автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: А.С. Пушкин в работе над историей декабристов

Полный текст автореферата диссертации по теме "А.С. Пушкин в работе над историей декабристов"

Ленинградский ордена Ленина и ордена 1рудоио1и Красного Знаменн государственный университет им. А. А. Жданова

V\r/

На правах рукописи УДК 947.073

НЕВЕЛЕВ Геннадий Абрамович

А. С. ПУШКИН В РАБОТЕ НАД ИСТОРИЕЙ ДЕКАБРИСТОВ

Специальность 07.00.02 — История СССР

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Ленинград 1987

Работа выполнена в Шуйском государственном педагогической мнет туте им. Д. А. Фурманова.

О ф и ц и а .'1 ь н ы с о н н о и <■■ н I ы докгор исторических наук А. Н. Цамутали доктор исторических наук А. Г. Тартаковский доктор филологических наук Ф. Я. Прийма

Ведущая организация — Ленинградский государственны» иипшу! культуры им. Н. К. Крупской.

Защита состоится «. V. » ЛмЛу^-А^1 19в? г. в

/Г

часов

на заседании специализированного совета Д-063.57.07 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Ленинградском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственном университете им. А. А. Жданова (199164, Ленинград, Менделеевская линия, д. 5, исторический факультет).

С диссертацией можно ознакомиться н Научной библиотеке им. Л. М. Горького Ленинградского государственного университета им. А. А. Жданова.

¡1

Лигоргфера) разослан к . . > Ц I.

Ученый секретарь специализированного совета доц. М. Ф. Флоринскнй

Процесс осмысления «происшествия» 14 декабря 1825 г., связанный с общим движением освободительной мысли в России, вызвал напряженный общественный интерес к истории, к ее методологическим и философским проблемам. Историческая наука, понимаемая как «центр всех познаний, наука наук, единственное условие всякого развития» (И.В.Киреевский) должна была, по мнению современников, дать ответы на важнейшие вопросы действительности после восстания на Сенатской площади.

Однако преимущественное внимание к «теоретической» историографии ограничивало познавательные возможности исторической науки и уже не могло удовлетворить новых потребностей идейного развития. В общественном сознанин проявлялось стремление перейти от рассмотрения проблем философии истории к анализу современного исторического опыта.

До восстания декабристов Пушкин был современником совершающейся истории, заносившим важнейшие события общественной и личной жизни в уничтоженные «при открытии несчастного заговора» автобиографические «Записки». После 14 декабря он стал историком своего времени, исторической правдой мстящего тирану за совершенные преступления (ибо «гений с одного взгляда открывает истину, а Истина сильнее царя...»).

После Сенатской площади Пушкин оказался между противоположными полюсами исторического развития: победившей «исторической необходимостью» в лице самодержавия и потерпевшей поражение в борьбе с «супративлением стихий» «человеческой волей» заговорщиков, в которой он прежде ви- -дел выражение народной потребности и за которую он нес ответственность перед историей поэтическим прославлением и утверждением в умах современников идеи революции. Это срединное положение заставляло вести напряженные поиски исторической истины, вскрывая фплософско-исторический подтекст современных политических событий. Подчиниться логике исторического развития, чтобы понять ее, раскрыть «момент истины» на собственном историческом опыте, чтобы передать ее будущим поколениям в виде истории своего времени — такова формула и смысл общественного и поли-

тического поведения Пушкина после 14 декабря. Эта сторона деятельности Пушкина-историка, замаскированная для современников внешне традиционным стилем поведения, его «другая жизнь» участника суда истории («ибо на царей и на мертвых нет иного суда»), зашифрованная для потомков в фактах его жизни и творчества, составляла важнейшую сферу бытия поэта в конце 20-х—начале 30-х гг.

Слова Пушкина, сказанные им в разговоре с А. Н. Вуль-фом 15 сентября 1827 г. («Я непременно напишу историю Петра I, а Александрову — пером Курбского. Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря»), отразили реальный исторический замысел поэта Попытка восстановить творческую историю замысла Пушкина «писать... об 14-м декабря» и документально проследить работу поэта над историей декабристов составляет задачу настоящего исследования. Сформулированная проблема — Пушкин в работе на историей декабристов — не была поставлена в науке и не явилась до сих пор предметом специального изучения. Она оказалась растворенной в необычайно обширной и многообразной пушкино-ведческой и декабристоведческой литературе, посвященной взаимоотношениям Пушкина и декабристов.2 В историографической литературе Пушкин как историк декабристов также не получил освещения и остается ей неизвестен 3.

Научная актуальность предлагаемой работы определяется непоследовательностью проблемы, открывающей новые воз-

1 См.: Фейнберг И. Л. Незавершенные работы Пушкина. Изд. 7-е, М., 1979, с. 297—318.

2 Историю изучения этой темы в дореволюционной и советской историографии см. в кн.: Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.; Л., 1966, с. 168—235. Из новейших работ: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826—1830). М., 1967, с. 125—147; его же. Душа в заветной лире. Очерки жизни и творчества Пушкина. Изд. 2-е. М., 1979. с. 243—391; Мейлах. Б. С. Талисман. Книга о Пушкине. М., 1975, с. 38— 71; Цявловская Т. Г. Отклики на судьбы декабристов в творчестве Пушкина.— Литературное наследие декабристов. М., 1975; с. 195—218; Эй-дельман Н. Я. Пушкин и декабристы. Из истории взаимоотношений. М., 1979; его же. Пушкин. История и современность в художественном сознании поэта. М., 1984, с. 93—135; Макогоненко Г. П. Творчество Пушкина в 1830-е годы (1833—1836). Л., 1982 с. 300—346; Иезуитова Р. В. К истории декабристских замыслов Пушкина 1826—1827 гг.—Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1983, т. XI, с. 88—114.

3 См.: Предтеченский А. В. Исторические взгляды Пушкина.—В кн.: Очерки истроии исторической науки в СССР. М., 1955, т. I, с. 304—310; Томашевский Б. В. Историзм Пушкина.— В кн.: Томашевский Б. В. Пушкин. М.; Л., 1961, кн. 2, с. 154—199; Пугачев В. В. Историческая проза,—В кн.: Пушкин. Итоги и проблемы,с. 502—513; Черепнин Л. В. Исторические взгляды классиков русской литературы. М., 1968, с. 14—55; Тойбин И. М. Пушкин и философско-историческая мысль в России на рубеже 1820-х и 1830-х годв. Воронеж. 1980.

можности для изучения истории, источниковедения и историографии декабристов, взглядов, творческой эволюции и политической биографии поэта, каждое новое знание о котором представляет значительную научную и культурную ценность. Исследование деятельности Пушкина как историка и источ-никоведа позволяет, кроме того, определить принципы взаимодействия исторического и художественного в творческом процессе и тем самым создает основу для решения важной методологической и практической задачи установления инте-гративной связи между историографией и литературоведением 4.

Источники изучения жизни и творчества Пушкина, выявленные и в значительной своей части опубликованные, тщательно описаны и библиографированы. Столь же основательно, хотя и не так исчерпывающе, обследованы и систематизированы источники по истории декабризма. Это освобождает от необходимости традиционного в таких случаях обзора использованных документальных материалов. Характеристика источников, положенных в основу исследования, содержится в тексте работы и в примечаниях. Там же с возможной полнотой учтена и проанализирована существующая литература вопроса.

Содержание исследования отражено в опубликованных научных статьях и монографии. Основные положения диссертации изложены в докладах на Всесоюзной научной конференции, посвященной 150-летию восстания декабристов (Москва, Ленинград, 1975 г.), конференции проблемного научного совета «Сибирь и декабристы» (Иркутск, 1981 г.), научно-теоретических конференциях Шуйского государственного педагогического института им. Д. А. Фурманова, заседании сектора истории СССР периода капитализма Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР. Результаты исследования могут быть использованы в научной, музейно-экспозиционнон и преподавательской практике — в общих курсах по истории СССР и . русской литературе, в спецкурсах и спецсеминарах по декабристоведенню, пушкиноведению, методологии художественного творчества.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Структура исследования отражает логику исторической работы Пушкина: в первой главе рассматрива-вается его деятельность по разысканию достоверных исторических свидетельств о декабристах, во второй главе анализируются рисунки поэта как графические конспекты соб-

4 См. напр.: Тупиманов В. А. Правда историческая и правда художественная,—Русская литература, 1982, № 2, с. 79—82; Свшшов В. И. К вопросу о соотношении понятий «истина» и «художественная правда».— Философские науки, 1984, X« 4, с. 55—62.

ранных им исторических сведений. В третьей — текстовые документальные записи о декабристах.

Глава первая. «Пушкин и декабристы после 14 декабря 1825 года. Источники и каналы информации». Не будучи членом тайного общества, Пушкин стал активным участником истории декабристов. Он был знаком со всеми виднейшими деятелями движения. Осведомленность Пушкина и понимание им смысла политической деятельности его друзей несомненны. Однако личная осведомленность стала приобретать характер исторического знания и понимание проницательного очевидца сменилось «взглядом Шекспира», когда члены тайного общества «сделасил:ь историческими лицами», а поэт, современник и друг декабристов, стал их историком. Это произошло после 14 декабря 1825 г. Русская и европейская печать была одним из основных источников информации о происшедших событиях для русской общественности. Анализ правительственных документов, опубликованных в конце 1825—1826 гг., позволяет раскрыть источники и основные этапы формирования официальной версии восстания декабристов, и таким образом, определить степень полноты и достоверности сообщавшихся в них сведений. Графическим дневником известий о «происшествии» 14 декабря 1825 г., полученных в Михайловском, являются серия декабристских портретов на полях черновиков с начальными строфами пятой главы «Евгения Онегина» и лист с портретами декабристов, аннотированный рукой А. Н. Вульфа («Эскизы разных лиц замечательных по 14 Декб. 825 года...»).

Документальным .свидетельством о там, когда для Пушкина наступил «исторический день» 13 июля 1826 г., является его запись под беловым автографом стихотворения «Под небом голубым страны своей родной...». Предложенное Б. В. Томашевским (еще в 1932 г. и лишь недавно введенное в научный оборот Т. Г. Цявловской) прочтение этой пушкинской записи («Услышал о Сибири 25 июля 1826 г. Услышал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьева-Апостола, Каховского, Бестужева-Рюмина 24 июля 1826 г.») позволяет сделать ряд предположений: 1) вначале 24 июля Пушкин узнал о смертной казни пяти декабристов и только на следующий день, 25 июля,— о приговоре Верховного уголовного суда, 2) сведения, ставшие известными Пушкину 25 июля, расшифровали для него полученное им накануне, 24 июля, сообщение о смертной казни в Петербурге, 3) узнав 24 июля о тем, что произошла казнь, Пушкин не знал, кто именно из 121 подсудимого повешен; об этом он узнал только на следующий день, 25 июля. В этом, по-видимому, заключается разгадка смещения времени в пушкинской записи.

По свидетельству Пушкина, 25 июля 1826 г. он «Уел».—

т. е. «услышал» новость, а не прочел ее. Во второй строчке аббревиатура иная — «у». Различная аббревиатура фиксирует (понятное для автора) различие истончиков или, что вероятнее, способов получения (передачи) информации. Казненные названы не в том порядке, в каком они поименованы в официальных документах суда. Наконец, Пушкин, пишет не о казни, не о повешении, самый факт которого его так поразил, и впоследствии получил отражение в творчестве, но о «смерти». Предпринятая попытка раскрыть зашифрованное Пушкиным содержание полученных »м, очевидно, в конце июля 1826 г. известий о приговоре Верховного уголовного суда и о казни в Петербурге приводит к выводу о том, что непосредственным источником информации в данном случае не могли быть газеты и официальные документы суда. Известия были получены Пушкиным, вероятно, изустно и в самом общем виде, «без лютых подробностей» (П. А. Вяземский). Письмо Пушкина к П. А. Вяземскому от 14 августа 1826 г. является первым имеющимся в нашем распоряжении свидетельством о том, что Пушкин к этому времени познакомился с официальными документами суда и был осведомлен о случившемся в достаточной мере. Другим документальным свидетельством является строфа XXXVIII шестой главы «Евгения Онегина» (не вошедшая в окончательный текст романа и известная ло копии В. Ф. Одоевского).

«Обнародование заговора», которое Пушкин ожидал с таким нетерпением, разочаровало его. «Глубокое, добросовестное исследование истины» 14 декабря 1825 г. противопоставленное официальной версии происшедших событий, становилось исторической необходимостью. Правительственные документы следствия и суда над декабристами могли ввести в заблуждение не только современников, но и потомков. Осознавая свою ответственность перед историей, Пушкин начал собирать и анализировать достоверные документальные материалы — для себя (чтобы «писать и царствование Николая, и об 14-м декабря») и для будущих историков («чтобы могли на нас ссылаться»). Деятельность Пушкина в Москве, осенью 1826 г. по разысканию достоверных свидетельств о восстании в Петербурге и на юге, процессе декабристов и казни 13 июля 1826 г., оставшаяся незаметной для большинства «мемуаристов, зафиксировавших лишь внешнюю канву жизни поэта, документируется преимущественно биографическими данными о встречах Пушкина с очевидцами интересовавших его событий. Источники позволяют восстановить круг «декабристского» общения Пушкина, раскрыть участие поэта в деятельности его московских друзей по подготовке отъездов жен декабристов в Сибирь, по организации нелегальной почтовой связи с каторжниками. «Каторжные» письма, состав-

лявшие в конце 20-х—начале 30-х гг. особый жанр запрет-нон литера туры, были важным каналам взаимной информации сибирской каторги и русской общественности.

Поездка Пушкина на Кавказ летом 1829 г. определялась главным образом творческими интересами. Встречи поэта с «кавказскими» декабристами устанавливаются по свидетельствам мемуаристов и его собственным дневниковым записям, вошедшим впоследствии в «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». Собеседники Пушкина принадлежали к тайным обществам на разных этапах движения. Хотя между личностью собеседников и содержанием их общения прямой связи может и не быть, и встречи Пушкина с «кавказскими» декабристами, зафиксированные в источниках, дают лишь формальное основание для предположения о характере их бесед, биографический метод реконструкции исторической информации, полученной поэтом на Кавказе, представляется возможным и плодотворным. Предпринятая в диссертации биографическая разработка только одной «кавказской» встречи лета 1829 г. (Пушкин — Вольховский) наглядно показывает, как многообразен и широк был круг источников поэта. Изучение деятельности Пушкина по разысканию исторических свидетельств о декабристах позволяет документально определить свод источников, которыми он мог пользоваться в конце 20-х — начале 30-х гг. в своей исторической работе.

Глава вторая. «Графические документальные записи». Абсолютная память, позволяющая Пушкину анализировать и производить «критику источников» вне текста, рождала не традиционные методы исторической работы. Историческая информация (знание) приобретала образно-художественную форму. Единицей запоминания становился не факт, установленный историком, но образ, созданный воображением художника. Рассказы очевидцев запечатлевались в сознании поэта как образы зрительной памяти, получавшие впоследствии выражение в наиболее адекватной себе форме рисунков. Единство художественного и исторического характеризует известный пушкинский рисунок, посвященный восстанию на Сенатской площади в Петербурге («Кюхельбекер, Рылеев, 14 декабря 1825»), Пушкин графически зафиксировал зрительный образ, сложившийся у него на основе рассказов очевидцев о В. К. Кюхельбекере и К. Ф. Рылееве в день восстания. И в рисунке соответственно два «слоя»: документальный, достоверность которого полностью подтверждается историческими свидетельствами, и художественный, отличающийся тщательной графической отделкой, продуманной композицией, точной прорисовкой исторических деталей. Образно-художественная природа исторического мышления поэта особенно ярко проявилась в его рисунках казни декабристов. 6

Эти рисунки — произведение художника и в то же время содержательный графический конспект-исследование историка. Рисунки казни (как, впрочем, и вся пушкинская графика) рассматриваются преимущественно как внутренне несамостоятельный, творчески подчиненный ассоциативный ряд, порожденный поэтическим замыслом, требовавшим для своего воплощения каких-то промежуточных или параллельных поэтическому тексту форм. Графический способ изложения и фиксации исторического материала, примененный Пушкиным в его рисунках казни, остается поэтому нераскрытым, а подготовленные им в виде рисунков материалы к историческому исследованию декабристах — недешифрованными.

События, происшедшие в кронверке Петропавловской крепости 13 июля 1826 г., относятся к числу наиболее запутанных и наименее исследованных вопросов истории декабристов. Обстоятельства «времени» и «места» казни декабристов чрезвычайно сузили круг источников и опосредованно создали значительные исследовательские трудности. Основным видом исторических источников, восстанавливающих события происшедшей казни, являются свидетельства очевидцев, которые по своему происхождению и содержанию образуют две основные группы: 1) рассказы должностных лиц, присутствовавших при казни, 2) свидетельства зрителей, наблюдавших казнь с эспланады кронверка и с площадки Троицкого моста. Различными вариантами свидетельств первой группы (как дошедших до нас, так и не сохранившихся) являются включенные в мемуары и письма многочисленные рассказы декабристов, приговоренных к различным срокам каторги и ссылки, достоверно описавших лишь процедуру гражданской казни. Главной особенностью сохранившихся рассказов является их крайняя противоречивость. Субъективизм, присущий данному виду источников, был увеличен конкретными обстоятельствами наблюдения. «Ужасное зрелище» казни, потрясшее очевидцев своим трагизмом, настолько по-разному запечатлелось в их сознании, что каждое дошедшее до нас свидетельство представляет самостоятельную версию событий. К этому следует добавить, что наблюдение в подавляющем большинстве случаев происходило в толпе; свидетельства очевидцев, впоследствии записанные ими самими, или другими лицами с их слов, пропитаны общим психологическим состоянием наблюдателей (толпы), формировались под воздействием возгласов, реплик, позднейших слухов и т. д., что делает эти свидетельства в определенном смысле коллективным творчеством. В каждом вымысел соседствует с правдой и нет ни одного абсолютно точного и безусловно достоверного. Возможность «отделить легенду от действительности.» (Л1. К. Азадовский) в свидетельствах очевидцев предо-

ставляют иушкннские рисунки казни, «чтение» которых, з свою очередь, становится возможным только при анализе всего корпуса сохранившихся источников.

Первые рисунки казни сделаны Пушкиным на 38-м листе третьей масонской тетради, заполненной черновыми записями. Преимущественное внимание исследователей к анализу словесной записи («И я бы мог, как шут...») существенно сказалось на степени изученности рисунков 38 листа. Впервые эти рисунки стали предметом специального исследования в трудах А. М. Эфроса. Его интерпретация 38 листа, во-первых, не учитывает возможную самостоятельность рисунков, рассматривая их лишь как графический комментарий к оставшемуся ненаписанным стихотворению Пушкина, во-вторых, предполагает как очевидное одновременное возникновение рисунков п текста, и, в-третьих, — одновременность заполнения листа рисунками. Последнее допущение представляется особенно спорным. Достаточно сравнить верхний и нижний рисунки виселицы, чтобы убедиться, что это два разных рисунка. Небрежность линий и неверно обозначенные детали в первом и предельная тщательность, продуманная композиция, поразительно точная, выполненная тонко отточенным пером и напоминающая чертежную, прорисовка исторически достоверных подробностей во. вторам. Нижнее изображение, в отличие от предшествующих на листе, сделано в совершенно иной рисовальной манере, с приданием рисунку объема и глубины. Эти рисунки отражают качественно различные этапы работы и уровни осведомленности рисовальщика и, по всей видимости, имели неодинаковое происхождение и назначение. Если при этом учесть явно предварительный характер верхнего наброска виселицы, можно, очевидно, предположительно датировать эту группу рисунков первыми днями пребывания Пушкина в Москве. Во всяком случае, они были сделаны раньше второго рисунка виселицы, помещенного внизу листа. Нижний рисунок, наиболее содержательный из всех, сделанных Пушкиным на тему казни декабристов, имел значение графического конспекта, каждая деталь (запись) которого восстанавливала в памяти поэта ставшие известные ему достоверные сведения о 13 июля.

В рисунке топографически точно, с соблюдением масштаба указано место виселицы — кронверкский вал вблизи ворот, ведущих в кронверк с крепостной эспланады, где происходила гражданская казнь осужденных и где находились зрители. Виселица изображена на рисунке так, как если бы казнь наблюдали из толпы зрителей, собравшихся с внешней стороны кронверкского вала Петропавловской крепости. Исторический анализ рисунка Пушкина убеждает в том, что

каким бы широким и 1Миогообразиым ни был круг возможных источников и какой бы содержательной ни была информация о 13 июля, полученная Пушкиным в Москве, точно установить место виселицы он мог только в результате тщательного сопоставления и изучения различных свидетельств. Ибо ни в одном из сохранившихся рассказов очевидцев или свидетельств, составленных с их слов, нет столь определенного, топографически точного описания места казни, как пушкинском рисунке. Следующая графическая запись: иеревка второго повешенного крепится не на крюке, как у остальных, а взахлест, в несколько четко обрисованных параллельных витков обвивает перекладину. В большинстве мемуарных свидетельств содержится описание момента, когда трое повешенных сорвались и, проломив тяжестью своих тел досчатый настил эшафота, упали в яму под виселицей. По одной.версии, причиной падения явились незатякувшиеся веревочные петли. По второй версии, наиболее распространенной, «оборвались веревки». Именно эта версия и зашифрована в рисунке Пушкина (ее графическим признаком является то, что веревка второго повешенного изображена более длинной, чем у других. Длина веревки подчеркнута рисовальщиком несколькими витками вокруг перекладины)5. Ни в одном из имеющихся источников не указан способ крепления веревки для второго повешения (взахлсст через перекладину)., об этом можно прочесть только в пушкинском рисунке. Стремление Пушкина-историка зафиксировать все, даже такие, казалось бы, второстепенные, ускользнувшие от внимания большинства очевидцев подробности казни, позволяет с доверием отнестись и к другой записи рисунка (в верхнюю перекладину виселицы вбиты железные крюки). Замысел и логика пушкинского рисунка как системы конспективных графических знаков предполагает, чю в рисунке содержится практически вся информация о казни, имевшаяся в тот момент у Пушкина. Если это так, то, кроме записи о втором повешенном, в рисунке непременно должна быть информация и о сорвавшихся с виселицы Эта информация содержится в следующей графической записи^ фигуры повешенных изображены в различных состояниях, фигуры по краям даны в состоянии покоя, неподвижности, а три фигуры посередине находятся в состоянии движения. (На разную прорисовку тел повешенных в

5 То обстоятельство что эта запись сдслаиа в рисунке только над. одним повешенным, а не над всеми тремя, сорвавшимися во время казни, объясняется знаковым характером графики. В данном случае зафиксированы лишь причина падения с виселицы п способ крепления новой веревки. Информация о том, что сорвались трое смертников, содержится в другой записи рисунка.

рисунке обратил внимание еще А. М. Эфрос). Состояние движения, столь явно читаемое в изображении трех фигур посередине, может рассматриваться как указание на то, что именно эти повешенные сорвались с виселицы во время казни. При выяснении вопроса о том, кто из пяти декабристов сорвался с виселицы и должен был пережить мучительную вторую казнь, Пушкину пришлось столкнуться с весьма противоречивыми версиями. Ответ на вопрос о том, какая версия законспектирована в рисунке, даст графическая запись, прочесть которую мешает привычный взгляд на рисунок как на символическое изображение, лишенное самостоятельного исторического содержания: профили повешенных в пушкинском рисунке портретированы. Изучение устойчивых графических формул (фиксировавших наиболее типические черты внешности), которые использовал Пушкин при изображении лиц, свидетельствует о том, что расположение изображенных на рисунке совпадает с перечислением имен в зашифрованной пушкинской записи о казни (конца июля 1826 г.). Предпринятая е диссертации реконструкция исполнения приговора позволяет «прочесть» еще две «записи» рисунка: открытые ворота кронверка (через них входил конвой с эспланады) и дом П. А. Сафонова, в котором находились осужденные перед экзекуцией (этот дом с трубой на крыше контурно обозначен как пристройка с внутренней стороны кронверка к третьему эполименту вала, прямой вертикальной линией отмечен излом вала и невидимый наблюдателю второй эпо-лимент).

Информация о деталях ритуала, не вошедшая в нижний рисунок на 38 листе, графически законспектирована в серии рисунков казни декабристов в черновой рукописи «Полтавы», предположительно датируемых по тексту серединой— второй половиной сентября 1828 г. Рисунки расположены на трех листах, на полях чернового текста. На первом листе у верхних строк слева Пушкин нарисовал две фигуры повешенных — одна фигура большей величины, как бы приближена к зрителю, другая, меньшая — несколько удалена, ниже — рисунок виселицы с пятью повешенными, в самом низу — еще один рисунок виселицы, меньшего объема. На вторам листе — отдельная фигура повешенного. И на третьем — перекладина виселицы и на ней расположенные по перспективе трое повешенных. Анализ графических очерков на полях чернового текста «Полтавы» обнаруживает их прямую связь с нижним- рисунксм казни на 38 листе третьей масонской тетради. Фигуры повешенных — это графический конспект именно тех деталей ритуала, которые отсутствуют в рисунке 1826 г. Причем, только этих деталей (балахоноз, колпаков, нагрудных досок, связанных рук и ног осужден-10

пых). Последнее обстоятельство, как представляется, с особенной очевидностью раскрывает смысл и назначение рисунков: эта серия набросков является своеобразным графическим приложением к основному рисунку — исследованию о казни декабристов.

Серия рисунков казни на полях рукописи «Полтавы» наглядно свидетельствует о стремлении Пушкина к максимально полному и точному соответствию между полученной им информацией и формой ее графической записи. Конспектирование деталей ритуала казни потребовало изображения повешенных в разном положении (вид сзади, спереди, сбоку), фиксации в рисунках противоречивых версий очевидцев (варианты наложения веревочных петель, размер и форма балахонов, цвет колпаков, положение связанных рук, способ связывания ног осужденных и т. д.). Эта информация восполнила недостающие в рисунке 1826 г. графические записи о казни.

Документально устанавливаемые этапы в изучении Пушкиным казни декабристов: осень 1826 г. — место виселицы, ее устройство, обстоятельства второго повешения и т. д., 1828 г. —ритуал казни, смертническая одежда осужденных— позволяют, в свою очередь, датировать пушкинский рисунок виселицы на странице книги «Ивангое». На этом рисунке в отличие от рисунков третьей масонской тетради фигуры повешенных изображены в контурно обозначенной, но явно различимой смертнической одежде типа «мешка», со связанными руками и ногами. Схематичность рисунка, нечеткость линий, незавершенность деталей одежды могут свидетельствовать о том, что это один из первых дошедших до нас графических набросков, сделанных Пушкиным в процессе «восстановления» ритуала, казни. С другой стороны, схематизм рисунка и отсутствие в «ем тщательной деталировки можно рассматривать и как признак его образной обобщенности. Но в любом случае, этот рисунок и по времени возникновения и по характеру исполнения примыкает к графическим записям в рукописи «Полтавы», либо предшествуя им как один из начальных опытов графического освоения сведений о ритуале казни декабристов, либо (что вероятнее) являясь более поздним, «резюмирующим» наброском, не преследовавшим цели зафиксировать подробности изображаемого сюжета.

Предположение Т. Г. Цявловской о том, что рисунок был сделан между 5 и 8 марта 1829 г., остается документально неподтвержденным6 и весьма условно «привязанным» ко

6 В автографе отчетливо читается только год; число и месяц восстанавливаются предположительно (ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, д. 1733).

времени дарственной надписи на книге («Ал. Ал. Раменско-му»), датируемой 8 марта 1829 г. Эта дата означает лишь, что рисунок виселицы был сделан не позднее 8 марта 1829 г. Пушкинский рисунок, помещенный на первой странице первой части «Ивангое», не находится в прямой связи с дарительной надписью, сделанной в другом месте, на титульном листе второй части книги, и мог появиться гораздо раньше марта 1829 г., но, как это видно из анализа рисунка, не ранее 1828 г. Таким образом, рисунок следует датировать в хронологических границах 1828—8 марта 1829 г. К этому времени относится и находящийся ниже портрет С. И. Муравьева-Апостола. Расположенные слева шесть заключительных строк 15 «декабристской строфы» «Евгения Онегина», прочитанные С. М. Бонди, обходят рисунок. Это может указывать на последовательность, и, очевидно, разновременность заполнения страницы; рисунки предшествуют тексту и более раннего происхождения. Датировка рисунков в «Ивангое» имеет важное значение для понимания исследовательской логики графических материалов Пушкина. Так, в течение двух лет, с осени 1826 г. по осень 1828 г., Пушкин собрал, привел в систему и графически записал в виде рисунка в третьей масонской тетради и зарисовок в черновике «Полтавы» достоверные исторические сведения о казни 13 июля 1826 г. Эта источниковедческая работа Пушкина представляет значительный научный интерес, как первое в отечественной историографии исследование о казни 13 июля 1826 г. Выполненное современником событий, оно сохраняет значение уникального исторического источника, не только синтезировавшего преимущественно не дошедшие до нас достоверные свидетельства очевидцев, но и благодаря своей необычной форме «показывающего» процесс исполнения приговора и, в частности, те подробности и детали казни, о которых сохранились наиболее противоречивые мемуарные свидетельства.

Глава третья. «Текстовые графические записи». Историографическая деятельность поэта становилась источником литературного творчества, а полученное историческое знание элементом художественной системы. Так, исторические материалы о декабристах должны были явиться документальной основой литературных произведений, незавершенных и известных по черновым наброскам. Отрывок под условным названием «Записки молодого человека» свидетельствует о замысле Пушкина в 1829—1830 гг. написать повесть о прапорщике, 6 мая 1825 г. получившем «повеление отправиться в полк в местечко Васильков». Время и место действия повести, а также план намечавшихся глав, позволяют предположить ее возможный сюжет: восстание Черниговского пе-12

хотного полка под руководствам С. И. Муравьева-Апостола 29 декабря 1825 г.—3 января 1826 г.7 Другие дошедшие до нас заметки — наброски текста и планы романа «Русский Пелам/- 1834—1835 гг. отражают более широкий замысел— воссоздать картину русской общественной жизни конца 1810-х—начала 1820-х годов и на этом историческом фоне показать становление и развитие в России революционных тайных обществ. Исторические исследования, сохраняя самостоятельное научное значение, выступали как подготовительный этап художественной работы. Сближение историографического н художественного творчества проявилось в документальности художественных произведений, созданных Пушкиным в этот период, и художественности формы подготовленных им в это время исторических материалов. Взаимопроникновение исторического и художественного раскрывается, в частности, при анализе сохранившихся текстовых документальных записей о декабристах (как самостоятельных, так и «включенных» в художественный текст) и «декабристского» историко-документального «слоя» ряда произведении Пушкина конца 1820-х—начала 1830-х гг.

«Встреча с Кюхельбекером» — самая ранняя из сохранившихся текстовых «декабристских» записей, сделанная Пушкиным 15 октября 1827 г., вскоре после разговора с А. Н. Вульфом о новом историческом замысле. Записи о декабристах из Кавказского дневника поэта вошли в его очерки «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». Созданная Пушкиным по материалам своей поездки на Кавказ .художественная проза — это одновременно и документальный источник по истории кавказской ссылки декабристов и первый опыт ее освещения, открывший новую для русской литературы декабристскую тему. Документальные записи о декабристах содержатся в пушкинском «Дневнике» 1833— 1835 гг. Между записями от 3 и 8 марта 1834 г. помещен рассказ о Николае I, ожидающем в Царском селе известий из Петербурга о казни декабристов. Источник записи — рассказ А. О. Смирновой, с которой Пушкин виделся 7 марта 1834 г. Однако запись об этой встрече находится в «Дневнике» после записи о Николае I. Перед записью о 13 июля 1826 г. Пушкин записал (не ранее 7 марта) анекдот о случае, происшедшем с С. А. Соболевским на вечере у В. Ф. Одоевского, и пометил его 3 марта 1834 г. Итак, запись о Ни-

7 Пушкинский замысел понести о «прапорщике» имеет явную смысловую перекличку с известными словами А. С. Грибоедова о восстании декабристов («Сто человек прапорщиков...»), пояснением к ним А. А. Жандра и дневниковой записью П. А. Вяземского от 4 декабря 1830 г. при получении известий о восстании в Польше («Подпрапорщики не делают революции...»).

колае I в день казни декабристов помещена между двумя записями, одна из которых (от 8 марта) расшифровывает источник и указывает дату записи рассказа «фрейлины», другая (от 3 марта, но сделанная, очевидно, тоже 8 /марта) нарушая хронологию заполнения «Дневника» как бы «уводит» от источника и действительной даты этого рассказа и салонным анекдотом подчеркивает случайность и политическую «нейтральность» последующей записи. Предположение Д. П. Якубовича о примененном в пушкинском «Дневнике» 1833—1835 гг. методе «смежного эпизода» ,в случае с записью о казни декабристов подтверждается вполне. Записанный Пушкиным рассказ А. О. Смирновой является вымыслом. Его историческая недостоверность не могла не быть очевидной для поэта. Понятно, что это только «часть задуманной картины» (И. Л. Феннберг), «заглавие», по которому, как свидетельствует Н. В. Гоголь, Пушкин восстанавливал в памяти события или сюжеты («...нарезавши из бумаг ярлыков, писал на каждом по заглавию, о чем когда-либо потом ему хотелось припомнить...»). На вечере у А. О. Смирновой 7 марта 1834 г. Пушкин услышал еще один «анекдот» (рассказ Я. Ф. Скарятина), записанный в «Дневнике» после сцены у царскосельского пруда, вновь упоминаемый в записи от 17 марта 1834 г. и вновь в связи с казнью декабристов. 18 декабря 1834 г. Пушкин записал в «Дневнике»: «Третьего дня был я наконец в Аничковом. Опишу все в подробности, в пользу будущего Вальтер Скотта». Итак, 14 декабря 1834 г. поэт «наконец» побывал на балу в Аничковом дворце, где Николаи ежегодно праздновал свою победу на Сенатской площади. В этой же записи Пушкин сообщает и о молебне утром 14 декабря 1834 г. в малой церкви Зимнего дворца, в которой собрались «ветераны» Сенатской площади, и о том, что возвращался оттуда с одним из участников событий вел. кн. Михаилом Павловичем. Разговор с ним был продолжен 19 декабря 1834 т. («22 декабря. Суббота. В середу... имел долгий разговор с великим князем»). Пушкин, не называя точной даты состоявшегося разговора, позволяет ее вычислить. Это имеет значение для понимания изложенной в записи беседы: 19 декабря 1825 г. был издан высочайший манифест, утверждавший случайность происшедших в Петербурге событий и невозможность революционного движения в России. В разговоре с Михаилом Павловичем, Пушкин спорит с основными идеями манифеста 19 декабря, доказывает существование социальной основы революции в России и неизбежность новых потрясений. Источниковедческий анализ «декабристских» записей в пушкинском «Дневнике» 1833—1835 гг. подтверждает историографическое назначение составленного поэтом конспекта до-14

стоверных документальных сведений о своем времени" — собственных наблюдений над «современными происшествиями» и рассказов очевидцев об «исторических днях».

К числу «включенных» записей следует отнести описание северной оконечности Васильевского острова в повести «Уединенный домик на Васильевском», опубликованной в «Северных цветах на 1829 год» в записи В. П. Титова. По предположению А. А. Ахматовой, исторические реалии, использованные в данном описании, соответствуют топографии острова Голодая, где, по преданию, были захоронены казненные декабристы. Историческая проверка гипотезы Ахматовой подтвердила обоснованность и глубину ее художественной интуиции. Источниковедческий анализ описания пути, ведущего по северной оконечности Васильевского острова в «Уединенном домике на Васильевском», выявил слова-сигналы, точно воспроизводящие топографию Голодая 1826 г., известную по данным раскопок 1917 и 1925 гг. и свидетельствам очевидцев. Сообщаемые в «Уединенном домике на Васильевском» сведения топографического характера о строении прибрежной части острова Голодай, сами по себе, независимо от их назначения в структуре повести, являются историческим источником, позволяющим при сопоставлении с имеющимися свидетельствами очевидцев и данными археологических раскопок с известной точностью установить место захоронения пяти казненных декабристов («ров» между «последней возвышенностью» и «прибрежным валом» острова Голодай). Исторический анализ описания северной оконечности Васильевского острова в «Уединенном домике на Васильевском» дает основание утверждать, во-первых, что выбор в качестве сценической площадки повести именно северной оконечности острова связан с предпринятым Пушкиным поиском могилы казненных декабристов, и, во-вторых, что ^пушкинская запись об острове Голодае представляет собой включенное в текст повести топографически точное описание найденного Пушкиным места их захоронения, реалии которого впоследствии были использованы при создании образа острова в стихотворении «Когда порой воспоминанье...» и в «Медном всаднике». Стихотворение «Арион» (датированное в беловой рукописи 16 июля 1827 г.) имеет не только реальное историческое содержание, раскрываемое, в частности, датой его написания — годовщина казни декабристов, но, очевидно, и реальную топографию, раскрывающую историю его возникновения. Стихотворение могло быть написано под впечатлением посещения острова Голодая в «исторический день» 13 июля, или, возможно, на самом «печальном» и «пустынном острове», на его «последней возвышенности», на «береге диком» («Печальный остров — берег дикой...»).

В третьей кишиневской тетради Пушкина сохранилась карандашная запись:

14 juillet 1826 Go...8 .

Содержание этой записи остается нераскрытым. М. А. Цяв-ловский предположил, что Go, возможно, означает Gonzago (фамилию португальско-бразильского поэта, стихотворение которого «Там звезда зари взошла» перевел Пушкин). Есть неменьшие основания и для другого предположения, что буквы Go являются началом слова Goloday (в котором столько же букв, что и в слове, 'прочитанном М. А. Цявловским) и кроме того, завершение последней буквы, лишь частью закрытой пятном и относительно хорошо видимой, (ее принимают за росчерк) совпадает с начертанием буквы у. В этом случае пушкинская запись приобретает смысл как помета с указанием даты и места захоронения казненных декабристов: 14 juillet 1826 Goloday (14 июля 1826 Голодай). На этом же листе под карандашной пометой находятся две шифрованные записи: ----- ■-•»■>»-., -- — v.,,.^ л

2 août 1827 j. h. " - —- -

4 août R. J. P. Jich. en songe "'"v

Обе записи сделаны одним почерком и одними чернилами, поэтому вторую запись датируют также 1827 г. Аббревиатуры первой строки читаются по аналогии с пушкинской записью от 1 июля 1822 г.. как journée heureuse (день счастливый). П. В. Анненков обратил внимание, что буквы второй строки —R, Р — совпадают, с первым и вторым инициалами в криптограмме 1826 г. (У о с. Р. П. М. К. Б. 24). Мнение П. В. Анненкова поддержала Т. Г. Цявловская, предположившая, что буква J — является инициалом французского написания лицейского прозвища И. И. Пущина, а сокращение jich. обозначает . приятеля Пушкина по «Арзамасу» С. П. Жихарева.

Смысл этих шифрованных строк проясняется, если прочитать все три пометы на листе как единую запись: 14 июля

1826 Голодай 2 августа 1827 день счастливый 4 августа

1827 Рылеев Жанно Пестель Жихарев во сне. Между карандашной пометой с указанием даты н места захоронения пяти декабристов, появившейся в тетради, очевидно, осенью 1826 г., скорее всего в Москве, и сделанной в Михайловском, по возвращении из Петербурга записью 2 августа 1827 г.—«день счастливый» —■ о раскрытии в результате сложнейшей аналитической работы местонахождения «безымянной» могилы на Невском взморье,— упорные поиски поэта-историка. Эта на-

8 ИРЛИ, ф. 244, он. 1, д. 833, л. 88.

пряженная творческая деятельность явилась историческим подтекстам размышлений поэта о своей судьбе в стихотворении «Е. Н. Ушаковой», написанном 16 мая 1827 г. («Вы ж вздохнете ль обо мне, Если буду я повешен?»), в послании «Кипренскому», датируемому июнем—июлем 1827 г. («И я смеюся над могилой, Ушед навек от смертных уз»), в «Ари-оне» с его первоначальным стихом «Гимн избавления пою», замененным строкой «Я гимны прежние пою» позднее, возможно, перед публикацией стихотворения в «Литературной газете» в июле 1830 г., в «Акафисте Екатерине Николаевне Карамзиной», помеченном 31 июля 1827 г. («Земли достигнув наконец, От бурь спасенный провиденьем»), в карандашной строке «И я бы мог в», зачеркнутой и. вновь восстановленной на смежной странице с автографом стихотворения «Кипренскому» в третьей кишиневской тетради (недалеко от листа с пометой о «счастливом дне» 2 августа 1827 г.).

Документальной основой «декабристских строф» «Евгения Онегина», изъятых Пушкиным из текста романа и сохранившихся в виде зашифрованной рукописи и черновика, послужили прежде всего личные воспоминания поэта, первоначально зафиксированные в его автобиографических «тетрадях», сожженных «в конце 1825 года, при открытии несчастного заговора». Не случайно все декабристы, названные в качестве действующих лиц исторической «хроники» (Н.М.Муравьев, И. А. Долгоруков, М. С. Лунин, И. Д. Якушкин, Н. И. Тургенев, П. И. Пестель, А. П. Юшневский, С.И.Муравьев-Апостол), были либо друзьями, либо знакомыми Пушкина, с которыми он общался в Петербурге и на юге, в годы ссылки. Декабристская «хроника» «Евгения Онегина» —это не только поэтическая биография революционного поколения, но и автобиография самого поэта. Это документальное свидетельство участника и очевидца описываемых событий, с позиций историка осмыслившего факты собственной биографии. Однако личные воспоминания поэта не были ¡1 не могли быть в данном случае единственным источником. Принцип исторической объективности и художественный замысел требовали обращения ко всем доступным источникам, в том числе и к «Донесению» Следственной комиссии. Нарисованная поэтом картина декабризма освобождалась тем самым от возможной односторонности, становилась подлинно объективной исторической «хроникой».

Фрагмент открывает строки 12 строфы. Их «декабристский» смысл раскрывается метафорой «искра» — тайное общество и развитием темы в 13 строфе, представляющей собой начало недошедшей до нас характеристики раннего декабризма (с введением в текст исторического факта более 2-91 . 17

позднего происхождения — «русских завтраков» К. Ф. Рылеева). Строки 14 строфы являются введением к рассказу о заседаниях тайного общества, содержащемуся в 15 строфе. Историческая достоверность этих строк (и в частности, строки «Читал свои Ноэли Пушкин») подтверждается опубликованным М. В. Нечкиной следственным «показанием Н. И. Горсткина (от 28 января 1826 г.). По мнению М. В. Нечкиной, Пушкин «читал свои Ноэли» зимой 1819— 1820 гг. Эта датировка основана на историческом анализе свидетельства Н. И. Горсткина. Однако сам Пушкин указывает иное время событий: характеристика декабристов в 15 строфе построена на материале истории движения 1816— 1817 гг. В 16 строфе Пушкин переходит к рассказу о южных декабристах. Исторически верно характеризуется деятель-нос ib «южан». Точно указаны топографические реалии. События, описанные в строфе, происходят после 1818 г. (датировка по упоминанию П. X. Витгенштейна). «Холоднокровный генерал» — это, по мнению С. Я. Гессена, А. П. Юш-невскин. По мнению Б. В. Томашевского — С. Г. Волконский. И то и другое мнения находят текстуальное подтверждение в «Донесении» Следственной комиссии («холодность» А. П. Юшневского, С. Г. Волконский «подговорил многих офицеров из всех полков» — ср. «И рат... набирал»).

Строки о С. М. Муравьеве-Апостоле, полном «дерзости и сил» в противоположность «холоднокровному генералу», позволяют высказать предположение, что Пушкин в своей поэтической картине революционной деятельности южных декабристов дает образы трех членов директории Южного тайного общества: П. И. Пестеля, А. П. Юшневского и С. И. Муравьева-Апостола. В 'этом случае становится понятным и исторически обоснованным противопоставление «дерзкого» и решительного С. И. Муравьева-Апостола «холоднокровному генералу» А. П. Юшневскому, «всегда согласному» с П. И. Пестелем, но «по наружности не деятельному». С. И. Муравьев-Апостол был введен в директорию по предложению П. И. Пестеля в ноябре 1824 г. Это может служить вторым датирующим признаком для определения исторического времени пушкинских стихов о южных декабристах. 17 строфа содержит преимущественно «оценочные» суждения, логически завершавшие предыдущий исторический рассказ. Пушкин прерывает «хронику» событий и подводит итоги своего повествования. Он отмечает эволюцию в истории тайных обществ в России 1816—1824 гг., последовательное нарастание революционности декабристов, «постепенно» овладевавших «мятежной наукой».

Первая часть строфы (стихи 1 —18) возвращала читателей к преддекабристскому периоду оппозиционного движе-18

ния («Сначала эти разговоры...»), которое со временем привело к организации политических революционных обществ, «постепенно сетью тайной» покрывших Россию. Вторая часть строфы (стихи 9—13) являлась, очевидно, переходом к решающим событиям 1825 г. По свидетельству А. И. Тургенева, которому Пушкин в декабре 1831 — начале 1832 гг. читал «отрывки» из неизданной «части своего Онегина», там описывалось «возмущение 1825 года». В недошедших до нас строфах, вероятно, содержалась и опущенная Пушкиным в его обзоре движения декабристов 1816—1824 гг. характеристика подготовившего выступление 14 декабря 1825 г. Северного тайного общества.

Изучение документального «слоя» «декабристских строф» «Евгения Онегина» восстанавливает предшествовавшую собственно художественному творчеству поэта тщательную работу историка. Достоверность и документированное^ исторического и автобиографического материала, положенного в основу поэтического текста, составляет важнейшую особенность созданной Пушкиным в 1829 г. исторической «хроники» декабризма.

«Декабристские» факты в художественно-обобщенном виде получили отражение в творчестве поэта конца 20-х—начала 30-х гг. также ¡методом исторической аналогии и скрытого цитирования. Одной из таких аналогий, по мнению Б. С. Мейлаха, является стихотворение Пушкина «Какая ночь! Мороз трескучий...».

Прием исторической аналогии использован в «Полтаве» (реалии 13 июля 1826 г. а сцене казни Кочубея и Искры). Отказ Николая Г выдать Е. И. Бибиковой останки ее казненного брата (С. И. Муравьева-Апостола) также отражен в «Полтаве». Строки о могиле Кочубея и Искры Пушкин сопроводил примечанием, в котором обращал внимание на благородное поведение Петра I, возвратившего тела казненных им «преступников» родным. Сближение дат казни (15 июля 1708 г. и 13 июля 1826 г.), не случайно, конечно, подчеркнутое Пушкиным, придавало строкам о могиле «двух страдальцев», примечанию к ним и всей сцене казни Кочубея и Искры глубокий исторический смысл («Прошло сто лет...»).

Примером скрытого цитирования могут служить «декабристские» факты в «Капитанской дочке». В тексте «Пропущенной главы», оставшейся в черновой рукописи повести, есть описание виселицы. В этом тексте, воспроизводящем один из рисунков казни в черновике «Полтавы» («трое повешенных») и являющемся, по существу, словесным коммен-* 19

тарием к нему9, дается описание доски, помещенной на груди первого повешенного (слева) в этом рисунке (она была черного цвета и надпись на ней была сделана «белыми крупными буквами»). Эти сведения полностью совпадают со свидетельствами очевидцев казни. Однако в тексте «черная доска» расположена не на груди повешенных, но прибита к перекладине. Первоначально разработанный ритуал казни декабристов предполагал именно такое прикрепление доски «с именами и виною» осужденных к перекладине виселицы. Пушкин практически цитирует черновик приказа по Гвардейскому корпусу от 12 июля 1826 г. («прибит [ии] имян к ви-сельнице»), В «Главе XIV. Суд» в сцене ареста и допроса Гринева («Меня привезли в крепость...») обращает на себя внимание несоответствие описания реалиям следствия над пугачевцами. Все детали, использованные в тексте (привод Гринева в «крепость», заключение в «тюрьму», вызов в «комиссию», маршрут следования арестованного на допрос из «тюрьмы» «через двор» крепости «в комендантский дом», интерьер дома) точно воспроизводят реалии заключения декабристов в Петропавловской крепости и деятельности Следственной комиссии, заседавшей в комендантском дснме. Источник цитирования устанавливается при сопоставлении описания ареста и допроса Гринева и «Записок» В. П. Зуб-кова. В эпизоде с письмом из Петербурга, извещавшем «батюшку» Гринева о высочайшем решении судьбы его сына, Пушкин цитирует официальные правительственные документы следствия и суда над декабристами («Прибавление к подробному описанию' происшествия, случившегося в Санктпе-тербурге 14-го декабря 1825 года», в котором говорилось о «примерной казни» главных зачинщиков и заговорщиков, и формулу приговора —«сослать вечно в каторжную работу... и потом на поселение», «по уважению совершенного и искреннего раскаяния сослать на житье в ''Сибирь» — из «Доклада» Верховного уогловного суда, «Росписи государственным преступникам», «Указа Верховному уголовному суду»).

И еще одна запись. Осенью 1826 г. в Москве Пушкин читает друзьям «Бориса Годунова» и в это время изучает свидетельства очевидцев о казни декабристов. Рассказы очевидцев о поведении народа во время экзекуции удивительно близки и по смыслу и по содержанию последней сцене «Бориса Годунова», в редакции первого издания трагедии 1831 г. Возможно, что ремарка Пушкина «Народ безмол-

9 Соответствие сцены с виселицей в «Пропущенной главе» «Капитанской дочки» к рисунка «трое повешенных» в черновике «Полтавы» исключает возможное предположение о связи этого текста с реалиями расправ над пугачевцами, сведения о которых Пушкин изучал в начале 30-х гг., собирая материалы к «Истории Пугачева».

вствует», изменившая вариант концовки сцены в нервом беловом списке трагедии, помеченном 7 ноября 1825 г. («Народ. Да здравствует царь Дмитрии Иванович»)—возникла под влиянием рассказов очевидцев о поведении народа во время казни декабристов и отражала реальный исторический факт. Текстовые документальные записи характеризуют процесс-накопления и изучения Пушкиным исторических сведений о декабристах и вместе с графическими источниками поэта составляют единый историко-документальный комплекс. Смысл и содержание этих записей раскрываются методами исторического исследования, но они и назначались «в пользу будущего Вальтер Скотта».

Заключение. Исследование Пушкина предшествует историческим замыслам «огласить правду», возникшим среди узников Читинской тюрьмы и Петровского Завода в конце 20-х — начале 30-х гг., литературной деятельности «каторжных» мемуаристов и публицистическим выступлениям М. С. Лунина. Пушкин с полным правом может быть назван первым историком декабристов, и его имя должно войти в отечественную историографию декабризма.

Документальные материалы о декабристах, графически и текстуально законспектированные Пушкиным, являются достоверными историческими свидетельствами, основанными на тщательном изучении собранных поэтом устных рассказов •очевидцев и всей совокупности имевшихся в его распоряжении сведении. Это уникальный исторический источник, подготовленный Пушкиным для своего труда и, возможно, для будущих историков и охватывающий основные стороны декабристской истории («хроника» движения, 1816—1824-; восстание 14 декабря 1825 г., следствие и суд, казнь 13 июля 1826 г., каторга и ссылка). Материалы к истории декабристов получили отражение в художественном творчестве поэта. Их изучение как литературных источников помогает воссоздать творческую историю ряда произведений и замыслов Пушкина, определить соотношение и принципы взаимодействия исторического и художественного в его творчестве, проследить становление документалнзма творческого метода поэта в конце 1820-х — начале 1830-х гг.

Изучение истории декабристов, предпринятое Пушкиным в конце 20-х — начале 30-х гг., было одной из форм исторического осмысления поэтом современного ему общества. -Осознавая свою принадлежность к движению, в котором не принимал участия, и рассматривая восстание 14 декабря и казнь 13 июля как факты собственной биографии («И я бы мог...»), Пушкин обращается к изучению трагического опыта русской истории, которая, по его убеждению, требовала «другой мысли, другой формулы» нежели «мысли и форму-

лы, выведенные... из истории христианского Запада». Стремление постичь своеобразие исторических судеб России, раскрыть исторические формы и природу «русской революции», увидеть «общий ход вещей» и вывести «из оного... предположения, ...оправданные временем», о направлении исторического развития России и о характере будущего «нового возмущения», которое он считал неизбежным, явилось стимулом и целью исторических занятий поэта после 14 декабря: Петр I — революция «сверху», Пугачев, декабристы — революции «снизу», французская революция — «формула* западной революции.

Исторический замысел, возникший у Пушкина после 14 декабря 1825 г., привел к изменению его давнего замысла написать «биографию». «Записки» 1821 —1825 гг., сожженные поэтом из-за опасения «замешать многих и, может быть, умножить число жертв», помимо собственно автобиографических сведений, включили исторпко-публицнстичсское введение, один из разделов которого известен под названием «Заметки по русской истории XVIII века». Сохранившийся набросок «Начало автобиографии», датируемый началом 1830 г., такого введения уже не содержит. То, что раньше являлось введением к автобиографии, теперь стало введением к истории его времени. «Заметки по русской истории XVIII века» стали «Историей Петра» и «Историей Пугачева», а воспоминания «о людях, которые после сделались историческими лицами», из недошедших до нас «Записок» 1821 — 1825 гг. должны были стать частью исторической работы «об 14-м декабря».

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. «Истина сильнее царя...» (Л. С. Пушкин в работе пал ук-торией декабристов). М., «Мысль», 1985.-17,2 п. л.

2. Л. И. Герцен и М. Л. Корф.—Проблемы общественной мысли и экономическая политика России XIX—XX веков. Памяти проф. С. Б. Окуня. Л., 1972.— 1.5 п. л.

3. Царизм — перед судом истории.— Новый мир, 1975. № 1. —1,5 гг. л.

4. 14 декабря 1825 года (Официальные версии и Западная Европа).— Вопросы истории, 1975, № 12.-1,5 п. л.-

5. Неизвестные письма декабристов.—Новый мир, 1975, Л"» 12.—1 п. л.

6. Запретная рукопись о. 14 декабря 1825 года,—Дружба народов, 1975, № 12,—0.5 п.'л.

7. История декабристов в трудах В. И. Семевского.— История и историки. Историографический ежегодник. М., 1975.—2 п. л.

8. Замысел издания «Истории декабристов» в 1906—1907 гг.—Исторические записки. Т. 96. М, 1975.—0,5 п. л.

9. Неопубликованные воспоминания об Л. Л. Бестужеве-Марлии-ском.— Вопросы литературы, 1976, Ла 2.—1 п. л.

10. Классовая борьба и общественно-политическое движение I поло- ' вины XIX века.— История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. Т. 2. Ч. I. М, 1977,—3 п. л.

11. Путешествие в Сибирь. Письмо А. В. Розен.—Сибирь и декабристы. Вып. 3. Иркутск, 1983.—1 п. л.

12. Одно из исторических исследований Л. С. Пушкина.—Вопросы .истории, 1983, Л° 2.—1,5 п. л. (

13. А. С. Пушкин о месте захоронения казненных декабристов,— Вопросы истории, 1984, № 5.-0,5 п. л.

14. Розен Л. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984 (составление, .зстулнгелмгая статья,, примечания).—27,5 п. л.

Сдано в набор 04.01.87. Подписано к печати 09.01.87.

Формат бумаги 60Х847ш. Гарнитура литературная. Бумага типографск. Печать высокая. Печ. л. 1,5. Заказ № 91. Тир. 100. Бесплатно.

Межвузовская типография (1) СППО-2" Управления издательств, полиграфии и книжной торговли Ленгорисполкома 193036, Ленинград, Московский вокзал, I платформа