автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Социально-политическое развитие интеллигенции Сибири в 1917- середине 1930-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социально-политическое развитие интеллигенции Сибири в 1917- середине 1930-х гг."

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ОРДЕНА ЛЕНИНА СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

На правах рукописи УДК 321.97 (Р57)

КРАСИЛЬНИКОВ СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ СИБИРИ В 1917 -СЕРЕДИНЕ 1930-Х ГГ.

Специальность 07.00.02 - отечественная история

Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора исторических наук

Новосибирск 1995

Работа выполнена в Институте истории СО РАН

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Андреев В.П. доктор исторических наук, профессор Главацкий М.Е. доктор исторических наук, профессор Демидов В.А.

Ведущая организация: Институт российской истории РАН

Защита состоится 7 июля 1995 г. в 10.00 на заседании Диссертационного Совета Д 002.77.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук по специальности 07.00.02 при Институте истории СО РАН по адресу: 630090, Новосибирск, 90, пр. Лаврентьева, 17

С диссертацией и публикациями можно ознакомится в научной библиотеке Института истории СО РАН

Диссертация в виде научного доклада разослана" I " /С 1995 г.

. Ученый Секретарь - _

Диссертационного Совета X -V

доктор исторических наук ^ .--^Г { , Сс*- <- С __И-МтСавицкий

I. Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Характерной чертой отечественной социально-политической мысли в переломные моменты общественного развития является обращение к проблеме исторического предназначения российской интеллигенции. Начало XX в. ознаменовалось бурной дискуссией вокруг сборника "Вехи". Поднятые в нем вопросы продолжали обсуждаться в первой половине 20-х гг. после издания "Смены вех" на публичных диспутах о роли и месте отечественной интеллигенции в послереволюционной России. В наши дни, как и в первой четверти XX в., вновь поднимаются проблемы взаимоотношений интеллигенции и власти, интеллигенции и общества, ставятся вопросы об исторической ответственности интеллигенции за события происшедшие в стране в нынешнем веке. Одни публицисты и исследователи считают, что именно интеллигенция, преимущественно радикальная, несла основную ответственность за установление и упрочение в стране большевистского режима. Другие считают, что трагедия России в XX в. во многом объясняется недостаточными активностью и влиянием интеллигенции на события 1917 - 1920 гг. и выдвигают тезис о необходимости для интеллигенции в современных условиях сыграть роль ведущей общественной силы. Однако в такого рода построениях нередко преобладают "общие места", заимствования - зачастую эклектические - из философской мысли российского зарубежья, западных исторических и политологических концепций и т.д.

В современных условиях при отчетливо проявившейся тенденции к разгосударствлению основных сфер жизнедеятельности общества (экономики, политики, культуры) и формированию структур гражданского общества, острой необходимостью становится изучение исторического опыта послереволюционных лет, когда осуществлялся противоположный по своей направленности процесс всеобщего огосударствления. Выявление последствий всеобщего огосударствления интеллектуального труда и тотального воздействия политического режима на профессиональную деятельность и общественное сознание интеллигенции приобретает не только .научное, но и практическое значение.

То же касается и изучения механизма поведения интеллигенции в кризисные моменты 1917 - 1918 гг., ставшего столь актуальным в наши дни: резкая смена состояний политической активности и пассивности, поиски самоопределения по отношению к институтам власти, острейшая идейная дифференциация в среде лиц умственного труда как в центре, так и в провинции.

Сказанное объясняет насущную потребность в создании научно обоснованной концепции истории отечественной интеллигенции в период войн, революций и упрочения советского общественного строя. Изучение формирования и развития регионального, сибирского, отряда российской интеллигенции в период перехода от царского к сталинскому авторитарному

режиму представляет собой органическую часть этой большой и важной темы.

Степень изученности проблемы. Отечественная историография проблемы места и роли российской интеллигенции в событиях 1917 г. и послереволюционном развитии страны формировалась в несколько этапов (20 - 1950-е гг.; 60 - конец 80-х; современный этап). Период 20 - 50-х гг. характеризовался тем, что собственно исследовательские подходы к анализу поведения и деятельности интеллигенции в послеоктябрьские годы не сложились как самостоятельные. В работах 20-х гг. еще отсутствовала жесткая идеологическая заданность в интерпретации событий недавнего прошлого и современности. Публичные выступления и статьи В.И.Ленина, Н.И.Бухарина, Г.Е.Зиновьева, Л.Д.Троцкого, А.В.Луначарского и других представителей большевистского руководства, в которых затрагивалась тема интеллигенции, политика партии по отношению к специалистам, носили открытый характер. Имели место полемика, дискуссии, в ходе которых сталкивались марксистские и немарксистские (сменовеховство, позитивизм и др.) интерпретации теории и истории интеллигенции. Не было единства и среди тех, кто стоял на марксистских позициях: одни исходили из тезиса, что каждый класс имеет свою интеллигенцию, и потому не считали ее особой социальной группой (В.П.Полонский); другие предлагали квалифицировать интеллигенцию как разновидность рабочего класса (А.Б.Залкинд, С.Я.Вольфсон), Н.И.Бухарин и А.В.Луначарский считали интеллигенцию самостоятельной частью непролетарских, средних слоев общества. В целом, однако, возобладала точка зрения на интеллигенцию как на "придаток" основных общественных классов. Таким образом, уже к концу 20-х гг. началось оформление догматической схемы, жестко выводившей политические ориентации и поведение тех или иных групп интеллигенции из характеристик их происхождения и социально-экономического положения.

В те же годы официальной публицистикой и пропагандой был выдвинут ряд других положений, ставших затем хрестоматийными для советской историографии на многие последующие десятилетия, - о постепенности перехода большинства "старых" специалистов на платформу Советской власти, о неизбежности сопротивления буржуазных верхов интеллигенции новому строю путем- вредительства в конце 20 - начале 30-х гг., о качественном превосходстве новой советской интеллигенции над традиционной, дореволюционной (работы Б.Волина, Б.Келлера, И.Луппола, Е.Ярославского и др.). Особняком от вышеназванных стояли исследования, посвященные анализу формирования кадров специалистов промышленности, деятелей науки и культуры, аппарата управления в 20 - 40-е гг. Основанные на значительном фактическом материале, (главным образом на всевозможных переписях и обследованиях), они сохраняют свое значение и сейчас (работы А.Бейлина, С.Хейнмана, Я.Бинемана, А.Синецкого и др.).

Собственно же исследовательская традиция, основанная на теоретическом осмыслении проблемы "Октябрь и интеллигенция", вклада интеллигенции в развитие послереволюционного общества с привлечением громадного фактического материала, ведет свое начало с работ С.Л.Федюкина. В.Т.Ермакова, В.Л.Соскина. Ю.С.Борисова и др. В качестве самостоятельных тематических направлений выделились исследования, в центре которых находилось рассмотрение политических аспектов взаимоотношения власти и интеллигенции, изучение структурных изменений в составе слоя работников умственного груда, исследование различных сторон деятельности отдельных профессиональных групп специалистов в первое двадцатилетие Советской власти.

В 60-е-80-е гг. советскими историками и философами (П.П.Амелин. В.И.Астахова, С.А.Федюкин. В.Т.Ермаков. М.П.Ким и др.). был осуществлен пересмотр ряда догматических положений, тормозивших развитие научных поисков в данной области. Была наработана концепция истории советской интеллигенции в рамках так называемого переходного периода (Октябрь 1917 - середина 30-х гг.), определены три основные канала ее формирования: выдвиженчество; привлечение "старой" интеллигенции: подготовка новых кадров через систему высшего и среднего специального образования. В рамках изучения отдельных направлений данного процесса были подготовлены монографические исследования Г.П.Андреюком, Н.М.Катунцевой, Н.Л.Сафразьян.С.А.Федюкиным и др.

Тогда же в качестве самостоятельного исследовательского направления оформилось изучение интеллигенции как элемента социально-классовой структуры предреволюционного и послереволюционного периодов. (Л.К.Ерман, Л.А.Пинегина, В.И.Бессонова, М.Р.Зезина, В.Г.Рыженко). При анализе проблемы "власть и интеллигенция" центральное место исследователи уделяли разработке и реализации партийно-государственной политики в отношении формирования советской интеллигенции. Сложился традиционный круг вопросов, которые в той или иной степени затрагивались специалистами, например: реконструкция ленинских взглядов на привлечение "старых" спецов, изучение внутрипартийных дискуссий, анализ форм, методов и практических результатов политики в данной области.

Весьма острые дискуссии развернулись вокруг определения характера и тенденций идейно-политического размежевания российской интеллигенции в первые послереволюционные годы. В ходе полемики была уточнена имевшаяся классификация политических позиций специалистов, определена иерархия и взаимодействие объективных и субъективных факторов, влиявших на дифференциацию во взглядах и поведении интеллигентов революционной эпохи (работы С.А.Федюкина, Л.А.Пинегиной. М.Е.Главацкого).

Среди работ, по истории отдельных профессиональных групп интеллигенции, необходимо выделить труды исследователей процессов формирования производственно-технической интеллигенции (В.С.Волков, М.Е.Главацкий, Ф.Н.Заузогасов) и ученых (Г.В.Алексеева, Л.В.Иванова,

В.Д.Есаков, В.А.Ульяновская), выполненные на громадном конкретно-историческом материале.

Проблемы истории формирования сибирского отряда специалистов в первой трети XX в. находятся в центре внимания местных историков культуры также с 60-х гг. Начало этому было положено публикациями В.Л.Соскина. Содержавшиеся в них положения теоретико-методологического характера об основах партийно-государственной политики по отношению к "старым" специалистам, о механизме формирования и эволюции политических позиций различных групп интеллигенции в первое десятилетие Советской власти получили высокую оценку в отечественной историографии. В 70 -80-е гг. историками Сибири (Т.Н.Осташко. Л.И.Пыстина, А.Л.Посадсков, Г.Г.Халиулин, И.А.Лутохин. И.И.Осинский, В.Л.Соскин, С.А.Красильников) был выпущен ряд монографических исследований, посвященных кадрам специалистов края послереволюционного периода. Помимо этого увидели свет тематические сборники статей, посвященные истории отдельных профессиональных отрядов специалистов региона (учительство, научно-педагогические и инженерно-технические кадры, художественная интеллигенция).

Отечественная историография новейшего времени (с конца 80-х гг.) несет на, себе печать происходящих в стране и сфере науки динамичных перемен. Традиционная исследовательская парадигма, основанная на постулатах марксистской теории места и роли интеллигенции в общественном развитии, претерпела значительные изменения. Она перестала быть единственной, появились другие подходы, в том числе выработанные философами и социологами русского зарубежья (Н.А.Бердяев, Г.П.Федотов, И.А.Ильин, П.А.Сорокин и др.). Получили широкую известность положения зарубежной исторической науки. Публикации в России работ таких известных западных исследователей, как С.Коэн, Р.Пайпс, Ш.Фитцпатрик, М.Ферро, Д.Бейрау, в которых даются различные интерпретации поведения российской интеллигенции в революционную эпоху и политики большевиков по отношению к ней, сыграли свою позитивную роль в стимулировании научных дискуссий. Последние ведутся ныне по самому широкому спектру проблем - от дефиниций (сущность интеллигенции) до исторической ответственности российской интеллигенции за утверждение большевизма в стране.

В частности, обществоведами вновь активно обсуждается казалось бы окончательно решенная марксистской теорией проблема социального статуса интеллигенции. Среди философов, социологов, историков помимо традиционного подхода к интеллигенции как слою, определяемому характером труда (социально-профессиональная группа), обозначились сторонники (Л.Н.Коган) признания последней в качестве духовной элиты общества.

В центре внимания оказалась и проблема динамики взаимоотношений власти и интеллигенции в контексте российской истории с пореформенного периода до наших дней. Сторонники радикально-демократических взглядов практически полностью отрицают позитивные моменты в деятельности со-

ветского государства, вся культурная политика которого стала трактоваться только как антиинтеллектуальная. В ряде работ отечественных и зарубежных исследователей (С.А.Кислицын. В.С.Меметов. Ш.Фитштатрик и др.) исследование взаимодействие власти и интеллигенции выходит за рамки жесткой конфронтационной модели: большевистская культурная политика представлена в динамике через борьбу двух линий - "мягкой" и "жесткой"', в рамках изучения процессов становления советской политической элиты интеллигенция выступает как один из основных источников ее формирования. Более глубоко раскрывается механизм формирования и изменения общественного сознания и политических позиций российской интеллигенции в 20 - 30-е гг. как внутри страны (Ю.С.Борисов. В.С.Волков), так и в эмиграции (А.В.Квакин).

Региональные исследования последнего пятилетия также характеризуются расширением предметной области истории сибирской интеллигенции. Вышел цикл статей В.Г.Рыженко о месте и роли интеллигенции в формировании и развитии городов - центров Сибири в 20-е гг. Появились исследования, в которых анализируются численность, состав и источники пополнения служащих аппарата управления в регионе (работы В.П.Андреева. Ю.И.Голикова). Осуществлено исследование процесса формирования научно-педагогических кадров Сибири в годы первых, пятилеток, выполненное с привлечением массовых источников (переписи, анкеты, обследования) и обработкой последних современными математическими методами (М.В.Кликушин). Опубликован не имеющий аналогов в историографии тематический сборник статей, посвященный анализу форм и масштабов социально-политической и профессиональной дискриминации специалистов в советской Сибири в 20 - 30-е гг.

Современный этап историографии характеризуется экстенсивностью научных поисков. Происходит резкое наращивание источниковой базы, в научный оборот вовлекаются документы, относящиеся ранее к секретному делопроизводству центральных и местных партийно-государственных органов. Ведутся активные разработки тем, лежащих на стыке различных общественных наук, используются междисциплинарные методы исследования истории российской интеллигенции в послереволюционные годы.

Вместе с тем остается неразработанным ряд принципиально важных тем. Среди них - история интеллигенции в годы гражданской войны и перехода к НЭПу; механизм выработки и реализации партийно-государственной политики по отношению к группам интеллигенции в 20 - 30-е гг.. влияние экстремальных социально-экономических и политических факторов (войны, революции, государственные репрессии и т.д.) на облик и деятельность специалистов и др.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступает региональная, сибирская интеллигенция как территориальная часть общероссийской. Под интеллигенцией в широком смысле этого термина понимается социальная группа лиц, профессионально занятых умственным тру-

дом различной квалификации. Внутри нее различаются специалисты, занятые высококвалифицированным умственным трудом, куда входят и "лица свободных профессий", и служащие, труд которых связан с исполнительским трудом обслуживания сферы управления. В составе интеллигенции выделяются профессиональные отряды - производственно-технические работники, научно-педагогические кадры (ученые и преподаватели вузов), медицинские работники, учительство, работники органов управления, творческая интеллигенция, культурно-просветительные работники, юристы, с вя ще н нос л у ж и тел и.офицерство.

Учитывая конкретно-исторические реалии пред- и послереволюционной России, когда функции специалистов нередко выполняли лица, не имевшие соответствующего образовательного и квалификационного уровня, был значительным контингент так называемой полуинтеллигенции, автор исходил из расширительной трактовки понятия "интеллигенция".

Ввиду специфики формирования и развития некоторых групп и категорий работников умственного труда и состояние источниковой базы, автор не включал в свое исследование офицерство, священнослужителей и кадры интеллигенции национальных районов Сибири, указывая в отдельных случаях лишь их численность. Вместе с тем, для анализа источников пополнения кадров интеллигенции привлекались отдельные характеристики таких групп, как студенчество и послереволюционные выдвиженцы.

Предметом диссертационного исследования стало выявление тенденций, этапов и особенностей динамики численности, состава, облика, функций и общественного сознания интеллигенции в революционные и последующие за ними годы, до середины 1930-х гг. Стержнем указанных изменений являлся процесс трансформации традиционного, дореволюционного типа интеллигенции в социально-профессиональную группу нового типа -советскую интеллигенцию.

Историческая реконструкция на материалах сибирского региона данного процесса с его противоречиями и основными результатами составляет цель настоящей работы.

Достижение указанной цели предусматривает реализацию частных за-

ааа:

- выявление динамики структурно-функциональных характеристик, групп работников умственного труда Сибири в послеоктябрьское двадцатилетие, включающих численность, размещение, социальную, отраслевую и демографическую структуры, источники и формы пополнения, характер деятельности;

- изучение характера и тенденций идейно-политических сдвигов в мировоззрении и позициях региональной интеллигенции в названный период;

- исследование механизма взаимоотношения интеллигенции Сибири с большевиками и их политическими противниками в годы революции и гражданской войны и на стадии упрочения советского общественного строя в 20-е - середине 30-х гг.

Территориальные рамки исследования охватывают Сибирь. Ее территориально-административное деление претерпевало изменения, однако в основе были территории Алтайской, Енисейской, Иркутской, Новониколаевской, Омской и Томской губерний, составлявшие территорию т.н. сибревкомовской Сибири в первой половине 20-х гг., а затем - Сибирского края.

Хронологические рамки работы охватывают период февраля 1917 г. до середины 30-х гг. - драматическое в истории страны и отечественной интеллигенции время революций, гражданской войны, формирования и упрочения большевистского режима. Нижняя грань не требует пояснений. Верхняя граница - середина 30-х гг. - определена нами в силу следующих причин. Именно к этому времени полностью завершилось оформление сталинского политического режима как тоталитарного, что отражалось и на динамике социальной структуры общества. Тогда же окончательно сложился и социально-политический тип советской интеллигенции.

Источниковая база исследования. В процессе работы над темой использовался широкий круг источников, состоящий как из опубликованных, так и архивных документов и материалов. Учитывая сложный и многоплановый характер исследовательского объекта, предпочтительно рассмотреть информационный потенциал тех или иных групп источников с позиций отражения трех исследовательских объектов: структура интеллигенции, партийно-государственная политика в отношении слоя лиц умственного труда, позиции интеллигенции.

Сведения о численности и структурных изменениях состава интеллигенции содержатся преимущественно в опубликованных переписях (всеобщих, региональных, профессиональных и т.п.) 1897 - 1939 гг. К этим изданиям тесно примыкают всевозможные статистические справочники и сборники за различные годы. Отдельные переписи (например, перепись научно-технических кадров 1931 г.), как правило ведомственные, хранятся в архивах, что требует дополнительных усилий для обработки и систематизации первичных материалов. При извлечении информации, содержащейся в массовых источниках (анкеты, переписи) использовались методы статистики, позволяющие установить необходимые в целях исследования корреляционные связи. Сказанное относится и к различного рода текущим обследованиям отдельных профессиональных отрядов специалистов, и к анкетным данным сотрудников учреждений, общественных организаций и т.д. Основная трудность при анализе такого вида документов обусловливалась неоднородностью, а нередко и несопоставимостью данных социальной статистики разных лет. Практически не сохранилось достаточно полной и достоверной информации об изменениях численности и состава^егиональ-ной интеллигенции в период революции и гражданской войны (масштабы беженства, эмиграции, прямых и косвенных потерь и т.д.). Нет полной статистики, которая позволила бы дать оценку масштабам репрессий в отношении специалистов в 20 - 30-е гг.

Данные, характеризующие политику режимов (большевистского и белых) в отношении интеллигенции, содержатся в опубликованных документах и периодической печати, а также в архивных материалах делопроизводства политических и государственных структур различных уровней. Основной комплекс документальных источников, отразивших эту политику, отложился в фондах партийных и советских органов. При анализе документов нами учитывались такие характерные особенности функционирования советской политической системы, как иерархичность, секретность и т.д. С этой целью анализировались делопроизводственные комплексы Политбюро (Архив президента РФ), ряда отделов ЦК (РЦХИДНИ), высших государственных органов власти и управления (ГАРФ, РГАЭ, РГВА). Деятельность региональных органов изучалась в ходе анализа материалов делопроизводства Сиббюро ЦК, Сибревкома и других преемственных им структур (ГАНО), а также подведомственных им местных органов - губернских, уездных, окружных и т.д. (ГАТО, ГААК, ГАОО, ГАНО, ГАИО).

Приходилось учитывать достаточно четкое деление партийно-государственной информации на открытую (разрешенную к опубликованию) и служебную, "потаенную" (имевшую особые правила распространения). Так, целые направления политики, особенно касавшиеся различного рода дискриминаций и репрессий, нашли отражене в документах секретного делопроизводства, рассекречивание которых и доступ исследователей к ним стали возможными только с конца 80 - начала 90-х гг. Открытие этого пласта источников позволило, в частности, проанализировать ряд важнейших, узловых событий начала 20-х гг., связанных с выработкой и воплощением "жесткой" линии в отношении групп интеллигенции (восстановление института административной ссылки; контроль над общественными движениями и организациями; фильтрация состава преподавателей и студентов вузов).

Наиболее значительный массив информации связан с отражением в документах настроений, позиций и профессиональной деятельности интеллигенции в изучаемый период. Источники официального происхождения, в первую очередь делопроизводство партийно-государственных органов, зафиксировали "властные" оценки поведения и деятельности различных отрядов и групп специалистов (в частности, материалы деятельности наркоматов и.ведомств и их органов на местах). Особенностью этой информации является то, что оценочные суждения чаще всего являлись производными от общеполитических установок и групповых (ведомственных) интересов. Что касается обобщающих характеристик, то они были чаще всего прерогативой партийных и государственных органов (исполнительной власти).Однако, данная информация поставлялась туда органами ВЧК - ОГПУ - НКВД, объективность которой сомнительна: достаточно вспомнить фальсифицированный характер всех основных политических процессов 1920 - 1930-х гг. Отсюда вытекала задача проверки отче-

ш

тов, обзоров и других документов карательных органов другими источниками.

Проблема реконструкции взглядов и поведения специалистов, по "'неофициальным", исходящим от них самих, источникам, также достаточно сложна. Многочисленные декларации, резолюции, письма групп интеллигенции, обращенные к органам власти, нуждаются в анализе с точки зрения их достоверности, репрезентивности и т.д. Материалы личного происхождения, особенно письма, дневники, воспоминания, немногочисленны и требуют пристального внимания, проверки сообщаемых в них сведений, фактов, оценок. Материалы периодической печати в условиях формирования советской политической системы и цензуры на издания также не могут претендовать на объективность отражения взглядов интеллигенции. Исключением является для сибирского региона лишь период 1917 - 1919 гг.. когда в силу исторической обстановки существовали альтернативные общественно-политические издания. Благодаря использованию методики контент-анализа автору удалось реконструировать динамику политических позиций ряда групп интеллигенции Сибири в 1917 г.

В последние годы для историков интеллигенции открылись возможности вовлечения в научный оборот новых массивов информации о взглядах и поведении специалистов в послеоктябрьский период (архивно-следственные дела арестованных и осужденных органами ОГПУ - НКВД, апелляции лиц, подвергавшихся дискриминациям в форме чисток, лишения прав и т.д.). Данные материалы, особенно связанные с прямыми репрессиями, требуют тщательности и привлечения специальных методов анализа, и исследователям в полном объеме они пока недоступны. Что же касается личных дел на "вычищенных" и "лишенцев" 20 - 30-х гг., то они содержат уникальный материал, позволяющий реконструировать позиции и деятельность отдельных интеллигентов. Кроме того хранящаяся в них информация, менее фальсифицирована или искажена по сравнению с "арестными" делами.

Состояние источниковой базы по проблемам истории региональной интеллигенции в исследуемый период в целом позволило решить сформулированные выше исследовательские задачи. Вместе с тем проявляет себя неполнота и фрагментарность базы данных о структурных измененных в составе отрядов интеллигенции, особенно в годы революции и гражданской войны, о мировоззрении и позициях различных групп специалистов в период форсированной "советизации" последних в конце 20 - начале 30-х гг., о мотивации изменений политики в отношении интеллигенции в указанные годы. В силу этого некоторые авторские оценки (что специально оговорено) носят гипотетический характер, их подтверждение или опровержение всецело зависит от дальнейшего расширения корпуса источников и привлечения, наряду с традиционными для исторических исследований, междисциплинарных методов анализа.

Методологические основы исследования. Работа основана на общенаучных принципах системного подхода, в рамках которого общество предстает в виде сложной иерархической саморазвивающейся системы, а интеллигенция - его частью, подсистемой. Интеллигенция рассматривается как системный многомерный объект - социально-профессиональная группа, являющаяся одновременно и элементом социальной структуры общества и движущей силой в сфере духовного производства.

Органической частью системного подхода является структурно-функциональный анализ, позволяющий уточнить внутреннюю структуру интеллигенции и механизм ее функционирования (деление лиц умственного труда по профессиональному, территориальному, социальному, национальному и другим признакам, выявление основных функций интеллигенции).

Изучение интеллигенции как системы не может быть полным без рассмотрения межсистемного взаимодействия. В данном случае предметом анализа становятся связи и отношения между собой двух или нескольких системных объектов, в частности, интеллигенции и политического режима, интеллигенции и других социальных слоев и групп общества.

Анализ разнообразных аспектов статуса и деятельности интеллигенции в обществе требует использования конкретных методов различных наук: статистических - для изучения структурных характеристик и направленности их изменений, социологических - для изучения процессов социальной мобильности специалистов и служащих, социально-психологических - для изучения динамики массовых настроений и общественного сознания лиц умственного труда и т.д. Для целей данного исследования принципиальное значение имеет применение принципа историзма, позволяющего рассмотреть развитие региональной интеллигенции в контексте конкретно-исторических событий в России изучаемого периода.

Следует отметить, что автор не разделяет позицию полного отрицания того наследия, которое было создано марксистским обществоведением на протяжении XX в. В той мере, в которой марксистские построения базировались на общенаучных методах анализа социальных явлений (применение принципов диалектики, историзма и т.д.), они способствовали отражению и познанию объективной действительности. В частности, речь идет о теоретико-методологических разработках отечественных философов, социологов, культурологов (Л.Н.Коган, М.Е.Добрускин, Ф.Р.Филиппов, П.П.Амелин, В.А.Конев и др.), содержащих глубокий анализ сущности интеллигенции, ее структуры, функций, тенденций развития.

Новизна работы состоит в осуществлении комплексного анализа в отмеченных выше хронологических рамках проблемы социально-политического развития региональной, сибирской интеллигенции, структурно-функциональных изменений численности, состава, источников и форм пополнения региональной интеллигенции, динамики мировоззрения и ориентации различных групп в составе последней под воздействием объек-

тивных и субъективных факторов. Выполненная работа носит черты междисциплинарного исследования. В ходе ее подготовки использовались методы социальной статистики, социологии, социальной психологии, адаптированные соответствующим образом к решению конкретно-исторических задач.

Среди задач, впервые поставленных и решенных автором частично или полностью, необходимо, назвать следующие: изучение динамики численности и состава региональной интеллигенции в первой трети XX века: описание механизма формирования и изменения политических позиций групп специалистов в годы революции и гражданской войны в сибирском регионе; анализ выработки партийно-государственной политики в отношении российской интеллигенции при переходе к НЭПу: выявление основных форм, масштабов и последствий маргинализации интеллигенции в 20 - 30-е гг.: исследование положения и деятельности научно-педагогических кадров Сибири в условиях "Великого перелома" (конец 20-х - первая половина 30-х гг.).

Апробация результатов исследования. Разработка теоретико-методологических и конкретно-исторических аспектов темы осуществлялась автором в рамках плановых научных тем сектора истории советской культуры Института истории СО РАН ("История культуры и интеллигенции Сибири в период строительства социализма"; "Опыт формирования советской системы образоания и науки в Сибири"; "Интеллигенция и политический режим: динамика взаимоотношений"). С 1993 г. автор участвует как руководитель и исполнитель ряда выполненных и продолжающихся инициативных проектов, поддержанных фондами "Культурная инициатива" и Российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ): "Дискриминация интеллигенции в 1920 - 1930-е гг." (1993 г.); "Маргиналы в послереволюционной России" (1993 - 1995 гг.); "Интеллектуальный труд в первой половине XX века" (с 1994 г. по настоящее время)" - см. публикации автора №№ 48 - 55.

С изложением результатов исследования автор выступал на Всесоюзных, Всероссийских и региональных конференциях и семинарах, посвященных проблематике истории советской интеллигенции, в том числе наиболее значительных (Новосибирск - 1979; Тбилиси - 1981; Кемерово -1991; Иваново - 1993, 1994). Общее число публикаций по теме исследования - 55, в том числе 2 монографии и учебное пособие, 2 документальных научных издания.

Практическая значимость работы. Введенные автором в научный оборот данные о структурных сдвигах в составе региональной, сибирской интеллигенции, о разработке и содержании политического курса в отношении специалистов, о формах и масштабах их дискриминации в 1920 - 1930-е гг. и другие сюжеты имеют не только научную ценность. Практическое значение в современных условиях может иметь историческое знание механизма и последствий осуществления в послереволюционные годы государ-

ственного регулирования в сфере умственного труда, форм и масштабов воздействия политического режима на ориентации интеллигенции. Теоретические подходы и конкретные результаты, зафиксированные в публикациях и выступлениях автора, используются им в вузовском преподавании при чтении общего и специальных курсов по истории отечественной культуры и интеллигенции XX в.

Структура работы. Диссертация в виде научного доклада состоит из вводной части, трех разделов, заключения и списка авторских публикаций.

Основное содержание работы

I. Интеллигенция Сибири в 1917 - 1921 гг.

На рубеже XIX - XX вв. интеллигенция в Сибири из небольшого числа лиц, профессионально занятых умственным трудом, превратилась в один из территориальных отрядов российской интеллигенции. Он насчитывал здесь до 30 тыс. чел., что составляло около 5 % общероссийской численности работников умственного труда и имел такие характерные черты, как диспропорции в территориальном размещении (значительное преобладание городской части над сельской), в отраслевой структуре (преобладание группы государственных служащих), в социальных источниках пополнения (формирование главным образом за счет высших и средних слоев общества). Сибирь не располагала достаточно разветвленной инфраструктурой для воспроизводства специалистов высшей и средней квалификации - сеть вузов только начала формироваться, - однако профессиональная, а затем и социально-психологическая консолидация указанного слоя проявилась в регионе достаточно отчетливо. Своеобразным индикатором этого процесса стало распространение в среде местной общественности областнических взглядов на особое место и роль Сибири и его населения в общероссийском развитии.

К 1917 г. численность интеллигенции в регионе утроилась и достигла 90 - 100 тыс. Этому способствовало действие объективных факторов как позитивных (ускорение темпов хозяйственного и культурного освоения Сибири с начала века), так и негативных, связанных с мировой войной (беженство). Общая численность служащих, занятых в сфере управления, государственных, общественных и частных учреждениях и предприятиях, составляла свыше 30 тыс. чел., офицерский корпус насчитывал до 10 тыс. чел., столько же было священнослужителей, учительство региона превышало 10 тыс. чел., в сфере здравоохранения работало до 4 тыс. специалистов высшей и средней квалификации, числилась 1 тыс. инженеров и столько же юристов. Менее 1 тыс. составляли такие элитарные группы, как преподаватели вузов и творческая интеллигенция. Отсутствие систематизированных данных не позволяет судить о численности так называемой полуинтеллигенции, в которую входили низшие профессиональные и квалификационные слои работников умственного труда. Однако, судя по переписям 20-х гг.

можно предположить, что указанные лица составляли до 1/3 численности специалистов и служащих высшей и средней квалификации.

В рассматриваемый период сохранялась диспропорция в территориальном размещении специалистов и служащих. Значительная и притом наиболее квалифицированная их часть находилась в крупных городах. Так. только в четырех из них - Тобольске (1,5 тыс. служащих и "лиц свободных профессий"), Омске (11,5 тыс.), Томске (12,5 тыс.) и Барнауле (5.5 тыс.) проживало до 30 тыс. лиц, занятых умственным трудом различной квалификации, что составляло от 10 до 19% самодеятельного населения названных городов.

Для изучения источников и форм пополнения интеллигенции в регионе необходимо обратиться к анализу численности и состава сибирского студенчества. Региональное соотношение между численностью студенчества и всей интеллигенции (1:30) существенно отличалось от российского (1:9, данные на 1914 г.). Это позволяет считать, что значительная часть специалистов высшей квалификации, работавших до революции в Сибири, была подготовлена вузами Европейской России. В самой Сибири система высшего образования была представлена тремя вузами Томска (университет, технологический институт, высшие женские курсы). Общая численность студентов в них к 1914 г. достигла 2.592 чел. С конца XIX в. по 1918 г. Томский университет выпустил 1575 медиков и 749 юристов, а технологический институт -926 инженеров, всего - 3250 специалистов.

Уточнить, какие классы и слои являлись социальными источниками пополнения интеллигенции, позволяют результаты обследования материального положения томского студенчества начала XX в., в ходе которого студенчество дифференцировалось в соответствии с реальным социальным признаком (занятие родителей). Так, доля выходцев из среды интеллигенции и служащих составила в университете - более 22%, в технологическом институте - 59,2%, доля выходцев из среды крупной и средней буржуазии -12,3 и 26,3% соответственно. Приведенные цифры говорят об активнсти в начале XX в. процесса воспроизводства интеллигенции. Имевшиеся внутри самой интеллигенции социальные различия формировались под воздействием ряда факторов (происхождение, образование, квалификация и пр.). Накануне революции интеллигенция Томска имела следующий социальный состав, определяемый по размеру доходов: крупнобуржуазные элементы -5,5 %, среднебуржуазные - 20,5 %. мелкобуржуазные - 26 %, полупролетарские - 48 %.

Политические ориентации интеллигенции были столь же дифференцированными, сколь неоднородным был ее социальный облик. В среде работников умственного труда отмечен весь спектр политических позиций -от монархических до леворадикальных. На формирование последних и увеличение их сторонников непосредственное влияние оказывала политическая ссылка, численность которой по данным Э.Ш.Хазнахметова составля-

ла в канун 1917 г. до 6.5 тыс. чел. Среди них группа интеллигентов, служащих и учащихся достигала почти 40 %.

Данные о численности и составе интеллигенции в сибирском регионе в 18-20 гг. разрозненны и зачастую несопоставимы. Отсутствие надежных статистических данных периода гражданской войны усугублялось тем, что восточные районы страны в полной мере испытали на себе тяжесть военных действий и сопутствующих этому миграционных волн (беженство, эмиграция и т.д.). . у

Политические перевороты лета ("демократическая контрреволюция") и осени (Колчак) 1918 г. в сочетании с нестабильной ситуацией на восточном фронте гражданской войны привели к значительным сдвигам в численности и размещении интеллигенции в регионе. Вплоть до окончательного крушения колчаковского режима прибыль интеллигенции возобладала над убылью главным образом за счет массового беженства населения "от большевиков" с территории Поволжья и Урала летом и осенью 1919 г. Современники событий отмечали, что среди беженцев, помимо зажиточных слоев, была заметной доля интеллигенции, чиновничества, духовенства и т.д.

Периодика 1918-1919 гг. содержит сведения о росте практически всех групп специалистов, особенно городской их части, за счет наплыва беженцев. Вузовские города Сибири приняли эвакуированные институты и университеты из Поволжья и Урала (Казань, Екатеринбург, Пермь). Таким образом на непродолжительное время был ликвидирован хронический дефицит профессорско-преподавательских кадров в Томске: здесь насчитывалось только 285 преподавателей Пермского университета. В регионе по меньшей мере удвоилась по сравнению с довоенным периодом численность студенчества. К осени 1919 г. она достигла 6 тыс. чел. Этому способствовало расширение существовавших вузов и открытие в 1917 - 1918 гг. новы:: (Омск, Иркутск), а также отмеченная выше эвакуация вузов Урала и Поволжья.

В виду наплыва беженцев вырос отряд медиков, особенно средней и высшей квалификации. Уже с лета 1918 г. в городах Сибири отмечалось необычное явление -на биржах труда начали регистрировать безработных врачей , численность которых летом - осенью 1919 г. увеличивалась.

Особенно значительным в силу социально-политических причин был рост групп служащих в сфере государственного аппарата, а также офицерства и военных чиновников. К 1919 г. развертывание в Сибири сил восточной контрреволюции численностью до 400 тыс. чел. потребовало не только добровольцев из числа российского офицерства (что было характерным для лета 1918 г.), но и мобилизации в армию представителей образованных слоев, студенчества. По оценкам исследователей, офицерский корпус восточной контрреволюции в 1919 г. насчитывал 30-35 тыс. чел. (к 1917 г. офицерство в Сибири составляло около Ютыс.).

Таким образом, благодаря вынужденным миграциям численность всех основных профессиональных отрядов интеллигенции в 1918 - 1919 гг. вы-

росла по меньшей мере на 1/3 и к осени 1919 г. составила предположительно 130 - 140 тыс. чел.

Ко времени восстановления советской власти в регионе (конец - начало 1920 г.) численность интеллигенции вновь уменьшилась и. вероятно, значительно. Это было следствие прямых потерь на фронтах и в тылу (от партизанских действий), а также миграции на Дальний Восток и эмиграции. При этом речь идет о потерях не только в ходе военных действий, но и от эпидемий. Некоторые группы оппозиционной колчаковщине интеллигенции погибли во время карательных акций властей и разгула военшины. Современники (Е.Е.Колосов) отмечали, что интеллигенция частично пострадала и от рук повстанцев (роговщина).

Масштабы эмиграции на Восток (Китай, Япония и др. страны) точно неизвестны. В различных исследованиях указывается около 100 тыс. чел., причем эти данные основаны на сведениях о росте численности русского населения главным образом в Маньчжурии. Массовым был исход военных формирований, казачества, представителей состоятельных слоев. Доля интеллигенции в потоке беженцев и армейских частей также не определена. По оценкам очевидцев (J1.А.Кроль), на эмиграцию решилась небольшая часть интеллигенции, в основном из числа "пришлых", не сибирских жителей.

Крах колчаковщины повлек за собой разрушение социально-культурной инфраструктуры. Одни специалисты, будучи мобилизованными в белую армию, отступали с массой беженцев на восток, другие, оставив прежнее место работы, работали не по специальности. Именно поэтому перед органами советской власти в качестве одной из первоочередных была поставлена задача учета и перераспределения наличных кадров специалистов. Работа осуществлялась в масштабах всего региона на основах всеобщей трудовой повинности и милитаризации труда. В течение 1920 - 1921 гг. громадная работа по учету и распределению специалистов была осуществлена. Учет первоначально охватил как беженцев, так и бывших белых офицеров и военных чиновников, находившихся в лагерях для военнопленных. В ходе демобилизации из Красной армии к мирным, гражданским профессиям возвратились тысячи ранее мобилизованных специалистов.

Благодаря принятым мерам государственного регулирования профессиональной деятельности интеллигенции без значительных сбоев функционировал аппарат земельных органов, народного образования, здравоохранения и других отраслей экономики и культуры. По подсчетам Т.Н.Осташко в 1921 г. в штатах земельных органов Сибири находилось около 2 тыс. arpo- и ветспециалистов, что превышает дореволюционный показатель по региону почти наполовину. Данные о числе школьных преподавателей в Сибири в 1920 - 1921 гг. разноречивы и колеблются в пределах 13-17 тысяч человек, превышая дореволюционную численность учительства в регионе почти наполовину. Сравнение численности врачебно-

фельдшерского персонала Сибири в до- и послереволюционный периоды выявляет ту же тенденцию - рост с 1,5 до почти 4 тыс. чел.

Вместе с тем образовательный и квалификационный уровень работников просвещения за годы войн и революций существенно снизился. К лету 1921 г. в городских и сельских школах Сибири 2/3 учителей имели образование "ниже среднего". Это было характерно и для других профессиональных отрядов специалистов - медиков, arpo- и ветперсонала. Рост численности кадров специалистов и служащих, достигнутый в Сибири в 1920 - 1921 гг. благодаря трудовым мобилизациям, носил неустойчивый и временный характер. Происшедшая в течение первой половины 1922 г. отмена принудительных и карательных мер в сфере труда вызвала резкий отток из Сибири кадров, попавших на службу по трудмобилизации. Доля медработников, учителей, сельхозспециалистов и других групп в регионе к 1923 г. сократилась по сравнению с 1921 г. примерно вдвое.

Столь резкие изменения численности и структуры интеллигенции в регионе объяснялись рядом факторов. Действия одних носили экстраординарный характер (эвакуация, реэвакуация, эмиграция). Другие относились к числу длительных, устойчиво проявляющихся тенденций. Среди тенденций долговременного действия, оказывавших самое непосредственное воздействие на положение и профессиональную деятельность специалистов в исследуемый период, следует назвать такие, как огосударствление, маргинализация лиц умственного труда и политизация сознания и сфер деятельности интеллигенции. Все они, наряду с тем. что имели под собой объективные основания и одновременно выступали воплощением политического курса менявшихся в регионе режимов по отношению к группам специалистов и служащих.

Государственная служба для большинства специалистов за исключением "лиц свободных профессий" и лиц, работавших по найму в частных учреждениях и предприятиях, традиционно являлась главной сферой приложения их труда. Первая мировая война, которая потребовала мобилизации и учета людских и материальных ресурсов, объективно усилила и без того широкое регулирование государством профессиональной деятельности специалистов. При этом регулирующему воздействию стала подвергаться и работа многих негосударственных учреждений и организаций.

Февральская революция, свергнувшая самодержавие, видоизменила, но не пресекла указанную тенденцию. Стремление к реформированию государственного аппарата, хотя и непоследовательное, вовлекло в эту сферу новые группы интеллигенции, не участвовавшие ранее в государственном управлении. В создании новых местных органов власти (всевозможных комитетов общественного порядка и безопасности и т.п.) активную роль играли "лица свободных профессий", адвокатура, бывшие политические ссыльные и т.д.

Возросшие масштабы государственного регулирования экономики привели к созданию новых органов, таких как органы труда, продо-

вольствия и др. Создание в Сибири в 1917 г. земств и формирование при них исполнительных органов (уездные и губернские управы) повлекло за собой дальнейшее разрастание слоя "служилой интеллигенции".

Приход большевиков к власти и почти полугодовая полоса советского государственного строительства в Сибири (конец 1917 - весна 1918 г.) по-разному отразился на положении различных прослоек служащих. Была отстранена бюрократическая верхушка управленцев старой формации, но подавляющее большинство (9/10 специалистов), при условии их политического нейтралитета оставалось в системе управления отраслями экономики и культуры после Октября.

Падение советской власти в Сибири и последующая смена антибольшевистских режимов летом - осенью 1918 г. радикально не изменили сложившихся тенденций. Противоборствующие силы стремились создать максимально эффективные в условиях гражданской войны государственные системы. Для этого необходимо было как можно более широкое привлекать и использовать специалистов для работы в органах власти и управления. В Советской России с осени 1918 г. действовала система трудовой повинности.

С разгромом колчаковщины и восстановлением советской власти новые органы перенесли на сибирский регион практику "военно-коммунистического" учета и использования специалистов на принципах всеобщей трудовой повинности и милитаризации труда. Тем самым до своего логического завершения была доведена тенденция к огосударствлению и мобилизационно-принудительному регулированию профессиональной деятельности основных групп интеллигенции. События эпохи сказались на сдвигах в характере интеллектуального труда - происходило сужение масштабов так назыавемого свободного труда (сфера приложения "лиц свободных профессий") и возрастало применение служебно-принудительных форм труда.

Другой важнейшей доминантой периода, тесно связанной с огосударствлением и частично производной от него, стала прогрессирующая маргинализация интеллигенции. В этом феномене, проявлявшемся во временной или полной утрате как отдельными лицами, так и целыми группами интеллигенции своего прежнего социального и профессионального положения, отчасти аналогичном деклассированию, имелось две стороны. Одна из них, объективная, выступала порождением экстремальных социально-политических и социокультурных условий эпохи (разрушение экономики, уклада жизни, прямые потери, принудительные миграции и т.д.). Другая, субъективная, являлась следствием целенаправленных усилий господствовавших режимов в борьбе с реальными и потенциальными противниками, о чем пойдет речь ниже.

Свержение самодержавия вызвало первый значительный всплеск вертикальной мобильности: вчерашние маргиналы (революционеры) стали частью новых структур власти в центре и на местах; верхи местной царской

администрации, в свою очередь, лишались своего привилегированного положения, часть из них подверглась аресту.

Падение власти Временного правительства повлекло за собой новый виток политических репрессий и кадровых изменений. Оппозиционно настроенные к советской власти интеллигенция и чиновничество лишались постов и должностей, однако, увольнения и аресты не носили массового характера и касались, главным образом, руководящего бюрократического слоя. Часть уволенных за саботаж служащих позднее восстанавливалась на работе при условии признания нового режима. Даже расформированные советской властью аппараты гордум и земств почти полностью поглощались затем новыми органами власти и управления.

Временное поражение большевиков и установление власти белых режимов сопровождалось уже более широкими репрессиями против сторонников Советов. По политическим мотивам арестовывались или увольнялись с работы сотни железнодорожных служащих. Различным формам дискриминации подверглась шестая часть адвокатского сословия в Западной Сибири. В ходе устроенных в июне 1918 г. Томским учительским союзом перевыборов 10% педагогов было забаллотировано по политическим причинам и т.д.

Новый виток политических репрессий начался с установлением кол-чаковской диктатуры, жертвами которой становились также "учредиловцы", активные члены партий эсеров и меньшевиков, вставшие в прямую оппозицию белому режиму. Массовое беженство, безработица в городах, прогрессирующее снижение жизненного уровня, в сочетании с нестабильностью государственного строя влекли за собой отток специалистов из сфер традиционной занятости.

Разгром колчаковщины и восстановление на территории региона советского режима привели к новым переменам в положении интеллигенции. Тысячи офицеров и военных чиновников оказались военнопленными, многие служащие колчаковских государственных учреждений и ведомств -безработными. Активные деятели колчаковского режима подверглись репрессиям вплоть до расстрела. И хотя в течение 1920 и 1921 гг. большинству из репрессированных специалистов лишение свободы было заменено работами по выполнению трудовой повинности, а затем они оказались амнистированными, все это означало лишь "отложенную" маргинализацию -несколько лет спустя режим возобновил практику широких дискриминационных мер в отношении целых групп специалистов по признакам их прошлой профессиональной или политической деятельности.

Другая сквозная тенденция эпохи - политизация массового сознания, поведения и профессиональной деятельности групп специалистов. Политизация, или вовлечение интеллигенции в политическую борьбу, проявилась в канун февраля 1917 г. и в последующие периоды постоянно и самым непосредственным образом влияла на положение и судьбы работников умственного труда.Согласно предложенной автором социально-политической

типологии, в их составе непосредственно выделялись группы "лидерной" (или "органической", по терминологии А.Грамши), "базисной" и "маргинальной" интеллигенции (различия определялись степенью близости или отдаленности от существующего в обществе режима). Первая группа -это идеологи и организаторы различных партий и движений, проявлявшие простоянно активность на протяжении 1917 - 1921 гг. Гораздо сложнее определить динамику настроений и позиций основной массы лиц, занятых умственным трудом. Принадлежавшие к так называемым промежуточным, средним, слоям города и деревни, они также стремились к консолидации усилий, предпринимали попытки влиять на ход и исход исторических'собы-тий.

Пики политической активности массовой ("базисной") интеллигенции, приходились на март - апрель 1917 г. и лето 1918 г. (этап "демократической контрреволюции"). Но, эти вспышки сменялись оттоком из сферы активной политической борьбы, переходом на пассивно-выжидательные позиции. К нейтральности как средству своеобразной самозашиты интеллигенция прибегала также неоднократно - в моменты установления и стабилизации новых, более сильных, нежели предыдущие, политических режимов (установление советской власти, колчаковщины и восстановление советской власти).

Первый пик политической активности интеллигенции последовал за мартовскими событиями 1917 г. В Сибири вследствие относительной слабости основных классовых сил влияние интеллигенции на ход событий оказалось значительным, ее представители обладали большим влиянием как в органах Временного правительства, так и в Советах. Однако, пережив политические кризисы лета - осени 1917 г. и резкую поляризацию общества, значительная часть интеллигенции перешла на пассивно-выжидательные позиции. Пассивность этих групп в сочетании с полевением одних и поправением других привела к размыванию социальной базы Временного правительства и объективно ускорила его падение.

Всплеск в стране массовых антисоветских настроений среди интеллигенции, в конце 1917 - начале 1918 г., в Сибири, имел определенную специфику. Реальное сопротивление Советам в форме саботажа (активного и пассивного) не было повсеместным и всеобъемлющим. Для значительной части специалистов характерно несоответствие негативных настроений фактическому нейтралитету в форме профессионального сотрудничества с новой властью. Неустойчивость самого нейтралитета объясняет тот факт, что, несмотря на массовый приток с весны 1918 г. интеллигенции в советские учреждения, позднее, после временного падения советской власти в регионе, последовала новая вспышка политической активности "базисной" интеллигенции, резко качнувшейся в сторону поддержки антибольшевистских режимов. Определенную роль в этом поправении интеллигенции сыграл и большой приток противников большевизма попавших в регион с миграционной волной в первой половине 1918 г. Фаза "демократической контрре-

волюции" и сменившая ее колчаковщина способствовали вовлечению в органы власти и управления части тех специалистов, которые традиционно исповедовали аполитичность, в частности, научно-педагогических работников. Известна активная роль, которую сыграла томская и "пришлая" профессура в формировании органов Западносибирского комиссариата, Временного Сибирского и колчаковского правительств (Н.Я.Новомбергский, М.П.Головачев, В.В.Сапожников, Г.Г. Тельберг, Г.К.Гинс и др.).

Восстановление советской власти в Сибири знаменовало новую фазу политизации специалистов, существенно отличавшуюся, однако, от предыдущей- конец 1917 - начало 1918 г., когда советская государственность была относительно слабой, а иллюзии поиска"третьего пути" через Учредительное собрание оставались еще весьма сильными и устойчивыми в массовом сознании интеллигенции. В 1920 - 1921 гг. обстановка жестких военно-коммунистических методов регулирования профессиональной деятельности групп специалистов вне зависимости от их политических ориентации практически не оставляла серьезной альтернативы возобновившейся "советизации" слоя работников умственного труда.

Маятникообразные колебания политических ориешаций массовых групп сибирской интеллигенции (слева направо с марта 1917 до лета 19)8 г. и обратное движение с осени 1918 до начала 1920 г.) и чередование подъемов и спадов политической активности в целом соответствовали логике поведения промежуточных социальных слоев в периоды длительного и ожесточенного противостояния лагерей революции и контрреволюции.Вместе с тем, давая общую оценку участию масс интеллигенции в политической борьбе в 1917 - 1920 г., следует выделить их пассивность и глубокое разочарование в возможности реализации демократического, а не диктаторского пути развития страны. Не случайно В.И.Ленин, внимательно следивший за сдвигами в настроениях специалистов, осенью 1920 г. отметил, что в наследство от капитализма, наряду с разрушенными заводами, большевики получили "отчаявшуюся интеллигенцию". Это означало, в частности, что с окончанием гражданской войны процесс переоценки ценностей для нее не завершился, а перешел в новую стадию и осуществлялся уже в других социально-политических условиях.

Конец 1921 - начало 1922 г., был внутренним рубежом в положении и деятельности сибирской интеллигенции. Завершилась длительная полоса социально-политической нестабильности в регионе. Были отменены военно-коммунистические принципы регулирования сферы труда специалистов и служащих на основе трудповинности и принуждения. Завершилась и уникальная в своем роде фаза политического развития интеллигенции, когда идейное размежевание в ее среде проявлялось в открытых формах и детерминировалось преимущественно внутренними факторами.

II. Интеллигенция региона в годы НЭПа (1922 - 1927)

Динамику численности, состава и облика основных профессиональных групп специалистов в годы НЭПа можно реконструировать, опираясь на данные отраслевой статистики, а также ряд переписей, среди которых выделялись городская (1923 г.) и всесоюзная (1926 г.). Первая из названных позволяет определить место интеллигенции в структуре населения городов региона. В городах страны, согласно данным переписи, числилось более 1,8 млн служащих. Среди них собственно "лиц интеллигентного труда" насчитывалось свыше 570 тыс., из них в городах восточнее Урала проживало около 38 тыс. чел. Всего же городских служащих в Сибири насчитывалось втрое больше, или свыше 100 тыс. Доля специалистов в сферах образования, науки и культуры четырех центров (Омск, Новониколаевск, Томск, Иркутск) составляла 9 - 15% от общей численности служащих этих городов.

На момент переписи 1926 г. в Сибири численность городских служащих превысила 160 тыс., а лиц умственного труда - более 200 тыс. Отраслевой состав интеллигенции региона по данным переписи 1926 г. был следующим: руководящий персонал - 26,4%, юридический - 1,8, технический -23,2, медицинский - 15,3, культурно-просветительный - 35,3%. В эти годы по сравнению с дореволюционным периодом соотношение основных профессиональных групп, как видно по материалам, еще не претерпело коренных изменений.

Доля служащих, и "лиц свободных профессий" в составе самодеятельного населения региона составила в 1926 г. около 4%, но при этом в сельской местности - чуть более 1%, тогда как в городах - более четверти по отношению к самодеятельному населению. Удельный вес женщин в составе лиц умственного труда достиг 36,9%. К 1926 г. интеллигенция по сравнению с дореволюционным периодом стала "моложе": 30-ти летних в ней было 49,6%.

Учительские кадры в Сибири за этот период увеличились в 1,5 раза, произошло удвоение их численности в сельской местности. Возросла и численность специалистов сельского хозяйства: к 1928 г. в составе земельных органов Сибири работало почти 3 тыс. агрономов, ветврачей и фельдшеров, лесоводов и др. С 1923 по 1927 г. участковый агроперсонал вырос почти в 5 раз, численность землеустроителей увеличилась более чем в три раза. К 1927 г. по сравнению с дореволюционным временем стало вдвое больше врачей, в полтора раза фельдшеров, всего их насчитывалось около 3 тыс. В сельской местности Сибкрая работали 24% врачей и 69,4% фельдшеров (данные Т.Н.Осташко). Таким образом, к 1927 г. восстановление дореволюционной численности и структуры специалистов сельского хозяйства, педагогических и медицинских работников не просто завершилось, количественные показатели были даже значительно превзойдены. Вместе с тем со-

хранялись и такие "родовые" черты дореволюционного потенциала, как сравнительно низкий уровень общей и профессиональной подготовки специалистов. Квалификация сельской интеллигенции по-прежнему была ниже, чем городская. Одновременно еще более обострились диспропорции между быстрорастущими потребностями общества в специалистах и численностью и квалификацией имевшихся кадров.

Важнейшим каналом пополнения интеллигенции высшей и средней квалификации была система высшего и среднего специального образования. Статистические данные позволяют представить в динамике основные параметры ее региональной подсистемы, в частности численность, отраслевой, социально-партийный состав студенчества.. Такой показатель, как доля сибирского студенчества в составе студентов вузов РСФСР, с 1921 по 1928 г. вырос с 4,3 до 6,5%. Однако, несмотря на явные успехи в росте сети вузов и учащихся в них по сравнению с дореволюционным периодом, в 1927/28 уч. г. на каждые 10 тыс. жителей РСФСР приходилось 10,4 студентов основных факультетов, а в Сибирском крае - 7,8 чел.

Всего же вузами региона с 1920 по 1928 г. было подготовлено около 6 тыс. специалистов, из них почти треть были воспитанниками Томского университета. Свыше половины выпускников составляли медики, далее шли инженеры и специалисты сельского хозяйства (свыше 2 тыс. чел.). Несмотря на ежегодное увеличение численности молодых специалистов региональная высшая школа не удовлетворяла потребностей в них народного хозяйства и культуры: обеспеченность промышленного производства инженерами была в регионе значительно ниже, чем в целом по стране, обеспеченность квалифицированной медицинской помощью составляла от 30 до 70% нормы, установленной в РСФСР; насыщенность сельского хозяйства специалистами составляла от 35 до 65% по различным группам.

В 1920-х гг. все отчетливее проявляли себя противоречия экстенсивного развития и политизации высшей школы. Советские вузы весьма существенно превысив дореволюционные темпы подготовки специалистов, не обеспечивали высокого качества их профессиональной подготовки. Одной из причин этого было ухудшение квалификационного состава самого преподавательского корпуса - результат потерь в период революции и гражданской войны и периодических "чисток" от "неблагонадежных элементов" в 1920-е гг. Другая причина заключалась в жестком регулировании социально-политического состава студенчества на "входе" и в процессе обучения (ужесточение условий приема в вузы для выходцев из непролетарских групп населения, периодическое проведение "чистки" студенчества, создание приоритетов для рабфаковцев и т.д.).

Не подлежит сомнению, что классовая политика государства в области высшей школы, определяемая как пролетаризация в широком социальном смысле (включая и крестьянство), стала доминирующей уже с начала 1920-х гг. Однако, этот процесс не осуществлялся одномерно и поступа-

тельно. Доктринальные принципы входили в противоречие с объективно обусловленной тенденцией к воспроизводству лиц умственного труда, развивавшейся в до- и послереволюционные годы. Так, согласно данным Л.В.Косцовой, доля выходцев из рабоче-крестьянских групп среди поступивших в сибирские вузы в 1924 г. составляла почти 65%, а среди выпускников в 1929 г. - 43,5%, и, напротив, доля детей служащих и специалистов возрастала (от 32% на "входе" до 50,8% на "выходе"). Это, вслед за С.А.Федюкиньш дает основание говорить о том, что в 20-е гг. процесс изменений социального состава студенчества (союзного и регионального) не являлся чистой "пролетаризацией". Точнее было бы характеризовать его как "демократизацию".

Вместе с тем, даже при всех успехах подготовки новых кадров, на протяжении всего периода НЭПа стержнем партийно-государственной политики в отношении интеллигенции оставалась выработка эффективного воздействия на различные слои и группы "старых" спецов и служащих. Суть большевистского подхода по отношению к ним, правда, в специфической, чекистской, форме осенью 1922 г. была четко выражена Ф.Э.Дзержинским "...внесение в их ряды разложения и выдвигание тех, кто готов без оговорок поддерживать Советскую власть". Говоря же о тактике, следует согласиться с мнением ряда исследователей (Ш.Фитцпатрик и др.) об определении культурной политики большевиков в те годы соотношением так называемых "мягких" и "жестких" установок и мер, т.е., в конечном итоге она была прагматической, функциональной. Пытаясь определить, какие социальные слои и группы являлись союзниками или врагами в быстро изменяющихся условиях 20-х гг., политический режим преследовал свои цели, внося раскол и размежевание в ряды интеллигенции, содействуя консолидации одних групп и дискриминации других.

Прямым отражением "мягкой" политики этого периода стали партийно-государственные мероприятия, направленные на улучшение материально-бытового и правового положения специалистов, в том числе введение льгот для ряда категорий (сельское учительство, специалисты в сферах промышленности и сельского хозяйства) по приему в партию, для специалистов при поступлении их детей в вузы, права на дополнительную жилплощадь, академическое пособие для научно-педагогических кадров и т.д. Сказанное не исключает того, что у сотрудничества режима с лояльной массой спецов были свои границы, достаточно точно определенные Н.И.Бухариным. Он отмечал, что с интеллигенцией может и должно быть "сотрудничество в обществе" , но не "сотрудничество во власти". В середине 20-х гг. "сотрудничество в обществе" имело двоякое для власти значение: учитывая и удовлетворяя очевидные и бесспорные интересы ряда групп специалистов, большевики расширяли тем самым собственную социальную базу. Кроме того, отдельные отряды интеллигенции выполняли функцию связующих звеньев, проводников партийно-государственной

политики в деревне (учительство, специалисты сельского хозяйства), на производстве (ИТР).

Политика региональных партийно-государственных органов в годы НЭПа, повторяя в главном общие установки, имела свои особенности и местные приоритеты. Нехватка специалистов, которая еще более обострилась с отменой принудительно-мобилизационных мер их использования и массовой реэвакуацией беженцев из Сибири, недостаточная развитость системы высшего и среднего специального образования, высокий процент "засоренности" управленческих звеньев так называемыми бывшими (офицерство, чиновничество, дворянство и т.д.), - все это требовало от местного руководства особой осторожности при разрешении постоянно возникавших социальных конфликтов вокруг специалистов. Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревком проявляли взвешенный подход при рассмотрении ряда конфликтных случаев, получивших известность в регионе. В ситуации, приведшей в Красноярске в 1922 г. к групповому аресту работников местного СНХ, Сиббюро, вопреки давлению со стороны местного губкома и исполкома, поддержало решение судебных органов об освобождении большинства арестованных за недоказанностью обвинения. И позже Сиббюро, а затем Сибкрайком весьма осторожно подходили к случаям групповых арестов или увольнений специалистов на производстве, а при немотивированности последних использовали свои полномочия для исправления ситуации. В 1925 г. громкий резонанс получило "дело Проскурякова", заведующего шахтой 9/10 в Анжеро-Судженске, которого рабочие вывезли на тачке якобы за обсчет рабочих. По распоряжению бюро Сибкрайкома проведенное с участием профсоюзов расследование выявило несостоятельность претензий рабочих.

В середине 20-х гг. было немало сделано в целях реального улучшения материально-бытового и правового положения профессиональных отрядов специалистов. Помимо известного постановления ЦК РКП|б) от 11 сентября 1925 г. "О работе специалистов" важное значение имели также решения директивных органов 1926 - 1927 гг., направленные на улучшение жилищных условий, введение новых тарифов для специалистов, выработку типовых положений, регламентирующих права и обязанности ИТР на производстве и т.д. Благодаря мерам, расширявшим право лиц умственного труда и их детей на получение высшего образования, доля выходцев из этой среды среди первокурсников сибирских вузов возросла с 31% в 1921 г. до 56,2% в 1926 г.

Предметом особого внимания партийных органов было наращивание коммунистической прослойки среди групп специалистов. Тщательно подходя к вопросу регулирования состава партии, номенклатура не стремилась разрешить широкий доступ служащих и специалистов в ряды партии. Исключения, в силу отмеченных выше причин, были сделаны только для ряда категорий (сельское учительство, специалисты-производственники, выдвиженцы и некоторые др.) главным образом после 1924 г. Согласно данным

партийной статистики 20-х гг. удельный вес "красных" спецов в общей массе работников умственного труда, хотя и возрастал, но оставался небольшим. Наиболее значительной (1/5) доля группы была среди служащих работавших в системе путей сообщения (данные на начало 1923 г.). Много меньшей (около 5 %) была в тот же период прослойка коммунистов среди юристов Сибири. Партийная прослойка среди сельских учителей в школах 1-й ступени составляла в 1926/27 уч. г. чуть более 5% (в городских школах этого типа 2,8%). Важную роль в достижении организационно-политического контроля над деятельностью и настроениями работников умственного труда играли созданные еще в годы гражданской войны в госучреждениях, вузах, общественных организациях коммунистические фракции. Они формировались и действовали на всех съездах, конференциях, совещаниях специалистов и служащих и призваны были обеспечить управляемость процесса "советизации" интеллигенции.

По отношению же к своим реальным и потенциальным противникам наряду с мерами прямых репрессий применялись средства ограничительного, дискриминационного характера. К ним относились различного рода ограничения гражданских и политических прав и свобод по причинам преимущественно социального происхождения, положения и прошлой деятельности (наиболее распространено было лишение избирательных прав), высылка и ссылка во внесудебном (административном) порядке. Дискриминационное начало было заложено и в природе периодических "чисток" госаппарата.

В 1922 г. по РСФСР доля "лишенцев" составляла свыше 5% городского населения старше 18-ти лет и до 1,5% сельского. В 1927 г. эти показатели возросли до 7,7% в городах и 3,5% на селе. По Сибкраю в 1927 г. лишенные прав составляли 2,9% от числа всех избирателей (102,4 тыс. чел.), в 1929 г. их насчитывалось уже 4,3%, или 165,9 тыс. чел. Если обратиться к данным крупных городов, в частности Новосибирска, то рост "лишенцев" во второй половине 20-х гг. был значительным: в 1925 г. - 1 тыс. чел., в 1927 г. - 3,3 тыс. чел. и к 1930 г. - 5,3 тыс., т. е. более чем пятикратное увеличение за пять лет. Произошли и структурные сдвиги в составе новосибирских "лишенцев". В 1925 г. более 90% из них составляли нэпманы, в 1927 г. более 1/3 "лишенцев" относились к лицам умственного труда - священнослужителям, бывшим белым офицерам, административно-ссыльным и др. Лишение избирательных прав влекло за собой целый спектр последующих дискриминаций - увольнение с работы, выселение из квартиры, введение дополнительных налогов, исключение детей-студентов из учебных заведений и т.д. Перед целыми категориями работников умственного труда закрывались социальные перспективы на будущее.

Высылка и ссылка (по суду и во внесудебном (административном) порядке) также непосредственно затрагивали судьбы тысяч специалистов. Восстановленные в 1922 г. административная высылка и ссылка противников режима в отдаленные районы страны (реже - за границу) своим воссоз-

данием в значительно степени была "обязана" интеллигенции, против которой большевики предприняли ряд скоординированных карательных акций - от широко известной высылки за границу более 160 крупных ученых и политических деятелей до ссылки в Сибирь и районы Европейского Севера страны ряда участников Всероссийского съезда врачей и активных членов социалистических партий (меньшевиков, эсеров, анархистов), священнослужителей и т.д. Ориентировочно численность ссыльной интеллигенции и студенчества не превышала в регионе к концу 20-х гг. 1,5-2 тыс. Будучи специфической (маргинальной) группой, ссыльная интеллигенция стала частью интеллектуального потенциала Сибири (ссыльные участвовали в работе кооперации, в сферах образования, здравоохранения и т.д.).

"Чистки" 20-х гг. являлись еще одним инструментом социально-профессиональной дискриминации специалистов. Наиболее значительной в годы НЭПа была кампания по "чистке" госучреждений и аппаратов общественных организаций 1924 г. Подлежащие увольнению из аппарата служащие делились на три категории. "Вычищенным" по первой категории запрещалась работа в советском аппарате, они лишались права на выходное пособие, пенсионное обеспечение, исключались из профсоюзных и других общественных организаций, ставились на биржах труда на особый учет, что исключало их работу в госорганах и на предприятиях, уволенным по второй категории было запрещено работать в данном учреждении, но разрешено - в других местах. "Вычищенным" третьей категории запрещалось занимать ответственные должности, они понижались в должности в этом же учреждении, или направлялись в другие места. Всем этим категориям работников предоставлялось право на подачу апелляции. В процессе чистки 1924 г. из госаппарата Сибири было удалено 4,7 тыс. чел. или 11,2% от числа проверенных комиссиями служащих (42 тыс. чел.). "Вычищенные" становились маргинальной группой, численность которой на протяжении 20-х гг. возрастала. Жертвы "чистки" становились весомой группой в составе безработных Сибири. По данным бирж труда только в городах Сибири в середине 20-х гг. насчитывалось не менее 50 тыс. безработных. Безработными являлись более 7% самодеятельного населения городов. Основная группа безработных, помимо рабочих ликвидированных учреждений и предприятий, была представлена государственными служащими, уволенными по сокращению штатов или "вычищенными" из з'чреждений. Их удельный вес колебался в различные годы НЭПа от 1/2 до 2/3 среди регистрирующихся на биржах труда в сибирских городах. Значительную часть служащих составляли мало квалифицированные элементы. Однако по мере ужесточения дискриминационных мер часть "вычищенных" по политическим мотивам несмотря на высокую квалификацию, получила полный запрет на работу в госучреждениях (1,8 тыс. чел. после "чистки" 1924 г.). "Лишенцы", при очередном пересмотре списков безработных нередко снимались с учета на биржах труда. Так на протяжении 20-х гг. складывалась иерархия дискриминационных мер, используемых режимом против целых

групп и категорий интеллигенции, которые становились маргиналами. Процесс маргинализации интеллигенции со второй половины 20-х гг. приобретал в сибирской провинции все большие масштабы.

Мировоззрение и настроение различных групп интеллигенции в нэповский период не оставались статичными и подвергались эволюционным изменениям. Общепризнано, что доминирующим идейным течением в эти годы в среде лиц умственного труда являлось сменовеховство. Будучи достаточно широким, оно объединяло вокруг себя многих бывших противников большевизма, сходившихся тем не менее на признании советской государственности и необходимости профессионального сотрудничества с советскими органами. Это, в свою очередь означало, что с признанием интеллигентами новых политических реалий традиционный подход к делению специалистов и служащих на категории "сторонники - нейтралы - противники большевизма" был уже недостаточным, чтобы только на его основе строить свои взаимоотношение с властью.

С окончанием гражданской войны "водораздел" внутри интеллигенции действительно перестал проходить только по политическим основаниям. Стержневыми становились проблемы социального положения и профессиональной деятельности данного слоя - границы (пределы) вмешательства "сверху" в сферу труда специалистов, социальный статус последних, материально-правовая защита их интересов и т.д. Именно вокруг этих аспектов, а не собственно прямых политических деклараций шла борьба позиций и мнений.

В годы НЭПа в среде интеллигенции проявлялись тенденции не только дифференциации, но и консолидации интересов. Хорошо известен и описан в литературе механизм управляемой "советизации" мировоззрения и деятельности работников умственного труда. Наряду с ним существовала и проявляла себя, особенно в первый период НЭПа. неформальная профессиональная и социально-психологическая консолидация интеллигенции. Она находила отражение в отстаивании принципов автономности профессиональной деятельности, складывании неформальных группировок, защите материального положения путем участия в забастовочном движении и т.д. Неслучайно, что на нескольких прошедших в 1922 - 1923 гг. общероссийских и региональных съездах и совещаниях медиков, учителей, агрономов, кооператоров и других групп государственная политика в конкретных областях профессиональной деятельности специалистов подвергались критике. Примечательно также, что только к концу 20-х гг. властям удалось разрушить нежелательные для них неформальные консолидационные связи внутри тех или иных групп специалистов.

Таким образом, в годы НЭПа структурные сдвиги в составе и облике лиц умственного труда носили черты переходного состояния. Наряду с определенной стабилизацией в положении так называемых старых специалистов и служащих динамично росла доля новых пополнений интеллигенции через образовательные институты и выдвиженчество. Середина 20-х гг.

стала пиком конструктивных взаимоотношений интеллигенции и структур власти, когда интересы и потребности обеих сторон совпадали в наибольшей степени. Однако наступившая в 1927 г. полоса экономических и политических кризисов показала всю неустойчивость этих взаимоотношений.

III. Интеллигенция Сибири в 1928 - середине 30-х гг.

Для выявления изменений численности и состава регионального отряда интеллигенции важнейшее значение имеет сопоставление материалов Всесоюзных переписей населения 1926 и 1939 гг. Согласно данным переписи 1939 г. численность лиц умственного труда достигла в регионе цифры в1 млн. чел. (1.028.2 тыс. чел.), из которых 585,1 тыс. чел. проживало в городах, а 443,1 тыс. чел. в сельской местности. В Западной Сибири (за исключением Алтайского края и Омской области), прослойка собственно специалистов численно возросла за эти годы в 6,3 раза - с 17,9 тыс. до 114 тыс. чел. При этом отраслевая структура (соотношение групп специалистов) почти не претерпела изменений. Прирост достигался путем "фронтального" увеличения всех профессиональных отрядов. Несмотря на приоритетное развитие отряда производственно-технических кадров в годы двух пятилеток, его удельный вес; поднялся незначительно (с 17% в 1926 г. до 18% в 1939 г.). Основная часть специалистов по-прежнему концентрировалась в сферах культуры, здравоохранения и управления (78,9 % в 1926 г. и 79% в 1939 г.). Вместе с тем темпы роста лиц умственного труда в Западной Сибири в межпереписной период были выше, чем в СССР в целом (630 и 420% соответственно). Как следует из данных Г.А.Докучаева, по такому показателю, как доля категории служащих в социальной структуре населения, восточные районы страны (Сибирь и Дальний Восток) достигли общесоюзного показателя (19,2% и 17,7% соответственно). Это явилось прямым следствием наращивания экономического, в первую очередь, промышленного, потенциала на востоке страны в годы пятилеток.

Высшая школа, сохранявшая ключевую роль в подготовке наиболее квалифицированного слоя работников умственного труда, в годы первой пятилетки претерпела радикальное реформирование. Путем реформы предстояло преодолеть острое противоречие между потребностью в специалистах и способностью вузовской системы в ее тогдашнем виде удовлетворить запросы общественных сфер, в первую очередь, экономики.

В решении проблемы подготовки технических кадров ведущая роль была отведена отраслевым втузам - заведениям с резко выраженной специализацией и с сокращенным до четырех лет сроком обучения. Новые втузы создавались путем деления многофакультетских вузов с последующей передачей их соответствующим наркоматом и ведомствам. Так, в 1930 г. на базе Сибирского технологического института было создано восемь институтов в четырех городах региона - Томске, Омске, Новосибирске, Новокузнецке. На базе Сибирского сельхозинститута организовали четыре вуза (три - в Омске и один -в Красноярске), из Томского и Иркутского университетов в

1930 - 1931 гг. выделились в качестве самостоятельных вузов медицинский и педагогический факультеты.

Исследователями отмечаются двоякие последствия реформы. К позитивным относят расширение сети вузов, их территориального размещения; резкий рост численности обучаемых студентов, а, следовательно, и выпускаемых специалистов с начала 30-х гг.; укрепление связей вузов с материальным производством. Издержки реформы состояли в поспешном и излишнем "дроблении" вузов, создании узкоспециализированных и не оправдавших себя впоследствии учебных заведений, в создании особых условий для втузов за счет университетов, в снижении качества профессиональной подготовки студентов и т.д. Упорядочение сети вузов Сибири, как и по стране в целом, произошло только в 1933 - 1934 гг.

Количественные показатели преобразования вузовской системы отразили стремительное увеличение численности студенчества в годы первой пятилетки и некоторое снижение темпов роста этой группы в годы второй пятилетки. Так, если в 1927/28 уч. г. в вузах Сибири обучалось всего 6,9 тыс. студентов то в 1932/33 уч. г. - 21,1 тыс., а в 1936/37 уч. г. - 25,6 тыс. Удельный вес студенчества восточных районов в составе студенчества РСФСР вырос за этот период соответственно с 7,7% до 8,3% (данные Ф.А.Лукинского). Доля студентов технических вузов в составе сибирского студенчества увеличилась с 28.9% в 1927/28 уч. г. до 46,6% в 1932/33 уч. г.. что свидетельствовало о четкой ориентации вузовской реформы на "втузирование" высшей школы. За эти же годы резко возросла и численность выпускников. В результате только три выпуска, с 1929 по 1931 г., дали более 5 тыс. специалистов, что ненамного меньше, чем за предыдущие девять лет (1920 - 1928). В течение первых двух пятилеток высшая школа Сибири выпустила более 15 тыс. квалифицированных работников.

В процессе формирования отечественной интеллигенции в отмеченный период роль образовательных институтов была двоякой - помимо решения кадровой проблемы специалистов высшей и средней квалификации осуществлялось целенаправленное регулирование социально-политических характеристик облика студенчества путем форсированния "пролетаризации" и "большевизации" высшей школы. Однако, как и в 20-е гг., социальная селекция входила в известное противоречие с интеллектуальной. На "выходе" из системы высшего образования доля рабоче-крестьянской прослойки и членов партии оказывалась ниже, чем на "входе" в нее, и, напротив, доля служащих возрастала. Среди принятых в вузы Сибири в 1932 г. выходцы из среды работников умственного труда составляли 23%, а в составе выпускников вузов в 1937 г. удельный вес этой социальной группы достигал 39% (данные по томским вузам).

В условиях, когда образовательные институты превратились в ведущий источник комплектования кадров специалистов, значение выдвиженчества объективно должно было снижаться. Однако в годы "великого перелома" выдвиженчество вновь проявилось в яркой форме как чрезвычайное

средство решения кадровой проблемы для системы управления. Масштабность выдвиженчества, помимо объективно шедшего процесса мобильности снизу вверх, определялась двумя конкретными факторами - политической кампанией по борьбе с "вредительством" и генеральной "чисткой" госаппарата на рубеже конца 20 - 30-х гг. Благодаря выдвиженчеству предполагалось в краткие сроки произвести замену как части номенклатуры, так и оперативно-технического персонала, непосредственно отвечающего за реализацию спущенных "сверху" установок и заданий. Предпринятые масштабные усилия действительно привели к значительным сдвигам в составе аппарата управления - от государственного до производственного. По завершению "генеральной чистки" 1929 - 1931 гг. в госаппарате Сибири работало уже более 16 тыс. выдвиженцев, или 6% от их общесоюзной численности. В составе советских ответработников и специалистов-хозяйственников Сибири в конце первой пятилетки каждый третий ранее был выдвиженцем (данные Ю.И.Голикова). При этом процесс адаптации и закрепления выдвиженцев в аппаратных структурах сопропождался значительными трудностями, обусловленными низким образовательным уровнем основной массы выдвиженцев, а также, тем противодействием, которое им оказывали различные группы внутри аппаратов управления. Наиболее адаптированными к новым функциям в сравнении с "прямыми" выдвиженцами оказывались так называемые продвиженцы (т.е. уже работавшие служащими на низших или средних должностях), доля которых достигала 1/5 среди выдвиженцев по Сибкраю (данные на 1929 г.).

По данным профсоюзного учета в Сибири летом 192ii г. членами инженерно-технических секций (ИТС) состояли около 7 тыс. специалистов. К началу второй пятилетки численность членов ИТС составляла около 25 тыс. в Западной Сибири и 12 тыс. в Восточной Сибири.

В условиях форсированного наращивания экономического потенциала восточных регионов страны решение острейшей проблемы обеспечения производства специалистами осуществлялось путем сочетания вольного найма, контрактации и мер принудительно-мобилизационного характера. Наиболее ярко это проявилось при комплектовании производственно-технического персонала для Кузнецкого металлургического комбината периода его строительства и пуска (1929 - 1933 гг.). В 1929 г. в управлении строительством завода работало 282 чел., среди них 155 инженеров и техников. Ко времени завершения строительства (конец 1932 г.) численность ИТР составила 2,4 тыс. чел. Столь значительный рост этой группы был достигнут преимущественно благодаря помощи директивных органов - касалось ли это контрактации молодых специалистов или направления в Кузбасс по нарядам партийных, государственных и ведомственных органов. Таким путем КМК в 1930 - 1933 гг. получил 1,3 тыс. квалифицированных ИТР из промышленно развитых районов европейской части страны, более 300 чел. было направлено Запсибкрайкомом ВКП(б) в Кузбасс для комплектования руководящих кадров промышленности. По своему социальному проис-

хождению выходцы из рабочей и крестьянской среды составляли 2/3 ИТР на комбинате в 1932 г., доля молодежи (в возрасте до 32-х лет) равнялась 55%, партийная прослойка выросла с 8,5% в 1930 г. до 28% в 1932 г.

Оборотной стороной форсированного наращивания государством отряда производственно-технических кадров в регионе, особенно в металлургической и каменноугольной промышленности, стали значительная текучесть кадров (на Кузнецкстрое в начале 30-х гг. она составляла до 1/3 ежегодно, аналогичной была ситуация на шахтах Кузбассугля) и высокий удельный вес в составе ИТР практиков. Очевидный рост доли специалистов-практиков среди ИТР имел под собой два основания - покрытие дефицита технического персонала в условиях форсированной индустриализации и осуществление выдвиженчества в состав административно-технического аппарата. К середине 30-х гг. доля практиков среди ИТР основных отраслей индустрии колебалась от 54,5% (КМК) до 62% (Кузбассуголь), т. е. значительно возросла за годы первых двух пятилеток.

Специалисты-практики по своим социокультурным ориентациям имели черты маргинальной группы. Выходцы преимущественно из рабочей среды были более активны и политизированы по сравнению со "старыми" спецами и нередко сознательно стремились дистанцироваться от последних поведением и позициями. Одновременно происходило активное вхождение нового поколения в сферу административно-технической работы на производстве: по данным профсоюзной статистики среди членов инженерно-технических секций ИТС в середине 1930-х гг. группа со стажем работы до пяти лет составляла 40%. С данным фактором связано и значительное возрастание партийно-комсомольской прослойки среди членов ИТС - с 9% в 1928 г. до примерно 29% в 1935 г. Учитывая обстоятельство, что и молодые специалисты, недавние студенты, выходцы из среды рабочих и крестьян, также претендовали на политически активную роль среди ИТР, возможности для консолидации внутри данного отряда оставались нереализованными и к середине 30-х гг..

Процесс формирования группы научно-педагогических кадров (НПК) протекал в регионе в конце 1920 - первой половине 1930-х гг. не менее динамично. Численность НПК с 1928 по 1934 г. возросла с 0,8 до 2,4 тыс. чел. Социально-демографические характеристики этой группы в 1928 г. отражали итоги предшествующего, своего рода эволюционного периода развития 20-х гг. Доля женщин в составе НПК достигала 20%. Основной возрастной группой являлись лица в возрасте от 40 до 60 лет (30% в Томске и до 50% в Омске и Иркутске). Партийная прослойка в научно-педагогической среде составляла 2 - 3%. Доминирующей- около 90 % - национальной группой были русские. Представители естественнонаучных дисциплин преобладали над обществоведами в пропорции 9:1.

В годы двух первых пятилеток радикально изменяется территориальное размещение и структура научно-образовательного потенциала в регионе благодаря значительному наращиванию здесь сети вузов и отраслевых

научно-исследовательских учреждений. На фоне трехкратного увеличения группы в целом к середине 30-х гг. почти на 10%, (с 20 до 30%) возросла доля женщин. Возрастная группа до 30 лет составила около 30% (в 1929 г. -22%). Более разнообразным стал спектр научных дисциплин, где вырос удельный вес представителей прикладной или технической науки (32,1% против 21% в 1929 г.). Шло нарастание и партийно-комсомольской прослойки в составе НПК (более 20% к середине 30-х гг.).

Весьма важно выяснить черты общего и особенного в развитии в зги годы региональных отрядов НПК и ИТР, имевшего десятикратно большую численность. Сходство состояло в том, что оба отряда своим форсированным развитием были обязаны насущным социальным потребностям. Рост масштабов и усложнение производства влекли за собой необходимость в его научном и техническом обеспечении. Сходный характер имели социально-демографические и политические изменения внутри данных отрядов: расширялась социальная база комплектования новых кадров науки и техники, росли масштабы вовлечения женщин и групп молодых специалистов в составах НПК и ИТР, увеличивалась политически активная прослойка коммунистов и комсомольцев. Однако существовал и ряд отличий в источниках и формах пополнения НПК и ИТР в эти годы. Процессы смены поколений более динамично протекали в производственно-технической среде. Подготовка работников науки и высшей школы требовала больше времени. Соответственно ниже были показатели "советизации" научных и научно-педагогических кадров. Директивные формы комплектования НПК не приобрели столь значительных масштабов, как в случае с ИТР. Опыт переброски сотрудников центральных отраслевых НИУ для работы в сибирских филиалах в годы первой пятилетки оказался неудачным, равно как не осуществились и проекты создания здесь филиалов Академии наук.

Конец 20-х гг. ознаменовался резким изменением партийно-государственной политики в отношении интеллигенции. Переход от "мягких" форм и методов воздействия на слои и группы специалистов к "жестким" имел точкой отсчета так называемое Шахтинское дело весны -начала лета 1928 г.

Общие причины всплеска и широкомасштабного проявления антиинтеллигентских ("спецеедческих") настроений и действий очевидны. Как и в период революционных потрясений 1917 - 1918 гг., новое обострение социально-политических противоречий нашло свое проявление в конфликтах социокультурного характера - между основной массой трудящихся и работниками умственного труда, значительно интегрированных к этому времени в различные звенья аппарата управления. Беспартийные специалисты к концу 20-х гг. продолжали занимать достаточно весомые "командные высоты" во всех сферах управления - от армии до науки и высшей школы. Немаловажное значение имел и-все нараставший конфликт поколений и интересов внутри самой интеллигенции. Механизм социальной мобильности, усиленный и подкрепленный политикой большевиков, способствовал уско-

репному формированию категорий выдвиженцев и "красных" спецов, политические и социокультурные ориентации которых не соответствовали традиционно культивировавшимся в среде интеллигенции ценностям (приоритет профессионализма перед партийно-классовыми установками, стремление к автономности деятельности в рамках специальности, аполитичность и т.д.).

В росте "спецеедства", последовавшего весной - летом 1928 г. в связи с началом Шахтинского процесса, партийно-государственные органы традиционно обвиняли "низы", рабочую массу. Однако фактически кампания была развязана и поддерживалась "сверху" номенклатурой. Примечательно, что в случаях, когда репрессии против ИТР грозили перебоями и кризисами на производстве, их масштабы сокращались, давались директивы к пересмотру судебных дел в сторону смягчения приговоров или полного освобождения обвиняемых. В Кузнецком округе более половины дел, возбужденных против специалистов в 1928 г., было прекращено или завершилось оправданием ИТР. Из 54 дел на лиц административно-технического персонала Томской железной дороги, привлеченных к суду в 1927 - 1928 г., 60% дел завершилось их прекращением или оправданием И ГР. Так продолжалось и в последующие годы. В 1931 - 1932 гг. в ходе прокурорских проверок в Восточно-Сибирском крае было оправдано за необоснованностью обвинения около 1/3 привлеченнь!х к суду специалистов-производственников.

Массовые кампании, аналогичные "шахтинской", в последующие годы коснулись научно-педагогических работников" ("дело академиков"), специалистов-аграрников ("дело ТКП") и других групп. Механизм их осуществления был типичен, и прямым репрессиям отводилась важная, но не решающая роль. Основная цель заключалась во внесении в среду специалистов раскола, дифференциации, чтобы тем самым добиться установления более всеобъемлющего и эффективного контроля над мировоззрением и деятельностью основной массы специалистов.

На протяжении 20-х гг. в среде интеллигенции происходило накопление "критической массы" политически активных групп, в первую очередь партийно-комсомольской прослойки. В годы "великого перелома" был запущен механизм форсированного создания собственно "советских" организаций типа ВАРНИТСО, на которые, наряду с комячейками возлагались задачи установления контроля над группами интеллигенции изнутри. Неслучайно, что одновременно с этим закрывались традиционные организации интеллигенции, в котором сторонники режима не имели доминирующего влияния (так, в частности, под видом "самороспуска" в 1931 г. была закрыта крупнейшая в Сибири краеведческая организация - Общество изучения Сибири).

Среди официально инициированных и масштабных кампаний, напрямую затронувших социальное и профессиональное положение значительных групп специалистов в эти годы, особое место занимала так называемая

генеральная чистка аппаратов управления 1929 - 1931 гг., которая по своим масштабам превосходила все предыдущие. Всего по звеньям аппарата в Сибири было "вычищено" около 15 тыс. чел., или 16,3% от численности прошедших проверку служащих, которые в своей работе непосредственно соприкасались с основной массой населения (земельные, финансовые, кооперативные, судебные, административные). Официально провозглашалась установка брать критериями оценки качества работы, однако фактически к ним приравнивались социально-политические признаки (происхождение, прошлая деятельность и др.). "Вычищению" в первую очередь подлежали группы "бывших", "лишенцев", ссыльных, среди которых доля специалистов была традиционно высокой. Поэтому "чистки" личного состава советского аппарата напрямую затрагивали положение и интересы его интеллектуального слоя. Об этом можно судить по составу категории "вычищенных" (данные Ю.И.Голикова). В ней доля лиц, имевших образование выше среднего, составила около 30% (в том числе высшее - 9,3%), 50,7% - те, кто еще до 1917 г. состоял на государственной службе. По критерию профессиональной и должностной принадлежности 1/4 "вычищенных" относилась к специалистам высшей и средней квалификации: работники земельных органов и местного хозяйства - 8,4%, ИТР - 5,9. работники административных и судебных органов - 5,7, работники сфер образования, здравоохранения, культуры - 5,2%.

Среди мотивов для "чистки" оценка собственно деловых качеств являлась основной только в трети случаев, также около трети "вычищенных" теряла работу по чисто социально-политическим мотивам - "искривление классовой линии", "антисоветская деятельность и настроения", "антисоветское прошлое" и т.д. В остальных формулировках указывались "смешанные" мотивы.

Хотя кампания "чистки" и не носила явно выраженного антиинтеллигентского характера, а в определенной степени достигала своих прямых целей (изъятие контингента людей, явно неспособных к работе, бюрократов, разложившихся элементов), условия работы для значительных групп специалистов усложнились. Многие из "бывшие" потеряли работу или были понижены в должностном статусе. Резко сужались возможности сохранения должностей для служащих с дореволюционным стажем, бывших белых офицеров, бывших священнослужителей и др.

"Чистки" и лишение избирательных прав были, однако, только начальным звеном в цепи социально-политических дискриминаций, которые органично переходили в прямые репрессии. События конца 20 - начала 30-х гг. ознаменовали собой переход к новому этапу в развитии государственной репрессивной системы. Положение специалистов внутри последней разным: одни из них пополняли контингент мест заключения (тюрем, колоний, лагерей), другие составляли вольнонаемный персонал.

Одним из наиболее значительных территориальных подразделений ГУЛАГа являлся СибЛАГ, особенно бурный рост численности которого

происходил в 1930 - 1933 гг. По имеющимся данным к середине 30-х гг. только в Западной Сибири находилось 500 тыс. заключенных лагерей, колоний и спецпереселенцев.

Расширение лагерно-комендатурной сети в столь значительных размерах потребовало экстраординарных мер по ее насыщению специалистами различного профиля. Собственно лагерную инфраструктуру обслуживал персонал, доля которого по штатам достигала до 10% от существовавшего контингента заключенных. Среди административного персонала и специалистов, работавших в Управлении СибЛАГа и на периферии (в отделениях и лагерных пунктах) вольнонаемные составляли 40%, остальные места заполнялись заключенными.Не менее остро встала проблема кадров специалистов различных профессий при создании сети комендатур для спецпереселенцев.

По данным только по трем профессиональным группам - учительство, производственно-технические и сельскохозяйственные специалисты, а также медики - на обслуживании комендатур Нарымского края в первой половине 30-х гг., было занято почти 450 представителей репрессированной интеллигенции. Всего же на территории Сибири, с учетом находящихся здесь и так называемых южных комендатур (Кузбасс) и комендатур в Восточной Сибири, эта группа была предположительно вдвое больше. С учетом же отмеченных выше контингенгов специалистов-заключенных, работавших непосредственно в лагерях есть основания констатировать наличие в исследуемый период в Сибири особой, маргинальной,группы репрессированной интеллигенции, потенциал которой использовался карательной системой.

Феномен ГУЛАГа состоял в частности и в том, что вольнонаемные специалисты, закрепляясь в карательной системе,- воспринимали господствовавшие здесь установки и психологию, а часть репрессированных по отбытии срока заключения сознательно оставалась работать в данной системе. Влияние ГУЛАГа на психологию и профессиональную деятельность специалистов региона нельзя сводить только к появлению указанных групп. Поскольку принудительный труд использовался во всех основных секторах экономики Сибири, зависимыми от карательной системы становились тысячи специалистов в шахтах, леспромхозах, приисках, промышленном и транспортном строительстве и т.д.

Политические ориентации групп специалистов традиционно являлись предметом самого пристального внимания различных органов - партийных, советских, профсоюзных, ГПУ.Сохранялась прямая связь между принятыми критериями деления специалистов на те или иные категории и представлениями и ожиданиями "верхов" о расстановке социальных сил в обществе. Создавались различные,в том числе и упрощенные классификационные схемы. Так, весной 1928 г. Иркутским окр. КК ВКП(б) были выделены следующие группы внутри научно-педагогических кадров города: "1. Враждебно настроенные в отношении соввласти - 33%, 2. С личными академическими взглядами (аполитичные) - 4%, 3. Советски настроенные

(приспособляющиеся) - 17%, 4. Обывательщина - 40%, 5. Идейно советски настроенные (партийцы и комсомол) - 6%".

Таким образом, к началу "великого перелома" официальная трактовка политического облика интеллигенции сводилась к формуле - "близкие" составляли меньшинство, а "чуждые"и "обыватели" - большинство работников умственного труда. Об объективности оценочных суждений партийно-государственных органов говорить не приходится. В данной ситуации реальному измерению подвергались только очевидные параметры, в первую очередь членство в партии и общественных организациях. Неслучайно, что доля "советских" групп среди НПК Иркутска точно совпадала с данными о партийно-комсомольской прослойке (6%) среди научных и вузовских работников. Суждения же о "чуждости" большинства специалистов советскому строю строились на зыбкой основе, из сведений об их социальном происхождении, прошлой профессиональной и политической деятельности, устных высказываний, сбором которых активно занимались самые различные структуры - от ОГПУ до партийных ячеек. Представляется, что негативные оценки о преимущественно "враждебных" и "чуждых" существующему строю ориентациях специалистов в конце 1920-х гг. несли в себе печать конъюнктурных преувеличений. Однако осторожности требует и оценка феномена публичных и, зачастую, массовых политических деклараций о поддержке советского строя, которые звучали на съездах специалистов со второй половины 20-х гг. Весьма сильными в среде "старых" кадров были ориентации аполитичности и конформизма, взаимно дополнявшими друг друга.

Анализ же совокупных изменений, происшедших в социально-политическим облике региональной интеллигенции в годы "Великого перелома", позволяет констатировать, что "советизация" работников умственного труда, под которой понимались политическая поддержка советского государственного строя и профессиональная деятельность по его укреплению, к середине 1930-х гг. стала реальностью. Однако провозглашенная коммунистическими лидерами страны идейная консолидация интеллигенции не была достигнута: внутри отрядов специалистов сохранялись социальные, психологические и иные различия и противоречия между "старыми" и "красными" спецами, а также частично замещавшими первых и вторых в ходе перманентных "чисток" и политических кампаний выдвиженцами.

Заключение

С конца XIX - начала XX в. шел интенсивный процесс формирования сибирского отряда российской интеллигенции. Об этом свидетельствовали складывание в Сибири системы высшего и среднего специального образования, превращение основных интеллектуальных профессий из немногочисленных, корпоративных, в массовые, значительное расширение социальных

источников пополнения слоя лиц умственного труда, развитие форм консолидации слоя на основе профессиональной и внепрофессиональной деятельности.

В ходе революционных событий в 1917 г., а затем и ожесточенной гражданской войны произошли значительные изменения численности, социального облика и политических ориентации интеллигенции региона. На сферы интеллектуального труда воздействовал целый комплекс негативных экстремальных факторов, среди которых главной была экономическая и политическая нестабильность (смена нескольких режимов). Вместе с тем менявшиеся государственные режимы, несмотря на различные политические ориентации, были объективно заинтересованы в функционировании экономической и социально-культурной инфраструктуры региона. Сочетание государственной поддержки с инициативой местной общественности позволило в эти годы даже расширить сеть образования в Сибири.

Завершение гражданской войны в начале 20-х г. поставило проблему скорейшего восстановления и эффективного функционирования интеллектуального потенциала страны и сибирского региона. Одним из факторов, смягчивших остроту прямых и косвенных потерь интеллигенции в предшествующий период, была сыгравшая в целом в тех конкретно-исторических условиях позитивную роль политика государственного регулирования процессов профессиональной деятельности специалистов, их учета.

Аналогичную функцию выполняли интенсивно развивавшиеся в первой половине 20-х гг. процессы социальной и профессиональной мобильности. Происходила демилитаризация труда части специалистов и возвращение их к прежним занятиям в гражданских секторах экономики и культуры. Ряды "служилой" интеллигенции пополнялись образованной частью так называемых бывших (офицерство, чиновничество, священнослужители, дворянство и т.д.). Вместе с тем указанные восстановительные процессы протекали на фоне ухудшения ряда качественных характеристик интеллектуального слоя. Происходило снижение профессионально-квалификационного уровня нового поколения специалистов в сравнении с получившими дореволюционное образование. Шло изменение мотивации интеллектуального труда, где ведущее ранее положение профессиональной этики стало заменяться политико-идеологическими ценностями. Поощряемое "сверху" выдвиженчество частично влекло за собой вытеснение профессионалов, замещение последних практиками. Возрастали масштабы и становились более разнообразными формы маргинализации - "чистки", "лишенчество", высылка и ссылка.

Годы "великого перелома" были отмечены тенденцией форсированного наращивания интеллектуального потенциала, связанного с резким возрастанием масштабов подготовки кадров и выдвиженчества. Значительно возросла интенсивность всех видов мобильности интеллигенции с одновременным усилением над ней партийно-государственного контроля. Приоритет отдавался научному и техническому обеспечению крупнейших эко-

номических проектов (новое промышленное и транспортное строительство - УКК, БАМ и др.) для чего не без помощи мобилизационно-принудительных мер привлекались специалисты как местные, так и из других регионов страны. Завершилось огосударствление интеллектуального труда и сведение до минимума категории "лиц свободных профессий". Одновременно расширялись границы использования принудительного труда.

К середине 1930-х гг. процесс трансформации интеллигенции от традиционного к новому, советскому типу в регионе, как и в стране в целом, завершился. Для дореволюционной интеллигенции характерными чертами являлись: ее относительная немногочисленность и корпоративность; достаточно высокий социальный статус и престиж специалистов, "лиц свободных профессий"; значительная автономия ряда категорий интеллигенции от институтов власти; широкий спектр мировоззренческих ориентации, от монархизма до анархизма и т.д.

В послереволюционный период радикально изменились как общая социально-политическая обстановка в стране, так и сам механизм формирования и функционирования слоя работников умственного труда: изменились в сторону значительного расширения социальной базы источники и формы пополнения групп специалистов и служащих; произошло значительное усложнение отраслевой структуры интеллигенции; претерпели изменения и наполнились новым содержанием ее социальные функции; столь же значительными были сдвиги в общественном сознании и мировоззрении работников умственного труда.

Теперь интеллигенция стала массовым и самым быстрорастущим слоем советского общества. Одновременно, как следствие всеобщего огосударствления интеллектуального труда, произошла значительная унификация профессиональной деятельности и функций специалистов и служащих. Нивелировались имевшиеся до революции и в первые послереволюционные годы различия и особенности, отличавшие региональные отряды росийской интеллигенции друг от друга. В ходе форсированной "советизации" подверглись стандартизации и мировоззренческие позиции специалистов и служищих. В первой половине 1930-х гг. завершился в основном процесс смены поколений внутри интеллигенции. Данный процесс носил далеко не органичный характер, сопровождаясь резким "вымыванием" так называемых старых спецов в ходе дискриминаций и репрессий. В целом же сложилось определенное соответствие между типом интеллигенции, представленной в основной массе специалистами и служащими новой генерации и советским общественным строем.В то же время социальная неоднородность интеллигенции не только не исчезла, но в ее среде и на новой стадии была воспроизведена дистанция между номенклатурными и маргинальными полюсами.

Список трудов автора по теме диссертации.

1. Монографии, учебные пособия.

1. Интеллигенция Сибири в период борьбы за победу и утверждение Советской власти. - Новосибирск: Наука, 1985 - 255 с. В соавторстве с В.Л.Соскиным.

2. Формирование советской интеллигенции Сибири в переходный от капитализма к социализму период. Учеб. пособие:- Новосибирск: НГУ, 1987.- 91 с.

3. Наука и ученые в Сибири (1928-1941 гг.)/ РАН, Сиб. отд-ние. Ин-т истории. -Новосибирск, 1993.-208 с. Деп. в ИНИОН РАН 22.01.1993, №47603.

2. Брошюры, документальные научные издания.

4. Контент - анализ как метод исследования социальных процессов: опыт применения и перспективы использования историками: Метод, указания,- Новосибирск: НГУ, 1985,-42 с.

5. СССР в 1920-30-е годы: альтернативы и реалии: Метод, указания.- Новосибирск: НГУ, 1990.-. 35 с.

6. Бухарин Н.И. Путь к социализму. Документальное научное издание (сост., авт.предисл., коммент.) - Новосибирск: Наука, 1990.- 434 с. В соавторстве с В.П.Даниловым.

7. Судьбы русской интеллигенции. Дискуссии 1923-1925 гг. Документальное научное издание (сост., авт. предисл.) - Новосибирск: Наука, 1991,- 222 с.

3. Статьи, тезисы.

8. Об историко-партийном подходе к проблеме "революция и сибирская интелли-генция'У/Вопросы историографии и источниковедения истории партийных организаций Сибири,- Новосибирск: НГУ, 1975,- С.32-44.

9. Привлечение старых специалистов на сторону Советской власти в ходе ликвидации буржуазных земств// Бахрушинские чтения,- Новосибирск: НГУ, 1975.- С.3-7.

10. Печать Западной Сибири в первый период Советской власти и политические позиции интеллигенции (опыт контент - анализа)//Вопросы библиотечного дела, библиографии и истории книги в Сибири и на Дальнем Востоке.- Новосибирск: ГПНТБ СО АН, 1975. Вып.25.-С.250-269.

11. Организации томской интеллигенции в 1917 г.//Некоторые вопросы древней и современной истории Сибири.- Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1976.- С.70-79.

12. Преодоление Советами Западной Сибири контрреволюционного саботажа части чиновничества// Бахрушинские чтения.- Новосибирск: НГУ,1977.-С.З-7.

13. Организации сибирской интеллигенции и ее политические позиции в период борьбы за победу и упрочение Советской власти//Изв. Сиб. отд-ния АН СССР, №11. Сер. обществ, наук.-1977 - Вып.З.- С.31-38. В соавторстве с В.Л.Соскиным.

14. Октябрь и политические позиции интеллигенции Сибири (к историографии проблемы)//Партийные организации Сибири и Дальнего Востока в период Октябрьской революции и гражданской войны.- Новосибирск: НГУ, 1978.- С.20-33. В соавторстве с В.Л.Соскиным.

15. Октябрь и политические позиции интеллигенции Сибири//Советская интеллигенция и ее роль в коммунистическом строительстве в СССР: Тез. докл.- Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1979,- Ч. 1 .-С. 114-120.

16. Численность и состав интеллигенции Сибири накануне 1917 г.//Великий Октябрь и социалистические преобразования в Сибири,- Новосибирск: Наука, I980.-C.38-45.

17. Классовая борьба за интеллигенцию Сибири в 1917-1918 гг. как проблема современной историографии//Сибирь в прошлом, настоящем и будущем. Тез. докл.- Новосибирск: ИИФиФ СОАН, 1981,- Вып.2.- С. 146-149.

18. Политическое размежевание старой интеллигенции в первый период Советской власти//Проблемы истории революционного движения и борьбы за власть Советов в Сибири (1905-1920).-Томск: ТГУ, 1982,-С. 186-193.

19. Участие учительства в политическом просвещении масс как форма сотрудничества старой интеллигенции с Советской властыо//Образование и наука в Сибири: история и современность: Тез. докл.-Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1983.-С.15-17.

20. Источники по изучению политических ориентации интеллигенции Сибири в период революции и гражданской войны//Вопросы методологии, историографии и источниковедения: Тез. докл.- Томск: ТГУ, 1984,- С. 101-103. В соавторстве с А.Л.Посадсковым.

21. Периодическая печать Сибири в период Октября в системе политической пропаганды. К постановке проблемы и методов исследования//Книжное дело Сибири и Дальнего Востока в годы строительства социализма.- Новосибирск: ГПНТБ СО АН. 1984,- С.155-184.

22. Политическое самоопределение интеллигенции Сибири летом 1918 г.//Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке (1917-1922).-Новосибирск: Наука, 1985,- С.210-220.

23. Об особенностях борьбы за интеллигенцию в восточных районах страны (1917-1920)//Интеллигенция и революция. XX век.- Москва: Наука, 1985,- С.217-224. В соавторстве с В.Л.Соскиным.

24. Кадры специалистов Сибири на этапе осуществления первых социалистических преобразований//Социально- культурные процессы в Советской Сибири: Тез. докл,-Омск: ОмГУ, 1985,- С.36-38.

25. Съезды интеллигенции Сибири в 1917 г. в газетных материалах (некоторые принципы анализа)//Октябрь и гражданская война в Сибири. История. Историография. Источниковедение.-Томск: ТГУ, 1985.- С.66-85.

26. Анкеты как источник для изучения состава научных кадров Сибири середины 1920-х гг.//Развитие науки в Сибири: методология, историография, источниковедение.-Новосибирск: Наука, 1986.- С.203-206. В соавторстве с М.В.Кликушииым.

27. Кооперация деятельности интеллигенции в изучении Сибири//Исторический опыт освоения Сибири: Тез. докл.- Новосибирск: ИИФиФ СО АН 1986.- Вып.2.- С. 137139.

28. Интеллигенция Сибири: путь к социализму (проблемы и задачи изуче-ния)//Великий Октябрь и социалистические преобразования в Сибири: Тез. докл.- Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1987,- С.127-129. В соавторстве с В.Л.Соскиным.

29. Большевики Сибири и интеллигенция в 1917 году (некоторые проблемы изучения)// Большевики Сибири в борьбе за победу социалистической революции. - Новосибирск: НГУ, 1987. - С. 29 - 41.

30. Общественные формы организации науки в Сибири во второй половине 20-х гг.// Формы организации науки в Сибири. - Новосибирск: Наука, 1988, - С. 120 - 144.

31. К изучению организационных аспектов планирования НИР в Сибири на рубеже 20 - 30-х гг.// Историография и источники изучения исторического опыта освоения Сибири. Тез. докл. - Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1988. - С. 166 - 167.

32. Культурная революция и духовный прогресс.// Историки спорят. - М.: Политиздат, 1989. - С. 335 - 379. В соавторстве с Л.Ф.Лиссом, В.Л.Соскиным, Б.С.Илизаровым.

33. Н.И.Бухарин: некоторые проблемы изучения наследия.// Изв. СО АН СССР. Сер. истории, филологии и философии. - Новосибирск, 1989. - Вып. 2. - С. 3 - 10. В соавторстве с Г.А.Антиповым.

34. Развитие органов планирования науки в Сибири в 1926 - 1932 гг.// Социально-исторические аспекты организации науки в Сибири. - Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1989.-С. 27 - 37.

35. Диалог через пропасть (к 60-летию первого пятилетнего плана)// ЭКО. - 1989. -№ 5. - С. 15 - 22. В соавторстве с В.П.Бусыгиным.

36. Маргинальность интеллигенции послереволюционного периода как исследовательская проблема// Исторический опыт социально-демографического развития Сибири: Тез. докл. - Новосибирск: ИИФиФ СО АН 1989. - С. 12-13.

37. Культурная революция и сталинизм (круглый стол)// Изв. СО АН СССР. Сер. истории, филологии и философии. - Новосибирск, 1990. - Вып. 1 - С. 16 - 18.

38. Социальная типология интеллигенции в первое послеоктябрьское двадцатилетие//Актуальные проблемы истории советской Сибири. - Новосибирск: Наука, 1990. - С. 169- 180.

39. Маргиналы в послереволюционном обществе: социокультурные характеристики// История культуры советского общества.: Тез. докл. - Омск, Ом ГУ, 1990. - С. 8-10.

40.Проблемы интеллигенции в идейно-политической борьбе (опыт анализа дискуссии середины 20-х гг.)// Интеллигенция: в системе социально-классовой структуры и отношений советского общества. - Тез. докл. Кемерово: Кем ГУ, 1991. - Вып. 2 - С. 9 - 11.

41. Наука и общество (круглый стол)// Известия СО АН СССР. Серия истории, филологии, философии. - Новосибирск, 1991. - Вып. 1. - С. 10 - И.

42. Кадры науки Сибири в 1931 г. (по материалам профессиональной переписи)// Кадры науки советской Сибири. Проблемы истории. - Новосибирск: Наука, 1991.-С. 107121.

43. Ученые и политический режим в 30-е годы (по материалам Западной Сибири)// Там же. - С. 121 - 135. В соавторствес Г.П. Сергеевых.

44. После войн и революций: интеллигенция в 20-е гг.// Россия нэповская: политика, экономика, культура. Тез. докл. - Новосибирск: ИИ СО АН, 1991. - С. 195 - 197.

45. По ком звонит колокол (послесловие к реферату книги М.Поповского "Управляемая наука")//ЭКО. - 1991.10.-С. 180- 189.

46. Анатомия одной идеологической кампании: "лузинщина" в Сибири// Советская история: проблемы и уроки. - Новосибирск: Наука, 1992. - С. 198 - 220. - В соавторстве с М.В.Кликушиным.

47. Социальный статус ученых в годы "Великого перелома"// Роль науки в освоении восточных районов страны: Тез. докл. - Новосибирск: ИИ СО АН, 1992. - С. 162 -164.

48. Политика социальной дискриминации в отношении интеллигенции в 1920-е гг.// Интеллигенция в советском обществе. - Кемерово: Кем ГУ, 1993. - С. 78 - 88.

49. Специалисты в СибЛАГе (первая половина 1930-х гг.)// Поиск новых подходов к изучению интеллигенции: проблемы теории, методологии, источниковедения и историографии: Тез. докл. - Иваново: Ив ГУ, 1993. - С. 308 - 309.

50. Высылка и ссылка интеллигенции как элемент советской карательной политики (1920-е - нач. 1930-х гг.)// Дискриминация интеллигенции в послереволюционной Сибири (1920- 1930-е гг.). - Новосибирск: ИИ СО АН, 1994.-С. 24-60.

51.Политическая ссылка в 1920-е гг.: некоторые проблемы и задачи изучения// Социально-политические проблемы истории Сибири ХУП-ХХ вв.-Новосибирск: НГУ,1994-С.60- 72.

52. Власть и общественное движение в России ( 1921 - 1922)// Интеллигенция: проблемы гуманизма, народа, власти. Тез. докл. - Москва; Улан-Удэ: 1994 - Ч.Ш. - С. 78 - 84.

53. От гражданской войны к гражданскому миру: интеллигенция в начале 1920-х гг.// Интеллигенция в России: уроки истории и современность. Тез. докл. - Иваново: ИвГУ, 1994.-С. 168- 170.

54. Макс Гельц ч Евгений Тимофеев: несостоявшийся обмен политическими заключенными// Гуманитарные науки в Сибири. Сер. отечественной истории. - Новосибирск, 1994 - Вып. 2. - С. 59 - 66.

55. Интеллектуальный труд в России в первой трети XX века (проблемы изучения)// Российская интеллигенция: XX век: Тез. докл. - Екатеринбург: УрГУ, 1994. - С. 70 -

Подписано к печати 24/05/1995 Формат 60x841/16 Печ. Л. 2,5 Тираж 100 ЭКЗ. Заказ № 5Г Типография НОЗ ПТСиС