автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему:
Соотношение поэзии и прозы в макамах на иврите XII - XIII вв.

  • Год: 2011
  • Автор научной работы: Парижский, Семен Георгиевич
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.03
Диссертация по филологии на тему 'Соотношение поэзии и прозы в макамах на иврите XII - XIII вв.'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Соотношение поэзии и прозы в макамах на иврите XII - XIII вв."

Санкт-Петербургский государственный университет

4859218

На правах рукописи

ПАРИЖСКИЙ СЕМЕН ГЕОРГИЕВИЧ

СООТНОШЕНИЕ ПОЭЗИИ И ПРОЗЫ В МАКАМАХ НА ИВРИТЕ ХП-ХШ ВВ.

Специальность 10.01.03 - литература народов стран зарубежья (литературы стран Азии и Африки)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 О НОЯ 2011

Санкт-Петербург 2011

4859218

Работа выполнена в отделе Ближнего и Среднего Востока Института восточных рукописей Российской Академии наук.

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук ЯКЕРСОН Семен Мордухович (ИВР РАН)

доктор филологических наук Пелевин Михаил Сергеевич (СПбГУ)

доктор филологических наук Садыхова Арзу Ахмедовна (РАНХ и ГС)

Ведущая организация: Институт стран Азии и Африки Московского

государственного университета им. М.В. Ломоносова

Защита диссертации состоится «14 » 2011 г. в 18 :&0 часов

на заседании Совета Д 212.232.43 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д.11, ауд. 175 Восточного факультета.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9).

Автореферат разослан » О^ГЙ^Х 2011 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета & Н.Н.Телицин

I. Общая характеристика работы

Предмет и хронологические рамки исследования. Предметом диссертационного исследования является жанр макамы на иврите, зародившийся под влиянием арабской макамы и переживший расцвет в XII-ХШ вв. Главной особенностью этого литературного жанра является синтез повествовательной прозы, риторики и поэзии. Макамы на иврите, помимо синкретичное™, унаследованной от арабского жанра, обладают дополнительной степенью «смешения» из-за сочетания библейской лексики и фразеологии с арабской литературной формой. Появление художественной прозы на иврите стало с одной стороны итогом многовековой эволюции еврейской словесности, а с другой - результатом ее стремительной трансформации в результате взаимодействия с арабо-мусульманской культурой. Таким образом, ключевым для понимания жанровой природы еврейской макамы является вопрос о соотношении разнородных элементов в ходе ее возникновения и эволюции. И в арабской и в еврейской литературе макама возникает как сознательное смешение и смещение устоявшихся литературных форм, так что для понимания ее жанровой природы необходимо рассматривать эволюцию тех видов словесности, которые послужили ее основными составляющими. Поэтому, несмотря на то, что хронологические рамки исследования ограничены ХН-ХШ вв., в нем уделено большое внимание генезису и эволюции прозаических и поэтических литературных форм, связанных с макамой в рамках еврейской и, в меньшей степени, арабской словесности. Диахронический аспект исследования является необходимой предпосылкой для последующего анализа взаимодействия поэзии и прозы в текстах основных авторов макам на иврите: от Шеломо ибн Цакбеля до Яакова бен Элеазара и Аврахама ибн Хасдая.

Объект исследования. Настоящее исследование посвящено изучению взаимосвязи между поэзией и прозой как жанрообразующего принципа макамы на иврите. Литературоведческий анализ включает рассмотрение композиционных и стилистических аспектов законченных произведений, причем основное внимание уделяется роли стихотворных вставок в нарративной структуре макамы.

Актуальность исследования. Во-первых, в работе дается систематическое источниковедческое и историко-литературное описание памятников средневековой художественной прозы на иврите, что является важным условием их дальнейшего изучения. Дополнительным результатом такого описания является то, что в научный оборот могут быть введены многочисленные рукописи из российских собраний.

Во-вторых, следует отметить актуальность сравнительно-литературного аспекта данного исследования. Тот факт, что его ключевой темой является взаимодействие арабской и еврейской литературных традиций, способствует взаимообогащению и эвристическому взаимодействию арабистики и гебраистики.

В-третьих, изучение и перевод на русский язык неизвестных широкой научной общественности памятников средневековой художественной литературы на иврите способствует более полному и сбалансированному восприятию еврейского культурного наследия в современном российском обществе.

Методология исследования. Методология настоящего исследования характеризуется сочетанием историко-филологического описания с литературоведческим анализом. Основным источником методологических подходов, примененных в работе, является историко-филологическая школа отечественного (И. Ю. Крачковский, И. М. Фильштинский, А. А. Долинина и др.) и израильского (X. Ширман, Э. Фляйшер, М. Хус и др.) востоковедения, а также работы отечественных (М. М. Бахтин и др.) и западных (Ж. Женнетт и др.) теоретиков в области генезиса и эволюции литературных жанров.

Степень изученности материала. Начало научных исследований средневековой художественной литературы на иврите приходится на двадцатые годы XIX века, когда первые представители возникшей в Германии школы Wissenschaft des Judentums поставили своей задачей освоение многовекового еврейского культурного наследия при помощи современных им историко-филологических методов. Литературные памятники на иврите, в том числе светская поэзия и проза, рассматривались

ими как центральный элемент этого наследия, и их изучению они придавали особое научное и общественное значение.

Однако, макамы и близкие им жанры средневековой художественной прозы на иврите далеко не сразу привлекли внимание ученых. Первые исследователи обращаются, прежде всего, к наследию незаслуженно забытых к тому времени еврейских поэтов средневековой Испании. Впрочем, уже Леопольд Дукес (1810-1891) и Шемуэль Давид Луцатто (акроним ШаДаЛ, 1800-1865), разыскивая в рукописных собраниях тексты средневековых поэтов, впервые сталкиваются с несколькими макамами Йехуды ал-Харизи и обнародуют их фрагменты.

С деятельности Дукеса и Луцатто начинается первый этап изучения макам на иврите, который можно определить как этап первичного сбора и накопления информации, заключающийся прежде всего в публикации обнаруженных рукописных текстов и биографических сведений об авторах. Этот тип исследований особенно характерен для всего XIX и начала XX века, однако благодаря открытию и научной обработке рукописей из Каирской генизы и собрания А. Фирковича, он не утратил своей актуальности и по сей день.

Итогом многолетней кропотливой (и до сих пор до конца еще не законченной) работы по обнаружению и публикации текстов макам стало появление в первой половине XX века новых направлений в их научном изучении и культурном освоении. Исследователи стали все больше обращаться к изучению макам с точки зрения литературоведения, и в этой области существует несколько основных подходов:

1. Сопоставительный подход - изучение жанра макам на иврите в его

взаимосвязи с арабской литературной традицией (X. Ширман1, П.

Наварро2, Й. Дана3, С. Штерн4, М. Плеснер5, А. Скиперс6, Г. М.

Глускина7, Й. Рацхаби8, Й. Садан9, Й. Блау10, Р. Дрори")

1 Schirmann J. Die hebräische Übersetzung der Maqamen des Hariri. Frankfurt a. M., 1930.

I Navarro Peiro A., La versión hebrea de Calila y Dimna de Ya'aqob ben E Г azar // Jewish Studies at the Turn of the Twentieth Century. Proceedings of the 6th EAJS Congress. Leiden - Boston - Köl, 1999, pp. 468-475.

3172 -18 l'av ,(n'"?i¿>n) is ,гэлл ."-пазил nao mpa1?',пл

4 87-100 "ai? ,0"в>л) г ,гэтл .'T-sn1™1? '"?шчлп лакра" "до -эчуп л-про'

5 .iVw 167 'и ,0":tt>n) i1? ,Г2чл ,'ллкзт па г '-ft trwvw лъоЪ hvtvj паУэр» ,-яо1»

6 Schippers A. Medieval Hebrew Narrative and the Arabic Literary Tradition // Frankfurter Judaistische Beiträge, 29, 2002, S. 87-94.

7 Глускина Г. M. «Хай беи Мекии» Ибн Эчры и «Хайй ибн Якиан» Иби Сипы // Ученые записки Ленинградского государственного университета. Серия востоковедческих наук. Вып. 17. Л., 1974. С.93-106.

" 5-47 'au ,(о"!гп) 15 ,лшп51 лтра .тт^к "w toso л'лг лтзкро*/' ,'aixn

4.16-67 'as ,0"2щп)68 .'тл-па тиз -пл^-гат^ш лои ггэк-ш'з ^лтл ла^э мпп^к лит -3"i',s ,ро

1U .-|Vsi 19 'ay .(Гсмл) 108 .ü'ard ; пиал лчУлр Vm Vxn 'пли» чпг^х впп лоо »an --\-nbn шго' ,s .акЬз

II Drory R. Models and Contacts. Arabic Literature and its Impact on Medieval Jewish Culture. Leiden - Boston - Köln, 2000.

2. Историко-литературный подход, рассматривающий макамы в контексте исторической эволюции средневековой поэзии и прозы на иврите (Д. Пагис12, X. Ширман13)

3. Литературоведческий анализ - изучение макамы с точки зрения жанра, композиции, стиля, мотивов и сюжетов, повествовательной структуры и.т.п. (Й. Дан14, М. Хус15, А. Хаберман16, Й. Дишо17, Й. Яхалом18, Д. Сегал")

4. Культурологический подход - рассмотрение средневековых повествований на иврите с точки зрения истории, искусствоведения, социальной теории и др. (С. Альба20, Д. Алмагор21, С. Оттигер22, Т. Розен23).

В дореволюционной России в изучение макам на иврите внес свой вклад петербургский востоковед Хаим Гурлянд, опубликовавший результаты своих исследований на иврите24. В Советском Союзе изучение макам на иврите было практически прервано по идеологическим причинам, несмотря на то, что в Ленинграде находились одни из самых значительных в этом отношении собраний рукописей. Исключением можно считать упоминавшиеся выше источниковедческие публикции Г. М. Глускиной и работы В. Ю. Шейнина, опубликованные на английском языке за границей25. Тем не менее, в своем исследовании мы опираемся на достижения петербургской и московской востоковедческой школы в области изучения арабских макам, прежде всего на работы А. А. Долининой и ее коллег, а также на целый ряд диссертационных работ, защищенных в этой области за последние десятилетия.

12 Pagis D. Variety in Hebrew Rhymed Narratives // Scripta Hicrosolymitana 27 (1978), pp. 79-98. " 1";-'л ,-itr'Voлглуз .послал члооэ лпэгл ллчрл nvftin ,'n ,]imf

г":':'л d'vu/it 'у лэ'луэ ,л5лх nvrni л'лиил t1d03 л'лэул ллчрл г'т^'л ,'л лол'в'

н о'^цчл' ,п"гзл 'а'л 'л31п тю'ол .11

15 ^'dioiVd1? тори лтлл л^лр avb Л1гп .D'unTDi лгпро .niKDTi 'üVrn ,кпа n'iVja ,лпла пппла :üdü>o пл слил ллго .лил* ллза /в ,ovi ,D'Vt0n'3 лпэул личлтшл с'лпл' .□"гзл 'а> л'лзгл лгюоа утл пэо? ,'к лалэл.

п221-241 'ai> .(о'"7шл) ,тмо лУк-лэ лоо" л:элУ Л Л^'л

135-154 'as? .л"зюл з'зк-^л лил 'di ли 'л лглуз ,к лл1? Vtnw лсо ,'d'"qs> пюнра 'тачгэ ллаоал Л15'0 1трсл'.о^л4

" Segal D. "Mahbcrct Ncum Asher ben Yehuda" of Solomon ibn Saqbcl: A Study of Scriptural Citation Clusters' // Journal of the American

Oriental Society, 102, I (1982), pp.17fT.

2n Aiba C. Narrativa hebrea y sociedad // La sociedad medieval a través de la literatura hispanojudia. Actas del IV curso de Cultura hipanojudia y sefardí de la Universidad de Castilla-La Mancha. Cuenca, 1998, pp. 239-255.

21.132-158 'ay ,(1980) 7-8 ,плр '^y .'л'лэул лтзкрол лтооэ Л'ЛЛЗП ЛЛ'ШО' ,'т .лип1?«

22 лрла1? a-Di .'л'лло рк рлх'1? "'лтрп Wa" лоол л'ттлл лиакт л^Угал тижл уэ лрчл лли ¡"лтл1?! гэл1? лтх 13 чтил!"' ,'к .ла^о-лшзх .229-256 'as? .(Гогсл) 13 .лпооз

25 Rosen Т. Unveiling Eve. Reading Gender in Medieval Hebrew Literature. Pennsylvania, 2003.

24 п"элл тзлц'э op:o л .пэло'з о"оэ Ьктг ,-"п ,1Лпи

25 Shcynin V.Y. An Introduction to the Poetry of Joseph Ben Tanhum Ha-Yerushalmi and to the History of its Research: A Study Based Primarily upon Manuscripts from the Cairo Gcnizah, Ph.D. dissertation. University of Pennsylvania, 1988.

Цель исследования. Целью исследования является постижение жанровой природы макам на иврите через призму соотношения поэзии и прозы. Для достижения этой цели в рамках диссертационного исследования решается несколько научных задач. Во-первых, проделана работа по сбору и систематизации разрозненных сведений об отдельных литературных памятниках и выполнено исчерпывающее источниковедческое и историко-литературное описание макам на иврите. Во-вторых, прослежена эволюция прозаических и поэтических литературных форм в рамках еврейской словесности, начиная с библейского периода и до средних веков. В-третьих, рассмотрена синкретичная жанровая природа арабской макамы как основного внешнего фактора, повлиявшего на жанровые характеристики еврейской макамы. В-четвертых, изучено взаимодействие поэзии и прозы на уровне композиции, стилистики и нарративной структуры отдельных произведений.

Положения, выносимые на защиту:

• Более чем за 1500 лет эволюции до X в.н.э., еврейская словесность выработала технику повествования, а также определенные средства выражения в прозе, поэзии и прозиметрии, сыгравшие важную роль в возникновении средневековой художественной прозы на иврите.

• В X веке в еврейской словесности происходит трансформация, вызванная влиянием арабо-мусульманской культуры. Саадия Гаон и его последователи начинают культивировать еврейское красноречие, взяв за основу библейский иврит и арабские литературные формы. Благодаря Саадии Гаону возникает еврейская версия адаба - светской образовательной литературы, ставшей важным этапом на пути к возникновению художественной прозы.

• С первой половины XII века центр еврейской словесности перемещается из мусульманской в христианскую Испанию, где в силу иных социально-политических условий спросом пользовалась не элитарная рафинированная поэзия, пережившая расцвет в Х-Х1 вв., а более «демократичные» развлекательные повествовательные жанры.

Как раз в это время в арабской литературе переживает расцвет повествовательно-риторический жанр макамы, рецепция которого стала основным фактором возникновения художественной прозы на иврите.

• Первая макама на иврите появляется в начале XII века. Самым популярным произведением средневековой художественной прозы на иврите стал сборник из 50 макам Йехуды ал-Харизи (начало XIII века). Последующие еврейские авторы, обращавшиеся к жанру макамы, оказались в тени ал-Харизи и были вынуждены искать новые пути развития жанра (переложение индийских сюжетов и обращение к аллегории). К концу XIII - началу XIV века эволюция макамы в еврейской литературе завершается, и с тех пор влияние этого жанра ощущается лишь косвенно в сочинениях нравоучительного характера или в позднейших стилизациях.

• Стихи могут использоваться в качестве зачина и концовки макамы, обращенных непосредственно к читателю. Основная функция таких «обрамляющих» стихов - апология автора.

• Переход от прозы к поэзии и обратно может использоваться в макаме как маркер смены нарративных уровней.

• Одной из задач макамы как смешанного повествовательно-риторического жанра является демонстрация красноречия. Стихотворные вставки служат решению риторических задач.

• В повествовательных макамах стихи чаще всего не участвуют в развитии сюжета, а выступают в роли пауз, своего рода нарративных пунктуационных знаков.

• Стихотворные вставки могут являться средством развития сюжета. В них дается ключевая для повествования информация, а также сюжетные намеки, скрытые для персонажей, но интригующие внимательного читателя.

• Помимо «дискретного» способа взаимодействия поэзии и прозы, выраженного в их маркированном чередовании и выполняющего перечисленные выше функции, в макамах на иврите встречается также «континуальный» аспект взаимодействия поэзии и прозы, а именно

использование промежуточных форм, в которых признаки поэзии и прозы проявлены в большей или меньшей степени. Основная функция прозы с доведенной до максимума формальной организацией (ритм и рифма) - это характеристика крайнего внутреннего состояния действующих лиц через ускоренный ритм речи.

Новизна исследования. Необходимо отметить, что в истории изучения макам на иврите и в существующей на сегодняшний день исследовательской литературе вопрос о взаимосвязи поэзии и прозы в рамках макамы практически не рассматривался. Нам не удалось обнаружить ни одной монографии, статьи26 или диссертационной работы, непосредственно посвященной этой теме. Между тем, именно взаимодействие между поэзией и прозой было одним из важнейших факторов, определявших литературный процесс на иврите в рассматриваемый нами период. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в макаме является ключом к пониманию многих характерных композиционных, стилистических и повествовательных особенностей этого жанра. В науке уже давно ведется спор о жанровой природе и жанровых границах макамы, и данное исследование вносит определенный вклад в изучение этого вопроса, благодаря тому, что в нем впервые последовательно применен подход, рассматривающий взаимосвязь поэзии и прозы в качестве «ключа» к макаме. Непосредственным предметом рассмотрения являются макамы на иврите, но результаты исследования имеют эвристическую ценность и для изучения арабских макам. Новизна исследования имеет также источниковедческий аспект, поскольку в ходе изучения средневековых литературных памятников был составлен исчерпывающий обзор рукописных текстов макам на иврите в российских собраниях.

Практическая значимость и апробация работы. Практическая значимость работы связана с большим количеством систематизированного источниковедческого и библиографического материала, вводимого в научный оборот, с первой публикацией большого количества источников в

!ь Ближе всею к рассмотрению этого вопроса применительно к арабской макаме подошла А. А. Долинина н аам.с Долинина А. А. Реализация канона в сюжегах и композиции макам ал-Харири // Проблемы арабской культуры. Памяти академика И. Ю. Крачконского. М„ 1987. С. 30-37.

переводах на русский язык, которые могут быть использованы в учебных и просветительских целях, с подробным историко-литературным описанием «золотого века» еврейской прозы, которое может стать основой для разработки учебных курсов и пособий для университетов и школ, и, наконец, с представлением целого ряда литературных памятников, которые заслуживают полноценной публикации.

Основные теоретические выводы и фактологические обобщения данной диссертации легли в основу курсов по истории еврейской средневековой литературы, которые были прочитаны диссертантом в разные годы в Санкт-Петербургском государственном университете, Институте стран Азии и Африки МГУ, Петербургском институте иудаики, а также в рамках летних школ по иудаике 2002-2009 гг., проводимых центром научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер» (Москва).

Оформление описания источников. Поскольку работа носит литературоведческий характер, транслитерация ивритских и арабских слов приводится с минимально необходимым количеством диакритических знаков. Названия библейских книг и имена библейских персонажей даются в традиционном русском варианте (по Синодальному переводу, например «Иуда»). Имена средневековых авторов даются в упрощенной транскрипции (например, «Иехуда»). Названия источников на иврите и арабском языке в основном тексте работы даются в русской транскрипции (чаще всего с переводом в скобках, например «Сефер ха-мешалим» («Книга притч»)). В библиографическом списке и в библиографических ссылках источники на иврите описываются на языке оригинала. В переводах первоисточников предпринята попытка, насколько это возможно, передать литературную форму оригинала, прежде всего рифму, однако их функция в данной работе ближе к функции дословного подстрочного перевода. Все переводы на русский язык в данной работе выполнены автором, если не указана фамилия переводчика.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите в отделе Ближнего и Среднего Востока Института восточных рукописей РАН 26 сентября 2011 г. (протокол № 12) и на расширенном заседании кафедры семитологии и гебраистики Восточного факультета СПбГУ 13 октября 2011 г. (протокол № 6).

II. Структура и содержание работы

Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения, библиографии и Приложения.

Во Введении дается определение предмета и описание методологии исследования, обоснование его актуальности, новизны и практической значимости, а также подробный аналитический обзор степени изученности материала.

Глава 1. Историко-литературные предпосылки появления художественной прозы на иврите

Первая глава посвящена предыстории и генезису жанра макамы в еврейской литературе, и в ней особое внимание уделяется двум ключевым факторам, приведшим к возникновению еврейских макам: радикальной трансформации еврейской словесности в X в. и генезису арабской макамы.

1.1. Элементы поэзии и художественной прозы в еврейской литературе до Саадии Гаопа (X в.)

К моменту возникновения в начале XII века самостоятельного жанра повествовательной художественной прозы на иврите, еврейская литературная традиция имела более чем полуторатысячелетшою историю. Тем не менее, в этой истории не было сформированного репертуара повествовательных жанров или непрерывной традиции изящной словесности.

Корпус древнееврейских текстов Библии включает весьма значительный по объему, разнообразный и обладающий выраженными стилистическими особенностями повествовательный материал. Однако, эстетический, литературно-художественный аспект библейских историй всегда подчинен внелитературным задачам. В библейских текстах также отсутствует осознанный элемент художественного вымысла. Любое повествование в Библии выступает для читателя либо в качестве достоверного предания о том, что произошло, либо в качестве притчи,

иносказания, отсылающего, в конечном итоге, к «реальным» событиям или нравоучительному суждению о них.

Несмотря на то, что в библейских текстах можно различить «поэтические» и «прозаические» элементы, их, в отличие от позднейшего средневекового жанра макамы, нельзя ни в коем случае отнести к «смешанным» прозимстрическим формам, основанным на изначальной и принципиальной разнородности и самостоятельности двух составляющих.

В талмудический период (П-У1 вв.) центральным, организующим элементом еврейской учености становится галаха: кодификация, изучение и толкование религиозного законодательства, однако наряду и в тесном взаимодействии с ней (хотя, в целом в несколько подчиненной роли) развивается также аггада: повествовательная традиция, включающая экзегетические и гомилетические толкования повествовательных элементов Пятикнижия и других библейских книг. Несмотря на то, что все это разнообразие «свободных» (от галахической нормативности) типов словесности исконно объединяется в рамках единой категории повествовательной традиции-аггады, ни один из них не развился в самостоятельный жанр литературного творчества, играя всегда лишь эпизодическую роль подручного средства для целей внеэстетического порядка. Примерами таких типов словесности, нашедших широкое применение в текстах талмудического периода, но не выделившихся в самостоятельный жанр художественного творчества, являются «машаль» (притча, пример, басня, иносказание) и <шаасег> (случай, пример, ехетр1ит).

Рассматривая систему традиционных жанров еврейской словесности, сложившуюся накануне радикальных преобразований X века, приведших к появлению и расцвету художественной литературы, необходимо также отметить, что в конце талмудического периода и в эпоху гаонов (УП-Х1 вв.), в первую очередь в Палестине, получает широкое распространение литургическая поэзия - пиют. Привязанное к определенным моментам синагогальной службы, к ее целям и задачам, творчество литургических поэтов нельзя назвать автономной областью изящной словесности, тем не менее, в его рамках происходит формирование и постепенное совершенствование принципов стихосложения (рифма), стилистических приемов (прежде всего искусство «вплетать» в ткань произведения цитаты и аллюзии на классические тексты) и композиционных моделей. На раннем этапе эволюции пиюта (в Палестине ок. VI века н. э.) впервые возникает

такое синкретическое средство выражения, как рифмованная и ритмизованная проза на иврите, впоследствии ставшая обязательной формальной характеристикой не только макамы, но и большинства других прозаических жанров средневековой еврейской литературы. Более того, характерное для макамы сочетание рифмованной и ритмизованной прозы с поэтическими вставками также возникает впервые как одна из композиционных форм литургической поэзии, прежде всего в жанрах «кедушта» и тоцер». Однако, в рамках пиюта эта форма еще никак не соотносилась с повествовательной и риторической функцией, которая позже закрепится за ней в светской литературе.

1.2. Саадия Гаон и радикальная трансформация еврейской словесности в X веке

На рубеже 1Х-Х веков постепенно углубляющееся взаимодействие еврейской культуры с арабо-мусульманской цивилизацией (а именно в арабо-мусульманском мире находится в эту эпоху подавляющее большинство еврейских общин) приводит к радикальным изменениям в традиционных формах еврейской учености. Деятельность Саадии Гаона (882-942) приводит к принципиальному реструктурированию сложившейся системы, прежде всего под влиянием арабо-мусульманской культуры и, во многом, в ответ на «вызов», как с ее стороны, так и со стороны караимов. Вызов этот относился в первую очередь к трем сферам: эстетике слова, культурной роли священного текста и рационалистической науки.

Эстетика слова. Одной из признанных доминантных ценностей арабской культуры еще с доисламских времен было культивирование красоты языка и речи. Уже к УПНХ вв. еврейская интеллектуальная элита начинает участвовать в том служении красоте слова, которое объединяло представителей арабо-мусульманского мира, несмотря на все различия в этническом и конфессиональном отношении.

«'Арабийа» (подчеркнутое культурно-идеологическое значение арабского языка, поэзии и красноречия) постепенно нашла многочисленных сторонников среди еврейских ученых. Однако, Саадия Гаон и многие его последователи восприняли арабизацию двояко: с одной стороны, как возможность получить доступ к высшим достижениям современной им литературы, философии и науки, а с другой стороны, как вызов, брошенный

еврейской культуре. В зеркале «арабизма» евреи увидели свой собственный язык и словесность в весьма невыгодном свете. В качестве альтернативы «арабизму», Саадия выдвигает идеал «гебраизма» ('ибранийа) - возрождения библейского иврита как языка, который мог бы оспорить у арабского роль главного языка еврейской культуры. Саадия же закладывает основы еврейского языкознания, без которого реализовать этот идеал было невозможно. При этом он заимствует весь необходимый научный инструментарий у «соперника», то есть использует методы и терминологию арабской филологической школы, как раз в этот период достигшей своего расцвета.

Культурная роль священного текста. Другим аспектом арабо-мусульманской культуры, сыгравшим ключевую роль в еврейской «культурной революции» X века был принцип «неподражаемости Корана» (и'джаз ал-Куран), отражавший особое отношение к священному тексту с точки зрения эстетики слова. Коран выступал не только как богооткровенный текст, но как непревзойденный образец эстетического совершенства, сравнение с которым любого поэтического или риторического сочинения считалось святотатством. Более того, в каком-то смысле, именно неподражаемость его языка и стиля служила доказательством его богооткровенности.

Как и в случае с «арабизмом», эстетизация священного писания у мусульман стала вызовом для иудеев. До сих пор им никогда не приходило в голову рассматривать еврейский священный текст, Библию, с точки зрения красоты языка и стиля. Более того, как мы упоминали выше, Писание находилось на периферии сложившейся системы раввинистической учености, очень далеко от той культурной роли, которую играл для арабов Коран.

Одной из самых сложных задач для Саадии было освоение Библии как литературно-эстетического феномена, подобного Корану. Дело в том, что у арабов наряду с Кораном существовала древняя поэтическая традиция, переросшая в первые века ислама в мощный и разнообразный литературный процесс. В этом процессе вырабатывались критерии эстетического суждения, относительно которых и выдвигался тезис о неподражаемости Корана. У евреев же, которые впервые начали задаваться вопросом о том, красиво ли священное писание с точки зрения языка и стиля, не было никаких критериев, при помощи которых они могли бы вынести эстетическое

суждение, поскольку никакого литературного процесса, тем более на библейском иврите, не существовало. Парадоксальным образом, для того, чтобы прочитать Библию с точки зрения эстетики слова, необходимо было сначала начать на библейском иврите писать, то есть создать литературный процесс, в рамках которого только и могли выработаться нормы еврейского красноречия. Понимая это, Саадия пошел по достаточно очевидному пути, а именно обратился к самой Библии в поисках жанровых и стилистических образцов для своих текстов на иврите. Результатом стали первые в своем роде произведения философского, полемического и повествовательно-автобиографического характера, написанные прозой в «библейском стиле», включая даже разработанную незадолго до этого масоретами систему огласовок и знаков кантилляции. Однако, в отличие от большинства других начинаний, эксперименты Саадии в области прозы в библейском стиле не были восприняты современниками и не получили продолжения.

Проблема заключалась в том, что ни Библия, ни позднейшие виды традиционной еврейской словесности не отвечали в полной мере тем требованиям, которые арабская эстетика слова предъявляла к совершенной речи. Саадии и его ученикам было трудно убедить еврейского читателя, что подражание стилистике библейского текста, в котором не было очевидных признаков «высокой» формальной организации, то есть рифмы и размера, это и есть та модель еврейского красноречия, которая способна достойно ответить на вызов времени.

Саадия фактически поставил перед еврейской культурой задачу создания изящной словесности на языке священного писания и заложил для этого необходимую основу, однако предложенная им на практике модель (ориентация на библейские стилистические образцы) в целом оказалась неперспективной. Тем не менее, не случайно, что именно ученик Саадии Дунаш бен Лабрат предложит альтернативную модель решения поставленной учителем задачи. Собственно с Дунаша бен Лабрата по-настоящему начинается история еврейской словесности нового типа, в которой доминантная культурная роль Библии в полной мере сочетается с эстетическими принципами арабо-мусульманского средневековья.

Рационалистическая наука. Общеизвестно, что в раннем средневековье наследниками античной философии и науки оказались прежде всего ученые Востока. К 10 веку арабо-мусульманская культура уже восприняла у восточных христиан и творчески освоила почти все отрасли

античной науки: философию, логику, математику, физику, астрономию, медицину и др.

Саадия был одним из первых и несомненно самым влиятельным среди еврейских ученых, начавшим активно использовать рационалистические научные методы исследования и изложения материала. Во многом благодаря его деятельности вся система традиционной еврейской учености претерпела радикальную трансформацию, в результате которой преимущественно устный характер Учения уступил место передаче знания посредством книги: трактата, кодекса или комментария. Однако, для нашего исследования важнее всего то, что в рамках описанной выше трансформации системы еврейской учености Саадия сыграл ключевую роль в возникновении и легитимации самостоятельной (то есть, отчасти «секуляризованной») области авторского литературного творчества, став основоположником еврейской параллели адаба - «образовательной словесности». Во-первых, в своих предисловиях к библейским комментариям он легитимизирует литературное повествование в рамках еврейского учения как источник и средство формирования культурных образцов и идеалов, во-вторых, в своей автобиографической книге «Сефер ха-галут Саадия создает совершенно новую для литературы на иврите модель авторского повествования от первого лица, обосновывая ее необходимость и легитимность тем же центральным для адаба принципом образовательной ценности литературного повествования. Подобно тому, как арабская повествовательная проза фактически выросла из адаба, еврейская повествовательная проза вряд ли смогла бы возникнуть без усилий Саадии по идейному обоснованию и практическому развитию подобной сферы секуляризованной «образовательной словесности» в еврейской культуре.

1.3. Становление художественной литературы на иврите с середины X века до появления жанра макамы в начале XII века

Одним из наиболее значительных последствий произошедшего в эпоху Саадии «культурного переворота» было появление у евреев, впервые после эллинистического периода, самостоятельной области художественного словесного творчества. При этом, только поэзия, как «самая совершенная форма речи», могла служить достойным ответом на сформировавшийся под влиянием арабо-мусульманской цивилизации культурный запрос. Новая

идеология «гебраизма» и задача эстетического освоения Священного Писания однозначно обусловили то, что эта новая поэзия могла быть только на библейском иврите. Вместе с тем, после Саадии стало очевидно, что из самой Библии нельзя было почерпнуть приемы стихосложения и поэтические жанры, отвечавшие требовательным критериям средневековой арабо-мусульманской эстетики слова. Единственным выходом из этой ситуации могло бы быть нетривиальное сочетание весьма разнородных элементов: библейского иврита и арабской поэтики.

Именно по такому пути пошел ученик Саадии Дунаш бен Лабрат, впервые начавший создавать светскую поэзию на библейском иврите, используя арабские приемы стихосложения (квантитативную метрику и систему рифмовки), а также ориентируясь на композиционные формы {касыда, кыт'а) и тематические жанры (мадх, хамрийат, зухдийат и др.) современной ему арабской поэзии аббасидского периода. В Испании начинается расцвет еврейской поэзии, продолжавшийся около двух столетий, но обеспечивший ее эстетическим принципам практически безоговорочную гегемонию как минимум еще на пять веков.

В целом, главной отличительной особенностью поэзии на иврите в этот период является многоуровневое взаимодействие и творческое напряжение между «арабским» и «библейским» началами: между просодическими особенностями древнееврейского языка и арабской метрикой; между светской тематикой и языком сакрального текста; между библейской фразеологией и новыми поэтическими формами, заимствованными у арабов; между «модернизмом (бади')» формы и архаичностью языка; между поэтическим вымыслом и языком «истинного Учения», которым он пользуется; между традиционной еврейской этикой и арабским идеалом «мурувва», отразившимся в поэтических топосах. Можно сказать, что именно культурная гетерогенность во всех ее проявлениях обусловила особый характер светской еврейской поэзии этого периода, ее своеобразие и оригинальность.

Несмотря на то, что Саадия в свое время дал идеологическое обоснование жанра повествовательной прозы и даже предложил первые опыты подобного рода, они на протяжении более двух столетий не имели серьезного продолжения. Однако, в первой половине XII века жанр художественной повествовательной прозы на иврите не просто возникает, а

постепенно оттесняет на второй план поэзию, и мы видим, что вслед за двумя «золотыми веками» поэзии следуют два «золотых века» прозы.

С одной стороны, подобная смена приоритетов происходит по причине существенных изменений в социально-культурном контексте - заката еврейской придворной культуры Андалусии и перемещения центров еврейской учености и литературного творчества в принципиально иную социальную среду христианской Испании, где нельзя было больше рассчитывать на элитарного искушенного ценителя поэзии, и где гораздо большим спросом должны были пользоваться повествовательные развлекательные жанры. С другой стороны, именно в этот период арабская литература смогла предложить еврейским авторам повествовательно-риторический жанр макамы, сочетавший классические требования к «высокой» формальной организации речи (чередование рифмованной прозы и поэтических интерлюдий) со ставшей особо актуальной для новой эпохи повествовательно-развлекательной функцией. Таким образом, на смену еврейской поэзии приходит, на самом деле, не «чистая» проза, а особая «смешанная» форма со своей поэтикой и эстетическими принципами.

1.4. Генезис и эволюция жанра макамы в арабской литературе

Арабская макама представляет из себя особый синкретический жанр, построенный на взаимодействии поэзии и повествовательной прозы. С определенной долей условности для характеристики макамы можно использовать подход М. Бахтина, который ввел особый термин «мениппея» для обозначения литературных форм, для которых характерно: смешение высокого и низкого, серьезного и комического, чередование поэзии и прозы, нарушение жанровых условностей, свобода вымысла, использование вставных новелл и риторических экзерсисов, а также изображение в качестве центрального персонажа странствующего мудреца или поэта. Макама сформировалась к концу X века в результате творческого смешения сразу нескольких арабских литературных жанров: устных племенных преданий, ораторской речи и проповеди, жизнеописаний, эпистолярного искусства, образовательной прозы, городского поэтического фольклора и народной драмы, а также элементов индийских и персидских повествовательных традиций. Следуя классификации М. Хуса27 в арабской макаме можно

и См. 21 'ПУ .ЛПГГ ЛШЧ ,'Я ,01П

выделить три жанровых подтипа: доклассическая (ал-Хамадани), классическая (ал-Харири) и андалусская (Ибн Аби-л-Хисал). Они различаются по следующим жанровым характеристикам: соотношение повествовательного и риторического начал; соотношение рифмованной прозы и стихотворных интерлюдий; композиционная структура (единое пространное повествование или сборник коротких новелл). При этом жанровой константой для всех макам остается наличие вымышленного рассказчика и героя-плута, а также сочетание рифмованной прозы с поэзией.

Глава 2. Возникновение и эволюция жанра макамы на иврите

Вторая глава содержит историко-литературный обзор возникновения и эволюции макамы на иврите, структурированный в хронологическом порядке и вокруг авторов.

Арабская макама, особенно после ал-Харири, оказала влияние на многие иноязычные литературные традиции, существовавшие в рамках арабо-мусульманского мира: персидскую, сирийскую, хинди и малайскую. Однако, без сомнения, наиболее плодотворным оказалось ее влияние на средневековую еврейскую литературу28. Стремительное развитие еврейской словесности после Саадии, включая «золотой век» поэзии на иврите, с одной стороны, а с другой стороны последовавший закат рафинированной придворной культуры Андалусии в начале XII века, и связанная с этим смена литературных приоритетов, подготовили почву для рецепции нового развлекательно-риторического жанра в еврейской литературе.

2.1. Макамы на иврите до ал-Харизи

Шеломо ибн Цакбель

Об авторе первых известных макам на иврите мы знаем очень мало. Имеются косвенные свидетельства о том, что Шеломо ибн Цакбель жил в мусульманской Испании и принадлежал к литературному окружению последних великих поэтов «золотого века» - Моше ибн Эзры, Иехуды ха-Леви и Аврахама ибн Эзры. До нас дошло полностью только одно его

28 Cm. Katsumata N. The Style of Ihc Manama Arabic, Persian. Hebrew, Syriae U Arabic and Middle Easlem Literatures, 5 (2), 2002, p. 1J 8, n. 21.

произведение, которое впервые в истории еврейской литературы называется в источниках «макамой» (по-арабски) и «махберет» (на иврите). Однако, есть основания предполагать, что макама Ибн Цакбеля, начинающаяся со слов «Неум Ашер беи Иехуда» была частью принадлежавшего ему сборника самостоятельных рассказов с постоянными именами рассказчика и героя, что характерно для классической жанровой модели макамы в арабской литературе. В макаме описываются полные неожиданных сюжетных интриг любовные приключения вымышленного рассказчика по имени Ашер бен Иехуда, во многом подстроенные, как выясняется в развязке истории, его другом «Одолламитянином». Рифмованная проза перемежается у Ибн Цакбеля стихотворными вставками, не только обладающими высокими художественными достоинствами, но и выполняющими целый рад важных функций в повествовании. В отсутствие достаточного количества сохранившихся текстов трудно однозначно отнести макамы Ибн Цакбеля к одной из жанровых моделей (доклассическая, классическая, андапусская), упоминавшихся выше, тем более, что прямых продолжателей у Ибн Цакбеля не оказалось. Причиной тому стал заметный упадок культурной жизни еврейских общин мусульманской Испании середины XII века, приведший в частности к тому, что центр литературного творчества к концу столетия переместился в христианские королевства Пиренейского полуострова.

Йосеф ибн Забара

После перерыва в несколько десятилетий в конце XII века врач из Барселоны, столицы христианской Каталонии, Йосеф бен Меир ибн Забара обращается к литературной форме макамы в своей «Книге забав» («Сефер ша'ашу'им»). Именно с него, по сути дела, начинается период расцвета художественной прозы на иврите в этом регионе.

Принадлежность «Книги забав» к жанру макамы спорна, и решение этого вопроса во многом зависит от расширительного или наоборот ограничительного подхода к определению макамы. С одной стороны, Ибн Забара использует типичные для макамы художественные средства -рифмованную прозу, перемежаемую стихами, а также соблюдает важную конвенцию макамы - декларируемую вымышленность повествования. С другой стороны, с точки зрения композиции «Книга забав» представляет собой не характерный для макам сборник небольших рассказов,

объединенных только общим героем и рассказчиком, а весьма пространное единое повествование, включающее множество вставных историй, что отсылает скорее к литературной традиции, восходящей к индийской обрамленной повести. У Ибн Забары также отсутствует центральная для жанра макамы фигура вымышленного рассказчика - повествование в «Книге забав» ведется от лица автора.

Книга изобилует отвлечениями: естественнонаучными рассуждениями, пословицами и мудрыми изречениями, которые во многих случаях «размывают» ее повествовательный характер и сближают с образовательно-энциклопедической литературой адаба. Язык сочинения включает многочисленные пост-библейские элементы и тем самым нарушает строгие принципы «библейского пуризма», проповедовавшиеся еврейскими авторами X-XI веков. Это одно из свидетельств постепенного смещения «центра тяжести» в еврейской словесности от рафинированной придворной поэзии к более «демократичной» повествовательной прозе.

Йосеф ибн Шимон

Ученик Маймонида, которому адресован знаменитый «Путеводитель растерянных», Йосеф ибн Шимон родился в Магрибе, но большую часть жизни провел в общине города Алеппо в Сирии. До недавнего времени о макамах Ибн Шимона ничего известно не было. Лишь в конце XX века в распоряжении исследователей появились большие фрагменты аллегорической макамы «Неум Товия беи Цидкия» (известной также под названием «Махберет Йемима»), Сочинение Ибн Шимона относится к андалусскому поджанру любовно-аллегорических макам (из дошедших фрагментов сюжет макамы реконструируется почти полностью).

Йехуда ибн Шабтай

Йехуда ха-Леви бен Ицхак ибн Шабтай (1188, Толедо - после 1225, Сарагоса) вошел в историю еврейской литературы как автор остроумной макамы андалусского типа, известной под названием «Мипхат Йехуда Соне ха-Нашим» («Приношение Иуды-женоненавистника»). Это сочинение, посвященное Аврахаму ал-Фахару, еврейскому вельможе при дворе Альфонсо VIII, содержит квазиаллегорическое повествование в рифмованной

прозе с метрическими стихотворными интерлюдиями, построенное на ироническом обыгрывании популярных в средневековье мотивов мизогинической направленности.

Важнейшая особенность этой макамы состоит в том, что Иехуда ибн Шабтай сознательно выстраивает повествование на смешении аллегории, художественного вымысла и реальности, по сути дела «играя» с литературными конвенциями и ожиданиями читателя. Однако, юмористическая литературная игра с популярными мотивами женоненавистничества была воспринята многими современниками всерьез, и «Приношение Иуды» породило целую волну литературной полемики о природе женщин, продолжавшуюся в Испании, Провансе и Италии до XVII века. Это свидетельство того, что в творчестве Ибн Шабтая характерная для «смешанного» жанра остроумная игра с литературными условностями немного опередила свое время, поскольку сами эти конвенции только недавно начали формироваться.

2.2. Иехуда ал-Харизи

С появлением в начале XIII века книги «Тахкемони» Иехуды ал-Харизи эволюция макамы на иврите достигает своей высшей точки. Этот сборник макам пользовался устойчивой популярностью у читателей на протяжении многих столетий и занял в еврейской литературе положение классического образца художественной прозы, во многом параллельное статусу макам ал-Харири в арабской литературе.

Интерес Йехуды ал-Харизи к жанру макамы был связан с растущей популярностью макам ал-Харири, в том числе среди евреев. Вызванное этим всеобщее восхищение арабским красноречием, и даже преклонение перед ним, были восприняты ал-Харизи как вызов, брошенный еврейской литературе. Приняв этот вызов, он полностью перелагает сборник ал-Харири на иврит под названием «Махберот Итиэль» («Макамы Итиэля»), по сути, создав самостоятельное сочинение на иврите, вдохновленное арабским источником. Однако, через некоторое время, отправившись на Ближний Восток, он, по собственному свидетельству, «понял, что глупо поступил, непомерный грех совершил, оставив еврейское красноречие и занявшись переложением чужих слов, как будто нет среди нас слов Бога живого!»29. В

2У 78 'гаи о'Чтг .паагар':! с-.^л- лппло .чюэпл ,лпгг 'глп1?«

результате, ал-Харизи ставит себе задачу написать книгу, которая, «благодаря оригинальным повествованиям и оригинальному красноречию Торы, [...] продемонстрировала бы святому народу настоящие возможности

30

святого языка» .

Ориентируясь на «классическую» модель арабской макамы, он создает сборник из 50 макам, объединенных общими фигурами вымышленного рассказчика Емана Езрахитянина и героя Хевера Кенеянина. Макамы сборника весьма разнородны, и их можно поделить на несколько типов:

• Авантюрно-повествовательные - «Бедуин» (9-я), «Бедуин и петух»(10-я) «Старик и сын» (17-я), «Врач», «Свадьба» (29-я), «Врач» (43-я), «Грабитель» (26-я), «Амулеты» (28-я);

• Автобиографические, посвященные паломничеству ал-Харизи к святым местам (23-я «Могила Эзры»; 16-я «Иерусалиме» и др.) или отражающие опыт его посещения еврейских общин (30-я «Певчий в синагоге [Мосула]» и др.);

• Риторические, в которых повествовательный элемент практически отсутствует, а главным элементом является демонстрация красноречия (5-я «Спор души и тела»; 6-я «Блоха и муравей»; 7-я «Перевернутое послание»; 8-я «Месяцы года»; 18-я «Цитаты»; 20-я «Стихи на трех языках»; 33-я «День и ночь» и др.)

• Поэтические, посвященные поэтическому искусству,- а также представляющие читателю поэтическое творчество, по существу «диван» ал-Харизи (3-я «Поэты Андалусии»; 4-я «Литургические гимны»; 19-я «Самовосхваление поэтов»; 40-я «Омонимичные рифмы»; 49-я «Сад»; 50-я «Цветы стихов»)

Сам по себе состав сборника, совмещающий поэтический диван, авантюрные повествования, риторические экзерсисы, макаронические тексты и автобиографические анекдоты в духе адаба, является кульминацией эволюции еврейской словесности по пути «гибридизации», преодоления конвенциональных рамок отделявших поэзию от прозы, науку от изящной словесности, арабский от иврита, сакральное от светского, достоверную традицию от авторского вымысла.

ю 75,78 'от ,0в

2.3. Макамы на иврите после ал*Харизи

Сборник макам Йехуда ал-Харизи стал непревзойденным образцом макамы на иврите, и все последующие авторы, обращавшиеся к этому жанру, поневоле находились в его тени, сталкиваясь с проблемой вторичности. Это привело литераторов следующего поколения к поискам путей развития жанра, которые питались бы из других источников. Еврейские авторы XIII века Яаков бен Элеазар и Аврахам ибн Хасдай обращаются именно к повествовательной традиции, восходящей к индийской «обрамленной повести», соединяя ее с уже устоявшимися жанровыми конвенциями макамы. Пытаясь найти новые «ниши» в области художественной прозы, Яаков бен Элеазар из Толедо с одной стороны обратился к переложению восточных повествований развлекательно-нравоучительного свойства («Калила и Димна»), а с другой - попытался привнести в жанр макамы новые акценты, отчасти связанные с влиянием христианского окружения. «.Сефер мешалим» («Книга притч») - сборник из 10 макам Яакова бен Элеазара наследует многим конвенциям еврейских макам, но в то же время, Яаков бен Элеазар в свои макамах делает центральными два элемента, ранее встречавшихся лишь на периферии жара: любовно-эротический и аллегорический. Половина из макам сборника посвящены невиданным до того в еврейской литературе любовным авантюрам, включающим дуэли, побеги из гаремов, интриги прекрасных наложниц и рабынь, откровенный эротизм, а также много других экстравагантных элементов, включая несколько неожиданные в этом контексте представления о духовной любви. Другая же половина макам сборника - это сложные философские аллегории про «мудрость», «душу» и «действующий интеллект», внешне следующие конвенциям макамы.

Похожую литературную нишу избрал для себя один из руководителей еврейской общины Барселоны первой половины XIII века Аврахам бен Шемуэль ха-Леви ибн Хасдай. В ответ на растущий среди евреев христианской Европы спрос на научную и развлекательную литературу, доступную арабо-язычным евреям, он, подобно ал-Харизи и Яакову бен Элеазару, берется за переложения арабской художественной прозы. Его главное достижение в этой области - книга «Сын царя и отшельник» («Беи ха-мелех ве-ха-пазир») - становится самым популярным переложением арабской художественной прозы в еврейской литературе. Первоисточник

этого повествования - санскритские сказания о жизни Будды, которые через Персию и Ближний Восток проникли во множество средневековых литературных традиций, в том числе и в древнерусскую, под названием «Повесть о Варлааме и Иоасафе». Главное отличие еврейского переложения - это использование Ибн Хасдаем формальных приемов, характерных для макамы: чередование рифмованной прозы с многочисленными стихотворными интерлюдиями.

Однако, подобно своим предшественникам, Ибн Хасдай воспринимал общепризнанные достоинства арабской художественной прозы в качестве вызова, на который можно по-настоящему ответить не переложениями ее на иврит, а сочинением оригинальных еврейских произведений по соответствующим жанровым канонам. До нас дошли фрагменты любовно-аллегорической макамы Аврахама Ибн Хасдая, известной в науке под условным названием «Махберет Телшма» и имеющей много общих черт с любовно-аллегорическими макамами Яакова бен Элеазара. Благодаря публикациям неизвестных ранее рукописей Йосефа бен Шимона, Яакова бен Элеазара и Аврахама ибн Хасдая, становится очевидным наличие устойчивой жанровой разновидности еврейской художественной прозы первой половины XIII века, а именно любовно-аллегорической макамы философского содержания. Время появления этой разновидности макам не случайно совпадает с усилением влияния Маймонида, распространением его сочинений и острой полемикой вокруг них. Эта полемика знаменует собой постепенную переориентацию еврейской интеллектуальной жизни в христианской Испании и Провансе на авторитет раввинов северной Франции и Германии, отрицательно относившихся к рационалистической философии и светской литературе. В конечном итоге, подобная делегитимация изящной словесности оказалась одним из факторов упадка литературного творчества в жанре макамы во второй половине XIII века.

Со второй половины XIII века влияние макамы продолжает ощущаться лишь косвенно в дидактических и моралистических сочинениях испанских и провансальских авторов, таких как Шем Това ибн Фапакера, Ицхак ибн Сахула и Йедайи ха-Пенини. Большинство из них написано рифмованной прозой, иногда даже перемежающейся стихами, однако дискурсивно-нравоучительное начало полностью вытесняет из этих произведений столь важные для жанровой идентичности макамы авантюрно-приключенческий и развлекательно-риторический элементы. Как свидетельствуют обнаруженные

в XX веке фрагментарные рукописи Йосефа бен Танхума ха-Йерушалми (1262-1330?) на Ближнем Востоке классическая традиция еврейской макамы продолжала существовать до начала XIV века, не привлекая, впрочем, большого внимания читателей. Таким образом, период расцвета художественного творчества в жанре макамы на иврите охватывает по сути два столетия - XII и XIII века, и именно этим периодом ограничено наше исследование.

Глава 3. Функциональное взаимодействие поэзии и прозы в макамах на иврите

Третья глава посвящена литературоведческому анализу текстов макам с целью построения функциональной типологии взаимодействия в них поэзии и прозы.

3.1. Количественное соотношение поэзии и прозы в текстах макам

Ключом к пониманию «смешанных» жанровых характеристик макамы является анализ функций поэзии и прозы в рамках одного произведения. Необходимым условием содержательного анализа является учет количественных параметров взаимодействия этих двух элементов. В диссертационном исследовании проведен количественный анализ текстов основных произведений в жанре макамы на иврите, и для сопоставления -количественная оценка соотношения поэзии и прозы в арабских макамах ал-Хамадани и ал-Харири.

Макама Средняя длина стихотворной вставки (строк) Проза Поэзия

«Неум Ашер беи Иехуда» 3 84% 16%

Шломо ибн Цакбель

«Сефер ша 'ашуим» 4,5 95% 5%

Иосеф ибн Забара

«Минхат Иехуда» 3 83% 17%

Иехуда ибн Шабтай

«Тахкемони» 4 78% 22%

Иехуда ап-Харизи

«Сефер мешалим» 6,5 61% 39%

Яаков бен Элеазар

4 80% 20%

Макамы ал-Хамадани 3 85% 15%

Макамы ал-Харири 7 77% 23%

Результатом такого анализа стал вывод о том, что проза в макамах всегда доминирует над поэзией, причем в зависимости от индивидуального авторского стиля и от жанрового подтипа макамы доля поэзии может колебаться от 5 до 40%. Отдельная макама (или глава сборника) может содержать в среднем от 2 до 15 стихотворных включений, а средняя длина такого включения - 4 стихотворных строки (бейта).

3.2. Переход от прозы к поэзии и композиция макамы

Формулы перехода от прозы к поэзии

Для еврейской макамы характерны две формулы, играющие роль жанрового «индикатора». Одна - вводящая вымышленного рассказчика «Неум [имярек]...», а другая - маркирующая переход от прозы к поэзии: «И произнес притчу свою и сказал». Эта формула заимствована средневековыми авторами из библейской книги Чисел, где речи языческого пророка Валаама вводятся именно таким образом (Чис. 23:7, 18; 24:3, 15, 20, 21, 23). Начиная с «Сефер ша 'ашу 'им» Ибн Забары, практически все авторы систематически используют эту формулу для обозначения перехода к стихотворной интерлюдии. Она играет двоякую роль: с одной стороны заранее предупреждает читателей/слушателей (и переписчиков) о смене «правил игры», способствуя четкому различению прозаического и поэтического «потоков» внутри «гибридного» целого, а с другой стороны - создает соединительный «мостик», облегчающий переключение между ними.

Стихотворный зачин и концовка как апология автора

Использование стихотворного зачина, напрямую, еще без посредства вымышленного рассказчика, обращенного к читателю и/или меценату, было практически обязательной условностью для авторов макам на иврите. Мы встречаем подобные стихотворные зачины у ал-Харизи в «Тахкемони», у Ибн Забары в «Книге забав», у Ибн Шабтая в «Миихат Йехуда», у Яакова бен Элеазара в «Сефер ха-мешалим», хотя в классических арабских образцах (ал-

Хамадани и ал-Харири) такой конвенции нет. Подобный зачин имеет чаще всего апологетическую функцию и решает сразу несколько задач:

A) Акцентировать факт своего авторства (в дальнейшем скрытого за вымышленным рассказчиком) и продемонстрировать свое поэтическое искусство «от первого лица», а не только через стихотворные вставки, вложенные в уста вымышленных персонажей.

Б) Подчеркнуть нравоучительный характер книги, заранее предупреждая упреки в легкомыслии и желании лишь развлечь читателя или блеснуть красноречием.

B) Намекнуть на вымышленный характер повествования с целью обезопасить себя от того, что поступки, слова и воззрения персонажей будут приписаны автору.

Переход от прозы к стихам и обратно как маркер смены нарративных уровней

В классическом подтипе макамы, к которому относится прежде всего сборник «Тахкемоии» Иехуды ал-Харизи, переход от поэзии к прозе и от прозы к поэзии может маркировать смену нарративных уровней («рассказчик->[автор]->читатель» / «герой<->рассказчик»), которая с свою очередь связана со сменой «онтологического» статуса повествования (вымысел / реальность) и его идеологической окраски (эстетика / этика).

В «Неум Ашер бен Иехуда» Ибн Цакбеля переход от поэзии к прозе и обратно также маркирует смену нарративных уровней, но зеркально противоположным образом по сравнению с тем, что мы видели в макамах ал-Харизи. Из этого можно заключить, что функция маркирования границы нарративных уровней при помощи перехода от поэзии к прозе и наоборот могла реализовываться по-разному в зависимости от специфических авторских задач, главную роль играл сам момент перехода.

3.3. Функции стихотворных вставок

Стихотворные вставки как средство решения риторических задач

Внутри повествовательной рамки макамы, стихотворные вставки выполняют две основных функции - риторическую и повествовательную. В первом случае, они никак не участвуют в развитии сюжета, являясь скорее остановками или паузами, вводимыми автором с целью резюмировать предыдущее прозаическое рассуждение, подчеркнуть мысль или продемонстрировать красноречие. Рамочным сюжетом многих макам является риторический или поэтический поединок, в котором персонажи (и через них автор) соревнуются в сочинении стихов и ораторских речей, зачастую дополняющих друг друга.

Стихотворные вставки как средство «нарративной пунктуации»

В повествовательных макамах стихотворные «интерлюдии» чаще всего не играют роли в развитии сюжета, а наоборот, создают своего рода паузы, задача которых - резюмировать предшествующий этап повествования, подчеркнуть повествовательную структуру макамы в целом, а иногда и создать эффект «интригующей задержки» (suspense).

Среди авторов еврейских макам больше всего пользуется приемом поэтической парафразы в риторических целях Яаков бен Элеазар. Его «Книга притч» содержит вдвое больше стихотворных вставок, чем в среднем остальные произведения этого жанра. Практически все без исключения стихи в ней повторяют содержание предыдущего прозаического фрагмента, причем особенность стиля Яакова бен Элеазара состоит в том, что он старается включить в первую строку стихотворения лексемы из последнего прозаического предложения, создавая своего рода лексическую «перемычку» между прозой и поэзией.

Стихотворные вставки как средство развития сюжета

В некоторых макамах (у Ибн Цакбеля, Ибн Шабтая и Яакова бен Элеазара) встречается использование стихов для развития сюжета. В таком

случае стихи зачастую приобретают «материальный» характер (например, яблоко с любовными стихами), в них дается ключевая для повествования информация, а также сюжетные намеки, скрытые для персонажей, но интригующие внимательного читателя. В таких стихах, оказавшихся в центре повествования, могут также в характерном для макамы «карнавальном» ключе обыгрываться конвенции различных тематических жанров средневековой поэзии (прежде всего любовной).

3.4. Ритмический рисунок рифмованной прозы как средство наррации

Помимо «дискретного» взаимодействия поэзии и прозы в макаме, то есть маркированного перехода от одного к другому, существует явление другой природы - более жесткое ритмическое структурирование прозы, приближающее ее к поэзии и играющее определенную смысловую роль в повествовании.

На макроуровне ритм рифмованной прозы задается длиной периода от рифмы до рифмы, который, по мнению некоторых исследователей, соотносится с ритмом дыхания рассказчика и может варьироваться в диапазоне от четырех до более, чем двадцати слогов. В макамах на иврите длина периода от рифмы до рифмы также сильно варьируется, причем следует различать два основных фактора такой вариативности: во-первых, особенности авторского стиля, объясняющие различия в средней длине периода в произведениях разных авторов, а, во-вторых, внутренние повествовательные или риторические задачи, влияющие на длину периода в рамках одного произведения.

Мы рассматриваем подробнее явление, связанное со вторым фактором - изменением длины периода в зависимости от повествовательных задач, для которых автор использует рифмованную прозу как художественное средство в рамках одной макамы. Явление это связано с тем, что в определенные моменты повествования свободно и нерегулярно варьирующаяся длина периода (с некоторым средним значением) вдруг резко сокращается и на протяжении довольно продолжительного фрагмента текста приобретает более строгую регулярность, приближающуюся к акцентному стиху. Доведение ритма рифмованной прозы до регулярности, сближающей ее с поэзией, при одновременном использовании дополнительных художественных средств (более «совершенных» рифм) для достижения той

же цели, является одним из важнейших средств повествования. В макаме Ибн Цакбеля можно проследить, как он, сознательно ускоряя ритм прозы, добивается эмоционального эффекта, необходимого ему для характеристики состояния персонажа. Этот прием может также использоваться для нагнетания ритма наррации с целью усилить ключевой для авантюрного повествования эффект «интригующей отсрочки» (suspense). Из вышесказанного следует и более общий вывод: взаимодействие поэзии и прозы в макаме носит не только «дискретный» (маркированное чередование), но и «континуальный» (возникновение промежуточных форм) характер. Сама рифмованная проза как основное средство повествования несет в себе признаки поэзии (ритм и рифма), которые могут быть сознательно усилены и использованы для достижения необходимого нарративного эффекта.

Заключение содержит основные результаты исследования, как в его историко-литературной части, так и в части литературоведческого анализа текстов макам. Главным результатом литературоведческого анализа стала следующая типология использования стихотворных интерлюдий в макамах на иврите:

1) Стихи могут использоваться в качестве зачина и концовки макамы, обращенных непосредственно к читателю, еще до начала повествования от лица вымышленного рассказчика. Основная функция таких «обрамляющих» стихов - апология автора, выражающаяся в нескольких основных мотивах: самовосхваление и демонстрация красноречия от собственного лица (ведь в дальнейшем все стихи будут приписаны персонажам), подчеркивание нравоучительного характера книги (предупреждая упреки в легкомыслии), намек на вымышленный характер повествования (снимающий с автора ответственность за этическую сторону описываемых событий).

2) Переход от прозы к поэзии и обратно может использоваться как маркер смены нарративных уровней. Согласно жанровым условностям макамы, в ней есть несколько явных и имплицитных актов наррации: подразумевается, что автор рассказывает нам то, что он услышал от вымышленного рассказчика, который в свою очередь мог услышать от героя-плута то, что с ним произошло. Соответственно, один нарративный уровень - это то, что говорит автор непосредственно читателю (в зачине или концовке), другой -

то, что говорит вымышленный рассказчик автору (и через автора читателю), третий - то, что говорит герой-плут рассказчику. Каждый из этих уровней имеет различный «онтологический» и «эпистемологический» статус: автор и читатель относятся к сфере «реального», подчиненной законам достоверности и морали, в то время как рассказчик и герой относятся к сфере вымысла, в которой царствует обман и подмена, и существует нечто вроде «моратория» на этическую оценку. По этой «шкале» читатель находится на одном полюсе, герой-плут - на противоположном, а автор и вымышленный рассказчик служат опосредующими звеньями. Для различения этих уровней в макаме, и прежде всего для индикации их смены, часто используется переход от поэзии к прозе, и наоборот.

3) Стихотворные вставки также служат решению риторических задач. Одной из задач макамы как смешанного повествовательно-риторического жанра является демонстрация красноречия. Рамочным сюжетом многих макам является риторический или поэтический поединок, в котором персонажи (и через них автор) соревнуются в сочинении стихов и ораторских речей, зачастую дополняющих друг друга.

4) Стихотворные вставки выступают как средство «нарративной пунктуации». В повествовательных макамах стихи чаще всего не участвуют в развитии сюжета, а выступают в роли пауз, своего рода нарративных пунктуационных знаков. Они не дают новой информации, а резюмируют предыдущий сюжетный ход, или же служат отступлением, создающим эффект «интригующей задержки» (suspense).

5) Стихотворные фрагменты могут являться средством развития сюжета. В некоторых макамах (у Ибн Цакбеля, Ибн Шабтая и Яакова бен Элеазара) встречается использование стихов для развития сюжета. В таком случае стихи зачастую приобретают «материальный» характер (например, яблоко с любовными стихами), в них дается ключевая для повествования информация, а также сюжетные намеки, скрытые для персонажей, но интригующие внимательного читателя. В таких стихах, оказавшихся в центре повествования, могут также в характерном для макамы «карнавальном» ключе обыгрываться конвенции различных тематических жанров средневековой поэзии (прежде всего любовной).

6) Помимо «дискретного» способа взаимодействия поэзии и прозы, выраженного в их маркированном чередовании и выполняющего перечисленные выше функции, в исследовании рассмотрен также «континуальный» аспект взаимодействия поэзии и прозы, а именно использование промежуточных форм, в которых признаки поэзии и прозы проявлены в большей или меньшей степени. В качестве примера проанализированы тексты из макамы Ибн Цакбеля, в которых рифмованная проза приобретает регулярный ритм и более совершенную рифму, что максимально приближает ее к стихам. В рассмотренной макаме основная функция прозы с доведенной до максимума формальной организацией (ритм и рифма) - это характеристика крайнего внутреннего состояния действующих лиц (гнев, ярость, отчаяние) через ускоренный ритм речи, а также усиление эффекта «интригующей отсрочки» (suspense) у читателя/слушателя перед кульминационными моментами сюжета.

Анализ конкретных примеров взаимодействия поэзии и прозы в макамах на иврите свидетельствует о том, что «смешанный» характер этого жанра не ограничивается чисто формальным чередованием рифмованной прозы и стихов, а проявляется практически во всех аспектах произведения: в идеологическом подтексте, многоуровневой нарративной структуре, сюжетных ходах, стилистических нюансах, риторических экзерсисах и многом другом.

Одним из результатов данного исследования стала формулировка новых исследовательских задач, решение которых выходит за рамки диссертационной работы. В частности, большой интерес может представлять сравнительный лингвистический анализ поэзии и прозы в макамах (с одинаковой ли последовательностью проводится в них политика библейского «пуризма»; имеются ли различия в серьезном или «карнавальном» использовании библейских цитат в поэзии и прозе; отличается ли лексический состав поэтических фрагментов от «словаря» прозы; можно ли обнаружить значимые регулярности в использовании поэтических размеров).

Другим интересным направлением было бы дальнейшее исследование еврейской прозиметрии, то есть рассмотрение рифмованной прозы как особой формы речи и изучение ее закономерностей, в том числе количественных (чем объясняются вариации в длине рифмующихся строк;

имеют ли изменения ритмического рисунка свою семантику; связана ли динамика таких формальных аспектов, как ритм и рифма, с риторическими или повествовательными аспектами макамы).

К работе прилагаются литературные переводы избранных образцов средневековой художественной прозы на иврите (Приложение 1), а также обзор рукописей еврейских макам в российских собраниях (Приложение 2).

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Публикации в изданиях, включенных в «Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, выпускаемых в Российской Федерации, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук»:

1. Парижский С.Г. Рукописи макам на иврите в российских собраниях. Обзор источников // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. № 123. 2010. С. 147-158.

Прочие публикации по теме диссертации:

A. Статьи:

2. Парижский С.Г. Начало еврейской литературы в Испании // Еврейская школа, № 1-2 (январь-июнь 1996). С. 54-86.

3. Парижский С.Г. Герменевтический метод Маймонида // Греки и евреи: диалог в поколениях. СПб., 1999, С. 47-57 (Труды по иудаике Петербургского Еврейского университета, вып. 1).

Б. Рецензия:

4. Парижский С.Г. Две антологии израильской литературы (Римон Е. Израильская литература в русских переводах, СПб., 1998; Бар-Йосеф X., Копельмап 3. Антология ивритской литературы: Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах. М., 1999) // Народ книги в мире книг: еврейское книжное обозрение. СПб, февраль 2000, С. 3^1.

B. Переводы:

5. «Книга уставов Торы» (Сефер хуккей ха-Тора) / Пер. с иврита С. Парижского // Еврейское образование. 2001, №1. С. 166-178.

6. Плачи о побоищах 1096 года / Пер. с иврита С. Парижского // Дан И. Германский хасидизм. Части 1-2. Тель-Авив: Открытый университет Израиля, 2003. С. 96-102.

7. Авраам ибн Эзра. Комментарий на Книгу Бытия / Предисл., примеч. и пер. с иврита С. Парижского // Классические библейские комментарии. Книга Бытия. Сборник переводов с древнееврейского, арамейского и средневекового иврита. М.: Центр научных работников и преподавателей иудаики в ВУЗах «Сэфер»; Издательский центр «Мадрегот»; Издательство «Олимп», 2010. С. 1-699.

Подписано в печать 20.10.2011г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2,0. Тираж 100 экз. Заказ № 2269.

Отпечатано в ООО «Издательство "J1EMA"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izdjema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Парижский, Семен Георгиевич

Введение.

Глава 1 Историко-литературные предпосылки появления художественной прозы на иврите.

1.1. Элементы поэзии и художественной прозы в еврейской литературе до Саадии Гаона (X в.).

1.2. Саадия Гаон и радикальная трансформация еврейской словесности в X в.

1.3. Становление художественной литературы на иврите с середины X в. до появления жанра макамы в начале XII в.

1.4. Генезис и эволюция жанра макамы в арабской литературе.

Глава 2. Возникновение и эволюция жанра макамы на иврите.

2.1. Макамы на иврите до ал-Харизи.

2.2. Йехуда ал-Харизи.

2.3. Макамы на иврите после ал-Харизи.

Глава 3. Функциональное взаимодействие поэзии и прозы в макамах на иврите.

3.1. Количественное соотношение поэзии и прозы в текстах макам.

3.2. Переход от прозы к поэзии и композиция макамы.

3.3. Функции стихотворных вставок.

3.4. Ритмический рисунок рифмованной прозы как средство наррации.

 

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Парижский, Семен Георгиевич

Предмет и хронологические рамки исследования. Предметом данного • исследования является жанр макамы на иврите, зародившийся под влиянием арабской макамы и переживший расцвет в ХП-ХШвв. Главная особенность макамы — это синтез повествовательной прозы, риторики; и поэзии. Макамы на иврите;, помимо синкретичности, унаследованной от арабского жанра, обладают дополнительной степенью? «смешения» из-за сочетания;; библейской лексики и фразеологии с арабской литературной формой. Появление: макам; на иврите стало с одной стороны- итогом многовековой! эволюции еврейской* словесности, а с другой - результатом; ее радикальной; трансформации; в результате взаимодействия с арабо-мусульманской культурой. Таким образом, ключевым для- понимания; жанровой-; природы еврейской макамы является вопрос о соотношении разнородных элементов в ходе ее возникновения и эволюции. Предпосылкой; настоящего исследования является; гипотеза о том, что организующим- принципом такого сложного > жанрового синтеза является; взаимосвязь, между поэзией и прозой. И в арабскою и в. еврейской литературе- макама возникает, как сознательное смешение и смещение устоявшихся литературных форм; так что для понимания' ее жанровой природы необходимо? рассматривать эволюцию тех видов словесности; которые послужили; ее основными составляющими. Поэтому, несмотря на то, что хронологические рамки исследования ограничены. ХИ-ХШ вв., в нем; будет уделено большое внимание генезису и эволюции прозаических и поэтических литературных форм, связанных с макамой в рамках еврейской и, в меньшей степени, арабской словесности. Диахронический аспект исследования является необходимой предпосылкой для последующего анализа взаимодействия поэзии и прозы в текстах основных авторов макам на иврите: от Шеломо ибн Цакбеля до Яакова бен Элеазара и Аврахама ибн Хасдая. Такой анализ будет включать рассмотрение композиционных и стилистических аспектов законченных произведений, причем основное внимание будет уделено роли стихотворных вставок в нарративной структуре макамы.

Актуальность исследования. Актуальность данного исследования связана с несколькими обстоятельствами. Во-первых, дается систематическое источниковедческое и историко-литературное описание памятников средневековой художественной прозы на иврите, что является важной предпосылкой для дальнейшего их изучения. Особое значение в этой связи имеет то, что в результате в научный оборот могут быть введены многочисленные рукописи из российских собраний.

Во-вторых, следует отметить актуальность сравнительно-литературного аспекта данного исследования. Тот факт, что его ключевой! темой является взаимодействие арабской и еврейской литературных традиций, способствует взаимообогащению и эвристическому взаимодействию арабистики и гебраистики.

В-третьих, изучение и перевод на русский язык, неизвестных широкой научной общественности памятников средневековой художественной литературы на иврите способствует более полному и сбалансированному восприятию еврейского культурного наследия в современном российском обществе.

Степень изученности материала. Начало научных исследований средневековой художественной литературы на иврите приходится на двадцатые годы XIX века, когда первые представители возникшей в Германии школы Wissenschaft des Judentums поставили своей задачей освоение многовекового еврейского культурного наследия при помощи современных им историко-филологических методов. Литературные памятники на иврите, в том числе светская поэзия и проза, рассматривались ими как центральный элемент этого наследия, и их изучению они придавали особое научное и общественное значение.

Однако, макамы и близкие им жанры средневековой художественной прозы на иврите далеко не сразу привлекли внимание ученых. Первые исследователи обращаются, прежде всего, к наследию незаслуженно забытых к тому времени еврейских поэтов средневековой Испании. Один из первых историков еврейской литературы Леопольд Дукес (1810-1891) посвятил большую часть своей жизни изучению рукописей на иврите в крупнейших европейских .библиотеках и собраниях. Именно он в конце 30-х годов знакомит научную общественность с жизнью и поэтическим творчеством Шеломо ибн Габироля и Моше ибн Эзры1. В то же самое время в Падуе работает крупнейший представитель первого поколения Wissenschaft des Judentums Шемуэль Давид Луцатто (акроним ШаДаЛ, 18001865), которому принадлежит первенство в публикации текстов из дивана«

V> О

Иехуды ха-Леви (работа над критическим изданием которого не завершена и по сей день), а также многих произведений Ибн Габироля и Моше ибн Эзры3. Именно эти два ученых, разыскивая,в-рукописных собраниях тексты средневековых поэтов, впервые- сталкиваются с несколькими макамами Йехуды ал-Харизи и обнародуют их фрагменты: Дукес в своем историко-литературном исследовании 1837 года4, а Луцатто — в переписке 1850-х гг. с С. Кемпфом5. Однако, как видно, например из письма Луцатто к Кемпфу от июня 1857 года, где он пишет, что, изучая рукописи ал-Харизи, он «не стремится представить их на суд современников, ибо их благоволение для меня хуже проклятия, а похвалы их для меня позор, а осуждение их для

1 Dukes 1837; Dukes 1839.

2 Луцатто 1840.

3 См. Луцатто 1839; Луцатто 1846; Луцатто 1850.

4 Dukes 1837.

5 Опубликована в: Луцатто 1893. меня слава»6, даже в это время художественная проза на иврите еще не воспринималась научным сообществом как предмет достойный внимания, не говоря уже о читательском интересе. Запоздание, с которым к ал-Харизи и другим авторам макам на иврите пришло признание, особенно бросается в глазах на фоне того, что публикация в 1822 году Сильвестром де Саси арабских макам ал-Харири и особенно их последующий перевод выдающимся немецким поэтом Фридрихом Рюккертом, вызвали как у научной, так и у широкой европейской общественности небывалый интерес к ориентальной художественной прозе8.

Тем не-менее, с деятельности Дукеса и Луцатто начинается первый этап' изучения макам на иврите, который можно определить как этап первичного сбора и накопления информации, заключающийся, прежде всего, в, публикации обнаруженных рукописных текстов-и биографических сведений'об авторах. Этот тип исследований особенно характерен для всего XIX и начала XX века, однако благодаря открытию" и научной обработке рукописей' из Каирской генизы и собрания А. Фирковича, он не- утратил своей актуальности и по сей день.

Первые полноценные публикации текстов макам из классического сборника Иехуды ал-Харизи «Тахкемони» являются заслугой вышеупомянутого корреспондента Луцатто, пражского ученого Саула Кемпфа (1818-1892), и относятся, к 1845 и 1858 годам9. Гебраист Цви^ Эдельман (1805-1858), много работавший, с рукописным собранием в Оксфорде, публикует в 1853- г. сопроводительную макаму-посвящение к

6 Луцатто, Указ. соч., с. 1302-1303, цит. по: Ал-Харизи 2003, с. 9.

7 De Sacy 1822. Кстати, в этом издании Де Саси, впервые приводит фрагмент перевода 3-й макамы ал-Харири на иврит, выполненного Йехудой ал-Харизи.

8 См. Долинина 1987а. Любопытный и показательный пример тому — шесть пьес для фортепиано в 4 руки «Картины с Востока» (Bilder aus den Osten, op.66), которые под впечатлением от него сочинил в 1848 году Роберт Шуман.

9 Kaempf 1845; Kaempf 1858а; Kaempf 1858b. сборнику «Тахкемони»™, а пришедший ему на смену и на много лет ставший бессменным хранителем оксфордских рукописей знаменитый библиограф-гебраист Адольф Нойбауэр (1831-1907) в 1865 году издал во

Франкфурте 50 «поэтическую» макаму ал-Харизи11. Нойбауэр был одним из первых, кто в 1864 году имел возможность оценить значение коллекции еврейских и еврейско-арабских рукописей, А. Фирковича в Императорской библиотеке в Санкт-Петербурге, где в то время работал молодой востоковед, ученик Д. Хвольсона, Хаим Гурлянд (1843-1890), опубликовавший по результатам своих изысканий в 1868 году еще одно неизвестное сочинение ал-Харизи в рифмованной' прозе «Пениней ха

10 мелицот» («Жемчужины красноречия») Еще через несколько лет в Лондоне под редакцией Томаса Ченери выходит наиболее полная на то время публикация другого произведения ал-Харизи- «Махберот Итиэлъ»,

1 л перевода макам ал-Харири . К концу XIX века благодаря публикации венским ученым Армандом Каминкой первого полного научно-популярного издания «Тахкемони»14, а также благодаря^ историко-литературным исследованиям Карла" Альбрехта и Морица Штайншнайдера16 (1816-1907), с все основное литературное наследие и биография Иехуды ал-Харизи стали достоянием широкой научной общественности. Это создало условия для того, чтобы в XX веке, наряду с продолжением публикаций рукописей и неизвестных материалов к биографии, прежде всего из Каирской генизы и

17 1К 10 7П собрания Фирковича (Хиршфельд ' Штерн , Глускина , Яхалом и Блау )

10 Эдельман 1853, с. 3.

11 Нойбауэр 1865.

12 Гурлянд 1868.

13 Al-Harizi 1872.

14 Каминка 1899.

15 Albrecht 1890.

16 Steinschneider 1893.

17 Hirschfeld 1903.

18 Stern 1964.

19 Глускина 1960; Глускина 1965.

20 Ал-Харизи 2003. и подготовкой научно-критического издания «Тахкемони»21, в изучении макам ал-Харизи появились новые литературоведческие и культурологические направления.

Одновременно с этим^ начиная с середины XIX века, представление о средневековой художественной прозе на иврите, значительно расширяется, благодаря находкам и публикациям произведений других, менее известных, чем' ал-Харизи, или совсем неизвестных, авторов. В 1857 году еврейский: просветитель Й. Шор опубликовал самую раннюю известную на сегодняшний^ день макаму на иврите «Пеум Ашер. бен Йехуда» («Речь Асира, сына Иудина») Шеломо. ибн Цакбеля", а в 60-е годы известный издатель Иехиэль Бриль (1836—1886) публикует в своем журнале «Ха-Леванон» несколько важных, еврейских рукописей, в том числе «Мишлей: Арав» («Притчи Аравии») сочинение в рифмованной« прозе - автора XIII века по имени Ицхак, близкое по жанру к андалусской макаме' . В«: 1881 году крупнейший французский« гебраист и востоковед Иосиф Деренбург (1811-1895).опубликовал средневековые еврейские переложенияк<Калилы и Димны»24, в» том- числе версию в рифмованной» прозе,, принадлежавшую* автору макам Яакову бен Элеазару (1170-1233). В начале XX века основная?, заслуга в открытии для научной общественности новых имен принадлежит американскому ученому Израилю Давидсону (1870:-1939). В 1914 году в Нью-Йорке выходит его издание выдающегося памятника средневековой еврейской прозы — «Сефер ша 'ашу'гш» («Книга забав») автора XII" века Иосефа ибн ЗабарьГ (ко второму изданию, вышедшему через 10 лет в Берлине26 Давидсон добавил вступление, представляющее, по сути дела, монографическое исследование). Он же впервые знакомит читателя с

21 Штерн 1947; Ал-Харизи 2010.

22 Шор 1857.

23 Мишлей Арав 1865-1869.

24Derenbourg 1881.

25 Davidson 1914. о Ой сочинениями Иехуды ибн Шабтая" , Аврахама ибн Хасдая" , и Моше Дар'и" . Как уже было сказано выше, с начала 20 века большинство новых открытий в области средневековой еврейской литературы связаны с рукописями из Каирской генизы и собрания Фирковича в С. Петербурге. Им мы обязаны знакомству с такими ранее неизвестными авторами макам как Йосеф бен Танхум Иерушалми (1262-1330), изучению которого посвятил себя ленинградский, а впоследствии американский востоковед В. Ю. Шейнин , и Иосеф бен Иехуда ибн Шимон (ум. 1226), макаму которого издал израильский ученый Й. Яхалом31.

Таким образом, итогом многолетней кропотливой (и до сих пор до конца еще не законченной) работы по обнаружению и публикации текстов* макам стало появление в первой половине XX века новых направлений в их научном изучении и культурном освоении. Одно из важнейших направлений выросло из желания ученых представить памятники средневековой еврейской литературы широкой читательской аудитории и, тем самым, ввести их не только в научный, но и в культурный оборот.

Во-первых, это выразилось в появлении переводов макам с иврита на европейские языки. Первопроходцем в этой области стал английский ученый и общественный деятель Израиль Абрахаме (1858-1924), подготовивший в 1911 году развернутый пересказ «Книги забав» Ибн Забары на английском языке За ним в 30-е годы последовал полноценный перевод американского ученого Мозеса Хадаса . Классический сборник макам ал-Харизи переводился на английский язык дважды, сначала В.

26 Давидзон 1925

27 Давидзон 1909.

28 Давидзон 1924.

29 Давидзон 1927.

30 БЬвупт 1988.

31 Йахалом 1997.

32 ЛЬгаИатэ 1911.

33 ГЬп гаЬага 1932.

Рейхертом34, а потом Д. Сегалом35. Отдельные макамы из этого сборника перевел на русский язык израильский литератор Владимир Лазарис36. Последний пример в этой области — замечательное двуязычное издание книги художественной прозы автора XIII века Ицхака ибн Сахулы «Мешалъ

37 ха-кадмони» («Притча древних») .

Во-вторых, с начала 50-х годов в Израиле ведущие ученые осуществляют целую серию публикаций научно-популярных изданий, как отдельных памятников средневековой художественной прозы, так и разного рода антологий. Благодаря Й. Топоровскому38, А. Хаберману39, Й. Земоре40, Й. Рацхаби41 и X. Ширману тексты макам стали доступны современному читателю, стали постепенно проникать в программу старших классов школ и все больше изучаться на университетских кафедрах литературы.

Неудивительно, что одновременно с этим, в послевоенное время исследователи стали все больше обращаться к изучению макам с точки зрения литературоведения, и в* этой области можно выделить несколько основных подходов.

Во-первых, внимание многих исследователей привлекло изучение макам на иврите в сопоставлении с арабской литературной традицией, выявление арабских источников и влияний, анализ средневековых переводов и переложений на иврит арабских макам. Показательно, что именно по теме переводов на иврит макам ал-Харири в 1930 году Хаимом (Ефимом) Ширманом в Берлине была защищена первая докторская

34 Al-Harizi 1965.

35 Segal 2001.

36 Ал-Харизи 1996; Ал-Харизи 1999.

37 Ibn Sahula 2004.

38 Ал-Харизи 1952.

39 Ибн Хасдай 1952.

40 Ибн Сахула 1953.

41 Рацхаби 1974.

42 Ширман 1956-1963.

43 диссертация по средневековой художественной прозе на иврите . Переводам на иврит «Калилы и Димны» посвящены исследования испанского ученого П. Наварро44. Работы израильских ученых Й. Даны45, С. Штерна46 и Й. Дишон47 посвящены арабским источникам макам ал-Харизи, а работы М. Плеснера48 и голландского исследователя А. Скиперса49 -арабским источникам «Книги забав» Ибн Забары. Следует отметить, что ленинградский востоковед Г.М. Глускина также посвятила одно из своих исследований50 сопоставительному анализу философской макамы Аврахама ибн Эзры и трактата Ибн Сины, послужившего для нее источником. Работы чу г, ^ С "5

И. Рацхаби , И. Блау " и И. Садана рассматривают взаимосвязь между еврейскими и арабскими сочинениями ал-Харизи. Израильские ученые С. Д. Гойтейн54, Р. Дрори55, а также А. Скиперс56 рассматривают жанр макамы на иврите в сравнении в арабской литературной традицией. Необходимо также упомянуть опыты изучения макам в сопоставлении как с арабской, так и с европейской литературной традицией57.

Во-вторых, можно выделить историко-литературный подход, рассматривающий макамы в контексте исторической эволюции средневековой поэзии и прозы на иврите. Здесь следует отметить исследования израильского поэта и литературоведа Дана Пагиса58, однако

43 Schirmann 1930; на эту же тему было защищено еще по крайней мере 2 диссертации: Percikowitsch 1932; Lavi 1984.

44 Navarro 1999.

45 Дана 1975; Дана 1984.

46 Штерн 1946.

47 Дишон 19796.

48 Плеснер 1964.

49 Schippers 1999.

50 Глускина 1974.

51 Рацхаби 1980.

52 Блау 2006.

53 Садан 2006.

54 Гойтейн 1951.

55 Drory 2000; Drory 1993.

56 Schippers 2002.

57 Scheindlin 1994; Schirmann 1963.

58 Pagis 1978; Пагис 1976. самым ярким представителем этого подхода явился Хаим Ширман, включивший исчерпывающее историко-литературное исследование макам в свою классическую двухтомную монографию: «История еврейской поэзии в мусульманской Испании»59 и «История еврейской поэзии в христианской Испании и на юге Франции» 60.

В качестве третьего подхода можно выделить собственно литературоведческий анализ, рассматривающий макамы с точки зрения жанра, композиции, стиля, мотивов и сюжетов, повествовательной структуры и.т.п. Прежде всего следует отметить возникший в научной литературе спор об определении и границах жанра макамы. Одни исследователи, такие как, например, С. Штерн, высказывались за узкое ригористическое использование слова «макама» только применительно к тем произведениям на иврите, которые полностью соответствуют композиционным и стилистическим канонам классической арабской макамы61. Другие же, как X. Ширман, предлагали называть макамой любое повествовательное произведение, написанное рифмованной прозой с включением стихов62. Еще одного крайнего воззрения придерживался автор монографии «Повествование на иврите в. Средние века» Й. Дан, исключивший макамы из рассмотрения, так как поэтический, и риторический элемент в них, по его мнению, преобладает над повествовательным63. Исчерпывающий обзор полемики по этому вопросу можно найти в докторской диссертации пожалуй самого значительного современного исследователя макам на иврите М. Хуса, защищенной в Иерусалимском университете в 1992 году64.

59 Ширман 1996.

60 Ширман 1997.

61 Штерн 1946.

62 Schirmann 1930, S. 111.

63 Даш 1974, с. 13, прим. 2.

64 Хус 1992.

Композиции макам посвящены статьи А. Хабермана65, Й. Дишон66 и И. Яхалома , «муссивному» стилю, а также библейским и талмудическим о ¿л о аллюзиям - работы Д. Сегала и И. Дишон . Иехудит Дишон также принадлежит большое количество литературоведческих исследований, рассматривающих мотивы и сюжеты макам70, в том числе в плане установления содержательных параллелей между макамами разных

71 уу 73 авторов . В последние десятилетия И. Дишон " и особенно М. Хус обратились к изучению повествовательной структуры макам, причем последний - с применением методологического инструментария европейской нарратологической школы, прежде всего Ж. Женетта.

К новым направлениям в изучении макам на иврите, возникшим в послевоенное время, можно отнести и культурологический подход, рассматривающий средневековые повествования на иврите с точки зрения истории, искусствоведения, социальной теории и др. В качестве исторического источника средневековую художественную прозу на иврите рассматривают испанский исследователь С. Альба74, а также израильтяне Й.

75 76 '

Дишон и Д. Алмагор . Искусствовед С. Оттигер посвятила свое исследование взаимодействию словесного и изобразительного искусств в «Притче древних» Ицхака ибн Сахулы . Отдельного упоминания заслуживает начавшееся еще в XIX веке78 и приобретшее особую актуальность в связи с современными тендерными подходами в

65 Хаберман 1953.

66 Дишон 1979а.

67 Йахалом 1995.

68 Segal 1982.

69 Дишон 19766; 1978; 19976.

70 Дишон 1976а; 19746; 1997а; 2007а; 2003; 20076; 1984.

71 Дишон 1974а; Дишон 1969-1970.

72 Дишон 1982

Хус 1996.

74 А1Ьа 1998.

75 Дишон 1993.

76 Альмагор 1980.

Этингер 2003. литературоведении изучение образа женщины в макамах79, а также таких явлений как мизогиния, трансвестизм, гомоэротизм и транссексуальность. В этом отношении следует отметить, прежде всего, последние работы американской исследовательницы Т. Розен80.

Заключая обзор истории изучения данной научной области, необходимо отметить, что в дореволюционной России в изучение макам на иврите внес свой вклад петербургский востоковед Хаим Гурлянд, однако он

81 публиковал результаты своих исследований на иврите . В Советском Союзе изучение макам на иврите было практически прервано по идеологическим причинам, несмотря на то, что в Ленинграде находились одни из самых значительных в этом отношении собраний рукописей. Исключением можно считать упоминавшиеся выше источниковедческие публикции Г.М. Тлускиной и работы В.Ю. Шейнина, опубликованные на английском языке за границей82. Тем не менее, в своем исследовании мы можем- опираться на достижения петербургской' и московской от востоковедческой школы в области изучения арабских макам , прежде о л всего на работы A.A. Долининой и ее коллег , а- также на целый ряд диссертационных работ, защищенных в этой области за последние десятилетия85.

Цель данного исследования. Целью данного исследования является постижение жанровой природы макам на иврите через призму соотношения поэзии и прозы. Для достижения этой цели необходимо решить несколько

78 См. Neubauer 1884-1886; Steinschneider 1886-1887.

79 Хаберман 1968; Roth 1978; Дишон.1997-1998; Fishman 1988.

80 Rosen 2000; 2003.

81 Гурлянд, Указ. соч.

82 Sheynin 1988.

83 См. Фильштинский 1991; Шидфар 1974; 1980.

84 Ал-Харири 1987; Ал-Хамадани 1999; 1963; Долинина 1984; 1986, 19876, 1997; 2010; Dolinina 1993.

85 Ауэзова 1993; Касумова 1989; Шумусаров 1988. научных задач. Во-первых, необходимо собрать и систематизировать разрозненные сведения об отдельных литературных памятниках в исчерпывающее источниковедческое и историко-литературное описание макам на иврите. Во-вторых, чтобы понять генезис синкретического жанра макамы, необходимо проследить эволюцию прозаических и поэтических литературных форм в рамках еврейской словесности, начиная с библейского периода и до средних веков. В-третьих, необходимо рассмотреть «смешанную» жанровую природу арабской макамы как основного внешнего фактора, повлиявшего на жанровые характеристики еврейской макамы. В-четвертых, для того чтобы изучить взаимодействие поэзии и прозы на уровне композиции, стилистики и нарративной структуры отдельных произведений, необходимо проанализировать тексты макам на иврите и дать ответ на следующие вопросы:

• Каково количественное соотношение поэзии и прозы в текстах макам?

• Как маркируется переход от поэзии к прозе и обратно, и какую функцию он выполняет в произведении?

• Какую роль стихотворные вставки играют в нарративной структуре макамы?

• Можно ли построить функциональную типологию взаимодействия прозаических и стихотворных элементов макамы?

• Носит ли взаимодействие поэзии и прозы только «дискретный» (чередование) или также «континуальный» (промежуточные формы) характер? Какую роль промежуточные формы играют в повествовании?

Новизна исследования. Для обоснования новизны нашего исследования важно отметить, что в истории изучения макам на иврите и в существующей на сегодняшний день исследовательской литературе вопрос о взаимосвязи поэзии и прозы в рамках макамы практически не рассматривался. Нам не удалось обнаружить ни одной монографии, статьи86 или диссертационной работы, непосредственно посвященной этой теме. Между тем, именно взаимодействие между поэзией и прозой было одним из важнейших факторов, определявших литературный процесс на иврите в рассматриваемый нами период. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в макаме является1 с нашей точки зрения, ключом к пониманию многих характерных композиционных, стилистических и повествовательных особенностей этого жанра. В науке уже давно ведется

-» 87 спор о^ жанровой природе и жанровых границах макамы , и данное исследование может внести свой вклад в, изучение этого вопроса, благодаря тому, что в. нем впервые последовательно применен методологический подход, рассматривающий взаимосвязь поэзии и прозы в качестве «ключа» к макаме. Непосредственным предметом рассмотрения-являются макамы на иврите, но результатьъ исследования могут иметь эвристическую ценность и для изучения арабских макам. Новизна исследования имеет также источниковедческий аспект, поскольку в ходе изучения средневековых литературных памятников было введено в оборот несколько важных рукописных текстов из российских собраний.

Методология исследования. Методология настоящего исследования характеризуется сочетанием историко-филологического описания с литературоведческим анализом. Основным источником методологических

86 Ближе всего к рассмотрению этого вопроса применительно к арабской макаме подошла в одной из своих статей А. А. Долинина (см. Долинина 19876).

87 См. ниже параграф 1.4. подходов, примененных в работе, является историко-филологическая школа

88 отечественного и израильского востоковедения , а также работы отечественных (М.М. Бахтин, С.С. Аверинцев и др.) и западных (Ж. Женнетт, Э. Ауэрбах и др.) теоретиков в области генезиса и эволюции литературных жанров.

Практическая значимость и апробация работы. Практическая значимость работы связана с большим количеством систематизированного источниковедческого и библиографического материала, вводимого в научный оборот, с первой^ публикацей большого количества источников в переводах на русский язык, которые могут быть использованы в учебных и просветительских целях, с подробным историко-литературным описанием «золотого века» еврейской- прозы, которое может стать основой для разработки учебных курсов и пособий для университетов и школ, и, наконец, с представлением целого ряда литературных памятников, которые заслуживают полноценной публикации.

Основные теоретические выводы и фактологические обобщения данной диссертации легли в основу курсов по истории еврейской средневековой литературы, которые были прочитаны диссертантом в разные годы в Санкт-Петербургском государственном университете, Институте стран Азии и Африки МГУ, Петербургском институте иудаики, а также в рамках летних школ по иудаике 2002-2009 гг., проводимых центром научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер» (Москва).

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения, библиографии и Приложения.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Соотношение поэзии и прозы в макамах на иврите XII - XIII вв."

Заключение

Научное изучение средневековой художественной прозы на иврите началось в середине XIX века. Первым этапом было обнаружение и публикация неизвестных или забытых произведений. Из-за растянувшейся на многие десятилетия обработки рукописей из Каирской генизы и собрания Фирковича этот этап не завершен и по сей день. Вторым этапом был перевод наиболее значительных, по мнению ученых, произведений на европейские языки. Лишь во второй половине XX века макамы и родственные им жанры средневековой художественной- прозы- на иврите становятся объектом изучения литературоведов; Среди литературоведческих подходов выделяются три основных: компаративистский^ (сопоставление с арабской литературной традицией), историко-литературный (макамы в контексте эволюции еврейской словесности) и жанрово-стилистический (композиция, стиль, мотивы, нарративная структура). На рубеже ХХ-Х1 веков появился также культурологический подход,. рассматривающий средневековые-литературные памятники с точки 1 зрения социальной * теории, искусствоведения, тендерной теории и.т.п. Значительный вклад в изучение макам на иврите внесли российские и советские ученые (X. Гурлянд, Г.М. Глускина, В. Ю. Шейнин).

Несмотря на то, что взаимодействие поэзии и прозы является ключевой характеристикой «смешанного» жанра» макамы, непосредственно этой теме не посвящено ни одной монографии или исследовательской статьи. По этой причине данная работа может внести свой вклад в ликвидацию «белого пятна» в литературоведческом изучении еврейских макам.

Рассмотрев историко-литературный контекст возникновения макам на иврите, можно сделать вывод, что за более чем за 1500 лет эволюции до X в.н.э., еврейская словесность выработала технику повествования, а также определенные средства выражения (в прозе, поэзии и прозиметрии), однако в ней практически отсутствовали два необходимых для художественной литературы элемента: легитимация вымысла и автономия словесного творчества. Традиционные жанры еврейской словесности могли включать в себя( повествование только в статусе «были» или «иносказания», а красноречие - только в качестве средства для внелитературных целей.

В X веке в еврейской словесности происходит радикальная трансформация. Она была связана с влиянием арабо-мусульманской культуры, в которой на еврейских авторов, прежде всего-на Саадию Гаона, наибольшее впечатление произвел культ арабского языка и красноречия («арабизм»), эстетизация Корана {«и'джаз ал-Кур'ан») и рецепция античного- научно-философского наследия. В качестве ответа на «вызов» арабо-мусульманской культуры Саадия Гаон и его последователи начинают культивировать еврейское красноречие, взяв за основу библейский" иврит и арабские литературные формы. Благодаря Саадии Гаону возникает еврейская- версияг адаба — светской образовательной- литературы, ставшей важным этапом на пути к,возникновению художественной прозы.

Однако, первой формой новой изящной словесности на иврите становится светская поэзия, возникшая1 в середине- X века в Андалусии усилиями ученика Саадии Дунаша бен Лабрата, адаптировавшего к библейскому ивриту арабские приемы стихосложения и тематические жанры. Поэзия рассматривалась средневековыми критиками как самая совершенная форма речи, и именно она в полной мере могла продемонстрировать возможности еврейского красноречия. Следующие два столетия1 (до н. XII в.) стали «золотым веков» еврейской поэзии в мусульманской Испании. Утонченная придворная поэзия ориентировалась на искушенную интеллектуальную элиту, собиравшуюся вокруг еврейских вельмож и меценатов. Однако, с первой половины XII века центр еврейской словесности постепенно перемещается в христианскую Испанию, где в силу иных социально-политических условий спросом пользовалась не элитарная рафинированная поэзия, а более «демократичные» развлекательные повествовательные жанры. Как раз в это время в арабской литературе переживает расцвет повествовательно-риторический жанр макамы.

Арабская макама представляет из себя особый синкретичный жанр, построенный на взаимодействии поэзии и повествовательной прозы. С определенной долей условности для характеристики макамы можно использовать подход М. М. Бахтина, который ввел особый термин «мениппея» для обозначения литературных форм, для-которых, характерно: смешение высокого И' низкого, серьезного и комического, чередование поэзии и прозы, нарушение жанровых условностей, свобода вымысла, использование вставных новелл и. риторических экзерсисов, а также изображение в качестве центрального персонажа странствующего мудреца или поэта. Макама сформировалась к концу X века в результате творческого смешения сразу нескольких арабских литературных' жанров: устных племенных преданий, ораторской речи- и проповеди, жизнеописаний, эпистолярного искусства, образовательной' прозы, городского поэтического« фольклора и народной драмы, а также элементов индийских и персидских повествовательных традиций. В арабской макаме можно выделить три жанровых подтипа: до-классическая (ал-Хамадани), классическая (ал-Харири) и андалусская (Ибн Аби-л-Хисал). Они различаются по следующим жанровым характеристикам: соотношение повествовательного и риторического начал; соотношение рифмованной прозы и стихотворных вставок; композиционная структура (единое пространное повествование или сборник коротких новелл). При этом жанровой константой для всех макам остается наличие вымышленного рассказчика и героя-плута, а также сочетание рифмованной прозы с поэзией.

Первая макама на иврите — «Неум Ашер бен Йехуда» Шломо ибн Цакбеля — появляется в начале XII века. Авантюрный сюжет в ней сочетается с искусным использованием стихотворных включений, как в качестве авторского предисловия и заключения; так и в качестве ключевого элемента повествования. После перерывам несколько десятилетий в конце XII - начале XIII века в христианской Испании и на Ближнем Востоке появляется целая плеяда авторов, которых можно отнести к «золотому веку» средневековой еврейской прозы. «Книга забав» Йосефа ибн Забары становится первым, примером еврейской макамы андалусского типа, разворачивающей перед читателем единую сюжетную линию с множеством с вставных историй. Ученик Маймонида Иосеф ибн Шимон также оставил нам пример андалусской макамы, одной из распространенных жанровых характеристик которой является сочетание любовно-авантюрного и аллегорического начал. Еще один классический образец андалусской макамы — «Минхат Иеху да» Иехуды ибн Шабтая. Сюжет этого произведения иронически обыгрывает популярные в-средневековье мотивы «женоненавистничества».

Самым популярным произведением средневековой художественной прозы на иврите стал сборник из 50 макам «Тахкемони» странствующего литератора и переводчика Йехуды ал-Харизи, который сочинил их в качестве ответа на вызов, брошенный- еврейской литературе классическим сборником арабских макам ал-Харири (который он до этого сам переложил на иврит). Макамы сборника различаются по характеру, их можно отнести к 4 основным типам: авантюрно-повествовательные, автобиографические, риторические и поэтические.

Последующие еврейские авторы, обращавшиеся к жанру макамы, оказались в тени ал-Харизи и были вынуждены искать новые пути развития жанра. В первой половине XIII века Яаков бен Элеазар и Аврахам ибн Хасдай с одной стороны обращаются к индийской повествовательной традиции (через посредство арабской) и используют художественные средства макамы для переложения на иврит «Калилы и Димны» (арабская версия «Панчатантры») и повести «О сыне царя и отшельнике» (восходящей к жизнеописанию Будды), а с другой продолжают альтернативную ал-Харизи традицию андалусских любовно-аллегорических макам.

К концу XIII — началу XIV века эволюция макамы в еврейской литературе завершается$ и с тех пор влияние этого жанра ощущается• лишь косвенно в сочинениях нравоучительного характера, или в позднейших стилизациях.

- Ключом к пониманию* «смешанных» жанровых характеристик.макамы является анализ: взаимодействия; поэзии; и прозы в рамках одного произведения: Необходимым? условием« содержательного анализа является учет , количественных^ параметров? такого* взаимодействия: Нами! был проведен* количественный! анализ текстов основных; произведений? в жанре макамы на иврите, и для сопоставления. — количественная-оценка: соотношения поэзииш прозы.в;арабских.макамах{ал-Хамадани ш Результатом такого анализа; стал; вывод о¡ том^ что-; проза; в макамах всегда доминирует/ над поэзией, причем в зависимости- от: индивидуального авторского стиля и от жанрового подтипа макамы доля- поэзии может колебаться от 5 до 40%. Отдельная макама: (или глава' сборника); может содержать в среднем от 2 до 15 стихотворных включений, а средняя длина такого включения — 4 стихотворных строки (бейта):

Важную роль во; взаимодействии поэзии и прозы играют особые формулы,, маркирующие границу между ними. Одна устойчивая формула -это обозначение начала речи вымышленного рассказчика через «Нёум [имярек].» («Речь [имярека].»), а другая — обозначение перехода к стихотворной интерлюдии через «и произнес притчу свою». Эти формулы за редкими исключениями: являются жанровыми константами. Менее обязательной,, но тоже весьма распространенной, особенно у ал-Харизи, является формула, обозначающая переход от вставного стихотворения обратно к повествованию: «Сказал рассказчик.» («амар ха-маггид»).

Проанализировав использование стихотворных вставок в макамах на иврите, мы построили следующую типологию:

1) Стихи могут использоваться в качестве зачина и концовки макамы, обращенных непосредственно к читателю, еще до начала повествования от лица вымышленного рассказчика. Основная функция таких «обрамляющих» стихов — апология автора, выражающаяся в нескольких основных мотивах: самовосхваление и демонстрация красноречия от собственного, лица (ведь в дальнейшем все стихи будут приписаны персонажам), подчеркивание нравоучительного характера книги (предупреждая упреки в легкомыслии), намек на вымышленный характер повествования (снимающий с автора ответственность за этическую сторону описываемых событий).

2)( Переход* от прозы к поэзии и обратно может использоваться как маркер смены нарративных уровней. Согласно жанровым конвенциям макамы, в ней есть несколько явных и имплицитных актов наррации: подразумевается, что автор рассказывает нам то, что он услышал от вымышленного рассказчика, который в свою очередь мог услышать от героя-плута то, что с ним произошло. Соответственно, один нарративный уровень — это то, что говорит автор непосредственно читателю (в зачине или концовке), другой - то, что говорит вымышленный рассказчик автору (и через автора читателю), третий -то, что говорит герой-плут рассказчику. Каждый из этих уровней имеет различный «онтологический» и «эпистемологический» статус: автор и читатель относятся к сфере «реального», подчиненной законам достоверности и морали, в то время как рассказчик и герой относятся к сфере вымысла, в которой царствует обман и подмена, и существует нечто вроде «моратория» на этическую оценку. По этой «шкале» читатель находится на одном полюсе, герой-плут — на противоположном, а автор и вымышленный рассказчик служат опосредующими звеньями. Для различения этих уровней в макаме, и прежде всего для индикации их смены, часто используется переход от поэзии к прозе, и наоборот.

3) Стихотворные вставки как решение риторических задач. Одной из задач макамы как смешанного повествовательно-риторического жанра является демонстрация красноречия. Рамочным сюжетом многих 1 макам является риторический или поэтический поединок, в котором { персонажи (и через них автор) соревнуются в сочинении стихов и ораторских речей, зачастую дополняющих друг друга.

4) Стихотворные вставки как средство «нарративной пунктуации». В повествовательных макамах стихи1 чаще всего не участвуют в развитии сюжета, а выступают в роли пауз, своего рода нарративных пунктуационных знаков. Они не дают новой информации, а резюмируют предыдущий сюжетный ход, или же служат отступлением, создающим эффект «интригующей задержки» (suspense).

5) Вставные стихотворения как средство развития сюжета. В t некоторых макамах (у Ибн Цакбеля, Ибн Шабтая и Яакова бен Элеазара) встречается использование стихов для развития сюжета. В таком случае стихи зачастую приобретают «материальный» характер (например, яблоко с любовными стихами), в них дается ключевая для повествования информация, а также сюжетные намеки, скрытые для персонажей, но интригующие внимательного читателя. В таких стихах, оказавшихся в центре повествования, могут также в характерном для, макамы «карнавальном» ключе обыгрываться конвенции; различных тематических жанров средневековой поэзии (прежде всего любовной).

Помимо- «дискретного» способа взаимодействия поэзии и прозы, выраженного, в их маркированном чередовании: и. выполняющего, перечисленные выше функции, нами: был рассмотрен также «континуальный» аспект взаимодействия поэзии; и, прозы, а именно использование; промежуточных гибридных форм, в которых признаки поэзии и прозы проявлены в большей или меньшей: степени. В .качестве примера: нами; были проанализированы тексты! из макамы Ибн Цакбеля, в которых рифмованная; проза* приобретает регулярный: ритм и более совершенную рифму, что максимально приближает ее к стихам. В рассмотренной нами макаме основная:, функция прозы с доведенной до максимума формальной;: организацией (ритм и рифма) - это характеристика крайнего внутреннего состояния действующих лиц (гнев, ярость, отчаяние) через ускоренный^ ритм: речи, а также усиление эффекта «интригующей отсрочки» (suspense) у читателя/слушателя перед кульминационными моментами сюжета.

Таким образом, анализ конкретных примеров* взаимодействия поэзии и прозы .в макамах на иврите свидетельствует о том, что: «смешанный» характер этого жанра не ограничивается чисто формальным чередованием рифмованной прозы и: стихов, а проявляется практически во всех аспектах произведения: в идеологическом подтексте, многоуровневой нарративной структуре, сюжетных ходах, стилистических нюансах, риторических экзерсисах и многом другом.

В заключение необходимо отметить, что одним из результатов данного исследования может стать формулировка новых исследовательских задач, решение которых выходит за рамки диссертационной работы. В частности, большой интерес может представлять сравнительный лингвистический анализ поэзии и прозы в макамах (с одинаковой ли последовательностью проводится в них политика библейского «пуризма»; имеются ли различия в серьезном или «карнавальном» использовании библейских цитат в поэзии и прозе; отличается ли лексический состав поэтических фрагментов от «словаря» прозы; можно ли обнаружить значимые регулярности в использовании поэтических размеров).

Другим интересным направлением было бы дальнейшее исследование еврейской прозиметрии, то есть рассмотрение рифмованной прозы как особой формы речи и изучение ее закономерностей, в том числе количественных (чем объясняются вариации в длине рифмующихся строк; имеют ли изменения ритмического рисунка свою семантику; связана ли динамика таких формальных аспектов, как ритм и рифма, с риторическими или повествовательными аспектами макамы).

К данной работе прилагаются литературные переводы избранных образцов средневековой художественной прозы на иврите, а также обзор рукописей еврейских макам в российских собраниях.

 

Список научной литературыПарижский, Семен Георгиевич, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Абу Дулаф 1960 Абу Дулаф. Вторая записка. Пер. П. Г. Булгакова и А. Б. Халидова. М., 1960.

2. Аверинцев 1996 Аверинцев С. С. «Греческая «литература» и ближневосточная «словесность» (противостояние и встреча двух творческих принципов) // Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. С. 13-75.

3. Ал-Харизи 1996 Алхаризи, Йехуда. Иерусалим. Двадцать восьмая макама из книги «Тахкемони». Пер. В. Лазариса. // Ариэль №27, Иерусалим, 1996, С. 41-45.

4. Ал-Харизи 1999 — Алхаризи, Йехуда. Из вступления к книге «Тахкемони». Пер. В. Лазариса. // Ариэль №30-31, Иерусалим, 1999, С. 112-117.

5. Ал-Харизи 2005 Альхаризи, Иегуда. Макама «Женитьба». Пер. Шломо Крола7/ Журнал РЕЦ, №29 (2005) электронное издание: http://polutona.ru/?shovv^rets&veai^20051.

6. Ал-Джахиз 1968 Аль-Джахиз. Книга о скупых. М., 1968.

7. Ал-Хамадани 1963 Ал-Хамадани. Пять макам. Пер. А. Б. Халидова. // Восточная новелла. М., 1963, С. 114-121.

8. Ал-Хамадани 1973 Ал-Хамадани, Абу-л-Фадл Ахмад ибн ал-Хусейн. Ал-Макамат. Бейрут, 1973.

9. Ал-Хамадани 1999 Бади' аз-Заман ал-Хамадани. Макамы. Пер. А. А. Долининой и 3. М. Ауэзовой. Предисловие и-прим. А. А. Долининой. СПб, 1999.

10. Ал-Харири 4968 Ал-Харири, Абу Мухаммад ал-Касим. Шарх макамат ал-Харири. Бейрут, 1968.

11. Ал-Харири 1987-Аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. Макамы. Арабские средневековые плутовские новеллы. Пер. с араб. В.М.Борисова, A.A. Долининой, В.Н. Кирпиченко. Вступ.ст. В; М. Борисова и А. А. Долининой. Примеч. и словарь А. А. Долининой. М., 1987.

12. Аравийская старина1983 — Аравийская старина. Из древней арабской поэзии и прозы. Перевод с арабского A.A. Долининой и Вл. В. Полосина. М., 1983.

13. Ас-Суйути 1987 Джалал ад-Дин ас-Суйути. Совершенство в коранических науках. Глава о неподражаемости Корана. Перевод с арабского, вступление и комментарий Фролова Д. В. // Народы Азии и Африки, 1987, № 2, С. 102-113.

14. Ауэзова 1993 Ауэзова 31 М. Особенности развития жанра макамы в арабской литературе (11-13 вв.) Автореферат кандидатской диссертации, СПбГУ, СПб, 1993.

15. Ауэрбах 1976 Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976.

16. Бахтин 1972 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

17. Броди 2006 — Броди Р. Гаоны Вавилонии и формирование средневековой еврейской культуры. Москва-Иерусалим, 2006.

18. Габриэли 1977 — Габриэли Ф. Основные тенденции развития в литературах ислама // Арабская,средневековая культура и литература. М., 1977. С. 14-30.

19. Генкель 1895 — Генкель Г. Саадия Гаон: биографический очерк. Санкт-Петербург, 1895, С. 89-90.

20. Глускина,1960 — Глускина Г. М. Неизданные рукописи сочинения Алхаризи «Тахкемони» в Государственной публичной библиотеке в Ленинграде. М., 1960. // 25-й Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР.

21. Глускина 1974 Глускина Г. М. «Хай бен Мекиц» Ибн Эзры и «Хайй ибн Якзан» Ибн Сины //Ученые записки Ленинградского государственного университета. Серия, востоковедческих наук. Вып. 17. Л., 1974. С.93-106.

22. Глускина 1965 Глускина Г. М. Пятидесятая макама знаменитого средневекового поэта Алхаризи и ленинградские рукописи // Семитские языки (Материалы Первой конференции по семитским языкам 26—28 октября 1964 г.). Выпуск 2, часть 2. М., 1965. С. 706-718.

23. Грюнебаум 1978 фон Грюнебаум Г. Э. Литература в-контексте исламской цивилизации// Арабская средневековая,культура и литература. М., 19781 С. 31-45;

24. Грюнебаум'1981а фон Грюнебаум Г. Э. Эстетические основы арабской литературы // Грюнебаум Г. Э. фон. Основные черты арабо-мусульманской культуры, М., 1981. С. 157175.

25. Грюнебаум 19816 фон Грюнебаум Г. Э. Истоки мусульманской-цивилизации. // фон Грюнебаум Г. Э. Основные черты арабо-мусульманской культуры. М., 1981. С. 30-82.

26. Грюнебаум 1981в фон Грюнебаум Г. Э. Отражение духа ислама в мусульманской литературе // фон Грюнебаум Г. Э; Основные черты арабо-мусульманской культуры, М., 1981. С. 176-191.

27. Долинина 1984 Долинина А. А. Коранические цитаты и реминисценции в «Макамах» ал-Харири // Ислам. Религия, общество, государство. Сб. статей. М., 1984. С. 156-160.

28. Долинина 1986 Долинина А. А. «Адаб нищих» по макамам ал-Хамадани и ал-Харири // Востоковедение № 12. Филологические исследования. Межвузовский сборник. Л.,1986. С. 126-133.

29. Долинина 1987а Долинина А. А. Фридрих Рюккерт как переводчик «Макам» ал-Харири // Взаимодействие культур Востока и Запада. М., 1987. С. 70-79.

30. Долинина 19876 Долинина А. А. Реализация канона в сюжетах и композиции макам ал-Харири // Проблемы арабской культуры. Памяти академика И. Ю. Крачковского. М.,1987. С. 30-37.

31. Долинина 1997 Долинина А. А. Макамы ал-Харири: композиционная структура цикла //Восток, 1997,№2. С. 121-125.

32. Долинина 2010 Долинина А. А. Трансформация сюжетов Бади аз-Замана ал-Хамадани в макамах ал-Харири // Долинина А. А. Арабески: избранные научные статьи. СПб., 2010. С. 24-34.

33. Ибн ал-Мукаффа 1986 Ибн аль-Мукаффа. Калила и Димна С приложением фрагментов из Малой книги адаба и Большой книги адаба., Пер. с араб, предисл. и комм. Б. Шидфар, М., 1986.

34. Ибн ал-Му'тазз 1960 — Ибн ал-Му'тазз, Китаб ал-бади' // Крачковский И.Ю. Избранные сочинения, т.VI. М. Л., 1960, С. 97-332.

35. Ибн Рашик 1991- Ибн Рашик. Опора в красотах поэзии, ее вежестве и критике. Перевод Д. В. Фролова // Брагинский В. И. Проблемы типологии средневековых литератур Востока. М., 1991.

36. Йакут 1991- Абу Абдалла Йакут, «Энциклопедия литераторов» (Му'джам ал-удаба'), т. 2., Бейрут, 1991.

37. Касумова 1989 Касумова А. Ш. Возникновение жанра макамы в арабской литературе. Автореферат кандидатской диссертации, ИВАН, М., 1989.

38. Киктев 1985 — Киктев М. С. Теория «неподражаемости» Корана («и'джаз») в арабской филологии Х-Х1 вв. // IV Всесоюзная.конференция арабистов (Ереван, 15-17 мая 1985 г.). Тезисы докладов и научных сообщений, Ереван, 1985, С. 123-125.

39. Куделин 2003а Куделин А. Б. Аравийская словесность VI-VIII вв.: Опыт рассмотрения в фольклорно-мифологическом контексте // Куделин А. Б. Арабская литература: поэтика, стилистика, взаимосвязи сборник статей. М., 2003, С. 21-26.

40. Пелла.1978 Пелла Ш. Вариации на тему адаба // Арабская средневековая культура и литература. М., 1978» С. 60-76.

41. Повесть о Варлааме 1947 — Повесть о Варлааме пустыннике и Иоасафе царевиче индийском. Пер. с араб. акад. В. Р. Розена. Под ред. и с введ. акад. И. Ю. Крачковского. М.-Л., 1947.

42. Повесть о Варлааме 1984 Повесть о Варлааме и Иоасафе: Памятник древнерусской переводной литературы XI—XII вв. Подг. текста, иссл. и комм. И. II. Лебедевой. Л., 1984.

43. Сират 2003 Сират К. История средневековой еврейской философии. Москва-Иерусалим, 2003.

44. Старкова 1947 Старкова К. Б. Панегирик в средневековой еврейской поэзии // Советское востоковедение, IV, М., 1947. С. 135-156.

45. Старкова 1987 — Старкова К. Б. Арабский язык и литература в оценке еврейских средневековых писателей. // Проблемы арабской культуры. М., 1987. С. 324-331.

46. Петроний 1923 Тит Петроний Арбитр. Матрона из Эфеса. Петроград, 1923.

47. Фильштинский 1985 — Филынтинский И. М. История арабской литературы: У-начало X века. М., 1985.

48. Фильштинский 1991 — Фильштинский И. М'. История арабской литературы: Х-ХУШ века. М., 1991. (Раздел «Макамы», С. 275-297).

49. Фролов 1991 Фролов Д. В. Классический арабский стих. История и теория аруда. М., 1991.

50. Шидфар 1974 Шидфар Б. Я. Образная система арабской классической литературы (VI-XII вв.). М. 1974.

51. Шидфар 1980 Шидфар Б. Я. Генезис и вопросы стиля арабского народного романа (сиры) // Генезис романа в литературах Азии и Африки. М., 1980.

52. Шолем 2004 — Шолем Г. Основные течения еврейской мистики. Москва-Иерусалим, 2004.

53. Шумусаров 1988 Шумусаров Ш. Г. Макамы Ал-Хамадани как памятник арабской художественной прозы. Автореферат кандидатской диссертации, ИВАН, М., 1988.

54. Al-Baqillani 1950 A tenth-century document of Arabic literary theory and criticism: the sections on poetry of al-Baqillani's I'jaz al-Qur'an, translated and annotated by Gustave E. von Grunebaum. lsted. Chicago, 1950.

55. Abdel-'Aziz 1954 'Abdel-'Aziz 'Abdel-Meguid. A Survey of the Terms Used in Arabic for "Narrative" and "Story" // Islamic Quarterly I (1954), pp. 195-204.

56. Abrahams 1911 — Abrahams I. The Book of Delight and other papers. Cambridge, 1911.

57. Abu-Haidar 1974 Abu-Haidar J. Maqamat literature and the picaresque novel // Journal of Arabic literature, 5 (1974), pp. 1-10.

58. Alba 1998 Alba C. Narrativa hebrea y sociedad // La sociedad medieval a través de la literatura hispanojudía. Actas del IV curso de Cultura hipanojudía y sefardí de la Universidad de Castilla-La Mancha. Cuenca, 1998, pp. 239-255.

59. Albrecht 1890 Albrecht K. Die im Tachkemoni vorkommenden Angaben uber Harizis Leben, Studien und Reisen. Gottingen, 1890.

60. Al-Harizi 1965 The Tahkemoni of Judah al-Harizi. Translated by V. E. Reichert, Jerusalem, 1965.

61. Allony 1975 Allony N. The reaction of Moses Ibn Ezra to ' Arabiyya // Bulletin of the Institute of Jewish Studies, 3 (1975), pp. 19-40.

62. Al-Masadï 1986 Al-Masadï M. Al-Iqa' fi 1-Saj' al-Arabï; Tunis, 1986.

63. AI-Qadi 1999 Al-Qadi M. La composante narrative des «Journées des Arabes» (Ayyam al-■Arab)//Arabica 46, 3 (1999), pp. 358-371.

64. Al-Saraqusti 2002 al-Saraqusti, Abu 1-Tahir Muhammad ibn Yusuf. AI-Maqamat al-Luzumiya. Trans. James T. Monroe. Leiden, 2002.

65. Badawi 1988 Badawi M. Early Arabic Drama. Cambridge, 1988.

66. Ben Seset 1981 Tesubot de Yehudi ben Seset. Granada, 1981.

67. Bertrand 1845 Bertrand M. l'abbé, Les séances de Haidari, récits historiques et élégiaques sur la vie et la mort des principaux martyrs musulmans. Paris, 1845.

68. Bonebakker 1984 Bonnebaker S. A. Early Arabie Literature and the Term Adab // Jerusalem Studies in Arabic and Islam, 5 (1984), pp. 389-421.

69. Bonebakker 1990 Bonebakker S. A. Adab and the concept of belles-letres // Abbasid Belles-Lettres. Cambridge, 1990, pp. 16-3.

70. Bosworth 1976 Bosworth С. E. The Mediaeval Islamic Underworld. The Banu Sassan in Arabic society and literature. 2 vols, Leiden, 1976.

71. Chauvin 1898 Chauvin V. Bibliographie des ouvrages arabes ou relatifs aux Arabes publies dans l'Europe chrétienne de 1810 a 1885, III, Liege — Leipzig, 1898, pp.83ff.

72. Cohen 1986 Cohen M. Correspondence and social control in the Jewish communities of the Islamic world: a letter of the Nagid Joshua Maimonides // Jewish History Quarterly, 1 (2), 1986, pp. 39-48.

73. Danecki 1984 Danecki J. Adab Reinterpreted // Rocznik Orientalistyczny, 43 (1984), pp. 4750.

74. Danecki 1996 Danecki J. The early development of Adab // Ibn an-Nadim und die mittelalterische arabische Literatur. Wiesbaden, 1996, pp. 78-82.

75. Davidson 1914 — Davidson I. Sefer Shaashuim, A Book of Mediaeval Lore by Joseph ben Meir Ibn Zabara. New York, 1914.

76. De Sacy 1822 De Sacy S. Les séances de Hariri. Paris, 1822.

77. Derenbourg 1881 Derenbourg J. Deux versions hébraïques du livre Kalilah et Dimnah. Paris, 1881.

78. Dolger 1953 Dolger F. Der griechische Barlaam-Roman, ein Werk des h. Joannes von Demascos. Ettal, 1953.

79. Dolinina 1993 — Dolinina A. Einige Bamerkungen zur Entwicklung des Makamengenres // Verse and Fair Sex. Studies in Arabic Poetry and in the Representation of Women in Arabic Literature. Utrecht, 1993, pp. 1-7.

80. Dronke 1994 Dronke P. Verse with Prose from Petronius to Dante: The Art and Scope of the Mixed Form. Cambridge (M.) - London, 1994.

81. Drory 1993 Drory R. Literary Contacts and Where to Find Them: On Arabic Literary Models in Medieval Jewish Literature // Poetics Today 14:2, 1993, pp. 277-302.

82. Drory 1994 Drory R. Three Attempts to Legitimize Fiction in Classical Arabic Literature // Jerusalem Studies in Arabic and Islam, 18 (1994), pp. 146-164.

83. Drory 2000a Drory R. Models and Contacts. Arabic Literature and its Impact on Medieval Jewish Culture. Leiden - Boston - Köln, 2000.

84. Drory 2000b Drory R. The Maqama // The Literature of Al-Andalus. Cambridge, 2000, pp. 190-210.

85. Dukes 1837 Dukes L. Ehrensaulen und Denksteine zu einem künftigen Pantheon hebräischer Dichten und Dichtungen. Wien, 1837.

86. Dukes 1839 Dukes L. Moses ben Esra aus Granada. Altona, 1839.

87. Fahd 1966 Fahd T. La divination arabe. Etudes religieuses, sociologiques et folkloriques sur le milieu natif de l'Islam, Leyde, 1966.

88. Fishman 1988 — Fishman, Talia. A Medieval Parody of Misogeny: Judah Ibn Shabbetai's "Minhat Yehudah sone hanashim" // Prooftexts 8 (1988), pp. 89-111.

89. Folaron 2002 — Folaron D. Oral Narrating and Performing Traditions in the History of Modem Middle Eastern and Maghrebian Theatre and Drama // Nitle Arab World Project, 2002 электронный текст: http://acc.teachmideast.org/texts.phpl.

90. Fortis 1996 Fortis U. Per una storia della cultura ebraica in Italia nel Novecento: il "Dante e Manoello" di Umberto Cassuto // Scritti sull'ebraismo in memoria di Emanuele Menachem Artom, 1996. pp. 188-206.

91. Adab 1960 Gabrieli F. "Adab" // The Encyclopaedia Of Islam, Volume 1, Leiden, 1960, p. 175.

92. Goitein 1967-1993 Goitein S.D. A Mediterranean society. Vol. 1-6, Berkeley and Los Angeles, 1967-1993.

93. Granja 1976 Granja F. de la. Makamas y risalas andaluzas. Madrid 1976.

94. Grignaschi 1965-1966 Grignaschi, M. (1965-66) "Les Rasa'il Aristatalisa 'ila-l-Iskandar de Salim Abu-l-'Ala' et l'activité culturelle à l'époque omayyade" // Bulletin d'Études Orientales 19 (1965-66), 7-83.

95. GuIIy, Hinde 2003 Gully A., Hinde J. Qabus ibn Wushmagir: a study of rhythm patterns in Arabic epistolary prose from the 4th century AH (10th century AD) // Middle Eastern Literatures, Vol. 6, No. 2, July 2003, pp. 177-197.I

96. Hämeen-Aiittila 2002 — Hämeen-Anttila, Jaakko. Maqama: A History of a Genre. Wiesbaden, 2002.

97. Hamori 1990 — Hamori A. Ascetic Poetry (Zuhdiyyat) // Abbasid Belles-Lettres. Cambridge, 1990, pp. 265-74.

98. Heath 1991 Heath P. Conservative adab and radical adab: tensions within Islam // Proceedings of the Middle East Studies Association, Washington D. C., 1991, pp. 10-17.

99. Hirschfeld 1903 Hirschfeld H. Fragments of an Unknown Work by Judah Al-Harizi // Jewish Quarterly Review (Old Series), 15 (1903), pp.683-697.

100. Jacquet 1832 — Jacquet M. E. Mélanges malais, javanais et polynésiens // Journal asiatique, 9 (1832), pp.97-132, 222-267.

101. Kaempf 1845 — Kaempf S. I. Die ersten Makamen aus dem Tachkemoni oder Divan des Charisi. Berlin, 1845.

102. Kaempf 1858a Kaempf S. I. Makamen aus dem Taschkemoni oder Diwan des Charisi. Prag, 1858.

103. Kaempf 1858b Kaempf S. I. Nichtandalusische Poesie andalusischer Dichter aus dem 11., 12., und 13. Jahrhundert, Prag, 1858.

104. Katsh 1963 Katsh A. I. The Antonin Genizah in the Saltikov-Schedrin Public Library in Leningrad. New York, 1963.

105. Katsumata 2002 Katsumata N. The Style of the Maqama: Arabic, Persian, Hebrew, Syriac // Arabic and Middle Eastern Literatures, 5 (2), 2002, p. 117-137.

106. Kaufmann 1899 Kaufmann D., Lettres de Scheschet b. Isaac b. Joseph Benveniste de Saragosse // Revue des Etudes Juives, 39 (1899), pp. 62-75, 217-225.

107. Machberoth Ithiel 1872 Machberoth Ithiel by Yehudah Ben Shelomoh Alcharizi. Edited by Thomas Chenery, London, 1872.

108. Makama 1991 Brockelmann C., "Makama" // The Encyclopaedia Of Islam, Volume 6, Leiden, 1991, p. 107.

109. Monroe, Pettigrew 2003 Monroe J., Pettigrew M. The Decline of Courtly Patronage and the Appearance of New Genres in Arabic Literature: The Case of the Zajal, the Maqama, and the Shadow Play // Journal of Arabic Literature, 34 (1), 2003, pp. 138-177.

110. Moreh 1992 Moreh S. Live Theatre and'Dramatic Literature in the Medieval Arab World, New York, 1992.

111. Navarro 1999 Navarro Peiro A., La version hebrea de Calila y Dimna de Ya'aqob ben Efazar // Jewish Studies at the Turn of the Twentieth Century. Proceedings of the 6th EAJS Congress. Leiden - Boston - Kol, 1999, pp. 468-475.

112. Nave 1970 Nave P. The Works of Joseph ben Tanhum of Jerusalem // Studies in Bibliography and Booklore, 9 (1970), pp. 57-75.

113. Nemah 1974 Nemah H. Andalusian Maqamat // Journal of Arabic Literature, 5 (1974), pp. 83-92.

114. Neubauer 1884-1886 Neubauer A. Zur Frauenliteratur // Israelitische Letterbode, 10-12 (1884-1886), S. 49ff.

115. Omri 1998 Omri M.-S. "There is a Jahiz for Every Age": narrative construction and intertextuality in al-Hamadhani's Maqamat // Arabic and Middle Eastern Literatures, vol. 1, 1 (1998), pp. 31-46.

116. Pagis 1978 Pagis D. Variety in Hebrew Rhymed Narratives // Scripta Ilierosolymitana 27 (1978), pp. 79-98.

117. Percikowitsch 1932 Percikowitsch A. Al-Harizi als Übersetzer der Makamen al-Hariris. Munich, 1932.

118. Petrus Alfonsus 1911 — Petrus Alfonsus, Disciplina Clericalis. Helsingfors, 1911.

119. Petrus Alfonsus 1969 Petrus Alfonsus. The Scholar's Guide. Toronto, 1969.

120. Risala 1995 Arazi A., Ben-Shammay I I. "Risala" // The Encyclopaedia Of Islam, Volume 8, Leiden, 1995, p. 532.

121. Rosen 2000 Rosen T. Sexual Politics in a Medieval Hebrew Marriage Debate // Exemplaria, 12, 1,2000, pp. 157-184.

122. Rosen 2003 Rosen T. Unveiling Eve. Reading Gender in Medieval Hebrew Literature. Pennsylvania, 2003.

123. Rosenthal 2006 Rosenthal F. Knowledge Triumphant: The concept of knowledge in medieval Islam, Leiden, 2006.

124. Roth 1978-Roth N. "The 'Wiles of Women' Motif in the Medieval Hebrew Literature of Spain" // Hebrew Annual Review II 1978, pp. 145-165.

125. Roth 1983 Roth N. Jewish reactions to the "Arabiyya" and the renaissance of Hebrew in Spain // Journal of Semitic Studies, 1983, XXVIII, pp. 63-84.

126. Saenz-Badillos 1980 Saenz-Badillos A. Tesubot de Dünas ben Labrat. Granada, 1980.

127. Sadj' 1995 Fahd, T.; Heinrichs W.P.; Ben Abdesselem, A.B. "Sadj"' // The Encyclopaedia Of Islam, Volume 8, Leiden, 1995, p. 732.

128. Scheindlin 1986 Scheindlin R. Fawns of the Palace and Fawns of the Field // Prooftexts 6, 1986, pp. 189-203.

129. Scheindlin 1994 Scheindlin R. P. The Love Stories of Jacob ben Eleazar: Between Arabic and Romance Literature // Proceedings of the Eleventh'World Congress of Jewish Studies, Vol. III. Division C, 1994, pp. 16-20.

130. Schippers 1994 Schippers A. Spanish Hebrew Poetry and Arabic Literary Tradition, Leiden, 1994.

131. Schippers 1999 Schippers A. Ibn Zabara's "Book of Delight" and the transmission of Wisdom from East to West // Frankfurter Judaistische Beiträge, 26, 1999, S. 149-161.

132. Schippers 2002 Schippers A. Medieval Hebrew Narrative and the Arabic Literary Tradition // Frankfurter Judaistische Beiträge, 29, 2002, S. 87-94.

133. Schirmann 1930 Schirmann J. Die hebräische Übersetzung der Maqamen des Hariri. Frankfurt a. M., 1930.

134. Schirmann 1963 Schirmann J. 'The Harmful Foods': a Curious Parallel Between Cervantes and Joseph Zabara // Romanica et Occidentalia, Jerusalem 1963, pp.l40ff.

135. Segal 1982 Segal D. "Mahberet Neum Asher ben Yehuda" of Solomon ibn Saqbel: A Study of Scriptural Citation Clusters' // Journal of the American Oriental Society, 102, 1 (1982), pp. 17ff.

136. Segal 2001 — Segal D. The Book of Tahkemoni. Jewish Tales from Medieval Spain. Translated from Hebrew and annotated, with an introduction. London Portland, Oregon, 2001.

137. Septimus 1982 Septimus B. Hispano-Jewish Culture in Transition. Cambridge, Mass., 1982.

138. Sheynin 1969 — Sheynin V. Y. Der Literarische Nachlass des Josef ben Tanchum Haj-Jeruschalmi Forschungen und Texte // Acta Orientalia Academiae Scientarum Hungaricae, 22 (1969), pp. 245-271.

139. Sheynin 1988 — Sheynin V.Y. An Introduction to the Poetry of Joseph Ben Tanhum Ha-Yerushalmi and to the History of its Research: A Study Based Primarily upon Manuscripts from the Cairo Genizah, Ph.D. dissertation, University of Pennsylvania, 1988.

140. Steinschneider 1886-1887 — Steinschneider M. Zur Frauenliteratur // Israelitische Letterbode, 12 (1886-1887), S.94ff.

141. Steinschneider 1893 Steinschneider M. Die hebräischen Überzetungen des Mittelalters und die Juden als Dolmetscher. Berlin, 1893.

142. Steinschneider 1902 Steinschneider M. Die arabische Literatur der Juden. Frankfurt a.M., 1902.

143. Stern 1994 — Stern D. Parables in Midrash: Narrative and Exegesis in Rabbinic Literature. Cambridge (Massachusets) — London (England), 1994.

144. Stern 1964 Stern S. An Unpublished Maqama by al-Harizi // Papers of the Institute of Jewish Studies, London - Jerusalem, 1964, pp. 186-210.

145. Stern 1974 Stern S. Hispano-Arabic Strophic Poetry. Oxford, 1974.

146. Stewart 1990 Stewart D. Saj' in the Quran: prosody and structure // Journal of Arabic Literature, 21(2); 1990, pp. 101-139.

147. Wacks 2003 — Wacks D. The Performativity of Ibn Al-Muqaffa's Kalila wa-Dimna and al-Maqamat al-Luzumiyya of Al-Saraqusti // Journal of Arabic Literature, 34 (2003), pp. 183-185.

148. Widengren 1959 Widengren G. Oral Tradition and written literature among the Hebrews in the light of Arabic evidence, with special regard to prose narrative // Acta Orientalia 23 (1959), p. 201-262.

149. Young 2003 — Young D. Preachers and poets: The popular sermon in,the Andalusi maqama // Journal of Arabic Literature, 34, 1-2 (2003), pp. 190-205.

150. A6paMCOH 1965 D^WIT ,Tm3Tia D'THW ,D,-IDD HU>an :TliU □■'03 21 jIlDtt-QN

151. AKpiiw 1577 "\iv7 T',!7t27 nrnxtmp ,m:nx rmx E2m3X P pnüT.

152. Aji-^axnpH 2008 -n"own pi3 ,"|üyi no4 ,ursm rn^n ,noian isd ,myo p tt-dt ^m'^x

153. Ajioiih 1952 3"1E>ri 313N-t?n jD^p^an min ,4T7X

154. Aji-Xapn3H 1952-n^n 313X-l7ri ,ipo3m3"iu '1 rnnna ,4i03nn ^mrfrx mm1

155. Aji-Xapn3H 2003 :"ou>n □•''wit ,t-irf7x7 DTiina yoa nwnn :ntirr •'yoa

156. Aji-XapH3ii 2009 rrnrp nxa a^npn Tnun anoion 44D -isd xim -nf?x 3xri3 ,rmrr tirftx D^un-1 ,iiuaD-ii3-> ^om DV?rp nov ,1x73 yunrp i-pinm 1033 ni>x ,T-in'7x

157. Aji-Xapn3H 2010 y"^ri D^tinT ,nua"ixp '31 m^rr'1 mnna ,4ia3nn ,nnrr Tirtx

158. AjibMarop 1980 'ay ,(1980) 7-8 ,rrB; ^y ,,n,-i3yn maxpan rrnscn rrn-nn n-raxo' .132-158

159. Aivrnp 2006 459-466 'ay ,(Y'ou>n) m33i27a3 mp ma^n /nns'^x mar "n' Z1 ,~ray

160. Ахимаац 1974 олипт 'з л-тлалхл'^э лтз руалх лл^ рот1 ллза хл! ^уалх л^зал'"7ил

161. Блау 1979 ,(и'"7в7л) па ,глт ,'-1ТУ7х р зру5? "^ахэЬх зхлэ" w mrin1?! иоро1? лнул' ,'"> ох'^з .l5?1«! 164 'ау

162. Блау 2006 ,плуз; ттал лнлр тл ?кл лзи; ^у Л"Л7хunn isd xim -лп^х зхлэ' ,1юз Л'лх! 19 'ау ,0"ои;л) 108

163. Броди 1906 пиал т^лр "?yi Ъкп лз^ Ъч лпп^х bw W7n пэо ют --П77Х зхлэ ,'■> ,ix?3. 19-51 (товт) 108 ,плуэ.

164. Броди 1906 1906 11731*7 ~1У№ ,'р ^ЭПЗ^Х ,'п ,ЛХ73.

165. Гойтсйн 1951 26-40 'ау х ,л лпэо1? лпзпа ,'лпзпат нахрап' ,7"^ ^л-пз,

166. Гуврин 1968 лпрз ,лнэо Л377 пока ,'срзнпхл лнпз лнзул ллзоз лахрхал что' ,'з ,г"Л1з .394-417 'ау ,(п"эвт) о-п ,тзт

167. Гурлянд 1868 п"ПЛ ДПЗШЛ црзо ,7 ,ДПЗИЭЛ 13"D3 ^ХЛ^ ТЗЗ ,->"П ,73*7-113

168. Давид 1993 ЗЛХ-^ЛЛТУ^Х р ЗрУ (ПЛ^йЛ "130) ЛЗЛХ ЛЛЛ Л ,717

169. Давидзон 1906 -i^xi 94 'ау ,(1"э-|л) ■> ,*7X-w лаэп1? лэлл /лю^л лэоа ,11Т7->17

170. Давидзон 1909 i ,(злзл 'у лзлуз) ^л^хл /лзи? рх min4 'ib 'чт,зт л'7хл лз7' Л литт •irxi 165 'ау ,(u"o~in)

171. Давидзон 1924 ,гл1зл~1 73,ро,т тзоз^и Ъч? плзил Ьзг? 1нэт пэо ,'лпзпа лэоа 7Ht¿>' ,'■> iitt^it .-fr-'Xi 83 'ау ,7"э-|л злх-^л

172. Давидзон 1927 -i^xi 12 'ау ,(т"Э1л) ,з ,m7m Л7а ,'л-17 rwti-? nnsai iiax-хз лпзпа' Л ртт'П

173. Дан 1974 7Ml7tf/n ЗЛиЛТ ,П"ЗЛЛ лл лзул пэлл ,'•> ,.7

174. Дана 1975 172-181 'ау ,(л'"7ил) 7а ,гллл /шаэпл лэо тпраУ ,'■> ,Л37

175. Дана 1984 79-90 'ау ,(1984) 1 ,лнэол лрпаз ал7 /тлп^х Л71Л1 зл bw праз чх^ал^х' Л ,Л37'

176. Дйшон 1969-1970 min11? ^хл^зл лахра ^у ллуэ^т "n7im лпза" ллзпал л'лтраУ Л .57-73 'ау ,(1969-1970) ,11-12 /пэо лл1 ллх Лтлп^х

177. Дишон 1974а Л7ЛЛ н,>:паэпл"з nnwyn лахрат ^зри рх ла'7^? "тл1 р п^х тхз'" ,'■> ,щл .57-65 'ау ,(7'"7и;л) 6 тзипзт лтрл Лтлп'7Х

178. Дишон 19746 242-251 ,ау„(7"17^л) 7у ^зл ,'7пэоз ллзуп лахраз imn' Л /р^л

179. Дишон 1976а 188-210 'ау ,(1м!7^л) з1 л'гх-лз ,'лчхзт рх 401л али^у^ лэоз пл>зл' Л ллгч

180. Дишон 19766 77-82 'ау ,(1'"7&л) ху ,то ,'ллзул лахраз 71а1?лл ia тлнэз ^la1^' Л ^нул

181. Дишон 1978 'ау ,(пм17^л) 7\з ,л ,->зл ,71эоз л131^хпл тахраз хлра тз^1эз ^la1^' ,'•> .171-179

182. Дишон 1979а-221-241 'ау ,г-га лгх-лз /"□лтоуи'л iso" лзза1?' ,'■> лл'л

183. Дишон 19796 14\13 тз^лэт лтрз /'"'злзпл пэо"з 7пхт пл^ул лпзпал iw лпра' Л .9-26 'ау

184. Дишон 1982 21- 'ау ,(з"аил) 49-50 ,хэ ,оу у71 /тт^х П7лл "ллэпл" 1эоз тзлл' лнул 27

185. Дишон 1984 41- 'ау ,7"аггл ,52\51 ,зз ,пу ут> ,'71303 лнзул лахраз лнуэпллл зл1аУ ,,щ> /¡л>л .53

186. Дишон 1985 л"п©п п^гр ,ллхзт рх -рха р плутуй/ лэо Л л^н

187. Дишон 1993 26-27,утэх ,'а'пл,'зл ■'ар 7лэоз ллзул ллэоз лтчзкол ''хлз хэлл' ,'"> .26-33 'ау ,(1993)

188. Дишон 1997-1998- ,'сгтзп 74/ ЛЛЗУЛ ЛЛЭОЗ Л^ХаТ! ЛЛТЮ :"ли"ХП ЬЧ! ЛУЛЛ ЛЛХУ'" ,'■> .311-327 'ЙУ ,(П"З^Л-Т"З^Л) Э-и1 ,171Л1 Л^р^ЭЗ лрла

189. Дишон 2003 77-98 'ау ,(д"ои>л) тэ ,лчла ,'"Т1азпл" лэоз арзрз лппл ллзпа' ,'■>

190. Дишон 2007а ,39 ,лшлэч ллчрз ,'тлп7х лпл,!7 "шазпл лэо"з тэ-ччл ллзпа' ,'■> .73-95 'ау ,(т"овт)

191. Дишон 20076 плрпа ф-от тю /'ччаэпл лэо"з фч/Ъч/я ллзпаз тиЛл •тан' ,-ри"7 281- 'ау ,т"оит р-лал ^л'' '•о .тп 'к лзлуз ^рота рлх? упзт лэо липчаз! ллзул лтио .306

192. Дрори 1988 зох-Ьл ,лл^ул лхаз лрлул ллэол ау лтл^л ллзол *?ч/ □■■у^ал л^хл ,'л ,лл7 п"а^л

193. Дунаш 1866 1866 ,1Х70ЛЗ ,тш л">7У0 рл ^у илз:> р ^л лрч^л лэо.

194. Ибн Габироль 2006 У'ов/л зрх-*?л ,гг? ^хли?1 ллпла ,"71^3 рх ла^ рл'7 ло^а ллэ

195. Ибн Забара 1925 л"элл г^пз ,"рттч7 ^ лл-пла ,ллхзт рх л^ха р чо-р 'л5? п-'уют^ лэо

196. Ибн Сахула 1953 -У'^л ,зрх-*?л ,лтат ллпла ,чча7рл ,Л*71Л0 рх рпзг

197. Ибн Фалакера 1924- 7"элл лвщ 5хпрЪэ рх зто шр 'л'7 й>рзал лэо

198. Ибн Хасдай 1952-з'Чт зря-1™ ,рлзл 'х ллпла ,ттзт -^ал р ,ч1ПОП рх аллзх

199. Ибн Эзра Аврахам 1976 лпл1? лалрл л'^л □^^л1 лгл л^х ллпла ^"зхл"? ллчлл ">вптэ кар - 'ау л^хлз лэо.

200. Ибн Эзра Аврахам 1983 а" а^л зрх-7л ^г? 'жл^ ллпла ,хлту рх пллзю грв Р ,п

201. Ибн Эзра Моше 1975 28-30 'ау ,л'"7с7л □■^ипт .□шнл! ачгул лэо ,л^а ,ллту рк л^а

202. Йахалом 1995 лэлуз ,х л1^ ^хл^1 лэо /српзу лтахра пр-'уз ллдоал л1эр Ъч? п-'рэл' Л ^л1 .135-154 'ау ,л"дол зрх-'гл ,.тл '01 лчх 'л

203. Йахалом 1997 ю ,гзлл,'п"залл тчзз1? руа^ р пот ^ч! ллзпал р лрчо ткз' ,'•» .т^л'' 543 'ау ,(т":ст)

204. Йелин 1978 п'^п ^•'ллэол лт^л ПЛ1Л ,'л

205. Йехуда 1903 "р'кт 171 'ау ,(^"олл) х ,плтал ,'7Лэо ^лкз 17хуа^'' лэ^з ^л^1 лл1^' Л71Л1

206. Иммануэль 1957 Г^л ^^^л1,17л137 ллпла ^алл ?киау ллзпа

207. Каганов 2000 "п'л^кл л^ачрл" п^у л^лэла х-'л«; ^эз ^алл ^хчлау1? рул! лэчлл' ,'у ,зилэ .31-43 'ау ,(о"ст) 6 ,п12;уат ^уа ,',ч::х7?

208. Каминка 1899 и"лл л^лт ^тазпл лтлл^х Л71Л1 рл ,'х хргар Луцатто 1839- 23-41 'ау ,(1з"хрл) ,7 ,7ап ало ,7"и> ^гзхзг^ Луцатто 1840 - 1840 ^хлэ ,Л71Л'1 лз л^лзл"^ лихн!1? Луцатто 1846 - У'лл ^^э"1? ,лз^ лрут ,7"^

209. Луцатто 1850 пЪ^кл 46 'ау ,С""1л г'^лз) х ^"'плл .'^лрл р ла1?^ 'л1? лл1^' ,7"^ лихх^ Луцатто 1893 - У'лл хрхлр ,лузхлд х"^ л1х7 х^1л лллх

210. Маймонид 1987 r"awn '7ла ,а"за-|Л лллх

211. Мидраш Рабба 1874 7'vin 313*7 ,хпр"п ,лз"1 tima >30

212. Мидраш Рабба 1875 пп1?-|л 3137 ,ттуп wan 7у пт urna лэо

213. Микраот Гедолот 1998 п"^л □''wit ,з-х ^xiau? ,т -рз ,Л17Ш тхнра

214. Мирский 1990 -itxi 302 'ау ,У'Ш1 ¡t^it ^гэл ,'тп •тУ'ПЛ1 ,'х "'рсл'й

215. Мишлей Арав 1865-1869 ,олэ ,ер?ипт лиз'л ,(^T70 л^з) сгз^ал ,У'лз '■> '7ла ,злу ^а13"3-1п-л"31л

216. Мораг 1991 ,(х"зи>л) о ,гзлл ,'лппх лтаи?7з лтгпз :а1-|гзл •'ал ллзул лткл лритэ' > ,та .-jVxi 405 'ау

217. Наве 1968 237-244 'ау ,(п"зи?л) з 77ia ,'У'л лхаз лнп ттирй ^а^лл пот5' ,'э ,Л13

218. Нидлер 1983 34-35 'ау 3 ,п ^чгха /'нлл пэтот ^хиау ,лш7' ,'л ,-Ьтч

219. Ннссим бен Яаков 1954 ,пзипл т"п плл ,уц?ла лз1 пзл лхттра зру л"з егоз илл i"iu>n п^вп-р.

220. Нойбауэр 1865 1865 fa з"у итэрлэ ,-Р1£Л лзх'7а ,'х ЛХ1ХЗ-ЧЗ

221. Пагис 1976 l'^ttm ер'гвпт л^х! изо :ллзул 71пл птиа л-noai ^17л ,'7 ,о^э

222. Пагис 1993 П1лз /лли^хз ллзул лтв/з лтлал1? лхлз - п^зл з"чэ л^л 01а*?1эл' ,'7 о^э Л^Х! 124 'ау ¿"зил D^IT ^DIX ЬУ 1137 Т1УЛ ,*7"зп

223. Плеснер 1964 'ау ,(7"зел) ^ ,гллл ,'лпхзт чог ,-17 wvjmwn изо5? лгзпу т^зра ,'а л^э л5?1*! 167

224. Рацхаби 1974 7'"дел ,а15детр,ллзул лахрал uip5?1 ,'■> ,ЛЛ2П

225. Рацхаби 1978- 55-83 'ау ,(1978) 12\11 ,тзвпэ1 лпрз ,'ллх'х7х Ъу ллп^х луэил" /агоп

226. Рацхаби 1980 5-47 'ау ,(а"и>л) 15 ,л1зипэ1 лпрз ,'THn7x luya ллпу лахра' ,'■> ,лл:п

227. Рацхаби 2004 329-350 'ау ,7"01?л ^ч1? ^хли^ лэо /л^о^лзхз атл1 •'эз лллу ллде' ^ ^злзпil Розен 1982 125-133 'ау ,(з"а^л) 13 ,п->ауэ ,'плтаз лзул тгхл лде лпттУ ,'и ,.тл

228. Саадия 1966 лхз ллзу7 олл ,(лазп'7Х з*7Ц зхлз) 1ат'э ног р л7у0133л иптэт тлпл пу оллл л"зв>л рпг-рз-а^ипт ,пэхр 717 -|"лз ¡pv ГЭЛ1

229. Саадия 1969а cp^tiht ^зхлзу5?« лу^7х ^хх зхлз ф-ихл ,п0т> р лнуо Саадия 19696 - й'чцпт ,лзпл х"х липла ^^лл лзот .ллхл лзоа и^элт 7л^л лог р л^уо

230. N Саадия 1972 з'^л а^^л-1 .пэхр nov лл!7ла ,лтзг лзо ^л^э лот1 р л^уо

231. Саадия 1976 лхз ллзу'7 одпл ^лазл^х пЪи зхлз) •'ат'Э -idv р л7у0 чззл ин-гэт тлл пу vwa •V'^wn а^ЕПТ ,ПЭХР 717 л"лз ПОТ5 гзлт

232. Садан 1996 ,'рлта 'гуз тл4 лхт 712; л-'злу л-'эх-итз :л1злл латез '■тлп^х л7л1 лл'Л ,ро .16-67 'ау 68 о-'ауэ

233. Тешувот 1870 1870 ,x:ri ,ппза ^"»а^л Л131^Л.

234. Туби 1990 62 'ау лэл ,сгтзл •'а^з л^злул лтвлт ллзул лл^л ■'оп1 :лл71 ттр Z1

235. Фляйшер 1972 ,(з,,17^л) ,ллэол ,'хл71^рл лолаа п^пх ^ ^чглэл п'эчхз nnvy' ,'у л^'^э 568 'ау

236. Фляйшер 1973 'ау п^внт Л'р^п 'pyatp? ¡ruma ллзо лрпа ,птч2л ors тчу ,'у Л1?4«! 202

237. Фляйшер 1984 -Tawn п-чипл1 ,ллэол ,шпплэлт олплллз ллхтл, 'у ли^э Фляйшер 1988 - iVw Лл 'ау ,(n"awn) з ,тзюх ,ллзозшгпр лтттр1? ,'у Л^э. Фляйшер 1990 -1Vn □■оипл1,7х^зхз р туо лта ,'у

238. Хаберман 1948 п"зи>л □^л-' ,D-"3">3n •'а1 ïw ллзул ллзоз .nmi а^зл пзи; ,'х ,]алзл Хаберман 1971 - □липл1 ^^зл *?у тахра vröw ,'х ,рлзл

239. Ха-Пенини 1884 *?"■> таз1? *7зт>п лэо) лз^ ллхэл :ттз лхзхзлз 'х 'лла зтх ^зчэл л^л1 л^хт 1 'ау ,лзу р'7п ,18841,1лз

240. Хиршберг 1946 V'oti з-ах-^л ,злуз 7хл^ ,'п ¿лзчпл

241. Хус 1992 ,тхотд "'siV'n ,Х1за лл^з лгала ллпла :оэша pyi сг^зл ллту л71л1 лпза ,'а ,oin .з"з^л ^вптз ллзул л^олз^шп л^зючУэ1? люрзл лхшл л^зр пю л13,п ,п,ц?л1з1 ллзра

242. Хус 1995 по ,лзо ллй ,!,лз^ рх тл11? "п^зл хзну ллл-1 лпза" Ъч/ пллпла un'w ,'а ,oin 59-83 'ау ,(пз^л) пот.

243. Хус 1996 129-172 'ау ,(1"зи>л) по ,гзлл ,'пзза ллгЛ :л1о17рл лахйаз т>лал' ,'а ,очл

244. Хус 1998 ,'?лл1ал ix -|^ал - •'алл 7х1заут тлп7х лпл1 :ллзуп лахраз пауат .т>7зл' ,'а ,очл .351-378 'ау ,(п"з^л) то ,гзлл

245. Хус 19986 qoia. по ,лзо лпр ,'тп^ рх min11? "п^зл X3W min1 лпза" пчтппла wbv' ,'а ,oin .61-92 'ау ,(rawn)

246. Шай 1990 л^х-лз^ пл1^ vis /^и/лл тпзл р пот тоу лза лахра Ът уор' ,'л jw .111-115 'ау

247. Ширман 1936 лл^л лрп711зал лзул1 ,Ч?л пплл хлту рх niz/a Ьш алп чз алл^ал' ,'п ^ал1^ л^хт 1зр 'ау ,0"^лл) з ,ллзул

248. Ширман 1956-1963 :\"з^л-т"оот1 з^х^л-п^илл1 ,озхзлэзт ллзоз ллзул лт^л ,'п лал^

249. Ширман 1966 -irx 385 'ау ,У'з^л ^л^л1 ,лгал р п^п пл1^ ,'п лал1^

250. Ширман 1996 V'3U7n □^^л1 л^"1^ 'у лзлуз ^a^oian ллзоз ллзул лти?л лп'71л ,'п латс?

251. Ширман 1997 ЛИ^Э 'У ЛЗЛУЗ ,ЛЭЛХ ПЛ731 ЛЛПЗЛ ЛЛЭОЗ ЛЛЗУЛ ЛЛ^Л Л3771Л ,'п ,1ал^ т"З^Л ПЛ^Л1

252. Шор 1857 -frxi 154 'ау ,(т"лл) л ллзпа ,з,рлпл ллл1 р л^х тхз лиг?

253. Штерн 1946 87-100 'ау ,(з"^л) г ,гзлл /тлп'рх'? м!?пзллл лахра" ллул лл!ра' лли^

254. Штерн 1947 naw р Л71П1 'зл1? (,з!азпл) Л1ахрап лэо Ъч! л-'ула лххчл ^у ллхр лул1л

255. Эдельман 1853 }"лл ^лз^ ,х ,гэп лзл ,х"х ла^лх

256. Этингер 2003 Л1за1хп гз лрпл лзлз :"ЛЛ1Л71 гзл'7 лл!Х 13 л^хлУ" ,'х ла^о-лдз-'ахау ,0"о^л) 13 ,ллзоз лрпа'7 □■'зт ,'nVino рх рп^? "■'ззалрл лэоз лл1тпл Л1захт .229-256