Элементы кода повести Пушкина "Пиковая дама" в творчестве Достоевского

Николаева, Екатерина Геннадьевна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Элементы кода повести Пушкина "Пиковая дама" в творчестве Достоевского

Год: 2007
Автор научной работы: Николаева, Екатерина Геннадьевна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Новосибирск
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

Диссертация по филологии на тему 'Элементы кода повести Пушкина "Пиковая дама" в творчестве Достоевского'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Элементы кода повести Пушкина "Пиковая дама" в творчестве Достоевского"

На правах рукописи й '

Николаева Екатерина Геннадьевна ООЗОБЗБО'

о ¿ии/

Элементы кода повести Пушкина «Пиковая дама» в творчестве

Достоевского

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Томск - 2007

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет»

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор

Нина Елисеевна Меднис

Официальные оппоненты - доктор филологических наук, профессор

Ольга Борисовна Лебедева

кандидат филологических наук, доцент Эльмира Маратовна Афанасьева

Ведущее учреждение - ГОУ ВПО «Нижегородский государственный

университет»

Защита состоится «7» марта 2007 г. в_ч. на заседании диссертационного

совета Д 212.267.05 при Томском государственном университете по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.

Автореферат разослан « _3» февраля 2007 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор

Л.А. Захарова

Общая характеристика работы

Диссертационная работа посвящена изучению принципов использования в творчестве Достоевского элементов кода повести Пушкина «Пиковая дама». Ученые многократно обращали внимание на частое обращение Достоевского в своих произведениях к этому пушкинскому претексту и на его особую роль в творчестве писателя. В исследовании совокупность связей произведений Достоевского с повестью «Пиковая дама» рассмотрена как особый текст, являющийся сегментом Пушкинского текста русской литературы.

Степень разработанности проблемы. В литературоведении вопрос о влиянии произведений Пушкина на творчество Достоевского был поднят в начале XX века. До этого времени критика акцентировала внимание преимущественно на Пушкинской речи писателя. Одним из первых на связь творчества Достоевского с наследием Пушкина указал Д. Мережковский. В первой половине XX века ученые еще не говорят о систематическом обращении Достоевского к творчеству Пушкина, но поиск его образов, идей, мотивов в поэтике Достоевского ведется широко (Д.Д. Благой, К. Истомин, А.Л. Бем и др.). Во второй половине XX века исследователи активно изучают переклички произведений Достоевского с творчеством Пушкина (С.Г. Бочаров, О.Г. Дилакторская, Т.А. Касаткина, Л. Аллен, К. Кроо, Р.Г. Назиров, Е.А. Маймин, A.B. Князев и др.). Чаще всего ученые акцентируют внимание на межтекстовых связях произведений Достоевского с драматургией Пушкина (В.В. Викторович, Г.А. Склейнис, Е.Г. Местергази и др.), «Повестями Белкина» (Д.Д. Благой, С.Г. Бочаров, Ю. Селезнев и др.), повестью «Капитанская дочка» (Н.Д. Тамарченко), поэмой «Египетские ночи» (Т. Касаткина). Возобновился интерес к изучению Пушкинской речи Достоевского; опубликованы работы об общих чертах в мировоззрении двух авторов и о значении творчества Пушкина для Достоевского (Г. Бохрад, А.П. Рукавицын).

Особое место в творческом сознании Достоевского занимала «Пиковая дама» Пушкина, отсылки к которой в его произведениях встречаются особенно часто. Это внимание писателя к пушкинской повести было замечено в литера-

туроведении не сразу - систематическое изучение ее влияния на поэтику Достоевского начинается с трудов А.Л. Бема в 20-х годах XX в. Среди работ, посвященных изучению различных аспектов связи «Пиковой дамы» с целым рядом произведений Достоевского, можно назвать монографии М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Д.Д. Благова, Г. Кокса, К. Кроо и др., статьи - Г.В. Краснова, Э.М. Афанасьевой, Н.Ф. Будановой, Б.С. Кондратьева и др. Ученые подходят к рассмотрению связи произведений Достоевского с «Пиковой дамой» с различных сторон. Так, М.М. Бахтин, К. Кроо изучают сюжетообразующую роль элементов повести Пушкина в поэтике Достоевского. Р.Г. Назиров, Э.М. Афанасьева акцентируют внимание на связи творчества Достоевского с «Пиковой дамой» с позиций теории интертекстуальности. А.Л. Бем, Г.В. Краснов рассматривают «Пиковую даму» и другие произведения Пушкина как источник литературных прототипов для героев Достоевского. Анализу подходов Пушкина и Достоевского к изображению фантастического начала посвящены работы Н.Ф. Будановой, Е.А. Маймина, Фэн Хуаина. Чаще всего исследовательское внимание направлено на изучение связи «Пиковой дамы» Пушкина с романами «Преступление и наказание» (М.М. Бахтин, Д.Д. Благой, П. Дебрецени, Г.В. Краснов, Б.С. Кондратьев и др.), «Бесы» (А.Л. Бем, Н.Д. Тамарченко), «Игрок» (А.Л. Бем, К. Кроо), «Подросток» (П. Дебрецени), «Братья Карамазовы» (Н.Ф. Буданова). Большая часть работ посвящена сопоставлению отдельных элементов пушкинской повести и романа «Преступление и наказание»: образов героев (В.В. Виноградов, М.М. Бахтин, Г.В. Краснов), снов (Б.С. Кондратьев, Н.В. Суздальцева), формального и идейного уровней (Э.М. Афанасьева), хронотопов (Г.В. Краснов, Ю. Селезнев) и т.д. Наиболее отчетливо в исследованиях, посвященных изучению творчества Достоевского, проработана параллель героев Германн - Раскольников (Н.Я. Берковский, Е.Ф. Буданова). Вопрос о связи образов Достоевского с пушкинской темой тирании поднимается в работах Г.Кокса, Р.Г. Назирова. Внимание исследователей, изучающих связи романа «Игрок» с «Пиковой дамой», сосредоточено на поиске проявлений мотива игры в этих произведениях, на сопоставлении образов Германна и Алексея как геро-

ев, охваченных страстью игры (А.Л. Бем, Ю.М. Лотман, К. Кроо). Доминирование романов Достоевского при изучении связей его произведений с «Пиковой дамой» породило недостаток внимания к малым формам творчества писателя. Отдельные наблюдения в этой области были сделаны В.Н. Топоровым, Э.А. Полоцкой. Однако причины «необъяснимого парадокса» (Д.Д. Благой) - столь частого обращения Достоевского и в малых формах, и в романах именно к этому произведению Пушкина - остаются до конца не изученными. Очевидна необходимость полномасштабного рассмотрения совокупности межтекстовых связей произведений Достоевского с «Пиковой дамой» как некоего целого, как сегмента Пушкинского текста русской литературы.

Актуальность исследования обусловлена регулярностью и системностью обращения Достоевского к повести «Пиковая дама» как прецедентному тексту и продиктованной этим необходимостью рассмотрения совокупности связей его творчества с пушкинской повестью как сегмента Пушкинского текста русской литературы. Наиболее актуальным в этом отношении является исследование малой прозы Достоевского, поскольку в ней сверхтекстовая природа обращений писателя к «Пиковой даме» исследована в меньшей мере. Включенность работы в современный научный контекст определяется также тем, что исследование принципов и специфики взаимодействия поэтик нескольких авторов, истории восприятия и изучения повести Пушкина «Пиковая дама» относится к целому ряду актуальных и активно развивающихся областей гуманитарного знания, таких, как рецептивная эстетика, диалог культур, теория интертекстуальности, теория больших текстовых образований (сверхтекстов).

Научная новизна данной работы заключается в том, что в ней впервые комплексно описывается код повести Пушкина «Пиковая дама», выявляется и анализируется система подкодов, ядерных и периферийных элементов. В рамках названного кода выделена семантическая триада сиротства как ядерный компонент структуры кода пушкинской повести. В диссертации впервые анализируется специфика использования в творчестве Достоевского периферийных элементов кода «Пиковой дамы».

Объектом диссертационного исследования являются проекции пушкинских произведений в творчестве Достоевского. Предмет данной работы - код «Пиковой дамы» и его трансформация в произведениях Достоевского.

Материалом исследования послужили: повесть A.C. Пушкина «Пиковая дама»; произведения Ф.М. Достоевского: рассказ «Маленький герой», повести «Неточка Незванова», «Дядюшкин сон» и «Записки из подполья», романы «Белые ночи», «Преступление и наказание», «Бесы». Выбор текстов обусловлен спецификой проявления кода повести Пушкина «Пиковая дама» в творчестве Достоевского.

Основная цель исследования - анализ кода «Пиковой дамы» и специфики функционирования его элементов в творчестве Достоевского. В соответствии с поставленной целью определяются задачи исследования:

1) проанализировать код повести Пушкина «Пиковая дама», вычленив подкоды (персонажный, числовой, именной и др.), ядерные и периферийные элементы;

2) рассмотреть принципы отбора и особенности перекодировки элементов кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского, функциональность использования писателем как отдельных элементов кода, так и кода «Пиковой дамы» в целом;

3) показать, что использование Достоевским претекста пушкинской повести является системным, образующим благодаря использованию кода «Пиковой дамы» своего рода субтекст;

4) определить особенности и место в коде «Пиковой дамы» триады мотива сиротства и специфику ее использования в творчестве Достоевского;

5) охарактеризовать специфику включения в произведения Достоевского периферийных элементов кода «Пиковой дамы».

Ю.М. Лотман и др.), пушкинистики (Д.Д. Благой, Г.В. Краснов, В.В. Виноградов, В.Э. Вацуро, С.Г. Бочаров и др.), работы по изучению поэтики Достоевского (М.М. Бахтин, А.Л. Бем, Н.Д. Тамарченко, В.В. Викторович и др.). На защиту выносятся следующие положения:

1. Проявления кода «Пиковой дамы» в произведениях Достоевского представляют собой сегмент Пушкинского текста русской литературы.

2. Код пушкинской повести - сложная система знаков, которая в рецепции существует как подвижная взаимосвязь ядерных и периферийных элементов.

3. Код «Пиковой дамы» выборочно транспонируется в произведения Достоевского, где элементы его модифицируются в соответствии с принципами поэтики данного автора, но остается при этом узнаваемым.

4. Основной способ транспонирования кода «Пиковой дамы» в произведения Достоевского связан с переносом и перекодировкой ключевой триады мотива сиротства «тиран — сиротка - освободитель».

5. Особенность отбора элементов кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского заключается в использовании им не только ядерных, но периферийных элементов данного кода, с последующим их перемещением в разряд ядерных.

Теоретическая значимость работы заключается в освещении такого сравнительно нового для литературоведения объекта изучения, как Пушкинский текст русской литературы на примере рассмотрения одного его сегмента -«Пиковая дама» в творчестве Достоевского. Выявленная в ходе работы схема «тиран - сиротка - освободитель» позволяет расширить представление о специфике реализации мотива сиротства в поэтике Достоевского. Рассмотрение особенностей отбора, перекодирования и переноса элементов кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского создает базу для дальнейшего изучения принципов работы писателя с «чужим» текстом.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут найти применение в вузовских курсах истории русской литературы, введения в литературоведение, анализа и интерпретации текста, спецкурсах по

теории сверхтекста, по поэтике Пушкина и/или Достоевского, в работе спецсеминаров, при изучении интертекстуальных связей Пушкина и Достоевского.

Рекомендации по использованию результатов исследования. Основные положения работы целесообразно применять в преподавании русской литературы XIX века, при изучении различных аспектов творческого взаимодействия писателей, в эдиционной практике при комментировании текстов Пушкина и Достоевского.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены в виде научных докладов на аспирантских семинарах филологического факультета Новосибирского государственного педагогического университета, а также на следующих конференциях: на Конференции молодых ученых (Институт филологии Сибирского отделения РАН, Новосибирск, апрель 1999); на конференции «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении. Интерпретатор и текст: проблема ограничений в интерпретационной деятельности» (Новосибирск, октябрь 2004); на Конференции молодых ученых (Новосибирск, апрель 2006); на Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука. Технологии. Инновации» НТИ-2006, направление «Гуманитарные науки и современность» (НГТУ, Новосибирск, декабрь 2006). По теме исследования имеется четыре публикации.

Структура работы. Работа объемом 207 страниц состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 212 наименований.

Основное содержание работы

Во введении излагаются цели и задачи работы, определяется актуальность и новизна исследования, его теоретическая и практическая значимость, содержится краткая характеристика современного состояния разработки проблемы.

Первая глава «Код повести Пушкина "Пиковая дама"» посвящена рассмотрению понятия культурный код и описанию кода повести Пушкина «Пиковая дама» как семиотического феномена.

В первом параграфе рассматривается понятие культурного кода как системы, устанавливающей репертуар символов и правила их сочетания (У.Эко).

Понимание, описание и трансляция кода, его перекодировка возможны только при наличии воспринимающего сознания и при его учете: только то, что по ряду причин отражается в читательском восприятии, осознается и закрепляется в любого рода рефлексии - мысленной, устной или письменной, может быть отобрано при описании элементов кода и всей системы знаков в целом. Таким образом, описать код «Пиковой дамы» можно только отслеживая, какие элементы всей совокупности знаков «Пиковой дамы» «осели» в воспринимающем сознании, в нашем случае - творческом сознании Достоевского, образовав некую плотность, а какие были смыты с горизонта реципиента Анализа кода, в частности повести «Пиковая дама», предполагает деление его элементов в ходе процесса описания на ядро и периферию и последующими динамическими процессами перехода их из одной группы в другую. Под ядерными элементами кода предлагается понимать те элементы, которые способны выполнять сюже-тообразующую функцию и закономерно, ожидаемо встречаются в трансляции кода и его описании, про которые условно можно сказать: совокупность этих элементов есть в «кратком изложении» «Пиковая дама». К таким элементам отнесены триада «графиня - Германн - Лизавета Ивановна», «три карты», тайна и др. Периферийными элементами при описании кода предлагается считать те, которые из-за неизбежной деформации описания оказываются переведенными в «ранг несуществования» (Ю.М. Лотман) и которые по этой причине не будут считаться «представителями данного текста», считываться как очевидная отсылка к «Пиковой даме», выступать в сюжетообразующей функции. В рецепции они вымываются на периферию кода, отличаются неустойчивостью, иррегулярностью. К таким элементам отнесены, например: характеристика мужа графини («род бабушкина дворецкого»), элементы костюма графини и др.

Во втором параграфе рассматривается код повести «Пиковая дама» как система систем, состоящая из множества подкодов: персонажного, именного, числового, колористического и др. Сложность описания такой системы увеличивается за счет столкновения в повести различных дискурсов, нескольких знаковых систем, за счет двойных мотивировок событий, наличия большого коли-

чества персонажей, в том числе с амбивалентными характеристиками. Наиболее проработанными в пушкинистике являются персонажный, именной, числовой, карточный игральный и карточный гадальный подкоды.

Одной из самых важных частей знаковой системы «Пиковой дамы», к которой обращается Достоевский в своем творчестве, является персонажный под-код, ядро которого составляют главные персонажи: графиня*** - Германн -Лизавета Ивановна. Эти три персонажные позиции в их взаимоотношении представляют собой свернутый, редуцированный сюжет произведения. Эта триада образована по целому ряду единств, одним из важнейших среди них является мотив сиротства, имеющий в «Пиковой даме» схематический вид:

СТАРАЯ БЛАГОДЕТЕЛЬНИЦА ___ ВОСПИТАННИЦА

«ТИРАН», «ЧУДОВИЩЕ» «СИРОТКА»

«ОСВОБОДИТЕЛЬ»

В этой схематической формуле, которая будет многократно транспонироваться в трансформированном виде в произведения Достоевского, роль тирана играет старуха-графиня, при которой воспитывается сиротка - Лизавета Ивановна - «бедная воспитанница знатной старухи», испытывающая «горечь зависимости». Освободитель - Германн, который хотя и через «убийство» графини, но все же освобождает от ее тирании Лизу-сиротку. Каждая позиция в опис/шй триаде у Пушкина амбивалентна: она соединяет в себе не одну, а несколько сюжетных функций. Так, Германн является в повести не только «освободителем», но и «тираном». Графиня тиранит Лизавету Ивановну, но становится невинной жертвой Германна. Лизавета Ивановна является и «сироткой», и невинной жертвой Германна. «Чудовище» в повести - это и Германн-убийца, и графиня в ночной сцене переодевания, и Лиза, которая «освобождается» от тирании графини с помощью преступного «соучастия» в ее убийстве. К обнаружению этого ядра персонажного подкода в разной степени подходили отдельные исследователи через описание общих для Пушкина и Достоевского категорий «жертвы», «тирана», «амбивалентных типов героев» (Э.М. Афанасьева,

B.C. Кондратьев, Г. Кокс). Для доказательства того, что описанная семантическая триада Пушкина становится в творчестве Достоевского смыслопорож-дающим моментом, в параграфе детально рассмотрена каждая из позиций триады с вычленением в них ядерных и периферийных элементов кода повести.

Кроме триады «тиран - сиротка - освободитель» в код повести включаются и второстепенные персонажи, которые реже проявляют себя в рецептивном поле, уходя на периферийный план. В рамках персонажного кода подробно рассмотрены те образы, которые в трансформированном виде представлены в поэтике Достоевского. Некоторые из них переводятся писателем из периферии в центр измененной кодифицированной системы, становясь ядерными. Так, второстепенный образ Павла Александровича Томского в поэтике Достоевского оказывается значимым своим особым финалом в повести Пушкина - он женится, в отличие от Германна, и произведен в ротмистры, то есть в финале он -«туз», счастливый герой. Связанная с Томским сюжетная ситуация «женился не герой, а "другой"» реализуется Достоевским в романе «Белые ночи», в повести «Дядюшкин сон» и др.

С персонажным подкодом теснейшим образом связан именной подкод, в качестве ядерных элементов которого в параграфе были описаны имена Германна, Лизаветы Ивановны и Томского. Другие имена - Анна Федотовна, Сен-Жермен, Чаплицкий, Сурин, Нарумов и др. - не входят в ядерную часть кода. Имя Германн,многократно рассмотренное в литературоведении (П. Дебрецени, М. Аркадьев, Г.Г. Красухин),в поэтике Достоевского встречается как элемент кода «Пиковой дамы» только однажды - в романе «Подросток». Ядерное в коде «Пиковой дамы» имя Лизавета Ивановна/ Lise/ Лизанька связано сложной игрой притяжений-отталкиваний с ономастической традицией «Бедной Лизы» Карамзина (В.Н. Топоров, А.Н. Архангельский). Причем, если Карамзин совершил прорыв в ономастическом плане, сменив семантику имени «Лиз» (Ли-зетта) с ветреной, бойкой служанки на светлый жертвенный и лиричный образ девушки (В.Н. Топоров), то Пушкин делает новый виток в трансформации Лизина текста: его героиня не только невинная жертва, но и самолюбивая девуш-

ка, «с нетерпением ждущая освободителя». В своей Лизе он меняет знаки: его Лиза черноволоса и черноглаза, Лиза Карамзина - белокура; Лизавета Ивановна в «Пиковой даме», несмотря на жертвенность и сиротство, в финале оказывается счастлива, тогда как в «бедной» Лизе жертвенность доведена до предела со смертью в финале. Первой и важнейшей фигурой Лизина текста в послепуш-кинскую эпоху становится Достоевский, в произведениях которого Лизы и Лизавета Ивановна становятся прозрачными отсылками к пушкинской Лизе, хотя и карамзинский контекст здесь полностью нельзя исключать. Иная ситуация складывается в рецепции с именем пушкинской графини - Анна Федотовна -имя этого персонажа находится на периферии кода повести. В последующей литературе при использовании связей с образом пушкинской графини оно подвержено, за редким исключением (Л. Улицкая, Б. Акунин), замене (в «Картежнике» Лобанова, «Игроке» и «Преступлении и наказании» Достоевского).

Среди других подкодов в параграфе рассмотрены карточный подкод (игральный и гадальный), числовая символика, колористический подкод.

В третьем параграфе схематично рассматриваются принципы модификации кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского, при этом акцент делается на способах трансформации в произведениях писателя каждой из трех персонажных позиций триады «тиран - сиротка — освободитель», воспринимаемой Достоевским как ядерный компонент кода «Пиковой дамы». Триада «тиран -освободитель - сиротка», а по существу, свернутый, редуцированный сюжет «Пиковой дамы» проявляется в трансформированном виде во многих произведениях Достоевского: в «Преступлении и наказании», «Кроткой», «Неточке Незвановой», «Белых ночах», «Бесах», «Дядюшкином сне», «Записках из подполья» и др. В них каждый из трех компонентов описанной триады мотива сиротства может претерпевать видоизменения, трансформацию, смещения, при этом каждый раз все три персонажные позиции, отграненные Достоевским по-новому, составляют совершенно новый калейдоскопический узор. Варианты развития персонажной позиции «тиран» у Достоевского многообразны: 1) тиран, сам становясь жертвой, погибает от рук «освободителя»\ 2) наказан, но

неубит; 3) остается безнаказанным; 4) «мнимый тиран», на деле он друг сиротки; 5) тираном становится сама «сиротка»', 6) тираном становится «освободитель»; 7) ожидается, но не реализуется смерть тирана. Инвариантная позиция «освободитель» также получает у Достоевского развитие во множестве вариантов: 1) освободитель сходит с ума-, 2) освободитель в здравом уме, но остается один; 3) освободитель женится на сиротке; 4) освободитель не женится на сиротке, женится другой; 5) освободитель умирает. Намного сложнее обстоит дело с переносом Достоевским в свои произведения персонажной позиции «сиротка»: 1) робкая, кроткая, не ожидает освобождения; 2) ожидает освобождения и/или сама активно принимает в этом участие; 3) смерть сиротки: а) добровольная, б) сиротка становится невинной жертвой освободителя и/или тирана; в) смерть сиротки, в которой тиран виноват косвенно; 4) сиротка выходит замуж: а) выходит замуж не за освободителя; б) выходит замуж за освободителя; 5) воспитывает у себя такую же сиротку; 6) сиротка сама становится тираном. Такое схематическое моделирование позволяет понять, что Достоевский прорабатывает один и тот же элемент кода, например, одну и ту же персонажную позицию, многократно и многогранно в различных произведениях, создавая неповторимые комбинации. При этом следует отметить специфику отбора Достоевским элементов кода «Пиковой дамы»: одни элементы он в свои произведения переносит, делая их более или менее узнаваемыми, но, усложняя их и придавая дополнительные оттенки, опускает другие, значительно изменяет третьи, затемняя их связь с «Пиковой дамой».

Во второй главе «Мотив сиротства в произведениях Достоевского» подробно рассматривается реализация в поэтике Достоевского мотива сиротства, связанного с пушкинской триадой «тиран - сиротка - освободитель»; анализируются принципы использования элементов кода «Пиковой дамы» в поэтике Достоевского. В произведениях писателя, безусловно, присутствует ведущая в «Пиковой даме» тема - тема карт и карточной игры. Но в его творчестве мы видим высвечивание и таких структур, которые до обращения к ним Достоевского оставались на периферии кода «Пиковой дамы». К таким структурам и

относится триада «тиран - сиротка - освободитель». В данной главе анализируются факторы и причины, обусловившие смену угла зрения на пушкинский код и превратившие сиротство Лизаветы Ивановны и связанные с ним элементы кода «Пиковой дамы» в мотив сиротства у Достоевского. Среди таких причин названы: изображение Достоевским неразрывной связи сиротства и тирании на протяжении всего творчества; постоянное нахождение пушкинской повести в зоне творческого внимания писателя, что могло в свою очередь повлиять на восприятие ее как источника инвариантной схемы «тиран - сиротка - освободитель». Анализируемая в главе специфика обращений Достоевского к данному претексту заключается не столько в частотном, сколько в системном и систематическом использовании межтекстовых связей с «Пиковой дамой». Систематичность проявляется в регулярности обращения Достоевского к пушкинской повести, в частности к описанной нами триаде, как в рамках одного произведения, так и в совокупности рассказов, повестей, романов. Системность этих обращений проявляется в том, что заимствуемые элементы кода «Пиковой дамы» существуют в произведениях Достоевского не разрозненно и с точки зрения функциональности имеют общую векторную направленность. При этом Достоевский переносит в свои произведения не только сами элементы кода, но и совокупность сложных связей, существующих между ними. Поэтому семантическая триада сиротства не представлена в его произведениях частями: при появлении какой-либо одной позиции, остальные также оказываются «втянутыми» в текст вместе с целым рядом ядерных и периферийных элементов пре-текста, с комплексом связей и отношений между ними. Важно отметить, что и в творческом сознании Достоевского сиротство было связано не только с пушкинской воспитанницей, но со всей пушкинской триадой в целом. Так, в одном из незаконченных произведений автора - «План для рассказа в "Зарю"» писатель осмысляет образы Лизы, Германна и графини как функции (термин В.Я. Проппа), называя их в своем отрывке Барыня, Воспитанница, Племянник.

В первом параграфе рассматривается мотив сиротства в повести «Неточка Незванова» Достоевского. Акцент сделан на трех главных фигурах, которые в

1-3 главах повести реализуют триаду мотива сиротства «Пиковой дамы»: Неточка - это спроецированный образ «сиротки» Лизаветы Ивановны (+ «тиран»), ее отчим Егор Петрович Ефимов — Германн-«освободитель» (+ «тиран»), мать Неточки — «тиран» (+ «жертва»). Образ Ефимова связан с фигурой Германна четырехкратным упоминанием «неподвижной идеи» (К. Истомин). Героев также объединяет желание вырваться из «зависимого положения», сходные характеры (порывистость, горячка, нетерпение), тирания и помешательство. Последний элемент у этих героев может быть описан в виде общей схемы: «неподвижная идея» - желание убедиться в своей идее, ее проверка, желание «признания» - игра - поражение - открытие истины - сумасшествие, гибель. Что касается образа самой Неточки-«сиротки», то в 1-3 главах с ее образом связано желание освободиться, восходящее к пушкинской Лизавете Ивановне. Героинь объединяют общие детали и элементы хронотопа: «бедное» жилище, бумажные ширмы, тусклый свет сальной свечи, мотив окна.

Во втором параграфе рассматриваются вариации мотива сиротства в рассказе «Кроткая», повести «Дядюшкин сон» и «Записки из подполья», романах «Белые ночи», «Преступление и наказание», «Бесы». Рассмотренные в указанных произведениях различные модификации мотива сиротства позволяют говорить о том, что триада «тиран - сиротка — освободитель» при всем многообразии проекций проявляется в них с иной доминантой, чем в «Пиковой даме». У Пушкина акцент делается в первую очередь на линию «тиран» — «освободитель», при этом первая позиция меняется на «жертву», вторая - на «тирана». У Достоевского же в триаде сиротства на первый план выходит линия «сиротка -«освободитель». Позиция «сиротка» у писателя совмещает в себе черты «воспитанницы» и «тирана-жертвы», а в «освободителе», как и в «Пиковой даме», соединены «тиран» и «ложный освободитель». При этом Достоевский, опираясь на принцип амбивалентности построения образной системы в «Пиковой даме», создает новый способ создания многослойности образа - своеобразный принцип голографии, когда на одну проекцию накладываются последовательно другие. Это могут быть разные варианты проработки одного и того же образа или про-

екции двух-трех персонажей триады сиротства. В принимающем контексте Достоевского пушкинская триада «тиран - сиротка - освободитель» и ее компоненты используются не только с целью прояснения истинного лица того или иного героя, как например, в «Преступлении и наказании», «Дядюшкином сне» и др., а чаще - для создания «состояния» сиротства, прояснения сущности тирании и сиротства как явлений, сопряженных с унижением достоинства, физическим и духовным преступлением против человека. Специфика переноса этой семантической триады из «Пиковой дамы» в произведения Достоевского заключается не только в выборе ядерных компонентов каждой персонажной позиции, например, кротости сиротки или расчета освободителя, а также не только в наложении нескольких проекций триады в одном образе при одновременной трансформации каждой ядерной «семы». Другой, противоположный принцип работы с «чужим» кодом у Достоевского заключается в акцентировании внимания на незначительных деталях, периферийных элементах кода «Пиковой дамы», при этом они становятся важнейшими в поэтике самого Достоевского. Благодаря такой переакцентировке внимания с ядерных элементов кода «Пиковой дамы» на периферийные, последние начинают восприниматься как ядерные в самом коде повести. Такое внимание Достоевского к «мелочам» «Пиковой дамы», возможно, объясняется тем, что для него некоторые элементы кода «Пиковой дамы», обычно вымываемые при восприятии повести на периферию, воспринимались как не менее важные, чем ядерные. При переносе их в принимающий контекст писателя они могут становиться отсылкой к «Пиковой даме» не только в совокупности с заимствованными ядерными ее элементами, но и самостоятельно.

В третьем параграфе анализируется «именное» развитие мотива сиротства в творчестве Достоевского через сопряжение имени «сиротки» из «Пиковой дамы» с «Лизиным текстом» русской литературы. Создавая своих героинь как проекцию пушкинской воспитанницы, Достоевский часто оставляет за ними и имя героини-прототипа. Несомненно, что имя Лиза предполагает знание русской и европейской культурно-ономастической традиции (В.Н. Топоров). В произведениях Достоевского линия «русской» Лизы актуализируется не только

благодаря использованию в них цитат и реминисценций из «Бедной Лизы» («Записки из подполья», «Кроткая», «Слабое сердце»), но и через призму «Пиковой дамы» Пушкина. При анализе случаев использования Достоевским имени Лиза важно помнить, что его Лизы не имеют многого, что позволило бы возводить его героинь-сироток только к образу «бедной Лизы». Сращение имени Лиза в творчестве писателя в большей степени происходит с сюжетом Лизаве-ты Ивановны-«воспитанницы», а не с сюжетом «бедной» Лизы, совершающей самоубийство. Доказательством служит то, что Лиза у Карамзина, во-первых, не была полной сиротой и не испытывала состояния сиротства. Это уточнение существенно для творчества Достоевского, поскольку в его произведениях инвариантный признак - «сиротство» («формальное») может редуцироваться или исчезать, кроме того, часто именно «состояние сиротства» при тирании с чьей-либо стороны, а не собственно «формальное» сиротство и создает тот мотив, о котором мы ведем речь. Во-вторых, Лиза Карамзина не испытывала тирании ни с чьей стороны, тогда как большинство Лиз Достоевского его испытывают. Таким образом, важнейшие инвариантные признаки — сиротство как состояние (а не биографический факт) и испытываемое героиней тиранство, которые в комплексе и организуют «остов» мотива - отсутствуют в линии «бедной» Лизы. Следовательно, возведение линии «сиротки» у Достоевского непосредственно и только к образу «бедной» Лизы невозможно. Другим важнейшим отличием «Лизина текста» Достоевского от карамзинской ономастической традиции является отсутствие в сюжетной линии героинь-сироток с именем Лиза у Достоевского такого значимого для сюжета «бедной Лизы» фрагмента, как утопление или другого варианта самоубийства. То есть «Лизин» сюжет у Достоевского не совпадает с сюжетом «бедной Лизы» в самом главном - в судьбе героини Карамзина, в ее самостоятельном выборе смерти. Разработка Достоевским «Лизина» текста идет по нескольким направлениям, но в отношении Лизавет-«сироток» связана напрямую не с карамзинской Лизой, а с Лизаветой Ивановной из «Пиковой дамы». «Жертвенность» многих героинь Достоевского является продолжением линии воспитанницы-сиротки, которую тиранит старая гра-

финя и обманывает Германн. Опираясь в большей степени на пушкинский, а не на карамзинский текст, Достоевский создает новую разновидность «Лизина» сюжета. Новизна персонажного типа заключается в том, что героиня с именем Лиза у Достоевского - это не бойкая, проказливая девушка и не «утопленница», а жертва, страдалица, часто испытывающая «состояние сиротства» и тиранию. Имя Лиза зачастую становится у писателя знаком жертвы и сиротства.

В четвертом параграфе рассматривается функционирование в творчестве Достоевского деталей, связанных с персонажами-«сиротками». Реализуя в своих героинях инвариантные черты сиротки Лизаветы Ивановны из «Пиковой дамы», Достоевский вводит в тексты своих произведений даже незначительные детали, присущие ей. Такое использование периферийных элементов «чужого» текста в творчестве писателя - особенность его поэтики. Этот принцип работы с «деталями» «чужого» текста прослежен на примере мотива вышивания. Многие героини Достоевского, являющиеся проекциями образа Лизы-«сиротки» из «Пиковой дамы», оказываются, как и она, вышивальщицами. Но у Достоевского этот мотив редко остается неизменным: часто «благородное» вышивание трансформируется в тяжелую работу по мытью, починке белья, а нередко вообще вырождается в метафорически-пародийную связь с «грязным бельем», то есть со сплетнями и слухами. Связанность мотива шитья, белья со «словом» проявляется в том, что героиням Достоевского дано отличать истинное слово от ложного, которое часто у писателя связано с проявлением «литературности», игры в «известные роли». Используя в качестве отсылки к «Пиковой даме» и уровень детализации, Достоевский проецирует на своих героинь и некоторые портретные характеристики литературного прототипа. Внешнее сходство с пушкинской Лизаветой Ивановной у героинь Достоевского проявляется в том, что они имеют одну весьма заметную внешнюю характеристику — чаще всего они брюнетки, как и пушкинская «сиротка». Однако не все героини Достоевского, на которых проецируется образ Лизаветы Ивановны, будут иметь этот, скорее факультативный, чем обязательный, портретный признак.

В третьей главе «Интертекстуальные связи творчества Достоевского с повестью "Пиковая дама"» рассмотрены интертекстуальные связи творчества Достоевского с «Пиковой дамой». Код повести при использовании его Достоевским, с одной стороны, подвергается отбору и перекодировке в поэтической системе принимающего контекста, с другой - совокупность его измененных компонентов, благодаря системному и систематическому использованию, в произведениях писателя образует особый текст - сегмент Пушкинского текста. Из-за специфики такого способа «передачи» кода повести в творчестве Достоевского эта совокупность межтекстовых связей имеет иную природу, нежели обычная интертекстуальность. Учитывая это, в первой и второй главах работы было рассмотрено обращение Достоевского к коду «Пиковой дамы» именно с этой позиции, при ориентации на сверхтекстовый уровень, во многом определяющий природу заимствования. Но не все межтекстовые связи произведений Достоевского с пушкинской повестью представляют систему и отсылают к коду «Пиковой дамы» в целом. Существует в творчестве писателя ряд связанных с «Пиковой дамой», но внесистемных относительно пушкинской повести художественных деталей, которые должны быть рассмотрены в рамках иного, интертекстуального подхода, тем более что отдельные из них даже в тексте «Пиковой дамы» обретают статус скрытых реминисценций.

В первом параграфе главы рассмотрены принципы использования Достоевским ономастической цитаты, связанной с именем и отчеством Томского и его невестой Полиной из «Пиковой дамы» Пушкина. Многие произведения Достоевского - это попытка реализовать идею гармонии и целостности, которая у писателя была связана, прежде всего, с идеей золотого века. Эта идея, выраженная в целом ряде его произведений, включает в себя для Достоевского как понятие общечеловеческой любви, так и представление о гармоничном соединении мужчины и женщины. Одним из примеров такой гармонии для писателя могла стать пара Поль-Полина в заключении к «Пиковой даме», в котором упоминается о женитьбе Поля (Павла Александровича) Томского на княжне Полине. Родство имен и титулов князя Томского и княжны делает этих персонажей

зеркальной парой, оба компонента которой могут быть рассмотрены как разные стороны одного и того же образа, понятия, явления. Это первоначальное «расщепление» двух начал в «Пиковой даме», а затем их соединение брачными узами в финале повести оказывается знаковым для Достоевского и, по всей видимости, связывается в его поэтике с идеей возможности/невозможности обретения гармонии и целостности. В творчестве Достоевского мы обнаруживаем ономастическую цитату, связанную с именами Поль и Полина в «Дядюшкином сне», где Павел Александрович Мозгляков - имя-двойник Павла Александровича из «Пиковой дамы», в романе «Игрок», где внучка Тарасевичевой Полина Александровна — женский вариант внука графини Павла Александровича в пушкинской повести.

Во втором параграфе последовательно прослежена история заимствования детали «чепец с огненного цвета лентами» у Достоевского и Пушкина. Эта деталь, связанная в «Пиковой даме» с графиней, включается Достоевским в рассказ «Маленький герой» как интертекстуальная отсылка к повести Пушкина, где она, в свою очередь, существует как реминисценция из «Персидских писем» Монтескье. Таким образом, интертекстуальный подход к рассмотренным в третьей главе отсылкам в творчестве Достоевского к некоторым именам и деталям в «Пиковой даме» обусловлен их пограничным характером и необходимостью продемонстрировать разницу между системным использованием элементов кода повести Достоевским и случаями единичных обращений к «Пиковой даме», имеющих иную природу.

В заключении подводятся итоги работы и определяются перспективы дальнейшего исследования. Повесть Пушкина «Пиковая дама» как система систем представляет собой совокупность сложно и разнообразно организованных подкодов. Основными принципами организации кода повести являются: ос-ложненность нарратива двойными мотивировками; амбивалентность персонажей, явлений, событий; развитие сюжета, логики событий, построения хронотопа и др. элементов по принципу карточной игры (фараона); принцип «двойников» и др. Код «Пиковой дамы» также представляет динамичную систему

соотношения ядерных и периферийных компонентов. В творческом сознании Достоевского ядром кода повести становится триада «тиран - освободитель -сиротка», воспринятая писателем как уникальный вариант мотива сиротства и ставшая для него генератором смыслов и творческих ходов. В целом в его произведениях элементы текста «Пиковой дамы» подвергаются отбору, перекодировке согласно принципам принимающего контекста и представляют собой в совокупности особый текст - сегмент Пушкинского текста русской литературы. Этот иной, по сравнению с интертекстуальным, принцип работы с «чужим» текстом проявляется в поэтике Достоевского не столько в частотном, сколько в системном и систематическом использовании межтекстовых связей с «Пиковой дамой». Систематичность проявляется в регулярности обращения Достоевского к пушкинской повести в своем творчестве. Системность - в том, что, заимствуемые ядерные и периферийные элементы кода существуют в произведениях Достоевского в комплексе и не разнонаправлено; кроме того, писатель переносит в свои произведения не только сами элементы кода, но и совокупность сложных связей, существующих между ними. Специфика отбора элементов кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского проявляется и во внимании писателя к глубоко периферийным компонентам кода, которые Достоевский переводит в зону «яркого света», заставляя иначе взглянуть и на сам претекст.

Различными оказываются и сами способы включения Достоевским чужого кода в свои произведения: связь может быть осуществлена в виде намека на весь сюжет повести; представления сюжета в редуцированном виде; парафра-зирования сюжета; прямой цитаты; обращения к пушкинским мотивам, деталям и проч., — то есть, принципы системности и систематичности обращения Достоевского к пушкинскому претексту могут касаться практически всех уровней текста, всех сфер поэтики Достоевского. Кроме того, в произведениях писателя существует и ряд связанных с «Пиковой дамой», но внесистемных относительно кода пушкинской повести художественных деталей, которые могут рассматриваться как единицы интертекстуального поля. Таковы, к примеру, некоторые ономастические цитаты или отдельные образные знаки и формулы, ко-

торые даже в рамках пушкинской «Пиковой дамы» существуют как реминисценции, отсылающие к иным текстам.

Учитывая эту особенность отбора Достоевским элементов кода «Пиковой дамы», правомерно ставить вопрос не только о месте кода повести в поэтике данного писателя, но и о влиянии Достоевского на последующую рецепцию повести сквозь призму его писательских акцентов. Не только пушкинский код определяет специфику отдельных моментов в поэтике Достоевского, но и произведения Достоевского влияют на понимание пушкинского замысла.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Извекова (Николаева) Е.Г. Миф об андрогине в произведениях Ф.М. Достоевского // Молодая филология: Сборник научных трудов. - Новосибирск: Изд-во НИПКиПРО, 2001. - С. 68-77 (0,6 п.л.).

2. Николаева Е.Г. «Литературность» в повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» // Молодая филология: Сборник научных трудов / Под ред. Н.Е. Мед-нис, М.А. Лаппо. - Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2002. - Вып. 4. Часть 1. - С. 94-111 (1,1 п.л.).

3. Николаева Е.Г. «Пиковая дама» Пушкина и «Маленький герой» Достоевского: к вопросу о заимствовании художественной детали // Аспирантский сборник НГПУ - 2006 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов): в 4 ч. - Часть 4. - Новосибирск. Изд-во НГПУ, 2006. - С. 25-34 (0,58 пл.).

4. Николаева Е.Г. Тема сиротства в «Неточке Незвановой» Ф.М. Достоевского // Сибирский филологический журнал. - 2006. - № 4. - С. 32-41 (0,55 п.л.).

Отпечатано в типографии Новосибирского государственного технического университета 630092, г. Новосибирск, пр. К. Маркса, 20,

тел./факс (383) 346-08-57 формат 60x84/16, объем 1,5 п.л., тираж 100 экз., заказ № 159, подписано в печать 26.01.07 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Николаева, Екатерина Геннадьевна

Введение

Содержание

Глава 1. Код повести Пушкина «Пиковая дама».

1.1. Понятие культурного кода.

1.2. Код «Пиковой дамы» как система систем.

1.3. Модификация кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского.

Глава 2. Мотив сиротства в произведениях Достоевского.

2.1. Мотив сиротства в «Неточке Незвановой» Достоевского.

2.2. Варианты мотива сиротства в произведениях Достоевского.

2.3. Имя «сиротки» из «Пиковой дамы» как способ введения мотива сиротства в произведениях Достоевского.

2.4. Детали, связанные с «сироткой» в произведениях

Достоевского.

Глава 3. Интертекстуальные связи творчества Достоевского с повестью

Пиковая дама».

3.1. Ономастическая цитата и ее вариации в творчестве

Достоевского.

3.2. «Чепец с огненного цвета лентами»: история одной реминисценции.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Николаева, Екатерина Геннадьевна

При изучении литературного процесса в России XIX века исследователи выделяют две традиции - пушкинскую и гоголевскую1. В отличие от Тургенева, Толстого, Гончарова, Достоевский наследует не одну из них, а обе . Поэтому научные труды, посвященные изучению влияний и интертекстуальных связей в его поэтике, также можно разделить на те, в которых анализируется место Гоголевского текста в поэтике Достоевского, и те, в которых изучается присутствие в ней Пушкинского текста.

В литературоведении вопрос о влиянии произведений Пушкина на творчество Достоевского и, шире, о месте Пушкинского текста3 в поэтике Достоевского был поднят только в начале XX века, до этого времени критика акцентировала внимание преимущественно на речи Достоевского, произнесенной на Пушкинском празднике 1880 г. Одной из первых попыток обозначить связь творчества Достоевского с наследием Пушкина является работа Д. Мережковского «Пушкин» (1896), автор которой замечает: «Все говорят о народности, о простоте и ясности Пушкина, но до сих пор никто, кроме Достоевского, не делал даже попытки найти в поэзии Пушкина стройное миросозерцание, великую мысль»4. В первой половине XX века в изучении связей двух авторов намечается сдвиг: ученые еще не говорят о систематическом обращении Достоевского к пушкинскому творчеству, но поиск пушкинских образов, идей, мотивов ведется широко. Так, влияние Пушкина на Достоевского отмечено в работах

1 См. об этом, например: Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул: Автореф. дис. д-ра. фил. наук. - Екатеринбург, 1995. -46 с.

2 Существует и точка зрения, что Достоевский вообще принадлежит не пушкинской, а только гоголевской традиции. См. об этом: Скобельская О.И. «Пушкинское» и «гоголевское» как различные возможности творческого самовыражения // Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре: Сб. научн. ст. по итогам Всероссийской науч. конф. Волгоград,22-25 окт. 2001.-Волгоград: Перемена,2001.-С. 54-56.

3 Например: Боград Г. Пушкинская тема и павловские знакомства Достоевского: (По роману "Идиот") // Вопросы литературы. - М., 1995. - Вып. 5. - С. 313-329; Рукавицын А.П. A.C. Пушкин в творческом сознании Ф.М. Достоевского //Третьи международные Измайловские чтения, посвященные 170-летию приезда в Оренбург A.C. Пушкина, 9-10 окт. 2003 г. - Оренбург, 2003. - Ч. I. - С. 73-79.

4 Мережковский Д.С. Пушкин II Пушкин в русской философской критике. Конец XIX - первая половина XX вв. - Москва: Книга, 1990. - С. 92-160.

1 Ol

Д.Д. Благого , К. Истомина, A.JI. Бема и др. Работы последнего можно считать основополагающими в исследовании взаимодействия двух авторов.

Вторая половина XX века, особенно 80-90-е годы - время, когда исследовательские интересы сосредоточены на поиске пушкинских традиций в творчестве Достоевского, анализе перекличек на уровне взаимодействия поэтик, объяснении функций интертекстуальных связей с пушкинскими произведениями. Так, вопроса связи поэтики Достоевского с пушкинской традицией в разной степени касались такие исследователи, как С.Г. Бочаров4, О.Г.Дилакторская5, Т.А.Касаткина6, Л. Аллен7, К. Кроо8, Р.Г. Назиров9, Е.А. Маймин10, A.B. Князев1 1 и др. Чаще всего в литературе, посвященной изучению проблем взаимосвязи творчества двух писателей, встречаются работы об отражении в произведениях Достоевского элементов пушкинского художественного языка или мотивов «Маленьких трагедий»12, «Станционного смотрителя»13, «Гробовщика»14,

1 Благой Д.Д. Достоевский и Пушкин // Благой Д. Д. Душа в заветной лире. - М.: Советский писатель, 1979. - С. 501-576.

2 Истомин К. Из жизни и творчества Достоевского в молодости // Творческий путь Достоевского. - Л.: Книгоиздательство «Сеятель» С. В. Высоцкого, 1924. - С. 3-49.

3 Бем А.Л. Исследования. Письма о литературе. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 44 - 47, 96-110.

4 Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. - М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 8-9, 171,230-231.

5 Дилакторская О.Г. Достоевский и Пушкин («Слабое сердце» и «Медный всадник») // Русская литература. -1999.- №2. -С. 181-189.

6 Касаткина Т.А. «Рыцарь бедный.»: пушкинские цитаты в романе Ф. М. Достоевского «Игрок» // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. - 1999. -№ 1. - С. 301-307.

7 Аллен Л. О пушкинских корнях романов Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. - СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1996. - Т. 12.-С. 43-48.

8 Кроо К. «Творческое слово» Ф. М. Достоевского - герой, текст, интертекст - СПб.: Академический проект, 2005. - 288 с. («Современная западная русистика», т. 54).

9 Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул: Автореф. дис. д-ра. фил. наук. - Екатеринбург, 1995. -46 с.

0 Исследователь подчеркивает, что соединение в прозе Пушкина необычайного и обыденного «предвещает Достоевского и характер воздействия его произведений на читателя» - см.: Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1981.-С. 186. Князев В.А. проблемы развития образа героя-индивидуалиста в творчестве A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского: Автореф. дис. канд. фил. наук. - Горький, 1989. - 18 с.

12 Турышева О.Н. «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина и творчество Ф.М. Достоевского: проблемы взаимоотражения: Автореф. дис. канд. фил. наук. - Екатеринбург, 1998. - 24 е.; Склейнис Г.А. Структура характера в творчестве A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского: (Сальери и Раскольников) // Проблемы творчества A.C. Пушкина: Материалы науч. конф. преподавателей Сев. междунар. ун-та, посвящ. 200-летию со дня рождения A.C. Пушкина, Магадан, 28 мая - 1 июня 1999 г. - Магадан, 2000. — С. 4-7; Викторович В.А. К поэтике сюжетного эксперимента. Пушкин и Достоевский//Болдинские чтения. - Горький, 1981.-С. 166-177.

13 Селезнев Ю. Проза Пушкина и развитие русской литературы (к поэтике сюжета) // В мире Пушкина. Сб. статей / Сост. С. Машинский. - M.: Советский писатель, 1974. - С. 418.; Бочаров С.Г. Пушкин и Гоголь // Проблемы типологии русского реализма. - M.: Наука, 1969. - С.210-240; Благой Д.Д. Указ. соч. - С. 501-576.

14 Новаковская А. В. Пушкинские реминисценции в «Дневнике писателя» Ф. M. Достоевского // Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX в. Материалы регион, симпозиума. -Вып. 2. - Омск: Изд-во ОмГП, 2000. - С. 88-93.

Капитанской дочки»1, «Бориса Годунова»2, «Египетских ночей»3, «Пиковой дамы». Возобновился интерес к изучению Пушкинской речи Достоевского; опубликовано немало работ об общих чертах в мировоззрении двух авторов и значении творчества Пушкина и его гения для сознания Достоевского4.

Безусловно, творчество Достоевского органически связано не только с произведениями Пушкина - исследователями отмечено влияние на писателя Э. Сю, Диккенса, Тургенева и др. Но именно творения Пушкина занимали особое место в сознании Достоевского-художника, что объясняется, прежде всего, его отношением к феномену гения Пушкина, к его роли для русского самосознания, русского человека вообще.

Но в рамках пушкинского наследия есть произведения, к которым Достоевский обращается в своем творчестве регулярно, систематически. К их числу относится повесть «Пиковая дама», которую писатель осознанно выделял из всего корпуса произведений Пушкина. Так, свою позицию относительно «Пиковой дамы» Достоевский открыто проговаривает в нехудожественной ситуации - в письме Ю.Ф. Абаза от 15 июня 1880 г., в котором дает высочайшую оценку «гениального осуществления близкого себе взгляда на роль фантастического элемента в искусстве»5. Достоевский пишет в этом письме: «Фантастическое должно до того соприкасаться с реальным, что вы должны почти поверить ему. Пушкин, давший нам почти все формы искусства, написал «Пиковую даму» - верх искусства фантастического. И вы верите, что Германн действительно имел видение, и именно сообразное с его мировоззрением, а между тем в конце повести, т.е. прочтя ее, Вы не знаете как решить: вышло ли это видение из природы Германна, или действительно он один из тех, которые соприкосну

1 Тамарченко Н.Д. «Вещий сон» и художественная реальность у Пушкина и Достоевского («Капитанская дочка» и «Бесы») // Сибирская Пушкинистика сегодня: Сб. научн. статей. - Новосибирск, 2000. - С. 329-341. : Местергази Е.Г. «Дитя» у Пушкина и Достоевского: «Борис Годунов» и «Братья Карамазовы» // Вестн. Рос. гуманит. науч. фонда. - М., 1999. - N 1. - С. 293-300.

3 Касаткина Т. Пушкинская цитата в романах Достоевского // Пушкин и теоретико-литературная мысль. - М.: ИМЛИ «Наследие», 1999. - С. 328-354; Селезнев Ю. Указ. соч. - С. 413-446.

4 Рукавицын А.П. Указ. соч. - С. 73-80.

5 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. - Т. 30, кн. 1. - 1983. -С. 192. лись с другим миром, злых и враждебных человечеству духов»1. Так же открыто выскажется Достоевский в рабочих тетрадях 1875-1877: «Повесть «Пиковая дама» - верх художественного совершенства - и «Кавказские повести» Мар-линского явились почти в одно время, и что же - ведь немногие тогда поняли л высоту великого художественного произведения Пушкина» . Особое внимание Достоевского к пушкинскому Германцу можно обнаружить в романе «Подросток»3. О том же говорят современники писателя в своих воспоминаниях. Так, о постоянном интересе Достоевского к этому образу говорит дневниковая запись4 М.А. Поливановой, которая стала свидетельницей восторженного отзыва Достоевского о недавно перечитанной им «Пиковой даме»: «"Мы пигмеи перед Пушкиным, нет уж между нами такого гения <.>, - восклицал он. - Мне самому хочется написать фантастический рассказ. У меня и образы готовы" <.> Точно в лихорадке, с блеском в глазах, он стал говорить о «Пиковой даме» Пушкина. Тонким анализом проследил все движения души Германна <.> и страшное внезапное поражение, как будто он сам был тот Германн»5.

Это внимание Достоевского к пушкинской повести было замечено не сразу - систематически исследователи начинают изучать произведения самого Достоевского с точки зрения наличия в них интертекстуальных связей с «Пиковой дамой» только начиная с 20-х годов XX в. Одним из первых открыл эту связь A.JI. Бем, определивший своим сопоставлением «Пиковой дамы» и «Игрока» появление и развитие целого исследовательского направления в изучении творчества Достоевского.

На сегодня в литературоведении накоплен уже большой пласт наблюдений, касающихся фиксации и интерпретации взаимосвязи этой пушкинской повести и целого ряда произведений Достоевского. Изучению вопросов влияния

1 Там же.

2 Записи к «Дневнику писателя» (1876г.) из рабочих тетрадей 1875-1877гг. // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. - 1982.-Т. 24.-С.308.

3 В «Подростке» Аркадий Долгорукий назвал Германна «колоссальным лицом, необычайным, совершенно петербургским типом - типом из петербургского периода» (8; 270). Здесь и далее тексты произведений Достоевского цитируются (с указанием в круглых скобках в тексте номера тома и страниц) по изданию: Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т.-Л: Наука, Ленингр. отд-ние, 1988—1996. - 15 т.

4 От 9 июня 1880 года.

5 Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. - М.: Художественная литература. - Т.2. - 1990. -С. 436-437.

Пиковой дамы» на творчество Достоевского посвящены исследования таких авторов, как М.М. Бахтин1, В.В. Виноградов2, Д.Д. Благой3, Э.М. Афанасьева4, Г.В. Краснов5, Б.С. Кондратьев6, Н.Ф. Буданова7, Г. Кокс8, К. Кроо9 и др.

С точки зрения направленности исследовательского внимания, связи произведений Достоевского с пушкинским наследием рассматривались с самых разных позиций, например: с точки зрения «влияния на поэтику Достоевского сюжетообразующих элементов повести Пушкина»10 (М.М. Бахтин)", с позиций теории интертекстуальности (Р.Г. Назиров12, Э.М. Афанасьева13 и др.); с точки зрения поиска в наследии Достоевского «литературных прототипов»14 из произведений Пушкина (А.Л. Бем15, Г.В. Краснов16и др.); с позиции рассмотрения фантастического элемента в творениях двух авторов17.

В плане выбора материала для изучения взаимодействия поэтики Пушкина и Достоевского, исследовательский интерес чаще всего направлен на изучение связи пушкинской повести с романами «Преступление и наказание» (М.М. Бах

1 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972. - С. 121-122.

2 Виноградов В.В. Стиль Пушкина. - М.: Наука, 1999. - С. 667.

3 Благой Д.Д. Указ. соч. - С. 501-576.

Афанасьева Э.М. «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевского и «Пиковая дама» A.C. Пушкина: Особенность и функция текстовых взаимодействий // Творчество Ф.М.Достоевского: проблемы, жанры, интерпретации. - Новокузнецк: Изд-во «Кузнецкая крепость», Новокузнецкий литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского, 1998.-С. 65-70.

5 Краснов Г.В. Сюжетные мотивы «Пиковой дамы» в «Преступлении и наказании» // Литературный текст: проблемы и методы исследования. - М.; Тверь, 2000. - Вып. 6. - С. 161-164.

6 Кондратьев Б.С. О пушкинской традиции в мифопоэтике Достоевского: Мир сновидений «Пиковой дамы» и «Преступления и наказания» // Рациональное и эмоциональное в литературе и в фольклоре. Сб. научн. статей по итогам Всероссийской научн. конф. Волгоград, 22-25 окт. 2001 г. - Волгоград: Перемена, 2001. - С.63-66

7 Буданова Н.Ф. Поэтика фантастического: Достоевский и Пушкин // Pro memoria: Памяти акад. Г.М.Фридлендера (1915-1995).- СПб.: Наука, 2003,- С. 106-115.

8 Сох G. Tyrant and victim in Dostoevsky. - Slavica Publishers, Inc. Columbus, Ohio, 1984. - 119 p.

9 Кроо К. Указ. соч.

10 Афанасьева Э.М. Указ. соч. - С. 65.

11 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972.-С. 121-122.

12 Назиров Р.Г. Реминисценция и парафраза в «Преступлении и наказании»// Достоевский: Материалы и исследования.-T.2.-Л.: Наука, 1976.-С. 82-88.

13 Афанасьева Э.М. Указ. соч. - С. 65-70.

14 На эту позицию, в числе других, указывает Э.М. Афанасьева. - См.: Афанасьева Э.М. Указ. соч. - С. 65.

15 Бем А.Л. У истоков творчества Достоевского. Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Толстой и Достоевский // О Достоевском. Сб. статей под ред. А. Л. Бема, т. III. Прага, 1936. - С. 47.

16 Краснов Г.В. Указ. соч.-С.162-163.

17 См.: Фэн Хуаин «Пиковая дама» А. С. Пушкина - источник фантастического реализма для Ф. М. Достоевского // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Второй научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева. - Ярославль: Изд-во «Ремдер», 2002. - С. 138-141; Буданова Н.Ф. Поэтика фантастического: Достоевский и Пушкин. // Pro memoria: Памяти акад. Г.М. Фридлендера (1915-1995). - СПб., 2003. - С. 106-115. Е.А. Маймин подчеркивает, что не только фантастический элемент «Пиковой дамы» предвещает Достоевского, но и «ее герой и ее главная идея» - см.: Маймин Е.А. Указ. соч. - С. 187. тин, П. Дебрецени1, Г.В. Краснов2, Н.В. Суздальцева, Б.С. Кондратьев3 и др.), «Бесы» (А.Л. Бем4, Н.Д. Тамарченко5 и др.), «Игрок» (А.Л. Бем6, К. Кроо7 и др.), о л

Подросток» (Дебрецени и др.), «Братья Карамазовы» (Н.Ф. Буданова и др.).

Среди названных произведений явно выделяется роман «Преступление и наказание», в котором исследователи видят самые различные проявления связи с пушкинской повестью. Большая часть работ посвящена сопоставлению отдельных элементов в поэтике двух произведений. Так, В.В. Виноградов в своей фундаментальной статье о «Пиковой даме» одним из первых отмечает параллели между смеющейся старушонкой из сна Раскольникова и усмешкой графини10. Видит родство двух героинь и М.М. Бахтин: «Образ смеющейся старухи у Достоевского созвучен с пушкинским образом подмигивающей в гробу старухи графини и подмигивающей пиковой дамы на карте»11. Он подчеркивает «существенное созвучие двух образов, а не случайное внешнее сходство, ибо оно дано на фоне общего созвучия этих двух произведений («Пиковой дамы» и «Преступления и наказания»)12. Рассмотрению взаимосвязи снов в «Пиковой даме» и снов Раскольникова посвящена работа Б.С. Кондратьева13 и совместная монография Б.С. Кондратьева и Н.В. Суздальцевой14. Э.М. Афанасьева отмечает взаимодействие романа Достоевского с повестью Пушкина на формальном и идейном уровне15. Связи этих двух произведений в плане хронотопа

1 Дебрецени П. Блудная дочь. Подход Пушкина к прозе / Пер. с англ. - СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1996. - С. 196.

2 Краснов Г.В. Указ. соч. - С. 161-164.

3 Кондратьев Б.С. Указ. соч. - С. 63-66; Кондратьев Б.С. Суздальцева Н.В. Пушкин и Достоевский: Миф. Сон. Традиция. - Арзамас: Арзамасский гос. пед. ин-т им. А. П. Гайдара, 2002. - С. 89-108.

4 Бем А. Л. Исследования. Письма о литературе. - М.: Языки славянской культуры, 2001.-С. 111-157.

5 Тамарченко Н. Д. «Вещий сон» и художественная реальность у Пушкина и Достоевского. - С. 329-341.

6 Бем AJI. Исследования. Письма о литературе, - М., 2001. -С. 96-98.

7 Кроо К. Указ. соч. - С. 9-98.

8 Дебрецени П. Указ. соч. - С. 196.

9 Буданова Н.Ф. Указ. соч. - С. 106-115.

10 Виноградов В.В. Стиль Пушкина. - М.: Наука, 1999. - С. 667. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Художественная литература, 1972.-С. 121. 12Там же.-С. 124.

13 Так, ученый отмечает что у Германна и Раскольникова «неподвижная идея» зарождается после игры в карты у Нарумова, где Германн в карты не играл, и после бильярдной партии, где Раскольников также не участвует в игре.- См.: Кондратьев Б.С. Указ. соч. - С.63-66.

14 Кондратьев Б.С. Суздальцева Н.В. Пушкин и Достоевский: Миф. Сон. Традиция. - Арзамас: Арзамасский гос. пед. ин-т им. А.П.Гайдара, 2002.-С. 89-108; 109-127. (

15 Например: композиция романа Достоевского и пушкинской повести построена из 6 частей и заключения-эпилога; Германн и Раскольников имеют сходство во внутренних установках, оба героя суеверны, связаны с наполеоновской идеей и др. См.: Афанасьева Э.М. Указ. соч. - С. 65-66. отмечены Г.В. Красновым1, который рассматривает их с точки зрения анализа сюжетных мотивов: ученый отмечает, что несколько женских образов в романе Достоевского созданы по образу Лизаветы Ивановны из «Пиковой дамы» - «домашней мученицы», кроткой, но «самолюбивой» (Катерина Ивановна, Соня).

Однако наиболее отчетливо в исследованиях, посвященных изучению творчества Достоевского, проработана параллель главных образов - Германн -Раскольников. На эту параллель указывал Н.Я. Берковский, отмечая, что в фамилии Раскольникова «сидит и тема Германна» . Е.Ф. Буданова рассматривает Раскольникова, Алексея из «Игрока», Ивана Карамазова и Германна как «героев одной идеи»; также исследователь выявляет «пушкинское начало» и в искусстве двойных мотивировок, к которым прибегает Достоевский3. Р.Г. Нази-ров сходство Германна и Раскольникова видит в проявлении в романе Достоевского фабулы пушкинской повести - «фабулы трагедии узурпатора», которая «обрела в трансформации Достоевского новую развязку - раскаяние убийцы и возвращение "новой жизни"»4. Проблеме тирании в произведениях Достоевского посвящена и работа американского исследователя Г. Кокса5, основная идея которой - существование в творчестве Достоевского доминантной (силовой) иерархии, возникшей при непосредственном влиянии творчества Пушкина. О функциях жертвы и мучителя в творчестве Достоевского говорит и В. Джоунс Малкольм6.

Замечая, что «художественное видение Пушкина было наиболее родственно именно Достоевскому», несколько важных открытий делает Ю. Селезнев: он п выявляет общее для Германна и Раскольникова «идеологическое» время , замечает связь творчества Достоевского с пушкинским подходом к историзму в ли

1 Краснов Г.В. Указ. соч. - С. 162-163.

2 Берковский Н.Я. О «Пиковой даме»: (Заметки из архива) / публ. Виролайнен М. Н. // Русская литература. -1987.-№ 1.-С.63.

3 Буданова Н.Ф. Указ соч. — С. 111.

4 Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул: Автореф. дис. д-ра. фил. наук. - Екатеринбург, 1995. - С. 27.

Сох G. Tyrant and victim in Dostoevsky. - Slavica Publishers, Inc. Columbus, Ohio, 1984. - 119 p.

6 Малкольм Джоунс В. Достоевский после Бахтина. Исследование фантастического реализма Достоевского / Пер. с англ. A.B. Скидана. Серия «Современная западная русистика», Т. 18. - СПб.: Академический проект, 1998.-С. 43-44.

7 Селезнев Ю. Указ. соч. - С. 423-425. тературе. Отмечая уже описанную в литературе функцию слова «вдруг» у Достоевского, Ю. Селезнев обнаруживает весьма специфичную роль данного слова и мотива случая и в поэтике «Пиковой дамы»1, в фантастичности которой ученый видит «предчувствие - "вдруг" Достоевского»2.

Интересным нам представляется подход Д.Д. Благого: сопоставляя «Преступление и наказание» с «Пиковой дамой» и выявляя отражение в романе «пушкинских формул века» («наполеоновская» идея-страсть, возможность/невозможность перешагнуть через кровь и др.), он отмечает, что «еще важнее, чем эти совпадения, сама интерпретация Достоевским повести Пушкина и его героя, не менее, если не более существенная, чем «открытие» им огромного значения «Станционного смотрителя»3. Согласившись с этим наблюдением, можно сказать, что не только описание кода пушкинской повести дает возможность понять роль Пушкинского текста в произведениях Достоевского, но и анализ поэтики Достоевского позволяет сделать ряд новых наблюдений над текстом «Пиковой дамы».

Внимание венгерской исследовательницы К. Кроо сосредоточено на изучении связей с «Пиковой дамой» не только в «Преступлений и наказании», но и в романе «Игрок». При этом К. Кроо Германна определяет как «квазихудожника», «квази-актера, который вовлекает в свою игру партнера, Лизаве-ту»4, также связанную с творческим началом, но обладающую «копирующим характером», в отличие от Германна5. Сумасшествие героя, традиционно трактуемое как отрицательно характеризующее Германна и героев, для которых он является литературным прообразом, у К. Кроо теряет свою отрицательную окраску, становясь «словом» героя, результатом его «литературного творчества»6. Безумие Германна К. Кроо описывает как «знаковый комплекс прозрения героя, выводящего его из автоматизма, при сохранении формы того же автома

1 Ю. Селезнев отмечает: «."случай" в сюжете Пушкина связан не с формальными поисками эффекта <.>, фантастическая цепь случайностей была отражением самой фантастической действительности». - См. об этом: Селезнев Ю. Указ. соч. —С. 431.

2 Там же.

3 Благой Д.Д. Указ. соч. - С. 546. 4

Кроо К. Указ. соч. - С. 11.

5 Там же.-С. 12.

6 Там же.-С. 30-31. тизма» и при оценке нарратором и общественным мнением Германна «как отклонение от принятых норм созерцания мира1», в этой «оригинальности» Германна обнаруживается причина его разрыва с иными мирообъяснениями2.

Внимание других исследователей, изучающих связи романа «Игрок» с «Пиковой дамой» сосредоточено на поиске проявлений мотива игры, сопоставлений между образами Германна и Алексея как героев, охваченных страстью игры. Одним из первых отмечает параллель между этими образами А. Л. Бем: «Уже в "Игроке" намечается у Достоевского лишение пушкинского Германна того романтического ореола, которым он окружен»3. Достоевский, по словам А.Л. Бема, «переосмысливает трагедию Германна, вкладывая в нее тот "моральный стержень", которого ей не доставало»4. На связь образов Германна и Алексея указывает и Ю. М. Лотман5. По мнению Р.Г. Назирова, в «Игроке» Достоевский меняет взгляд на фабулу пушкинской повести и прорабатывает в романе не «трагедию узурпатора», а «фабулу роковой игры», которая «развивается в русской литературе как снижающая метафора трагедии узурпатора»6.

Подводя итоги обзора работ о взаимосвязи пушкинской повести с произведениями Достоевского, необходимо отметить выводы, к которым приходят исследователи при анализе роли «Пиковой дамы» в принимающем контексте Достоевского и функций интертекстуальных связей с этой повестью. Так, важные замечания по данному вопросу сделаны К. Кроо, полагающей, что «Пиковая дама» как претекст «Игрока» «прямо приводит к смысловому миру остальных произведений» Достоевского, в которых играет «текстоформирующую роль», являясь в поэтике Достоевского «активным смыслопорождающим механиз

1 M. Евзлин рассматривает безумие Германна в мифологическом аспекте, как наказание за преступление против архетипического образа Матери - см.: Евзлин М. Космогония и ритуал. - М.:РАДИКС. - С. 67-98. Теме безумия Германна посвящена также работа Н.Е. Меднис - см.: Меднис Н.Е. Тема безумия в произведениях второй болдинской осени. Поэма «Медный всадник» и повесть «Пиковая дама» // Пушкинский сборник / Сост. И. Ло-щилов, И. Сурат. - М.: Три квадрата, 2005. - С. 300-305. С. Бочаров рассматривает безумного Германна в ряду петербургских безумцев: Бочаров С. Петербургское безумие // Пушкинский сборник / Сост. И. Лощилов, И. Сурат. - M.: Три квадрата, 2005. - С. 305-327.

2 Кроо К. Указ. соч.-С. 39.

3 Бем А.Л. Исследования. Письма о литературе. - М., 2001. - С. 96-98.

4 Там же. - С. 97.

5 Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. - Таллин: Александра. - Т. 2. - 1992. - С. 415.

6 Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул: Автореф. дис. д-ра. фил. наук. - Екатеринбург, 1995. - С. 43 мом», который позволяет расширить «поэтические перспективы семантиза-ции»1. Несколько иначе формулирует сходный вывод Э.М. Афанасьева: организующее начало поэтики «Пиковой дамы» в поэтике Достоевского осмысливается у нее в категориях функциональности теории интертекста (согласие-несогласие-полемичность). Сходным образом оценивает принципы присутствия «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского Н.Ф. Буданова, описывая взаимодействие повести с произведениями Достоевского как «отталкивание от пушкинских образов», которым «Достоевский дает новую жизнь»3.

Но при обилии работ по изучению связей «Пиковой дамы» с произведениями Достоевского эта тема далеко не исчерпана. Высказывание Д.Д. Благого почти тридцатилетней давности, на наш взгляд, продолжает оставаться актуальным: «Несмотря на многое уже сделанное, тема эта - одна из существеннейших тем истории развития литературы - и до сих пор не может считаться решенной; заключенный же в ней парадокс так и остается необъяснимым»4. С одной стороны, эта «нерешенность» темы связана с особым вниманием ученых к поиску связей с «Пиковой дамой» в крупных произведениях Достоевского и с порожденным этим небрежением к малым формам повествования, к раннему творчеству Достоевского5, несмотря на то, что оно «эмбрионально» содержит в себе многие темы, типы, сюжеты, позднее широко развернутые в романах. Возможно, это связано, как полагают исследователи, с тяготением раннего творчества писателя к иной традиции (романы Ж. Санд, Э. Сю и др.).

Другая, более объективная, причина акцентировки внимания на романах Достоевского, кроется, на наш взгляд, в том, что в малой прозе фон обращения писателя к тексту пушкинской повести более редок и тонок. Его можно сравнить с прозрачной акварелью по сравнению с «живописным» фоном в романах. Описание единичных «находок», безусловно, интересно, но может показаться

КрооК.Указ.соч.-С.29.

2 Афанасьева Э. М. Указ. соч. - С. 65-66.

3 Буданова Н.Ф. Указ. соч. - С. 111.

4 Благой Д.Д. Указ. соч. - С. 501.

5 В основном изучение вопросов связи творчества Пушкина и Достоевского шло путем, намеченным А.Л. Бемом и M. М. Бахтиным: углублялось рассмотрение связей пушкинской повести с романами Достоевского, отмечались отдельные переклички с некоторыми другими произведениями. непродуктивным с точки зрения объяснения их функциональности. Возможно, именно из-за опасения за частным не увидеть целое системное рассмотрение связей рассказов и повестей Достоевского с «Пиковой дамой» еще не состоялось в полной мере, хотя, наряду с «Преступлением и наказанием», «Игроком», «Бесами», «Братьями Карамазовыми», связи с «Пиковой дамой» без исследовательских натяжек могут быть прослежены в «Господине Прохарчине»1, «Неточке Незвановой», «Белых ночах», «Дядюшкином сне», «Кроткой»2 и других рассказах и повестях Достоевского. С другой стороны, собственно постижение причин регулярного обращения Достоевского и в малых формах, и в романах именно к этому произведению Пушкина может приоткрыть загадку парадокса, о котором писал Д.Д. Благой.

Эта частотность обращений Достоевского именно к одной пушкинской повести очевидно нуждается в особом изучении. Для Достоевского «Пиковая дама» оказалась не просто одним из самых продуктивных пушкинских произведений в плане интертекстуальных связей - его обращения к этому произведению носят настолько регулярный, системный и специфичный характер, что это дает нам возможность предположить в них иную природу, отличную от традиционных интертекстуальных отношений.

Действительно, особое положение «Пиковой дамы» среди других произведений Пушкина, находившихся в поле творческого зрения Достоевского, оказалось провокативным по отношению к поэтике самого Достоевского: он не просто цитирует или намекает на «Пиковую даму», но, уловив элементы и принципы построения ее сложного кода, он их не только повторяет в той или иной комбинации, не просто играет ими, меняя знаки, но производит отбор и реконструкцию элементов данного кода, перекодируя их, согласно принципам своей собственной поэтики.

1 На связь с «Пиковой дамой» в этом рассказе обратил внимание В.Н. Топоров - см.: Топоров В.Н. «Господин Прохарчин»: попытка истолкования // Топоров В. Н.Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области ми-фопоэтического. - М., Прогресс, 1995.-С. 155, 183.

2 Связь рассказа с «Пиковой дамой» только намечена Э.А. Полоцкой - см.: Полоцкая Э.А. Литературные мотивы в рассказе Достоевского «Кроткая» // Достоевский: материалы и исследования. Т.П. - 1994. - С. 259-267.

При этом совокупность произведений, имеющих отсылки к «Пиковой даг ме» и, уже, совокупность перекодированных элементов пушкинского кода, существующих в рамках поэтики Достоевского в иной сложной системе, образуют некий особый текст - «Пиковая дама» Пушкина в произведениях Достоевского, представляющий сегмент в рамках более сложного Пушкинского текста в творчестве Достоевского, входящего в свою очередь в огромное поле сверхтекста - Пушкинский текст русской литературы''.

Основная причина способности пушкинской повести образовывать столь плотный цитатный контекст у Достоевского заключается в ее особом положении в культуре - положении ядерного, знакового текста, оказавшего колоссальное влияние на дальнейшее развитие культуры и литературы . Необходимость описать «Пиковую даму» как особый ядерный текст в культуре возникла

1 Исследованию различных вопросов в области изучения Пушкинского текста касались в своих работах M.H. Виролайнен, Р.В. Иезуитова, Л.А. Карпушкина, H.E. Меднис, Ю.В. Шатин. - См.: Виролайнен M.H. Культурный герой Нового времени // Легенды и мифы о Пушкине. - СПб.: Академический проект, 1995. - С.329-349; Иезуитова Р. В. Эволюция образа Пушкина в русской поэзии XIX века // Пушкин. Исследования и материалы. -Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1967. — Т. 5. Пушкин и русская культура. - С. 139-113; Карпушкина Л. А. Образ А. С. Пушкина в русской литературе конца 19 - начала 20 века и проблемы литературной рецепции: Автореф. дис. канд. фил. наук. - М., 2000. - С. 2; Меднис Н. Е. Эхо Пушкина в русской литературе // Сибирская Пушкинистика сегодня: Сб. научн. статей. - Новосибирск, 2000. - С. 273-288; Шатин Ю. В. «Пушкинский текст» как объект культурной коммуникации // Сибирская Пушкинистика сегодня: Сб. научн. статей. - Новосибирск, 2000. - С. 231-238. Теоретическим аспектам изучения сверхтектов посвящены работы Н.Е. Меднис, H.A. Купиной, Г.В. Битенской. - См.: Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Учебное пособие. - Новосибирск: НГПУ, 2003. - 170 е.; Купина H.A., Битенская Г. В. Сверхтекст и его разновидности // Человек - текст - культура: Коллективная монография / Под ред. Н. А. Купиной, Т. В. Матвеевой. - Екатеринбург. - 1994. - С. 214 - 233. Описанию конкретных сверхтекстов посвящены также работы В.Н. Топорова, Н.Е. Меднис, Т.А. Снегиревой. - См.: Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995 — С. 259 - 367; Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. - Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1999. - 392 е.; Снигирева Т.А. «Толстый» журнал в России как текст и сверхтекст / Т.А. Снигирева, A.B. Подчиненов // Известия Уральского государственного университета.- 1999.-№ 13.-С. 5-13.

2 Перефразируя слова В.Н. Топорова о «Бедной Лизе» Карамзина, можно сказать, что «Пиковая дама» «образует исключительной «плотности» и силы притяжения контекст» для всей последующей литературы. См.: Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения: К двухсотлетию со дня выходы в свет. - М. 1995. - С. 57. «Знаковость» «Пиковой дамы» определила обилие связей с данной повестью в произведениях самых различных авторов: В.А. Ушакова, Н.В. Гоголя, Д. Хармса, А. Белого, М. Булгакова, Джойса и др. См., например: Вацуро В. Э. Василий Ушаков и его «Пиковая дама» // Вацуро В. Э. Пушкинская пора: Сб. статей. - СПб.: Гуманитарное агенство «Академический проект», 2000. - С. 440-463; Падерина Е.Г. Пиковая дама и Аделаида Ивановна (пушкинский мотив в «Игроках» Гоголя» // Актуальные проблемы изучения творчества A.C. Пушкина: Жанры, сюжеты, мотивы: Материалы Всероссийской конференции, посвященной 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина. - Новосибирск: Издательство СО РАН, 2000. - С. 110-136; Печерская Т.И. Литературные старухи Даниила Хармса: (Повесть «Старуха») // Дискурс. - Новосибирск, 1997. - N 3-4. - С. 65-70; Пожигано-ва Л. П. Пушкинский интертекст в пьесе М. А. Булгакова «Бег» // К Пушкину сквозь время и пространство / Отв. ред. Н. В. Барды кова. - Белгород: Изд-во Белгородского гос. ун-та, 2000 - С. 66-68. при осознании ее колоссального влияния на «послепушкинское культурное пространство»1.

Говоря о Пушкинском сверхтексте, нужно отметить, что и описание только одной из его единиц - пушкинского субтекста Достоевского - задача колоссальная, но изучение сегмента, связанного с проекциями «Пиковой дамы» Пушкина в произведениях Достоевского», - задача в принципе выполнимая.

Объектом данного исследования являются проекции пушкинских произведений в творчестве Достоевского. Предмет исследования - код «Пиковой дамы» и его трансформация в произведениях Достоевского.

Научная новизна данной работы заключается в том, что в ней впервые комплексно описывается код повести Пушкина «Пиковая дама», выявляется и анализируется при последовательном выделении системы подкодов, ядерных и

1 В частности того, что большое количество русских и зарубежных произведений связано с «Пиковой дамой» многочисленными интертекстуальными связями. Текст данного произведения многократно интерпретировался в различных постановках, киноверсиях, иллюстрациях и т.д. «Пиковая дама» породила огромное количество литературоведческих работ и историко-биографических разысканий. Содержание повести прочно вошло в массовое сознание, при этом влияние «Пиковой дамы» проявляется на уровне коллективного бессознательного (например, в детском фольклоре). См.: Топорков А.Л. Пиковая дама в детском фольклоре: От вызываний Пиковой дамы до семейных рассказов / Сост. А.Ф. Белоусов. - М.: Ладомир, ООО «Изд-воАСТ-ЛТД», 1998. - С. 1556. периферийных элементов его структура и закономерности; в рамках названного кода выделяется семантическая триада сиротства как ядерный компонент структуры кода пушкинской повести; доказывается гипотеза о том, что совокупность связей произведений Достоевского с «Пиковой дамой» Пушкина, за некоторым исключением, является не комплексом интертекстуальных связей, а сегментом Пушкинского текста русской литературы, впервые анализируется специфика использования в творчестве Достоевского периферийных элементов кода «Пиковой дамы».

Цель исследования - анализ и описание кода «Пиковой дамы», механизмов его перекодирования, отбора его элементов и специфики их функционирования в творчестве Достоевского.

В соответствии с поставленной целью определяются задачи работы:

1. Проанализировать и описать код повести Пушкина «Пиковая дама», вычленив подкоды (персонажный, числовой, именной и др.), ядерные и периферийные элементы.

2. Рассмотреть принципы отбора и особенности перекодировки элементов кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского, функциональность использования как отдельных элементов кода, так и самого кода «Пиковой дамы» в целом.

3. Показать, что использование Достоевским претекста пушкинской повести является системным, образующим благодаря использованию кода «Пиковой дамы» своего рода субтекст.

4. Определить особенности и место в коде «Пиковой дамы» триады мотива сиротства и специфику ее использования в творчестве Достоевского.

5. Охарактеризовать специфику включения в произведения Достоевского периферийных элементов кода «Пиковой дамы».

Методологию данной работы составляют сравнительно-типологический и структурно-семиотический методы. Используются также элементы рецептивного подхода. Применение данных методов и подходов обусловлено характером исследования. Теоретической базой работы послужили труды отечественных и зарубежных литературоведов и лингвистов в области теории сверхтекста, интертекста (Р. Барт, В.Н. Топоров, Н.Е. Меднис и др.), семиотики (У. Эко, Ю.М. Лотман и др.), пушкинистики (Д.Д. Благой, Г.В. Краснов, В.В. Виноградов, В.Э. Вацуро, С.Г. Бочаров и др.), работы по изучению поэтики Достоевского (М.М. Бахтин, А.Л. Бем, Н.Д. Тамарченко, В.А. Викторович и др.). На защиту выносятся следующие положения:

3. Код «Пиковой дамы» выборочно транспонируется в произведения Достоевского, где меняется в соответствии с принципами поэтики данного автора, но остается при этом узнаваемым.

4. Основной способ транспонирования кода «Пиковой дамы» в произведениях Достоевского связан с переносом и перекодировкой ключевой триады мотива сиротства «тиран - сиротка - освободитель».

5. Специфичность использования Достоевским элементов кода «Пиковой дамы» заключается не только в перекодировке, транспонировании их с помощью самых разных подсистем и уровней претекста, но и в специфическом использовании им периферийных элементов данного кода, с последующим их перемещением в разряд ядерных.

Теоретическая значимость работы заключается в расширении и уточнении концептуального аппарата теории сверхтекста, дальнейшей разработке таких проблем литературоведения, как разграничение понятий сверхтекста и ин-тертекстекстуальности, описания родо-видовых взаимоотношений сверхтекста и его сегментов, в освещении такого сравнительно нового для литературоведения объекта изучения, как Пушкинский сверхтекст на примере рассмотрения одного его сегмента - «Пиковая дама» в творчестве Достоевского.

Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут найти применение в вузовских курсах истории русской литературы, введения в литературоведение, анализа и интерпретации текста, спецкурсах по теории сверхтекста, по поэтике Пушкина и/или Достоевского, в работе спецсеминаров, при изучении интертекстуальных связей Пушкина и Достоевского.

Апробация работы. Концепция, основные положения и результаты исследования докладывались на следующих конференциях: на Конференции молодых ученых (Институт филологии Сибирского отделения РАН, Новосибирск, апрель 1999); на конференции «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении. Интерпретатор и текст: проблема ограничений в интерпретационной деятельности» (Новосибирск, октябрь 2004); на Конференции молодых ученых (Новосибирск, апрель 2006); на Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука. Технологии. Инновации» НТИ-2006, направление «Гуманитарные науки и современность» (НГТУ, Новосибирск, 8 декабря 2006 г.) и на аспирантских семинарах филологического факультета Новосибирского государственного педагогического университета. По теме исследования имеется четыре публикации.

Структура диссертации обусловлена логикой исследования заявленной проблематики и ходом выполнения поставленных задач. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Во введении обосновывается выбор темы диссертации, ее актуальность и новизна, определяются цель, задачи, структура работы, теоретическая и практическая значимость исследования, обозначаются методы и материал исследования, содержится краткая характеристика современного состояния разработки проблемы. Первая глава посвящена описанию кода «Пиковой дамы» Пушкина как семиотического феномена. Во второй главе анализируются принципы использования ядерных и периферийных элементов кода «Пиковой дамы» в поэтике Достоевского. Третья глава посвящена рассмотрению интертекстуальных связей творчества Достоевского с «Пиковой дамой». В заключении обобщаются результаты исследования и делаются выводы по диссертации в целом.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Элементы кода повести Пушкина "Пиковая дама" в творчестве Достоевского"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Повесть Пушкина «Пиковая дама» как система систем представляет собой совокупность подкодов, сложно и разнообразно организованных в единство кода. Рассмотрение повести с этой позиции позволяет не только проанализировать традиционно открытые для научного анализа карточный и числовой под-коды, но и системно рассмотреть персонажный, именной, колористический подкоды, а также понять принцип использования компонентов кода «Пиковой дамы» в поэтике Достоевского.

Основными принципами организации кода «Пиковой дамы» являются: ос-ложненность нарратива двойными мотивировками; амбивалентность персонажей, явлений, событий; развитие сюжета, логики событий, построения хронотопа и др. элементов по принципу карточной игры (фараона); принцип «двойников»; использование в образной системе общих для групп персонажей мотивов, деталей, речевых характеристик и др.

Анализ семиотической структуры повести также показал, что код «Пиковой дамы» представляет динамичную систему элементов, если учитывать ее бытование, восприятие, литературоведческое изучение. Элементы в этой системе организуются по центрическому принципу, на основании которого выделяются ядерные и периферийные компоненты кода. При этом к ядерным элементам относятся те, которые однозначно отсылают к тексту «Пиковой дамы», являются сюжетообразующими, регулярно воспроизводятся в рецепции. Периферийные элементы вымываются в рецептивном поле на периферию, не являются сюжетообразующими, не воспринимаются читателем как однозначная и «опознаваемая» отсылка к пушкинской повести при использовании в качестве «чужого» текста.

Ядром кода «Пиковой дамы» является семантическая триада «тиран - освободитель - сиротка». Ее ядерная, более того - центральная позиция, в повести доказывается целым рядом свойств: главенствующей ролью в сюжете, рядом единств (тематическое единство, событийные и прочие параллели, амбивалентность и др.). Каждая персонажная позиция триады амбивалентна, связана с другими позициями рядом единств, подразделяется, как и код повести в целом, на совокупность ядерных и периферийных элементов. При этом их схематическое, обобщенное рассмотрение триады позволяет обратить внимание на ряд закономерностей, связанных как с составляющими ее персонажными позициями, так и другими подкодами. Так, схематический взгляд выявляет в персонажной позиции «тиран» такие ядерные элементы, как: старость, уродливость, сходство с автоматом, связь с карточной игрой, тайной, наличие жертвы, по отношению к которой проявляется тирания и др.; в позиции «освободитель» - принадлежность к военному делу, обозначение национальности (немец), расчетливость и честолюбие, связь с карточной игрой, безумие, «пограничность» и «сумеречность» хронотопа и др.; для «сиротки» - ее имя, положение воспитанницы и сиротство, тирания по отношению к ней со стороны «тирана», освобождение от нее с помощью «освободителя» и благополучное замужество. Эта семиотическая триада представляет в «Пиковой даме» уникальный вариант мотива сиротства, выраженный, прежде всего, в ядерных элементах кода повести. Среди таких элементов важнейшими являются: честолюбивый и расчетливый «освободитель»; «особый» тип сиротки-воспитанницы и камеристки в знатном доме, образ которой амбивалентен - понимание бедственного положения, крайней зависимости, бессловесность и самолюбие; амбивалентный же образа тирана, превращающегося в жертву. К другой закономерности кодифицированной системы относится разграничение, на первый взгляд, общих для «тирана» и «освободителя» хронотопов: освещенное (в разной степени) пространство графини и «сумеречное», «пограничное» - Германна. При этом организация хронотопа графини связана с правилами игры в фараон. Другими важнейшими характеристиками ее хронотопа является связанность с переходными видами пространства. Специфичность хронотопа «освободителя» проявляется также в статическом положении героя в нем.

Но абстрактная инвариантная модель «тиран - сиротка - освободитель» не только позволяет понять уникальность пушкинской проработки архетипическо-го мотива, не только описывает особенности сюжетных отношений между важнейшими персонажными позициями (функциями) повести (графиня - Германн - Лизавета Ивановна), но и позволяет понять специфику частых обращений Достоевского к данному претексту. Повесть «Пиковая дама», являясь в культуре прецедентным текстом, оказалась провокативной по отношению к творчеству Достоевского: элементы ее кода не только входят в произведения писателя как интертекстуальные компоненты, но, подвергаясь отбору, перекодировке согласно принципам принимающего контекста, они представляют собой в совокупности особый текст - сегмент Пушкинского текста русской литературы. Необходимо добавить, что в творчестве Достоевского обращения к «Пиковой даме» чаще всего носят не интертекстуальный, а именно сверхтекстуальный характер. Проявляется он не столько в частотном, сколько в системном и систематическом использовании межтекстовых связей с «Пиковой дамой». Первое свойство проявляется в регулярности обращения Достоевского к пушкинской повести как в рамках одного произведения, так и в совокупности рассказов, повестей, романов. В первую очередь это проявляется в постоянном использова

• нии Достоевским пушкинской триады в своих произведениях. Систематичность использования кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского проявляется в том, что, во-первых, заимствуемые элементы кода существуют в произведениях Достоевского в совокупности и не разнонаправлено с точки зрения их функциональности. А во-вторых, используя в своих текстах как ядерные, так и периферийные компоненты кода пушкинской повести, Достоевский переносит, перекодируя, в свои произведения не только сами элементы кода, но и совокупность сложных связей, существующих между ними. Так, Достоевский не только создает целый ряд героев с ориентацией на какой-либо один образ -Германна, графини или Лизы, но и сохраняет (трансформируя) те сложные связи между ними, которые существуют в претексте. Поэтому семантическая триада сиротства не представлена в его произведениях частями: в рассказах и повестях Достоевского при появлении какой-либо одной позиции, остальные также оказываются «втянутыми» в текст вместе с целым рядом ядерных и периферийных элементов претекста, с комплексом связей и отношений между ними. Именно данная триада, а по существу свернутый сюжет «Пиковой дамы», является для Достоевского конденсатором, а затем и генератором смыслов и творческих ходов. При этом сам мотив сиротства, инвариантной структурой которого является триада «тиран - сиротка - освободитель», осмысляется Достоевским как центр кода пушкинской повести, наравне с темой карт, входящей в ядро кода повести.

Другая особенность отбора и транспонирования кода «Пиковой дамы» Достоевским заключается в тех многочисленных трансформациях, видоизменениях, смещениях, которым он подвергает как компоненты триады сиротства, так и другие элементы повести. При каждом новом их использовании они оказываются повернутыми к читателю новыми гранями, составляя при этом совершенно новый калейдоскопический узор из того же набора элементов. Прежде всего, таким модификациям подвергается в поэтике Достоевского сам мотив сиротства: писатель делает акцент не на факте сиротства героинь, а связывает этот мотив с состоянием сиротства при факультативности смерти их родителей. При этом Достоевский чаще всего оставляет неизменным имя «сиротки» -Лиза, которое является для писателя знаком пушкинской «воспитанницы».

Особенности отбора элементов кода «Пиковой дамы» в творчестве Достоевского, в частности в его рассказах и повестях, заключается и в том, что Достоевский, обращаясь к ядерным моментам пушкинской повести, часто акцентирует творческое внимание на периферийных компонентах кода. При этом писатель делает их принципиально сильными местами в своей поэтике, «подсвечивая» их включением ядерных компонентов, заставляя иначе взглянуть и на сам претекст, тем самым переводя глубоко периферийные элементы кода в зону «яркого света». Среди таких периферийных компонентов «Пиковой дамы», особо выделенных Достоевским, оказался, например, связанный с Лизаветой Ивановной мотив вышивания.

Различными оказываются и сами способы включения Достоевским чужого кода в свои произведения: связь может быть осуществлена в виде намека на весь сюжет повести; представления сюжета в редуцированном виде; парафразирования сюжета; прямой цитаты; обращения к пушкинским мотивам, деталям и проч., - то есть, принципы системности и систематичности обращения Достоевского к пушкинскому претексту могут касаться практически всех уровней текста, всех сфер поэтики Достоевского. Кроме того, в произведениях писателя существует и ряд связанных с «Пиковой дамой», но внесистемных относительно кода пушкинской повести художественных деталей, которые могут рассматриваться как единицы интертекстуального поля. Таковы, к примеру, некоторые ономастические цитаты или отдельные образные знаки и формулы, которые даже в рамках пушкинской «Пиковой дамы» существуют как реминисценции, отсылающие к иным текстам.

Список научной литературыНиколаева, Екатерина Геннадьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. A.C. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Художественная литература. - Т. 1. - 1974. - 544 с.

2. Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература / Отв. ред. Г.П. Макагонен-ко, С.А. Фомичев; АН СССР. Отд-ние лит. и яз. Пушкин, комис. Д.: Наука, 1987.-616 с.

3. Алексеев М.П. Пушкин на Западе // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; JL: Изд-во АН СССР, 1937. —Вып. 3. —С. 104—151.

4. Аллен JI. О пушкинских корнях романов Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1996. -Т.12. - С. 43-48.

5. Аркадьев М. «Пиковая дама» и миф о царе Эдипе» Электронный ресурс.: Электронная страница. Режим доступа к странице: http://www.philosophy.ru/library/arcad/spades.html. — Загл. с экрана.

6. Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (в интерпретации художественного текста). Лекции по спецкурсу. -СПб.: Образование, 1995. 59 с.

7. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сборник статей. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского, ун-та, 1999. - 444 с.

8. Архангельский А.Н. Герои Пушкина. Очерки литературной характерологии. М.: Высшая школа, 1999. 287 с.

9. Архипова A.B., Серман И.З., Соломина H.H., Юдина И.М. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Униженные и оскорбленные // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. -1972. - Т. 3.-С. 526-745.

10. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. - 616 с.

11. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972.- 191с.

12. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. -423 с.

13. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 10 т. М.: Изд-во Академии наук СССР. - Т. I. - 1955. - 345 с.

14. Белкин Д.И. «Арап Петра Великого» A.C. Пушкина и «Персидские письма» Монтескье // Литературные связи и традиции (Учен. зап. Горьк. гос. ун-та. Вып. 160). Горький: Изд-во Горьк. гос. ун-та, 1973. - С. 122-130.

15. Бем А.Л. Исследования. Письма о литературе / Сост. С.Г. Бочарова; Пре-дисл. и коммент С.Г. Бочарова и И.З. Сурат. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 448с- (Studia philologica).

16. Бем А.Л. У истоков творчества Достоевского. Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Толстой и Достоевский // О Достоевском / Сб. статей под ред. А.Л. Бема, т. III. Прага, 1936. - 216 с.

17. Берковский Н.Я. О «Пиковой даме»: (Заметки из архива) / публ. М.Н. Ви-ролайнен // Русская литература. 1987. - № 1. - С .61-69.

18. Битюгова И.А. Комментарии: Ф.М. Достоевский. План рассказа (в «Зарю») // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Л.: Наука, Ле-нингр. отд-ние. - Т. 10. - 1991. - С. 302-306.

19. Благой Д.Д. Душа в заветной лире. М.: «Советский писатель». - 1979. -622 с.

20. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания / Пер. с англ. / Пер., сост., прим., послесл. С.А. Никитина. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 19998.-352 с.

21. Боброва Е.И. Перевод П. Мериме «Пиковой дамы»: (Автограф, рукопись) // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - Т. 2. - С. 354-361.

22. Боград Г. Пушкинская тема и павловские знакомства Достоевского: (По роману «Идиот») // Вопросы литературы. М., 1995. - Вып. 5. - С. 313329.

23. Борев Ю.А. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов/ Ю.Б. Борев. М.: ООО «Издательство ACT», 2003. - 575 с.

24. Бочаров С. Петербургское безумие // Пушкинский сборник / Сост. И. Ло-щилов, И. Сурат. -М.: Три квадрата, 2005. С. 305-327.

25. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина (Очерки). М.: Наука, 1974. - 207с.

26. Бочаров С.Г. Пушкин и Гоголь // Проблемы типологии русского реализма. М. : Наука, 1969. - С.210-240.

27. Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999.-632 с.

28. Буданова Н.Ф. Достоевский и Тургенев. Творческий диалог / Отв. ред. Г.М. Фридлендер; АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). -Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1987. 198 с.

29. Буданова Н.Ф. Поэтика фантастического: Достоевский и Пушкин // Pro memoria: Памяти акад. Г.М. Фридлендера (1915-1995). СПб.: Наука, 2003.- С. 106-115.

30. Вацуро В.Э. Василий Ушаков и его «Пиковая дама» // Вацуро В.Э. Пушкинская пора: Сб. статей. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 2000. - 624 с.

31. Вербицкая Н.В. К обоснованию теории «вторичных текстов» // Филологические науки. -М.: Высшая школа, 1989. -№ 1. С. 30-36.

32. Вершинина H.JI. Сентиментально-бытовой стереотип и его отражение в стиле пушкинской прозы // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-воННГУ, 1994.-С. 48-59.

33. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. -405 с.

34. Викторович В.А. К поэтике сюжетного эксперимента. Пушкин и Достоевский // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1981. -С. 166-177.

35. Викторович В.А. «Старый муж», или Читал ли Достоевский «Евгения Онегина»? // Время и текст. СПб., 2002. - С. 205-213.

36. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Наука, 1999. - 704 с.

37. Винокур Г.О. Полное собрание трудов: Статьи о Пушкине / Сост. C.B. Киселева, подгот. текста и комментарии Г.Н. Шелогудовой. М.: Лабиринт, 1999.-256 с.

38. Виролайнен М.Н. Культурный герой Нового времени // Легенды и мифы о Пушкине. СПб.: Академический проект, 1995. - С.329-349.

39. Волгина О.В. Кротость и кроткие в текстах Пушкина и Достоевского // Слово Достоевского 2000. Сб. статей / Рос. акад. научн. ин-т русск. яз. им. В.В. Виноградова / Под ред. Ю.И. Караулова и Е.Л. Гинзбург. - М.: Азбуковник, 2001.-С. 354-361.

40. Воронова O.E. Философия судьбы в повести А. С. Пушкина // «Что скажет о тебе далекий правнук твой.» Сб. научн. тр. / Отв. ред. И.В. Грачева. Рязань: Изд-во РГПУ, 1999. - С. 26-32.

41. Галаган Г.Я. , Архипова A.B., Азадовский K.M. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Подросток // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т.-Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 8. - 1990. - С. 706-809.

42. Гаспаров Б.М. Структура текста и культурный контекст // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М.: Наука, 1993. С. 275-303.

43. Гаспаров Б.М. Читая «Пиковую даму» // Другие берега. 1992. - № 1. -С. 17.

44. Гершензон М.О. Ключ веры. Гольфстрем. Мудрость Пушкина. М.: Аграф, 2001.-560 с.

45. Гозенпуд A.A. О театральных впечатлениях Достоевского. (Водевиль и мелодрама 40-х и 60-х годов XIX века) // Достоевский и театр: Сб. статей. / Сост. и общ. ред. A.A. Нинова. Л.: Искусство, Ленингр. отд-ние, 1983. - С.85-86.

46. Грехнев В.А. Пушкин и философия случая //Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1993. - С. 39-48.

47. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.: ОЛМА-ПРЕСС. -Т.4. - 2003. - 575 с.

48. Дебрецени П. Блудная дочь. Подход Пушкина к прозе / Пер. с англ. -СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1996. 398 с.

49. Денисенко C.B. Пушкинские сюжеты и тексты на сцене в 1850—1870-х гг. // Временник Пушкинской комиссии: Сб. науч. тр. / РАН. Истор.-филол. отд-ние. Пушкин, комис. СПб.: Наука, 2004. - Вып. 29. - С. 129151.

50. Денисенко C.B. Трансформация темы пушкинской «Пиковой дамы» // Русская литература. 1992. -№ 2. -С205-214.

51. Дилакторская О.Г. Достоевский и Пушкин («Слабое сердце» и «Медный всадник» // Русская литература. 1999. - № 2. - С. 181-189.

52. Дневник писателя. Ежемесячное издание Д.В.Аверкиева. СПб., 1886. -Вып. I.

53. Добролюбов H.A. Сочинения: В 3 т. -М.: Гослитиздат, 1950-1954.-3 т.

54. Долинин А. С. Золотой век //Нева.- 1971.-№ 11.-С. 179-186.

55. Достоевская А.Г. Воспоминания /Вступ. ст., подгот. текста и примеч. C.B. Белова, В.А. Туниманова. М.: Художественная литература, 1971. -495 с.

56. Евзлин М. Космогония и ритуал. М.: РАДИКС, 1993. - 344 с.

57. Евсеев А. С. Основы теории аллюзии: Автореф. дис. . д-ра. фил. наук. -М., 1995. 15 с.

58. Ермакова H.A. «Пиковая дама» «Герой нашего времени» (романно-новеллистическая поэтика прозы Пушкина и Лермонтова): Автореф. дис. . канд. фил. наук.-Томск, 1996. - 21 с.

59. Ермакова H.A. Сюжетный эквивалент «болтовни» в «Пиковой даме» и «Романе в письмах» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998.-С. 107-116.

60. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1851. - № 4. - 5 янв.

61. Захаржевская Р.В. История костюма: От античности до современности. -3-е изд., доп. М.:РИПОЛ классик, 2004. - 288 с.

62. Зыховская Н.Л. Словесные лейтмотивы в творчестве Достоевского: Автореф. дис. канд. фил. наук. Екатеринбург, 2000. - 19 с.

63. Иезуитова Р.В. Эволюция образа Пушкина в русской поэзии XIX века // Пушкин. Исследования и материалы. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1967. — Т. 5. Пушкин и русская культура. - С. 139-113.

64. Иллюстрированный энциклопедический словарь / Сост. А.П. Горкин. -М. Изд-во ЭКСМО; Большая Российская энциклопедия. 2003. - 1440 с.

65. Истомин К. Из жизни и творчества Достоевского в молодости // Творческий путь Достоевского. Л.: Книгоиздательство «Сеятель» С.В. Высоцкого, 1924.-С. 3-49.

66. Карпушкина Л.А. Образ A.C. Пушкина в русской литературе конца 19 -начала 20 века и проблемы литературной рецепции: Автореф. дис. . канд. фил. наук. -М., 2000. 16 с.

67. Касаткина Т.А. «Рыцарь бедный.»: пушкинские цитаты в романе Ф.М. Достоевского «Игрок» // Вестник Российского гуманитарного научного фонда.- 1999.-№ 1.-С. 301-307.

68. Касаткина Т.А. Пушкинская цитата в романах Достоевского // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М.: ИМ ЛИ «Наследие», 1999.- С. 328354.

69. Катайцева H.A. Архетип в «Пиковой даме» А. С. Пушкина // Поэтика художественного произведения: Сб. науч. трудов. Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2002. - С. 17-22.

70. Кийко Е.И. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Л: Наука, Ленингр. отд-ние. - Т. 4. - 1988. - С. 748-764.

71. Клейман Р. Сквозные мотивы творчества Достоевского. Кишинев: Штиинца, 1985.-201 с.

72. Князев В.А. Проблемы развития образа героя-индивидуалиста в творчестве A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского: Автореф. дис. . канд. фил. наук.-Горький, 1989. 18 с.

73. Ковсан М.Л. Об одной реминисценции в «Дядюшкином сне» // Достоевский: Материалы и исследования. СПб.: Наука, 1992. - Т. 10. - С. 139140.

74. Козицкая Е.А. Автоцитация и интертекстуальность (два стихотворения Б. Окуджавы) // Литературный текст: проблемы и методы исследования: Сб. науч. тр. Вып. 5: «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте. -Тверь, 1999.-С. 120-131.

75. Козицкая Е.А. Цитата в структуре поэтического текста: Автореф. дис. . д-ра. фил. наук. Тверь, 1998. -23 с.

76. Козицкая Е.А. Цитатная функция «ключевых слов» в поэтическом тексте // Художественный текст и культура. Тезисы докладов на международной конференции 23-25 сент. 1997 г. Владимир: ВГПУ, 1997. - 153 с.

77. Козицкая Е.А. Цитата, «чужое» слово, интертекст: материалы к библиографии // Литературный текст: проблемы и методы исследования: Сб. науч. тр. Вып. 5: «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте. -Тверь, 1999.-С. 177-218.

78. Комиссаренко С.С. Игра в карты // Комисаренко С.С. Культурные традиции русского общества. СПб.: Гуманитарный университет профсоюзов, 2003.-С. 88-106.

79. Кондратьев Б.С. Суздальцева Н.В. Пушкин и Достоевский: Миф. Сон. Традиция. Арзамас: Арзамасский гос. пед. ин-т им. А. П. Гайдара, 2002. -330 с.

80. Кормилов С.И. Чины пушкинских персонажей // Пушкин: Сб. научн. тр. -М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 106 - 115.

81. Крамарь О.Н. Семантика имени собственного в «чужом» литературном тексте (к постановке проблемы) // Семантика и прагматика языковых единиц: Сб. научн. тр. Душанбе, 1990.-С. 113-117.

82. Красухин Г.Г. Пушкин. Болдино. 1833. Новое прочтение: Медный всадник. Пиковая дама. Анжело. Осень. М.: Флинта, 1997. - 192 с.

83. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман (1967) // Вестник МГУ. Серия 9. Филология.- 1995.-№ 1.-С. 97-124.

84. Кроо К. «Творческое слово» Ф.М. Достоевского герой, текст, интертекст. - СПб.: Академический проект, 2005. - 288 с. («Современная западная русистика», т. 54).

85. Кузьмина H.A. Интертекст и интертекстуальность: к определению понятий // Текст как объект многоаспектного исследования. СПб., 1998. -Вып.З.-Ч. 1.-С. 27-35.

86. Кулагин A.B. «Пиковая дама» в творческом восприятии B.C. Высоцкого // Болдинские чтения / Под. ред. Н.М. Фортунатова. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1999.-С.103-115.

87. Купина H.A., Битенская Г.В. Сверхтекст и его разновидности // Человек -текст культура: Коллективная монография / Под ред. H.A. Купиной, Т.В.Матвеевой.-Екатеринбург.- 1994.- С. 214-233.

88. Лаптева Е.Р. Либретто М.И. Чайковского в контексте произведений русской литературы XIX в. // Поэтика художественного произведения: Сб. науч. трудов. Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2002. - С. 29-32.

89. Лейтон Лорен Г. Пушкин и масонство: контекст // Университетский пушкинский сборник. М.: Изд-во МГУ, 1999. - С.31-44.

90. Лобыцина М.В. Проблема «антигероя» в русской прозе 1830-х гг. (на примере «Пиковой дамы» А. С. Пушкина) // Начало. Сб. работ молодых ученых. АН СССР. Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. М.: Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького, 1990. - С. 108-117.

91. ЮО.Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. -Таллин: Александра.-Т.2.- 1992.-С. 389-415.

92. Лотман Ю.М. Динамическая модель семиотической системы // Статьи по семиотике культуры и искусства («Серия «Мир искусства») / Сост. Р.Г. Григорьева, пред. С. М. Даниэля. СПб.: Академический проект, 2002. -С. 38-57с.

93. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Лотман 10. М. Избранные статьи: В 3 т. -Таллин: Александра. Т.2. - 1992. - С. 148-160.

94. ЮЗ.Магазаник Э.Б. Эстафета имен и творческая преемственность в литературе (Переклички: Онегин Арбенин и Арбенин- Каренин) // Вопросы ономастики: Труды Самаркандского ун-та. - Самарканд, 1976. - Вып. 284.-С. 117-124.

95. Ю4.Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1981. С. 186.

96. Ю5.Малкольм Д. Достоевский после Бахтина. Исследование фантастического реализма Достоевского / Пер. с англ. A.B. Скидана. Серия «Современная западная русистика», Т. 18. СПб.: Академический проект, 1998. - 256 с.

97. Манн Ю.В. «Скульптурный миф». Пушкинская и гоголевская формула окаменения // Пушкинские чтения в Тарту. Тезисы докладов научной конференции 13-14 ноября 1987 г. Тартуский гос. ун-т. кафедра русской литературы. Тарту, 1987. - С. 18-21.

98. Ю7.Мароши В.В. Сюжет в сюжете (имя в тексте) // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжет и мотивы. Новосибирск: Ин-т филологии СО РАН, 1997.-С. 177-188.

99. Машкова JI.А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики: Автореф. дис. . д-ра. фил. наук. -М., 1989. -24 с.

100. Ю9.Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1999. - 392 с.

101. Ю.Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Учебное пособие. Новосибирск: НГПУ, 2003. - 170 с.

102. Ш.Меднис Н.Е. Тема безумия в произведениях второй болдинской осени. Поэма «Медный всадник» и повесть «Пиковая дама» // Пушкинский сборник / Сост. И. Лощилов, И. Сурат. М.: Три квадрата, 2005. - С. 300305.

103. Меднис Н.Е. Эхо Пушкина в русской литературе // Сибирская Пушкинистика сегодня: Сб. научн. статей. Новосибирск, 2000. - С. 273-288.

104. ПЗ.Мелетинский Е.М. Трансформация архетипов в русской классической литературе (Космос и Хаос, герой и антигерой) // Литературные архетипы и универсалии. -М., 2001.-С. 150-224.

105. Мережковский Д.С. Пушкин // Пушкин в русской философской критике. Конец XIX первая половина XX вв. - Москва: Книга, 1990. - С. 92-160.

106. Местергази Е.Г. «Дитя» у Пушкина и Достоевского: «Борис Годунов» и «Братья Карамазовы» // Вестник Российского гуманитарного научного фонда.-М., 1999.- N1.- С. 293-300.

107. Мифы народов мира. Энциклопедия / Гл. ред. С.А. Токарев: В 2 т. М.: Российская энциклопедия.-1997.-Т. 1. А-К. - 671 с.

108. Михновец Н.Г. «Кроткая»: литературный и музыкальный контекст // Достоевский: Материалы и исследования. Л.: Наука, 1996. Т. 13. - С. 143167.

109. Назиров Р.Г. Реминисценция и парафраза в «Преступлении и наказании» // Достоевский: Материалы и исследования. Т.2. - Л.: Наука, 1976. - С. 82-88.

110. Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул: Автореф. дис. . д-ра. фил. наук. Екатеринбург, 1995. -46 с.

111. Накамура К. Чувство жизни и смерти у Достоевского. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1997.-С. 132-133.

112. Новаковская A.B. Пушкинские реминисценции в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского // Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX в. Материалы регион, симпозиума. Вып. 2. - Омск: Изд-во ОмГП, 2000. - С. 88-93.

113. Парпулова-Гриббл JI. Таинственная власть злой старухи тема и вариации в русском фольклоре и в литературе XIX века // Кунсткамера. Этнографические тетради. РАН Муз. антроп. и этногр. им. Петра Великого. Вып. 8-9. - СПб.: АН СССР, 1995. - С. 265-274.

114. Петрунина H.H. Две «Петербургские повести» Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. - Т. 10. - С. 147-167.

115. Петрунина H.H. Проза Пушкина (Пути эволюции). М.: Наука, 1989. -270 с.

116. Печерская Т.И. Литературные старухи Даниила Хармса: (Повесть «Старуха») // Дискурс. Новосибирск, 1997. - N 3-4. - С. 65-70.

117. Пис Р. «Кроткая» Достоевского: ряд воспоминаний, ведущих к правде // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 14. СПб.: Наука,1997. - С. 187- 194.

118. Поддубная Р.Н. Герой и его литературное развитие (Отражение «Выстрела» в творчестве Достоевского) // Достоевский: Материалы и исследования. Т.З. - 1978. - С. 54-67.

119. Ш.Пожиганова Л.П. Пушкинский интертекст в пьесе М.А. Булгакова «Бег» // К Пушкину сквозь время и пространство / Отв. ред. Н. В. Бардыкова. -Белгород: Изд-во Белгородского гос. ун-та, 2000 С. 66-68.

120. Полоцкая Э.А. Литературные мотивы в рассказе Достоевского «Кроткая» // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 11. 1994. - С. 259-267.

121. Полянская М., Полянский И. Классическое вино: Филологические экзерсисы. СПб.: АО «Арсис», 1994. - 70 с.

122. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой: Пер. с англ. Изд. 4-е стереотипное. М.: Едиториал УРСС, 2003. - 312 с. (Серия «Синергетика: от прошлого к будущему»),

123. Прохорова Т.Г. Дискурсивные стратегии материнства и детскости в рассказах Л.Петрушевской // Русская и сопоставительная филология 2005.-Казань: Казан, гос. ун-т, 2005- С. 226-229.

124. Рак В.Д. Комментарии: Ф. М. Достоевский. Маленький герой // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Л: Наука, ленингр. отд-ние. -Т. 2. - 1988. - С.576-579.

125. Рассовская Л.П. Историзм и поэтика фольклора в повести Пушкина «Пиковая дама» // Содержательность форм в художественной литературе. Проблемы поэтики. Межвуз. сб. научн. ст. Самара, 1991. - С. 15-34.

126. Ронен О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и комментарий // Новое литературное обозрение 2000. - № 42. -£255-263.

127. Рукавицын А.П. A.C. Пушкин в творческом сознании Ф.М. Достоевского //Третьи международные Измайловские чтения, посвященные 170-летиюприезда в Оренбург A.C. Пушкина, 9-10 окт. 2003 г. Оренбург, 2003. -Ч. 1,- С. 73-79.

128. Савкина И. Провинциалки русской литературы (женская проза 30-40-х годов XIX века). Wilhelmshorst: Verlag F. К. Gopfert, 1998 - 223 с.

129. Сараскина JI. Возлюбленная Достоевского. Аполлинария Суслова: биография в документах, письмах, материалах. М.: Согласие, 1994. - 456 с.

130. Селезнев Ю. Проза Пушкина и развитие русской литературы (к поэтике сюжета) // В мире Пушкина. Сб. статей / Сост. С. Машинский. М.: Советский писатель, 1974. - С. 413-446.

131. Семенов Е.И., Коломина H.H. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Белые ночи // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. — Л: Наука, JTe-нингр. отд-ние. Т. 2. - 1988. - С. 558-56?.

132. Сидяков Л.С. О «Пиковой даме» // Художественная проза A.C. Пушкина.- Рига: Ред.-изд. отдел ЛГУ им. Петра Стучки, 1973. 213 с.

133. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. Новосибирск: Издательство ИДМИ, 1999. - 104 с.

134. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1963.- 527 с.

135. Смесь // Сын Отечества. 1851. - Ч. 1 (Янв.). - С. 130.

136. Снигирева Т.А. «Толстый» журнал в России как текст и сверхтекст / Т.А. Снигирева, A.B. Подчиненов // Известия Уральского государственного университета. 1999. -№ 13. - С. 5-13.

137. Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1980.- 1600 с.

138. Соловьева И. Крестьянские сироты XIX века // Нескучный сад. 2002. -№ 3. - С. 10-12.

139. Солодуб Ю.П. Интертекстуальность как лингвистическая проблема // Филологические науки. 2000. - № 2. - С. 51-57.

140. Спиридонова И.А. Мотив сиротства в «Чевенгуре» А.Платонова в свете христианской традиции // Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Вып. 2. -Петрозаводск, 1998. С. 514-537.

141. Степанов Ю.С. «Интертекст», «интернет», «интерсубъект» (к основаниям сравнительной концептологии) // Изв. АН. Серия литературы и языка. -2001.-Т. 60. № 1.-С. 3-11.

142. Тамарченко Н.Д. «Вещий сон» и художественная реальность у Пушкина и Достоевского («Капитанская дочка» и «Бесы») // Сибирская Пушкинистика сегодня: Сб. научн. статей. Новосибирск, 2000. - С. 329-341.

143. Тамарченко Н.Д. «Пиковая дама» Пушкина и «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского (о преемственности нравственно-философской проблематики и жанровой традиции): Автореф. дис. . канд. фил. наук. -Л.: 1972.-22 с.

144. Тевс О.В. Семиотический аспект моделирования природы и социума в художественном мире В. М. Шукшина: : Автореф. дис. . канд. фил. наук. Барнаул, 1999. - 20 с.

145. Толковый словарь русского языка. / Под ред. Д.Н. Ушакова: В 4 т. М.: Государственное изд-во иностранных и национальных словарей, 1935 — 1940.-4 т.

146. Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. Л.: Советский писатель, 1960. -495 с.

147. Топорков А.Л. Пиковая дама в детском фольклоре: От вызываний Пиковой дамы до семейных рассказов / Сост. А.Ф. Белоусов. М.: Ладомир, ООО «Изд-воАСТ-ЛТД», 1998. - 744 с.

148. Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения: К двухсотлетию со дня выхода в свет. М.: Российский государственный гуманитарный ун-т, 1995.-511 с.

149. Топоров В.Н. «Господин Прохарчин»: попытка истолкования // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтиче-ского. М., Прогресс, 1995. С. 112-192.

150. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. - С. 259-367.

151. Топоров В.Н. Поэтика Достоевского и архаичные схемы мифопоэтического мышления («Преступление и наказание») // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск: Изд-во Мордовского гос. ун-т им. Огарева, 1973.-С. 91-109.

152. Тороп П.Х. Проблема интекста // Труды по знаковым системам: Текст в тексте (Уч. зап. Тартуского ун-та по знаковым системам). Тарту, 1981. -Вып. XIV (567). - С. 33-44.

153. Туниманов В.А. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Ряд статей о русской литературе. I. Введение // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. -Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 11. - 1993. - С. 393-423.

154. Турышева О.Н. «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина и творчество Ф.М. Достоевского: проблемы взаимоотражения: Автореф. дис. . канд. фил. наук.-Екатеринбург, 1998. -24 с.

155. Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Художественная литература. - Т.2. - 1990. - 1246 с.

156. Фатеева H.A. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе // Изв. АН. Серия литературы и языка. 1997. - Т. 56. - № 5. - С. 80.

157. Фатеева H.A. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи // Известия Российской АН. Изв. Ан. Сер. литература и язык. 1998. - Т. 57. - № 5. - С. 25-38.

158. Фаустов A.JI. Авторское поведение Пушкина. Очерки. Воронеж, 2000. -322 с.

159. Фортунатова В.А. Упорядоченная иррациональность в пушкинской прозе // Болдинские чтения / Гос. лит.-мемор. и прир. музей-заповедник A.C. Пушкина «Болдино». Саранск: Красный Октябрь, 2002. - С. 50-60.

160. Фридкин В. Вояж «Пиковой дамы» // Наука и жизнь. 1984. - № 7. -С. 70-74.

161. Фридлендер Г.М. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Елка и свадьба // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. JI: Наука, Ленингр. отд-ние.-Т. 2.- 1988.-С. 557-558.

162. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. - 240 с.

163. Чавчанидзе Д.Л. Силуэт Германии на страницах Пушкина // Университетский пушкинский сборник. М.: Изд-во МГУ, 1999. - С. 426.

164. Червеняк А. Фантастическая трилогия Достоевского // Меценат и мир. -2006.-№29-32.-С. 105-109.

165. Черейский JI.A. Современники Пушкина: Документальные очерки. Л.: Наука, 1981.-270 с.

166. Шапинская Е.Н., Кагарлицкая С.Я. Пьер Бурдье: художественный вкус и культурный капитал // Массовая культура и массовое искусство. «За» и «против». — М.: Изд-во «Гуманитарий» Академии гуманитарных исследований, 2003. С. 431 — 453.

167. Шатин Ю.В. «Пушкинский текст» как объект культурной коммуникации // Сибирская Пушкинистика сегодня: Сб. научн. статей. Новосибирск, 2000.-С. 231-238.

168. Шатин Ю.В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. Под ред. Е.К. Ромодановской, Ю.В. Шатина. -Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1994. С. 5-16.

169. Шатин Ю.В. Муж, жена и любовник: семантическое древо сюжета // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции / Под ред. Е.К.Ромодановской. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1998. - Вып.2. - С.58-59.

170. Шахлиевич А. Еврейка дочь кардинала // Порто-франко (Одесса). -1999. - 24 сентября (№39). - С. 10.

171. Швецова Т.В. О связях творчества Ф.М. Достоевского и А.С. Пушкина в интерпретации Г. Кокса // Res philological. «Пушкин наше все»: Уч. зап. /Отв. ред. Э.Я. Фесенко. Архангельск: Изд-во Поморского госуниверситета, 1999. -С. 141-144.

172. Шкловский В.Б. Избранное: В 2 т. М.: Художественная литература. -Т.1.- 1983.-С. 467.

173. Шлейермахер Ф. Герменевтика // Общественная мысль: исследования и публикации. Выпуск 4. М.: Наука, 1993. - С. 224-235.

174. Шмид В. Немцы в прозе Пушкина // Болдинские чтения / Под. ред. Н.М. Фортунатова. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1999. - С. 103-115.

175. Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998.-352 с.

176. Эйхенбаум Б.М. О прозе. Сборник статей. Д.: Художественная литература, 1969.-501 с.

177. Эко У. Два типа интерпретации // Новое литературное обозрение. 1996. -№21.-С.10-21.

178. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / Пер. с итал. В.Г. Резник и А.Г. Погоняйло. СПб.: Симпозиум, 2004. - 544 с.

179. Элиаде М. Мефистофель и андрогин. СПб.: Алетейя, 1998.-374 с.

180. Якобсон P.O. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон P.O. Работы по поэтике. М.: Прогресс 1987. - 461 с.

181. Ямпольский М.Б. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М.: РИК «Культура», 1993. - 464 с.

182. Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. - № 12. - С. 34-84.

183. Rorty R. Idealism and textualism // Rorty R. Consequences of pragmatism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982.

184. Cox G. Tyrant and victim in Dostoevsky. Slavica Publishers, Inc. Columbus, Ohio, 1984.- 119p.1. Источники

185. Акунин Б. Трагедия. Комедия. М.: Олма-пресс, 2002. - 192 с.

186. Бальзак О. Собрание сочинений: В 24 т. М.: Правда, 1959-1960. - 24 т. (Б-ка «Огонек»)

187. Герцен А.И. Эстетика. Критика. Проблемы культуры / Сост., вступ. ст. и коммент. В.К. Кантора-М.: Искусство, 1987 С. 150-163.

188. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Д.: Наука, Ле-нингр. отд-ние. - 1978.-Т. 18.-371 с.

189. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Д.: Наука, Ле-нингр. отд-ние. - 1982.-Т. 24.-518с.

190. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, Ле-нингр. отд-ние. - Т. 30, кн. 1. - 1983.-455 с.

191. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Л: Наука, Ленингр. отд-ние, 1988—1996.- 15 т.

192. Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2 т. Л.: Художественная литература. - Т. 1. - 1964. - 786 с.

193. Монтескье Ш.Л. Персидские письма. Размышления о причинах величии и падения римлян /Пер с фр.; вступ. ст. и коммент. Н. Саркитова. М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2002. - 512 с.

194. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В Ют. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом); Текст проверен и примеч. сост. Б. В. Томашевским. -4-е изд. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1977 -1979. - Т. 1-10.

195. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 17 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР.-Т. 11.- 1949.-540 с.

196. Улицкая Л.Е. Веселые похороны: повесть и рассказы. М.: Вагриус, 1999.-446 с.