автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Тема судьбы в русской лирике первой трети XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Тема судьбы в русской лирике первой трети XIX века"

чг

ЛЕШГРЛДСКИЙ ОШНА ЛЕНИНА И ОЩЕБА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСдаРСТВЕННЫЙ УШШЕРС1ГГЕТ

На правах рукописи

ГРИГОРЬЕВА Елеяа Нкколаеяза

ТЕМА СУДЬШ В РУССКОЙ ШИКЕ ПЕРВОЙ ТРЕТИ ЛХ ВЕКА

Спадиальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации ка соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ленинград 1990

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Ленинградского ордена Левина и ордена Трудового Краского Знамени государственного университета.

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор В .М .Маркович

Официальные оппоненты - доктор филологических наук

Ведущая организация - Псковский государственный педаго-

£ 063.57.42 по присуждении ученой степени кандидата филологических наук в Ленинградском государственном университете (199164, Ленинград, Университетская наб., II).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке имени А.М.Горького ЛГУ.

Я.С.Биликкис

кандидат филологических наук И.В.НекироБский.

\

Автореферат разослан

УчеЕьй секретарь снециатгзированвого совета кавдвдаг филологических наук

А.И.ВВДШИРОВА

кттт

«ТЕЛ

Я, ' Лирика первой трети XIX' века является постоянным предме-гделтом* внимания современных исследователей. Однако вшзлание ого В^ф&пределяется неравномерно. Так, теме судьбы, очень заветной, и, кале мы попытаемся показать, одной из важнейших для ларихи этого периода, не посвящена прямо та одна работа. Ыозяо говорить линь о парных шагах, предпринятых цели.", рядом советских литературоведов, которые подводят л исследованию этой тем: в работах Д.Д.Благого, С.Г.Бочарова, В.В.Виноградоза, Л.Я.Гинэбург, В.А.Грехпева, Г.А.Гуковсксго, А.М.Гуревича, Е.Е.Лобедква, Ю.М.Ястмана, Г.П.М&коговешсо, Ю.В.Г'аана, В.М.Марковича, Б.С.'.'ейлаха, И.М.Сеиенно, Б.В.Томашевского, И.М.Тойбина, Н.В.Фрвдкака, Л .Г. признака, Ю.Н.Чумакова и др. бшга есвещонк филозойскза езгдядн некоторых русских поэтов • начала XIX века, выяснэны arnnz их художественных систем с этими взглядами.

Таким образом, актуальность и новизна данного исследования определяется необходимостью установите, какую роль играла теш судьбн'в лирике указанного периода, Следует учитывать при атом, что в советском литературоведения категория "судьбы" часто "трактовалась как своеобразный поэтический "псевдоним" социально-исторической детерминированности человека^. Сведение теня к, проблемам узкосошадьнам обедняло ее, понятие "судьба" становилось синонимом "среда", "быта". Не учитывался сачжй ванный - философский - ее аспект. Следовательно, требуется и новая интерпретация смысла изучаемой темы.

Задачи и дели работы: I) показать, что лирическая тема судьбы открывала перед русскими поэтами возмозеноегь поставить человека в прямые отношения с универсальными законами и стихиями бытия, 2) раскрыть характер этих отношений на разных этапах развития русской лирики указанного периода, 3) выявить зависимость того ш иного реаекия конфликта "человек и судьба"

1 См., нгпр.; Еерковский Н.С. О "Довестях Белкина"// Берковскпй Н.Я. О русской литературе. Л,, 1985. С.55; Благой Д.Д. Судьба Батшкова//Еатишсов К.Н. Сочинения. М.; Л., 1934; С.7. Крайним выражением таких взглядов является статья: Макаренко A.C. Судьба//Уч.зап.7дмуртского пед.ин-га им.10-летия УАО. Ижевск, 1955. Вып.10. C.22I.

от принципов той ют иной поэтической шксмш, 4) проанализировать индивидуальные формы художественного вовлоиеяия темы судьбы у разных авторов.

Тема судьбы (подобно любой другой) может быть представлена в поэтическом тексте как внешняя, то есть как выраженная лексически и даже внступаиигя как некий мотив лирического сю-29та (имеется а виду, например, присутствие в тексте образа Парки шш Фортуны), но не затрагивающая основную поэтическую мнсль данного произведения. Ко тема моызт стать и основным идейным стеранем произведения, вне зависимости от того, выражена ж она лексически или нет. В такоы случае мы определяем геь!у судьбы как внутренняя).

Учитывая, что охватить в рамках работы всю лирику интере-сувдого периода но представляется возиожнш, автор диссертации • исходит из того, что центральная фигура зтого этапа развития поэзии - А„С.Пушкин. И, признавая это, выделяет нескольких поэтов-лириков, чье творчества г.ожет дать достаточно показательный катертад для сопоставления с лирикой Пушкина в рамках избранной: те:.ш. Такой материал иошт дать, прежде .Есего, лирическое творчество К.Н .Батюшкова и В,А .Чуковского - предшественников и, в известной мере, учителей Пушкина. Изучение темы судьбы в их лирике дает возможность описать предшествушую Пушкину "ступень" в эволюции темы. А чтобы выводы, характери-зутсдае названный аспект творчества Батюшкова и Чуковского, получали более широкое историко-типологическое значение, вводится сравнение с другяы поэтом того же поколения, но несколько иной ориентации. Наиболее подходящ™ объектом для такого сравнения представляется лирика Н.И.Гнедича, Затем оказывается на-обходикш переход к творчеству позгов пушкинского поколения.Из них Выбираются те, чья лирика оказывается показательным "фоном; обнарушшаиЕим своеобразие пушкинских решений. Для этой цели существенно сравнение с творчеством Е.А.Баратынского, крупнейшего из поэтов-сверстников Пушкина, а также с лирикой младшего современика поэта - Д.Б.Веневитинова, одного из зачинателей русского философского романтизма. Выбор именно этих двух имен представляется тем более уместным, что перед наш - два нозта-шелигаля разного типа, по-разному воплоиавдие философские темы. Рассмотрение на этом фоне пушкинской лирика позволяет пред-

ставить развитие одной из вакнейшх философских тем русской поэзия.

Всем вше сказанным шредаяяегся и структура настоящей работы. Диссертация сос-топг из введения, трех глав и заключения. Объем основного текста 135 страниц, ешхок использованной литературы составляв'! 157 наименований.

Дррлстугесгаягзпачталос ть работы заключается в том, что ее отделыые положения и вывода могут попользоваться прл разработке общего курса исюрзи русской штературы дерзок половины ПХ века я спецкурсов, постяиежшх как творчеству каткого из анализируемых авторов, так и развитию русской лирики указанного периода.

Адробадня рабо.тн, По теме диссертации1 были сделаны и обсук-деки доклада на. конференция преподавателей фшгологотаского факультета ЛГУ (1У8Э) л на аспирантском сешгарс кафедры истории русской литературы ЛГУ (IS8S). Ос ковше положения дяссерта-цяи отражены в публикациях.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во з: рдении характеризуется степень изученности расс:,'.ат-раваеноц в дсосергацяи проблема, обосновывается актуальность исследования, формулируются цели к задача работы, a raicse анализируется традиция разработки темы судьбы, которая сложилась к началу XIX зека.

Пытаясь найти некую отправнуш точку в развитии теш судьбн в русской лирика, исследователь с неизбег.ностьэ приходит к творчеству А. П.Сумарокова. Общеизвестно, что руссксй ХУШ нек разрабатывал и культивировал античную традицию, находя в античности идеал человеческих отношений, астатический и философий идеал. Естественно в связи с этпк перенесение в лкршеу русского классицизма традиционной антологотеско2 картины мира с ее сонмом богов, свярспым Роком, нэуготлгалаш Паркам!. Апелляции к Року л Паркам превратились к середине ХУШ века в некое усго£чявоо клипе. Однако вплоть до Сумарокова эти понятия Fíe наполнялась тшвш.* эмоцнокаяьшая смыслом, не <5няя включены в мировоззренчески значимую область выражения поэтического "я", оставаясь лишь орнаментальной частьо поэтической формы, ели не проявлялась сколько-нибудь заметно (характерно, что в лирике Ломоносова практически

отсутствует самсе слово "судьба").

Клипе, связанные с темой судьбы, обнаруживаются и в лирике самого Сумарокова, и з лирике его последователей. Зто претде всего устойчивые формулы ткла "рок судил", "судьбина злая", "неумолимый.рок", которые будут встречаться на протяжении всего исследуемого периода развития теш. Однако более значимым в постановке и интерпретации теми сдобы у Сумарокова является, на взгляд автора диссертации, какр духовной ода. Представляется, что духовная ода Сумарокова молот бить принята за точку отсчета в возникновении собственно лирической поэзии в русской литературе.

Постоянная тема духовных од Сумарокова,- колебания слабого человеческого сознания мезду страхом смерти, естественным дам гивого человека, и христианской верой в бесконечность жизни за гробом. Представляется чрезвычайно харектершм, что поэт-классицист не останавливается на ситуации открытого противоречия и в рамках одного текста находит способ гармонизации, религиозно-философского преодоления этого противоречия. Однако подлинность эмоционального переливания в лирической сфере духовных од, постоянный возврат к воссозданию отчаяния "смертного часа", в контрасте с умозрительной логичностью, при помощи которой это отчаяние преодолевается, оставляет оиущенке "открытого конца", неисчерпанности противоречия. Дисгармония в душе человека возникает вновь, и вновь будет преодолеваться христианским голосом лирического "я", затем опять возобновляться и так далее.

Аналогичная картина - в лирика Г.Р.Державина. Если Сумароков находил разрешение трагедии в истинах христианской веры, то Дерагяин предлагает гедонистический вариант выхода из дисгар-. монин. Однако при этом так же, как в лирике Сумарокова, тема ничтокества человека, тема конечности аизни, сшгаения и страха перед мраком за гробом у Державина постоянна и неистребима. И если рассматривать лирику Дернавина как единый текст, то разрыващиз душу трагические противоречия окэнутся но уравно-вешншш той гаршнизадао2, которая всегда осуществляется в каадом отдельном тексте дераавииской "лирики.

Для мировоззрения поэта-классициста характерны два, пока еще достаточно автономных уровня: некий абсолютный и никак не

подвластный человеку уровень внешне сил бытия (Бога, Судьбы, всеобщего мирового закона низ га и смерти) к иной - человеческий - уровень, где ныэст, страдает, радуется и непременно покоряется выспему закону человеческая личность. Меиду этш/и двуия уровнял! в ХШ веке еще по ото драматического напряжения, которое будет характерно для лредромантпческого и романтического этапов развития русской лирики.

К рассмотрении этих этапов автор переходит в пергой главе "Тема судьба в лирике К.Н.Баташкова, НЛ.Гпеднча и В .А.Чуковского

Речь прегде всего идет о том, что в своем творчестве Батахков создает особый мир, противопоставленный им миру реальному- Поэтическая мысль сразу выходит за пределы конкрет-

• ных социальных и бытовых обстоятельств, и очень ваяно, что ьшр, округящий батдасовского Дсэга, часто изображается как мир античности, а сам лирический герой - "как некий античный персонал"*. Традиция перенесения в русскув лирику антологической картины гара продолжена, но получает иное прелошгенке п развитие. Именно в этом особом билософско-поэтичеоко.,! мире и развертывается тег,'л судьбы, но трактовка этой тет у Батюшкова не совпадает с откоаеппем к ней аотачннх авторов. Сопоставление

с трактовкой тема судьбы в лирике Феокрита, 1,'осха, Бкоиа, Тибулла, Кагулла, Проперцпя и трагедии Эсхила "Прометай прикованный" показывает: если у последних боги и судьба так или иначе соотносятся с представлениями о справедливости и добре, то у Батюшкова она всегда предстают сшимк, вршздебнши человеку, тогда как человек прав в своем сгреияекпЕ к счастью. Отношения "судьба - боги - люди" у Еатмкова всегда конфликтны, хотя в зависимости от заяра, как правило, меняется интонация в описании стого конфликта. В элегиях он дан серьезно, даяе трагично, напротив, ирония посланий пронизывает и тему судьбы.

Влияет на трактовку взаимоотношений человека п судьбы и тема поэзии. Противостоять судьбе моют именно поэт, который обладает даром поэзии, ей ке подвластным. Противопоставление

* Семешсо И.Ы. Поэты пулкшской поры: Батюшков, ЕуковскпЗ, Денис Давыдов, Вяземский, Кюхельбекер, Языков, Баратынский. М., 1970. - С.56.

"host - судьба" ясно звучит в посланиях, в элегиях же оно только намечено, причем лишь там, где судьба прямо не называется (элегия "Мечта"), либо гам, где лирический герой помещен в особый антологический шр, воплотивший мечту Батшкоза о вечной гармони (элегия "Таврида"). Исключение составляют две элегии ("Бкздороатение", "Элегия из Гибулла"), в которых рок токе враадебен человеку, но сила лабви дает возможность примириться с ним и оказаться, в сущности, независимым от его воли.

Сравнивая эту трактовку судьбы с поэзией ХУШ века, нельзя не заметить, что тема стала более обширной, внутренне более подвшгпо!: и более серьезной по существу. Она охватывает теперь многие грани человеческого бкгяя, сопрягается с различными мировоззренчески ваашдли переживаниями - от трагизма до иронии, становится менее условной, болео гизяеннсй п философски ответственно;;. Вагно, в частности, отметить, что само понятие "судьба" никогда не возникает в стихотворениях Батюшкова, связанных с христианской традицией. Прежние формы ее механического сочетания с традицией: античной (лирика Сумарокова) оказываются невозможными. Тема обрела глубину.

Воссоздание антично!-! картины шра и иогрукение в этот шр лирического "я", по-видимому, имело решавшее значение для этой перемени. Переносясь в мир гармонической ыечты, личность поэта обретала внутреннюю свободу, возвшалась над всем строем "блихайшнх" социальных норм и т.н. Но независимое "я" оказывалось наедине с всеобщими и вечными противоречиями бытия и должно било как-то выстоять перед лицом их несокрушимо'; силы. Концепция судьба и различные варианты отношений человека с нею, собственно, и стали формой поисков духовного "сшостояшш" личности, а тог ели иной вариант стоицизма (включая и гедонистический ) - основой найденной ею для себя низненной позиции.

В творчестве Гнеддча представление о судьбе так ¡se, как у Батюшкова, связано с переосмысленной античной традицией. Но если в творчестве последнего отношения "судьба - боги - человек" всегда конфликты, в отличие от античной литературы, где подобные конфликты не возникают, то Гкедич иногда выдвигает нечто вроде "третьего" варианта, обнаруживая и-в то же время питаясь сгладить конфликт. Осознавал, что судьба - всемогущая сила, которой подчинена н люди, и боги, поэт считает , что человек

смиренном и терпением мокет примиряться с высшая сдай бытия. Перед иш.а еще один вариант стоицизма, своеобразие которого заставляет вспомнить об умеренном, но очень устойчивом либерализме Гпедгча и таком к:е - уиеревнок и устойчивом - характере его ирерокаятизма.

Однако ноегддашши поворот те;,щ и в этом случае связан с образом поэта, обладающего свободой как особой судьбой, в силу данного ему свыше "дара богов" - таланта. Такое отношение к личности поэта, его судьбе, явно пире какой-либо индивидуальной творческой позиции. Очевидна его связь с кругом "обиях идей" романтич есиой культурн.

Чуковского кокно было бы назвать наиболее последовательным христианином в рэде поэтов пушскнского окружения. Речь идет, конечно, о поэте-христианине. На мировоззренческом уровне от-ношзЕие к Бояьо£ ватте, подчпю-мцей себе человека, зпфического героя Чуковского могло сформулировать словами из "Свот.ла!1и": "Благ зидцителя закон". Колебания ме.-гду эмоция?,-л слабого человека и христианским долгом (не навязанпыл, ко глубоко а искренно принятым) характерны для всего решения теш в творчестве Чуковского. Принятие позиции христианина вело к преодолению трагической ситуации подвластности судьбе, что явно капаялпает разработку те;,ты, характерную для ХКИ века, особенно, для Сумарокова. Но сутубо рационалистическая позихщя лирического "я" у Сумарокова ясно ке совпадает с иррациональностью преодоления конфликта "человек и судьба" лирическим героем Еуковского.

В сущности все лирические произведения д'уховского построены по одкоХ схеке: раздираемое противоречия:.®, мятущееся человеческое созпшше иривод1:гся поэтом к такой точке отрсшс-кля от человечески страстей, к такому проникновении в глубины мира, к такому слиянию с "дудой" природы, что человек оказывается способны.! постичь Бога, внять ему, почувствовать тайный смысл и гармонию мироустройства. Характер идеата Хуковского таков, что он исключает самую возможность его сказения, дискредитации, т.к. не подлежит опошлеш® способность души подняться на божественный уровеиь:ведь достигнув его, дуга пребывает в области абсолюта. Тогда-то душа и способна понять тайное тайных бытия, и ей открывается святость судьбн. Определение "святыня судьбы" кевозмогно пп у одного из поэтов Путинского круга. Для 1;уков-

ского оно воылолю: е его созтапш пег противоречия моэду богом с судьоой. Святость Бога определяет святость судьбы. Так снимается противоречия, с которы?.з! сталкивала независимую личность обретенная ев внутренняя евг¿ода.

Дальнейкая эволвцця теш проате^хваотся в главе второй "Тет судьбы в лирике В. А.Баратынского н Д.В.Веневитинова".

Б -игркке Баратынского 1820-х годов судьба оказывается категорие::, очень гагеной для построенной поэтом картины икра. Изменения в трактовке темы, как правило, зте зе связаны, как било у поэтов предшествующего поколения, с ¡тавровыми различиями (это при:,юта прыбляг.екпя к внеяанровой лирике), ыоако выделить Л2еь некоторые оттенкв в ее разработке, связашшо с обра-щенка к той илн иной поэтической традиции.

Ориентируясь на уг.е переосмысленную "старшим" поколением позтов аьтачнуэ традкцшо, Баргяиаский вводит тему "злобного рока", которая облагается у него с темой самовластных богов, причем к бога, и рок одана::ово враждебны человеку. Тем самым концепция трахизна отношений человека с судьбой резко ужесточается по сравнению с лирикой Батюшкова и Гнедича.

3 духе христианских представлений Баратынский вводит категории Проведения, однако и ее он решительно переосмысливает. Баратынский, в сущности, еще более далек от более ранних тради-. изошла интерпретаций теми, чем Батюшков: античные и христианские образы являются у него лишь удобной формой для передачи нудной поэту глубоко оригинальной мысли. Выдвинутую им трактовку теъы - при всем многообразии ее поворотов - трудно связать , с какой бы то ня было традицией.

Основные повороты теш связаны с отношением Баратынского к человеческим страстям. Баратынский возвышает разум, с которым для него связаны категории истины и покоя. В этом состоянии поэт считает возможным мудрое примирение с судьбой, следование ее .духу. В гаком контексте покорность судьбе не мешает поэту чувствовать свою свободу, которая связана в его представлении с творчеством, с интеллектуальной мудростью. Но истинное счастье невозможно для поэта при отказе от человеческих чувств. Судьба не, еслЕ смотреть на нее с ото! точки зрения, - злая, • насмешливая сила, раэрушэтдзя иллюзии человека, отнимающая аивость и непосредственность чувств. Она - исполнительница

жестокого закона "меры за меру", отравляющего даме то немногие радости, которые выпадают на долю человека. К хотя она наделяот человека "снами золотыми" в начале жизненного нута, доезмшешге истинного счастья на земле невозможно.

Сфера враждебного воздействия судьбы па жизнь человека видится Баратынскому гораздо более широкой, чем представляли ее себе поэты вреднеетвуицего поколения. У Баратынского судьба уже не только внешняя по отношению к человеку сила; во власти судьбы - духовная ;глзнь личности. Категория судьбы приобретает тотальное, абсолютное, т.е. иными словами, подлинно романтическое значение.

Развитие темы судьбы у Веневитинова связано с образом "поэта-жреца", возникшим в его творчестве. В отличке от Батюшкова, Гкодича и Баратынского, Веневитинов считает, что поскольку именно судьба дает человеку поэтический дар, человек не монет не быть благодарим ей. Однако эта мысль не является разрастанием трагических противоречий, сопряженных с темой судьбы в русской лирике. Гармония представляется Веневитинову воыдаиюл в дизни "поэта-хреца", но эта гармония - неполная, а человек, не пэделовпый даром поэзпп, по-ярекнему беззащитен и несчастен в этом мире.

Б трактовке темы судьбы у Веневитинова и Баратынского, особенно в лирике последнего, выраяается уже вполне определявшаяся собственно-романтическая позиция. Зта общая особенность двух различных "поэтов мысли1* отличает их обоих от дредысству-вдегс поэтического поколения, Здесь тояэ обнаруживается различие мезду бочев и менее рационалистическими вариантами (несходство медку Баратшюкм и Веневитиновым как бы повторяет несходство между Батшкозш и Гнедичем). Но общие черты каддого из двух поколений,, несомненно,, важнее, п их солоставле«а1е приводит к выводу сб усиления романтического максимализма и романтического трагизма в разработка темы. Зта тендевдм представляется закономерной: суда по. всему, к середине 1820-х годов етаковло-ппз независимой личности проходит в русской культура стадию кризиса,

Каздое поколение поэтов так ели иначе понимает трагкзк положения человека в, шаре и на каздой стадия развития конфликта "человек и мир* возникает варианта преодолении :шг хотя би

ослабления остроги этого конфликта. Рационализм лириков ХУИ в. сменяется все большей иррациональность!) позиций их последователе;!, хотя "память" об этом рационализме ощутима, при всех различиях, в решенные темы судьбк в поэзии .Гнвдача и Веневитинова. Показательно, что наиболее значительные представители русской поззии не следуют по рздпокатастетаскому пути преодоления противоречий человеческого существования. Сама природа лирики Еатшаоьи, Еуки кого и Брагинского как бы сопротивляется .тюбы:: рациональным резанет:. Самый характер этой лирики во многом определен такой концепцией личности, которая исключает аделкя-цпю к рацио. Более того, именно иррациональная стихия оказалась соприродной воей больиой русской лдрике вообще, она стаяа основанием, определяющим тот род искусства, который ш называем лирикой.

В третье!? главе диссертации "Тема судьбы в лирике А.С.Пуаклна" прослеживается в избранном аспекте эволюция пушкинской лирической поэзии.

Ранчий Пушкин и Чуковский совпадают в недраматическом toso решения темы. судьбы, но основания этих решений совершенно различны. Для Еудовского это вера. Пушкин не в этот период так приемлет казнь, что все ее проявления привлекательны для него.

Такого полного приятия иизш: ш не найдем te: у одного из современников Пущина. Думается, что такая трактовка темы в раннем пушкинском творчестве, с одной сторона, определяется обними законами лапра дружеского послания (лнцойскнй Пупкин -презда всего автор посланий), манра, создающего особый гармонический мир, который в той или иней мере укрцьал от скл судьбы. С другой стороны, она несомненно являлась результата.! особенностей мировосприятия иного Пушаяа. Однако у::;е в X8I9 г. мировосприятие поэта меняется. S элегическом творчестзо первой половины 1820-х годов .Пушкин приближается к ярко-романтической трактовке темы; противоречие мезду идеалом и реальность иерегл-ваатся "чобыкновенно остро, а достижение идеала представляется невоэмокыам. Разработка тега теперь превращается в нахождение неких вариантов ненадежного равновесия, которого стремится достичь личность, чтобы сделать свое существование тершглии, найги в гшзаи ценности, способов если не укрыть человека от волк судьбы, то хоть отчасти заслонить его от этой гнетущей.

разрушительной силы.

Впрочем, до 1821 г. яапр послания еще остается той областью, где дарят ирония а легкость, и где тона судьбы по-прея-нему окрашена сугливнм оптимизмом, воспеванием чувственных радостей ("Из письма к Гнедичу", "В.Л.Даввдову", "Юрьеву" -1821). Своеобразное завершение этого переходного периода, которого свойственен "баткиковеккй" принцип ranpoBoii разработки теш, могло усмотреть в фьлософскок послания "Чаадаеву" (IB2I).

В "19 октября" (1825) судьба предстает силой, враждебной поэту и его друзьям, но в чем-то преодоленной гели. Стихотворение включает в себя я романтическое представлен.™ о судьбе, встречавшееся у современников Пушкина. Но это представление совещается с где ой миропорядка, семантически близко:'; объективны:,! законам бытия. Пушаш воспринимает их как данность, что не отменяет делания проникнуть в смысл этих законов. Поиском смысла отмечен пащай мотив в трактовке темы судьбд, разработка которого начинается в стихотворении "Дар напраспиЛ, дар случай-кнй" (IS20). Дойдя до абсолютного "минуса" дисгарданзп, отрицания, Пуикпп находит возможность некой гармонизации, возмонность уравновесить этот "минус", но отменяя его полностью. И так же, как "Ангел" противостоит "Демону", стихотворение "В часы забав иль праздной скуки" противостоит стихотворению "Дар напрасный, дар случайный". А в стихотворении "Bposty ли я вдоль улиц шумных" (1329) Путин вводит иную точку зрения - не личностную, а общечеловеческую, вводит вселенский, общемировой масштаб, и с этой позиции видна возможность гармонии. Гегл иэ менее с точки зрения единичного человека миропорядок по-преаш.у мо«ет представляться хаосом ("Еесн"). Так дает себя знагь различие двух масштабов восприятия, двух его исходных точек, коториш поиэ-ременяо оказывайся то вечное и бесконечное обновление человечества, то конечная п необратимая жизнь одного человека. Различие это оборачивается противоречием, не разрешимым в рамках сложившегося к началу 30-х годов пушкинского мировосприятия. Лцдн-мо, эти рамки становятся для Пушкина стеснятелышми, п начянавт-ся поиски выхода. Один из них открывается за продолами лирики, к оказывается необходимым изучить эту открщицупся норспоктниу, чтобы стала очевидной ее невозможность внутри лирической поэзеи к,следовательно, неизбежность последующего перелома в ауакии-

скоЯ лирике.

"Множественная точка зрения" определяет трактовку теми судьби з реасгстпческкл рог.ане "Енгешй Снегик". В романе присутствуют различные варианты отношения к судьбе, своИствзкние лирике путинской порн, ко в едином к цельном произведении многообразие вариантов обретает некую художественную системность. На уровко героев судьба предстает пак недреодолжая, разводуш-но-храздебвая человеку сила, которой нечего противопоставить, а на уровне автора-позта как одна из сил бытия, устроенного в коночном счете гармонично п мудро. И шзсгс с тем перед каш но иерархия истинной и локюй точек зрения, а :гак бы "двойная" истина, обшгругивавдая множественность реальных зоз:ло~.:зостей, заложенных в чолозечоском сознании и в самой природе человека (автор-поэт ведь це отделен какой-то непроницаемой гранта от "ебшшовекянх" персонажей романа). В итого возникает новая-многогранная и диалогически единая - трактовка темы судьбы, которая не лгаг.ет быть выраяена определенной форгдаой ш каким-нибудь относительно-законченным раосунденкс-:,!. "Евгений Онегпа" внраглег взаимодействие различных величин - множественности точек зрения, аыразиваейся в многоголосии повествования, и объективности развития романного отпета, испытывающего ценность различных концепций судьбы ж отнопешш к ной человека. Так достигается своеобразная "конденсация" и одновременно преобразование традиционной лирической теги;. Сама же лирическая тема обречена ка преобразование совсем иного рода. Тема выводится на созераеино новый "виток": после 1830 г. слово "судьба" уходит из пушкинской лирики. В лирике ке тема продолжает звучать не-названноГг, за исшшчениеи стихотворения, написанного на Лицейскую годовщину 1836 г., где просто повторяется традиционное, казенное уз;с в 1835 г. отношение к судьбе как объективно:^ миропорядку.

Поздний Пупкяк, отвечая на.вопрос о месте человека в мире, приходи" к этической программе христианства, причем христианства отнюдь не ортодоксального, являясь в этом отношении предшественником Достоевского и Толстого. Именно христианская тематика запенила собой те;,;у судьбы в лирике Пушкина. С&'<;а возможность подобной замены представляется свойством с;тубо пушкинского кара. Характерно при этоу, что замену пвбозмоезо объяснить лишь

причина',31 эстетического, художественною свойства, т.к. реалистический метод сложился з пушкинской лнрпкэ раньше, уже к началу 1830-х годов. Прослеглзач эволюцга понятия "судьба" и его исчезновение, мы неизбежно придем к виводу, что и то и другое мотивируется мировоззренческим уровнем тзорчества Путина.

В "Заключении" ставится вопрос о поэтическом способе выражения понятия судьба, о соотношении формы выражения и плана содержания, встающего за этим понятием, об исюркко-тштологи-ческоЗ характеристике различных преломлений теш.

Во многих текстах ХУШ века, где тома судьбы имеет прямое словесное выражение, понятие это выраягано аллегорией. Однако когда та ке тема становится внутренней темой стихотворения, то судьба, определяющая жизнь и смерть человека (Сумароков "Смертный час", Доргйавзн "На смерть князя Мещерского"), перестает быть аллегорическим образом и если остается тропом, то тропом уае совсем иной природы. Судьба превращается э культурологический троп.

Художественное воплощение темл у Сумарокова и Чуковского осуществляется по-разному (судьба-аллегория у Сумарокова и Оортуна-метафзра у Чуковского), но разработка внутренней темы у двух авторов совпадает по смысловому результату. Единственное объяснение этого совпадения - идеологическая, мировоззренческая, религиозная близость двух лирических "я" в разных поэтических системах. С, другой стороны, преодоление основного противоречия, к которому выводит развитие темы судьбы у Сумарокова и Чуковского (противоречие зизнл и смерти), - происходят все-таки по-разному. Понятие "судьба" расшифровывается и в том и в другом поэтическом мире одинаково (судьба сто болсественное Провидение), но го, что дано как рассудочная истина у Сумарокова, осмысляется и поэтически обосновывается как высшая ступень духовного пути лирического "я" у Чуковского: перетагакпо Бога - иррационально по своей природе, недаром не знание истины и пути к гармонии вакно для Зуковского, но состояние души, чувство гармоничности мироустройства, чувство святости судьбы,

Другой типич;шй вариант решения теш судьбы прослекпвяет-ся в тво£/честЕэ Деркавяпа, Батюшкова и раннего Пушоша., Условно этот вариант мокко назвать антологическим, поскольку он связан с античной традицией. В рамках отого варианта понятие

"судьба" наполняется уке не христианами содержанием, оно пер-сонифщкруется в образе богинь судьбы, становится частью античной картиян мира.

Поэтическую игру с понятиями "судьба" и "рок", античными образами "йортуна", "Барка", явллшдася частью аллегорического стиля Дерссвлва, т найдем по мготас яацрах его лирики. Но там, где тег/а судьбы становится внутренней темой текста, она опять ае, как и у Суь. .рокова, перерастает рамки аллегории, судьба превращается в философски осинелвняую категорию, в трон, рте суиосгвоьавзшй в кулыурной традиции и берущий свое качали в мировоззрении .древних.

В антологической лирике Башжова олово судьба йнгурирует не как троп, но в прямом а безусловно серьезном значении.'Если понятие ато и является тропом, то опять же кэ художественного, а культурологического уровня. Определение характера тропа всегда есть выявление связи мезду понятием к способом его выражения. Ее в данном случае первосхепенгам оказывается вопрос о том, в чьем сознании существует эта связь. "Чистая" батгашюь-ская лирика, где "я" его лирического героя мыслится как "персонах античности" и где так или иначе намеренно воссоздается античное миросозерцание, не дает возможности интерпретировать одно из основополагающих понятий этого миросозерцания - понятие "судьба" - вне законов и рамок этого миросозерцания. Tai« создается особое напряжение темы. При полной неизменности традиционного содержания понятия "судьба" отношение к этому со-дераанию лирического героя ужо зе равно античной традиции. К в го та время оно не индивидуально, оно дано как всеобщее, и ргз-вертываегся око на том уровне всеобщности, где сразу г:е становится новой мировоззренческой и лоэшгеской традицией.

Ее менее существенна зависимость отношения к судьбе от жанровых условностей. То гедонистическое реаеша, которое напел Державин в оде "Па смерть князя Гюдерского", как будто повторяется в мире дружеского послания Баташова и раннего Пушкина. Ко свобода пушкинского лирического "я" в этой особой сфере несопоставима с батвшкокжо?:. Объяснение ее природы специфическими законами канра явно недостаточно. В конечь-дг счете лишь особенностями общего строя его мировосприятия можно объяснить ту абсолютную свободу'лирического "я", которая обнарумл-

вается анализом теш судьбы в творчестве юного поэта.

Следующей зарнант решения теш - условно пазовом его ро-мантичэскгм - представлен в творчестве Баратынского, Веневитинова и в поэзии Лушсина-первой половины 20-х годов. Судьба становится составной частью романтического конфликта. Характерно, что тодерь практически исчезает возможность поэтической игры с понятием; появление слова "судьба" является сигналов серьезной мировоззренческой значимости текста. А потому опять (хотя теперь уке по другим причинам) невозможно говорить и с выражении этого понятия каким би то ни бнло видом поэтического тропа. Л.О.Лосев, говоря о скглэоличностц мифа, в сущности, дает описание культурологического символа1-, которым, с нашей точки зрения, и является романтическое понятие "судьба".

И, наконец, возникает чисто пушкинский Еариаят разработки теш. Одним из свойств худояеетвенпого мира зрелого Пушкина язльется принципиальная невозможность зкдолешя какой би то ни било теш как вполне самостоятельной и не связанной неразрывно с бесконечны.! количеством иных тем. Осознавая, такии образом, некоторую методологическуо ограниченность результата проделанной работы, считаем, однако, цузним сказать, что результаты оти по-своему приближают к понилашш пушкинского метода и объясняют исчезновение темы как таковой. Если для романтиков характерна обязательная иерархия высокого и низкого а определении человека, то реалистическое понимание личности яаруаает строгую ступенчатость быта и быгийсгвешшсти: внеокоо видится в низком и наоборот. Ввделенпость теш судьбы как безусловно определяющей человека невозможна п таком по-новому понятием мире. Судьба здесь становится эквивалентом представления об объективном миропорядке, п, достигнув такой символической значимости, терйот значимость мировоззренческую и уходит из лирики Пушкина д период окончания его работы над "Евгением Олеги-

КИ«*' •

' Таким образом выясняется, что тема судьби, взаимодействуя с целим кокплокенд друтях тем (дружбы, любви, счастья, покоя, назначения поэта к т.д.), проходит через руоску» лирику "золо-

1 Лосев Л.'?. Диалектика мп§а// Опыта: Литоратурно-£ш;осо';.с1п;Л сборник/Отв.род.Л.В.Гулнга. М., 1350. С.Ш-170.

того века"» иногда питая ее социальных» проблематику, но более всего е чаще гсего - проблематику универсально-философскую. Существование темы в поутпческом тексте этой эпохи было не одн-какозкм: тема модет быть частью поэтической игры того или иного автора а инь в вида формулы, клипе, устоявшегося штата. Ко там, где она становится эмоционально и философски значимой, самое понятие "судьба" в чем-то выходит за ражи художествен- ■• костя и стааови',. „я тропом кадтекстэвого, общекультурного уровня, а мотивированность тех или иных разработок темы сказывается не внутри художественной системы автора, но скорее восходит к мировоззренческому уровню его созенния. Эволюция теш непосредственно лирааала перемой, ароисдсдавшие на этом уровне,и, судя по все:.у, была непосредственно связана с приближением, прохождением и выходом из романтической стадии развития русского культурного сознания в целом. Именно дыхание романтизма, экоргая романтизма ошшшш тему судьбы, придали ей настоящую напряженность. Когда оня иссякли, тема уступила место другим иле трансформировалась в другие, близкие ей по уровиз и по функции. Se развитие ознаменовало собой необходимый этап становления личностного самосознания в России и, завершившись, навсегда сохранило печать его неповторимости.

По темя диссертации оггтбтакивакн стге.тшите работа

1. Тока судьбы в Л1фике Л.С.Пушкина I8I3-I830 гг.// Вес тыле ЛГУ: Сер. истор., яз., литер. Л., - 1935. - й 23. -С. 89-Й

2. Романтическая лирика и роман А.С.Пушкина "Евгений Онегин" (тема судьбя)//Дпалектика формы и содержания в языке и гкторатурз.- Тбилиси: Кзд-во Тбилисского ун-та, 1986.- С.37-39.

3. К характеристике романтизма Е.А.Бараг,ынского//Проблеш ' референции в языке и литературе. - Тбилиси: Изд-во Тбилисск.

ун-та, 1987. - С.48-50.

1 1Л

S ГЧ

L