автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему:
Древнегреческая и латинская просодика (мора, ударение, ритмика)

  • Год: 2011
  • Автор научной работы: Белов, Алексей Михайлович
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.20
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Древнегреческая и латинская просодика (мора, ударение, ритмика)'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Древнегреческая и латинская просодика (мора, ударение, ритмика)"

На правах рукописи

Ф

БЕЛОВ Алексей Михайлович

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ И ЛАТИНСКАЯ ПРОСОДИКА

(мора, ударение, ритмика)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание, учёной степени доктора филологических наук

ю.02.20 — Сравнительно-историческое, сопоставительное и

типологическое языкознание, 10.02.14 — Классическая филология, византийская и новогреческая филология

1 з ОКТ 2011

МОСКВА - 2011

4857134

Работа выполнена на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова и в секторе общей компаративистики Учреждения Российской академии наук Института языкознания РАН

Научный консультант — доктор филологических наук

Константин Геннадьевич Красухин

Официальные оппоненты: член-корр. РАН доктор филологических наук Владимир Антонович Дыбо

доктор филологических наук Вадим Борисович Касевич

доктор филологических паук Александр Евгеньевич Кузнецов

Ведущая организация — Учреждение Российской академии наук

Институт лингвистических исследований РАН (г. Санкт-Петербург)

Защита состоится октября 2011 года в (1ч. <3-° мин. на заседании диссертационного совета Д 002.006.од в Учреждении Российской академии наук Институте языкознания РАН по адресу 125003, Москва, Б. Кисловский переулок, д. 1, стр. 1 (www.ilinR-ran.ru, тел. (495) бдо-3585).

С рукописью диссертации можно ознакомиться в библиотеке Института языкознания РАН.

Автореферат разослан 2011 года.

Учёный секретарь диссертационного совета Д 002.006.03 ,

кандидат филологических наук " \УЦ-' А. В. Сидельцев

Общие положения

Предлагаемое исследование имеет своей целыо изучение просодических явлений древнегреческого и латинского языков, рассматриваемых, главным образом, в связи с законами их ритмики и ударения. Нас будет интересовать то, каким образом достижения современного теоретического языкознания позволяют объяснить отдельные, до сих нор проблематичные явления в этих языках, и наоборот —- что нового даёт древнегреческий и латинский материал для теоретической фонологии, общего языкознания и индоевропейской реконструкции. Но поскольку как ритмические, так акцентные законы обоих этих языков самым тесным образом увязаны с давней и, как оказывается, весьма загадочной проблемой количества слога, а также моры, традиционно мыслящейся единицей этого «количества», то именно они с неизбежностью оказывается центральными в настоящем исследовании. Они рассматриваются как с позиции общей просодической теории, так и (в особенности) применительно к материалу двух интересующих нас конкретных индоевропейских языков.

Положение вещей в современной науке таково, что ответы на эти вопросы обыкновенно ищутся людьми самых разных научных специальностей и исключительно редко приходится видеть, чтобы один специалист (или группа авторов) одновременно занималась исследованием этих, столь разных, проблем: как правило, классические филологи сравнительно мало интересуются строгой лингвистикой, представители теоретического языкознания — древними языками и индоевропейской реконструкцией, а индоевропеисты — современными фонологическими теориями. Если же говорить не о теоретической фонологии вообще, а лишь о той её стороне, которая связана с проблемами тона, ударения, ритма и интонации, то картина оказывается ещё более удручающей: крупных работ (объёма монографии) по теории просодики существенно меньше, чем по другим отделам фонологии, по просодике классических и индоевропейских языков — исключительно мало, в нашей стране они единичны. Такое положение вещей кажется тем более несправедливым, что исследования подобного рода в действительности имеют весьма серьёзные научные перспективы.

Обоснование актуальности исследования. Индоевропейская реконструкция (не только просодическая, а фактически — всякая) немыслима без адекватного понимания, по крайней мерс, законов ударения и долготы гласных, что в свою очередь предполагает, во-первых, исследование этих явлений в сохранившихся древних языках и, во-вторых, разработку такой просодической теории, которая бы удовлетворительно описывала эти явления.

1

При этом сама просодическая теория, созданная на фактах современных языков и (почти) не учитывающая данных языков древних, к сожалению, пока не может быть признанной удовлетворительной. Неудовлетворительной её можно считать уже потому, что на настоящий момент, как известно, не существует общепринятой теории слога, имеются серьёзнейшие разногласия в вопросе о фонетическом слове, словесном и фразовом ударении, о методологии изучения фразовой интонации, наконец, о сущности понятия 'про-содемы', к которым Н. С. Трубецкой относил слог в слогосчитаю-щих языках и мору в моросчитающих.

Последнее, однако, необходимо будет признать вопросом исключительной значимости, если вспомнить о словах Эмиля Бенвени-ста, говорившего о том, что выделение особого уровня языка возможно только в том случае, если существует единица, целиком принадлежащая данному уровню. Соответственно обоснование понятия 'просодема' и изучение свойств самих просодем в языках мира является необходимым следствием из признания особого уров-него статуса просодических явлений.

Однако если теорию иных просодических явлений — таких как словесное ударение или фразовая интонация — в принципе возможно построить на данных хорошо известных языков, а уже потом применять к языкам древним и экзотическим, то общая проблема просодемы (и неразрывный с ней вопрос о морах) оказывается в этом отношении гораздо более сложным.

Решение этой задачи в нашу эпоху обыкновенно видится принадлежащим сфере влияния типологии. И действительно, применение различных типологических методов и приёмов, учёт многочисленных новооткрытых фактов самых разных экзотических языков почти за век существования типологии существенно обогатил наши представления о многообразии явлений в языках мира, предложив множество универсальных схем их классификации и объяснения. Однако типология не всесильна. Её очевидно слабыми сторонами (несомненно, являющимися продолжениями её достоинств) является значительно большее внимание к многообразию языковых фактов при недостаточном к системе конкретного языка в целом, и недостаточный учёт того, каким образом эти факты воспринимаются самими носителями языка; наконец, стоит указать и на значительную трудность в верификации типологических построений и тех фактов, на которых они строятся. Можно вспомнить слова великого Е. Куриловича, который, пытаясь построить свою теорию слога как раз на материале древних индоевропейских языков, отвечал экспериментатору Р. Г. Стетсону тем, что исследовать слоги в речи возможно лишь тогда, когда понятно, что это такое. Соглашаясь с мыслью Куриловича и немного перефразируя его слова,

мы можем сказать, что типологическое исследование просодемы возможно лишь после её теоретического обоснования.

Необходимо отметить, что помимо типологии, в значительно выигрышном положении для решения поставленных задач оказывается и ряд частных лингвистических дисциплин. В первую очередь среди них можно назвать востоковедение: именно лингвист-востоковед чаще других имеет дело со значительной новизной языкового материала, рассматриваемой в сочетании с многовековой литературной и грамматической традицией, подкреплённой доступными его наблюдению памятниками1. По сходным причинам развитию просодической фонологии как науки очень сильно способствовали слависты Р. О. Якобсон, Н. С. Трубецкой, В. А. Дыбо, германиспт Э. Зиверс, С. Д. Кацнельсон, А. С. Либерман и многие другие.

Однако данные традиционной классической филологии, будучи рассмотрены с нетрадиционного угла зрения — с позиций общего языкознания, — способны привнести в общую теорию языка не меньше новизны, чем все упомянутые дисциплины. Латинский и греческий языки в известном отношении — одни из самых экзотичных языков на свете. Их исследование имеет тот очевидный недостаток, что из триады языковых уровней Э. Косериу Структура

— Норма — Индивидуальная речь мы полностью лишены последнего. Но это с лихвой окупается тем, что сохранившийся огромный объём текстов этих языков в сочетании с дошедшими до нас папирусами с диакритическими знаками, музыкальными памятниками, подробными описаниями (зачастую очень квалифицированных) очевидцев — древнеримских и древнегреческих грамматиков

— и двухтысячелетней грамматической традицией во многом облегчает ту работу по критике источников, которую в идеале должен проделать как полевой исследователь бесписьменного языка, так и специалист-типолог.

Уже это делает необходимость привлечения фактов древнегреческой и латинской просодики в общее языкознание очевидной. Но если мы посмотрим на это глазами филолога-индоевропеиста, то ценность исследований такого рода возрастёт ещё более. Древнегреческий и латинский языки относятся к одним из древнейших но времени фиксации; широкая письменная традиция на древнегреческом языке возникла раньше, чем на санскрите; факты греческой и латинской просодики существенным образом увязаны с метрикой, сохранность (и достоверность) памятников которой подчас настолько высока, что в этом ей уступают иные произведения XX в.

13дссь можно вспомнить о вкладе в просодическую науку японистов Е. Д. Поливанова, Дж. МакКоли, бирманиста В. Б. Касевича, арабиста Дж.. МокКарти и других востоковедов.

Предлагаемое здесь исследование строится одновременно на материале двух классических языков, что делает его новым звеном в цепи весьма почтенной в филологической науке традиции2. Такой подход имеет то преимущество, что факты имеющихся языков могут изучаться одновременно и в сравнительно-историческом освещении, и в сопоставительно-контрастивном, и даже (при определённых условиях) в ареальном.

Исследование просодических проблем при таком подборе материала видится исключительно плодотворным: дело в том, что, помимо существенного расширения методологической базы исследования, это заставляет нас обратить самое серьёзное внимание и на те явления, которые принципиалънъш образом различаются в одном и другом языке и которые — в силу сходств метрических законов стиха и греко-римских грамматических традиции — долгое время оставались незамеченными или неверно истолкованными. Такой поворот научной мысли, несомненно, также должен способствовать повышению актуальности исследования.

Цели и задачи исследования, его логические основания.

Глобальной задачей настоящей работы служит попытка построить «мост» между проблемами греко-латинской просодики и современными фонологическими теориями; исследование такого рода мыслится как комплексное, лежащее на пересечении трёх не вполне дружных между собой областей знаний — классической филологии, теории языка и сравнительно-исторического индоеропей-ского языкознания.

Локальные задачи группируются вокруг центральной проблемы всей работы — проблемы моры и морных отношений, — и распадаются трояко, сообразно трём областям знаниям, очерченным выше.

(1) В теоретическом отношении — это 1) разработка общей теории морных отношений в естественных языках, названной в работе Теорией фонологической кратности (ТФК), которая позволила бы создать понятийно-методологический инструментарий, достаточный для удовлетворительного описания рассматриваемых явлений в известных языках; 2) определение места классических языков в построенной системе; 3) определение места моры и явления фонологической кратности в целом в составе фонологической подсистемы естественного языка.

2К работам такого рода можно отнести целую серию известных книг, созданных французскими, английскими и американскими авторами: это сравнительно-исторические (А. Мейе и Ж. Вандриеса, К. Д. Бака, Э. Зилера), фонетико-фонологические (Э. Стертеванта, У. С. Аллена) и синтаксические исследования (А. Вейля).

(2) В филологическом отношении — это детальное исследование просодики древнегреческого и латинского языка, проведённое с позиции разрабатываемой теории и решение многих давних вопросов, прежде не имевших удовлетворительного истолкования: к ним относятся 1) проблема квантитативного ритма обоих языков, 2) проблема ритмических стоп, 3) проблема моры как грамматического показателя (в древнегреческом языке), 4) многочисленные проблемы, связанные с описанием и реконструкцией ударения в обоих языках.

(3) В сравнительно-историческом отношении — это восстановление предыстории латинской и древнегреческой акцентных систем, их выведение из индоевропейской с одновременной реконструкцией ряда фактов индоевропейского праязыка на основании новых данных, полученных в результате применения разрабатываемой теории к индоевропейскому материалу. Сопутствующей этой можно назвать и дополнительную задачу (гипотетической) внутренней реконструкции типологических особенностей языка-предка.

Важно отметить тот факт, что все перечисленные задачи — при всей их пестроте — не являются разнородными: лишь рассмотренные вместе, они создают замкнутую и самодовлеющую систему, определяющую место каждого из её составляющих; Центральной из них, однако, я понимаю вторую группу задач, связанных с адекватным описанием просодических законов исследуемых языков. Именно удовлетворительное решение этих проблем оказывается одновременно важнейшим доказательством правоты предложенной теории и ключом к построению предлагаемой в работе сравнительно-исторической реконструкции.

Таким образом, общий ход исследовательской мысли в диссертации следующий: 1) критическое исследование (общих) теорий предшественников > 2) (первичная) формулировка на этом материале новой теории > 3) её приложение к материалу исследуемых языков и одновременное уточнение ряда теоретических положений > 4) выведение следствий из нашей теории к индоевропейскому и общему языкознанию. Такое (дедуктивное) построение, при котором описание материала одновременно служит и доказательством теории, видится единственно возможным по следующей причине: исследовать факты (которыми в данном случае тем более оказываются не сущности, но законы языков) можно лишь в контексте некой общей теории, которая до сих пор не существовала; окончательная же разработка такой теории до её приложения к описываемому материалу невозможна ввиду обстоятельств, уже изложенных выше.

Научная новизна исследования. Научная новизна предлагаемой работы может быть оценена в общем и частном отношении: общее предполагает соотнесение работы с современным состоянием науки, частное — с другими работами подобного рода.

В общем отношении новизна работы заключается уже в том, что это, насколько можно судить, первое в современной науке монографическое исследование, специально посвящёнпос вопросу о сущности морных отношений и явлении фонологической кратности в целом, — причём рассмотренных как в рамках общей теории, так. и конкретно в применимости к наиболее известному случаю, представленному грско-латинским материалом.

Отечественная лингвистическая традиция крупных работ подобной тематики не знает. На русском языке имеются работы, посвященные общим просодическим проблемам, в том числе вопросу о просодемах (Ю. А. Клейнер), труды о просодике отдельных индоевропейских языков (А. С. Либерман, Т. А. Николаева), однако никогда проблема моры не была исследована на греко-латинском материале специально. При этом наиболее близкая по направленности к этой, авторитетная работа И. М. Тронского Древнегреческое ударение была издана почти 50 лет назад (1962) и отражает уровень научного знания 1930-50-х гг., с тех пор заметно изменившийся. Что же касается латинского материала, то диссертация продолжает и развивает идеи, высказанные в моей последней книге Латинское ударение (М., 2009), которая стала первым русскоязычной монографией на эту тему.

В современной западной традиции имеется некоторые число работ, посвященных проблеме слогового веса. Это понятие, восходящее к англо-американской лингвистике, применяется для разграничения слогов в языке, формирующих фонологическую оппозицию, отличную от ударности/безударности. Вопрос о морах и квантитативном ритме в этой традиции нередко объединяется с проблемой веса (или даже смешивается с ним).

В диссертации показано, что понятия слогового веса и фонологической кратности существенно различаются между собой; соответственно в настоящей работе приводятся строгие критерии, позволяющие, во-первых, разграничить два упомянутых понятия, а во-вторых, формулируются и возможные различия в функционировании самой морной оппозиции в языках мира.

В частном отношении новизну работе придают и следующие достигнутые в ней результаты:

(1) предложена общая теория, описывающая сущность морпых отношений в естественных языках и определяющая их место в просодической системе языка;

(2) сформулированы или существенно уточнены понятия и категории, необходимые для адекватного описания имеющегося материала: фонологическая кратность, мора, силлабические и вокалическая мора, парадигматично-свободные и связные морные корреляции, метрическая стопа, монолитные и композитные образования, акцентно-просодическая (А ПИ) и рипшико-просодическая иерархии (РПИ), мороме-т.рические и моросиллабические языки;

(3) ио-новому рассмотрен вопрос о связи ыориых отношений со словесным и фразовым ударением;

(4) выявлена способность моры выступать чистым грамматическим показателем;

(5) выявлено различие в функционировании АПИ и РПИ иерархий в латинском и греческом языках;

(6) установлено, что фонология латинского ударения удовлетворительно описывается в терминах РПИ-иерархии (силлабические моры); подобраны типологические параллели;

(7) показана независимость обеих иерерхий в древнегреческом, выявлены новые ограничения в действии древнегреческого ударения; последнее описано в терминах вокалических мор и акцентных парадигм; показано, что такое описание оказывается существенно лучшим для объяснения его закономерностей, чем все предшествующие;

(8) показана зависимость баритонной акцентной парадигмы в древнегреческом языке от синтагматического фразового ударения праязыка; установлено, что ряд других индоевропейских языков отражает тот же самый процесс;

(9) установлены некоторые закономерности фразового выделения в латинском; показана сходность этих законов с поведением словесного ударения в сложных словах других индоевропейских языков;

(10) установлена зависимость окситонной акцентной парадигмы в древнегреческом от свойств «доминантных» и «рецессивных» морфем конца слова; высказана мысль, что эта особенность в сочетании с присутствием вокалических мор в праязыке может служить новым доказательством тональной природы праязыка, подтверждая тем самым известную теорию В. А. Дыбо.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Полученные результаты имеют как теоретическую, так и практическую значимость. Общие выводы исследования могут быть использованы (и уже используются) в авторских курсах «Общая просодика», «Акцентология», «Сравнительно-историческая фонология

индоевропейских языков», также в курсах «История древнегреческого языка», «История латинского языка», «Древнегреческая и латинская метрика». Вся Глава 1 и значительные фрагменты глав 3, 4 и 5 могут быть полезны для курса «История лингвистических учений»; вся Глава 6 может быть использована и для теоретического курса «Латинский и индоевропейский синтаксис»; результаты, изложенные в Дополнении, могут быть полезны также типологам и востоковедам. С теоретической точки зрения данные всей работы могут быть использованы в специальных исследованиях по следующим направлениям: классическая филология, античная метрика, сравнительно-историческое языкознание, языковая типология и универсалии, общая фонетика (фонология), романская филология, история языкознания. Отдельные научные данные - такие, как природа фонологического веса, характер ударения, место ударения, фонология последнего слога, поправки к закону редукции, объяснение греческого ударения из контаминации силлабических и вокалических мор - могут быть применены в преподавании латинского и древнегреческого языков, включены в учебники и пособия.

Положения, выносимые на защиту

1. В ряде языков мира, в которых действует корреляция слогового веса, в том числе в латинском и древнегреческом, наблюдается явление фонологической кратности. Заключается оно в том, что категория слогового веса в них реализуется строго по правилам кратности — т.е. тяжёлый слог может быть представлен в виде п лёгких как в парадигматике, так и в синтагматике языка; при этом под тяжёлым и лёгким слогом подразумеваются члены фонологической оппозиции слогов, отличной от оппозиции ударности/безударности. Языки такого типа называются моросчитающи-ми языками, а единица, создающее упомянутое противопоставление слогов — морой. В терминах пражской лингвистической школы можно сказать, что моросчитающими их делает градуальный характер оппозиции, которая в прочих языках представлена как привативная или не представлена вовсе.

2. Система правил фонологической кратности в языке есть факт фонологизацищ это можно понимать так, что отношения фонологической кратности могут основываться на различном сочетании некоторых акустических параметров, в частности того, в каком соотношении акустическая длительность слога находится с кривой его интенсивности. При этом такая фопологизация мор имеет иерархическое строение, в котором может быть определено место для всякого естественного языка: нет слогового веса > есть слоговой вес > есть силлабические моры > есгйь вокалические моры; фонетически этому соответствует последовательное возрастание значения длительности в процессе фонологизации морных отношений.

3. Эта фонологизация имеет две стратегии, результатом которых являются вокалические и силлабические моры, по-разному представляющие фонологическую категорию длительности: силлабические моры репрезентируют всякую фонологически значимую п-морную единицу, тогда как вокалические моры — такую, которая представляет собой ряд последовательно идущих сегментов. Таким образом, всякие вокалические моры силлабические, но не всякие силлабические моры вокалнчсскис. При этом даже в рамках одного языка допустимо сосуществование и той и другой морных корреляций: к примеру, последний слог древнегреческого языка явно тяготел к вокалический двуморности, тогда как неконечный безударный слог стремился этого избегать.

4. Разные языки в различной степени подчинены каждой из этих стратегий. Можно выделить два крайних случая в реализации обеих морных корреляций: 1) пример японского языка, в котором все двуморные последовательности могут быть признаны вокалическими и 2) пример классического арабского языка, в котором никакие двуморные последовательности не являются вокалическими. Первые языки я называю морометрическими, вторые — моросимаби-ческими.

5. Вокалические моры отвественны за формирование акцентно-просодической иерархии языка (АПИ), силлабические — за ритми-ко-просодическую иерархию (РПИ). В последовательно морометри-ческих языках первая иерархия подчиняет вторую, в последовательно моросиллабических — возможно обратное.

6. Соответственно, различие силлабических и вокалических мор существенно для описания кульминативных законов языка, в частности ударения. Всякое тональное («музыкальное») ударение требует наличия вокалических мор хотя бы в ударном слоге, тогда как для силового ударения минимальной просодемой должен быть слог. При этом один факт наличия вокалических мор в языке не доказывает тональности его ударения, поскольку помимо ударения существуют и другие явления (например, контурные тоны), способные подчинять себе этим моры.

7. Латинский язык классической эпохи есть язык последовательно моросиллабический. Это исключает для него фонологически значимый тональный перепад и заставляет видеть ролью ударения выделение некой ритмически сильной позиции в слове, что автоматически решает вопрос о (фонологическом) характере латинского ударения. Древнегреческий язык в отличие от латинского обладает фонологически значимыми вокалическими морами в некоторых слогах слова, к числу которых относится и ударный. Таким образом, иерархии АПИ и РПИ в латинском близки друг другу, а в греческом — противопоставлены.

8. Мора в обоих языках была важнейшим ритмообразующим элементом. В древнегреческом мора была способна выступать чистым грамматическим показателем и входить (в составе слога) формировать более высокие единицы иерархии РПИ, названные стопами. Для латинского языка показано отстутствие стоп и их полная невозможность. Однако в нём имелись устойчивые двумор-ные образования, соответстующие минимально возможным фонетическим словам, которые, однако, стопами не являлись. При этом иерархия РПИ в латинском III-II вв. до Р.Х. подчиняла иерархию АПИ.

9. Вокалически двуморная последовательность в древнегреческом языке была возможна только в одной из двух позиций: или в последнем слоге слова, или — если последний слог одноморен — в ударном. При этом всякий силлабически двуморный слог в конце греческого слога оказывается двуморным и вокалически — даже в том случае, если слог этот имеет краткий слогоноситель, а двуморность определяется группой согласных. Следствием этого оказываются вновь установленные 1) особые ограничения дальней баритонезы, 2) невозможности циркумфлекса ни в одной позиции слова, оканчивающегося на двойной согласный. Как следствие, всякий долгий гласный, оказавшись в таком слоге, вступает в отношения разделения моры с согласным и подвергается позиционному сокращению.

10. С другой стороны, установленные нами правила взаимодействия силлабических и вокалических мор в конце слова позволяют эффективно объяснить поведение ударения и в окситонезе, сведя всю систему древнегреческого ударения к взаимодействию двух акцентных парадигм: 1) оксигпонной, ограничивающей ударение в конце слова, и 2) баритонной, допускающей его максимальное удаление от конца. Таким образом, при всей пестроте и разнообразии древнегреческих акцентных законов, за ними явно просматривается их более простая индоевропейская первооснова.

И. Окситонная и баритонная парадигма отражают различные принципы устройства, унаследованные из прагреческого состояния. Баритонная парадигма, будучи полностью подчинённой правилам вокалических мор, оказывается устроенной по категориальному признаку. Пределом перемещения ударения в дреанегрече-ском является третья вокалическая мора от конца, что в свою очередь помогает эффективно объяснить проблему дальней баритонезы для слов типа со/дрожо^. В таких словах статус центрального слога в avöpUTOx; с точки зрения ударения ничем не отличен от такового в слове avaxxoc;: они оба двуморные, но вокалически нечленимые. Баритонеза была в древнегреческом типом акцентуации «по умолчанию».

12. Окситонеза в дренегреческом языке, напротив, имеет явные парадигматические черты, объясняемые в терминах доминантных и рецессивных морфем В. А. Дыбо или «внутренне ударных» и «внутренне безударных» морфем П. Кипарского. Таким образом, древнегреческая акцентная система, столь причудливо сочетавшая категориальный и парадигматический принцип акцентуации, представляет собой не до конца завершённую попытку перестроения индоевропейской парадигматической акцентной системы по морному принципу.

13. Поведение древнегреческого ударения в парадигмах наиболее эффективно может быть объяснено наложением свободного силового индоевропейского ударения на систему вокалических мор, уже существовавшую, но крайней мере, в конце слова. Это позволяет предположить, что система вокалических мор существовала и раньше, задолго до подчинения ударения, и обслуживала другие просодические явления (по-видимому, контурные топы).

14. При этом установлено, что поведение древнегреческого ударения в баритонезе (бывшей акцептной парадигмой по умолчанию) принципиальным образом не отличается от поведения греческого фразового ударения при энклитиках; тогда как сами отношения между энклитиками, как в древнегреческом, так и, видимо, в индоевропейском имеют много общего с организацией порядка слов в предложениях латинского и ряда других древних индоеропейских языков. Всё это заставляет видеть в баритонезе её исконную фразовую природу.

15. Далее установлено, что поведение ударения в древнегреческом слове принципиально не отличается от его поведения в сложных словах и синтаксических конструкциях ряда индоевропейских языков, в том числе латинских, древнегреческих и санскритских. Правило это я формулирую так, что монолитные образования имеют одно ударение на начальном элемеюпе (т.е. баритонезу), тогда как композитные образования обязательно выделяют ударением второй (конечный) элементЭто не только подтверждает вывод п. 14, но и позволяет думать, что выбор греческим словом окситонной парадигмы, а не баритонной в ряде случаев может быть объяснён не только исконной «доминантностью» ударной морфемы, но и её исконным фразовым выделением. Такое решение может быть полностью приложимо к сложным словам, а также отчасти к индоевропейским случаям типа щюс3 'резак' : то[ло< 'отрез'.

3Под монолитными понимаются сложные образования имеющие семантико-просодическую целостность («односоставность») в данном ярусе системы языка; композитные, напротив, имеют подчёркнуто составной характер. Так, выражение на дом — композит, а на дом — монолит; монолитностью на уровне слова характеризовались в древних и.-е. языках образования тина бахуврихи или многие случаи префигировання.

16. Таким образом, получается, что древнегреческое ударение ба-ритонезы (и соотвественно индоевропейское рецессивное ударение) есть исконно ударение фразового типа. Соответственно языковое состояние, предшествующее древнегреческому, отличалось 1) наличием независимых от ударения вокалических мор; 2) подвижным (силовым) фразовым ударением; 3) функциональной близостью понятий 'слог' и 'морфема' (поскольку последние, согласно теории Дыбо - Кипарского, были способны иметь просодические характеристики). Ближайшие типологические сопоставления заставляют предположить, что предком известных нам индоевропейских языков с большой степенью вероятности был язык силлабоморфелтого строя.

Краткое содержание работы

Работа содержит Введение, 6 глав, Заключение, Дополнение (фактически являющееся дополнительной главой) и Приложения. Критическому анализу предшествующих общих теорий отведена Глава 1, формулировке новой теории — Глава 2; главы 3-6 представляют собой приложение теории к греко-латинскому материалу; в Дополнении в свете полученных мной результатов рассматриваются некоторые проблемы индоевропеистики и общего языкознания. Подробное обоснование разбиения материала по главам работы для большей наглядности представлено в Главе 2 непосредственно после изложения основных теоретических положений.

Глава 1. Вопросы, связываемые в настоящей работе с явлением фонологической кратности, обыкновенно рассматриваются в науке в терминах не вполне совместимых друг с другом систем: в более традиционных терминах моры и количества, восходящих ещё к античным временам, и более современных — слогового веса, который у некоторых авторов дополняет учение о морах, а у иных, напротив, — скорее опровергает. По этой причине первая глава имеет своей целью не пересказать мысли предшественников (зачастую совершенно несогласных между собой), а провести критическое исследование того, сколь по-разному могли ими пониматься и интерпретироваться явления моры и слогового веса и какое понимание окажется наиболее актуальным для нас, вглядывающихся в научную традицию с высоты протекших более чем двух с половиной тысяч лет.

Рассматриваются теории античных авторов, фонологические теории недавнего времени (в первую очередь пражского структурализма и генеративизма) и ряд новейших экспериментальных исследований.

Античная традиция даёт нам первую важнейшую антитезу, связанную с пониманием проблем количества. Дело в том, что античные теоретики рассматривали количество двойственно: с точки зрения «ритмики» (т.е. фактически музыки) и с точки зрения «метрики»: музыкальная теория обращала значительное внимание на реальное (фонетическое) звучание слога, и потому слоги различной длительности могли содержать в себе от 1 до 6 témpora (латинский эквивалент термина мора), тогда как те же самые слоги, рассмотренные метрически, будут иметь строго или 1 или 2 témpora. Соответственно различие между подходом античной ритмики и метрики есть различие между фонетической и фонологоги-ей, и тогда мора (tempus) в первом смысле должна мыслиться всего лишь как условная единица измерения длительности (звучащего) слога, при том, что во втором — это структурная единица языка.

Это различие между фонетическими и фонологическими морами вольно или невольно возникает в трудах лингвистов нового времени, за тем, однако, важнейшим различием, что море как правило приписывалось лишь одно из этих двух свойств — т.е. одни учёные видели в них не более чем условные единицы (Л. Блумфильд, Э. Стертевант), тогда как иные, в первую очередь структуралисты, обращали пристальное внимание на их фонологическое значение. Поскольку настоящая работа посвящена именно вопросам просодической фонологии, то последние теории анализируются наиболее внимательно. В Главе 1 рассматриваются труды Пражской фонологической школы (Р. Якобсона, Н. С. Трубецкого); работы американских структуралистов середины XX в., открывшие проблему слогового веса (в частности посвящённые африканскому и индейскому языкознанию: Э. Сепира, Э. Стевика, Ч. Хоккетта), и, напротив, критиков морной теории (Р. Г. Стетсона, У. С. Аллена и отчасти близкого им в этом вопросе Е. Куриловича); наконец, труды наиболее известных генеративистов, как выступавших за введение в теорию языка идеи моры (Дж. МакКоли, А. Принса, Б. Хейса, Л. Хаймана, П. Ауэра), так и строявших свою теорию слога без таковой (Дж. Левин, Е. де Шен, С. Андерсон); признаётся победа первых над вторыми, важнейшим поворотным пунтком которой (в Америке), по всей вероятности, следует считать работу Принса (1980), а в Европе — Г. Хокка (1986). Таким образом, у нас имеются все основания признавать за морой особое место в структуре ряда языков.

Наконец, анализируются новейшие экспериментально-типологические данные, полученные из многочисленных работ Э. Девайна и Л. Д. Стивенса (1982-1994), группы американских исследовательниц (Э. Брозелоу, Су-И Чэн и М. Хаффман (1995)) и автора наиболее подробного и современного исследования по проблеме слогового веса М. К. Гордона (2006). Выбор двух последних работ

интересен, в частности, тем, что анализируя до некоторой степени сходный материал и полностью приводя все экспериментальные данные, авторы двух работ приходят к совершенно различным выводам: американские исследовательницы утверждают, что слоговой вес создаётся почти исключительно длительностью слоговых сегментов, тогда как Гордон (на более обширном материале) показывает, что это совершенно не так и длительность имеет явно подчинённое положение. При этом американки описывают слоговой вес исключительно в терминах моры (и анализируют только моросчитающие языки), тогда как Гордон следует безморной модели Левина и берёт самые разные языки.

Помимо этих данных, привлеются ещё и результаты ряда экспериментальных исследований по психологии ритма, по исследованию речевых нарушений (заикания) у носителелей моросчита-ющих языков, некоторые этнографические и культурологические сведения, связанные с функционированием квантитативного ритма и морных ударений.

Глава 2. Проведённый критический анализ всех описанных материалов позволяет в нервом приближении сформулировать в ГЛАВЕ 2 действующую рабочую гипотезу, способную объяснить тот факт, почему тщательно проведённые исследования предшественников дают совершенно противоположный результат. Эта гипотеза, подтвержённая дополнительными фактами, в частности её удовлетворительной применимостью к описанию явлений интересующих нас языков, превращается в Теорию фонологической кратности. Важнейшим положением здесь оказывает то, что морные отношения представляют собой частный случай слогового веса, при котором фонологические корреляты выступают как дискретно соотносящиеся друг с другом геминаты. Это явление и называется в работе фонологической кратностью, тогда как языковой единицей, описывающей противопоставление слогов по правилам кратности, оказывается как раз мора; мора и слог вместе составляют класс просодем языка. Таким образом, становится понятным, что две описываемые теории (Гордона и группы исследовательниц) оказываются взаимодополняющими и одновременно в равной степени недостаточными: первая (справедливо) объединяет в категорию фонологического веса явления, свойственные как моросчитающим, так и слогосчитающим языкам, нисколько при этом не различая их, тогда как вторая справедливо настаивает на длительности как определяющем факторе для морных отношений (т.е. фонологической кратности), однако категория слогового веса оказывается при этом неотличной от них. Теория фонологической кратности решает

эту проблему, формулируя систему специальных критериев, позволяющих вычленить признаки, отчленяющие собственно моросчи-тающие языка от более общего класса языков со слоговым весом. Действие этих правил проверяется на материале двух моросчита-ющих языков: живого японского и мёртвого древнегреческого.

Основные положения Теории уже были приведены выше (в пред. разделе); здесь ограничимся упоминанием лишь самых важных моментов, существенно определяющих логику исследования.

Как видно, мора определяется в работе не аксиоматически, но напротив выводится из самого явления фонологической кратности. При этом, продолжая идеи член.-корр. РАН Т. А. Николаевой о фонолопгзации ударения, мы говорим о том, что многоморность, если говорить упрощённо, в первую очередь есть результат, фо-нологизации длительности слога относительно его перцептивной способности; существуют две стратегии такой фонологизации, которые дают силлабические и вокалические моры. Силлабические моры представляют собой единицу абстрактного противопоставления одномерных и многоморыных слогов; вокалические моры представляют собой частную реализацию силлабических, при которых п-морный (чаще двуморный) слог фонологически реализуется как членимая во времени мерная последовательность. Наличие вокалических мор хотя бы в некоторых (ударных) слогах служит обязательным условием для существования в языке «музыкального» ударения или регистровой корреляции (контурных тонов). Вокалические моры названы так потому, что в подавляющем большинстве случаев они реализуются гласными или исполняющими их роль сонорными; однако встречаются случаи, когда они могут строится и смычными согласными.

Имеются языки, в которых представлены только силлабические моры: латинский, ряд арабских диалектов; их я называю моросил-лабическими языками. Имеются, напротив, такие, в которых все многомерные слоги состоят из вокалических мор (японский, банту); они именуются морометрическими. В последних нет принципиальной разницы между категорией моры и просодемы; первые, напротив, стремятся к искоренению различия между просодемой и слогом. Бывают, наконец, промежуточные случаи. Древнегреческий язык классического ионийско-аттического диалекта как раз и оказывается таковым. В этом языке каждый слог фонетического слова с неизбежностью должен быть силлабически двуморен или одноморен. Однако один из них может быть ещё двуморен и во-калически: это либо последний слог, либо (если последний не таков) ударный. Силлабические моры эксплуатируются в древнегреческом языке различными ритмическими законами; вокалические обслуживают ударением. Именно в вокалически двуморном слоге

возможно появление циркумфлекса, однако (ввиду ограниченности позиции ударения 3-мя последними вокалическими морами слова) противопоставление акута/циркумфлекса фонологично только в последнем (или единственном) слоге.

Отсюда мы получаем иерархию, конкретизирующую варианты слогового веса (СВ) в различных языках:

нет СВ > есть СВ > есть силл. моры > есть вок. моры

Естественно полагать, что эта иерархия отражает последовательно нарастающую доминацию длительности над интенсивностью.

При этом видится целесообразным говорить о парадигматически свободных и связных морных корреляциях: первые представляют собой случай, когда каждая из подряд идущих просодем слова может быть или не быть многоморной, тогда как вторые имеют ряд дополнительных ограничений. Так, силлабические моры в древнегреческом языке представляют собой свободную корреляцию, а вокалические — (в целом) связную. Следствием существования парадигматически свободной корреляции в языке окажется то, что словоформа представляет собой как бы устойчивую просодическую решётку, имея относительно постоянный ритм внутри себя. Стремлением к сохранению этой решётки может быть объяснено заместительное удлинение и ряд других процессов, подчинённых сохранению общей ритмики слова. Отсюда становится понятным, что квантитативное стихосложение возможно только для языков, имеющих такую решётку, ибо размещения слова в стихе ограничено ритмическими возможностями слова.

Рассмотренный мной материал недвусмысленно даёт понять, что мора может быть эксплуатируема системой языка по-разному: в некоторых языках моры обслуживают главным образом ритмику (латинский), тогда как в иных они преимущественно отвечают за акцентные явления (литовский), а в третьих — входят и туда и туда (древнегреческий). Это различие может быть описано в терминах просодической иерархии. Для нашего исследования может оказаться удобным говорить соответственно о двух типах просодических иерархий, в которые может быть вовлечена мора. Это 1) ритмико-просодическая иерархия (РПИ), способная быть представленой как

мора > слог > стопа > фонетическое слово

и 2) акцентно-просодическая иерархия (АПИ), выступающая в терминах

мора > слог > словесное ударение/тон > фразовое ударение.

Первая отражает самостоятельно значимые единицы ритмического членения текста; вторая — позиции кульминационного выделения в тексте. Исследование этих иерархий в языке предполагает, во-первых, установление тех элементов иерархии, которые реально

в нём представлены и, во-вторых, описание взаимодействия этих элементов как в пределах уровней, так и между ними.

Общепринятой теории слога на настоящий момент нет; в этом исследовании я исхожу из априорного признания его (слога) данности. Обоснование формального выведение (фонетического) слова из априорно данных слогов представлено проф. П. С. Кузнецовым и акад. Ю. С. Степановым. Стопа может быть представлена как промежуточная единица между слогом и фонетическим словом, причём реализуется она в виде группы слогов, но определяться может как в терминах слогов (акцентные стопы германских языков), так и в терминах мор. Последние стопы, называемые здесь квантитативными, разбираются в Главе 3.

Иерархия АПИ нуждается в больших пояснениях, так как среди различных научных школ и подходов нет единой концепции словесного ударения, и очень по-разному мыслится и определяется ударение фразовое. В работе принимается (и утверждается) следущая концепция.

Словесное ударение чаще всего понимается как выделение одной просодемы в слове теми или иными средствами (силой голоса, длительностью и т.д.). Такой подход, однако, не кажется удачным из-за того, что он фактически не затрагивает фонологическую сущность акцентного выделения. В работе, напротив, вслед за А. С. Либер-маном утверждается, что ударение есть позиция доминантности одной просодемы в слове над остальными. Сущность такой доминантности заключается в том, что носитель языка каким-то образом знает, какой слог или какая мора в слове находится в особом положении; соответственно фонетическое выделение оказывается лишь следствием этой доминантности, причём отнюдь необязательным. Сама доминантность той или иной просодемы может обслуживаться (и одновременно создаваться) действием определённых фонологических законов.

Так, в русском языке только в одном из слогов слова возможно одновременное существование всех пяти гласных; все остальные слоги способны различать меньшее число фонем. Традиционное решение предполагает, что гласные сократились из-за воздействия ударения; мы же имеем право считать, что, напротив, такое положение вещей создаёт (т.е., по Т. М. Николаевой, фопологизу-ет) определённую позицию как доминантную и, стало быть, ударную. По типу доминирующей просодемы (слог или мора) ударение может классифицироваться как слоговое или морное\ в последнем случае возможно говорить о его музыкальном характере, так как

доминация одной моры над другой (или другими) с неизбежностью должна создавать фонологически значимый тональный контур. По способу определения этой просодемы в слове ударение может быть категориальным или парадигматическим: в первом случае доминирующая просодема определяется каким-либо, как правило, вполне механическим правилом («ударение падает на третью мору от конца»), действующим в пределах словоформы; во втором случае знание о том, какая просодема ударна, является своего рода априорным, а законы его сохранения/передвижения распространяются уже на целую парадигму форм (пример: акцентные парадигмы русского или литовского языков).

Если же слово некоего языка устроено таким образом, что ни одна позиция в нём никакими фонологическими средствами не определяется как ударная, то это означает, что слово не имеет ударения. Слова без ударения (энклиномены) широко известны и в языках, имеющих ударение. Наконец, возможна ситуация, когда (практически) все слова языка оказываются энклиноменами; в этом случае правильно говорить о том, что в этом языке нет словесного ударения. Типичными примерами такого рода будут французский или бенгальский языки.

Общеизвестный случай французского языка совершенно явно показывает, что отсутствие словесного ударения не обязательно обозначает отсутствие акцептного (фонетического) выделения: так, часто полагают, что во французском ударение ставится «на последнем слоге». Это заставляет нас провести строгое различие между ударением словесным и ударением фразовым: если словесное ударение есть внутренний «маркер» словоформы, фонологически подчёркивающий её кульминативный центр, то фразовое ударение на^ против имеет внешний характер, выделяя слово, а не просодему, выделяя его «из вне» (т.е. из текста), а не «изнутри» (из слова). И хотя пики фразового ударения в языках, имеющих ударение словесное, приходятся обыкновенно на доминирующую просодему (т.е. позиции фразового ударения и словесного имеют тенденцию совпадать), мы имеем дело с явлениями совершенно различного порядка.

При этом уже приведённый пример французского языка вполне наглядно способен показать, что распределение фразового ударения в определённых позициях текста может иметь вполне механический характер; такое «механическое» фразовое ударение выполняет роль разграничителя таких тактовых групп; акад. Л. В. Щер-ба предлагал называть его удачным термином синтагматическое ударение. Но поскольку почти каждая словоформа есть полноценный двусторонний знак, её попадание в позицию синтагматического

выделения означает одновременно и выделение смысловое, сопряжённое с определённым актуальным значением. Тем самым в языках с относительно свободным порядком слов открывается возможность специальной «перетасовки» слов в тексте, с целью выделения нужных из них при помощи такого «механического» ударения. Однако подобное смысловое выделение достижимо и иным средством: сохранением слов в их обычном положении, с одновременным «принудительным» фразовым выделением. Такое ударение Л. В. Щерба называл логическим. Соответственно мы имеем дело с явной взаимосвязью фразового ударения и порядка слов в предложении. Если теперь принять, что в каком-либо языке в принципе устанавливается порядок слов «по умолчанию», то открывается интересная возможность реконструкции фразовых законов из порядка слов. Особенно это актуально в случае с интересующими нас древними языками, в которых порядок слов — это, пожалуй, единственный возможный источник знаний такого рода. При этом отдельной, причём исключительно важной для нас, проблемой станет возможность/невозможность совмещения в одной иросодеме фразового и морного (т.е. музыкального) ударений. В работе будет показано, что рассмотрение законов ударения дрених индоевропейских языков с учётом всех предложенных категорий существенно меняет наши представления об акцентной системе праязыка.

Таким образом, дальнейшей задачей оказывается реконструкция и описание ряда ритмических и акцептных (словесных и фразовых) законов латинского и греческого языков, сделанное на основании всех имеющихся у нас данных. Этому посвящены остальные главы работы.

Глава 3. Эта глава исследует ряд ритмических законов древнегреческого и латинского языка, имеющих, насколько можно судить, до некоторой степени общую природу. Подробно рассматриваются следующие вопросы: 1) Может ли мора выступать чистым грамматическим показателем (т.е. служить единственным способом выражения грамматического значения)? — удовлетворительное решение этого вопроса одновременно доказывает возможность существования парадигматически свободных морных корреляций в принципе. 2) Были ли в латинском и/или древнегреческом языке фонологические стопы ? — удовлетворительное решение хотя бы для одного языка доказывает возможность существования иерархии РПИ как таковой.

Ответ на первый вопрос даётся удовлетворительный. Существование «чистой моры» доказывается для древнегреческого языка на примере совмещения правил слияния гласных и правил амплификации (аугментации и редупликации) в глагольных формах; при

этом сами правила в предложенном виде формулируются в отечественной науке впервые. Предложенное в работе описание этих законов древнегреческого языка позволяет ясно показать, что аугментация исторических времён в нём строилась правилом добавления моры слева от корня, причём «содержимое» этой моры либо зависело от гласного начала корня, либо заполялось «гласным по умолчанию», которым в древнегреческом был е. Правила редупликации имеют более сложный характер, но могут быть удовлетворительно описаны в терминах просодических шаблонов Дж. МакКар-ти и А. Принса, которые частично состоят из готовых сегментов, а частично представляют собой «чистые моры». Таким образом, существует как минимум один язык, в котором возможен феномен «чистой» моры, что само собой уже служит доказательством правомерности выделения РПИ-иерархии. Однако в образовании формы аЫ. вг^. в латинском языке также можно обнаружить следы действия сходных аугментации механизмов.

Значительная часть Главы 3 посвящена общей проблеме теории стоп и проблеме их выделения на латинском и греческом материале. Критический анализ работ предшественников, исследовавших с разных сторон как классические языки (Э. Девайн и Л. Стивене, Р. А. Местер, Дж. Парсонс, Дж. Клаксон и Дж. Хоррокс), так и лингвистов-типологов (МакКарти, Принс и др.) показывают, что выделение стопы оправдано только в том случае, если соблюдено важнейшее условие её нормальной двусложности, при том, что такая группа должна выступать неким фонологическим «монолитом» в ряде ритмических законов. Это положение заставляет меня на настоящий момент согласиться с мыслями Девайна и Сти-венса и их правилами выделения стоп в древнегреческом, однако опровергает все возможные попытки других учёных увидеть стопы в латинской фонологии. Невозможность этого подтверждается и статистическим подсчётом встречаемости слов типа 5епех (т.е. устойчивый ямб) в языке римской комедии: показано, что эти слова имеют возможность члениться па слоги в ряде типичных ситуаций.

Итак, в Главе 3

(1) Показана способность моры быть чистым морфологическим показателем в древнегреческом языке.

(2) Показана приниципиальная возможность существования квантитативных стоп в древнегреческом и невозможность этого

в латинском.

(3) Одновременно установлено, что латинские «стопы» в понимании Местера, Парсонса, Клаксона и Хоррокса в действительности таковыми не являются. Стопы в понимании Девайна и Стивенса в латинском языке невозможны из-за иного устройства системы просодической иерархии.

(4) Показано, что слова типа зепех действительно распределяются в текстах римской комедии так, что в большинстве случаев не разбиваются между стопами, образуя некое единство. Однако стремление к такому единству, во-первых, не является абсолютным, а во-вторых, его результат всё равно не может классифицироваться как стопа.

(5) Однако в латинском языке существовали особые двуморные просодические единства (типа таге), обязанные своим существованием чрезвычайно строгим ограничением минимального фонетического слова. Впрочем, такие единства стопами не являлись.

(6) Организация РПИ-иерархии в латинском языке такова, что исключает возможность объяснения ритма с позиций акцент-но-иктовых теорий. Необходимо признание чистого квантитативного ритма.

Глава 4. Она посвящена анализу функционирования АПИ-иерар-хии в латинском. Результаты моего исследования в этом направления в полной мере опубликованы в монографии (Белов 2009, Латинское ударение) и потому могут быть легко доступны. Ограничимся здесь краткой формулировкой проблемы и перечислением важнейших выводов.

Важнейшая проблема латинского ударения та, что результат внутренней реконструкции акцентной системы классического времени принципиально отличается от показаний античных источников: почти все они говорят о тоне, тогда как реконструкция даёт нам в основном данные о «динамическом» (слоговом) ударении. Это самым тесным образом связано и с проблемой моры, поскольку надо удовлетворительно объяснить возможность сосуществования такого ударения и квантитативной системы стихосложения в классическом латинском, казавшаяся ряду авторитетных исследователей (И. М. Тронский, У. С. Аллен) просто невозможной. Одновременно встаёт вопрос и об удовлетворительном диахроническом описании латинской акцентной системы, строго разделяющем его важнейшие этапы.

Теория фонологической кратности позволяет удачно разрешить эти и некоторые другие проблемы.

Разграничение силлабических и вокалических мор и признание отсутствия вокалических мор в латинском (по крайней мере в непоследнем слоге) не только позволяет объяснить возможность сосуществования слогового ударения (а другого в таком случае и быть не может) и квантитативной ритмики, но и подыскивает хорошую типологическую параллель латинскому — классический арабский. При этом отсутствие вокалических мор в латинском мыслится как сращение двух просодических иерархий (АПИ и РПИ) в пользу

РПИ: т.е. законы словесного ударения оказываются выводимы из общей ритмики слова, что является обратной картиной японской, в которой РПИ и АПИ срастаются в пользу АПИ и ритмика слова оказывается следствием законов просодики слова. В работе приводится формула, выводящая позицию ударения из длины слова и таблица, наглядно показывающая явное стремление латинского ударения выступать одновременно и ритмическим центром слова, разделяя его на сопоставимые друг с другом части (в пропорции близкой 1:1 или по «золотому сечению»).

При этом ударный слог, по всей видимости, действительно содержал в себе значительный тональный компонент. Его происхождение может быть как чисто словесное (в работе приводятся данные, говорящие о значительном фонетическом топе па ударных слогах слогосчитающих языков), так и иметь фразовую природу — в особенности потому, что ударение слова одновременно оказывается и (потенциальным) центром локализации фразовой просодики. Причём тон этот мог иметь как внутреязыковую природу, становясь различителем безусловно существовавших в языке интонационных конструкций, так и мог быть внеязыковым, отражая эмоции говорящего, его текущее душевное состояние и т.п.. В последнем случае уместным будет указать и на то, что ряд античных источников, в частности, Оратор Цицерона, который, разбирая вопрос музыкальности ораторской речи (Ога1;. 55-56), совершенно недвусмысленно увязывает позицию (словесного) ударения и эмоционально-окрашенные интонационные движения оратора.

Этот тон, по-видимому, и замечали античные грамматики. Однако здесь важно отметить и тот факт, что проведённое (в монографии) детальное исследование более 25 римских грамматических источников об ударении, даёт понять, что лишь в единичных случаях античные грамматики действительно рассуждали о тоне именно в латинском языке. Гораздо чаще употребление выражений типа зуНаЬа асийиг означает, что речь идёт о постановке графических знаков острого ударения, имеющих, надо полагать, широкое применение в позднеантичной школе, а отнюдь не о фонетической реальности; наконец, ещё во многих случаях авторы не различают того, говорят ли они о греческом ударении или о латинском. Причём в последнем случае имеет место существования т.н. просодического сита, известного в практике преподавания русского как иностранного, когда носители одного языка судят о просодике другого через призму своего (путая тем самым, например, рус. ИК-3 и кит. 2-й тон). Подобная ситуация вполне могла иметь место в позднерес-публиканскую эпоху, когда первые грамматики (этнические греки, имевшие вокалические моры) впервые услышали и описали живую латинскую речь.

Диахронически история латинского ударения описывается следующими этапами.

(1) Доисторическое свободное ударение, имевшее место прим. до 500 г. до Р.Х. В эту эпоху, надо полагать, существовали и силлабические и вокалические моры: существование последних доказывается предложенной в работе интерпретацией закона редукции, до действия которого явно различались долгие и тяжёлые слоги.

(2) Эпоха начальной интенсивности и последовавшей редукции (ок. 500 г. до Р.Х.), уничтожившей вокалические моры в неконечных слогах и отнявшая саму возможность существования тонального ударения; тогда же происходит окончательная консолидация слова.

(3) Доклассическая эпоха (III-II вв.): начальной интенсивности больше нет, слова оказываются фонологически безударными; ударение есть функция от ритмической структуры исхода слова (определяемой силлабическими морами); его позиция — 2/3 слог от конца. Такая ситуация продержалась примерно до 1-й четверти I в. до Р.Х.

(4) Классическое ударение: примерно с 80-х гг. I в. до Р.Х. до конца II в. Латинское ударение освободилось от всякой мор-ной зависимости и стало ставиться по традиции; прежде безударные, слова получают новое ударение, которое возникает в позиции 2/3 слога. При этом силлабические моры ещё существуют.

(5) Позднее ударение (с III в. по Р.Х.): силлабические моры пали, ударение ставится по традиции, при этом его место значительно нарушается, а само оно всё чаще становится фактором редукции, синкопы и т.д. Эта картина сохраняется в итальянском языке фактически по настоящее время.

Глава 5. Эта глава посвящена описанию и внутренней реконструкции древнегреческой акцентной системы. Хотя научная литература по этому вопросу вполне обширна, на настоящий момент не существует ни одной общей теории даже ион ииско-аттического ударения, которая бы удовлетворительно описывала весь спектр известных нам явлений и была бы при этом относительно простой и общей. Теория фонологической кратности, предлагающая разграничение силлабических и вокалических мор, позволяет значительно продвинуться в этом направлении.

Классическое ионийско-аттическое ударение описывается в работе в четыре приёма.

Во-первых, устанавливается явная зависимость крайней позиции ударения от наличия группы согласных в исходе древнегреческого

слова, — явление, полностью незамеченное такими именитыми авторами, как И. М. Тронский, С. И. Соболевский или У. С. Аллен. В работе, однако, показано (статистически и методом критики источников), что наличие группы согласных ограничивает крайнюю позицию не только акута (что признавали некоторые предшественники — К. Гёттлинг, Г. У. Смайт, Ф. Проберт и др.), но и циркумфлекса; одновременно установлена недостоверность циркумфлекса в словах типа сром£ (требуется срот$, что доказывается также внимательным прочтением ряда источников — Аркадия, Геродиана и Хировоска) и формулируется новая акцентная закономерность, согласно которой в древнегреческом не встречается ни одного надёжного примера односложного слова, которое было бы закрыто группой согласных и имело бы циркумфлекс на долгом гласном. Это значит, что последний тяжёлый слог всякого древнехреческого слова должен быть вокалически двуморным, вне зависимости от того, закрыт он или содержит долгий гласный; в случае закрытости слога, его ядро и кода находились в отношении «разделения моры», известного из типологической литературы.

Во-вторых, исследуются законы древнегреческой баритонезы и принципы разграничения случаев типа 6copov и оКлЭрштгас;, в которых традиционный анализ предполагает ударной то третью, то четвёртую мору от конца. Наше решение, учитывающее различие силлабических и вокалических мор, таково, что баритонеза возникает на третьей от конца вокалической море4; показано также, что баритонеза в древнегреческом оказывается, по-сути, акцентной парадигмой по умолчанию, тогда как отказ от баритонезы следует рассматривать как фонологически маркированный случай. Это заставляет нас по-новому взглянуть и на т.н. «закон Вандри-еса», который в рамках нашей теории должен быть фактически полностью переосмыслен: в объяснении нуждается не перенос ударения как можно дальше от конца, но напротив, — сохранение его ближе к концу. Механизм действия последнего обнаруживается и объясняется, если сопоставить случаи удержания ударения в словах типа йруаюс, со случаями древнегреческой окситонезы. Проводится специальное исследование всех встречающихся в ранне-греческих текстах слов на -осюс, способных или неспособных попасть под действие «закона Вапдриеса»; установлено, что две вокалические моры в дифтонге в подавляющем большинстве случаев объясняются либо окситонезой в производящей основе (ар^аю^

4При этом две вокалические моры в исходе греческого слова возможны либо в последнем Слоге, если он двуморен и силлабически, либо и ударном с долгим слогоносителем. Последний согласный слова при определении «количества» последнего слога не считается.

4= арХ1*))) либо позднейшей грамматикализацией формы (например, в случае прилагательных, обозначающих этническую принадлежность: АтЗг^огос 'афинский', но Пауай/^оаа 'Панафинеи' (праздник)). Таким образом, рецессия ударения происходит ио умолчанию, тогда как удержание ударения обязано сохранению (по тем или иным причинам) исконного акцентного выделения морфемы или его позднейшему приобретению.

В-третьих, изучаются случаи «срединной позиции» (тгсбюу) и ок-ситонезы (^Ьг)т6<;). Для первых установлено, что за немногочисленными случаями (прилагательных на -\го<;, -реос;, редких непродуктивных форм тематического аориста (лийёатЭса) и, может быть, отглагольных имён на -теос;) срединная позиция должна мыслиться как вторичная инновация, выводимая из окситонезы или барито-незы. Это позволяет нам полагать, что важнейшей характерной особенностью древнегреческой акцентной системы служит взаимодействие двух акцентных парадигм: рецессивной и механической баритонной (бывшей парадигмой по умолчанию) и окситон-ной, являвшейся особым маркированным случаем. В работе показано, что слово, как правило, оказывается окситонным в том случае, если одна из двух последних морфем сохраняет (или приобретает) «акцентное выделение»; потеря последнего неминуемо ведёт слово к баритонсзе. Таким образом, баритонная парадигма оказывается категориальной, а окситонная — парадигматической; «акцентное выделение», свойственное морфеме, может мыслиться или в виде «глубинного» ударения по Кипарскому, или реликтом просодической доминантности морфемы по Дыбо. В работе принимается последняя точка зрения.

Синхронные правила ионийско-аттического ударения могут быть сформулированы следующим образом.

(1) Место ударения в ортотоническом слове изначально определялось принадлежностью к одной из двух парадигм: баритонной или окситонной. Выбор между ними зависел от предыстории конкретного слова и не был очевиден для синхронного правила (в диахронии окситонезу определяла исконная доминантность конечных морфем, понимаемая в духе знаменитого правила Дыбо для балто-славянской и абха-зо-убыхской акцентной систем).

(2) К окситонной парадигме относятся слова, исконно имеющие ударение на последнем слоге основы, позицию на котором оно по возможности стремится сохранять. Прибавление моры к такой позиции даёт циркумфлекс.

(3) Слово в баритонной парадигме всегда имеет ударение на слоге, содержащем третью от конца вокалическую мору, занимая в нём эту мору.

(4) При словоизменении не-баритонное ударение стремится оставаться на том же слоге (и той же море, где стояло в начальной форме), ударение баритонезы следует принципу 3.

(5) Односложные слова относятся одновременно к двум парадигмам. В прямых (сильных) падежах они баритонны, в косвенных (слабых) падежах они окситонны.

В результате, древнегреческая акцентная система оказывается весьма неожиданным отражением общеиндоевропейских морфоло-гизированных акцентных законов, известных нам из балто-славян-ского и санскрита, однако сохранившаяся в сильно усечённом виде и лишь в варианте окситонезы.

В-четвёртых, изучаются правила поведения ударения в энклитических группах. Здесь в диссертации установлена значительная близость, синтагматического фразового ударения, возникающего в энклитических группах со словесным ударением баритонезы при явной несовместимости с ним словесного циркумфлекса окситонезы:

ударение энклиаы = акут (везде) = циркумфлекс (в баритонезе) Ф циркумфлекс (в окситонезе)

Это естественно понимать так, что фразовое ударение энклитических групп принципиально неотлично от баритонезы (бывшей «механическим» ударением по умолчанию), и так, что древнегреческая баритонеза есть реликт более древнего синтагматического ударения-, однако почти то же самое мы можем сказать и о рецессивном ударении в других индоевропейских языках, где оно также может мыслиться «по умолчанию» (по правилу Дыбо, Кипарского или Халле); соответственно рецессивное словесное ударение индоевропейского праязыка должно иметь фразовую природу.

Важным здесь является и то, что мы не можем объяснить всякий древнегреческий циркумфлекс, возникший, как получается, из подвижного (силового) фразового ударения, только лишь праязы-ковымим слияниями (как это делал Курилович) или циклическим порождением (по Кипарскому): этому противоречит, в частности, зависимость крайней позиции ударения от группы согласных в конце слова. Соответственно различие акута и циркумфлекса в прагре-ческом разумно мыслить результатом наложения древнего фразового ударения на систему вокалических мор, существовавшую в языке и до него. Это хорошо сочетается с предложенной В. А. Дыбо мыслью о регистровой корреляции как о предшествующем состоянии для известных морфонологизированных акцентных систем.

Глава 6. Поскольку, как установлено, фразовое ударение праязыка играло в высшей степени важную для нас роль, в Главе б делается попытка внутренней реконструкции некоторых его законов через анализ принципов порядка слов и актуального членения. В

работе принимается, что, если греческий язык в значительной степени архаичен просодикой слова, то интересующие нас синтаксические принципы более консервативны в латинском языке. Кроме того и они также нуждаются в некоторой формализации.

Я предлагаю видеть в латинском повествовательном предложении соединение двух важнейших составляющих: левостороннего ветвления и принципа рамочных конструкций. Именно это соединение объясняет естественную склонность латинского синтаксиса к периодизации и позволяет предсказать появление фразового ударения в ряде позиций. Так, помимо ряда вполне универсальных явлений (таких, как стремление к рематическому выделению, типичные способы организации перечисления и попарно сопоставленных тоников и фокусов), важно то, что сам принцип рамочных конструкций оказывается увязанным с синтагматическим ударением. Это подтверждается статистическим анализом латинских противительных средств; оно находит параллели и в других языках. Особенно интересен тот факт, что по рамочному признаку во многих индоевропейских языках организованы и ряды ваккернагелевских энклитиков, причём в ряде случаев их расположение в группе оказывается очень сходным с принципами размещения знаменательных слов в повествовательном предложении латинского и ряда др. языков. В ряде индоевропейских языков (ведийском, германских) с просодикой рамочных конструкций оказывается увязанным и явление т.н. тмесиса, которое следует понимать не как отделяемось префикса, а как реликт неполной консолидации слова.

Кроме того, латинский синтаксис позволяет говорить нам о т.н. монолитных и композитных образованиях. В ряде случаев отклонение от левостороннего ветвления в латинском языке или от вложения обусловливается, казалось бы, рядом противоположных причин: так, правое расположение причастия или прилагательного в выражениях типа Uber ä Cicerone scñptus 'книга, написанная Цицероном' обычно объясняется предикативностью, тогда как во фразах типа res publica, то же правое положение должно объясняться, напротив, полным отсутствием таковой. Правое положение свойственно и притяжательным формам (liber meus), явно склонным к эыклнзе. В работе предлагается то решение, что т.н. «линейная предикация» (наблюдаемая в первом случае) есть частный случай более общей композитной организации слова или фразы, предполагающей двусоставность как в плане содержания, так и в плане выражения; монолитными, напротив, следует считать два других случая, причём для res publica монолитность очевидна для плана содержания (особая категориальность значения), тогда как liber meus монолитно в плане выражения из-за клитической способности местоимения. Сведя все три случая вместе, мы можем думать, что предикативные выражения (композиты) имеют два акцентных

пика, тогда как вторые (монолиты) — один, который лежит, очевидно, на вершине.

Однако монолитность и композитность может наблюдаться не только в латинском языке, и не только в синтаксисе: это вполне «онтологическая» категория, представленная в индоевропейских языках на самых разных уровнях. Под неё будут попадать и указанные В. Б. Касевичем случаи типа англ. blackbird и black bird, русс, слбво- и формообразование, нем. bombensicher и bombensicher. Но точно так же переход слова в баритонезу (в древнегреческом языке) при утрате ударения окситонезы есть частный случай потери композитности на уровне слова. Синтаксическая природа этого явления иллюстрируется в работе анализом древнегреческих сложных слов (продуктивной модели на -Хоуос), у которых с появлением баритонезы наблюдается существенная «монолитизация» значения. Сходное явление хорошо известно для древнеиндийского, в котором переход слова в класс bahuvrihi сопровождается и переносом ударения в баритонезу; действие того же самого закона можно усмотреть и в реализации акцентов I и 2 в ряде норвежских и шведских диалектов.

Получается, что рецессивное ударение древнегреческого, латинского и других индоевропейских языков имеет исконную фразовую природу, которая исконно заключалась в том, чтобы объединять в одно целое группу энклиномевов: это явление хорошо сохранилось в древнегреческой энклизе и законах славянского ударения, где оно стремилось попадать на самый первый слог группы, как об этом говорит правило Дыбо — Кипарского. Это же фразовое ударение действовало не только на энклиномены, но и на ортотонические слова, отвечая за их объединение в фонетические такты (что хорошо видно на латинском материле); наконец, оно проявлялось и в сложных словах, исконно имевших синтаксическое происхождение.

Однако фразовое ударение может быть как «синтагматическим», так и «логическим». Ввиду этого выбор между окситонезой и ба-ритонезой в древнегреческом языке зависел от двух параметров: 1) наличия в конце слова фонологически доминантных/рецессивных морфем (в терминах В. А. Дыбо) и 2) наличие семантически обусловленного (исконно фразового) выделения какой-либо морфемы — в первую очередь корневой — в конце слова. Любого из этих условий достаточно для того, чтобы слово получило окситонезу. Отсутствие обоих условий неизбежно ведёт в древнегреческом языке к появлению баритонезы, которая является акцентуацией по умолчанию и проявляется в появлении акцентного пика на третьей вокалической море от конца.

Важным, однако, здесь оказывается и сам морфолого-категори-альный принцип организации окситонезы: если ортотонические слова индоевропейских языков возникают из объединения фонологически доминантных или рецессивных морфем под действием фразового ударения, то это самым явным образом предполагает некое тождество между морфемой, слогом и словом. Ближайшей типологической параллелью этому оказываются т.п. языка! слогоморфем-ного (слогового) строя — наподобие китайского или бирманского; по всей вероятности, язык такого строя должен быть отдалённым предком известных нам индоевропейских языков.

Дополнение. В дополнении делается (краткая) попытка рассмотреть в терминах слогоморфизма (и связанных с ним морных отношений) ряд явлений индоевропейских языков и построить (гипотетическую) модель становления индоевропейских акцентных парадигм из фразовых акцентных законов.

Праязык — в какую-то, возможно, весьма древнюю эпоху был языком близким силлабоморфемному строю; в поздний период он, по-видимому, должен был преставлять собой именно несобственно слоговой (в терминологии В. Б. Касевича) язык.

В праязыке должны были быть корневые морфемы; многие из них сохранились и в исторически засвидетельствованных языках. В более сложных образованиях корень занимал начальное положение, однако сходство устройства корня и слога объясняется тем, что праязык не допускал ресиллабацни. Именно при таком условии структура корней типа СУС будет максимально эффективной.

Силлабоморфемы имели тоны, различающиеся (как минимум) по высоте; праязыковые тоны должны были обслуживаться вокалическими морами —- по крайней мере в относительно поздний период, хотя разумным было бы считать, что всегда.

Помимо тонов существовало ещё и силовое ударение. Ударение не имело фонологического значения в том смысле, что изначально не консолидировало слово (которого и не было), но было фоноло-гичным в том смысле, что составляло фонологический компонент языка, в котором выполняло фразовую роль. Сочетание силового ударения и тона, можно представить себе примерно так, как это представлено в описанном М. Гордоном тибетском языке Лхасы, в котором тоны обслуживаются морами, а фразовое ударение выделяет весь слог целиком. Позицией ударения «по умолчанию» в тех группах морфем, которые впоследствии стали словами, действительно правильно считать начальный слог, главным образом потому, что первый слог был корневым, а ударение — фразовым; это создавало трохеический ритм фразы и сохранилось до исторических времён в виде закона Ваккернагеля. Но помимо первой силлабоморфемы ударение могло появляться и в других местах,

следуя как естественному ритму языка, так и соображениям актуального членения.

В процессе консолидации слова в индоевропейских языках происходит становление известных нам акцентных парадигм. Здесь существовали три возможности их возникновения: 1) ударение присваивалось первому доминантному (т.е. имеющему маркированный признак по тону) слогоморфу слева; 2) если ни один слогоморф в цепочке не был доминантным, ударение занимало первый из них (мало отличаясь при этом от фразового). Оба этих принципа составляют знаменитое правило Дыбо — Кипарского. Наконец, была ещё одна возможность: 3) кульминацией слова становился не тот слогоморф, который был первым с высоким тоном, а тот, которому фразовое ударение присвоено было принудительно: из рематических или ритмических соображений. Последний случай, способный объяснить известную акцентную закономерность вида т6\10с,/хо\16с„ находит интересное типологическое подтверждение в севсрокитайском, трактуемом А. И. Ивановым и Е. Д. Поливановым как язык, имеющий (помимо четырёх тонов) ещё и силовое (фразовое) ударение: так, в группе слогоморфов, составляющих предложение, вполне произвольное перемещение рематического (фразового) ударения способно создавать группы, имеющие различную просодическую реализацию, в том числе и по тону.

Наложение силового фразового ударения на имеющие тоны (и стало быть, вокалические моры) слогоморфы могло иметь две различные стратегии: либо эти моры искоренялись ударением (как это видно в санскрите), либо, напротив, ударение попадало в некую зависимость от них, становясь в некоторых позициях «музыкальным»; последнее можно наблюдать в древнегреческом или литовском языке. Соответственно, имеющиеся в греческом и литовском тональные контуры оказываются несводимы друг к другу (как и полагал Кипарский), однако косвенно отражают существование вокалических мор праязыка. Подобная литовской (или общеславянской?) ситуация, можно думать, была и в латинском в доисторические времена до тех пор, пока явление «начальной интенсивности» и последовавшая редукция не разрушила вокалические моры.

В заключении главы делаются два экскурса. Первый рассматривает следствия морной теории для ларингальной проблемы; устанавливается предпочтительность фортунатовской реконструкции для корней с тяжёлыми базами и абсолютная необходимость учёта моры при «ларингальных» реконструкциях. Второй посвящен проблеме формулировки общеиидоевропейской тенденции к аналитизму в свете предлагаемого учения о монолитах и композитах: утверждается, что аналитизм постоянно сопровождается в индоевропейских языках и определённым синтезом, обязанным появлению новых композитных образований.

Апробация работы

Работа написана па основании чтения теоретических курсов Сравнительно-историческая фонетика индоевропейских языков, Общая просодика (ритмика и акцентология), Введение в общую и индоевропейскую просодику, Латинский язык в сравнительно-историческом освещении, Древнегреческий язык в сравнительно-историческом освещении, читанных в 2005-2011 гг. на филологическом факультете Московского государственного университета. Ряд методологических положений общего характера использован и при составлении заданий для финальных туров Всероссийской Олимпиады по русскому языку (2008-2011).

Помимо этого, основные положения диссертации, результаты исследования, его принципы и методы были представлены на следующих научных конференциях:

(1) международная конференция «Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы» (январь 2003, МГУ);

(2) конференция «Индоевропейское языкознание и классическая филология: чтения памяти И. М. Тронского» (июнь 2003, ИЛИ РАН (СПб));

(3) конференция «Индоевропейское языкознание и классическая филология: чтения памяти И. М. Тронского» (июнь 2004, ИЛИ РАН (СПб));

(4) Томская конференция по классической филологии (июнь 2004, ТГУ);

(5) Поволжский семинар по изучению и преподаванию дисциплин классического цикла (апрель 2005, ННГУ (Нижний Новгород));

(6) международная конференция «Лингвистическая компаративистика в культурном и историческом аспекте» (январь 2006, МГУ);

(7) научно-практическая конференция «Наследие Д. С. Лихачёва в культуре и образовании России» (ноябрь 2006, МГПИ);

(8) международный научно-педагогичсский симпозиум «Certamen Iulianum» (март 2007, Liceo Ginnasio Statalc Giulio Cesare, Рим, Италия);

(9) международная конференция «Языковые контакты в аспекте истории» (январь 2008, МГУ);

(10) конференция «Ломоносовские чтения» (апрель 2008, МГУ);

(11) конференция «Ломоносовские чтения» (апрель 2009, МГУ);

(12) конференция «Индоевропейское языкознание и классическая филология: чтения памяти И. М. Тронского» (июнь 2009, ИЛИ РАН (СПб));

(13) конференция «Классическая филология в контексте мировой культуры. К 145-летию С. И. Соболевского и 140-летию М. М. Покровского» (ноябрь 2009, МГУ);

(14) международный конгресс исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (март 2010, МГУ);

(15) конференция «Индоевропейское языкознание и классическая филология: чтения памяти И. М. Тронского» (июнь 2010, ИЛИ РАН (СПб));

(16) международная конференция «Синхронное и диахронное в сравнительно-историческом языкознании» (январь 2011, МГУ);

(17) конференция «Индоевропейское языкознание и классическая филология: чтения памяти И. М. Тронского» (июнь 2011, ИЛИ РАН (СПб)).

Публикации автора по теме диссертации

Результаты исследования, его основные принципы и методы были опубликованы в следующих работах:

1. Научная монография Латинское ударение (проблемы реконструкции) (М.: Academia, 2009). — 12.5 п.л.

2. Учебно-научное пособие Ars Grammatica. Книга о латинском языке (М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1-е изд. 2004, 2-е изд., переработанное и дополненное, 2007). — 30.5 п.л.

3. Материалы, опубликованные в рецензируемых периодических изданиях, рекомендованных ВАК РФ (по состоянию на февраль 2011 г.):

(1) Белов А. М. О «законе Вандриеса» в системе древнегреческой баритонезы / / Индоевропейское языкознание и классическая филология. СПб, 2011. — 0.8 п.л.

(2) Белов А. М. А. X. Востоков и зарождение сравнительно-исторического языкознания // Русский язык в школе, №3, 2011. - 0.5 п.л.

(3) Белов А. М. Проблема моры в индоевропейских аблаутных чередованиях: корни с «тяжёлыми базами» // Известия Российской академии наук. Отдел литературы и языка, №5, 2011. - 0.6 п.л.5

(4) Белов А. М. Франц Бопп и культурная революция // Русский язык в школе, №9, 2011. — 0.6 п.л.

^Препринт доступен по адресу: http: //www. archive. org/details/Problema-MoryVIndoeuropeiskihAblautnyhCheredovanijahKorniSt jazhelymi&reCache=l.

(5) Белов А. М. Древнегреческие энклитики и их значение для праязыковой акцентной реконструкции // Вестник Читинского государственного университета, №7, 2010. — 0.5 п.л.

(6) Бергов А. М. Феномен квантитативной ритмики в современных фонологических теориях // Вопросы языкознания, №5, 2010. - 1.9 п./л.

(7) Белов А. М. Филологический путь Жозефа Ваидриеса // Русский язык в школе, №8, 2010. — 0.5 п.л.

(8) Белов А. М. Об одной закономерности в системе древнегреческого ударения // Индоевропейское языкознание и классическая филология. СПб, 2010. — 0.4 п.л.

(9) Белов А. М. [научная рец. на] J. Clackson. Indo-European Linguistics. An Introduction (Cambridge, 2007) // Вопросы языкознания, №2, 2010. —■ 0.3 п.л.

(10) Белов А. М. (в соавт. с проф. Григорьевым А. В.) Отчёт о проведении заключительного этапа XIV Всероссийской Олимпиады школьников по русскому языку // Русский язык в школе, №12, 2009. - 0.5 п.л.

(11) Белов, А. М. Слияния гласных и их связь с «просодической морфологией» древнегреческого глагола // Индоевропейское языкознание и классическая филология. СПб, 2009.

— 0.3 п.л.

(12) Белов А. М. [научная рец. на] J. Clackson & G. Horrocks. Blackwell History of the Latin Language (Oxford, 2007) // Вопросы языкознания, №5, 2009. — 0.4 п.л.

(13) Белов А. М. [научная рец. на] А.Е.Кузнецов. Латинская метрика. (Тула, 2006) Ц Вопросы языкознания, №5, 2007. — 0.3 п.л.

(14) Белое А. М. Конференция «Лингвистическая компаративистика в историческом и культурном аспектах» // Вестник Московского университета. Серия 9: филология. №5, 2006.

- 0.5 п.л.

(15) Белов А. М. Количество слога в латинском языке // Индоевропейское языкознание и классическая филология. СПб, 2003. — 0.1 п.л.

(16) Белов А. М. Акцентные матрицы и силлабические моры латинского слова // Индоевропейское языкознание и классическая филология. СПб, 2004. — 0.1 п.л.

Общий объём публикаций в реферируемых ВАК изданиях — 8.3 п.л.

4. Материалы, опубликованные в рецензируемых изданиях дународных конференций:

(1) Белов А. М. Римские грамматики как источник по латинской акцентологии // Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы (Сборник статей по материалам международной научной конференции. М., 2004. — 0.5 п.л.

(2) Белов А. М. К вопросу о связи латинского порядка слов и фразовой интонации // Лингвистическая компаративистика в культурном и историческом аспектах (Материалы V Международной научной конференции по сравнительно-историческому языкознанию). М.: Изд-во МГУ, 2007. — 0.9 п.л.

(3) Белов А. М. Противительные средства латинского языка как предмет классификации // Языковые контакты в аспекте истории (Материалы VI Международной научной конференции по сравнительно-историческому языкознанию). М.: Изд-во МГУ, 2008. - 0.4 п.л.

(4) Белов А. М. Этимологические тоны в русском языке: одно наблюдение за процессом глоттогенеза в детской речи // Русский язык: исторические судьбы и современность (Материалы IV Международного конгресса исследователей русского языка). М., 2010. — 0.2 п.л.

(5) Белов А. М. Проблема моры в индоевропейских корнях с тяжёлыми базами // Синхронное и диахропное в сравнитмьно-историчссхом языкознании (Материалы VII Международной научной конференции по сравнительно-историческому языкознанию). М., 2011. — 0.4 п.л.

Общий объём публикаций в сборниках международных конференций — 1.9 п.л.

5. Прочие работы по теме диссертации, опубликованные в иных изданиях:

(1) Белов А. М. К вопросу о латинском ударении // Актуальные проблемы филологической науки: взгляд нового поколения. Вып. 1. М.: МГУ, 2002. - 0.5 п.л.

(2) Белов А. М. К проблеме уточнения ритмико-просодической терминологии латинского языка // Актуальные проблемы филологической науки: взгляд нового поколения. Вып. 2. М.: МГУ, 2003. - 0.5 п.л.

(3) Белов А. М. Фонологический вес и количество слога // Argumenta classica. (Вопросы, классической филологии. Вып. XII. Труды молодых учёных.) М., 2003. — 0.6 п.л.

(4) Белов А. М. Вокалическая мора и древнегреческое ударение /,/ Experimenta lucífera: Материалы III Поволжского

научно-методического семинара по проблемам преподавания и изучения дисциплин классического цикла. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского университета, 2005. — 0.2 п.л.

(5) Белов А. М. Стоическая философия и античная грамматика // Scripta mediten-anea. (Вопросы классической филологии. Вып. XIV. Труды молодых учёных.) М., 2006. — 1 п.л.

(6) Белов А. М. Ритмические стопы латинского слова: постановка проблемы // Сборник научных трудов ЕТЕФАИОЕ в честь М. Н. Славятинской. — 0.5 н.л. М.: РосНОУ, 2006. Также предисловие к этому сборнику (0.2 п.л.).

(7) Белов А. М. О латинском порядке слов // Наследие Д. С. Лихачёва в культуре и образовании России. Материалы научно-практической конференции. Т. 2. М.: МГПИ, 2007. — 0.6 п.л.

(8) Белов А. М. Вопрос о морах (оппозиция арифметической кратности в греческом и латинском языках) / / Discipuli та-gistro (к 80-летию Н. А. Фёдорова). М.: РГГУ, 2008. - 1.2 п.л.

Общий объем этих публикаций — 5.8 п.л.

Общий объём всех перечисленных публикаций (31 шт) — 59 п.л.

Отпечатано в копицентре «СТПРИНТ» Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 Гуманитарный корпус, e-mail: globus9393338@yandex.ru тел.: 939-33-38 Тираж 70 экз. Подписано в печать 12.09.2011

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Белов, Алексей Михайлович

Введение

0.1 Обоснование актуальности исследования.

0.2 Цели и задачи исследования. Принцип построения работы

0.3 Научная новизна исследования

0.4 Методологические основы исследования.

0.5 Теоретическая и практическая значимость исследования.

0.6 Положения, выносимые на защиту

1 Мора в теории языка и истории языкознания

1.1 «Учение о морах»: введение в проблему.

1.2 Из истории понятия 'моры'.

1.2.1 Слоги и моры в античной традиции.

1.2.2 «Долгота по положению» в теориях позднейшего времени

1.3 Идея 'моры' в новейших теориях.

1.3.1 Начало.

1.3.2 Мора в Пражской теории.

1.3.3/ 'Мора в других структуральных теориях. Проблема слогового веса.

1.3.4 Некоторые постструктуральные теории моры.

 

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Белов, Алексей Михайлович

4.2 Специфика проблем латинского ударения.

4.3 Реконструкция ударения классической эпохи .

4.3.1 Было ли в латинском языке (словесное) ударение? .

4.3.2 Классическое ударение как центр ритмики слова.202

4.3.3 Фонетическая природа ударения.207

4.4 Римские грамматические свидетельства.210

4.5 Становление латинского ударения.216

4.5.1 «Начальная интенсивность» и редукция.21 б

4.5.2 Позиция доисторического ударения.219

5 Проблемы древнегреческого ударения 221

5.1 Общий обзор проблем ударения. .221

5.2 Влияние конечной группы согласных.225

5.2.1 Проблема.225

5.2.2 Исследование.228

5.2.3 Решение.236

5.2.4 Следствия для нашей теории. . : . . . 239

5.3 АМЭРГШОЕ и проблема левой крайней позиции . .240

5.3.1 Краткий очерк истории вопроса. .241

5.3.2 Древнегреческая баритонеза в свете Теории фонологической кратности.256

5.4 Ударение не в крайней позиции. Акцентные парадигмы.264

5.5 Ударение в последнем слоге слова.270

5.6 Формулировка правил ударения.275

1.3.5 Мора в новейших экспериментальных и типолог**^60 ^ исследованиях.• * ^

1.4 Выводы Главы 1.- *

100

2 Теория фонологической кратности

2.1 Морные отношения как факт фонологизации.- ' ^^

2.2 Принципы фонологической кратности.- '

2.3 Категории фонологической кратности .

2.3.1 Парадигматически свободные и связные морные корр^ ^ ции. ' ' , Ц5

2.3.2 Силлабические и вокалические моры.

2.3.3 Морометрические и моросиллабические языки . - ' ^

2.3.4 Парадигматическая функция морных корреляций . - ,

2.4 Фонологическая кратность в просодической системе языка. ходные положения дальнейшего исследования. " ^

130

2.5 Обоснования композиции дальнейшего изложения. "

138

3 Проблемы моры в древнегреческой и латинской ритмике ^9

3.1 Мора как показатель, или «чистая» мора . " ^д

3.1.1 Формулировка проблемы. ^

3.1.2 Законы слияния гласных. "" ^45

3.1.3 Следствия для правил амплификации. -3.2 Проблема ритмических стоп в древнегреческом и латршском язы- ^52 ках. п.52

3.2.1 Формулировка проблемы.-^53

3.2.2 Матрицы и стопы в общей теории языка.

3.2.3 Древнегреческие ритмические стопы.

3.2.4 Латинские ритмические стопы. ^^

5.7 Вокалические моры и предыстория греческого ударения.277

5.7.1 Проблема выбора парадигмы.277

5.7.2 Проблема нулевых ступеней. Нулевые ступени и моры . . 304

5.8 Ударение при энклитиках и его значение.310

6 Фразовая природа словесного ударения 321

6.1 Латинский порядок слов и его структурные принципы.324

6.1.1 Введение.324

6.1.2 Латинский порядок слов в типологической перспективе . 326

6.1.3 «Законы» латинского предложения. .330

6.1.4 Проблема просодики крайних элементов «скобок» . 336

6.2 Проблемы интонационного выделения в латинской фразе . 351

6.2.1 Фразовое выделение в теории языка .351

6.2.2 Случаи не тема-рематического выделения в латинской фразе .361

6.2.3 Случаи тема-рематического выделения . .374

6.3 «Монолитность» и «композитность» в словообразовании.378

6.3.1 Общая проблема.378

6.3.2 Данные индоевропейского словосложения в связи с проблемой акцентного выделения.380

6.4 Выводы.394

Заключение. Обзор результатов исследования 398

Дополнение. Следствия нашей теории для индоевропейского языкознания 404

Д.1 Языки слогового (силлабоморфемного) строя. 405

Д. 1.1 Предварительный обзор проблемы .405

Д. 1.2 Основные черты силлабоморфемного (слогового) строя . 408

Д.2 Праиндоевропейский язык как силлабоморфемный.416

Д.2.1 Возможная гипотеза.-.416

Д.2.2 «Фразовое ударение» в акцентных парадигмах.425

Д.2.3 Индоевропейские моры и ларингалы.431

Д.З «Монолиты» и «композ'иты» в общей теории языка.446

Список таблиц 449 г

Введение

Предлагаемое исследование имеет своей целью изучение просодических явлений древнегреческого и латинского языков, рассматриваемых, главным обра~ зом, в связи с законами их ритмики и ударения. Нас будет интересовать каким образом достижения современного теоретического языкознания поз&о-ляют объяснить отдельные, до сих пор проблематичные явления в этих ЯЗЫКАХ, и наоборот — что нового даёт древнегреческий и латинский материал для теоретической фонологии, общего языкознания и индоевропейской реконстрУ1^--ции. Но поскольку как ритмические, так акцентные законы обоих этих язы!£°в самым тесным образом увязаны с давними и, как оказывается, весьма зага/1,0111"" ными проблемой количества слога и проблемой моры, традиционно мыслягИ^^" ся единицей этого «количества», то именно они с неизбежностью оказываем051 центральными в настоящем исследовании. Их мы постараемся рассмотреть :Е<а1С с позиции общей просодической теории, так и (в особенности) применител^110 к материалу двух интересующих нас конкретных индоевропейских языков

Положение вещей в современной науке таково, что ответы на эти вопр<^>сь1 обыкновенно ищутся людьми самых разных научных специальностей и исключительно редко приходится видеть, чтобы один специалист (или группа. торов) одновременно занималась исследованием этих, столь разных, проб-?^11431^" как правило, классические филологи сравнительно мало интересуются стрС,:гго:И лингвистикой, представители теоретического языкознания — древними яз!^1^' ми и индоевропейской реконструкцией, а филологи-индоевропеисты — СО^З?е менными фонологическими теориями 1 F, фонологии вообще а „ ð°РИТЬ Не ° те°Р™кой тона, ударений пи ° * ^ ^ ° проблемами

-С ги г::;нтонациа- т°—— ещё более УДРУча.

1 монограФии) ш теор™ пр°~ с-есТВеННО их почти нет. Д еВР0ПеИСКИХ ЯЗЫК0В - включительно мало, в нашей стране то0;г^::гг гты не предста— cäo нашенно напротив ™ Приведем некоторые аргументы, соверрода против показывающие большую актуальность исследований такого

0-1 Обоснование дальности исследования

Не ~ — ' — рения и «долготы» . Г ПОНИМаНИЯ' ПО ^ 3— уда

J^JZL широком смысле)'что в овою — -торГр "аГ "" ~ В — древних языках

РиТельно1ГГГявГяГГеСКОЙ Те°РИИ' бЫ — ского, балто-славянг ^ ™ЯЪ " для ^Г" " языков, традиционно елу

Cacll ~ ™«KOro ударения. Но изучение ведай

SH^®«,,®^™ ЗДвнСЬ МОЖН° ~

Ш"Сад"ые (особенно ¿ослш^яТн^'^ И Л- А Стивенса b

2006 2М9) лГ°Л0ГИИ; И3 """'«-пенных yZ а иТ^^окой филологии, тео

Р у & Ha,I° 1977' Halle 1997; Phbb & Н™200™,°еВр0пейа[их ^ь,ков (Kiparsky 1973; ского, балто-славянского и германского материала в нашей стране уже существенно продвинулись вперёд (можно вспомнить известные работы А. А. Зализняка, В. А. Дыбо, Л. Г. Герценберга, С. Д. Кацнельсона, А. С. Либермана, Ю. А. Клейнера), то освоение современной лингвистикой древнегреческого и латинского языков протекает у trac настолько медленно, что последняя (и единственная) крупная работа о древнегреческом ударении (Тронский 1962) была опубликована почти 50 лет назад. При всех достоинствах этой работы нельзя не признать, что за протекшие полвека существенно изменились как наши знания о древнегреческом и латинском языках, так и о просодике человеческого языка вообще.

С другой стороны, и сама общая просодическая теория, созданная на фактах современных языков и (почти) не учитывающая данных языков древних, как мы ещё не раз убедимся, в полной мере удовлетворительной не является. Таковой её можно считать уже потому, что на настоящий момент, как известно, не существует общепринятой теории слога, имеются серьёзнейшие разногласия в вопросе о фонетическом слове, словесном и фразовом ударении, о методологии изучения фразовой интонации, наконец, имеет место полная неясность в вопросе о сущности понятия 'просодема', к которым Н. С. Трубецкой относил «слог в слогосчитающих языках и мору в моросчитающих» (Трубецкой 2000, с. 211).

Последнее, однако, необходимо будет признать вопросом исключительной значимости, если вспомнить слова Эмиля Бенвениста, говорившего о том, что выделерше особого уровня языка возможно только в том случае, если существует единица, целиком принадлежащая данному уровню (Бенвенист 1974, с. 132 слл.). Соответственно обоснование понятия 'просодема' и изучение свойств самих просодем в языках мира является необходимым следствием из признания особого уровнего статуса просодических явлений. Но тут возникает новая сложность: если теорию иных просодических явлений - таких как словесное ударение или фразовая интонация - в принципе возможно построить на данных хорошо известных языков, а уже потом применять к языкам древним и экзотическим, то общая проблема просодемы (и неразрывный с ней вопрос о морах) оказываются в этом отношении гораздо более сложными.

Решение этой задачи в нашу эпоху обыкновенно видится принадлежащим сфере влияния типологии. И действительно, применение различных типологических методов и приёмов, учёт многочисленных новооткрытых фактов самых разных экзотических языков почти за век существования типологии существенно обогатили наши представления о том, какими языки могут быть, а какими не могут. Однако и у типологического метода есть свои ограничения; и некоторые из них, надо признать, весьма серьёзны. Их можно условно разбить на две группы: субъективные и объективные.

Субъективные заключаются в том, что знакомство с исследуемым феноменом в отдельных языках оказывается иной раз очень поверхностным:, исследователь складывает у себя неполное, не до конца точное — а подчас и весьма неточное — представление о фактах конкретного языка, что ведёт его и к неверным выводам, к построению недостоверных теорий, тогда как основная масса читателей — пусть даже самых квалифицированных и образованных, оказывается не в состоянии проверить и при необходимости опровергнуть полученную от исследователя информацию; ещё менее в состоянии это сделать оказываются подчас и сами носители изучаемого языка — такого, как дияри, маунг или читимача.

К объективным недостаткам типологического метода следует отнести, во-первых, то, что исследователе, как правило, интересует какой-то отдельный конкретный аспект исследуемого языка: есть ли в нём оппозиция по долготе/краткости, какие в нём правила ударения и т.п. — а не система в целом.

Конечно, именно отказ от всякой не идущей напрямую к делу информации и позволяет типологу охватить то множество языков, которое и создаёт неповторимое своеобразие и мощь типологии как науки; но вместе с этим более детальное изучение системы отдельного языка в целом, письменной и грамматической традиции (если таковая есть), особенностей диалектального дробления данного языка и т.д. может иной раз очень сильно изменить первое впечатление исследователя об отдельном интересующем его факте. К объективным недостаткам можно отнести и то, что возможности типолога часто бывают весьма ограничены в том, чтобы на примере нескольких информантов или одного-двух грамматических описаний суметь строго отличить факты, присущие структуре языка от фактов нормы (в самом печальном случае — и от фактов индивидуальной речи2); очень сложно бывает составить у себя правильное впечатление о том, как тот или иной факт воспринимается самим говорящим — а это не менее важно, чем корректная экспериментальная обработка данных. В такой ситуации очень могло бы помочь именно знакомство с грамматической тра~ дицией конкретного языка, но в большинстве случаев это оказывается просто невозможным.

Здесь можно вспомнить великого Е. Куриловича, который, пытаясь построить свою теорию слога как раз на материале древних индоевропейских языков, отвечал экспериментатору Р. Г. Стетсону тем, что исследовать слоги в речи возможно лишь тогда, когда понятно, что это такое (Курилович 1948)- Соглашаясь с мыслью Куриловича и немного перефразируя его слова, мы можем сказать, что типологическое исследование просодемы возможно лишь после ее теоретического обоснования.

Всё это, конечно, никоим образом не означает, что автор — противник типологии; но у всякой науки есть предел её компетенции, а потому полноценна51

2Хороший пример последнего обсуждается в работе (Кацнельсон 1958) применительно к языку аранта. лингвистическая теория не может строиться на одних лишь типологических данных. Помимо пестроты исследуемых фактов требуются ещё сведения о том, как эти факты сосуществуют друг с другом в системе языка и отражаются со~ знанием его носителей.

Какие же лингвистические специальности находятся в не менее ззз^хзгодном, чем типология положении? В первую очередь здесь хочется назвать, востоковедение: именно лингвист-востоковед чаще других имеет дело со значительной новизной языкового материала, рассматриваемой в сочетании с многовековой литературной и грамматической традицией, подкреплённой достушгы^111 его наблюдению памятниками. Неслучайно, как мы увидим далее, имеыяо востоковеды — Е. Д. Поливанов, Дж. МакКоли, В. Б. Касевич — очень обогатили и теоретическую фонологию.

Естественно думать, что помимо востоковедения во вполне выгодной положении оказываются и специалисты ряда частных традиционных лшггкисти че-ских дисциплин: развитию просодической фонологии как науки о^т^зесь. сильно способствовали слависты Р. О. Якобсон, Н. С. Трубецкой, В. А. Дьхбо, германисты Э. Зиверс, С. Д. Кацнельсон, А. С. Либерман и многие друггсе.

Однако данные традиционной классической филологии, будучи рассмотрены с нетрадиционного угла зрения, способны привнести в общую теори® языка не меньше новизны, чем все упомянутые дисциплины. Латинский за: греческим языки в известном отношении — одни из самых экзотичных языков на свете. Их исследование имеет тот очевидный недостаток, что из триадд;ь-х языковых уровней Э. Косериу Структура - Норма - Индивидуальная рсг-'Ь (Косериу 2001; Степанов 1966, с. 3 слл.) мы полностью лишены последнего- Но это с лихвой окупается тем, что сохранившийся огромный объём текстов этих языков в сочетании с дошедшими до нас папирусами с диакритичесгсщ^си знаками, музыкальными памятниками, подробными описаниями (зачастую <з ч:ень квалифицированных) очевидцев - древнеримских и древнегреческих грамматиков - и двухтысячелетней грамматической традицией во многом облегчает ту работу по критике источников, которую в идеале должен проделать как полевой исследователь бесписьменного языка, так и специалист-типолог.

Уже это делает необходимость привлечения фактов древнегреческой и латинской просодики в общее языкознание очевидной. Но если мы посмотрим на это глазами филолога-индоевропеиста, то ценность исследований такого рода возрастёт ещё более. Древнегреческий и латинский языки относятся к одним из древнейших по времени фиксации; широкая письменная традиция на древнегреческом языке возникла раньше, чем на санскрите; факты греческой и латинской просодики существенным образом увязаны с метрикой, сохранность (и достоверность) памятников которой подчас настолько высока, что в этом ей уступают иные произведения XX в.

Наконец, важно обратить внимание и на то, что предлагаемая здесь теория разрабатывается одновременно на материале двух классических языковчто делает настоящую работу новым звеном в цепи весьма почтенной в филологической науке традиции. К работам такого рода можно отнести целую серию известных книг, созданных французскими, английскими и американскими авторами: это сравнительно-исторические (Meillet & Vendryes 1948; Buck 1933; Sihler 1995), фонетико-фонологические (Sturtevant 1940; Allen 1973) и синтаксические исследования (Weil 1869). Такой подход имеет то преимущество, что Факты имеющихся языков могут изучаться одновременно и в сравнительно-историческом освещении, и в сопоставительно-контрастивном, и даже (при определённом повороте мысли) в ареальном.

Исследование просодических проблем при таком подборе материала видится исключительно плодотворным: дело в том, что, помимо существенного расширения методологической базы исследования, это заставляет нас обратить самое серьёзное внимание и на те явления, которые принципиальным образом различаются в одном и другом языке и которые — в силу сходств метрических законов стиха и греко-римских грамматических описаний — долгое время оставались незамеченными или неверно истолкованными. Такой поворот научной мысли, несомненно, также должен способствовать повышению актуальности исследования.

0.2 Цели и задачи исследования. Принцип построения работы глобальной задачей настоящей работы служит попытка построить «мост» между проблемами греко-латинской просодики и современными фонологическими теориями; исследование такого рода мыслится как комплексное, лежащее на пересечении трёх (не вполне дружных между собой) областей знаний классической филологии, теории языка (во многом основанной на типологии) и вполне традиционного индоеропейского языкознания.

Локальные задачи группируются вокруг центральной проблемы всей работы — проблемы моры и морных отношений, — и распадаются трояко, сообразно трём областям знаниям, очерченным выше.

1. В теоретическом отношении — это 1) разработка общей теории морных отношений в естественных языках, названной в работе Теорией фонологической кратности (ТФК), которая позволила бы создать понятийно-методологический инструментарий, достаточный для удовлетворительного описания упомянутых явлений в известных языках; 2) определение места известных языков в построенной системе; 3) определение места м.оръь и явления фонологической кратности в целом в составе фонологической подсистемы естественного языка.

2. В филологическом отношении — это детальное исследование просодики язрабатыдревнегреческого и латинского языка, проведенное с позиции р«*-^ имевших ваемои теории и решение многих давних вопросов, прежде удовлетворительного истолкования: к ним относятся 1) пробЛе1у1а К з) протитативного ритма обоих языков, 2) проблема ритмических сто!1 у блема моры как грамматического показателя (в древнегречески14,1 4) многочисленные проблемы, связанные с описанием и рекоп^Р-^1* ударения в обоих языках.

3. В отношении индоевропеистики — это восстановление предысГ0Ри11 тгдоевротинскои и древнегреческой акцентных систем,- их выведение из ейского пейской с одновременной реконструкцией ряда фактов индоевр°1Х

-рцменепраязыка на основании новых данных, полученных в результате ния разрабатываемой теории к индоевропейскому материалу, ющей этой можно назвать и дополнительную задачу (гипотесс^1^16 внутренней реконструкции типологических особенностей языка— сей их

Важно отметить тот факт, что все перечисленные задачи — при

ОН11 сопестроте — не являются разнородными: лишь рассмотренные вместе? здают замкнутую и самодовлеющую систему, определяющую место тгРУ111^ из ее составляющих. Центральной из них, однако, я понимаю вторук^ ^ задач, связанных с адекватным описанием просодических законов мых языков. Именно удовлетворительное решение этих проблем оказ^1'1за' лг)р0и и одновременно важнейшим доказательством правоты предложенной т^ -^ ключом к построению моей праязыковой реконструкции.

Таким образом, ОБЩИЙ ХОД ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ мысли в рабо следующий: 1) критическое исследование (общих) теорий предшественвс^-^0^

2) (первичная) формулировка на этом материале новой теории > 3) ложение к материалу исследуемых языков и одновременное уточнена:-^ ^ ^ ^идотеоретических положений > 4) выведение следствий из нашей теории европейскому и общему языкознанию. Такое построение, при котором описание материала одновременно служит и доказательством теории, видится единственно возможным по следующей причине: исследовать факты (которыми в данном случае тем более оказываются не сущности, но законы языков) можно лишь в контексте некой общей теории, которая до сих пор не существовала; окончательная же разработка такой теории до её приложения к описываемому материалу невозможна ввиду обстоятельств, уже изложенных выше.

Работа содержит Введение, 6 глав, Заключение, Дополнение (фактиче- , г ски являющееся дополнительной главой) и Приложения. Критическому анализу предшествующих общих теорий отведена Глава 1, формулировке новой теории — Глава 2; главы 3-6 представляют собой приложение теории к греко-латинскому материалу; в Дополнении в свете полученных мной результатов рассматриваются некоторые (частные) проблемы индоевропеистики и общего языкознания. Подробное обоснование разбиения материала по главам работы для большей наглядности представлено в Главе 2 непосредственно после изложения основных теоретических положений (с. 135).

0.3 Научная новизна исследования

Научная новизна предлагаемой работы может быть оценена в общем и частном отношении: общее предполагает соотнесение работы с современным состоянием науки, частное - с другими работами подобного рода.

В общем отношении новизна работы заключается уже в том, что это, насколько можно судить, первое в современной науке монографическое исследование, специально посвящённое вопросу о сущности морных отношений и явлении фонологической кратности в целом, — причём рассмотренных как в рамках общей теории, так и конкретно в применимости к наиболее известному случаю, представленному греко-латинским материалом.

Отечественная лингвистическая традиция крупных работ подобной тематики не знает. Работы, посвящённые общим просодическим проблемам, в том числе вопросу о просодемах, на русском языке имеются (Клейнер 1998, 2002), имеются работы о просодике отдельных индоевропейских языков (Либерман 1981; Николаева 1996), однако никогда проблема моры не была специально исследована на греко-латинском материале. При этом наиболее близкая по направленности к этой, монография И. М. Тройского Древнегреческое ударение была издана почти 50 лет назад (1962) и отражает уровень научного знания 1930-50-хх гг., с тех пор заметно изменившийся. Что же касается латинского материала, то настоящая работа продолжает и развивает идеи, высказанные в моей последней книге Латинское ударение (Белов 2009), которая стала первым русскоязычной монографией на эту тему.

В современной западной традиции имеется некоторые число работ, посвя-щённых проблеме слогового веса3. Это понятие, восходящее к англо-американскои лингвистике, применяется для разграничения слогов в языке, формирующих фонологическую оппозицию, отличную от ударности/безударности. Вопрос о морах и квантитативном ритме в этой традиции нередко объединяется с проблемой веса (или даже смешивается с ним).

В настоящей работе будет показано, что понятия слогового веса и фонологической кратности существенно различаются между собощ будет показано, что непонимание этого различия приводило многих исследователей к совершенно неверному истолкованию фактов конкретных языков, в том числе и исследуемых в нашей работе специально; соответственно в настоящей работе приводятся строгие критерии, позволяющие, во-первых, разграничить два упомянутых понятия, а во-вторых, формулируются и возможные различия в функционировании самой морной оппозиции в языках мира.

3Современное состояние этого вопроса представлено в недавней монографии М. Келли Гордона (Gordon 2006), построенной на основе его докторской диссертации.

В частном отношении новизну работе придают и следующие достигнутые в ней результаты:

1. сформулирована общая теория морных отношений для естественных языков;

2. сформулированы или существенно уточнены понятия и категории, необходимые для адекватного описания имеющегося материала: фонологическая кратность, мора, силлабическая и вокалическая мора, парадигматически-свободные и связные морные корреляции, метрическая стопа, монолитные и композитные образования, акцентно-просодическая и ритмико-просодическая иерархии, морометрические и моросиллабические языки;

3. по-новому рассмотрен вопрос о связи морных отношений со словесным и фразовым ударением;

4. выявлена способность моры выступать чистым грамматическим показателем;

5. выявлено различие в функционировании акцентно-просодической (АПИ) и ритмико-просодической (РПИ) иерархий в латинском и греческом языках;

6. установлено, что фонология латинского ударения удовлетворительно описывается в терминах РПИ-иерархии (силлабические моры); подобраны типологические параллели;

7. показана независимость обеих иерерхий в древнегреческом, выявлены новые ограничения в действии древрхегреческого ударения; последнее описано в терминах вокалических мор и акцентных парадигм; показано, что такое описание оказывается существенно лучшим для объяснения его закономерностей, чем все предшествующие;

8. показана зависимость баритонной акцентной парадигмы в древнегреческом языке от синтагматического фразового ударения праязыка; установлено, что ряд других индоевропейских языков отражает тот же самый процесс;

9. впервые в отечественной науке рассмотрены некоторые важные законы фразового выделения в латинском; показана сходность этих законов с поведением словесного ударения в сложных словах других индоевропейских языков;

10. установлена зависимость окситонной акцентной парадигмы в древнегреческом от «доминантных» и «рецессивных» свойств морфем конца слова; выявлено, что это свойство в сочетании с присутствием вокалических мор в праязыке может служить новым аргументом в пользу тональной природы праязыка, подтверждающим известную теорию В. А. Дыбо и давние (идущие ещё от Ф. Боппа) мысли об инкорпоративных процессах в праязыке.

0.4 Методологические основы исследования областью исследования диссертационной работы послужила просодическая система древнегреческого и латинского языка, взятая как в синхронии классической эпохи (У-1У вв. для греческого языка, I в. до Р. X. для латинского), так и в диахронии: от её возникновения в период индоевропейского языкового состояния до распада, произошедшего в позднеантичную эпоху.

Предметом исследования явился вопрос о природе и сущности морной корреляции слогов, называемой в работе явлением фонологической кратности, которая рассматривается как в контексте просодических систем древнегреческого и латинского языков, так и с позиции общей теории языка и (отчасти) структурной типологии.

Исследование проводилось НА ИНФОРМАЦИОННОЙ БАЗЕ, основу которой составляют:

1. данные латинского, греческого и ряда других древних индоевропейских) языков, a) засвидетельствованные античными и новейшими грамматическими описаниями; b) полученные методами исследования наиболее обширных корГхУсОВ греческих и латинских текстов (TLG-E, PHI5, PHI7) и специально составленных выборок из них; c) полученные при помощи сравнительно-исторической реконструКЙ1111' d) косвенно вытекающие из анализа метрических, ритмических, типологических закономерностей;

2. данные ряда новых языков, a) засвидетельствованные грамматическими, типологическими и ¿ХрУ гими описаниями; b) полученные в результате экспериментальных исследований оте^е ственных и зарубежных учёных; c) уже подвергшиеся анализу и обобщению в новейших теоретически^31-*' и типологических работах и послужившие тем самым основой дальнейшего критического анализа;

3. элементы различных теорий языка: а) принципы и методы грамматических описаний, созданные античнь^"" ми грамматиками - носителями древнегреческого и латинского язь*!" ка; b) теории, принципы и методы описания и истолкования фактов и явлений латинского, древнегреческого и ряда других древних языков, предложенные современными отечественными и зарубежными Уче ными; c) теории, принципы и методы описания и истолкования фактов и явлений ряда новых языков, предложенные отечественными и зарубежными учёными.

Методологическую базу исследования составили научные труды и теории отечественных и зарубежных языковедов — в первую очередь приверженцев морной теории просодики и ритмики (Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, В. Б. Касевича, Е. Д. Поливанова, А. Е. Кузнецова, А. М. Девайна и Л. Д- Сти-венса, Б. Хейса, М. Гордона) и специалистов в области исторической акцентологии (Е. Куриловича, В. А. Дыбо, А. А. Зализняка, К. Г. Красухина, П- Ки-парского, Ф. Проберт); помимо этого использовались некоторые принципы и приёмы, принадлежащие другим теориями. Общие принципы анализа материала, приняные в работе, в целом представляют собой совмещение наиболее удачных (на взгляд автора) взглядов пражской и петербургской лингвисти^е-ских школ и некоторых других идей, близких к ним; одну линию исследован!151 можно охарактеризовать как восходящую к традиции Якобсона - Трубецкого - Куриловича, а другую — к традиции Бодуэна де Куртенэ - Поливанова - Касевича. Первую (особенно в варианте Куриловича) можно условно охарактеризовать как имеющую более структурно-историческую направленность, вторую — более как структурно-типологическую. К ним примыкает как равная и третья, опирающаяся на традиции классической филологии Московски0-го университета, представленные для автора работы как непосредственны^11 учителями-классиками (А. Е. Кузнецовым, М. Н. Славятинской и Л. П. По-няевой), так и именами выдающихся учёных, эту традицию основавших " в первую очередь акад. Ф. Е. Корша, акад. М. М. Покровского, члена-корр. АН СССР С. И. Соболевского, также проф. А. Ф. Лосева, акад. М. Л. Гаспарова.

В результате для настоящего исследования применялись следующие методы:

1. Классический метод филологической критики, нацеленный на получение и верификацию информации, предоставляемой нашему (лингвистическому) исследованию античными текстами.

2. Метод системного анализа для установления указанных причинно-следственных зависимостей внутри структуры исследуемых языков, используемый как сам по себе для решения сугубо лингвистических задач, так и в сочетании с культурно-историческим подходом, применяемом для изучения текстов античных грамматиков, объяснения ряда несоответствий их описаний современным теориям и т.п.

3. Метод корпусного исследования, нацеленный на анализ встречаемости и исторической представительности отдельных фактов языка в массе (практически всех) извествных древнейших греческих и латинских текстов.

4. Метод сравнения, аналогий и обобщения, использованный а) для выяснения сходства латинской и греческой просодических систем с просодическими системами других известных языков, установления места греко-латинской просодии в типологической перспективе, а также для объяснения ряда явлений этих языков на основании сходных процессов в других языках; Ь) для нахождения принципиальных различий между греческой и латинской просодическими системами; с) для установления универсального характера некоторых латинских просодических явлений (таких как

разделение моры или удлинение последнего слога) и объяснен Ы^1 ^^ с общетеоретических позиций.

5. Количественный метод, используемый для сравнения структур висимостей слогов в латинском и греческом языках, а также ДЛ55

ХЗ-Ї* вления ряда закономерностей древних языков по данным античной ^ и синтаксиса. орав

6. Предложенный и использованный в работе метод структурно ^^ нения, основанный на (близких, в частности, генеративизму) пос&У принципиального сходства в языковых явлениях, принадлежат*^ гсТ?*****' личным языковым уровням, и позволяющий потому проводить, к ^ ру, систематическое сравнение фактов фонологии и синтаксиса; в ^^ ^ работе применяется для установления сходства законов фразового ^^ ления и законов индоевропейского словесного ударения, для внутри реконструкции просодических законов индоевропейского языка ПЗ?* (см. Главу 6 и Дополнение).

0.5 Теоретическая и практическая значимость исследований^

-^заполученные результаты имеют как теоретическую, так и практическую зн:^ мость. Общие выводы исследования могут быть использованы (и уже испо.; ются) в авторских курсах «Общая просодика», «Акцентология», «Сравнит« но-историческая фонология индоевропейских языков», также в курсах «тория древнегреческого языка», «История латинского языка», «Древнегре*^5^""* екая и латинская метрика». Вся Глава 1 и значительные фрагменты глав 4 и 5 могут быть полезны для курса «История лингвистических учений»; в« Глава 6 может быть использована и для теоретического курса «Латинскгзг^13^3^ и индоевропейский синтаксис»; результаты, изложенные в Дополнении, мог: быть полезны также типологам и востоковедам. С теоретической точки зрения данные всей работы могут быть использованы в специальных исследованиях по следующим направлениям: классическая филология, античная метрика, сравнительно-историческое языкознание, языковая типология и универсалии, общая фонетика (фонология), романская филология, история языкознания. Отдельные научные данные — такие, как природа фонологического веса, характер ударения, место ударения, фонология последнего слога, поправки к закону редукции, объяснение греческого ударения из контаминации силлабических и вокалических мор — могут быть применены в преподавании латинского и древнегреческого языков, включены в учебники и пособия.

0.6 Положения, выносимые на защиту

1. В ряде языков мира, в которых действует корреляция слогового веса, в том числе в латинском и древнегреческом, наблюдается явление фонологической кратности. Заключается оно в том, что категория слогового веса в них реализуется строго по правилам кратности — т.е. тяжёлый слог может быть ритмически эквивалентен п лёгких как в парадигматике языка (системе), так и в синтагматике (тексте); при этом под тяжёлым и лёгким слогом подразумеваются члены фонологической оппозиции слогов, отличной от оппозиции ударности/безударности. Языки такого типа называются моросчитающим>и> языками, а единица, создающее упомянутое противопоставление слогов — ллорой. В терминах пражской лингвистической школы можно сказать, что мор о считающими их делает градуальный характер этого противопоставления, которая в прочих языках представлена как привативная или не представлена вовсе.

2. Система правил фонологической кратности в языке есть факт фоноло-гизацищ это можно понимать так, что отношения фонологической кратности могут основываться на различном сочетании некоторых акустическхззс параметров, в частности того, в каком соотношении акустическая длительность слога находится с кривой его интенсивности. При этом такая фонологизация мор имеет иерархическое строение, в котором может быть определено место для всякого естественного языка: нет слогового веса > есть слоговой вес > есть силлабические моры > есть вокалические моры; фонетически этому соответствует последовательное возрастание параметра длительности в процессе фонологизации морных отношений.

3. Эта фонологизация имеет две'стратегии, результатом которых являются вокалические и силлабические моры, по-разному представляющие фонологическую категорию длительности: силлабические моры репрезентируют всякую фонологически значимую п-морную единицу, тогда как вокалические моры — такую, которая представляет собой ряд последовательно идущих сегментов. Таким образом, всякие вокалические моры силлабические, но не всякие силлабические моры вокалические. При этом даже в рамках одного языка допустимо сосуществование и той и другой морных корреляций: к примеру, последний слог древнегреческого языка явно тяготел к вокалический двуморности, тогда как неконечный безударный слог стремился не быть таковым.

4. Разные языки в различной степени подчинены каждой из этих стратегий. Можно выделить два крайних случая в реализации обеих морных корреляций: 1) пример японского языка, в котором все двуморные последовательности могут быть признаны вокалическими, и 2) пример классического арабского языка, в котором никакие двуморные последовательности' не являются вокалическими. Первые языки я называю морометрическими, вторые — моросиллабическими.

5. Вокалические моры отвественны за формирование акцентно-просодической иерархии языка (АПИ), силлабические — за ритмико-просодическую иерархию (РПИ). В последовательно морометрических языках первая иерархия подчиняет вторую, в последовательно моросиллабических — возможно обратное

6. Соответственно, различие силлабических и вокалических мор существе*1 но для описания кульминативных законов языка, в частности ударения. в с*1 кое тональное («музыкальное») ударение требует наличия вокалических ыор хотя бы в ударном слоге, тогда как для силового ударения минимальной про содемой должен быть слог. При этом один факт наличия вокалических мор языке не доказывает тональности его ударения, поскольку помимо ударен***1 встречаются и другие явления (например, контурные тоны), способные быт^ подчинёнными этим морам.

7. Латинский язык классической эпохи есть язык последовательно моросил-лабический. Это исключает для него фонологически значимый тональный перепад и заставляет видеть ролью ударения выделение некой ритмически сильной позиции в слове, что автоматически решает вопрос о (фонологическом) характере латинского ударения. Древнегреческий язык в отличие от латинского обладает фонологически значимыми вокалическими морами в некоторых слогах слова, к числу которых относится и ударный. Таким образом, иерархии АПИ и РПИ в латинском близки друг другу, а в греческом - противопоставлены.

8. Мора в обоих языках была важнейшим ритмообразующим элементом. В древнегреческом мора была способна выступать чистым грамматическим показателем и входить (в составе слога) в более высокие единицы иерархии РПИ, названные стопами. Для латинского языка показано отстутствие стоп и их полная невозможность. Однако в нём имелись устойчивые двуморные образования, соответстующие минимально возможным фонетическим словам, которые, однако, стопами не являлись. При этом иерархия РПИ в латинском

III-II вв. до Р.Х. подчиняла иерархию АПИ.

9. Вокалически двуморная последовательность в древнегреческом языке была возможна только та - если последнитл В °ДН0И И3 ДВУХ ПШИЦИЙ: или в последнем слоге слова, ^иследнии слог одноморен — т, бически двуморный ^ в удаР»°«- При этом всякий силла-вокалически - даже в том РвЧеСК°Г° СЛОГа омывается двуморн^ и тель, а двуморность онределя ' ^ СЛ°Г ^ ИМеСТ КРаИШЙ ^«называются вновь установл ГРУПП°Й С0ГЛаСНЫХ' СлеД®вием этого окаожности цир^фГГни ;^;°;раничения ™б—2)

Двойной согласный Как позиции слова, оканчивающегося яа ом слоге, вступает в отно^Т^' ^^ ' —з позиционному сокращению ^^ М°РЫ С с°™асным и подвергается нами —^ствия

ТОВеДенае прения и в ок№тоГеН1е °Л°Ва П°ЗВ°ЛЯЮТ ЭФФ™0 я к взаимодействию Л, ' ^ дРем®'Ретеекого ударе ударениевГГе^ГаТГГ^"0^" ^ ■ ограЛ^е от конца. Таким об;11 ДОПУ0К™ еГ° —"

Греческих акцентных законо!Та н """ ^ И ~брЩИИ иццоевропейская первооснова.' ^ - более прос*-^ статей, «^ГГеТ °Тр" ^лтпие принцип

Дигма, будучи полно!: : вЧ"Ч'в~° ~ния. Баритонная пар^

- устроенной но 1::;:гнной п~—МОР, оказь:

РеКИЯ В "греческом яв„1тПГвГУ' П~М

СВ0Ю — ~ет эффективно МОРа °Т КОНЦа' ™

Д® СЛОВ типа еМ)рИ7ю; в ЪЯ0НИТЬ "Р06®^ дальней баритонез« о -и зрения ударения нич^ГГ ^ ЦеН~Г° * двумерные, но вокалически нТчл " ^^ В ^ <*«* яечленимые. Баритонеза была в древнегреческое типом акцентуации «по умолчанию». ^а

12. Океитонеза в дренегреческом языке, напротив, имеет явные п&Р0, уЮУ тические черты, объясняемые в терминах доминантных и рецесси^^3^ феМ фем В. А. Дыбо или «внутренне ударных» и «внутренне безударных» ^ цр*3

П. Кипарского. Таким образом, древнегреческая акцентная система, с чудливо сочетавшая категориальный и парадигматическии принцип . ации, представляет, собой не: до конца завершённую попытку перестро^^

П.У а і^І— доевропеискои парадигматической акцентной системы по морному пр

13. Поведение древнегреческого ударения в парадигмах наиболее ^ тивно может быть объяснено наложением свободного силового индоеврГя го ударения на систему вокалических мор, уже существовавшую, по

•мере, в конце, слова. Это позволяет предположить, что система вокали^*-мор существовала и раньше, задолго до подчинения ударения, и обслуу?*^*^ другими просодические явления (возможно, контурные тоны).

14. При этом установлено, что поведение древнегреческого ударений ■ ^ ритонезе (бывшей акцентной парадигмой по умолчанию) принципиальны^24^ разом не отличается от поведения греческого фразового ударения призїЗ^^ тиках; тогда как сами отношения между энклитиками: (и их ранги) как в негреческом, так и, видимо, в индоевропейском имеют много общего с низацией порядка слов в предложениях латинского и ряда других дре!^-* индоеропейских языков. Всё это заставляет видеть в баритонезе её искогсТ^-^ фразовую природу.

15. Далее установлено, что поведение ударения в древнегреческом слСР'^^^^ ном слове принципиально не отличается от его поведения в сложных слова^"^синтаксических; конструкциях ряда индоевропейских языков, в том числе тинских, древнегреческих и санскритских. Правило это я формулирую так, ч:^22-" монолитные образования-имеют одно ударение на начальном элементе (та7от Уда' баритонезу), тогда как композитные образования обязательно выдел& оЛ рением второй (конечный) элемент. Это не только подтверждает вЫ13 но и позволяет думать, что выбор греческим словом окситонной пар^ Д не баритонной в ряде случаев может быть объяснён не только искоИ** ием минантностью» ударной морфемы, но и её исконным фразовым вЫ<Эе'/1 Такое решение может быть полностью приложимо к сложным словам:? отчасти к индоевропейским случаям типа тоиос; 'резак' : х6[іос, 'отрез'

16. Таким образом, получается, что древнегреческое ударение бар*1 (и СООТВЄСТВЄННО индоевропейское рецессивное ударение) ЄСТЬ ИСКОНИ0 ^ ние фразовое. Соответственно языковое состояние, предшествующ^^ ^ негреческому, отличалось 1) наличием независимых от ударения во Iе „ ских мор; 2) подвижным (силовым) фразовым ударением; 3) функциоН^*^ . близостью понятий 'слог' и 'морфема' (поскольку последние были СХІС ^ иметь просодические характеристики). Ближайшие типологические соїї^ ления заставляют предположить, что предком известных нам индоеврогг языков с большой степенью вероятности был язык силлабоморфемного о 2

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Древнегреческая и латинская просодика (мора, ударение, ритмика)"

6.4 ВЫВОДЫ.

Привлечение нового материала заставляет нас теперь пересмотреть и уточнить основые положения, высказанные в Главе 5.

Мы видим, что рецессивное ударение древнегреческого, латинского "и других индоевропейских языков имеет исконную фразовую природу, которая первоначально заключалась в том, чтобы объединять в одно целое группу энкли-номенов, — т.е. слов, все слоги которых фонологически безударны; это явление хорошо сохранилось в древнегреческой энклизе и законах славянского ударения, где оно стремилось попадать на самый первый слог группы, как об этом говорит правило Дыбо — Кипарского. Это же фразовое ударение действовало не только на энклиномены, но и на ортотонические слова, отвечая за их объединение в фонетические такты (что хорошо видно на латинском материле); наконец, оно проявлялось и в сложных словах, исконно имевших синтаксическое происхождение.

В последних случаях ситуация, однако, осложнялась двумя обстоятельствами: во-первых, фразовое ударение (в собственном смысле слова) может быть не только «синтагматическим», но и «логическим», а во-вторых, словосочетания могут в семантическом отношении выступать как «монолиты» и как «композиты»: при этом первые стремятся иметь одно общее ударение для всей группы, а вторые — два ударения или, по крайней мере, явное выделение второй (последней) составной части.

Ввиду этого выбор между окситонезой и баритонезой в древнегреческом языке зависел от двух параметров: 1) наличия в конце слова «доминантных» или «рецессивных» морфем (в терминах В. А. Дыбо) и 2) наличие семантически обусловленного (исконно фразового) выделения какой-либо морфемы — в первую очередь корневой — в конце слова. Любого из этих условий, надо полагать, достаточно для того, чтобы слово получило окситонезу; причём второе, насколько это видно, имеет преимущество над первым. Отсутствие обоих условий неизбежно ведёт в древнегреческом языке к появлению баритонезы, которая является акцентуацией по умолчанию и проявляется в появлении акцентного пика на третьей вокалической море от конца.

Греческая окситонеза была обусловленна морфологически, баритонеза — фонологически; первая была парадигматична, вторая — категориальна. Однако как баритонезу, так и особенно окситонезу, отличает то свойство, что все они представляют собой результат наложения слогового (т.е. как бы «силового») фразового ударения на унаследованные из праязыка вокалические моры. Их особенно хорошая сохранность в последнем слоге слова создала фоноло-гичность оппозиции акута/циркумфлекса в окситонезе.

В латинском языке вокалические моры и способность ударения быть разно-местным были утрачены, по-видимому, вследствие действия явления начальной интенсивности, которое заключалось в заметном усилении первого слога слова с последующей редукцией центральных слогов. Это возможно понимать в том числе и как фиксацию фразового выделения на первом слоге с одновременной «консолидацией» (т.е. фактически полной «монолитизации») всех ор-тотонических слов языка. Указанное явление, по всей вероятности, существенно снизило продуктивность словосложения в латинском языке, сохранив, однако, прежние фразовые законы на уровне полноценных словосочетаний (тактовых групп) и предложений. После падения начальной интенсивности латинские слова какое-то время были фонологически безударны, однако вскоре из их внутреннего (морного) ритма развилось новое словесное ударение, обособившееся от него и закрепившееся в позиции 2/3 слога. Эта позиция, равно как и позиция древнегреческой баритонезы, выводится из сформулированных нами законов фонологической кратности.

Соответственно законы (словесного) ударения праязыка оказались в латинском значительным образом сокрыты серией позднейших инноваций, тогда как греческий язык причудливым образом сохранил оба праязыковых явления: и законы подвижного фразового ударения, и зависимость позиции (позднейшего) словесного ударения от «доминантности/рецессивности» морфем праязыка. Тем самым, есть все основания полагать, что законы древнегреческого ударения, будучи адекватно истолкованы в рамках Теории фонологической кратности, делают его ценнейшим источником для понимания фундаментальных законов просодики праязыка, т.е. — ввиду выявленного сходства ряда греческих акцентных законов с санскритскими и славянскими — и просодики индоевропейской.

Нерешёнными — как для древнегреческого языка, так и для индоевропейского — остаются, однако, два самых главных вопроса: (1) Каким образом морфема - в принципе - может оказаться фразово выделенной, если фразовое г ударение существует на уровне предложения (точнее фразы), а морфема подчинена слову? (2) Каким фундаментальным признакам может быть обязана доминантность морфемы в других случаях?

Разбор этих вопросов предполагает некий дополнительный экскурс в ряд фундаментальных проблем индоевропеистики, который фактически является

3.3 Заключение

Подведём важнейшие итоги Главы 3, которыми являются следующие теоретические положения:

1. Древнегреческий язык представляет собой интересный пример языка, в котором мора способна выступать как чистый грамматический показатель. Мора служит единственным средством создания аугмента; в терминах мор удачно описываются и многие другие законы древнегреческой амплификации. Мора в ионийско-аттическом диалекте классического времени представляет собой вполне осязаемую ритмическую единицу.

2. С правилами образования ионийско-аттического аугмента может быть сопоставлено построение формы аЫ. sng. в латинском языке (с той поправкой, что мора добавляется к концу слова, а не к началу корня).

3. Представляется справедливым признать существование в древнегреческом языке (двусложных) ритмических стоп.

4. Однако существование ритмических стоп в латинском языке кажется невозможным: a) Показано, что латинские «стопы» в понимании Местера, Парсонса, Клаксона и Хоррокса в действительности таковыми не являются. b) Показано, что стопы в понимании Девайна и Стивенса в латинском языке невозможны из-за иного устройства системы просодической иерархии. с) Показано, что слова типа вепех действительно распределяются в текстах римской комедии так, что в большинстве случаев рте разбиваются между стопами, образуя некое единство. Однако стремление к такому единству, во-первых, не является абсолютным, а во-вторых, его результат всё равно не может классифицироваться как стопа.

5. Однако в латинском языке существовали особые двуморные просодические единства (типа шаге), обязанные своим существованием чрезвычайно строгим ограничением минимального фонетического слова. Впрочем, такие единства стопами не являлись.

6. Организация РПИ-иерархии в латинском языке такова, что исключает возможность объяснения ритма с позиций акцентно-иктовых теорий. Необходимо признание чистого квантитативного ритма

Проблемам латинского ударения, рассматриваемого в свете полученных здесь результатов, посвящена следующая глава.

Глава 4

Проблемы латинского ударения

4.1 Введение

В Главе 2 было показано, что, если в древнегреческом языке обе просодические иерархии РПИ и АПИ оказываются до некоторой степени автономны, поскольку обслуживаются морами разного типа (РПИ силлабическими, а АПИ - вокалическими), то латинский должен рассматриваться как язык, в котором обе эти иерархии представляют собой вполне синкретическое образование. Очевидно, что ударение в латинском языке должно в гораздо большей степени зависеть от законов общей ритмики слова, нежели ударение в греческом, что с неизбежностью делает его рассмотрение необходимым логическим звеном между описанием законов фонологической кратности в ритмике и (независимой от неё) акцентной системе.

Природа и свойства латинского ударения представляют собой давнюю и чрезвычайно актуальную и по сей день научную проблему. При этом важно отметить тот факт, что до недавнего времени существовало лишь одно -уже в значительной степени устаревшее — монографическое сочинение (Реггнп 1970), специально посвящёнпое этому немаловажному вопросу. Новая монография (Белов 2009) явилась первым русскоязычным сочинением такого рода; в ней были сформулированы (в первом варианте) основные законы фонологической кратности, которые затем были подробно рассмотрены на латинском материале в синхронии и диахронии; значительное внимание было уделено и критическому анализу римских грамматических описаний.

Поскольку все необходимые подробности, касающиеся многочисленных частных вопросов латинского ударения, читатель может найти в упомянутой монографии, в этой главе необходимо будет изложить лишь основные результаты и выводы моего исследования с необходимыми отсылками к её тексту. Особое внимание будет уделено и тем фактам, толкование которых несколько изменилось в свете уточнёпой и существенно разработанной со времени написания монографии теории.

4.2 Специфика'проблем латинского ударения

Правила определения места для словесного ударения в латинском языке выглядят очень простыми; одним из первых их сформулировал римский грамматик V в. Помпей. Ударение ставится на второй слог от конца, если он тяжёл (т.е. двуморен); если же он лёгок (т.е. одноморен), то ударение ставится на третий от конца слог. Ударение на последний слог практически не допускается.90

Проблема природы латинского ударения (т.е. его фонетического облика) возникла во второй половине XIX в. одновременно с открытием музыкального характера ударения в древнегреческом (М^еИ 1868; НасИеу 1870). Её главная специфика заключалась в том, что свидетельства римских грамматиков, по крайней мере тех, которые были более ранними и считались более авторитетными, однозначно указывали на присутствие в латинском ударении тона, тогда как эти наблюдения не подтверждались иными возможностями лингвистической реконструкции, в том числе и сравнительно-исторической.

90Возможные случаи перечислены в (Белов 2007а, Глава 1). Более широкий список слов, которым римские грамматики приписывали конечное ударение см. (Регпш 1970; Кузнецов 2006); другие случаи отклонения от нормы ударения также в (Ьешпапп & Нойпапп 1963, Б. 181).

Довольно скоро произошло разделение европейских научных школ на два лагеря: одни, в основном представители французской и итальянской традиции выступали за римских грамматиков и, соответственно, за тональную природу ударения (Juret 1921, 1938; Meillet & Vendryes 1948; Niedermann 1945; Perrini 1970; Тронский 2001), другие, в основном, англичане и немцы, говорили о его динамическом характере (Lindsay 1894; Sommer 1914; Allen 1965) и порой выступали с различными обвинениями в адрес римских учёных; американская традиция занимала промежуточное положение, больше соглашаясь с английской (Sturtevant 1940), но порой выступая против всякого динамизма (Bennett 1898, 1899) или предлагая различные компромиссные решения (Abbot 1902; Kent 1946).

Важным рубежом здесь явился конец 1930-х гг., когда главные идеологи Пражской лингвистической школы, Р. О. Якобсон и Н. С. Трубецкой указали на явную взаимосвязь фонетического характера ударения и величины той просодемы, которая служит его вершиной: тональное ударение предполагает вершиной мору,- а динамическое — слог. Эти идеи, высказанные в (Jakobson 1937a,b; Trubetzkoy 1939) оказываются в значительной степени продолжением учения немецкого акцентолога Альфреда Шмитта (Schmitt 1924) о «сильно-» и «слабоцентразированном» видах ударения в слоге.

В терминах Пражской школы латинское ударение занимает фактически одну позицию, если её оценивать в морах: это вторая мора, если считать от последнего слога. Последнее положение, однако, может трактоваться двояко: 1) буквально, как написано здесь, т.е. ударение занимает именно мору, или так, что 2) ударение занимает слог, содержащий требуемую мору. На этот счёт единого мнения у пражских теоретиков пе было: так, Якобсону скорее свойственна трактовка первого рода, тогда как Трубецкой, надо полагать, склонялся ко второй. Впрочем и у того, и у другого обнаруживаются значительная непоследовательность в этом вопросе (см. выше с. 56).

Таким образом, вопрос о природе латинского ударения переместился из плоскости фонетики в плоскость фонологии, однако это не означало, что он оказался тем самым решённым. В частности, чтобы строить определённые предположения о фонетическом характере ударения в латинском, строже определить его место в слове, дать новое истолкование античным грамматическим описаниям, необходим новый понятийно-терминологический аппарат, который теперь становится доступным в рамках теории фонологической кратности.

Ниже нас будут интересовать следующие вопросы, подробнее изложенные в (Белов 2009):

1. вопрос о синхронном описании латинского ударения: a) о его реальности; b) его фонетической и фонологической природе; c) о его месте; d) о его связи с ритмикой;

2. вопрос об адекватном истолковании текстов римских грамматиков;

3. вопрос о предыстории латинского ударения и его позднейшем перестроении.

Ниже будет показано, что «ответственным» за все эти вопросы оказывается особая организация обеих просодических иерархий в латинском языке.

4.3 Реконструкция ударения классической эпохи

4-3.1 Было ли в латинском языке (словесное) ударение?

Этот, на первый взгляд парадоксальный, вопрос был (насколько можно судить) впервые поставлен в американским филологом Ч. Беннеттом (Bennett 1898),

198 написавшим о том, что «the Latin language of the classical period was absolutely unstressed»; в недавнее время мысли подобного рода высказывал мне (в частной переписке) и проф. А. С. Либерман, указывая на сходство ряда акцентных закономерностей в латинском и готском языках и предполагая фразовый характер ударения в последнем (Liberman 2010).

Чтобы ответить на этот вопрос корректно, необходимо в первую очередь оговорить рамки, в которые предполагается уложить «классическую эпоху». На мой взгляд, под латинским ударением классической эпохи разумнее всего понимать то состояние его акцентной системы, которое лежит между эпохой «начальной интенсивности» и разрушением системы фонологической кратности. Первую эпоху, речь о которой будет ниже91, по-видимому, не следует продвигать далее конца IV в. до Р.Х.; разрушение морных отношений в латинском языке явно происходит в III в. по Р.Х. Таким образом, «классическое» состояние занимает примерно 500 лет.

Этот период, однако, весьма чётко делится пополам одним немаловажным событием: потерей зависимости ударения от силлабических мор конца слова, вполне хорошо датируемой по сохранившемуся фрагменту грамматика I в. до Р.Х. Нигия Фигула (Figulus apud Gell. [13, 26], fr. 9 Funaioli): в нём говорится о том, что формы родительного и звательного падежа Väleri и Valeri различаются позицией ударения; при этом цитирующий Фигула Авл Геллий, живший уже во II в. по Р.Х., находил форму исторически правильную форму вокатива Väleri смешной, что, надо полагать, должно истолковано как постепенная потеря ударением зависимости от конечных мор — сначала в генитиве (в стя-жённой форме по аналогии с полной), а потом и в вокативе (по аналогии с ней). Квинтилиан [Inst. Orat. I, 5, 22-24] вспоминал, что, ещё когда он сам был молод, пожилые учителя призывали произносить греческие слова Atreus и Tereus

91Также см. раздел 2.4. монографии Белов (2009). с ударением на первом слоге от начала, тогда как современная ему норма допускала акцентуацию последнего слога. Имеются многочисленные наблюдения императорских грамматиков о таких ошибках в норме ударения, как Cámillus, tríginta (ит. trénta), órator (К V, 248, 292, 392), также см. (Leumann & Hofmann 1963, S. 181).

Всё это заставляет думать, что правило 2/3 слога, сменившее архаическую «начальную интенсивность» и бывшее какое-то время, по-видимому, строго обязательным, перестало действовать как общий закон за несколько десятилетий до Нигидия, т.е. около 80-х гг. до Р.Х. Это означает, что всю первую половину «классического» времени латинское ударение существовало как строго категориальное и связное, полностью определявшееся конечными морами, но с 80-х гг. до Р.Х. оно обрело (относительную) независимость от них и стало ставится по традиции, которая, однако, всё более размывалась в императорскую эпоху. Совпадение ударных слогов в большинстве общих слогов латинского и современного итальянского языков может мыслиться как продолжение этой традиции (Белов 2009, сс. 117-119). Со времени обособления ударения от последних мор слова усиливаются процессы конечной редукции и апокопы. Все эти соображения должны служить подтверждением тому, что с 80-хх гг. до Р.Х. ударение в латинском языке (уже) было.

Ещё одно подтверждение исходит из знаменитого места Сервия (К IV, 426), повторённое с дополнительными уточнениями грамматиком Помпеем (К V, 127). Речь идёт об определении места ударения в слове:

Sunt plerique qui nätüräliter non habent acatas aures ad capiendös hos accentüs, et finducitur häc arte . ut putä finge tibi aliquem illö loco contra stäre et clämä ad ipsum. Cum coeperis clämäre, naturalis ratio exigit ut ünam syllabam plus dt с äs ä reliquTs illius uerbi; et quam uideris plus sonäre ä ceteris, ipsa habet acentum. . ergo necesse est ut illa syllaba habet accentum, quae plus sonat a reliquis, quandö clämörem fingimus.

Многие имеют слух недостаточно острый для восприятия ударений, и они f могут быть обучены такому приёму: .к примеру, представь, что кто-то стоит в отдалённом месте напротив, и кричи ему что-нибудь; когда ты станешь кричать, то естественным образом выйдет так, что ты один слог выскажешь в большей степени, чем остальные слоги этого слова, - и тот слог, который, как ты заметишь, звучит больше остальных, как раз и имеет ударение. Стало быть, необходимо, чтобы тот слог имел ударение, который звучит больше остальных, когда мы изображаем крик.

Это место, подробно комментируемое в (Белов 2009, с. 218), должно быть истолковано в том числе и так, что носители латинского языка в определённое время имели интуитивное знание о том, какая из просодем оказывается доминантнее всех прочих в слове, даже при том, что акцентная вершина слова может и не очень сильно выделяться фонетически. Это также заставляет думать, что реальность ударения в латинском языке, описываемой эпохи, точно не меньшая, чем в японском92.

Трудность тут, однако, в том, что мы не знаем с какого времени ударение в латинском слове воспринималось именно так. Нет сомнения, что его отрыв от конечных мор слова означает его обособление; но можем ли мы думать, что такая же акцентная вершина должна выделяться у слова до I в. до Р.Х.? Римские источники не дают нам никаких ясных сведений об этом. У нас есть основания полагать, что уже Нигидий (ibid.), употребляя выражение summus tonus, имел в виду фонологически воспримаемый пик ударения в слове (Белов 2009, с. 260). Однако эти сведения относятся не далее середины I в. до Р.Х. Показания Сервия и Помпея, возможно продолжающие варроновскую традицию, всё же едва ли можно относить к более ранней эпохе. Таким образом, для периода IV-III в., возможно, будет корректнее говорить о том, что (фонологическое)

92Ср. мысли авторов японской грамматики (Алпатов et al. 2000, с. 90) о том, что «для японца обычно не представляет, затруднения описать тональный контур слова, но очень трудно поставить 'ударение' на каком-либо из его слогов». ударение в позиции 2/3 слога находится «в процессе становления».

4-3.2 Классическое ударение как центр ритмики слова

Древнегреческий язык служит нам хорошим примером того, как обе морные корреляции — силлабических мор, обслуживающая иерархию РПИ, и вокалических мор, связанная с АПИ — могут быть вполне автономны. Чаще, однако, приходится видеть обратное: фактически полное совпадение обеих иерархий. Латинский язык, не имевший в классическую эпоху вокалических мор, как раз представляет собой такой случай. Но прежде, чем говорить о нём, целесообразно было бы снова (для типологического контраста) обратиться к японскому материалу.

Японский язык, как это было показано в Главе 2, относится к языкам мо-рометрического строя. Это означает, что вокалические моры доминируют в нём над силлабическими так, что словоформа для носителя языка фактически представляет собой последовательность вокалических мор93. Большая часть этих мор наделены признаком тона: мы можем говорить о высоком и низком тоне или, как авторы (Алпатов et al. 2000), о высоком, среднем или низком тоне. Соответственно, словоформа (точнее «фразема», группа объединённых вместе словоформ) имеет определённый просодических контур, который носители языка легко могут идентифицировать и описать.

Просодический контур японского языка имеет строгие законы своей организации. Первая мора многоморной фраземы может быть высокого или низкого тона. Если она высокого тона, то все остальные моры должны быть среднего

93Вокалическими морами в японском языке, по-видимому, следует считать (как минимум) все те, которые способны иметь просодическую характеристику тона. Не имеют её только финальные моры (слога), заканчивающиеся глухим согласным (Алпатов et al. 2000, с. 87), которые сравнительно редки. Впрочем, авторы упомянутой грамматики указывают на способность этих мор создавать «задержку в финальной артикуляции» (ibid.); это, возможно, позволит считать, что все моры японского языка следует трактовать как вокалические. тона. Если она низкого тона, то остальные моры могут быть или 1) среднего тона, или 2) высокого тона, или 3) несколько подряд мор высокого, а остальные — среднего тона. Таким образом, за высокой морой должны идти только моры среднего тона; перед ней допустимо известное число также высоких мор, однако первая мора фраземы с неизбежностью будет низкой. В результате одна из мор японского слова оказывается противопоставленной всем остальным, поскольку именно она предсказывает тональный контур всей конструкции. В наших терминах (и в терминах упомянутой японской грамматики) имеются все основания считать её ударной. При этом важно отметить тот факт, что «ударная» мора в японском языке не имеет сколь бы то ни было отчётливого фонетического выражения: она не обязательно самая высокая в слове, она не имеет большей интесивности или длительности94; носители языка с трудом определяют её место. Получается, что ритм японского слова оказывается неотличим от движения его просодического (= акцентного) контура, который в свою очередь организуется вокруг некоего исходного центра. Японскому языку как нельзя лучше подходит удачная метафора А. Мейе (1938, с. 165), сравнившего тональное ударение со звуками органа, а динамическое — со звуками фортепиано.

Латинский язык также представляет собой пример того, как обе просодические иерархии оказываются сросшимися воедино. Однако его следует относить к языкам моросиллабическим, в которых имеются только силлабические моры (Белов 2009, с. 93 слл.). Соответственно ситуация оказывается обратной японской: не акцентный контур определяет ритм слова, но наоборот ударение есть некая функция, выводимая из общих законов его ритмики. Для эпохи действия закона 2/3 слога, т.е. тогда, когда место ударения однозначно определялось конечными морами, его можно считать ритмическим явлением второго порядка.

94По данным (Hoequist 1983) она имеет регулярный прирост длительности, но минимальный: порядка 2 мс.

В это время его позиция могла быть определена следующей формулой, восходящей к трактовке Н. С. Трубецкого:

Если последний слог, безразличный для ударения расценивать как иозици-онно двуморный95, то позиция ударения Ра рассчитывается следующим образом:

PA = NS + Nf- 1 (1) где Ра — это позиция ударения (номер «ударной» моры); N$ — число слогов в слове, Nf — число мор в последнем слоге.

Если принимать позиционное удлинение последнего слога, то вышеприведённое правило упростится до

Pa = NS + 1 (2)

Правила (1) и (2) имеют два ограничения.

1. Ударение не может стоять дальше третьего слога от конца. Отсюда: для Ns > 3,NS = 3.

2. В тех случаях, когда слово составляет одну двуморную группу (случай типа таге), из результата следует вычитать (или не прибавлять) единицу, так как последний слог не удлиняется.

Позиция ударения как бы «разрезает» слово латинского языка на две половины: предударную и заударную. Имеются основания полагать, что противопоставление этих частей воспринималось на слух самими носителями латинского языка. В частности, в некоторых грамматических источниках говорится о разделении ударением слова на arsis и thesis (термины, исконно связанные с музыкой и метрической поэзией), причём арсис обозначает некий 'подъём',

95Доводы в пользу этого см. (Белов 2009, с. 111-115). Там же показано, что последний слог двуморных групп типа таге не подвергается удлинению. См. также Главу 3. а тесис — 'понижение'. Мысли об этом приводятся у Варрона (fr. 278 Funaioli) и в анонимном трактате De accentibus, аттрибутируемому Псевдо-Присциану (К III, 521, 24). В последнем указано, что левая половина слова, до ударного слога включительно96, составляет некое повышение (арсис), тогда как заударная часть формирует тесис (приводится пример слова natura); при этом слоги, попавшие в арсис, мыслятся находящимися «внутри» (intus), а оказавшиеся в тесисе — «снаружи» (deforis).

Описанное противоположение частей ещё отчётливей выглядит тогда, когда мы рассчитаем, в каких пропорциях ударение делит латинское слово на части. В таблице приводятся примеры слов разного типа с указанием числа слогов (Ns), числа мор (Nmor), позиция ударения (Ра), отношение позиции ударения к общей длине слова (Рл/Nrnor) и длина заударной части, условно соответствующая тесису (Ра — l/Afmor).

Как видно, в латинских словах средней длины (т.е. в большинстве слов) длина заударной части составляет около 0.5-0.6 от общей длины слова в морах; такое разбиение (пополам или по золотому сечению) снова нельзя назвать случайным. Ударение в таких словах явно выступает неким ритмическим центром. Многосложные слова заметно выбиваются из этого ряда. Однако, если предположить существование в таких словах дополнительных ударений (как это, например, сделано в (Allen 1969)), то разбиение снова приходит в норму: con-san-gmneus = 0.5+0.75 (0.63) и prdeter-тШёЬатгпг = 0.5+0.5+0.6 (0.53).

Все эти факты подтверждают мысль об ударении в первую очередь как о ритмическом центре в слове. Обособление ударения от последних мор слова и утверждение его (относительной) самостоятельности должно было сохранить за ним это свойство, добавив дополнительно ещё и более отчётливое фонетическое выделение ударного слога.

96Donee accentus perfieiätur (I.e.). пример Ns N 1 * тог PA ! ^шаг PA 1 /Nmor pär 1 2 2 1.00 — märe 2 2 2(!) 1.00 — ато 2 3 3 1.00 0.67 fdctus 2 4 3 0.75 0.5 latus 2 4 3 0.75 0.5 amatus 3 5 4 0.80 0.60 redactus 3 5 4 0.80 0.60 facilis 3 4 4 1.00 0.75 tatior 3 5 4 0.80 0.60 facüius 4 5 4 0.80 0.60

Среднее арифм. зн. 0.87 0.60 cönsanguineus 5 8 4 0.50 0.38 praetermittebamim 7 13 4 0.31 0.23

 

Список научной литературыБелов, Алексей Михайлович, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Алпатов, В. М., Вардуль, И. Ф., & Старостин, С. А. (2000). Грамматика японского языка. М.: Наука.

2. Апресян, Ю. Д. (1990). Типы лексикографической информации об означающем лексемы. In Типология и грамматика. М.

3. Белов, А. М. (2003). Фонетический вес и количество слога. In И. М. Нахов (Ed.), Argumenta classica, volume XIII of Вопросы классической филологии (сс. 23-38). М.: Макс-пресс.

4. Белов, А. М. (2004). Римские грамматики как источник по латинской акцентологии. In В. А. Кочергина (ред.), Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы (сс. 38-52). М.: Изд-во МГУ.

5. Белов, А. М. (2005). Ритмические стопы латинского языка: постановка проблемы. In STEPHANOS. Сборник научных трудов в честь М. Н. Славятин-ской. М.: РосНоу.

6. Белов, А. М. (2007а). Ars Grammatica. Книга о латинском языке. М.: ГЛК Ю. А. Шичалина, 2-е изд. edition.

7. Белов, А. М. (2007b). К вопросу о связи латинского порядка слов и фразовой интонации. In В. А. Кочергина (ред.), Лингвистическая компаративистика в культурном и историческом аспектах (сс. 45-60). М.: Изд-во МГУ.

8. Белов, А. М. (2008а). Вопрос о морах (оппозиция арифметической кратности в греческом и латинском языках). In Discipuli magistro (к 80-летию Н. А. Фёдорова) (сс. 53-73). М.: РГГУ.

9. Белов, А. М. (2008b). Противительные средства латинского языка как предмет классификации. 1п Языковые контакты в аспекте истории. М.: Издательство Московского университета.

10. Белов, А. М. (2009). Латинское ударение (проблемы реконструкции). М.: Academia.

11. Белов, А. М. (2010а). Об одной закономерности в системе древнегреческого ударения. 1п Индоевропейское языкознание и классическая филология XIV. Спб: Наука.

12. Белов, А. М. (2010b). Феномен квантитативной ритмики в современных фонологических теориях. Вопросы языкознания, №5.

13. Белов, А. М. (2010.с). Филологический путь Жозефа Вандриеса. Русский язык в школе, №8.

14. Бенвенист, Э. (1974). Общая лингвистика. М.: Прогресс.

15. Бернштейн, С. Б. (2005). Сравнительная грамматика славянских языков. Москва: Изд-во МГУ Изд-во «Наука».

16. Блумфилд, Л. (1968). Язык. М.: Прогресс.

17. Бодуэн де Куртенэ, И. А. (1893). Из лекции по латинской фонетике. Воронеж.

18. Бурлак, С. А. & Старостин, С. А. (1997). Введение в лингвистическую компаративистику. М.: УРСС.

19. Гамкрелидзе, Т. В. & Иванов, В. В. (1984). Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси.

20. Гаспаров, М. Л. (1995). Избранные статьи. (О стихе. О стихах. О поэтах). М.: Новое литературное обозрение.

21. Герасимов, И. А. (2009). Проблемы отражения ларингалов в ведийском языке. М.: УРСС.

22. Герценберг, Л. Г. (1978). Реконструкция индоевропейских слоговых акцентов. Вопросы языкознания, 6, 36-44.

23. Герценберг, Л. Г. (1979). Реконструкция индоевропейских слоговых интонаций. In Исследования в области сравнительной акцентологии индоевропейских языков. Л.: Наука.

24. Герценберг, Л. Г. (1981). Вопросы реконструкции индоевропейской просодики. Л.: Наука.

25. Герценберг, Л. Г. (1982). О следах индоевропейской просодики в латинском. Вопросы языкознания, 5, 68-77.

26. Герценберг, Л. Г. (2010). Краткое введение в индоевропеистику. Спб: Нестор-История.

27. Гордина, М. В. (1966). О различных функциональных звуковых единицах языка. 1п Исследования по фонологии. М.

28. Гордина, М. В. (1997). Фонетика французского языка. Спб.

29. Гринберг, Д. (1970). Некоторые грамматические универсалии, преимущественно касающиеся порядка значимых элементов. 1п Новое в лингвистике. Вып. 5. Языковые универсалии. М.: Прогресс.

30. Дыбо, В. А. (1961). Сокращение долгот в кельто-италийских языках и его значение для балто-славянской акцентуации. 1п Вопросы славянского языкознания. М.

31. Дыбо, В. А. (1968). Акцентология и словообразование в славянском. 1п Славянское языкознание. VI Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М.

32. Дыбо, В. А. (1973). Балто-славянская акцентная система с типологической точки зрения и проблема реконструкции индоевропейского акцента. 1п Кузнецовские чтения. М.

33. Дыбо, В. А. (2001). Морфонологизованные парадигматические акцентные системы. Типология и генезис. Том I. М.: Языки русской культуры.

34. Зайцев, А. И. (1979). К вопросу о характере древнегреческого ударения. 1п Исследования в области сравнительной акцентологии индоевропейских языков. Л.: Наука.

35. Зайцев, А. И. (1994). Формирование древнегреческого гексаметра. СПб: Издательство Санкт-Петербургского университета.

36. Зализняк, А. А. (1978). Грамматический очерк санскрита. 1п Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь. М.

37. Зализняк, А. А. (1985). От праславянской акцентуации к русской. М.

38. Зализняк, А. А. (2008). Древнерусские энклитики. М.: Языки славянских культур.

39. Зиндер, Л. Р. (1979). Общая фонетика. М.

40. Златоустова, Л. В., Потапова, Р. К., Потапов, В. В., & Трунин-Донской, В. Н. (1997). Общая и прикладная фонетика. М.

41. Зубкова, Л. Г. (1980). Чередование фонем в повторах и фонологическая система индонезийского языка. 1п Языки Юго-Восточной Азии. Проблемы повторов. М:.

42. Иванов, А. И. &; Поливанов, Е. Д. (1930/2003). Грамматика современного китайского языка. М.: УРСС.

43. Карасёва, Т. А. (1987). Историческая фонетика латинского языка. М.

44. Карцевский, С. И. (2004). Из лингвистического наследия. Т. II. М.: Языки славянской культуры.

45. Карцевский, С. И. (2004/1930). О фонологии фразы. 1п Из лингвистического наследия. Т. II. М.: Языки славянской культуры.

46. Касевич, В. Б. (1974). О соотношении незнаковых и знаковых единиц в слоговых и неслоговых языках. 1п Проблемы семантики. М.

47. Касевич, В. Б. (1977). Элементы общей лингвистики. М.: Наука, главная редакция восточной литературы.

48. Касевич, В. Б. (1983). Фонологические проблемы общего и восточного языкознания. М.: Наука.

49. Касевич, В. Б. (1997). Типологический взгляд на древнегреческое ударение. 1п Классические языки и индоевропейское языкознание. Сборник статей по материалам чтений, посвященных памяти И. М. Тройского. СПб.

50. Касевич, В. Б. & Еловков, Д. И. (1973). Типологические и ареальные аспекты в анализе фонологической структуры кхмерского языка. 1п Генетические, типологические и ареальные связи языков Азии. М.: Институт востоковедения АН СССР.

51. Кацнельсон, С. Д. (1954). Теория сонантов Ф. Ф. Фортунатова и её значение в свете современных данных. Вопросы языкознания, б, 47-61.

52. Кацнельсон, С. Д. (1958). К фонологической интерпретации протоиндоевропейской звуковой системы. Вопросы языкознания, 3, 46-59.

53. Кацнельсон, С. Д. (1966). Сравнительная акцентология германских языков. М.-Л.

54. Кацнельсон, С. Д. (1973). Об обязательной и факультативной апокопе. 1п РЫШодгса. Исследования по языку и литературе. Памяти академика В. М. Жирмунского. Л.: Наука.

55. Кацнельсон, С. Д. (1979). Очерк типологии германских просодических систем. 1п Исследования в области сравнительной акцентологии индоевропейских языков. Л.: Наука.

56. Кисилиер, М. Л. (2006). Закон Ваккериагеля в позднем койне (на материале «Луга Духовного» Иоанна Мосха). 1п Язык и речевая деятельность 6. СПб.

57. Клейнер, Ю. А. (1998). Ударение, акцент, просодема. 1п Общее языкознание и теория грамматики: материалы чтений, посвященные 90-летто со дня рождения С. Д. Кацнельсона. СПб.

58. Клейнер, Ю. А. (1999). Просодика: метафоры и реальность. 1п Проблемы фонетики III. М.

59. Клейнер, Ю. А. (2002). Проблемы просодики. СПб: Изд-во Санкт-Петербургского университета.

60. Клычков, Г. С. (1963). Типологическая гипотеза реконструкции индоевропейского праязыка. Вопросы языкознания, 5, 4-5.

61. Князев, С. В. (2006). Структура фонетического слова в русском языке: синхрония и диахрония. М: Макс-Пресс.

62. Ковтунова, И. И. (1976). Современный русский язык. Порядок слов и актуальное членение предложения. М.: Просвещение.

63. Кодзасов, С. В. (1996). Законы фразовой акцентуации. 1п Просодический строй русской речи. М.: Ин-т русского языка РАН.

64. Кодзасов, С. В. (2009). Исследования о области русской просодии. М.: Языки славянских культур.

65. Косериу, Э. (2001). Синхрония, диахрония и история. М.: УРСС.

66. Кочергина, В. А. (1981). Монофункциональные способы словообразования в санскрите (префиксация и основосложение). Дисс. доктора филол. наук. М.

67. Красухин, К. Г. (2004а). Аспекты индоевропейской реконструкции. М.: Языки славянской культуры.

68. Красухин, К. Г. (2004b). Введение в индоевропейское языкознание. М.: Академия.

69. Красухин, К. Г. (2004с). Пять периодов индоевропейской акцентуации. In Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы. Москва: Изд-во МГУ.

70. Красухин, К. Г. (2005). Очерки по реконструкции индоевропейского синтаксиса. М.: Наука.

71. Крылов, Ю. Ю. (2010). Проблемы слоговой и мон-кхмерской фонологии. Автореферат диссертации. доктора филологических паук. Спб.

72. Кузнецов, А. Е. (1997). Закон редукции. In Мирошенкова, В. И. Фёдоров, Н. А. Учебник латинского языка, (рр. 17-18). М.

73. Кузнецов, А. Е. (2006). Ars brevis. Латинская метрика. Тула: Гриф.

74. Кузнецов, А. Е. (2009). Сатурнов стих как метрическая форма ранней латинской поэзии. Диссертация. доктора филологических наук. М.

75. Кузнецов, П. С. (1964). Опыт формального определения слова. Вопросы языкознания, 5, 75-76.

76. Кузьменко, Ю. К. (1986). Западно-ютский толчок. In Лингвистические исследования 1986. М.

77. Курилович, Е. (2000). Очерки по лингвистике. М.: Тривиум.

78. Курилович, Е. (2000/1939). К вопросу о методике акцентологических исследований. In Очерки по лингвистике (сс. 324-333). М.: Тривиум.

79. Курилович, Е. (2000/1948). Вопросы теории слога. In Очерки по лингвистике (сс. 267-306). М.: Тривиум.

80. Либерман, А. С. (1973). Система гласных фонем современного английского языка. Иностранные языки в школе, 5.

81. Либерман, А. С. (1981). Исландская просодика. Л.

82. Лосев, А. Ф. (1993). Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль.

83. Лубоцкий, А. (1991). Ведийская именная акцентуация и проблема индоевропейских тонов. Вопросы языкознания, 1, 20-48.

84. Макаев, Э. А. (1970.). Структура слова в индоевропейских и германских языках. М.

85. Матезиус, В. (1967). О так называемом актуальном членении предложения. In Пражский лингвистический кружок. М.: Прогресс.

86. Мейе, А. (1938). Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.-Л.

87. Мельчук, И. А. (1997). Курс общей морфологии. М.

88. Нахтигал, Р. (1963). Славянские языки. М.

89. Нетушил, И. В. (1880). Латинский синтаксис. Харьков.

90. Николаев, А. С. (2010). Исследования по праиндоевропейской именной морфологии. Спб: Наука.

91. Николаев, С. Л. & Старостин, С. А. (1982). Парадигматические классы индоевропейского глагола. In Балто-славянские исследования 1981. М.

92. Николаева, Т. М. (1979). Акцентно-просодические средства выражения категории определённости неопределённости. In Категория определённости -неопределённости в славянских и балканских языках. М.

93. Николаева, Т. М. (1982). Семантика акцентного выделения. М.

94. Николаева, Т. М. (1993). Просодическая схема слова и ударение: ударение как факт фонологизации. Вопросы языкознания, 2, 16-28.

95. Николаева, Т. М. (1996). Просодия Балкан. М.

96. Откупщиков, Ю. В. (2001). Opera philologica minora, chapter О склонности латинского языка к чётному числу мор. СПб.

97. Павлова, А. В. (2007). Интерпретация акцентной структуры высказывания при восприятии письменной речи. In Н. Н. Казанский (ред.), Acta Lingüistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований Российской академии наук. СПб: Нестор-История.

98. Панфилов, Е. Д. (1973). Фонологические слоги классической латыни (Исследование списка). Ч. 1. Односложные словоформы. JL: Издательство Ленинградского университета.

99. Панфилов, Е. Д. (1980). Фонологические слоги классической латыни (Исследование списка). Ч. 2. Многосложные словоформы. Л.: Издательство Ленинградского университета.

100. Петровский, Ф. А. (1957). Сочинение Аристотеля о поэтическом искусстве. In Аристотель. Об искусстве поэзии. М.

101. Плунгян, В. А. (1983). Коммуникативная информация и порядок слов. In Коммуникативная информация и порядок слов. Предварительные публикации. Выпуск 149. М.: Институт русского языка АН СССР.

102. Подберезский, И. В. (1968). Удвоение в современном тагальском языке. In Вопросы языка и литературы. М.

103. Ранке, И. (1903). Человек. СПб.

104. Реформатский, А. А. (1996). Введение в языковедение. М.: Высшая школа.

105. Светозарова, Н. Д. (1982). Интонационная система русского языка. Л.: Издательство Ленинградского университета.

106. Светозарова, Н. Д. (1993). Акцентно-ритмические инновации в русской спонтанной речи. In Проблемы фонетики IV. М.

107. Семереньи (1980). Введение в сравнительное языкознание. М.: Прогресс.

108. Серебренников, Б. А., ред. (1970). Общее языкознание. Формы суил,ествования, функции, история языка. М.: Наука.

109. Смирницкая, О. А. (1994). Стих и язык древнегерманской поэзии. М.: Издательство Московского университета.

110. Смышляева, В. П. (2000). Линейная организация языка римской элегии (ритмические, грамматические и стилистические аспекты поэтического порядка слов). Диссертация. доктора филологических наук. Спб.

111. Соболевский, С. И. (1948а). Грамматика латинского языка. М: Изд-во литературы на иностранных языках.

112. Соболевский, С. И. (2000/1948Ь). Древнегреческий язык. Учебник для высших учебных заведений. СПб: Алетейя.

113. Соссюр, Ф. д. (1977). Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс.

114. Соссюр, Ф. д. (1990). Заметки по общей лингвистике. М.: Прогресс.

115. Старостин, С. А. (2007). Труды по языкознанию. М.: Языки славянских культур.

116. Степанов, Ю. С. (1966). Основы языкознания. М.: Просвещение.

117. Степанов, Ю. С. (1975). Основы общего языкознания. М.

118. Степанов, Ю. С. (1989). Индоевропейское предложение. М.: Наука.

119. Степанов, Ю. С. (1997). Непарадигматические передвижения ударения в индоевропейском. Вопросы языкознания, 4, 5-26.

120. Тестелец, Я. Г. (2001). Введение в общий синтаксис. Москва: РГГУ.

121. Тронский, И. М. (1951). К вопросу о латинском ударении. 1п Памяти академика Льва Владимировича ГЦербы. Л.

122. Тронский, И. М. (1953). Очерки из истории латинского языка. М.-Л.

123. Тронский, И. М. (1962). Древнегреческое ударение. М.-Л.

124. Тронский, И. М. (1996/1936). Проблема языка в античной науке. 1п Античные теории языка и стиля. СПб: Алетейя.

125. Тронский, И. М. (2001). Историческая грамматика латинского языка. М.: Ир1дрик, 2-е изд.

126. Трубецкой, Н. С. (2000). Основы фонологии. М.

127. Фортунатов, Ф. Ф. (1895). Об ударении и долготе в балтийских языках. Русский филологический вестник, 38, 252—297.

128. Циммерлинг, А. В. (1999). Между синхронией и диахронией: просодические противопоставления в скандинавских языках. In Проблемы фонетики III. M.

129. Щерба, J1. В. (1963). Фонетика французского языка. М.

130. Ягунова, Е. В. (2009). Вариативность стратегий восприятия звкчащего текста (Экспериментальное исследование на материале русскоязычных текстов разных функциональных стилей). Дисс. доктора филол. наук. М.

131. Якобсон, Р. О. (1963). Опыт фонологического подхода к историческим вопросам славянской акцентологии. In American Contributions to the Fifth International Congress of Slavists. The Hague.

132. Якобсон, P. O. (1985). Избранные работы. M.: Прогресс.

133. Abbot, F. F. (1902). The accent in vulgar and formal Latin. Classical Philology, 1, 444-460.

134. Adams, J. N. (1971). A type of hyperbaton in Latin prose. Proceedings of-the Cambridge Philological Society, 197, 1-16.

135. Adams, J. N. (1976). A typological approach to Latin word order. Indogermanische Forschungen, 81, 70-99.

136. Adams, J. N. (1994a). WackernageVs Law and the Placement of the Copula esse in Classical Latin. Cambridge.

137. Adams, J. N. (1994b). Wackernagel's law and the position of unstressed personal pronouns in classical Latin. Transactions of the Philological Society, 92, 103-178.

138. Ahrens, H. L. (1839/1843). De Graecae linguae dialectis, 2 vols. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht.

139. Allen, W. S. (1964). On quantity, and quantitative verse. In In Honour of Daniel Johnes (pp. 3-15). London.

140. Allen, W. S. (1965). Vox Latina. A Guide to the Pronunciation of Classical Latin. Cambridge University Press.

141. Allen, W. S. (1968). Vox Graeca. A Guide to the Pronunciation of Classical Greek. Cambridge University Press.

142. Allen, W. S. (1969). The Latin accent: a restatement. Journal of Linguistics, 5, 193-203.

143. Allen, W. S. (1973). Accent and Rhythm. Cambridge University Press.

144. Auer, P. (1991). Zur more in der Phonologie. Zeitschrift für Sprachwissenschaft, 10, 3-36.

145. Baldi, P. (2002). The Foundations of Latin. Berlin N.Y.

146. Bally, C. (1945). Manuel d'accentuation greque. Berne.

147. Bammesberger, A., Ed. (1988). Die Laryngaltheorie und die Rekonstrukzion des Indogermanischen Laut- und Formensystems. Heideilberg: Winter.

148. Bauer, R. & Benedict, P. (1997). Modern Cantonese phonology. New York: Mouton de Gruyter.

149. Beckman, M. E. (1982). Segment duration and the 'mora' in Japanese. Phonetica, 39, 3-35.

150. Beekes, R. S. (1985). The Origins of the Indo-European Nominal Inflection. Innsbruck.

151. Benloew, L. (1847). De l'accentuation dans les langues indo-europeennes tant anciennes que modernes. Paris & Algiers: Hachette.

152. Bennett, C. E. (1898). What was ictus in Latin prosody. Amercan Journal of Philology, 19, 361-383.

153. Bennett, C. E. (1899). The Quantitative Reading of Latin Poetry. Boston and Chicago: Allyn and Bacon.

154. Blanchon, J. A. (1998). Semantic/pragmatic conditions on the tonology of the Kongo noun phrase: a diachronic hypothesis. In Theoretical Aspects of Bantu Tone. Stanford: CSLI Publications.

155. Blevins, J. (1993). A tonal analysis of Lithuanian nominal accent. Language, Vol. 69, No. 2, 237-273.

156. Bloomfield, L. (1935). Language. London: George Allen and Unwin.

157. Boldrini, S. (1988). 'Correptio iambica', sequenze di brevi, norme metriche. In Métrica classica e linquistica. Atti del colloquio, Urbino 3-6 ottobre 1988.

158. Bolkestein, M. (1998). Word order variation in complex noun phrases in classical Latin. In Estudios de lingüistica latina. Madrid.

159. Breen, G. &; Pensalfini, R. (1999). Arrernte: a language with no syllable onsets. Linguistic Inquiry, Vol. 30, No. 1, 1-25.

160. Broselow, E., Chen, S.-I., Sz Huffman, M. (1997). Syllable weight: Convergence of phonology and phonetics. Phonology, 14, No.l, 47-82.

161. Brugmann, K. (1897). Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen. 1. Band. Strassbung.

162. Buck, C. D. (1933). Comparative Grammar of Greek and Latin. Chicago.

163. Cavenaile, R., Ed. (1958). Corpus papyrorum Latinarum. Wiesbaden.

164. Chadwick, J. (1992). The Thessalian accent. Glotta, 70, 2-14.

165. Chomsky, N. & Halle, M. (1968). The Sound Pattern of English. N.Y.

166. Clackson, J. (2007). Indo-European Linguistics: An Introduction. Cambridge University Press.

167. Clackson, J. & Horrocks, G. (2007). The Blackwell History of the Latin Language. Oxford: Blackwell.

168. Clements, G. N. &¿ Keyser, S. J. (1981). A three-tiered theory of the syllable. In Occasional Papers, No. 19. Cambridge (Mass.): MIT, Center for Cognitive Sciences.

169. Clements, G. N. & Keyser, S. J. (1983). CV Phonology. A Generative Theory of the Syllable. Cambridge, MA: MIT Press.

170. Collier, R. (1991). Multilanguage intonation synthesis. Journal of Phonetics, 19.

171. Devine, A. M. & Stephence, L. D. (1980). Latin prosody and meter: Brevis brevians. Classical Philology, 75, No.2, 142-157.

172. Devine, A. M. & Stephence, L. D. (1982). Towards a new theory of Greek prosody: The suprasyllabic rules. TAPA, 112, 33-63.

173. Devine, A. M. & Stephence, L. D. (1985). Stress in Greek? TAPA, 115, 125-152.

174. Devine, A. M. & Stephence, L. D. (1993). Evidence from experimental psychology for the rhythm and metre of greek verse. TAPA, 123, 379-403.

175. Devine, A. M. & Stephence, L. D. (1994). The Prosody of Greek Speech. Oxford University Press.

176. Dévine, A. M. & Stephence, L. D. (2006). Latin Word Order: Structured Meaning and Information. Oxford University Press.

177. Drexler, H. (1964). Prokeleusmatische Wörter bei Plautus und Terenz. Bollettino del Comitato per la preparazione della edizione nazionale dei classici greci e latini, Fase XII, 3-32.

178. Duanmu, S. (1994). Against contour tone units. Linguistic Inquiry, 25, 555-608.

179. Duanmu, S. (2008). Syllable Structure: The Limits of Variation. Oxford University Press.

180. Elerick, C. (1990). Latin as an SDOV language: the evidence from Cicero. Papers on Grammar, 3, 1-17.

181. Eliason, N. E. & Davis, R. C. (1939). The effect of stress upon quantity in dissyllables: An experimental and historical study. In Indiana Univerity Publishers, Science Ser., volume No.8. Bloomington.J

182. Ernout, A. &; Thomas, F. (1953/2002). Syntaxe latine. Paris: Klincksieck.

183. Essens, P. J. & Povel, D. J. (1985). Metrical and nonmetrical representation of temporal patterns. Perceptions and Psychophysics, 37, 1-7.

184. Fabb, N. k Halle, M. (2008). Meter in Poetry. A New Theory. Cambridge University Press.

185. Fitzhugh, T. (1923). The pyrrhic accent and rhythm of Latin and Celtic. Virginia Alumini Bulletin, April.

186. Fox, A. (2000). Prosodie Features and Prosodie Structures: The Phonology of Suprasegmentals. Oxford University Press.

187. Fraenkel, E. (1928). Iktus und Akzent im lateinischen Sprechverse. Berlin.

188. Fraisse, P. (1946-1947). Movements rythmiques et arythmiques. L'Anné Psychologiques, 47-48.

189. Fraisse, P. (1956). Les structures rhythmiques: Étude psychologistique. Louvain.

190. Frisk, H. (1960/1972). Griechisches Etymologisches Wörterbuch. Heidelberg: Winter.

191. Garde, P. (1968). L'accent. Paris.

192. Goldsmith, J. (1990). Autosegmental and Metrical Phonology. Oxford University Press.

193. Golston, C. (1990). Floating H (and L*) tones in ancient Greek. In Arizona Phonology Conference (pp. 66-82.). Tucson, Arizona: University of Arizona Linguistics Department.

194. Gordon, M. K. (2002). A phonetically driven account of syllable weight. Language, Vol. 78, No. 1, pp. 51-80.

195. Gordon, M. K. (2004). Phonetically Based Phonology, chapter Syllable Weight:, (pp. 277-312). Cambridge University Press.

196. Gordon, M. K. (2006). Syllable Weight: Phonetics, Phonology, Typology. N.Y.London: Routledge.

197. Göttling, K. W. (1835). Allgemeine Lehre vom Accent der griechischen Sprache. Jena: Cröker.

198. Greenberg, J. H. (1963). Some universals of grammar with particular reference to the order of meaningfull elements. In Universals of Language. Cambridge (Mass.): MIT Press.

199. Gussenhoven, C. (2004). The Phonology of Tone and Intonation. Cambridge University Press.

200. Hadley, J. (1869-1870). On the nature and theory of the Greek accent:. TAPA, 1, 1-19.

201. Halle, M. (1997). On stress and accent in Indo-European. Language, 73, No. 2, 275-313.

202. Halle, M. k Vergnaud, J.-R. (1987). An essay on stress. Cambridge (Mass.): MIT press.

203. Harkness, A. G. (1907). The relation of the accent to the pyrrhic Latin verse. Classical Philology, 2, 51-78.

204. Hawkins, J. A. (1983). Word Order Universals. NY: Academic Press.

205. Hayes, B. (1984). The phonology of rhythm in English. Linguistic Inquiry, 15, No.l, 33-74.

206. Hayes, B. (1989). Compensatory lengthening in moraic phonology. Linguistic Inquiry, 20, No.2, 253-306.

207. Hayes, B. (1995). Metrical Stress Theory: Principles and Case Studies. Chicago and London: University of Chicago Press.

208. Hayes, B., Kirchner, R., &; Steriade, D., Eds. (2004). Phonetically Based Phonology. Cambridge University Press.

209. Hayes, B. A. (1981). Metrical Theory of Stress Rules. Bloomington.

210. Hermann, E. (1923). Silbenbildung im Griechischen und in den andern indogermanischen Sprachen. Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung, 2, p. 88.

211. Hermann, G. (1801). De emendanda ratione Graecae grammaticae. Lipsiae: apud Ger. Fleischnerum.

212. Hermann, G. (1816). Elementa doctrinae metricae. Lipsiae: apud Ger. Fleischnerum.

213. Herzog, G. (1946). Drum signalling in a West African tribe. Word, 1, 217-238.

214. Hiersche, R. (1957). Herkunft und Sinn des terminus «positione longa». Forschungen und Forschritte, 31.

215. Hock, H. H. (1986). Compensatory lengthening: In defense of the concept 'mora'. Folia Lingüistica, 20, 431-460.

216. Hockett, C. F. (1955). A Manual of Phonology. Baltimore: Waverly Press.

217. Hoequist, C. E. (1983). Syllable duration in stress-, syllable- and mora-timed languages. Phonetica, 40.

218. Hoshiko, M. S. (1960). Sequence of action of breathing muscles during speech. ournal of Speech and Hearing Research, 3, P. 291.

219. Hyman, L. M. (1985). A Theory of Phonological Weight:. Dordrecht: Foris Publ.

220. Jakobson, R. (1962). Selected Writings. Vol. I: Phonological Studies. 's-Gravenhage: Mouton & Co.

221. Jakobson, R. (1962/1931). Die betonung und ihre rolle in der wort- und syntagmaphonologie. Jakobson 1962, I, 117-136.

222. Jakobson, R. (1962/1937a). On ancient Greek prosody. Jakobson 1962, I, 262-271.

223. Jakobson, R. (1962/1937b). Uber die Beschaffenheit der prosodischen Gegensätze. Jakobson 1962, I, 254-261.

224. Jakobson, R. (1971). Selected Writings. Vol. II: Word and Language. The Hague -Paris: Mouton.

225. Jakobson, R. (1971/1936). Beitrag zur allgemeinen kasuslehre: Gesamtbedeutungen der russischen kasus. Jakobson 1971, II, 23-71.

226. Janse, M. (1994). La loi de wackernagel et ces extensions en latin. TEMA, 1, 107-146.

227. Janse, M. (1995/1996). Phonological aspects of clisis in ancient and modem Greek. Glotta, Bd. 73, H. 1./4., 155-167.

228. Jespersen, O. (1904). Lehrbuch der Phonetik. Leipzig.

229. Jones, D. (1944). Chronemes and tonemes. Acta Lingüistica, 4, 1-10.

230. Jones, D. (1948). An outline of English phonetics. Cambridge, 1948. Cambridge.

231. Jonsson, H. (1978). The Laryngeal Theory. A Critical Survey. Skrifter utgivna av vetenskapssocieteten i Lund. Lund.

232. Juret, A.-C. (1921). Manuel de phonétique latine. Paris.

233. Juret, A.-C. (1938). La phonétique latine. Paris.

234. Kao, D. (1971). Structure of the Syllable in Cantonese. The Hague: Mouton.

235. Katada, F. (1990). On the representation of moras: Evidence from a language game. Linguistic Inquiry, Vol. 21, No. 4, 641-646.

236. Keele, S. W. & Ivry, R. I. (1987). Modular analysis of timing in motor skill. The Psychology of Learning and Motivation, 21, 183-228.

237. Kent, R. G. (1946). The Sounds of Latin. Baltimore.

238. Kiparsky, P. (1967). A propos de l'histoire de l'accentuation grecque. Langages, 8, 73-93.

239. Kiparsky, P. (1973). Th inflectional accent in Indo-European. Language, 49, 794849.

240. Kiparsky, P. (2002). Syllables and moras in Arabie. In C. Fery & R. Vijver (Eds.), The Syllable in Optimality Theory. Cambridge University Press.

241. Kiparsky, P. (2003). Accent, syllable structure, and morphology in ancient Greek. In Selected Papers from the 15th International Symposium on Theoretical and Applied Linguistics. Thessaloniki.

242. Kortlandt, F. H. (1986). Proto-indo-european tones? Journal of Indo-European Studies, 5, 141-142.

243. Koster, W. J. W. (1936). Traité de métrique gréeque. Leyden.

244. Kretchmer, P. &; Locker, E. (1944/1977). Ruckläufiger Wörterbuch der griechichen Sprache. Göttingen: Vandenhock 8z Ruprecht.

245. Kubozono, H. (1989). The mora and syllable structure in Japanese: Evidence from speech errors. Language and Speech, 32, 249-278.

246. Marouzeau, J. (1922). L'ordre des mots dans la phrase latine. I: Les groupes nominaux. Paris.

247. Marouzeau, J. (1938). L'ordre des mots dans la phrase latine. II: Le verbe. Paris.

248. Marouzeau, J. (1953). L'ordre des mots dans la phrase latine. Volume complémentaire avec exercises d'application et bibliographie. Paris: Les belles lettres.

249. McCarthy, J. (1979). Formai problems in Semitic phonology and morphology. PhD thesis, MIT.

250. McCarthy, J. k. Prince, A. S. (1995). Faithfulness and reduplicative identity. In Papers in Optimality Theory (pp. 249-384). University of Massachusets.

251. McCarthy, J. & Prince, A. S. (1998). Handbook of Morphology, chapter Prosodiac Morphology, (pp. 283-305). Oxford.

252. McCawley, J. (1968). The Phonological Component of a Grammar of Japanese. The Hague.

253. McCawley, J. (1977). Accent in Japanese. In Studies in Stress and Accent. Southern California Occasional Papers in Linguistics, N0.4. Los Angeles: University of Southern California.

254. Meillet, A. (1916). La place de l'accent en latin. Mémoires de la société de linguistique de Paris, 20, 165-171.

255. Meillet, A. (1923). Les origines indoeuropéenes des mètres grecs. Paris: Les presses universitaires de France.

256. Meillet, A. Sz Vendryes, J. (1948). Traité de grammarire comparée des langues classiques. Paris.

257. Mester, R. A. (1994). The quantitative trochee in Latin. Natural Language and Linguistic Theory, 12, 1-61.

258. Meyer-Brügger, M. (2002). Indogermanische Sprachwissenschaft. Berlin N.Y.: Walter de Gruyter.

259. Misteli, F. (1868). Ueber die Accentuation des Griechischen. Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung, 17, 81-134, 161-94.

260. Morgenroth, W. (1989). Lehrbuch des Sanskrit: Grammatik, Lekzionen, Glossar. Leipzig: VEB Verlag Enzyklopädie.

261. Mouraviev, S. N. (1972). The position of the accent in Greek words: A new statement. Classical Quaterly. New Series, 22, No.l, 1972.

262. Nagano-Madsen, Y. (1988). Phonetic reality of the mora in Eskimo. Working Papers in General Linguistics and Phonetics, Lund university, 34.

263. Nagano-Madsen, Y. (1990). Quantity manifestation and mora in west greenlandic eskimo: Preliminary analysis. Working Papers in General Linguistics and Phonetics, Lund university, 36.

264. Newman, P. (1973). Syllable weight as a phonological variable. The nature and function of the contrast between 'heavy' and 'light' syllables. Studies in African Linguistics, 3, 301-323.

265. Newman, P. (1981). Syllable weight and tone. Linguistic Inquiry, Vol. 12, No. 4, 670-673.

266. Niedermann, M. (1945). Precis de phonétique historique du latin. Paris.

267. Parsons, J. (1999). A new approach to the Saturnian verse and its relation to Latin prosody. Transactions of the American Philological Association, 129, 117-137.

268. Perrini, G. B. (1970). L'accento latino. Bologna.

269. Pike, K. L. (1947). Phonemics. A technique for reducing languages to writing. Ann Arbor: University of Michigan Press.

270. Pilch, H. (1974). Phonemtheorie. Teil 1. Basel.

271. Pisani, V. (1930). L'accento espiratorio indoeuropeo. In Rendiconti della Reale Academia dei Lincei. Ser. VI., volume IV (pp. 147-170). Roma.

272. Port, R. F., Dalby, J., & O'Dell, M. (1987). Evidence for mora timing in Japanese. Journal of the Acoustical Society of America, 84, P. 1574.

273. Prince, A. S. (1980). A metrical theory for estonian quantity. Linguistic Inquiry, 11, 511-562.

274. Probert, P. (2003). A New Short Guide to the Accentuation of Ancient Greek. London: Bristol Classical Press.

275. Probert, P. (2006). Ancient Greek Accentuation: Synchronic Patterns, Frequency Effects and Prehistory. Oxford University Press.

276. Probert, P. (2010). Ancient Greek accentuation in generative phonology and optimality theory. Language and Linguistics Compass, 4, 1-26.

277. Pulgram, E. (1975). Latin-romance phonology: Prosody and metrics. In Ars Grammatica., volume 4. München.

278. Ringe, D. (1977). The accent of adverbs in -then: A historical analysis. Glotta, 55, 64-84.

279. Rix, H., Ed. (1975). Flexion und Wortbildung. Akten der V. Fachtagung der Idg. Gesellschaft 1973 in Regensburg. Wiesbaden.

280. Rix, H. (1976). Historische Grammatik des Griechischen. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft.

281. Rix, H., Ed. (2001). Lexikon der Indogermanischen Verben. Die Wurzeln und ihre Primärstammbildungen. Wiesbaden: Dr. Ludwig Reichert Verlag.

282. Sapir, E. (1931). Notes on the Gweabo language of Liberia: Language, 7, 30-41.

283. Sauzet, P. (1989). L'accent du grec ancien et les relations entre structure metrique et representation autosegmentale. Langages, 24, 81—113.

284. Schieids, K. (1978). Some remarks concerning early Indo-European nominal inflection. Journal of Indo-European Studies, 6, 185-186.

285. Schiffman, H. R. & Bobko, D. J. (1977). The role of number and familiarity of stimuli in the perception of brief temporal intervals. American Journal of Psychology, 90.

286. Schmalstieg, W. R. (1980). Indo-European Linguistics: A New Synthesis. Park: University of Park London.

287. Schmitt, A. (1924). Untersuchungen zur allgemeinen Akzentlehre. Heidelberg.

288. Schoell, F. (1876). De accentu linguae Latinae. In Acta societatis philologiae Lipsiensis. Lipsiae.

289. Schwyzer, E. (1977). Griechische Grammatik. München: C.H.Beck'sche Verlagsbuchhandlung.

290. Shimamori, S. & Ito, T. (2006). Initial syllable weight and frequency of stuttering in Japanese children. Japanese Journal of Special Education, 43, 519-527.

291. Shimamori, S. & Ito, T. (2007). Syllable weight and phonological encoding in Japanese children who stutter. Japanese Journal of Special Education, 44, 451462.

292. Sievers, E. (1893). Altgermanische Metrik. Halle: Max Niemeyer.

293. Sievers, E. (1901). Grundzüge der Phonetik. Leipzig.

294. Sihler, A. (1995). New Comparative Grammar of Greek and Latin. N.Y. Oxford.

295. Smith, C. L. (1991). The timing of vowel and consonant gestures in Italian and Japanese. In Proceedings of the Xllth International Congress of Phonetic Seiendes. Vol. IV.

296. Smyth, H. W. (1920). Greek Grammar for Colleges. American Book Company.

297. Sommer, F. (1914). Lateinische Laut- und Formenlehre. Heideilberg.

298. Steriade, D. (1982). Greek Prosodies and the Nature of Syllabification. PhD thesis, MIT, Cambridge (Mass.).

299. Steriade, D. (1988). Greek accent: a case for preserving structure. Linguistic Inquiry, 19, No.2, 271-314.

300. Stetson, R. H. (1945). Bases of Phonology. Oberlin (Ohio).

301. Stetson, R. H. (1951). Motor Phonetics. Amsterdam (North-Holland).

302. Stevick, E. W. (1965). Pitch and duration in two Yoruba dialects. Journal of African Languages, 4, 85-101.

303. Stevick, E. W. (1969). Pitch and duration in Ganda. Journal of African Languages, 8, 1-28.

304. Strunk, K. (1975). Zum Verhältnis von Wort und Satz in der Syntax des Lateinischen und Griechischen. Gymnasium, LXXXII.

305. Sturtevant, E. H. (1919). The coincidence of accent and ictus in Plautus and Terence. Classical Philology, 14, 373-85.

306. Sturtevant, E. H. (1922a). The ictus of classical verse. American Journal of Philology, 43.

307. Sturtevant, E. H. (1922b). Syllabification and syllabic quantity of Greek and Latin. TAPA, 53, 35-51.

308. Sturtevant, E. H. (1940). The Pronunciation of Greek and Latin. Baltimore, 2nd edition.

309. Szemerényi, O. (1964). Syncope in Greek and Indo-European and the Nature of Indo-European Accent. Naples.

310. Touratier, C., Ed. (1985). Syntaxe et Latin. Aix-en-Provence.

311. Trouvain, J. & Gut, U., Eds. (2007). Non-Native Prosody. Phonetic Description and Teaching Practice. Berlin N.Y.: Mouton de Gruyter.

312. Trubetzkoy, N. S. (1938). Die Quantität als phonologisches Problem. In Actes du 4e. Congrès International des Linguistes. Copenhagen.

313. Trubetzkoy, N. S. (1939). Grundzüge der Phonologie. Praha.

314. Ullman, B. L. (1919). Latin word-order. The Classical Journal, 14, 404-417.

315. Vendryes, J. (1902). Recherches sur l'histoire et les effets de l'intensité initiale en latin. Paris: Klincksieck.

316. Vendryes, J. (1903). Notes grecques. I. sur une phrase d'Apollonius Dyscole. Mémoires de la Société de linguistique de Paris, 13, fasc. 1.

317. Vendryes, J. (1945/1904). Traité d'accentuation grécque. Paris.

318. Wackernagel, J. (1892). Uber ein Gesetz der indogermanischen Wortstellung. Indogermanische Forschungen, 1, 333-436.

319. Watkins, C. (1976). Towards Proto-Indo-European syntax: Problems ans pseudoproblems. In Papers on Parasession on Diachronic Syntax. Chicago.

320. Watson, J. С. E. (2002). Phonology and Morphology of Arabic. Oxford University Press.

321. Weil, H. (1869). De l'odre des mots dans les langues anciennes comparées aux langues modernes. Paris: A. Franck.

322. West, M. L. (1982). Greek Metre. Oxford.

323. Yakubovich, I. (2011). When Hittite laryngeals are secondary. In Синхронное и диахронное в сравнительно-историческом языкознании. М.

324. Yip, M. (2002). Tone. Cambridge University Press.

325. Yoshiba, H. (1981). The mora constraint in Japanese phonology. Linguistic Analysis, 7, 241-262.