автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему:
Рациональность как проблема и методология в философском дискурсе постмодернизма

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Феррони, Всеволод Владимирович
  • Ученая cтепень: кандидата философских наук
  • Место защиты диссертации: Воронеж
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.01
450 руб.
Диссертация по философии на тему 'Рациональность как проблема и методология в философском дискурсе постмодернизма'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рациональность как проблема и методология в философском дискурсе постмодернизма"

ФЕРРОНИ Всеволод Владимирович

На правах рукописи

«РАЦИОНАЛЬНОСТЬ КАК ПРОБЛЕМА И МЕТОДОЛОГИЯ В ФИЛОСОФСКОМ ДИСКУРСЕ ПОСТМОДЕРНИЗМА »

Специальность 09. 00. 01. — Онтология и теория познания

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

ВОРОНЕЖ-2006

Работа выполнена в Воронежском государственном университете.

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Кравец Александр Самуилович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Радугин Алексей Алексеевич

кандидат философских наук, доцент Канныкин Станислав Владимирович

Ведущая организация: Воронежский государственный

технический университет

Защита состоится 23 июня 2006 года в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 038. 01 при Воронежском государственном университете по адресу: 394 000, г. Воронеж, пр. Революции, 24, ауд. 312.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан «<2. -Z- » мая 2006 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета С— Комисарова Э. С.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность темы исследования.

Постмодернизм - последнее крупное философское направление европейской философской и культурной традиций. Сложность философской рефлексии над построениями постмодернистских философов связана с тем, что отсутствие исторической и культурной дистанции затрудняет наше понимание специфики рациональности в постмодернистских дискурсах. Обычно исследователи постмодерна подходят к изучению его философского пласта либо в описательном историко-философском ключе, либо предметом анализа становятся преимущественно этические и/или эстетические сегменты философской культуры постмодерна. До недавнего времени практически вне рассмотрения оставалась онтологическая и гносеологическая проблематика постмодернизма. В связи с этим, до сих пор анализ роли, места и специфики трактовки рациональности в «постсовременной» философской мысли остаётся слабо разработанным. Однако, сегодня, когда горячие споры вокруг феномена постмодернизма (в том числе в его философской версии) несколько поутихли, и мыслителей, чьи имена непосредственно ассоциируются с этим направлением, перестали числить в разряде «хулиганов от философии», на смену актуальной полемике приходит актуальность иная — необходимость трезвого и здравого анализа тех новых методов, стратегий и тактик философской рефлексии, которые вырисовались в текстах философов-постмодернистов. Подобный анализ позволит пролить свет на специфику развития рациональности в новейший период, так как, быть может, мы сегодня являемся свидетелями зарождения и становления нового исторического типа рациональности. В соответствии с данной установкой, предметом нашего рассмотрения является не столько постмодернистская философия с позиции того или иного типа рациональности, сколько проблемы и методология «новой рациональности», вырастающей внутри постмодерна.

Степень разработанности проблемы.

Специфика проблемы требует подъема значительного массива литературы, который можно условно разделить на три основных блока.

1. Работы, в которых рациональность тематизирована и проблематизирована, а также — в качестве особого поворота исследования -посвященные проблеме типологизации рациональности — как «горизонтальной» (по сферам приложения), так и «вертикальной» (исторические типы рациональности).

2. Работы, исследующие проблему истоков, становления и специфики собственно постмодернистского дискурса во всем многообразии его аспектов.

3. Труды самих философов — постмодернистов, прежде всего, те, в которых в том или ином ракурсе рассматривается гносеологическая (эпистемологическая) проблематика, связанная как с постмодернистской рефлексией над рациональностью или с критикой ее исторических типов и форм, так и с «проектами» «новой рациональности».

Соответственно в историческом аспекте становления философской рациональности нами были рассмотрены концепции таких классиков

европейской мысли, как Аристотель, Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Г.-В.-Ф. Гегель, Л. Фейербах, Ф. Ницше, В. Соловьев, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, М. Вебер. Проблему рациональности в философии науки поднимали как зарубежные (Л. Витгенштейн, Т. Кун, И. Лакатос, Л. Лаудан, Н. Решер, Г. Селье, Дж. Серль, Ф. де Соссюр, и др.), так и отечественные (В. П. Визгин, А.С Кравец, Л. А. Маркова, Н. Ф. Овчинников, А.И. Ракитов, 3. А. Сокулер) ученые. Логико-методологическое рассмотрение рациональности содержится в работах таких авторов, как Н. С. Автономова, И. С. Алексеев, Ю В. Ивлев, И. Касавин, В.А. Лекторский, Н.С Мудрагей, Е.П. Никитин, К. Поппер, В. Н. Порус, Ю Б. И. Пружинин, Г. И. Рузавин, М.А. Розов, К. В. Рутманис, В. С. Швырев. Проблема типологизации рациональности получила освещение в трудах В. П. Гайденко, П. П. Гайденко, В. Н. Катасонова, Е. Ю. Леонтьевой, М. К. Мамардашвили, Т. Б. Романовской, Г. А. Смирнова, Н. М. Смирновой, В. С. Степина. Аксиологический аспект рациональности был исследован А. А. Кравченко, А. Л. Никифоровым, В. Н. Порусом, Г. Л. Тульчинским, Е. Л. Чертковой. Проекты «новой» («расширенной») рациональности были в разное время предложены или проанализированы такими авторами, как Г. Башляр, П. Бурдье, Г. Гачев, К. Глой, П.С. Гуревич, А. А. Новиков, В. Н. Порус, П. Фейерабенд, К. Хюбнер.

Среди авторов описательных историко-культурологических работ, посвященных постмодерну, мы можем указать такие имена, как В. Габарди, В. Декомб, Д. В. Зато'нский, Р. Инглхарт, И. П. Ильин, П. Козловски, А. С. Колесников, Дж. Мак-Гоуэн, А. М. Пятигорский, В.Н. Фуре, И. Хассан. Отдельные аспекты постмодернизма (преимущественно этико-эстетические или социальные) изучались С. Бак-Морс, В. М. Диановой, В. Л. Иноземцевым, В. Курицыным, Дж. Мак-Камбером, А. С. Макарычевым, Н. Маньковской, В. Рудневым, А. Секацким, А. Д. Серлукиным, С. Ушакиным, М. Эпштейном. Наконец, проблема рациональности в постмодернизме привлекла внимание таких ученых, как Н. С. Автономова, Е. Гурко, Л. А. Маркова, М. А. Можейко, Г. П. Тульчинский, М.А. Чешков.

Что касается третьего блока, то рассматриваемые нами авторы избирались по двум взаимодополняющим основаниям: либо они сами «позиционируют» себя в качестве «постмодернистов», либо их таким образом рассматривает подавляющее большинство исследователей постмодерна. В их число вошли А. Арто, Ж. Батай, М. Бланшо, Ф. Гваттари, Ф. Джеймисон, Ф. Лаку-Лабарт, Ж.-Ф. Лиотар, Поль де Ман, Ж-Л. Нанси, Л. Филлер, У. Эко. Однако преимущественно наше внимание было сконцентрировано на концепциях таких философов, как Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ж. Деррида, Р. Рорти и М. Фуко. Объект исследования:

рациональность как гносеологический и культурный феномен. Предмет исследования:

формы рациональности в философском дискурсе постмодернизма. Цель и задачи исследования.

Цель работы - реконструировать специфику современного понимания философской рациональности, выявить спектр трактовок философской

рациональности в постмодернистских философских дискурсах и наметить основные черты и проблематику методологии рациональности в дискурсе постмодернизма.

Данная цель реализуется на основании решения следующих исследовательских задач:

1) рассмотреть гносеологический аспект эволюции рациональности в европейской философской традиции;

2) проанализировать современное понимание и трактовки рациональности, сложившиеся на основаниях данной традиции;

3) провести семантический анализ термина «рациональность»;

4) исходя из полученных результатов, определить структуру инвариантного философского представления о рациональности;

5) на основании предполагаемой структуры выявить схему типологизации рациональности;

6) рассмотреть истоки и становление философской мысли постмодернизма и выявить его исторические VI логические основания; ;

7) проанализировать некоторые модели философской рациональности, как эксплицированные, так и имплицитно присутствующие в трудах представителей постмодернистской философской мысли;

8) провести компаративистский анализ этих моделей;

9) найти место постмодернистских презентаций рациональности в обшем дискурсе философской рациональности;

10) на основании полученных данных наметить основные черты и интенции развития постмодернистской рациональности.

Теоретико — методологическая основа исследования.

Основным требованием, предъявляемым к методологии, является релевантность методов объекту и предмету исследования. В силу разнообразия и высокой степени эклектичности постмодернистских дискурсов неизбежно использование многообразных методов в их исследовании. Однако, в целом, данная работа строится на основании метода восхождения от абстрактного к конкретному (от анализа структуры рациональности к специфике философской рациональности в постмодернистских дискурсах), что обеспечивает её внутреннее единство. Кроме того, нами были использованы принципы и методы историзма, объективности, конкретности, единства исторического и логического. На определённых этапах исследования применялись методы семантического и компаративистского анализа.

Научная новизна исследования.

1. Намечен новый подход к рациональности как творческому способу опосредования между бытием и мышлением.

2. Определены гносеологические характеристики рациональности и предложена модель ее структуры.

3. Рациональность рассмотрена в широком контексте духовного освоения действительности (философском, научном, художественном).

4. Предложена рабочая схема иерархии типов рациональности.

5. Переосмыслен метод единства исторического и логического в контексте понимания рациональности как связи между бытием и рефлексией над ним.

6. Исследованы истоки и становление философии постмодернизма от Гегеля до наших дней.

7. Выявлены спецификации рациональности, имплицитно или эксплицитно содержащиеся в трудах философов-постмодернистов — Фуко, Деррида, Делеза, Бодрийяра, а также «неопрагматиста» Р. Рорти.

8. В соответствии с предложенной структурой и типологией рациональности рассмотрена специфика постмодернистского философского дискурса, а также намечены основные черты постмодернистской философской рациональности и указаны интенции её развития.

Положения, выносимые на защиту.

1. В наиболее общем философском плане рациональность предстает как характеристика отношения между бытием и мышлением. Структура философской рациональности включает в себя несколько компонентов, которые мы условно называем: «логика», «интуиция» и «эрудиция» (связь единства и множественности). «Логика» обеспечивает внутреннюю связь структуры, «интуиция», конституируя (схватывая) предметность, тем самым «отвечает» за единство дискурса, «эрудиция» обеспечивает возможность мыслить множественность.

2. Учет взаимосвязи данных компонентов в их исторической эволюции позволяет выявить основные типы отношения мышления к бытию -рационализм, акцентирующий логику, иррационализм, подчеркивающий роль интуиции и антирационализм, делающий акцент на принципиальной множественности — а также снять их жесткую оппозицию в философском дискурсе.

3. Постмодернистское «недоверие к метанарративам» (Ж.-Ф. Лиотар) и отказ от «вертикального» измерения бытия влекут за собой переосмысление традиционных для классической рациональности «бинарных оппозиций», ликвидацию дуализма бытия/мышления, субъект/объектной парадигмы, отказ от какого бы то ни было «центризма», «хаотизацию» «космоса» и решение проблемы «разрыва» между бытием и мышлением путем сведения «мира вещей» и «мира идей» на одну «поверхность».

4. В работе показывается, что постмодернизм предлагает «расширенное» понимание рациональности, включающее в себя считавшиеся ранее ир- и даже анти- рациональными элементы и основанное на констатации принципиальной множественности «вещей», а посему требующее акцентуации «эрудиции» как способа постижения этой множественности.

5. Несмотря на «вызов», брошенный постмодернизмом традиционному пониманию рациональности, постмодернистская философия, как имплицитно, так и эксплицировано, содержит позитивные концепции «новой рациональности». Продемонстрировано, что философы постмодерна ищут способ прорыва «по ту сторону» «уже известного», к абсолютно новому. Постмодернистский дискурс, таким образом, стремится выйти за границы предзаданных классическими «метанарративами» смыслов и включить в лоно

«новой рациональности» всю множественность спектра ветвящихся маргинальных смыслов, «хаотизировать» наличные структуры рационального мышления и подчеркнуть «момент парадоксальности» в акте смыслопорождения, что влечет за собой отказ от всех видов фундаменталистского монизма. Исходя из вышеизложенного, постмодернисты рассматривают саморазвивающуюся структуру языка как пространство возможностей для философского экспериментирования.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что в нем предлагается переосмысление проблемы рациональности в контексте новейшей западной философии. Кроме того, выводы и основные положения диссертации могут быть использованы при разработках спецкурсов, а также в преподавании базовых курсов по философским дисциплинам.

Апробация работы.

Ряд положений и промежуточных результатов диссертационного исследования отражен в 5 публикациях, обсуждался на научных сессиях ФИПСИ ВГУ, а также использован автором при подготовке и проведении учебного курса «Философия и методология науки».

Структура и объем работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав, содержащих 11 параграфов, и заключения. Список литературы включает 172 наименования. Общий объем работы - 212 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

ГЛАВА 1. Эволюция философской рациональности.

§ 1. К истории проблемы рациональности. Происхождение термина «рациональность» восходит к латинскому слову «ratio» («счет», «перечень», «сумма»,, и т.п.) и к греческому слову «рэтой» («соизмеримость», «пропорциональность», «выразимость»), В силу изначальной многозначности термина в философии существует множество воззрений на рациональность, при отсутствии ее общепринятого определения и строгого методологического решения ее проблемы, что провоцирует некоторых ученых вообще отказаться от употребления и анализа данного понятия. В понятии «рациональность» отыскивают все возможные логические ошибки определения понятий — «порочный круг», определение «темного через еще более темное», и т. п. В то же время, указывая на черты рациональности, говорят о логичности, целесообразности, простоте, эффективности, согласованности.

Для того чтобы проследить, как возникла эта проблема, необходим экскурс в историю становления рациональности, которая уходит своими корнями в античную Грецию, где Парменидом был впервые сформулирован тезис о тождестве бытия и мышления, следствием которого было совпадение структур бытия и разума. Из этого вытекают требования, которые предписала античность (в лице Аристотеля) рациональности — «правильность» форм мышления является необходимым условием познания реальности. Таким образом, высшим достижением античного философского дискурса явилось

возникновение логики. Термин «логос», давший название новой науке, семантически сводит воедино язык и онтологию. Для древних греков структуры языка, мысли и бытия — едины, а рациональность есть самообоснование Ума, за пределами которого нет ничего.

Если у Аристотеля основным субъектом познания являлась «душа», причастная в своей конечности к свойствам бесконечного Божественного разума посредством мышления, то в Средние века единственным источником познавательной активности явился Бог, непостижимый для человеческого разума. Доступно лишь Его Слово — «Логос», которое становится основным объектом познания. Признание источником рациональности «иррационального», непознаваемого Божества радикально отличает средневековую мысль от простого античного тождества бытия и мышления. Так, впервые рациональность обогащается «самопризнанием» невозможности вывести свои собственные основания из самой себя. В средневековой мысли возникает «зародыш» рациональности Нового времени: разделение процесса познания на субъект и объект.

Реформация, увидев знак божественного избранничества в благосостоянии, заложила тем самым культурные основания для ност-реформационного требования изучения, наряду с Книгой Писания, и «Книги Природы» (Ф. Бэкон), чем подготовила почву для науки Нового времени, в которой рациональность впервые становится синонимом «научности». Основными чертами ее становятся: 1) раскол на субъект и объект; 2) механичность; 3) эксперимент; 4) отношение господства над природой. Человек, ставя себя на место познающего субъекта, уравнивает себя с Богом. В результате рассудок и разум отождествляются, так как если познающий субъект в состоянии «испытать» природу, то отпадает необходимость в античном разуме как способности «интеллектуальной интуиции», проникающей непосредственно в бытие и «схватывающей» его целостность и единство. Но раскол познания на «допрашивающий» субъект и «допрашиваемый» объект в результате привел и к расколу бытия, что нашло выражение, с одной стороны, в дуализме Р. Декарта, с другой же - в попытке эмпириков свести познание к чувственному опыту, приведшей к юмовскому отрицанию возможности рациональности (и «научности») вообще.

Новую попытку решить проблему рациональности, исследуя ее структуру, предпринимает Кант, для чего он предлагает различать два способа применения разума: формально-логический и трансцендентальный. Однако Кант, провозгласив, что мы способны познать только то, что сами «сконструировали» посредством априорных форм нашего рассудка и разума, не смог до конца разрешить проблему Декарта, допустив существование «вещей-в-ссбе». Кроме того, что Кант не обрел заново утраченного единства бытия и мышления, он не учел еще и то обстоятельство, что трансцендентальные структуры разума могут эволюционировать. Однако заслуга Канта в том, что он впервые представил рациональность как деятельность познающего субъекта.

Гегель, стремясь устранить «вещь-в-себе», мыслит рациональность как основное свойство Абсолютной Идеи, отождествляемой им с Мировым

Разумом, что выглядит как попытка возродить античное тождество бытия и мышления. Для этого Гегель изобретает новый стиль мышления -диалектическую логику, провозгласив основным движителем мысли не стремление к единству (тождеству), а противоречие, что обернулось существенным ограничением возможностей основы античной рациональности — формальной логики.

Диалектический материализм сосредоточил особое внимание на генезисе рациональности, категории которой суть понятия человеческого мышления, отражающие законы объективного материального мира путем многократного повторения различных логических фигур. Однако здесь кроется противоречие: признавая активность субъекта в познавательном процессе, диамат трактует сам этот процесс как отражение природы, тем самым одновременно исключая из него познающий субъект.

Крупнейшие представители «иррационализма» - Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше - вообще подвергали сомнению ценность рационального познания, противополагая ему слепой «прыжок» к вере, «мировую волю» или «волю к власти». В конце XIX века рациональность отходит на задний план философского «мейнстрима».

§ 2. Проблема рациональности в XX веке. Последующие представители антисциентизма снова оказываются озабоченными проблемой рациональности, с той лишь разницей, что они ищут ее не в научном дискурсе, а в философско-художественном мышлении. Отсюда возникает идея, что «чистой» рациональности, без примеси иррационального компонента, не может быть. Н. Бердяев критикует- сциентистскую рациональность за ее выводной характер, за «дурную бесконечность» рационального мышления, не способного дать себе самому собственные основания, подчеркивая необходимость веры и интуиции для научного познания. К.-Г. Юнг указывал на принципиальную «усредненность» рациональности, ее «приспособленческий», нетворческий характер.

Среди апологетов рационального мышления следует назвать М. Вебера, согласно которому рациональность есть определяющая черта современной европейской цивилизации, которой Европа «обязана» за процесс «расколдовывания мира», что привело к возникновению капитализма -рационально организованного способа хозяйствования. Вебер склонен рассматривать рациональность в качестве субъекта, а не предиката человеческой деятельности. В результате рациональность выступает как «оптимальность», как соответствие средств цели, что позволяет различать «ценностную» и «целевую» рациональности. Таким образом, рациональность начинает «множиться», дифференцироваться. Одним из предтеч полагания «множественности» типов рациональности явился марксизм, отметив наличие в обществе классов-антагонистов, каждый из которых обладает присущей лишь ему культурной «надстройкой», включающей в себя и характерные формы «правильного» мышления. Тенденцию к «расширению» понятия «рациональность» можно отметить у К. Хюбнера, который, указывая на такие черты всякой рациональности, как «познаваемость, обосновываемость,

последовательность, ясность и общеобязательная приемлемость», выделяет ряд типов рациональности, исходя из принципиальной интерсубъективности рационального знания. Вывод: рациональность есть нечто формальное, что относится только к уже положенному содержанию, неважно, науки, религии или мифа.

Подобные обобщения, противопоставляющие рациональность «научности», вызвали реакцию со стороны позитивистов - демаркационистов, исходящих из положения, что рациональная наука не может следовать из иррациональной мысли, что в результате приводило к чрезмерному ограничению сферы «рационального». Так, Т. Кун и К. Поппер рассматривали рациональность, прежде всего, как рациональность методологии, связанной с описанием правил и норм деятельности ученого, к которой непосредственно принципы рациональности неприменимы. Это спровоцировало П. Фейерабенда провозгласить «методологический анархизм», согласно которому в равной степени правомерны различные типы рациональности, «единство» же научного познания объясняется исключительно конвенционализмом.

Сохранить «единство» рациональности пытаются концепции, которые усматривают возможность рациональной научной дискуссии в наличии «общего языкового каркаса и универсальной общезначимости логических правил» (Р. Карнап). Иная попытка вернуть утраченное единство была предпринята немецким социальным философом Ю. Хабермасом, согласно которому «существует лишь одна... рациональность, которая заключается в том, чтобы обнаруживать всеобщее под разнообразием страстей и предрассудков». Ключевое понятие у Хабермаса — это языковой дискурс, который он интерпретирует как рациональные формы аргументации, необходимые для анализа взаимопротиворечивых высказываний.

В современной западной философии вновь наблюдается тенденция к обобщению понятия «рациональность». Дабы учесть все имеющиеся предикаты этого термина, в состав рациональности включаются элементы не- и иррационального.

Подводя итог, можно сказать, что «история» рациональности движется от «первоначальной простоты» ее понимания в Античности к «цветущей сложности» современной трактовки, акцентирующей многообразие ее форм. Параллельно с этой тенденцией, постоянно присутствуют «охранительные» попытки свести описываемую «множественность» к новому, системному, «единству».

Итак, первое значение термина «рациональность» - оптимизация деятельности, практичность, способность наилучшим образом достичь поставленной цели. Здесь намеченное М. Вебером различение ценностно- и целерационального действий может быть рассмотрено и в плане различия между философской и научной рациональностями. Первый тип ориентирован на субъект и «предпонимание» им ситуации; второй - на объект и манипуляции с ним. Из этого вытекает несколько проблем.

1. В чистом виде ни один из этих типов не встречается. Любая манипуляция с объектом неразрывно связана с установками познающего и действующего

субъекта. Роль философской рациональности должна заключаться в гармонизации этих двух типов. Если поиск направлен в сторону обнаружения максимальной оптимизации этого соотношения, философская мысль приобретает целерациональные черты; если же философ ориентируется на установление самих целей, имеет место ценностная рациональность.

2. Однако, философа может интересовать не столько достижение целей, сколько феноменологическое описание самого процесса познавательного акта. Здесь возникает второе значение исследуемого понятия - определенный тип гносеологической интенции сознания, обеспечивающий процесс познания мира и самого себя в качестве познающего субъекта (Кант, Гуссерль). В этом контексте «иррациональное» представляется сферой либо еще не познанного, либо принципиально непознаваемого, а основания рациональности, сами по себе не поддающиеся рациональному анализу, потенциально оказываются в данной сфере. Представляется, что установив черты рациональности как гносеологической интенции, мы скорее поймем и «научность науки», так как своим возникновением наука обязана определенному «повороту» философской мысли. Таким образом, формы миросозерцания оказываются первичными по отношению к опыту; любой опытный факт определяется изначальным теоретическим выбором.

3. Упорядоченность связана с логическими структурами; единство и целостность мира — с интуицией; однако сам непосредственный эмпирический опыт как необходимый компонент рациональности имеет дело, прежде всего, со «знанием» множественности вещей. Для того чтобы познать общие закономерности структур и единств, выступающих в качестве объектов познания, необходимо включить в саму познавательную способность функцию познания «чистых», «дорациональных», единичностей («сингулярностей») опыта, впоследствии объединяемых теоретическим разумом в предстоящие ему объекты.

4. Основная сложность состоит в том, что сегодня множественность не просто присутствует во «внешнем» мире вещности, а становится неотъемлемой частью «предпонимания» мира, в силу многообразия наличных философских «метанарративов» и отсутствия «привилегированного» дискурса. Отличительной чертой познавательного процесса в «состоянии постмодерна» становится принципиальная множественность, присущая как миру «вещей», так и миру мысли.

Необходимое «предзнание» этой множественности, понимаемое как опыт ориентирования в многообразии наличного материала, мы будем именовать «эрудицией», трактуемой также , как опосредованный опыт предшественников, имплицитно присущий самой возможности выбора тех или иных оснований рационального дискурса.

§ 3. Структура философской рациональности. Доказательства вышеизложенного начнем с логико-семантического анализа понятия «рациональность». Данный термин является понятием абстрактным, т.е., он обобщает не предметы, а их свойства и отношения между ними. Рациональность также не есть субъект, но предикат, релевантный не столько

миру, сколько человеку, и рассматривать ее необходимо не как онтологическую данность, а как систему отношений.

Философская рациональность представляется как отношение между бытием и мышлением. При этом неявно предполагается, что разум устроен по тем же законам, что и бытие. Но постулат о единстве бытия и мышления, как было показано выше, сам по себе представляет проблему.

Возможно предположить, что нечто в структуре самой рациональности должно обеспечивать некоторое подобие искомой связи. Принять же принципиальную «бесструктурность» рациональности есть сопШиНси'о ш афесШт, так как ее функция - упорядочивание мира. Рациональность, понятая как структура, включает в себя: 1) множество элементов; 2) свойства этих элементов; 3) отношения между ними. Отношениям между элементами множества в данном случае соответствует логика. Однако констатация наличия логических структур в разуме не есть доказательство их присутствия в бытии. Разумеется, бытие «отвечает» на те или иные инвариантные группы вопросов всегда одинаково, но сами ответы зависят от наших вопросов, что К. Хюбнер называет «чистым опытом». Рациональность должна с необходимостью предполагать наличие единства «чистого опыта», т.е.- единство самого бытия, которое, хотя и обеспечивает деятельность разума, из его собственных структур не следует.

Если искомое нами единство не следует напрямую из «чистого опыта», и не вытекает из логики; то в таком случае в структуру рациональности должны быть включены компоненты, обеспечивающие возможность данного единства. Эту присущую разуму способность постулирования разнообразных «первоначал» мысли, а также связанную с ней возможность «схватывания» познающим разумом подобных единств, мы назовем интуицией. В предполагаемой нами структуре рациональности интуиция подобного единства, распространяемая как на отдельные множества объектов, так и на мир в целом, будет являться аналогом свойств элементов множества (а именно — свойства быть/не быть единством). При этом сохраняется возможность конструирования самых разнообразных «единств», пример чего являют различные философские системы. Таким образом, соотношение рационального и иррационального «начал» в. рациональном познании можно уподобить системе необходимых «сдержек и противовесов» разума. Здесь открываются два возможных пути: либо ограничить сферу рациональности исключительно принципиально «проверяемым» знанием, вынеся философию за рамки «рационального» вообще, либо попытаться отыскать в структуре философской рациональности «составляющую», которая бы «уравновешивала» и соединяла, в свою очередь, логическое и интуитивное ■* некую область «чистого опыта» философии.

Роль «связки» между бытием и мышлением выполняет такой компонент структуры рациональности, как «эрудиция» (понимаемая как «круг (известного) знания»), «Эрудиция» в намеченной структуре рациональности связана с проблемой множественности, и является, соответственно, аналогом множества множеств элементов.

Поскольку сама рациональность рассматривается нами как «связка» между миром и мышлением, и поскольку для науки «мир» присутствует как «чистый опыт», то и у рациональной философии тоже должен иметься некий аналог такого «опыта», т.е., свой собственный «эмпирический материал», в качестве которого выступают разнообразные философские системы. Эта «эмпирия» философии связана с «эрудицией», понимаемой как необходимое знакомство с накопленным опытом и знаниями прошлого. Философская рефлексия есть именно рефлексия над «кругом знаний», в том числе, и вненаучных. Всякая же попытка фундаменталистского монизма редуцировать этот «круг знаний» к «единому началу» представляет собой акт насилия над мыслью и над самой реальностью, так как существенно обедняет картину мира. Единственным возможным противовесом такому упрощенно-монистическому взгляду на мир является признание необходимости «эрудиции» как рефлексии над множественностью без попытки ее редуцирования. Эрудиция выступает как необходимое условие понимания как качественной множественности мира, так и способов ее представления в мышлении.

На основании вышеизложенной структуры рациональности, можно вывести следующую ее типологию.

Рациональность существует: отрефлектированная / неотрефлектированная (под последней понимается рациональность трудовых операций, не осознаваемая самим агентом деятельности, например, «бриколаж», описываемый К. Леви-Строссом как основной метод первобытного мышления). Первая, в свою очередь, делится на: «здравый смысл» («логическая» обработка эмпирического опыта, обусловленная принятием «системы координат», некритически заимствованной из «эрудиции» - знания, накопленного «авторитетными» на данный момент предшественниками) и на «критицизм» -критический поиск «оснований», предшествующий возможному «чистому опыту» и обусловливающий получение инвариантных «ответов» реальности. Последний тип можно разделить на «научный критицизм» (поиск оснований, ориентированный на эмпирию с целью получения нового возможного «чистого опыта») и на «философский критицизм» — критику и обоснование самих теорий как эвристически необходимых «конструктов» мышления.

Исходя из вышеизложенной схемы структуры рациональности, можно предположить, что рационализм/иррационализм/антирационализм как философские направления, различаются между собой «смещением» акцентов на, соответственно, логику/интуицию/эрудицию. Хотя позицию философов-постмодернистов можно определить как анти-рационалистическую, нам представляется более корректным говорить не столько о резком противопоставлении рационализма, иррационализма и антирационализма, сколько об их взаимопереходе и взаимодополнительности.

ГЛАВА 2. Истоки и становление постмодернизма.

§ 1. Постмодернизм как философское направление. Мы именуем «постмодерном» определенный культурно-исторический период (вторая половина XX века); под «постмодернизмом» же предлагается понимать теоретический философский анализ и обоснование «ситуации постмодерна».

Ч. Дженкс и Л. Стейнберг отмечают две характерные черты искусства постмодерна: 1. В произведениях постмодернистов выступает не сама реальность, а «образы образов». 2. Для достижения этой цели используется тотальный эклектизм.

Программное значение для постмодернистской мысли имела статья Л. Фидлера «Засыпайте рвы, пересекайте границы», в которой автор призывал ликвидировать грани между элитарным и массовым искусством, что должно послужить сближению искусства и жизни. Философские трактаты Ж. Деррида, Ж. Делеза, М. Фуко, появившиеся в 1960-е гг., отмечены общими чертами: попыткой подвергнуть разрушению и перестройке классическую философскую онтологию, гносеологическую рационалистическую субъект/объектную парадигму, пересмотреть логику как основание европейской науки, тем самым подвергнув критике понятие рациональности вообще.

Чтобы проанализировать истоки и становление постмодернизма, необходимо учитывать, что, с одной стороны, рефлектирующая философская мысль отражает реалии «внешнего» мира (что мы будем называть становлением); с другой стороны, полагая в качестве предмета своей рефлексии также и саму себя, она движется по имманентным законам своей собственной логики (что назовем истоками философского направления).

Становление постмодернизма связано с трагедией двух мировых, войн, возникновением иррациональных в основе, но «рациональных» в своей риторике, тоталитарных режимов; экологическими катастрофами, порождающими новые смысловые контексты оппозиции «жизнь/смерть». Следствием всего этого выступает реактуализация идеи «конца истории», «безвременья» современности. За этим последовало крушение фундаменталистских взглядов и идеологий, резкое расширение пространства обитания отдельного человека, причиной чего явилось бурное развитие СМИ и транспорта, что сблизило страны и континенты с разными культурами. Традиционные категории пространства и времени были переосмыслены: время подверглось «опространствлению». Следствия этого - деструкция иерархии культур и критика «европоцентризма», а также рост в геометрической прогрессии количества информации, что вызвало защитную реакцию разума, выразившуюся в его «скольжении по поверхности» без принципиального углубления в поиск онтологических оснований. Мир парадигмально стал восприниматься как хаос; знаки реальности подменяют собой саму реальность. В «хаосе» «постмодернистской чувствительности» наука и искусство как бы меняются местами: наука становится все более «иррациональной», не имеющей выхода в эмпирию; искусство же (особенно, массовое) все более «рационализируется», примитивизируется, как то имеет место в поп-культуре и в СМИ, ориентирующихся на массовое воспроизводство упрощенных образцов и стереотипов.

Истоки постмодернизма прослеживаются уже у Гегеля, а именно: 1) идея ликвидации субъект/объектной дихотомии; 2) логическое противоречие как основание развития мышления и бытия; 3) критика формальной логики; 4) игра взаимореферирующими категориями «бытие/ничто»; 5) подмена мира

понятием о мире, создающая предпосылки для понимания мира как «текста». Марксизм внес свою лепту в формирование постмодернистского стиля мышления, указав на принципиальную дихотомичность («множественность») любой представлявшейся до того единой социальной структуры, а также сведя человека к «совокупности общественных отношений», что легло в основу постмодернистской концепции «смерти человека».

Ф.Ницше, считая, что, сделав выбор в пользу науки, который следовал из выбора в пользу Единого Бытия в ущерб многообразию, европейская культура существенно проиграла, заложил основания постмодернистской критики рациональности. Стиль мышления Ницше, который использовал вместо категориального аппарата поэтико-символические образы, а также его идея о том, что истина есть «марширующая армия метафор», явились предпосылкой постмодернистского стилистического и интеллектуального эклектизма.

М. Хайдеггер может быть рассмотрен как предтеча постмодернизма, так как в его философии язык предстает в качестве не зависящей от субъекта, первичной по отношению к нему, структуры.

Ф. Де Соссюр, указав, что в языке связь между означаемым и означающим является произвольной, а в основе функционирования языка лежит различие между звуками и буквами, а не образования субстанциального характера, также внес свою лепту в становление постмодернизма, так как из его положений, в их «постсовременном» прочтении, следовало, что язык «случаен» и произволен. На этом основывается вывод постмодернизма: язык не подконтролен отдельному индивиду, а реальность существует исключительно в пространстве языка. В свою очередь, это положение вновь подняло проблему фактичности бытия, которая породила постмодернистскую концепцию онтологии случайности и «хаоса/космоса».

Непосредственные предшественники постмодернизма — французские структуралисты, опиравшиеся на идеи Соссюра - расширили понятие речевого дискурса до обозначения любого значимого единства, а также выявили проблему «структуры структур», парадоксальность которой послужила основанием для постмодернистского отказа от онтологии.

Становление и истоки постмодернизма определили характерные черты постмодернистской мысли. 3 онтологии это - замена универсальных принципов субстанциальности 'и развития на «различие и повторение», онтологизация случая. В гносеологии — попытка ликвидировать картезианскую субъект/объектную парадигму, а также - стремление пересадить методы гуманитарных наук на почву естественнонаучных дисциплин, что порождает понимание бытия и его феноменов как структур языка. В социальной философии и антропологии — попытка редукции концепта «человек», вплоть до возможности его полного исчезновения. Такой подход вызывает к жизни этику гиперплюрализма.

§ 2. «Археология знания» как проект методологии «новой рациональности». Согласно М. Фуко, любой текст необходимо исследовать через контекст, обусловливающий саму возможность возникновения данного текста, т.е., через пространство исторически случайных практик

«высказываний». Такая позиция, во-первых, требует активизации «эрудиции» как необходимого условия возможности выявления «высказываний», порождающих «дискурсивные пространства»; во-вторых, направляет интерес исследователя не столько на выявление сходств между спецификациями научного знания в различные эпохи, сколько на поиск различий («разрывов») в диахроническом срезе, путем проявления сходств в синхроническом. Именно «разрывы» определяют «точки бифуркации» - появления нового.

Фуко в качестве дискурсивного критерия принимает практику, подразумевая под таковой не-референтную речевую практику порождения новых высказываний в имманентном пространстве дискурса. Таким образом, «практика» у Фуко есть прагматика (как само-смыслопорождение). Фуко жертвует единством «интуиции» в пользу «эрудиции» - возможности мыслить не «сингулярностями», а множественностями, каковыми и предстают «дискурсивные формации».

Таким образом, новая рациональность постмодерна отказывается от единства познающего субъекта в пользу множества «дискретных» единиц знания, сочетающихся в постоянно-изменчивые множественности.

В качестве единицы дискурса выступает высказывание, которое отличается от логической пропозиции или грамматической фразы тем, что его постоянно изменяющийся контекст открывает возможность множественности референтов - высказывание всегда «существует вне любой возможности появиться вновь».Так как возможно множество произвольных контекстов, которые единственно являются референтами «высказываний», каждое «высказывание» приобретает возможность иметь бесконечное количество смыслов. Сам говорящий субъект предстает лишь в качестве одной из случайных констелляций высказываний. '

Однако, поскольку «анализ высказывания соответствует частному уровню описания», тотальный «метадискурс» принципиально невозможен, следствием чего является отказ от онтологии. Фуко предлагает фрагментарную, «частную», рациональность, в самой себе черпающую свои основания. Но проблема в том, что расширение контекста поглощает текст, т.е. бесконечно изменчивый контекст задает возможность бесконечной интерпретации первоначального текста, что и делает одну и ту же фразу разными высказываниями. Цена этому -отказ от референции с «реальностью» как объективным миром, и заменой ее референцией с «возможными» мирами, имманентными текстам. Это - инверсия рассмотрения мира как текста: текст подменяет собою мир.

§ 3. Программа деконструкции и рациональность. Ж. Деррида, критикуя структурализм, замечает, что всякая структура предполагает наличие центра, однако, сам центр «не вписывается» в полагаемую им структуру и, следовательно, является ее элементом лишь фиктивно. Деррида «выворачивает» структурализм «наизнанку». Он замечает, что знак, функция которого традиционно понималось как репрезентация мира объектов, на самом деле указывает не на наличие объекта, а на его отсутствие. Следовательно, «метафизика присутствия» традиционной рациональности внутренне противоречива.

Новая онтология «отсутствия» требует соответствующего метода мышления, в качестве которого выступает проект «деконструкции», призванный указать выход за рамки, заданные бинарными оппозициями, лежащими в основании «европоцентристской» рациональности, т.к. они предполагают неявную иерархичность бытия. Чтобы выйти за полагаемые рациональностью самой себе пределы, необходимо: 1) перевернуть устоявшуюся иерархию членов «бинарной оппозиции» означающего/означаемого; 2) через обратное «перевертывание» полученной иной «иерархии» добиться самораспада «иерархичности» как структуры вообще.

Согласно Деррида, наука о словах и знаках является основанием любой науки, в том числе и самой себя. Отсюда следует, что сама идея науки появилась вместе с письменностью и есть проект, реализующий себя в языке. Это «подтверждает» парадокс Деррида - письмо предшествует речи. Проект «деконструкции» призван вернуть письменному слову его статус. Мир как система «письменных» знаков предстает как инфинитная последовательность саморазличающихся «следов следов», отсылающих к отсутствующему «пра-тексту». «Письмо» же есть бесконечная игра различий, выявить которые на его «поверхности» призван проект «деконструкции».

§ 4. Проблема типологии рациональности в постмодернизме. Ж. Делсз предлагает новую модель структуры языка, «размыкающую» традиционную структуру: означающее, означаемое, референт. Он обращается к логике стоиков, которые проводили различие между двумя типами объектов: «вещами» и «событиями» на «поверхности» вещей. Для фиксации невещественных «событий» Делез предлагает собственную структуру знака — денотацию, манифестацию, сигнификацию и смысл. Ключевым здесь является понятие смысла, призванное уловить чистое «событие» - становление.

Делез уподобляет отношение означающего и означаемого постоянно разбегающимся «сериям» «мест без пассажира» и «пассажиров без места», которые могут совпасть лишь в нефиксируемый промежуток «поверхностного» «события», которое есть нон-сенс (бес-смыслица). Делезовский «смысл» есть одновременно нон-сенс, трактуемый не как отсутствие смысла, а как «слово, высказывающее свой собственный смысл». Делез «разветвляет» «смысл» на «поверхности «тела», создавая замкнутый на себя, «шизоидный», язык. Новая рациональность — это «шизоанализ» телесного, имманентного самому себе.

Философия, согласно Делезу, есть творчество «концептов». Основные черты концепта: 1) каждый концепт отсылает к другому; 2) составляющие становятся в нем неразделимыми; 3) каждый концепт есть точка совпадения и сгущения собственных составляющих. В имманентном «пространстве» концепта возможен определенный конечный набор ходов мысли, которые несут «частичку» его смысла, т.е., пробегают имманентное концепту пространство с бесконечной скоростью, находясь одновременно во всех его «точках». Концепты-«смыслы» замкнуты на себя.

Предметом научной рациональности являются «функции», реализующиеся в виде пропозиций в рамках дискурсивных систем. Отличие науки и философии

заключается в том, что философия занята «событиями» на «поверхности вещей», наука же — состоянием самих вещей в плане референции.

Искусство также обладает собственной рациональностью, но вместо типов множественностей «концептов» и «функций» оно оперирует «перцептами и аффектами» как элементами «блока ощущений», существующими вне опыта субъекта. В результате, констатировав возможность «перевода» с языка одной рациональности на язык другой, Делез впадает в соблазны диадектики: «Философии нужна понимающая ее не-философия...подобно тому, как искусству нужно не-искусство, а науке — не-наука».

§ 5. Рациональность как «теория «симулякров»». Ж., Бодрийяр рассматривает сциентистскую рацион&чьность, возведшую воспроизводимость эксперимента, "удваивающего" реальность, в критерий истинности, как виновницу постмодернистской ситуации безудержной воспроизводимости "вещей". Эта ситуация ведет к полной подмене реального мира его виртуальными "копиями", так как современное производство стремится отвечать на каждую новую потребность новой вещью, одновременно создавая новые псевдопотребности. Ж. Бодрийяр выделяет три периода процесса подмены «реальности» «виртуальностью»: подделку, производство, симуляцию.

Под симулякром первого порядка понимается унификация субстанции «вещей», второго — массовое воспроизводство серийных промышленных изделий; симулякр третьего порядка — это производство, символических сущностей, отсылающих к своим подобиям. Это ведет к окончательной утрате «внешней» референции, что выражается в приоритете терминологии кодирования (лингвистика, генетика, и т.п.). "Виртуальность" разрушает лежащий в основании классической рациональности принцип монизма. Отсюда — предложение "всерьез задуматься над статусом науки как дискурса", т.к. объективность стала особым способом существования симулякров. Бодрийяр предлагает бороться против рациональности, как репрессивной по отношению к "подлинности". Согласно Бодрийяру, в основе любой рациональности лежит "раздел", поэтому обыденная практика повседневности, не делающая разграничений, является революционной.

§ 6. Рациональность неопрагматизма и постмодернизм. Р. Рорти демонстрирует, что субъект/объектная парадигма, лежащая в основе классической теории познания, отводит языку роль «прозрачного зеркала» мира, предполагая «объективное» наличие метафизических сущностей, которые есть не что иное, как умозрительные конструкты, претендующие на статус базовых структур мира. Попытка заменить метафизические концепты концептами «языка» не есть адекватное решение проблемы, т.к. язык представляет собой лишь нагромождение случайных метафор. Так, Рорти «гносеологизирует» случай.

Познанию более адекватен свободный поэтический, нежели строгий научно-рациональный дискурс; философия есть «литературная критика». Взамен поиска универсальных истин предлагается бесконечный процесс свободной конкуренции множественности «конечных словарей», в т.ч., метафизики и науки. Чтобы создать/познать нечто принципиально новое, необходимо выйти

за пределы наличных «конечных словарей», сотворив новые смыслы из того, что в рамках наличных языковых «кодов» является бессмыслицей. Основным методом новой рациональности Рорти полагает «переописание», как разыгрывание конечных словарей друг против друга.

ГЛАВА 3. Специфика «новой рациональности» эпохи постмодерна.

§ 1. Основные методологические принципы «новой рациональности». Постмодернистский «вызов» классической рациональности заключается в попытке «перевернуть» устоявшиеся смыслы с целью выхода за их пределы, что приводит к расширительному истолкованию рациональности, понимаемой не только как метод познания действительности, основанный на разуме, но и как структура, имеющая собственные законы и особенности. Постмодернизм, предпочитая «экстенсивность» «поверхности» мысли «интенсивности» ее «вертикали», акцентирует «эрудицию» как методологический инструмент исследования «множественностей», являющихся de facto множественностью интерпретаций.

Постмодернистская философия пытается в своих экспериментах над языком и рациональностью отказаться от принципа субъектности. «Новый мир» принципиальной множественности требует соответствующей бессубъектной, децентрированной, дисперсной рациональности, отказавшейся от предикации единого субъекта в пользу творения нового из множественности возможностей, посредством «обратного» движения от предикатов к «виртуальному» субъекту.

Но «новое» представляется изначально «заданным» наличными инвариантами существующих дискурсов, поэтому философы ищут способы прорыва «по ту сторону» «уже известного», к абсолютно новому. Отсюда -идеи «смерти человека» и «автора», критика субъект/объсктной парадигмы, а также поиск ad marginem философского «мейнстрима» и попытка увидеть истоки рождения новых смыслов в бессмыслице.

С позиции постмодернизма, принимаемая классической рациональностью гносеологическая интуиция единства, обусловливающая саму возможность рациональности, во-первых, сама является случайной по происхождению, во-вторых, принципы рациональности - референтность, субъект/объектность, проверяемость и доказательность - есть лишь продукт самоорганизующегося «бессубъектного» языка. Вывод постмодернистской философии - для выхода «по ту сторону» предопределенных наличной рациональностью возможностей необходимо:

1. Признать в качестве исходного пункта случайность становления порядка из хаоса («хаосмоса»).

2. Перенести гносеологические проблемы в онтологию.

3.Не отказываясь от онтологии в целом, отказаться от устойчивых оснований, признав их принципиальную изменчивость.

4. Не отрицая возможности познания изменчивого «хаосмоса», исходить из того, что рациональность как инструмент познания должна содержать в себе элементы познаваемого, т.е. включать, в том числе, «хаотизированные» компоненты.

5. Это представляется достижимым на путях расширенного понимания рациональности, включающего в себя считавшиеся ранее ир- и даже антирациональными элементы («интуицию», собирающую «космос» воедино, и «эрудицию», акцентирующую внимание на «хаосе»).

Поиск «складок» бытия для проникновения нового из безграничного «хаоса» возможностей — одна из задач, которые ставит перед собой постмодернистская философия. Чтобы осуществить прорыв к новым смыслам, Ж. Делез намечает несколько особенностей «задач» нового типа: они не существуют вне своих решений, их символика связана со знаками, процесс решения этих задач -своеобразная «игра в бисер» постмодернистской «эрудиции». Рациональность, таким образом, есть «охота» на «неуловимые» смыслы. Результатом раскола субъект/объектной парадигмы является «расколотость» разума, которой соответствует метод «шизоанализа» - «порождающей» модели познания, заключающегося не в познании мира, а в «производстве желаний».

Язык предстает как инструмент самопорождения нового. Философия обретает свое «пространство» экспериментирования — язык, чем сближается с творчеством. Отсюда понимание философии как «творчества концептов» и попытка перенести гуманитарные методы на иные типы рациональности.

Однако любой язык можно рассматривать как некий «метакод», подчиняющийся нескольким фундаментальным принципам: 1) код всегда предшествует сообщению; 2) код независим от сообщения; 3) код независим от передающей стороны. Из этого следуют три утверждения постмодернистского дискурса: 1) означающее предшествует означаемому; 2) смысл возникает из бессмыслицы; 3) субъект подчинен закону означающего.

Здесь присутствует ряд методологических неточностей. Во-первых, слишком большое онтологическое значение придается коду, который есть лишь набор правил образования смыслов. Во-вторых, имеет место смешение бесконечного множества кодов с «чистым смыслом» - нонсенсом. В-третьих, хотя любой язык состоит из ограниченного числа слов и правил, число конструируемых с их помощью предложений бесконечно. В-четвертых, недопустимо смешение или противопоставление универсальности кода и новации сообщения, так как наличие норм языка не накладывает ограничений на творчество. Таким образом, до сих пор все новое образовывалось на вполне осмысленном языке, который был не препятствием для нового смысла, а его условием.

«Сверхзадачей» метода «деконструкции» явилась попытка «взорвать» язык-«код» изнутри. Отличительной чертой познавательного процесса в эпоху постмодерна становится принципиальная множественность, присущая как миру «вещей», так и миру «слов»: «привилегированное» положение Единого подменяется игрой различий внутри множеств. Философской «эмпирией» является текст, философским экспериментом - языковое «творчество концептов». Исходя из наличного многообразия философских концептов и порождаемых ими «возможных миров», «эрудицию» в гносеологическом смысле в контексте постмодернистской мысли можно интерпретировать как способность мыслить «множественности» и оперировать с ними на спекулятивном уровне. Отменяя онтологическое единство субъекта, имеющего

привилегированное положение по отношению к миру и легитимирующего дискурс науки как рационального знания, постмодернизм тем самым указывает и на отсутствие единства мира и человека, мысли и бытия.

«Деконструкция» предстает как метод «новой рациональности» постмодернизма, который призван разрушить смысловое единство, связываемое с концептом «автора». Привилегированный «авторский» дискурс заменяется узнаванием и распознаванием множественности иных голосов, звучаших в тексте, что ведет к множественности возможных равноправных интерпретаций и, в итоге, к их конфликту. Результатом подобного положения дел является провозглашение «смерти автора» и «человека».

«Недоверие к метанарративам» приводит к онтологизации «множественности», которая влечет за собой «ризоматический» стиль мышления «на поверхности». Метонимия выступает как основа методологии новой рациональности, истина предстает, перефразируя Ницше, как «армия марширующих метонимий». Этим устраняется проблема критерия истины, так как истина, понимаемая как соответствие знания реальности, невозможна в условиях отсутствия этой «реальности» вне ветвящегося метонимиями «текста».

Первый «принцип» постмодернизма - «децентрация» рациональности -указывает на то, что рациональность нуждается в собственном Ином. Любой текст не обладает автономией, так как представляет собой «след следов» иных текстов. «РазличАние» (Ж. Деррида), как поиск «следов» вечно ускользающего «текста» путем «разнесения» обусловленной «метафизикой присутствия» кажущейся самотождественности «вещей», представляет собой один из проектов «новой рациональности». Задачей «деконструкции» становится исследование происхождения текста, представленного в виде процесса, протекающего «на границе» его возникновения.

Вторым «основанием» постмодернистской рациональности является «принцип» тождества «мира» и «текста», который призван ликвидировать противопоставление субъекта и объекта и «обеспечить» слияние мышления и бытия.

Представляется, что основной «методологический» прием постмодернистской мысли можно сформулировать как принцип «а что будет, если?..», что подразумевает свободный перебор и игру бесчисленных возможностей. Характерными чертами стиля постмодернистского мышления являются его «нелинейность», «без-условность» и принципиальная «множественность», обусловливающая доминанту компонента «эрудиции» в постмодернистском типе рациональности.

Критикуя постмодернизм, следует учитывать, что любая «новая» рациональность начинается с пересмотра оснований «старой», с картезианского «методологического сомнения» в их истинности и аподиктичности. «Тотальное» же сомнение постмодернизма есть прямое следствие «кризиса веры» во все предшествующие ценности, характерного для современной западной культуры. Однако утрата привилегированного статуса не тождественна потере статуса вообще: рациональность занимает отныне

подобающее ей место «точки» в многомерном «горизонтальном» пространстве всевозможных форм дискурсивности.

Еще одним следствием постмодернистской «деконструкции» субъект/объектной парадигмы является ситуация исчезновения денотатов и утрата знаком референциальности, что заставляет пересмотреть понимание рациональности как «моста» между бытием и мышлением. В современный период язык сам становится проблемой для себя, что влечет «исчезновение» любой «реальности», кроме реальности языкового «пространства». Этот лингвистический «поворот» можно интерпретировать как постмодернистское прочтение принципа тождества бытия и мышления, в котором бытие редуцируется к мышлению, а мышление рассматривается как набор языковых кодов. Здесь - корни «метода» «переописания», требующего активизации «эрудиции». Обретая иллюзию беспрерывного «творчества» бесконечных новых «виртуальных миров», постмодернистская рациональность жертвует действительностью ради возможности, единством ради множественности, «интуицией» ради «эрудиции», «глубиной» ради «поверхности»- «ризомы».

Это порождает проблему «интерсубъективности» как возможности взаимодействия и взаимопонимания «сингулярностей», образующих вместе свою собственную противоположность — мир тотальной «множественности». Сегодня в постмодернизме намечается тенденция выхода из философствования «без оснований» путем принятия в качестве последних чего-либо «несомненного» - тела, пола, и т.п. Одной «эрудиции» оказывается недостаточно, и рациональность начинает требовать нового поиска оснований для разрешения своих парадоксов. Целью рациональности, вновь предстает поиск последних, порождающих оснований бытия, для которого необходимо задействовать все компоненты ее структуры — «логику», «интуицию» и «эрудицию».

§ 2 Особенности рациональности в дискурсе постмодернизма.

1. «Вызов», брошенный постмодернизмом традиционной рациональности состоит в попытке деконструкции единого центра «картины мира».

2. Постмодернизм, отказывается от иерархичности, демонстрируя, что сведение к единству является невозможным: множественность «вещей» во «внешнем опыте» настоятельно требует функции «множественности» в самом познающем разуме.

3. Постмодернизм стремится сохранить и вернуть в лоно рационального всю множественность спектра маргинальных смыслов.

4. «Методология» «новой рациональности» постмодернизма предполагает ту или иную степень вовлеченности в процесс порождения «объекта» - «текста», который, предстает каждый раз в новом, неповторимом в своей уникальности и единичности, виде.

5. Для адекватного исследования рациональности постмодернизма необходима активизация «эрудиции», понимаемой как «круг знаний», включающий в себя многочисленные «языки» разнообразных дискурсов.

6. Рациональность постмодернизма — это «эксперимент» над словом и языком; попытка сотворения принципиально нового «текста» тождественна попытке изменения реальности.

7. Постмодернистские попытки Создать новую рациональность есть поиск перманентно саморазрушающегося смысла; отсюда — рациональность, построенная на единичностях, сингулярностях. Постмодернисты заменяют номотетизм традиционной рациональности идиографизмом, объяснение — описанием. Реальность предстает принципиально неунифицируемой, а познание ее путем навязывания ей всеобщих законов - не соответствующим характеру познаваемого.

8. Постмодернистская «новая рациональность» может быть отнесена к крайней степени философского критицизма, доходящего до пределов рефлексии. Постмодернизм демонстрирует нам опасность, таящуюся внутри самого разума - возможность его саморазрушения. Представляется, что критика постмодернизма должна являться рационалистической критикой в кантианском смысле - установлением новых границ возможностей разума.

Заключение. Основными чертами постмодернистской рациональности являются: имплицитное понимание рациональности как философского критицизма; акцентирование «эрудиции» как способности мыслить «множественности» и свободно оперировать с ними па спекулятивном уровне; отказ от реальности как «объективной действительности»; отказ от возможности обрести единый «привилегированный» «метаязык», на роль которого претендовал язык науки; трактовка языка как «пространства» для философского «экспериментирования»; движение от номотетичности к идиографичности, от объяснения — к описанию; отказ от платоновской «вертикали» мышления в пользу «горизонтали», «поверхности», «ризоматичности»; отказ от онтологии, «основательности», мышления, от «бытия», в пользу неуловимой «со-бытийности»; отказ от поиска устойчивых смыслов в пользу нонсенса, понимаемого как потенциальный источник новых смыслов; отказ от идентификации и унификации в пользу неповторимости, уникальности и единичности; трактовка науки и философии как «игры без правил»; признание равенства всех дискурсивных практик; разрушение субъект/объектной парадигмы; понимание задачи философии как «творчества концептов»; принципиальный плюрализм «картин мира», несоизмеримых и нередуцируемых друг к другу.

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях автора:

1. Феррони В. В. Постмодернизм и рациональность / В. В. Феррони // Вестник научной сессии ФиПСИ. - Воронеж, 2000. - Вып. 2. - С. 40- 41.

2. Феррони В. В. Теория «симулякров» Ж. Бодрийяра: «ностальгия по настоящему» / В. В. Феррони Н Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. — 2001.-№2.-С. 223-236.

3. Феррони В. В. Проблема типологии рациональности в постмодернизме (на примере творчества Ж. Делеза) / В. В. Феррони // Вестник научной сессии ФиПСИ. - Воронеж, 2003. - Вып. 5.-С. 139-144.

4 Феррони В. В. «Археология знания» М. Фуко как проект методологии «новой рациональности» / В. В. Феррони // Вестник научной сессии ФиПСИ-Воронеж, 2004. - Вып. 6.-С. 130-135.

5. Феррони В. В. «Неопрагматизм» Р. Рорти и постмодернизм / В. В. Феррони // Вестник научной сессии ФиПСИ. — Воронеж, 2005. - Вып. 7. — С. 94 — 99.

Сдано в набор 18.05.2006. Подписано в печать 18.05.2006. Бумага офсетная 70 г/м"1. Формат 60x84/16. Гарнитура Times New Roman. Печать трафаретная. Усл. п. л. 1,5. Тираж 100.

Номер заказа 346.

Отпечатано в лаборатории оперативной полиграфии Издательско-полиграфкческого центра ВГУ

г. Воронеж, Университетская площадь, 1, ком.43, тел.208-853.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Феррони, Всеволод Владимирович

ВВЕДЕНИЕ. С.

ГЛАВА 1. ЭВОЛЮЦИЯ ФИЛОСОФСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ. 11

§ 1 .К истории проблемы рациональности.

§ 2.Проблема рациональности в XX веке.

§ 3. Структура философской рациональности. 50 ^

ГЛАВА 2. ИСТОКИ И СТАНОВЛЕНИЕ ПОСТМОДЕРНИЗМА. 74

§ 1. Постмодернизм как философское направление.

§ 2. «Археология знания» как проект методологии новой рациональности»

§ 3. Программа «деконструкции» и рациональность.

§ 4. Проблема типологии рациональности в постмодернизме.

§ 5. Рациональность как «теория симулякров».

§ 6. Рациональность неопрагматизма и постмодернизм.

ГЛАВА 3 СПЕЦИФИКА «НОВОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ»

ЭПОХИ ПОСТМОДЕРНА. 150-196 (£

§ 1. Основные методологические принципы новой рациональности».

§ 2. Особенности рациональности в дискурсе постмодернизма.

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Феррони, Всеволод Владимирович

Актуальность темы исследования.

Постмодернизм - последнее по времени крупное философское направление европейской философской и культурной традиций. Сложность философской рефлексии над построениями постмодернистских философов связана, прежде всего, с тем обстоятельством, что мы являемся современниками и свидетелями становления постмодернизма, а, говоря словами поэта, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи». Именно отсутствие исторической и культурной дистанции в определенной степени затрудняет наше понимание специфики рациональности в постмодернистских дискурсах. Обычно исследователи постмодерна подходят к изучению философии постмодернизма либо в чисто описательном историко-философском ключе (рассматривая многоголосицу и эклектику постмодернистских философских дискурсов в качестве одной из версий новейшей философии), либо предметом анализа становятся преимущественно этические и/или эстетические сегменты философской культуры постмодерна в их взаимосвязи с предшествующей им европейской культурной традицией. Однако, до недавнего времени практически вне рассмотрения оставалась собственно философская - онтологическая и гносеологическая -проблематика, тем не менее, отнюдь не редко поднимаемая и обыгрываемая в пестроте постмодернистских дискурсов. В связи с этим, до сих пор, по крайней мере, в отечественной литературе, анализ роли, места и специфики трактовки рациональности в «постсовременной» философской мысли остаётся слабо разработанным (в качестве исключения можно отметить 2-х авторов - JI. С. Маркову и Н. А. Автономову). Однако, по нашему мнению, сегодня, когда горячие споры вокруг феномена постмодернизма (в том числе в его философской версии) несколько поутихли, и мыслителей, чьи имена непосредственно ассоциируются с этим направлением, перестали числить в разряде «хулиганов от философии», на смену актуальной полемике приходит актуальность иная - актуальность необходимости трезвого и здравого анализа тех новых (или не очень) приемов, стратегий и тактик философской рефлексии, которые волей-неволей обрисовались в текстах философов-постмодернистов. Подобный анализ позволит пролить свет, в том числе, и на специфику развития рациональности в новейший период, так как, быть может, мы сегодня являемся невольными свидетелями зарождения и становления нового исторического типа рациональности - становления, к которому постмодернистская рефлексия имеет прямое и непосредственное отношение, будучи, прежде всего, если можно так выразиться, «рефлексией над рефлексией».

В соответствии с данной установкой, предметом нашего рассмотрения по-преимуществу является не постмодернистская философия с позиции того или иного типа рациональности, а «новая рациональность», вырастающая внутри постмодерна, а также основные векторы и интенции ее развития в постмодернистской мысли.

Степень разработанности проблемы.

Специфика поставленной нами проблемы требует подъема значительного массива литературы, который, в связи с нижеуказанными целью и задачами работы, можно условно разделить на три основных блока.

1. Работы, в которых рациональность тематизирована и проблематизирована, а также - в качестве особого поворота исследования -посвященные проблеме типологизации рациональности - как «горизонтальной» (по сферам приложения), так и «вертикальной» (исторические типы рациональности).

2. Работы, исследующие проблему истоков, становления и специфики собственно постмодернистского дискурса во всем многообразии его аспектов.

3. Труды самих философов - постмодернистов, прежде всего, те, в которых в том или ином ракурсе рассматривается гносеологическая (эпистемологическая) проблематика, связанная как с постмодернистской рефлексией над рациональностью или с критикой ее исторических типов и форм, так и с «проектами» «новой рациональности».

Соответственно, по первому блоку, в историческом аспекте становления философской рациональности нами были рассмотрены концепции таких классиков европейской мысли, как Аристотель, Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Г.-В.-Ф. Гегель, JI. Фейербах, Ф. Ницше, В. Соловьев, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, М. Вебер. Проблему рациональности в философии науки поднимали как зарубежные (JI. Витгенштейн, Т. Кун, И. Лакатос, JI. Лаудан, Н. Решер, Г. Селье, Дж. Серль, Ф. де Соссюр, и др.), так и отечественные (В. ' П. Визгин, А.С Кравец, Л. А. Маркова, Н. Ф. Овчинников, А.И. Ракитов, 3. А. Сокулер) ученые. Логико-методологическое рассмотрение рациональности содержится в работах таких авторов, как Н. С. Автономова, И. С. Алексеев, Ю В. Ивлев, И. Касавин, В.А. Лекторский, Н.С Мудрагей, Е.П. Никитин, К. Поппер, В. Н. Порус, Ю Б. И. Пружинин, Г. И. Рузавин, М.А. Розов, К. В. Рутманис, В. С. Швырев. Проблема типологизации рациональности получила освещение в трудах В. П. Гайденко, П. П. Гайденко, В. Н. Катасонова, Т. Ленка, Е. 10. Леонтьевой, М. К. Мамардашвили, Т. Б. Романовской, Г. А. Смирнова, Н. М. Смирновой, В. С. Степина. Аксиологический аспект рациональности был исследован А. А. Кравченко,

A. Л. Никифоровым, В. Н. Порусом, Г. Л. Тульчинским, Е. Л. Чертковой. Проекты «новой» («расширенной») рациональности были в разное время предложены или проанализированы такими авторами, как Г. Башляр, П. Бурдье, Г. Гачев, К. Глой, П.С. Гуревич, А. А. Новиков, В. Н. Порус, П. Фейерабенд, К. Хюбнер.

Среди авторов описательных историко-культурологических работ, посвященных постмодерну, мы можем указать такие имена, как В. Габарди,

B. Декомб, Д. В. Затонский, Р. Инглхарт, И. П. Ильин, П. Козловски, А. С. Колесников, Дж. Мак-Гоуэн, А. М. Пятигорский, В.Н. Фуре, И. Хассан. Отдельные аспекты постмодернизма (преимущественно этико-эстетические или социальные) изучались С. Бак-Морс, В. М. Диановой, В. Л.

Иноземцевым, В. Курицыным, Дж. Мак-Камбером, А. С. Макарычевым, Н. Маньковской, В. Рудневым, А. Секацким, А. Д. Серлукиным, С. Ушакиным, М. Эпштейном. Наконец, проблема рациональности в постмодернизме привлекла внимание таких ученых, как Н. С. Автономова, Е. Гурко, Л. А. Маркова, М. А. Можейко, Г. П. Тульчинский, М.А. Чешков.

Что касается третьего блока, то рассматриваемые нами авторы избирались по двум взаимодополняющим основаниям: либо они сами «позиционируют» себя в качестве «постмодернистов», либо их таким образом рассматривает подавляющее большинство исследователей постмодерна. В их число вошли А. Арто, Ж. Батай, М. Бланшо, Ф. Гваттари, Ф. Джеймисон, Ф. Лаку-Лабарт, Ж.-Ф. Лиотар, Поль де Ман, Ж-Л. Нанси, Л. Фидлер, У. Эко. Однако преимущественно наше внимание было сконцентрировано на концепциях таких философов, как Ж. Бодрийяр, Ж. Делез (в соавторстве с Ф. Гваттари), Ж. Деррида, Р. Рорти и М. Фуко.

Объект исследования: рациональность как гносеологический и культурный феномен.

Предмет исследования: формы рациональности в философском дискурсе постмодернизма.

Цель и задачи исследования: реконструировать специфику современного понимания философской рациональности, выявить спектр трактовок философской рациональности в постмодернистских философских дискурсах и наметить основные черты и проблематику методологии рациональности в дискурсе постмодернизма.

Данная цель реализуется на основании решения следующих исследовательских задач:

1) рассмотреть гносеологический аспект эволюции рациональности в европейской философской традиции;

2) проанализировать современное понимание и трактовки рациональности, сложившиеся на основаниях данной традиции;

3) провести семантический анализ термина «рациональность»;

4) исходя из полученных результатов, определить структуру инвариантного философского представления о рациональности;

5) на основании предполагаемой структуры выявить схему типологизации рациональности;

6) рассмотреть истоки и становление философской мысли постмодернизма и выявить его исторические и логические основания; 7) проанализировать некоторые модели философской рациональности, как эксплицированные, так и имплицитно присутствующие в трудах представителей постмодернистской философской мысли;

8) провести компаративистский анализ этих моделей;

9) найти место постмодернистских презентаций рациональности в общем дискурсе философской рациональности;

10) на основании полученных данных наметить основные черты и интенции развития постмодернистской рациональности.

Теоретике — методологическая основа исследования.

Основным требованием, предъявляемым к методологии, является релевантность методов объекту и предмету исследования. В силу разнообразия и высокой степени эклектичности постмодернистских дискурсов неизбежно использование многообразных методов в их исследовании. Однако, в целом, данная работа строится на основании метода восхождения от абстрактного к конкретному (от анализа структуры рациональности к специфике философской рациональности в постмодернистских дискурсах), что обеспечивает её внутреннее единство. Кроме того, нами были использованы принципы и методы историзма, объективности, конкретности, единства исторического и логического. На определённых этапах исследования применялись методы семантического и компаративистского анализа.

Научная новизна исследования.

1. Намечен новый подход к рациональности как творческому способу опосредования между бытием и мышлением.

2. Определены гносеологические характеристики рациональности и предложена модель ее структуры.

3. Рациональность рассмотрена в широком контексте духовного освоения действительности (философском, научном, художественном).

4. Предложена рабочая схема иерархии типов рациональности.

5. Переосмыслен метод единства исторического и логического в контексте понимания рациональности как связи между бытием и рефлексией над ним.

6. Исследованы истоки и становление философии постмодернизма от Гегеля до наших дней.

7. Выявлены спецификации рациональности, имплицитно или эксплицитно содержащиеся в трудах философов-постмодернистов - Фуко, Деррида, Делеза, Бодрийяра, а также «неопрагматиста» Р. Рорти.

8. В соответствии с предложенной структурой и типологией рациональности рассмотрена специфика постмодернистского философского дискурса, а также намечены основные черты постмодернистской философской рациональности и указаны интенции её развития.

Положения, выносимые на защиту.

1. В наиболее общем философском плане рациональность предстает как характеристика отношения между бытием и мышлением. Структура философской рациональности включает в себя несколько компонентов, которые мы условно называем: «логика», «интуиция» и «эрудиция» (связь единства и множественности). «Логика» обеспечивает внутреннюю связь структуры, «интуиция», конституируя (схватывая) предметность, тем самым «отвечает» за единство дискурса, «эрудиция» обеспечивает возможность мыслить множественность.

2. Учет взаимосвязи данных компонентов в их исторической эволюции позволяет выявить основные типы отношения мышления к бытию -рационализм, акцентирующий логику, иррационализм, подчеркивающий роль интуиции и антирационализм, делающий акцент на принципиальной множественности - а также снять их жесткую оппозицию в философском дискурсе.

3. Постмодернистское «недоверие к метанарративам» (Ж.-Ф. Лиотар) и отказ от «вертикального» измерения бытия влекут за собой переосмысление традиционных для классической рациональности «бинарных оппозиций», ликвидацию дуализма бытия/мышления, субъект/объектной парадигмы, отказ от какого бы то ни было «центризма», «хаотизацию» «космоса» и решение проблемы «разрыва» между бытием и мышлением путем сведения «мира вещей» и «мира идей» на одну «поверхность».

4. В работе показывается, что постмодернизм предлагает «расширенное» понимание рациональности, включающее в себя считавшиеся ранее ир- и даже анти- рациональными элементы и основанное на констатации принципиальной множественности «вещей», а посему требующее акцентуации «эрудиции» как способа постижения этой множественности.

5. Несмотря на «вызов», брошенный постмодернизмом традиционному пониманию рациональности, постмодернистская философия, как имплицитно, так и эксплицировано, содержит позитивные концепции «новой рациональности». Продемонстрировано, что философы постмодерна ищут способ прорыва «по ту сторону» «уже известного», к абсолютно новому. Постмодернистский дискурс, таким образом, стремится выйти за границы предзаданных классическими «метанарративами» смыслов и включить в лоно «новой рациональности» всю множественность спектра ветвящихся маргинальных смыслов, «хаотизировать» наличные структуры рационального мышления и подчеркнуть «момент парадоксальности» в акте смыслопорождения, что влечет за собой отказ от всех видов фундаменталистского монизма. Исходя из вышеизложенного, постмодернисты рассматривают саморазвивающуюся структуру языка как пространство возможностей для философского экспериментирования.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что в нём предлагается переосмысление проблемы и методологии рациональности в контексте новейшей западной философии. Кроме того, выводы и основные положения диссертации могут быть использованы при разработках спецкурсов и уже применялись автором при разработке и преподавании базового курса «Философия и методология науки». Также основные положения, представленные в работе, могут быть полезны при дальнейшем анализе гносеологических и методологических проблем как научной рациональности, так и ее вненаучных форм.

Апробация работы.

Ряд положений и промежуточных результатов диссертационного исследования отражен и использован в 5 публикациях, а также обсуждался на научных сессиях ФИПСИ ВГУ и использовался автором при прочтении лекций.

Структура и объем работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав, содержащих 11 параграфов, и заключения. Список литературы включает 172 наименования. Общий объем работы - 212 страниц.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рациональность как проблема и методология в философском дискурсе постмодернизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Итак, исходя из вышеизложенного, на наш взгляд, основными характерными чертами постмодернистской рациональности являются следующие:

1.Рассмотрение рациональности, прежде всего, как философской. Гуманитаризация рациональности.

2.Акцентирование «эрудиции» (в ущерб логике и интуиции) как связующего звена между логикой и интуицией, «поставляющего» необходимый «эмпирический» материал для процедур анализа и синтеза. Исходя из наличного многообразия философских концептов и порождаемых ими «возможных миров», «эрудицию» в гносеологическом смысле можно интерпретировать как способность мыслить «множественности» и свободно оперировать с ними на спекулятивном уровне.

3. Отказ от исчезающей и подмененной «симулякрами» реальности как «объективной действительности».

4. «Лингвистический поворот» философского дискурса, берущий корни еще в философии Витгенштейна.

5.Отказ от возможности обрести некий «метаязык» («недоверие к метанарративам»), на роль которого в предшествующий претендовал, прежде всего, язык науки. Понимание языка как «пространства» для философского «экспериментирования».

6.Движение от номотетичности к идиографичности, от объяснения - к описанию.

7.«Конфликт интерпретаций», по мнению философов-постмодернистов, свидетельствует, прежде всего, об отсутствии «объективной истины». Истина ситуативна, имплицитна, и творится в самом «порядке дискурса». Отказ от платоновской «вертикали» мышления (от множественности вещей к единству Идеи вещи) в пользу «горизонтали», «поверхности», «ризоматичности».

8. Отказ от онтологии, «основательности» мышления, от «бытия», в пользу неуловимой «со-бытийности».

9. Отказ от поиска устойчивых смыслов в пользу абсурда, понимаемого как потенциальный источник новых возможных смыслов.

Ю.Отказ от идентификации и унификации в пользу неповторимости, уникальности и индивидуальности.

11. Трактовка науки и философии как «игры без правил».

12.Признание равенства всех дискурсивных практик («засыпайте рвы, разрушайте границы»).

13.Разрушение субъект/объектной парадигмы. Провозглашение «смерти автора» и «человека». Разработка «деконструкции» авторского смысла.

14. Понимание задачи философии как «творчества концептов».

15.Принципиальный плюрализм, «множественность» «картин мира», несоизмеримых и нередуцируемых друг к другу или к некоей «метакартине», в качестве основания для новой рациональности - «прагматики множественности».

Представляется, что на сегодняшний момент основной задачей, даже для «ортодоксально» - рационалистически ориентированных философов, должно явиться не тотальное отрицание постмодернистских «дискурсов» и порой эпатирующих «философских экспериментов» над языковыми структурами, а, прежде всего, - попытка прояснить возможности зарождающейся буквально на глазах «новой рациональности» «множественности» в беспрестанно «размножающемся» «словами», «вещами», «нарративами», «мирами», «дискурсами», и т.п., нашем «постсовременном» мире. Иными словами, критика постмодернизма, на наш взгляд, должна явиться рационалистической критикой в кантианском смысле этого слова: критикой как установлением новых границ возможностей разума в «безумном, безумном, безумном мире» эпохи постмодерна, постоянно выходящем из-под контроля этого самого разума.

 

Список научной литературыФеррони, Всеволод Владимирович, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1.«Ad Marginem»-93. Ежегодник. М.: «Ad Marginem», 1994. - 422 с.

2. Автономова Н. С. Рациональность: наука, философия, жизнь / Н. С. Автономова // Рациональность как предмет философского исследования: сб. статей. М., 1995. - С. 56-90.

3. Алексеев И. С. О критериях научной рациональности / И. С. Алексеев // Методологические проблемы историко-научных исследований. М., Наука, 1982.-С.105- 134.

4. Американская философия искусства. Екатеринбург: «Деловая книга»; Бишкек: «Одиссей», 1997.- 320 с.

5. Аристотель. Метафизика / Аристотель // Сочинения: в 4-х тт., т.1. М.: «Мысль», 1976. - С. 63-369.

6. Арто А. Театр и его двойник. Театр Серафима / А. Арто. М.: Мартис, 1993.- 192 с.

7. Бак-Морс С. Выступление в Москве / С. Бак-Морс // «Ad Marginem» -93. Ежегодник. М., «Ad Marginem», 1994. - С. 165-174.

8. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994.- 616 с.

9. Батай Ж. Литература и зло / Ж. Батай. М.: Издательство МГУ, 1994.166 с.

10. Башляр Г. Новый рационализм / Г. Башляр. М.: «Прогресс», 1987.376 с.

11. Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества / Н. А. Бердяев. -М.: «Правда», 1989. 608 с.

12. Бланшо М. От Кафки к Кафке / М. Бланшо. М.: Логос, 1998. - 237 с.

13. Бодрийяр Ж. Город и ненависть / Ж. Бодрийяр // Логос. 1997. - № 9. -С. 107-117.

14. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Ж. Бодрийяр, предисловие С. Зенкина. М.: Добросвет, 2000. - 389 с.

15. Бодрийяр Ж. Система вещей / Ж. Бодрийяр. М.: Рудомино, 1999. - 222с.

16. Бодрийяр Ж. Соблазн / Ж. Бодрийяр. М.: Ad Marginem, 2000. - 320 с.

17. Борхес X.-JI. Коллекция / X.-JI. Борхес. СПб.: Северо-Запад, 1992. -639 с.

18. Бурдье П. Начала / П. Бурдье. М.: Socio-Logos, 1994.-288 с.

19. Вебер М. Избранные произведения / М. Вебер. М.: Прогресс, 1990. — 808 с.

20. Витгенштейн J1. Философские работы. Часть 1 / J1. Витгенштейн. — М.: Издательство «Гнозис», 1994. С. 75 - 321.

21. Гайденко В. П. Символизм и логика: два полюса средневековой рациональности / В. П. Гайденко, Г. А. Смирнов. // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. — М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999.- С. 136- 166.

22. Галуа Э. Сочинения / Э. Галуа. М.: Л. ОНТИ НИТЛ СССР, гл. ред. общетехнической и техно-теоретической литературы, 1936. - 337с.

23. Гачев Г. Д. Наука и национальные культуры / Г. Гачев. Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1993. - 320 с.

24. Гегель Г.-В.-Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики / Г.-В.-Ф. Гегель. М.: «Мысль», 1975.- 452 с.

25. Гладыш А. Структуры Лабиринта: отчет о полевых наблюдениях / А. Гладыш. М.: «Ad Marginem», 1994. - 231 с.

26. Глой Карен. Холистски-экологическая или механистическая картина мира / К. Глой // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 443 -461.

27. Глюксманн А. «У каждого свое представление о рае, но все одинаково воспринимают ад» / А. Глюксманн // «Искусство кино». 1995. - №. 10 - С. 21-27.

28. Гуревич А. Я. Этнология и история в современной французской медиевистике / А. Я. Гуревич // Советская этнография. 1984. - №.5 - С.38-51.

29. Гуревич П. С. Поиск новой рациональности (по материалам трех всемирных конгрессов) / П. С. Гуревич // Рациональность как предмет философского исследования. -М., 1995. -С. 209-224.

30. Гурко Е. Тексты деконструкции / Е. Гурко. Томск: Водолей, 1999. -160 с.

31. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления / Э. Гуссерль. Минск: «Харвест», Москва «АСТ», 2000. - 752 с.

32. Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. 1 / Р. Декарт. М.: Мысль, 1989. - 654 с.

33. Декомб В. Современная французская философия / В. Декомб. М.: Весь мир, 2000. - 344 с.

34. Делез Ж. Критическая философия Канта: учение о способностях. Бергсонизм. Спиноза / Ж. Делез. М.: «Пер се», 2000. — 351 с.

35. Делез Ж. Логика смысла / Ж. Делез. М.: Академиа, 1995. - 298 с.

36. Делез Ж. Марсель Пруст и знаки / Ж. Делез. СПб.: «Алетейя», 1999 -190 с.

37. Делез Ж. Представление Захер-Мазоха / Ж. Делез // «Венера в мехах». М.: РИК «Культура», 1992. - С. 189-314.

38. Делез Ж. Различие и повторение / Ж. Делез // СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998.-384 с.

39. Делез Ж. Фуко / Ж. Делез. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1998. -172 с.

40. Делез Ж. Что такое философия? / Ж. Делез, Ф. Гваттари. М.: «Институт экспериментальной социологии»; СПб.: «Алетейя», 1998. - 186 с.

41. Деррида Жак в Москве: деконструкция путешествия. М.: РИК «Культура», 1993. - 199 с.

42. Деррида Ж. Голос и феномен / Ж. Деррида. СПб.: «Алетейя», 1999. -208 с.

43. Деррида Ж. О грамматологии / Ж. Деррида. М.: «Ad Marginem», 2000. -511с.

44. Деррида Ж. О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только / Ж. Деррида. Минск: Современный литератор, 1999. - 831 с.

45. Деррида Ж. Письмо и различие / Ж. Деррида. СПб.: Академический проект, 2000. - 432 с.

46. Деррида Ж. Письмо японскому другу / Ж. Деррида // Вопросы философии. 1992. - № 4 - С. 58-70.

47. Деррида Ж. Эссе об имени / Ж. Деррида. СПб.: Алетейя, 1998. - 190с.

48. Дианова В.М. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность / В. М. Дианова. СПб.: «Издательство «Петрополис»», 1999. -238 с.

49. Затонский Д. В. Постмодернизм: гипотеза возникновения: Кризис идеологии / Д. В. Затонский // Иностранная литература 1996. - № 2. - С. 273 -283.

50. Ивлев Ю. В. Логика. Учебник для вузов / Ю. В. Ивлев. М.: «Логос», 2001.-272 с.

51. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И. П. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 255 с.

52. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа / И. П. Ильин. М.: Интрада, 1998. - 255 с.

53. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества / Р. Инглхарт // Полис. 1997. - № 4. - С. 6 - 32.

54. Иноземцев В. Л. Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии? / В. Л. Иноземцев // Вопросы философии. 1998. -№ 9. - С. 27-38.

55. История современной зарубежной философии: Компаративистский подход. СПб.: Лань, 1997. - 478 с.

56. История развития философии в диалоге философских культур: проблема логики идей. СПб.: 1996. - 84 с.

57. Кант И. Критика чистого разума / И. Кант. М.: Мысль, 1994. - 591 с.

58. Карпентьер А. Потерянные следы / А. Карпентьер // Карпентьер А. Избранные произведения, т.1. М., «Художественная литература», 1974. - С. 115-371.

59. Касавин И. Т. О ситуациях проблематизации рациональности / И. Т. Касавин // Рациональность как предмет философского исследования. — М., 1995.-С. 187-209.

60. Катасонов В. Н. Форма и формула (ревизия платонистской философии математики в геометрии Декарта) / В. Н. Катасонов // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 65 - 107.

61. Козловски П. Культура постмодерна / П. Козловски. М.: «Республика», 1997. - 239 с.

62. Колесников А.С. Современная философия: кризис или смена парадигм? / А. С. Колесников // Философия на рубеже веков. СПб., 1996. - С. 5-11.

63. Кравец А. С. Абсурд как нарушение смысла / А. С. Кравец // Вестник ВГУ, Серия Гуманитарные науки. 2004. - №. 2. - С. 133-178.

64. Кравец А. С. Идеалы и идолы науки / А. С. Кравец. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1992. - 220 с.

65. Кравец А. С. Наука как феномен культуры / А. С. Кравец. Воронеж: Издательство «Истоки», 1998. - 92 с.

66. Кравченко А. А. Проблема рациональности в гуманитарном знании / А. А. Кравченко // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 402-443.

67. Культурология. Энциклопедический словарь. -М.: «Центр», 1997. 477с.

68. Кун Т. Структура научных революций / Т. Кун. М.: ООО «Издательство ACT», 2001. - 608 с.

69. Курицын В. Русский литературный постмодернизм / В. Курицын. М.: ОГИ. 2000.-287 с.

70. Лакан Ж. Семинары. Книга 1 / Ж. Лакан. М.: ИГДГК «Гнозис», Издательство «Логос», 1998. - 432 с.

71. Лаку-Лабарт Ф. Musica ficta. Фигуры Вагнера / Ф. Лаку-Лабарт. СПб.: Axioma / Азбука, 1999. - 224 с.

72. Ленин В. И. Философские тетради / В. И. Ленин. ПСС, т. 29, 1989. -782 с.

73. Леонтьева Е. Л. Рациональность и ее типы: генезис и эволюция: автореферат диссертации на соискание степени доктора философских наук / Е. Л. Леонтьева. Ростов-на-Дону, 2003. - 40 с.

74. Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое Постмодерн? / Ж.-Ф. Лиотар // «Ad Marginem»-93. Ежегодник. М., «Ad Marginem», 1994. - 422 с. - С. 301323.

75. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Ж.-Ф. Лиотар. СПб.: Алетейя, 1998.-159 с.

76. Лиотар Ж.-Ф. Хайдеггер и «евреи» / Ж.-Ф. Лиотар. СПб.: Axioma / Азбука, 2001.- 190 с.

77. Лэнг Р. Расколотое «Я» / Р. Лэнг. М.: «Академия», СПб.: «Белый кролик», 1995 - 350 с.

78. Макарычев А.С. Постмодернизм и западная политическая наука / А. С. Макарычев, А. Д. Серлукин // Социально- политический Журнал. 1996. - № 3-С. 151-168.

79. Ман де, П. Аллегории чтения / П. де • Ман. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999. - 368 с.

80. Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма / Н. Б. Маньковская. -СПб.: «Алетейя», 2000. 346 с.

81. Маркова Л. А. Научная рациональность глазами позитивистов и Н. Бердяева / Л. А. Маркова // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. -М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. С. 330 -379.

82. Маркова JI. А. Философия из хаоса. Ж. Делез и постмодернизм в философии, науке, религии / Л. А. Маркова. М.: Канон+, 2004. - 384 с.

83. Маркиз де Сад и XX век. М.: РИК «Культура», 1992. - 254 с.

84. Мартен дю Гар Р. Жак Баруа / Р. Мартен дю Гар. М.: Художественная литература, 1958 - 384 с.

85. Мерло-Понти М. В защиту философии / М. Мерло-Понти. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1996. - 248 с.

86. Можейко М.А. Ризома / М.А. Можейко // Постмодернизм. Энциклопедия. Минск, Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. - С. 656 -660.

87. Мудрагей Н.С. Рациональное иррациональное: взаимодействие и противостояние / Н. С. Мудрагей // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. - М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С.85-103.

88. Нанси Ж.-Л. «Corpus» / Ж.-Л. Нанси. М.: «Ad Marginem», 1999. - 255с.

89. Никифоров А. Л. Рациональность и свобода / А. Л. Никифоров // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995- С. 171 -186.

90. Никулин Д. В. Основоположения европейской рациональности и проблема времени / Д. В. Никулин // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999.-С. 108- 135.

91. Ницше Ф. К генеалогии морали / Ф. Ницше // Сочинения в 2-х т. Т. 2. -М., Мысль, 1990. С. 407-556.

92. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла / Ф. Ницше // Сочинения в 2-х т. Т. 2. М., «Мысль», 1990. - С. 238-407.

93. Новиков А. А. В поисках «сверхрациональности» / А. А. Новиков // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 104 - 124.

94. Ортега-и-Гассет X. Размышления о «Дон-Кихоте» / X. Ортега-и-Гассет. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1997. - 332 с.

95. Очерки социальной философии. СПб.: Издательство СПбГУ, 1998. -290 с.

96. Парамонов Б. М. Конец стиля / Б. М. Парамонов,- СПб.: М., Алетейя: Аграф, 1997.-449 с.

97. Пассмор Дж. Современные философы / Дж. Пассмор. М.: Идея-пресс, 2002.- 192 с.

98. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы / К. Поппер. М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. - 528 с.

99. Порус В. Н. Парадоксальная рациональность / В. Н. Порус // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 338 - 365.

100. Порус В. Н. Системный смысл понятия «научная рациональность / В. Н. Порус // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995.-С. 91-120.

101. Постмодернизм. Энциклопедия. Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001.-1040 с.

102. Пружинин Б. И. Рациональность и единство знания / Б. И. Пружинин // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995. -С.121 - 143.

103. Пятигорский А. М. Избранные труды / А. М. Пятигорский. М.: «Языки русской культуры», 1996. - 592 с.

104. Ракитов А. И. Рациональность и теоретическое познание / А. И. Ракитов // Вопросы философии. 1982. - № 11. - С. 68-82.

105. Рациональность как предмет философского исследования. М.: 1995. -225 с.

106. Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - 368 с.

107. Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999.-464 с.

108. Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней. Том 4. От романтизма до наших дней / Дж. Реале, Д. Антисери. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1997. - 880 с.

109. Решер Н. Озадачивающие явления / Н. Решер // Вопросы философии. -2002.-№1 -С. 103-111.

110. Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-Йорке / А. Роб-Грийе. М.: «Ad Marginem», 1996. - 220 с.

111. Розов М. А. О границах рациональности / М. А. Розов // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995. - С. 46 -67.

112. Рорти Р. Случайность, ирония, солидарность / Р. Рорти. М.: Русское феноменологическое общество, 1996. - 279 с.

113. Рорти Р. Философия и Зеркало Природы / Р. Рорти. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1997. - 297 с.

114. Руднев В. Нравственность как набор языковых практик / В. Руднев // Логос. 1997. - № 10 - с. 148-153.

115. Рутманис К. В. Генезис идей рациональности в философии / К. В. Рутманис // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995.-С. 21-39.

116. Секацкий А. Онтология лжи / А. Секацкий. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000.-120 с.

117. Селье Г. От мечты к открытию / Г. Селье. М.: Прогресс, 1987. - 368с.

118. Серль Дж. Р. Перевернутое слово / Дж. Р. Серль // Вопросы философии. 1992. - № 4 - С. 58-70.

119. Смирнова Н. М. Рациональность социального знания: когнитивный нормативизм и стратегии интерпретации / Н. М. Смирнова // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. — М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. С. 205 - 230.

120. Современная западная философия: Словарь. М.: Изд-во политической литературы, 1991. - 483 с.

121. Сокулер 3. А. Научная рациональность Нового времени. Эволюционизм и креационизм / 3. А. Сокулер // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 2. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 290 - 329.

122. Соловьев В. С. Кризис западной философии / B.C. Соловьев // Сочинения, т. 2. -М., Мысль, 1990. С. 3 - 139.

123. Соловьев В. С. На пути к истинной философии / В. С. Соловьев // Сочинения, т. 2. -М., Мысль, 1990. С. 324-338.

124. Соссюр де, Ф. Курс общей лингвистики / Ф. де Соссюр. -Екатеринбург, Изд-во Уральского ун-та, 1999. 426 с.

125. Танатография Эроса. СПб.: Мифрил, 1994. - 346 с.

126. Тенденции развития современной зарубежной философии и философской компаративистики в конце XX века. Материалы межвузовской конференции 25-26 октября 1995 г., СПб. СПб.: 1995. - 109 с.

127. Тульчинский Г. П. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к метафизике свободы / Г. П. Тульчинский // Вопросы философии. 1999. - №10 - С. 35-53.

128. Тульчинский Г. П. Постчеловеческая персонология: Новые перспективы свободы и рациональности / Г. П. Тульчинский. СПб.: Алетейя, 2002. — 677 с.

129. Фейербах JL Сущность христианства / JI. Фейербах // Сочинения в 2-х т. Т. 2. М., «Наука», 1995. - 425 с. 4 133. Фигуры Танатоса: Искусство умирания. - СПб.: Издательство СПбГУ,1998.-220 с.

130. Фидлер JI. Пересекайте рвы, засыпайте границы / JI. Фидлер // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. М., 1993. -С. 115-136.

131. Философский прагматизм Р. Рорти и российский контекст. М.: Традиция, 1997. - 285 с.

132. Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. Сборник статей. М.: «Прогресс», 2000. - 536 с.

133. Фуко М. Археология знания / М. Фуко. Киев: Ника-центр, 1996. -206 с.

134. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности / М. Фуко. М.: Магистериум, М.: Касталь, 1996. - 447 с.

135. Фуко М. Герменевтика субъекта (выдержки из лекций в Колледж де Франс 1981-1982гг.) / М. Фуко // Социо-Логос. М., Прогресс, 1991. - Вып. 1. -С. 284-311.

136. Фуко М. Жизнь: опыт и наука / М. Фуко // Вопросы философии. -1993.-№5.-С. 43-53.

137. Фуко М. Забота о себе / М. Фуко. Киев - М.: Дух и литера; Грунт; Рефл-бук, 1998.-282 с.

138. Фуко М. История безумия в классическую эпоху / М. Фуко. СПб.: Университетская книга, 1997. - 573 с.• 143. Фуко М. Надзирать и наказывать / М. Фуко. М.: «Ad Marginem»,1999.-478 с.

139. Фуко М. О трансгрессии / М. Фуко // Танатография Эроса. СПб., Мифрил, 1994.-С. 111-133.

140. Фуко М. Рождение клиники / М. Фуко. М.: Смысл, 1998. - 309 с.

141. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. -СПб.: «АКАД». 1994.-405 с.

142. Фуре В. Н. Философия незавершенного модерна Ю. Хабермаса / В. Н. Фуре. Минск: издательский центр ЭКОНОМПРЕСС, 2000. - 224 с.

143. Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект / Ю. Хабермас // Вопросы философии. - 1992. - № 4. - с. 40-53.

144. Хайдеггер М. Бытие и время / М. Хайдеггер. М.: «Ad Marginem», 1997.-451 с.

145. Хайдеггер М. Введение в метафизику / М. Хайдеггер. СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 1989.-298 с.

146. Хайдеггер М. Время и Бытие: статьи и выступления / М. Хайдеггер. -М.: Республика, 1993.-445 с.

147. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме / М. Хайдеггер // Проблема человека в западной философии. М., «Прогресс», 1988. - С.314-357.

148. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге / М. Хайдеггер. М.: «Высшая школа», 1991,-192 с.

149. Хюбнер К. Истина мифа / К. Хюбнер. М.: Республика, 1996. - 448 с.

150. Чаттерджи С. Индийская философия / С. Чаттерджи, Д. Датта. М.: «Селена», 1994.-416 с.

151. Черткова Е. Л. Рациональность критика - свобода / Е. Л. Черткова // Исторические типы рациональности. Т. 1. - М., РАН, Институт философии, 1995.-С. 299-316.

152. Черткова Е. Л. Свобода и рациональность / Е. Л. Черткова // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 314-337.

153. Чешков М. А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира / М. А. Чешков // Вопросы философии. 1995. - №4. - С. 24-35.

154. Швырев В. С. О понятиях «открытой» и «закрытой» рациональности (рациональность в спектре ее возможностей) / В. С. Швырев // Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. М., «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. - С. 9- 45.

155. Швырев В. С. Рациональность как философская проблема / В. С. Швырев // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995.-С. 3-20.

156. Шестов JI. Potestas clavium / JI. Шестов // Сочинения в 2-х томах. Т. 1. -М., «Наука», 1993.-С. 17-316.

157. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т. 1 / А. Шопенгауэр // О четверояком корне. Мир как воля и представление. В 2-х т. Т. 1. М., «Наука», 1993. - С. 125 - 609.

158. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко. -СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998. 432 с.

159. Эпштейн М. К философии возможного. Введение в посткритическую эпоху / М. Эпштейн // Вопросы философии. 1999. - № 6. - С. 59-72.

160. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория / М. Эпштейн. М.: Издание Р. Элинина, 2000. - 368 с.

161. Эпштейн М. Философия возможного / М. Эпштейн. СПб.: Алетейя, 2001.-334 с.

162. Юнг К.-Г. Психологические типы / К.-Г. Юнг. — СПб.: «Ювента», М.: Издательская фирма «Прогресс Универс», 1995. - 718 с.

163. Яковлев В. И. О востребованности диалектики в эпоху постмодернизма /В. И. Яковлев, Л. В. Суркова // Вестник московского университета. Серия 7. Философия. 1998. -№3. - С. 51-68.

164. Feuerabend P. In defense of Aristotle: Comments on the condition of content increase / P. Feuerabend // Progress and rationality in science. Dordrecht, 1978.-P. 152-196.

165. Gabardi Wayne. Negotiating Postmodernism / Wayne Gabardi. -Minneapolis London: University of Minnesota Press , 2001. 193 p.

166. McCumber, John. Philosophy and freedom: Derrida, Rorty, Habermas, Foucault / J. McCumber. Bloomington; Indianapolis: Indiana Univ. Press, 2000. -191 p.

167. McGowan, John. Postmodernism and its Critics / J. McGowan. Ithaca; London: Cornell.: University Press, 1991. - XII. - 296 p.