автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: "Выбранные места из переписки с друзьями" Н.В. Гоголя в литературно-общественном контексте 1840-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Выбранные места из переписки с друзьями" Н.В. Гоголя в литературно-общественном контексте 1840-х годов"

На правах рукописи

Вильнова Светлана Васильевна

«Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя в литературно-общественном контексте 1840-х годов (историко-функциональный аспект)

10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

003452Э15

Самара - 2008

003452915

Работа выполнена в Оренбургском государственном педагогическом университете

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Сысоева Нина Петровна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Кривонос Владислав Шаевич

кандидат филологических наук Еремин Максим Александрович

Ведущая организация: Ульяновский государственный университет

Защита состоится 5 декабря 2008 года в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.218.07 при Самарском государственном университете по адресу: 443011, Самара, ул. Академика Павлова, 1, зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Самарского государственного университета.

Автореферат разослан « '¿а » октября 2008 года

Ученый секретарь /

диссертационного совета

Карпенко Г.Ю.

Общая характеристика работы

Актуальность исследования » состояние научной разработанности темы

Итоговая, «прощальная книга» Н.В. Гоголя, воссоздававшая кризисную картину русского мира в свете авторского христианского идеала, наполненная явными и скрытыми эсхатологическими смыслами, тяготевшая к обобщениям универсального характера, искавшая, как и «Мертвые души», «ответы на «последние» вопросы, которые задает человеку самое бытие на пороге жизни и смерти»', несомненно, может рассматриваться как явление активно формировавшейся новой универсальной прозы 1840-х годов (В.Ш. Кривонос, В.М. Маркович, Н.Д. Тамарченко и др.). Устремившись к широкоохватной циклизации, жанровому синтезу, свободной композиции, открытому диалогу со своим веком, доверительному и максималистски требовательному общению с читателем, гоголевская книга предельно активно инициировала жизнестроительные функции искусства, совпадая в этом с «духом века» и одновременно опережая его.

Актуальность темы исследования определена следующими факторами:

- перспективностью дальнейшего многоуровневого изучения остающейся самой малоизученной и дискуссионной книги Н.В. Гоголя как явления новой социально-универсальной русской прозы 1840-х годов;

- осознанием высокой продуктивности исследования проблемы автор -читатель по отношению к итоговой документально-художественной книге писателя, излагавшей авторскую программу духовно-практического переустройства русского мира и непосредственно обращенной к читателю;

- необходимостью аналитического рассмотрения историко-литературного контекста «Переписки» для выяснения объективной мотивации ее тотального общественного неприятия, для понимания и уточнения причин духовно-творческой драмы позднего Гоголя;

- культурно-исторической значимостью духовно-творческих исканий Гоголя в сфере русской прозы на пути универсального синтеза разных жанров и стилей;

острым современным звучанием многих базовых положений эстетического и религиозного кодекса Гоголя 1840-х годов.

Из всего корпуса творений писателя, неизменно привлекающих внимание исследователей, в странном забвении и небрежении, несмотря на заметные сдвиги в современном гоголеведении, продолжают оставаться «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847 г.).

Обращенная к «друзьям»: ближайшему кругу единомышленников, русскому обществу, читателям с такой пронзительной покаянной исповедью и требовательной проповедью нравственного самоусовершенствования во имя Спасения, рассчитанная на снятие всех условных барьеров в человеческом

1 Кривонос В Ш «Мертвые д\ши» Гоголя и становление новой русской прозы Проблемы повествования -Воронеж, 19S5 -С 108

\

общении, настроенная на безоглядный душевный и сердечный отклик, -«Переписка» Гоголя вызвала поразительное по своему ожесточению неприятие, породив уникальную в истории русской литературы авторскую и читательскую драму взаимного непонимания. Книга спровоцировала взрыв негодования современной Гоголю критики почти всего идеологического спектра: непримиримо отрицательную оценку В.Г. Белинского и «свирепую» «либерально-консервативную травлю», по выражению Д.С. Мережковского, во многих известных изданиях.

Сомнительной, парадоксально противоречивой и далеко не единодушной оказалась попытка идейно-декларативной реабилитации гоголевской книги, предпринятая представителями религиозно-философской критики рубежа XIX - XX веков в контексте пересмотра основных положений и методологии предшествующей, в первую очередь, революционно-демократической критики (Д. Мережковский, В. Розанов, М. Гершензон, П. Перцов. И. Щеглов, Л. Коган, И. Житецкий и др.).

Позиция эмигрантской критики, провозгласившей Гоголя великим духовным писателем России (К. Мочульский, В. Зеньковский, С. Франк, Г. Флоровский, И. Ильин, Д. Чижевский, П. Бицилли и др.), а его книгу писем -высшим достижением Гоголя-художника и религиозного мыслителя, осознавшим необходимость подчинения искусства христианскому идеалу и вере, оказалась на долгие десятилетия искусственно выключенной из сферы живого читательского восприятия и научного осмысления.

Литературоведение советского периода гоголевскую «Переписку» отвергло по идеологическим соображениям (В.В. Гиппиус, Г.А. Гуковский, E.H. Купреянова, С.И. Машинский, Д.П. Николаев. Н.Л. Степанов, М.Б. Храпченко и др.).

Рубеж второго и третьего тысячелетий ознаменовался, несомненно, еще более мощным всплеском научного, общественного, читательского интереса к феномену Гоголя. По-новому открываются богатство и сложность духовного мира писателя, смысл его напряженных религиозно-нравственных исканий в исследованиях ученых так называемого «религиозного» литературоведения (Е.И. Анненкова, В.А. Воропаев, С.А. Гончаров, М.М. Дунаев, В.А. Котельников, И.А. Виноградов, И.А. Есаулов и др.), методология и выводы сторонников которого неоднозначно воспринимаются в современной науке.

Прочную базу и перспективные направления для дальнейших изысканий в сфере гоголевского наследия создает академическое гоголеведение с характерными для него методологической выдержанностью, последовательным отстаиванием специфики литературы и науки о ней (Ю.В. Манн, В.Ш. Кривонос, М.Н. Виролайнен, С.Г. Бочаров, Ю.М. Лотман, В.М. Маркович, В.А. Недзвецкий, А.Х. Гольденберг, Ю.Я. Барабаш и др.).

«Гоголевские чтения» (2002 г.), Международная научная конференция, посвященная 150-летию со дня смерти Н.В. Гоголя (ИМЛИ, 2002 г.). продолжающийся выход нового Академического издания собрания сочинений

писателя, нарастающий поток научных исследований, посвященных самым разным аспектам гоголевского наследия, позволяют говорить о «возвращении» Гоголя во всем объеме его феноменального явления в культурное пространство современной России, о востребованности гоголевского слова.

Очевидно, что значительный комплекс спорных и нерешенных проблем, порождаемых феноменом гоголевской личности и творчества, не может быть успешно разрешен без многоуровневого, детального изучения итоговой книги писателя как знакового явления русской культуры. В «Выбранных местах» оказались сфокусированными все основные духовно-нравственные, религиозные, философские, эстетические вопросы и искания всей его жизни. В этой книге, созданной в «антракте» между первым и вторым, сожженным, томами «Мертвых душ», Гоголь не только пророчески предсказал многие беды и катастрофы последующих времен, но и подвижнически предпринял страстные поиски практических путей спасения русского общества.

Для реализации задуманной грандиозной мессианской, явно утопической программы с указанием конкретных сроков и способов ее претворения в жизнь и с публичным называнием адресатов (известных в России людей), которые должны были сами немедленно приступить к осуществлению этой программы и побудить к этому всех людей из их круга, на которых они имели влияние, одной «литературы» было мало. Понадобился весь гоголевский ресурс: документ, публицистика, эпистолярий, критическая статья, литературный портрет, эссе, жанры духовной прозы (исповедь, проповедь) и, безусловно, уникальная творческая способность великого мастера весь разнородный материал жизни, культуры, истории, литературы, переписки соединить, сцепить в единую картину русского мира с авторской личностью в центре, облечь в форму авторской исповеди, повествующей о возможном «исходе» для себя и каждого русского человека из «тьмы» современного греховного, бездуховного мира к свету и спасению.

К началу 1840-х годов, как свидетельствуют переписка и мемуарные источники, Гоголь остро ощутил глубокую неудовлетворенность даже теми, казалось бы, почти безграничными возможностями, которые открывала перед искусством русская проза нового времени. В представлении Гоголя катастрофизм современного человеческого бытия приобретал угрожающе ускоряющийся и необратимый характер. Современное искусство, вступив в фазу мощной, многоуровневой демократизации, пытаясь как можно более достоверно и точно воспроизвести сложность и пестроту социальной, материальной жизни, не наращивало, а утрачивало, как представлялось автору «Выбранных мест», свои жизнетворческие, жизнестроительные функции, свое «высветляющее», одухотворяющее воздействие на человека.

Исследование причин и истоков назревавшего мировоззренческого, религиозного если не «переворота», то поворота позднего Гоголя, закономерно приводит к многосложной проблеме Автора, амбивалентно совмещающего в «Переписке» самые разные лики и функции. Автор остро переживает свое нравственное несовершенство и в то же время осознает себя в качестве

носителя «нового слова» (Ф.М. Достоевский), пытается «соединить Небо и Землю» (С.Т. Аксаков); потрясается «страхами и ужасами» современной жизни и уповает на «чудо» христианского преображения, призывает «... на битву уже не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу...»2. Минуя современные общепринятые формы общения с читателем, автор прямо обращается к «каждой человеческой единице» с практическим «советом» и требованием приступить к переустройству всей своей жизни в соответствии с христианским каноном.

В светской книге, адресованной сознанию мирского человека, погруженного в бытовые проблемы, автор размышляет о вере, религии, духовности, искусстве, современности, русской женщине, русском национальном характере, о русской литературе, о месте человека, его поприще, о национальной истории и пр. Размышляя об этих остросовременных, общественно значимых и «вечных» вопросах русской и общечеловеческой жизни в форме дружеской переписки, Гоголь обращал свое слово ко всей России, к каждому русскому человеку. И его речь, мгновенно преодолев присущую эпистолярной традиции общения интимность, исповедальность, камерность, негромкую интонацию, набирала мощь и страсть проповеди. Это было обусловлено авторской трагической концепцией современной цивилизации, свернувшей с «торной», «освещенной солнцем» христианской дороги на гибельный путь духовного самоуничтожения, и верой писателя в возможность спасения России при возвращении ее на христианскую дорогу развития.

Базируясь в методологическом плане в решении проблемы автора на авторитетных исследованиях М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Б.О. Кормана, В.Ш. Кривоноса, Н.Т. Рымаря, В.П. Скобелева, В.Е. Хализева, Н.Д. Тамарченко, А.Ю. Большаковой и др., мы считаем наиболее убедительной и объемной в современной научной теории автора и читателя трактовку категории автора у Б.О. Кормана, развившего и конкретизировавшего многие концептуальные положения М.М. Бахтина.

Указанные Корманом значения категории «автор», и прежде всего как носителя концепции произведения, предполагающего «и соответствующего читателя - не эмпирического, а концепированного», являющегося элементом «эстетической реальности», активно и сложно задействованы в итоговой книге Гоголя. Автор предстает в ней как эпицентр создаваемого образа мира, как документального, так и художественного, а читатель не только как уже сформировавшаяся «культурно значимая категория» (Ю.М. Лотман), но и как активно формируемая этическая, точнее, этико-культурно значимая категория.

Тема, вынесенная в название диссертации, как объект специального исследования не рассматривалась. «Выбранные места» как единый текст во всей совокупности авторских интенций, как отражение «напряженно-активного единства завершенного целого» (М.М. Бахтин) в науке еще не изучался. Однако

2 Гоголь Н.В. Собрание сочинений" В 7г.-М Художественная литература, 1986-Т. VI, с.359 (Далее ссылки на это Собрание сочинений даются с указанием тома (римскими) и страницы (арабскими) цифрами)

итоговая книга Гоголя, вызвавшая еще при жизни писателя такую бурную негативную критическую реакцию (В.Г. Белинский. А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, И.С. Тургенев, В.П. Боткин, П.В. Анненков, С.Т. Аксаков, И.В. Киреевский, A.C. Хомяков, Ю.Ф. Самарин) и немногочисленные положительные отзывы (А.И. Тургенев. П.Я. Чаадаев, A.A. Григорьев, П.А. Плетнев, поздний Л.Н. Толстой), поставила в качестве основной именно эту проблему взаимоотношений современного художника с обществом, его общественного статуса, его этических, учительных полномочий.

Современное гоголеведение в своих самых научно-продуктивных направлениях, таких, как «религиозное» (Е.И. Анненкова, И.А. Виноградов, В.А. Воропаев, С.А. Гончаров, М.М. Дунаев, И.А. Есаулов, В.А. Котельников и др.) и академическое (С.Г. Бочаров, МН. Виролайнен, А.Х. Гольденберг, В.Ш. Кривонос, Ю.М. Лотман, Ю.В. Манн, В.М. Маркович, В.А. Недзвецкий и др.), принципиально пересматривая со своих позиций методологически наиболее идеологизированные базовые положения советской науки о Гоголе, как социальном обличителе и сатирике (Г.А. Гуковский, В.В. Гиппиус, E.H. Купреянова, С.И. Машинский, Д.П. Николаев, Н.Л. Степанов, М.Б. Храпченко и др.), безусловно, открывает новые научные перспективы. Однако современная наука о «Выбранных местах», несмотря на наличие отдельных монографических изысканий (Е.И. Анненкова, Ю.Я. Барабаш, В.А. Воропаев, И.П. Золотусский) и ряда глубоких и интересных статей (В.И. Мильдон, П.В. Михед, Л.А. Сапченко и др.), находится пока еще в состоянии напряженного научного поиска. Современная филологическая мысль пока еще только осваивает многосложное «пространство смысла» последней книги Гоголя.

В соответствии с актуальными научными разработками в диссертации была предпринята попытка постижения документально-художественной специфичности итоговой книги Гоголя через уяснение ее уникальной структуры: авторской картины национального мира с ее двойным хронотопом (реальным и идеальным) и отчетливо выраженной амбивалентной авторской антропологией (проявленной греховности человека и его скрытой божественной сущности) в контексте нарастающего катастрофизма мировой и русской цивилизации.

Такие важные, почти не освещавшиеся в науке проблемы, как специфика композиционно-жанровой организации гоголевской книги, ее цикловая природа, присущий ей универсальный многожанровый синтез (на границе литературы и документа), ее активная диалогичность рассматриваются в диссертации как формы выражения авторского сознания.

В решении поставленного комплекса проблем теоретическое обоснование было найдено в работах Е.И. Анненковой, М.М. Бахтина. С.Г. Бочарова, М.Н. Виролайнен, Г.А. Гуковского, А.Х. Гольденберга, С.А. Гончарова, М.Н. Дарвина, Б.О. Кормана, В.Ш. Кривоноса, Ю.В. Лебедева. Ю.М. Лотмана, Л.Е. Ляпиной. Ю.В. Манна, В.М. Марковича. В.А. Недзвецкого, П.В. Палиевского, Л.В. Пумпянского, Ю.Н. Тынянова, В.Е. Хализева.

Научная новизна работы определена исследовательской позицией, предполагающей, что не только художественный, но и «смешанный» текст, создаваемый в пограничной зоне взаимодействия художественности и документальности, может интерпретироваться как интеллектуально-творческий акт Автора, в котором выражается основной спектр его самоидентификации в активном общении с читателем, как на содержательном, так и на формальном уровнях.

Рассмотрение проблематики гоголевской картины русского мира, сложной жанровой природы, композиции «Выбранных мест из переписки с друзьями» как активных форм выражения авторского самосознания в литературно-общественном контексте, позволило выявить специфику гоголевской книги как характерного и уникального явления новой русской прозы: ее чуткое соответствие «духу века», с его требованием духовно-нравственных и социальных преобразований, и трагическое несовпадение с ним, проявившееся в неготовности «соотечественников» последовать гоголевской грандиозной утопической программе духовно-нравственного преображения мира и человека. Творение Гоголя опережало свое время и оказывалось созвучным нашему.

Объектом исследования стал текст итоговой книги Н.В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» в контексте эпистолярного, публицистического, теософского и творческого наследия писателя 1840-х годов и в литературно-общественном контексте сходных образцов («Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина, «Философические письма» П.Я. Чаадаева, «Русские ночи» В.Ф. Одоевского, «Письма из Франции и Италии» А.И. Герцена и др.).

Предметом исследования (на уровне поэтики гоголевской книги) стали формы выражения авторского самосознания, его активная апелляция к читателю, авторская программа духовно-нравственного преображения и спасения русского человека и мира, переживающих состояние катастрофического кризиса.

Целью исследования стало выявление, описание, систематизация и осмысление форм выражения авторского сознания в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя в контексте его наследия и полемически-противоречивом общественном и историко-литературном контексте XIX века.

В соответствии с поставленной целью были определены следующие задачи:

- осмыслить состояние научно-теоретической разработанности остроактуальной для позднего Гоголя проблемы автор - читатель;

- обобщить, конкретизировать и скорректировать теоретические сведения, связанные со спецификой выражения авторского сознания в многожанровом документально-художественном произведении;

- рассмотреть книгу Гоголя, активно апеллирующую к читателю, в контексте современной писателю острополемической общественной реакции, в широком литературно-общественном контексте XJX века, как знаковое явление

русской публицистической, религиозной, художественной мысли, культуры в целом и как характерное явление новой социально-универсальной русской прозы XIX в.;

- исследовать авторскую картину катастрофического состояния русского мира и аксиологическое содержание авторской программы его спасения; выявить смысл гоголевской идеи религиозно-нравственной переориентации искусства;

- описать специфику цикловой композиции гоголевского сборника, особенности трансформации жанров литературного письма, эпистолярного путешествия, критико-публицистического очерка, исповеди и проповеди как активных содержательных форм выражения авторского самосознания в поздней прозе Н.В. Гоголя.

В основу методологии положены принципы историко-литературного и историко-типологического подхода. Наряду с этим в диссертации использованы приемы историософского, эстетического, онтологического анализа.

Основополагающее значение в предпринятом исследовании имели труды Е.И. Анненковой, М.М. Бахтина, С.Г. Бочарова, Л.Я. Гинзбург, Б.О. Кормана, В.Ш. Кривоноса, Д.С. Лихачева, Ю.М Лотмана, Ю.В. Манна, В.М. Марковича, П.В. Палиевского. Л.В. Пумпянского.

Теоретическое значение исследования состоит в обобщении, конкретизации и уточнении теоретических сведений, связанных со спецификой выражения авторского сознания в многожанровом документально-художественном произведении, вписанном в объемный литературно-общественный контекст и активно ориентированном на широкую читательскую аудиторию.

Научно-практическое значение диссертации состоит в том, что ее материалы и полученные результаты могут быть использованы:

в дальнейшем изучении теории автора в документально-художественных жанрах;

- при исследовании читательской реакции на произведение с активно выраженной жизнетворческой программой;

- при сравнительно-типологическом анализе других произведений русской литературы с многожанровой структурой;

при внесении ряда уточнений в продолжающийся в современном гоголеведении процесс деидеологизации идейно-творческого развития писателя, особенно его позднего периода;

- в вузовском и школьном преподавании историко- и теоретико-литературных курсов; в разработке содержательных и актуальных тем контрольных, курсовых и дипломных работ для студентов филологических вузов.

Апробацпя работы. Основные положения и результаты диссертации обсуждались на научных конференциях: Всероссийской научно-методической конференции «Движение художественных форм и художественного сознания

XX и XXI веков», проводившейся Самарским государственным педагогическим университетом в рамках проекта «Самарская филологическая школа»(2005 г.); на 30-ой юбилейной Зональной конференции литературоведов Поволжья, «Вторые Бочкарёвские чтения»(2006 г.); на XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья (Елабуга, 2008 г.); на XXVIII преподавательской научно-практической конференции «Современные факторы повышения качества профессионального образования», проводившейся Оренбургским государственным педагогическим университетом (2007 г.), на преподавательских научно-практических конференциях ОГПУ (2004, 2005, 2006, 2007). Отдельные проблемы исследования отражены в докладах, с которыми диссертант выступал на аспирантских семинарах кафедры русской классической литературы и методики преподавания литературы.

Положения, выноснмые на защиту:

- «Выбранные места» - явление новой социально-универсальной прозы 1840-х годов, основными тенденциями которой становятся устремленность к всеохватному этико-эстетическому синтезу, к разрешению «последних вопросов» человеческого бытия на основе глубочайшего исследования живой современной жизни;

- отражение в книге нового типа Автора, амбивалентно совмещающего в себе разные лики (смиренного «грешника», исповедующегося перед «соотечественниками»; великого художника, осознавшего свою ответственность за судьбы страны в период ее системного кризиса; учителя, пытающегося указать «незримые ступени», ведущие к духовному спасению нации) и устанавливающего новый тип взаимоотношений с читателем и обществом;

- гоголевская картина русского мира отличается динамической сложностью временных и пространственных характеристик, совмещающих реальный (острокритический) и идеальный (христиански-утверждающий) хронотопы. Кризисному состоянию русского мира и человека предъявляется авторский утопический идеальный проект их всеобщей ускоренной христианизации. Активная спасительная роль отведена сакрализованному искусству;

- поэтика гоголевской книги строится на основе универсальной авторской трансформации и предельном сближении («смешении») разных жанров и жанровых форм (литературное путешествие, эпистолярий, литературно-критический очерк, исповедь, проповедь). «Выбранные места» мыслились автором как экспериментальная книга, открывающая перспективы развития «иной», обновленной литературе, возвращающей себе такое базовое изначальное качество русской культуры, как духовность.

Структура работы включает в себя введение, три главы, заключение, список использованной литературы, приложение.

Основное содержание диссертации

Во введснпн дается обоснование актуальности и новизны выбранной темы, раскрывается общий концептуальный замысел работы, определяются цель и задачи исследования, обозначается практическая значимость результатов исследования и характер их апробации.

Первая глава «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя как явление новой русской прозы 1840-х годов: диалог автора с читателем» посвящена теоретическому обоснованию выбранного для достижения поставленной цели системного подхода.

В §1 «Формы выражения авторского сознания в документально-очерковой прозе: теоретический аспект» оценивается степень научной изученности проблемы автора в литературоведении, выявляется ее многосложное содержание в итоговой книге Гоголя, обусловленное мессианской, жизнестроительной программой писателя. В свете основных положений теории автора, выдвинутых М.М. Бахтиным, Б.О. Корманом, Н.Д. Тамарченко и др., «Переписка» рассматривается как многомерное выражение авторского самосознания, авторской картины русского- мира и антропологии в свете выстраданного христианского идеала. Автор амбивалентно совмещает самые разные лики и функции. Он остро переживает свое нравственное несовершенство и в то же время осознает себя в качестве носителя «нового слова» (Ф.М. Достоевский), пытается «соединить Небо и Землю» (С.Т. Аксаков), потрясается «страхами и ужасами» современной жизни и уповает на «чудо» христианского преображения.

В соответствии с такой гоголевской установкой в предпринятом исследовании особый акцент переносится на проблему взаимоотношений автора нового типа с читателем. В эту сферу Гоголь вносит кардинальные изменения. Минуя общепринятые формы общения автора с читателем, снимая традиционно установившиеся этико-эстетические дистанции, он прямо обращается к «каждой человеческой единице» с практическим «советом» и учительным требованием приступить к переустройству всей своей жизни в соответствии с христианским идеалом.

Специфика выражения авторского самосознания в активном взаимодействии с читателем в документально-художественном произведении реализует себя в названии книги, в заголовочном комплексе (совмещающем документальную конкретику и высокую религиозную символику), в синтезе разных жанров и стилей, в авторской картине русского мира с ее двойственным реально/идеальным хронотопом, амбивалентной антропологией греховно/божественной природы человека, ощущением глубочайшей кризисное™ современного миропорядка и верой в возможность их чудесного преображения.

§2 «Выбранные места» в оценке русской общественно- критической и религиозной мысли 1840-х годов» включен в первую главу работы, т.к. данный материал и его концептуальное освещение активно способствуют

решению одной из самых сложных и спорных проблем гоголеведения: уяснению объективных причин активного общественного неприятия гоголевской «антрактной», исповедально-проповеднической книги.

Публично заявленная любовь к своим соотечественникам обязывала его к мобилизации всего своего духовного и творческого ресурса: его жизнь, опыт, творческий дар, написанные им ранее произведения, которые он теперь переоценивал с такой беспощадной требовательностью, переписка, его последняя книга - завещание, сама его тяжелая болезнь и даже смерть, а также изданные после смерти сочинения, - все обязано было послужить «пользе». Он буквально сосредоточен на тотальной сакрализации чуть ли не всех базовых понятий и смыслов русской жизни, которые в условиях буржуазного века стремительно утрачивали свое первоначальное духовно-нравственное значение. Обращаясь со «смертного одра» с «братским поученьем» к «соотечественникам», писатель лучше других видит в этот момент духовного кульминационного прозрения потрясающее его душу трагическое несоответствие ничтожества и греховности каждодневного человеческого бытия божественному замыслу о человеке. Он открыто переходит на язык пламенной, страстной проповеди, которая своей очевидной истиной о греховности человека и мира, своими апокалипсическими прозрениями о грядущих последствиях уклонения от христианского идеала, своим витийственным пафосом должна была произвести одновременно нравственное потрясение (ужас) и катарсис («прекрасный испуг») и способствовать «чуду» духовного пробуждения и преображения русского человека и общества. Его речь звучит как апостольское предупреждение, как призыв к покаянию и единению.

Но в условиях нараставшей радикализации русского общественного самосознания 1840-х гг., его углублявшегося идеологического раскола, как в своем западническом (В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, И.С. Тургенев, В.П. Боткин, П.В. Анненков), так и в славянофильском изводе (С.Т. Аксаков, И.В. Киреевский, A.C. Хомяков, Ю.Ф. Самарин), немногочисленных положительных отзывах (А.И.Тургенев, П.Я.Чаадаев, А.А Григорьев, П.А. Плетнев, поздний J1.H. Толстой), общественно-критическая мысль оказалась неспособной оценить книгу Гоголя во всей сложности ее максималистских религиозно-нравственных интенций. Сдержанно отрицательной была и оценка духовенства: митрополита Московского Филарета, архиепископа Херсонского и Таврического Иннокентия, святителя Игнатия (Брянчанинова) - настоятеля Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга, благоприятный отзыв «Переписка» получила лишь в книге архимандрита Феодора (Бухарева) «Три письма к Н.В. Гоголю, писанные в 1848 году».

По большому счету сам Гоголь объяснит главную причину непонимания книги читающей публикой своей «неспособностью» полно и последовательно выразить ту Божественную Истину, которую он предчувствовал и которая побудила его к созданию «Выбранных мест». Покаянная, проповедническая.

пророческая п учительная книга Гоголя стала попыткой реализации его грандиозного замысла: остановить процесс десакрализации русского общества и русской литературы, вернуть их к собственным духовно-религиозным истокам и побудить их к активному и духовному самостроению, взаимодействию и возрождению.

Вторая глава диссертации «Авторская картина русского мира в итоговой книге 11.В. Гоголя» состоит из двух параграфов: §1 «Катастрофам современного русского бытия и поиски путей его духовного преображения» и §2 «Роль искусства в спасении русского мира и человека».

В «Выбранных местах» Россия предстаёт одновременно в своих двух извечных ипостасях: трагической неустроенности и сакрально-божественной, потенциально-неиссякаемой мощи, красоте и гармонии, в предощущении чудесного Преображения - Спасения, как объект беспредельной авторской любви и почти религиозного культа.

Любовь к России утверждается в книге как условие жизни в ней. как «Святыня», как абсолютное мерило для русского человека, независимо от его статуса, «места», «удела» и «поприща». Любовь к России выводится Гоголем из свойства «русской души», его «русской природы», способной приходить в «соприкосновение с верховным источником лиризма - Богом» (VI, с.205).

Любовь к России, убеждён Гоголь, как божественно-природное, «просветляющее», всепоглощающее, жертвенное чувство и есть та единственно одухотворяющая сила, которая способна преодолеть русский «разлад» и спасти её и каждого живущего в ней соотечественника. Любовь к России неотделима в авторском ощущении от мысли о «верховном промысле, который так явно слышим в судьбах нашего Отечества».

Возникающий в «Переписке» специфически гоголевский образ русского мира в его ускользающих от каких-либо однозначных определений абвивалентности, многомерности и динамичности, можно попытаться осмыслить с помощью такого современного научного понятия, как «картина мира» («хронотоп», по более раннему по времени определению М. М. Бахтина и его школы) - объёмный, панорамный, многоаспектный образ (понятие), определяемый как система интуитивных представлений о доступной восприятию человека реальности.

Пространство и время, будучи определяющими характеристиками любой цивилизации, по мнению Г.Д. Гачева, формируют образ жизни, основы и типы её антропологии. По определению Ю.М. Лотмана, пространство - «один из компонентов общего языка, на котором говорит художественное произведение». И хотя «Выбранные места» относятся к «смешанным», пограничным жанрам литературы, испытывающим воздействие и документа и художественно-творческого акта, определение учёного, учитывая подвижные границы между ними, вполне можно распространить и на «Выбранные места».

Для русской культуры, в отличие от западной с её превалированием категории Времени, характерна абсолютизация категории Пространства.

Русской мысли, утверждает Гачев, присущи горизонтальные идеи - Даль, Ширь, Путь-Дорога, Бесконечный Простор, «Русь-тройка», т.е. всё то, что имеет широту, бесконечность и даёт возможность вечного поиска истины.

Гоголевская книга становится классическим образцом того, как в русском искусстве вечный поиск Истины перенаправляет идею «русской горизонтали» в Небесную вертикаль. Г.Д. Гачев назвал картину мира России «русской космософией», «космодромом в однонаправленную бесконечность...».

Появление гоголевской утопической книги по большому счету можно объяснить только его верой в то, что «невозможное может стать возможным», только его верой в «чудо» (Ю.В. Манн). Это, пожалуй, самый чувствительный «нервный узел» (Л.Я. Гинзбург) его книги. «Чудо и вера - взаимосвязанные понятия, - утверждает В.Ш. Кривонос, говоря о поэме Гоголя, - они выступают как свойства авторского миропонимания, влияя и на оценку изображаемого, и на логику повествования, актуализируясь в авторских прозрениях о судьбах нации»3. Гоголь видел в христианизации русского мира и человека единственно возможный путь к Спасению, которое он понимал в качестве цели всего земного человеческого бытия, «как внутреннее перерождение человека, его преображение, духовное обожение» (М.М. Дунаев).

В русской жизни и в русском человеке Гоголь ощущает такие колоссальные внутренние ресурсы, которые будучи приведены в действие и создадут эффект мгновенного «чуда». Он не дерзает постичь мир и жизнь в их тайнах, он мучительно и страстно стремится постичь основополагающий религиозно-нравственный принцип мироздания, чтобы исполнить своё высшее назначение: преобразовать себя и мир в соответствии с христианским идеалом и спастись, спасая тем самым ближних и весь окружающий мир.

В сущности, по отношению к «Выбранным местам» приходится говорить не об одном, а о двух хронотопах: реальном и идеальном, которые предстают в своём динамичном, драматическом противо- и взаимодействии, постоянно проявляя и уточняя друг друга, и которые автор, предельно обнажая их антагонизм, пытается, следуя религиозной догматике, предельно сблизить, чтобы убедить своих соотечественников в возможном и близком торжестве христианского идеала.

Реальное время в «Выбранных местах» характеризуется как «переходное», «тёмное», «запутанное», когда во всём - «охлаждение», «время трудных обстоятельств, расслабленья и развращенья общего, повсеместной ничтожности общества» (VI, с.299), время, чреватое грозными катастрофически-разрушительными процессами и последствиями, ставящими Россию и современную цивилизацию на грань самоуничтожения.

Целиком сосредотачиваясь на остросовременных проблемах русского национального бытия, Гоголь постоянно насыщает пространственные и темпоральные образы своей книги библейскими и общекультурными аллюзиями, с присущей ему изобразительной силой проявляя реальный

' Кривонос. В Ш Мотивы художественной прозы Гоголя - СПб. 1999 - С 242.

эсхатологический масштаб происходящего уклонения русского общества и человечества в целом от единственно спасительного для них духовно-нравственного пути неустанного самосовершенствования, мира, «согласия», «духа незлобия», «любви и кротости».

Идея сближения современного человека, человека эмпирического, плотского, материального, несовершенного, с его высоким нравственным предназначением, вечными незыблемыми христианскими догматами становится для автора «Переписки» главенствующей и определяет основы его поздней антропологии.

Решая эту сложную проблему, наука пыталась отыскать истоки гоголевской антропологии в авторской идее изначальной греховности человека (П.М. Бицилли), в противоборстве эстетизма (В.В. Зеньковскин) и религиозности, в религиозно-учительной традиции, связанной с понятием «внешнего» и «внутреннего» человека (по теории Г. Сковороды) (С.А. Гончаров) и др.

Думается, гоголевская антропология не сводима к локальной статичной концепции, напротив, она постоянно тяготеет к синтезу разных концепций в динамике их взаимодействия и взаимоуточнения, ориентируясь в целом на христианский идеал. Гоголь с небывалой в русской литературе смелостью снимает ненужные, как ему представляется, избыточные искусственные разграничения между возвышенным и повседневным, духовным и материальным, вечным и преходящим. Трансформируя образ современного порядка вещей, как проницательно заметил К. Аксаков, «смешивая» их в новой конфигурации, Гоголь стремится придать мощный импульс ощутимой уже на повседневном уровне дальнейшей христианизации русского национального бытия.

Небывалое сближение или «смешение» вещей этого мира в их создаваемом и ожидаемом «трансформизме» (М.Н. Виролайнен) в гоголевской книге, думается, вели к знаковому «сдвигу системы» (Ю.Н. Тынянов) в сфере новой прозы, по сравнению с тем, как эта система сложилась в условиях «золотого века» русской литературы. Всю энергию писательского слова Гоголь пытался перенацелить на жизнетворческие задачи.

По сути дела перед нами утопия, или скорее в «Переписке» присутствует утопическое начало, подобное тому началу, которое присутствует в произведениях Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского, устремленных в своих духовных исканиях к христианскому Идеалу бесконечного духовного и нравственного самосовершенствования человека и «братскому согласию всех племен по Христову евангельскому закону» (Ф.М. Достоевский).

На фоне фантастических утопий: буржуазно-мещанской, псевдопатриотической, технократической (Ф.В. Булгарин), авантюрно-балаганной (О.И. Сенковский), авантюрно-приключенческой (А.Ф. Вельтман),

интеллектуально-философской, либеральной (В.Ф. Одоевский), фурьеристско-радикальной (В.Г. Белинский, А.И. Герцен), - гоголевская книга оценивается Б.Ф. Егоровым как «домашняя», «глубоко консервативная утопия» и

включается в число национальных консервативных утопий славянофильского толка (A.A. Иванов, A.C. Хомяков, И.В. Киреевский и др.).

Сближаясь со славянофилами в ориентации на христианскую систему ценностей, в защите незыблемости основ сложившегося монархического миропорядка, идеализируя, подобно братьям Аксаковым и Хомякову древние патриархальные обычаи и нравы в сфере социальных отношений, Гоголь в то же время в целом комплексе своих идей перекликается не только с либерально-философскими утопическими замыслами В.Ф. Одоевского и П.Я. Чаадаева, но и с крайне радикальными, революционными проектами декабристов и Герцена.

Гоголевская постановка вопроса о назначении и роли искусства в жизни «каждой человеческой единицы» и судьбах нации опровергает приписываемый писателю миф о его отказе от искусства и о попытке в «Выбранных местах» искусство подменить религией. «Выбранные места» - настоящий гимн подлинному искусству. Ему отводится решающая роль в духовном спасении России и современной цивилизации при условии его мощной сакрализации, возвращении к своим исконным духовным основам и функциям.

Отталкиваясь от радикальных программ переустройства России (Радищев, декабристы), ориентируясь на модель русского национального мира, воссозданную Карамзиным и Пушкиным, включившись в диалог с философско-культурологическим (В. Одоевский) и историософским (Чаадаев. Герцен) ее вариантами, Гоголь переосмыслил в свете христианского идеала и еще более интенсифицировал (по сравнению с современной писателю тенденцией) роль искусства в обществе. Он строил в «Выбранных местах» широко гуманистическую, поистине провидческую по многим своим прозрениям картину русского мира, углубив и обогатив ее христианским вероучением, возвращая ей тем самым такое изначально свойственное русской культуре универсальное базовое качество, как духовность, осознав его как всеопределяющее условие спасения русского человека и русского мира.

Третья глава «Жанровая и композиционная организация «Выбранных мест» состоит из трех параграфов.

В §1 «Проблема циклообразования в сборнике Н.В, Гоголя» исследуется специфика цикловой природы гоголевской книги. Циклизация, несомненно, - один из самых органичных и устойчивых приемов гоголевской поэтики, столь тяготеющей к универсализму. Ю.В. Манн писал: «Универсализм Гоголя поистине не знает границ, обнимая не только различные науки, но и область политики и практической деятельности».4

Активизируясь к периоду кризиса традиционных литературных форм, циклизация, сохраняя жанровую и стилистическую «память» о предшествующих обретениях, в то же время не стесняет художника в его новых

4 Манн Ю В Гоголь-критнк и публицист /7 И В Гоголь собр соч В 7т т VI М Художественная литература, 1986 -С

творческих поисках, в его стремлении «из разобранного строения... строить новое» (V, с.469)5.

«Строить новое» - значит, по Гоголю, подниматься на новую, более высокую ступень духовно-творческого саморазвития, обозревать, охватывать и запечатлевать в слове ранее недоступную многомерность мира и человека, проникать в их скрытые глубины, сохраняя (и наращивая!) при этом абсолютную достоверность и детальную точность в изображении составляющих их элементов. Нарастающему катастрофизму кризиса и раскола Гоголь пытается противопоставить ощущаемые им и в жизни и в искусстве центростремительные, скрепляющие человека и мир силы и тенденции.

Опираясь на современные исследования в сфере циклизации (B.C. Киселев, Л.Е. Ляпина, М.Н. Дарвин и др.), диссертант в результате анализа многофункциональной природы циклизации в гоголевской книге приходит к выводу о том, что «сюжет» «Переписки», включая огромный разноуровневый автобиографический, жизненно-эмпирический,

историософский, культурологический, теософский материал, подчинен идее духовного восхождения и спасения человека.

Думается, что вопрос о завершенности/незавершенности авторского «сюжета» в «Выбранных местах» не может решаться в аспекте рационалистических оценок. Книга, начавшаяся с предсмертной исповеди, с «Завещания», заканчивается главой под названием «Светлое Воскресение», которая открывает перед автором и его читателями путь к бесконечности нравственного самосовершенствования: «...есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа..., есть уже начала братства Христова в самой нашей славянской природе...» (VI, с.368).

Объёмный критико-публицистический текст книги Гоголя, тяготеющий (в духе эпохи) к универсализму, с особой очевидностью проявляет и углубляет этико-эстетическую позицию писателя. Приоритет эстетического критерия в оценке искусства для Гоголя не подлежал никакому сомнению (художник -«мастер своего мастерства»; «писатель - Бог»; Карамзин - идеал писателя и гражданин для всех россиян; Пушкин - абсолютный гений, занимающий в России второе место после Христа и т.д.). В эстетическом кодексе Гоголя речь шла не об эстетическом «отступничестве», а о восстановлении исконных духовно-нравственных, религиозных основ базовых эстетических категорий. Без этого искусство превращалось в «бесполезную игрушку», «торговую литературу», «забаву для черни».

Приведя во взаимодействие выработанные к этому времени современной критикой основные подходы в оценке художественного явления: исторический (у Гоголя преимущественно историософский), социально-общественный, эстетический, - автор «Выбранных мест» предпочел «односторонности» одного

1 См авторское определение переходного состояний Чичикова в преддверии его возможного духовного перерождения «Можно было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, которое было разобрано с тем. чтобы строить из него же новое. » (V, с 469)

из них их широчайший синтез, углубив его предельной активизацией нравственно-религиозного критерия.6

§2 «Трансформация жанра литературного «письма» и «путешествия» посвяшен рассмотрению поэтики, функций и форм взаимодействия двух магистральных жанров гоголевской книги. Опираясь на научные разработки в сфере жанра литературного письма (Ю.Н.Тынянов, P.M. Лазарчук, В.И. Мильдон и др.) и «путешествия» (Г.А. Макогоненко, О.Б. Лебедева, Л.А. Сапченко, В. Кантор и др.), диссертант принимает в качестве основной активно разрабатываемую в гоголеведении идею о склонности Гоголя к универсальному синтезу (А. Белый, В.В. Виноградов, Г.А. Гуковский, Ю.Н. Тынянов, Ю.В. Манн, В.Ш. Кривонос и др.).

Всегда проявлявший повышенный интерес к жанрам «письма» и «путешествия», осмыслив и обобщив опыт европейских и отечественных образцов (учитывая при этом и свой собственный богатый эпистолярный опыт и скромные достижения объемной «массовой продукции»), Гоголь создал в «Выбранных местах» русифицированный и по-своему уникальный жанр эпистолярного путешествия. В нем он представил свою картину русского мира в контексте нарастающего цивилизационного кризиса, поставил комплекс «вечных» и остросовременных проблем, «давящих ум» (Ф.М. Достоевский), и попытался указать пути выхода из надвигающейся катастрофы.

В связи с этим принципиальное значение в нашей работе получает вопрос о том, что для организации столь онтологически масштабного и разнородного материала книги Гоголь отводил особое место литературной форме. Эта продуктивная точка зрения начинает утверждаться в современной науке. Так, наблюдения современного учёного В.И. Мильдона, указавшего на литературную форму «Выбранных мест», можно дополнить указанием на использованную в обновлённом качестве циклическую форму книги и поразительно смелую трансформацию «малых жанров» эпохи с их последующим сближением, на художественном языке Гоголя, «смешением», обусловленными авторской установкой на жизнетворческую функцию искусства.

В «Выбранных местах» Гоголь, как и в своём предшествующем творчестве, активно использовал свой базовый «конструктивный принцип» (Ю.Н. Тынянов), получивший в современном гоголеведении определение «трансформизма» (М.Н. Виролайнен).

Это становится очевидным в процессе исследования жанровой природы и функциональности гоголевского «письма» в книге. Сохраняя ряд важных типологических эпистолярных признаков (обращение к определённому адресату, фрагментарность, особого рода информативность, доверительная интонация, свобода слога и т.п.), оно, постоянно изменяясь, превращается в очерк широкого жанрового диапазона, литературно-критическую статью, литературное путешествие, литературный портрет, исповедь, проповедь и т.д.

6 См об этом подробнее в Приложении к нашей работе.

К обретениям и достижениям литературного письма Гоголь подключает эстетический ресурс европейского и русского литературного путешествия, ставшего к этому времени одним из самых литературно разработанных жанров (Д. Дефо, Д. Свифт. Т. Смоллетт, Л. Стерн, Д.И. Фонвизин, А.Н. Радищев, Н.М Карамзин, Ф.Н. Глинка, A.A. Бестужев, A.C. Пушкин).

Базовые типологические признаки, усвоенные жанром русского путешествия (повествование от первого лица или авторского «двойника»; динамичное соотношение авторской точки зрения на окружающее с национально-коллективистским мировидением; преимущественно

географический акцент путешествия; свободная очерковая форма с широкой автономией очеркового сегмента; дидактизм), Гоголем будут интенсивно трансформированы, обновлены, обобщены и выстроены в новый литературный текст.

Путешествие, к которому призывает Гоголь, казалось бы, сродни древнерусскому паломничеству по Святым местам (монастырям, где подвязались подвижники благочестия). Но Святое место для него - сама Россия: «Монастырь ваш - Россия», - писал Гоголь в главе «Нужно проездиться по России». Автор совершает своего рода «странствие» не только внутри России, но и в своей душе. Душа же человеческая, согласно христианскому учению, русскому фольклору и русской культуре в целом, всегда странница, всегда в пути между временным своим пристанищем и небесной обителью. Гоголевское требование: «Нужно проездиться по России» побуждает прежде всего к продвижению в духовном пространстве («Христианин идет вперед»).

Создавая новый тип социально-универсальной прозы в русской литературе, прозы, по словам В.Ш. Кривоноса, «с самого начала стремящейся к художественному самоосмыслению, к самопознанию и самооценке»7, Гоголь усмотрел наиболее значительные этико-эстетические ее ресурсы в пограничной зоне взаимодействия как самих этих разных жанров, так и их основных описательно-повествовательного, идеологически-проповеднического компонентов. Это становится очевидным в сопоставлении гоголевского эпистолярия-«путешествия» с такими идейно-эстетическими знаковыми для русской литературы XVIII - XIX веков книгами-путешествиями, как «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина и огромной разноуровневой продукцией в этой жанровой сфере, от писем И.М. Муравьева-Апостола до «Философических писем» П.Я. Чаадаева и «Писем из Франции и Италии» А.И. Герцена.

Остро реагируя на имеющиеся традиционные модели путешествия, сознательно вызывая в памяти читателя культурные ассоциации с самым знаменитым русским образцом. «Письмами русского путешественника» Н.М. Карамзина, Гоголь призывает своего адресата гр. А.П. Толстого и в его лице самых влиятельных и активных людей в российском государстве

' Кривонос В Ш «Мертвые души» Гоголя н становление новой русской прозы Проблемы повествования. -Воронеж, 1985 - С 4

«проездиться по России» для того, чтобы реально, трезво и результативно скорректировать восстановление «порядка» в стране на основе многовековых «обычаев», традиций и закона христианского и государственного.

Книга Гоголя - это не только путь читателя, но и духовный путь, «направленное духовное движение» (Д. Максимов) самого писателя - человека, христианина, путь, который мог и должен был стать нравственным ориентиром для соотечественников.

В §3 «Литературная модификация жанра исповеди и проповеди» исследуется состав, назначение и функциональность самого проблемного текста «Выбранных мест» - исповедально-проповеднического, вызвавшего в наибольшей степени такое острое отторжение в критике, читательских кругах, науке. В его оценке разошлись не только убежденные оппоненты позднего Гоголя (В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, П.В. Анненков, С.Т. Аксаков, И.В. Киреевский, A.C. Хомяков, Ю.Ф. Самарин и др.), его духовные союзники (А.И. Тургенев, П.А. Вяземский, П.Я. Чаадаев, поздний JT.H. Толстой и др.), апологеты (В. Зеньковский, К. Мочульский), но и сторонники современного религиозного литературоведения (Е.И. Анненкова, В.А. Воропаев, И.А. Виноградов, М.М. Дунаев, С.А. Гончаров В.А. Котельников и др.).

Так, Е.И. Анненкова, возвращаясь к суждениям религиозно-философской критики рубежа XIX - XX веков (Д. Мережковский, В. Розанов, И. Щеглов, И. Житецкий и др.), критике периода русской эмиграции (К. Мочульский, В. Зеньковский, С. Франк и др.) приходит к выводу о том, что «Выбранные места» отразили в конечном итоге открывшуюся писателю «возможность перехода от творчества эстетического к творчеству духовному»8.

Думается, что поздний Гоголь, закономерно обратившись к такому значимому для него ресурсу в духовном «воскрешении» «соотечественников», как Священное Писание, труды Отцов церкви, все же искал некий высший синтез духовного и эстетического начал, искал те совершенные эстетические, литературные формы, в которые можно было бы облечь незыблемые христианские истины, придать им непреложный и вместе с тем живой и неотразимо убедительный характер для обыденного, массового сознания, сделать подлинное искусство и религиозные истины фактом жизни каждого «соотечественника».

Этой авторской установкой можно объяснить интенсивное сближение в «Выбранных местах» литературного и религиозного текстов, на основе мощной сакрализации первого и литературной трансформации последнего.

В Заключении подведены итоги исследования, обозначены основные результаты, определено место и значение «Выбранных мест» в литературно-общественном контексте 1840-х годов.

В ходе проведенного исследования мы приходим к выводу о том, что «Переписка», безусловно, не становится «Евангелием от Гоголя», апостольским

s Анненкова, ЕИ Автор в «Мертвых душах» и «Выбранных местах из переписки с друзьями» H В Гоголя --Литература в школе -1999 -№2 - С 34

откровением, а сам Гоголь - «русским Богом» (Вайль Петр, Генис Александр), обратившимся к своему народу с религиозной исповедью и проповедью. Как убеждает исследование поэтики «прощальной книги» Гоголя, он создавал ее как литературное произведение, ставя актуальные и «вечные вопросы» национального н общечеловеческого бытия и привлекая для их разрешения мощный этико-религиозный и литературный ресурс. При явной утопичности и гениальной «наивности» многих гоголевских практических «советов» переустройства России, его магистральное направление всё же было угадано пророчески верно. В этом убеждает во многом предсказанный им трагедийный ход развития современной цивилизации и культуры.

Значение книги Гоголя видится прежде всего в том, что она, создавая трезвую, точную и одновременно метафизически провиденциальную картину русского мира в свете авторского христианского идеала, давала русской нации еще один шанс спасительной самоидентификации, открывала перед ней новые духовные горизонты саморазвития, побуждая к дальнейшим интуитивным и научным исследованиям жизни, искусства и самого гоголевского феномена.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1 Вильнова, C.B. «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя в оценке русской общественно-критической и религиозной мысли 1840-х годов / C.B. Вильнова// Вестник Оренбургского государственного университета / под ред. В.П. Ковалевского. - Оренбург: ГОУ ВПО «ОГУ».— 2006. - Ноябрь. Специальный выпуск. Наука и образование: проблемы и перспективы. 4.1.-С.15-22.-ISSN 1814-6457(0.5 п.л.).

Научные статьи:

2. Климова, C.B. К вопросу о духовной эволюции позднего Гоголя («Прощальная повесть») / C.B. Климова // Интеллектуальный потенциал высшего педагогического образования. Материалы XXIII преподавательской и XLI студенческой научно-практической конференции (25-26 апреля 2001 года). Ч. 2. Гуманитарные секции. Оренбург: ОГПУ, 2001. С.51-52. (0,3 пл.).

3. Вильнова, C.B. Религиозно-этическая переориентация искусства в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя. / C.B. Вильнова // Движение художественных форм и художественного сознания XX и XXI веков. В рамках проекта «Самарская филологическая школа». Самара: СГПУ, 2005. С. 58-64 (0,4 п.л.).

4. Вильнова, C.B. Слово художника в контексте русской православной традиции в итоговой книге Н.В. Гоголя / C.B. Вильнова // Вторые Бочкаревские чтения. Тридцатая юбилейная Зональная конференция литературоведов Поволжья. Самара: СГПУ, 2006. С.63-71. (0.5 п.л.).

5. Вильнова, C.B. Гоголевский концепт искусства в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя. / C.B. Вильнова // Аспирантский вестник ОГПУ 2006, №5. Оренбург: ОГПУ, 2006. С.4-13. (0,5 пл.).

6. Вильнова, C.B. Онтологизация жанра «путешествия» в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя. / C.B. Вильнова // Аспирантский вестник ОГПУ 2007, №6. Оренбург: ОГПУ, 2007. С.37^0. (0,4 пл.).

7. Вильнова, C.B. Кризис человека в ретроспективе гоголевской антропологии характера / C.B. Вильнова // КЛИО. Журнал для учёных 2007, №2. СПб: Нестор, 2007. С.157- 158. (0,3 пл.).

8. Вильнова, C.B. Трансформация жанра литературного «письма» в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя / C.B. Вильнова // Материалы XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья: В Зч.Ч.1. Елабуга: Изд-во ЕГПУ, 2008 С.56-65 (0,5 пл.) .

Подписано в печать 16 10 2008 Отпечатано в типографии «Экепресс-печать»16.10. 2008 г. Свидетельство ЮО 17472 Г.Р.Н 304561003400204 Формат 60x84. Усл. печ. л. 1/16 1.2 Тираж 100 экз. зак. 142 г. Оренбург, ул. Пролетарская 33.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Вильнова, Светлана Васильевна

Введение.

Глава I. «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя как явление новой русской прозы 1840-х годов: диалог автора с читателем

§ 1. Формы выражения авторского сознания в документально-очерковой прозе: теоретический аспект.

§2. «Выбранные места» в оценке русской общественно-критической и религиозной мысли 1840-х годов.

Глава II. Авторская картина мира в итоговой книге Н.В. Гоголя

§ 1. Катастрофизм современного русского бытия и поиски путей его духовного преображения.

§2. Роль искусства в спасении русского мира и человека.

Глава III. Жанровая и композиционная организация «Выбранных мест»

§ 1. Проблема циклообразования в сборнике Гоголя.

§2. Трансформация жанра литературного «письма» и «путешествия».

§3. Литературная модификация жанра исповеди и проповеди.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Вильнова, Светлана Васильевна

Актуальность исследования и состояние научной разработанности темы.

Возрастающий интерес к феномену личности, судьбы, творчества Н.В. Гоголя во многом обусловлен не только острым ощущением эстетической уникальности, неиссякаемой, ошеломляющей новизны и неисчерпаемости смыслов созданного им художественного мира, но и его поразительной созвучностью усиливающимся эсхатологическим, катастрофическим настроениям и ожиданиям современной цивилизации рубежа веков и тысячелетий.

Однако из всего корпуса творений писателя, неизменно привлекающих внимание исследователей, в странном забвении и небрежении, несмотря на заметные сдвиги в современном гоголеведении, продолжает оставаться итоговая книга русского гения «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847 г.).

Обращенная к «друзьям»: ближайшему кругу единомышленников, русскому обществу, читателям с такой пронзительной покаянной исповедью и требовательной проповедью нравственного самоусовершенствования во имя Спасения, рассчитанная на снятие всех условных барьеров в человеческом общении, настроенная на безоглядный душевный и сердечный отклик, «Переписка» Гоголя вызвала поразительное по своему ожесточению неприятие, породив уникальную в истории русской литературы авторскую и читательскую драму взаимного непонимания. Книга спровоцировала взрыв негодования современной Гоголю критики почти всего идеологического спектра: непримиримо отрицательную реакцию В.Г. Белинского и «свирепую» «либерально-консервативную травлю», по выражению Д.С. Мережковского, во многих известных изданиях.

С покровительственно-снисходительной интонацией похвалил «Переписку» Ф. Булгарин, что было еще оскорбительнее всякой хулы. «Отныне, - иронически замечал Ф. Булгарин, - начинается новая жизнь г. Гоголя, и мы вполне надеемся получить от него чего-нибудь истинно прекрасного. Мы всегда говорили, что г. Гоголь, как умный человек, не мог никогда одобрять того, что провозглашала о нем партия, и он подтвердил это собственным сознанием»1.

Сдержанно отрицательной была оценка духовенства: митрополита Московского Филарета, архиепископа Херсонского и Таврического Иннокентия, святителя Игнатия (Брянчанинова) - настоятеля Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга, благоприятный отзыв «Переписка» получила лишь в книге архимандрита Феодора (Бухарева) «Три письма к Н.В. Гоголю, писанные в 1848 году».

Немногие положительные отзывы с многочисленными оговорками (А.И. Тургенев, П.Я. Чаадаев, А.А. Григорьев, П.А. Плетнев, поздний JT.H. Толстой) общественного резонанса почти не имели.

Сомнительной, парадоксально противоречивой и далеко не единодушной оказалась попытка идейно-декларативной реабилитации гоголевской книги, предпринятая представителями религиозно-философской критики рубежа XIX - XX веков в контексте пересмотра основных положений и методологии предшествующей, в первую очередь, революционно-демократической критики (Д.С. Мережковский, М.О. Гершензон, П. Перцов, И. Щеглов, JT. Коган, И. Житецкий, В.В. Розанов и др.2).

Позиция эмигрантской критики, провозгласившей Гоголя великим духовным писателем России (К. Мочульский, В. Зеньковский, С. Франк,

1 Северная пчела. - 1847. - № 8.

2 См.: Мережковский, Д.С. Гоголь. Творчество, жизнь и религия. — СПб., 1909; Розанов, В.В. Легенда о великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Опыт критического комментария с приложением двух этюдов о Гоголе. Издание 3-е. — СПб, 1906: Житецкий, И. Гоголь-проповедник и писатель. - СПб. 1909; Коган, Л. Гоголь-проповедник и пророк (Юбилейная речь к учащимся). - Одесса, 1909; Щеглов, И. Подвижник слова. Новые материалы о Гоголе. - СПб., 1909; Гершензон, М. Исторически записки. - М., 1910.

Г. Флоровский, И. Ильин, Д. Чижевский, П. Бицилли и др.)3, а его книгу писем - высшим достижением Гоголя-художника и религиозного мыслителя, осознавшим необходимость подчинения искусства христианскому идеалу и вере, оказалась на долгие десятилетия искусственно выключенной из сферы живого читательского восприятия и научного осмысления4.

Литературоведение советского периода гоголевскую «Переписку» отвергло по идеологическим соображениям (В.В. Гиппиус, Н.Л. Степанов, Г.А. Гуковский, М.Б. Храпченко, Д.ГТ. Николаев, С.И. Машинский, Е.Н. Купреянова и др.). В исследованиях этих ученых вне аналитического рассмотрения книги (исключением можно считать лишь несколько содержательных страниц в книге В.В. Гиппиуса «Гоголь»), с разной степенью оговорок, неизменно педалировался набор устойчивых, предельно идеологизированных, ведущих свое непосредственное происхождение от Белинского, суждений об идейном отступничестве, «измене», «падении», «поражении», «реакционности», религиозных иллюзиях, проявлении «слабости» и «наивности» Гоголя-мыслителя и философа, взявшегося не за свое дело3. К примеру, Гуковский, обосновывая свое право ученого считать «подлинным итогом всего творчества Гоголя» первый том «Мертвых душ», отнес все созданное после него к «заблуждениям» писателя, проявлением его реакционности и «безумия»6.

На протяжении последних десятилетий XX века исследователи крайне редко и неохотно обращались к «Переписке». Даже в фундаментальных трудах такого авторитетного гоголеведа, как Ю.В. Манн, ей отведено место почти исключительно в разделах примечаний и комментариев к изданиям Собраний

3 См.: Мочульский К. Духовный путь Гоголя / Н.В. Гоголь и Православие. - М.: Отчий дом, 2004. -С. 40-154; Зеньковский В. Н.В. Гоголь в его религиозных исканиях / Там же. — С. 23—40.

4 Воропаев, В. Полтора века спустя. Гоголь в современном литературоведении И Москва. — 2002. - № 8. — С. 217-225.

5 Гиппиус, В.В. Гоголь. - Л., 1924; Гуковский, Г.А. Реализм Гоголя. - M.-JI.: Художественная литература, 1959; Машинский, С.И. Гоголь, - M., 1951; Храпченко, М.Б. Николай Гоголь. Литературный путь. Величие писателя. -М., 1984.

6 См.: Гуковский, Г.А. Реализм Гоголя. - М.-Л.: Художественная литература, 1959. - С. 477-480. сочинений Н.В. Гоголя . Следует также отметить, что в общеобразовательной вузовской и школьной учебной литературе раздел о «Выбранных местах» или предельно сокращен до нескольких стандартных, преимущественно негативных о суждений в духе старых идеологизированных штампов, или вообще опущен .

Живым импульсом и обозначением новых научных перспектив в изучении «Выбранных мест» стало появление книги И.П. Золотусского «Гоголь» (1979 г.)9. Сто страниц, посвященных отвергнутой, почти забытой, «несчастной книге» великого писателя с подлинным тактом, пониманием и сочувствием приоткрывали завесу над одной из загадок духовной и творческой драмы, пережитой русским гением в конце жизни.

Ученый предпринял попытку рассмотреть книгу Гоголя в присущем ей широчайшем историко-литературном контексте светской и религиозной культур, правда, обозначая при этом лишь общие контуры их связей и взаимодействий. Не навязывая автору «Переписки» заранее заданных идеологем, не довлея над текстом, исследователь интерпретирует «Переписку» как открытый и доверительный диалог с читателем — «соотечественником» о самых насущных проблемах русской жизни, как необходимый «антракт» в работе между первым и вторым томами «Мертвых душ», как некую лирико-публицистическую «компенсацию» второго тома великой поэмы. В результате ученый приходил к научно-продуктивным выводам о том, что книга Гоголя не была отречением от искусства «в пользу религии», как полагали многие представители религиозно-философской критики. Не стала она и актом идейного отступничества от демократических идеалов, как думали сторонники радикальных способов переустройства русского мира. Итоговая книга писателя, по мнению ученого, отразила закономерный и органичный для гоголевского художественного саморазвития противоречивый и напряженный поиск новых

7 См.: Манн, Ю.В. Комментарии (Гоголь-критик и публицист) // Гоголь, Н.В. Собрание сочинений: В VII т. Т. VI. - М.: Художественная литература. - С. 453-540.

8 См.: Купреянова, Е.Н. Н.В. Гоголь // История русской литературы: В 4 т. Т. 2. - Л.: Наука, 1981. - С. 577, 579.

9 Золотусский, И.П. Гоголь. - М.: Молодая гвардия, 1979; Золотусский, И.П. Гоголь. Изд. 2-е, исправленное п дополненное. — М.: Молодая гвардия, 1984. форм писательского общения с читателем, тех форм, которые смогли бы, как он надеялся, приобрести более «деятельный», жизнетворческий характер и смогли бы послужить более активному духовному преображению России и русского общества в предощущении приближающейся духовно-онтологической катастрофы. И.П. Золотусский вполне обоснованно отмечает: «Гоголь пошел далее своих предшественников. Он вывел дело литературы за пределы литературы, поставив на его место «дело души» и из последнего - на что никто не решался - сделал дело литературы»10.

Поспешными представляются заключения значительного числа критических и научных работ о том, что Гоголь, отказываясь якобы в

Выбранных местах» от всего своего предшествующего творчества, комического дара, смеха, искусства в целом, пытался подменить их религией.

Ю.В. Манн, исследуя причины сожжения второго тома «Мертвых душ» в 1845 году, точно определяет перспективу дальнейшего духовно-эстетического развития писателя: это было «.глубокое недовольство собой и своим трудом, острое разочарование в том, что сделано, но не расчет с художнической деятельностью вообще»11. Это утверждение ученого вполне соотносится с уже задуманной Гоголем книгой писем. «Выбранные места» - выражение закономерной фазы в развитии художника такого масштаба, как Гоголь, с судьбой которого, как он верил, «соединена, судьба всей 12

России» (JI.B. Пумпянский). И эта судьба предопределила ему в «смутное», кризисное для страны время роль духовного учителя и спасителя. Ученый еще в 1920-е годы дал поразительное по своей глубине и универсализму объяснение этой проблемы: «.нет более сложной личности, как гениальная комическая натура; каждый шаг ее есть борьба то с реальной, то с эстетической постановкой своей лее темы, она полна реминисценций трагической цивилизации и — предчувствий божественного затишья смеха, принадлежит и

10 Золотусский, И.П. Гоголь. Изд. 2-е, исправленное и дополненное. - М.: Молодая гвардия, 1984. - С. 382.

11 Манн, Ю.В. Го голь. Труды и дни: 1809-1845. М. Аспект пресс, 2004. - С.730

12 Пумпянский Л.В. Гоголь // Пумпянский, Л.В. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 265. бытовой общественности и историзирующему ее недоразумению, и смеху ее и огорченному собою смеху, каждый шаг ее сатиричен, религиозен, идилличен,

13 деятелен» .

Рубеж второго и третьего тысячелетий ознаменовался, несомненно, еще более мощным всплеском научного, общественного, читательского интереса к феномену Гоголя. По-новому открываются богатство и сложность духовного мира писателя, смысл его напряженных религиозно-нравственных исканий в исследованиях ученых так называемого «религиозного» литературоведения (Е.И. Анненкова, И.А. Виноградов, В.А. Воропаев, С.А. Гончаров, М.М. Дунаев, И. Есаулов, В.А. Котельников и др.), методология и выводы сторонников которого неоднозначно воспринимаются в современной науке14.

Прочную базу и перспективные направления создает для дальнейших изысканий в сфере гоголевского наследия академическое гоголеведение с характерными для него методологической выдержанностью, последовательным отстаиванием специфики литературы и науки о ней, интересом к художественной специфичности, особенности гоголевского метода; истокам, природе, структуре, функционированию гоголевского образа, мотива, сюжета, жанровым и композиционным модификациям; тайне универсального гоголевского синтеза; «трансформизму», «пространству смысла» и т.д. (Ю.Я. Барабаш, С.Г. Бочаров, М.Н. Виролайнен, А.Х. Гольденберг, В.Ш. Кривонос, Ю.М. Лотман, Ю.В. Манн, В.М. Маркович, В.А. Недзвецкий и др.)15.

Гоголевские чтения» (2002 г.), Международная научная конференция, посвященная 150-летию со дня смерти Н.В. Гоголя (ИМЛИ, 2002 г.)16, ь Там же. ы См.: Круглый стол: «Религиозное литературоведение: обретения и утраты» // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. - М., 2006. - № 3. - С. 90-146.

15 См. о серьезных концептуальных разногласиях по вопросам методологии литературоведческого анализа представителей академической филологической науки (В.Ш. Кривонос, Ю.В. Манн, М.Н. Виролайнен, M.JI. Гаспаров, Н.Д. 'Гамарченко и др.) со сторонниками очередной, идеологической моды в сложившемся в современном литературоведении «кризисе теории» в новейшем исследовании В.Ш. Кривоноса «Повести Гоголя. Пространство смысла». - Самара: Изд-во СГПУ, 2006. - С. 5-8.

16Псрвые Гоголевские чтения. Н.В. Гоголь: Загадка третьего тысячелетия. - М.: Книжный дом «Университет»,2002; Гоголь как явление мировой литературы. Сб. ст. по материалам международной научной продолжающийся выход нового Академического издания собрания сочинений,

17

Н.В. Гоголя , нарастающий поток научных исследований, посвященных самым разным аспектам гоголевского наследия, позволяют говорить о «возвращении» Гоголя во всем объеме его феноменального явления в. культурное пространство современной-России, о востребованности гоголевского слова.

В этих условиях перед современной наукой возникает актуальнейшая проблема объективного пересмотра' многих a priori, сложившихся крайне идеологизированных представлений об одной из самых дискуссионных книг Гоголя. Очевидно, что значительный комплекс спорных и нерешенных проблем, порождаемых феноменом гоголевской личности и творчества, не' может быть успешно разрешен без многоуровневого, детального изучения итоговой книги писателя как знакового явления русской культуры и, прежде всего на уровне ее специфической поэтики. В «Выбранных местах из переписки с друзьями» оказались сфокусированными все основные, духовно-нравственные, религиозные, философские, эстетические вопросы и искания всей его жизни. В этой книге, созданной в «антракте» между первым и вторым, сожженным, томами «Мертвых душ», Гоголь еще раз представил России, русскому обществу и русскому человеку себя и их самих в магическом зеркале своего искусства и выстраданного христианского идеала. Он не только пророчески предсказал в ней многие беды и катастрофы последующих'времен, но и подвижнически предпринял страстные поиски практических, неведомых, как он полагал, большинству «соотечественников», путей спасения русского общества. Он надеялся, констатировал В.А.Воропаев, автор современной-«духовной биографии Гоголя», «.так написать свою книгу, чтобы из нее путь

1 Я ко Христу был ясен для каждого» . конференции, посвященной 150-летию со дня смерти Н.В. Гоголя / Под редакцией Ю.В.Манна. М.: ИМЛИ РАН , 2003.

17 Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем: В 23 т. / Подготовка текстов и коммент. И.Ю. Винницкого, Е.Е. Дмитриевой, Ю.В. Манна, K.IO. Рогова. - М.: Наследие, 2001.

18 Воропаев, B.A. Николай Гоголь. Опыт духовной биографии //Литературная учеба. - 2002. - кн. 2. - С. 114.

Для реализации такой грандиозной мессианской, явно утопической программы, да еще с указанием конкретных сроков и способов ее претворения в жизнь, да еще и с публичным называнием адресатов (известных в России людей), которые должны были сами немедленно приступить к осуществлению этой программы и побудить к этому всех людей из их круга, на которых они имели влияние, одной «литературы» было мало. Понадобился весь гоголевский ресурс: документ, публицистика, эпистолярий, критическая статья, литературный портрет, эссе, жанры духовной прозы (исповедь, проповедь) и, безусловно, уникальная творческая литературная способность великого мастера весь разнородный материал жизни, культуры, истории, литературы, переписки соединить, сцепить в единую картину русского мира с авторской личностью в центре, облечь в форму авторской исповеди, повествующей о возможном «исходе» для себя и каждого русского человека из «тьмы» современного греховного, бездуховного мира к свету и спасению.Понадобился еще один гоголевский эксперимент в сфере создаваемой великими предшественниками и им самим принципиально новой прозы, с ее устремленностью к универсальному синтезу, онтологическому объему, тягой к постановке и разрешению «последних вопросов» человеческого бытия.

Современная наука о «Выбранных местах» находится пока еще в состоянии напряженного научного поиска. Научная мысль, интересная и продуктивная, осваивает многосложное «пространство смысла», если воспользоваться емким выражением В.Ш. Кривоноса, гоголевской «Переписки» пока еще локально и фрагментарно, в соответствии со своими литературоведческими задачами. Но она уже не ограничивается исследованием идеологического или религиозного содержания гоголевской книги, а проявляет все более настойчивое внимание к системе ее мотивов, сюжетике, взаимоотношениям автора с отдельными адресатами, к специфике ее «литературной формы»19.

19 См.: Мильдон, В.И. «Выбранные места из переписки с друзьями» H.B. Гоголя как литературная форма, Анненкова, Е.И. Наставническое слово в письмечх Н.В. Гоголя и Игнатия Брянчанинова // Первые Гоголевские

Думается, что на данном этапе научного исследования «Переписки» одной из самых продуктивных может стать попытка рассмотрения «Выбранных мест из переписки с друзьями» в литературно-общественном контексте 1840-х годов в историко-функциональном аспекте20 с акцентированием внимания на самой актуальной для Гоголя этого времени проблеме: автор — читатель. К этому обязывает заглавие книги и весь заголовочный комплекс, в которых сфокусированы самые значимые, на авторский взгляд, духовно-нравственные и культурно-эстетические опорные понятия, объекты и проблемы. Не менее значимым аргументом в пользу выбора такого исследовательского ракурса становятся сама глубоко продуманная структура и уникальная поэтика гоголевской книги: ее широкоохватная циклизация, устремленность к открытому диалогу со своим веком, к предельно доверительному и максимально-требовательному общению с читателем поверх всех социально-общественных и идеологических барьеров, к универсальному жанровому синтезу, свободной композиции, «новому слову, с которым художник приходит в мир» (Ф.М. Достоевский) и которое должно было аккумулировать в себе творческую мощь гения, свет религиозной исповеди и проповеди, простоту и естественность повседневной речи и побудить «соотечественника» к «восстанию из мертвых», к «светлому воскресению».

Актуальность темы исследования определена следующими факторами:

- перспективностью дальнейшего многоуровневого изучения остающейся самой дискуссионной книги Н.В. Гоголя как явления новой русской прозы 1840-х годов;

- осознанием высокой продуктивности исследования проблемы автор -читатель по отношению к итоговой книге Гоголя, излагавшей авторскую мировой литературы. - М.: ИМЛИ РАН, 2003; Золотусский, И.П. Пушкин в «Выбранных местах из переписки с друзьями» // Пушкин в XXI веке. — М.: ИМЛИ РАН, 2006. - С. 354-369; Анненкова, Е.И. «Светлое воскресенье» Гоголя: тема и жанр; Лавочкина, О.П. Мотив огня в «Выбранных местах из переписки с друзьями» // Гоголевский сборник. Вып. 2 (4). - СПб., Самара: Изд-во СГПУ, 2005.

20См.: Пруцков, Н.И. Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы. — Л. Наука, 1974.; Литературные произведения в движении эпох. M. Наука, 1979.

- осознанием высокой продуктивности исследования проблемы: автор - читатель по отношению к итоговой книге Гоголя, излагавшей авторскую программу духовно-практического переустройства русского мира и непосредственно обращенной к читателю;

- необходимость детального, аналитического рассмотрения историко-литературного контекста «Переписки» для выяснения объективной мотивации ее тотального общественного неприятия, для понимания и уточнения причин духовно-творческой драмы позднего Гоголя; острым современным звучанием многих базовых положений эстетического и религиозного кодекса Гоголя 1840-х годов;

- культурно-исторической значимостью духовно-творческих исканий Гоголя в сфере новой русской прозы на пути универсального синтеза разных жанров и стилей.

Научная новизна работы определена исследовательской позицией, предполагающей, что не только художественный, но и «смешанный» текст, создаваемый в пограничной зоне взаимодействия художественности и документальности, может интерпретироваться как интеллектуально-творческий акт Автора, в котором выражается основной спектр его самоидентификации в активном общении с читателем, как на содержательном, так и на формальном уровнях.

Рассмотрение проблематики гоголевской картины русского мира, сложной жанровой природы, композиции «Выбранных мест из переписки с друзьями» как активных форм выражения авторского самосознания в литературно-общественном контексте позволило выявить специфику гоголевской книги как характерного и уникального явления новой русской прозы: ее чуткое соответствие «духу века», с его требованием духовно-нравственных и социальных преобразований, и трагическое несовпадение с ним, проявившееся в неготовности современного человека и общества принять эту программу. Творение Гоголя опережало свое время и оказывалось созвучным нашему.

Апробация работы. Некоторые положения диссертации обсуждались на аспирантских семинарах кафедры русской классической литературы и методики преподавания литературы. Отдельные проблемы исследования отражены в докладах, с которыми диссертант выступал на научных конференциях: Всероссийской научно-методической конференции «Движение художественных форм и художественного сознания XX и XXI веков», проводившейся Самарским государственным педагогическим университетом в рамках проекта «Самарская филологическая школа»; на 30-ой юбилейной Зональной конференции литературоведов Поволжья, посвященной столетию со дня рождения д.ф.н., проф. В.А. Бочкарёва, «Вторые Бочкарёвские чтения»; на XXVIII преподавательской научно-практической конференции «Современные факторы повышения качества профессионального образования», проводившейся Оренбургским государственным педагогическим университетом, на преподавательских научно-практических конференциях ОГПУ (2004, 2005, 2006, 2007).

Положения, выносимые на защиту:

- «Выбранные места» как явление «новой прозы» 1840-х годов, основными тенденциями которой становятся: устремленность к универсальному этико-эстетическому синтезу, к разрешению «последних вопросов» человеческого бытия на основе глубочайшего исследования живой современной жизни;

- отражение в книге нового типа Автора, амбивалентно совмещающего в себе разные лики (смиренного «грешника», исповедующегося перед «соотечественниками»; великого художника, осознавшего свою ответственность за судьбы страны в период ее системного кризиса; учителя, пытающегося указать «незримые ступени», ведущие к духовному спасению нации) и устанавливающего новый тип взаимоотношений с читателем и обществом; гоголевская картина русского мира отличается динамической сложностью временных и пространственных характеристик, совмещающих реальный (остро-критический) и идеальный (христиански-утверждающий) хронотопы. Кризисному состоянию русского мира и человека предъявляется авторский утопический идеальный проект их всеобщей ускоренной христианизации. Активная спасительная роль отведена сакрализованному искусству;

- поэтика гоголевской книги строится на основе универсальной авторской трансформации и предельном сближении («смешении») разных жанров и жанровых форм (литературное путешествие, эпистолярий, литературно-критический очерк, исповедь, проповедь). «Выбранные места» мыслились автором как экспериментальная книга, открывающая перспективы развития «иной», обновленной литературе, возвращающей себе такое базовое изначальное качество русской культуры как духовность.

Структура работы включает в себя введение, три главы, заключение, список использованной литературы, приложение. Структура диссертации подчинена достижению поставленной в работе цели и решению задач.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Выбранные места из переписки с друзьями" Н.В. Гоголя в литературно-общественном контексте 1840-х годов"

Заключение

Итоговая книга Гоголя стала не только обобщением авторского духовно-творческого опыта и пройденного им пути, но и чутким, во многом пророческим предвидением тех катастрофических последствий, которые были предопределены ложным ходом развития современной цивилизации и духовно-нравственным кризисом современного человека.

Обращенная к «друзьям»: ближайшему кругу единомышленников, русскому обществу, читателям с такой пронзительной покаянной исповедью и требовательной проповедью нравственного самоусовершенствования во имя Спасения, рассчитанная на снятие всех условных барьеров в человеческом общении, настроенная на безоглядный душевный и сердечный отклик, «Переписка» Гоголя вызвала поразительное по своему ожесточению неприятие, породив уникальную в истории русской литературы авторскую и читательскую драму взаимного непонимания. Книга спровоцировала взрыв негодования современной Гоголю критики почти всего идеологического спектра: непримиримо отрицательную реакцию В.Г. Белинского и «свирепую» «либерально-консервативную травлю», по выражению Д.С. Мережковского, во многих известных изданиях.

Несчастная книга», по авторскому определению, вызвала сдержанно отрицательную оценку духовенства (митрополит Московский Филарет, Игнатий Брянчанинов, архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий), на поддержку которого Гоголь так рассчитывал. Немногие положительные отзывы с многочисленными оговорками (А.И. Тургенев, П.Я. Чаадаев, А.А. Григорьев, П.А. Плетнев, поздний JI.H. Толстой) общественного резонанса почти не имели.

Сомнительной, парадоксально противоречивой и далеко не единодушной оказалась попытка идейно-декларативной реабилитации гоголевской книги, предпринятая представителями религиозно-философской критики рубежа XIX - XX веков в контексте пересмотра основных положений и методологии предшествующей, в первую очередь, революционно-демократической критики (Д.С. Мережковский, М.О. Гершензон, П. Перцов, И. Щеглов, JL Коган, И. Житецкий, В.В. Розанов и др.253).

Позиция эмигрантской критики, провозгласившей Гоголя великим духовным писателем России (К. Мочульский, В. Зеньковский, С. Франк, Г. Флоровский, И. Ильин, Д. Чижевский, П. Бицилли и др.), а его книгу писем -высшим достижением Гоголя-художника и религиозного мыслителя, осознавшим необходимость подчинения искусства христианскому идеалу и вере, оказалась на долгие десятилетия искусственно выключенной из сферы

254 живого читательского восприятия и научного осмысления .

Литературоведение советского периода гоголевскую «Переписку» отвергло по идеологическим соображениям (В.В. Гиппиус, Н.Л. Степанов, Г.А. Гуковский, М.Б. Храпченко, Д.П. Николаев, С.И. Машинский, Е.Н. Купреянова и др.).

Поспешными представляются заключения значительного числа критических и научных работ о том, что Гоголь, отказываясь якобы в «Выбранных местах» от всего своего предшествующего творчества, комического дара, смеха, искусства в целом, пытался подменить их религией. «Выбранные места» - выражение закономерной фазы в развитии художника такого масштаба, как Гоголь, с судьбой которого, как он верил, «соединена, судьба всей России»(Пумпянский Л.В.)2:о. И эта судьба предопределила ему в

251 См.: Мережковский, Д.С. Гоголь. Творчество, жизнь и религия / Д.С. Мережковский - СПб., 1909; Розанов, В.В. Легенда о великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Опыт критического комментария с приложением двух этюдов о Гоголе. Издание 3-е / В.В. Розанов. — СПб, 1906; Житецкий, И. Гоголь-проповедник и писатель / И.

Житецкий. — СПб., 1909; Коган, Л. Гоголь-проповедник и пророк (Юбилейная речь к учащимся) / Л. Коган. — Одесса, 1909; Щеглов, И. Подвижник слова. Новые материалы о Гоголе / И. Щеглов. - СПб., 1909; Гершензон, M. Исторически записки/М. Гершензон. -M., 1910.

254 Воропаев, В. Полтора века спустя. Гоголь в современном литературоведении / В. Воропаев // Литература в школе. - 2002. - № 8. - С. 217-225.

255 Пумпянский Л.В. Гоголь / Л.В. Пумпянский. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 265. это «смутное», кризисное для страны время роль духовного учителя и спасителя.

Рубеле второго и третьего тысячелетий ознаменовался, несомненно, еще более мощным всплеском научного, общественного, читательского интереса к феномену Гоголя.

По-новому открываются богатство и сложность духовного мира писателя, смысл его напряженных религиозно-нравственных исканий в исследованиях ученых так называемого «религиозного» литературоведения (Е.И. Анненкова, В.А. Воропаев, С.А. Гончаров, М.М. Дунаев, В.А. Котельников, И.А. Виноградов, И. Есаулов и др.), методология и выводы сторонников которого неоднозначно воспринимаются в современной науке256.

Прочную базу и перспективные направления создает для дальнейших изысканий в сфере гоголевского наследия академическое гоголеведение с характерными для него методологической выдержанностью, последовательным отстаиванием специфики литературы и науки о ней, интересом к художественной специфичности, особенности гоголевского метода; истокам, природе, структуре, функционированию гоголевского образа, мотива, сюжета, жанровым и композиционным модификациям; тайне универсального гоголевского синтеза; «трансформизму», «пространству смысла» и т.д. (Ю.В. Манн, В.Ш. Кривонос, М.Н. Виролайнен, С.Г. Бочаров, Ю.М. Лотман, В.М. Маркович, В.А. Недзвецкий, А.Х. Гольденберг, Ю.Я. Барабаш и др.)257.

Очевидно, что значительный комплекс спорных и нерешенных проблем, порождаемых феноменом гоголевской личности и творчества, не может быть успешно разрешен без многоуровневого, детального изучения итоговой книги писателя как знакового явления русской культуры и прежде всего на уровне ее специфической поэтики. В «Выбранных местах» оказались сфокусированными

256 См.: Круглый стол: «Религиозное литературоведение: обретения и утраты» // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. - M., 2006. - № 3. - С. 90-146.

257

См. о серьезных концептуальных разногласиях по вопросам методологии литературоведческого анализа представителей академической филологической науки (В.Ш. Кривонос, Ю.В. Манн, M.H. Виролайнен, М.Л. Гасгшров, Н.Д. Тамарченко и др.) со сторонниками очередной, идеологической моды в сложившемся в современном литературоведении «кризисе теории» в новейшем исследовании В.Ш. Кривоноса «Повести Гоголя. Пространство смысла». - Самара: Изд-во СГПУ, 2006. - С. 5-8. все основные духовно-нравственные, религиозные, философские, эстетические вопросы и искания всей его жизни. В этой книге, созданной в «антракте» между первым и вторым, сожженным, томами «Мертвых душ», Гоголь еще раз представил России, русскому обществу и русскому человеку себя и их самих в магическом зеркале своего искусства и выстраданного христианского идеала. Он не только пророчески предсказал в ней многие беды и катастрофы последующих времен, но и подвижнически предпринял страстные поиски практических, неведомых, как он полагал, большинству «соотечественников», путей спасения русского общества.

Он надеялся, констатировал В.А. Воропаев, автор современной «духовной биографии Гоголя», «.так написать свою книгу, чтобы из нее путь ко Христу был ясен для каждого»258.

Для реализации такой грандиозной мессианской, явно утопической программы, одной «литературы» было мало. Понадобился весь гоголевский ресурс: документ, публицистика, эпистолярий, критическая статья, литературный портрет, эссе, жанры духовной прозы (исповедь, проповедь) и, безусловно, уникальная творческая литературная способность великого мастера весь разнородный материал жизни, культуры, истории, литературы, переписки соединить, сцепить в единую картину русского мира с авторской личностью в центре, облечь в форму авторской исповеди, повествующей о возможном «исходе» для себя и каждого русского человека из «тьмы» современного греховного, бездуховного мира к свету и спасению. Понадобился еще один гоголевский эксперимент в сфере создаваемой великими предшественниками и им «новой прозы» (В.Ш. Кривонос), с ее устремленностью к универсальному синтезу, онтологическому объему, тягой к постановке и разрешению «последних вопросов» человеческого бытия.

К началу 1840-х годов, как свидетельствуют переписка и мемуарные источники, Гоголь остро ощутил глубокую неудовлетворенность даже теми,

258 Воропаев, В.Л. Николай Гоголь. Опыт духовной биографии / В.А. Воропаев // Литературная учеба. - 2002. -кн. 2.-С. 114. казалось бы, почти безграничными возможностями, которые открывала перед искусством новая русская проза.

Гоголь раньше многих других современников почувствовал надвигающуюся грозную аксиологическую опасность: подмену истинных, веками утверждавшихся базовых христианских ценностей, ложными. Эту опасность, верилось Гоголю, можно еще успеть преодолеть авторским разъяснительным словом.

В этих условиях, все больше утверждался в своей мысли Гоголь, назначение и роль художника и литературы должны неизмеримо возрасти и стать другими. «Ноша ответственности за русскую литературу, а, может, и за всю русскую жизнь, которую нес Пушкин, легла, как Гоголь почувствовал, на его плечи. Поэтому он берется разом решить все «проклятые вопросы», мучащие русское общество. Отсюда размах его книги, простор его духовного поля и неизбежное обращение за поддержкой к Пушкину»259, - утверждает И.П. Золотусский.

Гоголь обращается за поддержкой, но настойчиво повторяет в «Выбранных местах» и в переписке о том, что сейчас нужны иные, вечные ориентиры. В предпоследнем письме «Выбранных мест», он пишет: «Нет, не Пушкин и никто другой должен стать теперь в образец нам: другие уже времена пришли., христианским высшим воспитаньем должен воспитаться теперь поэт. Другие дела наступают для поэзии». Она должна, «вызвать на другую, высшую битву человека, на битву уже не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу.» (VII, с.359).

Многосложная проблема Автора, амбивалентно совмещающего самые разные лики и функции, становится в «Переписке» всеопределяющей. Автор остро переживает свое нравственное несовершенство и в то же время осознает себя в качестве носителя «нового слова» (Ф.М. Достоевский), пытается «соединить Небо и Землю» (С.Т. Аксаков); потрясается «страхами и ужасами»

259 Золотусский И.П. Пушкин в «Выбранных местах из переписки с друзьями» / Сборник «Пушкин в XXI веке». - M.: РАН ИМЛИ, 2006. - С. 356. современной жизни и уповает на «чудо» христианского преображения. Минуя современные общепринятые формы общения с читателем, автор прямо обращается к «каждой человеческой единице» с практическим «советом» и требованием приступить к переустройству всей своей жизни в соответствии с христианским каноном.

Наиболее убедительной и объемной, с нашей точки зрения, представляется в современной научной теории автора и читателя, продуктивно разрабатываемой в современной науке (М.М. Бахтин, В.В. Виноградов, Б.О. Корман, В. Кожинов, В.Ш. Кривонос, Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев, В.Е. Хализев, Н.Д. Тамарченко, А.Ю. Большакова, Н. Драгомирецкая, Н. Бонецкая и др.) трактовка категории автора у Б.О. Кормана, развившего и конкретизировавшего многие концептуальные положения М.М. Бахтина. Указанные Корманом значения категории «автор» и прежде всего как носителя концепции произведения, предполагающего «и соответствующего читателя -не эмпирического, а концепированного», являющегося элементом «эстетической реальности»260, активно и сложно задействованы в итоговой книге Гоголя. Автор предстает в ней как эпицентр создаваемого образа мира, как документального, так и художественного, а читатель не только как уже сформировавшаяся «культурно значимая категория»261, по терминологии Ю.М. Лотмана, но и как активно формируемая этическая или, точнее, этико-культурно значимая категория.

Эпохальность и уникальность гоголевской «Переписки» становится особенно очевидной в контексте типологически сходных с ней образцов. Она естественно вписывается в ряд тех универсальных многожанровых структур, которые создавались на границе литературы и документа в «переходные» периоды общественно-литературного развития; в преддверии его качественно новой фазы, в поисках путей выхода из кризисных ситуаций (Ш. Дюпати,

260 Корман Б.О. О целостности литературного произведения // Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1977.Т. 36. №6.-С. 511-512. ш Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. - М., 1987. - С. 276-277.

Вольтер, JI. Стерн, А.Н. Радищев, Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, П.Я. Чаадаев, А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский).

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что давний, время от времени активизирующийся спор об исключительных учительных претензиях Гоголя-«пророка», «проповедника», «апостола», «русского Христа» " в качестве автора «Выбранных мест», думается, чрезмерно идеологизирует проблему, на этот раз, в отличие от советского литературоведения, уже в религиозном аспекте.

Для позднего Гоголя в это «бедное и бедственное время» всеобщего разлада и разъединения жизненно и творчески необходимыми стали не отречение от искусства в пользу религии, а осознание спасительности для истинного искусства его внутренней религиозной этико-эстетической переориентации.

Книга писем явно должна была стать переходным моментом, той творческой и мировоззренческой лабораторией, где вырабатывались, сверялись с Библией, с величайшими явлениями и образцами мирового искусства минувших эпох и настоящего времени темы, идеи и приемы нового гоголевского письма, искались новые формы общения с читателем. В этот «промежуточный переходный период», значительную часть промежуточной работы, которую писатель раньше должен был выполнить один»263 (П.В. Палиевский), он передоверяет документу.

Писателю важно было услышать в документальном факте и передать в книге «самодвижение жизни», вовлечь адресатов и читателей своей книги писем как бы в естественный процесс духовной самоорганизации, духовного самообновления и на этой основе мощного активного, осознанного целенаправленного переустройства всей русской жизни, начиная с духовно

262См.: Михед П. Апостольский проект Гоголя / Гоголь как явление мировой литературы. - M.: ИМЛИ РАН, 2003. - С. 54; Паперный В. «Преображение» Гоголя (К реконструкции основного мифа позднего Гоголя) // Wiener Slavvistischer Aimanah. Bd. 39. Munchen, 1997; Ковальчук О. Гоголь - «русский Христос»? Гоголеведческис штудии Вып. 4. - Нежин, 1994.

263 Палиевский П. В. Пути реализма: литература и теория,- М.: Современник, 1974. - С 90. материальной жизни частного человека на всех ступенях социальной иерархии и восходя к высшим сферам монархической государственно-административной, церковной власти.

Гоголю необходимо было точно скорректировать свое знание «русской земли» с тем знанием, которое он мог получить только из самого реального первоисточника - читателя. Он рассчитывал на понимание. Это становилось для него, как свидетельствует вся его переписка этой поры и его творчество, рассмотренные в нашем исследовании в этом аспекте, наиважнейшим условием всей дальнейшей жизненной и художественной деятельности. Без этого не могла быть продолжена и работа над «Мертвыми душами». По большому счету, Гоголь объяснит главную причину непонимания книги читающей публикой своей "неспособностью" полно и последовательно выразить ту Божественную Истину, которую он предчувствовал, и которая побудила его к созданию книги.

Отталкиваясь от радикальных программ переустройства России (Радищев, декабристы), ориентируясь на модель русского национального мира, воссозданную Карамзиным и Пушкиным, включившись в диалог с философско-культурологическим (В. Одоевский) и историософским (Чаадаев, Герцен) ее вариантами, Гоголь переосмыслил в свете христианского идеала и еще более интенсифицировал (по сравнению с современной тенденцией) роль искусства в обществе. Он строил в «Выбранных местах» широко гуманистическую, поистине провидческую по многим своим прозрениям картину русского мира, углубив и обогатив ее христианским вероучением, возвращая ей тем самым такое изначально свойственное русской культуре универсальное базовое качество, как духовность, осознав его как всеопределяющее условие спасения русского человека и русского мира.

Создавая объемную и многомерную картину русской жизни в контексте новой русской прозы, Гоголь придал процессу «собирания» и «сцепления» колоссального жизненного материала невиданную эстетическую свободу и внутренний динамизм, онтологический масштаб, сняв многие традиционные запреты и ограничения. Он переключил свое и читательское внимание на сущность и строй повседневной жизни человека, состояние его духа и «душевного хозяйства» и подчинил их изображение своему грандиозному «определительному плану архитектора» (V, с.469): духовно-нравственному преображению человека и мира.

Исследование обширного критико-публицистического текста «Выбранных мест» также подтверждает единство гоголевской книги: «согласованье» ее очеркового, лирического, художественного пластов. Приведя во взаимодействие выработанные к этому времени современной критикой основные подходы в оценке художественного явления: исторический (у Гоголя преимущественно - историософский), социально-общественный, эстетический, автор «Выбранных мест» предпочел «односторонности» одного из них их широчайший синтез, углубив его предельной активизацией нравственно-религиозного критерия.

Строя свою книгу, как эпистолярное путешествие, остро реагируя на имеющиеся европейские и русские образцы (Стерн, Карамзин и др.) и пересоздавая их, ставит перед собой грандиозную утопическую сверхзадачу: предельно сблизить существующие, реальные формы государственной, административной, социальной, культурной, духовно-нравственной, бытовой жизни с нормами и запросами христианской нравственности. Именно поэтому Гоголь подвергнет столь значимые для него формы самовыражения, как исповедь и проповедь, интенсивной литературной модификации. Исповедь и проповедь, включаясь в огромный и разнородный по своему жизненному и эстетическому составу материал «Выбранных мест», приобретали отчётливые черты литературности.

В цикловом строе «Выбранных мест», содержащем 32 «письма» и авторское «Предисловие», доминируют три основных темы, организующих внутри книги соответственно три микроцикла: Россия, Религия (Христос, вера),

Искусство. Сохраняя свою онтологическую, религиозную эстетическую специфику и суверенность, они, оказавшись в зоне повышенной авторской эмоциональности, исповедальности и публицистичности, обнаруживают свои органичные взаимосвязи, пересекаясь, уточняя и проявляя друг друга, устремляясь к единому центру - России. Цикловая трехсоставность гоголевской книги, ее внутренняя фрагментарность, осознанная авторская установка на восстановление утраченных спасительных связей между этими сферами человеческого бытия точно соответствовали авторской картине русского мира.

Предпринятое исследование дает основание сделать вывод о том, что истинный национально-объединительный, жизнестроительный, глубоко гуманистический пафос «прощальной книги» русского гения на долгие десятилетия объявленной «реакционной», раскрывается именно в контексте общественно-литературного развития России и собственной духовно-творческой эволюции писателя.

Покаянная, проповедническая, пророческая и учительная книга Гоголя стала попыткой реализации его грандиозного замысла: остановить процесс десакрализации русского общества и русской литературы, вернуть их к собственным духовно-религиозным истокам и побудить их к активному и духовному самостроению и возрождению.

Список научной литературыВильнова, Светлана Васильевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Художественная литература

2. Аксаков, С.Т. Собрание сочинений: В Зт. Т.З. — М., 1986.

3. Аксаков, С.Т. Собрание сочинений: В 5т. Т.З. М.: Художественная литература, 1966.

4. Вяземский, П.А. Сочинения: В 2т. Т.2. -М.: Современник, 1982.

5. Герцен, А.И. Собрание сочинений: В 30т. Т.6. М.: Изд-во АН СССР, 1955.

6. Гоголь, Н.В. Полное собрание сочинений и писем: В 23 т. / Подготовка текстов и коммент. И.Ю. Винницкого, Е.Е. Дмитриевой, Ю.В. Манна, К.Ю. Рогова. М.: Наследие, 2001.

7. Гоголь, Н.В. Полное собрание сочинений. Т.Х. М., 1940.

8. Гоголь, Н.В. Собрание сочинений: В 7т. М.: Художественная литература, 1986.

9. Достоевский, Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30т. Т.26. JI., 1985.

10. Карамзин, Н.М. Письма русского путешественника. М., 1984.

11. Карамзин, Н.М. Сочинения: В 2т. Т.2. Л., 1984.

12. Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица. 7-е изд. Сергиев Посад, 1908.

13. Пришвин, М. М. Собрание сочинений: В 8т. М., 1986

14. Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений: В Ют. Т.7. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949.

15. Самарин, Ю.Ф. Сочинения. Т. 12. М., 1911.

16. Толстой, Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90т. Серия 3. Письма (18871889). Т.64.-М.-Л., 1953.

17. Чаадаев, П.Я. Сочинения и письма: В 2т. Т.2. -М., 1913-1914.

18. Чаадаев, П.Я. Статьи и письма. М.: Современник, 1989.

19. Научно-критическая литература

20. Акимова, Н.Н. Счастье или богатырство? Об одном полемическом отклике на поэму Гоголя «Мёртвые души» // Гоголевский сборник. Вып. 2(4). СПб, Самара: Изд-во СГПУ, 2005. - С. 180-200.

21. Аксаков, К. Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или Мертвые души» // Аксаков К. Русская критика от Карамзина до Белинского. М., 1981.

22. Алпатов, М. Александр Андреевич Иванов: Жизнь и творчество. 2. М.: Искусство, 1956.

23. Алпатова, Т. Карамзин-филолог на страницах «Писем русского путешественника» // Вопросы литературы. 2006. - июль-август. — С. 159 -176

24. Амфитеатров, А. Женщины Гоголя (К 80-й годовщине кончины Гоголя) // Трудный путь. Зарубежная Россия и Гоголь. М., 2002

25. Андреев, М.Н. Очерки по истории русской литературы XIX века. Сборник. Jordanville, 1986.

26. Анненкова, Е.И. «Светлое воскресенье» Гоголя: тема и жанр // Гоголевский сборник. Вып. 2 (4). СПб.-Самара: Изд-во СГПУ, 2005. -С. 148-161.

27. Анненкова, Е.И. Автор в «Мертвых душах» и «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В.Гоголя // Литература в школе. — 1999. № 2. -С.28 - 36.

28. Анненкова, Е.И. Гоголь и декабристы. М., Прометей 1989.

29. Анненкова, Е.И. «Наука жизни» в художественном сознании Гоголя и литераторов пушкинского круга. // Гоголь и Пушкин: четвертые Гоголевские чтения. Сборник докладов. М.:КДУ,2005. - С.78-91.

30. Анненкова, Е.И. Наставническое слово в письмах Н.В. Гоголя и Игнатия Брянчанинова // Первые Гоголевские чтения. Н.В. Гоголь: Загадка третьего тысячелетия. М.: Книжный дом «Университет», 2002. — С. 105124.

31. Анненкова, Е.И. Православие в историко-литературной концепции А.С. Хомякова и Н.В. Гоголя // Вопросы литературы. 1991. - № 8. - С. 98 -105.

32. Анненкова, Е.И. Споры в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя // Гоголевский сборник. СПб.- Самара: Изд-во СГПУ, 2003.-С. 173-188.

33. Анненкова, Е.И. Творчество Н.В. Гоголя и литературно-общественное движение первой половины XIX в.: Автореф. дис. доктора филол. наук. -Л., 1990.

34. Афанасьев, А.Н. Мифы, поверья и суеверия славян: В 2 т. Т.2. СПб, 2002.

35. Бакунин, П.А. Запоздалый голос сороковых годов (По поводу женского вопроса).-СПб., 1881.

36. Барабаш, Ю.Я. Гоголь. Загадка «прощальной повести». — М., 1993.

37. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.

38. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979.

39. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

40. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М., 1975.40.