автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Традиционная японская идентичность

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиционная японская идентичность"

На правах рукописи

КАРИБЭ ЁСИХИТО

ТРАДИЦИОННАЯ ЯПОНСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ (С ДРЕВНИХ ВРЕМЕН ДО ЭПОХИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ)

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история (Новое и новейшее время)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва - 2004

Диссертация выполнена в Центре японских исследований Института востоковедения РАН

Научный руководитель - доктор экономических наук

Рамзес В.Б.

Официальные оппоненты - доктор исторических наук

Черевко К.Е.

кандидат исторических наук Чугров С.Ф.

Ведущая организация: Институт философии РАН

Защита состоится «21 » июня 2004 г. в 11 ч. на заседании диссертационного совета Д.002.042.04 по историческим наукам в Институте востоковедения РАН по адресу (Москва, ул. Рождественка, 12)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института востоковедения РАН (Москва, ул. Рождественка, 12)

Автореферат разослан « 19 » июня 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат исторических наук Шарипова Р.М.

© Институт востоковедения РАН, 2004

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Глобализация, в процесс которой Япония втягивается все более высокими темпами, оказывает на страну и ее народ беспрецедентно разностороннее воздействие. Создавая так называемые общемировые системы, взаимодействующие с внутристрановыми системами напрямую, минуя государственные структуры, она нацеливается на ликвидацию местных регуляционных предписаний и образование единого для всех свода международных правил, охватывающих весьма обширную зону - от экономических и политических институтов до промышленных стандартов.

Одновременно глобализация интенсивно воздействует на национальную психологию, на национальное сознание в целом, стремясь заменить их специфические черты неким унифицированным комплексом с отчетливо западным, прежде всего американским, оттенком.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что масштабы и глубина уже происходящих и предстоящих метаморфоз, необходимых для плодотворного подключения Японии к строительству глобализационной эпохи, внушают японскому обществу почтительный страх.

Мало того, что метаморфозы эти означают неминуемый отказ от тех элементов послевоенной экономической модели (например, целенаправлен -ное государственное вмешательство в функционирование хозяйственного механизма, уникальные приемы фирменного управления, эффективно действующие производственно - сбытовые объединения кэйрэцу и др.), которые помогли вывести страну из разрухи и поставили ее в ряд ведущих мировых держав.

Они чреваты выхолащиванием системы традиционных и необыкновенно стойких, несмотря на многочисленные атаки извне и изнутри, моральных ценностей, на которых, собственно, зиждется и в которых воплощается японская идентичность.

Идентичность - категория, затаенная в подкорке индивидуального сознания и обозначающая, кем именно видит себя индивид, как именно он себя оценивает, с какими именно этическими нормами он себя ассоциирует, чем именно определяются его бивехиористские установки на уровне семьи, места работы и общества. Идентичность, естественно, является атрибутом сознания личности, принадлежащей к любой нации. Следует подчеркнуть, однако, что она чрезвычайно важна как раз для японцев с их комплексами островной отъ-единенности от остального мира, соответственной противопоставленности ему и автоматической неполноценности.

Вероятно, в силу этих обстоятельств индивидуальная идентичность каждого отдельного японца оказалась практически тождественной идентичности коллективной, т.е. присущей подавляющему большинству народонаселения.

Коль скоро глобализация направлена в конечном итоге и на резкое ослабление, а то и стирание идентичности той или иной нации, на складывание ее единого общемирового варианта, эта перспектива сильно беспокоит японцев вообще и научную общественность страны в частности.

Исследования традиционной японской идентичности приобретают в подобных условиях исключительную актуальность, и их важное значение подчеркивается оживленными и острыми дискуссиями с участием экономистов, политологов, социологов, историков, предпринимателей и политиков.

Проблемы, связанные с сущностью традиционной японской идентичности и с возможностью ее утраты, что было бы, по мнению многих экспертов, равносильно исчезновению японского народа как такового, неизменно поднимаются в средствах массовой информации и подаются в на редкость алармистской форме.

Не будет преувеличением сказать, что тема традиционной японской идентичности выдвинулась в число видных объектов внутриполитической борьбы, которая отличается высоким эмоциональным накалом и в которой главная линия "фронта" разделяет националистов всех мастей и космополитов, обменивающихся суровыми обвинениями, хотя те и другие стараются выступать радетелями незамутненного духа японского народа. Динамика и исход этой борьбы, безусловно, способны отразиться и на отношениях Японии с окружающей ее внешней средой.

В свете вышеизложенного предлагаемая вниманию читателей работа представляется предельно своевременной, полностью отвечающей жестким требованиям судьбоносного момента японской истории. Дополнительный и достаточно весомый "заряд" актуальности придает работе анализ генезиса японской идентичности, ее места, роли и относительной стабильности на протяжении многих веков.

Думается, что проблемы национальной идентичности, как никогда раньше, актуальны и для постсоветской России. Без ее формирования и утверждения поступательное развитие страны в наиболее желательных направлениях, окончательное преодоление рудиментов замкнутости и ксенофобии, подлинная и по - настоящему необратимая интеграция в международное сообщество выглядят нереальными. Данная работа дает в этом плане немало поучительных уроков.

Предметом исследования явились судьбы традиционной японской идентичности начиная с древности и кончая нынешней эпохой глобализации на фоне событий общемирового порядка.

Объект исследования - традиционная японская идентичность, ее воздействие на различные аспекты жизни древней, средневековой и современной

Японии, включая экономику, внутреннюю и внешнюю политику, социальные конструкции, культуру. Наряду с этим изучается и оказываемое по каналам обратной связи влияние внутренних и внешних факторов на традиционную японскую идентичность, обусловливающее ее определенные изменения.

Из наиболее стойких проявлений традиционной японской идентичности выделяется схожесть ранней Японии с сельской общиной, характеризовавшейся длительным совместным проживанием ее членов и нерушимой гармонией, которая опиралась на изначально позитивные посылки. В соответствии с ними император воспринимался как отец, императрица - как мать, а народ -как дитя.

Проявлялась традиционная японская идентичность и в бессознательном восприятии японцами себя как части комфортного пирамидального общества - императорской системы, на которую невозможно и нельзя покушаться. Надо сказать, что таковая идентичность известное время наблюдалась в сознании и чувствах довольно крупных контингентов населения Японии даже по окончании Второй мировой войны. Во всяком случае отождествление пирамидальной императорской системы Японии с "Японией - единой семьей" помогло трансформировать тотально милитаристские устремления государства военных лет и создать экономическую систему, способствовавшую возрождению и процветанию страны.

Традиционная японская идентичность оформлялась в условиях существования в стране двух культур. Первая - это коренная японская культура дзё-мон, вторая - культура яёи, фактически пришедшая с азиатского континента.

Культура дзёмон - это культура, "впечатанная" в бессознательное и глубинное сознание японцев, культура общества, в котором отсутствуют устремления к господству и действуют принципы единения одних людей с другими, принципы взаимного уважения и совместного процветания, оптимального распределения социальных ролей и взаимовыгодного сосуществования. Это так называемая горизонтальная культура, твердыней которой является общество - семья во главе с императором и которая находится в неразрывном единении с природой.

Что же касается культуры яёи, то она породила вертикальное дискриминационное общество с сильным стремлением к господству, проистекавшем из характерного для азиатского континента "закона джунглей".

Соперничество носителей этих культур буквально пронизывает историю древней, большей части средневековой Японии и Японии так называемого нового времени. В этом соперничестве верх чаще одерживали носители культуры яёи, что производило негативный эффект на традиционную японскую идентичность главным образом вследствие внедрения в общество начал строгой сословности. С носителями этой культуры связан и приход в Японию буддизма, который, особенно на первых порах, явил собой антитезу исконной японской религии - синто с его близостью к чертам культуры дзёмон.

Проникновение в Японию культуры яе'и было лишь одним из первых примеров внешних воздействий на страну, приносивших с собой, как правило, больше неблагоприятных, чем благоприятных для нее последствий и постоянно грозивших более или менее чувствительной "порчей" традиционной японской идентичности.

Другим таким примером правомерно считать прибытие к японским берегам португальцев, а затем испанцев, которые комбинировали установление чисто коммерческих контактов с ввозом огнестрельного оружия, прозелист-ской миссией и планами покорения Японии посредством ее христианизации.

Далее последовали насильственное открытие страны эскадрой американского коммодора Перри, навязывание ей неравноправных договоров великими державами (Англией, Францией, Россией, Соединенными Штатами) и вестернизация эпохи Мэйдзи, в ходе которой несомненно полезные научно -технические заимствования сопровождались гипертрофированным распространением прагматизма и рационализма в ущерб традиционной японской идентичности, а также самурайскому духу с его подавлением личных страстей, бескорыстием и полной отреченностью от собственного "я".

Вестернизация эпохи Мэйдзи сменилась американизацией в период, открывшийся окончанием Второй мировой войны. Она опять - таки ознаменовалась перенесением на японскую почву множества достижений западной цивилизации - от технических и технологических новинок, неведомых Японии по причине отрезанности от центров научной мысли в военные годы, до демократических устоев, преданных забвению милитаристами, захватившими ключевые позиции в сфере управления страной. Однако и американизация, во время которой Японию захлестнул могучий поток поп - культуры, глубоко чуждой традиционным представлениям японцев, обернулась шокирующими ударами по их традиционной идентичности. Если быстро и необратимо сокращавшемуся числу ее носителей и удалось в короткие исторические сроки восстановить и беспримерно развить национальный хозяйственный потенциал, то слепому следованию сугубо материалистическим, ориентированным лишь на извлечение прибыли и личное обогащение, антигуманным и эгоистичным компонентам американской морали, которые нашли отклик в широких народных массах, страна оказалась не в состоянии противостоять.

Эта тенденция многократно усилилась с развертыванием глобализаци-онного процесса и выработкой глобальных стандартов, которые резко контрастируют с извечными японскими моральными ценностями, воплощаемыми традиционной японской идентичностью. В то время как японские моральные ценности взывают к сотрудничеству человека с человеком, к их неразрывному единению, к укреплению и развитию жизненного потенциала, к отзывчивости, заботе о других и сочувствию, вселяют в сознание человека ощущение счастья, глобальные стандарты опираются на макиавеллиевский реализм, на предпосылку о доминировании в мире "закона джунглей" и не будят в душах ни теплого, вызывающего слезы сочувствия, ни отзывчивости, ни заботы о

других. Тем не менее под мощным давлением средств массовой информации все большее число японцев, особенно из молодежных прослоек, обращается к этим стандартам, солидаризируется с ними, использует их во всевозможных жизненных ситуациях и таким образом утрачивает традиционную японскую идентичность, отрывается от национальных корней, от своей самобытности.

Проведенный в работе анализ позволил дать строго объективную оценку традиционной японской идентичности на фоне формообразующих событий в области истории, экономики, политики и культуры Японии, имевших место практически за все время ее существования.

Цели и задачи исследования. Целью настоящего диссертационного исследования является всесторонняя характеристика традиционной японской идентичности на всем протяжении истории Японии, факторов внутреннего и внешнего воздействия на нее и перспектив ее эволюции в эпоху глобализации

Постановка такой цели предполагает решение следующих конкретных

задач:

- Рассмотреть основные черты концепции традиционной японской идентичности и оценить ее соответствие действительному положению вещей;

- Проследить фазы процесса формирования и развития традиционной японской идентичности на протяжении документированной истории Японии (древние, средневековые, так называемые новые и новейшие времена) и подвести его итоги;

- Определить реальное соотношение позитивных и негативных последствий воздействия внутренних и внешних факторов на традиционную японскую идентичность;

- Выявить особенности морально - психологических аспектов интернационализации и глобализации как предвестников стирания национальных идентичностей и образования общемировой, унифицированной идентичности;

- Сформулировать фундаментальные различия между глобальными стандартами и японской системой моральных ценностей, воплощаемых традиционной японской идентичностью;

- Наметить возможные варианты курсов движения восточной и западной цивилизаций (столкновение, слияние) и установить место и роль Японии в рамках этого движения;

- Показать сдвиги в традиционной японской идентичности, происходящие на старте XXI в. и дающие себя знать в области отношений коллектива и индивида, прав человека и моральных ценностей.

Степень разработанности темы и новизна исследования. Научных трудов и теоретических разработок японских, английских и американских авторов, так или иначе касающихся проблем традиционной японской идентичности, опубликовано в Японии немало. Особо ценными для диссертанта оказались исследования таких японских авторов, как Я. Аоки, Ё. Ватанабэ, К. Кодама, М. Кимото, С. Кумон, К. Кусака, Т. Овада, К. Ока, Т. Охаси, Т. Сайго,

С. Сираянаги, Р. Сугавара, О. Судзуки, Ю. Фукудзава, Т. Ягири, К. Ямаока и др. Применительно к тематике диссертационного исследования были широко использованы труды таких европейских и американских авторов, как Р. Бенедикт, Ф. Бэкон, П. Бьюкенен, Д. Кин, Дж. Локк, Т. Моор, О. Конт, Дж. Ору-элл, Р. Оуэн, Платон, Э. Рейшауэр, Л. Силвер, П. Стайн, Э. Уоткинс, С. Фурье, А. Хаксли, С. Хантингтон и др.

Автору настоящей работы неожиданно представилась также возможность ознакомиться с переведенными на японский язык резюме близких к интересующей его тематике трудов ряда российских японоведов (С. Арутюнова, М. Герасимовой, Т. Григорьевой, В. Еремина, Л. Кареловой, Г. Комаровского, А. Мещерякова, В. Молодякова, Э. Молодяковой, В. Рамзеса, А. Садоковой, К. Черевко, С. Чугрова), принадлежащих к разным поколениям.

В этих трудах традиционная японская идентичность изучается в качестве незаменимого подспорья при решении практически всех значимых задач, связанных с текущим состоянием духовного мира Японии, с наиболее явными изменениями его основ, с вероятными перспективами его дальнейшей эволюции.

Отдавая должное крупному вкладу, внесенному традиционной японской идентичностью в успехи Японии на важнейших этапах ее истории (особо выделяется ими послевоенное экономическое чудо), большая часть российских японоведов полагает, что идентичность эта продолжает пребывать в целости и сохранности, по крайней мере, во внутренней, недоступной постороннему глазу зоне индивидуального сознания, обозначаемому словом "ути ".

Кроме того, многие из них, подобно японским коллегам, делают основной упор на ситуацию с традиционной японской идентичностью в позднем средневековье и в новое и новейшее время, стараясь не входить в подробности ее формирования в глубокой древности с ее теснейшим переплетением мифов, в которых, впрочем, преломились какие - то не дошедшие до нас события, и документально подтвержденных реалий.

Новизна диссертационной работы состоит, прежде всего, в том, что это - первое в Японии и России исследование традиционной японской идентичности, хронологические горизонты которого охватывают всю, без каких - либо изъятий многовековую историю страны и которое дает законченную, панорамную картину изменений психологического настроя японского народа.

Совершенно новым является и предлагаемое в работе видение переломных моментов японской истории, когда страна становилась объектом недюжинных усилий, направленных на проведение далеко идущих реформ по чужеземным шаблонам (китайским, христианским, западноевропейским, американским).

При неоспоримых достоинствах затевавшихся преобразований они провоцировали в прошлом и провоцируют в настоящем прогрессирующую, а потому и в высшей степени опасную эрозию традиционной японской иден-

тичности и в этой своей ипостаси заслуживают по большому счету негативной оценки.

В работе, далее, зафиксирован новый подход к феномену более чем 250 - летнего закрытия Японии от внешнего мира при токугавском сёгунате, лицо которого, как выясняется, определяется не якобы доведенной до абсурда регламентацией социально - экономических отношений и повседневного быта, не беспредельным произволом воинского сословия, не общей косностью и застоем, а стабильностью положения страны в условиях длительного мира, наступившего вслед за эпохой "воюющих государств" и стимулировавшего уверенный прогресс сельскохозяйственного производства, ремесел, первых промышленных предприятий, торговли и образования.

Теоретическая и методологическая базы. Теоретическую и методологическую базы исследования составили монографии, журнальные и газетные статьи современных японских авторов и авторов прошлого, материалы из японских государственных и частных архивов, законодательные акты разных эпох, историко - литературные источники, летописи.

Автор широко использовал системный и междисциплинарный подходы, проблемно - хронологический метод и метод сравнительного анализа. Он предложил также собственный многофакторный подход, предусматривающий поиск и выделение в общем массиве экономической, политической, социологической, юридической, культурной и литературной информации те ее биты, которые имеют прямое или косвенное отношение к характеристике традиционной японской идентичности.

Наиболее существенные положения, выносимые автором диссертационного исследования на защиту:

I. Традиционная японская идентичность как важный фактор долговременной сплоченности японского общества.

II. Многовековая конфронтация носителей культуры дзёмон и носителей культуры яёи и ее последствия для традиционной японской идентичности.

III. Негативный характер воздействия на традиционную японскую идентичность проникновения в Японию чужеземных цивилизаций (китайской, христианской, западноевропейской и американской).

IV. Позитивная роль закрытия Японии в сохранении и укреплении традиционной японской идентичности.

V. Подрыв японской системы моральных ценностей, воплощаемых традиционной японской идентичностью, в условиях интернационализации и глобализации.

VI. Первостепенное значение революции информационных технологий для дальнейших перспектив традиционной японской идентичности.

Практическое значение. Положения и выводы диссертационного исследования могут оказаться полезными при подготовке диссертационных и монографических трудов по истории, экономике, внутренней и внешней политике, социальным и этно - психологическим проблемам Японии. Материа-

лы работы могут быть также использованы при разработке лекционных курсов и пособий в ряде высших учебных заведений, в том числе Институте стран Азии и Африки при МГУ, Московский государственный институт (университет) международных отношений МИД России, Практическом институте востоковедения. Ими могут заинтересоваться специалисты Института востоковедения РАН, Института Дальнего Востока РАН, Института мировой экономики и международных отношений РАН.

Апробация результатов диссертационного исследования. Выводы и положения диссертационного исследования были апробированы в следующих формах:

I. Диссертационное исследование обсуждалось на заседании редакционной коллегии журнала "Яматоидзуму" и получило положительную оценку. И. Результаты диссертационного исследования были использованы в лекционном курсе, проведенном автором в Токийском институте иностранных языков.

III. По теме диссертационной работы автор опубликовал четыре статьи в журнале "Яматоидзуму".

Структура диссертации. Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

2. Основное содержание работы.

Во Введении обосновывается выбор темы, намечаются хронологические рамки исследования, подчеркиваются его актуальность и новизна. Особо выделяется важность изучения традиционной японской идентичности в настоящее время, характеризуемое рядом серьезных вызовов, которые бросает Японии глобализационный процесс с его однополярной направленностью и явственно западным, прежде всего, американским оттенком.

Такие черты указанного процесса объясняются не только военным могуществом и сильнейшим политическим давлением Запада, но и магнетической привлекательностью его жизненного стиля, за блестящей витриной которого скрываются многочисленные пороки. В их числе бездушный коммер-ционализм, эгоистический нигилизм, безудержная жажда наживы, чудовищное властолюбие.

В этой обстановке перед страной и ее народом встают небывало трудные, но требующие оперативного решения вопросы : "Перестанут ли японцы быть японцами и полностью откажутся от своей исконной дзёмоновской культуры?", "Сольются ли они с европейцами и американцами в управляемом последними глобализационном процессе?", "Не закроют ли они снова страну и попытаются вернуться к своим истокам, к возрождению традиционной идентичности в чистом виде, разминувшись с глобализационным процессом и отправившись по самобытному пути развития?".

Ответы на эти вопросы и помогает найти тщательное изучение традиционной японской идентичности.

Первая глава посвящена истории формирования традиционной японской идентичности и ее судьбам с древних времен до реформ, осуществленных после окончания Второй мировой войны.

В древности этот процесс, отраженный в анналах "Кодзики" и "Нихон сёки", где многие мифы очевидным образом опираются на реальные события, развивался в условиях острого соперничества между носителями исконной японской культуры дзёмон, т. е. культуры аборигенов Японии, и носителями культуры яёи, пришедшими в страну с Корейского полуострова.

Носители культуры дзёмон с ее сильным акцентом на взаимное уважение, равноправие и сосуществование ассоциировались с "небесным кланом богини Аматэрасу", базой которого служила гористая местность Хида. Носители культуры яёи с ее сильным акцентом на господство социальной сословности ассоциировались с кланом Идзумо и считали себя потомками бога Оку-нинуси - но ками.

Соперничество кланов, каждый из которых старался "вылепить" в сознании народа наиболее устраивавший их образ идентичности, шло с переменным успехом, но при общем преимуществе носителей культуры яёи.

Первоначально покоренные кланом Аматэрасу яёивские силы Идзумо сблокировались с Китаем и Кореей, нанесли клану "небесной династии" тяжелые удары, и на протяжении примерно 300 лет - от первого императора Дзимму до десятого императора Такахито - фактически имело место подчинение ими политики и храмовой службы в Ямато (пункте будущей столицы). В результате наряду с храмами найку, посвященными Аматэрасу, возникли храму гэку, посвященные Окунинуси - но ками и внедрявшие в массы свой тип идентичности.

Пришествие в Японию буддизма, выступившего на первых порах противовесом исконной японской религии - синто, также явилось эпизодом соперничества кланов Аматэрасу и Идзумо (последний всемерно содействовал водворению в страну новых религиозных канонов).

Кульминационным моментом соперничества обоих кланов явилась битва у Хакусонко, с помощью которой предполагалось защитить клан "небесной династии" и, соответственно, несущие конструкции культуры дзёмон. Битва, однако, была проиграна, и люди, отстаивавшие истинный дух этой культуры с ее принципами сосуществования и совместного процветания, а также отказывавшиеся подчиняться связанным с Китаем и Кореей яёивским силам, стали подвергаться дискриминации и преследованиям. Их сбросили на низшую ступень социальной лестницы.

Японское средневековье, начавшееся примерно со времени установления камакурского сёгуната в 1192 г., было поистине самурайской эпохой. Его сделало таковым бусидо - кодекс самураев, в котором заключены квинтэссен-

ция, сокровенная суть японского духа, рафинированная традиционная идентичность.

Примечательна, в частности, философия военного дела, изложенная средневековыми авторами в канонических текстах и как нельзя лучше отображающая традиционную японскую идентичность. В японском военном деле нет ничего, противоречащего природному промыслу, как нет такового в разбивании птенцом скорлупы и его прыжке наружу; в деле этом нет ничего противоестественного, оно предельно уравновешенно, ему абсолютно чужды личные страсти, его правомерно относить к категории природных феноменов, лишенных эгоистических устремлений, каких бы то ни было намеков на корысть и отличающихся полной отреченностью от собственного "я".

В середине XVI в. традиционной японской идентичности пришлось пройти суровое испытание на прочность ввиду прибытия в страну португальцев и испанцев, которые, с одной стороны, доставили огнестрельное оружие, а с другой - христианские догматы. Оба "гостинца" представляли собой огромный соблазн для населения Японии - первый в основном интересовал правящие элиты (и обладателей власти в центре, и местных князей - даймё), второй искушал и верхи, и низы.

Ф. Ксавье, второе лицо в иезуитском Обществе Иисуса, начал активно распространять христианство, но главной его целью было не само по себе обращение японцев в новую веру, а покорение Японии с помощью этого обращения. Миссионеры из Общества Иисуса побудили даймё нескольких регионов и сегуна Ода Нобунага признать за ними право на пропаганду христианства в обмен на поставки пороха.

Они хотели склонить Нобунага к крещению, к изданию указа о превращении христианства в государственную религию и к объединению Японии с помощью пороха и оснащенных огнестрельным оружием войск, после чего Общество Иисуса полновластно правило бы стране, используя сёгуна в качестве марионетки. Реализация этого замысла означала бы конец традиционной японской идентичности. Но Нобунага отказался креститься, и, по - видимому, его убийство было актом мести иезуитов.

Следующий сёгун - Тоётоми Хидэёси, - судя по всему, лучше осознавал угрозы независимости Японии и традиционной японской идентичности, исходящие от иезуитов, и, согласно одной версии, его походы в Корею преследовали цель ликвидации португальской власти в Макао и пресечения дальнейшей деятельности Общества Иисуса. Только предательство одного из военачальников Хидэёси, бывшего приверженцем иезуитов, помешало успеху этого предприятия.

Учтя обстоятельства данного толка, сопровождавшие правления Нобу-нага и Хидэёси, Токугава Иэясу предпринял решительные меры для подавления в стране беспорядков, в которых порох и огнестрельное оружие, импортировавшиеся с Запада, играли видную роль, а также запретил христианство и ввел систему пассивной изоляции Японии от внешнего мира. Тем самым он,

между прочим, уберег от коллапса систему моральных ценностей, воплощаемых традиционной японской идентичностью.

Свержение сёгуната Токугава оппозиционно настроенными даймё из княжеств Сацума и Тёсю, которые вступили в союз с представителями западных держав и отечественными купцами - христианами, открыло процесс трансформации традиционной культуры Японии по пути вестернизации. На сей раз традиционная японская идентичность начала сдавать под всесокрушающим напором совершенно новых реалий.

В массе исторических книг, ввозившихся с самых первых лет эпохи Мэйдзи, тогдашняя западная цивилизация, подчинявшая себе весь мир, внешне выглядела продуктом "гражданской революции". Получалось так, что для приобретения права принадлежать к этой цивилизации Японии была необходима такая революция.

Ею бредили молодые честолюбивые японцы, презиравшие тех, кто не был готов восхвалять ни "славную революцию" Кромвеля, ни "великую французскую революцию", ни европейские революции 1848 г., ни даже бескровную революцию в США. Молодежь называла их ретроградами, неудачниками, людьми, не способными найти себя в новой жизни.

Между тем западная цивилизация того времени являлась в конечном счете цивилизацией западного империализма, а западные державы - империалистическими государствами. Вхождение Японии в компанию Запада означало для нее восприятие империализма западного образца, взятие на вооружение макиавеллизма, основанного на плетении интриг, на принципе "цель оправдывает средства" и диаметрально противоположного бусидо и другим-компонентам традиционной японской идентичности.

Среди многих преобразований эпохи Мэйдзи, шедших вразрез с этой идентичностью, отдельного упоминания заслуживает отмена действовавшего на протяжении 1200 лет "Указа о запрете употребления в пищу мяса убитых животных" и еще более древнего Лунного календаря, которые соответствовали принципам гармоничного сосуществования с природой, гласившим, что "все действия в этом мире должны отвечать указанным нам дневным светилом великим законам природы".

В области внешней политики правительство Мэйдзи опустилось до согласия с экспансионистским курсом западных держав и стало следовать ему. Такой поворот положил конец самурайскому сословию и низвел страну во власть слабого и презираемого купечества. Конечно, часть японцев лишь облачалась в панцирь западного прагматизма и рационализма, сохраняя традиционную японскую идентичность, но большинство, включая, что особенно важно, высших руководителей страны и властителей дум, уповали на Запад как на символ могущества и богатства и начали искать идентичность в западной культуре, в западной цивилизации.

Тем не менее во время Второй мировой войны традиционная японская идентичность дала о себе знать самим фактом длительности японского проти-

востояния державам - союзникам. В те годы упокоились души бесчисленных героев. Находясь в составе отрядов особого назначения, они самоотверженно сражались за Родину и японский народ и вылетали на боевые задания с запасом топлива в один конец. Этот унаследованный с древних времен дух полной отреченности от собственного "я", требующий не пассивного беспокойства об окружающих, а активной помощи им в обретении счастья, и есть дух Ямато.

Поражение во Второй мировой войне, оккупация Японии американскими войсками, серия реформ, проведенных их' командованием, драматически интенсифицировали процесс идентификации японцев с западной цивилизацией. Только если прежде процесс этот носил западноевропейскую окраску, то теперь в нем стал преобладать американский колер.

Шок от проигранной войны, пересмотр, казалось бы, незыблемых устоев японского общества (законодательной, судебной и административной систем, системы образования и семейной системы), ликвидация абсолютистского правления, аграрная реформа, роспуск дзайбацу, наказание вчерашних авторитетных лидеров страны - все это не могло не затронуть традиционную японскую идентичность, не создать угрозу дискредитации ее составляющих.

Не секрет, что в первые послевоенные годы крупные контингенты населения, что называется, оторвались от национального идеала, попытались изобразить из себя людей Запада, избрать своими путеводными звездами американский практицизм и рационализм. К счастью, в Японии того периода оставалось немало приверженцев традиционной японской идентичности, причем концентрация их была особенно высокой в предпринимательских кругах.

Именно эти люди повели борьбу за возвращение страны в международное сообщество, за возрождение японской экономики, за благосостояние японского народа и за реабилитацию высоких принципов традиционной японской идентичности. Следуя духу Ямато, и "Мацусита", и "Хонда", и "Сони" и другие ведущие компании внесли в свои уставы положения, обязывающие фирменную администрацию включить в число важнейших приоритетов материальную и духовную заботу о своих сотрудниках, уважение к человеку и ознакомление всего мира с красотой японских идей. Руководителям этих компаний удалось вернуть в лоно истинных представителей своего народа достаточное для свершения экономического чуда количество "заблудших" соотечественников, воскресить в них пиетет к традиционной японской идентичности, что внесло колоссальную лепту в дело присоединения Японии к клубу великих держав.

Во Второй главе рассматривается многоплановое воздействие интернационализации и глобализации на традиционную японскую идентичность в конце XX - начале XXI в.

Интернационализация и глобализация - знамения нынешнего времени. Они находятся в неразрывном, но глубоко противоречивом единстве. Самым наглядным, т.е. внешним, их проявлением служит свободное перемещение

через национальные границы капиталов, товаров, информации и людей, значительно ускорившееся с начала 80-х годов XX в. и обозначившее стремительное повышение степени взаимозависимости государств.

Но если интернационализационный процесс опирается на предпосылку о незыблемости государственного суверенитета и межгосударственные переговоры, имеющие в виду согласование национальных интересов, то в основе процесса глобализационного лежат транснациональные, или супранациональ-ные, действия, в сущности игнорирующие государственный суверенитет.

Действия эти осуществляются не по чьему - либо злому умыслу. Они обусловлены возникновением многозначительных процессов и явлений общепланетарного "калибра". Среди них - бурное развитие средств транспорта и связи, прежде всего, информационных технологий; операции гигантских многонациональных корпораций; создание кредитно - финансового рынка, функционирующего круглосуточно и мгновенно перебрасывающего огромные суммы в любую точку мира; возникновение общемировых и требующих срочного решения экологических кризисов; рост неустойчивой занятости, опять - таки охватывающей весь мир; появление колоссального количества эмигрантов и иммигрантов, иностранных рабочих и беженцев. С этими проблемами и явлениями не в состоянии справиться национальные государства, ввиду чего зоны их компетенции автоматически сокращаются.

Новые нормы и институции (от правил, определяющих права человека, до органов, ведающих присвоением квалификации), пересекающие государственные границы, начинают использоваться в качестве атрибутов общемирового режима, источающих влияние и власть за рамками существующих межгосударственных систем. Усиливается ощущение единого мира, в котором земляне сталкиваются с одинаковыми проблемами и разделяют одинаковый опыт, а события в каком - то одном уголке планеты оказывают сильнейшее воздействие на людей, находящихся далеко от него. Земной шар, равно как и оперативное пространство национальных государств, словно сжимаются.

Иначе говоря, формируются глобальные стандарты, которые возвышаются над национальными государствами и которые в нынешней обстановке беспредельного могущества Соединенных Штатов усиливают тенденцию к охвату всего мира западной (читай - американской) культурой и западным (читай - американским) капитализмом.

С точки зрения традиционной японской идентичности, глобальные стандарты в их теперешнем варианте выглядят проявлениями либо макиавел-лиевского прагматизма, при котором господствует закон джунглей и спасается, побеждает только сильный, либо холодного, бесчувственного реализма, выражающегося в фирменной реструктуризации с ее массовыми увольнениями и интенсификацией труда.

Спора нет, неопределенно большое число японцев признает разделение на победителей и побежденных, страстно желает попасть в компанию первых,

тянутся к борьбе за победу, ощущают в себе склонность к участию в ней. Однако традиционная система моральных ценностей, воплощаемых традиционной японской идентичностью, придает неизмеримо большее значение не борьбе за победу, а благополучной жизни для всех, зажиточности и доброму здравию, возможности свободно дышать и наращивать жизненный потенциал, т.е. сосуществованию, сопроцветанию и полной отреченности от собственного "я".

Глобальные стандарты, глубоко чуждые традиционной японской идентичности, а то и несовместимые с ней и таким образом нацеленные на ее выхолащивание и эвентуальную замену идентичностью унифицированной, лишенной национальной принадлежности, порождаются в избытке потоками информации, не ведающими государственных границ. Классическими видами продуктов, выдержанных в стиле этих стандартов, являются, например, кино, телевидение, видео, музыка, журналы, мода, игры, спорт, туризм, тематические парки и т.д. Они теснят традиционную японскую идентичность и заполняют возникающий вакуум представлениями, буквально калечащими духовный мир японцев. Допустимо утверждать, что средствами массовой информации управляется процесс промывки мозгов японцев, что они становятся жертвами зомбирования.

К примеру, появляются японцы с чрезвычайно низким болевым порогом, со стремлениями идти в жизни легкими путями, для чего не нужны такие качества, как решительность, выдержка, способность лелеять большие мечты. Отмечается отсутствие у них долговременных и четких жизненных целей, и, напротив, "присутствие" порывов к сиюминутным наслаждениям, желаний жить только сегодняшним днем. Начали встречаться и японцы, для которых главными мерилами суждений о моральных ценностях стали расчетливость, корыстолюбие, соотношение прибылей и убытков, что свидетельствует о взлете узкого эгоцентризма, о грядущем воцарении нигилистического общества.

Основные компоненты традиционной японской идентичности испытывают и нарастающий напор мероприятий японских компаний, которые в порядке борьбы с чуть ли не хронической рецессией, за выживание реализуют стратегию комплексной рационализации управления с такими ее элементами, как реструктуризация, реорганизация производственных процессов, всестороннее сокращение издержек и т.д. Массовые увольнения, побуждения к добровольной отставке работников, не достигших пенсионного возраста, снижение размеров вознаграждения сотрудников, наем вместо постоянных временных работников и т.п. разрушают механизм контроля над персоналом, отлично зарекомендовавший себя в годы экономического чуда, и тем самым элиминируют практику перенесения на предприятия семейной атмосферы, олицетворяемой системами пожизненного найма и оплаты по старшинству и идеально соответствующей традиционной японской идентичности.

В Третьей главе проведено широкое сопоставление особенностей развития мировых цивилизаций с целью определить их системы моральных ценностей, воплощаемых традиционными идентичностями.

Человечество создало множество выдающихся цивилизаций, но каждая из них, даже если ее история насчитывала тысячи лет, неизбежно оказывалась в тупике и тем или иным образом погибала. Цивилизации, с этой точки зрения, выглядят формами анормально разросшихся биологических популяций, особи которых на определенном этапе уничтожают друг друга. Человечество не в состоянии преодолеть или взять под контроль социальные противоречия порожденных им самим выдающихся цивилизаций. Оно знает, что в основе этого зла лежит эгоизм классов, предприятий, государств и целых народов, но на протяжении многих тысячелетий, миновавших с древних времен, не может по - настоящему понять данное обстоятельство и найти эффективные средства выхода из создавшегося положения.

Данные соображения касаются и западной цивилизации, которая осуществила промышленную революцию, вызвала к жизни новую расу обладателей машинной техники, организовала неостановимую погоню за энергоисточниками (вырубка лесов, использование угля, нефти, энергии атома), а в настоящее время движется по пути создания единого глобализированного мира.

Цивилизации этой, несмотря на грандиозные экономические успехи, не удалось создать зажиточное, основанное на взаимоуважении и сопроцветании международное сообщество с безотходным жизненным циклом, т.е. не засоряющее Землю своими отходами. В ее основе, как представляется, лежат нечто вроде дискриминирующей человечество идеологии избранных народов, тоска по индийскому кастово - классовому обществу.

С ускорением в современном мире глобализационного процесса западная цивилизация шаг за шагом расширяет и углубляет трения между странами и народами. Курс на подчинение природы, произрастающий на почве искусственности как неотъемлемого элемента этой цивилизации, противопоставляет человека и окружающий его мир, усиливает ее деструктивную направленность и в конечном счете не позволяет исключать возможность ее саморазвала, самоуничтожения.

Многие японцы усматривают в идеологии западной цивилизации стремление к тотальному господству Запада, которая, вообще - то, неприемлема, но с которой приходится мириться ввиду его подавляющего превосходства, хотя, помимо всего прочего, идеология эта пронизана невообразимо могучим духом холодного, бездушного эгоизма.

Между тем японские культуру и традиции со времен эпохи дзёмон допустимо называть ориентированными на "радость" и "счастье". Только преодолев классовые или сословные барьеры, люди могут облегченно вздохнуть и ощутить в этот момент чувство радости и счастья. Японское "счастье" - это не "счастье", пронизанное западным эгоизмом. Оно означает возможность облегченно вздохнуть не только себе самому, но и всем другим людям, всему

живому в природе и ощутить в этот момент незамутненное чувство радости. Японская цивилизация не одобряет принесение в жертву других. Она с древности отвергала замкнутую, не знающую гуманных чувств кастово - классовость.

Когда - то с Корейского полуострова в Японию хлынула континентальная цивилизация, и стране было навязано отравленное ядом всеобщего раскола классовое общество. В эпоху Эдо, при правлении сёгуната Токугава, в интересах создания долгосрочно стабильного общества была утверждена в известном смысле классовая структура, состоявшая из четырех сословий - самураев, крестьян, ремесленников и купцов.

Однако в отличие от жесткого, намертво сцементированного кастово -рабовладельческого общества индийского образца, в японском обществе уважалось сострадание к людям, человеколюбию, наращивающему жизненную энергию, придавалось огромное значение, а к таким нормам, как сознание долга и резонность, относились с пиететом, считая их органической частью Пути человека и достойных манер. В целом все это образовывало идеологию сосуществования и взаимного процветания. -

И искусство чайной церемонии, и искусство аранжировки цветов, и искусство каллиграфии, и любование цветами сакуры - все эти виды искусства подразумевают слияние с объектом, олицетворяют Путь человека, культуру и традиции, максимально продлевающие то счастливое мгновение, когда, входя в сферу полной отреченности от собственного "я", индивид может облегченно вздохнуть.

Совершенный комплекс позитивистских воззрений, зародившийся в глубокой древности, существующий на протяжении многих веков и находящийся в состоянии абсолютной гармонии и с природой, и со всем живым на свете (хочется назвать его специфически японским набором методов обеспечения сосуществования и сопроцветания при минимизации трений), способен повлиять на судьбы человечества, и всем людям следовало бы воспринять его для применения в различного рода структурах и функциональных механизмах, в первую очередь, в социальных системах.

К сожалению, японцы, которым неоднократно приходилось сталкиваться с волнами чужеземного, а в последние полтораста лет - западного влияния, еще сразу вслед за реставрацией Мэйдзи начали тянуться к богатству и жизненному стилю Запада. После Второй мировой войны, когда это влияние стало особенно сильным, в Японию проник культ изысканной роскоши, всемерно пропагандируемый и американскими, и японскими средствами массовой информации. На традиционную японскую идентичность стали все явственнее накладываться ложные образы богатства и благополучия, создаваемые, в частности, голливудскими фильмами.

Не рискуя впасть в слишком глубокое заблуждение, допустимо утверждать, что на протяжении всего послевоенного периода продолжается частично неосознаваемая самими японцами перестройка их мышления, при ко-

торой постепенно выхолащивается, стирается традиционная японская идентичность. Получается крайне досадное противопоставление нынешних японцев тем, которые были носителями культуры дзёмон.

Конечно, необходимо, чтобы японцы вновь пробудили к жизни важнейшие элементы традиционной японской идентичности, чтобы они заново определили свое место в мировой цивилизации, заново осознали свою циви-лизационную роль. Это тем более важно потому, что японская культура, воплощаемая традиционной японской идентичностью, наделена животворными качествами, способными наращивать жизненную энергию и давать эффект всеобщей гармонизации, действующий как противоядие от пороков западной цивилизации и объективно позволяющий корректировать ее нелепости.

Пока, однако, намеков на движение в этом направлении не видно. Завороженность всем исходящим от западной цивилизации остается непоколебимой. Очень показательным примером в данном случае может служить отношение японцев к террористическим актам 11 сентября 2001 г. в США. С ними связано великое множество несуразиц (обнаружение документов террористов буквально в куче пыли, оставшейся от башен - близнецов, расплавление несущих балок башен из сверхпрочной стали, для которого нужна температура, превышающая 1370 градусов, т.е. создаваемая лишь при помощи ацетиленовых горелок, версия о мощном взрыве перед разрушением башен, уничтожившем соседнее здание и т.д.), доведенных до сведения мирового сообщества американскими средствами массовой информации и органами правительства США.

При наблюдении за подобного рода несуразицами у любого японца, сохранившего в чистом виде традиционную японскую идентичность, немедленно бы сработала присущая ей цепь умозаключений, и он смог бы интуитивно вынести суждение о достоверности или недостоверности различных аспектов происшедшей катастрофы. Но не только современные рядовые японцы, а и члены японского правительства, правящих и оппозиционных партий приняли поступавшие из США сообщения на веру, без тени сомнений. Не означает ли это слепое подчинение промывке мозгов, осуществляемой американской стороной, атрофию у японцев способности мыслить, выход из строя цепи умозаключений, присущей традиционной японской идентичности?

Заключение диссертационного исследования используется не столько для повторения выводов, сформулированных в основном корпусе работы, сколько для дальнейшего подчеркивания негативных факторов, воздействующих на традиционную японскую идентичность и чреватых опасностью ее утраты, и для характеристики неблагоприятных перспектив духовного мира японцев.

Так, японское в японцах, их достоинства и достоинства японского общества на протяжении веков охранялись японским языком и императором. Они - то и были критически важными опорами традиционной японской идентичности. Японцы прошлого называли японский язык душой слова, ощущали

сокрытую в нем удивительную энергию. Люди, говорившие на правильном японском языке, очень ценились в обществе, ибо считалось, что они наделены уникальными способностями, что такой язык благотворно влияет на клетки их мозга и совершенствует их мировоззрение и жизненный стиль.

Однако после Второй мировой войны было осуществлено упрощение иероглифической системы и место нескольких десятков тысяч иероглифов заняли 1850 наиболее употребительных. В результате японские иероглифы, исконная форма которых позволяла интуитивно постигать их значение, утратили жизненно необходимые свойства рациональных пиктограмм и стали мертвыми знаками, лишенными первоначального смысла. С тех пор японский язык стал шаг за шагом приходить в упадок, заключенная в нем жизненная энергия в значительной мере угасла, соответственно ослабели и мыслительные возможности японцев.

Перед страстным желанием вестернизироваться, отождествить свою идентичность с западной не устояли и последние японские императоры. Император Сёва, как и его предшественники, был духовной опорой японцев, носителем японского стиля жизни и японской культуры, прочным оплотом традиционной японской идентичности. Но в своих мемуарах он отметил, что годы учебы в Лондоне были самыми радостными, самыми лучшими годами его жизни. Таким образом даже император, который после войны встал бок о бок со своим народом в деле возрождения страны и мечтал о его процветании, видимо, испытывал сентиментальную тягу к внешне красивой и щеголеватой западной культуре.

Что касается нынешнего императора Хэйсэй, то он является большим поклонником западных монархических семей и, похоже, видит счастье собственной жизни в отождествлении своей идентичности с идентичностью людей Запада. Ни разу нынешний император не обращался к своим подданным со словами о духовном единстве с ними, об их заботах и печалях. Он существует в виде ослепительно блистающей пиаровской звезды, но сильно отличается от императоров прошлого, которые были действительно едины со своим народом.

Коль скоро речь идет о домэйдзийской Японии, права человека в ней отличались от западных образцов. В каждом из тогдашних японских сословий (самураи, крестьяне, ремесленники, купцы) зарождались свои специфические понятия о правах человека, трансформировавшиеся в гуманистические ценности, которые соответствовали принципам, подпиравшим традиционную японскую идентичность (сосуществование, взаимное уважение, совместное процветание, сострадание и т.д.). Благодаря этому члены сословий могли четко определять свои социальные роли и отдавать себя без остатка самоотверженному служению локальным обществам и общенациональному обществу.

Но многие современные японцы, наделенные послевоенной Конституцией универсальными человеческими правами западного происхождения, разделяют их на две категории. Первая категория - это "собственные права".

Их максимизируют, возводят в чрезвычайно важный компонент жизни и при этом игнорируют общественное благосостояние. Вторая категория - это "права других". Их минимизируют, отождествляя при этом собственное благосостояние с общественным и эксплуатируя последнее в своих корыстных интересах.

Например, японские предприятия мясной промышленности скупают и продают импортное мясо, выдавая его за отечественный продукт, компании, поставляющие необыкновенно вкусные устрицы каки, смешивают их с южнокорейскими, на упаковках сбываемых в Японии американских генетически модифицированных соевых бобов указывается, что это бобы отечественного производства, не подвергавшиеся какой - либо обработке, и т.д.

В условиях унифицирующей все и вся глобализации более и более явной становится и тревожащее падение уровня морали в стране. Стремления японцев превратиться в людей Запада, отказываясь при этом от собственной системы моральных ценностей, воплощаемых традиционной японской идентичностью, являются одной из главных причин различного рода негативных феноменов, от которых страдает современная Япония.

Так, растет число убийств, включая убийства родителей и детоубийства, а также убийства ради получения страховки, отмечается разгул наркомании, причем возраст наркоманов снижается и в составе их увеличивается доля домохозяек, расширяются масштабы проституции среди подростков и зажиточных домохозяек, галопирует коррупция среди политиков, бюрократов и работников полиции, все больший размах приобретает мошенничество в торговле, множатся случаи злоупотребления доверием и незаконного присвоения чужого имущества.

Все это вынуждает сделать вывод о том, что под воздействием непосредственно глобализационного процесса и привносимых им глобальных стандартов японскому народу, в долгосрочной перспективе, вероятно, уготовано усредняющее слияние с другими народами и восприятие унифицированных, единых для всех норм при ослаблении, а затем и утрате традиционной японской идентичности и национальной самобытности.

3. Список опубликованных работ по теме диссертации.

Положения и результаты диссертационного исследования изложены в следующих печатных материалах общим объемом в 5 пл.:

1. Стратегия выживания Японии (журнал "Яматоидзуму", 1999, № 6, 1,5 п.л.).

2. Исследование национального потенциала (журнал "Яматоидзуму", 2000, № 9, 1,5 п.л.).

3. Выживет ли Касумигасэки? (журнал "Яматоидзуму", 2001, № 12,1,0 п.л.).

4. О проблеме брака в равнинных деревнях (журнал "Яматоидзуму", 2002, № 8, 1,0 п.л.).

Отпечатано в ООО КПСФ «Спецстройсервис-92» Отдел оперативной полиграфии 101000, Москва Мясницкая 35, стр.2 Тираж 100 экз. Заказ № 420

• -88 О 9

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Карибэ Ёсихито

Введение.

Исследования идентичности и основные положения теории идентичности.

Особенности концепции идентичности в Японии.

Важность изучения традиционной японской идентичности в XXI в. Драматические изменения в сфере традиционной японской культуры, сопровождаемые крупными глобальными сдвигами

Глава 1. История формирования и базовая модель традиционной японской идентичности.

Особенности древней японской нации; мифы страны одного народа; истоки японского народа с его многонациональным характером; новые открытия.

Средние века • Эпоха Эдо.

Самурайский дух. - специфическая культура периода от эпохи Камакура до эпохи Эдо и система индивидуальных и Коллективных ценностей • особенности общественной морали

Новое время.

Реставрация Мэйдзи и перемены в традиционной культуре, задачи модернизации и смысл понятия «вакон-ёсай» японский дух — западные знания»).

Современность.

Послевоенные реформы и дух Ямато.

Глава 2. Внутренние и внешние факторы, изменяющие традиционную японскую идентичность в XXI в.

Интернационализация.

Изменения системы национальных государств, сопровождаемые • интеграцией мировой экономики. Интернационализация и ее моральные аспекты.

ВТО и ограничение прав национальных государств. Появление глобальных стандартов.

Различия между глобальными стандартами и японской системой моральных ценностей.

Революция информационных технологий.

Интернационализация информации и ее культурнопсихологическое влияние.

Дерегулирование и другие социально-экономические структурные реформы.

Изменения моральных ценностей общества, вызванные

• реформами. Масштабы и особенности этих изменений.

Ростки новых социальных конструкций. Особенности новых организационных мер японских предприятий.

Отход от системы пожизненного найма и оплаты по старшинству, бывших необходимыми в XX в.

Степень и характер изменений моральных ценностей японцев.

Итоги опросов общественного мнения.

Глава 3. Изменения и преобразования идентичности японцев в XXI в.

Особенности развития мировых цивилизаций.

Западная и восточная цивилизации: столкновение или слияние?.

Место Японии и ее цивилизационная роль.

Одновременные террористические акты 11 сентября 2001 г. в США и изменения психологии японцев, особенности этих изменений.

Новые вызовы XXI в.

Структурные сдвиги в международных отношениях.

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Карибэ Ёсихито

Исследования идентичности и основные положения теории идентичности

Особенности концепции идентичности в Японии

В своей книге «Столкновение цивилизаций»1 С.Хантингтон специально выделяет Японию. Он рассматривает её в ряду других цивилизационных зон как страну, характеризующуюся четырьмя особенностями — одним языком, одной нацией, одной религией, одним государством. Японцы и сами почему-то считают себя представителями одной рафинированно культурной нации и такого же государства. Эти представления поддерживают синто и императорская система, а их, в свою очередь, оберегают и защищают такие элементы традиционной системы воспитания и культуры, как «Кодзики», «Нихон сёки», «Фудоки», «Манъёсю», «Кого сюи» и другие сборники мифов, литература, чайная церемония, каллиграфия, бусидо, дзадзэн и т.д.

Р.Бенедикт, которая оказала большое влияние на американскую оккупационную политику, в своих сочинениях «Модель японской культуры»2 и «Теория культуры и личности»3 обращает внимание на специфически присущую японцам сословность, проявляющуюся в умении вести себя соответствующим образом, и анализирует их поступки и мышление. Она считает, что в основе сплочённости японского общества, опирающегося на эту издавна сильную сословность, лежат социальные обязательства {гири — «чувство долга», «нормы поведения») и чувства Сниндзё — сострадание, добросердечие, сочувствие). По её мнению, в отличие от западной культуры с её упором на абсолютные моральные стандарты и ощущение греха, особенностью японской культуры является отсутствие таковых стандартов и всепоглощающая боязнь стыда (хадзи). Стыд вызывает поступки, противоречащие основному принципу синто — сэймэй» — («честность, подобная ясному свету») и беспокоящие других людей. Те, кто совершает их, вызывают отвращение. Или же, говоря иначе, поступки, противоречащие гири и ниндзё, которые требуют единения с другими людьми, такого же уважения и беспокойства о других людях, как и о самих себе, являются некрасивыми и «позорными». Именно в этом состоит особенность традиционной японской идентичности.

Довоенная Япония походила на сельскую общину с её совместным проживанием и нерушимой гармонией, опиравшейся на изначально позитивные посылки, в соответствии с которыми император воспринимался как отец, императрица как мать, а народ — как дитя. Традиционная японская идентичность проявлялась и в бессознательном восприятии себя как части комфортного пирамидального общества — императорской системы, на которую невозможно и нельзя покушаться. И после войны идентичность подобного рода удержалась в сознании, чувствах и эмоциях японцев, в их «крови». В то время идентичность японцев, отождествлявших пирамидальную императорскую систему Японии с «Японией — единой семьёй», помогла трансформировать тотально боевые устремления государства военных лет, создать пирамидальную экономическую систему сотового типа по образцу экономической системы военного времени и способствовала чудесному возрождению и экономическому процветанию страны.

Когда ныне простые японцы размышляют или вспоминают об идентичности, им, возможно, приходят в голову такие особенности Японии, как император, сакура, Киото, гора Фудзи, гейши, Кабуки, Ноо, икэбана, дзюдо, каратэ и другие боевые искусства, самурай, меч «катана», суси, сябу-сябу, сукияки и т.д. Возможно, перед их мысленным взором встаёт образ единообразного японского народа с чёрными волосами и чёрными глазами, уникальный японский язык, индивиды, и не помышлявшие идти против Его величества, олицетворявшего собой государство, или же феодальное общество с его принципом верховенства мужчины, допускавшим доминирование мужа в семье. Короче говоря, у простых японцев нет никакой общей концепции идентичности, которая предполагала бы глубокий исторический анализ, основанный на учёте философских и религиозных аспектов, призванный ответить на вопрос, «что такое Япония?», нет у них концепции идентичности, устанавливавшей бы отличия их от других народов с помощью генной классификации. Простые японцы чувствуют себя спокойно, автоматически позиционируя себя среди людей, сообща владеющих элементами национальных традиций и культуры, о которых говорилось выше, и совместно проживающих в стране под названием «Япония». Именно это поверхностное представление понимается ими как «идентичность».

Думаю, японскую культуру и общество можно разделить на две части.

Первая — это коренная японская культура дзёмон, а вторая — культура яёи, испытавшая сильное влияние азиатского континента, а также Корейского полуострова4. Некоторые учёные полагают, что история культуры дзёмон превышает 10 тыс. лет. Это культура, «впечатанная» в бессознательное и глубинное сознание японцев, культура общества, в котором действуют принципы единения с другими, взаимного уважения и совместного процветания, оптимального разделения социальных ролей и сосуществования. Это так называемая горизонтальная культура, твердыней которой является семейное общество во главе с сумэрамикото (императором) и которая зиждется на единении с природой. Считается (хотя на этот счёт имеются и разные мнения), что место возникновения культуры дзёмон — географический центр Японии, гора Кураияма в префектуре Гифу. Что же касается культуры яёи, то она, вероятно, возникла в районе Идзумо, который испытал сильное влияние со стороны государства Сирагэ (Силла), находившегося на Корейском полуострове5.

Эта культура породила вертикальное дискриминационное общество с сильным стремлением к господству, проистекавшем из характерного для азиатского континента закона джунглей. Если, принимая во внимание этот момент, сравнить современную Японию с Западом, то, вероятно, придётся констатировать, что в нашей стране вряд ли уже сложилось сословное вертикальное общество. Однако, если принять в расчёт завышенную оценку общества глобализационного, как единственно идеального, то будет допустимо назвать Японию страной, где продолжает существовать культура вертикального общества: яёи. Какое же место в мировом вертикальном обществе Япония отводит себе сейчас, в эпоху глобализации, с её законом джунглей, действующим в общепланетарном масштабе? Куда она стремится — к сословному обществу типа яёи или же к горизонтальному обществу типа дзёмон?» Простым японцам, поверхностно подходящим к проблеме; идентичности это трудно понять, но для её изучения анализ культур дзёмон и яёи чрезвычайно важен.

Между тем, после теракта И сентября 2001 г. в состоянии американской экономики «мыльного пузыря» происходят серьёзные изменения. Если в США случится- резкое падение курса акций, от текущего уровня которого так сильно зависит американская экономика, то разорится не только здоровый средний слой в этой стране. Существует большая вероятность разорения средних слоёв и в других странах мира во главе со странами «Большой семёрки», возникновения значительных перемен в системе мирового господства Англии и США. Пока кто-то не станет гегемоном вместо Англии и Америки и не возьмёт на себя всеобъемлющий контроль над мировой системой, подсистемы отдельных стран не смогут существовать в неизменном виде. С другой стороны, если англоамериканская мировая система распадётся, то даже можно будет ожидать возникновения ситуации, при которой станет невозможным функционирование сферы обращения, транспорта и сферы взаимных финансовых расчётов, остановится производство и транспортировка продукции, например, прекратятся поставки продуктов питания и топлива, и в некоторых местах быстро возникнет страшный голод.

Мировые лидеры XX в., и прежде всего Англия и США, основывают своё господство не только на военной силе и политическом давлении. Дело в том, что людей всего мира притягивает их жизненный стиль. Они, правомерно утверждать, отождествляют возможность приобщения к англоамериканскому жизненному стилю с обретением счастья и изо всех сил стремятся к достижению этой цели. (Речь идёт об идентичности всех народов с западной культурой). Если в результате краха Англии и Америки изменится характер эпохи, то жизненный стиль и система ценностей, распространённые ими по свету, перестанут быть общей целью для человечества, и мировая система ценностей значительно изменится. Можно сказать, что англо-американская система — это, по сути, продолжение колониализма. В условиях этой системы страны мира, вовлекаясь в соперничество, продвигали цивилизацию на всё более высокую ступень, их побуждали к выпуску товаров для того, чтобы сделать ещё более роскошной и без того роскошную жизнь, и к различным способам продления существования искусственно раздутой неэффективной экономики. Послевоенное развитие Японии — продукт эпохи, когда Англия и США ещё эффективно играли ведущую роль в мире. И азиатские страны, в первую очередь Китай, которые стремятся сейчас достичь экономического богатства, копируя японскую модель, должны обратить пристальное внимание на этот факт. Англо-американская система может начать саморазрушаться, самоуничтожаться по истечении среднесрочных или краткосрочных временных отрезков. Имманентной особенностью западной культуры и цивилизации на протяжении последних 5000 лет являются неоднократные перерывы и срывы в их развитии. Иными словами, существует вероятность, что в мире будущего разом исчезнет страстное стремление приобщиться к англо-американскому жизненному стилю и системе ценностей, и у разных народов и разных стран появится потребность новыми жизненными стилями и системами ценностей заполнить образовавшийся вакуум.

Крупный учёный-математик Ока Киёси пишет: «Я ясно вижу, что японский народ стоит сейчас на краю бездны полного уничтожения. Более того, уже в 1962 г мне только и слышался похоронный марш, который пело человечество по всему миру»6. Думаю, что на подобном фоне современной эпохи в интересах процветания всех стран, всего мира в XXI веке важно изучение традиционной японской идентичности, опирающейся на культуру, которая, несмотря на многие проблемы и поражения в войне, не прервала своё развитие и продолжает существовать. Можно сказать, что модернизация эпохи Мэйдзи явилась фундаментом экономического процветания Японии в XX веке. Ядром же этой модернизации стало великое начинание наших предков, называемое вакон-ёсай («японский дух-западные знания»), когда к традиционной японской идентичности, т.е. к японской модели культуры и традиций с их принципами гармоничного сосуществования и совместного процветания, донесённого до нас из эпохи освещения небес богиней Аматэрасу, добавился западный, евро-американский реализм, когда слились и стали применяться на практике японские идеи гармонии и евро-американский реализм. Однако сейчас, в обстановке развития глобализации, в Японии рухнула экономика «мыльного пузыря» и во многих сферах проявляется «системная усталость».

После Второй мировой войны под влиянием американской оккупационной политики традиционная японская идентичность эволюционировала по пути сближения с европейской и американской, с западным образом жизни. Однако благодаря огромным усилиям советников императора (гэнро), родившихся в эпоху Мэйдзи, и других выдающихся личностей, обогащенных опытом войны, Япония до 1989 г. так или иначе пользовалась плодами великого начинания эпохи Мэйдзи — вакон-ёсай (японский дух-западные знания). Можно сказать, что Япония была облагодетельствована выдающимися личностями, жившими тогда в ней. Благодаря тому, что Япония стала заимствовать западную культуру и техникум благодаря предпринимательской стратегии заполнения свободных ниш в индустрии, обернувшейся преобразованием оригинальных западных образцов на японский манер, наконец, благодаря тому, что холодная война предоставила Японии действительно редчайший благоприятный случай, наша страна с середины ХХ-го века в течение примерно 50 лет смогла существовать в условиях экономического процветания.

Однако после краха экономики «мыльного пузыря» добросовестным японцам пришлось испытать на себе тяготы «потерянного десятилетия», как часто называют средства массовой информации период с 1990 по 2000 г. (Не случайно в настоящее время 33 тыс. японцев ежегодно кончают жизнь самоубийством, из-за кадрового дефицита радикальные реформы не удалось осуществить политическими средствами, и сейчас Япония пребывает в условиях сильной дефляции). Правительственные чиновники и учёные называют причиной этого усталость послевоенной экономической системы, о чём упоминалось выше, и одряхление социальной системы, не соответствующей требованиям глобализации. Однако я думаю, что это не так, что все причины сводятся к нехватке кадров. Ибо положение Японии на заключительном этапе эпохи Эдо перед модернизацией в эру Мэйдзи и в период после Второй мировой войны несравнимо с упорядоченным нынешним положением, хотя и говорят, что оно характеризуется сильной дефляцией. Сейчас, когда темпы однополярной глобализации неуклонно повышаются, Японии необходимо ещё раз переосмыслить феномен своей традиционной идентичности. Сразу по окончании Второй мировой войны тенденция к такому переосмыслению была весьма заметной. Перестанут ли японцы быть японцами и полностью откажутся от своей «горизонтальной» культуры (исконной культуры дзёмон, культуры Аматэрасу)? Сольются ли они с европейцами и американцами в потоке глобализации с западным оттенком? Или же они снова закроют страну, будут искать идентичность в изначальной японской культуре и традициях, разминутся с глобализацией, и пойдут по самобытному пути развития? Важно, чтобы Япония заново осмыслила мэйдзийский принцип вакон-ёсай и стремилась реализовывать более совершенное содержание этого принципа, отвечающего требованиям ХХ-го в. Однако после войны страна и в политической, и в финансовой, и в образовательных сферах утратила самурайский дух и нацелилась на превращение в нацию торговцев7. Не знаю там, как обстоит дело с крупными торговцами, но мелкие торговцы, которые не упустят ничтожной прибыли, в конечном итоге совершенно не способны на большие свершения. В этом — фундаментальная проблема Японии. Она должна начать с воспитания крупных и энергичных, предельно сбалансированных личностей.

Важность изучения традиционной японской идентичности в XXI в.

Драматические изменения в сфере традиционной японской культуры, сопровождаемые крупными глобальными сдвигами

После никсоновского шока в 1971 г. и «Плазского соглашения» 1985 г. зашатались основы американского здания, в мире зазвучала увертюра к глобальным сдвигам. Падение Берлинской стены, распад Советского Союза, отделение трёх балтийских стран от России и создание в ней самой рыночной экономики, войны в Югославии, кризис в Персидском заливе, поворот стран Центральной и Восточной Европы к ориентации на Запад, внедрение в масштабах всего мира информационных технологий, начавшееся при президенте Клинтоне, глобализация, т.е. создание мировой рыночной экономики, крах японской экономики «мыльного пузыря», война в Сомали, переход Китая к опоре на рыночные принципы, азиатский кризис, кризис в Азии, сближение Украины с Европой, возвращение Гонконга Китаю, израильско-арабский конфликт, интеграция Европейского союза без Англии, теракты в США 11 сентября 2001 г., вторая афганская война, введение в Европейском Союзе единой валюты и т.д. - перечень такого рода событий, представленных здесь не в хронологическом порядке, можно было бы продолжать до бесконечности. Сталкиваясь с резкими и значительными переменами в мире, человечество пребывает в постоянном беспокойстве, не понимая толком, что происходит. Но не будет преувеличением сказать, что налицо феномен движения мира к однополярности, являющейся, по всей видимости, плодом совместных усилий США и Европейского Союза и опирающейся на соответствующие ей рыночные принципы, главными адептами которых выступают Англия и Америка. Налицо попытки повести Россию по пути открытия её рынка и поглотить эту непривычную к реалиям капитализма страну как цыплёнка. Думается, далее, что в происходящем можно усмотреть распространение на глобальные масштабы позиций той культуры, для которой очень характерны жажда господства, устремлённость к властвованию и которая ведёт своё происхождение от древнеяпонской культуры яёи. Ныне на фоне движения стремительно глобализирующегося мира к однополярности, частные предприятия, прячась за спиной государства и используя его в своих узкокорыстных целях, ведут олигополистическую грабительскую войну, питаемую рыночной экономикой виртуальных денег, в основе которой лежит игра без каких бы то ни было правил и зловредная теория вседозволенности. Простым людям трудно это осознать, но сейчас идёт Третья мировая война. Она подобна реальным Первой и Второй мировым войнам прошлого, но беззвучна, виртуальна, и главным её объектом служат информационные технологии8. Это империалистическая война частных предприятий, страстно жаждущих олигополизировать мировой рынок, и олигополизация эта, сопровождаемая реальными войнами, прогрессирует. Беззвучная, ведущаяся без каких бы то ни было правил в масштабах всего мира грабительская война разрушает окружающую среду планеты, имманентно присущий её рыночным принципам эгоистический нигилизм опустошает людские души; она разоряет здоровые средние слои мира, порождает ничтожную горстку удачливых и массу потерпевших поражение, раскалывает мир на две части, чревата опасностью возникновения грандиозного мирового кризиса, который ещё более обострит нынешнюю проблему отношений Севера и Юга. Тем не менее современные «венецианские купцы», обуреваемые безудержной жаждой господства, власти и денег, делают вид, что они тут не при чём, и идут навстречу кризису, который может подорвать биосферу земного шара, кормящую человечество. Как отмечалось, ранее, крутые перемены, происходящие в общемировых масштабах, начали с 1985 г. оказывать всё большее влияние на Японию, и это, можно сказать, поставило её саму перед лицом угрозы уничтожения.

Выше говорилось о коренной японской дзёмоновской культуре, в которой напрочь отсутствуют стремление к господству, к власти и которая основывается на принципах взаимного уважения и совместного процветания, оптимального разделения социальных ролей и сосуществования. И для того, чтобы справиться с кризисными явлениями, проявляющимися сейчас в масштабах всего мира, важно, чтобы японцы выработали идеи в духе этой дзёмоновской культуры, сохраняемой в их глубинном сознании. Важность изучения традиционной японской идентичности определяется и значимостью исследований дзёмоновской культуры, проникшей глубоко в сознание японцев и оказывающей немалое влияние на их образ действий. Ведь именно в дзёмоновской культуре — истоки этой идентичности9.

Под мэйдзийским лозунгом «богатая страна — сильная армия» (<фукокукёхэй) Япония прилагала активные усилия для того, чтобы догнать и перегнать Запад, придать импульс заимствованиям западных принципов и культуры. Она успешно провела японо-китайскую и японо-русскую войны. В эпоху Тайсё мэйдзийская вестернизация продвинулась далеко вперёд. Япония умело использовала Первую мировую войну и достигла процветания. В эпоху Сёва она потерпела крупное поражение во Второй мировой войне. Однако после войны Япония быстро заимствовала выгодные для неё аспекты вестернизации с основным упором на американские образцы и затем достигла больших успехов в японизированной вестернизации, или модернизации. Это факт, что с домэйдзийских времён Япония то и дело становилась мишенью западной политики колониального господства. Однако, хотя всё, что восприняли японцы, или что из заставили принять (капиталистические, коммунистические, социалистические идеи, военное дело, кулинария, наука, химия, общественное благосостояние и т.д.) было западного происхождения, заимствования эти развивались на японский манер, отличный от их первоначального вида, и привели к созданию и развёртыванию коммунизма японского типа с руководящей ролью бюрократии, акционерной компании «Япония». После краха экономики «мыльного пузыря» в 1990 г. на Японию накатились бурные волны больших перемен в мире, и она оказалась в крайне трудном положении. Вышеупомянутый коммунизм японского типа с руководящей ролью бюрократии, акционерная компания «Япония» находится сейчас на переходном этапе «большого демонтажа». Будет ли Япония продолжать скатывание к упадку, исключено ли её очередное процветание? Чтобы дать ответы на эти вопросы, и надо изучать традиционную японскую идентичность10.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Традиционная японская идентичность"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Традиционная японская идентичность в наступившем XXI веке и ее изменения

Коллектив и личность

Выше была затронута проблема изменений моральных ценностей японцев и японского общества. В качестве причин этих изменений, могущих быть охарактеризованными как проявление декаданса, были названы латентная утрата японцами веры в собственные силы вследствие неудачи в деле создания наилучшей в мире японской модели, которая увенчала бы собой полвека, минувшего после окончания Второй мировой войны, а также их зомбирование, ставшее возможным в результате утери японцами исконных моральных устоев, исконной идентичности и воли, происшедшей из-за направляемой СМИ глобализации (названные изменения были форсированы бессодержательным Основным законом об образовании, в котором отсутствовали базовые понятия, необходимые для воспитания достойного человека послевоенной эпохи).

В то же время, если хорошенько обдумать и проанализировать состоявшиеся сдвиги, то станет очевидным, что японцы, которым в конце эры Токугава — начале эры Мэйдзи коммодор Перри наглядно продемонстрировал разрушительную мощь и дремлющую энергию модернизации и которые были вынуждены открыть страну, так в конечном счете и не смогли войти на равных в западное общество, стали объектами презрения, подвергались изоляции и в итоге оказались втянутыми во Вторую мировую войну, принесшую им поражение. И это несмотря на то, что после реставрации Мэйдзи они взяли на вооружение лозунги «японский дух — западные знания» и «богатая страна — сильная армия», старались вестернизироваться в интересах модернизации страны, успешно для себя завершили войны с Китаем и Россией, твердо соблюдали условия союза с Англией. После окончания Второй мировой войны, непосредственно вслед за публичным отказом императора от своего божественного происхождения японцы стали все больше и больше видеть в представителях Запада символы богатства и силы, мечтать об овладении английским языком, на котором никак не могли научиться говорить, отвергать родной язык и все японское, стараться всерьез превратиться в европейцев или американцев. Допустимо утверждать, что японцы, подобно куклам рика тян (куклы производства фирмы «Такара», которых по всей Японии было продано 60 млн.штук) или героям комиксов, оказались людьми без гражданства, не сумели воплотить в жизнь свою заветную мечту о превращении в людей Запада, естественно, утрачивали традиционную идентичность, продолжали, словно зомби, бродить в потемках, и так и не смогли, несмотря на прилагавшиеся в течение 50 послевоенных лет усилия построить наилучшую в мире японскую модель вечного процветания, основанную на безотходном цикле, потерпели фиаско и в Третьей мировой финансовой войне.

Начиная с эры Мэйдзи японцы видели в европейцах и американцах символы богатства и силы, в известном смысле преклонялись перед представителями Запада, безуспешно старались превратиться в них. Можно сказать, что идентичность японцев проявлялась в искреннем желании сравняться с европейцами и американцами, в тоске по западным реалиям, в стремлении освоить красиво выглядевшую культуру и традиции людей Запада. Строго ориентированные на Запад, японцы подверглись изрядной промывке мозгов глобализированными, прозападно настроенными СМИ. Все более формально и поверхностно вестернизируясь, будучи неспособными войти в западный мир, они не сумели стать подлинно западными людьми и столкнулись с разногласиями и противоречиями в собственной среде, оказались во власти эгоизма и нигилизма, являющихся первейшими чертами западной культуры. Именно так выглядят современные японцы и японское общество.

Если оглянуться в прошлое, то станет ясно, что японское в японцах, их достоинства и достоинства японского общества охранялись японским языком и императором (императорской семьей). Они-то и были критически важными опорами национальной идентичности. Японцы прошлого называли японский язык душой слова. Наши предки интуитивно ощущали сокрытую в нем удивительную энергию. Люди, говорившие на правильном японском языке, очень ценились в обществе, ибо считалось, что они наделены уникальными способностями, черпаемыми из природы и космоса, что правильный японский язык оказывает благотворное влияние на клетки их мозга и что благодаря такому языку, в лучшую сторону изменялись их мировоззрение и сама их жизнь. Вот до какой степени японский язык служил важной опорой идентичности японцев! Однако, при американской оккупации после Второй мировой войны, Япония в 1947 г. получила бессодержательный Основной Закон об образовании, в котором отсутствовали базовые понятия, необходимые для воспитания достойного человека послевоенной эпохи, и который обернулся грандиозным крахом японского языка. В соответствии с постановлением кабинета министров от 1946 г., было осуществлено упрощение иероглифической системы: место нескольких десятков тысяч иероглифов заняли 1850 наиболее употребительных. В результате японские иероглифы, исконная форма которых позволяла интуитивно постигать их значение, утратили жизненно необходимые свойства рациональных пиктограмм и стали мертвыми знаками, полностью лишенными первоначального смысла. С тех пор японский язык стал шаг за шагом приходить в упадок, заключенная в нем жизненная энергия в значительной мере угасла, соответственно ослабели и мыслительные возможности японцев. Они лишились возможности бессознательно, в одно мгновение, постигать скрытое значение иероглифов, им сделалось трудным извлекать из своего языка энергию «души слова». Внутренний дух, присущий японцам, их традиционная идентичность, начали выхолащиваться или попросту исчезать151.

Как отмечалось выше, в послевоенный период японцы видели в Западе символы богатства и силы и проявляли свою идентичность в желании сравняться с европейцами и американцами, в желании вестернизироваться. В условиях полного отказа от какого бы то ни было противодействия, сопротивления западной культуре европейские и американские СМИ, придерживающиеся линии западного капитализма, еще более подстегивали желания японцев, хотевших превратиться в людей Запада, отождествлять свою идентичность с вестернизацией. Не был исключением и император Сева, который являлся духовной опорой японцев, носителем японского стиля жизни и японской культуры, прочным оплотом японской идентичности. В своих мемуарах он вспоминал, что годы учебы в Лондоне были самыми радостными, самыми лучшими годами его жизни. Можно с легкостью заключить, что даже японский император, который после войны встал бок о бок со своим народом в деле возрождения страны и страстно желал ему процветания, видимо испытывал сентиментальную тягу к внешне красивой и щеголеватой западной культуре152.

Что касается нынешнего императора Хэйсэй, вступившего в брак с христианкой Митико, то он является большим поклонником европейских монархических семей, в первую очередь, английской, и хорошо говорит на ее языке. Похоже, он видит счастье собственной жизни в отождествлении своей идентичности с западной культурой. Ни разу нынешний император не обращался к своим подданным со словами о духовном единстве с ними, об их печалях, и это в стране, где в год совершается 33 ООО самоубийств. Хотя император Хэйсэй и существует в качестве ослепительно блистающей звезды для японского общества, он сильно отличается от императоров древней Японии или императора Комё конца эпохи Эдо, которые были действительно едины со своим народом и играли роль духовной опоры единой японской нации. В Японии нет больше императора, который мог бы встать бок о бок со своим народом. Длительные размышления дают достаточно оснований говорить о том, что японцев, искренне желавших стать людьми Запада и подвергшихся волей этих самых людей презрению и изоляции, ввиду чего Япония и вступила в битвы Второй мировой войны, с самого начала ждало грандиозное поражение, ибо самые лучшие, самые совершенные образцы вооружения, использовавшиеся в боях японской армией, были западного происхождения, а сама война не являлась войной, которую наша страна вела бы, предварительно переварив культурные традиции Запада и создав цивилизацию и технику гораздо более высокого уровня, гораздо большей прочности, чем западные аналоги.

Комплекс преклонения перед Западом, поселившийся в сознании японцев со времен Мэйдзи, а также их горячее желание превратиться в людей Запада, отождествить с ними свою идентичность шаг за шагом усиливались после Второй мировой войны, и ныне у нашего народа нет ни возможностей, ни намерений противиться вновь, как при: Мэйдзийской реставрации, глобальным стандартам и глобализации, за которыми проглядывают руководящая роль Запада и западные моральные нормы153. Это связано с тем, что истинные японцы погибли во время войны между Югом и Западом эпохи Мэйдзи или умерли в конце эпохи Эдо вместе с императором Комэй.

Западная цивилизация и порожденная ею глобализация наделены ныне такой энергией, что способны целиком поглотить земной шар. Однако, как неоднократно отмечалось выше, западная цивилизация, возникшая в США и странах Европы, отравлена смертельным ядом эгоизма. Из-за нее распространяется нигилизм, а сама она таит в себе противоречия, которые хотя бы раз за сотни лет вызывали ее самовымирание и саморазрушение. В нынешнюю эпоху глобализации, устанавливающей на Земле одинаковые цены на одинаковые товары, яд западной цивилизации является гораздо более губительным, чем яд какой-либо иной цивилизации, появлявшейся на любом отрезке истории.

Можно сказать, что скорость процесса самоуничтожения западной цивилизации стремительно увеличивается. Если человечество не обратит свои взоры на этот смертельный яд, проникший в его среду, и не подавит и отсечет эти клетки раковой опухоли, возможность его тотальной гибели станет неоспоримой. Рецептом спасения нашей планеты, которым должно решительно воспользоваться человечество, японцы располагают еще с древних времен. Ключ к спасению, вероятно, следует искать в японских культуре и традициях, которые с легкостью использовали наши предки.

В грядущую эпоху глобализации предприятия, группировки или отдельные индивиды с исконно японской идентичностью, будут, по-моему, вымирать. Вместе с тем в голову все настойчивее стучатся мысли о том, что если в будущем возникнут крупные проблемы глобального масштаба и человечество предпримет энергичные, даже крайние, отчаянные попытки в стремлении их преодолеть, оно, возможно, воспользуется элементами культуры и традиций, которым японцы прошлого придавали огромное значение.

В разделе, где шла речь о структурных сдвигах в международных отношениях, уже затрагивался вопрос о соперничестве граждан и рынка, граждан и гигантских транснациональных корпораций, гражданского права и обычного права. На мой взгляд, в глобализирующемся мире, где сложилась система одинаковых цен за одинаковые товары, наблюдается движение к эпохе противоборства и примирения западной цивилизации, рожденной в США и Европе, с ее изрядным запасом смертельной, ядовитой энергии и японской цивилизации с ее значительным резервом энергии,, сопроцветания, гармонии, взаимоуважения, жизненной целительной энергии154. Энергия действия и энергия противодействия — непременные компоненты Вселенной. Чем сильнее становится дьявольская, смертельная энергия, тем большую мощь должна обретать жизненная энергия, энергия воскрешения. Если группировки и отдельные индивиды в современной Японии, утратившие исконную японскую идентичность, вновь не обратят свои взоры к стилю той цивилизации, которая исконно была достоянием японского народа и определяющими чертами которой являлись взаимное уважение, сопроцветание, гармоничная и полная отреченность от собственного «я», человечество выберет путь к самоуничтожению.

Права человека

Идеи уважения прав человека и движение в защиту этих прав стали развиваться в Японии начиная с реставрации Мэйдзи под влиянием западных идеологий либерализма и конституционализма. Конституцию Мэйдзи можно назвать первой в Японии декларацией прав человека. Однако, хотя конституция эта и включала положения о гарантиях прав народа, в ней имелись в виду, скорее, не права человека, данные ему от рождения, а лишь права, дарованные ему императором в качестве особой милости. Что же касается исконных прав человека в западном понимании этого термина, то пришлось дожидаться Конституции, появившейся после окончания Второй мировой войны и принятия Японией Потсдамской декларации155. В эпоху Эдо права человека зарождались в каждом из существовавших тогда сословий — самураев, крестьян, ремесленников и купцов — и в условиях уже сложившейся системы оптимального распределения социальных ролей они сумели глубоко укорениться. В сценах японских телепостановок нередко появляется самурай из числа злобных даймё, который издевается над бедным крестьянином или слабым добросовестным работягой, но на самом деле японское общество того времени не было столь уж мрачным. Это было жизнеспособное, здоровое, гармоничное общество, общество сосуществования, прочное и чистое общество высоких моральных ценностей, стабильность которого обеспечивалась миром в доброжелательном мире. Именно поэтому токугавская государственная система просуществовала более 260 лет. В стабильном и мирном обществе эпохи Эдо самураи отдавали свою жизнь ради процветания своих княжеств и их жителей. Они знали, когда ответственность за ошибки требовала совершения харакири. Наиболее страшным для самурая было чувство стыда. Это был стыд за то, что его существование не приносит пользы окружающим, что оно выглядит некрасиво. Подобные позиции почитались в обществе как достойные мужчины. Крестьяне являлись воинским резервом для самураев и занимались поставками продовольствия, осознавая свои функции в области экономической поддержки и защиты общества и посвящая своим княжествам всего себя. Ремесленники, на плечах которых лежала ответственность за тогдашнюю промышленность, также служили обществу и своим княжествам, посвящали им всего себя, стремясь обеспечить их процветание и развитие посредством разработки того, что на языке современного капиталистического рынка называется стратегическими товарами. Купцы занимались торговыми операциями, направленными на получение прибыли, и потому им было полностью запрещено участие в политике.

В исторических драмах, которых ставят на телевидении, купцов представляют только аморальными торгашами-прилипалами к княжествам, но если бы такие нелепые персонажи существовали в действительности, их тут же бы распяли, а головы выставили перед тюремными воротами на всеобщее обозрение. Так что ничего похожего быть не могло. Среди купцов также культивировались высокие моральные ценности, называвшиеся «купеческими». Они посвящали жизнь самоотверженному служению обществу и княжествам, их процветанию. Это было мужественное общество, которое могло бы процветать самопроизвольно, даже если бы в нем не жили замечательные, уважаемые личности из состава названных сословий, мужественное общество, качественно отличное от современного бесстыдного и позорного японского общества, где критериями суждений о ценностях являются величина имеющихся в наличии денег и степень озабоченности счетами прибылей и убытков. Именно потому, что Япония была страной с историческим фоном в виде самобытного, дисциплинированного общества, в ней, естественно, существовали, особенно до эпохи Мэйдзи, права человека, отличные от тех прав, которых Западу, Европе и США, пришлось добиваться своими силами.

Возможно, было бы более понятно говорить не о правах человека, а об исконных социальных идеях и гуманистических ценностях, укоренившихся в японских взглядах на моральные основы человеческой жизни. В соответствии с пословицей «сила солому ломит», японцы всегда доверяли властям, административным субъектам. Эта хорошая традиция сохранялась, по-моему, вплоть до недавнего времени156.

С другой стороны, в условиях нынешнего стремительно глобализирующегося и движущегося к однополярности мира воспринимают ли японцы права человека как свои личные неотъемлемые права? В ходе глобализационного процесса Японию наводняют иностранцы и иностранные компании, порождающие среди японцев множество трений и противоречий. Как по мере развертывания указанного процесса будет японский народ судить о человеческих правах иностранцев и воспринимать эти права? Особую проблему в дальнейшем представит участие иностранцев в политической жизни и в выборах. Базовые права человека должны находиться в равновесии с общественным благосостоянием. Однако, поскольку, как об этом вкратце говорилось выше, в условиях нынешних глобализации и глобальных стандартов с их одинаковыми ценами на одинаковые товары и тенденцией к однополярности единых критериев суждений об общественном благосостоянии не существует, возникает вопрос, —кого и во имя чего следует защищать? Раз сегодня единые общемировые представления о правах человека, единые общемировые нормативные доктрины этих прав отсутствуют, сама их проблема по-настоящему не может и ставиться. Среди прав человека есть и такие (например, свобода мысли, свобода совести, запрет пыток и т.д.), которые гарантируются в абсолютной форме. Обычно, однако, к ним применяется теория учета относительных выгод. При этом сравниваются выгоды, получаемые от ограничений прав человека, и выгоды, приносимые отказом от таких ограничений. Когда получаемые в первом* случае выгоды оказываются слишком значительными, ограничения прав человека оправдываются, а принцип реальной справедливости, на основе которого происходит урегулирование расхождений и противоречий между отдельными правами человека, заменяется принципом учета интересов общественного благосостояния157.

Однако, что касается теорий относительных выгод и общественного благосостояния, то в современном глобализирующемся мире увязывание воедино ни в коем случае не тождественных, многоликих прав человека, которые сложились в разных цивилизациях и юридических системах, перешагивающих через государственные границы, с указанным благосостоянием весьма сложно для понимания. Например, события 11 сентября, о которых говорилось выше, вызывают целый ряд вопросов. Почему для борьбы с террористами из разных стран мира, к которым неприменимы американские нормы уголовного права, конгресс США принял антитеррористический закон, в котором отсутствовало указание на «вражеское государство», и на его основании начались бомбежки Афганистана? Кто будет гарантировать права человека в Афганистане, на долю народа которого выпали огромные невзгоды? Защита общественного благосостояния США чрезвычайно необходима, и необходимость эту можно понять, но как быть с общественным благосостоянием Афганистана и с правами человека в этой стране? Не означает ли интернационализация, подкрепленная глобализацией, неразумное издевательство над слабыми мира сего? Чтобы установить в мире подлинные права человека, необходимо ускорить разработку общемировых, глобальных стандартов этих прав. Важно пересмотреть отношение к событиям 11 сентября, оценив их с позиций проблемы прав человека.

Теперешняя Япония переживает в условиях развертывания глобализационного процесса глубокую экономическую рецессию, японцы утрачивают уверенность в себе, японское общество пропитывается эгоизмом и нигилизмом. Об ограниченных возможностях воздействия на эти феномены говорилось выше. Тем не менее не следует ли подойти к проблеме прав человека под более широким, глобальным углом зрения, более серьезно задуматься над этими правами в обстановке унифицирующегося мира XXI в.?

Как неоднократно отмечалось выше, японцы после Второй мировой войны постоянно старались отождествить свою идентичность с людьми Запада, с западной цивилизацией. Однако, конечным результатом этих стараний явилось нигилистическое общество, в котором ежедневно приходится наблюдать убийства, общество, которое именуется капиталистическим, но понятие капитала в котором ограничивается деньгами, общество, отличающееся изобилием стойких эгоистов, интересующихся только подсчетами прибылей и убытков. Конечно, в Японии, как говорилось выше, остается еще небольшое количество истинных, добросовестных японцев, следующих пословице «сила солому ломит» и не прекословящих властям. Однако это факт, что и такие японцы изменились до неузнаваемости по сравнению с прошлым. Можно указать, что нынешние японцы, проникнутые эгоизмом и нигилизмом, предали забвению такие высоко чтимые их предками качества, как забота об окружающих, сочувствие и сострадание, неразрывно связанные с полной отреченностью от собственного «я».

Современные японцы, которые, в отличие от своих предков, лишены глубокого чувства сострадания, естественно, разделяют права человека на две категории. Первая категория прав человека — это «собственные права». Японцы, не ведающие чувства сострадания, максимизируют «собственные права», возводят их в чрезвычайно важный компонент их жизни и игнорируют общественное благосостояние. Вторая категория прав человека — это «права других». Японцы, лишенные чувства сострадания, минимизируют «права других», отождествляют собственное благосостояние с общественным и, используя эту уловку, стремятся в максимально возможной степени эксплуатировать общественное благосостояние в своих частных интересах. Подобного рода феномены своекорыстия и эгоизма четко просматриваются на уровне предприятий, то » есть в пунктах сосредоточения индивидов, а также на уровне объединений этих предприятий. Так, например, компания «Ниппон хаму» и другие японские предприятия мясной промышленности занимаются скупкой и продажей импортного мяса, выдавая его за мясо японского производства. Точно так же компании, занятые поставками чрезвычайно вкусных сэндайских устриц каки, подмешивают к этой ценной продукции префектуры Мияги южнокорейские устрицы. Можно встретить и факты продажи в Японии американских генетически модифицированных соевых бобов, на упаковке которых указано, что это — бобы отечественного производства, не подвергавшиеся какой бы то ни было обработке158. Ложная информация на упаковках продовольственных продуктов становится в Японии социальной проблемой. Перечисленные и аналогичного рода прочие примеры свидетельствуют о том, что современные эгоистичные, лишенные чувства сострадания японцы, попав в водоворот капиталистических отношений, ставят превыше всего денежную прибыль и абсолютно не думают об окружающих. В современной, быстро глобализирующейся Японии примеры эти позволяют выявить и возможность появления своекорыстной доктрины, придерживаясь которой японцы, лишенные чувства сострадания, будут превращать права других людей в «мини-права», а собственные права — в «макси-права».

С давних пор японцы очень дорожили окружающими. Как говорилось выше, в японских законах не провозглашались те или иные права человека, но японцы уважали права других более всего, знали, какие из их ошибок могут потребовать совершения харакири, страшно боялись стыда, ненавидели безобразные, некрасивые поступки. Эти качества хранили истинных японцев — носителей культуры дзёмон. Но в той Японии, где национальную идентичность намереваются отождествлять с западной, процесс распространения эгоизма и нигилизма уже невозможно остановить159.

Дело в том, что истинные японцы вымерли в первые десять лет эпохи Мэйдзи, а следующие поколения наших соотечественников, поступая, за редчайшими исключениями, подобно безвольным призракам, нашли свою идентичность в приобщении к людям Запада и западной культуре, согласились и примирились с таким порядком вещей. Они перестали быть японцами и не сумели стать людьми Запада.

Но в среде таких «людей без национальной принадлежности» права человека могут существовать и функционировать только в форме эгоизма и превратиться в подлинные права подобного рода они неспособны.

Мораль

Моральные ценности японцев после краха экономики «мыльного пузыря» в 1990 г. обнаружили устойчивую тенденцию к упадку.

Примерно в 1970 г. мероприятия Министерства образования Японии привели к акцентированию различных видов отклонений от привычных норм учебного процесса, к игнорированию морального воспитания и к сосредоточенности на бездушно рационалистичной трудовой и производственной системе западного образца, вследствие чего сформировалось современное нигилистическое общество с весьма истонченными моральными ценностями. Не только дети, прошедшие курс образования подобного рода, но и их родители, все взрослое население, составляющее общество, начали ставить во главу угла методы массового производства в рамках трудовой и производственной системы, отбрасывать на обочину моральные ценности, придавать первостепенное значение предпринимательской прибыли, предпринимательскому успеху, стремлению к материальному богатству и достижению высокого социального статуса. Водружение на пьедестал японского капитализма с японцами в роли экономических животных явилось причиной возникновения хаотичной ситуации в обществе, дефицита в нем моральных устоев и его дестабилизации. Нельзя при этом проходить и мимо факта существования влияния прежде всего японских газет, а также других СМИ, которые не только не выступали против социального карьеризма и культа денег, но, наоборот, пришпоривали тягу к ним.

Серьезные проблемы связаны с капиталистами, с предпринимателями, поддерживающими и спонсирующими СМИ, но в данной работе проблемы эти анализироваться не будут. Здесь следует еще раз вспомнить и тот факт, что видную роль в формировании нынешнего типа аморальных личностей, лишенных собственной идентичности, сыграл принятый после войны Основной закон об образовании, который, как указывалось выше, не содержал ровным счетом никаких указаний на образ человека, которого следовало воспитывать. Кстати, примерно в 1985 г. в Японии начала закладываться почва для экономики «мыльного пузыря», и крупные прибыли, выгодные приработки, возникшие благодаря этой экономике, также придали дополнительные импульсы процессу распространения в стране таких социальных феноменов, как настрой на сиюминутные удовольствия, эпикурейство, побудили японцев к забвению моральных ценностей. Крах экономики «мыльного пузыря» как-то сразу оглупил наших соотечественников, они своими руками вызвали к жизни современную социальную ситуацию, в рамках которой нет места моральным ценностям, а сами они совершенно утратили веру в себя и продолжают страдать от остаточных явлений шока, последовавшего за взрывом упомянутого «пузыря».

В этой социальной ситуации по причине дерегулирования на базе резко ускорившейся с начала 90-х гг. глобализации1 наметились массовый приток в Японию иностранцев, существенный рост объемов поступающих из-за границы наркотиков, стремительное увеличение почему-то совпавших по времени с дерегулированием числа случаев коррупции в среде политиков, бюрократов, органов полиции, числа убийств и прочих показателей загнивания всего общества, а также неостановимого выхолащивания моральных ценностей японцев.

Недавно в Англии, в университете Глазго А.Смит прочел курс лекций о философии морали (философии духа), которая, судя по всему, складывается из богословия, логики (доктрина моральных чувств), юриспруденции и экономики.

Мораль — это категория, означающая, что человеческое существование не только индивидуально — оно, естественно, связано с совместными, общими делами. Мораль не может не иметь отношения ко всем общим делам всего общества и поэтому коренится в глубинах его сущности, является фактором его побед и поражений, успехов и неудач.

Так было и в эпоху Эдо, и вплоть до недавнего времени именно японцы с их высокими моральными ценностями служили человеческим фактором, гарантами стабильного развития1 Японии. Для японских культурных традиций характерно частое употребление понятия до («Путь», «Учение», «Искусство») [например, будо (боевые искусства), тядо (чайная церемония), кадо (искусство аранжировки цветов), сёдо (искусство каллиграфии), кодо (искусство подбора ароматов при сжигании ароматических веществ), сёгидо (искусство игры в японские шахматы), дораку (искусство занятия чем-нибудь ради удовольствия), нингэндо (Путь человека) и т.д.)]. До— путь к единению личности с космосом, со всем живым в природе и средство этого единения. Оно помогает достичь состояния, когда человек может облегченно вздохнуть, когда облегченно вздохнуть могут другие, окружающие этого человека люди, когда так же вздохнуть могут совместно и данная личность, и ее окружающие. До устанавливает моральные ценности высшей пробы. Иначе говоря, японские моральные ценности, естественно, существовали внутри наших культурных традиций как их важный фактор. «Заражение» этих ценностей различными микробами гниения" означало бы гибель упомянутых традиций, и такая опасность уже налицо.

Основные формы морали во все времена, на Западе и на Востоке сводятся к отказу от исключений для каких бы то ни было индивидов. Суть ее заключается в предоставлении каждому индивиду, пребывающему в реальных условиях этого бренного мира, возможность понять, что ему надо делать для превращения в личность, способную нести присущие ей обязанности.

Что касается исконных личных моральных ценностей японцев, то они были призваны нести в мир ощущение счастья с помощью таких установок, как «абсолютное недопущение беспокойства окружающим», «превращение любого занятия, любой работы в дела, полезные людям», «обеспечение возможности на протяжении всей жизни свободно дышать самому и предоставление такой возможности другим», и ради всего этого служить интересам общества взаимного уважения, сопроцветания, гармонии, разделения социальных ролей и сосуществования. Выше говорилось о том, что основные формы морали во все времена на Западе и на Востоке сводятся к отказу от исключений для каких бы то ни было индивидов. Но японские культурные традиции все-таки допускают одно единственное исключение. Речь идет об императоре. Японский император не имеет собственной фамилии и существует вне рамок действия уголовного, налогового, гражданского и иных видов законодательства.

Императоры прошлого (в узком смысле — до императора Комё, в более широком — до императора Сева) были началом начал, символами происхождения для нас, японцев, воплощали собой нашу идентичность. Они почитались как отдельно стоящие вершины, возвышающиеся над обществом взаимного уважения, сопроцветания, гармонии, разделения социальных ролей и сосуществования.

Японский император существовал в нашем латентном сознании, в нашем бессознательном, за пределами пяти наших органов чувств (зрения, обоняния, осязания, слуха, вкуса), он молился за благополучие и счастье японского народа и из глубин своей души, олицетворяющей спокойствие и безопасность всего живого в стране, вещал космосу и подданным. Император возвышался над нами, японцами, он воплощал собой культурные традиции страны, его благополучие означало и благополучие японских культурных традиций, он должен был служить зеркалом, в котором японцы видели бы идеальный пример, образец для подражания. Само собой разумелось, что японский император, народ и природа Японии представляли собой различные стороны единого целого.

Император пребывал в обособленном, трансцендентном положении, что избавляло его от необходимости говорить: «Я не требую делать из себя исключение из морали, поскольку сам являюсь высшим воплощением ее сущности». Отличаясь от простых японцев полной отреченностью от собственного «я», император, молившийся о спокойствии, мире и благополучии для Японии и японского народа, должен был находиться в ином по сравнению с простыми японцами измерении, он денно и нощно старался проникнуть в глубь их интересов, неизменно ставил своей целью рафинирование полной отреченности от собственного «я», был воплощением сути этой отреченности. Но, находясь в ином по сравнению с простыми японцами измерении, возвышаясь над ними, он всегда был един со своим народом, делил с ним душу и сердце. Повторю еще раз, что исконное, подлинно японское общество с его культурными традициями было обществом взаимного уважения, сопроцветания, гармонии, разделения социальных ролей и сосуществования. Его важной чертой, его основой была полная отреченность от собственного «я», которая сияла словно солнце и которая обеспечивала неоспоримое первенство истинному образу этого общества. Именно отреченность от собственного «я» была важным элементом морали японцев, их подлинной идентичности. Японские традиционные моральные ценности в корне отличаются от моральных ценностей, свойственных западной цивилизации и западному обществу, а также современному японскому обществу, а потому считаются трудными для понимания. Однако именно они являются настоящими.

Как отмечалось выше, основой японских культурных традиций являются моральные ценности, и император служил наилучшим их отражением, примером, образцом для подражания. На уровне латентного сознания императора его полная отреченность от собственного «я» увязывалась с аналогичной отреченностью народа в условиях общества с разделением социальных ролей, обеспечивала его духовное единство с народом. Полная отреченность императора от собственного «я» представляла собой высшую форму морали.

Между тем к настоящему времени, как отмечалось выше, налицо гибель японского языка и императора, образовывавших идентичность японцев. Язык и император современной Японии отличаются от своих давних аналогов в которых японцы прошлого видели собственную идентичность и которым придавали большое значение. Сейчас это не более, чем бездушные подобия тех самых аналогов. Простите за неоднократные повторения, но нельзя не сказать о том, что и душа японского языка, и императора имели незыблемую опору в виде всеобщей и полной отреченности от собственного «я», что эта отреченность была важным элементом японских моральных ценностей. Со своей стороны, моральные ценности, инкорпорировавшие полную отреченность от собственного «я», были основой японских культурных традиций. Отсюда следует, что император, самый факт его существования являлись воплощением японских культурных традиций.

Однако после Второй мировой войны, или даже, скорее, с наступлением эпохи Мэйдзи японцы стали стремиться к превращению в людей Запада, которые были в их глазах символами могущества и богатства, к отождествлению своей идентичности с вестернизацией. Они отказались от полной отреченности от собственного «я» и перестали быть японцами. В результате, как отмечалось выше, Япония страдает от различного рода негативных феноменов. Так, в стране ежедневно наблюдаются убийства, включая убийства родителей и детоубийства, а также убийства ради получения страховки; происходит быстрое разрушение окружающей среды в городах; расцветает ростовщичество; отмечается разгул наркомании, причем возраст наркоманов снижается и в составе их увеличивается доля домохозяек; расширяются масштабы проституции среди подростков и зажиточных домохозяек; усиливается подражание молодежи рок-культуре Запада, например, в форме пирсинга; все больший размах приобретает мошенничество в торговле; множатся случаи злоупотребления доверием и незаконного присвоения чужого имущества; главными критериями при вынесении тех или иных суждений все чаще становятся счета прибылей и убытков; галопирует коррупция среди политиков, бюрократов и служащих полиции, что вызывает растущее недоверие к ним со стороны граждан; встречается все больше мучимых подозрительностью японцев, которые не доверяют людям и сами не внушают доверия; массовый характер приобретает бегство капиталов состоятельных граждан за границу; семимильными, шагами растет число заболевших СПИДом; учащаются случаи сокрытия врачебных ошибок; страна трансформируется в рай для комиксов, герои которых лишены национальной принадлежности; комиксы непристойного содержания все активнее раскупаются детьми и подростками; ввиду интенсивного использования персональных текстовых компьютеров и Интернета все больше и больше японцев не умеют писать иероглифы; император и члены императорской семьи становятся «звездами».

Все это имеет место вследствие утраты японцами их моральных ценностей, забвения ими принципа полной отреченности от собственного «я», размывания их исконной идентичности под стремительным напором вестернизации.

Проблемы сосуществования Японии с остальным миром

После реставрации Мэйдзи Япония всячески старалась заимствовать элементы западной цивилизации и сосуществовать с ней с целью избежать краха национальной государственности. После Второй мировой войны Япония по собственной инициативе отказалась от права на ведение войны и, действуя в рамках мирной Конституции, стала избегать трений в отношениях со всеми странами мира, развивать политику сосуществования и подходить к проблемам, которые она могла решить, с такой самоотверженностью и добросовестностью, что ее принялись считать то ли простодушной добрячкой, то ли дурочкой. Эта позиция страны в будущем изменится. Между тем сейчас, в начале XXI века, в условиях бурного развития глобализационного процесса, человечество вступает в полосу острейших конфликтов, требующих решения. Как отмечалось выше, вследствие разорения среднего слоя мир чреват сегодня серьезной опасностью раскола на горстку баловней успеха («сильных») и многочисленных неудачников («слабых»).

По мнению профессора Принстонского университета Ли Сильвер изложенному в работе «Век генов», сегодня никто уже не отрицает возможности того, что человечество в мире распадется на два: типа — людей, генетически сильных (gene rich) и людей, генетически слабых (gene poor), что подобно тому, как неандертальцы (старый вид гомосапиенс) уступили место кроманьонцам (новый вид гомосапиенс), генетически слабым либо придется вкусить горький вкус поражения и исчезнуть с лица планеты, либо быть вытесненными в медвежьи уголки земного шара, где по примеру людей древней японской культуры дзёмон,в качестве побежденных они будут проживать вдали от населенных пунктов в «особых поселках»160. Вопрос в том, попадут ли японцы в стан генетически сильных или многие из них окажутся среди генетически слабых, придут в упадок и исчезнут с лица земли. Сначала снова приведу два примера, о которых говорилось выше, а затем сделаю вывод.

Первый пример связан с упоминавшимся выше конфуцианским ученым конца эпохи Токугава по имени Охаси Тоцуан, который в своих «Записках о злобных помыслах» обращал острый взор на людей Запада. Охаси писал: «Западные варвары—люди, у которых основной интерес -корысть. Их жадные сердца ненасытны, они постоянно следят за странами других людей и изучают их, чтобы присвоить. Поэтому, если люди тех стран оказываются слабыми, их захватывают с помощью вооруженной силы; если же видно, что та страна сильна и приложить к ней руки трудно, с ней не вступают немедленно в прямую борьбу, а караулят шанс на успешное нападение, просачивая в нее лживую ересь и, прежде всего, соблазняя души людей, постепенно склоняя их к переходу на свою сторону и подрывая силы этой страны. Никто не может сравниться с этими чудовищами по искусности и коварству»161. Тоцуан предлагал правительству сёгуната Токугава отвергнуть домогательства людей Запада, но в конце концов его арестовали, подвергли пыткам и замучили. В Японии было немало способных, весьма проницательных и ценных для государства личностей, которые, завидев прибывавших людей Запада, сразу же интуитивно распознавали их тайные цели внедрения западного рационализма в негативном смысле этого слова. Однако этих остро проницательных людей Япония не использовала. В борьбе за выживание, таким образом, Охаси Тоцуан явил собой печальную фигуру, он оказался в конечном счете генетически слабым, «побежденным». Да и государство, не использовавшее Охаси Тоцуан, тоже стало генетически слабым, и народ, управляемый этим государством, в конце концов, оказался в той же категории генетически слабых.

Японцы — народ, обладающий выдающимся национальным характером, выдающимися достоинствами, такими, как острая проницательность, позволяющая проникать в самую суть вещей, дух сосуществования, сопроцветания и совместного проживания, выражающийся в стремлении устанавливать хорошие отношения с окружающими, а также способность прилагать неустанные, решительные усилия, направленные на достижение целей, коль скоро они перед ним ставятся. Но тот же самый народ часто лишен способности охватывать мысленным взором весь мир, предвидеть возможные ситуации лет на сто вперед, более того, — способности генерировать идеи господства, контроля над миром.

Второй пример касается перехода Японии на новую систему календаря, который был осуществлен в 1872 г.) и о котором говорилось выше. До этого в Японии использовался лунный календарь, который опирался на синодические месяцы (их продолжительность определялась полным лунным циклом) и которым не предусматривалось регулирование времен года и дат (синодические месяцы продолжаются 29,5 дня, они, следовательно, короче месяцев солнечного календаря, и год по лунному календарю на И дней короче года по солнечному календарю). В соответствии с солнечным календарем годом считается полный оборот Земли вокруг Солнца, а днем - полный оборот Земли вокруг своей оси. В одном году 365 дней, один раз в четыре года бывает високосный год, в котором 366 дней и с помощью которого производится корректировка календаря. Если год равен полному обороту Земли вокруг Солнца, а день — полному обороту Земли вокруг своей оси, то возникают следующие чрезвычайно важные вопросы: 1) Почему год делится на двенадцать месяцев? 2) Почему в январе, марте, мае, июле, августе, октябре и декабре 31 день, в апреле, июне, сентябре, ноябре — 30 дней, а в феврале — 28 дней? 3) Почему месяцы обозначаются не цифрами, а именами собственными? 4) Почему в неделе семь дней, а дни называются понедельником, вторником, средой, четвергом, пятницей, субботой, воскресеньем? 5) Каково рациональное основание для 24-часовой продолжительности одного дня, 60-минутной продолжительности одного часа и 60-секундной продолжительности одной минуты? Япония, однако, следует этим установкам.

Реформа календаря в эпоху Мэйдзи была, вероятно, первым случаем следования глобальным стандартам.

В основе солнечного календаря лежит календарь юлианский (по имени Гая Юлия Цезаря), созданный в начальный период существования Римской империи. Месяц август получил свое название по имени римского императора Августа. Однако календарь, полученный Японией в 1872 г., был грегорианским, введенным в XIII в. 266-м римским папой Григорием и представлявшим собой плод реформы юлианского календаря. Первый год нашей эры по юлианскому календарю был годом основания Римской империи. Однако когда христианство стало государственной религией этой империи, летоисчисление от года ее основания было под влиянием новой веры преобразовано в летоисчисление от года рождения Христа.

Как бы там ни было, у японцев, в их национальном характере совершенно отсутствует склонность к таким подходящим под определение глобализации действиям, как конструирование глобальных стандартов, унификация мира, лидирование в нем. Возможно, среди жителей Японии эпохи Мэйдзи лишь очень немногие задавались пятью перечисленными выше вопросами, но вне зависимости от этого японскому народу пришлось следовать правительственному курсу на вестернизацию. Основатель университета Кэйо Фукудзава Юкити писал: «Поэтому те, кто ставит под сомнение введение нового календаря, — это непременно невежественные, безграмотные глупцы, а те, кто поддерживает его введение, — непременно умницы, постоянно старающиеся обрести новые знания. Коль скоро это так, можно сказать, что грядет пора, когда в Японии надо будет изучать проблему отделения умниц от глупцов»162. Итак, доверяющие солнечному календарю, у него паиньки, а не доверяющих этому календарю он обзывает глупцами. Таким образом, Фукудзава чуть ли не насильственно навязывает практическое использование солнечного календаря, помогает в этом правительству. То же относится и к другим правилам: их всегда создавали на Западе, а японцы следовали им.

По сути своей современная глобализация представляет собой унификацию планеты на надгосударственной, наднациональной основе. В этих условиях даже наличие остро проницательных индивидов типа Тоцуан или столь же проницательных народов совершенно не меняло бы положение дел. Ибо никто не может проявить способность к руководству, которое сочетало бы в себе могучую мудрость, силу, политическую энергию и напористость и которое позволило бы повести народы мира к единой платформе под лозунгом типа: «Солнечный календарь — общемировая норма. Поэтому надо его принять».

Под воздействием глобальных стандартов японский народ будет, видимо, постепенно сливаться с другими народами, причем его национальная идентичность ослабеет и станет объектом общемировой унификации. Если вдуматься, то станет очевидным, что солнечный календарь таит в себе глубокий внутренний смысл и что его принятие не было неожиданным или случайным. Истинный смысл глобальных стандартов должен тоже таиться в их глубинах, но он скрыт от взоров японцев — экономических животных, а государство не демонстрирует к нему особого интереса. Думается поэтому, что японцы, располагающие такими чертами национального характера, как устремленность к сотрудничеству и сосуществованию, при дальнейшем развитии и распространении глобальных стандартов пойдут, не противясь им в условиях унификации мира, по пути усредняющего слияния с другими народами и восприятия единых для всех норм, утрачивая свою самобытность. В этом смысле японцы, по всей видимости, относятся к лагерю генетически слабых. Пользуясь животноводческими терминами, японцев можно уподобить стаду баранов, которых пастухи и сторожевые собаки загнали в огороженное забором пастбище. Пастухи и сторожевые собаки - генетически сильные, слуги и бараны — генетически слабые. Понастоящему же генетически сильные — это люди, потребляющие баранину.

Не будет ли глобализация в XXI в. означать унификацию мира при его разделении на господ («победителей», генетически сильных) и прислужников («побежденных», генетически слабых)?

Пат Бьюкенен в своей работе «Гибель Запада» предупреждает, что белая раса находится на грани уничтожения163. Что касается Японии, то, как отмечалось выше, ее жители с момента выдвижения у истоков эпохи Мэйдзи в качестве символа государственной политики лозунга «элиминировать все азиатское, воспринять все западное» прекратили быть японцами и начали стараться стать белыми людьми Запада. После Второй мировой войны государственная политика того же рода сделалась еще более рафинированной и концентрированной, и истинным японцам не остается места на Земле164. Несмотря на все свои усилия, японцы так и не смогли стать белыми людьми. Они не японцы и не люди Запада. Похоже, они превратятся в оборотней.

В мире получили широкое признание и одобрение блюда французской, итальянской, русской и других западных кухонь, которые готовят японцы. В то же время как-то не приходилось слышать, что белые люди Запада готовят у себя более вкусную закуску для чайной церемонии, чем японцы. Интересно, почему?

Не может ли эта тема обрести важность при решении проблем, связанных с сосуществованием Японии и других стран?

Список научной литературыКарибэ Ёсихито, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Абуругэн Дж.С. Тэнки-ни тацу Нихон кигё кэйэй (Управление японскими предприятиями на повороте), Т., 1988.

2. Адзиа IT какумэй (Революция информационных технологий в странах Азии), Т., 2001.

3. Адзумая К. Гуробару сутандадо-но вана (Западня глобальных стандартов), Т., 1998.1. какумэй-но гэндзицу (Революция информационных технологий), Т., 2001.

4. Аоки Я. Нихон бунка рон-но хэнъё. Сэнго нихон бунка то айдэнтити (Трансформация теории японской культуры. Послевоенная японская культура и идентичность), Т., 1999.

5. Аугусутинусу. Ками-но куни, 2 кан (Град божий, т. 2), Т., 1982.

6. Бафура А. Даймура-Курайсура Нихон-но IT какумэй (ДаймлерКрайслер и революция информационных технологий в Японии), Т., 2000.

7. Бенедикт Р. Нихон бунка-но катати (Модель японской культуры), Т.,1971.

8. Бенедикт Р. Нихон бунка то пэрэсунарити рон (Теория японской культуры и личности), Т., 1972.

9. Buchanan P.J. The Death of West, N.-Y., 2000.

10. Бурудзэ П. Гэндай синрирон Сю. Дэкадансу, Пессимизму, Косумопоританидзуму-но косацу (Статьи о современной психологии. Декаданс, Пессимизм, Космополитизм), Т., 1987.

11. Бэкон Ф. Сэкай мэйтё 25 кан (Собрания выдающихся произведений, т. 25. Фрэнсис Бэкон), Т., 1979.

12. Ватанабэ Ё. WTO хандобукку. Син раундо-но кадай то тэмбо (Справочник ВТО. Задачи и перспективы нового раунда), Т., 2002.

13. Ватанабэ Р. Нихондзин-но айдэнтити. Нихон бунка-но кодзо то Нихон буммэй-но суйтай (Идентичность японцев. Структура японской культуры и упадок японской цивилизации), Т., 2002.

14. Ваткиндзу Э. Посутомодан-но кэйдзайгаку сихонсюги-но комансэнсу-о до ёму-ка (Как постмодернистское экономическое учение интерпретирует здравый смысл капитализма), Т., 2002.

15. Гёте. Гете дзэнсю (Полное собрание сочинений Гете), Т., 1992.

16. Гете. Тэйсэйрон (Теория императорского правления), Т., 1992.

17. Гэккай одзю, Хидэёси-но Сётайкидай дзюдзюцуси (Необыкновенный колдун Хидэёси), Т., 1995.

18. Гянбуру А. Сэйдзи-га овару токи? Гуробарука то кокумин кокка-но уммэй (Конец политики? Глобализация и судьба национальных государств), Т., 2002.

19. Дайдзингу сёдзацу дзики (Статьи о великих храмах), Миэ, 1910.

20. Иван К. Тосиба гуробарука сэнряку. Сэкай кигё-э-но аратана тёсэн (Стратегия глобализации Тосиба. Новые вызовы предприятиям глобального масштаба), Т., 2002.

21. Икари Ё. Мицубиси дзидося сэмэ-ни тэндзита гуробару сэнряку (Глобальная стратегия перехода к всеобщему наступлению автомобильной компании Мицубиси), Т., 2002.

22. Исава Ё. Нихон кигё гуробарука-но кодзо (Структура глобализации японских предприятий), Т., 1996.

23. Исии И. Исии сики кандзи кёику какумэй (Революция в обучении иероглифике по методу Исии), Т., 1995.

24. Ито С., Ёсидзава Г., Сомэя Т. Буммэй кан-но тайва-ни мукэтэ кёсэй-но хикаку буммэйгаку (К диалогу цивилизаций. Сравнительное изучение симбиоза цивилизаций), Т., 2002.

25. Каваи Р. Гуробару фассён то сёхин кикаку. Монодзукури-но гэнтэн (Глобальная мода и планирование товаров. Основы производства), Т., 1992.

26. Каэрэруги К. Паноироппа (Пан-Европа), Т., 1996.

27. Кимото М. Кикоцу-но кэйэйся (Управляющий «с душой»), Т., 1988.

28. Кинъю сихон сидзё-но хэнсицу то гуробарука-ни кансуру кэнкю (Исследование трансформации рынка денег и капиталов и проблемы глобализации), Т., 1991.

29. Кобаяси Н. Игирису дзюсёсюги кэнкю (Изучение английского меркантилизма), Т., 1977.

30. Кобори К., Хифу С. Кара буккусу «Исэ дзингу» (Книги цветных иллюстраций. Храм «Исэ дзингу»), Т., 1996.

31. Кодама К. Нихонси нэнпё тидзу (Хронология и карты истории Японии), Т., 2002.

32. Конто О. Сэкай мэйтё 46 кан Конто (Собрания выдающихся произведений, т. 46. Конт), Т., 1980.

33. Коран Д. Гуробару кэйдзай тою кайбуцу. Нингэн фудзай-но сэкай фукэн-э (Чудище по имени глобальная экономика. От мира без человека к гражданскому обществу), Т., 1997.

34. Корансэй. Нихон то нихондзин-ни ёсэру (К Японии и японцам), Т.,1979.

35. Корансэй. Сидзэнгаку (Наука о природе), Т., 1972.

36. Кувахара Т. Дэогэнэсу кокусай тэцугаку (Интернациональная философия Диогена), Т., 1984.

37. Кумон С. Буммэй-но синка то дзёхока IT какумэй-но сэкайситэки ими (Эволюция цивилизации и всемирно-историческое значение информатизации и революции информационных технологий), Т., 2001.

38. Кусака К. Гуробару сутандадо то Нихон-но моносаси сэкинин-но ториката-ни миру бунка-но исо (Глобальные стандарты и девиация культуры в восприятии понятия образцовой ответственности в Японии), Т., 2001.

39. Кэирудзу К. Гуробару кэйдзай то гэндай дорэйсэй (Глобальная экономика и современное рабовладение), Т., 2000.

40. Марукусу Аурэриусу. Дзисёроку Размышления («К самому себе»)., Киото, 1998.

41. Маруяма К., Фудзии М. Тоёта Ниссан гуробару сэнряку-ни какэру сабайбару сэнсо (Борьба за выживание в глобальной стратегии Тоёта и Ниссан), Т., 2002.

42. Мидзута X. А.Сумису тэцугакурон бунсю (Сборник статей о философии Адама Смита), Т., 1993.

43. Moa Томасу. Ютопиа (Утопия), Т., 1978.

44. Муто И. Тэйкоку (Амэрика)-но сихай минею (пипуру)-но рэнго гуробарука дзидай-но сэнсо то хэйва (Союз правящего народа империи (Америки). Война и мир в эпоху глобализации), Т., 2002.

45. Накагава К. Гуробару дзинкэнрон (Теория глобальных прав человека), Т., 1996.

46. Накацу К., Като Ю. Гуробару торэндо. Сэкай кэйдзай-но синтё (Глобальные тенденции. Новые явления в мировой экономике), Т., 1989.

47. Нисимото М. Соно юку токоро-о сирадзу-ахэ-но Сатоми Хадзимэ-но сёгай (Не ведая куда брести. Жизнь короля опиума Сатоми Хадзимэ), Т., 2001.

48. Нихон-но рэкиси дзэн 26 кан (История Японии в 26 томах), Т., 2002.

49. Нэгури A., Hoto М., Тэйкоку гуробарука-но сэкай тицудзё то марутитю-до-но каносэй (Мировой порядок империалистической глобализации и вероятность множественности), Т., 2002.

50. Овада Т. Нихон-но рэкиси-га вакару хон (Кодай-Нанбокутё дзидай) (Книга о том, как понимать японскую историю, Древность — эпоха Нинбокутё), Т., 2002.

51. Овада Т. Нихон-но рэкиси-га вакару хон (Муромати. Сэнгоку. Эдо дзидай) (Книга о том, как понимать японскую историю (Муромати. Сэнгоку. Эпоха Эдо), Т., 2002.

52. Ока К. Ромбунсю (Собрание сочинений), Т., 1969.

53. Окуран К. Катарицугу Ёроппа того-но юмэ. Рома тэйкоку кара юро тандзё мадэ (Мечта о единой Европе, передаваемая от поколения к поколению. От римской империи до рождения евро), Т., 2002.

54. Оуэн Р. Синсякай кан (Новое общество), Т., 1976.

55. Оуэру Дж. 1984 нэн-э но мити (Путь к 1984 году), Т., 1983.

56. Пуратон. Пуратон дзэнсю (Полное собрание сочинений Платона), Т.,1980.

57. Рокку, Хьюму. Игирису кэйкэн рон тэцугаку (Английская философия эмпиризма), Т., 1997.

58. Рокку, Хьюму. Сэкай мэйтё, дай 27 (Собрания выдающихся произведений, т. 27, Локк и Юм), Т., 1977.

59. Рюкё. Дзэйэн (Конфуцианский трактат в 20 томах), Т., 1982.

60. Сайго Т. Сайго нансю икун фудэсёгон сироку оёби ибун (Завещание и посмертные записки Сайго Такамори), Т., 1979.

61. Сай Ки Ко. Канкоку-но 2000 нэн-о дараку си (2000-летняя история упадка Кореи), Т., 2001.

62. Сансимон. Син кирисуто кё (Новое христианство), Т., 1988.

63. Сасамори Дз. Тосэнкё (Сутра войн), Т., 1992.

64. Саэки Ё. Гэндай какумэй то дай хокай (Современная революция и коллапс), Т., 1979.

65. Сё М. Гуробару сякай то кокусай сэйдзи (Глобальное общество и международная политика), Т., 1997.

66. Сёватэнно-но кайсороку (Мемуары императора Сёва), Т., 1995.

67. Сибата Ё. Дзию то минкэн Мурамацу Айдзо то соно ёгэн (Свобода и народные права. Мурамацу Айдзо и его пророчества), Т., 1951.

68. Silver L. Genetic Age, Chicago, 1999.

69. Симидзу X. Хакудзин (горубару) сутандадо тою аратанару синряку (Новая агрессия белых людей (глобальных стандартов), Т., 2002.

70. Сиракава С. Сиракава Сидзу тёсакусю бэккан (Специальный том собрания сочинений Сиракава Сидзу), Т., 2002.

71. Сираянаги С. Миндзоку Нихон рэкиси. Хокэнкэн (История японского народа. Феодализм), Т., 1934.

72. Сиранаяги С. Мэйдзи, тайсё кокумин си (История народа эпох Мэйдзи и Тайсё), Т., 1918.

73. Стайн П. Рома хоо то Ёроппа (Римский папа и Европа), Т., 2002.

74. Сугавара Р. Рэкиси докухон (Хрестоматия по истории), Т., 1999.

75. Судзуки О. Хакусонко (Река Хакусонко), Т., 1999.

76. Сумису К. Канто эйкю хэйва рон. Ситэки кайсэцу то хонрон (Кант. Историческая интерпретация теории вечного мира и сама теория), Т., 1996.

77. Сумиэ С., Фурута Т., Ямада М. Тэннорё-но синсо (Правда об императорских могилах), Т., 1994.

78. Супэнгура О. Сэйо-но боцураку (Закат Европы), Т., 1996.

79. Сэкай то Нихон-но кайгай тёкусэцу тоси (Мир и прямые зарубежные инвестиции Японии), Т., 2002.

80. Сюэйся. Сэкай-но рэкиси 5 кан (Всемирная история изд-ва Сюэйся, т. 5), Т., 2002.

81. Такэмура Ю. Нихон гата-о икасу дзиндзи сэнряку. Гуробару сутандадо дакэ дэ ий-но ка (Кадровая политика, вдохнувшая новую жизнь в японскую модель. Разве достаточно одних глобальных стандартов?), Т., 2002.

82. Танака М. Адаму Сумису-но сидзэнхогаку. Сукотторандо-но кэймо то кэйдзайгаку-но сэйтан (Учение Адама Смита о законах природы. Шотландское просвещение и рождение экономической науки), Т., 2002.

83. Танака Т. Нихон кигё-но гуробару сэйсаку (Глобальная политика японских предприятий), Т., 2001.

84. Тёсэн гинко си (История банка Кореи), Т., 1987. Токутоми С. Кинсэй Нихон кокумин си (История японского народа. Конец 16 — середина 19 веков), Т., 1962.

85. Томасу Акуинасу. Сэй Томасу кэйдзайгаку (Экономическое учение Святого Фомы Аквинского), Т., 1978.

86. Утихаси К. Дарэ-но тамэ-но кайкаку ка (Ради кого реформы?), Т.,1999.

87. Фудзита Т. (Кодай тэннорё-о мэгуру (О древних могилах японских императоров), Т., 1997.

88. Фукудзава Ю. Буммэйрон-но гайряку (Суть теории цивилизации), Т.,1982.

89. Фуриэ С. Кусотэки Сякайсюги рон (Учение утопического социализма), Т., 1977.

90. Хантингтон С. Буммэй-но сётоцу (Столкновение цивилизаций), Т.,1998.

91. Харада К., Ядова Дз. Манэкурайсису экономи. Гуробару сихонсюги то кокусай кинъю кики (Экономика кризиса денежной системы. Глобальный капитализм и мировой финансовый кризис), Т., 1999.

92. Хэраина Дж.К. Нанбоку мондай-но сэйдзикэйдзайгаку. Гуробару кэйдзай то кэйдзайтодзёкоку (Политэкономия проблемы «Север-Юг». Глобальная экономика и развивающиеся страны), Т., 1998.

93. Хэрудо Д., Маггуру А. Гуробарука то хангуробарука (Глобализация и антиглобализация), Т., 2001.

94. Это Дз. Нансю дзанъэй (Отблески Нансю), Т., 1998. Это Т. Даттан (Татары), Т., 1992.

95. Ягири Т. Игайси Акудзё рэкидэн (Неожиданные истории. Биографии женщин — отрицательных исторических персонажей), Т., 1982.

96. Ягири Т. Нихон гэндзюмин си (История коренных жителей Японии), Т., 1972.

97. Ягири Т. Нобунагагороси ва Хидэёси ка (Хидэёси — убийца Нобанага?), Т., 2000.

98. Ямамото К. Нихон-но кигэн-но надзо-о току (Раскрытие загадки происхождения Японии), Т., 1991.

99. Ямамото К. Нихон-но рууцу Хида (Страна Хида — японские корни), Т., 1995.

100. Ямамото К. Нэдзирэ кодайси (Искаженная древняя история), Т., 1998. Ямамото К. Ябурарэта 2000 нэн-но махо (Расколдованное 2000-летнее волшебство), Т., 1999.

101. Ямаока С. Комё тэнно-но хигэки (Трагедия императора Комё), Т.,1990.1. Справочники

102. Кисэй канва хакусё, 2000 нэн бан (Белая книга по дерегулированию, 2000 г.), Т., 2000.

103. Нихон-но хакусё, Вагакуни-но гэндзё то кадай. Хэйсэй 12 нэн (Белая книга о Японии. Нынешнее состояние и задачи, 2000 г.), Т., 2000.

104. Сэйсёнэн хакусё 2002 (Белая книга по проблемам детей и юношей, 2002 г.), Т., 2002.

105. Хаяси Т. Тэцугаку дзитэн (Философский словарь), Т., 1993. Хэйбонся дайхякка дзитэн (Энциклопедический словарь изд-ва Хэйбонся), Т., 1997.1. Газеты, журналы

106. Асахи симбун Ёмиури симбун Майнити симбун Нихон кэйдзай симбун Нихон симбун Times1. Токё симбун Фосайто