Социокультурные метаморфозы утопизма

Бакулов, Виктор Дмитриевич

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Социокультурные метаморфозы утопизма

Год: 2003
Автор научной работы: Бакулов, Виктор Дмитриевич
Ученая cтепень: доктора философских наук
Место защиты диссертации: Ростов-на-Дону
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

Диссертация по культурологии на тему 'Социокультурные метаморфозы утопизма'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социокультурные метаморфозы утопизма"

На правах рукописи

БАКУ ЛОВ ВИКТОР ДМИТРИЕВИЧ

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ УТОПИЗМА

24.00.01 - теория и история культуры 09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук.

Ростов-на-Дону - 2003

Работа выполнена на кафедре социальной философии и философии права факультета философии и культурологии Ростовского государственного университета.

Научный консультант:

доктор философских наук,

профессор Ерыгин Александр Николаевич

Официальные оппоненты:

доктор философских наук,

профессор Федотова Валентина Гавриловна

доктор философских наук,

профессор Режабек Евгений Ярославович

доктор философских наук,

профессор Несмеянов Евгений Ефимович

Ведущая организация:

Российский институт культурологии Министерства культуры Российской Федерации

Защита состоится « 23 » октября 2003 г. в 14. 00 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 208.11 по философским наукам при Ростовском государственном университете по адресу: 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. Нагибина, 13, ауд. 427.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Ростовского государственного университета по адресу: г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148.

Автореферат разослан

Ученый секретарь диссертационного совета

Заковоротная М. В.

2©о.М

"Т

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

АКТУАЛЬНОСТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ. Переживаемая современным человеческим сообществом историческая эпоха, ознаменованная переходом к новому тысячелетию, не могла не наложить своего определяющего отпечатка на теоретическое сознание и обыденное мышление, критическую рефлексию и социально-психологические чувства современников, строй их образно-художественного восприятия действительности. Связанные с осознанием этого особого исторического и социального времени размышления направлены не на внешнесобытийные, частные и преходящие вопросы, политическую злобу дня, а, напротив, затрагивают глубинные проблемы жизнедеятельности социума, выявляют самые значимые тенденции в развитии человеческого сообщества, задают классификацию его культурно-цивилизационной представленности, обращаются к глобальным и наиболее острым темам.

Подведение итогов прошлого в жизнедеятельности общества и поиски новой системы духовных и культурных ценностей, моделей более совершенного социального и политического устройства определяют особый интерес к утопии и утопизму как способам и формам переоценки ценностей и поисков моделей наиболее совершенного общественного и государственного устройства, придают особую значимость и актуальность культурфилософской разработке всей связанной с утопией проблематики. При этом наиболее наглядно проявляется то, что утопия и утопическое сознание представляют собой достаточно важные, можно даже сказать решающие способы и формы этой переоценки и этих поисков. Обращенная к идеалам в абсолютной форме их выражения, к высшим ценностно-мировоззренческим ориентирам, образам всесовершенства и гармонии, утопия обладает наиболее значимыми средствами для осмысления сложных социально-исторических процессов современности и сама выступает как форма развития «социологического воображения» (Е. Шацкий), «конструирования новой, более лучшей реальности» (В.А. Чаликова), представляет собой способ целостного, «синоптического» мышления (Л. Мэмфорд) и т.п.

Г »ОС НАЦИОНАЛЬНАЯ | БИБЛИОТЕКА

1 О» ДОВ^ а«т ДД/.

«гипертрофированный футуризм» (В.Г. Хорос), или, по меткому выражению В.А. Лекторского, «критика настоящего с позиций образа будущего, не укорененного в действительности», «перфектибилизм», или вера в возможность реального достижения всесовершенства (В.А. Лекторский, Е.Л. Черткова); одномерность видения реальности, выражающуюся в первую очередь в том, что утопия представляет собой «трансцендентную по отношению к действительности ориентацию, которая, переходя В действие, частично или полностью взрывает существующий в данный момент порядок вещей» (К. Манхейм), и множество других. Ряд спецификаций утопического сознания, из числа которых в современный период наиболее ярко проявились такие, как антиисторизм, максимализм, (

«господство идеи над жизнью», «логоцентризм» (В.А. Лекторский) и убежденность в возможности «полной рационализации общественной жизни», «натурализация ценностей», «приравнивание ценности к факту» (Г.В. Флоровский), продемонстрировали свое социальное и социокультурное воплощение в определенном числе самых негативных социальных явлений и их последствиях. В связи с этим некоторые исследователи утопии и утопического сознания, не говоря уже об идеологах и политических публицистах, смогли напрямую обвинить утопию в том, что именно она стала духовной предпосылкой социальных коллизий и катаклизмов, революций и войн; рассматривать ее как синоним или обязательный компонент системы взглядов и типов мировоззрения, лежащих в основе тоталитаризма, классовой розни и т. п.

Осмысление этих обвинений, определение степени реальной или мнимой ответственности утопии за утверждение в историческом прошлом и настоящем тоталитарных обществ и диктаторских политических режимов выступает самой насущной проблемой широкого комплекса гуманитарных дисциплин, находится в центре внимания политических дискуссий, выступает важнейшей доминантой общественного сознания и духовной культуры. В этом плане становится все более очевидно, что *

утопия как социокультурный феномен - это своеобразная микромодель, «микрокосм» социокультурной сферы жизнедеятельности людей с их устремленностью к социальным идеалам в абсолютной форме их выражения, полному совершенству общественного и государственного устройства.

утопии, продолжительность ее изучения дают и определенную надежду, надежду на усвоение уроков исторического прошлого и другое, более адекватное понимание природы утопии как социокультурного феномена.

СТЕПЕНЬ НАУЧНОЙ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ. В период 80-х и 90-х годов прошлого столетия в нашей стране наблюдался огромный интерес к утопии и стремительный рост массива исследований посвященных проблемам утопизма и утопического сознания. Из числа отечественных философов и культурологов достигших наиболее значительных успехов в разработке проблематики связанной с утопией, нельзя не отметить Э. А. Араб-Оглы, Э.Я. Баталова, А.И. Володина, Ч.С. Кирвеля, А.И. Клибанова, И.Н. Неманова, И.К. Пантина, С.С. Сизова, A.M. Ушкова, В.Г. Федотову, В. Г. Хороса, В.А. Чаликову, В.П. Шестакова и многих других. Хотелось бы отметить целый ряд авторов, посвятивших свои работы изучению русской утопической мысли: P.A. Гальцеву, А.И. Клибанова, В.А. Малинина, К.В. Чистова и др.

Значительный прирост объема материалов посвященных изучению утопии в настоящее время также дали переводы и публикации работ крупнейших зарубежных исследователей этого духовного феномена, и в первую очередь таких, как М. Вебер, К. Манхейм, Ф. Хайек, JI. Мэмфорд, О. Тоффлер, К. Поппер, П. Тейяр де Шарден, Э. Фромм, Е. Шацкий, У. Моррис, М. Мид, Э. Блох, У. Мур и других. Обращение к истории изучения утопии за рубежом также показало, что одной из важнейших парадигм ее осмысления выступает постулат о ее причастности к родовой сущности и природе человека, ее неустранимости из его духовной и практической деятельности. Такой подход к утопии нашел свое наиболее яркое выражение прежде всего в философском творчестве таких выдающихся мыслителей, как X. Ортега-и-Гассет, П. Тиллих, М. Шелер и др. Известный немецкий мыслитель Э. Блох, которого называли «философом утопии», определял утопию как процесс реализации «принципа надежды», имеющего объективные основания в самой человеческой истории.

Знакомство в этот же период с творчеством таких писателей и социальных мыслителей, как Е. Замятин, А. Кёстлер, Дж. Оруэлл, О. Хаксли и целого ряда других, открыло возможность серьезного анализа, причем без пробелов и изъятий, имевших место ранее, антиутопии как важнейшего художественно-литературный . жанра и формы социальной мысли. Все это позволило рассматривать утопию во всем многообразии ее видов и форм, как важный и неотъемлемый компонент человеческой жизнедеятельности и духовной культуры в целом.

Достигнутые при разработке данных проблем успехи совершенно неоспоримы: феномен утопии всесторонне рассмотрен и отграничен от тесно взаимосвязанных с ним явлений социальной, политической и духовно-культурной жизни, от смежных с ним художественно-литературных жанров; утопия представлена как неотъемлемый и «законный» компонент «проективных» образований сознания и способа мышления, во всем многообразии их проявлений; дан социально-теоретический анализ места, роли и значения утопии в важнейших исторических событиях, в социально-политических процессах, отношениях и ситуациях, в проявлениях духовно-культурной жизни общества; в значительной мере определена степень влияния утопии на историю развития тех или иных стран, народов, географических регионов, культурно-цивилизационных ареалов и даже на общество в целом в различные исторические эпохи.

Вместе с тем, оценивая данный период в изучении утопии в целом, следует отметить, что стремительный прирост массива исследований, хотя и позволил дать обзорную панораму типов, видов, форм и жанров утопии, значительное число связанной с ней проблематики, однако носил преимущественно «экстенсивный» характер, был движением вширь, а не в глубину. Наглядным показателем «экстенсивного» характера современных исследований утопии прежде всего выступает разрозненность • в осмыслении ее отдельных проявлений и сторон, ограниченность* их рамками, причем как в выработке методологии исследования, так и в процессе ее применения в конкретном анализе содержательных спецификаций самого предмета изучения. Такими наиболее значимыми проявлениями, своеобразными ипостасями утопии, в рамках которых сосредоточено основное внимание исследователей, выступают следующие. Во-первых, это опредмеченность утопии в виде целого корпуса текстов произведений, составляющих определенный жанр литературы и социальной мысли. Данная ипостась утопии исследована наиболее полно, именно ей посвящено большинство работ и именно здесь достигнуты наиболее значимые результаты. Во-вторых, это представленность утопии как определенного типа сознания субъектов социально-исторической деятельности, образа мышления и даже способа миропонимания. Такая ипостась утопии наиболее сложна по своему содержанию, воплощена в многообразных формах духовной и интеллектуальной жизни людей. Эта ипостась феномена утопии исследована в гораздо меньшей степени. Примечательно, что в зарубежной литературе ей уделено внимания на порядок больше, чем в отечественной, уже имеются определенные наработки и традиция в изучении утопического сознания и утопического

способа мышления. Здесь важно отметить работы таких зарубежных философов и культурологов, как К. Манхейм, Х.-А. Маравалль, Ф.А. Манюэль и Фр.П. Манюэль, Г. Маркузе, П. Рикер, Р. Рюйе, Ф. Полак, Е. Шацкий, М. Фрай и целый ряд других. В этом отношении хотелось бы особо»отметить работы «Идеология и утопия» К. Манхейма и «Утопия и традиция» Ежи Шацкого, публикация которых в нашей стране позволила сделать значительных шаг в изучении утопии.

Для справедливости необходимо подчеркнуть, что и в отечественной культурологической • и философской мысли имеется целый ряд исследователей, внесших самый существенный вклад в изучение утопического сознания и мышления. К их числу следует отнести Э. Я. Баталова, Г.С. Батыгина, Ч. С: Кирвеля, Е.Е. Несмеянова, С.С. Сизова, В.Г. Федотову, В. А. Чаликову, E.JI. Черткову и целый ряд других.

И, наконец, в-третьих, это проявление утопии как социального феномена. В этой своей ипостаси утопия предстает какг практическая сторона жизнедеятельности социально-исторических субъектов, как важнейший, а зачастую и определяющий компонент социального целеполагания, находящийся в сложном взаимодействии с другими его компонентами, с ментальностью, идеологией, политическим и правовым сознанием. А значит, утопия самым непосредственным образом включается в содержание политических программ, правовых доктрин, системы основных постулатов правящих идеологий, совокупность социокультурных установок и т.д., которые она в той или иной степени определяет, обуславливает.

Одной из числа сложных проблем утопии и продуцирующих ее типа сознания и способа мышления является парадоксальная способность утопических учений к смысловым метаморфозам их основных идей, к содержательной инверсии составляющих эти учения постулатов, максим; к полной переориентации направленности социальных идеалов и ценностно-мировоззренческих установок, выступающих первоначалом утопических построений и определяющих духовные и практические выводы из них.

действительность - идеология, а другая направлена на ее критическое переустройство - утопия.

Понимание природы и причин противоречивой и парадоксальной роли содержания утопических представлений и идей требует, не отвергая ни в коем случае необходимость исследования влияния на них внешних социально-исторических и политических факторов, детерминирующего воздействия экономических и политических ситуаций - осмысления и реконструкции внутренних глубинных содержательных детерминант, обуславливающих трансформацию и превращение того или иного смысла утопических идей и максим в нечто иное, а зачастую противоположное их исходному содержанию даже по своему непосредственному выражению. Такому выражению, при котором, как это было убедительно показано, правда, к сожалению, пока что только в литературно-художественном исследовании феномена утопии, например Ф.М. Достоевским, Е.И. Замятиным, А. Кёстлером, Дж. Оруэллом: свобода превращается в полную несвободу, рабство; равенство в жесткую рангово-кастовую социальную структуру, при полном нивелировании всех индивидуальных задатков и талантов; мир становится войной и т.п.

Эта парадоксальная способность утопии к перевоплощению, смысловым метаморфозам, в большей степени, как мы отмечали, осмысленная в эстетически-художественном ее исследовании, нашла свое определенное выражение и в обыденном сознании, особенно политико-правовом - в частности является довольно расхожим местом в политической публицистике. И в наименьшей степени она зафиксирована и изучена в сфере теоретико-культурологического анализа. Вместе с тем, выражением этого осознания стало использование как в повседневном смысле, например, той же политической публицистике, так и в качестве научного понятия термина «утопизм». Именно при помощи данного понятия в явной илй неявной форме одни утопические построения, в основном в положительной оценке, отделялись от других, оцениваемых противоположным образом. Понятно, что это совершенно не разрешило возникающих в осмыслении утопии парадоксов и проблем. Утопизм в явном или неявном смысле зачастую отождествляется с утопией в целом, либо, однозначно, с любой ее практической направленностью, с ее ролью в качестве компонента духовных предпосылок и основ социально-практической деятельности политических субъектов, субъектов экономико-хозяйственной деятельности, субъектов права. Совершенно ясно, что такое отождествление неправомерно.

Хотелось бы отметить особо тот огромный вклад, который внесли в изучение социального утопизма русские мыслители. Наиболее весом он в

творчестве Ф.М. Достоевского. Условиям возникновения и механизму утверждения утопизма посвящены произведения С.И. Гессена, П.И. Новгородцева, C.JI. Франка. Работа Т.В. Флоровского «Метафизические предпосылки утопизма» представляет' собой целую страницу в его теоретико-методологическом осмыслении.

Уровень единства духовно-культурной ипостаси, на которой утопия предстает как жанр литературы и социальной мысли, как тип мышления, играющий свою важную роль в духовной культуре исторических субъектов, и социально-практической, на которой утопия предстает как совокупность целей и за'дач, воплощаемых в социально-исторические реалии, означает не что ийое, как уровень фиксирования и осмысления утопии как социокультурного явления. В разработке методологии изучения социокультурного среза жизнедеятельности общества нельзя не отметить исследования О.М. Штомпеля, посвященное анализу социокультурного кризиса. Его исследования, помимо всего прочего, содержат необходимый теоретико-методологический инструментарий для осмысления природы и сущности социокультурных явлений в целом.

Анализ утопии и утопизма как социокультурных феноменов неразрывно связан в теоретико-содержательным смысле с наиболее важными современными культурологическими работами. К их числу в первую очередь относятся исследования, осуществленные П.С. Гуревичем, В.Е. Давидовичем, Г.В. Драчом, B.C. Ерасовым, Ю.А. Ждановым, В.В. Журавлевым, Е.В. Золотухиной-Аболиной, Л.Г. Иониным, М.С. Каганом, Э.С. Маркаряном, В.М. Межуевым, O.K. Румянцевым, Ю.Н. Солониным, М.Б. Туровским, О.М. Штомпелем и многими другими.

Большоё значение для анализа утопии и утопизма в их социокультурном измерении имеют исследования по идеологии, политическому и правовому сознанию, политическому менталитету и стилю политического мышления, представленные в работах таких авторов, как Н.Б. Биккенин, Ю.Г. Волков, В.А. Грошев, В.Е. Давидович, Ю.Г. Запрудский, Васил Иванов, В.П. Макаренко, B.C. Малицкий, JI.C. Мамут, Е.Е. Несмеянов, В. С. Поликарпов, A.B. Поляков, Ж.Т. Тощенко, В.Ю. Шпак, М.В. Яковлев и других.

Рассматривая вопрос об изучении превращенных форм (превращенности действия) сложных систем социально-практической деятельности, - а утопизм, несомненно, относится к таким формам -необходимо помнить о том, что первоосновы изучения данного сложного феномена были заложены К. Марксом. На современном уровне их изучения безусловный приоритет и самый ценный вклад принадлежит М. К. Мамардашвили. Наряду с ним хотелось бы отметить целый ряд ученых, либо непосредственно занимавшихся этой проблемой, либо смежной с ней тематикой, имеющей для ее разработки достаточно большое значение. К числу таких ученых принадлежат Г. С. Батищев, Э. В. Ильенков, H.H. Козлова, В.И. Копалов, Е.Я. Режабек, A.A. Хамидов и др. Особо хотелось бы отметить украинских исследователей А.Н. Ермоленко, К. Ю. Райда, посвятивших свою работу превращенным формам социальной рациональности.

Изучению метаморфозов утопизма, тем более в его целостном социокультурном выражении, нет специально посвященных исследований на уровне монографий, или работ, в которых бы давалсч более-менее развернутый анализ данного предмета, однако имеется ряд отдельных статей, разделов диссертаций и книг, затрагивающих отдельные грани содержания проблемы. В числе авторов данных работ нам хотелось бы отметить Э.Я. Баталова, Г.С. Батыгина, Ч.С. Кирвеля, H.H. Козлову, В.П. Кондратьева, И.Г. Палий, С.С. Сизова, E.JI. Черткову, И.С. Шестакову и других.

Таким образом, анализ существующей научной литературы по теме диссертационной работы показывает, что возникает настоятельная необходимость изучения утопии и утопизма как духовно-практический феноменов в их социокультурном измерении. Их осмысления как сложных, многосоставных образований по своей природе, особо значимых, а зачастую и определяющих компонентов социального целеполагания в деятельности исторических субъектов, а также тех смысловых метаморфоз и содержательных инверсий утопических идей, которые самым непосредственным образом сказываются в многообразных формах исторической практики субъектов социальной жизнедеятельности.

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

ИССЛЕДОВАНИЯ. Теоретико-методологический инструментарий диссертационного анализа обусловлен спецификой сложного объекта изучения, необходимостью многоуровневого и полипроблемного подхода к осмыслению социокультурной определенности предмета исследовательского внимания. В связи с этим, диссертационная работа основывается на органическом сочетании культурологических и

философских методов и принципов изучения духовных явлений и формообразований.

В ходе диссертационного исследования были также использованы определенные теоретические концепты, сформировавшиеся в современной культурологической науке. Диссертант исходит из положения об определении природы и сущности социокультурных феноменов как органической целостности, исторической «тотальности», интегрировавшей в себе структурно-функциональную сторону общественных реалий с деятельностно-субъективным началом. Такое понимание в свою очередь определяет необходимость сочетания в их изучении ' социальных, культурных, личностно-экзистенциальных, ценностно-мировоззренческих аспектов. Именно такой подход'Нашел свое отражение как в классических философско-культурологических работах (М. Вебер, О. Шпенглер, П.А. Сорокин, К. Ясперс, А. Тойнби, историческая Школа Анналов, Ю.М. Лотман), так и в современных исследованиях (А. Я. Гуревич, B.C. Библер, Ю.А. Жданов, В.Е. Давидович, М.К. Петров, Г.В. Драч, А.Н. Ерыгин, Е.Я. Режабек, М.Б. Туровский, О.М. Штомпель и другие).

Важную роль играет применение методологического и эвристического потенциала анализа превращенных форм Выражения социальных реалий действующими историческими субъектами, которое дает ключ пониманию противоречий й парадоксов утопии, превращений и метаморфоз утопического сознания и утопизма.

Анализ социокультурных метаморфоз утопизма потребовал кроме общетеоретического анализа предмета, обращения к конкретному-культурно-историческому материалу, в частности к исследованию превращенных форм выражения социально-религиозных идеалов утопического учения «Москва - третий Рим» и метаморфоз смысла основных постулатов этого учения в политико-правовой практике эпохи правления Ивана Грозного.

ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ. Объектом диссертационного исследования выступает утопия во всем многообразии ее граней и спецификаций, в особенности как жанр социальной мысли, в единстве ее различных проявлений, одним из которых является утопизм как специфическое формообразование утопии, как ее преобразованное воплощение и отображение.

структурно-институциональную сторону общественных отношений с формообразованиями сознания и способами мышления, идеалами и ценностями внутреннего духовного мира социально-исторических субъектов. При этом особое исследовательское внимание в анализе предмета уделяется метаморфозам смысла утопических идей и аберрациям утопического сознания.

ЦЕЛЬ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ. Приоритетной целью в исследовании утопии и утопизма как социокультурных феноменов на уровне внутреннего содержательного единства их духовно-культурного и социально-практического воплощения выступает осмысление социокультурных метаморфоз утопизма, предполагающее анализ природы и характерологических особенностей процесса трансформации утопии в утопизм, существенных черт утопизма как превращенного выражения содержания социальных идеалов утопии.

Данная цель конкретизируется в решении следующих задач:

• дальнейшей экспликации; понятия утопии , как социокультурного явления, изучения ее сущностных спецификаций на основе реконструкции характерных особенностей и форм выражения социального идеала как содержательной первоосновы утопических учений;

• анализа характерологических черт утопизма как модифицированного образования положительной утопии, превращенной формы выражения социального идеала;

• выявления и реконструкции социокультурного механизма смысловых метаморфоз и содержательных инверсий основных постулатов и положений утопических учений в процессе их перевоплощения в содержательные компоненты утопизма;

• применения методологического и эвристического потенциала анализа превращенных форм жизнедеятельности сложных социокультурных систем для осмысления природы и сущности процесса трансформации утопии в утопизм и связанных с ним метаморфоз смысла основных положений утопических учений;

• осмысления утопической религиозно-политической доктрины «Москва - третий Рим» в контексте духовно-культурных и социально-практических реалий середины XVI века, метаморфоз смысла и инверсии содержания основных постулатов доктрины в процессе ее трансформации в учение утопизма в социокультурном контексте эпохи;

} I

строительства, правовой основе формы государственного правления, военно-политической стратегии, а также в практике их воплощения в социально-историческую действительность в эпоху Ивана Грозного.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. Научная новизна диссертационного исследования определяется концептуальной разработкой междисциплинарного подхода к изучению утопии на основе синтеза культурологического и социально-философского ее анализа, позволяющих преодолеть разрозненность исследования различных ипостасей утопии как жанра литературы и социальной мысли, типа сознания и способа мышления, а также компонента социального целеполагания, формообразований массового сознания, политической идеологии и правосознания; применением теоретико-методологических средств, позволяющих осмысление утопии как социокультурного феномена, духовно-практического по своей сущности компонента социальной жизнедеятельности исторических субъектов.

Научная новизна диссертации определяется следующими положениями:

- утопия исследована как предмет теоретико-культурного и социально-философского анализа, на социокультурном уровне ее проявления и воплощения в духовно-практические составляющие жизнедеятельности социально-исторических субъектов;

- исследование утопии как социокультурного феномена проведено в широком, контексте ее взаимосвязи с основными компонентами социального целеполагания: политической идеологией и правосознанием, массовым сознанием и менталитетом социально-исторических субъектов, дана классификация исходных видообразований утопии как социокультурного образования;

- дана сравнительная характеристика утопии и утопизма как взаимосвязанных социокультурных явлений, проанализированы природа, сущность, специфические особенности утопизма, определены основы классификации его различных видообразований;

- компаративный анализ утопии и утопизма позволил изучить процесс утверждения и - развития утопизма как трансформацию, перевоплощение положительной утопии, выявить внутренние содержательные спецификации данного процесса, связанные с изменением содержания и характера социальных идеалов положительной утопии, природы полагаемых в ней моделей совершенного общества и государства;

- применение к осмыслению утопизма методологии анализа превращенных форм позволило определить сущность утопизма как

превращенной формы выражения содержания положительной утопии, выявить природу и характерологические особенности обусловленных процессом перевоплощения положительной утопии в утопизм аберраций утопического сознания, смысловых метаморфоз основных идей утопических учений, дать классификацию утопии и утопизма как духовно-практических социокультурных построений;

- социокультурный анализ метаморфоз утопизма осуществлен на основе обращения не только к внутренним содержательным характеристикам утопии и утопизма, но и на основе исследования их конкретного воплощения в истории России, в контексте их реального проявления в социальных отношениях, процессах и ситуациях одной из переломных исторических эпох - середины XVI века, показаны смысловые метаморфозы и содержательные инверсии утопического учения «Москва - третий Рим» в политической идеологии, правосознании и практике государственного правления данной эпохи.

ТЕЗИСЫ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ.

1. Современные культурологические и социально-философские исследования утопии демонстрируют в большей мере движение аналитической мысли вширь, чем в глубину, носят скорее «экстенсивный» характер, чем «интенсивный», в основной своей массе посвящены освоению и упорядочиванию многообразного и многожанрового содержания утопических текстов, чем теоретическому осмыслению природы и сущности утопии и утопизма как социокультурных феноменов. Наглядным показателем «экстенсивного» характера современных исследований утопии выступает разрозненность в осмыслении ее отдельных проявлений и сторон, ограниченность рамками рассмотрения этих сторон, причем как в выработке методологии исследования, так и в процессе ее применения в конкретном анализе содержательных спецификаций самого предмета изучения.

2. Углубление в исследовательскую проблематику и сохранение единства в подходе к различным аспектам изучаемого предмета возможно при осмыслении утопии как социокультурного феномена, благодаря чему духовная и практическая стороны утопии и утопического способа мышления предстают как стороны и моменты единого целого. Подход к утопии и утопизму как духовно-практическим образованиям должен быть основан на понимании сложносоставной природы социокультурных феноменов, представляющих собой органическую целостность, историческую «тотальность», интегрировавшую в себе структурно-функциональную сторону общественных отношений, процессов,

деятельности социальных институтов с волей, ментальностью, внутренним духовным миром исторических субъектов.

3. Одной из сложных проблем изучения утопии, утопического типа сознания и способа мышления, является парадоксальная способность утопических учений к смысловым метаморфозам их основных идей, к содержательной инверсии составляющих эти учения постулатов, максим; к полной переориентации направленности социальных идеалов и ценностно-мировоззренческих установок, выступающих первоначалом утопических построений и определяющих духовные и практические выводы из них. Эти изменения и , метаморфозы в большинстве имеющихся исследований объясняются в первую • очередь внешними по отношению к содержанию утопических идей факторами: .социально-историческими и политическими ситуациями, в которых происходило развитие утопических учений или осуществлялась, деятельность утопистов, влиянием политико-правовых, экономических, религиозно-нравственных, культурных отношений, процессов в ту или иную эпоху, -в той или иной стране и т.п. Однако понимание природы и причин противоречивой и парадоксальной роли содержания утопических представлений и идей требует осмысления и реконструкции внутренних глубинных содержательных детерминант, обуславливающих трансформацию и превращение того или иного смысла утопических идей и максим в нечто противоположное их исходному содержанию.

4. Осмысление внутренних детерминант содержательных инверсий основных идей и постулатов утопических учений осуществляется на настоящий момент преимущественно в рамках литературно-художественного исследования утопии. Именно там накоплен опыт глубокого проникновения в природу данных инверсий и метаморфоз, превращения идеалов свободы в полное рабство, равенства в жесткую рангово-кастовую структуру, при полном нивелировании всех индивидуальных задатков и талантов, мира в войну и т.п. Исследование данных метаморфоз на уровне теоретического культурфилософского анализа выступает одной из наиболее актуальных задач в сфере культурологии и социальной философии.

зачастую отождествляется с утопией в целом, либо, однозначно, с любой ее практической направленностью, с ее ролью в качестве компонента духовных предпосылок и основ социально-практической деятельности субъектов. Это отождествление совершенно неправомерно. Утопия и как жанр литературы и социальной мысли, и как тип мышления и формообразование сознания, и как компонент социально-целеполагающей деятельности неизмеримо значительнее, масштабнее и глубже утопизма.

Компаративный анализ утопии и утопизма открывает возможность зафиксировать процесс трансформации положительной утопии в утопизм, выявить содержательные особенности связанных с ним смысловых метаморфоз утопических учений и аберраций утопического сознания.

6. Сравнительный анализ утопии и утопизма позволил выявить, что перевоплощение утопии в утопизм целиком определяется изменением статуса социально-политического идеала, который как образ абсолютного в своем совершенстве общества и государства, первоначально выступает как исключительно трансцендентный по отношению к действительности, как чисто духовный по своей природе феномен, как ипостась идеи государства. Исходный момент превращения утопии в утопизм - это совмещение «мира идей» и «мира вещей», обмирщение идеала. Отказ от трансцендентности идеала, перенесение центра тяжести из области метафизических размышлений в область подробного конструирования и описания модели общества и государства, однозначно приводит к превращению утопии в утопизм.

7. Применение к осмыслению природы утопизма методологии анализа превращенных форм открывает возможность сделать решающий шаг к более углубленному анализу сущности процесса перерождения утопии в утопизм, осмыслить данный процесс трансформации утопии как проявление превращенной формы выражения в утопизме ее содержания. Именно с этим превращенным способом выражения содержания утопического учения в утопизме связаны аберрации утопического сознания, именно превращенной формой выражения утопических идей определяется характер, процедура, смысловая фабула их метаморфоз. Утопизм представляет собой определенную разновидность превращенного способа выражения социальной действительности. Это такой способ мышления, при котором частное и отдельное, локальное и случайное, абстрактное и относительное в своем реальном виде и форме, как отдельная сторона, аспект и уровень действительных социальных предметностей объявляются носителями, вместилищем всеобщего, необходимого, бесконечного, конкретного и абсолютного.

8. Утопизм - это такое видение действительности, в первую очередь социально-исторической, при котором как бы выносится «за скобки» бесконечность исторического процесса, неотвратимая смена одних форм общественного и государственного устройства другими, неустранимое различие идеального и материального, теоретического образа совершенства и его реальных прообразов.

Отдельные и частные социально-политические отношения, сложившаяся в данный момент историческая ситуация, существующие формы государственного устройства и правления, ограниченные в социальном времени и пространстве, превращаются в носителей абсолютных качеств и свойств.

9. Как окончательное вместилище бесконечного, абсолютного и идеального, воспроизводимые в построениях утопизма конечные и единичные социально-исторические феномены представляют собой квазиреалии, кажимости и иллюзии, однако именно ими оперирует носитель сознания утопизма, именно ими задается его ментальный горизонт, именно они выступают для него социально-значимыми предметностями. Именно в этом тайна превращения свободы в рабство, равенства в кастово-номенклатурную структуру и т.п.

10. Процесс превращения утопического учения в построения утопизма наиболее наглядно можно увидеть обратившись к известной доктрине Филофея Псковского «Москва - третий Рим». В своей утопической ипостаси, доктрина «Москва - третий Рим» представляет собой утопию Отечества. Как утопическое учение, сущностным моментом которого является представление об абсолютном характере утверждаемых идеалов, оно включало в себя определенную идеализацию страны и народа, правителя Московского государства, упование на их особую миссию. Однако эта идеализация совершенно не была чрезмерной. Вместе с тем, в эпоху правления Ивана Грозного происходит перевоплощение рассматриваемого утопического учения в утопизм. Эта трансформация утопии в утопизм, представляет собой не что иное, как процесс генезиса и утверждения превращенной формы выражения содержания данной утопии и обусловленных данным процессом аберраций утопического сознания, содержательных инверсий и метаморфоз смысла основных постулатов данной доктрины в политико-правовой теории и практике правления Ивана Грозного.

политического и правового сознания, идеологии. Полученные результаты можно использовать в преподавании общих и специальных курсов по культурологии и философии, политологии, а также некоторых юридических дисциплин. Они имеют существенное значение для практической деятельности работников культуры, политиков, управленцев, работников средств массовой информации и коммуникации, в сфере публицистики и журналистики.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ. Результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на: Всероссийской конференции «Проблемы и перспективы развития политологии в вузах России» (Ростов-на-Дону, 23-25 мая 1991 г), Международном семинаре по разрешению конфликтов на Северном Кавказе и Грузии «А nongovernmental alliance "International Alert" » (Пятигорск, июнь 1993), Всероссийской конференции «Восток. Запад. Россия.» (Ростов-на-Дону, октябрь 1993), Rostov seminar conflict resolution training in the North Caucasus «А non-governmental alliance "International Alert" » (Ростов-на-Дону, 1995), межвузовской научно-теоретической конференции «Право и культура: проблемы взаимосвязи» (Ростов-на-Дону, март 1996), Петровских чтениях философского факультета РГУ (Ростов-на-Дону, апрель 1997, апрель 1998, апрель 2000), преподавательской сессии факультета философии и культурологии РГУ (апрель 2001, апрель 2002), III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 16-20 сентября 2002 года), секция «Философии истории»; VII Димитриевских чтениях «Христианство и мир. Церковь, общество, государство» (ноябрь 2002 г., г. Ростов-на-Дону).

Результаты исследования использовались в учебном процессе на факультете философии и культурологии Ростовского госуниверситета при чтении спецкурсов и элективных курсов, на гуманитарных факультетах РГУ при чтении курса «философия», «логика», «история философии», а также ряда элективных курсов; в преподавании и методическом обеспечении спецкурса «Правосознание: специфика, структура и функции». Диссертационная работа обсуждалась на совместном заседании трех кафедр факультета философии и культурологии Ростовского государственного университета (кафедра теории культуры, этики и эстетики, кафедра исторической культурологии, кафедра социальной философии и философии права).

Основное содержание работы раскрыто в монографии «Социокультурные метаморфозы утопизма». Ростов-на-Дону, 2003 (20 п.л.), а также в опубликованных работах (15 п.л.).

СТРУКТУРА И ОБЪЕМ ДИССЕРТАЦИИ. Текст диссертационной работы состоит из введения, четырех глав, включающих 11 параграфов, заключения, списка источников и изученной литературы. Объем основного текста составляет .Я страниц, список источников и изученной литературы ¿^Ь наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ.

Во введении раскрывается актуальность исследования, обосновывается выбор предмета и темы, освещается степень их разработанности, ставятся цели и задачи, рассматриваются методы, фиксируется новизна исследования, излагаются тезисы, выносимые автором диссертационной работы на защиту.

В первой главе - «Актуальные теоретико-методологические проблемы изучения утопии и утопизма как социокультурных феноменов» рассматриваются стоящие на современном этапе проблемы культурологического и социально-философского исследования утопии и утопизма, выявляется теоретико-методологический инструментарий, необходимый для избранных диссертантом подходов к изучению предмета анализа.

Прежде всего, в данной главе особо отмечается стремительный рост исследований утопической тематики в отечественных гуманитарных науках на рубеже 80-90 годов прошедшего столетия, вклад в разработку проблем утопии отечественных философов и культурологов. Диссертант подчеркивает неоспоримость успехов в изучении утопии в этот период в отечественной и мировой гуманитарной науке. Вместе с тем, оценивая данный период в изучении утопии в целом, следует отметить, что стремительный прирост массива исследований, хотя и позволил дать обзорную панораму типов, видов, форм и жанров утопии, значительное число связанной с ней проблематики, однако носил преимущественно «экстенсивный» характер, был движением вширь, а не в глубину. Наглядным показателем «экстенсивного» характера современных исследований утопии выступает разрозненность в осмыслении ее отдельных проявлений и сторон, ограниченность их рамками, причем как в выработке методологии исследования, так и в процессе ее применения в конкретном анализе содержательных спецификаций самого предмета изучения.

Исследование актуальной проблематики, связанной с утопией, привело автора диссертационного исследования к выводу о том, что углубление в предмет исследования и сохранение единства в подходе к его различным аспектам возможно при осмыслении утопии как

социокультурного феномена, благодаря чему духовная и практическая стороны утопии и утопического способа мышления предстают как стороны и моменты единого целого. Особое значение имеет с .точки зрения диссертанта теоретико-методологический инструментарий осмысления природы и сущности социокультурных явлений в целом, который содержится в исследовании О.М. Штомпеля, посвященном анализу социокультурного кризиса и имеющем первостепенное значение для изучения связанной с утопией тематики. «Общим смыслообразующим полем "социокультурного", - подчеркивает О.М. Штомпель, концептуально объединяющим и позволяющим понимать друг друга специалистам разного гуманитарного профиля является убежденность в необходимости объединения социоэкономического, функционально-организационного и личностного анализа (что невозможно сделать, элиминируя культуру). Подобный подход позволяет получить "объемную картину" личностных, институциональных, социальных элементов происходящего, и в этом плане "социокультурная теория" имеет преимущество перед "социальной"»1.

Подход к утопии и утопизму как духовно-практическим образованиям должен быть основан на понимании сложносоставной природы социокультурных феноменов, представляющих собой органическую целостность, историческую «тотальность», интегрировавшую в себе структурно-функциональную сторону общественных отношений, процессов, деятельности социальных институтов с волей, ментальностью, внутренним духовным миром исторических субъектов. Поэтому в социокультурных образованиях, как в плавильном тигле, соединяются в неразъемлемое целое социальный акт, исторический факт и их ценностно-культурное значение; социоэкономические факторы, деятельность социальных учреждений и институтов и их социально-культурные выражения и эквиваленты. Только такой подход и такое измерение позволяют «брать в расчет» субъекта, жизненно-экзистенциальную сторону действующих в социуме индивидов как «значимую составляющую» (П.А. Сорокин) исторических событий, социальных отношений и процессов, системно-иерархических структур общества.

При этом, одной из самых сложных проблем понимания природы и сущности утопии как социокультурного духовно-практического построения, а также продуцирующих ее типа сознания и способа мышления является парадоксальная способность утопических учений к

' Шпюмпечь О М Социокультурный кризис (теория и методология исследования проблемы) Ростов н/Д Изд-воСКНЦВШ, 1999 С 45

смысловым метаморфозам их основных идей, к содержательной инверсии составляющих эти учения постулатов, максим; к полной переориентации направленности социальных идеалов и ценностно-мировоззренческих установок, выступающих первоначалом утопических построений и определяющих духовные и практические выводы из них. На основе проведенного исследования диссертант пришел к выводу о том, что понимание природы и причин противоречивой и парадоксальной роли содержания утопических представлений и идей предполагает осмысление и реконструкцию внутренних глубинных содержательных детерминант, обусловливающих трансформацию и превращение того или иного смысла утопических идей и максим в нечто иное, а зачастую противоположное их исходному содержанию даже по своему непосредственному выражению. Такому выражению, при котором - как это было убедительно показано, правда, к сожалению, пока что только в литературно-художественном исследовании феномена утопии (например, Ф.М. Достоевским и Дж. Оруэллом) - свобода превращается в полную несвободу, рабство; равенство - в жесткую рангово-кастовую социальную структуру при полном нивелировании всех индивидуальных задатков и талантов; мир становится войной и т.д. «Бесы» Ф.М. Достоевского и «1984» Дж. Оруэлла - это еще, помимо всего прочего, и опыт глубокого проникновения в природу указанного феномена, выявления, правда, на основе использования художественно-эстетических средств, сущности и механизмов смысловых метаморфоз и содержательных инверсий основных идей, принципов и максим утопических построений.

Эта парадоксальная способность утопии к перевоплощению, смысловым метаморфозам нашла свое определенное выражение даже в обыденном сознании, особенно политико-правовом - в частности является довольно расхожим местом в политической публицистике. Однако в самой меньшей степени она зафиксирована и изучена в сфере теоретического социально-философского и культурологического анализа. Вместе с тем выражением этого осознания стало использование как в повседневном смысле, так и в качестве научно-рационального понятия термина «утопизм». Именно при помощи данного понятия в явной или неявной форме одни утопические построения, в основном в приемлемой или положительной оценке, отделялись от других, оцениваемых противоположно. Таким образом, понятие «утопизм» как бы взял,о на|Себя «бремя» выражения исключительно негативного значения утопии,- Однако при этом утопизм в явном или неявном смысле зачастую отождествляется с утопией в целом, либо, однозначно, с любой ее практической направленностью, с ее ролью в качестве компонента

духовных предпосылок и основ социально-практической деятельности политических субъектов, субъектов экономико-хозяйственной деятельности, субъектов права и т.д. Такое отождествление совершенно неправомерно.

Особую страницу в теоретико-методологическом осмыслении утопизма занимает работа Г.В. Флоровского «Метафизические предпосылки утопизма», которая позволила выявить и реконструировать ряд компонентов, составляющих философско-мировоззренчсскую парадигму утопизма, методы, способы и формы выражения в нем содержания как некоторых духовных образований в целом, так и отдельных представлений, идей и постулатов. Утопизм предстает в ней как сложное и целостное духовное образование, не сводимое к частным случаям ошибочного понимания, интерпретации и использования утопических учений на практике.

Таким образом становится совершенно очевидной актуальность задачи дальнейшего изучения утопизма как качественно специфического, целостного социокультурного построения. Диссертант показывает, что методологический инструментарий для дальнейшего углубленного анализа утопизма дает обращение к исследованиям превращенной формы жизнедеятельности сложных систем социального взаимодействия и связанного с ней особого понимания природы взаимоотношения социального бытия и сознания субъектов. Категория «форма превращенная» была введена в научно-теоретический оборот, как известно, Карлом Марксом, а ее наиболее глубокая разработка в современных научных исследованиях содержится в трудах выдающегося философа и культуролога М.К. Мамардашвили.

Подчеркивая важность разработки данного конструкта в аппарате гуманитарных наук, обозначающего превращенные объекты, М.К. Мамардашвили ставил вопрос о необходимости включения превращенных объектов «в число объектов всякой теории, относящейся к человеческой реальности (исторической, социальной, психологической)'. Содержащийся в анализе этих феноменов ключ к пониманию превращений и метаморфоз идеально-когнитивной составляющей в сложных процессах жизнедеятельности людей в сфере духовно-культурного творчества, науки и обыденной жизни дает также теоретический инструментарий к пониманию противоречий и парадоксов утопии, превращений и метаморфоз утопического сознания и утопизма. Именно в этом автор, помимо всего прочего, усматривает методологические предпосылки для

' См : Маиардашвши М Превращенные формы (О необходимости иррациональных выражений) // Мамардашвили Мераб Как я понимаю философию . М: Прогресс, 1990 С 315.

перехода от «экстенсивного» анализа утопии и утопизма к «интенсивному».

Во второй главе диссертации - «Утопия как социокультурный феномен»' - исследуются основные подходы к экспликации понятия утопия, способы и критерии ее классификации, обосновывается собственное" видение диссертантом природы и сущности утопии на социокультурном уровне ее воплощения.

В первом параграфе - «Понятие утопии» - осуществляется анализ переосмысления феномена утопии и утопического сознания в современной исследовательской литературе, связанного с преодолением ее понимания как донаучного знания, а также ограниченности ее трактовки исключительно как совокупности умозрительных и несбыточных представлений. Утопия, на современном уровне ее понимания, справедливо воспринимается как одно из своеобразных и сложнейших духовно-практических явлений, формообразований общественного сознания, имеющих свою богатейшую тысячелетнюю историю, значительнейшее жанровое многообразие и глубокую интеграцию со всеми сферами общественной жизни. Она выступает как определенный способ и форма восприятия и осмысления действительности, как неотъемлемый компонент социального целеполагания, в процессе которого зачастую определяется целая программа деятельности людей. Утопия анализируется как своего рода социальный эксперимент, образ мышления, форма развития «социологического воображения», особый способ отношения к окружающему миру. Стал предметом анализа и целый ряд негативных характерологических черт утопии, особенно как определенного способа мышления. В первую очередь среди них исследователями выделяются такие, как антиисторизм в понимании развития человеческого общества, гипертрофированный рационализм, приоритет умозрительно-спекулятивного над объективно-критическим рассмотрением и анализом налично данных реалий, исторических, политических, социальных ситуаций. В.А. Лекторский в одном из современных исследований утопии выделяет и характеризует следующие «особенности утопии как типа сознания»: «Это разрыв утопии с историей, господство идеи над жизнью, будущего над настоящим, максимализм, перфектибилизм (убежденность в возможности достижения совершенства), логоцентризм и рационализм (убежденность в возможности полной рационализации общественных процессов)»1.

1 Лекторский В А. Предисловие //Идеал, утопия и критическая рефлексия / Ore ред В А Лекторский МгРОССПЭН, 1996 С. 6-7.

Основное содержание утопических учений составляет переосмысление социальных идеалов. Диссертант вместе с тем приходит к выводу, что первооснову утопического отображения действительности составляет не всякий идеал, и не всякие представления об образце совершенного устройства жизнедеятельности общества или государства, а преимущественно те, в которых идеал общественного устройства задается в абсолютной форме выражения, как непреходящий эталон, безусловный набор максим и постулатов, нетленный в своем всесовершенстве образец. Именно этим, по мнению автора диссертационного исследования, объясняется максимализм утописта, альтернативность его учения. Поэтому, как отмечает далее диссертант, в содержательном плане утопические построения дают особую картину действительности. Утопии представляют собой сочетание, совмещение объективно-рационального (определенных знаний), императивного (широкого спектра религиозно-этических и прочих требований и норм) и аксиологического (совокупности оценок) срезов выражения социально-исторической действительности.

Во втором параграфе — «Типы и виды положительной утопии» — автор диссертации в качестве определяющего постулата утверждает, что задавая классификацию утопий, необходимо прежде всего учитывать их духовно-практическую природу как социокультурного явления, органичный синтез в содержании утопических построений рафинированных форм осмысления социальных идеалов в абсолютной форме их выражения, высших ценностно-мировоззренческих ориентиров, моделей идеального общественного и государственного устройства с практической направленностью утопического мышления, определением в процессе утопического дискурса различного рода социально-политических и прочих целей, задач, средств и способов их достижения.

Анализируя имеющиеся в наличии способы классификации, диссертант указывает, что самый распространенный и не лишенный определенного основания подход к классификации утопий связан с их распределением по времени возникновения. Эта классификация в качестве исходного момента предполагает деление утопий в целом на утопии древности и утопии современные. Рассматриваются и некоторые другие подходы к классификации утопии.

Наиболее пристальное исследовательское внимание уделяется классификации утопий, предложенных известным польским ученым Ежи Шацким, которая отмечается как в целом приемлемая для дальнейших целей исследования. Польский исследователь, как известно, подразделяет утопические учения на эскапистские и героические. При этом становится понятно, что следуя в своей классификации в явном виде за Л.

Мэмфордом, выделявшим в качестве исходной дихотомии «утопию бегства» и «утопию реконструкции», а в неявном виде соглашаясь во многом с К. Манхеймом, Ежи Шацкий отношение к практике реализации утопических идей полагает в качестве главного критерия отличия одного типа утопий от другого. Ярким примером утопий первого типа считаются произведения классиков: Т. Мора, Т. Кампанеллы и других. Утопии второго типа - это фаланстеры Ш. Фурье, «Что делать?» Н.Г. Чернышевского и множество других.

Оценивая в целом приводимую Е. Шацким классификацию, диссертант отмечает, что при всей ее последовательности и полезности как

* наиболее удачного решения сложной проблемы упорядочивания

* многообразных форм и видов утопических учений, это упорядочивание в

' большей степени носит внешний характер. Оно не объясняет многих

* глубинных первопричин появления и развития отличительных признаков различных видов утопий.

Подход к утопии как духовно-практическому образованию, основанный на понимании сложносоставной природы социокультурных феноменов, представляющих собой органическую целостность, историческую «тотальность», интегрирующую в себе структурно-функциональную сторону общественных отношений и деятельности социальных институтов, важнейшим из которых является государство, с волей и внутренним духовно-экзистенциальным миром исторических субъектов, требует ее особой типологизации и классификации. Именно возможные смысловые инварианты в понимании характера соотношения идеального и реального, образа совершенства общественного и государственного устройства с его «мирскими» прообразами, непреходящего и безусловного с исторически текучим и ситуативным, исторического факта и социального акта с ценностно-аксиологическими императивами выступают первоосновами и задают инварианты различных

* видообразований утопии в ее социокультурном измерении. Набор этих

' инвариантов не бесконечен и может быть определен в смысловом поле,

* содержательными границами которого выступают подходы,

* выражающиеся, с одной стороны, в признании исключительно трансцендентной природы социального идеала по отношению к действительности, а с другой стороны, убежденности в возможности и необходимости обмирщения идеала, безусловного воплощения его в историческую реальность в своем рафинированном виде и абсолютном значении. И поэтому диссертант фиксирует три исходных видообразования утопии в ее социокультурном обличии, в котором выступает то или иное утопическое учение, духовные или идеологические построения, играющие

роль утопии. Поэтому, соответственно, данное утопическое построение может выступать прежде всего как «у-топос», или «у-топия», «место, которого нет». Идеалы и «общественный абсолют» в таком видообразовании носят в первую очередь трансцендентный по отношению к реальности характер. И при всем максималистски-альтернативном отношении утопистов к социально-исторической реальности задачи непосредственного и немедленного воплощения идеалов в действительность не ставятся.

Далее следует такое исходное видообразование, как «эн-топия»', или «есть такое место», которое связано с признанием возможности воплощения утопических идеалов и «общественного абсолюта» в социально-историческую реальность, но при этом более-менее адекватно осмысливаются природа и сущность как самих идеалов, так и той действительности, альтернативой которой эти идеалы выступают. И наконец, это «эв-топия», «лучшее, прекрасное место», возникающее в результате установки на возможность воплощения «общественного абсолюта» в действительность.

В третьем параграфе - «Утопия как компонент социально-целеполагающей деятельности исторических субъектов. Утопия и идеология» - решается исследовательская задача определения места и роли утопии как социокультурного образования в сложных процессах социального полагания.

Анализ утопии как компонента целеполагающей деятельности социальных субъектов предполагает рассмотрение ее взаимодействия, взаимопроникновения с другими сторонами и моментами целеполагания и целереализации. И в первую очередь с такими, как ментальность и идеология, политическое и правовое сознание. Основное внимание диссертантом в данном параграфе уделяется идеологии.

Особенностью современного подхода к идеологии, нашедшее свое выражение в работах таких наиболее крупных отечественных исследователей, как Н.Б. Биккенин, Ю.Г. Волков, В.А. Грошев, Ю.Г. Запрудский, В. Иванов, В.П. Макаренко и других, выступает понимание ее как сложного не только социально-политического, но и сог^иокулътурного феномена, как своеобразного способа мышления и даже мировидения. Вместе с тем, как известно, наряду с обычным, «нормальным» функционированием системы духовно-практической деятельности людей в подавляющем числе случаев в ней возникают сложные трансформации и метаморфозы, проявляющиеся как в неадекватном выражении

! См Шсстаков В. Утопия //50/50. Опыт словаря нового мышления /Под общ ред М Ферро и Ю Афанасьева. - М : Прогресс, 1989. С. 245

действительных потребностей и интересов исторических субъектов, так и в практике достижения ими своих целей и задач. Отсюда понятно, что идеология, будучи продуктом метаморфоз сложных систем социальной жизнедеятельности, в свою очередь как составляющая социального целеполагания выступает духовным фактором трансформации самой этой системы.

Идеология в форме «ложного сознания» (К. Маркс), а значит как превращенная форма исходного содержания системы идеалов, ценностно-мировоззренческих ориентиров, задач, способов и средств деятельности социальных субъектов, формулируемых и развиваемых в процессе целеполагания, имеет ряд отличительных особенностей и характерных черт. Для обозначения данного превращенного формообразования идеологии диссертант применяет понятие «идеологема». Это понятие в определенной мере уже используется в ряде дисциплин социально-философского и политологического характера. Прежде всего, идеологема -одна из специфических форм и способов существования идеологии, ее модифицированное и крайне деформированное выражение. В качестве важнейших характерных особенностей идеологемы как специфического выражения идеологических построений выделяются следующие: идеологема является «закрытой» системой в целеполагающей деятельности социально-исторических субъектов, ее основные идеалы, постулаты, оценки, практические указания носят строго обязательный, однозначный и не подлежащий пересмотру характер; идеологема не способна к развитию и саморазвитию; процесс утверждения идеологемы есть процесс нарастания, а затем и превалирования утопических идей, превращения утопизма в одну из фундаментальных спецификаций идеологемы и ряд других.

Анализ идеологемы, как показывает далее диссертант, открывает возможность выявить, что происходит с содержанием интегрированного в идеологему утопического учения, ставшего конструктивным элементом ее внутренней смысловой структуры. Как утопическое учение может изменить свой облик и значение, переплавившись в тигле ментальности и совокупности социально-психологических установок исторических субъектов. И прежде всего, открывается возможность анализа утопии в ее модифицированном, трансформированном виде, которым выступают построения утопизма.

Вместе с тем анализ утопизма как модификации положительной утопии требует соблюдения определенных методологических установок. Осмысление процесса и механизмов трансформации, перевоплощения положительной утопии в утопизм предполагает учет как внутренних

идеально-сознательных факторов и детерминант, так и факторов и детерминант внешних - социальных и культурных.

В третьей главе - «Утопизм как модифицированное образование утопии» - решается задача осмысления утопизма как социокультурного феномена, рассмотрения его в единстве внутренних сознательно-когнитивных факторов, механизмов и детерминант и факторов внешних -социальных, исторических, культурных и прочих. В этом теоретико-содержательном ключе анализируются природа, сущность, основные признаки утопизма.

В первом параграфе — «Понятие утопизма. Условия и предпосылки трансформации утопического учения в утопизм» - ставится цель компаративного анализа утопии и утопизма, фиксирования и исследования характерологических черт процесса трансформации положительной утопии в построения утопизма.

Прежде всего необходимо отметить, что такой компаративный анализ предполагает необходимость выхода за практику получившего широкое распространение отождествления утопии и утопизма, причем не только в обыденном сознании и словоупотреблении, но и в научно-исследовательской литературе, а также сведение последнего исключительно к несбыточным идеям, химерам, неисполнимым мечтаниям.

Последовательное различение утопии и утопизма и, что самое главное, выявление внутренних оснований для него стали предметом непосредственного изучения в большей степени только в последнее время1. Перевоплощение утопии в утопизм современными исследователями объясняется изменением статуса социального или, в частности, социально-политического идеала, онтологической природы образца общественного и государственного устройства. Идеал как образ абсолютного в своем совершенстве общества и государства первоначально выступает как исключительно трансцендентный по отношению к действительности, как чисто духовный по своей природе феномен, как ипйстась идеи государства. Появление утопии в ее аутентичном виде относят к античйой эпохе, к разработке Платоном своего учения об идеальном государстве. Важнейшим этапом в процессе эволюции представлений о месте и статусе идеала в духовных построениях утопического плана, описывающих и осмысливающих предельно совершенные формы социальной жизнедеятельности и государственного устройства, во многом'справедливо считается появление «Золотой книги»,

1 См , например Черткова ЕЛ. Метаморфозы утопического сознания (от утопии к утопизму) //Вопросы философии. 2001. № 7. С. 47-58

или «Утопии», Т. Мора. Главным здесь выступает то, что идеальное государство Мора теперь обитает в одном мире с государствами реальными, в одном онтологическом пространстве и времени. Здесь поворот к тому направлению в развитии утопии, конечным пунктом которого станет превращение идеала, ценности, образца абсолютного совершенства в эмпирический факт, в реалию социально-исторической действительности.

На основе анализа процесса перевоплощения положительной утопии в построения утопизма можно сделать достаточно обоснованный вывод о том, что историческая, а в более широком смысле временная характеристика процесса трансформации утопии в утопизм вполне приемлема и важна. Однако, по глубокому убеждению диссертанта, она не выступает как определяющая, тем более единственная, а само преобразование утопии в утопизм не является исключительно поступательным процессом последовательного исторического движения с однозначно фиксируемыми этапами, эпохами, моментами и т.п. Водораздел между утопией и утопизмом проходит не между различными утопиями и отдельными творцами утопических учений, хотя степень утопизма в различные эпохи и у различных мыслителей, конечно же, различна, а внутри самих учений и построений. В этом смысле утопизм представляет собой определенный способ выражения положительной утопии.

Исследование соотношения утопии и утопизма, как мы видим, самым непосредственным образом ставит довольно широкий круг задач. И прежде всего задачу осмысления механизма превращения утопии в утопизм ее перевоплощения в данную свою модификацию.

Во втором параграфе — «Природа, сущность и основные признаки утопизма» - предметом непосредственного изучения выступают наиболее важные характерологические особенности утопизма.

Анализируя природу и характерные черты утопизма диссертант приходит к выводу о том, что утопизм начинается с того, что утверждается представление о том, что и «путь» к идеальному состоянию общества и государства поддается упрощению, и время борьбы за светлые идеалы может быть сокращено самым существенным образом. При этом светлые идеалы, «общественный абсолют» могут быть достигнуты и воплощены в своем чистом и полном виде. Такова, в самом общем определении, природа утопизма. Выявление этой природы позволяет самым непосредственным образом обратиться к сущности феномена утопизма. По своей сути утопизм - это особая форма понимания соотношения идеала и действительности, абсолютного и относительного, всеобще-

необходимого и случайного. Это такой способ их соотношения, когда они самым непосредственным образом накладываются друг на друга или взаимозамещают друг друга. Когда частное и отдельное, локальное и случайное, абстрактное и относительное в своем реальном виде и форме, как отдельная сторона, аспект и уровень действительных социальных предметностей объявляются носителями, вместилищем всеобщего, необходимого, бесконечного, конкретного и абсолютного.

Превращение утопизма в сущностный атрибут утопических построений как раз и связано с утверждением локального пространственно-временного выражения абсолютного, всеобщего и необходимого как их реального, а зачастую и окончательного воплощения. Утопизм - это объявление земного сакральным, грешного — святым, реального - идеальным. Это такое видение действительности, в первую очередь социально-исторической, при котором как бы выносится «за скобки» бесконечность исторического процесса, неотвратимая смена одних форм общественного и государственного устройства другими, неустранимое различие идеального и материального, теоретического образа совершенства и его реальных прообразов. Эта операция «вынесения за скобки» приводит к тому, что общая теория социального бытия, учение о всесовершенном идеальном обществе и государстве, будучи продуктами «социологического воображения», продуктами мысленного эксперимента, объявляются непосредственно достижимыми, воплощаемыми в действительность. Причем либо в ближайшем будущем, либо уже воплощенными и материализованными в налично данных реалиях общественной жизнедеятельности, в формах общественного и государственного устройства.

На основе анализа природы, сущности и характерных черт утопизма автор диссертационного исследования приходит к выводу о том, что утопизм - это такая модификация утопии, сущностью которой является превращение иллюстрации метафизических идей, «говорящей картины» в воплощение и носителя этих идей, их полномерное и полномасштабное выражение. Утопизм - это выражение всеобщего в отдельном, бесконечного в локальном, конкретного в абстрактном, сущностного в феноменальном. Это «вера в общественный абсолют», которая представляет собой такой способ его выражения, при котором абстрактное замещает конкретное, относительное - абсолютное, отдельное - всеобщее и т.п. А поскольку в утопии на основе описания модели или образа всесовершенного общества и идеального государства в первую очередь отстаиваются и утверждаются определенные социальные идеалы, то

утопизм также в первую очередь представляет собой превращенную форму или способ выражения данных идеалов.

В третьем параграфе - «Превращенные формы духовной и практической деятельности исторических субъектов» - исследуются природа, сущность и механизм генезиса превращенных форм.

Как известно, понятие «форма превращенная» было введено в научный оборот К. Марксом и имело важное методологическое значение в его экономической теории. Основу современных исследований превращенных форм составляет ряд работ, вносящих наиболее весомый вклад в их изучение. В их числе труды таких российских философов и культурологов, как Г.С. Батищев, Э.В. Ильенков, H.H. Козлова, В.И. Копалов, Е.Я. Режабек, A.A. Хамидов и других, а также украинских исследователей А.Н. Ермоленко и К.Ю. Райда. Особый вклад принадлежит М.К. Мамардашвили.

Раскрывая природу превращенной формы, М.К. Мамардашвили отмечает, что превращение - это «случай» замещения действительных отношений и взаимосвязей компонентов системы какими-то другими, фактических - косвенными. Переосмысливая анализ данного феномена М.К. Мамардашвили, диссертант дает свое определение природы превращенное™ действия (превращенной формы) сложной социальной духовно-практической системы. По своей природе превращенная форма представляет собой специфические способ строения или деятельности сложной системы, при которых происходит трансформация определенных взаимосвязей и отношений данной системы, свойств и качеств составляющих ее структуру компонентов, выражающееся в том, что их реальное и фактическое содержание выключается, скрадывается и замещается некими косвенными выражениями, которые, будучи лишь видимостями или кажимостями, тем не менее выступают как объективные данности, цельные предметы и практически достоверным образом выполняют в системе функции замещенных ими качеств, отношений и взаимосвязей.1

Автор диссертационного исследования особо отмечает, что вопрос о сущности превращенных форм самым непосредственным образом связан с их генезисом и природой, но не сводится к ним ни в плане объективных свойств данного феномена, ни в плане методологии их познания, а поэтому требует своего вычленения и специального анализа. Анализ сущности превращенных форм связан с выявлением самой возможности их возникновения и утверждения, с изучением неклассических причинно-следственных отношений в системе, особого типа каузальных факторов взаимодействия ее структурных компонентов.

Если дать определение сущности, но сущности, так сказать, «первого порядка», феномена превращенной формы, то оно может быть сформулировано следующим образом. Превращенный способ (форма) действия сложной, духовно-практической системы социальной жизнедеятельности субъектов допускает наличие каузальных факторов взаимодействий и причинно-следственных отношений компонентов этой системы совершенно особого рода. Видимые, не являющиеся таковыми на самом деле, даже предстоящие в своем противоположном по отношению к действительному облике, квазивыражения содержательных и формальных, конкретных и абстрактных, всеобщих и частных и прочих отношений и взаимосвязей тем не менее выступают формой и способом их реального существования, выполняют «роль самостоятельного механизма в управлении реальными процессами на поверхности системы» (М.К. Мамардашвили), задаются - причем в практически достоверном для субъекта социальной жизнедеятельности виде - «как "субстанция" наблюдаемых свойств». Будучи квазипредметами, приобретают важную социальную значимость, выступают реальными факторами жизнедеятельности социально-исторических субъектов, предстают в самом широком диапазоне образов и воплощений - от чисто внешних эмпирических данностей до сложных теоретических построений, моделей.

При этом механизм генезиса превращенной формы может быть представлен в виде определенной формулы. Анализ данной формулы показывает, что речь здесь идет о соизмеримости и взаимном соответствии определенным наглядным образом предстающей перед субъектом жизнедеятельности данного предмета, непосредственной проявленности его содержательных особенностей с методами и принципами, исторически, социально, логически, психологически и гносеологически «задающими» определенный характер его восприятия и осмысления социально-историческим субъектом. Можно сказать, с методами и принципами, определяющими способ осознания и характер мышления этого субъекта, воспринимающего и осознающего содержание «действующего предмета наблюдения».

В четвертом параграфе — «Утопизм как превращенная форма выражения социальных идеалов. Видообразования утопизма» — на основе общетеоретического осмысления природы, сущности, генезиса превращенных форм исследуются внутренние детерминанты превращенного выражения содержания утопических идей в построениях у^-рпизма. ,,

, ,,, Осмысление проявлений превращенное™ действий (превращенных форм) в социальной жизнедеятельности с необходимостью предполагает

переоценку места и роли в ней сознательно-когнитивных составляющих, особенно интересующих нас в первую очередь идеологии и утопии. Самый распространенный случай непонимания их природы связан с рассмотрением превращенных форм как интеллектуальных «недостатков» самого субъекта целеполагающей деятельности - ошибок, заблуждений, непродуманности всех последствий своих действий. Вместе с тем понимание этого совершенно не стало общепринятой истиной. Гораздо большее распространение получило понимание превращенных форм как иррационального «остатка» в рациональной в целом целеполагающей деятельности социального субъекта. Такое понимание было присуще, как это убедительно показали украинские исследователи А.Н. Ермоленко и К.Ю. Райда, даже М. Веберу.

В свете вышеизложенного становится также понятно, что механизм перевоплощения утопии в свое модифицированное образование, в утопизм есть не что иное, как механизм трансформации способа и формы выражения социального идеала, общественного абсолюта, высшего ценностно-мировоззренческого ориентира в свою превращенную форму и способ выражения. Ключ к пониманию перевоплощения утопии, причем в ее самых различных видообразованиях и типах, в свое «альтер эго», в свою модификацию - в построения утопизма - это анализ возникновения и утверждения превращенной формы выражения социальных идеалов и представлений о всесовершенном общественном устройстве, представлений о возможности непосредственного воплощения абсолютного, идеального, всеобще-необходимого, конкретного в относительном, материальном, частном, абстрактном и т.п. Именно в этом плане могут быть выявлены и конкретно проанализированы собственно метаморфозы утопического сознания в целом, неразрывно связанные и выражающиеся в процессах модификации, перевоплощения положительной утопии в утопизм.

Для того чтобы отделить обыденное понимание постулатов утопизма как исключительно несбыточных мечтаний от его фиксирования и анализа как атрибута утопических построений в целом, как определенного трансформированного образования утопии, необходимо введение специального обозначающего его термина или понятия. В качестве такого термина диссертант предлагает ввести понятие «рафинированный утопизм». Этот рафинированный, или «чистый», утопизм и представляет собой определенное «альтер эго» утопии, продукт указанного процесса ее трансформации, ее преобразованное, модифицированное образование.

I »ОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ

БИБЛИОТЕКА > С Петербург

09 ООО ект |

И вместе с тем из вышеизложенного совершенно ясно, что утопизм как сложное духовное образование неоднороден. Анализ опыта воплощенного и реализованного в действительность, утвержденного и утвердившегося в сознании исторических ■ ' субъектов утопизма предполагает вычленение и этой его ипостаси, а также определенное ее обозначение. Этот утвержденный и утвердившийся утопизм'представляет собой набор жестко взаимосвязанных.представлений, идей и постулатов, нашедших свое соответственное полномасштабное '''практическое воплощение. Как система представлений о всеобъемлющем воплощении идеала, жестком и бескомпромиссном следовании ему данное видообразование представляет собой своего'рода «утопиогему», явление в чем-то аналогичное идеологеме, означающей жесткий набор идеологических установок и максим, не подлежащих изменению и пересмотру.

Анализ видообразований утопизма осуществляется на основе привлечения материала из сферы духовной культуры. И прежде всего потому, что проблема выявления и фиксирования грани между чистым, рафинированным утопизмом и утопизмом утвердившимся, утопиогемой, первоначально находит свое глубокое осмысление в художественном исследовании утопии и утопизма. Накопленный в литературно-художественной сфере опыт анализа утопизма, его разновидностей и связанных с его утверждением содержательных инверсий утопических учений и идей неоценим для их изучения и понимания. В свете вышесказанного автор диссертации обращается к известному политическому роману А. Кёстлера «Слепящая тьма», и непосредственно примыкающему к нему, служащему для этого произведения послесловием рассказу этого же автора «Трагедия "стальных людей"». Кроме того, поскольку в работах, посвященных утопии, «Слепящая тьма» рассматривается как классический образец антиутопии, то и в этом плане обращение к нему имеет также дополнительный исследовательский смысл. На материале этих произведений А. Кестлера и осуществляется в данном параграфе диссертации подробное и конкретное исследование вышеуказанных видообразований утопизма.

В четвертой главе - «Метаморфозы смысла основных положений доктрины «Москва — третий Рим» в контексте утопизма эпохи Ивана Грозного» - на основе привлечения обширного культурно-исторического материала исследуются генезис и утверждение утопизма в правящей идеологии, духовной культуре, теории и практике правления в указанную эпоху. А также анализируются превращенные формы выражения в утопизме содержания утопических учений, связанные с ними

i t

социокультурные метаморфозы различных идейно-духовных произведений эпохи.

В первом параграфе ~ «Доктрина «Москва - третий Рим»: эсхатологический смысл и духовно-культурное предназначение основных постулатов» - ставится задача реконструкции адекватного содержания и исходного смысла известного учения монаха Псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофея.

Учение о «Москве - третьем Риме» не было чем-то доморощенным, национально ограниченным, созданным и приспособленным исключительно для утилитарных идеологических потребностей московских правителей эпохи утверждения централизованного государства, как это стремится доказать ряд зарубежных и отечественных исследователей. Напротив, оно выступало элементом широко распространенного в христианской богословской мысли того времени сложного комплекса идей, раскрывающих или затрагивающих сложные эсхатологические проблемы, в контексте которых только и может быть понят исходный аутентичный смысл учения.

Нелишним будет отметить, что доктрины аналогичные учению о Москве как третьем Риме возникли в этот или более ранний период и у богословов других стран, на другой духовной почве и в других обстоятельствах. На Западе аналогом поисков православных мыслителей является своя интерпретация доктрины «Вечного Рима» ("Roma aetema"), которая, например, стала религиозно-мировоззренческой и политико-правовой концепцией государственного строительства Священной Римской Империи германской нации, осуществленного сначала династией Каролингов, а затем Габсбургов. В контексте связанного с идеологией этого строительства религиозно-исторического сознания и развивается западноевропейский вариант концепции translatio imperii («перехода», «перемещения» империи), согласно которому Римская империя переходит не к грекам, а к франкам и германцам.

Если учение псковского инока выразить одной формулой, то эта формула будет следующей: «Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это - ромейское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать. Много раз и апостол Павел упоминает Рим в посланиях, в толкованиях говорит: "Рим - весь мир"». Как мы видим, основной пафос учения старца Филофея - это указание на обращение к России Божьего Промысла и на ту высокую миссию и предназначение, которые этим обращением обусловлены. Задачи и миссия, которую с точки зрения Филофея предстоит выполнить правителю, народу и стране - это

задачи и миссия религиозные, нравственные, духовные, провиденциально-эсхатологические. Государственно-политические аспекты этой миссии имеют здесь строго подчиненное значение.

Перемещение на Русь мирового центра христианства исполнено для Филофея в первую очередь метаисторического смысла и значения. После потери политического суверенитета и духовной автономии православными странами (Болгарией, Сербией и др.), падения «Рима Второго», эти царства «снидошася», то есть сошлись, соединились и продолжают свое духовное существование в России, которая в своем метаисторическом и сакрально-эсхатологическом бытии становится «Ромейским царством». Именно в этом метаисторическом и эсхатологическом континууме «царство нашего государя» переосмысливается и определяется как воспреемница «передающейся мировой державы» (восходящая еще к ветхозаветным Книгам пророка Даниила концепция «передающейся мировой монархии», как известно, была одним из определяющих компонентов христианской средневековой эсхатологии на Западе и на Востоке), как «Третий Рим», как несокрушимое «Ромейское царство», в которое в свое время «прописался Господь» и в котором прошла его земная жизнь. Это царство и должно просуществовать столько, сколько будет длиться история земного бытия человечества, чтобы затем смениться царством, которому «не будет конца».

Полная власть, данная правителю и право на которую Московского царя для иосифлянина Филофея непререкаемая аксиома, должна быть не самоцелью, а средством решения задач провиденциально-эсхатологического плана, задач нравственно-религиозного очищения и достойной встречи Последних Времен. Статус правителя, «государя нашего», в Посланиях Филофея очень высок. Однако в учении Филофея особые полномочия, статус и большая власть государя неразрывно связаны, обусловлены, даже подчинены его обязанностям, его особой ответственности как правителя последнего прибежища «истинно православной веры», метаисторической и духовной Родины утративших государственную и конфессиональную автономию православных стран.

Власть правителя — это власть, данная силой Божественного Провидения, но не Божественная сила данной правителю власти. Она обусловлена и ограничена его обязанностью и особой ответственностью.

Во втором параграфе — «Доктрина «Москва — третий Рим» как утопия Отечества» - учение Филофея Псковского рассматривается как классическая положительная утопия.

Прежде всего, «царство нашего государя» в своем статусе «Третьего Рима» предстает как воплощение высших идеалов и ценностей.

Фактически Филофеем Псковским задается идеал страны в его непреходящем, полном и абсолютном выражении. Из историософского концепта «Третьего Рима» также самым непосредственном образом следует постулат о древности страны, имеющей высшую ценность в средневековом миросозерцании, о непосредственной взаимосвязи Москвы с эпохой Воплощения Слова, первых Вселенских соборов, временами единства хрисгианской Церкви и всего христианского мира.

Утопическая модель страны всегда бывает связана с наличием ряда абсолютных атрибутов и характеристик. И такая атрибутика в построениях старца присутствует в полной мере. Прежде всего, постулируется исключительность места и роли страны, непреходящий характер и особое предназначение ее настоящего и будущего. «Царство нашего государя» оказывается в метафизическом пространстве Ветхого Завета. Это не что иное, как последнее «передающееся царство» из эсхатологических прозрений пророка Даниила. История этого царства совпадает с завершающим этапом, с полнотой последнего срока, отмеренного Промыслом Божьим земному бытию человечества.

Вместе с тем Филофея, при всей идеализации им «царства нашего государя», волнует вопрос о прочности «стояния» «Третьего Рима», он видит опасность для этой прочности в беззаконии, неправде, неурядицах, отступлениях от религиозных ценностей и моральных заповедей. РиСуя образ правителя, Филофей задает идеал, образец для подражания, а не объявляет автоматически главу своего государства живым воплощением всех добродетелей, сакральным существом особого рода. Правитель, по Филофею, благочестив, а в определённом смысле и свят, сакрален настолько, настолько способен стать «жителем горнего Иерусалима», насколько соответствует идеалу, стремится и способен «урядить царство», исполнить возложенные на него обязанности. Как утопическое учение, сущностным моментом которого является представление об абсолютном характере утверждаемых идеалов, оно включало в себя определенную идеализацию страны и народа, завышенную оценку их положения, места и роли в тот период, упование на их особую миссию. Однако эта идеализация совершенно не была неумеренной. В данной доктрине не было требования немедленного построения «Царства Божия на земле» или объявления тех или иных реалий общественной и государственной жизни пределом совершенства и непосредственным воплощением абсолюта.

Диссертант подчеркивает, что противоречивая оценка доктрины Филофея Псковского не случайна. Духовная, историческая, идеологическая судьба учения старца являет собой яркий образец

смысловых метаморфоз и содержательных инверсий его основных постулатов и идей, многозначности их историографических и теоретических интерпретаций. Анализ предпосылок и механизмов этих глубинных и латентных метаморфоз основных постулатов утопического учения Филофея и его последователей в эпоху одного из возможных адресатов старца - Ивана Грозного - наглядно показывает, что они представляют собой яркий образец генезиса и утверждения превращенных форм выражения данных постулатов в аберрированном политическом и правовом сознании данной эпохи.

В третьем параграфе - «Превращенная форма выражения содержания доктрины «Москва - третий Рим» в контексте утопического сознания эпохи Ивана Грозного» - предметом исследования выступает процесс перевоплощения данной утопии Отечества в построения утопизма, выявляются характерные особенности этого процесса.

Смысловые метаморфозы учения старца возникают в контексте провиденциально-эсхатологического миропонимания. Вместе с тем этот способ восприятия действительности, исторической реальности еще не означает автоматического порождения превращенной формы осмысления исторических реалий и отношений.

Адекватную форму решения вопроса о соотношении земного и сакрального очень глубоко исследует В.В. Зеньковский, который для ее. обозначения вводит понятие «мистический реализм». Используя это понятие для обозначения понимания соотношения сакрального и земного характерного для русского религиозного сознания в целом, он указывает что земное выражение сакрального не должно превращаться в сакральное выражение земного. Ибо тогда земное и сакральное взаимно превратятся друг в друга. Не земное станет отзвуком и отблеском небесного, а небесное станет одним из атрибутов и качеств материального. Иной взгляд на земное, историческое, социальное, на феномены духовного мира человека представляет собой не что иное, как метаморфозу провиденциально-эсхатологического взгляда на действительность, превращенное выражение его исходного содержания, смысловую инверсию его основных постулатов. Определенным образом, правда в данном случае достаточно поверхностно, фиксирует момент этой метаморфозы H.A. Бердяев, который указывает, что в эпоху Ивана Грозного эсхатологическая идея «последнего царства» вылилась в идею образования могущественного государства, а деятельность царя превратилось в своего рода священнодейсвие, а отправление властных полномочий в «спасение душ»

1 I

подданных1. Применение диссертантом методологии анализа превращенных форм позволило показать, что дело здесь в глубинных содержательно-смысловых метаморфозах, в возникновении и утверждении такой трансформации его содержания, при которой форма выражения обретает самостоятельное значение, самостоятельное бытие. А значит, начинает представлять собой - а на самом деле лишь изображать, имитировать - то целое и конкретное, формой выражения которого она только и является. В данном случае все то невыразимое, беспредельное и абсолютное, лишь отблеском и отзвуком которых данная форма выступает. Происходит смысловая инверсия, превращение земной формы выражения

' сакрального в сакральное воплощение и выражение земногог.

В этом плане становится ясно, что в метаморфозах содержания основных постулатов доктрины Филофея проявляется глубинная смысловая дилемма, связанная с пониманием характера соотношения вселенского и национального, универсального и отдельного, органичного компонента, части мирового христианского исторического и духовного процесса.

Альтернативой адекватному пониманию и выступает убежденность в исключительности того или иного феномена бытия, мистификация и сакрализация части мирового универсума, выделение компонента особого, исключительного, непосредственно выражающего в себе теофоническое начало (то есть ставшего концентрированным воплощением Божественного в своем тварном субстрате). Непосредственной духовной предпосылкой содержательных инверсий основных положений доктрины «Третьего Рима» выступает натурализация и локализация безграничного в своих пространственно-временных характеристиках континуума воплощения предначертанного Провидением рамками его отдельных социально-исторических образований, реалий, проявлений. Крайним способом такой натурализации и локализации выступает самая непосредственная проекция определений и характеристик трансцендентного «Ромейского царства» на преходящие исторические социально-исторические и политические реалии Московского государства грозненской эпохи, механическое перенесение его абсолютных атрибутов и качеств на социально-политические, правовые, культурные, духовные, нравственные отношения, на социально-политические институты, на государственно-управленческую деятельность и личность правителя. Власть, данная Божественной силой, превращается в Божественную силу власти, властвовать, чтобы управлять, превращается в управлять, чтобы

1 См ' Бердяев Н А Истоки и смысл русского коммунизма -М ' Наука, 1990 - С 10-11.

2 См ' Зеньковский В В История русской философии -В2томах -Т.1.Ч1.-Л Эго,1991.С41

властвовать. Отправление властных функций становится своего рода священнодействием, отправлением культа.

В четвертом параграфе - «Метаморфозы смысла и смысл метаморфоз основных постулатов доктрины в политико-правовой теории и практике Ивана Грозного» - исследуется конкретный историко-культурный материал, связанный с метаморфозами смысла учения Филофея Псковского в теории и практике эпохи правления Ивана Грозного.

Особый интерес в этом плане представляет для диссертанта знаменитая переписка царя с князем Андреем Курбским. В этой переписке и в других документах, связанных с их духовным и идейно-политическим противостоянием,, перед нами предстают два образа мыслей, два типа сознания, два способа поиска ответов на тот широкий круг вопросов, которые остро стояли перед людьми той эпохи и ответы на значительную часть которых содержались в рассматриваемой доктрине. При этом миропонимание, нравственно-религиозные установки, политическая позиция, в текстах Андрея Курбского, представляются более адекватно выражающими, историческую .форму истины, чем высказывания его венценосного оппонента. Центральный пункт обвинения князем царя связан именно с отказом .правителя следовать закону Божьему, с его действиями «без суда и без права».

В своих ответных Посланиях Иван Грозный наглядно демонстрирует совершенно иное понимание всех затрагиваемых вопросов, понимание, которое ярко демонстрирует их превращенное выражение. В таком превращенном выражении религиозно-нравственные и политико-правовые постулаты отливаются в формулы, главную из которых для царя, так сказать непререкаемую аксиому, составляет мысль о том, что власть Богоизбранного правителя - это власть никем и ничем не ограниченная. Самовластье одновременно предстает и как священнодействие, ибо царь Иван Грозный прямо говорит, что таким самовластвованием он не только спасает свою душу, но и «заботится о телах и душах многих людей», спасает души своих подданных.

Именно здесь исследуемая диссертантом утопия Отечества трансформировавшись в утопизм, существенным образом меняет свои содержательные спецификации и функции. Переосмысление и оценка действительности, мира; общества, социальных реалий и отношений людей, осуществляются в утопизме исключительно в узких рамках санкционированных идеалов, норм, ценностных постулатов.

Правитель как существо непосредственно обладающее сверхъестественными качествами и атрибутами Божества, а потому

имеющее абсолютный религиозно-нравственный, политико-правовой статусы — это не что иное, как квазиобразование, превращенное выражение действительной сущности, природы и статуса его как человеческого существа и главы государства. Это далеко выходит за пределы даже таких максим средневекового религиозного сознания эпохи как вера в особую сакральную миссию царя и его особый статус. Но это, в определенном смысле, практически достоверная иллюзия. Это форма выражения, приобретшая самостоятельное значение, ставшая социальным знаком совершенно особой смысловой нагруженности, ставшая реальной социокультурной «предметностью», обладающая самой значительной силой и дееспособностью. Отсюда понятен и культ правителя как особого субъекта, наделенного всеми совершенными качествами и достоинствами, выступающего живым воплощением идеала. Этот культ, вопреки мнению большинства исследователей, как зарубежных, так и отечественных, не есть нечто изначально присущее русскому менталитету и общественному сознанию, не есть нечто неустранимое из нашей социальной психологии и нашего политического и правового мышления. Культ московских правителей возник далеко не сразу, не автоматически и являлся не причиной, а следствием особых исторических условий, сложившейся в те времена исторической ситуации, в том числе и восторжествовавшим в эту эпоху утопизмом. Особенно наглядно это становится видно из проделанного диссертантом в данном параграфе анализа мемуаров Антонио Поссевино, Джерома Горсея и других иностранцев, побывавших в эту эпоху в Москве.

Таким образом, возникновение превращенной формы выражения социальных идеалов, содержания утопических учений приводит к социокультурным метаморфозам, выражающимся в духовно-культурном плане в утверждение утопизма, в аберрациях сознания исторических субъектов, а в социально-практическом плане в различного рода попытках воплощения деформированных идеалов в действительность. В политической сфере это наиболее часто проявляется в смене форм государства и изменении характера политического режима, изменении системы законодательства, социально-классовой структуры и т.п. Однако не следует забывать, что деятельность направленная на воплощение в жизнь построений утопизма, как правило, имеет своей главной целью построение новой модели общества, нового типа государства, новой системы социальных отношений и т.п., а поэтому затрагивает все сферы общественной жизни, носит комплексный, всеохватывающий характер.

В заключении дается краткое резюме диссертационного исследования, формулируются полученные в его итоге основные

результаты и выводы, указывается теоретическая и практическая

значимость данных результатов.

Основное содержание диссертации изложено в следующих

публикациях автора:

1. Бакулов В.Д. Социокультурные метаморфозы утопизма. - Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 2003. - 352 с.

2. Голованов В.Н., Бакулов В.Д. От теории к практике //Известия СКНЦ ВШ: Общественные науки, 1984, №1. - С. 40-45.

3. Бакулов В.Д., Барчугов А.П. Социально-теоретическое знание и политическая практика //Революционное мировоззрение и задачи совершенствования социализма: Межвузовский сборник /Отв. ред. О.Д. Леонов. - Петрозаводск: РИО Петрозаводского госуниверситета, 1987. -С. 46-54.

4. Бакулов В.Д. Социокультурная детерминация общественного и индивидуального сознания// Программа и аннотации докладов Дня науки студентов, молодых ученых и специалистов РОДНМИ (44-я итоговая научная конференция). - Ростов-на-Дону: РОДНМИ, 1990. -С.22.

5. Бакулов В.Д., Мерклин В.А. Социальная природа генезиса и функций превращенных формообразований общественного сознания //Тезисы докладов научно-практич. конференции посвященной 60-летию РОДНМИ. - Ростов-на-Дону: РОДНМИ, 1990. - С. 286-298.

6. Бакулов В.Д., Мерклин В.А. Об объективной основе социального мифотворчества при социализме //Тезисы докл. научно-практической конференции "Наследие В.И. Ленина и новое видение социализма" (г. Ростов-на-Дону, 12-13 апреля 1990 г.). - Выпуск 2. - Ростов-на-Дону: ИПК при РГУ, 1990. - С. 20-22.

7. Барчугов А.П., Бакулов В.Д. Противоречие как принцип развития культуры //Культура и мироотношение: Межвуз. сборник научн. статей /Отв. ред. A.C. Молчанова. - Пшразаьодск: Петрозаводский госуниверситет, 1990. - С. 16 - 30.

8. Бакулов В.Д., Мерклин В.А. К вопросу о методологической парадигме политологии //Тезисы докладов Всероссийской конференции "Проблемы и перспективы развития политологии в вузах России" 23-25 мая 1991 г., г. Ростов-на-Дону. - Выпуск 2. - Ростов-на-Дону, 1991. -С.29-32.

9. Бакулов В.Д. Исихазм и проблема «византийского наследия» в культуре России //Тезисы Всероссийской конференции «Восток. Запад. Россия. (14-15 октября 1993 года). - Выпуск II. - Ростов-на-Дону, 1993. - С. 47 -50.

Ю.Бакулов В.Д., Барчугов А.П. Роль идеалов общественного устройства в истории России //Идеал общественного устройства в истории общественной мысли /Редколл.: проф. Ю.Г. Волков (преде.). - Ростов-на-Дону, 1994.-С. 89-91.

11 .Бакулов В.Д., Муленко В.П. Проблема специфики русской философии //Актуальные проблемы современного социального знания (материалы пятой межвузовской конференции КОН РГУ) /Редколл.: проф. О.Ю. Мамедов и др. - Ростов-на-Дону, 1994. - С. 7-11.

12.Драч Г.В., Бакулов В.Д., Борохова C.B. и др. Культурология в вопросах и ответах (учебное пособие) //Культурология: Учебно-методические материалы /Отв. ред. A.B. Лубский. - Ростов-на-Дону: Логос, 1994. -С.53-119.

13.Бакулов В.Д. Критический анализ правосознания интеллигенции в сборнике «Вехи» //Право и культура: Проблемы взаимосвязи. Тезисы докладов и сообщений участников научно-практической конф. /Отв. ред. В.Ю. Верещагин. - Ростов-на-Дону: РВШ МВД РФ, 1996. - С. 5354.

14.Бакулов В.Д. Конфуций: утопизм и реализм в учении о человеке, обществе и государстве //Философия в пространстве культуры /Отв. ред. проф. А.Н. Ерыгин. - Ростов-на-Дону, 1999. - С.З - 20.

15.Бакулов В.Д. Каковы основные особенности культуры ислама //Культурология в вопросах и ответах /Под ред. проф. Г. В. Драча - М.: Гардарики, 1999. С. 218 - 223.

16.Бакулов В.Д. Метаморфозы содержания учения Филофея «Москва -третий Рим» в контексте политико-правовой идеологии его времени //Философия в пространстве культуры: Россия и Запад. - Вып. 2. /Отв. ред. проф. А.Н. Ерыгин. - Ростов-на-Дону, 2001. - С. 24 - 43.

17.Бакулов В.Д. Правовое сознание: понятие, специфика, структура и функции. - Ростов-на-Дону: УПЛ РГУ, 2001. - 11 с.

18.Бакулов В.Д. Теоретико-методологические проблемы изучения утопии и утопизма как социокультурных феноменов //Перспективы философской мысли на Юге России /Отв. ред. проф. Ю.Г. Волков. -Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - С. 61-96.

19.Бакулов В.Д. Анализ М.К. Мамардашвили механизма генезиса превращенных форм сознания //Научная мысль Кавказа. Приложение. -2002,-№8. -С. 22-25.

20.Бакулов В.Д. Критический анализ утопического сознания радикальной интеллигенции в русской религиозной философии второй половины XIX - первой половины XX веков //Философский факультет РГУ:

исюрия и современность: Сборник научных трудов /Науч. ред. проф. Г. В. Драч - Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - С.220-226.

21.Бакулов В.Д. Утопия и утопизм в политико-правовой теории и практике: Учебно-методическое пособие. - Ростов-на-Дону: УПЛ РГУ, 2002.-48 с.

22.Бакулов В.Д. Компаративный анализ понятий «утопия» и «утопизм» //Научная мысль Кавказа. Приложение. - 2002. - № 10. - С. 10-18.

23.Бакулов В.Д. Арабо-исламский мир //История мировой культуры (мировых цивилизаций) /Науч. ред. проф. Г.В. Драч. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2002.-С. 141-173.

24.Бакулов В.Д. Доктрина Филофея Псковского «Москва - Третий Рим» как видообразование положительной утопии //Научная мысль Кавказа. Приложение.-2002.-№ 15.-С. 10-18.

25.Кириллов A.A., Бакулов В.Д. Тема римско-византийского наследования на Западе и в России //Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы Третьего Российского Философского конгресса (16-20 сентября 2002 г.). - В 4 томах. - Т.4. - Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - С. 237-238.

26. Бакулов В.Д. Историософский дискурс социально-утопической доктрины «Москва - третий Рим» //Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы Третьего Российского Философского конгресса (16-20 сентября 2002 г.). - В 4 томах. - Т.4. - Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - С. 112-113.

27.Бакулов В.Д. Утопизм как превращенная форма выражения социального идеала //Вестник Российского философского общества. -2002,-№4.-С. 130-133.

28.Бакулов В.Д. Проблемы развития духовной культуры и самосознания школьников в процессе преподавания курса «История отечественной общественной мысли» //Личность и образование в гуманистической перспективе (культурологический аспект): научно-методический сборник /Науч. ред. доктор филос. наук А.Н. Ерыгин. - Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2003. - С. 110-122.

29.Бакулов В.Д. Идеология, утопия и утопизм как компоненты социального целеполагания //Научная мысль Кавказа. — 2003. - №2. - С. 18-28.

30.Бакулов В.Д. Утопизм как превращенная форма выражения положительной утопии //Философские науки. - 2003. №3. - С. 100-111.

Издательство ООО «ЦВВР». Лиценчия ЛР № 65-36 от 05.08.99 г. Сдано в набор 12.09.2003 г. Подписано в печать 12 09.2003 г. Формат 60*84 1/16 Заказ № 410. Бумага офсетная Гарнитура «Тайме». Оперативная печать. Тираж 100 экз Печ. лист.2,5. Усл.печ л. 2,33. Типография' Издательско-полиграфический комплекс « Биос» РГУ 344091, г. Ростов-на-Дону, ул. Зорге, 28/2, корп. 5 «В», тел. 929-516, 659-532. Лицензия на полиграфическую деятельность № 65-125 от 09.02 98 г.

f 47%°

»147 80

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Бакулов, Виктор Дмитриевич

ВВЕДЕНИЕ. 4.

ГЛАВА I. АКТУАЛЬНЫЕ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ УТОПИИ И УТОПИЗМА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ФЕНОМЕНОВ. 34.

ГЛАВА II. УТОПИЯ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН. 71.

§ 1. Понятие утопии. 71.

§ 2. Типы и виды положительной утопии. 99.

§3. Утопия как компонент социально-целеполагающей деятельности исторических субъектов. Утопия и идеология. 115.

ГЛАВА III. УТОПИЗМ КАК МОДИФИЦИРОВАННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ УТОПИИ. 133.

§1. Понятие утопизма. Условия и предпосылки трансформации утопического учения в утопизм. 133.

§2. Природа, сущность и основные признаки утопизма. 149.

§ 3. Превращенные формы духовной и практической деятельности исторических субъектов. 169.

§4. Утопизм как превращенная форма выражения социальных идеалов. Видообразования утопизма. 191.

ГЛАВА IV. МЕТАМОРФОЗЫ СМЫСЛА ОСНОВНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ ДОКТРИНЫ «МОСКВА - ТРЕТИЙ РИМ» В КОНТЕКСТЕ УТОПИЗМА ЭПОХИ ИВАНА ГРОЗНОГО. 224.

§ 1. Доктрина «Москва - третий Рим»: эсхатологический смысл и духовно-культурное предназначение основных постулатов. 230.

§2. Доктрина «Москва - третий Рим» как «утопия Отечества». 253.

§3. Превращенная форма выражения содержания доктрины «Москва - третий Рим» в контексте утопического сознания эпохи Ивана Грозного.

§ 4. Метаморфозы смысла и смысл метаморфоз основных постулатов доктрины «Москва — третий Рим» в политико-правовой теории и практике правления Ивана Грозного. 291.

Введение диссертации2003 год, автореферат по культурологии, Бакулов, Виктор Дмитриевич

В сфере рационально-научной рефлексии это ярко выразилось в такой особенности современного состояния самого широкого комплекса гуманитарных наук, как их обращенность к фундаментальным основам изучаемых предметов, наиболее значимым выводам, итоговым оценкам проделанной работы и стратегии дальнейших исследований. Для входящих в этот комплекс культурологических и социально-философских дисциплин характерно повышенное внимание к мировоззренческим ориентирам, парадигмальным первоосновам социально-гуманитарного дискурса, системе социокультурных ценностей, цивилизационному определению и самоопределению, типологии культуры, моделям и образам общественного и политического устройства, социальным нормам, идеалам и образцам.

Вместе с тем утопия и утопическое сознание обладают и рядом таких характерологических черт и особенностей, которые могут привести, а зачастую и приводят к деформации оценок, искажению идеалов, к аберрациям общественного сознания, целеполагающей и целереализующей деятельности социально-исторических субъектов, превращенным способам выражения ценностей прошлого, настоящего и будущего. Из их числа исследователи утопии и ее критики в сфере политической, идеологической борьбы и публицистики в первую очередь выделяют такие, как «гипертрофированный футуризм» (В.Г. Хорос), или, по меткому выражению В.А. Лекторского, «критика настоящего с позиций образа будущего, не укорененного в действительности», «перфектибилизм», или вера в возможность реального достижения всесовершенства (В.А. Лекторский, Е.Л. Черткова); одномерность видения реальности, выражающуюся в первую очередь в том, что утопия представляет собой «трансцендентную по отношению к действительности ориентацию, которая, переходя в действие, частично или полностью взрывает существующий в данный момент порядок вещей» (К. Манхейм) и множество других. Ряд спецификаций утопического сознания, из числа которых в современный период наиболее ярко проявились такие, как антиисторизм, максимализм, «господство идеи над жизнью», «логоцентризм» (В. А. Лекторский) и убежденность в возможности «полной рационализации общественной жизни», «натурализация ценностей», «приравнивание ценности к факту» (Г.В. Флоровский), продемонстрировали свое социальное и социокультурное воплощение в определенном числе самых негативных социальных явлений и их последствиях. В связи с этим некоторые исследователи утопии и утопического сознания, не говоря уже об идеологах и политических публицистах, смогли напрямую обвинить утопию в том, что именно она стала духовной предпосылкой социальных коллизий и катаклизмов, революций и войн; рассматривать ее как синоним или обязательный компонент системы взглядов и типов мировоззрения, лежащих в основе тоталитаризма, милитаризма, классовой или социальной розни, национальной исключительности и т. п.

Однако вся актуальность обращения к утопии и утопическому сознанию и ее безусловная значимость для современных культурологических и социально-философских поисков, вышесказанным совершенно не исчерпывается и не ограничивается. А напротив, вслед за этим открывается новый, еще более глубинный уровень значимости утопии и утопического способа миропонимания для теоретико-философских размышлений. Все дело в том, что переоценка ценностей, поиски моделей более совершенного общественно-политического и государственно-правового устройства осуществляется в духовном и теоретическом контексте всестороннего осмысления современного социокультурного кризиса и выявления возможных путей выхода из него. Кризисное мировосприятие является одной из определяющих доминант теоретического и обыденного сознания, парадигмой, задающий подход к видению и осмыслению всех наиболее важных вопросов духовной и социальной культуры, призмой, через которую преломляются результаты поисков ответов на указанные нами выше проблемы.

В процессе этих напряженных поисков, все более явственно обозначается то, что выход из этого кризиса в самой большой мере должен быть связан с отказом от использования исключительно экономических, технических, политических рецептов и средств. Все более определенным становится понимание того, что только культура, социокультурные средства могут стать панацеей от катаклизмов и тупиков в развитии современной техногенной цивилизации.

Таким образом, утопия как социокультурный феномен - это своеобразная микромодель, «микрокосм» социокультурной сферы жизнедеятельности людей с их устремленностью к социальным идеалам в абсолютной форме их выражения, полному совершенству общественного и государственного устройства. Обращение к утопии и утопизму - это обращение к опыту, порой достаточно трагическому, не только недооценки социокультурных идеалов и моделей общественного устройства, но также и попыток их непосредственной буквальной реализации в социально-историческую действительность. Это урок опасности, а в определенных ситуациях и неизбежности тех метаморфоз и превращений в свою противоположность, которые происходят с идеалами, чаяниями, основными постулатами утопических учений. Осмысление этого опыта и этих уроков социокультурных метаморфоз утопии и утопического сознания - одна из самых насущных задач нашего времени, времени кардинальной смены одних идеалов, ценностей, культурных императивов, чаяний и надежд другими, новыми, быть может, еще более утопичными.

Тема утопии и утопизма неизбывная и непреходящая тема в духовном опыте последних десятилетий России. И вера в утопию, и тотальная критика любых идеалов и социальных моделей, заподозренных в утопизме, проявились у нас в своих самых крайних формах и наиболее ярком выражении. «Впереди планеты всей» оказались мы и в неоднократных, особенно начиная с середины 80-х годов прошлого столетия, кардинальных ревизиях системы ценностей, культурно-мировоззренческих ориентиров, моделей социально-политического устройства, итогов и результатов исторического развития, переоценках достижений материальной и духовной культуры, на целое десятилетие опередив и предвосхитив итоговые выводы и переориентации на новые ценности и идеалы, характерные для духовных и культурфилософских размышлений эпохи рубежа веков и тысячелетий. Но этот пережитый духовный опыт, повышенное внимание к утопии, продолжительность ее изучения дают и определенную надежду, надежду на усвоение уроков исторического прошлого и другое, более адекватное понимание природы утопии как социокультурного феномена.

СТЕПЕНЬ НАУЧНОЙ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ. Как уже было отмечено, в период 80-х и 90-х годов прошлого столетия в нашей стране наблюдался огромный интерес к утопии и стремительный рост массива исследований посвященных проблемам утопизма и утопического сознания. Совершенно очевидно, что это связано с тем кризисным и переломным моментом в нашем историческом развитии, который мы переживали тогда, и который, впрочем, переживаем и сейчас. С тем, что утопия - как и всегда в такие исторические моменты - в форме различного рода проектов реформ и концепций преобразований, самым непосредственным и властным образом вмешивается в нашу жизнь, определяет ее перспективы.

Указанный рост массива исследований был связан со значительным расширением тематики, уточнением предмета изучения, выделением его новых граней и сторон, осмыслением через призму утопии новых пластов социально-исторической реальности и духовной культуры.

При этом ни в коем случае нельзя отбрасывать ту значительную работу в изучении утопии, которая была проделана в советский период существования философской науки, и тот накопленный исследовательский материал, который, несмотря на жесткие идеологические ограничения, однозначные установки принятых тогда доктрин, содержит в себе очень много ценного.

Из числа отечественных философов и культурологов указанного периода, достигших наиболее значительных успехов в разработке проблематики связанной с утопией, нельзя не отметить Э. А. Араб-Оглы, Э.Я. Баталова, А.И. Володина, Ч.С. Кирвеля, А.И. Клибанова, И.Н. Неманова, И.К. Пантина, С.С. Сизова, A.M. Ушкова, В.Г. Федотову, В. Г. Хороса, В.А. Чаликову, В.П. Шестакова и многих других.

Хотелось бы отметить целый ряд авторов, посвятивших свои работы изучению русской утопической мысли: P.A. Гальцеву, А.И. Клибанова, В.А. Малинина, К.В. Чистова и др.

Значительный прирост объема материалов посвященных изучению утопии в настоящее время также дали переводы и публикации работ крупнейших зарубежных исследователей этого духовного феномена, и в первую очередь таких, как М. Вебер, К. Манхейм, Ф. Хайек, JL Мэмфорд, О. Тоффлер, К. Поппер, П. Тейяр де Шарден, Э. Фромм, Е. Шацкий, У. Моррис, М. Мид, Э. Блох, У. Мур и других. Обращение к истории изучения утопии за рубежом также показало, что одной из важнейших парадигм ее осмысления выступает постулат о ее причастности к родовой сущности и природе человека, ее неустранимости из его духовной и практической деятельности. Такой подход к утопии нашел свое наиболее яркое выражение прежде всего в философском творчестве таких выдающихся мыслителей, как X. Ортега-и-Гассет, П. Тиллих, М. Шелер и др. Известный немецкий мыслитель Э. Блох, которого называли «философом утопии», определял утопию как процесс реализации «принципа надежды», имеющего объективные основания в самой человеческой истории. Следует также отметить очень интересное направление в французской социальной философии, получившее название «социологии утопии», представленное такими исследователями, как А. Глюксман, JL Мулен, А. Резлер, Ж. Эллюль.

Знакомство в этот же период с творчеством таких писателей и социальных мыслителей, как Р. Брэдбери, Е. Замятин, А. Кёстлер, Дж. Оруэлл, О. Хаксли и некоторых других, открыло возможность серьезного анализа, причем без пробелов и изъятий, имевших место ранее, антиутопии как важнейшего художественно-литературного жанра и формы социальной мысли.

Все это позволило рассматривать утопию во всем многообразии ее видов и форм, как важный и неотъемлемый компонент человеческой жизнедеятельности и духовной культуры в целом. В большем, причем на порядок, объеме представить связанную с утопией тематику, сравнить направления, характер и уровень изучения проблематики за рубежом с современными и прошлыми исследованиями наших отечественных культурологов и философов.

Наглядным показателем «экстенсивного» характера современных исследований утопии прежде всего выступает разрозненность в осмыслении ее отдельных проявлений и сторон, ограниченность их рамками, причем как в выработке методологии исследования, так и в процессе ее применения в конкретном анализе содержательных спецификаций самого предмета изучения. Такими наиболее значимыми проявлениями, своеобразными ипостасями утопии, в рамках которых сосредоточено основное внимание исследователей, выступают следующие. Во-первых, это опредмеченность утопии в виде целого корпуса текстов произведений, составляющих определенный жанр литературы и социальной мысли. Данная ипостась утопии исследована наиболее полно', именно ей посвящено большинство работ и именно здесь достигнуты наиболее значимые результаты. Во-вторых, это представленность утопии как определенного типа сознания субъектов социально-исторической деятельности, образа мышления и даже способа миропонимания. Данная ипостась утопии наиболее сложна по своему содержанию, воплощена в многообразных формах духовной и интеллектуальной жизни людей. От непосредственных социально-психологических реакций и обыденного уровня мышления до сложных рационально-рефлексивных или образно-художественных форм, совокупности определенных ценностно-мировоззренческих ориентиров, выступающих основанием глубокого осмысления реальности и выработки в соответствии с ним всесторонне обоснованного, последовательного мироотношения. Данная ипостась феномена утопии исследована в гораздо меньшей степени. При этом, к сожалению, в зарубежной литературе ей уделено внимания на порядок больше, чем в отечественной, уже имеются определенные наработки и традиция в изучении утопического сознания и утопического образа мышления. Утопическое сознание и мышление наиболее глубоко исследуются в работах таких зарубежных философов и культурологов, как К. Манхейм, Х.-А. Маравалль, Ф.А. Манюэль и Фр.П. Манюэль, Г. Маркузе, П. Рикер, Р. Рюйе, Ф.

Полак, Е. Шацкий, М. Фрай и целого ряда других. В этом отношении хотелось бы особо отметить работы «Идеология и утопия» К. Манхейма и «Утопия и традиция» Ежи Шацкого, публикация которых в нашей стране позволила сделать значительных шаг в изучении утопии.

Для справедливости необходимо подчеркнуть, что и в отечественной культурологической и философской мысли имеется целый ряд исследователей, внесших самый существенный вклад в изучение утопического сознания и мышления. К их числу следует отнести Э. Я. Баталова, Г.С. Батыгина, Ч. С. Кирвеля, Е.Е. Несмеянова, С.С. Сизова, В.Г. Федотову, В.А. Чаликову, Е.А. Черткову и целый ряд других. Вместе с тем, трудно переоценить степень важности данного аспекта изучения предмета для осмысления феномена утопии в целом, ибо произведения утопического жанра, конкретные утопические учения и идеи выступают в первую очередь ничем иным, как продуктом утопического сознания и образа мышления, их опредмеченным выражением и проявлением.

И, наконец, в-третьих, это проявление утопии как социального феномена. В этой своей ипостаси утопия предстает как практическая сторона жизнедеятельности социально-исторических субъектов, как важнейший, а зачастую и определяющий компонент социального целеполагания, находящийся в сложном взаимодействии с другими его компонентами, с ментальностью, идеологией, политическим и правовым сознанием. А значит утопия самым непосредственным образом включается в содержание политических программ, правовых доктрин, системы основных постулатов правящих идеологий, совокупность социокультурных установок и т.д., которые она в той или иной степени определяет и обуславливает.

На уровне социального проявления раскрывается и может быть понята вся социальная значимость утопии, роль утопических учений и идей в истории общественного развития. Эта значимость и эта роль очень существенны. Однако один из парадоксов в изучении утопии в том, что именно данная ее ипостась осмыслена наименее полно и глубоко, обозначена в большей степени нерешенными проблемами и загадками, чем достижениями и ответами на насущно важные вопросы. Да и об утопии в целом можно сделать такие же выводы. Несмотря на традицию, культуру, целую духовную формацию утопии в человеческой истории, однозначного ответа о положительной или отрицательной роли и значении утопии в социальной жизнедеятельности людей нет. Полярность оценок утопии наиболее наглядно можно увидеть в таких предназначенных для ее определения формулах, как «утопия - это Гулаг» (Мигель Абенсур), «прогресс - это реализация утопий» (Оскар Уайльд).

Другой из числа сложных проблем утопии и продуцирующих ее типа сознания и способа мышления является парадоксальная способность утопических учений к смысловым метаморфозам их основных идей, к содержательной инверсии составляющих эти учения постулатов, максим; к полной переориентации направленности социальных идеалов и ценностно-мировоззренческих установок, выступающих первоначалом утопических построений и определяющих духовные и практические выводы из них.

В поисках решения данной проблемы достаточно широкое распространение получил подход, берущий свои истоки в концепции Карла Манхейма, представляющий собой по сути дела приведение утопии в однозначное соответствие с идеологией, и утверждающий такую трансформацию идеологии в ее практической ипостаси, которая означает утрату ею своей специфики и превращение в утопию. И наоборот. Таким образом, проблема снимается тем, что в своей практической роли и значении утопия и идеология выступают как одно-порядковые духовные образования, одно из которых апологетически оправдывает действительность - идеология, а другая направлена на ее критическое переустройство - утопия. Наряду с неприемлемостью для нас отождествления утопии с идеологией, необходимо отметить, что Карл Манхейм все-таки ставит в своей работе очень важную проблему трансформаций и превращений утопических построений в отличные от них духовно-практические видообразования. Что, в свою очередь, ставит в дальнейшем перед исследователями утопии проблему изучения природы, характера и механизма таких трансформаций.

Эта парадоксальная способность утопии к перевоплощению, смысловым метаморфозам, в большей степени, как мы отмечали, осмысленная в эстетически-художественном ее исследовании, нашла свое определенное выражение и в обыденном сознании, особенно политико-правовом - в частности является довольно расхожим местом в политической публицистике. И в самой меньшей степени она зафиксирована и изучена в сфере теоретического культурологического и социально-философского анализа. Вместе с тем, выражением этого осознания стало использование как в повседневном смысле, например, той же политической публицистике, так и в качестве научного понятия термина «утопизм». Именно при помощи данного понятия в явной или неявной форме одни утопические построения, в основном в положительной оценке, отделялись от других, оцениваемых противоположным образом. Таким образом, понятие «утопизм» как бы взяло на себя «бремя» выражения исключительно негативного значения утопии, причем как в обычном словоупотреблении, так и публицистическом и научно-философском его использовании.

Понятно, что это совершенно не разрешило возникающих в осмыслении утопии парадоксов и проблем. И прежде всего в связи с тем, что использование этого термина и имеющиеся наработки в его осмыслении как научно-теоретического понятия имеют целый ряд существенных пробелов. Утопизм в явном или неявном смысле зачастую отождествляется с утопией в целом, либо, однозначно, с любой ее практической направленностью, с ее ролью в качестве компонента духовных предпосылок и основ социально-практической деятельности политических субъектов, субъектов экономико-хозяйственной деятельности, субъектов права. При таком отождествлении, утопия в ее практической роли почти всегда предстает как утопизм.

Хотелось бы отметить особо тот огромный вклад, который внесли в изучение социального утопизма русские мыслители. Наиболее весом он в творчестве Ф.М. Достоевского. Самый глубокий уровень исследования данного предмета, проникновение в его сущность можно найти в работах П.И. Новгородцева. Условиям возникновения и механизму утверждения утопизма посвящены произведения С.Л. Франка и Г.В. Флоровского.

Работа Г.В. Флоровского «Метафизические предпосылки утопизма», которая позволила выявить и реконструировать целый ряд компонентов, составляющих философско-мировоззренческую парадигму утопизма, методы, способы и формы выражения в нем содержания как некоторых духовных образований в целом, так и отдельных представлений, идей и постулатов, представляет собой целую страницу в его теоретико-методологическом осмыслении. Утопизм предстает здесь как сложное и целостное духовное образование, не сводимое к частным случаям ошибочного понимания, интерпретации и использования утопических учений на практике.

Уровень единства духовно-культурной ипостаси, на которой утопия предстает как жанр литературы и социальной мысли, как тип мышления, играющий свою важную роль в духовной культуре исторических субъектов, и ипостаси социально-практической, на которой утопия предстает как компонент социального целеполагания, как совокупность целей и задач, воплощенных в социально-исторические реалии, означает не что иное, как уровень фиксирования и осмысления утопии как духовно-практического или, несколько иначе говоря, социокультурного явления. Как социокультурный феномен, как духовно-практический компонент социальной жизнедеятельности, утопия предстает на уровне единства ее проективных и социально-предметных проявлений.

В разработке методологии изучения социокультурного среза жизнедеятельности общества нельзя не отметить исследование О.М. Штомпеля, посвященное анализу социокультурного кризиса. Наряду с обращением к содержательной стороне исследования указанного автора, имеющей первостепенное значение для изучения связанной с утопией тематики, необходимо учитывать и те результаты, которые им получены в разработке теоретико-методологического инструментария осмысления природы и сущности социокультурных явлений в целом. Кроме того, О.М. Штомпелем выявлена и показана история становления и развития основных подходов к определению методологии собственно самого социокультурного исследования, место и значимость отдельных ее концептов.

Анализ утопии и утопизма как социокультурных феноменов неразрывно связан в теоретико-содержательным смысле с наиболее важными современными культурологическими исследованиями. К их числу в первую очередь относятся исследования, осуществленные Ю.А. Ждановым, П.С. Гуревичем, В.Е. Давидовичем, Г.В. Драчом, Б.С. Ерасовым, В.В. Журавлевым, Е.В. Золотухиной-Аболиной, Л.Г. Иониным, М.С. Каганом, Э.С. Маркаряном, В.М. Межуевым, O.K. Румянцевым, Ю.Н. Солониным, М.Б. Туровским, О.М. Штомпелем и многими другими.

Самое существенное эвристическое значение для анализа утопии как социокультурного явления имеет разрабатываемый в современных гуманитарных дисциплинах культурно-цивилизационный подход к социально-историческим исследованиям. Прежде всего, данный подход представлен в работах таких современных отечественных исследователей, как М.А. Барг, А.Я. Гуревич, Л.С. Васильев А. Н. Ерыгин и других. Обладающий гораздо большим теоретическим потенциалом и открывающий возможность более глубоких по сравнению с формационным подходом исторических, социально-философских и культурологических исследований, данный подход предполагает установку на реконструкцию конкретно-исторического значения, места и роли социокультурных явлений в целом, и утопии как духовно-практического феномена в частности. В свою очередь, такая установка позволяет в анализе социокультурных явлений избегать целого ряда крайностей. Эти крайности, с одной стороны, связаны с элиминацией личностного, сознательно-волевого начала действующих социально-исторических субъектов. С жестким и однозначным подчинением духовно-культурных факторов, ментальности, идеологии, форм осознания индивидами социальных реалий, объективированным и строго иерархизированным социальным структурам и отношениям, социально-экономическим факторам, причинно-функциональным анализом обезличенных компонентов системы жизнедеятельности человеческого социума. С другой стороны, с гипертрофированным пониманием роли и значения сознательно-волевого начала в социальных процессах и отношениях. Преувеличением жизненно-экзистенциальных факторов в осмыслении каузально-функциональной стороны социально-исторической динамики, общественного развития, итогов и результатов попыток реализации в историческую действительность социальных программ, политических доктрин, тех или иных совокупностей идеологических постулатов. Только конкретно-исторический анализ утопии и утопизма как духовно-практических явлений, формирующихся на основе определенных социальных потребностей и интересов и выступающих рафинированной социально-теоретической формой их выражения, а с другой стороны, выступающих теми идеями, которые оказывают самое определяющее влияние на ход социально-исторических событий, характер общественного развития, политические, правовые и прочие отношения в обществе, позволяет адекватно осмыслить их место, роль и значение, реконструировать степень их действительного влияния на социальную жизнедеятельность людей. На основе общетеоретической позиции, опредмеченной в цивилизационном подходе к социально-историческому познанию, в свою очередь, может быть выработана методология конкретного анализа социокультурных явлений, а также осмыслены способы и формы собственно социокультурного рассмотрения социальных реалий.

Существенное теоретическое значение для предмета данного исследования имеет обращение к результатам разработки теории социального идеала. Современная разработка данной теории опирается на глубокую традицию осмысления природы и сущности социальных идеалов представленную именами таких выдающихся отечественных мыслителей, как С.И. Гессен, П.И. Новгородцев, Вл. Соловьев, Г.В. Флоровский С.Л. Франк, и целый ряд других. К числу современных отечественных ученых, занимавшихся вопросами социального идеала, исследования которых имеют превалирующее значение для нашей диссертационной работы, в первую очередь следует отнести Е.С. Громова, В.Е. Давидовича, Э.В. Ильенкова, В.А. Лекторского, М.А. Лифшица, Н.С. Мудрагей, A.A. Новикова, Е.В. Осичнюка, М.А. Рудницкую, А.И. Яценко и других.

Современные исследователи природы и сущности утопизма, в частности такие, как Э.Я. Баталов, Г.С. Батыгин, H.H. Козлова, И.Г. Палий, Е.Л. Черткова, И.С. Шестакова и другие, анализируя проблему трансформации утопии в утопизм, приходит к выводу о том, что перевоплощение утопии в утопизм целиком определяется изменением статуса социального, или, в частности, социально-политического идеала, выражающего его образца общественного и государственного устройства.

Необходимой предпосылкой осмысления утопии и утопизма как социокультурных, духовно-практических феноменов, а значит их осмысления в неразрывной взаимосвязи и взаимодетерминации с такими компонентами целеполагающей деятельности социально-исторических субъектов, как ментальность, идеология, политическое и правовое сознание, религия и мораль, выступает обращение к результатам работ современных отечественных ученых, внесших заметный вклад в их исследование. Особенно это относится к анализу наиболее интегрированных с утопией ментальности, идеологии, политическому и правовому сознанию. В этом плане, из числа современных работ посвященных идеологии, особый интерес для исследуемого предмета представляют труды таких авторов, как Н.Б. Биккенин, Ю.Г. Волков, В.А. Грошев, Ю.Г. Запрудский, Васил Иванов, В.П. Макаренко, B.C. Малицкий, JT.C. Мамут, В. С. Поликарпов, A.B. Поляков, Ж.Т. Тощенко, В.Ю. Шпак, М.В. Яковлев и других.

Большое значение для анализа утопии и утопизма в их социокультурном измерении имеют исследования по политическому менталитету и стилю политического мышления, представленные в работах таких авторов, как В.П. Макаренко, Е.Е. Несмеянов. А также появившиеся в последнее время работы, посвященные исторической реконструкции ментальности стран, регионов, социальных общностей людей. В этом плане особый интерес представляют работы B.C. Жидкова и К.Б. Соколова, в основе которых лежит подход к истории России как развертывании во времени российской ментальности, той картины мира, системы координат мировосприятия, которая складывалась не только спонтанно, но и более или менее целенаправленно формировалась государственной властью.

Рассматривая вопрос об изучении превращенных форм (превращенности действия) сложных систем социально-практической деятельности необходимо помнить о том, что первоосновы изучения данного сложного феномена были заложены К. Марксом. На современном уровне их изучения безусловный приоритет и самый ценный вклад принадлежит М. К. Мамардашвили. Наряду с ним хотелось бы отметить целый ряд ученых, либо непосредственно занимавшихся этой проблемой, либо смежной с ней тематикой, имеющей для ее разработки достаточно большое значение. К числу таких ученых принадлежат

Г. С. Батищев, Э. В. Ильенков, H.H. Козлова, В.И. Копалов, Е.Я. Режабек, A.A. Хамидов и другие. Особо хотелось бы отметить украинских исследователей А.Н. Ермоленко, К. Ю. Райда, посвятивших свою работу превращенным формам социальной рациональности.

Исследованию метаморфоз утопизма, тем более в его целостном социокультурном выражении, нет специально посвященных исследований на уровне монографий, или работ, в которых бы давался более-менее развернутый анализ данного предмета, однако имеется ряд отдельных статей и разделов диссертаций, затрагивающих отдельные грани его содержания. В числе авторов данных работ нам хотелось бы отметить Э.Я. Баталова, Г.С. Батыгина, Ч.С. Кирвеля, В.П. Кондратьева, С.С. Сизова, E.JI. Черткову, И.С. Шестакову и других.

Таким образом, анализ существующей научной литературы по теме диссертационной работы показывает, что возникает настоятельная необходимость изучения утопии и утопизма как духовно-практических феноменов в их социокультурном измерении. Их осмысления как сложных, многосоставных по своей природе образований, особо значимых, а зачастую и определяющих компонентов социального целеполагания в деятельности исторических субъектов, а также тех смысловых метаморфоз и содержательных инверсий утопических идей, которые самым непосредственным образом сказываются в многообразных формах исторической практики субъектов социальной жизнедеятельности.

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Теоретико-методологический инструментарий диссертационного анализа обусловлен спецификой сложного объекта изучения, необходимостью многоуровневого и полипроблемного подхода к осмыслению социокультурной ипостаси предмета исследовательского внимания. В связи с этим, диссертационная работа основывается на органическом сочетании культурологических и философских методов и принципов изучения духовных явлений и формообразований.

Изучение сущности и сложносоставной природы утопии и утопизма как социокультурных построений связано с использованием системного и структурно-функционального методов анализа, сравнительно-исторического и диалектического способов выявления противоречий. Привлечение значительного культурно-исторического материала потребовало последовательного применения таких теоретических принципов, как единство исторического и логического, конкретного историзма и других.

Анализ утопии и утопизма как социокультурных феноменов в общеметодологическом плане самым непосредственным образом основывается на деятельностном подходе в определении культуры, получившем всестороннее обоснование в работах Ю.А. Жданова, В.Е. Давидовича, Г.В. Драча, Э.С. Маркаряна, В.М. Межуева, В.И. Толстых, М.Б. Туровского и других.

Самое существенное теоретико-методологическое значение для анализа утопии как социокультурного явления имеет разрабатываемый в современных гуманитарных дисциплинах культурно-цивилизационный подход к социально-историческим исследованиям и, соответственно, к методологии социально-исторического познания. В своем полном и глубоком виде данный подход представлен в работах таких современных отечественных исследователей, как М.А. Барг, А .Я. Гуревич, А. Н. Ерыгин, Л.С. Васильев и других. Напомним также, что культурно-цивилизационный подход берет свои истоки на Западе в произведениях таких крупнейших ученых, как О. Шпенглер и А. Тойнби, а у нас в России в работах отечественных мыслителей XIX века: С. М. Соловьева, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева и других.

В ходе диссертационного исследования были также использованы определенные теоретические концепты, сформировавшиеся в современной культурологической науке.

Диссертант исходит из положения об определении природы и сущности социокультурных феноменов как органической целостности, исторической «тотальности», интегрировавшей в себе структурно-функциональную сторону общественных реалий с деятельностно-субъективным началом. Такое понимание в свою очередь определяет необходимость сочетания в их изучении социальных, культурных, личностно-экзистенциальных, ценностно-мировоззренческих аспектов. Именно такой подход нашел свое отражение как в классических философско-культурологических работах (М. Вебер, О. Шпенглер, П.А. Сорокин, К. Ясперс, А. Тойнби, историческая Школа Анналов, Ю.М. Лотман), так и в современных исследованиях (B.C. Библер, А. Я. Гуревич, В.Е. Давидович, Г.В. Драч, А.Н. Ерыгин, Ю.А. Жданов, М.К. Петров, М.Б. Туровский, О.М. Штомпель и другие).

Полипроблемный характер исследования утопии, ее опредмеченность в виде целой духовной формации в истории человеческой культуры, перманентное влияние, особая роль утопических учений в процессе социального целеполагания, дееспособность, в которой утопия превосходит любую социальную теорию, но вместе с тем постоянная парадоксально противоречивая значимость утопических идей в жизнедеятельности общества, предполагают выявление и осмысление детерминирующих факторов и причин этой подверженности утопических идей смысловым метаморфозам и содержательным инверсиям. Эти метаморфозы самым непосредственным образом проявляются в трансформации и перевоплощении содержания утопических идеалов и максим, превращении основных положений утопических доктрин в свою противоположность. Глубокий анализ этих инверсий и метаморфоз осуществлен в основном только эстетическими средствами, в рамках такого литературного жанра как антиутопия, в первую очередь такими художниками и социальными мыслителями, как Р. Брэдбери, Ф.М. Достоевский, Е.И. Замятин, А. Кёстлер, Дж. Оруэлл, О. Хаксли, а также некоторыми другими. Хотя и эстетически-художественными средствами, но достаточно убедительно показано, что степень этих метаморфоз и инверсий постулатов утопических учению такова, что они начинают выражать свое антиномическое значение: мир становится войной, свобода полным рабством, равенство превращается в жесткую рангово-кастовую социальную структуру и т.п.

Поставив задачу культурфилософского осмысления метаморфоз утопических учений, автор исходит из теоретического постулата о том, что сущность духовно-практических построений на категориальном уровне была зафиксирована и выражена в концепции М.К. Мамардашвили, основными положениями которой выступают утверждения о континуальной природе взаимодействия общественного бытия и общественного сознания; о необходимости выработки особого понятийного инструментария для выявления и анализа этого взаимодействия; о наличии не только адекватных, но и превращенных форм выражения социальных духовных и практических феноменов в сознании исторических субъектов, о специфических особенностях и духовно-практических последствиях таких форм выражения. Применение методологического и эвристического потенциала анализа превращенных форм выражения социальных реалий действующими историческими субъектами, дает ключ к пониманию противоречий и парадоксов утопии, превращений и метаморфоз утопического сознания и утопизма.

Анализ социокультурных метаморфоз утопизма потребовал кроме общетеоретического анализа предмета, обращения к конкретному культурно-историческому материалу, в частности к исследованию превращенных форм выражения социально-религиозных идеалов утопического учения «Москва — третий Рим» и метаморфоз смысла основных постулатов этого учения в политико-правовой практике эпохи правления Ивана Грозного.

Предметом анализа в данной работе выступают утопия и утопизм как социокультурные феномены, осмысливаемые как образования, представляющие собой органическое единство духовно-культурного и социального проявлений, на уровне их сложносоставной природы, интегрировавшей в себе социоэкономическую, политико-правовую, структурно-институциональную сторону общественных отношений с формообразованиями сознания и способами мышления, идеалами и ценностями внутреннего духовного мира социально-исторических субъектов. При этом особое исследовательское внимание в анализе предмета уделяется метаморфозам смысла утопических идей и аберрациям утопического сознания.

Данная цель конкретизируется в решении следующих задач:

• дальнейшей экспликации понятия утопии как социокультурного явления, изучения ее сущностных спецификаций на основе реконструкции характерных особенностей и форм выражения социального идеала как содержательной первоосновы утопических учений;

• осмысления утопической религиозно-политической доктрины «Москва -третий Рим» в контексте духовно-культурных и социально-практических реалий середины XVI века, метаморфоз смысла и инверсии содержания основных постулатов доктрины в процессе ее трансформации в учение утопизма в социокультурном контексте эпохи;

• анализа крайних форм выражения утопизма в системе религиозно-мировоззренческих ценностей, в понимании норм морали и права, идеологических построениях, концепции государственного строительства, правовой основе формы государственного правления, военно-политической стратегии, а также в практике их воплощения в социально-историческую действительность в эпоху Ивана Грозного.

Научная новизна диссертации определяется следующими положениями: - утопия исследована как предмет теоретико-культурного и социально-философского анализа, на социокультурном уровне ее проявления и воплощения в духовно-практические составляющие жизнедеятельности социально-исторических субъектов;

- исследование утопии как социокультурного феномена проведено в широком контексте ее взаимосвязи с основными компонентами социального целеполагания: политической идеологией и правосознанием, массовым сознанием и менталитетом социально-исторических субъектов, дана классификация исходных видообразований утопии как социокультурного образования;

- компаративный анализ утопии и утопизма позволил изучить процесс утверждения и развития утопизма как трансформацию, перевоплощение положительной утопии, выявить внутренние содержательные спецификации данного процесса, связанные с изменением содержания и характера социальных идеалов положительной утопии, природы полагаемых в ней моделей совершенного общества и государства; применение к осмыслению утопизма методологии анализа превращенных форм позволило определить сущность утопизма как превращенной формы выражения содержания положительной утопии, выявить природу и характерологические особенности обусловленных процессом перевоплощения положительной утопии в утопизм аберраций утопического сознания, смысловых метаморфоз основных идей утопических учений, дать классификацию утопии и утопизма как духовно-практических социокультурных построений;

1. Современные культурологические и социально-философские исследования утопии демонстрируют в большей мере движение аналитической мысли вширь, чем в глубину, носят скорее «экстенсивный» характер, чем «интенсивный», в основной своей массе больше посвящены освоению и упорядочиванию многообразного и многожанрового содержания утопических текстов, чем теоретическому осмыслению природы и сущности утопии и утопизма как социокультурных феноменов. Наглядным показателем «экстенсивного» характера современных исследований утопии выступает разрозненность в осмыслении ее отдельных проявлений и сторон, ограниченность рамками рассмотрения этих сторон, причем как в выработке методологии исследования, так и в процессе ее применения в конкретном анализе содержательных спецификаций самого предмета изучения.

3. Одной из сложных проблем изучения утопии, утопического типа сознания и способа мышления, является парадоксальная способность утопических учений к смысловым метаморфозам их основных идей, к содержательной инверсии составляющих эти учения постулатов, максим; к полной переориентации направленности социальных идеалов и ценностномировоззренческих установок, выступающих первоначалом утопических построений и определяющих духовные и практические выводы из них. Эти изменения и метаморфозы в большинстве имеющихся исследований объясняются в первую очередь внешними по отношению к содержанию утопических идей факторами: социально-историческими и политическими ситуациями, в которых происходило развитие утопических учений или осуществлялась деятельность утопистов, влиянием политико-правовых, экономических, религиозно-нравственных, культурных отношений, процессов в ту или иную эпоху, в той или иной стране и т.п. Однако понимание природы и причин противоречивой и парадоксальной роли содержания утопических представлений и идей требует осмысления и реконструкции внутренних глубинных содержательных детерминант, обуславливающих трансформацию и превращение того или иного смысла утопических идей и максим в нечто противоположное их исходному содержанию.

5. Выражением осознания парадоксальной способности утопии к перевоплощению стало использование как в повседневном смысле, в политической публицистике, так и в качестве научного понятия термина «утопизм». Именно при помощи данного понятия в явной или неявной форме одни утопические построения, оцениваемые в основном положительно, отделялись от других, получающих противоположную оценку. Однако при этом утопизм, также в явном или неявном смысле, зачастую отождествляется с утопией в целом, либо, однозначно, с любой ее практической направленностью, с ее ролью в качестве компонента духовных предпосылок и основ социально-практической деятельности субъектов. Это отождествление совершенно неправомерно. Утопия и как жанр литературы и социальной мысли, и как тип мышления и формообразование сознания, и как компонент социально-целеполагающей деятельности неизмеримо значительнее, масштабнее и глубже утопизма.

6. Сравнительный анализ утопии и утопизма позволил выявить, что перевоплощение утопии в утопизм целиком определяется изменением статуса социально-политического идеала, который как образ абсолютного в своем совершенстве общества и государства, первоначально выступает как исключительно трансцендентный по отношению к действительности, как чисто духовный по своей природе феномен, как ипостась идеи государства. Исходный момент превращения утопии в утопизм — это совмещение «мира идей» и «мира вещей», обмирщение идеала. Отказ от трансцендентности идеала, перенесение центра тяжести из области метафизических размышлений в область подробного конструирования и описания модели общества и государства, однозначно приводит к превращению утопии в утопизм.

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ РАБОТЫ. Результаты диссертационной работы позволяют углубить теоретические представления в области культурологии и социальной философии, связанные с проблемами истории отечественной духовной культуры, политического и правового сознания, идеологии. Полученные результаты можно использовать в преподавании общих и специальных курсов по культурологии и философии, политологии, а также некоторых юридических дисциплин. Они имеют существенное значение для практической деятельности работников культуры, политиков, управленцев, работников средств массовой информации и коммуникации, в сфере публицистики и журналистики.

Кавказе и Грузии «А non-governmental alliance "International Alert" » (Пятигорск, июнь 1993), Всероссийской конференции «Восток. Запад. Россия.» (Ростов-на-Дону, октябрь 1993), Rostov seminar conflict resolution training in the North Caucasus «А non-governmental alliance "International Alert" » (Ростов-на-Дону, 1995), межвузовской научно-теоретической конференции «Право и культура: проблемы взаимосвязи» (Ростов-на-Дону, март 1996), Петровских чтениях философского факультета РГУ (Ростов-на-Дону, апрель 1997, апрель 1998, апрель 2000), преподавательской сессии факультета философии и культурологии РГУ (апрель 2001, апрель 2002), III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 16-20 сентября 2002 года), секция «Философии истории»; VII Димитриевских чтениях «Христианство и мир. Церковь, общество, государство» (ноябрь 2002 г., г. Ростов-на-Дону).

Результаты исследования использовались в учебном процессе на факультете философии и культурологии Ростовского госуниверситета при чтении спецкурсов и элективных курсов, на гуманитарных факультетах РГУ при чтении курса «философия», «логика», «история философии», а также ряда элективных курсов; в преподавании и методическом обеспечении спецкурса «Правосознание: специфика, структура и функции». Диссертационная работа обсуждалась на совместном заседании трех кафедр факультета философии и культурологии Ростовского государственного университета (кафедра теории культуры, этики и эстетики, кафедра. исторической культурологии, кафедра социальной философии и философии права).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социокультурные метаморфозы утопизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Проделанное исследование позволяет сформулировать вывод о том, что более глубокий теоретический уровень изучения утопии и утопизма требует их осмысления в единстве различных проявлений и ипостасей. Это уровень целостного воспроизведения содержательных спецификаций утопии и как жанра литературы, а также социальной мысли и социологического дискурса; и как определенного типа сознания и способа мышления (то есть как феноменов духовной культуры)', и, одновременно, как идеологических, политико-правовых построений, играющих существенную социально-историческую роль, представляющих собой значительную социальную силу. Изучение данной ипостаси утопии и утопизма в свою очередь потребовало реконструкции их социального и исторического контекста, конкретного анализа форм и способов воплощения постулатов и максим утопических учений в социально-политические, экономические, правовые, ценностно-культурные реалии.

Осмысление утопии как социокультурного феномена, ее социально-практической роли и значения как стороны, аспекта целостного подхода к ней, раскрывающего ее на уровне внутреннего единства различных ипостасей и проявлений, требует поисков глубинных первооснов единства духовно-культурной и социально-практической сторон утопии. И такие поиски вполне обоснованны и продуктивны. Анализ социально-практической роли утопии, всех условий и последствий ее влияния на социально-историческую жизнедеятельность людей, определение характера воплощения тех или иных взглядов и идеалов утопистов — при всей сложности и противоречивости этой роли и значения, в единстве с ее пониманием в качестве компонента духовной культуры — выступает как обязательное требование ее осмысления, обусловленное содержательной спецификой самой утопии, ставшей предметом такого уровня изучения. Практическое измерение — глубинная сущностная характеристика утопии. В самых отвлеченных и абстрактных построениях того или иного мыслителя-утописта задаются ценности и идеалы, которые так или иначе соотносятся с действительностью, с социально-исторической и политической реальностью, оценивают ее на предмет соответствия этим определенным нормам и идеалам. Собственно содержание того или иного продукта духовного творчества, философское, социальное, политическое, религиозное или этическое учение могут быть отнесены к тому или иному виду, форме, жанру утопии, если в них предлагается образ жизни, устройство общества и государства, которые, если никак и не возможны в конкретных обстоятельствах, но, согласно однозначным установкам творца утопии, совершенно необходимы, желательны, правильны, соответствуют природе человека, его «высшему предназначению», морально или религиозно оправданны и т.д. Такая оценка и осмысление действительности через призму «высших» идеалов, ценностей и норм в их абсолютном значении приводят к установке, требованию изменения и переустройства общества, государства, социальных институтов, образа жизни и т.п. Эти требования и установки нередко воплощаются в программу деятельности тех или иных социальных субъектов.

Данный уровень анализа утопии, который предполагает постоянный учет изначального социально-практического смысла утопических построений, их исходной направленности и предназначенности для переоценки и преобразования социально-исторических реалий, прежде всего выступает как ее осмысление в качестве компонента процесса целеполагания. Это и есть тот уровень осмысления феномена утопии, на котором она предстает в единстве своей духовно-культурной и социально-практической ипостасей. Такой уровень, как мы видим, представляет собой не что иное, как уровень фиксирования и осмысления утопии как духовно-практического или, несколько иначе говоря, социокультурного явления.

Подход к утопии и утопизму как духовно-практическим образованиям должен быть основан на понимании сложносоставной природы социокультурных феноменов, представляющих собой органическую целостность, историческую «тотальность», интегрировавшую в себе структурно-функциональную сторону общественных отношений, процессов, деятельности социальных институтов с волей, ментальностью, внутренним духовным миром исторических субъектов. Поэтому в социокультурных образованиях как в плавильном тигле соединяются в неразъемлемое целое социальный акт, исторический факт с их ценностно-культурным значением; социоэкономические факторы, деятельность социальных учреждений и институтов с их социально-культурными выражениями и эквивалентами. Только такой подход и такое измерение позволяют «брать в расчет» субъекта, жизненно-экзистенциальную сторону действующих в социуме индивидов как «значимую составляющую» исторических событий, социальных отношений и процессов, системно-иерархических структур общества.

Изучение утопии как социокультурного образования дает возможность раскрыть место, роль и функции утопических учений в целеполагающей деятельности. При этом особенно большое значение для функционирования утопии как компонента целеполагания имеют ментальность, идеология, политическое и правовое сознание.

Самое существенное в месте, роли и функциях утопии заключается в том, что она выступает как духовный компонент целеполагания, «ответственный» за разработку, накопление, хранение идеалов, высших ценностных ориентиров, моделей наиболее совершенного устройства всех основных сфер жизни, социальных норм и регулятивов в их абсолютном выражении и значении и т.п. Или, иначе говоря, как компонент процесса целеполагания утопия выступает в виде «аккумулятора», «банка» идеалов, социальных норм, высших ценностных ориентиров. Именно в качестве генератора и хранителя указанных социальных идеалов, моделей совершенного социально-политического устройства социума, самой совершенной формы государства, совокупности безусловных политико-правовых норм жизни человека, общества и государства, высших ценностных ориентиров индивидов, социальных групп и других социально-исторических субъектов утопия выступает как определяющая сторона сферы ментальности и идеологии, политического и правового сознания.

Свои функции и роль хранилища идеалов, абсолютных норм, высших ценностных ориентиров утопия выполняет, используя огромное многообразие способов и форм, широкий арсенал методов и средств. Диапазон этого предельно широкого арсенала средств простирается от форм и средств художественно-эстетических и нравственно-императивных до предельно рациональных дискурсивных построений, строгих категориально-понятийных структур. С этим связана одна из предпосылок видового и жанрового многообразия утопий и вытекающих из него трудностей их классификации. Такая роль и функции утопии, с одной стороны, определяют ее место и значимость в ряду других компонентов целеполагания, обусловливают характер, способы и степень детерминирующего воздействия на них утопических идей. А с другой стороны, определяют формы и характер интеграции утопии в ментальность, идеологию, индивидуальное и общественное сознание социально-исторических субъектов, те трансформации и преобразования, которые происходят при этом с отдельными утопическими идеями и утопическими построениями в целом. Так, трансформация идеологии в такое свое видообразование, как идеологема, с одной стороны, предполагает появление такого модифицированного выражения положительной утопии, как утопизм, превращает его в свой органический элемент, определяет характер и особенности построений утопизма. С другой стороны, сама идеологема без утопизма возникнуть не может, определяется и обусловливается им как системообразующим элементом данных построений.

Поэтому, указывая далее на характерные особенности современного осмысления проблемы утопии, необходимо особо отметить то, что это осмысление связано с изучением тех трансформаций и модификаций, которые происходят с утопическими учениями и доктринами, с выявлением природы и сущности метаморфоз и смысловых инверсий основных структурных элементов этих учений - общественного «абсолюта», социальных идеалов, максим и постулатов, сопровождающих процессы перевоплощения положительной утопии в построения утопизма. При этом парадоксальность проявления феномена утопии выражается прежде всего в том, что данной смысловой инверсии, или способности выступать в обратном, перевернутом значении и смысле, может быть подвержена одна и та же по своему содержанию совокупность представлений и идей. Именно анализ этих построений помогает сделать шаг в решении остро стоящих на современном этапе изучения утопии проблем классификации ее многообразных видообразований или хотя бы послужить основой для выработки исходной типологии утопии как компонента духовных предпосылок деятельности социально-исторических субъектов.

Анализ метаморфоз содержания социальных и политико-правовых идей утопических учений в процессе их интеграции в построения утопизма, без которых самым существенным образом затруднено продвижение вперед в современном исследовании утопии, изучение специфики утопического сознания и мышления, стал возможен благодаря обращению к методологии и эвристике анализа превращенных форм выражения содержания объектов в духовной и предметно-практической деятельности социальных субъектов.

Применение такого теоретико-методологического инструментария потребовало реконструкции и развития концепции превращенных форм в материально-предметной и духовной деятельности социально-исторических субъектов. Развитие данной концепции поставило сложную задачу выявления ряда теоретических конструктов и уточнения основных моментов учения, без которых его методологическая и эвристическая роль оказалась бы недостаточно эффективной, неполной, не реализовала бы всего того значительного потенциала, который в ней содержится. При этом следует особо отметить, что до настоящего исследования не были решены и некоторые задачи осмысления истории становления данной концепции. Потребовали своего переосмысления и существенного уточнения и исследованные ранее основные положения учения, в особенности такие, как генезис и утверждение превращенных способов действия сложных социальных систем и форм выражения содержания объектов, механизм этого генезиса, условия, предпосылки их утверждения и развития.

Анализ метаморфоз смысла представлений, образов, идей может служить основой для осмысления динамики, сложных процессов трансформаций и перевоплощений этих представлений и идей. В самой полной мере это касается содержания совокупности представлений и идей, образующих ментальность, идеологию, утопию. Для них проведение такого анализа позволяет зафиксировать как их исходное значение и смысл, так и те видообразования, которые возникают в ходе их трансформации в результате смысловых метаморфоз и превращенного выражения. В свою очередь анализ трансформации исходного содержания данных духовных образований в производные от них видообразования позволяет дать исходную типологическую классификацию и провести сравнительное изучение ментальности и различных измененных состояний массового сознания, индивидуальных и коллективных социально-психологических установок и представлений; идеологии и идеологемы; положительной утопии и утопизма.

Утопизм по отношению к утопии выступает как трансформированная и превращенная форма выражения ее содержания. Эта трансформация в первую очередь связана с тем, что функции и роль положительной утопии как хранилища и «банка» идеалов и абсолютных ценностных ориентиров превращается в утопизме в учение и программу непосредственного воплощения этих высших идеалов и абсолютных ценностей, моделей самого совершенного общественного и государственного устройства в действительность. При этом утопизм, как было показано, выступает в двух своих разновидностях: в виде чистого, или рафинированного утопизма, и в виде утопиогемы. Если рафинированный утопизм представляет собой убеждение в возможности непосредственного воплощения в социально-историческую действительность социальных идеалов и моделей всесовершенного общества и государства в абсолютном виде и безусловном выражении, то утопиогема - это уже следующий этап в утверждении и развитии утопизма. Как видообразование утопизма утопиогема представляет собой учение, в котором обобщаются результаты деятельности по претворению построений утопизма в жизнь, утверждается постулат об уже свершившемся воплощении идеалов, абсолютных ценностей и самых совершенных моделей общественного или государственного устройства непосредственно в социальные реалии. Эти социальные реалии, формы государства и социальные институты представляют собой не что иное, как возникшие в результате превращенного выражения содержания социальных явлений квазиобразования. Будучи квазиобразованиями, они выступают как социально значимые, а значит, практически достоверные феномены социально-политической жизни, которые воспроизводятся в формообразованиях сознания и на которые теперь ориентируется в своей целеполагающей деятельности социально-исторический субъект.

На этой основе становятся возможными последовательная реконструкция и анализ специфики ментальности, идеологии, политического и правового сознания, других духовных образований как компонентов «проективного» сознания социально-исторических субъектов, тех адекватных и превращенных форм выражения содержания социальных реалий, которые при этом генерируются, утверждаются, играют самую существенную роль в истории жизнедеятельности человеческого общества. И в этом плане проведенное исследование позволяет прийти к обоснованному выводу, что превращенные формы выражения социальных идеалов в утопии и метаморфозы смысла основных постулатов и идей утопических учений в процессе их трансформации в свои модифицированные построения представляют собой социокультурный процесс и социокультурные метаморфозы. Анализ утопизма как такого модифицированного выражения утопии и тех метаморфоз, которые происходят в процессе утверждения утопизма с основными идеями утопических учений, представляет собой не что иное, как анализ социокультурных метаморфоз утопизма. Анализ метаморфоз утопизма как метаморфоз социокультурных связан не только с внутренними содержательными характеристиками утопии и утопизма, но и с их непосредственным функционированием в широком контексте социальных и исторических реалий, процессов и отношений, ситуаций и событий.

Автор утопии, ее адепт, носитель утопического способа осознания действительности как приверженец определенной совокупности социальных идей, идеолог или сторонник определенных идеологических доктрин «попадает под действие» превращенных форм системы общественно-практической жизнедеятельности, будучи агентом определенных общественных отношений и взаимосвязей, занимая определенное место внутри этой системы. В качестве «фальшивого сознания» идеология выступает вследствие «вплетенности» ее носителя в определенную сферу общественной жизни, предзаданности таких особенностей его позиции, как односторонность, искаженное восприятие социальных отношений, взаимосвязей и процессов, руководство иллюзорными, но практически достоверными представлениями и т.п.

Реально это означает, что автор утопии, или носитель утопического сознания, - как агент общественных отношений и взаимосвязей - принадлежит определенной исторической эпохе, национальной культуре, социальной прослойке или группе, политической организации или общественному движению, профессии, имеет определенное отношение к собственности и т. д. Детерминация превращенными формами как его общего «видения» реальности, так и идеологического творчества, конструирования утопических моделей общественного устройства преломляется через эти исторические, национально-культурные и прочие факторы.

Необходимость учета указанных выше методологических требований делает неизбежным обращение к изучению утопического сознания и способа мышления конкретного социального субъекта - класса, группы, слоя, политической партии, общественного движения и т.п., вплоть до отдельных индивидов, действовавших и живших в определенной исторической эпохе, в определенной стране, в определенной социальной, политической ситуации, принадлежавших к определенному народу. Таким конкретно-историческим материалом для нас стало обращение к истории утопии и утопизма в России. Наиболее ярко роль утопии проявляется в самые важные и переломные моменты истории развития нашей страны, эпохи смены характера ее развития, форм социальной жизнедеятельности, государственного устройства и правления, образа жизни и духовного производства. В такие периоды смешивается величественное и трагическое, историческое и преходящее. Один из таких периодов в истории России - вторая половина XVI столетия, ознаменовавшаяся, с одной стороны, возвышением единого суверенного централизованного Российского государства, утверждением страны на арене европейской и мировой политики, а с другой стороны, ставшая эпохой возникновения и развития крайних форм самовластья правителя, усиления крепостничества, попыткой перестройки социальной и политической жизни людей на основе утопизма, вершиной которого явилось учреждение царем Иваном IV опричнины. Вторая половина XVI века - это эпоха последовательных реформ, связанных с деятельностью правительства «Избранной Рады», реформ, способных раскрыть и реализовать огромный потенциал единой и независимой страны, и трагического отказа от них, уничтожения большинства из достигнутых завоеваний.

Именно анализ этой эпохи позволил осмыслить большинство из интересующих нас вопросов изучения утопии, увидеть ее место и роль в идеологии русского суверенного централизованного государства, проследить те трансформации и превращения, которые происходят с основополагающими религиозными и социально-политическими доктринами, такими как концепция «Москва - третий Рим», в процессе утверждения и развития утопизма.

Список научной литературыБакулов, Виктор Дмитриевич, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Абенсур Мигель. Утопия //50/50: Опыт словаря нового мышления /Под общей ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. — С. 248256.

2. Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности. Статья первая //Новый мир. 1988. - №7. - С. 210-220; Статья вторая. 1988. - №9. - С. 227-240.

3. Аинса Ф. Реконструкция утопии: Эссе. /Предисл. Ф. Майора; Пер. с фр.: Е. Гречаной, И. Стаф. М.: Наследие; Editions UNESCO, 1999. - 207 с.

4. Альтернативные миры знания /Под ред. В.Н. Поруса, E.J1. Чертковой. — СПб.: РХГИ, 2000.-328 с.

5. Араб-Оглы Э.А. Утопия //Философский энциклопедический словарь /Редколлегия: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. 2-е изд. - М.: Советская энциклопедия, 1989. - С. 680- 682.

6. Бакулов В.Д. Социокультурная детерминация общественного и индивидуального сознания// Программа и аннотации докладов Дня науки студентов, молодых ученых и специалистов РОДНМИ (44-я итоговая научная конференция). Ростов-на-Дону: РОДНМИ, 1990. - С.22.

7. Бакулов В.Д., Мерклин В.А. Социальная природа генезиса и функций превращенных формообразований общественного сознания //Тезисы докладов научно-практич. конференции посвященной 60-летию РОДНМИ. Ростов-на-Дону: РОДНМИ, 1990. - С. 286-298.

8. Бакулов В.Д., Мерклин В.А. Об объективной основе социального мифотворчества при социализме //Тезисы докл. научно-практической конференции "Наследие В.И. Ленина и новое видение социализма" (г.

9. Ростов -на-Дону, 12-13 апреля 1990 г.). Выпуск 2. - Ростов-на-Дону: ИПК при РГУ, 1990. - С. 20-22.

10. Бакулов В.Д., Барчугов А.П. Роль идеалов общественного устройства в истории России //Идеал общественного устройства в истории общественной мысли /Редколл.: проф. Ю.Г. Волков (преде.). — Ростов-на-Дону, 1994.-С. 89-91.

11. Бакулов В.Д., Муленко В.П. Проблема специфики русской философии //Актуальные проблемы современного социального знания (материалы пятой межвузовской конференции КОН РГУ) /Редколл.: проф. О.Ю. Мамедов и др. Ростов-на-Дону, 1994. - С. 7-11.

12. Бакулов В.Д. Конфуций: утопизм и реализм в учении о человеке, обществе и государстве //Философия в пространстве культуры /Отв. ред. проф. А.Н. Ерыгин. Ростов-на-Дону, 1999. - С.З - 20.

13. Бакулов В.Д. Каковы основные особенности культуры ислама //Культурология в вопросах и ответах /Под ред. проф. Г. В. Драча М.: Гардарики, 1999. С. 218 - 223.

14. Бакулов В.Д. Метаморфозы содержания учения Филофея «Москва — третий Рим» в контексте политико-правовой идеологии его времени

15. Философия в пространстве культуры: Россия и Запад. Вып. 2. /Отв. ред. проф. А.Н. Ерыгин. - Ростов-на-Дону, 2001. - С. 24 - 43.

16. Бакулов В.Д. Правовое сознание: понятие, специфика, структура и функции. Ростов-на-Дону: УПЛ РГУ, 2001. - 11 с.

17. Бакулов В.Д. Теоретико-методологические проблемы изучения утопии и утопизма как социокультурных феноменов //Перспективы философской мысли на Юге России /Отв. ред. проф. Ю.Г. Волков. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - С. 61-96.

18. Бакулов В.Д. Анализ М.К. Мамардашвили механизма генезиса превращенных форм сознания //Научная мысль Кавказа. Приложение. -2002.-№8.-С. 22-25.

19. Бакулов В.Д. Утопия и утопизм в политико-правовой теории и практике: Учебно-методическое пособие. Ростов-на-Дону: УПЛ РГУ, 2002. — 48 с.

20. Бакулов В.Д. Компаративный анализ понятий «утопия» и «утопизм» //Научная мысль Кавказа. Приложение. — 2002. № 10. - С. 10-18.

21. Бакулов В.Д. Арабо-исламский мир //История мировой культуры (мировых цивилизаций) /Науч. ред. проф. Г.В. Драч. Ростов-на-Дону: Феникс, 2002.-С. 141-173.

22. Бакулов В.Д. Доктрина Филофея Псковского «Москва Третий Рим» как видообразование положительной утопии //Научная мысль Кавказа. Приложение. - 2002. - № 15.-С. 10-18.

23. Бакулов В.Д. Утопизм как превращенная форма выражения социального идеала //Вестник Российского философского общества. 2002. - №4. - С. 130-133.

24. Бакулов В.Д. Идеология, утопия и утопизм как компоненты социального целеполагания //Научная мысль Кавказа. 2003. - №2. - С. 18-28.

25. Бакулов В.Д. Утопизм как превращенная форма выражения положительной утопии //Философские науки. 2003. №3. - С. 100-111.

26. ЗЬБакулов В.Д. Социокультурные метаморфозы утопизма. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 2003. - 352 с.

27. Баталов Э. Социальная утопия и утопическое сознание в США. М.: Наука, 1982.-336 с.

28. Баталов Э. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. М.: Политиздат, 1989. - 319 с.

29. Барчугов А.П., Бакулов В.Д. Противоречие как принцип развития культуры //Культура и мироотношение: Межвуз. сборник научн. статей /Отв. ред. А.С. Молчанова. Петразаводск: Петрозаводский госуниверситет, 1990.-С. 16-30.

30. Батыгин Г.С. Метаморфозы утопического сознания //Квинтэссенция: Философский альманах, 1991. М.: Политиздат, 1992. - С. 263 - 293.

31. Беляева Н.П. Материалы к указателю переводных трудов А. М. Курбского//Древнерусская литература. Источниковедение /Отв. ред. Д.С. Лихачев.-Л.: Наука, 1984.-С. 115-136.

32. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. -224 с.

33. Богословие в культуре средневековья /Отв. ред. доктор богословия Леонид Лутковский. — Киев: Путь к истине, 1992. 384 с.

34. Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика (вторая половина XIX начало XX в.) /Составитель С. Калмыков. - М.: Молодая гвардия, 1979.-431 с.

35. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. - 640 с.

36. Вовель Мишель. Ментальность //50/50: Опыт словаря нового мышления /Под общей ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. — С. 454-458.

37. Волгин В. П. Великие утописты: Стеногр. лекции. 2-е издание. М.: Высш. шк. пропагандистов, 1936.-24 с.

38. Волгин В.П. Французский утопический коммунизм. М.: Наука, 1979. -336 с.

39. Волков Ю.Г., Харитонов Е.М. Человек и власть. М.: Высшая школа, 1995.- 144 с.

40. Волков Ю.Г. Идеология и гуманистическое будущее России. СПб; Ростов-на-Дону, 1999. - 96 с.

41. Волков Ю.Г. Манифест гуманизма. М.: AHO РЖ «Соц. - гуманит. Знания», 2000.- 160 с.

42. Гальцева P.A. Очерки русской утопической мысли XX века. М.: Наука, 1991.-208 с.

43. Гальцева Р., Роднянская И. Помеха человек. Опыт века в зеркале антиутопий //Новый мир. - 1988. - №12. - С. 217-230.

44. Гальцева Рената. Западноевропейская культурология между мифом и игрой //Самосознание культуры и искусства XX века. Западная Европа и США /Отв. ред. P.A. Гальцева. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. -С. 9-24.

45. Гольдберг JI.A. Три послания Филофея (Опыт текстологического анализа) //Труды Отдела древнерусской литературы. — T. XXIX. Вопросы истории русской средневековой литературы /Отв. ред. Д.С. Лихачев. Л.: Наука, 1974.-С. 68-97.

46. Гольдберг А.Л. Идея «Москва третий Рим» в сочинениях первой половины XVI века //Труды Отдела древнерусской литературы. -T.XXXVII/Отв. ред. Д.С. Лихачев.-Л.: Наука, 1983.-С. 139-149.

47. Гройс Б. Утопия и обмен. М.: Знак, 1993. - 376 с.

48. Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль Х- XVII веков. — М.: Изд-во МГУ, 1990. 288 с.

49. Гуревич Арон. Ментальность //50/50: Опыт словаря нового мышления /Под общей ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. - С. 450-454.

50. Гуревич П.С. Философия культуры. М.: АО «Аспект Пресс», 1994. - 315 с.

51. Давидович В.Е., Жданов Ю.А. Сущность культуры. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1979.-264 с.

52. Давидович В.Е. Теория идеала. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1983. — 183 с.

53. Давидович В.Е. Онтология культуры //Культурология /Науч. ред. Г.В. Драч. Ростов-на-Дону: Феникс, 2001. - С.71 - 99.

54. Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература. — М.: МИРОС, 1992.-256 с.

55. Дарендорф Ральф. Тропы из утопии /Пер. с немецк. М.: Праксис, 2002.536 с.

56. Дворник Франтишек. Развитие самодержавия в Московском государстве и политические изменения в Восточной Руси //Дворник Франтишек. Славяне в европейской истории и цивилизации. — М.: Языки славянской культуры, 2001. С. 435-466.

57. Драч Г.В., Бакулов В.Д., Борохова C.B. и др. Культурология в вопросах и ответах (учебное пособие) //Культурология: Учебно-методические материалы /Отв. ред. A.B. Лубский. Ростов-на-Дону: Логос, 1994. - С.53-119.

58. Драч Г.В. Культурология как система знания //Культурология /Научн. ред. Г.В. Драч. Ростов-на-Дону: Феникс, 2001. - С. 10-25.

59. Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2001. 463 с.

60. Дьяконов М. Власть московских государей до конца XVI века. СПб.: Изд-во Археоргафич. Комиссии, 1889. — 150 с.

61. Ермоленко А.Н., Райда К.Ю. Превращенные формы социальной рациональности (Критика буржуазных концепций) -Киев: Наукова думка, 1987.- 163 с.

62. Ерыгин А.Н. Восток Запад - Россия. (Становление цивилизационного подхода в исторических исследованиях). - Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовск. Ун-та, 1993. - 120 с.

63. Жидков B.C., Соколов К.Б. Десять веков российской ментальности: Картина мира и власть. СПб: Алетейя, 2001. - 640 с.

64. Изборник: Повести Древней Руси /Составители Л. Дмитриев и Н. Понырко. М.: Художественная литература, 1986. - 447 с.

65. Ильенков Э.В. Об идолах и идеалах. М.: Политиздат, 1968. - 318 с.

66. Ильенков Э.В. Философия и культура. М.: Политиздат, 1991. - 464 с.

67. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. -М., 1992. 164 с.

68. Исаев И.А., Золотухина Н.М. История политических и правовых учений России XI XX веков. - М.: Юрист, 1995. - 378 с.

69. Исторические песни. Баллады /Сост. и подготовка текстов С.Н. Азбелева. М.: Современник, 1986. - 622 с.

70. История русского искусства. В 3-х томах. — Т.1: Искусство X - первой половины XIX века - 3-е издан. - /Отв. ред. М.М. Ракова, И.В. Рязанцев. -М.: Изобразительное искусство, 1992. — 508 с.

71. История русской литературы XI XVII веков. - 3-е издан. - /Под ред. акад. Д.С. Лихачева. - М.: Просвещение, 1989. - 432 с.

72. Каган М.С. Философия культуры. СПб.: Петрополис, 1996.-415 с.

73. Карамзин Н.М. Предания веков /Сост. Г.П. Макагоненко. М.: Правда, 1988.-768 с.

74. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М.: Алгоритм, 2000. - 736 с.

75. Кёстлер Артур. Слепящая тьма: Политический роман. Трагедия «стальных людей»: рассказ /Пер. с англ. М.: ДЭМ, 1989. - 208 с.

76. Кирвель Ч.С. Утопическое сознание: сущность, социально-политические функции. Минск, 1989. 192 с.

77. Киселева М.С. Учение книжное: текст и контекст древнерусской книжности. М.: Индрик, 2000. - 256 с.

78. Китайские социальные утопии: Сборник статей /Отв. ред. Л.П. Делюсин. -М.: Наука, 1987.-308 с.

79. Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М.: Наука, 1977. 335 с.

80. Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М.: Аспект Пресс, 1994.-368 с.

81. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. В 3-х книгах. - Книга первая. - М.: Мысль, 1995. - 579 с.

82. Кобрин В.Б. Иван Грозный: Избранная рада или опричнина //История Отечества: люди, идеи, решения. Книга 1: Очерки истории России IX - начала XX в.в. -М.: Политиздат, 1991. - С. 151- 170.

83. Кобрин В.Б., Юрганов A.JL Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси //История СССР. 1991. - №4. - С. 54-64.

84. Козлова H.H. Социализм и сознание масс. Социально-философские проблемы. М.: Наука, 1989. - 160 с.

85. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. JL: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. -312 с.

86. Кондаков И. В. Введение в историю русской культуры: Учеб. пособие для вузов. М.: Аспект Пресс, 1997. - 687 с.

87. Конфуций. Луньюй. //Конфуций. Я верю в древность /Сост., перевод и коммент. И.И. Семененко. М.: Республика, 1995. - С. 55-164.

88. Копалов В. И. Общественное сознание: Критический анализ фетишистских форм. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985.-240 с.

89. Копп В.П. К. Маркс о логике движения общественных форм //Вопросы философии. 1977. - №12. - С. 93-104.

90. Кореневский A.B. Идеал «Христианского царства» в сочинениях Филофея Псковского //Идеал общественного устройства в истории отечественной мысли: Сборник /Ред. колл.: Ю.Г. Волков (преде.). — Ростов-на-Дону: ИППК при РГУ, 1994. С. 118-125.

91. Костомаров Николай. Личность царя Ивана Васильевича Грозного //Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. — М.: Книга, 1989.-С. 5-53.

92. Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. -М.: Республика, 1992. 303 с.

93. Курбский Андрей. История о Великом Князе Московском //Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века /Сост. и общая ред. Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. М.: Художественная литература, 1986. - С.218-399.

94. Лангштейн М.С. Иррациональные и превращенные формы экономических отношений //Экономические науки. 1969. - №1. - С. 1622.

95. Ланин Б., Боршанская М. Русская антиутопия XX века. М.: Онега, 1994.-247 с.

96. Ласки М. Утопия и революция //Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы /Сост., общ. ред. и предисловие В. А. Чаликовой-М.: Прогресс, 1991.-С. 170-209.

97. Ленин В.И. Государство и революция //Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 33. -М.: Политиздат, 1981. С. 1-120.

98. Ленин В.И. От разрушения векового уклада к творчеству нового //Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 40. -М.: Политиздат, 1981. С. 314-316.

99. Лисевич И. Слово мудрости //Из книг мудрецов: Пер. с кит. /Редкол.: Г. Гоц, Л. Делюсин, Д. Мамлеев. М.: Худож. лит, 1987. — С. 525.

100. Лихачев Д.С. Национальное самосознание Древней Руси. Очерки из области русской литературы XI XVII вв. - М.: Изд-во АН СССР, 1954. — 120 с.

101. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е издание. -М.:Наука,1979. - 360 с.

102. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. М.: Политиздат, 1991. - 368 с.

103. Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. — М.: Прогресс, 1991.-412 с.

104. Макаренко В.П. Вера, власть и бюрократия (критика социологии Макса Вебера). Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовск. ун-та, 1988. — 304 с.

105. Макаренко В.П. Главные идеологии современности. Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. - 480 с.

106. Малинин В.Н. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Историко-литературное исследование. — Киев, 1901. 696 с.

107. Малицкий B.C. Сущность, структура, исторические типы идеологий //Проблемы, поиски, решения: концепции докторских диссертаций. Выпуск 2. - Ростов-на-Дону: ИППК при РГУ, 2000. - с. 34-44.

108. Мамардашвили М.К. Формы и содержание мышления. — М.: Высшая школа, 1968. 192 с.

109. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси: Мецниереба, 1984. - 82 с.

110. Мамардашвили М.К. Анализ сознания в работах Маркса // Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990. — С.295-314.

111. Мамардашвили М. К. Превращенные формы. (О необходимости иррациональных выражений) //• Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990. - С. 315-328.

112. Мамардашвили М.К. Необходимость себя. Введение в философию (Лекции. Статьи. Заметки.) М.: Лабиринт, 1996. - 432 с.

113. Мамардашвили М.К. Философские чтения. — СПб.: Азбука-классика, 2002. 832 с.

114. Манхейм Карл. Идеология и утопия //Диагноз нашего времени: Пер. с немец, и англ. М.: Юрист, 1994. - С.7 — 276.

115. Маркс К. Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала»). Часть третья // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе. — Т.26. Ч. III. М.: Политиздат, 1964. - С. 471-474.

116. Маркс К. Форма стоимости //Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе. Т.49. - М.: Политиздат, 1974. С. 137-164.

117. Матяш Т.П. Сознание как целостность и рефлексия. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовск. ун-та, 1988. - 180 с.

118. Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России: Сравнительно-историческое исследование. — М.: Текст, 1994. — 317 с.

119. Мельников П.И. (Печерский А.) В лесах //Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика (вторая половина XIX начало XX века) /Составитель С. Калмыков. - М.: Молодая гвардия, 1979. - С. 186-211.

120. Миллс Ч.Р. Социологическое воображение. -М.: Изд. Дом «стратегия», 1998. 264 с.

121. Михайлов Ф.Т. Самоопределение культуры: философский поиск. -М.: Индрик, 2003. 272 с.

122. Мор Томас. Утопия. — М.: Гослитиздат, 1953. — 415 с.

123. Мор Т. Утопия; Эпиграммы; История Ричарда III: / Подгот. М. JI. Гаспаров и др.- 2-е изд., испр. и доп.- М.: Ладомир; Наука, 1998. 463 с.

124. Морелли. Кодекс Природы, или истинный дух ее законов /Пер. с франц. М. - Л.: Издательство АН СССР, 1956. - 300 с.

125. Мэмфорд Л. Миф машины //Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы /Сост., общ. ред. и предисловие В. А. Чаликовой. -М.: Прогресс, 1991. С. 79-97.

126. Мэнюэль Ф. и Мэнюэль Фр. Утопическое мышление в западном мире //Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы /Сост., общ. ред. и предисловие В. А. Чаликовой. — М.: Прогресс, 1991.-С.21 -48.

127. Мясников Л.Н. Общий язык в утопии //Человек. 1999. - №4. С. 158-166;-№5.-С. 151-159.

128. Неманов И.Н. Социальный утопизм и общественная мысль //Методологические проблемы истории философии и общественной мысли. М.: Наука, 1977. - С. 93-112.

129. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Русская философия истории: Курс лекций. М.: Магистр, 1997. - 328 с.

130. Новикова О.С. Национальное самосознание как «форма превращенная» социальных отношений: Монография. М.: Прометей, 1998.- 102 с.

131. Овчаров A.A. Философский анализ утопического сознания: Интуитивистский подход. Автореф. дисс. .канд. филос. наук. Томск, 1995.-24 с.

132. Ортега-и-Гассет X. Избранные труды: Пер. с исп. -2-е изд. М.: Весь мир, 2000. - 704 с.

133. Осиновский И.Н. Томас Мор.- М.: Наука, 1974. 168 с.

134. Палий И.Г. Социальная утопия России XX века: история и современность. — Ростов-на-Дону: Ростовск. гос. экономич.академия, 1994.- 150 с.

135. Памятники древне-русской церковно-учительной литературы. -Вып. Четвертый: Славяно-русский пролог. — Часть вторая /Под ред. проф. А.И. Пономарева. СПб: Издание журнала «Странник», 1898. - 228 с.

136. Паниотова Т.С. Утопия в пространстве культуры //Перспективы философской мысли на Юге России /Отв. ред. проф. Ю.Г. Волков. -Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. С. 185-207.

137. Паниотова Т.С. Рациональное и мифологическое в утопии //Рациональное и внерациональное: грани проблемы (сборник статей) /Отв. ред. проф. Е.В. Золотухина-Аболина. — Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовск. ун-та, 2002.-С. 159-171.

138. Панченко A.M. Русская история и культура: Работы разных лет. -СПб.: Юна, 1999.-570 с.

139. Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным: Первое послание Ивана Грозного Курбскому //Памятники литературы Древней Руси.

140. Вторая половина XVI века /Сост. и общая ред. J1.A. Дмитриева и Д.С. Лихачева. М.: Художественная литература, 1986. — С. 22-73.

141. Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным: Второе послание Курбского Ивану Грозному //Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века /Сост. и общая ред. Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. М.: Художественная литература, 1986. - С. 74-77.

142. Петров М.К. Язык, знак, культура. — М.: Наука, главная редакция восточной литературы, 1991. 328 с.

143. Писатели и книжники XI XVII вв. Исследовательские материалы для «Словаря книжников и книжности Древней Руси» //Труды Отдела древнерусской литературы /Отв. ред. Д.С. Лихачев. - Т. 40. - Л.: Наука, 1985.-С. 31-189.

144. Платон. Государство. Законы. Политик. /Предисл., аннот. указ. Е. И. Темнова. М.: Мысль, 1998.- 798 с.

145. Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков//Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века /Сост. и общая ред. Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. — М.: Художественная литература, 1986. С. 400 - 477.

146. Поляков A.B. Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы //Поляков A.B. Общая теория права. СПб: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2001. - С. 254-326.

147. Пономарева Г.М. Утопия и утопическое сознание в контексте русской культуры XIX XX вв. Автореф. дисс. . канд. филос. наук. — М., 1996.-24 с.

148. Поппер Карл Раймунд. Открытое общество и его враги. В 2-х томах. — М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992.-448с. и 528с.

149. Послания Ивана Грозного. Послание английской королеве Елизавете I // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVIвека /Сост. и общая ред. Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. М.: Художественная литература, 1986.-С. 108-115.

150. Послания Ивана Грозного. Послание Василию Грязному. //Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века /Составление и общая ред. Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева. — М.: Художественная литература, 1986.-С. 170-173.

151. Послания Ивана Грозного. Послание польскому королю Стефану Баторию 1579 года. //Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века /Сост. и общая ред. Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. -М.: Художественная литература, 1986.— С. 174-179.

152. Послания Ивана Грозного. Послание польскому королю Стефану Баторию 1581 года.// Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века /Сост. и общая ред. Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. — М.: Художественная литература, 1986. С. 180-217.

153. Поссевино Антонио. Исторические сочинения о России XVI века. М.: Издательство МГУ, 1983.-271 с.

154. Режабек Е.Я. Становление понятия организации. Очерки развития философских и научных представлений. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1991. 136 с.

155. Режабек Е.Я. Капитализм: проблема самоорганизации. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1993. - 320 с.

156. Режабек Е. Я. Организмическая концепция общественной жизни. Приобретение самостоятельности обособляющимися элементами органической системы. Ростов-на-Дону: Логос, 1994. - 36 с.

157. Роднянская Ирина. «Поэтика грёзы» Рэя Брэдбери как инструмент утопической критики цивилизации//Самосознание культуры и искусства XX века. Западная Европа и США /Отв. ред. P.A. Гальцева. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. - С. 551-575.

158. Россия XV XVII вв. глазами иностранцев. /Вступит, ст. Ю.А. Лимонова. - Л.: Лениздат, 1986. - 543 с.

159. Румянцев O.K. Диалектическая телеология. М.: РИК, 1998. — 172. с.

160. Русская идея /Сост. проф. М.А. Маслин. М.: Республика, 1992. -496 с.

161. Русская литературная утопия: Антология /Общая ред. В.П. Шестаков. М.: Изд-во МГУ, 1986. - 320 с.

162. Свентоховский А. История утопий /Пер. с пол. М., 1910. -164 с.

163. Сизов С.С. Утопия и общественное сознание: Философско-социологический анализ. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. 119 с.

164. Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV XVI вв.) - М.: Индрик, 1998. - 416 с.

165. Сказания о князьях Владимирских //Памятники литературы Древней Руси. Конец ХУ — первая половина XVI веков /Сост. и общая ред. Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева. М.: Художественная литература, 1984.-С. 422-435.

166. Скрынников Р.Г. Третий Рим. — СПб: Дмитрий Буланин, 1994. 190 с.

167. Сокровища древнерусской литературы. Русское историческое повествование XVI XVII веков /Составление Ю.А. Лабынцева. - М.: Советская Россия, 1984. — 352 с.

168. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество: Пер. с англ. М.: Политиздат, 1992. — 543 с.

169. Социальный идеал и массовое сознание: Историко-культурное исследование /Ред. Л.П. Данилович. М.: ИНИОН, 1992. - 104 с.

170. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. — М.: Академический проект, 2001. 992 с.

171. Туровский М.Б. Философские основания культурологии. — М.: РОСПЭН, 1997.-440 с.

172. Успенский Б.А. Избранные труды. В 2-х томах. - 2-е издан. - Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. - М.: Гнозис, 1996. — 607 с.

173. Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы /Сост., общ. ред. и предисловие В. А. Чаликовой. — М.: Прогресс, 1991.-406 с.

174. Ушков A.M. Утопическая мысль в странах Востока: традиции и современность. М.: Изд-во Московск. ун-та, 1982. - 184 с.

175. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. В 2-х томах. СПб.: София, 1991.

176. Федотова В. Г. Практическое и духовное освоение действительности. М.: Наука, 1991. - 135 с.

177. Федотова В.Г. Когда нет протестантской этики . //Вопросы философии. 2001. - №10. - С. 27-44.

178. Федотова В.Г. Россия, Запад, Восток. //Философские науки. 2002. - №1. - С. 24-32.

179. Философия и ценностные формы сознания /Отв. ред. Б.Т. Григорьян. -М.: Наука, 1978. 348 с.

180. Флоровский Георгий. Пути русского богословия. Киев: Путь к истине, 1991.-600 с.

181. Флоровский Г.В. Метафизические предпосылки утопизма //Флоровский Г.В. Из прошлого русской мысли. М.: Аграф, 1998. - С. 265-292.

182. Франк C.JI. Ересь утопизма //Квинтэссенция: Философский альманах. 1991 /Под ред. В.И. Мудрагея. М.: Политиздат, 1992. - С. 378-395.

183. Фрейденберг О.М. Утопия //Вопросы философии. 1990. - № 5. -С. 148-167.

184. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности: Пер. с нем. — М.: АСТЛТД, 1998. 670 с.

185. Хаксли О. О дивный новый мир. Через много лет: Романы /Пер. с англ. СПб.: Амфора, 1999. - 541 с.

186. Хамидов A.A. Понятие превращенной формы в марксистской диалектике (на материалах «Капитала» К. Маркса): Автореф. дисс. . канд. филос. наук. М., 1978. - 28 с.

187. Хамидов A.A. Понятие превращенной формы //Материалистическая диалектика как логика /Отв. ред. Ж. М. Абдильдин. Алма-Ата: Наука, 1979. - С. 237 - 249.

188. Хейзинга И. Осень средневековья: исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV-XV веках во Франции и Нидерландах: Пер. с нидерл. //Хейзинга И. Сочинения. — В 3-х томах. Т. 1. — М.: Прогресс-Культура, 1995.-418 с.

189. Хорос В. Утопия //50/50: Опыт словаря нового мышления /Под общей ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. - С. 240246.

190. Чаев Н.С. «Москва третий Рим» в политической практике Московского государства //Исторические записки. - 1945. - №17. - С. 323.

191. Чаликова В.А. Кому принадлежала Поднебесная? //Новый мир. — 1988. -№ 12.-С. 248-252.

192. Чаликова В. А. Существует ли тоталитарное мышление? //Тоталитаризм как исторический феномен /Отв. ред. A.A. Кара-Мурза. — М., 1989.-С. 79-85.

193. Чаликова В. Идеологии не нужны идеалисты //Завтра: Фантастический альманах.-Вып. 2. -М.: Текст, 1991. —С. 206-211.

194. Чаликова В.А. Предисловие //Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы /Сост., общ. ред. и предисловие В. А. Чаликовой.-М.: Прогресс, 1991.-С. 3-20.

195. Чаликова В. Утопия и культура: Сб. реф. Т. 1. - М.: ИНИОН РАН, 1992.-230 с.

196. Чаликова В. Эти пять лет: Сб. реф. Т. 2. - М.: ИНИОН РАН, 1992. -186 с.

197. Чаликова В. Утопия и свобода: Эссе разных лет /Сост. Г. Чаликова, предисл. Е.Б. Рашковского. М.: Весть, 1994. - 184 с.

198. Чаянов A.B. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии //Чаянов A.B. Венецианское зеркало: Повести. — М.: Современник, 1989.-С. 161-208.

199. Черткова E.JI. Специфика утопического сознания и проблема идеала //Идеал, утопия и критическая рефлексия /Отв. ред. В.А. Лекторский.-М.:РОССПЭН, 1996.-С. 156-187.

200. Черткова Е.Л. Наука в контексте утопии //Наука в культуре /Под ред. В.Н. Поруса. М.: Эдиториал УРСС, 1998. - С. 99-115.

201. Черткова Е. Л. Метаморфозы утопического сознания (от утопии к утопизму) //Вопросы философии. 2001. - №7. - С. 47-58.

202. Чистов К. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв. М.: Наука, 1967. - 341 с.

203. Чичуров И.С. Политическая идеология средневековья: Византия и Русь. М.: Наука, 1990. - 173 с. .

204. Шацкий Ежи. Утопия и традиция: Пер. с польск. /Общ. ред. В.А. Чаликовой. М.: Прогресс, 1990. - 456 с.

205. Шестаков В. Утопия //50/50: Опыт словаря нового мышления /Под общей ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. - С. 247250.

206. Шестаков В.П. Понятие утопии и современные концепции утопического//Вопросы философии. 1972. № 8. С. 151-158.

207. Шестаков В. П. Эсхатология и утопия: (Очерки рус. философии и культуры). М.: ВЛАДОС, 1995. - 208 с.

208. Шестаков В. П. Эволюция русской литературной утопии //Русская литературная утопия: Антология. М.: Изд-во МГУ, 1986. - С. 5-32.

209. Шестакова И.С. Социальная утопия как превращенная форма общественного идеала: Автореф. дисс. . канд. филос. наук. -Екатеринбург, 1996. 22 с.

210. Шолохов М.М. К методологии исследования системы «человек -природа». Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовск. ун-та, 1978. - 111 с.

211. Шрейдер Ю.А. Сознание и его имитации //Новый мир. — 1989. -№11.-С. 244-248.

212. Штомпель О.М. Социокультурный кризис (теория и методология исследования проблемы). — Ростов-на-Дону: Издательство СКНЦ ВШ, 1999.-226 с.

213. Юрганов А.Л. У истоков деспотизма //История Отечества: люди, идеи, решения. Книга 1: Очерки истории России IX - начала XX в.в. -М.: Политиздат, 1991. - С. 68-73. .

214. Юрганов А.Л. Опричнина и Страшный Суд //Отечественная история. 1997 - №3. - С. 52-75.

215. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998.-448 с.

216. Эгильский Е.Э. Утопия как феномен культуры: Автореф. дисс. . канд. филос. наук. — Ростов-на-Дону, 1997. — 24 с.

217. Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке //Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе. Т. 19. - М.: Политиздат, 1961. -С. 185-230.

218. Якеменко Б.Г. Эсхатологическая идея в культуре средневековой России. Автореф. дисс. . канд. историч. наук. -М., 1996.-24 с.

219. Яценко А.И. Целеполагание и идеалы. Киев: Наукова думка, 1979. -276 с.

220. Gluckmann A. La cuisiniere et la mangeur cT hommes: Essai sur les rapports entre Y etat, le marxisme et les camps de concentration. Paris, 1975.

221. Ellul J. Tranison de L' Occident. Paris, 1995.

222. Lukes S. Marxism and Utopianism // Utopias. London, 1984.

223. Manuel Frank E., and Manuel Fritzie P. Utopian Thought in the Western World. The Belknap press of Harvard University Press. Cambridge, Massachusetts, 1980.

224. Mumford L. The Story of Utopias. N.Y., 1972.

225. Utop as and Utopian thought / Ed. F.E. Manuel. Boston, 1967.

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01 диссертация на тему: Социокультурные метаморфозы утопизма

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социокультурные метаморфозы утопизма"

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Бакулов, Виктор Дмитриевич

Введение диссертации2003 год, автореферат по культурологии, Бакулов, Виктор Дмитриевич

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социокультурные метаморфозы утопизма"

Список научной литературыБакулов, Виктор Дмитриевич, диссертация по теме "Теория и история культуры"

Похожие темы диссертаций

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Социокультурные метаморфозы утопизма