автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Этапы освоения циркумполярной зоны России в каменном веке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этапы освоения циркумполярной зоны России в каменном веке"

1 з Ф£В

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ИСТОРИИ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ

на правах рукописи

ПИТУЛЬКО Владимир Викторович

ЭТАПЫ ОСВОЕНИЯ ЦИРКУМПОЛЯРНОЙ ЗОНЫ РОССИИ В КАМЕННОМ ВЕКЕ

Исторические науки - 07.00.06 -

Автореферат диссертации иа соискание ученой степени кандидата исторических ноук.

Санкт-Петербург 1995

Работа выполнена в отделе палеолита Института истории материальной культуры РАН Научные руководители - кандидат исторических наук

Официальные оппоненты - доктор исторических наук,

профессор Г. Ф. Коробкова доктор исторических наук

Ведущая организация - кафедра археологии Санкт-Петербургского государственного университета

Защита состоится ил^ла 1995 года, в ')к. ьочасоа на заседании специализированного ученого совета Д 200.15.01 по присуждению ученой степени доктора исторических наук в Институте истории материальной культуры РАН по адресу: 191065, г. Санкт-Петербург, Дворцовая набережная, 18.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории материальной культуры РАН.

Автореферат разослан "2 "с^ ьмл-а 1995 г.

Ученый секретарь специализированного

Г. В. Синицына

Н. Д. Праслов кандидат исторических наук В. И. Тимофеев

С. В. Ошибкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Древний человек и природная среда, его материальная культура и адаптивные возможности, реконструируемые на основании последней — эти направления исследований давно стали традиционными для археологии каменного века. Особенно актуальными они становятся в приложении к проблемам археологии Арктического региона, вариабельность природных обста-новок которого (как пространственная, так и историческая) породила разнообразие адаптационных моделей, а сам процесс расселения человека в пределах региона (и его освоения) оказался детерминирован особенностями развития природной среды Арктики в позднем плейстоцене-голоцене.

Целью настоящей работы является обобщение данных о развитии природной среды Арктики в поздиечетвертичное время с точки зрения возможности расселения человека в тех или иных областях региона и археологических материалов по древнейшему этапу освоения Арктики (в первую очередь Восточной) выявление особенностей этого процесса, рассмотрение исторической изменчивости систем жизнеобеспечения и ввод в научный оборот в полном объеме данных, полученных в ходе раскопок Жохов-ской стоянки — уникального археологического памятника высокоширотной Арктики, относящегося к эпохе раннего голоцена и являющегося древнейшим в высокоширотной Арктике.

Задачами исследования являются: оценка палеоприродной обстановки Арктического региона в поздиечетвертичное время, систематизация археологических данных, а первую очередь по древнейшим этапам, оценка древности расселения человека в Арктике; всестороннее олисаниэ, классификация, систематизация и анализ разносторонних данных, полученных в результате раскопок Жоховской стоянки, их сравнение с материалами сопредельных территорий, определение культурно-хронологической позиции комплекса в системе позднеплейстоценовых — раннеголоценовых древностей региона; оценка исторической динамики изменчивости систем жизнеобеспечения.

Научная новизна работы определяется введением в круг источников по археологии Арктики и археологии мезолита в целом материалов Жоховской стоянки. На основании анализа палеогеографических реконструкций поздне-четвертичной среды региона сформулировано предположение о широком расселении человека в Арктике как минимум на рубеже плейстоцена-голоцена.

Источники. Для написания работы использована коллекция из раскопок Жоховской стоянки, исследованной автором в 1989-90 гг., опубликованные данные и архивные материалы, хранящиеся в ИА РАН (Москва) и ИИМК РАН (С.-Петербург).

Апробация результатов исслздозанмп. Основные положения диссертации докладывались на заседаниях Отдела палеолита ИИМК РАН, VI Всесоюзном совещании по изучению мамонтов и мамонтовой фауны (Ленинград, 1991 г.), Международном симпозиуме "Проблемы историко-культурной среды Арктики" (Сыктывкар, 1991 г.), Международном симпозиуме "MAN & SEA in

№э МевоЮЫс" (Дания, Калундборг, 1993), Годичном собрании Американского Археологического Общества (Лос Анжелес, 1994) и других конференциях, на лекциях в Смитсоновском Институте (Вашингтон, 1994), Университете Штата Арканзас (1994) и в Университете Копенгаген (Дания, 1993). По теме диссертации автором опубликовано около 50 научных работ.

Практическое значение работы. Изложенные в работе данные могут быть использованы в исследованиях археологии Арктического региона, разработке специальных курсов й сводных работ по археологии Арктики и каменного века в целом. По завершении раставрационных работ уникальный комплекс стоянки на о.Жохова — древнейшего памятника высокоширотной Арктики будет экспонирован в Гос. Эрмитаже.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, библиографии и альбома иллюстраций.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность избранной темы, формулируются цели и задачи исследования, очерчиваются его пространственные и хронологические границы, приведена краткая характеристика региона.

В главе I дан краткий обзор истории археологического изучении Арктихи, насчитывающей к настоящему моменту уже более 200 лет со времени ставшего уже хрестоматийным факта археологических раскопок эскимосского поселения близ мыса Большой Баранов к востоку от устья р.Колыма, предпринятых 22 июня 1787 г. капитаном Г. А. Сарычевым. Собственно говоря, это событие знаменует начало российской полевой археологии. В истории изучения Арктики можно выделить три этапа:

1. Начальный этап ознакомления с древностями Арктики, характеризующийся

поступлением случайных материалов и проведением единичных целенаправленных работ; его завершение примерно совпадает с началом первой мировой войны (А. И. Штукенберг, А. В. Журавский, Н. А. Кулик, Н. И. Попов, А. Аргентов). Примечательно, что уже в ходе первоначального накопления археологической информации и, особенно, по результатам естественнонаучных исследований Арктихи (в первую очередь по результатам работ барона Э. В. Толля) были сформированы основные идеи, являющиеся фундаментом археологических и палеоприродных исследований Восточной Арктики (И. В. Черский, В. И. Иохельсон, А. Я. Тугаринов, В. К. Арсеньев, М. М. Ермолаэв);

2. Второй этап охватывает весьма краткий промежуток времени 20-е — 50-е

гг. Фактически является продолжением первого — особенно в области накопления материала, где доминируют случайные поступления, хотя предпринимаются спорадические целенаправленные исследовательские акции; ведущая роль принадлежит "столичным" специалистам; по результатам указанных работ формулируются основные идеи, во многом определившие подход к проблематике в последующие годы и отчасти

сохранившие свою актуальность (Б. Ф. Земляков, М. Е. Фосс, Н. Н. Турина, В. Н. Чернецов, А. П. Окладников); 3. Современный этап, начало которого связано с образованием в 60-е гг. региональных исследовательских центров и осуществлением долговременных целевых программ. Благоприятные тенденции в области археологического изучения Арктики, развивавшиеся в 70-е —80-е гг., к сожалению, оказались прерваны в связи с общим затяжным экономическим спадом. Сдерживающими факторами для формирования фактологической базы, особенно резко проявляющимися на современном этапе, являются отсутствие координации работ и неопределенность приоритетов, характерные для археологической науки в целом, а также высокая себестоимость таких исследований.

Если предыдущие периоды археологического изучения Арктики были связаны преимущественно с активностью ленинградских и московских исследователей, то новый, продолжающийся по настоящее время, этап исследований связан прежде всего с постепенным формированием в бО-о гг. региональных центров в Архангельске, Сыктывкаре, Якутске и Магадане, а также с осуществлением долговременных научно-исследовательских программ на Кольском полуострове (Н. Н. Турина, В. Я. Шумкин), Таймыре и Большезо-мельской тундра (Л. П. Хлобыстин); продолжалось и поступление любительских и краеводческих сборов (наиболее значительные материалы представлены по Крайнему Северо-Востоку Европы Г. А. Черновым (1985). В Азиатской Арктике наиболее результативны были работы Н. Н. Дикова, Ю. А. Моча-нова, С. А. Федосеевой. В самом общем виде они могут быть резюмированы следующим образом:

1). Кольский полуостров.

Исследования Кольской экспедиции ЛО ИА АН СССР под руководством Н. Н. Гуриной в 1965, 1959 — 1982 гг., а также работы сотрудников Карельского Филиала ИЯЛИ в южных районах полуострова (А. В. Анпилогов, П. Э. Песонен); в последующие годы исследования В. Я. Шумкина. Получены обширные материлы, характеризующие в общих чертах все периоды заселения полуострова, начиная от самых ранних этапов.

2). Крайний Северо-Восток Европы, Трансуральское Заполярье и Север Западной Сибири.

Основная масса материалов получена в ходо непрофессиональных сборов (Г. А. Чернов), а также в результате работ В. Е. Лузгина, В. С. Стоколоса, Л. П. Хлобыстина и Л. П. Лашука, и, отчасти, автора. Археологический материал, крайне неравномерно представляющий различные периоды каменного века, позволяет предполагать, что оезоение территорий начинается не позднее VI тыс. до н. э. (Л. П. Хлобыстин, И. В. Верещагина); однако основная масса данных характеризует эпохи позднего неолита — ракнзго мэталла, для которых представлены и стратифицированные комплексы. Выделены ортинская (Л. П. Хлобыстин), чужьяельская и чойнозтинская культуры (В. С. Стоколос).

3). Полуостров Таймыр.

Археологические исследования впервые были предприняты Заполярной экспедицией ЛО ИА АН СССР под руководством /1. П. Хлобыстина в период 1S67 — 1981 гг. Были обследованы южные районы полуострова, открыто огромное количество памятников (преимущественно в долинах рек Пясина, Дудыпта, Хета, Хатанга, на берегах крупных озер). Начальный этап освоения территорий был отнесен к VI тыс. до н. э., установлено их заселение и в неолите, выделены культуры Маймече, глубокоозерская, байкитская, для поздних этапов неолита Таймыра характерно усиление влияния со стороны культур Якутии, в частности, ымыяхтахской, хотя определенное участие восточносибирских культур в формировании облика древних культур Таймыра отмечено и для более ранних этапов (Л. П. Хлобыстин).

4). Север Якутии.

Исследозания Ю. А. Мочанова и С. А. Фодосеевой, первоначально (в 60-е гг.) охватывающие южные территории (долины рак Вилюй, Алдан, Олскма), позволяют создать новую схему хронологии и периодизации древнейших этапов освоения человеком Северо-Восточной Азии; получены обширные данные по различным этапам эпохи камня от палеолита до позднего неолита, исследована самая северная в мире стоянка палеолитического человека Бе-релех (Н. К. Верещагин, Ю. А. Мочанов). В 70-е —80-е гг. И. В. Константиновым, В. Г. Аргуноаым, С. П. Кистеназым обследуются заполярные области бассейнов рок Анабар, Оленек, Индигирка, Яна, Алазея и Колыма; Ю. А. №о-чанозым на острове Бол. Ляховском в южной группе Новосибирских островов открыто скопление костей плейстоценовой фауны, предположительно связываемое с деятельностью человека.

5). Среднее течение р. Колыма и Чукотка.

Профессиональные работы исполнены первоначально почти исключительно Н. Н. Диковым, исследовавшим прежде всего памятники морского побережья. Материалы, полученные во внутриконтинентальных районах Чукотки, хотя и послужившие основой для выделения неолитических се-веро-чукотской и усть-бельской культур, все еще в значительной степени фрагментарны. Указанные территории, бесспорно, были обитаемы (эпизодически или перманентно) и в донеолитические эпохи. Однако, что касается выделения более ранних материалов, то результаты, полученные Н. Н. Диковым в ходе последнего цикла работ на Чукотском полуострове (1981 — 1991) не вполне убедительны, а хронологическое определение памятников в ряде случаев представляется крайне проблематичным. Несколько лучше представлены различные этапы эпохи камня по матириалам Западной Чукотки (М. А. Кирьяк). Наконец, важные факты, характеризующие облик одного из вариантов раннеголоценовых культур Северо-Востока Азии, были получены H.H. Диковым при раскопках стоянки Сибердик, географически находящейся несколько к югу от границ рассматриваемого региона. Нельзя не упомянуть также новейшие материалы, добытые на Северо-Восто-

ко Азии — раннеголоценовые и финальноплейстоценовые комплексы Буюн-да, Хета (С. Б. Слободин), Дручак Б (И. Е. Воробей).

Таким образом, заметно резкое возрастание объема информации по эпохе камня приполярной зоны. Результаты многих работ изданы монографически (В. А. Аргунов, Н. Н. Диков, М. А. Кирьяк, Ю. А. Мочанов, В. С. Стоколос, С. А. Федосеева) или обобщены в сериях статей (Л. П. Хлобыс-тин); становились предметом диссертационных исследований различного уровня (В. А. Аргунов, И. В. Верещагина, Н. Н. Диков, М. А. Кирьяк, Ю. А. Мочанов, Л. П. Хлобыстин, В. Я. Шумкин). Якутскими археологами впервые осуществлено издание Свода археологических памятникоз. На этом этапе исследований предметом обсуждения становятся эткогенетические проблемы (в основном это характерно для работ Н. Н. Дикова, М. А. Кирьяк, Л. П. Хлобыстина). Завершая обзор последних публикаций, необходимо отметить, что в 70-е — 80-е гг. впервые по результатам исследований арктических островов были получены материалы, отнсящиеся к различным этапам эпохи камня (Г. В. Иванов, В. В. Питулько, Т. С. Теин), позволяющие по-нозому подойти к вопросам древнойшего освоения Арктических, в том числе и высокоширотных территорий, а также к проблемам развития форм адаптации древних охотников к природной среде.

Очевидно, что регион изучен весьма неравномерно. В наилучшем положении находятся территории Кольского полуострова, Якутии и, в какой-то степени, Таймыра. Другие — либо вовсе не затронуты археологическими работами (Север Западной Сибири), либо, как это имеет место на Северо-Востоке Азии и Европейском Крайнем Северо-Востоке, обеспечены фрагментарным или крайне неравномерно характеризующим различные эпохи материалом: для этих территорий, вследствие местных тафокомических условий, характерно вторичное залегание археологических материалов, многочисленны труднорасчленимыв смешанные комплексы, обильны пункты с не-диагностмчным материалом. Однако, несмотря на все сделанноо, археология каменного века Арктики фактически находится еще в стадии первоначального накопления информации.

В главе II "ДИНАМИКА ПРИРОДНОЙ СРЕДЫ АРКТИКИ В ПОЗДНЕМ ПЛЕЙСТОЦЕНЕ И ПРОБЛЕМА ЕЕ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ОСВОЕНИЯ ДРЕВНИМ ЧЕЛОЗЕКОГЛ" наибольшее внимание уделено проблеме масштаба позднеледниковых событий. Ряд моментов позднечетвертичной истории Арктики, в частности вопросы динамики и объемов оледенения (как для региона в целом, так и для его отдельных областей), являются остродискуссионными. Значительная группа авторов, начиная с И.П.Герасимова и К.К.Маркова, опираясь на факты, накопленные в ходе разностороннего изучения Субарктических континентальных окраин и Арктического шельфа, считает очевидным существование локальных поздноплейстоценовых ледниковых щитов, динамика которых но всегда совпадала по времени и знаку. Именно с этой точки зрения проводе» анализ палеогеографических данных.

Обшэпризнано, что материковые оледенения интересны не только сами по себе как природный феномен, во многом определявший смену климата на огромных территориях обоих полушарий, вызывавший глобальные экологические изменения и влиявший на эволюцию флоры и фауны, но и как фактор, оказавший существенное влияние на культуру древнего человека, его миграции и расселение. Возможность для первоначального освоения многих территорий, в том числе и Евразийской Арктики, а также Североамериканского континента, появилась в последнюю фазу позднеплейстоценового валдайского (сартанского, поздневисконсинского) оледенения.

Проблема древности освоения чаловеком Арктического региона, как и вопрос о пределах расселения древнего человека в Арктике, является весьма актуальной. Если для Скандинавии и Кольского п-ва — територий, наилучшим образом обеспеченных данными как палеогеографии, так и археологии, позволяющими уверенно отнести этап первоначального их заселения к 10.000 л. н. (В. Я. Шумкин), эти вопросы являются практически решенными и нуждаются лишь в уточнениях, то для большей части Евразийской Арктики подобная ясность отсутствует.

Так, например, данные о древнейших этапах освоения человеком Северо-Востока Европейского Заполярья в значительной степени фрагментарны. Проблема теснейшим образом связана с представлениями о позднечетвер-тичной истории региона, динамике и масштабах последних ледниковых событий, времени и темпах дегляциации территории. По-видимому, уже сейчас возраст древнейших памятников может быть оценен не менее 6.000 л. н. Анализ природной обстановки рубежа плейстоцена-голоцена Севера Западной Сибири и п-ва Таймыр дает основания предполагать, что эти территории были уже обитаемы не менее чем 10.000 л. н.

Однако, если в Европейском Заполярье и, в значительной степени, на Севере Западной Сибири и Таймырском полуострове процессы первоначального освоения и расселения древнего человека регулировались преимущественно динамикой оледенения, то на территории Восточносибирской и, отчасти, Американской Арктики сложилась принципиально иная ситуация. Общеизвестно, что вследствие разрастания североевропейских и лаврентийского ледниковых покровов произошло осушение значительной части современной шельфсзой зоны, в пределах которой существовала обширная прибрежная равнина, включавшая в себя современные Новосибирские о-ва и о.Врангеля и уничтоженная впоследствии голоценсвой трансгрессией Полярного бассейна. Существуют различные оценки е± масштабов, однако даже минимальные значения составляют не менее 90 — 100 м. Таким образом, сформировалась гигантская экологическая ниша с весьма суровыми природными условиями, тем не менее, вполне доступная для обитания и имеющая практически неисчерпаемые пищевые ресурсы. Очень вероятно, что она была населена или, по крайней мере, регулярно посещалась в своей восточной области, примыкавшей к Берингийскому перешейку, однако интенсивные археологические ис-

следования в областях, непосредственно примыкавших к нему — как на Аляске, так и на Чукотке пока еще не привели к открытию достоверного материала, датируемого древнее 11.000 л.н. Данные, документирующие этот древнейший известный этап освоения человеком арктических территорий пока еще весьма фрагментарны и исчерпываются немногими пунктами, исследованными на Приморской низменности Ю.А.Мочановым. Фактически, единственным по-настоящему информативным памятником этого времени является знаменитое Берелехское местонахождение, имеющие многочисленные радиоуглеродные даты, определяющие его возраст около 12—13.000 л. н. Стоянка относится исследователями к заключительному этапу дюктайской культуры и фиксирует расселение человека в этот период по крайней мере до 71° с. ш.

По-видимому, в раннем голоцене ареал расселения древнего человека в Арктике, и не только в азиатской, существенно расширился. Данные, характеризующие этот период, также в значительной степени отрывочны, однако на территории от Таймыра до Чукотки, судя поданным последних исследований, насчитывается уже более 30 памятников, материалы которых имеют мезолитический облик и датируются первой половиной голоцена. Очевидно, в этот период возрастает мобильность охотничьих групп, вынужденных переориентироваться на добычу новых видов животных; благоприятные условия раннеголоценового климатического оптимума и смещение к северу границ ладшафтных зон также способствовали продвижению человека на север и освоению новых, в том числе высокоширотных территорий. Именно к этому периоду относится мезолитическое поселение на о.Жохова (архипелаг Де-Лонга), расположенное на 76° с.ш. и исследованное в 1989 — 90 гг. Памятник, многократно датированный радиоуглеродным методом, имеет возраст около 8 000 л.н. и, бесспорно, представляет собою древнейшие из известных к настоящему моменту следы миграций в высокоширотную Арктику.

В целом, для процесса освоения Арктических территорий древним человеком можно отметить, что, по-видимому, они засолялись с ислючительно высоким темпом, хотя плотность населения и оставалась крайне низкой. Скорее всего, на каждом этапе заселялась максимально доступная территория, как это можно видеть на примере Восточной Арктики, где мезолитические охотники 8.000 л.н. продвикулиь до 76° с.ш. Столь же ярким примером, с моей точки зрения, являются лалеозскимосские памятники Канадской Арктики и Гренландии — культуры предорсет, Индепенденс и саркак, появляющиеся здесь сразу же после дегляциации прибрежных и островных территорий примерно 4 — 4.500 л.н. Находки на Земле Пири, под 82° с.ш.(Э. Кнут), показывают, что освоение доступных территорий и в эту эпоху было максимальным.

В глаза III "ЖОХОВСКАЯ МЕЗОЛИТИЧЕСКАЯ СТОЯНКА" охарактеризовано ее географическое положение, современная и палеоприродная обстановка, описан и проанализирован археологический материал. Отдельным разделом представлены данные по хронологии памятника, которая обосновывается серией из более чем 20 радиокарбоновых дат, выполненных в раз-

ных лабораториях по образцам органики различного типа. На основании серии дат возраст памятника определен 7.800 — 8.000 л. н., что подтверждает и образец из подстилающего горизонта (ЛУ 2502, 8790+/-90).

Остров Жохова очень невелик по размеру, однако несомненно, что около 8000 л.н. он либо имел гораздо большие размеры, либо являлся частью мате-риховой (?) суши. В любом случае, стоянка располагалась в непосредственной близости от береговой линии; еэ обитателями активно использовался плавниковый лес. Необходимо отметить, что памятник занимает аномально большую площадь — около 8000 м2. Исследовано 148 мг, результаты стратиграфических наблюдений подтверждают гомогенность комплекса и свидетельствуют об отсутствии следов переотлсжения, хотя культурный слой, бесспорно, подворгся мерзлотным деформациям. В ходе раскопок получена значительная по объему коллекция, позволяющая охарактеризовать его микропризматическую индустрию — 15 пренуклаусов, 45 ядрищ в различных стадиях утилизациях, различные пластинчатые сколы (199), пластинки и их фрагменты (38); представлен шлифованные тесла (2) и их фрагменты (4). Открыто значительное количество (25) вкладышевых орудий и их фрагментов, многочисленны другие изделия из кости и рога. Благодаря консервирующему воздействию вечномерзлого грунта (к. с. находится вне пределов деятельного горизонта) сохранились и разнообразные деревянные предметы, в том числе древки стрел, посуда, полоз нарты.

Согласно археологической периодизации, материалы Жоховсхой сто-янхи (так жэ как и многие другие раннеголоценовые комплексы, известные в регионе), с ее исключительно высоко развитой техникой получения микро-пластинск бесспорно могут быть отнесены к мезолиту, который азтор понимает как переходную эпоху, характеризующуюся распространением индустрии микропластин и изделий из них, вкпадышеаых орудий, в хронологическом плане чаще всего соответствующую началу голоцена.

Наряду с многочисленными вкладышевыми орудиями и иными изделиями из органических материалов, придающими жоховской коллекции своеобразный облик, значительную ее часть составляют нуклеусы и продукты расщепления камня. Анализ каменной индустрии стоянки позволил выделить в ней три узких технологических контекста, представляющих результаты трех основных целей расщепления - 1) производство тесел и долот; 2) производство пластин; 3) производство вкладышей. Последние два тесно связаны. В коллекции выделено 45 нуклеусов; с типологической точки зрения они могут быть разделены на 5 групп: 1 - с одной поверхностью скалывания на торце; 2 - с двумя смежными; 3-е двумя несмежными поверхностями; 4 - с тремя смежными; 5-е четырьмя смежными поверхностями. В процессе технологического анализа коллекции удалось установить, что: 1) все нуклеусы имеют небольшие размеры и широкие уплощенные поверхности скалывания; 2) вы-раниваие их боковых сторон производилось с помощью различных приемов (выбор ровных естественных поверхностей; поперечные сколы; продольные

сколы; перенос поверхности скалывания на боковые стороны нуклеуса); 3) все формы нуклеусов, имеющиеся в коллекции, представляют собой различные стадии единого процесса расщепления. Выявлен своеобразный прием оформления площадок нуклеусов, который состоит в подготовке скола, формирующего площадку, круговой оббивкой. Перечисленные черты в основном определяют характер каменной индустрии жоховской стоянки.

В коллекции представлена серия вкладышевых орудий, намного превосходящая по численности все известные в пределах Средней и Восточной Сибири находки, относящиеся к тому же к различным эпохам. В основном, это обломки орудий с одним или двумя пазами. Имеются целые экземпляры, незаконченные и переоформленные орудия, наличие которых позволяет проследить процесс их изготовления и утилизации. В коллекции присутствуют также и невкладышевые формы предметов охотничьего вооружения.

Обоюдоострые (с 2 пазами) и односторонние (с 1 пазом) орудия представлены практически равным количестом изделий (соответственно 12 и 13). Для их изготовления были использованы осколки крупных костей, штанги рогов северного оленя, ископаемый бивень мамонта, клыки моржа. Все обоюдоострые наконечники крупного размера. Судя по имеющимся орудиям и их фрагментам, они изготовлялись всего в 2-х вариантах: 1) массивные, с трехгранным поперечным сечением, из оленьего рога и бивня мамонта;2) односторонне-выпуклые в поперечном сечении с вогнутой тыльной поверхностью. Эти орудия менее массивны, чем первые, их толщина колеблется в пределах 5-10 мм. Крупные острия достигают в длину 368 мм, но, судя по пропорциям большинства обломков, размеры изделий в среднем составляли 240-280 мм. Глубина пазов 3-5 мм, ширина 1,5-2 мм, они были пропилены тонкой прямой пластинкой и занимали 2/3 длины боковых сторон орудия. Наконечники имеют симметричные удлиненно-приостренные в плане очертания. Насад, как правило, не имел дополнительной обработки. В двух случаях отмечено дополнительное оформление насада для закрепления обвязки.

Декоративные элементы весьма редки — это прочерченные по продольной оси костяных и роговых орудий линии, иногда на их месте оказывается естественная канавка на поверхности кости; и косые нарезки у основания (в группе орудий с одним пазом). Последние имеют большее число вариаций. Помимо морфологических различий, они принадлежат к различным функциональным группам: среди них представлены массивные наконечники копий с односторонне-выпуклым поперечным сечением, игловидные и плоские метательные острия, ножи (?). Среди невкладышевых форм охотничьего вооружения необходимо отметить прежде всего наконечник остроги с асимметричным расположением бородок. Комплекс охотничьего вооружения обитателей стоянки характеризуют также и некоторые предметы из дерева, в частности, фрагменты древков стрел.

Одной из особенностей Жоховской стоянки является практически полнею отсутствие иных орудий (в первую очередь изготовленных из камня), за ис-

ключениом вкладышевых форм, тесел и долот. В то же время, с помощью трасологического анализа удалось выделить два орудия, изготовленых из ископаемого бивня мамонта и связанных с обработкой шкур. Заготовками для них послужили крупные массивные отщепы, снятые вдоль длинной оси бивня мощным ударом. Одно из орудий определено как нож для снятия шкуры, второе — как скробло для ее обработки.

Значительную группу (28 экз.) среди материалов стоянки составляет кирковидные изделия из бивня мамонта и рогов северного оленя, напоми-нающиэ зскимосскиэ мотыги. Судя по количественному соотношению, для их производства в равной мере использовались как ископаемые бивни мамонтов, так и рога северных оленей.

Уникальные консервирующие особенности вечномэрзлого грунта обеспечили сохранность большого количества предметов из дерева. Помимо упомянутых древков стрел и дротиков, это "ложка", посуда (изделия типа ковшей различной емкости, чаш, подносов), часть полоза нарты и ряд других изделий, фрагментировакных и цвлых, назначение которых неясно.

Один из самых интересных предметов, добытых в хода раскопок — облек.',ок полоза нарты. Его общая длина 1110 мм, ширина 30-35, толщина — 25 мм. Изготовлен из плотной мелкослсйной дреаосины (лиственница?). На поверхности скольжения хорошо заматен сильный износ от внешнего края к внутреннему, его направление указывает на парность полозьев и позволяот однозначно предположить, что это был левый полоз нарты сложной конструкции. Наличие в культурном слое памятника костей собаки позволяет предполагать, что уже в.ООО л. н. здесь было известно упряжное собаководство.

Исключительно интересно видовое распределение фаунистических остатков, добытых при раскопках памятника. Абсолютно преобладающими являются белый медаедь и северный олень, добытые в почти равном количества (соответственно 21 и 20 животных), при этом белый медведь, будучи гораздо крупное оленя, давал намного более, чем 50% пищевых ресурсов. Прочие виды (в том числе и морские млекопитающие, что важно, поскольку памятник, несомненно, и 8.000 л. н. находился вблизи морского берега) представлены единично и являются результатом попутного промысла. Таким образом, обитатели Жеховсхой стоянки использовали адаптационную модель сухопутных охотников с Бесьма нестандартной специализацией. Многочисленные кости добытых заорей имеют типичные повреждения, свидетельствующие о наличии определенной стратегии разделки, как удалось установить, близкие приемам используемым современными американскими эскимосами (Каспаров, Питулько 1994). Соотношение костных остатков по костям скелета позволяет также говорить и о типо памятника — исследованная стоянка является именно поселением, а не разновидностью ki!! sits: фанистичес-кий материал вполнэ однозначно показывает, что животные были в основном убиты вне пределов памятника, куда были доставлены и где были использованы определенные части туш. К сожалению, отсутствует полная ясность в

решении проблемы сезонности — установлено, что большинство оленей убито з веезнно-летн-ий, незначительная часть — в осенний период миграции. Предположительно, с этим временем (весна — осень) сзпзано появление на современном о-ве Жохова охотничьих групп. Перманентное обитание представляется на данном зтзпе исследований маловероятным. В то же время ясно, что памятник сформировался в течение какого-то промежутка времени, нэ превышающего пределов точности ,4С.

В глаоо IV "МЕСТО ООНОВСКОЙ СТОЯНКИ 3 СИСТЕМЕ ДРЕВНОСТЕЙ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ" отмечается, что комплекс, в силу уникальности своего местоположения и сохранности органических материалов является безусловно, одним из наиболее ярких памятников каменного вака Северной Азии. В целом он малосопоставим с одновременными, однако ряд предметов позволяет приводить самые широкие аналогии. Фоном для >,'Соховского комплекса являются мозолитичесхие древности Сеоеро-Бсстска Азии, объединяемые Ю. А. Мочаковым и ого коллегами в сумнагинскуга культуру "голоцокобого палеолита", хотя, на мой взгляд, именно эти материалы могут быть схаргктсризсвачы как мезолитические. Предшествовавший этап оссоения человеком региона связан с распространенном и развитием в его пределах дюктайской культуры, однако крайне немногочисленные данные позеслпют охарактермзозать ого лишь в общих чортах.

Значительная часть раздела посвяице.чп анализу имеющихся источнжо-ч, характеризуют«:; раннеголоценовые древности Северо-Восточной Азии. Памятников этого времени заметно больше, однако состояние истсчникогой базы и здесь мо^от быть оценено скорее как ^¿удовлетворительное: а заполярной области имеогся, помимо Жохорского, лишь два достоверных комплекса, открытых соответственно на Таймыра — Тагемзр V! (Хлобыстни 1973) и Челькун IV из Чукотке (Диксз 1993). Эти памятники имеют абсолютные датировки. Прочие же комплексы, относимые по тем или иным причинам исследователями к первой половине голоцена, представлены либо невыразительными подъемными сборами, либо имеют несомненную примесь позднего материала (Пантолеиха, Якутский Тюбеллх, Тытыль и многие другие). Зачастую определение находок в качестве сумнагинских до некоторой степени условно, а в тех случаях, когда присутствие сумнагинского компонента несомненно, непротиворечиво выделить его, как правило, невозможно. Чаще всего как сумнагинские понимаются, когда комплексы не содержащие, с одной стороны, клиновидных нуклеусов и двустороннообработанных орудий(за исключением тесел), а с другом —бифасов и керамики, но содержит (в том или ином виде) микропризматическую индустрию. За редчайшим исключением памятники представлены подъемными сборами, и эти материалы нимало не способствуют выделению характерных черт культуры. В этой ситуации вынужденной мерой является обращение к лежащим далеко к югу эталонным памятникам, по материалам которых в свое время била выделена сумнагин-ская культура (Мочаисз 1969; Мочанов, Федосеева 1976). Судя по всем опуб-

ликованным данным, это крайне однородные комплексы, содержащие одно-и двухплощадочные микропризматические нуклеусы, разнообразные продукты расщепления и многочисленные (до 90%) изделия на пластинах и пластинках: боковые и угловые резцы, проколки, вкладыши. Другие орудия на пластинах (ножи, концевые и выемчатые скребки) немногочисленны, незначительное количество орудий изготовлено на отщелах. Характерной чертой сумнагин-ской культуры считается, с одной стороны, полное отсутствие двусторонне-обработанных ножей и любых наконечников и, с другой — наличие галечных орудий, составляющих всего около 5% в общем объеме материла. Иначе говоря, это серия микропризматических индустрий, вполне справедливо объединяемых в суперкультуру, различия внутри которой, скорее всего, можно установить лишь на основе анализа статистической повторяемости типов, и на этой же основе наиболее обоснованно могут быть решены вопросы культурной принадлежности отдельных памятников.

Возможности сравнения жоховских материалов с сумнагинскими крайне ограниченны. Если удалить из жоховской коллекции все костяные, роговые, деревянные вещи, то наличный остаток будет представлять собою еще одну "нормальную" (или почти нормальную) микропризматическую индустрию, состоящую из некоторого количества пластин, отщепов и сколов разного размера (один из них при желании можно принять за грубое скребло), нуклеусов, пренуклоусов, 7 вкладышей, 1 фрагмента пластины с ретушной выемкой и содержащую, кроме того, шлифованные изделия и отщапы, полученные при их переоформлении. При отсутствии гарантий гомогенности комплекса вполне однозначным был бы вывод о смешанности культурных остатков, проекции слоев и т. д., либо об относительно позднем возрасте. В данном случае чистота Жоховского комплекса несомненна, а его возраст, достаточно древний по меркам высокоширотной Арктики) многократно подтвержден радиоуглеродными датами. Между тем, серийные шлифованные орудия появляются в регионе лишь около 6.000 (Мочанов 1977), и в одновременных комплексах отсутствуют. В то же время, среди тесел сумнагинской культуры можно отметить орудие из горизонта 1\/б (9.000+/-100, ЛЕ 832) стоянки Усть-Тимптон (Мочанов 1977), внешне очень похожее на одно из тесел Жоховской стоянки, но не шлифованное, а выполненное двусторонней ретушью. Остальные предметы из Жоховского комплекса (отщепы, пластины, вкладыши, а таже пластина с ретушной выемкой) имеют в данном случае малую диагностическую ценность. Желательным было бы сравнение индустрий на технологическом уровне, однако это трудновыполнимо. Единственным возможным путем, следовательно, является сравнение жоховских ядрищ с ядрищами прочих памятников региона хотя бы на уровнэ морфологии.

Судя по опубликованным данным, на памятниках сумнагинской культуры представлены призматические одно- (карандашевидные, конусовидные и плоские конусовидные) и двухплощадочные (цилиндрические) ядрища, встречаются торцовые (Мочанов 1977), исключительно редки клиновидные (Усть-

Тимптон). Большинство пдрищ истощены и находятся на конечной стадии утилизации или близки к ной; об их начальной морфологии судить трудно. В тех случаях, когда дано списание, можно заметить, что в технологии расщепления как будто присутствуют элементы, напоминающие Жоховский комплекс: "заготовки" (пренуклоусы) "имеют вид четырехгранных болзанок" или представляют собой "кремновыо желваки подпрямоугольной формы"; оппозитно расположенные овальные или округлые площадки "цилиндрических" нуклеусов "почти параллельны между собой" и перпендикулярны (или почти перпендикулярны) длинной оси изделий; верхние (рабочио) площадки обработаны плоской ретушью заметно тщательнее, чем "нижние" (основание), и с них получено большее количество пластинок. Однако в целом индустрии классического, чистого сумнагннсхого типа отличны от жохоеской, в чем со мной согласился и Ю. А. Мочанов, просматривавший коллекцию в ИИМК.

Никаких прямых аналогий жоховской индустрии в пределах всей Азиатской Арктики первоначально выявить не удалось. Любопытно, что, судя по опубликованным Н.Н.Диковым новейшим материалам, по крайней море на нескольких памятниках Восточной Чукотки — стоянках Путурак, Итхат IA.IB, Челькун IV, Ульхум (нижняя) имеются ядрища, подобные жохоаским до идентичности (Диков 1993). Возраст находок, по крайней меро из Челькун IV (8.150+/ -150, МАГ — 719) вполне соответствует возрасту Жоховской стоянки (Диков 1S93). Необходимо упомянуть также местонахождение Мыс Безымянный а долине р.Кымынейкей, где М. А. Кирьяк (1989) было найдено 2 микропризма-тичоских нуклеуса, подобных имеющимся на жоховской стоянке. Один из них можэт быть с точки зрения морфологии определен как "двойной торцевой", изготовленный из плитчатой (или уплощенной) отдельности сырья и полностью аналогичен ядрищам III группы, выделенным по материалам Жоховской стоянки (нуклеусы с двумя несмежными (противолежащими) поверхностями скалывания), а второй — напоминает ядрища II группы. Серия двойных торцевых ядрищ, оформленных из плитчатых отдольностей бурого окремненного сланца имеется в сборах с "палеолитической" оосточночукотской стоянки Игельхвеем XVI (Диков 1993). Еще один нуклеус, напоминающий жоховские, был встречен в обнажении культурного слоя в 25 км от устья р. Таскан, на левом берегу р.Колыма (Кирьяк 1983). Однако, что именно скрывается за отмеченными аналогиями — размах миграций раннеголоценового населения Восточносибирской Арктики, его культурное единство, конвергентные явления в области развития техники микропризматического расщепления или все эти явления вместе, пока еще не вполне ясно.

Анализ костяного и рогового инзентаря Жоховской стоянки, в силу малочисленности аналогичных предметов в коллекциях из одновременных ей памятников, построен на привлечении аналогий, широких в территориальном и хронологическом плане, что позволяет сделать несколько замечаний общего характера. Так, можно отметить две отчетливо выраженные тенденции в развитии вкладышевых орудий. Первая наиболео отчетливо выражена в неолите

— бронзе Байкальского региона и состоит в довольно быстром вытеснении неретушированных пластинчатых вкладышей первоначально частично, а затем полностью ретушированными вкладышами крупного размера в предметах охотничьего вооружения, а эволюция режущих орудий идет в направлении создания составных форм с одним крупным полностью ретушированным лезвием. Эти орудия заметно крупнее мезолитических. По-видимому, деталями таких орудий являются сильно уплощенные двустороннеобработанные предметы, представленные в позднем неолите Якутии (Федосеева 1982) и ряда других, не только сибирских, регионов. Соответственно изменяются формы и размеры пазов орудий.

В то же время, прослеживается вторая тенденция — сохранение позд-непалеолитической и мезолитической традиции оснащения оправ нерстуши-рованными вкладышами из микропластинок — Оньесское (Козлов 1980) и Джмкимдинское (Архипов 1989) погребения, могильник Туой-Хая (Федосеэва 1968). Параметры пазов и вкладышей достаточно показательны — для оснащения острий из Туой-Хая использованы неретушированные медиальные сегменты микропластинок, выступающие из паза на 1 -2 мм, глубина пазов 4 мм при ширине 1 мм. Для оенвщения игловидных обоюдоострых наконечников из Оньесского погребения в качество концевых вкладышей были использованы практически целые прямые пластинки с отсеченным ударным бугорком. Полностью идентичные орудия были встречены А. П. Окладниковым (1950) в смешанном комплексе Шилкинской пещеры. Особенно следует отметить находки обоюдоострых вкладышевых орудий из Туой-Хая (Федосеева 1980), могильника Молодосск (Кириллов, Верхотуров 1985) и найденные in situ на месте истлевшей оправы микропластинчатыо неретушированные вкладыши в погребении на поселении Старый Витим (Ветров 1S82). Все эти орудия имеют "перевернутые" относительно друг друга неретушированные вкладыши, по крайней мере часть находок датирована поздним неолитом — ранней бронзой, а витимское погребение — эпохой раннего железа.

Таким образом, можно отметить, что обоюдоострые и однэлезвийные вклгдышевые орудия, появляющиеся впервые в позднем палеолите, бытуют на протяжении длительного времени. В мезолите — раннем неолите, по-видимому, достаточно широкое распространение получают игловидные метательные острия с 1 и 2 пазами. По крайней мере для южных территорий региона можно отметить отчетливо выраженную тенденцию развития вкладышевых орудий, проявляющуюся в постепенном вытеснении обоюдоострых форм и заменой вкладышей 1 крупным клинком, т. е. происходит переход от собственно вкладышевых к составным орудиям. Элементами таких орудий являются тонкие бифасы, широко представленные в памятниках позднего неолита. Судя по опубликованным данным, для вкладышевых орудий Сибири характерно отсутствие клеевого закрепления вклады-шзй в пазах, что отличает их от находок из восточноевропейских и уральских памятников. Сибирские вкладышэвыо орудия, особэнно ранних ти-

nos, имеют, как правило, узкие и глубокие пазы удлиненно-треугольных очертаний; вкладыши, вероятно, устанавливались в распаренные костяные • оправы. Для восточноевропейских орудий, напротив, характерны, как правило, широкие пазы с плоским дном, иногда трапециевидные в разрезе (Ошибкина 1983). Вероятно, эти технико-технологические особенности можно рассматривать в качестве региональной специфики.

Наконец, необходимо отметить технологический элемент, характерный для крупных обоюдоострых вкладышевых орудий — размещение микропластинок в пазах, когда они оказываются "перевернутыми" по отношению друг к другу. Орудия с таким расположением вкладышей распространены исключительно широко как в территориальном, так и в хронологическом плане (самые ранние находки — Чериоозерье II, самые поздние — Старый Витим, т. е. эта традиция существовала примерно 10 — 11.000 лет). Аналогичные изделия известны и за пределами рогиона — например, в стоянке Талицкого (Гвоздовер 1952) или Оленеостровском могильнике (Турина 1989). Вероятно, такое размещение вкладышей являлось функционально значимым — влияло на балансировку орудия, улучшало его боевые свойства или увеличивало сопротивляемость излому, однако эти предположения требуют экспериментальной проверки.

Вкладышевые орудия всех эпох украшены на редкость скупо — наиболее распространенным и единственным повторяющимся элементом является "осевая" линия, прочерченная, гравированная или перфорированная вдоль длинной оси орудий (иногда на ее месте оказывается "желобок" или естественное углубление поверхности кости); отклонения от "нормы" можно отметить крайне редко (богато декорированный кинжал из Черноозерья, перфорированный зигзаг на орудии из Трейл Крик (пещера 9) и оправа метательного наконечника с косыми нарезками в основании из Жоховской стоянки). Не исключено, что упомянутый декоративный элемент является не столько декоративным, сколько функциональным либо технологическим.

Особое место в инвентаре Жоховской стоянки занимают изделия из ископаемых бивней мамонта. Использование этого материала на памятниках Северо-Восточной Азии отмечено единичными находками. Как правило, это отщепы бивня мамонта, не имеющие дополнительной обработки (Моча-нов 1977). Поскольку исследование следов утилизации на этих предметах не проводилось, об их функции судить трудно. Большинство изделий происходит из стоянки Берелех. В некоторых случаях отмечены и орудия, изготовленные на таких отщепах. Последние опознаются как наконечники дротиков (Мочанов 1977) — Дюктайская пещера, (слой VIII, 15.000 л. н.) или копий — стоянка Берелех, 13.000 л. н. На стоянке Берелех встречен также великолепный наконечник охотничьего копья, изготовленный из бивня мамонта. Это заостренный округлый стержень с сечением 25 и длиной 640 мм (Верещагин, Мочанов 1972). Использование костей скелета (ребер и плечевых костей мамонта) отмечено на трех стоянках (Усть-Миль II, Ихине II, Берелех).

По-видимому, на всех этих памятниках, учитывая их датировку, были использованы кости убитых животных.

Прекрасный пример использования фоссилизированных бивней мамонта (а также, вероятно, отдельных костей скелета каких-то других плейстоценовых животных) дает Жоховская стоянка: здесь найдены фрагменты оправ вкла-дышэвых орудий, массивные мотыговидные (или кирковидные) изделия; тра-сологически определены скребло и нож, изготовленные на отщепах бивня. К сожалению, морфологически очень близкие Жоховским находки из Берелеха никогда не подвергались трасологическому исследованию.

Совместный анализ немногочисленных бивневых изделий из позднеп-лейстоценовых памятников Северо-Восточной Азии и Жоховской стоянки позволяет сделать следующие выводы:( 1) чаща всего исходные заготовхи имеют естественную поверхность спинки; полученные отщепы короткие и широкие, имеют удлиненно-овальные очертания; судя по всему, часто использовались неподготовленные или почти неподготовленные куски бивня, а сколы отделялись сильным боковым ударом. В отличие от Олд Кроу (Морлан, Бон-никсен 1979), на Северо-Востоке Азии не встречено изделий из бивня или кости, морфология которых позволяла бы рассматривать их как ядрища;(2) некоторые орудия (наконечник дротика из Дюктайской пещеры) обрабатывались в дальнейшем отжимной ретушью;(3) для производства крупных орудий (наконечников копий; мотыг/кирок) применялись также приемы строгания, резания и, для окончательной отделки, полировки (предметы охотничьего вооружения);(4) приемы, применявшиеся при обработке "свежих" бивней (добытых охотой) и фоссилизированных, оказываются весьма близкими, т. е. налицо некоторая традиция использования и обработки данного материала, развивающаяся на протяжении значительного времени.

Среди костяных и роговых изделий Жоховской стоянки имеется еще две категории изделий, имеющих широкие в хронологическом плане аналогии. Это кирковидные орудия, изготовленные из рога северного оленя, полные аналогии которым известны в разновременных эскимосских памятниках, где они чаще всего изготовлены из моржового клыка и иногда имеют некоторые несущественные отличия в деталях оформления, и Г- или Т-образные рукояти, предположительно использовавшиеся для закрепления тесел или долот. Подобные вещи известны в неолитических памятниках Севера Якутии — Ро-динкском погрэбэнии, датированном около 4.000 л. н. (Кистенез 1980) и стоянке Нижне-Талоудская (Мочанов и др. 1991), чей возраст определен эпохой неолита о целом (о рамках региональной шкалы не древнее 6.000 л. н.). Фрагмент такого изделия встречен, например, в стоянке Валакпа в позднем (около 500 л. н.) предисторичоском слое культуры тулэ (Stanford 1976).

Многочисленные предметы из дереза, открытые при расколках, как правило, уникальны и на имеют аналогов. Исключение составляют дравки стрел, диаыэтр которых, что характерно, соответствует эскимосским образцам (Anderson 1970); можно упомянуть и некоторые образцы посуды из раскопок в

Западной Гренландии (возраст около 5.0С0 л. н. (Сгоппоуу 1989)). Абсолютно уникальна находка полоза нарты копыльной конструкции.

В заключительной главе V "ДРЕВНИЙ ЧЕЛОВЕК В ЭКОСИСТЕМАХ АРКТИКИ: ДИНАМИКА ПРИРОДНОЙ СРЕДЫ И ИЗМЕНЧИВОСТЬ МОДЕЛЕЙ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ" освещается общая историческая последовательность формирования и изменчивости стратегий выживания древних коллективов. Отмечаотся, что на западе и востоке Евразийского Заполярья складывается и развиваются культуры с приморским типом адаптации, однако, если на Северо-Востоке Азии эти культуры оказываются довольно молодыми, то на Европейском Северо-Западе они имеют длительную историю. Представляется, что само наличие благоприятной природной обстановки не всегда было достаточным для перехода к специализированной морской охоте, как это произошло, например, на Крайнем Северо-Востоке Европы. Раннее освоение видов деятельности, характерных для приморской экономики, на Севере Фениоскандии было вызвано особенностями заселения региона — освоением "коридора" между ледником и морехим побережьем, и богатством литорали пищевыми ресурсами.

На основной части Евразийского Заполярья складываются различные варианты культур мобильных охотников на оленя, дополненные другими видами деятельности. В районах с продуктивным рыболовством появляются полуоседлые группы. Характерной чертой для этих охотников, как полагает Ю. Б. Симченко (1976), являлся "челночный" тип миграций — сезонное перемещение в пределах постоянного района кочевий. Вероятно, на основной промысловой территории группами древнего населения создавались системы сезонных долговременных лагерей, известных по фольклорным и археологическим данным (Хлобыстин 1972). Их использование повышало адаптивные возможности коллективов. Древним населением применялись разнообразные методы охоты — как индивидуальные, так и коллективные — облавные и загонные, требовавшие высокой социальной организации; их описания хорошо известны; в Восточной Сибири большое распространение получили поколки — массовая добыча зверя на оленьих плавях (Сыроечковский 1986). Дальнейшее развитие основной модели жизнеобеспечения, сложившейся в тундрах Евразии, идет в направлении хозяйственно-культурного типа "поздних охотников", выделяемого И. И. Крупником (1989) на стадии появления в Заполярье мелкостадного транспортного оленеводства, существенно повысившего адаптивные возможности населения.

На защиту выносятся следующие положения: 1. Процесс расселения древнего человека в Арктике регулировался динамикой природного процесса, в частности развитием оледенения, и, для Восточной Арктики, колебаниями уровня Полярного бассейна. Существует значительная вероятность того, что значительная часть Евразийской Арктики (в первую очередь Восточной) была обитаема уже в конце плейстоцена. Наиболее благо-

приятные природные условия сложились здесь 9-10.000 л.н., в зпоху климатического оптимума.

2. Темп заселения арктических территорий был исключительно высоким, на каждом этапе заселялись практически все доступные области региона; наличие стоянки на о.Жохоаа позволяет уверенно прогнозировать наличие не только одновременных, но и более ранних памятников на значительной территории Восточной Арктики.

3. Стоянка на о.Жохова (Новосибирские о-ва) являзтея уникальным комплексом не только с точки зрения географического положения, хронологии и сохранности материала, но и по ряду других причин: здесь удалось выявить полный технологический цикл производства охотничьего инвентаря (вклады-шгвых орудий); найдены фрагменты нарты копыльной конструкции, позволяющие говорить об их появлении гораздо раньше, чем предполагалось; фа-унистический материал позволяот предполагать наличие здесь уже 8.000 л.н. упряжного собаководства. Анализ костных остатков показывает, что здесь обнаружен вид промысловой деятельности (специализированная охота на белого медведя), в целом не имеющий аналогов. Установлено также, что несмотря на местоположение памятника (морское побережье) и наличие морских ресурсов, последние не играли никакой роли в жизни населения стоянки. Анализ инвентаря стоянки показывает также, что ряд типов изделий мог существовать на протяжении тысячелетий, практически на изменяясь.

4. Изменчивость моделей жизнеобеспечэкия древнего населения Евразийской части Арктикого региона, как и основные этапы его заселения, в значительной степени обусловлена изменениями природной обстановки.

Основные положения диссертации изложены автором в слздуквдлх работах:

1. Хозяйственно-культурный тип поздненеолитического населения Чухот-

ки. //Древние памятники Севера Дальнего Востока. Магадан. 1990. С.74 — 79. (0, 4 а. л.).

2. Проблемы мезолита Севера Сибири (в связи с исследованиями древнего

поселения на о.Жохова). // ТД №С Проблемы историко-культурной среды Арктики. Сыктывкар. 1991. С.112— 14. (0, 2 а. л.).

3. Новые данные о природных условиях в конце позднего плейстоцена — на-

чала голоцена в высокоширотной азиатской Арктике и времени ее засоления древним человеком. //ДАН СССР, 1S91, 319(2): 435 — 37. Соавтор В. М. Макеев (0, 4 а. л.).

4. Проблемы переходных этапов по археологическим материалам приполяр-

ной зоны. // Проблемы хронологии и периодизации в археологии. С.Петербург. 1991. С.12 - 22. (0, 5 а. л.).

5. Archaeological data on the Marítimo cultures of the West Arctic. // Fennoscandia

archaeologica, 1991, VIII : 23 — 34 (1 а. л.).

6. Вкладышевые орудия в палеолите — мезолите Сибири. // Арссньсвские

чтения. Уссурийск, 1992. С.161 — 65.Соавтор Е.Ю.Гиря (0, 4 а. л.).

7. К оценке возраста палеолитических местонахождений Восточной Чукотки.

// Кропоткинский чтения. Чита. 1S92. С.79 — 82 (О, 3 а. л.).

8. Мозолит как понятие археологической периодизации. // Проблемы палео-

лита и мезолита Волго-Уралья. Саратов. 1992. С.32 — 34 (0, 2 а. л.).

9. Открытие мезолита в приполярной зоне Арктики. // Археологические вес-

ти, 1992, N 1.: 40-51 (О, 5 а. л.).

10. Ранние миграции в высокоширотной Арктике. // Палеоэкология и рассе-

ление дре внего человека в Северной Азии и Америке. Красноярск. 1992. С.212 —15(0, 2 а. л.).

11. Рецензия : Крупник И.И. Арктическая этнозхология. Москва. Наука. 1989.

И РА, 1992, N 4.: 202 -07 (0. 9 а. л.).

12. Ostrova De-Longa : an analysis of palaeoenvironmental data. Ц Polar Record,

1992. N 28(167): 301 —06. Соавторы А.К.Каспаров, В.М.Макеев (О, 5 а. л.).

13. Древние охотники высокоширотной Арктики: материальная культура и стра-

тегия жизнеобеспечения. // ТД ПКИКН. С.-Петербург. 1993. С.39 — 43. Соавтор А.К.Каспаров (0, 3 а. л.).

14. Древний человек в экосистемах Арктики: динамика природной среды и

изменчивость моделей жизнеобеспечения. // AD POLUS. С.-Петербург.

1993. С.39 — 46. Соавтор В.Я.Шумкин (1 а. л.).

15. Изделия из бивня мамонта позднеплейстоценовых и раннеголоцековых

памятников Северо-Восточной Азии и Сибирской высокоширотной Арктики : источники сырья и приемы обработки. // Исторический опыт освоения Восточных регионов России. ТД МК. 4.1. Владивосток. 1993. С.ЗЗ — 36. Соавтор Е.Ю.Гиря (0, 3 а. л.).

16. Камэнные индустрии позднего плейстоцена — раннего голоцена Севера Вос-

точной Сибири. // ТДК ПКИКН. 4.2. С.-Петербург. 1993. С.43 — 47 (0,3 а. л.).

17. An Early Holocene Site in the Siberian High Arctic. // Arctic Anthropology.

1993. Vol.30(1): 13—21 (1 а. л.).

18. Premières migrations préhistoriques dans L'Arctique. // LA RECHERCHE. 1993.

Vol.24(256): 898 — 899 (0, 5 a. л.).

19. Адаптивные механизмы древних культур циркумполярной зоны. // Вестник

Карельского Краеведческого Музея. Петрозаводск. С.42 — 50 (0, 5 а. л.).

20. Мезолитические индустрии Северо-Востока Азии. // Европейский Север:

взаимодействие культур в древности и средневековье (ТД МК 7. VI — 10. VI. 1994). Сыктывкар, 1994. С. 68 — 70. Соавтор Е.Ю.Гиря (0, 2 а. л.).

21. Природная среда Арктики и проблема ее первоначального освоения древ-

ним человеком. // Научные результаты экспедиции ЛАПЭКС — 93. С.Петербург.: Гидрометеоиздат. 1994. С. 360 — 376 (0, 5 а. л.).

22. High Arctic Mesolithic industry of Zhokhov island: inset tools and knapping

technology. // Arctic Anthropology. 1994. Vol. 31(2): 31 — 44. Соавтор Е.Ю.Гиря (1, 5 а. л.).

23. Вкладышевые орудия и индустрия обработки камня мезолитической стоянки

на острове Жохова. // РА, 1995, N 1. Соавтор Е.Ю.Гиря. (1 а. л., в печати)

24. Древние охотники высокоширотной Арктики: маиериальная культура и

стратегия жизнеобеспечения. // Археологические Вести, 1995, N 4. Соавтор А.К.Каспаров. (1, 5 а. л„ в печати).