автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Б.Д. Греков и новейшая историография общественного строя Древней Руси

Полный текст автореферата диссертации по теме "Б.Д. Греков и новейшая историография общественного строя Древней Руси"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

НИКОНОВ Сергей Александрович

Б.Д. ГРЕКОВ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Специальность: 07.00.09 - историография, источниковедение и методы исторического исследования

АВТОРЕФЕРАТ

Диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург - 2005

Работа выполнена на кафедре уголовного процесса и криминалистики ГОУ ВПО «Нижегородский государственный университет имени Н.И.Лобачевского»

Научный руководитель: кандидат юридических наук, доцент

Ижнина Лидия Павловна

Официальные оппоненты: доктор юридических наук, профессор

Малков Виктор Павлович

Ведущая организация: Нижегородская Академия МВД РФ

Защита состоится «24» декабря 2004 г. в «14» часов на заседании диссертационного совета К 212.275.06 при ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» по адресу: 426034, г. Ижевск, ул. Университетская, I

С диссертацией можно знакомиться в библиотеке Удмуртского государственного университета

Автореферат разослан « » ноября 2004 г.

кандидат юридических наук, доцент Зезянов Владимир Петрович

/

Ученый секрета диссертационного совета кандидат юридических наук, доцент

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

НИКОНОВ Сергей Александрович

Б.Д. ГРЕКОВ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Специальность: 07.00.09 - историография, источниковедение и методы исторического исследования

АВТОРЕФЕРАТ

Диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург - 2005

Работа выполнена на кафедре истории России с древнейших времен до начала XX века Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель:

доктор исторических наук, Профессор Фроянов Игорь Яковлевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

зав. кафедрой исторического регионоведения СП6ТУ Кривошеее Юрий Владимирович

кандидат исторических наук, зав. кафедрой дореволюционной отечественной истории УдГУ Пузанов Виктор Владимирович

Ведущая организация:

Челябинский государственный университет

Защита диссертации состоится « 2005 ГОДЗ В часов на

заседании диссертационного совета Д212.232.52 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199155, Санкт-Петербург, пер. Декабристов, д. 16, ауд. 110.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке им. A.M. Горького Санкт-Петербургского государственного университета. Автореферат разослан «_ » 1x2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета ¡^ijuWJJi' Лейкин А.Я.

Постановка темы. Актуальность проблемы

Личность и творчество Б.Д. Грекова находятся в ряду центральных сюжетов отечественной историографии Древней Руси. Осмысление значения трудов Б.Д. Грекова для исследования вопросов древнерусского феодализма началось еще при жизни самого ученого (доклад И.И. Смирнова). Тогда же, были заложены историографические представления об историке, как основном творце концепции древнерусского феодализма, чьими стараниями были предложены убедительные трактовки таких явлений, как крупная феодальная собственность, рента, категории зависимого населения и др. В последующей историографии рядом ученых (Л.В. Черепнин, В.Т. Пашуто, М.Н. Тихомиров и др.) эта характеристика дополнялась тем соображением, что высказанные в концепции идеи и мысли служат отправной точкой для дальнейшей исследовательской работы. Таким образом, большинством специалистов признавалось непреходящее значение концепции Б.Д. Грекова в разработке проблем общественного строя Древней Руси X - XIII веков.2

В последнее десятилетие ученые, обращаясь к названному историографическому сюжету, как правило, не меняют своего отношения к личности и научным заслугам Б.Д. Грекова. Некоторые из исследователей продолжают отстаивать мнение о научной актуальности концепции историка для современного этапа историографии Древней Руси.3

Можно сказать, что на протяжении ряда десятилетий в историографии утвердилось мнение о существенной научной преемственности, идущей от работ Б.Д. Грекова к современным исследованиям в области социально-экономических отношений Древней Руси. Другое дело, что вопрос о значимости этой преемственности и о том, каким образом она выражалась в исследовании отдельных сюжетов истории X - начала XIII вв., учеными практически не ставился. Дело в том, что Б.Д. Греков в историографии воспринимался в качестве признанного авторитета, чьи идеи относительно важнейших проблем древнерусского феодализма могли уточняться, развиваться дальше, но не в коем случае не ставиться под сомнение.

Отсюда, можно сказать, что в науке давно назрела потребность рассмотреть влияние идей Б.Д. Грекова на историографический процесс 50-х - начала 90-х гг., затрагивающий изучение социально-экономических

1 Архив СПб. ИИ РАН, ф. 294 (И.И. Смирнова), оп. 1, д. 118,170.

2 Черепнин Л.В. К 90-летию со дня рождения академика БД Грекова// Он же. Отечественные историки XVIII-XX.: Сб. статей, выступлений и воспинаний. М., 1984; Дружинин Н.М. К 90-летию со дня рождения академика Б.Д. Грекова // История СССР. 1972. № 5; Пашуто В.Т. Б.Д. Греков как ученый и общественно-политический деятель (К столетию со дня рождения) // История ССР. 1982. № 1; Щапов Ян. Академик Б.Д. Греков как историк Киевской Руси // Вестник АН СССР. М, 1982. Вып. 9 и др.

3 Свердлов М.Б. Общественный срой Древней Руси в русской исторической науке XVIII - XX вв. СПб., 1996. С. 268-269 идр.

отношений Древней Руси. Названную проблему необходимо исследовать в рамках одной из понятийных категорий историографии, таких как -«историческая школа», «историографическое направление» и «исследовательская традиция». Используемые в современной историографии понятия «историческая школа» и «историографическое направление» не совсем подходят для разработки поставленной нами проблемы. Б.Д. Грековым не было создано устойчивого объединения, которое бы обладало чертами «научной школы». Вместе с тем, значительное влияние идей ученого на современных историков, продолжающееся чуть ли не до настоящего времени, не дает оснований вести речь о «историографическом направлении». Поскольку круг ученых, чье творчество в том или ином виде испытало на себе воздействие концепции Б.Д.Грекова, а также и ее отдельных составляющих, достаточно широк, то на наш взгляд наиболее удачным в раскрытии темы будет использование понятия научная (историографическая) традиция.

Само понятие берется в самом широком значении этого слова. Во-первых, научная традиция имеет продолжение не только в работах учеников известного историка, но и в работах всех тех ученых кто хоть в какой-то мере разделяет концепцию Б.Д. Грекова. Научная традиция предполагает развитие важнейших элементов концепции Б.Д. Грекова, из которых складывается взгляд на Русь как феодальное общество. Таковыми элементами могут быть названы - крупное землевладение, крепостническая зависимость и отработочная рента, классовая борьба и т.п. Все эти элементы последующими учеными берутся не сами по себе, в качестве абстрактных научных схем, а под определенным углом зрения, под которым они исследовались самим Б.Д. Грековым. Другими словами, проблема крупного землевладения, как то было в концепции историка, изучается в качестве стержневой в общем контексте генезиса феодализма; проблема рабства, ставится в качестве вопроса о смене форм эксплуатации, идущих от более архаичных к крепостнической.

Научная (историографическая) традиция дает историкам и методику исследовательской работы, тот необходимый инструментарий, что требуется при обработке сведений источника. Смена методики исследования, происходящая не сразу, а исподволь, свидетельствует о глубинных историографических переменах, нередко приводящих к изживанию научной традиции..

Цель и задачи диссертационного исследования заключаются в необходимости изучить воздействие идей Б.Д. Грекова на разработку главнейших вопросов древнерусского феодализма. В соответствии с поставленной целью нами формируются и задачи исследования: как менялось восприятие в науке отдельных элементов концепций древнерусского феодализма; насколько сильно воздействовали

источниковедческие подходы Б.Д. Грекова на анализ отдельных событий и явлений в историографии Древней Руси.

Хронологические рамки работы охватывают новейший этап отечественной историографии Древней Руси 50 - начала 90-х гг. XX в. Верхняя и нижняя грани периода определяются спецификой советской историографии, для которой было характерно следование традициям концепций Б.Д. Грекова и восприятие социально-экономической истории X -нач. XIII вв., в категориях феодальной формации. Новый период историографии Древней Руси, начавшийся с 90-х гг., во многом движется по пути отрицания подходов и концепций прошлых десятилетий, а также в меньшей степени заострен на социально-экономической тематике начального периода истории нашей страны.

Источниковую базу исследования составляет разнородный историографический материал, куда входят монографии, статьи по специальным вопросам древнерусского феодализма и архивные документы. Историографические источники можно разделить на две группы. В первую входят монографии посвященные проблеме генезиса феодализма. Каждая из подобных монографий может иметь двоякое значение: либо она закрепляет существующую в науке традицию, либо же идет вразрез в нею. Соотношение монографий двух типов («за» и «против») демонстрирует прочность позиций научной традиции в историографии.

Во вторую группу источников входят статьи, посвященные отдельным аспектам проблемы генезиса феодализма. Представленные в различных изданиях (журналы, сборники) публикации, дают «фотографический снимок» существующих на то или иное время тенденций в историографии. Преобладание в изданиях «единых по мысли» статей указывает на основной вектор историографического развития.

Отдельную группу источников составляют архивные документы из фондов Института Истории Материальной Культуры и СПб Института Истории РАН. Отчетная документация (протоколы заседаний кафедры, обсуждение докладов) ИИМКа, позволяют увидеть начальный этап формирования проблематики истории классовой борьбы в Древней Руси. Личные фонды историков (Б.А. Романова и И.И. Смирнова) сохранили отзывы на опубликованные работы и исследования, так и не ставшие достоянием гласности. Выраженные в неопубликованных работах мнения ученых, способны раскрыть «подводные течения» историографии генезиса феодализма.

Научная новизна работы заключается в том, что до сегодняшнего дня в историографии не было представлено серьезных попыток рассмотреть влияние идей и концепций Б.Д. Грекова на развитие проблемы генезиса древнерусского феодализма. Автором, также вводится в оборот новый

архивный материал, представляющий интерес с историографической точки зрения.

Практическая значимость работы состоит в том, что представленные в ней материалы и выводы, могут быть востребованы в разработке общих курсов отечественной историографии и истории, а также и в научно-исследовательской работе, касающейся социально-экономических проблем раннего этапа древнерусского общества.

Апробация работы. По теме диссертации подготовлено три публикации (две статьи и одна публикация документов). Основные положения диссертационного исследования обсуждались на семинарских занятиях и заседании кафедры русской истории исторического факультета Санкт-Петербургского университета. Также, материалы исследования выносились на всероссийскую конференцию «Мавродинские чтения», проходившую 23 - 24 апреля 2002 г. на историческом факультете СП6ТУ.

Структура и основное содержание диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы и двух приложений.

Во введении обосновывается актуальность и научная новизна работы, формируется исследовательские цели и задачи.

Первая глава «Проблема генезиса феодализма в творчестве Б.Д. Грекова и работах отечественных историков», состоит из двух параграфов.

В первом параграфе рассматривается одна из составных частей концепции древнерусского феодализма - генезис феодальной собственности в X - XII вв. Для Б.Д. Грекова данный вопрос был принципиальным, поскольку феодальная собственность являлась тем ядром, из которого проистекали такие отличительные черты формации, как крепостническая эксплуатация и иерархическая структура класса феодалов.

Основную источниковую базу для воссоздания структуры древнерусской вотчины, составляли отрывочные сообщения летописей о княжих селах, жалованные грамоты XII в. и отдельные законодательные нормы Русской Правды. Две первые группы источников вселили в ученого уверенность о широком распространении на Руси феодальных вотчин начиная с IX - X вв. Путь формирования вотчинного хозяйства происходил через распад общинных связей и присвоение верхушкой общины части некогда свободных земель.

Внутренний мир вотчины историком воссоздавался на материале Правды Ярославичей, представлявшей собой, как казалось Б.Д. Грекову, домениальный устав. Феодальная вотчина являлась сложным организмом, включавшим большой штат княжеских служащих. «Окружение» вотчины составляли крестьянские общины еще не успевшие попасть в «жернова»

феодализации. Растущая угроза со стороны вотчины свободному состоянию общинных земель, провоцировала крестьян на акты классовой борьбы.

Опыт реконструкции вотчины X - начала XIII вв., предложенный ученым по ряду причин оказался не столь удачным. Во-первых, «двор» Русской Правды отождествляемый Б.Д. Грековым с центром вотчины, в действительности имел совершенно иную социальную природу. «Двор» выступает либо, в качестве места судебных разбирательств - «княж двор», либо же, «двором» большой патриархальной семьи, чья хозяйственная деятельность не включала элементов феодальной эксплуатации.

Слабые моменты концептуального и источниковедческого подходов Б.Д.Грекова в вопросе о генезисе собственности, начали подвергаться сомнению в историографии с середины 50-х гг. Это, безусловно, могло привести к ослаблению воздействия традиции в историографии Древней Руси.

Ревизия традиции была постепенной, что предполагало сохранение главных составляющих концепций Б.Д. Грекова, но, наряду с этим велся поиск новых исследовательских подходов. Наибольшему сомнению подвергся тезис о раннем зарождении вотчины IX - X вв. Так, Л. В. Черепнин предложил рассматривать общинные земли X - XII вв. в качестве государственной феодальной собственности. Передача государственных земель в частные руки вела к зарождению вотчинного землевладения.

Мнение Л. В. Черепнина в историографии получило широкое признание и, в чем-то, обладало статусом общепризнанного в исторической науке. Оно было поддержано О.М. Раповым, М.Б. Свердловым, В.Л. Яниным, Ю.Н. Кизиловым и др.

По сути, концепция государственного феодализма была некоторой ревизией грековской традиции. Генезис феодальной собственности мыслился уже не как внутренний экономический процесс, вызванный распадом соседской общины (на чем настаивал Б.Д. Греков), а, скорее, в качестве результата деятельности государства.

Тем не менее по ряду причин концепция Л.В. Черепнина и его сторонников не получила желаемой убедительности. Основной методологический просчет заключался в обращении к идеям Маркса относительно «азиатского способа производства». К сожалению, Л.В. Черепнин и другие не учли того, что эти идеи подчеркивают специфику восточных обществ, где отсутствовали развитая частная собственность и доминировали государственные структуры в социальной и экономической жизни общества. Один неверный шаг в концептуальном обосновании, привел к стиранию граней между такими категориями как - государственный налог и феодальная рента, государственный суверенитет и феодальная юрисдикция.

Во многом по этой причине ученые не сумели доказать наличие прав распоряжения государством (в лице князя) земельными фондами общин.

Позитивным моментом в развитии концепции «государственного феодализма», было обращение историков к проблеме «кормлений». Особую роль в разработке данного вопроса сыграли исследования А.А. Горского и А.П. Толочко. Именно проблема кормлений, демонстрирует смену вех в историографии Древней Руси: если Б.Д. Греков княжеские пожалования воспринимал исключительно как земельные, означавшие рождение новой вотчины, то его последователи, напротив, предпочитали говорить о неземельном характере передаваемой князем дани или судебных пошлин. Четких различий в кормлениях передаваемых от одного князя другому, либо же от князя церкви или приближенному лицу, ученые не выделяли. Это затрудняло понимание «механизма» формирования кормлений с одной стороны, а с другой, отдаляло от исследователей ряд вопросов связанных с функционированием самой системы кормлений - межкняжеские отношения, связь кормлений с государственной властью и перераспределением государственных доходов (дани, судебные отчисления).

Оппозиционное течение в историографии не только ставило под сомнение тезис Б.Д. Грекова о вотчине как ячейке феодализма, но и концепцию Л.В. Черепнина. В частности, такими историками как В.И. Горемыкина, И.Я. Фроянов, Л.В. Данилова, А.Л. Шапиро отрицалось широкое распространение вотчины в X - XII вв., основанной на эксплуатации крепостного труда. Препятствием на пути генезиса феодальной собственности служили обстоятельства разного рода: заинтересованность знати во внешних войнах, идущих в ущерб интенсивному освоению крестьянских земель, промысловый характер княжеского и боярского хозяйств и т.п. И все же, для названных историков не терял своей актуальности вопрос о формах обеспечения нужд правящей верхушки. Пытаясь найти ответ на этот вопрос, исследователи подобно Л.В. Черепнину и. др. обратили свой взор на проблему кормлений. Хотя это и не означало того, что ракурс рассмотрения проблемы оставался тем же - кормления, как механизм, ведущий к образованию вотчины. Ученые делали акцент на «нефеодальной» природе кормлений, поскольку те, не включали в себя права на распоряжение землей и личностью крестьянина.

Поднимался исследователями и вопрос о государственной собственности на землю. Если некоторые историки отрицали ее наличие (В.И.Горемыкина и Л.В. Данилова), то И.Я. Фроянов допускал ее присутствие с той лишь разницей, что эта была не феодальная, а верховная собственность общины на занимаемую ею территорию. Последнее предполагало и право распоряжения земельными наделами.

Вполне возможно предположить то, что сторонники и противники концепции «государственного феодализма» значительно отошли от тех идейных установок в изучении феодальной собственности, что были заложены Б.Д. Грековым. Пристальное внимание к проблеме формирование государственного аппарата (А.А. Горский) и связанной с ней проблемой становления системы государственной эксплуатации, позволило историкам сместить ракурс исследования с вотчины на княжеские пожалования. Отныне, владельческие права знати рассматривались не как проявление их захватнических интересов (что было у Б.Д. Грекова), в качестве неземельной формы обеспечения ее нужд. Тем самым, в историографии обозначился новый этап в изучении социально-экономических процессов Древней Руси.

Второй параграф рассматривает проблему феодальной ренты в трудах Б.Д. Грекова и отечественной историографии 50 - начала 90-х гг. В концепции древнерусского феодализма категории ренты являлось одним из главных условий, определявших форму эксплуатации и зависимости крестьянина внутри вотчины. Б.Д. Греков следуя схеме Маркса постулировал последовательность перехода трех форм ренты (отработочной, натуральной и денежной), каждая из которых соответствовала своей стадии развития феодальной формации. Отработочная рента, распространенная в Древней Руси X - XII вв., предполагала широкое развитие барщины.

Источники мало подтверждали верность теоретической модели, отстаиваемой Б.Д. Грековым. Совсем не случайно, что еще в 30-е гг. среди ученых появился интерес к государственным формам эксплуатации (данничество) и их атрибуции в рамках феодальных отношений.

Трудно сказать насколько Б.Д. Греков был готов видеть в дани одну из разновидностей ренты. В современной историографии бытует два мнения на этот счет: согласно первому, историк ставил знак равенства между данью и рентой (М.Б. Свердлов)4, второе же считает, что ученый никогда не смешивал эти разные системы эксплуатации (И.Я. Фроянов)5. Анализ работ Б.Д. Грекова показывает, что исследователь рассматривал дань в качестве государственного платежа не тождественного феодальной ренте. Разница состояла в объекте эксплуатации, поскольку взимание дани, в отличие от ренты, не предполагало владение землей.

Но, несмотря на это, уже в 30-е гг. СВ. Юшковым было высказано мнение о перерастании даннических платежей в феодальную ренту. Высказанная ученым догадка не могла быть принятой историографией тех лет в силу устоявшихся в науке представлений о генезисе феодализма, как процессе развития крупной собственности.

4 Свердлов М.Б. Общественный строй... С. 240,251,302.

5 Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990. С. 150.

Начиная с 50-х гг. в историографии постепенно утверждалось мнение о тождестве дани и феодальной ренты. Перемена в научных представлениях историков была вызвана слабой аргументированностью ключевых положений грековской концепции. Первоначально М.Ю.Брайчевским и В.И. Довженком, а чуть позже Л.В.Черепниным, утверждалось, что данничество X - XII вв. несет в себе все черты типичной феодальной ренты. Причем, если для первых двух ученых высказанное предположение должно было помочь установить последовательность перехода трех форм ренты, то для

последнего, данный вопрос представлялся в ином свете. «Окняжение» свободных земель князем и дружиной, наложение на нее дани, знаменовало начало феодализма. Таким образом, ключевые для науки 30 - 40-х гг. категории - рента, собственность, начали переосмысляться, приобретая иное звучание.

Начальный этап разработки проблемы дани-ренты показывает, что ученые не находили в развитии данничества каких-либо стадиальных этапов, отделявших обычный грабеж от феодальной эксплуатации. Как раз это невнимание и стало поводом для критики со стороны ряда историков (А.Л. Шапиро и ИЛ. Фроянов), упрекавших Черепнина в смешивании разных исторических явлений.

Своеобразным ответом на критику стали работы О.М. Рапова, в которых было предложено детальное обоснование взгляда на дань-ренту: 1)

верховная собственность; 2) регулярный характер платежей; 3)

6

внеэкономическое принуждение.

Очевидно, что к исходу 70-х гг. в историографии взгляд на дань-ренту начал принимать черты застывшей схемы, не дополнявшейся новыми аргументами. В чем-то подобная ситуация была вызвана имеющейся нехваткой источников, не всегда способных дать ответы на поставленные вопросы. С точки же зрения концептуального подхода к проблеме дани-ренты, новые аргументы вряд ли могли выявиться в виду ограниченности тех задач, что стояли перед исследователями. Сама потребность выявить истоки феодальных отношений, показать в лице князя не только государственного деятеля, но и вотчинника, сужала пространство для научных маневров.

Наряду с этим, в историографии представлено и иное направление, иначе трактующее даннические отношений. Начиная с 60-х гг. А.Л. Шапиро и И.Я. Фрояновым, а впоследствии В.И. Горемыкиной и Л.В. Даниловой, ставилось под сомнение тождество отношений дани и ренты: историки предпочитали выделять данничество в особую, архаичную систему эксплуатации, являющуюся порождением межгосударственных и межплеменных войн. Отсутствие связи между выплатой дани и правом на

6 Рапов О.М. К вопросу о феодальной ренте в Древней Руси в домонгольский период // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1968. № 1. С. 57.

распоряжение землей, на взгляд исследователей, выступает показателем нефеодальности этого архаичного института.

Вопрос о последующей эволюции данничества учеными решался неоднозначно: одни из них предполагали, что Данничество эволюционировало в феодальную ренту (А.Л.ШапироВИ. Горемыкина), другие же (Л.В. Данилова), напротив, думали о изменении данничества в сторону архаичной налоговой системы, условием чего была регулярность взимания дани и система административных пунктов (погосты).

Иначе к решению вопроса подходит И.Я. Фроянов. Данью облагались покоренные славянские, а позже и иноэтнические народы, являвшиеся непривилегированным населением древнерусских земель. Внутри же самих древнерусских земель-княжений происходит изживание данничества: по мере формирования политической структуры городов-государств, данничество, как источник содержания правящей верхушки, заменяется судебными пошлинами, «даром» и кормлениями.

Дискутируемый в течении долгого времени вопрос о дани-ренте, также как и проблема феодальной вотчины, показывает, что значительная часть ученых отступила от тех научных стереотипов, свойственных историографии 30 - 40-х годов, в том числе и концепции Б.Д. Грекова. Источниковые данные

X - XIII вв. не могли вселить уверенности в последовательном переходе трех форм ренты (отработочной, продуктовой и денежной), выступавшей одним из главных критериев феодализма. Определенный выход из создавшейся ситуации был найден сторонниками концепции «государственного феодализма», увидевших в данничестве IX - XI вв. государственную феодальную систему эксплуатации. Несмотря на то, что ученым не удалось показать поземельный характер дани, проделанная ими работа имела определенный результат - к исходу 80-х гг. в историографии Древней Руси был сломлен давний стереотип в научных представлениях историков о поземельной собственности (в любых ее формах - от вотчины до государственной), как основе феодализма.

Достигнутый результат позволил ученым от конкретной проблемы дани-ренты перейти к выяснению специфики власти и собственности в X -XII вв.

Вторая глава «Классовая борьба в Древней Руси: традиции Б.Д. Грекова и современная историография вопроса». Выяснить роль Б.Д. Грекова в формировании проблематики и методики изучения классовых волнений X -

XI вв., может помочь обращение к начальному этапу советской историографии Древней Руси.

Воздействие на проблематику классовой борьбы в Древней Руси оказывали научные факторы разного рода, имевшие место в историографии 30-х годов. К числу подобных «факторов» необходимо отнести дискуссии о

«генетической революции» и древнерусском феодализме, составной частью последней являлась и тема классовой борьбы.

Дискуссия относительно «генетической революции» позволила историкам Древней Руси воспринять классовую борьбу как объективное проявление социально-экономических противоречий, ведущих к изменениям в формационном развитии.

Исследование социально-экономических проблем Древней Руси, ведшееся в стенах ГАИМКа, проходило по бригадному принципу. Одна из подобных бригад - история сельского хозяйства в феодальной России , разрабатывала тематику классовой борьбы под началом Б.Д. Грекова. На заседании бригады в 1933 и 1934 гг. заслушивались и обсуждались доклады, посвященные наиболее заметным проявлениям классовых волнений XI в. (восстания волхвов).7 Докладчиками (М.Г. Худяков и В.В. Мавродин) отмечалось, что народные волнения той эпохи были обусловлены вполне объективными противоречиями между разными укладами - общинным и рабовладельческим, общинным и феодальным. Присутствовали в этих волнениях и интересы разных социальных групп Древней Руси. Так, в волнениях 1024 и 1071 гг., наряду с крестьянами принимали участие и горожане, жители Ростова и Суздаля. Специфические черты этих волнений заключались в их антихристианской направленности, поскольку церковь была «проводником» новых феодальных отношений.

Архивные материалы, касающиеся обсуждаемых в те годы проблем, дают возможность увидеть восприимчивость большинства историков к новым идеям и подходам в исследовании проблемы. Возможно, данное обстоятельство демонстрирует научную перспективность, на то время, методики классового анализа, в которой еще не были заметны догматические черты. В пользу сказанного свидетельствует обилие появившихся в 30-е гг. интерпретаций событий XI - начала XIII вв., подпадавших под определение классовых волнений.

Роль Б.Д. Грекова в представленном процессе может быть выявлена •только гипотетически; учитывая то, что ученый занимал руководящее положение в «бригаде» и в ГАИМКе в целом, можно допустить предположение, что им оказывалось влияние на ход научной работы. Тем самым, высказываемые отдельными учеными мнения и предположение становились частью коллективного опыта историков, находя отражение, в том числе и в исследованиях Б.Д. Грекова. Так, ученым повторялись ранее высказанные его подопечными идеи относительно восстаний волхвов. Вместе с тем ход творческой мысли Б.Д. Грекова не опережал имевшихся в науке тенденций, а следовал за общим историографическим потоком.

' Архив ИИМК. Ф. 2.1933. Д 44; 1934. Д 40.

В эти же годы коллективными усилиями историков формируется и методика анализа летописного материала Методологическую основу всех разрабатываемых в историографии подходов к источниковому материалу составляла формационная концепция, позволившая любой конфликт древнерусской эпохи рассматривать в качестве социально-детерминированного, обусловленный вполне объективными экономическими и политическими причинами.

Опираясь на выдвинутый принцип, исследователи к сообщениям источников подходили со следующими научными критериями: 1) отсеивание религиозных мотивов из рассказа летописи; 2) привнесение «ученой логики» в повествовательную ткань рассказа; 3) жесткая увязка летописной терминологии с готовой системой социальных определений (класс, социальная прослойка), что привносило в текст не свойственное ему звучание.

Летописный рассказ в своем переработанном виде служил уже не столько объектом самостоятельного исследования, сколько иллюстрацией, * раскрывающей остроту классовых противоречий на тот или иной период.

В заключении необходимо отметить, что формирование проблематики истории классовой борьбы в Древней Руси происходило благодаря коллективным усилиям ряда ученых, с одной стороны, а с другой, под воздействием той атмосферы, что существовала в историографии 30-х гг. (дискуссии о «генетической революции» и «генезисе феодализма»). Роль Б.Д. Грекова в этом процессе скорее предстает в качестве организатора научной работы, нежели ученого предложившего проблематику и методику исследования классовой борьбы.

Во втором параграфе рассматривается воздействие научной традиции Б.Д. Грекова на историографию «малых» форм классовой борьбы. Народные волнения, согласно некоторым ученым, проявлялись не только в виде крупных городских и крестьянских восстаний, сотрясавших основы древнерусского общества, но и конфликтов более мелкого масштаба, имевших место внутри вотчины феодала. Источниковое подтверждение такого рода конфликтов было найдено Б.Д. Грековым в нормах Русской Правды и некоторых сообщениях нарративных памятников (летописи, жития святых). Методика исследования основывалась на той посылке, что ограничительные нормы Русской Правды (допустим посягательство на имущество) отображали бытовавшие случаи нападения крестьян на имущество феодалов. Данная методика оказалась воспринятой М.Н. Тихомировым, Л.В. Черепниным, И.И. Смирновым и др. историками.

Несмотря на то, что исследовательский подход Б.Д. Грекова к анализу «малых» форм классовых противоречий нашел своих сторонников, в нем оказались заложены определенного рода изъяны. В первую очередь не в

методологическом, не в конкретно-историческом плане, оказалось невозможным доказать то, что законодательство Древней Руси охраняло исключительно- интересы феодалов. Во-вторых, что было во многом неизбежным, свои суждения исследователи порою основывали не столько на тексте источника, сколько на «голой схеме», в которой действующими лицами выступали «абстрактные;) феодал и крестьянин, а не реальные персонажи древнерусской эпохи. Несоответствие научных задач данным источников, привело к утрате традиции Б.Д. Грекова в историографии.

Третий параграф затрагивает проблему методических и источниковедческих подходов в изучении народных волнений XI в. в творчестве Б.Д. Грекова и в современной историографии. В центре нашего внимания оказываются два события - восстание волхвов (1024 и 1071 гг.) и киевское восстание 1068 г. Историографии данных событий испытала разную долю воздействия творческого подхода Б.Д. Грекова. Методические приемы обследования летописных известий заключались в привнесении в ткань источникового материала несвойственных ему элементов (социальная терминология), «отсечение» той информации (прежде всего рассуждения* религиозного характера), что не могла быть проинтерпретирована в рамках классового подхода. Конфликты раасматривались в качестве социально-детерминированных, где «старой чади» (1024 г.) и «лучшим женам» (1071 г.)

- отводилась роль феодализирующейся верхушки общества, притеснявшей простых общинников-смердов.

При всей кажущейся логичности, данный подход скрывает и свои слабости: после проводимой историком «обработки», летопись предоставляла уже не ту информацию, что была заложена в ней, а скорее ту, что предполагал получить сам исследователь в ходе работы. Кроме того, историк подходил к источнику с заранее сформулированными идеями (допустим, о социальной дифференциации общины), справедливость которых также требовала своего обоснования.

Несколько иной подход к данному историческому сюжету был продемонстрирован в работах И.Я. Фроянова. Историк предложил рассматривать события XI в. не как «классовое волнение», а как конфликт, обусловленный действием языческих ритуалов, призванных устранить нестабильность, существующую в обществе (голод, неурожай).

Киевское восстание 1068 г. рассматривалось в несколько ином ракурсе

- в качестве первого крупного городского выступления XI в., в котором заметно проявилась деятельность веча. Б.Д. Греков предложил трактовку киевского волнения как крупного события середины XI в., где политические факторы (борьба веча и князя) превалировали над социальными (процессы феодализации). Исход волнения вполне соответствовал выбранному ученым

подходу: киевский князь Изяслав подавил восстание и поставил деятельность веча под свой контроль.

В последующей историографии традиция Б.Д. Грекова претерпела серьезные изменения: историки, причисляющие себя к данной традиции (В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнин, П.П. Толочко) предпочли говорить о имевшей место в 1068 г. противоречие различных феодальных группировок, прочие же исследователи, в числе которых были как те, кто разделял грековские подходы (М.Н. Тихомиров, М.Ю. Брайчевский), как и те кто не во всем или же полностью их не принимал (И.Я. Фроянов, В.В. Мавродин), по-прежнему продолжали видеть в этом восстание, крупное народное волнение, в котором вече было «рупором» широких слоев населения Киева.

Вторая из названных точек зрения была более обоснованной. Значительный круг источников XI - начала XIII вв. убеждал в том, что участниками веча являлись самые широкие слои городского населения, а само вече не было подвержено сильному воздействию со стороны боярских группировок или князей.

Финальный итог событий, перенос торга, служившего местом проведения вечевых собраний, получил достаточно однозначную оценку среди историков. Начиная с работ Б.Д. Грекова, за этим мероприятием закрепилась характеристика репрессивного, поставившего вече под контроль княжеской власти. Несколько иначе к оценке события подошел И.Я. Фроянов. Ученый выдвинул предположение о том, что данная мера символизировала возвышение веча, его вхождение в круг важнейших политических институтов Киева.

Обе историографические концепции, несмотря на имеющиеся различия, обладают схожими чертами. Сходство это заключается в методике интерпретации источника: краткость летописного сообщения, ученые восполняют общей характеристики киевского восстания (антифеодальное или же борьба за расширение прерогатив веча), в соответствии с которой и возникает нужная трактовка.

В целом, пример киевского восстания 1068 г. показывает насколько различными могли быть результаты влияния традиции Б.Д. Грекова в историографии. Ученые, традиционно следовавшие духу концепции Грекова, в данном случае, отошли от нее, и напротив некоторые из противников известного историка, предпочли видеть в восстании одну из стадий в политическом формировании Киевской земли. Как раз в этом, их позиции оказались близки позициям Б.Д. Грекова.

Третья глава анализирует воздействие историографической традиции Б.Д. Грекова на изучение таких категорий зависимого люда Древней Руси, как смерды и челядь.

В вопросе о смердк Б.Д. Греков предложил не только общий взгляд на проблему смердов как основной класс крестьянства Древней Руси, но и методику изучения исторического материала. Реконструируя правовое и экономическое положение свободных смердов, историк прибегал к источниковым данным Новгородской земли (летописи и акты), часть которых, хронологически выходила за рамки древнерусского периода XI -XII вв. Положение зависимых смерды воссоздавалось на основе данных Русской Правды, что позволяло исследователю классифицировать эту прослойку в качестве крепостных, эксплуатируемых различными группами светских и церковных феодалов (а не только князем, как это следует из Русской Правды). Не учитывая региональную специфику источникового материала, Б.Д. Греков приходил к парадоксальному решению проблемы смердов: если «свободные» смерды соответствовали Северо-Западному региону Руси, то зависимые - Южному. Разумеется, это не могло придать концепции убедительности.

И все же традиция Б.Д. Грекова оказала серьезное воздействие на последующую историографию древнерусских смердов, правда, при этом подвергаясь определенной модификации и уточнениям. Одним из первых на этом пути выступил Л.В. Черепнин. Ученый предложил видеть в смердах особую категорию «государственных крестьян», бывших в зависимости от князя и эксплуатируемых в его домене. Государственные смерды могли передаваться князем отдельным феодалам.

Тем самым, ученый уже не видит в смердах основного класса крестьянства Древней Руси, напротив, они являлись одной и далеко не самой значительной градацией крепостных. Но выявленные отличия не устраняют и сходных черт заметных в методике работы с текстом источников. Л.В. Черепнин подобно своему предшественнику восстанавливает две категории смердов на материалах ограниченного круга данных: государственные смерды, находящиеся в зависимости от князя - Северо-Запад Руси, а зависимые - Юг Древнерусских земель. Имелись и методологические просчеты, которые были вызваны несоответствием подхода к проблеме смердов концепции «государственного феодализма».

Некоторые историки (И.И.Смирнов и М.Б. Свердлов) пытались сохранить грековскую концепцию без изменений, отстаивая тезис о двух неравных между собой группах смердьего населения - свободных и зависимых.

Намеченная Б.Д. Грековым исследовательская традиция в смердьем вопросе к исходу 70-х гг. перестала себя оправдывать с научной точки зрения. Причиной тому служат явления двух порядков - теоретического и источниковедческого, в каждом из которых содержались свои просчеты и противоречия. Говоря о первом, то тут надо заметить, что смердья проблема

многими историками воспринималась в соответствии с исследовательскими стереотипами науки 30-х гг. В частности, к характеристике смердов продолжал использоваться один единственный критерий - крестьянство, основной класс феодального общества.

Не менее заметными оказались и несоответствия источникового порядка. Попытка создать обобщенный образ зависимых и свободных смердов оказалась неудачной, поскольку был задействован ограниченный круг источников (в географическом и историческом масштабе).

В историографии 60 - начала 80-х гг. имелась и противоположная тенденция в разработке смердьей проблемы. Определенную роль в смене исследовательских ориентиров сыграл обострившийся в науке интерес к рабству. А.А. Зимин, В.И. Горемыкина и Ю.А. Кизилов предложили рассматривать смердов в качестве рабской прослойки зависимых, находившихся в ведении княжеского хозяйства. Историками, особенно А.А. Зиминым, выдвигались и новые критерии в анализе источникового материала. Так, «смердьи статьи» Русской Правды стали рассматриваться в свойственном им историческом контексте: смерд, как одна из групп зависимого от князя населения. Но при этом исследователи продолжали считать, что социальный статус смердов эволюционировал в сторону крепостной зависимости.

В подобном исследовательском ключе рассматривает положение смердов и И.Я. Фроянов.Ученый выделяет группу внешних смердов (иноэтничные народы, подвергавшиеся даннической экплуатации),а также и внутренних смердов- чьим собственником являлся князь.

Можно констатировать, что воздействие грековской традиции в данном вопросе оказалось значительным. Тем не менее, с 60 - 70-х гг. традиция начинает постепенно изживаться в историографии. Определенную роль в этом сыграли источниковедческие проекты Б.Д. Грекова и его последователей.

Изменение подходов в анализе источникового материала вызвало и изменения в постановке вопроса о социальном положении смердов. Теперь проблема смердов рассматривалась в контексте более широких социальных институтов, таких как рабство и даннические отношения.

Второй параграф касается исследовательских традиций Б.Д. Грекова в изучении общественной категории челядь. Внимание ученого к этому вопросу обусловлено интересом к проблеме рабства в Древней Руси. Историк стремился доказать, что развитие рабства в X - XII вв. шло по нисходящей, что приводило к вытеснению рабского труда трудом крепостных крестьян. Челядь, в этом плане, представляла собой переходный «мостик» от более архаичных к феодальным методам эксплуатации.

Источниковое подтверждение своим мыслям Б.Д. Греков находил в разнородном материале: начиная от договоров Руси с греками X в. и Русской Правды, заканчивая новгородскими актами XIV - XV вв. и «Правосудием митрополичьим», юридическим сборником, датируемым историком XIII в. Как казалось ученому, во всех этих источниках можно заметить в составе челяди наряду с рабскими и нерабские элементы. Правда, данное заключение являлось итогом не столько исследовательских изысканий, сколько логических допущений в рамках концепции древнерусского феодализма.

Понятие челяди, таким образом, согласно ученому, претерпевает эволюцию: от обозначения некогда патриархального раба до общего наименования крепостной дворни феодала.

В представленном подходе имелись и свои противоречия, затруднявшие ответ на вопрос о том, кем же являлась челядь X - XII вв.? Предполагая расширенный социальный состав категории челядь, историк оставлял без объяснений отсутствие внутри социальной группы, допустим, смердов или же низших разрядов управляющих княжеского двора (сельский и ратайный старосты). Во многом, это невнимание вызвано желанием Б.Д. Грекова, наметить различия в составе различных групп зависимых, где за каждой из них закрепилось свое место в социально-экономической структуре Руси.

Грековские идеи нашли своих продолжателей среди большого числа историков (И.И. Смирнов, Б.А. Романов, Л.В. Черепнин, М.Б. Свердлов и др.), отстаивающих тезис о сложном социальном составе челяди.

Древнерусский источниковый материал, прежде всего законодательство Х- XI вв. укрепил за челядином устойчивую репутацию раба, находившегося в безусловной собственности господина. Высказанное Б.Д. Грековым, а позже и М.Б. Свердловым, допущение о наличии в составе челяди разнородных социальных элементов, является не более, чем домыслом исторических реалий X - XI вв. Действительно, признание того, что в рамках категории челядь содержалось несколько социальных градаций, целиком вытекало из историографических стереотипов 30-х гг., сводившихся к тезису о постепенном отмирании рабства, вытесняемого в X - XI вв. трудом крепостных крестьян.

Критика грековской традиции в историографии 60 - 80-х гг. (А.А.Зимин, И.Я. Фроянов, В.И. Горемыкина, Н.Л.Рубинштейн) основывалась на детальном изучении отдельных памятников древнерусской эпохи. Итогом проделанной работы явилось признание того, что в лице челяди древнерусские источники X - XIII вв. подразумевают раба, находившегося в крайне стесненных социальных условиях. Особой точки зрения в этом вопросе придерживался И.Я. Фроянов, полагавший, что под определением челяди древнерусские юридические памятники подразумевали

и источник формирования этой группы рабов. Челядь, как рабская категория состоит и пополняется за счет военнопленных, являвшихся основным контингентом рабов в догосударственный и раннегосударственный периоды.

Заключение. В ходе диссертационного исследования удалось придти к следующим выводам. Думаю будет уместным признать, что традиция Б.Д. Грекова имела серьезное влияние как на общие подходы к проблеме феодальной Руси, так и на методику изучения источникового материала. Степень воздействия традиции на историографию вопроса в разные десятилетия менялась и далеко не каждый сюжет феодальной тематики был, если можно так выразиться, подвержен восприятию традиции. Так, концептуальный подход к исследованию классовой борьбы в Древней Руси (периодизация, формы ее проявления) был сформулирован не Б.Д. Грековым, а другими учеными, в числе которых выделяются имена В.В. Мавродина и М.Н. Тихомирова. И все же, несмотря на сказанное, влияние традиции проявлялось и в этом вопросе, что выразилось в принятии исследователями конкретной методики анализа источниковых данных X - начала XII вв. (летописей и РП). Определенное отношение к оценке летописных известий, трактовка некоторых норм РП как юридически запечатленных отзвуков классовой борьбы, словом, все то, что было наработано Б.Д. Грековым в 3040-е гг., перешло в разряд научного достояния более позднего поколения историков.

Ключевые для темы генезиса феодализма проблемы крупной собственности и ренты, подробно разработанные в концепции Б.Д. Грекова, претерпели существенные изменения в историографии 50-80-х гг. В итоге это привело к перемене взгляда на проблему: форма реализации собственности и ренты стала восприниматься в качестве государственной системы эксплуатации (кормление и дань). Тем самым сторонники и противники концепции Б.Д. Грекова подвергли сомнению классический подход к проблеме формирования феодализма.

Намного более значительно влияние традиции сказывалось в изучении таких категорий зависимого древнерусского люда как челядь и смерды. В науке было воспринято не только проблемное видение темы, предложенное еще в ЗО-е гг. Б.Д. Грековым, но и методика исследования исторического материала. Значительное следование традиции в последнем аспекте и явилось причиной того, что к исходу 70-х гг. грековский подход утратил свою актуальность в науке. Разработка новых аспектов в изучении истории социальных отношений в Древней Руси, прежде всего рабства и данничества, позволила иначе взглянуть на казалось бы уже давно решенные вопросы.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Восстание волхвов 1024 и 1071 годов в новейшей историографии: традиция Б.Д. Грекова // Вестник СПбГУ. -2002. - № 1. - С. 21 -28 (0,5 п.л.). -(Сер. 2. История).

2. Б.Д. Греков и И.И. Смирнов - учитель и ученик // Мавродинские чтения. -СПб., 2002. - С. 118-125 (0,5 п.л.).

3. «Я всегда испытывал большое удовольствие от обмена мыслями именно с Вами». Письма Б.Д. Грекова к И.И. Смирнову // Вестник Удмуртского государственного университета. - 2004. - № 2. - С. 21-37 (1,0 п.л.). - (Сер. «История»).

Подписано к печати 14.12.2004. Формат 60x84/16. Тираж 100 экз. Отпечатано в Издательско-поли графическом центре «Барс»: СПб., Съездовская линия, д. 11, тел. 320-97-09

/I

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Никонов, Сергей Александрович

Введение.

Глава I. Проблема генезиса феодализма в творчестве Б.Д. Грекова и работах отечественных историков.

1.1 Феодальная собственность на землю Х-ХП вв. в работах Б.Д. Грекова и отечественных историков 50-начала 90-х гг.

1.2. Проблема феодальной ренты в отечественного историографии 50- начала 90х гг.

Глава П. Б.Д. Греков и историография классовой борьбы в Древней Руси.

2.1. Б.Д. Греков и начальный этап изучения классовой борьбы в советской историографии.

2.2. «Малые» формы классовой борьбы в советской историографии 50-х- нач. 80х гг.

2.3 Методологические и источниковедческие подходы к изучению народных волнений Х1в. в творчестве Б.Д. Грекова и последующих историков.

2.3.1. «Восстания волхвов».

2.3.2. Восстание 1068 г.

Глава 111. «Свободное» и зависимое население Древней Руси в работах Б.Д.

Грекова и в историографии 50-80-х гг. (К вопросу о положении смердов и челяди)

3.1 Дискуссии по поводу общественного положения смердов в историографии 50

80-з гг.

3.2. Общественная категория челядь в X-XII вв. в работах Б.Д. Грекова и в отечественной историографии 50-90-х гг.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Никонов, Сергей Александрович

Личности крупных историков, их идеи и мысли, оказывавшие плодотворное влияние на развитие исторической науки, всегда будут находится в числе центральных сюжетов историографии. Подобный интерес отнюдь не случаен и объясним не только притягательностью «знаковых» фигур исторической науки, за чьими «плечами» находился незаурядный научный и жизненный опыт. Не только этим они притягательны для историографов. Каждый крупный историк олицетворяет собой одну из вех в общем потоке развития науки, ту грань, за которой начинается новый этап с неизбежно идущими за ним новым подходами, видением конкретно-исторических проблем, методологией и т.п. Совсем не случайно, что с уходом таких «знаковых» фигур, последующие поколения специалистов-историков движутся в своем творчестве либо за ними, либо же, что также имеет свою закономерность, против, ставя под сомнение авторитетность существующих идей, гипотез, подходов и пр. Оба течения - «за» и «против», в любом случае демонстрируют начало нового этапа в долгом пути исторической науки.1

Б.Д. Греков вне всякого сомнения принадлежит к числу «знаковых» фигур советской исторической науки. Акцент на понятии «советской»,а не, допустим, «отечественной», думаю, вполне резонен и вот по каким причинам. Общеизвестно, что первенствующим для ученого являлись сюжеты, связанные с генезисом феодальных отношений и историей крестьянства средневековой Руси. Выбор этих сюжетов, и что самое важное, подходов к их изучению всецело диктовался теми общественными и чисто научными запросами, что стояли перед историческим знанием послереволюционного времени. Экономический и социальный детерминизм как основной «ключ» к пониманию общественного развития, взгляд на

1 В теоретическом аспекте данный вопрос рассматривался И.Л. Беленьким. Исследователь, используя понятие «научной коммуникации», предлагает рассматривать воспршггие сообществом историков научного наследия крупного ученого в самых различных ракурсах: личные контакты историков, бытование научной традиции в историографии, система цитирования работ ученого в исследованиях других историков и т.п. См.: Беленький И.Л. Ученый-историк в системе научных коммуникаций. М., 1983. С. 6. историю как непрерывное столкновение классов и классовых интересов, обусловленных все теми же экономическими противоречиями, - все это явно не могло составлять основного методологического и проблемного арсенала дореволюционных исследований. Откликнувшийся на вызов времени созданием концепций феодализма и закрепощения крестьян, Б.Д. Греков тем самым вошел в число «столпов» советской историографии.

Необходимо заметить, что работа ученого над концепцией древнерусского феодализма, проходившая на всем протяжении 30-х гг., вызывала противодействие со стороны несогласных. Число несогласных, составлявшее на начало 30-х гг. большинство тех историков, кто занимался изучением истории Древней Руси, к исходу десятилетия сократилось до небольшой группки ученых.2 В этой ситуации нельзя не заметить веяний эпохи, сводившей разногласия к единомыслию, обладавшему статусом единственно верного, а следовательно и не могущему быть подвергнутым сомнению. Трудно сказать, что стояло за выдвижением Б.Д. Грекова в ранг прижизненных классиков советской историографии и устранением иных, не то чтобы инакомыслящих, но иначе оценивающих различные эпизоды процесса феодализации.3 Как принято говорить, эта тема, требующая своего отдельного изучения, успех которого во многом будет зависеть от степени проработки архивного материала.

Безусловное доминирование в историографии конца 30-х гг. концепции Б.Д. Грекова привело к тому, что на «едином», как тогда выражались, историческом фронте более не возникало крупных баталий и столкновений, а если у кого-то и возникали сомнения в справедливости характеристик социально-экономического строя Древней Руси, то эти поползновения обладали спецификой «мелких партизанских вылазок». О последнем говорит как то, что несогласие могло быть представлено на страницах малозаметных

2 Достаточно сопоставить количество историков, заявивших о своем согласии и несогласии в ходе дискуссии 1933 и 1939 гг. относительно Б.Д Грекова.

3 Формозов A.A. Академия истории материальной культуры - центр советской исторической мысли 19321934 гг. И Отечественная культура и историческая мысль XVIII-XX вв. Брянск, 1999. С. 18-23. научных изданий, так и то, что все эти выступления не давали начала дискуссии, оставаясь на историографической периферии.

Таким образом, в историографии Древней Руси на рубеже 30-40-х гг. возникали вполне хорошие условия для формирования в науке определенной традиции в изучении проблем феодализма, а также и тех исследовательских стереотипов, которые определяли проблематику и конкретику содержания научных работ. Очевидно, что эти стереотипы обусловливали стиль мышления «послегрековского» поколения историков, их взгляды на общеисторические проблемы (классовая борьба, развитие крупного землевладения и др.) и подходы к анализу исторического материала. Думаю, не будет преувеличением сказать, что свою роль в формировании стереотипов сыграли научные принципы и оценки, привнесенные в историографии Б.Д. Грековым.

В какой-то мере древнерусская проблематика со второй половины 50-х гг. развивалась двумя путями: первый путь, пожалуй являвшийся в течение последних трех-четырех десятилетий магистральным, продолжал вести линию ученого, не ставя под сомнение основные составляющие его концепции. Второй путь, не столь широко представленный в науке, и от этого выглядевший маргинальным ответвлением советской историографии Древней Руси, развивался через отрицание принципов и подходов грековской концепции, делая приоритет на новаторские ходы в изучении социально-экономического строя X - начала XIII вв.

Исходя из вышесказанного становится понятным, что в центре нашего внимания оказывается не сама концепция ученого (хотя она нами и будет приниматься в расчет), а та научная традиция, которая запечатлена в исследовательской методике, проблематике, оценках исторических событий, словом все то, что освящено авторитетом имени Б.Д. Грекова.4 «Грековская традиция», имевшая главным образом продолжение в работах его

4 И.Л. Беленький к числу важнейших задач историографических исследований относил проблему восприятия «образа историка» в научном мире. Изменения в восприятии, согласно ученому, переход от негатива к позитиву и наоборот свидетельствуют о влиянии научной традиции ученого на состояние историографии на тот или иной момент. См.: Беленький И.Л. Ученый-историк. С. 9. последователей, не оставалась неизменной, напротив, она могла трансформироваться в новые идеи, а то и вовсе в своих отдельных составляющих подвергнуться ревизии, или принять характер «тупиковых» решений исторической науки (как это, к примеру, было с мнением о крупном феодальном землевладении Х-ХИ вв.).

Превратности развития «грековской традиции» в советской историографии заметны и в ином. Оппозиционное направление (используем такое условное обозначение), декларировавшее свой отход от концепции Б.Д. Грекова, порою само того не подозревая как раз продолжало идеи своего противника. Достаточно сказать, что в бурной полемике по вопросу о дани-ренте оппоненты Л.В. Черепнина и др. по сути отстаивали мысль Б.Д. Грекова о несводимости государственных платежей к какой-либо форме феодальной ренты. Традиция, как видим, продолжалась и тут, но двигалась она не напрямую, а, что называется, от противного: оспаривая концепцию «государственного феодализма», подвергнувшую ревизии некоторые из постулатов советской историографии 30-50-х гг. (вотчинное землевладение, отработочная рента), ее противники не прочь были вернуться назад к идеям Б.Д. Грекова.

Более точно, определить вектор нашего исследования поможет обращение к историографии (историографии историографии) затронутой проблемы. Историческая наука, в том числе и такая ее составляющая как историография, будучи неотъемлемой частью общественной жизни, воспринимает с большей или меньшей степенью готовности все ее условности. Общественно-политическая действительность 30-начала 50-х гг. привнесла , в историографическую мысль культ «больших ученых», догматически оформленных идей, «правильных» и «неправильных» течений, наблюдавшихся в разное время в исторической науке. Стереотипные шаблоны и оценки были применены и к Б.Д. Грекову, что в общем-то было неизбежно, хотя бы в силу того положения, что занимал ученый в структуре академической науки. Неудивительно, что начиная с 40-х гг. в историографии сформировался культ Б.Д. Грекова со всеми присущими ему атрибутами - незыблемостью авторитета в исторической науке, верность отстаиваемой им концепции, взятой на вооружение специалистами историками.

Начало культа, как следует думать, было положено еще при жизни ученого. Мало кому сейчас известно, что в 1943 году И.И. Смирнов, самый любимый Б.Д. Грековым ученик, зачитал два доклада, посвященных своему учителю. Поводом к написанию докладов, кстати, оба они были подготовлены в Такшкенте, где в ту пору наряду с прочими академическими учреждениями в эвакуации располагался Институт Истории, послужило присвоение Б.Д. Грекову сталинской премии/ Те внешние условия, в которых проходило чествование лауреата - тяготы эвакуации и военного времени, - предопределили и многие характеристики, даваемые Смирновым Б.Д. Грекову. Так, в докладе он назывался ученым-патриотом, чьи книги и выступления служили общему делу разгрома немецко-фашистских захватчиков.0 Касаясь же главного, а именно - научных идей исследователя, И.И. Смирнов соизмерял творческий путь лауреата с тем тернистым путем, что прошла советская историческая наука за последние (на начало 40-х гг.) двадцать лет.

Ту ситуацию, что наблюдалась в науке начала 30-х гг. с ее бурными дискуссиями по вопросам социально-экономических формаций (частью которых была и проблема древнерусского феодализма), И.И. Смирнов определяет как не совсем нормальную.7 Подобная оценка нас не должна вводить в заблуждение даже при учете того, что никто иной как сам докладчик был деятельным участником этих баталий, поскольку она отображает ценности иного времени. Единомыслие, недопустимость разногласий среди ученых - вот те реалии, что представляли «фасадную

5 Архив Института истории РАН Санкт-Петербурга (далее - Архив ИИ РАН СПб), ф. 294 (И.И. Смирнова), оп. 1, я 118, доклад «Историк-патриот»; д 170, доклад «Б.Д Греков как историк».

6 Там же, д. 118, л. 1.

7 Там же, д. 170, л. 7-8. сторону» исторической науки той поры, когда Б.Д. Греков стал сталинским лауреатом.

Возвращаясь к вопросу о месте Б.Д. Грекова в современной науке, И.И. Смирнов делает замечание, что ученым была предложена наиболее убедительная из всех возможных концепция древнерусского феодализма. Намеченный историком курс и должен был быть продолжен последующим поколением советских ученых.8

Как видим, докладчик в традициях своего времени создает монументальный образ «крупного ученого», чье участие в науке смогло поставить заслон тем исследовательским направления, которые уводили историков в сторону от истины (это прежде всего мнение о рабовладельческом периоде Древней Руси) и открыло дорогу единственно верному решению социально-экономических проблем Х-ХП вв. Наверное, с этого времени в историографии перекочевали мифологизированные оценки деятельности Б.Д. Грекова: ученого, сумевшего привнести в обсуждение древнерусской тематики «академическую строгость и солидную обоснованность предлагаемых положений», а также умевшего сохранить «спокойствие» во все кризисные периоды, выпавшие на долю исторической науки.9 Спокойствие образа- хорошо известная мифологема советской действительности, активно тиражируемая кино и театром, газетами и политической пропагандой.

В довершение начатого сюжета отметим, что И.И. Смирнов оказался одним из первых, кто выступил с предложением, уже после смерти своего учителя, о необходимости подготовить исследование «Борис Дмитриевич Греков. Жизнь и труды»10. Так закладывались первые кирпичики историографии Древней Руси.

8 Там же. л. 8-10,14-15.

9 Рыбаков Б. Л. Учитель многих // Исследования по истории и историографии феодализма. К 100-летию со дня рождения академика Б.Д Грекова. М., 1982. С. 117.

10 Валк С.Н. Иван Иванович Смирнов // Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сб. статей памяти И.И Смирнова. Л., 1967. С. 67; в личном фонде И И. Смирнова хранится проспект этой работы, которую историк намеревался подготовить к окончанию 1955 года (Архи СПб. ИИ РАН, ф. 294, оп. 1, д. 364, л. 2). Помимо биографических сведений в книге автором предполагалось осветить основные направления

Обращение к личности и научному наследию Б.Д. Грекова было не столь уж и частым. Помимо обобщающих работ по советской историографии Древней Руси, где отводилось немало страниц разбору концепции Б.Д. Грекова11, интерес к ученому проявлялся во время юбилейных дат. Девяносто- и столетие со дня рождения ученого давали повод к написанию обширных статей, затрагивающих разные аспекты творчества Б.Д. Грекова.12 Юбилейная специфика статей во многом определяла и их содержание, в котором пересказ идей ученого сочетался с похвальными характеристиками вклада Б.Д. Грекова в науку. Второй аспект юбилейных статей для нашей темы представляет существенный интерес, поскольку он фиксирует наличие историографической преемственности между разными поколениями историков.

Как правило, авторами юбилейных статей были уже известные историки, внесшие свою лепту в исследование Древней Руси. Достаточно назвать такие имена, как М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков, Н.М. Дружинин, В.В. Мавродин и др. чтобы стала понятной степень той значимости, которая отводилась Б.Д. Грекову в числе организаторов советской исторической науки.

Практически каждый из перечисленных авторов историко-биографических статей не забывал отмечать решающую роль Б.Д. Грекова в разработке концепции древнерусского феодализма. Такие важнейшие составляющие концепции как господство земледелия у восточных славян, вотчинный путь складывания феодализма, неразвитость рабовладения творчества ученого: проблема генезиса феодализма, история крестьянства в России, исторические взаимосвязи Древней Руси и славянских народов (Там же).

11 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 4. М, 1966. С. 273-274; Советская историография 0 Киевской Руси. Д., 1974. С. 90-%.

12 Черепнин ЛВ. К 90-легию со дня рождения академика Б.Д Грекова // Он же. Отечественные историки XVIII - XX вв. Сб. статей, выступлений и воспоминаний. М, 1984; Дружинин Н.М. К 90-летию со дня рождения академика Б.Д. Грекова // История СССР. 1972. № 5; Пашуто В.Т. Б.Д Греков как ученый и общественно-политический деятель (К столетию со дня рождения) // История СССР. 1982. № 1; Шдпов Я.Н. Академик Б.Д Греков как историк Киевской Руси // Вестник АН СССР. Вып. 9. М., 1982 и др. относились, по признанию историографов, к разряду непреложных истин современной исторической науки.13

Не отрицая всей значимости Б.Д. Грекова в исследовании Древней Руси, авторы юбилейных статей не забывали оговариваться, что концепция ученого была во многом плодом коллективных усилий советских историков 30-40-х гг.14 В последней оговорке просматривается одна из тех любопытных черт, в которой выражена рефлексия ученых по поводу недавнего прошлого и настоящего исторической науки. Советская наука, рассматривавшая себя в качестве сплоченного и цельного организма, при всей условности этих характеристик, жизненно нуждалась в объединяющих началах, коими наряду с марксистской методологией истории могли быть и «знаковые» ученые. Личность Б.Д. Грекова, обладавшая для поколения историков 60-х - начала 70-х гг. этой «знаковостью», была той точкой, откуда тянулась научная преемственность, связывающая «сегодня» и «вчера» в исследовании древнерусской проблематики. Тем самым, историки заявляли о том, откуда «родом» их собственные научные изыскания и что для них является ориентиром в исследовательском поиске.

Только исходя из этого можно понять недоумение некоторых историков «грековской школы» по поводу возникавших время от времени «рецидивов» дискуссии по вопросу о сущности социально-экономических отношений в Древней Руси. И все же, подобные «рецидивы» не могли поставить под сомнение «прочно обоснованных выводов Грекова»15, поскольку его концепции «не страшны уже никакие бури, никакие попытки толковать о рабовладельческих латифундиях киевских князей или личностной подоснове их политического могущества»16.

Апеллирование к имени Б.Д. Грекова и, в целом, к «грековской традиции», можно было услышать и во время заочных полемик среди

13 Дружинин Н.М. К 90-летию. С. 105; Пашуто В.Т. Б.Д. Греков как ученый. С. 81-82; Тихомиров M.R К пятилетию со дня смерти академика Б.Д Грекова//Исследования по истории и историографии. С. 31-32.

14 Щапов Я.Н. Академик Б. Д Греков как историк. С. 132.

15 Дружинин Н.М. К 90-летию. С. 93.

16 Пашуто В.Т. Б.Д Греков как ученый. С. 82. ученых. Так, например, было с Л.В. Черепниным, заявлявшим в ходе дискуссии с И.Я. Фрояновым о перспективности грековских подходов к познанию общества Древней Руси.17

Устойчивая традиция сопрягать свой научный опыт с исследовательскими достижениями Б.Д. Грекова помимо своего рефлексирующего значения (представить связь поколений) позволяла почувствовать сплоченность, объединенность общей идеей большому числу историков-«феодалов». Не удивительно, что несмотря на происходящие в стране и в науке за последние десять-пятнадцать лет разрушительные процессы, среди историков «грековской выучки» нет-нет да и появится желание восстановить утраченную связь времен, указать на ту «путеводную звезду», следуя за которой можно выйти на новые горизонты исторического познания.

М.Б. Свердлов в одной из своих последних монографий18 еще раз попытался убедить в сохраняющейся перспективности, с научной точки зрения, концепции Б.Д. Грекова. Соглашаясь с тем, что в некоторых отношениях «грековская концепция» стара, несет на себе идеологический груз сталинской эпохи, исследователь все же думает, что ее основные составляющие, такие как - признание генетического пути развития феодализма (через распад родовых отношений), сложный социальный состав зависимого населения, в котором преобладали нерабские элементы, а также и развитие феодального землевладения через неземельные формы пожалования (кормления), остаются актуальными и по сей день.19

В своем почитании Грекова историограф явно переходит границы дозволенного тогда, когда начинает приписывать все сколь-либо заметные достижения в изучении Древней Руси (причем не только в истории, но и в литературоведении, источниковедении, археологии и т.д.) воздействию

17 Черепнин Л.В. Отзыв на докторскую диссертацию И.Я. Фроянова // Фроянов И.Я. Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999. Приложение. С. 326

18 Свердлов МБ. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке ХУ1П-ХХ вв. СПб., 1996.

19 Там же. С. 268-269. концепции древнерусского феодализма. Складывается парадоксальная ситуация: далекие от Б.Д. Грекова по своим научным и мировоззренческим подходам ученые - Б.А. Романов, В.Я. Пропп, Д.С. Лихачев и др. - вдруг оказываются его последователями. И все только потому, что были вынуждены писать в своих работах о феодальном обществе X - XII вв. Но писать по другому, о чем нетрудно догадаться, они не могли - ведь феодализм Древней Руси был той истиной, что подобна арифметической истине таблицы умножения, в чьей справедливости невозможно усомниться.

Рефлексия М.Б. Сверлова в чем-то сродни рефлексии тех историков, которые некогда выступили авторами юбилейных статей. И там и здесь проглядывается настойчивость в желании увидеть связь поколений, представить те научные ценности, что сплачивают исследователей. Только на этот раз «связь» и «сплоченность», рассматриваемые историографом, скорее мнимые, нежели действительные, утраченные за давностью лет.

Но есть в рефлексии М.Б. Свердлова и нечто свое, то, чего мы не встретим читая историографические очерки Л.В. Черепнина, В.Т. Пашуто и др. В книге очень хорошо заметны личные симпатии и антипатии историографа к существующим в изучении Древней Руси научным традициям. Б.Д. Греков, наряду с некоторыми из ученых ХУШ-начала XIX вв., разделявших мысль о феодализме в Древней Руси, для Свердлова продолжает оставаться тем историком, кто определил и его собственные (то есть Свердлова) изыскания в области социально-экономической истории XXII вв. Таким образом, связь поколений начинает утрачивать свои коллективистские очертания, когда каждый отдельно взятый историк Древней Руси мыслится продолжателем дела своего предшественника и принимает форму персональной преемственности, идущей от Б.Д. Грекова к М.Б. Свердлову.

И еще одна отличительная деталь. Научную востребованность концепции Б.Д. Грекова М.Б. Свердлов пытается продемонстрировать на

20 Там же. С. 252. 273-277. примере существующих связей, чаще всего мнимых, между ней и теми научными разработками, что по сию пору сохраняют свою перспективность (здесь ученый имеет ввиду прежде всего работы А. И. Неусыхина и А.Я. Гуревича, касающиеся социальной истории раннесредневековых обществ).21 «Находя» несуществующие связи между различными подходами к средневековой истории, историограф этим делает все возможное для сохранения жизнестойкости грековской концепции для того, чтобы ее значимость не сводилась к значимости «историографического факта» минувших лет.

H.A. Горская, написавшая первое монографическое исследование о

Л» жизни и творчестве Б.Д. Грекова затронула самые различные аспекты научного пути историка. Основное внимание ею уделяется тем научным составляющим, из которых сложена концепции древнерусского феодализма и истории русского крестьянства. Восстанавливая историографический фон эпохи 30-х - начала 50-х гг., биограф особое значение придает позиции несогласных с идеями Б.Д. Грекова. В духе прежних традиций советской историографии научная оппозиция грековской концепции под пером H.A. Горской выглядит не то чтобы в черном цвете - конечно же нет, но она явно не носит того конструктивного начала, способного обогатить науку новыми идеями и решениями. Если быть более конкретным, то те ученые, что предлагали видеть в Древней Руси не феодальное, а рабовладельческое общество, на взгляд позднейшего историографа, выполняли «политический заказ» Сталина, которому импонировала мысль о последовательном переходе

23 всей череды формаций. Вполне понятно, что подобного рода выпады еще

21 Там же. С. 267.

22 Горская H.A. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999.

23 Там же. С. 123; схожую точку зрения излагает и МБ. Свердлов (см.: Свердлов МБ. Общественный строй. С. 253-256; ранее: Свердлов М.Б. Образование древнерусского государства (Историографические заметки) // Древнейшие государства на территории Восточной Европе. Материалы я исследования 19921993 гг. М., 1995. С. 9). Критику историографических построений М.Б. Свердж>ва см.: Пузанов В.В. О спорных вопросах изучения восточнославянской государственности в новейшей историографии // Средневековая и новая Россия. Сб. статей в честь 60-летия проф. И.Я. Фроянова. СПб., 1996. С. 150-152; Дворниченко А.Ю. Владимир Васильевич Мавродин. СПб., 2002. С. более усиливают научную значимость концепции Б.Д. Грекова и персональную заслугу ученого в ее разработке.

В книге H.A. Горской мы сталкиваемся с уже знакомым историографическим явлением: предложенная некогда Б.Д. Грековым концепция древнерусского феодализма есть та точка отсчета и та сфера влияния, и по своему это справедливо, откуда движется современный научный процесс. Перед нами еще один пример размышлений о грековской традиции только в отличие от размышлений, допустим, М.Б. Сверлова, написанных на «злобу дня» сегодняшнего, эти размышления обращены в день вчерашний, в те годы, когда жил Б.Д. Греков. Хронологические рамки работы, задаваемые датами жизни и смерти ученого в чем-то избавили исследовательницу от необходимости проследить влияние концепции на современное состояние историографии Древней Руси.

В.Я. Янин, давая в общем-то положительный отзыв на книгу H.A. Горской, в качестве упрека высказал замечание, что в работе было бы неплохо показать «школу Б.Д. Грекова».24 Выскажем догадку, что под «школой» известный академик подразумевал не «школу» как научное объединение ученых, а скорее исследовательские традиции историка, нашедших продолжение в трудах современного поколения ученых.

Заметно, что темы «связи поколений» историков, исследовательских традиций, тянущихся от Б.Д. Грекова к научным изысканиям современного времени, так или иначе возникали в историографии. Другое дело, что придать этим темам и рассуждениям самого общего порядка проблемность, способную вывести историографию на должный научный уровень, исследователям Древней Руси так и не удалось. Сдерживающими факторами, мешавшими выйти за установленные рамки были те процессы, что наблюдались в советской историографии конца 50-х - начала 80-х гг. Во-первых, на это время приходится выработка самой методики историографических исследований, а также и тех проблемных полей,

24 Янин В.Л. Величие и трагедия историка // Отечественная история. 2001. № 2. С. 174.

14 которые являются сущностными для данной дисциплины. Совсем не удивительно, что многие историографические работы тех лет, в том числе и касающиеся нашей тематики, не поднимались выше уровня реферирования научных исследований прошлого и библиографического учета научных трудов по той или иной проблеме.

Во-вторых, как уже быдл замечено, историческая наука будучи частью общественной жизни склонна в той или иной степени воспринимать существующие в обществе нормы. Научная рефлексия многих историков относительно концепции Б.Д. Грекова была выражена в принятых советской действительностью 50 - начала 80-х гг. формах характеристик «заслуженных людей»,сводившихся к «почитанию» и «поклонению» перед заслугами ученого. Сравнивая историко-биографические работы с воспоминаниями о Б.Д. Грекове2:> замечаешь поразительный контраст между ними: вторые содержат в себе личное восприятие ушедшего человека с неизбежно сопутствующими ему выделением черт характера, привычек, индивидуальных особенностей и всего того, из чего складывается единый образ жившего некогда историка. Ничего подобного мы не находим в историко-биографических работах о Б.Д. Грекове; авторы не вводят в текст статей размышлений об особенностях концептуальной мысли и метода ученого, о том, что составляет непреходящее (актуальное сегодня) и временное (ставшее историографическим прошлым) значение концепции древнерусского феодализма. Авторитетность имени Б.Д. Грекова в научном мире как будто избавляла историографов от подобного рода размышлений.

Конечно же, в подобном состоянии вещей нельзя не видеть отражение общего уровня историографических работ, не идущих порою далее реферирования идей ученых. Но не только этим объясняется низкая степень рефлексии историографов Древней Руси. Задаваемый наукой и обществом стереотипный шаблон «крупного.» (далее можно было использовать разные

25 Воспоминания об ученом представлены в сборнике: Исследования по истории и историографии феодализма. С. 83-120; Пушкарев Л.Н. Три года работы с Б.Д. Грековым // Отечественная история. 1996. №

6. С. 201. приставки - ученого, военного, медика и т.п.), предполагал и определенные стилистические и смысловые моменты описания, в котором главный акцент делался на масштабности, вневременной значимости. Любые же сомнения (а рефлексия это всегда сомнения) и размышления способны были разрушить эту монументальность, вызвать недоверие там, где его быть не должно.

Вновь вернемся к упреку В.Л. Янина по адресу книги H.A. Горской касательно школы Б.Д. Грекова, поскольку он напрямую выводит нас к уяснению специфики нашего исследования, того, что принято называть предметом научной работы.

Еще раз повторимся, что наше внимание будут занимать не столько идеи ученого как таковые, взятые изолировано, сколько развитие этих идей и методов исследовательской работы в «послегрековской» историографии. Коль уж разговор зашел о развитии идей, а стало быть - преемственности и отрицании этих идей, то возникает потребность уяснить некоторые вопросы терминологии историографического исследования. Если быть более конкретным, то необходимо выяснить, насколько применимы в историографическом обиходе такие понятия как школа, направление, исследовательская традиция. Возможно ли вообще говорить о «школе Б.Д. Грекова»?

Историография последнего десятилетия так и не смогла придти к единому мнению о том, что же является школой в исторической науке. Вернее, среди ученых нет ясности в том, по какой схеме должно выстраиваться научное сообщество, именуемое школой, и каковы те признаки, что служат внешним атрибутом школы.

Обилие существующих в науке терминов, используемых для описания научных сообществ и историографических тенденций, достаточно велико. «Школа», «направление», «течение» и т.п. - все эти столь несхожие и зачастую взаимозаменяемые понятия еще не получили строгой дифференциации и продуманного объяснения в истории исторической науки. Историк, прибегая в исследовательской работе к названным понятиям (при выборе того или иного), зачастую руководствуется субъективными соображениями в оценке историографической ситуации. Характеристика большого сообщества ученых как исторической школы, или, напротив, оценка этого же сообщества в качестве дифференцированного, распадающегося на отдельные направления - все это есть следствия теоретической непроработанности терминологического аппарата в историографии.20 Нельзя забывать еще и о том, что все вышеназванные понятия в арсенал современных историографов переходят из оценок и характеристик историков прошлого, некогда также пытавшихся определить свою принадлежность и принадлежность своих коллег к тому или иному сообществу, научному течению.2' Тем самым историограф, некритично относящийся к ученым мнениям прошлых лет, в полной мере воспринимает субъективизм существовавших оценок, за которыми могли скрываться личные и групповые амбиции историков, враждебность в отношении к коллегам и т.п.

Традиционно под исторической школой подразумевается научное сообщество, объединенное единством научной проблематики, методологии и подходов к историческому материалу. Это единство образует своего рода исследовательскую программу школы, демонстрирующую особый статус (инаковость) группы ученых в научном мире.

В числе необходимых, а скорее даже обязательных атрибутов исторической школы, выступает личность организатора, лидера научного сообщества. По сути, лидер является тем интеллектуальным «центром», знаковым символом, что определяет инаковость школы в ряду других

26 Так. в современной историографии до сих пор нет ясного представления о том, как была организована «школа Ключевского» или «школа» историков Московского университета. См.: Муравьев В. А. В.О. Ключевский и «новая волна» историков начала XX в. // Ключевский. Сб. материалов. Вып. 1. Пенза, 1995. С. 221 -222; Гутнова ДА. Об исторической школе Московского университета // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1993. № 3. С. 41,44; Шаханов АН. Русская историческая наука второй половины XIX - начала XX вв. Московский и Петербургский университеты. М., 2003. С. 248-251.

27 Беленький И.Л. К проблеме наименования школ, направлений, течений в отечественной исторической науке XIX - XX вв. // XXV съезд КПСС и задачи изучения истории исторической науки. Часть 1. Калинин,

1978. С. 64. сообществ историков. Не стоит говорить о том, что за лидером должен быть закреплен авторитет и известность в кругу ученых.

Одним из конститутивных признаков исторической школы является самоидентификация ученых с научным сообществом. Собственно одно из тех условий, что сплачивает школу и служит выражением ее самостоятельности.

Очерченный тип школы, как правило, имеет и строгую географическую (пространственную) локализацию. Географическая «прописка» исторической школы связана не только с тем или иным городом, но и с научным учреждением, в рамках которого существует товарищество ученых. Последнее крайне важно, поскольку констатация того, что «школа» локализуется в Москве, Петербурге, Омске и т.д., порою бывает недостаточной. Истории исторической науки знакомы случаи, когда в пределах одного города сосуществуют одна, две или три «школы».

За последние годы, благодаря оживившемуся интересу к истории «московской» и «петербургской» исторических школ, среди историографов существует тенденция к некоторому расширительному толкованию понятия «школа». К сожалению, многие историографы зачастую не высказывают своего понимания определения «историческая школа», что не препятствует им использовать его для характеристики большой группы ученых. И это несмотря на то, что тематика, проблематика, методология исследований большого сообщества историков, работающих в одном научном центре, могут не совпадать, а их личные взаимоотношения могут не образовывать той степени сплоченности, что требуется для прочного фундамента «школы». На этом фоне некоторое исключение составляет работа Г.П. Мягкова, специально посвященная исследованию научного сообщества в исторической

28 науке.

Как думает историограф, исторические школы, в отличие, допустим, от школ в естественных и точных науках, обладают «размытостью» очертаний,

28 Мягков Г.П. Научное сообщество в исторической науке. Опыт «русской исторической школы». Казань,

2000. что выражается в отсутствии четкой научной парадигмы (исследовательской программы) и возможности обходиться без лидерства.29 Все это позволяет распространять понятие «школа» на большую группу ученых. Существенную роль в образовании научного сообщества играет географическая среда, на этот раз соотносимая не с единичным учреждением, а всей совокупностью научных центров Москвы, Петербурга и т.п. Свое значение имеет и сфера научных запросов, диктуемых научной и общественной жизнью, к коим имеют «предрасположенность» историки того или иного локального центра.30 В конечном счете, согласно Г.П. Мягкову, такие обширные историографические понятия как «московская» и «петербургская» исторические школы не только имеют право на существование, но хорошо «работает» при описании историографической ситуации второй половины XIX - начала XX вв.

Думаю, что Г.П. Мягков и некоторые другие историографы подменяют различные проблемы: научной школы, научного сообщества в широком смысле слова и научной традиции, каждое из трех понятий, способное в некоторых случаях совпадать друг с другом, все же обладает своей

31 спецификой. Историческая школа, относительно немногочисленное сообщество историков, помимо перечисленных ранее признаков (исследовательская программа, лидерство, самоидентификация и т.п.), в качестве «станового хребта» имеет определенную традицию, закладываемую лидером школы. Традиция эта локальна в силу того, что имеет отношение исключительно к данному сообществу и образует научную идентичность школы. Последнее - это те малозаметные постороннему взгляду черты, что определяет критерии научности и ненаучности исследовательской работы, отношение к существующей историографической ситуации, историко-мето дологические приоритеты. Личность основателя школы является ключевой в процессе становления научного сообщества и в дальнейшем,

29 Там же. С. 187.

30 Там же. С. 187,193-194.

31 Критика построений Г.П. Мягкова присутствует и в работе А.Н. Шахаиова. См.: Шаханов А Н. Русская историческая наука. С. 374. когда это сообщество уже есть в наличии, играет двоякую роль: с одной стороны, творчество лидера есть то условие, без которого не возможен творческий путь учеников, а, с другой, оно служит тем «топливом», что не дает «погаснуть» исследовательской мысли. Неудивительно, что даже такое внешне аморфное образование как «школа Анналов» вполне четко выделяет своих отцов-основателей (М. Блок и Л. Февр) и собственную традицию, ориентированную на социальную историю и воссоздание повседневной жизни людей прошлого/2

Утрата школой традиции ведет либо к распаду школы, и это случается чаще всего; либо же к ее перерождению в некое новое исследовательское образование. На отечественном историографическом материале наиболее удачно, со всеми стадиями - от формирования до распада - прослежена судьба киевской исторической школы Довнар-Запольского и Леонтовича.33

Возвращаясь к теме нашего исследования, заметим, что в советской исторической науке «школы Б.Д. Грекова» как таковой не существовало. Известным препятствием в этом была существующая в научной жизни 30-50-х гг. обстановка: преобладание коллективистских тенденций, борьба со всевозможного рода уклонами и направлениями среди историков, создание «единого исторического фронта» - все это в совокупности не могло способствовать рождению научных сообществ. Не будем забывать, что и то высокое положение, которое занимал Б.Д. Греков в структуре исторической науки, также не могло способствовать созданию неформального (а историческая школа всегда неформальна) объединения. Наиболее близкие и доверительные отношения, за которыми стояла общность научных подходов к истории феодальной Руси и глубокая личная привязанность друг к другу у Б.Д. Греков сложились только с И.И. Смирновым. Все прочие ученые, некогда бывшие аспирантами известного академика, пошли в науку

32 Гуревич А.Я. Исторический синтез и «Школа Анналов». М., 1993. С. 28.30-31. м Михальченко С.И. Киевская школя в российской историографии: В.Б. Антонович, М.В. Довнар-Запольский и их ученики. М. -Брянск, 1997. собственной дорогой, тематика их работ, порою, была слишком отдалена от тех проблем, что волновали учителя.

Отказ от понятия «историческая школа» тем не менее не устраняет проблему того, в каких историографических параметрах следует рассматривать воздействие концепции Б.Д. Грекова на изучение общественных отношений Древней Руси. Наиболее удачным для этой цели, как нам представляется, будет понятие «научной традиции». Ранее уже говорилось, что понятие «научной традиции», как правило, выступает одной из составляющих «исторической школы». И все же, научная традиция не обязательно должна иметь жесткую соотнесенность с конкретным научным сообществом. Авторитетность в науке концептуальных наработок того или иного ученого, не сумевшего создать своей школы, способна вызвать в историографии предпосылки для их восприятия, пусть даже не в целостном виде, а на уровне отдельных составляющих, последующими поколениями историков. Оговоримся, что в качестве «последующего поколения историков» подразумеваются необязательно ученики известного исследователя и даже не ученики учеников, а все те исследователи, кто выразил готовность продолжить некогда сформулированную концепцию. Ко всему сказанному прибавим одну особенную черту советской историографии, во многом способствовавшую длительной «консервации» научных традиций (в данном случае речь идет не обязательно о традиции Б.Д. Грекова). Советской исторической науке был свойственен диктат, выражавшийся не только в сфере идеологии и политики, но и в научных отношениях, заключавшихся в выдвижении одних и устранении других научных концепций. Дабы не создавать ситуации научных раздоров по тем или иным историческим вопросам в науке должны были присутствовать незыблемые авторитеты и истины, устанавливавшие для историка рамки дозволенного.34 В силу этого исследователь вынужден был всегда, даже в

34 Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Отечественная история. 1996. № 5. С. 156-159. случае своего несогласия, пусть и формально, но придерживаться существующих традиций.

Таким образом, понятие «научной традиции», более емкое по содержанию, позволяет затронуть глубинные историографические пласты и охватить большой круг ученых.

Понятие научная (историографическая) традиция в некотором роде созвучно понятию историографическое направление, которое также выявляет заметные течения исторической мысли, связанные между собой общностью интересов, подходов, проблем и т.п., но не оформленных организационно. Еще в дореволюционной науке A.C. Лаппо-Данилевским, ученым серьезно размышлявшим над «ремеслом» историка, было высказано замечание по поводу отличий друг от друга «школы» и «направления» в историографии. «Школа», как думает исследователь, всецело держится на единстве метода и проблематики, передача которых осуществляется от учителя к ученику.3^ Роль ученика в школе сугубо практическая: проверить верность метода, его приложимость к анализу исторического материала. Напротив, «направление» выдвигает перед историком научный ориентир (другими словами, исследовательскую задачу), но методы на пути продвижения к этому ориентиру могут быть самыми различными.36

Как видим, A.C. Лаппо-Данилевскому удалось уловить верные признаки различия «школы» и «направления» как явлений исторической науки.

Теперь постараемся более конкретно представить те составляющие, что входят в определение научной (историографической) традиции. Безусловно, важнейшая составляющая научной традиции, заключается в развитии последующим поколением историков наиболее важных элементов концепции известного ученого. Применительно к концепции Б.Д. Грекова это будут те элементы, из которых складывается взгляд на Русь X - начала XII вв., как

35 Киреева P.A. Изучение отечественной историографии в дореволюционной России с середины XIX века до

1917 года. М„ 1983. С. 145.

36 Там же. С. 147-148. феодальное общество - крупное феодальное землевладение, крепостническая зависимость и отработочная рента, классовая борьба и некоторые другие. Все эти элементы последующими учеными берутся не сами по себе, в качестве абстрактных научных проблем, а под определенным углом зрения, под которым они исследовались самим Б.Д. Грековым. Другими словами, проблема крупного землевладения, как это было в концепции историка, изучается в качестве стержневой в общем контексте генезиса феодализма; проблема рабства ставится в качестве вопроса о смене форм эксплуатации, идущих от более архаичных к крепостнической.

Научная (историографическая) традиция дает историкам и методику исследовательской работы, тот инструментарий, что требуется при обращении к источниковому материалу/7 Этот «низовой уровень» нашей историографической работы представляет особый интерес, поскольку в области древнерусской истории научный прогресс достижим в огромной степени за счет оттачивания метода. Смена методик исследования, происходящая не сразу, а постепенно, исподволь, свидетельствует о глубинных историографических переменах, нередко приводящих к изживанию научной традиции.

Долговременное существование в науке историографической традиции - в нашем случае традиции Б.Д. Грекова - формирует в сознании определенного числа историков «стереотипы». Стереотипы эти, в отличие от бытовых, особого рода, поскольку закладывают в мышлении ученых специфическое восприятие исторических явлений, событий и т.п. Оценка народного волнения, как антифеодального, определение формы эксплуатации зависимого как исключительно крепостнической - порою у исследователей не следует из анализа текста источника и не является плодом их логических догадок, оно дается, что называется a priori. Сила воздействия названных

37 C.B. Чирков полагает, что одним из показателей научного сообщества историков, в том числе и «школы». является «культура исследования». Методы работы с источником, выбор исгочниковой базы исследований (акты или летописи) определяют специфические черты "пгптти и направления в историографии. См.: Чирков C.B. Археография и школа в русской исторической науке конца ХЕХ - начала XX в. // Археографический ежегодник за 1989 год. М., 1990. С. 24-27. стереотипов на историков значительно велика и зачастую ученый формально не работающий в рамках названной традиции способен в конкретной оценке происходящего следовать «духу» непринимаемого им направления.

Определившись с предметом исследования теперь постараемся, насколько это возможно, объяснить те методологические принципы, что лягут в основу диссертационной работы. Область историографии, как правило, захватывает концептуальный уровень исторической науки, на котором формируются общие представления о прошлом. В 60-е гг., когда среди историков обострился интерес к специфике историографических исследований, дискутировался вопрос о предмете истории исторической науки. A.M. Сахаров, один из участников дискуссии, предложил ограничить «зону» историографических работ как раз тем поверхностным, концептуальным уровнем, о котором велась речь выше. При этом концептуальный уровень, согласно ученому, «является главным фактом в

38 истории науки».

Напротив, ряд других историков, из числа коих необходимо выделить М.В. Нечкину, высказали мнение о том, что историография должна

-3Q охватывать куда более значительный круг вопросов. В число последних должны были входить проблемы, касающиеся «ремесла историка» -методики исследовательской работы, источниковая основа научных исследований, личные взаимоотношения ученых, нередко находящие преломление на страницах статей и монографий.40

Думаю, что подход М.В. Нечкиной и др. к определению предмета историографии как нельзя лучше соответствует тематике нашего исследования. Общий концептуальный план развития исторической науки, которым, как правило, оперирует историограф, при всей его значимости не

38 Сахаров AM. О предмет историографических исследований II Он же. Методология истории и историография (Статьи и выступления). М., 1981. С. 124-125.

39 Нечкина МЛ. История и истории (некоторые вопросы истории исторической науки) // История и историки. М., 1965. С. 11.

40 Там же; схожее мнение высказывал и С.О. Шмидт. См.: Шмидт С.О. Некоторые вопросы источниковедения и историографии // Он же. Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 120-121. позволяет разглядеть те конкретные составляющие (метод, отбор источников и т.п.), являющихся «подводными течениями» научной мысли. Условно эту «конкретику» можно назвать исходным уровнем исследовательской работы, той подосновой, отталкиваясь от которой историк выходит на новый виток -обобщений, размышлений над историческим материалом. Характер нашей работы, связанной с изучением влияния традиции Б.Д. Грекова, требует от нас соотносить концептуальный и исходный уровни научной традиции с той историографической ситуацией, что складывалась в «послегрековский» период.

Взгляд на исследовательский процесс под двойным ракурсом -концептуальный и исходный уровни научной работы - позволит, на наш взгляд, придать историографии проблемное звучание. Мы не тешим себя мыслью, что работа раскроет принципиально новые грани в изучении общества Древней Руси (как с историографической, так и с исторической точек зрения). Но проблемной звучание дает повод еще раз задуматься над казалось бы уже известными и решенными вопросами. В этом отношении удачный опыт проблемной историографии представляет работа А .Я. Гуревича о «школе Анналов». Историк со всей тщательностью и дотошностью излагая мысли своих западных коллег, не забывает при этом давать свою, во многом пристрастную, оценку их творчества. В итоге, исторический опыт «школы Анналов» со всеми его достижениями и неудачами предстает как живое течение научной и творческой мысли.41

Применительно к тематике нашего исследования хороший образец проблемной историографии содержит исследование И.Я. Фроянова. Написанная на «злобу дня», в опровержение существующих (на начало 80-х гг.) подходов к социально-экономическому строю Древней Руси, монография предлагает динамичную картину историографического развития.42

41 Гуревич А.Я. Ук. соч.

42 Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990.

Основное внимание в диссертации будет уделено проблеме генезиса феодальных отношений в Древней Руси, что отнюдь не случайно. Эта обширная тема стала для Б.Д. Грекова, не побоюсь этого слова, темой всей жизни. Именно вокруг грековских решений феодального периода IX - XII вв. и разгорелась полемика с конца 50-х гг. до начала 80-х.

Заявленная проблематика дает основу и для разбивки работы на отдельные главы, каждая из которых должна представить одну из проблем в более общей проблеме генезиса феодальных отношений.

В первой главе мы намерены затронуть две центральные проблемы, имевшие существенное значение, как в творчестве Б.Д. Грекова, так и в советской историографии Древней Руси. Основу феодального способа производства, определявшую саму суть формации, составляют такие категории как феодальная собственность на землю и феодальная рента. Заимствовав эти понятия из марксистского учения о социально-экономических формациях, советские историки в течение рядя десятилетий пытались не только обосновать присутствие категории феодализма в Древней Руси, но и определить их хронологические рамки (время возникновения и расцвета) и особенности.

Следуя методологическим принципам, взятым за основу нашей работы, в главе мы намерены проследить эволюцию представлений о собственности и ренте в исследовательской литературе. Особое внимание должно быть уделено методологическим и источниковедческим принципам, бравшимся историками за основу научных разысканий.

Разумеется, все вышесказанные аспекты будут рассматриваться в контексте влияния научной традиции Б.Д. Грекова. Воздействие традиции проявляется как в готовности историков принять исследовательские подходы своего предшественника, так и в отказе от них, нередко приводившему к возникновению новых научных решений.

Вторая глава затрагивает историографию классовой борьбы в Древней Руси конца X - XI вв. Тема классовой борьбы в наследии Б.Д. Грекова не представлена в качестве основной, скорее напротив, ученый ей отводил сопутствующее значение, призванное раскрыть одну из граней процесса феодализации - борьбу народных масс против угнетателей феодалов. Казалось бы, это обстоятельство снимает с повестки дня саму необходимость в выделении подобной главы в исследовании посвященному научной традиции Б. Д. Грекова. Но не будем торопиться с выводами. Дело в том, что историк оказался в начале 30-х гг. в числе тех немногочисленных специалистов, кто разрабатывал проблематику и методику изучения классовой борьбы. Не создав обобщающих работ или программных статей по данной тематике Б. Д. Греков, несмотря на это, предложил те исследовательские принципы, что стали частью «коллективного опыта» историков социальной и классовой борьба в Древней Руси. Как раз это и дает право выделить подобную главу в качестве самостоятельной части диссертационной работы.

В самой главе центральное место займет проблема, которую условно можно обозначить как «историк и источник». Проблемные подходы, методика интерпретации источника, в свое время апробированные Б.Д. Грековым и др., на долгие годы вошли в необходимый арсенал исследователей классовых волнений X - XI вв. Три параграфа главы, представляющие собой три аспекта обозначенной темы: а) становление проблематики исследования классовой борьбы в Древней Руси; б) «малые формы» классовых выступлений в советской историографии; в) крупные социальные конфликты XI века: «грековская» традиция и современное состояние проблемы; должны с разных сторон показать все особенности этого направления историографии Древней Руси. Наконец, в третьей главе мы собираемся затронуть историографию «свободного» и зависимого населения X - начала XIII вв. Понятие «свободное», взятое нами в кавычки, требует пояснения. В концепции Б.Д. Грекова основной класс «непосредственных производителей» древнерусского общества имел вполне конкретное обозначение - смерды. Поскольку основную часть смердов X

XII вв. составляли именно «свободные» смерды, постольку мы посчитали возможным вынести определение «свободные» в заглавие раздела диссертации.

Смерды древнерусской эпохи для Б.Д. Грекова составляли тот исторический объект, изучение которого должно было позволить увидеть один из важнейших моментов генезиса феодализма - утрату крестьянином свободы и обращение его в феодально-зависимое состояние. Будучи принципиальным для историка «смердий» вопрос продолжал сохранять принципиальность и в послегрековский этап развития историографии Древней Руси. Продолжатели и противники «дела» Грекова мыслили социально-экономические отношения X - XII вв. в привычных для себя феодальных рамках, этим самым оставляя востребованной для себя проблему закрепощения и социального статуса смердов.

Не менее существенное значение для Б.Д. Грекова имел и вопрос о челяди. Ученый оспаривал давнюю историографическую традицию видеть в челяди рабов, что в свою очередь свидетельствовало о широком развитии рабовладения в Древней Руси. Челядь, по мнению историка, сложная по своему социальному составу прослойка зависимых, включавшая в себя как рабские так и нерабские элементы. Пересматривая вопрос о челяди ученый, помимо того, что ставил под сомнение тезис о широком бытовании рабства, пытался продемонстрировать один из путей формирования феодальной эксплуатации, заключавшейся в переходе рабов в состав крепостных крестьян.

Свою актуальность проблема рабства (следовательно и челядинства) сохраняет и поныне, что предопределило влияние «грековской» традиции на историографию вопроса.

Источниковую базу диссертации составляют монографии и статьи по различным аспектам социально-экономической истории Древней Руси. Особое место в разряде используемых источников занимают труды самого Б.Д. Грекова. В качестве исходного мы взяли последнее издание фундаментальной монографии ученого «Киевская Русь». Итоговый и обобщающий характер этой работы предопределил частое обращение к ней историков в исследовании тех или иных проблем древнерусской эпохи.

Помимо вышеназванного издания нами будут привлекаться и другие работы Б.Д. Грекова, но только в той мере, в какой они способны раскрыть особенности творческого подхода ученого к некоторым явлениям древнерусского феодализма (рента, классовая борьба и т.п.).

Все прочие историографические источники можно разделить на несколько групп. В первую входят монографические исследования, чаще всего - обобщающего характера, и дающие целостную картину научного видения социально-экономических проблем IX - XIII вв. Каждая из подобных монографий может иметь двоякое значение: либо она закрепляет в науке существующую традицию (в нашем случае - традицию Б.Д. Грекова), либо же идет в разрез с нею. Количественное и качественное (в плане убедительности доводов и аргументации) соотношение монографий двух типов (за и против) демонстрирует прочность позиций научной традиции в историографии.

Во вторую группу источников входят статьи, как правило, посвященные отдельным моментом генезиса феодализма. Представленные в различных изданиях (журналы, научные сборники), публикации дают «фотографический» снимок существующих на то или иное время тенденций в исторической мысли. Также как и в случае с монографиями преобладание в изданиях единых по мысли статей указывает на главный вектор историографического развития затронутой нами проблемы.

Своего внимания заслуживают статьи дискуссионного характера или приуроченные к проходящей дискуссии (таковой была дискуссия по проблеме древнерусского феодализма, проходившая со второй половины 80-х гг. на страницах журнала «Вопросы истории»). В ходе таких дискуссий четко прослеживается лидерство той или иной историографической тенденции, что способно отразиться не только в количественном преобладании статей, но и в поддержке редакцией издания заявленной одной из групп историков научной позиции.

Отдельную часть источников составляют архивные материалы. В главе, посвященной историографии классовой борьбы, помимо основных историографических источников используются и архивные документы из фондов Института истории материальной культуры и Института истории РАН СПб. Период начала 30-х гг. в творческой жизни Б.Д. Грекова ознаменовался работой в ГАИМК, где ученый наряду с прочими должностями занимал и должность главы сектора феодальной формации. Отчетный материал сектора (протоколы заседаний, тезисы докладов, так никогда и не ставших публикациями) дает возможность увидеть начальный этап формирования исследовательской проблематики истории классовой борьбы в Древней Руси. Участие в заседаниях и обсуждениях докладов Б.Д. Грекова позволяет более отчетливо представить роль историка в этом процессе.

Архив Института истории сумел сохранить немалое количество личных фондов историков, в числе коих для нашей темы особый интерес представляют фонды Б.А. Романова и И.И. Смирнова. Последний из названных фондов заслуживает особого внимание в силу той причины, что между И.И. Смирновым и Б.Д. Грековым были теплые дружеские отношения. Личный фонд историка сохранил определенную часть документов, имеющих отношение к Б.Д. Грекову. Наряду с этими ценными источниками в фонде содержится пространный отзыв И.И. Смирнова на книгу М.Н. Тихомирова «Крестьянские и городские восстания в Древней Руси». Даваемый исследователем отзыв позволяет историографу увидеть разногласия и поиски подходов к разрешению некоторых проблем, не находивших «выхода» на страницах научной периодики. Но в этом же отзыве можно заметить и тенденции, свидетельствующие о наличии у историков общих стереотипов в видении и оценке социальных антагонизмов X - XI вв.

В фонде Б.А. Романова сохранился отзыв историка на обобщающую работу В.В. Мавродина (так и не увидевшую свет в 30-е гг.) «Классовая борьба в Древней Руси IX - начала XIII вв.». Романовский отзыв также дает представление о «подводных» течениях историографии Древней Руси, только на этот раз - ее начального периода.

Таковы историографические источники, взятые нами за основу исследования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Б.Д. Греков и новейшая историография общественного строя Древней Руси"

Заключение

Пора подвести некоторые итоги исследования. Во Введении мы задались целью проанализировать воздействие «грековской» традиции (в самом широком понимании слова - концептуальные положения, методика исследования, стереотипное восприятие исторических событий и явлений) на историографию социально-экономических отношений Древней Руси. Теперь остается выяснить, насколько существенным было это воздействие. Стоит оговориться, что далеко не каждый сюжет феодальной проблематики был, если так можно сказать, восприимчив к подобному воздействию. Такова была ситуация в области изучения классовой борьбы в Древней Руси, где концепция Б.Д. Грекова не имела определяющего значения. Как уже замечалось ранее, в изучении древнерусского общества данный сюжет не был в числе центральных для Б.Д. Грекова. В монографиях, зачастую излагая лишь внешнюю канву народных выступлений X - XI вв., не вдаваясь в поиски глубинных причин происходящего, ученый этим оставлял последующим историкам большой простор для творческих поисков. Неудивительно, что исследователь не оставил сколько-нибудь продуманной концепции классовой борьбы. Эта лакуна была заполнена работами В.В. Мавродина и М.Н. Тихомирова.

И все же, несмотря на сказанное, нельзя отрицать воздействие «грековской» традиции в этом вопросе, что выразилось не столько в заимствовании историками концептуальных подходов к проблеме, сколько восприятии методики исследования. Определенное отношение к оценке летописных известий, трактовка многих норм Русской Правды как юридически запечатленных отзвуков классовой борьбы, словом, все то, что было наработано Б.Д. Грековым и др. в 30-е гг., перешло в разряд научного достояния многих ученых более позднего времени.

Очевидно, что в данном случае историографическая традиция затрагивала не столько «верхний» исследовательский уровень концептуальное осмысление явлений), сколько «исходный» уровень исследовательской работы, за которым стоят конкретные подходы к решению исторической проблемы. И в этом отношении воздействие традиции было значительным, поскольку историки классовых волнений, порою сами того не сознавая, продолжали повторять исследовательские ходы Б.Д. Грекова.

Две кардинальны проблемы историографии генезиса феодализма -феодальная собственность на землю и рента - испытали разную долю влияния традиции Б.Д. Грекова. Ученые на протяжении нескольких десятилетий по сути продолжали смотреть на собственность как на главную ячейку феодального общества (в том числе и те, кто не разделял мысли о древнерусском феодализме).*10 Но представление о механизме ее формирования, стадиях развития менялись, что во многом обусловлено слабой аргументированностью некоторых положений концепции Б.Д. Грекова. К этому числу, что стало признанным в науке еще в 50-е гг., принадлежит и утверждение о раннем возникновении (VIII - IX вв.) феодального землевладения и мнение о источниках его формирования, которые ученый находил в распадающейся (под воздействием имущественного и социального расслоения) сельской общине. Необоснованность названных тезисов и вызвала у ученых потребность пересмотреть казалось бы уже решенные вопросы древнерусского феодализма.

Та часть историков, что продолжала смотреть на общество феодальной Руси как феодальное, а в качестве своего ориентира имели концепцию Б.Д. Грекова, предложили генезис феодальной собственности рассматривать в обратном порядке: не «снизу вверх», через распад общины к боярской вотчине, а наоборот - «сверху вниз», что выдвигало в качестве начального звена феодализации государственную собственность на общинные земли.

8,0 К числу таковых принадлежит И. Я. Фроянов, полагавший, что крупная собственность есть непременное условие феодализма. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь. Главные черты. С, 127-128.

При данном подходе все последующие фазы феодальной собственности представлялись в виде постепенной передачи государством (киевский князь и его окружении) прав на владение землей боярам, церкви, дружинникам.

Итогом начавшегося в историографии пересмотра явилась значительная ревизия «грековской» традиции. Во-первых, сторонники концепции государственного феодализма признали специфичность протекания процесса феодализации в Древней Руси. Государственный характер феодальной собственности вынуждал исследователей искать пути к пониманию ключевых категорий феодализма - закрепощение, феодальный иммунитет и т.п. Во-вторых, не отрицая присутствие в обществе X - XI вв. классической вотчины, историки делали акцент на неземльных формах пожалования (кормления) как основе складывания вотчинного землевладения.

Поставив под сомнение тезис о времени и механизме возникновения собственности, ученые пошли на ревизию представлений о феодальной ренте и в этом вопросе шаг в сторону от «грековской» традиции и историографических аксиом 30-х гг. оказался куда более решительным. Для историков проблема последовательности перехода форм ренты, а также соотнесенности определенного типа ренты с определенным типом земельного пожалования утратила былую принципиальность. Изменилось и научное восприятие проблемы: государственная феодальная собственность могла реализовывать себя в разных типах эксплуатации (взимание дани, денежная и продуктовая рента), принудительные работы и участие смердов в междоусобных войнах князей (отработочная рента). Так расшатывалась научная конструкция познания феодального общества X - XI вв., заложенная еще Б.Д. Грековым.

Таким образом, в важнейших вопросах (собственность и рента) «грековская» традиция претерпевала серьезные перемены. Причем если отдельные моменты концепции продолжали сохранять жизнестойкость в творчестве многих ученых - крепостнический характер вотчины, захват феодалами крестьянских земель и т.п., то видение проблемы стало уже иным.

В этой связи крайне интересно, что противники концепции Б.Д. Грекова отнюдь не пытались подобно Л.В. Черепнину и др. дать новое истолкование «хрестоматийным» категориям исторического процесса. Со всей тщательностью оспаривая каждый тезис концепции Б.Д. Грекова, они предлагали видеть в древнерусском обществе одну из переходных межформационных стадий исторического развития.811 И в этом они были куда ближе к своему противнику, нежели Л.В. Черепнин и др., поскольку не видели в древнерусском феодализме специфичности за тем исключением, что отодвигали час его рождения в отдаленную историческую перспективу.

Происходящие в науке перемены во взглядах на особенности древнерусского феодализма вели за собой и изменения в оценках источникового материала. Княжеские пожалования, некогда расцениваемые Б.Д. Грековым как пример земельных раздач, его сторонниками и противниками стали рассматриваться в качестве кормлений, то есть права на сбор доходов.

Большое воздействие «грековской» традиции сказывалось в изучении таких разрядов зависимого люда X - XII вв. как смерды и челядь. В отличие от двух предшествующих сюжетов - классовая борьба и генезис феодализма - исследование зависимого населения впитало в себя как концептуальное видение проблемы так и подходы к анализу источникового материала, предложенного в историографии 30-х гг. Б.Д. Грековым. Свидетельством последнему может служить то, что многие историки вслед за Б.Д. Грековым реконструировали положение «свободных» смердов на основе источниковых данных Северо-Восточной Руси, в то время как зависимые смерды в ученых представлениях «воссоздавались» на материале Русской Правды.

811 Исключение составляет В.И. Горемыкина, думающая, что феодальной формации на Руси предшествовала рабовладельческая. См.: Горемыкина В.И. К проблеме истории докапиталистических обществ (на материале

Древней Руси). Минск, 1970 и др.

Историографическая ситуация начала меняться с начала 70-х гг., что привело к утрате прежней научной традиции. Мнение о свободных и зависимых смердах стало достоянием прошлого исторической науки. Отныне «смердий» вопрос переставал быть составляющей проблемы закрепощения свободных крестьян. Его решение целиком зависело от уяснения места в обществе Древней Руси таких институтов как рабство и данничество.

Сходным образом прослеживалось влияние «грековской» традиции и в изучении челяди. Рабство для большинства исследователей было изживающим себя явлением X - начала XII вв., что предопределяло характеристику таких категорий как челядинство и холопство в качестве переходных от рабской к феодальной системе эксплуатации. В решении этого вопроса существенное влияния оказывали стереотипы «грековской» традиции, формировавшие в сознании историков вполне определенное восприятие информации источника. Так, изредка встречающиеся в летописях указание на княжеские «села с челядью», ученые не могли воспринимать в качестве свидетельства о широком бытовании рабства в Древней Руси, препятствием чему служила убежденность об активном процессе феодализации, существенную роль в котором играл древнерусская знать. Заинтересованность князей и бояр в захвате свободных земель и увеличении состава крепостных отметало всякую возможность для преобладания рабских элементов внутри феодальной вотчины.

Грековская» традиция, таким образом, имела самое серьезное воздействие как на общие подходы к проблеме феодальных отношений, так и на методику изучения источникового материала. Степень воздействии традиции на историографию вопроса в разные десятилетия менялась. Возникавшие с конца 50-х гг. дискуссии в исторической науке, в числе которых выделяется обсуждение проблемы дофеодального периода и Азиатского способа производства (АСП) отвергались за ненадобностью авторитетные постулаты ранней советской историографии, из коих собственно и складывались представления о том, что такое феодальная формация. Сомнения среди историков медиевистов относительно крепостничества и крупного землевладения как главнейших характеристик феодализма передавались и специалистам по древнерусской истории, что в конечном итоге вело к частичной утрате «грековской» традиции в историографии. «Частичной», потому что отказываясь от отдельных идей и подходах, многие ученые продолжали осмысливать исторические реалии X -XII вв. в духе отвергаемой традиции. И в этом не было ничего странного, поскольку исследователям, учитывая специфику советской историографии, была свойственна инертность мышления, дополняемая оглядкой на лучшие образцы академической науки, к числу которых имела отношение и концепция Б.Д. Грекова.

За последние 10-15 лет ситуация в историографии до неузнаваемости переменилась: потерявшие былую силу ценности советской исторической науки перестали быть влиятельными в конкретно-исторических исследованиях. Последнее, как ни странно, наряду с положительным возымело и свое отрицательно воздействие. Получив относительную свободу действий, историк вместе с тем вынужден работать в отсутствии надежных научных ориентиров, способных конкретику исторической действительности вписать в более общий контекст исторического развития. Когда-то подобную задачу выполняла концепция Б.Д. Грекова.

Список научной литературыНиконов, Сергей Александрович, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Источникиа) Архивные:

2. Архив Санкт-Петербургского Института Истории РАН1. ф. 276, оп. 3.2. ф. 294 (И.И. Смирнова), оп. 1.3. ф. 298 (БА. Романова), оп. 1.

3. Архив Института Истории Материальной Культуры1. ф. 2, за 1933-34 гг.

4. Центральный Государственный Архив Санкт-Петербурга2. ф. 7240 (Ленинградского Государственного Университета), оп. 12.б) Опубликованные источники:

5. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. Т. З.М., 1964

6. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949.

7. Древнерусские княжеские уставы. М., 1976.

8. Из «Изборника 1076 г.» // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 2000.

9. Киево-Печерский Патерик // Древнерусские патерики. СПб., 1999.

10. Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты Х1У-ХУ вв. М., 1966.

11. Повесть временных лет. СПб., 1999.

12. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. Лаврентьевская летопись. М., 2000.

13. ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись. М., 2001

14. ПСРЛ. Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000.

15. ПСРЛ. Т. 30. владимирский летописец. М., 1965.

16. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. Пг., 1915

17. ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. М., 2000.

18. Памятники русского права. Вып. 1. М., 1951.

19. Российское законодательство X XX вв. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М., 1984.16. «Слова» Серапиона Владимирского П Памятники литературы Древней Руси (ПЛДР) XIII век. М., 1981.

20. Смоленские грамоты XIII XIV вв. М., 1963.

21. Успенский сборник ХИ-ХШ вв. М., 1971.1. Литература

22. Абрамович Г.В. К вопросу о критериях раннего феодализма на Руси и стадиальности его перехода в развитой феодализм // ИСССР. №2. 1981

23. Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV -начало XVI в. Л., 1971.

24. Алексеев Л.В. Полоцкая земля. М., 1966.

25. Алексеев Л.В. Домен Ростислава Смоленского // Средневековая Русь. М., 1976.

26. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX-XIII вв. Очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии. М., 1980.

27. Алексеев Ю.Г. Челядин-наймит Правосудия Митрополичьего // Россия на путях централизации. М., 1982.

28. Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа. СПб., 2001.

29. Александров A.A., Покровский H.H. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991.

30. Андреев В.Ф. О генезисе феодальных отношений в Новгородской земле // Вестник Новгородского Государственного Университета. Серия Гуманитарные науки. № 2. 1995.

31. Ю.Арциховский A.B., Киселев В.В. К истории восстания смердов 1071г. // Проблемы истории материальной культуры. 1933. № 7-8.

32. П.Арциховский A.B., Янин В.Л.Новгородские берестяные грамоты. Из раскопок 1962-1976 гг. М., 1978.

33. Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Отечественная история. 1996. № 5.

34. Беленький И. Л. Ученый-историк в системе научных коммуникаций. М., 1983.

35. Беленький И.Л. К проблеме наименования школ, направлений, течений в отечественной исторической науке XIX XX вв. // XXV съезд КПСС и задачи изучения истории исторической науки. Часть 1. Калинин, 1978.

36. Брайчевский М.Ю. Повстания 1068-1069 гг. у Киев1 // УИЖ. 1979. №1.

37. Брайчевский М.Ю. Про початкову форму феодально! експлуатацп в Киевськш Pyci // Вестник АН УССР. 1959. № 2.

38. Брайчевский М.Ю. Производственные отношения у восточных славян в период перехода от первобытнообщинного строя к феодализму // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. М., 1969.

39. Брайчевский М.Ю. Движения волхвов в Северо-восточной Руси в XI в. // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985.

40. В ал к С.Н. Иван Иванович Смирнов // Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сб. статей памяти И.И. Смирнова. Л.,

41. Ю.Васильев C.B. Свободные общинники по восточноелавянским и южнославянским памятникам права. Автореф. канд. ист. наук. СПб., 2003.

42. Вознесенский С.В. К вопросу о феодализме в России // Проблемы истории докапиталистических обществ. № 7-8. 1934.22.«Вопросы истории феодализма в Восточной Европе». Дискуссия // Известия ГАИМК. Вып.ЮЗ. М Л., 1934

43. Воронин H.H. Восстания смердов в XI в. // Исторический журнал. 1940. № 2.

44. Гейман В.Г. Право суд // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. Т. 2. Общественный строй и духовная культура. М., 1951

45. Горемыкина В.И. К проблеме истории докапиталистических обществ (на материале Древней Руси). Минск, 1970.

46. Горемыкина В.И. Об общине и индивидуальном хозяйстве в Древней Руси // История СССР. 1973. № 5.

47. Горемыкина В.И. О генезисе феодализма в Древней Руси // Вопросы истории. 1987. № 2.

48. Горемыкина В.И. Возникновение собственности на землю. Минск, 1991.

49. Горская H.A. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999.

50. Горский A.A. К вопросу о предпосылках и сущности генезиса феодализма на Руси // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1982. № 4.

51. Горский A.A. Дружина и генезис феодализма на Руси // ВИ. 1984. №9.

52. Горский A.A. Феодализация на Руси: основное содержание процесса // ВИ. 1986. № 8.

53. Горский A.A. Город и дружина в Киевской Руси // Феодалы в городе: Запад и Русь. М., 1996.

54. Греков Б.Д. Рабство и феодализм в Древней Руси // Известия ГАИМК. Вып.86. М Л., 1934.

55. Греков Б.Д. Очерки по истории феодализма в России. Система господства и подчинения в феодальной деревне // Известия ГАИМК. Вып. 72. М.-Л., 1934.

56. Греков Б.Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. М -Л., 1936.

57. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1939.

58. Греков Б.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до конца XVI века. М.-Л., 1946.

59. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953.

60. Гуревич А.Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967.

61. Гуревич А.Я. Исторический синтез и «Школа Анналов». М., 1993.

62. Гуревич А.Я. «Территория историка» // Одиссей. Человек вистории. М., 1996.

63. Гуревич А.Я. Начало феодализма в Европе // Гуревич А.Я. Избранные труды. Т. 1. М., 1999.

64. Гуревич А.Я. От пира к лену // Одиссей. М., 1999.

65. Гутнова Д.А. Об исторической школе Московского университета // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1993. № 3.

66. Данилова JI.B. Становление системы государственного феодализма: причины, следствия // Система государственного феодализма. Ч. 1. М., 1993.

67. Данилова JI.В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994.

68. Дворниченко А.Ю. Владимир Васильевич Мавродин. СПб., 2002.

69. Довженок В.И. Об экономических предпосылках сложения феодальных отношений у восточных славян // Проблемы возникновения феодализма. М., 1969.

70. Довженок В.И. Характерш риси феодагизму в Кшвьскш Pyci // Украинский исторический журнал. 1970. № 12.

71. Довженок В.И. О некоторых особенностях феодализма в Киевской Руси // Исследования по истории славянских и балканских народов. Эпоха средневековья. М., 1972.

72. Довженок В.И., Брайчевский М.Ю. О времени сложения феодализма в Древней Руси // ВИ. 1950. № 8.

73. Долгов В.В. Чудеса и значение в Древней Руси // Исследования по Русской истории. Сборник к 65-летию профессора Н.Я. Фроянова. СПб.; Ижевск, 2001.

74. Дружинин Н.М. К 90-летию со дня рождения академика Б.Д. Грекова // История СССР. 1972. № 5.

75. Енин В.П. Кормления на Руси в XVII в. СПб., 2001.

76. Зимин A.A. Холопы на Руси (с древнейших времен до конца XV в.). М., 1973.

77. Зимин A.A. Правда Русская. М., 1999.

78. Исследования по истории и историографии феодализма. К 100-летию со дня рождения академика Б.Д. Грекова. М., 1982.

79. История крестьянства Северо-Запада России. Период феодализма. СПб., 1994.

80. История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988.

81. Кизилов Ю.А. Предпосылки перехода восточного славянства к феодализму // ВИ. 1969. № 3.

82. Кизилов Ю.А. Спорные вопросы истории древнерусского феодализма // ИСССР. 1973. № 5.

83. Ким С.Р. Раннеклассовые государства в центральном Камеруне (по материалам султаната Бамум XIV-XIX вв.) // ПИДО. Кн. 1. М., 1968.

84. Киреева P.A. Изучение отечественной историографии в дореволюционной России с середины XIX века до 1917 года. М., 1983.

85. Ковалев С.И. Проблема социальной революции в античном обществе П Известия ГАИМК. Вып.76. М Л., 1934.

86. Колесницкий Н.Ф. К вопросу о раннеклассовых общественных структурах//ПИДО. Кн. 1. М., 1968.

87. Колычева Е.И. Некоторые проблемы рабства и феодализма в трудах В.И. Ленина и советской историографии // Актуальные проблемы истории феодализма в России. М., 1970.

88. Комарович В.Л. Культ рода и земли в княжеской среде XI- XIII вв. // Из истории русской культуры. Т. 2. Книга первая. Киевская и Московская Русь. М., 2002.

89. Королюк В.Д. Раннефеодальная государственность и формирование феодальной собственности у восточных и западных славян. М., 1970.

90. Кривошеее Ю.В. О социальных коллизиях в суздальской земле 1024 г. (по материалам «Повести временных лет») // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1985.

91. Кривошеев Ю.В. Языческая обрядность и социальная борьба в Верхнем Поволжье в 1071 г. // Историческая этнография. Л., 1985.

92. Кривошеев Ю.В. Князь, бояре и городская община в СевероВосточной Руси в ХИ-ХШ вв. Н Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1988.

93. Кривошеее Ю.В. Социальная борьба в Северо-Восточной Руси в XI начале XIII вв. Дисс. . канд. ист. наук. Л., 1988.

94. Кривошеее Ю.В. Князь, бояре и городская община в СевероВосточной Руси в ХП-ХШ вв. // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1988.

95. Кривошеее Ю. В. Социальная борьба и проблема генезиса феодальных отношений в Северо-Восточной Руси XI — начале XIII века//ВИ. 1988. №8.

96. Лурье Я.С. Критика источника и вероятность известия // Культура Древней Руси. Посвящается 40-летию научной деятельности Н.Н. Воронина. М., 1966.

97. Лурье Я.С. О путях доказательства при анализе источников (на материале древнерусских памятников) II Вопросы истории. № 5. 1985.

98. Мавродин В.В. К вопросу о восстаниях смердов // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. №6.

99. МавродинВ.В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945.

100. Мавродин В.В. Народные восстания Древней Руси. М., 1961.81.рец. Мавродин В.В. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси Х1-Х1И вв. М., 1955 Н Вопросы истории. № 4. 1956.

101. Мавродин В.В. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. Л., 1971.

102. Маркс К. Капитал Т. 3. М., 1957.

103. Мильков В.В., Милькова C.B. Апокрифическое выражение мифологических воззрений // Древняя Русь: пересечение традиций. М., 1997.

104. Михайлова И.Б. Приставы, неделыцики, доводчики (к вопросу о развитии судебного аппарата в России XV первой половины XVI в.) // Мавродинские чтения. СПб., 2002.

105. Михальченко С.И. Киевская школа в российской историографии: В.Б. Антонович, М.В. Довнар-Запольский и их ученики. М.-Брянск, 1997.

106. Муравьев В.А. В.О. Ключевский и «новая волна» историков начала XX в. // Ключевский. Сб. материалов. Вып. 1. Пенза, 1995.

107. Мягков Г.П. Научное сообщество в исторической науке. Опыт «русской исторической школы». Казань, 2000.

108. Назаренко A.B. Некоторые соображения о договоре Руси с греками 944 года в связи с политической структурой древнерусского государства // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1996.

109. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951.

110. Нечкина М.В. История и истории (некоторые вопросы истории исторической науки) // История и историки. М., 1965

111. Носов E.H. О грамоте Всеволода Мстиславича на Терпужский погост Ляховичи на р. Ловати (к вопросу о сложении феодальной вотчине) // Новгородский исторический сборник. Вып. 4. (14). СПб. Новгород, 1993.

112. Обсуждение вопроса о генезисе феодализма в России и возникновении древнерусского государства // ВИ. 1956. № 3.

113. Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 4. М., 1966 Советская историография Киевской Руси. Л., 1974.

114. Пашин С.С. Боярство и зависимое население Галицкое (Червонной) Руси XI XV вв. Автореф. канд. ист. наук. Л., 1986.

115. Пашкова Т.И. Местное управление единого русского государства и Судебник 1497 г. // КЛИО. № 2 (5). СПб., 1998.

116. Пашуто В.Т. Б.Д. Греков как ученый и общественно-политический деятель (К столетию со дня рождения) // История СССР. 1982. № 1.

117. Пашуто В.Т. Черты политического строя Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

118. Повесть временных лет. Ч. 2. Комментарии. М., 1950.

119. Покровский С. А. Общественный строй древнерусского государства // Труды всероссийского юридического института. М., 1970.

120. Поршнев Б.Ф. Феодализм и народные массы. М., 1964.

121. Пресняков А.Е. Княжое право Древней Руси. Лекции по русской истории. М., 1993.

122. Пригожин А.Г. Гибель античного мира и проблема социальной революции в античности // Известия ГАИМК. Вып.76. М Л., 1934.

123. Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. М., 1968.

124. Юб.Прошин Г. Второе крещение // Как была крещена Русь. М., 1990.

125. Пузанов В.В. Княжеское и государственное хозяйство на Руси XXII вв. в отечественно историографии XVIII XX вв. Ижевск, 1995.

126. Пузанов В.В. О спорных вопросах изучения восточнославянской государственности в новейшей историографии // Средневековая и новая Россия. Сб. статей в честь 60-летия проф. И.Я. Фроянова. СПб., 1996.

127. Пушкарев Л.Н. Три года работы с Б. Д. Грековым // Отечественная история. 1996. № 6.

128. ПО.Пьянков А.П. Социальный строй восточных славян в VI VIII вв. // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. М., 1969.

129. Ш.Пьянков А.П. Холопство на Руси до образования централизованного государства // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1965 год. М., 1970.

130. И2.Пьянков А.П. Происхождение общественного и государственного строя Древней Руси. Минск, 1980

131. ИЗ.Рапов О.М. К вопросу о феодальной ренте в Древней Руси в домонгольский период // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1968. № 1.

132. Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в Х- в первой половине XIII вв. М., 1977.

133. Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. М.-Л., 1966.

134. Романов Б.А. Изыскания о русском сельском поселении эпохи феодализма (По поводу работ H.H. Воронина и С.Б. Веселовского) // Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве XII-XVII веков. М Л., 1960.

135. П.Романова Е.Д. Свободный общинник в Русской Правде // История СССР. 1961. № 4.

136. Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. М., 1964.

137. Рыбаков Б.А. Смерды // ИСССР. № 1. 1979.

138. Рыбаков Б.А. Учитель многих // Исследования по истории и историографии феодализма. К 100-летию со дня рождения академика Б. Д. Грекова. М., 1982.

139. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII ХП1 вв.1. М., 1993.

140. Сахаров А.М. О предмет историографических исследований // Он же. Методология истории и историография (Статьи и выступления). М., 1981.

141. Свак Д. «Дурно» ли говорить «о русском феодализме»? (к историографии вопроса) // Труды ИРИ РАН за 1997-1998 гг. Вып. 2. М., 2000.

142. Свердлов М.Б. Смерды в Древней Руси // ИСССР. № 5. 1970.

143. Свердлов М.Б. Об общественной категории «челядь» в Древней Руси // Проблемы истории феодальной России. Сб. статей к 60-летию проф. В.В. Мавродина. JI., 1971.

144. Свердлов М.Б. Генезис феодальной земельной собственности в Древней Руси // История СССР. 1978. № 8.

145. Свердлов М.Б. Современные проблемы изучения генезиса феодализма в Древней Руси // ВИ. 1985. №11.

146. Свердлов М.Б. Образование древнерусского государства (Историографические заметки) // Древнейшие государства на территории Восточной Европе. Материалы и исследования 19921993 гг. М., 1995.

147. Свердлов М.Б. «Корм» как феодальный социально-политический институт на Руси IX- XIII вв. // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1996.

148. Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII-XX вв. СПб., 1996.

149. Свердлов М.Б. «Корм-кормление»: становление феодального социально-политического института на Руси IX — XIII вв. // Studia humanística. Исследования по истории и филологии. СПб., 1996.

150. Свердлов М.Б. Системно-структурный метод и проблемы становления феодализма в Восточной Европе // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1998.

151. Свердлов М.Б. Патриархальное рабство и древнерусское холопство // У источника. Сб. статей в честь чл.-корр. РАН С.М. Каштанова. Ч. 1. М., 1998.

152. Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть в VI первой трети XIII вв. СПб., 2003.

153. Смирнов И.И. К вопросу об изгоях // Академику Б.Д. Грекову ко дню 70-летия. М., 1952.

154. Смирнов И.И. Очерки социально-экономических отношений Руси XII-XIII веков. М.-Л., 1963.

155. Собственность в России. Средневековье и раннее Новое время. М., 2000.

156. Созин И.В. К вопросу о причинах перехода восточных славян от первобытнообщинного строя к феодализму // ВИ. 1957. № 6

157. Тарновский К.Н. Предпосылки возникновения феодализма у восточных славян // Вопросы истории. 1954. № 4.

158. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI

159. XIII вв. //Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975.

160. Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953.

161. Толочко А.П. Князь в Древней Руси: Власть. Собственность. Идеология. Киев, 1992.

162. Толочко П.П. Вече и народные движения в Киеве // Исследования по истории славянских и балканских народов. Эпоха средневековья: Киевская Русь и ее славянские соседи. М., 1972.

163. Толочко П.П. Древняя Русь: очерки социально-политической истории. Киев, 1987.

164. Тюменев А.И. Разложение родового строя и революция УП-V вв. в Греции // Известия ГАИМК. Вып.76. М Л., 1934

165. Флоря Б.Н. Кормленные грамоты XV-XVI вв. как исторический источник // Археографический ежегодник за 1970 г. М., 1971.

166. Формозов А.А. Академия истории материальной культуры -центр советской исторической мысли 1932-1934 гг. // Отечественная культура и историческая мысль ХУШ-ХХ вв. Брянск, 1999. ъ

167. Фроянов И.Я. Характер сощальних конфлшв на Рус1 в X на початку XII ст. // Украшський кторичний журнал. № 5. 1971.

168. Фроянов И.Я. Вече в Киеве 1068-1069 гг. // Из истории феодальной России. Л., 1978.

169. Фроянов И.Я. Киевская Русь: очерки социально-политической истории. Л., 1980.

170. Фроянов И.Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов: Литература. Фольклор. История. Л., 1983.

171. Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М СПб., 1995

172. Фроянов И.Я. Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999.

173. Фроянов И.Я. О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский север. Проблемы этнокультурной истории, этнотрадиции и фольклористики. Л., 1986.

174. Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю., Кривошеев Ю.В. Спорные вопросы развития государственной собственности в Древней Руси // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Чтения, посвященные памяти Л.В. Черепнина. Кн. 1. М., 1988.

175. Цвибак М.М. Основные вопросы истории возникновения феодализма в России // Известия ГАИМК. Вып. 103. М.-Л., 1934.

176. Черепнин Л.В. Общественно политические отношения в древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А.П. (и др.) Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

177. Черепнин Л.В. Русь. Спорные вопросы феодальной земельной собственности в ГХ-ХУ вв. // Новосельцев А.П., Пашуто В.Т.,

178. Черепнин J1.B. Пути развития феодализма. М., 1972.

179. Черепнин JT.B. К 90-летию со дня рождения академика Б.Д. Грекова // Он же. Отечественные историки XVIII-XX вв. Сб. статей, выступлений, воспоминаний. М., 1984.

180. Черепнин Л.В. Отзыв на докторскую диссертацию И.Я. Фроянова // Фроянов И.Я. Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999.

181. Чирков C.B. Археография и школа в русской исторической науке конца XIX начала XX в. // Археографический ежегодник за 1989 год. М., 1990.162.1Пвейковская E.H. Государство и крестьяне России. Поморье в XVII в. М., 1997.

182. Щапов Я.Н. Церковь в системе государственной власти Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

183. Щапов Я.Н. О социально-экономических укладах Древней Руси XI первой половины XII в. // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970.

184. Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь Древней Руси XI-XIV вв. М., 1972.

185. Щапов Я.Н. О функциях общины в Древней Руси // Государство и общество феодальной России. М., 1978.

186. Щапов Я.Н. Академик Б.Д. Греков как историк Киевской Руси // Вестник АН СССР. Вып. 9. М., 1982 .

187. Щапов Я.Н. Характер крестьянских движений на Руси XI в. // Исследования по истории и историографии феодализма. К 100-летию со дня рождения академика Б.Д. Грекова. М., 1982.

188. Юшков C.B. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.-Л., 1939.

189. Юшков C.B. Эволюция дани в феодальную ренту в Киевском государстве в X-XI вв. // Историк-марксист. 1936. Кн. 6 (58).

190. Янин В.Л. Величие и трагедия историка // Отечественная история. 2001. № 2.

191. Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. Историко-генеалогическое исследование. М., 1981.

192. Янин В.Л., Зализняк A.A. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.

193. Янин В.Л. Новгород и Литва. Пограничные ситуации. М., 1998.

194. Янин В.Л., Зализняк A.A. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1997 года //Вопросы языкознания. 1998. № 2.

195. Янин В.Л., Зализняк A.A. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1998 года // Вопросы языкознания. 1999. № 4.

196. Янин В.Л., Зализняк A.A. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 года // Вопросы языкознания. 2000 № 2.

197. Янин В.Л., Зализняк A.A. Новгородские грамоты на бересте (израскопок 1990-1996 гг.). M., 2000.