Русский политический дискурс начала XX века

Громыко, Сергей Александрович

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Русский политический дискурс начала XX века

Год: 2007
Автор научной работы: Громыко, Сергей Александрович
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Вологда
Код cпециальности ВАК: 10.02.01

Диссертация по филологии на тему 'Русский политический дискурс начала XX века'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русский политический дискурс начала XX века"

Г"" ///УиЬ/тЯЯг пукописи

ГРОМЫКО Сергей Александрович

РУССКИЙ ПОЛИТИЧЕСКИМ ДИСКУРС НАЧАЛА XX ВЕКА (на материале дискуссии в I Государственной Думе 1906 года)

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Вологда-2007

003056278

Работа выполнена на кафедре русского языка Вологодского государственного педагогического университета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук профессор Судаков Гурий Васильевич

доктор филологических наук профессор Камчатнов Александр Михайлович

кандидат филологических наук доцент Смулаковская Раиса Леонидовна

Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского

Защита состоится 11 мая 2007 года в 14 ч. на заседании диссертационного совета КМ 212.031.03 при Вологодском государственном педагогическом университете по адресу: 160001, г. Вологда, пр. Победы, 37, ауд. 71.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Вологодского государственного педагогического университета

Автореферат разослан « 200 7г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук доцент

Л. Ю. Зорина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертационное исследование посвящено проблеме изучения парламентской речи в I Государственной Думе 1906 года в аспекте ее дискурсивных характеристик.

Современные гуманитарные науки уделяют все больше внимания политике как особой сфере человеческой деятельности, от которой зависит судьба отдельно взятой личности и общества в целом. Политическая речь в разных аспектах становится объектом исследования целого ряда социально-гуманитарных наук: языкознания, риторики, теории коммуникации, политологии, психологии, связей с общественностью, социологии, семиотики. Учитывая возрастающее влияние политики практически на все области жизни современного общества, исследователи концентрируют свое внимание в первую очередь на современной политической коммуникации. Так, например, с конца XX века было опубликовано большое количество работ отечественных исследователей, занимавшихся изучением различных аспектов функционирования языка в сфере современных политических отношений (Баранов, Казакевич 1991; Баранов, Караулов 1994; Гаврилова 2004; Данилина 2005; Демьянков 2003; Иссерс 2002; Карасик 2002; Культура парламентской речи 1994; Купина 1995; Макаров 1987; Паршина 2006; Хазагеров 2002; Чудинов 2006; Шейгал 2004 и др.). Еще раньше исследования языка в современной политической коммуникации появились в зарубежном языкознании (Блакар 1987; Водак 1997; ван Дейк 1989; Серио 1999 и др.).

Между тем современная публичная политическая деятельность, неотъемлемой составляющей которой является речевая деятельность, не может производиться без опоры на выработанные ранее в данном обществе традиции и правила политической речи. Следовательно, необходимо обратить внимание не только на различные аспекты современной политической коммуникации, но и на традиции отечественного речевого общения в публичной полигике, которые на сегодняшний день не изучены в достаточной степени. Нельзя не согласиться с мнением В. И. Аннушкина, что история русского политического красноречия до сих пор не написана (Аннушкин 2006,237).

Выбор для исследования речи именно первого российского парламента обусловлен тем, что думская дискуссия 1906 года ознаменовала собой рождение новой для России отрасли светского красноречия - парламентской риторшси. До 1906 года в России не было системы институтов демократического народного представительства, следовательно, не были выработаны принципы и механизмы публичной дискуссии в рамках политических институтов. Депутатам I Государственной Думы пришлось разрешать противоречие между необходимостью участия в дискуссии и отсутствием уме-

ний и опыта ведения публичной политической институциональной дискуссии.

Актуальность настоящей работы определяется:

1) повышенным интересом социально-гуманитарных наук к политической деятельности и политической коммуникации;

2) направленностью исследования на изучение проблем институциональной речевой коммуникации в парламенте, от эффективности которой зависят результаты политической деятельности парламента;

3) изучением российской парламентской речи в историческом аспекте, что позволяет расширить имеющуюся на данный момент историко-филологическую базу речеведческих дисциплин;

4) изучением проблематики дискуссионной речи, роль которой всегда велика в демократическом обществе и которая должна лежать в основе общественной и политической деятельности современного человека. Как справедливо заметил отечественный мыслитель, дискуссия - важнейшая черта развитого общества и развитой личности, так как дискуссия «не только помогает критически и творчески мыслить, но и ведет к более полному пониманию оппонентов и более глубокому обдумыванию собственной позиции» (Мень 2001, 13)

Цель исследования - выявить особенности русского политического дискурса начала XX века на материале парламентской дискуссии в I Государственной Думе 1906 года.

Реализация цели исследования предполагает последовательное решение следующих конкретных задач:

1) представить и проанализировать различные подходы к определению понятия «политический дискурс», к установлению его объема и границ; разграничить понятия, используемые при анализе данного феномена и его составляющих (политический дискурс, политическая коммуникация, институциональный дискурс, язык политики, политический язык, политический текст);

2) рассмотреть парламентский дискурс как разновидность институционального политического дискурса, сформулировать интенциональную основу парламентской коммуникации; выделить конституирующие признаки парламентского текста; описать в общих чертах парламентский дискурс в I Государственной Думе, рассматривая думскую речь как парламентский текст, произведенный в рамках парламентского дискурса в Думе;

3) выявить в думской речи признаки текста как объединенной смысловой связью последовательности языковых знаков, свойствами которой являются цельность, связность, модальность, ретроспекция и проспекция; описать особенности проявления в думской речи признаков текста;

4) предложить и обосновать рассмотрение диалогичности в качестве конституирующего признака дискуссии в I Государственной Думе; выде-

лить и описать наиболее распространенные средства диалогичности в речевой практике I Государственной Думы;

5) выделить и описать основные приемы речевого воздействия в думской дискуссионной речи посредством анализа речевых стратегий и тактик, а также аргументации в выступлениях участников думской дискуссии.

Объектом исследования является публичный институциональный парламентский дискурс в I Государственной Думе 1906 года, то есть дискуссионная речь, которая развертывалась в официальной обстановке в рамках заседаний Думы. Исследованию подвергается только устная речь политиков, получившая институциональный статус и зафиксированная в официально изданных стенографических отчетах.

Предмет исследования - речевые средства создания, поддержания и развертывания дискуссии в публичном официальном речевом общении в I Государственной Думе.

Материалом исследования послужили официальные прения между политиками (депутатами, а также между депутатами и членами правительства), участвовавшими в работе первого российского парламента. Данные прения отражены в стенографических отчетах заседаний I Государственной Думы. Наиболее полным изданием стенографических отчетов на сегодняшний день остается двухтомное издание 1906 года. Оно использовалось в качестве основного источника. Современное переиздание стенографических отчетов (1995 года) является неполным и содержит фрагменты некоторых парламентских дискуссий по наиболее важным вопросам. Данное переиздание использовалось в качестве вспомогательного источника. Общий объем проанализированного материала - 4 009 страниц (1680 развернутых высказываний участников дискуссии).

Методологической основой настоящего исследования являются, во-первых, концепции истории русской риторики В. И. Аннушкина (Аннуш-кин 1998, Аннушкин 2003), Л. К. Граудиной (Граудина 1996; Граудина, Миськевич 1989) и А. К. Михальской (Михальская 1996а); во-вторых, подходы к риторике как к современной науке, изложенные в трудах Ю. В. Рождественского (Рождественский 1999, Рождественский 2003), В. И. Аннушкина (Аннушкин 2006), А. А. Волкова (Волков 2001), А. К. Михаль-

ской (Михальская 1996а, 19966), И. А. Стернина (Стернин 2000); в-третьих, концепции дискурса в лингвистическом аспекте, разработанные в трудах Т. А. ван Дейка, Н. Д. Арутюновой, Ю. С. Степанова, И. А. Стернина (Дейк 1989; Арутюнова 1990; Степанов 2004; Стернин 2003); в-четвертых, теории институционального дискурса и подходы к его анализу П. Серио (Серио 1999а, 19996) и В. И. Карасика (Карасик 2000, 2002); в-пятых, философские (Бахтин 1979; Библер 1989; Тойнби 1991) и лингвистические (Арутюнова 1992; Борисова 2005; Винокур 1990; Рождественский 1999; Якубинский 1986) теории диалога и диалогичности; в-шестых, разработанные в отечественном языкознании теории текста (Ворожбитова 2005; Гальперин 1981; Ильенко 1989; Москальская 1981; Мурзин, Штерн 1991).

Специфика методов, применяемых в работе, определяется объектом и целью исследования. Сбор материала производится методом сплошной выборки из стенографических отчетов заседаний I Государственной Думы. Описательный метод используется на этапе обобщения и систематизации результатов анализа речевых средств создания, поддержания и развертывания парламентской дискуссии. В процессе интерпретации результатов данного анализа применяется статистический метод. Учитывая, что стенографические отчеты заседаний Думы представляют собой обработанную письменную фиксацию устной речи и не могут абсолютно адекватно передавать некоторые особенности дискурса в парламенте, в ряде случаев применяется метод моделирования объекта исследования. При сопоставлении некоторых аспектов русского политического дискурса начала XX в. с современным политическим дискурсом используются элементы сопоставительного метода.

В исследовании применяется междисциплинарный подход к русскому парламентскому дискурсу начала XX в.: объект рассматривается с точки зрения риторики (прослеживается преемственность парламентской речи по отношению к уже сложившимся традициям русской светской публичной речи, устанавливается специфика дискуссии в первом российском парламенте), теории текста (дискуссионная речь в Думе рассматривается как коллективно творимый текст), теории коммуникации (затрагиваются вопросы эффективности речевого взаимодействия коммуникантов в институциональном парламентском общении), лингвистической прагматики (анализируется воздействующая составляющая думских выступлений).

На защиту выносятся следующие положения:

наделяет участников дискурса особым институциональным статусом, имеет свою систему жанров, ценностей, прецедентных текстов, дискурсивных формул. Институциональность парламентского дискурса накладывает ограничения на тексты, производимые в рамках данного дискурса (полемичность, высокий уровень спонтанности, коллективное авторство всего дискуссионного текста).

2. Дискуссионная речь в I Государственной Думе 1906 г. является парламентским текстом, испытавшим институциональные ограничения зарождавшегося в начале XX в. русского парламентского дискурса. Данный текст представляет собой объединенную смысловой связью последовательность языковых знаков, свойствами которой являются цельность, связность, ретроспекция и проспекция, а также единый план субъективной модальности. Специфика проявлений настоящих свойств текста обусловлена складывающимися правилами и нормами ведения публичной политической дискуссии.

3. Конституирующим признаком парламентского дискурса является диалогичность, понимаемая как установка коммуникантов на совместное равноправное создание текста и как реализация данной установки. В речевой практике I Государственной Думы была выработана сложная система средств диалогичности, которая составила основу дискурсивных формул русского парламентского дискурса начала XX в. Данная система средств диалогичности направлена на избирательную реализацию коммуникативных установок в зависимости от адресата высказывания и предусматривает возможность использования средства диалогичности по отношению к одному коммуниканту одновременно в качестве средства «монологичности» по отношению к другому коммуниканту.

4. В русском парламентском дискурсе начала XX в. активно реализуется воздействующая функция речи. Для речевой коммуникации в первом российском парламенте характерен специфический набор речевых стратегий и тактик, важнейшими го которых являются речевые стратегии саморепрезентации, дискредитации и угрозы. При этом особенности реализации участником думской дискуссии той или иной речевой стратегии чаще всего были связаны с сословной принадлежностью данного депутата.

5. Речевые стратегии и тактики, использовавшиеся в речи участников думской дискуссии, особенности аргументации, особая роль речевой агрессии, а также специфика использования средств диалогичности свидетельствуют о том, что отечественный парламентский дискурс начала XX века зарождался на основе выработанных на тот момент неинституциональных моделей речевого поведения, которые в представлении участников дискурса были приемлемыми в институциональной парламентской речевой коммуникации. Основной сферой заимствования таких неинсти-

туциональных моделей речевого поведения в дискуссию I Государственной Думы стал уличный митинг.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней:

■ впервые проводится исследование речи в российском дореволюционном парламенте в аспекте ее дискурсивных характеристик;

■ впервые в качестве материала исследования парламентской речевой коммуникации выступают прения в I Государственной Думе;

■ впервые для исследования речевых средств создания, поддержания и развертывания парламентской дискуссии применен междисциплинарный подход: в работе использованы понятия и методы риторики, теории текста, лингвистической прагматики, теории коммуникации.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в выявлении и обобщении современных проблем исследования политического дискурса; в выявлении особенностей русского политического дискурса начала XX века; в определении роли диалогичности в парламентской речевой коммуникации; в определении интенциональной основы институционального парламентского дискурса и конституирующих признаков парламентского текста.

Практическая значимость проведенного исследования связана с возможностью использования его результатов в вузовских курсах по риторике, теории коммуникации, стилистике, теории текста, связям с общественностью. Материалы диссертации могут быть применены в спецкурсах и спецсеминарах по истории русского политического красноречия.

Апробация работы осуществлялась в виде докладов и сообщений основных положений и результатов диссертационного исследования на XXXIV Международной филологической конференции, г. Санкт-Петербург, Санкт-Петербургский государственный университет, 14-17 марта 2005 г.; на XXXV Международной филологической конференции, г. Санкт-Петербург, Санкт-Петербургский государственный университет, 13 - 1S марта 2006 г.; на IV Международной научной конференции «Человек в информационном пространстве», г. Ярославль, Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского, 24 - 26 ноября 2005 г.; на научной конференции «Проблемы истории и теории русской словесности, истории и реставрации памятников культуры Русского Севера», посвященной 100-летию со дня рождения акад. Д. С. Лихачева, г. Вологда, Вологодский государственный педагогический университет, 28 ноября 2006 г.; на XI Международной научно-методической конференции «Риторика и культура речи в современном информационном обществе», г. Ярославль, Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского, 29 - 31 января 2007 г. Материалы диссертационного исследования были использованы при чтении курса риторики на юридическом факультете и отделении журналистики филологического факультета

Вологодского государственного педагогического университета в 2005 -2006 учебном году. По теме диссертации опубликовано 7 работ.

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трех исследовательских глав, Заключения, библиографического списка и Приложения, содержащего краткие сведения о политической деятельности I Государственной Думы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируется цель и вытекающие из нее задачи, определяется объект, предмет и материал исследования, характеризуется новизна, теоретическая и практическая значимость работы, излагаются основные положения, выносимые на защиту, объясняется характер структуры диссертации.

В первой главе «Думская речь как текст» рассматриваются основные проблемы исследования политического дискурса и политического текста, характеризуются специфические черты парламентского дискурса как разновидности институционального политического дискурса, описывается парламентский дискурс в России в 1906 г.; дискуссионная речь в I Государственной Думе рассматривается как осмысленная последовательность языковых знаков, свойствами которой являются цельность, связность, ретроспекция и проспекция, а также единый план субъективной модальности, то есть как текст.

В работе отмечается, что сложность и многоаспектность понятия «политический дискурс» обусловили наличие широкого и узкого подходов к изучению данного феномена и определению его границ. При широком подходе в область политического дискурса включаются «любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относятся к сфере политики» (Шейгал 2004, 23). Узкий подход ограничивает политический дискурс институциональными рамками (Дейк 2000; Баранов ¡997; Гаври-лова 2004 и др.). Автор реферируемой диссертации развивает узкий подход к политическому дискурсу, выделяя в качестве его системообразующих признаков институциональность и публичность.

Институциональный дискурс, понимаемый как дискурс, который предполагает наличие специфических институтов его производства и распространения (Серио 1999а, 29), накладывает ограничения на тексты, производимые в его пределах. Отношения между понятиями «политический дискурс» и «политический текст» в диссертации рассматриваются как отношения целого и части: любой институциональный дискурс состоит из подъязыка (профессиональной лексической системы, обслуживающей данную сферу общения), текста (творимого текста и ранее созданных текстов) и контекста (ситуативного и культурного) (Шейгал 2004, 16).

Публичность политического дискурса подразумевает преимущественно открытое для клиентов данного дискурса осуществление коммуникации. При этом внутренняя, или «аппаратная» (Чудинов 2006), политическая коммуникация, обслуживая интересы публичной коммуникации и всегда в той или иной степени отражая в ней свои результаты, имеет вспомогательный по отношению к публичной деятельности характер и находится на периферии политического дискурса.

Основу публичного институционального политического дискурса в России начала XX в. составлял парламентский дискурс. Специфика парламентского дискурса определяется его главной целью, то есть интенцио-нальной базой. В современной науке практически не подвергается сомнению утверждение, что интенциональной базой политического дискурса является борьба за власть (Карасик 2000, Шейгал 2004 и др.). Однако очевидно, что для каждой разновидности политического дискурса (дискурса президента, монарха, правительства) актуальны разные аспекты борьбы за власть (достижение власти, удержание власти, распределение власти и т.д.) и разные способы этой борьбы. В реферируемой диссертации в качестве интенциональной основы парламентского дискурса рассматривается борьба представителей различных социальных и политических групп за доступ к власти, за ее сохранение или за расширение уже имеющихся властных полномочий путем коллективного принятия компромиссных решений.

Парламентский текст как важнейшая составляющая парламентского дискурса в исследовании понимается в узком и широком смыслах. С одной стороны, парламентский текст - это конкретное выступление депутата с трибуны в ходе парламентской дискуссии. С другой стороны, под парламентским текстом понимается корпус всех публичных высказываний депутатов и других представителей власти, участвующих в парламентской дискуссии, в процессе всех заседаний парламента данного созыва, так как все участники институциональной парламентской дискуссии несут политическую ответственность перед обществом за результаты деятельности конкретного парламента. Широкое определение парламентского текста характеризует дискурс в конкретном парламенте в целом.

С учетом интенциональной основы парламентского дискурса и определений парламентского текста как важнейшего компонента дискурса в диссертации выделены конституирующие признаки парламентского текста, представляющие собой те ограничения, которые накладывает институт парламента на производимые в его рамках высказывания (тексты). В качестве одного из таких конституирующих признаков рассматривается полемичность парламентского текста. Данная характеристика является двусторонней: с одной стороны, каждая конкретная речь депутата имеет полемическую направленность (стремление выразить и утвердить свое мнение в противовес мнениям политических оппонентов), с другой стороны, внут-

ренне полемичен весь корпус речей конкретного парламента как единый политический текст. Полемичность - это основное требование, предъявляемое институтом парламента к производимым в рамках данного института текстам. Полемичность - характеристика парламентского дискурса, которая всегда находит свое выражение в парламентских текстах. Текстовая полемическая ситуация обусловливает «цитатное» присутствие противника в тексте (Смулаковская 1987, 9). Иными словами, высказывание в парламенте должно обязательно содержать согласие либо несогласие с уже высказанными точками зрения и намечать дальнейшую дискуссию, оставляя оппонентам возможность возразить либо, наоборот, согласиться с мнением выступающего.

В парламентском тексте (в отдельных речах и в дискуссии в целом) отражен высокий (по сравнению с текстами других разновидностей политического дискурса) уровень спонтанности высказываний. В парламентской коммуникации заранее четко продуманным является лишь жанр доклада. В прениях по какому-либо вопросу, которые чаще всего начинаются после доклада, необходима непосредственная, незамедлительная реакция депутатов на предшествующие выступления. Спонтанность как характеристика парламентского дискурса обусловливает своеобразие парламентского текста на уровне лексики (использование стилистически маркированной лексики, повторы, речевые недочеты и др.) и синтаксиса (употребление конструкций, характерных для устной разговорной речи).

В качестве еще одного признака, отражающего институциональные особенности парламентского текста, рассматривается коллективное авторство парламентской дискуссии в целом, которое обусловлено коллективной политической ответственностью участников парламентской дискуссии перед обществом за результаты деятельности парламента. Таким образом, рассмотрение дискуссии в I Государственной Думе как парламентского текста позволяет выделить характерные черты данной дискуссии с точки зрения парламентского дискурса.

Проблему структурирования дискуссионной речи в парламенте отражает подход от языковых единиц, которые организуются в высказывания, а высказывания, в свою очередь, объединяются в более крупные речевые целые. Этот подход предполагает рассмотрение дискуссии в I Государственной Думе как текста, то есть как осмысленной последовательности языковых знаков, свойствами которой являются цельность, связность, ретроспекция и проспекция, а также единый план субъективной модальности.

В работе обосновывается положение о том, что дискуссионная речь в I Государственной Думе имеет четко выраженную уровневую структуру. На низшем уровне дискуссионного текста языковые единицы объединяются в речь участника думского полилога (отдельное выступление с трибуны). На высшем уровне крупные речевые целые (сложные полемические целые)

объединяются в целостный дискуссионный текст. Между низшим и высшим уровнями находится уровень, на котором отдельные речи участников думской дискуссии объединяются в сложные полемические целые.

Под сложным полемическим целым (СПЦ) понимается речевое целое, объединяющее несколько высказываний участников думской дискуссии на одну тему и обладающее признаками связности, цельности, ретроспекции и модальности, а также характеризующееся динамичностью и имеющее цепочечную или радиальную структуру. Исследователи разговорного диалога обозначают подобные образования в разговорной речи при помощи разных терминов: диалогическое единство (Купина 1990), устный комму-никат (Брчакова 1979), текстоид (Сиротинина 1994), текст (Борисова 2005), сверхтекст (Купина, Битенская 1994). Динамичность СПЦ обусловлена эмоциональной неоднородностью думской дискуссии: на разных этапах прений по одной теме наблюдаются вспышки и, наоборот, затухания активности ораторов. Цепочечная или радиальная структура СПЦ определяется направлением связей между речами. Так, например, СПЦ, посвященное обсуждению депутатами программной речи председателя Совета министров Горемыкина, состоит из 12 депутатских выступлений с трибуны, каждое из которых связано не с предшествующим депутатским выступлением, а с речью Горемыкина. Наоборот, СПЦ, предметом обсуждения в котором было включение в послание монарху требования об амнистии, состоит из 15 речей, связанных друг с другом преимущественно последовательно.

Текстовые признаки специфически проявляются на всех трех уровнях думского дискуссионного текста.

1. На уровне отдельного развернутого высказывания с трибуны (речи) участника дискуссии ретроспекция (анафорическая связь), обеспечивая интеграцию элементов речи оратора, чаще всего представляет собой промежуточный или окончательный вывод выступления и реализуется такими средствами связи, как повторы, местоимения и особые синтаксические конструкции. Локоть: Таковы мои замечания и положения относительно предложенного законопроекта земельной реформы (ГД 1995, 133). Проспекция (катафорическая связь) служит для акцентирования внимания аудитории на важности следующей части высказывания. Стишин-ский: ...несомненно, что утрата всех заработков, которые дают крестьянам из года в год владельческие хозяйства, составит крупный недочет в общем балансе крестьянского хозяйства. Для выяснения истинного значения этого факта я позволю себе привести три примера (ГД 1995, 146). Модальность думского текста на данном уровне проявляется как общий субъективно-оценочный план выступления. Связность заключается в том, что предложения, образующие данное высказывание, связаны друг с другом в смысловом, грамматическом и коммуникативном плане и на основе

данных связей объединяются в структуры более высокого уровня в рамках данного речевого произведения (сверхфразовые единства). Цельность проявляется как соотнесенность конкретной речи с ситуацией парламентских прений, которая требует, чтобы оратор высказался строго по тому вопросу, который обсуждается в данный момент, с учетом тех мнений, которые были донесены до аудитории ранее.

2. На уровне СПЦ более глубокая ретроспекция связывает содержание высказывания с содержанием предшествующих речей, входящих в то же самое СПЦ. Такое отнесение происходит при помощи многочисленных скреп, сигнализирующих об определенном отношении оратора к мнениям, высказанным по данной проблеме до него. Рыжков: Господа народные представители, нынче мы переживаем великий исторический момент, нынче впервые с нами заговорили господа министры, но как заговорили -заговорили так, как говорят в школах с маленьктт детьми...(ГЦ, 1995, 82). Цельность СПЦ обеспечивается единством рассматриваемой проблемы и соотнесенностью СПЦ с прениями по одному вопросу повестки дня как единицей парламентской коммуникации. Доминирующие оценки ораторами предмета речи в рамках обсуждения одной проблемы формируют модальность СПЦ.

3. На уровне всей дискуссионной речи в I Думе как единого текста ретроспективные связи являются наиболее глубокими, так как связывают речь оратора с думскими выступлениями, которые имели место в другом тематическом и ситуативном контексте, то есть принадлежат другим СПЦ. Поярков: На фабрики идет народ голодный, потому что жить ему негде и не на что. Бояться, как вчера высказал один оратор, что фабрики и промыслы останутся без рабочих, нечего (ГД 1995, 135). Подобная ретроспекция, выраженная при помощи скреп, обеспечивает связность всего думского дискуссионного текста. Цельность текста на данном уровне опирается как на отделенность дискуссионного текста I Думы от последующих парламентских текстов, так и на исчерпанность политического диалога между институтами парламента и правительства. Модальность в данном случае представляет собой общий оценочный план всей речевой деятельности Думы, который можно охарактеризовать в целом как агрессивно-негативный по отношению к исполнительной власти.

Таким образом, в первой главе реферируемой работы выявлены текстовые признаки дискуссионной речи в I Государственной Думе, на основе которых в последующих главах анализируется специфика речевого взаимодействия в первом российском парламенте.

Во второй главе «Диалогичность как конституирующий признак парламентской дискуссии в I Государственной Думе» рассматривается специфика диалогического речевого взаимодействия между участниками думской дискуссии.

С учетом интенционалыгой основы парламентского дискурса (борьба за власть путем коллективного принятия компромиссных решений) в работе выделяется наиболее важный фактор продуктивности речевой деятельности участников парламентской коммуникации - диалогичность. Диалогич-ность понимается как установка коммуникантов на совместное равноправное создание текста и реализация данной установки. Диалогичность рассматривается как находящая воплощение в думском дискуссионном тексте составляющая коммуникативной пресуппозиции. Успешность коллективного принятия компромиссных решений во многом зависит от диалогично-сти речевого общения в парламенте. Отсутствие у коммуникантов установки на совместное равноправное создание текста («монологичность») выводит парламентскую дискуссию за институциональные рамки.

В основе диалогичности речевого общения в I Государственной Думе лежит ингертекстуальность. Речи участников дискуссии содержат проявления интертекстуальности разного порядка: во-первых, внутрипарламент-скую интертекстуальность, представляющую собой отсылки к прецедентным текстам, которые были созданы в процессе работы I Думы (речи депутатов и членов правительства, законопроекты, запросы, послания), во-вторых, отсылки к культурно значимым прецедентным феноменам, которые вводят обсуждаемое политическое событие в контекст русской и европейской культур (пословицы, литературные произведения, исторические события и т.п.). Внутри одной депутатской речи можно наблюдать обе разновидности интертекстуальности. Леднщкий: Мы, обращаясь к Престолу с нашими лучшими мыслями и пожеланиями', искренно высказывали только то, что от нас требовала и ждала страна. В ответ на это мы получили сегодня объявление министерства1; мы прежде всего получили урок: «всяк сверчок знай свой шесток»2 (ГД 1995, 81). Разнообразные проявления (средства) диалогичности в думском дискуссионном тексте основываются в первую очередь на внутрипарламентской интертекстуальности. Федоровский: Я глубоко благодарен докладчику, который подчеркнул, что там деяния совершала не русская армия, деяния совершали отдельные части ее...(ГД 19066,1643).

Регулятором парламентского диалога являются средства диалогичности, под которыми в диссертации понимается иструментарий «вхождения» высказывания в дискуссию, система речевых средств, которые соотносят каждое думское высказывание с предыдущими выступлениями, а также со всей дискуссией в целом. Средства диалогичности рассматриваются как проявления в дискуссионном тексте установок коммуникантов на совместное равноправное создание текста. Материал показывает, что наиболее распространенными и важными средствами диалогичности в речевой практике I Государственной Думы были скрепы, бинарные тема-рематические

модели, вопросительные и побудительные высказывания, а также ключевые слова.

Под скрепами в думской дискуссионной речи понимаются высказывания участников дискуссии, которые в эксплицитной форме отсылают аудиторию к предшествующим выступлениям и другим текстам, функционирующим в рамках данного парламента (запросы, законопроекты и др.). Священник Афанасьев: Для меня как служителя Бога, Бога свободы, любви и милосердия, для меня, говорю я, совершенно непонятен тот ответ, который сейчас прочитал нам главный военный прокурор (ГД 19066, 906). Эксплицитная форма отсылочных высказываний подразумевает, что в скрепах назван автор того текста, к которому оратор отсылает аудиторию, либо имеется название данного текста, либо содержится непосредственное указание на текст или на его автора, при этом автор может быть представлен оратором обобщенно как коллектив депутатов. Важным признаком скрепы является ее оценочный характер. Автор диссертационного исследования исходит из того, что отсылочное высказывание всегда в скрытой или явной форме обладает субъективной модальностью.

Классификация скреп с учетом их прагматических характеристик основывается на двух основных признаках: объекта отсылки и характера оценки. Классификация по объекту отсылки схематически представлена следующим образом: _

Схема 1. Классификация скреп по объекту отсылки.

Исследование показало, что 88% скреп содержат отсылку к устным высказываниям участников дискуссии с трибуны. Такое соотношение демонстрирует общую тенденцию к связи депутатской речи в первую очередь не с обсуждаемым законопроектом, а с суждениями других участников дис-

СКРЕПЫ

куссии о данном законопроекте. При этом отсылки к речам депутатов характеризуются разной степенью эксплицированности обозначения автора прототекста: от называния автора по имени (Родтев: После исчерпывающих слов Петрункевича мне немного остается добавить (ГД 1995, 219)) до его «маскировки» в случае несогласия при помощи безличных конструкций (Аникин: О крестьянстве здесь было сказано больше всего..., даже было сказано, что вообще сила русского государства зиждется на силе земледельческого населения (ГД 1995, ВО)).

По характеру оценки все скрепы делятся на две группы:

1) выражающие согласие выступающего с предыдущими ораторами (Барон Рогт: После блестящей речи члена Государственной Думы Львова мне нечего останавливаться подробно на этом законопроекте или, скорее, на основных началах законопроекта, который был внесен в Государственную Думу (ГД 1995, 137));

2) выражающие несогласие с предыдущими выступавшими (Локоть: Здесь говорили, будто бы проект, предложенный нашему рассмотрению, представляет собой проект национализации земли. Я, при всем желании найти в этом проекте национализацию, не нахожу ее (ГД 1995, 127)).

В реферируемой диссертации скрепы классифицируются также с учетом их структурных особенностей по признаку слитности / дистантности расположения отсылочного и оценочного компонентов в тексте речи. Кроме того, в зависимости от специфики реализации юнкционной функции скрепы делятся на связывающие высказывания внутри одного СПЦ и высказывания, принадлежащие разным СПЦ.

Особым средством диалогичности в речевой практике I Государственной Думы является бинарная тема-рематическая модель, под которой понимается устойчивая неоднократно повторяющаяся в данном думском выступлении с трибуны структура (оппозиция), состоящая из двух элементов: тематического, который отсылает аудиторию к предыдущим выступлениям депутатов и министров, и противопоставленного ему рематического элемента, который содержит возражение оратора на тематическую часть. Бинарная тема-рематическая модель имеет свои структурные, прагматические и функциональные особенности, позволяющие отграничить ее от скрепы: многократность повторения, четкая разделенность структурных элементов, всегда негативная оценка объекта отсылки, развернутое изложение «чужих» взглядов в тематической и приведение аргументов в рематической части, высокий манипулятивный потенциал, доминирование оценочной функции над юнкционной. Бинарная модель является основным принципом диспозиции речей ряда депутатов.

Герценштейн: (1а)Вы говорите, что начала, на которых мы предполагаем отдавать земли, недостаточно обеспечивают крестьянина. (16) Но сравните это с тем, что сейчас делается: крестьяне, ведь, платят me-

lt,

перь нередко 35 - 40 р. за десятину при погодной аренде. Или вы считаете нормальным, чтобы каждый год цены менялись?... (2&)Собственные свои опыты вы подтверждаете примерами из сочинений бывшего министра Ермолова, которые будто бы показывают, как разорились крестьяне, когда получили землю. И что же вы привели в пример? Имение Воронцова-Дашкова. (26) Да зачем же его было покупать за S 'А миллиона, когда, может быть, его можно было купить много дешевле? (Аплодисменты, браво)...(За)Вы говорите, что земля у нас распределена крайне неравномерно. Есть уезды, где буквально ничего не может быть прибавлено, и тогда необходимо переселение. (36) Должен вам сказать, мы никогда не имели в виду создать принудительно переселение, насильственно переселять из одной губернии в другую (ГД 1995, 158 - 159). Данную модель можно условно назвать «вы утверждаете - мы возражаем». В приведенном примере выделяются три оппозиции, в каждой из которых имеется тематическая (а) и рематическая (б) части. В большинстве случаев бинарными моделями пользовались именно депутаты, а не члены правительства, причем чаще всего негативной оценке подвергались высказывания министров.

Распространенным средством диалогичности в думской дискуссии являются вопросительные высказывания. Большинство вопросительных высказываний представляет собой риторические вопросы, которые направлены на создание пафоса обличения и гражданского негодования. Аникин: Говорят, что Ульянов должен быть предан суду, а предан ли суду тот градоначальник, который печатал в своей типографии черносотенный призыв к убийствам? (ГД 19066, 894). Каскад риторических вопросов, адресованных членам правительства, применялся для выражения резко негативного отношения к их выступлениям. Кузьмин-Караваев: А что, спрошу я, в Риге те же самые условия? Что, Рига тоже сейчас отрезана от сообщения со всем миром? Что, из Риги нельзя переслать в Петербург кассационную жалобу? (ГД 19066, 902).

Побудительные высказывания как средства диалогичности имели три типа адресата: депутаты, представители исполнительной власти и лица, не участвующие в думской дискуссии. Выявлено, что степень категоричности волеизъявления в побудительном высказывании зависит от адресата высказывания. В том случае, когда волеизъявление было адресовано депутатам, оно могло выражаться в форме просьбы или призыва. Винавер: Я прошу принять срочность запроса (ГД 19066, 1105). Щепкин: ...Я призываю вас в этом вопросе быть поспешными и быть безумно смелыми, потому что одним благоразумием в данную минуту нельзя уже спа-с/я«съ...(ГД 19066, 1111). Большинство побудительных высказываний, адресованных министрам, было выражено в форме требования, угрозы и приказа, причем адресат побуждался к совершению действий в ущерб своему институциональному статусу. Рамишвши: От имени русского народа

говорю, чтобы они сейчас ушли со своих мест и дали возможность занять эти места людям, избранным самим народом...(ГЦ 19066, 1160). Родичев: Министерство, обновляющее страну, должно идти в согласии с народным представительством...Совесть ваша должна вам сказать, что нужно сделать- уйти и уступить место другим (ГД 1995,79).

Ключевые слова думской дискуссии служили средством идентификации политической и сословной принадлежности оратора, так как они отражали основополагающие политические проблемы и отношение к данным проблемам выступающего. Например, ключевое слово земля обладает различной дистрибуцией у представителей разных партий и сословий. Либерально настроенные депутаты и представители правительства предпочитали употреблять глаголы, в лексическом значении которых отсутствовали семы экспрессивной окраски: наделять землею (крестьян), получить землю. Депутаты, придерживавшиеся радикальных взглядов, использовали экспрессивные обороты: взять землю, отчуждать землю, отобрать землю, добыть землю, подпустить мужика к земле. Ключевыми были также слова закон, кровь, народ, власть.

Таким образом, значимость 2 главы исследования заключается в рассмотрении диалогичности в качестве важнейшего фактора создания цельного коллективно творимого текста думской дискуссии.

В 3 главе «Приемы и средства речевого воздействия в дискуссии I Государственной Думы» рассматривается интенциональная составляющая речевого общения в первом российском парламенте: выделяются наиболее характерные для парламентского дискурса начала XX века речевые стратегии и тактики, выявляются особенности аргументации в думской дискуссии, определяется роль речевой агрессии.

При описании речевых стратегий и тактик, распространенных в думской дискуссии начала XX века, автор реферируемой работы опирается на классификации речевых стратегий и тактик, разработанные применительно к современному политическому дискурсу (Паршина 2006). В то же время учитывается тот факт, что системы коммуникативных целей в политическом общении начала XX и начала XXI веков не могут быть идентичными, поэтому, например, схожие речевые стратегии могут реализовываться посредством совершенно разных речевых тактик. Детальному рассмотрению в диссертации подвергаются те речевые стратегии и тактики, которые использовались участниками дискуссии в I Государственной Думе наиболее активно.

Распространенность в думской речи стратегии саморепрезентации обусловлена необходимостью донести до аудитории политические убеждения оратора, его сословную принадлежность, а также обозначить территорию, от которой был выбран депутат. Эти три обязательных компонента саморепрезентации реализуются при помощи различных речевых тактик.

Речевая тактика отождествления заключалась в нарочитой (в отличие от современной политической коммуникации) демонстрации символической принадлежности оратора к сословной либо статусной группе. Идентификация с политической группой в думской речи 1906 года не имела значительного распространения. Идентификация оратора с сословной группой использовалась исключительно депутатами от рабочих и крестьян. Шапошников: Господа, долг депутата от крестьян Курской губернии заставляет меня занять Ваше внимание несколькими словами... Меня послало сюда, в Государственную Думу, крестьянство, дав наказ: боритесь, продолжайте борьбу за землю, волю и свободу (ГД 1995, 56). Речевая тактика солидаризации, которая включает в себя формы выражения согласия с оценкой проблемы, в думских речах выражалась при помощи скреп. Специфика реализации данной тактики заключалась в статусном ограничении согласия: депутаты выражали солидарность исключительно с депутатами, а члены Совета министров только друг с другом. Речевая тактика «своего круга» в думской дискуссии позволяла представить оратора аудитории в системе координат «свои» - «чужие». К данной речевой тактике примыкает характерная для I Думы тактика отрицательной оценки выступающим своих ораторских способностей, которая использовалась для достижения эффекта честности перед аудиторией. Ершов: Господа народные представители! Я обращаюсь к вам как депутат от рабочих. Я не обладаю тем красноречием, которым иногда пользуются для того, чтобы завоевать симпатии, и в данном случае я хочу сказать лишь несколько слов относительно того, что предстоит нам теперь делать (ГД 1995, 53).

Речевая стратегия дискредитации, которая имеет своей целью подрыв авторитета политика, его унижение, очернение в глазах аудитории (Паршина 2006, 84), была одной из основных в речевой практике I Думы. Данная стратегия реализовывалась при помощи речевой тактики развенчания обмана. Локоть: У нас признают нормальную интенсификацию в сахарных хозяйствах, на которые нам постоянно указывают. Вот, мол, сахарные хозяйства, в них действительно вводятся улучшения, многопольные севообороты и т.д. Но господа, неужели вы не знаете, что наши сахарные хозяйства держатся только на ненормальной дороговизне сахара?.. Поддержка сахарному хозяйству является искусственной. Поддержка эта введена самим государством (ГД 1995, 130). Депутаты по отношению к министрам в своих речах использовали тактику обвинения, которая могла выступать в двух вариантах: обвинения в классовой заинтересованности при проведении реформ и обвинения в финансовых махинациях.

Яркой особенностью дискуссии в I Государственной Думе является распространенность в выступлениях депутатов речевой стратегии угрозы. В исследованиях по современной политической коммуникации угроза редко рассматривается как речевая стратегия, так как в современном полити-

ческом дискурсе угроза не может быть общим планом речевого поведения политика из-за бесперспективности такого агрессивного речевого поведения. Однако применительно к дискуссионной речи в I Государственной Думе есть все основания для рассмотрения угрозы в качестве речевой стратегии. Примечательно разнообразие речевых тактик, реализующих данную стратегию: собственно прямая угроза, предупреждение, отсылка к кровавым событиям прошлого, изображение страшных картин будущего России. Специфична и субъектно-объектная организация угрозы: выступающий мог быть сознательно отстранен от субъекта и объекта угрозы (схема «насилие со стороны «их» угрожает «вам»), оратор может причислять себя к объекту угрозы («кровопролитие со стороны «их» угрожает «всем нам»), или относить себя к субъекту угрозы («наша» революция угрожает «вам» или «им»).

Исследование показало, что основу, аргументации в думской речи начала XX в. составляли аргументы к человеку, к норме, к авторитету и прецеденту, а также к факту. Доминирование в депутатских речах аргументов к пафосу (психологических приемов убеждения) и к этосу (этических приемов убеждения) над логической аргументацией в целом характерно для эристической аргументации, которая направлена не на взаимное убеждение политических оппонентов в правильности своей точки зрения, а на достижение победы в споре независимо от того, приведет ли такая победа к изменению взглядов противника (Волков 2001). Логическая аргументация использовалась в основном участвовавшими в дискуссии министрами. Кроме того, выступления депутатов содержат разнообразные риторические ловушки.

Выбор способов речевого воздействия на аудиторию и оппонентов зависел от уровня риторического образования оратора и от его опыта публичных выступлений. Материал показывает, что наименее эффективные средства речевого воздействия на аудиторию использовались в выступлениях депутатов-крестьян, не имевших опыта публичных политических выступлений. Наоборот, те крестьяне, которые порвали с земледелием и занимались социалистической пропагандой, использовали более агрессивные приемы речевого воздействия.

Речевая агрессия в I Государственной Думе была коллективной и представляла собой не отдельные вспышки инвективности, а динамичную систему, развивавшуюся по принципу нарастания снежного кома: от наименее агрессивных выступлений в начале СПЦ к наивысшей степени агрессии в высказываниях, составляющих кульминацию СПЦ. В основе вербальной агрессии в Думе лежали механизмы речевого провоцирования. В масштабах всей дискуссии при помощи речевой агрессии поддерживался единый модальный (эмоциональный) план думского текста. Постоянным объектом речевой агрессии в Думе были представители исполнительной

власти. При этом депутатская агрессия была ориентирована не на личность, а на институт. Объект речевой агрессии трактовался как чиновник, воплощающий идеи конкретного института (правительства). Чаще всего речевая агрессия выражалась в форме угроз, обвинений и даже оскорблений. Бабенко: Я должен сказать: пусть уйдут наши министры...пусть уйдут, иначе наших министров может постигнуть та же участь, которая постигла офицеров на «Князе Потемкине Таврическом» (ГД 19066, 912). Недоносков: Я думаю, что все, что мы слышали, дает нам право сказать: - убийцы! дайте же нам работать. Перестаньте лить кровь, уйдите в отставку! (аплодисменты) (ГД 19066, 912).

Таким образом, особенности используемых в думской дискуссии речевых стратегий и тактик, специфика аргументации, а также особая роль речевой агрессии позволяют говорить о распространении в речи I Думы митинговых черт, которые заменяли собой не выработанные на данный момент институциональные модели речевого взаимодействия участников думской дискуссии.

В Заключении подводятся итоги исследования. В диссертации рассмотрены основные признаки институционального парламентского дискурса и парламентского текста. Определена специфика проявления текстовых характеристик в думской дискуссионной речи, проанализирована уровневая организация дискуссионной речи в Думе как коллективно творимого текста. Подвергнуты рассмотрению средства диалогичности в речевой практике I Государственной Думы. Продемонстрирован избирательный характер реализации коммуникативных установок в зависимости от адресата высказывания: в процессе диалога между депутатами наблюдаются проявления диалогичности, при речевом взаимодействии между депутатами и членами правительства повышенная категоричность и императивность зачастую тех же средств диалогичности позволяет рассматривать данные высказывания как проявления монологичности. На основе анализа приемов и средств речевого воздействия в думской дискуссии сделан вывод о проникновении в российскую парламентскую коммуникацию начала XX в. неинституциональных митинговых моделей речевого общения.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Громыко, С. А. «Дума народного гнева» (О речевой агрессии в I Государственной Думе) / С. А. Громыко // Русская речь. - 2006. - № 6. - С. 88 -93.

2. Громыко, С. А. «Величайшее орудие воздействия на людей». О риторическом руководстве Н. Абрамова «Искусство излагать свои мысли» / С. А. Громыко // Русская речь. - 2005. - № 4. - С. 89 - 94.

3. Громыко, С. А. Заметки по теории парламентского текста / С. А. Громыко // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные науки». - 2006. - № 4. - С. 104 - 107.

4. Громыко, С. А. Приемы и средства диалогичности в речи ораторов Государственной Думы в 1906 году / С. А. Громыко // Русское слово в историческом развитии (XIV - XIX века). - СПб.: Наука, 2005. - С. 168 - 176.

5. Громыко, С. А. Диалогичность как конституирующий признак полемики в I Государственной Думе 1906 года / С. А. Громыко // Человек в информационном пространстве. Выпуск 5. - Ярославль: «Истоки», 2006. -С. 66-70.

6. Громыко, С. А. Речевая агрессия в российском парламенте: «штурм власти» в Государственной Думе 1906 года и в современной Государственной Думе / С. А. Громыко // Речевая коммуникация на современном этапе: социальные, научно-теоретические и дидактические проблемы. В 2-х частях. - М.: МГУС, 2006. - Ч. 2. - С. 37 - 41.

7. Громыко, С. А. Речевой портрет русского крестьянина в I Государственной Думе 1906 года / С. А. Громыко // Риторика и культура речи в современном информационном обществе. В 2 т. - Ярославль: Изд-во Яросл. гос. пед. ун-та им. К'. Д. Ушинского, 2007. - Т. 1. - С. 90 - 93.

Подписано к печати 02.04.2007 г. Тираж 100 экз.

Отпечатано: ООО «ИПЦ «Легия», 160031, г. Вологда, ул. Октябрьская, д. 19, к. 116

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Громыко, Сергей Александрович

Введение.

Глава 1. Думская речь как текст.

1.1. Проблемы исследования политического дискурса и политического текста.

1.1.1. Политическая коммуникация в аспекте институциональной составляющей.

1.1.2. Думская речь в контексте политического дискурса в России начала XX века.

1.2. Основные признаки текста в думской речи.

1.2.1. Ретроспекция и проспекция в дискуссионной речи.

1.2.2. Модальность полемического текста.

1.2.3. Цельность и связность полемического текста.

1.3. Сложное полемическое целое как структурная и смысловая единица текста полемики.

Выводы.

Глава 2. Диалогичность как конституирующий признак парламентской дискуссии в I Государственной Думе.

2.1. Роль диалогичности в речевой деятельности парламента.

2.2. Интертекстуальность как фактор диалогичности думской речи

2.3. Средства диалогичности как элементы текста.

2.4. Типология средств диалогичности в речевой практике I Государственной Думы.

2.4.1. Разновидности скреп с учетом их смысловых, структурных и функциональных характеристик.

2.4.2. Бинарная тема-рематическая модель.

2.4.3. Вопросительные высказывания в думской речевой практике.

2.4.4. Побудительные высказывания в думской дискуссии.

2.4.5. Ключевые слова думской дискуссии.

Выводы.

Глава 3. Приемы и средства речевого воздействия в дискуссии I Государственной Думы.

3.1. Речевые стратегии и тактики в политической коммуникации.

3.2. Речевые стратегии и их реализации в дискуссионной речи в I Государственной Думе.

3.2.1. Речевая стратегия саморепрезентации.

3.2.2. Речевая стратегия дискредитации.

3.2.3. Речевая стратегия угрозы.

3.3. Особенности аргументации в думской полемике.

3.4. Речевая агрессия в дискуссии I Государственной Думы и в современном российском парламенте.

3.5. Речевой портрет русского крестьянина в I Государственной Думе.

Выводы.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Громыко, Сергей Александрович

Между тем современная публичная политическая деятельность, неотъемлемой составляющей которой является речевая деятельность, не может производиться без опоры на выработанные ранее в данном обществе традиции, правила, рамки политической речи. Речевое поведение современных российских политиков сложно адекватно оценить без соотнесения его со сложившейся в России традицией публичного политического речевого общения. Без такого сопоставления то или иное публичное речевое действие политика не может быть истолковано как новаторское либо продолжающее традицию, имеющее деструктивную либо конструктивную направленность, стремящееся воздействовать на адресата в допустимых рамках либо манипулировать сознанием и волей адресата, в целом приемлемое либо недопустимое в традициях русской политической речи. А это, в свою очередь, требует более серьезной и обширной историко-филологической базы, чем та, которая существует сегодня. Нельзя не согласиться с мнением В. И. Аннушкина, что «к сожалению, история русского политического красноречия до сих пор не написана» (Аннушкин 2006,237).

Данное высказывание, пожалуй, в наибольшей мере применимо к изучению русской парламентской речи: если публичные выступления отдельных выдающихся политических риторов начала XX века, советской эпохи, рубежа XXI века стали в последнее время объектом пристального внимания ученых, то современной парламентской речи в аспекте ее преемственности сложившимся традициям отечественного парламентского красноречия посвящены лишь несколько работ (Баранов, Казакевич 1991; Культура парламентской речи 1994). Однако для более объективной и всесторонней оценки состояния современной парламентской речи и путей ее дальнейшего развития необходимы исторические исследования в данной области, прежде всего, изучение особенностей речи в дореволюционных российских парламентах. История русского парламентского красноречия излагается в лучшем случае в небольших по объему главах некоторых учебных пособий по риторике (Грановская 2004, Михальская 1996).

Диссертация посвящена исследованию парламентской речи в I Государственной Думе 1906 года в аспекте ее дискурсивных характеристик. Выбор для исследования речи именно первого российского парламента обусловлен тем, что думская дискуссия 1906 года ознаменовала собой рождение новой для России отрасли светского красноречия - парламентской риторики. Более того, многие специалисты в области истории риторики связывают с I Государственной Думой возникновение (Аннушкин 2006) либо интенсивное развитие (Грановская 2004; Михальская 1996; Чистякова 2006) в России не только парламентского красноречия, но и устной публичной политической речи в целом. До 1906 года в России не было системы институтов демократического народного представительства, следовательно, не были выработаны принципы и механизмы публичной дискуссии в рамках политических институтов. Депутатам I Государственной Думы пришлось разрешать противоречие между необходимостью участия в дискуссии и отсутствием умений и опыта ведения публичной политической дискуссии.

Установлено, что в начале XX века устная публичная речь разных стилей и жанров получает исключительное право быть основным видом словесной культуры: расширяются ее виды и функции, увеличивается аудитория (Чистякова 2006, 24). Это было связано с тем, что в конце XIX - начале XX веков требования российского общества к речи достаточно сильно изменились по сравнению с предыдущими этапами развития русской риторики. Демократизация институтов власти разного уровня, начатая либеральными реформами 60 - 70-х годов (реформа земского самоуправления, городского самоуправления, судебная реформа), резко увеличила роль публичного общения, причем в самых различных сферах жизни человека. В публичную деятельность вовлекалось все больше людей из разных сословий. Умение ясно и убедительно высказывать свою точку зрения стало необходимым не только представителям высших слоев российского общества, но и мещанам, разночинцам, а позже рабочим и крестьянам. В начале XX в. в отечественной риторике наблюдается повышенный интерес к воздействующей функции речи, который отразился в риторических руководствах того времени (Громыко 2005). В общедоступных риторических очерках Н. Абрамова, входящих в серию «Дар слова», в качестве основополагающих принципов расположения и изложения материала речи рассматриваются фактор цели и фактор адресата: «Только одно требование может быть предъявлено ко всем сочинениям: на первом месте должно поставить нечто, способное заинтересовать, захватить читателя» (Абрамов 1900, 5). В основе нового, современного представления о речевом общении, по Абрамову, лежит открытие воздействующего аспекта речи и выдвижение этого аспекта на первый план. «. Слово - это не только необходимое условие или сосуд мысли, оно не только способствует выяснению для самого говорящего миря явлений, оно есть вместе с тем и величайшее орудие воздействия на людей» (Абрамов 1900,44).

В 1906 году впервые в истории России был сформирован политический институт, в котором равные возможности выражения своих позиций были предоставлены и дворянам, культура слова которых воспитывалась лучшими произведениями отечественной словесности, и рабочим, речь которых оттачивалась в производственном общении, отчасти на митингах, и представителям духовенства с их познаниями и умениями в области духовной риторики, и крестьянам, которые, казалось бы, в искусстве красноречия должны были уступать остальным депутатам. Представителям разных сословий и политических партий было необходимо наладить такое речевое взаимодействие, на основе которого мог бы состояться эффективный политический диалог.

В диссертационном исследовании предпринимается попытка рассмотреть институциональную речевую коммуникацию в I Государственной Думе с точки зрения организации совместной равноправной речевой деятельности всех участников парламентской коммуникации, то есть с точки зрения диалогичности речевого общения в первом российском парламенте. Представляется, что такой подход является оптимальным для описания специфики институционального речевого общения в том или ином парламенте, так как эффективность политической деятельности парламента напрямую зависит от способности парламентариев принимать компромиссные решения, которые устраивают максимальное количество политических сил, представленных в данном парламенте. Принятие же таких компромиссных решений возможно только при условии наличия в данной парламентской коммуникации выработанных и четко функционирующих механизмов диалогического речевого взаимодействия. Наличие или отсутствие таких механизмов, их особенности составляют дискурсивные характеристики речи в парламенте.

Исследователи отмечают, что «современное состояние проблемы под названием «дискурс» может быть охарактеризовано как продолжающийся поиск семантических контуров означаемого этого термина.» (Чернейко 2006, 34). При всей сложности данной проблемы и множестве подходов к ее решению в нашем диссертационном исследовании дискурс понимается в первую очередь как «текст в событийном аспекте, речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмов их сознания (когнитивных процессах)» (Арутюнова 1998, 136 - 137). Исходя из этого, под дискурсивными характеристиками парламентской речи мы понимаем такие ее свойства, которые позволяют рассматривать речь в Думе как связный диалог (полилог), составляющий основу целостного речевого события - работы I Государственной Думы. Противоположный подход - исследование и описание речи (точнее, не речи, а речей) в парламенте как совокупности разрозненных монологов - распространен в основном в учебных пособиях по риторике. Этот подход представляется приемлемым и оправданным в том случае, когда автор ставит своей целью изучение, например, этоса отдельных риторов-депутатов или демонстрацию образцов парламентского красноречия и риторических средств, используемых в данных речах. При этом в качестве основного метода исследования используется метод составления «речевых (риторических) портретов» политиков. Однако такой подход является не вполне продуктивным при изучении парламентского диалога, речей, взятых не в отвлечении друг от друга, а погруженных в парламентскую дискуссию. В этом случае основное внимание необходимо уделить смысловым и формальным взаимосвязям между выступлениями участников думской дискуссии. Сегодня исследования парламентской речи в аспекте ее дискурсивных характеристик производятся спорадически и крайне редко, лишь в отдельных работах, например, в главе пособия JI. М. Грановской (Грановская 2004).

Таким образом, актуальность настоящей работы определяется:

4) изучением проблематики дискуссионной речи, роль которой всегда велика в демократическом обществе и которая должна лежать в основе общественной и политической деятельности современного человека. Как справедливо заметил отечественный мыслитель, дискуссия -важнейшая черта развитого общества и развитой личности, так как дискуссия «не только помогает критически и творчески мыслить, но и ведет к более полному пониманию оппонентов и более глубокому обдумыванию собственной позиции» (Мень 2001,13)

Реализация цели исследования предполагает последовательное решение следующих конкретных задач:

1) представить и проанализировать различные подходы к определению понятия «политический дискурс», к установлению объема и границ политического дискурса; разграничить понятия, используемые при анализе политического дискурса и его составляющих (политический дискурс, политическая коммуникация, институциональный дискурс, язык политики, политический язык, политический текст);

2) рассмотреть парламентский дискурс как разновидность институционального политического дискурса, сформулировать интенциональную основу парламентского дискурса; выделить конституирующие признаки парламентского текста; описать в общих чертах парламентский дискурс в I Государственной Думе, рассматривая думскую речь как парламентский текст, произведенный в рамках парламентского дискурса в Думе;

4) предложить и обосновать рассмотрение диалогичности в качестве конституирующего признака дискуссии в I Государственной Думе; выделить и описать наиболее распространенные средства диалогичности в речевой практике I Государственной Думы;

Объектом исследования является публичный институциональный парламентский дискурс в I Государственной Думе 1906 года, то есть дискуссионная речь, которая развертывалась в официальной обстановке в рамках заседаний Думы. Исследованию подвергается только устная речь политиков, получавшая институциональный статус и зафиксированная в официально изданных стенографических отчетах.

В современных отечественных работах по речеведению наблюдается нечеткое разграничение терминов «дискуссия», «диспут», «полемика», «дебаты», «спор». Зачастую данные термины употребляются в качестве синонимов. Однако признается, что термин «спор» имеет наиболее широкое значение и является родовым по отношению ко всем остальным терминам, перечисленным выше. Дискуссия - это спор-исследование, способ познания действительности и установления истины, «спор на определенную тему и по определенным правилам, нацеленный на проверку обсуждаемой мысли с точки зрения ее истинности, достоверности, правомерности или на решение сложной проблемы, сопоставление разных точек зрения по выдвинутой проблеме с целью ее выяснения и решения» (Матвеева 2003, 63). Некоторые исследователи делают акцент на отвлеченной и общей проблематике дискуссии по сравнению с другими разновидностями спора (Михальская 1996, 349). В то же время наблюдаются расхождения в определении сферы функционирования дискуссии: А. К. Михальская утверждает, что обстоятельства речевой ситуации дискуссии не могут быть бытовыми (Михальская 1996, 349), Т. В. Матвеева не исключает возможность возникновения дискуссии в дружеской компании и в личной беседе (Матвеева 2003, 63).

Диспут - разновидность спора, наиболее близкая к дискуссии, но отличающаяся от последней обязательным публичным характером (Матвеева 2003, 63 - 64) и своей однократностью, неспособностью повторяться (Михальская 1996, 349). Термин «дебаты» в русской речевой практике не имеет строго однозначного определения и употребляется как синоним термина «дискуссия». (Матвеева 2003, 59). При этом существует тенденция называть дебатами спор в современном парламенте.

Однако наибольшую сложность представляет собой разграничение терминов «дискуссия» и «полемика». Существует точка зрения, согласно которой полемика - это то же, что спор, однако термин «полемика» предпочитается, когда спор ведется в печати или в устной публичной речи, носит продолжающийся характер и отличается остротой, резким несовпадением позиций (Матвеева 2003, 237). При таком подходе не вполне понятно, чем полемика отличается от дискуссии, которая в данном случае рассматривается как разновидность полемики. Учебные пособия по риторике высказывают в основном схожее мнение, что полемика - это такая разновидность спора, которая чаще всего ведется в печати и имеет более острый, напряженный характер, чем дискуссия (Михальская 1996, 349). Однако критерии «остроты» спора выделить достаточно сложно, поэтому граница между дискуссией и полемикой не является четкой.

Данная проблема представляется наиболее разработанной в исследованиях А. А. Волкова, который соотносит различия между дискуссией и полемикой с разными типами диалогов, отличающимися друг от друга не столько сферой бытования, сколько особенностями этоса, пафоса и логоса. Для дискуссии более характерен так называемый диалектический тип диалога, представляющий собой «обсуждение проблемы, которое должно привести либо к общему ее решению, либо к определенному соотношению суждений о состоянии проблемы» (Волков 2001, 361). Диалектический диалог предусматривает добросовестность и честность участников дискуссии в поисках решения проблемы, предъявляя тем самым особые требования к этосу риторов. Особенностью логоса диалектического диалога является использование конвенции об аргументации (выработка и признание формальных правил построения и критики умозаключений) и преимущественно рациональной аргументации. Цель же полемического (эристического) диалога - выиграть спор путем привлечения оратором аудитории на свою сторону и отторжения ее от оппонента. Этос полемиста обусловлен в первую очередь привлекательностью и авторитетностью для аудитории самого оратора. На уровне аргументации сильными в полемическом диалоге считаются те доводы, которые являются значимыми для аудитории и которые ставят в тупик противника и побуждают его оправдываться (Волков 2001, 365 - 368). Думается, что такой подход, основанный на поиске различий между дискуссией и полемикой не в сфере их функционирования, а в содержании и организации разных типов диалога, помогает провести более четкую границу между этими смежными явлениями.

Между тем некоторые исследователи не видят необходимости в разграничении дискуссии и полемики. При этом оба явления понимаются достаточно широко, а термины рассматриваются как синонимичные: «. полемика - спор на собрании, диспуте, в печати и т.д. по какому-либо вопросу, при обсуждении какой-либо проблемы. Под дискуссией может пониматься обсуждение спорного вопроса, основанное на искусстве рассуждать и излагать свои мысли соответственно законам разума, а также форма научного общения и получения нового знания, т.е. логика научного поиска» (Зарецкая 2002, 259). Примечательно, что в коллективной монографии (Культура парламентской речи 1994), посвященной современному парламентскому речевому общению, термины «дискуссия» и «полемика» также четко не разграничиваются. Это видно, например, из определения термина «дискуссионное выступление», под которым понимается «монологическая речь, содержащая элементы полемики» (Культура парламентской речи 1994,40).

В настоящем исследовании мы исходим из того, что по отношению к речи в I Государственной Думе в аспекте ее дискурсивных характеристик целесообразнее применять термин «дискуссия». Это связано с тем, что в идеале парламентский диалог, всегда связанный с обсуждением и решением важнейших для государства и общества проблем, должен быть диалектическим диалогом. В то же время попытки последовательного разграничения проявлений дискуссии и полемики в речи реального, а не идеального парламента загромождают исследование и снижают его продуктивность, так как, например, в речи членов I Думы дискуссионное начало переходит в полемическое и наоборот несколько раз в течение прений по одному вопросу. Чаще всего на начальном этапе прений, когда депутатам было необходимо четко сформулировать и мотивировать свою точку зрения и понять точку зрения оппонентов, прения представляли собой дискуссию. Ближе к середине депутатского спора, когда позиции были уже ясны, нарастала эмоциональная напряженность, и прения приобретали черты полемики. На завершающем этапе прений, когда необходимо было резюмировать все высказанные мнения, спор снова сближался с дискуссией. Поэтому в настоящей работе в основном употребляется термин «дискуссия». В тех случаях, когда употребляется термин «полемика», он является синонимом по отношению к термину «дискуссия», если это не оговорено особо. В некоторых составных наименованиях типа «сложное полемическое целое» прилагательное «полемическое» также в целом синонимично прилагательному «дискуссионное».

Методологической основой настоящего исследования являются, во-первых, концепции истории русской риторики В. И. Аннушкина (Аннушкин 1998, 2003), JI. К. Граудиной (Граудина 1996; Граудина, Миськевич 1989) и А. К. Михальской (Михальская 1996); во-вторых, подходы к риторике как к современной науке, изложенные в трудах Ю. В. Рождественского (Рождественский 1999, 2003), В. И. Аннушкина (Аннушкин 2006), А. А. Волкова (Волков 2001), А. К. Михальской (Михальская 1996а, 19966), И. А. Стернина (Стернин 2000); в-третьих, концепции дискурса в лингвистическом аспекте, разработанные в трудах Т. А. ван Дейка, Н. Д. Арутюновой, Ю. С. Степанова, И. А. Стернина (Дейк 1989; Арутюнова 1990; Степанов 2004; Стернин 2003); в-четвертых, теории институционального дискурса и подходы к его анализу П. Серио (Серио 1999а, 19996) и В. И. Карасика (Карасик 2000, 2002); в-пятых, философские (Бахтин 1979; Библер 1989; Тойнби 1991) и лингвистические (Арутюнова 1992; Борисова 2005; Винокур 1990; Рождественский 1999; Якубинский 1986) теории диалога и диалогичности; в-шестых, разработанные в отечественном языкознании теории текста (Ворожбитова 2005; Гальперин 1981; Ильенко 1989; Москальская 1981; Мурзин, Штерн 1991).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Парламентский дискурс является особой разновидностью институционального политического дискурса, так как обладает специфической интенциональной основой (конкретный аспект достижения власти - борьба представителей различных социальных и политических групп за доступ к власти, за ее сохранение или за расширение уже имеющихся властных полномочий путем коллективного принятия компромиссных решений), наделяет участников дискурса особым институциональным статусом, имеет свою систему жанров, ценностей, прецедентных текстов, дискурсивных формул. Институциональность парламентского дискурса накладывает ограничения на тексты, производимые в рамках данного дискурса (полемичность, высокий уровень спонтанности, коллективное авторство всего дискуссионного текста).

3. Конституирующим признаком парламентского дискурса является диалогичность, понимаемая как установка коммуникантов на совместное равноправное создание текста и как реализация данной установки. Продуктивность парламентской дискуссии зависит от регулярности / нерегулярности проявлений диалогичности в речи партнеров по коммуникации, направленности диалогичности на всех участников дискуссии / лишь на некоторых партнеров, интенсивности проявлений диалогичности / их значимого отсутствия. В речевой практике I Государственной Думы была выработана сложная система средств диалогичности, которая составила основу дискурсивных формул русского парламентского дискурса начала XX в. Данная система средств диалогичности направлена на избирательную реализацию коммуникативных установок в зависимости от адресата высказывания и предусматривает возможность использования средства диалогичности по отношению к одному коммуниканту одновременно в качестве средства «монологичности» по отношению к другому коммуниканту.

4. В русском парламентском дискурсе начала XX в. активно реализуется воздействующая функция речи. Для речевой коммуникации в первом российском парламенте характерен специфический набор речевых стратегий и тактик, важнейшими из которых являются речевые стратегии саморепрезентации, дискредитации и угрозы. При этом особенности реализации участником думской дискуссии той или иной речевой стратегии чаще всего были обусловлены сословной принадлежностью данного депутата.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней: впервые проводится исследование речи в российском дореволюционном парламенте в аспекте ее дискурсивных характеристик; впервые в качестве материала исследования парламентской речевой коммуникации выступают прения в I Государственной Думе; впервые для исследования речевых средств создания, поддержания и развертывания парламентской дискуссии применен междисциплинарный подход: в работе использованы понятия и методы риторики, теории текста, лингвистической прагматики, теории коммуникации.

Апробация работы осуществлялась в виде докладов и сообщений основных положений и результатов диссертационного исследования на XXXIV

Международной филологической конференции, г. Санкт-Петербург, Санкт-Петербургский государственный университет, 14-17 марта 2005 г.; на XXXV Международной филологической конференции, г. Санкт-Петербург, Санкт-Петербургский государственный университет, 13-18 марта 2006 г.; на IV Международной научной конференции «Человек в информационном пространстве», г. Ярославль, Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского, 24 - 26 ноября 2005 г.; на научной конференции «Проблемы истории и теории русской словесности, истории и реставрации памятников культуры Русского Севера», посвященной 100-летию со дня рождения акад. Д. С. Лихачева, г. Вологда, Вологодский государственный педагогический университет, 28 ноября 2006 г.; на XI Международной научно-методической конференции «Риторика и культура речи в современном информационном обществе», г. Ярославль, Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского, 29-31 января 2007 г. Материалы диссертационного исследования были использованы при чтении курса риторики на юридическом факультете и отделении журналистики филологического факультета Вологодского государственного педагогического университета в 2005 - 2006 учебном году. По теме диссертации опубликовано 7 работ.

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трех исследовательских глав, Заключения, списка использованной литературы и Приложения, содержащего краткие сведения о политической деятельности I Государственной Думы. В первой главе дискуссионная речь в I Государственной Думе рассматривается как текст. На основании этого во второй главе выявляются средства диалогичности думского дискуссионного текста. Третья глава посвящена рассмотрению приемов и средств речевого воздействия, определяющих характер думской речевой коммуникации.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русский политический дискурс начала XX века"

Выводы

Речевое воздействие являлось важнейшей составляющей речевого поведения участников полемики в I Государственной Думе. Обращение к риторическим руководствам начала XX века показывает, что представление о речи как об орудии воздействия на человека при помощи слова было характерно для русской риторики данного периода (Громыко 2005). По большому счету, это представление было характерно для русской риторики традиционно, если рассматривать концепции воздействующей речи начала XX века как своего рода воплощение закона гармонизирующего диалога и субъектно-субъектного риторического идеала по терминологии А. К. Михальской.

Публичная политическая речь, как и публичная политика в целом, в России начала XX века еще только зарождалась. Отсутствие традиций публичной политики необходимо рассматривать как важнейший фактор, оказывавший влияние на выбор способов речевого воздействия на аудиторию и политических оппонентов. С этой точки зрения вполне объяснима ориентация речи российской политической элиты того времени на довольно узкий круг жанров публичного политического общения, причем именно на те жанры, которые возникли раньше всего (площадная митинговая речь). Митинговые модели речевого поведения, переходящие иногда даже в карнавальное поведение, широко распространились в дискуссии I Государственной Думы. Наличие митинговых способов речевого воздействия в институциональном парламентском дискурсе может свидетельствовать еще и о том, что публичная политическая полемика начала XX века не вписалась в закон гармонизирующего диалога, была противопоставлена в сознании современников традиционному русскому риторическому идеалу и воспринималась ими скорее как бытовой спор со всеми его характерными чертами, нежели как диалог разных политических сил, направленный на решение важных для общества и государства проблем.

Речевые стратегии и тактики, доминировавшие в думской полемике, подтверждают эту мысль. Стратегия саморепрезентации является естественной для всех разновидностей политического общения в самые разные эпохи, однако речевые тактики, воплощавшие ее в I Государственной Думе, демонстрируют отсутствие в замысле речи пространства для диалога с политическими оппонентами. Отождествление точки зрения депутата в речи производилось не с политической силой, а с социальным классом, что обусловливало изначально агрессивный характер такого самоотождествления: социальный класс является более замкнутой группой, чем политическая партия, следовательно, компромиссы между классами и сословиями достичь труднее, чем между политическими группами. При этом самоотождествление в I Думе, в отличие от современной политической коммуникации, носило не имплицированный, а нарочитый характер. Речевая тактика оппозиционирования отчетливо демонстрировала противопоставленность Думы в целом исполнительной власти и социальных классов внутри парламента. При этом бинарная оппозиция «свои - чужие» основывалась не столько на выражении той или иной политической идеологии, сколько на принадлежности к социальному классу или политическому институту. Такой механизм речевой саморепрезентации акцентирует внимание аудитории в первую очередь на различия между силами, представленными в Думе, и на сложности преодоления этих различий.

Речевая стратегия дискредитации в Думе была направлена на понижение политического статуса оппонента в глазах аудитории. Интересно, что рассмотрение речевых тактик, реализовывавших стратегию дискредитации в полемике I Думы, обнаружило сходство механизмов дискредитации в парламенте начала XX века и в современном российском политическом дискурсе. Как и в современной политической коммуникации (Паршина 2006, 85 - 94), сто лет назад для подрыва авторитета политического противника использовались тактики обвинения и издевки. При этом существо обвинений практически не изменилось: оппоненты обвиняли друг друга в классовой и личной заинтересованности при проведении реформ, во лжи и некомпетентности, а также в финансовых махинациях. Однако в Думе начала XX века, в отличие от современной российской политической коммуникации, объектами дискредитации чаще всего были не отдельные личности и не идеологии, а институциональные политические группы: Дума дискредитировала Совет министров и всех его членов, а правительство посредством публичной дискредитации выдвигаемых Думой законопроектов старалось снизить авторитет парламента в глазах российского общества. Такой характер дискредитации может быть объяснен тем, что первый российский парламент боролся за расширение властных полномочий парламента как нового института власти с уже существовавшими институтами правительства и Государственного совета.

Особенностью полемики в I Думе являлась постоянная реализация депутатами речевой стратегии угрозы, которая имела своей целью психологически подавить политического оппонента и за счет этого повысить свой авторитет. Примечательно, что среди наиболее распространенных речевых стратегий и тактик современной российской политической коммуникации угрозы нет вообще (Паршина 2006). Это может быть объяснено тем, что на современном этапе развития политической системы в России политики осознают непродуктивность построения своих высказываний на основе прямых угроз в адрес оппонентов. В начале же XX века угроза как речевое действие, по-видимому, осознавалась парламентариями как эффективное средство речевого воздействия в политическом общении. Угроза была именно речевой стратегией, то есть общим планом речевого поведения, а не разрозненными речевыми ходами. Об особой роли стратегии угрозы в думской полемике начала XX века свидетельствует не только распространенность депутатских речей, построенных на основе психологического подавления противника, но и большое количество вариантов интерпретации объекта и субъекта угрозы. При этом прослеживается четкая зависимость такой интерпретации от сословной принадлежность депутата: избранники от крестьян и рабочих причисляли себя к субъекту угрозы, а дворяне и священнослужители либо отстранялись от угрозы, либо относили себя к объекту угрозы. Постоянным объектом угрозы был Совет министров и его члены. Представители же исполнительной власти редко использовали в своих речах стратегии или тактики угрозы.

Скорее всего, агрессивное речевое поведение является характерной чертой не только первого российского парламента. Сопоставление стенограмм заседаний I Государственной Думы и современной Думы IV созыва на предмет агрессии в речи депутатов показывает, что вербальная агрессия присуща в целом отечественному парламентскому общению. С другой стороны, очевидно, что в парламенте каждого созыва речевая агрессия имеет специфические механизмы и функционирование. Если агрессия в современной Думе носит лично ориентированный характер и реализуется в выступлениях отдельных «специализирующихся» на агрессии депутатов, то в Думе начала XX века вербальная агрессия представляла собой систему, в основе развития которой лежали механизмы речевого провоцирования, и своим объектом имела не личность политика, а политика как представителя определенного института власти. В целом же высокий уровень речевой агрессии и, наоборот, редкие проявления толерантности можно считать характерной чертой отечественного парламентского речевого общения, которая была заложена I Государственной Думой 1906 года.

Система аргументов в думской полемике была направлена не на взаимное убеждение политических оппонентов в правильности своей точки зрения, а на достижение победы в споре независимо от того, приведет ли такая победа к изменению взглядов противника. Такая эристическая аргументация, характерная в целом для полемической речи, не может быть признана полностью соответствующей целям парламентского диалога. Основной целью парламентской коммуникации является принятие компромиссных политических решений, которые должны устраивать все группы, представленные в парламенте. Необходимое условие любого компромисса в политической деятельности - четкое понимание важности, причин и последствий тех или иных уступок, что связано с ясной рациональной аргументацией как своих поступков, так и поступков политических оппонентов. В этом плане соответствует целям парламентского диалога так называемая диалектическая аргументация, целью которой является убеждение и достижение согласия (Волков 2001, 72). Диалектический диалог основан на рациональной аргументации и на запрете любых форм аргумента к личности (Волков 2001, 365), в то время как в эристическом диалоге аргументы к личности широко распространены.

В дискуссии I Думы доминировали нерациональные аргументы, направленные на создание нужного риторам эмоционального настроя. Так, например, частотным аргументом была апелляция к мнению и разуму народа. Этот априори неверифицируемый аргумент использовался в большинстве депутатских речей для доказательства любой точки зрения и создавал пафос гражданской ответственности депутата. Даже аргументы к факту, то есть примеры, в большинстве своем тяготели не к логосу, а к пафосу, так как использовались в качестве средства нагнетания эмоций в зале заседаний.

Негативная направленность речевого воздействия в I Государственной Думе 1906 года - проявление митинговых моделей речевого поведения, которые являлись неотъемлемой частью митингового поведения в целом депутатов первого российского парламента. Стремление депутатов подчинить себе главных политических оппонентов - членов Совета министров -реализовывалось посредством хорошо отработанных действий, характерных для площадных собраний. Данный вывод можно проиллюстрировать фрагментом из воспоминаний участника думских событий 1906 года: ««Стишинский при вступлении на кафедру был встречен криками «в отставку». Такой же прием был устроен и мне. Как сейчас, вижу я члена Думы Жилкина, сидевшего в верхних рядах, усиленно кричащего: «В отставку-ку-ку!», причем при восклицании «ку-ку» он прятался под пюпитр, которыми были снабжены все места, предназначенные для членов Думы. Засим поднялся общий шум и крик.» (Гурко 2000, 563). Перебивание оратора выкриками с места, освистывание, скандирование лозунгов как воздействие аудитории на оратора вкупе с перечисленными выше средствами речевого воздействия оратора на аудиторию показывают, что зарождение отечественной парламентской речи сопровождалось заменой пока еще не выработанных институциональных моделей речевого поведения такими неинституциональными, которые в сознании участников думской полемики были наиболее близкими к парламентской коммуникации и допустимыми в ней. Исследование показало, что порог допустимости неинституциональных элементов речевого поведения в первом российском парламенте был довольно низким.

Заключение

Итоги проведенного исследования дискуссионной речи в I Государственной Думе 1906 года позволяют выделить и описать наиболее существенные характеристики институционального дискурса в российском парламенте начала XX века.

1. Дискуссионная речь в I Государственной Думе представляет собой парламентский текст как важнейшую составляющую парламентского дискурса в России начала XX века. Интенциональной основой парламентского дискурса, в отличие, например, от дискурса президента или монарха, является борьба представителей различных социальных и политических групп за доступ к власти или^ за расширение уже имеющихся властных полномочий путем коллективного принятия компромиссных решений. Парламентский дискурс является институциональным дискурсом, поэтому накладывает ограничения на тексты, производимые в рамках парламентского дискурса. Парламентский текст обладает следующими конституирующими признаками, которые обусловлены институциональными ограничениями: полемичность (полемична как каждая речь, составляющая парламентский текст, так и весь корпус высказываний депутатов), высокий уровень спонтанности (наличие высказываний, представляющих собой непосредственную, незамедлительную реакцию участников дискурса на предшествующие выступления), коллективное авторство (весь коллектив депутатов парламента данного созыва несет ответственность за результаты деятельности (в том числе и речевой) этого парламента). Дискуссионной речи в I Государственной Думе присущи все эти характеристики.

2. Дискуссионная речь в I Государственной Думе представляет собой текст как объединенную смысловой связью последовательность языковых знаков, свойствами которой являются цельность, связность, ретроспекция и проспекция, а также наличие единого плана субъективной модальности.

Данный текст имеет четко выраженную уровневую структуру. Все свойства текста в дискуссионной речи проявляются на трех ее уровнях: между единицами внутри отдельных речей участников думской полемики, между речами внутри сложного полемического целого и между речами, относящимися к разным сложным полемическим целым. При этом цельность, связность, ретроспекция, проспекция, модальность имеют свою специфику проявления в думском дискуссионном тексте.

Особым уровнем в иерархической организации полемического текста является сложное полемическое целое. Под сложным полемическим целым понимается речевое целое, объединяющее несколько высказываний участников думской полемики на одну тему и обладающее признаками связности, цельности, ретроспекции и модальности, а также характеризующееся динамичностью и имеющее цепочечную или радиальную структуру. Уровень сложного полемического целого является промежуточным между отдельной депутатской речью и думской полемической речью как цельным текстом.

3. С учетом интенциональной основы парламентского дискурса (борьба за власть путем коллективного принятия компромиссных решений) выделяется наиболее важный фактор продуктивности речевой деятельности участников парламентской коммуникации - диалогичность. Под диалогичностью в данном случае понимается установка коммуникантов на совместное равноправное создание текста и реализация этой установки. Проявления диалогичности положительно влияют на речевую деятельность участников парламентского дискурса, продуктом которой является коллективный парламентский текст. Наоборот, значимое отсутствие проявлений диалогичности либо установка коммуникантов на создание текста в одиночку, игнорируя партнеров по коммуникации («монологичность»), снижает продуктивность речевой деятельности в парламенте и приводит к возрастанию энтропии в системе парламентской речевой коммуникации. Соотношение элементов диалогичности и монологичности обусловливает специфику дискуссионной речи в конкретном парламенте.

4. Речевой практикой I Государственной Думы были выработаны специфические средства диалогичности, которые представляли собой ядро дискурсивных формул - своеобразных оборотов речи, свойственных институциональному публичному общению в первом российском парламенте. Наиболее распространенным средством диалогичности являлись скрепы -высказывания участников думской дискуссии, которые в эксплицитной форме отсылают аудиторию к предшествующим выступлениям и другим текстам, функционирующим в рамках данного парламента. Скрепы разнообразны по своей структуре, модальности, функции, а также по прагматическим характеристикам.

Специфическим средством диалогичности в думской дискуссионной речи также являлись бинарные тема-рематические модели, под которыми понимаются неоднократно повторяющиеся в думском выступлении оппозиции, состоящие из двух частей: тематической, которая отсылает аудиторию к предыдущим выступлениям депутатов, и противопоставленной ей рематической части, которая содержит возражения оратора на тематическую часть. Бинарная тема-рематическая модель имеет свои структурные, семантические и функциональные особенности, позволяющие отграничить ее от скрепы. Кроме того, особыми средствами диалогичности необходимо считать вопросительные и побудительные высказывания, так как их использование в думской речи имело свою специфику. Своеобразными средствами диалогичности были ключевые слова думской дискуссии, так как они стимулировали думский диалог.

5. Средства диалогичности дискуссионной речи в I Государственной Думе демонстрируют избирательность реализации коммуникативных установок в зависимости от адресата высказывания. В процессе внутридепутатской дискуссии, то есть при речевом взаимодействии по схеме депутат - депутаты», в большинстве случаев при помощи средств диалогичности реализуется установка на диалогичность. Наоборот, в процессе дискуссии между депутатами и представителями исполнительной власти, принимавшими участие в работе Думы, то есть при взаимодействии по схеме «депутат - члены правительства», со стороны депутатов распространены попытки навязать членам правительства свое решение дискуссионных вопросов и избежать диалогического взаимодействия. Поскольку члены правительства постоянно принимали участие в работе Думы и входили в аудиторию депутатских выступлений, средства монологичности по отношению к министрам одновременно воспринимались как средства диалогичности по отношению к депутатам и представляли собой те же самые дискурсивные формулы, но с отрицательной субъективной модальностью (скрепы, вопросительные и побудительные высказывания, ключевые слова). Например, бинарная тема-рематическая модель, которая в принципе могла служить одним из средств построения эффективного диалога, в думской дискуссионной речи чаще использовалась как средство монологичности. Со стороны членов правительства по отношению к депутатам также реализовывалась установка на монологичность, что позволяет говорить в целом о недостаточно эффективной организации речевого взаимодействия между представителями законодательной и исполнительной власти в первом российском парламенте.

6. В выступлениях участников думской дискуссии активно используется воздействующая функция речи. Необходимость в процессе борьбы за власть доказывать аудитории правильность своих политических взглядов и демонстрировать несостоятельность взглядов политических оппонентов обусловила наличие в думских речах таких речевых стратегий, как саморепрезентация, дискредитация и угроза. Реализация данных стратегий связана с рядом речевых тактик, как специфических для парламентского дискурса начала XX века, так и характерных для отечественной политической коммуникации вообще. Система аргументов в думской дискуссионной речи также была направлена на воздействие на аудиторию, так как представляла собой образец эристической аргументации, обращенной не на взаимное убеждение политических оппонентов в правильности своей точки зрения, а на достижение в глазах аудитории победы в споре независимо от того, приведет ли такая победа к изменению взглядов противника.

7. Особую роль в думской полемике играла речевая агрессия, которая служила особым средством связи высказываний депутатов внутри сложных полемических целых и между сложными полемическими целыми. Речевая агрессия создавала единый модальный план парламентского текста. В отличие от современной Государственной Думы, в первом российском парламенте речевая агрессия была направлена не на конкретное лицо, а на институциональную политическую группу. Речевая агрессия в I Государственной Думе носила коллективный характер, нагнеталась последовательно от выступления к выступлению, причем информационная составляющая речей постепенно вытеснялась эмоциональной составляющей. Такое использование речевой агрессии свидетельствует о сближении публичной речи в I Государственной Думе с митинговой речью.

8. Зарождение отечественной парламентской речевой коммуникации сопровождалось замещением пока еще не выработанных институциональных моделей речевого поведения такими неинституциональными, которые в сознании участников думской полемики были наиболее близкими к парламентской коммуникации и допустимыми в ней. Неинституциональной сферой, которая в начале XX века стала источником для заимствования моделей речевого поведения в только что появившуюся парламентскую коммуникацию, оказался уличный митинг. Порог допустимости неинституциональных элементов речевого поведения в первом российском парламенте был довольно низким и предусматривал большое количество митинговых средств воздействия оратора на аудиторию и аудитории на оратора.

Список научной литературыГромыко, Сергей Александрович, диссертация по теме "Русский язык"

1. Государственная Дума. Значение Государственной Думы. Тронная речь.-СПб., 1906.-108 с. 2; Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. М., 1906. - 126 с.

2. Государственная Дума. Стенограмма заседаний. 2004 г. Весенняя сессия. 18 февраля 13 марта 2004 г. - Т. 2 (129). - М., 2004. - 486 с. (ГД 2004).

3. Государственная Дума. Стенографические отчеты. 1906 г. Т. I. Заседания 1 18. - СПб., 1906. - 1896 с. (ГД 1906а).

4. Государственная Дума. Стенографические отчеты. 1906 г. Т. II. Заседания 19 38. - СПб., 1906. - 2013 с. (ГД 19066).

5. Государственная Дума. 1906 1917. Стенографические отчеты. Т. 1. / под ред. В. Д. Карповича. - М.: Фонд «Правовая культура», 1995. - 336 с. - ISBN 5-87759-018-9. (ГД 1995).

6. Думский сборник. СПб., 1906. - 215 с.1. Мемуарная литература

7. Винавер, М. М. Конфликты в I Думе / М. М. Винавер. СПб., 1907. -160 с.

8. Винавер, М. М. Недавнее (воспоминания и характеристики) / М. М. Винавер. Пг.: Якорь, 1917. -186 с.

9. Глинка, Я. В. Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906 1917: Дневник и воспоминания / Я. В. Глинка; Б. Витенберг. - М.: Новое литературное обозрение, б/г. - 391 с.

10. Коковцов, В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903 1919 гг. / В. Н. Коковцов.-М.: Харвест, 2004.-895 с.-ISBN 978-985-13-1814-4.

11. Локоть, Т. В. Первая Дума. Статьи, заметки, впечатления бывшего члена Государственной Думы / Т. В. Локоть. М.: Польза, 1906. - 280 с.

12. Редигер, А. История моей жизни. Воспоминания военного министра. В 2-х томах. Т. 1. / А. Редигер. М.: Канон-пресс-ц: Кучково поле, 1991. -576 с. - ISBN Д5-87533-114-3.

13. Н.Цитрон, А. 72 дня первого русского парламента / А. Цитрон. СПб.: Баум, 1906.-186 с.1. Исследования

14. Абрамов, Н. Дар слова. Вып. 1. Искусство излагать свои мысли / Н. Абрамов. СПб., 1900. - 45 с.

15. Абрамов, Н. Дар слова. Вып. 3. Искусство писать сочинения / Н. Абрамов. СПб., б/г. - 38 с.

16. Адмони, В. Г. Основы теории грамматики / В. Г. Адмони. М.: Наука, 1964.-105 с.

17. Адмони, В. Г. Система форм речевого высказывания / В. Г. Адмони. -СПб.: Наука, 1994. 154 с. - ISBN 5-02-028212-Х.

18. Адмони, В. Г., Сильман, Т. И. Отбор языковых средств и вопросы стиля / В. Г. Адмони, Т. И. Сильман // Вопросы языкознания. 1954. - № 5. -С. 93 -100.

19. Александр (Мень), протоиерей. Трудный путь к диалогу / Александр Мень; Л. Коренева и др. М.: Фонд имени Александра Меня, 2001. -453 с. - ISBN 5-89831-007-Х.

20. Аллен, Дж. Ф., Перро, Р. Выявление коммуникативного намерения, содержащегося в высказывании / Дж. Ф. Аллен, Р. Перро // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986.-С. 322-363.

21. Алтунян, А. Г. От Булгарина до Жириновского. Идейно стилистический анализ политических текстов / А. Г. Алтунян. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. - 263 с. - ISBN 5-7281-0007-4.

22. Анипкина, JI. Н. Оценочные высказывания в прагматическом аспекте / JI. Н. Анипкина// Филологические науки. 2000. - № 2. - С. 58 - 65.

23. Аннушкин, В. И. История русской риторики. Хрестоматия: учеб. пособие/В. И. Аннушкин. -М., 1998.-416 с.

24. Аннушкин, В. И. Риторика. Вводный курс: учеб. пособие / В. И. Аннушкин. М.: Флинта: Наука, 2006. - 296 с. - ISBN 5-89349-933-6.• ISBN 5-02-034612-8.

25. Аристотель. Риторика / Аристотель; пер. Н. Платоновой // Античные риторики / под ред. А. А. Тахо-Годи. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. -С. 15-164.

26. Арнольд, И. В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования) / И. В. Арнольд. — Л., 1981. 168 с.

27. Арутюнова, Н. Д. Диалогическая модальность и явление цитации / Н. Д. Арутюнова // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992. - С. 52 - 79.

28. О.Арутюнова, Н. Д. Диалогическая цитация / Н. Д. Арутюнова // Вопросы языкознания. -1986. № 1. - С. 50 - 64.

29. Арутюнова, Н. Д. Дискурс / Н. Д. Арутюнова // Языкознание: Большой энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Большая российская энциклопедия, 1998. - С. 136 - 137.

30. Арутюнова, Н. Д., Падучева Е. В. Истоки, проблемы и категории прагматики / Н. Д. Арутюнова, Е. В. Падучева // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985.-С.З-42.

31. Баранов, А. Н. Политический дискурс: прощание с ритуалом? / А. Н. Баранов // Человек. 1997. - № 6. - С. 108 - 118.

32. Баранов, А. Н., Казакевич, Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации / А. Н. Баранов, Е. Г. Казакевич. М.: Знание, 1991. - 42 с.

33. Баранов, А. Н., Крейдлин, Г. Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога / А. Н. Баранов, Г. Е. Крейдлин // Вопросы языкознания. 1992. - № 2. - С. 84-99. а.

34. Баранов, А. Н., Крейдлин, Г. Е. Структура диалогического текста: лексические показатели минимальных диалогов / А. Н. Баранов, Г. Е. Крейдлин // Вопросы языкознания. 1992. - № 3. - С. 84 - 93. б.

35. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. М.: Искусство, 1979. - 424 с.

36. Беляева, Е. И. Модальность в различных типах речевых актов / Е. И. Беляева // Филологические науки. 1973. - № 3. - С. 64 - 69.

37. Блакар, Р. М. Язык как инструмент социальной власти / Р. М. Блакар // Язык и моделирование социального взаимодействия / под ред. В. В. Петрова. М.: Прогресс, 1987. - С. 88 - 120.

38. Бобровская, Г. В. Об особенностях современного политического языка / Г. В. Бобровская // Русская речь. 2006. - № 4. - С. 63 - 67.

39. Борисова, И. Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика / И. Н. Борисова; науч. ред. Н. А. Купина. М.: КомКнига, 2005. - 320 с. -ISBN 5-484-00086-6.

40. Брчакова, Д. О связности в устных коммуникатах / Д. Брчакова // Синтаксис текста. М.: Наука, 1979. - С. 248 - 261.

41. Булыгина, Т. В., Шмелев, А. Д. Коммуникативная модальность / Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992. - С. 110-136.

42. Булыгина, Т. В., Шмелев, А. Д. Оценочные речевые акты извне и изнутри / Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. - С. 49 - 59.

43. Валгина, Н. С. Теория текста / Н. С. Валгина. М.: Логос, 2003. - 278 с. -ISBN 5-94010-187-9.

44. Вальков, К. И. Азбука для самых грамотных / К. И. Вальков. СПб.: Осипов, 2006. - 272 с. - ISBN 5-98883-009-9.

45. Вежбицка, А. Речевые акты / А. Вежбицка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. - С. 251-275.

46. Верещагин, Е. М., Ратмайр, Р., Ройтер, Т. Речевые тактики «призыва к откровенности»: Еще одна попытка проникнуть в идиоматику речевогоповедения / Е. М. Верещагин, Р. Ратмайр, Т. Ройтер // Вопросы языкознания. -1992. № 6. - С. 82-93.

47. Виноградов С. И. Слово в парламентском общении: функции и культурный контекст / С. И. Виноградов // Культура парламентской речи. М.: Наука, 1994. - С. 46 - 57.

48. Винокур, Т. Г. Диалогическая речь / Т. Г. Винокур // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 135.

49. Винокур, Т. Г. Информативная и фатическая речь как обнаружение разных коммуникативных намерений говорящего и слушающего / Т. Г. Винокур // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М.: Наука, 1993. - С. 5 - 29.

50. Витенберг, Б. Я. В. Глинка и его дневники / Б. Я. Витенберг // Глинка, Я. В. Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906 1917: Дневники и воспоминания. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - С. 3 - 15.

51. Владимирова, Т. Е. Ты и Я в мире диалога / Т. Е. Владимирова // Русская речь. 2006. - № 3. - С. 57 - 65.

52. Вольф, Е. М. Эмоциональные состояния и их представление в языке / Е. М. Вольф // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М.: Наука, 1989. - С. 55 - 76.

53. Вомперский, В. П. Риторики XVII начала XVIII вв. и их роль в описании процессов развития русского литературного языка и русской литературы / В. П. Вомперский // Филологические науки. -1978. - № 5. - С. 34 - 41.

54. Воробьева, О. И. Политическая лексика / О. И. Воробьева; Поморский гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. Архангельск: ИЦ ПГУ, 2000. - 120 с. - ISBN 5-88086-213-5. - ISBN 5-88086-183-3.

55. Ворожбитова, А. А. Теория текста: Антропоцентрическое направление: учеб. пособие / А. А. Ворожбитова. 2-е изд, испр. и доп. - М.: Высшая школа, 2005. - 367 с. - ISBN 5-06-004942-6.

56. Гак, В. Г. Высказывание и ситуация / В. Г. Гак // Проблемы структурной лингвистики. М.: Наука, 1973. - С. 349 - 372.

57. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин. -М: Наука, 1981. 139 с.

58. Герасимов, В. И., Ильин, М. В. Политический дискурс-анализ / В. И. Герасимов, М. В. Ильин // Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 61 - 71.

59. Гиндин, С. И. Речевые действия и речевые произведения / С. И. Гиндин // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. -С. 59-63.

60. Гордон, Д., Лакофф, Дж. Постулаты речевого общения / Д. Гордон, Дж. Лакофф // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. - С. 276 - 302.

61. Грайс, Г. П. Логика и речевое общение / Г. П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985.-С. 217-237.

62. Грановская, Л. М. Риторика / Л. М. Грановская; под общ. ред. В. А. Плотниковой; Бакинский славянский университет. М.: Азбуковник, 2004. - 218 с. - ISBN 5-98455-009-1.

63. Граудина, Л. К., Миськевич, Г. И. Теория и практика русского красноречия / Л. К. Граудина, Г. И. Миськевич. М.: Наука, 1989. - 256 с.-ISBN 5-02-010932-0.

64. Граудина, Л. К. Русская риторика: Хрестоматия / Л. К. Граудина. М.: Время, 1996. - 559 с. - ISBN 5-09-006446-6.

65. Граудина, Л. К. Функционально-смысловые типы парламентской речи / Л. К. Граудина// Культура парламентской речи. -М.: Наука, 1994. С. 23-34.

66. Даниленко, В. П. Профессионализм парламентской речи / В. П. Даниленко // Культура парламентской речи. М.: Наука, 1994. - С. 57 -65.

67. Дейк ван, Т. А. Язык. Познание. Коммуникация: пер. с англ. / Т. А. Ван Дейк; сост. В. В. Петрова; под. ред. В. И. Герасимова; вступ. ст. Ю. Н. Караулова и В. В. Петрова. М.: Прогресс, 1989. - 312 с.

68. Дементьев, В. В. Фатические речевые жанры / В. В. Дементьев // Вопросы языкознания. 1999. - № 1. - С. 37 - 55.

69. Демьянков, В. 3. Интерпретация политического дискурса в СМИ / В. 3. Демьянков // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: учеб. пособие / отв. ред. М. Н. Володина. М.: Изд-во Моск. гос. ун-та им. М. В. Ломоносова, 2003. - С. 116 - 133.

70. Демьянков, В. 3. «Теория речевых актов» в контексте современной зарубежной лингвистической литературы (обзор направлений) / В. 3. Демьянков // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1985. - С. 223 - 234.

71. Дорошенко, А. В. Побудительные речевые акты в косвенных контекстах / А. В. Дорошенко // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М.: Наука, 1989. - С. 76-92.

72. Иакобишвили, И. Т. Аргументация в официальной, публичной и бытовой дискуссии / И. Т. Иакобишвили // Речевая коммуникация на современном этапе: социальные, научно-теоретические и дидактические проблемы. В. 2-х частях. Ч. 2. М.: МГУС, 2006. - С. 48 -52.

73. Иванов, Л. Ю. Аргументация в функциональных разновидностях языка / Л. Ю. Иванов // Культура русской речи и эффективность общения. М.: Наука, 1996.-С. 357-375.

74. Ивин, А. А. Основы теории аргументации: уч. пособ. / А. А. Ивин. М.: Владос, 1997.-352 с.-ISBN 5-691-00009-8.

75. Ильенко, С. Г. Синтаксические единицы в тексте / С. Г. Ильенко. JL: Наука, 1989.-210 с.

76. Ильин, М. В. Беседа с Ю. С. Степановым / М. В. Ильин // Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 87 - 108.

77. Ильин, М. В. Политический дискурс как предмет анализа / М. В. Ильин // Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 7 -19.

78. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи / О. С. Иссерс; науч. ред. Н. А. Купина. 2-е изд., стер. - М.: Едиториал УРСС, 2002. - 284 с. - ISBN 5-354-00068-8.

79. Калинычев, Ф. И. Государственная Дума в России: Сборник документов и материалов / Ф. И. Калинычев. -М.: Госюриздат, 1957. 646 с.

80. Камчатнов, А. М. История русского литературного языка: XI первая половина XIX века: учеб. пособ. / А. М. Камчатнов. - М.: Академия, 2005. - 688 с. - ISBN 5-7696-2006-Х.

81. Капанадзе, Л. А. Способы выражения оценки в устной речи / Л. А. Капанадзе // Разновидности городской устной речи. М.: Наука, 1988. -С. 151-156.

82. Карасик, В. И. О типах дискурса / В. И. Карасик // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 2000. - С. 5 - 20.

83. Карасик, В. И. Язык социального статуса / В. И. Карасик. М.: Гнозис, 2002. - 333 с. - ISBN 5-94244-008-5.

84. Кибрик, А. А. Когнитивные исследования по дискурсу / А. А. Кибрик // Вопросы языкознания. 1994. - № 5. - С. 126 - 139.

85. Китайгородская, М. В. Чужая речь в коммуникативном аспекте (на материале устных текстов) / М. В. Китайгородская // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М.: Наука, 1993.-С. 65-89.

86. Китайгородская, М. В., Розанова, Н. Н. «Свое чужое» в коммуникативном пространстве митинга / М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова // Русистика сегодня. - № 1. - М.: Ин-т рус. яз. РАН, 1995. - С. 93-116.

87. Киуру, К. В. Харизматический лидер в коммуникативном пространстве региона: методология исследования / К. В. Киуру // Коммуникативные стратегии в культурном поле провинции / отв. ред. Т. С. Злотникова. Ярославль: СПб., 2006. - С. 188 - 194.

88. Клушина, Н. И. Стратегия именования в воздействующей речи / Н. И. Клушина // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10, Журналистика. 2006. - № 5. -С. 49-65.

89. Клюев, Е. В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция): учеб. пособие для вузов / Е. В. Клюев. М.: Приор, 2001. - 272 с. - ISBN 57990-0238-5.

90. Кобозева, И. М., Лауфер, Н. И. Интерпретирующие речевые акты / И. М. Кобозева, Н. И. Лауфер // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. - С. 63 - 71.

91. Кожина, М. Н. Стилистика русского языка. М.: Просвещение, 1977.-223 с.

92. Колшанский, Г. В. Коммуникативная функция и структура языка / Г. В. Колшанский. М.: Наука, 1984. - 175 с.

93. Корнилова, Е. Н. Риторика искусство убеждать. Своеобразие публицистики античной эпохи: учеб. пособие / Е. Н. Корнилова. - М.: Изд-во УРАО, 1998. - 208 с. - ISBN 5-204-00146-8.

94. Кошанский, Н. Общая риторика / Н. Кошанский. 2-е изд. - СПб., 1830.-125 с.

95. Кристева, Ю. Бахтин, слово, диалог, роман / Ю. Кристева // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. - № 1. - С. 96 - 108.

96. Кронгауз, М. А. Игровая модель диалога / М. А. Кронгауз // Логический анализ языка. Модели действия. М.: Наука, 1992. - С. 55 -60.

97. Культура парламентской речи / Л. К. Граудина, Е. Н. Ширяев, Е. М. Лазуткина. М.: Наука, 1994. - ISBN 5-02011-202-Х.

98. Купина, Н. А. Разговорное диалогическое единство как текст / Н. А. Купина // Языковой облик уральского города. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1990. - С. 38 - 46.

99. Купина, Н. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции / Н. А. Купина. Екатеринбург - Пермь: Изд-во Урал, ун-та и ЗУУНЦ, 1995.-143 с.

100. Купина, Н. А., Битенская, Г. В. Сверхтекст и его разновидности / Н. А. Купина, Г. В. Битенская // Человек текст - культура. -Екатеринбург: ИРРО, 1994. - С. 214 - 233.

101. Костина, И. В. К вопросу о специфике светской беседы в русском коммуникативном пространстве / И. В. Костина // Человек в информационном пространстве. Ярославль: Истоки, 2004. - С. 58 - 60.

102. Лаврухина, С. Н. Синтаксис русской судебной речи конца XIX -начала XX века: автореф. дис. канд. филол. наук: 10.02.01 / Лаврухина Светлана Николаевна. Орел, 2001. -18 с.

103. Лазуткина, Е. М. Парламентские жанры / Е. М. Лазуткина // Культура парламентской речи. М.: Наука, 1994. - С. 34 - 45.

104. Лаптева, О. А. Русский разговорный синтаксис / О. А. Лаптева. -М.: Наука, 1976.

105. Лахманн, Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического / Р. Лахманн; пер. с нем. Е. Аккерман и Ф. Полякова. СПб.: Академический проект, 2001. - (Современная западная русистика). - 368 с. - ISBN 5-7331-0218-7.

106. Леонтьев, А. А. Язык, речь, речевая деятельность. М.: Просвещение, 1969. - 214 с.

107. Ливанова, М. В. Риторика политического дискурса (власть в образах и оценках местной прессы) / М. В. Ливанова // Риторика -Лингвистика: сб. статей / Смоленский гос. пед. ун-т; Э. М. Береговская. Вып. 4. - Смоленск: СГПУ, 2003. - С. 99 - 104.

108. Лотман, Ю. М. Риторика / Ю. М. Лотман // Риторика. 1995. - № 2. -С. 92-108.

109. Лукин, В. А. Противоречие и согласие: языковые концепты, дискурсные стратегии, текстовые свойства / В. А. Лукин // Вопросы языкознания. 2003. - № 4. - С. 91 - 109.

110. Мажар, Е. Н. Имитация аффекта как средство манипулирования аудиторией / Е. Н. Мажар // Риторика в свете современной лингвистики: тезисы докладов / Смоленский гос. пед. ун-т; Э. М. Береговская. -Смоленск: СГПУ, 2003. С. 55 - 56.

111. Макаров, М. Л. Основы теории дискурса / М. Л. Макаров. М.: Гнозис, 2003. - 280 с. - ISBN 5-94244-005-0.

112. Макаров, М. Л. Прагматика, стилистика и риторика: язык парламента / М. Л. Макаров // Языковое общение: единицы и регулятивы: сб. науч. тр. Калинин: Изд-во Калининского ун-та, 1987.1 -С. 46-51.

113. Минеева, С. А. Риторика диалога: основные понятия текста / С. А. Минеева // Риторика диалога: теоретические подходы, актуальные проблемы и практические достижения в преподавании / под ред. С. А.

114. Минеевой. Пермь: ЗУУНЦ, 2005. - С. 72 - 75.

115. Михальская, А. К. Основы риторики: Мысль и слово: учеб. пособие для учащихся 10 11 кл. общеобразоват. учреждений / А. К. Михальская - М.: Просвещение, 1996. - 416 с. - ISBN 5-09-007044-Х. а.

116. Михальская, А. К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике: учеб. пособ. / А. К. Михальская. М., 1996. -318 с. б.

117. Михеев, М. Ю. Перфомативное и метатекстовое высказывание / М. Ю. Михеев // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста. М.: Наука, 1990. - С. 213 - 225.

118. Москальская, О. И. Грамматика текста / О. И. Москальская. М.: Высшая школа, 1981. - 183 с.

119. Мурзин, Л. Н., Штерн, А. С. Текст и его восприятие / Л. Н. Мурзин, А. С. Штерн. Свердловск: Изд-во Уральского гос. ун-та, 1991. - 172 с.

120. Мухарямов, Н. М., Мухарямова, JI. М. Политическая лингвистика как научная дисциплина / Н. М. Мухарямов, JI. М. Мухарямова //

121. Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 44 -60.

122. Николаева, Т. М. Лингвистика текста: Современное состояние и перспективы / Т. М. Николаева // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. М.: Прогресс, 1978. - С. 5 - 43.

123. Новиков, А. И. Семантика текста и ее формализация / А. И. Новиков. -М.: Наука, 1983.-215 с.

124. Новикова Грунд, М. В. «Свои» и «чужие»: маркеры референтной группы в политическом дискурсе / М. В. Новикова - Грунд // Полис. -2000.-№4.-С. 82-93.

125. Одинцов, В. В. Стилистика текста / В. В. Одинцов. М.: Наука, 1980.-263 с.

126. Опарина, Е. О. Метафора в политическом дискурсе / Е. О. Опарина // Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 20 -31.

127. Остин, Дж. Л. Слово как действие / Дж. Л. Остин // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М.: Прогресс, 1986. - С. 22 - 130.

128. Остин, Дж. Л. Три способа разлить чернила / Дж. Л. Остин // Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. исост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 109 -124.

129. Падучева, Е. В. Пресуппозиция / Е. В. Падучева // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 396.

130. Паршин, П. Б. Понятие идиополитического дискурса и методологические основания политической лингвистики / П. Б. Паршин //www./elections.ru/biblio/lit/parshin.htm (архив 23 марта 1999 г.).

131. Паршина, О. Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России: дис. . док. филол. наук: 10.02.01 / Паршина Ольга Николаевна. Саратов: РГБ, 2006. - 303 с.

132. Петрова, Н. В. Творящий субъект в условиях интертекстуального диалога / Н. В. Петрова // Языковая картина мира современного человека. Архангельск, 2005. - 280 с.

133. Пешё, М. Контент-анализ и теория дискурса / М. Пешё // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса / под ред. П. Серио; пер. с фр. и порт. М.: Прогресс, 1999. - С. 302 - 336.

134. Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002. - 184 с.

135. Поссе, В. Значение Государственной Думы (Вместо предисловия) / В. Поссе // Государственная Дума. СПб., 1906. - С. 3 - 9.

136. Прохоров, Ю. Е. Действительность. Текст. Дискурс: учеб. пособ. / Ю. Е. Прохоров. М.: Флинта: Наука, 2004. - 224 с. - ISBN 5-89349653-1. - ISBN 5-02-033027-2.

137. Ревзина, О. Г. Язык и дискурс / О. Г. Ревзина // Вести. Моск. гос. ун-та. Сер. 9, Филология. 1999. - № 1. - С. 25 - 33.

138. Риторика: учеб. пособие / 3. С. Смелкова, Н. А. Ипполитова, Т. А. Ладыженская и др.; под ред. Н. А. Ипполитовой. М.: ТК Волби: Проспект, 2006.-448 с. - ISBN 5-482-00413-9.

139. Родионова, Т. С. Журналисты, редакторы и издатели члены Первой Государственной Думы (К 100-летию Государственной Думы России) / Т. С. Родионова // Вестник Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. - 2005. - № 6. - С. 98 - 109.

140. Рождественский, Ю. В. Принципы современной риторики / Ю. В. Рождественский; под ред. В. И. Аннушкина. 3-е изд., испр. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 176 с. - ISBN 5-89349-571-3. - 5-02-032582-1.

141. Рождественский, Ю. В. Теория риторики / Ю. В. Рождественский. -2-е изд., испр. М.: Добросвет, 1999. - 482 с. - ISBN 5-7913-0032-8.

142. Русская грамматика. В 2-х томах / Н. Ю. Шведова. М.: Наука, 1980.-Т. 2.-709 с.

143. Серио, П. Как читают тексты во Франции / П. Серио // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса / под ред. П. Серио; пер. с фр. и порт. М.: Прогресс, 1999. - С. 12 - 53. а.I

144. Серио, П. Русский язык и анализ советского политического дискурса: анализ номинализаций / П. Серио // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса / под ред. П. Серио; пер. с фр. и порт. М.: Прогресс, 1999. - С. 337 - 383. б.

145. Сёрль, Дж. Классификация иллокутивных актов / Дж. Сёрль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. - С. 170-194.

146. Сёрль, Дж. Что такое речевой акт? / Дж. Сёрль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. - С. 151 -169.

147. Сиротинина, О. Б. Современная разговорная речь и ее особенности / О. Б. Сиротинина. -М.: Просвещение, 1974. 144 с.

148. Скопинцева, Т. А. Речевые стратегии британских парламентариев в ходе обсуждения бюджета: автореф. дис. канд. филол. наук: 10.02.01 / Скопинцева Татьяна Алексеевна. Иркутск, 1998. - 20 с.

149. Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / под ред. Т. Н. Ушаковой, Н. Д. Павловой. СПб.: Алетейя, 2000. - 316 с. - ISBN 5-89329-285-5.

150. Смулаковская, Р. Л. Лексико-семантические отношения в тексте (функционально-коммуникативный аспект): уч. пособ. / Р. Л. Смулаковская. Л.: ЛГПИ, 1987. - 72 с.

151. Современный русский литературный язык: уч. пособ. / под ред. П. А. Леканта. 4-е изд. стер. - М.: Высшая школа, 1999. - 462 с. - ISBN 5-06-003643-Х.

152. Солганик, Г. Я. К определению понятий «текст» и «медиатекст» / Г. Я. Солганик // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10, Журналистика. 2005. - № 2. -С. 12-18.

153. Солганик, Г. Я. Синтаксическая стилистика / Г. Я. Солганик. М.: Высшая школа, 1973.-214 с.

154. Соловьева, А. К. О некоторых общих вопросах диалога / А. К. Соловьева // Вопросы языкознания. 1965. - № 6. - С. 103-110.

155. Соловьева, Т. А. Лексико-грамматические и стилистические особенности судебной речи второй половины XIX века: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.01 / Соловьева Татьяна Александровна. Орел, 2000.-18 с.

156. Солодуб, Ю. П. Интертекстуальность как лингвистическая проблема / Ю. П. Солодуб // Филологические науки. 2000. - № 2. - С. 51-57.

157. Степанов, В. Н., Месечко, А. В. Коммуникативная провокационная стратегия обличения в публичной речи / В. Н. Степанов, А. В. Месечко // Мир русского слова. 2002. - № 5. - С. 81 - 85.

158. Степанов, В. Н. Провокативный дискурс социально-культурной коммуникации / В. Н. Степанов; науч. ред. А. Д. Кривоносов. СПб.: Роза мира, 2003. - 263 с. - ISBN 5-85574-169-9.

159. Степанов, Ю. С. Константы: Словарь русской культуры / Ю. С. Степанов. М.: Языки русской культуры, 2004. - 992 с. - ISBN 5-82910388-5.

160. Стернин, И. А. Введение в речевое воздействие / И. А. Стернин. -Воронеж: Полиграф, 2001. 252 с.

161. Стернин, И. А. Практическая риторика / И. А. Стернин. Воронеж: Изд-во ВИПКРО, 1993. - 140 с.

162. Стернин, И. А. Социальные факторы и публицистический дискурс / И. А. Стернин // Массовая культура на рубеже XX XXI вв.: Человек и его дискурс. - М., 2003. - С. 91 - 108.

163. Стросон, П. Ф. Намерение и конвенция в речевых актах / П. Ф. Стросон // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. - С. 130 - 150.

164. Сучкова, Г. М. Прагматика межличностного взаимодействия / Г. М. Сучкова. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. - 240 с. -ISBN 5-8465-0385-3.

165. Тарасов, Е. Ф. Речевое воздействие: методология и теория / Е. Ф. Тарасов // Оптимизация речевого воздействия. М.: Наука, 1990. - С. 5 -18.

166. Толпыгина, О. А. Дискурс и дискурс-анализ в политической науке / О. А. Толпыгина // Политическая наука. Политический дискурс: сб. науч. тр. / отв. ред. и сост. В. И. Герасимов, М. В. Ильин. М.: ИНИОН РАН, 2002.-С. 72-86.

167. Труфанова, И. В. О разграничении понятий: речевой акт, речевой жанр, речевая стратегия, речевая тактика / И. В. Труфанова // Филологические науки. 2001. - № 3. - С. 56 - 65.

168. Узнадзе, Д. Н. Психологические исследования / Д. Н. Узнадзе. М.: Наука, 1966.-455 с.

169. Уфимцева, Н. В. Мотивация в речевом воздействии / Н. В. Уфимцева // Оптимизация речевого воздействия. М.: Наука, 1990. - С. 56-68.

170. Ушакин, С. А. Речь как политическое действие / С. А. Ушакин // Полис. 1995. - № 5. - С. 142 - 153.

171. Федосюк, М. Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров / М. Ю. Федосюк // Вопросы языкознания. -1997. № 5. - С. 102 -120.

172. Филимонов, О. И. Скрепа-фраза как средство выражения синтаксических связей между предикативными единицами в тексте: автореф. дис. канд. филол. наук: 10.02.01 / Филимонов Олег Игоревич. Ставрополь, 2003. - 19 с.

173. Филиппов, А. В., Романова, Н. Н. Публичная речь в понятиях и упражнениях: учеб. пособ. / А. В. Филиппов, Н. Н. Романова. М.: Академия, 2002. - 160 с. - ISBN 5-7696-0928-7.

174. Филиппов, К. А. Лингвистика текста: Курс лекций / К. А. Филиппов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. - 336 с. - ISBN 5-288-02883-4.

175. Хазагеров, Г. Г. Политическая риторика / Г. Г. Хазагеров. М.: Николо-Медиа, 2002. - 358 с. - ISBN 5-901428-04-0.

176. Хализев, В. Е. Теория литературы: уч. пособ. / В. Е. Хализев. М.: Высшая школа, 1999. - 398 с. - ISBN 5-06-003356-2.

177. Хмельцов, А. И. Когда «они» говорят о «нас»: политический дискурс-анализ и семиотика внешней политики в междисциплинарной перспективе / А. И. Хмельцов // Актуальные проблемы теории коммуникации. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. - С. 159 - 171.

178. Хмельцов, А. И. «Политическое чтение»: теории и практики анализа политического дискурса / А. И. Хмельцов // Человек в информационном пространстве. Ярославль: Истоки, 2004. - С. 175 -177.

179. Цуладзе, А. Формирование имиджа политика в России / А. Цуладзе. -М.: Университет, 1999. 144 с.

180. Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис / под ред. Н. Д. Арутюновой. М.: Наука, 1992. - 281 с. - ISBN5.02-011120-1.

181. Черепанов, В. Д. Традиции как основа публичной политической лексики / В. Д. Черепанов // Речевая коммуникация на современном этапе: социальные, научно-теоретические и дидактические проблемы. В 2 ч.- М.: МГУС, 2006. 4.2 - С. 28 - 33.

182. Чернейко, Л. О. Порождение и восприятие межличностных оценок / Л. О. Чернейко // Филологические науки. 1996. - № 6. - С. 42 - 53.

183. Чернейко, JI. О. Термин «дискурс»: поиски означаемого / Л. О. Чернейко // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10, Журналистика. 2006. - № 2. -С. 34-41.

184. Черняевская, В. Е. От анализа текста к анализу дискурса: немецкая школа дискурсивного анализа / В. Е. Черняевская // Филологические науки.-2003.-№3.

185. Чистякова, И. Ю. Русская политическая ораторика первой половины XX века: этос ритора: автореф. дис. . докт. филол. наук: 10.02.01 / Ирина Юрьевна Чистякова. М., 2006. - 38 с.

186. Чудинов, А. П. Политическая лингвистика: учеб. пособие / А. П. Чудинов. М.: Флинта: Наука, 2006. - 256 с. - ISBN 5-89349-897-6. -ISBN 5-02-033358-1.

187. Шведова, Н. Ю. К изучению диалогической речи / Н. Ю. Шведова // Вопросы языкознания. 1956. - № 2. - С. 67 - 82.

188. Шведова, Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи / Н. Ю. Шведова. М.: Наука, 1960. - 377 с.

189. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса / Е. И. Шейгал. -М.: ИТДГК «Гнозис», 2004. 326 с. - ISBN 5-7333-0144-9.

190. Ширяев, Е. Н. Общая характеристика парламентской речи и ее особенностей / Е. Н. Ширяев // Культура парламентской речи. М.: Наука, 1994.-С. 8-22.

191. Ширяев, Е. Н. Основные синтаксические характеристики функциональных разновидностей современного русского языка / Е. Н.

192. Ширяев // Русский язык в его функционировании: Уровни языка. М.: Наука, 1996.-С. 181 -203.

193. Шмелев, А. Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю / А. Д. Шмелев. М.: Языки славянских культур, 2002. - 224 с. -ISBN 978-5-94457-052-9.

194. Шмелев, Д. Н. Русский язык в его функциональных разновидностях / Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1977. - 168 с.

195. Шостром, Э. Анти-Карнеги, или Человек-манипулятор / Э. Шостром; пер. с англ. М.: Полифакт, 1992. - 127 с.

196. Щерба, Л. В. Языковая система и речевая деятельность / JL В. Щерба. Л.: Наука, 1974. - 215 с.

197. Щербинина, Ю. В. Вербальная агрессия как способ негативного речевого воздействия / Ю. В. Щербинина // Человек в информационном пространстве. Ярославль: Истоки, 2004. - С. 12-14.

198. Юдина, Т. В. Дискурсивное пространство политической речи / Т. В. Юдина // Актуальные проблемы теории коммуникации: сб. науч. тр. /I

199. Санкт-Петерб. гос. политехнич. ун-т. СПб.: Изд-во СПб. гос. политехнич. ун-та, 2004. - С. 172 - 185.

200. Юдина, Т. В. Политическая дискуссия как разновидность диалогической речи / Т. В. Юдина // Речь в научно-лингвистическом и дидактическом аспектах. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991. - С. 182 - 186.

201. Якубинский, Л. П. О диалогической речи / Л. П. Якубинский // Якубинский Л. П. Язык и его функционирование. М. 1986. - С. 30 - 51.

202. Публикации диссертанта по теме диссертационного исследования

203. Громыко, С. А. «Величайшее орудие воздействия на людей». О риторическом руководстве Н. Абрамова «Искусство излагать свои мысли» / С. А. Громыко // Русская речь. 2005. - № 4. - С. 89 - 94.

204. Громыко, С. А. Диалогичность как конституирующий признак полемики в I Государственной Думе 1906 года / С. А. Громыко // Человек в информационном пространстве. Выпуск 5. Ярославль: «Истоки», 2006. -С. 66-70.

205. Громыко, С. А. «Дума народного гнева» (О речевой агрессии в I Государственной Думе) / С. А. Громыко // Русская речь. 2006. - № 6. -С. 88-93.

206. Громыко, С. А. Заметки по теории парламентского текста / С. А. Громыко // Вестник Поморского универститета. Серия «Гуманитарные науки». -2006.-№4.-С. 104-107.

207. Громыко, С. А. Приемы и средства диалогичности в речи ораторов Государственной Думы в 1906 году / С. А. Громыко // Русское слово в историческом развитии (XIV XIX века). - СПб.: Наука, 2005. - С. 168 -176.

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01 диссертация на тему: Русский политический дискурс начала XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русский политический дискурс начала XX века"

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Громыко, Сергей Александрович

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Громыко, Сергей Александрович

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русский политический дискурс начала XX века"

Список научной литературыГромыко, Сергей Александрович, диссертация по теме "Русский язык"

Похожие темы диссертаций

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Русский политический дискурс начала XX века