автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика сна в творчестве А.С. Пушкина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика сна в творчестве А.С. Пушкина"

На правах рукописи

ЕРШЕНКО Юлия Олеговна

ПОЭТИКА СНА В ТВОРЧЕСТВЕ А.С. ПУШКИНА

Специальность 10.01.01. русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2006

ХООЪ Д •7384

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Московского городского педагогического университета

Научный руководитель

Доктор филологических наук, профессор Джанумов Сейран Акопович

Официальные оппоненты

Доктор филологических наук, профессор Овчинникова Любовь Владимировна Кандидат филологических наук, доцент Алпатова Татьяна Александровна

Ведущая организация

Чувашский государственный педагогический университет имени И.Я. Яковлева

Защита состоится « /7 » _2006 г. в часов на заседа-

нии диссертационного совета Д.212.136.01. в Московском государственном открытом педагогическом университете им. М.А. Шолохова по адресу: 109240, Москва, ул. Верхняя Радищевская, 16/18.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного открытого педагогичского университета им. М.А. Шолохова.

Автореферат разослан «. » _2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

Л.Г. Чапаева

РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ| БИБЛИОТЕКА |

ляда;

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество A.C. Пушкина вот уже более двухсот лет приковывает пристальное внимание критиков и лингвистов, литературоведов и философов. Такой не убывающий на протяжении долгих лет интерес к творчеству поэта определяется как глубиной и масштабом затрагиваемых проблем, так и оригинальностью поэтического языка и особой философичностью мышления. Художественное понятие сновидности Пушкин в огромной степени наследует из русского фольклора. Мотив сна входит в пушкинский поэтический мир из русской дворянской культуры XVIII столетия - одного из важнейших источников формирования Пушкина как писателя.

В последние десятилетия в литературоведении возрос интерес к мотивно-му анализу, так как на примере отдельного мотива как мельчайшего смыслового элемента текста возможно выявление особенностей не только конкретного текста, но и всего творчества одного автора или определенного периода. Особый интерес представляет анализ тех мотивов, которые наиболее актуальны в каждую конкретную эпоху, несут наибольшую смысловую нагрузку. Мотив сна является одним из самых распространенных и устойчивых во всей мировой литературе, но в особенности в те периоды ее развития, которые характеризуются повышенным интересом к мистицизму, устремленностью к идеалу, находящемуся за пределами земной реальности, что свойственно прежде всего романтическому типу мышления.

Нас интересует не только сон - лирический мотив, но и особенности функционирования снов в произведениях разных жанров. Актуальность мотива сна как для русского, так и для западноевропейского романтизма может быть объяснена многими характерными особенностями романтического мироощущения: свойственными ему религиозностью и интуитивизмом, антирационалистическим пафосом, склонностью к мистицизму, мировоззренческим дуализмом, представлением о бессознательной природе творчества.

Теоретической предпосылкой нашего исследования послужило наличие в литературоведении целого ряда определений понятия «мотив», основным признаком которого, по мнению большинства исследователей [1], являются его повторяемость в ряде произведений, простота и неразложимость, а также - вариативность в зависимости от контекста. Многие исследователи обращают внимание на важность учета контекста при изучении мотива, на наличие «ядра» (ключевого слова) в основе мотива и соотношение мотива и сюжета.

Объектом исследования в предлагаемой работе стал один из самых распространенных мотивов русской литературы - мотив сна, и выбор этот далеко не случаен. Как отмечает В. П. Руднев, «мотив сна - один из самых устойчивых в мировой литературе» [2], а по мнению А. М. Ремизова,»... редкое произведение русской литературы обходится без сна» [3].

Диссертация посвящена роли и месту мотива сна в творчестве A.C. Пушкина. Под сном понимается сон не столько как психофизическое явление, но как элемент художественного произведения. Подразумеваются также случаи, когда сон не удостоверен как факт, но является фактором сознания героя, «вещие» сны героев, в которых открывается сущность происходящего с ними.

Актуальность исследования обусловлена возросшим интересом в современном литературоведении к поэтике сновидений. Наряду с этим проблемы сновидческого текста остаются одними из наименее изученных. Обобщающих исследований, посвященных сновидениям в творчестве A.C. Пушкина, нет, хотя почти ни одна работа о пушкинском творчестве не обходится без упоминания о них или их фрагментарного анализа. В связи с этим представляется необходимым целостный анализ семантики и структуры литературных сновидений Пушкина, выявление их статуса в художественном мире автора.

Научная новизна диссертации заключается в определении роли феномена сна в творчестве А. С. Пушкина, в комплексном анализе мотива сна. Кроме того, в исследовании определяется специфика функционирования формы сна в произведениях разных жанров.

Это диктует цель и задачи настоящей работы.

Целью исследования является изучение сновидений в контексте многообразных связей творчества А. С. Пушкина с фольклором, христианством, философией, предшествующей литературой; выявление художественных особенностей сновидческого текста А. С. Пушкина.

Задачи исследования: 1) изучить историографию проблемы в культурологическом аспекте; 2) определить функции и место мотива сна в поэтике А. С. Пушкина; 3) показать, какое значение имеет сон для характеристики персонажей, их внутреннего состояния в произведениях Пушкина, соотнеся их с композицией пушкинских произведений; 4) сопоставить сущность и формы воплощения сна у Пушкина, у его предшественников и (установить индивидуальные особенности и общее начало в структуре этих произведений, рассмотреть точки соприкосновения).

МетодологическойосновойдиссертацииявилисьработыМ. О.Гершензона, Н. Я. Берковского, С. Г. Бочарова, В. Э. Вацуро, В. Н. Касаткиной, Ю. М. Лотмана, Н. Д. Томарченко, Т. В. Цивьян и др.

Метод исследования: сравнительно-типологический

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что результаты ее могут найти применение при исследовании ряда проблем: дальнейшего изучения сновидческой структуры отдельных произведений автора, изучении сновидческого текста русской и мировой литературы.

Научно-практическая значимость работы мыслится в использовании ее положений при дальнейшем изучении художественной функции снов в русской литературе и состоит в возможности использования материалов и результатов исследования в практике преподавания в вузе при чтении курса лекций по русской литературе XIX века, проведении практических занятий, спецкурсов и спецсеминаров, при разработке методических пособий.

Материалом для исследования послужила, наряду с поэтическими и прозаическими произведениями А. С. Пушкина, поэзия русских романтиков, а также

фольклорные произведения. При необходимости для сопоставлений, обобщений и выводов привлекались соответствующие памятники зарубежных литератур.

Проблематика работы диктует ее структуру.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы, составляющего 282 наименования.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении очерчивается круг проблем, рассматриваемых в диссертации, определяются цель и задачи исследования, обосновывается актуальность избранной темы, теоретическая и практическая значимость диссертации. Дается краткий обзор имеющейся литературы по данной теме.

И в религиозной и философской традициях сон воспринимается чаще всего как «посредник» между реальной жизнью и миром иным. Посредством сна возможно проникновение в глубины человеческой психики, в тайны души. Во сне дается предупреждение, предсказание, сон продлевает удовольствие, вселяет надежду, дает свободу. Проникнуть в тайну сновидений можно лишь зная код к этому сновидному шифру, обладая разгадкой его образных аллегорий. Трудность же такой разгадки состоит в том, что во сне «дух» изъясняется исключительно посредством образов, и толкователь всякого, в том числе и литературного, сна должен перевести содержание этого сна на язык абстрактных понятий.

В течение XIX века сновидение превратилось в метод характеристики персонажей и художественной реальности. Сны способствовали передаче глубоко личной информации о подсознательных процессах и об иррациональной стороне характеров созданных автором персонажей.

В первой главе - «Мифопоэтика сна, бытование и соотношение понятий «жизнь», «сон», «смерть» - в центре внимания находятся основные, наиболее важные, на наш взгляд, этапы развития мотива сна в мировой литературе, выявляются основные значения мотива, накопленные ранее, с тем, чтобы в дальнейшем проследить за их вхождением в русскую литературу и трансформацию в ней.

Изучая сновидения, исследователи неизменно обращаются к истокам - к архаичным культурам (мифологии, фольклору), в которых сновидению отводится роль посредника между миром людей и духами предков, тотемами, а также хранителя мифологии племени.

Сновидения являются неотъемлемой частью мифов, в том числе и религиозных. Имея, на наш взгляд, единую основу (отражают глубинные процессы, происходящие в психике человека; универсальность, архетипичность, необходимость толкования, организация пространства согласно законам обратной перспективы), сновидение, однако, более субъективно, нежели миф.

В христианских духовных текстах содержится большое количество сновидений, сопровождаемых толкованием. Это пророческие видения, ниспосланные человеку свыше. Посредством них Бог разговаривает с обычными смертными.

В Библейском тексте со сном часто сопоставляется нечто временное, преходящее, не соответствующее Божьей воле: «Как сновидение по пробуждении, так Ты, Господи, пробудив, их уничтожишь мечты их» (Псалом 72: 20). Здесь проступает и более общий смысл сопоставления: «земная жизнь - сон, Божий суд -пробуждение». Отсюда и особое значение мотивов пробуждения и бодрствования. Бодрствование - готовность предстать перед Богом в любой момент жизни: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет» (Матфей 24:42). Бодрствовать - быть с Иисусом, иметь бодрствующий дух.

На рубеже XVIII -XIX вв. и философы и поэты начали изучать помимо сознания эмоции и импульсы, интуитивные ощущения, воображение, память, фантазии и сны. Возродившийся интерес к сверхъестественному способствовал пробуждению интереса к снам и воображению. Сон выступает и как утешение, как наказание и как смерть.

Видения героев часто сопровождаются соответствующим пейзажем: преимущественно ночным, ибо ночь - время меланхолических раздумий, размышлений о жизни и смерти. Во сне героям являются «друзья отошедшие», «ночные духи», предвещающие смерть; нередки также ночные видения воз-

любленных. Постоянными атрибутами подобных явлений становятся туман, окружающий их, бледность, слезы. Смерть так или иначе оказывается связанной со сном, так как именно во сне являются умершие живым; бывает даже трудно определить границы жизни и смерти. Постепенно намечается мотив сна - творческого сновидения; сон - это не столько смерть, сколько пробуждение души к неким высшим ценностям. Сны и предчувствия связаны с творчеством, которое доступно лишь избранным, жизнь которых состоит из «сновидений и предчувствий» [4]. Ночь - это время воспоминаний. Отсюда и сон-воспоминание - одна из любимых метафор русского романтизма.

Сон часто выступает как наваждение, обман, причиной которого может стать колдовство и волшебные чары. Но сон может превратиться в наваждение в результате внутреннего самообмана.

В результате развития этой стороны романтической мифологии сна появляется ряд метафор, сополагающих сон и «поэзию», «фантазию» и «вдохновение». Но с жизнью-мечтой непосредственно связано завершение романтического мотива сна - это пробуждение, открывающее контраст идеального мира и реальности.

Вторая глава - «Мотив сна в русской романтической литературе конца XVIII - нач. XIX веков» - посвящена поэтике романтической гипнологии, где сны становятся отдельными эпизодами сюжетов, темами, мотивами, выступают элементами жанровой структуры: например, в балладах, в поэмах, в романтических мистериях, формируя в романтической поэзии на основе «снов» богатую метафорическую образность.

Ощущение бренности и непрочности земного существования проявляется в творчестве Г. Р. Державина в сопоставлении жизни и жизненных явлений со «сном», «сновидением», «мечтой»: «Сон» и «мечта» в представлении Державина - понятия одного порядка (сон может не сниться, а «мечтаться», «являть мечты»).

В лирике Н. М. Карамзина присутствуют две наиболее значимые линии развития мотива сна - метафорическое сопоставление с ним мотива смерти

(за сном-смертью следует пробуждение для иной, высшей реальности) и -мотива жизни, различных жизненных явлений. Также для Карамзина характерно уподобление сну самой жизни. Карамзин использовал сон для того, чтобы показать роль субъективного состояния сознания своего героя.

В. А. Жуковский, сравнивая поэзию со снами, не отождествлял их полностью, но лишь указывал на их единый источник - жизнь романтической души, раскрывал идеальную природу фантазии. Сама же жизнь души воспринималась Жуковским как сложное сочетание идеального и реального.

Одна из поэтических форм воплощения идеи о бессмертии души в творчестве Жуковского - метафора «смерть-сон». Утверждая бессмертие души, царство небесное, Жуковский настойчиво вводит в свою лирику мотив желания смерти. Поэт и его лирический герой ставят выше реальности мечту, воспоминание, грезу, сон. «Мечта» символизирует иной мир, прекрасный и недоступный.

Важной особенностью лирики Жуковского является трактовка «смерти как блага, поскольку она открывала путь к беспечальному миру в противоположность земным страданиям» [5] В жанре романсов и песен «сон» впервые становится у Жуковского сюжетообразующим элементом, посредством которого в лирический сюжет вводятся фантастические картины. В посланиях же более значительное место занимают сопоставления сна и жизни.

Концепцию поэзии как особого идеального мира - более совершенного и гармоничного, чем земной, - подхватывает и К. Н. Батюшков, используя мечту в качестве инструмента построения этого мира. В его творчестве она соотносится со сном. Это не второй идеальный мир, а тот же земной, но «очищенный» от скверны повседневной жизни, поэтому он выступает в форме эстетического идеала, идеала гармонии и прекрасного.

Для лирики Батюшкова характерны сны - видения прошлого, особенно -видения былых битв, могил воинов в окружении северной природы. Отсюда -мотив воспоминаний; воспоминание как скорбь об утрате и о невозможности вернуть прошлое, которое столь резко отличается от настоящего. В некоторых

стихотворениях Батюшкова уже наблюдается некоторое взаимодействие различных значений мотива сна внутри одного текста.

В «Моих пенатах» Батюшков постепенно переходит от мотива наслаждения перед лицом смерти к мотиву не просто спокойной, счастливой, но радостной смерти.

В сатирах и дружеских посланиях Батюшкова смертный сон - продолжение земных наслаждений - оказывается благом. В жанре элегий сон становится синонимом мечтания, одним из основных атрибутов подлинного поэта. В эле-

• гиях Батюшкова можно встретить и традиционные метафоры «сон-смерть».

По мере нарастания в душе и творчестве Батюшкова мрачных, пессимистических настроений, меняется и его взгляд на «сон». В элегиях раннего периода (до 1812 года) «сон» - одна из радостей жизни, физическое явление; позднее со сном начинают соотноситься как былые радости жизни, так и неясные ценности иного мира.

Следует отметить, что у Батюшкова намечена особая лирическая ситуация, которая выступает своеобразным завершением мотива сна, - это пробуждение, открывающее контраст идеального мира и реальности («На смерть Лауры. Из Петрарки» (1810), «Вечер. Подражание Петрарке» (1810), «Пробуждение» (1815)). Пушкин в стихотворении «Морфео» (1816) также использует вариации «пробуждения»;

* ироническая игра с мифом о боге сна создает поэтическую мифологему, в которой разыгрывается любовное томление героя, ищущего покровительства Морфея.

В лирике Жуковского «сон» как «творчество» - это всегда размышление о тайнах бытия, стремление проникнуть взором за грань реальности; и проистекает вдохновение отнюдь не из праздности и лености, эти «сны» Жуковского произвольны. Идеал Жуковского сориентирован не нереализуемость идеала, у Батюшкова - на земную жизнь [6], что имеет некоторое сходство с поэзией Державина.

В третьей главе - «Мотив сна в лирике A.C. Пушкина» - исследуется специфика мотива сна в поэзии Пушкина, говорится о включении «сна» в мифо-

логические античные сюжеты, персонификации в образе бога сновидений Морфея, сопоставлении со смертью. Диссертантом делается акцент на том, что несмотря на обилие уподоблений сна смерти, эти мотивы у Пушкина практически лишены мрачной, трагической окраски; напротив. Пушкинская лирика пронизана утверждением ценностей реальной земной жизни. «Сон» в поэтической системе Пушкина оказывается символом, сигнализирующим о смене разных миров. Античная, легкая традиция, идущая от Батюшкова, находит достойное завершение в лицейской лирике Пушкина, где сон выступает или как метафора определенного стиля жизни, полной наслаждений и неги, или как обозначение физического наслаждения - но в любом случае он маркирован положительно. Кроме того, истинный поэт способен творить только в состоянии покоя, сна, лености.

Все возможные значения мотива сна при сопоставлении с состояниями творческого забвения образуют своеобразную иерархию: отрицательно маркированный сон-скука при слушании плохих стихов; сон-леность, благотворная для поэта, сон-мечтанье, сон-вдохновенье - разрыв оков времени и пространства, преодоление земных законов силой творчества. Таким образом, мотив сна приобретает неисчерпаемый смысл: он оказывается способным выразить универсальные категории, к которым приближается поэт. Мир за пределами земной реальности, мир фантазии, творчества, смерти и новой жизни - такова потенциальная семантика мотива, отдельные грани которого раскрываются в пушкинских текстах. И каждая реализация мотива в тексте ведет за собой ассоциативные цепочки значений, накопленных и аккумулированных этой мельчайшей семантической единицей в процессе ее развития.

Называя всякое беспричинное и иррациональное порождение духа «сном», Пушкин на первое место как по яркости и силе, так и по абсолютной необусловленности возникновения душевных переживаний ставит, конечно, образы фантазии. Мир воображения выступает здесь как продолжение мира действительного, но по своей природе он иной. Процесс творчества начинается

с забвения мира, воображение создает мир, подобный миру сна. Образ «сна» часто сопровождает у Пушкина тему творчества, тему вдохновения, выражает особое состояние души. Душа и ум героя обретают во сне способность к постижению того, что недоступно бодрствующему сознанию. Состояние творчества - это состояние сновидения. Единство сновидения и искусства основано на тождественности эстетического переживания, у них единая основа - собы-, тийная (погружение в символическую, условную реальность).

Сон обладает различными функциями, например, по аналогии с «зерка-> лом» он выступает в текстомоделирующей функции, порождая зеркальную

симметрию, принцип повтора и отражения, вводит иную семиотическую систему и тем самым позволяет интерпретировать сюжет на более высоком уровне смыслообразования. Сон непосредственно связан с воспоминаниями, памятью. Сны часто выступают в роли предупреждений. Композиционно такие сны в пушкинских текстах являются кульминационными точками. Сон - это как бы испытание героя на способность понять намек сна и изменить судьбу; т.е. судьба дает некий шанс герою. Алеко видит во сне, как он убивает Земфиру. Перед Григорием Отрепьевым предстает символическая картина его собственной страшной гибели. Марья Гавриловна в «Метели» видит своего жениха Владимира распростертым на траве и умирающим. Петр Гринев узна-* ет в Пугачеве страшного мужика, лежащего на постели вместо больного отца.

Но герои Пушкина не умеют разгадать предупреждения судьбы, из открыв' шихся им знаний они не делают никаких выводов.

При сопоставлении сна и смерти, сна и жизни, сна и любви Пушкин не столько использует сложившиеся традиционные формулы, сколько преодолевает их, образуя новые сновидные смыслы. Это и ироническое обыгрывание формул, идущих еще от античности, и трансформация мотива мечты, направленной не к идеалу, а на достижение счастья в земной жизни и т.д. Кроме того, для лирики Пушкина характерны тончайшие оттенки, которые придают знакомому мотиву новые звучания.

Большой интерес представляют в лирике Пушкина уподобления сну особых состояний души поэта, предшествующих и сопутствующих творчеству (лени, мечтаний), а также собственно процесса творчества (вдохновения). И то, что в лирике Державина, Жуковского, Батюшкова было лишь отдельными прорывами, эпизодами, у Пушкина складывается в целостную органичную систему. При этом нам трудно согласиться с утверждением М. О. Гершензона [7] о том, что лишь «сон» был для Пушкина правдой и счастьем. Поэт творит, отрешившись от суетности земного бытия, но тем не менее в своих произведениях он утверждает свободу, личное счастье, безоговорочное приятие жизни во всех ее проявлениях, в земном ее обличье. Пушкин»... духовное созерцает sub specie телесного, чувственного, внешнего», - отмечает П.М. Бицилли [7]. В этом и заключается, на наш взгляд, особенность именно пушкинского мировосприятия, пушкинской интерпретации мотива сна: в творчестве Пушкина синтезируются и преодолеваются существовавшие ранее формулы, и на основе привычных сравнений и метафор возникают новые смыслы.

В четвертой главе - «Мотив провиденциального сна в творчестве A.C. Пушкина», состоящей из двух частей: Сон-предзнаменование и Сны-гадания на суженого («Евгений Онегин», «Метель», «Жених»), говорится о традиционности мотива сна для русской романтической прозы пушкинского времени. Сон становится чрезвычайно важным сюжетообразую-щим мотивом, помогает узнать будущее, разъяснить таинственные черты настоящего, сообразовать обстоятельства своей жизни с волею высших сил. Наличие или отсутствие снов в тексте, способ их изображения, введения в повествование (от лица повествователя или самого героя-сновидца), их внутренняя структура, а также связи, возникающие между несколькими снами, которые изображены в одном произведении, - все это является непосредственной характеристикой художественной реальности, созданной автором. Характер границ сна и реальности тесно связан с особенностями художественного мира. Наличие снов с четко обозначенными грани-

цами свидетельствует о невозможности смешения в этой художественной системе реального и ирреального миров. Сны же другого типа, напротив, указывают на возможность их взаимодействия, частичное смешение сновидений с действительностью, окружающей героев.

Можно говорить о пророческом смысле «страшного сна» Алеко («Цыганы». 1824), предположив, что он видит во сне будущее. О том, что во сне Алеко видит совершенное им убийство, свидетельствует и его «скрежет ярый», напоминающий «свирепый смех», о котором он говорит старому цыгану, рисуя воображаемое убийство беззащитного врага.

Слова Земфиры, обращенные к Алеко с просьбой не верить «лукавым сновидениям» (в вариантах поэмы было сказано: «Не верь зловещим сновиденьям» [9]), подчеркивают, что сон Алеко предсказывает и предвосхищает будущие события, на минуту Алеко кажется, что он не верит снам, однако, накануне убийства сон повторяется.

Вещий сон является одним из компонентов исторической драмы. И сон Григория Отрепьева («Борис Годунов». 1825) не случаен: Пушкин дважды указывает на то, что он снится герою уже в третий раз: «Все тот же сон! Возможно ль? В третий раз!/Проклятый сон!..». (VII, С. 18.) Сон этот, поистине вещий. Он является емким и выразительным образным предсказанием будущей судьбы Самозванца. Свой сон Григорий называет «бесовским мечтаньем», тут же отмечая его троекратную повторяемость - традиционный признак таинственности, необычности. Он спрашивает Пимена: «Не чудно ли?» Чудесный сон - знак избранности, предсказание необыкновенной судьбы. Предчувствуя свое быстрое возвышение, Григорий знает безотчетным знанием, что по достижении вершины «он будет чувствовать себя узурпатором» [10]. Отрепьев заранее слышит смех толпы и предчувствует свой стыд и испуг.

Пророческий сон в «Капитанской дочке» (1836) воспринимается героем задним числом, лишь при «соображении» с ним последующих страшных обстоятельств его жизни. Сон Гринева не занимает центрального положения

в романе. Ни герой, ни читатель не ведают о грядущем; сама природа - разбушевавшаяся метель - пророчествует беду. Тема бурана и тема сна слиты Пушкиным воедино; мы не можем определить, где кончается явь и начинается греза: «Мне казалось, буран еще свирепствовал, и мы еще блуждали по снежной пустыне... Вдруг увидел я ворота и въехал на барский двор нашей усадьбы». (VIII, 289.) Граница сна и яви размыта. Сон как бы мотивирован психологически: «Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония (VIII, 289.), и поставлен в ряд с предшествующими событиями. <

Во второй части сна важнейшим его элементом является тема кровавого «многолюдия», которая впервые встречается у Пушкина в «Песнях западных славян», где «чудное» видение короля - это пророческий сон, предчувствие «беды неминучей».

В сне важен также мотив возвращения домой, который уже был использован Пушкиным в «Гробовщике» (1830). Это широко распространенный фольклорный мотив сказочного происхождения.

Традиционно мотив сна использовался для придания правдоподобия повествованию, однако, для реалиста Пушкина сон не только не уничтожает общего чудесного колорита предсказания, но напротив, усиливает его. Лирически напряженное состояние человека, которому во сне дано предвидеть будущее, '

не уходит вместе с пробуждением, сон преследует его, трагические предчувствия одинаково полноправны как в ирреальном, так и в реальном мире. У Пушкина мотив сна никогда не занимает все произведение, материальный мир не менее значителен - но значителен именно благодаря своей переплетенности со страшной, пророческой фантастикой сна. Переплетение сцен в дороге и на постоялом дворе становится причиной не разоблачения сна, а напротив, соединением сна и яви, почти такого же лиричного, как романтической «поэзии сновидений».

Сон героини в «Евгении Онегине» прежде всего мотивируется психологически, характеризуя также и другую сторону сознания Татьяны - ее связь

с народной жизнью, фольклором. Сон, являясь средством раскрытия самых сокровенных, неосознанных глубин, основ душевного склада героя, заменяет у Пушкина подробный анализ психологического мира Татьяны, воплощая его в образах и мотивах народного искусства, народных представлений, фольклора. Таким образом, сон дает как бы формулу душевной культуры Татьяны: основа ее - народность, вторичное влияние - романы.

Туман в фольклоре - символ какого-то препятствия на пути у любящих. Появление тумана в изображении пейзажа - символ первого препятствия на пути влюбленной Татьяны.

Литература находит многообразные способы преодоления границы между сном и реальностью, возможности для параллельного существования литературного героя и тут, и там, осваивая проблему раздвоения героя... Двойник как возможный результат раздвоения героя необходим автору для самопознания героя, его самоосматривания - через зеркало или сон. В народных представлениях зеркало является символом «удвоения» действительности, границей между земным (реальным) и потусторонним миром [11]. Наряду с другими границами (межа, окно, порог, печная труба, водная поверхность и т.п.) зеркало считается опасным и требует осторожного обращения.

Мост в народной традиции соединяет этот и «тот свет» [12]. С водой, по народным верованиям, так же связывались представления о мире мертвых, о «том свете». Также она может символизировать течение времени, вечность и забвение. Реку также связывают с идеями судьбы, смерти, страха перед неведомым, с физиологическими ощущениями холода и темноты, эмоциональными переживаниями утраты, разлуки, ожидания. В свадебной же поэзии переправа через реку является устойчивым символом женитьбы.

Образ медведя, который помог Татьяне перебраться через мост, связан в обрядовой поэзии с символикой сватовства и брака. Исследователями отмечается двойная природа медведя в фольклоре: в свадебных обрядах в основном раскрывается добрая, «своя», человекообразная природа персонажа, в сказ-

ках же медведь часто предстает как хозяин леса, сила, враждебная людям, связанная с водой (в соответствии с этой стороной представлений медведь во сне Татьяны называет себя «кумом» хозяина «лесного дома», и он же помогает героине перебраться через водную преграду, разделяющую мир людей и лес) [13].

Лес противоположен власти солнца и считается символом зимы. Лес, в котором оказывается героиня, прежде всего связан с зооморфным миром, обитатели которого представляются в обличьях зверей. Он является одним из основных местопребываний сил, враждебных человеку (в мифологии большинства народов противопоставление «селение - лес» является одним из основных); ^

через лес проходит путь в мир мертвых.

Переход главной героини в «тот» мир и возврат из него является основой всякого сюжета волшебной сказки. В сне Татьяны он обставлен одним и тем же рядом мотивов; появление гостьи (гостей)- свет и «ярый смех» или брань -спор - разрешение спора и изменение обстановки действия. «С того момента, когда Татьяна оказывается в лесной хижине и видит в ней «шайку» чудовищ, движение сказочного сюжета включает в себя элементы «перевернутого» свадебного обряда, совмещенного по «изнаночной» логике с представлением о похоронах» [14].

Композиционная основа сна другой пушкинской героини, Марьи Гавриловны, также был заимствована из свадебной поэзии и выступает некоторым предупреждением о грядущем. Ее сон также мотивирован психологически, так как является воплощением тревожных чувств, страхов и угрызений совести, которые испытывает перед побегом Марья Гавриловна. Стиль же описания сна соответствует скорее сентиментально-романтическим традициям, но вторая его часть не может быть объяснена психологическими мотивами, она является как бы предвидением.

Метель действует в полном согласии со снами, виденными Марьей Гавриловной «накануне решительного дня». Ее «ужасные мечты» воспринимаются как «печальное предзнаменование». Природа в «Метели» выступает пер-

вопричиной катастрофического движения жизни. Личная судьба имеет стихийный исток, непреодолимый во времени и пространстве; в память вторгается романтическое забвение, рождающееся из «смутного сна». Страшный сон героини повести «Метель» оканчивается пробуждением и браком с другим, «подменным» женихом. Он и есть настоящий суженый, т.к. послан героине не «романтическим» домашним воспитанием, а реальным и необратимым ходом стихии.

В пятой главе - «Художественные функции снов в прозе А. С. Пушкина («Гробовщик», «Пиковая дама»)» - рассматриваются структурные и функциональные особенности сновидений в «фантастических» повестях. Сновидения здесь являются частью художественной картины мира, обогащая ее множеством конструктивных и содержательных элементов. Сон приобретает символическое наполнение, является воплощением очевидных или скрытых черт характера персонажа, его подсознательных движений.

Писателя, строящего сюжет своей повести на фантастических происшествиях, волнует, в первую очередь, земная жизнь со всеми ее действительными, а не придуманными отношениями и противоречиями. Фантастическое только на время как бы вырывает героев из привычной среды, чтобы в дальнейшем, подвергнув их нравственным испытаниям, поставить перед простыми и вечными жизненными истинами, перед выбором добра и зла.

Так, в повести «Гробовщик» фантастический сюжет соотнесен со сном, который и является основным событием повести. Чудесное становится достоянием души; конфликт при этом перенесен во внутренний противоречивый мир героя, что и позволяет воспринимать сон как реальность. Сон отражает явь. Каждый мотив сна перекликается с определенным мотивом дня. В конце повести реальность сновидения снимается, но все, что видел гробовщик во сне, не может остаться для него без последствий.

Последовательность событий, упомянутых во сне, соответствует очередности «дневных» желаний Адрияна. Сон Прохорова выглядит по отношению к его реальной жизни как сказка об исполнении желаний, привнося в новел-

диетическую структуру «Гробовщика» элементы сказочной поэтики. В сюжете сна просматривается характерный для сказки закон троичности.

Сюжет организуется двойным контрастом - между началом и концом, с одной стороны, и между сном и явью, - с другой. В то же самое время сон, отражающий явь, является ее продолжением, в котором осуществляются все дневные желания [15]. Поэтический эпиграф к повести из стихотворения Г. Р. Державина «Водопад» жестко ориентирует читателя на эсхатологический взгляд: «Не зрим ли каждый день гробов,/Седин дряхлеющей вселенной?» (С. 89.), призывая к раздумьям о бренном мире. Адриян же «думает не о тщете <

всего земного, а о «проливном дожде...», об убытках и намерении их возместить» [16]. Между эпиграфом и повестью устанавливаются конфликтные отношения, так как если кто и «зрит» каждый день фобы, то это Адриян Прохоров, которому присущ пафос философского, поэтического раздумья о жизни, смерти и вселенной. Причиной этого являются именно каждодневные смерти, ставшие прозой ремесленной жизни героя.

В «Гробовщике» Пушкин использует традиционную для своего творчества метафору новоселье - смерть - сон, присутствующую в повести скрыто. Надо отметить, что метафорическая тема, о которой идет речь, не иносказание и не аллегория, но является основой сюжетного развития повести, связывает обе ее части, явь и сон в единый событийный ряд. Однако оксюморон «мертвый... живет» и метафора смерть - новоселье осуществляет здесь связь «текущей действительности» с миром предания, с размышлением о высших вопросах человеческого бытия и нравственности по-новому, иначе, чем в романтической балладе или в фантастической повести. В «Гробовщике» заключен резкий контраст обычного, повседневного и высшего, космического.

Пушкин впервые вводит в рассказ о частном происшествии мотивы, которые до этого разрабатывались стихотворными жанрами или жанром лирической медитации, характерного для сентименталистов. И как сюжет самого

видения есть порождение череды дневных впечатлений героя, так и его реалии определены кругом доступных Адрияну представлений.

Сверхъестественное в «Гробовщике» одновременно и реалистично и фантастично, что находится в противоречии с принципами романтической эстетики. Не столько страшен сон гробовщика, сколько его реальная жизнь, в которой он профессионально заинтересован в смерти людей. Пережитое во сне возвращает Адрияну Прохорову душевную гармонию и семейное счастье: «Ну, коли так, давай скорее чаю, да позови дочерей». (VIII, 94.)

Как и в «Гробовщике», в «Пиковой даме» Пушкин использует прием незаметного перехода «онтологического порога» из яви в сон. Сны Германна играют важную идейно-смысловую роль в художественном целом произведения и в трактовке образа героя. Сновидения предстают как болезнь героя, выверт сознания, которое уводит человека от жизни, ослабляет его. Сновидения не несут с собой очищения герою, наоборот - усугубляют абсурд жизненной ситуации.

Сон Германна не ставится в ряд пророческих, так как события повести не вторят содержательной стороне сна; сон не предвещает герою никаких страданий, скорее наоборот, обольщает «кипами ассигнаций» и «грудами червонцев». Соответственно, сон не является пророческим, скорее, наоборот, посланный лживыми демонами, вскрывает главную духовно-нравственную проблему героя: именно архетип богатства как положительной и всеопреде-ляющей ценности разрушил его твердые нравственно-этические установки, заложенные ему еще отцом: «Расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость». (VIII, 235.) Между всеми «снами» Германна есть логическая связь, он духовно болен, его сознание постепенно движется из жизни в сон.

Сон-греза Германна - это сон о мечте. Во сне сознание Германна называет истинную причину, по которой анекдот Томского произвел на него впечатление - всего лишь возможность получить «фантастическое богатство», а вов-

се не очарование тайны и не страсть к игре. После сна Германн понимает все свое бессилие в овладении мечтой (»... он вздохнул о потере своего фантастического богатства» (VIII, 236). Сон-греза - последний сновидческий этап перед решающим событием. Между этими двумя сюжетными эпизодами снов в повести нет.

Лестница всегда предполагает и восхождение, и нисхождение. В поэтике Пушкина она выступает и как символ движения к власти (сон Григория Отрепьева в «Борисе Годунове»), Символ лестницы - это не только восходяще-нисходящая модель движения к власти, в случае с Германном - власти над судьбой, но сравнение Германна с Мефистофелем наполняет символ лестницы мифологической семантикой: «потаенная» и «темная» лестница, по которой уходит Германн, как отмечалось нами ранее, открывает путь в некий иной мир, иное измерение. Сравнение Германна с Мефистофелем предопределяет его духовное умирание. Германн духовно мертв. Отсюда и его «мертвый» вид на похоронах графини - «бледен, как сама покойница» (VIII, 247). С этого момента для Германа начинается жизнь-сон. Сон пытается овладеть реальностью.

Духовное умирание Германна остановить уже невозможно, потому к нему приходят привидения; ночное появление старой графини подано Пушкиным именно как физическая реальность, как приход призрака, а не как сновидение Германна.

После прихода привидения графини Германн продолжает спускаться вниз по «лестнице сновидений». Теперь он становится на последнюю ступень и погружается в «бесконечный сон». Жизнь и сон сливаются для него в один неразличимый поток. «Тройка, семерка, туз» преследуют его и наяву, и во сне; люди представляются ему картами, во сне карты приобретают осознанную физическую форму. Нет реальной границы, поэтому засыпает он или просыпается -нет никакой разницы. Игру Германна с Чекалинским (поединок, почти дуэль) иначе как «бесконечным сном» не назовешь. Игра и сон в творчестве Пушкина взаимосвязаны. В «Пиковой даме» либо играют вместо сна и говорят об игре

вместо того, чтобы спать, либо игра снится во сне. Игра есть сон, а сон - игра. Поэтому три карточных вечера у Чекалинского можно назвать тремя снами Германна, каждый из которых заканчивается мнимым пробуждением. Конец игры - пробуждение, но не окончательное, а всего лишь в новый сон, в новую игру. И как финал - окончательный уход Германна в сон, уже без надежды на пробуждение, даже мнимое, - его сумасшествие. Композиция «Пиковой дамы» есть сновидческая композиция.

Повествование в «Пиковой даме» построено так, что фантастические события, происходящие в повести, поддаются реальному обоснованию, подсказываемому контекстом. Видение Германна психологически мотивировано внутренним состоянием героя: предварительно сообщается о «внутреннем волнении», которое испытал он после посещения церкви, когда ему «показалось», будто мертвая графиня подмигнула ему. Сны Германна также играют важную идейно-смысловую роль в художественном целом произведения и в трактовке образа героя. Сновидение предстает как болезнь героя, выверт сознания, которое уводит человека от жизни, ослабляет его. Сновидения не несут с собой очищения герою, наоборот - усугубляют абсурд жизненной ситуации.

В Заключении сделаны основные выводы. Сновидения Пушкина продолжают традиции русской романтической литературы, обретая в творчестве поэта новое наполнение: существовавшие ранее формулы синтезируются и преодолеваются, и на основе привычных сравнений и метафор возникают новые смыслы.

Отсутствие в лирике Пушкина развернутых сюжетных сновидений провиденциального, пророческого характера говорит о безоговорочном доверии поэта земной реальности, ценностям земной жизни. Актуальность же и распространенность мотива сна в творчестве Пушкина объясняются, на наш взгляд, не столько особым интересом Пушкина к тайнам снов и ночному миру, сколько вариативностью и многозначностью сна. «Сюжетные» сны - это свойство почти исключительно эпических или драматических произведений

Пушкина. В лирике же имеющемся сюжетные сны либо разоблачаются самим автором, либо имеют авторское же однозначное истолкование.

Но между функциями «сна» в эпических произведениях и в лирике имеется ряд совпадений. И сюжетные провиденциальные сны, и лирический мотив сна-мечты-вдохновения - это всегда знак особого душевного состояния, находясь в котором человек становится доступным для некоего откровения, это «выход за пределы возможностей рассудочного сознания» [8]. В эпических произведениях откровение может быть дано относительно будущих судеб героев, в лирике - это прежде всего откровение поэтическое, вдохновение, способность творить.

Мотив сна приобретает неисчерпаемый смысл: он способен выразить универсальные категории, к которым приближается поэт. Мир за пределами земной реальности, мир фантазии, творчества, смерти и новой жизни - такова потенциальная семантика мотива, отдельные грани которого раскрываются в пушкинских текстах.

Выступая в текстомоделирующей функции, порождая зеркальную симметрию, принцип повтора и отражения, сон позволяет интерпретировать сюжет на более высоком уровне смыслообразования.

Основные положения диссертации отражены

в следующих публикациях:

1.Гребенкина [Ершенко] Ю.О. Фольклорно-мифологический и литературный контекст сна Татьяны в романе «Евгений Онегин»//Творчество А. С. Пушкина в контексте русской и мировой культуры: современное прочтение и изучение в вузе и школе. По материалам межвузовской конференции, проходившей в МГЛУ 25 мая 1999г./Отв. ред. Пищулин Н.П. -М., 2000. - С. 153-158.

2.Ершенко Ю. О. Мотив сна в ранней лирике А. С. Пушкина//Сборник работ молодых ученых./Составитель и отв. ред. Чалов Н.М. - Вып. XXII - М.: МГПУ, 2006. - С. 44-52.

ее

3.Ершенко Ю. О. Трансформация мотива сна в послелицейНой лирике А. С. Пушкина//Сборник работ молодых ученых. - Вып. XXII - М„ МГПУ, 2006. В печати.

Список литературы.

1. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М., 1989. -С. 301; Руднев

B. П. Структурная поэтика и мотивный анализ//Даугава, 1990. - № I; Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. -М., 1996.-С. 182;Шатин Ю. В.Мотивиконтекст/ /Рольтрадициивлитературнойжизниэпохи(сюже-ты имотивы ). -Новосибирск, 1995;ШмелеваЛ. М. Мотивы//Лермонтовская энциклопедия. -М„ 1984. -С. 290.

2. Руднев В. П. Культура и сон//Даугава. -1990. -№3.~ С. 123.

3. Ремизов A.M. Огонь вещей. -М., 1989. - С. 144.

4. Гофман Э. Т. А. Песочный человек//Гофман Э. Т. А. Собрание сочинений: В 6-ти т. -М., 1994. -Т. 2.-С. 304.

5. Ходанен Л. А. Мотивы и образы «сна» в поэзии русского романтизма//Русская словесность. -1997. -№2. - С. 47.

6. Семенко И. М. Жизнь и поэзия В. А. Жуковского. - М., 1975. - С. 114.

7. Гершензон М. О. Явь и сон//Гершензон М. О. Статьи о Пушкине. -М., 1926. -

C. 68.

8. Маркович В. М. Сон Татьяны в поэтической структуре «Евгения Онегина»//Болдинские чтения. - Горький, 1980. - С. 26.

9. Пушкин А. С. Полное собр. соч. -М„ Л. -1937. - T. IV. - С. 459. Далее цитаты даются по этому изданию с указанием тома и страниц.

10. Гершензон М.О. Сны Пушкина//Гершензон М.О. Статьи о Пушкине. -М., 1926.-С. 102

11. Энциклопедический словарь. Славянская мифология. -М., 1995. - С. 195.

12. Мифы народов мира в 2-х т. -М., 1982. - Т. 2. - С. 176.

13. Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. -М., 1965. -С. 160-165

14. Маркович В.М. О мифологическом подтексте сна Татьяны//Болдинские чтения. -Горький, 1987. -С. 109-112

15. Шмид В. Дом-гроб, живые мертвецы и православие Адрияна Прохорова. О поэтичности «Гробовщика»//Русская новелла. Проблемы теории и истории. -СПб., 1993. -С. 64.

16.Хализев В.Е., Шешунова C.B. Цикл Пушкина «Повести Белкина». - М„ 1989. -С. 19.

15SA

V7STM

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ершенко, Юлия Олеговна

Введение.3

Глава 1. Мифопоэтика сна, бытование и соотношение понятий жизнь», «сон», «смерть».16

Глава 2. Мотив сна в русской романтической литературе конца

XVIII - начала XIX века.43

Глава 3.Мотив сна в лирике А.С. Пушкина.77

Глава 4.Мотив провиденциального сна в творчестве А.С. Пушкина:

4.1. Сон-предзнаменование.110

4.2. Сны-гадания на суженого («Евгений Онегин», «Метель»,

Жених»). 121

Глава 5. Художественные функции снов в прозе А.С. Пушкина

Гробовщик», «Пиковая дама»).149

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Ершенко, Юлия Олеговна

Творчество А.С. Пушкина вот уже более двухсот лет приковывает пристальное внимание критиков и лингвистов, литературоведов и философов. Такой не убывающий на протяжении долгих лет интерес к творчеству поэта определяется как глубиной и масштабом затрагиваемых проблем, так и оригинальностью поэтического языка и особой философичностью мышления.

В последние десятилетия в литературоведении возрос интерес к мотивному анализу, так как на примере отдельного мотива как мельчайшего смыслового элемента текста возможно выявление особенностей не только конкретного текста, но и всего творчества одного автора или определенного периода. Мотив развивается и живет по своим законам, которые, тем не менее, находятся в русле общих закономерностей движения литературного процесса. Вся структура художественного текста вовлечена в создание конечного образа произведения. В ходе исторического развития литературы отдельные темы и мотивы оказываются то на переднем плане литературного процесса, то на его периферии. Особый интерес представляет анализ тех мотивов, которые наиболее актуальны в каждую конкретную эпоху, несут наибольшую смысловую нагрузку. Мотив сна является одним из самых распространенных и устойчивых во всей мировой литературе, но в особенности в те периоды ее развития, которые характеризуются повышенным интересом к мистицизму, устремленностью к идеалу, находящемуся за пределами земной реальности, что свойственно прежде всего романтическому типу мышления. По мнению В.В. Ванслова, «резкое несоответствие мечты и жизни, в результате которого мечта остается нереализованной, а жизнь чуждой сладким грезам и возвышенным снам», представляет собой типичную особенность романтического искусства» (40, 55).

Существует целый ряд исследований, посвященных мотиву сна и поэтике сновидения в русской литературе. Большинство исследователей, однако, ограничиваются в своих работах анализом снов в произведениях одного жанра: элегических или драматических, где «сон» представляет собой своеобразный текст в тексте, сюжет, который может быть пересказан и истолкован; в работах, посвященных «сну» как лирическому мотиву, исследователи затрагивают лишь отдельные грани творчества некоторых поэтов (например, работы Л.А. Ходанен (250; 251), диссертация Ю.А. Кумбашевой (134), в которой исследовательница прослеживает «жизнь» мотива «сна» на протяжении достаточно длительного периода времени в лирике В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова и А.С. Пушкина.

Автором одной из первых работ, посвященных изучению функции сна в русской художественной литературе, был М.О. Гершензон (56, 96-110), который рассматривает «сны» пушкинских героев как некий единообразно построенный текст. Анализируя пять пушкинских снов, или, как он пишет, «пять сновидений», - сон Руслана, сон Марьи Гавриловны из «Метели», сон Петруши Гринева, сон Григория Отрепьева и сон Татьяны Лариной — он детально разбирает каждый из этих пяти снов, находя в них общее. Прежде всего Гершензон говорит об их двухчастности. Первая половина каждого сна есть вполне объяснимая реакция сновидца на переживания настоящего, как бы отражение пережитых им волнений, событий, тревог в метафорической сонной форме. Вторая же часть оказывается неожиданно пророческой, как будто бы никак не вытекающей из реальных ситуаций. Но эти неожиданные пророчества неслучайны. Они суть накопленных в глубине души потаенных знаний о людях и их возможной судьбе. По мнению Гершензона, в творчестве Пушкина происходит расторжение в сне границ времени, психологический аспект сна доминирует над физическим, материальным.

В своих работах «Художественное познание сновидений» и «Психология сновидений» И.В. Страхов (221; 222) продолжает линию изучения сюжетных снов в творчестве отдельных писателей. По мнению исследователя, «. литературные сны являются одним из вспомогательных средств художественного изображения характеров» (221, 123). Однако автор истолковывает сны литературных героев как психоаналитик, акцентируя внимание на психологических деталях, не исследуя при этом художественные функции литературного сна. Основное внимание ученый уделяет именно психологическим деталям, способствующим раскрытию содержания образов, не делая при этом практически никакого различия между литературными снами и - снами как явлением физиологическим, опуская существенный, по нашему мнению, факт, что сон героя, как и его психологическая жизнь, созданы автором.

Большая же часть работ касается проблематики сновидений в творчестве конкретного писателя и сводится к изучению развития концепции сновидения как литературного приема и определению функций сновидений для конкретного произведения.

О природе художественных снов в русской литературе писал A.M. Ремизов в своем исследовании «Огонь вещей», которое было опубликовано впервые в 1954 году в Париже. Исследователь анализирует сны у А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова, И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского таким образом, что, во-первых, показывает индивидуальность трактовки этой темы у каждого из них и, во-вторых, схождения, соответствия, в основе которых лежит глубинное единство, исходящее из свойств русской литературы. A.M. Ремизова занимают не сюжетные, композиционные и иные функции сна в произведении, а структура самого сна. Трактовка A.M. Ремизова вскрывает в снах, с одной стороны, их формирующую роль в системе модели мира, а с другой - отражение в них личности автора-сновидца. По мнению Ремизова, в снах проявляются и отражаются индивидуальность человека, его жизнь и быт, дневные впечатления и занятия.

В 1984 году американский исследователь М. Катц (274) публикует работу «Dreams and unconscious in nineteenth-century Russian fiction». Автор в обширном монографическом труде анализирует сновидческие тексты Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и JT.H. Толстого, используя сравнительно-психологический и структурный анализ текстов и обобщая опыт работы психоаналитиков. Эта монография, несмотря на естественную при таком объеме материала обзорность, представляет собой первую и успешную попытку рассмотреть сновидческий текст как таковой, выявить его соотношение с художественными произведениями русской литературы XIX столетия. Важным, на наш взгляд, является разделение исследователем снов и мечтаний. Так, сны у одних героев сбываются, а у других - нет. И сбываются, по мнению Катца, скорее, мечтания, являющиеся некой демонической силой, способной вести героя.

К семиотике литературного сна (а также - волшебного зеркала) обращается в своей статье С.Т. Золян, полагая, что «сон или зеркало отражает актуальный мир, но в иной момент времени - в прошлом или будущем относительно момента видения.» (99, 36). Автор статьи также считает, что посредством сна или зеркала показывается истинная сущность индивида в некотором ином мире. Подобные наблюдения могут быть применены, например, к сну Татьяны, в котором Онегин оказывается убийцей Ленского - как это и будет на самом деле.

В 1991 году Д.А. Нечаенко была защищена кандидатская диссертация «Художественная природа литературных сновидений. /Русская проза XIX века/», в которой автор обратился к вопросу «типологии персонажных сновидений русской прозы» (172, 4). Объектом своего исследования Д.А. Нечаенко выбирает прозу русских романтиков, полагая, что именно в 30-е годы XIX века в литературу активно вводится форма «сновидения». Это и обуславливает научную актуальность работы, потому что позволяет определить место сновидений в историко-литературном процессе этого периода. Более основательно рассмотрены в работе сновидческие тексты древнерусской литературы. В соответствии со своей концепцией генезиса романтического двоемирия сны и видения средневековой русской литературы Д.А. Нечаенко рассматривает как элементы мотивированной и немотивированной фантастики, т. е. как средство перенесения героя либо в чудесный мир, либо в мир своего будущего. Это позволяет Д.А. Нечаенко логично перейти к сновидениям в романтической прозе, где они являются художественным воплощением идеи «двоемирия».

В 1991 же году была опубликована монография Д.А. Нечаенко «Сон, заветных исполненный знаков», написанная на основе диссертационного материала и посвященная исследованию описаний снов в мифологии и в литературе. Особое внимание автор уделяет связи сновидений с мировыми религиями, рассматривает «видения» и «сны» в древнерусской письменности, сновидческую мистику в романтизме, а также поэтику сновидений в художественном мире Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и JI.H. Толстого. Исследователь затрагивает здесь проблему мифологического восприятия снов; кроме того, подчеркивает «активную роль неосознанного снотворчества в возникновении и формировании первичных мифов» (172, 35).

Автором также была сделана попытка сформулировать жанровые признаки сновидений, включающие выразительность сновидческих образов, сочетание в единый фабульный ряд реальных и фантастических фактов, умелое использование религиозных символов. Сон в литературе - предмет описания, прием, способ познания мира, он связан с движением сюжета, с психологией персонажа, с философско-эстетическими проблемами.

Данная работа носит обобщающий характер, выводит важные закономерности развития мотива в мировой литературе. Рассматривая сон прежде всего в культурологическом аспекте, автор обращается большей частью к проблемам философии и религии.

Среди авторов, разработавших важные аспекты в изучении литературного сновидения - в частности, сна Татьяны, необходимо назвать Т.М. Николаеву, опубликовавшую статью «Сны» пушкинских героев и сон Святослава Всеволодовича». По мнению автора статьи, герои произведений Пушкина «.видят часть какого-то одного реконструированного сна» (175, 408). Реконструкция «единого» сна по сновидческим текстам является одной из основных задач исследователя сновидений в русской литературе.

В своей книге «Блуждающие сны» А. Жолковский выделяет особый жанр «литературных снов» и приводит ряд его «жанровых» особенностей, характерных как для классической, так и для литературы модернизма. Среди этих особенностей - эффект сходства с действительностью, функция психологической характеристики персонажей, пересказ содержания снов собеседнику, попытки их толкования.

Т.В. Цивьян в статье «О ремизовской гипнологии и гипнографии» (256) определяет сон как «дифференциальный признак творчества Ремизова», описывает модель сна «по Ремизову» и показывает способы построения этой модели /«мозаика»/. Ремизов -не только автор многочисленных сновидческих текстов, но и исследователь, создавший традицию истинно художественной интерпретации литературных сновидений; писатель, который пишет сонник из собственных снов («Мартын Задека. Сонник», 1954), и в творчестве которого нельзя провести границу между «памятью» и «снами», сам репродуктирует процесс возникновения сновидческих текстов. Сон (т.е. переход границ во сне), по мнению Ремизова, ненаказуем; сон - это род существования и суждение над жизнью; сон - это способ коммуникации с миром мертвых; сон - это средство самопознания и более глубокого познания другого; сон - пророчество; членение времени во сне позволяет говорить о нем как о вечном возвращении; сон открывает реальность с большей вероятностью. Т.В. Цивьян увидела в основе самих ремизовских текстов «гипнологический код», что позволило ей сделать вывод о «снообразном построении» текстов Ремизова.

Тексты снов Ремизов ставил в один ряд с другими текстами -литературными жанрами: «Случалось. рассказывал я эти сны, как сказку. Навострившись на снах, я заметил, что некоторые сказки есть просто-напросто сны, в которых только и не говорится, что «снилось» (197, 116). «Сказка и сон - брат и сестра. Сказка - литературная форма, а сон может быть литературной формы. Происхождение некоторых сказок и легенд - сон» (118, 303). «Родина чудесных сказок - сон» (198, 104). «Сон и мечта одного порядка» (198, 143). Особенности сна как физического и психологического явления предопределили популярность интересующего нас литературного мотива, обусловили его многогранность. Для ремизовских героев важны духовные откровения, получаемые во сне. Сон понимается автором как послание высших сил, существующих не только вне человека, но и внутри него.

В работах J1.A. Ходанен (250; 251), посвященных «снам» в поэзии русского романтизма, делается акцент на актуальности этого мотива для романтического сознания, так как мифология сновидений всегда привлекала романтиков своей устремленностью в недра сознания, тайны души и явлением связи отдельной личности с надмировым началом, высшими силами. Исследовательница отмечает формирование в творчестве ряда поэтов собственной мифологии сна. Так, в лирике Жуковского сон часто сопоставляется со смертью, которая, однако, не несет трагедии; в творчестве же Лермонтова апокалиптические видения окрашены личностными переживаниями, в художественном тексте он смог предвидеть свою собственную гибель. Автором даются краткие указания на особенности трактовок мотива сна в русской романтической лирике.

В кандидатской диссертации Ю.А. Кумбашевой «Мотив сна в русской лирике первой трети XIX века» анализируется сон-лирический мотив, сон как поэтический троп, метафора. Исследовательница прослеживает видоизменения мотива сна, его динамику в нескольких сменяющих друг друга лирических системах, раскрывает смысловой, жанровый и стилистический потенциал мотива. В качестве объекта изучения Ю.А. Кумбашевой выбрана эпоха 1800 -1830- х годов. Русская лирика данной эпохи рассматривается в достаточно широком контексте: на фоне ряда произведений мировой литературы, творчества Г.Р. Державина и Н.М. Карамзина. Творчество романтиков представлено такими авторами, как В.А. Жуковский («медитативно-элегический тип романтического мышления») и К.Н. Батюшков. Лирика Пушкина рассматривается при этом как некий синтез преромантических и романтических тенденций в русской литературе и одновременно как их преодоление.

Изучению принципов соотношения сознания и подсознательного в сновидениях персонажей русской прозы посвящены работы О.В. Сергеева (209; 210; 211). В своей докторской диссертации «Поэтика сновидений в прозе русских символистов. Валерий Брюсов и Федор Сологуб» (2002) О.В. Сергеев определяет функции и место сновидений персонажей в поэтике «наиболее значительных фигур русского Серебряного века, Федора Сологуба и В .Я. Брюсова» (210, 5). Сон рассматривается не только как фактор внутреннего психологизма и демонстрация психологического мастерства В.Я. Брюсова и Федора Сологуба, но и как самостоятельное явление: «как явление художественного порядка (сон, как правило, «принадлежит» персонажу) и как демонстрация личного взгляда писателя на подсознательно-бессознательные явления» (210, 5).

Знаменательно, что ни Жуковский, ни Пушкин, ни Достоевский, ни кто-либо другой из писателей никогда не использовали в сновидениях своих героев традиционной, растолкованной многочисленными «сонниками» символики, понимая, что это резко снизит эстетический потенциал, который изначально заложен в сне, ограничит его многогранную и бесконечную содержательную перспективу. В первую очередь в сновидении писателей м поэтов привлекала широта и свобода, всеохватность и ни с чем не сравнимая художественно-смысловая емкость.

Нас интересует не только сон - лирический мотив, но и особенности функционирования снов в произведениях разных жанров. Русская литература богата удивительными по силе воображения художественными сновидениями персонажей. Актуальность мотива сна как для русского, так и для западноевропейского романтизма не подвергается сомнению; она подчеркивается в целом ряде литературоведческих исследований. Данный факт может быть объяснен многими характерными особенностями романтического мироощущения: свойственными ему религиозностью и интуитивизмом, антирационалистическим пафосом, склонностью к мистицизму, мировоззренческому дуализму, представлением о бессознательной природе творчества.

Теоретической предпосылкой нашего исследования послужило наличие в литературоведении целого ряда определений понятия «мотив», основным признаком которого, по мнению большинства исследователей1, являются его повторяемость в ряде произведений, простота и неразложимость, а также - вариативность в зависимости от контекста. Многие исследователи обращают внимание на важность

1 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М., 1989. - С. 301; Руднев В.П. Структурная поэтика и мотивный анализ// Даугава, 1990. - №1; Силантьев И.В. Поэтика мотива. - М., 2004; Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. -М., 1996. - С. 182; Целкова J1.H. Мотив// Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М., 2001. - С. 594; Шатин Ю.В. Мотив и контекст// Роль традиции в литературной жизни эпохи (сюжеты и мотивы). - Новосибирск, 1995; Шмелева J1.M. Мотивы// Лермонтовская энциклопедия. - М., 1984. - С. 290. учета контекста при изучении мотива, на наличие «ядра» (ключевого слова) в основе мотива и соотношение мотива и сюжета.

Объектом исследования в предлагаемой работе стал один из самых распространенных мотивов русской литературы - мотив сна, и выбор этот далеко не случаен. Как отмечает В.П. Руднев, «мотив сна -один из самых устойчивых в мировой литературе» (201, 123), а по мнению A.M. Ремизова, «.редкое произведение русской литературы обходится без сна» (198, 144).

Диссертация посвящена роли и месту мотива сна в творчестве А.С. Пушкина. Под сном понимается сон не столько как психофизическое явление, но как элемент художественного произведения. Подразумеваются также случаи, когда сон не удостоверен как факт, но является фактором сознания героя, «вещие» сны героев, в которых открывается сущность происходящего с ними. Таковы, в частности, сон Гринева («Капитанская дочка»), а также сны Марьи Гавриловны в «Метели» и Адрияна Прохорова в «Гробовщике».

Актуальность исследования обусловлена возросшим интересом в современном литературоведении к поэтике сновидений. Наряду с этим проблемы сновидческого текста остаются одними из наименее изученных. Обобщающих исследований, посвященных сновидениям в творчестве А.С. Пушкина, нет, хотя почти ни одна работа о пушкинском творчестве не обходится без упоминания о них или их фрагментарного анализа. В связи с этим представляется необходимым целостный анализ семантики и структуры литературных сновидений в творчестве Пушкина, выявление их статуса в художественном мире автора. Мотив сна входит в пушкинский поэтический мир из русской дворянской культуры XVIII столетия — одного из важнейших источников формирования Пушкина как литератора, при этом велика роль и русского фольклора.

Научная новизна диссертации заключается в определении роли феномена сна и его художественной функции в произведениях А.С. Пушкина; в комплексном анализе мотива сна, в установлении взаимозависимостей внутри сновидческой сферы автора. Кроме того, в исследовании определяется специфика функционирования формы сна в произведениях разных жанров.

Это диктует цель и задачи настоящей работы.

Целью исследования является изучение сновидений в контексте многообразных связей творчества А.С. Пушкина с фольклором, предшествующей литературой; выявление художественных особенностей сновидческих текстов А.С. Пушкина.

Задачи исследования - 1) изучить историографию проблемы в культурологическом аспекте; 2) определить функции и место мотива сна в поэтике А.С. Пушкина; 3) показать, какое значение имеет сон для характеристики персонажей, их внутреннего состояния в произведениях Пушкина, соотнеся сны с композицией пушкинских произведений; 4) сопоставить сущность и формы воплощения сна у Пушкина, у его предшественников и последователей (установить индивидуальные особенности и общее начало в структуре этих произведений, рассмотреть точки соприкосновения).

Методологической основой диссертации явились работы М.О. Гершензона, Н.Я. Берковского, С.Г. Бочарова, В.Э. Вацуро, Ю.М. Лотмана, Т.В. Цивьян и др.

Метод исследования: сравнительно-типологический.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что результаты ее могут найти применение при исследовании ряда проблем: дальнейшего изучения сновидческой структуры отдельных произведений автора, изучении сновидческого текста русской и мировой литературы.

Научно-практическая значимость работы мыслится в использовании ее положений при дальнейшем изучении художественной функции снов в русской литературе и состоит в возможности использования материалов и результатов исследования в практике преподавания в вузе при чтении курса лекций по русской литературе XIX века, проведении практических занятий, спецкурсов и спецсеминаров, при разработке методических пособий.

Материалом для исследования послужили, наряду с поэтическими и прозаическими произведениями А.С. Пушкина, поэзия русских романтиков, а также фольклорные и литературные произведения XI - XIX веков. При необходимости для сопоставлений, обобщений и выводов привлекались некоторые художественные произведения зарубежной литературы.

Проблематика работы диктует ее структуру.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы, составляющего 277 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика сна в творчестве А.С. Пушкина"

Заключение Щ

В нашей диссертации, рассмотрев лирику, прозу и роман Пушкина «Евгений Онегин», мы пытались проследить некоторые тенденции развития одного распространенного мотива. При обращении к мотиву сна в творчестве Пушкина можно выделить ряд особенностей. Мотив этот, достаточно распространенный и традиционный, не остается без внимания и у Пушкина. Традиционные значения мотива обретают в его творчестве новое наполнение, выстраиваются в целостную систему. Ни один из смысловых оттенков здесь не утрачен, напротив, они обогащены дополнительными коннотациями, они могут взаимодействовать в пределах одного текста и порождать новые смыслы. В лирических произведениях «сон» часто включается в мифологические античные сюжеты, персонифицируется в образе бога сновидений Морфея или метафорически сопоставляется со смертью - пребыванием на берегах Леты, Стикса, Ахерона. Примечательно, однако, что при обилии уподоблений сна смерти, мотивы эти у Пушкина практически лишены мрачной, трагической окраски; напротив, пушкинская лирика насквозь пронизана утверждением ценностей реальной земной жизни. Возможно, что подобное жизнеутверждающее отношение к миру связано опять же с интересом Пушкина к античности. Пушкинское приятие жизни, полноты земного бытия проявляется как в анакреонтических мотивах (воспевании «сонной лени», мечтаний, пьянства, пиров), так и в общей настроенности его лирики на поиск подлинных ценностей бытия «в его конкретном и реально достижимом земном обличье.»

Сон» в поэтической системе Пушкина оказывается символом, сигнализирующим о смене разных миров. Античная традиция «легкой поэзии», идущая от Батюшкова, находит достойное завершение в лицейской лирике Пушкина, преимущественно в жанре посланий. Погружению героя в размышления на лоне природы способствуют дремлющие умиротворяющие пейзажи в духе элегической школы Жуковского. Все возможные значения мотива сна при сопоставлении с состояниями творческого забвения образуют своеобразную иерархию: отрицательно маркированный сон-скука при слушании плохих стихов; сон-леность, благотворная для поэта, сон-мечтанье, сон-вдохновенье - разрыв оков времени и пространства, преодоление земных законов силой творчества. Таким образом, мотив сна приобретает неисчерпаемый смысл: он оказывается способным выразить универсальные категории, к которым приближается поэт. Мир за пределами земной реальности, мир фантазии, творчества, смерти и новой жизни - такова потенциальная семантика мотива, отдельные грани которого раскрываются в пушкинских текстах. И каждая реализация мотива в тексте ведет за собой ассоциативные цепочки значений, накопленных и аккумулированных этой мельчайшей семантической единицей в процессе ее развития.

Называя всякое беспричинное и иррациональное порождение духа «сном», Пушкин на первое место как по яркости и силе, так и по абсолютной необусловленности возникновения душевных переживаний ставит, конечно, образы фантазии. Мир воображения выступает здесь как продолжение мира действительного, но по своей природе он иной. Процесс творчества начинается с забвения мира, воображение создает мир, подобный миру сна. Образ «сна» часто сопровождает у Пушкина тему творчества, тему вдохновения, выражает особое состояние души. Душа и ум героя обретают во сне способность к постижению того, что недоступно бодрствующему сознанию. Состояние творчества - это состояние сновидения. Единство сновидения и искусства основано на тождественности эстетического переживания, у них единая основа - событийная (погружение в символическую, условную реальность).

Сон обладает различными функциями, например, по аналогии с «зеркалом» он выступает в текстомоделирующей функции, порождая зеркальную симметрию, принцип повтора и отражения, вводит иную семиотическую систему и тем самым позволяет интерпретировать сюжет на более высоком уровне смыслообразования. Сон непосредственно связан с воспоминаниями, памятью. Сны часто выступают в роли предупреждений. Композиционно такие сны в пушкинских текстах являются кульминационными точками. Сон - это как бы испытание героя на способность понять намек сна и изменить судьбу; т.е. судьба дает некий шанс герою. Алеко видит во сне, как он убивает Земфиру. Перед Григорием Отрепьевым предстает символическая картина его собственной страшной гибели. Марья Гавриловна в «Метели» видит своего жениха Владимира распростертым на траве и умирающим. Петруша Гринев узнает в Пугачеве страшного мужика, лежащего на постели вместо больного отца. Но герои Пушкина не умеют разгадать предупреждения судьбы, из открывшихся им знаний они не делают никаких выводов.

При сопоставлении сна и смерти, сна и жизни, сна и любви Пушкин не столько использует сложившиеся традиционные формулы, сколько преодолевает их, образуя новые сновидные смыслы. Это и ироническое обыгрывание формул, идущих еще от античности, и трансформация мотива мечты, направленной не к идеалу, а на достижение счастья в земной жизни и т.д. Кроме того, для лирики Пушкина характерны тончайшие оттенки, которые придают знакомому мотиву новые звучания.

Большой интерес представляют в лирике Пушкина уподобления сну особых состояний души поэта, предшествующих и сопутствующих творчеству (лени, мечтаний), а также собственно процесса творчества (вдохновения). И то, что в лирике Державина, Жуковского, Батюшкова было лишь отдельными прорывами, эпизодами, у Пушкина складывается в целостную органичную систему. Поэт творит, отрешившись от суетности земного бытия, но тем не менее в своих произведениях он утверждает свободу, личное счастье, безоговорочное приятие жизни во всех ее проявлениях, в земном ее обличье. В творчестве Пушкина синтезируются и преодолеваются существовавшие ранее формулы, и на основе привычных сравнений и метафор возникают новые смыслы.

Отсутствие в лирике Пушкина развернутых сюжетных сновидений провиденциального, пророческого характера говорит о безоговорочном доверии поэта земной реальности, ценностям земной жизни. Актуальность же и распространенность мотива сна в творчестве А.С. Пушкина объясняются, на наш взгляд, не столько особым интересом Пушкина к тайнам снов и ночному миру, сколько его вариативностью и многозначностью. «Сюжетные» сны — это свойство почти исключительно эпических или драматических произведений Пушкина. В лирике же имеющимся сюжетные сны либо разоблачаются самим автором, либо имеют авторское же однозначное истолкование.

Между функциями «сна» в эпических произведениях и в лирике имеется ряд совпадений. И сюжетные провиденциальные сны, и лирический мотив сна-мечты-вдохновения - это всегда знак особого душевного состояния, в находясь в котором человек становится доступным для некоего откровения, это «выход за пределы возможностей рассудочного сознания» (164, 26). В эпических произведениях откровение может быть дано относительно будущих судеб героев, в лирике - это прежде всего откровение поэтическое, вдохновение, способность творить.

В некоторых повестях А.С. Пушкина сновидения являются частью художественной картины мира, обогащая ее множеством конструктивных и содержательных элементов. Сон приобретает символическое наполнение, является воплощением очевидных или скрытых черт характера персонажа, его подсознательных движений.

Так, в повести «Гробовщик» конфликт перенесен во внутренний противоречивый мир героя, что позволяет воспринимать сон как реальность. Сон отражает явь. Каждый мотив сна перекликается с определенным мотивом дня. Перекличка эта, однако, чаще всего не прямая, а сдвинутая. В конце повести реальность сновидения снимается, но все, что видел гробовщик во сне, не может остаться для него без последствий.

Сны Германна также играют важную идейно-смысловую роль в художественном целом произведения и в трактовке образа героя. Сновидение предстает как болезнь героя, выверт сознания, которое уводит человека от жизни, ослабляет его. Сновидения не несут с собой очищения герою, наоборот - усугубляют абсурд жизненной ситуации.

Сон героини в «Евгении Онегине» прежде всего мотивируется психологически, характеризуя также и другую сторону сознания Татьяны - ее связь с народной жизнью, фольклором. Сон заменяет у Пушкина подробный анализ психологического мира Татьяны, воплощая его в образах и мотивах народного искусства, народных представлений, фольклора. Таким образом, сон дает как бы формулу душевной культуры Татьяны: основа ее - народность, вторичное влияние — романы.

Композиционная основа сна другой пушкинской героини, Марьи Гавриловны, также была заимствована из свадебной поэзии и выступает некоторым предупреждением о грядущем. Ее сон также мотивирован психологически, так как является воплощением тревожных чувств, страхов и угрызений совести, которые испытывает перед побегом Марья Гавриловна. Стиль же описания сна соответствует скорее сентиментально-романтическим традициям, но вторая его часть не может быть объяснена психологическими мотивами, она является как бы предвидением.

В заключение хотелось бы сказать несколько слов о перспективах исследования Мы рассмотрели сны в творчестве Пушкина, в лирике наиболее крупных представителей русского романтизма. Однако это не означает исчерпанности темы - изучение поэтики сна может быть продолжено как внутри эпохи, так и за ее границами.

Список научной литературыЕршенко, Юлия Олеговна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Античная поэзия. Ростов-на-Дону, 1997.

2. Батюшков К.Н. Нечто о поэте и поэзии. М., 1985.

3. Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе. Издание подготовила И.М. Семенко. М., 1977.

4. Батюшков К.Н. Полное собрание стихотворений/ Изд. подгот. Н.В. Фридман. М., 1964 (Б-ка поэта, большая серия). Здесь и далее все цитаты из стихотворений Батюшкова приведены по этому изданию.

5. Гоголь Н.В. Поли. собр. соч: В 14- ти томах-М.- JL, 1937.

6. Гофман Э.Т.А. Сочинения. М., 2000. - Т. 6.

7. Грибоедов А.С.Сочинения. М., 1988.

8. Дельвиг А.А. Сочинения / Изд. подгот. В.Э. Вацуро. JL, 1986.

9. Державин Г.Р. Стихотворения. Л., 1957.

10. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20-ти т. -М., 1999. (Продолжающееся издание) Т. 1. (1797-1814); Т. 2. (1815-1852). - 2000. Здесь и далее все цитаты из стихотворений Жуковского приведены по этому изданию с указанием тома и страниц.

11. Кальдерон де ла Барка, Пьедро. Драмы: В 2-х кн. М., 1989. -Кн. 2.

12. Карамзин Н.М. Полное собрание стихотворений. М., 1966 (Б-ка поэта, большая серия).

13. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 20-ти т.т. СПб, 1999. - Т. I; Т. II, 2004. Продолжающееся издание. Цитаты из стихотворений А.С. Пушкина 1813-1820 г.г. приведены по этому изданию с указанием тома и страниц.

14. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 16-ти т.т. Том 17 справочный. - М., Л. - 1937- 1949. Цитаты из произведений А.С. Пушкина, написанных после 1820 года приведены по этому изданию с указанием тома и страниц.1. Литература:

15. Агранович С.З., Рассовская Л.П. Историзм Пушкина и поэтика фольклора. Куйбышев, 1989.

16. Агранович С.З., Рассовская Л.П. Миф, фольклор, история в трагедии «Борис Годунов» и в прозе А.С. Пушкина. Самара, 1992.

17. Адоньева С. Иконография благовещения: атрибут сюжет -миф// Имя. Сюжет. Миф. - СПбГУ, 1996. - С. 22-35.

18. Азадовский М.К. Статьи о литературе и фольклоре. М., Л. 1960.

19. Алпатова Т.А. «Капитанская дочка». Взаимодействие прозы и поэзии. -М., 1993.

20. Алпатова Т.А. Литературные параллели картин бурана в романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка»// Литературные отношениярусских писателей XVIII начала XX веков. Мужвуз. сборник научн. трудов. - М., 1992.

21. Алпатова Т.А. Миф и поэзия// Миф литература -мифореставрация. - Москва-Рязань, 2000. - С. 15-27.

22. Аминева И.А. Поэтика свадебного обряда в «чудном» сне Татьяны// Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1999. - С. 58-63.

23. Аникин В.П. Фольклор в лирике А.С. Пушкина (Методологические заметки)// Филологические науки. 1999. - №3. с. 15-24.

24. Артамасова М.А. Жуковский и фольклор. М., 2001.

25. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. М.- Д., 1940.

26. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3-х т.т. М., 1994.

27. Балов А. Сон и сновидения в народных верованиях// Живая старина. 1891. -Вып. 4.-С. 208-213.

28. Белоусов А.Ф. Из истории русской кладбищенской поэзии: стихотворение К. Случевского «На кладбище»// Смерть как феномен культуры. Сыктывкар, 1994. - С. 4-23.

29. Белькинд В.О. Роман «Капитанская дочка» (Сюжет, композиция, жанр)// Сюжетосложение в русской литературе. -Даугавпилс, 1980.-С. 63-69.

30. Берковский Н.Я. О «Пиковой Даме»// «Русская литература» -1987. -№1. С. 61-69.

31. Берковский Н.Я. О «Повестях Белкина»// Берковский Н.Я. О русской литературе. J1., 1985.-С. 7-111.

32. Богданов К.А. Фольклорная действительность. Перспектива изучения// Богданов К.А. Повседневность и мифология. -СПб., 2001.-С. 12-108.

33. Ботникова А.Б. Пушкин и Гофман (к вопросу о формах литературных взаимосвязей)// Пушкин и его современники. Ученые записки Ленинградского государственногопедагогического института. Т. 434. Псков, 1970. - С. 148160.

34. Боцяновский В.Ф. Незамеченное у Пушкина// Вестник литературы. 1921. - №6 - 7. - С. 2-4.

35. Бочаров С.Г. О смысле «Гробовщика»// Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1985. - С. 35-68.

36. Бочаров С.Г. Стилистический мир романа («Евгений Онегин»)// Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. М., 1974. - 26104.

37. Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства// Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. М., 1962. Кн. 1. - С. 312-451.

38. Бродский H.JI. «Евгений Онегин». Роман Александра Сергеевича Пушкина. М., 1964.

39. Буше-Леклер Из истории культуры. Истолкование чудесного. -Киев, 1881.

40. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966.

41. Вацуро В.Э. Лицейское творчество Пушкина// Пушкин А.С. Стихотворения лицейских лет. СПб., 1994. - С. 383-403.

42. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа» -СПб., 1994.

43. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. (Материалы, собранные и приведенные в порядок П.В. Шейном). СПб., 1989.

44. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и сердечного воображения. СПб., 1904.

45. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

46. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М., 1941.

47. Винокур Г.О. Собрание трудов: Статьи о Пушкине. М., 1999.

48. Винокур Г.О. Язык «Бориса Годунова»// Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М., 1991. - С. 194-227.

49. Вольпе Ц. Примечания к разделу «Баллады»// Жуковский В.А. Стихотворения. Л., 1939. - Т. 1.

50. Вольперт Jl.И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе. Таллинн, 1980.

51. Вольперт Л.И. Тема игры с судьбой в творчестве Пушкина и Стендаля. «Красное и черное» и «Пиковая дама»// Болдинские чтения.-Горький, 1986.-С. 105-114.

52. Гак В.Г. Судьба и мудрость// Понятие судьбы в контексте разных культур.- М., 1994.-С. 198-206.

53. Гей Н.К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. М., 1989. -С. 173-195.

54. Гей Н.К. «Свобода», «вдохновение» и «труд» как эстетические константы мира Пушкина// Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 1999. - №1. -С. 202-214.

55. Гершензон М.О. Мудрость Пушкина. М., 1919.

56. Гершензон М.О. Статьи о Пушкине. М., 1926.

57. Гинзбург Л.Я. Авторская позиция и пространственно-временная организация повести А.С. Пушкина «Пиковая дама»// Проблемы творческого метода. Тюмень, 1981. - С. 94-100.

58. Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. Л., 1987.

59. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1997.

60. Гиппиус В.В. «Повести Белкина»// Гиппиус В.В. От Пушкина до Блока. М.-Л., 1966. - С. 7-45.

61. Гливенко И.И. Поэтическое изображение и реальная действительность. М., 1929.

62. Глухов В.И. Лирика Пушкина в ее развитии. Иваново, 1998

63. Голан А. Миф и символ. М., 1994.

64. Головаха И.Е. Сны: вещание о будущем или воспоминание о прошлом? (К проблеме истолкования снов носителями фольклорной традиции)// Философская и социологическая мысль.- 1995.-№9-10.-С. 194-204.

65. Головин В.В. Русская колыбельная песня в фольклоре и литературе. 2000.

66. Голосовкер Я. Логика мифа. М., 1987.

67. Гончаров С.А. Сон-душа, любовь-семья, мужское-женское в раннем творчестве Н.В. Гоголя// Гоголевский сборник. -СПб., 1993. С. 4-41.

68. Горбунов В.В., Десятерик В.И. Легенды и были о снах и сновидениях// Сны русских поэтов или души тревожной исповедь и грезы. М., 1999.-С. 141-193.

69. Городецкий Б.П. Лирика Пушкина. М.- Л., 1970.

70. Городецкий Б.П. Трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов». Комментарий.-Л., 1969.

71. Грехнев В.А. Мир пушкинской лирики. Нижн. Новгород, 1994.

72. Гречина О.Н. О фольклоризме «Евгения Онегина»// Русский фольклор, VIII. Славянские литературы и фольклор. JL, 1978.-С. 32-36.

73. Григорьева Е.Н. Категория судьбы в ранней лирике Баратынского// Имя сюжет - миф. - СПГУ., 1996. - С. 86100.

74. Григорьян К.Н. Пушкинская элегия. JL, 1990.

75. Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Словарь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий. Нижний Новгород, 1995.

76. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. -М., 1957.

77. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1995.

78. Гуревич A.M. Романтизм Пушкина. М., 1993.

79. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х томах. СПб.-М., 1880- 1882.

80. Дарский Д. Маленькие трагедии Пушкина. М., 1915.

81. Дарский Д.С. «Пиковая Дама»// Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб., 1995. - С. 308-324. (Публикация В.А. Викторовича.)

82. Дебрецени П. Блудная дочь. Анализ художественной прозы Пушкина. СПб, 1995.

83. Деготь Е.Ю. Оптика сновидений, или современное искусство в парадигме снов// Сон семиотическое окно. - М., 1993. - С. 65-73.

84. Джанумов С.А. Русские писатели. XVIII век. М., 2002.

85. Джанумов С.А. Традиции песенного и афористического фольклора в творчестве А.С. Пушкина. М.: МГПУ, 1998?.

86. Доманский Ю.В. Мифологическое начало в повести А.С. Пушкина «Метель»// Культура и творчество. Сб. научных трудов. Тверь, 1995. - С. 83-89.

87. Друскин Я. Сны// Даугава. 1990. - №3. - С. 114-121.

88. Душечкина Е.В. Святочная словесность первой трети XIX века. Баллада В.А. Жуковского «Светлана» в общественном и литературном обиходе// Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб., 1995. - С. 84-124.

89. Душина JI.H. Жанр баллады в творчестве Пушкина-лицеиста// Жанровое новаторство русской литературы конца XVIII-XIX веков. Л., 1974. - С. 25-41.

90. Евзлин М. Мифологическая структура преступления и безумия в повести А.С. Пушкина «Пиковая дама»// Евзлин М. Космогония и ритуал.-М., 1993.-С. 31-55.

91. Евзлин М. Пространство и движение в повести А.С. Пушкина «Пиковая Дама»// Slavica tergestina. V. 6. Studia russica II. Trieste, 1998.

92. Еремина В.И. Миф и народная песня (к вопросу об исторических основах песенных превращений)// Миф -фольклор литература. - JI., 1978. - С. 3-15.

93. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. JI., 1991.

94. Есипов В.М. Исторический подтекст в повести «Пиковая дама»// Есипов В.М. Царственное слово: Статьи о творчестве А.С. Пушкина и А.А. Фета. М., 1998. - С. 79-92.

95. Есипов В.М. Странная фраза в «Гробовщике»// Есипов В.М. Царственное слово: Статьи о творчестве А.С. Пушкина и А.А. Фета. — М., 1998.-С. 104-114.

96. Жаравина JI.B. А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь: философско-религиозные аспекты литературного развития 1830-40-х годов. Волгоград, 1996.

97. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

98. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

99. Золян С.Т. «Свет мой, зеркальце, скажи.» (К семиотике волшебного зеркала)// Ученые записки Тартускогогосударственного университета. Вып. 831. Труды по знаковым системам. Тарту, 1988.

100. Зубков Н.Н. О системе элегий К.Н. Батюшкова// Филологические науки. 1981. - № 5. - С. 24-28.

101. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965.

102. Иезуитова Р.В. Баллада в эпоху романтизма// Русский романтизм. Л., 1978.-С. 138-163.

103. Иезуитова Р.В. «Жених»// Стихотворения Пушкина 1820- 30-х годов: Сборник статей. Л., 1974. - С. 35-56.

104. Иезуитова Р.В. Пути развития романтической повести// Русская повесть XIX века. Л., 1973. - С. 77-108.

105. Иезуитова Р.В. Роль поэтических традиций XVIII века в становлении Жуковского-романтика// На путях к романтизму. -Л., 1984. С. 158-171.

106. Измайлов Н.В. «Капитанская дочка»// История русского романа.-Т. 1.-М.-Л., 1962.-С. 180-202.

107. Измайлов Н.В. Фантастическая повесть// Русская повесть XIX века.-Л., 1973.-С. 134-169.

108. Калашников В.И. Славянская мифология. М., 2001.

109. Карасев Л.В. Метафизика сна// Сон семиотическое окно. -М, 1993.-С. 135-142.

110. Карташова И.В. Романтизм и формирование драматической системы Пушкина («Борис Годунов»)// Романтизм в художественной литературе. Казань, 1972. - С. 23-38.

111. Касаткина (Аношкина) В.Н. К вопросу о раскрытии внутреннего мира человека в романтизме (на материале философской лирики 30-х годов XIX века)// Некоторые вопросы русской и зарубежной литературы. Саратов, 1969. -С. 92-108.

112. Касаткина (Аношкина) В.Н. Предромантизм в русской лирике: К.Н. Батюшков. Н.И. Гнедич. -М., 1987.

113. Касаткина (Аношкина) В.Н. Поэтический диалог А.С. Пушкина с Ф.Н. Глинкой и В.Ф. Раевским// Жанрово-стилевое взаимодействие лирики и эпоса в русской литературе XVIII-XIX веков. М., 1986. - С. 36-53.

114. Касаткина В.Н. Романтическая муза Пушкина. М., 2001.

115. Кедров К. «Евгений Онегин» в системе образов мировой литературы// В мире Пушкина. М., 1974. - С. 120-149.

116. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. — СПб., 1998.

117. Кихней Л.Г. Мотив святочного гадания на зеркале как семантический ключ к «Поэме без героя» Анны Ахматовой//

118. Вестник Моск. Ун-та. Серия 9: Филология. - 1996. - №2. - С. 27-37.

119. Кодрянская Н. Алексей Ремизов. Париж, 1959.

120. Кодуэлл К. Поэзия и сновидение// Кодуэлл К. Иллюзия и действительность. М., 1969. - С. 257-307.

121. Кондратьев Б.С., Суздальцева Н.В. Повесть-сон// Кондратьев Б.С., Суздальцева Н.В. Пушкин и Достоевский. Миф. Сон. Традиция. Арзамас, 2002. - С. 78-91.

122. Кондратьев Б.С., Суздальцева Н.В. Старший брат Раскольникова// Кондратьев Б.С., Суздальцева Н.В. Пушкин и Достоевский. Миф. Сон. Традиция. Арзамас, 2002. - С. 6477.

123. Корнилова Е.Н. Мифологическое сознание и мифопоэтика западноевропейского романтизма. М., 2001.

124. Косарев А. Философия мифа. М., 2000.

125. Костомаров Н.И. Славянская мифология. М., 1995.

126. Котельников В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах// Русская литература. 1994. -№1. - С. 3-41.

127. Кошелев В.А. К. Батюшков. Странствия и страсти. М., 1987.

128. Кошелев В.А. В предчувствии Пушкина: К.Н. Батюшков в русской словесности нач. XIX в. Псков, 1995.

129. Кошелев В. А. Пушкин и Батюшков. К проблеме литературного влияния// Болдинские чтения. Горький, 1987. Вып. 12.-С. 4-17.

130. Краснов Г.В. Реальность романтического: Случай и случайность в «Капитанской дочке»// Болдинские чтения. -Нижний Новгород, 1993. С. 22-38.

131. Крекнина JI.H. Христианско-мифологические традиции в русской литературе 30-40-х. г.г. XIX века. Тюмень, 1997.

132. Круглов Ю.Г. Русский фольклор. М., 2000.

133. Кузнецов И.С. Система лирических ситуаций романтической поэзии А.С. Пушкина. М., 1999.

134. Кукулевич A.M., Лотман Л.М. Из творческой истории баллады Пушкина «Жених»// Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. АН СССР. Институт литературы. -М.- Л., 1941. Вып. 6. С. 72-91.

135. Кумбашева Ю.А. Мотив сна в русской лирике первой трети XIX века. Автореферат диссерт. на соиск. учен, степени кандидата филологических наук. СПб., 2001.

136. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994.

137. Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. М., 2000.

138. Лесскис Г. Пушкинский путь в русской литературе. М. 1993.

139. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

140. Лосев А.Ф. Диалектика мифа// Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990.

141. Лотман Ю.М. Идейная структура «Капитанской дочки»// Пушкинский сборник. Псков, 1962. - С. 3-20.

142. Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий// Лотман Ю.М. Пушкин. СПб., 1995. - С. 472760.

143. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета// Ю. Лотман и тартуско московская семиотическая школа. — М., 1994.ц< 143. Лотман Ю.М. Сон семиотическое окно// Лотман Ю.М.

144. Культура и взрыв. М., 1992. - С. 219-226.

145. Лузянина Л.Н. «Сон» в художественной системе А.С. Пушкина 1830-х г.г. («Капитанская дочка»)// Анализ литературного произведения. Киров, 1995. - С. 29-38.

146. Лурье С .Я. Дом в лесу// Язык и литература. Т. VIII. Л., 1932. -С. 159-193.

147. Магазаник Л.Э. «Пиковая дама»: морфология и метафизика больших тропов// Академические тетради. 1996. - №2. - С. 53-62.

148. Магазаник Л.Э. После «Пиковой дамы»// Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 1999. - №1. -С. 124-134.

149. Маймин Е.А. Русская философская поэзия. М., 1978.

150. Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы (1833-1836).-Л., 1982.

151. Максимов С.В. Крестная сила; Нечистая сила; Неведомая сила. Кемерово, 1991.

152. Максимов С.В. Собрание сочинений. СПб., 1912.-Т. 17.

153. Мальчукова Т.Г. О жанровых традициях в элегии А.С. Пушкина «Воспоминание»// Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1984. - С. 2043.

154. Маркович В.М. О мифологическом подтексте сна Татьяны// Болдинские чтения. 1980. Горький, 1981.-С. 69-81.

155. Маркович В.М. От Пушкина до Белого: Проблемы поэтики русского реализма XIX в. нач. XX века. - СПб., 1992.

156. Маркович В.М. «Повести Белкина» и литературный контекст// Пушкин. Исследования и материалы. Т. XIII. Л., 1989. - С. 63-87.

157. Маркович В.М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. СПб., 1997.

158. Маркович В.М. Сон Татьяны в поэтической структуре «Евгения Онегина»// Болдинские чтения. 1979. Горький, 1981.-С. 25-47.

159. Медриш Д.Н. «Ее сестра звалась Наташа.»// «Русская речь». 1993. -№2.-С. 111-118.

160. Мейлах Б.С. «.Сквозь магический кристалл.»: Пути в мир Пушкина.-М., 1990.

161. Мелетинский Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора. -М., 1977.

162. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М., 2000.

163. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

164. Мерло-Понти М. Око и дух. М., 1982.

165. Мифы народов мира в 2- х т. М., 1982.

166. Михайлов А.И. О сновидениях в творчестве Алексея Ремизова и Николая Клюева// Алексей Ремизов. Исследования и материалы. СПб., 1994. - С. 89-103.

167. Михайлова Н.И. «Собранье пестрых глав»: О романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин». М., 1994.

168. Муравьева О. Фантастика в повести Пушкина «Пиковая дама».// Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1974. Т. VIII. С. 62-70.

169. Нагорная Н.А. Виртуальная реальность сновидения в творчестве A.M. Ремизова. Барнаул, 2000.

170. Назиров Р.Г. Архангельские образы Смерти и фольклор// Фольклор народов России. Уфа, 2001. Вып. 24. - С. 135-141.

171. Нежданные гости: Русская фантастическая повесть эпохи романтизма/ Сост., автор предисл. и примеч. В.И. Коровин. -М., 1994.-С. 5-22.

172. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба. М., 1999.

173. Нечаенко Д.А. Сон, заветных исполненный знаков. М., 1991.

174. Никишов Ю.М. «Евгений Онегин»: проблема жанра// Болдинские чтения. Горький, 1986. - С. 4-14.

175. Николаева Т.М. «Слово о полку Игореве». Поэтика и лингвистика текста; «Слово о полку Игореве» и пушкинские тексты.-М., 1997.

176. Николаева Т.М. «Сны» пушкинских героев и сон Святослава Всеволодовича// Лотмановский сборник. М., 1995. - Т.1. -С. 392-409.

177. Обрядовая поэзия/ Сост., предисл., примеч., подгот. текста В.И. Жекулиной, А.Н. Розова. М., 1989.

178. Овчинникова Л.В. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» и фольклор// Литература в школе. 1992. - №3-4. - С. 42-47.

179. Овчинникова JI.B. Русская литературная сказка XX века. (История, классификация, поэтика): Монография. / JI.B. Овчинникова; М-во образования Рос. Федерации. Моск. гос. открытый пед. ун-т им. М.А. Шолохова. М., 2001.

180. Панкратова И.Л., Хализев В.Е. Опыт прочтения «Пира во время чумы»// Типологический анализ литературного произведения. Кемерово, 1982. - С. 53-66.

181. Панова Е.П. Фольклорные традиции в прозе А.С. Пушкина. Автореф. диссерт. на соиск. ученой степени кандидата филологических наук. Волгоград, 2001.

182. Петрунина Н.Н. Проза Пушкина (пути эволюции). Л., 1987.

183. Печерская Т.Н. Сон Онегина (сюжетная семантика балладных и сказочных мотивов)// Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. - С. 62-69.

184. Печерская Т.И. Татьяна и Ольга: из наблюдений над «Комментариями к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин» В. Набокова// Актуальные проблемы изучения творчества А.С. Пушкина. Новосибирск, 2000. - С. 86-98.

185. Поволоцкая О .Я. «Гробовщик»: коллизия и смысл.// Московский пушкинист. М., 1995. - вып. I. - С. 23-38.

186. Поволоцкая О.Я. «Метель»: коллизия и смысл.// Московский пушкинист. М., 1996. - Вып. II. - С. 152-168.

187. Поддубная Р.Н. Сказочный сон Адриана Прохорова: О специфике новеллистической поэтике «Гробовщика»// Поэтика жанров русской и советской литературы. Вологда, 1988.-С. 17-34.

188. Полная энциклопедия быта русского народа: В 2-х томах. / Сост. И.А. Панкеев. М., 1998. - Т. 1.

189. Полное собрание пословиц и поговорок. СПб., 1822.

190. Полякова Е. Реальность и фантастика в «Пиковой даме»// В мире Пушкина.-М., 1974.-С. 373-412.

191. Постнов О.Г. Тема смерти в ранней лирике А.С. Пушкина// «Вечные» сюжеты русской литературы: «Блудный сын» и другие. Новосибирск, 1996. - С. 59-68.

192. Потебня А.А. Переправа через воду как представление брака// Потебня А.А. Слово и Миф. М., 1989. - С. 553-565.

193. Прокофьев Н.И. «Видения» как жанр в древнерусской литературе// Вопросы стиля художественной литературы. -М., 1964.-С. 35-56.

194. Прокудин С.Б. «Повести Белкина» Пушкина: Опыт прочтения. Тамбов, 1996.

195. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Д., 1986.

196. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976.

197. Пяткин С.Н. Символика «Метели» в творчестве А.С. Пушкина 30- х г.г.// Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1995. - С. 120-129.

198. Ремизов A.M. Кухка. Розановы письма. Берлин, 1923. - С. 116.

199. Ремизов A.M. Огонь вещей: Сны и предсонье. Париж, 1954.

200. Рогов Т.О. О чудесном// Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. М., 1974. - Т. 1. - С. 340-350.

201. Роговер Е.С. А.С. Пушкин и русская поэзия XIX века. СПб., 1999.

202. Руднев В.П. Культура и сон// Даугава. 1990. - №3. - С. 121124.

203. Руднев В.П. Прочь от реальности. Исследования по философии текста. М., 2000.

204. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1999.

205. Руднев В.П. Сновидение и события// Сон семиотическое окно. - М., 1993.-С. 12-17.

206. Русский фольклор. Крестьянская лирика /Общ. ред. М. Азадовского. JI., 1935.

207. Сазонова С.С. «.Переступив за незнакомый порог.». Заметки о «Гробовщике»// Московский пушкинист. М., 1999. -Вып. VI.-С. 172-177.

208. Семенова М.А. Фольклорные традиции в пейзаже А.С. Пушкина. («Евгений Онегин», лирика.) Автореферат диссерт. на соиск. учен, степени кандидата филологических наук. -Волгоград, 2001.

209. Сендерович С. «Две главы о «Евгении Онегине»// Russian Language Yurnal. 1989. Vol. XLIII. № 144.

210. Сергеев О.В. Алексей Ремизов. Узник сна. Поэтика сновидений прозы 1900-х годов. М., 2002.

211. Сергеев О.В. Поэтика сновидений в прозе русских символистов. Валерий Брюсов и Федор Сологуб. Автореферат диссерт. на соиск. ученой степени доктора филологических наук. М., 2002.

212. Сергеев О.В. Поэтика сновидений в рассказах Федора Сологуба. М., 2002.

213. Сиповский В.В. Пушкин, жизнь и творчество. СПб., 1907.

214. Славянская мифология. Словарь справка/ Сост. Л.М. Вагурина. - М., 1998.

215. Слинина Э.В. Воспоминание в лирике А.С. Пушкина (18261836)// Болдинские чтения. Горький, 1987. - С. 41-50.

216. Слонимский А. Мастерство Пушкина. М., 1963

217. Слюсарь А. А. Пространство и время в «Метели»// Пространство и время в литературе и искусстве: методический материал по теории литературы. Даугавпилс, 1984. - С. 33-35.

218. Стеблин Каменский M.J1. Миф. - JL, 1976.

219. Степанов Н. Проза Пушкина. -М., 1962.

220. Степаньянц Ж.И. О роли сновидений в романах Достоевского. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Самарканд, 1990 .

221. Страда В. «Сон разума». Мифы и образы русской литературы от Достоевского до Пастернака. Рим, 1986.

222. Страхов И.В. Психология сновидений. М., 1955.

223. Страхов И.В. Художественное познание сновидений// JT. Толстой как психолог. Ученые записки Саратовского государственного педагогического института. Вып. X. -Саратов, 1947.

224. Сумцов Н.Ф. Исследования о поэзии Пушкина// Харьковский университетский сборник в память А.С. Пушкина. Харьков, 1900.

225. Тамарченко Н.Д. О поэтике «Пиковой дамы»// Ученые записки Казанского пед. института. Вып. 72. Казань, 1971.

226. Тамарченко Н.Д. Пушкин и «неистовые» романтики// Из истории русской литературы XI-XX веков. Кемерово, 1973. -С. 58-77.

227. Тамарченко Н.Д. Пушкин и пути развития русского классического романа// Тамарченко Н.Д. Русский классический роман XIX века. Проблемы поэтики и типологии жанра. М., 1997.-С. 92-125.

228. Тамарченко Н.Д. Сюжет сна Татьяны и его источники// Болдинские чтения. Горький, 1987.-С. 107-126.

229. Тамарченко Н.Д. Тема преступления у Пушкина, Гюго и Достоевского// Ф.М. Достоевский, Н.А. Некрасов. Сб. научных трудов. Л., 1974. - С. 23-40.

230. Тархова Н.А. Сны и пробуждения в романе «Евгений Онегин»// Болдинские чтения. Горький, 1982. - С. 52-61.

231. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. Пер. с фр.-М., 1999.

232. Толстой Н.И. Славянские народные толкования снов и их мифологическая основа// Сон семиотическое окно. — М., 1993. -С. 89-95.

233. Толстой Н.И. Славянское язычество как древнейшая форма славянской культуры.// Узловые вопросы советскогославяноведения. Ужгород: Издательство Ужгород, университета, 1982. - С. 254-260.

234. Топорков A.JI. Теория мифа в русской филологической науке XIX века.-М., 1997.

235. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

236. Узин B.C. О «Повестях Белкина»: Из комментариев читателя. -Пб., 1924.

237. Успенский Б.А. Тстория и семиотика (восприятие времени как семиотическая проблема.)// Успенский Б.А. Избранные труды в 2-х томах. М., 1994. - Т. 1.

238. Флоренский П.А. Иконостас. М., 1994.

239. Фомичев С.А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. JL, 1986.

240. Фрейд 3. Бред и сны в «Градиве» Иенеса// Фрейд 3. Художник и фантазирование. -М., 1995.

241. Фрейд 3. Психология бессознательного. М., 1990.

242. Фрейд 3. Толкование сновидений. Ереван, 1991.

243. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1998.

244. Фридлендер Г.М. Пушкин, Достоевский, «Серебряный век». -СПб., 1995.

245. Фридман Н.В. Поэзия Батюшкова. М., 1971.

246. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра. М., 1973.

247. Фромм Э. Душа человека. М., 1992.

248. Фромм Э. Забытый язык: смысл снов, сказок, мифов.// Тайны сознания и бессознательного. Минск, 1998.

249. Хализев В.Е. Художественный вымысел. Условность и жизнеподобие// Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2000. -С. 115-119.

250. Хализев В.Е., Шешунова С.В. Цикл Пушкина «Повести Белкина». М., 1989.

251. Ходанен Л.А. Миф в творчестве русских романтиков. Томск, 2000.

252. Ходанен Л.А. Мотивы и образы «сна» в поэзии русского романтизма// Русская словесность. 1997. - №1. - С. 2-8; №2. -С. 47-51.

253. Христофорова О.Б. «Сны и видения в народной культуре»// Живая старина. 1999. - №2. - С. 60-61.

254. Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996.

255. Цивьян Т.В. Архетипический образ дома в народном сознании.// Живая старина. 2000. - №2. - С. 2-5.

256. Цивьян Т.В. Дом в фольклорной модели мира (на примере балканских загадок)// Труды по знаковым системам, 10. Тарту, 1978.

257. Цивьян Т.В. О ремизовской гипнологии и гипнографии// Серебряный век в России. Избр. стр. М., 1993. - С. 299-336.

258. Цивьян Т.В. Человек и его судьба- приговор в модели мира// Понятие судьбы в контексте разных культур. М., 1994. С. .122-129.

259. Чернышев В.И. Пушкинский уголок, его быт и предания// Известия Русского географического общества. Т. LX, 1928. Вып. 2. С. 327-360.

260. Чернышева Т.А. Природа фантастики. Иркутск, 1985.

261. Чудакова М.О. Евгений Онегин, Воланд и Мастер // Возвращенные имена русской литературы. Самара, 1994. - С. 5-10.

262. Чумаков Ю.Н. проблема поэтики Пушкина (Лирика. «Каменный гость». «Евгений Онегин»), Саратов, 1970.

263. Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб., 1999.

264. Шмид В. Дом-гроб, живые мертвецы и православие Адрияна Прохорова. О поэтичности «Гробовщика»// Русская новелла. Проблемы теории и истории. СПб., 1993. - С. 63-83.

265. Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов. -СПб., 1998.

266. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина».-СПб., 1996.

267. Шуклин В.В. Русский мифологический словарь. Екатеринбург, 2001.

268. Шульгин А.В. Какой сон видела Марья Гавриловна?// Русская речь. 1989.-№1,-С. 150-152.

269. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

270. Энциклопедический словарь. Славянская мифология. Отв. ред. С.М. Толстая. М., 2002.

271. Юнг К.Г. Архетип и символ.-М., 1991.

272. Янушкевич А.С. Заметки о романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»// Актуальные проблемы изучения творчества А.С. Пушкина. Новосибирск, 2000. - С. 65-85.

273. Янушкевич А.С. От Карамзина до Чехова. Томск, 1992.

274. Янушкевич А.С. Этапы и проблемы творческой эволюции Жуковского. Томск, 1985.

275. Katz М. Dreams and the unconsious in nineteenth-century Russian fiction. Hanover and London, 1984.

276. Katz M.R. Dreams in Pushkin// California Slavic studies. 1980. Vol. XI.

277. Muller L. Tatyanas Traum// Die Welt der Slaven. 1967. Heft 4.

278. Tangl E. Tatyanas Traum// Zeitschrift fur Slavische Philologie 25. 1956. Heft 1.