автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого
Полный текст автореферата диссертации по теме "Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого"
11-3
2915 На правах рукописи
......
у
Коптева Галина Геннадьевна
Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Специальность 10.01.01 — русская литература
Красноярск 2011
Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Алтайская государственная педагогическая академия»
Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент
Мансков Сергей Анатольевич
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, профессор Собенников Анатолий Самуилович
кандидат филологических наук, доцент Говорухина Юлия Анатольевна Ведущая организация:
ГОУ ВПО «Горно-Алтайский государственный университет»
Защита состоится 20 июня 2011 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.099.12 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ФГАОУ ВПО «Сибирский федеральный университет» по адресу: 660041, г. Красноярск, пр. Свободный, 82, стр. 6, улк. ИНиГ, ауд. 3-17.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Сибирского федерального университета.
Автореферат диссертации размещён на сайте Сибирского федерального университета www.sfu-krasu.ru.
Автореферат разослан « » мая 2011 г.
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,
доцент И.В. Башкова
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ
БИБЛИОТЕКА
2011 Общая характеристика работы
Литературоведение накопило обширный материал, посвященный генезису поэзии Заболоцкого. Количество работ здесь давно перевалило за тысячу. Исследователи, стоявшие «у истоков заболоцковедения», -А. Македонов, И. Ростовцева, Н. Степанов, А. Турков, И. Роднянская, подробно анализировали творчество поэта в лучших традициях советского литературоведения, отчетливо разделив его поэзию на ранний и поздний периоды (и это в принципе не противоречило логике соответствующих представлений самого автора). Но исключительное своеобразие жизненного и творческого пути Николая Заболоцкого, «многозначность предметно-психологической символики изображения бытия» с неумолимой закономерностью послужили источником неоднозначных восприятий, противоположных критических оценок, разобщенности научных взглядов. Поэзия Заболоцкого, однако, еще остается «непрочитанной» в каких-то очень существенных и важных своих параметрах, несмотря на большое количество статей, сборников и монографий, связанных с его жизнью и творчеством. К новым результатам можно, как нам представляется, отнести данное исследование, акцентирующее эпические интенции в художественном мире поэта - на основе архетипических начал и пространственно-временных особенностей.
Актуальность исследования определяется необходимостью осмысления сущности художественного мира поэта через выявление глубоко укорененных в оригинальных и переводных его произведениях эпических начал, впрямую и непосредственно связанных с пространственно-временными мировоззренческими представлениями Н. Заболоцкого. Для автора данной работы научная новизна определяется степенью изученности заявленного в названии диссертации аспекта поэтики Н. Заболоцкого. Несмотря на то, что многие исследователи и критики (А. Македонов, И. Ростовцева, Н. Степанов, Никита Заболоцкий, И. Смирнов, Е. Дымшиц и др.) неоднократно упоминали об эпической направленности творчества и взглядов Николая Заболоцкого, пока не известны работы, посвященные именно данной проблеме монографически. При многократных указаниях и ссылках на эпическую доминанту и разного рода эпические элементы в его творчестве, оригинальном и переводном, до сих пор не подвергался глубокому рассмотрению собственно эпический субстрат его поэтики, тем более в ракурсе хронотопическом.
Цель работы - исследовать эпические интенции, а также - в непосредственной связи со спецификой мировоззрения - художественное пространство в поэтике Н. Заболоцкого; выявить эпические начала его произведений, тесно связанные с хронотопом.
Объект исследования - оригинальные и (частично) переводные произведения преимущественно зрелого периода, начиная со «Смешанных столбцов», поскольку именно в них уже проявились достаточно отчетливо перспективы дальнейшего развития и духовного роста поэта.
Предмет исследования - эпический элемент поэтики Заболоцкого, особенности художественного стиля, органично вытекающие из специфики его пространственно-временных представлений и менталитета.
Современные концепции пространства разных исследователей, как П. Флоренский, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, М. Элиаде и др. (включая «точку зрения» Б. Успенского), совпадают в главном: художественная суть предмета искусства есть строение пространства. Под пространством в художественном произведении нами понимается индивидуальная авторская модель, отражающая реальный мир под определенным углом зрения.
Речь в данном исследовании - о глубинной жанровой конвергенции лирики и эпоса в творческом универсуме поэта Николая Заболоцкого. В анализе произведений такого характера особое внимание, как справедливо полагает А.Б. Есин, следует уделять не разграничению эпических и лирических начал, а их синтезу в рамках одного художественного мира
Лиро-эпический стиль при его воссоздании подразумевает предельную обобщенность, отстраненность, сведение моментов «лирической концентрации» (термин Т.И. Сильман) к рассказу о некотором главном событии, или событиях, отражающих сущность мировосприятия автора, сущность его художественного мира, реализованного в пространстве и времени, воссоздаваемых в отдельно взятом литературном произведении либо в поэтике художника-творца в целом. В данном исследовании рассматривается именно второй вариант.
Исторически корни эпоса уходят вглубь мифологического мышления, эпос «обобщает историческое прошлое народа языком мифа». А.Л. Баркова обоснованно утверждает, что эпос по праву может быть рассмотрен в кругу мифологических текстов, но занимает среди них особое место, поскольку в центре внимания эпоса - не сверхъестественное существо, а человек. Эпос выражает представление человека о самом себе, история эпоса - это история самооценки человека. О подражании архаическому герою не могло быть и речи. Но герой классического эпоса уже есть модель, образец для подражания, наилучший в своем роде. Таким образцом нередко предстает лирический субъект Николая Заболоцкого.
Материалом исследования послужили стихи и поэмы Заболоцкого, его переводы произведений разных народов, в том числе «Слова о полку Игореве» и грузинской классической поэзии, его автобиографическая проза, статьи и заметки, а также письма 1921-1958 гг.
Методологическую основу диссертационного исследования составили положения фундаментальных литературоведческих трудов А.Н. Веселов-ского, П.А. Флоренского, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетин-ского, В.Н. Топорова, А.Ф. Лосева, М. Элиаде, Д. С. Лихачева, Г.Д. Гачева, М.Н. Дарвина, А .Я. Гуревича и др. Основными методами, используемыми в работе, явились историко-культурный и структурно-семиотический, с элементами биографического, мифопоэтического и феноменологического подходов, а также мотивного анализа. Кроме того, использовался инструментарий общей теории перевода.
Практическая ценность работы заключается в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы в школьной и вузовской практике преподавания русской литературы, при подготовке разного рода спецкурсов по творчеству Николая Заболоцкого, в работе общих курсов и семинаров по поэзии и русской литературе XX века.
Положения, выносимые на защиту:
1. Пространственно-эстетические представления поэта тесно связаны с его мифологическим мировосприятием. Пространство поэзии Н. Заболоцкого манифестирует мифологему мирового пространства, и, шире, вселенной самого автора. Пространственная разомкнутость, масштабность изображаемого коррелируют с грандофонией и сонорикой.
2. Человек (объект) в изобразительном аспекте представлен, прежде всего, через лицо. «Лицо» нередко становится у Заболоцкого аксиологическим мерилом. В зрелом творчестве через лейтмотивный образ лица, возникающий во многих стихах поэта, эксплицирована ценностная иерархия в художественной системе и интенция движения к идеалу.
3. Пантеистическое восприятие мира нивелирует смерть в художественной системе поэта, поскольку каждый человек является частью бессмертной природы. Три модели времени работают у Заболоцкого, и это связано с идеей бессмертия.
4. Образ носителя речи определен эпическими интенциями автора. Лирический субъект Заболоцкого коррелирует с масштабностью воссоздаваемого автором художественного универсума.
5. Николай Заболоцкий был не только поэтом, но и профессиональным переводчиком, и эта профессия во многом способствовала формированию его эстетических приоритетов и собственной художественной системы.
6. Мир Заболоцкого имманентно эпичен, эта «подспудная» эпичность возникает уже в поэтике раннего периода творчества - через пространство. С пространственными представлениями поэта связано эпическое начало, неотъемлемо присущее его стилю.
7. Художественный стиль поэта Н. Заболоцкого - лиро-эпический. Глубинную природу синтеза лирических и эпических начал в его поэтике
целесообразно рассматривать через механизмы связи творческой личности с художественной материей его созданий.
Теоретическая значимость исследования: выявлено своеобразие поэтики зрелого Н. Заболоцкого в плане жанровой «неканоничности» - эпо-пейность мировосприятия, получившая своеобразное преломление в художественном стиле; в связи с чем исследованы также пространственно-временные составляющие художественного мира поэта, сделана попытка графически представить мифопоэтические и эпические интенции в творчестве Заболоцкого. Введены новые термины - грандофонш, сонорика.
Апробация работы: материалы данной работы прозвучали на конференциях: Научная конференция молодых ученых - Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 9 апреля 2002 г.); Научная конференция молодых ученых - Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 28-29 апреля 2004 г.); Научная конференция молодых ученых - Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 28-29 апреля 2005 г.); «Филологические чтения» -НГГТУ, Конференция молодых ученых (Новосибирск, 17-18 апреля 2006 г.); Научная конференция молодых ученых - Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 27-28 апреля 2006 г.); «Культура и текст: культурный смысл и коммуникативные стратегии» - конференция БГПУ (Барнаул, 1112 сентября 2008 г.); Международная научная конференция «Россия в многополярном мире: образ России в Болгарии, образ Болгарии в России» -Пушкинский Дом совместно с Институтом литературы Болгарской Академии наук (Санкт-Петербург, 26-28 октября 2009 г.)
Объем и структура исследования: представленная к защите диссертация в объеме 205 страниц включает введение, две главы и заключение, список литературы включает 305 источников.
Основное содержание работы
Во введении определена степень изученности вопроса и обоснована актуальность темы; сформулированы цель и задачи исследования, а также методология; определена научная новизна и практическая значимость диссертации; представлены положения, выносимые на защиту. В этой части диссертации рассмотрен вопрос о степени освоения современной филологической наукой лирического и переводного наследия Н. Заболоцкого.
В первой главе - «Эпика пространственно-временных измерений и художественный стиль Николая Заболоцкого» - исследуется модель художественного мира поэта, выраженная на языке пространственных представлений, и его художественный стиль. Художественное пространство лирики Н. Заболоцкого имеет эксплицированный мифологический генезис. К нему отсылают повторяющиеся пространственные составляющие -столп (axis mundi) и круг (знак цикличности). Появившись в ранних стихах Заболоцкого, они становятся константными, и в произведениях зрелого
периода строят трехуровневое пространство, связанное с мифологическим восприятием окружающего мира. Такое восприятие позволяет выстроить некую геометрическую модель, где модус мира организован по вертикальной оси и открыт в беспредельность. Глава содержит четыре параграфа.
Первый параграф называется «Разомкнутое пространство» Н. Заболоцкого». Импрессионистичность бытия в поэтике Заболоцкого, как правило, существует в контексте пространственной неограниченности. Пространство - одна из самых значимых категорий художественного мира поэта, и оно оказывается порой выразителем вовсе не «пространственных» отношений, как, например, в стихотворении «Казбек». Характерна параболическая неоднозначность пространственных представлений Заболоцкого - по вертикальной оси, axis mundi. Лингвистическая составляющая позволяет дешифровать модель мира поэта, где весьма частотны понятия - сфера и купол («дерево сфера», «музыка сфер», «центр сфер», «пенье сфер», «купол небес», «купол насекомых» и «радуга, куполом упавшая на плечи», соединившая диалектически в своем конструкте идеи верха и низа). Соответственно, художественная модель пространства Заболоцкого, как правило, по вертикали представляет собой «двойную» (как бы зеркально отраженную) полусферу, неограниченно расширяющуюся в перспективе и бесконечно углубляющуюся по оси «верх-низ». Точнее говоря, есть две зеркально развернутые расширяющиеся полусферы и соединяющая их ось мира с центром, в котором находится лирический субъект Заболоцкого. Этот принцип «работает» в стихотворениях: «В тайге», «На рейде», «Уступи мне, скворец, уголок», «Петухи поют» и многих других. Модус художественного мира поэта, а равно и пространство, организованное по вертикальной оси, параболически открыты в беспредельность. Лексема «бездна» (с присущей ей семантикой глубины) ярко характеризует мифологичность пространственных представлений, амбивалентно обозначая в некоторых случаях космические «верх» и «низ».
Пространство поэзии Николая Заболоцкого манифестирует мифологему мирового пространства самого автора. Природа для него - абсолютная мера, а модус материального и (амбивалентно) потустороннего мира отличается всесторонней разомкнутостью и абсолютной безграничностью. Любое произведение Заболоцкого, связанное с мотивикой природы, лиро-эпически воспевает ее величие, беспредельность пространств и огромную созидательную силу.
Величие пространства у Заболоцкого, мыслящего космическими параллелизмами, связано с пением, музыкой, громкозвучием, иначе говоря, пространственная разомкнутость, масштабность коррелируют с грандофони-ей (от лат. grandis - большой, важный). В художественном контексте большинства его произведений они сливаются в одно неразделимое целое. Окружающий мир представляется чудесным и непрерывно изменяю-
щимся, сияющим (храмом) и необозримым (мирозданьем). Но, прежде всего - огромным музыкальным инструментом, «органом поющим» в своей изначальной природности и стихийности, «певучим источником величья», о чем поэт прямо сказал в одном из своих стихотворений. Слово «мир» - самое частотное в произведениях Н. Заболоцкого, и пространственная безграничность и нерасчлененность характерны для него.
В таком способе изображения мира сказывается мифопоэтический, ар-хетипический модус восприятия, «исходом» из которого явился эпос, эпичность поэтического взгляда. Мифопоэтическая сопричастность всего со всем (подчиненность закону партиципации) - одна из главных характеристик мифической картины мира. Подобная сопричастность - характерная черта поэтики Заболоцкого: «Рожденный пустыней, / Колеблется звук, / Колеблется синий / На нитке паук. / Колеблется воздух, / Прозрачен и чист, / В сияющих звездах / Колеблется лист. / И птицы, одетые в светлые шлемы, / Сидят на воротах забытой поэмы, / И девочка в речке играет нагая...». Многочисленные «мелочи» бытия во взятом им эпопейном ракурсе необходимы не просто как детали колорита (местного, временного), но как подробности извечной жизни, через которые просвечивает «генерализация». Он и серьезен во всем как эпический автор. По этим причинам столь демонстративен в его поэтике синтез лирических и эпических механизмов создания художественного текста. Его поэтический идиолект составлен из таких лексем и синтагм, которые практически в любом произведении формируют семантику величия внешнего и внутреннего художественного пространства, в которое включается лирический субъект и все, что ему близко физически, морально, эмоционально или интеллектуально. Космологизируя пространство, поэт создает такие синтагмы, в которых слова, соединяясь, образуют новые смыслы — пространственно-эпически-масштабные: «среди пустынных смыслов мы построим дом», «училище миров неведомых», «где битва нот с безмолвием пространства», «осенних рощ большие помещения стоят на воздухе как чистые дома» и т.п. Космологическое расширение пространственного модуса активно функционирует в стихотворениях «Гомборский лес», «Казбек», «Гурзуф ночью», «Шакалы», «Над морем», «Противостояние Марса», «Вчера, о смерти размышляя», «Ночь в Пасанаури» и многих других. Специфическая модель художественного мира в поэтике Заболоцкого отсылает к ар-хетипическим представлениям о пространстве-времени: мифопоэтическое пространство трехмерно, а время циклично.
Лишенное границ, художественное пространство предстает как вневременное и универсальное. Вечность и величие его, высота и неизмеримость приобретают антропологическую ценность, противостоят пониманию человека как некой числовой (т.е. исчисляемой) единицы, чей кругозор узко ограничен социумом. Лирический субъект здесь превращается в
некую равновеликую этому незамкнутому миру единицу («меру всех вещей»).
Второй параграф - о «звучащем пространстве». Модель художественного мира Николая Заболоцкого имеет оригинальные составляющие. Помимо традиционных сущностных категорий (пространство и время) в нем ярко представлено звуковое (сонорическое) начало 1. Стихия музыки -в самых разных ее проявлениях - является выразительной демонстрацией жизненного начала. В поздней лирике Заболоцкого мифопоэтика и соно-рика становятся основой восстановления «целостности бытия».
Роль звукового компонента в художественной системе Заболоцкого исключительно велика. Лирический субъект, максимально приближенный к поэту, уподоблен дирижеру, управляющему оркестром, согласовывающему звучание многих инструментов. «Мысль - Образ - Музыка» - идеальная тройственность, к которой стремится поэт. В контексте этой тройственности сонорика становится оригинальным поэтическим приемом: слова «поют, трубят и плачут», и громко «перекликаются» друг с другом; и эта грандофоническая окраска именно усиливает эффект эпичности, укрупняя образы, транспонируя словесные образы в музыку лиро-эпических интенций: «Он встал над бездной вертикальной / В тройном созвучии октав, / Обрывки бури музыкальной / Из окон щедро раскидав. // Он весь дрожал от этой бури...» Сонорика как «фоническая приправа» присутствует во многих произведениях Заболоцкого. Его мифопоэтическое пространство -это весь окружающий огромный мир, и поэт умеет вслушиваться в него, слышать его звучание, его «музыку». В стихотворении «Бетховен» сонорика достигает эпического размаха; эпическая составляющая возведена в контрапункт и эксплицирована в сюжете: лирический субъект ассоциируется с царем всего животного мира - львом; мировое пространство изо-
1 Под «сонорикой» здесь понимается «музыка звучностей» в поэтике Заболоцкого. Термин заимствован нами из теории музыки. Сонорика как музыкальный термин (лат. зопогш звонкий, звучный, шумный) есть разновидность композиционной техники, которая выдвигает на первый план окраску звучания музыки. Как элемент музыкального мышления она отличаема от музыки тонов, поскольку тоновая музыка оперирует как единицами тоновысотами и интервалами, из гармонического сочетания которых достигается лад, гармония, а термин «сонорика» предусматривает преобладание в гармонии таких звукоотношений, где ведущее значение имеют не различаемые слухом высоты и интервалы, а сплавленные в единство-звучность группы высот.
Теоретики понимают сонорику как новое музыкальное мышление (восходящее к творчеству Штокхаузена). Речь идёт не просто о чувственном эффекте, но о принципиально ином пути развития музыки, о «сонорном» мышлении. Карлхайнц Штокхаузен свою музыку в этом качестве называл новым музыкальным пространством, утверждая, что понятие о новой эпохе не может быть «менее охватывающим, чем космическая музыка».
брэжено беспредельно простирающимся «до самых звезд» - подобно не имеющей границ эпопее; и человек представлен познающим, подобно эпическому герою, онтологические категории добра и зла. Сонорическое начало определяет предельную громкость и музыкальность звука, слова, стиха в художественном пространстве лирического субъекта, способствует космологизации этого пространства. Музыка озвучивает, оглашает его мир, и эта особенность поэзии вновь напоминает об античной традиции. Такова специфика изобразительного элемента лирики Николая Заболоцкого. Звуковой компонент подчеркивает-дополняет безграничность пространства и эпическую всеохватность жизни. В смысловой стороне музыкальности поэт нашел также и «непрерывность временного процесса», в котором, по замечанию Г. Филиппова, сошлись-совпали все три времени.
Третий параграф посвящен «четвертому измерению» художественного мира Н. Заболоцкого - времени. Упоминая о влиянии В. Хлебникова на обернутое, Т. Игошева пишет, что он «ощущал жизнь как эпическую в своей основе. И осью этого бытийного единства представлял время (выделено мной. - Г. К.)». Время, по мысли Хлебникова, должно особым образом слиться с пространством и образовать новую неделимую сущность. В том же ключе мыслил, вероятно, Николай Заболоцкий, считавший Хлебникова своим учителем. В XX веке в науке утверждается представление, что окружающий нас мир представляет собой четырехмерный пространственно-временной континуум. Теория относительности Эйнштейна, созданная в 1905-1916 гг., показала именно неразрывную связь между пространством и временем, а также между материальным движением, с одной стороны, и его пространственно-временными формами существования - с
ДРУГОЙ.
Труды Эйнштейна Николай Заболоцкий начал изучать еще в ранней молодости. Поэтому уже в «Столбцах» время как бы стремится, отмечает Игошева, «лишиться своих собственно временных качеств и взамен приобрести некоторую пространственную оформленность»: «А вверху едва заметно / Время в воздухе плывет, / Год проходит, два проходит...». В «Предостережении» (1932 г.) Заболоцкого течение времени в качестве смены поэтических впечатлений представлено как четвертая координата мирового пространства: мысль, устроенная в теле, - то же самое, что мысль, «устроенная» в пространстве, поскольку всякое первоначальное пространственное представление начинается для человека с собственного тела. Мысль (время) «течет» «в воде» (пространстве). Самопроизвольно возникает ассоциация уподобления течения времени - потоку воды. Оппозицию «пространство - человеческая мысль» возможно в аспекте человеческого воспринимающего сознания представить следующим образом. Всякая особь, единица, субъект естественно существуют в пространстве. С другой стороны, время (как «четвертое» измерение) - есть содержа-
тельно неотъемлемая особенность всякого материального предмета и всякой особи. С наибольшей очевидностью такое представление о соотношении четырехмерного пространства (в широком смысле - космоса) и его восприятия человеком демонстрируется поэтом в стихотворении «Я воспитан природой суровой...» (1953 г.). Здесь бесконечность течения жизни (думы, души), подчеркнутая повтором глагола с аналогичной семантикой (течение со времен античности ассоциируется с категорией времени), коррелирует в темпоральном аспекте с пространственной беспредельностью-бесконечностью. А философский аспект авторского мировосприятия
— с его эпическим размахом. Поэт строит сложнейшую вселенную, где органично взаимодействуют мифопоэтические, философские, физические и многие другие подходы. Поскольку время не может быть представлено самим собой, оно заимствует свое представление у пространственных средств: труба, тире между двумя датами на надгробье, часы и т.п. Часы -пространственная модель времени, изобретенная человеком для того, чтобы последнее «видеть». Такую функциональную модель и последствия ее изобретения Заболоцкий наглядно изобразил в стихотворении «Время». Осознание времени через пространство манифестировано в ряде его произведений: «Сгустились сумерки...» («Лодейников»), «Вечно светит лишь сердце поэта в целомудренной бездне стиха» («Ночное гулянье»), наконец
- в стихотворении «Неудачник»: «Крепко помнил ты старое правило - / Осторожно по жизни идти. / Осторожная мудрость направила / Жизнь твою по глухому пути».
Образ мира в его временных измерениях характеризуется у поэта наличием эпической доминанты, поскольку время - это память, и «эпос - это память, и он рождается с острым чувством времени», по мысли Г.Д. Гачева. Художественное время поэта занимает последнюю, четвертую позицию в четырехмерной системе координат мирового континуума. Это согласуется с научными представлениями Эйнштейна и Минковского, Флоренского и Вернадского; и это естественно еще потому, что в нашей языковой картине мира время осознается как некое пространство (обратное возможно, но не типично). Ученые XX в. утверждают, что время неразрывно связано не только с пространством, но - с бытием, оно «есть само бытие», по утверждению С.А. Аскольдова. В поэтике Заболоцкого отчетливо просматривается эпическая связь времени с бытием, осознан момент вечности: конечное для человека, время природы, онтологическое время - бесконечно: «И понял я в то золотое утро, / Что смерти нет и наша жизнь бессмертна». Время является «одним из основных проявлений вещества», согласно представлениям некоторых ученых и, в первую очередь, В.И. Вернадского, с трудами которого поэт был хорошо знаком. Создается впечатление, что в художественном мире Заболоцкого объективно времени как самостоятельной антиципации восприятия не сущест-
вует; то, что считается таковым, представляет собой на деле лишь координату в четырехмерном универсуме, четвертое измерение пространства, которое является его производной: «Чудесное полотно выткали наши руки, / Миллионы миль прошагали ноги», и прошлое-настоящее-будущее архетипически слились в единый, связанный с пространством континуум. Циклическое время (мифологии) имплицитно вытягивается в спираль (катится клубок), затем в линию (нить), и - возникает история и эпика. По мнению М.Д. Ахундова, из циклической модели мифологического времени возникло, в процессе исторического развития, время спиральное, функционирующее в развитой мифологии. На поздних этапах мифология приобретает характер героического эпоса, а в общественном сознании постепенно происходит «раскручивание» спирали времени в линейную конструкцию - и вот так «появляется история!». Идея спирального времени очень созвучна идее восходящего развития (опять же по спирали. - Г. К.) К.Э. Циолковского, работы которого столь трепетно восприняты были молодым Заболоцким. В стихотворении «Бетховен» авторское представление о мире как четырехмерном пространственно-временном континууме, где время-мысль (его четвертая координата) заключает в себе сразу прошлое («в тот самый день»), настоящее («сквозь покой пространства мирового») и будущее («стань музыкою, слово»), усиливается сонорическим акцентом, характерным для большинства произведений Заболоцкого и подчеркивающим глубинный эпический субстрат его поэтики. В стихотворении «Отдыхающие крестьяне» также звучит прямой намек на четырехмерность мирового континуума.
Методологически полезной в контексте данного исследования оказалась та глава сочинения П. Флоренского «Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях», где речь идет о времени как четвертой координате, «четвертом измерении» действительности. Предмет, визуально воспринятый в пространстве в данное конкретное мгновение, не является в действительности «полноценно воспринимаемым», но есть лишь некий слепок-момент его пространственно-временного существования. Такой «отвлеченно статистический разрез» не может никоим образом служить представлением-моделью целостного образа вещи, предмета, субъекта, давая лишь их усеченный, односторонний, «однобокий» вариант. Если мы хотим хотя бы отвлеченно понять цельный четырехмерный образ, необходимо знать «много сечений его в разные времена». Текучесть такого образа воплощает визуально, например, «длинный-длинный, тонкий, стройный» кипяток, который медленно «льется в чашку» в стихотворении Заболоцкого «Самовар». Или его «Змеи», которые «спят, открывши рот», пока «вверху» едва заметно «плывет» в воздухе время. Время в поэтике Заболоцкого имеет векторную направленность четвертой координаты, подчиненность которой мировому
пространству определяется, прежде всего, спецификой его мифопоэтиче-ского, эпического, сонорического мировосприятия: «А на вершинах Зодиака, / Где слышен музыки орган, / Двенадцать люстр плывут из мрака, / Составив круглый караван. / И мы под ними, как малютки, / Сидим, считая день за днем, / И, в кучу складывая сутки, / Весь месяц в люстру отдаем». Абсолютная подчиненность времени пространству здесь очевидна.
Эпическая форма исходит из приятия бытия, его «тотальности», его постоянного и вечного ритма. У Николая Заболоцкого это манифестируется «тотальностью» природы (ее пространств и форм жизни), дополняется сонорикой (звучанием этих пространств и заполняющих вещей) и предстает в полифонически звучащей поэтической форме. Изобилие бытия, характерное для эпических форм, безусловно, имеет место быть в поэтике Заболоцкого. Тем самым выражается идея, что оно, бытие (соответственно, и эпос), царит над принципом времени. Мифопоэтическое пространство Николая Заболоцкого, являясь эпически масштабным и беспредельным, доминирует над временем. Время поэт воспринимает как одну из координат бытийности (пространства). Из всех существующих моделей времени ему ближе всего позднее мифологическое, где возникает идея спирали, создающая возможность повторения и развития одновременно. Все это восходит к философским космическим штудиям эпохи, которые Заболоцкий читал и изучал.
В параграфе четвертом определяется стиль поэта, связанный с его художественной позицией в собственном универсуме и спецификой мировосприятия; прослеживается эволюция точки зрения лирического субъекта в контексте традиционной христианской парадигмы «личина-лицо-лик». Выявлена универсальная творческая рефлексия автора по поводу эстетической категории лица, подчеркнуто онтологическое тождество планов природного и человеческого в его поэтике. Подчеркнуто также, что «эпическое дыхание», которое отмечал Н. Степанов у Заболоцкого еще до его ареста, остро ощутимо и в переводческих, и в оригинальных работах поэта.
Специфический способ конструирования поэтического универсума осуществляется всегда через поэтический идиолект автора, и в способе мыслить мир воплощается собственная философия творящего. Безликий, «массовидный» человек «Городских столбцов» Заболоцкого меняется по мере происходящих внутренних изменений личности автора. Уже в «Смешанных столбцах» точка зрения претерпевает определенную эволюцию. Переосмысляется окружающий мир, внешнее и внутреннее пространство. Возникают образы логосной направленности, с семантикой света, са-кральности. Так, в «Поэме дождя» (1931 г.) - «Природа в стройном сарафане, / Главою в солнде упершись, / Весь день играет на органе...». В произведениях 30-х годов появляется одухотворенное лицо как знаковая примета внутренней смены аксиологических параметров, и в структуре худо-
жественного мира поэта обнаруживаются вечные, духовные начала; одно из первых стихотворений такого плана - «Лицо коня» (1926 г.). Очевидной становится экспликация ценностной иерархии в художественной системе и интенция движения к идеалу. В поэзии зрелого периода этот идеал обнаружится, прежде всего, в произведениях эпического характера, а также в лейтмотивном образе лица, характерно возникающем во многих стихах поэта, оригинальных и переводных. В произведениях Заболоцкого осуществляется когезийное сцепление личного и общего, автора и героя, эпического и лирического начал.
Мифопоэтические пространственные представления Заболоцкого архе-ткпически совпадают, по всей видимости, с уходящими в глубь веков представлениями древних об «аггрегатности» человека и его психического аспекта, в результате чего актуализируется отдельная часть «человеческого целого» - лицо, характеризующееся, по выражению В.Н. Топорова, «открытостью, способностью видеть (т.е. вбирать в себя пространство), слышать, говорить». Лицо - важное и самое частотное соматическое составляющее внешности человека в поэтике Н. Заболоцкого. Оно становится аксиологическим эталоном, что наиболее открыто заявлено в стихотворении «О красоте человеческих лиц». «Лицо поэзии» Заболоцкого внешне оставалось, на протяжении всей жизни, по преимуществу отстраненно-невозмутимым. В этом плане многозначителен его творческий постулат: «Если человек не дикарь и не глупец, его лицо всегда более или менее спокойно. Так же спокойно должно быть и лицо стихотворения (выделено мной. - Г. К.). Умный читатель под покровом внешнего спокойствия отлично видит все игралище ума и сердца».
«Жизнь в форме самой жизни» - вот необходимая задача эпической формы; следовательно, вполне естественна некая «холодность» фундаментально-онтологически осмысляющего мир поэта. Ее демонстрируют очень многие произведения Заболоцкого: «Осень», «Север», «Предостережение», «Искусство», «Зима» и т.п. Отстраненность, практически полное (для поверхностного взгляда) отсутствие сугубо лирического элемента в поэзии сочеталось с широкой научно-философской ориентацией, природно-онтологической доминантой и яркой предметно-описательной изобразительностью; благодаря чему расширялись повествовательные возможности лирики. В «поздний период» миросозерцание поэта спокойно-философское, адекватно-приемлющее. Целый ряд стихотворений манифестирует приход к «приятию бытия», характерному для эпического рода: «Над морем», «Болеро», «Старость», «Стирка белья», «Гомборский лес», «Вечер на Оке», «Портрет» и т.д. Вот это «приятие бытия» (термин Г.Д. Гачева), любовь к жизни, к живому существу во всех его формах обусловливают и специфику этических воззрений Заболоцкого, и перманентное эпопейное состояние его художественного мира. Частотным становит-
ся герой индивидуальный, портретный. Портретное изображение лица у Заболоцкого связано, несомненно, с общей авторской мифопоэтической тенденцией увидеть и показать окружающий мир во всей его полноте, в связях частного и общего, индивидуального и типического, сиюминутного и вечного. И одновременно - внешнего и внутреннего: «Множество человеческих лиц, каждое из которых - живое зеркало внутренней жизни, тончайший инструмент души, полной тайн...» Лицо способствует обнаружению «идеального» смысла в поэтической системе Заболоцкого с ее «множеством человеческих лиц», и читатель получает дополнительную возможность «увидеть» прорывающийся сквозь хаос и тьму обыденной жизни эпический «свет высшей духовной инстанции». Творческий пафос -изображение человека в универсальной форме — реализуется в изображении «лиц» (и «ликов») наиболее очевидным образом. И даже откровенно любовная лирика, в полном соответствии с общей направленностью творческих интенций поэта, оказывается оформленной таким образом, что выходит на некий сверхжанровый уровень, где лирика и эпос оказываются изоморфны. Лирическое стихотворение, по замечанию Т. Сильман, есть одновременно и нечто глубоко личное, и нечто безгранично общее: чем глубже втягивается «объект» и его внешний мир в душевные недра переживающего субъекта - тем более обезличенным и общезначимым он из этих недр возвращается, и, соответственно, - тем более «вечной» кажется отображенная в стихотворении ситуация. Художественный стиль Николая Заболоцкого следует, таким образом, определить как лиро-эпический, принимая во внимание глубинную жанровую конвергенцию лирики и эпоса в мировосприятии и творческом универсуме поэта.
Что касается стилевых доминант, в которых выражено его своеобразие, то, прежде всего, это - крайнее напряжение мысли, объективность изображения, доходившая порой до остранения и отстранения, экспрессивность и торжественность, граничащая во многих стихах с монументальностью, классическая завершенность произведений позднего периода. Диалектически неразрывная онтологическая «диада»: природа и человек, или жизнь и Я, обусловливающая специфику взаимоотношений лирического субъекта и «внешнего мира» в его поэтике. Понятны причины его всегдашней, изначальной тяги к эпосу, привязанности к эпическим формам отражения жизни. Эпопея изначально являлась стихотворным произведением большого объема и была отмечена особым пафосом и авторитетом. Эпический масштаб превосходил обычную жизнь во всех отношениях. Это было близко Заболоцкому и хорошо просматривается в его оригинальных и переводных произведениях. Тематика их касается преимущественно универсальных человеческих проблем.
Во второй главе - «Эпические интенции в оригинальном творчестве и переводческом наследии Заболоцкого» - исследуется статус лирического
субъекта, тема смерти и ее преодоления таковым, связанные с эпическими интенциями автора и классической поэтической традицией. Определяется роль переводческой деятельности в формировании приоритетных художественных взглядов поэта и его «возвращении в лоно большого стиха» после осуждения и ссылки на каторжные работы. Отмечены заслуги Заболоцкого в переводе национальных эпических произведений разных народов, его характерные творческие принципы и «переклички» переводов с оригинальным творчеством. Цикл «Последняя любовь анализируется через циклообразующий мотив и рассматривается как сверхжанровое образование, репрезентирующее лироэпическую форму осмысления «вечной» любовной драмы.
Основная мысль первого параграфа обозначена в заголовке: «Переводческая деятельность поэта - «мост» между «ранним и поздним» Заболоц-,'аш». Переводческая работа не только обогатила эпическими гранями субстрат его оригинальных художественных представлений о мире, но вообще сыграла огромную роль в духовном возрождении Николая Заболоцкого. На первое место здесь нужно поставить художественный перевод «Слова о полку Игореве», в основном осуществленный в трагические года. Он не писал в период каторги и ссылки и не переводил ничего, кроме «Слова». По признанию самого Заболоцкого, «пережил его в себе самом». Этот перевод явился, по определению Л. Озерова, мостом между ранним Заболоцким и поздним, «мостом над бездною жизни, над бездною, угрожавшей засосать к поглотить поэта». После освобождений он продолжил перезодческую работу. Грузинский критик Г. Маргелашвили писал, что H.A. Заболоцкий был большим русским поэтом и в то же время - «одним из классиков (разрядка Г. Маргелашвили) художественного перевода». Помимо грузинской, он переводил украинскую и старую немецкую поэзию, венгерскую л итальянскую, восточную философскую поэзию и сербский эпос Перевод явился для опального поэта не только средством выжияяиия, постепенно он становился «нормой существования его души», по определению Б.А. Шошина. В переводах Заболоцкого находили про-•гшжгние классические и эпические, в том числе, традиции русской и ми;:: литературы. Характерно его стремление к классическим формам л и объективному, эпическому «повествованию». В последние годы
y;; ;, ¡сак отмечает в своей монографии сын Николая Заболоцкого, поэт с v : . • - го «особой заинтересованностью» стал относиться к эпической лит грстуре я истории. Еще в статье «О сущности символизма» он утверждал, что «интуиция символиста целиком направлена на отыскивание вечного (выделено мной. -Г. К.) во всем невечном, случайном и преходящем». Так манифестируется на общетеоретическом уровне изначально-архетппнческий взгляд на окружающий мир, эпическая направленность этого взгляда, ибо, во-первых, для эпоса с его онтологическим изобилием
интерес может представлять любая «мелочь», а во-вторых, вечность, как утверждает Г. Вилперт, - и есть «несущий каркас эпики».
Естественным продолжением работы над «Словом» считает H.H. Заболоцкий обращение отца к русскому фольклору. Ведь эпическая литература, ее возникновение изначально уходит корнями еще в изустное народно-героическое творчество, осуществляемое в форме эпических поэм или циклов эпических сказов-песен, связанных общим сюжетом. «"Ток" неофициального, народного миросозерцания» (выражение Г.Д. Гачева) ощутим не только в публиковавшихся еще до войны и ссылки стихотворениях, но и в частных письмах Заболоцкого к М.И. Касьянову, К.Э. Циолковскому, Т.Н. Табидзе, после войны - Е.И. и E.JI. Шварцам, В.А. Десницкому, H.JT. Степанову, и других. Создание русского народного эпоса входило в планы последних работ поэта. Он был убежден, что у русского народа так же, как у других народов, существовал когда-то свой большой эпос: «И "Слово о полку Игореве", и русские былины родились в одной купели древнерусского эпического песнотворчества», - писал Николай Заболоцкий, считавший русский былинный эпос, как «наиболее демократический», не только памятником старины, но и «могучим средством воспитания» человека.
В параграфе подчеркнуто, что тяга к большой эпической форме максимально отразилась в его переводческой деятельности. Переводческая работа не только помогла выжить, но во многом определила пути поэтической и мировоззренческой эволюции Заболоцкого. И это не случайность, что многие, если не подавляющее большинство переводимых им произведений, по сути и форме определяются как жанры эпические и лиро-эпические: фрагменты («Руставели») и отрывки («Толди») из поэм, собственно поэмы («Слово о полку Игореве», «Витязь в тигровой шкуре», «Эте-ри», «Портохала», «Бедствия Грузии», «Димитрий Самопожертвор.атель» и т.д.) и циклы стихотворений («Слезы — перлы», «Стихотворения и песни Давида»), рассказы из жизни («Алуда Кеталаури, «Кровная месть»), старинные сказания («Копала»), легенды («Отшельник») и песни эпического характера («Почему я создан человеком»). Наконец, цикл рассказов о жизни королевича Марко так и озаглавлен автором переводов -- «Из сербского эпоса». Николай Заболоцкий был профессиональным переводчиком, «мастером переводческого искусства», по определению Е. Эткинда, и эта профессия во многом способствовала формированию его собственной художественной системы. В особенности, работа с древнерусским и грузинским эпосом определила, вероятно, некоторые важные закономерности его оригинального творчества.
Объем переводческого наследия поэта (где самое почетное место занимает двухтомник грузинской классической поэзии) значительно превосходит з количественном отношении оригинальные произведения Заболоцко-
го. Связи с грузинской поэзией сыграли в его собственных поисках и открытиях, в творческой эволюции плодотворную и, возможно, решающую роль: так, «обращение к поэзии Важа Пшавела несомненно помогло приобрести более цельный, органичный взгляд на мир», - писал Т.К. Путу-ридзе, исследуя влияние лирики грузинского поэта на стиль и лексический строй стихов Заболоцкого. Именно грузинская поэзия, по мнению В. Огнева, дала душе Заболоцкого созвучные ей образцы: в переводах с грузинского он нашел «некое синтезирующее начало», «грузинское поэтическое ощущение неделимости, цельности мира, цельности восприятия». Грузия, через человеческие, дружеские контакты, стала, по замечанию Ц.Н. Квин-традзе, для поэта второй родиной, которая обогатила его вдохновение новыми темами и образами, прежде всего, эпическими.
Путуридзе в своей диссертационной работе показал умение Заболоцкого «необыкновенно чутко уловить и передать самый дух» совершенно разных грузинских поэтов, например, «устами Чавчавадзе будто говорил его переводчик». Положительных отзывов со стороны грузинских исследователей относительно переводов, сделанных Заболоцким, достаточно много. Не говоря уже о том, что он первым здесь «придал самой работе целеустремленный характер, систематичность и принципиальную важность».
Переводные работы поэта, с их богатством и смелостью поэтической образности, отличаются высоким уровнем если не научной (что не всегда необходимо в данном виде деятельности), то семантической адекватности. Необходимо подчеркнуть, что, даже не имея дела с оригиналом, талантливый переводчик, каковым являлся Н. Заболоцкий, способен выполнить свою работу с высокой степенью качества. Подстрочник (кстати, вместе с транскрипцией) создавали очень часто сами авторы, либо - носители языка, владеющие и русским одновременно. Заболоцкий нередко обращался к своим адресатам с просьбой указать возможные ошибки. Об этом говорят тексты писем поэта. Нужно учесть, притом, его творческие и человеческие ■смят с Грузией, его поездки в эту страну, дававшие возможность вдохнуть самый ее воздух, увидеть воочию ее землю, прикоснуться к истории, языку т.д. О том, насколько скрупулезно работал Николай Заболоцкий, можно судить по его статьям и письмам. «Подстрочник подобен развалинам Ко-лигея. Истинный облик постройки может воспроизвести только тот, кто '.кассом с историей Рима, его бытом, его обычаями, его искусством, разви-его архитектуры. Случайный зритель на это не способен», - писал Заболоцкий. Действительно, Е. Эткинд, сравнивая подстрочник «Змеее-да» с переводом Заболоцкого (и Пастернака), утверждает, ссылаясь при этом на С. Чиковани, что лишь в переводе Н. Заболоцкого перед русским ^ттателем встает подлинный Важа Пшавела. После ссылки поэт-асреводчик увлеченно работал над переводами Д. Гурамишвили и Г. Ор-Оелиани. И. Чавчавадзе, А. Церетели, В. Пшавела. А также над полным
переводом поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. В Грузии многие знали эту поэму наизусть и говорили ее изречениями (автор настоящей работы имела возможность лично убедиться в этом). Целые поколения грузинского народа, начиная с XII века, отмечает Заболоцкий, «мыслили нравственными категориями Руставели, составив из его афоризмов кодекс морали личной и общественной». Заболоцкому удалось, как утверждают критики, передать и художественное своеобразие, и лексическое богатство языка поэмы, который отличается образностью, метафоричностью и красочностью эпитетов. Новый и полный перевод «Витязя» Шота Руставели, удостоенный грузинской одноименной премии и многократно переиздававшийся, стал в 1957 году большим литературно-общественным событием и в Грузии, и в СССР. Переводом «Витязя в тигровой шкуре» Заболоцкий завершил, по его собственному представлению, цикл многолетних работ по переводу грузинской поэтической классики. Но, даже закончив эту работу, он продолжал думать о создателе поэмы. В 1958 году поэт пишет статью «Мудрость Руставели» - о «нравственно-историческом значении» автора.
Переводческая работа если и не являлась глубинным источником эпических воззрений Заболоцкого, то, так или иначе, во многом определила эпопейное состояние его художественного мира. Именно эпическая поэзия, возможно, наилучшим образом соответствовала практическому воплощению творческих принципов этого поэта-переводчика. Сонорический акцент в переводимых Заболоцким произведениях эпического характера также служил усилению эффекта эпичности: «Пандури в воздухе гремела / Хвалу воителям былым, / Сквозь чувства слушателей смело / Мосты прокладывая к ним. / Певцы героев величали ...». Заболоцкий, не владевший грузинским языком свободно, но знавший наизусть отдельные строки из переводимых им классических произведений, считал невозможной прямую передачу музыкальной природы грузинского стиха в русском переводе, однако находил, утверждает Ц.Н. Квинтрадзе, обязательным для переводчика знание музыкальной стороны переводимого материала.
Параграф второй имеет заголовок - «Лирический субъект Николая Заболоцкого». При практически тотальной убежденности современников и исследователей творчества поэта в превалировании эпических начал в его художественном стиле, остается нерешенным вопрос о наличии-отсутствии формализованного в терминах носителя речи в произведениях Заболоцкого. Для Заболоцкого характерно «переживание» по поводу «события». и раскрытие, «выражение души» реализуется именно в эпическом восприятии и поэтическом рассказе-сообщении о «событии», где нередко «переживание», идейно-эмоциональная авторская оценка акцентированы именно посредством способа изображения этого события (событий). Причина также в том, что его лирический субъект чрезвычайно близок автору
во многих произведениях. Он максимально приближен к поэту, а в биографическом аспекте сам Заболоцкий мыслил себя «царем», демиургом, создающим собственную вселенную: «Два мира есть у человека: / Один, который нас творил, / Другой, который мы от века / Творим по мере наших сил». Этот другой (собственный, воссоздаваемый в поэтике) мир был для него не менее важен, чем первый, а наиболее существенной его особенностью являлось эпопейное состояние', отсюда — специфика изображения. Имманентно такое объективное представление Николая Заболоцкого о мире и о своем лирическом субъекте как человеке эпическом. Поэтому столь свободно и естественно он эпизирует действительность, мир и его реалии как эстетические объекты.
В первую очередь отметим незаурядную внешность субъекта, его необыкновенную устойчивость, уподобленность столпу, даже богоподобие; человек у Заболоцкого - «владыка планеты», «государь» и «император» («Искусство»), Царственное положение поэта транслировалось в его художественное творчество посредством древесного кода, явленного в одиноком дереве (дуб, кедр и другие), которое мифопоэтически восходит к axis mundi. Стихотворения «Одинокий дуб» и «Осенний клен» эксплицитно воспроизводят семантику столпа мира, где монументальный герой находится в центре мира и этим столпом является. К указанному ряду примыкают стихотворения «Дождь» и «Под дождем», «При первом наступлении зимы», «Возвращение с работы», а также «Гроза идет». Лирический субъект Заболоцкого существует в пространстве нелимитированном и часто уподоблен мировому столпу, мудрецу, воину-герою. В полном соответствии с чем он внутренне велик и нередко внешне огромен. Он порой ощущает себя тем эпическим героем, который «воин в поле, даже и один». Незаурядные физические размеры имеют и поэтическую манифестацию - «Ночь в Пасанаури», например. Из всего контекста поэзии формируется целостный образ носителя речи с определенными мифопоэтиче-скими, эпическими интенциями. В художественном мире поэта мифопо-этическое пространство, лишенное границ, приобретает особую качественность, и с ней сопрягается особый статус лирического субъекта, который является носителем особой точки зрения. Он соединяет антиномии мира, сакральное и профанное, истинное (реальное) и мнимое: «Шел переулком пролетарий. / Не быв задетым центром О, / Он шел, скрепив периферию, / И ветр ломался вкруг него». В «раннем» стихотворении Заболоцкого «Начало осени» мифопоэтика явлена через синкрезис - нерасчленимую целостность мира (это особенно хорошо видно в «Столбцах»), где нельзя разделить субъективное и объективное, мнимое и реальное, действие и действующего и т.п. Мысль, переживание, созерцание и действие соприсутствуют партиципационно, и медиатором между ними является лирический субъект, увидевший всю картину. Он является часто медиато-
ром пространственных измерений-координат, верхнего и нижнего яруса, внешнего и внутреннего локуса и временных измерений, связывает пространство географическое и культурное, личное и мифологическое и т.д. Будучи психопомпом, легко перемещается по вертикальной оси вселенной, чем объясняется мифопоэтическая близость Земли-Неба в ряде произведений поэта: «Море телом просверлив, / Человек нырял на дно»; «Шахтеры вторят звону инструмента / И поднимают к небу фонари»; «Соратник огню и железу, / По выступам ста треугольных камней / Под самое небо я лезу» и т.п. Подвижная точка зрения лирического субъекта свидетельствует о перманентных духовных исканиях и напряженной внутренней жизни.
С точки зрения Ю.М. Лотмана находящийся в пространстве «герой» должен двигаться к цели. В поэтике Заболоцкого присутствует этот архе-типический образ пути: «А тело бредет по дороге, / Шагая сквозь тысячи бед, / И горе его, и тревоги / Бегут, как собаки, вослед». Путь в его идеальном значении несет сакральные черты и переводит преодолевшего данное испытание в новое качество. Николай Заболоцкий был «человеком пути», подвижником в собственном аксиологическом пространстве. Поэтому его лирический субъект эпически обособлен, порой - одинок: «Но жизнь моя печальней во сто крат, когда более разум одинокий...». Призыв поэта к душе - «трудиться и день, и ночь» - имплицитно выражает идею преодоления и звучит как глас всеобщего, надындивидуального. В поэме «Безумный волк» монолог персонажного героя производит впечатление лирической исповеди субъекта: «Звери вкруг меня / Ругаются, препятствуют занятьям / И не дают в уединенье жить.!... А на того, кто иначе живет, / Клевещут, злобствуют, приделывают рожки». Так обозначена поэтом идея внутренней независимости мыслителя и наказуемости инакомыслия. В стихотворении «При первом наступлении зимы» мотив одиночества лирического субъекта усилен семантикой «сухой заржавленной кольчуги», металлического панциря, в котором он встречает «смертельный холод» наступающей зимы. За строчками стихов очевиден тяжелый жизненный опыт, ускоряющий приближение «последнего часа». «Осенний клен», с которым впрямую ассоциируется сам поэт, - гибок, мудр и молчалив: «даже впав в смертельную истому. ... смолчи, мой друг». Мотив молчания, коррелируя с мотивом одиночества, подчеркивает отстраненность, граничащую с богоподобием. А «Бегство в Египет» представляет героя, ретроспективно развоплощенного и, более того, боговоплощенного. ищущего и обретающего близкую душу. Избавление от одиночества мыслится поэтом через обретение такой души, возможно, второй половины — в женской ипостаси («Бегство в Египет», «Жена», «В кино», «Письмо» и другие).
Человека в поэтике Заболоцкого характеризуют три основные составляющие: внешность, бессмертие, одухотворенность - с доминантой по-
следней. Все три неразрывно связаны между собой эпопейным мировосприятием автора и его лирического субъекта. Лирический субъект Николая Заболоцкого - не столько «художественный «двойник» автора-поэта, вырастающий из текста его произведений «как четко очерченная фигура или жизненная роль», сколько «архетипически главный персонаж {protagonist)» - по выражению И. Роднянской, созерцающий и прозревающий объективную сущность действительности. Более того, определяющий эту сущность как героическая и даже божественная личность, от которой зависит состояние окружающего мира в его философско-этических и пространственно-временных аспектах. В современном сознании эпический герой - образец для подражания, и, хотя это утверждение применимо лишь к героям классического эпоса, оно важно тем, что показывает, насколько серьезно воспринимается эпос. Принимая во внимание тот факт, что «поэтическое» в Заболоцком изначально «гипертрофировано», можно утверждать, что его интерес и тяга к эпике, обусловленные целым рядом факторов, определялись этой гипертрофированностью, прежде всего.
В третьем параграфе главы исследуется «Проблема смерти и ее преодоления» лирическим субъектом. Заболоцкий утверждал, что «смерти нет: смерти не было, нет и никогда не будет», поскольку человек есть часть природы, а природа в целом бессмертна. Его бытовое отношение к смерти - вопрос специальный. Но эпический род с его онтологической неспешностью и тенденцией к всеохватности очевидно предпочитает развитие и расцвет, пренебрегая, по большому счету, периодом увядания и смертью. Именно вызов смерти является нередко ядром сюжета в произведениях Заболоцкого. Таково, прежде всего, его классическое «Завещание», напрямую перекликающееся с пушкинским «Памятником». Обращаясь к стихотворению «Клеопатра», включенному А.С. Пушкиным в «Египетские ночи», можно выделить три типа смерти в творчестве гениального русского поэта. Три ярких её образа персонифицированы здесь в трех удальцах, ответивших на вызов египетской царицы купить ее ночь ценой жизни. В каждом из трех случаев наблюдаем вызов смерти. Тенденция к преодолению тем или иным образом ее ужаса сближает все три между собой; она явственно прослеживается и в поэтике Заболоцкого. Для классика русского языка и русской поэзии смерть поэта, чьи произведения забыты, есть смерть окончательная. Подлинное торжество над ней дает только бессмертие творений, к чему и стремится, безусловно, любой служитель муз. У Заболоцкого - «вечно светит лишь сердце поэта в целомудренной бездне стиха». Смерть гностическая (мудреца. — Г. К.) преодолевается наиболее очевидным образом в лиро-эпических произведениях - поэмах «Торжество Земледелия», «Безумный волк», «Деревья». В первой из названных любимый «персонажный герой» Заболоцкого - конь провозглашает: «Смерти бледная подкова просвещенным (выделено мной. - Г. К.) не страшна...».
Ему в следующей поэме вторит «безумный» волк - «гладиатор мысли» (в пушкинском контексте - мудрец): тому, «кто понял страшное соедине-нье мысли - смерть не страшна и не страшна земля». Наконец, смерть героическая приобретает особый смысл и освящается идеалами, в жертву которым принесена человеческая жизнь. Такова «Смерть врача», смерть воина «В этой роще березовой», ученого в стихотворении «Седов» и т.п.
Пантеистическое восприятие мира нивелирует смерть в художественной системе Заболоцкого, поскольку каждый человек является частью бессмертной природы. Тотальность жизни в его поэзии зрелого периода распространяется, по справедливому утверждению С. Кековой, в пространстве и времени на все предметы и явления, приобретая качество бессмертия. Ощущая себя «частью природы», поэт, очевидно, ее бесконечное циклическое время пытался проецировать на конечное линейное (линейно-финалистское) время смертного человека. Лирический субъект Заболоцкого убежден, что лишь природой (Богом?) поставленные человеку ограничители не дают ему возможности увидеть в клубке постоянных «метаморфоз» вечное настоящее («нас много») и реальную возможность бессмертия: «а я все жив!». Постижение диалектики жизни-смерти в природном мире и мире человеческом - путь к бессмертию. С мотивами страдания-смерти (амбивалентно - жизни) в произведениях Николая Заболоцкого нередко комбинируются мотивы слепоты-прозрения. Этот пучок мотивов хорошо просматривается в стихотворениях «Обед», «Слепой», «Жена», «Метаморфозы» и др. Человек Заболоцкого, осознавая свою конечность, в смерти учится видеть продолжение жизни - через приобщение к природному кругообороту. Попытка приобщения к нему может дать возможность осознания вечности души, какая вычитывается, например, в стихотворении «Осень» (1932 г.) Лирический субъект стихов поэта, тем не менее, вынужден постоянно чувствовать зависимость от «костлявой». И он ищет компромисс между полюсами «наша жизнь бессмертна» и «не бессмертны ни человек, ни атом, ни электрон»; балансирует между смертной тоской: «Уж гроб, пронзительно летая, / Вокруг меня жужжит всю ночь...» («Мечты о женитьбе») - и вызовом: «Где рука твоя, смерть, покажи!» («Disciplina clericalis»). В печально названном стихотворении эта тоска отчетливо просматривается в начале и преодолевается гнозисом в конце: «Вчера, о смерти размышляя, / Ожесточилась вдруг душа моя. / Печальный день!». Семантическое поле «смерть» в художественной системе Н. Заболоцкого формируется лексикой, эпитетами и мотивами, подчеркивающими неизбежность последней и естественный страх перед концом, с одной стороны, а с другой - потенциальное бессмертие (поэта, воина, мудреца), в том числе и биологическое, как бессмертие зародышевой плазмы. Страх смерти преодолевается «эпической объективностью» и одухотворением, причем первое и второе когезийно сопрягаются в художественном мире Заболоц-
кого. Из его поэтической философии вычитывается не только отчаянная попытка преодоления конечности бытия, но такая же естественная «нормальность» (термин Элиаде) переживания выпадающих на долю страданий, как и переживание счастья, довольства и т.п.
Параграф четвертый озаглавлен: «Цикл «Последняя любовь» -сверхжанровое образование». Как часть мотивного комплекса «любовь» мотив страдания лежит в основе внутренней целостности рассматриваемого цикла, пронизывает всю его «ткань»; являясь циклообразующим, он необходимо звучит в каждой составляющей «ансамбля» и приобретает дополнительную эстетическую значимость и расширенную семантику. Каждое стихотворение в отдельности и вся композиция художественного целого являются отражением - отображением ведущей темы - любви, и семантически и психологически связанного с ней мотива, в цикле - лейтмотива страдания. В сюжете цикла обретают художественную реализацию две значимые идиологемы (в контексте авторского идиолекта) лирического субъекта Николая Заболоцкого: «нормальность» страдания и лицо - как знаковая составляющая христианской триады, лицо, репрезентирующее внутреннее во внешнем. Ключевым для понимания онтологического смысла всего цикла является словосочетание: «животворный (выделено мной. — Г. К.) свет страдания».
Для автора «холодных» стихов появление такого цикла как «Последняя любовь» было крайне необычно, несмотря на явственно обозначившиеся в его позднем творчестве классические традиции пристального внимания к отдельной человеческой личности с ее мечтами, надеждами и страданиями. Тем более необычаен этот цикл для автора декларации обернутое, провозгласившего когда-то возрождение мира «во всей чистоте» его «мужественных конкретных форм», вне «переживаний» и «эмоций». Произведение с очевидностью демонстрирует (как и стихотворение «Письмо»), что некоторые очень интересные творческие возможности поэта оказались не реализованными до конца.
При исследовании цикла стихов «Последняя любовь» Н. Заболоцкого автор диссертации имела целью показать, что мы здесь имеем некое специфическое образование, репрезентирующее лиро-эпическую форму ми-роосмысления. Процессы циклизации, как справедливо заметил О.В. Зырянов, в эпосе и в лирике схожи, можно, вероятно, даже говорить об общих законах этого явления, «проявляющихся независимо от рода литературы». Есть основания рассматривать лирический цикл «Последняя любовь» как некое «сверхжанровое образование», - поскольку в его рамках выстроена дополнительная жанровая перспектива, уже не умещающаяся вполне в границах лирического рода. Будучи собраны в цикл, эти стихотворения стали неким «замкнутым целым», объединенным единой мыслью и раскрывающим свое содержание последовательно от первой составляю-
щей цикла к последней. Несмотря на универсализацию любовного чувства, лирический субъект характеризуется неслиянностью с авторским «я». Это - «другой», переживший драму «бытия», в процессе которой произошло изменение сюжетных параметров пространства-времени и, таким образом, размывание границ собственной определенности по отношению к диегеси-су. Благодаря чему становится возможной жанровая конвергенция лирики и эпоса. Событийный ряд истории «последней любви», изображаемый в свете лирического чувства, также выявляет характерное для поэтики Заболоцкого эпическое начало. Оно присуще циклу как «большому произведению», состоящему из отдельных частей, которые нельзя переставлять произвольно. Доминирует стремление воспроизвести «текучий» процесс действительности, то есть, в конечном счете, — стремление к эпичности в рамках лирической субстанции. Композиционные рамки произведения таковы, что соответствуют рамкам большой повествовательной формы. Наличие общей рамы также способствует выявлению отчетливой взаимосвязи всех частей цикла, их подчиненности единому замыслу. В первую очередь, это относится к названию. Заглавием «Последняя любовь» подчеркнута амбивалентность в соотнесении жизни и смерти, любовного страдания и его животворной силы - полюсов, когезийно связанных в рамках одного образа.
Все произведение в целом оставляет эстетическое впечатление единства и законченности, причем единство здесь следует понимать «не статически, не как совершенную гармонию» только, но как задачу, сформулированную Я. Мукаржовским, «которую ставит произведение перед воспринимающим». С такой позиции, и благодаря ей, становится возможным в сознании реципиента жанровый синтез фабульных ситуаций (восходящих к конкретной любовной истории) с одной стороны, и собственно лирического единства цикла - с другой. То есть, в широком смысле, синтез эпоса и лирики. Все «повествование» строится как рассказ о динамике идеологических представлений субъекта, изменении системы его ценностей.
В заключении подводятся итоги исследования. Николай Заболоцкий -поэт своего времени, амбивалентно из этого времени «выпадающий». В настоящей работе осуществлена попытка рассмотрения одного из важнейших аспектов его поэтики — ее эпическая составляющая. Имманентно эпичен, прежде всего, художественный мир поэта. Уже в раннем творчестве эта подспудная эпичность проявляется через специфические особенности построения художественного пространства. В зрелый период, начало которого маркировано уже «Смешанными столбцами», эпический субстрат воззрений укрепляется и развивается благодаря переводческой деятельности, им в решающей степени определяется стиль поэта. Вполне соответствует эпопейному мировосприятию поэта его лирический субъект. В позднем творчестве доминирует адекватно-философское приятие бытия,
характерное для эпической формы. Эпос - некий этап в развитии искусства изображения внутренней жизни человека. Такое искусство, достигнутый в процессе «эволюции к идеалу» (обнаружению «идеального» смысла в его поэтической системе способствует лицо как частотно повторяющийся образ) результат становится особенно очевидным в поздней лирике Заболоцкого, в пафосной направленности творчества - изображения человека в универсальной форме.
Эпическое начало присуще и циклу «Последняя любовь». В процессе развития «драмы существования» происходит постепенная трансформация мировоззренческих параметров «повествователя», чем достигается имманентно эпический эффект лирического нарратива.
Жанровая конвергенция лирики и эпоса в творческом универсуме поэта Николая Заболоцкого очевидна. Художественный стиль его следует определить как лиро-эпический. Эпическое начало, имманентно присущее многим произведениям Н. Заболоцкого, неразрывно связано с его эпопейным мировосприятием, мифопоэтическими пространственными представлениями, и что важно подчеркнуть - с его переводческой деятельностью, сыгравшей огромную роль в процессе физического выживания и творческого возрождения поэта.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
В изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук:
1. Коптева Г.Г. Поэтический «космос» Николая Заболоцкого: звук и смысл // Вестник НГУ. Серия: История, филология. - 2009. - Т. 8, вып. 2: Филология. - С. 150-154.
2. Коптева Г.Г. «Лицо» как лейтмотивный образ лирики Николая Заболоцкого: семантика и значение // Вестник НГУ. Серия: История, филология.-2011.-Т. 10, вып. 2: Филология. - С. 151-157.
3. Коптева Г.Г. К вопросу о лирической субъектности в поэтике Николая Заболоцкого / Международный научный журнал «Мир науки, культуры, образования». - №1 (26). - Февраль 2011. — Горно-Алтайск, 2011.-С. 6-10.
В прочих изданиях:
4. Коптева Г.Г. К мотиву лица в поэтике Николая Заболоцкого // Русская литература 19-20 вв.: поэтика мотива и аспекты литературного анализа: Сборник статей СО РАН. - Новосибирск, 2004. - С. 295304.
5. Коптева Г.Г. «Последняя любовь» Николая Заболоцкого. Мотивная структура и черты романного жанра как основа циклизации // Сбор-
ник научных трудов НВИ- Новосибирск, 2005. - Вып. 13. - С. 7084.
6. Коптева Г.Г. Значение эпического элемента в творчестве Заболоцкого-переводчика // Иностранные языки в научном и научно-методическом аспектах: Сборник научно-методических трудов НГУ-Новосибирск, 2005. - Вып. 5. - С. 43-56.
7. Коптева Г.Г. Эпос и лирика в поэзии Н. Заболоцкого // Сибирские огни. - № 6. - 2006. - С. 169-176.
8. Коптева Г.Г. Обращение в будущее // Наука в Сибири. - № 3513 сентября 2007 г. - С. 9.
9. Коптева Г.Г. Четвертое измерение // Сибирские огни. - № 10. -2007.-С. 161-170.
10. Коптева Г.Г. Сербский эпос в переводах Николая Заболоцкого // Наука в Сибири. - № 5. - 7 февраля 2008 г. - С. 6-7.
11. Коптева Г.Г. Мифологическое пространство поэзии Николая Заболоцкого // Культура и текст: культурный смысл и коммуникативные стратегии: Сборник научных статей БГПУ. - Барнаул, 2008. -С.138-142.
12. Коптева Г.Г. К проблеме времени в художественном мире Николая Заболоцкого // Сборник научных статей НВВКУ (военный институт), Кафедра иностранных языков — Новосибирск, 2008. - Вып. 3. С. 51-60.
13. Коптева Г.Г. Последняя переводческая работа Николая Заболоцкого // Сибирские огни. -№ 7. - 2009. - С. 161-168.
14. Коптева Г.Г. Звучащий мир Николая Заболоцкого // Диалог культур 8: Сборник статей молодых ученых / Под ред. С.А. Манскова. -Барнаул: АлтГПА, 2009. - С. 78-84.
15. Коптева Г.Г. Г.Д. Гачев и теория эпоса // Образ России в Болгарии, образ Болгарии в России: Сборник статей. - СПб.; София, 2010. -Режим доступа: http://www.newruslit.ru/culture.
Научное издание
Коптева Галина Геннадьевна
Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Специальность 10.01.01 - русская литература
Подписано в печать 16.05.2011 г. Формат 60x84 1/16. Уч.-изд. л. 1,75. Усл. печ. л. 1,6. Тираж 100 экз. Заказ №149 Редакционно-издательский центр НГУ 630090, г. Новосибирск, ул. Пирогова, 2
л
b
7874
2008178741
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Коптева, Галина Геннадьевна
Введение.
Глава I. Эпика пространственно-временных измерений и художественный стиль Николая Заболоцкого.
1.1. «Разомкнутое пространство» Н.Заболоцкого.
1.2. «Звучащее пространство» Заболоцкого.
1.3. «Четвертое измерение» художественного мира
1.4. Художественный стиль Николая Заболоцкого.
Глава II. Эпические интенции в оригинальном творчестве и переводческом наследии Заболоцкого.
2.1. Переводческая деятельность поэта - мост между «ранним и поздним» Заболоцким.
2.2. Лирический субъект Николая Заболоцкого.
2.3. Проблема смерти и ее преодоления.
2.4. Цикл «Последняя любовь» - сверхжанровое образование.
Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Коптева, Галина Геннадьевна
Место Николая Заболоцкого в истории литературы окончательно еще не определено, несмотря на то, что интерес к творчеству поэта не падает, и исследователи не обходят его своим вниманием. Литературоведение накопило обширный материал, посвященный генезису поэзии Заболоцкого, и, принимая во внимание разобщенность исследователей и разнообразие наблюдений над творческой индивидуальностью поэта, его эволюцией и поэтикой, можно утверждать, что систематизировать этот обширный материал можно лишь с достаточной степенью условности.1
Первое «Собрание сочинений» в 3-томах вышло только в 1983 году в издательстве «Художественная литература». Составителями явились жена и сын - Екатерина Васильевна и Никита Николаевич Заболоцкие, а предисловие написано Н. Степановым, «многолетним спутником, другом и истолкователем Заболоцкого до самых последних лет и его, и своей жизни» [Македонов, 1987: 342]. Основой для 1 тома данного трехтомника послужило рукописное «Полное собрание стихотворений и поэм»,
1 Подробными библиографическими источниками могут здесь служить, во-первых, библиографический указатель «Русские советские писатели. Поэты», содержащий библиографию отечественной литературы о Заболоцком до 1985 года, во-вторых -работы И.Е. Лощилова, известного исследователя и библиографа творчества поэта: монография «Феномен Николая Заболоцкого» (1997), прежде всего, и последующие библиографические подборки, размещенные в его статьях и в Интернете, в том числе. В уже упомянутой монографии И.Е. Лощилов дает обзор отечественной и зарубежной литературы о Заболоцком вплоть до 1996 г.- в главе «К истории публикации и изучения наследия Заболоцкого». Подробная библиография здесь имеет объем более 300 единиц, а в главе, помимо простого перечисления наименований, содержится краткая характеристика наиболее интересных и значительных, с точки зрения автора, работ. Упоминая о втором издании монографии А. Македонова о Н. Заболоцком, И. Лощилов отсылает читателя к последней главе этого издания — «Что и как о нем писали и как изучали», опубликованной в качестве приложения к основному тексту. Здесь содержится «достаточно полный и обстоятельный обзор отечественной и зарубежной литературы», посвященной поэту. Наконец, в-третьих, среди наиболее значимых историографических обзоров, применительно к современному этапу исследований, можно выделить статью С.И. Кормилова в сборнике «Николай Заболоцкий и его литературное окружение. Материалы юбилейной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Н.А. Заболоцкого» (2003). завершенное самим Николаем Заболоцким за несколько дней до смерти. Автор включил в него 170 стихотворений и 3 поэмы.1
В первом томе данного собрания, помимо стихотворений и поэм, включенных автором в основное, содержатся «Столбцы» 1929 года, стихотворения разных лет и шуточные стихотворения, несколько стихов для детей, а, кроме того, проза - автобиографическая и целый ряд статей под заголовком «Статьи и заметки». Во второй и третий том вошли переводы (но не все) и избранные письма. Переписка поэта 1938-1944 гг. публиковалась в журнале «Знамя» в 1989 г., а также в филологическом сборнике «Странная поэзия и странная проза», изданном в 2003 г. к столетию со дня рождения Николая Заболоцкого. Объектную базу диссертационного сочинения сформировали, в первую очередь, именно эти источники.
Полного собрания сочинений поэта пока не существует. Несмотря на то, что при жизни и после его смерти в XX-XXI вв. был издан целый ряд сборников избранных стихов, еще остаются неопубликованными отдельные произведения (например, позднее стихотворение «Письмо», посвященное Наталии Роскиной).
Исключительное своеобразие жизненного и творческого пути Николая Заболоцкого, «многозначность предметно-психологической символики изображения бытия» [Македонов, 1987: 343] - с неумолимой закономерностью послужили источником неоднозначных восприятий, противоположных критических оценок, разобщенности научных взглядов. Прижизненная критика (статьи, рецензии), за редким исключением, отличалась ангажированностью. На этом фоне вызывают удивление такие
1 Примечание гласило: «Эта рукопись включает в себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в 1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно.
Тексты настоящей рукописи проверены, исправлены и установлены окончательно; прежде публиковавшиеся варианты многих стихов следует заменить текстами, приведенными здесь.
Н. Заболоцкий. 6 октября 1958 года. Москва» Цит. по: [Македонов,
1987: 5]. смельчаки», как В. Каверин, О. Берггольц, Н. Изгоев, оценившие, помимо огромной творческой работы, особую пластическую изобразительность и напряженную патетику, глубокую проникновенную вдумчивость и подлинную интеллектуальность, а также высокую страсть - в «сочетании с монументальными формами эпического стиха».1 Н. Изгоев точно (в обстановке тех лет) уловил крайне существенную сторону поэзии Заболоцкого - общую философскую направленность и основную тематику: «борьбу в природе, преодоление смерти, утверждение жизни».
В период заключения и ссылки (1938-1945 гг.) о поэте практически ничего не писали. Замалчивание и враждебные отзывы продолжались до середины 50-х годов. Новый период внимания и более адекватного восприятия и познания начинается в 1956 году с заметок И. Эренбурга и А. Марченко, в которых впервые дается общая высокая оценка творчества и места Заболоцкого в литературе, а также с критической статьи И. Л
Роднянской. Несмотря на критику отдельных стихотворений («Лебедь в зоопарке» — за претенциозный блеск, «Осень» — за отсутствие подлинной,' поэзии), в целом Роднянская одной из первых исследователей столь высоко отозвалась (уже после смерти поэта) о его творчестве. Ранние сборники ею не анализировались, но о «Столбцах» было сказано, что «конечно, сейчас нельзя всерьез сравнивать со зрелыми произведениями Заболоцкого эти насквозь формалистические, изготовленные по рецептам модернистских литературных школ стихи, из которых даже самые лучшие несут явственный отпечаток литературного эксперимента» [Роднянская, 1959: 133]. Много позже подробный анализ «Столбцов» будет ею предпринят в монографии «Художник в поисках истины».3
1 См. Изгоев Н. Литературные заметки. — Известия, 1937, 26 апр.
2 См. Роднянская КБ. Поэзия Н. Заболоцкого // Вопросы литературы, 1959, № 1. С. 121137
3 К характеристике «Столбцов», - заметит Роднянская, — «не мешает добавить своего рода мораль. «Новое искусство» ведет в тупик, — взятое в самодостаточности своих рекомендаций, методов и представлений о мире. Но с тех пор, как оно пришло в культуру, на прежнее стремление к гармонии легла тень проблематичности и красота стала нуждаться в оправданиях. «Новое искусство» как бы предложило альтернативу и лишило 5
Так, в 1960-е - 1970-е годы происходит «прорыв», своего рода перелом в понимании Заболоцкого и литературоведением, и критикой. В 1960 году появляется обстоятельная статья А. Македонова,1 исследующая путь поэта, с конкретным анализом отдельных стихотворений и проблематики творчества, в котором «ярко выступила та правда нового мира, которая и является основой действительной народности». Исследователь отметил смелый сплав самых разнообразных интонаций в поэтике Заболоцкого - «от сугубо книжных, даже архаических, до предельно разговорных», «симфоническую музыку смыслов, деталей, словесных ладов, звуков», «масштабность» и «строгую точность», сочетание конкретики изображения со смелой ассоциативностью и метафоричностью. Несмотря на «упрощенность противопоставления» раннего поэта более позднему (о чем Македонов скажет в своей монографии 1987 года) как «дань господствовавшим представлениям» [Македонов, 1987: 345], это был новый взгляд на Заболоцкого-художника, во многом явившийся основой дальнейших серьезных исследовательских работ.
В 1968 году выходит книга А. Македонова «Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество». Здесь уже дана обстоятельная биография поэта и осуществлен анализ его творческого пути. В той же монографии, дополненной и переизданной в 1987 году, предлагается поэтапная периодизация этого пути: во-первых, рассматриваются традиции и новаторство у раннего Заболоцкого; затем - «второй» Заболоцкий с его поэмами 1933-1934 гг., сказочностью мира и реальностью бессмертия в стихотворениях 1935-1938 гг.; «третий» художника старой уверенности, что он — жрец «единого прекрасного», посреди всех мировых ужасов, так или иначе свидетельствующий об идеале. «Единое прекрасное» в наступившую эпоху не может само вытащить себя за волосы, не может собственной эстетической силой вернуть свою репутацию абсолюта. И всякий раз, когда художник, начинавший в границах «нового искусства», покидает его территорию (непременно возвращаясь к классическим понятиям), - это не «авангард» находит в себе источник плодотворного саморазвития, — нет, это сквозь него прорывается человек, при условии значительности своего сердечного и умственного мира, и уводит за собой художника». (См. Роднянская И. Б. «Столбцы» Николая Заболоцкого в художественной ситуации 1920-х годов [ Роднянская, 1989: 343-364]).
1 См. Македонов А. Пути и перепутья Николая Заболоцкого. // Македонов А. Очерки советской поэзии. - Смоленск, 1960. С. 208-243
Заболоцкий — послевоенных лет; и наконец, «четвертый», начиная с 1948 г., с его попытками соединить в поэзии разум и сердце, с особенной человечностью, к которой поэт пришел в последние годы, и преклонением перед «великим чудом земли». Помимо большого исследовательского материала, в монографию включены три приложения: о Заболоцком-переводчике, об истории изучения творчества вплоть до 1987 г., а также важнейшая литература об обериутах в хронологическом порядке.
Опыт развернутой характеристики всего творческого пути поэта, включая работы над переводами, дал также А. Турков в 1965 году - во вступительной статье к изданию Заболоцкого в Большой серии «Библиотеки поэта». В 1966 году вышла его монография «Николай Заболоцкий». Автор исследует детское видение явлений и возврат к непосредственности восприятия у Заболоцкого и отмечает несомненное родство образов раннего и позднего периодов. Пишет о противоречивости «левого» искусства (зауми). Утверждает, что слушать и читать этого поэта нужно «глазами и пальцами». Подводя итоги, поддерживает общепринятую концепцию эволюции его взглядов от «левого искусства» к «зрелому творчеству». Эта мысль позже будет подчеркнута Турковым, - наряду с идеями о развитии традиций и новаторства, о расширении тематики и углублении философской мысли, — в пособии для учителей (которое было издано большим тиражом),1 обновленном и дополненном с концептуальной и фактологической стороны, с учетом новых данных. Новые обобщающие работы о Заболоцком появляются в 70-е годы. Книги А. Туркова и И. Ростовцевой «в совокупности явились первым новым кругом работ монографического типа, обобщающих основные вопросы творчества Заболоцкого после книг 19661968 годов» [Македонов, 1987: 362].
И. Ростовцевой принадлежит значительное место в «заболоцковедении». В своих работах она тщательно прослеживает творческий путь поэта,
1 См. Турков А. Николай Заболоцкий. Жизнь и творчество: Пособие для учителей. - М., 1981. нравственно-эстетические искания и этические взгляды, анализирует своеобразие его эстетической концепции и связь с русской философской лирикой XYIII-XIX веков. Исследователь обращается к вопросам формирования философского мировоззрения Заболоцкого, его нравственным, духовным исканиям, к постановке и решениям общечеловеческих вопросов в произведениях, - вопросов жизни и смерти, добра и зла, красоты и творчества; пишет о новизне его этики и закономерности встречи с Циолковским. Подчеркивает изобразительность, точность, конкретность видения природы в поэтике. Отмечая новаторский характер поэзии, Ростовцева прослеживает связи Заболоцкого с литературной традицией. Анализирует цикл «Последняя любовь» и многие другие стихотворения.
В 1965 году вышло первое зарубежное издание: «Заболоцкий Николай. о
Стихотворения» (Вашингтон — Нью-Йорк). Собранию стихотворений и поэм предпослано три вступительные статьи (Алексиса Раннита, • Бориса Филиппова и Эммануила Райса), авторы которых, при различии взглядов и подходов, единодушно рассматривают поэзию Заболоцкого как «перекресток экспрессионизма и классицизма». Раннее творчество Заболоцкого и в этом сборнике, и в последующих зарубежных исследовательских работах — предмет преимущественного внимания.
Одним из первых связал поэзию Заболоцкого с эстетикой изобразительного искусства В. Альфонсов, в 1966 году издана его книга «Слова и краски». Здесь подчеркнута важная роль живописи в развитии поэта. В. Каверин в своих работах 70-х годов («Вечерний день», например) отметил поучительность поэзии Заболоцкого, построенной «на требованиях высокого разума», его «размышляющие глаза» и «детское зрение»; А. Павловский в монографии о проблемах советской литературы 50-70 гг. — близость к Пришвину и Сковороде, тему труда и диалектичность в познании и изображении мира. Цикл «Последняя любовь» основательно проанализирован К. Шиловой в монографии «Поэты-современники».
На материале поэзии Заболоцкого написано около 20 диссертаций — о философско-эстетических исканиях и этапах художественного развития, о языке и стиле, о его поэмах и об эволюции поэтического метода, о мифоритуальных традициях в раннем творчестве и о месте его лирики в русской советской поэзии, о художественной преемственности и индивидуальности поэта. А также о переводах Заболоцким грузинской классической поэзии. Обратимся к диссертациям (заголовки авторефератов приведены в библиографии). Систематизируя их, можно выделить: посвященные раннему творчеству поэта и этапам его художественного развития в целом; генезизу поэтики и проблеме жанра; проблеме преемственности и индивидуальности Заболоцкого. Отдельный вопрос — русско-грузинские связи и переводческая деятельность. Особо следует также отметить специальные лингвистические работы.
К.Ф. Пчелинцева [Пчелинцева, 1996] в своей диссертации писала, что содержание цикла «Городские столбцы» выходит за пределы узкосоциальной проблематики, а все персонажи представляют собой сложную систему, связанную с авторской моделью мира, переживающего смерть и новое рождение. Прослежено, как мифо-ритуальные архетипы пространства и времени (мировой столп и круг) создают поэтический универсум Заболоцкого.
Д.В. Подгорнова, исследуя стиль лирики поэта, подчеркнула серьезные разногласия эстетики молодого Заболоцкого и «чинарей» — на конкретном фактическом материале [Подгорнова, 2000]. Е.И. Кибешева [Кибешева, 2007], анализируя «диалог с символизмом», выявила специфику лирического сознания раннего Н. Заболоцкого, реализованного в поэтике «Столбцов» на уровне мотивного и образного строя.
О.Н. Мороз в докторской диссертации о генезисе поэтики Заболоцкого [Мороз, 2008] возводит его метафорику к идеям живописного авангарда, в частности, к учению о форме В.В. Кандинского. Натурфилософские взгляды поэта прослеживаются в связи учением Н.Ф. Федорова. Методологические ориентиры поэтики Заболоцкого были реализованы, по мнению автора, на основе использования «теории слов» JI. Липавского. Рассматриваются причины творческих кризисов 1930-х и 1950-х гг. В стихотворном цикле «Рубрук в Монголии» прослеживается использование поэтом евразийской модели анализа социокультурной специфики Советской России. Социальная структура монголов соотносится Заболоцким, утверждает автор, со сталинской Россией, а понятие «симфония» - с деятельностью человека, которая представляет собой самоорганизацию.
Диссертация Г.В. Филиппова [Филиппов, 1968] содержит четыре главы, каждая из которых охватывает определенный этап художественного развития поэта, и делится на три раздела следующим образом: в первом разделе за основу берется изменение концепции личности, приводящее к трансформации типа лирического героя и выражающееся в главной психологической коллизии «личность — мир»; во втором выявляются особенности образной системы и композиции, преимущественно при раскрытии темы «человек и природа», а третий раздел посвящен поэтической стилистике. Отношение поэта к слову рассматривается с двух сторон — изобразительно-смысловой и музыкальной — и связывается с общефилософской картиной его художественного мира.
Поздней лирике Заболоцкого посвящена вторая глава диссертации В.П. Смирнова [Смирнов, 1989]. Отмечая, что лирика поэта совместила в себе классические традиции и «принципиально иное философское осмысление жизни», автор констатирует уход от системно-философской односторонности (умозрительного преодоления противоречий) - к полному их осознанию, при котором «сам поэт, понимаемый как индивидуум или как социальный тип, стремился не только постичь противоречия, но и брал самого себя как элемент противоречия, поднимая его до принципа познания, а следовательно, принципа социального поведения и действия» [Смирнов, 1989: 15]. Эволюция метода в творчестве поэта исследуется в работах Т.В. Игошевой: «Эволюция поэтического метода в творчестве H.A. Заболоцкого» [Игошева,
1994], «Проблемы творческой эволюции H.A. Заболоцкого: Учебное пособие» [Игошева, 1999].
Целью работы Т.Д. Романцовой [Романцова, 1989] явилось исследование процесса жанрового формообразования на примере творчества Заболоцкого. Прослеживается процесс жанровой деканонизации, механизм рождения новых жанров на эпической основе («Птицы», «Лодейников», «Последняя любовь»). Глава третья посвящена «философско-историческому эпосу» — «Рубрук в Монголии», где прослеживается временной, процессуальный момент отражения истории в сознании индивидуума.
Диссертационная работа Е.А. Денисовой [Денисова, 1980] — изучение процесса преемственности (в широком и узком планах) на материале поэзии Заболоцкого. Анализируются процессы развития поэтической системы Заболоцкого в свете общелитературных особенностей советской эпохи. Проблемам художественной преемственности в творчестве Заболоцкого и его индивидуальности посвящена также диссертация И. Смирнова [Смирнов, 1966].
Русско-грузинские связи, в частности, переводческая деятельность Н. Заболоцкого, анализируются в работах Ц.Н. Квинтрадзе [Квинтрадзе, 1975] и Г.Н. Путуридзе [Путуридзе, 1970]. В первой главе диссертации Г.Н. Путуридзе подчеркивается, что «по "существу, он (Заболоцкий — Г.К.) впервые предложил русскому читателю всю историю грузинской поэзии в ее лучших образцах» [Путуридзе, 1970: 5].
В диссертации A.B. Домащенко [Домащенко, 1986] рассматривается проблема изобразительности художественного слова, в том числе в лирике Н. Заболоцкого. Автор выделяет в контексте эволюции изобразительности два типа ее - совмещение изобразительных планов в стихотворениях поэта либо предельную их поляризацию («полицентрический тип изображения»).
Диссертация Т. А. Воробьевой [Воробьева, 1997] - специальная лингвистическая работа, где анализируются семантические центры, ассоциативно-семантические связи и объединения, и на конкретном материале текстов Заболоцкого 1932-58 гг. вводится понятие «ассоциативно-семантический комплекс». C.B. Кекова [Кекова, 1987] исследовала поэтический язык раннего Заболоцкого, его «средства образной трансформации действительности» в текстах, а также смысловые сферы «громкого звука, интенсивного движения, геометрических фигур, угасания звука и движения», плюс «пространственную приуроченность» к верху и низу и «механизм смысловой метатезы». Работа JI.H. Кретовой [Кретова, 2003] также носит лингвистический характер: она посвящена элементам идиолектной семантики в раннем творчестве поэта, причем исследование проводится на материале глагольной лексики.
Лингвистический характер имеет и диссертация М.А. Остренковой [Остренкова, 2003] — о структуре и семантике сравнений в поэзии Заболоцкого. Метафоры и сравнения в русских переводах поэмы «Витязь в тигровой шкуре» — на материале различных переводов и перевода Н. Заболоцкого, в том числе, - исследовались в диссертации Н.Г. Тогошвили [Тогошвили, 1989]. Е.В. Туктангулова художественные концепты «жизнь» и «смерть» рассматривает в своей диссертации как репрезентанты словообраза «природа» в идиостиле H.A. Заболоцкого [Туктангулова, 2007].
Изучение творчества Николая Заболоцкого в русле обозначенных выше аспектов продолжается, количество работ перевалило за 1000. Исследователи, стоявшие у истоков "заболоцковедения» — А. Македонов, И. Ростовцева, Н. Степанов, А. Турков, И. Роднянская, подробно анализировали творчество поэта в лучших традициях советского литературоведения, достаточно отчетливо разделив его поэзию на ранний и поздний периоды (что в принципе не противоречило логике соответствующих представлений самого автора). В связи с этим необходимо упомянуть отдельно более поздние работы, утверждающие органическую целостность и единую логику пути поэта, таких исследователей, как И. Роднянская, Г. Филиппов, А. Пурин, Б. Сарнов, И. Волгин, Е. Красильникова и др.
Дальнейшая систематизация работ, посвященных творчеству Николая Заболоцкого, возможна в рамках следующих разделов. Во-первых, это вступительные статьи к поэтическим сборникам разных лет, а также издания со статьями, мемуарной литературой и письмами Заболоцкого. Во-вторых, воспоминания о Заболоцком его современников и близких, мемуарная и биографическая литература о нем, в которой самое значительное место принадлежит сыну поэта H.H. Заболоцкому. Далее — советская «прижизненная» критика о Заболоцком, по большей части негативного характера, в потоке которой «отрадными исключениями», по определению А. Македонова, явились рецензии Н. Степанова, М. Зенкевича, JI. Тимофеева и В. Красильникова, а также статьи уже упоминавшихся О. Берггольц, Н. Изгоева, В. Каверина.
Особыми и большими разделами в классификации работ о Заболоцком стали бы, безусловно, исследования «Столбцов» и поэм, а также работы зарубежных авторов — самых разных лет. Исключительно раннему творчеству Н. Заболоцкого посвящены многие работы: И. Васильева, С. Кековой, К. Мхитарян, К. Пчелинцевой, Т. Романцовой, С. Руссовой, Т. Савченко, Е. Эткинда, Н. Шром, А. Герасимовой, А. Урбан, И. Лощилова и др. Существует значительный ряд исследований, осуществленных на Западе, многие из которых также - о «раннем» Заболоцком, его «Столбцах» и поэмах, о месте поэта в ряду таких явлений европейского модернизма как экспрессионизм, сюрреализм, дадаизм (С. Карлинский, С. Поллак, Л. Фостер, Д. Галлахер, С. Симонек и др.), о его «внутренней эмиграции» (Э. Мучник, Э. Райе). В этом ряду наиболее интересными и значимыми следует признать работы Ф. Бьёрлинг, И. Мазинг-Делич, Д. Голдстейн, Р. Мильнер-Галланд, С. Пратт, К. Платта, Е. Фарыно, Е. Эткинда, С. Шелухиной, П. Вайлса, Дж. Петерса и др.
С точки зрения лингвистики и в ракурсе стиховедения исследовалось поэтическое наследие Заболоцкого А. Кондратовым, Т. Савченко, С. Кековой, Е. Красильниковой, И. Демидчиком, Е. Цыб, Л. Вершининой и М.
Гаспаровым. В целом ряде работ — Ю. Лотмана, М. Лотмана & А. Нахимовского, Е. Эткинда, И. Смирнова, Г. Филиппова, Ж. Дозорец — анализируются отдельные стихотворения. Отдельные «разделы» составлят те работы, которые связаны с сопоставительным анализом творчества поэта и других писателей (А. Домащенко, А. Кедровский, Э. Слинина, Е. Осетров, И. Роднянская, К. Шилова, Н. Шром, И. Шайтанов, А. Павловский, И. Фоняков, В. Гусев, А. Марченко и др.), а также — с эстетикой музыкального и изобразительного искусств (С. Левченко, К. Степанова, В. Альфонсов, Н. Гашева & О. Рыбьякова, Е. Степанян и др.). И. Лощилов в своей монографии особо выделяет публикации, посвященные связям Заболоцкого с теми или иными культурными традициями — «от фольклора и античности до философских школ XX века» (А. Авдеева, В. Александров, К. Васин, Ж.- Э. Демес, Е. Денисова, Т. Игошева, И. Лощилов, Г. Лубянская, Т. Мальчукова, К. Пчелинцева, С. Руссова, С. Семенова, К. Степанова и др.).
Наконец, необходимо выделить разделы «Заболоцкий-переводчик» (В. Огнев, Д. Кохнадсазова, Ц.Н. Квинтрадзе, И. Киевский, Г.Н. Путуридзе, М. Стойнич, Е. Журавлев, Н. Соколовская, Н. Тогошвили, М. Хемлин, В. Шошин), «Заболоцкий в школе», а также работы, посвященные отдельным мотивам и образам в поэтике Заболоцкого. Структурируя так называемую «заболоцкиану», вполне возможно продолжать дробление отдельных разделов на подразделы с подробной описательной характеристикой первых и вторых; возможно, с учетом «всеохватности» многих монографий, - их выделение в особый раздел и т.п. операции, но это уже особая историографическая задача, предполагающая большую специальную работу.
Для автора данного исследования важно, однако, не столько показать степень изученности вопроса, сколько подчеркнуть тот факт, что поэзия Заболоцкого еще остается «непрочитанной» в каких-то очень существенных и важных своих параметрах, несмотря на большое количество статей, сборников и монографий, связанных с жизнью и творчеством поэта. Во всяком случае, последнее слово здесь будет сказано не скоро. Так, несмотря на то, что многие исследователи и критики (А. Македонов, И. Ростовцева, Н. Степанов, Никита Заболоцкий, И. Смирнов, Е. Дымшиц и др.) неоднократно упоминали об эпической направленности его творчества и взглядов, пока не известны работы, посвященные именно данной проблеме монографически. Научная новизна нашей работы определяется исследованием заявленного в названии диссертации аспекта, т.е. предпринята попытка рассмотрения эпической составляющей поэтики Заболоцкого, прежде всего. Впервые мы попытались рассмотреть зрелое творчество Николая Заболоцкого с точки зрения «внутренней меры» неканонического литературного жанра (термин Н.Д. Тамарченко), иначе говоря, с позиций эпопейности мировосприятия поэта, творчество которого традиционно определялось термином «лирика». Выявлены составляющие художественного мира Заболоцкого, а также определены жанровая конвергенция лирики и эпоса в творческом универсуме и художественный стиль. Подчеркнуто, что переводческая работа обогатила «эпический» субстрат его оригинальных представлений о мире.
Необходимо отметить, что практически отсутствуют в заболоцковедении труды, в которых были бы специально исследованы пространственно-временные аспекты поэтики Заболоцкого, в аспекте заявленной проблемы в том числе. Следует в связи с этим упомянуть работы Т. Игошевой, Ю. Лотмана, С. Руссовой, Е. Фарыно, Г. Филиппова, Е. Эткинда. Но исследователи здесь не ставили цели представить пространственно-временные связи в поэтике Заболоцкого как единую систему. Так, С. Руссова в статье «Антиэстетизм» Заболоцкого 20-х гг.»1 справедливо отмечает, что в «Смешанных столбцах» предстает «разомкнутое» пространство Природы». По мнению исследователя, «космогоническое» время ранних произведений Заболоцкого заменяется, «в связи с общей эволюцией творчества», временем «мифологическим» и далее - «экзистенциальным». Однако статья содержит лишь констатацию данных утверждений, вне текстуальной наглядности. В
1 См. Поэзия русского и украинского авангарда. Сборник докладов научной конференции 15-20 октября 1990 года. - Херсон, 1991. С. 56-64 статье Е. Фарыно «Метаморфозы» Заболоцкого (Опыт реконструкции поэтического языка)»1 осуществляется реконструкция картины мира поэта на материале одного из стихотворений.
Таким положением дел определяется не только новизна, но и актуальность исследования: оно предпринимается как попытка — первая в таком ракурсе - осмысления сущности художественного мира поэта через выявление глубоко укорененных в оригинальных и переводных его произведениях эпических начал, когезийно2, впрямую и непосредственно связанных с пространственно-временными мировоззренческими представлениями Н. Заболоцкого. При многократных указаниях и ссылках на эпическую доминанту и разного рода эпические элементы в его творчестве -оригинальном и переводном, до сих пор не подвергался глубокому рассмотрению собственно эпический субстрат его поэтики, тем более в ракурсе хронотопическом. Механизмы актуализации в читательском опыте лиро-эпически организованных текстовых структур его произведений еще не выявлены. Здесь необходимо специальное исследование в плане акцентуации архетипических начал и хронотопических особенностей художественного мира поэта. В исследованиях произведений поэта-лирика не всегда легко поддается выделению эпическая составляющая (тем более, что сама постановка задачи может вызвать сомнения). В настоящей работе под «эпическим» разумеется не только теоретическое, чисто литературное понятие; сюда относится и мироощущение, мировоззрение, поэтому «любимый» термин Г.Д. Гачева — «эпопейное мировосприятие» — употребляется также именно в этом смысле. Основные характерные признаки, «грани» эпического, выделяемые нами на основе литературно
1 См. Фарыно Е. «Метаморфозы» Заболоцкого // Studia Rossica Posnaniensia. Zeszyt 4. Zeszyt poswiecony VII Miedzynarodowemy Kongresovi slawistow w Warzsawie (21-27 VIII 1973)-Poznan, 1973. S. 93-114
2 Когезия — связность, сцепление; в тексте находится «ниже» порога восприятия получателя. См. об этом: Лукин В.А. Художественный текст. - М., 2005. С. 33, 62, 65, 66, 82. теоретических трудов Г. Вилперта, Ж. Шипли, Е.М. Мелетинского, В.Е. Хализева, Н.Д. Тамарченко, Г.Д. Гачева и др. — следующие:
1) относительно большая форма, космический ракурс;
2) эпопейное миросозерцание, неспешность и «спокойствие»;
3) возвышенный язык, размеренно продвигающийся стих, повествование;
4) целостность, тематическая завершенность (несмотря на порой «открытый» финал);
5) монументальность стиля (эпическая широта, торжественность языка, эпитеты, эпические повторы и т.д.), коррелирующая с объективностью взгляда;
6) «повествование» о больших исторических, легендарных событиях;
7) универсальная человеческая проблематика и пафос (возвышение содержания над повседневностью);
8) выдающийся герой (возможно, сверхъестественные силы, принимающие участие в событиях);
9) «равновеликие» главному герои, достойные противники;
10) тенденция к представлению образцовой модели поведения;
11) олицетворение (в героях, событиях) «народных» чаяний и надежд;
12) значимость момента и значительность возможных тривиальных подробностей, равное внимание к великому и малому;
13) почтительное отношение к «усопшим», память о прошедшем;
14) отдаленные (не всегда обязательно) место и время событий, неразличимость в отношении времени;
15) родство-соотнесенность с мифом и мифопоэтикой («эпический исход»);
16) тенденция к всеохватности («объять всё»), эпическая полнота и обстоятельность;
17) «всеведающий и бесплотный дух повествования» и т.п.1 Нужно помнить, однако, что жанры в узком смысле слова есть «исторически сложившиеся типы художественных произведений», построенные по определенным правилам» [Жирмунский, 1996: 384-386]. Изменение эстетических установок в XIX и XX вв., в сущности, «приводит к снятию понятия жанров в том строгом смысле, в каком это
17
В конкретном произведении эпического, тем более — лиро-эпического рода указанные признаки вовсе не обязательно будут присутствовать в полном объеме, кроме того, в лиро-эпическом жанре возможно появление некоторых, не вполне традиционных характеристик, как то: грандофония, пространственная «разомкнутость» и т.д. (что будет показано в работе). Но данному роду, как правило, соответствует эпопейное миросозерцание, под которым подразумевается широкомасштабный («по самому большому счету») взгляд на мир и пространство, адекватное приятие этого мира и сугубо определенная аксиологическая система воспроизведения, уходящая корнями в героический эпос, мифопоэтику.
Цель работы — исследовать эпические интенции, а также — в непосредственной связи со спецификой мировоззрения — художественное пространство в поэтике Н. Заболоцкого; выявить эпические начала его произведений, тесно связанные с хронотопом.
Объект исследования — оригинальные и (частично) переводные произведения преимущественно зрелого периода, начиная со «Смешанных столбцов», поскольку именно в них уже проявились достаточно отчетливо перспективы дальнейшего развития и духовного роста поэта. Так, «Лицо коня» и «В жилищах наших», которыми начинаются «Смешанные столбцы», «по содержанию и по форме отличаются от «городских» стихотворений и открывают собой другое направление творчества поэта, которое, затаившись на время, начиная с 1929 года, станет для него основным»,1 — пишет Никита Заболоцкий. Оба направления, как утверждает сын поэта, связывает «единая мысль». Не проводя резкой грани между «ранним» Заболоцким и «поздним» и не противопоставляя второго первому, необходимо подчеркнуть, однако, что «Городские столбцы» - явление особое в творческом наследии поэта и уже достаточно глубоко исследованное; поэтому автор данной работы полагает возможным направить основное внимание на произведения, понятие употреблялось . в эпоху классицизма, да и во всей традиции старой литературы» [Жирмунский, 1996: 397].
1 См. Никита Заболоцкий Заболоцкий пишет «Столбцы». // Аврора. 1992. № 3, 4-6. С. 88 традиционно относимые к «зрелому периоду», который начинался еще в период написания «Смешанных столбцов».
Предмет исследования - эпический элемент поэтики Заболоцкого, особенности художественного стиля, органично вытекающие из специфики его пространственно-временных представлений и менталитета. Под художественным стилем подразумевается, во-первых, «отношение к жизни и миру жизни» и, во-вторых, - «обусловленный этим отношением способ обработки человека и его мира» [Бахтин, 1979: 169], т.е. того материала, которым изначально располагает художник. Отсюда вытекают устойчивые оригинальные принципы организации художественного текста, особенности авторского словоупотребления, синтаксиса. Понимание же стиля как «принципа конструирования» [Лосев, 1994: 226] предполагает не только «фактическое сосуществование различных приемов», но «внутреннюю и взаимную их обусловленность, органическую или систематическую связь» [Жирмунский, 1977: 34], взаимовключение лирических и эпических начал.
Речь в данном исследовании пойдет о глубинной жанровой конвергенции лирики и эпоса в творческом универсуме поэта Николая Заболоцкого, о специфике его художественного стиля, который определяется нами как лиро-эпический.1
Целесообразным представляется употребление аутентичного термина «лирический субъект» для обозначения носителя речи. Таковой кажется наиболее подходящим в свете близости, с одной стороны, автора и героя в «лирике» Николая Заболоцкого, а с другой — необходимости подчеркнуть «неслиянность» первого и второго в его поэтике (где «я» и «другой» вовсе не смешаны).2 Лиризм произведения, на первый взгляд лишенного носителя
1 В анализе произведений такого характера особое внимание, как справедливо полагает А.Б. Есин, следует уделять «не разграничению эпических и лирических начал., а их синтезу в рамках одного художественного мира. Для этого принципиальное значение имеет анализ образа лирического героя-повествователя» [ Есин, 1999: 220].
2 См. С.Н. Бройтчан Лирический субъект // Введение в литературоведение: Учеб. пособие / Л.В. Чернец, В.Е. Хализев, А .Я. Эсалнек и др. - М.5 Высш. шк., 2004. С. 310-321 речи с формализованной внешностью, может проявляться в том, как рассказан сюжет, в какой языковой форме подается материал.
Любое художественное произведение воссоздает различными способами реальный мир - материальный и идеальный, — естественными формами существования которого являются время и пространство: «литературно-поэтический образ, формально развертываясь во времени (как последовательность текста), своим содержанием воспроизводит пространственно-временную картину мира, притом в ее символико-идеологическом, ценностном аспекте» [Роднянская, 1987: 487]. Художественный мир как некий образ действительности всегда в той или иной степени условен, и соответственно, условными явятся время и пространство этого мира. Лиро-эпический стиль при его воссоздании подразумевает предельную обобщенность, отстраненность, сведение моментов «лирической концентрации»1 к рассказу о некотором главном событии, или событиях, отражающих сущность художественного мира, реализованного в пространстве и времени, воссоздаваемых в отдельно взятом литературном произведении либо в поэтике художника-творца в целом. В данном исследовании подлежит рассмотрению именно второй вариант.
Современные концепции пространства разных исследователей, как П. Флоренский, В.Н. Топоров, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман, М. Элиаде и др. (включая «точку зрения» Б. Успенского), совпадают в главном: художественная суть предмета искусства есть строение пространства. Под пространством в художественном произведении нами понимается индивидуальная авторская модель, отражающая реальный мир под определенным углом зрения. В пространстве размещаются персонажи и вещи, в нем совершается действие, преобразование действительности, связанное с идеей произведения. С пространством неразрывно связано время - еще одна координата восприятия мира. Профанное восприятие пространства и времени предполагает однородность последних, но в
1 См. Сипъман Т.И. Заметки о лирике. — Л., 1977. С. 6 художественном произведении пространство, отличающееся условностью и прерывностью, как правило, приобретает еще и качественные отличия его частей. Особенное положение пространства-времени в художественном дискурсе связано, очевидно, с тем, что всякое произведение искусства стремится к изображению «полноты мирового фрагмента», а «глубоко в бессознательном всякого искусства . живет желание еще раз стать мифом, суметь еще раз передать полноту универсума».1
Мифологический человек, утверждает Элиаде, формирует себя «по божественным образцам», и религиозное поведение человека «способствует поддержанию святости мира» [Элиаде Мирча, 1994: 66]. Имитируя богов, он удерживается в священном, т.е. реальном мире. Такова одна из причин обращения писателей к мифологическим элементам в своих произведениях. «Я — царь», - скажет о себе поздний Заболоцкий, поэт-переводчик с выраженными эпическими приоритетами в художественном творчестве.
По мнению многих авторитетных исследователей и Е.М. Мелетинского, прежде всего, истоки «базовых» ментальных универсалий, проступающих в эпических структурах, обнаруживаются в мифе : архаические формы
1 См. «Герман Брох о литературе» // Вопросы литературы, 1998, июль-август. С. 240-241
2 Мифы - создания коллективной общенародной фантазии. Мифотворчество рассматривается как важнейшее явление в культурной истории человечества. «В первобытном обществе мифология представляла основной способ понимания мира, а миф выражал мироощущение и миропонимание эпохи его создания» (См. Мифологический словарь. / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. — М., 1990. С. 634). Онтологически миф сообщает о «реальном», причем речь идет только о «священных» реальностях. Повествуя о «созидательных деяниях богов», миф описывает различные «выходы священного в мир» [Элиаде Мирча, 1994: 63-64]. По мнению А.Ф. Лосева, рассматривавшего миф с позиций «.самого мифического сознания», миф также является реальностью, с определенной точки зрения: «Это есть сама жизнь. Для мифического субъекта это есть подлинная жизнь. Миф не есть бытие идеальное, но — жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность» [Лосев, 2001: 41]. О.М. Фрейденберг, отмечая сущностные характеристики мифа, дает ему следующее определение в монографии «Миф и литература древности»: «Образное представление в форме нескольких метафор, где нет нашей логической, формально-логической каузальности и где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир субъектно-объектно едины, — эту особую конструктивную систему образных представлений, когда она выражена словами, мы называем мифом» [Фрейденберг, 1978: 28]. Мелетинский также утверждает, что мифологическое мышление выражается в неотчетливом разделении субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, вещи и ее атрибутов, единичного и множественного, героического эпоса «уходят корнями в миф» [Мифология, 1998: 657]. На классической стадии в истории эпоса воинские сила и храбрость, а также исключительный героический характер полностью заслоняют колдовство и магию; «историческое предание постепенно оттесняет миф.» [Мифология, 1998: 657]. Итак, корни эпоса уходят вглубь мифологического мышления, эпос обобщает историческое прошлое народа языком мифа.1 А.Л. Баркова обоснованно утверждает, что эпос по праву может быть рассмотрен в кругу мифологических текстов, но занимает среди них особое место, поскольку в центре внимания эпоса - не сверхъестественное существо, а человек. Эпос выражает представление человека о самом себе, история эпоса — это история самооценки человека, пишет она [Баркова, 1996: 34]. О подражании архаическому герою не могло быть и речи. Но герой классического эпоса уже есть модель, образец для подражания, наилучший в своем роде. Исследователь приходит к выводу, что смена поколений эпических героев представляет собой постепенное очеловечивание героя: от божества — к полубогу, от него - к идеальному человеку и затем - к человеку обычному. В свете вышесказанного определяются задачи исследования:
1) выявить специфику пространственных представлений поэта, их мифопоэтическую основу и их связь с мировоззрением и стилем;
2) определить характер взаимоотношений пространственных и временных категорий в художественном мире Николая Заболоцкого, в широком смысле - особенности поэтического хронотопа;
3) обозначить непосредственную зависимость указанного хронотопа от «несущего каркаса» - архетипических представлений поэта, его «эпического мировосприятия»;
4) проанализировать связь эпического начала с мировоззрением поэта и творчеством Заболоцкого-переводчика; пространственных и временных отношений, происхождения и сущности. До настоящего времени так и не сложилось еще единого общепринятого мнения о мифе.
1 См. об этом также: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., 1976. С. 269-270
5) выявить и подчеркнуть наличие лиро-эпических интенций как неотъемлемую особенность стиля поэта, мировоззренческое содержание его лиро-эпической формы;
6) на примере цикла «Последняя любовь» продемонстрировать эволюционные возможности лирического рода литературы по освоению иных жанрово-эстетических категорий - на путях конвергенции лирики и эпоса.
Методологическую основу диссертационного исследования составили положения фундаментальных литературоведческих трудов А.Н. Веселовского, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинского, В.Н. Топорова, М. Элиаде, Г.Д. Гачева, М.Н. Дарвина, А.Я. Гуревича и др. Основными методами, используемыми в работе, явились историко-культурный и структурно-семиотический, с элементами биографического, мифопоэтического и феноменологического подходов, а также мотивного анализа. Кроме того, использовался инструментарий общей теории перевода.
Положения, выносимые на защиту:
1. Пространственно-эстетические представления поэта тесно связаны с его мифологическим мировосприятием. Пространство поэзии Н. Заболоцкого манифестирует мифологему мирового пространства, и, шире, вселенной самого автора. Пространственная разомкнутость, масштабность изображаемого коррелируют с грандофонией и сонорикой.
2. Человек (объект) в изобразительном аспекте представлен, прежде всего, через лицо. «Лицо» нередко становится у Заболоцкого аксиологическим мерилом. В зрелом творчестве через лейтмотивный образ лица, возникающий во многих стихах поэта, эксплицирована ценностная иерархия в художественной системе и интенция движения к идеалу.
3. Пантеистическое восприятие мира нивелирует смерть в художественной системе поэта, поскольку каждый человек является частью бессмертной природы. Три модели времени работают у Заболоцкого, и это связано с идеей бессмертия.
4. Образ носителя речи определен эпическими интенциями автора. Лирический субъект Заболоцкого коррелирует с масштабностью воссоздаваемого автором художественного универсума.
5. Николай Заболоцкий был не только поэтом, но и профессиональным переводчиком, и эта профессия во многом способствовала формированию его эстетических приоритетов и собственной художественной системы.
6. Мир Заболоцкого имманентно эпичен, эта «подспудная» эпичность возникает уже в поэтике раннего периода творчества — через пространство. С пространственными представлениями поэта связано эпическое начало, неотъемлемо присущее его стилю.
7. Художественный стиль поэта Н. Заболоцкого — лиро-эпический. Глубинную природу синтеза лирических и эпических начал в его поэтике целесообразно рассматривать через механизмы связи творческой личности с художественной материей его созданий.
Теоретическая значимость исследования:
Выявлено своеобразие поэтики зрелого Н.Заболоцкого в плане жанровой «неканоничности» — эпопейность мировосприятия, получившая своеобразное преломление в художественном стиле; в связи с чем исследованы также пространственно-временные составляющие художественного мира поэта, сделана попытка графически представить мифопоэтические и эпические интенции в творчестве Заболоцкого. Введены новые термины — грандофония, сонорика.
Практическая значимость работы заключается в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы в школьной и вузовской практике преподавания русской литературы, при подготовке разного рода спецкурсов по творчеству Николая Заболоцкого, в работе общих курсов и семинаров по поэзии и русской литературе XX века.
Объем и структура исследования: представленная к защите диссертация в объеме 205 страниц включает введение, 2 главы и заключение, список литературы включает 305 источников.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого"
Заключение
Эпическое начало, неотъемлемо присущее стилю Н. Заболоцкого, неразрывно связано с его пространственными представлениями. Художественный мир поэта космологически огромен, необъятен, необозрим. В таком способе изображения мира сказывается мифопоэтический, архетипический модус восприятия, «исходом» из которого явился эпос, эпичность поэтического взгляда.
Мифологическое строение художественного пространства Н. Заболоцкого коррелирует с особым статусом лирического субъекта; мир такого рода может строить только Демиург, каковым является лирический субъект. Он максимально приближен к поэту, чрезвычайно близок автору во многих произведениях. К тому же сам по себе символизирует пространство «направленное» и потому — высокое. Царь, герой, Демиург в собственном мифопоэтическом пространстве, автор воссоздает образ собственного универсума.
Пространство в его художественном универсуме доминирует, является определяющим. Но категория времени когезийно связана с категорией пространства и непосредственно соотносится с Бытием. Время поэт воспринимает как одну из координат бытийности (или пространства). Из всех существующих моделей мира ему ближе всего позднее мифологическое, где возникает идея спирали, создающая возможность повторения и развития одновременно. В поэтике Заболоцкого отчетливо просматривается эпическая связь времени с Бытием, осознан момент вечности: конечное для человека, онтологическое время — бесконечно, поскольку оно является «одним из основных проявлений вещества» (по Вернадскому) и четвертой координатой вселенной.
Поэтическое» в Заболоцком изначально «гипертрофировано», можно утверждать, что его интерес и тяга к эпике, обусловленные целым рядом факторов, определялись этой гипертрофированностью, прежде всего.
Проявившаяся наиболее отчетливо в годы испытаний тяга к большой эпической форме нашла свое отражение в максимальной степени в его переводческой деятельности. Можно утверждать, что эпическая поэзия украинских, немецких, итальянских, венгерских и, в первую очередь, грузинских авторов обрела в лице Заболоцкого наилучшего мастера перевода, в котором счастливо сплавились в единое целое искусство и эпическое мировоззрение, необходимые для творчества такого характера. В его переводах и в оригинальных произведениях видим закрепление и продолжение, прежде всего, эпических традиций литературы. Переводческая работа с эпосом способствовала выявлению его творческих интенций и в каких-то существенных особенностях определила некоторые важные закономерности оригинального творчества.
Выбор зрелым Заболоцким, в подавляющем большинстве случаев, именно эпических произведений для перевода, и эпические интенции его оригинального художественного мира не случайны. Исследователи отмечали его подчеркнутую дисциплинированность и старомодную воспитанность, недооцененный атлетизм и «физиологический» темперамент, а также мощный ритмический поток и «глыбы образов» поэзии. Изначально он ориентируется в своем выборе на эпос, на определенные аксиологические предпочтения при прочтении произведения. Полноценный, хороший перевод как средство межкультурной коммуникации с неизбежностью становится частью родной литературы переводчика, что и произошло со многими переводческими работами Заболоцкого.
В его поэтике зрелого периода появляется одухотворенное лицо как знаковая примета внутренней смены аксиологических параметров, и в структуре художественного мира через лицо обнаруживаются вечные, духовные начала. Массовидные и безликие герои «Городских столбцов» постепенно сменяются индивидуально очерченными, портретными героями. Лицо как самая значимая часть внешней оформленности объекта подчеркивает в поэтике Заболоцкого непреходящий интерес к жизни во всех ее проявлениях. Оно способствует обнаружению «идеального» смысла в его поэтической системе с «множеством человеческих лиц», и читатель получает дополнительную возможность «увидеть» прорывающийся сквозь хаос и тьму обыденной жизни свет высшей духовной инстанции.
Телесность и одухотворенность лица нерасторжимо связаны с одной из самых значимых тем поэтики Н. Заболоцкого — темой красоты-безобразия. Красота духовности находит свое отражение в лицах, изображаемых автором. «Лицо» же его поэзии оставалось на протяжении всей жизни по преимуществу отстраненно-невозмутимым, что явилось одной из наиболее существенных ее характеристик и в полной мере соответствует эпичности мировосприятия.
В «поздний» период миросозерцание поэта спокойно-философское, адекватно-приемлющее. Отчетливо видна мудрость возраста как результат развития собственной личности. Специфические особенности эпического рода, устремленность-нацеленность на восприятие мира во всей его онтологической полноте оказываются, при внимательном рассмотрении, неотъемлемо присущими поэтическому миру Николая Заболоцкого. «Приятие бытия», любовь к жизни, к живому существу во всех его формах обусловливают и специфику этических воззрений поэта, и «перманентное эпопейное состояние» его художественного мира.
В основе этого художественного мира - «музыка сфер». В его поэтике ярко представлено звуковое (сонорическое) начало. Грандофоническая окраска способствует усилению эффекта эпичности. Разомкнутое пространство Заболоцкого мифопоэтически заполнено, оно не пустое. Это сотворенный им в отчаянной попытке «передать всю полноту универсума» Космос. Эпическое пространство-время Н. Заболоцкого имеет глубокие мифологические корни. Закономерно возникновение в поэтике мифологем круга и столпа (как мировой оси). Столп и круг относятся к образам парадигмальной значимости и восходят к доминантным основам творчества поэта, где глубинная органическая взаимосвязанность, единство мифопоэтического мировосприятия, с одной стороны, и эпического, а также научно-философского взгляда мир, с другой, находят свое специфическое воплощение.
Для поэта навсегда актуальна жизнеутверждающая формула: «повсюду жизнь и я». Жизнь как линейное время конечного смертного человека, с одной стороны, а с другой — как неотъемлемое качество бытия, как вечный кругооборот, вечное «превращение» и «возвращение». И он постоянно ищет компромисс между полюсами «смерть-бессмертие».
Эпопейное мышление автора определяет его движение по бытию — космическими параллелизмами. Поэтому столь демонстративен в его поэтике синтез лирических и эпических механизмов создания художественного текста. Перспектива эволюции в процессе жизни к объективно-эпическому «повествованию» может пунктирно прослеживаться через три этапа: в раннем творчестве изначальное тяготение к эпичности проявляется через / разомкнутое пространство и множественность предметов, его заполняющих; в период зрелый - через лицо («множество лиц»); в позднем творчестве доминирует адекватно-философское приятие бытия. Эпическая форма исходит из безусловного приятия бытия. И эпос — некий этап в развитии искусства изображения внутренней жизни человека. Такое искусство, достигнутый в процессе «эволюции к идеалу» результат становится особенно очевидным (и в свете переводческих достижений Заболоцкого, в том числе) в его поздней лирике, в пафосной направленности творчества — изображения человека в универсальной форме.
Эпическое начало присуще и циклу «Последняя любовь» как «большому произведению», состоящему из отдельных частей, которые нельзя переставлять произвольно. Доминирует стремление воспроизвести «текучий» процесс действительности. Отметим в этой связи последовательный событийный ряд истории «последней любви» и наличие общей рамы. И композиционные рамки произведения таковы, что соответствуют рамкам большой повествовательной формы. Лирический субъект, при всей близости, с очевидностью отделен от авторского «я». К тому же, в процессе развития «драмы существования» происходит постепенная трансформация мировоззренческих параметров «повествователя», чем достигается имманентно эпический эффект лирического нарратива.
Жанровая конвергенция лирики и эпоса в творческом универсуме поэта Николая Заболоцкого представляется очевидной. Художественный стиль его следует определить как лиро-эпический. Эпическое начало, имманентно присущее многим произведениям Заболоцкого, неразрывно связано с мифопоэтикой, его мировосприятием, пространственными представлениями, и — с его переводческой деятельностью.
Список научной литературыКоптева, Галина Геннадьевна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Основные источники
2. Заболоцкий H.A. Стихотворения. Под общ. ред. Г.П. Струве и Б.А.Филиппова. Вст. ст. А. Раннита, Б. Филиппова, и Э. Райса. New York: Inter-Language Literary Associates; Washington, D.C., 1965. — 368 c.
3. Заболоцкий H.A. Стихотворения и поэмы. "Библиотека поэта". Большая серия. Вступ. ст., подгот. текста и примеч. A.M. Туркова. M.-JL: Сов. писатель, 1965. - 503 с.
4. Заболоцкий H.A. Собрание сочинений в 3-х т. Сост. Е.В. Заболоцкой, H.H. Заболоцкого, предисл. H.JI. Степанова, примеч. Е.В. Заболоцкой, Л. Шубина. -М.: Худож. литература, 1983-1984. — 3 т.
5. Письма H.A. Заболоцкого 1938 1944 годов. Подготовка текста и публикация Е.В. и H.H. Заболоцких // Знамя. - 1989. - № 1. - С. 96-127.
6. Заболоцкий Н. История моего заключения. Вступ. ст. и примеч. Е. Эткинда // Минувшее: Исторический альманах. М., 1990, 2. - С. 310-333.
7. Заболоцкий Н. История моего заключения. Сост. и предисл. JI.A. Озерова. -М.: Журн. "Огонек", 1991. -№18. -45 с.
8. Николай Заболоцкий: "Я нашел в себе силу остаться в живых". Публ. и коммент. Е. Лунина // Аврора. 1990. -№ 8. - С. 125-133.
9. Заболоцкий Н. А. "Огонь, мерцающий в сосуде.": Стихотворения и поэмы. Переводы. Письма и статьи. Жизнеописание. Воспоминания современников. Анализ творчества. Сост., жизнеописание, примечания H.H. Заболоцкого. М.: Педагогика-Пресс, 1995. - 944 с.
10. Заболоцкий Н. А. Полное собраний стихотворений и поэм. Избранные переводы. / Вст. статья Е.В.Степанян / — СПб.: Акад. Проект, 2002. — 768 с.
11. Николай Заболоцкий. Стихотворения и поэмы Сост., вст. ст., (с. 5-24), примеч. И.Л. Волгина. М.: Правда, 1985. — 511 с.
12. Заболоцкий H.A. Избранные сочинения. — М.: Худож. литература, 1991. -430 с.
13. Работы, посвященные жизни и творчеству H.A. Заболоцкого
14. Авдеева А.Ф. Некрасовские традиции в изображении человека в лирике H.A. Заболоцкого 1940-1950-х годов. // Русская литература XX века: образ, язык, мысль. -М.: МПУ, 1995. С. 87-95.
15. Авдеева А.Ф. Николай Заболоцкий // Русская литература XX века. Под ред. Л. П. Кременцова: В 2 т. Т. 2: 1940-1990-е годы. - М.: Академия, 2002.-С. 156-170.
16. Адамовичъ Георпй Из рецензии: ЛИТЕРАТУРНЫЯ БЕСЕДЫ: Ант. Ладинский. Стихи о Европе. Сборникъ 1937. Н. Заболоцкий. Новые стихи. // Последшя новости: Ежедневная газета. Париж, 1937. Четверг 30 декабря. — № 6123. С. 3.
17. Азизян Е. Николай Заболоцкий и Грузия // Литературная Грузия. — 1971. — № 3. С. 83-86.
18. Алигер М. Прохожий // Алигер М. Тропинка во ржи. — М.: Сов. писатель, 1980.-399 с.
19. Альфонсов В. Заболоцкий и живопись // Альфонсов В. Слова и краски: Очерки из истории творческих связей поэтов и художников. — М.-Л.: Сов. писатель, 1966. С.177-230.
20. Беляков С. Гностик из Уржума: По поводу натурфилософских взглядов H.A. Заболоцкого // Дергачевские чтения 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. - Екатеринбург, 2001. -Ч. 2.-С. 39-42.
21. Бровар В.В. "А бедный конь руками машет." // Русская речь. 1991. — № 2. - С. 27-32.
22. Björling Fiona. 'Stolbcy' by Nikolaj Zabolockij. Almqvist & Wiksell, Stockholm, 1973.
23. Björling F. «Ofort» by Nikolaj Zabolockij. The Poem and the Title // Scando-Slavica, Tomus 23. 1977. - P. 7-16.
24. Васильев И.Е. "И грянул на весь оглушительный зал." (О стихотворении
25. H. Заболоцкого "Офорт") // Филологический класс. Екатеринбург 2000. -№8. -С. 38-41.
26. Васильев И.Е. «Высокий мир дитяти.» (Тема детства в творчестве H.A. Заболоцкого) // Филологический класс. Екатеринбург. — 2003. — № 10. — С. 52-56.
27. Ващенко Г. Муза в арестантском бушлате // Дальний Восток. — 1996. № 2. - С. 181-188.
28. Вершинина Л.Н. Об особенностях употребления глаголов звучания в ранней лирике H.A. Заболоцкого // Молодая филология. — Новосибирск, 1996.-С. 138-142.
29. Волгин И. "Чтоб кровь моя остынуть не успела" // Заболоцкий, Н. Стихотворения и поэмы. М.: Правда, 1985. С. 5-24.
30. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. Вступ. ст. Я. Гордина. — М.: Независимая газета. 1998. - С. 153-156, 210, 252.
31. Воспоминания о Заболоцком. Сост. Е.В. Заболоцкая и A.B. Македонов. -М.: Сов. писатель, 1977. 350 с.
32. Воспоминания о Заболоцком. Изд. 2-е, дополненное. Сост. Е.В. Заболоцкая, A.B. Македонов и H.H. Заболоцкий. -М.: Сов. писатель, 1984. 462 с.
33. Гашева Н.В., Рыбьякова О. А. Заболоцкий и Филонов: (К проблеме типологических схождений в творчестве) // Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя. Пермь, 1993. — С. 4757.
34. Goldstein Darra. Nikolai Zabolotskij: Play for Mortal Stakes. Cambridge University Press, 1993. 307 c.
35. Goldstein Darra. Zabolockij and Ciolkovskij // Russian Literature. 1983. — Jan1.-P. 65-80.
36. Goldstein Darra. 'Moscow in Fences': Viktor Sosnora at the Gate // The Russian Review. 1992, 51:2. - P. 230-237.
37. Горелов А. Распад сознания // Стройка. 1930. - № 1. — С. 16.
38. Громан Г. В русле большой традиции. // Новый мир. — 1985. — № 9. — С. 210-225.
39. Дижур Б. Мой друг Коля Заболоцкий // Урал. - 1995. - № 12. - С. 235240.
40. Дозорец Ж. "Можжевеловый куст" H.A. Заболоцкого: (Опыт комплексного анализа) // Филологические науки. — 1979. — № 6. С. 51-58.
41. Дымшиц А. О двух Заболоцких (В порядке обсуждения) // Литературная газета. 1937.- 15 декабря.
42. Дьяконов Л. Вятские годы Николая Заболоцкого // Встречи. — Горький, 1986.-С. 177-186.
43. Заболоцкая H.H. Воспоминания об отце // Вопросы литературы. — 2003 (ноябрь-декабрь). № 6. — С. 265-272.
44. Заболоцкий Н. О замысле H.A. Заболоцкого перевести немецкий эпос // Сб. «Поэзия»: вып. 46. -М.: Молодая гвардия, 1986. С. 104-108.
45. Заболоцкий H.H. Мысль и слово молодого Заболоцкого // Заболоцкий, Н. Вешних дней лаборатория: Стихотворения (1926-1937 гг.). — М.: Худож. литература, 1987. С. 5-16.
46. Заболоцкий Н. Взаимоотношения человека и природы в поэзии H.A. Заболоцкого // Вопросы литературы. — 1984. № 2. - С. 34-57.
47. Заболоцкий Н. Страничка биографии Н. Заболоцкого. // Поэзия. — М.: Молодая гвардия, 1988. № 49. - С. 138-140.
48. Заболоцкий Н. Путь Заболоцкого // Заболоцкий, H.A. Избранные сочинения. М.: Худож. литература, 1991. — С. 5-14.
49. Заболоцкий Н. Московское десятилетие: Глава биографии Н. Заболоцкого // Московский вестник. 1991. - № 1. - С. 253-313.
50. Заболоцкий Н. Заболоцкий пишет "Столбцы": Глава из биографии поэта // Аврора. 1992. -№ 3. - С. 80-91; № 4-6. - С. 186-208.
51. Заболоцкий Н. Н Жизнь H.A. Заболоцкого. -М.: Согласие, 1998. 592 с.
52. Никита Заболоцкий. Жизнь H.A. Заболоцкого. СПб.: Logos, 2003. - 663с.
53. Заболоцкий H.H. "Природы очистительная сила" (Социально-этические элементы натурфилософской поэзии Заболоцкого) // Вопросы литературы. -1999.-№4.-С. 17-36.
54. Заболоцкий H.A. Ночные беседы. Публикация, подготовка текста и вступительная заметка Самуила Лурье // Звезда. — 2003. — № 5. — С. 58-64.
55. Завалишин В. Николай Заболоцкий // Новый журнал, США. — 1959. — кн. 58.-С. 122-134.
56. Зайцев В.А. "Образ мирозданья": Поэзия H.A. Заболоцкого // Русская словесность. 1997. № 2. С. 38-46.
57. Зенкевич М. Обзор стихов // Новый мир. 1929. - № 6. - С. 216-219.
58. Зощенко М. О стихах Н. Заболоцкого // Зощенко, М. Рассказы, повести, фельетоны, театральная критика, 1935-1937. — JL, 1937. С. 381-387
59. Ермилов В. Юродствующая поэзия и поэзия миллионов. (О «Торжестве земледелия» Н. Заболоцкого) // Правда. 1933. - № 199 (5725), 21 июля. -С. 4.
60. Игошева Т.В. К проблеме державинской традиции в "Столбцах" H.A. Заболоцкого // Державинский сборник. Новгород: Рос. ф. культуры, 1995.- С. 55-62.
61. Игошева Т.В. Проблемы творческой эволюции H.A. Заболоцкого: Учебное пособие. Новгород, 1999. - 120 с.
62. Каверин В. Вечерний день (письма, встречи, портреты) // Звезда. 1979. -№5.-С. 99-100.
63. Кобринский А. Заболоцкий и М. Зенкевич: обэриутское и акмеистическое мироощущение // Кобринский А. Поэтика ОБЭРИУ в контексте русскоголитературного авангарда: В 2-х ч. Т. 2 -М.: МКЛ № 1310, 2000. - С. 90-97.
64. Колкер Ю. Заболоцкий: Жизнь и судьба: К столетию со дня рождения поэта (1903-1958) // В Сети: http://yuri-kolker.narod.ru/articles/zabolotsky-l.htm
65. Колкер Ю. Поэзию он любил больше своей славы: К 100-летию со дня рождения Николая Заболоцкого // Русская Германия / Русский Берлин РБ.- 2003. № 18.-С. 358.
66. Кондахсазова Д. О переводе Н. Заболоцким поэмы Ш. Руставели "Витязь в тигровой шкуре" //Мастерство перевода. -М., 1990, сб. 13. — С. 397-402.
67. Кондахсазова Д. Гармония миров // Лит. учеба. — 1983. — № 6. — С. 180-183.
68. Корнилов В. Неужто некуда идти?.: Между Зощенко и Заболоцким // Литературная газета. 1997. — № 20. - С. 12.
69. Красильникова Е.В. Эволюция идиостиля. Очерки истории языка русской поэзии XX в.: Поэтический язык и идиостиль. Звуковая организация текста.- М.: Наука, 1990. 304 с.
70. Красильникова Е.В. Птицы. Образные связи в поэзии Н. Заболоцкого // Поэтика и стилистика, 1988-1990. -М.: Наука, 1991.-С. 165-172.
71. Красильникова Е.В. Николай Заболоцкий ("Столбцы") // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. — М.: Наследие, 1995. С. 449-480.
72. Лейдерман Н.Л. Лики простоты (Об эволюции эстетических принципов Н. Заболоцкого) // Филологический класс. Екатеринбург. — № 10. 2003. - С. 48-52.
73. Лесючевский Н. О стихах Заболоцкого // Литературная Россия. — 1989. — № 10.-С. 10.
74. Лотман Ю.М. "Прохожий" Н. Заболоцкого // Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста: Структура стиха. — Л.: Просвещение, 1972. — С. 256270.
75. Лощилов И.Е. К вопросу о "высоком примитивизме" обэриутов // Молодая филология. Новосибирск: НГПУ, 1996. - С. 57-59.
76. Лощилов И.Е. Феномен Николая Заболоцкого. — Хельсинки, 1997. — 311 с.
77. Лощилов И.Е. «Я открою все ворота этих облачных высот.» (О стихотворении Н. Заболоцкого «Зеленый луч») // Филологический класс. Екатеринбург.- № 10.- 2003. С. 57-62.
78. Македонов А. Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы. — Л.: Сов. писатель, 1968. 382 с.
79. Македонов А. Николай Заболоцкий: Жизнь, творчество, метаморфозы. —Л.: Сов. писатель, 1987. — 365 с.
80. Masing-Delic Irene. Zabolotsky's "The Triumph of Agriculture": Satire or Utopia? // Russian Review. № 42 (1983). - P. 360-376.
81. Мальчукова Т.Г. Античная культура в поэзии H.A. Заболоцкого // Научные доклады высшей школы: Филологические науки. — М., 1987. № 12. — С. 914.
82. Мальчукова Т.Г. Природа и культура в поэзии Николая Заболоцкого // Север. 1987. - № 2. - С. 106-112.
83. Маргелашвили Г. «Свет памяти» (К творческой биографии H.A. Заболоцкого. Из воспоминаний) // Лит. Грузия. 1976. - № 4. - С. 82-89.
84. Milner-Gulland R. R. "Nikolay Zabolotsky" // Times Literary Supplement. 11 September 1981.-P. 1037.
85. Минералова И.Г. Образное воплощение Духа и Души в поэтическом наследии Николая Заболоцкого // Вестник литературного института им. A.M. Горького. 2003. - № 1/2. - С. 109-119.
86. Мраморное О.Б. «Творчество, сердце, музыка, песня.» О цикле стихотворений H.A. Заболоцкого 1946 года // Русская речь. 2003. - май-июнь. — С. 24-28.
87. Мусатов В. В. Николай Алексеевич Заболоцкий // История русской литературы первой половины XX века (советский период). М.: Высш. шк., 2001.-С. 181-191.
88. Незнамов П. Система девок // Печать и революция. — 1930. №4. - С. 7780
89. Г.Н. (Николаев) Большой поэт // Меч: Еженедельная газета. Варшава. — 1936. 17 мая. - № 20 (104). - С. 5.
90. Николай Заболоцкий и его литературное окружение. Материалы юбилейной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения H.A. Заболоцкого. — СПб.: Наука, 2003. — 182 с.
91. Огнев В. Становление таланта. — М.: Сов. писатель, 1972. — 383 с.
92. Озеров Л. Труды и дни Николая Заболоцкого // Огонек. — 1988. — 17 сент. -№38.-С. 23-25.
93. Озеров JI. Труды и дни Николая Заболоцкого. Материалы литературных чтений. — М.: Изд-во Лит. Института, 1994. — 114 с.
94. Озеров Л., Заболоцкий Н. Наветы в форме предисловия // Литературная газета. — 1994. — № 23. — 8 июня. — С. 4.
95. Озеров Л. Вначале было "Слово" // Озеров, Л. Дверь в мастерскую. Париж — Москва — Нью-Йорк: Третья Волна, 1996. — С. 163-206.
96. Осетров Е.И. Голоса поэтов: Этюды о русской лирике. — М.: Сов. писатель, 1990.-334 с.
97. Павловский А. Поэтическая «натурфилософия» Н. Заболоцкого // Павловский А. Советская философская поэзия: Очерки. — Л.: Наука, 1984. — 180 с.
98. Парамонов Б. Буква "Живот" (Молодой Заболоцкий) // Грани. — 1979. — № 111-112. Possev-Verlag, Frankfurt am Main. - С. 330-350.
99. Перцов В. Голоса жизни: Ответ критику из «Тайме» // Литературная газета. 1958. - 9 сентября. - № 108 (3919). - С. 3-4.
100. Платт К.М.Ф. H.A. Заболоцкий на страницах "Известий": К биографии поэта 1934-1937 годов // Новое Литературное Обозрение. — 2000. — № 44 — С. 91-107.
101. Pratt Sarah. "Antithesis and Completion": Zabolockij Responds to Tiutcevs // Wavzc and East European Journal. 2 (1983). - P. 211-227.
102. Пурин А. Метаморфозы гармонии: Заболоцкий // Волга. 1994. - № 3-4. -С. 142-151.
103. Пчелинцева К. Ф. Хронотоп ритуального действия в пространственно-временных образах "Городских столбцов" Николая Заболоцкого // Филологический поиск, Волгоград. 1996. — вып. 2. — С. 33-38.
104. Пчелинцева К. Ф. Об одном стихотворении Н. Заболоцкого // Филологические науки. — 2001. — № 1. — С. 111-113.
105. Пурин А. Метаморфозы гармонии: Заболоцкий // Волга. № 3-4. — 1994. -С. 142-153.
106. Роднянская И. Поэзия Н. Заболоцкого // Вопросы литературы. — 1959. — № 1.-С. 121-137.
107. Роднянская И.Б. "Столбцы" Николая Заболоцкого в художественной ситуации 1920-х годов // Роднянская И. Художник в поисках истины. М.: Современник, 1989. - С. 343-364.
108. Роднянская И. Единый текст // Новый мир. — 1996. № 6. - С. 221-227.
109. Роскина Наталия. Николай Заболоцкий // Роскина, Н. Четыре главы: Из литературных воспоминаний. — YMCA-PRESS, Paris, 1980. — С. 61-98.
110. Ростовцева И. Николай Заболоцкий: Литературный портрет. — М.: Сов. Россия, 1976.-120 с.
111. Ростовцева И. Николай Заболоцкий: Опыт художественного познания. — М.: Современник, 1984. 304 с.
112. Ростовцева И.И. "Слова как светляки с большими фонарями.": (Н. Заболоцкий) // Ростовцева, И.И. Между словом и молчанием: О современной поэзии. -М.: Современник, 1989. - С. 50-107.
113. Ростовцева И.И. Мир Заболоцкого. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М.: Изд. МГУ (Перечитывая классику), 1999. - 104 с.
114. Ростовцева И. Муза и собеседница: Природа в поэзии Пастернака и Заболоцкого // Вопросы литературы. 2002. - № 1.-С. 123-138.
115. Русские советские писатели. Поэты: Библиографический указатель. -Заболоцкий Николай Алексеевич (сост. J1.C. Шепелева) — Т. 9. — М.: Книга, 1986.-С. 192-256.
116. Руссова С.Н. "Антиэстетизм" Заболоцкого // Поэзия русского и украинского авангарда: История, поэтика, традиции (1910-1990 гг.): Сборник докладов научной конференции 15-20 октября 1990 года. -Херсон, 1991.-С. 56-64.
117. Сарнов Б. Восставший из пепла: Поэтическая судьба Николая Заболоцкого // Октябрь. 1987. - № 2. - С. 188-202.
118. Седакова О. О Заболоцком // Круг чтения: Литературный альманах. — М., 1995.-Вып. 5.-С. 83-84.
119. Селивановский А. Система кошек (О поэзии Н. Заболоцкого) // На литературном посту. — 1929. — № 15. — С. 31-35.
120. Семенов В. Б. Заболоцкий Николай Алексеевич // Русские писатели 20 века. Биографический словарь. Гл. ред. и сост. П. А. Николаев. — М.: Рандеву AM, 2000. - С. 273-275.
121. Семенова С. "Благодатная жажда творенья.": Натурфилософская поэзия Н. Заболоцкого // Литературная учеба. 1989. - № 4. - С. 106-112.
122. Семенова С. Человек, природа, бессмертие в поэзии Николая Заболоцкого // Семенова С.Г. Преодоление трагедии. М.: Сов. писатель, 1989.-С. 299-317.
123. Семенова С.Г. "Мы же новый мир устроим с новым солнцем и травой." // Литература. Вильнюс. - 1998, 38 (2). - С. 67-76; 1999, 38 (2). - С. 77-99.
124. Синельников М. И. Там, где сочиняют сны // Знамя. 2002. - № 7. - С. 151-177. "Тарковский и другие о Заболоцком" - С. 159-166.
125. Сквозников В. Путь Николая Заболоцкого // Вопросы литературы. -1986.- №6.-С. 210-215.
126. Слуцкий Б. О себе и о других // Вопросы литературы. 1989. - № 10. -С. 171-211.
127. Смирнов И. Заболоцкий и Державин // XVIII век. Сб. 8. Державин и Карамзин в литературном движении XVIII начала XIX веков. — Л.: Наука, 1969.-С. 145-161.
128. Смирнов И. Зачеркнутое стихотворение // Нева. 1973. - № 5. - С. 198199.
129. Сотникова Т. "Странные образы дум" Николая Заболоцкого // Литературное обозрение. 1994. - № 9-10. - С. 68-72.
130. Степанов Н. Рец. на: Н. Заболоцкий. Столбцы. 1929 г. // Звезда. — 1929. -№ 3. — С. 191-192.
131. Степанов H.JI. Новые стихи Н. Заболоцкого // Литературный современник. 1937. - № 3. - С. 210-218.
132. Степанян Б. Художник своей жизни: Заметки о лирике Николая Заболоцкого // Литературное обозрение. 1988. - № 5. - С. 27-31.
133. Степанян Е. Метаморфозы зрения // Заболоцкий Н. А. Полное собраний стихотворений и поэм. Новая библиотека поэта. СПб.: Акад. Проект, 2002. - С. 5-30.
134. Тарасенков А. Похвала Заболоцкому // Красная новь. — 1933. — № 9. — С. 177-181.
135. Турков А. Николай Заболоцкий. — М.: Худож. литература, 1966. — 143 с.
136. Турков А. Николай Заболоцкий: Жизнь и творчество. Пособие для учителей-М.: Просвещение, 1981. 143 с.
137. Усиевич Е. Под маской юродства // Литературный критик. — 1933. — № 4.-С. 78-91.
138. Фарыно Е. "Метаморфозы" Заболоцкого // Studia Rossica Posna-niensia. — Zeszy.t4. Poznan. - 1973, 93-114.
139. Филиппов Г.В. Библиография литературы о Заболоцком // Советская поэзия 20-х годов. Уч. зап. Ленинградского гос. пед. института им. А.И. Герцена.-Т. 419.-Л., 1971.-С. 181-202.
140. Филиппов Г. Поэтический мир Николая Заболоцкого // Звезда. — 1973. -№5.-С. 182-189.
141. Филиппов Г. Стихотворение Н. Заболоцкого "Змеи": Пространственно-временные аспекты // Лирическое стихотворение: Анализы и разборы. — Л.: Наука, 1974.-С. 94-98.
142. Филиппов Г. Жизнь и судьба Николая Заболоцкого // Заболоцкий H.A. Столбцы. Стихотворения. Поэмы. — Л.: Лениздат, 1990. С. 5-16.
143. Филиппов Г.В. Заболоцкий Николай Алексеевич // Русские писатели. XX век. Биобиблиографический словарь. Под ред. Н. Н. Скатова: В 2 ч.-М.: Книга, 1998. Ч. 1. - С. 496-500.
144. Филиппов Г. Философско-эстетические искания Н. Заболоцкого // Филиппов Г. Русская советская философская поэзия. Л.: ЛГУ, 1984. — 207 с.
145. Царькова Т. Метрический репертуар H.A. Заболоцкого // Исследования по теории стиха: Сб. ст. — Л.: Наука, 1978. — С. 126-151.
146. Чуковский Н. Литературные воспоминания. — М.: Сов. писатель, 1989.-327 с.
147. Шайтанов И. «Лодейников»: ассоциативный план сюжета // Вопросы литературы. 2003. - № 6 (ноябрь-декабрь). - С. 168-181.
148. Шайтанов И. На новом «витке» тютчевской традиции // Сверстники-1979: Сборник молодых критиков. — М.: Современник, 1979. С. 100-107.
149. Шилова К.А. Поэтика цикла Н. Заболоцкого «Последняя любовь» // Из истории русской и зарубежной литературы XIX-XX вв. Кемерово, 1973. -С. 159-180.
150. Шопшн В.А. Николай Заболоцкий и ГРУЗИЯ. СПб.: Наука, 2004. - 216 с.
151. Шром Н.И. "Столбцы" Н. Заболоцкого в историко-литературном контексте 1920-х годов // Методология и методика историко-литературного исследования: Тезисы докладов. Рига, 1990. - С. 127-130.
152. Шубинский В. Карлуша Миллер // Октябрь. 2005. - № 6. - С. 179-187.
153. Эткинд E.H. Заболоцкий. "Прощание с друзьями" // Поэтический строй русской лирики. Л.: Наука, 1973. — С. 298-310.
154. Эткинд Е. Два "Движения" две эстетики // Литературная учеба. - 1990. - № 6. - С. 155-157.
155. Эткинд Е. В поисках человека: Путь Николая Заболоцкого от неофутуризма к "поэзии души" // Эткинд, Е. Там, внутри. О русской поэзии XX века. Очерки. СПб: Максима, 1996. - С. 485-529.
156. Эткинд Е. Заболоцкий и Хлебников // Эткинд, Е. Там, внутри. О русской поэзии XX века: Очерки СПб: Максима, 1996. - С. 530-542.3. Авторефераты диссертаций
157. Воробьева Т.А. Лексико-семантическая организация поэтического текста: На материале творчества H.A. Заболоцкого: Автореферат дис. . канд. филол. наук / Т.А. Воробьева. Череповецкий государственный университет, Череповец, 1997. - 18 с.
158. Денисова Е.А. Философско-эстетические искания в поэзии Н. Заболоцкого (К вопросу о художественной преемственности): Автореферат дис. . канд. филол. наук / Е.А. Денисова. Московский обл. пед. ин-т, М., 1980. - 16 с.
159. Домащенко A.B. Проблема изобразительности художественного слова: (На материале лирики Ф.И. Тютчева и H.A. Заболоцкого): Автореферат дис. . канд. филол. наук / A.B. Домащенко. МГУ им. М.В. Ломоносова, М., 1986.-25 с.
160. Игошева Т.В. Эволюция поэтического метода в творчестве H.A. Заболоцкого. Автореферат дис. . канд. филол. наук / Т.В. Игошева. — СПб., 1994.-16 с.
161. Кекова C.B. Поэтический язык раннего Заболоцкого: (Опыт реконструкции) Автореферат дис. . канд. филол. наук / C.B. Кекова. — Саратовский гос. ун-т им. Н.Г. Чернышевского, Саратов, 1987. — 19 с.
162. Квинтрадзе Ц.Н. H.A. Заболоцкий переводчик грузинской поэзии (На материале грузинской классики). Автореферат дис. . канд. филол. наук / Ц.Н. Квинтрадзе. — Ин-т истории грузинской литературы АН ГССР, Тбилиси, 1975.-24 с.
163. Кибешева Е. И. Раннее творчество Н. Заболоцкого и символизм: Автореферат дис. . канд. филол. наук / Е.И. Кибешева. Киров, 2007. -20 с.
164. Кретова JI.H. Элементы идиолектной семантики в ранней лирике H.A. Заболоцкого (На материале глагольной лексики): Автореферат дис. . канд. филол. наук / Л.Н.Кретова. Барнаул, 2003. - 21 с.
165. Мороз О.Н. Генезис поэтики H.A. Заболоцкого: Автореферат дис. . доктора филол. наук. / О.Н. Мороз. Ставрополь, 2008. - 25 с.
166. Остренкова М.А. Сравнение в поэзии Н. Заболоцкого: структура, семантика, функционирование: Автореферат дис. . канд. филол. наук / М.А. Остренкова. Ярославль, 2003. - 18 с.
167. Подгорнова Д.В. Стиль лирики H.A. Заболоцкого: Автореферат дис. . канд. филол. наук / Д.В. Подгорнова. — Литературный Институт им. A.M. Горького, М., 2000. 16 с.
168. Пчелинцева К.Ф. Фольклорные и мифоритуальные традиции в "Городских столбцах" H.A. Заболоцкого: Автореферат дис. . канд. филол. наук / К.Ф. Пчелинцева. Волгоград, 1996. — 17 с.
169. Романцова Т.Д. Поэмы H.A. Заболоцкого. Эволюция жанра.: Автореферат дис. . канд. филол. наук / Т.Д. Романцова. — Ленингр. гос. пед. инст-т им. А.И. Герцена, Л., 1989. 16 с.
170. Смирнов В.П. Философская лирика в русской советской поэзии 50-х — 60-х годов (Заболоцкий, Твардовский, Мартынов): Автореферат дис. . канд. филол. наук / В.П.Смирнов. М., 1989. - 18 с.
171. Смирнов И. Художественная преемственность и индивидуальность поэта: (Н. Асеев, Н. Заболоцкий, В. Луговской): Автореферат дис. . канд. филол. наук / И. Смирнов. Институт русск. лит. (Пушкинский Дом), Л., 1966.-20 с.
172. Туктангулова Е.В. Художественные концепты "жизнь" и "смерть" как репрезентанты словообраза "природа" в идиостиле H.A. Заболоцкого: Автореферат дис. . канд. филол. наук / Е.В. Туктангулова. — Ижевск, 2007. 19 с.
173. Филиппов Г.В. Поэзия Н. Заболоцкого (Этапы художественного развития): Автореферат дис. . канд. филол. наук / Г.В. Филиппов. — Ленингр. педагогический институт, Л., 1968. — 18 с.
174. Научная, научно-методическая и критическая литература
175. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира. // Семиотика и информатика: Сборник статей. — М.: Наука, 1977. — С. 273-297.
176. Актуальные проблемы теории художественного перевода. Материалы всесоюзного симпозиума. (25 февр. 2 марта 1966 г.) Редактор - 3. Кульманова. Т. 1-2. - М., 1967. - 2 т.
177. Аскольдов С.А. Время онтологическое, психологическое и физическое // На переломе: Философские дискуссии 20-х гг.: Философия и мировоззрение: Сб. ст. / Сост. и авт. вступ. ст., с. 5-28, П.В. Алексеев. — М.: Политиздат, 1990.-527 с.
178. Аскин Я.Ф. Проблема времени. Ее философское истолкование. — М.: Мысль, 1966.-200 с.
179. Асоян A.A. Теория романа в XX в. // Русская литература XIX-XX в.: Поэтика мотива и аспекты литературного анализа. — Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2004. С. 139-149
180. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени. Истоки, эволюция, перспективы. -М.: Наука, 1982. — 222 с.
181. Бальбуров Э.А. Мотив и канон // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. — Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1998. Вып.2. - С. 6-20.
182. Баркова A.JI. Четыре поколения эпических героев. // Человек. — 1996. -№6.-С. 41-51.
183. Баркова A.JI. Отличительные черты архаических героев в эпических традициях разных народов // Актуальные проблемы языкознания и литературоведения. М., 1994. — С. 62-63.
184. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. -423 с.
185. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Худож. литература, 1975. 502 с.
186. Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб: Азбука, 2000. - 332 с.
187. Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды. Поэзия эпическая. // Русская поэзия XIX — начала XX в. М.: Худож. литература, 1987. — С. 767773
188. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. т. II - М.: Акад. Наук СССР, 1953. -768 с.
189. Белый А. Стихотворения и поэмы. — M-JI.: Сов. писатель, 1966. — 656 с.
190. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма.: В 2 т. — М.: Искусство, 1994. 2 т.
191. Большакова А.Ю. Архетип в теоретической мысли XX в. // Теоретико-литературные итоги XX века. — Т. 2 Художественный текст и контекст культуры. М.: Наука, 2003. - С. 284-319.
192. Бердяев H.A. Русская идея // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990.-528 с.
193. Бердяев Н. О рабстве и свободе человека // Мир философии: Книга для чтения. В 2 Т. Т. 1. — М.: Политиздат, 1991. — 671 с.
194. Виноградов B.C. Перевод: Общие и лексические вопросы: Учебное пособие. М.: Кн. дом, 2004. - 235 с.
195. Введение в литературоведение: Учеб. пособие под ред. JI.B. Чернец. — М.: Высш. школа. 2004. 680 с.
196. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — М., Высшая школа, 1989. — 406 с.
197. Гаспаров M.JI. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб.: Азбука, 2001. — 480 с.
198. Гаспаров M.JI. Русский стих начала XX века в комментариях. — М.: Фортуна Лимитед, 2001. — 288 с.
199. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм: Эпос, лирика, театр. -М.: Просвещение, 1968. — 303 с.
200. Гачев Г.Д. Ускоренное развитие литературы. М.: Наука, 1964. — 311 с.
201. Гачечиладзе Г. Художественный перевод и литературные взаимосвязи. М.: Советский писатель, 1980. - 255 с.
202. Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. - М.: Искусство, 1971. - 621 с. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. — СПб: Наука, 1992. — 441 с.
203. Герман Брох о литературе // Вопросы литературы. — 1998. — июль-август. -С. 29-51.
204. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. -350 с.
205. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М.: Прогресс, 1992. -217 с.
206. Гинзбург Л.Я. О лирике. М.: Интрада, 1997. - 414 с.
207. Григоренко В.А. Два портрета // Русский язык в школе. 1992. - № 3-4. -С. 3-6.
208. Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. — Новосибирск: Наука, 2001. — 293 с.
209. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: Учебное пособие. М.: Флинта, 1999. — 246 с.
210. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб: Акад. проект, 1995.-470 с.
211. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977.-407 с.
212. Жирмунский В.М. Введение в литературоведение. СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. — 438 с.
213. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе.-М.: МГУ, 1987.-512 с.
214. Золотарева О.Г. Проблема «несобранного стихотворного цикла» 40-60-х гг. XIX в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Золотарева О.Г. — Томск, 1982.- 17 с.
215. Зырянов O.B. Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2003— 546 с.
216. Вяч. Иванов Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. — М.: Искусство, 1995. 669 с.
217. Каверин В. Счастье таланта. М.: Современник, 1989. — 314 с.
218. Капинос Е.В., Куликова Е.Ю. Лирические сюжеты в стихах и прозе XX века. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 2006. — 336 с.
219. Капинос Е.В. О лирическом сюжете в стихах и прозе // Сборник «Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы», выпуск 7: Тема, сюжет, мотив в лирике и эпосе. — Новосибирск: СО РАН, Ин-т филологии, 2006. С. 6-53.
220. Касаткина Т. А. Пространство и время в русской литературе конца XX в. // Теоретико-литературные итоги XX века. Т.2. Художественный текст и контекст культуры. — М.: Наука, 2003. — 447 с.
221. Кобринский А. Поэтика ОБЭРИУ в контексте русского литературного авангарда: В 2-х ч. — Т. 2. — М.: Изд-во Московского культурологического лицея, 2000.-143 с.
222. Козубовская Г.П. Русская литература: миф и мифопоэтика: монография. Барнаул: БГПУ, 2006. - 324 с.
223. Кохановский В.П. Философия и методология науки. — Ростов н/Д,: Феникс, 1999.-574 с.
224. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра. — Свердловск: Средне-Уральское кн. издательство, 1982. — 254 с.
225. Лессинг Г.- Э. Избранное. Пер. с нем. М., Худ. лит., 1980. - 574 с.
226. Литературная теория немецкого романтизма. Документы. Пер. Т.И. Сильман и И.Я. Колубовского. Л., Изд-во писателей в Ленинграде, 1934. — 335 с.
227. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Очерки по философии художественного творчества. СПб.: Блиц, 1999. — С. 147-165.
228. Литературный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1987.-751 с.
229. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. Киев: Collegium, 1994. -288 с.
230. Лосев А.Ф. Знак, Символ, Миф. М.: изд-во МГУ, 1982. - 479 с.
231. Лосев А.Ф. и Тахо-Годи A.A. Аристотель. Жизнь и смысл. М.: Детская литература, 1982. - 286 с.
232. Лосский Н.О. Ценность и бытие. — Харьков: Фолио М.: ACT, 2000. -861с.
233. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной церкви. М.: Центр «СЭИ», 1999. - 287 с.
234. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб: «Искусство-СПб», 2001. - 848 с.
235. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. -М., «Гнозис», 1994. — 548 с.
236. Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3 т.— Таллинн: Александра, 1992. — 3 т.
237. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. — М.: Искусство, 1970. -383 с.
238. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. М.: «Ось-89», 2005. - 560 с.
239. Мастерство перевода. — М.: Сов писатель, 1963. — 622 с.
240. Мастера поэтического перевода. XX век. / Сост., вступ. статья Е. Эткинда. СПб.: Акад. проект, 1997. — 879 с.
241. Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы», Вып.6: Интерпретация художественного произведения: Сюжет и мотив. — Новосибирск: НГУ, 2004. 326 с.
242. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — М.: Наука, 1976. 407 с.
243. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе: Учебное пособие. — М.: РГТУ, 2000.-167 с.
244. Миф, мечта, реальность: постнеклассические измерения пространства культуры (Под ред. И.В. Мелик-Гайказян). — М.: Научный мир, 2005. — 255 с.
245. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 тт. Т.2 Гл. ред. С.А. Токарев. -М.: Сов. энциклопедия, 1988. — 719 с.
246. Мифологический словарь. Гл ред. Е.М. Мелетинский. — М.: Сов. энциклопедия, 1990. — 672 с.
247. Моисеева Н.И. Время в нас и время вне нас. — Л.: Лениздат, 1991. — 154 с.
248. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. — М.: Искусство, 1994. 605 с.
249. Мысли о душе: Русская метафизика XVIII века. СПб.: Наука, 1996. -313 с.
250. Огнев В. Становление таланта: Статьи о поэзии. М.: Сов. писатель, 1972.-383 с.253. «О Шатобриане, о червонцах и русской литературе» // Б. Эйхенбаум О литературе-М.: Сов. писатель, 1987. — 540 с.
251. Парандовский Ян Алхимия слова. — М., Правда, 1990. — 656 с.
252. Подорога Валерий Феноменология тела: Введение в философскую антропологию. -М.: «Ad Marginem», 1995. 339 с.
253. Пушкин A.C. Избранные сочинения. — М.: «Художественная литература», 1990. 654 с.
254. Роднянская И.Б. Литературный энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1987.-751 с.
255. Ролан Барт Избранные работы. Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс, 1994.-615 с.
256. Русская литература XIX-XX в.: Поэтика мотива и аспекты литературного анализа. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2004. — 374 с.
257. Русская поэзия XIX начала XX в. - М.: Худож. лит., 1987. — 863 с.
258. Русский космизм: Антология философской мысли. — М.: Педагогика-пресс, 1993. 365 с.
259. Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры XX века. — М.:1. Аграф, 2001.-599 с.
260. Руднев В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. — М.: Аграф, 2000.-428 с.
261. Руставели Ш. Витязь в тигровой шкуре. М.: Правда, 1984. - 285 с.
262. Русская литература XX века (Дооктябрьский период): Сб. ст. — Калуга: Изд-во Калужского пед. ин-та, 1968. — 292 с.
263. Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение, 1974. - 510 с.
264. Силантьев И.В. Мотив в системе категорий нарратива // Сборник «Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы», выпуск 4: Интерпретация текста: Сюжет и мотив. — Новосибирск: СО РАН, Ин-т филологии, 2001. С. 13-35.
265. Сильман Т.И. Заметки о лирике. Л.: Сов. писатель, 1977. — 223 с.
266. И. Сурат, С. Бочаров . Пушкин: Краткий очерк жизни и творчества. М.: Языки слав, культуры, 2002. 237 с.
267. Тамарченко Н.Д. Теоретическая поэтика: Хрестоматия-практикум. М.: «Академия», 2004. - 400 с.
268. Толстой Л.Н. Путь жизни. — М.: Высшая школа, 1993. — 527 с.
269. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ.: Исследования в области мифопоэтики. -М.: Прогресс, 1995. — 621 с.
270. Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ Московского семиотического круга. — М.: Языки русской культуры, 1997. — 841 с.
271. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977. -574 с.
272. Тынянов. Ю.Н. Проблема стихотворного языка. Статьи. М.: Сов. писатель, 1965.-301 с.
273. В.И. Тюпа, Л.Ю. Фуксон, М.Н. Дарвин. Литературное произведение: проблемы теории и анализа Кемерово, Кузбассвузиздат, 1997. - 168 с.
274. Тюпа В. Аналитика художественного. — М., Лабиринт, 2001. — 192 с.
275. Урбан А. Образ человека образ времени: Очерки о советской поэзии. — Л.: Худож. литература, 1979. — 324 с.
276. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.: Шк. «Языки русской культуры», 1995. - 357 с.
277. Фатеева H.A. Контрапункт интертекстуальности или интертекст в мире текстов. М.: Агар, 2000. - 280 с.
278. Федоров A.B. Основы общей теории перевода. — М.: Высш. шк., 1983. — 303 с.
279. Федоров A.B. Введение в теорию перевода. — М.: «Литература на ин. яз.», 1958.-336 с.
280. Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. -М., Прогресс, 1993. 324 с.
281. Флоренский П.А. У водоразделов мысли. Сборник статей. — Новосибирск, 1991. 184 с.
282. Флоренский П.А. Имена: Сочинения. — М., Эксмо, 2006. — 896 с.
283. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. — М.: Наука, 1978. — 798 с.
284. Мартин Хайдеггер Бытие и время —СПб.: Наука, 2002.— 450 с.
285. Хализев В.Е. Теория литературы. — М.: Высш. школа, 1999. — 398 с.
286. Циолковский К. Космическая философия. — М.: УРСС, 2001. — 478 с.
287. Чевтаев A.A. Повествовательные стратегии в поэтическом творчестве Иосифа Бродского: Автореферат дис. . канд. филолог, наук / A.A. Чевтаев — СПб., 2006.-17 с.
288. Чуковский К. Высокое искусство: О художественном переводе. — М.: Сов. писатель, 1988. 348 с.
289. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. — М.: Алетейя, 1996. — 495 с.
290. Шошин В.А. Николай Заболоцкий и ГРУЗИЯ. СПб.: Наука, 2004. - 218 с.
291. Элиаде Мирча Миф о вечном возвращении: Избранные сочинения. — М.: Ладомир, 2000. 414 с.
292. Элиаде Мирча Священное и мирское. М.: Изд-во МГУ, 1994.-144 с.
293. Е. Эткинд Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. — Л.: Наука, 1973.-248 с.
294. Е. Эткинд Поэзия и перевод М - Л.: Сов. писатель, 1963. — 432 с.
295. Е. Эткинд Там, внутри: О русской поэзии XX века: Очерки. — СПб.: Максима, 1997. 567 с.
296. Михаил Ямпольский Беспамятство как исток (Читая Хармса). — М.: Новое лит. обозрение, 1997. 379 с.
297. Яншина Ф. Т. Развитие философских представлений В.И. Вернадского. -М.: Наука, 1999.-144 с.