автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Трансформация общественного сознания в России в феврале - октябре 1917 года

Полный текст автореферата диссертации по теме "Трансформация общественного сознания в России в феврале - октябре 1917 года"

01 ... с, ^ 1.Я с

На правах рукописи

СТУШНЯЯ ИРИНА ВЕНИАМИНОВНА

ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ В РОССИИ В ФЕВРАЛЕ - ОКТЯБРЕ 1917 ГОДА

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ростов-на-Дону 1998

Работа выполнена на кафедре отечественной истории новейшего времени Ростовского государственного университета

Научный руководитель: заслуженный деятель наук РФ, доктор исторических наук, профессор Козлов

А.И.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Присяжный Н.С., кандидат исторических наук, доцент Перехов Я.А.

Ведущая организация: Ростовский государственный педагогический университет

гея 1998 г. в. М

Защ1гга состоится К) (-¿/-Ц- 1998 г. в. на заседании Диссертационного

Совета Д.063.52.02 по историческим наукам при Ростовском государственном университете по адресу: 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, ИППК. С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке РГУ (ул. Пушкинская, 148)

Автореферат разослан.

,1998 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат историчеаких^аук

Т.Ф. Ермоленко

1,Обтая характеристика работы

Актуальность теми. В конце 20 столетия, когда Россия вновь пережинает крутой поворот в общественно-политическом, социально-экономическом и духовном развитии, кризис общественной морали, социальный партикуляризм, экстремизм и правовой нигилизм по-прежнему остаются реалиями российского массового сознания. Стремление избежать рецидива ошибок прошлого настоятельно диктует необходимость изучения исторических аналогий, научной реконструкции основных тенденций эволюции сознания людей революционной эпохи. Реализация этой цели возможна посредством применения к собьяиям 1917 года в России социально-психологического подхода, основанного на интерпретации русской революции как драмы, трагические события которой проистекали из переплетения и взаимодействия социально-экономических и политических реалий, с одной стороны, и формировавшихся веками особенностей массового сознания, с другой.

Бурные социально-политические и духовно-нравственные процессы, развернувшиеся в России в последние годы, позволяют утверждать, что помимо академической значимости поставленная проблема имеет общественно-политическую актуальность в процессе реформирования страны на современном этане. Изучение опыта буксующих отечественных реформ подводит к осознанию одной из причин провала, заключающейся в их несоответствии закону ментальной идентичности.

Степень научной разработанности проблемы. Исследование перелояных эпох по психосоциальным параметрам не является новым ни для мировой, иидля отечественной историографии. На протяжении 19 столетия в западной социологии преобладала психопатологическая точка зрения. Рассматривая движение масс как

проявление патологического состояния сознания, социологи Г.Лебон, М.Тард, М .Сигеле попытались создать психологический портрет "толпы", вступившей на революционный путь.'

К "толпе" бьша обращена и народническая социология. Предположив, что качественные изменения народной психологии явятся одним из условий социального переворота, Н.К.Михайловский обратился к социально-психологическим явлениям как средству объяснения исторического процесса.2 В дальнейшем теория влияния психологических факторов на социальные движения и исторический процесс в целом бьша развита в трудах Г.В.Плеханова3, а также в социологических исследованиях В.М.Бехтгрева4 и Н.И.Кареева.5

На протяжении 20 столетия, открывшегося социальными потрясениями в России и ряда европейских стран, революционная проблем атиказанимала ведущее место в западной социологии, породив множество концепций и школ, одной из которых явилась психологическая. В исследованиях Ч.Эллвуда, П.Амана, Д.Йодера, З.Неймана отразился взгляд на ргволкщшо как порождение деформаций в общественном сознании и психологии.' Однако при переносе подходов психологической школы на российскую почву проявились абсолютно изолированные от объективного анализа национального российского менталитета выводы. Народ выступал, как правило, инертной массой, подвергшейся обману и манипуляциям со стороны политической элиты, а большевистская партия - как искусственно созданный субъективный фактор, не отвечающий российским реалиям 1917 года.

Для очевидцев событий было несомненным то обстоятельство, что большевизм лишь поддержал дух народного стихийного бунта, проистекавший из "смуты в душах люден". В.И. Вернадский констатировал развитие в России 1917 г. "особой формы психоза", заметив, что "огромная масса людей действует, забыв

о действительности, и видит только свои интересы или интересы своего класса".7 Один то авторов эсеровского сборшжа "Большевики} масти", изданного в Москве в 1918 г., Ф.Рппцев, иронически указывал на "историческую миссию" большевиков, которые пошли навстречу "всем наиболее темным, эгоистичным н противообщественным инстинктам масс, дав социалистическое обоснование их максимализму, исторически восходящему ко временам разинщины и пугачевщины".8

Первыми отечественными историографами проблем, касавшихся трансформации общественного сознания россиян на протяжешш 1917 г., были современники событий. Пытаясь найти отпет на вопрос, "почему прекрасный лик революции исказился в отвратительную и зловещую гримасу анархии", одни исследователи ссылались на национальную самобытность и специфику российских ментальных традиций (В.И.Вернадский, А.А.Кизевсттер, А.Минин, С.ААскольдов)', другие - на наследие царизма (Н.А.Бердяев, Н А.Рожков)'°, третьи • на деструктивное вшипше на сознание н психологию шпон социалистической риторики, на грубый материализм, устранивший право и нравственность как "идеологические надстройки" (И.Покровский, П.Струве, С.Франк, С .Копяревский).11

Однако сформировавшаяся в ют период тенденция гуманисгнческого восприятия событий 1917 г. д использования психологических моделей при их интерпретации не была реализована в советской историографии. В условиях господства жёстких схем экономического детерминизма и чрезмерной политизированности изучение общественного сознания в феврале - октябре 1917г. сводилось к большевизации масс на протяжения исследуемого периода, что рассматривалось как подтверждение тезиса о легитимности октябрьских событий, их закономерности и неизбежности. Изучение специфических черт национального

характера и стереотипов мышления в контексте социальных предпосылок Октября подменялось партийно-классовым подходом, господствовавшим в общественных науках. Официальная точка зрения предполагала существование у каждого социального слоя своей, только ему присущей психологии и модели поведения, в основе которых лежала принадлежность не к общенациональным культурным, ментальным, этическим традициям, а к классу.

В 60-70 гг. произошёл прорыв в методологической постановке проблемы. В работах А.Я.Гуревича, Е.М.Жукова, Б.Ф.Поршнева, Б.А.Чагина12 была обоснована необходимость исследования морально-психологической сферы деятельности масс. Особенностям трансформации общественного сознания в революционную эпоху были посвящены статьи и монографии В.С.Рахманина, Г.Л,Соболева, В.Ф.Шишкина'3, попытавшихся рассмотреть революционный процесс сквозь призму ломки стереотипов сознания и поведения, сложившихся на базе старых общественных отношений.

К этому периоду относится и постановка проблем, связанных с влиянием падения монархии на девальвацию господствовавших ранее представлений в сфере морали, быта, религии. Исследователей волновал вопрос, являлись ли разнообразные проявления деформаций общественного сознания и массовой психологии результатом трансформации национальных ментальных традиций, или же они представляли собой продолжавшийся эволюционный процесс, вызванный в начале 20 столетия капиталистической модернизацией и ускоренный I мировой войной.

В 70-80-ые гг. научная разработка проблемы продолжалась в рамках изучения динамики общественного сознания отдельных социальных групп и слоев российского общества.14

Демонтаж советско-партийной государственной системы устранил

монополию политики на истолкование прошлого. Современная постсоветская историография признаёт, что революция демонстрирует всю гамму многообразных проявлений трансформации общественного сознания, в основе которой лежаткак ограниченные временными рамками историческигреатш, так и формировавшиеся столетиями особенности национального сознания, порождающие специфику внутренних импульсов поведения.

На современном этапе все больший интерес у исследователей вызывают подходы, связанные с пересмотром категории "массовое сознание" и выдвигающие на первый май его психическую природу. Однако если одни исследователи рассматривают сознание общества как целостного организма, не игнорируя при этом социальных, политических, этнических и конфессиональных различий, и опираются на понятие общероссийского менталитета (И.Л.Архипов, С.Л.Гомаюнов)15, то другие (A.C. Ахиезер, Б.Н.Земцов)16, отрицая его существование, используют термин "раскола в сознании общества" как базовую категорию при осмыслении российских ментальных процессов. Особого внимания в этом контексте заслуживает разработанная А.С.Ахиезерои социокультурная теория эволюции российского общества, где роль главной движущей силы отводится становлению н смене системы нравственности.17 Предпршотая автором попытка позволила ему выявить и осмыслить ментальную самобытность России л подвела к трактовке событий 1917г. как традиционалистского взрыва, давшего выход архаичным идеалам, что обусловило торжество локализма.

В современных исследованиях все чаще фигурируют не "пролетариат" и "крестьянство", а такие понятия, как "народ" и "обыватель''." Отвергая презрительный смысл последнего обращения, И.Л. Архипов включает в это определение "любого человека от министра до дворника, от аристократа до рабочего", объединяя их на уровне обыденного массового сознанияс однотипными

реакциями, переживаниями, стереотипами.1®

Современную историографию отличают новые подхода к проблеме мотивации революционной деятельности как политической элиты, так и рядовых россиян. Если раньше они зиждились на доминанте мессианского начала по формуле "они сознательно жертвовали собой ради будущих поколений", то теперь на первый план выдвиг ается целостная система личностных интересов20, а также особый психологический склад революционных деятелей, обусловленный годами их нелегального существования. На основе классификации личных интересов исследователь В.В.Журавлев спроектировал структуру социаяьно-психологических типов, отражающих, по его мнению, характерные тенденции революционной эпохи.21 Особую роль историк отводит влиянию психологической обстановки резко возросших надежд и иллюзий относительно возможности быстрых и эффективных преобразований на формирование новых моделей поведения и стереотипов мышления.

Преодолевая вульгаризированный подход, абсолютизировавший степень социалистичнояи сознания масс, ряд современных исследователей ставит вопрос об адекватности восприятия массами социалистических лозунгов, которыми изобиловалав 1917 г.революционная риторика.22 Если одни историки (Волобуев П.В.) продолжают отстаивать тезис о закономерности и легитимности социалистического выбора масс23, то другие (Абросимова Т.А.) подчеркивают несоответствие социалистических доктрин "социалистическим" представлениям масс.24 Рассматривая феномен "моды на социализм", Б.И.Кояоницкий доказывает, что мощная антибуржуазная направленность массового сознания не означала его социалисгичносш.25

В этом контексте рассматривает трансформацию народных представлений о законности и справедливости И .Л.Исаев.24 Основное содержание

эволюции правосознания масс в исследуемый период он видит в отрицании рациональных основ существующего правопорядка, в тотальном неприятии правовой системы и в ее подмене "революционной справедливостью" и "революционной целесообразностью", что, по мнению историка, в значительной степени предопределило формирование в российском обществе психологии гражданской войны.

В современной историографии наблюдается попытка рассмотрел, крупнейшие политические события февраля-октября 1917 г. (включая правительственные кргонсы) не с фактологической стороны, как это имело место в предшествующие периоды, а как феномен политической психологии.27

Наряду с возросшим в последние годы интересом к истокам самобытности русского национального характера и к специфике российского менталитета28 продолжают разрабатываться и традиционные направления исследований, связанные с выявлением тенденций эволюции сознания отдельных социальных групп.

В качестве перспективных направлений в разработке революционной тематики признаются анализ истоков девиантного поведения масс в революционный период, а также исследование кризиса отношений власти и народа и механизма эскалации социального психоза в обществе.2'

Таким образом, сложившуюся историографическую ситуацию отличает разнообразие подходов и высокая степень дробности тематики исследований, касающихся проблем трансформации общественного сознания в России в феврале-октябре 1917г., а также относительная слабость и неразработанность методологических подходов. Основное внимание уделяется исследователями конкретно-исторической проблематике, как правило, не затрагивающей проявлений психологического перерождения, характерных для всего общества в

целом.

Исходя из вышесказанного, автор сформулировал цель диссертационного исследования как попытку частичного восполнения историографического пробела путём выявления и анализа основных тенденций трансформации массового сознания россиян на протяжении 1917г. и сопоставления их с предпосылками Октябрьского переворота. Реализация сформулированной цели исследования потребовала выявления истоков изменений, имевших место в общественном сознании и массовой психологии в исследуемый период; вычленения приоритетных факторов этих изменений; исследования разнообразных форм их проявлений в сформировавшихся новых моделях поведения представителей различных социальных групп; совокупного анализа воздействия новых тенденций в сфере общественного сознания и стереотипов поведения россиян на формирование конкретно-исторической конъюнктуры в стране.

Истачникоеая база. Диссертация выполнена на основе широкого круга источников, прежде всего архивных материалов, почерпнутых в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) а Государственном архиве Ростовской области (ГАЮ). Значительная их часть представлена официальными документами, включающими полицейские отчеты, сводки о настроениях населения с мест, рапорты чинов Охранного отделения, сводки о происшествиях и официальную переписку правоохранительных органов и властных структур в послефевральский период, исходившую от членов Временного правительства и представителей местной администрации. К официальным архивным материалам относятся документы, отражающие деятельность Петроградского совета и ВЦИК. Они содержат сводки о политическом положении с мест за февраль - октябрь 1917 г., а также переписку Иногороднего отдела ВЦИК с местными советами.

В диссертации обстоятельно представлены архивные фонды личного

происхождения - письма представителей различных социальных групп, адресованные властным структурам и революционным организациям. Особый интерес вызывают солдатские письма с фронта, отложившиеся среди материалов военного отдела ВЦИК. Группа источников личного происхождения пополнена обширной мемуаристикой. Объективный анализ данной группы источников способствует воссозданию господствовавшего в тот или иной период общественного настроения и морально-психологической атмосферы в стране.

Вторая группа источников вюпочает матерналыценгральной российской прессы ("Биржевые ведомости", "Правительственный вестник", "Раннее утро", "Правда", "Пролетарий", "Рабочийпуть", "Русскаясвобода", "Русскиезаписки", "Светоч", "Современный мир") и региональные общественно-политические издания - "Приазовский край", "Ростовская речь", "Юго-восточный хозяин", "Казачья жизнь", "Южная мысль". Отличаясь субъективным и порой тенденциозным характером изложения, при сопоставлении с другими источниками они дополняют и обогащают сведения, изложенные в официальных документах.

Третья группа источников представлена сборниками документов, а также опубликованными в 20-40 гг. на страницах научно-исторических журналов "Красный архив", "Пролетарскаяреволюция", "Красная летопись" материалами московских и ленинградских архивов.

Хронологические рамки. Исследование охватывает периоде февраля по октябрь 1917 г., но автор затронул и основные тенденции трансформации общественного сознания в процессе модернизации России в начале XX века.

Территориальные границы. Пытаясь выявить единые дая российского общества в целом тенденции, автор стремился как можно более полно использовать материалы, освещающие как процессы, протекавшие в крупнейших политических центрах страны, так и в её глубинке. В этом контексте наиболее обстоятельно

представлена донская региональная тематика.

Методологическую основу исследования составляет проблемно-хронологический анализ событий с позиций историзма, опирающийся на ментальную и социокультурную специфику России.

Научная новизна диссертации состоит в попытке выявить и исследовать не только многослойно« !, массового сознания, но и сходные реакции, переживания и эмоции российских, обывателей (в широком смысле этого слова), порождавшие однотипные модели поведения у представителей различных общественных слоев;

в анализе противоречивых явлений и тенденций, привнесённых в массовое сознание и общественную психологию Февралем, и в постановке вопроса о степени их соответствия традиционным формам сознания дореволюционного российского общества;

в выявлении деструктивных тенденции, порождённых в общественном сознании политизацией россиян, выразившихся в восприятии массами демократических идеалов как воцарившихся в стране вседозволенности и безнаказанности;

во всестороннем освещении факторов, являвшихся катализаторами дальнейшей трансформации массового сознания россиян и эволюции общественных настроений, в частности, политики официальных властей, не препятствовавшей укоренению в массах правового нигилизма, антибуржуазной и социалистической пропаганды, которые велись не только социалистическими, но практически всеми средствами массовой информации; борьбы политических партий, объективно вносившей в массовую психологию идеи классового эгоизма, социальной нетерпимости и максимализма;

в постановке вопроса о степени отражения важнейшими политическими событиями 1917г., включая правительственные кризисы и

корниловщину, уже существовавщихтенденций в общественном сознании и их роли в порождении новых направлений его эволюции;

в попытке шп'ерпрстпроватьнаиболеесущественныесобьтм 1917 г. в Росит не только как самостоятельные по своей общественно-политической значимости явления, но и как специфичный феномен массового сознания и господствовавших общественных настроений;

в пересмотре традиционной иерархии источников по степени их значимости в реконструкции революционной эпохи. Если раньше материалы личного происхождения использовались в основном в качестве вспомогательных, подтверждавших те или иные официальные документы, то в диссертации обосновывается их право на самостоятельное существование как приоритетного вида ИСТОЧ1П1КОВ при воссоздании общественного сознания и массовой психологии конкретного исторического времени;

в трактовке одной из главных причин революции как результата объективных и субъективных действий "маленького человека", доведённого до отчаяния социальными катаклизмами, что позволяет автору выявить скрытые механизмы воздействия психологии и сознания людей па доминанты историческою развития.

Апробаиия диссертации. Диссертация обсуждалась на кафедре отечественной истории новейшего времени исторического факультета РГУ. Теоретические положения исследования изложены автором в ряде публикаций.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

2. Основное содержание диссертации

Во введении автор обосновывает академическую и общественно-политическую актуальность темы, анализирует степень её научной разработанности в отечественной и зарубежной литературе, формулируя, исходя из этого анализа, цель и задачи диссертационной работы. Далее во введении характеризуется источниковая база исследования, определяются его территориальные и хронологические рамки, а также формулируются методологические принципы и научная новизна.

Первая глава - "Основные тенденции перемен в общественном сознашш после Февральской революции" - посвящена анализу изменений, имевших место в весенние месяцы 1917г. в сфере о бщественного сознания и стереотипов поведения представителей различных социальных групп. Она объединяет пять параграфов.

В первом - "Со'гиатьно-псцхологический облик российского общества накануне Февраля" - рассматриваются характер и формы проявления изменений в исследуемой сфере, наблюдавшиеся в начале 20 столетия и связанные с процессом капиталистической модернизации страны. Затрагивая такие проявления массовой инверсии, как девальвация в массовом сознании монархической идеи, падение авторитета церкви, разгул терроризма, пьянства, вандализма, автор подчёркивает роль I мировой войны как катализатора настроений всеобщего недовольства и социальной подавленности. К февралю 1917т. российское общество подошло психологически расшатанным, что в значительной степени обусловило реакцию обывателей на события февральско - мартовских дней.

Во втором параграфе - "Взрыв в массовом сознании россиян весной 1917г." - исследуются порождённые Февралём изменения в сознании масс, возникшие в условиях специфичной морально-психологической атмосферы,

порождённой падением монархии. Значительное место в указанном разделе отведено анализу позитивных сдвигов, происшедших в сфере массового сознания в весенние месяцы 1917г., рассматриваются конкретные формы их проявления: нарастание пробудившейся общественно-политической активности, стремление очиститься от пороков "старой греховной" жизни, социальный оптимизм, общенациональное единение вокруг демократической власти, желание самореализоваться посредством коллективного творчества, всплеск патриотических чувств.

Исследование реакции российской общественности на тактические установки партии большевиков в весенние месяцы 1917 г. обнаруживает их несоответствие психологическому настрою масс в период "медового месяца" революции. Поощрение большевиками анархических тенденций, набиравших силу в стране, вызывало резкий протест со стороны населения. Казалось, всенародное единение, революционный глобализм, проявившийся в жажде политической активности со стороны всех без исключения слоев населения, и мощный творческий потенциал, вырвавшийся наружу с паденнем монархии, неизбежно должны были привести кторжеству идей свободы и демократии. Однако анализ обозначившихся в массовом сознании явлений в условиях господства инверсионной логики сгавш: под сомнение возможность воплощения в 1917 г. буржуазно-демократических принципов на российской почве не только декларативно, как это имело место, но л фактически.

Провозглашённый разрыв с прошлым лишь номинально приобрел тотальный характер. В действительности же в сознании низов продолжали доминировать традиционные для российского менталитета представления о верховной власти как персонифицированном институте, жажда мести и перманентное стремление к поиску внешнего источника "дискомфортного

состояния", что приводит к формированию новой системы образов врагов.

Более детально проявления этого процесса рассматриваются в третьем параграфе - "Революционная ломка символов монархического строя в общественном сознании". В нем исследуются проявления массовой инверсии в условиях послефевральской России: отношение обывателей к монархам и династии в целом, отразившееся в охватившей страну топонимической революции, тотальное презрение и ненависть к бывшим представителям царской администрации ц полиции. В этой связи затрагивается новая система морально-этических норм и оценок, сложившихся в результате массовой инверсии. Значительное место отводится анализу революционной символики и социально-психологической характеристике новых политических кумиров. Автор пришёл к заключению, что рассмотренные явления массового сознания внесли существенный вклад в процесс эскалации социальной напряжённости в стране и нарастания в обществе психологии максимализма.

Четвёртый параграф - "Нарастание деструктивных тенденций в сознании россиян в апреле - мае 1917г." • посвящен анализу воздействия изменений, имевших место в сфере общественного сознания и массовой психологии, на формирование однотипных моделей и стереотипов поведения представителей различных социальных групп. Деструктивные тенденции российской действительности, возникшие в условиях трансформации системы морально-этических ценностей, проявились в погромных выступлениях в городах, превратившихся в бытовое явление, нарастании волны земельных захватов в сельской местности, нравственном разложении и деструктивной активности соддат тыловых гарнизонов. Оказанное ими воздействие на психологическую атмосферу в российских городах обостряло криминальную обстановку и подтверждало неспособность власти и созданной милиции удовлетворить претензии обывателей

на обеспечение их личной и имущественной безопасности. Данные тенденции, отражавшие деформации в сознании и поведении одних социальных групп, способствовали нарастанию в сознании боже умеренных по своим воззрениям слоев социального пессимизма и разочарования в революции, идеалах демократии и властных структурах.

Пятый раздел - "Апрельский кризис власти как барометр социально-психологической атмосферы в российском обществе" - посвящен анализу кризиса демократической власти как феномена общественной психологии. В процессе исторической реконструкции апрельских событий 1917г. в столице автор стремился установ1ПЪ, в какой мере демонстрация 20 апреля и последовавшая реакция на нее со стороны общественности отразили динамику массового сознания, а в какой -явились катализатором дальнейших трансформации в этой сфере. Апрельский кризис власти, продемонстрировав нарастание центробежных тенденций общественной жизни, социальной разобщенности и непримиримости, означал завершение "медового месяца" революции и формирование психологии гражданской войны.

Трансформация общественного сознания в течение весенних месяцев 1917 г. заключалось в смене поверхностного увлечения либерально-демократической риторикой и общенационального ликования по случаю падения монархии разочарованием в революции, с одной стороны, и в нарастании деструктивных тенденций в массовом сознании, с другой.

Во второй главе диссертационной работы - "Нарастание социально-психологической напряжённости в стране летом 1917г."- автор анализирует истоки и факторы перемен в общественном сознании россиян в летние месяцы 1917г., исследует формы их реализации в моделях социального поведения.

В первом параграфе - "Морально-психологическая атмосфера в обществе

в начале лета 1917г." - рассматривается влияние политической фракционной борьбы, захлестнувшей Россию по прошествии "медового месяца" революции, на психологическую атмосферу в стране, сознание обывателей и динамику общественных настроений. Рассмотрев июньский кризис власти как феномен общественной психологии, автор пришёл к заключению, что, зафиксировав начавшуюся смену общественно-политических приоритетов, он означал завершение периода относительного единения власти и масс. Июньские события наглядно продемонстрировали углубившийся раскол в обществе, стремительный рост антиправительственных и антибуржуазных настроений. Важнейшим его итогом в сфере общественного сознания явилась резко возросшая обеспокоенность обывателей по поводу набиравшей силу анархии, ассоциировавшейся в тот период с большевизмом.

Второй параграф ■ "Нарастание анархических тенденций в общественном сознании" - содержит фактический материал, позволяющий установить степень адекватности этих настроений российским реалиям. Значительное место отводится анализу состояния правоохранительных органов (народной милиции, суда, прокуратуры), в компетенцию которых входило осуществление надзора за соблюдением законности и обеспечением выполнения распоряжений Временного правительства на местах. Материалы Донской области, южно-российских губерний и России в целом позволяют выявить основные тенденции эволюции правосознания россиян. Её содержание формулируется как складывание в общероссийских масштабах правового нигилизма. Рассмотрев разнообразные формы проявления данной тенденции на примере российских реалий, автор пришёл к выводу, что наиболее отчётливо она отражалась в синкретическом крестьянском сознании и являлась следствием инверсионной логики. В качестве факторов деструкции правосознания россиян выделяются

социально-экономическая конъюнктура, сложившаяся в стране; неспособность официальных властен противостоять анархии; демагогическая трактовка революции левыми силами.

Указанная тенденция непосредственно проявлялась во всех сферах жизни российского общества, облекаясь в форму "промышленных эксцессов", "голодных бунтов", самосудов, земельных захватов, "солдатской вольницы". Если первые постреволюционные недели были наполнены искренним стремлением отказаться от порочных явлении прошлого и, главным образом, избавиться от пьянства, то по мере нарастания разочарования в революции и усиления социальной апатии летом 1917 г. пьянсгео снова принимает повальных характер.

Вызванные Февральской революцией изменения в общественном сознании летом 1917 г. претерпели дальнейшую трансформацию. Свобода, изменившая образ мыслей и поведение людей, ассоциировалась с тотальным крушением преград к господству вседозволенности. Морального авторитета, составлявшего внутреннее содержание государственной власти, оказалось явно не достаточно для сохранения правопорядка в революционной России.

В третьем параграфе - "Разочарование масс в революции. Рост антиправительственных настроений" - рассматриваются важнейшие составляющие процесса трансформации общественного сознания в России: разочарование масс в революции, рост антиправительственных настроений, изменившееся отношение россиян к революционной символике, превде вызывавшей восторг обывателей. На смену Свободе, в лике которой персонифицировалась революция, приходят иные ценности: стабильность, порядок, спокойствие. Становившееся очевидным несоответствие демократической власти подобным социальным запросам способствовало нарастанию тотального недовольства правительством.

В диссертации выявлены источники формирования категории россиян,

недовольных властью, показана динамика антисоветских настроений. Уже в июльских событиях 1917г. в столице проявилось нарастание недовольства во всех слояхроссийского общества властными структурами. Автора, однако, интересовала не столько фактологическая сторона кризиса, сколько реакция на него со стороны власти и российской общественности. Она окончательно убедила обывателя в тщетности надежд на противодействие со стороны правительства анархическим тенденциям российской действительности, что привело к девальвации его авторитета на фоне ужесточившихся требований твердойрукн и железного порядка.

Соответственно менялись и формы проявления традиционной для российского менталитета инверсионной логики. Если в период господства революционного глобализма в весенние месяцы 1917г.источник "дискомфортного состояния" ассоциировался у большинства россиян с монархией и бывшими представителями царской администрации, то летом образ врага персонифицировался в большевиках как основных виновниках нарастания анархии на фронте и в тылу. Данный вывод подтверждается захлестнувшей российское общество после июльских событий антибольшевистской истерией.

Четвёртый параграф посвящен исследованию процесса формирования антибуржуазно» направленности массового сознания, выявлению ее истоков и форм реализации.

В качестве основного фактора, обусловившего данную тенденцию, рассматривается феномен "моды" на социалистическую риторику, распространившуюся после Февральской революции. Используя статистические данные, автор исследует роль социалистических средств массовой информации в этом процессе.

При анализе причин столь высокой степени популярности социалистических идей в массах значительное внимание уделяется выявлению нх

соответствия особенностям национального менталитета. Опираясь на его специфику, автор аналшпруе-г характер преломления в сознании низов россш"1ского общества понятия "социализм". Такие особенности национального склада мышления, как сила уравнительных традиций, берущих начало в общинной психология, русский мессианизм, вековая мечта о социальной справедливости, трактуются как мощный фактор формирования антибуржуазной направленности массового сознания.

Катализат ором рассмотренных настроений являлись и российские реалии 1917г. Обострение продовольственного кризиса, бытовые неурядицы, расцвет анархии и беззакония, поражения русской армии на фронте традиционно сопровождались поиском виновных, что способствовало укреплению ненависти к "буржуям". Дальнейшее развитие инверсионной логики привело к формированию образа универсального социального врага в лице буржуазии. При этом автор подчеркивает специфику преломления понятия "буржуй" в сознании представителей различных соцнатьных групп. В качестве главного критерия причисления какого-либо лица к "буржуям" выступали национальные, этические, профессиональные, социально-политические, финансовые характеристики, а также стилистические детали одежды и особенности разговорной речи. Под влиянием рассмотренных обстоятельств Февральская революция поднялась на качественно новую, антибуржуазную ступень. Жажда радикальных перемен овладела массами и стала причиной их радикализации.

Изложенный во второй гааве материал позволяет утверждать, что к осени 1917 г. в сознании россиян завершился перелом, начавшийся в апреле-мае и связанный с падением доверия к власти, с перерождением революционной символики и ростом антибуржуазных настроений, что привело к ставке на левораднкалов одних социальных групп и к нарастанию социальной пассивности

и бытовой замкнутости у других.

Третья глава - "Эскалация "дискомфортного состояния" российского общества в осенние месяцы 1917г." -посвящена анализу развития рассмотренных в предыдущих главах тенденций. Она объединяет три параграфа.

В первом из них - "Корниловский мятеж и дальнейшая трансформация общественных настроений" - исследуются формы и результаты воздействия очередного социально - политического потрясения на сознание российских обывателей. Региональный и общероссийский материал, использованный в параграфе, раскрывает феномен контрреволюционной истерии, охватившей общество в дни корниловщины, проявившейся в расправе с "контрреволюционным" командно - офицерским составом армии и флота. Автор интерпретирует события конца августа - сентября 1917г. как мощный катализатор антибуржуазных, антиправительственных н антивоенных настроений.

Во втором параграфе главы - '"Воздействие анархических тенденций российской действительности на эволюцию сознания россиян" - раскрываются формы реализации накопившихся в сфере массового сознания перемен. В качестве основных проявлений деструктивной активности горожан и крестьян рассматриваются погромное движение, "пьяные" и "голодные" бунты, зверские самосуды, земельные захваты, выявляются их движущие силы и социальная мотивировка. Погромное движение осени 1917 г. демонстрировало крайнее озлобление и максимализм широких слоев населения. Особое место в череде погромов занимали выступления, направленные против государственных продовольственных органов.

Далее исследуется реакция центральных и местных властей на подобные анархические явления. Обширный фактический материал служит доказательством того, что властные структуры, как правило, демонстрировали своё бессилие и

неспособность противостоять подобным тенденциям российской действительности, что усиливало рост антиправительственных настроений в обывательской среде и носталытпо по старым порядкам.

Выявленные тенденции представляли собой колоссальный выплеск негативных эмоций, накопившихся в массах за полгода революционных потрясений, являлись следствием всеобщей усталости от войны и осознания тщетности своих надежд на водворение порядка демократической властью.

В третьем разделе - "Роль прессы в нагнетании социально -психологической напряжённости в российском обществе осенью 1917 г." исследуется роль средств массовой информации как мощного фактора формирования общественных настроений. Чудовищные слухи о надвигающемся голоде и размахе эпидемий (которые, как показано на обширном фактическом материале, были не безосновательны) одинаково быстро подхватывались правыми, левыми и центристскими периодическими изданиями. Средства массовой информации различной общественно - политической ориентации всемерно нагнетали социальную напряженность и ощущение неизбежности надвигающихся финансовой катастрофы, продовольственного краха, агонии железных дорог, политического распада, чем подталкивали обывателя к поиску силы, способной предотвратить "крах". Усиливая антиправительственные настроения, средства массовой информации закрепляли в общественном сознании идею необходимости замены власти.

Особенно активно эскалации антибуржуазных настроений, а после корниловщины - контрреволюционной истерии, способствовала левая пресса, пугая обывателя осуществлением "кровавой буржуазной диктатуры".

Подчеркивая специфические формы воздействия на общественное сознание периодических изданий в зависимости от их политического гелоте, автор

приходит к заключению, что все они в той или иной степени способствовали формированию общественно - политической конъюнктуры, психологически санкционировавшей октябрьские события. Решающим фактором се формирования явились события, связанные с корниловщиной, в ходе которых до предела обострилась антибуржуазная направленность массового сознания, подтвердилось бессилие власти, что обусловило окончательное разочарование в ней общесгвенносга.Важнешиеепоследсгвие корниловщины, сказавшееся на эволюции общественного сознания, заключалось в радикальном усилении максималистских течении, связанных, с одной стороны, с тем, что большевики, по всеобщему признанию, сыграли решающую роль в подавлении контрреволюции, а с другой -демонстрировали наличие силы, необходимой для решительной борьбы с анархией, окончательно поглотившей страну в осенние месяцы. Растущая анархия, полное разложение армии, открытая угроза столице со стороны армия Вильгельма после падения Ржи, а также другие перманентные обывательские страхи, нагнетаемые прессой, заставляли различные слои населшия, зачастую противоположные по материальным интересам и иерархии ценностей, искать защиты у большевиков.

В заключении сформулированы основные выводы диссертационной работы. Трансформация общественного сознания в процессе революционных потрясений, имевших место в 1917г. в России, заключалась в смене общенациональной эйфории, порождённой Февральской революцией, сначала тотальным разочарованием и недовольством, выразившимися в росте антибуржуазной направленности массового сознания и в критическом отношения к властным структурам, а затем - крайней радикализацией сознания одних слоев общества и нарастанием ностальгии по старым временам у других. По мере того, как меркла вера, вкушённая россиянам революционной риторикой, в возможность моментальных преобразований, демократические иллюзии феаральско -

мартовских дней сменялись недоверием к демократическим институтам.

Меры Временного правшгельства по демократизации общественно-политической жизни в условиях кровопролитной войны способствовали восприятию массами демократии как вседозволенности и безнаказанности, пробуждая разгул "вечевой стихии" и подсознательную тягу к осуществлению идеалов локализма. Проявившиеся после падения монархии радикальные изменения в сфере общественного сознания лишь внешне носили характер революционной ломки, не выходя за рамки традиционной для российского менталитета инверсионной логики с перманентным поиском внешнего источника "дискомфортного состояния" общества. Таким образом, в 1917 г. идеалы и принципы демократии пришли в противоречие с унаследованными образами мышления и моделями поведения. Попытка переосмысления соотношения и характера взаимодействия приоритетных факторов в процессе вызревания октябрьских событий - экономических, политических, психомекгальпых - дает основание утверждать, что сложившаяся в 1917 г. в России ситуация свидетельствовала о морально-психологической неподготовленности общества для перехода к либеральной демократии. Игнорирование властными структурами и ведущими политическими силами этого состояния общественного сознания имело крайне негативные последствия. Нарастание дискомфортного состояния, которое испытывали обыватели, постепенно пришло в соответствие с социальными идеями разрушения и насилия и психологически санкционировало октябрьские события.

Интегрирование кризисных процессов, протекавших во всех сферах жизни российского общества, привело к радикализации массового сознания, соответствовавшей тактическим установкам партии большевиков, чей ультрарадикальный образ мышления оказался созвучным настроению озлобленных масс.

■ Данносзаключение но означасткатегорического отрицания возможности создания в России медиативной политической, экономической и духовной культуры путем преодоления инверсионной логики и свойственных ей стереотипов. Однако в России образца 1917 г. осуществлению этой альтернативы препятствовали, главным образом, I мировая война и порожденные ею деструктивные процессы во всех сферах российской действительности, включая массовое сознание.

Важнейший урок истории 1917г.состоитвтом, что если преобразования не опираются на национально-культурную специфику, не имеют под собой тщательно разработанных теоретических установок и определяются лишь соображениями прагматического характера, то они со всей неизбежностью ведут к атомизации общества, обрекая реформирование на провал.

Список пщб.жкованньгхрайот

1. П.Н. Милюков о причинах победы большевиков. //Проблемы истории. Вып. 2. Тезисы докл. н сообщ. научн. конференции (Ростов-на-Дону, апрель 1994 г.). Ростов-на-Дону, 1994. С. 18-22.

2. О трансформации общественной психологии в России после Февральской революции. // Россия, Дон и Северный Кавказ вXIX - начале XX века. Тезисы докл. и сообщ. научн. конференции (Ростоа-на-Дону, 24 апреля 1997 г.). Ростон-на-Дону, 1997. С. 54-57.

3. О психосоциальном факторе как предпосылке Октябрьского переворота. // Рубикон. Вып. 1. Росто»-па-Доиу, 1997. С. 71-77.

'ЛебонГ. Психология народов и масс. Спб., 1896; Тард Д. Публика и толпа. Спб., 19!3;Попов

В.Л. Психология толпы. Спб., 1902. 'Михайловский Н. К. Поли. собр. соч. Спб., 1914. Т.2. 3 Плеханов Г. В. Избр. философ, произвел. М., 1956. Т.2, Т.З.

'Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология. Пг., 1921. 5 Каресв Н.И. Введение в изучение социологии. Спб., 1897.

® См.: Казакова Л А, Гавлин M.JI. Великая Октябрьская и буржуазная сопиология революции.

M., 1987. 'Речь. 1917.25 мая.

в Ртищев Ф. Партия стихийно демобилизовавшейся армии. // Большевики у власти. Социально-политические итоги Октябрьского переворота. М., 1918. С. 74.

9 Из глубины. Сб. ст. орусскойреволюцни.М., 1990; Год русской революции. Сб. ст. М., 1918; Октябрьский переворот. Пг., 1918.

10 Там же. "Там же.

12 Гуревич А.Я. Некоторые аспекты изучения социальной истории. // Вопросы истории. 1964.

№10. С.51-68; Жуков ЕМ. Очеркя методологии истории. M., 1980; Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979;Чагин Б. А. Содержание и структура общественного

сознания. // Философские науки. 1963. .№6. С. 12-27.

13 Рахмании В. С. Общественная психология нреволюционный процесс. М., 1987; Соболев

Г.Л. Источниковедение и сопиалъно-психелогнческое исследование эпохи Октября. // История и психология. M., 1971 ; Шишкин В. Ф. Революционное настроение масс в предверин

Октября. // История СССР. 1977. №3. С.29-41.

1,1 Будяаков В. П. 06 эволюции политического сознания средних городских слоев в ходе перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. // Городские средние слои в Октябрьской революции и гражданской войне. М., 1984; Гапоненко Л.С. Рабочий класс в России в 1917 г. М., 1970; Емелях Л. Е. Крестьяне и церковь накануне Октября. Л., 1976; КаишдевВ.В., Протасов Л.Г. Соотношение сознательности истихийности в революционных выступления средних городских слоев осенью 1917г.//Городские средние слои в трех революциях. M., 1989. С.94-100;Кострикин В.И. Земельные комитеты в 1917 г. М., 1975; Кравчук НА- Массовое крестьянское движение в России накануне Октября. М.,

1971; Миллер В.И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г. М., 1974.

15 Архипов И.Л. Общественная психология петроградского обывателя в 1917 г. // Вопросы истории. 1994. №7. С.50.Гомаюнов CA. Общественное сознание российской провинции. //

Русская история: проблемы менталитета. М., 1994. С.23-35.

16 Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта. В 3-х т. М., 1991; Земцов Б.Н. Ментальносп, масс в канун "Великих потрясений". //Свободная мысль. 1997. Ns U.C. 80-

11 Ахиезер А.С. Указ. соч. Т. 1.

18 Герасименко ГА. Народ и власть г 1917Г.М., 1995.

" Архипов ИЛ. Общественная психология петроградского обыватели в 1917 г. // Вопросы

истории. 1994. № 7. С.50. м Журавлев В.В. Революция как способ реализации личного интереса. // Революция а человек. М., 1996. С. 18-28.

21 Там же. С. 27.

22 Аброскиова 'Г.А. Социалистическая идея в массовом сознании в 1917 г. Н Анатомия революции 1917 т. в России. СПб., 1994. С. 176-187.

в ВолобуевП.В. Революция и народ. II Октябрьская революция: народ ее творец или заложник.

М., 1992. м Абросимова ТА. Указ. соч.

25 Колоннцкий Б.А- Антибуржуазная пропаганда и "антибуржуйское* сознание..// Отечественная история. 1994. № 1. С. 17-27; Расплавленная государственность: размышление

об Октябрьской социалистической революции. II Звезда. 1991. №9. С. 149-155.

24 Исаев ИЛ. Революционная психология и революционная закояность. //Революция ичеловеж.

М., 1996. С. 28-39; Правосознаниероссшш революционной эпохи и психология гражданской войны. К постановке проблемы. II Революция в гражданская война 1917-1922 гг.

Симферополь, 1995. С. 48-50.

27 Архипов ИЛ. "Корниловский мятеж" как феномен политической психологии. II Новый часовой. 1994. № 2. С. 25-30.

28 Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.; РазувлгваН. Н. Особенности

историческогопутиРоссии. Уфа, 1994.; Мировосприятие и самосознакиерусского общества. (11-20 вв.). М., 1994.; Менталитет в аграрное развитие России. (19-20 вв.). М, 1996.; Размышления о России и русских: штрихи к истории русского налионального характера.

М„ 1994.; Российский менталитет: история и современность. Спб., 1993.

29 Волобуев П.В., Булдаксв В.П. Октябрьская революция: новые подходы к изучению. II

Вопросы истории. 1996. № 5-6. С. 28-38; Булдаков В.П. Исторические метаморфозы "Красного Октября". И Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996. С. 4-27.