автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Политика России на Северном Кавказе в системе международных отношений в XVIII - первой половине XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Политика России на Северном Кавказе в системе международных отношений в XVIII - первой половине XIX века"

На правах рукописи

ЯКУБОВА ИРИНА ИВАНОВНА

ПОЛИТИКА РОССИИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В СИСТЕМЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

Специальность - 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Нальчик 2004

Работа выполнена на кафедре Истории России Кабардино-Балкарского Государственного университета им. Х.М Бербекова

Научные консультанты: доктор исторических наук,

профессор Кумыков Туган Хабасович

доктор исторических наук, профессор Саблиров Мухарби Забиевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

профессор Комиссаренко Аркадий Иванович

доктор исторических наук, профессор Дзамихов Касболат Фицевич

доктор исторических наук Хубулова Светлана Алексеевна

Ведущая организация: Московский государственный университет им.

М.В. Ломоносова

Защита состоится »У^Оу.ЦЛ^ 2004 г. в ч. на заседании диссертационного совета Д212.076.03 при Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М. Бербекова

Адрес: 360004, г.Нальчик, ул.Чернышевского, 173.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербеко-ва.

Автореферат разослан <ЛЬ >Р-<Сл ¿X уЗ^ 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук

Маремшаова И. И.

гоов-ч

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Северный Кавказ в течение длительного времени играл важную роль во внешней политике России.

Представляя собой перешеек между Черным и Каспийским морями, Северный Кавказ соединяет Европу и Азию. Это способствовало тому, что народы, его населяющие постоянно общались как с населением азиатских, так и ближайших европейских стран. Но самой близкой к Северному Кавказу страной европейского континента неизменно являлась Россия.

На протяжении веков русско-северокавказские отношения носили как дипломатический и экономический, так и военный характер.

На рубеже XVIII века начинается очередной этап в истории русско-кавказских связей, который формирует иной уровень этих отношений, уровень государств нового и новейшего времени. В последующее время в XVIII - первой половине XIX века российское правительство достаточно точно выявляло и устанавливало тенденции возможного сотрудничества с северокавказскими этническими и государственными образованиями в соответствии с международными договорами того времени и политической обстановкой как в регионе, так и в мире в изучаемый период.

Организация государственного управления Северным Кавказом в. составе Российской империи представляла собой многоступенчатый процесс и характеризовалось, как правило, исследованным знанием особенностей исторического и этнического развития северокавказских народов.

К середине XIX века Северный Кавказ уже определился как часть внутренней империи, не теряя при этом своего международного значения во взаимоотношениях России со странами Запада и Ближнего Востока.

Таким образом, в силу определенного географического и, в первую очередь, стратегического положения Северный Кавказ как в указанный период, так и в настоящее время составляет сферу жизненноважных интересов России и других стран; в свою очередь для Северного Кавказа также важна российская политическая ориентация. Процесс взаимодействия различных цивилизаций достаточно сложен и занимает, как правило, длительное время. Исследование проблемы вхождения народов Северного Кавказа в состав России представляется актуальным потому, что историческое изучение присоединения иных государств к Российской империи всегда нуждалось и нуждается не только в уточнении и конкретизации, но и в обобщении и новом осмыслении имеющегося материала.

Цели и задачи исследования. Данная работа позволяет установить причинно-следственные связи исторических процессов на Северном Кавказе в XVШ-XIX веках, представить содержание политических действий России, Ирана, Османской империи, европейских государств на Северном Кавказе.

Целью диссертационного исследования является изучение политической истории народов Северного Кавказа в связи с внешней политикой великих держав в новое время, что позволяет показать участие горцев в международных событиях, выявить обстоятельства, определявшие те

или иные позиции и действия северокавказских политических объединений в эпоху международного противостояния. Это дало возможность, в свою очередь, конкретно объяснить причины избрания горцами Кавказа русской внешнеполитической ориентации в сложных исторических условиях того времени.

Кроме того, в работе ставится задача в системе международных отношений исследовать цели и методы политики России на Северном Кавказе, проследить эволюцию этой политики в связи с изменением международной обстановки и дальнейшим развитием русско-северокавказских связей, определить ее значение как для Северного Кавказа, так и для России. Изучение этого вопроса позволит определить особенности и основные тенденции в формировании внешнеполитического курса русского правительства в национальных районах Российской империи, установить общие закономерности в этом процессе, проследить влияние новых политических институтов на социально-экономическое развитие различных народов, разновременно вошедших в состав России.

Политика России на Северном Кавказе именно в XVIII - первой половине XIX века не выделялась в специальное исследование в историографии, хотя в настоящее время российская наука располагает довольно обширной научной литературой, посвященной данной проблеме как части политической истории народов Северного Кавказа и России.

Хронологические рамки исследования. Хронологические рамки диссертации охватывают начало XVIII века с момента формирования внешнеполитической программы российского государства и активных действий России в этом регионе в период нового времени до середины XIX века, когда вхождение Северного Кавказа в состав Российской империи окончательно получило свое завершение в международных договорах указанного периода, и взаимоотношения народов Северного Кавказа с Россией и другими государствами из проблемы внешнеполитической становятся внутренней проблемой единого государства.

Методологическая основа диссертации. В основу диссертации положен принцип исторического анализа всего возможного комплекса существующих источников в хронологической последовательности. Основным познавательным подходом в исследовании общественного развития в данной работе является метод изучения глобальных исторических процессов в системе политической истории. Необходимость исследования глобальной политической истории вытекает прежде всего из потребности преодолеть пространственные, временные и схематически-идеологические ограничения, которые присущи локальным политическим историям отдельных стран и народов. Потребность выйти за рамки анализа истории отдельных наций - государств диктуется и необходимостью исследования эволюции формирующейся международной политической системы, которая оказывает зачастую определяющее влияние на развитие тех или иных стран или этносов. В изучении мировой политической истории также весьма важны синхронизация и взаимодействие, взаимовлияния процессов, событий и явлений в разных странах, цивилизациях и

регионах, что и заложено в основе концепции представленной работы. Для глобальной истории временная упорядоченность, согласованность процессов и событий, локализованных в разных местах, имеет принципиальное значение потому, что в такой синхронизации и согласованности проявляется глобальность, присущая историческому развитию на всех этапах общественной жизни.

Таким образом, методологической основой данного исследования является цивилизационный метод, подразумевающий материалистическое понимание исторического процесса, в основе которого лежит анализ объективных закономерностей существования разных государств и этносов в эпоху, когда полицентризм господствовал в политической, социально-экономической и культурной жизни народов изучаемого региона. Кроме общеметодологических в работе используются специальные исторические методы: диахронный, синхронный, сравнительно-исторический, и общенаучные: классификационный, статистический и структурно-системный.

Научная новизна и практическая значимость. Новизна представленного к защите исследования состоит в том, что впервые в кавказоведении определяет события, происходившие в этом регионе в XVIII - первой половине XIX века как начальный этап формирования глобальной мировой системы в условиях нового и новейшего времени конкретно для России и Северного Кавказа. Этот процесс, по нашему мнению, является частью общемирового процесса складывающейся в рамках Российского государства новой международной организации, которая, в свою очередь, является частью двухмерной модели военно-силовой системы Российской империи. Особо обращается внимание на то обстоятельство, что организация Российского государства в XVШ-XIX веках как многонационального, а затем и интернационального с элементами региональности подготовила почву и предопределила уже в XX веке появление единой системы политического и социального правопорядка.

Материалы представленного диссертационного исследования могут быть применимы при создании обобщающих трудов по истории Северного Кавказа и России, истории внешней политики и международных отношений, для изучения истории народов этого региона, при написании учебников и учебных пособий по данной дисциплине. С учетом прогностических функций исторической науки содержание и выводы работы могут быть учтены при анализе современной политической обстановки на Северном Кавказе.

Апробация работы. Представленная диссертация прошла обсуждение на заседании кафедры истории России Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова. Результаты исследования изложены в докладах конференций «Истоки и традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом (формы, характер, исторические последствия)» (Грозный, 1990), «Славянские чтения» (Нальчик, 2002), а также в научных публикациях общим объемом 19 печатных листов, из них 10 печатных листов - монография «Се-

верный Кавказ в русско-турецких отношениях в 40 - 70-е гг. XVIII века» (Нальчик, 1993).

Характеристика источников. Исследование проводилось на основании архивных материалов, главным образом, Архива внешней политики Российской империи из фондов «Ингушские дела», «Кабардинские дела», «Кизлярские и моздокские дела», «Осетинские дела», «Сношения России с Грузией», «Сношения России с Крымом»; Центрального Государственного архива Республики Дагестан из фонда «Кизлярского коменданта», а также Российского Государственного архива древних актов и Российского Государственного военно-исторического архива.

Кроме того, часть материалов из Архива Министерства иностранных дел, уточняющих некоторые моменты политики России в регионе, находятся в «Дипломатической переписке Екатерины II», опубликованной в сборниках Русского исторического общества1.

Некоторые документы, значительно дополняющие исследование по конкретным вопросам русской политики взяты из приложений к работам Б.В. Скитского и С.Ф. Головчанского; в основном это ныне утраченные материалы фонда «Кизлярского коменданта» Государственного архива Республики Дагестан2.

Правительственные законодательные акты, касающиеся политики России на Северном Кавказе, опубликованы в «Полном собрании законов Российской Империи» (далее — ПСЗ, СПб., 1830). Значительное количество документальных материалов по данной проблеме содержится в различных сборниках документов.

Среди дореволюционных изданий следует отметить «Акты, собранные Кавказской археографической комиссиею» (далее — АКАК), вышедшие в свет в 1886—1904 гг. в 12 томах. Эта публикация является официальным изданием документов, в первую очередь обосновывающих правомерность действий царского правительства, и в силу тенденциозности и отрывочности их подбора дает лишь поверхностное представление о событиях на Северном Кавказе в исследуемый период.

Необходимо сказать, что, не имея возможности пользоваться документальными материалами турецких архивов, автор счел нужным сосредоточить основное внимание на проблемах политического сотрудничества России с Северным Кавказом. Следует отметить также, что различные районы этого региона в изучаемый период играли не одинаковую роль в международных отношениях. Например, крайне скупые сведения источников по истории балкарского народа XVIII-XIX вв. вообще и русско-балкарских отношений в частности не дают возможности судить опре-

1 Сборник Русского исторического общества СПб, 1885, т 48, СПб„1886, т 51

2 Головчанский С Ф. Первая военная экспедиция против чеченцев в 1758 г - Записки Терского общества любителей казачьей старины Владикавказ, 1914 №11 , Скитский Б В Холопий вопрос и антирусское движение кабардинских князей в пору «независимости» Кабарды{1739—1779 г) Владикавказ, 1930

деленно о характере взаимоотношений в указанное время России с Бал-карией.

Наибольшее значение в то время придавалось как Россией, так и Турцией центральной части Северного Кавказа, а именно Кабарде. Это объясняется давностью традиционных связей Кабарды и России, выгодным географическим и стратегическим положением последней и влиянием ее, в силу упомянутых обстоятельств, на политические позиции целого ряда народов Северного Кавказа.

Историография проблемы. Отдельные вопросы рассматриваемой проблемы затронуты в трудах дореволюционных историков Н.Ф. Грабов-ского, С.Я. Головчанского, Н.Ф.Дубровина, В.Д.Смирнова, С.М.Соловьева, В. Потто и других1.

Ими был собран богатый фактический материал и сделан ряд ценных наблюдений, касающихся русско-кавказских взаимоотношений. Все они уделяли главное внимание внешнеполитическим событиям на Кавказе, и особенно утверждению на Северном Кавказе русской администрации.

Определить роль Кавказа в истории России и системе международных отношений первой половины XIX в. пытался публицист и историк Р.А. Фадеев. По его мнению, присоединение этой территории было совершенно естественной необходимостью для русского государства, вынужденного заботиться об обороне своих непрочных южных границ в условиях опасного соседства с агрессивными Турцией и Ираном2. Р.А.Фадеев прав, считая, что нейтралитет территорий, подобных Кавказу, для практики международной жизни XIX в. абстрактное понятие и нереальное состояние. Если бы Россия, пишет он, не присоединила Кавказ в эпоху антинаполеоновских войн, когда Европе было не до восточных дел, то позже кавказский вопрос непременно стал бы вопросом европейским3.

Следующим этапом в изучении международных аспектов истории Кавказа стали работы А.Н.Петрова и Ф.Ф.Мартенса. А.Н.Петров впервые привлек дипломатические документы, рассказавшие о ходе и остроте споров по кавказскому вопросу на Парижском конгрессе 1856 г. между делегатами России и Англии4. Ф.Ф.Мартенс в своей многотомной публикации международных договоров, являющейся одновременно и исследованием, затрагивает проблему русско-английского соперничества на Кавказе. Он подчеркивает, что доктрина министра иностранных дел России К.Нессельроде, провозглашавшая отношения России с народами Востока

1 Грабовский Н Ф Присоединение к России Кабарды и борьба за ее независимость -Сборник сведений о кавказских горцах Тифлис, 1876, вып 9 , Дубровин Н Ф История войн и владычества русских на Кавказе СПб, 1871, т 1, Смирнов В Д Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в до присоединения его к России Одесса, 1889, Соловьев С М История России с древнейших времен М, 1962, кн 8, (т 14—16), Потто В Кавказская война СПб, 1885,т 1,вып 2

2 Фадеев Р А Письма с Кавказа СПб 1889, т I, ч I, с 240—252

3 Там же, с 240—241.

4 Петров А Н Русские дипломаты на Парижском конгрессе 1856 гада—Исторический вестник, 1891, т 43, с 113,393-396,400—403,412—413

ее домашним делом, не терпящим вмешательства (даже в виде «добрых услуг») третьей стороны, отражала официальную позицию Петербургского кабинета и служила недвусмысленным предупреждением Лондону1.

Известный ученый Н. Ф. Дубровин, опубликовавший фундаментальные работы по истории Кавказа, также обогатил имеющийся запас сведений о военных действиях союзников на восточном побережье Черного моря в годы Крымской войны2.

Особую группу в дореволюционной историографии составляют труды кавказских историков Хан-Гирея, Ш. Б. Ногмова, В. Н. Кудашева3, хорошо знавших язык, быт, нравы и фольклор горских народов. Все они указывают на давность общения предков северокавказских народов с русским народом, подчеркивают историческое значение присоединения к России и выступают за дальнейшее сближение этих народов. Вместе с тем, они идеализировали политику русского царизма на Кавказе. В работе В. Н. Кудашева, например, антизавоевательная борьба горцев объясняется неподчинением русской пограничной администрации указаниям центрального правительства.

Подводя итог дореволюционной российской историографии, следует отметить, что Кавказ изучался в основном в контексте политики России или происходивших в этом регионе военных событии. Вопрос об иностранном вмешательстве в кавказские дела затрагивался попутно, как дополнение к другим сюжетам. Вместе с тем исподволь накапливался фактический материал, на базе которого российские историки уже в советское время приступили к специальному изучению этой проблематики.

В период становления советской исторической науки большая роль в критике взглядов дореволюционных историков принадлежала М.Н.Покровскому. Но М.Н.Покровский и его последователи Г.А.Кокиев, Б.В.Скитский и другие, характеризуя внешнюю политику русского государства, подчеркивали лишь захватнические устремления царизма, умалчивая о прогрессивном влиянии России на политическое и экономическое развитие народов Кавказа. Правда, уже в монографии другого советского историка 50-х гг. С.К.Бушуева, при всей конспективности и схематичности изложения истории политики России в Кабарде во второй половине XVIII в., высказывается мысль, что Кабарда, занимавшая важное военно-стратегическое положение между Дагестаном и Крымом, «издавна связанная с Россией, помогла ей в окончательном решении кавказской про-блемы»4.

Серьезный вклад в изучение русско - кавказских отношений внесли Е.Н.Кушева, Н.А.Смирнов и А.В.Фадеев, которые посвятили этой

1 Мартенс Ф.Ф.Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами СПб, 1895, т 11, с 264-266

2 Дубровин Н.Ф.История Крымской войны и обороны Севастополя, СПб. 1900, т I, с 74-77, 80-81, 102-104, 156-159,170-171,

3 Хан-Гирей Записки о Черкесии Нальчик 1978, Кудашев В.Н.Исторические сееде-ния о кабардинском народе Киев, 1913, Ногмов Ш Б История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев М, 1977

4Бушуев С К Из истории русско-кабардинских отношений Нальчик 1956, с 87

проблеме в 50-60 гг. XX века специальные работы1. Однако, монографическое исследование Е.Н. Кушевой заканчивается 30-ми гг. XVII в., а работы Н. А. Смирнова сводят русско-кавказские отношения 40—80-х гг. XVIII в. только к «кабардинскому» вопросу. В их трудах указано на значение Северного Кавказа в отношениях между Россией и Турцией и на многочисленные попытки последней покорить силой оружия горцев; вместе с тем подчеркивается объективно прогрессивное значение добровольного вхождения народов в состав России.

В то же время для историков 50—60-х гг., в том числе и для Н.А.Смирнова, характерна недооценка значения Белградского договора 1739г., 6-м пунктом которого объявлялось, «что быть тем Кабардам вольным, и не быть под владением ни одного ни другого империя, но токмо за барьеру между обеими империями служить имеют; и что и от другой стороны блистательной Порты туркам и татарам во оныя не вступаться, и оных не обезпокоивать, також и от Всероссийской Империи оныя в покое оставлены будут. А ежели помянутые кабардинцы причину жалобы подадут одной или другой державе, каждой позволяется наказать»2. Такое решение кабардинского вопроса по Белградскому договору, по мнению Н. А. Смирнова, «нельзя признать правильным ни с исторической, ни тем более с политической и экономической стороны»3.

Другой советский историк, О.П.Маркова, в своей монографии также считает, что «в кавказской политике этот договор сыграл определенную

4

отрицательную роль» .

По-видимому, это не совсем точная оценка Белградского мира и его места в «кавказской проблеме». Действительно, и после 1739 г. политическая обстановка в регионе продолжала оставаться достаточно сложной, но заключением этого договора Россия впервые получила право отклонять претензии Крыма к Кабарде, тогда как по Прутскому договору 1711 г. Турцией запрещалось России считать кабардинцев своими подданными и, соответственно, вмешиваться во взаимоотношения Кабарды и Крыма. Можно сказать, что Белградский мир, по которому Россия и Турция объявлялись гарантами независимости Кабарды (а это впервые давало России международное право голоса в кавказских делах), представляет собой определенный шаг вперед по сравнению с Прутским договором и

1 Кушева Е Н Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI — 30-е годы XVII в) М , 1963, Смирнов Н А Политика России на Кавказе в XVI—XIX вв М , 1958, Он же Кабардинский вопрос русско-турецких отношениях в XVI—XVШ ва Нальчик, 1948, Фадеев А В Россия и Кавказ первой трети XIX века М, 1960, Он же Россия и восточный кризис 20хгг XIXв М.1958

2 Полное собрание законов Российской Империи (Далее ПСЗ) СПб, 1830, т 10, № 7900, с 3900—901

3 Смирнов НА Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях в XVI—XVIII вв Нальчик, 1948, с 57

Маркова О П Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII в М , 1966,

с 50

свидетельствует об известном равновесии сил в русско-турецких отношениях этого периода1.

Появление в 60—70-х гг обобщающих трудов2 по истории отдельных областей Северного Кавказа определило характер дальнейших изысканий и по проблемам русско-северокавказских связей в XVIII - XIX веках

Важнейшие аспекты русско-кавказских отношений и политики России в этом регионе рассматривались в статьях и монографиях историков 7090-х гг XX века ЯЗАхмадова, АХБижева, ТДБоцвадзе, Н К Байбулатова, М М Блиева, М О Бузуртанова, В Б Виноградова, В Г Гаджиева, В К Гарданова, Н П Гриценко, Р X Гугова, Е И Дружининой, К Ф Дзамихова, X М Думанова, Б А Калоева, С Б Котикова, В И Лариной, Б X Мальбахова, А Н Маремкулова, В П Невской, М В Покровского, М 3 Саблирова, ААСаламова, Н А Тавакеляна, ГДТогошвили, М С Тотоева, Н X Тхамокова, И X Тхамоковой, А В Фадеева, Ф 3 Феода-евой, Т М Феофилактовой

Труды названных авторов имеют большое значение для изучения русско-кавказский связей Ими определены место и роль Северного Кавказа в системе отношений между Россией, Турцией и Персией в «кавказской» проблеме, достаточно глубоко исследованы отдельные стороны этого вопроса

Из перечисленных трудов следует выделить работу М М Блиева «Русско-осетинские отношения (40-е гг XVIII—30-е гг XIXB)» (Орджоникидзе, 1961), где в связи с историей взаимоотношений между Россией и Осетией подробно рассматривается роль и место Северного Кавказа в системе международных отношений изучаемого периода М М Блиев указывает в качестве основных факторов, определявших политику России и Осетии, международное положение и «процессы социально-экономического развития» как России, так и Осетии

В статьях того же автора, посвященных теоретическим проблемам русско-северокавказских связей, выдвигается принципиально новая периодизация и дается оценка различным этапам взаимоотношений России и народов Северного Кавказа

В работах другого видного советского кавказоведа В К Гарданова подчеркивается первостепенная важность «кавказской» проблемы во внешней политике России во второй половине XVIII в По его мнению, «со второй половины XVIII в кавказские дела выдвигаются на первый план во внешней политике России, объясняется это прежде всего возросшей значимостью Кавказа в борьбе за выход к берегам Черного моря, приобретение которых становится теперь важнейшей внешнеполитической задачей

1 СМ Якубова И И Политика России на Центральном Кавказе в 50—60-е годы XVIII в -

Вестник МГУ Серия историческая М, 1982, № 3

2 История Дагестана М, 1967—1969, т 1—4 , История Кабардино-Балкарской АССР (с древнейших времен до наших дней) М , 1967, т 1—2, История Северо-Осетинской АССР М, 1959, Очерки истории Адыгеи Майкоп, 1957, Очерки истории балкарского народа (с древнейших времен до 1917 года) Нальчик, 1961, Очерки истории Карачаево-Черкесии, Ставрополь, 1967, т 1, Черкесск, 1972, т 2, Очерки истории Чечено-Ингушской АССР Грозный, 1967—1972, т 1—2

царизма»1. В той же статье В. К. Гарданов справедливо отмечает, что помимо военно-стратегического Северный Кавказ начинает приобретать для России и важное экономическое значение.

В статьях и монографиях Н.Х.Тхамокова исследуются социально-экономический и политический строй кабардинцев в XVIII в., феодальные отношения и характер феодального землевладения в Кабарде в указанный период. Основное внимание при этом уделяется прогрессивному влиянию России на различные стороны жизни кабардинского общества. Однако, касаясь международного положения Кабарды, Н.Х.Тхамоков, цитируя статьи Кучук-Кайнарджийского договора, допускает неадекватное их изложение и соответствующую оценку. Например, он пишет, что «в результате победы, одержанной Россией в русско-турецкой войне (имеется в виду война 1768—1774 гг.), Турция официально признала Кабарду составной частью России по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору, по 21-му артикулу которого «Большая и Малая Кабарда оставлены в вечном подданстве ее императорского величества». «Тем самым,— пишет далее автор,— Турция дипломатически признала совершившийся еще в середине XVI в. факт включения Кабарды в состав Русского государства»2.

Но 21-й артикул Кючук-Кайнарджийского мира гласит: «Обе Кабарды, то есть Большая и Малая, по соседству с татарами, большую связь имеют с ханами крымскими, для чего принадлежность их императорскому российскому двору должна представлена быть на волю хана крымского с советом его и с старшинами»3.

Вероятно, автор монографии ведет речь в данном случае не о 21-м артикуле Кючук-Кайнарджийского мира, а о 3-й статье договора 1772 г. в Карасу, заключенного между Россией и Крымом, который, кстати сказать, звучит тоже по-иному: «Большая же и Малая Кабарды состоят в подданстве Российской Империи»4.

После заключения Кючук-Кайнарджийского мира, когда Россия считала вопрос о Кабарде решенным в свою пользу, Турция отказалась признать договор 1772 г., что послужило причиной новых претензий крымских ханов к Кабарде и, соответственно, обострения политической обстановки на Центральном Кавказе в 80-х гг. XVIII в. Лишь после присоединения Крыма к России в 1783 г. и заключения в 1798 г. союзного русско-

1 Гарданов В М Присоединение Северного Кавказа к России - Народы Кавказа М, 1960, т 1 , с 85

2 Тхамоков Н X Указ соч, с 63

3ПСЗ,т19, №14164, с 964

4 АВПРИ, ф Сношения России с Крымом, 1772 г, оп 1, д 27, л 515 (Упоминая здесь международный договор, заключенный между Крымским ханством и Россией в 1772 г в Карасу, автор считает нужным сослаться на текст документа, обнаруженного им в Архиве внешней политики Российской империи, так как на сегодняшний день отсутствует полная научная публикация этого договора В приложении к исследованию В А Уляницкого «Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIIIВ» (Сборник Московского главного архива Министерства иностранных дел М, 1883, вып 4) опубликован лишь сокращенный его текст в форме сообщения русского представителя в Крыму генерала Щербины русскому резиденту в Константинополе Обрезкову о подписании в Карасу договора 1772 г крымским ханом Сахиб-Гиреем)

турецкого договора «кабардинский» вопрос в международном плане был снят с повестки дня.

Ряд советских историков посвятили свои исследования вопросам русско-чечено-ингушских взаимоотношений. К сожалению, эти работы хронологически охватывают слишком большой отрезок времени, что, естественно, позволило проанализировать этот процесс лишь в общих чертах. К двухсотлетию присоединения Чечено-Ингушетии к России была опубликована статья Н.К. Байбулатова, М.М. Блиева, М.О. Бузуртанова, В.Б.Виноградова, В.Г. Гаджиева, которая подвела итог исследованию этой проблемы1.

Вопросам социально-экономических последствий присоединения Чечено-Ингушетии к России посвящены статьи А. В. Фадеева и Н.П.Гриценко. Авторы исследуют процессы социально-экономического развития Притеречных районов в конце XVIII — первой половине XIX в.

Касаясь проблем русско-кавказских взаимоотношений, А. В. Фадеев, например, в своей работе отмечает, что «нараставшая политическая активность русского царизма на Кавказе и усилившееся тяготение кавказских народов к России — таковы были две стороны процесса развития русско-кавказских связей на протяжении XVIII в.»2.

Месту и значению России в истории народов Дагестана посвящена монография В. Г. Гаджиева «Роль России в истории Дагестана» (М., 1965), в которой подробно показаны исторические корни сближения дагестанских народов с русским народом, укрепление экономических и политических связей Дагестана с Россией в XVIII в., освободительная борьба дагестанских народов против иранских захватчиков, влияние передовой культуры России на развитие культуры народов Дагестана.

Определенный вклад в разработку внешнеполитических аспектов истории народов Северо-Западного Кавказа внес А.Х.Касумов. Вслед за А.В.Фадеевым он указал, что в 30-е гг^Ж в. Англия, не удовлетворяясь военной помощью горцам и сбором разведывательных данных, стремилась создать себе под видом Черкесского государства плацдарм для расширения колониальной экспансии в кавказском регионе. А.Х.Касумов продолжил начатую М.В.Покровским работу по изучению деятельности иностранных эмиссаров в Черкесии после Крымской войны3. Заслуживает внимания стремление А.Х.Касумова рассматривать переселение черкесов в Турцию в 60-х гг. XIX в. как международную проблему4.

1 Байбулатов Н К, Блиев М М, Бузуртанов М О, Виноградов В Б, Гаджиев В Г Вхождение Чечено-Ингушетии в состав России - История СССР, 1980 г, №5, с 54

2 Фадеев А В О некоторых социально-экономических последствиях, присоединения Чечено-Ингушетии к России -Известия Чечено-Ингушского НИИ Грозный, 1959, т 2, вып 1, с 3

3 Касумов А X К истории агрессивной политики Англии и Турции на Северном Кавказе Автореф дисс канд ист наук М, 1955, с 6-7, Он же Из истории англо-турецких происков на Северном Кавказе в 30-40-х гг XIX века - Ученые записки Кабардино-Балкарского государственного университета Нальчик, 1958, вып 4, с 108-119, Он же Англо-турецкие происки на Северном Кавказе после окончания Крымской войны (1853-1856 гг) - Ученые записки КБГУ Нальчик, 1959, вып 5, с 261-269, Он же К истории , с 12-13

4 Касумов А X Англо-турецкие происки , с 280-289

Успехи российского кавказоведения вызвали к жизни издание «Истории народов Северного Кавказа с древнейших времен до наших дней», первый и второй тома которого вышли в 1988 году. Как сказано в предисловии, эта работа «призвана дать целостное освещение истории народов Северного Кавказа в их взаимосвязи между собой, а также с русскими и другими народами... , раскрыть особенности истории северокавказских народов как проявления общих закономерностей исторического процесса в условиях менявшейся в течение веков исторической обстановки жизни этих народов»1. Особо ценным следует признать, на наш взгляд, тот факт, что в труде история русско-северокавказских отношений со времени их становления рассматривается во всем комплексе проблем социально-экономического и политического развития этого региона.

Значительным достижением кавказской историографии можно признать появление таких монографий как работы: З.М.Блиевой «Система управления на Северном Кавказе в конце XVIII - первой трети XIX в.» (Владикавказ, 1992); Ж.А.Калмыкова «Установление русской администрации в Кабарде и Балкарии» (Нальчик, 1995); Г.Н.Малаховой «Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVII-XIX вв. (Ростов-на-Дону, 2001), которые внесли конкретный вклад в проблему организации государственности на Северном Кавказе в ^Ш-Ж веках.

Здесь же необходимо сказать и о статье Е.Г.Битовой «Модернизирующие реформы на Северном Кавказе и местная политическая традиция: отторжение или адаптация» (жур. ResPublica, Нальчик, 2000), где четко определяется последовательность исторического развития Северного Кавказа XVIII-XX веков, когда сочетание традиционных институтов органически вплетается в общемировую схему международной жизни.

Интерес к теме политического сотрудничества иных государств и Российской империи несколько ранее вызвал появление коллективной монографии Н. С. Киняпиной, М. М. Блиева и В. В. Дегоева «Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России» (М., 1984), в которой при сопоставлении позиций различных регионов, выявляется генеральная линия русского правительства в политике создания единого многонационального государства. Безусловно, важен также и тот момент, что указанная проблема рассматривается здесь в связи с общим состоянием международных отношений данного периода, когда как Кавказ, так и Средняя Азия продолжали быть объектами экспансии Османской империи, шахского Ирана, Англии.

Заметным явлением в современном кавказоведении следует считать исследования К.Ф.Дзамихова («Адыги: вехи истории». Нальчик, 1994; «Адыги и Россия: формы исторического взаимодействия». М., 2000; «Адыги в политике России на Кавказе: 1550 - начало 1770-х гг.». Нальчик,

1 История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в, М , т 1, 1988, с 6

2001) В них анализируется историческая роль и место адыгского этноса в русско-адыгских связях, международных отношениях XVI - XVIII веков, а также взаимоотношениях адыгов с другими народами Северного Кавказа и Закавказья

Чрезвычайно интересным подходом к «кавказской» проблеме отличаются и труды В В Дегоева В его работе «Большая игра на Кавказе -история и современность (М , 2001), состоящей из ряда эссе и статей проводится историческая параллель между событиями прошлых веков и проблемами современных российско-кавказских и международных отношений, исследуется современный политический опыт в историческом контексте Такие монографии являются на сегодняшний день крайне актуальными, поскольку объясняют суть многих современных противоречий между «Востоком» и «Западом».

К вышесказанному следует добавить, что зарубежная историческая наука также не оставляет без внимания интересующую нас проблему присоединения Северного Кавказа к России

Наиболее обстоятельная оценка зарубежных научных исследований относительно истории Северного Кавказа дана в трудах В В Дегоева «Кавказ в системе международных отношений 30-60-е гг. XIX в Историография проблемы» (Орджоникидзе, 1988) и X М Ибригимбейли «Россия и Северный Кавказ в XVI - первой половине XIX в в освещении современной буржуазной историографии» - (История СССР М , 1982, №2)

Таким образом, обзор представленной литературы показывает, что на общем фоне обширной кавказоведческой историографии имеются, в основном, обобщающие, тематические и локальные работы, затрагивающие тот или иной отрезок времени при рассмотрении различных аспектов русско-кавказских отношений

Данное диссертационное исследование призвано дополнить и развить научные идеи и концепции, изложенные как в конкретных, так и в фундаментальных трудах по истории русско-северокавказских отношений российскими и зарубежными кавказоведами.

Основное содержание работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения Во введение обосновывается актуальность темы и показывается степень ее изученности, ее научная значимость и новизна, определяются цели и задачи исследования, методологическая основа работы, выделяются ее хронологические рамки, дается характеристика источников и историографический обзор

Первая глава - «Русско-северокавказские отношения первой половины XVIII века» посвящена истории политических и экономических связей Северного Кавказа и России в системе международных отношений с момента формирования внешнеполитической программы Российской империи в этом регионе до 60-х годов указанного времени

Политическая ситуация на Северном Кавказе на протяжении этого периода определялась, главным образом, борьбой между Турцией и Ираном за экономическое и политическое господство в этом регионе

Поэтому Петр I, придя к власти в 1689 году, обращает внимание, в первую очередь, на юго-восточное направление во внешней политике, предпринимает Азовские походы (1695-96 гг.) и строит в 1698 году крепость Таганрог на Азовском море. Константинопольским договором (1700 г.) Азов был признан за Россией. Однако, по Прутскому договору (12 июля 1711 г.) Петр I обязался уничтожить порт Таганрог, срыть крепость Азов, не заводить флота, не держать постоянного посла в Константинополе, отказаться от вмешательства в дела Польши, Кабарды и запорожцев -«никако их не замать»1. Турция претендовала на Кабарду. Россия, уже в XVI в. принимавшая от кабардинцев присягу на «подданство», это право оспаривала.

Франция, союзница Англии после Утрехтского мира, поддерживавшая Англию в борьбе с Испанией, в Константинополе заняла противоположную позицию. Она способствовала укреплению отношений Турции и России, выступала против войны ее с Ираном и поднимала ее против Австрии. В 1720 г. Франция содействовала заключению «вечного мира» между Россией и Турцией, успешно противодействуя антирусской деятельности английского посла в Турции.

В черноморской политике России кавказская проблема имела огромное значение. В разрешении этой проблемы дипломатия английского капитала так же противостояла России, как и в разрешении балтийской и черноморской проблем.

После Ништадского мира (1721 год) экономические и военно-политические интересы России на Балтике, Каспийском, Черном морях и восточно-европейском регионе определили основные линии внешнеполитического курса российского правительства в указанный период. При всем их разнообразии и пространственной изолированности эти проблемы были взаимосвязаны, так как разрешались они в рамках единой европейской системы государства и мира, когда Россия уже становилась конкретным субъектом общеевропейской международной политики. Это обстоятельство заставило европейские державы включить «русский фактор» в свои внешнеполитические программы.

Стремясь к торговле с Востоком «без помех» и опасаясь с достаточным основанием, что эти «помехи» усилятся по причине все ухудшавшегося положения Иранского государства, Петр I предпринял поход к каспийским берегам для закрепления их за своей империей. Разгром лезгинами в августе 1721 г.Шемахи, центра русской торговли с Ираном, послужил достаточным к тому поводом. Персидский поход Петра I (1722 г.) к Дербенту вызвал тревогу в Константинополе, побудив английского посла к активной деятельности.

Необходимо отметить, что благодаря высокой инфлюирующей способности России удалось уже на протяжении XVIII века учитывать весь комплекс взаимосвязей в международных отношениях и моделировать

1 Юзефович Т Н , Договоры России с Востоком, политические и торговые СПб , 1869,

с 11-14

многовариантную возможность их изменения при реализации своих внешнеполитических планов.

Продолжая традиционную политическую линию Московского княжества, Петр I стремился к установлению с народами Кавказа тесных политических связей, рассчитывая на их основе упрочить здесь позиции России. Уже в ходе подготовки к восточному (персидскому) походу на Кавказ 1722 года российское правительство вело оживленные союзнические переговоры с Дагестаном, Кабардой, Грузией и Арменией. Общим итогом похода Петра I в 1722 году на юго-восток Северного Кавказа стало добровольное, хотя и временное, вступление многих владетелей Дагестана в российское подданство. В ходе военных приготовлений, а затем и собственно военно-политических мероприятий на Кавказе в начале XVIII века Петр I сформулировал и внешнеполитическую программу России в отношении этого сложного региона, предполагавшую распространение ее влияния в направлениях от Азова до Кубани, от Астрахани к центральным "шелковым торгам" Ирана, и от Пятигорья к Тифлису - центру Грузии. Последующие действия России на Кавказе определялись именно этими идеями Петра I1.

В сентябре 1723 г. в Петербурге был заключен договор с иранским послом Исмаил-беком о вечной дружбе и помощи России Ирану против «бунтовщиков»2. Иран уступал России «в вечное владение» прикаспийские провинции: Дербент, Баку, Гилян, Мазандеран и Астрабад. Стороны обязывались оказывать взаимную помощь в случае нападения на одну из них. Однако, России не удалось удержать прикаспийские провинции и по договору с шахом, заключенному в Реште 13 (24) февраля 1729 г. , Ирану были возвращены еще не занятые русскими войсками Астрабад и Мазандеран при непременном условии - не допускать туда никаких других держав.

После заключения этого договора русско-турецкие противоречия на Кавказе вновь приобрели острый характер, особенно, когда Россия и Иран в 1735 г. заключили Ганджинский договор, по которому Россия признавала власть персидского шаха над Дагестаном. Турецкое правительство, раздраженное этим договором, решило направить в Дагестан войска крымского хана. Россия выразила протест Турции и отрядила в Крым военные силы. Эта мера окончательно поставила русско-турецкие противоречия на грань столкновения. В конце мая 1735 г. Россия, узнав, что Турция концентрирует свои войска в Закавказье, вынуждена была объявить ей войну. Тяжелая, хотя и успешная для России, война закончилась заключением в сентябре 1739 г. Белградского мира.

В 40-х гг. XVIII в. вновь заметно осложнилась обстановка на СевероВосточном Кавказе. Иранский шах Надир, вступив в союз с Турцией, добился от нее при разделе сфер влияния Грузии, Восточной Армении и

1 Киняпина Н С , Блиев М М , Дегоев В В Кавказ и Средняя Азия в политике России М, 1984, с14

2 Юзефович Т Н , Договоры России с Востоком , с 185-189

3 Там же, с 189-193

Азербайджана. Одновременно он приступил к захвату Дагестана. В этих условиях уцмий Кайтага, хан Аварии, владелец Дженгутая и другие дагестанские владетели твердо решили стать «верными и вечными подданными» России1.

Что же касается «кабардинского» вопроса, то Белградским договором 1739 г. о независимости Кабарды русское правительство предполагало устранить внешнеполитические затруднения, которые создавались до войны 1735-1739 гг. заявлениями крымских ханов о том, что кабардинцы состоят в подданстве Османской империи. Но и после 1739 г. политическая обстановка на Центральном Кавказе продолжала оставаться достаточно сложной, так как несогласия и междоусобицы кабардинских князей давали крымскому хану повод для вмешательства в их внутренние дела, что в свою очередь, предоставляло возможность, отстранив от российского влияния, изменить внешнюю ориентацию отдельных кабардинских владельцев.

Следует иметь в виду, что то или иное решение судьбы Кабарды неизбежно влекло за собой и изменение в политическом статусе отчасти подвластных ей Северной Осетии и Ингушетии.

Помимо «кабардинского» вопроса, во взаимоотношениях России, Турции и Крыма в указанный период значительное место занимала проблема работорговли. Пленники-ясыри (христиане и нехристиане), провозимые зачастую через русские кордоны в Крым для продажи в Турцию, бежали и укрывались в русских крепостях, обращаясь к русским пограничным властям за содействием и помощью.

Для России эта проблема имела особое значение еще и потому, что русское правительство было крайне заинтересовано в сохранении и увеличении численности не только русского населения на Центральном Кавказе, но и своих политических приверженцев в лице христиан из местных народов. До начала русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Россия, учитывая состояние международных отношений и существующий между Россией и Турцией Белградский договор, старалась избегать каких-либо осложнений с Портой, поэтому русское правительство не могло прямым образом воспрепятствовать работорговле. Однако уже тогда Коллегия иностранных дел предлагала русской пограничной администрации под всякими предлогами не отдавать бежавших в русские пограничные крепости пленников их хозяевам. С началом войны 1768-1774 гг., естественно, прекращалось действие Белградского договора, и Коллегия иностранных дел предписала кизлярскому и моздокскому комендантам "крымских и кубанских татар не пропускать, особливо с влачимыми в неволю людьми, учреждая для того против Моздока за рекой Тереком сильную заставу и производя частые по обе стороны разъезды"2.

Проблема политического статуса Осетии и Ингушетии в середине ХУШ в. также находилась в прямой зависимости от состояния "кабар-

1 Гаджиев В Г Указ соч , с 128

2 АВПРИ, ф Кабардинские дела, 1768 г, оп , 115/2, д 1, л 235

динского" вопроса. Осетины и ингуши, будучи оттесненными в Х1У-ХУ в. кабардинцами и чеченцами в горные районы Главного Кавказского хребта, были крайне заинтересованы в переселении на равнину, так как испытывали необходимость в земле и свободном проезде для торговли в Кизляр и Астрахань. Поэтому они не раз обращались к русскому правительству с просьбой принять их в подданство России и разрешить им выйти с гор на равнину под охраной русских войск.

Российское правительство, в свою очередь, понимало военно-стратегическое значение территории Осетии и Ингушетии, но, принимая во внимание статьи Белградского договора, не спешило с принятием их русское подданство. Тем не менее, Сенат в ноябре 1744 г. принял решение об организации специальной духовной комиссии во главе с архимандритом Пахомием, в задачи которой входило распространение христианства среди осетин и ингушей и, соответственно, укрепление русской политической ориентации. Причем, чтобы избежать осложнений с Крымом и Портой, для работы в комиссии в Осетию были направлены духовные лица грузинской национальности.

Кроме осетин и ингушей с просьбами о разрешении переселиться в русские пределы, чтобы избавиться от «притеснений Большой Кабарды», к русскому правительству обратился в 1759 г. один из малокабардинских владельцев Коргока Кончокин. Малокабардинцы, теснимые более сильными сородичами, не раз обращались с подобными просьбами к России, но Коллегия иностранных дел давала согласие на подобное переселение лишь на условиях принятия переселенцами христианства. Крестившийся малокабардинский владелец Коргока Кончокин (князь Андрей Иванов) поселился в 1763 году со своими подвластными в урочище Моздок, где по решению русского правительства была основана крепость Моздок, куда разрешалось селиться крестившимся кабардинцам, осетинам и ингушам. Причем указом Сената поселяющиеся в Моздоке горские крестьяне находившиеся в крепостной зависимости, объявлялись свободными и записывались в казачье сословие, горские феодалы (в случае крещения и переселения в Моздок) также получали соответствующие ранги и жалование. Часть кабардинских владельцев подали крымскому хану жалобу, в которой основание крепости Моздок представили посягательством на свои владельческие и территориальные права. Кроме того, чтобы изложить свои претензии непосредственно русскому двору, князья Большой Кабар-ды потребовали у кизлярского коменданта разрешения для приезда в столицу Российской империи. Коллегия иностранных дел, учитывая сложную обстановку в регионе, направила в Константинополь резиденту А.М.Обрезкову инструкцию с объяснениями по поводу действий русского правительства в Малой Кабарде и наставлением о мерах, которые могли быть приняты Обрезковым в случае дипломатических осложнений. Русскому послу было поручено "употребить все способы для успокоения Порты"1.

'АКАК,1888г.,Т.1,с. 82.

В целях, дальнейшего упрочения своих позиций на Северном Кавказе Россия старалась также развивать и регулировать торгово-экономические связи. Указ Коммерц-коллегии 1764 г. давал право беспошлинной торговли горским народам в русских пограничных городах (в частности, в Кизляре). Русское правительство считало необходимым в тот момент "содержать их (горские народы) отменно в приласкании, давая в торгах и промыслах вольности, каковые они прежде в своих жительствах не имели", чтобы, "больше выходило на поселение в здешние (русские) пределы"1.

Можно сказать, что Россия в указанный период, придерживаясь буквы Белградского договора, считала необходимым, опираясь на традиционные русско-кавказские связи, не уступать своего влияния Крыму и Османской Порте, а, в свою очередь, использовать все имеющиеся в ее распоряжении средства для дальнейшего укрепления политических, стратегических и экономических позиций в регионе.

Глава вторая - «Северный Кавказ в международных отношениях во второй половине XVIII века» рассматривает проблемы политики России в указанном регионе с начала русско-турецкой войны 1768-1774 гг. до конца XVIII века.

В условиях военных действий Центральному Кавказу отводилось особое место. Коллегия иностранных дел, сообщая кизлярскому коменданту Н А Потапову о начавшейся войне, потребовала от него высказать свое мнение о мерах по обеспечению безопасности Кизлярского края. В 1768 г. в своем рапорте Потапов докладывал, что необходимо в первую очередь отказаться принимать в Моздоке крепостных кабардинских и вообще горских феодалов. Ознакомившись с рапортом Потапова, Коллегия согласилась с его предложениями, особенно отметив важность позиции Кабарды в конфликте России с Турцией. В мае 1769 года в Кабарду вступил отряд генерала де Медема. Его задача состояла в том, чтобы оберегать от турецко-крымской агрессии земли по Тереку и Дону. Это было тем более необходимо, что политическая обстановка на Центральном Кавказе продолжала оставаться напряженной. В январе 1769 г. крымский хан в письме к кабардинским князьям, сообщая им о войне России с Османской империей и ссылаясь на то, что "кабардинцы издревле имеют магометанский закон и крымским ханам служат верно", призывал "на состоящие по реке Тереку городам и казакам чинить нападение и приложить старание их разбить и разорить"2.

Спорным вопросом во взаимоотношениях кабардинских князей с русским правительством был, по-прежнему, вопрос о русских поселениях, в частности, о Моздоке. В 1769 г. кабардинские князья отправили депутацию в Петербург во главе с Джанхатом Сидаковым и Каргокой Татархано-вым. Ходатайство кабардинцев, представленное в 1770 г. заключало в себе просьбу уничтожить Моздок, возвратить бежавших от них туда кре-

1АВПРИ, ф Кизлярские и моздокские дела, оп 118, д 1, л 51

2 Скитский Б В Указ соч , приложение №6, с 32

стьян и ряд других требований. Коллегия иностранных дел по поводу приезда кабардинской депутации в июле 1771 г. представила Екатерине II обширный доклад, где обстоятельно излагала историю вопроса и предполагаемую программу политического и экономического освоения Центрального Кавказа Основные идеи доклада Коллегии нашли свое выражение в ответе русского правительства кабардинской депутации. Указом от 9 августа 1771 г. бежавшие в Моздок крестьяне должны были теперь возвращаться своим прежним владельцам, за исключением рабов-христиан, за которых русское правительство обязывалось выплачивать определенную сумму.

С началом войны возросло стратегическое значение Осетии. От того, насколько удалось бы установить благоприятные условия для свободного сообщения через Главный Кавказский хребет зависел успех России на закавказском театре военных действий1. Пограничные власти предпринимали в этот период энергичные усилия для обеспечения стабильной политической обстановки в регионе. В феврале 1770 г. в Кизляр прибыли влиятельные ингушские старшины и от имени всего ингушского народа вновь выразили желание вступить в подданство России. В начале 1771 г. желание вступить в подданство России выразили осетины Тагаурского общества. Летом 1770 г. генерал де Медем отправил в Чечню со своим письмом находящегося в то время в его отряде чеченского владельца Али-Солтана Казбулатова, который "вызвал подвластных ему (людей) пяти деревень и к присяге (на верность России) привел"2.

Во время русско-турецкой войны Россия не только использовала важные в стратегическом отношении дороги через Осетию и Ингушетию, но и старалась также изучить естественные богатства края. Еще в 1766 г. в Берг-коллегию поступили сведения от астраханского губернатора о наличии полезных ископаемых в Осетии. Берг-Коллегией в 1768 г., а затем и Коллегией иностранных дел в 1771 г. были организованы экспедиции для исследования горнорудных месторождений. Русское правительство интересовали также и другие богатства этого края. В рескрипте Екатерины II де Медему от 4 марта 1773 г. предлагалось послать "способного человека для снятия карты" территории Кабарды, где ранее были обнаружены горячие минеральные источники. Екатерина II предполагала на этих местах "завести поселение из порядочных и ко всяким полезным трудам рачительных людей"3. Астраханский генерал-губернатор Кречетников при инспектировании в 1774 году Астраханской губернии "до Кизляра и Моздока" сам осмотрел эти места, встретился там с кабардинским владельцем Ку-денетом Баматовым (во владениях которого находились тогда эти источники) и предложил ему "иметь их в крайнем бережении"4.

Кроме того, в декабре 1774 г. он докладывая Коллегии иностранных дел о новой экспедиции в Осетию ротмистра Батырева, организованной

1 Блиеа М М Указ соч , с 212

2 АВПРИ, ф Кабардинские дела, 1770 г, on 115/1, д 3, л 1

3 Там же, ф Сношения России с Грузией, 1773 г, оп 110/2, д 17, л 1

4 Там же, ф Осетинские дела, 1774 г, оп 128/3, д 1, л 6-7

по инициативе кизлярского коменданта. Помимо изучения рудных месторождений в Осетии Батырев выполнял и политические поручения русского правительства: вел переговоры с осетинскими старшинами о вступлении Осетии "в русское подданство". В конце октября - начале ноября 1774 г. состоялись русско-осетинские переговоры по вопросу присоединения Осетии к России, в результате которых большая часть Осетии (за исключением Дигории) была принята в подданство России1.

Присоединение Осетии (1774 г.), а также Ингушетии (1770 г.) стало большим историческим событием в судьбе этих народов и одновременно крупной политической победой России на Центральном Кавказе.

Кючук-Кайнарджийский договор 1774 гг., открывавший России путь к Черному морю и предопределивший присоединение к ней не только Крыма, но в дальнейшем и Кавказа, был выгоден для России. Но Турция решительно отказалась признать русско-крымский договор 1772 г., согласно которому Крым признал Кабарду принадлежащей Российской империи. И если Россия толковала статью 21 Кючук-Кайнарджийского договора как закрепляющую Кабарду за Россией, то Турция, наоборот, считала «кабардинский вопрос» еще не решенным.

В сентябре 1777г. русскому командованию на Кавказе стало известно, что Турция, не желая уступать России ни Крыма, ни Кабарды начала подготовку к новой войне. Для этого она стала приводить в оборонительное состояние свои крепости на Днепре, Дунае и на Черном море.

Одновременно командующий Кубанским корпусом русских войск и войсками в Крыму А. В. Суворов занял весь правый берег реки Кубани и построил в 1777-1778 гг. новые крепости: Александровскую, Марьинскую, Копыл, Новотроицкую.

В марте 1779 г. между Россией и Турцией была заключена «пояснительная» Айналы-Кавакская конвенция, но противоречия, вызванные притязаниями той и другой стороны на укрепления в Крыму и на кавказском побережье, были настолько велики, что достигнуть примирения было невозможно. Правда, Россия добилась подтверждения условий мирного договора 1774 г., но сделала при этом существенную уступку, признав религиозную зависимость крымских татар от турецкого султана, являвшегося одновременно и халифом (духовным главою) всех мусульман вообще. Русские войска, по условиям этой же конвенции, были выведены из Крыма и Кубани.

Постройка российскими войсками крепостей на Кавказской линии вызвала вооруженное сопротивление со стороны некоторых кабардинских князей. Соединясь с закубанскими черкесами и ногайцами, они переправились через р. Малку и совершили ряд нападений на русские крепости— Марьинскую, Павловскую, Георгиевскую, Ставропольскую и др. Эти вооруженные выступления кабардинских князей потребовали от России принятия ответных мер. В декабре 1779 г кабардинские князья вновь принесли присягу на верность России. От владельцев и узденей и всего на-

1 Блиев М М Указ соч , с 228-240.

рода Большой и Малой Кабарды было взято письменное обязательство, утвержденное клятвою на Коране и печатями старших князей и узденей. Согласно этим договоренностям граница между Кабардою и Россией устанавливалась: для Большой Кабарды —по р. Малке, для Малой Кабарды— по р. Тереку. Въезд кабардинцев на Кавказскую линию разрешался по специальным билетам, выдаваемым назначенным в Кабарду русским приставом при поручительстве старшего князя Джанхота Татарханова.

Сама российская колонизация на Кавказской линии в силу сложившихся условий носила военный характер, что заранее определяло сложный характер русско-кабардинских отношений в это время.

В мае 1781 г. в Тамани и в Крыму началось восстание против хана прорусской ориентации Шагин-Гирея. Понимая, что решение кавказского вопроса невозможно без решения вопроса о статусе Крыма, в апреле 1783 г. в Петербурге был издан манифест о присоединении к России Крыма, Тамани и Кубани, что вновь обострило положение на Кавказе. Россия принимала меры по укреплению своих связей с кавказскими народами, причем особое внимание было обращено на Дагестан, Кабарду, Грузию, Армению и Азербайджан. 5 мая 1785 г. был издан указ об учреждении Кавказского наместничества или Кавказской губернии с центром в городе Екатеринограде.

Спешный характер военных мероприятий, проводимых Россией на Кавказе, определялся еще и тем, что в 1785 г. в Чечне началось восстание под руководством Ушурмы, назвавшегося шейхом Мансуром.

Ушурма начал свою деятельность как религиозный проповедник. Затем, организовав специальные отряды для борьбы с «неверными», он попытался захватить крепость Кизляр, занимавшую важное стратегическое положение на Северном Кавказе. Взять Кизляр войскам Ушурмы не удалось. В октябре 1785 г. генерал П. С. Потемкин начал наступление против Ушурмы, в ноябре в Кабарде произошло столкновение Ушурмы с силами полковника Нагеля. Ушурма потерпел поражение и был вынужден покинуть Кабарду.

С 1787 г. Порта Оттоманская начала усиленно готовиться к войне с Россией. В 1789 г. новый турецкий султан Селим III издал фирман, обращенный ко всем мусульманам, живущим на Кавказе, в частности к кабардинцам, чеченцам, кумыкам, дагестанцам. Он призывал соединиться с турками для общего выступления против России. Летом 1790 г. османы перешли на Кубанском фронте в наступление, и их командующий Батал-паша отправил чиновника к кабардинцам с подарками и письмами от Ушурмы, приглашая их к совместным действиям против России. В то же время Батал-паша старался склонить к нападению на Кизляр дагестанцев и хана Ширвана. В сентябре 1790г. войско Батал-паши переправилось через р. Кубань и двинулось в Кабарду. На границе Кабарды турецкое войско было встречено русским отрядом под командованием генерала И.И.Германа. В результате боев турки были разбиты, сам Батал-паша сдался в плен. Эта победа над турецкими войсками значительно укрепила военный авторитет России на Кавказе.

В декабре 1791 г в Яссах был заключен между Россией н Турцией мирный договор, которым прежде всего подтверждались трактат 1774 г и акт 1783 г о присоединении Крыма и Тамани к России и установлении русско-турецкой границы по р.Кубани Подтверждалась также принадлежность к Турции черноморского побережья вплоть до р Кубани1

Вскоре после окончания войны царские власти решили усилить Кавказскую линию, построив на ней новые крепости Ряд административных мероприятий, проводимых царским правительством, а также захваты земель для учреждения новых крепостей и для раздачи царским генералам и чиновникам порождали у кабардинцев и других горцев недовольство к тому же произвол, злоупотребления кавказской военной администрации и частые репрессии, применявшиеся ею в отношении местного населения, приняли, очевидно, столь широкие размеры, что вынудили даже царское правительство рекомендовать своим облеченным властью представителям более осторожные и разумные меры обращения с горскими подданными империи В свою очередь, турецкий султан Селим III призвал кабардинцев перейти за Кубань, где Порта гарантировала им «освобождение» от России При этом он сообщал, что в будущем Турция создаст повод для войны с Россией для «избавления» Кабарды и Крыма Озабоченный вступлением хана Дербента и тарковского шамхала в русское подданство султан направил подобные фирманы в Дагестан, а также в Иран, чтобы «отклонить» правителей этих стран от России Султан просил кабардинцев и владетелей Дагестана войти в союз с персидским ханом Ага-Мохаммедом и быть готовым к действиям2.

В сентябре 1795 г иранские войска Ага-Мохаммеда вторглись в пределы Закавказья и разорили многие города и селения Азербайджана, Армении и Грузии, предав особенно жестокому разрушению столицу Грузии — Тифлис

Чтобы не допустить объединения иранских и турецких сил и предотвратить развертывание войны в Закавказье, Россия направила в 1796г в Иран свои войска Но в том же 1796 г умерла Екатерина II, на престол вступил Павел I, который отменил персидский поход Отряду В А Зубова было приказано вернуться в российские пределы, хотя обстановка на Кавказе продолжала оставаться напряженной Только после заключения русско-турецкого союзного и оборонительного договора от 23 декабря 1798г, вызванного экспедицией французских войск во главе с генералом Бонапартом в Египет, наступил перерыв в русско-турецкой борьбе на Кавказе С этого времени можно считать, что в русско-турецких отношениях «кабардинский» вопрос потерял свою остроту он был решен в пользу России

Таким образом, следует сказать, что в XVIII в Северный Кавказ в борьбе России с Турцией за выход к Черному морю приобретает само-

1 Юзефович Т Н Договоры России с Востоком , с 45

2 Дубровин НФ История войны и владычества русских на Кавказе СПб 1886, т 2,

с 265

стоятельное значение как важный объект политических и экономических интересов России.

Необходимо отметить также, что присоединение центральной части Северного Кавказа укрепило стратегические позиции России в этом регионе и реально способствовало дальнейшему развитию взаимоотношений России с Закавказьем, следствием чего стало, в первую очередь, подписание Георгиевского трактата в 1783 г., устанавливающего протекторат России над Грузией.

Кроме того, важным результатом Кючук-Кайнарджийского договора явилось приобретение Россией выхода в Северное Причерноморье, что, учитывая и другие условия этого договора, позволило ей в дальнейшем успешно противостоять экспансии Турции в Закавказье и на Северный Кавказ.

Глава третья - «Организация государственного устройства Северного Кавказа в составе Российской империи в XVIII - первой половине XIX века» объясняет мероприятия российского правительства по включению этого региона в систему государственного управления присоединенных территорий.

Процесс утверждения государственно-административной системы управления на Северном Кавказе протекал в рамках административно-политической интеграции России и Северного Кавказа.

Одним из первых и важнейших институтов управления стал институт приставов. Раньше других система приставов была введена в 1769 г. в Кабарде. Это было сделано «для присмотра за поведением кабардинцев» и «исполнения распоряжений правительства»1.

В 1793 году по предложению Главнокомандующего Кавказской линией генерал-аншефа Гудовича в Кабарде вместо прежнего традиционного суда хейжа вводятся новые судебные учреждения: «Родовые суды и рас-правы»2. Правительство, организовывая не только административное управление, но и судебную власть, добивалось ослабления и ликвидации политической самостоятельности местной феодальной знати, что со временем должно было привести к упразднению традиционных институтов Кабарды. Все уголовные дела (измена, убийство, разбой и т. д.) рассматривались и решались по законам Российской империи в «Верхнем пограничном суде», учрежденном в Моздоке под председательством Моздокского коменданта. Верхний пограничный суд являлся апелляционной инстанцией родовых судов и расправ и находился в подчинении астраханского генерал-губернатора.

В Кабарде в первой половине XIX века, несмотря на частые изменения в области судебного дела, административную власть продолжали осуществлять назначаемые командующим Кавказской линией приставы, которые в одних документах именовались «управляющим», а в других — «начальником Большой Кабарды и войск в ней расположенных».

1 Лилов А Материалы для истории Кавказа и Закавказья - Кавказ, Тифлис, 1867, №69

2 Там же

26 февраля 1797 г. при Министерстве иностранных дел был открыт департамент «для отправления дел, касающихся до азиатских народов»1.

В 1800 г. кавказские народы, населявшие Астраханскую губернию, и залинейные жители, с 1796 г находившиеся под управлением командующего Кавказской линией и военного губернатора Астрахани К Р Кноррин-га, были переданы в подчинение специально назначенного главного пристава коллежского советника К.С. Макарова Главный пристав был обязан оказывать всем состоящим в его ведомстве народам покровительство и защиту, наблюдать, чтобы они пользовались «беспрепятственно рыбной ловлей, пашенными угодьями, торговым промыслом» Старшинам народов разрешались поездки в Петербург, однако пристав должен был сообщать об этом в Коллегию иностранных дел заранее В подчинение главного пристава переходили все частные приставы — состоявшие ранее при кочевниках, а также кабардинский пристав Кроме того, главному приставу вменялось в обязанность «составить подробное описание народов и имеющегося управления ими»2 с целью внесения его собственных предложений по совершенствованию их внутреннего управления.

В 1818 г. в Чечне было учреждено приставство3 В него вошли все чеченские деревни, лежавшие по правому берегу Терека На должность пристава А П. Ермолов назначил есаула Моздокского казачьего полка А А Чернова

В Осетии в 1816 г также было установлено приставство и учреждено волостное управление

Блиева 3 М отмечает, что, проводя политику невмешательства во внутреннюю жизнь кавказских горцев, царская администрация стремилась в то же время к осуществлению более строгого контроля над ними4.

Как уже говорилось выше, поступательное укрепление русско-северокавказских отношений одновременно вело и к дальнейшей организации государственного управления территорий, попавших в сферу влияния Российской империи либо перешедших под ее юрисдикцию в результате успешных войн с Турцией и Ираном

На территорию Кавказской губернии, образованной в 1785 г, уже распространялись общие законы Российской империи С вступлением на престол Павла I Кавказская губерния была переименована в Астраханскую, хотя ее центр еще в 1790 г. был перенесен в Астрахань В 1802 последовал указ Александра I, согласно которому Астраханская губерния вновь разделялась на две губернии-Астраханскую и Кавказскую. Обе они подчинялись Главному инспектору Кавказской линии и главнокомандующему в Грузии. Границы Кавказской губернии включали в себя все Предкавказье, за исключением земель черноморских казаков на западе Они проходили по кордонной части Кавказской линии на юге, на востоке вы-

10черки истории Министерства иностранных дел 1802-1902 СПб, 1902, с 89

2АКАК,т1 ,с730-731,764

3 РГВИА, ф 13454, оп 1, д 85, л 26-26(об)

4 Блиева 3 М Система управления на Северном Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX в Владикавказ, 1992, с 675

ходили к Каспийскому морю, а на северо-западе примыкали к землям донских казаков. Кавказская губерния была разбита на 5 уездов с центрами в городах Кизляре, Моздоке, Георгиевске, Александровске и Ставрополе. Губернским городом стал Георгиевск.

Политические итоги борьбы России, Турции и Ирана за влияние на Кавказе в конце XVIII в. - начале XIX в. окончательно определили такие международно-правовые документы как Бухарестский мирный договор с Турцией 1812г., Гюлистанский - с Ираном в 1813г., Адрианопольский мир 1829г. Этими трактатами соперники России передавали ей территории на Северном Кавказе и в Грузии, где проживали те, кому она покровительствовала, с кем установила союзно-вассальные отношения. Подписание их положило начало новому этапу в развитии отношений России с народами Кавказа - периоду окончательной интеграции края в состав Российской империи.

Это нашло свое выражение, главным образом, в организации переселенческого процесса на Северном Кавказе. Уже первый генерал-губернатор и наместник Кавказа П.Потемкин (1784-1791 г.г.) весьма способствовал развитию колонизации русскими и украинскими однодворцами и государственными крестьянами. К концу XVIII в. здесь появились немецкие колонисты и поселенцы-армяне. Если первых царская администрация ценила как устроителей образцового земледельческого хозяйства, то вторым отводилась важная роль в развитии региональной торговли. В результате переселенческой политики этнический состав населения в степях между Ставрополем и Моздоком, а также хозяйственный облик самой территории претерпели существенные изменения.

Кроме поощряемого правительством организованного переселения происходило и стихийное заселение беглым русским и украинским крестьянством. Прием новых переселенцев и приписка их к данной административной единице с уплатой "мирского сбора" происходили, как правило, без особых препятствий по решению общинного схода, поскольку многие села до 70-х гг. XIX в. располагали значительными свободными земельными наделами.

Таковы в общих чертах тенденции дипломатической, военной и хозяйственной экспансии России на Северном Кавказе в XVIII - первой половине XIX в., успешно организованной и направленной на укрепление позиций России в регионе и дальнейшее превращение этих территорий в государственную часть военно-феодальной империи.

Четвертая глава - «Политика России на Северном Кавказе первой половине XIX века» определяет место Северного Кавказа во взаимоотношениях России с народами этого региона и другими государствами.

В конце XVIII — начале XIX в. на Ближнем Востоке разгорелась упорная дипломатическая борьба между Англией и Францией. Каждая из них делала все, чтобы привлечь на свою сторону правящие круги султанской Турции и шахского Ирана с целью использовать их в своей агрессивной политике. Длительная дипломатическая борьба за преобладание при дворе шаха завершилась победой Англии. Ценой огромных затрат англий-

ской миссии, возглавляемой капитаном Малькольмом, удалось заключить с шахом 13 января 1801 г вечный политический и торговый договор Политический договор из пяти статей провозглашал союз Англии и Ирана Торговый договор из шести статей предоставлял самые широкие привилегии в Иране английским купцам

Укрепив таким образом свои позиции в Иране, английская дипломатия стала организовывать его выступление против России Правительство Ирана в первую очередь готовилось к агрессии на Кавказ

В этих условиях большинство дагестанских владельцев перешли в подданство России

В результате долгой русско-иранской войны 1804-1813 гг, по условиям Гюлистанского договора 1813 г за Россией закреплялась вся территория, «какая ныне находится в совершенной их власти»1 Шахская Персия отказывалась от притязаний на Дагестан, Грузию, ханства Кубинское Ширванское, Карабахское и Гянжинское Таким образом, было юридически оформлено вхождение Дагестана в состав России По 5 статье договора Персия признала за Россией исключительное право иметь военный флот на Каспийском море Купцы обеих сторон получали право на свободную торговлю в Иране и в России, право учреждать в наиболее важных пунктах своих консулов или агентов Гюлистанский мирный договор имел огромное значение как для России, так и для народов Кавказа, в первую очередь Дагестана

Войны с Ираном (1804—181 Згг) и Турцией (1806—1812гг) закрепили вхождение в Россию большей части северного Азербайджана и некоторых районов Армении Но территории, которые были присоединены еще в начале XIXB в Закавказье, были отрезаны от внутренних областей империи землями северокавказских горцев Поэтому сразу же после завершения войн в Европе с наполеоновской коалицией, Россия активизировала свою завоевательную политику на Северном Кавказе с целью включения его в административную систему Российской империи

Хотя события, происходившие в то время на Северном Кавказе, были вызваны прежде всего военно-феодальной экспансией российского царизма, нельзя отрицать, что известное влияние имело в данном случае обострение международной обстановки на Ближнем Востоке

Победная для России война 1826—1828 гг с Ираном и увенчавший ее Туркманчайский мир положили конец шахским притязаниям на Кавказ, с тех пор переставший быть предметом русско-иранских разногласий В отличие от этой войны, русско-турецкая 1828—1829 гг с ее результатами представляла собой поворотную веху в международном положении кавказских народов В августе 1829 года после поражений Турции на Балканах и в Закавказье в г Адрианополе начались переговоры о мире Победы России создали реальные перспективы присоединения к ней Аджарии, Ахалцихского, Карского и даже Баязедского пашалыков Турецкие уполномоченные соглашались подписать любые условия мирного договора в

1 Юзефович Т Н Договоры России с Востоком, с 208-214

обмен на прекращение военных действий. Не желая обострять отношения с западными державами, в частности с Англией, русская дипломатия ограничилась включением в число территорий, отходивших к России, Ахал-циха, Ахалкалаки и узкой прибрежной полосы от устья Кубани до форта Св. Николая1.

Адрианопольский договор был для России международно-правовой санкцией на «владение» Черкесией, он надолго определил границы между двумя государствами на Кавказе, обеспечил мирное состояние русско-турецких отношений вплоть до 1853г. и вынудил Константинополь воздерживаться по крайней мере от открытой помощи черкесам. Этот договор вызвал обострение англо-русских отношений, так как новый международно-правовой статус Кавказа как части России не устраивал Лондон.

На Востоке явственно обозначился перевес сил в пользу России и в ущерб Англии. Особое внимание Лондонский кабинет обратил на Северный Кавказ, спорную, с его точки зрения, территорию, где к тому же продолжалась Кавказская война.

В марте-апреле 1854 г. в условиях уже объявленной Крымской войны на Западный Кавказ на кораблях «Сэмсон» и «Касик» прибыла англофранцузская разведывательная миссия. Она исследовала побережье Мингрелии, Абхазии, Черкесии от Редут-кале до Анапы, производя картографическую съемку, составляя чертежи и рисунки русских крепостей, изучая навигационные условия.

Россия предприняла ответные действия: к началу лета 1854 г. почти все российские береговые укрепления были срыты, а их гарнизоны эвакуированы морем незадолго до появления англо-французского флота. В ожидании дальнейшего развития событий русское командование сочло возможным оставить действующими лишь несколько важнейших форпостов: Суджук-кале, Геленджик, Анапу. Отсюда войска могли быть выведены сухим путем в любое время.

Воспользовавшись упразднением большинства русских крепостей на побережье Кавказа и появившейся после входа союзного флота в Черном море возможностью регулярного сообщения с черкесами, Турция приступает к военной и политической экспансии, посылая туда своего представителя Сефер-бея, который провозглашался «генерал-губернатором» Черкесии. Однако, политическая фигура турецкого ставленника не пользовалась авторитетом у горцев, а его поддержка многочисленных англофранцузских экспедиций не вызывала доверия. Одну из причин такого отношения следует искать в успехах русской торговой политики среди черкесов, примирившей их значительную часть с присутствием России в этом регионе, а также в связи с отсутствием общей позиции по «черкесскому» вопросу как среди союзников, так и среди противников России.

Итоги Крымской войны на Кавказе стали темой серьезных дебатов в британском парламенте в апреле—мае 1856 г. Лондонский кабинет под-

1 Шеремет В И Турция и Андрианопольский мир 1829 г М , 1975, с 153-154

вергся острой критике за «недостаток дальновидности и энергии» в его политике в кавказском вопросе.

Противоречивость формулировок Парижского трактата, касавшихся Кавказа, ставили российскую администрацию, в свою очередь, в этом районе в двусмысленное положение. С одной стороны, статья, провозглашавшая статус-кво в Азии, косвенно подтверждала права России на Черкесию, приобретенные по Адрианопольскому договору 1829 г., но, вместе с тем, санкционировала свободу торговли всех наций в Черном море, которая в условиях Кавказской войны практически означала свободу снабжения горцев оружием, а еще конкретнее — свободу деятельности, направленной на отторжение Черкесии от России. Иначе говоря, одновременно с официальным признанием суверенитета России, обеспечивались широкие возможности его нарушения. Петербург стремился разрешить противоречие так, как требовали того интересы безопасности страны и задачи скорейшего установления мира на Кавказе.

В конце 1858 г. Россия заключила с Англией торговый договор, 15 статей которого разрешалось учреждение британских консульств в Сухум-кале и Редут-кале. Однако функции консулов предполагали невмешательство в политические дела и строго ограничивались вопросами международной торговли1. Этот факт означал негласное признание Лондоном сложившихся на Кавказе новых политических реалий.

Следует отметить, что тенденции присутствия Англии на Северном Кавказе определялись прежде всего политическими и стратегическими соображениями, хотя и не исключали экономических планов завоевания этого региона.

Для Франции и Австрии Кавказ не имел самостоятельного значения в их внешней политике, но он использовался как вспомогательное средство для реализации французских и австрийских претензий в Европе.

Таким образом, с 60-х гг. XIX в. кавказский вопрос формально утрачивает статус международного, оставаясь в то же время дестабилизирующим фактором в ближневосточных делах. С точки зрения политики, экономики, культуры Кавказ перестал быть закрытым регионом и, уже как составная часть Российской империи, вошел в европейскую систему международных отношений.

В заключении подводятся итоги исследования и делаются определенные выводы, а именно: на протяжении ряда веков внешнеполитический фактор играл решающую роль в исторической жизни народов Северного Кавказа. Этот регион с древних времен находился на пересечении торговых и военных путей. С XVIII века Северный Кавказ становится уже конкретным объектом возрастающих противоречий между Россией, Ираном и Турцией.

Внешнеполитическая программа Российского правительства, сформулированная Петром I и предполагавшая распространение российского влияния на Северном Кавказе от Азова до Кубани (западное направле-

1 Мартенс Ф Ф Собрание трактатов и конвенций , т 12, с 364

ние), от Астрахани к «шелковым торгам» Ирана (восточное) и от Пятиго-рья к Тифлису - центру Грузии (центральное), осуществлялось постепенно в соответствии с международной обстановкой и международными договорами XVIII - первой половины XIX века. Единая стратегическая линия, направленная на укрепление российских позиций в регионе, сохраняется на протяжении полутораста лет и прослеживается совершенно отчетливо. После Азовских походов Петра I (1695-1696) г., взятия крепости Азов и строительства крепости Таганрог в 1698 г. (северо-западное направление) по Константинопольскому договору 1700 г., заключенному между Россией и Турцией, эта территория стала считаться принадлежащей России. Однако после поражения в войне с Турцией 1710-1711 гг. по Прутскому договору 1711 г. Азов возвращался Турции и претензии России на подданство черкесов и ногайцев были отвергнуты Портой Оттоманской. Андриано-польский договор 1713 г. и Константинопольский 1720 г., в основном, подтвердили положения Прутского мира.

Понимая, что Северо-Западный Кавказ, находясь под протекторатом Турции, не может в тот момент рассчитывать на «российские авансы», Петр I, воспользовавшись сложной внутриполитической ситуацией в Иране (юго-восточное направление) в 1722 г. предпринимает Каспийский поход и строит тогда же в устье реки Сулак крепость Святого Креста. По Петербургскому договору 1723 г., заключенному между Ираном и Россией, Дагестан и часть Северного Азербайджана признаются состоящими в подданстве России. В 1724г. Россия заключила Стамбульский (Константинопольский) договор с Турцией, по которому Порта признала Дагестан владением России, а Россия, в свою очередь, не возражала против аннексии Турцией Закавказья. Однако с таким положением дел была категорически не согласна Персия, и по Рештскому договору 1729 г., а затем и по Гянджийскому 1735 г. Дагестан вновь возвращался под власть Ирана. Крепость Святого Креста была срыта, и вместо нее в 1735 г. Россия построила крепость Кизляр. Отдавая себе отчет в том, что СевероВосточный Кавказ находится в сфере влияния Персии, российское правительство обращает самое серьезное внимание на центр Северного Кавказа, где также пролегает стратегический путь в Закавказье, в тыл Турции и Ирана.

Очередная русско-турецкая война 1735-1739 гг. закончилась победой России и заключением Белградского мира, 6-м артикулом которого центральная часть Северного Кавказа, а именно Большая и Малая Кабарда объявилась нейтральной, «барьерной» территорией между Россией и Турцией, и каждой из них запрещалось вмешательство во внутренние дела кабардинцев. Этот договор являлся несомненным дипломатическим успехом России, поскольку впервые за несколько столетий констатировал независимость Кабарды от Порты Оттоманской и Крыма.

Далее Россия, придерживаясь буквы Белградского договора, начинает уделять самое серьезное внимание именно «кабардинскому» вопросу, так как позиция Кабарды, в силу выгодного географического расположения и политического влияния, определяла дипломатическую ситуацию в

Осетии, откуда открывались дороги в Закавказье, а также в Ингушетии и Дагестане. Достаточно сказать, что очередной поход российских войск под командованием генерала Тотлебена в Закавказье в 1769 г. состоялся именно из крепости Моздок, основанной, как уже сообщалось выше, в 1763 г. по просьбе малокабардинского князя Коргоки Кончокина (в крещении Андрея Иванова), через Осетию и горные перевалы в Грузию.

Начавшаяся русско-турецкая война 1768-1774 гг. и ее итоги на Северном Кавказе во многом предопределили дальнейшие шаги российского государства по укреплению своих позиций в этом регионе. Крепость Азов с прилегавшими землями по Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 объявлялись вечными владениями России. Сразу же, в 1775 г. была организована Азовская губерния, которая предполагала цепью казачьих поселений соединить Моздок и юго-восточный Кавказ с восточным побережьем Черного моря. Следует отметить, что еще в 1747 г. в устье Дона была построена Темерницкая таможня, положившая начало крепости Дмитрия Ростовского и городу Ростову-на-Дону. По тому же Кучук-Кайнарджийскому договору Крым объявлялся независимым государством; статус же Кабарды 21 артикулом того же договора определялся «волею крымского хана». Но, заключив в 1772 г. с ханом прорусской ориентации Сахиб-Гиреем в Кара-Су договор о принадлежности Кабарды к России, русское правительство посчитало этот вопрос решенным в свою пользу. Иного мнения придерживались Турция и Крым, где вскоре сменился на престоле очередной хан, теперь уже ставленник Оттоманской Порты.

Присоединение Крыма к России в 1783 г. и Георгиевский трактат 1783г., отдающий Западную Грузию под протекторат России, образование в 1785г. Кавказского наместничества и дальнейшее углубление кордонной линии на юг (строительство крепости Владикавказ в 1784г.) послужили причиной следующей русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Ясский мир 1791г. и Айналы - Кавакская конвенция 1779г. закрепили Крым и Тамань в составе России. Вскоре, в 1793г. в Кабарде впервые вводится новая судебная практика (Родовые суды и расправы), отличная от традиционной, направленная на постепенное изъятие судебной власти из юрисдикции горского правящего класса и организацию унифицированной системы управления присоединенными территориями. Дальнейшее развитие получает институт «приставов», впервые введенный также в Кабарде в 1769 г. для «присмотра за поведением кабардинцев».

Необходимо сказать, что включение Северного Кавказа в политико-административное пространство империи и, как следствие, использование военно-бюрократических методов в процессе укрепления российских позиций на Северном Кавказе становилось фактором, обусловившим конфликтное восприятие как самой российской власти, так и ее институтов, внедрявшихся в горскую среду и «вольную» казацкую общину.

В последние десятилетие XVIII века российское правительство в ответ на опустошительные набеги иранского Ага-Мухаммед-хана на Закавказье обращает внимание теперь уже на Северо-Восточный Кавказ и предпринимает в 1796г. поход В.А. Зубова в Дагестан.

Заключив в 1798 г. с Портой Оттоманской союзный оборонительный договор, необходимость которого диктовали для Турции завоевания Наполеона Бонапарта в Египте, а несколько ранее приняв присягу на верность кабардинских владельцев, осетинских и ингушских старшин, Россия окончательно определила вхождение центральной части Северного Кавказа в состав Российской империи.

Начало XIX века характеризуется активизацией политики России на Северо-Восточном Кавказе. В 1802-1803 гг. Кубинское, Талышское, Аварское ханства Дагестана приняли покровительство России, их примеру последовало Джаро-Белоканское вольное общество. Это привело к затяжной русско-иранской войне 1804-1813 гг. и Гюлихстанскому миру, закрепившему Дагестан в составе России. Тем не менее, позиция Ирана уже в отношении Закавказья по-прежнему несла в себе угрозу безопасности этому региону, поэтому следующая русско-иранская война 1826-1828 гг. и Туркманчайский мир окончательно сделали Закавказье частью Российской империи.

Победные войны с Турцией 1806-1812 гг. и 1828-1829 гг. увенчались Андрианопольским договором, по которому Россия взамен завоеванных турецких крепостей Карса, Баязета и Эрзерума, получила во владение восточное побережье Черного моря, закрепив за собой Черкесию.

Вершиной дипломатических и военных достижений России XVIII -первой половины XIX века стал Ункяр-Искелисийский договор 1833 г. России с Турцией, который подтвердил прежние завоевания России и впервые предоставил ей возможность прохода военных кораблей через Босфор и Дарданеллы. Таким образом, Северный Кавказ из проблемы внешнеполитической превращался в часть внутренней политики России, не утрачивая при этом своего международного значения.

Усиление позиций России на Кавказе и Ближнем Востоке решительно не устраивало западноевропейские державы, прежде всего Англию, поскольку давало России неоспоримое преимущество в стратегическом и политическом продвижении к колониальным владениям Великобритании.

В качестве официального обоснования экспансии Англии на Северном Кавказе выдвигалась доктрина непризнания присоединения Черкесии к России по Андрианопольскому договору.

Расхождение взглядов союзников на проблему Кавказа полностью выявилось на Парижском конгрессе 1856 г., где между британскими и российскими делегатами возникла дискуссия о будущем политическом устройстве Черкесии и Грузии.

Российской дипломатии удалось доказать определенное конкретными международными договоренностями право на восточное побережье Черного моря, а значит, и на присоединение Черкесии.

Это объясняется тем, что уже в XVIII веке Северный Кавказ в результате продуманной политической линии постепенно становится частью складывающейся в рамках Российской империи новой мировой международной организации, когда прогрессивные институты государственного

порядка насаждаются «сверху» не только в иную среду горских народов, но и собственно русского народа

Северный Кавказ будучи особенным в стратегическом смысле геополитическим регионом («тыл» для Европы и «аванпост» для Азии) на протяжении XVIII-XIX веков уже определялся как часть двухмерной модели геополитической, военно-силовой и политреалистической системы Российской империи

Суть этой модели состоит в организации государственных механизмов и их эволюции в основном силовыми методами Эта военно-гражданская система определяла достаточно жестко любое место и положение в отношениях между социальными сферами внутри и вовне иерархической лестницы межгосударственных связей

Политика Петербурга в этом регионе в XVIII - первой половине XIX века - это начальный этап стихийно-интуитивно осознаваемой, диктуемой реалиями исторического развития, формирования глобалистской системы мира именно для России и Северного Кавказа

Можно с уверенностью сказать, что организация Российской империи в указанный период как многонационального, а затем и интернационального государства с элементами региональности подготовило почву и предопределило уже в XX веке появление единой системы политического и социального миропорядка

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Монографии

Северный Кавказ в русско-турецких отношениях в 40-70-е гг XVIII века Нальчик, 1993 -10 пл Статьи:

Политика России на Центральном Кавказе накануне русско-турецкой войны 1768-1774 гг // Депонирована в ИНИОН АН СССР №9034, январь 1982 г Указатель «Новая советская литература по общественным наукам История Археология Этнография» М, 1982, №6 -2пл

Политика России на Центральном Кавказе в 50-60-е гг XVIII в // Вестник Московского университета М , 1982, №3 - 0 5п л

Итоги и задачи изучения внешней политики России Под редакцией академика АЛ Нарочницкого М, 1981 г //Zeitschift fur Geschichtwissenschaft Berlin, 1983, №8 (рецензия) - 0,5п л

Политика России в Кабарде в 60-е гг XVIII в // Правительственная политика и классовая борьба в России в период абсолютизма Куйбышев, 1985 -0,5пл

«Баксанская партия» //Ошхомахо Нальчик, 1986, №3 -0,5пл Кабарда в русско-турецких отношениях середины XVIII века // Вопросы истории М , 1987, №9 - 0,5 п л

Северный Кавказ в русско-турецких отношениях в середине XVIII в // Вестник Московского университета М , 1988, №2 - 1 п л

Политика России в Кабарде в период русско-турецкой войны 17681774 гг. // Роль России в истории Осетии. Владикавказ, 1989. -1 п.л.

Из истории русско-кавказских союзнических отношений в 70-е гг. XVIII в. // Истоки и традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом. Грозный. 1990.-0,2 п.л.

Северный Кавказ в русско-грузинских отношениях в первой половине XVIIIB. // Известия Северо-Кавказского центра высшей школы. Ростов-на-Дону, 1990, №4.-1 п.л.

Таможенная политика России на Северном Кавказе в 50-60-е гг. XVIII в. // Актуальные проблемы феодальной истории Кабарды. Нальчик, 1992.-0,5 п.л.

Организация управления Северным Кавказом в составе Российской империи в конце XVIII-первой половине XIX вв. // Журнал «РевРиЬИса», Нальчик, 2002, выпуск 3. - 0,5 п.л.

Геополитика России на Северном Кавказе в XVIII в. // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН № 1 (12), Нальчик, 2004, №1 (12).-0,5п.л.

Сдано в набор 14.09.2004. Подписано в печать 16.09.2004. Гарнитура Таймс. Печать трафаретная. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Усл.п.л. 2,0. Тираж 150 экз. Заказ № 623.

Типография Кабардино-Балкарской государственной сельскохозяйственной академии

Лицензия ПД № 00816 от 18.10.2000 г.

г. Нальчик, ул. Тарчокова, 1а

Р18894

РНБ Русский фонд

2005-4 15468

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Якубова, Ирина Ивановна

ВВЕДЕНИЕ Обоснование темы. Источники. Историография.

ГЛАВА I. РУССКО-СЕВЕРОКАВКАЗСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА

§1. Международные отношения конца XVII - начала XVIII в. и формирование внешнеполитической программы России на

Северном Кавказе в первой половине XVIII в.

§2. Большая Кабарда в русско-турецких отношениях в середине

XVIII века.

§3. Проблема работорговли в русско-турецких отношениях середины XVIII в.

§4. Осетия, Дагестан, Ингушетия, Чечня и Малая Кабарда в русско-турецких отношениях в 50-60-е гг. XVIII века.

§5. Таможенная политика России на Северном Кавказе в XVIII веке.

ГЛАВА II. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА

§1. Политика России в Большой Кабарде в период русскотурецкой войны 1768-1774 годов.

§2. Политические и экономические связи России с Осетией, Дагестаном, Чечней, Ингушетией и Малой Кабардой в период русско-турецкой войны 1768-1774 годов.

§3. Русско-северокавказские отношения последней трети XVIII века.

ГЛАВА III. ОРГАНИЗАЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В СОСТАВЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

§1. Организация управления горскими народами Северного

Кавказа в конце XVIII - первой половине XIX века.

§2. Административное и военное устройство Центрального Предкавказья в XVIII - первой половине XIX века.

ГЛАВА IV. ПОЛИТИКА РОССИИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ ПЕРВОЙ

ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

§1. Политика России на Северном Кавказе первой трети XIX века.

§2. Северный Кавказ в международных отношениях в 40-50-е годы XIX века.

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Якубова, Ирина Ивановна

Актуальность исследования. Северный Кавказ в течение длительного времени играл важную роль во внешней политике России.

Представляя собой перешеек между Черным и Каспийским морями, Северный Кавказ соединяет Европу и Азию. Это способствовало тому, что народы, его населяющие постоянно общались как с населением азиатских, так и ближайших европейских стран. Но самой близкой к Северному Кавказу страной европейского континента неизменно являлась Россия.

Определенно известно, что с географической точки зрения равнинное Предкавказье имеет много общего с южнорусскими степями, влияние каковых ощущается и на северных склонах Большого Кавказского хребта. Это сходство природных условий Предкавказья и южной России на ранних ступенях культурного и этнического развития, когда географический фактор играл определяющую роль в течении исторической жизни, диктовало и установление широких контактов между населением Северного Кавказа, Подонья и Нижнего Поволжья. На протяжении веков русско-северокавказские связи носили как дипломатический и экономический, так и военный характер.

Черное и Каспийское моря, куда впадали главные русские реки, были для России всегда естественным продолжением путей в Азию и Южную Европу. В течение XVI-XVII веков Российское государство развивало торговые отношения с Ираном, Закавказьем, распространяло и укрепляло свое политическое влияние в Восточной и Западной Грузии, противодействуя экспансии там Турции и Ирана.

На рубеже XVIII века начинается очередной этап в истории русско-кавказских связей, который формирует иной уровень этих отношений, уровень государств нового и новейшего времени. В последующее время в XVIII - первой половине XIX века российское правительство достаточно точно выявляло и устанавливало тенденции возможного сотрудничества с северокавказскими этническими и государственными образованиями в соответствии с международными договорами того времени и политической обстановкой как в регионе, так и в мире в изучаемый период.

Таким образом, уже в силу географического и, в первую очередь, стратегического положения Северный Кавказ издавна составлял сферу жизненноважных интересов России и других стран; в свою очередь, для народов Кавказа также была важна русская политическая ориентация. Присоединение Северного Кавказа к России заняло длительный период времени и определило постепенное вхождение областей и государств Северного Кавказа в состав Российской империи.

Организация государственного управления Северным Кавказом в составе Российской империи характеризовалось, как правило, исследованным знанием особенностей исторического и этнического развития северокавказских народов.

К середине XIX века, когда Северный Кавказ уже определился как часть внутренней империи (Андрианопольский договор 1829 г.), этот регион не терял своего международного значения во взаимоотношениях России со странами Запада и Ближнего Востока.

Таким образом, актуальность исследования российско-северокавказских отношений очевидна, так как процесс взаимодействия стратегических и политических интересов России и государств Северного Кавказа был достаточно сложен как в указанный период, так и в настоящее время, поэтому историческое изучение проблемы присоединения различных регионов к Российской империи всегда нуждается не только в уточнении и конкретизации, но и в обобщении и осмыслении имеющегося материала.

Цели и задачи исследования.

Данная работа позволяет установить причинно-следственные связи исторических явлений на Северном Кавказе в XVIII-XIX веках, представить содержание политических действий России, Ирана, Османской империи, европейских государств на Северном Кавказе.

Целью диссертационного исследования является изучение политической истории народов Северного Кавказа в связи с внешней политикой великих держав в новое время, что позволяет показать участие горцев в международных событиях, выявить обстоятельства, определявшие те или иные позиции и действия северокавказских политических объединений в эпоху международного противостояния. Это дало возможность, в свою очередь, конкретно объяснить причины избрания горцами Кавказа русской внешнеполитической ориентации в сложных исторических условиях того времени.

Кроме того, в работе ставится задача в системе международных отношений исследовать цели и методы политики России на Северном Кавказе, проследить эволюцию этой политики в связи с изменением международной обстановки и дальнейшим развитием русско-северокавказских связей, определить ее значение как для Северного Кавказа, так и для России. Изучение этого вопроса позволит определить особенности и основные тенденции в формировании внешнеполитического курса русского правительства в национальных районах России, установить общие закономерности в этом процессе, проследить влияние новых политических институтов на социально-экономическое развитие различных народов, разновременно вошедших в состав России.

Политика России на Северном Кавказе именно в XVIII - первой половине XIX века не выделялась в специальное исследование в историографии, хотя в настоящее время российская наука располагает довольно обширной научной литературой, посвященной данной проблеме как части политической истории народов Северного Кавказа и России.

Хронологические рамки исследования.

Хронологические рамки диссертации охватывают начало XVIII века с момента формирования внешнеполитической программы российского государства и активных действий России в этом регионе в период нового времени до середины XIX века, когда вхождение Северного Кавказа в состав

Российской империи окончательно получило свое завершение в международных договорах указанного периода, и взаимоотношения народов Северного Кавказа с Россией и другими государствами из проблемы внешнеполитической становится внутренней проблемой единого государства.

Методологическая основа диссертации.

В основу диссертации положен принцип исторического анализа всего возможного комплекса существующих источников в хронологической последовательности. Основным познавательным подходом в исследовании общественного развития в данной работе является метод изучения глобальных исторических процессов в системе политической истории. Необходимость исследования глобальной политической истории вытекает прежде всего из потребности преодолеть пространственные, временные и схематически-идеологические ограничения, которые присущи локальным политическим историям отдельных стран и народов. Потребность выйти за рамки анализа истории отдельных наций — государств диктуется и необходимостью исследования эволюции формирующейся международной политической системы, которая оказывает зачастую определяющее влияние на развитие тех или иных стран или этносов. В изучении мировой политической истории также весьма важны синхронизация и взаимодействие, взаимовлияния процессов, событий и явлений в разных странах, цивилизациях и регионах, что и заложено в основе концепции представленной работы. Для глобальной истории временная упорядоченность, согласованность процессов и событий, локализованных в разных местах, имеет принципиальное значение потому, что в такой синхронизации и согласованности проявляется глобальность, присущая историческому развитию на всех этапах общественной жизни.

Таким образом, методологической основой данного исследования является цивилизационный метод, подразумевающий материалистическое понимание исторического процесса, в основе которого лежит анализ объективных закономерностей существования разных государств и этносов в эпоху, когда полицентризм господствовал в политической, социально-экономической и культурной жизни народов изучаемого региона. Кроме общеметодологических в работе используются специальные исторические методы: диахронный, синхронный, сравнительно-исторический и общенаучные: классификационный, статистический и структурно-системный.

Научная новизна и практическая значимость.

Новизна представленного к защите исследования состоит в том, что впервые в кавказоведении определяет события, происходившие в этом регионе в XVIII первой - половине XIX века как начальный этап формирования глобальной мировой системы в условиях нового и новейшего времени для России и Северного Кавказа. Этот процесс, по нашему мнению, является частью общемирового процесса складывающейся в рамках Российского государства новой международной организации, которая, в свою очередь, является частью двухмерной модели военно-силовой системы Российской империи. Особо обращается внимание на то обстоятельство, что организация Российского государства в XVIII-XIX веках как многонационального, а затем и интернационального с элементами регаональности подготовила почву и предопределила уже в XX веке появление единой системы политического и социального правопорядка.

Материалы представленного диссертационного исследования могут быть применимы при создании обобщающих трудов по истории Северного Кавказа и России, истории внешней политики и международных отношений, для изучения истории народов этого региона, при написании учебников и учебных пособий по данной дисциплине. С учетом прогностических функций исторической науки содержание и выводы работы могут быть учтены при анализе современной политической обстановки на Северном Кавказе.

Апробация работы.

Представленная диссертация прошла обсуждение на заседании кафедры истории России Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова. Результаты исследования изложены в докладах конференций «Истоки и традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом (формы, характер, исторические последствия)» (Грозный, 1990), «Славянские чтения» (Нальчик, 2002), а также в научных публикациях общим объемом 19 печатных листов, из них 10 печатных листов - монография «Северный Кавказ в русско-турецких отношениях в 40-70-е гг. XVIII века» (Нальчик, 1993).

Характеристика источников.

Исследование проводилось на основании архивных материалов, главным образом, Архива внешней политики Российской империи из фондов «Ингушские дела», «Кабардинские дела», «Кизлярские и моздокские дела», «Осетинские дела», «Сношения России с Грузией», «Сношения России с Крымом»; Центрального Государственного архива Республики Дагестан, из фонда «Кизлярского коменданта», а также Российского Государственного архива древних актов и Российского Государственного военно-исторического архива.

Документы официального делопроизводства высшего дипломатического уровня: дипломатическая переписка русского правительства со своими резидентами в Константинополе, ноты, записки, реляции Коллегии иностранных дел по кавказским делам — помогают понять причины острой борьбы за Кавказ между Россией, Турцией и Крымом и позиции в этой борьбе каждой из сторон.

Указы, доклады, рассуждения Коллегии иностранных дел по вопросам политики России в регионе по характеру своему представляют единый комплекс материалов, позволяющий проследить процесс разработки планов русского правительства на Северном Кавказе и условий их реализации.

Проекты, донесения, рапорты русских резидентов, русской пограничной администрации, как инициативные документы информирующего характера, дают возможность изучить методы решения «кавказской проблемы», содержат оперативные сведения о внутреннем положении на СевероЗападном Кавказе, в Кабарде, Осетии, Чечне, Ингушетии, Дагестане, что позволяет выявить причины русской политической ориентации горских народов.

Кроме того, часть материалов из Архива Министерства иностранных дел, уточняющих некоторые моменты политики России в регионе, находятся в «Дипломатической переписке Екатерины II», опубликованной в сборниках Русского исторического общества1.

Некоторые документы, значительно дополняющие исследование по конкретным вопросам русской политики взяты из приложений к работам Б.В. Скитского и С.Ф. Головчанского; в основном это ныне утраченные материалы фонда «Кизлярского коменданта» Государственного архива Республики Дагестан2.

Правительственные законодательные акты, касающиеся политики России на Северном Кавказе, опубликованы в «Полном собрании законов Российской Империи» (далее — ПСЗ, СПб., 1830), кроме Прутского договора 1711 года, текст которого приводится из сборника «Договоры России с Востоком» (СПб., 1869), составленного Т. Н. Юзефовичем.

Значительное количество документальных материалов по данной проблеме содержится в различных сборниках документов.

Среди дореволюционных изданий необходимо отметить «Акты, собранные Кавказской археографической комиссиею» (далее — АКАК), вышедшие в свет в 1886—1904 гг. в 12 томах. Эта публикация является официальным изданием документов, в первую очередь обосновывающих правомерность действий царского правительства, и в силу тенденциозности и отрывочности их подбора дает лишь поверхностное представление о событиях на Северном Кавказе в исследуемый период.

Необходимо сказать, что, не имея возможности пользоваться документальными материалами турецких архивов, автор счел нужным сосредоточить основное внимание на проблемах политического сотрудничества России с Северным Кавказом. Следует отметить также, что различные районы этого региона в изучаемый период играли не одинаковую роль в международных отношениях. Например, крайне скупые сведения источников по истории балкарского народа XVIII в. вообще и русско-балкарских отношений в частности не дают возможности судить определенно о характере взаимоотношений в указанное время России с Балкарией и Карачаем.

Наибольшее значение в то время, особенно в XVIII веке придавалось как Россией, так и Турцией центральной части Северного Кавказа, а именно Кабарде. Это объясняется давностью традиционных связей Кабарды и России, выгодным географическим и стратегическим положением последней и влиянием ее, в силу упомянутых обстоятельств, на политические позиции целого ряда народов Северного Кавказа.

Отечественная историография.

Отдельные вопросы рассматриваемой проблемы были затронуты уже в трудах дореволюционных историков Н.Ф.Грабовского, СЛ.Головчанского, Н.Дубровина, В.Д.Смирнова, С.М.Соловьева, В.Потто и других .

Ими был собран богатый фактический материал и сделан ряд ценных наблюдений, касающихся русско-кавказских взаимоотношений. Все они уделяли основное внимание внешнеполитическим событиям на Кавказе, и особенно утверждению на Северном Кавказе русской администрации. Однако ценность их трудов значительно снижается откровенной апологией царской политики на Кавказе.

Например, в упомянутом историческом очерке Н.Ф. Грабовского излагается история взаимоотношений России с Кабардой со времен Киевской Руси до реформы 1866—1867 гг. При этом автор не делает различий между слоями кабардинского общества и их интересами в отношениях с Россией.

Он игнорирует то обстоятельство, что в разных исторических условиях цели и методы политики русского правительства менялись в зависимости от международной обстановки и уровня социально-экономического развития как Кабарды, так и России.

В то же время в очерке признается традиционный характер дружеских русско-кабардинских связей, а политика России в Кабарде рассматривается как противовес захватническим планам Турции и Крыма.

Прогрессивное значение присоединения Кабарды к России объясняется автором с точки зрения перспектив дальнейшего социально-экономического развития Кабарды. «Время и прогресс, - пишет Грабовский, - не заставляют себя ждать. В пользу (присоединения к России) деятельно хлопочет, проникающее в умы кабардинцев сознание необходимости улучшения своего социального быта, путем восприятия здравых экономических начал. Достаточное количество леса, изобилие воды и богатая почва с избытком вознаграждают труд кабардинца и дают ему возможность постигнуть выгоду рационального обмена богатством. Этот обмен, происходящий между кабардинцами и русскими, под держивая общность интересов, с каждым днем все ближе и ближе сводит между собою эти национальности, заставляя кабардинцев убеждаться, что соседство русских становится для них необходимым»4.

Труды представителей официальной историографии преследовали определенные интересы: оправдать завоевательные цели русского царизма. Соответственно этому авторы, чтобы подчеркнуть «цивилизаторскую миссию» царизма, тенденциозно освещали события, принижали уровень социально-экономического развития кавказских народов и сущность антизавоевательной борьбы горцев.

Это в полной мере можно отнести к статье С. Ф. Головчанского, посвященной военной экспедиции Российских войск в Чечню в 1785 г. По его мнению, в результате конфликтов чеченцев с пограничным казачьим населением, чеченский простой народ оказывается враждебным по отношению к русским, в то время как чеченские старшины беспомощны перед своим народом и вынуждены поэтому вместе с ним выступать против России5.

С 70-х годов XIX в. в России выходят в свет работы, авторы которых начали оперировать фактами, указывавшими на подрывную деятельность англичан на Кавказе в 30—60-х годах XIX в.6 В книге сотрудника российского МИД А. Жомини о дипломатической истории Крымской войны подчеркивается, что в отличие от Франции Англия в этот период проявляла особый интерес к Кавказу и намеревалась вытеснить оттуда Россию, используя турок и черкесов. Автор затрудняется сказать, как далеко шли представления Лондонского кабинета о последствиях войны в Азии, но он находит в них немалую долю иллюзий, подтверждая это итогами событий 1853—1855 гг. на Кавказе: турки повсюду разбиты, горцы выказали почти полное равнодушие к войне, провал экспедиции Омер-паши в Мингрелию отрезвил надежды на подобного рода предприятия7.

С появлением в 1874 г. статьи Абцедария8 в отечественной историографии началось изучение деятельности иностранных эмиссаров в Черкесии после Крымской войны. Автор сообщает о военно-политических и экономических планах Т. Лапинского, предводителя англо-польского легиона, прибывшего к горцам в 1857 г. Эта статья дополняет интересными подробностями воспоминания самого Лапинского, которые не были известны Абцедарию. Не имея других документов, он основывался на устных рассказах очевидцев событий, то есть на источнике, требующем при всей его ценности проверки другим материалом. Понимая это, автор оговаривался, что он «не смеет придавать полного вероятия сообщаемым известиям» и выражал надежду, что в будущем историки исправят его «невольные промахи неопровержимыми официальными фактами».

В 1887 г. в «Кавказском сборнике» был помещен более обширный и хорошо документированный очерк о происках английских, турецких и польских агентов в Черкесии в 1856—1858 годах. В его основу легла весьма значительная, но далеко не полная сумма почерпнутых из различных источников фактов, свидетельствовавших о нежелании иностранных держав отказаться после Крымской войны от политики противодействия окончательному вовлечению кавказских народов в состав России. Однако представленный материал публикации порождает впечатление, будто Турция являлась главной вдохновительницей антирусской деятельности и практически ее осуществляли безвестные эмигранты и авантюристы польского и венгерского происхождения. Многие исторические факты в этой работе (к примеру, участие австрийского посла в Константинополе в организации диверсий в Черкесии и другие) остались, к сожалению, без объяснений9.

С.С.Татищев, русский дипломат, много писавший по вопросам внешней политики России10, в своих трудах доказывал бескорыстие русского царизма в Европе и на Востоке, противопоставляя ему агрессивные действия западноевропейских стран, прежде всего Англии. Исходя из своей концепции, С.С.Татищев считает главным противником России на Кавказе в 30-е годы XIX в. Англию. Несмотря на умеренность требований России по Адрианопольскому договору 1829 г., пишет автор, Лондонский кабинет заявил Петербургу резкий протест по поводу того, что завоевания России на Кавказе нарушают европейское равновесие. Передавая смысл ответа русского канцлера К.В. Нессельроде по этому вопросу, С.С.Татищев справедливо указал на несостоятельность упреков англичан, ввиду отсутствия связи между статус-кво в Европе и приобретением Россией нескольких крепостей на восточном побережье Черного моря. Если же, вопреки логике, Англия, рассуждает автор, настаивает на существовании такой связи, то тогда ей следует принять аналогичные обвинения в отношении несравненно более масштабных захватов в Индии. Вместе с тем, С.С.Татищев склонен видеть в протесте британского правительства скорее беспокойство за безопасность уже захваченных колоний, чем симптом активизации Англии в поисках новых сфер влияния, в данном случае — на Кавказе11.

Определить роль Кавказа в истории России и системе международных отношений первой половины XIX в. пытался публицист и историк Р.А. Фадеев. По его мнению, присоединение этой территории было совершенно естественной необходимостью для русского государства, вынужденного заботиться об обороне своих непрочных южных границ в условиях опасного соседства с агрессивными Турцией и Ираном. Если для Англии, полагал Р. А. Фадеев, устремление на Восток — «дело удобства и выгоды», то для России — это «не роскошь, не прихоть, происходящая от избытка сил, не удовлетворение той или другой исключительной цели как торговля, политическое влияние и прочее», это «дело жизни». Без Индии Англия останется той же Англией, она не подвержена никакой угрозе с Востока. Россия же «родилась государством, сросшимся с Европой и с Азией» и с ними неразрывно связаны ее исторические судьбы. Она совершает свои приобретения «у пределов самого тела империи», с которым они вскоре сливаются, в то время, как для Англии и Франции захваченные владения «всегда остаются чуждою страною»12.

Р.А. Фадеев полагал невозможным независимое существование слабых в экономическом, политическом и военном отношениях полупатриархальных, полуфеодальных государственных образований на Кавказе. Он ставил вопрос так: либо утверждение здесь России, либо вовлечение этого района в орбиту британской или иной экспансии, неминуемо создававшей для русского государства опасность с Востока, где европейское проникновение начинается с ситцев, «а кончается созданием подвластной империи в 150 миллионов жителей»13. Р.А.Фадеев прав, считая, что нейтралитет территорий, подобных Кавказу, для практики международной жизни XIX в. — абстрактное понятие и нереальное состояние. Если бы Россия, пишет он, не присоединила Кавказ в эпоху антинаполеоновских войн, когда Европе было не до восточных дел, то позже кавказский вопрос непременно стал бы вопросом европейским14.

Р.А.Фадеев лишь констатировал наличие агрессивных замыслов Англии на Кавказе, не опираясь на фактический материал. В качестве редких примеров, призванных подкрепить это утверждение, приводятся события Крымской войны. Более ранние времена упущены из поля зрения автора. Не выдерживает критики предположение Р. А. Фадеева о том, что сохранением Кавказа в своем составе в годы восточного кризиса 50-х гг. XIX в. Россия обязана счастливому и едва ли не случайному стечению обстоятельств15. Нерасторопность союзников, в его представлении, спасла империю от такой колоссальной потери. Нетрудно заметить склонность автора лишить народы Кавказа роли активного субъекта истории. Между тем, в конечном итоге, именно их политические настроения в пользу России и готовность всячески помочь ей в борьбе с интервентами предопределили успехи русского оружия на кавказском театре войны.

А.Л.Зиссерман, биограф Кавказского наместника князя А.И.Барятинского, почти полностью разделяет взгляды Р.А.Фадеева, но прибегает к еще большей иллюстративности. Подчеркивая роль Кавказа в системе усложняющихся к началу второй половины XIX в. международных отношений на Востоке, автор касается некоторых конкретных проявлений русско-английских противоречий в Черкесии после 1856 г. Он пытается понять характер взаимосвязи кавказского и польского вопросов. Но A.JI. Зиссермана, как биографа А. И. Барятинского, данные проблемы привлекают не сами по себе, а лишь в качестве фона, на котором рельефно предстают деяния его главного героя. Ценность труда А.Л.Зиссермана для нашей темы повышает помещенная в нем часть переписки Барятинского с министерством иностранных дел и военным министерством по поводу свободы международной торговли на восточном побережье Черного моря и британских акций среди черкесов16.

Следующим этапом в изучении международных аспектов истории Кавказа стали работы А.Н.Петрова и Ф.Ф.Мартенса. А.Н.Петров впервые привлек дипломатические документы, рассказавшие о ходе и остроте споров по кавказскому вопросу на Парижском конгрессе 1856 г. между делегатами

1П

России и Англии . Ф.Ф.Мартенс в своей многотомной публикации международных договоров18, являющейся одновременно и исследованием, затрагивает проблему русско-английского соперничества на Кавказе. Он подчеркивает, что доктрина министра иностранных дел России К.Нессельроде, провозглашавшая отношения России с народами Востока ее домашним делом, не терпящим вмешательства (даже в виде «добрых услуг») третьей стороны, отражала официальную позицию Петербургского кабинета и служила недвусмысленным предупреждением Лондону19.

На основе донесений из Лондона русского посла К.О. Поццо-ди-Борго Ф.Ф.Мартенс проследил в общих чертах развитие конфликта вокруг ареста английского судна «Виксен». Ввиду использования одного вида источников воссозданная историческая картина получилась далеко не полной. Исследователь обходит вопрос о целях провокации и ее инициаторах. Рассматривая дело «Виксена» как острый, по частный эпизод русско-английских отношений, не имевший ни предпосылок, ни последствий, Мартене, тем самым, ставит его вне нараставших антагонизмов между Англией и Россией на Ближнем Востоке20.

Известный ученый Н.Ф.Дубровин, опубликовавший фундаментальные работы по истории Кавказа, обогатил имеющийся запас сведений о военных действиях союзников на восточном побережье Черного моря в годы Крымской войны. Но он, как и многие современные ему историки, анализирует ситуацию на Кавказе вне всякой связи с настроениями местных народов, категорически отвергнувших дипломатические представления западных держав и вставших на сторону России. Н.Ф.Дубровин, считая обоснованными бытовавшие тогда опасения потерять Кавказ, навеянные незаслуженным недоверием царизма к населению региона, умаляет роль многонациональных иррегулярных ополчений в победах русской армии, добытых в боевом содружестве21.

E. Фелицын, автор труда о черкесском князе Сефер-бее Зане , дал в целом близкий к оригиналу портрет политического авантюриста, терзаемого раздумьями не над судьбами черкесов, а над тем, как устроить личное благополучие. Он торговал освободительными устремлениями горцев, стремясь нажить и денежный и моральный капитал.

Следует также отметить одну из ранних статей Е.Фелицына о деятельности польских эмиссаров в Черкесии в 1845—1846 гг.23 Опираясь на документы из архива Кубанского казачьего войска, автор сообщил ряд фактов, ценность которых помимо их важности самих по себе состоит еще и в том, что и сейчас историкам почти не удается дополнить их.

Новым этапом в изучении проблемы Крымской войны и ее роли в судьбах России и Европы явился труд А. М. Зайончковского24. В исследовании имеется богатый по содержанию материал, который до настоящего времени еще слабо изучен историками. На основе русских и отчасти зарубежных архивных документов А. М. Зайончковский пришел к заключению, что в годы Крымской войны Кавказу принадлежало заметное место в стратегических планах западных держав. Автор подчеркнул озабоченность союзников состоянием турецкой армии в Анатолии. Он впервые приводит свидетельства о том, что союзное командование всерьез думало о переброске на Кавказ европейских войск, поскольку основные силы Турции находились на Дунае, и на кавказском театре войны турки терпели поражения.

А. М. Зайончковский, вместе с тем, не углубляется в выяснение вопроса о конкретных замыслах Англии, Франции и Турции на Кавказе. По его мнению, кампания 1854 г. в Закавказье могла закончиться для России более ощутимыми успехами, если бы русские генералы не поддались преувеличенным слухам о размерах Анатолийской армии и якобы предстоявшей высадке союзных войск в Трапезунде или на побережье Западной Грузии. Причину провала попыток западных держав наладить взаимодействие с черкесами Зайончковский усматривает в разногласиях между горцами и турками, в «полном незнакомстве» европейцев с местной лг политической обстановкой . В этой мотивации недостает главного: народы Западного Кавказа не доверяли интервентам, а внутренние социальные процессы у черкесов способствовали упрочению в демократических слоях прорусской ориентации.

Историк кубанского казачества Ф. А. Щербина выдвинул идею, согласно которой европейские эмиссары (поляки, французы, англичане) в своей деятельности в Черкесии были движимы идеалистическими побуждениями людей, ценивших в горцах отвагу, сочувствовавших им, желавших избавить их от тяжелой участи. Будучи представителями «свободолюбивых народов», эти иностранцы не только оберегали свободу у себя на родине, но и на Кавказе защищали ее от «ясно определившихся завоевательных стремлений России». Что касается правительств западных держав, то они, поддерживая этих «добровольцев», руководствовались, по мнению Ф.А.Щербины, сугубо практическими целями, суть которых автор передает в самых общих чертах: «поставить русских в затруднительное положение» в Черкесии и помочь Турции «свести счеты» с Россией. Историк считает турецкую политику в отношении горцев самым серьезным препятствием для России на Кавказе, недооценивая более опасного, скрытого и тонкого врага — Англию26.

Причину военной пассивности черкесов в годы Крымской войны Ф.А.Щербина объясняет тем, что они были заняты внутренними распрями, связанными с борьбой за власть между двумя главными горскими вождями Сефер-беем и Мухамедом Эмином. Он рассматривает это соперничество как столкновение интересов «дворянства» и свободных общинников, не замечая другого конфликта — между сторонниками и противниками сближения с Россией, также помешавшего черкесам поддержать союзников27.

Судя по подбору фактов у Ф.А.1Дербины, после 1856 г. Черкесия сохранила значение лишь в качестве объекта военных авантюр и политико-административных экспериментов польских и венгерских эмигрантов28.

Особую группу в дореволюционной историографии составляют труды

29 кавказских историков Хан-Гирея, Ш.Б. Ногмова, В.Н. Кудашева , хорошо знавших язык, быт, нравы и фольклор горских народов. Все они указывают на давность общения предков северокавказских народов с русским народом, подчеркивают историческое значение присоединения к России и выступают за дальнейшее сближение этих народов. Вместе с тем, будучи представителями господствующих классов своих народов и находясь под сильным влиянием русской официальной историографии, они идеализировали политику русского царизма на Кавказе. В работе В. Н. Кудашева, например, антизавоевательная борьба горцев объясняется неподчинением русской пограничной администрации указаниям центрального правительства.

Подводя итог дореволюционной русской историографии, следует отметить, что Кавказ изучался в основном в контексте политики России или происходивших в этом регионе военных событии. Вопрос об иностранном вмешательстве в кавказские дела затрагивался попутно, как дополнение к другим сюжетам. Вместе с тем исподволь накапливался фактический материал, на базе которого российские историки уже в советское время приступили к специальному изучению этой проблематики.

В период становления советской исторической науки в 20-40-е гг. XX в. большая роль в критике взглядов дореволюционных историков принадлежала М.Н.Покровскому. Но М.Н.Покровский и его последователи Г.А.Кокиев, Б.В.Скитский и другие, характеризуя внешнюю политику русского государства, подчеркивали лишь захватнические устремления царизма, умалчивая о прогрессивном влиянии России на политическое и экономическое развитие народов Кавказа30. Например, главной причиной завоевания Россией этих территорий, по мнению Б. В. Скитского, являлась «агрессия» русского торгового капитала, а антирусская позиция горских князей объясняется им искусственным «разжиганием» Россией классовой борьбы внутри кабардинского общества31.

Правда, уже в монографии другого советского историка 50-х гг. С.К.Бушуева, при всей конспективности и схематичности изложения истории политики России в Кабарде во второй половине XVIII в., высказывается правильная мысль, что Кабарда, занимавшая важное военно-стратегическое положение между Дагестаном и Крымом, «издавна связанная с Россией, помогла ей в окончательном решении кавказской проблемы»32.

Большой вклад в изучение русско-кавказских отношений в 50-60-е гг. XX в. внесли Е.Н.Кушева, Н.А.Смирнов и А.В. Фадеев которые посвятили этой проблеме специальные работы . Правда, монографическое исследование Е.Н. Кушевой заканчивается 30-ми гг. XVII в., а работы Н.А. Смирнова сводят русско-кавказские отношения 40—80-х гг. XVIII в. только к «кабардинскому» вопросу. В их трудах указано на значение Северного Кавказа в отношениях между Россией и Турцией и на многочисленные попытки последней покорить силой оружия горцев. Авторы на архивном материале показали их стремление к сближению с русским народом, положительное влияние России на экономику и культуру народов Северного Кавказа.

В монографиях Н. А. Смирнова говорится о том, как политика России на Кавказе, вызванная задачами развития восточной торговли России и обороны ее южных границ, привела к установлению дружеских связей России с населением Северного Кавказа, уже в XVI в. выразившихся в добровольном присоединении Кабарды к России; рассказывается, как росли и укреплялись эти связи в процессе совместной борьбы русского и горских народов против турецко-крымской экспансии.

Большое внимание в исследованиях Н. А. Смирнова уделено социально-экономическим условиям жизни горских народов: показан гнет местных феодалов и царской администрации. Вместе с тем автор подчеркивает объективно прогрессивное значение вхождения народов в состав России.

В то же время для историков 50—60-х гг., в том числе и для Н.А.Смирнова, характерна недооценка значения Белградского договора 1739г., 6-м пунктом которого объявлялось, «что быть тем Кабардам вольным, и не быть под владением ни одного ни другого империя, но токмо за барьеру между обеими империями служить имеют; и что и от другой стороны блистательной Порты туркам и татарам во оныя не вступаться, и оных не обезпокоивать, також и от Всероссийской Империи оныя в покое оставлены будут. А ежели помянутые кабардинцы причину жалобы подадут одной или другой державе, каждой позволяется наказать»34. Такое решение кабардинского вопроса по Белградскому договору, по мнению Н. А. Смирнова, «нельзя признать правильным ни с исторической, ни тем более с политической и экономической стороны». «Кабардинский народ,— пишет далее Н. А. Смирнов,— без всякого желания с его стороны, искусственно оторван от России и, следовательно, отброшен в своем развитии назад»35. Другой советский историк, О. П. Маркова, в своей монографии также считает, что «в кавказской политике этот договор сыграл определенную отрицательную роль». «Договор не сгладил,— считает О. П. Маркова,— а лишь обострил русско-турецкие отношения по крымским и кабардинским делам»36.

На наш взгляд, это не совсем точная оценка Белградского мира и его места в «кавказской проблеме». Действительно, и после 1739 г. политическая обстановка в регионе продолжала оставаться достаточно сложной, но заключением этого договора Россия впервые получила право отклонять претензии Крыма к Кабарде, тогда как по Прутскому договору 1711 г. Турцией запрещалось России считать кабардинцев своими подданными и, соответственно, вмешиваться во взаимоотношения Кабарды и Крыма. Можно сказать, что Белградский мир, по которому Россия и Турция объявлялись гарантами независимости Кабарды (а это впервые давало России международное право голоса в кавказских делах), представляет собой определенный шаг вперед по сравнению с Прутским договором и свидетельствует об известном равновесии сил в русско-турецких отношениях этого периода37.

Появление в 60—70-е гг. обобщающих трудов по истории отдельных областей Северного Кавказа определило характер дальнейших изысканий и по проблемам русско-северокавказских связей в XVIII — XIX веках.

Важнейшие аспекты русско-кавказских отношений и политики России в этом регионе затронуты в статьях и монографиях историков 70-90-х гг. XX века: Я.З.Ахмадова, А.Х.Бижева, Т.Д.Боцвадзе, Н.К.Байбулатова, М.М.Блиева, М.О.Бузуртанова, В.Б.Виноградова, В.Г.Гаджиева, В.К.Гарда-нова, Н.П.Гриценко, Р.Х.Гугова, Е.И.Дружининой, К.Ф.Дзамихова, Х.М.Думанова, Б.А.Калоева, С.Б.Котикова, В.И.Лариной, Б.Х. Мальбахова, ВЛ.Невской, М.В.Покровского, М.З.Саблирова, А.А.Саламова, Н.А.Тава-келяна, Г.Д.Тогошвили, М.С.Тотоева, Н.Х.Тхамокова, И.Х.Тхамоковой, А.В.Фадеева, Ф.З.Феодаевой, Т.М.Феофилактовой39.

Труды названных авторов имеют большое значение для изучения русско-кавказский связей. Ими определены место и роль Северного Кавказа в системе отношений между Россией, Турцией и Персией в «кавказской» проблеме, достаточно глубоко исследованы отдельные стороны этого вопроса.

Из перечисленных трудов следует выделить работу М. М. Блиева «Русско-осетинские отношения (40-егг. XVIII—30-егг. Х1Хв.) (Орджоникидзе, 1961), где в связи с историей взаимоотношений между Россией и Осетией рассматривается история Северного Кавказа в системе международных отношений изучаемого периода.

В указанной монографии уделяется большое внимание политическим вопросам сотрудничества Осетии и России. В ней отмечается, что «на протяжении рассматриваемого периода в политике царского правительства произошла определенная эволюция, в процессе которой менялись ее формы и методы»40. Автор указывает в качестве основных факторов, определявших политику России и Осетии, международное положение и «процессы социально-экономического развития» как России, так и Осетии.

В этом исследовании М.М. Блиева выявлены также причины русской ориентации различных сословий осетинского общества. Такой дифференцированный подход к проблеме позволил автору обоснованно говорить об объективном успехе политики России в Осетии в указанный период.

В статьях того же автора, посвященных теоретическим проблемам русско-северокавказских связей, выдвигается принципиально новая периодизация и дается оценка различным этапам взаимоотношений России и народов Северного Кавказа.

В работах видного советского кавказоведа В. К. Гарданова также подчеркивается первостепенная важность «кавказской» проблемы во внешней политике России во второй половине XVIII в. По его мнению, «со второй половины XVIII в. кавказские дола выдвигаются на первый план во внешней политике России, объясняется это прежде всего возросшей значимостью Кавказа в борьбе за выход к берегам Черного моря, приобретение которых становится теперь важнейшей внешнеполитической задачей царизма»41. В той же статье В. К. Гарданов справедливо отмечает также, что помимо военно-стратегического Северный Кавказ начинает приобретать для России и важное экономическое значение.

В исследовании В.К. Гарданова, посвященной вопросам экономического развития Кабарды, дается обстоятельная характеристика хозяйственной жизни кабардинского общества в XVIII в. Указывая на значение Кабарды как связующего звена между Грузией и Россией, Западным и Восточным Кавказом, между портами Черного и Каспийского морей, автор особо подчеркивает развитие в это время внешней торговли в Кабарде. Успехи внешней торговли В. К. Гар данов связывает с усилением экономических связей с Россией, причем решающую роль в этом, по мнению автора, сыграло «появление по соседству с Кабардой русских городов и поселений»42. В статье отмечается также взаимовыгодный характер торговли и, как следствие этого, всевозрастающий ее объем.

Касаясь в той же статье вопросов экономической политики России в Кабарде, автор, отмечая в основном положительное значение указа 1764 г., разрешающего горцам беспошлинную торговлю в Кизляре и Моздоке, правильно указывает при этом на половинчатость этого решения русского правительства, поскольку действие указа распространялось не на все продуктьГкабардинского хозяйства.

Основанию города Моздока и его роли в развитии русско-кавказских отношений посвящена статья В. И. Лариной. Автор говорит в ней не только о военном значении крепости, но и о том прогрессивном влиянии, которое оказал Моздок на политическую, экономическую и культурную жизнь региона. По мнению В. И. Лариной, «строительство (Россией. — И. Я.) городов способствовало исчезновению первоначальной замкнутости, сохранению и дальнейшему развитию производительных сил края»43. Особо подчеркивается в статье прогрессивная роль Моздока в деле присоединения Осетии к России.

В статьях и монографиях Н.Х.Тхамокова исследуются социально-экономический и политический строй кабардинцев в XVIII в., феодальные отношения и характер феодального землевладения в Кабарде в указанный период. Основное внимание при этом уделяется прогрессивному влиянию России на различные стороны жизни кабардинского общества. Однако, касаясь международного положения Кабарды, автор в изложении ряда фактов допускает некоторые неточности. Например, он пишет, что «в результате победы, одержанной Россией в русско-турецкой войне (имеется в виду война 1768—1774 гг.), Турция официально признала Кабарду составной частью России по Юочук-Кайнарджийскому мирному договору, по 21-му артикулу которого «Большая и Малая Кабарда оставлены в вечном подданстве ее императорского величества». «Тем самым,— пишет далее автор,— Турция дипломатически признала совершившийся еще в середине XVI в. факт включения Кабарды в состав Русского государства»44.

Но 21-й артикул Кючук-Кайнарджийского мира гласит: «Обе Кабарды, то есть Большая и Малая, по соседству с татарами, большую связь имеют с ханами крымскими, для чего принадлежность их императорскому российскому двору должна представлена быть на волю хана крымского с советом его и с старшинами»45.

Вероятно, автор монографии ведет речь в данном случае не о 21-м артикуле Кючук-Кайнарджийского мира, а о 3-й статье договора 1772 г. в Карасу, заключенного между Россией и Крымом, который, кстати сказать, звучит тоже по-иному: «Большая же и Малая Кабарды состоят в подданстве Российской Империи»46.

После заключения Кючук-Кайнарджийского мира, когда Россия считала вопрос о Кабарде решенным в свою пользу, Турция отказалась признать договор 1772 г., что послужило причиной новых претензий крымских ханов к Кабарде и, соответственно, обострения политической обстановки на Центральном Кавказе в 80-х гг. XVIII в. Лишь после присоединения Крыма к России в 1783 г. и заключения в 1798 г. союзного русско-турецкого договора «кабардинский» вопрос в международном плане был снят с повестки дня.

Изучению русско-кабардинских отношений последней трети XVIII в. посвящена небольшая статья Л. М. Хакуловой47. Основная идея этой работы сводится к утверждению неаргументированного тезиса о колониальном характере политики России по отношению к Кабарде в указанный период, которая выражалась, по мнению автора, в прямолинейной политической и военной экспансии России на Северном Кавказе и в Закавказье. Такая точка зрения, безусловно, является неверной, так как завоевание каких-либо территорий с целью колониальной эксплуатации другим государством предполагает определенный уровень социально-экономического развития этого государства и вытекающую отсюда прежде всего объективную экономическую потребность в таковом. Но, как уже было сказано выше, для феодальной Российской империи территория Северного Кавказа представляла тогда, главным образом, стратегический и политический интерес, поэтому говорить о колониальном характере политики России в XVIII в. на Северном Кавказе, в Кабарде в том числе, на наш взгляд, несколько преждевременно.

Ряд советских историков посвятил свои исследования вопросам русско-чечено-ингушских взаимоотношений.

К сожалению, эти работы хронологически охватывают слишком большой отрезок времени, что, естественно, позволило проанализировать этот процесс поверхностно и лишь в общих чертах.

К двухсотлетию присоединения Чечено-Ингушетии к России была опубликована статья Н.К. Байбулатова, М.М. Блиева, М.О. Бузуртанова, В.Б.Виноградова, В.Г. Гаджиева, которая подвела итог исследованию этой проблемы.

В этой статье в общерегиональной периодизации истории взаимоотношений народов Северного Кавказа с Россией в XVI—60-х гг. XIX в. выявляются и характеризуются основные этапы русско-чечено-ингушских взаимоотношений. Авторы отмечают, что к середине XVIII в. окончательно определяется русская ориентация горцев и русско-чечено-ингушские отношения, не ограничиваясь уже сферой военно-политических контактов и распространяясь на область торгово-экономических и социально-культурных связей, приобретают систематический характер.

Установлению и развитию постоянных русско-вайнахских торговых и культурных контактов, по мнению авторов, способствовала и политика русского правительства. «Основывая на Тереке новые города,— указывается в статье,— русская администрация учитывала и местные природные богатства, возможность развития экономики края»48.

Но, перечисляя многочисленные факты просьб и прошений чеченцев и ингушей о принятии в подданство России, авторы, на наш взгляд, все-таки недостаточно объясняют позицию России в этом вопросе и то, какие мероприятия русского правительства способствовали зарождению и укреплению русской ориентации в среде вайнахскнх народов.

Вопросам социально-экономических последствий присоединения Чечено-Ингушетии к России посвящены статьи А.В. Фадеева и Н.П.Гриценко. Авторы исследуют процессы социально-экономического развития Притеречных районов в конце XVIII — первой половине XIX в.

Касаясь проблем русско-кавказских взаимоотношений, А. В. Фадеев, например, в своей работе отмечает, что «нараставшая политическая активность русского царизма на Кавказе и усилившееся тяготение кавказских народов к России — таковы были две стороны процесса развития русско-кавказских связей на протяжении XVIII в.»49.

Месту и значению России в истории народов Дагестана посвящена монография В.Г. Гаджиева «Роль России в истории Дагестана» (М., 1965), в которой подробно показаны исторические корни сближения дагестанских народов с русским народом, укрепление экономических и политических связей Дагестана с Россией в XVIII в., освободительная борьба дагестанских народов против иранских захватчиков, влияние передовой культуры России на развитие культуры народов Дагестана.

Много внимания было также уделено российскими историками и вопросам сотрудничества России с народами Северо-Западного Кавказа и проблеме присоединения этого региона к Российской империи50. Однако в исследованиях по истории взаимоотношений России, Турции и Черкесии предлагается лишь краткий очерк (или обзор) русско-черкесских отношений в XVIIIb.51. Эта объясняется тем, что дату присоединения Черкесии к России советские историки относят ко времени заключения в 1829г. Андриано-польского договора между Россией и Турцией, поэтому активные русско-черкесские связи, по их мнению, налаживаются лишь с конца XVIII в. Тем не менее, более обстоятельное изучение предшествующего периода в истории взаимоотношений России с Северо-Западным Кавказом в системе международной политики того времени поможет, на наш взгляд, объяснить целый ряд последующих проблем в истории черкесского и других народов Северного Кавказа.

Некоторые вопросы политики России в этом регионе нашли свое освещение и в трудах грузинских историков.

В работе Т.Д.Боцвадзе, например, рассмотрены определяющие моменты грузино-северокавказских и русско-кавказских отношений, отмечен ряд специфических черт, характеризующих экономические и политические взаимоотношения сторон. В труде нашла также свое отражение совместная борьба грузинского народа и народов Северного Кавказа против турецких и иранских завоевателей и объективные результаты этой борьбы для Грузии и Северного Кавказа.

Говоря о значении Кючук-Кайнарджийского мира, автор правильно отмечает, что «объявление Северного Кавказа независимым от Крыма и окончательное присоединение Кабарды к России знаменовало собой начало конца большой кавказской политики Турции». «Кроме того, что Россия получила выход в Северное Причерноморье,— пишет далее автор,— она навсегда преградила Турции путь проникновения в Закавказье, к Каспийскому морю и Волге через Северный Кавказ»52. Таким образом, укрепление позиций России на Северном Кавказе и присоединение его центральной части дало возможность России поставить на очередь дня проблему присоединения Грузии.

В статье Г.Д.Тогошвили исследуется участие осетин и ингушей в русско-турецкой войне 1768—1774 гг. на стороне Грузии против турок и значение результатов этой войны для Северной Осетии, когда основная часть Осетии была присоединена к России. Этот акт, отмечает автор, ознаменовал переломный момент в истории осетинского народа, определил его судьбу. «С этого момента,— указывается далее в статье,— власть кабардинских феодалов над отдельными осетинскими обществами либо прекращается, либо слабеет, и осетинские общества начинают играть более активную роль в политической жизни Северного Кавказа53.

Заметный вклад в разработку внешнеполитических аспектов истории народов Северо-Западного Кавказа внес А.Х.Касумов. Вслед за А.В.Фадеевым он указал, что в 30-е rr.XIX в. Англия, не удовлетворяясь военной помощью горцам и сбором разведывательных данных, стремилась создать себе под видом Черкесского государства плацдарм для расширения колониальной экспансии в кавказском регионе54. По мнению А.Х.Касумова, экспедиция Омер-паши в 1855 г. была не просто маневром, призванным отвлечь русскую армию от Карса: речь шла о более крупной задаче — овладеть Кавказом и заставить Россию отказаться от него55. А.Х.Касумов продолжил начатую М.В.Покровским работу по изучению деятельности иностранных эмиссаров в Черкесии после Крымской войны56. Заслуживает внимания стремление А.Х.Касумова рассматривать переселение черкесов в Турцию в 60-х гг. XIX в. как международную проблему57.

Определенные успехи российского кавказоведения вызвали к жизни издание «Истории народов Северного Кавказа с древнейших времен до наших дней», первый и второй тома которого вышли в 1988 году. Как сказано в предисловии, эта работа «призвана дать целостное освещение истории народов Северного Кавказа в их взаимосвязи между собой, а также с русскими и другими народами., раскрыть особенности истории северокавказских народов как проявления общих закономерностей исторического процесса в условиях менявшейся в течение веков исторической обстановки жизни этих народов»58. Ценным следует признать, на наш взгляд, и тот факт, что история русско-северокавказских отношений со времени их становления рассматривается в данных трудах во всем комплексе проблем социально-экономического и политического развития этого региона.

Значительным достижением кавказской историографии можно признать появление таких монографий как работы: З.М.Блиевой «Система управления на Северном Кавказе в конце XVIII - первой трети XIX в.» (Владикавказ, 1992 год); Ж.А.Калмыкова «Установление русской администрации в Кабарде щ и Балкарии» (Нальчик, 1995); Г.Н.Малаховой «Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVII-XIX вв. (Ростов-на-Дону, 2001), которые внесли конкретный вклад в очень серьезную проблему организации государственности на Северном Кавказе в XVIII-XIX веках.

Здесь же необходимо сказать и о статье Е.Г.Битовой «Модернизирующие реформы на Северном Кавказе и местная политическая традиция: отторжение или адаптация» (жур. ResPublika, Нальчик, 2000), где четко определяется последовательность исторического развития Северного Кавказа XVIII-XX веков, когда сочетание традиционных институтов органически вплетается в общемировую схему международной жизни.

Интерес к теме политического сотрудничества иных государств и Российской империи несколько ранее вызвал появление коллективной монографии Н. С. Киняпиной, М. М. Блиева и В. В. Дегоева «Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России» (М., 1984), в которой при сопоставлении позиций различных регионов, выявляется генеральная линия русского правительства в политике создания единого многонационального государства. Безусловно, важен также и тот момент, что указанная проблема рассматривается здесь в связи с общим состоянием международных отношений данного периода, когда как Кавказ, так и Средняя Азия продолжали быть объектами экспансии Османской империи, шахского Ирана, Англии.

Заметным явлением в современное кавказоведение следует считать исследования К.Ф.Дзамихова («Адыги: вехи истории», Нальчик, 1994; «Адыги и Россия: формы исторического взаимодействия», М., 2000; «Адыги в политике России на Кавказе: 1550 - начало 1770-х гг.», Нальчик, 2001). В них анализируется историческая роль и место адыгского этноса в русско-адыгских связях, международных отношениях XVI - XVIII веков, а также взаимоотношениях адыгов с другими народами Северного Кавказа и Закавказья.

О, Чрезвычайно интересным подходом к «кавказской» проблеме отличаются и труды В.В.Дегоева. В его работе «Большая игра на Кавказе -история и современность» (М., 2001), состоящей из ряда эссе и статей, проводится историческая параллель между событиями прошлых веков и проблемами современных российско-кавказских и международных отношений, исследуется современный политический опыт в историческом контексте. Такие работы являются на сегодняшний день крайне актуальными, поскольку объясняют суть многих современных противоречий между «Востоком» и «Западом».

Возвращаясь к данному предмету необходимо отметить, что большое значение для правильного понимания характера именно русско-турецких отношений середины XVIII в. имеет книга болгарского историка Р.А. rftf'

Михневой «Россия и Османская империя в международных отношениях в середине XVIII в.» (М., 1985). В ней указывается, что «цель политики России по отношению к Османской империи определялась стремлением решить стратегическую задачу - добиться выхода к Черному морю — мирными средствами»59.

Зарубежная историография.

К вышесказанному следует добавить, что зарубежная историческая наука также не оставляет без внимания интересующую нас проблему присоединения Северного Кавказа к России.

В зарубежной историографии наибольшее число работ по данной проблеме принадлежит перу английских и американских авторов. Из всех западноевропейских стран Англия проявляла самый активный интерес к Кавказу и не только в 30-60-егг. XIX в., но и в период русско-турецкой войны 1877-1878 гг., экономической экспансии британского капитала на Кавказ в конце XIX — начале XX в., иностранной интервенции в Советскую Россию в 1918 г.

С 50-х гт. XIX в. до 20-х гг. XX в. в английской и американской историографии тема политики западных держав и особенно Англии на

Кавказе изучалась в основном в рамках истории Крымской войны. События на ее кавказском театре и стратегические расчеты союзников в этом районе освещались Э. Ноуланом, X. Тиреллом, А. Кинглейком, X. Хоузьером, А. Слейдом, Д. Брэкепбери60 с позиций апологии британских колониальных устремлений, хотя тогда еще не столько четко выраженной. У Э. Ноулана эта апология более очевидна, чем у остальных. Он обвинял в срыве планов завоевания Кавказа Францию, не имевшую, в отличие от Англии, таких владений на Востоке, которые нуждались бы в защите от России61. По мнению Э. Ноулана, Франция скептически следила за ходом военных действий на азиатском побережье Черного моря и в Анатолии, поскольку она завидовала Англии с ее колониями и была бы не прочь поспособствовать ослаблению ее могущества в Индии. По той же причине французское правительство препятствовало организации экспедиции Омер-паши на Кавказе. Такую политику автор называл эгоистичной и близорукой, ибо из Малой Азии русская армия могла дойти до Константинополя и проливов гораздо быстрее, чем от Дуная. Это означало бы усиление влияния России в Средиземноморье к явной невыгоде французов.

Ноулан упрекал и Лондонский кабинет за то, что «среди этой путаницы обстоятельств и интересов» ему не хватило твердости в достижении собственных целей, во имя которых следовало спасти крепость Каре «любой ценой, какой бы огромной она ни была», и вытеснить Россию из Кавказа. Победы русского оружия, констатировал Ноулан, унизили Англию перед Ираном и среднеазиатскими ханствами62. Оправдывая британский экспансионизм, автор подчеркивал его «гуманную» подоплеку: англо-русское соперничество на Востоке, включая Кавказ и Среднюю Азию, шло якобы за право цивилизовать эти страны. Понятно, такую привилегию Ноулан оставлял за Лондоном63.

За нерешительность на кавказском театре Крымской войны критиковал союзное командование английский адмирал А. Слейд. Правда, выступая за вовлечение черкесов в сотрудничество с союзниками, он оговаривал объективные помехи в этом деле, связанные с проблематичностью создания из народов, живущих между Черным и Каспийским морями, единого антирусского фронта. Слейд заметил отсутствие у горцев «врожденного стремления» становиться под власть турецких пашей64.

Вышеуказанные работы фактографичны и хорошо документированы, хотя в них есть заведомые умолчания, например, о неудачных попытках англо-французского десанта захватить Таманский полуостров, об обороне Новороссийска в 1855 г., о боевых заслугах русской армии в Закавказье и т. д. Эти работы похожи скорее на военные хроники, чем на исследования. Концепция в строгом смысле слова в них почти отсутствует.

Более выразительна она у английского историка А. Элисона65. По его мнению, Россия, начиная с Адрианопольского договора 1829 г., неизменно придерживалась системы агрессии в отношении Турции, Кавказа, Черноморского бассейна и Средней Азии. Подчеркивая, что территориальные притязания русских обычно «опережали продвижение их военных знамен», он отказывает России в праве на Черкесию, поскольку горцы оказывали успешное вооруженное сопротивление и фактически оставались непобежденными. Кроме того, английское правительство находилось в стесненном финансовом положении, чтобы идти на риск войны с Россией66.

Один из известных идеологов британского колониализма Г.Ролинсон рассматривал Кавказ сквозь призму тех возможностей, которые этот регион мог бы предоставить для Англии, соперничавшей с Россией в Азии. Скрывая агрессивность внешнеполитических устремлений английской буржуазии, Ролинсон внушапмысль, будто лишь забота о защите Индии от русской угрозы заставила Лондон проявить интерес к Кавказской войне. Автор видел в горцах единственную преграду продвижению русских к Инду. России он отводил наступательную роль, а Англии—оборонительную67. Он обвинял британское правительство за то, что «все значение горной войны за независимость для сохранения равновесия сил едва ли было понято до

Aft

Ф конца» . Ролинсон писал о реальности шансов отобрать у России закавказские провинции в 1854—1855 гг. при условии проведения боевых операций в Грузии не турками, а английскими войсками. Воплощению этого замысла в жизнь благоприятствовал бы помимо движения горцев Северного Кавказа и такой потенциальный фактор, как инспирированное антирусское восстание «недовольного населения Грузии и Армении»69. Вера автора в возможность превращения кавказских народов в орудие британской экспансии на Востоке свидетельствует о его ошибочных представлениях о политических настроениях на Кавказе накануне и в период интервенции союзников.

Английскому историку Ф. Скрайну Крымская война также представлялась последним для Англии шансом отнять у России Кавказ и остановить ее продвижение в Азию. Он придавал Кавказу значение того рубежа, переход через который открывал русским «прямую дорогу» в Среднюю Азию и дальше на Восток. Правда, Скрайн не считал завоевание Индии целью России70.

Английский исследователь Д. Бэдли признавал, что последствия Крымской войны могли быть более тяжелыми для Петербурга, если бы англо-французское командование разумнее использовало ситуацию на Кавказе. «Только благодаря безрассудству союзников,— писал он,— Россия вышла из испытания невредимой»71. Однако автор считал отторжение , Кавказа маловероятным, даже если бы он стал главным театром военных действий. «Крымская война,— замечал Бэдли,—несомненно могла дать мусульманскому населению случай одержать верх над Россией, но, в конечном итоге, результат был бы один и тот же» .

По мнению Бэдли, Россия не смирилась бы с потерей Кавказа и не стала бы оставлять христианскую Грузию в опасном окружении политически «слаборазвитых» горских племен. «Россия должна была бы возобновить завоевательную работу рано или поздно, и, какими бы ни были ее п b; недостатки, тот факт, что союзники ошиблись бесспорно явился благом для дела цивилизации и гуманизма»73.

Стремясь облагообразить британский экспансионизм, он утверждал, что огромное влияние на Востоке англичане добыли якобы своим «постоянным» и «сердечным» сочувствием интересам тех, кто искал у них политического покровительства74.

О военных акциях Англии на восточном побережье Черного моря в 1854—55 гг. и проектах руководителя Форин-оффис Пальмерстона по послевоенному переустройству Черкесии и Грузии писали Д.Мартино, С.Уилмот, К.Лорн. С.Уилмот придерживается одной из традиционных на западе версий о происхождении Крымской войны. По его мнению, после Синопского сражения, переполнившего чашу терпения английского народа, миролюбивое британское правительство уже не могло сопротивляться всеобщему требованию о возмездии .

Английские историки, проповедовавшие тезис о том, что необходимость защиты Индии от России обрекла Англию на активную политику на Востоке, подчас были вынуждены идти на уступку исторической правде. Ю. Маккарти, к примеру, готов усомниться в «баснях о русских интригах»- в Средней Азии, считать их следствием «преувеличений» и «паники». «В значительной мере именно из подобных опасений,— подчеркивал он,— в определенных руководящих и общественных слоях страны рождалось убеждение, что сохранение целостности Турецкой империи является частью национального долга Англии»76.

Некоторые историки с еще большей иронией относились к сообщениям о грандиозных завоевательных планах России на Востоке, напротив, находя в ее внешней политике даже «либерализм, близкий к донкихотству»77.

С 20-х гг. XX в. начинается новый этап в развитии английской и американской историографии. Расширяются хронологические рамки и содержание предмета исследования. Историков заинтересовал новый для них, хотя и традиционный для британских публицистов второй трети XIX в., сюжет—англо-русское соперничество в Черкесии в 30-х гг. XIX в. и его кульминационная веха — инцидент с «Виксеном». Акцент внимания ученых постепенно переносится с военных на политические планы союзников, особенно Англии, на Кавказе в годы Крымской войны.

Обозначились два подхода к проблеме британской политики на Кавказе. Условно их можно определить как консервативный и либеральный. Английский историк Гертруда Робинсон в биографическом труде о Д.Уркарте — организаторе экспедиции судна «Виксен» в 1836 г. положила начало весьма парадоксальной тенденции — освещать подрывную деятельность англичан против России на восточном побережье Черного моря вне всякой связи с официальным курсом Лондонского кабинета. Робинсон отмечала, что взгляды и поступки Уркарта, «опасные для мира в Европе», не встречали поддержки правительства78. Его черкесские авантюры преподносились как порождение личной инициативы, не отражавшей замыслов британского министерства иностранных дел. Вместе с тем, Робинсон пыталась если и не обосновать концепции Уркарта, то хотя бы найти в них какую-то целесообразность в свете идей о неминуемой русской угрозе Европе, не говоря уже об Индии, об отсутствии морали и способах ведения Россией международных дел, в которых она олицетворяла «принцип зла» и т. д.79

Английский ученый С. Кроли не отрицает, что Кавказ был одним из «камней» преткновения в отношениях между Англией и Россией в 30-е гг. XIX в. Но, касаясь высшей точки накала англо-русских противоречий этих лет— инцидента с «Виксеном», Кроли склонен видеть в нем лишь заговор Уркарта «и его друзей», в который Пальмерстон не дал себя вовлечь. По утверждению автора, руководители Лондонского кабинета не одобряли

ПЛ взгляды эксцентричного туркофила .

Продолжатель версии Робинсон английский ученый Г. Болсовер, анализируя скандал с «Виксеном», признавал его целью «спровоцировать кризис на Востоке» и добиться от русских отказа от претензий на Черкесию, но считал виновниками затеи только Уркарта и английского посла в Стамбуле Понсонби, противопоставляя их «самовольным» выходкам, имевшим, по мнению автора, характер чуть ли не заговора, «добрую волю» Пальмерстона, отвратившего войну с Россией. Болсовер утверждал, что планы Уркарта относительно Кавказа не одобрялись ни Пальмерстоном, ни другими политическими деятелями. Автор стремился создать впечатление, будто соображения высокой государственной политики были чужды Уркарту, ибо в своих воззрениях на восточный вопрос он руководствовался лишь личными симпатиями к туркам. Тот факт, что Лондонский кабинет держал в строгом секрете разведывательные задачи его поездки в Черкесию в 1834 г., предпочитая не афишировать свою связь с ним, дал Болсоверу шаткое основание вообще отрицать наличие такой связи81.

Известный английский исследователь Г. Темперли, автор одного из крупнейших (по источниковой базе и проблематике) в зарубежной историографии трудов по восточному вопросу , в целом принадлежал либеральному направлению, однако в трактовке кавказской проблемы придерживался консервативных взглядов. Он отказывался отождествлять происки англичан на Кавказе с официальным правительственным курсом, считая Пальмерстона непричастным к черкесским проектам его подчиненных Уркарта и Понсонби, и квалифицируя инцидент с «Виксеном» как издержку политической «экстравагантности» этих людей. Темперли нарочито преувеличивал полномочия и степень независимости британского посольства в Константинополе. Он рассматривал данное учреждение не в качестве исполнительного центра, проводившего ближневосточные идеи Форин оффис в жизнь, а как самостоятельное ведомство, независимое от Лондона. Попытки Темперли доказать, что в ряде важных вопросов Понсонби действовал без согласования с высшими инстанциями направлены на обоснование той мысли, что планы руководителей посольства могли не соответствовать внешнеполитической программе правительства. Выдвигая на передний план роль личностей и указывая на расхождение замыслов

Понсонби и Уркарта с общими задачами английской дипломатии на Востоке, автор ставил Кавказ вне сферы интересов Англии. По Темперли, этот район — скорее объект антирусского экспериментаторства Понсонби и Уркарта, которым предоставили слишком широкие права, чем область колониальных

83 устремлений английского капитала .

Профессор Лондонского университета Р.У.Ситон-Уотсон также полагал, что операция «Виксен» готовилась Понсонби и Уркартом «за спиной Форин оффис». Историк готов признать британского посла в Турции сторонником англо-русской войны, но лишь затем, чтобы, изобразив миротворцем Пальмерстона, отвести подозрения от того, кто был в большей степени ответственен за внешнюю политику Лондона. Разработанный Папьмерстоном в годы Крымской войны план расчленения Российской империи, предполагавший и отторжение от нее Грузии и Чсркесии, Ситон-Уотсон преподносит как безобидное теоретизирование и прожектерство, приписывая не Англии, а Франции стремление «освободить» Кавказ84.

Коллега Ситон-Уотсона Ч. Уэбстер разделял мнение о том, что посылка «Виксена», как и другие виды подрывных акций англичан в Черкесии, шла вразрез с официальными внешнеполитическими установками Форин оффиса. Усвоив традицию, идущую от Болсовера, Уэбстер целиком возлагал ответственность за «Виксен» на Уркарта, объявляя эту акцию его личной иниативой, ни в коей мере не санкционированной свыше85.

Точку зрения Уэбстера на более широкой сюжетной и хронологической основе развивают английский исследователь П.Брок и американские — Н.Люксембург и М. Куандур.

Британское вмешательство в кавказские дела,— пишет Куандур,— носило исключительно частнопредпринимательский характер», поскольку Уркарту и его единомышленникам не удалось увлечь официальные круги Лондона идеей независимости Кавказа. Автор исключает Кавказ из сферы военно-колониальных интересов Англии даже в период Крымской войны, когда предполагалась решающая попытка отделить от России Грузию и Черкесию86.

По мнению американского историка А. Рибера, борьбу черкесов против России в 30—60-е гг. XIX в. лишь «косвенно» поощряли турецкое правительство и британские частные лица («купцы-авантюристы») во главе с Уркартом. Что касается английского правительства, то оно стояло в стороне

87 от этой деятельности .

Канадский профессор Ч. Нью предпочитает вообще не касаться вопроса об инициаторах провокации с «Виксеном», зато подчеркивает добрую волю Пальмерстона как определяющий фактор урегулирования англо-русского конфликта. Не соглашаясь с исследователями, усматривающими в благополучном разрешении кризиса заслугу британского посла в Петербурге, Нью пишет, что хотя и сам Дарем «неустанно работал во имя мира», в данном случае он «лишь действовал по инструкциям Пальмерстона»88.

Английский историк Э. Ингрэм, следуя консервативной традиции в историографии, также различает у британских политиков две концепции кавказского вопроса: одна — радикальная, представленная Понсонби и Уркартом, другая — официальная доктрина невмешательства, исповедуемая

QQ

Пальмерстоном, опасавшимся военного конфликта с Россией . По мнению Ингрэма, продвижение России в Закавказье в конце 20-х гг. XIX в., удавшееся во многом благодаря благодушию англичан, поставило под угрозу неприкосновенность Индии. Англия, как думается историку, несколько запоздала с осознанием той истины, что «политические» границы Индии следует проложить намного севернее и западнее ее «военных» границ, и поэтому Россию надо останавливать не у самых пределов британской колонии, а как можно дальше от них, в частности на р. Араке.

Ингрэм пишет о стремлении Лондона к равновесию сил в Азии, основанному на создании между Россией и Индией буферной зоны, где британское влияние должно быть либо эквивалентным русскому (Персия, Хива, Бухара), либо единоличным (Афганистан, Пенджаб, Синд). Но на случай возникновения малейшей опасности для Индии Англия оставляла за собой право вмешиваться во внутренние дела любого из этих государств. Таково было ее понимание принципа равновесия сил.

По утверждению автора, политика Лондона заключалась в консервации у народов, населявших обширные пространства от Турции до Индии, застойных форм общественной жизни, чтобы не допустить социальных и политических перемен, способных дестабилизировать местную обстановку. Всякая «смута» могла бы поставить под вопрос британское присутствие там, от которого, как полагали англичане, зависела безопасность Индии. Ингрэм признает, что Англия играла такую же реакционную роль в этих регионах, как и Священный союз в Европе. Подобный «парадокс» он оправдывает высшими государственными интересами. Логично предположить: народы Кавказа, окажись они в сфере влияние англичан в рамках системы обороны Индии, стали бы жертвами «высших интересов», их «закоснелость» оберегалась бы как дополнительная гарантия спокойствия британской колонии. В идее историков о решающем воздействии фактора торговли на политику Англии на Востоке в 30-е гг. XIX в. Ингрэм усматривает нарушение «порядка приоритетов»: прежде всего, полагает он, Лондон заботился о прочности своих политических и стратегических позиций, а уже потом — о прибыли90.

В английской и американской литературе имеется и противоположный взгляд на международные аспекты истории Кавказа. Американский историк В. Пьюриер91, проанализировав архивные источники, пришел к выводу, что стремление к установлению английского влияния на Кавказе и вытеснению оттуда России исходило от официального Лондона. В противоположность ряду западных ученых Пьюриер причисляет Черкесию к объектам англорусских антагонизмов на Ближнем Востоке, подчеркивая активные попытки Великобритании в 30-е гг. XIX в. и во время Крымской войны «кардинально» решить проблему Кавказа. Автор далек от мнения Г. Робинсон, согласно которому уркартовское толкование задач британской политики в восточной российская государственная 41 'ehi&tfotexa части Черного моря отвергалось правительством Англии. «Взгляды Уркарта,— пишет Пьюриер,— прояснили английским государственным деятелям спорные вопросы англо-русского ближневосточного соперничества». Влияние идей Уркарта на Пальмерстона не вызывает сомнений у историка92.

Разделяет взгляды Пьюриера на роль Лондонского правительства в делах Кавказа американский исследователь Г. Бэлл. Он отмечает, что Черкесия привлекла внимание Пальмерстона еще в 1829 г. после заключения Адрианопольского договора, поскольку в ней он видел средство сдерживания России и расширения торговли Англии. Бэлл признает намерение Пальмерстона в период Крымской войны отторгнуть от России Черкесию и Грузию. Вместе с тем, преуменьшая решимость этого человека отстаивать интересы своей страны на международной арене, автор полагал «более уместным говорить скорее о предосторожностях, чем о политике Пальмерстона на Ближнем Востоке»93.

Примером плодотворного подхода к проблеме является книга английского ученого Д. Глизона, выявившего взаимосвязь англо-русских противоречий на Кавказе с возникновением своеобразного феномена общественно-политической жизни Великобритании — русофобии. Глизон рассматривает происшествие с «Виксеном» как средство искусственного возбуждения антирусских настроений в английском обществе. Автор расходится во мнениях с Уэбстером, считая, что Уркарт и Понсонби одинаково смотрели на задачи политики Англии в кавказском вопросе. Оба были убеждены в необходимости энергичных мер в Черкесии и уповали на них как на действенный способ подрыва русского влияния в Турции и Средней Азии. И все же официальная позиция Лондонского кабинета и его фактического главы Пальмерстона оставлена Глизоном в тени, хотя в работе есть прямые указания на искреннюю уверенность Уркарта в том, что все его действия отвечали планам Форин оффис и «негласно одобрялись» правительством. «Черкесия,— пишет ученый,— возбуждала всеобщий интерес и внимание, в этом не может быть сомнения». Глизон справедливо отмечает, что появление «Виксена» у кавказского побережья, по замыслу Уркарта, имело целью добиться в лучшем случае признания Петербургом независимости Черкесии под угрозой вторжения британского флота в Черное море, а возможно, и войны; в худшем - ограничения прав России в Черном море.

В отличие от тех историков, которые склонны считать Россию нападающей стороной, а Англию — обороняющейся, Глизон весьма объективно освещает происхождение и общий характер англо-русского соперничества на Ближнем Востоке в 1815—1841 гг. Враждебность обеих стран, по его мысли, была порождена столкновением империалистических интересов в эпоху, когда Англия и Россия, отделенные друг от друга огромным расстоянием, становились соседями в колониальном мире. Сравнивая методы осуществления внешнеполитических задач обоими правительствами, автор приходит к выводу, что у Лондона они были более «провокационными», чем у Петербурга; на Балканах, Кавказе, в Афганистане, Иране, Константинополе, Сирии, Египте англичане действовали гораздо активнее и решительнее. Их отношение к России отличалось большей неприязнью, чем ответные чувства русских. Несмотря на это, британские государственные деятели, подчеркивает Глизон, настаивали на том, что их цели оборонительные. Из рассуждений автора в конечном итоге вытекает, что в положении обороняющейся стороны оказалась скорее Россия, чем Англия. Если смотреть на вещи «сквозь призму дел, а не слов», пишет историк, то «беспристрастный судья должен, очевидно, вынести приговор в их пользу»94.

Мысль о заинтересованности Лондона в противодействии России на Кавказе проводит английский исследователь М. Андерсон, использующий труды советских ученых А. В. Фадеева, Н. С. Киняпиной, Н. А. Смирнова,

А.Р.Иоаннисяна. По его утверждению, Понсонби выступал за открытую вооруженную поддержку Черкесии. Пальмерстон также отказывался признать русские права на этот район, не говоря уже о настроениях Уркарта. В 30-е гг. XIX в. «британское правительство прилагало немалые усилия для получения точной информации о положении в Черкесии», замечает Андерсон, а в годы Крымской войны выдвинуло план создания черкесского и мингрельского буферных государств между Россией и Турцией с перенесением русской границы на реку Кубань. После того, как не удалось осуществить указанный проект военным путем, справедливо пишет Андерсон, англичане попытались сделать это на Парижском конгрессе с помощью дипломатии95.

Вместе с тем Андерсон отдает должное возраставшему к концу 30-х гг. стремлению Николая I разрядить напряженные отношения с Англией. Историк считает, что препятствием к этому были, наряду с англо-русскими противоречиями в Черкесии, Иране, Афганистане, Турции, раздутые представления англичан о военно-морской мощи России, порождавшие страх перед «мнимой опасностью»96. По мнению Андерсона, западные ученые недооценивают значение для России и Турции «кавказского аспекта восточного вопроса»97.

На стремление Лондонского кабинета отделить Кавказ от России в 1854—1856 гг. указывает английский историк Я. Ридли. Проанализировав бумаги Пальмерстона, хранящиеся в отделе рукописей Британского музея, он подкрепил новыми данными давно установленные факты: накануне Крымской войны госсекретарь предлагал осуществить вторжение на Кавказ, а английского представителя на Парижском конгрессе лорда Кларендона призывал настаивать на независимости Черкесии98.

Заинтересованность Англии в делах Кавказа признает американский историк Ф. Моузли, объясняя ее «экономической и военной необходимостью». В противоположность Болсоверу и Уэбстеру, Моузли подчеркивает неоднократные попытки Пальмерстона в беседах с русским послом в Лондоне Поццо-ди-Борго сделать предметом официального обсуждения тему, связанную с ограничением русского флота в Черном море и лишением России прав на Кавказ".

Американский ученый Г. Ингл, использовав дипломатическую переписку из фондов архива Форин оффис, русские, английские и французские опубликованные документы, частью еще не введенные в научный оборот, показал, что Пальмерстон в своей решимости утвердить английское влияние на Кавказе не останавливался даже перед методом балансирования на грани войны с Россией. Американский ученый отдает дань пресловутой версии о «русской угрозе» Индии, расценивая продвижение России на Кавказ как «открытый вызов» англичанам100.

Наступательный характер британской политики на Кавказе в 30—50-хгг. XIX в. признает американский профессор Д. Кертисс, полагающий, что Пальмерстон, Понсонби и Уркарт были едины во взглядах как на «теоретические» аспекты кавказской проблемы, так и на практические способы ее решения. По свидетельству Кертисса, глава Форин оффис позволял себе не менее воинственные и провокационные выпады против России, чем его подчиненные101.

Автор отвергает тезис о «русской угрозе» Индии и Среднему Востоку. Напротив, в то время как Англия расширяла вмешательство в Иране и Афганистане, Россия сокращала его. Лондонский кабинет, пишет Кертисс, не постеснялся послать в Петербург в 1829 г. протест по поводу приобретений России на Кавказе по Адрианопольскому договору, несмотря на «поразительную умеренность» русских требований к Турции. По мысли Кертисса, завоевательная политика была не по плечу России, лишенной «экономической основы для империализма»102.

Останавливаясь на аннексионистских планах англичан на Кавказе в Крымской войне, историк отмечает неоправданный оптимизм Лондона, надеявшегося руками турок, экипированных на английские деньги и доставленных к месту боевых действий на английских судах, поднять кавказские народы против России и достигнуть своих экспансионистских целей в этом районе. Кертисс упоминает о лихорадочных приготовлениях Англии к кампании 1856 г. на Кавказе, куда она намеревалась перенести главный театр войны; о ее нежелании идти на мирные переговоры с Россией, об упорных попытках британских дипломатов заставить Парижский конгресс установить новую русскую границу по реке Кубань103.

Американский историк М. Флоринский не скрывает настойчивого желания правящих кругов Великобритании подорвать русское и утвердить свое влияние на Кавказе. «Британские государственные деятели,— подчеркивает он,— особенно Понсонби и Пальмерстон, следили за развитием движения (горцев Северного Кавказа) с напряженным интересом, оказывая восставшим моральную и материальную помощь». Однако тут же Флоринский поясняет, что лишь забота о безопасности Индии вынудила Англию обратить внимание на Кавказ как на потенциальный плацдарм для русского продвижения на юго-восток104.

Английский историк Л. Блэнч считает, что Лондон был безразличен к независимости Кавказа, но он использовал призывы к защите этой независимости в качестве пропагандистского лозунга и средства давления на Россию105. Приобретение Великобританией Индии и других территорий автор называет «жестоким завоеванием», а надежду черкесов на английскую помощь наивной, ибо невозможно завоеванному народу быть понятым тем, кто сам «усвоил привычку завоевывать». Вскрывая лицемерную подоплеку широко разрекламированной британской солидарности с горцами, Блэнч подчеркивает, что Лондонский кабинет, далекий от бескорыстных побуждений, «цинично выжидал» подходящего момента для вмешательства в события на Кавказе с наименьшим риском и наибольшей выгодой. И все же автор, хотя и заявил, что «даже мельчайшие аспекты кавказской внутрипле-менной войны теперь приобретали значение для Британии», в целом недооценивает самостоятельной роли этого района в колониальных планах Англии, считая его лишь средством запугивания России.

Не достает последовательности в концепции американского историка Р.Рейнема, избравшего для исследования малоизученный сюжет — эволюцию стратегических и политических целей правительства Пальмерстона в Крымской войне. Автор показывает решимость британского премьер-министра добиться отторжения Грузии и Черкесии от России либо силой оружия, либо, в крайнем случае, дипломатическими средствами при заключении мира. И это, по мнению Рейнема, было не «фанфаронство», как подозревали иные коллеги Пальмерстона, а давно и глубоко укоренившееся в нем устремление, результат внешней политики Англии, проводимой с 30-х гг. XIX в.106

Вместе с тем, историк оправдывает эти притязания оборонительными нуждами. «Устранение русского контроля над Грузией и Черкесией,— пишет он,— имело важное значение как для безопасности Турции, так и для обуздания амбиций России.», осуществлявшей «непрерывное наступление» на Азию. С одной стороны, Рейнем указывает на необоснованность подозрений Пальмерстона относительно ближневосточных целей Петербурга, равно как и на отказ Николая I от шагов, которые могли быть расценены, как попытка сделать территориальные приобретения за счет Порты. По признанию автора, политика Николая I сводилась к поддержанию целостности Турции, пока она сама не распадется, но и в последнем случае он не собирался решать вопрос о ее разделе в одностороннем порядке, без участия европейских держав. С другой стороны, Рейнем, судя по всему, верит, что Англия начала Крымскую войну ради защиты от «русской угрозы» не только Ближнего Востока, но и Европы.

Рейнем несколько преувеличивает готовность Пальмерстона примириться с перспективой прекращения войны после падения Севастополя, хотя и подчеркивает его нежелание идти на уступки при обсуждении кавказской проблемы на переговорах о мире.

Итак, в зарубежной буржуазной историографии проблема роли Кавказа в международных отношениях на Ближнем Востоке наиболее полно представлена в трудах английских и американских ученых, усилия которых сосредоточены преимущественно на апологии британской экспансии и обвинении России в захватнических намерениях. Этот «охранительный» подход, применяемый иногда прямолинейно, иногда завуалированно, доминирует на протяжении всей истории изучения русско-английских противоречий на Востоке, вообще, и на Кавказе, в частности, несмотря на то, что в современных исследованиях все чаще наблюдаются явные отклонения от него в сторону объективизма. В историографии Англии и США интересующая нас проблема стала традиционной, прочно заняв свое место в общих и специальных монографиях.

В немецкой историографии, по сравнению с английской и американской, эта проблема изучалась менее интенсивно. Причина в том, что в XIX в. германские государства были заняты вопросами объединения страны, перед лицом которого их внешнеполитические интересы за пределами Европы отодвигались на второй план. Лишь в конце XIX — начале XX столетия Германия вступает в империалистическое соперничество с другими развитыми державами. В сфере ее колониальных устремлений оказался и Ближний Восток. В усиливавшейся международной борьбе за экономическое и политическое подчинение этого региона Кавказ для Германии имел опосредованное значение.

Однако немецкие историки в своих трудах не обходят вниманием Кавказ, особенно в связи с Крымской войной. Один из них, Ф. Коттенкамп, еще в 40-е гг. XIX в. проявил интерес к международному соперничеству по поводу Кавказа, указав на острые русско-английские и русско-турецкие противоречия. По его мнению, англичане оказывали черкесам моральную поддержку, но воздерживались от материальной. Хотя Коттенкамп пишет, что британское влияние на Кавказе насаждалось неофициальными лицами и что Лондонский кабинет игнорировал общественное мнение страны, настаивавшее на помощи горцам, он все же склонен подозревать в антирус

107 ских происках в этом районе именно правительство Англии .

У К. Ланцеделли довольно подробно изложен ход военных операций на побережье Черкесии и в Закавказье в 1854—1855 гг., но историографическое значение его работы в другом. Он обращает внимание на неожиданную для противников России пассивность кавказских горцев в войне и объясняет ее их недоверием к союзникам, которых автор упрекает в безответственном подходе к проблемам Кавказа, в не готовности приспособиться к ним. По словам Ланцеделли, сложные комбинации вышколенной европейской дипломатии столкнулись с «простым мышлением первобытных народов». Другую причину краха надежд западных держав на выступление горцев против России автор видит в «московитской хитрости». Считая загадочным тот факт, что русским удалось нейтрализовать Шамиля в «роковой момент», Ланцеделли предполагает возможность существования между Россией и

1 ПК имамом договора о перемирии, щедро оплаченного Петербургом .

А. Штерн в своей многотомной «Истории Европы от договоров 1815 года до Франкфуртского мира 1871 года» (т. 5, Штутгарт, Берлин, 1924), говоря о британской политике на Кавказе в 30-е гг. XIX в., упоминает о причастности Уркарта к тайной доставке оружия в Черкесию, но объясняет его деятельность только личной ненавистью к России109.

П. Кентманн пишет, что с конца 20-х гг. XIX в. Англия и Турция следили за успехами России на Кавказе с возраставшим негодованием и озабоченностью. Он высказывает понимание такой реакции: Адрианопольский договор, по его утверждению, предоставил Петербургу «ключи к Турции и Персии». Владение Кавказом — этим «мостом между Европой и Азией», открывавшее перед Россией перспективу дальнейшего наступления на Восток, ставило под угрозу интересы Британии, Порты и других стран. Кентманн подчеркивает, что англичане и турки видели единственный способ собственной обороны в помощи кавказским горцам. Однако, несмотря на энергичную деятельность Понсонби и Уркарта против России и сочувствие европейской общественности к черкесам, Лондонский кабинет, замечает историк, остерегался открыто вмешиваться в «русско-кавказскую войну»110.

Проживавший в ФРГ черкесский эмигрант К.Хатуко в статье, помещенной в 1952 г. в журнале «Кавказ», издававшемся в Мюнхене, дает краткий очерк взаимоотношений между Великобританией и Черкесией в 30—60-е гг. XIX в. Он повторяет мысль о том, что Лондонский кабинет был вынужден обратить внимание на Кавказ как на средство сдерживания России в целях оборонительных, а не агрессивных, ибо русское продвижение на Ближний Восток угрожало «прежде всего» интересам Англии. В целом не отрицая политики Великобритании на Кавказе, Хатуко избегает подчеркивать ее официальное происхождение, сводя ее к предложениям Пальмерстона, обращенным к Петербургу об английском посредничестве в установлении мира между Черкесией и Россией. Хатуко пишет о попытках англичан и французов создать в годы Крымской войны боевое ополчение из горцев, но о том, во имя чего предпринимались эти усилия, умалчивает. По мнению Хатуко, союзники должны были испытывать чувства благодарности к Шамилю и черкесам, поскольку те сковывали 300-тысячную русскую армию на Кавказе, тем не менее, Парижский конгресс ничего для них не сделал111.

В 60—70-е гг. XX в. в ФРГ издаются как работы, непосредственно относящиеся к теме, так и те, в которых она рассматривается наряду с другими сюжетами.

Обстоятельно исследует политику европейских держав па Кавказе в 1856—58 гг. западногерманский историк И. Хоффманн, имеющий цельную, но не всегда убедительную систему взглядов на проблему. Ответственными за британские происки в Черкесии, начиная от провокации с «Виксеном», он считает «определенные круги», возглавляемые Уркартом, и предпочитает не называть Лондонский кабинет. Он говорит о гипертрофированной подозрительности русских властей, якобы видевших в каждом судне или путешественнике, прибывших на Кавказ, посланцев Англии, мечтающей отнять эту территорию у России. В то же время Хоффманн признает, что основание для такой настороженности давали Петербургу международные инциденты в Черном море после Крымской войны, равно как и поведение на Парижском конгрессе английской делегации, добивавшейся создания на Кавказе буферной зоны из формально самостоятельных государств Черкесии, Мингрелии, Имеретии и др. Он критикует русских дореволюционных и советских историков за преувеличение внешней опасности для Кавказа и за стремление обвинить Англию в диверсионной деятельности иностранцев в этом районе. Подписав Парижский договор 1856 г. с его 30-й статьей о восстановлении довоенного статус-кво в Азии, британское правительство, по утверждению автора, по меньшей мере косвенно, признало права России на Кавказ, юридически санкционированные Адрианопольским трактатом 1829г., и лишило себя всякого предлога подвергать сомнению русский суверенитет на этих землях. Англия, пишет Хоффманн, «одела на себя оковы, которые она уже не могла сбросить». После Крымской войны, как полагает автор, британский госсекретарь Кларендон, храня верность взятым в Париже обязательствам, ни разу не отклонился от принципа «полного невмешательства» в кавказские дела. Напротив, официальный Лондон употреблял все усилия, чтобы не допустить участия английских купцов в контрабандных поставках в Черкесию. Однако отказ западных держав, особенно Англии, от активной военной помощи черкесам, по мнению Хоффманна, вовсе не означал, что они потеряли интерес к Кавказу, поскольку возросло его экономическое значение для Англии, Турции и Австрии. Отсюда ревностное внимание британского правительства к проблеме свободы международной торговли на восточном побережье Черного моря. Автор находит противоречивыми некоторые постановления Парижского конгресса: с одной стороны, черноморские порты провозглашались открытыми для коммерческих судов всех наций, с другой — подтверждался суверенитет России на Кавказе, предполагавший ее право устанавливать на этой территории собственные таможенноадминистративные порядки. Хоффманн считает, что русские таможенные правила, введенные на кавказском побережье в 1857 г., граничили с нарушением Парижского договора, и поэтому англичане были вправе протестовать против них. Причину успешного для России завершения спора о характере ее внешнеполитических связей с другими европейскими государствами он ищет, не умаляя, впрочем, дипломатического искусства канцлера А. М. Горчакова, в уступчивости Англии и Австрии, не желавших разрыва с Петербургом. Если бы, по предположению историка, в Лондоне и Вене знали, что Горчаков еще больше опасался ссоры с Западом и если бы с Россией заговорили жестче, то от нее удалось бы многого добиться. Таким образом, Хоффманн сводит британские цели на Кавказе только к коммерческим. С его точки зрения, после Крымской войны Англия отказалась от политических планов. Автор упускает из виду, что режим фритредерства применительно к Черкесии был далеко не безобидным для России. В требование о свободе торговли Лондон облекал замыслы, имевшие отношение скорее к политике. Англия намеревалась использовать фритредерство как благовидную возможность наладить регулярную доставку оружия к черкесам. Хоффманн не учитывает и другое: Кавказ в качестве рынка сбыта товаров и источника сырья был не так уж жизненно важен для Великобритании. Он почти ничего не менял в масштабах процветавшей английской торговли. Россия имела право разрешить в свою пользу противоречие между надуманными экономическими потребностями Европы, которые та предполагала удовлетворять на русской территории, и интересами собственной безопасности.

Исследователь полагает, что Парижский трактат создал благоприятные моральные и материальные предпосылки для окончательного покорения Кавказа Россией. Даже в статье о нейтрализации Черного моря Хоффманн увидел не только унизительную, но и выгодную для Петербурга сторону. Закрытие Босфора и Дарданелл для боевых кораблей западных стран якобы ограждало Черкесию от иностранной военной интервенции и давало гарантию невмешательства англичан в кавказские дела. Согласиться с такой трактовкой трудно: привозить оружие и наемников на Кавказ могли и торговые суда. Статья о нейтрализации, запретив России держать военный флот в Черном море и арсеналы на его берегах, тем самым лишила ее средств противодействия проникновению контрабанды к горцам и на случай новой войны обезоружила ее южные границы перед лицом английского, французского и даже турецкого боевого флота, ибо Турция сохраняла контроль над проливами и имела военно-морские базы и эскадру в Средиземноморье. Нейтрализация обеспечивала безопасность побережья России весьма относительно и лишь в условиях мира, поручиться за прочность которого в то время никто не мог.

Хоффманн был одним из первых историков, который, исследуя русско-английские противоречия на Кавказе, обратил внимание на интерес Австрии к этому региону. Тесно увязывая политику западных держав на Кавказе с международными отношениями в Европе после 1856 г., он аргументированно объясняет неожиданную активизацию Австрии в кавказском вопросе ее попытками оказать Лондону услугу, которая способствовала бы укреплению в рамках «Крымской системы» австро-английских связей и их антирусской направленности112.

Западногерманский ученый Б. Баумгарт в книге, специально посвященной Парижскому миру 1856 г., отмечает, что к концу Крымской войны резко повысилось значение Кавказа в расчетах британского кабинета. Причину, побуждавшую англичан избрать местом главной военной кампании 1856 г. Грузию и Черкесию, он ищет не столько в стремлении отомстить за Каре, уберечь черкесов от покорения Россией и обеспечить безопасность Турции путем образования буферных государств на Кавказе, сколько в заботе Англии о неприкосновенности Индии. Правда, Баумгарт признает гипотетический характер этой идеи и необходимость дополнительного обоснования ее документами. За недостатком соответствующих источников исследователи, по его мнению, «до сих пор» не ставили вопроса о связи между английскими планами на Кавказе в 1853—56 гг. и проблемой защиты Индии. Ирония истории, пишет автор, состоит в том, что Крымская война, принесшая Англии победу, имела для нее неблагоприятные последствия на Востоке, где экспансии России, парализованной в Европе и на Балканах, никто не мешал и где возникла новая сфера англо-русского соперничества — Средняя Азия.

Согласно концепции Баумгарта, такие нерушимые «ценности» внешней политики Пальмерстона, как сохранение целостности Османской империи, восстановление «равновесия сил» в Европе, наряду с утверждением там демократии вместо деспотизма, составляли первоначальную цель Лондонского кабинета в Крымской войне. К исходу войны это представлялось Англии уже явно недостаточным: теперь она была готова подвергнуть ревизии европейскую карту и узаконить применение к русскому правительству стратегии «сдерживания». В основе плана Пальмерстона по расчленению Российской империи, по мнению Баумгарта, лежала идея об окружении ее «санитарным кордоном». Автор вольно или невольно выхолащивает из английской военно-политической программы ее сущность, подчеркивая в ней только оборонительное предназначение. Баумгарт не учитывает, что Англия добивалась своего преобладания в Европе, но именовала его «равновесием сил». «Аксиома» внешней политики Пальмерстона заключалась не в «сдерживании» России, объективная необходимость которого исчезла уже в начале Крымской войны, а в активном вытеснении ее из Европы и, особенно, Азии, где она могла стать на пути британской экспансии.

Касаясь обсуждения кавказского вопроса на Парижском конгрессе, Баумгарт отдает должное русской делегации, убедительно отстоявшей права России на Кавказ и нанесшей британским представителям дипломатическое поражение.

Автор разделяет мнение И. Хоффманна о том, что нейтрализация Черного моря была отчасти выгодна Петербургскому кабинету, ибо она, гарантировав невмешательство иностранных держав в кавказские дела, позволила России покорить Дагестан и Черкесию113.

Проблема англо-русских противоречий на Кавказе во второй трети XIX в. освещается и в новейшей немецкой историографии. В.Филипп включает этот регион в целую систему антагонизмов между Россией и Англией, распространявшихся на Среднюю Азию и Афганистан. Хотя Филипп пишет, что напряженность усиливалась взаимным страхом и недоверием, все же поведение Петербурга, по его мнению, давало Лондону больше оснований для беспокойства114.

Немецкая историография была свободна от необходимости оправдывать британскую внешнюю политику на Ближнем Востоке, повинуясь «социальному заказу». Пруссия, а затем Германия проявляли к восточным делам гораздо меньший интерес, чем Англия и Россия, поэтому в трудах немецких историков, в сравнении с их английскими коллегами, политические пристрастия выражены слабее, а элементы собственно научного познания — сильнее. Однако это вовсе не означает, что немецкая историография соблюдала полный нейтралитет и объективность. На ее оценки влияли различные факторы: состояние германо-русских и германо-английских отношений конца XIX в., политические взгляды ученых, их отношение к России, профессиональная добросовестность, нравственные принципы и т.д. Современные работы историков Германии, в которых прямо или косвенно затрагиваются отдельные аспекты изучаемой нами проблемы, отличаются хорошей исследовательской культурой, хотя ряд положений в них вызывает возражения.

Владения Османской империи с XVI в. привлекали внимание Франции, чьи позиции на Ближнем Востоке ко времени появления там Австрии, затем Англии были достаточно прочными. Во второй половине XVIII в. этот регион становится сферой русско-англо-французских противоречий. К началу XIX в. они распространились и на Кавказ, с которым наполеоновская Франция связывала свои стратегические и колониальные планы. После

Венского конгресса 1815 г. активность Тюльерийского кабинета в кавказском вопросе резко ослабевает и лишь в период Крымской войны она возрождается на очень короткое время. Отсюда — традиционный интерес к Востоку и его части — Кавказу у французских историков. К ним принадлежит Ж.Капфиг, автор десятитомного труда «Европа со времени восшествия на престол короля Луи-Филиппа» (Париж, 1846). В нем он отмечает, что «Виксен» с военной контрабандой на борту был тайно послан в Черкесию «англичанами (не правительством Англии), не упускающими возможность использовать все средства, способные умножить их торговлю и утвердить их влияние». Капфиг не относит Пальмерстона к этим «англичанам». Вероятно поэтому он легко признает арест шхуны справедливым актом, который, однако, мог превратиться в «крупное дело», если бы не

1 1( исключительное благоразумие» и миролюбие британского госсекретаря .

Барон С. Базанкур в своих работах о Крымской войне констатирует повышенное внимание к Кавказу Франции и Англии на стадии выбора ими главного театра военных действий. Он пишет об изучении союзниками кавказского побережья в марте—июле 1854 г., поддержке англофранцузским флотом наступления турок в западной Грузии, политической обстановке в регионе. Автор посвящает целую главу одной из своих книг специальной миссии, направленной в Черкесию по указанию главнокомандующего французской армией маршала Сент-Арно в целях разработки оптимальной программы войны и определения направления главного удара по России. Оценивая распределение ролей между союзниками с позиций французского историка, Базанкур считает, что право сказать решающее слово в вопросе о месте высадки экспедиционных сил западных держав в Крыму или на Кавказе — принадлежало Сент-Арно.

К сожалению, у Базанкура Кавказ фигурирует лишь в связи с планами Франции, а, следовательно, лишь до тех пор, пока она сохраняла к этому району стратегический интерес, то есть до начала августа 1854 г., когда Сент-Арно отдал предпочтение Крыму. Автор ничего не сообщает о военнополитической обстановке в Грузии и Черкесии во второй половине 1854— 1855 гг. и замыслах Англии116.

Труды Базанкура ценны богатой документальной основой, приближающей их к историческим источникам.

У историка Э. Дюлорье, опубликовавшего в 1865 г. работу «Россия на Кавказе», свой взгляд на международные противоречия в этом регионе в 30—60-е гг. XI Хв. Он полагает, что провокация с «Виксеном» являлась со стороны Лондона открытой демонстрацией непризнания 4 статьи Адрианопольского договора о присоединении Черкесии к России, а также попыткой утвердить право англичан на установление торговых отношений с горцами. По словам Дюлорье, покровительствовали этому предприятию и субсидировали его «самые значительные люди Англии». Как следует из фактов, изложенных автором, в отличие от короля Вильяма IV, горячего сторонника экспедиции «Виксена», Пальмерстон инспирировал ее тонко, скрыто и расчетливо. Правда, сам Дюлорье такого вывода прямо не делает. Автор полагает, что Кавказ интересовал большинство британских политиков и публицистов с сугубо коммерческой стороны; лишь очень немногие верили, что присутствие там России опасно для Индии. С его точки зрения в Англии так и не осознали «политической важности и исторического значения» кавказского вопроса. В противоположность англичанам, отмечает Дюлорье, французы были безразличны к Кавказу. В начале Крымской войны, когда Франция присматривалась к этому району как к возможному месту высадки союзников и поэтому нуждалась в надежной информации о нем, обнаружилось, что в Париже почти ничего не известно о Кавказе, по крайней мере, в политическом отношении. Поэтому, считает Дюлорье, отказ Сент-Арно от намерения нанести России главный удар на Кавказе уберег французскую армию от авантюры, ибо последующие события показали неоправданность ставки на черкесов, которые в ответ на антирусские призывы союзников не двинулись с места.

В 60-е гг. XIX в., как ошибочно утверждает Дюлорье, британское правительство перестало вмешиваться в кавказские дела.

Дюлорье «облагораживает» и турецкую политику на Кавказе, игнорируя ее реваншистские аспекты. Черкесия, подчеркивает он, имела значение для Турции только в качестве невольничьего рынка. Хотя султан, признав черкесов поддаными России, сохранил в душе сожаление и надежду, все же он, с точки зрения автора, вел себя по отношению к Петербургу безукоризненно. В тех случаях, когда правительство Турции располагало сведениями о подготовке контрабандных экспедиций на Кавказ, оно официально высказывало осуждение виновных и применяло к ним меры наказания. Но иногда враждебные России акции якобы проводились настолько тайно и осторожно, что власти могли и не знать о них. В подтверждение Дюлорье Л приводит историю с английским кораблем «Кенгуру», доставившим в 1857г. в Черкесию авантюристов и оружие, причем он заблуждается, заявляя о

117 неосведомленности Порты об этой экспедиции .

П. Лакруа, автор восьмитомного жизнеописания Николая I, изданного в Париже в начале 70-х гг. XIX в., отмечает, что хотя в 30-е гг. XIX в. Англия старалась поощрять черкесов против России «окольными путями», снабжая их всеми необходимыми материалами секретно, тем не менее британские корабли с контрабандой для горцев бравировали своим пренебрежением к русским таможенно-карантинным правилам, действовавшим на восточном побережье Черного моря. По мнению Лакруа, Англия послала шхуну «Виксен» на Кавказ, чтобы создать ситуацию, позволившую бы ей открыто оспаривать 4 статью Адрианопольского договора, которую британское правительство до определенного времени отвергало негласно. Автор, в отличие от Дюлорье, указывает на опасность перерастания этого инцидента в англо-русскую войну. Турецкие эмиссары, пишет Лакруа, в свою очередь подстрекали горцев слухами о скором прибытии английского военного флота на Кавказ, в результате чего России придется предоставить Черкесии независимость. Лакруа обращает внимание на то, что после скандала с

Виксеном» Англия не только не прекращает доставку к горцам оружия, но и направляет к ним опытных офицеров разных национальностей, в том числе служивших в британской армии. В их задачу входила организация в Черкесии регулярного войска по европейскому образцу. Некоторые английские агенты лично руководили боевыми вылазками черкесов. Эти люди, заключает Лакруа, могли участвовать в войне против России не иначе,

1 1 о как с согласия Лондонского кабинета, по меньшей мере — молчаливого .

Современный французский историк К. Салия усматривает единство реакции Англии и Франции на присутствие России на Кавказе в первой половине XIX в. По его мнению, обеспокоенность стремлением петербургского руководства захватить Константинополь и коммуникации, связывавшие Запад и Восток, заставила Францию и, особенно, Англию, владевшую богатыми колониями в Азии, поддерживать Иран и Турцию в войнах против России в первой трети XIX в. Эти же мотивы «еще более явно» руководили западными союзниками в Крымской войне,— пишет Салия119.

На фоне малочисленной современной французской литературы по проблеме выделяется оригинальная работа М. Лезюра, в большей своей части посвященная политике Парижского кабинета на Кавказе в годы Крымской войны. На основе документов архива МИД Франции автор исследует деятельность французских эмиссаров на Кавказе, приводя различные проекты вовлечения народов этого региона в войну против России. Данные планы, по мнению М. Лезюра, были неосуществимы, поскольку их составители (дипломаты и военные) исходили из ошибочных и упрощенных представлений о политической обстановке в Черкесии и Грузии. Историк показывает, как по мере изучения этой обстановки, которая в целом складывалась неблагоприятно для союзников, ослабевало стремление Парижа использовать Кавказ в стратегических целях.

М. Лезюр склонен рассматривать позицию Франции в кавказском вопросе вне ее общих задач в Крымской войне и безотносительно к замыслам

Англии. Автор не учитывает, что для Франции Кавказ был лишь дополнительным средством, ускоряющим победу над Россией, а для Англии — самостоятельным объектом далеко идущих политических расчетов. Вероятно поэтому французская политика на Кавказе представляется Лезюру более непоследовательной и противоречивой, чем была на самом деле. Упоминаемые им расхождения внутри Парижского кабинета по вопросу о том, насколько реально и целесообразно участие кавказских народов в войне, принципиально ничего не меняли во взглядах французского правительства на проблему Кавказа. В кажущейся непоследовательности действий Франции была своя логика, в конечном итоге отражавшая четкий внешнеполитический курс страны, предусматривавший не отторжение Кавказа от России, а превращение его, при соответствующей необходимости, во второй (после Крыма) военный театр с единственной целью — достичь скорейшей победы и вынудить Петербург пойти на мирные переговоры. Глубокие различия между союзниками в понимании задач войны оставлены Лезюром без должного внимания120.

Подытоживая обзор французской историографии, заметим, что немногие ее представители занимались международным аспектом истории Кавказа. Фундаментальные работы таких историков конца XIX — начала XX вв., как А. Дебидур и Э. Дрио касались либо европейских проблем, либо Восточного вопроса в целом, в рамках которого тема Кавказа рассматривалась в связи с проблемой присоединения этого района к России в первой трети XIX в. (Э. Дрио). Это объясняются тем, что Кавказ находился вне сферы колониальных устремлений Франции. Лишь в последнее время, о чем свидетельствует работа М. Лезюра, французские историки приступили к изучению некоторых частных сторон этой проблемы.

Таким образом, анализ литературы показывает, что на общем фоне обширной кавказоведческой историографии имеются, в основном, обобщающие, тематические и локальные работы, затрагивающие тот или иной отрезок времени при рассмотрении различных аспектов русско-кавказских отношений.

Данное диссертационное исследование призвано дополнить и развить научные идеи и концепции, изложенные как в конкретных, так и в фундаментальных трудах по истории русско-северокавказких отношений российскими и зарубежными кавказоведами.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Сборник Русского исторического общества. (Далее РИО). СПб., 1885, т.48; 1886, т.51.

2 См.: Головчанский С. Ф. Первая военная экспедиция против чеченцев в 1758г. - Записки Терского общества любителей казачьей старины. Владикавказ, 1914, № 11.; Скитский Б. В. Холопий вопрос и антирусское движение кабардинских князей в пору «независимости» Кабарды (1739—1779 гг.). Владикавказ, 1930.

3 Грабовский Н. Ф. Присоединение к России Кабарды и борьба за ее независимость. - Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1876, вып. 9.; Дубровин Н. Ф. История войн и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871, т. 1.; Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения его к России. Одесса, 1889; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1962, кн. 8. (т. 14—16); Потто В. Кавказская война. СПб., 1865, т.1, вып. 2.

4 Грабовский Н.Ф. Указ.соч., с.212.

5 Головчанский С.Ф. Указ.соч., с.69-106.

6 Васильев Е. Черноморская береговая линия 1834—1855 гг. —Военный сборник. СПб., 1874, т. 98, с. 24—26; Вульф П. Английская шхуна «Виксен»—военный приз, взятый бригом «Аякс» у берегов Кавказа в 1836 году.—Морской сборник. СПб., 1886, № 4, с. 91—106; Муравьев Н. Н. Война за Кавказом в 1855 году. СПб., 1877, т.1.

7 Jomini A. Etude diplomatique sus la gueire de Crimee (1852 a 1856) par tin ancien diplomate. St.-Pet., 1872, т.1, p.360—361,445; t. 2, p.7,355.

8 Абцедарий. Искатели приключений в среде населения Западного Кавказа в 1857 году.— Кубанские областные ведомости. Екатеринодар, 1874, № 17,20,22,23,24.

9 Высадка в 1857 году на черкесский берег польско-английского десанта.— Кавказский сборник. Тифлис, 1887, т. 11, с. 573—621.

10 Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая 1. СПб., 1887; Он же. Дипломатические беседы о внешней политике России. СПб., 1898; Он же. Из прошлого русской дипломатии. СПб., 1887; Он же. Император Александр 11. Его жизнь и царствование. СПб., 1903, т.1,2. Татищев С. С. Внешняя политика., с. 212—217,401—405.

12 Фадеев Р. А. Письма с Кавказа. СПб., 1889, т. 1, ч.1, с. 240—252.

13 Он же. Шестьдесят лет Кавказской войны. СПб., 1889, т.1, ч.1, с. 7.

14 Он же. Письма с Кавказа, с. 240—241.

15 Там же, с.116.

16 Зиссерман A. JI. Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский.1815—1879. СПб., 1890, т.2, с.119—123, 155, 197,200—205,357—358; СПб., 1891, т.З, с. 297—315

17 Петров А. Н. Русские дипломаты на Парижском конгрессе 1856 года.—Исторический вестник. СПб., 1891, т. 43, с. 113, 393—396, 400—403, 412—413

18 Мартене Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1874-1909, т.1-15.

19 Там же, т.11, с. 264—266.

20 Мартене Ф. Ф. Собрание., СПб., 1898, т. 12, с. 62—70.

21 Дубровин Н. Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя, СПб., 1900, т. 1, с. 74—77, 80—81, 102—104, 156—159, 170—171.

22 Фелицын Е. Князь Сефер-бей Зан. - Кубанский сборник. Екатеринодар, 1904, т. 10, с. 10

23 Он же. Польские эмиссары Зварковский и Высоцкий у закубанских горцев в 1845—1846 годы. -Кубанские областные ведомости. Екатеринодар, 1883, № 43.

24 Зайончковский А. М. Восточная война 1853—1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой, СПб., 1913, т.1-2.

25 Зайончковский А. М. Указ., соч., т. 2, с. 844.

26 Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913, т.2, с. 533—534.

27 Там же, с.545-549.

28 Там же, с.552.

29 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978; Кудашев В. Н.Исторические сведения о кабардинском народе. Киев, 1913; Ногмов Ш. Б. История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. М., 1977.

30 Кокиев Г. А. Методы колониальной политики царской России на Северном Кавказе в XVIII в.

Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Сталинир, 1933, вып.1;Онже. Военно-колонизационная политика царизма на Северном Кавказе - Революция и горец. 1929, № 4, 5,6; Он же. Из истории русско-осетинских отношений XVIII в. - Известия СевероОсетинского научно-исследовательского института. Орджоникидзе, 1932. т. 4.; Он же. Русско-кабардинские отношения в XVI—XVIII вв.-Вопросы истории. М., 1946, № 10; Скитский Б. В. Холопий вопрос и антирусское движение кабардинских князей в пору «независимости» Кабарды (1739—1779 гг.). Владикавказ, 1930.

31 Скитский Б.В. Указ.соч., с.4

32

Бушуев С. К. Из истории русско-кабардинских отношений. Нальчик, 1956, с. 87.

33 Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI — 30-е годы XVII в.). М., 1963; Смирнов Н. А. Политика России на Кавказе в XVI—XIX вв. М., 1958; Он же. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях в XVI—XVIII вв. Нальчик, 1948; Фадеев А.В. Россия и Кавказ первой трети XIX века. М., 1960; Он же. Россия и восточный кризис 20-х гг. XIX в. М., 1958.

34 Полное собрание законов Российской Империи. (Далее: ПСЗ). № 7900, т. 10, с. 900—901.

35 Смирнов Н.А. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях в XVI—XVIII вв. Нальчик, 1948, с.57.

36 Маркова О. П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII в. М., 1966. с.50.

37 Якубова И. И. Политика России на Центральном Кавказе в 50—60-е годы XVIII в. - Вестник МГУ, Серия историческая. М., 1982, № 3.

38

История Дагестана. М., 1967—1969, т. 1—4.; История Кабардино-Балкарской АССР (с древнейших времен до наших дней). М., 1967, т.1—2.; История Северо-Осетинской АССР. М., 1959; Очерки истории Адыгеи. Майкоп, 1957; Очерки истории балкарского народа (с древнейших времен до 1917 года). Нальчик, 1961; Очерки истории Карачаево-Черкесии, Ставрополь, 1967, т.1; Черкесск, 1972, т. 2; Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1967—1972, т.1—2.

39 Ахмадов Я. 3. Из истории чечено-русских отношений - Вопросы истории Дагестана. Махачкала, 1975, т.2.; Он же. Взаимоотношения Чечено-Ингушетии с Россией - Автореф. дис. канд. ист. наук. Махачкала, 1977; Байбулатов Н. К., Блиев М, М,Бузуртанов М. О., Виноградов В. Б., Гаджиев В. Г. Вхождение Чечено-Ингушетии в состав России - История СССР. М., 1980, № 5; Блиев М. М. К вопросу о времени присоединения народов Северного Кавказа и России - Вопросы истории. М., 1970, № 7; Он же. О некоторых вопросах истории взаимоотношений народов Северного Кавказа с Россией в XVI— XIX вв. - Ученые записки СОГПИ. Орджоникидзе, 1967. т, 27, вып. 1; Он же. Русско-осетинские отношения (40-е годы XVIII — 30-е годы XIX в.). Орджоникидзе, 1961; Боцвадзе Т. Д. Народы Северного Кавказа во взаимоотношениях России с Грузией. Тбилиси, 1964; Бузуртанов М. О., Виноградов В. Б., Умаров С. Ц. Навеки вместе. Грозный, 1980; Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965; Он же. Из истории великой дружбы. - Вопросы истории Дагестана. Махачкала, 1975; Гарданов В. К. Присоединение Северного Кавказа к России. - Народы Кавказа М., 1960, т. 1.; Он же. К вопросу об экономическом развитии Кабарды в XVIII в. - Ученые записки Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1965. т.23.; Гриценко Н. П. Из истории экономических связей и дружбы чечено-ингушского народа с великим русским народом. Грозный, 1965; Он же. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVIII — первой половине XIX в. Грозный, 1961; Гугов Р.Х. Кабарда и Балкария в XVIII в и их взаимоотношения с Россией. Нальчик, 1999; Дружинина Е. Н. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г, М., 1955; Итоги и задачи изучения внешней политики России. М., 1981; Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе. Нальчик, 2001 ; Калоев В. А. Из истории русско-чеченских экономических и культурных связей. - Советская этнография. 1961, № 1; Котиков С. Б. К вопросу о присоединении Ингушетии к России. - Известия Чечено-Ингушского института истории, языка и литературы. Грозный, 1972, т.9, вып. 1.; Ларина В. И. Основание Моздока и его роль в развитии русско-осетинских взаимоотношений. - Известия СОНИИ. Орджоникидзе, 1957, №19; Мальбахов Б.Х. Кабарда в период от Петра I до Ермолова 1722-1825. Нальчик, 1998; Налоева Е. Дж. К вопросу о государственно-политическом строе Кабарды пер. пол. XVIII в. - Вестник Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1967, вып.6.; Она же. Об особенностях кабардинского феодализма - Из истории феодальной Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1981; Невская В. П. Присоединение Черкесии к России и его социально-экономические последствия. Черкесск, 1956; Покровский М. В. Социальная борьба внутри адыгейских племен в конце XVIII — пер. пол. XIX в. и ее отражение в общем ходе Кавказской войны. М., 1956; Он же. Русско-адыгейские торговые связи. Майкоп, 1957; Саламов А. А. Из истории взаимоотношений чеченцев и ингушей с Россией и великим русским народом (XVI — начало XX в.) -Известия ЧИНИИЯЛ. Грозный, 1963, т.З, вып.1.; Сокуров В. И. Внешнеполитическое положение Кабарды в последней четверти XVII — перв. четверти XVIII в. - Автореф, дис. канд. ист. наук. М., 1977; Тавакелян Н.А. О русской ориентации чеченцев и ингушей до их вхождения в состав России - Археолого-этнографический сборник. Грозный, 1968, № 2; Тогошвили Г.Д. Грузино-осетинские взаимоотношения в период присоединения Северной Осетии к России. - Сборник СОНИИ. Орджоникидзе, 1976, вып.31; Тхамоков Н, X. Социально-экономический и политический строй

4 ' кабардинцев в XVIII в. Нальчик, 1961; Он же. К вопросу о крестьянских движениях в Кабарде в XVIII в. - Ученые записки Кабардино-Балкарского госуниверситета. Нальчик, 1958, вып. 4.; Он же. К вопросу о роли системы аманатства в развитии русско-кабардинских связей в XV111 в. - Ученые записки КБГУ. Нальчик, 1971, вып. 43.; Тхамокова И.Х. Русское и украинское население Кабардино-Балкарии. Нальчик, 2000; Фадеев А.В. Из истории русско-чеченских связей - Вестник МГУ. М., 1959, № 1; Он же. О некоторых социально-экономических последствиях присоединения Чечено-Ингушетии к России -Известия Чечено-Ингушского НИИ. Грозный, 1959, т.2, вып.1.

40 Блиев М.М. Указ.соч., с.376.

41 Гарданов В.М. Присоединение Северного Кавказа к России. - Народы Кавказа. М., 1960, т.1, с.85.

42 Он же. К вопросу об экономическом развитии Кабарды в XVIII в. -Ученые записки КБНИИ. Нальчик, 1965, т.28, с. 102-103.

43 Ларина В.И. Указ.соч., с.191.

44 Тхамоков H.X. Указ.соч., с.63. 43 ПСЗ, т. 19, №14164, с.964.

46 АВПРИ, ф.Сношения России с Крымом, оп.1, д.27, л.515.(Упоминая здесь международный договор, заключенный между Крымским ханством и Россией в 1772 г. в Карасу, автор считает нужным сослаться на текст документа, обнаруженного им в Архиве внешней политики Российской империи, так как на сегодняшний день отсутствует полная научная публикация этого договора. В приложении к исследованию В.А.Уляницкого «Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII в». (Сборник Московского главного архива Министерства иностранных дел. М., 1883, вып. 4.) опубликован лишь сокращенный его текст в форме сообщения русского представителя в Крыму генерала Щербины русскому резиденту в Константинополе Обрезкову о подписании в Карасу договора 1772 г. крымским ханом Сахиб-Гиреем).

47 Хакулова Л.М. К вопросу о русско-кабардинских отношениях в 70-х гг. XVIII в. - Материалы научно-практической конференции. Нальчик, 1983.

48 Байбулатов Н.К., Блиев М.М., Бузуртанов M.O., Виноградов В.Б., Гаджиев В.Г. Указ.соч., с.54.

49 Фадеев А. В. О некоторых социально-экономических последствиях присоединения Чечено-Ингушетии к России - Известия Чечено-Ингушского НИИ. Грозный, 1959, т.2, вып.1, с.З.

30 Феофилактова Т.М. Из истории борьбы России и Турции за Северо-Западный Кавказ в конце

XVIII в. - Вестник Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1973, вып. 7; Она же. Роль Правобережной Кубани в решении Крымского вопроса в 1774—1777 гг. - Вопросы историографии и филологии. Ростов н/Д, 1974; Она же. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких отношениях в 1777—1779 гг.-Известия Северо-Кавказского центра высшей школы. Ростов н/Д, 1977.

51 Алексеева Е. П., Калмыков H.X., Невская В. П. Добровольное присоединение Черкесии к России. Черкесск, 1957; Невская В. П. Указ. соч., Черкесск, 1956.

52 Боцвадзе Т.Д. Указ.соч., с.65.

53 Тогошвили Г.Д. Указ.соч., с. 114.

54 Касумов A.X. К истории агрессивной политики Англии и Турции на Северном Кавказе. Автореф.дисс. канд.ист.наук. - М., 1955, с.6-7; Он же. Из истории англо-турецких происков на

Северном Кавказе в 30-40-х гг. Х1Хвека. - Ученые записки КБГУ. Нальчик, 1958, вып.4, с. 108-119.

55 Касумов А.Х. Оборона Северного Кавказа в Крымской войне 1853-1856 гг. - Сборник статей по истории Кабарды и Балкарии. Ставрополь, 1957, вып.6, с.133-136.

56 Касумов А.Х. Англо-турецкие происки на Северном Кавказе после окончания Крымской войны (1853-1856 гг.). - Ученые записки КБГУ. Нальчик, 1959, вып.5, с.261-269; Он же. К истории., с.12-13.

57 Касумов А.Х. Англо-турецкие происки., с.280-289.

58

История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XV111 в. М., 1988, т.1, с.б.

59 Михнеева Р.А. Россия и Османская империя в международных отношениях в середине XVIII в. М., 1985, с. 129.

60 Nolan Е.Н. The Illustrated History of the War against Russia. Lnd., 1857, v.2.; Tyrell H. The Historv of the War withRussia, Lnd.—N.Y., v.1-3.; Hozier H. M. The Russo-Turkish War: including an account of the rise and decline of the Ottoman power and the history of the Eastern Question. Lnd., s. a., s.l; Slade A. Turkey and the Crimean War: a narrative of historical events. Lnd., 1867; Brackenbury G. The Seat о War in the East. Lnd., 1902.

61 Judd D. The Crimean War. Lnd., 1975, p. 9, 179-180;Thomson D. England in the nineteenth century 1815—1914. Harmonds-worth. 1977, p. 157.

62 Nolan E. H. Op. eit, v. 2, p. 435—436.

63 Ibid., v. 2, p. 559.

64 Slade A. Op. cit., p. 203,247.

65 Alison A. History of Europe from the fall of Napoleon in 1815 to the accession of Louis Napoleon in 1852. Edinburgh - Lnd., 1857, v.6, p. 235-236.

66 Ibid., p. 237—238.

67RawIinson H.England and Russia in the East. Lnd., 1875, p. 264.

68 Ibid., p. 70.

69 Ibid., p. 87—88,272.

70 Skrine F. H. The Expansion of Russia 1815—1900. Cambridge. 1904, p. 6,134—135,229

71 Baddeley J. F. The Russian Conquest of the Caucasus. Lnd.—N.Y., 1908, p. 448.

72 Ibid., p. 447.

73 Ibid., p. 450.

74 Ibid., p. 181.

75 Wilmot S. M. Life of Wice-Admiral Edmund, Lord Lyons. Lnd., 1898, p. 135. 76Mac Carthy J. A history of our own times. Lnd., 1879, v.2, p. 173—175.

77 Синклер Т. Восточный вопрос прошедшего и настоящего СПб., 1878, с. 78,354—355.

78 Robinson G. David Lirquhart. Oxford, 1920, p. 57.

79 Ibid., p. 2—3.

80 Crawley C.W. Anglo-Russian Relations 1815—40. - The Cambridge Historical Journal. Cambridge. 1929, v.3, n.l, p.49-50, 03-64.

81 BoJsover G. H. David Urquhart and the Eastern Question. 1833—37. The Journal of Modern History. Lnd., 1936, v.8, n.4, p.452,454,463-464, 466-467.

82 Temperley H.England and the Near East. The Crimea. - Lnd., 1936.

83 Temperley H. Op.cit., p. 75-76,408.

84 Seton- Watson R. W. Britain in Europe 1789— 1914. Cambridge, 1938, p. 187—188,326,342.

85 Webster Ch. The Foreign Policy of Palmerston. Lnd., 1951, v.2. p.571.

86 Quandour M.I. Muridism:A Study of the Saucaslan Wars of Independence 1819—1859 (Ph. D. Dissertation). Claremont.1964.

87 Rieber A.J. The Politics of Autocracy. Letters of Alexander II to Prince A.I. Bariatinskii 1857— 1864. Mouton, 1966, p. 75-76.

88 New Ch. Lord Durham. Lnd., 1968, p. 295.

89 Ingram E. The Beginning of the Great Game in Asia 1828-1834. Oxford, 1979, p. 274—275,312—313

90 Ingram Ed. The Beginning., p. 193—194.

91 Ingram E. Op.cit., p.275.

92 Puryear V.J. International Economics and Diplomacy in the Near East. A Study of British Commercial Policy in the Levant 1834-1853. Stanford, 1935, p.27-29, 35, 51; Ejusd. England Russia and the Straits Question 1844-1856. Berkeley, 1931, p.l 13-114.

93 Bell H. Lord Palmerston. Lnd.- N.-Y.—Toronto. 1936, v.l, p.282,284; v. 2, p. 105, 149, v.l.

94 Gleason J. H. The Genesis of Russophobia in Great Britain. A Study of the Interaction of Policy and Opinion. Cambridge, 1950, p. 1,3,92—98, 156,170, 130—181, 193—194,197—204,288.

95 Anderson M. The Eastern Question 1774—1923. A Study of International Relations. Lnd. - N.-Y., 1966, p. 64,91—92, 140.

96 Anderson M. Russia and ihe Eastern Question, 1821—41. Europe's Balance of Power 1815—1848. Ed. by A. Sked. Lnd., 1979, p. 93.

97 Ibid., p. 86.

98 Ridley J. Lord Palmerston. Lnd., 1970, p. 425,445,448-^49.

99 Mosely Ph. Russian Diplomacy and the Opening of the Eastern Question in 1838 and 1839. N.-Y., 1969, p.4,37,64, 86.

100Ingle H. N. Nesselrode and the Russian Rapprochement with Britain, 1836—1844. University of California Press Berkeley. 1976, p. 62—63,67—68, 71—72, 118.

101 Curtiss J. S. Russia's Crimean War. Durham, 1979, p. 20—22.

102 Curtiss J.S. Russian Diplomacy in the Mid —Nineteenth Century.—The South Atlantic Quarterly, 1973, n.72,

103 Curtiss J. S. Russia's Crimean War, p. 10,308-309,419,474,493—494, 508—511.

104 Florinsky M. Russia: a History and an Interpretation. N.-Y., 1953, v.2, p. 841—842.

105 Blanch L. The Sabres of Paradise. N.-Y., 1960, p. 14,31,254—257.

106 Ranum R. C. The Development of War Aims and the Strategic Policy of the Palmerston Government, 1855—1856. (Ph. D. Dissertation).-State University of New York at Buffalo. 1974, p.50, 190.

107 Kottenkamp F. Geschichte Russlands seit 1830, mit besonderer Rucksicht auf den Krieg in Kaukasus. Stuttgart, 1843, s.180, 186, 192,207—208,218—219.

108 Lanzidelli K. Historishe Denkwurdigkeiten der neusten Zeit. Wien, 1854, bd.l; Wien, 1856, bd.2, s.229-230.

109 Stern A. Geschichte Europas seit den Vertragen von 1815 bis zum Frankfurter Frieden von 1871. Stuttgart und Berlin, 1924, bd.5, s.369—374.

U0Kentmann P. Der Kaukasus. Hundertfunfzig Jahre russische Herrschaft. Leipzig, 1943, s. 37,45—48.

111 Хатуко К. Великобритания и Кавказская война.—Кавказ. Мюнхен, 1952, № 6.

112 Hoffmann J. Die Politik der MSchte in der Endphase der Kaukasuskriege. - Jahrbiicher ftir Geschichte Osteuropas. Berlin, 1969, s. 223-226, 249-252.

113 Baumgarf W. Der Friede von Paris 1856. Munchen - Wien, 1972.

114 Philipp W. Russlands Aufstieg zur Weltmacht 1815—1917. Forschungen zur Osteuropaischen Geschichte. Berlin, 1983, bd.33, s.94—95.

115 Capefigue J. B. L'Europe depuis I 'evencment du roi Louis-Philippe. Paris, 1846, t.9. p.282—284

116 Bazancourt S. L'expedition de Crimee. La marine francaise dans la mer Noire et la Baltigue. Chronigue maritime de la guerre d'Orient. Paris, 1856, t.l, p.104,116-117.

1,7 Dulaurier Ed. La Russie dans le Caucace. - Revue des Deux Mondes. Paris, 1865, t.60, p.948-961.

118 Lacroix P. Histoire de la vie et du regne de Nicolas I empereur de Russie. Paris, 1873, t.7, p.497-498.

119 Salia K. Hisfoiredela Nation Georgienne. Paris, 1980, p.403.

120 Lesure M. La France et le Caucase a l'epogue de Chemil a la lumiere des depeches des consuls francais. -Cahiers du Monde Russe et Sovietigue. Paris. 1978, v. 19, n.1-2, p.40-45.

121 Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1874—1878). М., 1947, т. 1 —2.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Политика России на Северном Кавказе в системе международных отношений в XVIII - первой половине XIX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Из всего вышеизложенного вытекает определенный вывод, что на протяжении ряда веков внешнеполитический фактор играл решающую роль в исторической жизни народов Северного Кавказа. Этот регион с древних времен находился на пересечении торговых и военных путей. С XVIII века Северный Кавказ становится уже конкретным объектом возрастающих противоречий между Россией, Ираном и Турцией.

Внешнеполитическая программа Российского правительства, сформулированная Петром I и предполагавшая распространение российского влияния на Северном Кавказе от Азова до Кубани (западное направление), от Астрахани к «шелковым торгам» Ирана (восточное) и от Пятигорья к Тифлису — центру Грузии (центральное), осуществлялось постепенно в соответствии с международной обстановкой и международными договорами XVIII — первой половины XIX века. Единая стратегическая линия, направленная на укрепление российских позиций в регионе, сохраняется на протяжении полутораста лет и прослеживается совершенно отчетливо. После Азовских походов Петра I (1695-1696) г., взятия крепости Азов и строительства крепости Таганрог в 1698 г. (северо-западное направление) по Константинопольскому договору 1700 г., заключенному между Россией и Турцией, эта территория стала считаться принадлежащей России. Однако после поражения в войне с Турцией 1710-1711 гг. по Прутскому договору 1711 г. Азов возвращался Турции и претензии России на подданство черкесов и ногайцев были Портой Оттоманской отвергнуты. Андрианопольский договор 1713 г. и Константинопольский 1720 г., в основном, подтвердили положения Прутского мира.

Понимая, что Северо-Западный Кавказ, находясь под протекторатом Турции, не может в тот момент рассчитывать на «российские авансы», Петр I, воспользовавшись сложной внутриполитической ситуацией в Иране (юго-восточное направление) в 1722 г. предпринимает Каспийский поход и строит в 1722 г. в устье реки Сулак крепость Святого Креста. По Петербургскому договору 1723 г., заключенному между Ираном и Россией, Дагестан и часть Северного Азербайджана признаются состоящими в подданстве России. В 1724г. Россия заключила Стамбульский (Константинопольский) договор с Турцией, по которому Порта признала Дагестан владением России, а Россия, в свою очередь, не возражала против аннекции Турцией Закавказья. Однако с таким положением дел была категорически не согласна Персия, и по Рештскому договору 1732 г., а затем и по Гянджийскому 1735 г. Дагестан вновь возвращался под власть Ирана. Крепость Святого Креста была срыта, и вместо нее в 1735 г. Россия построила крепость Кизляр. Отдавая себе отчет в том, что Северо-Восточный Кавказ по-прежнему находится в сфере влияния Персии, российское правительство обращает самое серьезное внимание на центр Северного Кавказа, где также пролегает стратегический путь в Закавказье, в тыл Турции и Ирана.

Очередная русско-турецкая война 1735-1739 гг. закончилась победой России и заключением Белградского мира, 6-м арикулом которого центральная часть Северного Кавказа, а именно Большая и Малая Кабарда объявилась нейтральной, «барьерной» территорией между Россией и Турцией, и каждой из них запрещалось вмешательство во внутренние дела кабардинцев. Этот договор являлся несомненным дипломатическим успехом России, поскольку впервые за несколько столетий констатировал независимость Кабарды от Порты Оттоманской и Крыма.

Далее Россия, придерживаясь буквы Белградского договора, начинает уделять самое серьезное внимание именно «кабардинскому» вопросу, так как позиция Кабарды, в силу выгодного географического расположения и политического влияния, определяла дипломатическую ситуацию в Осетии, откуда открывались дороги в Закавказье, а также в Ингушетии и Дагестане. Достаточно сказать, что очередной поход российских войск под командованием генерала Тотлебена в Закавказье в 1769 г. состоялся именно из крепости Моздок, основанной, как уже сообщалось выше, в 1763 г. по просьбе малокабардинского князя Коргоки Кончокина (в крещении Андрея Иванова), через Осетию и горные перевалы в Грузию.

Начавшаяся русско-турецкая война 1768-1774 гг. и ее итоги на Северном Кавказе во многом предопределили дальнейшие шаги российского государства по укреплению своих позиций в этом регионе. Крепость Азов с прилегавшими землями по Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 объявлялись вечными владениями России. Сразу же, в 1775 г. была организована Азовская губерния, которая предполагала цепью казачьих поселений соединить Моздок и юго-восточный Кавказ с восточным побережьем Черного моря. Следует отметить, что еще в 1747 г. в устье Дона была построена Темерницкая таможня, положившая начало крепости Дмитрия Ростовского и городу Ростову-на-Дону. По тому же Кучук-Кайнарджийскому договору Крым объявлялся независимым государством; статус же Кабарды 21 артикулом того же договора определялся «волею крымского хана». Но, заключив в 1772 г. с ханом прорусской ориентации Сахиб-Гиреем в Кара-Су договор о принадлежности Кабарды к России, русское правительство посчитало этот вопрос решенным в свою пользу. Иного мнения придерживались Турция и Крым, где вскоре сменился на престоле очередной хан, теперь уже ставленник Оттоманской Порты.

Присоединение Крыма к России в 1783 г. и Георгиевский трактат 1783г., отдающий Западную Грузию под протекторат России, образование в 1785г. Кавказского наместничества и дальнейшее углубление кордонной линии на юг (строительство крепости Владикавказ в 1784г.) послужили причиной следующей русско-турецкой войны 1787-1791гг. Ясский мир 1791г. и Айналы — Кавакская конвенция 1779г. закрепили Крым и Тамань в составе России. Вскоре, в 1793г. в Кабарде впервые вводится новая судебная практика (Родовые суды и расправы), отличная от традиционной, направленная на постепенное изъятие судебной власти из юрисдикции горского правящего класса и организацию унифицированной системы управления присоединенными территориями. Дальнейшее развитие получает институт «приставов», впервые введенный также в Кабарде в 1769 г. для «присмотра за поведением кабардинцев».

Необходимо сказать, что включение Северного Кавказа в политико-административное пространство империи и, как следствие, организация российской государственно-правовой системы ставило горские народы перед необходимостью радикального преобразования традиционного образа жизни. Использование военно-бюрократических методов в процессе укрепления российских политико-административных позиций на Северном Кавказе становилось фактором, обусловившим конфликтное восприятие как самой российской власти, так и ее институтов, внедрявшихся в горскую среду и «вольную» казацкую общину.

В последние десятилетие XVIII века российское правительство в ответ на опустошительные набеги иранского Ага-Мухаммед-хана на Закавказье обращает внимание теперь уже на Северо-Восточный Кавказ и предпринимает в 1796г. поход В. А. Зубова в Дагестан.

Заключив в 1798 г. с Портой Оттоманской союзный оборонительный договор, необходимость которого диктовали для Турции завоевания Наполеона Бонапарта в Египте, а несколько ранее приняв присягу на верность кабардинских владельцев, осетинских и ингушских старшин, Россия окончательно определила вхождение центральной части Северного Кавказа в состав Российской империи.

Начало XIX века характеризуется активизацией политики России на Северо-Восточном Кавказе. В 1802-1803 гг. Кубинское, Талышское, Аварское ханства Дагестана приняли покровительство России, их примеру последовало Джаро-Белоканское вольное общество. Это привело к затяжной русско-иранской войне 1804-1813 гг. и Гюлихстанскому миру, закрепившему Дагестан в составе России. Тем не менее, позиция Ирана уже в отношении Закавказья по-прежнему несла в себе угрозу безопасности этому региону, поэтому следующая русско-иранская война 1826-1828 гг. и Туркманчайский мир окончательно сделали Закавказье частью Российской империи.

Победные войны с Турцией 1806-1812 гг. и 1828-1829 гт. увенчались Андрианопольским договором, по которому Россия взамен завоеванных турецких крепостей Карса, Баязета и Эрзерума, получила во владение восточное побережье Черного моря, от устья Кубани до пристани св.Николая, закрепив за собой Черкесию.

Вершиной дипломатических и военных достижений России XVIII — первой половины XIX века стал Ункяр-Искелисийский договор 1833 г. России с Турцией, который подтвердил прежние завоевания России и впервые предоставил ей право прохода военных кораблей через Босфор и Дарданеллы. Таким образом, Северный Кавказ из проблемы внешнеполитической превращался в часть внутренней политики России, не утрачивая при этом своего международного значения.

Усиление позиций России на Кавказе и Ближнем Востоке решительно не устраивало западноевропейские державы, прежде всего Англию, поскольку давало России неоспоримое преимущество в стратегическом и политическом продвижении к колониальным владениям Великобритании.

Роль Северного Кавказа в 30-е годы XIX в. во внешнеполитических планах Англии возрастает по сравнению с первой третью XIX века, когда он был вовлечен в сферу политики западных держав лишь касательно Ирана и Турции.

Именно с этого периода начинается активное участие английских дипломатов и резидентов в событиях на Северном Кавказе, прежде всего в Черкесии, что явилось одной из причин Крымской войны 1853-1856 гг.

В качестве официального обоснования экспансии Англии на Северном Кавказе выдвигалась доктрина непризнания присоединения Черкесии к России по Андрианопольскому договору.

С подписанием Лондонских конвенций 1840-1841 гг. до начала 50-х годов XIX в. действия Англии на Кавказе носят более осмотрительный характер. Однако с началом Крымской войны британские резиденты вновь выполняют в Черкесии задания военного и политического характера.

Курсировавший вдоль восточного побережья Черного моря британский флот обеспечивал турецкие силы в Западной Грузии, проводил боевые операции на Таманском полуострове и Крыму. Британские офицеры управляли анатолийской армией Порты.

В 1854 г., когда в лагере противоборствующей коалиции вотировался вопрос об открытии фронта боевых действий на черкесском побережье, Россия срыла здесь все укрепления и вывела военные гарнизоны за исключением крепостей Суджук-кале, Геленджика и Анапы. В это же время Турция направила в Черкесию своих эмиссаров Бечет-пашу и Сефер-бея. Но наибольшим влиянием в черкесском обществе пользовался в это время представитель Шамиля Мохамед-Эмин, которого после окончания Крымской войны в 1857 г. турки арестовали в Стамбуле и отправили в ссылку в Дамаск. Бесцеремонное вмешательство во внутренние дела горцев, скрытая борьба между английскими и турецкими агентами за влияние среди черкесов привели к междуусобным конфликтам в горской среде и антиосманским настроениям.

Расхождение взглядов союзников на проблему Кавказа полностью выявилось на Парижском конгрессе 1856 г., где между британскими и российскими делегатами завязался спор о будущем политическом устройстве Черкесии и Грузии. Англичане отстаивали идею создания на этих территориях самостоятельных государств в качестве буферной зоны между Россией и Турцией. Представители России уверяли, что эти предложения означают попрание суверенитета российского государства. Дискуссия, в ходе которой каждая из сторон отстаивала свою позицию, едва не поставила под сомнение успех мирных переговоров.

Тем не менее, России удалось доказать свое право, определенное конкретными международными договоренностями на восточное побережье Черного моря, а значит, и на присоединение Черкесии.

Для России стратегические и политические итоги Крымской войны на Кавказе оказались удачными. Не оправдались ни опасения официального

Петербурга о неблагонадежности народов региона, ни надежды союзников на всеобщее антирусское восстание.

С 1856 г. в связи с тем, что «нейтрализация» Черного моря сократила для России возможность препятствовать контрабандным экспедициям в Черкесию военно-морскими средствами, Петербургу пришлось ограничиваться административными мерами надзора за кавказским побережьем (таможенно-карантинная служба) и дипломатическими усилиями. Россия, не желая давать Англии повода для конфликта в условиях «сосредоточения» своих внутренних сил и ослабления позиций в Европе и на Ближнем Востоке, шла на определенные уступки британским экономическим интересам на Кавказе, но отвергала всякие политические компромиссы. Российское руководство стремилось закончить Кавказскую войну, понимая, что это, помимо прочего, еще и наиболее эффективный способ лишить Англию основания считать черкесов независимыми и вмешиваться в их дела. Иностранные правительства, напротив, были заинтересованы в продолжении Кавказской войны, чтобы использовать ее в целях давления на Петербургский кабинет. С завершением этой войны исчезает самое значительное препятствие для превращения Кавказа в неотъемлемую часть политического и хозяйственного организма России.

Для Франции и Австрии в XVIII — первой половине XIX веков Кавказ не имел самостоятельного значения в их внешней политике, но он использовался как предлог давления на Россию при реализации французских и автрийских планов в Европе, что вносило дополнительную напряженность в состояние международных отношений по поводу кавказского вопроса. Интерес Парижского и Венского кабинетов к Кавказу — частное, но симптоматичное свидетельство того, как шел процесс превращения европейской политической жизни в целостную многокомпонентную систему, в которую постепенно вовлекались периферийные проблемы (Кавказ, Средняя Азия). В рамках этой системы одновременно с обострением ее внутренних антагонизмов усиливались взаимозависимость и взаимообусловленность явлений, на первый взгляд мало связанных между собой. Формировалась такая структура, в которой невозможно было затронуть отдельно взятый элемент так, чтобы это не отразилось на других. Указанные тенденции предвещали эпоху, когда региональные (колониальные) противоречия и конфликты станут столь же опасными для мира в Европе, как и собственно европейские.

Это объясняется тем, что уже в XVIII веке Северный Кавказ в результате I продуманной политической линии России постепенно становится частью складывающейся в рамках Российской империи новой мировой международной организации, когда прогрессивные институты государственного порядка насаждаются «сверху» не только в иную среду горских народов, но и собственно русского народа.

Северный Кавказ будучи особенным в стратегическом смысле геополитическим регионом («тыл» для Европы и «аванпост» для Азии) на протяжении XVIII-XIX веков уже определялся как часть двухмерной модели геополитической, военно-силовой и политреалистической системы Российской империи.

Суть этой модели состоит в организации государственных механизмов и их эволюции в основном силовыми методами. Эта военно-гражданская система определяла достаточно жестко любое место и положение в отношениях между социальными сферами внутри и вовне иерархической лестницы межгосударственных связей.

Политика Петербурга в этом регионе в XVIII - первой половине XIX века — это начальный этап стихийно-интуитивно осознаваемой, диктуемой реалиями исторического развития, формирования глобалистской системы мира именно для России и Северного Кавказа.

Можно с уверенностью сказать, что организация Российской империи в указанный период как многонационального, а затем и интернационального государства с элементами региональное™ подготовило почву и предопределило уже в XX веке появление единой системы политического и социального миропорядка.

Список научной литературыЯкубова, Ирина Ивановна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архив князя Воронцова. М., 1870.

2. Государственный архив Краснодарского края. Фонды: №№ 249,250,260, 318,345.

3. Государственный архив Ростовской области. Фонды: №№ 46,304,410,579.

4. Государственный архив Ставропольского края. Фонды: №№ 55,79,87,128, 249,261,324,406,444,556.

5. Российский государственный архив древних актов. Фонды: «Государственный архив», «Персидские дела»; фонды: №№7,15,23,111,256.

6. Российский государственный военно-исторический архив. Фонды «Военно-ученый архив»; фонды: №№ 38,414,482,13454,13545.

7. Российский государственный исторический архив. Фонды: №№651,932, 1409,1148,1149,1152,1263,1268.

8. Центральный государственный архив Кабардино-Балкарской республики. Фонды: №№ 1,16,23.

9. Ю.Центральный государственный архив Республики Дагестан. Фонд №379 («Кизлярский комендант»).11 .Центральный государственный исторический архив Республики Грузия. Фонды: №№ 2,11,16,29,1025.б) Опубликованные (отечественные):

10. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIXbb. Составитель В.К.Гарданов. Нальчик, 1974.

11. Акты, собранные Кавказской Археологической комиссией. Тифлис, 18861904. Т. 1-12.

12. Архив Государственного Совета. СПб., 1869.

13. Бантыш-Каменский Н.И. Обзор внешних сношений России (по 1800г.). М., 1887.

14. Бантыш-Каменский Н.И. Реестр делам Крымского двора с 1474 по 1779 гг. Симферополь, 1893г.

15. Белокуров С. Сношения России с Кавказом. Материалы, извлеченные из Московского архива Министерства иностранных дел. 1578-1613. М., 1889.

16. Бенигсен А. Россия XVIII в архивах Оттоманской империи. М., 1970.

17. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823.

18. Булавинское восстание. Сборник документов. М., 1935.

19. Ю.Бумаги князя Григория Алексеевича Потемкина-Таврического 17741788гг. СПб., 1893.

20. П.Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. СПб., 1869.

21. Венюков М.И. Население северозападного Кавказа в три эпохи его колонизации русскими в 1841, 1860 и 1863 гг. // Записки русского географического общества. СПб., 1864. №4.

22. Веселовский Н.И. Военно-исторический очерк Анапы. Петроград, 1914.

23. Веселовский Н.И. Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. СПб., 1851.

24. Волконский Н.А. Кавказ в 1787-1799 гг. // Кавказский сборник. Тифлис, 1890. Т. 14.1 б.Всеподцаннейшая записка по управлению Кавказским краем графа Воронцова-Дашкова. СПб., 1907.

25. Всеподцаннейший отчет главнокомандующего Кавказской армией за 1863-1870 гг. СПб., 1870.

26. Высочайшее утверждение правил в отношении наместника Кавказского. СПб., 1846.

27. Ган К.Ф. Известия древних греческих и римских писаний о Кавказе. Тифлис, 1884-1890.

28. Гейнс К. Материалы для истории покорения Западного Кавказа. // Военный сборник. СПб., 1866, №3.

29. Гизетти АЛ. Хроника Кавказских войн (1722-1794). Тифлис, 1896.

30. Гирс А.А. Россия и Ближний Восток. Материалы по истории наших сношений с Турцией. СПб., 1906.

31. Главани К. Описание Черкессии 1724 г. // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1893. Вып. 17.

32. Гмелин Самуил Готлиб. Путешествие по России для исследования трех царств естества. СПб., 1771-1785.

33. Головчанский С.Ф. Первая военная экспедиция против чеченцев в 1758 г. //Записки Терского общества любителей казачьей старины. Владикавказ, 1914. №11.

34. Гюльденштедт. Географическое и статическое описание Грузии и Кавказа из путешествия Гюльденштедта. СПб., 1809.

35. Дебу И. О кавказской линии. СПб., 1829.

36. Джевдет Паша. Описание событий в Грузии и Черкесии по отношению к Оттоманской империи (1775-1784). // Русский архив. М., 1888. Т.1. №1-4.

37. Дневник сношений генерал-майора П.Н. Ермолова с разными лицами. М., 1871.

38. Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIIIb. Сборник документов. Тбилиси. 1968.

39. Документы по истории Грузии 1862-1917. Тбилиси, 1965.

40. Журнал военного действия ея императорского Величества 1769г. СПб., 1769.

41. Исторический очерк распространения и устройства русского владычества под Кавказом. // Кавказ. Тбилиси, 1850.

42. Историческое известие о походе российских войск в 1796 году в Дагестан и Персию под командованием графа Валериана Алекс. Зубова.// Отечественные записки. СПб., 1827. 4.31, №87,88.

43. История Владикавказа (1781-1990). Сборник документов. Составители М.Д.Бетоева, Л.Д.Биричкова. Владикавказ, 1991.

44. История о персидском шахе Тахмас Кулы-хане. Перевод с французского С.Решетова. СПб., 1788.

45. История. География и этнография Дагестана XVIII-XIX в. Архивные материалы. М., 1958.

46. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Сборник документов. М., 1957. Т.2.

47. Кавказ. Описание края и краткий исторический очерк присоединения к России. СПб., 1911.

48. Кавказский календарь. Тифлис, 1917.

49. Кавказский сборник. Тифлис, 1883.

50. Карлгоф Н.И. Военно-статистическое обозрение Российской империи. Восточный берег Черного моря. СПб., 1853.

51. Карлгоф Н.И. О политическом устройстве черкесских племен, населенных Сев.-Вост. берег Черного моря // Русский вестник. СПб., 1860.№16, №18.

52. Краткие исторические сведения об Осетии в связи с распространением в ней христианства. Полтава, 1909.

53. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Одесса, 1882.

54. Лилов А. Материалы для истории Кавказа и Закавказья. // Кавказ, Тифлис, 1867. №69.

55. Люлье Л. О торговле с горскими племенами Кавказа на северо-восточном берегу Черного моря. // Закавказский вестник. Тифлис, 1848. №14-16.

56. Максимов Е., Вертепов В. Туземцы Северного Кавказа. Историко-статистические очерки. Владикавказ, 1892-1894.

57. Марсильи де. Военное состояние Оттоманской империи с ее приращением и упадком. СПб., 1737.

58. Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1874-1909.

59. Материалы по истории Осетии (XVIII век). Орджоникидзе, 1933.

60. Материалы по обычному праву кабардинцев. Нальчик, 1956.

61. Монперэ Ф.Д. Путешествие вокруг Кавказа у Черкесов и Абхазов в Колхиде, в Грузии, в Армении и в Крыму. Сухуми, 1937.

62. Морзолевский Б. Кавказ николаевского времени в письмах его воинских деятелей (из архива Б.Г. Гиляева).// Русский архив. СПб., 1904, №1.

63. Отчеты по управлению краем кавказского наместника за 1842 — 1852 гг. Тифлис, 1873.

64. Памятники времен утверждения русского владычества на Кавказе. Тифлис, 1909. Вып.2.

65. Пейсонель М. Исследование торговли на Черноморско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 гг. в изложении Е.Д. Фелицына. Краснодар, 1927.

66. Переписка грузинских царей с российскими государями с 1659 по 1770 гг. СПб., 1861.

67. Петровский А. Опись войсковым, наказным и войсковым наказным атаманам войска Донского. Новочеркасск, 1917.

68. Полиевктов М.А. Европейские путешественники XIII-XVIII вв. по Кавказу. Тифлис, 1935.

69. Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830-1884.

70. Правила о введении в действие Положения об управлении Кавказским краем. Тифлис, 1882.

71. Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в XV-XIX вв. Майкоп, 1997.

72. Ресми-Ахмет-эфенди. Сок достопримечательного (пер. и ред. Д.И. Сен-ковского). СПб., 1854.

73. Русско-адыгейские торговые связи. Сборник документов. Майкоп, 1957.

74. Русско-осетинские отношения в XVIIIb. Сборник документов. Орджоникидзе, 1976.

75. Сборник известий, относящихся до настоящей войны, издаваемый с высочайшего соизволения Н.Путиловым. СПб., 1855.

76. Сборник правительственных распоряжений по казачьим войскам. СПб., 1878.

77. Сборник Русского исторического общества. СПб., 1885. Т.48; СПб., 1886. Т.51.

78. Скитский Б.В. Холопий вопрос и антирусское движение кабардинских князей в пору «независимости» Кабарды (1739-1779 гг.). Приложения. Владикавказ, 1930.

79. Смирнов В.Д. Сборник некоторых новейших известий и официальных документов, касательно Турции, России и Крыма. СПб., 1881.

80. Совет Министров Российской империи. Документы и материалы. Л., 1990.

81. Статистическое описание земли донских казаков, составленное в 18221832 гг. Ставрополь, 1891.

82. Теплов В. Представители европейских держав в прежнем Константинополе. Исторический очерк. СПб., 1890.

83. Те плов В. Русские представители в Царьграде. 1496-1891. Исторический очерк. СПб., 1891.

84. Три имама. Магомед-Тагир (из Караха). // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Махачкала, 1926. Вып.45.

85. Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII в.У/Сборник Московского Главного архива Министерства иностранных дел. М., 1883. Вып.4.

86. Утверждение русского владычества на Кавказе. Тифлис, 1901-1904. Т. 1-4.

87. Учреждение управления Кавказского и Закавказского края. СПб., 1869.

88. Учреждение управления Кавказского и Закавказского края. СПб., 1876.

89. Филипсон Г.И. Воспоминания. // Русский архив. М., 1883. Т. 1-2.

90. Хроника войн Джара в XVIII в. Баку, 1931.

91. Цагарели А.А. Грамоты и другие исторические документы XVIII столетия, относящиеся к Грузии. СПб., 1891-1902. Т. 1-2.

92. Цагарели А.А. Новые архивные материалы для истории Грузии XVIII столетия. СПб., 1883.

93. Цагарели А.А. Сношения России с Кавказом в XVI-XVIII столетиях. СПб., 1891.

94. Чулков М.Д. Историческое описание Российской Коммерции при всех портах и границах. М., 1785.

95. Шамиль-ставленник султанской Турции и английских колонизаторов. Сборник документальных материалов. Тбилиси, 1953.

96. Шамхалы Тарковские (Историческая записка, составленная временной комиссией, наряженной для определения личных поземельных прав). // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1868. №1.

97. Юзефович Т.Н. Договоры России с Востоком, политические и торговые. СПб., 1869.в) Опубликованные (иностранные источники)'.

98. ADM 1854-1855. Paris, 1855.2. ВЕМ. 1856. V.79, June.3. ВЕМ. 1856. V.79. June.

99. BFSP. 1837-1838. London, 1855. V.26.5. BFSP.V.48.

100. Bonnak Marguis de. Memoire historique sur L'ambassade de France a Constantinople. Paris. 1894.7. CMRS, 1978, V.19,N.l-2.

101. Correspondence Relative to the Affaire of the Levant. London, 1841.

102. Correspondance secrete du comte de Broglie avec Louis XV (1756-1774). Paris, 1956. T.l.

103. De Broglie. Le secret du roi. Paris, 1879. T.l-2.

104. Documente privitore la Istoria Romanilor culese d'Eudoxiu Hurmuzki. 17001750. Bucuresti. 1778. V.VL

105. Doniol H. Politigues d'autrefois: le comte de Vergennes et P.M. Hennin. 17491787. Paris, 1898.13.DR. 1875, V.23, N.2.14. HPD V. 132. London. 1854.15.HPD. V. 141.

106. HPD. V. 141. London. 1856.

107. HPD. V. 142. London. 1856.

108. HPD. V. London, 1837-1838.19. HPD. V.141. London. 1856.20. HPD. V.148. London. 1858.

109. Hurewitz J.C. Diplomacy in the Near and Middle East. A Documentary Record: 1535-1914. Princeton, 1956. V.l.

110. Le Khahat de Crimee dans les Archives du Musee du Palais de Topkapi. Paris, 1978.

111. Mandelstam Andre. Le sort de l'empire Ottoman. Paris, 1917.

112. Peyssonel M. Traite sur le commerce de la Mer Noire. Paris, 1787. T.l.

113. PingaudL. Chaseul-Couffier. Paris, 1887.26. QR. 1864. V. 116.N.231.27. RDM Paris, 1865. t.60.

114. Relation de Dowry Efendy, un ambassadeur de La Porte Ottomane aupres du roide Perse, Trad du turc. Paris, 1810.29. RW. 1855.30. RW. 1855.

115. Tableau historique, Politique e moderne de l'empire Ottoman. Paris, 1808. T.2.

116. Testa J. Recueil des Traites de la Porte Ottoman avec les Puissances Ef-rangeres. Paris, 1872. T.l-2.

117. The Despatches (1710-1714) of Sir Robert Sufton, ambassador in Constantinople. London, 1953.

118. The Early Correspondent of Richard Wood 1831-1841. Ed. by A.B. Cunningham. London, 1966.

119. Tott, baron. Opisy Turow у Tatarow. Warszawa, 1789-1791.

120. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ

121. Абдуллаев Г.Б. Азербайджан в XVIII веке и взаимоотношения его с Россией. Баку, 1965.

122. Абдурахманов А. Азербайджан во взаимоотношениях России, Турции и Ирана в первой половине XVIII в. Баку, 1964.

123. Абцедарий. Искатели приключений в среде населения Западного Кавказа в 1857 году. // Кубанские областные ведомости. Екатеринодар, 1874. №17, 20-24.

124. Александров П.А. Северная система. Опыт исследования идей и хода внешней политики России в первую половину царствования императрицы Екатерины II. М., 1914.

125. Алексеева В.П., Калмыков И.Х., Невская В.П. Добровольное присоединение Черкесии к России. Черкесск, 1957.

126. Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. М., 1971.

127. Алиев Ф.М. Миссия посланника русского государства A.JI. Волынского (1706-1708). Баку, 1979.

128. Андреев А.И. Петр I в Англии в 1698 г. M.-JL, 1947.

129. Андриевский А.А. Русские конфиденты в Турции и Крыму в 1765-1768 гг. Киев, 1894.

130. Ю.Ардабацкая A.M. Из истории борьбы русской дипломатии с прусской агрессией в 40-е годы XVIII в. //Ученые записки Саратовского университета. Саратов, 1958. Т.66.

131. Ардабацкая A.M. Из истории русско-английских отношений начала 40-х годов XVIII века. //Ученые записки Саратовского университета. Саратов, 1954. Т. 39.

132. Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской битвы (1709-1714 гг.) М., 1990.

133. И.Ахмадов ЯЗ. Взаимоотношения Чечено-Ингушетии с Россией. // Автореф. дис. канд. истор. наук. Махачкала, 1977.

134. М.Ахмадов Я.З. Из истории чечено-русских отношений. // Вопросы истории Дагестана. Махачкала, 1975. Т.2.

135. Базилевич К.В. О черноморских проливах (из истории вопроса). М., 1946.

136. Байбулатов Н.К., Блиев М.М., Бузуртанов М.О., Виноградов В.Б., Гаджиев В.Г. Вхождение Чечено-Ингушетии в состав России. // История СССР. М., 1980. №5.

137. Бентковский И. Гребенцы. М., 1889.

138. Бентковский И.В. Частное землевладение и крепостная колонизация на Северном Кавказе до 1804 года. // Ставропольские губернские ведомости. Ставрополь, 1876. №41.

139. Берже П. Чечня и чеченцы. Тифлис, 1859.

140. Беров Х.Ж. Побеги горских крестьян в русские поселения на Северном Кавказе в 50—60-е гг. XVIII в. //Проблемы общественно- политического развития и классовой борьбы в России XVII—XVIII вв. М., 1983.

141. Берозов Б.П. Переселение осетин с гор на плоскость (XVIII—XX вв.). Орджоникидзе, 1980.

142. Бестужев И.В. Крымская война 1853-1856 гг. М., 1956.

143. Бижев А.Х. К вопросу социально-экономического развития северозападных адыгов в 30—40-х гг. XIX в. //Ученые записки Кабардино-Балкарского государственного университета (Далее КБГУ). Серия историко-филологическая. Нальчик, 1971. Вып. 43.

144. Бижев А.Х. Северо-Западный Кавказ в сфере восточного вопроса (1826— 1830 гг.). // Ученые записки КБГУ. Серия историко-филологическая. Нальчик, 1971. Вып. 43.

145. Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис восточного вопроса в конце 20-х начале 30-х годов XIX в. Майкоп, 1994.

146. Бильбасов В.А. Россия и Англия в ХУ111 в. // Русская старина. СПб., 1893. Т. 30.

147. Бирюков И. Несколько глав из истории Волжского казачьего войска. // Сборник общества любителей казачьей старины. Владикавказ, 1912. №3.

148. Битова Е.Г. Модернизирующие реформы на Северном Кавказе и местная политическая традиция: отторжение или адаптация. // Журнал ResPublica. Нальчик, 2000. Вып.1.

149. Блиев М.М. К вопросу о времени присоединения народов Северного Кавказа к России. // Вопросы истории. М., 1970. № 7.

150. Блиев М.М. О некоторых вопросах истории взаимоотношений народов Северного Кавказа с Россией в XVI—XIX вв. // Ученые записки СевероОсетинского государственного педагогического института. Орджоникидзе, 1967. Т.27. Вып.1.

151. Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е годы XVIII— 30-е годы XIX в.). Орджоникидзе, 1961.

152. Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. М., 1994.

153. Блиева З.М. Система управления на Северном Кавказе в конце XVIII -первой половине XIX в. Владикавказ, 1992 .

154. Богословский М. Петр I. М., 1946.

155. Зб.Боров А.Х. Историческая наука Кабардино-Балкарии: к постановке теоретико-методологических проблем. // Вестник КБГУ. Серия: гуманитарные науки. Нальчик, 1996. Вып.2.

156. Боров А.Х., Думанов Х.М., Кажаров В.Х. Современная государственность Кабардино-Балкарии. Истоки, пути становления, проблемы. Нальчик, 1999.

157. Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа во взаимоотношениях России с Грузией. Тбилиси, 1964.

158. Броневский B.JI. История Донского войска. СПб., 1834.

159. Бузуртанов М.О., Виноградов В.Б., Умаров С.Ц. Навеки вместе. Грозный, 1980.

160. Бутковский Я.Н. Сто лет австрийской политики в Восточном вопросе. СПб., 1888. Т. 1-2.

161. Бутурлин Д. Военная история походов россиян в XVIII столетии. СПб., 1819-1821. Т.1-3.

162. Бухаров Д. Россия и Турция от возникновения политических между ними отношений до Лондонского трактата: исторический очерк. СПб., 1878.

163. Бушуев С.К. Борьба горцев за независимость под руководством Шамиля. М.-Л., 1939.

164. Бушуев С.К. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России. М., 1955.

165. Бушуев С.К. Из истории русско-кабардинских отношений. Нальчик, 1956.

166. Васильев Е. Черноморская береговая линия 1834-1855 (из Кавказской войны). // Военный сборник. СПб., 1874. №9.

167. Вергун Д.Н. Россия и Турция. СПб., 1911.

168. Вехи единства: к 200-летию добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России. Грозный, 1982.

169. Виноградов В.Б., Магомадова Т.С. Один из северокавказских союзников России. // Вопросы истории. М., 1971. №10.

170. Виноградов В.Б., Умаров С.У. Акт 21 января 1781 года важнейшее событие в процессе вхождения Чечено-Ингушетии в состав России. // Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией и народами Кавказа в XVI-XX в. Грозный, 1981.

171. Волков МЛ. Таможенная реформа 1753-1757 гг. М., 1961.

172. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII — нач. XIX в. М., 1974.

173. Восточный вопрос во внешней политике России (конец XVIII — начало XX в.). М., 1978.

174. Вульф П. Английская шхуна «Виксен»—военный приз, взятый бригом «Аякс» у берегов Кавказа в 1836 году. // Морской сборник. СПб., 1886. №4.

175. Высадка в 1857 году на черкесский берег польско-английского десанта. // Кавказский сборник. Тифлис, 1887. Т.11.

176. Гаджиев В.Г. Из истории великой дружбы. // Вопросы истории Дагестана. Махачкала, 1975. Т. 2.

177. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965.

178. Гальцев B.C. Из истории колонизации Северного Кавказа. // Известия Се-веро-Осетинского научно-исследовательского института (Далее — СОНИИ). Орджоникидзе, 1957. Т. 19.

179. Гальцев B.C. Кавказская линия и Терское казачество к началу XIX столетия. // Известия СОНИИ. Орджоникидзе, 1940. Т.9.

180. Гамрекели В.Н. Торговые связи Восточной Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. Тбилиси, 1968.

181. Гарданов В.К. К вопросу об экономическом развитии Кабарды в XVIII в. // Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института. Нальчик, 1965. Т. 23.

182. Гарданов В.К. Присоединение Северного Кавказа к России. // Народы Кавказа. М., 1960.Т.1.

183. Гашимов Г.М. Дагестано-кабардинские экономические отношения в XVI-XVIII в. // Вопросы истории и этнографии Дагестана. Махачкала, 1974.

184. Гашимов Г.М. Из истории взаимоотношений народов Дагестана с народами Северного Кавказа во второй половине XVI-XVIII в. Махачкала, 1970.

185. Гегумен Н.Д. Внешняя политика России в начале царствования Екатерины II. 1762-1774г. СПб., 1886.

186. Георгиев В.А. Внешняя политика России на Ближнем Востоке в конце 30-х начале 40-х гг. XIX в. М., 1975.

187. Георгиев В.А., Георгиева Н.А. Кавказская война (1829-1864). // Сборник русского исторического общества. М., 2000. Т.2 (150).

188. Головчанский С.Ф. Первая военная экспедиция против чеченцев в 1758г. // Записки Терского общества любителей казачьей старины. Владикавказ, 1914.

189. Горянов С.М. Боспор и Дарданеллы. СПб., 1907.

190. Грабовский Н.Ф. Присоединение к России Кабарды и борьба за ее независимость. // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1876. Вып. 9.

191. Гриценко Н.П. Города Северо-Восточного Кавказа. Ростов-на-Дону, 1984.

192. Гриценко Н.П. Из истории экономических связей и дружбы чечено-ингушского народа с великим русским народом. Грозный, 1965.

193. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVIII—первой половине XIX в. Грозный, 1961.

194. Гугов Р.Х. Кабарда и Балкария в XVIII веке и их взаимоотношения с Россией. Нальчик, 1999.

195. Гудинов В. Окончательное покорение Осетии. // Кавказский сборник. Тифлис, 1889. Т. 18.

196. Данилевский Ф.Н. Кавказ и его горские жители. М., 1846.

197. Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1874—1878). М., 1947. Т.1-2.

198. Дебу И. О Кавказской линии. СПб., 1829.

199. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе. История и современность. М., 2001.

200. Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. М., 1937. Т.5.

201. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е начало 1770-х гг.). Нальчик, 2001.

202. Дзамихов К.Ф. Адыги и Россия. М., 2000.

203. Дзамихов К.Ф. Адыги: вехи истории. Нальчик, 1994.

204. Дзамихов К.Ф. Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством (середина XVI- конец XVIII вв.). Нальчик, 1996.

205. Дзамихов К.Ф., Боров А.Х. Россия и Северный Кавказ (Современный политический опыт в историческом контексте). // Полис. М., 1998. №3.

206. Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми, 1982.

207. Добровольное присоединение Черкесии к России. Ставрополь, 1957.

208. Дон и степное Предкавказье (XVIII — первая половина XIX в.). Ростов н/Д, 1977.

209. Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г. М., 1955.

210. Дружинина Е.И. Русский дипломат A.M. Обрезков. // Исторические известия. М., 1952.№40.

211. Дубровин Н. Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. СПб., 1900. Т.1.

212. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871. Т.1-3.

213. Дубровин Н.Ф. Образ войн России от Петра Великого до наших дней. СПб., 1885-1896. Т. 1-4.

214. Дубровин Н.Ф. Присоединение Крыма к России. СПб., 1885. Т.1.

215. Дулина Н.А. Османская империя в международных отношениях (30-40-е годы XIX в.). М., 1980.

216. Думанов Х.М. Обычное имущественное право кабардинцев. Нальчик, 1976.

217. Дьячков-Тарасов Н. Исторический очерк распространения русской власти на Кавказе. Тифлис, 1913.

218. Дьячков-Тарасов Н. Черноморская береговая линия и правый фланг Кавказа перед войной в 1853 г. // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1904. №10.

219. Жигарев С. Россия в сфере европейских народов по данным истории международных общений и права в XVIII и XIX вв. Историко-юридические очерки. СПб., 1890.

220. Жигарев С. Русская политика в Восточном вопросе (ее история в XVI — XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). М., 1896. Т.1 .

221. Жордания Г. Очерки по истории франко-русских отношений. Тбилиси, 1959. Т.2.

222. Зайончковский А. М. Восточная война 1853—1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. СПб., 1913. Т. 1-2.

223. Закавказский поход графа Тотлебена. // Кавказоведение. История. Этнография. Литература. Тифлис, 1901. 104.3аседателева Л.Б. Терские казаки. М., 1974.105.3ахарьянц Г.Н., Иноземцев Г.А., Семеркин П.В. Ростов-на-Дону. 17491949. Ростов н/Д, 1949.

224. Зиссерман А.Л. 25 лет на Кавказе. СПб., 1879.

225. Зиссерман А.Л. История 80-го пехотного кабардинского полка (17261880). СПб., 1881.

226. Зиссерман А.Л. Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский. 1815—1879. СПб., 1890-1891. Т.З.

227. Знарицкий Д.И. Очерки по истории запорожских казаков и Новороссийского края. СПб., 1889.

228. Ю.Ибрагимбейли X. М. Россия и Северный Кавказ в XVI — пер. пол. XIX в. в освещении буржуазной историографии. // История СССР. М., 1982, №2.

229. Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне 1853-1856 гг. и международные отношения. М., 1971.

230. Ибрагимбейли Х.М. Критика современной англо-американской историографии присоединения Северного Кавказа. // Вопросы истории и исторической науки Северного Кавказа и Дона. Грозный, 1980. Вып. 2.

231. Иванов С. О сближении горцев с русскими на Кавказе. // Военный сборник. СПб., 1859. №6.

232. Игнатович И.И. Крестьянское движение на Дону в 1820г., М., 1937.

233. Из истории Карачаево-Черкессии. Ставрополь, 1970.

234. Иностранные агенты на западном Кавказе в первой половине XIX века. // Кубань. Краснодар, 1952. №11.

235. Иоаннисян А.Р. Россия и армянское освободительное движение в 80-х годах XVIII столетия. Ереван, 1947.

236. Исторический очерк кавказских войн от их начала до присоединения Грузии. Тифлис, 1889.

237. Исторический очерк распространения и устройства русского владычества под Кавказом. // Кавказ. Тифлис, 1850. №13.

238. История Дагестана. М., 1967. Т. 1.

239. История дипломатии, М., 1959—1963. Т. 1—2.

240. История Кабардино-Балкарской АССР. М., 1967. Т. 1.

241. Итоги и задачи изучения внешней политики России. М., 1981.

242. Кабанов А.С. Нальчик — столица советской Кабарды. Нальчик, 1950.

243. Кабузан В.М. Заселение Северного Причерноморья (Новороссии) в

244. XVIII первой половины XIX в. (1719-1858 гг.) М., 1969.

245. Калмыков И.Х. Черкесы. Историко-этнографический очерк. Черкесск, 1974.

246. Калоев Б.А. Из истории русско-чеченских экономических и культурных связей. // Советская этнография. М., 1961. №1.

247. Касумов А.Х. Англо-турецкие происки на Северном Кавказе после окончания Крымской войны (1853-1856 гг.). // Ученые записки КБГУ. Нальчик, 1959. Вып.5.

248. Касумов А.Х. Из истории англо-турецких происков на Северном Кавказе в 30-40-хгг. XIX века. Ученые записки КБГУ. Нальчик, 1958. Вып.4.

249. Касумов А.Х. К истории агрессивной политики Англии и Турции на Северном Кавказе. // Автореф.дисс.канд.ист.наук. М., 1955.

250. Касумов А.Х. Оборона Северного Кавказа в Крымской войне 1853-1856 гг. // Сборник статей по истории Кабарды и Балкарии. Ставрополь, 1957. Вып.6.

251. Кинянина Н.С. Внешняя политика России первой половины XIX в. М., 1963.

252. Киняпина Н.С. Административная политика царизма на Северном Кавказе и в Средней Азии. // Вопросы истории. М., 1883. №12.

253. Киняпина Н.С. Балканы и проливы во внешней политике России в конце1. XIX века. М., 1994.

254. Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. М., 1984.

255. Ковалевский М.М. Поземельные и сословные отношения у горцев Северного Кавказа. // Русская мысль. М., 1883. Т. 12.

256. Кокиев Г. Очерки по истории Осетии. Владикавказ, 1926. 4.1.

257. Кокиев Г.А. Из истории сношений России с Кавказом. Нальчик, 1946.

258. Кокиев Г.А. Методы колониальной политики царской России на Северном Кавказе в XVIII в. // Известия Юго-Осетинского НИИ краеведения. Ста-линир, 1933. Вып. 1.

259. Кокиев Г.А. Русско-кабардинские отношения в XVI — XVIII вв. // Вопросы истории. М., 1946. №10.

260. Кокиев Г.А. Из истории русско-осетинских отношений XVIII в. // Известия СОНИИ. Орджоникидзе, 1932. Т.4.

261. Коломойцев А.Г. Провал агрессивных происков Англии и Турции на Северо-Западном Кавказе в 50-х годах XIX века. // Ученые записки Туркменского государственного университета им. A.M. Горького. Фрунзе, 1958. Вып. 14.

262. НЗ.Коркмазов А.Ю. Этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ставрополь, 1994.

263. Коробков Н.М. Фельдмаршал Румянцев Задунайский. М., 1944.

264. Короленко П.П. Записки о черкесах. // Кубанский сборник. Екатерино-дар, 1909.

265. Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М., 1961.

266. Котиков С.В. К вопросу о присоединении Ингушетии к России. //Известия Чечено-Ингушского института истории, языка, литературы. Грозный, 1972. Т. 9. Вып. 1.

267. Кочубинский А.А. Граф Андрей Иванович Остерман и раздел Турции. Из истории восточного вопроса. Война пяти лет (1735-1739). Одесса, 1899.

268. Креницын Н.В. Восточный вопрос на почве его истории и политики. СПб., 1900.

269. Кудашев В.Н. Исторические сведения о кабардинском народе. Киев, 1913.

270. Куканова Н.Г. Очерки по истории русско-иранских торговых отношений в XVII — первой половине XIX в. Саранск, 1977.

271. Кумыков Т. X. Общественный строй адыгских народов в XVIII — перв. пол. XIX в. // Ученые записки КБГУ. Серия историко-филологическая. Нальчик, 1971. Вып. 43.

272. Кумыков Т.Х. Присоединение Кабарды к России и его прогрессивные последствия. Нальчик, 1957.

273. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI 30-е гг. XVII в.). М., 1963.

274. Кушева Е.Н. Торговля Москвы в 30-40-х годах XVIIIb. //Исторические записки. М., 1947. №23.

275. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.

276. Лавров Л.И. Карачай и Балкария до 30-х годов XIX в. // Кавказский этнографический сборник. М., 1969. Т.4.

277. Ларина К. Основание Моздока и его роль в развитии русско-осетинских взаимоотношений. // Известия СОНИИ. Дзауджикау, 1957. Т. 19.

278. Лысцов В.П. Персидский поход Петра I 1722-1723 гг. М., 1951.

279. Любавский М.К. Обзор русской колонизации с древнейших времен до XX века. М., 1996.

280. Люлье Л. Черкесия. Краснодар, 1927.

281. Ляхов В.А. Русская армия и флот в войне с Оттоманской Турцией в 18281829 г. Ярославль, 1972.

282. Магомедов P.M. История Дагестана с древнейших времен до начала XIX в.Махачкала, 1961.

283. Магомедов P.M. Общественно-экономический и политический строй Дагестана в ХУШ-нач.Х1Хв. Махачкала, 1957.

284. Магомедов P.M. Хронология истории Дагестана. Махачкала, 1959.

285. Мальбахов Б.К. Кабарда в период от Петра I до Ермолова 1722-1825. Нальчик, 1998.

286. Мальбахов Б.К., Эльмесов А. Средневековая Кабарда (Внутренние и внешние аспекты истории). Нальчик, 1994.

287. Мамбетов Г.Х. Взаимоотношения кабардинцев и балкарцев с народами Дагестана в XVI— XVIII вв. //Взаимоотношения Дагестана с народами Кавказа. Махачкала, 1977.

288. Мамбетов Г.Х. К истории взаимоотношений кабардинцев с народами Дагестана в XVI-XVIII вв. // Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института, 1967. Т.25.

289. Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения XVIII в. М., 1966.

290. Мартене Ф.Ф. О консулах и консульской юрисдикции на Востоке. СПб., 1873.

291. Мартене Ф. Ф. Россия и Англия в царствование императора Николая I. // Вестник Европы. СПб., 1898. Т.2.

292. Масловский Д.Ф. Записки по истории военного искусства в России. СПб., 1891. Вып. 1.

293. Мачарадзе В. Г. Из истории русско-осетинских отношений в 80-90-х гг. XVIII в.// Сообщения АН Грузинской СССР. Тбилиси, 1966. № 44. .

294. Международные связи России в XVII — XVIII вв. (экономика, политика, культура). М., 1966.

295. Миллер А.Ф. Краткая история Турции. М., 1948.

296. Миллер А.Ф. Мустафа паша Байрактар. M.-JL, 1947.

297. Михнева Р.А. К вопросу о русско-турецких отношениях после Белградского мира. М., 1979.

298. Михнева Р.А. Россия и Османская империя в международных отношениях в середине XVIII века. М., 1985.

299. Муравьев Н.Н. Война за Кавказом в 1855 году. СПб., 1877.

300. Надинский П. Суворов в Крыму. Симферополь, 1950.

301. Налоева Е. Дж. К вопросу о государственно-политическом строе Кабарды первой половины XVIII в. //Вестник Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1972. Вып. 6.

302. Налоева Е. Дж. Об особенностях кабардинского феодализма. // Из истории феодальной Кабарды и Балкарии. Нальчик, 1981.

303. Нарочницкий A.JI. Основные проблемы обобщающего труда по истории народов Северного Кавказа с древнейших времен до наших дней. // Истоки великой дружбы. Грозный, 1978.

304. Неверовский. Краткий исторический взгляд на северный и средний Дагестан до уничтожения влияния лезгинов на Закавказье. СПб., 1848.

305. Невская В.П. Присоединение Черкесии к России и его социально-экономические последствия. Черкесск, 1956.

306. Некрасов А.Г. Исторические «экскурсы» г-на В.Сигбана в русско-шведские отношения XVIII века и реальные факты истории. // История СССР. М., 1962, №2.

307. Некрасов Г.А. Международное признание российского великодержавия в XVIII веке. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972.

308. Некрасов Г.А. Роль России в европейской международной политике. 1725-1739 гг. М., 1976.

309. Нерсесов Г.А. Политика России на Тешенском конгрессе 1778-1779гг. М., 1949.

310. Никифоров JI.A. Внешняя политика России в последние годы Северной войны. М., 1959.

311. Никифоров JI.A. Основные задачи внешней политики России после Ништадского мира. // Международные отношения и внешняя политика СССР. История и современность. М., 1977.

312. Никифоров JI.A. Русско-английские отношения при Петре 1. М., 1950.

313. Новицкий В. Анапа и закубанские поселения. // Записки Кавказского отдела императорского географического общества. Тифлис, 1915. Т.1.

314. Новичев А.Д. История Турции. М., 1963-1973. Т. 1-3.

315. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в XVIIb. М., 1948.

316. Новосельцев А.П. Георгиевский трактат 1783 г. и его историческое значение (К 200-летию Георгиевского трактата). // История СССР. М., 1983, №4.

317. Ногайцы. Черкесы. Историко-этнографический очерк. 1988.

318. Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. М., 1947.

319. Огарков В.В. Воронцовы, их жизнь и общественная деятельность: биографические очерки. СПб., 1892.202.0решкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII века. М., 1971.

320. Орешкова С.Ф., Ульченко Н.Ю. Россия и Турция (проблемы формирования границ). М., 1999.

321. Очерки истории Адыгеи. Майкоп, 1957. Т.1.

322. Очерки истории Министерства иностранных дел. 1802-1902. СПб., 1902.

323. Павлов A.M. Краткое обозрение Кавказской губернии уездного города Кизляра со времени первоначального образования и т.д. М., 1822.

324. Пайчадзе Г.Г. Русско-грузинские политические отношения в первой половине XVIII в. Тбилиси, 1970.

325. Петров А. Н. Русские дипломаты на Парижском конгрессе 1856 года. // Исторический вестник. СПб., 1891. Т.43.

326. Петров А.Н. Вторая турецкая война в царствовании императрицы Екатерины II 1787-1791 гг. СПб., 1880.

327. Петров Г.М. Краткий очерк развития русско-иранских экономических и политических отношений в XVIIIb. // Советское востоковедение. M.-JL, 1949. Т.6.

328. Пикман A.M. О борьбе кавказских горцев с царскими колонизаторами. // История СССР. М., 1960, №2.

329. Покровский М. Военные действия у Новороссийска и на Таманском полуострове во время Крымской войны 1853-1855 гг. // Кубань. Краснодар, 1949. №7.

330. Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII- первой половине XIX века. Краснодар, 1989.

331. Покровский М.В. Русско-адыгейские торговые связи. Майкоп, 1957.

332. Покровский М.В. Социальная борьба внутри адыгейских племен в конце XVIII-первой половины XIX в. и ее отражение в общем ходе Кавказской войны. М., 1956.

333. Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1924.

334. Полиевктов М.А. Европейские путешественники XIII-XVIII вв. по Кавказу. Тифлис, 1935.

335. Полиевктов М.А. Пограничный рубеж европейской России в его историческом развитии. // Международная политика и мировое содружество. М., 1918, №5.

336. Попко И. Черноморские казаки. СПб., 1858.

337. Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801). Владикавказ. 19121913. Т.1-2.

338. Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. СПб., Тифлис, 1891. Т. 1-5.

339. Потто В.А. Кавказская война. СПб., 1885. Т.1. Вып.2.

340. Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов н/Д, 1961.

341. Радзинская И.Ю. Русско-английские отношения 60-70-х гг. XVIII в. (1762-1775 гг.) М.,1967.

342. Ратушняк В.Н. Вхождение Северо-Западного Кавказа в состав России и его капиталистическое развитие. Краснодар, 1978.

343. Рейнке Н.М. Горские и народные суды Кавказского края. // Журнал Министерства юстиции. СПб., 1912, №21.

344. Ригельман А. История или повествование о донских казаках. М., 1848.

345. Розен Д.Г. История Турции от победы реформы в 1826 году до Парижского трактата в 1856 году. СПб., 1872.

346. Роль России в исторических судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII-начало ХХв.).Грозный, 1983.

347. Романовский. Кавказ и Кавказская война. СПб., 1860.

348. Российское многонациональное государство: формирование и пути исторического развития. Материалы совещания. // История и историки. М., 1995.

349. Россия, Польша и Причерноморье в XV-XVIII вв. М., 1978.

350. Сарычев В.Г. Русско-английские экономические отношения в XVIII в. К вопросу о роли русского экспорта в экономике Англии. М., 1953.

351. Синклер Т. Восточный вопрос прошедшего и настоящего. СПб., 1878.

352. Служивый. Очерки покорения Кавказа. СПб., 1901.

353. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения его к России. Одесса, 1889.

354. Смирнов Н.А. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях в XVI — XVIII вв. Нальчик, 1948.

355. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX в., М., 1958.

356. Смирнов Н.А. Россия и Турция в XVI-XVII вв. М., 1946. Т.1.

357. Сокуров В.Н. Внешнеполитическое положение Кабарды в последней четверти XVII — первой четверти XVIII в. // Автореф.дис.канд.истор.наук. М., 1977.

358. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1962. Т.14-15

359. Сотавов Н.А. Внешнеполитические отношения Дагестана со странами Востока (Турция, Иран) в первой половине ХУШ в. // Автореф.дис.канд.ист. наук. Махачкала, 1969.

360. Сотавов Н.А. К вопросу о кавказской политике Ирана и Турции в Дагестане в пер. пол. XVIII в. // Вопросы истории и этнографии Дагестана. Махачкала, 1976. Вып. 5.

361. Сотавов Н.А. К вопросу о политике Ирана и Турции в Дагестане в 40-х годах XVIII в. Махачкала, 1974.

362. Сотавов Н.А. Кавказ в политике России, Ирана и Турции в XVIII в. (По материалам иранских и турецких источников). // Формирование гуманистических традиций отечественного востоковедения. М., 1984.

363. Социальные отношения у народов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1978.

364. Тавакалян Н.А. О русской ориентации чеченцев и ингушей до их вхождения в состав России. // Археолого-этнографический сборник. Грозный, 1968. Вып.2.

365. Тавакалян Н.А. Присоединение Чечено-Ингушетии к России и его последствия. // Автореферат докторской диссертации. М., 1972.

366. Тамай А.И. К вопросу о провале дагестанской кампании шаха Надира (1741-1743 гг.). //Ученые записки Дагестанского института истории, языка и литературы им. Г. Цадасы. Махачкала, 1958. Т.5.

367. Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887.

368. Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т. 1-2.

369. Татищев С.С. Дипломатические беседы о внешней политике России. СПб., 1898.

370. Татищев С.С. Из прошлого русской дипломатии. СПб., 1887.

371. Тверитинова А.С. К истории русско-турецких отношений в елизаветинское время. // Советское востоковедение. M.-JL, 1946. №6.

372. Теплов В. Представители европейских держав в прежнем Константинополе. Исторический очерк. СПб., 1890.

373. Теплов В. Русские представители в Царьграде 1496-1891. Исторический очерк. СПб., 1891.

374. Терещенко А. Опыт обозрения жизни сановников, управляющих иностранными делами в России. СПб., 1837.

375. Тогошвили Г.Д. Грузино-осетинские взаимоотношения накануне и в период присоединения Северной Осетии к России. //Сборник СОНИИ. Орджоникидзе, 1976. Вып. 31.

376. Тотоев Ф.В. Развитие рабства и работорговли в Чечне (вторая половина ХУШ-первая половина XIX века). // Социально-экономические отношения народов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1978.

377. Троицкий С.М. Русские дипломаты в середине ХУШ в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972.

378. Тройно Ф.П. Царизм и горские народы Северного Кавказа. // Известия СОНИИ. Орджоникидзе, 1966. Т.25.

379. Тхамоков Н.Х. Социально-экономический и политический строй кабардинцев в XVIII в. Нальчик, 1961.

380. Тхамоков Н.Х. К вопросу о роли аманатства в развитии русско-кабардинских связей в XVIII в. //Ученые записки КБГУ. Нальчик, 1971. Вып.43.

381. Тхамокова И.Х. Русское и украинское население Кабардино-Балкарии. Нальчик. 2000.

382. Тхоржевский С.И. Донское войско в первой половине XVII в. // Русское прошлое (исторический сборник). Пг., 1923. Т.З.

383. Уляницкий В.А. Белградский договор 1739 г. // Сборник Московского государственного архива Министерства иностранных дел. М., 1881. Вып. 2.

384. Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII в. // Сборник Московского Главного архива Министерства иностранных дел. М., 1883. Вып.4.

385. Фадеев А.В. Бухаресткий мир 1812 г. и вопрос о закавказских границах. // Ученые записки Ростовского государственного университета. Ростов-н/Д, 1952. Т.2 ЬВып.З.

386. Фадеев А.В. Вопрос о социальном строе кавказских горцев в XVIII-XIX вв. в новых работах советских историков. // Вопросы истории. М., 1958, №5.

387. Фадеев А.В. Дореформенная Россия (1800-1861гг.). М., 1960.

388. Фадеев А.В. Из истории русско-чеченских связей. // Вестник Московского университета. М., 1959. №1.

389. Фадеев А.В. О внутренней социальной базе мюридистского движения на Кавказе в XIX веке. // Вопросы истории. М., 1955, №6.

390. Фадеев А.В. Основные этапы в развитии русско-кавказских связей. // Ученые записки Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1960. Т. 17.

391. Фадеев А.В. Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореформенный период. М., 1957.

392. Фадеев А.В. Россия и восточный кризис 20-х гг. XIX в. М., 1958.

393. Фадеев А.В. Россия и Кавказ первой половины XIX века. М., 1960.

394. Фадеев А.В. Социально-экономические предпосылки внешней политики царизма в период «восточного кризиса» 20-х годов XIX в. // Исторические записки. М., 1956.

395. Фадеев А.В. Суворов на Дону и в Приазовье. Ростов-н/Д, 1950.

396. Фадеев А.В. Экономические связи Северного Кавказа с Россией в дореформенный период. //История СССР. М., 1957. №1.

397. Фадеев Р. А. Письма с Кавказа. СПб., 1889.

398. Фадеева И.Л. Османская империя и англо-турецкие отношения в середине XIX в. М., 1982.

399. Фелицын Е. Князь Сефер-бей Зан. // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1904. Т.10.

400. Фелицын Е. Польские эмиссары Зварковский и Высоцкий у закубанских горцев в 1845—1846 годы. // Кубанские областные ведомости. Екатеринодар, 1883. №43.

401. Фелицын Е.Д. Столетие победы генерала Гудовича над турками и взятие Анапы 29 июня 1791 г. // Кубанские областные ведомости. Екатерино-дар, 1881. №25.

402. Феодаева Ф.З. Русско-дагестанские отношения во второй половине XVIII нач. Х1Хв. Махачкала, 1971.

403. Феофилактова Т.М. Из истории борьбы России и Турции за СевероЗападный Кавказ в конце XVIII в. //Вестник Кабардино-Балкарского НИИ. Нальчик, 1973. Вып. 7.

404. Феофилактова Т.М. О внешнеполитической ориентации адыгских народов в конце XVIII — начале XIX в. Ростов-н/Д., 1973.

405. Феофилактова Т.М. Роль Правобережной Кубани в решении крымского вопроса в 1774—1777 гг. //Вопросы истории и филологии. Ростов-н/Д, 1974.

406. Феофилактова Т.М. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких отношениях в 1777—1779 гг. //Известия Северо-Кавказского центра высшей школы. Ростов-н/Д, 1977.

407. Феофилактова Т.М. Северо-Западный Кавказ во внешней политике России во второй половине XVIII в. Ростов-н/Д., 1975.

408. Хакулова JI. М. К вопросу о русско-кабардинских отношениях в 70-х гг. XVIII в. // Материалы научно-практической конференции. Нальчик, 1983.

409. Хан-Гирей. Записки о Черкессии. Нальчик, 1978.

410. Хатуко К. Великобритания и Кавказская война. // Кавказ. Мюнхен, 1952. №6.

411. Хицунов П. Сношение России с северной частью Кавказа. // Кавказ. Тифлис, 1846. №16.

412. Чекменов С.А. К вопросу о присоединении Северного Кавказа к России в конце XVIII в. // Ученые записки Пятигорского государственного педагогического института. Пятигорск, 1956. Т. 13.

413. Чекменов С.А. К истории дружественных взаимоотношений между русскими и северокавказскими народами в XVIII в.- первой половине XIX в. Труды Карачаево-Черкесского научно-исследовательского института. Ставрополь, 1970. Вып.6.

414. Чемерзин А. Турция, ее могущество и распадение. Исторические и военные очерки. СПб., 1878. Т.1.

415. Шалугай B.C. Краткий очерк меновых (торговых) сношений по Черноморской кардонной и береговой линии с закубанскими горскими народами с 1792 по 1864 г. // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1902. Вып.8.

416. Шебунин А.Н. Россия на Ближнем Востоке. Д., 1926.

417. Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа. Вторая треть XIX в. М., 1986.

418. Шеремет В.И. Турция и Андрианопольский мир 1829г. Из истории восточного вопроса. М., 1975.

419. Шидловский Ю. Записки о Кизляре. // Журнал Министерства внутренних дел. СПб., 1843. Т.1. 4.4.

420. Штедер. Осетины во второй половине XVIII в. Орджоникидзе, 1940.

421. Щербатов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич, его жизнь и деятельность. СПб., 1891. Т.З.

422. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. 308.Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Т.1-2.

423. Якобсон A.JI. Крым в средние века, М., 1973.

424. Якубова И.И. Из истории русско-северокавказских союзнических взаимоотношений в 70-е гг. XVIII в. // Истоки и традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом. Грозный, 1990.

425. Якубова И.И. Кабарда в русско-турецких отношениях середины XVIII века // Вопросы истории. М., 1987. № 9.

426. Якубова И.И. Политика России в Кабарде в 60-е годы XVIII века // Правительственная политика и классовая борьба в России в период абсолютизма. Куйбышев, 1985.

427. Якубова И.И. Политика России на Центральном Кавказе в 50—60-е гг. XVIII в. // Вестник Московского государственного университета. М., 1982. №3.

428. Якубова И.И. Политика России на Центральном Кавказе в период русско-турецкой войны 1768—1774 гг. // Роль России в истории Осетии. Орджоникидзе, 1989.

429. Якубова И.И. Северный Кавказ в русско-турецких отношениях в середине XVIII века// Вестник МГУ. М., 1988. №2.1. ЗАРУБЕЖНАЯ ИСТОРИОГРА ФИЯ

430. Alison A. History of Europe from the fall of Napoleon in 1815 to the accession of Louis Napoleon in 1852. Edinburgh Lnd., 1857. V.6.

431. Anderson M. Russia and the Eastern Question, 1821—1841. In: Europe's Balance of Power 1815—1848. Ed. by A. Sked. Lnd., 1979.

432. Anderson M. The Eastern Question 1774—1923. A Study of International Relations. Lnd.-N.-Y., 1966.

433. Anderson M.S. Britain's discovery of Russia 1553-1815. Lnd., 1958.

434. Baddeley J. F. The Russian Conquest of the Caucasus. Lnd.—N.Y.,1908.

435. Baumgart W. Der Friede von Paris 1856. Munchen — Wien, 1972.

436. Bazancourt S. L'expedition de Crimee. La marine franfaise dans la mer Noire et la Baltique. Chronique maritime de la guerre d 'Orient. Paris, 1856.

437. Bell H. Lord Palmerston. Lnd.—N.-Y.—Toronto, 1936. V.l.

438. Blanch L. The Sabres of Paradise. N.-Y., I960.

439. Bolsover G.H. David Urquhart and the Eastern Question. 1833—1837: A Study in Publicity and Diplomacy. The Journal of Modern History. Lnd., 1936.

440. Bourne K. The Foreign Policy of Victorian England 1830—1902. Oxford, 1970.

441. Brackenbury G. The Seat of War in the East. Lnd., 1902.

442. Brock P. The Fall of Circassia: A Study in Private Diplomacy. // The English Historical Review. Lnd., 1956. V.71. N.280.

443. Chance J.F. George I and Peter the Great after the Peace of Nystad. // The English historicfl review. Lnd., 1911. V.26.

444. Clairac de Mamye L.A. Histoire de Perse depuis le commencement de cetsie-cle. Paris, 1750. T.2.

445. Clayton G.D.Britain and the Eastern Question. Lnd., 1971.

446. Crawley C.W. Anglo-Russian Relations 1815—1840.//The Cambridge Historical Journal. Cambridge. 1929.

447. Curtiss J.S. Russia's Crimean War. Durham, 1979.

448. Dulaurier Ed. La Russie dans le Caucase. Revue des Deux Mondes. Paris, 1865. T.60

449. Hammer J. von. Geschichte des Osmanischen Reiches. Pest. 1835-1836.

450. Hoffmann J. Die Politik der Machte in der Endphase der Kaukastiskriege. // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. Berlin. 1969. Juni.

451. Ingram E. The Beginning of the Great Game in Asia 1828—1834. Oxford, 1979.

452. Jacob J. Beziehungen Englands zu Russland und zur Turkei in den Jahren 1718-1727. Basel, 1945.

453. Kentmann P. Der Kaukasus. Hundertfunfzig Jahre russische Herrschafi. Leipzig, 1943.

454. Kottenkamp F. Geschicte Russlands seit 1830, mit besonderer Rucksicht auf den Krieg in Kaukasus. Stuttgart, 1843.

455. Lacroix P. Histoire de la vie et du regne de Nicolas I empereur de Russie. Paris, 1873. T.7.

456. Lanzedelli K. Historische Derikwurdigkeiten der neusten Zeit. Wien, 18541856. Bd. 1-2.

457. LesureM. La France et le Caucase a l'epoque de Chamil a Islumiere des depeches des consuls francais. // Cahiers du Monde Russe et Sovietique. Paris, 1978.

458. Masson P. Histoire du commerce francais dans le Levant au XVIII siecle. Paris, 1911.

459. MoseIy Ph. Russian Diplomacy and the Opening of the Eastern Question in 1838 and 1839. N.-Y., 1969.

460. No lan E.H. The Illustrated History of the War against Russia. Lnd., 1857. V.2.

461. Philipp W. Russlands Aufstieg zur Weltmacht 1815—1917. // Forschungen zur Osteuropaischen Geschichte. Berlin, 1983.

462. Quandour M.I. Muridism: A Study of the Saucaslan Wars of Independence 1819—1859 (Ph. D. Dissertation). Claremont, 1964.

463. Rawlinson H.England and Russia in the East. Lnd., 1875.

464. Reid SJ. Life and letters of the first earl of Durham 1792—1840. Lnd., 1906. V.2.

465. Richer A. J. The Politics of Autocracy. Letters of Alexander II to Prince A I Bariatmskii 1857—1864. Mouton, 1966.

466. Ridley J. Lord Pajmerston. Lnd., 1970.

467. Robinson G. David Urquhart. Oxford, 1920.

468. Salia K. Hisfoire de la Nation Georgienne. Paris, 1980.

469. Seton-Watson R. W. Britain in Europe 1789— 1914. Cambridge, 1938.

470. Stern A. Geschichte Europas seit den Vertragen von 1815 bis zum Frankfurter Frieden von 1871. Stuttgart und Berlin, 1924. Bd.5.

471. Temperley H. England and the Near East, the Crimea. Lnd., 1936.

472. Webster Ch. The Foreign Policy of Palmerston. Lnd., 1951. V.2.

473. Williams В. Carteret and Newcastle a contrast in contemporaries. Cambridge, 1943.

474. Wood A C. History of Levant company. Oxford, 1935.

475. АВПРИ-АВ-АКАК-ВИ-ГАКК-ГАРО-ГАСК-ГИМ ОПИ

476. КА-КК-КОВ-КС-ОЗ-ОРГБЛ-ПСЗ-РГАДА-РГВИА-РГИА-РИО-РСЛ-ЦГА КБР1. ЦГАРД-ЦГИАРГ

477. ВЕМ-BFSP-CMRS-DR-FP-HPD-QR-RW