автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Типология "романа о романе" в русской и французской литературах 20-х годов XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Типология "романа о романе" в русской и французской литературах 20-х годов XX века"

На правах рукописи

СУСЛОВА ИНГА ВАЛЕРЬЕВНА

ТИПОЛОГИЯ «РОМАНА О РОМАНЕ» В РУССКОЙ И ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРАХ 20-Х ГОДОВ XX ВЕКА

10.01.08 — Теория литературы. Текстология.

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Екатеринбург - 2006

Диссертация выполнена в ГОУ ВПО «Пермский государственный университет»

Научный руководитель -

доктор филологических наук, доцент Бочкарёва Нина Станислав на

Официальные оппоненты -

доктор филологических наук, доцент Петрова Наталия Александровна

кандидат филологических наук, доцент Липская Людмила Ивановна

Ведущая организация — ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Защита диссертации состоится 20 декабря 2006 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.283.01 при ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» (620017, г. Екатеринбург, проспект Космонавтов, д. 26)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан « _» ноября 2006 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Первая треть XX столетия часто позиционируется как эпоха «кризиса романа», перестройки жанрового сознания. Своеобразным апогеем «страстей по роману» являются 20-е годы. Именно в это десятилетие появляется большое количество произведений, определяемых как «роман о романе». Языком художественной прозы выражаются глубокие й актуальные теоретические, мировоззренческие проблемы жанра. Особенно заметным явлением «роман о романе» стал для русской и французской литератур.

В русском литературоведении термин роман о романе часто неотличим от близкого ему роман в романе (Л.Андреев). Во французском литературоведении термины le готап dans le готап («роман в романе»), le готап du готап («роман о романе», или «роман романа»), le готап du romancter («роман о романисте») могут применяться к одному и тому же произведению, хотя акцентируют разные его стороны (Н-Д.Ксйпур). Теоретическая неопределенность терминов объясняет их отсутствие в существующих энциклопедиях и словарях. Наиболее близки к «роману о романе» (а зачастую и дополняют, комментируют его) термины the self-begetting novel — «самопорождающий роман» (С.Келлман), the novel about writing («роман о писании»), the work-in-progress (А.Фаулер); metafiction — «метапроза» (Л.Хатчеон, П.Во, П.Имхоф), метароман, self-conscious fiction («самосознающая проза»), self-reflexive fiction (Р.Федерман), творческая (литературная) рефлексия (Д.Бак), роман (само)рефлексии (В.Струков, О.Анцыферова); интровертный роман (Д.Флетчер, М.Брэдбери, П.Мэлби), нарциссистский роман (МЛ1едарнч), зеркальный роман (Ж.Нива), автотематический роман (Э.Корпала-Кнршек) и другие.

Термин «роман о романе» нередко употребляется в связи с проблемами литературного самосознания. Утвердилось справедливое представление о «романе о романе» как о модернистском этапе в развитии метапрозы (М.Липовецкий) с доказательным комментарием стабильного ряда произведений. Вместе с тем наблюдается тенденция к глобализации представлений о метапрозе и, как следствие, размыванию границ явления. Актуальность данной работы обусловлена необходимостью системного теоретического исследования «романа о романе», осмысления его жанровой природы. Историко-типологический подход - один из самых эффективных в размышлениях о жанре. Наши теоретические построения апеллируют к двум национальным литературам, актуализируя диалог культур, который обретает особую значимость в XXI веке.

Отмеченными выше факторами обусловлен выбор объекта диссертационного сочинения: «роман о романе» в русской и французской литературах 20-х годов XX века. Цель представленной работы — исследовать типологию «романа' о романе» на основе сравнительного анализа отдельных произведений французской и русской литератур указанного периода. Для реализации этой цели мы определяем следующие задачи'. — теоретически углубить и практически обосновать устойчивые элементы «романа о романе» как жанрового образования;

— исходя из представления о многогранной природе творчества, выделить и описать основные типы «романа о романе», особенно актуальные для литературного процесса 20-х годов XX века;

— попытаться выявить национальную специфику «романа о романе» в русской и французской литературах изучаемого периода.

Материал для анализа обусловлен поставленными задачами. Мы сосредоточили внимание на следующих наиболее репрезентативных текстах: «В поисках утраченного времени» (1913-1927) М.Пруста и «Египетская марка» (1928) О.Мандельщтама; «Фальшивомонетчики» (1925) А.Жнда и «Труды и дни Свнстонова» (1929) К.Вагинова; «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (1923) В.Шкловского и «Надя» (1927) А.Бретона.

Теоретико-методологической основой диссертации являются труды, обосновы вающие/исследующие:

— историческую поэтику романа (М.М.Бахтин, В.В.Кожинов, Г.В.Косиков, А.Д МихаЙлов и др.);

- типологию литературных жанров (ЛЛ.Чернец, А.Я.Эсалнек, Н.Л.Лейдерман, Н.Д.Та марченко, В.И.Тюпа, А.Фаулер и др.);

- принципы сравнительного литературоведения (А.Н-Веселовски й, В.М.Жирмунский, Н.Г.Неупокоева, А.Дима, Д.Дюришнн и др.);

- психологию творческого процесса (Л.С.Выготский, В.М.Петров, Я.А.Пономарев, А.Маслоу и др.).

В теоретическом обеспечении диссертации особое значение имеют труды ученых московско-тартуской семиотической школы -- Ю.МЛотмана, Ю.И.Левина, Д-М.Сегала и др., а также идеи и концепции ведущих французских теоретиков «нового романа» — М.Еютора, Н.Саррот, Р.Барта и др.

Состояние научной разработанности темы:

М.Бахтнн в работе «Слово в романе» (1934-1935) пишет о «самокритике слова» как существенной особенности романного жанра. С 1970-х годов в трудах ученых московско-тартуской семиотической школы формируются подходы к «роману о романе» как результату изменения «семиотической концепции литературного моделирования» (Д.Сегал) и «метатексту» (Ю.Левин). Д.Сегал в фундаментальной работе ((Литература как охранная грамота» (19S1) рассматривает истоки «романа о романе» в русской литературе XIX в. (Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский) и в прозе В.В.Розанова, чтобы исследовать «единство структуры» таких различных прозаических произведений, как «Египетская марка» О. Мандельштам а, «Труды и дни Свистонова» К.Вагинова, «Форель разбивает лед» М.Кузьмина, «Мастер и Маргарита» М.Булгакова, «Дар» В.Набокова и другие. В настоящее время «роман о романе» занимает важное место в вузовском курсе русской прозы XX в, и характеризуется с опорой на положения М.Бахтина и Д.Сегала. Автор учебного пособия Е.Б.Скороспелова рассматривает «роман о романе» как «жанровую модификацию романа о художнике»'. Под ее руководством в русле

'скороспелойе.б. руссоа лрйзаxx«ска: от а-богого(«петербург*)лоб.пастернака(«дсжгоржныгов). м, 2003.

данной концепции выполнено диссертационное исследование «романа о романе» в русской прозе 1920-х гг, (Ли Хъенг Сук). Во французской литературной критике второй половины XX в. «роман о романе» актуализируется в связи с проблемами «нового романа». Сами авторы «нового романа» становятся его теоретиками. Подходы к «роману о романе» формируются в эссе Н.Саррот «Эра подозрения» (1956), в размышлениях А.Роб-Грийе «За новый роман» (1963), в его же комментарии произведения Ф.Соллерса «Драма» (1965), в многочисленных статьях о романе М.Бютора. Значимы в этом отношении теоретические рефлексии Р.Барта.

Суммируя разные подходы к «роману о романе» в литературоведении XX столетия, его можно определить как традицию метапрозы (О.Мирошниченко), одну из основных характеристик современного искусства (М.БкУгор), жанр (А.Таганов), субжанр (А.Фаулер), разновидность романа творения (Н.Бочкарева), жанровую модификацию романа о художнике (Е.Скороспелова). Мы предлагаем вариант жанровой типологии собственно «романа о романе», исходя из представлений о нем как о самостоятельной «активной жанровой тенденции», что определяет новизну нашего исследования. Впервые делается попытка системного исследования внутренней типологии «романа о романе» на основе сравнительного анализа произведений французской и русской литератур.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В 20-« годы XX столетия в русской и французской литературах создаются классические образцы «романа о романе», общими типологическими чертами которых являются: особый тип героя (романист и роман), особый тип сюжета («история» романа, процесс его создания и восприятия), творческий хронотоп, бесконечная композиция и особая структура («роман в романе»).

2. Акцентирование разных сторон творческого процесса обусловливает специфику отношений автора и героя, героя и создаваемого им мира, характер повествования, композиционные особенности. Изучение этих различий позволяет выделить основные типы «романа о романе», условно обозначаемые нами как лирический (синтетическая интуиция), идеологический {аналитизм, рациональность), манифестальный (открытая декларативность творческого акта).

3. Национальная специфика французского н русского «романа о романе» проявляется в концепции писателя и писания. «Роман о романе» — жанровый код, который в концентрированном виде содержит в себе опыт национального романного мышления.

Теоретическая значимость работы состоит в углублении и конкретизации типологии «романа о романе», ее положения и выводы могут быть использованы для дальнейшего исследования специфики модернистской и постмодернистской метапрозы.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее основные идеи положены в основу вузовского специального курса, а отдельные положения могут быть использованы при чтении общих курсов по теории и истории русской и зарубежной литератур.

Главные положения и разделы исследования апробированы на международных научных конференциях; «Шешуковские чтения» в Московском педагогическом государственном университете (2005), «Иностранные языки и литературы в контексте регионального высшего образования и науки» в Пермском государственном университете (2006); на межвузовских научно-практических конференциях факультета современных языков и литератур Пермского госуниверситета и филологического факультета Соликамского педагогического института (2004). Работа в целом и отдельные ее фрагменты обсуждались на кафедре мировой литературы и культуры ПТУ.

Диссертация состоит из Введения, пяти глав, Заключения и списка литературы, насчитывающего 300 наименований на русском, французском и английском языках. Текст диссертации составляет 168 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, его методологическая база, объясняется выбор объекта и материала, формулируются цель и задачи работы, основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «"Роман о романе" как жанровое образование» исследуется общая типология рассматриваемого явления. Если до конца XIX столетия в литературе нового времени складывались элементы «романа о романе», то в начале XX века в художественной системе модернизма он формируется как относительно устойчивое жанровое образование. Эстетической доминантой «романа о романе», как и вообще «романа творения», становится творческий процесс, в данном случае — процесс романного творчества. Основная содержательная стратегия этого жанра — объяснение феноменальной сущности романа, диалектика взаимоотношений романа и романиста, утверждение идей жизнегворчества,.

В «романе о романе» подробно осмысляется двусоставная природа творческого процесса. Его трансцендентная сущность выражается через экзистенциальные, фантастические, мистические мотивы. Исследуется «волшебная», потусторонняя природа творческих импульсов, самого вдохновения. Повествование в этом случае имеет ярко выраженный метафорический характер. Формируется особый ряд высоких образов романного творчества, аллегорий литературного труда, обычно мифологических по своей сути, подчеркивающих сакральность драматической истории творения романа. Другая сторона процесса создания романа — бытовая. «Роман о романе» обращается к «ремесленным» секретам, рутине писательского труда. Подобные откровения порождают иные образы и аллегории литературного творчества - низкие, бытовые. Герой-писатель ассоциирует свое творчество с воровством, провокацией, соглядатайством, убийством, стряпней и пр. Для этого уровня повествования значимы истории поиска материала, прототипов героев будущего романа, вид рукописи. Таким образом, «роман о романе» как жанровое образование имеет парадоксальную содержательную стратегию: с одной стороны, мифологизирует процесс творчества, с другой - демифологизирует его.

На протяжении всей истории психологии предпринимались попытки классифицировать фазы творческого процесса. В наиболее общем виде их можно представить следующим образом: фаза подготовки, бессознательная фаза созревания, фаза вдохновения и сознательная фаза окончательного оформления и проверки. В «романе о романе» творческий процесс может быть дан поэтапно, но чаще всего автор не только не разграничивает этапы, но даже перемешивает их. Трудно найти произведение, в котором были бы представлены развернуто все выделяемые психологами фазы. Писатели сосредоточивают свое внимание на отдельных этапах творческого процесса. В «романе о романе» одним из важнейших становится мотив сбора материала, так как через него выражается конфликт героя с жизнью.

Поскольку основным «материалом» романиста являются люди, он вынужден взять на себя функцию божественного посланника — «ловца человеков», хотя «роман о романе» ставит под сомнение как его право на подобную миссию (тема ответственности художника), так и способность выполнить ее (мотив творческого бессилия). Классическая литература давно уже поставила проблему воздействия литературы на читателя. М.Бахтин указывает на «литералурного человека», который смотрит на жизнь глазами литературы м пытается жить «по литературе». В «романе о романе» герой-писатель ие только управляет судьбами персонажей в создаваемом им произведении, но и оказывает влияние на их реальную жизнь и судьбу, читая отрывки из незаконченного романа. Однако персонаж может оказать сопротивление авторскому замыслу, вступить на путь собственного жизнестроительства.

Отношение автора и героя — многосторонняя содержательная и формальная проблема «романа о романе». Наиболее яркие его образцы оказываются «романом с ключом» (В.Иванов) — фр. roman a cleft или «романом тайн» (И.Смирнов), т.е. его герои (писатель и его персонажи) — это зашифрованное изображение биографического автора и его реального окружения. Внутренняя автобиографичность — необходимое условие героя-творца, так как психологию творчества, механизм творческого процесса писатель неизбежно постигает из личного опыта. Пытаясь взглянуть на себя со стороны, художник обращается к зеркалу. В «романе о романе» отражается сам механизм поиска писателем позиции вненаходимости в бесконечном размножении зеркальных двойников. Эта двойственность в «романе о романе» становится главнейшей жизненной проблемой персонажа-писателя. Герой-романист, творя роман, преследует цели миросозцдания, жизнестроительства, «самовольного преображения мира». Истории создания романа, как правило, сопутствует эволюция «я» героя и авторского «я», происходит самосложение личности. Герой-романист становится как идеолог, философ, пророк, иногда показан процесс демонизации героя. Акцентирование процессу ал ьности весьма значимо. В «романе о романе» автор, герой и роман пребывают в процессе взаимного становления. Отношения между художником и творением определяют основную сюжетную линию исследуемого жанрового образования

— драматическую историю писания романа. Сам роман, как и его создатель, становится героем «романа о романе».

Хронотоп «романа о романе» определяется обшей установкой на воссоздание процесса романного творчества. Глубокие философские размышления, психологические наблюдения над восприятием времени, осознание его творческого потенциала присутствуют уже в «Исповеди» Августина Аврелия (IV в). Исходя из идеи Божественного Творения мира, Августин делает вывод о создании Богом времени как «условия человеческого существования». Он считает вечность прерогативой Бога-Творца. Тогда настоящее вечности можно рассматривать как творческое состояние человека-художника. Идея «преодоления времени» определяет хронотоп «романа творения». Для писателя преодоление времени имеет особый смысл, так как литература - искусство «временное». Стремление романа XX века к «пространственной форме» (Д.Фрэнк) - один из приемов борьбы со временем. Способность литературы быть записанной, зафиксированной определяет ее «охранную функцию». Осознаваемая автором, она становится событием творческой жизни героя-художника.

Особое влияние на понимание природы творчества в начале XX века и хронотоп «романа о романе» оказала интуитивистская философия А.Бергсона. В основе его размышлений о времени лежит идея «длительности». По Бергсону, истинная длительность есть и сама сущность вещей, и творчество. Достижение в хронотопе «романа о романе» полноты настоящего через соединение прошлого и будущего в одном мгновении творчества реализуется в его бесконечной композиции. Структура изучаемого жанрового образования имеет философский смысл. В «романе о романе» проблематизируются композиционные рамки текста, тенденциозно отсутствуют категории «начала» и «конца» в литературном смысле этих понятий, причем «отсутствие конца структурно более значимо для поэтики романа» (ЮЛотман).

Эффект бесконечности может достигаться разными способами. Один из самых специфических для «романа о романе» — матрешечная композиция (термин используют Л.Андреев, СДавыдов и др.): романист пишет роман о том, как романист пишет роман и т.д. Иначе такую композицию называют зеркальной (М.Бютор, М.Медарнч и др.), геральдической (А.Жид, Д.Мутот и др.). Кроме эффекта бесконечности этот композиционный прием создает ощущение трагизма и безысходности. Ж.Бернанос (в отношении романа А.Жида) усматривает в зеркальности структуру ада. Наиболее ярко этот структурный принцип реализуется в произведениях А.Жида «Тетради Андре Вальтера», «Топи», «Фальшивомонетчики», К.Вагинова «Труды и дни Свнстонова», Л.Леонова «Вор».

Другой вариант бесконечной композиции — кольцевая, когда роман самозамы кается и его конец означает его начало. В качестве примера можно привести эпопею М.Пруста «В поисках утраченного времени», которая заканчивается как раз тогда, когда герой, преодолев творческое бессилие, пришел к идее написания романа. В момент прозрения, аналогичного прозрению героя, читатель понимает, что уже прочел этот роман. Ожидание

(«настоящее будущего») совладает с памятью («настоящим прошлого») в творческом созерцании («настоящем вечности»). Такая же повествовательная структура реализуется в романах Ж-П.Сартра «Тошнота», М.Бютора «Изменение». Ю.Левин кольцевой называет композицию романа Набокова «Дар». Американский литературовед С.Келлман объясняет кольцевую или циклическую композицию при определении «самопорождающего романа».

Так как «роман о романе» посвящен моделированию процесса романного творчества во всей его противоречивости, непредсказуемости, для него особенно значим композиционный принцип свободного «наращивания новых глав» и кинематографический прием монтажа. Распространенный в литературе не . менее, чем в кинематографе, монтаж — не исключительная прерогатива «романа о романе». Но здесь этот прием позволяет очень достоверно и непосредственно воссоздать процесс творчества. С.Бочаров объясняет сложность восприятия монтажной композиции тем, что в этом случае читателю требуется постичь логику писательской мысли, чтобы постичь логику событий. В «романе о романе» сама «логика писательской мысли», творческое сознание романиста становятся основным событием.

Жанр «романа о романе» относится к интеллектуальной прозе, для которой характерны разные формы условности. Условность «романа о романе» создается при помощи таких выразительных средств, как игра, маска, зеркало, миф. Для «романа о романе» особенно характерно обнажение «литературности», которая по-разному понималась в литературоведении XX столетия: от литературного «приема» (Р.Якобсон) до «отражения в литературе предшествующей литературы» или «ассоциативной литературности» (ДЛихачев). Претендуя на анализ и пересмотр литературной традиции, «роман о романе» вступает в оппозицию по отношению к классическому роману. Появляются травестийные элементы в поэтике, ирония. Однако атмосфера иронии, травести модернистского «романа о романе» не имеет всеобъемлющего характера (в этом одно из отличий модернистской и постмодернистской метал розы).

«Роман о романе» подчеркнуто демонстрирует условную природу творчества. Автор может открыто участвовать а повествовании, Ъбкажать свои стратегические и тактические ходы, в основное произведение помещаются разнообразные «метатексты», «квазиметатексты». «Роман о романе» интертекстуален - он содержит, как правило, большое количество цитат, ссылок, аллюзий, как явных, так и зашифрованных. Цитируются и фрагменты внутреннего творимого романа, его рабочие варианты.

Поскольку эстетической доминантой «романа о романе» является творческий процесс, точнее — процесс романного творчества, основание для его внутренней типологии следует искать в представлениях о самой природе творчества. Одна из самых дискуссионных проблем - соотношение в творческом процессе сознательного (выработка идеи и пути ее реализации) и бессознательного (интуитивное постижение чувственного и духовного опыта). Доминирование той или иной позиции может мотивироваться как типом эстетического мировидения эпохи (например, классицизм — романтизм), так й

индивидуальным психологическим складом творящей личности (рационалист -интуитивист). Акцентирование бессознательного и сознательного в художественном творчестве характеризует как индивидуальность писателя (например, М.Пруст и А.Жид) так и два выделяемых нами типа «романа о романе» — лирический и идеологический.

Лирический «роман о романе» трактует природу творчества как интуитивную, требует внимания к внутреннему миру человека. Для него характерен герой лирического типа, принципиально близкий автору, но не тождественный ему. Отсюда - повествование от первого лица. Часто лирический «роман о романе» — «проза поэта». Основной сюжет — становление внутреннего мира героя как становление романа. Композиция чаще всего кольцевая, особенно характерная для «самопорождающего» романа. Жизнь и творчество сливаются в метафоре время-пространства. Большую роль в лирическом «романе о романе» играют ассоциативно-чувственные связи, импрессионистический стиль и интермедиальность как обращение к другим формам художественного творчества, видам искусства.

Идеологический «роман о романе» базируется на сознательном отношении к творчеству. Во главу угла ставится идея. Отсюда — герой-идеолог. Он отстранен от автора-повествователя собственным именем и биографией. Характер повествования аналитический, большое место уделяется дискуссиям о природе творчества. Основной сюжет — «преобразование героем мира» как создание романа. Здесь больше внешней жизни, действительности. Мир автора и мир его героев метонимически располагаются в одном пространстве. Процесс творчества осмысляется как последовательный, планомерный, хотя сопротивление действительности часто меняет авторский замысел. Композиция магрешечная: романист пишет роман о романисте, который пишет роман и т.д. Используются приемы «театра в театре» («романа в романе»). Особое значение имеют игра, травестия, ирония. Отсюда - обращение к жанрам авантюрного, плутовского и детективного романов.

Лирический тип «романа о романе» наследует традицию романтического романа о художнике (в сущности - поэте), которая складывается в немецкой литературе как У&тйегготап в произведениях Гете, Тика и Новаписа; для него характерна поэтика странствий, снов, акцент на созерцательной природе творчества. Идеологический тип опирается, с одной стороны, на рационализм XVI 1-ХVIII веков (Фнлдинг, Стерн, Дидро), с другой - на традиции Ф.М.Достоевского. Он использует, пародируя, все жанры, в том числе и романтический роман о художнике.

Третий тип «романа о романе» - манифесталъный. Он акцентирует характерную для авангарда открытую декларативность творческого акта. Традиции романа-манифеста обнаруживаются нами уже в «Новой жизни» Данте Алшъери и в «Люцинде» Фридриха Шлегеля, где художник смысл искусства видит в служении высшему началу, которое связывает со своей возлюбленной. Для романа-манифеста характерно прямое выражение авторского начала в заглавном персонаже, декларативное повествование от первого лица. В сюжете важное место занимает мотив любви или поклонения

(служения) женщине или искусству. Для этого типа' «романа о романе» характерны небольшой объем, подчеркнуто экспериментальная композиция, игра формой как непосредственная демонстрация новых художественных принципов.

Героев-писателей трех выделяемых нами типов «романа о романе» характеризуют три случая «совпадения автора и героя», когда «автор теряет ценностную точку вненаходимости герою» (М.Бахтин). В лирическом «романе о романе» «автор завладевает героем, вносит вовнутрь его завершающие моменты: рефлекс автора влагается в душу и в уста героя». Герой-писатель стремится сам «стать своим писателем» (ЮЛевин), «сам себя породить» (С.Келлман). Когда он, кажется, дорастает до автора, окончательно сливается с ним, готовый сам о себе написать, роман заканчивается. В идеологическом «романе о романе» герой завладевает автором. Он сам «ловит» и «завершает» других персонажей, создавая внутри романа свой собственный роман: Попытки войти в него самому сопровождаются появлением серии двойников. «Эмоционально-предметная установка героя может быть познавательно, этически, религиозно авторитетной для автора — героизация» или «разоблачаться как неправо претендующая на значимость — сатира, ирония» (М.Бахтин); отсюда — разные варианты идеологического типа «романа о романе». В романе~манифесте «герой является сам своим автором, осмысливает свою жизнь эстетически, как бы играет роль; такой герой в отличие от бесконечного героя романтизма и неискупленного героя Достоевского самодоволен и уверенно завершен» (М.Бахтин). Его задача — продемонстрировать своим романом новую эстетическую программу.

Во второй главе «Лирический "роман о романе" М. Иру ста ("В поисках утраченного времени") и О.Ман дел ь ш там а ("Египетская марка")» выстраивается концепция «романа о романе» лирического типа на материале произведений французского и русского авторов. Лирическое начало в романах Пруста и Мандельштама неоднократно становилось предметом исследования. В каждом случае лиризация комментируется как «природное качество» произведений, указывается на мотивированность лнризации самой формой внутреннего монолога, которая организует и «Поиски», и «Египетскую марку». Лиризация повествования тесно связана с поэтикой импрессионизма.

Сюжет лирического «романа о романе» — становление героя-художника в процессе написания романа. Здесь очевидна «ориентированность на универсальную человеческую сущность, привязанность к онтологическим и культурно-историческим "общим вопросам"» (ЮЛевин). Для лирического «романа о романе» характерно понимание творческого процесса как акта жизнетворчества. Для этого' типа особенно значима тема творческого бессилия. Герой эпопеи Пруста переживает отсутствие писательского дарования. «Поиски» часто называют «романом о преодолений творческого бессилия». У Мандельштама бессилие характеризует повседневное, бытовое существование героя, он унижен и угнетен. По определению Д.Сегала, преодоление страха и стыда, «укрепление» творческого «я» — главный программирующий итог «Египетской марки».

В «романе о романе» лирического типа автор-повествователь и герой-роман ист растворены в процессе творчества, они не столько посвящают читателя в тайны писательской лабороторнн, сколько непосредственно погружают его в атмосферу творимого романа. Здесь особенно очевидно органическое рождение образа романа. Акцент делается на образно-чувственной стороне создаваемого на наших глазах произведения. Роман рождается из отрывков, впечатлений, ассоциаций и растет. Характерно уподобление замысла ребенку, растению, зерну у Пруста, болезни, «дикому мясу» - у Мандельштама.

В романе Пруста повествование идет от первого лица,-хотя, по признанию самого автора и комментаторов творчества (К.Морнак, Ж.Тадье), он склонен рассеивать свою личность между всеми персонажами, как первостепенными, так и второстепенными. Подобная стратегия обнаруживается и у О.Мандельштама. В «Египетской марке» субъект маргиналий («я») -«нравственный центр произведения» (Н.Рымарь). Герой-романист, субъект творения лирического «романа о романе» представлен бесконечной рефлексией. Предметом изображения здесь является воспринимающее и переживающее мир сознание. Рефлексию повествователя относительно необходимости нового типа повествования сопровождают переживания кризисного, нестабильного состояния мира. И у Пруста, и у Мандельштама герои пребывают в процессе постижения открывшейся им трагической тайны бытия. Экзистенциальная ситуация, переживаемая как авторами, так и их героями, сопоставима: ожидание (предощущение) неизбежного конца. Для Пруста - это скорая личная смерть, для Мандельштама - апокалипсис, конец эпохи, гибель России, Петербурга.

Оба писателя «воспроизводят эфемерную стихию уникально-личностного чувственного мира», они прибегают к возможностям синестезии, воплощают в своих произведениях идею синтеза пространственных и временных искусств с целью противостоять бренности всего сущего, абсолютному релятивизму, что особенно аргументировано у Пруста. Для него рамка станковой картины становится прообразом будущего произведения. Роман уподобляется картине, «способной вырезать час из вечности». Мандельштам также использует прием «вырезания часа из вечности», но его излюбленная манера — беглые «зарисовки», «фрагменты», осколки «неудавшегося домашнего бессмертия». И Пруст, и Мандельштам демонстрируют особую манеру видения, свойственную художнику, специфика которой во внимании к мелочам. С прустовской станковой картиной сопоставим мотнвный в творчестве Мандельштама образ ладьи египетских покойников, «в которую кладется все нужное для продолжения земного странствия человека». Египетской ладьей поэт периодически называет и отдельное стихотворение, и эллинизм, и роман «Египетская марка». Ладья - образ консервации, сохранения культуры. Оба автора пытаются противостоять своим искусством хаосу смерти и разрушения, поэтому важной темой эпопеи Пруста и прозы Мандельштама становится тема бессмертия, неразрывно связанная с темой романа.

«В поисках утраченного времени» и «Египетская марка» — итоговые произведения, резюмирующие творческие искания, реализующие личный экзистенциальный опыт авторов, исповедальные по своей природе. Пруст, впитавший традиции французской морально-философской прозы, сопоставим с такими феноменами мировой культуры, как Августин, Монтень, Паскаль, Ларошфуко, Вовенарг. Характерные приметы «Поисков» — проповедническая риторика, основательная философичность, скупое присутствие реального факта, сосредоточенность на опыте внутренней жизни автора. Мандельштам называет свое произведение «показом эпохи сквозь "птичий глаз"»: многочисленные исторические реминисценции, «ассоциации идей» придают нестандартному, «малоформатному» роману величественное, пророческое звучание.

Давая урок писательства, Пруст дидактичен и анапитичен. Произведение искусства (книга) периодически называется оптическим прибором, врученным читателю. Пруст воспринимает роман как «последнее знание о себе», о бытии, о мире, о человеке, как «закон природы, который необходимо открыть», «свидание с самим собой», «долг». Мотив долга и обузы очень значим в рассуждениях Пруста о романном творчестве. В «Египетской марке» все повествование пронизывает атмосфера игры, иронии, парадокса; метафизика и откровения подаются как маргиналии. Пруст анализирует драму приобщения к писательству, размышляет о теме, материи романа, обожествляет импульс, «толчок, запустивший ход духовной жизни». Мандельштам сразу создает яркие и чувственные образы самого творения, поэтизирует «бессвязности и разрывы».

И «Поиски», и «Египетская марка»'-' в соответствии с импрессионистической поэтикой интерпретируют традиционные для «романа о романе» тему создания романа и сюжет творения через призму конкретного эмоционально-чувственного состояния героя. Полюс отличия - в интенсивности переживаний, впечатлений, страданий. «Интеллектуальное произведение» Пруст называет «редкостной безнравственностью»: «Произведение, изобилующее теориями, подобно веши, на которой поставили этикетку с ценой. Вот только этикетка подчеркивает стоимость вещи, в то время как в литературе любое логическое рассуждение эту стоимость уменьшает». Другая черта импрессионистической поэтики — «неготовая» проза, демонстрирующая работу сознания и подсознания.

Третья глава «Идеологический "роман о романе" А.Жида ("Фальшивомонетчики"} и К.Вагинова ("Труды и дни Свнстонова")» посвящена сопоставительному анализу наиболее популярных среди исследователей самосознающей прозы произведений, составляющих классику жанра «романа о романе».

«Фальшивомонетчики» и «Труды и дни Свистонова» наиболее адекватно воплощают структуру идеологического романа, подробно описанного на материале творчества Ф.М.Достоевского (Б.Энгельгардт, М.Бахтин). Если лирическому типу «романа о романе» свойственна диалектика внутреннего становления близкого автору героя и их общего романа в процессе творчества, то для идеологического типа характерен диалог разных концепций романа и

романного творчества {через противостояние разных героев, спор героя с самим собой, несовпадения точек зрения главного героя и автора-повествователя). Герой-идеолог полемически настроен по отношению к миру. Ярко выражено в этом типе «романа о романе» дискуссионное начало. Персонажей А.Жида и КЛагинова с полным основанием можно назвать «говорящими»: «Чужой идеологический мир нельзя адекватно изобразить, не дав ему самому зазвучать, не раскрыв его собственного слова» (М.Еахтин).

Авантюрное начало (криминальное, детективное) доминирует в идеологической разновидности «романа о романе».. Сами названия произведений уже указывают на некую криминальную историю, положенную в основу сюжета: «Фальшивомонетчики», «Вор». Детективные линии значимы в развитии основного сюжета — истории писания романа. Герои-писатели тяготеют к персонажу, имеющему опыт «преступления черты». Обсуждение и анализ преступной идеи, нарушения нравственного закона сопровождают размышления о «романотворчестве» — эти повествовательные линии оказываются парадоксальным образом связаны.

В романе Ваганова криминальное начало акцентировано на «внутреннем», метафорическом уровне. Сама идея творчества осмысляется как глубоко преступная. Герой-романист ассоциирует писательский труд с воровством, соглядатайством, убийством, похищением людей. Плагиаторство Сви сто нова также имеет метафорический план: сам факт общения с литературной традицией он воспринимает как «нечистое», как кражу. Обращает на себя внимание содержательный аспект «украденных» произведений: в них присутствуют фантастические мотивы обмана, дьявольского искушения. В романе Жида тема фальшивомонетчиков кроме прямого значения также имеет переносное. С ней связана проблема творческой инфляции. Герой, объединяющий два звучания темы, — виконт де Пассаван. Он имеет непосредственное отношение к вовлечению подростков в аферу с фальшивыми монетами, и сам он — фальшивомонетчик (инфлятор) от литературы. Тема инфляции в философском и культурологическом освещении традиционно связана с дьяволом (Мефистофелем).

Главные герои анализируемых произведений - профессиональные романисты. В обоих случаях в них сильно автобиографическое начало и в то же время акцентирована тенденция к отстранению, наблюдению со стороны. Повествование и в том, и в другом романах идет от третьего лица. Но в романе А.Жида за счет включения «Записных книжек Эдуара» и «Дневников Эдуара» позиции «от третьего лица» (автор-повествователь) и «от первого лица» (герой-повествователь) чередуются. Описывая творческий процесс («анатомию творчества», «страшноватую кухню прозы», «laboratore secret du crftateur») через призму «преступного" деяния», авторы предельно интимны: автобиографическое, начало, свойственное подобным текстам, здесь нужно рассматривать не столько на уровне близости эстетических, философских взглядов автора и героя, сколько на-уровне глубинного драматизма. Они повествуют о муках творчества, о сомнениях, о «преступлениях» во имя творчества.

Герои-романисты (Эдуар А.Жида, Свистонов К. Ваги нова, Фнрсов ЛЛеонова) сами пишут о романистах и драме создания романа, о чем свидетельствуют цитируемые отрывки «внутреннего», творимого романа. Их герои, в свою очередь, тоже пишут о романисте и романе, и так до бесконечности, что определяет матрёшгчную (зеркальную) композицию. В отношении творчества А.Жида вопросы бесконечной композиции имеют фундаментальное значение. Этот прием признается ведущим, отражающим эстетику и философию творчества писателя. Сам Жид определил его как mise en abyme (буквально; «погружение в бездну»). С «бесконечной композицией» связано структурное своеобразие романа «Фальшивомонетчики». Герой* романист ведет одновременно и дневник, и записные книжки. Функции их различны. Записные книжки — «дневник» романа. Дневник — наблюдение за реальностью. «Дневник Эдуара» соотносим с «Дневниками» самого Жида, «Записные книжки Эдуара» — с «Дневником "Фальшивомонетчиков"», — все эти четыре составляющие формируют целое романа Жида. Герой-романист предполагает своим героем непременно романиста, но их произведения, отражая и отражаясь, не равны друг другу. Каждое последующее отражение — новая ступень условности, интерпретации, а зачастую и шаржирования своего первоисточника. У системы бесконечных отражений первостепенная функция — очищение, абстрагирование; вероятный (желаемый) итог — создание формулы идеального, «чистого» романа (pur roman).

Герой-писатель К.Вагинова внутренне противоречив. С одной стороны, он носитель официального художественного мировоззрения, включен в литературный контекст эпохи, с другой — отрицает ту культуру, носителем которой является. Противоречиво отношение Свистонова к писательскому труду: это «его мир», «мир более реальный и долговечный», но иногда он уподобляет процесс творчества «стряпне», «краже». Эта противоречивость связана с инфернальными мотивами («охота за людьми» и перевод их в «мир иной»): подобно дьяволу, Свистонов либо патетически трагичен, либо развязен и пошл. Эдуар у А.Жида протеистичен, но внутренне целостен; ему противопоставлен Робер де Пассаван как «дъявол»-искуситель.

Несмотря на логические рассуждения, творческий процесс Эдуара («неудачника и дилетанта») спонтанен, неизвестно, в какой стадии готовности находится роман, более того, сама концепция его постоянно меняется, точнее -пребывает в процессе формирования. В романе «Труды и дни Свистонова» описание процесса творчества представлено подробно и последовательно, во всех его фазах: от бессознательного поиска импульса до завершения - «тесто вполне поднялось». В обоих произведениях каждая глава посвящена «переводу в роман» того или иного персонажа, который сам предлагает себя писателю («Труды и дни Свистонова») или жизнь предлагает его («Фальшивомонетчики»). У А.Жида «перевод» бывает осложнен жанровой и стилистической окраской: в зависимости от того, какой моральный запрет нарушает персонаж, «его» глава может быть зачатком плутовского, психологического, семейного, католического романов.

Герой-писатель А.Жида претендует на то, чтобы в его книгу «вошло все». Ее сюжет составит «борьба между тем, что предлагает действительность, и тем, как он намеревается ее подать». Роман Эдуара есть попытка определить и сущностные основы бытия («что предлагает»), и собственно интерпретацию героем этих основ («как подать»). Герой-писатель К.Вагннова иронизирует над эстетическим принципом «представлять соотношение придуманного и реального», но «он донельзя чувствовал пародийность мира по отношению к какой-то норме».

Одной из ведущих конфликтных коллизии идеологического «романа о романе» оказывается соотношение вымысла и реальности, жизни и её художественной интерпретации. Как правило, герой-писатель объясняет идею своего романа потенциальным читателям и прототипам, а сам творимый «внутренний» роман по мере написания регулярно читается персонажам, которые выносят какое-либо суждение, оценку, спорят с автором, дополняют и комментируют. Характерно, что оценка извне чаще всего неадекватна ожиданиям автора. Идеологический «роман о романе» формирует интеллектуальное отношение к миру, роману и романному творчеству, эти позиции постоянно подвергаются анализу, оценке, скепсису. Тенденция отстранять, отводить от себя героя, «чтобы лучше видеть», показательна для этого типа «романа о романе». Автор нарочито противопоставляет себя н героя. Идеологический «роман о романе» полифоничен. Здесь нет авторитарных позиций, а творящему сознанию героя-романиста сопутствуют творящие сознания вероятных прототипов его персонажей.

В четвертой главе, «Роман-манифест В.Шкловского ("Zoo") и А.Бретона ("Надя")» предпринята попытка сопоставительного анализа романов Шкловского и Брегона через призму их отношения, во-первых, к «роману о романе» в целом, во-вторых, к одному типу «романа о романе» — роману-манифесту. Бретон и Шкловский в 20-е годы XX века активно критикуют жанр романа. С позиций обеих школ традиционный роман -устаревший, исчерпавший пределы своих возможностей жанр.

Как открытая декларативная форма творческого акта, роман-манифест активизируется в эпохи обострённой эстетической борьбы. Авторами романов-манифестов, как правило, являются теоретики эстетических школ. Андре Бретон и Виктор Шкловский — лидеры сюрреализма и формализма соответственно. В 20-е годы их концепции выделялись особым радикализмом и революционностью. Деятельность школ реализовывалась посредством формирования огромного количества документов: программных деклараций, воззваний, открытых писем, памфлетов, манифестов. Так сюрреализм и формализм заявляли о себе — определяли теоретические и мировоззренческие позиции, стратегию и тактику борьбы.

Приметы художественной программности и декларативности присутствует и в «Наде», и в «Zoo». В обоих романах заданы ключевые понятия, научная терминология школ. Общеизвестно, что четкую границу между теорией и практикой как сюрреализма, так и формализма, особенно в области прозы, провести невозможно. Поэтому и то, и другое произведение в

исследовательской литературе часто имеют статус документа, «инструмента деятельности». Они наглядно демонстрируют эстетические возможности обоих направлений, иллюстрируют их ведущие теоретические идеи. Но, безусловно, идеология этих школ различна. Сюрреализм ориентирован на иррациональное, признает приоритет «чудесного», вдохновения. Формализм ориентирован на рациональное-, признает приоритет формы.

«Надя» — первая часть трилогии Бретона, куда входят также «Сообщающиеся сосуды» и «Безумная любовь» («Les Vases communicants», «L'Amour fou»). К ним примыкает и «Аркан 17». Эти книги содержательно связаны: им присущ исповедальный пафос, каждая из них посвящена конкретной женщине и её роли в судьбе автора, последовательно освещает проблемы сюрреалистического творчества на зтапах 20-х, 30-х, 40-х годов соответственно. «Zoo» также признают частью трилогии («Сентиментальное путешествие», «Третья фабрика»). С.Зенкин связывает зги- произведения концепцией «ранних автобиографических вещей» Шкловского. Философия творчества, теория романа и в том, и в другом случае подаются сквозь призму «единственной любви навсегда», а потому эти произведения имеют ярко выраженную лирическую тональность, пронизаны эротическими мотивами. Один из подзаголовков «Нади» - «поэтический роман», одно из жанровых определений «Zoo» т— «маленькая поэма в прозе». Сюжетная основа того и другого произведения — история любви героя-повествователя к «непостижимой женщине». Героиня Брегтона — «Химера», «Мелюзина», В повествование вторгаются каббалистические, эзотерические, ониричеекме мотивы. С традицией Ж. де Нерваля связано сюрреалистическое представление о женщине как «посреднице в чудесном опыте любви» (Ж.Шенье-Жандрон). Формализм, в отличие от сюрреализма, не апеллирует к эзотерическому опыту. Героиня Шкловского — «чужая», недоступная женщина «иной культуры». Создавая ее образ, В.Шкловский обращается к эпистолярной традиции: Абеляр, Руссо, Стерн («Письма Йорика к Элизе»). Отсутствие общего культурного языка — причина «непостижимости». Истории любви, «постижения непостижимости» в обоих случаях сопутствует история романа: женщина, любовь «подстрекают» писателя к романному творчеству. Первое название романа Бретона — «Надя, или Женщина, преобразившаяся в книгу». Шкловский признается: «Я одновременно с письмами к тебе пишу книгу... Где любовь, где книга, я уже ие знаю».

Центральное событие романа А.Брегтона — встреча с Надей. Спровоцированный ею творческий труд мыслится автором как опыт самоидентифико1(ии. Тенденциозно перечисляются и анализируются «внелитературные» источники и стимулы творчества: «удивление», «фатальное спонтанное начало», «вечный импульс, приходящий извне», «мимолетное впечатление». Апологизирование «внешнего импульса» имеет

принципиальный для сюрреализма программный характер. Заявлена и «программа» романа: Бретон ориентирован на создание «открытой» книга, подобной «дому из стекла». Ее содержание - «самые заметные эпизоды жизни», «факты, самоценность которых нспроверяема». Шкловский концепцию

своей книга определяет как «попытку уйти из рамок обыкновенного романа». Самого себя автор-повествователь называет «человеком, который знает, как сделан "Дон-Кихот"». Роман Сервантеса в теоретическом наследии Шкловского - своеобразная метафора, обозначающая роман и литературу вообще, роман и литературу нового времени.

В романе-манифесте всякие границы между автором и героем категорически снимаются, отсутствуют вымышленные персонажи, нарочито подчеркивается документальная достоверность повествуемых событий. И Шкловский, и Бретон апеллируют к своему жизненному и творческому опыту, «называют имена». В обоих произведениях обозначен самый широкий контекст

- сюрреалистическая группа (Б.Пере, Ф.Супо, ПЭлюар), русский авангард (А.Ремизов, А.Белый, Р.Якобсон, И.Эренбург), отчего формируется достаточно заметное мемуарное начало. Амплуа героя-повествователя в романе-манифесте

— не романная практика, а критика, анализ, теоретические резолюции в приложении к жанру романа, литературе вообще. Доминирует внешний, пристрастный взгляд профессионала — теоретика, аналитика. В обоих произведениях присутствует диалогическое начало: женщины-адресаты тоже обладают творческой потенцией. Оба автора включают в свои повествования творения «непостижимых женщин», акцентируя их подлинность. Героиня романа Бретона — воплощенная сюрреалистическая «p£ve», «движущий импульс», «первотолчок». Она сама избирает объект вдохновения, который должен ее увековечить, объяснить, расшифровать, и, кроме того, выбирает жанр, соответствующий этой цели — роман.

Повествовательные формы романов Бретона и Шкловского можно назвать сходными. Шкловский пишет эпистолярный роман («Zoo, или Письма не о любви». Эту книгу посвящаю Эльзе Триоле и даю книге имя «Третья Элоиза»). Роман Бретона — лирическая исповедь, значительная часть которой — дневник встреч с Надей. В том и другом случае присутствует стремление к хронологической упорядоченности. Письма и дневниковые записи датированы, но композиция обоих произведений фрагментарна. Шкловский манифестирует «сделанность произведения», внимателен к «техническим» подробностям. Ведущий принцип формализма - «обнажение приёма» — получает в анализируемом романе интересный комментарий: герой-повествователь соотносит его с цирковым разоблачением фокуса. Идея «творчество — технологический процесс» реализуется в «Zoo» через ряд ассоциаций писательства и романа с автомеханикой и автомобилем.

Роман А.Бретона имеет два финала: первый исчерпывает историю с Надей, второй связан с другой женщиной. «Открытое настежь» произведение (способ преодоления жанра традиционного романа!) позволяет проследить процесс переплетения творчества и действительности, персонажи могут «входить» и «выходить» из романа. Надя «вышла», «зашла» не названная по имени Сюзанна Мюзар, роман продолжается. Атрибуты новой любви — «страсть» и «красота». Однако и она - Химера. Финал остается открытым, конечная фраза «Красота будет КОНВУЛЬСИВНОЙ или не будет вовсе» формулирует ключевую тему следующих' книг. Любовь бесконечна,

«открытый» роман незавершаем. В.Шкловский, в свою очередь, «обнажает прием» и обсуждает, «примеривает», травестирует финалы в духе сказок Андерсена.

И в романе Бретона, и в романе Шкловского присутствуют откровения о сущности творчества (писательства). У А.Бретона его сущность осмысляется как метафизическая: «черты моего отличия», «свершение в этом мире», «уникальная весть, которую я несу в мир». Мотивы богоявления, откровения, причастия сопутствуют теме творения. Многие идеи созвучны прустовским, например, рассуждения о трансцендентном, эпифаническом характере вдохновения, об априорности, врожденной сущности художественной идеи. Рассуждения В.Шкловского о природе творчества и романа демонстрируют то противоречие, которое реализует его книга: «манифест формализма», но «самая нежная книга наших дней». Писательство - и ремесло, и постижение космоса. Роман-манифест декларирует новую концепцию литературы, в основе которой лежат принципы открытости и слияния искусства и жизни. В этом типе «романа о романе» осуществляется «остранение» традиционного романа и декларация новых принципов творчества как обнажение приёма.

В пятой главе «Национальное своеобразие французского и русского "романа о романе"» важнейшим параметром сопоставления французского н русского типов «романа о романе» становится сформированная глубокой национальной традицией концепция писателя и писания.

В европейской литературе традицию рефлексии и самопознания определяют Августин (IV в.), Абеляр (XII в.), Монтень (XVI в.), философы-моралисты (ХУЦ-ХУШ вв.). Мировоззренческая и социальная позиция, объединиющая этих мыслителей, — затворничество. Можно определенно говорить об эгоцентризме, свойственном французской литературе (впоследствии закрепится термин индивидуализм). Все философские размышления о мире есть «рассказывание о себе»; поиски истины — путь к себе; стремление познать мир — попытка познать себя.

В русской литературе осознание личностного начала и связанное с ним проявление авторской индивидуальности относится к концу древнерусского периода. Письма Ивана Грозного (XVI в.), «Житие» протопопа Аввакума (XVII в.) явно демонстрируют элементы писательской рефлексии. Изначально формируется социальная позиция писателя в русской литературе: «раскольник», «божий подвижник», «народный вождь». Авва кумова «дерзость», подвижничество, обращение к народу со «святым» словом будут укреплены и продолжены. Русский писатель, повествуя о себе, всегда повествует и о своей эпохе, страдает о судьбах своего народа. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Лесков, Чернышевский развиваются в традиции романа, заложенной протопопом Аввакумом.

Все проанализированные нами французские образцы «романа о романс» тяготеют к определенной системе. В размышлениях о природе романа вообще и собственного романного творчества возникают ассоциации с некой «конструкцией»: собором (М.Пруст), фугой Баха (А.Жид), домом из стекла (А.Бретон). История, процесс формирования замысла имеют здесь большое

значение. Творчество чаше всего ассоциируется с процессами строительства, созидания.

Для «романа о романе» русских авторов характерно иное толкование феномена творчества. Как правило, мотивы, побудившие писателя к созданию романа, опускаются, а само творческое вдохновение предается через состояния страстные и патологические (болезненная лихорадка, возбуждение охотника, страдания неразделенной любви). Писательство осознается как преступление, преодоление запрета, отступление: воровство (АЛсонов), убийство, соглядатайство (К-Вагинов), «дикое мясо» (нарост, образующийся на выболевшем месте), маргиналии (О.Мандельштам), нарушенный приказ «не писать» (В.Шкловский).

В осмыслении проблемы творчества и во французской, и в русской литературах очень значима тема страдания творца, но содержательная ее наполненность, общая стратегия различны. Во французской литературной традиции — традиции мощного индивидуализма - исследуется метафизическая природа творческого дара, драма художника, осмысляющего феномен собственной избранности. Как правило, тема страданий реализуется здесь через мотив творческого бессилия. Писатель по какой-то причине не может творить, не в состоянии завершить свой замысел, однако бессилие, его одолевающее, как ' раз и связано с метафизической природой творчества. Герой-писатель в итоге постигает тайну творения — она в познании и постижении собственной сущности. Творчество осмысляется как космическое, гармонизирующее начало, оно определяет место творящей личности в мире. В русском «романе о романе» герой-писатель не испытывает сомнений в собственных способностях к творчеству. Причины его страданий — трагическое настоящее, судьба романа и судьбы Родины, прототипов-персонажей.

Во французском «романе о романе» процесс творчества есть процесс поиска себя, прояснения и сохранения собственной сущности, обретения бессмертия. Мир-хаос, которому противостоит творец, выписан весьма абстрактно. Сама концепция хаоса как состояния мира носит, как правило, экзистенциальный, метафизический характер. В русской литературе творчество всегда направлено вовне. Его цель — люди, человек. Писатель их оценивает, ищет и непременно сострадает. Сами люди (несовершенный человек) есть воплощенный хаос, писатель запечатлевает и противоречия жизни, и противоречия эпохи. В русском «романе о романе» 20-х годов XX века весьма значимо внимание авторов к историческому и социальному контекстам. Катастрофические обстоятельства переродили человека. Герой-писатель русского «романа о романе», как правило, сам часть всеобщего хаоса, либо причастен к нему. Он описывает и противостоит, пребывая в эпицентре, вступает в конфликт с собственной сущностью. Процесс творчества в русском «романе о романе» может быть определен как противостояние собственной сущности.

Французский и русский «романы о романе» выражают наиболее значимые стратегии национальной ментальности, воплощенные в идее писательства —' «индивидуализм» и «сопричастность» соответственно.

Творчество — процесс самозатратный, саморазрушительный с позиций русского «романа о романе», но самосозидающий, самослагающий во французском «романе о романе».

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и намечаются перспективы развития темы.

Оспоепые положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Суслова И.В. Роман-манифест как типологическая разновидность «романа о романе» (В.Б.Шкловский «Zoo...», А.Бретон «Надя») / И.В.Суслова // Вестник КрасГУ. Серия: Гуманитарные исследования №3/1, 2006. Красноярск: ИЦ КрасГу 2006. С.206-209. пл.).

2. Бочкарева Н.С., Суслова И.В. Жид и Пастернак: проблема влияния / Н.С.Бочкарева, И.В.Суслова // Литература в диалоге культур. Материалы международной научной конференции. Вып.4, Ростов-на-Дону: РГУ, 2006. С. 71-76. (0,4 пл./0,2 пл.).

3. Суслова И.В. Национальное начало французского и русского «романа о романе» 20-х гг. XX в. / И.В.Суслова // Проблемы метода и поэтики в мировой литературе: Межвузовский сборник научных трудов. Пермь: Перм. ун-т, 2005. С.44-50. (0,6 п.л.).

4. Бочкарева Н.С., Суслова И.В. «Роман о романе» в русской и французской литературах 20-х годов XX века: к проблеме типологии / Н.С.Бочкарева, И.В.Суслова // На пути к произведению. К 60-летию Николая Тимофеевича Рымаря: сборник статей. Самара: Самар. гуманит. акад., 2005. С.150-185.(1 плУ0,5 п.л.).

5. Бочкарева Н.С., Суслова И.В. О внутрижанровой типологии «романа о романе» (на материале русской и французской литератур) / Н.С.Бочкарева, И.В.Суслова // Русская литература XX века. Типологические аспекты изучения: Материалы X Шешуковских чтений. М.: МПГУ, 2005. 4.2. С.582-588, (0,4 п.лУ0,2 пл.).

6. Суслова И.В. Сравнительный анализ произведений В.Шкловского «Zoo...» И А.Бретона «Надя»: к типологии «романа о романе» / И.В.Суслова // Иностранные языки и мировая литература в контексте культуры: Сб. науч. ст. и тез. выступлений молодых прел., студ. и асп., подготовл. на фак-те СИЯиЛ ПТУ. Пермь: Перм. ун-т, 2004. CJ2-37. (0,5 пл.).

7. Суслова И.В. «Роман о романе»: теоретический аспект / И.В.Суслова ¡I Вестник Пермского Университета. Вып. 4, Иностранные языки и литературы. Пермь: Перм. ун-т, 2004. С.30-35. (0,6 п.л.).

8. Суслова И.В. Философия творчества и структура в романах А.Жида («Фальшивомонетчики» 1925 г.) и К.Вагинова («Труды и дни Свистонова» 1929 г.) / И.В.Суслова // Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи. Соликамск: СГПИ, 2004. С.216-225. (0,8 п.л.).

9. Суслова И.В. «Роман о романе» в творчестве М.Пруста («В поисках утраченного времени») и О.Мандельштама («Египетская марка») / И.В.Суслова // Традиции и взаимодействия в мировой литературе. Межвузовский сборник научных трудов. Пермь: Перм. ун-т, 2004. C.92-I02. (0,8 пл.).

10. Новикова И.В. Поэтика художественного времени в романе П.Модиано «Улица темных лавок» / И.В.Новикова // Проблемы метода и поэтики в зарубежной литературе Х1Х-ХХ веков: Межвузовский сборник научных трудов. Пермь: Перм, ун-т, 1997. С.102-106. (0,4 пл.).

11. Новикова ИЗ. Специфика моделирования и движения времени в романе М.Пруста «В поисках утраченного времени» / И.В.Новикова // Проблемы метода и поэтики в зарубежной литературе Х1Х-ХХ веков, Пермь: Перм. ун-т, 1995. С.119-128. (0,8 пл.).

Подписано в печать 14.11.2006. Формат 60x84 Шб.Бум.офс. Печать офсетная. Тираж 100 экз. Заказ № 504. Отпечатано на ризографе ООО Учебный центр «Информатика» 614990, Пермь, ул. Букирева, 15.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Суслова, Инга Валерьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. «Роман о романе» как жанровое образование.

ГЛАВА 2. Лирический «роман о романе» М.Пруста («В поисках утраченного времени») и О.Мандельштама («Египетская марка»).

ГЛАВА 3. Идеологический «роман о романе»

А.Жида («Фальшивомонетчики») и К.Вагинова («Труды и дни Свистонова»).

ГЛАВА 4. Роман-манифест В.Шкловского («Zoo») и

А.Бретона («Надя»)

ГЛАВА 5. Национальное своеобразие французского и русского «романа о романе».

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Суслова, Инга Валерьевна

В последние десятилетия чрезвычайно возрос интерес к литературной (само) рефлексии [Анцыферова 2004: 44]. Этот интерес, прежде всего, обусловлен постмодернистскими поисками - возникает необходимость их анализа и систематизации. «Роман о романе» соотносится с «новейшими парадигмами мировой литературы» как модернистский этап в развитии метапрозы [Мирошниченко 2001: 4, 13]. Всеобъемлющее понятие «метапроза», размывающее границы жанров, заставляет по-новому осмыслить жанровую природу «романа о романе», что определяет актуальность предлагаемого исследования.

В русском литературоведении термин роман о романе (акцент на содержании) часто неотличим от близкого ему роман в романе (акцент на форме) [Андреев 1968: 18], хотя наиболее адекватно изучаемое формально-содержательное явление можно было бы обозначить словосочетанием роман романа. Учитывая существующую традицию, мы употребляем термин «роман о романе» в значении формально-содержательной категории, когда определенное жанровое содержание находит соответствующую форму выражения. Во французском литературоведении термины le roman dans le готап («роман в романе»), le roman dii готап («роман о романе», или «роман романа»), le roman du romancier («роман о романисте») могут применяться к одному и тому же произведению, хотя акцентируют разные его стороны [Keypour 1980: 170]. Теоретическая неопределенность терминов объясняет их отсутствие в существующих энциклопедиях и словарях.

Говорить об этимологии или авторстве термина «роман о романе» вряд ли имеет смысл, так как он очень «естественен» - точно и просто определяет называемое. Одно из самых ранних его употреблений в отечественном литературоведении находим в работе М.Бахтина «Слово в романе» (1934-1935), посвященной анализу стилистического своеобразия романного (художественно-прозаического) слова: «.самокритика слова -существенная особенность романного жанра <.>. Уже в «Дон-Кихоте» дано испытание литературного романного слова жизнью, действительностью. <.> Рядом с прямым романом даются фрагменты «романа о романе» (классический образец, конечно, - «Тристрам Шенди»).» [Бахтин 1975: 223-225].

С 1970-х гг. в трудах ученых тартуско-московской семиотической школы формируются подходы к «роману о романе» как результату изменения «семиотической концепции литературного моделирования» [Сегал 1981: 153] и «метатексту». Анализируя роман В.Набокова «Дар» как «своего рода производственный роман, роман о труде и жизни писателя» (кстати, сравнивая его с «Фальшивомонетчиками» А.Жида), Ю.Левин в статье 1977 г. подчеркивает: «Метатекст актуализирует проблему ситуации создания данного текста.» [Левин 1998: 298]. Д.Сегал в фундаментальной работе «Литература как охранная грамота» (1981) рассматривает истоки «романа о романе» в русской литературе XIX в. (Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский) и в прозе В.В.Розанова, чтобы исследовать «единство структуры» таких различных прозаических и поэтических произведений, как «Египетская марка» О.Мандельштам, «Труды и дни Свистонова» К.Вагинова, «Форель разбивает лед» М.Кузмина, «Мастер и Маргарита» М.Булгакова, «Дар» В.Набокова, «Доктор Живаго» Б.Пастернака, «Поэма без героя» А.Ахматовой, а также «Pale Fire» / «Бледное пламя» В.Набокова и «Пушкинский Дом» А.Битова. «Все указанные вещи трактуют тему создания литературного произведения, они посвящены творческому процессу, понимаемому как часть жизни, иногда как ее заместитель, иногда как ее творец, а иногда - как ее устранитель. Равным образом, все вышеперечисленные вещи трактуют тему писателя и писания, некоторые из них включают в себя - цитатно или путем описания - тексты, о создании которых повествуется <.>. Во всех интересующих нас текстах наблюдается одно общее композиционно-структурное ядро: принципиальный отказ от программирующей ориентации на читателя, направление моделирующей функции текста на автора и самозамыкание текста, внутри которого создается эффект "двойной экспозиции", "зеркал" [Сегал 1981: 151, 161].

Сегодня «роман о романе» занимает важное место в вузовском курсе русской прозы XX в. и характеризуется с опорой на положения М.Бахтина и Д. Сегал а: «Роман о романе трактует тему создания литературного произведения, воспроизводит сам творческий процесс и подразумевает открытое вмешательство автора-повествователя, его размышления по поводу собственного текста, обсуждение структурных особенностей повествования ("обнажение приема", по терминологии В.Шкловского).» [Скороспелова 2003: 174]. Как наиболее известные образцы называются: «Мы» Е.Замятина, «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» В.Шкловского, «Вор» Л.Леонова, «Египетская марка» О.Мандельштама, «Труды и дни Свистонова» К.Вагинова, «Художник неизвестен» В.Каверина, «Дар» В.Набокова, «Доктор Живаго» Б.Пастернака. Автор учебного пособия Е.Скороспелова рассматривает «роман о романе» как жанровую модификаг(ию романа о худоэюнике. Под ее руководством выполнено специальное исследование «романа о романе» в русской прозе 1920-х гг., в котором как его отдельные жанровые разновидности рассматриваются вышеназванные произведения Е.Замятина, О.Мандельштама, К.Вагинова и В.Каверина [Ли Хъенг-Сук 1997].

Роман о романе» - один из терминов, определяющих жанровое выражение литературного самосознания. Сущностной особенностью «романа о романе» является его исключительная сосредоточенность на проблемах романа и романного творчества. Наиболее близки к «роману о романе» (а зачастую и дополняют, комментируют его) термины «the self-begetting novel» («самопорождающий роман») [Kellman 1980], «the novel about writing» («роман о писании»), «the work-in-progress», «the poioumenon» [Fowler 1982: 123]; «metafiction» («метапроза») [Hutcheon 1984, 1988; Waugh 1984, Imhof 1986], «метароман»; «self-conscious fiction» («самосознающая проза»), «self-reflexive fiction» [Federman 1988], «творческая (литературная) рефлексия» [Бак 1999: 4-5], «роман саморефлексии» [Струков 2000: 19-20]; «интровертный роман» (Д.Флетчер, М.Брэдбери, П.Мэлби) [см. Мирошниченко 2001: 10], «нарциссистский роман» [Медарич 1997: 456-462], «зеркальный роман» (Ж.Нива) [см. Липовецкий 1994: 72], «автотематический роман» [Корпала-Киршек 1991: 30]; «роман творения» [Бочкарева 2000: 22] и другие.

Роман о романе» («роман в романе», «самопорождающий роман») традиционно связывают с французской литературой, с творчеством А.Жида и М.Пруста. Во французской литературной критике второй половины XX в. «роман о романе» актуализируется в связи с проблемами «нового романа». В рецензии на роман Н.Саррот «Портрет неизвестного» (опубликован в 1948 г.) Ж-П.Сартр определил его как « le roman d'un roman qui пе se fait pas, qui nepeutpas se faire.» [Sartre 1956: 7] - «роман о романе, который не делается и не может быть сделан», «роман, оспаривающий роман», «антироман» [Андреев 1968: 4]. «Классическим» примером «романа о романе», сопоставимым с романами М.Пруста и М.Бютора, считаются «Золотые плоды» (1963) Н.Саррот: «"Золотые плоды" - это одновременно и название романа некоего Брейе. Этот роман и является главным героем», а история формирования мнений, хвалы и хулы вокруг этого романа в романе составляет основное содержание произведения Саррот. В книге нет сюжета и персонажей. О подобной книге принято говорить, что автор в ней также отсутствует» [Еремеев 1974: 41-42].

Сами авторы «нового романа» становятся его теоретиками. Н.Саррот в эссе «Эра подозрения» (1956) со ссылкой на «самые значительные произведения нашего времени» (от «В поисках утраченного времени» и «Топей») замечает: «Сегодня нас захлестывает все нарастающая волна литературных произведений, по-прежнему претендующих на звание романа, в котором заняло почетное место, узурпировав роль главного героя, некое расплывчатое, неуловимое и невидимое существо, некое анонимное "я", все и ничто, чаще всего лишь отражение самого автора. Окружающие его персонажи, лишенные собственного существования, всего лишь виденья, грезы, кошмары, иллюзии, отблески, модальности или дополнения этого всевластного "я" [Саррот 2000: 197-198]. А.Роб-Грийе в отношении «Драмы» (1965) Ф.Соллерса, лидера «нового нового романа» заявляет, что в этой книге нет ничего, «кроме романиста и его бумаги, романиста, который пишет роман, который будет ничем иным, как романом о романе, который не удается написать.» [цит. по: Андреев 1968:12]. Р.Барт в программной статье, посвященной этому произведению, указывает на традицию: «Сервантес и Пруст создали книги, где встреча с миром происходила в процессе поиска истинной Книги; они справедливо полагали, что, имея перед глазами модель писаного текста (рыцарских романов или желанной книги), то есть письмо как таковое, и, не сосредоточиваясь в то же время на той истории, которая непосредственно предстает перед читателем, они смогут попутно создать целый мир - и притом самый что ни на есть реальный. Точно так же, осуществляя замысел, сугубо литературный по своему характеру, повествователь у

Соллерса, тем не менее, проделывает свой путь в чувственном мире <.> однако мир этот способен быть живым <.> лишь постольку, поскольку повествование, сделав зло и смерть достоянием той самой истории, которую предстоит создать - и которая так и не создается, - само окажется лишь воплощенным вопросом: что же такое историяЪ [Барт 1986: 141].

Если «новый роман» оспаривал роман традиционный, претендуя на роль науки о литературе, точнее - о романе (его часто сравнивают с русской формальной школой), то «новый новый роман» отличают непомерные амбиции (сопоставимые с амбициями сюрреалистов): он стремился стать наукой о культуре, революционным проектом. Теоретик «нового нового романа» Жан Рикарду «многократно заявлял, что роман -не описание приключений, а приключение описаний» [Строев 1995: 406]. Таким образом, «роман о романе» - это и роман, оспаривающий роман (антироман), и роман, моделирующий процесс его создания (метароман). В 1966 г. Р.Барт рассуждает о «процессе обмена, взаимопроникновения и консолидации <.> внутри двойственной - поэтической и критической -функции письма»: «.дело не только в том, что отныне многие писатели сами занимаются критикой, но и в том, что нередко их творчество как таковое начинает свидетельствовать об обстоятельствах ее рождения (Пруст) или ее отсутствия (Бланшо). <.> книга оказывается захваченной с тыла тем самым человеком, который ее пишет.» [Барт 1989: 346-347].

Суммируя разные подходы к «роману о романе» в литературоведении XX столетия, его можно определить как традицию метапрозы [Мирошниченко 2001:4] и одну из основных характеристик современного искусства [Бютор 2000: 95], жанр [Таганов 1993: 62] и субжанр [Fowler 1982:123], разновидность романа творения [Бочкарева 2004: 37] и жанровую модификацию романа о художнике [Скороспелова 2003: 172]. Мы предлагаем вариант жанровой типологии собственно «романа о романе», исходя из представлений о нём как о самостоятельной «активной жанровой тенденции», что определяет новизну нашего исследования. В «романе о романе» явственно обнаруживается жанровая концепция, т.е. «некий тип "миросозидания", в котором определённые отношения между человеком и действительностью выдвигаются в центр художественной Вселенной и могут быть эстетически постигнуты и оценены в свете всеобщего закона жизни» [Лейдерман 1982: 22, 127]. «Роман о романе» характеризуется рядом устойчивых признаков, важнейшие из которых: оригинальная структура («роман в романе»), особый тип сюжета (история романа - процесс его создания и восприятия), особый тип героя (романист и роман) и принципиальная незавершаемость.

Актуализация «романа о романе» в 20-е гг. XX в. обусловлена «семиотической программой литературной действительности России после революции» [Сегал 1981: 153], а в Европе - эпохой модернизма, «культурной революцией» и новой волной «кризиса романа», заявленного еще в 70-е гг. XIX века.

В русской литературе 20-х гг. XX в. дискуссия вокруг судеб и перспектив жанра очень активна. Например, Н.Берковский в статье «За прозу» (1928) так комментирует «кризис романа»: «В литературе кризис материала, обнищание сырьем. Списывается не только композиция, не только метод - списывается тематика.» [Берковский 2003: 136]. Характерна полемика Лефа и РАППа в связи с проблемами романа. РАПП отстаивает «организацию материала под знаком смысла», учебу у классиков социального романа. Леф, пропагандируя внимание к факту, к документу, «воспрещает всякие романы». По мнению В.Шкловского, близкого в 20-е годы к позициям Лефа, роман - «опытный, но умирающий жанр», он «существует, но как существует свет погасшей звезды» [Шкловский 1990: 322-323]. Характерны и размышления О.Мандельштама в статье «Конец романа» (1928): «На протяжении огромного промежутка времени форма романа совершенствовалась и крепла, как искусство заинтересовывать судьбой отдельных лиц <.> Мера романа -человеческая биография или система биографий. <.> Ныне европейцы выброшены из своих биографий, как шары из бильярдных луз <.> Человек без биографии не может быть тематическим стержнем романа, и роман, с другой стороны, немыслим без интереса к отдельной человеческой судьбе <.> Современный роман сразу лишился и фабулы, то есть действующей в принадлежащем ей времени личности, и психологии, так как она не обосновывает уже никаких действий» [Мандельштам 1991а: 266269]. Таким образом, «гибель романа» объясняется обнищанием материала (Берковский), кризисом формы (Шкловский), падением акций личности в истории (Мандельштам).

Во Франции полемика по поводу «кризиса романа» также обнаружила разные позиции. Ф.Мориак в статье «Роман» (1925) писал: «Хотя роман и не умер, не признавать, что он переживает кризис, было бы заблуждением.» [Мориак 1989: 517]. Главная причина кризиса -исчерпанность, «сглаженность» романных конфликтов. Спасение романа Мориак как католический писатель видел в стремлении полнее и глубже узнать человека: «Самый порочный из людей подобен плату святой Вероники, и задача художника - сделать видимым для всех изможденный лик Христа, запечатленный в нем» [Там же: 536]. Известно категорическое и агрессивное отрицание романа сюрреалистами как жанра буржуазного, исчерпавшего пределы своих возможностей: «К великому счастью, дни психологической литературы с романической интригой сочтены. Я все больше убеждаюсь, что удар, от которого ей не оправиться, был нанесен Гюисмансом» [Бретон 1994:193-194]. А.Барбюс в статье «Роман» (1932) писал: «Ныне, в первой трети XX века, мы дошли до такой стадии, когда общепринятая формула романа уже немного приелась и устарела. <.> Стареющий жанр, у которого есть, разумеется, уязвимые места, превратится, в конце концов, в карикатуру на самого себя. <.> Неизбежная эволюция жанра поведет не к вытеснению романа из романа, а к дальнейшему урезыванию доли романического элемента» [Барбюс 1978:31-33]. Таким образом, французские писатели мотивируют кризис жанра исчерпанностью романных конфликтов (Мориак), традиционным психологизмом (Бретон), устаревшей формулой романа (Барбюс).

Итак, «кризис романа», переживаемый литературой в 20-е гг. XX века - явление объцеевропейское. «Роман о романе», исследующий феноменологические особенности жанра, обновляющий старые формы, выполнял охранительную, разрушительную и созидательную функции. Многие исследователи утверждают, что феноменологический пафос «пронизывает мышление начала XX века» [Петрова 2001: 60].

М.Липовецкий назвал 10-30-е гг. XX в. «относительно кратким периодом расцвета русской метапрозы», т.к. русский модернизм был прерван [Липовецкий 1995: 231]. По словам другого исследователя, «.нормативизм постепенно вытеснял собственно реалистическую тенденцию. Шел, увы, закономерный процесс культурной аннигиляции <.>. Шло формирование и активное внедрение в жизнь монистической концепции советской литературы» [Голубков 2001:184]. Во французской литературе XX в. традиция «романа о романе» не прерывается («самопорождающий роман» Ж.-П.Сартра, М.Бютора, С.Беккета, творчество Л.Арагона и др.); она имеет глобальный характер и участвует в формировании масштабных проектов, таких как структурализм, школа «нового» и «нового нового романа»: «.между Прустом и нынешними «антироманистами» устанавливается прямая связь, основанная на определенном восприятии действительности, на определенном отношении искусства к действительности» [Андреев 1968: 20].

Основная цель предлагаемой диссертации - исследовать типологию «романа о романе» во французской и русской литературах 20-х гг. XX в. В связи с этим предполагается решить следующие задачи:

- теоретически углубить и практически обосновать устойчивые содержательные и формальные признаки «романа о романе» как жанрового образования; исходя из представления о многогранной природе творчества, выделить и описать три типа «романа о романе», особенно актуальные для литературного процесса 20-х гг. XX в.;

- попытаться выявить национальную специфику «романа о романе» в русской и французской литературах изучаемого периода.

Выбор основного материала для анализа обусловлен поставленными задачами. Используя для доказательства предлагаемой концепции широкий спектр произведений разных исторических периодов и национальных литератур, мы сосредоточиваем внимание на следующих наиболее репрезентативных текстах: «В поисках утраченного времени» (1913-1927) М.Пруста и «Египетская марка» (1928) О. Мандельштама-, «Фальшивомонетчики» (1925) А.Жида и «Труды и дни Свистонова» (1929) К. Вагинова; «Надя» (1928) А.Бретона и «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (1923) В.Шкловского.

Методология нашего исследования опирается на традиционный для русского литературоведения историко-типологический подход к сравнительному изучению разнонациональных явлений. «Само слово "типология" указывает на то, что задачей исследования является обнаружение общего (сходных тем или художественных структур) в безбрежном мире романов» [Павлова 1982: 3].

Теоретико-методологическую основу диссертации составили труды, обосновывающие/исследующие:

- историческую поэтику романа (М.М.Бахтин, В.В.Кожинов, Г.В.Косиков, А.Д.Михайлов и др.);

- принципы сравнительного литературоведения (А.Н.Веселовский, В.М.Жирмунский, Н.Г.Неупокоева, А. Дима, Д.Дюришин др.);

- типологию литературных жанров (JI.В.Чернец, Н.Л.Лейдерман, Н.Д.Тамарченко, А.Я.Эсалнек, В.И.Тюпа, А.Фаулер и др.);

- психологию творческого процесса (Л.С.Выготский, В.М.Петров, Я.А.Пономарев, А.Г.Маслоу).

В теоретическом обеспечении диссертации особое значение имеют труды учёных московско-тартуской семиотической школы - Ю.М.Лотмана, Ю.И.Левина, Д.М.Сегала и др., а также идеи и концепции ведущих французских теоретиков «нового романа», постструктурализма и постфрейдизма - М.Бютора, Р.Барта, Ж.Дерриды и др. Использование в работе элементов и терминологии структурного и постструктурного анализа подчиняется общим представлениям о целостности художественного произведения и индивидуальности художественного мира писателя.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В 20-е годы XX столетия в русской и французской литературах создаются классические образцы «романа о романе», общими типологическими чертами которых являются: особый тип героя (романист и роман), особый тип сюжета («история» романа, процесс его создания и восприятия), творческий хронотоп, бесконечная композиция и особая структура («роман в романе»).

2. Акцентирование разных сторон творческого процесса обусловливает специфику отношений автора и героя, героя и создаваемого им мира, характера повествования и композиционные особенности. Их изучение позволяет выделить основные типы «романа о романе», условно обозначенные нами: лирический (синтетическая интуиция), идеологический (аналитизм, рациональность), манифестальный (открытая декларативность творческого акта).

3. Национальная специфика французского и русского романа о романе» проявляется в концепции писателя и писания, в решении темы страдания романиста. «Роман о романе» - жанровый код, который в концентрированном виде содержит в себе опыт национального романного мышления.

Теоретическая значимость исследования состоит в углублении и конкретизации теоретических представлений о «романе о романе», его положения и выводы могут быть использованы для дальнейшего исследования специфики модернистской и постмодернистской метапрозы.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее главные идеи положены в основу вузовского специального курса, а отдельные положения могут быть использованы при чтении общих курсов по теории и истории русской и зарубежных литератур.

Апробация главных положений и разделов исследования состоялась на международных научных конференциях: «Шешуковские чтения» в Московском педагогическом государственном университете (2005), «Иностранные языки и литературы в контексте регионального высшего образования и науки» в Пермском государственном университете (2006); на межвузовских научно-практических конференциях факультета современных языков и литератур Пермского госуниверситета и филологического факультета Соликамского педагогического института (2004). Теоретические выводы и литературоведческий анализ отдельных произведений используется при чтении лекционного курса «История зарубежной литературы XX века», на спецсеминаре «Принципы и функции авторской рефлексии в зарубежном романе XX века», а также при руководстве курсовыми и дипломными работами студентов ПГУ.

Основные положения работы изложены в одиннадцати публикациях.

Структура исследования обусловлена методологией типологического анализа. Работа состоит из Введения, пяти глав и Заключения. В первой главе исследуется общая типология «романа о романе» как жанрового образования. Три следующие главы посвящены внутренней типологии «романа о романе» и содержат сопоставительный анализ французских и русских романов каждого из выделяемых нами типов (лирический, идеологический, роман-манифест). В отдельную пятую главу вынесены заключительные размышления о национальном своеобразии русского и французского «романа о романе».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Типология "романа о романе" в русской и французской литературах 20-х годов XX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Роман о романе» как самостоятельный жанр актуализируется в 20-е гг. XX века, именно в это десятилетие появляются ставшие классическими образцы, позволившие составить устойчивый комплекс жанровых черт. По типу миросозидания, характеру создаваемой формулы мира «роман о романе» можно отнести к разряду онтологических жанров. Его содержательные стратегии - анализ метафизической природы романного творчества, созидательных, преобразующих мир возможностей. Творчество сопоставимо с категориями Бытие, мышление. Ведущая функция этого жанра - «охранная грамота» культуры.

Значимыми жанровыми параметрами «романа о романе» являются:

- образ героя-писателя, обусловленный особой системой отношений автора и героя;

- сюжет как история создания романа и связанный с ней «творческий» хронотоп [Бахтин 1975];

- бесконечная композиция создающая необходимую иллюзию незавершаемости творческого процесса. «. бесконечность творения - это всего лишь бесконечность духа. <.> художник завершает своё творение лишь в то мгновение, когда умирает, никогда так и не познав его» [Бланшо 2002: 12,13];

- особая повествовательная структура «роман в романе».

Два типа «романа о романе» условно выделяемые нами как лирический и идеологический обусловлены характером решения проблемы соотношения бессознательного и сознательного начал в творческом процессе. Различия в творческой концепции определяют существенные различия в поэтике романов: тип героя и характер повествования, особенности сюжета и композиции. Однако эстетическая доминанта жанра сохраняется.

Лирический тип «романа о романе» ярко реализуется в творчестве М.Пруста и О.Мандельштама. Этим авторам присуще понимание природы творчества как интуитивной, бессознательной, что требует особого внимания к внутреннему миру человека. И в «Поисках утраченного времени», и в «Египетской марке» формируется концепция творческой личности, обусловленная способностью человека к восприятию и субъективной интерпретации окружающей действительности, потому здесь повествование строится на принципах импрессионистической эстетики -вещное, чувственное восприятие мира, привлечение живописного начала, тенденция к синтезу живописи и литературы. Для этой типологической разновидности характерен рефлектирующий герой, переживающий открывшуюся тайну бытия, чрезвычайно остро переживающий факт собственного существования, экзистенциальные мотивы подчеркивают трагический характер рефлексии. Здесь основное повествование ведется от первого лица. Однако личность биографического автора может распределяться между разными персонажами романа. В лирическом «романе о романе» реализуется традиция романтического романа о художнике, акцентировавшего созерцательную, трансцендентную природу творчества. Тема детства как предыстория эмоционального мира личности здесь весьма значима. Сюжет этого типа романа - становление внутреннего мира героя как становление романа: «.я чувствовал, как во мне набухает это произведение, которое я нес в себе как нечто драгоценное и очень хрупкое.» [Пруст 2000: 364]. Кольцевая композиция (конец романа есть его начало) непосредственно связана с идеей «самопорождения» романа.

Идеологический тип «романа о романе» демонстрируют произведения А.Жида («Фальшивомонетчики») и К. Вагинова («Труды и дни Свистонова»). Здесь со всей очевидностью реализуется идея сознательной, рациональной природы творчества. Герой романа данного типа - идеолог и аналитик, носитель определённо мировоззрения -обладает системным взглядом на мир, имеет к миру и ситуации в мире определенное оценочное отношение. Автобиографическое начало, присущее «роману о романе» в целом, в данном типе не исключено, однако здесь принцип отстранения акцентирован в большей степени, нежели в лирическом романе. Герой имеет полное имя, отличное от имени автора, приметы собственной биографии, но самое важное - идеология героя отлична от идеологии автора. Автор судит своего героя сам и предоставляет его суду других персонажей, суду читателя.

Наличие направляющей идеи и оценочное отношение к миру формируют дискутивное, полемическое начало. Проблемы творчества в идеологическом «романе о романе» дискутируются через проблемы добра и зла. Важной приметой этого типа романа является наличие фантастических мотивов, тема дьяволиады, ироническое и сатирическое начала. Основной сюжет - преобразование/совершенствования мира (понимаемого прежде всего как мир людей и идей) посредством произведения искусства - романа. «Матрешечная» (зеркальная, геральдическая) композиция и вложенные (имплицитные) тексты позволяют реализовать эффект отстранения, наблюдения идеи со стороны. Идеологический тип «романа о романе» развивает традицию европейского просветительского романа, также фундаментальной является традиция Ф.М.Достоевского.

Стремление к программности, к декларированию эстетической мысли определяет эпохи активного эстетического поиска, эпохи борьбы за будущее искусства. С этой тенденцией (к программной и теоретической определённости) литературы начала XX века связан ещё один тип «романа о романе» - манифесталъный. Роман-манифест - особый вид прозы, его природа синтетична. Собственно художественное начало здесь сопровождает и иллюстрирует теоретические и программные резолюции. Грань между документом и Творением не всегда устойчива и различима. Манифесты выстраивают стратегии будущего литературы, исполнены идеалистического пафоса.

Манифестальный роман ярко представлен в творчестве Андрэ Бретона («Надя») и Виктора Шкловского («Zoo»), лидеров виднейших модернистских школ в искусстве XX века - сюрреализма и формализма. В пределах одного типа «романа о романе» постулируется и иррациональное начало акта творчества (сюрреализм), и рациональное (формализм). В обоих романах, имеющих статус программных документов, выносится категорический приговор традиционной литературе, формулируются параметры литературы новой. Фокусом литературной традиции, возможностей литературы и самой ее природы избирается жанр романа и «книги». Герой-повествователь романа-манифеста - не литератор и не романист. Он - теоретик и критик. Концепция отстранения в этом типе повествования принципиально иная. «Антироманист», человек, стоящий за пределами жанра, рассуждает о романе и предлагает радикально новую его концепцию. Биографическое начало в данном случае акцентировано и документировано, повествование ведется от первого лица и от собственного имени автора. Модернистский роман-манифест продолжает традицию манифестирования эстетических идей в жанре романа.

Заметим, что границы между выделяемыми типами ни в коей мере не являются непроницаемыми. Речь идет о преобладании тенденций -акцентировании той или иной стороны романного творчества. Так, например, манифестация (правда, в полифоническом или пародийном контексте) присуща идеологическому «роману о романе». С другой стороны, идея органического самозарождения частично объединяет рассмотренные образцы лирического и идеологического типа и созвучна (по принципу парадокса) сюрреалистическому приёму автоматического письма. Кроме того, конкретные художественные произведения трудно целиком уложить в «прокрустово ложе» какой-либо типологии. Несомненно «Доктор Живаго» Б.Пастернака развивает лирический тип «романа о романе», хотя имя героя и не совпадает с именем автора, а «Египетская марка» близка типу «роман - манифест». К наиболее распространенному в исследуемый период в России идеологическому типу «романа о романе» можно отнести такие произведения, как «Мы» Замятина, «Вор» Леонова, «Мастер и Маргарита» Булгакова.

Предложенная типология представляется универсальной для литературного процесса начала XX столетия. Исследуемые типы «романа о романе» со всей очевидностью обнаруживаются в двух национальных литературах. Выявленные типологические схождения, в свою очередь, акцентируют национальное своеобразие, присущее «роману о романе». Исходя из представлений об онтологической природе жанра, его «концентрированном» характере, мы делаем заключение: «роман о романе» через призму проблем романа и романного творчества воплощает ведущие идеи национального самосознания. Самый значимый аспект -сформированная традицией концепция писателя и писания. Французской литературной традиции изначально свойственна идея эгоцентризма творца и соответственно идея творения как пути к прояснению собственной сущности. В русской литературе закрепляется концепция писателя-сподвижника, пророка, для которого художественное произведение (роман) - прежде всего слово, способное изменить мир.

Список научной литературыСуслова, Инга Валерьевна, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Августин Аврелий. Исповедь / Августин Аврелий. Исповедь. Абеляр П. История моих бедствий: пер. с латин. Составление и аналитические статьи В.Л. Рабиновича. М.: 1992, Республика. С.8-258.

2. Аверит^ев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции / С.С. Аверинцев. М., 1996. 446 с.

3. Аверинцев С.С. Судьба и весть О. Мандельштама / С.С Аверинцев // Мандельштам О.Э. Сочинения в 2-х тт. М.: Худож. лит. 1990. Т. 1. С.5-64.

4. Андреев Л.Г. Импрессионизм / Л.Г. Андреев. М.: Изд-во МГУ, 1980. 250 с.

5. Андреев Л.Г. Жан-Поль Сартр. Свободное сознание и XX век / Л.Г. Андреев. М.: GELEOS, 2004. 414 с.

6. Андреев Л.Г. Марсель Пруст / Л.Г. Андреев. М.: Высшая школа, 1968. 96 с.

7. Андреев Л.Г. Порывы и поиски двадцатого века / Л.Г. Андреев. // Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западно-европейской литературы XX века. М.: Прогресс, 1986. С. 3-18.

8. Андреев Л.Г. Сюрреализм / Л.Г. Андреев. М.: Высшая школа, 1972.231 с.

9. Анцыферова О.Ю. Литературная саморефлексия в творчестве Генри Джеймса / О.Ю. Анцыферова. Иваново. Ивановский государственный университет, 2004. 466 с.

10. Арбазино А. Послесловие 1977 года к «Собратьям итальянцам» / А. Арбазино // Называть вещи своими именами. М.: Прогресс, 1986. С.214-224.

11. Бак Д.П. Творческая рефлексия в литературном произведении: природа и функции / Д.П. Бак. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

12. Балашов Н.И. Дадаизм и сюрреализм / Н.И. Балашов // История французской литературы в 4-х тт. Т.4. М., 1963.

13. Балашова Т.В. Культ женщины / Т.В. Балашова // Бретон А. Безумная любовь. М., 2006. С. 182-189.

14. Баранова Е.Г. Проблема автора в раннем творчестве Жида (1891-1902). Автореф. дис. . канд. филол. наук / Е.Г. Баранова. М., 1999. 16 с.

15. Барбюс А. Роман / А. Барбюс: пер. с фр. С. Брахман // Писатели Франции о литературе. М., 1978. С. 29-36.

16. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Р. Барт: пер. с фр., вст. ст. Г. Косикова. М., 1994. 616 с.

17. Барт Р. Драма, поэма, роман / Р. Барт: пер. с фр. Г. Косикова и И. Стаф // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западно-европейской литературы XX века. М.: Прогресс, 1986. С.133-150.

18. Батай Ж. Литература и зло / Ж. Батай: пер. с фр. и коммент. Н.В. Бунтман и Е.Г. Домогацкой. М.: Изд-во МГУ, 1994. 165 с.

19. Бахтнн М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет / М.М. Бахтин. М., 1975. 502 с.

20. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. М.: Советский писатель, 1963. 363 с.

21. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. М., 1979. 423 с.

22. Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук / М.М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. 336 с.

23. Бенъкович М.А. Роман JI. Леонова «Вор» и проблема художественного единства / М.А. Бенькович // Филологические науки 1967. № 1. С 3-17.

24. Бербер О.В. «Магия слова» в художественном мире К. Вагинова / О.В. Бербер // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. М., 1988. С 31-32.

25. Бергсон А. Собр. соч. в 4 т. / А. Бергсон. М., 1992. Т. 1. 327с .

26. Берковский Н. Борьба за прозу / Н. Берковский // Критика 19171932 гг. М., 2003.

27. Берковский Н. О прозе Мандельштама / Н. Берковский // Текущая литература. М.: Федерация, 1930. С. 155-181.

28. Бланшо М. Пространство литературы / М. Бланшо. М., 2002.281.

29. Блауберг И.И. Философия жизни / И.И. Блауберг // Современная западная философия. Словарь. М., 1991. С. 327-329.

30. Блюм А., Мартынов П. Петроградские библиофилы / А. Блюм, П. Мартынов //Альманах библиофила. М., 1977. Вып. 4.

31. Бочаров А.Г. Бесконечность поиска: Художественные поиски современной советской прозы / А.Г. Бочаров. М., 1982. 423 с.

32. Бочаров С.Г. Пруст и поток сознания / С.Г. Бочаров // Критический реализм XX в. и модернизм. М.: Наука, 1967. С. 194-234.

33. Бочаров С.Г. О художественных мирах / С.Г. Бочаров. М.: Сов. Россия, 1985. 296 с.

34. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина / С.Г. Бочаров. М., 1974. 207 с.

35. Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы / Бочаров. М., 1999.627.

36. Бочкарева Н.С. Роман о художнике как «роман творения»: генезис и поэтика / Н.С. Бочкарева. Пермь, 2000. 252 с.

37. Бочкарёва Н.С. Роман о художнике как «роман творения» в литературах Западной Европы и США конца XVIII-XIX вв.: генезис и поэтика. Автореф. дисс. д. филол. наук / Н.С. Бочкарёва. М., 2001.

38. Бреннер Ж. Моя история французской литературы / Ж. Бреннер: пер. с фр., коммент. О. Тимашевой. М.: 1994. 352 с.

39. Бютор М. Роман как исследование / М. Бютор: пер. с фр., вст. ст., комм. Н. Бунтман. М.: Изд-во МГУ, 2000. 208 с.

40. Валери П. Об искусстве / П. Валери. М.: Искусство, 1993. 506 с.

41. Вейдле В. Умирание искусства / В. Вейдле // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С.268-292.

42. Веселоеский А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989. 406 с.

43. Вирмо А., Вирмо О. Мэтры сюрреализма. Компактэнциклопедия / А. Вирмо, О. Вирмо: пер. с фр. Т. Евдокимовой, Ф. Перовской, Г. Копелевой. СП-б.: Академический проект, 1996. 288 с.

44. Владимирова КГ. Условность, созидающая мир: Поэтика условных форм в современном романе Великобритании / Н.Г. Владимирова. Великий Новгород, 2001. 189 с.

45. Возникновение русской науки о литературе. М.: Наука. 1975.

46. Вулис А.В. Литературные зеркала / А.В. Вулис. М.: Советский писатель, 1991. 480 с.

47. Выготский J1.C. Психология искусства: анализ эстетической реакции/Л.С. Выготский. М: Лабиринт, 1993. 413 с.

48. Гаспаров М. Л. О русской поэзии / М.Л. Гаспаров. СПб.: Азбука, 2001. 476 с.

49. Герасимова А.Г. Труды и дни К. Вагинова / А.Г. Герасимова // Вопросы литературы. 1989. № 12. С.131-166.

50. Герасимова А.Г. ОБЭРИУ (проблема смешного) / А.Г. Герасимова//Вопросы литературы. 1988. №4. С. 48-79.

51. Гинзбург Л. Я. О лирике / Л.Я. Гинзбург. Ленинградское отделение: Советский писатель, 1974. 407 с.

52. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе / Л .Я. Гинзбург. Л.: 1971. 464 с.

53. Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом / Л.Я. Гинзбург. Л.: Советский писатель, 1989. 608 с.

54. Голубков М.М. Русская литература XX в.: После раскола / М.М. Голубков. М.: Аспект Пресс, 2001. 267 с.

55. ГракЖ. Андрэ Бретон: разные грани писателя / Ж. Грак: пер. с фр. //Иностранная литература. 1996. № 8. С. 246-249.

56. Гусев В.И. Ранние формалистские тенденции в теории словесного творчества / В.И. Гусев // Русская наука о литературе в конце XIX начале XX века. М., 1982. С. 234-249.

57. Давыдов С. «Тексты-матрёшки» Владимира Набокова / С. Давыдов. Мюнхен, 1982. 253 с.

58. Делёз Ж. Логика смысла / Ж. Делез. М., 1995. 298 с.

59. Дима А. Принципы сравнительного литературоведения / А. Дима: пер. с румынск. М.: Прогресс, 1977. 229 с.

60. Дмитриев А.С. Предисловие / А.С. Дмитриев // Избранная проза немецких романтиков. В 2 т. М., 1979. Т. 1. С. 3-30.

61. Дмитриенко А.Л. К публикации ранних текстов К. Вагинова / А.Л. Дмитриенко //Русская литература. 1997. № 3. С. 190-197.

62. Днепров В. Идеи времени и формы времени / В. Днепров. Л.: Советский писатель, 1982. 598 с.

63. Дюришин Д. Теория сравнительного литературоведения / Д. Дюришин: пер. со словац. М.: Прогресс, 1979. 320 с.

64. Егорова О. Цикл как жанровое явление в прозе орнаменталистов / О. Егорова // Вопросы литературы. 2004. № 3. С. 113130.

65. Еремеев Л.А. Французский «новый роман» / JI.A Еремеев. Киев. Наукова думка, 1974. 223 с.

66. Еремеев Л.А. Французский литературный модернизм. Традиции и современность / Л.А. Еремеев. Киев. Наукова думка, 1991. 117 с.

67. Ермакова М.Я. Романы Достоевского и творческие искания в русской литературе XX века / М.Я. Ермакова. Горький. Волго-Вятское книжное издательство, 1973. 319 с.

68. Ерофеев В. Русский метароман Набокова, или в поисках потерянного Рая / В. Ерофеев // Вопросы литературы. 1988. № 10. С. 125160.

69. Жанровые разновидности романа в зарубежной литературе XVIII-XX веков / Рук. авт. коллектива М.П. Мудесити. Киев; Одесса, 1985. 148 с.

70. Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. / Ж. Женетт. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. Т. 1. 472 с.

71. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и запад / В.М. Жирмунский. Л.: Наука. Ленингр. отд-е. 1979. 493 с.

72. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы / А.К. Жолковский. М., 1994. 427 с.

73. Затонский Д. Искусство романа и XX век / Д.Затонский. М.: Художественная литература, 1973. 535 с.

74. Зенкин С. Приключения теоретика. Автобиографическая проза В. Шкловского / С. Зенкин // Дружба народов. 2003. № 12. С. 170-183.

75. Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры: В 2 т. / В.В. Иванов. М.: Языки русской культуры, 2000. Т.2. 879 с.

76. Ильин И.А. Одинокий художник / И.А. Ильин. М.: Искусство, 1993. 347 с.

77. Ионеско Э. Как всегда об авангарде / Э. Ионеско // Как всегда - об авангарде: Антология французского театрального авангарда: сост., пер. с франц., коммент. С. Исаева. М., 1992. С. 129-134.

78. Искржицкая И.Ю. Идеи культуры в творчестве О. Мандельштама / И.Ю. Искржицкая // Историческое развитие форм художественного целого в классической русской и зарубежной литературе. Кемерово, 1991. С.68-79.

79. Карфидова И. В поисках утраченной целостности (проблема героя и читателя в «Египетской марке» О. Мандельштама) / Н. Карфидова //На пути к произведении. Самара, 2005. С. 130-141.

80. Кирнозе З.И. Французский роман XX века / З.И. Кирнозе. Горький, 1977. 351 с.

81. Колейное В.В. Происхождение романа / В.В. Кожинов. М.: Советский писатель, 1963. 440 с.

82. Компанъён А. Демон теории / А. Компаньён: пер. с фр., вступ. ст. С. Зенкина. М., 2001. 334 с.

83. Корман Б. О. Проблема автора в художественном творчестве Ф.М. Достоевского и типология русского реалистического романа / Б.О. Корман // Типологический анализ литературного произведения. Кемерово 1982. С. 19-30.

84. Корпала-Киршек Э. Русская советская литература как интегральная часть общеевропейского культурного процесса / Э. Корпала

85. Киршек // Идейно-художественное многообразие советской литературы 6080 годов. М., 1991. С.28-31.

86. Косиков Г.К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) / Г.К. Косиков // Проблема жанра в литературе средневековья. Вып. 1. М., 1994.

87. Крусанов А.В. Русский авангард 1907-1932. В 3-х т.т. / А.В. Крусанов. М., 2003. Т.2. 805 с.

88. Крючков В.П. «Щелкунчик» О.Э. Мандельштама как динамическая интертекстема / В.П. Крючков // Русская литература. 2002. № 4.

89. Кузьмина С.Ф. Достоевский в восприятии Мандельштама / С.Ф. Кузьмина // Жизнь и творчество Мандельштама. Воронеж, 1990. С. 382393.

90. Курилов А.С. Литературоведение в России XVIII века / А.С. Курилов. М.: Наука, 1981. 264 с.

91. Курова КС. Сочинитель Фирсов и его герой в романе Леонова «Вор» / К.С. Курова // Русская литература. 1970. № 4. С. 165-171.

92. Лагутина И.Н. Символическая реальность Гете: поэтика художественной прозы: Дис. . докт. филол. наук / И.Н. Лагутина. М., 1997.

93. Леблан Р. В поисках утраченного жанра / Р. Леблан // Вопросы литературы. 1998. № 4.

94. Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика / Ю.И. Левин. М., 1998. 824 с.

95. Левин Ю.И. О некоторых особенностях поэтики позднего Мандельштама / Ю.М. Левин // Жизнь и творчество О.Э. Мандельштама. Воронеж, 1990. С. 406-416.

96. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра / Н.Л. Лейдерман. Свердловск, 1982. 256 с.

97. Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика 20 в. Монографические очерки / Н.Л. Лейдерман. Екатеринбург, 1996. 308 с.

98. Лейтес Н.С. Конечное и бесконечное. Размышления о литературе XX века мировидение и поэтика / Н.С. Лейтес. Пермь, 1992. 121 с.

99. Лейтес Н.С. Роман как художественная система / Н.С. Лейтес. Пермь, 1985. 79 с.

100. Леонтьева А.Ю. Особенности романной структуры «Египетской марки» О.Э. Мандельштама: Культурологические аспекты: автореф. дис. . канд. филол. наук /А.Ю. Леонтьева. М. 1992. 16 с.

101. Лессинг ЭТ. Лаокоон, или о границах живописи и поэзии / Э.Г. Лессинг. М.: Художественная литература, 1957. 519 с.

102. Летучева Л. С., Тамарченко Н.Д. К проблеме границ между героем и автором в современном зарубежном романе («Назову себя Гантенбайн» М. Фриша) / Л.С. Летучева, Н.Д. Тамарченко // Художественный текст и литературный жанр. Махачкала, 1980. С.73-82.

103. Ли Х-С. «Роман о романе» в русской прозе 1920-х гг. и его жанровые разновидности: дис. . канд. филол. наук / Х-С. Ли. М., 1997. 170 с.

104. Липовецкий М.Н. Разгром музея. Поэтика романа А.Битова «Пушкинский дом» / М.Н. Липовецкий // Новое литературное обозрение. 1995. № 11. С. 230-244.

105. Липовецкий М.Н. Эпилог русского модернизма (Художественная философия творчества в «Даре» Набокова) / М.Н. Липовецкий//Вопросы литературы. 1994. Вып. 3. С. 72-95.

106. Литературные манифесты западноевропейских романтиков / Под ред. А.С. Дмитриева. М.: Изд-во МГУ, 1980. 639 с.

107. Литературоведческий энциклопедический словарь. М., 1987.

108. Лихачёв Д. С. Внутренний мир художественного произведения / Д.С. Лихачев //Вопросы литературы. 1968. № 8. С. 74-87.

109. Лихачёв Д.С. Историческая поэтика русской литературы / Д.С. Лихачев. СПб.: Алетейя, 1997. 508 с.

110. Лотман Ю.М. Об искусстве / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство -СПб, 1998. 702 с.

111. Лотман Ю.М. О семиотическом механизме культуры // Ю.М. Лотман. Избранные статьи. В 3 т. Т.З. Таллин: Александра, 1993. 496 с.

112. Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин» /Ю.М. Лотман // Лотман М.Ю. Пушкин. СПб:. Искусство СПб, 1995. С. 391763.

113. Лотман Ю.М. Текст в тексте / Ю.М. Лотман // Учёные записки тартуского государственного университета. Труды по знаковым системам, вып. 14. Тарту, 1981. С. 65-75.

114. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте / М.К. Мамардашвили. М.: AdMarginem, 1995. 547 с.

115. Манн Т. Искусство романа / Т. Манн // Собр. соч.: в 10. М.: Художественная литература, 1961. Т. 10. С. 277-278.

116. Маркович В.М. Тема искусства в русской прозе эпохи романтизма / В.М. Маркович // Искусство и художник в русской прозе первой половины 19 века. Л., 1989.

117. Маслоу AT. Дальние пределы человеческой психики / А.Г. Маслоу. СПб.: Евразия, 1997. 432 с.

118. Медарич М. Владимир Набоков и роман XX столетия / М. Медарич // Владимир Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997.С. 456-462.

119. Медведев П.Н. Формализм и формалисты. JL: Изд.писателей в Ленинграде, 1934.208 с.

120. Мирошниченко О. С. Поэтика современной метапрозы: автореф. дис. . канд. филол. наук / О.С. Мирошниченко. Ростов -н/Д, 2001. 25 с.

121. Мирошниченко О.С. Поэтика современной метапрозы: дис. . канд. филол. наук / О.С. Мирошниченко. Ростов -н/Д, 2001. 205 с. В работе оформляется следующим образом: Мирошниченко 2001 а.

122. Монтенъ М. Опыты. Избранные главы / М. Монтень: пер. с фр., сост., вступ., ст. Г. Косикова. М.: Правда, 1991. 656 с.

123. Мориак К. Пруст / К. Мориак. М.: Независимая газета, 1999.288 с.

124. Мориак Ф. Роман // Ф. Мориак. Дорога никуда. М., 1989. С. 517-537.

125. Моруа А. В поисках Марселя Пруста / А. Моруа. Спб.: Лимбус Пресс, 2000. 382 с.

126. Московская Д. С. «Частные мыслители» 30-х годов: поставангард в русской прозе / Д.С. Московская // Вопросы философии. 1993. №8. С. 97-104.

127. Мотылёва Т.Н. Роман свободная форма / Т.Л. Мотылева. М., 1982. 399 с.

128. Мочулъский К.В. Кризис воображения: статьи, эссе, портреты / К.В. Мочульский. Томск: Водолей, 1999. 416 с.

129. Набоков В.В. Лекции о Дон Кихоте / В.В. Набоков. М.: Независимая газета, 2002. 327 с.

130. Набоков В.В. Лекции по зарубежной литературе / В.В. Набоков. М.: Независимая газета, 1998. 512 с.

131. Неупокоева ИТ. История всемирной литературы: Проблемы системного и сравнительного анализа / И.Г. Неупокоева. М.: Наука, 1976. 359 с.

132. Huifiue Ф. Рождение трагедии из духа музыки / Ф. Ницше // Ницше Ф. Соч.: в 2 т. М., 1990. Т. 1.

133. Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры / X. Ортега-и-Гассет. М.: Искусство, 1991. 588 с.

134. Очерки по истории русского литературоведения. Проспект. М, 1953.

135. Павлова Н.С. Типология немецкого романа 1900-1945 / Н.С. Павлова. М.: Наука, 1982. 276 с.

136. Парамонов Б.М. Моцарт в роли Сальери / Б.М. Парамонов // Звезда. 1991. №8. С. 214-218.

137. Парамонов Б.М. Ной и хамы / Б.М. Парамонов // Звезда. 1995. №10. С. 199-205.

138. Пас О. Немые стихотворения и говорящие предметы / О. Пас // Иностранная литература. 1996. № 8. С. 249-254.

139. Пас О. Четыре эссе о поэзии и обществе / О. Пас // Вопросы литературы. 1992. № 1. С. 234-256.

140. Петров В.М. Рефлексия в истории художественной культуры. Ее роль и перспективы развития / В.М. Петров // Исследование проблем психологии творчества. Иваново, 1983. С. 313-325.

141. Петрова Н.А. Литература в неантропоцентрическую эпоху. Опыт О. Мандельштама / Н.А. Петрова. Пермь 2001. 311 с.

142. Петрочук О. Футуризм / О. Петрочук // Модернизм. Анализ и критика основных направлений. М., 1987. С. 112-130.

143. Пикон Г. Сюрреализм 1919-1939 / Г. Пикон. М., 1995.

144. Пирамишвили ОД. Теоретические проблемы изобразительного искусства. Категория завершенности в искусстве и теория «Non fmito» / О.Д.Пирамишвили. Тбилиси, 1973. 201 с.

145. Писарева О. Поэтика лирического романа («Доктор Живаго» Б.Пастернака) / О. Писарева // Поэтика русской советской прозы. Уфа. Башкирский ун-т. 1991. С.34-45.

146. Поварцов С. Сюжет о Шкловском / С. Поварцов // Вопросы литературы. 2001. №5. С. 44-70.

147. Пономарев Я. А. Фазы творческого процесса (вместо введения) / Я.А. Пономарев // Исследование проблем психологии творчества. М., 1983. С. 3-26.

148. Разумова А. Путь формалистов к художественной прозе / А. Разумова//Вопросы литературы. 2001. № 3. С. 131-150.

149. Розанов В.В. Уединённое / В.В. Розанов. М.: Политиздат, 1990.543 с.

150. Ронен О. Осип Мандельштам / О. Ронен // Литературное обозрение. 1991. № 1. С. 3-18.

151. Рымаръ Н.Т Современный западный роман: Проблемы эпической и лирической формы / Н.Т. Рымарь. Воронеж, 1978. 128 с.

152. Рымаръ Н,Т. Введение в теорию романа / Н.Т. Рымарь. Воронеж, 1989. 268 с.

153. Сартр Ж-П. Владимир Набоков «Отчаяние» / Ж-П. Сартр // В.В. Набоков: Pro et contra. СПб., 1997. С.268-271.

154. Сегст ДМ. Литература как охранная грамота / Д.М. Сегал // Slavica Hierosolymitana: Juerosalem, 1981. Vol. V-VI. С. 151-244.

155. Седых O.M. Философия времени в творчестве О.Э. Мандельштама/ О.М. Седых //Вопросы философии. 2001. № 5. С. 103-127.

156. Сервантес и всемирная литература. М.: Наука, 1969. 299 с.

157. Скороспелова Е.Б. Русская проза XX века: от А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго») / Е.Б. Скороспелова. М., 2003. 360 с.

158. Смирнов И.П. Роман тайн «Доктор Живаго» / И.П. Смирнов. М.: НЛО, 1996. 208 с.

159. Строев А.Ф. Новый роман / А.Ф. Строев // Французская литература 1945-1990-е гг. М, 1995. С. 394-407.

160. Струве Н. Судьба Мандельштама / Н. Струве // О.Э. Мандельштам. Собр. соч. в 4-х тт. М, 1991. Т.3-4. C.XXII XXXIV.

161. Струков В.В. Художественное своеобразие романов П. Акройда (к проблеме британского постмодернизма) / В.В. Струков. Воронеж, 2000.

162. Сурова О.Ю. Человек в модернистской культуре / О.Ю. Сурова // Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000-2000. М., 2001. С.221-291.

163. Таганов А.Н. Формирование художественной системы М. Пруста и французская литература на рубеже XIX-XX веков / А.Н. Таганов. Иваново, 1993.

164. Тамарченко Н.Д. Типология реалистического романа: На материале классических образцов жанра в русской литературе XIX в. / Н.Д. Тамарченко. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1988. 195 с.

165. Тименчик Р.Д. Текст в тексте у акмеистов / Р.Д. Тименчик // Текст в тексте. Труды по знаковым системам. Тарту, 1981. С. 65-75.

166. Толмачев М.В. М. Пруст. К вопросу о кризисе французского модернистского романа 1920-х гг.: Автореф. дис. . канд. филол. наук / М.В. Толмачев. М., 1965.

167. Л.Д. Троцкий. М.: Политиздат, 1991. 400 с.

168. Турбин В.Н. Поэтика романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» / В.Н. Турбин. М.: Изд-во МГУ, 1996.

169. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. М.: Наука, 1977. 574 с.

170. Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция / Ю.Н. Тынянов. М.,2002.

171. Тюпа В.И. Художественность литературного произведения /

172. B.И. Тюпа. Красноярск, 1987. 220 с.

173. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе / Д. Фрэнк // Зарубежная эстетика и теория литературы. М.: Изд-во МГУ, 1987.

174. Фрейдин Г. Сидя на санях: Осип Мандельштам и харизматическая традиция русского модернизма / Г. Фрейдин // Вопросы литературы. 1991. № 11. С. 9-31.

175. Фуко М. История безумия в классическую эпоху / М. Фуко. М., СПб., 1997. 576 с.

176. Хализев В.Е. Жанровые предпочтения формалистов и М.М. Бахтина / В.Е. Хализев // Филологические науки. 2006. № 2. С. 3-12.

177. Хализев В.Е. Спор о русской литературной классике в начале XX века / В.Е. Хализев // Русская словесность. 1995. № 2.

178. Хализев В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. М., 1999.

179. Ханзен-Лёве О.А. Русский формализм / О.А. Ханзен-Лёве. М., 2001. 669 с.

180. Хоружий С. С. Человек и искусство в мире Джеймса Джойса /

181. C.С. Хоружий // Вопросы философии 1993. № 8. С. 46-57.

182. Чернег\ Л.В. Литературные жанры / Л.В. Чернец. М.: Изд-во МГУ, 1982. 192 с.

183. Чудаков А.П. Слово-вещь-мир. От Пушкина до Толстого / А.П. Чудаков. М., 1992.

184. Чудаков А.П. Два первых десятилетия / А.П. Чудаков // Шкловский В.Б. Гамбургский счет. М., 1990. С.3-32.

185. Шайтанов И. Проблемы жанровой поэтики / И. Шайтанов // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 47-72.

186. Шенъе-Жандрон Ж. Сюрреализм / Ж. Шенье-Жандрон: пер. с фр. С. Дубина. М.: НЛО, 2002. 416 с.

187. Шиндина О.В. О карнавальной природе романа Вагинова «Козлиная песнь» / О.В. Шиндина // Анна Ахматова и русская культура начала XX века. М., 1989. С. 94-97.

188. Шиндина О.В. Театрализация повествования в романе Вагинова «Козлиная песнь» / О.В. Шиндина // Театр 1991. № 11. С. 161-171.

189. Эйхенбаум Б.М. О литературе. Работы разных лет / Б.М. Эйхенбаум. М.: Советский писатель, 1987. 408 с.

190. Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах / У. Эко: пер. с англ. А.Глебовой. СПб, SYMPOSIUM, 2002. 285 с.

191. Энгелъгардт Б.М. Избранные труды / Б.М. Энгельгардт. СПб. 1995. 328 с.

192. Этитейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии /М.Н. Эпштейн. М.: Советский писатель, 1988. 416 с.

193. Эсалнек А.Я. Типология романа / А.Я. Эсалнек. М.: Изд-во МГУ, 1991. 157 с.

194. Ямполъский М. История культуры как история духа и естественная история / М. Ямпольский // НЛО. 2003. № 59.

195. Cahiers Marsel Proust. Т. 7 Etudes proustiennes II. Paris: Gallimard, 1975. P. 11-117.

196. Chenieux-Gendron J. Le Surrealisme et le roman, 1922-1950 / J. Chenieux-Gendron. Lausanne, L'Age d'homme, 1983. 396 p.

197. Fawler A. Kings of Literature: An Introduction to the Theory of Genre and Modes / A. Fawler. Oxford, 1982. 123 p.

198. Federman R. Self-Reflexive Fiction / R. Federman. Columbia,1988.

199. Henry A. Proust Romancier: le tombeau egyptien / A. Henry. Paris: Flammarion, 1983.

200. Holheim W.W. Les Faux-Monnayeurs, roman d'artiste / W.W. Holheim I I Lettres Modernes. Andre Gide: Sur Les Faux-Monnayeurs, par c.m. Paris: Minard, 1987. P. 87-93.

201. Hutcheon L. Narcissistic Narrative: The Metafictional paradox / L. Hutcheon. L., N.Y., 1984.

202. Hutcheon L. A Poetics of Postmodernism : Histori, Theory, Fiction / L. Hutcheon. L., 1988.

203. Imhof R. Contemporary Metafiction: A poeto-logical study of metafiction in English since 1939 / R. Imhof. Heidelberg, 1986.

204. Kellman S. The Self-Begetting Novel / S. Kellman. N.Y., 1980.

205. Keypour N.D. Andre Gide: Ecriture et reversibilite dans Les Faux-Monnayeurs / N.D. Keypour. Montreal 1980. 257 p.204. binder L. Le roman du roman / L. Linder // Andre Gide 5: sur Les F-M par c.m. 1975 (4) № 439-444.

206. Marti E. Les Faux-Monnayeurs roman, mise en abime, repetition / E. Marti // Lettres Modernes. Andre Gide: Sur Les Faux-Monnayeurs, par c.m. Paris: Minard, 1987. P. 95-117.

207. Megay J.N. Bergson et Proust: Essai de mise au point de la question de l'inflience de Bergson sur Proust / J.N. Megay. Paris: I. Vrin, 1976. 502 p.

208. Moulenes A-M., Paty J. Les Faux-Monnayeurs ou l'oeuvre sans objet / A-M. Moulenes, J. Paty // Andre Gide: sur Les F-M par c.m. 1975 (4) № 439-444.

209. Moutote D. Reflexions sur Les Faux-Monnayeurs. Paris, 1990. 2141. P

210. Piroue G. Proust et la musique du devenir / G. Piroue. Editions Denoel, 1960. 280 p.

211. Sartre J-P. Preface de roman / J-P. Sartre // Sarraute N. Portrait d'un inconnu. Paris: Gallimard, 1956. P. 7-15.

212. Tadie J-Y. Proust et le roman. Essai sur les formes et techniques du roman dans A la recherche du Temps Perdu / J-Y. Tadie. Paris: Gallimard, 1971. 461 p.

213. Thibaudet A. Reflexions sur le roman / A. Thibaudet. Paris : Gallimard, 1938. 261 p.

214. Waugh P. Metafiction : The Theory and Practice of self-conscious fiction. L.,N.Y, 1984.

215. Аксаков КС. Вальтер Эйзенберг / К.С. Аксаков // Искусство и художник в русской прозе первой половины 19 века. JI, 1989.

216. Арагон Л. Гибель всерьёз / JI. Арагон: пер. с фр. Н. Мавлевич, М, Кожевникова. М, 1998. 399 с.

217. Битов А.Г. Пятое измерение: На границе времени и пространства / А.Г. Битов. М, 2002.

218. Бретон А. Безумная любовь / А. Бретон: пер. с фр. Т. Балашовой. М, 2006.

219. Бретон А. Второй манифест сюрреализма / А. Бретон: пер. с фр. С. Исаева// Антология французского сюрреализма. М, 1994. С.290-343.

220. Бретон А. Звезда кануна / А. Бретон // Бретон А. Безумная любовь. М, 2006. С. 93-166.

221. Бретон А. Манифест сюрреализма / А. Бретон: пер. с фр. J1. Андреева и Г. Косикова // Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западно-европейской литературы XX века. М. 1986. С. 40-72.

222. Бретон А. Надя / А. Бретон: пер. с фр. Е. Гальцовой // Антология французского сюрреализма. М.: ГИТИС, 1994. С. 190-244.

223. Бретон А. Однажды там будем / А. Бретон. Пер. с фр. Е. Гальцовой // Антология французского сюрреализма. М.: ГИТИС, 1994. С.351-355.

224. Бретон А. Явление медиумов / пер. с фр. С. Исаева // Антология французского сюрреализма. М.: ГИТИС, 1994. С. 61-67.

225. Бретон А., Супо Ф. Магнитные поля / А. Бретон, Ф. Супо. Пер. с фр. Е. Гальцовой // Антология французского сюрреализма. М.: ГИТИС, 1994. С. 12-59.

226. Булгаков М.М. Мастер и Маргарита / М.М. Булгаков. Пермь, 1988. 399 с.

227. Бютор М. Изменение / М. Бютор // М. Бютор Изменение, А. Роб-Грийе В лабиринте, К. Симон Дороги Фландрии, Н. Саррот Вы слышите их? / пер. с фр. М., 1983. С. 26-236.

228. Вагинов К.К. Козлиная песнь / К.К. Вагинов. М.: Современник, 1991.С. 12-161.

229. Вагинов К.К. Монастырь Господа нашего Аполлона // Вагинов К. К. Козлиная песнь: Романы. М.: Современник, 1991. С. 481-490.

230. Вагинов К.К. Труды и дни Свистонова // Вагинов К.К. Козлиная песнь: Романы. М.: Современник, 1991. С. 162-261.

231. Вергилий Буколики. Георгики. Энеида / Вергилий. Пер. с латинского С. Шервинского, С. Ошерова, примечания Н. Старостиной. М.: Художественная литература, 1971. С.29-61.

232. Газданов Г. Вечер у Клэр. Романы и рассказы / Г. Газданов. М.: Современник, 1990. 591 с.

233. Гоголь Н.В. Авторская исповедь / Н.В. Гоголь // Собр. соч.: в 8 т. М.: Правда, 1984. Т. 7. С. 430-467.

234. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями / Н.В. Гоголь // Собр. соч.: в 8 т. М.: Правда, 1984. Т. 7. С. 181-391.

235. Гюисманс Ш-Ж. Гиенна огненная / Ш-Ж. Гюисманс: пер. с фр. Э. Бабаевой. М.: Крон-Пресс, 1993. 240 с.

236. Гюисманс Ш-Ж. Наоборот / Ш-Ж. Гюисманс: пер. с фр. И. Карабутенко // Гюисманс Ш-Ж Наоборот, Монтерлан А. Девушки. М, 1990. С.15-155.

237. Данте Алигьери. Новая жизнь / Алигьери Данте. Коммент. С.Аверинцева, А. Михайлова. М, 1985.

238. Дидро Д. Жак-фаталист и его хозяин / Д. Дидро Монахиня. Племянник Рамо. Жак-фаталист и его хозяин: пер. с фр. Г.Ярхо. М.: Всемир. лит, 1973. С. 181-472.

239. Жид А. Дневник «Фальшивомонетчиков» / А. Жид // Собр. соч.: в 4 т. Л, 1936. Т. 3. С. 349-390.

240. Жид А. Если зерно не умрет / А. Жид: пер. с фр. Е. Гречановой; Коммент. С. Зенкина //Собр. соч.: в 7 т. М.: ТЕРРА Книжный клуб, 2002. Т.7. С. 5-295.

241. Жид А. Плохо скованный Прометей / А. Жид: пер. с фр. М. Ваксмахера; Коммент. С. Зенкина // Собр. соч.: в 7 т. М.: ТЕРРА -Книжный клуб, 2002. Т.7. С. 283-335.

242. Жид А. Подземелья Ватикана / А. Жид: пер. с фр. М. Лозинского. СПб, Азбука, 2000. 318 с.

243. Жид А. Топи / А. Жид: пер. с фр. И. Сабовой, сост., вступ., ст. В. Никитина; Коммент. С. Зенкина, И. Сабовой // Собр. соч.: в 7 т. М.: ТЕРРА Книжный клуб, 2002. Т. 7. С. 107-175.

244. Жид А. Фальшивомонетчики. Тесные врата / А. Жид: пер. с фр. В. Никитина. М.: Прогресс, 1991. С 271-586.

245. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное / Аввакум // Древняя русская литература: Хрестоматия. М., 1988. С.396-404.

246. Золя Э. Творчество / Э. Золя // Собр. соч.: В 18 т. М., 1957. Т.11.

247. Каверин В.А. Художник неизвестен / В.А. Каверин // Собр. соч. В 8 т. М.: Художественная литература, 1980. Т.2. С.7-106.

248. Кузмин М.А. Форель разбивает лед / М.А. Кузмин // Избранные произведения. Л.: Художественная литература, 1990. С.283-294.

249. Леонов Л.М. Вор / Л.Н. Леонов. М.: Советский писатель, 1979.633 с.

250. Лесков Н.С. Детские годы / Н.С. Лесков // Собр. соч.: В 11 т. М., 1957. Т.5. С.279-450.

251. Мандельштам О. Э. Египетская марка / О.Н. Мандельштам. Собр. соч.: в 4 тт., М.: Терра-Терра, 1991. Т.2. С. 3-42.

252. Мандельштам О.Э. Конец романа / O.Q. Мандельштам. Собр., соч. в 4-х тт., М.: Тера-Терра, 1991. Т.2. С. 266-269. В работе оформляется следующим образом: Мандельштам 1991а.

253. Мандельштам О.Э. О природе слова / 0.31. Мандельштам. Собр., соч. в 4-х тт., М.: Терра-Терра, 1991. Т. 2. С. 241-259. Мандельштам 19916.

254. Мандельштам О.Э. Слово и культура / О.Э. Мандельштам. Собр., соч. в 4-х тт., М.: Терра-Терра, 1991. Т.2. С. 222-227.Мандельштам 1991в.

255. Мандельштам О.Э. Утро акмеизма / 0.3. Мандельштам. Собр., соч. в 4-х тт, М.: Терра-Терра, 1991. Т.2. С. 320-325.Мандельштам 1991г.

256. Мандельштам О.Э. Четвертая проза / O.D. Мандельштам. Собр., соч. в 4-х тт, М.: Терра-Терра, 1991. Т.2. С. 177-192. Мандельштам 1991д.

257. Мандельштам О.Э. Шум времени / О.Э . Мандельштам. Собр., соч. в 4-х тт, М.: Терра-Терра, 1991. Т.2. С. 45-108.Манделыитам 1991е.

258. Набоков В.В. Дар / В. Набоков Дар. Романы. Свердловск, 1990. С. 263-588.

259. Нерваль Ж. де. Дочери огня: Новеллы; Стихотворения / Ж. де Нерваль: пер. с фр. Н. Жирмунской. Л.: Художественная литература, 1985. 448 с.

260. Нерваль Ж. де. Путешествие на Восток / Ж. де Нерваль: сокр. пер. с фр. М. Таймановой. М, 1986.

261. Нурисье Ф. Украденный роман / Ф. Нурисье: пер. с фр. Л.Н. Токарева. М.: Текст, 2002. 143 с.

262. Паскаль Б. Мысли / Б. Паскаль: пер. с фр. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. 368 с.

263. Пастернак Б.Л. Доктор Живаго / Б.Л. Пастернак. Пермь, 1990.584 с.

264. Пиранделло Л. Шесть персонажей в поисках автора / Л. Пиранделло // Избранные произведения: пер. с ит. М, 1994. С.431-489.

265. Поэзия франг^узского сюрреализма: Антология: пер. с фр, сост., предисл, коммент. М. Яснова. СПб.: Амфора. 2004.

266. Пришвин М. Журавлиная родина /М.М. Пришвин // Собр. соч.: В 8 т. М, 1983. Т.З.

267. Пруст М. Против Сент-Бёва: статьи и эссе / М. Пруст: пер. с фр. Т.В.Чугуновой. М, 1999. 222 с.

268. Пруст М. Содом и Гоморра / М. Пруст: пер. с фр. Н.М. Любимова. М.: Республика, 1993. 496 с.

269. Пруст М, У Германтов / М. Пруст: пер. с фр. Н.М. Любимова. М.: Художественная литература, 1980. 647 с.

270. Пруст М. Беглянка/М. Пруст: пер. с фр. Н.М. Любимова. М.: КРУС, 1993. 336 с.

271. Пруст М. Обретённое время / М. Пруст: пер. с фр. А. Смирновой. СПб.: ИНАПРЕСС, 2000. 384 с.

272. Пруст М. Пленница / М. Пруст: пер. с фр. Н.М. Любимова. М.: Художественная литература, 1992. 432 с.

273. Пруст М. По направлению к Свану / М. Пруст: пер. с фр. Н. Любимова. М.: Художественная литература, 1973. 464 с.

274. Пруст М. Под сенью девушек в цвету / М. Пруст: пер. с фр. Н.М. Любимова. М.: Художественная литература, 1976. 554 с.

275. Руссо Ж-Ж. Исповедь / Ж-Ж. Руссо Исповедь. Прогулки одинокого мечтателя / Ж-Ж. Руссо: пер. с фр. Д. Горбова. Избранные сочинения. М.: Художественная литература, 1961. Т.З. С. 9-568.

276. Руссо Ж-Ж. Юлия, или Новая Элоиза / Ж-Ж. Руссо: пер. с фр. Н. Немчимовой, А. Худадовой. М.: Худож. лит., 1968. 774 с.

277. Салтыков-Щедрин М.Е. Господа ташкентцы / М.Е. Салтыков-Щедрин. Собр., соч. в 10. М., 1988. Т. 3.

278. Саррот П. Тропизмы. Эра подозрения / Н. Саррот: пер. с фр. Вступ. ст. А. Таганова. М., 2000. 448 с.

279. Саррот П. Золотые плоды / Н. Саррот: пер. с фр. Р. Райт-Ковалёвой. М.: Прогресс, 1969. 127 с.

280. Сартр Ж-П. Слова / Ж-П. Сартр // Избранные произведения: пер. с фр. М., 1992. С. 365-479.

281. Сартр Ж-П. Тошнота / Ж-П. Сартр // Избранные произвеления:пер. с фр. М, 1992. С. 17-176.

282. Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена / JI. Стерн: пер. с англ. А.А. Франковского. М.: ACT: ЛЮКС, 2005. 589 с.

283. Стерн Л. Письма Йорика к Элизе / Л. Стерн // Сентиментальное путешествие по Франции и Италии: пер. с англ. А.А. Франковского. СПб.: Лимбус Пресс, 1999. С. 283-306.

284. Фильдинг Г. История Тома Джонса, Найдёныша / Г. Фильдинг: пер. с англ. М.: Художественная литература, 1973. 879 с.

285. Хаксли О. Контрапункт. О дивный новый мир. Рассказы / О. Хаксли: пер. с англ. Г. Анджапаридзе. М.: Радуга, 2000. 624 с.

286. Шкловский В.Б. Zoo, или Письма не о любви / В.Б. Шкловский. Собр., соч.: в 3 т. М.: Художественная литература, 1973. Т. 1. С. 163-230.

287. Шкловский В.Б. Сентиментальное путешествие / В.Б. Шкловский. М, 1990.

288. Шкловский В.Б. Гамбургский счёт: Статьи воспоминания -Эссе (1914-1933) / В.Б. Шкловский. М.: Советский писатель, 1990. 544 с.

289. Шкловский В.Б. О теории прозы / В.Б. Шкловский. М.: Советский писатель, 1983. 384 с.

290. Шкловский В.Б. Техника писательского ремесла / В.Б. Шкловский. М, 1927.

291. Шлегелъ Ф. Люцинда / Ф. Шлегель // Избр. проза немецких романтиков: в 2 т. М, 1979. Т.1.

292. Элиот Т.С. Бесплодная земля. Избранные стихотворения и поэмы / Т.С. Элиот: пер. с англ. А. Сергеева. М, 1971.

293. Эренбург ИТ. Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников. / И.Г. Эренбург // Собр. соч. в 9. М, 1962. Т. 1.

294. Aragon L. Anicet ou le panorama / L. Aragon. Paris : Gallimard, 1936. 197 p.

295. Breton A. L1 amour fou / A. Breton. Paris: Gallimard, 1980. 138 p.

296. Breton A. Nadja / A. Breton. Editions Gallimard, 1964.181 p.

297. Gide A. Journal des Faux- Monnayeurs / A. Gide. Paris: Gallimard 1927. 148 p.

298. Gide A. Les Faux-Monnayeurs / A. Gide. Paris: Gallimard, 1995.380 p.

299. Nerval G.de. Aurelia. Pandora / G. de Nerval. Paris : Flammation, 1998.97 р.

300. Proust M., Gide A. Lettres / M. Proust, A. Gide. Bruxelles, 1988.129 p.

301. Proust M. A la recherche du Temps Perdu / M. Proust. Paris: Gallimard, 2000. 2408 p.