автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Становление русской оды (1650-1730-е гг.)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Становление русской оды (1650-1730-е гг.)"

1 V

с Российская академия наук

I ^(даШ'РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ)

На правах рукописи

АЛЕКСЕЕВА НАДЕЖДА ЮРЬЕВНА

СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ ОДЫ (1650-1730-е гг.)

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2000

Работа выполнена в Секторе по изучению русской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук

доктор филологических наук Н.Д. Кочеткова

Официальные оппоненты: доктор филологических наук P.M. Лазарчук доктор филологических наук Р.Ю. Данилевский

Ведущая организация — Санкт-Петербургский государственный университет

Защита диссертации состоится 27 ноября 2000 г. в 14 час. на заседании Специализированного совета Д.002.43.01 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.

Адрес: 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, 4.

Научный руководитель:

Автореферат разослан 27 октября 2000 г.

Ученый секретарь Специализированного совета кандидат филологических нау!

В. К. Петухов

Русская поэзия европейского типа берет свое начало от оды М. В. Ломоносова «На взятие Хотина» (1739), написанной новым для русской поэзии XVIII в. силлабо-тоническим стихом. Благодаря успеху первых стихотворений (1739-1742) Ломоносова вместе с новой версификацией н литературе утвердился жанр торжественной оды, ставшей основным в лирике русского классицизма. В течение всего XVIII в. жанр оды оставался центральным в творчестве ведущих русских поэтов: М.В.Ломоносова, А.П.Сумарокова, М. М. Хераскова, В. П. Петрова и Г. Р. Державина

— определив тем самым характер русской поэзии допушкинского периода. Оды Ломоносова и Державина, а также, но в меньшей степени, других русских поэтов-одописцев привлекали внимание исследователей на протяжении XIX-XX вв. Неоднократно ставился вопрос и о происхождении торжественной оды, в частности, ломоносовской. Однако специального исследования, посвященного проблеме становления оды в России, до сих пор предпринято, не было. Этим определяется актуальность избранной темы.

Цепь исследования состоит в выявлении истоков русской оды. Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи. Первая из них — определение самого жанра оды, вторая — определение того типа оды, к которому относятся русские торжественные оды. И наконец, третья

— исследование соотнесенности русской оды с западноевропейской поэтической традицией.

Поставленные задачи определили материал исследования. Определение жанра оды потребовало выявления стихотворений с жанровым обозначением «ода», созданных в России в 1725-1741-х гг. Для этого были просмотрены все известные по каталогам русской и иностранной книги академические издания стихотворений и панегириков 17251741 гг. на немецком, русском, латинском, французском

з

языках, а также некоторые не отраженные в каталогах издания. Помимо этого учитывались издания; стихотворных панегириков других типографий, находившихся на территории России, и стихотворные панегирики, присланные в Россию из-за границы, собрание которых принадлежит Петербургскому филиалу Архива Академии наук.

Становление одической формы в России заставило обратиться к силлабическому периоду русской поэзии и учесть творчество ведущих русских силлабиков XVII-XVIII вв. Вопрос о возможных теоретических сведениях русских поэтов начала XVIII в. об оде решается на материале так называемых школьных поэтик, преимущественно московских (из собрания РЫБ и РГАДА). Изучение одической теории московских школьных поэтик позволяет ставить вопрос о существовании также школьной практики оды. В соответствии с этим в исследовании учтены тексты рукописных сборников XVIII в., хранящихся в архивах Санкт-Петербурга, а также все известные по «Сводному каталогу книг гражданской печати» издания семинарских стихов 1740-1790-х гг. Выявление стихотворений одической формы в первой трети XVIII в. делалось с учетом всех известных изданий русских стихотворных панегириков Петровской и послепетровской эпохи.

В основе исследования лежат методы академической школы и исторической поэтики.

Научная новизна представленной работы определяется пониманием русской оды как особой поэтической формы, способной в определенный момент брать на себя функции панегирика, а не как вида панегирического стихотворения. Такое понимание оды позволило выделить два основных вида оды: горацианскую и пиндарическую, что в отношении русской оды пока не делалось. Исследование истории оды как одической формы позволяет представить русскую

лирику как поэтическую систему, единству которой не препятствует совершенная в 1730-е гг. реформа стихосложения. Одновременно с реформой стихосложения совершился переход от умеренной горацианской оды к высокой пиндарической. Намеченная в исследовании преемственность русской поэзии ХУП-ХУШ вв. является принципиально новым взглядом на развитие русской лирики.

Практическое значение диссертации состоит в возможности использования результатов исследования в лекционных курсах по истории русской литературы XVIII в. и истории русского стиха, на семинарских занятиях, а также при создании учебников. Введение в научный оборот ряда неучтенных ранее изданий 1730-х гг. может служить дополнением к библиографии русских изданий XVIII в.

Основные результаты исследования изложены в докладах на заседаниях Сектора по изучению русской литературы XVIII века Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (1998, 2000 гг.), на международных конференциях, посвященных проблемам истории литературы XVIII в., проходивших в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (1991, 1996, 1998 гг.), а также на международной конференции о германо-русских взаимосвязях, проходившей в Библиотеке Академии наук (1997 г.), и получили отражение в статьях. Диссертация обсуждена на заседании Сектора по изучению русской литературы XVIII в. Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.

Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Во Введении рассматривается проблема изучения жанров в русском литературоведении, определяется понимание жанра и дается определение оды. Обозначается различие между панегириком и одой в истории европейской культуры и определяется особенность русской одической тради-

ции. Дается обзор литературы вопроса о происхождении русской оды.

В исследовании под одой понимается строфически организованное стихотворение с объективированным лирическим началом.

В русской науке XX в. жанр оды стал синонимичен стихотворному панегирику. Это связано прежде всего с особенностями русской оды. Если европейская ода знала разные периоды большей или меньшей близости к панегирику, но никогда не была только панегирической (параллельно с панегирической существовали духовные, анакреонтические, философские, дружеские, любовные, пейзажные и др.), то в России ода по условиям своего возникновения сразу взяла на себя роль придворного панегирика, от которой она фактически не освободилась в ходе своего развития. Другие оды («оды разные», по терминологии Сумарокова, т. е. го-рацианские, сапфические и анакреонтические) представляют в русской поэзии явления редкие и уже в XVIII в. мало определяли литературное восприятие жанра, и совсем не определяли его в последующей его рецепции.

Одновременно с этим в русской поэзии, в отличие от западноевропейской, жанр оды очень быстро вытеснил все другие виды стихотворного панегирика. Уже в 1740-е гг. похвальные стихи не в одическом жанре позволяли себе писать лишь на периферии придворной культуры.

В конце XIX в. историки литературы подошли к осознанию общности тематики и отдельных тропов оды Ломоносова с предшествовавшей ему панегирической традицией. Этот взгляд, впервые высказанный А. И. Соболевским,1

1 Соболевский А. Когда начался у нас ложно-классицизм // Библиограф. 1890. № 1.С. 1-6.

и обоснованный в работе О. Покотиловой,2 сменил господствовавшее на протяжении полугора веков мнение, что ода Ломоносова явилась прямым подражанием немецкой оде И. Гюнтера, а также французской классицистической оде.

Наблюдения в области стиля приводили к недооценке отличия од Ломоносова от предшествующей ему риторической традиции. Лишь Л. В. Пумпянский, исследовавший стиль Ломоносова в контексте европейской поэтической традиции, пришел к выводу о совершенной исключительности «парящего» стиля Ломоносова.3

Первая глава диссертации посвящена исследованию ранних одических форм русской силлабической поэзии. Она состоит из трех параграфов.

В первом из них рассматривается проблема жанровой идентификации стихотворений эпохи барокко.

В понимании авторов доклассицистических поэтик основой жанра предстает форма; причем под формой понимается внешняя сторона произведения, определяемая родом стиха или метрикой.

Основным формальным признаком «лирического стихотворения или оды», которому во всех поэтиках отводится специальное место, называется строфический принцип построения этого рода стихов. Новоевропейская ода почти сразу после своего возникновения (перйая половина XVI в. — новолатинские оды, вторая половина XVI в. — оды Плеяды) распалась на два основных поджанра: горациан-скую оду и пиндарическую, отличавшихся между собой формой (типом строф), стилем (умеренный и ясный в гора-

2 Покотилова О. Предшественники Ломоносова в русской поэзии XVII-го и начала ХУШ-го столетия П М. В. Ломоносов. Сб. статей под ред. В. В. Силовского. СПб, 1911. С. 66-92.

3 Пумпянский Л. В. Ломоносов и немецкая школа разума // XVIII век. Л.,'1983. Сб. 14. С. 42.

цианских одах и высокий, часто темный в пиндарических) и тематикой.

Во втором параграфе рассматриваются стихотворения одической формы Симеона Полоцкого.

Симеон Полоцкий первым ввел в русское стихосложение строфическую организацию стиха, существенно преобразив этим поэтическую речь и проложив, таким образом, путь русской силлабической оде. Как и в европейских литературах, важнейшим этапом в становлении оды в России стало переложение псалмов («Псалтирь рифмотворная»). Строфические стихотворения «Псалтири рифмотворной» могут рассматриваться как первые образцы русской духовной оды. По своей форме и стилю они принадлежат к гора-цианской оде в широком смысле. К тому же типу могут быть отнесены два сапфических стихотворения из второй полоцкой «Декламации» 1656 г. и одно стихотворение из «Вертограда многоцветного» — «Преходят вся».

Следующему поколению русских поэтов не удалось продолжить традицию строфических: стихотворений и од Симеона Полоцкого. Строфы Сильвестра Медведева, Стефана Яворского, испытывая на себе инерцию виршевого звучания поэтической речи, как правило, распадаются на двустишия (вирши).

Третий параграф посвящен распространению одических стихотворений в Петровское время.

Новый этап становления оды в России связан с деятельностью открывающихся в Москве, а затем и в других городах России школ по образцу Киево-Могилянской Академии. Ученики Славяно-греко-латинской Академии в курсе поэтики усваивали, в частности, знание оды. Особенность московской школьной теории оды (в сравнении с южнорусской, польской и западноевропейской) заключается в понимании оды исключительно в горацианском ключе.

Горацианской теории оды в поэтиках соответствует как требование стиля (умеренного, приятного, услаждающего), так и требование формы — короткие горацианские строфы, среди которых особенно пропагандируется сапфическая строфа. Ориентация на умеренную горацианскую оду соответствовала теории стиля, преподававшегося в классах риторики, и была связана с национальной традицией, которая, как показал А. М. Панченко, «всегда была умеренной.»4 Традиционное уклонение от крайностей и экзальтации не допустило в московские поэтики даже отзвука пиндарической теории оды.5

Усвоенная учениками теория сказывалась в их поэтическом творчестве. Исследование кантов Петровского, послепетровского и Елизаветинского времени позволяет выделить среди них школьные оды, по своей форме и стилю соответствующие школьной теории лирики. К ним относятся панегирические канты, писавшиеся учениками для пения их во время публичных торжеств. Пение кантов не препятствует отнесению их к жанру оды. В европейской теории и традиции бытования горацианская ода была тесно связана с музыкой, оправдывая этим этимологию слова «лирика».

Своей вершины русская горацианская ода достигла в творчестве Антиоха Кантемира. Оды «Противу безбожных» и «О надежде на Бога», являясь свободным переложением од Горация (кн. 1, 34 и 9), в русской поэзии представляют уникальные образцы горацианской оды в собственном смысле этого слова, широко распространенной в западноевропейской поэзии. Они соответствзчот этому типу и своей

4 Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII века. JL, 1973. С. 207.

5 Первое упоминание Пивдара в риториках относится к 1770-м гг. См.: Lewin P. Wyklady poetyki w uczelniach rosyjskicli XVIII w. (1722-1774) a tradycje polskie. Wroclaw, Warszawa, Krakow, Gdansk, 1972. S. 98.

формой, определяющей во многом чистоту спокойного го-рацианского лиризма, и своей медитативной тематикой, неизвестной школьной оде. Однако русская поэзия в период создания Кантемиром шедевров русского горацианства уже вступила на путь крутого и необратимого поворота, в результате которого оды Кантемира уже в момент возможного знакомства с ними русских поэтов, в 1743 г.,6 воспринимались, скорее всего, как анахронизм.

Вторая глава, посвященная предложенной в 1734 г. В. К. Тредиаковским реформе русской лирики, состоит из трех параграфов.

В первом параграфе рассматриваются панегирические стихотворения Тредиаковского 1728-1732 гг. Анализ формы и стиля убеждает в их принадлежности школьной оде, или кантам. Сам Тредиаковский в своей теории оды («Рассуждение о оде вообще», 1734) выделял среднюю оду, или станс, иллюстрируя свое понимание этого типа оды своей песней «Новый год начинаем...» (декабрь 1732).7 Принадлежность ранних панегирических стихотворений Тредиаковского русской традиции горацианской оды позволяет заключить, что к мысли о создании новой оды («Ода на сдачу города Гданьска», 1734) поэт пришел уже в России, а не под непосредственным впечатлением от французской поэзии в период своей учебы в Париже (1726-1728).

Во втором параграфе рассматривается деятельность В. Ф. Юнкера, ведущего поэта Петербургской Академии наук в 1732-1734 гг. Основной сферой деятельности Юнкера в Петербурге было составление проектов и описаний ил-

6 Николаев С. И. Кантемир А. Д. // Словарь русских писателей XVIII века. СПб., 1999. Вып. 2. С. 20.

1 Тредиаковский В. К. Рассуждение о оде вообще // Ода торжественная о здаче города Гданска. СПб., 1734. С. [24, 26].

люминаций и фейерверков. Успех первого его проекта иллюминации на въезд императрицы Анны в Санкт-Петербург (16 января 1732 г.) способствовал утверждению этого рода искусства при петербургском дворе. С иллюминациями Юнкера в России вновь утвердился род государственного панегирика, направленного в первую очередь на прославление Русского государства (а не царствующей особы), воскрешая традицию Петровской эпохи.

Юнкер привез в Россию увлечение новой пиндарической одой. Будучи студентом Лейпцигского университета и активным членом Немецкого общества в Лейпциге, он стоял у колыбели новой оды, осваиваемой И. Хр. Готшедом и членами его кружка. Новая ода была одой классицистической — в основе ее лежало учение об оде Н. Буало и его последователя У. де Ламотга, а также созданный Буало образец «правильной оды» «На взятие Намюра» (1693) — и принадлежала к поджанру пиндарической оды, с изобретенной П. Ронсаром, закрепленной в пиндарической оде Ф. Малербом, а затем узаконенной одой Буало длинной строфой (дизен).

Первая ода в России с таким жанровым обозначением появилась в «Примечаниях на Санкт-Петербургские ведомости» 1732 года;8 ее немецкий оригинал принадлежит Юнкеру, русский стихотворный перевод, вероятно, М. Шван-вицу. В дальнейшем Юнкер помещал оды в начале составляемых им описаний иллюминаций, утверждая таким образом в Петербурге новый тип оды. «Описания» Юнкера, а вместе с ними и оды, переводил В. К. Тредиаковский. Работа над переводами Юнкера послужила для Тредиаковского школой в освоении новой пиндарической оды. Первым

8 Anmerkungen über die Zeitung. SPb., 1732. Т. 1. S. 3-7; Примечания на Санкт-Петербургские ведомости. 1732. Ч. 1. С. 3-7.

итогом стала его «Ода приветственная...» (1733),9 отличающаяся от предыдущих его стихотворений гражданственным звучанием, а также стремлением передать неизвестную ранее в России энергию стиха.

Работая над стихотворными переводами, Тредиаков-ский приходит к реформе русского стихосложения. Впервые силлабо-тонический 13-сложник использован им в переводе иллюминационной оды Юнкера к 28 апреля 1734 г.,10 т. е. на полгода раньше, чем считавшаяся до сих пор первым силлабо-тоническим образцом «надпись» И. А. Корфу.

Созданию летом 1734 г. первой рз^сской пиндарической оды «На сдачу города Гданьска» и сопровождавшего ее трактата «Рассуждение о оде вообще» посвящен третий параграф.

«Ода на сдачу города Гданьска» написана с ориентацией на оду «На взятие Намюра» Буало и воспроизводит форму французской строфы-дизен. Несмотря на то, что Тре-диаковский весной этого года пришел к новому силлабо-тоническому способу стихосложения, свою оду он пишет силлабическим 9-сложником, видя в этом размере эквивалент одического французского 8-сложника и немецкого 4-стопного ямба. Главную трудность при создании строфы, заключавшуюся в сложном синтаксисе, Тредиаковский блестяще преодолел. Русская силлабика смогла наконец забыть о ,своем виршевом прошлом и русские стихи свободно потекли, охватывая строфой в 10 строк одно длинное сложно-

9 Ода приветственная всемилостивейшей государыне <...> Анне Иоан-новне <. ..> 19 генваря ... [СПб.], генвря 18 дня, 2733.

10 Краткое описание онаго феиэрверка, которой апреля 28 дня 1734 года <,..> при великои иллуминации в царственном Санкт-Петербурге представлен был. [СПб., 1734]. С. [3].

сочиненное предложение, без мерного и однообразного ритма.

Целый ряд положений «Рассуждения», зависимого в целом от «Рассуждения об оде» Буало,11 становится понятным в свете школьной теории оды, в частности, курса поэтики «О поэтическом искусстве» (1705) Феофана Проко-повича. Так, описывая пиндарическую оду, Тредиаковский на протяжении своего рассуждения апеллирует не только к Пиндару, но и к Горацию. Вместе с тем, «Рассуждение» направлено против старой русской поэтической традиции, крупнейшим представителем которой оставался Феофан Прокопович. Провозглашение пиндарической оды, и связанных с нею ценностей («энтузиазма превысокого», «красного беспорядка» и «дифирамбичества продерзостного»), опровергали и даже ниспровергали характерную для русской поэзии умеренность, простоту и ясность стиля и духа. Тот «исправный порядок методичного и исправного связа-ния сенса», которому учили в школах, не представляется Тредиаковскому достоинством поэзии, напротив, именно от него следует «удаляться» «с великим старанием». Таким образом, Тредиаковский, предлагая и обосновывая новый тип пиндарической оды, намечал поворот русской лирики от присущей ей ранее умеренности к возвышенному роду поэзии.

Третья глава посвящена последствиям манифеста Тре-диаковского.

В ее первом параграфе рассматривается одическое творчество Тредиаковского после лета 1734 г.

11 Achinger G. Der französische Anteil an der russischen Literaturkritik des 18. Jahrhunderts unter besonderer Berücksichtigung der Zeitschriften (1730' 1780). Berlin, Zürich, 1970. S. 25-29.

В течение зимы 1734/1735 г. Тредиаковский работает над «Новым и кратким способом к сложению российских стихов», изданным осенью 1735 г., и не выступает в печати ни с оригинальными, ни с переводными стихами.

Реформа Тредиаковского, коснувшаяся длинного и среднего русского стиха (13- и 11-сложников), оставила 9-сложник, использованный им в Гданьской оде, силлабическим. Это, по-видимому, явилось причиной создания нового образца оды — «В похвалу цвету розе», написанного реформированным тонированным 11-сложником. Вместе со средним стихом в оду вернулась виршевая интонация и умеренный стиль русских горацианских од. Другой образец оды, предлагавшейся в «Способе» — «Ода в похвалу правде» — написан 9-сложником и близок по своему типу Гданьской оде. Таким образом, половинчатость реформы стихосложения предоставляла будущим русским одописцам выбор между новой формой оды (10-стишие из равных 9-сложников) и новой версификацией.

Начиная с 1736 г. ведущим русским одописцем стал Я.Я. Штелин, ученик Готшеда, а возможно, и член Немецкого общества. Начавшаяся осенью 1735 г. русско-турецкая война предоставила поэтам тему для торжественных победных од. Своими одами, большая часть которых издавалась и подносилась от имени Академии наук, Штелин ввел в Петербурге обычай регулярного поднесения одических панегириков. Издания од от имени Академии наук сопровождалось русскими переводами, автором которых в 17361737 гг. был Тредиаковский. В работе над переводами Тредиаковский первым испытал противоречие совершенной им реформы. Если первую оду Штелина «На новый 1736 год»12 он переводит силлабическим 9-сложником, то

12 Allerunterthänigster Glück-Wunsch in einer Ode an Ihro Kayserl. Maj. Anna Ioannowna <...> zum Eintritt des 1736sten Jahres auss von der

после перевода штелинской оды «На победу при Перекопе» (июнь 1736 г.)13 он вынужден отказаться от силлабической формы оды. Оды 1737 г. переведены им тонированным 13-сложником, т.е. стихом, который в «Рассуждении о оде» признавался непригодным для оды.

Тем самым Тредиаковский подал пример принципиально не одической формы для оды. Поэты, усваивавшие новый способ версификации (М. Собакин, А. П. Сумароков, С. Витинский), вслед за Тредиаковским создавали оды длинным не одическим стихом, в котором нельзя было передать энергию пиндарической оды. Исключение составляет «Песнь» П. Суворова,14 написанная в подражание Гдань-ской и Перекопской одам. Пятилетие после выхода в свет оды «На сдачу города Гданьска» и «Рассуждения» не стало в России поворотным к новой высокой поэзии, а явилось скорее некоторым замедлением в намеченном Тредиаковским движении, и даже своего рода реакцией после его революционного выступления 1734 года.

Academie der Wissenschaffien. SPb., [1736]. До сих пор в исследованиях она приписывалась Юнкеру. Перевод: Всепокорнейшее поздравление сочиненное одою к ея имп. величеству Анне Иоанновне <.. .> при начатии 1736 года по искренней ревности и верности от Академии наук. СПб., генваря 1 дня 1736.

13 Ode auf den grossen Sieg den die glücklichen Waffen <...> den 20 May 1736 bey Perccop über die Grimmischen Tartam tapfer erfochten <...> von der Kayserlichen Academie der Wissenschaflten. St. Petersburg, 6 Jun. 1736. Перевод: Ода, которою преславкую победу великия государыни имп. Анны Иоанновны <... > оружием над крымскими татарами при Перекопе 20 майя, 1736 года полученную прославила Санкт-петербургская Академия наук. СПб., нюня 6 дня, 1736.

14 Песнь торжественная о состоявшейся оружия тишине с кратким изъяснением Хотинской баталии <.. .> сочиненная чрез лейб-гвардии Измайловского полку каптенармуса Петра Суворова. СПб, 1740.

Второй параграф посвящен становлению Ломоносова как одописца.

Пребывание Ломоносова в Петербурге (1 января - 8 сентября 1736 г.) совпало с появлением первых од Штелина и поиском адекватной русской формы для их перевода.

Летом-осенью 1738 г. в Марбурге Ломоносов изучает теорию поэзии Готшеда и издаваемый Немецким обществом литературный журнал. Готшедовская теория оды отличалась от теории оды Тредиаковского большей умеренностью и сдержанностью в отношении Пиндара, а также высокого стиля и «прекрасного беспорядка». Это побудило Ломоносова обратиться к первоисточнику теории оды Буа-ло, к трактату Псевдо-Лонгина «О возвышенном». Сохранившийся конспект трактата в переводе Буало15 показывает, что для Ломоносова особенно важными представляются места, в которых характеризуется высокий стиль и говорится о способе выражения высокого. «Важный» и «великолепный» слог, которому учил Псевдо-Лонгин, станет основной категорией дальнейшей словесной теории Ломоносова и отличительной особенностью его литературного творчества.

Таким образом, Ломоносов уже в 1738 г. подошел к проблеме преобразования языка русской поэзии, существенно разойдясь в вопросе стиля с теорией Готшеда. Если немецкая поэзия после второй Силезской школы нуждалась в очищении языка от излишеств барокко, на что и была направлена деятельность Готшеда и Немецкого общества, русская поэзия, напротив, требовала обновления среднего стиля стилем высоким. В этом заключается одна из причин успеха русской классицистической оды. Восприняв внеш-

15 Сермаи И. 3. Неизданный конспект М. В. Ломоносова «Трактата о возвышенном» Псевдо-Лонгина в переводе Буало // XVIII век. Сб. 22. (В печати). Мы пользовались статьей с любезного разрешения автора.

нюю форму из немецкой поэзии, в своей внутренней потенции русская ода, благодаря потребности русской поэзии в высоком стиле, ориентировалась на самые высокие образцы. Таким образом, намеченная Тредиаковским ориентация на теорию оды Буало (а не на более рациональную теорию Ламотта, как в Немецком обществе), была поддержана Ломоносовым.

Понимание оды Ломоносовым воплотилось в оде «На взятие Хотина», посланной им в Петербург из Фрейберга осенью 1739 г. Хотинской одой Ломоносов завершил намеченные Тредиаковским реформы стиха и лирики. Противоречие между новым стихом и новой лирикой было им блестяще преодолено. Введение тонического короткого стиха — 4-стопного ямба позволило писать новым силлабо-тоническим стихом в новом для русской поэзии жанре пиндарической оды. Нанося удар по «Новому и краткому способу к сложению российских стихов» Тредиаковского, Хо-тинская ода одновременно делала ценным и актуальным его «Рассуждение о оде вообще».

В третьем параграфе дается краткий очерк содержания и поэтики оды ломоносовского типа.

К отличительным особенностям поэтики оды принадлежат «общие места», которые суть не только знаки заимствования из чужого текста, но и, прежде всего, структурные элементы оды, определяющие способ изображения действительности. Панегирическая поэзия несет в себе как данность определенный набор «общих мест», без которых она невозможна. Репрезентируясь в любой культуре, она вместе с собой репрезентирует «общие места».

Способ изображения действительности в оде определяется наличием в литературе риторической эпохи дистанции по отношению к действительности. Панегирическая ода (как и всякий панегирик) изображает предмет не таким, ка-

ким он видится несовершенному глазу, а исходя из высшего о нем знания. Высшее знание — это результат постижения «эйдоса» предмета, его идеальной сущности. Согласно учению Платона, для этого поэт должен испытать состояние «энтузиазма». Неоплатонизм, оказавший сильное влияние на поэтов и теоретиков поэзии (и искусства вообще), определил способ и характер изображения действительности в европейской поэзии Нового времени. Если в любовной поэзии он претворился в идеальные портреты красавиц и в изображение идеальной любви, то в панегириках, и, в частности, в панегирической оде, — в не менее идеальное изображение государства, войны, царей, королей и вельмож.

Авторы руководств по построению изображений, в частности похвал, вероятно, считали, что своими расчлененными, продуманными до последних деталей, поверенными опытом правилами они учат знанию идеальной сущности предметов. В реальности же, трактаты по теории изображения учили «готовым представлениям» о предмете, подменяя ими платоновский «эйдос».

Такое упрощение Платона и смешение его с Аристотелем характеризует так называемую «схоластическую метафизику», являвшейся эстетической основой всего панегирического искусства Нового времени. К одним из самых последовательных представителей «схоластической метафизики» принадлежал Христиан Вольф,16 учениками которого были петербургские одописцы 1730-1740-х гг.: Юнкер, Штелин и Ломоносов.

Влияние «схоластической метафизики» определило основные принципы теории словесного творчества Ломоносова, строившейся на понятии идеи, которую он трактует

16 Шеллинг Ф. К истории аовой философии (Мюнхенская лекция) // Шеллинг Ф. Сочинения в 2-х тт. М, 1989. Т2. С. 438-439.

по Вольфу: «Идеями называются представления вещей или действий в уме нашем; например мы имеем идею о часах , когда их самих или вид оных без них в уме изображаем».17

В отличие от платоновского эйдоса, «представление» поддается членению на составляющие это «представление» меньшие «представления», по терминологии Ломоносова, — «термины» и «идеи».18 «Идеи» в свою очередь также подразделяются на «первые идеи», «вторичные» и «третичные». По принципу «представлений» и членения их на меньшие «представления» строились оды в России уже в 1730-е гг. «Термины» и «идеи» («представления») суть «общие места» од. Разные уровни устойчивых мест и выражений в одах отражают способность «представлений» членится на меньшие «представления».

«Термины» торжественных од выражают основные ценности государственного благополучия и предстают в оде некими смысловыми центрами, вокруг которых вращаются подчиненные им «идеи». Соподчиненность «идей» и подчиненность их в свою очередь — «терминам» особым образом организует строение оды. Композиция оды определяется, во-первых, обязательным присутствием в ней нескольких равнозначимых центров («терминов»), А во-вторых, последовательной зависимостью «идей» от «термина». Наличие нескольких центров, с подчиненными им «идеями», определяет круговую композицию оды. Несколько центрических «кругов» оды накладываются друг на друга, и одни и те же младшие «идеи» могут одновременно служить выражением двух или нескольких «терминов»-ценностей. По-

1' Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию // Ломоносов М. В. Поли. собр. соч. М; Л., 1952. Т. 7. С. 100. Сравнение с определением идеи у Вольфа см.: Ломоносов М. В. Сочинения с объяснительными примечаниями М. И. Сухомлинова. СПб., 1897. Т. 3. С. 197.

18 Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию. С. 110.

этому точно отметить переход от одного «термина» к следующему трудно, и тем труднее, что сами «термины» никогда не исчерпываются, а соприсутствуют на протяжении всей оды. Это создает впечатление неподвижности оды, отсутствия в ней развития не только событий, но и мыслей. Механизм оды с постоянным вращением младших «идей» по заданным осям старших, а внутри младших «идей» устойчивых мотивов и формул, обеспечивает замкнутость оды в себе, удивительную округлость ее формы. Строение оды, таким образом, принципиально отличается от композиции лирического стихотворения, каким оно сложилось в эпоху романтизма; ода имеет не линейную, а круговую композицию.

В отличие от лирического стихотворения Новейшего времени, чувство поэта в оде не знает развития. Уже с приступа поэт преисполнен лирическим восторгом, который не покидает его на протяжении всей оды. Лирическое начало оды («восторг») определяет крайнее напряжение оды, стремящейся поразить воображение читателя и сообщить ему возвышенное виденье событий. Мотивировка изображений в оде состоянием «энтузиазма» позволяет максимально свободное, и даже стремительное, движение «идей». Таким образом, лирический восторг представляет собой внутреннюю форму оды, которая организует ее внешнюю форму. Строфическая организация оды доводит круговой принцип композиции до возможной строгости.

Не менее важную роль в оде играет «мечтанье». В состоянии «мечтанья» или «бодрой дремоты» «мысленному взору» поэта открывается весь мир, в его настоящем, прошлом и будущем, во всей его огромности и безбрежности. Поэт оказывается как бы над пространством и временем, или вне времени и пространства, в той метафизической области, куда его призывал Платон. Изображение мира с за-

предельной высоты делает одический мир насколько возможно большим и разнообразным, а похвалу в оде — максимально убедительной.

В Заключении подводятся итоги проделанного исследования.

Русская классицистическая ода явилась результатом длительного развития русской лирики, повторяющего основные вехи европейской поэзии Нового времени. Как и в других европейских литературах, на первом этапе становления лирики важнейшей задачей была выработка строфической формы поэтической речи и поэтического стиля, а также размежевание с народной песней. Как и в других европейских литературах, первым значительным достижением на этом пути стало переложение псалмов в одической форме. Затем осуществлялось распространение этой формы на панегирические, любовные, моралистические и другие виды оды. В России эту задачу решали школьные оды.

Намеченная в русской лирике традиция горацианской (умеренной) оды привела к созданию горацианских од Кантемира, представляющих собой вершину русского гораци-анства.

Следующий этап развития лирики заключался в освоении высокой оды, связанной с именем Пиндара, которая несла с собой представление о высоком значении и назначении поэзии. Особенность этого этапа в России определена его отдаленностью от первого этапа освоения горацианской оды на восьмидесятилетний срок (1650 — 1730-е гг.). Новый способ лирического выражения вызвал кардинальную перестройку всей поэтической системы. Реформа русского стихосложения и поиск нового высокого поэтического стиля определили поворот русской лирики от умеренного горацианства к высокому пиндаризму, намеченный Тре-диаковским и завершенный Ломоносовым.

Это привело к уникальной ситуации раскола русской лирики на новую высокую силлабо-тоническую оду и старую силлабическую школьную оду. Силлабическая средняя (горацианская) ода сразу оказалась на периферии литературной культуры. В резкой смене, а не в одновременном параллельном сосуществовании (как в европейской поэзии) разных типов оды (умеренной и высокой) заключено существенное своеобразие русской лирики.

Становление государственной идеологии и социальное положение первых одописцев (В. Юнкера, В. К. Тредиа-ковского, Я. Штелина., М. В. Ломоносова), находившихся на службе в Академии наук, определили государственное звучание русской панегирической оды. Опыт русской оды это прежде всего опыт гражданственной (а не сервильной) лирики.

Изучение русской лирики эпохи классицизма и последующих за нею эпох должно производиться с учетом сложившегося к началу 1740-х гг. раскола в русской поэзии. Противостояние высокой и школьной поэзии повлекло за собой целый ряд последствий. С одной стороны, оно определило крайнюю высокость русской классицистической оды, стремящейся противопоставить себя средней школьной поэзии не только на уровне версификации, языка и стиля, но и на уровне формы и тематики. С другой — оно повлияло на судьбу среднего поэтического стиля в России. Борьба А. П. Сумарокова, М. М. Хераскова и других поэтов начала 1760-х гг. за средний поэтический стиль и новые лирические формы осуществлялась в условиях двойной оппозиции — с одной стороны высокой оде ломоносовского типа, с другой — школьной оде.

Живая до 1790-х гг. традиция школьных кантов (умеренной горацианской оды) скомпрометировала горациан-скую оду в глазах русских классицистов. Этим объясняется

отсутствие в русской классицистической поэзии горациан-ской оды в ее настоящем смысле, то есть умеренной оды горацианской формы. Сложившаяся оппозиция (профессиональной пиндарической оды и школьной горацианской) наиболее явно отразилась в творчестве Державина. Изучение его лирики с учетом этой ситуации должно помочь постижению своеобразия его горацианских по теме и пиндарических по форме од. Возможно, пиндарическая форма его од определила своеобразие его горацианства — напряженного и пламенного.

Дальнейшее изучение лирики должно показать, каким образом заданная Ломоносовым высшая лирическая высота сказывалась на последующем развитии русской поэзии. При решении вопроса об одической (ломоносовской) традиции в русской лирике следует учитывать не только судьбу заданной им внешней формы оды (стиль, форма строфы, поэтическая интонация), но и усвоение русской поэзией внутренней формы ломоносовской лирики. Иными словами — не только судьбу его парящего стиля, но и судьбу его парящего лирического духа. Заданная Ломоносовым тональность новой русской поэзии была, по-видимому, столь сильна, что существенно определяла характер русской поэзии вплоть до XX века.

ПУБЛИКАЦИИ IIO ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

1. Державинские оды 1775 года (К вопросу о реформе оды) // XVIII век. Сб. 18. СПб., 1993. С. 75-93. 1 п.л.

2. Vasilii Petrovich Petrov // Early Modern Russian Writers, Late Seventeenth and Eighteenth Centuries. Edited by Marcus C. Levitt. Detroit, Washington, D C., London [1994]. P. 279-284. 0,5 п.л.

3. Авторская правка Г. P. Державина на экземплярах его «Сочинений» // Маргиналии русских писателей XVIII века // СПб., 1994. С. 33-54. 1 п.л. (Совместно с Б. И. Ко-планом).

4. «Рассуждение о оде вообще» В. К. Тредиаковского // XVIII век. СПб., 1997. Сб. 20. С. 13-23. 0,5 п.л.

5. Ломоносов М. В. // Словарь русских писателей XVIII века. СПб., 1999. Вып. 2. С. 212-226. 1 п.л.

6. Миллер Г. Ф. // Словарь русских писателей XVIII века. СПб., 1999. Вып. 2. С. 288-291. (Совместно с Г. Н. Моисеевой). 0,2 п.л.

7. Два стиха из «Энеиды» в переводе Ломоносова (надпись на гравюре 1742) // XVIII век. СПб., 1999. Сб. 21. С. 81-89. 0,3 п.л.

8. «Идеи» и топосы в одах Ломоносова // Риторика и русская литература. Сб. Статей под ред П. Е. Бухаркина. [в печати]. 1 п.л.

9. Литературное творчество В. Ф. Юнкера в Петербурге //XVIII век. Сб. 22. [в печати]. 1 п.л.