автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Специфика российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Специфика российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг."

На правах

Виноградов Борис Витальевич

СПЕЦИФИКА РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В 1783-1816 ГГ.

Специальность 07.00.02 — Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Армавир-2006

Работы выполнена на кафедре истории России Армавирского государственного педагогического университета

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор

Ратушпяк Валерий Николаевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Трехбратов Борис Алексеевич

доктор исторических наук Клычников Юрий Юрьевич

доктор исторических наук, профессор Напсо Даулет Аиеович

Ведущая организация: Ставропольский государственный университет

Защита состоится « » 2006 г. в / / часов на заседании диссер-

тационного совета по историческим наукам Д. 212.101.03 в Кубанском государственном университете по адресу: г. Краснодар, ул. Ставропольская, д. 149.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан « ' »

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук, доцент

П.П. Матющенко

I. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Вплоть до настоящего времени проблема российско-северокавказских взаимоотношений остается в центре внимания как историков-профессионалов, так и исторических публицистов. Это обусловлено неслабеющим интересом к исследованию процесса складывания российского многонационального государства и имеет не только чисто научное, но и политическое значение.

На разных этапах развития отечественной исторической науки применялись различные оценки форм, путей и методов включения иноэтничных территорий в границы российского государства: от «завоевания» и «присоединения» (без военного насилия), до «добровольного вхождения», «воссоединения». Между диаметрально противоположными оценочными терминами находились и находятся более сдержанные оценки: «вассалитет», «вступление под покровительство» и т.п. Одно только оставалось неизменным для советской историографии — это основанное на догматизированном усвоении части марксистско-ленинского наследия признание колониальной политики «царской России». Стоит заметить, что и сегодня есть историки, считающие Россию «тюрьмой народов».

Северный Кавказ является регионом, где в течение XVI-XIX вв. происходил процесс вовлечения местных народов в сферу влияния, деятельности, а затем и власти России, проявлялись тенденции к взаимовыгодному партнерству, интеграции народов региона в рамках единого государства.

Вместе с тем проявившееся со второй половины XVIII в. усиление позиций России на Северном Кавказе сталкивается со своеобразием уровня стадиального развития горских народов, с которыми Российская империя в конце XVIII в. вступает в непосредственное «пограничное» соприкосновение. Это существенно видоизменяет ранее существовавшие реалии российско-северокавказских связей.

Столкновение интересов горских обществ (в том числе и мотива «набеговой экспансии»), российских государственных интересов, планов Турции и Ирана в регионе обусловили в совокупности такое неоднозначное и противоречивое явление как «Кавказская война», по хронологическим рамкам, причинам и смысловому содержанию которого присутствуют значительные разночтения в трудах отечественных историков. Это делает сам термин достаточно условным.

Дискуссионность проблемы путей и методов включения Северного Кавказа в состав России обуславливает, на наш взгляд, актуальность пристального исследования специфики российской политики в регионе в конце XVIII - начале XIX в., то есть в то время, когда Россия существенно усиливается на Северном Кавказе, но имеет по отношению к местным народам установки в целом ненаступательные. Характерные особенности российско-горских взаимоотношений в данный период позволят, в частности, лучше понять степень правомерности последующих действий России в регионе.

Целью данной работы является исследование особенностей российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. Исходя из представлений о характерных чертах ситуации в регионе в данный период, в соответствии с целью сформулированы следующие задачи:

- осветить и проанализировать особенности этнополитической ситуации на Северном Кавказе в обозначенное время;

- проследить влияние внешнеполитических факторов на российскую политику в регионе;

- исследовать особенности северокавказской российской политики в 1783-1796 гг.;

- выявить специфику политики России на Северном Кавказе в 1796-1801 гг. (то есть в правлении императора Павла I);

- показать и проанализировать характер и методы деятельности России в регионе в 1801-1816 годах.

Объектом исследования является процесс взаимодействия российской кавказской администрации с местными народами, находившимися в большинстве своем в вассальной зависимости от России.

Предметом исследования выступили специфические черты развития горских народов, внешнеполитические составляющие ситуации в регионе, конкретные мероприятия российской администрации в политической, социально-экономической, колонизационно-переселенческой и культурной сферах в той динамике, которая имела место в изучаемый период.

Географические рамки диссертационного исследования определяются всей территорией Северного Кавказа, включая сюда и Предкавказье, и Дагестан. Таким образом, подлежат рассмотрению и анализу мероприятия российской администрации на границе с формально турецким «закубаньем» (Северо-Западный Кавказ), в Кабарде, Бапкарии и Карачае, Осетии, Ингушетии и Чечне, Дагестане. Следовательно, в зоне внимания находятся территории, как находившиеся под непосредственным российским управлением, так и народы, состоявшие в российском «подданстве» формально. Вместе с тем внешне и внутриполитический контекст темы исследования предполагает в ряде случаев выход на территорию Южного Кавказа (Закавказья), что определяется также и историко-политическим, и географическим единством Кавказа.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1783 по 1816 г., то есть от присоединения к России Крыма и кубанского правобережья, Георгиевского трактата о протекторате над Восточной Грузией (1783 г.) до назначения на Кавказ генерала А.П. Ермолова, ознаменовавшего переход России к продвижению вглубь собственного горских земель на Северо-Восточном и Центральном Кавказе.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые осуществляется комплексное исследование различных сторон российской политики на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. в их целостности с учетом динамики развития ситуации в регионе в исследуемый период. Анализу подвергаются этно-демографические, социально-экономические, политические, конфессиональные факторы, повлиявшие на характер российско-северокавказских взаимоотношений, на методы действия российской северокавказской администрации, соотношение в них мирных и военных способов в попытках разрешения местных проблем.

Впервые проанализировано влияние присоединения Крыма к России на этнополи-тическую обстановку на Северном Кавказе. Данный фактор обусловил широкие возможности для казаче-крестьянской колонизации степного Предкавказья, изменил ранее существовавшую в регионе «систему противовесов» в отношениях местных народов между собой. При этом северокавказские народы стали воспринимать Россию как наиболее сильную сторону в борьбе за Кавказ Российской империи, Турции и Ирана. Вместе с тем полное снятие крымской угрозы (а значит и ослабление угрозы турецкой) объективно способствовали изменению политических умонастроений кабардинских феодалов, не нуждавшихся более в масштабной российской поддержке.

Автор рассматривает процесс переселения части горских народов из горной зоны в предгорные и равнинные районы в преломлении деятельности местной российской администрации и с учетом специфики событий на Кавказской Линии.

В исследовании обращается внимание на роль «набеговой системы» горцев, «пле-нопродавства» (работорговли) в обострении ситуации в регионе с началом непосредст-

венного соприкосновения территорий, заселенных северокавказскими народами, и российских укрепленных линий.

Исследуется влияние внешнеполитических факторов на северокавказские реалии конца XVIII - начала XIX в.

В работе по-новому рассматриваются цели и обусловленность казачье-крестьянской колонизации Предкавказья, соотношение хозяйственно-экономической и оборонительной составляющих данного процесса. Обосновывается то, что размещение казаков на Кавказской Линии (и создание Черноморской кордонной линии) призваны были бороться с набеговой экспансией горцев и защищать новые российские границы в регионе от прогнозируемых турецких вторжений. В то же время силы казачества должны были обеспечивать относительную безопасность крестьянских переселенцев в Предкавказье перед лицом горских набегов, без чего хозяйственно-экономическое освоение Россией данной части Северного Кавказа было бы существенно затруднено.

Автором доказывается отсутствие «колониальной экспансии» России по отношению к народам Северного Кавказа, вынужденность военных мер российских властей в регионе.

В исследовании рассматривается роль конфессионального фактора как в обострении российско-горских отношений, так и в попытках стабилизации местной обстановки.

Автором впервые вводятся в научный оборот документы, выявленные в центральных и местных архивах, дающие информацию по различным аспектам темы работы.

Па защиту выносятся следующие положения:

1. Характер российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. в значительной степени определялся этнополитической ситуацией в регионе, сложившейся после Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. и вследствие присоединения к России Крыма и Правобережной Кубани (1783 г.), а также началом проникновения в Закавказье по Георгиевскому трактату с Восточной Грузией (1783 г.).

2. Обострение в конце XVIII - начале XIX в. кабардино-российских взаимоотношений было связано с тем, что кабардинские феодалы в изменившихся внешнеполитических условиях не желали терять контроль над остальными народами Центрального Кавказа и, не нуждаясь теперь в помощи России в отражении турецкой угрозы, стремились сохранить собственное доминирование в регионе и не допустить распространения в нем российского влияния.

3. Противоречия, обнаружившиеся в исследуемый период между местными российскими властями и горскими народами, проистекали во многом в силу стадиального уровня развития самих горцев, из разного понимания сторонами «подданнических присяг», одним из главных условий которых было прекращение набегов.

4. Дестабилизации обстановки на Северном Кавказе способствовали реваншистские происки Турции и Ирана и стоявших за ними европейских сверхдержав, противоборствующих в период «наполеоновских войн».

5. В контексте планов Турции и Ирана и набеговой экспансии горцев строительство укреплений Кавказской линии было мерой необходимой, к тому же в известной степени стимулирующей усиление российской ориентации части горских народов.

6. Соотношение мирных и военных мер российской администрации в отношении горцев диктовалось конкретными особенностями внутри и внешнеполитической обстановки в отдельных частях региона, а не «колониальной экспансией» России на Северном Кавказе. Какого-либо «захвата горских земель» в исследуемый период не происходило, скорее российские власти стимулировали расселение горских народов на плоскостных территориях, ранее им не принадлежавших.

7. Объективно негативную роль в российско-северокавказских взаимоотношениях сыграла свершавшаяся в конце XVIII - начале XIX в. исламизация Кабарды и Чечни. Однако вызвана она была внутренними закономерностями развития, отчасти деятельностью турецких эмиссаров, но не агрессией со стороны России.

8. Попытки российской стороны мирно интегрировать горцев в систему собственного влияния, а где возможно - частичного административного и судебного управления происходили на довольно неблагоприятном внешнеполитическом фоне, к тому же «трансформационные модели» сталкивались с традиционным укладом местных обществ, отторгавшим их нередко в силу уже наметившихся собственных схем трансформации на основе ислама.

9. «Прорыв» России в Закавказье в начале XIX в. в результате войн с Турцией и Ираном делал Северный Кавказ для России тыловой территорией. В данной связи проблематичность для горцев соблюдения верности России в рамках более вассального, чем подданнического статуса на перспективу не могла устроить российские власти.

10. Можно признать в целом оборонительный образ действий России на Северном Кавказе в 1783-1816 гг., отсутствие с ее стороны «колониальной политики». Исходя из этого, хронологические рамки и смысловое содержание «Кавказской войны» не подходят для исследуемого нами периода времени.

Методологической основой работы явился принцип историзма. Применяются автором также историко-сравнительный, историко-системный, дескриптивный методы, позволяющие лучше понять социально-экономические и политические процессы, имевшие место на Северном Кавказе в исследуемый период.

При исследовании специфики интеграции нерусских народов в состав России научной школой В.Б. Виноградова был введен термин «российскость», сущность которого понимается нами как целенаправленное стремление к мирному сосуществованию народов в составе России, к политическому, социально-экономическому и культурному сближению народов. Автор исследования стоял на позициях российскости при рассмотрении и анализе ситуации на Северном Кавказе в конце XVIII — начале XIX в.

Научная разработанность темы.

Следует отметить, что исследований, специально посвященных комплексному рассмотрению и анализу политики России на Северном Кавказе в конце XVIII — начале XIX в., вплоть до последнего времени не было. Поэтому обзор историографии в настоящей работе строится по принципу характеристики разнообразных сторон изучаемой проблематики с учетом хронологии внутри выделяемых разделов. Так как за основу взят проблемный, а не чисто хронологический подход, обозначаемые нами разделы включают в себя труды и дореволюционных, и советских, и современных авторов.

К первому разделу мы считаем возможным отнести работы, касающихся внешнеполитической составляющей российской политики на Северном Кавказе, геополитической важности Кавказа для России. Из трудов дореволюционных историков здесь можно отметить изыскания P.A. Фадеева1, М. Острогорского2, М.А. Волкова3, В.О. Ключевского4, С. Жигарева5 и др., в которых не без идеализации внешнеполитической дея-

1 Фадеев P.A. Шестьдесят лет Кавказской войны. — Тифлис, 1860; Он же. Письма с Кавказа //Фадеев P.A., Собр соч. - Т. I. СПб., 1889.

2 Осторогорский М. Завоевание Кавказа (1801 - 1864). Рассказ из отечественной истории. - СПб., 1880.

313олков М.А. Значение Кавказа в Восточном вопросе // День. - 1864. - № 25.

4 Ключевский В О. О русской истории. - М., 1993.

® Жигарев С. Русская полигика в восточном вопросе. — М., 1896.

тельности России поднимался вопрос о геополитических интересах Российской империи на Кавказе.

Политика России на Кавказе в преломлении внешнеполитических событий освещалась в трудах целого ряда советских историков. Однако для молодой советской исторической науки стали характерны собственные упрощения, основанные на некритическом восприятии исторической публицистики классиков марксизма — ленинизма. Ярким примером этого стали взгляды М.П.Покровского1, оценивавшего присоединение к России нерусских народов как «абсолютное зло». Уже после отказа от этой концепции увидели свет работы А.З. Ионисиани2, A.B. Фадеева3, H.A. Смирнова4, U.C. Киняпи-ной\ Вместе с тем, в данных исследованиях, ставших «классикой» отечественного кавказоведения, закреплялся термин «колониальная политика» для оценки характера деятельности России на Кавказе в XVIII-XIX вв. вследствие заданной методологической основы исследований.

Для анализа внешнеполитического аспекта российской северокавказской политики представляют интерес работы, посвященные военно-дипломатическому соперничеству России, Турции, Ирана, Англии на Северном Кавказе6.

В конце 70-х-80-е годы наблюдался определенный всплеск научного интереса к теоретическому и методологическому осмыслению внешней политики России в целом7 и, в частности, «восточного вопроса»8. Это повлекло исследование различных сюжетов отражения внешнеполитического фактора на ситуацию на Северном Кавказе. Здесь можно выделить работы В.Н. Ратушняка9, Т.М. Феоф ил актовой10, Б.М. Джимова11.

Значительный вклад в освещение политики России на Кавказе был внесен коллективной монографией Н.С. Киняпиной, М.М. Блиева, В.В.Дегоева12. Авторы, в частно-

1 Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. - М., 1923.

I Ионисиани А.З. Кавказ во внешней политике России в начале XIX в. // Ученые записки МГПИ. Т. XXXVII, 1946.

3 Фадеев A.B. Бухарестский мир 1812 года и вопрос о кавказских границах // Ученые записки историко-филологического факультета. - Харьков, 1952; Он же. Россия и Кавказ в первой трети XIX в.-М., 1960.

4 Смирнов H.A. Политика России на Кавказе в XVI - XIX вв. — М., 1958.

s Киняпина Н.С. Внешняя политика России в первой половине XIX в. - М., 1963.

6 Касумов А.Х. Северо-Запааный Кавказ в русско-турецких войнах и международных отношениях XIX века. - Ростов н/Д.: Изд-во Ростовского университета, 1989. Составов H.A. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. От Константинопольского договора до Кючук-Кайнарджийского мира. 1700— 1774. — М.: Наука, 1991.

7 Итоги и задачи изучения внешней политики России. Советская историография. — М.: Наука, 1981; Проблемы методологии и источниковедения истории внешней политики России: Сборник научных статей. - М.: Наука, 1986.

* Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII — начало XX в. - М., 1978.

9 Ратушняк В.Н. Вхождение Северо-Западного Кавказа в состав России и его капиталистическое развитие. — Краснодар, 1978.

10 Феофилактова Т.М. Историография проблемы внешней политики России на Северо-Западном Кавказе и вхождение народов этого региона в ее состав во второй половине XVIII в. // Вопросы истории исторической науки Северного Кавказа и Дона. Вып. 3. - Грозный, 1985. - С. 157 - 159; Она же. Западные адыги в русско-турецких отношениях во второй половине XVIII — первой трети XIX в. // Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. Краснодар, 1995.

" Джимов Б.М. Политика ведущих держав и ее отражение в ходе кавказской войны (конец XVIII-первая половина XIX в.) // Кавказская война: уроки истории и современность. — Краснодар, 1995.

II Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России.

Вторая половина XVIII - 80-е годы XIX в. - М., 1984.

сти справедливо связывают северокавказские и «закавказские» интересы Российской империи, что принципиально для объективности в понимании целей, характера и методов деятельности России на Северном Кавказе в конце XVIII — начале XIX а.

Впоследствии В.В.Дегоев продолжил исследование российской политики в регионе сквозь призму внешнеполитических процессов в книге «Большая игра на Кавказе: история и современность».1

Внешнеполитические аспекты деятельности России на Кавказе и вокруг него поднимались в работах В.В. Черноуса и С.Э. Цихоцкого2, Д.Ю. Арапова3. Геополитика Кавказа специально рассматривается К.С. Гаджиевым4.

На фоне различных, но в целом взвешенных оценок российской политики на Кавказе во внешнеполитическом контексте своей неадекватностью историческим реалиям отличаются суждения Я.З. Ахмадова5, что свидетельствует о имеющих место по сей день попытках представить Россию «тюрьмой народов».

Ко второй выделяемой нами группе исследований можно отнести работы, касающиеся особенностей социально-экономического, политического, культурного развития пародов, населявших Северный Кавказ и Предкавказье в конце XVIII — начпе XIX в.

В дореволюционной отечественной историографии данные сюжеты практически не разрабатывались в сравнении с военно-политической составляющей деятельности России в регионе.

И всс же специфика системы ценностей горцев нашла отражение в трудах С. Бро-нсвского6, И. Бларамберга7, А.П. Берже8, Сталя9.

В советской исторической науке проблемы социально-экономического, политического и культурного развития северокавказских народов исследовались в трудах Х.М. Хашаева10, В.К. Гарданова", H.A. Таватсаляна12, Н.П. Гриценко и А.И. Хасбулатова13.

1 Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. — М., 2001.

2 Черноус В В., Цихонкий С.Э. Кавказский вопрос как геополитическая проблема: история и современность // Кавказ: проблемы геополитики и национально-государствешгае интересы России. - Ростов п/Д, 1998. - С. 11 -16.

3 Арапов Д.Ю. «Манифест» 8 апреля 1783 г.: подготовка, принятие, международное признание Л Сборник Русского исторического общества. - № 4 (152). - М., 2002. — С. 329 - 334.

4 Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. - М., 2001.

3 Ахмадов Я.З. Северный Кавказ и великие державы: прошлое и настоящее // Кавказ: проблемы геополитики и национально-государственные интересы России. - Ростов н/Д 1998. - С. 27-30.

6 Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. - М-, 1823. - Репринтное издание.

' Бларамберг И. Кавказская рукопись. - Ставрополь, 1992.

8 Берже А.П. .Чечня и чеченцы. - Тифлис, 1859.

9 Сталь. Этнографический очерк черкесского народа // Кавказский сборник. — Тифлис, 1900. - Т. XXI.

10 Хашаев Х.М. Общественный строй Дагестана в XIX веке. -М., 1961.

" Гардапов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII — первая половина XIX в.). — М , 1967.

12 Тавакашш H.A. О классах и классовой борьбе в Чечено-Ингушском обществе во второй половине XVIII — первой половине XIX в. // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в дореволюционный период (XI — начало XX в.). - Грозный, 1979. - С. 70- 95.

13 Гриценко Н.П., Хасбулатов А.И. Классы и классовая борьба в Чечено-Ингушетии j XI - XIX вв. // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в дореволюционный период (XI - начало XX в.). - Грозный, 1979. - С. 8 - 30.

Роли ислама в социально-политической жизни Чечено-Ингушетии были посвящены работы С.Ц. Умарова', Я.З. Ахмадова2. О распространении ислама в Черкесии в начале XIX в. писал A.IO. Чирг3.

Ценнейший материал для анализа характера занятий народов Северного Кавказа, специфики взаимоотношений горского и степного населения региона с российским властями дает монография Н.Г. Волковой «Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII — начале XX в.»4.

В постсоветский период внимание к проблематике внутреннего развития северокавказских народов получило дальнейшее развитие. Свидетельство тому работы H.II. Великой5, Д.С. Кидирниязова6, С.Д. Шаовой7, О.В. Ктиторовой8 и др.

К следующей группе исследований можно отнести труды, касающиеся характера и событий российско-северокавказских отношений. Из историков «дворянского направления» здесь с известной долей условности можно выделить П.Г. Буткова с его «Материалами для новой истории Кавказа... »9.

В советской историографии отметим работы С.К. Бушуева10, В.Г. Гаджиева", М.М. Блиева12, P.M. Магомедова13 и др.

Для кавказоведческих изысканий 50-х - середины 80-х годов прошлого века были характерны (несмотря на следование некоторым терминологическим «штампам») в целом взвешенные оценки российской политики на Северном Кавказе в XVIII — начале ХГХ в. В 70 — начале 80-х годов рядом историков стало применяться понятие «добровольное вхождение в состав России» в качестве доминанты российско-северокавказских отношений второй половины XVIII века14, что нашло отражение в обобщающих трудах по истории Северного Кавказа15.

1 Умаров С.Ц. Эволюция основных течений ислама в Чечено-Ингушетии. - Грозный, 1985. г Ахмадов Я.З. О роли мусульманского духовенства в общественной жизни Чечни (по материалам XV11I — первой половины XIX в.) // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволю-

ционном прошлом. - Грозный, 1982. -С. 56 - 61.

3 Чирг А.Ю. Назревшие задачи изучения политической истории адыгов XIX в. // Черкесия в XIX в. -Майкоп, 1991.-С. 157.

4 Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII - начале XX века. - М., 1974.

5 Великая H.H. К истории взаимоотношений народов Восточного Предкавказья в XVIII — XIX вв. -Армавир, 2001.

6 Кидирниязов Д.С. Ногайцы в XV - XVIII вв. (проблемы политических, экономических и культурных взаимоотношений с сопредельными странами и народами): Автореф. дне. ... д-ра ист.наук. — Махачкала, 2001.

7 Шаова С.Д. История кабардинцев бассейна р. Сунжа в XVI — середине XVIII в. и их взаимоотношения с вайнахами: Автореф. дис.... канд. ист.наук. - Краснодар, 2002.

8 Ктиторова О.В. Абазины Северо-Западного Кавказа в исторических событиях и процессах конца XVI11 — начала XX в.: Автореф. дис.... канд. ист-наук. - Краснодар, 2002.

9 Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. — Ч. 2,3. - СПб., 1869.

10 Бушуев С.К. Из истории русско-кабардинских отношений. — Нальчик, 1986.

" Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана (дооктябрьский период): Автореф. дис.... д-ра ист.наук. — Тбилиси, 1965. Он же. Вхождение Дагестана в состав России // Русско-дагестанские отношения в XVI - XX вв. — Махачкала, 1988.

12 Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е гг. XVIII - 50-е гг. XIX в.). - Орджоникидзе, 1970.

13 Магомедов P.M. Россия и Дагестан. - Махачкала, 1987.

14 Вехи единства. - Грозный, 1982.

" История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. - М., 1988; История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). - М., 1988.

Однако в конце 80-х — начале 90-х годов в связи с резким усилением центробежных тенденций в обществе тональность восприятия специфики российско-северокавказских отношений значительно изменилась для немалой части историков. И теперь даже те периоды деятельности России в регионе, которые ранее рассматривались как относительно мирные (в том числе конец XVIII — начало XIX в.) стали подаваться как «колониальная экспансия», «военный грабеж» и т.н.1.

На наш взгляд, «дореволюционным предтечей» современных критиков российской политики на Северном Кавказе явился В. Кудашев, издавший в 1913 г. «Исторические сведения о кабардинском народе»2, где при идеализации устройства кабардинского общества осуждалась (в границах дозволенного по тем временам) Россия за посягательства на «жизненный уклад» кабардинцев. Так зародилась точка зрения, по которой горские народы имели право извлекать пользу из российского «подданства», Россия же не имела прав на ограничение тех их «вольностей», которые нарушали ее интересы в регионе.

К современным историческим исследованиям, концептуально близким к взглядам В. Кудашева, можно отнести работы С. Бейтуганова3, Б.К. Мальбахова и К.Ф. Дзами-хова4, Р.Х. Гугова5, в которых Россия объявляется стороной, ответственной за осложнение обстановки в регионе, в том числе и за набеги самих кабардинцев. Политика России, естественно, трактуется как колониальная.

Таким образом, в современной кабардинской историографии проявляется тенденция, основанная на презумпции оборонительной борьбы кабардинцев против российского присутствия, на непризнании за Россией прав на «коррекцию» вековых обычаев и традиций Кабарды, и, наконец, на исподволь проводимом обосновании доминирования кабардинских феодалов по отношении к ряду другие народов Центрального и СевероВосточного Кавказа.

Нельзя сказать, что суждения, схожие по сути, укоренились только у значительной части адыгских историков и публицистов. Неадекватные исторической действительности оценки российской политики на Северном Кавказе дают С.- A.A. Исаев6 и Ш.Ю. Иашаева7. На этом фоне выгодно отличается обстоятельная монография Ш.А. Гапурова «Россия и Чечня в первой четверти XIX в.»8. Хотя и не со всеми оценками автора можно полностью согласиться, показателен вывод Ш.А. Гапурова о том, что в доермолов-ский период российская политика в Чечне не была колониальной.9

В целом с конца 80-х годов большая часть историков северокавказских автономий, а затем и ряд центральных изданий начали рассматривать сущностные черты россий-

1 Куадже Р.З. Некоторые вопросы колониальной экспансии царского самодержавия против Адыгеи (Черкесии) // Черкесия в XIX в. - Майкоп, 1991; Думанов Х.М. К вопросу о периодизации Кавказской войны И Черкесия в XIX в. - Майкоп, 1991.

2 Кудашев В.. Исторические сведения о кабардинском народе. - Киев, 1913.

3 Бейтуганов С. Кабарда и Ермолов. — Нальчик, 1993.

4 Мальбахов Б.К., Дзамихов К.Ф. Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством (середина XVI - конец XVIII в.). - Нальчик, 1996; Мальбахов Б.К. Кабарда в период от Петра I до Ермолова (1722 - 1825). - Нальчик, 1998.

5 Гугов Р.Х. Кабарда и Балкария в XVJII веке и их взаимоотношения с Россией. - Нальчик, 1999.

6 Исаев С-Л.А. Присоединение Чечни к России. Аграрная политика царизма и народные движения в крае в XIX в.: Автореф. дис.... д-ра ист.иаук. М., 1998. - С. 6, 32

7 Пашаева Ш.Ю. Кавказский мюридизм в Дагестане и Чечне: возникновение, становление, развитие (1821 - 1838): Автореф. дис.... канд.ист.иаук. ->- Махачкала, 2002. -С. 14.

* Галуров Ш.А. Россия и Чечня в первой четверти XIX века. - Нальчик: Эльфа, 2003.

9 Там же.

ско-северокааказских взаимоотношений через призму «национально-освободительной борьбы» горцев против «колониальной экспансии» царизма.

Таким образом, резко возрастает научно-публицистический и общественный интерес к проблемам «Кавказской войны».

Есть смысл выделить в отдельный раздел исследования, им посвященные. О «Кавказской войне» в ее прежде всего батальных проявлениях и политических событиях писали Н.Ф. Дубровин1, В.А. Потто2, Н. Романовский3, Б.С. Эсадзе4и др.

Ц.Ф. Дубровин и В.А. Потто рассматривали взаимосвязанно события на Северном Кавказе и в Грузии. На сходных позициях стоял П.Г. Бутков5. Показательно, что В.А. Потто вел отсчет «Кавказской войны» с 1801 г., что нельзя не связывать с присоединением Грузии. В трудах представителей дворянской историографии были приведены многочисленные факты горских набегов как в российские пределы, так и в границы Грузии до ее присоединения. Однако причины набеговой экспансии оставались вне понимания российской исторической науки второй половины XIX в.

В советской историографии «Кавказская война» довольно долго сводилась к вооруженному противоборству царских войск, осуществлявших «колониальную политику», и горцев, поднявшихся на «освободительную борьбу».

Подобная ситуация в значительной степени сохранялась вплоть до публикации статьи М.М. Блиева «Кавказская война: социальные истоки и сущность»6. В ней исследователь выдвигал идею о вызревании причин «Кавказской войны», исходя из стадиального уровня самих северокавказских народов. Эта идея получила дальнейшее развитие в совместной монографии М.М. Блиева и В.В. Дегоева7.

Трактовка М.М. Блиевым сущности «Кавказской войны» вызвала затяжную научную дискуссию 8, причем критика воззрений М.М. Блиева и ученых, его поддерживающих, шла бок о бок с целенаправленным торпедированием мирной составляющей российско-северокавказских взаимоотношений, что хронологически стало соотноситься со временем проявления скрытого ими явного сепаратизма на Северном Кавказе.

В целом можно констатировать, что единства взглядов на хронологию, периодизацию, сущность и событийную сторону «Кавказской войны» к настоящему времени не отмечается.

Из работ последнего времени следует выделить фундаментальную монографию М.М. Блиева «Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации»9. В ней автор обратил внимание и на то, что набеги были направлены не только на захват имущества

1 Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. - Т. 3,4. - СПб., 1886; Он же. Георгий XII, последний царь Грузии и присоединение к России. — СПб., 1867.

2 Потто В.А. Кавказская война. От древнейших времен до Ермолова. - Т. 1. — Ставрополь, 1994.

3 Романовский Н. Кавказ и Кавказская война. — СПб., 1860.

* Эсадзе Б.С. Боевые подвиги Кавказской армии. - Тифлис, 1908.

5 Бутков П.Г. Указ. соч.

6 Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки и сущность // История СССР. - 1983. № 2.

7 Блиев М.М. Дегоев В.В. Кавказская война. — М., 1994.

8 Ортабаев Б.Х., Тотоев Ф.В. К освещению общественно-экономического строя народов Кавказа в первой половине XIX века в новейшей советской историографии И Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20 - 50-х годах XIX в. - Махачкала, 1994; Акаев В.Х., Ху-саинов С.А. К вопросу о методологической несостоятельности версии о «горском экспансионизме» и «так называемой» Кавказской войне // Там же; Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ: обзор литературы за 1976 - 1985 гг.: итоги и перспективы развития // История СССР - 1987. - № 3; Айракетов O.P. Рецензия на монографию М.М. Блиева, В.В. Дегоева. Кавказская война. — М.: Ро-сет, 1994 // Отечественная история. —1997. - № 6.

' Блиев М.М. Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации. — М.: Мысль, 2004.

и людей, по и на овладение новыми землями на равнине для миграции туда из горной зоны. М.М. Блиев подчеркивает роль объективных противоречий между горцами и российскими властями, несводимых к колониальной природе политики России на Кавказе и «освободительному характеру» движения горцев.

Специальному.исследованию подвергались процесс хозяйственно-экономического и колонизационного освоения территории Предкавказья, особенности русско-горской торговли. Следует выделить И.В. Ровинского', A.B. Фадеева2, Н.П. Гриценко3, С.А. Чекмснева4, Т.А. Невской5 и др.

Хозяйственно-экономическое освоение Россией Предкавказья было бы невозможно без фактора казачье-крестьянской колонизации. Для конкретных исторических условий конца XVIII - начала XIX в. заселение новых рубежей России и казаками, и крестьянами было вызвано необходимостью обороны от набегов горцев. Истории казачества Северного Кавказа к настоящему времени посвящено огромное количество трудов как дореволюционных, так и современных историков. Однако, в силу специфики своего уклада казачество не могло быть основой надежного экономического освоения Предкавказья, что убедительно доказывает H.H. Великая, прослеживая особенности хозяйственно-культурного типа Терского казачества6. Значительная роль крестьянства в данном процессе отмечалась еще в трудах A.B. Фадеева7, B.C. Гальцева8 и др., на роль однодворцев обратил внимание В.А. Колесников9.

Вместе с тем нужно прислушаться и к мнению Г.Н. Малаховой, утверждающей, что в конце XVIII -первой половине XIX в. Россия осуществляла свои задачи на Северном Кавказе через наращивание сил казачества, ставшего основным населением Предкавказья10. Так или иначе, для начального этапа российской колонизации края значение казачьего фактора не стоит преуменьшать.

В конце XVIII —начале XIX в. важным аспектом в деятельности российских властей в регионе было стимулирование русско-горской торговли, чему посвящены труды многих исследователей".

1 Ровинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний. - СПб., 1809.

2 Фалеев AB. Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореволюционный период. - М., 1957.

3 Гриценко Н.Г1. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVIII - первой половине XIX в. — Грозный, 1961; Он же. Города Северо-Восточного Кавказа и производительные силы края V-середины XIX в. — Ростов н/Д 1984.

4 Чекмснев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII века. — Пятигорск, 1967;

5 Невская Т.А. Чекмеиев С.А Ставропольские крестьяне. Очерки хозяйства, культуры и быта. -Пятигорск, 2004.

6 Великая H.H. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв.-Ростов н/Д 2001.

7 Фадеев A.B. Из истории крестьянской колонизации Предкавказья в дореволюционный период (1785-1861 гс.) //Доклады и сообщения института истории. - М., 1956. — Вып. 9.

* Гальцев B.C. Из истории колонизации Северного Кавказа // Известия Северо-Осетииского научно-исследовательского института. — Орджоникидзе, 1957.— Т. XIX.

* Колесников В.А. Однодворцы - казаки. К 200-летию со дня основания Рождественской, Каме-нобродской, Сенгилеевской и Новотроицкой стаииц. - СПб., 2000.

10 Малахова Т.Н. Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVIII - XIX в. - Ростов н/Д 2001.

11 Шамрай B.C. Краткий очерк меновых (торговых) сношений Черноморской кордонной и береговой линии с Ззкубанскими народами. С 1792 по 1864 год // Кубанский сборник. - 1902. — Т. VIII; Покровский М.В. Русско-адыгейские торговые связи. - Майкоп, 1957; Невская Т.А Связи русского населения Ставрополья с ногайцами и другими кочевыми народами в XIX в. - начале XX в. (проблемы социально-экономического развития). — Ставрополь, 1980.

В конце XVIII — начале XIX в. происходило становление российской администрации на Северном Кавказе. Данной проблематике посвящены исследования З.М. Блие-вой1, Г.Н. Малаховой2, Н.Г. Клименко3.

Составной частью правительственной политики России на Северном Кавказе была православная миссионерская деятельность среди горцев, призванная «смягчить их нравы», отвратить от набегов, привить лояльность к российским властям. Данной проблематики касаются работы И. Беляева4 и митрополита Ставропольского и Бакинского Гедеона5. Ряду вопросов утверждения православия на Кубани посвящены труды С. Шептуна6 и М.Ю. Побориной7.

Частью политики России на Северном Кавказе были культурно-просветительские мероприятия властей в отношении местных народов, что отражено в ряде исследований .

Как известно, личность играет в истории не последнюю роль. Применительно к исследуемому нами периоду российско-северокавказских отношений личностями, по статусу своему определявшими многие черты проводимой политики, были Екатерина II, Павел I и Александр I. Первая и последний, равно как и проводимый ими политический курс получили в историографии оценки в целом мотивированные. Вплоть до недавнего времени этого нельзя было сказать об оценке личности и деятельности императора Павла I. Поэтому в отдельный раздел имеет смысл выделить ряд работ, касающихся павловского правления, взгляда на составные части внешней политики императора, которого подозревали в неком помешательстве9.

Информация о ситуации на Северном Кавказе в конце XVIII — начале XIX в. в различной степени содержится в ряде работ краеведческого характера10 и в исследованиях,

1 Елиева З.М. Административное устройство на Северном Кавказе в начале XIX в. // Вопросы истории России XIX - начал XX века. - Л., 1983. 1 Малахова Г.Н. Указ. соч.

5 Клименко Н.Г. Административно-территориальное деление кубанских земель и кавказского При-

черноморья с конца XVIII века по 1937 г. (проблемы организации регионального управления): Ав-тореф. дис... канд.ист.наук. - Краснодар, 2001.

4 Беляев И. Русские миссии на окраинах. Историко-этнографический очерк, —СПб., 1900.

5 Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. — Москва; Пятигорск, 1992.

6 Шептун С. Из истории православной церкви на Кубани. - Краснодар, 1995.

1 Поборина М.Р. Общественно-просветительская деятельность К.В. Росинского: Автореф. дис.... канд.ист.наук. - Краснодар, 1997.

8 Гагагова JI.C. Правительственная политика и народное образование на Кавказе в XIX в. — М., 1993; Кожев М.А. Из истории просвещения горцев Северного Кавказе в XIX - начале XX века. — Нальчик, 1981; Узденова С.Б. Народное образование и педагогическая мысль в Карачае и Черке-сии (до октября 1917 г.). — Пятигорск, 1994 и др.

' Шильдер Н.К. Император Павел I. - СПб, 1901; Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. — Петроград, 1916; Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVIII - начало XIX столетия. — М., 1986; Виноградов Б.В. Кавказ в политике государя Павла I (1796-1801 гг.). - Армавир; Славянск-на-Кубани, 1999; В.В. Дегоев. Внешняя политика Павла I: патология или преемственность // Старый Кирибей. Павловский гобелен. 200-летию со дня смерти Павла I посвящается. — М., 2001. - С. 52 — 60; Захаров В.А. Индийский поход Павла I // Там же. - С. 66 - 80 и др.

10 Магомедов P.M. Дагестан. Исторические этюды. - Махачкала, 1975; Аталиков В.М. Наша старина. - Нальчик, 1996; Земля адыгов. — Майкоп, 1996; Виноградов В.Б., Великая H.H., Нарожный Е.И. На Тсрских берегах: очерки об исторических группах старожильческого населения Среднего Претеречья. - Армавир, 1997 и др.

посвященных отдельным народам региона1.

Разнообразные аспекты ситуации на Северном Кавказе в исследуемый нами период нашли отражение в обобщающих трудах по истории региона и его отдельных частей2. Однако для ряда изданий характерна тенденция весьма эпизодического внимания к северокавказской политике при Павле I и к событиям «доермоловских лет» XIX века, что подчеркивает недостаточную разработанность проблематики российско-северокавказских отношений конца XVIII — начала XIX в. в отечественной историографии.

Источниковая база диссертации основана на документальных материалах центральных (РГВИЛ, РГАДА, АВПРИ, РГИА) и региональных архивов г. Краснодара (ГЛКК), Ставрополя (ГАСК), Ростова-на-Дону (ГАРО), Махачкалы (ЦГАРД).

Разнообразные аспекты российско-северокавказских взаимоотношений конца XVIII — начала XIX в. представлены в фондах Российского Государственного Воешю-Историчсского архива (РГВИА). Нами использованы документы из фондов I (Канцелярия Военного министерства), 26 (Военно-походная канцелярия Его императорского величества), 52 (Князя Г.А. Потсмкина-Тавричсского), 414 (Статистические, экономические, этнографические и военно-топографические сведения о российской империи (1735-1914), 424 (Материалы о российских пограничных укреплениях, крепостях и укрепленных позициях 1796-1917), 482 (Кавказские войны), 846 (Коллекция Военно-Учетного архива), 489 (Коллекция формулярных списков), 15264 (Штаб войск Кубанской линии), 14719 (Главный штаб Кавказской Армии).

В Российском Государственном архиве древних актов (РГАДА) наибольший интерес представляет фонд 23 (Кавказские дела), в материалах которого отражен широкий спектр северокавказских реалий конца XVIII в. Использовались также фонды 7 (Тайная канцелярия) и 192 (Карты Кавказа).

В Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ) ценные материалы содержатся в фонде 115 (Кабардинские дела). Они дают широкое представление о ситуации не только в самой Кабарде, но и о взглядах центральных российских властей на урегулирование обстановки на Центральном Кавказе. В фонде 118 (Кизлярские и Моздокские дела) оказались полезными сведения о порядке содержания аманатов от горских народов, а также относительно введения в Кабарде родовых судов и расправ и учреждения Верхнего пограничного суда в Моздоке, фонд 128 (Осетинские дела) содержит информацию о перипетиях принятия Осетии в российское подданство и миссионерской деятельности Осетинской духовной комиссии. Сведения о различных аспектах российско-дагестанских взаимоотношений присутствуют в фонде 77 (Сношения России с Персией), а в фонде 89 (Сношения России с Турцией) наличествует, в частности, информация о совместных антироссийских и антигрузинских замыслах Турции и Ирана в начале 90-х гг. XVIII в. Обширный и весьма ценный материал о деятельности россий-

1 Калмыков И.Х., Керейтов Р.Х., Сикалиев А.И. Ногайцы. — Черкесск, 1987; Абазины (историко-этнографическнй очерк). - Черкесск, 1989.

1 Смирнов II.A. Политика России на Кавказе в XVI - XIX веках. - М., 1958; Фадеев A.B. Россия и Кавказ в первой трети XIX века. - М., 1960; Блиев М.М. Осетия в первой трети XIX века. - Орджоникидзе, 1964; Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. - Грозный, 1967. - Т. I; Очерки истории Карачаево-Черкесии. Т. I. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. — Ставрополь, 1967; История Кабардино-Балкарской АССР. История народов Северного Кавказа (конец XV11I в. - 1917 г.). - М., 1988; Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г. - Краснодар, 1996; История Дагестана с древнейших времен до наших дней. - Махачкала, 1997 и др. ■ -

ских властей на Северном Кавказе в конце XVIII — начале XIX в., об оценке ее на высочайшем уровне содержится в фонде 161 (Санкт-Петербургский главный архив).

Из материалов фонда 1268 (Фонды учреждений, хранящихся в архиве Комитета министров. Кавказский комитет) Российского государственного исторического архива (РГИА) особый интерес вызвал документ, в котором ген. П.Д. Цицианов, изначально вынужденный проводить силовые акции в регионе, признал, что «перемены нравов и обычаев азиатских» можно «ожидать с переменою целых и нескольких поколений».

Широко привлекались документы Государственного архива Краснодарского края (ГЛКК). Различные аспекты деятельности местных российских властей, специфика взаимоотношений казаков и «закубанцев», ситуация, складывавшаяся вследствие горских набегов, отражены в фондах 249 (Канцелярия наказного атамана Кубанского казачьего войска), 250 (Войсковая канцелярия Черноморского казачьего войска), 670 (Коллекция документов по истории Кубанского казачьего войска).

Сведения о событиях на Кубанской линии, в том числе о попытках российских властей стабилизировать обстановку организаций меновой торговли с горцами, содержатся в фондах Государственного архива Ставропольского края (ГЛСК) — фонде 87 (Канцелярия гражданского губернатора Кавказской губернии в г. Георгиевске), 105 (Ставропольский земский суд), 459 (Ставропольская казенная палата).

Роль донских казаков в военно-политических событиях на Кубанской линии отражена в материалах фондов 341 (Войсковая канцелярия Войска Донского), 344 (Войсковой штаб Войска Донского) и 518 (Обер-комсндапт крепости Св. Дмитрия Ростовского) Государственного архива Ростовской области (TAPO).

Документы фондов 339 (Походная канцелярия ген.-лейт. А.П. Девица) и 379 (Киз-лярский комендант) Центрального Государственного архива Республики Дагестан (ЦГАРД) дают ценные сведения о разнообразных сюжетах российско-дагестанских взаимоотношений, ситуации на Северо-Восточном Кавказе в целом, о влиянии на нее набегов и работорговли.

Большое значение при написании работы имели опубликованные источники. Наиболее значительное место среди них занимают Акты Кавказской археографической комиссии1. Документы этого издания дают представление прежде всего о военно-политической обстановке в регионе, деятельности российских властей. Вместе с тем в документах АКАК освещеш!е социально-экономических реалий Северного Кавказа присутствует в меньшей степени.

Важным источником явилась работа С.М. Броневского «Исторические выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще горскими народами, в Кавказе обитающими со времен царя Иоанна Васильевича доныне»2. Данное сочинение, написанное в 1803-1810 гг., представляет собой расположенные в хронологическом порядке архивные документы, хранившиеся в коллегии Министерства иностранных дел, а также наблюдения и выводы самого автора.

Из публикаций советского времени оказались для нас наиболее информативными такие сборники документов, как «Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв.»3,

1 Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК) / Под ред. АП. Берже. - Тифлис, 1866-1875.-Т. 1-6.

г Броневский С.М. Исторические Выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими со времен царя Иоанна Васильевича доныне. / Пер. текста И.К. Павловой. - СПб., 1996.

3 Кабардино-русские отношения в XVI - XVIII вв.: В 2 т. - М., 1957. — Т. 2.

«Русско-осетинские отношения в XVIII в.»1, «Русско-дагестанские отношения в XVIII-начале XIX в.»2.

Взаимосвязь политики России на Северном Кавказе и в Грузии прослеживается в изданных В.II. Гамрекели «Документах по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в»3.

Из новейших публикаций документов выделяется сборник «Православная церковь на Кубани (конец XVIII - начало XX в.»4, где можно проследить государственную линию в организации церкви в крае.

Довольно ценными источниками выступили труды Штедера5, Ю. Клапрота 6, И.А. Гюльденштедта7, И.Г.Георги8, П.С. Палласа9.

Весьма интересные, хоть и не лишенные субъективности, замечания об особенностях социально-экономического уклада и ценностных ориентирах горцев содержатся во воспоминаниях А.П.Ермолова10.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в возможности использования се материалов, положений и выводов при написании обобщающихся трудов по истории Северного Кавказа, исследований, посвященных российской политике в регионе, при разработке спецкурсов в вузах, в вузовском и школьном преподавания истории России, в лекционно-пропагацдистской работе. Знание опыта деятельности российских властей на Северном Кавказе в конце XVII - начале XIX в может оказаться весьма полезным представителям нынешних региональной и федеральных властей для выработки оптимальных методов сохранения и поддержания стабильности и безопасности.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории России Армавирского государственного педагогического университета. Основные положения работы изложены на международных и всероссийских конференциях в Геленджике (2002 г.), Краснодаре (2005 г.), Пятигорске (2003 г.), Армавире (2002, 2004 гг.), Майкопе (2004 г.). Материалы диссертации использовались при подготовке спецкурсов «Российско-северокавказские отношения в ХУ1-Х1Х вв.» и «Актуальные вопросы истории и историографии «Кавказской войны», которые читались в течение ряда лет на факультете истории и юриспруденции Славянского-на-Кубани государственного педагогического института.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

1 Русско-осетинские отношения в XVIII в. В 2-х т. - Орджоникидзе, 1976,1984.

2 Русско-дагестанские отношения £ XVIII - начале XIX в. - М., 1988.

3 Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. / Сост. Гамрекели В.Н. - Тбилиси, 1968.

4 Православная церковь на Кубани (конец XVIII - начало XX в.) Сборник документов. - Краснодар, 2001.

3 Штедер. Дневник путешествия из пограничной крепости Моздок во внутренние местности Кавказа, предпринятого в 1781 году // Осетины глазами русских и иностранных путешественников / Сост. Б.А. Калоев. - Орджоникидзе, 1967.

6 Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807-1808 гг. // Осетины глазами русских иностранных путешественников... — С. 105-180.

7 Гюльденштедт И.А. Географическое и статистическое описание Грузии и Кавказа — СПб., 1809 // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов в XVIII - XIX вв. - Нальчик, 1974.

1 Георги И Г, Описание всех обитающих в Российском государстве народов. - СПб., 1799 // Там же.

9 Пал л ас П.С. Заметки о путешествиях в южные наместничества Российского государства в 1793 и 1794 гг. // Там же.

10 Записки АП.Ермолова, 1798-1826 гг.-М., 1991.

II. Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, формулируются цель и задачи работы, объект и предмет исследования, характеризуются географические и хронологические рамки, выделяется научная новизна и положения, выносимые на защиту. Рассматриваются также методологическая основа работы, научная разработанность темы и источниковая база диссертации, определяются практическая значимость и апробация работы.

Первая глава «Определяющие черты этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 гг.» состоит из 2 параграфов. В первом параграфе анализируются особенности этнонолитической обстановки в регионе в конце XVIII — начале XIX в., влияние на нее строительства Кавказской линии. Отмечается, что присоединение в 1783 г. к России Крымского ханства (включая кубанское правобережье), а также Георгиевский трактат о протекторате над Восточной Грузией не могли бы произойти без фактора существенного ослабления позиций Османской империи, и эти два события 1783 года необходимо рассматривать неразрывно друг от друга, а также по отношению к возможностям России на Северном Кавказе.

Изменение границ России на Северном Кавказе и необходимость сообщений с находившейся под протекторатом Восточной Грузией обусловили строительство в регионе новых систем российских укреплений.

Так как фактор влияния Кавказской линии на характер российско-севсрокавказских отношений давно находится в зоне внимания отечественного кавказоведения, анализируется расположение укреплений линии соотнесенно к местам проживания северокавказских народов, а также степень воздействия Кавказской линии на мигращкишые и демографические процессы, происходившие у народов региона в конце ХУШ-начале XIX в.

Вплоть до конца XVIII в. российские границы, а значит и укрепления не соприкасались с территориями, заселенными непосредственно горскими народами. Изменения в данной ситуации обозначились со строительством Моздокской крепости (1763 г.), которая, исходя из анализа фактов, возникла не на «исконно кабардинских землях». Однако кабардинские феодалы почти сразу же стали добиваться у российских властей срытия Моздокской крепости. Возведете в 1777-1778 гг. укреплений Азово-Моздокской линии также вызвало негативную реакцию кабардинских князей, вплоть до массированных нападений на российские крепости. Доказывается, что подобная позиция кабардинской феодальной знати проистекала из фактора снятия (усилиями России) крымской угрозы Кабарде, ослабления турецкой угрозы. В изменившихся условиях кабардинские феодалы намного менее, чем раньше, стали нуждаться в военной помощи России и начали тяготиться российским присутствием на Центральном Кавказе, отстаивая собственное доминирование над рядом местных народов. Знать Кабарды фактически не признавала закрепленного Кючук-Кайнарджийским договором 1774 г. российского суверенитета над Кабардой и, исходя из комплекса обозначенных факторов, происходит долговременное осложнение кабардино-российских взаимоотношений. К тому же укрепления Лзово-Моздокской, а затем и Кавказской линии сдерживали набеговую экспансию кабардинских феодалов, являвшуюся составной частью их традиционного уклада.

В данном контексте разгром «фронды» в Кабарде в 1779 г. ген. Якоби, взятие с кабардинцев «баранты» и приведение их к присяге можно считать мерой ответной (тем более, что немалая часть кабардинских феодалов на заключительном этапе османо-

российской войны 1768-1774 г. совместно с турками и крымцами участвовала в нападениях на российские коммуникации линии Моздок-Кизляр).

Тем не менее кабардинские владельцы продолжают выражать недовольство существованием Азово-Моздокской линии, аппелируя даже к Екатерине II и объясняют свои набеги на российские укрепления необходимостью «защищать себя по возможности».

В.Кудашсв, а вслед за ним некоторые современные историки, утверждают об «отбирании земель у горских народов для сооружения крепостей», «об оттеснении местного населения в горы».

Имеет смысл проследить динамику расселения горских и степных народов Северного Кавказа во второй половине - конце XVIII в., определявшуюся во многом как раз российским присутствием в регионе.

С присоединением к России кубанского правобережья и началом возведения укреплений по Кубани перед российскими властями встала проблема надежного удержания и освоения новой территории. Нестабильная политическая ориентация прикубанских ногайцев создавала для России немалые проблемы внутри собственных административных границ.

Поэтому высочайшую поддержку получает план Г.А. Потемкина по переселению ногайцев в Уральские степи. В 1783 г. имели место довольно драматические события, связанные с приведением ногайцев к присяге на верность России и их переселением. Хотя ген. A.B. Суворов изначально разрешал нежелающим присягать переходить на левый берег Кубани, произошли нападения уже присягнувших на российские войска, прорыв большинства ногайцев за Кубань, что повлекло за собой «экспедицию» A.B. Суворова в Закубанье и разгром ногайцев.

Однако уже весной 1784 г. часть ногайцев возвращается на правобережье Кубани, и российские власти допускали их расселение в пределах вновь созданной Кавказской губернии, а также в Таврической губернии.

Факты добровольных переходов ногайцев из-за Кубани отмечались во второй половине 90-х гг. XVIII в., причем в конечном итоге распространилась практика их оседания на кубанском же правобережье. Не исключалось принятие желающих ногайцев в казачество.

Таким образом, для ногайцев не была исключена возможность возвращения в Прикубанье, но уже в то время, когда эта территория была в известной степени освоена Россией.

В целом, несмотря на довольно гибкую позицию России в «ногайском вопросе», ногайское население правобережья Кубани значительно уменьшилось, что повлияло на эшополитические процессы в регионе в конце XVIII - начале XIX в.

Кавказская Линия самим своим существованием стимулировала казачье-крестьянскую колонизацию Предкавказья. Однако нельзя согласиться с мнением, что ген. И.В. Якоби «заложив Азово-Моздокскую линию... положил начало полной колонизации Северного Кавказа Б.К. Мальбахов).

Для прояснения территориального вопроса в российско-кабардинских взаимоотношениях конца XVIII-XIX в. рассмотрена специфика расселения собственно кабардинцев. Анализ документов, специальных исследований и самой этпополитической обстановки на Центральном Кавказе позволяет утверждать, что собственно кабардинская этническая территория в течение XVIII в. была довольно подвижна, максимальная же се интерпретация кабардинскими феодалами вытекала из доминирования Кабарды над другими народами Центрального и отчасти Ссверо-Восточного Кавказа. Победа России в войне с Турцией 1767-1774 ir. открывала для кабардинцев возможности поселения в

тех местах, которые ранее были недоступны из-за опасного соседства Крымского ханства. Изменения в расселении кабардинцев связаны были с уходом с р. Сунжи, с оттоком части кабардинского населения в Закубанье и другие районы Северного Кавказа.

Карты, содержащиеся в архивных документах и некоторых современных исследованиях, позволяют утверждать, что российские крепости и поселения, включая сюда Моздок, Екатериноград и Георгиевск, располагались вне этнических границ Кабарды. Таким образом, Кавказская линия представляла для Кабарды не столько угрозу в плане «военной колонизации», сколько опасность для кабардинских феодалов, привыкшим ко всем формам и проявлениям своего господства на Центральном Кавказе.

Своеобразным катализатором антироссийских настроений и вооруженных выступлений стало учреждение в Кабарде в 1793 г. «родовых судов и расправ». Оно вызвало негативную реакцию кабардинских феодалов и духовенства, так называемое «шариатское движение», которое может свидетельствовать и об исламизации кабардинского общества и о стойком нежелании кабардинскими социальными верхами российского сценария трансформации сложившегося в Кабарде типа социальной организации, не имевшей единых административных и юридических институтов. В то же время борьба за введение шариатских судов говорит о возможности исламского варианта трансформации уклада жизни кабардинцев.

Явно позитивную роль сыграла Кавказская Линия для осетинского народа, создав благоприятные условия для переселения осетин с гор на плоскость под защиту российских укреплений. Однако кабардинская феодальная знать как препятствовала распространению российского влияния в Осетии до ее присоединения к России (1774 г.), так и после, считая осетин своими «вассалами», не изменила образ действий, в том числе затрудняя переселение последних на плоскость.

Таким образом, кабардинские князья, двойствешю относясь к своему российскому подданству, стремились сохранить за собой контроль над обстановкой в регионе, и Россия не могла не препятствовать данному стремлению, желая стать единственным «сюзереном» для своих новых «подданных». Российские власти не были заинтересованы в некой «двуполярности» влияния па Центральном Кавказе, что в совокупности с притязаниями Турции и Ирана создало бы для России неуправляемую и хаотичную ситуацию в регионе.

Протекторат над Восточной Грузией потребовал строительства российских укреплений от Моздока до входа в Дарьяльское ущелье, где в 1784 г. была заложена крепость Владикавказ. «Бросок на юг» российских укреплений имел цель создания и защиты коммуникации, ведущей в Грузию.

Усиление России на Северном Кавказе, строительство новых русских укреплений оказали существенное влияние на расселение вайнахов, которые получили возможность с разрешения российского командования селиться па плоскости. В решающей степени это было связано с подданническими присягами значительной части вайнахов (ингушей, карабулаков и чеченцев) на верность России, процесс принятия которых завершился в 1781 г. Однако стороны по-разному понимали суть этих присяг: выгоды от них в сознании части вайнахов вполне уживались с возможностью и желаиностью набегов в российские пределы. К концу XVIII в. «рейды» чеченцев за Терек стали масштабными и регулярными, причем к традиционному стремлению к захвату добычи начинает примешиваться религиозный побудительный мотив вследствие усиления позиций ислама, проявившийся, в частности, в движении под предводительством шейха Мансура.

После 1783 г. усиливаются позиции России в Дагестане. Ряд местных владетелей принимает «подданнические присяги» или добивается российского подданства. Вместе

с тем протекторат России над Восточной Грузией (Картли-Кахетией) обозначил болевую точку в российско-дагестанских отношениях: российские власти пытались теперь препятствовать набеговой экспансии дагестанских феодалов, разорявших Грузию. Дагестанские владетели (да и так называемые «вольные общества») расценивали это как посягательство на их традиционный жизненный уклад.

Отметим, что в «доермоловский период» российские укрепления на дагестанских землях не возводились и юридическое закрепление присоединения Дагестана к России по Гюлистанскому миру с Ираном (1813 г.) не есть следствие «колониальных войн».

Как уже отмечалось, российские укрепления в районе Дарьяла возводились с целями стратегическими, а не колонизационными. То же следует сказать о цепи российских укреплений по правому берегу Кубани в ее среднем и верхнем течении и в районе Кавминвод: нужно было защитить новые владения империи от вторжений из «турецкого Закубанья» и заградить регулярно мятежным кабардинским феодалам возможность ухода на левый берег Кубани.

О том, что на Северо-Западном Кавказе в конце ХУШ-Х1Х в. не происходило захвата горских земель наглядно свидетельствует составленная Е.Д. Фелицыным «Военно-историческая карта Северо-Западного Кавказа с 1774 г. до окончания Кавказской войны». Из карты следует, что нигде на правобережье Кубани ко времени строительства Кубанского отрезка Кавказской линии адыгского, а тем более кабардинского населения не существовало.

Таким образом, Кавказская Линия значительно повлияла на этнополитическую ситуацию на Северном Кавказе в конце ХУШ-Х1Х в., но не явилась показателем «колониальной экспансии» России в регионе.

Во втором параграфе исследуется внешнеполитическая составляющая российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг.

Российская политика на Кавказе строилась сообразно внешнеполитическому региональному контексту в рамках обозначенного В.В.Дегоевым «Кавказского треугольника» (Россия, Турция, Иран). При условии, что Иран был наиболее слабой стороной в данном соперничестве в конце XVIII в., европейские великие державы стремились поддержать Турцию, причем не только в моменты выработки и принятия тех или иных договоров с Россией. Речь шла об установлении контроля за внешней политикой некогда блистательной Порты, что делалось через установление контроля над ее экономикой.

В конце XVIII в. Османскую империю поддерживала Франция, следовательно Англия, борясь с Францией, косвенно была союзницей России в ее соперничестве с турками. Однако стоит признать, что Англия тоже не была заинтересована в усилении Российской империи как вообще, так и на Востоке конкретно.

События османо-российской войны 1787-1791 гг. и обстоятельства ее завершения позволяют утверждать, что в то время европейские державы, несмотря на собственные противоречия, выступали более или менее единым фронтом против усиления России, что нашло отражение в условиях Ясского трактата 1791 г.

В свете военно-политических итогов османо-российской войны и Ясского договора политику России на Кавказе вряд ли можно расценивать как наступательную, ведь она могла продиктовать свои условия и в отношении Грузии, и особенно в отношении Закубанья, где уже дислоцировалась ее армия. Однако сделано это не было. Представляется, что дело здесь не столько в занятости России европейскими делами в начале-ссрсдине 90-х годов XVIII в., а в ненаступательной концепции действий империи на Кавказе в целом и на Северном Кавказе в частности.

К тому же в первой половине 90-х гг. XVIII в. усилилась иранская угроза и российским интересам на Кавказе, и непосредственно народам Кавказа.

Весной 1795 г. пришедший к власти в Иране Ara Мухаммед-хан приступил к завоеванию Закавказья, в сентябре сжег и разграбил Тифлис. При этом он добивался покорности владетелей Дагестана, и этот политический нажим имел некоторый успех.

В этих условиях в 1796 г. начинается «персидский поход» российских войск, заметно укрепивший позиции России на Восточном Кавказе.

Взгляд российского правительства на кавказскую политику был продиктован, таким образом, конкретными событиями в регионе и собственным видением перспектив российско-кавказских взаимоотношений.

Указом от 28 февраля 1792 г. Екатерина II разрешила принять под протекторат России народы Северного Кавказа, что фактически закрепляло существующее положение вещей и не свидетельствовало в пользу «захватнических планов» России в регионе. Таким образом, в екатерининскую концепцию вписывались более вассальный, чем подданнический статус ряда народов Северного Кавказа, борьба с набеговой экспансией горцев, попытки установления элементов российского судопроизводства в Кабарде, строительство новых укреплений Кавказской линии, противодействие попыткам извне подорвать позиции России в регионе.

Довольно своеобразен внешнеполитический контекст ссверокавказской политики Павла I (1796-1801). Прекращение им «персидского похода», поиски мирного урегулирования с Ираном и Турцией, свертывание подготовки участия России в антифранцузской коалиции свидетельствовали о желании императора дать своей стране «передышку» от внешних войн, столь частых в екатерининское правление.

Кроме того, Павел I желал создания из владетелей Восточного Кавказа пророссий-ского «федеративного» государства, что, кроме прочего, должно было предотвратить вариант втягивания России в войну с Турцией и Ираном в случае их происков на Восточном Кавказе. Последующие события показали известную утопичность этих павловских планов.

В середине 1798 г. внешняя политика Павла I трансформируется в связи с захватом Наполеоном Мальты, что император принял как личное оскорбление, так как он покровительствовал католическому Мальтийскому ордену Святого Иоанна, в чем было больше стратегического расчета и прагматичности, чем собственной экзальтированности российского императора. Павел I вступает в войну с Францией на стороне Второй коалиции. С данным фактором связано заключение беспрецедентного российско-турецкого «Союзного и оборонительного договора» 23 декабря 1798 г., который объективно способствовал ослаблению напряженности на Северном Кавказе и благоприятным перспективам для присоединения к России Восточной Грузии (что император первые два года своего правления делать не желал, уповая на умиротворение Ирана и собственный «федеративный» проект).

Участие России во Второй коалиции оказалось в целом неудачным, и поведение Австрии и Англии подталкивало Павла I к изменению внешнеполитического курса. С

1800 г. ухудшаются российско-английские взаимоотношения и начинается сближение Павла I с Наполеоном. Однако при этом российско-турецкий союз сохраняется.

Наполеон предлагал Павлу I различные грандиозные и одновременно провокационные проекты, в частности по разделу Турции (от чего Россия ничего бы не выиграла в перспективах кавказской политики). Наиболее известным примером воплощения российско-французского союза явился «индийский поход» казаков, начавшийся в феврале

1801 г. Традиционно он отрицательно оценивался в историографии, однако в последнее время появились и более позитивные его трактовки.

Англия в данных обстоятельствах заключает в 1800 г. договор с Ираном, что явилось одной из причин последующих российско-иранских конфликтов.

В начале 1801 г. Павел I решается на присоединение Картли-Кахетинского царства (Восточной Грузии). Представляется, что это был верный шаг во внешнеполитическом контексте будущих неизбежных столкновений с державами Востока, поэтому уже после убийства Павла I 12 марта 1801 г. новый император Александр I в конечном итоге его подтверждает (12 сентября 1801 г.).

Это, как и заключенный в Георгиевске в 1802 г. договор о «федеративном» союзе владетелей Восточного Кавказа, позволяет говорить о немалой преемственности политики Александра I от павловской политики в регионе.

Перипетии европейской военно-политической обстановки начала XIX в. приводили к попеременному «покровительству» над Ираном и Турцией то Англии, то Франции, но всегда практически с антироссийской направленностью. События «наполеоновских войн», а также ирано-российская 1807-1813 гт. и османо-российская 1806-1812 гг. войны не позволяли России сосредоточить внимание на северокавказских делах. Вместе с тем войны с Ираном и Турцией в ряде случаев обуславливали силовые акции российских властей на Северном Кавказе.

Внешнеполитические успехи 1812-1813 гг. укрепили положение России на Северном Кавказе, однако данный регион оставался для нее менее освоенным, чем Закавказье. Ситуация вновь осложнялась и набеговой экспансией горцев, и возобновившимися происками Турции и Ирана, за которыми стояли европейские державы.

Из этого следует, что успехи России в Европе, очередные победы над Турцией и Ираном не могли сами по себе обеспечить Петербургу стабильности на Северном Кавказе.

В целом можно отметить, что внешнеполитические обстоятельства конца XVIII-начала XIX в. оказывали заметное влияние на северокавказскую политику России, тем не менее последняя не была ими жестко продиктована.

Вторая глава — «Характер российской политики на Северном Кавказе в 1783-1796 гг.» — состоит из 4 параграфов. Первый параграф рассматривает специфику мероприятий российских властей на Северо-Западном и Центральном Кавказе в 1783-1785 гг. В параграфе отмечается политическая обусловленность деятельности российских властей по отношению к ногайцам правобережья Кубани (1783 г.), что проявилось в переселенческих мероприятиях. Автор подчеркивает, что переселение кубанских ногайцев в Приуралье не являлось догмой для русской администрации.

Довольно непростыми оставались кабардино-российские взаимоотношения. По-видимому, стратегический план кабардинских князей состоял в том, чтобы, используя поддержку России, обороняться от турецкой опасности и одновременно использовать турецкий фактор для отстаивания своей независимости от российских властей. Такой сценарий мог позволить кабардинским владетелям сохранять собствешгое доминирование над народами Центрального Кавказа.

1783 год внес существенные изменения в данный «политический расклад». Турецкая угроза в связи с присоединением к России Крымского ханства уменьшилась, но уменьшилась и потребность Кабарды в российской помощи.

Кабардинские феодалы, обремененные мпювековой традицией преобладания в регионе, теперь столкнулись с усилившейся Российской империей, имевшей на Северном Кавказе собственные интересы и планы.

Россия начинает колонизацию степного Предкавказья. Однако, на наш взгляд, большая часть российских поселений располагалась довольно далеко от «этнической границы» Кабарды. Вместе с тем, можно признать, что строительство российских поселений уменьшало пастбищные угодья кабардинцев и их «приволье». Заметим, что

«приволье» кабардинских феодалов и их отношения с соседними народами не устраивали российские власти.

Российская колонизация Предкавказья вписывалась в масштабные проекты в регионе, в частности по созданию Кавказского наместничества (1784 г.).

Обусловленное Георгиевским трактатом строительство российских укреплений в Дарьяльском направлении было выгодно для ингушей и осетин, стремившихся переселиться на плоскость и нежеланно для кабардинских князей, привыкших «запирать» горцев Центрального Кавказа в ущельях, контролировать их миграции. Вместе с тем в конце XVIII в. российские власти не могли в ущерб собственным интересам добиваться лояльности кабардинских феодалов.

Первая половина 80-х гг. XVIII в. ознаменовала начало выхода осетин и ингушей на плоскость. Российские власти через Осетинскую духовную комиссию пытались христианизировать осетин и ингушей. Однако миссионерская работа не приносила решающего успеха, наталкиваясь и на традиционный уклад горцев, и на противодействие кабардинских владетелей.

В 1784 г. российские власти пытались собрать списки ссверокавказского «дворянства» для причисления к дворянству России лиц магометанского вероисповедания. Этот, по сути, интеграционный проект не удался, и не в последнюю очередь потому, что привилегии сочетались бы для местной знати с перспективой реального служения России, к тому же нарушались бы иерархические связи и соотношения владетелей.

Российская колонизация Предкавказья, создание Кавказского наместничества предполагали заводить города для развития торговли с местными народами. В тоже время русских переселенцев в Предкавкаье было еще мало: в 1785 г. насчитывалось 5 городов, 20 селений и слобод с общим числом «по гражданскому ведомству» 2158 душ мужского пола.

В сложившуюся в XVIII в. систему взаимоотношений российской администрации и горцев входило взятие аманатов, примеры репрессивных действий к которым в конце XVIII в. встречались очень редко. Документы свидетельствуют о довольно солидных суммах, отпускаемых на содержание аманатов. Дня приобщения детей горцев к российской системе ценностей в Екатеринограде была открыта школа «для обучения детей, в аманатах находящихся и других тамошних народов».

Второй параграф главы посвящен исследованию характера российской политики на Северо-Восточном Кавказе в 1783 - начале 1785 г.

В результате разрешенного Россией расселения вайнахов на плоскости российские владения вошли в прямое соприкосновение с зоной нового обитания чеченцев и кара-булаков. Традиционный уклад последних не изменился и в условиях ослабления притеснений со стороны кабардинцев и кумыков, чеченцы, по-разному с российскими властями, понимая сущность своих подданнических присяг, начинают все чаще совершать набеги за Терек. Попытки их пресечения вызывали антироссийские выступления в 1782 и 1783 гг. Их подавление Россией (как-то в 1783 г.) имело успех кратковременный. Это связано с исламизацией чеченского общества, новым «идеологическим» мотивом для набеговой экспансии.

1783 г. привел к укреплению позиций России в Дагестане. Однако дагестанские феодалы нередко проявляли двойственную (или даже «тройственную») политическую ориентацию в зависимости от обстоятельств.

В 1783 г. возрастает антироссийская турецкая агитация в Дагестане. Турки небезуспешно натравливали дагестанских феодалов на Картли-Кахетию, что вызывало дополнительные проблемы в российско-дагестанских взаимоотношениях. Тем не менее российским властям в целом удается дипломатическим путем предотвратить в 1783 г.

масштабное вторжение коалиции дагестанских феодалов в Грузию. И все же полностью разрешить проблему набегов на Карли-Кахетию тогда не удалось. Следовательно, Россия, несмотря на протекторат над Грузией, не могла в полном объеме обеспечить ее безопасность, практически не имея рычагов силового воздействия на дагестанских владетелей.

В рассматриваемый период времени развивались торговые отношения российской стороны с дагестанскими феодалами. Центром торговли становятся Кизляр и Моздок.

В системе взаимоотношений народов Дагестана с народами Закавказья, Северного Кавказа и Россией определенный негативный баланс приходился на развитие работорговли в регионе, органически связанной с набеговой системой. Стимулировала работорговлю Турция, стремясь так усилить свое влияние.

Попытки российских властей ограничить работорговлю на Северо-Восточном Кавказе в середине 80-х гг. XVIII в. хоть и затрагивали интересы дагестанских феодалов и «вольных обществ», но лишь в той степени, в которой они нарушали российские интересы и безопасность.

В третьем параграфе главы исследуются внешние и внутренние факторы российской политики на Северном Кавказе в 1785-1791 гг.

В 1785 г. произошло значительное обострение обстановки на Северном Кавказе в связи с началом движения горцев под предводительством шейха Майсура (Ушурмы). На наш взгляд, данное движение проблематично объяснять насаждением России на Северо-Восточном Кавказе собственной администрации. Представляется, что оно было обусловлено как тогдашним состоянием чеченского общества, так отчасти и антироссийской деятельностью турецких эмиссаров в регионе.

Усилившиеся набеги чеченцев, получившие теперь религиозное обоснование, имели целью, в том числе, расширение собственной территории за счет российской пограничной линии. Зарождение мюридизма и набеговая система оказываются взаимосвязанными.

Начало религиозно-политической деятельности шейха Мансура можно отнести к 1783 году. За два года его проповеднической деятельности равнинная Чечня превратилась в очаг агрессивных форм ислама, нацеленных на открытую борьбу с «неверными». Возрастает число чеченских набегов на Кавказскую линию.

Потому печально знаменитый поход полковника Пиери на аул Алды 5-6 июня 1785 г. нельзя называть причиной начала «активной фазы» движения шейха Мансура (Ушурмы). События 1785-1787 гт. показали явно наступательный характер действий Ушурмы и его сторонников, их стремление к захвату территорий (прежде всего это касается нападений на Кизляр), распространению движения на Кабарду и Дагестан. Однако шейху Мансуру не удалось надолго заручиться поддержкой кабардинских феодалов, так как те в конечном итоге не пожелали оказаться в зависимом положении от шейха. Регулярные поражения шейха Мансура от российских войск обусловили насильственные мобилизации, проводимые им в Северном Дагестане, взятие аманатов.

В конечном итоге шейх Мапсур теряет социальную опору на Центральном и Северо-Восточном Кавказе, где турки (давшие ему «титул» имама) надеялись с его помощью распространить свое влияние. Это определило его уход летом 1787 г. в Закубанье и продолжение оттуда антироссийский деятельности уже под контролем турецких властей, которые имели масштабные планы по использованию шейха для совместных с турецкой армией действий против России на Северном Кавказе.

В непростых условиях 1786 г. российские власти стремились к укреплению влияния в Дагестане. Наибольшим успехом явилось принятие в мае 1786 г. присяги на вер-

ность России Тарковского шамхала Бамата, что способствовало отходу других кумыкских феодалов от движения шейха Мансура.

Важнейшим стратегическим мероприятием России на Северном Кавказе явилось предписанное высочайшим рескриптом от 26 августа 1786 г. «учреждение войска из горских народов». Данный по сути интеграционный проект преследовал цель наполнить отношения с рядом горских народов конкретным содержанием, отвратить их от набегов.

Кабардинские феодалы встретили рескрипт отрицательно, так как он затрагивал их интересы в доминировании на Центральном Кавказе. Контрпредложения кабардинцев были неприемлемы для российской стороны.

В целом нужно отметить, что создать «горскую милицию» для поддержания стабильности в регионе, для охраны Кавказской Линии не удалось. Пример же участия на стороне России горских (в том числе кабардинских) ополчений в ходе османо-российской войны 1787-1791 гг. подтверждает то, что вассальное по сути военное служение России во внешней войне было для горцев более приемлемо, чем охрана Кавказской Линии от набегов, бывших составной частью их же традиционного уклада.

В канун войны с Турцией большое значение для укрепления «подданнических настроений» северокавказских народов имела поездка на юг Екатерины II. Вместе с тем российская дипломатия прилагала усилия для оттягивания войны с Турцией. Однако Порта, опираясь на поддержку Англии и Франции, стремилась к развязыванию войны и усиливала антироссийскую деятельность на Северном Кавказе.

Тем не менее народы региона в целом османов не поддержали, несмотря и на идущие теперь из Закубанья призывы шейха Мансура. Ясский трактат 1791 г. не дал России территориальных приращений на Северном Кавказе, которые, видимо, и не вписывались в концепцию российских высших властей.

Но Екатерина II отказывается передать кабардинским феодалам земли, ранее застроенные укреплениями Азово-Моздокской линии, так как это бы привело к явному ущербу российским интересам в пользу интересов кабардинских.

В начале 90-х гг. XVIII в. продолжались попытки христианизации части народов Центрального Кавказа. Однако процесс этот замедлялся в сравнении с предшествующим временем, что можно связывать и с «кабардинским фактором». Кабардинских владетелей не приводили в восторг и попытки России покровительствовать абазинам, среди которых наблюдалась борьба протурецких и пророссийских «партий».

В 1788 г. карачаевцы признали свою зависимость от России. А если учесть, что по Ясскому трактату 1791 г. закреплялась принадлежность России Кабарды, Балкарии, Осетии и Карачая, для кабардинских князей возникали немалые проблемы в реализации планов по доминированию на Центральном Кавказе.

В 1785-1791 гг. продолжался процесс освоения Россией земель степного Предкавказья. Однако Прикубанье в сравнении с другими частями региона оставалось менее освоенным «российским элементом», что требовало от российского правительства соответствующих мер.

В четвертом параграфе главы анализируются особенности российско-северокавказских взаимоотношений в 1791-1796 гг.

Победа России в войне 1787-1791 гг., окончательный разгром движения шейха Мансура позволяет на первый взгляд, активизировать России свою деятельность на Северном Кавказе. Но противоборство в регионе России, Турции и Ирана продолжалось, к тому же мощным катализатором горско-российских столкновений продолжали являться набеговая система и работорговля. В данном внешне и внутриполитическом контексте объявленное Екатериной II в 1792 г. разрешение принять под протекторат

пароды Северного Кавказа было сопряжено с немалыми трудностями, в том числе связанными и с уровнем стадиального развития горцев.,

В качестве «полигона» для попыток привнесения реального содержания в вас-салыю-подданическую схему взаимоотношений в рамках обозначившейся концепции протектората над горскими народами российскими властями могла рассматриваться Кабарда. Но учреждение в 1793 г. в Кабарде «родовых судов и расправ» (элементов российского судопроизводства) встретило скрытое, а затем и явное противодействие кабардинских феодалов и протурецки настроенного духовенства. Можно отметить, что «горизонтальная» социальная организация кабардинцев объективно не нуждалась в административно-политических конструкциях, связанных с российской властью в регионе. Однако и Россия не могла действовать в ущерб собственным интересам, на все времена, соглашаясь с традиционалистской схемой устройства Кабарды в условиях возобновившейся в 1793 г. деятельности среди кабардинцев турецких агентов.

В начале 1794 г. недовольство в Кабарде переросло в восстание, имевшее и внешнеполитическую, турецкую подоплеку. Для его подавления были использованы войска.

Очевидно, что в Кабарде существовали и пророссийская, и протурецкая «партии», чему способствовали регулярные усобицы князей. Но надо заметить, что интегрирование в российское «государственно-правовое поле» не вызывало восторга и у ранее про-российски настроенных феодалов, что и проявилось в событиях 1794 г.

Российские власти по-прежнему пытались заручиться поддержкой кабардинского «черного народа» в противовес «фрондирующим» феодалам.

Очередные данные кабардинскими феодалами присяги вновь не выполнялись, а в

1795 г. оформилось требование замены родовых судов и расправ духовным (то есть шариатским) судом.

Контекст исследуемых событий позволяет утверждать, что столкновение кабардинских князей и российских властей наблюдалось и в самой принципиальной плоскости: кто будет доминировать на Центральном Кавказе? Отсюда и попытки кабардинской знати «торпедировать» российские интересы в регионе и по другим направлениям.

Неспокойная обстановка для России сохранялась и на Северо-Восточном Кавказе, где, в частности, продолжались набеги чеченцев на Кавказскую Линию, не утратившие ранее приобретенный исламский побудительный мотив. Зыбкость грани между «мирными» и «немирными» чеченцами определяла невозможность выработки оптимальных рецептов борьбы с их набеговой экспансией.

В начале-середине 90-х гг> XVIII в. стратегически важным для российской политики регионом оставался Дагестан, где продолжалось соперничество Российской империи, Турции и Ирана Возрастает иранская угроза и в Закавказье, и на Ссвсро-Восточном Кавказе. Данный внешнеполитический контекст определял колеблющуюся ориентацию некоторых дагестанских владений. Этому способствовали и усобицы местных феодалов.

Осуществленный в 1795 г. Ага-Мухаммед ханом иранским разгром Восточной Грузии поневоле склонил Россию к активизации политики на Восточном Кавказе. В

1796 г., происходит «персидский поход» российских войск под начальством генерал-поручика графа Зубова. Отметим, что данный ему Екатериной II рескрипт предполагал перспективу постепенного интегрирования Дагестана в российское политическое, правовое и культурное пространство.

Хотя в целом к концу 1796 г. поход был близок к победному завершению, нам представляется, что утвердить за собой оказавшиеся под ее контролем территории для России было весьма проблематично, в силу причин как внутренних, так и внешних.

Чтобы осуществлять бросок российских границ в Закавказье, необходимо было обеспечить безопасность существующих рубежей, определявшихся Кавказской Линией. В этих обстоятельствах принимается решение заселить правобережную Кубань казаками Черноморского и Донского войск (1792 г.). Под защитой казачества начинается заселение этого района и другими группами населения.

Практически сразу после расселения казаков на Кубани начинаются горские набеги на кубанское правобережье с явно «промысловыми» целями. Тем не менее прослеживались и попытки российской стороны наладить торговый обмен с западными адыгами, местами довольно льготный для последних.

В 1795 г, на Черноморской кордонной линии было создано три меновых двора.

В пачале-ссрединс 90-х гг. XVIII в. замедляются и без того невеликие темпы христианизации осетин и ингушей, в связи с этим в 1793 г. была упразднена Осетинская духовная комиссия. Вместе с тем в этот период обозначилось усиление исследовательского интереса к северокавказским народам со стороны России.

В выводах к главе отмечается долговременное усиление России на Северном Кавказе после 1783 г. при наличии, тем не менее, ряда «болевых точек» в отношениях с местными народами, определявшихся как особенностями стадиального уровня их развития, так и исламским фактором, предполагавшим эскалацию антироссийских настроений, а в некоторых случаях — собственными моделями трансформации горских обществ в условиях продолжающегося соперничества России, Турции и Ирана в регионе.

Третья глава диссертации — «Северный Кавказ в политике императора Павла I (1796-1801 гг.)» — состоит из трех параграфов. В первом параграфе главы анализируется первоначальное видение императором Павлом I российской кавказской политики, высказанное им в начале 1797 г. тогдашнему командующему на Кавказской Линии ген. И.В.Гудовичу. Отозвав войска, участвовавшие в «персидском походе», Павел I рассчитывал умиротворить Иран и Турцию, планировал создание пророссийской федерации из владетелей Восточного Кавказа. Просматривается «вассальное» понимание императором статуса горских народов, желание невоенных мер в урегулировании местной обстановки. Здесь наблюдаются поиски российским правительством наиболее приемлемых вариантов взаимодействия с народами Северного Кавказа и некоторыми областями Закавказья. Показательно, что Павел I допускал сохранение у зависимых от России «азиатских народов» «своих судов» при сохранении Верхнего пограничного суда в Моздоке. Следовательно, император не стремился к расширению «географии» элементов российского судопроизводства в регионе, будучи информированным о положении в Кабарде и осознавая «вассальное», а не подданническое в действительном смысле этого понятия, положение ряда народов Северного Кавказа.

Анализируя ранние павловские подходы к кавказской политике, нельзя не обратить внимание на их концептуалыюсть (нежелание применения силы) и одновременно известную утопичность.

Во втором параграфе главы исследуются особенности политики России на Северном Кавказе с конца 1796 по 1799 год. Данный период можно выделить в отдельный своеобразный этап в кавказской политике Павла I. Его нельзя однозначно назвать ослаблением России в регионе, скорее следует отметить как попытку реализации тех «программных установок», которые более изложены в рескриптах Павла I в начале 1797 г.

С конца 1796 г. по конец 1798 г. наблюдался в значительной степени отказ от протектората над Восточной Грузией. Это можно связать и с утопичными расчетами Павла

I по умиротворению Ирана, и с павловским же планом включения Грузии в «федерацию» горских владетелей Восточного Кавказа.

Хотя «персидский поход» и был прерван Павлом I, российская политика в Дагестане имела немалую преемственность с предыдущим правлением. Это проявилось в небезуспешных попытках поддержания российского «подданства» среди ряда дагестанских феодалов, которым выражалась благодарность и за недавние антиперсидские действия. По-прежнему опорой российского влияния на Северо-Восточном Кавказе оставался шамхал тарковский, самый крупный феодальный владетель Дагестана.

Однако дагестанские феодалы испытывали политический нажим со стороны Ирана, поэтому пророссийски настроенные владетели оказались в весьма сложном положении.

Можно предполагать, что изначально Павел I не мог спрогнозировать модель поведения дагестанских феодалов в изменившихся условиях (отзыв корпуса В.А.Зубова и проект «федерализации»), отсюда проистекала известная осторожность, не противоречившая, правда, в принципе предшествующей методике действий российской стороны в регионе.

Отметим, что среди дагестанских владетелей, кроме пророссийской, продолжали существовать и проиранская, и протурецкая «партии», имевшие, в частности, конкретный интерес — продолжение набеговой экспансии на Восточную Грузию.

На наш взгляд, действия России в Дагестане определялись реальными обстоятельствами и политическими умонастроениями местных владетелей, вряд ли, кстати, осведомленных о нюансах «федеративного проекта».

Важным моментом для общей оценки павловских подходов к разрешению противоречий обстановки на Северном Кавказе явилось допущение разбирательства дел в Верхнем пограничном суде в Моздоке по законам местных народов, а также фактическое подчинение его Коллегии иностранных дел. Приставы к горским народам (бывшие тогда еще в небольшом распространении) тоже должны были назначаться из Коллегии иностранных дел.

Степень реализма данных нововведений (несмотря на их явную концептуальность) остается дискуссионной, в том числе и в связи со степенью компетентности чиновников Коллегии в ссверокавказских условиях. Однако это были попытки апробации своеобразной модели отношений с северокавказскими народами.

Большей сложностью, чем с феодальными владетелями, отличались контакты российских властей с «вольными»-обществами, хотя и здесь были случаи накануне вступления Павла I на престол присвоения российских воинских званий некоторым чеченским старшинам.

Вместе с тем, продолжаются чеченские набеги как на Кавказскую Линию, так и во внутренние районы Кавказа, причем и из тех земель, на которые чеченцы сселялись с разрешения России.

Прекращение «персидского похода» обусловило переселение в Россию немалого количества армян, размещенных в городах Кавказской линии.

Непростой в 1797-1798 гт. оставалась обстановка в Кабарде. «Подданническая присяга» Павлу I состоялась здесь лишь в конце 1797 г., да и то под военным нажимом.

Кроме прочего, кабардинским князьям теперь не нравилось общение «напрямую» российских властей с балкарцами. Само по себе это свидетельствовало о стремлении России к постепенному демонтированию сложившейся системы межэтнической иерархии на Центральном Кавказе, в которой главенствовала Кабарда.

В то же время, в Кабарде вызревало «шариатское движение», начало которого принято относить в 1799 г. Движение возглавил Адиль-Гирей Атажукин, брат Измаила Атажукина, подполковника российской армии.

Просматривается тенденция, что кабардинские феодалы были не против жить с Россией в мире (в своем его понимании), но такое мирное сосуществование не предполагало признания статуса Кабарды после 1774 г., зато предусматривало сохранение собственного доминирования над народами Центрального Кавказа, Подобная схема была неприемлема для России, а любые интеграционные мероприятия российских властей торпедировались и феодалами, и духовенством.

На Северо-Западном Кавказе в первые два года павловского правления российская сторона была занята по преимуществу контролем границы по р. Кубань и отражением набегов западных адыгов, формально подвластных Турции. Набеги эти были весьма частыми и не слишком обремененными идеей «освободительной борьбы», имея промысловый характер. Правда, нельзя сбрасывать со счетов недавнее участие «закубан-цев» в антироссийских действиях шейха Мансура, что обуславливало религиозное побуждение к набегам, а также происки беглых кабардинских феодалов.

В отражении грабительских рейдов Россия в 1797-1798 гг. использовала тактику укрепления кордонных линий и разведки планов набежчиков, степень эффективности которой была недостаточной.

Преследование участников набегов на левом берегу Кубани практически запрещалось Павлом I в контексте и без того непростых отношений с Турцией, и самовольные действия за Кубанью с целью возмещения ущерба от набега («барантова-ние») влекли за собой наказание виновных. Такой подход сохранялся вплоть до заключения 23 декабря 1798 г. «союзного и оборонительного» договора с Османской империей, обусловившего заметное ослабление напряженности на Северном Кавказе и в Закавказье.

Показательно, правда, и то, что анапские турецкие власти были не в состоянии ни предотвратить набеги «закубанцев», ни полностью возместить российской стороне убытки от них, так как западные адыги (в том числе согласно уровня своего стадиального развития) фактически не признавали себя подданными Порты. По туркам, в принципе, было и не обязательно действительное их подчинение для того, чтобы иметь в Закубанье плацдарм на случай антироссийских действий.

Договор 23 декабря 1798 г. не привел к прекращению в перспективе османо-российского соперничества за преобладание на Кавказе.

Контакты российской стороны (в частности — казачества) с «закубанцами» не могли исчерпываться столкновениями. Происходит «меньба» соли на хлеб, наблюдаются элементы сотрудничества российских властей и социальной верхушки западных адыгов.

Несмотря на первоначальный запрет, Павел I разрешает принимать в «свое подданство» перебежчиков из Закубанья, но без права феодалов на начальство над единоплеменниками внутри Кавказской Линии, в рамках Астраханской губернии (в которую император переименовал Кавказское наместничество).

Хотя изначально Павел I предписывал контролировать обстановку на СевероЗападном Кавказе без привлечения дополнительных войск, в 1798 г. обстоятельства потребовали строительства новых укреплений, близких к Кубани. Кавказская Линия была усилена военной линией по р. Малке, укрепления возводились и в верховьях Подкумка. Это должно было сблизить военные линии, проходившие по Тереку и Кубани, следовательно, имело задачи стратегические, а не колонизационные.

Укрепление позиций России в регионе в конце XVIII в. было немыслимо без использования казачества. Уже в первые два года правления Павла I по отношению к ка-

зачеству обозначились принципы и тенденции, свидетельствовавшие о продолжении процесса его подчинения государственной власти (тенденция эта сохранится и в 17991801 гг.). Кавказское казачество при Павле I предполагалось превратить в надежный инструмент проведения государственной политики в регионе, из чего, однако, не вытекает, что император готов был видеть казачество социальным слоем, пользующимся неограниченными привилегиями среди местных народов.

В третьем параграфе главы рассматривается и анализируется российская политика на Северном Кавказе в 1799 —начале 1801 г.

«Союзный и оборонительный договор» с Турцией и изменение взгляда Павла I на перспективы отношений с Восточной Грузией повлияли на обозначившуюся активизацию российской политики на Северном Кавказе в 1799 г.

Как и ранее, важным объектом на Северо-Восточном Кавказе оставался Дагестан. Пророссийские владетели получали чины, а иногда и генеральские звания (Мехти шам-хал тарковский) и вновь приводились к присягам. Вместе с тем среди местных владетелей четко и надолго обозначилась группировка с труднопредсказуемой внешнеполитической ориентацией во главе с Шейх-Али-ханом дербентским и Сурхай-ханом казику-мухским.

Избавившись от химеры умиротворения Ирана Павел I предписывал дагестанским владетелям, своим «подданным», в случае агрессии персов действовать совместно с войсками ген.-лейт. К.Ф. Кнорринга (нового командующего на Линии), что выглядит коррективой ранних предписаний о полном военном невмешательстве в защиту замышляемой федерации от внешних врагов.

В условиях постоянных усобиц дагестанских феодалов их «федерализация» затруднялась, поэтому российская администрация старалась действовать осмотрительно. Осторожность и осмотрительность были в достаточной мере присущи ген.-лейт. К.Ф.Кноррингу, явившемуся, пожалуй, наиболее подходящим исполнителем предписаний императора Павла.

В 1799-1800 гг. российской администрации пришлось столкнуться с фактами, когда владетели Дагестана искали российского правительства для достижения планов в сущности антироссийских и антигрузинских. Наиболее яркий пример - Умма-хан аварский, отстаивавший фактически вместе со своими союзниками (и при иранской поддержке) свое «право» па грабеж Картли-Кахетии, в отношении которой Россия начинала процедуру присоединения.

Проблема «пленопродавства» осложняла отношения российских властей с рядом кумыкских феодалов.

Нестабильность на Северо-Восточном Кавказе в 1799-1801 гг. определялась и набегами чеченцев. В 1800 г. К.Ф. Кноррингу удается дипломатическим нажимом без применения силы склонить равнинных чеченцев к очередной присяге и отказу от набегов на Линию (последнее было весьма недолговечным). По-прежнему для российской стороны трудно было добиться исполнения чеченцами присяг. Поэтому «репрессалии» за набеги периодически использовались, в том числе и против «мирных» чеченцев, ответственных за недопущение набегов на Кавказскую Линию. Неоптимальность ответных мер России не могла здесь перевесить иную крайность: в случае непринятия подобных мер набеги возросли бы лавинообразно.

На рубеже 1800-1801 гг. проблема взыскания за набеги осложнила обстановку на Северо-Восточном Кавказе в целом. А так как на проведение каждой репрессалии ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг «испрашивал» высочайшего разрешения, местные российский власти были фактически лишены возможности оперативного реагирования на кризисные ситуации.

В зоне пристального внимания российской администрации в 1799-1801 гг. оставалась Северная Осетия (чье российское подданство по-прежнему фактически оспаривали кабардинские феодалы). Теперь это определялось и подготовительными мероприятиями по присоединению к России Восточной Грузии, необходимостью благоустройства Военно-Грузинской дороги. Отметим, что осетины не были чужды набеговых «предприятий», что создавало известные проблемы.

В 1799 г. продолжалось весьма льготное расселение и обустройство на СевероВосточном Кавказе и в Предкавказье армян, покинувших Закавказье с прекращением «персидского похода». Армянские переселенцы получали ряд привилегий и элементов внутренней автономии, что можно сопоставить с павловскими распоряжениями но управлению некоторыми западными «иноэтническими» областями государства.

Обстановка в Кабарде и на Северо-Западном Кавказе в 1799-1801 гг. в значительной степени определялась теперь уже в полном объеме начавшимся в среде кабардинских социальных верхов шариатскими движением. Лидерам движения Адиль-Гирею Атажукину и Исхаку Абукову удалось консолидировать кабардинскую аристократию и многочисленное узденство, и, разумеется, мусульманское духовенство.

Попытки К.Ф.Кнорринга добиться восстановления функционирования родовых судов и расправ имели эффект кратковременный.

Анализ событий позволяет утверждать, что шариатское движение имело цель не только установление духовного суда в Кабарде, но и масштабный подрыв позиций России на Северном Кавказе.

К 1800 г. относится рескрипт Павла I, где признается более вассальное, чем подданническое положение горских народов по отношению к России. Однако, призыв Павла I «меньше мешаться в дела горских народов, покудово не будуг касаться до границы нашей» в контексте масштабов и целей шариатского движения не мог быть примененным в полном объеме.

Вместе с тем вассальное видение Павлом I статуса местных народов проявилось в 1800 г. в назначение приставом «к делам калмык и других азиатских народов» коллежского советника Коллегии иностранных дел Макарова. Но тот все же зависел от военных властей и был объективно не в состоянии самостоятельно контролировать ситуацию в регионе.

Как и ранее, постоянной бдительности российских властей требовала обстановка на Северо-Западном Кавказе. Хотя по договору с Турцией российская сторона могла преследовать участников набегов за Кубанью и более настоятельно требовать у турецких властей в Анапе возмещения за «уворованное», набеги «закубанцев» на Кавказскую Линию не ослабевали. Основной мерой со стороны российских властей и казачества оставалось укрепление кордонов, что само по себе не могло предотвратить «прорывы» из-за Кубани.

В 1800 г. был образован новый кордон от Тамани до Усть-Лабинской крепости, что тоже не привело к стабилизации.

В то же время, продолжались и переходы на российский берег Кубани части ногайцев и западных адыгов, разрешенные в конечном итоге Павлом I в августе 1800 г.

Довольно показательным представляется подход Павла I к урегулированию конфликта, возникшего между переселившимися из Астраханской губернии на Дон калмыками и Донским казачьим войском. В итоге император встал на сторону калмыков, «отлучил» от власти над ними войсковое начальство и наделил их немалыми привилегиями. Это можно трактовать как факт признания вассального статуса калмыков в границах империи, что косвенно подтверждает «вассальное видение» Павлом народов Северного Кавказа.

Сложнее складывались отношения российских властей с ногайцами. Если их действия затрагивали региональные интересы России, не исключалось и применение силы. Это, в частности, определялось рескриптом, где отмечалась невозможность для подвластных России групп кочевых народов покидать границы империи. В то же время российская администрация должна была защищать ногайцев от набегов западных адыгов.

Данное в сентябре 1800 г. коллежскому советнику Макарову «наставление» и другие нюансы региональной политики позволяют утверждать, что правительство Павла I не рассматривало ira ближайшую перспективу возможность распространения на горские и кочевые народы Северного Кавказа конкретных российских административных порядков и предпочитало дипломатические способы в разрешении конфликтных ситуаций (в том числе связанных с набегами).

Предписания коллежскому советнику Макарову являлись, по сути, попыткой введения элементов гражданского управления народами Северного Кавказа — «вассалами» России. Однако этнополитическая специфика региона объективно не способствовала развитию данного проекта.

Таким образом, политику России на Северном Кавказе в конце 1796-начале 1801 г. можно подразделить на два этапа: с конца 1796 по 1798 г. включительно и с 1799 г. по март 1801 г. Первый из них характеризуется . некоторым ослаблением военно-политической активности России в регионе при условии разработки своеобразных концепций местного «обустройства», включая сюда и идею создания пророссийской «федерации» владетелей Восточного Кавказа. В 1799-1801 гт. политика России на Северном Кавказе активизируется при сохранении и развитии подходов императора Павла к разрешению проблем мирного спектра российско-северо-кавказских взаимоотношений.

Четвертая глава «Динамика российской политики на Северном Кавказе в 18011816 гт.» состоит из трех параграфов. Первый параграф главы рассматривает степень исторической обусловленности характера деятельности на Северном Кавказе генерал-лейтенанта П. Д. Цицианова.

Присоединение к России в 1801 г. Восточной Грузии обусловило изменение взгляда российского правительства на взаимоотношения с северокавказскими народами на перспективу, так как Северный Кавказ становился тыловой территорий, причем довольно неспокойной в силу как внутренних факторов, так внешнеполитических причин. Приведение к «общему знаменателю» грузинских и северокавказских подданных было предельно затруднительным для России в начале XIX в. Российским властям при Екатерине П и Павле I не удалось добиться прекращения набегов горцев на Кавказскую Линию и феодальных усобиц.

В этих условиях Россия, имевшая свои стратегические интересы на Кавказе и право на эти интересы, могла начать апробацию иных моделей взаимоотношений с горцами. Тем не менее первое время правления Александра I характеризовалось определенной преемственностью с павловской северокавказской политикой. Это выразилось прежде всего, в Георгиевском договоре 26 декабря 1802 г., который формально воплощал «федеративный» проект Павла I.

Показательно, что съезд владетелей Восточного Кавказа в Георгисвске уже проходил при назначенном в сентябре 1802 г. инспектором на Кавказской Линии и главнокомандующим в Грузии ген.-лейт. князе П.Д. Цицианове, с именем которого скоро будут связываться силовые акции против горцев. Значит, причины специфики его политики не в правительственных ему предписаниях, а в конкретных внутри и внешнеполитических обстоятельствах в регионе, затрагивавших стратегические интересы России и даже угрожавших им.

Важно заметить, что те проблемы, которые П.Д. Цицианову приходилось решать по преимуществу военным путем, обозначились еще до его назначения. Это касается и активизации набеговой экспансии лезгии на Картли-Кахетию (теперь российскую территорию), и попытки осетин парализовать своими нападениями Военно-Грузинскую дорогу (что совершалось при подстрекательстве Ирана).

Таким образом, по преимуществу силовая схема отношений с рядом горских народов и владетелей — не концептуальное изобретение самого П.Д. Цицианова, а, скорее, его реакция на конкретную сложившуюся обстановку, которая во многом определялась вскоре начавшимися войнами с Ираном (1804 г.) и Турцией (1806 г.).

Следовательно, военные акции против Джаро-Бслоканских лезгин в 1803-1804 гг. и силовое деблокирование Военно-Грузинской дороги надо оценивать не как «агрессию царизма», а как меры вынужденные, внешнеполитически обусловленные (не преуменьшая при том их жесткость, соответствующую тому времени).

П.Д. Цицианов взял на вооружение «восточный стиль» письменного общения с владетелями Восточного Кавказа, исходя из нелишенной истины мысли, что азиатские народы мягкость и уступчивость принимают за слабость и нерешительность. На ряд дагестанских владетелей была положена дань, которая должны была непосредственно символизировать их подданство России.

Вместе с тем П.Д. Цицианову в конечном итоге удалось урегулировать отношения с лидером «фронды» осетин-тагаурцев — Ахмедом Дударовым и стабилизировать обстановку в Тагаурии.

В 1803 г. П.Д. Цицианов выдвинул план создания линии укреплений и редутов по Сунже до Брагунов и от Моздока до Владикавказа. С одной стороны, это говорит о недостаточности линии по Тереку для отражения набегов, но с другой - не свидетельствует о желании занять Сунженское побережье казачьими поселениями, как то утверждают некоторые исследователи.

Ясно, что П.ДЦицианов стремился получить больший контроль над Чечней, к чему были традиционные основания (непрекращающиеся набеги на Кавказскую Линию).

1803-1805 гг. ознаменовались «экспедициями» в Чечню, «барантованием», порождавшими новые набеги. Обнаруживается неэффективность расчетов российских властей на использование «мирных чеченцев» в деле недопущения набегов на Кавказскую Линию.

В данных обстоятельствах с учетом войны с Ираном постройка редутов па Суюке была практически неосуществимой.

В тоже время успех войны с Ираном во многом зависел от обстановки па Северном Кавказе. А последняя складывалась для России непросто и во внешнеполитическом смысле европейских коллизий, так как Наполеон добивался союза с Ираном и пытался свести на нет российско-турецкий «союзный и оборонительный» договор. Возобновляется деятельность турецких эмиссаров в Кабарде.

Таким образом, П.Д. Цицианов должен был и воевать с Ираном, и приводить в подчинение северокавказских горцев, и наблюдать за происками в регионе Турции. Отсюда, на наш взгляд, экстренность многих цициановских мер против горцев, а она не всегда включала возможность «переговорного процесса».

Не прибавляло стабильности в регионе и продолжавшееся в Кабарде шариатское движение. Ситуация в регионе осложнялась и наметившимся соперничеством российских военных и гражданских властей.

Первый же опыт совместных действий Коллежского советника .Макарова с формально существующими в Кабарде родовыми судами и расправами оказался неудачным, то есть разные «уровни» гражданского управления России в Кабарде не находили

взаимопонимания. Также не всегда было взаимопонимание между Макаровым и военными властями. Однако все эти перипетии разделения властей были более всего малопонятны горцам, для которых существовала, видимо, одна приемлемая модель «управления» - собственный традиционный уклад. .

Если учесть, что попытка гражданского управления в Кабарде провалилась, а элементы российского судопроизводства вызывали сопротивление, можно утверждать о стремлении кабардинских феодалов выйти из любых форм зависимости от России и апробировать объединение двух моделей дальнейшего развития - исламскую трансформацию (шариатское движение) и традиционную схему доминирования Кабарды на Центральном Кавказе. Это не отвечало не только интересам России в регионе, но и ее элементарной безопасности.

В 1804 г. произошли столкновения между кабардинцами и посланными в Кабарду российскими войсками.

В данных условиях П.Д.Цицианову следует рескрипт Александра I, где допускается мирное решение вопроса с Кабардой, вплоть до признания духовного суда.

В 1804 г. мятежная Кайарда могла получить «политического лидера», чьи взгляды были далеки от шариатских и принимали черты своеобразной альтернативы существовавших российско-кабардинских и российско-северокавказских отношений. Вернувшийся из екатеринославской ссылки (за довольно гипотетическое участие в восстании 1794 г.), подполковник российской службы Измаил Атажукин активно включился в политическую жизнь Кабарды.

Письменные проекты местного урегулирования, выдвинутые Измаилом Атажуки-ным, предполагали посредничество Кабарды между Россией и народами Северного Кавказа и возвращение кабардинцам «отрезанных» у них земель. То есть российским властям предлагался сценарий фактического доминирования Кабарды в регионе и потеря части укреплений Кавказской Линии. ........

Разумеется, П.Д. Цицианов возражает против проектов Измаила Атажукина (брат которого, Адиль-Гирей, возглавлял шариатское движение).

Измаил Атажукин, олицетворявший, видимо, наиболее пророссийски настроенный слой населения Кабарды оказался в сложном и драматическом положении: не принимая позиции шариатистов, он был не в состоянии добиться покорности кабардинского народа, чего от него не ожидали российские власти. Показательно, что он считал кабардинцев «личными соседями», а не подданными России. Таким образом, «россий-скость» Измаила Атажукина вступала в противоречие с его же чисто кабардинским патриотизмом.

В конкретных внешне и внутриполитических условиях 1804-1805 гг. бороться за сохранение родовых судов и расправ в Кабарде становится все труднее. Поэтому российские власти, опираясь на александровский рескрипт, соглашаются на введение в Кабарде шариатского суда. К принятию этого решения был причастен и П.Д. Цицианов.

Вместе "с тем, перспективы взаимодействия российской стороны и шариатского суда были весьма сложными, что покажут последующие события. Однако согласие П.Д. Цицианова на духовный суд в Кабарде (хотя окончательно оно принято уже после его гибели) свидетельствовало о его способности идти на уступки горцам.

Обстановка на Северо-Западном Кавказе в период командования на Кавказе П.Д. Цицианова была хоть и сложной, но имела и мирную составляющую. Небезынтересно, что в некоторых случаях руководство Черноморского казачьего войска правильнее оценивало перспективы отношений с «закубанцами», чем российские военные власти на Линий.

В довольно краткое «цициановское время» (ген.-лейт. П.Д. Цицианов был предательски убит 8 февраля 1806 г.) ситуация на Северном Кавказе определялась не только конфронтацией (которая во многом была обусловлена внешнеполитическими обстоятельствами). Свидетельство тому динамика взглядов самого П.Д. Цицианова на пути и методы урегулирования местной обстановки. Им был разработан план, предусматривавший явную постепенность и долговременность в корректировке кабардинского традиционного уклада, предполагались меры по привлечению на российскую сторону кабардинского духовенства, по созданию «кадров» пророссийского мусульманского духовенства.

Гибель П.Д. Цицианова переменила образ действий России на Северном Кавказе, цициановские проекты были не реализованы, а о нем самом, как правило, распространилось суждение, основанное на восприятии силовой составляющей его деятельности.

Второй параграф главы анализирует характер политики России на Северном Кавказе в 1806-начале 1811 года.

В 1806 г. Россия стояла перед перспективой одновременной войны и против Ирана, и против Турции, не говоря уже о соответствующих проблемах противостояния в Европе. В данных обстоятельствах российское правительство назначает новым главнокомандующим на Кавказе уже возглавлявшего русские силы в регионе в конце царствования Екатерины II и вначале царствования Павла I опытного и осторожного генерала графа И.В. Гудовича. Годы, проведенные И.В. Гудовичем вне Кавказа, не могли способствовать адекватному восприятию им изменившихся местных реалий. К тому же он довольно негативно воспринимал деятельность в регионе своего предшественника П.Д. Цицианова и стремился исправить в ней все, на его взгляд, ошибочное и неполное.

Однако ген. И.В. Гудович практически сразу решительно отверг претензии Ирана на Грузию и Дагестан, что определялось предшествующим развитием российско-кавказских взаимоотношений.

В контактах с горскими владетелями И.В. Гудович частично отходит от цициан-ской практики взимания с них дани и не прибегает к политическому запугиванию явных и скрытых сторонников Ирана, Возобновляется предоставление владетелям- подданным России и проявившим пророссийскую ориентацию чинов и жалований.

Обращает на себя внимание и такой фактор: от П.Д. Цицианова требовались меры экстренного характера, а И.В. Гудович был главнокомандующим в иной ситуации: война с Ираном затягивалась и просматривалась неизбежность нового столкновения с Турцией. Это требовало от И.В. Гудовича осторожных действий на Северном Кавказе; вместе с тем наиболее опасные проявления антироссийской деятельности были пресечены при П.Д. Цицианове, и поэтому И.В. Гудовичу не было смысла возвращаться к силовым цициановским методам.

Что же касается грабительских набегов на Кавказскую Линию, то не имея удовлетворительного арсенала для борьбы с ними, российским властям приходилось просто «держать фронт» и удерживать местных владетелей от конкретной поддержки Ирана или Турции.

В Дагестане это И.В. Гудовичу в целом удавалось, даже с привлечением на российскую сторону части лезгинских сельских (вольных) обществ.

Конкретные обстоятельства российско-дагестанских взаимоотношений тех лет показывают, что Цицианов, взимая с дагестанских феодалов дань, не отказывался от практики предоставления жалований, и Гудович, широко практикуя разнообразные пожалования, фактически не отказался от дани с некоторых владетелей. Видимо, соотношение одного и другого зависило от ситуации на определенном отрезке времени.

Следовательно, между политикой И.В. Гудовича и П.Д. Цицианова были и черты преемственности, обусловленные схожими стратегическими задачами России на Северном Кавказе на протяжении довольно долгого времени. Вместе с тем надо заметить, что новая система отношений российских властей с дагестанскими владетелями не была возвратом к методам XVIII в.

Несмотря на сложности в контексте войн и с Ираном и с Турцией одновременно, русской администрации в целом удавалось контролировать обстановку в Дагестане, и даже укреплять здесь свое влияние. Однако надежды И.В. Гудовича на отвращение дагестанцев от набегов были идеалистическими, исходящими из недопонимания особенностей местного традиционного уклада.

Ген. И.В. Гудович стремился урегулировать ситуацию вокруг Чечни. Но, на наш взгляд, его проекты имели много «узких мест», а многократные переговоры с чеченскими старшинами не давали эффекта - набеги на Линию продолжались. В конечном итоге Гудович, видя бесплодность дипломатических увещеваний, дал согласие на масштабную военную экспедицию в Чечню под руководством ген. С.А. Булгакова (1807 г.). В ее итоге ряд равнинных чеченских обществ вновь присягает России, а И.В. Гудович возобновляет попытки заинтересовать чеченцев выгодами мирной жизни, вновь обещая им различные льготы.

Региональную обстановку нельзя анализировать без учета «Предначертаний» Министерства иностранных дел о политике России на Кавказе, представленных Александру I в апреле 1806 г. В них отмечались взаимосвязь безопасности в Закавказье с ситуацией на Северном Кавказе, а также «наружный» характер подданства горских народов, что в принципе соответствовало реалиям конца XVIII - начала XIX в. и продолжало традиции российской северокавказской политики.

Показательно, что авантюрные в своем радикализме проекты обустройства Северного Кавказа российской высшей властью оставлялись без рассмотрения.

Экспедиция ген. С. А. Булгакова в Чечню в 1807 г., на наш взгляд, вписывалась в общую тональность «Предначертаний», так как была вызвана необходимостью прекращения набегов, обороны российских коммуникаций.

В 1807 г. делается попытка установления элементов российской административной власти в Чечне. И.В. Гудович предписал главному «калмыцкому приставу» полковнику Ахвердову принять в «управление» присягнувшие России чеченские селения. Основной опорой российских властей в чеченских обществах должны были стать «частные приставы» - собственно старшины, на которых возлагалась прежде всего функция недопущения набегов своих единоплеменников на Кавказскую Линию. Но «частные приставы», хоть и получали нередко чины и жалования, не смогли контролировать обстановку, предотвратить набеги, прежде всего в силу стадиального уровня развития чеченского общества. К началу 1809 г. выявилась неэффективность введения института при-ставства в равниной Чечне. Таким образом, интеграционный, по сути, проект И.В. Гудовича оказался неудачным, и не по вине российского командования.

В марте 1809 г. главнокомандующим на Кавказе был назначен ген. АП. Тормасов, не служивший ранее на Кавказе. Он должен был проводить прежний политический курс. Однако в 1809-1810 гг. нападения на Линию усиливаются, с тенденцией совместных действий чеченцев, кабардинцев и отчасти ингушей. Последние, переселяясь на плоскость с разрешения российских властей, не могли получить от них полномасштабной защиты от притязаний кабардинских феодалов, и были не в состоянии отказаться от собственных привычек, в которые входили и набеги. К тому же выполнение обязательства по оповещению о готовящихся набегах кабардинцев и чеченцев автоматически навлекало бы их месть. Отсюда — приспособляемость ингушей к обстоятельствам.

Заметим, что каждый северокавказский народ, вступая в подданство России, думал прежде всего о собственных пользах, а не о пользах российского правительства.

События 1810 г. не дают основания говорить о вооруженном противостоянии России с ингушами и об их союзе с кабардинцами и чеченцами.

5 июня 1810 г. ингуши участвовали в отражении чеченско-кабардинского набега на Владикавказ. Подобные действия (соответствовавшие присягам) предопределяли продолжение расселения ингушей на равнине. Участие же в кабардинских и чеченских набеговых «предприятиях» не открывало в данном смысле никаких положительных перспектив.

Для защиты своих интересов от чеченцев и кабардинцев ингуши попросили у российских властей военную помощь. В 1810 г. ингуши приняли, по сути, повторную присягу России, статьи которой давали им право переселения на равнину. Логическим продолжением данных событий стало строительство Назрановского российского укрепления и укрепления Казах-Кичу при переправе через Сунжу, которые стали серьезной преградой для набегов на окрестности Владикавказа с востока.

Ситуация с чеченскими набегами на Линию была такова, что ген. С.А.Булгаков предлагал перенести военную линию на Сунжу, передвигая туда и казачьи станицы. Но внешнеполитические обстоятельства не оставляли для этого ни сил, ни средств. Представляется, что и высшие российские власти были тогда не готовы положительно воспринять данный проект.

Необходимо отмстить, что на рубеже 1810-1811 гг. в Петербурге разрабатывался новый сценарий управления Кавказом, по которому Закавказье оставалось в ведении главнокомандующего в Грузии, а Северный Кавказ отходил под управление кавказского и астраханского губернатора, сосредотачивавшего и военно-административную власть над Кавказской Линией. Взаимосвязь ситуации в Закавказье и на Северном Кавказе затрудняла такое разделение и ближайшие события показали подчиненность командовавших на Кавказской Линии генералов главнокомандующим в Грузии, которые в документах чаще именовались главнокомандующими па Кавказе.

А.П. Тормасов пытался урегулировать отношения с чеченцами политико-экономическими мерами, торговлей и переселенческими выгодами. Набеги, тем не менее, продолжались. Таким образом, мирные инициативы и Гудовича, и Тормасова наталкивались на незыблемость чеченского традиционного уклада и отторгались им, несмотря на наличие в чеченском обществе пророссийски настроенных старшин, готовых служить России, но не способных контролировать ситуацию среди своих единоплеменников.

В 1806-1811 гг. большое значение для России имела обстановка в районе Военно-Грузинской дороги. И.В. Гудович выступал за союз с осетинскими социальными верхами и ввел для них новые льготы в пошлинах, взимаемых ими за проход по Военно-Грузинской дороге.

Видимо, осетины-тагаурцы понимали значение Воснио-Грузинской дороги и пользуясь трудностями, испытываемыми Россией в разрешении Восточного вопроса, добивались все новых экономических и политических преимуществ.

Хотя часть осетинских фамилий на плоскости приняла христианство и окончательно связала свою судьбу с Россией, в самой Тагаурии набеги на Военно-Грузинскую дорогу усиливаются не без поддержки Ирана. Российские власти вели с тагаурскими феодалами сложный и малоперспективной переговорный процесс (и при И.В. Гудови-че, и при А.П. Тормасове).

Вместе с тем в 1806-1809 гг. России присягают дигорцы, алагирцы и жители Царского ущелья.

В 1806-1811 гг. очень многое в ситуации на Северном Кавказе зависело от обстоятельств в Кабарде. Введение в ней шариатского суда не могло стабилизировать кабар-дино-российские взаимоотношения, хотя российские власти и пытались привлечь на свою сторону местное духовенство.

Уже в период действия шариатского суда кабардинские набеги на Линию сохраняются, причем нередко в совместничестве с чеченцами и западными адыгами.

Таким образом, можно утверждать, что введение духовного суда не являлось целью, по достижению которой кабардинскими феодалами предполагалась стабилизация отношений с российскими властями. Это была скорее ступень для дальнейшей борьбы против России.

Так как шариатское правление установило элементы равенства лишь среди феодалов, не внеся никаких послаблений в жизнь крестьян, начинаются восстания последних против своих владельцев. «Черный народ» был готов (как и ранее) оставить Кабарду и поселиться на Линии. Подобные просьбы крестьян имели место в 1807-1810 гг. Однако российские власти относились к ним осторожно, предвидя реакцию кабардинских феодалов.

Значительную роль в политической жизни Кабарды играл в 1806-1811 гг. Измаил Атажукин. Однако его трактовки перспектив кабардино-российских взаимоотношений (при отрицании им шариатских установок) не могли устроить российское командование. К тому же Измаил Атажукин стремился к собственному доминированию среди кабардинской феодальной аристократии, и это тоже не могло не вызвать трений с российскими властями.

В 1807-1808 гг. русская администрация ввела жесткие (но неизбежные) карантинные меры в связи с распространением в Кабарде чумы. Эта вынужденная мера стала новой болевой точкой российско-кабардинских отношений.

Ситуация осложнялась дополнительно действиями в Кабарде иранской и турецкой агентуры. К 1810 г. с подачи турок оформился план ухода кабардинцев в «крепкие места» с последующим масштабным нападением на Кавказскую Линию «из глубины», что бы предельно затрудняло ответные действия российских властей.

Именно с этим, а не с попыткой русских властей переселить на Линию кабардинских крестьян надо, на наш взгляд, связывать причины апрельского 1810 г. похода ген. С.А. Булгакова в Кабарду, степень жесткости которого ист смысла преуменьшать (как, впрочем, и степень жесткости кабардинских набегов).

Объективно мотивированные действия Булгакова в Кабарде вызвали недовольство Александра I. Это свидетельствовало о неприятии на высшем уровне чисто,силовой схемы усмирения Кабарды, что в принципе соответствовало столичным взглядам на кавказскую политику на протяжении долгого времени. Однако оценки действий ген. С.А. Булгакова давали люди, имевшие поверхностные представления о региональной специфике.

Хотя ген. С.А. Булгакову удалось силой добиться внешних проявлений лояльности кабардинской знати, вскоре после клятвы на Коране «быть мирными и добрыми соседями» России кабардинские нападения на Кавказскую Линию возобновились.

Главнокомандующий на Кавказе А.П. Тормасов своеобразно воспринял критику Петербургом булгаковского похода в Кабарду и в «Отношении» к военному министру (октябрь 1810 г.) дал, на наш взгляд, не вполне адекватные реалиям оценки российской политики на Северном Кавказе. Это может свидетельствовать и о недостаточной компетентности самого Тормасова, ранее не служившего на Кавказе, и о его попытке подстроиться под мнение высших властей, не принимавших (и это показательно!) силовую модель взаимоотношений с горскими народами.

В июле 1810 г. начинается подготовительная работа по отправлению в Петербург кабардинской делегации (о желании кабардинцев направить такую делегацию сообщалось высшим российским властям). В ходе формирования состава делегации вновь возник конфликт между ген. С.А.Булгаковым и Измаилом Лтажукиным, который теперь стремился к явному политическому лидеру в Кабарде. Впавший в очевидную «фронду» Измаил Атажукин был арестован.

Итак, осенью 1810 г. в Кабарде и вокруг нее сложилась ситуация сложная и запутанная.

Не проще складывалась обстановка на «Кубанской Линии» (среднее и отчасти нижнее течение Кубани). В условиях начавшейся войны с Россией (30 декабря 1806 г.) турецким агентам удалось «возмутить» западных адыгов против русских, а далее сработала мощная инерция, заложенная традиционным укладом. С весны 1807 г. набеги стали постоянными и масштабными. Меры командующего на Кавказской Линии ген. Булгакова по их недопущению оказались недостаточными. Проблема осложнялась эпидемией чумы в Закубанье, что не позволяло производить «репрессалии» за Кубанью.

Чума объявляется и среди ногайцев и абазин Кавказской губернии, и карантинные мероприятия вызывают у них протест.

Вместе с тем в 1807 г. у абазин-тапатонцев учреждается религиозный суд, уживавшийся с введенным еще в 1802 г. среди абазин институтом приставства.

В ответ на усиление набеговой экспансии в 1809 г. ген. С.А.Булгаков с войсками совершает поход за Кубань (январь-март 1810 г.), в котором участвовали ногайцы Кавказской губернии. Однако решающего успеха этот поход принести не мог.

Высшие российские власти посчитали, что прекратить набеги горцев можно привлечением их к меновой торговле.

Уже в 1811 г. на Кавказской Линии создается 5 меновых дворов и открывается соляной магазин во Владикавказе. Немалую роль в развитии торговли на Северном Кавказе играл каспийский торговый флот России.

Кроме развития «мена» предусматривалось отнять у горцев всякое сообщение с Турцией, привлекать их выгодами мирных занятий и к российской светской жизни в городах. Предполагалось также назначение приверженных России мулл и кадиев.

Реальная обстановка 1810 г. не способствовала воплощению данных проектов, а горцы, видимо, были не против совмещать «меньбу» с привычными набегами.

Обозначилась разница во взглядах на местную ситуацию ген. С.А.Булгакова и главнокомандующего на Кавказе А.П.Тормасова. Пока последний думал о «скорейшем умиротворении горцев», первый пытался решать конкретные проблемы обороны от них Кавказской Линии.

Довольно напряженно складывалась ситуация в 1806-1810 гг. и на Черноморской кордонной Линии. Прорывы горцев из Закубанья имели место и здесь.

Тем не менее атаман Бурсак отказался от участия черноморцев в закубанском походе ген. С.А.Булгакова, пытаясь дипломатическим путем урегулировать отношения с закубанцами. Херсонский военный губернатор Дюк де Ришелье (которому непосредственно Бурсак подчинялся) с долей скепсиса отнесся к действиям казачьего атамана, тем не менее оставил за Бурсаком право на «переговорный процесс», который возымел некоторый успех.

На усмотрение Бурсака Ришелье оставил и решение ногайского вопроса, и в результате в августе 1810 г. оставшиеся в Черномории ногайцы были приняты (согласно собственного их желания) в казачье сословие и им было предписано выбрать атамана из своих старшин.

Осенью 1810 г. из Петербурга с целью ревизии Кавказской губернии прибыл ген,-майор Вердеревский. Он освобождает из-под ареста Измаила Атажукина и способствует снятию С.А.Булгакова с должности командующего Кавказской Линии. В начале 1811 г. тот сдал полномочия ген.-лейт. Мусину-Пушкину, до скорого приезда нового начальника ген.-лейт. Н.Ф. Ртищева.

Данный эпизод — лишнее свидетельство наличия немалых нюансов в оценке перспективы и методов местного урегулирования со стороны российских властей разного уровня.

Третий параграф главы исследует особенности российской политики на Северном Кавказе в 1811-1816 гг.

Деятельность российских властей на Северном Кавказе в 1811-1816 гг. во многом связана с именем Николя Федоровича Ртищева, сначала назначенного в январе 1811 г. командующим на Кавказской Линии, а затем, в начале 1812 г. - главнокомандующим на Кавказе. Н.Ф.Ртищев в своих мероприятиях на Северном Кавказе был довольно самостоятельным и в качестве командующего Линией, и в должности главнокомандующего на Кавказе.

«Эпоха Ртищева» на Северном Кавказе получила довольно разноречивые оценки в отзывах современников и в историографии.

Время деятельности Н.Ф.Ртищева в регионе хронологически совпало с наиболее тяжелым для России периодом в европейской политике. К тому же к началу Отечественной войны 1812 г. России удалось завершить только войну с Турцией (Бухарестский мир 1812 г.), а война с Ираном продолжалась.

Уже в 1811 г. с Кавказской Линии отправляется вглубь России ряд армейских полков, впоследствии эта тенденция продолжается. Следовательно, Кавказская Линия была значительно ослаблена.

Тем не менее ртищевские методы действий по отношению к горцам можно назвать «авторскими». Отметим и то, что Ртищев до своих назначений 1811-1812 гг. на Кавказе не служил, отсюда достаточно поверхностно знал особенности обстановки в регионе.

Н.Ф. Ргищев взял курс на удержание в «кротости» горцев подарками и денежными премиями, возможность же применения иных мер (в том числе — военных) была в 1811 -1816 гг. максимально минимизирована.

Распространяемая при Н.Ф. Ртищеве меновая торговля с горцами сама по себе не могла достигнуть стабильности на Кавказской Линии. В то же время согласно его предписаниям набеги горцев оставались практически безнаказанными. Очень скоро наметились серьезные противоречия в оценке северокавказской обстановки между Н.Ф. Ртищевым и командующим на Линии ген.-майором С.А. Портнягиным (эта ситуация напоминала предыдущие разногласия между С.А. Булгаковым и А.П. Тормасовым).

У Н.Ф. Ртищева явно недоставало взаимоотношения с долгое время служащими на Кавказе генералами и офицерами, которые осознавали возможные последствия неприменения войск в тех случаях, когда это было необходимо.

Ген. Н.Ф. Ртищев, не имея собственного опыта службы па Кавказе, не имел в то же время внятных и развернутых инструкций из столицы, в отличие от большинства своих предшественников.

Вместе с тем российским властям удавалось в условиях войны с Ираном держать под контролем ситуацию в Дагестане и даже расширять там свое влияние (при наличии, конечно, и проиранской «партии»).

В целом можно констатировать, что к моменту международного признания принадлежности Дагестана к России Гюлистанским договором с Ираном (24 октября 1813 г.) эта принадлежность существовала уже «де-факто».

В 1811-1816 гг. по прежнему сложной была обстановка в Чечне. Чеченцы, собрав около 10 тысяч человек, в конце августа 1811 г. двинулись на Назрань, где и были разбиты российским войсками. Шапинский старшина Бейбулат Теймиев, не добившись отказа своих единоплеменников от участия в данной акции, сообщил о ней российскому командованию, за что был представлен Н.Ф. Ртищевым к награждению.

Данное неудачное «предприятие» чеченцев — свидетельство того, что они понимали: российское военное присутствие на Сунже затрудняет перспективы их набегов и осложняет возможности совместных с кабардинцами выступлений против России.

После Назрановской неудачи направление чеченских набегов перемещается на Терскую линию. В то же время были случаи предупреждений о готовящихся нападениях со стороны «мирных чеченцев».

Н.Ф. Ртищев пытался урегулировать ситуацию путем переговоров и в марте 1812 г. созвал в Моздоке съезд чеченских старшин, взяв линию па подкуп их подарками и деньгами, а также на перспективу развития взаимной торговли.

Одновременно он запретил местным начальникам кордонов и казакам делать чеченцам «репрессалии» за набеги, что объективно способствовало их набеговой экспансии.

Реляции Н.Ф.Ртищева в Петербург о спокойствии в Чечне страдали таким образом необъективностью.

Вместе с тем, российское правительство в марте 1811 г. решает упразднить институт приставства в Чечне за его неэффективностью в предотвращении набегов. При этом функции кордонного военного начальства по «управлению» чеченцами сводились только к недопущению набегов, весьма затруднительному в контексте предписаний Н.Ф.Ртищева.

В условиях внешнеполитических проблем для России в 1812 г. возросла активность турецкой (до Бухарестского мира) и иранской агентуры в регионе. Однако масштабно поддерживать Турцию и Иран северокавказские горцы были объективно незаинтересованы. Чеченцев же, видимо, устраивала ртищевская модель взаимоотношений.

Тем не менее часть чеченцев (как и других народов региона) выразила в конце 1812-начале 1813 г. готовность сражаться с французами. Это свидетельствует и о укоренившейся российской ориентации немалого числа чеченцев, и о предпочтительности для них «внешнего» военного служения изменению собственного традиционного уклада.

С отъездом Н.Ф. Ртищева в Тифлис командующим на Линии назначается ген.-лейт. С.А. Портнягин. Он и командир Суздальского полка князь Эристов становятся фактически оппонентами командующего на Кавказе в его «политике ласканий» горцев. Возобновляются случаи «барантования» чеченцев за набеги, не всегда адекватные обстоятельствам. Это (как и противоречившие ртищевским установкам действия С.Л. Портнягина на Северо-Западном Кавказе) послужит поводом к снятию его с должности в 1813 г. Новым командующим на Кавказской Линии назанчастся ген.-м. И.П. Дельпоццо, у которого вскоре тоже возникает ряд разногласий с Н.Ф. Ртищевым по проблеме отражения набегов.

Несмотря на изменившееся внешнеполитическое положение' России в 1815-1816 гг. Н.Ф.Ртищев настаивал на исполнении своих предписаний 1811-1812 гг., которые во многом уже потеряли практически смысл.

И хотя и первые полтора десятилетия XIX в. в Чечне не было широкомасштабных антироссийских выступлений, чеченская набеговая экспансия на Кавказскую Линию, несоблюдение принимаемых присяг делали урегулирование в Чечне проблематичным; неэффективной оказывалась и ртищевская его модель.

После постройки Назрановского укрепления стабильный характер приобретают российско-ингушские взаимоотношения. Продолжается расселение ингушей вокруг Назрани.

В конце 1811-1812 гг. (не без происков Ирана) произошло осложнение обстановки в Осетии, особенно в районе Военно-Грузинской дороги. Только к середине октября 1812 г. не без применения военных мер ситуация была стабилизирована.

Н.Ф.Ргищев в Осетии, как и в других районах Северного Кавказа, делал ставку на подкуп и заигрывание, особенно с социальными верхами. Однако привилегии, данные Дударовым, вызывали раздражение и «фрондирование» других тагаурских феодалов, которые, кроме прочего, постоянно пытались добиться льгот во взимании пошлин на Военно-Грузинской дороге. Н.Ф.Ртшцев и здесь идет на уступки, но тагаурцы вновь желают большего.

В 1811-1816 гг. российско-осетинские взаимоотношения снова сталкивались с кабардинским фактором. Кабардинские феодалы всячески мешали благоприятному развитию этих отношений, препятствовали расселению осетин на плоскости, отстаивая собственное политическое и конфессиональное доминирование над Осетией.

В связи с этим дигорцы, алагирцы и куртатинцы в 1811-1815 гг. принимали повторные присяги на подданство России.

В 1813 г. для недопущения исламизации осетин восстанавливается деятельность Осетинской духовной комиссии.

Хотя Н.Ф.Ртищев считал и кабардинцев, и осетин в российском подданстве, он был согласен «посредничать» в их переговорах, которые состоялись в начале 1816 г. и завершились в целом успешно при участии валия Кабарды Кучука Джанхотова и командующего на Кавказской Линии ген.-майора И.П.Дельпоццо.

Перспективы масштабного переселения осетин на плоскость после этого улучшились, и российские власти планировали построить укрепления на р. Ардон для обеспечения данного процесса на случай не исключавшихся набегов со стороны Кабарды.

Своеобразно складывались в 1811-1816 гг. обстоятельства российско-кабардинских взаимоотношений.

К концу февраля 1811 г. в Кабарде завершились выборы депутатов для поднесения в Петербург «Всеподданнейшего прошения». Относительно принадлежности депутатов к «лучшим родам» Кабарды в историографии существуют разночтения.

Во «Всеподданнейшем прошении» кабардинцы жаловались на игнорирование местными российскими властями их «исторически сложившегося уклада жизни», связывали образование среди них антироссийской партии с «отбиранием земель, необходимых для пастбища» под строительство Азово-Моздокской Линии.

Вместе с тем нужно отметить, что уклад жизни кабардинцев объективно противоречил российским интересам в регионе. Тем не менее российские власти не могли полностью игнорировать этот уклад, но и мириться со всеми его проявлениями были не в состоянии. Антироссийская же «партия» проявилась в Кабарде хотя бы уже в нападениях на Моздокскую Линию в 1774 г., то есть до возведения Азово-Моздокской Линии.

В конце 1811 г. кабардинская депутация прибыла в Петербург, рассчитывая, видимо, кроме прочего, аппелируя к екатерининской грамоте кабардинским феодалам (1771 г.), на восстановлении «границы» Кабарды образца 1771 г.

Александр I, приняв кабардинскую депутацию 20 января 1812 г., подписал «Грамоту кабардинскому народу». Анализ основных положений «Грамоты» позволяет утверждать, что император давал определенный «режим благоприятствования» кабардинцам, но в рамках существовавших к 1812 г. реалий на Северном Кавказе. Перспектива «удовлетворения» кабардинцев землями севернее р. Малки была обставлена условиями неадекватными кабардинскому подходу к проблеме.

Кабардинцы остались недовольны итогами посольства в Петербург, и напряженность на Центральном Кавказе сохранилась. Возобновляются набеги кабардинцев на Линию как составная часть того «жизненного уклада», в незнании которого они упрекали российские власти. Ответных крупных акций российская сторона не производила.

Как и ранее, на антироссийских позициях стояло кабардинское мусульманское духовенство, поддерживаемое османскими властями.

Вместе с тем в канун начала Отечественной войны 1812 г. в Кабарде началось формирование конного ополчения для направления в действующую российскую армию. Но так как выяснилось, что сбор ополчения никем не санкционирован (авантюра Медокса-Соковнина), оно было распущено, что, по мнению историков, было ошибочным решением.

Данный пример позволяет утверждать, что «фрондирующие» кабардинские феодалы откликались на ментально привычный им вариант «вассального служения» России во внешних войнах.

В период с конца 1812 по 1816 г. Н.Ф.Ртищеву при помощи валия Кучука Джанхо-това удалось стабилизировать обстановку в Кабарде. Он разрешил кабардинцам свободный доступ с торговыми делами в города Кавказской губернии и пасти скот в пустующих ее землях (что было все же не равнозначно передаче им земель к северу от р. Малки).

В 1815 г. кабардинцам (как и прочим «мирным» горцам) было разрешено свободно и бесплатно брать соль в соляных озерах Кавказской губернии.

Однако полного спокойствия в Кабарде все же не наблюдалось.

Ртигцевская система отношений с горскими народами, на наш взгляд, была наиболее эффективна на Северо-Западном Кавказе. Немалый положительный импульс для контактов с «закубанцами» был дан организацией меновой торговли. Этот фактор позволил ногайскому приставу Султану Менгли-Гирсю в 1811 г. привести к присяге ряд западноадыгских племен. Это было важно и для того, чтобы в условиях османо-российской войны 1806-1812 гг. не допустить консолидированных антироссийских действий закубанцев или прохода через их территорию турецких войск.

А в конкретных условиях 1811 г. принятие подданнических присяг частью населения кубанского левобережья есть, на наш взгляд, верный тактический ход России (хотя и временный, так как по Бухарестскому миру 1812 г. Закубанье продолжало считаться турецким).

При уже отмеченном сокращении численности армейских подразделений на Кавказской Линии главная роль в охране границ на Северо-Западном Кавказе переходит к казакам, силы которых были ограничены. Имела место «кордонная война» - набеги закубанцев небольшими партиями и ответные вылазки за Кубань казаков. Применение к данным событиям термина «малая Кавказская война», но нашему мнению, небесспорна, хотя , имеет и положительный аспект — противопоставление ермоловскому и «по-стермоловскому» времени.

Уже после Бухарестского трактата с Турцией (20 мая 1812 г.) командующий па Кавказской Линии С.А. Портнягин прилагал немалые усилия для продолжения и развития экономических отношений с закубанцами. А так как ряд закубанских князей и уор-

ков были готовы участвовать в ополчении против Франции (авантюра Медокса), можно говорить о дружеских контактах России и закубанцев и об ограниченности влияния на последних турок.

Вместе с тем сохранение фактора набегов за Кубань в 1812-1813 гг. приводит к дальнейшему обострению отношений между С.А. Портнягиным и Н.Ф. Ртищевым по вопросу пресечения их. Ртищевская пассивность невольно способствовала усилению влияния на горцев османских агентов. Апогеем этого стал увод в Закубанье турецким эмиссаром Сеид-Ахмед-эффенди при поддержке крупной партии западных адыгов части прикубанских ногайцев в сентябре 1813 г., что заметно обострило обстановку на Кубанской Линии.

Так как закубанцы замышляли повторить вторжение, ген. С-А.Портнягин 24 октября 1813 г. наносит предупредительный удар, имевший ряд негативных последствий в отношениях с закубанцами и приведший к кульминации противоречий С.А.Портнягина с Н.Ф.Ртищевым. Отставка С.А.Портнягина определялась также его характером действий на Центральном и Северо-Восточном Кавказе, несогласовавшим-ся с концепцией Н.Ф.Ртищева.

Новый командующий Линией ген.-майор И.П. Дельпоццо дифференцированно подходил к оценке вариантов действий на Северо-Восточном и Северо-Западном Кавказе.

В 1814-1816 гг. наблюдалось определенное «затишье» на Кубанской Линии.

Достаточно своеобразны были события 1811-1816 гг. в Черномории, которая до 1820 г. находилась по гражданской части в ведении Таврического губернатора,- а по военной — Херсонского военного губернатора.

Линия на умиротворение горцев меновой торговлей присутствовала и здесь. Дополнительно к меновым дворам в Черномории в 1811 г. создаются торговые пункты в Керчи и на Бугазе.

Особо заметный след в торговле России с закубанцами оставила деятельность де Скасси.

И все же набеги из-за Кубани (нередко провоцируемые турками) имели место и здесь, что (в совокупности с целями меновой торговли) свидетельствовало о наличии противоборства Турции и России в борьбе за влияние на народы Северо-Западного Кавказа.

Таким образом, динамика российской политики на Северном Кавказе в 1801-1816 гг. определялась как внешнеполитическими обстоятельствами, так и особенностями местной обстановки. Российские власти, во многом опираясь на предшествующий опыт контактов с народами региона, пытались решить проблему ненасильственной интеграции горцев. При этом моделирование российскими властями сценариев мирного развития отношений с горцами в 1801-1816 гг., несмотря на возросшую осведомленность местной администрации о специфике их жизни, наталкивалось на ряд объективных и субъективных препятствий, в том числе на тот же горский традиционный уклад, а также на незавершенность борьбы за Кавказ с Турцией и Ираном (и стоящими за ними европейскими сверхдержавами).

В заключении диссертации автором сделаны следующие выводы:

1. Характер российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. в значительной степени определялся этнополитической ситуацией в регионе, сложившейся после Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. и вследствие присоединения к России Крымского ханства (1783 г.). Усиление России на Кавказе (в том числе Георгиевский трактат о протекторате над Восточной Грузией) было взаимосвязано с постепенным ослаблением влияния на местные народы Турции и Ирана.

2. В конце XVIII —начале XIX в. российские интересы на Северном Кавказе вступили в противоречие с традиционным укладом горцев, большая часть которых находилась в «подданнической» (а реально — скорее вассальной) зависимости от Империи. Различное понимание сторонами «подданнических присяг», приверженность горцев набеговой экспансии в совокупности с происками Турции и Ирана предопределили осложнение российско-севсрокавказских взаимоотношений. Вместе с тем в данный период не наблюдалось масштабных попыток России привнесения на местную «почву» собственных военно-административных порядков и захвага горских земель.

3. Стратегические интересы России в регионе вступили в явное противоречие со стремлением кабардинских феодалов к продолжению доминирования над народами Центрального Кавказа. Кабардинцы, менее нуждаясь теперь в российской военной помощи, стали проявлять все большую оппозиционность российским властям, фактически не признавая принадлежность Кабарды к России по договору 1774 г.

4. Особенности этнополитической ситуации на Северном Кавказе были неразрывно связаны с усилением ислама в регионе, начиная с конца XVIII в. Исламский фактор (подогреваемый Восточным державием) вызвал и движение шейха Мансура (1785-1787 гг.) и шариатское движение в Кабарде (1799-1807 гг.). Характер действий российских властей в их причинах не имел, на наш взгляд, определяющего значения.

5. В обозначенном контексте строительство укреплений Кавказской Линии являлось необходимой мерой, без которой расширение российского влияния на Северном Кавказе и проникновение в Закавказье были бы невозможными. Вместе с тем и Кавказская Линия не всегда могла сдержать набеговую экспансию горцев; организуемые же русскими военными властями «репрессалии» за набеги нельзя трактовать как «колониальную экспансию».

6. Изменение «этнической карты» Северного Кавказа после 1783 г., переселение из Прикубанья значительной части ногайцев и начало российской колонизации степного Предкавказья привели к изменению ранее существовавших «противовесов» в региональной системе «взаимного сдерживания». Данный фактор сыграл значительную роль в формировании оппозиционности кабардинских феодалов, стремившихся не допустить распространения российского влияния в собственные традиционные зоны контроля.

7. Анализ внешнеполитической обстановки 1783-1816 гг. позволяет утверждать, что специфика российской северокавказской политики не была жестко определена «скованностью» Империи европейскими делами. Исходивший из более вассального, чем подданнического видения статуса местных народов характер действий России в регионе имел черты преемственности в правлении Екатерины II, Павла I и в начале царствования Александра I. Вместе с тем Англия и Франция, независимо от перипетий европейской полигики, были одинаково незаинтересованы » усилении России на Кавказе и поочередно провоцировали реваншистские устремления Турции и Ирана.

8. «Прорыв» России в Закавказье, закрепленный Бухарестским (1812 г.), Гюли-станским (1813) договорами, делал Северный Кавказ тыловой территорией России, и специфика восприятия горцами своих прав и обязанностей не могла на перспективу устроить российские власти.

9. На протяжении 1783-1816 гг. Россия не раз предпринимала усилия по мирному постепенному интегрированию северокавказских народов в собственную государственную систему. Но интеграционные мероприятия российской стороны происходили на неблагоприятном внешнеполитическом фоне, а иногда сталкивались с собственно местными вариантами трансформации традиционного уклада на основе ислама, что противоречило российским интересам.

10. Российская кавказская администрация не раз прибегала к переговорному процессу с горскими народами и владельцами. Проводимые дипломатические меры способствовали принятию российского «подданства» рядом владений и сельских обществ Дагестана, укреплению российской ориентации у осетин и ингушей, но не могли решить проблему набегов на Кавказскую Линию. В контексте внешнеполитических обстоятельств это приводило в ряде случаев к масштабным силовым акциям российских властей против горцев.

Однако военные акции не рассматривались российской стороной как основной инструмент политики на Северном Кавказе. Надо заметить, что характер и особенности политики России на Северном Кавказе не всегда определялись непосредственными предписаниями из Петербурга (хотя «магистральные» ее позиции и исходили от высших властей Империи). Между тем среди представителей различных звеньев местной русской администрации не всегда присутствовало единство взглядов на методы разрешения конфликтов с горцами.

Объективно не способствовали успеху невоенных мер России по стабилизации ситуации в регионе догосударственный уровень развития северокавказских народов, особенности их традиционного уклада и менталитета.

При осуществлении своей политики на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. российские власти пытались опереться на социальные верхи горских народов. Но те, стремясь к сохранению собственной (пусть и догосударственный) власти, нередко лавировали между Россией и Восточными державами. Вариант же опоры на фео-дальноэксплуатируемые низы горцев не имел четкой перспективы, так как обострял отношения с феодальными владетелями. И все же начало расселения на плоскости, организация меновой торговли объективно отвечали чаяниям горских народных масс.

11. Для прочного привлечения местных народов Россией использовались и институт аманатства, и организация школ для детей горцев, и попытки формирования лояльного к России мусульманского духовенства. При этом христианская миссионерская деятельность практические не распространялась на народы, исповедовавшие ислам, и не была насильственной. Распространению христианства среди осетин и ингушей активно противодействовали кабардинским феодалы.

12. В конце ХУШ-начале XIX в. в России наблюдалось значительное усиление научно-исследовательского интереса к Северному Кавказу. Причем этнография и история местных народов привлекала не только академические умы, но и внимание российских региональных властей различного уровня.

При всех различиях стадиального и цивилизационного развития России и горских народов, в исследуемый период имел место процесс взаимопроникновения некоторых элементов северокавказской и русской культур, что во многом обусловило и феномен российскости.

13. Анализ этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. и специфики российской политики в регионе не позволяет распространять на исследуемый период доминанты понятия «Кавказская война», что определяется, в частности, многомерностью и вариативностью политики России, песводимостью ее к преобладанию военной составляющей. На наш взгляд, российскую политику конца ХУШ-начала XIX в. на Северном Кавказе нельзя назвать колониальной, так как окраины Российской Империи и ее центр постепенно составляли единый государственный организм, что пе вписывается ни в одну из схем отношений метрополий и колоний.

Итак, российская политика на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. содержала в себе моделирование невоенных способов стабилизации местной обстановки и постепенного интегрирования народов региона в государственную систему Российской Империи.

Однако внешнеполитические обстоятельства, особенности традиционного уклада горцев и конфессиональной фактор затрудняли возможности данного моделирования, что в решающей степени предопределило последующий переход российских властей к попыткам апробации по преимуществу силовой модели подчинения местных народов. Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Виноградов Б.В. Кавказ в политике государя Павла I (1796-1801 гг.). — Армавир; Славянск-па-Кубани, 1999. - 114 с. (7 п.л.).

2. Виноградов Б.В. Очерки этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 17831816 . — Краснодар; Армавир, 2004. — 91 с. (6 п.л.).

3. Виноградов Б.В. Специфика российской политики на Северном Кавказе в 17831816 гг. - Славянск-на-Кубани, 2005. - 384 с. (24 п.л.).

4. Виноградов Б.В. Дискуссионные проблемы этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. II Научная мысль Кавказа. - Ростов н/Д., 2004. - № I. - С. 49-56. (1 пл.).

5. Виноградов Б.В. Из опыта интегрирования северокавказских горцев в российскую государственную систему в конце ХУШ-начала XIX в. // Научная мысль Кавказа. -Ростов н/Д., 2005. - № 2. - С. 56-60. (0,6 п.л.).

6. Виноградов Б.В. Кавказская политика Павла I: мнения и оценки //Вопросы Северокавказской истории. Сборник научных статей. — Армавир, 1998. — С. 37-46. (0,5 п.л.).

7. Виноградов Б.В., Юшков Д.Б. Опасный прецедент: пленение чеченцами «для выкупа» в 1801 г. // Археология, этнография и краеведение Кубани. Материалы 7-й всероссийской межвузовской аспирантско-студенческой конференции. - Армавир,

1999.-С. 15-16.(0,1 п. л.).

8. Виноградов Б.В. Генерал П.Д.Цицианов и начало нового этапа российско-кавказских отношений // Историческое регионоведенис Северного Кавказа -вузу и школе. Материалы 6-й всероссийской конференции. Ч. 2. — Славянск-на-Кубани, 1999. - С.27-29. (0,2 п.л.).

9. Виноградов Б.В. Деятельность генерала П.Д.Цицианова в контексте основных тенденций российско-северокавказских отношений первой половины XIX в. И Проблемы истории Северного Кавказа. Сборник научных статей. — Краснодар,

2000.-С.51-59. (0,5 п.л.).

10. Виноградов Б.В. Боевой ранжир казаков Кубанской линии в начале XIX в. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы 2-й международной Кубанско-Терской научно-просветительской конференции. — Армавир,

2000.-С. 40-41. (0,1 п.л.).

11. Иноземцева Е.И., Виноградов Б.В. К вопросу о работорговле в Дагестане в XVII -начале XIX в. //Вопросы Северокавказской истории. Вып. 5. Сборник научных статей. - Армавир, 2000. - С.27-35 (0,5 п.л.).

12. Виноградов Б.В., Рябиков А.Н. Россия и Кавказ: вариант Якова Гордина // Вопросы Северокавказской истории. Вып. 6. 4.1. Сборник научных статей. — Армавир,

2001.-С. 71-75 (0,4 п.л.).

13. Виноградов Б.В. Документы ГАКК о некоторых чертах российско-горских отношений в начале XIX в. // Историческое регионоведение Северного Кавказа — вузу и школе. Материалы 7-й международной конференции. 4.2. - Славянск-на-Кубани, 200}. —С. 14-17. (0,2 п.л.).

14. Виноградов Б.В. Некоторые приметы «российскости» на Северном Кавказе в начале XIX века // Российскость в истории Северного Кавказа. Научный сборник. -Армавир, 2002. - С. 27-31. (0,4 п.л.).

15. Виноградов Б.В., Кривенко В.Л. Казачье-крестьянская колонизация Предкавказья в начале XIX века в зеркале современной историографии // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы 3-й международной Кубан-ско-Терской научной конференции. — Армавир, 2002. — С. 34-35. (0,1 п.л.).

16. Виноградов Б.В. К вопросу о роли казачества в освоении Россией Северного Кавказа в конце XVIII — начале XIX века // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы 3-й международной Кубанско-Терской научно-просветительской конференции. — Армавир, 2002. — С. 32-34. (0,1 п.л.).

17. Виноградов Б.В. О научной корректности названия «Кавказская война» // Кавказоведческая школа В.Б.Виноградова: становление, современность, перспективы. — Армавир, 2002. - С. 11-14. (0,2 п.л.).

18. Виноградов Б.В. Северокавказское казачество и государственная власть: некоторые аспекты взаимоотношений в конце XVIII — первой половине XIX в. // Казачество России: история и современность. Материалы международной научной конференции. - Краснодар, 2002. - С. 38-40. (0,2 п.л.).

19. Виноградов Б.В. Российско-северокавказскис отношения в конце XVIII — начале XIX века: интерпретации против фактов // Историческое регионоведение Северного Кавказа — вузу и школе. Материалы 8-й всероссийской конференции. — Армавир, 2003. - С. 42-44. (0,1 п.л.).

20. Виноградов Б.В., Маковеев O.P. Форпост России на Тереке и Кубани // Историческое регионоведение Северного Кавказа — вузу и школе. Материалы 8-й всероссийской конференции. - Армавир, 2003. - С. 51-52. (0,1 п.л.).

21. Виноградов Б.В. О «внутренних» факторах осложнений российско-северокавказских отношений в конце XVIII —начале XIX века. // Археология, этнография и краеведение Кубани. Материалы 11-й всероссийской межвузовской аспи-рантско-студенческой конференции. - Краснодар, 2003. — С. 15-17. (0,2 п.л.).

22. Виноградов Б.В. Казачество Кубани и Терека - насущная необходимость для обеспечения интересов России на Северном Кавказе в конце XVIII -начале XIX в. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы 4-й международной Кубанско-Терской конференции. - Армавир, 2004. — С. 44-46 (01, п.л.).

23. Виноградов Б.В. Некоторые аспекты попыток интегрирования ссверокавказских горцев в российскую государственную систему в конце XVIII в. // Актуальные проблемы археологии и истории региона Кавказских Минеральных вод. Сборник научных трудов. — Пятигорск, 2004. — С. 9-12. (0,2 п.л.).

24. Виноградов Б.В. Книга, порождающая размышления // Археология, этнография и краеведение Кубани. Материалы 12-й всероссийской межвузовской конференции. - Армавир, 2004. - С. 46-48. (0,1 п.л.).

25. Виноградов Б.В. Кавказский след в войне 1812 г.: авантюра Р.Медокса в контексте "специфики российско-кабардинских отношений конца XVIII —начала XIX в. //Вопросы Северокавказской истории. Сборник научных статей. — Армавир, 2004. - С. 68-72 (0,4 п.л.).

26. Виноградов Б.В. Об историческом предназначении строительства Кавказской Линии // Вопросы Северокавказской истории. Вып. 10. Сборник научных статей. — Армавир, 2005. - С. 26-30. (0,4 п.л.).

27. Виноградов Б.В. К оценке событий осени 1813 г. на Кубанской линии во внешне и внутриполитическом контексте //Археология, этнография и краеведение Кубани. Материалы 13-й всероссийской межвузовской конференции. — Краснодар, 2005. - С. 37-39. (0,1 п.л.).

28. Виноградов Б.В., Еремин Н.М. Судьба Шелкозаводекой (Ивановской) крепости // Историческое регионоведение Северного Кавказа — вузу и школе. Материалы 9-й всероссийской конференции. — Армавир, 2005. — С. 43-44. (0,1 п.л.).

29. Виноградов Б.В., Дьяков И.А. Российская крепость в Назрани (Ингушетия) // Историческое регионоведение Северного Кавказа — вузу и школе. Материалы 9-й всероссийской конференции. — Армавир, 2005. — С. 46-47. (0,1 п.л.).

30. Виноградов Б.В. Некоторые аспекты христианской миссионерской деятельности на Северном Кавказе во второй половине XVIII в. // История и культура народов Северного Кавказа. Сборник научных трудов. Вып. 2. —Пятигорск, 2005. — С. 4-10. (0,4 п.л.).

Подписано в печать 12.12.2005 г. Формат 60x84/16. Бумага типографская. Гарнитура «Тайме». Объем 2,5 п.л. Тираж 100 экз. Заказ № 75.

Отпечатано в Издательском центре СГПИ 353563 г. Славянск-на-Кубани ул. Коммунистическая, 2

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Виноградов, Борис Витальевич

Введение 4-

Глава I. Определяющие черты этнополитической ситуации на

Северном Кавказе в 1783-1816 гг. 41

1.1. Кавказская Линия и особенности этнополитической обстановки в регионе в конце XVIII - начале XIX в. 41

1.2. Внешнеполитическая составляющая российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. 88-

Глава II. Характер российской политики на Северном Кавказе в

1783-1796 гг. 136

2.1. Специфика мероприятий российских властей на СевероЗападном и Центральном Кавказе в 1783-1785 гг. 136

2.2. Характер российской политики на Северо-Восточном Кавказе в 1783-начале 1785 г. 166

2.3. Российская политика на Северном Кавказе в 1785г.г.: факторы внешние и внутренние. 182

2.4. Особенности российско-северокавказских взаимоотношений в 1791-1796 г.г. во внутри и внешнеполитическом контексте. 228-

Глава III. Северный Кавказ в политике императора Павла I (17961801гг.). 265

3.1. Основные направления кавказской политики, предписываемые Павлом I в 1797 году и их оценка. 265

3.2. Политика России на Северном Кавказе с конца 1796 по

1799 год. 272

3.3. Северный Кавказ в российской политике 1799 - начала

1801 г. 302

Глава IV. Динамика российской политики на Северном Кавказе в

1801-1816 гг. 348

4.1. Степень исторической обусловленности характера деятельности на Северном Кавказе генерал-лейтенанта П.Д. Цицианова. 348

4.2. Характер политики России на Северном Кавказе в 1806 начале 1811 года. 386

4.3. Особенности российской политики на Северном Кавказе в

1811-1816 гг. 479

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Виноградов, Борис Витальевич

Вплоть до настоящего времени проблема российско-северокавказских взаимоотношений остается в центре внимания как историков - профессионалов, так и исторических публицистов. По сути это обусловлено неслабеющим интересом к исследованию процесса складывания российского многонационального государства, механизмом и закономерностям этого длительного и сложного исторического явления. Следует признать, что данная проблематика имеет не только чисто научную значимость, но и политическое звучание в условиях борьбы центробежных и центростремительных сил после развала СССР, в контексте имеющих место трудностей в сохранении суверенитета и территориальной целостности Российской Федерации.

На разных этапах развития отечественной исторической науке применялись различные оценки путей, форм и методов включения иноэтничных территорий в границы российского государства: от «завоевания» и «присоединения» (без военного насилия) до «добровольного вхождения», «воссоединения». Между диаметрально противоположными оценочными терминами и понятиями находились (и находятся) более сдержанные оценки, такие как «вассалитет», «вступление под покровительство» и т.п. Одно только оставалось практически неизменным - это признание советской историографией колониальной политики «царской России». Такой взгляд на характер формирования российского многонационального государства проистекал из некритического, догматизированного усвоения части марксистского - ленинского наследия, провозглашавшегося методологической основой трудов советских историков. Однако и в последние полтора десятилетия для немалой части национальных историков» остаются незыблемыми установки и подходы по, t зволяющие им считать Россию «тюрьмой народов» .

1 Куадже Р.З Некоторые вопросы колониальной экспансии царского самодержавия против Адыгеи (Черке-сии) II Черкесия в XIX в Майкоп, 1991 - С 198 ; Ахмадов Я 3 Северный Кавказ и великие державы прошлое и настоящее II Кавказ проблемы геополитики и национально-государственные интересы России -Ростов-на-Дону, 1998 - С 28, Пашаева Ш Ю Кавказский мюридизм в Дагестане и Чечне возникновение, становление, развитие (1821 - 1838) Автореф дисс канд ист. наук Махачкала, 2002 - С 14

Северный Кавказ является регионом, где в течении XVI - XIX вв. происходил неоднозначный, порой драматический процесс вовлечения местных народов в сферу влияния, деятельности, а затем и власти России. В ходе четырехвековой истории российско-кавказского государственного единства проявлялись тенденция к взаимовыгодному партнерству, интеграция народов региона в рамках единого государства.

Вместе с тем, усиление позиций России на Северном Кавказе, четко проявившееся начиная со второй половины XVIII в. сталкивается со своеобразием уровня стадиального развития горских народов. Российская империя и местное население в конце XVIII в. вступают в непосредственное, «пограничное» соприкосновение, что существенно видоизменяет ранее существовавшие реалии российско-северокавказских связей. Столкновение интересов горских обществ (в том числе мотива «набеговой экспансии»), российских государственных интересов, планов Турции и Персии в регионе обусловили в совокупности такое неоднозначное и противоречивое явление как так называемая Кавказская война. Отсутствие единого мнения о времени начала «кавказской войны» в трудах отечественных историков, разночтения в определении причин и сущностного содержания данного явления делают сам термин достаточно условным. В советской и «постсоветской» историографии «отправной датой» т.н. Кавказской войны часто обозначают 1817 г.1, 1823 л 7

1824 гг. , 1830 г. . Однако ряд авторов (как дореволюционных, так и современных) соотносят начало «Кавказской войны» с «доермоловским» временем: 17694, 17795, 18016 годами, то есть тем периодом, когда Россия не стремилась к распространению собственного управления на Северокавказские народы.

1 Военный энциклопедический словарь - М, 1984.-С 309

2 Блиев М М , Дегоев В В Кавказская война - М , 1994

3 Матвеев О В К проблеме терминологии и периодизации Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе // Кавказская война уроки истории и современность - Краснодар, 1995 - С 132-144

4 Куадже Р 3 Указ соч С 197.

5 Думанов X М К вопросу о периодизации Кавказской войны // Черкесия в XIX в . . С 41

6 Ключевский В О О русской истории - М, 1993 -С 543

Дискуссионность проблемы путей и методов включения Северного Кавказа в состав России обуславливает на наш взгляд значительную актуальность исследования специфики российской политики в регионе в конце XVIII - начале XIX в., то есть в то время, когда Россия (в том числе в результате успешных войн с Турцией и Ираном) существенно усиливается на Северном Кавказе, но имеет по отношению к местным народам установки в целом ненаступательные. Влияние характерных особенностей российско-горских взаимоотношений в данный период позволит, в частности, лучше понять степень правомерности последующих действий России в регионе.

Целью данной работы является исследование особенностей российской политики на Северном Кавказе в 1783 - 1816 гг. Исходя из представлений о характерных чертах ситуации в регионе в данный период, в соответствии с целью были сформулированы следующие задачи:

• осветить и проанализировать характерные черты этно-политической ситуации на Северном Кавказе в обозначенное время;

• проследить влияние внешнеполитических факторов на российскую политику в регионе;

• исследовать особенности северокавказской российской политики в

1783-1796 гг.;

• выявить специфику политики России на Северном Кавказе в 1796

1801 гг. (то есть в правление императора Павла I);

• показать и проанализировать характер и методы деятельности России в регионе в 1801 - 1816 годах

Объектом исследования является процесс взаимодействия российской кавказской администрации с местными народами, находившимися в большинстве своем в вассальной зависимости от России.

Предметом исследования выступили специфические черты развития горских народов, внешнеполитические составляющие ситуации в регионе, конкретные мероприятия российской администрации в политической, социально-экономической, колониально-переселенческой и культурной сферах в той динамике, которая имела место в изучаемый период.

Географические рамки диссертационного исследования определяются всей территорией Северного Кавказа, включая сюда и Предкавказье, и Дагестан. Таким образом, подлежат рассмотрению и анализу мероприятия российской администрации на границе с формально турецким «закубаньем» (Северо-Западный Кавказ), в Кабарде, Балкарии и Карачае, Осетии, Ингушетии и Чечне, Дагестане. Следовательно, в зоне внимания территории как находившиеся под непосредственным российским управлением (Предкавказье, правобережье Кубани, левобережье Терека), так и народы состоявшие в российском «подданстве» формально (вассально зависимые горцы Северного Кавказа, проживавшие южнее российских укреплений Кавказской линии). Вместе с тем, внешне и внутриполитический контекст темы исследования предполагает в ряде случаев выход на территорию Южного Кавказа (Закавказья), что определяется также и историко-политическим и географическим единством Кавказа.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1783 по 1816 гг., то есть от присоединения к России Крыма и кубанского правобережья, Георгиевского трактата о протекторате над Восточной Грузией (1783 г.) до назначения на Кавказ генерала А.П. Ермолова, ознаменовавшего переход России к продвижению вглубь собственно горских земель на СевероВосточном и Центральном Кавказе.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые осуществлено комплексное исследование различных сторон российской политики на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. в их целостности с учетом динамики развития ситуации в регионе в исследуемый период. Анализу подвергаются этно-демографические, социально-экономические, политические, конфессиональные факторы, повлиявшие на характер российско-северокавказских взаимоотношений, на методы действия российской северокавказской администрации, соотношение в них мирных и военных способов в попытках разрешения местных проблем.

Впервые делается попытка проанализировать влияние присоединения Крыма к России на этнополитическую обстановку на Северном Кавказе.

Автор рассматривает процесс переселения части горских народов из горной зоны в предгорные и равнинные районы в преломлении деятельности местной российской администрации и с учетом специфики событий на Кавказской линии.

В исследовании обращается внимание на роль «набеговой системы» горцев, «пленопродавства» (работорговли) в обострении ситуации в регионе с началом непосредственного соприкосновения территорий, заселенных северокавказскими народами и российских укрепленных линий.

Исследуется влияние внешнеполитических факторов на северокавказские реалии конца XVIII - начала XIX в.

В работе по-новому рассматриваются цели и обусловленность каза-чье-крестьянской колонизации Предкавказья, соотношение хозяйственно-экономической и оборонительной составляющих данного процесса.

Автором доказывается отсутствие «колониальной экспансии» России по отношению к народам Северного Кавказа, вынужденность военных мер российских властей в регионе.

В исследовании рассматриваются роль конфессионального фактора как в обострении российско-горских отношений, так и в попытках стабилизации местной обстановки.

Автором впервые вводятся в научный оборот документы, выявленные в центральных и местных архивах, дающие информацию по различным аспектам темы работы.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Характер российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. в значительной степени определялся этнополитической ситуацией в регионе, сложившейся после Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. и вследствие присоединения к России Крыма и Правобережной Кубани (1783 г.), а также началом проникновения в Закавказье по Георгиевскому трактату с Восточной Грузией (1783 г.).

2. Обострение в конце XVIII - начале XIX в. кабардино-российских взаимоотношений было связано с тем, что кабардинские феодалы в изменившихся внешнеполитических условиях не желали терять контроль над остальными народами Центрального Кавказа, и, не нуждаясь теперь в помощи России в отражении турецкой угрозы, стремились сохранить собственное доминирование в регионе и не допустить распространения в нем российского влияния.

3.Противоречия, обнаружившиеся в исследуемый период между местными российскими властями и горскими народами, проистекали во многом в силу стадиального уровня развития самих горцев, из разного понимания сторонами «подданнических присяг», одним из главных условий которых было прекращение набегов.

4.Дестабилизации обстановки на Северном Кавказе способствовали реваншистские происки Турции и Ирана и стоявших за ними европейских сверхдержав, противоборствующих в период «наполеоновских войн».

5. В контексте планов Турции и Ирана и набеговой экспансии горцев строительство укреплений Кавказской линии было мерой необходимой, к тому же в известной степени стимулирующей усиление российской ориентации части горских народов.

6. Соотношение мирных и военных мер российской администрации в отношении горцев диктовалось конкретными особенностями внутри и внешнеполитической обстановки в отдельных частях региона, а не «колониальной экспансией» России на Северном Кавказе. Какого-либо «захвата горских земель» в исследуемый период не происходило, скорее российские власти стимулировали расселение горских народов на плоскостных территориях, ранее им не принадлежавших.

7. Объективно негативную роль в российско-северокавказских взаимоотношениях сыграла свершавшаяся в конце XVIII начале XIX в. исламизация Кабарды и Чечни. Однако вызвана она была внутренними закономерностями развития, отчасти деятельностью турецких эмиссаров, но не агрессией со стороны России.

8. Попытки российской стороны мирно интегрировать горцев в систему собственного влияния, а где возможно, частичного административного и судебного управления, происходили на довольно неблагоприятном внешнеполитическом фоне, к тому же «трансформационные модели» сталкивались с традиционным укладом местных обществ, отторгавшим их нередко в силу уже наметившихся собственных схем трансформации на основе ислама.

9. «Прорыв» России в Закавказье в начале XIX в. в результате войн с Турцией и Ираном делал Северный Кавказ для России тыловой территорией. В данной связи проблематичность для горцев соблюдения верности России в рамках более вассального, чем подданнического статуса на перспективу не могла устроить российские власти.

10. Можно признать в целом оборонительный образ действий России на Северном Кавказе в 1783-1816 гг., отсутствие с ее стороны «колониальной политики». Исходя из этого, хронологические рамки и смысловое содержание «Кавказской войны» не подходят для исследуемого нами периода времени.

Методологической основой работы явился принцип историзма, позволяющий рассматривать и анализировать события в неравной взаимосвязи со временем, в которое они происходили, без распространения на них подходов и концепций иных временных периодов. При использовании данного принципа соотношения фактов и исторической обстановки придает исследованию объективность, то есть невозможность следовать национальным, религиозным, классовым или иным пристрастиям. Применяются автором также историко-сравнительный, историко-системный, дескриптивный методы, позволяющие лучше понять социально-экономические и политические процессы, имевшие место на Северном Кавказе в исследуемый период.

При исследовании специфики интеграции нерусских народов в состав России научной школой В.Б. Виноградова был введен термин «россий-скость». Сущность данного термина понимается нами как целенаправленное стремление к мирному сосуществованию народов в составе России, попытки политического, социально-экономического, культурного сближения народов. В реальной политике российских властей, в особенностях стадиального уровня и менталитета различных народов этот процесс сближения мог чередоваться с периодами военных столкновений, во время которых все равно не оставлялись попытки мирных вариантов разрешения конфликтных ситуаций. И, в конечном итоге, предпочтение невоенным путям взаимоотношении, взаимопроникновение этнических культур в составе российского государства, наличие черт реального равноправия русского и т.н. «инородческого» населения позволяют говорить о несводимости российской политики к иноэт-ничным окраинам к европейской колониальной модели. Автор исследования стоял на позициях российскости при рассмотрении и анализе ситуации на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в.

Научная разработанность темы.

Следует отметить, что исследований, специально посвященных комплексному рассмотрению и анализу политики России на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. вплоть до последнего времени не было. Поэтому обзор историографии в настоящей работе строится по принципу характеристики разнообразных сторон изучаемой проблематики с учетом хронологии внутри выделяемых разделов. Так как за основу взят проблемный, а не чисто хронологический подход, обозначаемые нами разделы включают в себя труды и дореволюционных, и советских, и современных авторов.

К первому разделу мы считаем возможным отнести работы, касающихся внешнеполитической составляющей российской политики на Северном Кавказе, геополитической важности Кавказа для России. Из трудов дореволюционных историков здесь можно отметить изыскания Р.А. Фадеева1, М. Острогорского2, М.А. Волкова3, В.О. Ключевского4, С. Жигарева5 и др., в которых поднимается вопрос о геополитических интересах России в регионе. Уровень развития дореволюционной «официальной» исторической мысли предполагал идеализацию внешнеполитической деятельности России, в том числе и на Кавказе, что не могло не присутствовать в суждениях названных авторов. Кроме того, в XIX - начале XX в. в отечественной историографии не подвергались объективному исследованию характерные особенности социально-экономической и политической жизни северокавказских народов, что неизбежно приводило к оценкам упрощенным.

Политика России на Кавказе в преломлении внешнеполитических событий освещалась в трудах целого ряда советских историков. Однако для молодой советской исторической науки стали характерны собственные упрощения, основанные на некритическом восприятии исторической публицистики классиков марксизма - ленинизма в условиях господства в стране марксистской идеологии. Наиболее ярким примером этого стали взгляды М.Н. Покровского6, оценивавшего присоединение к России нерусских народов как «абсолютное зло». Уже после отказа от концепции «абсолютного зла» увиде

7 R О ли свет работы А.З. Ионисиани , А.В. Фадеева , Н.А. Смирнова , Н.С. Киня-пиной10. В них удалось ввести в научный оборот множество ценных сведений, обобщить их. Вместе с тем, в данных исследованиях закрепляется термин «колониальная политика» для оценки характера деятельности России на Кавказе в XVIII - XIX вв., что объективно происходило вследствие заданной

1 Фадеев Р А. Шестьдесят лет Кавказской войны - Тифлис, 1860, Он же Письма с Кавказа //Фадеев Р А , Собрсоч -Т. 1.СПб, 1889

2 Осторогорский М Завоевание Кавказа (1801 - 1864) Рассказ из отечественной истории -СПб, 1880.

3 Волков М.А. Значение Кавказа в Восточном вопросе // День - 1864 - № 25.

4 Ключевский BOO русской истории - М , 1993.

5 Жигарев С Русская политика в восточном вопросе - М , 1896

6 Покровский М Н Дипломатия и войны царской России в XIX столетии - М , 1923

7 Ионисиани А 3 Кавказ во внешней политике России в начале XIX в //Ученые записки МГПИ T XXXVII -1946

8 Фадеев А В Бухарестский мир 1812 года и вопрос о кавказских границах//Ученые записки историко-филологического факультета - Харьков, 1952, Он же Россия и Кавказ в первой трети XIX в М , 1960

9 Смирнов Н А Политика России на Кавказе в XVI - XIX вв - М , 1958

10 Киняпина Н С Внешняя политика России в первой половине XIX в - М , 1963. методологической основы исследований. Тем не менее труды А.В. Фадеева, Н.А. Смирнова и Н.С. Киняпиной стали той «классикой» отечественного кавказоведения, без учета которых трудно выстраивать более объективные исторические концепции.

Беспристрастный анализ внешнеполитического аспекта российской северокавказской политики невозможен без рассмотрения интересов других соискателей гегемонии или влияния в регионе - Турции и Ирана, европейских держав. В данном смысле бесспорно полезными оказываются работы А.Д. Новичева1 и Н.А. Кузнецовой2, E.JI. Штеинберга3, П.М. Шастико4. Военно-дипломатическое соперничество России, Англии и Турции за СевероЗападный Кавказ отражено в труде А.Х. Касумова5. Преломления русско-иранских и русско-турецких отношений на ситуацию на Северном Кавказе в XVIII в. исследовал Н.А. Сотавов6.

В конце 70-х - 80-е годы наблюдался определенный всплеск научного интереса к теоретическому и методологическому осмыслению внешней политики России в целом7 и, в частности «восточного вопроса»8. Это повлекло за собой впоследствии исследования различных сюжетов отражения внешнеполитического фактора на ситуацию на Северном Кавказе. Здесь можно выделить работы В.Н. Ратушняка и Т.М. Феофилактовой9, занимавшихся исто

НовичевАД История Турции II Новое время Ч I (1792 - 1839) - Изд-во Ленинградского университета, 1968

2 Кузнецова Н А Иран в первой половине XIX в - М , 1983

3 Штеинберг Е Л Английская версия о «русской угрозе» Индии в XIX - XX вв // Исторические записки -1950 №33

4 Шастико ПМ К вопросу о мифической «русской угрозе» Индии // Против фальсификации истории колониализма - М , 1962

5 Касумов А X Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах и международных отношениях XIX века - Изд-во Ростовского университета, 1989.

6 Сотавов Н А Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в От Константинопольского договора до Кючук-Кайнарджийского мира 1700- 1774 -М, Наука, 1991.

7 Итоги и задачи изучения внешней политики России Советская историография - М , Наука, 1981; Проблемы методологии и источниковедения истории внешней политики России Сборник научных статей -М , Наука, 1986

8 Восточный вопрос во внешней политике России Конец XVIII - начало XX в - М , 1978.

9 Ратушняк В Н Вхождение Северо-Западного Кавказа в состав России и его капиталистическое развитие -Краснодар, 1978

Феофилактова T M Историография проблемы внешней политики России на Северо-Западном Кавказе и вхождение народов этого региона в ее состав во второй половине XVIII в // Вопросы истории исторической науки Северного Кавказа и Дона Вып 3 - Грозный, 1985, с 157- 159, Она же Западные адыги в русско-турецких отношениях во второй половине XVIII - первой трети XIX в // Кавказская война уроки истории и современность Материалы научной конференции - Краснодар, 1995 риографией внешней политики России на Северо-Западном Кавказе, анализом роли адыгов в русско-турецких отношениях второй половины XVIII -первой трети XIX века, Б.М. Джимова, изучавшего влияние ведущих держав на Кавказские реалии конца XVIII - первой половины XIX в.1. Признавая неоспоримую ценность работы Б.М. Джимова следует признать, что «Кавказская война» трактуется им как явление, связанное лишь с колониальной экспансией России, Турции, Англии в регионе без акцента на возможность иных предпосылок экскалации напряженности на Северном Кавказе.

Значительный вклад в освещение внешней политики России на Кавказе был внесен коллективной монографией Н.С. Киняпиной, М.М. Блиева, л

В.В. Дегоева . Авторы, привлекая обширный архивный материал и труды иностранных исследователей, анализируют мероприятия российской северокавказской администрации во внешне - и внутриполитическом контексте. Авторы монографии (в отличие от немалого количества исследователей схожих сюжетов) уделили равномерное внимание политике в регионе и Екатерины И, и Павла I, и Александра I. В частности, ими отражается павловская идея о создании на Кавказе федеративного государства местных владетелей с пророссийской ориентацией и попытка ее воплощения в начале царствования Александра I (Георгиевский договор 1802 г.). Это весьма важно для понимания степени преемственности политики России в регионе, осознания динамики подходов России к решению кавказских проблем. Важным аспектом монографии явилось и исследование российской политики на Кавказе в ходе русско-иранской (1804 - 1813 гг.) и русско-турецкой (1806 - 1812 гг.) войн, то есть в тот временной отрезок российско-северокавказских отношений, который изучен довольно недостаточно.

Н.С. Киняпина, М.М. Блиев и В.В. Дегоев справедливо связывают северокавказские и «закавказские» интересы российской империи, что принци

1 Джимов Б М Политика ведущих держав и ее отражение в ходе кавказской войны (конец XVIII - первая половина XIX в) // Кавказская война уроки истории и современность - Краснодар, 1995

2 Киняпина Н С , Блиев М М , Дегоев В В Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России Вторая половина XVIII - 80-е годы XIX в - М , 1984 пиально для объективности в понимании целей, характера и методов деятельности России на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX вв.

Впоследствии В.В. Дегоев продолжил исследование российской политики в регионе через призму внешнеполитических процессов в книге «Большая игра на Кавказе: история и современность»1. В этой работе не только затрагивается широкий круг кавказских проблем внутриполитического и внешнеполитического свойства на протяжении длительного времени, но и анализируются взгляды английских исторических публицистов первой половины XIX века на события, происходящие на Кавказе. Как известно, англичане, видя в России опасность своим интересам на Востоке, не очень-то жаловали ее кавказскую политику лестными оценками, и в этом смысле В.В. Дегоеву удалось верно проследить существующую все же неоднозначность оценок в британской публицистике. Так, автор монографии приводит весьма показательную мысль Ф. Лайсли о том, что Россия удерживала Кавказ под властью «имперского орла» с помощью устрашающей армии с одной стороны, и «легкой, терпимой и хитроумной политики» с другой.

Внешнеполитические аспекты деятельности России на Кавказе и воо круг него поднимались в работах В.В. Черноуса и С.Э. Цихоцкого , С.Г. Нурдуевой3, Д.Ю. Арапова4. Статья Д.Ю. Арапова, посвященная присоединению к России Крыма интересна, в частности, тем, что помогает воедино связывать данное событие и немалые, очень важные изменения в обстановке на Кавказе. Геополитика Кавказа специально рассматривается К.С. Гаджие-вым5.

На фоне различных, но в целом взвешенных оценок российской политики на Кавказе во внешнеполитическом контексте своей неадекватностью

1 Дегоев В В Большая игра на Кавказе история и современность - М , 2001

2 Черноус В В , Цихоцкий С Э Кавказский вопрос как геополитическая проблема история и современность //Кавказ проблемы геополитики и национально-государственные интересы России - Ростов-на-Дону, 1998 -С 11-16

3 Нурдуева С Г Отношения Казикумухского ханства с Россией в период русско-иранской войны первой четверти XIX в • Автореф дис канд ист наук - Махачкала, 2001.

4 Арапов Д Ю «Манифесте 8 апреля 1783 г подготовка, принятие, международное признание II Сборник Русского исторического общества №4(152) -М,2002 С. 329-334

5ГаджиевКС Геополитика Кавказа -М,2001. историческим реалиям отмечаются оценки чеченского историка ЯЗ. Ахма-дова1. Это подтверждает сохраняющуюся политизированность в исследовании российско-северокавказских отношений, имеющие место по сей день попытки представить Россию «тюрьмой народов».

Ко второй выделяемой нами группе исследований можно отнести работы, касающиеся особенностей социально-экономического, политического, культурного развития народов, населявших Северный Кавказ и Предкавказье в конце XVIII - начале XIX в.

В дореволюционной отечественной историографии данные сюжеты практически не разрабатывались в сравнении с военно-политической составляющей деятельности России в регионе. И все же специфика системы ценностей горцев нашла отражение в трудах С. Броневского , И. Бларамберга , А.П. Берже4, Сталя5.

В советской исторической науке проблемы социально-экономического, политического и культурного развития северокавказских народов исследовались довольно обстоятельно. Об этом свидетельствуют

6 7 труды Х.М. Хашаева , В.К. Гарданова . В.К. Гарданов, в частности, обращал внимание на фактор работорговли и набегов на русские укрепления с целью захвата пленных как важную составляющую протурецкой (а следовательно о антироссийской) политической ориентации адыгских феодалов . Данная позиция очень важна, так как косвенно подтверждает значение горских набегов для обострения российско-северокавказских отношений в конце XVIII - начале XIX в. Проблематика набегов и работорговли, стадиального уровня раз

1 Ахмадов Я 3 Северный Кавказ и великие державьг прошлое и настоящее // Кавказ1 проблемы геополитики и национально-государственные интересы России -Ростов-н/Д, 1998 -С 27-30

2 Броневский С Новейшие географические и исторические известия о Кавказе - М , 1823 - Репринтное издание

БларамбергИ Кавказская рукопись - Ставрополь, 1992

4 Берже А П Чечня и чеченцы - Тифлис, 1859.

5 Сталь Этнографический очерк черкесского народа//Кавказский сборник -Тифлис, 1900 -T XXI

6ХашаевХМ Общественный строй Дагестана в XIX веке — М , 1961.

7 Гарданов В К Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в ) - М , 1967

8 Там же - С 117-118 вития чеченцев и ингушей поднимались в работах Н.А. Тавакаляна Н.П. Гриценко и А.И. Хасбулатова . Роли ислама в социально-политической жизни Чечено-Ингушетии были посвящены работы С.Ц. Умарова3, Я.З. Ахмадо-ва4. Из них следует, что в конце XVIII - начале XIX в. позиции «официального» мусульманского духовенства в крае были относительно слабы, а усиление исламизации горцев происходило в значительной степени за счет духовенства «неофициального» - пророчествующих шейхов, имамов, мюридов. От весьма слабых позициях ислама в Черкесии вплоть до начала XIX в. писал А.Ю. Чирг5.

Некоторые аспекты мировоззрения горцев нашли отражение в исслеf\ '7 R дованиях А.А. Ахлакова , С.Ш. Аутлевой , A.M. Ладыженского .

Ценнейший материал для анализа характера занятий народов Северного Кавказа, специфики взаимоотношений горского и степного населения региона с российскими властями дает монография Н.Г. Волковой «Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII - начале XX века9. Рассматриваемые автором нюансы процесса переселения части горцев на плоскость, изменения численности и состава степного населения представляют возможность нетрадиционно смотреть на причины российско-горских конфликтов, возникавших на Кавказской линии в конце XVIII - начале XIX века.

В «постсоветский» период исследовательское внимание к проблематике внутреннего развития северокавказских народов получило дальнейшее

1 Тавакапян Н А О классах и классовой борьбе в Чечено-Ингушском обществе во второй половине XVIII -первой половине XIX в // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в дореволюционный период (XI - начало XX в)-Грозный, 1979 -С 70-95

2 Гриценко Н П , Хасбулатов А И Классы и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в XI - XIX вв // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в дореволюционный период (XI - начало XX в ) -Грозный, 1979 -С 8-30

3 Умаров С Ц Эволюция основных течений ислама в Чечено-Ингушетии - Грозный, 1985

4 Ахмадов Я В О роли мусульманского духовенства в общественной жизни Чечни (по материалам XVIII -первой половины XIX в ) // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом -Грозный, 1982 -С 56-61

5 Чирг А Ю Назревшие задачи изучения политической истории адыгов XIX в // Черкесия в XIX в - Майкоп, 1991 -С 157

6 Ахлаков А А Героико-исторические песни аварцев - Махачкала, 1968

7 Аутлева С Ш Адыгейские историко-героические песни XVI - XIX веков - Нальчик, 1973

8 Ладыженский А М Адаты горцев Северного Кавказа - Ростов-н/Д, 2003

9 Волкова Н Г Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII - начале XX века - M , 1974 развитие. Свидетельство тому работы И.Т. Ибрагимова , Н.А. Магомедова , Н.Н. Великой3, З.Б. Кипкеевой4, Д.С. Кидирниязова5, С.Д. Шаовой6, О.В. Ктиторовой7. В исследованиях Н.Н. Великой, З.Б. Кипнеевой, Д.С. Кидирниязова, С.Д. Шаовой, О.В. Ктиторовой ставятся в частности, весьма актуальные вопросы хозяйственных занятий народов региона, взаимосвязи характера межэтнической коммуникации и политики российских властей.

К следующей группе исследователей можно отнести труды, касающиеся характера и событий российско-северокавказских отношений. Из историков «дворянского направления» в данном смысле можно с известной долей условности выделить П.Г. Буткова с его Материалами для новой истории Кавказа8. В них собраны разнообразные сведения, причем характера не только военного, но и дающего представления о разных аспектах политики России в регионе, специфики контактов с горскими народами. В советской историографии отметим работы С.К. Бушуева 9, А.В. Фадеева10, В.Г. Гаджиева11, М.В. Покровского12, М.М. Блиева13, JI.H. Колосова14, P.M. Магомедова15,

1 Ибрагимов И Г Агулы в XVIII - первой половине XIX в (проблемы социально-экономического развития и политического устройства) Авторсф дис канд ист наук - Махачкала, 1999.

2 Магомедов Н А Дербент и дербентское владение в XVIII - первой половине XIX в • проблемы политического положение и экономического развития • Автореф дис . докт ист наук - Махачкала, 1999.

3 Великая НИ К истории взаимоотношений народов Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв - Армавир, 2001.

4 Кипкеева 3 Б Миграции ставропольских ногайцев в пределах Кавказской линии в первой половине XIX в // Современные миграционные процессы на Северном Кавказе проблемы интеграции и повышения уровня толерантности Материалы региональной научно-практической конференции - Ставрополь, 2002 -С 230 — 232, Она же Российский фактор в миграциях и расселении закубанских аулов XIX века (территория современной Карачаево-Черкесии) - Армавир, Ставрополь, 2002

5 Кидирниязов Д С Ногайцы в XV - XVIII вв (проблемы политических, экономических и культурных взаимоотношений с сопредельными странами и народами) Автореф дис . д-ра ист наук-Махачкала, 2001 6ШаоваСД История кабардинцев бассейна р Сунжа в XVI-середине XVIII в И их взаимоотношения с вайнахами Автореф дис . канд ист наук - Краснодар, 2002

7 Ктиторова О В Абазины Северо-Западного Кавказа в исторических событиях и процессах конца XVIII -начала XX в Автореф дис канд ист наук - Краснодар, 2002

8 Бутков П Г Материалы для новой истории Кавказа с 1722 no 1803 год - ч 2,3 - СПб, 1869

9 Бушуев С К Из истории русско-кабардинских отношений - Нальчик, 1986

10 Фадеев А В Основные этапы развития русско-кавказских связей Ученые записки КБНИИ - Нальчик, 1980 -Т. 17. Гаджиев В Г Роль России в истории Дагестана (дооктябрьский период). Автореф дис. докт ист наук -Тбилиси, 1965. Он же Вхождение Дагестана в состав России // Русско-дагестанские отношения в XVI - XX вв - Махачкала, 1988

12 Покровский М В Из истории адыгов в конце XVIII - первой XIX в Социально-экономические очерки -Краснодар, 1989

13 Блиев М М. Русско-осетинские отношения (40-е гг. XVIII - 50-е гг. XIX в ) - Орджоникидзе, 1970

14 Колосов Л Н Русско-чечено-ингушские отношения на рубеже XVIII - XIX вв // Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа - Грозный, 1982

15 Магомедов Р М Россия и Дагестан -Махачкала, 1987.

Н.А. Магомедова1, Т.Д. Боцвадзе2, Ф.Г. Маршаева3, JI.M. Хакуловой4. Для кавказоведческих изысканий 50-х - середины 80-х годов прошлого века были характерны (несмотря на следование некоторым терминологическим «штампам») в целом взвешенные оценки российской политики на Северном Кавказе в XVIII - начале XIX в. Позитивно трактовались и последствия включения местных народов в состав России. Связано это было в том числе и с тем, что стали достоянием лишь историографии концепции абсолютного, а затем и наименьшего зла во взгляде на последствия присоединения к России «нерусских» народов. Кроме того, в 70 - начале 80-х годов рядом историков стало применяться понятие «добровольное вхождение в состав России» в качестве доминанты российско-северокавказских отношений второй половины XVIII века5, что нашло отражение в обобщающих трудах по истории Северного Кавказа6.

Однако в конце 80-х - начале 90-х годов в связи с резким усилением центробежных тенденций в обществе тональность восприятия специфики российского северокавказских отношений значительно изменилась для немалой части историков. И теперь даже те периоды деятельности России в регионе, которые ранее, рассматривались как относительно мирные (в том числе - конец XVIII - начало XIX в.) стали подаваться как «колониальная экспансия», «военный грабеж», и т.п.7.

На наш взгляд «дореволюционным предтечей» современных критиков российской политики на Северном Кавказе явился В. Кудашев, издавший в

1 Магомедов Н А Историография вхождения дербентского владения в состав России// Вопросы истории исторической науки Северного Кавказа и Дона Вып 3 - Грозный, 1985 -С 165-166

2 Боцвадзе T Д Народы Северного Кавказа в грузино-русских политических взаимоотношениях XVI - XVIII веков -Тбилиси, 1974.

5 Маршаев Р Г. Георгиевский договор 1802 г. // Русско-дагестанские взаимоотношения в XVI - начале XX в -Махачкала, 1988

4 Хакулова Л М Русско-кабардинские отношения в 60 - 90-х годах XVIII в • Дис . канд ист наук - Грозный, 1985 (рукопись)

5 Вехи единства - Грозный, 1982

6 История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в - М , 1988, История народов Северного Кавказа (конец XVIII в - 1917 г.) - М , 1988

7 Куадже Р 3 Некоторые вопросы колониальной экспансии царского самодержавия против Адыгеи (Черке-сии)//Черкесия в XIX в - Майкоп, 1991; Думанов X М К вопросу о периодизации кавказской войны// Черкесия в XIX в - Майкоп, 1991.

1913 г. «Исторические сведения о кабардинском народе»1. В книге, содержащей обширный фактической материал (в том числе и документальный) автор пытался по - возможности идеализировать реалии социально-политического и военного устройства кабардинского общества и, в границах дозволенного, осуждал Россию за посягательства на «жизненный уклад» кабардинцев. Так исподволь зародилась точка зрения, следуя которой горские народы имели право извлекать пользу из российского «подданства», Россия же не имела прав на ограничение тех их «вольностей», которые нарушали ее интересы в регионе. Интересно и то, что не затрагивая критикой «венценосные особы» В. Кудашев ответственность за обострение обстановки в Кабарде и вокруг нее постоянно возлагал на местные российские власти.

К современным историческим исследованиям, концептуально близким к взглядам В. Кудашева можно отнести работы С. Бейтуганова2, Б.К. Маль-бахова и К.Ф. Дзамихова3, Р.Х. Гугова4. Для этих авторов в целом характерные попытки на фоне использования обширного фактического материала представить Россию стороной, ответственной за осложнение обстановки в регионе в том числе - и за набеги самих кабардинцев. Б.К. Мальбахов и К.Ф. Дзамихов однозначно трактуют российскую политику в Кабарде как колониальную, утверждают об установлении там в конце XVIII в. «российской административно - судебной системы управления», «военно-административного режима» и т.п. По мнению авторов классовый антагонизм внутри кабардинского общества также «искусственно создавался и поддерживался» российскими властями5. Общим место становится обвинение российской администрации в игнорировании вековых традиций и обычаев горцев, насаждении своего образа жизни и порядков. И С. Бейтуганов, и Б.К. Мальбахов интерпретируют российско-кабардинские отношения в течение

1 Кудашев В Исторические сведения о кабардинском народе - Киев, 1913

2 Бейтуганов С Кабарда и Ермолов -Нальчик, 1993

3 Мальбахов Б К , Дзамихов К Ф Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством (середина XVI - конец XVIII в) - Нальчик, 1996, Мальбахов Б К Кабарда в период от Петра I до Ермолова (1722 - 1825) - Нальчик, 1998

4 Гугов Р X Кабарда и Бакария в XV11I веке и их взаимоотношения с Россией - Нальчик, 1999

5 Мальбахов Б К , Дзамихов К Ф Указ соч - С 23-24 второй половины XVI - середины XVIII в. как «союзнические», не желая, видимо замечать, что отношения господства и подчинения в любом союзе зависят от степени социально-политического и военного развития, что и в системе вассалитета существуют как таковые сюзерены и вассалы.

Специфика и характер взаимоотношений кабардинской феодальной знати и России дошли до современных исследователей в значительной степени через документы российских властей в регионе. И теперь для ревизии этих специфики и характера Р.Х. Гуговым делается попытка пересмотреть значимость данных документов. Для этого он утверждает: «Документы и материалы, хранящиеся. в архивах и содержащиеся в публикациях.часто носят на себе печать монархических великодержавных шовинистических тенденций, отличаются узостью освещения и не могут раскрыть всех сторон изучаемой проблемы»1.

Таким образом, делается предложение заменить основы источниковой базы исследований российско-северокавказских отношений. Вопрос о том, какие источники могут оказаться более объективными и не страдать особенностями мировосприятия другой стороны остается при этом на наш взгляд открытым.

Суждения и оценки, имеющие место в обстоятельных, весьма ценных фактографических работах С. Бейтуганова, Б.К. Мальбахова, К.Ф. Дзамихоо ва, Р.Х. Гугова, С.Н.Жемухова . позволяют заметить немаловажную тенденцию современной кабардинской историографии. На наш взгляд она основана на презумпции оборонительной борьбы кабардинцев против российского присутствия в регионе, на непризнании за российскими властями прав на «коррекцию» «вековых обычаев и традиций» Кабарды, и, наконец, на исподволь проводимом обосновании доминирования кабардинских феодалов по отношению к ряду других народов Центрального и Северо-Восточного Кавказа.

ГуговРХ Указ соч - С 14

2 Жемухов С Н Кабардино-русская война 1810-1812 гг- Нальчик Скалар, 2000, Он же Взаимоотношкеия Кабарды и России в начале XIX в Автореф дис канд ист наук 07 00 02 - Нальчик, 2004

Нельзя сказать, что суждения, схожие по сути укоренились только у значительной части адыгских историков и публицистов. Так, С. -А.А. Исаев дает весьма своеобразную и показательную трактовку чеченских «подданнических» присяг России в качестве лишь «готовности к мирному сосуществованию» с Россией, да и то «под нажимом, угрозами кровавых расправ» и т.п.1. Далее автор утверждает о расширении южных границ России «за счет чеченских земель нижнего течения Терека», дает умозрительные, поверхностные трактовки особенностей строительства крепости Владикавказ и влияния данного события на обстановку в регионе. От писаний С.-А.А. Исаева выгодно отличается обстоятельная монография Ш.А. Гапурова «Россия и Чечня в первой четверти XIX века»2. Несмотря на то, что не со всеми оценками автора предоставляется возможным полностью согласиться, весьма показателен вывод Ш.А. Гапурова о том, что в доермоловский период российская политика в Чечне не была колониальной3.

Своеобразным и довольно показательным апогеем современного обли-чительства российской политики на Северном Кавказе стали в частности, заявления Ш.Ю. Пашаевой, которая утверждает, что «Активная экспансия царизма в регион в конце XVIII - начале XIX в. не могла не привести к военному столкновению с местными народами. Однако самодержавие и не стремилось его избежать. Оно отдавало предпочтение силе оружия, что само по себе пресекает диалог между различными культурами и цивилизациями, облекает завоевание в крайнюю военную форму. Неправильная национальная политика царизма на Кавказе создала условия для военного конфликта с народами региона4.

Подобные категоричные суждения возникли не вчера и не вдруг. Большое значение в данном случае имело то, что с конца 1980-х годов большая часть историков северокавказских автономий, а затем и ряд центральных

1 Исае» С-А А Присоединение Чечни к России Аграрная политика царизма и народные движения в крае в XIX в Автореф дис докт ист наук - М, 1998 -С. 6,32

2 Гапуров Ш А Россия и Чечня в первой четверти XIX века - Нальчик, Эльфа -2003.

3 Там же - С 234

4 Пашаева Ш Ю Кавказский мюридизм в Дагестане и Чечне возникновение, становление, развитие (1821 -1838) Автореф дисс. . канд ист наук - Махачкала, 2002 -С. 14. изданий начали рассматривать сущностные черты российско-северокавказских взаимоотношений через призму «национально-освободительной борьбы» горцев против «колониальной экспансии» царизма. Даже умы, отягченные высшей властью, заговорили о длящейся четыреста лет войне на Кавказе.

Таким образом, резко вырастает научно-публицистический и общественный интерес к проблемам «Кавказской войны».

Полагаем, что есть смысл выделить в отдельный раздел исследования, им посвященные. О «Кавказской войне» в ее прежде всего батальных проявлениях и политических событиях писали Н.Ф. Дубровин1, В.А. Потто2, М. Острогорский3, Н. Романовский4, A.J1. Гизетти5, Служивый (Д.Н. Дубен-ский)6, А.А. Гаспари7, Б.С. Эсадзе8.

Данные работы были важны уже потому, что в них вводилось в научный оборот большое количество утерянных позднее документов. Однако фактографией дело не ограничивалось. Так и Н.Ф. Дубровин и В.А. Потто рассматривали взаимосвязано события на Северном Кавказе и в Грузии, вполне справедливо утверждали, что присоединение Грузии осуществлялось на добровольной основе. На сходных позициях стоял и П.Г. Бутков9. Показательно, что В.А. Потто отсчет «Кавказской войны» вел с 1801 г., что нельзя не связывать с присоединением Грузии. В трудах представителей дворянской историографии были приведены многочисленные факты горских набегов как в российские пределы, так и в границы Грузии до ее присоединения. Однако социально-экономические, политические и идеологические причины набеговой экспансии оставались вне зоны внимания и понимания российской исто

1 Дубровин Н Ф История войны и владычества русских на Кавказе -Т 3,4 - СПб , 1886, Он же Георгий XII, последний царь Грузии и присоединение к России -СПб, 1867

2 Потто В А Кавказская война От древнейших времен до Ермолова-Т 1 Ставрополь, 1994.

3 Острогорский М Указ соч

4 Романовский Н Кавказ и Кавказская война - СПб, 1860

5 Гизетти А Л Сборник сведений о потерях Кавказских войск во время войн Кавказско-горской, персидских, турецких и в Закаспийском крае 1801 - 1885 гг - Тифлис, 1901

6Служивый(ДубенскийДН)Очерки покорения Кавказа - СПб, 1901.

7 Гаспари А А Покоренный Кавказ Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа -СПб, 1904

8 Эсадзе Б С Боевые подвиги Кавказской армии Тифлис, 1908

9 Бутков П Г Указ соч рической науки второй половины XIX в., отсюда и невозможность сопоставления фактора набегов с долговременной дестабилизацией в регионе.

В советской историографии «Кавказская война» довольно долго сводилась к вооруженному противоборству царских войск, осуществлявших «колониальную политику» и горцев, поднявшихся на «освободительную борьбу».

Подобная ситуация в значительной степени сохранялась вплоть до публикации статьи М.М. Блиева «Кавказская война: социальные истоки и сущность»1. В ней исследователь оспаривал традиционные для советского кавказоведения взгляды на причины «Кавказской войны» и выдвигал идею о вызревании этих причин исходя из стадиального уровня самих северокавказских народов. Эта идея получила дальнейшее развитие в совместной монографии М.М. Блиева и В.В. Дегоева2.

Трактовка М.М. Блиевым сущности «Кавказской войны» вызвала затяжную научную дискуссию между его противниками и сторонниками3, причем первые нередко не укладывались в своих обличениях в рамки конструктивной полемики. Разоблачения «антинаучных» воззрений М.М. Блиева и ученых, его поддержавших шли бок о бок с целенаправленным торпедированием мирной составляющей российско-северокавказских взаимоотношений, добровольности вхождения ряда местных народов в состав России4. Ранее не афишировавшие своих убеждений сторонники насильственной доминанты в оценке российской политики в регионе основывали свои построения на догматическом усвоении исторической публицистики классиков марксизма -ленинизма и на представлении в качестве истины в последней инстанции

БлиевММ Кавказская война социальные истоки и сущность//История СССР. - 1983 №2

2 Блиев М М Дегоев В В. Кавказская война - М , 1994.

3 Ортабаев Б X , Тотоев Ф В К освещению общественно-экономического строя народов Кавказа в первой половине XIX века в новейшей советской историографии // Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20 - 50-х годах XIX в - Махачкала, 1994, Акаев В X , Хусаинов САК вопросу о методологической несостоятельности версии о «горском экспансионизме» и «так называемой» Кавказской войне// Там же, Виноградов В Б Россия и Северный Кавказ обзор литературы за 1976 - 1985 гг.: итоги и перспективы развития // История СССР - 1987 № 3, Айракетов О Р. Рецензия на монографию М М Блиева, В В Дегоева Кавказская война - M • «Росет», 1994 // Отечественная история - 1997. - № 6

4 Ибрагимбейли X M О правде истории и научной добросовестности // Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20 - 50-х годах XIX в - Махачкала, 1994, Боков Ф П По поводу концепции добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России - Грозный, 1990 опыта советского кавказоведения ранних этапов его развития а также своих собственных научных «прозрений».

При подобном подходе, хронологически соотносящимся со временем проявления скрытого или явного сепаратизма на Северном Кавказе практически не делалось отличий для освещения различных этапов проникновения России в регион, за ненадобностью умалчивались сложность данного процесса, его динамика, причины, обуславливавшие формы и методы деятельности российских властей. История нередко сводилась к «картельным экспедициям» царских войск и восстаниям горцев против «колониального режима»1. Причем такие «новые» трактовки в полной мере распространялись и на конец XVIII - начало XIX в., то есть т.н. «доермоловский период».

В рамках данной концепции Р.З. Куадже, например, называл Россию «отсталой в общественном развитии, эксплуататорской, военно-феодальной, крепостной, реализационной, жандармом Европы и тюрьмой народов». Отсюда делается вывод, что «такая Россия» для горцев не была «ни союзницей, ни прогрессивной»2.

Таким образом, на наш взгляд часть национальных историков в последние годы приблизилась в своих оценках к концепции «абсолютного зла» М.Н. Покровского.

Тем не менее усиление научно-общественного интереса к проблемам «Кавказской войны» стимулировало издание ряда исследований, содержащих различные трактовки причин и сущности данного исторического явления3.

АйдамировАА Хронология истории Чечено-Ингушетии - Грозный, 1991, Куадже Р 3 Указ соч

2 Куадже Р3 Указ соч -С 198

3 Думанов X M Указ соч ; Касумов А X , Касумов X А Освободительная борьба адыгских народов в XIX веке // Черкесия в XIX в - Майкоп, 1991; Шебзухов M X К вопросу о причинах и характере Кавказской войны // Там же , Гапуров Ш А Некоторые вопросы историографии движения горцев под предводительством Мансура во второй половине 80-х гт. XVIII века // Вопросы историографии дореволюционной Чечено-Ингушетии - Грозный, 1988, Наурзов Б Б История кавказской войны - Майкоп, 1997, Авраменко А М , Матвеев О В , Матющенко П П, Ратушняк В Н Об оценке Кавказской войны с научной позиции историзма // Кавказская война уроки истории и современность Сборник статей - Краснодар, 1995. - С 24 - 43; Ку-ценко И Я Кавказская война и проблема преемственности политики на Северном Кавказе // Там же - С. 43 - 63, Вачагаев M М Чечня в годы Кавказской войны (1816 - 1859) Автореф дис . канд ист наук - M , 1995, Пашаева Ш Ю Указ соч, Бижев А X , Хаширов M Ю Адыгское крестьянство в годы Кавказской войны - Нальчик, 2000, Яндаров А С Мюридизм - учение политическое (к вопросу о содержании и социальных истоках северокавказского мюридизма) // Кавказская война спорные вопросы и новые подходы Тезисы докладов международной научной конференции -Махачкала, 1998.-С 15-17

Иные из недавно увидевших свет работ не относятся к современному этапу разработки проблематики, так как создавались значительно ранее (это относится в частности к трудам А. Бенигсена и Н.И. Покровского1, и содержат оценки либо сообразные со временем написания, либо со спецификой авторских пристрастий.

В целом можно констатировать, что единства взглядов на хронологию, периодизацию, сущность и событийную сторону «Кавказской войны» к настоящему времени не отмечается.

Небезынтересные трактовки российско-кавказских отношений и российской политики в крае дает Я.А. Гордин2. Привлекая ценный архивный материал и солидную историографическую базу, автор пытается дать анализ наиболее значимых черт взаимодействия России и местных народов, в том числе и в конце XVIII - начале XIX в. Он, в частности останавливается на деятельности ген. П.Д. Цицианова, прослеживает динамику его взглядов на кавказские реалии и методы их изменения, дает краткую панораму мероприятий российских властей на Северном Кавказе как в «доермоловское» время, так и далее. Однако обращают на себя внимание концептуальные установки Я.А. Гордина: отрицательное отношение ко всему, что сам он считает «имперскостью» без обозначения вразумительных альтернатив), обвинение России в отсутствии «партнерства с «низшими»», фактическое признание «национально-освободительного» характера горских набегов против России. Признавая взаимосвязь присоединения Грузии в 1801 г. и грядущей перспективы усмирения Северного Кавказа, Я.А. Гордин в целом отрицательно относится к этому присоединению, утверждая, что оно «оказалось рул диментом утопии», породившей Кавказскую войну .

Из данных построений вытекает оспаривание геополитической целесообразности продвижения России на Кавказ вообще, к чему и приходит автор,

1 Бенигсен А Народное движение на Кавказе в XVI11 в (Священная война Шейха Мансура (1785 — 1791 гг) Малоизвестный период и соперничество в русско-турецких отношениях) - Махачкала, 1994; Покровский H И Кавказские войны и имамат Шамиля - М, 2000

2 Гордин Я А Кавказ земля и кровь Россия в Кавказской войне XIX века - СПб, 2000

3 Там же - С. 45,46 декларируя объективную несовместимость России и Северного Кавказа. Я.А. Гордин утверждает, что на Северном Кавказе «за 150 лет не произошло адаптации к российской государственности и системе ценностей»1. Возможность перенесения гординских исторических установок на современные процессы, происходящие на Северном Кавказе вполне очевидна, равно как известная заданность «тональности» книги.

В последние годы сохраняется и растет внимание исследователей к набеговой системе горцев (институту «наездничества») оказавшей долговременное негативное влияние на характер российско-северокавказских взаимол отношений . Отдельно в данной связи надо выделить фундаментальную монографию М.М. Блиева «Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации»3. В ней автор подвергает анализу и осмыслению широкий круг проблем как внутреннего развития горских обществ, так и их взаимоотношений с Россией. В частности, М.М. Блиев вновь отмечает значительное место военных набегов в экономике горцев, что не могло не привести к конфликтам с российской кавказской администрацией. Исследователь обратил внимание и на то, что набеговые предприятия были направлены не только на захват имущества и людей, но и на овладение новыми землями на равнине для миграции туда из горной зоны4.

М.М. Блиев подчеркивает роль объективных противоречий между горцами и российскими властями. В качестве главного из них ученым рассматривается одновременная невозможность для России мириться с горскими набегами, а для горцев - отказаться от стадиально обусловленной набеговой

1 Там же - С. 30, 87

2 Бондарь В В роль наездничества в российско-кавказских отношениях в конце XVIII -первой трети XIX в //Кавказская война уроки истории и современность Материалы конференции - Краснодар, 1995, Виноградов Б В Горские набеги в контексте российско-кавказских взаимоотношений периода правления Павла I // Вопросы Северокавказской истории Сборник научных статей Вып I. Армавир, 1996, Он же Горские набеги на Северо-Западном Кавказе в правлении Павла I в преломлении документов ГАКК // Вопросы Северокавказской истории Сборник научных статей Вып 2. - Армавир, 1997, Иноземцева Е И , Виноградов Б В К вопросу о работорговле в Дагестане в XVII - начале XIX в // Вопросы Северокавказской истории Сборник научных статей Вып 5 - Армавир, 2000 КлычниковЮЮ Набеговая система горцев и ее влияние на северокавказскую политику России в первой половине XIX века// Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северо-Западного Кавказа за 2000 год Дикоревские чтения (7) - Краснодар, 2001.

3 Блиев М М Россия и горцы Большого Кавказа На пути к цивилизации - М , Мысль, 2004

4 Там же - С 18 экспансии. Анализируя характер горско - российских взаимоотношений конца XVIII - начала XIX в. М.М. Блиев приходит к выводу, что они формали-зировались, так как горцы были не в состоянии выполнять условия принимаемых присяг и заключаемых договоров1.

Историк утверждает (и этим трудно не согласиться), что выводы о колониальной природе политики России на Кавказе и освободительном характере движения горцев лишают Кавказскую войну глубинной семантики конкретных событий2.

Выходят в свет и работы, посвященные отдельным эпизодам Кавказу ской войны . Специальному исследованию подвергались процесс хозяйственно-экономического и колонизационного освоения Россией территории Предкавказья, особенности русско-горской торговли. По первой части данной проблематики следует выделить труды И.В. Ровинского4, А.В. Фадеева5, Н.П. Гриценко6, С.А. Чекменева7, Т.А. Невской8, Н.Г. Шевченко9.

Хозяйственно-экономическое освоение Россией Предкавказья было бы невозможно без фактора казачье-крестьянской колонизации. Для конкретных исторических условий конца XVIII - начала XIX в. заселение новых рубежей

1 Там же - С 42

2 Там же - С 7

3 Захаревич А В Донские казаки в первые годы Кавказской войны (1801 - 1802 гг) // Исторические этюды №2 - Ростов-на-Дону, 1997 -С 52-66, Он же Донское казачество в боях начального периода кавказской войны (1801 - 1802 гг) // Памяти Владимира Александровича Золотова (к восьмидесятилетию со дня рождения) Сборник статей - Ростов-на-Дону, 2002, Он же «Отнятая» линейцами донская слава//Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа Материалы конференции - Армавир, 2002 - С 34 - 36, Шишов А В Полководцы Кавказских войн - М , 2001

4 Ровинский И В Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний - СПб , 1809,

5 Фадеев А В Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореволюционный период - М , 1957, Он же Экономические связи Северного Кавказа с Россией в дореволюционный период // История СССР 1957 - № 1

6 Гриценко Н П Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVIII - первой половине XIX в - Грозный, 1961, Он же Истоки дружбы (из истории экономических, культурных связей и дружбы чеченского, ингушского народов с великим русским народом и народами Кавказа) - Грозный, 1975, Он же Роль российского торгового флота и портов Каспия в экономическом развитии Северо-Восточного Кавказа в первой половине XIX в // Роль России в исторических судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII - начало XX в) - Грозный, 1983 -С 88- 102, Он же Города Северо-Восточного Кавказа и производительные силы края V - середины XIX века - Ростов-н/Д, 1984

7 Чекменев С А Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII века - Пятигорск, 1967 Он же Переселенцы (очерки заселения и освоения Предкавказья русским и украинским казачеством и крестьянством в конце XVIII - первой половине XIX в ) - Пятигорск, 1994

8 Невская T А , Чекменев С А Ставропольские крестьяне Очерки хозяйства, культуры и быта - Пятигорск, 1994

9 Шевченко Н Г Социально-экономическое развитие Кубани в конце XVIII - первой половины XIX в // По страницам истории Кубани (краеведческие очерки) - Краснодар, 1993

России и крестьянами и казаками было вызвано необходимостью обороны от набегов горцев. Истории казачества Северного Кавказ к настоящему времени посвящено большое количество трудов как дореволюционных, так и современных историков1.

Отдельно среди них можно отметить работу И.Л. Омельченко2, где автор, кроме прочего, анализирует роль Кавказской линии в судьбе горских народов, сравнивая ее оценки, данные М.С. Тотоевым и Б.П. Берозовым3

Государственной политике по отношению к кавказскому казачеству посвящены ряд работ автора настоящего исследования4

Однако в силу специфики своего уклада казачество не могло быть основой надежного экономического освоения Предкавказья (это довольно убедительно доказывает Н.Н. Великая, прослеживая характерные черты хозяй

1 Бентковский И В Заселение Черномории с 1792 по 1825 г - Екатеринодар, 1880, Орлов П. Кубанские казаки Откуда повелось Кубанское казачье войско и как несло оно Государеву службу на благо Руси - Екатеринодар, 1908, Попка И Д Терские казаки со стародавних времен Исторический очерк Вып 1-й Гребен-ское войско - СПб, 1880, Он же Черноморские казаки в их гражданском и военном быту очерки края, общества, вооруженной силы в двух частях - Краснодар, 1998, Короленко П П Переселение казаков на Кубань Русская колонизация на Западном Кавказе Материалы для истории Кубанской области // Кубанский сборник - Екатеринодар, 1911 -Т 16, Он же Двухсотлетие кубанского казачьего войска 1696 - 1896 (Исторический очерк) - Краснодар, 1991, Толстов В Г История хоперского полка Кубанского казачьего войска 1696 -1896 - Тифлис, 1900, Кубанское казачье войско 1696- 1888 - Воронеж, 1888, Фелицын Е Д Переселение на Кубань казаков бывшего Екатеринославского войска и образование из них Кавказского конного полка Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник - Екатеринодар, 1894. - Т. 3; Он же Побег с Кубани трех донских полков в 1792 году бунт на Дону и поселение станиц вошедших в состав Кубанского конного полка - Екатеринодар, 1895, Фелицын Е Д, Щербина Ф А Кубанское казачье войско - Репринтное издание - Краснодар, 1996, Щербина Ф А. История Кубанского казачьего войска - Екатеринодар, 1910 -Т 1;ПоттоВА Два века Терского казачества (1577 - 1801) -Т.2 - Владикавказ, 1912; Голобуцкий В А Черноморское казачество - Краснодар, 1956, Берозов Б П Из истории русского (казачьего) поселения в Осетии // Роль России в истории Осетии - Орджоникидзе, 1989, Колесников В А. Донцы на Кубани - Ставрополь, 1995, Он же Из ранней истории Кубанского линейного казачьего полка // Вопросы северокавказской истории Сборник научных статей Вып 1. - Армавир, 1996, Он же Формирование и функции линейного казачества Кубани в конце XVIII в - 1861 г / Автореф дис . канд ист наук - Ставрополь, 1996, Козлов С А Кавказ в судьбах казачества (XVI - XVIII вв ) - СПб, 1996, Тхамокова И X Русское и украинское население Кабардино - Болкарии - Нальчик, 2000, Ратушняк В Н Под стягом России К 300-летию Кубанского казачьего войска // Голос минувшего Кубанский исторический журнал 1997. - 4. 1. и др

2 Омельченко И Л Терское казачество - Владикавказ, 1991

3 Тотоев M С Взаимоотношения горских народов с первыми русскими поселенцами на Северном Кавказе «Известия СОНИИ» Т. XII Дзауджикау, 1948, Берозов Б П Переселение осетин с гор на плоскость - Ор-ждоникидзе, 1980

4 Виноградов Б В Казаки Кубани в системе кавказской политики Павла I //Линейцы Средней Кубани в 300-летней истории Кубанского казачьего войска Сборник научных статей - Армавир, 1996, Он же Казачество в системе кавказской политики Павла I // Вопросы историографии и истории Северного Кавказ XVIII - начала XIX в - Краснодар, 1997; Он же Северокавказское казачество и государственная власть некоторые аспекты взаимоотношений в конце XVIII - первой половине XIX в // Казачество России история и современность Тезисы международной научной конференции - Краснодар, 2002, Он же К вопросу о роли казачества в освоении Россией Северного Кавказа в конце XVIII - начале XIX в // Из истории икультуры линейного казачества Северного Кавказа Материалы международной конференции - Армавир, 2002 ственно культурного типа Терского казачества1). Значительная роль крестьо янства в данном процессе отмечалась еще в трудах А.В. Фадеева , B.C. Галь-цев3 и др., на роль однодворцев обратил внимание В.А. Колесников4.

Вместе с тем, следует видимо прислушаться и к мнению Г.Н. Малаховой, утверждающей, что в конце XVIII - первой половине XIX в. Россия осуществляла свои политические социальные и экономические задачи на Северном Кавказе через наращивание сил казачества, ставшего основным населением Предкавказья5. Так или иначе, для начального этапа российской колонизации края значение казачьего фактора не стоит преуменьшать.

Исследование характера и географии казачье-крестьянской колонизации требует дальнейшей работы хотя бы уже потому, что в некоторых изданиях именно это направление российской политики в регионе объявляется первопричиной причиной обострения отношений с горцами6.

Тенденции размещения народов Северного Кавказ, динамика их численности анализируется на основе привлечения архивных материалов в монографии В.М. Кабузана7.

О значительных усилиях центральных и местных российских властей для развития экономических и других связей с местными народами, о важности хозяйственного освоения земель Предкавказья утверждает А.А. Степао нян . Однако мнение автора о том, что борьба за Кавказ выдвигается на первый план русской политики в конце XVIII - начале XIX в. выглядит небесспорным в контексте комплекса внешнеполитических реалий тех лет.

1 Велкиая Н Н Казаки Восточного Предкавказья в XVIII - XIX вв - Ростов-на-Дону, 2001

2 Фадеев А В Из истории крестьянской колонизации Предкавказья в дореволюционный период (1785 - 1861 гг) // Доклады и сообщения института истории - М , 1956 - Вып 9

3 Гальцев ВС Из истории колонизации Северного Кавказа // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института - Орджоникидзе, 1957.-Т. XIX

4 Колесников В А Однодворцы - казаки К 200-летию со дня основания Рождественской, Каменобродской, Сенгилеевской и Новотроицкой станиц - СПб, 2000 Он же Два века станицы Расшеватовской (1801 -2001) К 200-летию со дня основания -Ставрополь, 2001

5 Малахова T Н Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVIII - XIX в - Ростов-н/Д, 2001

6 История Дона и Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 года - Ростов-н/Д, 2001

7 Кабузан В М Народы России в XVIII веке Численность и этнический состав - М , 1990

8 Степанян А А История развития миграционных процессов на Ставрополье // Современные миграционные процессы на Северном Кавказе проблемы интеграции и повышения уровня толерантности Материалы региональной научно-практической конференции - Ставрополь, 2002 - С 230-232

Сведения о казачье-крестьянской колонизации Ставрополя содержатся в историко-справочном издании «История городов и сел Ставрополя»1.

В конце XVIII - начале XIX в. важным аспектом в деятельности российских властей в регионе было стимулирование русско-горской торговли. Данное направление российской политики рассматривалось и анализировалось многими исследователями, отмечавшими положительное влияние торговых отношений на обстановку на Северном Кавказе2.

В конце XVIII - начале XIX в. происходило становление российской администрации на Северном Кавказе. Данной проблематике посвящены исследования З.М. Блиевой3, Г.Н. Малаховой4, Н.А. Чугунцовой5, Н.Г. Клименко6. Разнообразные сюжеты российского администрирования в регионе наталкивают на размышления об общем характере российского управления на Северном Кавказе, который весьма дискуссионен. Недостаточная разработанность общей оценки статуса Северного Кавказ в составе России проявляется и на примере работы Н.А. Чугунцовой, которая сначала априорно называет российскую систему управления горскими народами Северного Кавказа колониальной, а затем пишет, что в первой половине XIX в. управление на

1 История городов и сел Ставрополья Краткие очерки - Ставрополь, 2002

2 Шамрай В С Краткий очерк меновых (торговых) сношений Черноморской кордонной и береговой линии с Закубанскими народами С 1792 по 1864 год//Кубанский сборник - 1902 -Т VIII, Покровский М В Русско-адыгейские торговые связи -Майкоп, 1957, Калоев Б А Из истории русско-чеченских экономических и культурных связей // Советская этнография - 1961 - № 1; Ахмадов Ш Б Экономические связи чеченцев и ингушей с Россией и народами Северного Кавказа в XVIII в // Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией и народами Кавказа в XVI - начале XX в -Грозный, 1981 -С 69- 104, Невская Т А Связи русского населения Ставрополья с ногайцами и другими кочевыми народами в XIX в - начале XX в (проблемы социально-экономического развития) - Ставрополь, 1980, Бижев А X Заселение Кубанской области русскими и развитие русско-адыгских торговых связей (конец XVIII - первая половина XIX в ) // Вопросы истории и историографии Северного Кавказа (дореволюционный период) - Нальчик, 1989 и др

3 Блиева 3 М Административное устройство на Северном Кавказе в начале XIX в // Вопросы истории России XIX - начал XX века -Л, 1983, Она же Из истории становления российской системы управления в Чечне (конец XVIII - первая треть XIX вв) // Вопросы истории и историографии Северного Кавказа -Нальчик, 1989, Она же Осетия в системе административного управления России в конце XVIII -первой трети XIX в // Роль России в истории Осетии Сборник научных трудов - Орджоникидзе, 1989

4 Малахова Г Н Указ соч

5 Чугунцова Н А Колониальная система управления горскими народами Северного Кавказа // Кавказ проблемы геополитики и национально-государственные интересы России -Ростов-н/Д, 1998 -С 59-62

6 Клименко Н Г Административно-территориальное деление кубанских земель и кавказского Причерноморья с конца XVIII века по 1937 г (проблемы организации регионального управления) Автореф дис канд ист наук -Краснодар, 2001

Северном Кавказе было сравнительно близко к общероссийскому1, что вызывает не меньше сомнения.

Составной частью правительственной политики России на Северном Кавказе была православная миссионерская деятельность среди горцев, призванная «смягчить их нравы», отвратить от набегов, привить лояльность к российским властям. Данного аспекта деятельности России в регионе касаются работы И. Беляева2, и митрополита Ставропольского и Бакинского Гедеона3. В них, в частности, находят отражение деятельность Осетинской духовной комиссии и немалые трудности распространения христианства в горской среде, связанные в том числе и с позицией кабардинских феодалов, препятствовавших миссионерству4.

Ряду вопросов утверждения православия на Кубани посвящены труды С. Шептуна5 и М.Ю. Побориной6.

Частью политики России на Северном Кавказе были культурно-просветительские мероприятия властей в отношении местных народов, что отражено в ряде исследований7. Один из неосуществленных вариантов их п воплощения отражен в работе E.J1. Сосниной .

Как известно, личность играет в истории не последнюю роль. Применительно к исследуемому нами периоду российско-северокавказских отношений личностями по статусу своему определявшими многие черты проводимой политики были Екатерина II, Павел I и Александр I. Первая и последний, ровно как и проводимый ими политический курс получили в историо

1 Чугунцова Н А Указ соч - С 59,60

2 Беляев И Русские миссии на окраинах Историко-этнографический очерк - СПб, 1900

3 Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России - Москва-Пятигорск, 1992

4 Виноградов Б В Некоторые аспекты распространения православия на Сверном Кавказе в XVIII в // Кубанское казачество три века исторического пути - Краснодар, 1996 -С 47-50

5 Шептун С Из истории православной церкви на Кубани - Краснодар, 1995

6 Поборина M Р Общественно-просветительская деятельность К В Росинского Автореф дис канд ист наук - Краснодар, 1997

7 Гатагова Л С Правительственная политика и народное образование на Северном Кавказе в первой половине XIX в // Роль России в истории Осетии Сборник научных трудов - Орджоникидзе, 1989, Она же Правительственная политика и народное образование на Кавказе в XIX в - M , 1993, Кожев M А Из истории просвещения горцев Северного Кавказе в XIX - начале XX века - Нальчик, 1981, Узденова С Б Народное образование и педагогическая мысль в Карачае и Черкесии (до октября 1917 г) - Пятигорск, 1994 и др

8 Соснина ЕЛ Северный Кавказ по материалам графа Яна Потоцкого (1761 - 1815) Автореф дис канд ист наук - Владикавказ, 1998 графии оценки в значительной степени мотивированные. Вплоть до недавнего времени этого нельзя было сказать об оценке личности и деятельности императора Павла I. Поэтому в отдельный раздел имеет смысл выделить ряд работ, касающихся павловского правления1, взгляда на составные части внешней политики императора, которого подозревали в неком помешательстве2.

Информация о ситуации на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. в различной степени содержится в ряде работ краеведческого характера3 и в исследованиях, посвященных отдельным народам региона4.

Разнообразные аспекты ситуации на Северном Кавказе в исследуемый нами период нашли отражение в обобщающих трудах по истории региона и его отдельных частей5. Однако для ряда изданий характерна тенденция весьма эпизодического внимания к российской северокавказской политике при Павле I и к событиям «доермоловских лет» XIX века, что подчеркивает не

1 Шильдер НК Император Павел I - СПб, 1901, Клочков М В Очерки правительственной деятельности времени Павла I - Петроград, 1916, Эйдельман НЯ Грань веков Политическая борьба в России Конец XVIII - начало XIX столетия - М , 1986, Сорокин Ю А Павел I // Вопросы истории - 1989 - № 11

2 Виноградов Б В Кавказская политика Павла I мнения и оценки // Вопросы северокавказской истории Вып 3 - Армавир, 1998 - С 46 - 57, В В Дегоев Внешняя политика Павла I патология или преемственность//Старый Кирибей Павловский гобелен 200-летию со дня смерти Павла I посвящается -М,2001 -С 52 - 60, В А Захаров Индийский поход Павла I // Там же - С 66-80

3 Магамедов Р М Дагестан Исторические этюды - Махачкала, 1975, Аталиков В М Страницы истории -Нальчик, 1987, Он же Наша старина - Нальчик, 1996, Васильев Д С Очерки истории низовьев Терека Досоветский период - Махачкала, 1990, Кавказские минеральные воды Путеводитель - М , 1987, Керашев A T Адыги, кто они // Гибель Черкесии - Краснодар, 1994, Земля адыгов - Майкоп, 1996, История Кубани в датах (материалы и хронологии Кубани) - Краснодар, 1996, Алиев Б Г, Умаханов М - С К Историческая география Дагестана XVII - начало XIX в (книга I) - Махачкала, 1999, Виноградов В Б «Уголок России Отчий дом » очерки об истории Тарумовских степей и Кизлярщины - Армавир, Кизляр, 1996, Виноградов В Б , Великая Н Н , Нарожный Е И На Терских берегах Очерки об исторических группах старожильческого населения Среднего Претеречья - Армавир, 1997 и др

4 Калмыков ИХ, Керейтов PX, Сикалиев А И Ногайцы - Черкесск, 1987, Абазины (историко-этнографический очерк) - Черкесск, 1989

5 Смирнов H А политика России на Кавказе в XVI - XIX веках - M , 1958, Фадеев А В Россия и Кавказ в первой трети XIX века - M , 1960, Блиев M М Осетия в первой трети XIX века - Орджоникидзе, 1964, Магомедов Р M История Дагестана С древнейших времен до конца XIX века - Махачкала, 1968, Очерки истории Чечено-Ингушской АССР -Грозный, 1967 -T I, Очерки истории Карачаево-Черкесии T I С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции - Ставрополь, 1967, История Кабардино-Балкарской АССР С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции -M , 1967 -T I, История Дагестана -М , 1968, Очерки истории Ставропольского края С древнейших времен до 1917 года - Ставрополь, 1986, T I, История Северо-Осетинской АССР с древнейших времен до наших дней В 2-х т - Изд 2-е, перераб и доп Орджоникидзе, 1987 - Т. 1, История народов Северного Кавказа (конец XVIII в - 1917 г) - М, 1988, Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г / Под общ ред В H Ратушняка - Краснодар, 1996, История Дагестана с древнейших времен до наших дней - Махачкала, 1997 и др достаточную разработанность проблематики российско-северокавказских отношений конца XVIII - начал XIX в. в отечественной историографии.

Источниковая база

Для объективного исследования российской политики на Северном Кавказе в обозначенный период необходимо привлечение разнообразных источников для проведения собственного научного анализа имевших место событий и выделения собственно специфики деятельности России в регионе в 1783 - 1816 гг.

Документальной основой для написания диссертации явились материалы фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), Государственного архива Ставропольского края (ГАСК), Государственного архива Ростовской области (ГАРО), Центрального Государственного архива Республики Дагестан (ЦГАРД), ряд опубликованных источников.

В Российском государственном военно-историческом архиве нами использованы следующие фонды:

Фонд 1 - «Канцелярия Военного министерства», в котором содержаться данные о ситуации на Военно-Грузинской дороге в первые годы XIX в.;

Фонд 26 - «Военно-походная канцелярия его императорского величества», где, в частности наличествует информация о шариатском движении в Кабарде;

Фонд 52 - «Князя Г.А. Потемкина - Таврического», где отражены многие аспекты российско-северокавказских взаимоотношений 70 - 80-х гг. XV111 в.;

Фонд 414 - «Статистические, экономические, этнографические и военно-топографические сведения о российской империи (1735 - 1914), включающий в себя сведения о мнениях Александра I и ген. П.Д. Цицианова относительно методов действий российской администрации к горским народам;

Фонд 424 - «материалы о российских пограничных укреплениях, крепостях и укрепленных позициях. 1796 - 1917», в котором присутствуют сведения о специфике расположения российских укреплений на Северном Кавказе, о планах местной российской администрации относительно перспектив возведения укреплений по Сунже до Терека в начале XIX в.;

Фонд 846 - «Коллекция Военно-учетного архива», содержащий обширную информацию о деятельности российских властей на Центральном Кавказе, о ситуации вокруг Военно-Грузинской дороги, особенностях отношений кабардинцев с другими народами региона и происках турецкой агентуры в Кабарде.

Фонд 482 - «Кавказские войны», где отражены разнообразные аспекты российско-северокавказских отношений и обстановки в регионе;

Фонд 489 - «Коллекция формулярных списков», содержащий сведения об особенностях становления линейного Казачества Средней Кубани;

Фонды 14719 - «Главный штаб Кавказской армии» и 15264 - «Штаб войск Кубанской линии», где имеются данные о набегах горцев на кавказскую линию и 15264 - «Штаб войск Кубанской линии», где имеются данные о набегах горцев на кавказскую линию.

В Российском Государственном архиве древних актов наибольший интерес представляет фонд 23 - «Кавказские дела», в материалах которого отражен широкий спектр северокавказских реалий конца XVIII века. Использовались также материалы фонда 7 - «Тайная канцелярия», где, в частности, наличествует оценка российскими властями степени политической надежности Измаила Атажукина, сыгравшего заметную роль в общественной жизни Кабарды начала XIX в. Для выяснения этнической карты Северного Кавказа конца XVIII в. оказались полезны материалы фонда 192 - «Карты Кавказа».

В Архиве внешней политики Российской империи оказался полезным фонд 115 - «Кабардинские дела», материалы которого дают широкое представление о ситуации не только в самой Кабарде, но и о взглядах и центральных российских властей на урегулирование обстановки на Центральном Кавказе. В фонде 118 - «Кизлярские и Моздокские дела» оказались полезными сведения о порядке содержания аманатов от горских народов, а также относительно введения в Кабарде родовых судов и расправ и учреждения Верхнего пограничного суда в Моздоке, Фонд 128 - «Осетинские дела» содержит информацию о перипетиях принятия Осетии в российское подданство и миссионерской деятельности Осетинской духовной комиссии. Сведения о различных аспектах российско-дагестанских взаимоотношений присутствуют в фонде 77 - «Сношения России с Персией. В фонде 89 - «Сношения России с Турцией, наличествует, в частности информация о совместных антироссийских и антигрузинских замыслах Турции и Ирана в начале 90-х гг. XVIII в.». Обширный и весьма ценный материал о деятельности российских властей на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в., об оценке ее на высочайшем уровне содержится в фонде 161 - «Санкт-Петербургский главный архив» (СПГА).

Из материалов фонда 1268 - «фонд учреждений, хранящихся в архиве Комитета министров. Кавказский комитет» Российского государственного исторического архива (РГИА) особый интерес вызвал документ, в котором ген. П.Д. Цицианов, изначально вынужденный проводить силовые акции в регионе, признал, что «перемены нравов и обычаев азиатских» можно «ожидать с переменою целых и нескольких поколений».

Широко привлекались документы Государственного архива Краснодарского края. Использовались материалы фонда 249 - «Канцелярия наказного Атамана Кубанского казачьего войска», отражающие различные аспекты деятельности местных российских властей, ситуацию, складывавшуюся вследствие горских набегов, подходы к урегулированию положения и фонда 250 - «Войсковая канцелярия Черноморского казачьего войска», где прослеживается динамика обстановки на Черноморском участке Кавказской линии, специфика взаимоотношений казаков и «закубанцев». Набеги из-за Кубани в начале XIX века и реакция на них российских властей нашли отражение в материалах фонда 670 - «Коллекция документов по истории Кубанского казачьего войска».

В государственном архиве Ставропольского края в фонде 87 - «Канцелярия гражданского губернатора» наличествуют документы, свидетельствующие об обращениях кабардинских крестьян к русскому командованию в начале XIX в., и о создании в то же время меновых дворов на Кавказской Линии. Сведения об особенностях государственного контроля за процессами казачьей колонизации правобережья Средней Кубани, а также о набегах горцев на данную территорию содержатся в фонде 105 - «Ставропольский земский суд», а также в фонде 459 - «Ставропольская казенная палата».

Фонды 341 - «Войсковая канцелярия Войска Донского», 344 - «Войсковой штаб Войска Донского» и 518 - «Обер-комендант крепости Св. Дмитрия Ростовского» Государственного архива Ростовской области дают представление о специфике ситуации в Северо-западном Предкавказье в конце XVIII - начале XIX в. в том числе о направлениях набегов «закубанцев» в этот период времени.

В центральном государственном архиве Республики Дагестан в фондах 339 - «Походная канцелярия ген.-лейт. А.П. Девица» и 379 «Кизлярский комендант» присутствуют документы, отражающие особенности российско-горских взаимоотношений на Северо-Восточном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в.

В диссертационном исследовании использовались и опубликованные архивные документы. Прежде всего среди них следует выделить Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). Они являются самой масштабной и обстоятельной публикацией документов по истории Кавказа в дореволюционный период. Из 12-томного издания в хронологические рамки нашего

12 3 исследования вошли ряд документов, содержащийся в Т. I , Т. II, Т. III, Т.

1 Акты Кавказской археографической комиссии -Тифлис, 1866 T I -ч II

2 Акты Кавказской археографической комиссии -Тифлис, 1869 -Т II -ч I, ч II 5 Акты Кавказской археографической комиссии -Тифлис, 1869 -T III

IV1, Т. VI2. Данные документы дают представления о военно-политической обстановке в регионе, деятельности местных российских властей, некоторых аспектах социально-экономического развития горских народов. При этом все же следует признать, что в документах АКАК освещение военно-политических событий в целом преобладает над информацией о социально-экономических реалиях Северного Кавказа. Особенность эта свойственна дореволюционной историографии.

Ценные сведения о внешне- и внутриполитических событиях на Кавказе присутствуют в работе С.М. Броневского «Исторические выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще горскими народами, в Кавказе обитающими со времен Иоанна Васильевича доныне» . Данное сочинение, написанное в 1803 - 1810 гг. представляет собой расположенные в хронологическом порядке архивные документы, хранившиеся в коллегии Министерства иностранных дел, а также наблюдения и выводы самого автора.

Ряд публикаций архивных документов был сделан в советское время. Так, в 40-е годы были изданы сборники «материалы для истории Дагестана и Чечни (первая половина XIX века»4 и «Материалы для истории осетинского народа»5. Представленные в них документы были подобраны исходя из негативного восприятия российской политики на Северном Кавказе, отсюда - известная тенденциозность данных публикаций, которые тем не менее содержат важный фактический материал, позволяющий в сопоставлении его с документами иного характера воссоздать обстановку в регионе во всей ее сложности и неоднозначности.

Более разносторонне показаны на документальной основе характерные черты российско-северокавказских отношений в таких публикациях, как

Акты Кавказской археографической комиссии - Тифлис, 1870 -T IV,T — V — 1871.

2 Акты Кавказской археографической комиссии -Тифлис, 1875 -T VI

3 Броневский С М Исторические Выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими со времен царя Иоанна Васильевича доныне / Пер текста И К Павловой -СПб, 1996

4 Материалы для истории Дагестана и Чечни (Первая половина XIX века) - Махачкала, 1940

Материалы по истории осетинского народа -T II -Сборник документов по истории завоевания Осетии русским царизмом /Подготовлен В С Гальцевым -Орджоникидзе, 1942

Кабардино-русские отношения в XVI - XVIII вв.»1, «Русско-осетинские отношения в XVIII веке , «Русско-дагестанские отношения в XVIII - начале XIX в.»3, что в принципе соответствовало утвердившимся в 50-х - 80-х годах более взвешенным подходам к оценке российской политики на Кавказе. Вместе с тем симптоматично, что подбор документов по кабардино-русским отношениям обрывается началом 90-х годов XVIII в., а в сборнике «Русско-дагестанские отношения вышли документы по преимуществу характера внешнеполитического, дипломатического и торгово-экономического при этом сюжеты о набегах и работорговле остались большей частью вне зоны внимания составителей.

Взаимосвязь политики России на Северном Кавказе и в Грузии прослеживается в изданных В.Н. Гамрекели «Документах по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в.4.

Некоторые особенности ситуации в Черноморском казачьем войске в начале XIX в. отражены в документах и материалах хрестоматии по истории Кубани5.

Из новейших публикаций документов выделяется сборник «Православная церковь на Кубани (конец XVIII - начало XIX в.»6, где прослеживается государственная линия в организации церкви в крае.

Довольно ценные свидетельства об особенностях социально-экономического уклада и ценностных ориентиров горцев, взаимоотношений горских народов, а так же о некоторых аспектах деятельности российской администрации в регионе содержатся в таких источниках, как труды Штеде-ра7, И.А. Гюльденштедта1, Ю. Клапрота2, И.Г.Георги3, П.С. Палласа4.

1 Кабардино-русские отношения в XVI - XVIII вв В 2 т - М , 1957 - Т 2

2 Русско-осетинские отношения в XVIII в В2-хт Орджоникидзе, 1976, 1984

3 Русско-дагестанские отношения в XVIII - начале XIX в - М , 1988

4 Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в / Сост Гамрекели В H - Тбилиси, 1968

5 Хрестоматия по истории Кубани Документы и материалы ч I - Краснодар, 1975

6 Православная церковь на Кубани (конец XVIII - начало XX в) Сборник документов - Краснодар, 2001

7 Штедер Дневник путешествия из пограничной крепости Моздок во внутренние местности Кавказа, предпринятого в 1781 году//Осетины глазами русских и иностранных путешественников Сост Калоев Б А -Орджоникидзе, 1967 - С 27-70

Научная и практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов, положений и выводов при написании обобщающихся трудов по истории Северного Кавказа, исследований, посвященных российской политике в регионе, при разработке спецкурсов в вузах, в вузовском и школьном преподавания истории России, в лекционно-пропагандистской работе. Знание опыта деятельности российских властей на Северном Кавказе в конце XVII - начале XIX в может оказаться весьма полезным представителям нынешних региональной и федеральных властей для выработки оптимальных методов сохранения и поддержания стабильности и безопасности.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории России Армавирского государственного педагогического университета. По теме и материалам диссертации опубликованы 3 монографии и ряд статей в сборниках научных трудов общим объемом 45 печатных листов. Основные положения диссертационного исследования были изложены в докладах и сообщениях на научных и научно-практических международных, Всероссийских и региональных конференциях, посвященных проблемам истории Северного Кавказа, российско-северокавказских отношений, казачества в Геленджике, Краснодаре, Пятигорске, Армавире, Майкопе. Материалы и выводы диссертации используются при подготовке спецкурсов.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Специфика российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг."

Заключение

Следует признать, что характер российской политики на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. в значительной степени определялся этнополитической ситуацией в регионе, сложившейся после Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. и вследствие присоединения к России Крыма и Правобережной Кубани (1783 г.). Немалое усиление Российской Империи на Кавказе (в том числе и начало проникновения в Закавказье по Георгиевскому трактату с Восточной Грузией) было взаимосвязано с постепенным ослаблением влияния на местные народы Османской Турции и шахского Ирана. И хотя северокавказские народы и начинают воспринимать Россию как сильнейшую сторону в противоборстве с восточными державами, до окончания самого этого противоборства (в которое так или иначе были вовлечены народы региона) было ещё довольно далеко.

В конце XVIII - начале XIX в. российские интересы на Северном Кавказе вступили в противоречие с традиционным укладом горцев, большая часть которых находилась в "подданнической" (а реально - скорее вассальной) зависимости от Империи. Различное понимание сторонами "подданнических присяг", приверженность горских народов набеговой экспансии и работорговле в совокупности с непрекращающейся антироссийской пропагандой со стороны Турции и Ирана предопределили осложнение российско-северокавказских взаимоотношений. Вместе с тем, в данный период времени со стороны России не наблюдалось сколько-нибудь масштабных попыток привнесения на местную "почву" собственных военно-административных порядков. Практически не имел места и захват горских земель. Однако необходимо отметить, что стратегические интересы России в регионе вступили в явное противоречие со стремлением кабардинских социальных верхов к преодолению доминирования над народами Центрального Кавказа. Кабардинские феодалы, в меньшей степени нуждаясь теперь в российской помощи в отражении турецкой угрозы (и при условии снятия Россией с повестки дня неблагоприятного для Кабарды Крымского договора) стали проявлять все большую оппозиционность российским властям. Кабардинская знать начинает все более тяготиться российским покровительством, а догосударственный уровень развития Кабарды во многом определил неприятие значительной частью кабардинского общества закрепленной договором 1774 года принадлежности Кабарды Российской империи. Данные обстоятельства, а также традиционная для кабардинских феодалов практика "наездничества" (то есть набегов), обусловили элементы военного противостояния Кабарды России в конце XVIII - начале XIX в. (при сохранении, тем не менее, и мирного потенциала взаимоотношений).

Особенности этнополитической ситуации на Северном Кавказе были неразрывно связаны с усилением роли ислама в жизни большинства местных народов, начиная с конца XVIII в. Именно исламский фактор, в дальнейшем развитии которого были весьма заинтересованы Турция и Иран, вызвал и движение под предводительством шейха Мансура (1785-1787 гг.), и "шариатское движение" в Кабарде (1799-1807 гг.). В обоих случаях характер действий российских властей не имел, на наш взгляд, определяющего значения.

В этих условиях, при сохранении долговременных реваншистских настроений у Турции и происков Ирана, строительство укреплений Кавказской Линии являлось совершенно необходимой мерой, без которой расширение российского влияния на Северном Кавказе, а в дальнейшем и проникновение в Закавказье были бы невозможными. Кроме того, возведение Кавказской Линии было обусловлено и защитой населения созданной в 1785 г. Кавказской губернии от тех же горских набегов, получивших в процессе исламизации новый заряд "идеологизированности" и освященности.

Наряду с этим, Кавказская Линия немало способствовала и укреплению российской ориентации части горских владетелей и народов, так как во многом и определяла рельефно обозначившееся усиление России в регионе. В частности, наличие укреплений Кавказской Линии сыграло немаловажную роль в расселении на плоскости осетин, ингушей, а отчасти и чеченцев (ибо последние селились в междуречье Сунжи и Терека с разрешения российских "линейных" властей).

Но постоянно имевшие место в конце XVIII - начале XIX в. набеги горцев (как "подданных" России, так и формально зависимых от Турции "закубанцев") на Кавказскую Линию, угон скота, захват людей и имущества стали болевой точкой российско-северокавказских взаимоотношений. Российские власти не могли примириться с этим предельно невыгодным для них проявлением горского традиционного уклада, а горцы, в свою очередь, не желали отказываться от своей столь прибыльной привычки, сформировавшейся задолго до непосредственного выхода российских укреплений на Терек и Кубань. Последнее обстоятельство, а также чрезвычайно редкое размещение укреплений Линии на собственно горских землях в конце XVIII - начале XIX в. (только в случаях острой стратегической необходимости) позволяют утверждать, что горские набеги на Кавказскую Линию в исследуемый период не носили освободительный характер, а порождались либо промысловым интересом в совокупности с особенностями менталитета горцев, либо исламской трансформацией, наступательная направленность которой представляется очевидной. В случае с набегами кабардинских феодалов примешивался ещё и другой значимый мотив - не допустить доминирования России на Центральном Кавказе, отстоять собственные "вольности" в отношении с народами региона -данниками кабардинских князей.

Недопущение набегов на Кавказскую Линию оговаривалось в присягах горских народов на подданство России. Тем не менее, новые "подданные" Империи не имели ни желания, ни возможности обеспечить исполнение данного условия в силу специфики того же традиционного уклада, а также вследствие особенностей взаимоотношений с соседними народами и внутри горских обществ. Догосударственная ступень развития горцев предопределяла неудачи российских властей в попытках дипломатического разрешения проблемы набегов. Военные же меры российской стороны оказывались, во-первых, недостаточно эффективными, а, во-вторых, нередко вызывали новый виток антироссийских настроений. Но, несмотря на данную констатацию, следует признать, что отсутствие военного реагирования на набеговую экспансию привело бы к обвальному росту числа набегов, к потери российскими властями контроля за ситуацией на Северном Кавказе, чем не преминули бы в полном объёме воспользоваться Турция, Иран и их западноевропейские покровители.

Исходя из этого, организуемые российскими военными "репрессалии" горцам за совершенные набеги нельзя трактовать как "завоевательную политику", "колониальную экспансию" и т.п. Обстоятельства 1783-1816 гг. предполагали именно за российской стороной оборонительный образ действий на Северном Кавказе.

Немаловажным фактором этнополитической обстановки на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. явилось изменение "этнической карты" Северного Кавказа после присоединения к России Крыма и правобережной Кубани (1783 г.). Переселение из Прикубанья значительной части ногайцев и начало активной казачье-крестьянской колонизации степного Предкавказья привели к изменению существовавших ранее "противовесов" в северокавказской системе "взаимного сдерживания", на которой в значительной степени основывалась внешнеполитическая ориентация ряда местных народов. Данный фактор сыграл значительную роль в формировании оппозиционных к России настроений кабардинской знати - наиболее консолидированной и военно-организованной силы на Северном Кавказе. Теперь кабардинские феодалы всё чаще были готовы использовать Турцию в качестве противовеса усилению России в регионе и стремились не допустить российское влияние в собственные традиционные зоны контроля.

Анализ нюансов внешнеполитической обстановки 1783-1816 гг. позволяет утверждать, что специфика российской северокавказской политики не была жестко определена "скованностью" Империи европейскими делами.

Признавая определённое влияние участия России в антифранцузских коалициях на её возможности в северокавказском регионе, следует отметить, что характер действий российских властей на Северном Кавказе во многом исходил из более вассального, чем подданнического видения статуса местных народов, в чем наблюдалась известная преемственность во времена правления Екатерины II, Павла I, и начала царствования Александра I.

Великие европейские державы - Англия и Франция, независимо от контуров, существовавших на конкретный момент коалиции, однозначно не желали реального усиления Российской Империи на Востоке в целом и на Кавказе, в частности. Англичане и французы, стремясь по возможности использовать потенциал России для достижения собственных стратегических планов, поочередно провоцировали реваншистские антироссийские настроения, устремления и действия в Иране и Турции, чья зависимость от европейских сверхдержав в конце XVIII - начале XIX в. стремительно растет.

Прорыв" России в Закавказье, закрепленный Бухарестским (1812) и Гюлистанским (1813) мирными договорами соответственно с Турцией и Ираном, сделал зону обитания северокавказских народов, фактически не знавших в конце XVIII - начале XIX в. непосредственного российского управления тыловой территорией России, менее освоенной, чем присоединённые земли Южного Кавказа. В данной связи проблематичность для горцев соблюдения верности России в рамках более вассального, чем подданнического, положения на перспективу не могла устроить российские власти.

На протяжении 1783-1816 гг. Россия не раз предпринимала усилия по интегрированию северокавказских народов в собственную государственную систему. Делалось это, однако, без сколь-нибудь резких политических движений, направленных на прямое установление российских военно-административных порядков, с учетом особенностей традиционного уклада горцев. К таким усилиям можно отнести сделанные российской стороной в

80-х годах XVIII в. попытки записи северокавказских владетелей в российское дворянство и учреждения "войска из горских народов", введение родовых судов и расправ в Кабарде в 1793 г. Довольно интересным (хотя и несколько утопичным) представляется задуманный Павлом I и формально осуществленный Александром I план создания пророссийской федерации владетелей Дагестана и Северного Азербайджана. С максимально возможным учитыванием местных традиций происходило установление института приставства в Чечне в 1807 г. Стабилизации российско-горских взаимоотношений были призваны содействовать меры российских властей по организации меновой торговли с местными народами.

Но интеграционные мероприятия российской стороны происходили на довольно неблагоприятном внешнеполитическом фоне, в условиях постоянных происков Турции, Ирана, а в некоторых случаях - и стоящих за ними европейских держав. Кроме того, "трансформационные модели" России иногда сталкивались с собственно северокавказскими вариантами трансформации традиционного уклада, как то имело место в ходе "шариатского движения" в Кабарде в 1799-1807 гг., когда исламская "модернизация" кабардинского общества вступила в заметное противоречие с российскими интересами на Центральном Кавказе и в регионе в целом.

Российская Кавказская администрация в лице П.С. Потёмкина, И.В. Гудовича, К.Ф. Кнорринга, П.Д.Цицианова, А.П. Тормасова, Н.Ф. Ртищева и других командующих не раз прибегала к переговорному процессу с горскими народами и владельцами для нормализации обстановки на Северном Кавказе. В большинстве случаев центральным вопросом было прекращение набегов на селения и коммуникации Кавказской Линии, а так же на Грузию. В условиях османо-российских войн 1787-1791 и 1806-1812 гг., а также войны с Ираном 1804-1813 гг. (как и в межвоенные периоды времени) принципиальным было и сохранение российской ориентации местного населения. К успехам российской политики и дипломатии конца XVIII -начала XIX в. можно отнести принятие большинством феодальных владений и сельских обществ Дагестана подданства России, что обусловило международное признание присоединения Дагестана к Российской Империи Гюлистанским договором 1813 г., укрепление российской ориентации у ингушей и осетин, что находило отражение во вновь принимаемых подданнических присягах.

При этом не все проблемы удавалось разрешить дипломатическим путём. В наибольшей степени это относится к проблеме прекращения набегов, так как горцы практически не выполняли взятых на себя в этой связи на переговорах обязательств. "Наложение" на набеговый фактор внешнеполитических обстоятельств приводило в ряде случаев к масштабным силовым акциям российских властей против горцев. К ним можно причислить ряд военных мероприятий на Центральном и Северо-Восточном Кавказе в период командования П.Д.Цицианова (1802-1805гг.), а также походы войск под предводительством ген. С.А. Булгакова в Чечню (1807 г.) и Кабарду (1810г.). Следует признать, что неприятие Россией данных военных мер привело бы, кроме прочего, к резкому усилению в регионе Ирана и Турции, чего российские власти допустить не могли.

Однако военные акции не рассматривались российской стороной (в том числе и на самом высшем уровне) как основной инструмент политики на Северном Кавказе. Даже ген. П.Д. Цицианов, вынужденный сначала жёсткими военными методами подавлять антироссийские выступления в Осетии и Дагестане, впоследствии разрабатывает мирные варианты урегулирования обстановки в регионе. И.В. Гудович и А.П. Тормасов изначально не были сторонниками силовой модели общения с горскими народами. Наименее привержен был военным способам разрешения сложившихся горско - российских противоречий Н.Ф. Ртищев, являвшийся главнокомандующим на Кавказе в 1812-1816 гг. Но его концепция взаимоотношений с северокавказскими народами, основанная на откровенно пассивной тактике борьбы с набегами и подкупе горских социальных верхов, хотя и обуславливалась в немалой степени отвлеченностью сил и средств

Империи на противостояние наполеоновской Франции, тем не менее, на наш взгляд, была не в состоянии обеспечить государственные интересы на Северном Кавказе.

Необходимо заметить, что характер и особенности политики России на Северном Кавказе не во всех случаях определялся непосредственными предписаниями из властительного Петербурга (хотя "магистральные" её позиции и исходили от высших властей Империи). Российская кавказская администрация обладала известной самостоятельностью в принятии решений, тем более, что нюансы местной обстановки были не всегда доступны для понимания носителей высшей власти. Между тем, среди представителей различных звеньев местной русской администрации не всегда присутствовало единство взглядов на метод разрешения конфликтных ситуаций с горцами.

Лишь частичный успех невоенных мер России по стабилизации ситуации в регионе можно объяснить не только внешнеполитическим контекстом и исламским фактором, но и догосударственным уровнем развития северокавказских горцев, особенностями их традиционного уклада и менталитета. Так, организуемая российскими властями меновая торговля (как и торговля в целом) в силу сложившихся традиций мало привлекала феодальную знать местных народов - социальный слой, наиболее приверженный "наездничеству", зачастую направленному в российские пределы.

Представляется довольно логичным, что при осуществлении своей политики на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX в. российские власти пытались опереться на социальные верхи горских народов. Но эти социальные верхи, стремясь к сохранению собственной власти (пусть и догосударственного характера) в ряде случаев лавировали между Россией и Восточными державами. Примером могут служить и кабардинские князья, и осетинские алдары, и некоторые владетели Дагестана. Даже такие, на первый взгляд, преданные России местные феодалы, как кабардинский князь Измаил

Атажукин, выдвигали проекты горско-российских взаимоотношений малоприемлемые для имперских властей по причине иного видения статуса Кабарды и её места в системе взаимодействия российской администрации и северокавказских народов. Вместе с тем, вариант полномасштабной опоры на феодально-эксплуатируемые низы горских народов не имел настоящей перспективы, так как вполне предсказуемо обострял отношения с феодальными владетелями (наиболее реально это проявилось в российско-кабардинских взаимоотношениях конца XVIII - начала XIX в.). Однако все же ряд мероприятий российской администрации объективно соответствовал чаяниям горских народных масс. В их интересах, например, были расселение на плоскости, организация меновой торговли. Поэтому нельзя сказать, что происходившее укрепление позиций России на Северном Кавказе основывалось лишь на контактах с феодальными владетелями и старшинской верхушкой "сельских обществ".

Для прочного привлечения местных народов российской стороной использовались и институт аманатства (жёсткость которого для исследуемого периода не следует преувеличивать), и организация школ для детей горцев, и попытки формирования лояльного к России мусульманского духовенства. Наряду с этим предпринимались усилия по христианизации населения региона. Необходимо отметить, что миссионерская деятельность проповедников христианства распространялась на народы, исповедовавшие в то время традиционные (политеистические) религиозные воззрения (прежде всего, на осетин, отчасти на ингушей). Насильственной христианизации не наблюдалось, тем более в отношении тех народов, которые уже исповедовали ислам. В то же время кабардинские князья, связывавшие с распространением ислама укрепление своего доминирования над соседними народами, довольно активно препятствовали христианской миссионерской деятельности на Центральном Кавказе. После введения в Кабарде с разрешения российской администрации судопроизводства по шариату местные феодалы и особенно явно протурецки настроенное мусульманское духовенство были заинтересованы в расширении зоны действия шариатских порядков, что объективно противоречило российским планам в регионе.

Необходимость оптимизации политики на Северном Кавказе вызвала в конце XVIII - начале XIX в. в России значительное усиление научно-исследовательского к нему интереса. Причем, этнография и история местных народов привлекает не только умы академической науки, но и внимание российских региональных властей различного уровня. Данная тенденция в значительной степени ставит под сомнение расхожее утверждение о том, что российская сторона не знала особенностей традиционного уклада горцев Северного Кавказа и поэтому всячески его попирала. Следует, видимо, признать, что Россия не могла положительно воспринимать все проявления местного традиционного уклада, хотя бы уже по причине принадлежности к нему набеговой системы. При всех различиях стадиального и цивилизационного развития России и горских народов, в исследуемый период (как, впрочем, и предшествующие и последующие времена) имел место процесс взаимопроникновения некоторых элементов северокавказской и русской культур, что во многом обусловило и феномен российскости, и подмеченный М.Ю. Лермонтовым феномен "настоящего кавказца". И все же именно российский "полюс" культурного влияния и притяжения позволил вскоре появиться просветителям из среды горцев, таким как Хан-Гирей и Шора Ногмов.

Анализ этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. и специфики российской политики в регионе не позволяет распространять на исследуемый период доминанты понятия "Кавказская война". На наш взгляд, это определяется не только размытостью критериев установления нижних хронологических рамок последней и немалой неопределённостью проблемного содержания и территориальных границ данного довольно укрепившегося в отечественной историографии понятия, но и значительной многомерностью и вариативностью политики России в регионе, которую невозможно, по нашему мнению, свести к преобладанию военной составляющей в российско-северокавказских взаимоотношениях.

В конце XVIII - начале XIX в. российскую политику на Северном Кавказе, на наш взгляд, нельзя назвать колониальной (несмотря на достаточно укоренившуюся в большом количестве работ советских и современных российских историков традицию). Такой подход к оценке характера деятельности России в регионе основывается на ряде существенных её отличий от мероприятий стран-метрополий по отношению к своим колониям. По нашему мнению, определение "внутренние колонии" также не подходит для уяснения специфики российско-северокавказских отношений конца XVIII - начала XIX в., так как окраины Российской Империи и её центр постепенно составляли единый государственный организм. Представляется, что ни одна схема взаимоотношений метрополий и "колониальных" народов Нового времени не имела тенденции к образованию последнего. Весьма значительно разнились причины и методы включения северокавказских народов в сферу влияния, а затем и власти Российской Империи от стандартов европейского колониализма.

Таким образом, тезис о колониальной политике, колониальной экспансии России на Северном Кавказе (в том числе в конце XVIII - начале XIX в.), основанный на догматизированном усвоении марксистско-ленинского наследия и "сдобренный" центробежными (вплоть до сепаратистских) веяниями последних лет, имеет априорный характер.

Итак, российская политика на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. содержала в себе моделирование невоенных способов стабилизации местной обстановки и постепенного интегрирования народов региона в государственную систему Российской Империи. Вместе с тем, внешнеполитические обстоятельства, особенности традиционного уклада горцев и конфессиональный фактор значительно затрудняли возможности данного моделирования, что в решающей степени предопределило последующий переход российских властей к попыткам апробации по преимуществу силовой модели подчинения местных народов.

Список научной литературыВиноградов, Борис Витальевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. ИСТОЧНИКИ 1.1 Архивные источники 1.1.1. Российский Государственный военно-исторический архив (РГВИА)

2. Ф.1. Канцелярия Военного министерства.

3. Ф. 26. Военно-походная канцелярия его императорского величества.

4. Ф. 52. Князя Г.А. Потемкина Таврического.

5. Ф. 414. Статистические, экономические, этнографические и военно-топографические сведения о российской империи (1735-1914).

6. Ф. 424. Материалы о российских пограничных укреплениях, крепостях и укрепленных позициях. 1796-1917.

7. Ф. 846. Коллекция Военно-учетного архива.7. Ф. 482. Кавказские войны.

8. Ф. 489. Коллекция формулярных списков.

9. Ф. 14719. Главный штаб Кавказской армии.

10. Ф. 15264. Штаб войск Кубанской линии.

11. Российский Государственный архив древних актов (РГАДА)

12. И. Ф. 7. Тайная канцелярия.12. Ф. 23. Кавказские дела.13. Ф. 192. Карты Кавказа.

13. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ)

14. Ф. 115. Кабардинские дела.

15. Ф. 118. Кизлярские и Моздокские дела.16. Ф. 128. Осетинские дела.

16. Ф. 77. Сношения России с Персией.

17. Ф. 89. Сношения России с Турцией.

18. Ф. 161. Санкт-Петербургский Главный Архив (СПГА).

19. Российский государственный исторический архив (РГИА)

20. Ф. 1268. Фонды учреждений, хранящихся в архиве комитета министров. Кавказский комитет.

21. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК)

22. Ф. 249. Канцелярия наказного Атамана Кубанского казачьего войска.

23. Ф. 250. Войсковая канцелярия Черноморского казачьего войска.

24. Ф. 670. Коллекция документов по истории Кубанского казачьего войска.11.6. Государственный архив Ставропольского края (ГАСЮ

25. Ф. 87. Канцелярия гражданского губернатора.

26. Ф. 105. Ставропольский земский суд.

27. Ф. 459. Ставропольская казенная палата.11.7. Государственный архив Ростовской области (ГАРО)

28. Ф. 341. Войсковая канцелярия войска Донского.

29. Ф. 344. Войсковой штаб войска Донского.

30. Ф. 518. Обер-комендант крепости Св. Дмитрия Ростовского.11.8. Центральный Государственный архив Республики Дагестан (ЦГАРД)

31. Ф. 339. Походная канцелярия ген.-л. А.П. Девица.

32. Ф. 379. Кизлярский комендант.12. Опубликованные источники

33. Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). Тифлис, 1866. T.l.-ч. II.

34. Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис, 1869. - Т. II.

35. Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис, 1869. Т. -III.

36. Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис, 1870. Т. -IV.

37. Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис, 1871. Т. - V.

38. Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис, 1875. Т. -VI.

39. Акты Кавказской археофафической комиссии об Ингушетии и ингушах. Сборник документов. Назрань, 1996.

40. Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб, 1799, ч. 2 //Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов в XVIII-XIX вв. - Нальчик, 1974.

41. Гюльденштедт И.А. Геофафическое и статистическое описание Грузии и Кавказа. СПб, 1809 //Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов в XVIII-XIX вв. - Нальчик, 1974.

42. Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. /Сост. Гамрекели В.Н. Тбилиси: Мецнисреба, 1968.11 .Записки А.П. Ермолова, 1798-1826 гг. М., 1991.

43. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв.: В 2 т. М., 1957, - Т. 2

44. М.Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 18071808 гг. //Осетины глазами русских и иностранных путешественников (Х111-Х1Х вв.). Орджоникидзе, 1967.

45. Материалы для истории Дагестана и Чечни (Первая половина XIX века).- Махачкала, 1940.

46. Магериалы по истории осетинского народа. Т. II. - Сборник документов по истории завоевания Осетии русским царизмом. (Подготовлен В.С.Гальцевым). - Орджоникидзе, 1942.

47. Паллас П.С. Заметки о путешествиях в южные наместничества Российского государства в 1793 и 1794 гг. // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XV1II-XIX вв. -Нальчик, 1974.

48. Православная церковь на Кубани (конец XVIII начало XIX в.). Сборник документов. - Краснодар, 2001.

49. Полное собрание законов Российской империи. Т. XXII. Собр. 1. Т. XXII (1784-1788)- СПб, 1830.

50. Полное собрание законов Российской империи. Т. XXXII. Собр. 1. Т. X (1812-1814)-СПб, 1830.

51. Русско-дагестанские отношения в XVIII начале XIX в. - М.: Наука, 1988.

52. Русско-осетинские отношения в XVIII веке. В 2-х юмах. Орджоникидзе, 1976, 1984.

53. Хрестоматия по истории Кубани. Документы и материалы, ч. I -Краснодар, 1975.

54. Штедер. Дневник путешествия из пограничной крепости Моздок во внутренние местности Кавказа, предпринятого в 1781 году//Осетины глазами русских и иностранных путешественников (XIII-XIX вв.). -Орджоникидзе, 1967.

55. ЛИТЕРАТУРА 2.1. Специальные исследования

56. Абазины (историко-этнографический очерк). Черкесск, 1989.

57. Авксентьев А.А., Шаповалов В.А. Этносоциальные проблемы России. -Ставрополь, 1994.

58. Авраменко A.M., Матвеев О.В., Матющенко П.П., Ратушняк В.Н. Об оценке Кавказской войны с научной позиции историзма //Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995. - С. 24-43.

59. Айдамиров А.А. Хронология истории Чечено-Ингушетии. Грозный, 1991.

60. Айракетов О.Р. Рецензия на монографию М.М. Блиева, В.В.Дегоева «Кавказская война» М.: Росет, 1994 // Отечественная история, - 1997. №6.

61. Акаев В.Х., Хусаинов С.А. К вопросу о методоло1 ической несостоятельности версии о «горском экспансионизме» и «так называемой» Кавказской войне // Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х годах XIX в. Махачкала, 1994.

62. Акимченков Г.Ф. Страницы Кавказской войны //Вестник Абинского народного музея. Вып. 1.- Абинск, 1996. - С. 25-60.

63. Алиев Б.Г., Умаханов М.-С.К. Историческая география Дагестана XVII начала XIX в. (Книга 1)-Махачкала, 1999.

64. Арапов Д.Ю. «Манифест 8 апреля 1783 г.: подготовка, принятие, международное признание //Сборник Русского исторического общества. №4(152)- М., 2002, С. 329-334.

65. Ю.Аталиков В.М. Страницы истории. Нальчик, 1987.

66. Аталиков В.М. Наша страна. -Нальчик, 1996.

67. Аутлева С.Ш. Адыгейские историко-героические песни XVII-XIX вв. Нальчик, 1973.

68. Ахлаков А.А. Героико-исторические песни аварцев. Махачкала, 1968.

69. М.Ахмадов Ш.Б. Экономические связи чеченцев и ингушей с Россией и народами Северного Кавказа в XVIII в. //Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией и народами Кавказа в XVI начале XX вв. Грозный, 1981.

70. Ахмадов Я.З. О роли мусульманского духовенства в общес1 венной жизни Чечни (по материалам XVIII первой половины XIX в) // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом. - Грозный, 1982. - С. 56-61.

71. Ахмадов Я.З. Северный Кавказ и Великие державы: прошлое и настоящее //Кавказ: проблемы геополитики и национально-государственные интересы России. Ростов-н/Д, 1998. - с. 27-30.

72. Алиев Б.Г., Умаханов М.-С.К. Историческая география Дагестана XVII начало XIX в. (Книга I) Махачкала, 1999.

73. Бейгу1анов С. Кабарда и Ермолов. Нальчик, 1993.

74. Белозерова Е.В. Этническая карта Прикубанья в конце XVIII первой половины XIX в. //Археология, этнография и краеведение Кубани. -Краснодар, 2004. С. 15-17.

75. Беляев И. Русские линии на окраинах. Историко-эгнофафический очерк.-СПб., 1900.

76. Бенигсен А. Народное движение на Кавказе в XVIII в. (Священная война Шейха Мансура (1785-1791 гг.) Малоизвестный период и соперничество в русско-турецких отношениях). Махачкала, 1994.

77. Бентковский И.В. Заселение Черномории с 1792 по 1825 г.-Екатеринодар, 1880.

78. Берже А.П. Чечня и чеченцы. Тифлис, 1859.

79. Берозов Б.П. Из истории русского (казачьего) поселении в Осетии //Роль России в истории Осетии. Орджоникидзе, 1989, С. 38-49.

80. Берозов Б.П. Переселение осетин с гор на плоскость (XVIII-XX вв.). -Орджоникидзе, 1980.

81. Берулава Г.Г. У истоков русского грузиноведения (XVIII в.). -Тбилиси, 1989.

82. Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис восточного вопроса в конце 20-х- начале 30-х гг. XIX в.- Майкоп, 1994.

83. Бижев А.Х. Заселение Кубанской области русскими и развитие русско-адыгейских торговых связей (конец XVIII первая половина XIX в.) //Вопросы истории и историографии Северного Кавказа (дореволюционный период). Нальчик, 1989.

84. Бижев А.Х., Хаширов М.Ю. Адыгское крестьянство в годы Кавказской войны. Нальчик, 2000.

85. Бларамберг И. Кавказаская рукопись. Ставрополь, 1992.

86. Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. М.: Росет, 1994.

87. Блиев М.М. Кавказская Война: Социальные истоки и сущность //История СССР. 1983 № 2.

88. Блиев М.М. Россия и горцы Большого Кавказа. На пуш к цивилизации. М., Москва, 2004.

89. Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е гг. XVIII 50-е гг. XIX в). - Орджоникидзе, Ир., 1970.

90. Блиева З.М. Административное устройство на Северном Кавказе в начале XIX в // Вопросы истории России XIX начала XX века, М., 1983.

91. Блиева З.М. Из истории становления российской системы управления в Чечне (конец XVIII- первая треть XIX вв.) //Вопросы истории и историографии Северного Кавказа. Нальчик, 1989.

92. Блиева З.М. Осетия в системе административного управления России в конце XVIII первой трети XIX вв. // Роль России в истории Осетии. Сборник научных трудов. Орджоникидзе, 1989.

93. Богданович М.И. История царствования императора Александра I и Россия в ею время. -Т. 5. -СПб., 1901.

94. Боков Ф.П. По поводу концепции добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России. Грозный, 1990.

95. Бондарь В.В. Роль наездничества в российско-кавказских отношениях в конце XVIII первой трети XIX в. //Кавказская война: урокиистории и современность. Материалы научной конференции. -Краснодар, 1995.s

96. Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа в грузинско-русских политических взаимоотношениях XVI-XVIII веков. Тбилиси: Мецниереба, 1974.

97. Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа во внешней политике Грузии XVI-XVIII веков. Тбилиси: Мецниереба, 1990 (на грузинском языке).

98. Брегвадзе А.И. Славная страница истории. М., 1983.

99. Броневский С. Новейшие географические и исторические сведения о Кавказе. М., 1823. - Репринтное издание.

100. Броневский С.М. Исторические выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами в Кавказе обитающими со времен царя Иоанна Васильевича доныне /Подг. текста И.К. Павловой. СПб., 1996.

101. Бут ков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 юд. 4.2.-СПб., 1869.

102. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. -Ч. 3,-СГ1б., 1869.

103. Бушуев С.К. Из истории русско-кабардинских отношений. Нальчик, 1986.

104. Вандаль А. Наполеон и Александр I. Т.2. От Тильзита до Эрфурта. -Ростов-н/Д, 1995.

105. Васильев Д.С. Очерки истории низовьев Терека. Досоветский период. -Махачкала, 1990.

106. Великая Н.Н. К истории взаимоотношений народов Восточного Предкавказья в XV11I-XIX вв. Армавир, 2001.

107. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. -Росгов-н/Д, 2001.

108. Великая Н.П., Виноградов В.Б.Лозунг чистоты ислама и народная культура (на примере Чечни первой половины XIX в.) //Кавказский сборник. Т. 1 (33).-М.: Русская панорама, 2004.-С. 130-136.

109. Вехи единства. Грозный, 1982.

110. Виноградов Б.В. Азово-Моздокская линия как эпохально мотивированная форма защиты российских границ и интересов на Северном Кавказе //Азово-Моздокская линия на рубеже XVIII-XIX вв. -Пятигорск, 2003. С. 6-8.

111. Виноградов Б.В. Горские набеги в контексте российско-кавказских взаимоотношений периода правления Павла I. //Вопросы северокавказской истории. Вып. 1 Армавир, 1996-С. 28-33.

112. Виноградов Б.В. Дискуссионные проблемы Э1 неполитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 годах //Научная мысль Кавказа. 2004. № 1. С 49-56.

113. Виноградов Б.В. Документы ГАКК о некоторых аспектах истории Кубани конца XVIII века //Историческое регионоведение ВУЗу и школе - Армавир, 1995. С. 16-17.

114. Виноградов Б.В. Кавказ в политике государя Павла I (1796-1801 ir.) -Армавир; Славянск-на-Кубани, 1999.

115. Виноградов Б.В. Казаки Кубани в системе кавказской политики Павла I //Линейцы Средней Кубани в 300-летней истории Кубанского казачьего войска. Сборник научных статей. Армавир, 1996.

116. Виноградов Б.В. Кавказская полигика Павла I: мнения и оценки // Вопросы Северокавказской истории. Вып. 3. -Армавир, 1998. С. 4657.

117. Виноградов Б.В. Казачество в системе кавказской полишки Павла 1 //Вопросы историографии к истории Северного Кавказа XVIII начала XIX века. Краснодар, 1997.

118. Виноградов Б.В. К вопросу о роли казачества в освоении Россией Северного Кавказа в конце XVIII начале XIX века //Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы международной конференции. - Армавир, 2002.

119. Виноградов Б.В. Кавказский след в войне 1812 г.: авантюра Р.Медокса в контексте специфики российско-кабардинских отношений конца XVIII начала XIX вв. // Вопросы северокавказской истории Вып. 9. -Армавир, 2004.-С. 68-73.

120. Виноградов Б.В. Некоторые приметы «российскости» на Северном Кавказе в начале XIX века // «Российскость в истории Северного Кавказа» Армавир, 2002, С. 27-30.

121. Виноградов Б.В. Некоторые аспекты распространения православия на Северном Кавказе в XVIII в. //Кубанское казачество: три века исторического пути. Краснодар, 1996. - С. 47-50.

122. Виноградов Б.В. О научной корректности названия «Кавказская война» //Кавказоведческая школа В.Б.Виноградова: Становление, современность, перспективы. Армавир, 2002. - С. 11-14.

123. Виноградов Б.В. Очерки этнополитической ситуации на Северном Кавказе в 1783-1816 гг. Краснодар; Армавир, 2004.

124. Виноградов Б.В. Россия и Мальтийский орден: победа геополитического фактора над конфессиональным // Христианству 2000 лет.- Армавир, 2000. С. 45-48.

125. Виноградов Б.В., Рябиков А.Н. Россия и Кавказ: вариант Якова Гордина // Вопросы северокавказской истории. Вып. 6. ч.1. Армавир, 2001.-С. 71-75.

126. Виноградов Б.В. «Союзный и оборонительный» российско-турецкий договор 1798 г. в Прикубанском контексте //Археология и краеведение Кубани. Краснодар-Армавир, 1995. С 11-13.

127. Виноградов Б.В. Участие гребенских казаков в битве на реке Норе 7 ноября 1800 года //Истоки и традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом. Грозный, 1990. С. 31-32.

128. Виноградов Б.В., Виноградов В.Б. Французская революция: эхо в Кавказских горах (Павел I и Измаил-бей) //Проблемы всеобщей истории. Вып. 1 Армавир, 1995.-С. 32-33.

129. Виноградов Б.В. Штрихи истории Кубани в Кавказской политике правительства Павла I //Труды молодых ученых Армавирскою государственного педагогического института за 1993-1994 гг. -Армавир, 1994.-С. 37-98.

130. Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ: обзор литературы за 1976-1985 гг.: итоги и перспективы развития // История СССР. 1987. №3.

131. Виноградов В.Б. «Уголок России. Отчий дом.» Очерки об истории Тарумовских степей и Кизлярщины-Армавир; Кизляр, 1996.

132. Виноградов В.Б., Великая Н.Н., Нарожный Е.И. На Терских берегах: Очерк об исторических группах старожильческого поселения Среднего Притеречья. Армавир, 1997.

133. Военный энциклопедический словарь. -М., 1984.

134. Волков М.А. Значение Кавказа в Восючном вопросе //День. 1864, № 25.

135. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северною Кавказа в XVIII начале XX вв. М.: Наука, 1974.

136. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII -начало XX в.-М., 1978.

137. Гаджиев В.Г. Классовая и внутриклассовая борьба в дореволюционном Дагестане Махачкала, 1983.

138. Гаджиев В.Г. Вхождение Дагестана в состав России //Русско-дагестанские отношения в XVI начале XX в. - Махачкала, 1988.

139. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965.

140. Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001.

141. Гальцев B.C. Из истории колонизации Северного Кавказа //Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института. -Орджоникидзе, 1957. Т. XIX.

142. Гапуров Ш.А. Россия и Чечня в первой четверти XIX в. Нальчик: Эльфа. - 2003 г.

143. Гапуров Ш.А. Некоторые вопросы историографии движения горцев под предводительством Мансура во второй половине 80-х гг. XVIII в. //Вопросы историографии дореволюционной Чечено-Ингушетии. -Грозный, 1988. С. 81-89.

144. Гапуров Ш.А. Северокавказские горцы, Россия, Османская империя и Иран: некоторые вопросы взаимоотношений в XVI-XIX вв. //Кавказская война: Спорные вопросы и новые подходы. Махачкала, 1998. С. 110-121.

145. Гапуров Ш.А. К вопросу о «набеговой системе горцев» //Известия высших учебных заведений. Северокавказский регион. Общественные науки. 2003 №4. С 19-28.

146. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII первая половина XIX в.). - М., 1967.

147. Гарунова Н.Н. Кизляр в XVIII первой половине XIX в.: проблемы политического, социально-экономического и культурного развития. -Махачкала: ДНЦ РАН, 2004.

148. Гаспари А.А. Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа. СПб., 1904.

149. Гагаюва JT.C. Правительственная политика и народное образование на Северном Кавказе в первой половине XIX в. //Роль России в истории Осетии. Сборник научных трудов. Орджоникидзе, 1989. С. 15-26.

150. Гатагова Л.С. Правительственная поли гика и народное образование на Кавказе в XIX в.-М., 1993.

151. Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. Москва; Пятигорск, 1992.

152. Географический словарь Российского государства. СПб., 1804.

153. Гизетти АЛ. Сборник сведений о потерях Кавказских войск во время войн Кавказско-горской, персидских, турецких и в Закаспийском крае. 1801-1885 гг.-Тифлис, 1901.

154. Голобуцкий В.В. Черноморское казачество. Краснодар, 1956.

155. Горбунов А.П., Дагужиев P.M. Влияние специфики социальной организации абазо-адыгов на базовые черты их историко-культурного типа // Российская история: актуальные вопросы. Пятигорск, 2003. -С. 107-118.

156. Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX в. СПб., 2000.

157. Грабовский Н.Ф. Присоединение к России Кабарды и борьба ее за независимость. //Сборник сведений о кавказских городах. Тифлис, 1876.-Вып. 9.

158. Гранкин Ю.Ю. Торгово-экономические связи России с народами Западного и Центрального Кавказа (конец XVIII первая половина XIX в.). Пятигорск, 2002.

159. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVIII первой половине XIX в. - Грозный, 1961.

160. Гриценко Н.П. Истоки дружбы (из истории экономических, культурных связей и дружбы чеченского, ингушского народов с великим русским народом и народами Кавказа). Грозный, 1975.

161. Гриценко Н.П. Роль российского торгового флота и иорюв Каспия в экономическом развитии Северо-Восточного Кавказа в первой половине XIX в. //Роль России в исторических судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII начало XX в.). - Грозный, 1983. - С. 88-102.

162. Гриценко Н.П. Города Северо-Восточного Кавказа и производительные силы края V середины XIX в. - Ростов-н/Д, 1984.

163. Ш.Гриценко Н.П., Хасбулатов А.И. Классы и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в XI начало XX в. - Грозный, 1979. С. 8-30.

164. Гугов Р.Х. Кабарда и Балкария в XVIII веке и их взаимоотношения с Россией. Нальчик, 1999.

165. Дахкильгов Ш.Э. Слово о родном крае (Записки краеведа). -Грозный, 1989.114. 200 лет великой дружбы. Георгиевский трактат. Тбилиси: Мецниереба, 1982.

166. Дебу И.Л. О Кавказской Линии и присоединенном к ней Черноморском войске или общие замечания о поселенных полках, ограждающих Кавказскую Линию и соседствующих ей городских народах, собранные И. Дебу с 1816 по 1827 год. СПб., 1829.

167. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., Русская панорама, 2001.

168. Дегоев В.В. Внешняя политика Павла I: патология или преемственность //Павловский гобелен. 200-легию со дня смерти Павла I посвящается. М., 2001. - С. 54-65.

169. Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской (первая половина XIX в.) //Кавказский сборник. Т. 1(33). - М., 2004. С. 29-40.

170. Джахиев Г.А. Россия и Дагестан в начале XIX века. Махачкала, 1985.

171. Джимов Б.М. Политика ведущих держав и ее отражение в ходе Кавказской войны (конец XVIII первая половина XIX в). //Кавказская война: уроки истории и современность. - Краснодар, 1995,-С. 5-24.

172. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е начало 1770-х гг.).-Пальчик: Эльфа, 2001.

173. Дзамихов К.Ф. Адыги: вехи исгории. Нальчик, 1994.

174. Дзидзоев В.Д. Осетия в системе взаимоотношений народов Кавказа в XVIII начале XX в. (историко-этнологическое исследование). -Владикавказ: Ир., 2001.

175. Дубровин Н.Ф. Георгий XII, последний царь Грузии и присоединение ея к России. СПб., 1867.

176. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 3,4-СПб., 1886.

177. Дубровин Н.Ф. Три года из истории войны и владычества русских на Кавказе (1806,1807,1808 годы) //Военный сборник, 1875. - № 9. С. 5-38.

178. Думанов Х.М. К вопросу о периодизации Кавказской войны //Черкесия в XIX в. Майкоп. 1991. - С. 37-41.

179. Екатеринодар-Краснодар(1793-1993).-Краснодар, 1993.

180. Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе. М., 1896.

181. Заседателева Л.Б. Терские казаки. М.: МГУ, 1974.

182. Захаревич А.В. Донские казаки в первые годы Кавказской войны (1801-1802 гг.) //Исторические этюды № 2. Ростов-н/Д, 1997. - С. 5266.

183. Захаревич А.В. Донское казачество в боях начального периода Кавказской войны (1801-1802 ir.) //Памяти Владимира Александровича Золотова (к 80-летию со дня рождения). Сборник статей. Ростов-н/Д, 2002. - С. 18-25.

184. Захаревич А.В. «Отнятая» линейцами донская слава //Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы конференции. Армавир, 2002. - С. 34-36.

185. Захаров В.А. Индийский поход Павла I //Старый Киребей. Павловский гобелен. 200-летию со дня смерти Павла I посвящается. -М„ 2001.-С. 68-80.

186. Земля адыгов. Майкоп: Меоты, 1996.

187. Жемухов С.Н. Кабардино-русская война 1810-1812гг. Нальчик: Скалар, 2000.

188. Жигалина О.И. Великобритания на Среднем Востоке XIX начала XX века. -М., 1990.

189. Еремеев Д.Е., Мейер М.С. История Турции в средние века и новое время.-М., 1992.

190. Ибрагимбейли Х.М. О правде истории и научной добросовестности

191. Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х годах XIX в. Махачкала, 1994. - С. 42-54.

192. Иноземцева Е.И., Виноградов Б.В. К вопросу о работоторговле в Дагестане в XVII начале XIX в. //Вопросы северокавказской истории. Вып. 5. - Армавир, 2000. - С.27-35.

193. Ионисиани А.З. Кавказ во внешней политике России в начале XIX в. // Ученые записки МГПИ. Т. XXXVII. 1946.

194. История городов и сел Ставрополья. Краткие очерки. Ставрополь, 2002.

195. История Дагестана с древнейших времен до наших дней. -Махачкала: Юпитер, 1997.

196. История Дагестана. М.: Паука, 1968.

197. История Дона и Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 года Ростов-н/Д, 2001.

198. История дипломатии. Т. 1.-М.: ОГИЗ, 1941.

199. История Кабардино-Балкарской АССР. С древнейших времен до

200. Великой Октябрьской социалистической революции. М.: Паука, 1967, Т.1.

201. История Кубани в датах (материалы к хронологии Кубани).1. Краснодар, 1996.

202. История Северо-Осетинской АССР с древнейших времен до наших дней. Орджоникидзе: Ир., 1987.- Т.1.

203. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в.-ML: Паука, 1988.

204. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. 1917 г.). - М.: Наука, 1988.

205. Итоги и задачи изучения внешней политики России. Советская историография.-М.: Наука, 1981.

206. Кабузан В.М. Народы России в XVIII в. Численность и этнический состав. М.: Наука, 1990.

207. Кажаров В.Х. Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII первой половине XIX века. - Нальчик, 1994.

208. Калоев Б.А. Из истории русско-чеченских экономических и культурных связей //Советская этнография 1961. № 1. С. 25-38.

209. Калмыков И.Х. Керейгов Р.Х. Сикалиев А.И. Ногайцы. Черкесск, 1987.

210. Карачаевцы. Историко-этнографиеский очерк. Черкесск, 1978.

211. Карданов Ч.Э. Путь к России. Кабардинские князья в историиотношений Кабарды с Российским государством в XVI- начале XIX в. Нальчик, 2001.

212. Карпов Ю.Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурнойтрадиции народов Кавказа. СПб., 1996.

213. Касумов А.Х. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах имеждународных отношениях XIX века. Изд-во Ростовского университета, 1989.

214. Касумов Х.А. Шамиль и Кабарда //Кавказская война: Спорные вопросы и новые подходы. Тезисы докладов международной научной конференции. Махачкала, 1998. - С. 44-47.

215. Касумов А.Х., Касумов Х.А. Освободительная борьба адыгских народов в XIX веке. //Черкесия в XIX веке. Майкоп, 1991. С. 41 -64.

216. Керашев А.Т. Адыгское наездничество и вопрос о природе

217. Кавказской войны //Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х годах XIX века. Махачкала, 1954. - С. 245-249.

218. Керашев Т. Адыги, кто они? //Гибель Черкесии. Краснодар, 1994.

219. Кидирниязов Д.С. Ногайцы в XV XVIII вв. (проблемыполитических, экономических и культурных взаимоотношений ссопредельными странами и народами). Махачкала, 2000.

220. Кидирниязов Д.С. Торгово-экономические взаимоотношениянародов Северного Кавказа в XVI- XIX вв. //Информационноаналитический вестник. Вып. 6,7. Майкоп, 2003. - С. 127-135.

221. Киняпина Н.С. Внешняя политика России в первой половине XIX в.-М.: Высшая школа, 1963.

222. Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя А шя во внешней политике России. Вторая половина XVIII 80-е годы XIX в.-М.: МГУ, 1984.

223. Кипкеева З.Б. Российский фактор в миграциях и расселении кубанских аулов XIX века (территория современной Карачаево-Черкессии). Армавир; Ставрополь, 2002.

224. Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности времени1. Павла I.-Пг, 1916.

225. Клычникова М.В. К вопросу об исследовании Северного Кавказа вконце XVIII века //Научные труды № 23 (часть 1). «Дни науки»

226. Пятигорск, 2003. С. 31-35.

227. Клычников Ю.Ю. Деятельность А.П. Ермолова на Северном

228. Кавказе (1816-1827). Ессентуки, 1999.

229. Ключевский В.О. О русской истории. М., 1993.

230. Ковалевский П.И. Завоевания Кавказа Россией. СПб., 1911.

231. Кожев З.А. Этносоциальный аспект Кавказской войны (на примере Центрального Кавказа). //Информационно-аналитический вестник.

232. Вып. 3.-Майкоп, 2000. С. 141-153.

233. Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества (XVI- XVIII вв.) СПб.:1. Кольна, 1996.

234. Колесников В.А. Донцы на Кубани. Ставрополь, 1995.

235. Колесников В.А. Из ранней истории Кубанского линейного казачьего полка //Вопросы северокавказской истории. Сборник научных статей. Вып. 1. Армавир, 1996. - С. 33-39.

236. Колесников В.А. Однодворцы казаки. К 200-летию со дня основания Рождественской, Каменнобродской, Сингилеевской и Новотроицкой станиц. - СПб., 2000.

237. Колесников В.А. Два века станицы Расшеватовской (1801 -2001). К200.летию со дня основания. Ставрополь, 2001.

238. Колосов JI.H. Русско-чечено-ингушские отношения на рубеже XVIII-XIX вв. //Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа. Грозный, 1982. С.11-19.

239. Короленко 11.П. Переселение казаков на Кубань. Русская колонизация на Западном Кавказе. Материалы для истории Кубанской области //Кубанский сборник. Екатеринодар, 1911. Т. 16.

240. Косвен М.О. Этнография и исгория Кавказа. М., 1961.

241. Куаджс Р.З. Некоторые вопросы колониальной экспансии царскогосамодержавия против Адыгеи (Черкесии) //Черкесия в XIX в. -Майкоп, 1991.-С. 195-199.

242. Кубанское казачье войско. 1696-1888. Воронеж, 1888.

243. Кудашев В.Н. Исторические сведения о кабардинском народе.1. Киев, 1913.

244. Кузнецова И.Ф. Размышления об изучении Кавказа XIX в. //Новая локальная история. Вып. 1. Ставрополь, 2003. С. 88-89.

245. Кузнецова Н.А. Иран в первой половине XIX в. М., 1983.

246. Кумыков Т.Х. Экономическое и культурное развитие Кабарды и

247. Балкарии в XIX в. Нальчик, 1965.

248. Кумыков Т.Х. Общественная мысль Кабарды первой половины XIX века. Нальчик, 1991.

249. Кусов Г.И. Малоизвестные страницы кавказскою путешествия А.С.Пушкина. Орджоникидзе: Ир., 1987.

250. Куценко И.А. Кавказская война и проблемы преемственности политики на Северном Кавказе //Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995. - С. 43-63.

251. Ладыженский A.M. Адаты горцев Северного Кавказа. Росюв-н/Д, 2003.

252. Лаудаев У. Чеченское племя //Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1887. Вып. 6.

253. Магомедов P.M. Дагестан. Исторические этюды. Махачкала, 1975.

254. Магомедов P.M. Россия и Дагестан. Махачкала, 1987.

255. Магомедов Н.А. Историография вхождения дербентского владения в состав России //Вопросы истории исторической науки Северного Кавказа и Дона. Вып. 3 .-Грозный, 1985.-С. 165-166.

256. Малахова Г.Н. Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVIII-XIX в. Ростов-н/Д: Изд-во СКАГС, 2001.

257. Мальбахов Б.К., Дзамихов К.Ф. Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, 11оволжьем и Крымским ханством (середина XVI-конец XVIII в.) Нальчик: Эльбрус, 1996.

258. Мальбахов Б.К. Кабарда в период от Петра I до Ермолова (1722-1825)-Нальчик, Эльбрус, 1998.

259. Маршаев Р.Г. Георгиевский договор 1802 г. //Русско-дагестанскиевзаимоотношения в XVI начале XX в. - Махачкала, 1988. - С. 3234.

260. Матвеев О.В. К проблеме терминологии и периодизации Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе //Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995. - С. 132-144.

261. Матвеев О.В., Ракачев В.Н., Ракачев Д.П. Этнические миграции на Кубани: история и современность. Краснодар, 2003.

262. Moi илевцев М.М. Краткие исторические сведения о Кавказском конном полку Кубанского казачьего войска: перемены, произошедшие в Кавказском полку с 1816 по 1845 гг. // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1994. Т. 3. С. 1-23.

263. Нарочницкий А.Л. Россия и «наполеоновские войны» за господство над Европой (сопротивление и приспособление) //Проблемы методологии и источниковедения истории внешней политики

264. России. -М.: Наука, 1986. С. 27-42.

265. Невская Т.А., Чекменев С.А. Ставропольские крестьяне. Очерки хозяйства, культуры и быта. Пятшорск, 1994.

266. Невская Т.А. Связи русского населения Ставрополья с ногайцами и другими кочевыми народами в XIX в. начале XX в. (проблемы социально- экономического развития). - Ставрополь, 1980.

267. Нерсиян М.Г. Отечественная война 1812 года и народы Кавказа. -Ереван, 1965.

268. Новичев А.Д. История Турции. 2. Новое время. Ч. 1. (1792-1839). Л.: Изд-во ЛГУ, 1968.

269. Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа. Нальчик, 1994.

270. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991.

271. Ореус И.И. Краткая история Кавказской войны //Россия в Кавказской войне. Вып. 1.-СП6., 1996.-С. 10-18.

272. Орлов П. Кубанские казаки. Откуда повелось кубанское казачье войско и как несло оно Государеву службу на благо Руси. -Екатеринодар, 1908.

273. Острогорский М. Завоевание Кавказа (1801 -1864). Рассказ из отечественной истории. СПб., 1890.

274. Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1967.

275. Очерки истории Карачаево-Черкесии. Т. 1. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. -Ставрополь, 1967.

276. Очерки истории Ставропольского края. С древнейших времен до 1917 г.-Ставрополь, 1986. Т. 1.

277. Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г. (Под общ. ред. В.Н. Ратушняка). Краснодар: Советская Кубань, 1996.

278. Подвиг 300-летнего служения России государей дома Романовых. -СПб, 1913.

279. Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М.: Красная новь, 1923.

280. Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII в. первой половине XIX в. Социально-экономические очерки. - Краснодар: Кн. Изд-во, 1989.

281. Покровский М.В. Русско-адыгейские торговые свя *и. Майкоп, 1957.

282. Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля,- М., 2000.

283. I Гопка И.Д. Терские казаки со стародавних времен: исторический очерк. Вып. 1. Гребенное войско. СПб., 1880.

284. Попка И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: очерки края, общества, вооруженный силы в двух часгях. -Краснодар, 1998.

285. Потто В.А. Кавказская война. От древнейших времен до Ермолова. -Т. 1. Ставрополь: Кавказский край, 1994.

286. Потто В.А. Два века Терского казачества (1577-1801). Т. 2. — Владикавказ, 1912.

287. Приймак Ю.В. К хронологии османского присутствия в СевероВосточном Причерноморье (конец XV первая греть XIX в.) -Армавир, 1997.

288. Проблемы методологии и источниковедения истории внешнейполи гики России. Сборник научных статей. М.: Наука, 1986. 233. Ратушняк В.Н. Вхождение Северо-Западного Кавказа в состав России и его капиталистическое развитие. - Краснодар, 1978.

289. Ратушняк В.Н. Под сгягом России. К 300-летию Кубанскогоказачьего войска//Голое минувшего. Кубанский исторический журнал. 1997. ч. 1-С. 3-7.

290. Ровинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний. СПб., 1809.

291. Романовский Н. Кавказ и Кавказская война. СПб, 1860.

292. Савельев Е.П. История казачества с древнейших времен до конца XVIII в. Ростов-н/Д, 1990. Репринтное издание, 1915-1916 гг.

293. Скиба К.В. Кубанская Линия начала XIX в. в военно-политических событиях «Кавказской войны» //Вопросы северокавказской истории Вып. 6. - Часть 1. - Армавир, 2001. - С. 43-50.

294. Служивый (Дубенский Д.Н.). Очерки покорения Кавказа. СПб., 1901.

295. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М.: Соцэкгиз, 1958.

296. Соловьев В.А. Суворов на Кубани. 1778-1793. Краснодар, 1992.

297. Сорокин Ю.А. Павел I//Вопросы исюрии. 1989 № II - С. 27-38.

298. Сотавов Н.А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. От Конеiантинопольского договора до Кючук-Кайнарджийскою мира. 1700-1774. М.: Наука, 1991.

299. Сталь. Этнографический очерк черкесского народа //Кавказский сборник. Тифлис, 1900. - Т. XXI.

300. Тебуев Р.С., Хатуев Э.Г. Очерки истории карачаево-балкарцев. -Ставрополь, 2002.

301. Ткачев Г.А. Гребенские, Терские и Кизлярские казаки. -Владикавказ, 1911.

302. Толстов В.Г. История хоперского полка Кубанского казачьего войска, 1696-1896. Под. ред. В. Потто. Тифлис, 1900.

303. Тотоев М.С. Взаимоотношения горских народов с первыми русскими поселенцами на Северном Кавказе. «Известия СОПИИ» Т. XII. Дзауджикау, 1948.

304. Туганов Р.У. Шариатское движение в Кабарде против царизма в 1799-1807 гг. //Живая старина, журнал по проблемам краеведения КБ АССР, 1991. № 1 С. 8-19.

305. Туганов Р.У. Измаил-бей. Нальчик, 1972.

306. Туганов Р.У. Кабарда и Бакария в период Ермоловщины. Ч. 1.(1816-1822 гг.) //Живая старина, № 2, 1992. С. 5-15.

307. Тхамокова И.Х. Русское и украинское население Кабардино-Балкарии. Нальчик, 2000.

308. Узденова С.Б. Народное образование и педагогическая мысль в Карачае и Черкесии (до октября 1917 г.). Пятигорск, 1994.

309. Умаров С.Ц. Эволюция основных 1ечений ислама в Чечено-Ингушетии. Грозный, 1985.

310. Утверждение русского владычества на Кавказе. Тифлис, 1904. Т. 3, ч. 1.

311. Фадеев А.В. Бухарес1ский мир 1812 юда и вопрос о кавказских границах //Ученые записки историко-филологического факультета. -Харьков, 1952.-С. 13-22.

312. Фадеев А.В. Основные этапы развития русско-кавказских связей. Ученые записки КБНИИ. Нальчик, 1960. Т. 17.

313. Фадеев А.В. Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореволюционный период. М.: Изд-во А.Н. СССР, 1957.

314. Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М.: Изд-во АН СССР, 1960.

315. Фадеев А.В. Экономические связи Северного Кавказа с Россией в дореволюционный период//История СССР, 1957 № 1. С. 15-27.

316. Фадеев Р.А. Письма с Кавказа //Фадеев Р.А. Собр.соч. Т. 1. СПб., 1889.

317. Фадеев Р.А. Шестьдесят лет Кавказской войны. Тифлис, 1860.

318. Фелицын Е.Д. Переселение на Кубань казаков бывшею Екатеринославского войска и образование из них Кавказского конного полка Кубанского казачьего войска //Кубанский сборник. -Екатеринодар, 1894. Т. 3.-С. 1-33.

319. Фелицын Е.Д. Побег с Кубани трех донских полков в 1792 году: бунт на Дону и поселение станиц, вошедших в состав Кубанского конного полка. Екатеринодар, 1895.

320. Фелицын Е.Д., Щербина Ф.А. Кубанское казачье войско. -Репринтное издание. Краснодар, 1996.

321. Феофилактова Т.М. Западные адыги в русско-турецких oiношениях во второй половине XVIII-первой трети XIX в. //Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995. - С. 278-287.

322. Феофилактова Т.М. Из истории Кубани второй половины XVIII в. -Краснодар, 1992.

323. Феофилактова Т.М. К вопросу изучения истории Адыгеи //Проблемы историографии и культурного наследия народов Кубани дореволюционною периода. Краснодар, 1991.-С. 17-21.

324. Хан-Гирей. Черкесские предания: избранные произведения. -Нальчик, 1979.

325. Хашаев Х.М. Общественный строй Дагестана в XIX в. М., 1961.

326. Хоскин Дж. Россия: народ и империя (1522-1917). Пер. с англ. -Смоленск, 2001.

327. Цеева З.А. Черкессия на карте Северного Кавказа в XV-XVIII вв. //Информационно-аналитический вестник. Вып. 6,7 Майкоп, 2003. -С. 110-124.

328. Чекменев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII в. Пятигорск, 1967.

329. Чекменев С.А. Переселенцы (очерки заселения и освоения Предкавказья русским и украинским казачеством и крестьянством в конце XVIII в.- первой половины XIX в.). Пятигорск, 1994.

330. Черноус В.В., Цихоцкий С.Э. Кавказский вопрос как геополитическая проблема: история и современность //Кавказ: проблемы геополитики национально-государственные интересы России. Ростов-н/Д, 1998.-С. 11-16.

331. Чирг А.Ю. Краткая история Черкесии (с древнейших времен до начала XIX в.). //Гибель Черкесии. Краснодар, 1994. - С. 8-35.

332. Чирг А.Ю. Основные этапы и особенности развития мюридизма на Северо-Западном Кавказе //Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х годах XIX в. Махачкала, 1994. -С. 243-245.

333. Чирг А.Ю. Черкессия в первой трети XIX в.( 1800-1829 гг.) Схватка империй за Черкесию //Гибель Черкесии. Краснодар, 1994. - С. 5670.

334. Чирг А.Ю. Назревшие задачи изучения политической истории адыгов XIX в.//Черкесия в XIX в.-Майкоп, 1991.-С. 151-162.

335. Чонов Е. Калмыки в русской армии. XVII в., XVIII в. и 1812 г. -Пятигорск, 1912.

336. Чугунцова Н.А. Колониальная система управления горскими народами Северного Кавказа //Кавказ: проблемы геополитики и национально-государственные интересы России. Ростов-н/Д, 1998. -С. 59-62.

337. Шамрай B.C. Краткий очерк меновых (торговых) сношений Черноморской кордонной и береговой линии с Закубанскими народами. С 1792 по 1864 год. //Кубанский сборник. 1902. Т. VIII.

338. Шастико П.М. К вопросу о мифической «русской угрозе» Индии // Против фальсификации истории колониализма. М., 1962. - С. 27-35.

339. Шебзухов М.Х. К вопросу о причинах и характере Кавказской войны (1817-1864 гг.)//Черкесия в XIX в. Майкоп, 1991.-С. 23-27.

340. Шевченко Г.Н. Советские историки о некоторых особенностях развития феодализма западных адыгов и их отражение в ходе Кавказской войны //Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995.-С. 144-153.

341. Шевченко Г.Н. Социально-экономическое развитие Кубани в конце XVIII -первой половине XIX в. //По страницам истории Кубани (краеведческие очерки). Краснодар, 1993.

342. Шептун С. Из истории православной церкви на Кубани . Краснодар, 1995.

343. Шильдер Н.К. Император Павел Первый. СПб., 1901.

344. Штейнберг E.J1. Английская версия о «русской угрозе» Индии в XIX-XX вв. //Исторические записки . 1950 № 33. - С. 32-45.

345. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска Екатеринодар, 1910, Т. 1.

346. Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVIII-начало XIX столетия. М.: Мысль, 1986.

347. Эсадзе Б.С. Боевые подвиги Кавказской армии. Тифлис, 1908.

348. Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и торговые.-СПб., 1869.

349. Ялбулганов А.А. Ногайцы: история демографии (XVIII-XIX вв.) //Информационно-аналитический вестник Вып. 5 Майкоп, 2002. - С. 258-269.

350. Яндаров А.С. Мюридизм учение полигическое (к вопросу о социальных истоках северокавказского мюридизма) //Кавказская война: спорные вопросы и новые подходы. - Махачкала, 1998. - С. 1517.

351. Atkin М. Russia and Iran 1780-1828. Minneapolis, 1980.

352. Gillard D. The Struggle for Asia 1828-1914.-London, 1977.

353. Nolde B. La formation de 1 Empire Russe. Paris, 1953.

354. Villari L. Fire and Sword in the Coucasus. London, 1906.

355. Watson R.G. History of Persia. London, 1866.

356. Диссертации и авюрефераты диссертаций

357. Алиева С.И. Ногайцы Северо-Западного Кавказа в исторических процессах XVIII -начала XX в.: Дис. . канд. ист. наук. 07.00.02 . -Армавир, 2000 (рукопись).

358. Ахмадов Я.З. Взаимоотношения Чечено-Ингушетии с Россией в XVIII веке : Автореф. дис. канд. ист. наук. 07.00.02. Махачкала, 1977.

359. Ахмадов Я.З. Народы Северного Кавказа во внешней политике России, Ирана и Османской империи : Автореферат дис.д-ра ист. наук. 07.00.02. Ростов-н/Д, 1989.

360. Вачагаев М.М. Чечня в годы Кавказской войны (1816-1856) : Автореф. дис. . канд. ист. наук. 07.00.02.-М., 1995.

361. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана (дооктябрьский период): Автореф. дис.д-ра ист. наук. 07.00.02 . Тбилиси, 1965.

362. Джахиева Э.Г. Кумыкские владения в международных отношениях в конце XVIII начале XIX вв. (1774-1826) : Автореф. дис. .канд. ист. наук. 07.00.02. - Махачкала, 1998.

363. Дзеранов Т.Е. Русская культура и духовно-религиозные процессы в Осетии в XVIII начале XX вв. : Дис. . канд. философ, наук 09.00.13. -Махачкала, 2001 (рукопись).

364. Жемухов С.Н. Взаимоотношения Кабарды и России в начале XIX в.: Автореф. дис. . канд.ист.наук. 07.00.02. Нальчик, 2004.

365. Ибрагимов И.Г. Агулы в XVIII первой половине XIX вв. (проблемы социально-экономического развития и политического устройства): Автореф. дис.канд. ист. наук. 07.00.02. - Махачкала, 1999.

366. Клименко Н.Г. Административно-территориальное деление кубанских земель и кавказского Причерноморья с конца XVIII века по 1937 год (проблемы организации регионального управления) : Автореф. дис. .канд. ист. наук. 07.00.02. Краснодар, 2001.

367. И.Кожев З.А. Кабарда в системе этносоциальных отношений на

368. Северном Кавказе (XVIII в.) : Дис.канд. ист. наук. 07.00.07.- М.,1998. (рукопись).

369. Колесников В.А. Формирование и функции линейного казачества Кубани в конце XVIII в. 1861 г. : Автореф. дис. .канд. ист. наук. 07.00.02. - Ставрополь, 1996.

370. Ктиторова О.В. Абазины Северо-Западного Кавказа в исторических событиях и процессах конца XVIII-начала XX в. : Автореф. дис. .канд.ист.наук. Краснодар, 2002.

371. Магомедов Н.А. Дербент и дербентское владение в XVIII-первой половине XIX в.: проблемы политического положения и экономического развития : Автореф. дис. .д-ра ист. наук 07.00.02. -Махачкала, 1999.

372. Мальбахов Б.К. Взаимоотношения Кабарды с Россией: от военно-политического союза к установлению российской админисфациисередина XVl-первая четверть XIX в.) : Дис. д-ра ист. наук.0700.02. Владикавказ, 1999. (рукопись).

373. Матвеев О.В. Кавказская война на Северо-Западном Кавказе и ее

374. Э1 неполитические и социокультурные последсгвия : Автореф. дис.канд.ист.наук. 07.00.02. Краснодар, 1996.

375. Матвеев О.В. Кавказская война на Северо-Западном Кавказе и ееэтнеполитические и социокулыурные последствия: Дис.канд. ист.наук. 07.00.02. Краснодар, 1996 (рукопись).

376. Нурдуева С.Г. Отношения Казикумукского ханства с Россией в период русско-иранской войны первой четверти XIX в. : Автореф. дис. .канд. ист. наук 07.00.02. Махачкала, 2001.

377. Пашаева Ш.Ю. Кавказский мюридизм в Дагес1ане и Чечне: возникновение, становление, развитие (1821-1838) : Автореф. дис. канд. ист. наук 07.00.02. Махачкала, 2002.

378. Поборина М.Ю. Общественно-просветительская деятельность

379. К.В.Росинского : Автореф. дис.канд. ист.наук 07.00.02.1. Краснодар, 1997.

380. Поборина М.Ю. Общественно-просветительская деятельность

381. К.В.Росинского : Дис.канд. ист. наук 07,00.02. Краснодар, 1997рукопись).

382. Скиба К.В. Кубанская линия в военно-политических событиях 18011835 гг. : Дис. канд. ист. наук. 07.00.02. Армавир, 2003рукопись).

383. Соснина E.J1. Северный Кавказ по материалам графа Яна Поюцкого (1761-1815): Авгореф. дис. .канд. ист. наук. 07.00.02. Владикавказ, 1998.

384. Тютюнина Е.С. Проблемы истории Кабарды и Балкарии в русскойисторической науке второй половины XIX в. : Автореф. дис.канд.ист. наук. -М., 1987.

385. Феодаева Ф.З. Русско-дагестанские отношения во 2 половине XVIII -начале XIX в.: Дис. .канд. ист. наук 07.00.02. Махачкала, 1971.

386. Хакулова Л.М. Русско-кабардинские отношения в 60-90-х юдах XVIII в.: Дис. канд. ист. наук. 07.00.02 Грозный, 1985. (рукопись).

387. Шаова С.Д. История кабардинцев бассейна р. Сунжа в XVI середине

388. XVIII в. и их взаимоотношения с вайнахами : Автореф. дис.канд.ист. наук 07.00.02. Краснодар, 2002.23. Справочные издания

389. Казин В.Х. Казачьи войска. Справочная книга Императорской главной квартиры. Репритное издание. СПб., 1912. - М., 1992.