автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Библейский миф как конвенциональный стереотип

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Федотова, Светлана Васильевна

Введение.

Глава 1. КОНВЕНЦИОНАЛЬНЫЙ СТЕРЕОТИП КАК

ЛИНГВО-МЕНТАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ.

1.1. Постановка проблемы.

1.2. Философский аспект исследования составляющих сознания.

1.3. Психологическое и психолингвистическое обоснование. проблемы понимания стереотипа.

1.4. Психологический аспект исследования стереотипа как. компонента сознания.

1.5. Стереотип как образующая менталитета.

1.6. Стереотип как многоуровневая функциональная система.

Выводы.

1.7. Логический аспект исследования стереотипных структур.

Выводы.

1.8. Религиозный аспект сознания.

Глава 2. СЕМИОТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ БИБЛЕЙСКОГО МИФА

КАК КОНВЕНЦИОНАЛЬНОГО СТЕРЕОТИПА.

2.1. Онтология мифа.

2.1.1. Этнический характер конвенциональных стереотипов -. библейских мифов.

2.2. Структура мифа.

2.2.1. Внутренняя и внешняя формы.

2.2.2. Обоснование необходимости рассмотрения структуры. мифа в семиотическом аспекте.

2.2.3. Семиотика мифа.

2.3. Системность библейского мифа как конвенционального. стереотипа.

Выводы.

Глава

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПОНИМАНИЯ БИБЛЕЙСКОГО МИФА.

3.1. Теоретическое обоснование эксперимента.

3.2. Структура эксперимента.

3.2.1. Описание эксперимента первой ступени :.

3.2.2. Описание эксперимента второй ступени.

3.3. Психолингвистическая характеристика результатов эксперимента.

3.3.1. Понимание библейских мифов, выявляемое на основе частотности. опознания стереотипов.

3.3.2. Характер ассоциативной связи.

3.3.3. Операциональность мышления.

3.3.4. Примитивные ассоциации.

Выводы.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Федотова, Светлана Васильевна

К мифу как объекту исследования проявляют интерес литературоведы, психологи, философы. В литературоведении сформированы различные мифологические направления, классификация которых предпринята в работах Е.М. Мелетинского, для которого миф есть «запечатленное в образах познание мира» [Мелетинский, 1976, с.4]. Попытка классификации мифологизмов в культуре XX века предпринята М.Н. Эпштейном [Эпштейн, 1988, с. 415]. М.В. Никитин анализирует роль мифа в структуре сознания [Никитин, 1988, с.67], делая попытку представить миф универсальной ментальной категорией, охватывающей различные сферы бытия и сознания. В понятие «миф» включаются ложные представления о чем - либо, в частности, о событиях общественной жизни. Понятием «миф» определяются сверхъестественные свойства предметов, народные предания и религиозные доктрины. В мифе скрыт генезис ныне существующих форм сознания. В исследованиях Леви-Стросса миф представлен как мировоззрение. Р. Барт исследует вербальную представленность мифа [Барт, 1989, 72] .Наиболее цельной представляется мифологическая концепция А.Ф. Лосева, которую мы рассмотрим в первой главе.

Психологический подход к исследованию мифа предпринимался, например, 3. Фрейдом, К.Г. Юнгом, В. Джеймсом, У. Вебером и многими другими исследователями.

Несмотря на разработанность проблематики мифа в различных направлениях, единого определения мифа нет. И классический, и библейский миф являются объектом исследования многих областей знания и толкуются по-разному в зависимости от направления исследований. Миф понимается и как компонент сознания, и как способ мировоззрения, и как словесное произведение. Таким образом, несмотря на значительное количество литературоведческих, психологических и философских работ, посвященных исследованию мифов, проблема остается актуальной. Это обусловлено прежде всего тем, что изучение функционирования библейских мифов как конвенциональных стереотипов связано с проблемой понимания речевых произведений, являющейся одной из основных проблем психолингвистики.

В концепции A.A. Потебни проявилась позиция психолога и лингвиста. Для этого ученого «миф есть акт сознательной мысли, акт познания» [Потебня, 1970, с.4]. В лингво-психологической концепции A.A. Потебни акцентируется познавательная ценность мифа, субстанциальность мифических образов, словесная выраженность мифа как результата особой формы мышления. Основные положения концепции мифа в работах A.A. Потебни получили дальнейшее развитие в современных психолингвистических исследованиях. Так, В.А. Пищальникова подчеркивает, что деление мифов на виды (античные, современные, библейские и др.) условно, поскольку все они переплетаются в сознании, образуя единый смысловой континуум. Миф, будучи продуктом воображения, вербализуясь, может свидетельствовать о содержании мышления продуцента, / его концептуальной системе и доминирующей мотивации. Определение места мифа в концептуальной системе индивида позволило соотнести миф с понятием конвенционального стереотипа, который определяется как средство хранения и представления знаний в концептуальной системе, выполняющее функцию регулятора в восприятии и понимании вербальных произведений. [Пищальникова, 1993, с.97-100].

Следовательно, библейский миф может рассматриваться как разновидность конвенционального стереотипа на основе общности таких характеристик, как устойчивость, воспроизводимость, эмоциональность.

Актуальность проблемы регуляции общественного сознания требует изучения универсальных форм хранения знания, к которым принадлежат все разновидности конвенциональных стереотипов - мифологемы, идеологемы и стереотипы обыденного сознания, находящиеся в нелинейных системных отношениях.

В нашем исследовании библейский миф рассматривается как разновидность конвенционального стереотипа, который, подобно любому другому стереотипу, является вербальной структурой, представляющей знание и психологический опыт, накопленный и систематизированный в ходе истории человечества. Подобно другим религиозным стереотипам, библейская мифологема отличается повышенной ригидностью. Однако при всем внешнем консерватизме и ригидности внутренняя структура библейского мифа очень подвижна и динамична, тонко реагирует на взаимодействие со средой, локализуясь в интерпретативном поле сознания.

Библейские мифы могут употребляться для обозначения межсубъектного знания, они вписываются в инвариантную картину мира, структурируют общественное сознание.

Современные исследователи выделяют в концептуальной картине мира конвенциональное и индивидуальное содержание. Проблема соотношения конвенционального и индивидуального содержания в разной степени затрагивается философами, психологами, психолингвистами. Этим соотношением определяется динамика общественного сознания, развитие познавательных процессов, идеологических представлений - религиозных, философских, политических.

Различия во взглядах ученых на характер проявления стереотипов в этом аспекте позволяет лишний раз убедиться в их сложной организованности и полифункциональности.

Сознание человека как существа био-социального устроено таким образом, что постоянно нуждается в производстве и использовании конвенциональных стереотипов. По мнению некоторых мыслителей [К.Г. Юнг, А.Ф. Лосев, А. Добрович, Э.Я. Голосовкер и др.), человек не может жить без мифа, его «разум покоится на мифологемах». Пристрастие человека к стереотипам, мифам, его «мифический голод» позволяют сознанию порождать новые мифы или реинтерпретировать давно известные мифологические содержания - архетипы, запечатленные первобытным разумом и сохраненные «коллективным бессознательным». «Мифический голод» делает сознание доступным, пригодным для разного рода манипуляций. Манипуляторам удается искусственно создать условия всеобщей «социальной паранойи» (А. Добрович). В условиях социальной паранойи только очень сильная личность, сохранившая свою индивидуальность и здравомыслие в обезличенной коллективной личности способна осознать миф как миф, как сказку или крамольную мысль. Преодоление сознанием созданных им самим стереотипов создает условия для креативных процессов. И наоборот, неспособность субъекта мышления выйти за пределы стереотипов позволяет философам и психологам говорить о деструктивном, разрушенном стереотипами мышлении. Указанное противоречие обостряется общественной обусловленностью мышления. Мышление индивида, как известно, нуждается в опоре на общечеловеческие стандартизованные знания и общепринятые способы мыслительной деятельности, которые обобщаются в языке - конвенциональной знаковой системе. Когнитивный компонент стереотипа, таким образом, не только облегчает и интенсифицирует познавательные процессы в ходе социализации индивида (необходимая позитивная функция), но, вероятно, может приводить и к диаметрально противоположным результатам - к деструкции мышления и картины мира.

Конвенциональный стереотип - библейский миф - сложное культурное психолингвистическое явление, имеющее свою особую сферу бытования, структуру и функции.

Объектом диссертационного исследования является библейский миф как разновидность конвенционального стереотипа, предметом - структура, содержащихся в нем смыслов, и способов их актуализации. Следует подчеркнуть, что предмет исследования не включает анализ путей, приводящих к религиозной вере. Мы не претендуем на выявление эмоциональных оснований веры, но исследуем конвенциональные когнитивные структуры, формирующие концептуальную систему индивида, представляющие религиозное знание. Как показывает эксперимент, люди приобщаются к религии, далеко не обязательно владея каким-либо религиозным знанием. Это позволяет понимать религиозность как факт приобщения к религии. Поскольку в эксперименте не выявлены специфические способы хранения религиозного знания, не выявлен специфический признак религиозного сознания, представляется возможным рассматривать религиозное знание в общей структуре концепта. Мы понимаем сознание как некое конвенциональное знание, проявляющееся в психической деятельности индивида и рассматриваем способы хранения религиозного знания в КС и способы их обнаружения при помощи языка.

Целью исследования является определение характера функционирования библейского мифа в обыденном сознании в процессе репрезентации смысла.

Для достижения поставленной в работе цели решались следующие задачи:

1) изучение структуры конвенционального стереотипа - библейского мифа как компонента мышления индивида;

2) исследование содержания и характера репрезентации библейского мифа: выделение содержательных компонентов, анализ их функционирования в процессе репрезентации смысла;

3) экспериментальная верификация характера функционирования библейского мифа в различных группах социума. Эксперимент предполагает изучение способов фиксации элементов религиозного сознания в языке; изучение особенностей восприятия мифа; выявление факторов, влияющих на изменение содержания библейского мифа.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые объектом целенаправленного экспериментального психолингвистического исследования становится библейский миф как разновидность конвенционального стереотипа - компонента обыденного сознания. Впервые на основе эксперимента выявляются закономерности понимания библейского мифа, устанавливаются общие психолингвистические основания присвоения, интерпретации и продуцирования как религиозных, так и нерелигиозных концептов, при восприятии библейского мифа, формы организации его содержания в концептуальной системе.

Теоретическая значимость работы заключается в экспериментальном подтверждении положения, согласно которому библейский миф принадлежит к числу универсальных ментальных категорий. Экспериментально доказанное положение о включенности библейских мифов в процесс смыслопорождения вносит свой вклад в теорию понимания.

Проблема регуляции общественного сознания в современной гуманитарной науке является одним из приоритетных направлений. Актуальность диссертационного исследования заключается в том, что оно определяет способы манипуляции общественным сознанием с помощью конвенционального стереотипа, а также уточняет некоторые аспекты проблемы взаимоотношения языка и религиозной культуры.

Практическая значимость исследования заключается в том, что содержание работы может быть использовано в этнолингвистических и культурологических исследованиях национального сознания, в социологических исследованиях мотивации религиозной деятельности, в этнической конфликтологии.

Методы исследования. Специфика объекта исследования потребовала следующих методов исследования:

1) элементов компонентного анализа при выявлении интегративных признаков лексем, соотносящихся с концептуальными стереотипами на основании данных первоисточника - Библии, толковых и энциклопедических словарей;

2) концептуального метода, используемого при выявлении доминантных личностных смыслов;

3) экспериментального (ассоциативный эксперимент позволяет структурно соотнести содержание библейских мифов с содержанием их вербальной репрезентации и выявить характер (религиозной) концептуализации действительности, реконструированный по ассоциациям информантов).

Структура работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении дается обоснование выбора конвенционального стереотипа - библейского мифа в качестве объекта психолингвистического исследования. Первая глава посвящена представлению конвенционального стереотипа - библейского мифа как компонента мышления и содержит философский, логический, психологический и психолингвистический анализ сознания, структурируемого стереотипами. Во второй главе представлен анализ содержания и характер репрезентации конвенциональных стереотипов - библейских мифов. В третьей главе экспериментально обосновывается характер функционирования библейских мифов в различных группах социума, выявляется особенность воздействия мифов на концептуальную картину мира реципиентов. В заключении даны основные теоретические и экспериментальные выводы по диссертации, а также представлены некоторые перспективы исследования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Библейский миф как конвенциональный стереотип"

Выводы

Поскольку языковой знак является символическим репрезентантом КС, он способен передавать множество ассоциативных связей, актуализировать религиозное содержание вербально представленного мифа, а также репрезентировать совершенно случайные ассоциации. Характер вербальных ассоциаций обнаруживает специфику КС, характеризующуюся, например, наличием или отсутствием религиозности, уровнем интеллекта, степенью владения языком, стереотипностью или неординарностью мышления.

Интерпретация воспринимаемого содержания осуществляется каждым на базе его индивидуальной КС, что возможно благодаря действию универсальных психофизиологических и нейрофизиологических процессов, наличию общих для всех людей базовых структур человеческого мышления, ассоциативно-апперцепционной базы, в которой отражаются объективные межсубъектные и субъективные представления. Воспринимая библейские мифы в качестве стимулов, информант воспроизводит актуальный для него личностный смысл, иногда связанный с повседневной деятельностью: «древо познания» - «юриспруденция», «сеятель» - «сеятель знания».

Будучи носителями языкового сознания, информанты владеют парадигматическими и синтагматическими связями единиц языка, моделями их образования и сочетания. В нашем эксперименте парадигматические и синтагматические ассоциации есть два основных типа реакций. Нерелигиозные реакции показывают понимание внешней формы слова, выявляя его положение в фонологических, грамматических, лексических структурах языка. Но знание языка еще не есть понимание. В нашем эксперименте в вербальных нерелигиозных ассоциациях часто воспроизводится лексическое значение, но не содержание библейского мифа. При таком восприятии происходит демифологизация. Понимание сакрального содержания мифа требует наличия не только языковой компетенции, но и знаний из других сфер.

Психолингвистический эксперимент позволяет осуществить структурное соотнесение содержания мифологемы с содержанием КС личности и таким образом зафиксировать как факты адекватной интерпретации мифов, так и факты десакрализации / сакрализации мифов в сознании индивидов.

Смысловое ядро интерпретативного поля определяется на основе частотности того или иного типа реакций. В ядре интерпретативного поля, созданного информантами, локализуются нерелигиозные реакции. С одной стороны, - это качественное содержание, актуальное для информантов, с другой стороны, содержание, преобладающее количественно.

Частотность опознания библейских мифов является одним из параметров, характеризующих понимание мифов индивидами. Свидетельством опознания стереотипа является адекватная ассоциация, репрезентирующая религиозное (символическое) содержание мифологемы.

Наиболее опознаваемы собственно библеизмы, особенно те из них, которые тяготеют к однозначной референции.

По результатам эксперимента культурологические (языковые) стереотипы опознаются активнее религиозных. Это имеет место в тех случаях, когда в структуре мифа интенсивность религиозного компонента снижена взаимодействием с культурологическим компонентом. Последний возникает в результате эксплуатации мифов обыденным сознанием и языком. Динамизм структуры, определяемый взаимодействием полярных понятийных компонентов ведет к изменению содержательности мифа.

В эксперименте десакрализация выявилась в ассоциировании к отдельным компонентам вербально представленной мифологемы. Дискретное ассоциирование разрушает смысловую целостность мифологемы, а также целостность вербальной структуры, представляющей миф.

Активное использование библейских имен собственных в литературе, фольклоре способствует их превращению в нарицательные. Став нарицательными, мифоантропонимы превращаются в стереотипы общественного сознания, например, «голгофа» - «судьба», «ирод» - «изверг», «иуда» - «предатель», «фома неверующий» - «дурак», «содом» - «разврат» и т.д.

В целом религиозные ассоциации носят типизированный, однозначный характер. Чем интенсивнее религиозный понятийный компонент в структуре мифа, тем выше процент адекватной операциональной актуализации в религиозной аудитории, в светской аудитории в этом случае имеют место либо неадекватные реакции, либо отказы. Мифы с насыщенным религиозным содержанием в большей степени клишируются в религиозной аудитории. В мифах, в структуре которых наряду с религиозным компонентом активен культурологический, возможность религиозного клиширования резко снижается.

Непонимание сакрального содержания библейского мифа, его языкового выражения или ситуации употребления обязательно проявится в деформации смысловой структуры, что способствует демифологизации.

Эксперимент выявляет также, что десакрализации подвержены мифы, в структуре которых различим конкретный, реально существующий (существовавший) референт, например, «Соломон» - «царь», «запретный плод» - «яблоко», «Вифлеем» - «город», «Ноев ковчег» - «лодка». Вслед за A.A. Потебней, мы считаем, что миф существует не ради конкретного референта, но ради символического значения.

Чем ниже уровень (религиозных) знаний, тем сильнее деформация смысловых структур. В этой ситуации смысловые связи не обнаруживаются, предпочтение отдается случайным звуковым ассоциациям. Так, в нашем эксперименте наибольшее число языковых ассоциаций встречается в группе нерелигиозных. В целом процент опознания религиозного содержания библейских мифов низкий. Но в религиозной аудитории он в два раза выше, чем в светской.

В эксперименте выявилось, что не все мифологемы общеизвестны, например, «Валаамова ослица», «лестница Иакова». На эти стимулы получено множество отказов или неадекватных реакций. Миф «Валаамова ослица» не опознается ни как религиозный стереотип, ни как культурологический. Мифологема «лестница Иакова» демифологизируется расподоблением вербальной структуры, то есть дискретным ассоциированием.

Потенциальной основой десакрализации, на наш взгляд, может также послужить формальное совпадение религиозного и культурологического содержания как в случае с мифологемой «Альфа и Омега».

В эксперименте выявлены три случая: «блудный сын», «Ноев ковчег», «Мария Магдалина», - мифологемы, содержание которых, зафиксированное словарем, ни разу не актуализировалось в реакциях. Видимо, словари не успевают фиксировать изменения значений слов и языковых выражений.

Если мифологема не опознается информантом, то есть индивид не репрезентирует ни символическое, ни языковое содержание, это значит, что в его КС образовалась ментальная лакуна, препятствующая возникновению адекватной ассоциации.

В нашем эксперименте на каждый миф получены как религиозные, так и нерелигиозные реакции. Эксперимент показывает, что мифы характеризуются различной степенью религиозной насыщенности. Чем менее «размыт» понятийный компонент, тем более он статичен (поскольку снижается степень взаимодействия с другими компонентами мифа), тем однозначнее референция, тем уже сфера бытования мифа, тем меньше возможностей эксплуатации мифа сознанием и языком вне специальных употреблений и, следовательно, тем типичнее реакции.

При операциональном воспроизведении содержания стимулов -библейских мифов в религиозной аудитории практически не возникает случайных ассоциаций, основанных на звуковом подобии или ином сходстве. В религиозной аудитории во многих случаях если мифологема не интерпретирована операционально, то такая мифологема не опознается или не интерпретируется вовсе. Этим объясняется большое количество отказов среди верующих. Как видно, операциональность мышления при всех своих позитивных свойствах не является достаточным условием понимания, она способна ограничивать свободу мышления и даже приводить последнее к деструкции. С нашей точки зрения, операциональность получает позитивную оценку, в том случае, когда она служит основой мышления, дополняет, но не замещает его. Если операциональность полностью замещает мышление, она становится деструктивным фактором.

В эксперименте выявлены единичные лингвистические факторы, способствующие десакрализации мифа:

1) правописание слов «Учитель», «Спаситель» со строчной буквы вместо заглавной;

2) употребление современного слова вместо историзма: «старый завет» вместо «Ветхий Завет»;

3) неразличение близких по звучанию, но разных по смыслу слов: «воскресенье» и «Воскресение», «бренный» и «обремененный»;

4) употребление стилистически сниженных слов, например, «Адам» -«первый мужик», «Библия» - « книжка верующих»

5) неразличение топонимов и антропонимов: «Вифлеем» - «человек», «Содом и Гоморра» - «муж и жена», «Голгофа» - царевна;

6) пиктографическая ассоциация: «жертвоприношение» - «рисунок, изображающий человека с ножом в груди».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе конвенциональный стереотип - библейский миф рассматривается как объект психолингвистики с целью выявления степени и характера его воздействия на сознание индивидов

Нами установлено, что библейский миф как разновидность конвенционального стереотипа представляет собой сложное психическое лингво - ментальное образование, характеризующееся специфической структурой и особенностями функционирования.

В онтологическом аспекте конвенциональный стереотип - библейский миф существует как форма организации, хранения и представления знаний в КС, как коммуникативная единица, как знак реального и идеального референта. Источником библейского мифа является прецедентный текст. Сферой бытования также является Библия как объект религиозной текстовой деятельности. (Это - сфера относительной статичности, поскольку на концептуальном уровне допускается переосмысление религиозных объектов и явлений). Другими сферами локализации мифов являются язык и сознание. В этих сферах скрыта динамика смысловой структуры мифа под воздействием эмоциональной актуализации личностного смысла.

В структурном аспекте библейский миф как разновидность конвенционального стереотипа характеризуется психологической активностью, с одной стороны, и внешней статичностью, с другой стороны. Традиционно в структуре стереотипа выделяют три основных компонента: когнитивный, эмоциональный, поведенческий. В. мифологеме когнитивный (понятийный) компонент может характеризоваться 1) религиозной насыщенностью (тяготение к однозначной референции), препятствующей функционированию мифа вне специальной сферы; 2) «размытостью», обусловленной взаимодействием в понятийном компоненте двух полярных типов содержания: религиозного и нерелигиозного.

Функции, выполняемые стереотипами, многочисленны и различны. Назовем основные: коммуникативная, когнитивная, регулятивная. Указанные функции являются необходимым условием и процесса социализации, и процесса формирования мышления. Предметная деятельность индивидов направлена на удовлетворение различных повторяющихся потребностей. Характер деятельности определяется иерархией мотивов при актуализации доминантного мотива. Стереотипы презентируют потребности индивидам. Адаптивная функция стереотипов является условием необходимым, но недостаточным для понимания. Если операционально - адаптивная функция полностью замещает мышление, интериоризация знания и информации носит характер пассивной регистрации. Операционально-адаптивная функция становится тормозом для мышления. Позитивное действие адаптивной функции способствует операциональному усвоению когнитивной структуры с последующим освобождением от давления языка.

Очевидно, что деструктивная функция конвенциональных стереотипов, о которой говорили М.К. Мамардашвили, В.П. Зинченко, А.Б. Добрович, в действительности есть адаптивная функция отрицательной модальности, проявляющаяся, когда мышление подменяется операциональностью.

Значимо то, что креативное и деструктивное начала в мифе не противопоставлены друг другу, не взаимоисключают, но необходимо дополняют друг друга.

Межфункциональная асимметрия стереотипизации выявляется в процессе репрезентации ментального содержания конвенциональными знаками языка. «Высвечиваются» лингвоментальные, психологические и социальные проблемы. Так, незнание родного языка, незнание текстов Библии в совокупности приводит к культурному обнищанию народа, или по образному выражению Д.С. Лихачева, - к «резкому сокращению концептосферы русского языка» [Лихачев, 1999].

Представляется возможным назвать четыре группы факторов, от которых зависит понимание конвенциональных стереотипов-библейских мифов:

1) фоновые знания, культурный фонд, менталитет;

2) отражение религиозной концепции действительности в ЯКМ;

3) содержание индивидуальной КС;

4) функционирование стереотипов на разных уровнях - от нейрофизиологического до речевого.

Сакрализация / десакрализация мифов происходит на уровне обыденного сознания. Десакрализированная мифологема способна превращаться в нерелигиозный стереотип общественного сознания.

Представляется возможным выделить факторы и условия, способствующие динамике значения библейского мифа:

1) нелинейная иерархийная организация стереотипов;

2) динамизм внутренней структуры мифа, обусловленный взаимодействием языкового и культурологического содержания понятийного компонента, а также взаимодействием с внешней средой;

3) статичность тела языкового знака и интегративные свойства оного;

4) неравномерность забывания компонентов мифа;

5) асимметрия между относительной статичностью значения книжных библеизмов и динамикой их значения в речемышлении;

Способы десакрализации библейского мифа, выявленные экспериментально:

1) метафорический (метонимический) перенос характеристик стимула -библейского мифа на конкретные субъекты и объекты; ироничное словоупотребление;

2) актуализация реального (существующего / существовавшего) референта вместо идеального (ассоциации - буквализмы);

3) дискретное ассоциирование, разрушающие смысловую целостность мифа и целостность вербальной структуры;

4) превращение библейских имен собственных в нарицательные;

5) потенциальной основой для демифологизации служит формальное совпадение религиозного и культурологического содержания;

6) единичные лингвистические факторы: 1) правописание со строчной буквы вместо заглавной, 2) употребление современного слова вместо историзма, 3) употребление стилистически сниженных слов; 4) неразличение близких по звучанию, но разных по значению слов, 5) неразличение топонимов и антропонимов, 6) пиктографические ассоциации.

Результаты эксперимента, направленного на выявление основы религиозного сознания - религиозного знания, показывают, что такой основы нет, как, следовательно, нет и религиозного сознания как самостоятельного образования. Индивиды обладают способностью строить религиозные концепты на базе индивидуальной КС.

Эксперимент фиксирует деструктивные процессы в общественном сознании, разрушающие КМ, которые основываются на незнании, некомпетентности индивидов. Незнание влечет за собой неумение критически осмысливать факты и явления объективной действительности, порождает стремление все принимать на веру, отучает самостоятельно принимать решения и превращает человека в объект, легко поддающийся различным идеологизированным воздействиям.

Стереотипы возникают и функционируют в любой области знания. Религиозные стереотипы, в число которых входят библейские мифы, становятся средством регуляции религиозной деятельности. В них синтезирован психологический опыт и мощный эмоциональный потенциал, а эмоция, как известно, есть субъективная форма существования мотивов, направляющих любую деятельность.

Как показывает эксперимент, знание о религии, знание религиозных текстов и причастность к религии не есть одно и то же.

Знание христианской религии предполагает знание сакральных текстов. Такое знание может осмысливаться в терминах науки, но может быть общеобразовательным и может не означать причастность к религии. Эксперимент показывает, что люди приобщаются к религии, далеко не обязательно владея каким-либо религиозным знанием. На основе вышеизложенного представляется возможным разграничить понятия: «религиозность» и «религиозная вера». Религиозная вера основывается на признании существования Сверхъестественного, а также на знании основных религиозных догматов, Закона Божьего, смысла ритуалов. Религиозность же есть факт приобщения к религии, В современном социуме религиозность основывается не на религиозном знании и Учении Церкви, и, следовательно, не является результатом религиозного осмысления бытия. Религиозная вера, как нам представляется, формирует концепцию миропонимания. Будучи осознанной, религиозная вера характеризуется стабильностью. Религиозность же, как мы ее понимаем, явление не стабильное, зависящее от социальных и психологических факторов.

Таким образом, психолингвистический анализ продуктов речевой деятельности индивидов, показывает, что религиозные знания текстов Библии и религиозной догматики у наших информантов крайне ограничены. Речевая деятельность, как известно, изоморфна всем другим видам деятельности, в том числе и религиозной. Основой сознания является знание, репрезентированное конвенциональными языковыми средствами. Следовательно, основой религиозного сознания должно быть знание религиозное. Отсутствие религиозного знания не позволяет нам считать религиозное мировоззрение, религиозное сознание самостоятельными категориями. Скорее можно вести речь о религиозности, мотивированной сменой эмоционального настроя.

В зависимости от содержания КС, информанты строят религиозные / нерелигиозные концепты с различной степенью адекватности.

Интеллектуальный компонент библейского мифа является основой для связанного с мифом ритуала. По данным эксперимента именно символическое значение мифа утрачивается (десакрализируется) в сознании индивидов. Ритуал, как известно, является своеобразным знаком мифа. Неравномерное забывание ритуала и мифа приводит к утрате смысловой связи между ними, а, следовательно, и к десакрализации мифа. Например, в современном социуме воспринимаются (культурологически) ритуалы связанные с РОЖДЕСТВОМ, КРЕЩЕНИЕМ, ПАСХОЙ, но дать адекватную интерпретацию ритуальным действиям могут только такие лица, КС которых содержит соответствующую информацию. Утрата когнитивного сакрального содержания не позволяет понимать миф как миф и формализует ритуал, превращая его в поведенческий стереотип. Активный эмоциональный компонент мифа позволяет формировать направленную мотивацию, а, следовательно, и типологию поведения.

В условиях малограмотности, некритического восприятия действительности людям выдается инструкция, как и что, следует читать и понимать. Примитивное сознание, ориентированное на потребление информации, нуждается в снижении энтропийности смысла. Оно присваивает содержание стереотипа вместе с языковым знаком и конвенционально санкционированной оценкой как жестко установленную смысловую связь между означаемым и означающим знака.

Список научной литературыФедотова, Светлана Васильевна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Агеев B.C. Психологическое исследование социальных стереотипов // Вопросы психологии. 1986f№ 1, с. 135-140.

2. Анохин П.К. Избранные труды: Системные механизмы высшей нервной деятельности. М.: Наука, 1979, 456 с.

3. Анохин П.К. Узловые вопросы теории функциональной системы. М.: Наука, 1980, 196 с.

4. Андрющенко Т.Я. Понимание текста в общении // Известия АН. Серия литературы и языка, т. 54, №6,1987.

5. Апресян А.Г. Сила и насилие слова // Человек. 1997, №5, .137-142 с.

6. Асмолов А.Г. Деятельность и установка. М.: МГУ, 1979, 150 с.

7. Ашукин Н.С., Ашукйна М.Г. Крылатые слова. М„ 1986, 650 с.

8. Батова Н.Я., Хомская Е.Д. Нейропсихологический анализ влияния эмоционального фактора на воспроизведение словесного материала // Вопросы психологии. 1984, №3, 137 с.

9. Барт Р. Избранные работы: Семиотика, поэтика. М.,1989, 430 с.

10. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М. 1975.

11. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Наука, 1986, 307 с.

12. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета, м. . 989.

13. БЭ Библейская энциклопедия. М. «Терра» - «Терра», 1991.

14. БЭС Большой энциклопедический словарь в 2-х т., М.: Советская энциклопедия, 1991.

15. Бехтерев В.М. Избранные работы по социальной психологии. М.: Наука, 1994,499 с.

16. Богин Г.И. Субстанциональная сторона понимания текста. Тверь, 1993, 137 с.

17. Босова Л.М. Интерпретация смысла качественных прилагательных // Языковое бытие человека и этноса.: психолингвистический и когнитивный аспекты. Барнаул, 1999.

18. Брудный A.A. Понимание как философско-психологическая проблема // Вопросы философии. 1975, №10, 109-117 с.

19. Брутян Г.А. Язык и картина мира // Философские науки. 1973, № 1., 108 — 117 с.

20. Брутян Г.А. Лингвистическое моделирование деятельности и его роль в познании. // Вопросы Философии. 1972, № 10.

21. Вардомацкий А.П. Мораль как регулятивная система // Философские науки. 1988, № 10, 16-20 с.

22. Вежбицкая А. Язык, культура, понимание. М., 1996, с. 327.

23. Вилюнас В.К. Психологические механизмы мотивации человека. М.: Изд-воМГУ, 1990, 288 с.

24. Вилюнас В.К. Психология эмоциональных явлений. М.: Изд-во МГУ, 1976, 142 с.

25. Виноградов Ю.Е. Влияние аффективных следов на структуру мыслительной деятельности // Психологическое исследование интеллектуальной деятельности. М., 1979, 22-32 с.

26. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: лингвострановедение в преподавании русского языка. М.,1983.

27. Восприятие и деятельность: М.: Изд-во МГУ, 1976, с. 320.

28. Выготский Л.С. Собрание сочинений в 6-ти т.т., Т. 1, М.: Педагогика, 1987.

29. Голикова Т.А. Слово как интегративный компонент репрезентации ККМ. Автореф. дис. канд. филол. наук. Барнаул, 1997, 22 с.

30. Голосовкер Я.Э. Логика мифа, М.: Наука, 1987, с. 218.

31. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986, Вып. 16, 276-302 с.

32. Горелов И.Н. Основы психолингвистики. М., 1998.

33. Грановская P.M., Крижанская Ю.С. Творчество и преодоление стереотипов. Санкт-Петербург, 1994, 175 с.

34. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984, 400 с.

35. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х т., М., 1982.

36. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. М.,1988, Вып.23, 153-211 с.

37. Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989, с. 311.

38. Джеймс В. Многообразие религиозного опыта. Санкт-Петербург, 1993, 418 с.

39. Дмитриева Н.Л. Конвенциональный стереотип как средство регуляции восприятия вербализованного содержания. Диссерт. канд. филол. наук. Барнаул, 1996, 170 с.

40. Добрович А.Б. Общение: Наука и искусство. М.: Знание, 1978, 143 с.

41. Добрович А.Б. Фонарь Диогена. М.: Знание, 1981, с. 250.

42. Добрович А.Б. Глаза в глаза. М., 1982, 207 с.

43. Добрович А.Б. Паранойя как среда обитания // Искусство кино. 1992, №8.

44. Доминанта и условный рефлекс. М.: Наука, 1987, 175 с.

45. Дубов И.Г. Феномен менталитета // Вопросы психологии. 1993, № 5, 5-18 с.

46. Загадка человеческого понимания. М.: Политиздат, 1991, 352 с.

47. Залевская A.A. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование. Воронеж, 1990, 204 с.

48. Залевская A.A. Индивидуальное знание. Специфика и принципы функционирования. Тверь, 1992. 136 с.

49. Залевская A.A. Введение психолингвистику, М., 1999, с. 378.

50. Звегинцев В.А. Язык и знание // Вопросы философии. 1982, № 1.

51. Зинченко В.П. Миры сознания и структура сознания // Вопросы психологии. 1991, №2 , 15-36 с.

52. Зинченко В.П. Культурно-историческая психология. Вестник МГУ, Сер. 14, Психология. 1993, №2.

53. Зинченко В.П. Проблема образующих сознания в деятельностной теории психики // Вестник МУ, сер. 14, Психология, 1988, № 3.

54. Зинченко В.П. Посох Мандельштама и трубка Мамардашвили. М., 1997, 350 с.

55. Зинченко В.П. Проблема психологии развития (Читая О. Мандельштама) № 3,4,5,6 1991, 1992.

56. Знаков В.В. Понимание как проблема психологии мышления // Вопросы психологии. 1991, №1, 18-26 с.

57. Ильенков Э.В. философия и культура. М., 1991, 463 с.

58. Ильенков Э.В. Проблема идеального//Вопросы философии. 1979, №№6-7

59. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987, 262 с.

60. Караулов Ю.Н. Коробова М.Л. Языковая способность в зеркале ассоциативного поля // лонгитюдный эксперимент и интерпретация // Изв. РАН, сер. Лит. и языка., Т.52, № 2, 1993.

61. Караулов Ю.Н., Сорокин Ю.А., Тарасов И.В., Уфимцева Н.В., Черкасова Г.А. РАС. М., 1994.

62. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М., 1972.

63. Колшанский Г.В. Контекстная семантика. М.: Наука, 1980, 149 с.

64. Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. М.: Изд-во МГУ, 1971, 267 с.

65. Костомаров В.Г., Прохоров Ю.Е. Язык и культура в межкультурном общении. РАН. Россия Восток-Запад, М., 1998.

66. Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Прецедентный текст как редуцированный дискурс // Язык как творчество. М., 1996.

67. Кремнева A.B. Функционирование библейского мифа как прецедентного текста. Дис. канд.филол.наук. Барнаул,1999, 170 с.

68. Кузьменко -Наумова О.Д. Семиотика речевого воздействия. Отражение и смысл. Куйбышев, 1986, 116 с.

69. Кукушкина Е.М. Познание, язык, культура. М.: Изд-во МУ, 1984, 263 с.

70. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике, вып. 23. 1988.

71. Леви-Строс Структура мифа //Вопросы философии, 1970, №7.

72. Леонтьев A.A. Мир человека и мир языка. М.: ДЛ, 1984, 178 с.

73. Леонтьев A.A. Языковое сознание и образ мира // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М.,1993, 18-25 с.

74. Леонтьев A.A. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969, 214 с.

75. Леонтьев A.A. Психология общения. М, 1997.

76. Леонтьев A.A. Язык, деятельность, социальная память // Основы философии. Межвузовский сб. научн. трудов. Ереван, 1988, 340-345 с.

77. Леонтьев A.A. Избранные психологические произведения в 2-х т.т. М., 1983,242 с.

78. Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции, М., 1971, 1 39 с.

79. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1977, 314 с.

80. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1965, 299 с.

81. Леонтьев А.Н. Психологическая структура значения // Семантическая структура слова. М.: Наука, 1971.

82. Лихачев Д.С. Очерки по философии художественного творчества, Санкт-Петербург, 1999, 200 с.

83. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.: Изд-во МГУ. 1982, 479 с.

84. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Философия. Мифология. Культура. М.: Знание, 1991,450 с.

85. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек, текст, семиосфера, история. М., 1999, 420 с.

86. Лурия А.Р. Язык и сознание. Ростов на Дону: Изд-во Феникс, 1998, 416 с.

87. ЛЭС: Лингвистический Энциклопедический словарь, М., 1998.

88. Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. М. 1993, 61 с.

89. Мамардашвили М.К. Стрела познания. М.: Языки русской культуры. 1997.

90. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М., 1992, 414 с.

91. Мамардашвили М.К. Сознание как философская проблема // Вопросы Философии. 1990, № 10, 13-128 с.

92. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. М., 1994.

93. Мамардашвили М.К. Форма и содержание мышления. М., 1968.

94. Мамардашвили М.К. Путь к очевидности: лекции по античной философии. М, 1997.

95. Мамардашвили М.К. Мысль под запретом // ВФ. 1992, № 4-5.

96. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути: М. Пруст «В поисках утраченного времени». М., 1997.

97. Мамардашвили М.К. Беседы о мышлении // «Мысль изреченная.», М., 1992.

98. Мамардашвили М.К. Что такое сознание // ВФ. 1984, №2, 58-75 с.

99. Мамардашвили М.К. К пространственно-временной феноменологии событий. ВФ, № 1, 1994, 73-84 с.

100. Манекин Р.В. Контент-анализ как метод исследования истории мысли // Кино, 1991, № 1,28-33 с.

101. Марковина И.Ю. Влияние экстралингвистических факторов на понимание текста: Автореф. дис.канд. филол наук. М., 1982, 23 с.

102. Мартинович Г.А. Опыт комплексного исследования данных ассоциативного эксперимента // ВП, 1993, № 2, 93-99 с.

103. Мартинович Г.А. Вербальные ассоциации и организация лексикона человека// Филол. науки. 1989. № 3, 39-45 с.

104. MAC Словарь русского языка в 4 т. 2-е изд. // Под ред. А.П. Евгеньевой -М., 1981 1984.

105. Матевосян Л.Б. Стереотипное высказывание как психосоцио -лингвистический феномен // Филол. науки, 1994, № 2, 71-79 с.

106. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976, 407 с.

107. Мечковская Н.Б. Язык и религия. М., 1998, 375 с.

108. Мифы народов мира: Энциклопедия в 2 т., М., 1997.

109. Мозг и разум. М.: Наука, 1994, 175 с.

110. Морис Ч.У. Основания теории знаков//Семиотика. М., 1983.

111. Мягкова Е.Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического исследования. Воронеж: Изд-во Воронежского Ун -та, 1990, 109 с.

112. Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М.: Прометей, 1989, 284 с.

113. Никитин М.Ф. Миф в структуре сознания // Актуальные проблемы стилистики декодирования, теории интертекстуальности, семантики слова и высказывания. Спб., 1998, с. 43-54

114. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Концептуализм Абеляра. М. Гнозис, 1994, 234 с.

115. Ним Е.Г. Специфика проявления конфликтности и деструкции в религиозной жизни общества. // Автореф. дис. на соискание ученой степени кандидата социол. Наук. Барнаул, 1999, 22 с.

116. Нишанов В.К. О смысле смысла // Экспериментальный анализ смысла. Фрунзе, 1987, 10-19 с.

117. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1994.

118. Остин Дж. Слово как действие. // Новое в Зарубежной лингвистике. Вып.23, М.: Прогресс, 1984.

119. Павиленис Р.И. Проблема смысла: Современный логико философский анализ языка, М., 1983, 286 с.

120. Павиленис Р.И. Понимание речи и философия языка // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986, Вып. 17, 380 389 с.

121. Павиленис Р.И. Лингвистическая относительность и концептуальная система // Межвузовский сб. научн. трудов. Ереван, 1988, 292-299 с.

122. Петров В.В. От философии языка к философии сознания // Философия, логика, язык. М.: Прогресс , 1987.

123. Петренко В. Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во МГУ, 1988, 208 с.

124. Пищальникова В.А. Проблема смысла художественного текста. Новосибирск, 1992, 190 с.

125. Пищальникова В.А., Сорокин Ю.А. Введение в психопоэтику. Барнаул, 1993,210 с.

126. Пищальникова В.А. Доминантная эстетизированная эмоция как суггестивный компонент художественного текста // Известия АГУ № 2, Барнаул: Изд-во АГУ, 1996, 12-14 с.

127. Пищальникова В.А. Речевая деятельность как синергетическая система // Известия АГУ, № 2, Барнаул: Изд-во АГУ, 1996, 72-80 с.

128. Пищальникова В.А., Дмитриева Н.Л. Конвенциональный стереотип: сущность, структура, функционирование // Известия АГУ, № 2, Барнаул: Изд-во АГУ, 1997, 80-85 с.

129. Пищальникова В.А. Психопоэтика. Барнаул: Изд-во АГУ, 1999, 174 с.

130. Пищальникова В.А. Схемы понимания: операциональные возможности и сфера применения // Человек, текст, коммуникация. Вып. 2, Изд-во АГУ, 1997.

131. ППБЭС: Полный Православный Богословский Энциклопедический словарь. М., 1992.

132. Полищук Ю.И. Влияние деструктивных религиозных сект на психическое здоровье и личность человека // Журнал практического психолога. № 1, М., 1997.

133. ПЭП: Популярная энциклопедия. Психоанализ. М. 1998.

134. Потебня A.A. Теоретическая поэтика, М., 1-970.

135. Потебня A.A. Слово и миф. М.: Правда, 1989, 622 с.

136. Потебня A.A. Мысль и язык. Киев: СИНТО, 1993, 192 с.

137. Постовалова В.И. Лингвистическая гипотеза и ее обоснование: Автореф. дис . докт. филол.наук- 1988, 34 с.

138. Психология. Словарь. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1990.

139. Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М.: Наука 1990.

140. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1997.

141. Рыжков В.А. Регулятивная функция стереотипов // Знаковые проблемы письменной коммуникации. Куйбышев: КГПИ, 1985, 15 с.

142. Сенокосов Ю.П. Что такое сознание // ВФ. 1986, № 2, 152-159 с.

143. Словарь античности. М., 1999.

144. Словарь практического психолога М., 1998.

145. Сказание о земной жизни Богородицы. Репр. изд. Афонского русского Пантелеимоновского Монастыря 1904 г. М., 1996.

146. Сорокин Ю.А. Психолингвистический аспект изучения текста. М. 1985, 168 с.

147. Сорокин Ю.А. Этническая конфликтология. Самара, 1994, 95 с.

148. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Шахнарович А.М. Теоретические и прикладные проблемы речевой деятельности. М, 1980.

149. Спирова А. Пасха // Наука и религия, 1991 № 4, 25 с.

150. Староселец O.A. Экспериментальное исследование понимания метафоры текста: Автореф. Дис. канд. Филол. наук. Барнаул, 1997.

151. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993, 655 с.

152. Сепир Э. Новое в лингвистике. М.: Изд-во «Ин. лит-ра», Вып 1, 1960.

153. Теория речевой деятельности. М.: Наука, 1968.

154. Толковая Библия в 3-х т., Стокгольм, 1987.

155. Тресиддер Дж. Словарь символов. М., 1998

156. Угринович Д.М. Сущность первобытной мифологии и тенденции ее эволюции // ВФ. № 3, 1987, 137 с.

157. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М.: Наука, 1966.

158. Ухтомский A.A. Избранные труды. Л., 1978, 654 с.

159. Фатическое поле языка.// Межвузовский сб. научн. трудов. Пермь: Изд-во Перм. Ун-та, 1998.

160. ФастДж. Язык тела. М., 1995.

161. Философская энциклопедия. М., 1967.

162. ФЭС Философский Энциклопедический словарь. М.: Инфра, 1998.

163. Фрэзер Дж. Фольклор в ветхом завете. М.: Изд-во полит, литературы, 1990, 541 с.

164. Целикова В.В. Групповое мышление как механизм влияния на личность в деструктивном культе // Журнал практического психолога № 1, М., 1997, 98-101 с.

165. Чуприкова H.H. Слово как фактор управления в высшей нервной деятельности человека. М.: Просвещение, 1967, 320 с.

166. Чуприкова H.H. Психика и сознание как функция мозга. М.: Наука, 1985, 100 с.

167. Шварко Л.И. Особенности формирования инокультурных концептов у младших школьников в процессе изучения иностранного языка. Автореф. дис. канд. филол.наук. Барнаул, 1995.

168. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. М.: Сов. писатель, 1988 414 с.

169. ЭтнопсихолингвистикаМ.: Наука, 1988, 192 с.

170. Юнг К.Г. Сознание и бессознательное. Санкт-Петербург Москва, 1997, 420 с.

171. Яблоков И.Н. Основы религиоведения. М., 1997, 270 с.

172. Яблоков И.Н. Понятие и функции религии. Вестник МУ. Сер. 13, Востоковедение, № 4. 1992, 68 74 с.

173. Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Барнаул, 1999, 115 с.

174. СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ 1. Группы информантов (экс. 1 ступени):1. Ф филологический класс1. Ю юридический класс

175. ПГЭЛ Православный Гуманитарно-экологический лицей

176. Группы информантов (экс. 2 ступени):ф филологический факультет АГУэ экономический факультет АлтГТУт исторический факультет: теологи АГУу учителя Алтайского края

177. БДУ Барнаульское Духовное училище

178. НЦХ Новозаветная «Церковь Христа»

179. РЕХБ Рубцовские Евангельские Христиане Баптисты

180. РВШ Рубцовская Воскресная школа при храме Михаила Архангела

181. ТСМ конфессия «Свет Миру», г. Тюмень

182. Библиографические сокращения:

183. БЭ Библейская энциклопедия. М., 1991.

184. БЭС Большой энциклопедический словарь. М., 1991.

185. MAC Малый академический словарь русского языка, М. 1984.

186. МНМ Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1997.

187. ППБЭС Полный Православный Богословский Энциклопедический1. Словарь. М., 1991.

188. ПЭП Популярная энциклопедия. Психоанализ. М., 1998.1. Текстовые сокращения:1. КМ картина мира1. КС концептуальная система1. ЯКМ языковая картина мирасв. светская аудиторияр. религиозная аудитория