии очень возможны, — решил доктор, — хотя надо бы их и проверить."»184. У Есенина как обычно не что-нибудь одно, а и то и это, он мотивирует болезнь героя болезнью окружающего мира и своего героя, у которого подобная болезнь: Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. . То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь. Иван Федорович зимней ночью, в метель обнаруживает в своей комнате странного посетителя. «Какой-то господин», «известного сорта русский джентльмен», этакий денди, одетый в темное, с темными, довольно длинными и густыми волосами, сидит на диване и произносит буквально то, о чем думает или силится вспомнить Иван Федорович. На протяжении всего разговора герой и черт, который нередко выражается по-французски, пытаются выяснить свои сложные взаимоотношения. Карамазов убеждает ночного гостя, что тот лишь часть его самого: «Я <.> не всегда угадываю, что ты мелешь, потому что это я, я сам говорю, а не ты!». «Ты ложь, ты болезнь моя, ты призрак. <„.> Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны.-, моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых»185. Но черт утверждает обратное: «Позволь, позволь, я тебя уличу. <.> —Друг мой, я все-таки хочу быть джентльменом и чтобы меня так и принимали. <.> Ведь я и сам, как и ты же, страдаю от фантастического, а потому и люблю ваш земной реализм. Тут у вас все очерчено, тут формула, тут геометрия, а у нас все какие-то неопределенные уравнения»186. «Джентльмен» как и есенинский черный человек «читает» его жизнь и знает все то, что сам Иван Федорович хотел бы забыть, и все это зло высмеивает. Даже обращение у героев Достоевского и Есенина сходное. «Друг мой!» звучит дважды у Есенина и на протяжении всей главы у Достоевского. Так обращается к Ивану черт: « — Друг мой, сегодня я взял особую методу.» « — Друг мой, я хотел только тебя рассмешить, но, клянусь, это настоящая иезуитская казуистика.» «— Друг мой, я знаю одного прелестнейшего и милейшего русского барчонка: молодого мыслителя и большого любителя литературы и изящных вещей, автора поэмы, которая обещает, под названием: "Великий Инквизитор". <.> — Я тебе запрещаю говорить о "Великом Инквизиторе", — воскликнул Иван, весь покраснев от стыда. — Ну, а "геологический-то переворот"? Помнишь? Вот это так уж поэмка! — Молчи, или я убью тебя! — Это меня-то убьешь? Нет уж, извини, выскажу. SÎ пришел, чтобы угостить себя этим удовольствием. О, я люблю мечты пылких, молодых, трепещущих жаждой жизни друзей моих!»187. Есть еще не одно сходство. Оба непрошенных гостя рассказывают о собеседниках в третьем лице, как об абстрактных характерах, но говорят вещи очень личные, причем, о литературе и искусстве. Черт высмеивает квазипоэтические опыты некоего «большого любителя литературы и изящных вещей» и есенинский черный человек говорит о «дохлой и томной лирике» поэта. Черт говорит о мечтах «пылких, молодых, трепещущих жаждой жизни» людей и Есенин вспоминает о книге «прекраснейших мыслей и планов». Особенно примечательна перекличка финала драматических сцен Есенина и Достоевского Есениным. В последнем жесте героя «Черного человека» «И летит моя трость.» имеются явные образные параллели — диалог с главой «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» и стихотворением А.Белого «Осень». Насмешки и издевательское копание в душе выводят из себя Ивана Федоровича: «Гость говорил, очевидно увлекаясь своим красноречием, все более и более возвышая голос и насмешливо поглядывая на хозяина; но ему не удалось докончить: Иван вдруг схватил со стола стакан и с размаху пустил в оратора. —.вспомнил Лютерову чернильницу! Сам же меня считает за сон и кидается стаканом в сон! Это по-женски! А ведь я так и подозревал, что ты делал только вид, что заткнул свои уши, а ты слушал.»188. Дьявол в галлюцинациях вождя Реформации в Германии Мартина Лютера (Luther 1483 — 1546) иногда выступал в качестве противника его учения и серьезного оппонента. Согласно преданию, Лютер запустил в черта чернильницей. Сравним стихотворение «Осень» А.Белого: В небесное стекло с размаху свой пустил я молот. Себя убил»189. У Есенина: Я взбешен, разъярен, И летит моя трость Прямо к морде его, В переносицу. Орудие, которым действует герой Есенина, имеет многозначный смысл. Трость Есенина—это беспощадная борьба против «черных сил» мирового зла (Ю.Л. Прокушев)190, «бунт ангелов против чертей», «попытка изгнать нечисть из души» (С.П.Кошечкин)'91, «открытое выступление против самого себя и своих предшественников»192. Мировая традиция темы двойников и двойничества, по мнению исследователя Отто Ранка, изучившего обширный материал по теме двойника, позволяет трактовать «"убийство двойника", которое так часто встречается <в литературе> и через которое герой хочет оградить себя от преследований своего собственного "я" <.> как самоубийство»193. Но трость, как орудие борьбы с нечистой силой, своеобразно характеризует героя Есенина. По народным поверьям и быличкам колдуна и прочую иную нечисть действительно нельзя убить или прогнать обычной пулей или другим предметом, но можно медной пуговицей, оторванной от кафтана или определенного рода палкой, головешкой. В могилу нечестивого покойника, колдуна вбивают осиновый кол (см. былички и бывальщины села Константинова, изложенные А.Панфиловым в его кн. «Константинов-ский меридиан»194 (о битье нечистой силы кольями см. также в работе. С.В.Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»195). Синеющий в окошко < то же зеркало> рассвет также спасает «от волшебных чар и враждебных покушений», «прогоняет нечистую силу мрака и ночи» и «всякое зло»196. Попытка расправиться с видением, бредом или сном как с живым существом, воплощающим Зло и болезнь окружающего мира, в «Черном человеке» не лишена оснований и существенно отличается от финала главы «Черт. Кошмар Ивана Федоровича». Черный монах Есенина и Чехова В тексте имеется также косвенное сравнение Черного человека с монахом («И, гнусавя надо мной, / Как над усопшим монах». Ср. также в «Пугачеве»: «Это осень, как старый оборванный монах, И Пророчет кому-то о погибели веще»), одеяние которого обыкновенно черное. Французский исследователь М.Никё соотносит отражение черного монаха — черного человека с Монахом — деревенским прозвищем молодого Есенина197. Очень любопытной является также мысль А.Кру ченых, который сравнил есенинскую поэму с расказом А.П.Чехова «Черный монах» (1894), таким необычным для Чехова-реалиста198. Этот рассказ о странной легенде, о черном монахе, который показался лишь однажды, тысячу лет назад, и с тех пор блуждает по вселенной. Легенде, ставшей причиной сумасшествия и смерти главного героя, причудливое переплетение яви и сна, бреда и откровения, в котором явно отражаются медицинские познания и врачебная практика Чехова. Примечательно, что чеховский рассказ начинается с упоминания о нездоровье героя как причине будущих необыкновенных событий, совсем так как есенинская поэма. «Андрей Васильевич Коврин, магистр, утомился и расстроил себе нервы»199. В один прекрасный день Ковригин увидел монаха, одетого в черное, пронесшегося над полем ржи. Но остерегся рассказать о своем видении, считая что домашние сочтут его бредом. «Друг мой, друг мой, я знаю, что это бред» — эти слова Есенин зачеркнул в беловом автографе «Черного человека». У Чехова Черный монах после этого случая продолжает являться Коврину. Они разговаривают на те же темы, что и собеседники в «Черном человеке», о славе, счастье и творчестве. «Как счастливы Будда, Магомет или Шекспир, что добрые родственники и доктора не лечили их от экстаза и вдохновения» — сетует Коврин, и по этой причине его неудержимо тянет к черному монаху, который видит цель вечной жизни, как и всякой другой, в наслаждении. А есенинский черный человек, напротив, обвиняет поэта в том, что он следует этому принципу. И взгляды поэта на искусство резко расходятся с мыслями «черного человека». Однако финал рассказа Чехова и поэма Есенина также имеет общие черты. У Есенина черный человек садится на кресло или на кровать. Коврин в одну из последних встреч с черным монахом страдает бессонницей и видит его ночью сидящим в кресле у своей постели. Это же есть в «Черном человеке»: Черный человек, Черный, черный, Черный человек На кровать ко мне садится, Черный человек Спать не дает мне всю ночь. <.> Вот опять этот черный На кресло мое садится. <.> «Слушай, слушай! — Хрипит он, смотря мне в лицо. Сам все ближе И ближе клонится. — Я не видел, чтоб кто-нибудь Из подлецов Так ненужно и глупо Страдал бессонницей. «Уменя та самая болезнь, которая была у Эдгара По, у Мюссе.» В научной литературе обосновано положение о том, что поэма Есенина восходит к многократно использованным фольклором и литературой притчам о черта, бесе, Мефистофеле, нечистом, «лукавом» — «Повесть о Горе Злочастии», «Красный карбункул» И.-П. Гебеля, «Фауст» И.-В.Гёте, «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда, Августина Аврелия, П.Абеляра, Жан-Жака Руссо и др.200. Типологическое сходство допускает различные сближения (совпадения) с произведениями зарубежных авторов, опирающихся на мифологический архетип «человек и его отражение», где обычно используются образы черта, портрета, зеркала, тени. Среди источников, на которые сознательно ориентировался поэт, — произведения популярных в то время в России авторов: француза Альфреда Мюссе, отмеченного вниманием Пушкина, и американца Эдгара По «Ворон» (1845). Внимание поэта к французской литературе было связано не только с веяниями времени, и особым интересом к французской литературе А.С.Пушкина, на котором так или иначе сходятся основные «силовые линии» «Черного человека». Есенин очень хорошо знал и ценил не только французскую поэзию, но и прозу. А современники неоднократно сравнивали его с особенно популярным в 20-е годы в России французским поэтом Альфредом де Мюссе. Критик В.Летнев в рецензии на есенинского «Пугачева» применительно к Есенину перефразировал известный афоризм Мюссе «Мой стакан мал, но я пью из своего стакана». «У него <Есенина>, — писал критик, — свой стиль, его стакан не кос-мичен, но он и не мал, в его палитре много красок, от лирики до подлинной трагедии»201. А.И.Тарасов-Родионов во время своей последней встречи с поэтом сравнил основной пафос его творчества с Мюссе, чем вызвал резкое возражение Есенина (см. об этом ниже). В неопубликованных тезисах выступления Юрия Тынянова, тема которого обозначена «Что было Есениным и что стало Есениным» (запись датируется приблизительно мартом 1927 г.) говорится о «новой» оде и элегии: «Его <Есенина> стихи—резкий и канонический жанр — элегия, с кающимся героем со смертью героя etc.»202. Много позже поэт Георгий Адамович называл Есенина «советский Musset»203. Прежде всего привлекает внимание перекличка «Черного человека» Есенина с шедевром Альфреда де Мюссе — циклом его стихотворений «Ночи» ( Les Nuits, 1835— 1837). Есенин, несомненно, был прекрасно знаком с произведениями Мюссе, которые были широко известны в России. Еще Пушкин, с большим интересом следивший за успехами французской поэзии, приветствовал первую книгу Мюссе и назвал ее «откровенной шалостью любезного повесы»204. В 1910 году исполнилось лет со дня рождения знаменитого французского лирика. Многие лирические и драматические произведения Мюссе широко публиковались в переводах В.Буренина, П.Козлова, И. Тургенева, А.Фета, Н.Эфроса и мн. др. Только на рубеже XIX — начала XX века в Рос сии вышли в свет следующие отдельные издания произведений Альфреда Мюссе: Намуна: поэма, пер. П.А.Козлова, М., 1884; Уста и чаша: драматическая поэма, пер. А.Д.Мысовской, СПб., 1891; Мардош: поэма, пер. Инкогнито, М., 1892; Сын Тициана, М., 1894; Фредерик и Бер-неретт, пер. Н. Эфроса, 1894; Ночи, пер. А.Д.Облеухова, М., 1895; Каприз: комедия в одном действии, пер. Н.Корш, М., 1896; Сын Тициана, пер. Н.Соболевского— Мушка, пер. Л.Тепловой, М., (1909); 2-е изд. (1913); 3-е изд. М.Пг., 1923; Стихотворения (СПб.), 1912; Лорензаччио: драма в действиях, пер. Г.Рачинского и Л. Заблоцкой, М., (1911); 2-е изд. (1915) и др. Выходили также книги о жизни и творчестве французского писателя: Альфред де Мюссе: его жизнь и произведения. М., 1901; и И.А.Линниченко. АльфреддеМюссе, 1810 — 1910, Одесса, 1910.Есе-нин, скорее всего, знал эти книги. В 1901 году в XX выпуске «Русской классной библиотеки» были изданы «Избранные сочинения» Альфреда де Мюссе с биографическим очерком В.Е.Чешихина205. В это издание вошли стихотворения из цикла «Ночи»: «Майская ночь», «Декабрьская ночь», «Августовская ночь», и «Видение» в переводе В.Е.Чешихина, а также «Октябрьская ночь», «Декабрьская ночь» и «Призрак» в переводе А.Мысовской. К сожалению, мы не располагаем точными данными о том, с какими изданиями Мюссе был знаком Есенин. Но мы знаем, что Есенин не знал иностранных языков и писал в одном из писем А. Мариенгофу из Нью-Йорка ноября 1922 года: «Никак не желаю говорить на этом проклятом аг-лицком языке. Кроме русского, никакого другого не признаю, и держу себя так, что ежели кому-нибудь любопытно со мной говорить, то пусть учится по-русски» (6, 150). Судя по перекличкам текста поэмы «Черный человек» с переводами произведений Мюссе 1901 года (особенно переводами А.Мысовской), Есенин читал «Ночи» Мюссе именно по этому изданию. Есенину, внимательному читателю Мюссе, была близка его поэзия, насыщенная реальными, земными мотивами, и его трактовка трагической судьбы поэта. Знаменитый образ пеликана, который кормит птенцов собственной плотью, из стихотворения «Майская ночь» Мюссе — это поэт, обнажающий пред людьми раны своего сердца: Так делают, поэт, великие поэты, И поступать всегда, как этот пеликан, Ненарушимые дают себе обеты, И человечество, любовию согреты, Питают кровию своих сердечных ран! (с.8; цит. нами по новой орфографии) Образ поэта, обнажающего перед своим собственным отражением боль, муку и тоску своей души в «Черном человеке», еще более определенно воплощен в стихотворении Есенина «Быть поэтом — это значит то же.» (август 1925): Ш.Ш КДАССЯ 1-Я ЫШШ =: е.iii2.ii г.г ь. 9гг*.V-'=■—- р- Чи ЬвП1. Ьг нрШШШШыр;;рШрЩрр!р акнь;-. 1геЕ.1> :: Г-> <лк> Обложка книги Альфреда де Мюссе. Избранные сочинения в пер. В.Е.Чешихина и А.МысовскоЙ. СПб., 1901, которую читал Есенин. Портрет Альфреда де Мюссе, опубликованный в этой книге. Быть поэтом — это значит то же, Если правды жизни не нарушить, Рубцевать себя по нежной коже, Кровью чувств ласкать чужие души (1,267). Стихотворения из цикла «Ночи» Мюссе и поэма Есенина «Черный человек» построена на диалоге. В Майской, Августовской и Октябрьской ночах Мюссе это диалог Поэта и Музы, а в «Декабрьской ночи»— почти как у Есенина — диалог Поэта и его двойника — Призрака, одетого в черное. Характерно также совпадение времени действия — декабрьская ночь (у Мюссе оно вынесено в заглавие, у Есенина названо в строчках — «В декабре в той стране // Снег до дьявола чист.»), а также сквозных мотивов этих произведлений. В стихотворении «Майская ночь», открывающем цикл «Ночи», Поэт говорит о душевной боли. Мы становимся невольными свидетелями горести и мук одинокого поэта, которые он постоянно преодолевает. В «Окгябрьской ночи» Поэт вспоминает о прошедшей болезни: Болезнь души моей прошла, как сновиденье, Нет даже и следа той горести былой. Так утром на заре клубятся испаренья И поглощаются упавшею росой (с.66) Недуг прошел совсем. (с.67). «Черный человек» Есенина начинается словами о болезни, сразу вводит читателя в эпицентр душевных мук, тоски и страха: Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь (3,188). Сквозным мотивом рассматриваемых произведений является и мотив бреде. Душевные муки героя Мюссе сопровождает «бред тревожный» (с. 74), о котором он вспоминает в «Октябрьской ночи»: Я верно охвачу живым воспоминаньем: Сомненья, бред, тоску, их место, день и час. То было в октябре, холодной ночью, темной, Как нынешняя ночь; унылый ветра шум Невольно нагонял на ум мой утомленный Суровую толпу печальных, мрачных дум (с.69). В беловом автографе поэмы «Черный человек» также была строка о боле и бреде. Напомним ее: Друг мой, друг мой, Я знаю, что это бред. Боль пройдет, Бред погаснет, забудется. Но лишь только от месяца Брызнет серебряный свет, Мне другое синеет, Другое в тумане мне чудится. Эта строфа не вошла в окончательный текст. Есенин заменил ее строфой-рефреном первой строфы. И все же содержание поэмы «Черный человек» расценивалось многими современниками Есенина как «мотивы смертного похмелья, болезни, бреда, полубезумия»206. Все эти переклички и совпадения мотивов французского и русского поэтов можно было бы отнести к совпадению настроений или независимым литературным параллелям, если бы не поразительная близость деталей и образов поэм «Декабрьская ночь» и «Черный человек». Эта близость касается не только центральных образов: человек, одетый в черное, и черный человек, собственное отражение, с которым постоянно встречается герой-поэт, книга, в которую смотрит герой и призрак, воспоминание о женщине, которую любил поэт, ночная птица, холодная метель, и свирепый вихрь за окном, но и странной загадочной метафоры, в основе которой лежит необычное сравнение воспоминаний о любви и обращений к прошлому со службой водолаза. В поэме Есенина слова о водолазе появляются в ответ на напоминание черным человеком изломанных и лживых поступков и лживых жестов поэта: «Черный человек! Ты не смеешь этого! Ты ведь не на службе Живешь водолазовой. Что мне до жизни Скандального поэта. Пожалуйста, другим Читай и рассказывай» (3, 190). В «Декабрьской ночи» Мюссе с водолазом сравнивается сам поэт, поднимающий со дна души воспоминание о прошлом: И я блуждал по пропасти забвенья, Как водолаз по водной глубине, Свой лот во все пускал я направленья, И о любви на месте погребенья Я слезы лил в полночной тишине (с.79-80). Черный гость, видение из поэмы «Декабрьская ночь» Мюссе встречается поэту на торном пути в дни испытаний. Он является молчаливым свидетелем тоски и горестных утрат. Вот два отрывка из стихотворения (в переводе А.Мысовской), где герой встречается с призраком: Еще вчера ты вечером явился: Гуляла в мгле холодная метель; Свирепый вихрь, как птица, в окна бился, А я сидел, склонившись на постель (с.79) Тут у окна, скользя во тьме холодной, Мелькнула тень знакомая опять; Своей стопой, беззвучной и свободной, Она пришла и села на кровать. Зачем ты здесь, угрюмое виденье, Мой черный гость с задумчивым челом? Что это, сон? мечта воображенья? Но не свое ль я вижу отраженье, Когда с твоим встречаюсь я лицом? (с. 80-81) В завершении призрак-спутник жизненного пути Поэта, который делит с ним его печаль и сопровождает его всю жизнь, открывает свое имя: Я — одиночество, мой друг! (с. 81) Поэма Есенина — более динамична и трагична. Это тоже поэма об одиночестве, когда поэт остается наедине с самим собой. Черный человек появляется в ней дважды в аналогичных ситуациях: Черный человек, Черный, черный, Черный человек На кровать ко мне садится, Черный человек Спать не дает мне всю ночь (3, 188). Вот опять этот черный На кресло мое садится, Приподняв свой цилиндр И откинув небрежно сюртук (3,192). Диалог героев есенинской поэмы проникнут горькой иронией и обнажает душевные муки «скандального поэта». Его черный человек олицетворяет не только болезнь мира и все злое, темное и лживое в человеке, но и трагедию художника, продающего за песню свою жизнь. Это еще и собственный литературный образ прохвоста и забулдыги, созданный самим поэтом и теперь живущий самостоятельно, независимо от него. Прокатившаяся дурная слава похабника и скандалиста как бы материализуется и так мучительно преследует поэта, что у него возникает желание уничтожить «прескверного гостя»: Я взбешен, разъярен, И летит моя трость Прямо к морде его, В переносицу. . Месяц умер. Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты ночь наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один. И — разбитое зеркало. (3,193-194). Даже тире, поставленное Есениным в последней строке, напоминает строку из «Декабрьской ночи» в переводе А.Мысовской «Я — одиночество, мой друг!» Интерес к французской литературе, особенно поэзии, обострился у Есенина в имажинистский период. Имажинистами был воспринят опыт первых французских символистов, так называемых «проклятых поэтов: Ш.Бодлера, П.Верлена, А.Рембо и других, которых немало переводил В.Шершеневич. В статьях и письмах, написанных в разные годы, Есенин не раз упоминал французских писателей: Шарля Бодлера, Поля Верлена, Жан-Жака Руссо, А. Мюссе. Имя Шарля Бодлера наряду с именами русских писателей А.Пушкина, М.Лермонтова, Н.Гоголя, А.Кольцова, Н.Некрасова, а также В.Белинского семнадцатилетний Есенин называл, правда, в отрицательном плане, в письме к Г.А.Панфилову (Москва, весна 1913 г.; 6, 34). За несколько дней до трагической гибели Есенин говорил В.Эрлиху, что «не понимает и не хочет понимать Анатоля Франса»207. Но еще в 1920 году, обвиняя своих собратьев имажинистов в отсутствии чувства родины «во всем широком смысле этого слова», в статье «Быт и искусство» поэт использовал яркую литературную па раллель с рассказом Анатоля Франса «Жонглер Богоматери». «У Ана-толя Франса есть чудный рассказ об одном акробате, который выделывал вместо обыкновенной молитвы разные фокусы на трапеции перед Богоматерью. Этого чувства у моих собратьев нет. Они ничему не молятся, и нравится им только пустое акробатничество, в котором они делают очень много головокружительных прыжков, но которые есть ни больше, ни меньше как ни на что не направленные выверты» (5,220). В статье «Отчее слово» (1918) Есенин цитировал Руссо: «Прекрасное только то — чего нет", — говорит Руссо, но это еще не значит, что оно не существует» (5,181). Есенин цитировал Руссо не случайно. М.Сло-ним в начале тридцатых годов писал: «Мотивы опрощения, возврата на лоно спасительной матери-земли, отдаленно роднящие Есенина с Руссо звучали в этих мечтах поэта о золотом веке грядущего человечества» (речь идет об «Инонии»)208. В.Шершеневич вспомйнал: «Несмотря на всю любовь к русской литературе, Есенин любил огорошить неожиданным западным примером. Про Пильняка он как-то сказал: — Плохо! Флобер лучше писал. — Сережа! При чем тут Флобер? — При том, что надо написать, чтоб было лучше Флобера. Да ведь у Пильняка и Флобера совершенно разные манеры. Как можно их даже сравнивать? — Все равно хуже Флобера, — уперся Сергей209. Неожиданные примеры возникали закономерно. Флобера поэт особенно любил. А.Мариенгоф вспоминал, как Есенин, уткнувшись во флоберовскую «Мадам Бовари», «некоторые страницы, особенно его восторгавшие, читал вслух»210. Не случайно возникло и упоминание Мюссе вместе с Эдгаром По в письме Есенина к поэту М.Л.Брагинскому (Мани-Лейбу) (Нью-Йорк, конец января 1923 г.). Перекличку со стихотворением Э.По «Ворон» (1845) была не без оснований отмечена А.Крученых в его книге «Чор-ная тайна Есенина» (1926). Как показывает сравнительный анализ текстов двух произведений, Есенин был знаком со стихотворением Э. По по первому тому собрания сочинений писателя в переводе КД.Баль-монта(М.,1911): И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты, иль дух ужасный, Искусителем ли послан, или грозой прибит сюда,— Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый, В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда! Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда, Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда!» И сидит, сидит зловещий, Ворон черный, Ворон вещий. Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда, И душа моя из тени, что волнуется всегда, Не восстанет:— никогда! Эдгар По мог заинтересовать Есенина своей склонностью к мистификации. Легенды сопровождали этого писателя в течение всей его жизни. Шарль Бодлер, страстный защитник и первый переводчик Э.По во Франции писал: «Поговорите о По с американцем; он, быть может, признает его гений, может быть, даже будет гордиться им, но с язвительным тоном превосходства человека положительного он начнет говорить вам о непристойной жизни поэта, об его алкоголизированном дыхании, которое от приближения свечки могло бы вспыхнуть, о его склонности к бродячей жизни. Он скажет вам, что это было беспорядочное и странное существо, планета, вышедшая из своей орбиты, что он беспрестанно блуждал из Балтимора в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Филадельфию, из Филадельфии в Бостон, из Бостона в Бальтимор, из Бальтимора в Ричмонд»211. В одном из писем 1848 года Э. По писал, что болезнь жены, которую он горячо любил, заставила его безнадежно цепляться за ее жизнь. «Я сделался безумным, с долгими промежутками ужасающего здравомыслия. Во время этих припадков абсолютной бессознательности я пил ■— один Бог знает, как часто и сколько именно. Как оно и полагается, мои враги приписали безумие напитку, более чем сам факт пития безумию» (письмо приведено в статье К.Бальмонта «Очерк жизни Эдгара По» (1911), напечатанной в пятом томе упомянутого выше Собрания сочинений Э.По в переводе К.Д.Бальмонта (1912). С этим изданием Есенин был знаком, отсюда возникло сравнение: «Это у меня та самая болезнь, которая была у Эдгара По, у Мюссе. Эдгар По в припадках разб<и-вал> целые дома» (6,153, 554-555). Мюссе был близок Есенину по типу дарования и темперамента. В отличие от своего соотечественника и современника, писателя-реформатора, Гюго, поднявшего знамя французского классицизма, Мюссе воспринимался писателем переходной эпохи. «Виктор Гюго и Альфред де Мюссе, — писал В.Е.Чешихин в объяснительной статье к книге Альфред Мюссе. "Избранные сочинения" (1901), которую читал Есенин, — признаны в своем отечестве двумя величайшими поэтами нации. <.> Во французской литературе два этих великих таланта, Гюго и Мюссе, занимают то положение, какое в немецкой литературе занимают два гения, Шиллер и Гёте. Одни из этих поэтов важны для общественной жизни народа, другие — для его искусства» (с. 224). (Добавим, в скобках, что для России начала XX века естественно возникала подобная параллель — Маяковский — Есенин.) В этой лаконичной полярной характеристике В.Чешихина для Есенина были ближе поэты, которых относили к поэтам переходной эпохи, поэтам для искусства и духовной жизни народа — Мюссе и Гёте. Недаром Ю.Тынянов называл Есенина одним из характернейших поэтов литературного «промежутка», а Иванов-Разумник считал Есенина «последним большим поэтом, появившимся на рубеже золотого и серебряного века нашей поэзии»212. Характерно также, что указанное письмо Есенина с упоминанием Мюссе написано в Нью-Йорке в конце января 1923 года. К этому времени Есенин со своей женой, известной американской танцовщицей Айседорой Дункан, дважды побывал на родине Мюссе во Франции (с июля до начала августа и со второй половины августа до сентября 1922 г.). В первой половине августа 1922 года Есенин жил на курорте Лидо. Очень любопытно, что «Лидо, где берег холмистый И У ног Адриатики чистой // Как будто покоится сном», упоминается в стихотворении «Декабрьская ночь» Мюссе как одно из мест встречи Поэта с черным гостем (с. 78)! Есенин, обладавший прекрасной памятью, мог припомнить эти строки, т.к., по собственным словам, писал поэму о встречах с черным человеком за границей в 1922 — 1923 годах. Как уже говорилось, до недавнего времени поэма датировалась ноября 1925 года с учетом того, что в этот день поэт закончил над ней работу. Наличие ряда документов, воспоминаний современников и косвенных свидетельств, подтверждающих, что первый вариант поэмы был написан в 1923 году и по содержанию незначительно отличался от окончательного текста213, позволило в академическом собрании сочинений поэта уточнить датировку — <1923 —> ноября 1925 г. Судя по упоминанию Есениным Мюссе в указанном выше письме к М.Л.Брагинскому, вариант 1923 года, скорее всего, содержал реминисценции с «Ночами» Мюссе. Более того, содержание письма Есенина к М.Л.Брагинскому позволяет выявить ряд интересных ассоциаций с биографией Мюссе, которые могли возникнуть у Есенина именно в этот период и нашли отражение в поэме «Черный человек». Имя Мюссе вместе с именем Эдгара По служило здесь для Есенина оправданием своего неуравновешенного поведения на вечеринке, устроенной в честь Есенина и его жены, известной танцовщицы Айседоры Дункан, на квартире М.Л.Брагинского в Нью-Йорке214. Повторим: «Это у меня та самая болезнь, — писал Есенин, — которая была у Эдгара По, у Мюссе. Эдгар По в припадке разб<ивал> целые дома» (6, 153). Как следует из этого письма, Есенин был знаком с биографией Мюссе и находил в ней общее со своей судьбой. В 1828 году Альфред Мюссе, семнадцатилетний мальчик с золотистыми кудрями, появился в салоне будущего вождя французского романтизма Виктора Гюго, где присутствовали корифеи литературного движения Франции: Альфред де Ви-ньи, Проспер Мериме, Сент-Бев и др. Через год вышел первый сборник А.Мюссе «Испанские и итальянские истории», которые в России приветствовал А.С.Пушкин. Такой ранний и блестящий взлет! Аналогично девятнадцатилетний, тогда еще неизвестный кудрявый светловолосый рязанский поэт Сергей Есенин прибыл марта 1915 года из Москвы в Петербург, познакомился с А.А.Блоком, С.М.Городец ким, А.М.Ремизовым, Н.А.Клюевым, А.А.Ахматовой, Н.Гумилевым, был принят в аристократических салонах, на приеме у З.Н.Гиппиус и Д.С.Мережковского и неожиданно стал знаменит. Уже в начале 1916 года вышла в свет его первая книга «Радуница». Вспоминая то время, М.Горький писал Р. Роллану из Сорренто марта 1926 года: «Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить, чрезмерно и неискренно, как умеют хвалить лицемеры и завистники»215. Есенина могла поразить и другая жизненная параллель, сближавшая поэтов. Несомненно, Есенин мог ощутить ее особенно остро во время своего бурного романа с Айседорой Дункан, ставшей его женой. Мюссе в года страстно влюбился в знаменитую писательницу-романистку Жорж Санд. Ей было под тридцать лет. Современники, как писал Чешихин, считали, что «трудно себе представить два существа, более разнородные» (с. 233). Но вскоре Жорж Санд полюбила другого, а Мюссе заболел нервной горячкой. Этот факт и имел в виду Есенин, сравнивая себя с французским поэтом в письме к Брагинскому. Когда Есенин встретился с Дункан, ему было лет, ей — 45. На первый взгляд они тоже воспринимались многими современниками «чудовищно парадоксальной четой»216. Любовные романы Мюссе и Есенина были шумно известны и стали достоянием широкой публики. Во многих французских монографиях и статьях, посвященных творчеству Мюссе, обсуждается вопрос о вдохновительнице «Ночей». Большинство склоняется к тому, что в этих лебединых песнях поэта отразились одиночество и душевные переживания, связанные с разрывом с Жорж Санд. В поэме Есенина также идет речь о любви к Дункан. Черный человек говорит о Поэте: Был он изящен, К тому ж поэт, Хоть с небольшой, Но ухватистой силою, И какую-то женщину, Сорока с лишним лет, Называл скверной девочкой И своею милою (3,189, см. также 193). Любопытно также, что «Ночи» Мюссе и «Черный человек» Есенина связаны не только реминисценциями, образными параллелями, обстоятельствами создания и отраженной в них жизненной ситуацией, но и написаны в одно и то же время их жизни, в расцвете таланта. «Декабрьская ночь», наиболее близкая «Черному человеку» по содержанию и настроению, написана в 1837 году, когда Мюссе было лет. В 1923 году, когда Есенин писал «Черного человека», ему было столько же. Как вспоминали современники, Есенин нередко шел в творчестве от поразившего его факта или легенды. Приятель поэта, писатель и

18 1404 ! журналист Н.К.Вержбицкий считал, что есенинские строки: «Ах, у луны такое, —II Светит— хоть кинься в воду.» из стихотворения «Море голосов воробьиных.» (1925), навеяны рассказанной им Есенину легендой о гениальном китайском лирике VIII века Ли Бо (Ли Пу). Согласно этой легенде, Ли Пу, бежав от любви императрицы, «дошел до огромной реки Янцзы, поселился здесь и часто ночью на лодке выезжал на середину реки и любовался лунным отражением. Однажды ему захотелось обнять это отражение, так оно было прекрасно. Он прыгнул в воду и утонул. Есенина поразила эта легенда.»217. Литературную личность Есенина, превратившего свою собственную биографию в поэтический миф, нередко сравнивали с личностями великих французских поэтов: А.Мюссе, Ф. Вийоном, П.Верленом, Ш.Бодлером. Писатель Н.Н.Никитин вспоминал: «Есенин, конечно, не был ангелом, но я предпочитаю следовать не за распространителями "дурной славы", которая сама бежит, а за Анатолем Франсом. Франс очень верно и мудро говорил о Верлене: ".нельзя подходить к этому поэту с той же меркой, с какой подходят к людям благоразумным. Он обладает правами, которых у нас нет, ибо он стоит несравненно выше и вместе с тем несравненно ниже нас. Это — бессознательное существо, и это —такой поэт, который встречается раз в столетие". Я верю в то, что это же самое вполне приложимо к Есенину»218. «Настоящее художественное творчество, —замечал Ю.Анненков, — начинается тогда, когда художник приступает к битью стекол. Вилло-на, Микельанджело, Челлини, Шекспира, Мольера, Рембрандта, Пушкина, Верлена, Бодлера, Достоевского и tutti quanti можно ли причислить к людям "comme il faut"»?219. А Евгений Замятин в статье «Москва-Петербург» писал о Есенине для читателей одного из французских журналов: «Нужно было очарование песенного таланта Есенина, нужен был романтический соблазн самой биографии этого московского Франсуа Вийона, чтобы заставить слушать себя после чугунных громов Маяковского»220. Вместе с биографическими параллелями с французскими писателями возникали и параллели творческие. Вспоминая Есенина, Илья Эрен-бург справедливо заметил: «Он не писал о том, как делать стихи, никогда не приравнивал труд поэта к производству, но смешно уверять, что он был наивным песенником. Да и были ли когда-нибудь такие? Пять веков ходила легенда о "бесхитростном поэте" Франсуа Вийоне, пьянице и преступнике, который писал, как ему Господь Бог на душу положит. Недавно Тристан Тцара сделал открытие: заключительные строки баллад Вийона—шифрованные, в них поэт рассказывает правду о своих любовных горестях и о своих преступлениях. Нужно воистину великое мастерство, чтобы строки, где каждая пятая или седьмая буква—шифр, показались естественными, чтобы никто не догадывался о трудностях шифровальщика.»221. Конечно, все литературные аналогии и переклички не стоит абсолютизировать, но они очень любопытны и существенно дополняют множество литературных и жизненных реалий, отразившихся в поэме «Черный человек». Здесь как в зеркале отразились и причудливо пересеклись воздействия В.Шекспира и И.-В.Гёте, А.Пушкина и Гоголя, А.Белого и А.Блока, Э. По и Мюссе и даже Р.Л.Стивенсона. Обращение к русской мифологии обогатилось опытом мировой литературы, а также конкретными жизненными обстоятельствами. Каждый из литературных источников помогает глубже понять многозначный философский смысл поэмы «Черный человек». Внимание Есенина к творчеству Мюссе, у которого П.И.Чайковский видел «столько же общечеловеческой вечной и не зависящей от эпохи и местности правды, как и у Шекспира»222, и к его знаменитым «Ночам», где по словам Э.Золя, голос Мюссе звучал, как «крик любви и горя всего человечества»223, лишний раз доказывает, что поэму «Черный человек» Есенина тоже не стоит сводить к биографии поэта. Есенин действительно, как уже говорилось, награждает своего героя своими чертами вплоть до портретного сходства и биографии, но биографические и литературные источники переплетены в поэме настолько тесно, что каждый образ выступает как символ этого многозначного синтеза. Поэтому в «Черном человеке» Есенина, как и в поэзии Мюссе, «столько же общечеловеческой вечной и не зависящей от эпохи и местности правды, как у Шекспира». А тоска и боль есенинского героя звучит как боль и тоска всего человечества и каждого отдельного человека. Прямые реминисценции, литературные и биографические ассоциации с Мюссе лишь обнажают неповторимое своеобразие их трактовки русским поэтом. Поэма «Черный человек» приобретает характер диалога, а точнее, спора с «Ночами» Мюссе. Эту разницу подчеркивал и сам Есенин. Вскоре после смерти поэта января 1926 года писатель А.И.Тарасов-Родионов сделал запись о последней встрече с Есениным декабря 1925 года в Москве и последнем разговоре с поэтом. Тогда А.И.Тарасов-Родионов сказал Есенину: «.Ты хитрый мужичонка и себе на уме, но ты не спекулянт и есть у тебя душа огромная и нежная, которую ты сам ломаешь до боли и заставляешь кричать на весь народ. И вот тебе и больно от этого, и сладко от этой самой боли, знаешь, как у Альфреда Мюссе. "Эти горькие мгновенья не дороже ль жизни всей?" Есенин лукаво ухмыльнулся. <.> — Да, хитрость есть, и это неплохо, а насчет сердца это ты тоже верно сказал. Оно у меня очень болит и очень кричит. Только не по Альфреду Мюссе. Я его не терзаю, — и он болезненно замотал головой. — Оно само терзается». И затем добавил: «Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это искусство. <.> Вся моя жизнь, кацо, — это борьба за искусство. И в этой борьбе я швыряюсь всем, что обычно другие, а не мы с тобой, считают за самое ценное в

• Поединок с Маяковским Есенин вслед за Пушкиным вносит немало новых черт в тему столкновения двух типов художников: «сына гармонии» и служителя «презренной пользе». Поэт XX века решает эту тему на современном материале и отражает литературную борьбу двадцатых годов, поиски нового слова и новых путей в искусстве. Что является главным — этическая или формальная ценность искусства? «Презренная польза» или гармония? «Бескрылые желания» или окрыленность гения? Для Пушкина столкновение рассудочного художника, «поверяющего алгеброй гармонию» с «бессмертным гением», «озаряющим голову безумца», по мнению одного из пушкинистов, Б.Бухштаба, «в какой-то мере выражало борьбу классицизма и романтизма»348. Есенин также не раз сталкивался с отрицанием лирики, которая была «в штыки неоднократно атакована», и с различным пониманием вопросов действенности искусства и поэтического мастерства, особенно со своим главным оппонентом — Маяковским. Один из таких поединков Маяковского и Есенина еще в 1919 или 1920-м году, когда Есенин читал «Песнь о собаке», описал художник Юрий Анненков. «Дело происходило в московском клубе художников и поэтов "Питтореск", украшенном "контррельефами" Георгия Якулова. Есенин читал стихи, Маяковский поднялся со стула и сказал: — Какие это стихи, Сергей? Рифма ребячья. Ты вот мою послушай: По волнам играя носится С миноносцем миноносица. Вдруг прожектор, вздев на нос очки, Впился в спину миноносочки. И чего это несносен нам Мир в семействе миноносином? — Понял? — обратился Маяковский к Есенину. — Понял, — ответил тот, — здорово, ловко, браво! И тотчас, без предисловий, прочел, почти пропел, о собаке. Одобрение зала было триумфальным»349. В начале 20-х годов разногласия Есенина с Маяковским, провозгласившим «литературу факта» и «социального заказа», ощутимо отразились в творчестве Есенина, особенно в поэмах «Страна Негодяев» и «Черный человек», что было отмечено в критике как влияние Маяковского на Есенина. Н.Н.Асеев, слышавший поэму в исполнении автора в конце 1925 года, «указал тут же, что по основному тону, по технической свежести, по интонациям она ближе к нам, в особенности к Маяковскому»350. Один из критиков, А.Лежнев, выделивший «Черного человека» и «Страну Негодяев» среди опубликованных после смерти Есенина произведений, особо отметил, что в этих произведениях «ясно ощущается влияние Маяковского»351. Однако, исследователи до сих пор не обращали внимание на своеобразный поединок «двух столпов Москвы и всей России»352 в «Черном человеке». Между тем, сравнительный анализ текста этой поэмы и произведений В.Маяковского 20-х годов говорит о том, что Есенин полемизирует здесь с двумя поэмами Маяковского «Пятый Интернационал» и «Люблю» и очерком «Париж. Записки Людогуся». Поэмы Маяковского были изданы в 1922 году и вызвали особое внимание и критику имажинистов, которые откликнулись на них в первом же номере журнала «Гостиница для путешествующих в прекрасном» (дек. 1922). Здесь была опубликована рецензия на поэму «Люблю», а в статье «Не передовица», открывающей номер, имажинисты писали: «Не в строении однодневного быта, не в изобретении "вывинчивающейся на три аршина шеи" (о, товарищи футуристы, до чего убого ваше воображение!) видим мы путь художника и его большую тему» Есенин тоже обращает внимание прежде всего на необычный образ вывинчивающейся шеи, которую Маяковский считает удобной для художественного отражения всего многообразия окружающей его жизни, и полемизирует с Маяковским уже во второй строфе поэмы «Черный человек»: Голова моя машет ушами, Как крыльями птица, Ей на шее нош Маячить больше невмочь. Образ поэта, нарисованный Есениным, явно противопоставлен поэту — Людогусю В.В.Маяковского и тому определению поэзии, которое дается в поэме «Пятый Интернационал» (1922)353 и очерке «Париж (Записки Людогуся)» (1922)354 (см. также диалог Есенина с Маяковским в «Сказке о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве» <1925> ( 2,148— 154) и в очерке «Железный Миргород» < 1923> — 5, 142— 152). В поэме «Пятый Интернационал»: Я знаю точно — что такое поэзия <.> Внимание! Начинаю. Аксиома: Все люди имеют шею Задача: Как поэту пользоваться ею? Решение: Сущность поэзии в том, чтоб шею сильнее завинтить винтом355. В очерке «Париж (Записки Людогуся)»: «Людогусь — существо с тысячеверстой шеей: ему виднее! У Людогуся громадное достоинство: "возвышенная" шея. Видит дальше всех. Видит только главное. Точно устанавливает отношения больших сил. У Людогуся громадный недостаток: "поверхностная" голова —маленьких не видно»356. По мнению исследователей литературным источником образа Людогуся является сказка английского писателя Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес»

глава V) источник установлен М.Петровским357. Героиня знаменитой сказки Алиса превращается в человека с головой и шеей (см. иллюстрацию автора, где Алиса изображена стоящим на земле деревом): «— Ну вот, голова, наконец, освободилась! — радостно воскликнула Алиса. Впрочем, радость ее тут же сменилась тревогой: куда-то пропали плечи. Она взглянула вниз, но увидела только шею невероятной длины, которая возвышалась словно огромный шест, над зеленым морем листвы»358. В первой четверти XX века вышло несколько переводов «Алисы» на русский язык— М.Д.Гранстрем (1908), Allegro (псевдоним Поликсены Соловьевой) (1910) и А.Н.Рождественской (1912). Два последних до выхода отдельными изданиями публиковались в детских журналах «Тропинка» и «Задушевное слово». Несомненно, что Есенин также был знаком с этим источником. В противоположность герою Маяковского, который сравнивает свою развинчивающуюся шею со «стоверстной подзорной трубой»359, Есенин строит метафору в соответствии с народными представлениями о душах, как существах летающих, крылатых (согласно мифологическим представлениям славян, ночь также «уподоблялась птице, только с черными крыльями, которыми она покрывает весь мир»360) и образом человека-дерева361. Таким образом, поединок с Маяковским соотносится с трагедией, которую переживает Сальери, ощущая окрыленность гения и испытывая при этом «бескрылые желания». Еще более загадочен ответ героя поэмы — поэта — черному человеку, который бесцеремонно копается в книге его жизни: Черный человек! Ты не смеешь этого! Ты ведь не на службе Живешь водолазовой (3, 190). Об этих словах один из исследователей творчества Есенина писал: «В 9-й строфе поэмы лирический герой произносит странные слова <.>. Произнося эти слова, герой стремится уточнить — кто есть черный человек, но ответа не получает. <.>. По народной мудрости, молчание — знак согласия. Хотя Черный человек и не относится к водным духам, все же он обнаруживает свою дьявольскую суть по верной примете — тошноте, которая является "обычным симптомом близости бесов"»362. Однако, в этих самых «темных» строках поэмы Есенин имел в виду не водных духов, а службу водолазову. По форме эти строки напоминают Маяковского, но у него до Есенина не было ни водолаза, ни службы водолазовой. На самом деле Есенин умудряется полемически соотнести свой образ с творчеством трех очень разных авторов — Мюссе, Шиллера и Маяковского. Такого эффекта поэт достигает, используя образ водолаза из «Декабрьской ночи» Мюссе: «И я блуждал по пропасти забвенья, // Как водолаз по водной глубине.», а также баллады «Водолаз» Ф.Шиллера в свойственной В.В.Маяковскому форме словоупотребления неологизмов-прилагательных («архангелов хорал», «ка-питалова тура», «капиталовы твердыни», «коммунизмовы затоны» и др.363). В поэме Маяковского «Люблю»(1921, отд. изданием вышла весной 1922 в Москве, затем двумя изданиями в Риге): «. Гипербола / пра-образа Мопассанова». Здесь же: «.между служб <.> // очерствевает сердечная почва» (курсив наш. Н.Ш.-Г.)364. Ср. также из «Оды революции»: «.мое, / поэтово / о, четырежды славься, благословенная!» (1918, вошла в сб. «Поэты революционной Москвы». Сост. и предисл. И. Эрен-бурга, 1922)365. Поэма Маяковского «Люблю», «Декабрьская ночь» Мюссе — произведения о самом личном — о любви, их герои ■— поэты. Поднимая со дна души воспоминания об ушедшей любви, как мы помним, герой Мюссе сам сравнивает себя с водолазом. В поэме Есенина «служба. водолазова» — упрек в адрес черного человека, обнажающего трагедию жизни поэта, отдающего жизнь за искусство, проясняет основную идею поэмы, объединяющую все многообразие ее тем — тему жертвы во имя искусства. В мировой литературной традиции образы «водолаза» и «перчатки» восходят к известным стихотворениям Ф.Шиллера «Перчатка» и «Водолаз» (известна в русском переводе, как «Кубок»), написанных в 1797 года. Наиболее полное издание, в котором есть переводы этих стихотворений В.А.Жуковского и М.КХЛермон-това с комментариями — Собрание сочинений Ф. Шиллера в переводе русских писателей в 4-х томах под редакцией С.А.Венгерова, которое Есенин, имевший собственную книжную лавку, конечно, читал. Кроме того, это издание находилось в библиотеке И.Н.Розанова, которой Есенин имел возможность пользоваться в Москве в 20-е годы366. В комментариях к переводу В.А.Жуковского под названием «Кубок» сказано, что в оригинале стихотворение называется «Водолаз». Здесь же ввиду «большой близости подлиннику» воспроизведен перевод Авдотьи Глинки под названием «Водолаз», а также «Баллада» М.Ю. Лермонтова, в которой есть строки, навеянные шиллеровским «Водолазом». Ф.Шиллер называл «Перчатку» эпилогом «Водолаза». Гёте видел «психологическое сходство героев, вызвавших возможность катастрофы, — грубо выражаясь, самодурство короля и дамы»367. В личной библиотеке Есенина была также книга В.Романовского «Поэт-философ <Шиллер>». <Критико-биогр. очерк> С портр. Шиллера. М., тип. т-ва И.Д.Сытина. 1910. (список принадлежащих Есенину книг хранится в Государственном музее-заповеднике С.А.Есенина в Константинове). Иван в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского, жертвуя своей любовью к Катерине Ивановне, цитирует «Перчатку» Ф.Шиллера («Братья Карамазовы». Часть 2, кн. «Надрыв в гостиной». Герой «Черного человека» говорит о поэте, который жертвует жизнью ради искусства. Напомним — об этом же говорил Есенин А.И.Тарасову-Родионову во время их последней встречи: «Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это— искусство. <.> Вся моя жизнь, кацо, — это борьба за искусство. И в этой борьбе я швыряюсь всем, что обычно другие, а не мы с тобой, считают за самое ценное в жизни»368. Рисунок Льюиса Кэрролла к его книге «Алиса в Стране чудес». Переклички с Мюссе и Маяковским в «Черном человеке», такие тонкие и «легкосательные», являются все же сознательными и преднамеренными, так как все произведения, входящие в поле зрения Есенина, относятся к основной теме поэмы: человек — жизнь — искусство. Между тем, в поэме Есенина есть строки, в которых имеется не только сходство или противопоставление образам Маяковского, но и использование его лексики и рифмы. Речь идет о строках: Что же нужно еще Напоенному дремой мирику? Может, с толстыми ляжками Тайно придет «она» И ты будешь читать Свою дохлую томную лирику? Сравним отрывок из поэмы В.Маяковского «Люблю» (М., 1922), где выражено иронически презрительное отношение к томной лирике и кучерявым лирикам, принятое Есениным на свой счет: В вашем квартирном маленьком мирике для спален растут кучерявые лирики. Что выищешь в этих болоночьих лириках?!369. В апреле 1922 года, когда префектура рижской полиции отменила два выступления Маяковского с чтением поэмы и конфисковала изданный в Риге тираж в ООО экземпляров, поэт написал стихотворение «Как работает республика демократическая» (1922), где иначе обыграл удачно найденный образ и подкрепил его подобной рифмой: Напечатал «Люблю» — любовная лирика. Вещь — безобиднее найдите в мире-ка! А полиция — хоть бы что! Насчет репрессий вяло. Едва-едва через три дня арестовала370. Мирик — окказионализм, мирок-мирик по модели таз-тазик, т.е. уменьшенный мир. У Есенина упомянут явно полемически по отношению к Маяковскому. Вместо намека Маяковского на ограниченность тематики есенинских стихов, Есенин употребляет слово «мирик» в качестве определения поэта — человека, мир в себя вбирающего и мир в себе заключающего. В этом же значении «мирик» использован в дарственной надписи Маяковского Лиле Брик на книге «Лирика», М.; Пг., 1923 г.: Прости меня, Лиленька миленькая за бедность словесного мирика, книга должна бы называться Лиленька, а называется — Лирика. В.М.371. Эта надпись лишний раз доказывает, что близость двух «словесных мириков», Маяковского и Есенина, была не меньше, чем их расхождения. Поэма — «зеркало» Полемический диалог является основной чертой поэтики этой поэмы, которая помогает раскрыть ее многозначный символический смысл и особенности жанра. Один из исследователей творчества Есенина ЛЛ.Бельская показала, что композиционно поэма состоит из двух «зеркально» построенных частей и эпилога. «Композиционная схема: 1+2+5+1+1 = 1+2+5+1+1 — поражает своей стройностью и четкостью»372. «Каждое высказывание внутренне антонимично и таит в себе и утверждение и отрицание. Антитезность находит отражение в лексике (прекрасных—отвратительных, женщина—девочка, счастье — муки, до дьявола чист), в синтаксисе (но, хоть), в звукописи и рифмах (чист — авантюрист, планов — шарлатанов), в ритмике (впервые дактилические клаузулы на фоне женских и мужских). <.>. Был он изящен, К тому ж поэт, Хоть с небольшой, Но ухватистой силою, И какую-то женщину, Сорока с лишним лет, Называл скверной девочкой И своею милою»373. Л.Л.Вельская отметила также, что «холодно-иронический и менторский тон нравоучений черного человека резко контрастирует со взволнованной тирадой лирического героя, негодующего и потрясенного: возмущенные выкрики и восклицания, короткие фразы и «задыхающаяся» интонация, перебои ритма и единственная в поэме неравносложная рифма, которая устанавливает семантическую связь между словами «этот» и «поэт», словно указывает именно на этого поэта, т.е. на говорящего374. Однако Л.Л. Вельская не обратила внимания на полифонизм, свойственный каждому образу этой поэмы, и определила черного человека только как «двойника поэта, его внутренний голос, требовательный, суровый, безжалостный». А поэму в целом как «исповедь измученного, отчаявшегося человека, <.> безотрадный итог целого периода жизни поэта» 375. Тогда как черный человек, судя по семантике, которая очерчена нами выше, олицетворяет не только темные стороны героя поэмы, но и черные силы современной действительности и вечную борьбу Добра и Зла. Другой исследователь, С.Н.Кирьянов расценивает «Черного человека» как лирическую исповедь-проповедь376. Эта мысль не лишена основания, потому что элементы исповеди действительно присутствуют в прологах двух зеркально построенных частей поэмы, которые начи наются обращением к другу («Друг мой, друг мой.»). В отличие от пролога в «Пугачеве», где монолог сторожа напоминает притчу, три первые строфы каждой части «Черного человека» напоминают исповедь, обращение к другу вместо которого приходит как бы его заместитель, черный человек. Подтекст этой замены очевиден герой поэмы живет в мире, где все направлено против человека, все противоречит его желаниям и даже друга вытесняет черный человек. Поэт обращается к другу, но приходит черный человек, поэт не хочет слушать нежданного гостя, но тот продолжает приходить и бесцеремонно говорить ему о его собственной жизни, поэт хочет исповедоваться другу, но ему приходится защищаться от черного человека. Акцент на исповедь и лирический характер произведения не является главным и не соответствует основному содержанию поэмы-поединка, в котором герой отстаивает свой взгляд на мир и искусство, а вовсе не кается в собственных грехах. Утверждение исповедального характера поэмы, как основного, не согласуется ни с авторской оценкой «Черного человека», ни с истоками его замысла, ни с внешним и внутренним полемическим диалогом, выраженным в тексте произведения. По своему обыкновению Есенин очень скуп в высказываниях о «Черном человеке». Но он без всяких сомнений относит это небольшое по объему произведение к большим эпическим по своему характеру поэмам, а не к маленьким, среди которых действительно есть такие, которые восходят к исповеди. И еще. Кроме высокой оценки («настоящая вещь») стоит обратить внимание на слова из письма к П.Чагину от ноября 1925 года: «Посылаю тебе "Черного человека". Прочти и подумай, за что мы боремся, ложась в постели?.» (6,228). Что имел в виду Есенин? Сохранились воспоминания близких и знакомых поэта, которые говорят о том, что слова из письма к П.И.Чагину восходят к православной традиции, которая предписывает перед отходом ко сну думать о смерти. В молитве на сон грядущий св. Иоанна Дамаскина говорится: «Влыдыко Человеколюбое, неужели мне одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душу просветиши днем? Се ми гроб предлежит, се ми смерть предстоит?». Однажды, после смерти своего друга Ширяевца (умер мая 1924 г.) Есенин рассказал о своих «ночных» мыслях В.Т.Кириллову: «Чувство смерти преследует меня. Часто ночью во время бессонницы я ощущаю ее близость. Это очень страшно. Тогда я встаю с кровати, открываю свет и начинаю быстро ходить по комнате, читая книгу. Таким образом рассеиваешься»377. Эти настроения вполне согласуются с одной из основных тем «Черного человека», которую подтверждает текстологический анализ текста — темой жертвы во имя искусства. Здесь Есенин полемичен к «Моцарту и Сальери», потому что в «Черном человеке» поэт находится в поединке не только с ночным гостем, но и с самим собой, спорит с А.Мюссе, для которого искусство стало исповедью своего сердца, а также со Р.Стивенсоном и, особенно, О.Уайльдом, герой которого прино сит в жертву собственной красоте и жажде наслаждений великое произведение искусства. Есенин же, наоборот, утверждает, что великий художник ради искусства «продает» собственную жизнь. Поэтому герой поэмы с возмущением обрывает слова черного человека о муках, которые приносят «изломанные и лживые жесты», — «Черный человек! // Ты не смеешь этого! // Ты ведь не на службе // Живешь водолазовой». Так и в своей собственной жизни Есенин жертвовал семьей, детьми, счастьем и даже собственной репутацией. Только такой путь священной жертвы Аполлону признает поэт. В «Черном человеке» Есенин не исповедуется, а утверждает свои творческие принципы и взгляды на мир. Вот почему героя поэмы выводят из себя слова черного человека о неверных и лживых жестах его жизни. Ведь эти жесты делались ради Искусства. Ради искусства поэт одевал маску хулигана, юродствовал во Христе, чтобы в своей душе и душе каждого взрастить человека. Дай Бог ему пройти еще один земной путь и он пройдет его так же. Каждый день его жизни как шагреневая кожа будет морщиться и уменьшаться, потому что все душевные силы, всю любовь он отдаст искусству. Каждая ночь будет мучительной борьбой с черным человеком. И каждый раз поэт будет выходить победителем из этого поединка. Даже если за это понадобится отдать жизнь. Вот жизненная позиция Есенина Внешняя и внутренняя полемичность, умение автора объективировать собственные переживания, соотнести диалог как сюжетно-компо-зиционный прием с богатой и полемически воспринятой литературной традицией позволяют определить жанр этой философской поэмы, восходящей к народной сказке и притче о черте, как синтез драмы и эпоса с элементами исповеди. Основным жанрообразующим началом «Черного человека» является драматический конфликт, который получает развитие не только на уровне сюжета, композиции, метафоры, но и в полемическом контексте. Сочетание конкретности личных переживаний с глубиной обобщений и силой национального идеала придает поэме глубокий общечеловеческий смысл, ставит этические вопросы искусства и онтологические проблемы устройства мира, смысла человеческой жизни и ответственности каждого за все происходящее в мире. Поэма, над которой Есенин работал более двух лет, стала своеобразным итогом его творчества. Бесконечный и ускользающий смысл ее образов, многообразие несходных жизненных и литературных источников порождает множество разносмысленных «зеркальных» значений. Применительно к тексту этой вещи традиционное определение «чужая речь» в строгом смысле не применимо. В каждой мифологеме «легкокасательно" переплетаются «разносмысленные» значения. Новаторство Есенина состоит в том, что он виртуозно расширяет и разнообразит способы литературного диалога: объединяет в слове множество опосредованных ассоциаций литературного и бытового контекста; играет на смысловой многозначности, амонимичности слова, которое изна чально содержит множество противоположных значений; использует типичные для своего «собеседника» формы словообразования и словоупотребления и т. д. «Отражательная способность» текста «Черного человека» бесконечна, так как разносмысленные ассоциации, на которые рассчитан текст, вызывают своего рода «цепную» ассоциативную реакцию, которая гулким эхом отзывается во всей мировой литературе. Действительно, в XX веке трудно найти произведение, в котором так широко и многогранно отразилась мировая традиция и так глубоко и многозначно показана трагедия художника, продающего за песню свою жизнь.

§аклю1еиш «Ъеопоко'Ашя дфзк&я сила на поэмы нон пролилась.» Системный комплексный литературоведческий и текстологический подход позволил увидеть нового неожиданного Есенина, не только проникновенного лирика, но и крупного эпического поэта, который во многом предвосхитил художественные открытия мировой литературы XX века: синтез разнообразных жанров в поэме, романе, драме, документальность, тяготение к иносказанию, притче и др. Задача создания эпической поэзии, отражающей современность, была в 20-е годы одной из первоочередных для молодой советской литературы. В газетах и журналах развернулась горячая полемика по вопросам эпической поэзии. К отходу пролетарских писателей от лирики и мелкой зарисовки к поэтической картине, к поэме и роману призывал А.В.Луначарский. С подобным призывом о нужном давно эпическом полотне выступал, обращаясь к поэтам, А.Безыменский. Одним из первых на поставленную временем задачу откликнулся Есенин, который прошел большой путь накопления эпического опыта, прежде чем создал свою первую известную нам большую эпическую поэму «Пугачев». В отличие от маленьких поэм Есенина, где повествование идет от первого лица и лирическое начало, как правило, является ведущим, в больших поэмах явно преобладает эпическое. Есенинские поэмы заметно выделялись на многоликом фоне эпической поэзии первой половины 20-х годов не только новизной своих тем, широким охватом исторической действительности и вниманием к этической проблематике, но и художественным решением. Традиционное сближение поэм Есенина с лирическими поэмами А.Блока и В.Маяковского не соотносится с их характерными особенностями. Сознательно развивая традиции Пушкина и Шекспира с их достоинствами большой народности, Есенин в то же время учитывает искания современной поэзии не только в области лирической поэмы, но и повествовательной эпической, обращая внимание преимущественно на жанры-лидеры своего времени, драму, сатирический фарс, сказ, революционно-героическую балладу, роман, повесть и пишет драматические поэмы, одну в духе классической трагедии («Пугачев»), другую — сатирического фарса («Страна Негодяев»), притчу, построенную на сказах и песнях («Песнь о великом походе»), поэму-балладу и реквием («Поэма о 36»), поэму-роман («Анна Онегина»), философскую притчу-поединок — «Черный человек». Но главное ■— Есенин создает новую, всецело им самим созданную систему художественного постижения мира, основанную на развитии принципов русской национальной и мировой культуры, смело конта минирует различные жанры, широко использует различного рода подтекст, притчу, иносказание, сложный язык символов и-ассоциаций. Это позволяет поэту активно откликнуться на современность и при этом неузнаваемо преобразить классические жанры, сюжеты, мотивы, образы и создать существенно новый тип эпической поэмы — поэмы-драмы и притчи. Внешняя похожесть героев (например, Номаха из «Страны Негодяев», поэта из «Анны Снегиной») или сходство их отдельных высказываний с авторскими (Чекистова из «Страны Негодяев» и др.) лишь подчеркивают их различие с автором, позиция которого никогда не сводится к точке зрения какого-либо одного персонажа, а проявляется в сложном взаимодействии своего и чужого, своеобразном контрапункте разных голосов и позиций. Синтез жанров, характерный для лирических поэм Маяковского и Блока, проявляется у Есенина в обращении к многообразным, отдаленно отстоящим, нередко традиционно несовместимым жанрам: классическая трагедия, загадка, библейская притча и «Слово о полку Иго-реве» в «Пугачеве»; сказ, историческая песня, докучная сказка, былина и современная частушка в «Песни о великом походе»; мужской плач и тюремная песня в соединении с революционно-героической балладой в «Поэме о 36» и т.д. Неожиданным и новым является свойственное каждой поэме соединение лирического пафоса речи персонажей, пе-сённости и документальности (языка газет и знаковых примет времени). Одним из жанрообразующих принципов поэм Есенина, в котором воплощается народное определение поэта как притчеписца, является притча. Притча воплощается в «волшебное» мудрое слово, иносказание, пример или нравоучение. Как правило, за внешним сюжетом искусно и тонко спрятаны внутренний второй и даже третий сюжет, которые вступают в сложное взаимодействие, как бы противоречат друг другу и в конечном счете выявляют национальную идею и объективный философский общечеловеческий смысл повествования. Характерным элементом композиции каждой поэмы является пролог с безымянным персонажем (разговор Пугачева со сторожем в «Пугачеве» и поэта с возницей в «Анне Снегиной», сцена смены караула в «Стране Негодяев», обращение сказителя к слушателям в «Песни о великом походе» и вступления к «Поэме о 36» и «Черному человеку»), в которых объясняются, мотивируются или предвосхищаются дальнейшие события. Наличие полемического подтекста и притчевого смысла отдельных высказываний и образов, а также всего содержания не дает однозначного толкования каждого произведения. Зеркальная или кольцевая композиция существенно усиливает иносказательный смысл. Среди прозаиков в 20-е годы подтекст и притчу наиболее активно использовали А.Платонов и А.Ремизов. В поэзии же Есенина можно назвать королем подтекста и иносказания. По сути дела каждая есенинская поэма напоминает айсберг, часть которого открыта и понятна каждому читателю, а основная остается скрытой, как бы невысказанной. Богатство подтекста определяют рассеянные в тексте намеки и реминисценции, обычно намеренные, настроенные на полемику с определенной традицией или автором. Таков шекспировский подтекст в «Стране Негодяев» и библейский в «Пугачеве». Сквозной романсовый лейтмотив-намек определяет подтекст «Анны Снегиной». Притчевый характер «Песни о великом походе» построен на параллелизме двух сюжетно-композиционных планов — сказов о Петре и кожаных куртках Питерграда. В ряде случаев многозначный подтекст является средством создания индивидуального поэтического мифа («Черный человек»). В. структурно-композиционном плане подтекст создается посредством рассос-редоточенного, дистанционного повтора, все звенья которого вступают друг с другом в сложные взаимоотношения и в результате рождается их новый более глубокий смысл. Эволюция эпоса Есенина от «Пугачева» к «Анне Снегиной» и «Черному человеку» идет путем все большего разнообразия средств полемического диалога и максимального выявления антонимичности и «раз-носмысленности» образа, метафоры, слова, рифмы. Однажды Есенин многозначительно сказал своему отцу: «.меня поймут только через сто лет». И действительно, внешняя простота есенинской поэзии является хитроумной «авантюристической» (есенинское слово!) ловушкой, за которой прячется такое богатство различного рода ассоциаций и иносказаний, которое обеспечивает им бездонность и бесконечность содержания и таит множество неожиданных толкований. Беспокойная, дерзкая сила поэта, в котором все было ярко, неожиданно и сбивчиво, особенно ощутимо проявилась в любимых автором прэмах.

Введение диссертации2001 год, автореферат по филологии, Шубникова-Гусева, Наталья Игоревна

«Это уже эпос, но волнует, волнует меня сильней всего.»

1. Есенин Сергей. Полн. собр. соч. В 7 т. (9-ти кн.) / Гл. ред. Ю.Л.Прокушев. М., 1995-2001. Т. 2, 1997. С. 62, 55, 63. Далее ссылки даются по этому изд. в тексте с указ. тома и страниц.

2. Сардановский H.A. «На заре туманной юности» // С А.Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х т. / Вступ. ст., сост. и коммент. А.А.Козловского. М, 1986. Т. 1.С. 132.

3. Куприн А.И. Поли. собр. соч. Т. 3. СПб., 1912. С. 10-11. Воспоминания об этом эпизоде см.: Сардановский H.A. «На заре туманной юности». Указ. изд. С. 130.

4. Тарасов-Родионов А.И. Последняя встреча с Есениным // С.А.Есенин. Материалы к биографии / Сост., подгот. текстов и коммент. Н.И.Гусевой, С.И.Субботина, С.В.Шумихина. М„ 1992 (фактически 1993). С. 246.

5. Шершеневич Вадим. Великолепный очевидец // Сб. «Как жил Есенин: Мемуарная проза» / Сост. А.Казаков. Челябинск, 1991. С. 211.

6. См.: Чистяков Н. Королева у плетня. Моск. обл., 1996. С. 73-74.

7. Пушкин A.C. Полн. собр. его соч. В 7 т. СПб. Тип. В.В.Комарова. 1900. Т. 2. С. 121.

8. БлокА. Собр. соч. В 8 т. М.—Л., 1960-1963. Т. 3. 1960. С. 37.

9. Иванов Всеволод. О Сергее Есенине// С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 78.

10. Ильин И. Пророческое призвание Пушкина. Рига, 1937. С. 9.

11. Рождественский Вс. Сергей Есенин // С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 106.

12. Розанов И.Н. Воспоминания о Сергее Есенине II Там же. Т. 1. С. 440.

13. Райе Э. Сорокалетие русской поэзии в СССР // Грани. Мюнхен. Лим-бург. Франкфурт-на-Майне, 1961, № 50. С. 147.

14. Розанов И.Н. Воспоминания о Сергее Есенине // С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 438.

15. Пяст В. Встречи с Есениным. РГАЛИ. Ф. 190, оп. 1, ед. хр. 134; см. также Правдина И. С. Есенин и Блок // Есенин и русская поэзия. Л., 1967. С. 135.

16. Цит. по: Правдина И.С. Есенин и Блок. Указ. изд. С. 120-121.

17. Блок A.A. Собр. соч. В 8 т. Г. 3. С. 273.

18. ЭрлихВ.И. Право на песнь//С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 321.

19. Сокол Е. Одна ночь // Сб. «Памяти Есенина». М., 1926. С. 45.

20. Ройзман М.Д. Из книги «Все, что помню о Есенине» // С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 388.

21. Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья// Сб. «Как жил Есенин». С. 41.

22. Иванов-Разумник. «Три богатыря» // Летопись Дома литераторов. Пг., 1922, № 3 (7), 1 февр. С. 5.

23. Тынянов Ю. Промежуток (О поэзии) II Русский современник. 1924, № 4. С. 211.

24. Прокушев Ю. Русь, отвечает взаимностью // Есенин академический. Есенинский сб. Вып. 2. М., 1995. С. 5.

25. ВоронскийА. Об отошедшем// Собр. стихотворений. М., 1926. Т. 1. С. XV.

26. Шаламов В. Сергей Есенин и воровской мир / Публ. И.Сиротинской // Московский комсомолец. 1989, 10 дек.

27. Подробнее см.: Иванова И. «Саданул под сердцесиний нож.» // Российская провинция. 1995, № 4. С. 48-56.

28. О традициях Есенина в творчестве В.Шукшина см.: Шокальски Ежи. Волк в законе: «Калина красная» В.Шукшина и ее есенинский контекст // Столетие Сергея Есенина: Материалы межд. симпозиума. Есенинский сб. Вып. 3. М., 1997. С. 352-362.

29. Иванов Георгий. Литература и жизнь (Маяковский, Есенин) И Возрождение. Париж, 1950. № 8. С. 198.

30. Устюжанин Д. Маленькие трагедии А.СЛушкина. М., 1974. С. 3.

31. Пушкин A.C. Полн, собр. соч. В 10 т. Т. X. С. 324.

32. Эр.чих В.И. Право на песнь // С А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 324.

33. Александрова И.О. Есенин в Ростове // Там же. Т. 1. С. 421.

34. Асеев H.H. Встречи с Есениным // Там же. Т. 2. С. 315-316.

35. Вазонов Вас. Сергей Есенин и крестьянская Россия. М.-Л., 1982. С. 240.

36. Лежнев А. «Пугачев» Есенина или о том, как лирическому тенору не следует петь героических партий И Вестник искусств. 1922, № 3-4. С. 19; То же см. в его кн.: Вопросы литературы и критики. <М.-Л., Б.г., фактически, 1924>. С. 177.

37. ЮшинП.Ф. Сергей Есенин. Идейно-творческая эволюция. М., 1969. С. 10.

38. Волков А. Художественные искания Есенина. М., 1976. С. 421.

39. НаумовЕ. Сергей Есенин. Личность. Творчество. Эпоха. Л., 1973. С. 324.

40. Мс Vay Gordon. Letters from Evgeny Evtushenko and Bella Akhmadulina // Rusistika. 1995, № 1. June. P. 50.

41. Карпов A.C. Поэмы Сергея Есенина. Учеб. пособие для вузов. М., 1989. С. 11.

42. Прокушев Ю. Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. М., 1975. С. 222.

43. Наумов Е. Сергей Есенин. Личность. Творчество. Эпоха. С. 324.

44. Указ. выше учебное пособие А.С.Карпова дает краткую характеристику маленьких и больших поэм Есенина.

45. В канд. дяс.: Бубнов С. А. Поэзия С. А.Есенина в восприятии литературной критики 1915-1925 годов (Саратов, 1997) впервые обобщена часть литературно-критических материалов о творчестве поэта.

46. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. В 13 т. М., 1985. Т. 6. С. 415.

47. Вазонов Вас. Сергей Есенин и крестьянская Россия. М.—Л., 1982. 304 е.; Михайлов А.И. Пути развития новокрестьянской поэзии. Л., 1990. 27-7 с.

48. Прокушев Ю.Л. Сергей Есенин. (Жизнь, творчество, эпоха). Дис. в форме науч. доклада на соиск. учен. ст. доктора филол. наук. М., 1999. 68 е.; Мам-леев Ю.В. Духовный смысл поэзии Есенина // Столетие Сергея Есенина. С. 2335.

49. Воронова O.E. Творчество С.А.Есенина в контексте традиций русской духовной культуры. Автореф. дис. на соиск. учен. ст. доктора филол. наук. М., 2000. С. 3.

50. См. указ. ниже работы Е.А.Самоделовой, а также: Харчевников В.И. Поэтический стиль Сергея Есенина (1910-1916) (пособие по спецкурсу). Ставрополь, 1975. С. 238.

51. Бахтин М.М. Есенин // Есенин С.А. Русская боль. Стихотворения. Поэмы. Проза. Современники о Есенине / Вступ. ст., сост., подготовка текстов, коммент. Н.И.Шубниковой-Гусевой. Краткая хроника жизни и творчества С.И.Субботин, Н.И.Шубникова-Гусева. М, 1995. С. 663, 665.

52. См.: Русское зарубежье о Есенине. Воспоминания, эссе, очерки, рецензии, статьи / Вступ. ст., сост., коммент. Н.И.Шубниковой-Гусевой. В 2 т. М., 1993.

53. Впервые идея полемического диалога, как основной особенности художественной системы Есенина, обоснована в статье: Шубникова-Гусева Н.И. Диалог как основа творчества Есенина // Столетие Сергея Есенина. С. 130-159. В настоящее время эта идея получила развитие в ряде исследований, наиболее плодотворное применительно к анализу одной поэмы — в работе: Кирьянов С.Н. Поэма «Черный человек» в контексте творчества Сергея Александровича Есенина и национальной культуры. Автореф. на соиск. учен. ст. канд. филол. наук. Тверь, 1998 (ноябрь). 16 с.

54. Марков В. Легенда о Есенине // Грани. 1955, № 25. С. 148.

55. Замятин Е. Из статьи «Москва— Петербург» // Русское зарубежье о Есенине. Т. 2. С. 89.

56. Марков В. Легенда о Есенине. С. 148-149.

57. Мамлеев Ю. Философия русской патриотической лирики // Советская лит. 1990. № 1.С. 45.

58. ЮдкевичЛ. Лирический герой Есенина. Казань, 1971. С. 19-20.

59. Вельская Л.Л. Между двумя юбилеями // Русская лит. 1976, № 3. С. 203.

60. Марченко Алла. Поэтический мир Есенина. М., 1989. С. 22.

61. Там же. С. 123.

62. Там же. С. 161, 163.

63. Там же. С. 240.

64. Там же. С. 255, 257.

65. Там же. С. 274.

66. Харчевников В.И. Поэтический стиль Сергея Есенина (1910-1916). С. 239.

67. Там же. С. 111, 110.

68. Базанов Вас. Сергей Есенин и крестьянская Россия. С. 143.

69. Вельская Л.Л. Песенное слово: Поэтическое мастерство Сергея Есенина. М., 1990. С. 36.

70. Там же. С. 61.

71. Там же. С. 104.

72. Захаров А.Н. Поэтика Есенина. М., 1995. С. 62.

73. Там же. С. 63.

74. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963. С. 7.

75. Степняк М. Сергей Есенин // Красное слово. Харьков, 1929, № 3. С. 97.

76. Адамович Г. К спорам о Есенине // Новое русское слово. Нью — Йорк, 1950.17 дек.

77. См. Устинова Е.А. Четыре дня Сергея Александровича Есенина // С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 356.

78. Горький М. Сергей Есенин // Там же. Т. 2. С. 9.

79. Ширяев Б. Возрождение духа. С.Есенин //Русское зарубежье о Есенине. Т. 2. С. 178.

80. Тынянов Ю. Промежуток (О поэзии). Указ. изд. С. 211-212.

81. ГЛМ. Ф. 1, on. 1, ед. хр. 462.

82. Бахтин М.М. Есенин // Есенин С.А. Русская боль. Стихотворения. Поэмы. Проза. Современники о Есенине. С. 666,665.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэмы Есенина"

Заключение

Беспокойная дерзкая сила на поэмы мои пролилась. » . 591 Примечания. 594

Указатель имен. 660

Указатель произведений и книг Есенина. 680

Научное издание

Утверждено к печати Институтом мировой литературы им. А.М.Горького РАН

Поэмы Есенина От «Пророка» до «Черного человека»

ИД №01286 от 22.03.2000

Технический редактор Мишу тина Т.Н.

Оригинал-макет изготовлен в компьютерном центре ИМЛИ им.Горького

Формат 60x90 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура тайме. Печать офсетная. Печ. л. 43.00. Тираж 1000 экз.

ИМЛИ РАН, "Наследие" 121069, Москва, ул. Поварская, д 25а

Тел.: (095) 202-21-23,291-23-01

Отпечатано в соответствии с качеством предоставленных диапозитивов в ППП «Типография «Наука» 121099, Москва, Шубинский пер., 6. Заказ № 1404