автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Антропологические художественные модели в русской поэзии начала XX века в контексте христианской духовной традиции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Антропологические художественные модели в русской поэзии начала XX века в контексте христианской духовной традиции"

На правах рукописи

БЕРДНИКОВА Ольга Анатольевна

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МОДЕЛИ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ НАЧАЛА XX ВЕКА В КОНТЕКСТЕ ХРИСТИАНСКОЙ ДУХОВНОЙ ТРАДИЦИИ

Специальность 10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

иУ3487672

Воронеж-2009

003487672

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века ГОУ ВПО «Воронежский государственный университет»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Сливицкая Ольга Владимировна

доктор филологических наук, профессор Борисова Наталья Валерьевна

доктор филологических наук, профессор Михеичева Екатерина Абдул-Маджидовна

Ведущая организация: Уральский государственный университет

им М Горького

Защита состоится 23 декабря 2009 года в 15 00 часов на заседании диссертационного совета Д 212 038 14 в Воронежском государственном университете по адресу 394000, Воронеж, пл Ленина, 10, ауд 18

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан /-У^ ноября 2009 года

Ученый секретарь диссертационного совета

А А Фаустов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИТИКА РАБОТЫ

Постановка проблемы. Антропологический бум в целом ряде наук на современном этапе обусловлен комплексом политических, социальных и культурологических факторов рубежа XX-XXI веков, когда возник очередной «кризис гуманизма» и, следовательно, вновь встает вопрос о человеке и его статусе в мире Наше время отмечено актуализацией антропологического ракурса исследования в гуманитарной сфере научного знания Новые методологии разрабатываются в философской, политической, исторической, социальной, культурной, психологической, педагогической и, наконец, художественной антропологиях Необычайно возрос в наши дни интерес к традициям религиозной и, прежде всего, самой представительной и терминологически оснащенной христианской антропологии, к богатейшему опыту которой все чаще прибегают ученые самых разных направлений научного поиска

Безусловно, традиции христианской антропологии более всего востребованы тем ответвлением филологической науки, в основе которого лежит осмысление доктринальных положений христианства в их отношении к художественному творчеству Это исследовательское направление вполне обозначилось в современном литературоведении сериями научных трудов «Христианство и русская литература» (С -Петербург, ИР ЛИ, 1994, 1996,1999, 2002, 2006) и «Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков» (Петрозаводск, Петрозаводский госуниверситет, 1994, 1998, 2003, 2005, 2008), научными сборниками вузов Москвы, Ульяновска, Астрахани, Липецка, Ельца Многотомный труд М М Дунаева («Православие и русская литература», Москва, 1995-2004), монографии и статьи ПЕБухаркина, В Н Захарова, И А. Есаулова, А М Любомудрова, Б Н Тарасова, В Лепахина, В А Котельникова, А Кураева, Н Саблиной и других ученых сделали этот научный поиск заметным явлением современной филологической науки Возрождение данного научного направления, имеющего мощную опору в религиозной философии и литературоведении начала XX века и русского зарубежья, продиктовано насущной потребностью литературной науки выявить глубинные богословские смыслы, духовно-религиозную проблематику и символику, всегда - явно или скрыто — присутствующие в творчестве наиболее значительных русских авторов Этот ракурс исследования позволяет во многом по-новому представить и оценить творчество писателя и поэта и его связь с христианской духовной и культурной традициями

Понятие «духовная традиция» включено в новейшие литературные энциклопедии и определяется как «осмысление христианской сущности человека и православной картины мира в литературе, имеющее трансисторический характер» («Литературная энциклопедия терминов и понятий», 2003) При этом действие христианской духовной традиции в

русской литературе «не прекращалось и тогда, когда о православной традиции не вспоминали» (С Аверинцев)

Вместе с тем «требуется не просто признание христианского субстрата русской культуры, но и соответствующая исследовательская методология» (НСаблина) Споры и непонимание в научной среде нередко возникают именно в связи с разностью методологических установок и подходов Ведь базовые принципы христианской онтологии, аксиологии, гносеологии и антропологии, столь значимые для отечественной литературной традиции, во многом принципиально отличны от философских их аналогов, ранее служивших методологическим основанием научного изучения художественного произведения Этим обусловлен тот факт, что собственно исследовательская методология для отражения христианского «субстрата» русской литературы находится в процессе формирования и сопровождается научными спорами

К настоящему времени обозначились два основных методологических подхода, которые можно условно охарактеризовать как «церковно-догматический» (М М Дунаев, А М Любомудров) и «культурно-догматический» (В Н Захаров, И А. Есаулов) Сторонники первой методологии кладут в основание «критерия православности» явлений культуры «церковность» как явленную в самом художественном тексте «соотнесенность героя и автора с Церковью как путем к спасению» (А Любомудров) В таком случае в проблеме «христианство и литература» на первое место выходит проблема «Церковь и литература» Но при таком подходе не выдерживают «критики» многие русские писатели не только XX, но и XIX века, и круг истинно православных произведений и авторов оказывается ограниченным всего несколькими именами Сторонники «культурно-догматического» подхода полагают, что искать догматику в художественных произведениях — ошибочная затея с любых точек зрении «Церковность» может проявляться в отношениях писателя и его героев к ближним и дальним, друзьям и врагам, народу и Родине, в его концепции слова, человека, мира — в конечном счете в отношении к Богу», то есть «православие — это образ жизни, мировосприятие и миропонимание народа В этом недогматическом смысле говорят о православной культуре и литературе, о православном человеке, народе, мире» (В Захаров)

Оба подхода таят в себе определенные методологические опасности при конкретном исследовании творчества того или иного автора В первом случае строгая догматика, выступающая в качестве оценочного критерия, нередко оборачивается «религиозным судом» над писателем или поэтом, сама возможность которого, по мнению Н Бердяева, «есть очень сложная проблема», ибо «ставит под сомнение само право на существование поэта и поэзии» Вторая методология зачастую приводит к превращению совершенно определенных общехристианских или церковно-православных понятий, таких, как «христианский», «православный», «церковный», «духовный», просто «в метафоры, обороты речи», к их наполнению философско-культурологическим содержанием В трудах подобного рода «сегодня

категорически необходима терминологическая определенность и твердость внутреннего исповедания веры» (В Пантин)

Вторая, «культурно-догматическая» методология, которой и следует автор данного исследования, оказывается более востребованной в современном литературоведении, так как позволяет соотносить духовно-религиозные смыслы и своеобразие их художественного воплощения, учитывать сложность и противоречивость духовных исканий художника Вместе с тем такой подход обязывает исследователя точно и четко обозначать используемые им религиозные понятия и термины

В этом отношении основным методологическим ориентиром в данном исследовании явилась христианская богословская традиция, обозначившая в понятиях и символах основы того глубинного религиозного сознания, которое веками формировалось в «русском мировоззрении» (С Франк), так богато и разнообразно отраженном в литературе Вместе с тем в диссертации активно использован опыт русской религиозной философии и европейской философской антропологии

Термин «антропологическая модель» достаточно определен и распространен в современной философии Всякая полноценная модель — это «такое представление предмета, который, будучи, упрощенным, неполным и тп - в то же время сохраняет и представляет наглядно (в чем и смысл моделирования) главные принципы и ведущие элементы устройства предмета, причем в его собранности, действии» (С Хоружий) Это понятие востребовано и в различных сферах филологического знании, в частности, в той области литературоведения, которое занимается исследованием художественного творчества XX века Художественное моделирование есть приоритет модернистского типа творчества ведь в литературе начала XX века, когда модернизм стал доминировать во всех формах и видах творческой деятельности, «задача искусства постепенно начинает осмысляться не как копирование действительности, а как ее художественное моделирование» (3 Минц)

Возможность постановки проблемы антропологии в контексте христианской духовной традиции на материале поэтического творчества обусловлена тем, что в поэзии сами особенности форм и способов выражения авторского сознания апеллируют к «внутреннему человеку» и на уровне автора, и на уровне лирического субъекта (героя), и на уровне реципиента. Поэзия обладает способностью нести собственно духовное содержание И светские ученые, и богословы, и сами поэты неоднократно отмечали исконную близость религии и поэзии «Поэт милостью Божьей имеет власть превращать воду человеческих слов в вино, а это вино обращать в кровь Слова Таково высшее назначении поэзии, ее смысл евхаристический Поэзия есть возвращение человека к началу вещей Проза говорит о бытии Поэзия есть это бытие, открывающееся человеку Человек, скитающийся вдали от Истины, задыхается, мир становится запыленным и пылеобразным Доставлять чистый воздух горнего мира дано молитве И молитва поручает поэзии быть ее помощницей Поэзия есть чудо, это есть искание и

нахождение высшей жизни, доступной человеку» (Арх Иоанн Сан-Францисский. Избранное М, 1991) Эта общая особенность поэтического сознания находит, конечно, в каждом конкретном «случае поэта» индивидуально авторское художественное воплощение

Русская поэзия начала XX века - особое, уникальное явление в истории русской литературы Этот период столь богат яркими поэтическими индивидуальностями, различными художественными течениями и стилевыми поисками, что закрепившийся за ним термин-метафора «серебряный век», обозначая на самом деле творческую деятельность всего четверти столетия (1890-е — начало 1920-х годов), вполне адекватно отражает эту насыщенность Вместе с тем разграничение понятий «серебряный век» и «начало XX века» принципиально значимо в диссертационном исследовании Совпадение терминов в хронологическом отношении не предполагает их содержательного тождества «серебряный век» понимается как новый способ художественного мышления, в основании которого лежит модернизм как «неклассический» тип художественного сознания «Поэт серебряного века» воспринимается в наше время как устойчивое и вполне сформировавшееся понятие, обозначающее поэта модернистской эстетической ориентации, активного участника литературного процесса в качестве представителя одного из поэтических течений, человека «игрового» творческого поведения Однако целый ряд поэтических явлений и индивидуальностей не вписывается в новую культурную парадигму, а самые значительные поэты, осознанные ныне именно как «поэты серебряного века», «крупнее» своей эпохи и поэтому вступают с нею в сложные, часто конфликтные отношения

Актуальность исследования обусловлена тем, что проблема духовно-религиозных исканий писателей и поэтов XX века только начинает по-настоящему серьезно и глубоко изучаться в наши дни, и это многотрудная и в высшей степени ответственная работа, сопровождаемая острыми дискуссиями вокруг самых интересных творческих индивидуальностей Монографии и статьи, посвященные литературе начала XX века и отдельным авторам, дают самые разные, порой противоречивые концепции духовно-творческого пути поэтов этой сложной эпохи Истоки сложности и драматизма духовного пути самых значительных поэтов начала XX века М.М Дунаев, вслед за С Н Булгаковым, усматривает в «провозглашении эстетики и ее категорий выше этики», в переводе внутренних исканий человека «на язык исключительно эстетический», в вытеснении духовного душевным Однако это, не лишенное справедливости, но и во многих отношениях спорное положение обозначает лишь самую общую тенденцию культурной эпохи начала XX века Безусловно, учитывая сложность и противоречивость духовных исканий каждого поэта, осуществлявшихся в разных духовных и философских традициях, автор диссертационного исследования акцентирует свое внимание на выявлении христианской сущности религиозного опыта И Бунина, А Блока и Н Гумилева как наиболее значительных русских поэтов XX века

Выбор поэтического творчества И Бунина, А Блока и Н Гумилева в качестве материала исследования обусловлен рядом факторов Во-первых, поэтическая деятельность этих авторов в полной мере представлена в литературе исследуемого периода и может быть осмыслена как эстетически целостный феномен Во-вторых, их поэтическое творчество демонстрирует принципиально разные эстетические устремления литературы этого времени, что дает возможность выявить разные антропологические и поэтологические тенденции В-третьих, их духовные искания являют собой три типологически значимых пути познания сакральных Сущностей в поэтическом творчестве Как художники катастрофичного XX века, они жили и творили в эпоху богоотступничества и духовных метаний, и каждый из них по-своему переживал кризис веры, был мучим сомнениями и экзистенциальным томлением Но вместе с тем они оставались поэтами, воспитанными в русле отечественной духовной и культурной традиции, носителями все того же «русского мировоззрения», сущность которого С Франк видел в стремлении «к конкретной и всеобъемлющей истине, совпадающей со справедливостью или святостью», то есть оно «насквозь религиозно» В поэзии начала XX века соотнесенность творчества с бытием души и духовными исканиями становится центральной темой, эксплицированной как в поэтическом творчестве, так и в философских и теоретических трудах

Объект и материал исследования: Объектом исследования является русская поэзия начала XX века, осмысленная в философском, богословском и собственно литературоведческом контекстах Материалом исследования стало поэтическое творчество И Бунина, А Блока и Н Гумилева К исследованию привлекается критическая и художественная проза этих авторов, их эпистолярное наследие и дневниковые записи, мемуаристика

Предмет исследования — выявленные и художественно воплощенные в русской поэзии начала XX века — творчестве И Бунина, А Блока и Н Гумилева — антропологические модели, осмысленные в контексте христианской духовности

Цель исследования — выявить типологически значимые духовно-религиозные и эстетические константы русской поэзии начала XX века во взаимообусловленности антропологического и поэтологического дискурсов Задачи исследования:

1. обозначить содержание и объем понятия «христианская духовная традиция» и разграничить основополагающие принципы философской и религиозной антропологий,

2. осмыслить магистральные тенденции философского и художественного моделирования,

3 обозначить и исследовать доминирующие антропологические модели в поэтическом творчестве И Бунина, А Блока и Н Гумилева в русле христианской духовности,

4 изучить поэтологические модели в творчестве И Бунина, А Блока и Н Гумилева и художественные способы их воплощения,

5 выявить эстетические «механизмы» взаимодействия антропологии и поэтологии в пределах художественного мира поэта,

6 охарактеризовать структурообразующие компоненты антропологического и поэтологического моделирования,

7 установить духовно значимые константы и духовный вектор творческого пути И Бунина, А Блока и Н Гумилева

Научная новизна обусловлена тем, что впервые выявлены и осмыслены в контексте христианской духовной традиции основные антропологические художественные модели в русской поэзии начала XX века в их взаимообусловленности с поэтологией Это позволяет по-новому представить типологию русского поэтического творчества в целом и «антропоконтур» поэзии И Бунина, А Блока и Н Гумилева

Теоретико-методологической основой диссертационного исследования служат труды С С Аверинцева, Ю Айхенвальда, М М Бахтина, Н А Бердяева, С Н Булгакова, П Е Бухаркина, Б П Вышеславцева, Л .Я Гинзбург, М М Дунаева, И А Есаулова, А Жакелена, В Н Захарова, арх К Зайцева, прот В В Зеньковского, Ю Зобнина, И А Ильина, В Н Катасонова, Г Ю Карпенко, Т Н Кошемчук, Л Г Кихней, В А Котельникова, арх К Керн, А Кураева, А В Лаврова, В Н Лосского, М В Лосской-Семон, А Ф Лосева, Ю М Лотмана, К Н Леонтьева, В Лепахина, Д Е Максимова, М К Мамардашвили, Д М Магомедовой, 3 Г Минц, К Мочульского, В В Мусатова, прот И Мейендорфа, В И Несмелова, Т А Никоновой, Н В Пращерук, В В Савельевой, арх И Сан-Францисского, О А Седаковой, О В Сливицкой, Н П Саблиной, С Г Семеновой, Ф А Степуна, Н А Струве, Б Н Тарасова, В Н Топорова, Е Н Трубецкого, Ю Н Тынянова, Б Т Удодова, А А Фаустова, С Л Франка, прот Г Флоровского, о П Флоренского, В Е Хализева, С Хоружего, Г П Федотова, Д П Юркевича

Теоретическая значимость диссертации заключается в разработке методологии анализа поэтического произведения в аспекте художественного моделирования Методология и методика анализа стихотворного текста позволяет исследовать и выявлять доктринальные положения христианской антропологии в художественном произведении во взаимодействии индивидуально-авторского и традиционного. Результаты исследования могут бьггь полезны при дальнейшем изучении проблем художественной антропологии и поэтологии, а также роли христианской духовности в формировании русского художественного сознания

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее научные результаты могут быть использованы при дальнейшем изучении русской поэзии XX века в контексте христианской духовной традиции, при чтении общих курсов «Истории русской литературы XX века» и разработке специальных курсов по русской поэзии начала XX века и творчеству И Бунина, Н Гумилева и А Блока

На защиту выносятся следующие положения:

1. На основании изучения европейской и русской философской и богословской традиций выделено две основные тенденции антропологического моделирования- "homo sapiens" в его различных секуляризованных вариантах и «homo liturgicus» Этот опыт был художественно отрефлексирован в русской поэзии начала XX века в новых концепциях личности и новых типологиях творческой личности

2. Исследование поэтического творчества И Бунина, А Блока и Н Гумилева в контексте христианской и религиозно-философской антропологической традиций позволило по-новому осознать духовные и эстетические константы их представлений о человеке в его природно-родовых и духовно-личностных характеристиках При этом индивидуальное, природное и духовное в человеке выявляются как сферы эстетической деятельности каждого автора

3. Доминирующий в творческом сознании каждого поэта образ человека исследован в аспекте художественного моделирования, осознанного как расширение смысловых границ антропологических парадигм в результате включения христианской составляющей художественного сознания

4. Основным структурообразующим компонентом художественной модели являются различные способы взаимодействия антропологии и поэтологии Наиболее востребованными в художественном сознании поэзии начала XX века оказались поэтологические модели «поэт-теург», «поэт-Адам», «поэт-артист» и «поэт-путник», возникшие в результате взаимодействия традиционной типологии творческой личности, эстетического диктата поэтических течений и индивидуально-авторский устремлений поэтов

5. "Homo sensuahs" как основная антропологическая модель в поэтическом творчестве И А Бунина, исследованная в русле христианской антропологии, позволила по-новому истолковать чувственное переживание мфобытия в его «узах любви», которые связывают Творца и человека и тем самым наполняют личностное познание и существование духовным смыслом Духовное обретается в мире Бунина на пути художнически пережитого христианского пантеизма Этим обусловлена модель «поэта-Адама» и мотивы «потерянного» и «возвращенного рая», приобретающие сакральные, национально-исторические и эстетические характеристики

6. В аспекте христианской духовности антропологическая модель лирического творчества А Блока может быть обозначена как "homo spintualis" Она персонифицирована в образе-символе «сердце/душа» и структурно предстает как трагический синтез символистской поэтологии («теургии»), модернистской модели «поэт-артист» и традиционной — «поэт-пророк» По-новому интерпретированный сюжет «потери части души» как результат религиозно-мистического опыта Блока позволяет охарактеризовать его духовный путь как

апофатический, а его духовный итог (в поэме «Двенадцать») как осуществление «подвига души», прозревшей Свет и христианский вектор национальной и мировой истории 7. В лирическом сознании Н Гумилева выявлена модель "homo faber" как сугубо мужской тип личности, духовные грани которой в аспекте христианской традиции способствуют обновлению представления о духовно-эстетической эволюции поэта В результате поэтологического моделирования "homo faber" как душевно-телесный человек обретает эстетические характеристики «поэта-артиста» и метафизические черты «поэта-путника» В лирическом сознании Гумилева доминирует эстетическая форма познания человеком мира, воплотившаяся в образ «великого артиста», но при этом — и духовно деятельной личности 8 Представленное в исследовании художественное моделирование позволило обозначить грани новой типологии поэтического творчества в русской поэзии начала XX века с опорой на христианские антропологические принципы Христианская составляющая по-новому обозначила духовные итоги поэтов и их лирических героев, которые оцениваются как «начало духовности» (свт Николай Сербский), а в аспекте поэтологического моделирования как сохранение в разных моделях пророческой — высшей-миссии поэта Апробация работы: Основные положения диссертации излагались на многочисленных научных конференциях и семинарах, в том числе международных Бунинские конференции (Воронеж, 1995, 2000, 2003, 2005, 2008), Международный Бунинский семинар (Париж, 1995), Международный Платоновский семинар (С-Петербург, ИР ЛИ, 2001), «Славянский мир общность и многообразие» (Воронеж, 2003), «Русская литература перелома XIX-XX века Поиски, эксперименты, ре-интерпретации» (Гданьск, 2003), «Литература и культура в контексте христианства» (Ульяновск, 2005), «Русская литература и философия» (Липецк, 2005), Международные чтения, посвященные братьям Киреевским (Калуга, 2006), «Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве» (С -Петербург, 2008), «Славянская культура Истоки, традиции, взаимодействия» (Москва, 2008), Задонские Свято-Тихоновские чтения (Липецк, 2006, 2007,2008), «И Бунин и русский мир» (Елец, 2008) и многие другие Материалы диссертации были апробированы при чтении лекций в университете им М Лютера (Галле, Германия, 1997, 1999), базовых курсов по «Истории русской литературы XX века» в Воронежском госуниверситете, в ряде спецкурсов и спецсеминаров по проблемам русской литературы и поэзии XX века

Структура диссертации: Диссертационное исследование состоит из Введения, четырех глав, Заключения и библиографического списка, включающего 512 работ

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается актуальность проблемы, научная новизна диссертации, излагается история вопроса, определяются цели и задачи, объект, предмет и материал исследования, формулируется теоретическая и практическая значимость работы и основные положения, выносимые на защиту

В первой главе «Антропоцентристские тенденции в философском и филологическом дискурсах» представлены основные антропологические модели, сложившиеся в христианской духовности и европейской философской и культурной традициях, и логика их формирования В главе рассмотрены проблемы художественной антропологии и поэтологии

Антропоцентризм, составляющий определенную систему воззрений, направление мышления, имеющее известную теологическую окрашенность, современные ученые рассматривают как «своеобразный итог работы по освоению человеком себя в своих характеристиках, своей данности, своем месте и предназначении в системе мира» (В Самохвалова) В истории европейского антропоцентризма чередуются эпохи онтологической «центровости» человека и эпохи «космизма», приобретающего в философии XX века черты антропокосмизма В XX веке проблемы антропоцентризма перемещаются в эстетическую плоскость Крайне значимым в аспекте данного исследования является тот факт, что в богословских, философских и эстетических теориях начала XX века наиболее последовательно разрабатывается человеческий аспект творчества, ставится вопрос о творчестве как о том проявлении человеческой деятельности, которая наиболее полно, показательно и специально характеризует человека

В первом разделе первой главы «Религиозная и философская антропологии: содержание и объем понятий» рассмотрены методологические аспекты христианской и философской антропологий и основные антропологические модели, сложившиеся в европейской духовной и культурной традициях

С понятием антропологии в богословской христианской литературе соединяется учение о происхождении человека (антропогония) и учение о его сущности (антропология) Христианская антропология складывалась в текстах Священного Писания и Предания Ее основные положения разработаны и уточнены в Посланиях Апостола Павла и в теологических трудах Святых Отцов Церкви (Оригена, блаженного Августина, Иоанна Дамаскина, Григория Нисского, Григория Паламы), где разработаны разные концепции христианской антропологии

Согласно Библии и святоотеческой литературе, в человеке разграничены естественная (биологическая) и сверхъестественная (теологическая) сферы «тело» (создан из «персти земной») и «душа живая», несущая печать Божественного Духа (Бог «вдунул в лице его дыхание жизни») Взаимодействие их в пределах личности составляет психическую жизнь человека Дихотомия (тело-душа) и трихотомия (тело-душа-дух) не

противоречат друг другу внутри христианской антропологии, а есть просто разные термины для обозначения взаимодействия в человеке его природы и ипостаси

Конкорданс «библейского человека» особенно наглядно демонстрирует трихотомическую природу человека, заявленную и концептуально обоснованную в Посланиях Апостола Павла, который, в зависимости от устремлений, делил людей на три категории «плотских», «душевных» и «духовных» Вслед за Апостолом Павлом, Григорий Нисский дает понятия «внешнего» и «внутреннего человека» или, вслед за Апостолом Петром — «видимого» и «сокровенного» человека Соматический «портрет» «библейского человека» дает набор символов, характеризующих, прежде всего, духовную сторону его существования голова-сердце—рука-глаз Убедительна частотность употребления слов-концептов, раскрывающих приоритетность внутренней жизни, характеризующей человека как личность сердце — около 950 раз, душа — свыше 600 раз и тело — около 300 раз (ЕЛковенко) В Библии личность символизируется сердцем, и в этом символе заключен особый, сердечный способ Богопознания и самопознания, тогда как большинство философских систем ориентировано на «человека разумного»

Библейская концепция мира антропоцентрична - мир и человек существует не сами по себе, а по отношению к своему Творцу Христианская мысль персоналистична Бог есть Личность и человек ипостасирован первичный смысл слова ипостась на богословском языке и несет значение «тайны личности» В концепции личности православная мысль предлагает разделять природу, индивидуальность и личность Природа (сущность) — это те специфические свойства, которыми обладает предмет, отсюда природа человека - то, что отличает его животного и ангельского мира (духовность и творчество) Индивидуальность - это те особенности, которыми отличаются друг от друга носители одной и той же природы Личность — это собственно тот субъект, который обладает всеми природно-индивидуальными свойствами и разворачивает их в реальном бытии. Природа отвечает на вопрос «что7», индивидуальность — на вопрос «как9», а личность — на вопрос «кто9» (А Кураев)

Различение природы и ипостаси (личности) весьма существенно для уяснения положения человека в мире, которое рассматривается в христианской антропологии в трех аспектах 1 человек в его первозданном состоянии в раю, 2 человек после грехопадения и изгнания из рая, 3 человек после Искупления, дарованного Христом Истинная природа человека может быть уяснены с точки зрения христианской антропологии только во взаимосвязи и взаимозависимости всех трех аспектов

В отличие от различных концепций философской антропологии, православная антропология носит ярко выраженный христологический характер, основанный на догмате искупления рода человеческого Богочеловеком Иисусом Христом, снявший Своим жертвенным подвигом с человечества первородный грех Благодаря этому стало возможным спасение

и обожение человека и всей твари, всего космоса Отличительной особенностью христианской антропологии является согласование в ней теодиции и антроподиции, чего так и не смогла добиться антропология философская

Современной философской антропологии в целом чуждо христианское учение о «падшести», поврежденности, болезненности человека, а вместе с ним и всей природы Но в XX веке, ввиду глобальных экологических и социальных катастроф, возникает понятие «глобальной аномалии», что позволяет в силу «расширенной аналогии» (митрополит Питирим) правомерность постановки такого вопроса (В Соловьев, Н Федоров, Н Вернадский, Т де Шарден)

Сотворение человека по образу Божию и по подобию Божию является важнейшим положением христианской антропологии, поскольку человек обретает цельность благодаря Источнику его бытия Внехристианская антропология не включает в свои схемы категорию богоподобия, которая сохраняет свои субстанциональные характеристики и в падшем человеке Человек как образ Бога при грехопадении утрачивает подобие, но не образ «Образ — душа, подобие — совершенство природы души» (евт Григорий Нисский)

Под понятием образа Божия стали понимать совокупность духовных дарований, и в это библейское выражение вкладывалось все больший объем понятий разумность (духовность), свободная воля, начальственное положение человека в силу его трансцендентности в мироздании (венец Творения), святость (способность к нравственному усовершенствованию), способности творить в разных областях мирской и духовной жизни Человек отражает в своей духовной структуре внутритроичную жизнь Божества, поэтому в человеке заложена загадка богословия, и человек обязан богословствовать На этом основано особое, свойственное только христианину мировоззрение Раннехристианские писатели (Ориген) полагали, что «образ Божий» человеку дан, подобие задано, его надо стяжать, отсюда идеал обожения у многих учителей Церкви и понятие «лествицы духовной» (Иоанн Лествичник) как духовно-личностного становления-восхождения человека

Европейская философская антропологическая модель, начавшая формироваться у Анаксагора, Платона и Аристотеля, изначально антропоцентрична («Человек есть мера всех вещей»), но она нашла свое развитие в «человеке разумном»(Со£йо ergo sum «Мыслю, значит существую») У Декарта от теоцентричной парадигмы Средних Веков произошел поворот к секуляризованной парадигме Ренессанса и Нового Времени Признавая формальное превосходство Божественного бытия и несовершенство человека, подчиненность его и мира Богу, у «человека Картезия» из отношения к Богу уходят качества жизненной нужды, истовой потребности, экзистенциальной жажды Отсюда, основополагающими чертами «человека Картезия» становятся «индивидуированность -

дуалистичность — субстанциональность — гносеологизированность(примат когнитивной функции) — секуляризованность» (С Хоружий)

Целостный античный человек с богатой, полномерной сферой интегральных проявлений уступает место принципиально новой модели европейского человека как рассеченного, секуляризованного, «познающего субъекта», лишенного интегральности и целостности По существу возникшая у Декарта антропологическая модель - «анти-антропологична», то есть в ней нет «всего человека», в полноте его содержания, состава и свойств, «человека-в-целом» (С Хоружий) У Канта европейская антропологическая модель человека получила завершенную форму. Кант ввел этическое измерение человека, стремясь представить его как нравственно цельную личность, однако и гуманизм Канта носит секуляризованный характер Его «трансцендентный субъект», определяющей способностью которого является способность к духовному общению с Абсолютом, преобразуется в «этического субъекта», который, в конечном счете, поглощает «религиозного», а понятие Бога делается одной из категорий этики

Преодолевшая позитивизм Просвещения секулярная мысль на Западе усилила свои позиции, кульминируя в идеях Шопенгауэра о «волевом человеке» и в провозглашении на пороге XX столетия «смерти Бога» у Ницше, заменившего Бога сверхчеловеком, «человекобогом», становящимся в духовно-религиозном изводе его идей — «антихристианином» (в других переводах — «антихристом»), а в эстетическом — «художественным произведением». В начале XX века возобладало эстетизированное представление о человеке как творческой личности, «человеке-художнике», но на второй план отошли, а то и вовсе утратились метафизические характеристики человека

Антиметафизические установки в понимании человека возобладали в начале и первой половине XX века в философии жизни (А Бергсон и ВДильтей) и в феноменологической философии (Э Гуссерль) Философия экзистенциализма (К.Ясперс, Г Марсель, М Хайдеггер) объявила о невозможности рассматривать сущность человека, абстрагируясь от его существования, и заменила традиционную «метафизику мира» «метафизикой человеческого «Я» (Б Григорьян) В результате «sum прорвало cogito, вместе с тем обременяя собой и замутняя» (ИВевюрко) Вместе с тем в этих философских направлениях вновь была предпринята попытка раскрыть принципы и основы свободной творческой деятельности человека, его подлинного бытия, а через них смысл и значение всякого другого бытия Этим в значительной степени обусловлено появление новой антропологической модели «homo ludens» (Й Хейзинга) В то же время эти попытки в целом осуществлялись в русле секуляризованной мысли европейской традиции

Аналитическая психология К Юнга, возникшая в противовес теории 3 Фрейда и оказавшая заметное влияние на европейскую философию и философию культуры, исходила из религиозного в своей основе положения о

необходимости восстановления целостности личности Путь разрешения проблемы личности К Юнг видел в воссоединении индивида с «коллективным бессознательным» («архетипом») как некоторой части духовного бытия Однако, вводя новое понятие «самости», он видел движение человека к ее обретению через потерю «лица (маски)», через избавления от совести и усиление эгоизма, то есть индивидуации, а в конечном счете, индивидуализма, отстраненности от других и мира в целом, что приводит в утрате человеком духовной вертикали

В новое время, ставшее «эпохой бездомности» (М Бубер), человек становится проблемой, а «XX век — первая за последние десять тысяч лет истории эпоха, когда человек стал абсолютно проблематичен» (М Шелер) Но именно в XX веке антропологическая мысль «приобретает особую глубину, а вместе с ней и самостоятельность» (М Бубер), отсюда в Европе философская антропология выделилась в отдельную и достаточно разветвленную отрасль философского знания (А Гелен, Э Кассирер, Э Мунье, ХПлеснер, М Шелер, Т де Шарден) В аспекте данного исследования особенно значима переориентация отдельных течений антропологической мысли на «философию человеческой культуры» (Э Кассирер) — особую символическую сферу человеческой деятельности Европейская философская антропология становится более «человеческой», а в эволюции философско-антропологической мысли отражена «человеческая судьба в напряженном ожидании последнего суда» (Э Кассирер) Однако, при определенных успехах, недостаточность исходных положений современной философской антропологи, например, биологической антропологии (А Гелен, Г Плеснер и др), признаваемая самими философами, есть следствие кризиса секуляризованной антропологии в философии XIX столетия

Безусловно, воспринимая богатый опыт европейской философии, русская философская мысль все-таки в большей степени опиралась на богословскую антропологическую традицию, а в конце XIX и в начале XX веков в русской философской мысли отмечается особенное сближение философии и православия В России традиционно «большая часть интерпретаций реальности (как в философии, так и литературе) осуществлялась на религиозном языке» (А Жакелен) Крайне значима сама постановка вопроса о соотношении «опыта, догмата и творчества в религиозной традиции», вокруг которого в русской мысли начала XX века развернулась острая дискуссия с большим числом участников прот П Лепорский, Д Мережковский, В Розанов, Н Бердяев, П Флоренский, С Франк, С Булгаков, М Новоселов В дискуссии обозначился целый спектр решений этой проблемы, в частности, в сфере антропологии Так, по мнению Н А Бердяева, «догматическое богословие должно уступить место религиозной философии», задача которой — «раскрыть цельную систему гнозиса, исходя из догматов» «творчество невозможно без догматизма, без догматического упора, без догматических утверждений» (Н Бердяев), но оно становится продолжением творения Бога, сотворчество с Богом Это то, «что должно дерзнуть назвать христологией человека, т е тайной о божественной природе человека, догматом о

человеке, подобным догмату о Христе (курсив Н Бердяева — ОБ) Этот догмат призван, по логике философа, оправдать человеческое творчество и «оправдать человека творчеством», что является развитием идей Святителя Григория Паламы

Русская религиозная антропология развивается в двух методологических направлениях православно- академическом и религиозно-философском Замечательные русские ученые-богословы В И Несмелов и ММТареев представляют две тенденции в православной академической антропологии ММ Тареев исходил из понимания человека как природно-свободного существа, ищущего Бога на путях духовно-нравственного развития личности В И Несмелов, чья «Наука о человеке» привлекает все большее внимание современных исследователей, понимал человека как разорванную личность, несущую внутренний конфликт материального и духовного, который разрешается усилиями интеллекта, как образ Бога внутри себя

Другую методологическую линию дает русская религиозная философия, которая предстает в ряде своих проявлений как «религиозный символизм», особенно характерный для софиологии В Соловьева, С Булгакова и П Флоренского и получивший дальнейшее развитие в трудах А Лосева и С Аверинцева «Здесь в философском творчестве реализуется фундаментальная антропологическая установка деятельного взаимодействия с Бытием» (А Петраков) Мир для софиологов — «это лики и духовные зраки вещей, зримые теми, кто в себе самом явил свой первозданный лик, образ Божий, идеи Сущего зрят просветлившиеся сами идеей» (П Флоренский) Так (у Флоренского) выстраивается иерархия уровней освещенности светом - от святых на ее вершине до людей «плотских» у ее подножья, что в целом соответствует христианской идее духовного восхождения человека в процессе предстояния Богу Ложно истолкованный под влиянием западной философской и богословской мысли образ Софии Премудрости Божьей Священного Писания не помешал русским софиологам поставить в центр своей антропологии «человека духовного», основным онтологическим свойством которого является прозрение всей личностью, всем опытом и чувствами Божественных энергий

Одним из наиболее оригинальных явлений религиозно-философской антропологии софиологов явилась философия имени (С Булгаков, П Флоренский, А Лосев), ставшая реакцией на движение афонских имяславцев, возрождением традиций православного исихазма, а в своем конечном виде представшая как «религиозно-консервативный ономатопойезис» (И П Смирнов) Философия имени не случайно возникла в условиях «антропологической катастрофы» (Ф Гиренок), когда язык становится одной из духовных опор человека и происходит субстантивирование имени «Имя является местом пребывания божественных энергий» (А Лосев), «именем вводится художественная энергия в мир» (П Флоренский) Воспринимая слово как «сакральную субстанцию» и овладевая силой, которой насыщено Божественное «имя»,

человек становится творцом — художником слова и автором из слова «растущего» произведения

Еще одно направление русской религиозной философии представлено именами ВН Лосского, прот Г Флоровского, арх Киприана Керн, прот И Мейендорфа, прот В Зеньковского В их трудах нашло отражение новое переживание патриотического наследия, это еще одна возможность синтезировать философское и религиозное знание, определяемая как «неопатристический синтез» (прот Г Флоровский) Но, в отличие от софиологов, в философских системах этих ученых и служителей Церкви представлена богословски обоснованная антропология, которая не может ставить тему о человеке отдельно от всего учения о мире и творении, так как человек является «связкой мира» (арх Киприан Керн)

Особенный интерес представляет осмысление символа сердца в духе христианской антропологии в трудах Б П Вышеславцева и П Д Юркевича В ряду замечательных богословов выделяется В Н Лосский — признанный христианский антрополог, предложивший новый апофатический тип философствования и давший лучший пример неопатристического синтеза Продолжатель идей славянофилов и наследник богословского опыта православного исихазма, В Н Лосский отвергает всякий компромисс между тварным и нетварным и опровергает «идею Софии» как посредника между Богом и человеком Апофатика в его понимании — это «такое отрицательное знание, в котором знание не самоцель, а лишь средство восхождения к высшему, и оно требует не только изменения ума, но всей человеческой природы» (К Преображенская) В Н Лосский, разрабатывая теорию личности, основанную на богословских представлениях, утверждает, что «человек, определенный своей природой, действующий в силу своих природных свойств, в силу своего характера, наименее «личен» «Личность есть несводимость человека к природе », речь идет «о ком-то, кто, содержа в себе свою природу, природу превосходит» (В Н Лосский «Очерк мистического богословия восточной церкви Догматическое богословие» М, 1991) Личностность - истинный образ Божий в человеке каждая личность уникальна и непостижима, это неизмеримая глубина, трансцендентная тайна бытия, соединяющая индивид, бытие и всечеловеческую историю, отсюда каждая личность есть «онтологическое основание мирового целого» Давая имена вещам, человек до грехопадения обладал непосредственным знанием бытия, мир для него был «внешним человеком», материальным проявлением его собственной сущности, отсюда вслед за человеком Вселенная отпала от совершенства Задача человека XX века по В Лосскому — не индивидуализировать, а «персонализировать» мир

Таким образом, европейской модели секуляризированного «человека разумного» в различных его вариантах русская философия, в целом следуя основам христианской антропологии, противопоставила идею «человека духовного» Стремясь воссоздать человека в целостности его духовно-душевно-телесного облика, в его сугубо личностном, ипостасном

проявлении, русская философская традиция в этом отношении глубоко антропологична

Во втором разделе первой главы «Художественная антропология и поэтология в современном литературоведении» рассмотрены проблемы художественной антропологии и поэтологии как наиболее актуальные в современном литературоведении Между тем именно антропологический аспект художественного познания, являющийся, казалось бы, аксиомой для литературной науки, менее всего теоретически осмыслен и содержит немало спорных вопросов Является ли художественная антропология новым направлением гуманитарной мысли или же это новый, более удачный термин для обозначения особенностей художественного изображения и преображения человека в литературе9 Ведь абсолютно очевидна вторичность предмета художественной антропологии по сравнению с антропологией биологической, психологической, философской и религиозной Между тем термин уже достаточно активно функционирует в научной среде, о чем свидетельствует появление в последние годы целого ряда диссертаций, посвященных художественной антропологии отдельных писателей (Е П Барановская, Д В Боснак, М Ю Белянов, А Ю Майдурова)

Теоретические проблемы художественной антропологии разрабатывались в трудах М М Бахтина, Д С Лихачева, Б Т Удодова, М В Строганова, С А Мартьяновой, В В Савельевой, С Семеновой, А М Буланова, В Е Хализева, В Подороги, Е А Самоделовой и других В область художественной антропологии входит «интерпретация и разноаспектное изучение образов-персонажей, которые появляются как результат трансформации и фантазийного воссоздания человека в авторском художественном мире» (В Савельева) Вместе с тем в сферу антропологии исследователи включают и формы присутствия автора-человека как субъекта эстетической деятельности в созданном им художественном мире и порождаемых им художественных текстах Третьим «субъективном фильтром» художественной антропологии непременно становится читатель как реципиент и интерпретатор

Однако в силу специфики поэтического познания поэтология неизбежно пересекается с художественной антропологией Проблемы поэтологии разрабатываются в трудах С С.Аверинцева, М В.Тростникова, Ю Степанова, Вл Кулакова, А В Корчинского, В Аристова и других О Седакова, исследуя в этом аспекте творчество Б Пастернака, справедливо считает, что «поэтология Пастернака — это в значительной мере антропология Опыт Пастернака о поэте — это опыт о человеке, как у многих поэтов XX века, как у его любимейших предшественников - Рильке и Блока (последний, правда, предпочитал слово «художник»)» Вместе с тем в поэтологии сформировалась своя типология творческой личности, свои поэтологические модели, в основе которых две концепции античная — «поэт-собеседник Муз» и библейская — «поэт-пророк» (Т Кошемчук), по-своему отрефлексированные в русской поэзии начала XX века В этот период модернизируются и античная, и романтическая, и реалистическая поэтологические парадигмы и

вновь встает вопрос о соотношении в личности художника онтологических и художнических свойств

Именно из этой предпосылки исходит известный современный психолог В П Зинченко, предлагающий на основе творчества поэтов начала XX века создать «поэтическую антропологию», которая должна быть озабочена проблемами духа, души, смысла человеческого бытия Ученый предлагает использовать анализ художественной литературы как метод психологического исследования человека, справедливо полагая, что «предметом, точнее смысловым центром поэтической антропологии, в отличие от многих других антропологий, является весь человек» (курсив В П Зинченко — О Б) Это тот основной антропологический посыл, который позволяет, при всей непостижимости и загадочности душевной организации натуры художника, осмыслить «опыт о поэте» как «опыт о человеке» Художественная антропология претендует на целостность в исследовании человека, тогда как другие антропологии изучают отдельные грани проблемы человека

Во второй главе "Ношо зепхиаЬэ" в лирическом творчестве И.А.Бунина» рассмотрена доминирующая в творчестве Бунина модель человека в ее взаимодействии с поэтической темой Адама и «адамизмом» серебряного века

На сегодняшний день проблема «Бунин и христианская духовная традиция» остается, пожалуй, самой дискуссионной Безусловно, она не раз и в разные годы ставилась в научных исследованиях, в которых спектр оценок колеблется от признания «ветхозаветности» мировоззрения Бунина (Г Ю Карпенко, В А Котельников) до «отказа» Бунину в близости к православному миропониманию (И А Ильин, М М Дунаев) Острота и дискуссионность проблемы обусловлена и тем, что ряд современных исследователей считают возможным «обустроить» И А Бунина «по ведомству» буддизма, возводя его интерес и увлечение буддизмом на уровень религиозно-философских основ его мировоззрения (ТМарулло, Г Курляндская) Лишь в некоторых работах пробивается мысль о «христианской доминанте» его творчества» (арх К Зайцев, Г Климова, Т Кошемчук)

На наш взгляд, именно христианство, несмотря на всю противоречивость суждений писателя о нем, глубоко и органично вошло в плоть и кровь «духовно-душевно-телесного существа» (Ф Степун) И Бунина Между тем эта бунинская «органика» и затрудняет попытки систематизировать, структурно обозначить доктринальные основы православия, разглядеть их в словесно-образной ткани его произведений «Религиозный опыт» Бунина способна раскрыть в первую очередь его поэзия, которая, в отличие от прозы, мало и плохо изучена Но именно поэзия может поколебать, а, возможно, и опровергнуть достаточно прочно укрепившуюся за ним репутацию «безрелигиозного, безблагодатного художника», чье «искусство додуховно» (И А Ильин)

Бунинская поэзия в основном корпусе текстов полностью умещается в хронологические рамки начала XX века и может быть исследована как законченный и эстетически ценностный феномен (после 1923 года стихи единичны) Исходным методологическим посылом в исследовании поэтической составляющей творчества И А Бунина в диссертации является гипотеза о заметном расхождении Бунина-поэта и Бунина-писателя, высказанная в критике русского зарубежья Автономное и даже разнонаправленное развитие поэзии и прозы с точки зрения религиозной проблематики архимандрит Кирилл Зайцев объясняет сложностью и напряженностью религиозных исканий Бунина-поэта, в результате которых «всю религиозную проблематику он оставляет за скобками текущей писательской работы как прозаика» (Этот фрагмент выделен самим Буниным при чтении книги К Зайцева на полях чертой, означающей, по-видимому, его согласие с данным утверждением) В поэзии Бунина нами отмечено около 130 стихотворений христианской тематики не случайно имя Бунина названо в ряду авторов духовной поэзии (Литературная энциклопедия терминов и понятий, 2003)

Считаем необходимым оговорить терминологию исследования лирического творчества Бунина традиционный термин «лирический герой» (в его строго научном определении) не всегда соответствует статусу лирического «я» его поэзии В диссертации использовано более общее понятие «лирический субъект», а термин «лирический герой» уместен в тех стихотворениях, где лирический субъект идентифицирует себя как поэт

В первом разделе второй главы «Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне»: о чувствах и чувственности в поэзии Бунина» исследован один из самых уязвимых с точки зрения христианской духовности аспектов бунинского творчества, который связан с проблемой соотношения в человеке Бунина чувственного и духовного

Главную проблему бунинской художественной антропологии И А Ильин видит в том, что в произведениях И А Бунина фигурирует «особь, а не личность», которая «биологически индивидуальна, но «духовно» еще не стала личностью, отсюда «Бунин стал объективным анатомом человеческого инстинкта» («О тьме и просветлении») Вслед за философом основные претензии к творчеству Бунина в аспекте христианской догматики со стороны православных ученых вызваны свойственной писателю обостренной чувственностью восприятия и переживания бытия Действительно, И А Бунин являет собой тот тип художника, у которого сенсорная чувственность становится доминирующим способом художественного познания В этом отношении бунинский человек принципиально дисгармоничен Менаду тем возникает правомерный вопрос насколько чувственное переживание мира, имеющее в творчестве Бунина разные проявления, противоречит христианскому мировосприятию7

Чувственность в значении сенсорной сферы человека и как синоним страстности человека по-разному интерпретируется в христианской антропологии, где страсти имеют разную природу «безукоризненные» или

естественные страсти (страстность, тленность, смертность) не зависят от человека и вошли в человеческую жизнь вследствие осуждения, происшедшего от преступления Адамом и Евой Божьего Запрета «Укоризненные страсти» — это «движение души вопреки природе», когда природные способности человека приобрели характер удовольствия, и человек, введя принцип «плотского самолюбия», всецело служит не Богу, а своему телу Чувственность как естественная «страстность» человека (его «первая природа») трактуется в одной из основных концепций христианской антропологии как источник творческих потенций человека, как специфически человеческая особенность «В самом деле, мы только одни из всех созданий имеем, кроме ума и рассудка, еще и чувства. То, что естественно соединено с рассудком, открывает разнообразное множество искусств, наук и знаний», отсюда и «дар творческий, роднящий человека с его Творцом» (свт Григорий Палама) Эти суждения «могут дать основания целой философии творчества и оправдать его» (арх Киприан Керн)

Полнота и радость бытия, традиционно трактуемые как пресловутая бунинская «чувственность», нисколько не противоречат христианскому мироощущению, напротив, постулируется им, ибо мир, сотворенный Богом, целостен, совершенен, не может не радовать человека и не вызывать восхищения Бунин особенно глубоко и тонко чувствовал тот «союз любви» и ту «гармонию», которыми «Бог связал целый мир, состоящий из разнородных частей» (Свт. Василий Великий) «Любовь и радость бытия» как христианская доминанта мироощущения Бунина наиболее убедительно опровергает столь распространенную доктрину о буддийском влиянии на основы мировоззрения художника Между тем буддизм с его отрицанием подлинности бытия и «радости» бытия в этом аспекте менее всего может служить религиозно-философским фундаментом бунинского мировидения Особенно важно и то, что бунинская «хвала жизни» так явно не совпадала с доминировавшей в эпохе декадентской отрешенностью от «радости бытия»

Другим распространенным суждением, якобы уводящим художника от христианства, является идея о природности человека, который «присутствует в художественном мире Бунина как бы в растворенном виде не как сверхприродная вершина, а как природная глубина» (Ф Степун) Между тем сам Бунин утверждает обратное не «я» в природе, а «все во мне» («Вечер»,1909) Бунинский особый, художнический пантеизм является реализацией того христианского понимания природы, о котором точно и образно писал святитель Николай Сербский «Природа вся в человеке, вся, без исключения Она находится в нем как целостное стихотворение, а вне человека - как отрывки, слова, звуки, буквы этого стихотворения Она в человеке как полнота жизни, а вне человека — как зовы и символы жизни (Избранное, 2004) В этом смысле в банальном «поэт воспевает природу» «по сути сокрыта христианская идея» (Т Кошемчук)

Существенно корректирует представление о «природности» человека у Бунина рассмотренные в диссертации отношения природы и человека в русле бытийной пространственно-временной парадигмы Бытийные образы -

«земля, небо, море» и их репрезентанты — именно благодаря сохранению статуса «святой округи человека» (В Подорога) в библейском значении первозданной целостности и полноты сотворенного Богом мира обеспечивают лирическому субъекту постоянное ощущение бытия Бога и взгляд на мир «с позиции вечности», поскольку символизируют «всю совокупность бытия» (В Лосский) В этом отношении чувственно воспринимаемый человеком мир у Бунина лучше всего называть славянским словом «мфобытие», означающим существование мира от его сотворения, что предполагает постоянную память воспринимающего мир субъекта о Творце и Божественном Творчестве В этом отношении в диссертации вводится понятие «сакрализованного пейзажного мышления» Бунина Человек не только близок природе как ее органическая, естественная часть, но и приподнят над природой как личность, способная воспринять Божественную Любовь к бытию, благодаря которой оно и сохраняет для него свою онтологическую значимость и возможность познания

Чувственно познаваемый сердцем мир (в христианской антропологии «естественное познание») в личностном аспекте дарит лирическому субъекту поэзии Бунина «счастье жить», обостряющее ужас смерти и обостряемое ужасом смерти Однако в стихотворном творчестве Бунина этот ужас не приобретает характера экзистенциальной обреченности именно благодаря бытийному ощущению Бога везде и во всем, ибо «для христианина природа не замыкает в себе Бога, но указывает на Него» (А Кураев)

Между тем космологическое ощущение «Любви и радости бытия» и антропологическое чувство «счастья жизни» смыкаются в поэзии Бунина в онтологическом переживании «сладости божьего мира» Мотив «сладости» — один из доминантных в лирическом творчестве поэта, а тропы, образованные от слова «сладость», наиболее частотны в его поэтических произведениях «Сладость» как вкусовое качество, казалось бы, и есть проявление обостренной сенсорной чувственности Бунина Однако сладость почти не связана со вкусом сладким может бьггь у Бунина запах, звук, свет, имя, ощущение, воспоминание, отсюда, сладость становится основной характеристикой восприятия человеком «божьего мира», отсюда лейтмотив его поэзии «Снова сладок божий мир» («Стали дымом, стали выше», 1917), «Так сладок сердцу божий мир» ( «NEL MEZZO DEL CAMIN DI NOSTRA VITA», 1947) Перенос этого мировосприятия в сердце человека одушевляет его, переводя из разряда тактильной чувственности на духовно-душевный уровень Сладость природного бытия — один из мотивов, сближающих Бунина с Тютчевым (в диссертации отмечен ряд таких мотивов), для которого также характерно «искушение тварным», но Бунин не воспринимал природный мир как «соблазн», у него природная красота райски безгрешна именно благодаря «райской чувственности» переживающего мир субъекта

Одухотворяясь, «сладость» становится характеристикой того мироощущения, которое сам Бунин называет «райской чувственностью», более всего характерной для художнической натуры, но присущей и лирическому субъекту его поэзии В богословской литературе понятие

«сладость рая» является устойчивым словосочетанием, а сладость «божьего мира» в творческом наследии Бунина обусловлена «следами» рая в мире и человеке, которые неустанно ищет поэт

Во втором разделе второй главы «Возвращение в «потерянный рай»: «райские топосы» в творчестве И.Бунина» заявлена одна из главных тем поэзии Бунина, связанная с его основной антропологической и поэтологической моделью «поэта-путника». Мотивы рая и связанные с ним Библейские сюжеты и образы входят в поэзию и прозу Бунина на правах наиболее значимых в его картине мира В этом разделе к исследованию привлекается прозаический цикл «путевых поэм» «Тень птицы»(1907-1911) на основании лирического способа выражения авторского сознания

Рай на вербальном уровне неоднократно фигурирует во многих стихах и прозе И Бунина, приобретая положение доминанты в его творческом сознании, но получая при этом различное смысловое наполнение Вначале в поэзии (и прозе) Бунина предстает, так сказать, географический рай путешествия по Святой Земле, а затем поездка на Цейлон активизировали поиски земного рая в тех землях, где, по разным преданиям, он находился Стремясь к подлинности, первозданности, Бунин ищет доказательства на уровне топонимов и природных символов (название селений в Ливане, тысячелетние кедры) Вместе с тем рай воспринимается Буниным как общая для всех людей прародина человечества, поэтому «географический» рай обретает в его поэзии и экзотические, тропические черты «рая» Цейлона Общими становятся мотивы «земли прародителей», «красной глины», из которой был создан Адам, красоты и сладости земного бытия При этом «тропический рай» Бунина, в отличие от ливанского и иорданского, неизменно актуализирует мотив искушения, так как Цейлон (Индия) воспринимается им, прежде всего, как, райские места Адама и Евы, где с особенной тропической мощью отразилось ощущение постоянной искушающей силы жизни Для Бунина именно «география», чувственно переживаемая, является эстетически значимой странствия по «райским местам» оказывается одновременно передвижением и в пространстве и во времени Географические реалии «узнаются», «вспоминаются» поэтом-путником, потому что уже явились предметом художественного освоения в Библии, цитаты, мотивы и образы которой столь часты в стихах и «поэмах» цикла Подлинность окружающих лирического повествователя мест есть главный показатель их значимости, а точность в описании пути — необходимое условие поэтического отражения действительности В диссертации рассмотрен эстетический «механизм» преображения чувственного переживания сакральных «топосов» и религиозных символов в душевное и духовно значимое для человека событие

Путешествие Бунина по Святым местам христианства, которое он сам называл паломничеством, привносят христологическое измерение в поиски его героем «потерянного рая» Исследованный в диссертации способ переживания лирическим субъектом и повествователем событий земной жизни Христа представляет собой сложный синтез памяти культуры,

художнической интуиции и особого поэтико-пантеистического дара, В результате путешествие «по следам Христа» оказываются для бунинского субъекта «обретением» Христа в смысловых константах Евангелия Христос важен для Бунина как реальный победитель смерти, Христос значим для него как реальный победитель сатаны, Христос осознается им как вечная — и осязаемо, и духовно явленная — Сущность мира. Путешествия Бунина явились в конечном итоге и чувственно переживаемым, и духовно осмысленным «возвращением» «Адама» в «потерянный рай»

Самым частотным пейзажным образом рая становится у Бунина вполне в русле Библейской и культурной традиции сад, символизирующий «вечную и благоуханную красоту» (А Лосев), которую можно чувственно ощущать Однако Бунин очень редко описывает цветущий сад, более соответствующий человеческим представлениям о рае Поэт изображает, как правило, сад ранней весной или поздней осенью, но, в отличие от классической традиции, осенний и весенний сад у Бунина — это чаще всего «пустой», «голый» сад «Сквозящие» в таком саду деревья или воздух («сквозной/сквозит» -постоянный троп Бунина) дают визуальный эффект гармонически целостного мфобытия, в котором человек чувствует «счастье жизни» Сад является наиболее частотным «знаком» творческого состояния лирического героя — особого, «райского» чувства свободы, которая сродни пушкинской «тайной свободе» Осенний/весенний сад актуализирует образ Адама и мотив «потерянного рая» на уровне лирического героя, для которого «возвращенным раем» становится его «райская чувственность»

В дни «русского катаклизма 1917 года» (ЖНива) «потерянным раем» становится для Бунина Россия («Потерянный рай», 1919) В этом стихотворении, написанном в традициях жанра народного духовного стиха «Плач Адама», ясно чувствуется авторское отношение к русскому народу, оказавшему в положении изгнанных из рая, поддавшихся искушению «социальной революции» прародителей человечества Особенно значим в этом стихотворении собственно духовный аспект присутствие Адама и Христа в смысловом пространстве одного текста свидетельствует о точном следовании Бунина догматическому положению о том, что жертва Спасителя призвана искупить первородный грех прародителей Финальная покаянная «молитва» падших прародителей, олицетворяющих русский народ, перекликается с пророческими словами поэта о том, что человечеству суждено «возвратиться» к Назарету как «отчей обители» всего христианского мира («На пути из Назарета»,1912) Пережив «падение России и падение человека», Бунин в стихотворениях 1917-1923 годов все более глубоко проникает в христианскую аксиологию и христианский смысл истории — это последний и самый яркий период поэзии Бунина Творческое «возвращение» в «потерянный рай» России осуществилось для человека в мире Бунина только в лирическом романе «Жизнь Арсеньева», более всего близком в исследованном аспекте его поэзии

Безусловно, в поэзии Бунина — поэта начала XX века - можно отметить и мифологические воззрения и образы, однако в диссертации доказывается, что

в его творческом сознании религия не сосуществует на одном уровне с мифом и тем более не подменяется мифом, что было свойственно модернистскому сознанию Миф и религия для него - соотносимые, но две принципиально разные сферы духовного и культурного опыта человечества В диссертации рассмотрены и богоборческие стихотворения, свидетельствующие о сложности духовного пути Бунина Но в них «героем», как правило, становится лирический субъект, соединяющий в себе черты ролевого и лирического героев, что позволяет автору дистанцироваться от их богоборческого пафоса

Так в творчестве Бунина сохраняется догматически целостная библейская парадигма «потерянного рая» в системе характерных для нее мотивов и образов Чувственно переживаемая память о рае, «обрастая» религиозными, культурными и бытийно-пейзажными символами, становится доминантой его поэзии

Третий раздел второй главы «Зачем, о Господи, над миром/Ты бытие мое вознес?»: «адамизм» как антропологическая и поэтологическая проблема в поэзии И.Бунина». Библейская антропология, присутствующая в мире Бунина на образно-мотивном уровне и уровне универсальных моделей человека («героями» его поэзии являются Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Соломон, Рахиль, Каин, Авель), позволила ему показать разные грани человека XX века в его безлично-родовых и личностно-духовных проявлениях Но, как и для многих поэтов серебряного века, наиболее интересна для Бунина библейская модель Адама Образ Адама встречается в творчестве всех крупных поэтов этого периода Но если в теориях и произведениях символистов мифологизировался андрогинизм Адама, для акмеистов (и футуристов) Адам востребован более всего как «первый поэт и нарицатель имен», то для Бунина Адам актуален в двух аспектах

В антропологическом аспекте, сохраняя в основе библейскую смысловую доминанту, представляющую Адама как человека вообще, изгнанника из рая, прародителя, первого поэта, Бунин наделяет своего Адама индивидуально-авторской характеристикой - «живой страстью» («Сатана Богу», 1903-1906) В известной мере Бунин отдает дань богоборческим настроениям своей эпохи и одной из универсалий серебряного века — идее «живой жизни», призванной «реабилитировать» естественные страсти человека, однако эта грань его «адамизма» найдет оригинальное воплощение в поздней прозе

В поэзии «живая страсть» бунинского Адама преобразуется в творческую способность лирического героя-поэта вспоминать о рае Так его чувственные переживания, преображаясь в райское мироощущение творческой личности, приобретают духовные характеристики Человек в лирике Бунина выступает в «роли» Адама, сохранившего творческую способность возвращать «потерянный рай» в этом отношении антропологическая модель Адама пересекается у Бунина с поэтологической моделью В диссертации высказывается предположение о том, что «адамизм», на который по-разному, но столь ревностно претендовали многие поэты серебряного века и который

явился общей эстетической потребностью эпохи, получил наиболее убедительную художественную реализацию именно в творчестве Бунина

Адам в поэтологическом аспекте актуален для Бунина именно в русле христианской антропологии как целостный и гармоничный человек, с одной стороны, имеющий богоподобный статус, соприродный Творцу (по образу и по подобию), а с другой- соприродный тварному миру(«из персти земной») Именно такие характеристики получает лирический герой-поэт в его творчестве («Памяти друга», «В горах», 1916) Отсюда и творческие задачи поэта «Я человек как бог, я обречен/Познать тоску всех стран и всех времен» («Собака», 1909) и «Мне жребий дан творца» «соприкоснуться душой со всем живущим» («Памяти друга», 1916) Именно этим обусловлена возможность для поэта у Бунина «почуять темный след» «древнего детства» человечества и на основании этого чувственного опыта, преодолевая время и пространство, обрести духовную возможность осознать, что «нет в мире разных душ и времени в нем нет» («В горах», 1916)

Поэт у Бунина — тоже избранник, вознесенный над миром, но не в романтическом или модернистском понимании избранничества, а в значении дарованной ему Богом способности вспомнить в себе Адама в целостности его чувственно-душевных проявлений Осознание особости поэта, его «вознесенности» над миром как дара Божьего связывает его с русской классической традицией, хотя в поэзии Бунина нет декларативных заявлений о пророческой миссии поэта Не случайно в стихотворении Бунина «Звезда дрожит среди вселенной»(1917), где прозвучали строки о «вознесенности поэта», появляется «потир» (греческое слово, означающее Чашу для Причастия) как метафора бытия поэта, символизирующая его жертвенное, «евхаристическое» служение людям Бунина можно было бы упрекнуть в тщеславии и поэтической гордыне, если бы не суждение арх Иоанна Сан-Францисского о «евхаристическом смысле» поэзии и поэте «милостью Божьей» Бытие творческой личности вознесено над миром еще и потому, что творческий человек испивает в самой полной мере «чашу жизни» «Земные скорби» и «небесные слезы» символизируют не только «всеведенье поэта», но и душевный и духовный опыт человека Ведь «вознесенность над миром» может быть истолкована и как особое положение человека как венца Творения в мирозданье В этом смысле Бунин как поэт истинный стал пророком «вспоминающим»

В третьей главе «Homo spiritualise в лирическом творчестве А.Елока исследуется та антропологическая модель, которая позволяет осознать противоречивость и вместе с тем определенность духовного вектора творческой эволюции поэта Эта антропологическая модель может быть осознана в сфере художественного творчества как «человек духовный» (или «томимый духовной жаждой»), сознательно и целенаправленно стремящийся к служению высшим Божественным категориям и Сущностям

«Homo spiritualis» становится доминирующей антропологической моделью символизма, но при этом символизм и его поэты вызывают самые большие «нарекания» в духовном аспекте, а наиболее спорным оказывается

духовный статус самого значительного поэта начала XX века А Блока, вокруг личности и духовно-творческого пути которого вот уже на протяжении почти целого столетия продолжаются споры Возобладавший во многих современных исследованиях тезис о П Флоренского о духовном падении самого значительного поэта серебряного века, содержит, по точному замечанию Н Бердяева, «большую религиозную правду о всей русской поэзии начала века» Вместе с тем «религиозный суд» над Блоком существенно упрощает, а в чем-то и искажает реальную поэтическую судьбу Блока

В творчестве Блока получил свое завершение новый тип поэтического творчества, понятийно оформившийся в термине «лирический герой» (Ю Тынянов) — особой форме выражения авторского сознания в лирике, предполагающей максимальную личностную близость героя автору как субъекту антропологической и поэтологической активности Вместе в тем в лирическом герое «лирическое «я» есть «мы» зарисованных сознаний» (А Белый) В этом смысле лирический герой Блока в большей степени, чем в творчестве других поэтов начала века, представляет духовный путь человека XX века.

В первом разделе третьей главы «Томимый «духовной жаждою»: поэт-пророк и/или поэт-теургЪ> рассмотрены поэтологические модели, в русле которых происходило поэтическое самоопределение Блока

«Процесс тотальной мифологизации культуры в ходе подмены ее духовно-православного содержания святостью объектов секулярной культуры, выраженных в понятиях гений, творец, пророк и тд» (курсив С Климовой «Феноменология святости и страстности в русской философии культуры», 2004), особенно заметный в мире символизма, не мог не отразиться на традиционных представлениях о поэте Созданная в символизме новая поэтологическая модель «поэта-теурга», при внешнем совпадении духовных претензий, оказалась мифологизированной, а значит секуляризированной версией традиционной для русской поэзии пушкинской парадигмы «поэт-пророк». На основании исследования поэтических текстов и теоретических работ поэтов-символистов в диссертации выявлена разнонаправленность духовно-эстетических устремлений поэта-пророка и поэта-теурга Пророк призван был прорицать и просвещать «чистыми ученьями» «любви и правды» (М Лермонтов), а теург - преображать искусством Для пророка «горнее» и «дольнее» равноценны и одинаково открыты для познания, для теурга «горнее» просвечивает в «дольнем» как тайна и становится единственной целью познания, при этом тайное, мистическое знание может иметь как сакральный, так и инфернальный источники Как и пророку, теургу нужен новый «язык», однако вместо «Глагола», по определению содержащего значение «Слова Божьего», у символистов некое тайное знание, которым обладает поэт, потребовало особый «шифр» для его вербализации, отсюда возникают теории символа и мифа Но самое большое различие коренится в отношении сердца поэта и тех, чьи сердца он призван был «жечь» сердечное общение поэта с

адресатом приобретает глубоко интимный и мистический характер эротической «духовности» духе софиологии В.Соловьева и «дионисизма» Вяч Иванова

Выбранный в диссертации ракурс исследования позволил выявить «механизмы» секуляризации основной парадигмы русской поэзии, которая осуществлялась на путях синтеза изначально противоположных установок христианской антропологии и модернистской поэтологии Заложенная Создателем при Сотворении творческая потенция человека преобразилась у символистов в учение о поэте как человеке, имеющем «иную онтологию человеческого существа» (Н Бердяев) Отсюда, вместо преображающего человека в поэта «веления» Бога — утверждение об изначальной поэтической сущности поэта, пребывающего поэтом всегда и во всем, в каждую минуту своей жизни Стихия чувственности (как «укоризненной» страстности человека), противопоставленная изначальному служению человека Богу, стала напрямую соотноситься с религиозным подвижничеством

На основании анализа лирических произведений Блока в диссертации показано, как Блок, будучи поэтом пророческого склада, в своем лирическом герое художественно осуществил попытку синтеза пророческого и теургического дискурсов, что явилось одной из основных причин трагической антиномичности его художественного мира

В теурге Блока трагически реализовалась и попытка синтеза двух «прототипов поэта», двух «героизированных теорий творчества» (по терминологии И Анненского) античной теории поэта-гения, который «был демоном, а поэзия оказывалась чем-то вроде божественной игры» и сохраненной Библией «пассивной формой гения» — собственно пророка. Демонизация, о которой так много пишут в связи с духовной сущностью творчества Блока, на наш взгляд, в первую очередь была для поэта формой «поэтической игры» ученые (О Кривцун) не случайно считают дионисизм одним из проявлений артистизма в культуре начала XX века. Однако ницшеанское содержание артистизма демонизировало «игры» в античность, и Блок лучше многих осознал духовную сущность дионисизма как «знакового» явления символистского искусства («Второе крещение», 1908)

И все-таки с пушкинским пророком поэта сближает то томление «духовной жаждой», то «безумное чаянье святынь» (И Анненский), которые обрекали его на интенсивный духовный поиск, отразившийся в поэтологической эволюции лирического героя Блока В диссертации разворачивается система доказательств того, что в лирических циклах третьего тома А Блок обретает статус пророка, но это обретение происходит апофатическим путем- «видение же поэтом мира бесовского служит обнаружению света» (Н Бердяев) Но такое - апофатическое познание -происходит в мире Блока «ценою утраты части души», по признанию самого поэта, поэтому главным символом его творчества является образ-символ «сердце»

Во втором разделе третьей главы «Из сердца кровь струится»»: «сердце» как символ христианской антропологии в творчестве А.Блока»

рассмотрен основной образ-символ лирической трилогии А Блока как средоточие духовной борьбы его лирического героя

Символы всех религий, особенно христианской, имеют тайный смысл, строго соответствующий основным догматам веры Символ несет в себе «часть энергии архетипа» (С Аверинцев), который он представляет в нашем сознании- такое понимание символа особенно характерно для восточнохристианской традиции Методологическим основанием в данном аспекте служит положение о том, что символизм в религии и искусстве «использует символ одинаково» (А Петраков)

«Верность» и «измены» - основополагающие философско-эстетические категории творчества А Блока, получившие поэтическое воплощение в ряде символов, прежде всего, в образе-символе сердца, являющегося средоточием духовной жизни личности Положение о том, что личность человека есть не «данность», а «задание»(Н Бердяев) сближает философскую и христианскую антропологии, где человек достигает «единства и цельности на протяжении всей жизни» Но только в христианской традиции жизненный путь человека оценивается как «лествица духовная», смысл которой в восхождении к Богу, возможному благодаря изначальной духовности человека

Блок следует Библейской традиции, вполне отразившейся в народной ментальности, где понятие «сердце» и понятие «душа» иногда заменяют друг друга Вместе с тем в христианской антропологии «сердце» и «душа» иерархически структурированы Так В В Зеньковский понимает «сердце» как эмоциональный центр, которому принадлежит иерархический примат в структуре души Сердце в исходном библейском значении есть орган познания, ибо «ум в конце концов укоренен и центрирован в сердце, так как личность имеет единый сокровенный центр» «Священные писатели знали о высоком значении головы в духовной жизни человека; тем не менее средоточие этой жизни они видели в сердце» (П Д Юркевич) Столь значимая для поэта духовно-эстетическая категория пути содержит в себе и значение «путь души», «то приближающейся к Богу, то удаляющейся от Него в зависимости от ошибок, падений, событий, встреч » (М Бахтин)

В диссертационном исследовании высказывается предположение, что именно художественная логика развития образа сердца как символа христианской антропологии обусловила сюжетно-композиционную логику его лирической трилогии, главной темой которой становится тема «утраты части души» В этом аспекте «второе» и «третье крещение» есть этапы основного, «сердечного сюжета» трилогии Попытка верности «первому» крещению (согласно православной традиции крещению Духом Святым) вступает в сердце лирического героя в трагический конфликт с «радостью» («Но посмотри, как сердце радо») второго —«снегового» (в «Снежной маске») и «огневого» «крещения» (в «Фаине»), несущего «мученье» и «гибель» Этим и обусловлено то «угрюмство», которое Блок так не хотел воспринимать как «сокрытый двигатель» его душевной жизни «Крест, лежащий на нас вследствие грехопадения в раю, тяжел И оттого ложится на нашу душу

печать «угрюмости», некоего внешнего долга, который гнетет нас» (В Зеньковский)

«Смерть души моей печальной» в цикле «Страшный мир» привела к появлению образа мертвого сердца («Сердце - крашенный мертвец»), а также мотива потери сердца («Где сердце7 — «Закинуто в омут») Но от «окамененного нечувствия», которое символизирует в христианской антропологии крайнюю степень духовного омертвения, лирического героя Блока спасает пушкинский «тайный жар», который отмечала в Блоке М Цветаева, необычайно сильное в нем желание «быть верным», служить «добру и свету», «безличное вочеловечить», то есть вернуть человеку его личностный, духовный статус, «оживив» сердце

Однако оживление «сердца-мертвеца», происходящее в битве за душу человека как отражении «вечного боя», происходит не менее трагично, чем его «смерть» Блок предполагает два возмоясных исхода этой «битвы», что повлекло за собой два образа сердца «сердце плачущее», не могущее «жить покоем», из которого «кровь струится», и «растерзанное сердце» (цикл «На поле Куликовом», 1908) В «плачущем» сердце», в котором «нет покоя», «вечный бой» длится, в «растерзанном сердце» исход битвы предрешен «И падают светлые мысли,/Сожженные темным огнем'» Признаком духовной зрелости Блока является осознание бессилия человека в желании справиться со своим мятежным сердцем, поэтому отчаявшийся человек обращается к Той, чей «Лик нерукотворный светел навсегда», не случайно цикл «На поле Куликовом» завершается призывом к молитве «Теперь твой час настал — Молись'» Однако и здесь, как и во многих стихах А Блока, именно в силу их символистской многоплановости, таится загадка «Молись о том, чтобы быть верным, быть «светлым навсегда» ( Г Федотов) Но это может быть и молитва перед гибелью, тем самым «третьим крещеньем» и для души поэта и для Руси (ведь «наш путь»), чья «грудь» (сердце — О Б) «пронзено» «стрелой татарской древней воли» У Блока так и не происходит окончательного оживления сердца на пути его обращения к Богу, но происходит рождение чувства «эпической общности с национально-историческим целым» (В Мусатов) в трагической противоречивости души России-Руси Поэму «Двенадцать» можно расценивать как неизбежное для поэта продолжение темы борьбы за «сердца людей»

В третьем разделе третьей главы «Чую в будущем подвиг души»: к вопросу о духовном пути А. Блока» рассмотрена поэма «Двенадцать» в контексте обозначенной проблематики и символики как самое сложное и загадочное произведение XX века, от истолкования которой в конечном счете зависит представление о духовном пути Блока Однако антиномизм как основная черта блоковского мировоззрения и поэтики предопределил и крайнюю противоречивость в оценке итогового произведения поэта Воспринятая как политическое произведение, эта поэма ввела Блока в советскую литературу Истолкованная как религиозная произведение, она обеспечила своему автору участь стать объектом постоянных споров в философских, богословских и научных кругах

Многочисленные и самые противоположные трактовки поэмы «Двенадцать», безусловно, вызваны появлением образа Христа в ее финале, причем спорным является и вопрос о закономерности или алогичности его появления Предпринятая в диссертации попытка систематизации противоположных оценок финала поэмы позволила вывить три основных подхода 1)образ Христа имеет спектр положительных коннотаций, но с опорой на софиологические взгляды Блока и распространенную в серебряном веке идею «Третьего Завета»(В Непомнящий, Н Коржавин, И Есаулов), 2) Христос — обманный образ, фантом, подмена, «прелестное видение», это антихрист, надевший личину Христа (П Флоренский, С Булгаков, Д Андреев, В Вейдле), 3) этот образ лишен мировоззренческой значимости, а является исключительно эстетической «сущностью», «маской», одним из «проявлений» лирического героя Блока, его мифопоэтического статуса (М Пришвин, С Аверинцев, В Топоров) Общим для этих подходов является утверждение, что «это Христос, но не христиан, не Писания и Предания» Следует признать справедливость этого утверждения с позиций христианской духовной традиции в этом смысле кощунственно и «трагично» всякое художественное изображение Спасителя, равно как и философское его осмысление Вместе с тем имя Христа, будучи религиозным и культурным «Символом», несет вполне определенные и узнаваемые духовные смыслы, и вопрос состоит в нарушении или следовании традиции религиозной символизации

В диссертации поэма «Двенадцать» рассмотрена в целом ряде контекстов всего творчества Блока, споров о духовном статусе русского интеллигента, развернувшихся вокруг сборника «Вехи»(1909), идеологии «скифства» (1917-1919), многочисленных интерпретаций, данных учеными и философами в разные исторические периоды Трактовка поэмы в аспекте основной проблемы диссертационного исследования позволила обозначить ряд новых граней ее символики и уточнить некоторые положения предшественников

Поэма «Двенадцать» и ее автор могут быть осознаны в аспекте того неизбежного для человека христианской духовной традиции и всего христианского мира акта богословия «Мир богословствует, даже когда молчит о Боге и изгоняет Божию святыню из человечества» (Арх Иоанн Сан-Францисский) Наделенный гениальной чуткостью («чело века» по А Белому), Блок почувствовал богословствующую суть той эпохи, что изгоняла «Божию святыню из человечества» и показал духовную трагедию народа и человека, оказавшихся в состоянии «бегства от Бога» (М Пикар) Поэт ощутил онтологическую невозможность человека убежать от Бога, так как «сам Бог есть то, что защищает и оберегает мир в этом бегстве от Него» (С Франк) В появлении Христа в финале поэмы сказалась глубокая христианская интуиция Блока, почувствовавшего, что Христос неуместен, невозможен, но тем более необходим людям, готовым многократно преумножить Петрухин (Петров) грех отречения от Христа и оказаться во власти сатанинских стихий Религиозный сюжет поэмы есть сюжет

богоотступничества, духовным результатом которого становится изживание христианских ориентиров и опор из народного сознания («Ко всему готовы, ничего не жаль») Именно христианская система ценностей в конечном итоге легла в основу различения Блоком «контур добра и зла», и это позволило ему «увидеть», что в «слепоте своей» («пурга пылит им в очи») запутавшиеся и «бездомные» люди «наткнутся» на Бога («Ты не оставляешь ничего Тобою созданного» (Блаж Августин))

Русский поэт и русский интеллигент Александр Блок не мог оставить своих грешных, утративших Бога героев в ночном, метельном, сатанинском мире без всякой надежды Ведь, усиливая в последних двух главах мотив движения («И идут», «Вдаль идут», «Вперед»), автор поэмы не мог не думать о направлении, перспективе этого «державного шага», о том, чем в итоге окончится «бессмысленный и беспощадный русский бунт» и «бегство от Бога» Задавая в конце 1-й главы поэмы вопрос «Что впереди9», автор находит на него только один ответ «Черное, черное небо», т е то же, что «позади», «теперь» и «всегда», что характерно для хаоса «страшного мира» Между тем «державный шаг» требовал направления и цели, и только имя Христа размыкает этот круг во времени, определяя возможность движения именно «вперед», возвращая словам их изначальный смысл Само имя Христа (даже при наличии пресловутого и вызывающего так много споров «белого венчика из роз») в последней строке поэмы является единственным источником Света, ибо сакральная семантика Имени содержит значения «Свет» и «Путь» Уже это делает духовно мотивированным появление Христа в финале поэмы при явном несовпадении образа и Имени

Однако автор, как и его герои, находится в том же состоянии «бегства от Бога», следствием которого всегда становится путаница во внутреннем существе человека (свидетельство тому — хорошо известные дневниковые записи периода написания поэмы о «сожалении» Блока по поводу неизбежности Христа, о необходимости «Другого», вызывающего множество истолкований) Апофатическая форма художественного познания Блока, влияние теургии, дионисизм как грань его артистизма, поиски Бога вне покаяния и Церкви, «без креста» — все это предопределило тот странный облик, в котором он провидит явление Христа в финале поэмы В трагические дни истории Блок так и не смог «придумать» ничего и никого, кто был бы способен предложить иной путь спасения человека от сил зла, кроме Добра, Любви, Милосердия, Красоты и Истины, олицетворением которых было и остается само имя Христа «А все-таки Христа я никому не отдам» (А Блок), потому «светел навсегда» Его образ в конце поэмы Так произошло осуществление того «подвига души», о котором мечтал Блок в начале своего творческого пути «Чую в будущем подвиг души» Вместе с тем «подвиг души», осуществленный «ценой утраты части души», в конечном итоге стоил самому Блоку поэтической «глухоты» и жизни В поэме «Двенадцать» поэт пророчески прозревает в «холоде и мраке грядущих лет» Иисуса Христа как тот единственный выбор, который,

преодолев свои «разрывы, надломы и концы» (П Сувчинский), в конечном итоге своего исторического и духовного пути призвана сделать и Россия

В четвертой главе "Homo faber "в поэтическом творчестве Н.Гумилева» рассмотрена антропологическая модель поэзии Н Гумилева во взаимодействии ее философского и эстетического значений

"Homo faber " в сугубо философском значении («человек деятельный») есть антропологическая «версия» человека в натуралистических, позитивистских и прагматических учениях, во многом противостоящая "homo sapiens" Человек предстает как особый вид животного, и на первый план выдвигаются чувственные ощущения, инстинкты и влечения, а все проявления разума и культуры есть «всего лишь дополнительные эпифеномены чувственного» (П С Гуревич) Но "homo faber" понимается и как «человек-ремесленник», задача которого — «изготовление орудий для изготовления орудий» (Вяч Вс Иванов) Это «мастер», кто «зачарован использованием орудий, кто имеет в жизни скорее инженерный, чем мистический подход», поэтому "homo faber" есть «идеальная личность Запада» (А Жакелен) В этом отношении, по справедливому мнению А Жакелена, в силу своей односторонности и бездуховности, "homo faber" «может стать трагической фигурой, если он не дополнен или исполнен homo ludens» Нам представляется возможным спроецировать эту философскую модель на творчество Н Гумилева, рассматривая ее, конечно, уже как эстетическое понятие, сохраняющее тем не менее свои философские смыслы В сугубо духовном ключе Н С Гумилев является не менее спорной фигурой начала XX века, чем А Блок так, в частности, Гумилев одним исследователем назван «дьяволом» серебряного века (С Слободнюк), а другим - «поэтом православия» (ЮЗобнин) Проблема, как будто бы однозначно решенная в монографии Ю Зобнина, далеко не исчерпана и открывает новые интересные грани в аспекте христианской антропологии.

Первый раздел четвертой главы «Иду в пространстве и во времени»: «поэт-путник» в лирике Н. С.Гумилева».

В поэтическом мире Гумилева в основу определения личности могут бьггь положены две черты, отмеченные его современниками Во-первых, уникальной для русской поэтической традиции является данная Блоком характеристика самого Гумилева как «иностранца в русской поэзии», в чем можно усмотреть достаточно обидное для русского поэта обвинение в чужеродности его ментальных и эстетических проявлений Странствия (исследование, охота, война) как основная форма творческого поведения Гумилева, образующая основной сюжет его лирики, может быть осмыслена как «деятельность», лежащая в основе его лирического героя как "homo faber" Это нерусский, западный тип личности, и несвойственное русским восприятие жизни как источника земных удовольствий, поддержанные отчасти латинской формой христианства Во-вторых, лирического героя поэта Ю Айхенвальд характеризует как «мужчину по преимуществу» в его родовых и профессиональных мужских проявлениях муж (влюбленный), воин («стрелою)), путешественник («мореплаватель») Такой принцип

идентификации также не свойственен русской литературной традиции Действительно, лирический герой ранних сборников Гумилева — носитель исключительно мужских профессий - сочетает юношеское и мужественное и предстает как сильная личность, причем «сильная телом личность» (М Бахтин)

Вместе с тем уже в ранних сборниках достаточно заметны мотивы театра, реализующиеся в ролевых формах лирического сознания Гумилева, «масках» лирического героя и моделировании сюжетных лирических ситуаций по «лекалам» мифологии и культуры В столь разноплановом наборе имен мифологических, библейских и исторических персонажей его стихотворений (Заратустра, Синдбад, Помпей, Одиссей, Каин, Дон Жуан, Агамемнон, Адам, Андрей Рублев др) преобладают герои с явно выраженным активным деятельным началом

Как и в мире Бунина, герой Гумилева отправляется на «Восток Ксеркса» (В Соловьев), однако обилие и пестрота географических наименований земель, стран и морей свидетельствуют о том, что странствия не имеют определенной познавательной или сакральной цели, а являются формой деятельного участия в жизни Для Гумилева в первую очередь значимо буйство молодых жизненных сил и молодой деятельной души, ищущей земных радостей и наслаждений, в отличие от бунинского человека, стремящегося не только ощутить красоту мира, но и решить для себя проблемы «исторические, философские, религиозные» Если для Бунина точность в описании посещаемых им стран и земель есть доказательство их подлинности, то для Гумилева стремление с «вещности» вызвано желанием подчеркнуть слияние его лирического героя, увлеченного «пеньем бунтующей крови», с буйными силами «цветущего бытия» В переломные для его творческого сознания годы Н Гумилев называет этот период жизни «слепым блужданием души» («Вечное», 1912) и приходит к пониманию «Может быть, мне совсем и не надо героя » («Современность», 1911) Так если бунинский герой стремится в «рай», блоковский герой попадает в «ад», то герой Гумилева - в «жизнь»

Вместе с тем осуществленная в диссертации новая трактовка образа «поэта-путника» как поэтологического проявления "homo faber" основана на исследовании преемственных связей Гумилева с философским и литературным творчеством К Н Леонтьева Идущий от К Леонтьева интерес к Востоку повлек за собой некоторые черты его «эстетики жизни», в основе которой лежат постулаты «разнообразие в единстве» («цветущая сложность» мира), «борьба» (как неизбежное следствие «неравенства» и разнообразия) и красота (прежде всего внешней формы) в их неразрывном единстве Возможно, этим, хотя бы отчасти, можно объяснить преданность Африке и «африканской культуре» как самых воплощенных экзотизмов (по классификации Л Геллера, признаками экзотизма являются расстояние, «чужесть», необычайность) Так «Восток» становится в мире Гумилева особой «зоной» эстетики, а его лирический герой осуществляет себя в эстетическом познании и самоопределении Этим во многом и обусловлена

«тоска по чужбине» (Ю Айхенвальд) как эстетическое чувство Гумилева, в чем-то помешавшее ему столь же эстетически воспринимать «родину»

Любовный сюжет Н Гумилева, просмотренный в русле христианской антропологии, уже в ранней лирике обозначил тему «мудрости тела», не совпадающего с понятием «плоть» как греховного проявления телесного При этом если в ранней лирике тело «мудрее» духа, что отчасти, как отмечено исследователями, вызвано полемикой с символизмом, то в зрелых стихах поэта «тело» «слепо повинуется» духовному порыву его лирического героя («Солнце духа») Но эротическая тема - самая драматичная в творчестве Н Гумилева, вполне осознававшего, что его «душа осаждена/Безумно-страстными грехами»

Несмотря на частые обращения лирического героя к Богу, мотив «блужданий» по «жизни» возвращается уже в стихотворениях 1917-1918 годов, приобретая метафизический характер «Я заблудился/ В слепых переходах пространств и времен» В этом отношении программное и столь изучаемое стихотворение «Заблудившийся трамвай» (1919) - совершенно закономерное явление его творческого пути Но блуждание у Гумилева — и эстетическая категория, неслучайно столь часты у него мотивы сна и видения как творческих состояний души художника, в которых она, попадая в разные времена и культурные эпохи, осознает свое предназначение в мире и обретает ориентиры Как и у Бунина, творческая память художника позволяет ему познать, правда, скорее себя, чем «тоску всех стран и всех времен» При этом поиск пути к России, к «родимым рекам», в отличие от Бунина и Блока, для Гумилева был самым трудным

В поэзии Гумилева просматривается «блуждания» и странствия мужской души в ее становлении и динамике от сугубо мужских телесных и душевных радостей к духовным высотам (посту, бдению и молитве) вполне в русле христианской антропологической традиции

Во втором разделе четвертой главы «Значок великого артиста»: душевное и духовное в аспекте парадигмы «поэт-артист» исследован поэтический «механизм» преображения поэта-артиста в «боговдохновенного мастера» (М Цветаева), «великого артиста»

Точное наблюдение М Цветаевой позволяет направить исследовательскую мысль в русло выявления особого вектора деятельности "homo faber" в мире Н Гумилева Традиционно собственно духовная работа лирического героя поэта осмыслена как сохранение аксиологической доминанты «просто верующего человека» (Ю Зобнин), что само по себе значимо в эпоху богоискательства, богостроительства, теософских, антропософских и сектантских увлечений Однако, как и у Бунина, но в отличие от Блока, духовные устремления синтезированы с эстетическими, основанными на чувственности как «естественной» форме познания Конечно, артистизм Гумилева имеет более выявленный, «намеренный» характер, а его чувственность, сохраняя метафизические признаки отношения Творца и тварного мира, уже в полной мере становится основой артистического типа

личности, поэтому Гумилев мечтает о сотворчестве тела, души и духа в рождении «шестого чувства»

Между тем, наследуя символизму, но и «преодолевая» его, акмеисты искали свои модели артистизма и пророчества Для акмеистов, как и для символистов, артистизм осознавался «как квинтэссенция эстетизма» и означал «признание красоты высшим благом и высшей истиной, а наслаждение красотой — высшей способностью и жизненным принципом» (ОКривцун) Но в «артистическом» для них наиболее значимым было проявление собственно художественного начала, поэтического мастерства Акмеизм имел и иную духовную установку, предполагавшую опору на христианскую традицию в ее религиозном и культурном проявлениях Именно такое представление об акмеизме сложилось в современном литературоведении (С Аверинцев, Л Кихней)

В диссертационном исследовании рассмотрена поэтологическая эволюция Н Гумилева, направленная от образа поэта-пророка к артистической концепции творческой личности У раннего Гумилева («Пророки», 1905) пророками предстают именно те, чьи «очи ясны и глубоки/Грядущим пламенем зари», то есть поэты-символисты, теурги, однако здесь налицо переклички не только с пушкинским стихотворением, но и с гонимым и осмеянным «пророком» М Лермонтова «Но им так чужд призыв победный,/ Их давит власть бездонных слов, /Они запуганы и бледны/В громадах каменных домов» Удивительно то, как совсем еще юный Гумилев точно почувствовал в стихах символистов давящую тяжесть «бездонных слов, не могущих поэтому дойти до сердец людей

В стихотворении «Поэту» (1908), статье «Жизнь стиха» (1910) Н Гумилев провозглашает «эру эстетического пуританизма, великих требований к поэту как творцу и мысли или слову - как материалу искусства», и этими «великими требованиями» оказываются «вериги трудных форм», но возложенных поэтом на себя «во славу своего бога, которого он обязан иметь» Пророчество воспринималось акмеистами как своего рода «соблазн быть Моцартом» (МГаспаров), искушение гордыней Этим в диссертации объясняется столь частотный образ серафима в лирике Н Гумилева, как бы ищущего будущего пророка, но в конечном итоге выполняющего функцию стороннего наблюдателя В этом смысле хорошо известная ироничность многих стихов Гумилева, предполагающая «условное», «обратное» прочтение, снимает с автора ответственность за сказанное, обращает все в шутку, в некое «несерьезное действо» Такое прочтение предполагает и обозначение себя «великим артистом» в «Персидской миниатюре», и размышление о «жизни настоящей» и жизни искусства в стихотворении «Восток и нежный и блестящий» и других

Н Гумилев, будучи, в отличие от Блока и Бунина, действительно в самой большей степени «поэтом православия», тем не менее, культивировал в своем лирическом герое-поэте артистические начала Однако духовный итог поэтов, столь разных в личностных и творческих устремлениях, во многом совпадает В самом заглавии «Огненного столпа» как итогового сборника

Гумилева обозначены те «два маяка» (Вяч Иванов), которые освещают блуждающим людям путь в «ночи» Действуя по законам своей эстетики, Гумилев, в отличие от Блока, целомудренно зашифровал имя Бога в названии последней, посмертно изданной книги Однако, при всей его «полисемантичности», в названии этого стихотворного сборника вполне угадывается отмеченная комментаторами цитата из «Книги Неемии» «В столпе облачном Ты вел их днем и в столпе огненном — ночью, чтобы освещать им путь, по которому идти им» «Огненный столп» — это символ Божьего Огня как Света, освещающего заблудившемуся в ночи человеку и блуждающему в «ночном» периоде истории народу путь от рабства к свободе, от душевных метаний к духовной стойкоста, от ропота на Бога к надежде на Его Милосердный Суд

В Заключении подводятся основные итоги исследования и делается общий вывод о сохранении в русской поэтическом сознании начала XX века основной парадигмы христаанской антропологии — иерархичного человека, совершающего восхождение по «лествице духовной»

Основные публикации

Монография:

1 Бердникова О А «Так сладок сердцу Божий мир» Творчество И А Бунина в контексте христаанской духовной традиции / О А Бердникова — Воронеж гос университет Воронеж Воронежская областная типография-издательство им Е А Болховигинова 2009 — 272 с

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

2 Бердникова О А «Второе крещение» А Блока / О А Бердникова // Вестник Воронежского государственного университета Серия 1 Гуманитарные науки —Воронеж, 2001 —№ 1 —С 155-178

3 Бердникова О А Возвращение в «потерянный рай» (Некоторые аспекты художественной антропологии И А Бунина) / О А Бердникова // Вестник Тамбовского университета Серия Гуманитарные науки Выпуск 5(61) - Тамбов, 2008 - С 289-295

4 Бердникова О А Мотавы искушения в творчестве И А Бунина в аспекте христаанской антропологии / О А Бердникова // Известия Российского государственного педагогического университета им А И Герцена, № 12(85) Общественные и гуманитарные науки Научный журнал - СПб, 2008 - С 279-286

5 Бердникова О А К вопросу о художественной антропологии И А Бунина / О А Бердникова // Вестник Тюменского государственного университета История Филология —Тюмень, 2009 №1 С 129-136

6 Бердникова О А Библейская антропология в мире И А Бунина / О А Бердникова // Русская литература - 2009 - № 3 — С 25-34

7 Бердникова OA «Поэт серебряного века» как духовная проблема / О А Бердникова // Вестник Костромского государственного университета - Кострома, 2009 -№3 —С 35-39

8 Бердникова О А Поэтологические модели серебряного века в контексте христианской духовной традиции к постановке проблемы / О А Бердникова // Вестник Воронежского государственного университета Филология и журналистика — Воронеж, 2009 - № 2 - С 16-23

Статьи по теме исследования:

9 Бердникова О А. Сюжет и композиция новеллы И А Бунина «Солнечный удар» / OA Бердникова //Поэтика литературы и фольклора -Воронеж Изд-воВГУ, 1980 - С 29-39

10Бердникова OA О соотношении лирическое и эпического в предреволюционной новелле И Бунина («Сын», «Казимир Станиславович», «Грамматика любви») / О А Бердникова // Поэтика реализма межвуз с б - Куйбышев Изд-воКГУ, 1982 -С 18-28

11 Бердникова О А Личность творца в книге И А Бунина «Освобождение Толстого» / О А Бердникова // Царственная свобода О творчестве И А Бунин межвуз сб науч трудов - Воронеж «Квадрат», 1995 — С 77-95

12 Бердникова О А Бунинская концепция художника в контексте романа об искусстве в русской и европейской прозе / О А Бердникова // Boumne revisite Cahiers de 1' emigration russe 4 — Paris Institut d' etudes slaves 1997. P 53-61

13 Бердникова OA Родина и чужбина в творчестве И А Бунина 19101920-х годов / О А Бердникова // Традиции и поиски Русская литература XX века сб науч статей, посвящ 80-летию со дня рожд A M Абрамова - Воронеж ИПЦ, 1997 - С 59-68

14 Бердникова О А «Лишь слову жизнь дана» И А Бунин / О А Бердникова // Русская литература XX века учебное пособие (Под общей ред Е Г Мущенко и Т А Никоновой) — Воронеж изд-во ВГУ, 1999 - С 22-39

15 Бердникова О А (в соавторстве с ТН.Куркиной) «Долг повелевает -петь» M И Цветаева / О А Бердникова // Русская литература XX века учебное пособие (Под общей ред Е Г Мущенко и Т А Никоновой) -Воронеж изд-во ВГУ, 1999 - С 273-302

16 Бердникова О А Жизнь и житие в прозе И А Бунина / О А Бердникова // И А Бунин в диалоге эпох межвуз сб науч трудов — Воронеж Изд-во ВГУ, 2002 -С.7-15

17.Бердникова OA «Достойны ли вы своих наследий9» (Три Толстых Ивана Бунина) / О А Бердникова //Филологические записки Вестник литературоведения и языкознания Вып 20 — Воронеж Изд-во ВГУ, 2003 -С 44-51.

18 Бердникова О А Томимые «духовной жаждой» (Об актуальных проблемах преподавания литературы Серебряного века)/ О А Бердникова //Славянский мир общность и многообразие Материалы международной научной конференции - Воронеж Изд-во ВГУ, 2003. — С.78-81

19 Бердникова О А «Оправдание добра» православная тема в «диалоге» русской литературы и литературы русского зарубежья / О А Бердникова // Социокультурные аспекты профессионально-делового общения Материалы между нар науч конф — Воронеж Изд-во ВГАСУ,2003 -С 120-122

20 Бердникова О А Путь и истина И А Бунина / О А Бердникова // Воронежский епархиальный вестник —2003 -№2 —С 125-129

21 Бердникова О А «Наш путь - степной» концептуальность образа степи в романе А Платонова «Чевенгур» / О А Бердникова // Роман А Платонова «Чевенгур» авторская позиция и контексты восприятия сб науч трудов, посвящ 50-летию со дня смерти писателя — Воронеж Изд-во ВГУ, 2004 -С 94-103

22 Бердникова О А Русский символизм учебное пособие / О А Бердникова - Воронеж изд-во ВГУ, 2005 - 27с

23 Бердникова О А Серебряный век. учебное пособие / О А Бердникова — Воронеж изд-во ВГУ,2005 -22с

24 Бердникова О А Стихотворение «И цветы, и шмели, и трава, и колосья» в контексте творчества И А Бунина опыт анализа / О А Бердникова // И А Бунина в начале XXI века межвуз сб науч трудов —Воронеж Изд дом «Кварта», 2005 —С 26-31

25 Бердникова О А «Темен жребий русского поэта»1 к вопросу о демонизме в поэзии русского символизма / О А Бердникова // Литература и культура в контексте Христианства Материалы IV междунар науч конф -Ульяновск Изд-воУлГТУ,2005 —С 111-119

26 Бердникова О А Творчество И А Бунина в контексте христианской духовности / О А Бердникова // II Задонские Свято-Тихоновские образовательные чтения «Духовно-нравственные основы патриотического воспитания». Сб науч статей — Липецк, 2007 — С 167-174

27 Бердникова О А Античная и Библейская модели поэта-пророка в художественном сознании серебряного века / О А Бердникова // Русский язык в современном мире Материалы междунар науч конф Часть II -Воронеж Изд-во ВГАСУ, 2007 -С 112-117

28 Бердникова О А «Сердце» как символ христианской антропологии в художественном сознании русских поэтов-символистов/ О А Бердникова // Современность русской и мировой классики / Под ред Б Т Удодова -Воронеж Изд-во ИИТОУР, 2007 - С 144-150

29 Бердникова О А Концепт «сердце» в лирической трилогии А Блока / О А Бердникова // «Живое слово разбудит уснувшую душу » материалы Всерос научно-практ конф — Липецк, 2007 — С 70-75

\ ,

JÎ

I

30 Бердникова О А Бог и человек в художественном мире И А Бунина (Бог Милующий и Бог Карающий в лирике поэта) / О А Бердникова //Актуальные проблемы изучения православной культуры Материалы научно-пракг конф «Славянская культура Истоки, традиции, взаимодействия» IX Кирилло-Мефодиевских чтений - Москва-Ярославль «Ремдер»,2008 -С 113-119

31 Бердникова О А Между Богом и миром антропологические аспекты поэзии И А Бунина / OA Бердникова // Вестник Воронежского государственного университета Серия Гуманитарные науки — Воронеж Изд-воВГУ,2008 №1 -С 197-206

32 Бердникова О А «Так сладок сердцу божий мир » Бог, природа и человек в поэзии Бунина (к вопросу о пантеизме) / О А Бердникова //Метафизика И А Бунина Межвуз сб науч трудов - Воронеж Воронежская областная типография - изд-во им Е А Болховитинова, 2008 -С 36-52

33 Бердникова О А Оправдание поэта (пророчество и теургия в поэзии серебряного века в аспекте христианской антропологии) / О А Бердникова // Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве Новое в истории русской литературы ТомII Часть2 -Санкт-Петербург МИРС,2008 -С 16-21

34 Бердникова О А Русский национальный характер в творчестве И А Бунина / О А Бердникова // III Задонские Свято-Тихоновские образовательные чтения «Духовно-нравственное воспитание и образование на основе национальных традиций» Сб науч статей -Липецк, 2008 -С 198-205

35 Бердникова О А Образ православной России в поэзии И А Бунина / О А Бердникова // И Бунин и русский мир Материалы Всерос науч конф, посвященной 75-летию присуждения Нобелевской премии писателю - Елец Изд-во ЕГУ, 2009. - С 9-20.

36 Berdnikova О «Tout est sauvage et splendide, comme en Éden» l'oeuvre d'Ivan Bounine et l'exotisme / О Berdnikova // Exotismes dans la culture russe Edite par Leomd Heller et Anne Coldefy-Faucard/ Etudes de letters 2009/2-3 p 187-201.

37.Бердникова О A «Все дико и прекрасно как в Эдеме» к вопросу об экзотике в творчестве И А Бунина / О А Бердникова // Филологические записки Вестник литературоведения и языкознания - Воронеж Изд-во ВГУ, 2009 Выл28/29 -С 167-180

Подписано в печать 16 1109 Формат 60x84 '/,6 Усл. печ л. 2 3 Тираж 100 экз Заказ 1881

Отпечатано с готового оригинала-махета в типографии Издательско-псыиграфического центра Воронежского государственного университета. 394000, Воронеж, ул Пупшннсьая, 3

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Бердникова, Ольга Анатольевна

Введение

Глава I

Антропоцентристские тенденции в философском и филологическом дискурсах.

1.1 .Религиозная и философская антропологии: содержание и объем понятий 1.2.Художественная антропология и поэгология в современном литературоведении

Глава II

Homo sensualis" в лирическом творчестве И.А.Бунина.

2.1. «Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне»: о чувствах и чувственности в поэзии Бунина

2.2. «Возвращение» в «потерянный рай»: «райские топосы» в творчестве И.А.Бунина

2.3. «Зачем, о Господи, над миром/Ты бытие мое вознес?»: «адамизм» как антропологическая и поэтологическая проблема в поэзии И.Бунина

Глава III

Homo spiritualis" в лирическом творчестве А.Блока.

3.1 «Томимый духовной жаждой»: поэт-пророк и/или поэт теург?

3.2.«Из сердца кровь струится»: «сердце» как символ христианской антропологии в творчестве А.Блока

3.3. «Чую в будущем подвиг души»: к вопросу о духовном пути А. Блока

Глава IV

Homo faber" в поэтическом творчестве Н.Гумилева.

4.1. «Иду в пространстве и во времени»: «поэт-путник» в лирике Н.Гумилева

4.2. «Значок великого артиста»: душевное и духовное в аспекте парадигмы «поэт-артист»

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Бердникова, Ольга Анатольевна

Современный антропологический бум в целом ряде наук обусловлен комплексом политических, социальных и культурологических факторов рубежа XX-XXI веков, когда произошло очередное «крушение гуманизма» и, следовательно, вновь встает вопрос о человеке и его статусе в мире. Наше время отмечено актуализацией антропологического ракурса исследования в гуманитарной сфере научного знания. Новые методологии и методики познания человека разрабатываются в философской, политической, исторической, социальной, культурной, психологической, педагогической антропологиях.

На рубеже XX-XXI веков, когда человек становится «проблемой», действительно можно говорить об «антропологическом ренессансе» (П.С.Гуревич). Возрождение антропоцентрических вариантов исследовательской парадигмы наблюдается в современной философской и филологической науке, а также в психологии и культурологи. Учебные пособия по философской антропологии, конференции в крупнейших вузах России, серии трудов «Русской антропологической школы», статьи в журналах «Философские науки», «Вопросы философии», «Филологические науки», «Человек», «Религиоведение», «Одиссей» и других, кандидатские и докторские диссертации по антропологической проблематике — все это свидетельствует об остром интересе современной науки к гуманитарному спектру проблем человека. Актуализации этого интереса во многом способствовала публикация в 1990-х - начале 2000-х годов большого количества богословских книг по проблемам религиозной антропологии. Христианская антропологическая традиция обнаружила неисчерпаемые запасы представлений, ранее почти не востребованных наукой, но оказавшихся способными объяснить многие трагические противоречия и эсхатологические настроения рубежа ХХ-ХХ1 веков. Необычайно возрос в наши дни интерес к традициям христианской антропологии, к богатейшему опыту которой все чаще прибегают ученые самых разных направлений научного поиска. «Если специфика человека подвергается элиминации путем чисто научного анализа и объяснения, тем самым бросается вызов самому существованию человека как человека. Было время, когда одной из наиболее серьезных задач философии считалось доказательство бытия Бога; видимо, уже трудно сомневаться в том, что в наше время важнейшей задачей философии является доказательство бытия человека» [Лгацци, с.79].

Вместе с тем налицо и обратная — анти-антропологическая — тенденция, особенно заметная в структуралистских и постструктуралистских течениях философской и филологической мысли, воспринимаемая многими учеными как «борьба с антропологией». Именно этим объясняется стремление к просвещенному консерватизму в философии и филологии, призванному вновь заявить «апологию человеческого», идею духовно-нравственного возвышения человека. «Контуры консервативного философствования» [В.Кутырев, 2003] вполне «обрисованы» в современной отечественной философской мысли (М.К.Мамардашвили, В.Н.Катасонов, П.Гайдспко, С.С.Хоружий, Б.Н.Тарасов, В.В.Варава). Вопрос об «идеализме и реализме в философии и литературе» [В.Котельников, 2009], вновь вставший в конце первого десятилетия XXI века, в конечном счете, есть вопрос о человеке.

В филологии своеобразным аналогом «консервативного философствования» явилось то ответвление современной пауки, в основе которого лежит осмысление доктринальных положений христианства в их отношении к художественному творчеству. Это продиктовано насущной потребностью литературной науки выявить глубинные богословские смыслы, духовно-религиозную проблематику и символику, всегда - явно или скрыто — присутствующие в творчестве наиболее значительных русских авторов. Этот ракурс исследования позволяет во многом по-новому представить и оценить творчество писателя и поэта и его связь с христианской духовной и культурной традициями. Это исследовательское направление вполне обозначилось в современном литературоведении сериями научных трудов «Христианство и русская литература» (С.

Петербург, ИР ЛИ, 1994, 1996, 1999, 2002, 2006) и «Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков» (Петрозаводск, Петрозаводский госуниверситет, 1994, 1998, 2003, 2005, 2008), научными сборниками вузов Москвы, Ульяновска, Астрахани, Липецка, Ельца. Многотомный труд М.М.Дунаева («Православие и русская литература», Москва, 1995-2004), монографии и статьи П.Е. Бухаркина, В.Н.Захарова, И.А. Есаулова, A.M. Любомудрова, Б.Н.Тарасова, В.Лепахина, В.А.Котельникова, А.Кураева, Н.Саблиной и других ученых сделали этот научный поиск заметным явлением современной филологической науки.

Возрождение данного научного направления имеет мощную опору в трудах русских религиозных философов, нередко вторгавшихся в сферу филологии в качестве рецензентов и критиков (В.С.Соловьев, Е.Н.Трубецкой, П.А.Флоренский, В.В.Розанов С.Л.Франк, Г.П.Федотов, И.А.Ильин, Н.А.Бердяев, А.Ф.Лосев). Значительную роль сыграла актуализация наследия академического литературоведения и критики начала XX века (С.А.Венгеров, Ю.Айхенвальд, В.Л.Львов-Рогачевский, Ф.Д.Батюшков, Е.А.Колтоновская). Особенно богат и значим опыт ученых русского зарубежья (Ф.А.Степун, П.Бицилли, В.В.Вейдле, Г.Адамович, Г.П.Струве, Н.А.Струве, М.В.Лосская-Семон). Активное участие в литературной жизни зарубежья принимали духовные пастыри, оставившие до сих пор по достоинству не оцененное и не введенное в научный обиход наследие: архиепископ Иоанн Сан-Францисский, архимандрит Киприан Керн, архимандрит Кирилл Зайцев, сербские богословы преподобный Иустин (Попович) и святитель Николай Сербский.

Именно возрожденный в последнее десятилетие XX века «религиозный вектор» литературоведения позволил принципиально по-новому взглянуть на творчество А.С.Пушкипа и прочертить его «путь к православию»[А.С.Пушкин. Путь к православию, 1999], выявить «философию и религию Ф.М.Достоевского»[Преп. Иустин (Попович),2008J, осмыслить духовный путь Н.С.Гумилева как «поэта православия»[Ю.Зобнин,

2000], очертить христианские контуры поэзии О.Манделыитама[Ы.Струве, 1992] и т.д. Да и вся русская классика, особенно ее «золотого века», предстала в новом свете как литература, в основании которой положена эстетика «христианского реализма» [В.Захаров, 2001].

Специфику взаимоотношений религии и культуры, особенно явно проявившуюся в XX веке, точно обозначил замечательный ученый русского зарубежья В.В.Вейдле: «Мир искусства — это культура. Но при одной оговорке: покуда в этом мире роднятся или хоть дружно живут, или хоть помнят друг о друге искусство и религия. Религия без искусства немеет. Искусство без религии эстетствует и опустошается» [Вейдле, 1990, с. 127]. И если первый тезис В.В.Вейдле может быть оспорен, то опустошение искусства без религии продемонстрировали многие явления культуры и искусства прошлого столетия. Ведь это литература того века, в котором, по словам А. Солженицына, «люди забыли Бога» [Солженицын, с. 180], отсюда вся культура XX века в полной мере впитала демоническую сущность своей эпохи. Но «мир богословствует даже когда молчит о Боге и изгоняет Божию святыню из человечества» [арх. Иоанн Сан-Францисский, с.487].

Справедливость этого суждения в полной мере подтверждает усиление интенсивности духовных исканий, «обострение религиозной и мистической чувствительности» [Сторчак, 2009] уже в начале XX века. Литература этого периода по насыщенности духовно-религиозной образности действительно предстает как «богословие в образах», однако именно в эту культурную эпоху встает вопрос: осталась ли верна русская литература своему «религиозному призванию» [М.В.Лосская-Семон, 1995], столь весомо продемонстрированному русской классикой. Особенно актуален этот вопрос спустя сто лет, в начале XXI века, когда оцениваются и переоцениваются итоги минувшего столетия.

Однако научное изучение христианского «субстрата» русской литературы как ее «золотого века», так и «неклассического» XX века, должно осуществляться на основе новой методологии. «Требуется не просто признание христианского субстрата русской культуры, по и соответствующая исследовательская методология» [Саблииа,1999,с.З]. Споры и непонимание в научной среде нередко возникают именно в связи с разностью методологических установок и подходов. Ведь базовые принципы христианской онтологии, аксиологии, гносеологии и антропологии, столь значимые для отечественной литературной традиции, во многом принципиально отличны от философских их аналогов, ранее служивших методологическим основанием научного изучения художественного произведения. И, несмотря на сближение религии и философии, особенно в русской мысли XX века, богословие и философия остаются двумя разными по мировоззренческим установкам сферами духовно-интеллектуальной деятельности.

Между тем собственно исследовательская методология для отражения христианского «субстрата» русской литературы находится в процессе формирования и сопровождается научными спорами. К настоящему времени в литературной науке обозначились по крайней мерс два основных методологических подхода, которые можно условно охарактеризовать как «цсрковно-догматический» (М.М.Дунаев, А.М.Любомудров) и «культурно-догматический» (В.Н. Захаров, И.А. Есаулов). Сторонники первой методологии кладут в основание «критерия православности» явлений культуры «церковность» как явленную в самом художественном тексте «соотнесенность героя и автора с Церковью как путем к спасению» [Любомудров, 2003,с. 15]. В таком случае в проблеме «христианство и литература» на первое место выходит проблема «Церковь и литература». Но при таком подходе не выдерживают критики почти все русские писатели не только XX, по и XIX века, и круг истинно православных произведений и авторов оказывается ограниченным всего несколькими именами.

Сторонники культурно-догматического подхода полагают, что «искать догматику в художественных произведениях — ошибочная затея с любых точек зрении: это значит просто не понимать природу художественного творчества». «Церковность» может проявляться в отношениях писателя и его героев к ближним и дальним, друзьям и врагам, пароду и Родине, в его концепции слова, человека, мира — в конечном счете в отношении к Богу». В.Н.Захаров полагает, что «православие — это образ жизни, мировосприятие и миропонимание народа. В этом недогматическом смысле говорят о православной культуре и литературе, о православном человеке, народе, мире» [Захаров, 1998, с. 15]. Сторонники этой методологии основываются на том, что почти каждый русский писатель и поэт проходит свой, часто весьма драматичный, а порой и трагичный «путь к православию», и изучение творчества того или иного художника предполагает исследование его духовного поиска, а в конечном итоге - духовного пути.

Оба подхода таят в себе определенные методологические «опасности» при конкретном исследовании творчества того или иного писателя или поэта. В первом случае строгая догматика, выступающая в качестве оценочного критерия, нередко оборачивается «религиозным судом» над писателем или поэтом, о недопустимости которого в связи с творчеством Л.Блока писал в свое время Н.А.Бердяев. По его мнению, сама возможность религиозного суда над поэтом «есть очень сложная проблема», ибо «ставит под сомнение само право на существование поэта и поэзии» [Бердяев, 1990, с. 104-105].

Вторая методология зачастую приводит к превращению общехристианских или церковно-православных понятий, таких как «христианский», «православный», «церковный», «духовный», «просто в метафоры, обороты речи <.> или наполняются философско-культурологическим содержанием. «В трудах подобного рода сегодня категорически необходима терминологическая определенность и твердость внутреннего исповедания веры» [Пантин, с.58].

Вторая, «культурно-догматическая» методология, которой и следует автор данного исследования, оказывается более востребованной и распространенной в современном литературоведении, так как позволяет соотносить духовно-религиозные смыслы и своеобразие их художественного воплощения, учитывать сложность и противоречивость духовных исканий художника. Вместе с тем такой подход обязывает исследователя точно и четко обозначать используемые им религиозные понятия и термины. Основным методологическим посылом в данном исследовании явилась христианская богословская традиция, обозначившая в понятиях и символах основы того глубинного религиозного сознания, которое веками формировалось в «русском мировоззрении» (С.Франк), так богато и разнообразно отраженном в литературе. Вместе с тем в диссертации активно использован богатый опыт русской и западной философской антропологии.

Требует методологического обоснования употребляемое в данной работе понятие «духовность», столь часто мелькающее в новейших исследованиях по философии, психологии, филологии. В частности, существуют попытки разработать «духовную психологию» [Зинченко, 1997], «духовную антропологию» и «духовную философию» [Корольков, 2006], «духовный реализм» [ Любомудров, 2003]. Сами эти начинания весьма показательны и свидетельствуют о повороте гуманитарных наук к признанию значимости христианских идей, но пока не приносят весомых положительных результатов именно по причине проблем методологического и терминологического характера.

Духовность есть крайне сложное богословское понятие, значение которого подверглось особенно сильной секуляризации в XX веке. При этом секуляризация сакрального воспринимается как профапация духовного измерения в целом. Для философского созиания характерно определение духовности через противопоставление материальным, вещественным ценностям, отсюда столь частое обвинение в бездуховности тех людей, кто эти ценности считает единственно значимыми. Именно секуляризованное сознание напрямую связало духовность и культуру, действительно играющую определенную, но далеко не исчерпывающую роль в формировании, развитии и удовлетворении духовных потребностей человека.

Для христианского сознания духовность традиционно понимается как незримая связь человека с Богом, укрепляемая в вере и возможная благодаря тому, что человек имеет бессмертную душу, отсюда всякий человек духовен по самому факту его сотворения по Образу и по Подобию Божьему. Духовность предполагает в человеке способность к самоценному, бескорыстному стремлению к Высшим началам и к абсолютной Истине, представленной в Личности Богочеловека Христа и мистической идее Божественной Троицы. Духовность включает влечение человека к добру, красоте и в целом осознается как выражение сущности человеческого в человеке, смысл жизни которого есть «стяжание Духа Святого» (Преподобный Серафим Саровский). Согласно одному из принципов христианской антропологии, предполагающей трихотомическую субстанцию человека (дух-душа—тело), «дух в человеческой природе более всего соответствует личности» [В.Лосский, с.246]. Именно такое, религиозное понимание духовности станет основным методологическим посылом в исследовании поэтического наследия начала XX века в контексте христианской традиции.

Нуждается в уточнении и понятие «духовная традиция», включенное в новейшие литературные энциклопедии и определяемое как «осмысление христианской сущности человека и православной картины мира в литературе, имеющее трансисторический характер» [Есаулов, 2001, с.254]. Действие христианской духовной традиции в русской литературе «не прекращалось и тогда, когда о православной традиции не вспоминали» [Аверинцев,1981, с.231]. В этом отношении каждый значительный русский художник в той или иной степени и форме воспринял «глубинные духовные токи» (И.А.Есаулов), питающие словесность.

Между тем именно антропологический аспект художественного познания, являющийся, казалось бы, аксиомой для литературной науки, менее всего теоретически осмыслен и содержит немало спорных вопросов. Является ли художественная антропология новым направлением гуманитарной мысли, как считают некоторые современные учение, или же это новый, более удачный термин для обозначения особенностей художественного изображения и преображения человека в литературе? Ведь абсолютно очевидна вторичность предмета художественной антропологии по сравнению с антропологией биологической, психологической, философской и религиозной. Между тем термин уже достаточно активно функционирует в научной среде, о чем свидетельствует появление целого ряда диссертаций, посвященных художественной антропологии отдельных писателей(пазвать).

Ученые, занимающиеся теоретической проблемой художественной антропологии (Б.Т.Удодов, М.В.Строганов, С.А.Мартьяпова, В.В.Савельева) считают, что в область художественной антропологии входит «интерпретация и разноаспектное изучение образов-персонажей, которые появляются как результат трансформации и фантазийного воссоздания человека в авторском художественном мире». Вместе с тем в сферу антропологии исследователи включают и формы присутствия автора-человека как субъекта эстетической деятельности в созданном им художественном мире и порождаемых им художественных текстах. Третьим «субъективном фильтром» художественной антропологии непременно становится читатель как реципиент и интерпретатор. Таким образом, «объектом художественной антропологии будет воссозданный в искусстве человек, изучаемый другим человеком» [Савельева, с. 17]. Художественная антропология претендует на целостность в исследовании человека, тогда как другие антропологии изучают отдельные грани проблемы человека.

Термин «антропологическая модель» достаточно определен и распространен в современной философии. Всякая полноценная модель — это «такое представление предмета, который, будучи, упрощенным, неполным и т.п. - в то же время сохраняет и представляет наглядно (в чем и смысл моделирования) главные принципы и ведущие элементы устройства предмета, причем в его собранности, действии» [Хоружий, 2005, с.93]. Этот термин востребован и в различных сферах филологического знании, в частности, в работах тех ученых, которые занимаются исследованием художественного творчества XX века. Художественное моделирование есть приоритет модернистского типа творчества: ведь в литературе начала XX века, когда модернизм стал доминировать во всех формах и видах творческой деятельности, «задача искусства постепенно начинает осмысляться не как копирование действительности, а как ее художественное моделирование» [Минц,2004,с.351] .

Вместе с тем, по справедливому суждению В.По дороги, «картезианский разрыв души и тела постоянно обсуждается везде и всюду», и более всего «литература считает себя обязанной разобраться на своем уровне с той проблемой, которая была поставлена философией» [Подорога, 2005]. Отсюда, по существу каждый писатель, художественно воплощая свое представление о человеке, так или ииаче, создает свое антропологическую модель.

Появление самого понятия «художественная антропология» было в какой-то степени неизбежным для филологической иауки по причине того, что «в своем обращении к вечным темам искусство оказывается сродным и близким онтологически ориентированной философии и учениям о природе человека» [Хализев, с.43]. Безусловно, о проблеме человека и способах его художественного осмысления в литературе разных периодов писали всегда и писали много, однако новый «антропологический поворот» в гуманитарном знании XX века связывают с именами М.М.Бахтина, JI.C. Выготского, Д.С.Лихачева.

В 1990-е годы произошло «возвращение» в литературоведение идей русской религиозной философии и философской антропологии XX века, новых европейских философские учений, открытий в области психологии и философии культуры, социологии и культурологи, семиотики и лингвистики. Это обусловило поиски соответствующей методологии для осмысления антропологической парадигмы русской литературы. Не случайно так часто в обсуждениях и исследованиях ставится вопрос о философских, социологических, психологических аспектах художественной антропологии. В современных исследованиях появляются весьма спорные понятия: «литературно-художественная антропология», «песенно-поэтическая антропология», «антропология языка и искусства», «визуальная антропология», «антропологический фильм». Все это потребовало по-новому осознать антропологический спектр исследований в сфере литературоведения. Поиски новых путей исследования отличают монографии, диссертации и научные статьи многих современных ученых: А.В. Гулыги, Е.Г.Эткинда, В.Н.Топорова, В. Подороги, Л.М.Баткина, Б.Т.Удодова, В.В.Савельевой, М.В.Строганова, Д.В.Боспак, Е.А.Созиной, А.Ю.Майдуровой, Ю.И.Мирошиикова, Е.П.Барановской, Е.А.Самоделовой и других. Таким образом, художественная антропология осознается сегодня как одно из наиболее актуальных направлений литературоведения.

Возможность постановки проблемы антропологии в контексте христианской духовной традиции па материале поэтического творчества обусловлена тем, что в поэзии сами особенности форм и способов выражения авторского сознания апеллируют к «внутреннему человеку» и на уровне автора, и на уровне лирического субъекта (героя), и па уровне реципиента. Поэзия обладает способностью нести собственно духовное содержание. И светские ученые, и богословы, и сами поэты неоднократно отмечали исконную близость религии и поэзии. Но «ведь материнское лоно всех наук, как и любого произведения искусства, — душа». Тем более это характерно для поэтико-художественного творчества: основным предметом поэтического познания остается «внутренний человек», то есть душа человека в ее сложном взаимодействии с телом и духом» [Юнг, 1992,с. 133]. «В поэтическом творчестве и поэтическом вдохновении скрывается глубокий сакраментальный смысл, подлинное ощущение духовной связи поэта с иным, потусторонним миром» [Митр. Анастасий (Грибановский), с. 118]. «Поэт милостью Божьей имеет власть превращать воду человеческих слов в вино, а это вино обращать в кровь Слова. Таково высшее назначении поэзии, ее смысл евхаристический. Поэзия есть возвращение человека к началу вещей. Проза говорит о бытии. Поэзия есть это бытие, открывающееся человеку. Человек, скитающийся вдали от Истины, задыхается, мир становится запыленным и пылеобразным. Доставлять чистый воздух горнего мира дано молитве. И молитва поручает поэзии быть ее помощницей. Поэзия есть чудо, это есть искание и нахождение высшей жизни, доступной человеку» (курсив арх. Иоанна. - О.Б.) [Арх. Иоанн Сан-Францисский,с.524].

Эта общая особенность поэтического сознания находит, конечно, в каждом конкретном «случае поэта» индивидуально авторское художественное воплощение. Но «евхаристический смысл» особенно отличает русскую поэзию и русское поэтическое вдохновение. Перефразируя слова Тертуллиана о том, что «душа человека по природе христианка», критик начала XX века пишет: «Русская поэзия по природе христианка» [Дарский,с.215].

Однако в силу специфики поэтического познания поэтология неизбежно пересекается с художественной антропологией. «Думаю, вернее характеризовать мышление подлинной поэзии — антропологическим в самом широком и возвышенном смысле слова» [Юнг, 1992,с.44]. О. Седакова, исследуя в этом аспекте творчество Б.Пастернака, справедливо считает, что «поэтология Пастернака — это в значительной мере антропология. Опыт Пастернака о поэте - это опыт о человеке, как у многих поэтов XX века, как у его любимейших предшественников — Рильке и Блока (последний, правда, предпочитал слово «художник»)» [Седакова, с.1]. Вместе с тем в поэтологии сформировалась своя типология творческой личности, свои поэтологические модели, в основе которых две концепции: античная — «поэт-собсседиик Муз» и библейская - «поэт-пророк» [Кошемчук, 2006, с.27], по-своему отрефлексированные в русской поэзии начала XX века. В этот период модернизируются и античная, и романтическая, и реалистическая поэтологические парадигмы и вновь встает вопрос о соотношении в личности художника онтологических и художнических свойств.

Русская поэзия начала XX века — особое, уникальное явление в истории русской литературы. Этот период столь богат яркими поэтическими индивидуальностями, различными художественными течениями и стилевыми поисками, что закрепившийся за ним термин-метафора «серебряный век», обозначая на самом деле творческую деятельность всего четверти столетия (1890-е - начало 1920-х годов), вполне адекватно отражает эту насыщенность. Вместе с тем разграничение понятий «серебряный век» и «начало XX века» принципиально значимо в диссертационном исследовании. Совпадение терминов в хронологическом отношении не предполагает их содержательного тождества. Так в академическом издании «Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов)» (ИМЛИ РАН, 2001) осознана необходимость оценивать «серебряный век» как парадигму, не исчерпывающую всю полноту художественной жизни этого времени. Автор данного исследования считает более уместным определять изучаемый период как «начало XX века»: это более объемное понятие, позволяющее существенно расширить и уточнить исследовательский поиск в обозначенном ракурсе.

Действительно, «серебряный век» понимается сегодня как новая культурная парадигма, новый способ художественного мышления, в основании которого лежит «неклассический» тип художественного сознания - модернизм. «Поэт серебряного века» воспринимается в наше время как устойчивое и вполне сформировавшееся понятие, обозначающее поэта модернистской эстетической ориентации, активного участника литературного процесса в качестве представителя одного из поэтических течений, человека «игрового» творческого поведения. Однако целый ряд поэтических индивидуальностей не вписывается в новую культурную парадигму, а многие поэты, осознанные ныне именно как «поэты серебряного века», «крупнее» своей эпохи и поэтому вступают с нею в сложные, часто конфликтные отношения (суть такого «конфликта» впервые была раскрыта в статье Н.Коржавина «Анна Ахматова и «серебряный век»).

Выскажем предположение, что значимость поэта, его место в истории русской литературы XX века и определяется его «несовпадением» с доминирующей культурной парадигмой. Ведь само понятие «поэт серебряного века» предполагает оценочную разнонаправленность: в плане эстетическом — высшую степень художественного качества, в плане духовно-религиозном - сомнительность «репутации». Так, скажем, В.Брюсов, З.Гиппиус, Д.Мережковский и даже Андрей Белый, занимая определенную «нишу» в культуре своего времени и сыграв заметную роль в формировании самой парадигмы, как «литературные личности» и поэты в полной мере исчерпываются статусом «поэта серебряного века». Именно поэтому они не соотносимы с тем положением, которое занимают в литературе XX века А.Блок или Н.Гумилев, осознанные ныне не просто как «поэты серебряного века», а как русские поэты XX века. Роль критерия в данном случае играет именно духовный «вектор» и итоги духовного пути поэта.

Кроме того, в наши дни открыты достаточно заметные и вполне состоявшиеся явления православной поэзии, такие как, К.Р.(Великий князь Константин Романов) и Сергей Бехтеев, которые находились в «оппозиции» к серебряному веку как модернистской художественной парадигме. Однако роль их творчества и сам феномен православной поэзии в литературном процессе начала XX века еще предстоит осознать современным ученым.

Особое место в поэзии начала XX века занимает И.Бунип, «в меру модернист», как сказал о нем И.Анненский [И.Анненский, 2001,с.302], и вместе с тем поэт, осознававший себя и осознанный эпохой продолжателем традиций русской классической поэзии. Проблема «поэт и серебряный век» имеет для Бунина особый «поворот». С одной стороны, его поэзия хронологически «умещается» в «рамки» этой культурной эпохи: основной корпус поэтических текстов Бунина создан в 1890-е - начале 1920-х годов. С другой стороны, наиболее проблематичными оказываются не расхождения поэта со своей эпохой, как у других поэтов этого времени, а «совпадения» с ней. Между тем в поэзии начала XX века, как и всего XX века, его стихотворное наследие занимает свое особое место, не осмысленное в современной науке.

Актуальность исследования обусловлена тем, что проблема духовно-религиозных исканий писателей и поэтов XX века только начинает по-настоящему серьезно и глубоко изучаться в наши дни, и это многотрудная и в высшей степени ответственная работа, сопровождаемая острыми дискуссиями вокруг самых интересных творческих индивидуальностей. Именно русская поэзия начала XX века вызывает самые большие нарекания в духовном аспекте. Этот период не только пе утратил, но усилил интенсивность духовных исканий. Учебные пособия, монографии и статьи, посвященные литературе начала XX века и отдельным авторам, дают самые разные, порой противоречивые концепции духовно-творческого пути поэтов этой сложной эпохи. Так одни ученые считают, что «век мучительного духовного разлома — XX — в целом не поколебал пасхального духа русской поэзии» [Саблина, 2005, с. 113], а значит, не произошла кардинальная смена основных парадигм русской классики. Другие исследователи (Л.Слободшок, М.Дунаев, И.А.Есаулов) пишут о демонизме, «подменах» и профанации сакральных категорий в творчестве многих значительных поэтов, приведших к глобальному смещению духовной и эстетической доминанты русской поэзии.

Истоки сложности и драматизма духовного пути самых значительных поэтов начала XX века М.М.Дунаев, вслед за С.Н.Булгаковым, усматривает в «провозглашении эстетики и ее категорий выше этики», в переводе внутренних исканий человека «на язык исключительно эстетический», в вытеснении духовного душевным [Дунаев,VI,с.53]. Однако это, не лишенное справедливости, но и во многих отношениях спорное положение обозначает лишь самую общую тенденцию культурной эпохи начала XX века. Между тем теперь, думается, более актуальным становится вопрос не о «нисхождении по лестнице подмен»[Д.Андреев,с.339] как неизбежном духовном результате демонизма, а о способности поэта «быть верпым»[Гиппиус,с.223], сохранить «зерно глубокой, полной веры» (О.Мандельштам). Иначе придется констатировать радикальную трансформацию русской культуры в XX веке и отказ от ее религиозного призвания. Именно об этом уже в конце XX века пишет Вик. Ерофеев, убеждая, что русская литература отказалась от своего «гиперморализма», а также отменила «надежду» и «спасение»[Вик.Ерофеев,с.6]. Вот почему нынешние споры вокруг поэзии серебряного века могут восприниматься в русле постоянно ведущейся в наши дни полемики о миссии и призвании русской литературы, о сохранении в XX веке ее «православной духовности» (И.А.Есаулов).

Безусловно учитывая сложность и противоречивость духовных исканий каждого поэта, осуществлявшихся в разных духовных и философских традициях, автор диссертационного исследования акцентирует свое внимание на выявлении христианской сущности религиозного опыта И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева как наиболее значительных русских поэтов XX века. Выбор поэтического творчества И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева в качестве материала исследования обусловлен рядом факторов. Во-первых, поэтическая деятельность этих авторов в полной мере представлена в литературе исследуемого периода и может быть осмыслена как эстетически целостный феномен. Во-вторых, их поэтическое творчество демонстрирует принципиально разные эстетические устремления литературы этого времени, что дает возможность выявить разные антропологические и поэтологические тенденции. В-третьих, их духовные искания являют собой три типологически значимых пути познания сакральных Сущностей в поэтическом творчестве. Как художники катастрофичного XX века, они жили и творили в эпоху богоотступничества и духовных метаний, и каждый из них по-своему переживал кризис веры, был мучим сомнениями и экзистенциальным томлением.

Но сомнения, «отречения» и «измены» многих русских поэтов начала XX века «вписываются» в тот «вариант» духовного поиска, об особенностях которого справедливо писал Н.А.Бердяев: «Русская тревога и русское искание в существе своем религиозны. И до наших дней все, что было и есть оригинального, творческого, значительного в нашей культуре, в нашей литературе и философии, в нашем самосознании, все это - религиозное по теме, по устремлению, по размаху. Нерелигиозная мысль у нас всегда неоригинальна, плоска, заимствована, не с ней связаны самые яркие наши таланты, не в ней нужно искать русского гения» [Бердяев, 1992, с.4]. Отсюда и творчество оригинальных и глубоко национальных художников XX века И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева «есть замечательное обнаружение человеческого религиозного опыта» [К.Зайцев, с.245].

Объект и материал исследования: Объектом исследования является русская поэзия начала XX века, осмысленная в философском, богословском и культурологическом контекстах. Материалом исследования стало поэтическое творчество И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева. К исследованию привлекается критическая и художественная проза этих авторов, их эпистолярное наследие и дневниковые записи, мемуаристика.

Предмет исследования — выявленные и художественно воплощенные в русской поэзии начала XX века на материале творчества И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева антропологические модели европейской и отечественной религиозно-философской и культурной традиций, осмысленные в контексте христианской духовности.

Цель исследования - выявить типологически значимые духовно-религиозные и эстетические константы русской поэзии начала XX века во взаимообусловленности антропологического и поэтологического дискурсов.

Задачи исследования:

1. обозначить содержание и объем понятия «христианская духовная традиция» и разграничить основополагающие принципы философской и религиозной антропологий;

2. осмыслить магистральные тенденции философского и художественного моделирования;

3. исследовать и обозначить доминирующие антропологические модели в поэтическом творчестве И.Бунипа, А.Блока и Н.Гумилева в русле христианской духовности;

4. изучить поэтологические модели в творчестве И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева и художественные способы их воплощения;

5. выявить эстетические «механизмы» взаимодействия антропологии и поэтологии в пределах художественного мира поэта;

6. охарактеризовать структурообразующие компоненты антропологического и поэтологического моделирования;

7. установить духовно значимые константы и духовный вектор творческого пути И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева.

Научная новизна обусловлена тем, что впервые выявлены и осмыслены в контексте христианской духовной традиции основные антропологические художественные модели в русской поэзии начала XX века в их взаимообусловленности с поэтологией. Это позволяет по-новому представить типологию русского поэтического творчества в целом и «антропоконтур» поэзии И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева.

Теоретико-методологической основой диссертационного исследования служат труды С.С.Аверинцева, Ю.Айхенвальда, М.М.Бахтина, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, П.Е.Бухаркина, Б.П.Вышеславцева, Л.Я.Гинзбург, М.М.Дунаева, И.А.Есаулова, А.Жакелена, В.Н.Захарова, арх. К.Зайцева, прот. В.В.Зеньковского, Ю.Зобнина, И.А.Ильина, В.Н.Катасонова, Г.Ю.Карпенко, Т.Н.Кошемчук, Л.Г.Кихней, В.А.Котельникова, арх. К.Керн,

A.Кураева, А.В.Лаврова, В.Н.Лосского, М.В.Лосской-Семон, А.Ф.Лосева, Ю.М.Лотмана, К.Н.Леонтьева, В.Лепахина, Д.Е.Максимова, М.К. Мамардашвили, Д.М.Магомедовой, З.Г.Минц, К.Мочульского,

B.В.Мусатова, прот.И. Мейендорфа, В.И.Несмелова, Т.А.Никоновой, Н.В.Пращерук, И.С.Приходько, В.В.Савельевой, арх. И. Сан-Францисского, О.А.Седаковой, О.В.Сливицкой, Н.П.Саблиной, С.Г.Семеновой, Ф.А.Степуна, Н.А.Струве, Б.Н.Тарасова, В.Н.Топорова, Е.Н.Трубецкого,

Ю.Ы.Тыняпова, Б.Т.Удодова, А.А.Фаустова, С.Л.Франка, прот. Г.Флоровского, о.П.Флоренского, В.Е.Хализева, С.С.Хоружего, Г.П.Федотова, Д.П.Юркевича.

Теоретическая значимость диссертации заключается в разработке методологии анализа поэтического произведения в аспекте художественного моделирования. Методология и методика анализа стихотворного текста позволяет исследовать и выявлять доктринальные положения христианской антропологии в художественном произведении во взаимодействии индивидуально-авторского и традиционного. Результаты исследования могут быть полезны при дальнейшем изучении проблем художественной антропологии и поэтологии, а также роли христианской духовности в формировании русского художественного сознания.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее научные результаты могут быть использованы при дальнейшем изучении русской поэзии XX века, в чтении общих курсов истории русской литературы XX века и в разработке специальных курсов по русской поэзии начала XX века и творчеству И.Бунина, Н.Гумилева и А.Блока.

На защиту выносятся следующие положения.

1. На основании изучения европейской и русской философской и теологической традиций выделено две основные тенденции антропологического моделирования: "homo sapiens" в его различных секуляризованных вариантах и «homo liturgicus». Этот опыт был художественно отрефлексирован в русской поэзии начала XX века в новых концепциях личности и новых типологиях творческой личности.

2. Исследование поэтического творчества И.Бунина, А.Блока и Н.Гумилева в контексте христианской и религиозно-философской антропологической традиций позволило по-новому осознать духовные и эстетические константы их представлений о человеке в его природнородовых и духовно-личностных характеристиках. При этом индивидуальное, природное и духовное в человеке выявляются как сферы эстетической деятельности каждого автора.

3. Доминирующий в творческом сознании каждого поэта образ человека исследован в аспекте художественного моделирования, осознанного как расширение смысловых границ антропологических парадигм в результате включения христианской составляющей художественного сознания.

4. Основным структурообразующим компонентом художественной модели являются различные способы взаимодействия антропологии и поэтологии. Наиболее востребованными в художественном сознании начала XX века оказались поэтологические модели «поэт-теург», «поэт-Адам», «поэт-артист» и «поэт-путник», возникшие в результате «диалога» традиционной типологии творческой личности, эстетического диктата поэтических течений и индивидуально-авторский устремлений поэтов.

5. "Homo sensualis" как основная антропологическая модель в поэтическом творчестве И.А.Бунина, исследованная в русле христианской антропологии, позволила по-новому истолковать чувственное переживание м!робытия в его «узах любви», которые связывают Творца и человека и тем самым наполняют личностное познание и существование духовным смыслом. Духовное обретается в мире Бунина на пути художнически пережитого христианского пантеизма. Этим обусловлена модель «поэта-Адама» и мотивы «потерянного» и «возвращенного рая», приобретающие сакральные, национально-исторические и эстетические характеристики.

6. В аспекте христианской духовности антропологическая модель лирического творчества А.Блока может быть обозначена как"Ьошо spiritualis". Она персонифицирована в образё-символе «сердце/душа» и структурно предстает как трагический синтез символистской поэтологии («теургии»), модернистской модели «поэт-артист» и традиционной — «поэт-пророк». По-новому интерпретированный сюжет «потери части души» как результат религиозно-мистического опыта Блока позволяет охарактеризовать его духовный путь как апофатический, а его духовный итог (в поэме «Двенадцать») как осуществление «подвига души», прозревшей Свет и христианский вектор национальной и мировой истории.

7. В лирическом сознании Н.Гумилева выявлена модель "homo.faber" как сугубо мужской тип личности, духовные грани которой в аспекте христианской традиции способствуют обновлению представления о духовно-эстетической эволюции поэта. В результате поэтологического моделирования "homo faber" как душевно-телесный человек обретает эстетические характеристики «поэта-артиста» и метафизические черты «поэта-путника». В лирическом сознании Гумилева доминирует эстетическая форма познания человеком мира, воплотившаяся в образ «великого артиста», но при этом — и духовно деятельной личности.

8. Представленное в исследовании художественное моделирование позволило обозначить грани новой типологии поэтического творчества в русской поэзии начала XX века с опорой па христианские антропологические принципы. Христианская составляющая по-новому обозначила духовные итоги поэтов и их лирических героев, которые оцениваются как «начало духовности» (свт.Николай Сербский), а в аспекте поэтологического моделирования как сохранение в разных моделях пророческой — высшей-миссии поэта.

Апробация работы: Основные положения диссертации излагались на многочисленных научных конференциях и семинарах, в том числе международных: Бунинские конференции (Воронеж, 1995, 2000, 2003, 2005, 2008), Международном Бунинском семинаре (Париж, 1995), Международный Платоновский семинар (С.-Петербург, PIP ЛИ, 2001), «Славянский мир: общность и многообразие» (Воронеж, 2003), «Русская литература перелома

XIX-XX века. Поиски, эксперименты, ре-интерпрстации (Гданьск, 2003), «Литература и культура в контексте христианства» (Ульяновск, 2005), «Русская литература и философия» (Липецк, 2005), Международные чтения, посвященные братьям Киреевским (Калуга, 2006), «Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве» (С.-Петербург, 2008), «Славянская культура: Истоки, традиции, взаимодействия» (Москва, 2008), Задонские Свято-Тихоновские чтения (Липецк, 2006-2008), «И.Бунин и русский мир» (Елец, 2008) и многие другие. Материалы диссертации были апробированы при чтении лекций в университете им. М.Лютера (Галле, Германия, 1997, 1999), базовых курсов по истории русской литературы XX века в Воронежском госуниверситете, в ряде спецкурсов и спецсеминаров по проблемам русской литературы и поэзии XX века.

Структура диссертации: Диссертационное исследование состоит из Введения, четырех глав, Заключения и библиографического списка, включающего 512 работ. Общий объем диссертации — 407 с.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Антропологические художественные модели в русской поэзии начала XX века в контексте христианской духовной традиции"

Заключение

Исследование антропологического ракурса русской поэзии начала XX века в контексте христианской духовной традиции позволило обнаружить ряд новых закономерностей и особенностей. Происходит активизация лирической активности, направленной на познание бытийных основ, воспринимаемых в традиции русского поэтического мышления как результат Божественного Творчества. Вместе с тем художественное познание приобретает все более личностные, точнее индивидуализированные формы, и поэт теряет то чувство «эпической общности» с миром в его природно-бытийном, национальном и метафизическом проявлениях, которое отличало русскую классику. П.М.Бицилли пишет, что «культура есть творческое самораскрытие личности вовне, то есть тем самым преодоление ее ограниченности, приобщение ее к Космосу, ко Всеединому и вместе с тем ее самоутверждение - задача в плане земного бытия трагическая, ибо внутренне противоречивая; лишь в пределе, то есть в Боге, мыслимо слияние индивида с целым и вместе с тем сохранение его индивидуальности- более того: окончательное и полное обретение ее» [Бицилли, с.148-149].

В этой особой христианской логике личностного становления осуществляется лирическое самопознание в поэтическом творчестве начала XX века. Антропологическое художественное моделирование в творческом сознании каждого поэта актуализирует те грани христианского архетипа, которые обращены к самым сущностным сторонам бытия человека: взаимодействию в нем телесного, душевного и духовного, конфликту души и сердца, природного и индивидуального, способности к духовному преображению, к «восстановлению» «всего человека» (А.Блок). Однако в поэтическом творчестве каждого поэта выстраивается своя художественная логика трансформации героя, обусловленная индивидуально-авторскими и групповыми представлениями.

В начале века произошло не ослабление, а усиление «антропологической заданности» (Н.С.Скотникова) русской культуры в целом и литературы в частности. Ренессансный тип художественного сознания вступает в сложное взаимодействие, в ряде случаев конфликтное, с христианским «русским мировоззрением». Поэт все более мыслит себя «человеком культуры», который может «всем богам» посвящать свой стих, и все менее ощущает себя наследником православной традиции в догматической определенности ее сакральных символов. Однако поэт христианской традиции «обречен» «богословствовать в образах» даже тогда, когда веры уже нет или она ослабла. «Но уклад души, созданный и облагороженный христианскою верою тысячелетий, живет и делает свое дело» [И.А.Ильин. «Кризис безбожия», с. 357].

И.Бунин, А.Блок и Н.Гумилев в своем поэтическом творчестве представляют три типологически значимые антропологические модели, соотносимые с трихотомией христианской антропологии: «человек чувственный» - у Бунина, «человек духовный» - у Блока и по сути «человек душевный» - у Гумилева. Безусловно, речь может идти лишь о доминирующей антропологической тенденции в том образе человека, который создается в их поэтическом сознании. Соответственно разграничиваются и способы самопознания и Богопознания как двух основных форм проявления личности: у Бунина - естественный путь, у Блока - форма мистического, сверхъестественного опыта, а у Гумилева происходит своего рода интеграция чувственного переживания и сновидческой, духовной деятельности. В понятиях богословских они могут иметь аналогии с катафатическим (положительным) познанием (в поэзии Бунина), апофатическим (отрицательным) - в творчестве Блока и опять-таки в какой-то степени интегрирующей формой познания у Гумилева.

Интересно соотносятся в этом аспекте символико-образные воплощения пути как пути жизни, возникающих в программных, в значительной степени итоговых стихотворениях поэтов. Так у герой Бунина, представ перед

Господом, вспоминает «полевые пути меж колосьев и трав», символизирующих «счастье в жизни земной» и бытийно-природный облик родной земли, равно как и библейское м1робытие. Блок осознает путь своего лирического героя и «Руси-Жены» как «путь степной», символизирующий страстную и мятежную стихию души человека и национальной души в их историческом проявлении («вечное делает историческим», как писал К.Исупов). У Тумилева символом «жизни настоящей», соединяющей странствия географические и душевные становится морской/водный путь, поэтому в «Заблудившемся трамвае» его герой пересекает три реки, ставшие знаками наиболее важных событий его судьбы.

Конечно, и в этом аспекте можно констатировать только наиболее значимые образы : в лирических текстах поэтов присутствуют разные метафоры жизни и форм ее познания (к примеру, весьма частая у Бунина ситуация морского плавание, несущая идущую от Псалтири метафору «бушующего моря житейского»). Тремя поэтами - каждым по-своему -переживается мифологема Данте «половины жизни земной» и евангельская притча о блудном сыне. Однако у всех трех, столь разных поэтов, в итогах жизненных странствий происходит обретение «эпической общности» с миром, правда в существенно разных гранях его бытия: для Бунина важно космологическое единство с «Божьим миром», а значит, в конечном счете и духовная сопричастность Богу. Блоковскому герою-поэту, для которого встреча с жизнью осознана как «враждующая», «поле битвы», важно соединиться в духовно-эротическом чувстве любви с Женственным началом «Руси-Жены», с историческим и метафизическим бытием, где, как и в душе человека, «покоя нет», а к Богу он может обратиться только с молитвой. Герой Гумилева в финале своих «блужданий» по жизни находит, наконец, «родные реки» и совершенно определенный духовный «маяк» - «Исакий» как «твердыню Православья». Это и помогает его душе высоко и скорбно «грустить и любить», то есть делом, молитвой («отслужу молебен о здравии

Машеныш и панихиду по мне») подтвердить свою «простую веру». Так в любви и грусти происходит одновременное соединение с любимой и Богом.

Существенно различаются в зависимости от доминирующей антропологической модели и взаимодействие тела-души-духа в пределах каждой антропологической модели. У «чувственного человека» Бунина «сладость Божьего мира» одухотворяется обретением «потерянного рая» в результате паломничества по Святым местам и путешествия по «местам прародителей». Но более всего этому способствует художнически пантеистическое «райское чувствование» бытия, «связанного» Богом «узами любви». Отсюда, у лирического героя Бунина нет того конфликта «жажды чувственной» и «жажды духовной», который характерен для человека в мире Блока и Гумилева. Всегда устремленный к духовному человек в мире Блока обуреваем страстями, отсюда «душетленные» «метели и огонь» его чувственных стихий приводят к «потере части души», отсюда сближение, но и конфликт души и сердца в антиномичном мире и раздвоенном лирическом герое его трилогии. Именно этим объясняется его жажда теургическим подвигом «безличное вочеловечить»: ведь с «потерей сердца» как сокровенного центра человек перестает любить - быть личностью, теряет «право на звание человека». Человек с деятельной мужской душой в мире Гумилева знает, «что делать» с телом, которое ему «дано», но у него, как и героя Блока, но в отличие от Бунина, особенно остро ощущение падшести человека, его греховности. Лирический герой Гумилева переживает «расцвет духа», но только в наиболее судьбоносные моменты сюжета его «жизни» в лирическом творчестве поэта. У Гумилева также появляется мотив «мертвой души», истомленной страстями души, отсюда потребность «менять души -не тела», чтобы дать «новой» душе возможность духовного устремления.

Однако общим для всех трех поэтов является то достигнутое их лирическими героями состояние, которое святитель Николай Сербский называет «началом духовности».

Сближает Бунина, Блока и Гумилева, независимо от их отношения к вере на уровне биографических авторов, христологическое «измерение» личности в их поэтическом творчестве, проявляющееся на персонифицированном уровне. У Бунина христианские мотивы в поэзии, за редким исключением (хотя у всех поэтов можно найти богоборческие стихотворения), имеют евангельскую семантику Рождества, Распятия, Воскресения, а в «путевых поэмах» «Тень птицы» «путешествие по следам Христа» становится для героя-повествователя душевным и духовным обретением Спасителя как вечной Сущности мира. Вопрос «принимать или не принимать Христа» является для Блока самым важным - особенно в конце его жизненного пути. Полемика вокруг образа Христа в финале поэмы «Двенадцать», ведущаяся уже на протяжении почти ста лет, есть свидетельство принципиальной значимости этого вопроса для духовного пути поэта. Находясь, как и его герои, в состоянии «бегства от Бога», «изгнания Божьей святыни из человечества, автор поэмы, в отличие от героев, прозревает в «холоде и мраке грядущих лет» Христа как истинно Светоносное и Спасительное Начало. Для лирического героя Гумилева Христос становится проводником в иные пространство и время, его образ сохраняет свои сугубо сакральные характеристики.

Поэтологическое моделирование, вступающее в сложные отношения с антропологическим, осуществляется в поэтическом творчестве Бунина, Блока и Гумилева в русле традиционных для русской поэзии парадигм поэта-артиста и поэта-пророка, выражающих эстетическую задачу творческой личности и собственно духовную - высшую, полученную от Бога - миссию поэта. Эволюция в этом отношении у всех поэтов выстраивается как дистанцирование от пророческого дискурса в раннем периоде творчества и осознание неизбежности для «поэта милостью Божьей» «евхаристического» (Арх. Иоанн Сан-Францисский) служения в более зрелые годы. «У поэта истинного только две возможности: быть пророком или - лжепророком» [арх. Иоанн Сан-Францисский, с. 567]. Вот почему истинность поэта в

I 361 конечном итоге проверяется не его артистизмом, а его пророчеством. Общей особенностью трех поэтов является совмещение в их поэтах-пророках способности не только прорицать, но и «вспоминать», что обусловлено доминирующей в модернизме платоновской теории «познания как воспоминания». Именно в этом поэтологическом ракурсе проявилась «модерность» Бунина-поэта, во многих отношениях ориентированного на классическую традицию. Обретение пророческой - духовной - миссия поэта явилась еще одной формой борьбы человека за личностное начало.

В творчестве Бунина, Блока и Гумилева актуализируется и общая для всей поэзии начала века модель поэта-путника, в которой синтезируются онтологические и эстетические устремления художнической натуры.

Особыми формами артистизма стали адамизм и дионисизм как «зоны» игрового поведения авторов. Вместе с тем столь значимые для Бунина и Гумилева модели поэт-Адам, а для Блока - поэт-теург стали выразителями эстетизирующей тенденции в культуре начала XX век.

Вместе с тем ни эстетизм, ни демонизм, столь заметные в поэзии начала века, не привели, что следует из нашей концепции, к смене основных парадигм русской литературы. Этого не произошло как раз благодаря сохранению в русском поэтическом сознании основной парадигмы христианской антропологии - иерархичного человека, совершающего восхождение по «лествице духовной».

Намеченные в данной диссертационной работе методологический и методические подходы к изучению произведений словесного искусства в контексте духовной традиции могут быть применимы в исследовании творчества других поэтов и писателей XX века.

362

Список научной литературыБердникова, Ольга Анатольевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Блок А. О литературе / А.Блок. — М.: «Художественная литература», 1980.-350с.

2. Блок Александр. Записные книжки. 1901-1920 / Александр Блок. — М.: «Художественная литература», 1965. —663 с.

3. Бунин И.А. Собрание сочинений: В 6 томах / И.А.Бунин. М.: «Художественная литература», 1988. Тексты произведений Бунина цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы в круглых скобках. Цитирование по другим изданиям оговаривается особо.

4. Бунин И.А. Бунин И.А. Окаянные дни Статьи. Воспоминания / И.А.Бунин. — М.: Советский писатель, 1990. 414 с.

5. Бунин И.А. Письма 1885-1904 годов / И.А.Бунин. Под общ. ред. О.Н.Михайлова.-М.: ИЛМИ РАН, 2003. 768 с.

6. Бунин И.А.Письма 1905-1919 годов / И.А.Бунии. Под общ. ред. О.Н.Михайлова.- М.: ИЛМИ РАН,2007. 832 с.

7. Бунин И.А. Публицистика 1918-1953 годов / И.А.Бунии. Под общ. ред. О.Н.Михайлова. — М.: Наследие, 2000. 639 с.

8. Бунин И.А., Бунина В.Н. Устами Буниных. Дневники. В 2-х томах. Сост. М.Грин. М.: Посев, 2005. Т.1. -90 с. Т.2-431 с.

9. Гумилев Н.С. Собрание сочинений: В 3 томах Н.С.Гумилев. М.: «Художественная литература», 1991. Тексты произведений Гумилева цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы в круглых скобках. Цитирование по другим изданиям оговаривается особо.

10. Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии / Н.С.Гумилев. М.: Современник,1990.-382 с.1.

11. Аверинцев С.С. Византия и Русь: Два типа духовности / С.С.Аверинцев. //Новый мир. 1989 - № 7-9.

12. Лверинцев С.С. Религия и литература / С.С.Аверинцев. Париж: ИМКА-ПРЕСС, 1981,- 140с.

13. Лверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама / Аверинцев С.С.// Мандельштам Осип. Соч.: В 2-х томах—М.:«Художественная литература», 1990. -С.5-64;

14. Агацци Э. Человек как предмет философского познания / Э.Лгацци // О человеческом в человеке / Под общ. ред. И.Т.Фролова.— М.: Политиздат,1991,-С. 59-79.

15. Адамович Г. Литературные заметки. Ив. Бунин. «Темные аллеи» / Г.Адамович // Русские новости. -1947.- № 86.

16. Адамович Г. Одиночество и свобода. Литературно-критические статьи/ Г.Адамович. СПб.: Изд-во « Logos», 1993. - 224 с.

17. Азадовский К.М., Кострелов Н.В. Александр Блок в работе над томом избранных стихотворений («Изборник», 1918) /К.М.Азадовский, Н.В.Кострелов // Блок А. А. Изборник. М.: Наука,1989. - С. 246-278.

18. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей Ю.Айхенвальд. М.: Республика. 1994. - 591 с.

19. Акаткин В.М. Живые письмена (О поэтах и поэзии) / В.М.Акаткип — Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1996 — 189 с.

20. Аллен Л. Этюды о русской литературе / Л.Аллен. — Л.: Наука, 1989. 160с.

21. А.Блок и основные тенденции развития литературы начала XX века. Блоковский сборник VII. Вып.735 — Тарту: Тартуский университет, 1986. -162 с.

22. Александр Блок в воспоминаниях современников: В 2 томах. М.: Художественная литература, 1980.

23. Александр Блок и духовная ситуация Серебряного века (материалы круглого стола) // Начало: Журн.Института богословия и философии. — СПб., 1999. -№ 7. С.92-114.

24. Александр Блок и мировая культура: Матер, науч. конф. 14-17 марта 2000. НовГу им. Ярослава Мудрого.— Великий Новгород, 2000. — 418 с.

25. Александр Блок. Исследования и материалы. JL: Изд-во «Наука», 1987. -290 с.

26. Александр Блок. Исследования и материалы. Л.: Изд-во «Наука», 1991. -342 с.

27. Александр Блок. Исследования и материалы. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланип», 1998.-438 с.

28. Александр Блок: Pro et contra. Личность и творчество Александра Блока в критике и мемуарах современников. СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. — 736с.

29. Анастасий (Грибановский), митрополит. Пушкин и его отношение к религии и Православной Церкви / Митрополит Анастасий (Грибановский) //А.С.Пушкин: путь к Православию. Изд. второе, испр.и доп.- М.: Изд-во «Отчий дом», 1999. С. 114-182.

30. Анненский И.Ф. Избранное / И.Ф.Анненский. — М.: Изд-во «Правда», 1987.-592 с.

31. Антонов К.М. Религиозный опыт, творчество и догмат в русской мысли начала XX века / К.М.Антонов // Религиоведение. —2007 — № 3 —С. 128142.

32. Андреев Д. Миссии и судьбы /Д.Андреев // Русские боги. — М.: «Современник», 1989. С. 336—349.

33. Аристов Владимир. «Тот человек в человеке.» (Idem-forma и поэтика Другого)/ Владимир Аристов // Семиотика и Авангард: Антология /Под общ. ред. Ю.С.Степанова. — М: Академический Проект; Культура, 2006— С.1117-1126.

34. Арутюнов С.А. Культурная антропология /С. А. Арутюнов, С.И. Рыжакова. -М.: Изд-во «Весь мир», 2004. 216 с.

35. Архимандрит. Алипий (Кастальский-Бороздин), архимандрит. Исайя (Белов). Догматическое богословие: Курс лекций / Архимандрит. Алипий(Кастальский-Бороздин), архимандрит. Исайя(Белов). М.: Издание Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2007. — 288 с.

36. Бальмонт К. Стозвучные песни: Сочинения(избранные стихи и проза) / К.Бальмонт. Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1990. - 336 с.

37. Баран X. Некоторые реминисценции у Блока: вампиризм и его источники / Х.Баран // Поэтика русской литературы начала XX века. — М.: Изд. группа «Прогресс»; «Универс», 1993. С.264-284.

38. Барановская Е.П. «Homo scribens»: антропологические аспекты письма в творчестве Н.В.Гоголя: от «Шинели» к «размышлениям о Божественной Литургии» / Е.П.Барановская // Дис. . канд филол. наук. Омск, 2003. -190 с.

39. Баженов А. «Там флейты Фебовой серебряные звуки, там и проклятых сребреников звон.» : «Серебряный век» как отражение революции / А. Баженов //Москва.- 2001. -№1. С. 186-210.

40. Баршт К.А. Художественная антропология Андрея Платонова / К.Баршт,-Воронеж: Изд-во ВГПУ, 2001.-184 с.

41. Баткин Л.М. Европейский человек наедине с самим собой: Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания / Л.М.Баткин. М.: РГГУ, 2000. - 1000 с.

42. Батюшков Ф. И.А.Бунин /Ф. Батюшков // Русская литература XX века: 1890-1910 /Под ред. профессора С.А.Венгерова. М.: Изд-во «Республика», 2004.- С.397-410.

43. Бахрах А.В. Бунин в халате. По памяти, по записям/ А.В.Бахрах. — США: Товарищество Зарубежных Писателей, 1979. 176 с.

44. Бахтин М.М. Собр. соч.: В семи томах / М.М.Бахтин.- М.: Русские словари, 2000. Т.2. 798 с.

45. Бахтин Михаил. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук / Михаил Бахтин СПб.: Изд-во «Азбука, 2000. - 336 с.

46. Белый А. Символизм как миропонимание/ А. Белый. — М.: Республика, 1994.-528 с.

47. Белый Андрей. Стихотворения /Андрей Белый- Саратов: Приволжкое книжное издательство, 1989. 176 с.

48. Белый Андрей. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3-х кн. / Андрей Белый. — М.: Художественная литература, 1989. Кн.1 — 543 с.

49. Белый Андрей. Начало века. Воспоминания. В 3-х кн. / Андрей Белый. — М.: Художественная литература, 1990. Кн.2 — 687 с.

50. Белый Андрей. Между двух революций. Воспоминания. В 3-х кн. / Андрей Белый. М.: Художественная литература, 1990. Кн.З — 670 с.

51. Бергсон Анри. Философская интуиция / Анри Бергсон // Путь в философию. Антология,- М.: ПЕРСЭ; СПБ.:Унив. книга, 2001. С.203-218.

52. Бердяев Н.А. Проблема человека (К истории христианской антропологии). О назначении человека/ Н.А.Бердяев. — М.: Республика, 1993 — 386 с.

53. Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века / Н.А.Бердяев // Вопросы философии. — 1990. — № 1-2.

54. Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков / Н.А.Бердяев.- М.: «Высшая школа», 2005. -240с.

55. Бердяев Н.А. Философия свободы. / Н.А.Бердяев // Философия свободы. Смысл творчества. — М.: Правда,1989. 607 с.

56. Бердяев Н.А. В защиту Блока / Н.А.Бердяев // Литературная учеба. — 1990. № 6.-С. 104-105.

57. Белянов М.Ю. Художественная антропология позднего J1.H. Толстого / М.Ю.Белянов//Дис. . канд. филол. наук —Москва, 2007. — 168 с.

58. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. UBS-EPF, 1990. - 292 с.

59. Бицилли П. Путешествие по следам Христа / П.Бицилли // Современные записки. Париж—1931— Т.47. -С.494-396.

60. Бицилли П.М. Избранные труды по филологии / Бицилли П.М.- М.: «Наследие», 1996. — 707с.

61. Блаженный Августин. Исповедь. Пер. с лат. / Блаженный Августин — М.: «ГЕНДАЛЬФ», 1992. 544с.

62. Богомолов Н.А. Гумилев и оккультизм: продолжение темы / Н.А.Богомолов // Новое лит. обозрение. 1997. - № 26. - С. 181-200.

63. Богомолов Н.А. Николай Гумилев / Н.А.Богомолов // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). ИМЛИ РАН. М.: «Наследие», 2001. Книга. II. - С.466-500.

64. Боснак Д.В. Художественная антропология Ф.Сологуба: лирика и роман «Мелкий бес» / Д.В.Боснак // Дис.канд. филол. наук. Н.Новгород, 2006.- 176 с.

65. Бродский М.А. Образ Христа в поэме Александра Блока «Двенадцать» / М.А.Бродский// Русская словесность 1995. - № 6. - С.41-45.

66. Бройтман С.Н. Русская лирика Х1Х-начала XX века в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура) / С.Н.Бройтман. — М.: РГГУ., 1997.-307 с.

67. Бросова Н.З. Судьба метафизики и судьба человека / Н.З.Бросова // Вопросы философии 2005. -№ 11. - С. 54-65.

68. Брюсов В.Я. Стихотворения / В.Брюсов. М.: Советская Россия, 1990 -384с.

69. Брюсов В.Я. Ив. Бунин / В.Я.Брюсов // Иван Бунин: Pro et contra. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. СПб.: Изд-во- РХГИ, 2001. — С.266-268.

70. Брюсов В.Я. «Священная жертва» / В.Я.Брюсов // Критика русского символизма. В 2-х томах. — М.: Олимп ACT, 2002. Т. 1. — 495 с.

71. Бубер Мартин. Проблема человека. Часть первая. Путь проблемы / Мартин Бубер // Философские науки. 1992. - № 3. - С.65-82.

72. Будда. Его жизнь, учение и община. Сочинение Германа Ольденберга. Пер. с немецкого. М., 1884. 380 с.

73. Буланов A.M. Святоотеческая традиция понимания «сердца» в творчестве Ф.М.Достоевского / А.М.Буланов // Христианство и русская литература. Сборник статей.- СПб.: Наука, 1994. (ИРЛИ). С.270-306.

74. Булгаков С. На пиру богов / С.Булгаков // Вехи. Из глубины. М.: Изд-во «Правда», 1991. - С. 290-354.

75. Булгаков С.Н. Философия имени / С.Н.Булгаков. СПб.: Наука, 1999. -448с.

76. Булгаков С.Н. Свет Невечерний: Созерцания и умозрения /С.Н.Булгаков. — М.: Изд-во ACT, 2001,- 666с.

77. Бунин И.А.Новые материалы. Выпуск I. — М.: Русский путь, 2004 — 584 с.

78. Буряченко В.В. Концепция «эстетики жизни» в философском и литературном творчестве К.Н.Леонтьева / В.В.Бурячепко // Дис. канд. филол. наук. Воронеж, 2009. — 171 с.

79. Варавва В.В. Метафизика смерти: опыт «апофатической рациональности»/ В.В.Варава //Вопросы философии. 2005. - №12,- С. 77-93.

80. Вевюрко И.С. Перспективы религиоведческого изучения антропологии Апостола Павла / И.С.Вевюрко // Религиоведение. 2007. - № 2— С.115-125.

81. Вежбицкая Анна. Язык. Культура. Познание. Пер. с англ. Огв.ред. М.А.Кропгауз, вет. ст. Е.В.Падучевой. / Липа Вежбицкая. — М.: «Русские словари», 1996-416с.

82. Вейдле В.В. И.А. Бунин «Лика» / В.В.Вейдле // Русские записки. -1939. -№3.-1 июня.

83. Вейдле Вл. Петербургская поэтика / Вл.Вейдле // Вопросы литературы. — 1990.-№7.- С. 108-127.

84. Вейдле В. После «Двенадцати»: Приношение кресту на могиле Александра Блока / В. Вейдле // Библиотека Вестник Р.С.Х.Д. YMKA-PRESS.-Paris. 1973.- С.3-67.

85. Вейдле Владимир. О поэзии Тютчева / Владимир Вейдле // Вестник русского христианского движения. 186. Париж - Ныо-Йорк-Москва, 2003. - С.221-228.

86. Верхоломова Е.В. Символика заглавия книги стихов Н.Гумилева «Огненный столп»/ Е.В.Верхоломова // Гумилевские чтения: материалы международной научной конференции 14-16 апреля 2006. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2006. - с.99-104.

87. Ветринский Г. Журнальные заметки / Г.Ветринский // Нижегородский листок. 1900- JV« 310. — 11 ноября.91.«Вечные сюжеты» в русской литературе (Блудный сын и другие). Под ред. Е.Д. Ромодановского, В. Тюпы.- Новосибирск: ИФ СО РАН, 1996. -180 с.

88. Виноградов И. Духовные искания русской литературы. Историко-литературные исследования и критические статьи / И.Виноградов. М.: Русский путь, 2005. - 672 с.

89. Владимиров О.Н. Жанровое движение в лирике И.А.Буиина 1886-1952 годов / О.Н.Владимиров// Дис. канд. филол. наук. Томск, 1999. - 224 с.

90. Вундт Вильгельм. Миф и религия. История религии/ Вильгельм Вундт. -М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2002. С.245-699.

91. Выготский JI.С. Психология искусства/ Л.С.Выготский. СПб.: Азбука, 2000.-416 с.

92. Вышеславцев Б.П. Сердце в христианской и индийской мистике / Б.П.Вышеславцев // Тарасов Б.П. Человек и история в русской религиозной философии и классической литературе. Сборник статей. — М.: «Кругъ», 2008. С.575-618.

93. Гаврюшин Н.К. Б.П.Вышеславцев и его «философия сердца» / Н.К.Гаврюшин // Вопросы философии. -1990. —№ 4. -С. 55-62.

94. Гайденко П. Соблазн «святой плоти»: Сергей Соловьев и русский серебряный век / П.Гайденко // Вопросы литературы. — 1996. — Июль-август. С.72-127.

95. Гальковская И.В. Православная академическая антропология: В.И.Несмелов и М.М.Тареев / И.В.Гальковская // Автореф. дис. . канд. филос. наук. Екатеринбург, 2004 — 24 с.

96. Гаспаров М.Л. Избранные труды / М.Л. Гаспаров. — М.: Новое литературное обозрение, 1995. — 476 с.

97. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики / М. Л. Гаспаров. — СПб.: Азбука, 2001 — 428 с.

98. Геллер Л. К описанию экзотизмов. Предложения / Л. К.Геллср // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания — Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 2008 — Вып. 27. — С. 5-30.

99. Гинзбург Л.Я. О лирике / Л.Я.Гинзбург. — М.: Советский писатель, 1974.-406 с.

100. Гиппиус 3. Мой лунный друг. О Блоке / 3. Гиппиус // Стихотворения. Живые лица. М.: «Художественная литература», 1991. - С.214-250.

101. Гиренок Федор. Антропологическая катастрофа / Федор Гиренок //Православное учение о человеке. — Клин, 2004. С. 56-78.

102. Горичева Т. О кенозисе русской культуры / Т.Горичева // Христианство и русская литература: сб. статей. СПб: Наука, 1994. — С.50-88.

103. Грановский В.В. Русский символизм и философия имени: точки соприкосновения / В.В.Грановский // Религиоведение — 2007 — № 1. — С.169-178.

104. Григорьян Б.Т. Понятие о человеке в современной философии //О человеческом в человеке /Под общ. ред. Акад. И.Т.Флорова- М.: Политиздат, 1991.-С. 358-383.

105. Губин Валерий, Некрасова Елена. Философская антропология: Учебное пособие для вузов / Валерий Губин, Елена Некрасова. — М.: Г1ЕР СЭ СПб.: Университетская книга, 2000. — 240 с.

106. Гумилевские чтения: Материалы международной конференции филологов-славистов. — СПб.: Изд-во СПбГУП, 1996. — 285 с.

107. Гумилевские чтения: Материалы международной научной конференции. 14-16 апреля 2006 года. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2006. -348 с.

108. Гуревич П.С. Антропологический ренессанс / П.С.Гуревич // Феномен человека: Антология. М.: Высшая школа, 1993. — С.3-23.

109. Гуревич П.С. Философская антропология Учебное пособие / П.С.Гуревич. -М.: Изд-во «Вестник», 1997.-448 с.

110. Гуревич П.С. Проблема Другого в философской антропологии М.М.Бахтина // М.М.Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. - С.3-25.

111. Гуссерль Эдмунд. Картезианские размышления/Пер. с немецкого/ Эдмунд Гуссерль. -. СПб.: Наука-Ювента, 1998. 315 с.

112. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Репринтное издание. В четырех томах / В.И.Даль.— М.: Русский язык, 1989-1990.

113. Данте Алигьери. Божественная комедия. М: Эксмо, 2007. — 760 с.

114. Дарвин М. Проблема цикла в изучении лирики / М.Дарвин. Кемерово: Изд-во Кемеровского университета, 1983. - 104 с.

115. Дарский Д.С. Радость земли. Исследование лирики Фета / Д.С.Дарский. -М., 1916.-68 с.

116. Двинятина Т.М. Поэзия И.А.Бунина и акмеизм: Сопоставительный анализ поэтических систем / Т.М.Двинятина // Автореф. дис. канд. филол. наук. Санкт-Петербург, 1999. — 25 с. .

117. Двинятина Т.М. Поэзия Бунина //На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян. Сост. JI.O. Зайонц- М.: Новое издательство, 2007. С. 348-389.

118. Десятов В.В. «Блудный сын» проводник в интегральный мир Николая Гумилева // «Вечные сюжеты» в русской литературе (Блудный сын и другие). Под ред. Е.Д. Ромодаповского, В. Тюпы.— Новосибирск: ИФ СО РАН, 1996.- С.114-122.

119. Дмитриев А.П. Тема «Православие и русская литература» в публикациях последних лет / А.П.Дмитриев // Русская литература.- 1995. -№ 1 С.225-269.

120. Долгова О.А. Жанрообразующие особенности книги стихов А.А.Блока

121. Седое утро» / О.А.Долгова // Дис.канд. филол. наук, Воронеж, 2002.- 198 с.

122. Долгополов JI. К Блок. Личность и творчество / Л.К.Долгополов. Л.: Наука, 1984. - 232 с.

123. Долгополов Л.К. На рубеже веков: о русской литературе конца XIX-начала XX веков / Л.К.Долгополов. Л.: Советский писатель, 1985 - 296 с.

124. Дунаев М.М.Православие и русская литература. В 6-ти частях / М.М.Дунаев. М.: «Христианская литература», 1999. Часть 1. — 317 е.; Часть V. - 736 с.

125. Дьякова Е. Христианство и революция в миросозерцании «Скифов» / Е.Дьякова // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1991. Т. 50. № 5. - С. 35-54.

126. Дякина А.А. Взгляд на мир и человека в поэтических сборниках И.А. Бунина / А.А.Дякина // Центральная Россия и литература русского зарубежья (1917-1939). Исследования и публикации.-Орел, 2003.-С.95-97.

127. Ермилова Е. В. Теория и образный мир русского символизма / Е. Ермилова. -М.: Наука, 1989. 174 с.

128. Ерофеев Вик. Русские цветы зла // Русские цветы зла: Антология. — М.: Подкова, 1997.-С.З-28.

129. Есаулов И.А. Духовная традиция в русской литературе / И.А.Есаулов // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.:Интелвак, 2001.

130. Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности / И.А.Есаулов. — М.: Кругъ, 2004. 560 с.

131. Жирмунский В. М. Преодолевшие символизм // В.М.Жирмунский // Николай Гумилев: Pro et contra. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей // СПб.: РХГИ, 1995. — С.397—427.

132. Жирмунский В. Поэзия Александра Блока / В.Жирмунский // Об Александре Блоке: Статьи: Н. Анциферова, Ю. Верховенского, В. Жирмунского, Вл. Пяста, А. Слонимского, Ю. Тынянова, Б. Эйхенбаума, Б. Энгельгардта. — Петербург, 1921. — С. 93-115.

133. Жития Святых Православной Церкви Составил священник и законоучитель Иоанн Бухарев. Репринт—М.: Изд-во «Отчий дом», 1999. 693 с.

134. Зайцев К. И.А.Бунин. Жизнь и творчество / К.Зайцев. Берлин: Парабола, 1934.-267 с.

135. Замалеев А.Ф. Русская религиозная философия. XI —XX в.в. /

136. A.Ф.Замалеев. СПб.: Изд.дом С.-Петерб. ун-та, 2007. - 208 с.

137. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий: Учебное пособие / В.В.Заманская-М.: Флинта-Наука, 2002,- 304с.

138. Захаров В.Н. Православные аспекты этиопоэтики русской литературы /

139. B.Н.Захаров // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сб. научных трудов — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского университета, 1998.Вып.2.-С.3-31.

140. Захаров В.Н. Христианский реализм в русской литературе /

141. B.Н.Захаров // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Вып.З. -Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского университета, 2001. С. 5-20.

142. Звиревич В.Т. Типология античных концепций человека / В.Т.Звиревич // Автореф.док. филос. наук. — Екатеринбург, 1998. — 50 с.

143. Зеленцова С.В. Функции пейзажа в ранних рассказах И.А.Бунина /

144. C.В.Зеленцова//Бунинские чтения вОрле—2008: Материалы Всероссийскойнаучной конференции, посвященной 75-летию присуждения писателю Нобелевской премии. Орел, 2009 С.50-54.

145. Зеньковский В.В.История русской философии. В двух томах / В.В.Зеньковский. JL: «ЭГО», 1991.

146. Зеньковский Василий, протопресвитер. Принципы православной антропологии / Протопресвитер Василий Зеньковский // Смысл православной культуры. — М.: Издательство Сретенского монастыря, 2007 272 с. (Духовное наследие русского Зарубежья)

147. Зинченко В.П. Как возможна поэтическая антропология / В.П.Зипчеико // Человек.- 1994,- № 6. С. 37-50.

148. Зинченко В.П. Посох Мандельштама и трубка Мамардашвили: К началам органической психологии / В.П.Зипчеико — М.: «Новая школа», 1997.-336с.

149. Зобнин Ю. Н.Гумилев — поэт Православия: монография / Ю.Зобнип. — СПб.: СПбГУП, 2000. 384 с.

150. Зобнин Ю. Странник духа (о судьбе и творчестве Н.С.Гумилева) / Ю.Зобнин // Николай Гумилев: Pro et contra. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей // -СПб.: РХГИ, 1995. С.3-52.

151. Иванова Евг. Загадочный финал «Двенадцати» / Евг. Иванова // Москва,- 1991. -№ 8.- С. 191-196.

152. Иванов Вяч.Вс. Дуальные структуры в антропологии: Курс лекций / Вяч. Вс. Иванов. М.: РГГУ, 2008. - 332 с.

153. Иванов Вяч.Вс. Звездная вспышка (поэтический мир Н.Гумилева) / Вяч. Вс. Иванов// Избранные труды по семиотике и истории культуры — М.: Языки славянской культуры, 2000. Т.Н. Статьи о русской литературе. -880 с.

154. Иванов Вячеслав. Родное и вселенское / Вячеслав Иванов. — М.: Республика, 1994. 428 с.

155. Иванов Г. О Гумилеве / Г.Иванов // Собр. соч.: В 3-х томах. — М.: «Согласие», 1994. С.540-556.

156. Иванов-Разумник Р. Испытание в грозе и буре («Двенадцать» и «Скифы» А. Блока) / Р. Иванов-Разумник // Александр Блок и Андрей Белый: диалог поэтов о России и революции М.: Высшая школа, 1990 — С. 556—582.

157. Ильев С. П. Числовая символика в поэме «Двенадцать» Александра Блока / С.П.Ильев // Slavika Wratislaviensia IX.- Wroclaw, 1976. № ЗЗО.-С. 22-34.

158. Ильев С.П. Куликовская битва как «символическое событие» (цикл «На поле Куликовом» Александра Блока и роман «Петербург» Андрея Белого) / С.П.Ильев // Александр Блок. Исследования и материалы. —Л.: Изд-во «Наука», 1991. С.22-40.

159. Ильин В.Н. Блок и Россия (Эсхатология любви) / В.Н.Ильип // Эссе о русской культуре. СПБ: «Акрополь», 1997. - С.52-59с.

160. Ильин А.А. Русская литература в контексте православной традиции / А.А.Ильин. Ярославль, 2000. - 189 с.

161. Ильин И.А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин Ремизов - Шмелев / И.А.Ильип // Собр. соч.: в Ют. - М.: Русская книга, 1996. -Т.6. -Кн.2.- 560 с.

162. Ильин И.А. Кризис безбожия / И.А.Ильин// Собр. соч.- М.: «Русская книга», 1996. Т.1. — С.332-358.

163. Илюнина Л.А. Круг чтения А.Блока 1910-х годов: (Блок и Добротолюбие) / Е.А.Илюнина // Христианство и русская литература. РАН ИР ЛИ. СПб.: Наука, 1996. - Сб.2. - С.334-342.

164. Иншакова Ю. Г. Жанровая система поэзии И.Л.Бунина/ Ю.Г. Иншакова // Автореф. дис. .канд. филол. наук. Елец, 2005.-23 с.

165. Иоанн Сан-Францисский (Шаховской), архиепископ. Избранное / Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). — Петрозаводск: Изд-во «Святой отсров», 1992. — 575 с.

166. Исупов К.Г. Историзм Блока и символистская мифология истории (ведение в проблему) / К.Г.Исупов // Александр Блок. Исследования и материалы.- Л.: Изд-во «Наука», 1991. С. 3-21.

167. Йованович М. Проблема человека в автобиографической прозе свящ. П.Флоренского / М.Йованович // П.А. Флоренский: Pro et contra . 2 изд., испр. и дополн. СПб.: РХГИ, 2001. - С.665-673.

168. Калугина С.А. Этико-философский анализ феномена сердца (на материале русской философской культуры II половины Х1Х-иачала XX в.в.) / С.А.Калугина // Автореф. дис.канд филос. наук, Тула, 2008. — 24с.

169. Камю Альбер. Бунтующий человек / Альбер Камю. — М: Изд-во политической литературы, 1990. — 415 с.

170. Кантор В. Антихрист или Вражда к Европе / В.Кантор // Октябрь. — 2001.-№ 1.- С. 199-234.

171. Капипос Е., Куликова Е. Лирические сюжеты в стихах и прозе XX века / Е.Капинос, Е.Куликова. — Институт филологии СО РАН. — Новосибирск, 2006.-336 с.

172. Караганова М.М. Проблема человеческого существования и ее образное воплощение в лирике И.А.Бунина / М.М.Караганова // Автореф. дис. . канд. филол. наук. Вологда, 2000. — 24 с.

173. Карпенко Г.Ю. Образ «сотворенного мира» в творчестве И.А.Бунина и ветхозаветная традиция / Г.Ю.Карпенко // Царственная свобода. О творчестве И.А.Бунин: межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Квадрат,1995. - С.35-42.

174. Карпенко Г.Ю. О «преодолении» христианства в творчестве И.А.Бунина / Г.Ю.Карпенко // Литература и культура в контекстехристианства: Тез. докл. Всерос. науч. копф. — Ульяновск: Ульяновский технический университет, 1996. Вып.2. Ч.1.— С.38-39.

175. Карпенко Г.Ю. Творчество И.А.Бунина и религиозно-философская культура рубежа веков / Г.Ю.Карпенко. — Самара: Изд-во Самарской гуманитарной академии, 1998. — 114 с.

176. Карпенко Г.Ю. О религиозно-философских источниках проблемы смерти у И.А.Бунина / Г.Ю.Карпенко // И.А.Бунин: Диалог с миром: межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Полиграф, 1999. - С.25-45.

177. Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения / Л.П. Карсавин. -М.:»Ренессанс», 1992.-325с.

178. Карцева Г.А. Ритм как культурно-антропологический феномен/ Г.А.Карцева // Дис. . док. филос. наук. — Москва, 2004 — 350 с.

179. Кассирер Эрнст. Избранное. Опыт о человеке / Эрнст Кассирер. М.: Гардарика, 1998. - 784с. (Лики культуры)

180. Кассирер Эрнест. Избранное: Индивид и космос / Эрнст Кассирер. — М.: СПб.: Университетская книга, 2000. — 654 с. (Книга света).

181. Катасонов В.Н. Хождение по водам (религиозно-нравственный смысл «Капитанской дочки» А.С.Пушкина) / В.Н.Катасопов. Калуга, 1999. -175 с.

182. Келдыш В.А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность / В.А.Келдыш // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). ИМЛИ РАН. М.: «Наследие», 2001. Книга I-С.13-68.

183. Керн Кнпрнан, архимандрит. Восхождение к Фаворскому свету / Архимандрит Киприан Керн. — М.: Издательство Сретенского монастыря, 2007. 240 с. (Духовное наследие русского Зарубежья).

184. Керн Киприан, архимандрит. О религиозном пути Александра Блока / Архимандрит Киприан (Керн) // Александр Блок: Pro et contra. Личность и творчество Александра Блока в критике и мемуарах современников. — СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. С.559-580.

185. Кихией Л.Г. Акмеизм: миропонимание и поэтика / Л.Г.Кихней. — М.: МАКС Пресс, 2001. 184 с.

186. Климчукова В.Н. Духовные основы поэзии Н.Гумилева / В.Н.Климчукова // Литература в школе. — 2007. — № 5. — С.48-53.

187. Ковалев Г.Ф. Писатель. Имя. Текст. Г.Ф.Ковалев.— Воронеж: ВГУ, 2004.- 340 с.

188. Кожевникова Н.А. Метафоры и сравнения в стихах И.А.Бунина // Царственная свобода. О творчестве И.А.Бунина Межвузовский сборник научных трудов. Воронеж, 1995. - С. 114-130.

189. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. Н.А.Кожевникова —М.: Наука., 1986. — 254 с.

190. Климова С. Феноменология святости и страстности в русской философии культуры / С.Климова. — СПб.: Алетейя, 2004. 329с.

191. Коздринь Я.Р. Символ лествицы в русской литературе 1810-х 1850-х гг. /Я.Р.Коздринь // Автореф. дис.канд. филол. наук - Омск, 2009. - 21с.

192. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе Х1Х-ХХ в.в./ Л.А.Колобаева. М.: Изд-во МГУ, 1990. - 336 с.

193. Колобаева Л. А. Русский символизм / Л. А. Колобаева. — М.: Изд-во МГУ, 2000.-294 с.

194. Колтоновская Е. Бунин как художник-повествователь / Е.Колтоновская //Вестник Европы. -1914.-№ 5.- С.67-88.

195. Конева JI.А. Антропологическая парадигма в русской религиозной философии / Л.А.Конева // Философия культуры: межвуз. сб. науч. ст. -Самара: Изд-во «Самарский университет». 1995. С.54-62.

196. Коржавин Н. Анна Ахматова и «серебряный век» / Н.Коржавин // Новый мир. -1989.- № 7. С. 240-261.

197. Коржавин Н. Игра с дьяволом: По поводу стихотворения Александра Блока «К Музе» / Н.Коржавин. // Поэзия. Альманах. М.: Мол. Гвардия,1991. Вып 59.-С. 103-119.

198. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы/ Б.О.Корман. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. - 236 с.

199. Корольков Александр. Духовная антропология / Александр Корольков. Спб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 2005. - 324 с.

200. Корчинский А.В. Поэтология И.А.Бродского в контексте «позднего модернизма» (стихотворения к. 1960-х- и. 1980-х). / А.В.Корчинский // Дис. . канд. филол. наук. — Новосибирск, 2004.- 196 с.

201. Косевич Ежи. Раннехристианская философская и теологическая мысль в отношении проблематики тела / Ежи Косевич // Философские науки.1992. № 3. - С.83-102.

202. Косиков Г.К. Стихотворение «Жираф» и африканская тема Н.Гумилева // http:// www/libfl.ru/mimesis

203. Котельников В.А. О «ветхозаветности» И. А. Бунина // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1996. Сб.2. - С.343-350.

204. Котельников В.А. Восточно-христианская аскетика па русской почве / В.А.Котельников // Христианство и русская литература. РАН ИР ЛИ. Сб. науч. ст.- СПб: Наука, 1994. С.396- 412.

205. Котельников В.А. Идеализм и реализм в философии и литературе / В.А.Котельников // Русская литература. — 2009. — № 2,- С.З 17.

206. Кошемчук Т.А. О христианской доминанте в лирике И.А.Бупина / Т.А.Кошемчук // Творческое наследие И.А.Бунина: традиции и новаторство. Материалы международной научной конференции,посвященной 135-летию со дня рождения И.А.Бунина Орел, 2005 — С.40-44.

207. Кошемчук Т.А. «Искушение тварным» в натурфилософских стихах Тютчева / Т.А. Кошемчук // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сб. научных трудов. — Петрозаводск, 2005. Вып.4 С.258-275.

208. Кошемчук Т.А. Поэт пророк и собеседник муз (О проблеме творчества в русской поэзии и православном миропонимании) / Т.А.Кошемчук // Христианство и русская литература. Сборник пятый. — С.-Петербург, «Наука», 2006. - С.3-128.

209. Крапивин В.В. между Синаем и Цейлоном: Восток в прозе И.Л.Бупипа / В.В.Крапивин // Лит. учеба,- 2000,- Кн.5/6,- С. 145-169.

210. Краснянский В.В.Словарь эпитетов Ивана Бунина: Ок. 100 000 словоупотреблений. М.: Издательский центр «Азбуковник», 2008—776с.

211. Кривцун О.А. Артистизм. Соперничество искусства и жизни // О.А.Кривцун // Человек. -2007. -№3. -С.61-71; №4,- С.60-76.

212. Кроль Ю.Л. Об одном необычном трамвайном маршруте («Заблудившийся трамвай» Н.Гумилева) / Ю.Л.Кроль // Русская литература. 1990. - № 1. - С.

213. Крук И. «Сокрытый двигатель его»: Проблема эволюции творчества А. Блока / И.Крук. Киев: Высшая школа, 1980. - 216 с.

214. Куприяновский П.В. Заметки к теме «И.Бунин и К.Бальмонт» // П.В.Куприяновский // Бунин в диалоге эпох: межвуз. сб. науч. тр. Воронеж: ВГУ, 2002. С.48-55.

215. Кураев Андрей, диакон. Христианская философия и пантеизм / А.Кураев. М.: Издание Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 1997.-226 с.

216. Кутырев В.А. Апология человеческого (предпосылки и контуры консервативного философствования) / В.А.Кутырев // Вопросы философии. 2003. - № 1. - С.63-75.

217. Кшондзер М.К. И.А.Бунин и поэзия Серебряного века/ М.К. Кщондзер // Филологические записки. — Воронеж, 1996. —Вып 7.- С.74-79.

218. Лавров А. В. Этюды о Блоке / А.Лавров. — СПб: Изд-во Ив. Лимбаха, 2000.-338 с.

219. Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма / Ю.И.Левин и др.// Russian Literature. 1974. - № 7/8. - С. 45-63.

220. Леви-Строс Клод. Структурная антропология / Клод Леви-Строс. М.: Академический проект, 2008. — 554 е.

221. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы / О.А.Лекманов. -Томск: Изд-во «Водолей», 2000. 704 с.

222. Лепахин Валерий. Икона в русской художественной литературе. Икона и иконопочитание, иконопись и иконописцы /Валерий Лепахин. — М.: Издательство «Отчий Дом», 2002.— 736 с.

223. Леонтьев К.Н. Египетский голубь: Роман, повести, воспоминания. — К.Н.Леонтьев. М.Современник, 1991. - 528с.

224. Леонтьев К.Н. Избранное / К.Н.Леонтьев. — М.: «Радрогъ»; «Московский рабочий», 1993. — 400с.

225. Лесневский С.С Всемирное чувство и чувство России в романтизме Блока / С.С.Лесневский // Александр Блок и мировая культура: Матер, науч. конф. 14-17 марта 2000. НовГу им. Ярослава Мудрого. — Великий Новгород, 2000. С.3-9.

226. Линков В.Я. История русской литературы XIX века в идеях. 2-е изд. / В.Я. Линков. -М.: Изд-во Московского университета,2008. 190 с.

227. Литература и культура в контексте Христианства: Материалы IV Международной научной конференции. — Ульяновск, УлГТУ. — 2005. — 320 с.

228. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: Интелвак, 2001.

229. Литературное наследство. И.А.Бунин. Том 84. В двух книгах. — М.: Наука, 1973. Т. 1 696 с; Т.2.- 552 с.

230. Литературное наследство. А.Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 1-5. М.: Наука, 1980-1993.

231. Литературное наследство. Николай Гумилев. Материалы и исследования. Т.98. — М.: Наука, 1988. — 215 с.

232. Лихачев Д.С. Человек в литературе древней Руси. / Д.С.Лихачев. М.: «Наука, 1970.- 186 с.

233. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф.Лосев.- М.: Искусство, 1976. 367 с.

234. Лосев А.Ф. Философия имени / А.Ф.Лосев // Из ранних произведений — М.: Изд-во «Правда», 1990. С. 11-194.

235. Лосев А.Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II в.в. н.э./ А.Ф.Лосев.— М.: Наука, 1979.-416 с.

236. Лосев А.Ф. Теория мифического мышления у Э.Кассирера / А.Ф.Лосев // Кассирер Эрнст. Избранное. Опыт о человеке / Эрнст Кассирер. М.: Гардарика, 1998. - С.730-760.

237. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии /Ю.М.Лотман.- СПб.: «Искусство-СПБ», 1996.-848 с.

238. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера- история / Ю.М.Лотман. М.: Языки русской культуры, 1999. — 464 с.

239. Лосский Н.О. История русской философии. Пер. с англ. / Н.О.Лосский.- М.: Советский писатель, 1991. — 480 с.

240. Лосская-Семон М.В.Несколько замечаний по поводу религиозноого призвания русской литературы / М.В. Лосская-Семон. // Русская литература 1995.- № 1 -28-33.

241. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. Догматическое богословие / В.Н.Лосский — М.: Центр «СЭИ»,1991.- 288 с.

242. Лукпицкая В.К. Николай Гумилев. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. / В.К. Лукницкая. Л.: Лениздат, 1990.-326 с.

243. Луцевич Л.Ф. Псалтирь в ранней книжности в литературе XVIII в./ Л.Ф.Луцевич // Христианство и русская литература. Сборник четвертый. СПб: Наука, 2002,- С. 24-68.

244. Лучицкая С.И. Образ рая в средневековой иконографии / С.И.Лучицкая // Одиссей. Человек в истории. Слово и образ в средневековой культуре — М., 2002.- С.287-295.

245. Львов-Рогачевский В.Л. Поэт-пророк: Памяти А.А.Блока/ В.Л. Львов-Рогачевский. М.: Т-во «Кн-во писателей в Москве», 1921. - 50с.

246. Любомудров A.M. О православии и церковности в художественной литературе / A.M.Любомудров // Русская литература. — 2001. — №1 — С.107-125.

247. Любомудров A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья. Борис Зайцев. Иван Шмелев / A.M.Любомудров. — СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003- 272 с.

248. Магомедова Д.М. Александр Блок / Д.М.Магомедова // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). ИМЛИ РАН — М.: «Наследие», 2001. Книга II. - С.89-143.

249. Магомедова Д. М. Блок и Волошин (Две интерпретации мифа о бесовстве) // Блоковский сборник, XI. Тарту, 1990. Вып. 917. -С. 39-49.

250. Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А.Блока/ Д.М.Магомедова. Тверь: ИЧП «Мартин», 1997,- 223 с.

251. Майдурова А.Ю. Роман Л.Леонова «Пирамида»: проблемы художественной антропологии / А.Ю.Майдурова // Дис. . канд. филол. наук —Волгоград, 2006 188 с.

252. Максимов Д.Е. Идея пути в поэтическом мире Александра Блока / Д.Е. Максимов // Поэзия и проза А.Блока. — Л.: Советский писатель, 1981 — С.6-151.

253. Малый энциклопедический словарь. В четырех томах. Репринтное воспроизведение издания Ф.А.Брокгауза—И.А.Ефрона. М.: «Терра» — «Тегга», 1994.

254. Мальцев Ю. Иван Бунин. 1870-1953 / Ю.Мальцев. Frankfurt/Main-Moskau, 1994.-428 с.

255. Мальчукова Т.Г. Парафразы псалмов в русской поэзии 1820-х годов / Т.Г.Мальчукова // Евангельский текст в русской поэзии XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб науч. тр. Вып.З. — Петрозаводск, 2001.-С.91-115.

256. Мандельштам О. Слово и культура / О.Мандельштам.- М.:Советский писатель, 1987.-320 с.

257. Мамардашвили М.К. Сознание как философская проблема / М.К. Мамардашвили // Вопросы философии. -1990. № 10. - С.3-18.

258. Мамардашвили М.К. О философии / М.К. Мамардашвили // Вопросы философии. -1991. -№ 5. — С.3-10.

259. Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии / М.К. Мамардашвили // О человеческом в человеке / Под общ. ред. И.Т.Фролова. -М.: Политиздат, 1991.- С.8-22.

260. Мартьянова С.А. Образ человека в литературе: от типа к индивидуальности и личности / С.А.Мартьяиова. — Владимир: Владимирский гос. пед. университет, 1997. — 120с.

261. Мейендорф Иоанн, протоиерей. Византийское богословие: Исторические тенденции и доктринальные темы / Пер. с англ. В.Марутик / Протоиерей Иоанн Мейендорф. — Минск: «Лучи Софии», 2001. — 336 с.

262. Мейер Георгий. У истоков революции / Георгий Мейер. — Frankfurt/Main: Посев, 1971.-256 с.

263. Минералова И. Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма. / И. Минералова. — М.: Флинта-Наука, 2004. 479 с.

264. Минский Н. От Данте к Блоку / Н.Минский // Александр Блок: Pro el contra. Личность и творчество Александра Блока в критике и мемуарах современников. Антология. /Сост., вступ. ст. и прим. НЛО. Грякаловой — СПб.: РХГИ, 2004. 736 с. (Русский путь).

265. Минц З.Г. Частотный словарь «Стихов о Прекрасной Даме А.Блока и некоторые замечания о структуре цикла / З.Г.Минц // Труды по знаковым системам. 3: Вып. 198.-Тарту, 1967. -С.209-316.

266. Минц З.Г. Поэтика Александра Блока / З.Г. Минц — СПб.: Искусство-СПб, 1999.-727 с.

267. Мипц З.Г. Поэтика русского символизма / З.Г. Минц. СПБ.: «ИСКУССТВО - СПБ», 2004. - 480 с.

268. Мирошников Ю.И. Художественная антропология Н.В.Гоголя // Ю.И.Мирошников//Известия Уральского государственного университета.-2009-№ 1/2(63)-С. 283-291.

269. Мирошников Ю.И. Миф об андрогине в христианском гностицизме / Ю.И.Мирошников // Религиоведение — 2008. — № 2.-С.7-17.

270. Митрополит Николай (Могилевский). Тайна души человеческой / Митрополит Николай (Могилевский).- СПб: Библиополис, 2007 — 224 с.

271. Мифы народов мира // Энциклопедия: В 2-х томах. М.: 1982.

272. Михайлов А. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика./ А.Михайлов. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 2006. — 560с.

273. Михеичева Е.А. Жанр философского рассказа в русской литературе рубежа XIX-XX веков: монография /Е.А.Михеичсва. Орел: Изд-во ОГУ, 2008.- 188с.

274. Миягава Кинуе. Диалектика в миниатюре И.А.Бунина «Ночь» / Кинуе Миягава // Метафизика И.А.Бунина: Межвуз. сб. науч. трудов Воронеж: Ворон. Облает, типография-издательство им. Е.А.Болховитинова, 2008,— С.21-35.

275. Молчанова Н.А. Путевые книги И.А.Бунипа и К.Д.Бальмонта («Тень птицы» и «Край Озириса») / Н.А.Молчаиова // Бунин в диалоге эпох: межвуз. сб. науч. тр.— Воронеж: ВГУ, 2002 — С.55-60.

276. Морозов С.Н. И.А.Бунин литературный критик / С.Н.Морозов // Автореф. дис.канд. филол. наук - Москва, 2002.— 22 с.

277. Москвина P.P. Человек как объект философии и культуры / Р.Р.Москвина, Г.В. Мокроносов— Иркутск: Издательство Иркутского университета, 1987 127 с.

278. Мочульский К. Александр Блок. Андрей Белый. Валерий Брюсов/ К.Мочульский. М.: Республика, 1997. - 479 с.

279. Мстиславская Е.П. Последний сборник Н.С.Гумилева «Огненный столп» (К проблеме содержательной целостности) / Е.П.Мстиславская // Гумилевские чтения: Материалы международной конференции филологов-славистов. СПб.: Изд-во СПбГУП, 1996. — С.178-186.

280. Мунье Э. Персонализм // Э. Мунье // Манифест персонализма. Философия-М.: Республика, 1999 559 с.

281. Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью/ В.Н.Муромцева-Бунина. — М.: Советский писатель, 1989. 510 е.

282. Мусатов В. Пушкин в эстетическом самопознании русского символизма/ В.В.Мусатов // Художественная традиция в историко-литературном процессе: межвузовский сборник научных трудов. -Л.: Наука, 1988.- С. 24-45.

283. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской пожзии первой половины XX века / В.В.Мусатов. М.: Издат. центр РГГУ, 1998. - 438 с.

284. Мущенко Е.Г. «Живая жизнь» как эстетическая универсалия серебряного века/ Е.Г.Мущенко //Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. — Воронеж, 1993. Вып. 1.- С.41-48.

285. Мущенко Е.Г. В поисках первореальности (ранняя проза И.А.Бунина)/ Е.Г.Мущенко // Царственная свобода. О творчестве И.А.Бунипа. Межвуз. сб. иауч. трудов-Воронеж: Квадрат, 1995.- С.45-60.

286. Мущенко Е.Г. «Я угрюмый и упрямый зодчий храма.» Н.Гумилев / Е.Г.Мущенко // Русская литература XX века: учебное пособие (Под общей ред. Е.Г.Мущенко Т.А.Никоновой). - Воронеж: изд-во ВГУ, 1999. — С. 154-170.

287. Мюллер М., Вундт В. От слова к вере. Миф и религия / М.Мюллер, В.Вундт —М.:Изд-во Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2002 864 с.

288. Найдыш В.М. Средневековье о природе мифа / В.М.Найдыш // Человек. -2007,- № 4.- С. 44-59.

289. Начевигене В.Я., Пивоваров Д.В. Целостный человек (христианская традиция). Монография/ В.Я. Начевигене., Д.В.Пивоваров. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2005. — 158 с.

290. Непомнящий B.C. «Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы. / В.С.Непомнящий—М.: Сестричество во имя Преподобпомученицы великой княгини Елизаветы, 2001. — 396 с.

291. Несмелов В.И. Наука о человеке / В.И.Песмелов // В 2-х томах — Казань: Изд-во Казанского университета, 1994.

292. Нечипоров И.Б. «Поэзия темна, в словах невыразима.»: Творчество И.А.Бунина и модернизм. Монография / И.Б. Ничипоров. М.:Метафора, 2003.-256 с.

293. Нечипоров И.Б. Жанр молитвы в поэзии И.Л.Бунина // Творческое наследие И.А.Бунина: традиции и новаторство. Материалы международной научной конференции, посвященной 135-летию со дня рождения И.А.Бунина. Орел: ПФ «Картуш», 2005 — С.73-78.

294. Нива Ж. Русский религиозный человек / Ж.Нива // Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе. М.: Высшая школа, 1999. — С.63-83.

295. Никитин A.J1. Загадка последней книги Н.Гумилева / Л.Л.Никитин // Неизвестный Николай Гумилев. Исследования и публикация текстов. — М.: Интерграф сервис, 1996-С.5-50.

296. Николай Гумилев в воспоминаниях современников,— М.: СП. «Вся Москва», 1990.-316 с.

297. Николай Гумилев: Pro et contra. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. — СПб.: РХГИ, 1995.-672 с.

298. Николай Гумилев. Исследования. Материалы. Библиография.— СПб.: «Наука», 1994.-678 с.

299. Никонова Т.А. О смысле человеческого существования в творчестве И.А.Бунина / Т.А.Никонова //И.А.Бунин: Диалог с миром: межвуз. сб. научных трудов. Воронеж, 1999 - С.5-17.

300. Никонова Т.А. «Новый человек» в русской литературе 1900-1930-х годов: Проективная модель и художественная практика. Монография. / Т.А. Никонова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2003- 232 с.

301. Ницше Ф. Антихристианин / Ф.Ницше // Сумерки богов / Сост. и общ. ред. А.А.Яковлева: перевод. — М.: Политиздат, 1990. С. 17-93.

302. Ницше Ф.Рождение трагедии из духа музыки / Ф. Ницше // Соч.: В 2 т. М.: Изд-во «Мысль», 1990. Т. 1. - С.

303. Новая философская энциклопедия в 4-х томах. М.: Мысль, 2001.

304. Новгородцев П. О путях и задачах русской интеллигенции / П.Новгородцев // Вехи. Из глубины. — М.: Изд-во «Правда», 1991. С. 424-442.

305. Новоселов М.А. Догмат и мистика в православии, католичестве и протестантстве / М.А.Новоселов. М.: АТЛАС-ПРЕСС, 2004. -377 с.

306. Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа. В синодальном переводе — М.: Российское библейское общество, 2004. — 413с. Тексты Посланий Святого Апостола Павла цитируются по этому изданию.

307. Ортега-и-Гассет X. Кант (1724-1924). Размышления по поводу двухсотлетия Канта / X. Ортега-и-Гассет // Феномен человека. Антология / Сост., вступ. ст. П.С.Гуревича. — М.: «Высшая школа», 1993 — С. 221-240.

308. Орлицкий Ю.Б. Стихотворение И.А.Бунина «Потерянный рай»: ритмическая природа, истоки и окружение Ю.Б.Орлицкий // И.А.Бупин: Диалог с миром. Межвуз. сб. научных трудов—Воронеж, 1999 — С. 101-109.

309. Орлов Вл. Поэма Александра Блока «Двенадцать». Страница из истории советской литературы. М.: Советский писатель, 1967. — 190 с.

310. Осипов А.И. Путь разума в поисках истины / А.И.Осипов. — М.: Издание Сретенского монастыря,2003. 432с.

311. Оцуп Николай. Николай Гумилев: жизнь и творчество/ Н.А.Оцуп. — СПб.: Logos, 1995. -200с.

312. Оцуп Николай. Серебряный век русской поэзии / Николай Оцуп // Океан времени. Стихотворения. Дневники в стихах. Статьи и воспоминания. 2-изд. СПб.: Изд-во «Logos», 1994. — С. 89-106.

313. Павловский А.И. Николай Гумилев / А.И.Павловский. — Владивосток, 1991.-286 с.

314. Паздников П.В. Мифопоэтическая концепция слова и творчества в поэзии Н.Гумилева / П.В.Паздников// Автореф. дис.канд. филол. наук. — Владивосток, 2003. 24 с.

315. Пайман Аврил. История русского символизма / Авторизов. перевод. — М.: Республика, 2000. 415 с.

316. Панарин А. Н. В. Гоголь как зеркало русского странствия по дорогам истории / А.Н.Панарин // Москва.- 2003.- №6. С. 145-166.

317. Панкин С.Ф. Религиозная антропология. Конспект лекций / С.Ф.Панкин. М.: Флинта: МПСИ, 2006. - 200с.

318. Пантин Виктор, иерей. Светская литература с позиций духовной критики: современные проблемы // Христианство и русская литература. Сборник 3. -СПб.: Наука, 1999. С. 34- 63.

319. Панчснко A.M. «Серебряный век» и гибель России / А.М.Панчепко //Гумилевские чтения: Материалы международной конференции филологов-славистов. СПб.: Изд-во СПбГУП, 1996. - С.5-11.

320. Петраков А.А. Проблема символа в русской философии XX века: онтологический аспект //Человек. — 2007.— № 3. — С.57-66.

321. Петроградский священник. О Блоке//Лит. учеба-1990—№ 6—С. 93-104.

322. По святой земле. В помощь паломнику. — М.: Международный православный просветительский центр при Московской патриархии, 2004.- 143 с.

323. Подорога Валерий. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию: Материалы лекционных курсов 1992-1994 годов / В. По дорога- М.: Ad Marginem, 1995. 339 с.

324. Подорога Валерий. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы. Том.1. Н.Гоголь. Ф.Достоевский. М.: Культурная революция. JIoroc.Logos-altera,2006. — 688с.

325. Полоцкая Э.А. Проникновение поэзии и прозы у раннего Бунина / Э.А.Полоцкая // Известия АН СССР. Отд. лит. и яз. Т.29. Вып.5-1970- С. 45-58.

326. Поспелов Г.Г. О концепциях артистизма и подвижничества в русском искусстве Х1Х-начала XX веков / Г.Г.Поспелов // Советское искусствознание'81. — М., 1982. Вып. 1. С. 141-159.

327. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д.Тамарченко—М.: Изд-во Кулагиной; Intrada, 2008 358 с.

328. Прасолов М.А. Проблема внутреннего опыта и философия русского метафизического персонализма / М.А.Прасолов // Вопросы философии— 2009.-№ 8.-С. 101-112.

329. Пращерук Н.В. Феноменология И.А.Бунина: авторское сознание и его пространственная структура / Н.В .Пращерук // Дис. док. филол. наук.-Екатеринбург, 1999,— 336 с.

330. Пращерук Н.В. Художественный мир прозы И.А.Бунина: язык пространства / Н.В .Пращерук. — Екатеринбург: Фонд Созидание, 1999. — 254 с.

331. Пращерук Н.В. Трансформация темы религиозного призвания («Аглая» и «Чистый понедельник») / Н.В.Пращерук // И.А.Бунии. Диалог с миром. -Воронеж: Полиграф, 1999. С. 45-58.

332. Преображенская К.В. Духовная антропология Владимира Лосского/ К.В.Преображенская // Автореф. дис.канд. филос. наук — С.-Петербург, 2004.-22 с.

333. Преподобный Иустин (Попович). Философские пропасти/ Преподобный Иустин (Попович). М: Издательский совет русской православной церкви, 2004. — 288с.

334. Преподобный Иустин (Попович). Философия и религия Ф.М.Достоевского / Преподобный Иустин (Попович). М.: «Издатель Д.В.Харченко», 2008. - 311 с.

335. Преподобный Иоанн Синайский. Лествица. М.: Свято-Троицкая Сергеева Лавра, 2008. - С. 19-317.

336. Приходько И.С. Образ Христа в поэме А.Блока «Двенадцать» (Историко-культурная и религиозно-мифологическая традиция) / И.С.Приходько // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Том 50. №5.- 1991,-С. 426-453.

337. Приходько И.С. Мифопоэтика А.Блока. Историко-культурный и мифологический комментарий к драмам и поэмам: Монография. — Владимир: ВГПУ, 1994. 134 с.

338. Проскурина Е.Н. Паломничество в русской светской литературе: к проблеме трансформации сюжета // Евангельский текст в русской поэзии XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Вып. 4.- 2005. С.67-86.

339. Псалтирь на церковно-славянском языке с параллельным переводом на русский язык. — М.: Православный Свяго-Тихоновский богословский институт, 2003. — 659 с. Тексты псалмов цитируются по этому изданию с указанием номера псалма и страницы.

340. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10-ти томах. / А.С.Пушкин. — М.: Художественная литература, 1974.

341. Пьяных М.Ф. «Двенадцать А.Блока: Особенности сюжета и образной структуры / М.Ф.Пьяных // Советская поэзия двадцатых годов. Учен. Зап. ЛГПИ им. А.И.Герцена. Л, 1971. Т.419. - С.3-53.

342. Рабинович В.Л. Человек в исповедальном жанре / В.Л.Рабинович // О человеческом в человеке / Под общ. ред. И.Т.Фролова. М.: Политиздат, 1991. - С.296-326.

343. Разумовский Ф.В. На берегах Оки (от Серпухова до Каширы) / Ф.Разумовский. — М.: Искусство, 1988. — 215 с.

344. Раскина Е.Ю. Поэтическая география Н.С.Гумилева/ Е.Ю.Раскина. -М.: МГИ им. Е.Р.Дашковой, 2006. 164 с.

345. Рафаил (Карелин), архимандрит. Христианство и модернизм /Архимандрит Рафаил (Карелин). — М.: Издательство Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1999 — 463.с.

346. Рафаил (Карелин), архимандрит. Векторы духовности / Архимандрит Рафаил (Карелин). М.: «Лествица», 2003. — 413 с.

347. Религиоведение: энциклопедический словарь. М.: Академический проект, 2006. 630 с.

348. Религиозная антропология. Антология / Сост. Н.К.Гаврюшин. — М.: Московская духовная академия; Московский философский факультет, 1997.-В 2-х томах.

349. Рикер П. Существование и герменевтика / П.Рикер // Феномен человека. Антология / Сост., вступ. ст. П.С.Гуревича. — М.: «Высшая школа», 1993. С. 307-329.

350. Роднянская И. Муза Александра Блока / И.Роднянская // Новый мир. — 1980.-№ 11— С.90-96.

351. Роднянская И. Анкета вестника в связи с юбилеем Тютчева / И.Роднянская // Вестник русского христианского движения. 186. — Париж- Ныо-Йорк-Москва, 2003.- С.28-239.

352. Рожанский И.Д. Античный человек / И.Д.Рожанский // О человеческом в человеке/ Под общ. ред. И.Т.Фролова. М.: Политиздат, 1991.— С.282-298.

353. Розанов В.В. Религия и культура / В.В.Розанов. М.: Изд-во «Правда», 1990 — Т.1. - С.17-326.

354. Розенблюм JI. «Да, так диктует вдохновенье.»: явление Христа в поэме А. Блока «Двенадцать» / Л.Розенблюм.// Вопросы литературы — 1994.-№ 6-С. 128-147.

355. Ромен Омри. Серебряный век как умысел и вымысел / Омри Ромен. — М.: О.Г.И.,2000 — 152 с.

356. Руднев В.П. Словарь культуры XX века /В.П.Руднев. М.: Аграф, 1999. -384 с.

357. Русский космизм. Антология философской мысли. (Антропокосмизм).- М.:Педагогика-Пресс, 1993.-368 с.

358. Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. профессора С.А.Венгерова. — М.: Изд-во «Республика», 2004. 543 с.

359. Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). ИМЛИ РАН.-М.: «Наследие», 2001. Книга I. 960с. Книга И. - 768 с.

360. Русский эрос или философия любви в России. М.: Прогресс, 1991. — 448 с.

361. С двух берегов: Русская литература XX века в России и за рубежом. -М.: ИМЛИ РАН, 2002. 824с.

362. Саблипа Н.П. «Не слышатели забытливы слова, но творцы». Органическое православие русской поэзии / Н.П.Саблипа// Христианство и русская литература. Сб.З. СПб.: Наука, 1999. - С.3-25.

363. Саблина Н.П. Тема смерти и бессмертия у русских поэтов / Н.П.Саблина // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сб. науч. трудов. -Петрозаводск: ПетрГУ, 2005. Вып.4. С. 111-125.

364. Савельева В.В. Художественная антропология / В.В.Савельева. Алма-Ата: Изд-во Алма-Атинского университета, 1999. - 289 с.

365. Самоделова Е.А. Антропологическая поэтика С.Есеиипа. Авторский жизнетекст на перекрестке культурных традиций/ Е.А.Самоделова. — М.: Языки славянских культур, 2006.— 920с.

366. Самохвалова В.И. Человек и мир: проблема антропоцентризма / В.И.Самохвалова// Философские науки. —1992 —№ 3 — С. 161-167.

367. Сарычев В. А. О религиозном мировоззрении А. Блока / В.А.Сарычев // Традиции и поиски. Русская литература XX века. Сб. науч. ст., посвященный 80-летию А.М.Абрамова.— Воронеж: ИГЩ, 1997. — С. 37-50.

368. Сарычев В.А. Эстетика русского модернизма: проблемы жизпетворчества / В. А. Сарычев. — Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1991. — 316 с.

369. Сарычев В.А. Александр Блок: Творчество жизни / В.А.Сарычев. — Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 2004. 365 с.

370. Сатарова Л.Г. Тема покаяния в творчестве И.А.Буиипа / Л.Г.Сатарова // И.А.Бунин и русская культура Х1Х-ХХ веков: Тезисы международной научной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения писателя. Воронеж: Квадрат, 1995. — С.18-21.

371. Святитель Василий Великий. Беседы на Шестоднев // Творения. Репринт. — М.: Типография Августа Селика, 1845. Часть 1. — 406 с.

372. Святитель Игнатий Брянчанинов. Слово о человеке.— СПб: 1995.

373. Святитель Иоанн Дамаскин. Точное изложение Православной веры. Репринт.— М.: Братство святителя Алексия.— Ростов-на-Дону: Изд-во «Приазовский край, 1992. 446 с.

374. Святитель Иоанн Златоуст Беседы па псалмы / Святитель Иоанн Златоуст — М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2005. — 640 с.

375. Святитель Григорий Богослов. Собрание творений. Репринт М.: Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1994. В 2-х томах.

376. Святитель Григорий Нисский. Большое огласительное слово Киев: Пролог, 2003.-380с.

377. Святитель Григорий Палама. Беседы (Омилии). — Монреаль: Изд-во братства преподобного Иова Почаевского, 1965. В 3-х частях.

378. Святитель Николай Сербский. Избранное / Святитель Николай Сербский — Минск: Изд-во Свято -Елисаветииского монастыря, 2004 — 622с.

379. Святитель Тихон Задонский. О сердце человека // Творения. Изд. 5. — М.: Изд-во Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1994. — Т.2. С.108-112.

380. Святоотеческая христология и антропология. Сб.статей. Вып. 1.—Пермь: ПО «Панагия», 2002. -144с.

381. Святополк-Мирский Д-П. Поэты и Россия: Статьи. Рецензии. Портреты. Некрологи / Д.П. Святополк-Мирский. СПБ.: Алетейя, 2002. — 380 с.

382. Седакова Ольга. «Вакансия поэта»: к поэтологии Пастернака/ О.А.Седакова // www.niword.ru/poezia/sedakova/pasterr/ pasterr.htm

383. Семенова С.Г. Метафизика русской литературы / С.Г.Семенова. — В 2-х томах. — М.: Издательский дом «ПоРог», 2004. Том 1. — 512 с. Том 2. — 512 с.

384. Семиотика и Авангард: Антология /Под общ. ред. Ю.С.Степанова. М: Академический Проект; Культура, 2006. —1168 с.

385. Скотникова Н.С. «Художественная антропологическая парадигма» русской культуры второй половины XIX века как проекция антропологической парадигмы русской философии /

386. Н.С.Скотникова//Вестник Самарского государственного университета — 2007.-№ 5/1(55).-С.86-93.

387. Славянорусский корнеслов: Язык наш — древо жизни на земле и отец наречий иных. Изд. третье, дополненное. — СПб.: Издатель Л.С.Яковлева, 2007.-416с.

388. Сливицкая О.В. Космос и душа человека (о психологизме позднего Бунина) / О.В.Сливицкая // Царственная свобода. О творчестве И.А.Бунина: межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Квадрат,1995.—С.3-35.

389. Сливицкая О.В. Человек Бунина как космос и личность / О.В.Сливицкая // Сб. науч. трудов СПб. Гос. ин-та культуры. — 1997. № 148.-С. 294-307.

390. Сливицкая О.В. Психология как онтология: О рассказе «В ночном море» /О.В.Сливицкая // Иван Бунин. Bounine revisite': Cabiers de Г emigration russe 4. Paris, 1997 C.61-71.

391. Сливицкая О.В. Основы эстетики Бунина / О.В.Сливицкая // Иван Бунин: Pro et contra. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология — СПб.: РХ 2001 С.456-565.

392. Сливицкая О.В. «Повышенное чувство жизни»: мир Ивана Бунина/ О.В.Сливицкая. М.РГГУ, 2004.- 270 с.

393. Слободнюк С.Л. Элементы восточной духовности в поэзии Н.Гумилева /С.Л.Слободнюк // Н.Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. -СПб.: Наука, 1994. С.164-187.

394. Слободнюк С.Л. Акмеизм: «Дьяволы» Николая Гумилева / С.Л.Слободнюк // Русская литература начала XX века и традиции древнего гностицизма: Монография. Ран ИР ЛИ; Магнитогор.гос.пед.ин-т СПб: Магнитогорск. — С.77-95.

395. Смелкова М.В. Онтологические проблемы в творчестве Николая Гумилева / М.В.Смелкова // Автореф. дис. канд. филол. наук. — Тверь, 1998.-24 с.

396. Смирнов И. «Все видеть, все понять.» (Запад и Восток М.Волошина) / И.Смирнов // Восток — Запад. Исследования, переводы, публикации — М.: Наука, 1985-С. 170-188.

397. Смирнов И.П. Самозванство и философия имени / И.П. Смирнов // Звезда. 2004. - № 3. - С. 197-205.

398. Смирнов С.А. Современная антропология: аналитический обзор / С.А.Смирнов // Человек,- 2004.- №1,- С.61-67; №2.-С.67-78; №3.-С.79-88.

399. Смола О.П. «Черный вечер. Белый снег: Творческая история и судьба поэмы А.Блока «Двенадцать» / О.П.Смола. Ран ИМЛИ. М.: Наследие, 1993.-272 с.

400. Смоленцев А.В. «Ты приглядись, там не совсем темно.» (о некоторых аспектах религиозного символизма в творчестве И.А.Бунина) /

401. A.В.Смоленцев // Метафизика И.А.Бунипа.: Межвуз. сб. науч. трудов — Воронеж, 2008.- С.51-62.

402. Смольянинова Е.Б. Тропический рай Ивана Бунина (Стихотворение «Цейлон» («Окраина земли.»)) / Е.Б.Смольянинова // Русская литература.- 2008.- №2.-С. 143-158.

403. Солженицын А.И. Темплтоновская лекция / А.И.Солженицып // Новый мир. -1992. №2.- С. 80-89.

404. Соловьев B.C. Оправдание добра: Нравственная философия /

405. B.С.Соловьев. М.: Республика, 1996. - 479 с.

406. Соловьев B.C. Стихотворения / В.С.Соловьев. — Томск: Центриздат, 1998.-223 с.

407. Соловьев B.C. Литературная критика / В.С.Соловьев. — М.: Современник, 1990. 442 с.

408. Спивак Р.С. Русская философская лирика. 1910-с годы. И.Бунин, А.Блок, В.Маяковский: Учебное пособие / Р.С.Спивак. М.: Флинта: Наука, 2003.-408 с.

409. Степанов Юрий. Семиотика, философия, авангард / Юрий Степанов// Семиотика и Авангард: Антология /Под общ. ред Ю.С.Степанова. М: Академический Проект; Культура, 2006. — С.5-32.

410. Степанов Ю. Константы: Словарь русской культуры/ Ю.Степанов. — М.: Академический проект, 2001. — 990 с.

411. Степун Ф.А. Иван Бунин / Ф.А.Степун // Встречи. М.: «Аграф», 1988.-90-104.

412. Степун Федор. Историософское и политическое миросозерцание Александра Блока / Степун Федор // Встречи. М.: «Аграф», 1988.-С.142-156.

413. Степун Ф. Вячеслав Иванов / Ф.Степун // Лидия Иванова. Воспоминания. Книга об отце. М.: Феникс, 1992. - С.373-389.

414. Сторчак В.М. Феномен российского мессианства в поэзии «серебряного века» / В.М.Сторчак //Религиоведение.— 2007. № 3. -С. 188-198.

415. Стратоновский С.Г. Поэт и революция: опыт современного прочтения поэмы «Двенадцать» / С.Г. Стратановский // Звезда. 1991—№ 11.— С. 150-161.

416. Строганов М.В. Литературоведение как человековедение. Работы разных лет / М.В.Строганов.— Тверь: «Золотая буква», 2002. — 407 с.

417. Струве Н.А. Православие и культура / Н.А.Струве. — М.: Христианское издательство, 1992. -337с.

418. Струве Никита. Осип Мандельштам / Никита Струве. — Томск: Изд-во «Водолей», 1992. 272 с.

419. Струве П.Б. Интеллигенция и революция / П.Б.Струве // Вехи. Из глубины. М.: Изд-во «Правда», 1991.— С. 150-166.

420. Струве Г. П. Творческий путь Гумилева / Г. Г1. Струве // Николай Гумилев: Pro et contra. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. — СПб.: РХГИ, 1995. — С.554-582.

421. Сувчинский П.П.Типы творчества (Памяти Блока) / П.П.Сувчинский // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли: Сб. трудов евразийцев. М.:Беловодье, 1997. С.309-329.

422. Сутта-Нипата. Сборник бесед и поучений. Буддийская каноническая книга. М., 2001.

423. Тавризян Г. Йохан Хейзинга: кредо историка/ Г.Тавризян // Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. Пер. с пидерл. — М.: Издательская группа «Прогресс- Академия», 1992. — С.405-445.

424. Тарасов Б.Н. «Реализм в высшем смысле» (Христианские основы русской философии) / Б.Н.Тарасов // Человек и история в русской религиозной философии и классической литературе. Сборник статей.— М.: «Кругъ», 2008.-С.З-12.

425. Терьяр де Шарден П. Феномен человека/ Терьяр де Шарден. М.: Наука, 1987.-240 с.

426. Тименчик Р. Н.Гумилев и Восток / Р.Н.Тименчик // Памир. -1987. —№ 3 С.123-136.

427. Тименчик Р.Д. К символике трамвая в русской поэзии / Р.Д.Тименчик // Учен. зап. Тартуского университета. Труды по знаковым системам. 21.Симовл в системе культур. Тарту, 1987. Вып. 754. С.135-143.

428. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Исследования в области мифопоэтического. Избранное / В.Н.Топоров. — М.: Изд.группа «Прогресс»- «Культура», 1995. — 624 с.

429. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. В 2-х томах. / В.Н.Топоров. — М.: Гнозис—Школа, 1995.

430. Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные груды / В.Н.Топоров. СПб.: «Искусство-СПБ», 2003. - 616 с.

431. Топоров В.Н. Из истории Петербургского Аполлонизма: его золотые дни и его крушение / В.Н.Топоров. — М.:ОГИ, 2004. — 264 с.

432. Троицкий В.Ю. Духовность слова / В.Ю.Троицкий. М.: ИТРК, 2001,-184с.

433. Тростников М.В. Поэтология / М.В.Тростииков. М.: Грааль, 1997. — 192 с.

434. Трубецкой Е. Н. О христианском отношении к современным событиям / Е.Н.Трубецкой // Новый мир. -1990. -№ 7. С. 196-229.

435. Трубецкой Е.Н.Умозрение в красках. Вопрос о смысле жизни в древнерусской религиозной живописи / Е.Н.Трубецкой // Философия русского религиозного искусства XVI-XX в.в. Антология. — М.: Прогресс; Культура, 1993. С. 195-220.

436. Тынянов Ю.Н. Проблемы стихотворного языка. Статьи./ Ю.Н.Тынянов. — М.: Советский писатель, 1965. 301 с.

437. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н.Тынянов. — М., 1977.-574 с.

438. Тгопа В. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ) / В.Тюпа. -М.: Лабиринт, РГГУ, 2001.- 192 с.

439. Удодов Б.Т. Пушкин. Художественная антропология./Изд. Второе, переработанное и дополненное Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета. 1999. - 304 с.

440. Фаустов А.А. Авторское поведение в русской литературе: середина XIX века и на подступах к ней / А.А.Фаустов. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1997. — 106 с.

441. Федорчук И. Под обличьем андрогинна / И.Федорчук // Русская литература конца Х1Х-начала XX веков /Под ред. Франтишека Апановича — Гданьск: Издательство Гданьского университета. 2001. — С. 169-177.

442. Федотов Г.П. На поле Куликовом / Г.П.Федотов //Лит. учеба — 1989. -№4.-С. 133-142.

443. Федотов Г.П. Святые древней Руси / Г.П.Федотов. — М.: Московский рабочий, 1990.-269 с.

444. Федотов О.И. Сонет в строфическом репертуаре И.А.Буиина / О.Н.Федотов // И.А.Бунин и русская культура XIX-XX веков: Тезисымеждународной научной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения писателя-Воронеж: Квадрат, 1995-С.74-78.

445. Фещенко В. Глубинная семиотика: стадии погружения (От «внутреннего человека» — к человеку авангарда»)/ Владимир Фещенко// Семиотика и Авангард: Антология /Под общ. ред Ю.С.Степанова. М: Академический Проект; Культура, 2006. - С. 125-150.

446. Франк Семен. Реальность и человек. Метафизика человеческого бытия/ С.Л.Франк.- СПБ.: Издательство Русского христианского гуманитарного института. 1997.—448с.

447. Франк С. Л. Религиозно-исторический смысл русской революции/ С.Л.Франк // Русское мировоззрение. СПб.: Наука, 1996. - 119-137.

448. Франк С. Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева / С.Л.Франк // Русское мировоззрение. — СПб.: Наука, 1996. — С. 312-340.

449. Франк С.Л. Бегство современного человека от Бога/ С.Л.Франк // Философские науки. — 2007. — № 2. — С. 16-22.

450. Феномен человека. Антология /Сост., вступ. ст. П.С.Гуревича. — М.: «Высшая школа», 1993. —349 с.

451. Философская антропология: уч. пос. /Под ред. С.А.Лебедева. — М.: ИКЦ «Академкнига», 2005 423с.

452. Философия и литература. Лекция Валерии Подороги // http:// www.polit.ru/lectures/2006/07/28/podoroga.html

453. Финал «Двенадцати» взгляд из 2000 // Знамя.-2000.-№11.- С. 190-206.

454. Флоренский П. А. Христианство и культура / П.Флоренский. М.; Харьков: ACT: Фолио, 2001. - 663.

455. Флоренский Павел. Иконостас /Павел Флоренский // Философия русского религиозного искусства. Антология- М.: Прогресс, 1993. — С.265-280.

456. Флоренский П. «Homo faber»./ П.Флорнский // У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики) / Соч.: В 4-х томах. — М.: Изд-во «Мысль», 2000. Т.3(1). С.374-382.

457. Флоровский Г. Пути русского богословия. Perip. изд. / Г.Флоровский. — Киев: Путь к Истине, 1991. 600с.

458. Фокин А.Р. Соотношение души и духа в греческой и латинской патристике / А.Р.Фокин // Человек.- 2009. -№ 3. -С. 82-92.

459. Фридлендер Г.М. «Шестое чувство»/ Г.М.Фридлепдер // Пушкин. Достоевский. «Серебряный век». СПб.: «Наука», 1995. - С.435-455.

460. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности / Ю.Хабермас // О человеческом в человеке / Под общ. ред. И.Т.Фролова. — М.: Политиздат, 1991,- С. 195-207.

461. Хайдеггер М. Бытие и время / Мартин Хайдеггер — М.: Республика, 1997.-445 с.

462. Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв» / М.Хайдеггер // Вопросы философии. 1990. - № 7. - С. 143-176.

463. Хайдеггер Мартин. Основные положения феноменологии / Мартин Хайдеггер-СПб.: Лаборатория метафизических исследований философского факультета СПбГУ; СПБ.:«АЛЕТЕЙЯ», 2000. - 290с.

464. Ханзен-Леве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Ранний символизм / А. Ханзен-Леве. — СПб.: «Академический проект, 1999.-512 с.

465. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. Пер. с нидерл. / Й. Хейзинга. М.: Издательская группа «Прогресс- Академия», 1992. — 464с.

466. Ходасевич Вл. Конец Ренаты /Вл. Ходасевич./ЛСолеблемый треножник: избранное. — М.: Советский писатель, 1991. — С.269-277.

467. Хоружий С.С. Философский процесс в России как встреча философии и православия / С.С.Хоружий // Вопросы философии. — 1991. — № 5. — С.26-57.

468. Хоружий С.С. Неотменимый антропоконтур. 1.Контуры До-Кантова Человека / С.С.Хоружий // Вопросы философии. 2005. - № 1. — С.52 - 63.

469. Хоружий С.С. Неотменимый антропоконтур. 2.Человек Канта / С.С.Хоружий // Вопросы философии. 2005. - № 2. - С.72-102.

470. Христианство и новая русская литература VIII-XX веков. Библиографический указатель 1800-2000. /Сост. А.П.Дмитриев, JI.В.Дмитриева. Под ред. В.А.Котельникова. С.-Петербург: Наука, 2002.-891 с.

471. Христианство и русская литература. Сборник 5 — СПб.: Наука, 2006. — 739 с.

472. Цветаева М.И. Поэты с историей и поэты без истории / Цветаева М. Соч.: В 2 т. -М.: «Художественная литература» ,1995. Т.2. С. 430-443.

473. Человек и его символы. Пер. с англ. СПб: Б.С.К., 1996. - 454 с. (Библиотека аналитической психологии).

474. Человек как субъект коммуникации: Универсальное и специфическое: коллективная монография /под общ. ред. Л.И.Гришаевой, Е.И.Ищенко).— Воронеж: Воронежский государственный университет, 2006. —338 с.

475. Чудинова Е. К вопросу об ориентализме Н.Гумилева/ Е. Чудинова // Филологические науки 1988. -№ 3 - С. 9-15.

476. Честертон Г.К. Вечный человек / Г.К.Честертон // Собр. соч.: В 5 томах. СПб.: Амфора, 2000. - Т.5. - С.365-368.

477. Чуковский К. Смерть, красота и любовь в творчестве И.Л.Бунина / К.И.Чуковский // Нива. -1914.- № 49.- С. 945-949.

478. Шахматовский вестник: ИЗ фондов музея-заповедника Л.А.Блока / Гос.ист-лит. и природ. Музей-заповедник А.А.Блока. — Солнечногорск, 1997.-Вып.7,- 192 с.

479. Шахматовский вестник / отв. ред. И.С.Приходько.; Научный совет РАН М.: Наука, 2008. - Вып.9. - 253 с.

480. Шеховцева Т.А. Сюжет апостола Петра в прозе А.П.Чехова и И.А.Бунина / Т.А.Шеховцева // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век: Сб. науч. тр./Дом-музей А.П.Чехова в Ялте. М., 1997. Вып. 9 - С. 16-26.

481. Шелер М. Положение человека в космосе / М. Шелер // Проблемы человека в западной философии — М.: Наука, 1988. С.31-95.

482. Шестун Евгений, прот. Православная педагогика. Учебное пособие. Изд. второе, испр. и доп. / Протоиерей Евгений Шестун. —М.: изд-во «Про-Пресс», 2002.- 575 с.

483. Эйхенбаум Б.М. Новые стихи Н.Гумилева / Б.М.Эйхенбаум // Русская мысль. -1916.- Кн.2. С. 17-19.

484. Эткинд Е. «Внутренний человек» и «внешняя речь»: Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX веков / Е.Эткиид. — М.: Языки русской культуры. 1999. — 448с.

485. Эткинд А. Содом и Психея: очерки интеллектуальной истории серебряного века / А.Эткинд. — М.: ИЦ Гарант, 1996. — 489с.

486. Эткинд А. Хлыст: секты, литература и революция / А.Эткинд. — М.: Новое литературное обозрение, 1998. — 688 с.

487. Эткинд Е. Г. Русская поэзия XX века как единый процесс / Е.Эткинд // Вопросы литературы. 1988. -№ 10. - С. 189-212.

488. Элиаде М. Мефистофель и андрогин / М. Элиаде. — М.: Алетейя, 1998.— 348с.

489. Эпштейн М. «Природа, мир, тайник вселенной». Система пейзажных образов в русской поэзии./ М.Эпштейн. М.: Высшая школа, 1990. — 303с.

490. Эпштейн М. Слово и молчание. Метафизика русской литературы / М.Эпштейн-М.: Высшая школа, 2006 559 с.

491. Эрос и культура: Философия любви и европейское искусство. М.: Республика; ТЕРРА-Книжный клуб, 1999. - 464 с.

492. Юнг Карл Густав. Собр. соч.: В 19 т./ К.Г.Юнг/ Т. 15. Феномен духа в искусстве и науке./пер. с нем.—М.: «Ренессанс», 1992. 320с.

493. Юнг Карл Густав. Душа человека / К.Г. Юнг // Человек и его символы. Пер. с англ. СПб: Б.С.К., 1996. С. 92-105. (454 с.)

494. Юркевич П.Д. Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению слова Божия / П.Д.Юркевич // Тарасов Б.Н. Человек и история в русской религиозной философии и классической литературе. Сборник статей.- М.: «Кругъ», 2008. -С.528-565.

495. Я лучшей доли не искал: Судьба Александра Блока в письмах, дневниках, воспоминаниях. — М.: Изд-во «Правда», 1988. —560 с.

496. Якобсон А. Конец трагедии./ Л.Якобсон. — Вильнюс; М.: «Весть»;.ООО «ВИМО», 1992. 197 с.

497. Яковлев Е.Г. Эстетическое как совершенное. Избранные работы. / Е.Г.Яковлев. -М.: «Брандес», 1995. 406 с.

498. Яковенко Е.Б. Библейский человек глазами лингвиста / Е.Б.Яковепко // Человек. 2007. - № 1. - С.79-92.

499. Ясперс К. Философия и нефилософия / К.Ясперс // Феномен человека. Антология / Сост., вступ. ст. П.С.Гуревича.- М.: «Высшая школа», 1993. -С. 188-207.

500. Woodward J.B. Structure and subjectivity in the early "philosophical" tales of Bunin/J.B. Woodward//Canadian Slavic Studies, 1971.vol.5.№4.-P.508-523.

501. Marullo Th G. «If You see Buddha». Studies of Ivan Bunin. Illinois, 1998.

502. Eshelman R. " Dusa i telo" as a Paradigm of Gumilev's Mistical Poetry / R. Eshelman // Nikolaj Gumilev. 1886-1986. Berkeley., 1987.-P. 127-139.

503. Szilard E. Аполлон и Дионис: (К вопросу о русской судьбеодной мифологемы)// Szilard Е.// Umijetnost za znatost о knjizevnosti.-Zagreb,1981, God.XXV. S. 155-172.

504. Rusinko E. Lost in Spase and Time: Gumilev's "Zabludivsijsia Tramvaj / E. Rusinko // Slavic and East European Jornal. Vol.26.-1982.№4. P.383-402.л: ^

505. Basker М. The Silver Age: SirfiBolism and Post- Simbolism / M.Basker //The Routledge Companion to Russian Literature, ed. N.Cornwell, Routledge, London and New York, 2001.-P. 136-149.