автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Британский социальный роман в эпоху постмодернизма

Полный текст автореферата диссертации по теме "Британский социальный роман в эпоху постмодернизма"

На правах рукописи

/4-г

НОВИКОВА Вера Григорьевна

БРИТАНСКИЙ СОЦИАЛЬНЫЙ РОМАН В ЭПОХУ ПОСТМОДЕРНИЗМА

Специальность 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья (английская)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

1 8 I'ЮЛ 2013

Нижний Новгород - 2013

005531641

005531641

Работа выполнена на кафедре зарубежной литературы Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского».

Официальные оппоненты: Анцыферова Ольга Юрьевна,

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Ивановский

государственный университет»,

зав. кафедрой зарубежной литературы факультета романо-германской филологии; Зыкова Екатерина Павловна, доктор филологических наук, профессор, Институт мировой литературы Российской Академии наук, ведущий научный сотрудник Отдела классических литератур Запада;

Сидорова Ольга Григорьевна,

доктор филологических наук, профессор, зав.кафедрой германской филологии ФГБОУ ВПО «Уральский федеральный университет»

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Казанский (Приволжский)

федеральный университет»

Защита диссертации состоится 19 сентября 2013 года в 11 часов на заседании диссертационного совета Д 212.166.02 в ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского» по адресу: 603000, г. Нижний Новгород, ул. Б.Покровская, 37.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Нижегородского государственного университета им.Н.И. Лобачевского по адресу: 603950, г. Нижний Новгород, пр. Гагарина, 23.

Автореферат разослан ^ /ОиХии^— 2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Юхнова И.С.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В диссертации исследуются в теоретическом и историко-литературном плане жанровое содержание социального романа Великобритании на рубеже ХХ-ХХ1 веков в контексте новых форм романного мышления; проблемы репрезентации социальной реальности и интерпретации истории в постмодернистском произведении; утопические модели в условиях онтологического регресса и кризиса национальной идентичности.

Исторические границы жанра социального романа традиционно определяются периодом Нового времени. Применительно к английской литературе термин «социальный роман» впервые появляется в работе французского ученого Л. Казамиана «Социальный роман в Англии» (1903) для «определения группы произведений, написанных на урбанистические и индустриальные темы и опубликованных в период между 1830-1850 гг»1. Это словосочетание удачно вобрало в себя значения принятых в самой Англии терминов «индустриальный роман» («industrial novel»), «роман проблемы» («problèmes novel»), роман «положения Англии» («Condition of England novel»), относящихся к литературе, связанной с Промышленной революцией, индустриализацией и порожденными ими социальными проблемами. В английской литературе XX веке история социального романа продолжается, включая и «социалистическую классику» 30-х годов, и произведения «рабочей («working class») темы» 60-х годов.

В широком смысле слова термин «социальный роман» относится ко всем произведениям реалистической литературы. Роман как продукт идеологии Нового времени по определению социален, так как в нем, согласно классической трактовке, частные поступки предстают как художественное освоение целостной сущности породившего этих героев общественного мира, смыслом романа становится художественное освоение общественной жизни сквозь призму индивидуальной судьбы «частного» человека. В этом плане добавление определения «социальный» к термину «роман» выглядит в достаточной мере тавтологично. Можно согласиться с давним категорическим утверждением П.А. Николаева о том, что «все романы новейшей литературы социальны»2. Современное толкование термина несколько сужает рамки: «социальный роман повествует о влиянии социальных учреждений и экономических и социально-бытовых условий на характеры и события»3.

Степень научной разработки проблемы. Хронологические границы эпохи постмодернизма определяются тремя последними десятилетиями XX века. Ф. Джеймисон называет постмодерн «периодизирующим концептом, чья функция - сополагать появление в нашей культуре новых формальных особенностей с появлением нового типа социальной жизни и нового

1 Louis Cazamian, The Social Novel in England, 1830-50: Dickens, Disraeli, Mrs. Gaskell, Kingsley, trans. Martin Fido .1903.

2 Николаев, П.А. Социальный роман//Словарь по литературоведению // http://nature.web.ru/litera/content.html

3 A Guide to the Study of Literature: A Companion Text for Core Studies 6, Landmarks of Literature, ©English Department, Brooklyn College. - 2009.

экономического порядка, того, что часто называют по-разному: модернизацией, постиндустриальным, или потребительским, обществом, обществом масс-медий или спектакля, транснациональным капитализмом»4. Начало этого периода как «позднего капитализма», по Джеймисону, относится к концу 40-х в США, концу 50-х во Франции, переходными стали шестидесятые годы. Характерные для этого времени представление о принципиальной неупорядоченности мира и соответствующие философские концепции мира как хаоса, распад философской системности, отражающийся в механизмах деконструкций, утрата веры в великие ценности прошлого в значительной степени разрушают идеи социального детерминизма и историзма. Обширный теоретический материал западноевровропейских и американских исследований в этой области обобщен в трудах И. Ильина, Н. Маньковской, И. Скоропановой5. Общая тенденция литературного процесса связана «с игровым освоением хаоса, превращением его в среду обитания человека культуры, обустройством творческой личности в определенной культурной нише»6. Знаменитая таблица различий модернизма и постмодернизма И. Хассана7, цитируемая и толкуемая сотни раз, включает в себя абсолютное большинство векторов работ, посвященной современному роману. В этом самом общем толковании тенденций литературы постмодернистского периода как будто нет места социальному роману. В то же время вне социальной проблематики оказывается невозможным изучение современного литературного процесса в Великобритании. Проблемы, имеющие значительное социальное звучание и особенно актуальные на последнем рубеже веков, оказываются в центре отечественных исследований в начале XXI века: в монографиях С.П. Толкачева «Мультикультурный контекст современного английского романа» (2003), О.Г. Сидоровой «Британский постколониальный роман последней трети XX века в контексте литературы Великобритании» (2005), Л.Ф. Хабибуллиной «Национальный миф в английской литературе второй половины XX века» (2010), О.А. Джумайло «Английский исповедально-философский роман» (2011)8.

В англоязычном литературоведении при явном интересе к викторианскому индустриальному роману редким примером обращения

4 Джеймисон Ф. Постмодернизм и общество потребления // Логос, 2000, № 4. - С . 64.

5 Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М.:Интрада, 1996; Маньковская Н.Б. "Париж со змеями" (Введение в эстетику постмодернизма). - М., 1994; Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. — СПб.: Алетейя, 2000; Маньковская Н.Б. Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. / Под ред. В.В.Бычкова.— М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003; Скоропанова И. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. - 3-е изд., изд., и доп. - М.: Флинта: Наука, 2001.

6 Маньковская Н.Б. Хронотипологические этапы развития неклассического эстетического сознания // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 1. М.: ИФ РАН, 2005. - С.68.

7 Hassan, I. The Question of Postmodernism // Romantism. Modernism, Postmodernism. - Buknell Univ. Press, 1980. - P. 123

8Толкачев С.П. Мультикультурный контекст современного английского романа. - дисс. ... доктора филол. наук : 10.01.03. - Москва, 2003; Сидорова О.Г. Британский постколониальный роман последней трети XX века. - Екатеринбург: Изд-во Уральского университета. - 2005; Хабибуллина Л.Ф. Национальный миф в русской и английской литературе / Т.Н. Бреева, Л.Ф. Хабибуллина. - Казань: Изд-во ТГГПУ, 2009; Джумайло О.А.Английский исповедально-философский роман 1980-2000. - Ростов-на-Дону: Издательство Южного федерального университета, 2011.

непосредственно к названной проблеме на современном материале является монография К. Хатчинсона «Рейганизм, тэтчеризм и социальный роман» (2008), где автор определяет социальный роман как произведение, «более или менее явно обращенное к современным социальным и политическим проблемам»9. В той или иной степени проблемы современного социального романа рассматриваются в трудах М. Брэдбери, Д. Уотсона, С. Коннора, А. Газьорека, Д. Тейлора, А. Синфилда, Ф. Тью10, как в плане соответствия реалистической традиции и отражения в романе социальных перемен, так и в ракурсе «культурных исследований».

Однако ограничение исследования жанра романа рамками социальной проблематики представляется недостаточным. Мысль о том, что «жанр в литературе Нового и Новейшего времени испытывает принципиальные трансформации под влиянием художественных методов» (Н.П. Михальская) представляется продуктивной и при изучении постмодернистского романа. Метод как философская категория обнаруживает свою принципиальную зависимость от способов восприятия и практики познания, свойственных конкретным историческим эпохам. О присущем эпохе внутреннем единстве, проявлении в единичных явлениях объективного духа времени говорил Г. Гегель, о жизнепонимании художника, отраженном в его произведении и создающем вторичную связь между произведением искусства и мировоззрением, В. Дильтей. Выражение мировоззрения присутствует в произведении искусства, определяет его внутреннюю форму. В отечественном литературоведении эта идея развивалась и в концепции творческого метода, и в трудах, связанных с исторической поэтикой. В конце 60-70-х тартуская школа предлагает свой подход. Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский разграничивают два типа культур: одни ориентированы главным образом на план выражения (средневековье, классицизм, барокко), другие - на план содержания (Просвещение, реализм). В 70-80-е Д.С. Лихачев предлагает свое понимание стиля эпохи в его историко-теоретическом значении11. Особенно актуализируются исследования типа мышления в конце 80-х- 90-х гг., что, на наш взгляд, свидетельствует о потребности осмысления его изменений, произошедших в ближайшие к этому времени предшествующие десятилетия. Авторы «Исторической поэтики» заявляют, что «авторское мировидение диктует особое эстетическое отношение к действительности, способ ее постижения и отражения, диктует саму "художественную доминанту", организующую "поэтику произведения в целом»12. Создатели обширного коллективного

9 Hutchinson С. Reaganism, Thatcherism and the Social Novel. - Palgrave Macmillan, 2008.

10 Bradbury, M. The modern British novel [Study of British fiction, 1876-present]. - London: Seeker & Warburg, 1993, 2001; Connor S. The English Novel in History 1950-1995. - London and New York: Routledge, 1996; Gasiorek A. Post-war British fiction. Realism and after. - L.: 1995; Sinfield A. Literature, Politics and Culture in Postwar Britain.- London and Atlantic Highlands, NJ: Athlone Press, 1997; Tew. Ph. The Contemporary British Novel. - London: Continuum, 2000.

11 Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили. - Л.: Наука, 1973.; Лихачев Д. С. Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей. - Л.: Наука, 1982.

12 Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания: М.: Наследие, 1994. -С.28.

труда «Художественные модели мира» природу художественного феномена «синтеза искусств», «характерного для всех регионов и эпох развития человеческой культуры», ищут в «философско-мировоззренческих категориях, отражающих наиболее существенные черты своего времени и национальной культуры и выражающих специфическое понимание системы мироздания»13.

Подобный подход к социальному роману особенно важен в плане сопоставления мышления Нового времени (модерна), так эта жанровая форма - продукт идеологии индустриальной эпохи, и постмодерна, где эта форма претерпевает столь же существенные изменения, что и остальные явления искусства.

Актуальность работы определяется необходимостью системного научного изучения социального содержания произведений, созданных в постмодернистскую эпоху. В общетеоретическом плане проблема исследования взаимодействия историко-культурного и художественного сознаний является одной из наиболее значимых в современном отечественном и зарубежном литературоведении. Актуальность исследования связана с необходимостью изучения особенностей литературного процесса в Великобритании, для которого на рубеже ХХ-ХХ1 веков характерно традиционное тяготение к художественному изображению социальных проблем. Актуально исследование своеобразия английской литературной критики, выражающегося в ее социологизированности и стремлении объяснить социальными факторами многообразие как традиционных, так и экспериментальных романных форм, саму жанровую специфику, ее соответствующее идеологическое наполнение. Исследование «памяти» одного из самых значимых жанров эпохи модерна в постмодернистский период позволяет еще раз обратиться к дискуссии по поводу характеристики современного общества, определяемого или как последний этап. «проекта модерна», или принципиально иной в своих характеристиках.

Новизна работы связана с ее предметом и методологией, так как это первое в отечественном литературоведении системное научное освещение современного британского романа рубежа эпох с целью выявления тех особенностей художественного осмысления взаимоотношений человека и общества, которые определяются спецификой как постиндустриальной цивилизации, так и порожденного ею постмодернистского мироощущения. В работе впервые выявлены основные закономерности развития социального романа в английской литературе XIX - XX века в контексте традиции XVIII века; предлагается периодизация английской литературной критики в послевоенный период; разработана жанровая классификация романа-биографии; в научный оборот вводится новый теоретический и литературно-критический материал, малоизвестные или не переведенные на русский язык

" Толстой В.П. Заключение // Художественные модели мироздания: М., Наука, 1999. - С.327-333.

4

произведения; британский социальный роман включен в социологический, этико-философский и естественно-научный контекст.

Объектом исследования являются романы Д. Барнса, М. Брэдбери, М. Эмиса, Г. Свифта, И. Бэнкса, П. Акройда, Б. Элтона, У. Бойда, П. Баркер, Т. Лотта, Д. Кинга, Н. Хорнби, Д. Бойна, М. Муркока. К. Фаулера. Стремление к возможно более полному изучению влияния постмодернистского мышления на социальный роман потребовало обращения не только к произведениям признанных авторов, но и к менее заметным, представляющим скорее массовую литературу.

Предметом исследования является жанровое содержание романов, созданных британскими авторами в постмодернистский период, специфика форм отражения социальной реальности, художественное воплощение современных идеологических систем.

Целью исследования является трансформация жанрового содержания традиционного социального романа под влиянием радикальных изменений самого типа мышления. Исходным методологическим положением для данного исследования является идея о существовании определяющего для каждой эпохи типа мышления, объединяющего научный, художественный и обыденный методы «way of thinking». Задачи исследования

1. Раскрыть содержательные доминанты жанра «социальный роман», проследив процесс его эволюции от XVIII века до первой половины XX века.

2. Выявить основные тенденции в современных англоязычных исследованиях в их соотнесенности с проблемами социальности литературы.

3. Исследовать британский роман эпохи постмодернизма в плане репрезентации в нем социальной реальности и взаимоотношений личности и общества.

4. Определить специфику художественного времени в современном британском романе. Проанализировать влияние современных философско-эстетических представлений об историческом процессе и перспективах исторического развития на жанровое содержание социального романа.

Теоретический и методологический фундамент исследования

обусловлен его целью и задачами.

Теоретико-методологической базой исследования стали труды, посвященные проблемам жанра романа, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Д.В. Затонского, Л.В. Чернец, А.Я. Эсалнек, П.А. Николаева, а также работы, связанные с фундаментальными проблемами английского реалистического романа, В.В. Ивашевой, Н.П. Михальской, Г.В. Аникина, Б.М. Проскурнина , Т.Л. Селитриной, H.A. Соловьевой, И.О. Шайтанова, И.А.Влодавской, А. Кеттла, К. Ливис и Ф. Ливиса, Д. Оруэлла, Р. Уильямса, статьи Е. Зиммермана, И. Хейнвуда, Д. Чайлдерса, Э. Райта, Т. Кури, М. Шерборна. Важное значение для изучения современного английского романа имеют

труды Е.Ю. Гениевой, O.A. Джумайло, Т.Н. Красавченко, И.В. Кабановой, Н.Г. Владимировой, О.Г. Сидоровой, С.Н. Филюшкиной, С.П. Толкачева, Л.Ф. Хабибуллиной, А.П. Саруханян, Л.Г. Андреева, О.Ю. Анцыферовой, Т. Бенедиктовой, A.M. Люксембург, О. Легг, А.Синфилда, Д.Браннигана, М.Брэдбери, Д.Лоджа, К.Хьюитт.

По проблемам специфики постмодернистского мышления и поэтики использовались труды Ф. Лиотара, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ж. Бодрийара, Р. Барта, Ю. Кристевой, М. Фуко, Ф. Джеймисона, И.Хассана, Л.Хатчеон фундаментальные исследования в этой области И.П. Ильина, Г.К. Косикова, Н.Б. Маньковской, И. С. Скоропановой, А. Андреева, A.A. Грицанова, М.А. Можейко, Е.Ю. Андреевой, а также статьи Д.В. Затонского, A.M. Зверева, А. Якимовича, А. Гениса, М. Эпштейна, В. Курицына, М. Липовецкого. С. Зенкина. Важны для теоретической обоснованности работы труды Ф. Ливиса, Б. Макхейла, Р. Барта, Л. Боноли, Р. Коллингвуда, Т. Лукмана и Б. Бергера, Дж. Уорнока, П. Хакера, Р. Тарнаса. В. Шмида, Ч. Миллса, Д. Эллиса, Ф. Уэбстера, Г. Дебора, Д. Фиске, Н. Певзнера, П. Брука, Г. Башляра, Л.А. Асланова, И.К.Кузьмичева, Н.Л. Лейдермана, С.М. Петрова, Л. Гинзбург, H.A. Шогенцуговой, Н.Т. Пахсарьян, С.Н. Бройтмана, В.П. Руднева, А. Макушинского. С. Никоненко, Б.Ю. Кагарлицкого, И. Пригожина, Л. Черногора. В связи с проблемами современного британского литературоведения привлекались исследования У. Аллена, Э. Томпсона, Р. Уильямса, С. Холла, Р. Хоггарта, Э. Истхоупа, А. Синфилда, Т. Иглтона, К. Белей, С. Коннора, X. Уайта, М. Брэдбери, Д. Лоджа, Ф. Тью, Д. Тэйлора. П. Макра, К. Брук-Роуз, А. Газьорека.

В работе используются сравнительно-типологический и социокультурный методы.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что расширены представления о жанровых возможностях романа в период постмодернизма; охарактеризованы основные тенденции развития литературы Великобритании в конце XX века; осмыслена специфика репрезентации реальности и личности в современном романе; показаны особенности художественного времени и выявлены формы отражения исторического процесса. Изучение функционирования социального романа в парадигме постнеклассического мышления открывает новые возможности теоретического осмысления постмодернистской литературы в целом, а также позволяет осознать специфику ее развития в Великобритании. В диссертации разработана методика анализа произведений современных британских авторов, позволяющая углубить представление об отражении в художественном сознании постнеклассического мышления.

Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в вузовских курсах «История зарубежной литературы», «Теория литературы», а также при разработке спецкурсов, учебно-методических пособий по проблемам современной литературы. Введенный в научный оборот теоретический и литературно-критический материал, не известный в России, может быть

использован при изучении курса «История литературной критики», а также при составлении комментариев к произведениям современной литературы Великобритании, в переводческой практике.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В Великобритании формирование и расцвет жанра социального романа относится к XIX веку. Жанровые формы «индустриального романа», романа проблемы и «condition of England», социально-политического, социально-психологического, романа «среды и характеров» являются модификациями инварианта «социального романа», который вплоть до середины XX века является реалистическим в классическом смысле термина.

2. Парадигма жанрового содержания всех названных модификаций обоснована двумя основными дискурсами английского общественно-культурного сознания ХУШ века: собственности («discourse of property») и морального смысла («discourse of moral sense») - и дополнившим их в XIX веке социалистическим дискурсом. В этой парадигме социальный роман развивается и в XX столетии, с особенным вниманием к проблемам рабочего класса и классового сознания как такового, в том числе в послевоенном «рабочем романе» 50-60-х годов. Мощная нравственная традиция социального романа, определяющая читательские ожидания и писательские интенции, не утрачивается в эпоху постмодернизма.

3. Во второй половине XX века выделяются два периода социокультурного развития Великобритании: первый - послевоенные годы с 1945 по 60-е, второй - последние три десятилетия века - 70-90-е. Социальная динамика находит отражение в теории и критике, которая в Великобритании отличается «социологической ангажированностью». Первые послевоенные десятилетия отличаются позитивными социальными ожиданиями, формулирующимися в духе индустриального времени в дискурсах морального смысла и социализма: образование, социальные программы, переход частной собственности в государственную, что находит отражение в теоретическом осмыслении классовых проблем в литературе, декларации определяющей роли университетских интеллектуалов в процессе формировании общественных ценностных ориентиров. В «постмодернистические» десятилетия века британские исследования разрабатывают идеи мультикультурализма, сосуществования множества знаковых идеологических систем, фиксируют многообразие форм в литературе, однако сохраняют преимущественный интерес к социальному содержанию. Постмодернистский социальный роман испытывает заметное влияние «социологически ангажированной» теоретической рефлексии.

4. Постмодернистский художественный тип мышления основан на представлении о мире как совокупности множащихся реальностей, каждая из которых сконструированный и подтвержденный ежедневным социальным взаимодействием продукт. Социальная реальность воспринимается как вымышленная конструкция. Фундаментальное противоречие эпохи основано на том, что реальность зависит от творческой активности человека, однако сознание сегодняшнего индивида культивирует элементы обыденного,

нивелируется под уровень обыденности. «Действительность» как реальность не только вещей, но и идей, целей, идеалов, знания, общественных институтов, то есть включающая в себя идеальное, принявшее материальный характер в виде продуктов интеллектуальной деятельности не исчезает совсем, но все больше теряет «усложненные интеллектом» ценности, оставляя лишь элементарные конструкции «повседневности».

5. В эпоху постмодернизма британские писатели создают панораму торгующей цивилизации пост-«позднего капитализма». Самодостаточность личности классического социального романа сменяется ее самосконструированностью в духе социологических и психологических исследований. Интеллектуал как социальная фигура, определяющая общественное самосознание вплоть до конца 60-х гг, становится симулякром, стремительно теряя свою позиции. Общество потребления превращается в «общество зрелищ» - имитаций реальной жизни, в том числе телевизионных программ, в совокупности создающих повседневную реальность для массового потребителя.

6. Герой, пытающийся разместить «реальнейшее своего сознания» в мире, состоящем из множества реальностей, определяет специфику современного социального романа. Ранний постмодерн 60-х говорит только об изменчивости (протеизме) как важнейшем качестве, о революционных (радикальных) изменениях как о необходимых. Позднее актуальным становится осмысление недерминированности результатов социального действия. Стремление личности к осознанной модели поведения и стиля жизни, темы роли, маски находят выражение в последовательном стремлении авторов к театральности. Специфика постмодернистской ситуации, провоцирующая модус театральности, заключается в том, что само социальное пространство становится «пустым». В нем нет организующего смыслового центра, есть рынок товаров, к которым не относятся как этические, так и эстетические категории. Эта освоенная социальным реализмом уже в XIX веке истина оказалась актуальной и в конце XX века с тем отличием, что играющие герои заполняют зияющие пустоты своими смыслами, создавая свои «самоорганизующиеся системы», свои модели повседневности, основанные как на гуманитарном, так и естественнонаучном знании.

7. «Индустриальный» роман художественно осмысляет попытку возрождения викторианского синтеза дискурсов собственности и морали, предпринятую правительством М. Тэтчер, и доказывает, что философия собственничества оказывается несовместимой с традиционной моралью и в конце XX века. Более того, «обывательское варварство» эпохи тэтчеризма разрушает нравственные традиции более, чем предшествующие мировые войны. «Футбольный роман» показывает механизм этого разрушения и его результаты.

8. В традиционном представлении существует противопоставление последовательности времени и одновременности пространства. Одним из существенно важных отличий неклассического мышления является

«опространствливание времени», что означает присутствие всех элементов прошлого в моменте «сейчас», в противоположность «линейному» развертыванию этих элементов в классическом мышлении. Постмодернистский хронотоп представляет собой замкнутое пространство прошлого и настоящего, что соответствует представлению современной социологии об «остановке истории», которая произошла в годы Второй мировой войны. Писатели Великобритании в конце столетия активно осваивали «пространство памяти», что выдвинуло на первый план жанр биографии (автобиографии, мемуаров). Постоянно демонстрируемая потребность действующих лиц определить свое место в истории позволило рассмотреть эти произведения как варианты социального романа.

9. Замкнутость хронотопа отражает главную проблему современности -принципиальное отсутствие оптимальных социальных моделей будущего.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах на международных, всероссийских, межвузовских научных конференциях в период с 1998-го по 2012 годы, в том числе: Международной научной конференции «Романтизм и его исторические судьбы» (VII Гуляевские чтения) (ТГУ, Тверь, 1998); X (НПГУ, НЛГУ, Нижний Новгород, 2000), XVII (ОГУ, Орел, 2007), XX (УФГУ, Екатеринбург, 2011), XXI (СмолГУ, Смоленск, 2012), XXII (МЛГУ, Минск, 2012) международных научных конференциях Российской ассоциации преподавателей английской литературы; Грехнёвских чтениях (ННГУ, Нижний Новгород, 2000, 2001, 2003, 2005, 2006, 2008, 2010, 2012), Международном научном симпозиуме «Восьмые Лафонтеновские чтения» (СПГУ, Санк-Петербург, 2002); научно-практических конференциях «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (МПГУ, Москва, 2005, 2007); Пуришевских чтениях (МПГУ, Москва, 2002, 2007); Всероссийской научной конференции «Филологический анализ текста: концептуальность и аналитизм» (МГПИ, Йошкар-Ола, 2006); международной научной конференции «Синтез документального и художественного в литературе и искусстве» (ТГГПУ, Казань, 2006, 2008, 2012); Международной научной конференции «Русская словесность в контексте мировой культуры» (ННГУ, Нижний Новгород, 2007); Поволжском научно-практическом семинаре по проблемам преподавания и изучения дисциплин классического цикла (ННГУ, Нижний Новгород, 2006, 2007, 2011); конференции «Феномен заглавия как объект изучения различных гуманитарных наук» (РГГУ, Москва, 2010); Международной научной конференции «Язык, литература и культура на рубеже XX-XXI веков». (ННГУ. Нижний Новгород, 2011); III Всероссийской научной конференции памяти Л.Г. Андреева «Лики XX века. Литература и война» (МГУ им. М.В. Ломоносова, 2012). Основные положения и концепция исследования обсуждались на кафедре зарубежной литературы Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского. Содержание диссертации представлено в монографии «Британский социальный роман в эпоху постмодернизма» и ряде статей.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, насчитывающего 452 наименования. Общий объем диссертации - 436 с.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дано обоснование темы работы, ее актуальности и новизны, намечены методологические принципы и задачи исследования.

В первой главе «Moral sense» в социальном контексте: генезис социального романа в Великобритании и современные исследования» рассматриваются жанровые доминанты английского социального романа.

В первом разделе «Основные дискурсы английского романа» представлены этапы формирования жанрового содержания социального романа в Великобритании. Доминанты жанра складываются в парадигме национального самосознания XVIII века. Интерес к социальному окружению как определяющему индивидуальные качества личности, их формирование и трансформацию возникает одновременно с появлением буржуазности. Естественно-правовая концепция определяется правом собственности, которое, в формулировке Д. Локка, обозначает статус личности: «Великой и главной целью объединения людей в государства и передачи ими себя под власть правительства является сохранение ими собственности»14. Право на собственность имеет такое же значение, как право на жизнь и право на свободу, так как посредством собственности субъект конституирует себя в качестве признанного члена человеческого общества. Частная собственность становится доминирующим дискурсом английского Нового времени. В «discourse of property» формируется понимание «индивидуализма» как самостоятельности и самоценности личности, отражающее дух Просвещения, и сам он становится сверхиндивидуальной ценностью, вне которого нельзя прочитать историю будущего социального романа. В этой связи становится отчетливым конфликт аксиологий собственности и нравственности. Попытка его разрешения имеет свою национальную специфику, базирующуюся на здравом смысле. Философы Шефстбери, Юм, Локк полагают, что нравственность заключается в сбалансированном соотношении общественных и эгоистических наклонностей. Источником морали и главной моральной способностью может быть только особое моральное чувство (moral sense), дополненное здравым смыслом (common sense) как единственным имманентным законом человеческого существования и поэтому непосредственно доступным каждому, кто обладает разумом. Национальная потребность в активной выработке определенных норм личности, ее поведения находит выражение в литературном творчестве. Особое место занимает жанр проповеди, который С. Джонсон определяет как "discourse of instruction" (поучительная беседа) и границы которого тесно соприкасаются с жанром эссе. Жанр эссе, ориентированный на образ индивидуального сознания, вносит свой вклад в

14 Локк Дж. Избранные философские произведения: В 2 т. - М.: Наука, 1980. - С.72.

10

становление интереса к социальности и в ее осмысление. Влияние и широкое распространение эссеистики обусловлено становлением новой читающей публики. Значительный круг читателей, в первую очередь, быстро растущего среднего класса, обращается к английской нравоописательной и нравовоспитывающей периодике, традицию которой основывают Д. Аддисон, Р. Стиль, Г. Филдинг. Эссеистика повлияла на саму тенденцию изображать нравы и, главное, их воспитывать в духе последовательного напоминания тех правил, которые должны быть присущи личности. Эссеистика разработала принципы художественного сочетания двух основных дискурсов английского Нового времени.

Культивируется мораль среднего класса: добродетели - бережливость, умеренность, прилежание, семейные ценности становятся основой буржуазной этики, сохраняющей свое значение вплоть до конца викторианства. Это этика среднего класса, чаще всего торгующего. Жанр романа оказывается в Англии культурным выражением растущего среднего класса пуританских торговцев. К.Д. Ливис рассматривает английский роман как явление протестантской культуры. Его постоянными качествами она считает «изначальную моральность» (но не морализаторство) и реализм15. Естественно в этой связи появление романа воспитания, который станет особенностью викторианской и последующей прозы Британии. Роман воспитания как повествование о том периоде в жизни человека, когда он обретает необходимые для жизни в социуме моральные принципы и навыки поведения, станет наиболее адекватным для традиции морального дискурса и потому востребованным жанром в XIX веке.

К концу восемнадцатого столетия в Англии стали ощутимы последствия Промышленной революции. На этом фоне появляется якобинский роман, который впервые дает представление об историзме, ставшем важным элементом мироощущения будущих авторов социального реализма. В середине 30-х годов XIX века страна оказалась в ситуации экономической депрессии, когда увеличивалось экономическое и социальное расстояние между богатыми и бедными, стали ощутимыми другие вредные воздействиями индустриализации. Тогда и появляется жанр индустриального романа, а одновременно с ним и роман «Condition of England», которые должны были представить среднему классу физические и моральные условия существования городского рабочего класса (произведения Б. Дизраэли, Ч. Кингсли, Э. Гаскелл, Ш. Бронте, Ч. Диккенса). Эти повествования парадоксальным образом первоначально ассоциировались с сенсационным романом, так как рассказывали об экзотических для читателя условиях жизни, предлагали неожиданные сюжеты и образы. Главной задачей авторов было вызвать сострадание к несчастным людям и побудить к каким-либо действиям. Изображение ужасающих условий жизни рабочих делает романы яркими социальными документами, социальный роман все больше становится литературным средством протеста и создает картину

15 Leavis Q. D. Collected Essays. - Cambridge: Cambridge University Press, 1984.

11

общественных отношений своего времени. К викторианской эпохе относится расцвет социального романа как инварианта и появление его разнообразных вариантов: политического, социально-криминального (ньюгетского), романа среды и характеров, социально-психологического. В связи с жанром социального романа формируется реалистический метод, что позволяет воспринимать термины «реализм» и «роман» как синонимы.

Социальный критицизм XIX века в Англии органично сплетается с идеями социализма именно потому, что и теоретическая, и художественная рефлексия уже более столетия пытаются синтезировать дискурсы собственности и морали. Социалистические идеи, имеющие в Англии давнюю традицию, берущую начало в «Утопии» Т. Мора, определяют одну из главных тенденций движения общественно-политической мысли страны. Историко-философская концепция «феодального социализма» (термин К. Маркса), разработанная Т. Карлейлем, сформировалась в воззрениях «Молодой Англии», группы тори-аристократов с центральной фигурой Дизраэли, нашла свое отражение в романах последнего. В 1880-90-е годы возникают социалистические организации на основе массового рабочего движения. В 1884 году было основано «Фабианское общество», цели которого определялись как демократические и социалистические, а функции - как деятельность, призванная сориентировать своих соотечественников к пересмотру конституции и реорганизовать производство «социалистическим способом». Конечной целью фабианцев становится отказ от личной и классовой собственности. Социалистический строй должен «взращиваться» постепенно, поклонение собственности должно отмирать неторопливым естественным путем - эти идеи фабианцев постепенно стали частью английского общественного сознания, они - естественная составляющая комплекса этических представлений английского общества XIX века, основанного на идее благополучного поступательного развития общества.

Социалистический дискурс становится доминирующим и в художественном сознании на рубеже веков. Органичная связь социалистической идеи с основами национального характера, сформированного дискурсом морали, обнаруживается не только в реалистическом романе, но и в среде прерафаэлитов (роман У. Морриса «Вести ниоткуда» и его же стихотворный цикл «Песни социалистов»), и в движении эстетизма (трактат «Душа человека при социализме» О. Уальйда). Формулировку О. Уайльда: «Социализм, коммунизм, как бы мы его не называли, превращая частную собственность в общественное богатство и заменяя соревнование сотрудничеством, превратит общество в здоровую организацию и обеспечит материальный достаток каждому члену общества»16 — можно рассматривать как программную в контексте английской литературы не только рубежа веков, но и XX века. Укрупнение с помощью фантастической образности социальных пороков, напоминающее о традиции социальной сатиры Свифта, позволяет Г. Уэллсу создать целый ряд

16 Уайльд О. Душа человека при социализме / Пер. В.Постникова / http://www.proza.ru/2008/01/08/25

12

произведений, предлагающих утопические и прогностические конструкции. Признание социализма наиболее перспективной в истории идеей получает развитие в первые десятилетия XX века как в теоретических работах Р. Фокса, К. Кодуэлла, так и в романах, написанных самими рабочими. «Классикой лейбористского движения» становятся произведения Р. Трессела. Романы Ш. О'Кейси, Л.Г. Гиббона, Дж. Линдсея, Д. Оруэлла отражают влияние социалистических идей. С этой традицией, в частности, связана и русская социалистическая тема. После 1917 года она никогда не исчезала, более или менее явно присутствовала в произведениях многих авторов. Даже разочарование, столь явно представленное в антиутопии Оруэлла «1984», не истребило это внимание.

Социальная обстановка в 50-60-е годы в Англии способствует новому интересу к социальности и социализму. Программа партии, победившей на первых послевоенных выборах с ее главной задачей - построением социалистической страны, дальнейшие события, в том числе в шестидесятые годы - все это способствует этому интересу. Заметным явлением 50-70-х годов становится литература рабочей темы (Стэн Барстоу, Сид Чаплин, Дэвид Стори, Реймонд Уильяме, Брайан Олмонд, Мэлвин Брэгг). Романы «В субботу вечером и в воскресенье утром» (1958) Алана Силлитоу и его же «Ключ от двери» («1961) стали символом целой эпохи 50-60-х гг. Критика рассматривает их как «правдивый голос пролетарского чувства». То, что рабочий роман стал признанным в обществе главным явлением не только литературного процесса 50-60-х, но и культурной ситуации в целом, несомненно, свидетельствует о настроениях общества того времени.

Новый значительный импульс получает социально-психологический роман, сохранивший доминирующие позиции в литературном потоке и в 40-е, и в послевоенные годы. Романы С. Моэма, Дж.Б. Пристли, Д. Кэри, Ч.П. Сноу, А. Кронина и десятки произведений других авторов свидетельствуют о неуклонном стремлении описывать «среду и характеры», «condition of England» с целью поиска оптимальных в моральном отношении выходов из сложившихся социальных проблем. Эти произведения отвечают несколько суженному, но часто употребительному пониманию социального романа как повествования, сосредоточенного на разнообразных вариантах поведения, принятого в каждом данном обществе, и на том, как поступки персонажей отвечают или противоречат ценностным установкам данного общества.

Жанр романа, явившийся специфическим явлением Нового времени, сохранил свое влияние вплоть до начала 70-х годов. При этом доминанты жанра социального романа оказались весьма продуктивными, породили целый ряд жанровых форм. Национальным отличием английского социального романа явилось сочетание в нем специфических дискурсов собственности и морали, сформированных в общественном сознании XVIII века, и дискурса социализма.

Во втором разделе «Социологическая ангажированность английской послевоенной критики» рассматриваются два периода. Первый из них (50-60-е годы), наступивший непосредственно после войны, принято

называть периодом welfare state, когда государственная политика была направлена на социальное обеспечение граждан «от колыбели до могилы». Общеевропейское послевоенное тяготение к социальному государству в Великобритании объединяло население, включая и средний, и рабочий классы, с правящей партией. Этот фактор нельзя недооценивать. Социалистическая идея, которая культивировалась общественным сознанием более столетия, находит теперь уже и государственную поддержку. Особенно важным социальным явлением становятся новые программы образования, в результате которых высшее образование становится более доступным. Значительно увеличивается общее количество людей, связанных с умственным трудом. Это новое для Великобритании явление в совокупности с возросшим благосостоянием рабочих, получивших значительную социальную помощь, оказывается поводом для общего позитивного пафоса этого времени. «Умеренный демократический социализм» в целом стал той почвой, которая питала оптимизм всех видов гуманитарных исследований, обуславливала повышенный интерес к социальным проблемам, в том числе и в литературной критике. Приоритеты исследований определяет социокультурное направление, основателем которого становится Ф.Р. Ливис (1895-1978), представитель старшего поколения. Уже в 1930 году он пишет о стандартизации и технологизации продуктов массовой культуры, формирующих американизированный тип массового сознания в «Массовой цивилизации и культуре меньшинства»17. Он полагает, что только в здоровом государстве культуры можно «оставить» гражданина, чтобы его сформировала подсознательно окружающая среда. В остальных случаях человек должен быть обучен, чтобы «отличать и сопротивляться». «Критическая привычка», т.е. критическое понимание окружающей культурной среды, должна быть систематически внушаема. Гуманитарная интеллигенция и университеты как центры культуры должны осознавать свою миссию. Эту мысль он будет отстаивать на протяжении своей жизни, она станет основой «ливисизма», определяющего дальнейшее развитие не только литературной теории, но и общее направление гуманитарной мысли Великобритании. Они стали как бы последним импульсом идей «проекта Просвещения», идей морального смысла, который должен постоянно вырабатываться и поддерживаться университетами - средоточием интеллектуальных сил.

50-60-е годы характеризуются в основном разработкой идей «ранних новых левых». А. Синфилд справедливо рассматривает в качестве «главных потоков», которые питали британских левых, «сознание рабочего класса, классический английский либерализм и моральный-эстетический критицизм»18. А. Мердок, один из авторов программного сборника «Conviction» (1958), призывала к созданию литературной теории, основанной на всестороннем анализе текущей социальной ситуации в духе новых левых.

17 Leavis F.R. Mass Civilisation and Minority of Culture. - Cambridge: Cambridge, 1930.- P. 2.

18 Sinfield A. Literature, Politics and Culture in Postwar Britain.- London and Atlantic Highlands, NJ: Athlone Press, 1997.-P. 42

Она обращается к формам пролетарской коллективной культуры как носителям социалистических идеалов. Социалистический гуманизм Э. Томпсона предлагает концепцию «истории снизу». Томпсон настаивает на изучении разнообразных документальных материалов, способствующих выявлению состояния сознания и характера повседневной жизни. Деятельность сформировавшихся в среде ранних новых левых представителей социокультурной критики проходит в соотнесенности с неомарксизмом. Последователи Ф. Ливиса Р. Уильяме и Р. Хоггарт оказались уже больше социологами и культурологами, чем литературоведами. В книге «О пользе грамотности: Некоторые стороны жизни английского рабочего класса» (1957), работах, опубликованных в 60-е годы, Хоггарт приходит к выводу о том, что формируется новая культура. Он переосмысляет идеи Ливиса о культурном меньшинстве и противопоставленной ему деградирующей массе. Культура является результатом работы и усилий не группы интеллектуалов, а значимым социальным феноменом, который включает в себя всю совокупность культурных институтов. Формы массовой культуры имеют потенциал, который необходимо исследовать методами всех гуманитарных наук. В 1964 году под руководством Хоггарта начинает работать Бирмингемский центр «Культурных исследований». «Объектом для изучения «cultural studies» является социальная жизнь в субъективных формах, т.е. культура начинает исследоваться как работа по производству сознания, тех субъективных форм, в которые мы облекаем нашу жизнь, что и называется социальной реальностью». Преимущественный интерес культурных исследований вплоть до 80-х сосредоточен на классовых проблемах культуры. Термин «класс» до конца века остается одним из ключевых концептов английской литературной критики. Тяготение к осмыслению литературы как явления культуры, имеющего непосредственное отношение к социальности, не является прерогативой лишь радикального мышления. Об этом свидетельствует книга М. Брэдбери «Социальный контекст современной английской литературы» (1971). Брэдбери утверждает, что литературное произведение обычно анализируется как текст, имея в виду основное направление современных ему исследований. Но «литература - это социальный продукт и должна быть исследована как таковой»19.

Революционность исследований первого послевоенного периода заключается в новом взгляде на класс рабочих, на повседневность, на роль массовой культуры и литературы.

В семидесятые годы начинаются заметные изменения в социальной жизни, связанные с резким падением экономики, кризисом социального государства и резким переходом к политике «тэтчеризма». Последний охватывает не только все восьмидесятые - период правления М.Тэтчер, - но и последующие девяностые годы. Практически весь период постмодернизма приходится в Великобритании на время «обывательского варварства». Постепенно меняется представление о роли самой культуры, которая все

19 Bradbury M. The social context of modern English literature.- Oxford: Blackwell, 1971.- P. 11

15

больше рассматривается как манипулятор, меняющий отношения базиса и надстройки. Отсюда возрастающий интерес к роли языка, дискурсивным практикам, медиа средствам. Этот интерес не является прерогативой английской критики, напротив, он становится симптомом, показателем тех глубинных процессов, которые на рубеже 60-70-х представили уже принципиально новый, постнеклассический тип мышления, названный постмодерном. Центром британских исследований становятся проблемы идеологии. Альтюссеровские идеи в совокупности с «лингвистическим поворотом» (концептуализацией культуры и общественного сознания по модели языка или дискурса), определившим специфику этого периода теоретической рефлексии, позволяют Д. Лэррейну, Г. Маклеллану, Т. Иглтону, Дж. Томпсону создать новую теорию идеологии, согласно которой ее следует определять не как специфическую форму общественного сознания или класс культурных представлений, а как дискурсивный эффект, реализуемый через разного рода символические конструкты.20. Неомарксистское понятие идеологии служит основным концептуальным средством в конкретных исследованиях массовой культуры и средств массовой коммуникации и в культурных исследованиях второго периода.

Интерес к роману как жанру с социальным содержанием можно определить как преимущественно британское явление. Вторая половина века в этом смысле открывается работами У. Аллена, чьим методологическим принципом является социально-исторический анализ литературного произведения.. В течение всех послевоенных лет методы британской критики были отчетливо социологированы в своем магистральном направлении. Нельзя смешивать методологию исследований с самим литературным произведением, но можно предположить влияние мощного социологического, не в последнюю очередь, неомарксистского литературоведения на литературный процесс в Великобритании. И сам этот процесс невозможно анализировать, не обращаясь к тем методам, в контексте которых и появились эти произведения. В указанном историко-литературном, теоретическом и социокультурном контекстах понятно, почему А. Газьорек полагает нерасторжимой связь между жанром романа с реализмом и либеральной идеологией. Он ссылается на Оруэлла, Стейнера, Лоджа, в разные времена связывавшие реализм романа с либерализмом, но этот ряд имен можно значительно расширить. Ряд «реализм» - «роман» -«либерализм» практически синонимичен в британских исследованиях, это уже не теория, а генетически унаследованное новыми поколениями писателей чувство. В «горизонте читательских ожиданий» в этой стране роман всегда связан с социальным началом.

20 Eagleton, T. Ideology: Introduction. -London: Verso, 1991 ; Larrain, J. The Concept of Ideology. - London: Hutchinson, 1979. -.; MacLellan G. Ideology. Milton Keynes: Open University, 1995; Thompson J. Ideology and Modem Culture: Critical Social Theory in the Era of Mass Communications. - Oxford: Polity Press, 1992; Thompson J. Studies in the Theory of Ideology. -Cambridge: Polity Press , 1984.

Вторая глава «Человек в торгующем мире» посвящена репрезентации социальной реальности в произведениях британских авторов в плане проблемы взаимозависимости человека и общества.

2.1. «Концепция реальности в поэтике постмодернизма». Проблема отражения социальной реальности в произведениях, созданных во второй половине XX века и особенно в последние три десятилетия, связана с проблемами возможности существования реализма как, во-первых, имманентного искусству метода отражения объективной реальности и, во-вторых, как отражения объективной истины. В традиционной эстетике положительно рассматривались два вопроса: онтологический (существует ли объективная действительность?) и эпистемологический (способно ли искусство отражать социальную реальность?). При этом реальность полагалась как единственно возможная, обладающая определенным набором характеристик. Фундаментальным отличием постмодернизма является то, что в его мировоззрении отсутствует «объективная реальность». В формулировке Д. Эллиса, «сама проблема реальности исчезает, а вместе с ней исчезает и общий субстрат человеческого опыта, заменяясь множеством знаково-произвольных и относительных картин мира»21. Постнеклассический способ мышления оказался сформированным нелинейной парадигмой, основанной на представлении о нелинейности как универсальном и фундаментальном свойстве мира. В наиболее общем виде переход к нелинейному мышлению означает признание не единой упорядоченной системы материальных объектов мира, а некоего постоянно самоорганизующегося хаоса. Постмодернистский художественный тип мышления основан на представлении о мире как совокупности множащихся реальностей. Отсюда эпистемологическая проблема и ее новое прочтение. Реализм предстает как «множащаяся неопределенность». Б. Макхейл в работе «Литература постмодернизма» (1987) особенности художественной реальности соотносит с эпистемологической и онтологической доминантами. Первую он связывает с модернизмом, вторую - с постмодернизмом. Макхейл фиксирует переход от проблем знания (модернизм) к проблемам модусов бытия (постмодернизм). «Функции постмодернизма - это функции порядка вещей. Дискурсы, которые отражают миры дискурсов. Как таковые они обслуживают главную тенденцию - показ реальности как сконструированной посредством языка, дискурсов, семиотических систем. Это направление к экстралингвистическим, экстратекстуальным реальностям»22. В философии слабость реализма видят в неизбежности разрыва между сознанием и миром, в то время как мир не может быть понят и описан без сознания.

В этих условиях познавательная активность человека приобретает особое значение, и философами обсуждается не столько проблема реальности как таковой, сколько идея конструирования реальности в процессе познавательной деятельности. «Действительность не представляет

21 Ellis J.M. Against Deconstruction. - Princeton (N.Y.), 1989. - P. 117.

22 McHale, Brian. Postmodernist Fiction. - Taylor and Francis,_1987 - P. 9-10.

нечто прочное и самодостаточное, данное раз и навсегда: скорее это текучий саморазворачивающийся процесс, "открытая вселенная", непрерывно формирующаяся под воздействием человеческих поступков и верований» (Р.Тарнас)23.

Характерная для синергетики концепция специфики неустойчивых состояний дополняется пониманием природы информации как уникального средства моделирования мира. Множащаяся неопределенность реальности(ей) в сочетании с эпистемологической неуверенностью ставит под сомнение традиционное представление о репрезентации реальности в художественном произведении. Проблема вымысла рассматривается в свете соотношения текста и реальности, разных типов дискурсов, описывающих реальность. Классической работой в этой области стала статья Р. Барта «Эффект реальности» (1968).

В работах Н.Л. Лейдермана обосновывается в качестве самостоятельного творческого метода «постреализм»,

выкристаллизовавшийся, по его мнению, в 30-е годы XX века. В основе постреализма художественная философия с универсально понимаемым принципом относительности - диалогическим постижением непрерывно меняющегося мира и открытостью авторской позиции по отношению к нему. В этом отличие от исходных аксиом традиционного реализма (в реальности есть смысл) и модернизма (в реальности нет смысла). В постреализме нет аксиом, но есть «непрерывное вопрошание: что есть реальность?»24.

Современная теория намечает различные пути осмысления художественных картин мира. Одним из них становится идея модальной поэтики С. Бройтмана25. Модальная поэтика глубинно связана с модальной морфологией. Представление о реальности как семиотической системе приводит к тому, что специфика ее представляется как огромное количество различных знаковых систем и языковых игр разных порядков, так сложно переплетенных, что в совокупности все это (реальность) кажется незнаковой. Такое понимание представлено В. Рудневым в «Морфологии реальности» и особенно - в работе с «говорящим» названием «Прочь от реальности»26.

Любая репрезентация оказывается лишенной классического фундамента реальности — присутствия. Отсюда, в том числе, и новая тематика, и методология социального познания, связанная с исследованиями языка, знака, знания, жизненного мира, конструирования социальной реальности - из понятия репрезентации как методологического принципа. Сюда относятся и феноменологическая концепция А. Шюца, и проект социологии знания П. Бергмана и Т. Лукмана, где Шюц занимается исследованием повседневного мира, Бергер и Лукман — построением модели общества как конструирования социальной реальности посредством

23 Тарнас Р. История западного мышления. - М.: Крон-Пресс, 1995. - С. 335-336.

24 Лейдерман Н.Л. Постреализм. Теоретический очерк. - Екатеринбург: ИФИОС «Словесник», 2005. - С. 5051.

25 Бройтман С. Историческая поэтика// Теория литературы в 2-х тт. - М.: Академия, 2007. - С. 221- 235.

26 Руднев В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. II. - М.: Аграф, 2000. - 432 с.

репрезентаций, производимых в мире повседневности. Бергер и Лукман рассматривают реальность как вид продукта коллективной выдумки, сконструированного и подтвержденного процессом социализации, ежедневным социальным взаимодействием, особенно посредством языка. Социальная реальность - вымышленная конструкция. Многообразие форм реальности актуализирует главную форму реальности как присутствия -реальность повседневности Ее привилегированное положение дает ей право называться высшей реальностью. Повседневная действительность становится одним из важнейших элементов постмодернистского ощущения реальности. А. Макушинский в статье «Современный «образ мира»: действительность» исследует историю процесса, «который можно было бы назвать постепенным "оповседневниванием" мира" и обнаруживает его начало в эпохе Просвещения, когда началось «планомерное расширение сферы известного и объясненного за счет неизвестного и необъяснимого»27. Фундаментальным свойством повседневности является ее случайный характер. Она ни на чем не основана, лишена фундамента, не детерминирована.

Социальный роман занимается исследованием характера человека, детерминированного социальной реальностью. Постнеклассическое представление о реальности становится источником важнейшего социального противоречия. С одной стороны, социальная реальность является конструированной моделью. Можно предположить зависимость конструкции от ее авторов, творцов идеологических кодов и их сочетаний. Зависимость эта, разумеется, не столь прямолинейна, как это было в тоталитарных государствах, что, в частности, доказывается самим обилием идеологических кодов и попытками объяснения их сочетаний, в общем виде показанном в предыдущем разделе. В то же время некая центрирующая, системная зависимость есть. Это влияние основного принципа организации общественной жизни, обозначенной в известной формуле Маркса «товар-деньги-товар». Даже в период постиндустриальной цивилизации влияние рынка, положение личности в системе рыночных отношений определяет степень её участия в производстве любых ценностей, в том числе и идеологических. Проще говоря, производится то, что покупается. Соответственно, творцы идеологических конструкций создают то, что имеет спрос. С другой стороны, тяготение к повседневности, ставшее неизбежным в контексте постмодернистского типа мышления, выдвигает на первый план и потребности повседневности. Здесь и возникает противоречие - реальность зависит от сознания человека, следовательно, оно должно быть творчески активным. Все представления о реальности и ее восприятии в современном знании основаны на этой активности. Однако сознание сегодняшнего индивида тяготеет к обыденности, культивирует элементы обыденного, нивелируется под уровень обыденности. Личность более не стремится к осмыслению целого, довольствуясь восприятием ближайшего окружения на

27 Макушинский, А. Современный «образ мира»: действительность // Вопросы философии. 2002. №6. - С. 17.

уровне обыденного, никоим образом не обобщающего концептуального философского сознания. Соответственно, создается спрос, удовлетворяющийся творцами конструкций. «Действительность» как реальность не только вещей, но и идей, целей, идеалов, знания, общественных институтов, - то есть включающая в себя идеальное, принявшее материальный характер в виде продуктов интеллектуальной деятельности, - не исчезает совсем, но все больше теряет «усложненные интеллектом» ценности, оставляя лишь элементарные конструкции «повседневности». Исчезновение действительности в философском смысле слова из картины мира означает и новую социальную реальность, в которой творческое начало человека по определению не присутствует. Что означает, в том числе, и стремительную утрату интеллектуалами своих позиций, которые они занимали на протяжении всего «проекта Просвещения» и в финале его в 60-70-е годы.

Обращение к повседневности возвращает изображение реального к бытовой предметности, свойственной «дореалистическому» (до XIX века) реализму. Отрицание логоцентризма, великих метанарративов в лиотаровском смысле и т.д. означает и отсутствие социальных закономерностей. Следовательно, социальный реализм неизбежно принимает другое обличье.

2.2. «Реальность социологии в романах М. Брэдбери «Историческая личность» и «Профессор Криминале». Новый этап в традиции социального романа Великобритании открывает роман М. Брэдбери "Историческая личность" (1975). В определенном смысле роман является подведением итогов начального этапа эпохи постмодернизма, то есть конца 60-х - начала 70-х годов. В социальной жизни Европы и США 60-е - особое десятилетие. На первом плане общественной жизни оказываются студенческие движения, объединенные общими идеями политического радикализма. Осознание опасности тоталитарных режимов и тоталитаризма как комплекса идей в качестве главной угрозы для всей цивилизации XX века определяет и специфику радикализма молодых людей, и специфику философской и иных рефлексий этого периода. «Новые левые» пропагандировали неограниченную свободу личности и протестовали против всех видов насилия над ней. На это же десятилетие приходится процесс окончательного оформления постнеклассического мышления. Два этих явления не просто совпадают во времени, но зависят друг от друга и даже представляют в своей основе единый процесс. Доминирующей идеей в постнеклассическом мышлении также становится отрицание любых форм власти. М. Брэдбери обращается к жанру «университетского романа», позволяющему отразить эпизод студенческого движения изнутри. Главный герой времени - социолог, поэтому естественно его положение в центре романа. Социология воспринималась тогда как единственная объективная наука, не имеющая идеологической направленности. Это было время чудесных ожиданий, создаваемых радикальностью и объективностью социологии. Одним из тех, кто сделал социологию «пчелиной маткой»

знания 60-х, был Ч.Р. Миллс, к которому и апеллирует М. Брэдбери. Цель социологии, по мнению Миллса, в том, чтобы превратить бесформенную и темную человеческую массу, включая политиков, в просвещенную разумную публику. «Социологическое воображение есть способность признать родственную связь между крупномасштабными социальными силами и действиями индивидуумов. Оно включает одновременно способность видеть связь между индивидуальной биографией и историческим изменением и способность видеть, как социальная каузальность оперирует в обществах»28, - эта формула выглядит как классическое определение социального реализма в художественной литературе. Лейтмотивом романа становится постоянное напоминание о взаимозависимости действующих лиц и окружающего их мира. В данном случае стилизируется социологическое исследование. Читатель погружается в мир семьи Кэрков, основываясь на сведениях, составленных в духе социологических теорий, которые проповедует главный герой. Кэрк определяет личность, в том числе и себя самого, как «специфический тип взаимосвязи с временным и историческим процессом», однако становится образцом расхожей идеологии, резко снижая романтичность раннего этапа увлечения этой наукой. Снижение достигается наглядным жонглированием социологическими клише. Сатирический пафос произведения обращен к социальным проблемам. Одним из фундаментальных посылов движения новых левых явилась необходимость бунта, сопротивления для изменения существующих отношений, ликвидации буржуазных устоев, буржуазного оболванивания личности, террора во имя свободного формирования самосознания. Базовым принципом становится бунт как средство самореализации личности. Снижение образа Кэрка - это способ критического осмысления либералом романтической социологической эйфории бунта в описываемый период. Роман «Историческая личность» повествует не только о кратком периоде выдвижения социологии в ранг доминирующей в гуманитарном знании науки, но и о закате идей самого яркого послевоенного десятилетия, завершении Проекта Просвещения («Enlightenment Project») в целом, т.е. основ гуманитарного знания как такового.

В романе «Профессор Криминале» (1992) предстает панорама финала постмодернистской эпохи в начале 1990-х. Перед читателем предстает развернутый образ торгующей цивилизации. Действие происходит в нескольких крупных городах Европы - Лондоне, Вене, Будапеште, Лозанне, переносится на другую сторону океана - в Буэнос-Айрес. Создавая последовательно образы разных городов, автор работает с техникой перечисления, в свое время виртуозно использовавшейся Д. Джойсом. С помощью «метода развертывания», последовательного нанизывания подробностей создается пространственная модель мира, что приводит к высокой степени концентрации текста. «Нанизывание подробностей»

28 Mills Ch. W. The professional ideology of social patologists 11 American Journal of Sociology. - Vol. 49. No. 2. September 1943,- P. 178.

совершается в постмодернистском духе смешения несочетаемых или неожиданно сополагаемых элементов. Вена торгует Моцартом и Штраусом, Буэнос -Айрес - Борхесом, все города торгуют историей. Макросоциальная торгующая реальность дополняется «избытком истории», очевидным в перечне: холокост и Хиросима, Сталин и Эйзенхауэр, Хрущев и Кеннеди, Кастро и Мао, Андропов и Хомейни, Горбачев и Рейган, Суэцкий канал, венгерская революция, ракеты на Кубе, война во Вьетнаме, Пражская весна, парижские волнения 68-го, Уотергейт, Афганистан, заложники в Иране. Это тот избыток, который, по мнению Ницше, означает привыкание к мышлению под знаком все новых и новых ценностных ориентиров, ведущее к гибели культуры. Постмодернизм в романе также представлен в перечне, который автор метко называет «песня из имен»: Хабермас и Хоркхаймер, Адорно и Альтюссер, Де Ман и Деррида, Бодрийар и Лиотар, Делез и Гваттари, Фуко и Фукуяма. Все перечни в совокупности создают ощущение пространства, заполненного знаками постмодернизма. И вновь это ярмарка, где торговля ценностями происходит как бесконечное перебрасывание ими, без ощутимой выгоды для всех присутствующих. Особенно значим эпизод на вилле Бароло, где проходит конференция с примечательным названием «Литература и власть». Микрокосм конференции - модель мира философов в конце XX века. В основе повествования лежит рассказ о путешествии героя-повествователя, журналиста, нанятого телекомпанией для сбора материала и подготовки сценария программы об одном из великих интеллектуалов XX века, профессора Криминале. Образ профессора конструируется как текст. Такое построение характера свидетельствует не столько о стремлении автора рассматривать личность как текст в духе времени, но и о большем: интеллектуал как социальная фигура, определяющая общественное самосознание вплоть до конца 60-х гг., становится симулякром.

2.3. Синтетическая реальность в романах Джулиана Барнса «Англия, Англия» и Бена Элтона «За стеклом». Период рубежа веков, названный Д. Беллом «постиндустриальным», теоретики О. Тоффлер, М. Маклюен, Д. Нэсбитт и тот же Белл уже в 60-е годы определяют еще и как «информационное общество», в котором информация становится основным товаром, а интеллектуальный труд - главным видом деятельности. Иначе говоря, в таком социуме существует информационное пространство как синтез массы информационных сообщений, каждое из которых является «продуктом» в том смысле, что это результат труда группы интеллектуалов, и в том, что это товар, имеющий свою стоимость. Социальная реальность как продукт человеческой деятельности, в классическом мышлении воспринимающаяся как объективная, сегодня осознается как сконструированная. Обилие информации не означает накопление идей, «смыслов». Социальные проблемы, связанные с «повышенно и напряженно семиотизированным континуумом» (В. Руднев), прямо или опосредованно определяют содержание значительного числа произведений британских авторов, среди которых в художественном отношении явно выделяется роман Д. Барнса «Англия, Англия» (1998).

Джулиан Варне - один из самых заметных на рубеже столетий британских писателей, из тех, кто родился в 40-е годы и чьи произведения пришли к читателям в 80-е. Социальная проблематика присуща всем произведениям Барнса, но «Англия, Англия» характеризуется постановкой проблемы, особенно важной в контексте данного исследования. Как название романа, так и содержание, связанное с историей Англии, трактовкой ее основных культурных констант и архетипов, побудило критику говорить о том, что роман Барнса связан с проблемой «английскости». Постоянный поиск «английскости», национальной подлинности в конце XX века является отражением глобального процесса, который затронул все сферы современного социального бытия и связан с утратой традиционных смыслов, фундаментальных аксиологических ориентиров, сформированных на протяжении всего становления нации и ставших догмами к началу XX века. Процесс утрачивания состоял из стадий превращения догм в гипотезы (хронологически это происходило в периоды после двух глобальных катастроф века - мировых войн: 20-30-е и 50-60-е годы), гипотез в фикции информационного пространства (70-90-е).

В центре внимания Барнса доминантные символы национальной идентичности, которые постоянно оказываются подделкой. Современная "englishness" - это набор стереотипов, в совокупности представляющих гигантский симулякр, называемый Великобритания. Эта мысль, которая постепенно выстраивается в эссеистике Барнса первой половины 90-х годов, получает художественное воплощение в романе, написанном в конце этого десятилетия. В центре повествования история о том, как предприимчивый Джек Питмен, определяющий сам себя как «Бизнес-Супермен», реализует гигантский проект. На одном из английских островов он выстраивает туристический комплекс, представляющий историю Англии. Питменовский дискурс представляет собой и очевидную иллюстрацию к теории французского философа, культуролога, социолога Ж. Бодрийяра, изложенную им в ряде трудов, в том числе «Симулякры и симуляции» (1981), и пародию на нее. «Проект Питмена» основан на предпосылке, что современники предпочитают хорошо сделанные копии реальному. В этом утверждении автор находит «всепоглощающий цинизм современности». В романе Джек Питмен «продает» историю Англии. Он говорит, что социально-исторические реалии великой и древней нации могут быть ходовым штучным товаром (eminently marketable): Шекспир, королева Виктория, индустриальная революция, садоводство. Субпродукт истории в романе корреспондирует субпродукту политики в журналистских очерках Д. Барнса о «реальной» Великобритании начала 90-х.

Современная культурная индустрия предлагает множество продуктов, среди которых «оригинальное воспроизводство» подлинного культурного наследия - лишь один из видов. Особую роль в информационном обществе играют телевизионные программы, в совокупности создающие повседневную реальность для массового потребителя. Это большая отрасль названной индустрии, разнообразие продуктов которой кажущееся, так как все они

«продвигают одну и ту же идеологию». Об этом пишет Фиске в книге «Телевизионная культура» и уточняет, что идеологическое содержание, как пилюля, обволакивается сахарным покрытием, так что люди не знают, что «участвуют в идеологической практике», когда «потребляют и наслаждаются культурным товаром»29. Своеобразным индикатором эпохи становятся жанры журналистики и, особенно, телевизионные программы, создающие виртуальную повседневную реальность для их массового потребителя. Здесь ярко выявляется парадокс информационного общества. Программы создаются людьми, имеющими определенный профессиональный уровень, работниками-интеллектуалами, но продаются в расчете на неразвитого в духовном отношении потребителя. Профессионализм в таком случае не в том, чтобы создать «высокие смыслы», а, наоборот, максимально точно уловить потребности потребителя. Главное при их производстве - рейтинг популярности. Репрезентативны в плане постановки связанных с этим парадоксом проблем романы Бена Элтона. Его творческая жизнь тесно связана с индустрией телевизионных развлечений, он стал и автором более чем десяти романов, в каждом из которых отчетливо прослеживаются определенные общественные тенденции. Бен Элтон не относится к безоговорочно признанным мэтрам постмодернизма, как М. Брэдбери и Д. Барнс, однако его романы не только обнаруживают профессиональный опыт сценариста, но и дают художественно убедительный образ общества. В романе Б. Элтона «Смерть за стеклом» (2001) рассказывается о съемках «реалити-шоу». В Великобритании первое из них получило название «Большой брат». Если сама программа была рассчитана на примитивные, не развитые в интеллектуальном отношении умы, то ее название ориентировано и на тех, кто способен оценить отсылку к знаменитой дистопии Д.Оруэлла «1984». В ракурсе такой отсылки авторы программы напоминали о постоянной слежке с помощью видеокамер за каждым жителем вымышленной Оруэллом страны. Эта слежка подчеркивала абсолютную несвободу личности, ее фактическое рабство в государстве, названном тоталитарным. Пафос произведения Оруэлла - неприятие такого рода государственной политики - разделялся в послевоенные годы всеми читателями его романа. Тем очевиднее радикальный перелом в общественном сознании конца XX века, когда реалити-шоу завоевали большую аудиторию, подчиняющуюся невозможному ранее стремлению ежеминутно наблюдать обыденную жизнь себе подобных. Для производителей шоу важно постоянное воспроизводство в нем событий, которые должны привлечь зрителей. Как и современные философы, под событием они понимают «любой телесно-жизненный акт», фактическая наличность которого самодостаточна. Имитация реальности «за стеклом» представляет собой лишь систему знаков, которая является товаром. Роман Б. Элтона имеет сложную конструкцию, основанную на игровом сочетании реальностей нескольких взаимозависимых текстов, и весьма прозрачную

29 П5ке Л. Текушоп Сикиге. ИоиНес^е. - Ьопс)оп. 1987. - Р. 44.

24

идею. Пластичность и постоянное изменение действительности, делающей невозможной подлинность знания, уже не вызывает у него тех положительных эмоций, которые были характерны для рубежа 70-80-х, в период рассвета постмодерна. Более того, он сатирически изображает общество, культивирующее такое отношение и к реальности, и к знанию о ней. Написанный им через шесть лет роман «Слепая вера» (2007), явно отсылающий к оруэлловскому «1984», экстраполирует тенденцию превращения социума в гигантское реалити-шоу в будущем.

2.4. Модели бытия в романах У. Бойда. Подвижность социальной реальности обусловлена в постмодернистском мировоззрении тем, что она не является сколько-нибудь устойчивой константой в пределах одной человеческой жизни или хотя бы в период юношеского становления личности в силу постоянной возможности радикальных изменений (войны, революции). В философии признается многообразие сфер одновременно существующих реальностей. В этой ситуации на первом плане оказывается реальность повседневной жизни. Герой, пытающийся разместить «реальнейшее своего сознания» в мире, состоящем из множества реальностей, определяет специфику современного социального романа. Характерный тому пример — произведения Уильяма Бойда. Модели «повседневной реальности», представленные в его романах, имеют отчетливо выраженную национальную и конкретно-историческую окраску.

В «Браззавиль-Бич» (1990) в повествование вводятся естественнонаучные тексты, что заставило критику назвать роман интеллектуальным. Название диссертации героини романа «Доминирование и территория -отношения между особями и структура сообщества» прямо соотносится с новыми попытками биологов объяснить человеческий социум, исходя из особенностей социума животных. Изображение бытия приматов позволяет автору поднять одну из самых важных для британского автора этого периода тем. Фашизм как страсть получения власти с помощью насилия -общечеловеческое, родовое, генетически присущее человеку начало.

В романе автор сопоставляет статичные и динамичные модели социального бытия. Какие из них позитивны на самом деле - один из принципиальных, основных вопросов социологии в конце XX века. Первая из моделей представляет размеренное существование среднего класса. Автор дает замечательное по точности определение этой модели «бывания»: bland suburban mulch (мягкая окраинная мульча). Это отчетливо выраженное буржуазное существование, стабильное, с определенным достатком, респектабельное, представляет собой образец викторианского сочетания дискурсов собственности и инструкции. Как «сумма повторяющихся образцов взаимодействий» этот тип социальной структуры является существенным элементом реальности повседневной жизни англичан. Смысловым центром статичной модели является дом. Традиционно принято связывать осознание защищающих функций дома в английском менталитете с викторианской эпохой. Благодаря образу дома, устойчивым в романе

становится мотив ограниченности во времени любой стабильности, т.е. крайней неустойчивости человеческого существования в целом.

Динамичные модели бытия получают более сложное воплощение в романе. Бойд включает в текст рассуждения в излюбленном стиле своего времени - философско-естественно-научной эссеистики. Они частично выделены графически и предлагают современные математические идеи. Формально эти рассуждения связаны с мужем героини, математиком Джоном Клиавотерем, областью научных интересов которого была турбулентность. Классическая система познания мира состоит в обнаружении и фиксации инвариантных характеристик. Джона же увлекали, напротив, изменчивость, системы неустойчивые, с разрывами, закономерности случайных происшествий - флуктуаций. Обращение к проблемам турбулентности необходимо автору, осмысляющему положение личности в современном мире, рассматривающему человеческую природу как социо-культурную переменную и пытающемуся интерпретировать существование индивидуальной реальности с другими, вкрапленными в нее реальностями. Ранний постмодерн 60-х говорит только об изменчивости (протеизме) как важнейшем качестве, о революционных (радикальных) изменениях как о необходимых. Но внутри синергетического подхода к миру постепенно все более актуализируется теория катастроф, волн, флуктуации, бриколажа. Любое действие отзывается неожиданно, так как волна не только дает импульс вперед, но и обязательно отзывается обратным движением.

Человек сам конструирует, задает себе модель бытия, что означает: единой ситуации, положения всех представителей социума в определенный момент в определенной формации не существует. Эта модель имеет индивидуальный характер, и связана с бифуркацией, т.е. с выбором пути эволюции, который и является случайным. Поведение отдельного человека и тем более социальных групп вызывает последствия, которые невозможно предугадать. В романе речь идет о 60-х, применительно к которым особенно потребовалось осознание последствий бунта, сопротивления среде. Тогдашние идеологи основывались ещё на идее детерминированной логики социального движения, последующие события показали его непредсказуемость, «бифуркационность». Вследствие этого возникает художественно осваиваемая У. Бойдом ситуация непредсказуемости результатов социального действия. Проникновение в современный тип way of thinking есть большая удача У. Бойда. Квинтэссенция этого типа заключается в словах: «он был пленен изменчивостью». Они в романе относятся к ученому-математику, но и сам автор пленен возможностями вариативности миросозерцания,

Хаос разрушенного мира ценностей может быть организован в индивидуальный космос посредством организации собственной жизни как некоей упорядоченности. Поиск основы следует искать самому человеку. В романе «Броненосец» (1990) эта идея дополняется выраженной идеей стремления личности к эстетической самоорганизации. «Турбулентность» и «бифуркации», вызванные социальными катастрофами срединных

десятилетий века, втягивают в свой процесс и судьбу героя романа, представленного в начале как Лоример Блэк. Ближайшая история его семьи начинается в 1941 году, когда Румыния аннексирует Бессарабию, переименованную в Транснистрию, и осуществляет принудительную депортацию десятков тысяч цыган, обреченных на дальнейшее уничтожение. Среди них оказывается юная Ребекка Петру, прабабушка героя. Ее судьба связана с «массовым безрадостным переселением народов» в послевоенные годы. Подвижность социальных ролей в конце XX века обусловлена теми социальными изменениями, которые принесли 60-80е годы.

Стремление героя к осознанной модели поведения, темы роли, маски отражают последовательное стремление автора к театральности. На протяжении всего XX столетия театральность присуща в той или иной степени английскому роману. Однако модусом романного жанра она становится в период, когда ни один из авторов не избегает влияния специфического постмодернистского мироощущения, называемого постмодернистской чувствительностью. Это влияние проявляется и в тяготении к игре, в смысле особого адогматичного типа миропонимания, приводящего к специфическому методу создания литературного произведения. Английский режиссер Питер Брук свою книгу о театре «Пустое пространство» начинает со слов: «Любое, ничем не заполненное пространство можно назвать пустой сценой. Человек движется в пространстве, кто-то смотрит на него, и этого уже достаточно, чтобы возникло театральное действие»30. Специфика постмодернистской ситуации, провоцирующая модус театральности, заключается в том, что само социальное пространство становится «пустым». В нем нет организующего смыслового центра, есть рынок товаров, к которым не относятся как этические, так и эстетические категории. Эта освоенная социальным реализмом уже в XIX веке истина оказалась актуальной и в конце XX века с тем отличием, что играющие герои именно заполняют зияющие пустоты своими смыслами, создавая свои «самоорганизующиеся системы», свои модели повседневности, основанные как на гуманитарном, так и естественнонаучном знании.

2.5 «Индустриальный человек» и ценности тэтчеризма в романе Т. Лотта «Штормовое предупреждение». Восьмидесятые годы в истории Великобритании ознаменованы правлением партии консерваторов во главе с Маргарет Тэтчер, самым ярким политиком послевоенной эпохи. Основные положения программы победившей в 1979 году партии опирались на развитие частного предпринимательства как основы процветающей экономики, т.е. на поддержку предпринимательского духа и «демократии собственников». На практике это означало почти полный отказ от государственных социальных программ, которые были достижением послевоенных десятилетий. Тэтчеризм - целостная социально-политическая

30 Брук П. Пустое пространство. - М.: Прогресс, 1976. - С.15.

27

концепция мировоззренческого уровня, которую можно кратко сформулировать как «философия собственничества».

Судьба «индустриального человека» в эпоху тэтчеризма получает художественное воплощение в романе Т. Лотта «Штормовое предупреждение» (2002). Это произведение - одно из тех, в котором особенно сильна традиция классического социального романа, не подверженного серьезным изменениям в плане особенностей формы постмодернистского романа. В романе не велик ряд конкретных исторических отсылок: в прологе (зима 1991 года) цитируется обращение к нации о войне в Персидском заливе, далее упоминаются первые успешные для М. Тэтчер и последующие ее выборы, - но роман буквально пропитан социальной проблематикой десятилетия. Действие романа начинается в 1979 году и заканчивается в 1991 году (годы, почти совпадающие с действием М. Тэтчер в качестве премьер-министра, 1979-1990). Главный герой - Чарли Бак - является носителем тех ценностей, которые культивировались идеологией индустриального общества. Почти вся первая часть романа посвящена повседневной жизни супругов Бак. Почти по-оруэлловски «горизонт их умов» заполняет для Чарли работа, длинные поездки на общественном транспорте, вечера у телевизора с неизменным пивом, часто в значительных количествах, игры с друзьями в карты с более солидными возлияниями, для его жены - забота о чистоте квартиры, приготовление еды, телевизионные программы, особенно сериалы, тревоги о подросшем сыне. Нет никакой перспективы расширения этого горизонта, так как нет и не может быть в этом контексте осознанной высшей цели существования. Семейный очаг как оптимальная модель бытия здесь не выглядит убедительным. Деконструируется и социалистическая идея о спасительной социальной силе забастовок. Крах мира, в котором Чарли имел свое определенное место, его ритуалов и ценностей обозначен его последней в жизни забастовкой. Это яркий эпизод, в котором сведены воедино социальные темы романа. Образ жены Чарли, Морин Бак, - второй центр романа. Ее существование в течение двух десятилетий брака было, как положено в традиционной социальной модели, дополняющим жизнь мужа. Но повседневные домашние дела не дают ей чувства реализованное™, а квартира в квартале «архитектурного благочестия» - чувства настоящего дома. В период тэтчеризма она становится тем самым успешным собственником-предпринимателем, который, в соответствии с новой государственной идеологией, должен был спасти экономику страны. Однако философия собственничества оказывается несовместимой с культивируемыми той же идеологией нравственными ценностями. Здесь можно вспомнить крылатую фразу этого периода «Макс и Спенсер» (название сети дешевых универмагов) победили Маркса и Энгельса». Эта пиррова победа определяет социальную проблематику романов последующего десятилетия, когда эпоха «обывательского варварства» достигает своего апогея. В частности, в романе П. Баркер «Дочь столетия» («The Century's Daughter», 1986 году; в 1996 переизданном под названием

«Liza's England»), городская Англия изображается в состоянии, близком к анархии, с безработицей, разрушенными семьями. В беспорядочном настоящем Лиза, старая женщина, ровесница века, погружена в воспоминания, которые должны упорядочить ее жизнь. Ретроспектива от начала века до 80-х годов отражает постепенный распад того общества, к которому она принадлежала. При этом «экономика тэтчеризма преуспела в том, чтобы разрушить сообщество Лизы более эффективно, чем две мировые войны и депрессия»31. Роман Т. Лотта, написанный через шестнадцать лет после «Дочери столетия», убедительно показывает механизм этого разрушения.

2.6. «Футбольный роман» Н. Хорнби, Д. Кинга. Проблемы национальной ментальности тесно связаны со спецификой массового сознания. Причем на рубеже XX-XXI веков актуально уже не столько утверждение о том, что «в эстетическом плане массы являются нерассуждающими рабами коммерциализованной массовой культуры» (Т. Адорно), сколько заявление Ж. Бодрийара о способности массы уничтожать любой (политический, идеологический, культурный) смысл, саму потребность в смысле. В рубежные десятилетия появляется целая группа произведений, посвященных футболу и его болельщикам: Б. Буфорда, М. Фрэнсиса и П.Уэлша, братьев Э. и Д. Бримсонов, Н. Хорнби, Д. Кинга и многие другие. Складывается своеобразный жанр, содержанием которого являются социальные проблемы, связанные с субкультурой «фанатов».

Футбол уже во второй половине XIX века стал значимым элементом социокультурного фона Англии, вначале как спорт джентльменов, а в 80-е годы уже как часть рабочей культуры. В XX веке футбол профессионализируется и коммерциализируется. В конце 60-х вокруг футбола складывается субкультура, получившая название «футбольные хулиганы» и ставшая одной из наиболее заметных в социальном пространстве. Ее изучению с психологической, социальной, исторической точек зрения посвящены десятки исследований. В частности, обширную библиографию на эту тему приводит С. Рэдхид32.

В то же время увлечение футболом присуще и среднему классу, приверженцу традиционного подхода. Так, «джентльменской» составляющей страсти к футболу посвящена первая книга Ника Хорнби «Футбольная лихорадка» (1992), где показано, как эстетический компонент восприятия футбольного матча, увлечение футболом помогает формированию полноценной личности с заметными признаками «традиционного англичанина среднего класса». В широком социальном плане Хорнби рассматривает посещение стадиона как оптимальную модель общения в 7080-е годы и полагает, что культура футбола позволяла решать проблемы коммуникации между атомарными социальными единицами, обретения ими социальности. Футбол, появившийся как коллективный вид спорта, дает болельщикам чувство сопричастности общему делу. Во времена отсутствия

" Brannigan J. Orwell to the Present. Literatura in England. 1945-2000. Palgrave Macmillan, 2003. - C.91-92.

32 Redhead S. Emotional Hooligan :Post-Subcultural Reseach and the Histories of Britain's Football Gangs// Entertainment and Sports Law Journal.- Volume 5. - Number 2 -Winter 2007.

«великих идей» и «великих» дел это чувство создает совместная радость по поводу победы «своей» команды.

«Футбольная лихорадка» Хорнби скорее исключение в потоке околофутбольной литературы, чаще имеющей дело с другим героем и иным подходом к теме. В значительном числе романов в центре - изображение преимущественно представителя городской рабочей окраины или промышленного города, «человека толпы». В центре трилогии Джона Кинга «Фабрика футбола» (1996), «Охотники за головами» (1997), «Англия на выезде» (1998) образ футбольного фаната, обращение к которому актуально сегодня и в России. Большинство глав представляют собой поток сознания жителя одного из районов Лондона, болельщика «Челси», члена большой группы - «моба», почти еженедельно вступающего в драку с подобными группами из других районов. Темы романов объединяются вокруг смыслового центра, который можно обозначить как «насилие». Разнообразие его форм: от государственного до религиозно-террористического, семейного, сексуального - создает удручающую картину современного общества. Эта картина дополняется видом полуразрушенных и грязных рабочих окраин, тех самых, которые были гордостью социальных проектов 50-60-х годов.

Р. Хоггарт в «Использовании грамотности» средний класс и аристократию классифицирует как «они» и рабочий класс как «мы». Д. Кингу удается вложить в уста героя четкую формулировку, определяющую место фаната в социуме: «Мы - этническое меньшинство, выброшенное системой... наша рыночная свобода - убивать и быть убитыми... Выживает сильнейший, закон без исключений. Слабые в этой стране долго не живут» . Приставка «суб» перемещается к традиционной культуре, становящейся принципиально вторичной, забываемой. Новое время - индустриальное -строилось как цивилизация науки и образования. В постиндустриальном мире массы порабощены стереотипами, это те, кто воспримет, что угодно, лишь бы это оказалось зрелищным. Они не знают и не хотят знать ни литературы, ни тем более ее языка. У них своя речь, что и показывает в данном случае Джон Кинг.

Можно с полным основанием утверждать, что мы имеем дело все с тем же классическим социальным романом, задачами которого было не только дать подробное описание положения рабочего человека, но и вызвать сострадание к его судьбе. Возможно, и к судьбе цивилизации образца Нового времени, так как и эти, и другие романы о футболе свидетельствуют о том, что для большого количества людей замена высших смыслов суррогатами уже произошла.

В третьей главе «Человек в пространстве времени» анализируется специфика пространственно-временных отношений постмодернистского романа в контексте изменений представлений об историзме и прогрессе.

3.1. «Лента Мёбиуса»: специфика постмодернистского хронотопа.

Пространственно-временная структура, сложившаяся в определенном

33 Кинг, Д. Фабрика футбола/ Пер. И.Сыроватченко. - М., 2006. - С. 39.

30

историко-культурном сознании, может быть положена в основу определения не только типа искусства, но и - шире - в основу определения типа культуры, в которой это сознание получило свою объективацию»34, - это общее положение, высказанное Ф.П. Федоровым, справедливо и для периода постмодернизма, когда в очередной раз в истории радикально изменилось представление о времени, что отразилось как в естественно-научном и философском знании, так и в художественной картине мира. В традиционном представлении существует противопоставление последовательности времени и одновременности пространства. «Опространствливание времени» является одним из существенно важных отличий неклассического мышления, характеризует тип мышления современности. В работе Ж. Делёза «Различие и повторение» (1969) рассматривается тройственная природа времени в трех концепциях его синтеза. Делёз пишет: «Прошлое и будущее обозначают не мгновения, отличные от того мгновения, которое предполагается как настоящее; они означают протяженность самого настоящего, как сжимающего мгновения»35. Философы постмодернизма фиксируют представление о том, что дробные, фрагментарные элементы бытия находятся в непрерывном движении, бесконечно вступая между собой во все новые комбинации, сочетания, при этом не имея поступательного движения во времени, так как эти частицы бытия находятся в едином пространстве прошлого и настоящего. «Мы обитаем сейчас скорее в синхронном, чем диахронном [мире], и я считаю, по крайней мере, эмпирически доказуемым, что в нашей повседневной жизни, нашем психологическом опыте, наших культурных языках сегодня доминируют скорее категории пространства, чем времени, как это было в предшествующий период модернизма»36, -утверждает Ф. Джеймисон.

В художественном творчестве подступы к этой идее намечены в творчестве модернистов. Убедительно показывает это Фрэнк в работе «Пространственная форма» (1945). «Опространствливание времени» является одним из существенно важных отличий неклассического мышления, характеризует тип мышления современности. Термином, адекватным специфике постмодернистского хронотопа, является «палимпсест». Палимпсестный тип работы сознания означает присутствие всех элементов прошлого в моменте «сейчас», в противоположность «линейному» развертыванию этих элементов в классическом мышлении. Если представить традиционное представление о последовательности фрагментов прошлого как постоянно разворачивающейся ленте времени, то в палимпсестном сознании она в определенный момент соединилась с начальным своим концом и превратилась в «ленту Мебиуса». «Палимпсестный тип» постмодернистского сознания приводит к постоянному, всепоглощающему и

34 Федоров Ф.П. Художественный мир немецкого романизма: Структура и семантика. - М.: МИК, 2004. - С. 20-21.

35 Делез Ж. «Различие и повторение». — TOO TK «Петрополис», 1998.- С.95-96.

36 Джеймисон Ф. Postmodernism or The Cultural Logic of Late Capitalism. - Durham, Duke University Press, 1991 /http://rudocs.exdat.com/docs/index-139537.html

на уровне «серьезного», и на уровне массового сознания интересу к истории. Изменение отношения к истории как процессу становится одной из качественно важных характеристик специфики постмодернистского мышления. Осознание времени как необратимого движения из прошлого в будущее, появившееся уже в эпоху Возрождения, достигает расцвета в Новом времени (индустриальную эпоху) и, возможно, заканчивается в постиндустриальной. Не только ньютоновская концепция пространства времени, т.е. понимание времени как длительности, непрерывно текущей от прошлого к настоящему, была основой художественного времени, но и основанное на его идеях научное знание, стремящееся к постижению универсальных законов, утверждало идею поступательного движения истории, т.е. прогресса. И то, и другое переосмысляется в постмодернизме. Подвергается эпистемологическому сомнению история как наука, изучающая непреложно существующие законы. Предлагаемые историками методы, связанные с длительностью - неэнтропийностью времени, в сочетании с общим «лингвистическим поворотом» меняют отношение к историческому нарративу, что фиксируют представители гуманитарных наук. П. Рикер утверждает, что вымысел и история принадлежат - под углом зрения нарративной структуры - к одному и тому же классу; X. Уайт - что метаморфоза, проделанная семиотикой с историческим нарративом, понизила его значение как достоверного источника фактов, но одновременно прочно связала с искусством повествования в широком смысле, сделав объектом поэтики и риторики (история понимается как большой текст, состоящий из огромного количества нарративов: историографических, литературных, бытийных); Л. Хатчеон использует термин «историографический метароман», который представляет собой «теоретическое само-сознание истории и литературы как конструктов, создающее почву для переосмысления и переработки ими форм и содержания прошлого».

Палимпсест истории, бесконечно варьирующийся в постмодернистских романах, не является безобидной интеллектуальной игрой. В нем скрывается трагическое осознание остановки истории, получившее отражение в формуле «после истории». Идея посттравматического общественного сознания объясняет сознательное и подсознательное ощущение остановленного движения истории. Как следствие, пространство времени становится пространством памяти. Всепоглощающий интерес к пространству памяти у британских авторов отметили Л. Хатчеон «Поствремя прошлого: Беллетристика, история, историографическая метабессетристика»; Р. Самуэль «Театры Памяти» (1994); К. Белей «Запоминание как перенаписание - с различием» (2005); А. Нёнинг, М. Джимних, Р. Соммер «Литература и память: теоретическая парадигма, жанры, функции» (2006),

Д. Ловенталь «Прошлое как иноземное государство» (1985), Д. Джервэйс «Литературная Англия» (1993)37.

М. Бахтин завершает свою работу словами: «всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов»38. Активно используемая современными писателями формула бесконечных сочетаний клишированных нарративов прошлого и настоящего оказывается причастной к деструкции памяти и исторического сознания, соответственно к разрушению этических нарративов и тем самым традиционного представления о смыслах.

3.2 Палимпсест Лондона. Характерным примером палимпсестной природы постмодернистского художественного времени является художественный образ города в современном британском романе. Понимание города как текста стало характерным для постмодернистской мысли, о чем свидетельствуют работы Р. Барта "Семиология и город", Ж. Бодрийара "Город и ненависть", глава "Город как текст" в книге М. Бютора "Роман как исследование". Особенно значительными являются труды отечественных исследователей Ю.М. Лотмана и В.Н. Топорова, ставшие классическими в этой области. Осознание семиотической природы города, подход к городу как к тексту, сам термин «петербургский текст» стали продуктивной методикой для тех, кто занимается урбанистическими проблемами в литературе. Собственно, порождением постмодернистского типа мышления стали и замечательная метафора Ю. Лотмана «город - котел текстов и кодов, разноустроенных и гетерогенных, принадлежащих разным языкам и разным уровням», и его подход к проблеме взаимоотношения прошлого и настоящего: «Город - механизм, постоянно рождающий свое прошлое, которое получает возможность сополагаться с настоящим как бы синхронно. В этом отношении город, как и культура - механизм, противостоящий времени»39.

Подобного рода идея определяет содержание книги П. Акройда "Лондон. Биография" (2000). Он пытается создать ощущение одновременности присутствия признаков, знаков, смыслов разных времен. Классический жанр биографии подразумевал линейное движение истории, но автор заявляет: "Лондон предвосхитил построения нынешних теоретиков, предположивших, что линейное время - фикция, порожденная человеческим воображением. В городе сосуществуют много различных форм времени»40.

Художественное время "Биографии" принципиально нелинейно. Его специфика заключается в синтезе диахронии и синхронии, осуществляемом

37 Hutcheon L. The posttime of past time: Fiction, history, historiographie metafiction Essential of the Theory of Fiction. - L., Leicester Univ. Press.;. Samuel R. Theatres of Memory Vol.lA Past and Present in Contemporary Culture. - L ., Verso, 1994; Belsy K.. Remembering as Re-Inscription - with a différence. - Gunter Narr Verlag, 2005; A. Nünning M. Gymnich R. Sommer. Literature and memory: theoretical paradigms, genres, funetions. -Francke, 2006; Lowenthal, D. The Past is a Foreign Country. - Cambridge University Press, 1985; Gervais D. Literary Englands. - Cambridge: Cambridge University Press, 1993.

38 Бахтин M.M. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике// Бахтин M. М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Худож. лит., 1975. — С. 406.

39 Лотма, М.Ю. Символика Петербурга// Семиосфера - С.-Петербург: "Искусство-СПБ", 2000. - С..325.

40 Акройд П. Лондон: Биография / Пер. с англ. В.Бабкова, Л.Мотылева. - М., 2005. - С. 22.

за счет одновременно проступающих смыслов и сотен аналогий. Характерно частое упоминание о попытках многих людей выявить "связующие линии", образующие структуру города и названные Акройдом "чары места". "Опространствливание" времени, одновременное соприсутствие настоящего и прошлого, саму идею такой взаимозависимости можно проследить и в контексте творчества Акройда. Он постоянно использует связующие нити между своими произведениями, в которых образ Лондона всегда важен. Аналогии, возникающие в романах Акройда, начиная с первого, который называется "Великий лондонский пожар" (1982), постоянно связывают прошлое и будущее в единое пространство. Диахронный мир воспринимается как синхронный. Жизнеописание города Акройд собирает из множества фрагментов, в которых обнаруживаются здания, улицы, районы, из впечатлений и восприятий этого города его великими жителями, то есть из множества «следов» (термин Деррида). Элементом, скрепляющим эти осколки в единое целое, становится синтез философии, искусства слова и других искусств. Из всех творцов "воображением созданного" Лондона в культурном самосознании конца двадцатого столетия выделяются У.Блейк и Ч.Диккенс. К ним, безусловно, применимо словосочетание «гений места» в том смысле, что они в той же мере доминируют в сегодняшнем восприятии Лондона, как Пушкин и Достоевский в «петербургском тексте». И Блейк, и Диккенс, и авторы сотен процитированных источников, и сам Акройд воспринимают город как огромный, сложный организм, доминантой деятельности которого является торговля. Мотив торгующего города в «Биографии» становится определяющим в сложном переплетении тем: преступности, иммиграции, строительства, повседневной жизни. Акройд остается покоренным чарами города. В его интерпретации Лондон был и остается бесконечным городом, воплощением прекрасного состояния души.

Социальный портрет города, убивающего душу, появляется в описании муниципальных районов в романах Т. Лотта и Д. Кинга. Как город-монстр город фигурирует в новеллах Тибора Фишера. «В сборнике новелл Фишера «Идиотам просьба не беспокоиться» (2000) столица Великобритании представлена как умирающий город, переполненный преступниками и сумасшедшими.

Жанрами, в которых сегодня почти обязательно фигурирует Лондон, являются триллер (название жанра, успешно перешедшее из голливудской продукции в литературный процесс) и детектив, часто они объединяются. И в этом случае формула постмодернистского романа включает в качестве обязательного элемента цитирование истории через многочисленные и весьма разнообразные источники (следы, знаки). Интеллектуальным триллером с палимпсестом Лондона в основе является роман К. Фаулера «Комната воды» (2004). Сюжет романа построен как раскрытие серии убийств, что естественно для города, извечной колыбели преступлений. Методом раскрытия преступления становится изучение палимпсеста столицы.

М. Муркок в своем социально-психологическом романе «Лондон, любовь моя» использует практически всю ту группу литературных приемов, что и П. Акройд, в стремлении обнаружить в сегодняшнем дне элементы прошлого. Отправной точкой, от которой исходят все остальные сюжетные линии и мотивы этого произведения, становится история Блица. На протяжении всего романа автор постоянно возвращается к теме бомбардировок Лондона, и пытается решить вопросы: как жить после этой трагедии, где искать новую систему ценностей.

Спецификой постмодернистского хронотопа становится обретение временем качеств пространства. Создание образа Лондона как палимпсеста отражает "очарованность пространством времени" современных английских романистов. И в то же время современный Лондон - гигантский супермаркет, наполненный товарами, потребителями и преступлениями. Жители утратили свое единство, которое сплачивало их в период последней войны, давало каждому причастность к духу нации.

3.3. Образ остановленного времени в романах М.Эмиса и Д.Бойна.

При определении специфики постмодернистского хронотопа мы воспользовались математическим термином «лента Мёбиуса». В буквальном смысле такая лента может быть получена, если взять бумажную полоску и соединить ее концы, предварительно перевернув один из них. В результате образуется некое непрерывное пространство, которое может быть символом бесконечности. В математике место соединения концов ленты не имеет принципиального значения. Исторический момент «склеивания» ленты поступательного движения, «остановки истории» принципиально, фундаментально значим и для современного общественного сознания, и для литературного его отражения. На протяжении десятилетий острой проблемой для британских писателей остается фашизм. Еще в 1954 году У. Голдинг создает своего «Повелителя мух», в котором показывает опасность «рептильного начала» в душе человека и социума, т.е. тех качеств, которые позволяют фашизму возрождаться вновь и вновь. Квинтэссенцией этого явления для западных писателей в истории Второй мировой войны остается Холокост. Он был и есть воплощение крушения цивилизации Нового времени, свидетельство внутреннего ее противоречия, приведшего не к гармонии, достигнутой с помощью знания, но к созданию фабрик смерти.

Мартин Эмис - один из самых признанных современных британских писателей. Издания, посвященные современной литературе Великобритании, называют его одним из четырех ведущих писателей сегодня, наравне с И. Макьюэном, Д. Барнсом и Г. Свифтом. Начиная с публикации своих первых романов «Бумаги Рейчел» (1973) и «Мертвые младенцы» (1975), он становится известен как автор, свидетельствующий о крушении современной цивилизации. Пространственно-временная форма, выбранная Мартином Эмисом в романе «Стрела времени, или природа преступления» (1991), имеет содержание, соотносящееся с социологическими и философскими проблемами нашего времени. Он доводит до логического завершения мысль о "конце истории", о жизни после 1945 года как о жизни после истории, когда все происходящее -

лишь бесконечное повторение пройденного, когда невозможно совершить ни одного поступка, не будучи полностью детерминированным этим прошлым. Суть не в том, что время сегодня осмысляется не классическим (ньютоновским) способом, а в том, что человеческая цивилизация второй половины XX века глубоко ущербна в силу некоей остановки времени. Эта остановка произошла в тот момент, когда было совершено главное преступление в истории развития человечества, и история остановилась. Остановилась потому, что движение в будущее стало невозможным, ибо фундаментальные основы нравственности были разрушены до конца. Идея позитивного движения истории, вершинная для классического миропонимания, уже невозможна. Стрела времени была сломана и обратного хода здесь нет. "Преступление было уникальным не по жестокости, не по трусости, но по стилю - сочетанию в нем атавизма и современности. Оно явилось примером рептильности и "рациональности" одновременно. Национал-социалисты нашли в мозгу центр рептильной памяти - и проложили туда автостраду"41, - говорит автор в "Послесловии" к роману. Эта автострада так и осталась ведущей магистралью современного сознания. Роман написан в период бомбардировки бывшей Югославии. В центре Европы в последнем десятилетии XX века вновь падали бомбы на мирных жителей. Вся кровь, которая проливается сегодня, все невежество и предельная примитивность людей общества потребления, блестяще представленные в других романах М. Эмиса, предопределены преступлением национал-социализма. Эту природу Эмис исследовал и на русском материале в биографии Сталина "Коба ужасный: Смех и двадцать миллионов жизней" (2002) и романе "Дом свиданий" (2006). Русский опыт особенно важен для него, как англичанина, выросшего под влиянием социалистических идей. Его отец Кингсли Эмис, один из «рассерженных молодых людей», был сторонником коммунистических убеждений, но резко изменил свою позицию после событий в Венгрии 1956 году.

В произведениях, обращенных к массовому читателю, тема не утрачивает свой этический смысл. В «романе для подростков» Джона Война «Мальчик в полосатой пижаме» (2006) время истории также останавливается в концентрационном лагере. Д. Войн - это уже новое поколение писателей, для которого остановка времени, или, как принято говорить, посттравматическое состояние, все также актуальна. Все повествование в романе ведется от лица девятилетнего мальчика. Накопленный литературой опыт передачи восприятия окружающего мира ребенком в сочетании с несомненным профессионализмом писателя обеспечивает особенную цельность и ясность романа.

3.4 «The Telling Life»: нарративы истории и нравственные ценности.

«Палимпсестный» тип художественного сознания заставляет писателей Великобритании вновь и вновь обращаться к прошлому своих героев, связывая его множеством нитей с историей страны. При этом история оказывается текстом, сотканным из нарративов отдельных жизней. Можно с уверенностью утверждать, что для британских писателей второй половины

41 Эмис М. Стрела времени, или природа преступления. - М.;СПб.:ЭКСМО, 2004. - С. 184-185.

36

XX века особенно важно проанализировать, понять глубинные основы соотнесенности судьбы человека и большой истории. Они обращаются к индивидуальной позиции частного человека в вопросах истории для того, чтобы понять взаимозависимость объективной истины и множественности интерпретаций. Современный британский роман и в этом направлении демонстрирует свое «социологическое воображение».

Показательно в этом плане творчество одного из самых заметных постмодернистских авторов - Грэма Свифта. В его первом романе «Владелец кондитерской» (1980) обнаруживается характерная «палимпсестная» конструкция - сочетание целого ряда ретроспектив, объединенных некоей рамой. В течение последнего дня своей жизни Вилли Чэпмен, типичный лондонский мелкий торговец, вспоминает о событиях своей жизни. Память зауряднейшей личности оказывается внутренним пространством для развертывания событий, рамой, объединяющей разномасштабные, с точки зрения классического сознания, ретроспективы: факты его биографии, отношений с женой и дочерью тесно связаны не только с ближайшим окружающим миром, но и историей XX века. Таким образом, уже первый роман Свифта вводит его в ряд тех писателей, которые актуализируют пространство жизни рядового человека и делают его важной составляющей современной истории. Роман "Волан" (1981) также обращен одновременно в прошлое, связанное с "большой историей", и настоящее героя. Хрестоматийным примером изображения истории как пространства, сотканного из нарративов отдельных жизней, стал роман Свифта "Земля воды" (1983).

«Беспокойный ангажемент литературы и истории» является заметным, если не определяющим фактором литературного процесса в Великобритании на рубеже веков. В этом ангажементе центральное место занимают жанры, связанные с биографией: собственно биографии, автобиографии, дневники, мемуары. Последние десятилетия XX века получили в английской критике название «Золотой век биографии». Одной из проблем постиндустриальной эпохи является постепенная утрата способности к творчеству в подлинном смысле слова из-за влияния стереопизации, клищированности массовой культуры. В то же время подвижность социальной реальности, глубинное игровое начало постмодернистской культуры, театрализованность бытия современного человека предполагают как раз активно творящую личность. Можно предположить, что этот парадокс и вызывает потребность вновь и вновь обращаться к «очарованию творчества» (М. Брэдбери), соответственно, к описанию жизни творческих личностей. Признанным авторитетом в этой области стал Питер Акройд. Биографии, им написанные, мы разделяем на несколько групп, где основанием для классификации могут стать взаимосвязанные концепции времени и истории. К первой группе отнесем произведения, максимально близкие к классической, традиционной литературной биографии. В них прослеживаются этапы жизненного пути избранного им автора - основные вехи как становления личности, так и воспитания собственно творца. Эти биографии, как, впрочем, и другие,

созданные Акройдом, покоятся на тщательно собранной и изученной научной базе. Так, в биографии Уильяма Блейка (1995) отмечены все основные этапы жизни великого художника и поэта Англии, который, как следует из всего контекста творчества самого Акройда, наравне с Диккенсом стал одной из самых заметных в формировании английской культуры фигур. В такого рода произведениях отдается дань линейной концепции времени, с ее презумпцией имманентной логики истории, однако специфика постмодернистского мышления заставляет автора создавать художественное пространство, в котором последовательная смена явлений превращается в одновременность, движение же в этом пространстве определяется силой воображения творца. Автор биографии проникает в субъективный мир объекта своего творческого исследования, воссоздает его, но, в конечном счете, создает свою субъективную художественную реальность. Это Англия самого Акройда, как он ее представляет, хотя и тысячами нитей связанная с Англиями других англичан. Вторая группа - это биографии, содержащие более сильный вымышленный элемент, основанный на стилизации творческой манеры и образа мышления героя. Таково "Завещание Оскара Уайльда". К третьей группе относятся биографии, предлагающие альтернативные варианты жизни великих мастеров. У Акройда это "Мильтон в Америке" и "Чаттертон". Это вымышленные биографии реальных лиц, созданные по принципу "семантики возможных миров", т.е. исходящие из представления о вероятности нескольких направлений развития не только в будущем, но и в прошлом. Такой тип биографии тесно соприкасается с жанром «альтернативной истории», содержанием которого является описание возможного развития событий. «Ветвящаяся» история таких романов не могла бы появиться вне того специфического понимания пространства времени, который присущ современному мышлению. В четвертой группе объединяются романы Акройда, являющиеся своеобразным итогом формирования его исторического (или постисторического) мышления. Это роман "Английская музыка" (1992) и книга "Лондон. Биография"(2000). По сути, и то, и другое - биографии города как совокупности текстов.

Предложенная классификация может быть использована применительно ко всей совокупности биографий, созданных в конце XX столетия, при условии добавления в качестве отдельной группы "mock -biography". В этом плане репрезентативны романы У. Бойда «Нат Тейт: американский художник, 1928-1960» (1998) и «Нутро любого человека. Дневники Логана Маунтстюарта» (2002). Это особый род литературных мистификаций, ряд героев в которых (в данном случае, и художник Нат Тейт, и писатель Логан Маунтстюарт) - фигуры вымышленные, но поданные как несомненно реальные. У. Бойд показывает ход истории как состоящий из фрагментов. Фрагменты, в свою очередь, представлены как дискурсы Логана Маунтстюарта, "a diarist-hero", т.е. имеют очевидный оценочный элемент, отчетливо выраженный личностный характер. Главный герой романа ведет дневник на протяжении всей жизни. Использование комплекса отсылок в

романах У. Бойда следует рассматривать как художественный прием, который не мог не появиться в эпоху взаимозависимости всех существующих текстов. (Как не мог не появиться в конце концов роман-словарь серба М. Павича, обусловленный всем движением европейской мысли второй половины XX века). В то же время этот прием является отражением глубинных процессов той же мысли в области осмысления истории. Представление о нелинейном движении множества параллельно развивающихся процессов, нарративном характере исторического процесса породили потребность в верификации истины (процесс был именно таким, а не иным), создаваемым с помощью названного приема.

Конец эпохи постмодернизма ознаменовался обращением к проблеме национальной идентичности во всех европейских странах. В литературе Великобритании этот процесс отражается как поиски подлинной "Ег^НзЬпезв". Тема "английскости" актуализируется в названной стране трижды на протяжении XX века, в наиболее кризисные для национальной культуры периоды. Во-первых, в двадцатые годы, десятилетие, ознаменованное разрущением традиционных нравственных ценностей вследствие событий Первой мировой войны. Во-вторых, в годы Второй мировой войны, особенно в период Блица, бомбардировки Лондона в 1940 году. В-третьих, в годы рубежа ХХ-ХХ1 веков. Сами исторические события наталкивают на мысль о том, что важнейшим аспектом национальной идентичности является чувство патриотизма. В этой связи особенно интересно обращение к произведению, сюжет которого основан на теме предательства отечества и в котором, следовательно, в центре оказывается проблема патриотизма. В романе британского писателя Д. Бэнвилла "Неприкасаемый" (1995) в основу сюжета положена биография человека, чьи молодые годы пришлись на десятилетия между двумя мировыми войнами. В то время он, аристократ, получивший прекрасное образование в Кембридже, искусствовед, позднее, в военный период, ставший сотрудником английской разведки, оказывается завербованным советской разведкой и остается шпионом практически до конца своих дней. Реальное лицо, по имени Э. Блант, стал прототипом Виктора Маскелла, что позволяет назвать это произведение «роман с ключом» (готап-а-с1е0. Роман имеет форму мемуаров, написанных от лица человека, переосмысливающего прожитые годы после открытия его "второй жизни" другими.

Писатели, обращающиеся к повествованиям истории, не просто испытывают влияние постмодернистских теорий, они подвластны тому типу мышления, который сложился в конце века. Особенности формы повествования - не дань моде, а естественное отражение содержания самой эпохи. При этом в британском романе явно прослеживается традиционная тенденция не столько обобщать исторический опыт (обилие событий, текстов, фактов в романах отражает скорее палимпсестное сознание), сколько найти позитивный смысл деяния каждого человека, его собственное место в истории. Именно поэтому все эти произведения мы рассматриваем как разновидность социального романа.

3.5. «Дискурс инструкции»: утопические нарративы на рубеже XX и XXI веков. Особенность постмодернистского хронотопа - замкнутое пространство настоящего и прошлого - воплощает главную проблему современного общественного самосознания: отсутствие будущего. Заключительный раздел посвящен моральному чувству и связанному с ним дискурсу инструкции, неизменно присутствующему в английском романе и являющемуся национальной традицией литературы Великобритании. Однако возможности этого дискурса, связанного с представлением об идеальном долженствовании, выглядят ограниченными, если не невозможными в эпоху всеобщей «утраты веры». Традиционно концепции будущего воплощались в утопиях. В социокультурном контексте последних десятилетий XX века утопия, жанровым содержанием которой является описание гармонии оптимального общественного устройства, оказалась утраченной. Характерная для утопий рационализация общества при явной относительности социального идеала была опорочена реальным политическим тоталитаризмом. Утопические модели стали относиться к тем великим метанарративам, вера в которые объявлена потерянной.

«Моральное учительство» всегда сочеталось в английском романе с дискурсом собственности, рационально-нравственная основа этого сочетания на протяжении трехсот лет была основой национального утопического сознания. В «логике позднего капитализма» отрицается сама возможность подобной гармонии. Характерным примером является роман И. Бэнкса «Бизнес», в котором обнаруживаются два нарратива, связанных с двумя видами утопий. Один из них воплощает представление об идеальном предпринимательстве, культивируемом в Англии с конца XVII века как синтезе индивидуализма, основанном на частной собственности, и естественным образом присущего ему нравственного чувства. Бэнкс показывает финальную стадию развития товарно-денежных отношений Нового времени. В представлении теоретиков в области экономики и социологии эта фаза связана с «революцией менеджеров». Суть предложенной еще в 40-е годы Д. Бернхеймом концепции названной революции сводится к тому, что акционерная форма капитала привела к новой форме капитализма, свободного от тех пороков, которые исследовал в свое время К.Маркс. Вместо капиталистов-собственников центральными фигурами стали наемные профессиональные управляющие. В романе Бэнкса «Бизнес» - гигантская международная коммерческая организация, достигшая той степени развития и могущества, которая позволяет ей за счет инвестиций и различных финансовых операций влиять на внешнюю и внутреннюю политику большинства государств. Для современной цивилизации, во главе угла которой поставлено именно коммерческое начало, такая модель кажется абсолютным идеалом, достичь которого в экономически развитых странах стремятся на протяжении многих лет. Однако организующие ее коммерческие принципы, по сути, выступают в роли тоталитарного начала и провоцируют полный отказ от духовных и нравственных ценностей.

Вторая модель, представленная в романе, - организация государства, воплотившаяся в образе вымышленного карликового гималайского княжества. Тулан - воплощение гармоничного, естественного, природного мира, не испорченного цивилизацией с ее стремлением к накопительству и большим деньгам. Естественное начало проявляется и в расположении страны, и в природных условиях, а главное, - в «идеологии», которая определяет жизнь граждан. Во время посещения этого княжества главная героиня осознает нравственную несостоятельность той модели реальности, которая выстраивалась в соответствии с корпоративными законами. Воплощенная в Тулане социальная модель, ориентированная прежде всего на духовно-нравственную систему ценностей и обращенная в доиндустриальное прошлое, обретает у Бэнкса черты абсолютного утопического идеала. В контексте английской утопической мысли возврат к доиндустриальному патриархальному обществу является одной из самых распространенных идей.

Во многих случаях британские писатели, стремясь создать модель оптимального жизнеустройства, обращаются к образу жизни викторианцев, создавая тем самым свой Золотой век. «Викторианский бум» в английской культуре начинается уже в конце 60-х, а в последующие десятилетия викторианская эпоха идеализирована английскими авторами как важнейшая составляющая национальной истории, когда был сформирован почти утопически полноценный образ жизни. Художественный образ викторианской эпохи приобретает характер пасторали в произведениях, даже и далеких от столь популярного в конце века неовикторианского романа. Так, М. Муркок в романе «Лондон, любовь моя» делает викторианскую пастораль смысловым центром своего произведения. Эпизоды, связанные с "Прибрежным коттеджем» сестер Скамаранга, возвращают читателя к идеализированному викторианскому стилю жизни. По-диккенсовски автор стремится доказать, что его герои-чудаки являются носителями «этической нормы», к которой должны стремиться остальные.

Викторианская модель бытия в современном романе заставляют обратиться к концепции двух слоев английской культуры -аристократической, высшего слоя общества, и народной, восходящей к англосаксам. Экономическое развитие страны (индустриализм и торговля) было связано именно с народной культурой. Она же формирует в значительный степени и Лондон как гигантский торгующий город. Аристократический образ жизни включал в себя неиндустриальные ценности. Ценилась деревенская, а не фабричная и торгующая Англия. В современном сознании представления об аристократизме как оптимальном стиле жизни, противопоставленном индустриальному миру, объединяют викторианскую (лондонскую) модель бытия с провинциальной, сельской, усадебной. Авторы объемного труда «Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай», посвященного русской усадебной культуре, используют термин «пассеизм» и цитируют Г. Адамовича, так сформулировавшего «витавшее в воздухе Серебряного века значение» этого слова: «Не культ прошлого и не любовь к старине, а попытка жить в прошлом, страстное

предпочтение прошлого настоящему, с юлиановским, то явным, то скрытым стремлением его воскресить»42. С нашей точки зрения, дух пассеизма пронизывает современный британский роман, что доказывает правоту идеи о замкнутости постмодернистского хронотопа. Томас Павел полагает пассеизм, наряду с анархизмом, симптомом «онтологического стресса», который испытывает культура в период «быстрых онтологических изменений». Под пассеизмом он понимает игровой онтологический регресс, а под анархизмом отказ одновременно и принимать, и отвергать любой из множества возможных онтологических порядков43. Современный роман не предлагает перспективной онтологии. Свернутое в ленту Мёбиуса пространство времени воплощается не столько в активном интересе к прошлому, сколько в принципиальном отсутствии будущего. Извлечение уроков из истории оказывается невозможным за отсутствием какой бы то ни было перспективы.

В заключении обобщаются выводы исследования.

Британский социальный роман появляется в XIX веке и является формой «novel» со специфическим жанровым содержанием. Присущее роману стремление представить частную судьбу как продукт общественной жизни определяет интерес к социальной проблематике. Жанровая специфика социального романа во всех ее аспектах является порождением Нового времени. Во-первых, проблематика связана с развитием цивилизации промышленного капитализма. Во-вторых, классический, «ньютоновский», тип мышления заставляет искать причинно-следственные связи в отношениях человека и общества, закономерностях общественного развития и предполагать позитивное поступательное движение истории. Приоритет научного знания в динамичном общественном развитии предопределяет особое место интеллектуалов, «людей знания» в жизни социума.

Наиболее радикальным изменениям под влиянием постнеклассического типа мышления подвергаются две категории классического романа: репрезентация взаимовлияния человека и общества и идея исторического прогресса. Постмодернистский художественный тип мышления основан на представлении о мире как совокупности множащихся реальностей. Следствием, вкупе с эпистемологической неуверенностью, стало восприятие социальной реальности как конструкции, в которой постепенно исчезают «усложненные интеллектом» ценности и множатся элементарные конструкции «повседневности».

В панораме «торгующей реальности», разворачивающейся в контексте современного британского социального романа, находят отражение процессы утраты интеллектуалами своих позиций, деформации традиционных ценностей, нивелировки гуманитарного знания как не имеющего отчетливо выраженной рыночной стоимости, утраты мечты о рабочем классе как носителе социалистических ценностей, равно и самой идеи социализма.

42 Дмитриева Е.Е., Купцова O.H. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. - М.:ОГИ, 2008. -С.300.

43 Pavel Т. Fiction and the causal theory of names Fiction and the ontological landscape И Studies of the Twentieth Century Literature 6:1. - 1982. - C. 188-189.

Дискурс собственности не выдерживает испытания реальностью потребления в том смысле, что принципиально не сочетается с дискурсом морали. Новые позиции обретают представители субкультур, которые становятся центром аморфной массы.

Радикальные изменения отличают постмодернистское представление об истории от сложившегося в «проекте Просвещения». Открытые в Новое время историзм и идея прогрессивного движения истории оказались опровергнутыми. Постепенно развертывающаяся от простых к более сложным и бесспорно лучшим формам лента истории в определенный момент прерывается и замыкается. Как в искусстве модернизма художественное произведение перестает быть рефлексией окружающего мира и становится рефлексией рефлексии, то есть осмысляет уже само искусство, так и постмодернистская история замыкается в самой себе. Происходит некая «остановка времени», момент которой зафиксирован в английском романе. Идея конца истории не является для британских писателей отвлеченным теоретизированием. Напротив, она постоянно присутствует в их произведениях, многое объясняя в сложившейся к началу XXI века социальной ситуации. «Свернутое время» истории находит отражение в специфике художественного времени, которое представляет собой одномоментное присутствие фрагментов прошлого в настоящем. Отсутствие дифференциации по идейной, смысловой наполненности приводит к игровым комбинациям, которые становятся наиболее заметным признаком постмодернистского произведения. Но даже в типичном для постмодернизма лабиринте форм в британском романе чаще всего обнаруживается все тот же интерес к социальному содержанию. Отражением постмодернистского сознания становится обращение к нарративам истории, как субъективным текстам, сплетающимся в «гобелен», т.е. единое пространство. Это характерно для всех европейских литератур, однако английские авторы здесь обнаруживают традиционный для социального романа прошлого интерес к роли человека в процессе общественного движения. Для них совершенно необходимо связать частную судьбу с тем, что происходит в «большой истории». При этом они не склонны «переписывать», «переосмыслять» историю, скорее еще раз осмыслять ее для того, чтобы понять роль среднего человека в социуме. Именно эта тенденция делает британский роман заметно отличающимся от постмодернизма в других странах. Писатели этой страны неизбежно имеют постмодернистский тип мышления, однако как бы сопротивляются ему, упорно стремясь обосновать некие смыслы.

Негативным последствием «конца истории» становится утрата будущего. Традиционное осмысление истории для того, чтобы, учитывая уроки прошлого, выстраивать перспективу движения, необратимо исчезает. В качестве оптимального жизнеустройства предлагается возвращение в патриархальные доиндустриальные времена и сложившиеся там отношения. Знаменитое викторианство принимает облик доиндустриального общества с простыми, устойчивыми формами бытия. В этом отражается отсутствие

национального утопического идеала, соответственно сама возможность дискурса инструкции. Это центральная проблема первых десятилетий XXI века, так как отсутствие смыслов, в разных формах зафиксированное в британском социальном романе, разрушает образование, лишает жителей страны импульса к общественно значимым действиям, позволяет манипулировать массами в силу отсутствия социально значимых ориентиров. С отсутствием национальной идеи связан и тот мучительный поиск национальной идентичности, который полагают главным в современном литературном процессе и который никак не может удовлетворительно завершиться при современном состоянии дел. Исследование жанра социального романа в эпоху постмодернизма позволяет определить его специфическое содержание.

Основное содержание диссертационной работы и ее результатов полностью отражено в 35 научных работах автора, в том числе в монографии и 11 статьях, опубликованных в журналах, рекомендованных ВАК:

1. Статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ

1. Новикова В.Г. Дж.Джойс. «Улисс». Техника перечисления // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия «Филология». Вып. 1. Нижний Новгород: 2000. С. 103-112.

2. Новикова В.Г. Проблема нетривиального мышления в «Улиссе» Д. Джойса // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия «Филология». Вып. 1 (3). Нижний Новгород: 2001. С. 136-142.

3. Новикова В.Г. «Человек истории» в романах М.Брэдбери // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия «Филология». Вып. 1 (5). Нижний Новгород: 2004. С. 93-100.

4. Новикова В.Г. «Чувство» и «чувствительность» в романах М. Павича // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия «Филология». Вып. 1 (6). Нижний Новгород: 2005. С. 57-63.

5. Новикова В.Г. «Пространство времени» в романе Мартина Эмиса «Стрела времени, или Природа преступления» //Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. № 3. Нижний Новгород: 2010. С.312-317.

6. Новикова В.Г. Текст реалити-шоу в тексте романа Б.Элтона «Смерть за стеклом» // Вестник Нижегородского университета им.Н.И.Лобачевского. № 6 (2). Нижний Новгород: 2011. С.474-478

7. Новикова В.Г. Доиндустриальные ценности в постиндустриальном «щкольном романе» Д.Харрис // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. № 1 (2). Нижний Новгород:2012. С. 182-186.

8. Новикова В.Г. Проблема артистизма бытия в романах Уильяма Бойда // Вестник Ленинградского государственного университета им. A.C. Пушкина. № 3 (Том 1). Санкт-Петербург: 2012. С. 82-90.

9. Новикова В.Г. Две культуры в современном британском романе // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. № 1 (часть 2). Нижний Новгород: 2013. С. 217-222.

10. Новикова В.Г. Проблема национальной идентичности в британской «околофутбольной литературе» // Вестник Казанского университета, 2012, № 4 (30). С.143-148.

11. Новикова В.Г. Английский индустриальный роман в постиндустриальную эпоху // Схщнослов'янська фшолопя. - Лггературознасство. Вип. 20 / Гор.ивський держ. пед. ш.-т шоземних мов; Донецький нац. ун-т.. - Гор;пвка: Видавництво ГДППМ, 2012. С. 139-151.

II. Монография

12. Новикова В.Г. Британский социальный роман в эпоху постмодернизма. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2013.

Ш. Статьи, опубликованные в других изданиях

13. Новикова В.Г. Поэтика незавершенности // Вопросы взаимовлияния литератур Западной Европы и Америки. Нижний Новгород, 1998. с. 90-96.

14. Новикова В.Г. Поэтика чужого слова // Романтизм и его исторические судьбы. Тверь, 1998.С. 64-68.

15. Новикова В.Г. Проблема подлинного и ложного артистизма в английском романе XX века // Материалы X международной научной конференции Российской ассоциации преподавателей английской литературы. Нижний Новгород. 2000. С. 72-73.

16. Новикова В.Г. Х.Л. Борхес и его философия времени // Грехнёвские чтения. Нижний Новгород, 2001. С. 37-42.

17. Новикова В.Г. Традиции жанра «романа большой дороги» в постмодернистском романе М. Брэдбери // Мировая культура XVII-XVIII вв. как метатекст. СПб., 2002. С. 140143.

18. Новикова В.Г. Функция цвета в романе Д. Джойса «Улисс» // Синтез в русской и мировой художественной литературе. М., 2005. С. 273-279.

19. Новикова В.Г. Живописное в романе О. Хаксли «Желтый Кром» // Грехнёвские чтения. Нижний Новгород, 2006. С. 110-116.

20. Новикова В.Г. Система отсылок в романе У.Бойда «Нутро любого человека. «Дневники Логана Маунтстюарта» // Синтез документального и художественного в литературе и искусстве. Казань, 2007. С. 468-473.

21. Новикова В.Г. Модели мира в романах У.Бойда // Experimehta Lucífera. Нижний Новгород, 2006. С. 117-123.

22. Новикова В.Г. Принципы организации литературной биографии в литературе постмодернизма // Филологический анализ текста: концептуальность и аналитизм. Йошкар-Ола, 2007. С. 191-197.

23. Новикова В.Г. Личность в контексте истории // Грехнёвские чтения. Нижний Новгород, 2007. С. 183-188.

24. Новикова В.Г. Светотень в книге Питера Акройда «Лондон. Биография» // Синтез в русской и мировой художественных культурах. М., 2007. С. 191-197.

25. Новикова В.Г. Проблема патриотизма в романе Д. Бэнвилла «Неприсаемый» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. № 6. Нижний Новгород: 2007. С. 260-265.

26. Новикова В.Г. Социальный роман в эпоху постмодернизма // Переходные периоды в мировой культуре и литературе. XIX Пуришевские чтения. М., 2007. С. 145-146.

27. Новикова В.Г. Мотив пасторали в романе М. Муркока «Mother London» // Experimehta Lucífera. Нижний Новгород, 2007. С. 336-340.

28. Новикова В.Г. Модус театральности в английском романе на рубеже XX-XXI вв. // Русская словесность в контексте мировой культуры. Нижний Новгород, 2007. С. 336-340.

29. Новикова В.Г. Палимпсест Лондона // Синтез культурных традиций в художественном произведении. Нижний Новгород, 2007. С. 132-138.

30. Новикова В.Г. «Характер народа крупным планом» в эссеистике Д. Барнса // Синтез документального и художественного в литературе и искусстве. Казань, 2009. С. 212-218.

31. Новикова В.Г. Человек толпы в романах Джона Кинга // Грехнёвские чтения. Вып. 5. Нижний Новгород, 2008. С. 321 - 326.

32. Новикова В.Г. Традиция романа воспитания в постмодернистском романе Д.Барнса «Англия, Англия» // Словесный образ и литературное произведение. Грехнёвские чтения. Нижний Новгород, 2010. С. 176-180.

33. Новикова В.Г. Провинциальные идеи в лондонском тексте // Образ провинции в русской и английской литературе. Екатеринбург, изд-во Уральского ун-та, 2011. С. 61-66.

34. Новикова В.Г. «The moral sense» современного британского социального романа // Современная англоязычная литература: проблемы жанра и стиля. Материалы XXI международной научной конференции Российской ассоциации преподавателей английской литературы (20-22 сентября 2011 года). Смоленск, изд-во СмолГУ, 2012. С.89-94.

35. Новикова В.Г. Утопические нарративы И. Бэнкса // Российский гуманитарный журнал Liberal Arts in Russia, 2013, Том 2, № 2. - С. 162-167.

Подписано в печать 25.06.2013 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать цифровая. Усл. печ. л. 2,6. Заказ № 594. Тираж 100 экз.

Отпечатано с готового оригинал-макета в РИУ ННГУ им. Н.И. Лобачевского. 603000, г. Нижний Новгород, ул. Б. Покровская, 37

Текст диссертации на тему "Британский социальный роман в эпоху постмодернизма"

Министерство образования и науки России Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования «Нижегородский государственный университет им.Н.И.Лобачевского» Национальный исследовательский университет

На правах рукот'^ь

05201351431

Новикова Вера Григорьевна Британский социальный роман в эпоху постмодернизма

Специальность 10.01.03 - литература народов стран зарубежья

(английская литература)

Диссертация на соискание учёной степени доктора филологических наук

Нижний Новгород - 2013

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.....................................................................................................................3-22

ГЛАВА 1. «MORAL SENSE» В СОЦИАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ: ГЕНЕЗИС СОЦИАЛЬНОГО РОМАНА В ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СОВРЕМЕННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.1. Основные дискурсы английского романа.........................................................23-72

1.1.1 ХУШ век. Формирование дискурсов собственности и морали ...............23-35

1.1.2 Жанровые возможности социального романа в XIX веке........................35-49

1.1.3 Социалистический дискурс .........................................................................50-72

1.2 Социологическая ангажированность английской послевоенной критики ...73-120

1.2.1. Послевоенный период (50-60-е годы)........................................................74-91

1.2.2 . Второй послевоенный период (70-90-е годы).........................................91-101

1.2.3. Проблемы жанра......................................................................................101-120

ГЛАВА 2. ЧЕЛОВЕК В ТОРГУЮЩЕМ МИРЕ

2.1 Концепция реальности в поэтике постмодернизма ...........................................121 -140

2.2 Реальность социологии в романах М.Брэдбери «Историческая личность» и «Профессор Криминале»..............................................................................................141-177

2.3 Синтетическая реальность в романах Д.Барнса «Англия, Англия» и Бена

Элтона «Смерть за стеклом»........................................................................................178-211

2.4 Модели бытия в романах У.Бойда ......................................................................212-23^

2.5 «Индустриальный человек» и ценности тэтчеризма в романе Т.Лотта «Штормовое предупреждение»....................................................................................240-262

2.6 «Футбольный роман» Н.Хорнби, Д.Кинга...........................................................263-288

ГЛАВА 3. ЧЕЛОВЕК В ПРОСТРАНСТВЕ ВРЕМЕНИ

3.1 «Лента Мёбиуса»: специфика постмодернистского хронотопа.........................289-316

3.2 Палимпсест Лондона..............................................................................................317-340

3.3 Образ остановленного времени в романах М.Эмиса и Д.Война.........................341-357'

3.4 «The telling life»: нарративы истории и нравственные ценности.......................358-387

3.5 «Дискурс инструкции»: утопические нарративы на рубеже ХХ-ХХ1 веков ....388-410

Заключение....................................................................................................................411-417

Библиография...................................................................................................................... 418

ВВЕДЕНИЕ

В диссертации исследуются в теоретическом и историко-литературном плане жанровое содержание социального романа Великобритании на рубеже ХХ-ХХ1 веков в контексте новых форм романного мышления; проблемы репрезентации социальной реальности и интерпретации истории в постмодернистском произведении; утопические модели в условиях онтологического регресса и кризиса национальной идентичности.

Исторические границы жанра социального романа традиционно определяются периодом Нового времени. Применительно к английской литературе термин «социальный роман» впервые появляется в работе французского ученого Л.Казамиана "Социальный роман в Англии» (1903) для «определения группы произведений, написанных на урбанистические и индустриальные темы и опубликованных в период между 1830-1850 гг».1 Это словосочетание удачно вобрало в себя значения принятых в самой Англии терминов «индустриальный роман» («industrial novel»), «роман проблемы» («probleirfs novel»), роман «положения Англии» («Condition of England novel»), относящихся к литературе, связанной с Промышленной революцией, индустриализацией и порожденными ими социальными проблемами.

Потенциал «социальной наполненности» оказался не исчерпанным в Новое время, приобретая на рубеже Х1Х-ХХ веков пафос социальной борьбы. В литературном процессе США 1930-х гг. стал явлением пропагандистский социальный роман протеста. В статье с характерным названием «Искусство для пользы человечества»: социальный роман как вид морального дискурса» Д. М. Игер пишет, что социальный роман не дол,^н быть перепутан с дидактичностью в литературе и не следует ожидать, что он обеспечит предписания для лечения от социальных бед, но такое произведение способствует совершенствованию социального сознания в смысле определения моральных горизонтов и создания у читателя «социальной совести». На материале американской литературы автор

приходит к выводу о том, что как в 1880-е годы (произведения У.Д. Хоуэллса, например), так и в 1990—е (Дж. Франзен) ряд романов характеризуется этими качествами . К. и В. Джонсоны говорят о социальном романе как «главной литературной форме в исследовании социальных идей и протеста», и предлагают справочник, представляющий 200 наиболее значительных произведений в мировом литературном процессе «с точки зрения их воздействия на общество»3.

В более «активном» настроении составлена одна из немногих словарных статей, посвященных рассматриваемому жанру в российских литературоведческих справочных изданиях, что объясняется временем ее создания - 1925 год, т.е. начало советского периода, когда социальный пафос рассматривался исключительно в рамках классовой борьбы. Автором ее был В. Львов-Рогачевский, которого в конце 20-х критиковали за то, что бн «теряет из виду основной критерий анализа — момент классовой борьбы»4. Тем не менее он толкует жанр соответствующим тогдашнему революционному духу страны образом: «Социальный роман — рисует широкую картину общества в определенную эпоху, причем индивидуальности выступают в самой тесной связи с борющимися социальными группами...Зарождение социального романа и развитие его связаны с эпохами бури и натиска, когда рушится старый порядок, когда надвигается социальная катастрофа и наступает ломка и переустройство социальных отношений»3. Для классического периода английского социального романа такое радикальное определение не было характерно, так как ни авторы, ни читатели не стремились к социально катастрофическим преобразованиям.

В XX веке J1. Джеймс доводит историю английского социального романа до «первого романа социалистической классики»6, каковым он полагает «Филантропов в рваных штанах» Роберта Трессела (1914). Однако возможности социального романа используются и далее, вплоть до произведений «рабочей («working class») темы» 60-х годов XX века.

В более широком смысле слова термин «социальный роман» относится ко всем произведениям реалистической литературы. Роман как продукт идеологии Нового времени7 по 'определению социален, так как в нем, согласно классической трактовке, частные поступки предстают как художественное освоение целостной сущности породившего этих героев общественного мира, смыслом романа становится художественное освоение общественной жизни сквозь призму индивидуальной судьбы «частного» человека. В этом плане добавление определения «социальный» к термину «роман» выглядит в достаточной мере тавтологично. Можно согласиться с давним категорическим утверждением П.А. Николаева о том, что «все романы новейшей литературы социальны. После того, как завершилась эпоха романтизма с его культом свободы, самоценной, независимой от внешних обстоятельств личности, возникла великая литературная реакция на подобные «автономности» и персонажей, и произведения в целом. Наступила эра реализма, когда личность предстала детерминированной внешней средой. Во влиянии последней писатели стали искать мотивы и стимулы поведения героев. Менялась жанровая или тематическая типология (роман гротескный, фантастический, и т.п.), но все равно он оставался социальным»8. Современное толкование термина несколько сужает рамки: «социальный роман повествует о влиянии социальных учреждений и экономических и социально-бытовых условий на характеры и события»9. Принципы детерминизма и историзма, основанного на презумпции общественного прогресса, являются основой жанрового содержания такого рода произведений.

Степень научной разработки проблемы. Хронологические границы эпохи постмодернизма определяются тремя последними десятилетиями XX века. Ф. Джеймисон называет постмодерн «периодизирующим концептом, чья функция - сополагать появление в нашей культуре новых формальных особенностей с появлением нового типа социальной жизни и нового экономического порядка, того, что часто называют по-разному:

модернизацией, постиндустриальным, или потребительским, обществом, обществом масс-медий или спектакля, транснациональным капитализмом»10. Начало этого периода как «позднего капитализма», по Джеймисону, относится к концу 40-х в США, концу 50-х во Франции, переходными стали шестидесятые годы.

В период постмодерна как глобального состояния цивилизации создается новая эстетика. Современную художественно-эстетическую культуру теоретики характеризуют как «нон-классику» - «принципиально бессистемное, почти аморфное образование, некое пространство параэстетических смыслов, клубящихся вокруг классического эстетического ядра»11. Н.Б. Маньковская, автор фундаментальных исследований в области эстетики постмодернизма12, предлагает хронотипологическую классификацию неклассического эстетического сознания как «эпохального творческого проекта XX века», в котором основными этапами являются авангард, модернизм, неоавангард, постмодернизм и постпостмодернизм. В период после Второй мировой войны, в 50-70-е годы «основанная па структуралистской эстетике ориентация на формальные эксперименты нефигуративного плана получила отзвук в молодежной контркультуре 60-х, многократно усиливший общекультурный резонанс этого этапа развития нонклассики... В 70-е гг. был достигнут тот предел, за которым маячили самоповторы либо эпигонство, апогей неоавангарда был пройден.»13. Соответственно этой хронологии мы понимаем под эпохой постмодернизма годы от конца 60-х XX века до первого десятилетия века XXI.

Характерное для этого времени представление о принципиальной неупорядоченности мира и соответствующие философские концепции мира как хаоса, распад философской системности, отражающийся в механизмах деконструкций, утраты веры в великие ценности прошлого (метанарративы) в значительной степени разрушают идеи социального детерминизма и историзма, что ставит под сомнение саму возможность продолжения традиции социального романа. Обширный теоретический материал

западноевровропейских и американских исследований в этой области обобщен в трудах И. Ильина, Н.Маньковской, И.Скоропановой14. Общая тенденция литературного процесса связана «с игровым освоением хаоса, превращением его в среду обитания человека культуры, обустройством творческой личности в определенной культурной нише»15. Знаменитая таблица различий модернизма и постмодернизма И. Хассана16, цитируемая и толкуемая сотни раз, включает в себя абсолютное большинство векторов работ, посвященной современному роману. Но и в ней, в самом общем толковании тенденций литературы постмодернистского периода, как будто нет места социальному роману.

В то же время вне социальной проблематики оказывается невозможным изучение современного литературного процесса в Великобритании. Проблемы, имеющие значительное социальное звучание и особенно актуальные на последнем рубеже веков, оказываются в центре отечественных исследований в начале XXI века. В монографии С.П. Толкачева «Мультикультурный контекст современного английского романа» (2003) говорится о том, что процессы, происходящие в современной западной литературе отражают картину сложных социально-политических противоречий, которая рассматривается как «эра после крушения биполярного мира и возникшего в связи с этой катастрофой фундаментального политического, социального, экономического и духовного тупика». В этом контексте прослеживаются этапы вызревания понятия «переходная этнокультурная идентичность», возникающего в контексте произведений мультикультурных писателей как результат взаимодействия различных взаимозависимых факторов языкового, историческою и культурного порядка; отмечаются «процессы по зарождению вариантов романного жанра, в частности, повествовательных моделей национальной истории в виде «придуманной биографии» (о судьбах интеллектуалов кочевников), либо в виде постмодернистских нарративов, в которых интертекстуальной основой становятся кросскультурная материя — мифы,

традиции, обычаи, этнокультурные стереотипы поведения, переносимые из одной стороны света в другую»17.

Исторические и социальные корни постколониальной культуры

Великобритании: утрата расовой и этнической однородности, преодоление

социальной и культурной маргинальности эмигрантов и формирование

двойной идентичности - становятся необходимым социокультурным

контекстом для анализа постколониального романа в монографии О.Г.

Сидоровой «Британский постколониальный роман последней трети XX века

18

в контексте литературы Великобритании» (2005) . Здесь также ставится вопрос о пересмотре концепции национального самосознания и взаимоотношения культур и отражении этого процесса в современной прозе. Последний раздел закономерно посвящен проблеме идентичности. Можно с уверенностью рассматривать поиск национальной идентичности как важнейшую тему современности. Формирование национального мифа и концепции «английскости», образ национального «другого» исследуются в работе Л.Ф. Хабибуллиной «Национальный миф в английской литературе второй половины XX века» (2010)19. O.A. Джумайло в объемном труде «Английский исповедально-философский роман» (2011) поэтику исповедального слова современных английских писателей помещает в культурно-исторический контекст. Личный травматический опыт авторов связывается здесь прежде всего с утратой национальной идентичности, а важность собственно социального контекста подчеркивается специальным разделом, посвященным «Исповеди сына века» об эпохе тэтчеризма.

Постмодернистская рефлексия об истории имеет в английском романе отчетливо выраженную национальную специфику, что отражается в

9Q

диссертационных исследованиях" . В целом, при общих для всех названных здесь и других работ утверждений о традиционности английской литературы, тяготении к реалистической роману, «открытости социуму», жанр социального романа не являлся предметом специального

литературоведческого осмысления.

В англоязычном литературоведении при явном интересе к

викторианскому индустриальному роману редким примером обращения

непосредственно к названной проблеме на современном материале является

монография К. Хатчинсона «Рейганизм, тэтчеризм и социальный роман»

(2008), где автор определяет социальный роман, как произведение, «более

или менее явно обращенное к современным социальным и политическим

проблемам»21. Автор напоминает, что социальный роман - традиционное

убежище либеральной совести связывает общую для Великобритании и

Америки тенденцию к консерватизму в последние двадцать лет столетия с

центральными политиками этих стран: «Рейган и Тэтчер изменили все, даже

беллетристику». В монографии романы американских - Т. Пинчона, Д.

Франзена, канадского - Д. Коупленда, английских - М. Эмиса, Й. Бэнкса, И.

Уэлша авторов рассматриваются «в контексте торжествующей рыночной

экономики». Уже не индустриальные рабочие, но служащие (в том числе

участники «производства культуры»), менеджеры и маргиналы сгали

характерами социального романа. «Войны культуры» закончились не в

пользу интеллектуалов, личная свобода теперь понимается скорее как

22

защита прав потребителя . Работа Хатчисона является отражением общей тенденции англоязычной критики к изучению произведения в социокультурном, экономическом и политическом контексте современности.

В той или иной степени проблемы современного социального романа рассматриваются в трудах М. Брэдбери, Д. Уотсона, С. Коннора, А. Газьорека, Д. Тейлора, А. Синфилда, Ф. Тьюь, как в плане соответствия реалистической традиции и отражения в романе социальных перемен, так и в ракурсе «культурных исследований».

Однако ограничение исследования жанра романа рамками социальной проблематики представляется недостаточным. Мысль о том, что «жанр в литературе Нового и Новейшего времени испытывает принципиальные трансформации под влиянием художественных методов» (Н.П.Михальская) представляется продуктивной и при изучении постмодернистского романа.

Метод как философская категория обнаруживает свою принципиальную зависимость от способов восприятия и практики познания, свойственных конкретн