автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири"

На правах рукописи

Дашибалов Баир Бальжинимаев

Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири (эпоха средневековья)

Специальность 07.00.07- этнология, этнография и антропология

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Улан-Удэ 2005

Работа выполнена в Отделе истории и культуры Центральной Азии Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Наталья Львовна Жуковская доктор исторических наук, профессор Надежда Базаржаповна Дашиева доктор исторических наук, доцент Владимир Доржиевич Дугаров

Ведущая организация:

Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН

Защита диссертации состоится 14 октября 2005 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 003.027.01 Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН (670047, Республика Бурятия, Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6).

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН (Улан-Уда, Сахьяновой,

6).

Автореферат разослан 12 сентября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук

2.0° 6 — Ч

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Этнокультурная история средневековой эпохи Юго-Восточной Сибири является одним из важнейших периодов в сложении современных народов Восточной Сибири - бурят, якутов, эвенков, тофаларов. Политические и этнические взаимодействия средневековой эпохи во многом определили этнокультурные и языковые контуры этнографической карты расселения восточносибирских этносов.

В средневековый период протекали процессы, оформившие различия в двух основных этносах Восточной Сибири - бурятах и якутах. Эти народы, очень близкие по материальной и духовной культуре, принадлежат к разным языковым группам внутри алтайской семьи -тюркской и монгольской. В научной литературе проблема сложения алтайской общности до сего дня остается дискуссионной. Такие известные исследователи как Б. Я. Владимирцов, Г. И. Рамстедт, Н. Н. Поппе и их последователи полагали, что алтайская общность языков является показателем генетического единства носителей этих языков, хотя они не исключали определенного влияния контактов и заимствований. Другое научное направление в алтаистике, представленное В. Л. Котвичем, А. М. Щербаком и В. И. Рассадиным, предлагает иное объяснение в формировании алтайского единства. Основное внимание они уделяют вопросам контактов и взаимовлияний алтайских языков и полагают, что алтайское единство результат этнических и языковых взаимодействий в течение многих тысяч лет.

Вместе с тем, археологи и этнографы в процессе исследования материальной и духовной культуры бурятского и якутского народов пытаются выработать этнокультурные признаки, позволяющие разграничить тюркские и монгольские древности средневековой и более ранних эпох.

Основной культурой средневекового Прибайкалья является курумчинская. Целенаправленное изучение этой культуры позволит вновь вернуться к «якутской проблеме», сформулированной уже первыми исследователями этой культуры - М. П. Овчинниковым и Б. Э. Петри. Накопленный археологический материал после источниковедческой обработки позволяет определить в этой сложнейшей проблеме, формирования якутского народа роли в ней южных предков -предполагаемого населения курумчинской культуры. Не менее актуальной является проблема первых монгольских переселенцев в Восточную Сибирь. Решение этой проблемы связано с пониманием памятников саянтуйского типа, иыпВЩшкр». г Г) Гпгнппрц-им и в дальнейшем интерпретируемых как пфятн^ф^^йллмндмов.

Актуальность диссертации заключается в комплексном исследовании и сопоставительном анализе данных археологии, этнографии, языкознания по этно- и культурогенезу алтайских народов (монголов, тюрков, тунгусо-маньчжуров). Комплексный подход в исследовании позволит выявить характерные Особенности и специфику' их материальной и духовной культуры е*целью дифференциации тюрйбких и ранних монголо-маньчжурских древностей. Для этого определяющее значение имеют более древние этнические процессы, уходящие в эпоху бронзового и раннего железного веков.

Предмет исследования - этнокультурные процессы к Юго-Восточной Сибири в эпоху средневековья.

Объект исследования - материальная и духовная культура ранних монголов и тюрков по письменным источникам, данным языка, археологии, антропологии и этнологии.

Цели и задачи. Цель исследования - показать сложение, развитие и специфику монгольских и тюркских раннесредневековых, средневековых и позднесредневековых этносов и культур Юго-Восточной Сибири. Диссертационное исследование призвано восполнить пробел в отечественной историографии, обусловленный тем, что до настоящего времени изучались лишь отдельные аспекты данной темы, тогда' как в исторической науке давно назрела необходимость обобщающего исследования.

В соответствии с этим ставятся конкретные задачи:

1. Установить истоки формирования средневековых этносов и культур, в связи с чем рассматриваются становление и развитие древнетюркских и древнемонгольских этносов и археологйчЬских культур, подготовивших основу генезиса монгольских и т!оркских народов средневековья. ■ 1 • ' 1

2. Дать анализ материала археологических культур и пйбьменных источников и процессов этнокультурной истории в различИык частях Юго-Восточной Сибири. '

3. Наметить возможные пути решения проблем этнической принадлежности различных средневековых археологический культур.

4. Определить связи средневековых тюркских и монгольских этносов с этнокультурной историей современных народов Восточной Сибири -бурят, якутов, эвенков.

5. Охарактеризовать динамику и факторы становления современной этнической карты перед присоединением Восточной СибИри к

РОССИЙСКОМУ Государству. (/,!'

Территориальные и хронологические рамки исследований. Под Юго-Восточной Сибирью понимается область, протянувшая с запаДа на

восток: от правобережья Енисея до слияния Аргуни и Шилки, то есть до Амура. Южная часть, с одной стороны ограничена хребтами Восточного Саяна, а с другой - лесостепями Монголии. С севера Юго-Восточная Сибирь входит в обширную таежную зону. В административном плане это территории ИркутскоЙ и Читинской областей и Республики Бурятии.

Временные рамки работы обхватывают период с VI до XVII вв. н. э. Автор придерживается хронологической периодизации принятой авторами тома «Степи Евразии в средние века». Период с VI по X вв. н.э. это время раннего средневековья. Период с XI по XIV вв. н.э., второй хронологический этап - развитого средневековья, и с XV по XVII вв. н.э. -эпоха позднего средневековья.

Источники. Основополагающим источником являются археологические материалы, которые коррелируются с результатами лингвистических исследований по алтайским языкам и с данными антропологических и этнографических работ. Важное значение в диссертации придается материалам фольклора и эпоса тюрко-монгольских народов, письменным источникам китайской, монгольской, бурятской, тюркской и персидской историографии в переводах Н. Я. Бичурина, В. П. Васильева, Н. В. Юонера, В. С. Таскина, Н. Ц. Мункуева, А. Г. Малявкина, Е. И. Кычанова, С. А. Козина, Н. Н. Поппе, Р. Н. Румянцева, С. Д. Дылыкова, П. Б. Балданжапова, С. Е. Малова, С. Г. Кляшторного, Л. А. Хетагурова, О. И. Смирновой. Используются в диссертации записки средневековых путешественников, описавших быт и обычай монголов ХШ-Х1У вв. (Дж. Карпини, Г. Рубрук, М. Поло).

Научная новизна работы определяется прежде всего тем, что в диссертации впервые делается историко-этнологическое обобщение этнокультурной истории Юго-Восточной Сибири. Значимость исследования характеризую+ и шйрокие временные рамки, охватывающие почти тысячелетие развития региона, что позволяет определить историческую дийамику и особенности процессов формирования современных народов края.

Научная новизна исследования заключается и в том, что вопросы этнокультурного развития региона исследуются в комплексе и системно. Это потребовало от автора испбльзовайия максимально большего числа источников - археологических, исторических, антропологических, этнологических, фольклорных'. Активно привлечены новые археолого-этнографиЧеские источники, ' полученные в результате 20 - летних полевых работ Байкальской экспедиции под руководством автора.

На основе комплексного изучения в работе впервые показано постоянное присутствие в Юго-Восточной Сибири в древности и средневековье восточноазиатской культурной традиции, представленной

монгольскими и тунгусо-маньчжурскими народами. Впервые четко охарактеризованы археологические и палеоэтнографические характеристики раннемонгольских культур, связанных с оседлостью, земледелием и свиноводством. Данные, полученные археологами, подкреплены лингвистическими, фольклорными и историческими материалами. Выявлено наследие восточноазиатского культурного ареала в этнографической культуре бурят и якутов.

Принципиально новым является выделение этнокультурных субстратов в сложении средневековых этносов и культур Юго-Восточной Сибири, выразившееся в инвентаре, погребальной обрядности, планиграфии поселений и городищ. Показано, что на разных этапах исторического развития края преобладала та или иная культурная доминанта (западноазиатская степная, восточноазиатская оседлая). В диссертации отчетливо продемонстрировано, что в раннем средневековье (бурхотуйская культура Восточного Забайкалья, курумчинская культура Прибайкалья) в Юго-Восточной Сибири достаточно прочно сохранялись оседлые традиции хуннского времени; начиная с развитого средневековья (саянтуйская культура) начинают преобладать традиции степного и лесного населения.

Методология и методика. Методологический подход автора сложился на теоретических трудах широкого круга отечественных и зарубежных этнологов, археологов, языковедов и антропологов. Надо отметить большую роль российской этнологической школы, специфика которой определялась широким интересом и вниманием к разработке проблем происхождения и этнической истории, как отдельных-народов Евразии, так и в постановке теоретических и методологических вопросов этногенеза и культурогенеза. Особую значимость для понимания всей сложности этнической проблематики и неоднозначности подходов в ее решении имеют труды В. П. Алексеева (1989), Ю. В. Бромлея (1983), Н. Н. Чебоксарова и И. А. Чебоксаровой (1985) С. А. Аратюнова (1989).

Теоретические положения, на которых базируется диссертация, можно свести к следующим основным постулатам:

1. Этнос проявляется не только в языке и этническом самосознании, но и в локальном своеобразии хозяйства, быта и техники.

2. Язык и этническое самосознание не отражаются в археологических источниках, но опосредованно этнос может изучаться на основании анализа целого комплекса данных, полученных при археологическом и этнологическом исследовании,

3. Археологическая культура наряду с этнической информацией отражает явления хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей.

4. Лингвистические данные позволяют реконструировать хозяйство и быт этноса в его развитии и фш&Ируют в лексике заимствования и культурные контакты. ч.:зь

5. Ретроспективно увязынгШтся археологические памятники, отождествляемые по историческим и этнографическим материалам с монгольским, тюркским и самодийским этно - и культурогенезом.

В диссертации использованы историко-генетический, сравнительно-исторический и типологический методы. При интерпретации археологического материала 'применены модели системного и статистического анализа, j' картографирование. Историческая интерпретация опиралась на данные, полученные естественно-историческими методами (металлографическое исследование изделий из железа, спектральный анализ стекла и олова, радиоуглеродный метод, археомагнитное датирование керамики, определение видового состава остеологического материала).

Апробация исследования. Диссертация представляет итог многолетних экспедиционных и камеральных изысканий, результаты которых опубликованы в более 150 публикациях (в том числе двух монографиях) общим объемом свыше 60 п.л. Основные положения работы докладывались и обсуждались на заседаниях отдела истории и культуры Центральной Азии Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, на кафедре истории Бурятии Бурятского государственного университета, на кафедре археологии МГУ, в секторе Монголии Института востоковедения РАН, в группе кочевнической археологии Института археологии РАН, где были высказаны ценные замечания и предложения. h

Основные положения диссертации апробированы на международных (Уланбааатар, 2001, 2004, 2005; Хайлар, 2004; Алматы, 2004, Баку, 2005f Ханты-Мансийск, 2002; Омск, 2002, 2003, 2004; Улан-Удэ, 1995, 1996,' 1999, 2000, 2002, 2003, 2004, 2005), всероссийских (Москва, 2000, 2004;' Санкт-Петербург, 1993, 2004), региональных (Чита, 1997; Иркутск, 20031,' Улан-Удэ, 2004, 2005) конференциях.

Научная и практическая значимость. Научная значимость' диссертации состоит в возможности использования ее выводов при разработке теоретических проблем формирования хозяйственно-культурных типов, взаимосвязей кочевого и оседлого хозяйства й конкретных вопросов культуры, идеологии и этнической истории' монгольских, тюркских и тунгусо-маньчжурских народов Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока.

Практическая ценность диссертации обусловлёна возможностью' использования ее материалов в исследованиях общих и специальных'

проблем монголоведения и тюркологии, в работах по региональной истории, этнографии и антропологии, а также в вузовском и школьном преподавании. Результаты исследования изложены в учебном пособии «Байкальская Сибирь в средние века», в научно - популярных книгах: «Очерки по древней и средневековой истории монголов и бурят», «Истоки: от древних хори-монголов к бурятам». Содержание диссертации используется автором в учебных курсах, читаемых в Бурятском государственном университете.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и архивных материалов, приложения из 57 рисунков и таблиц находок, фотографий и исторических карт.

Основное содержание диссертации

Во Введении излагаются актуальность темы, цели и задачи, предмет и объект диссертационной работы, оговариваются территориальные и хронологические рамки, поясняются методология и методика исследования, характеризуется источниковая база диссертации. Глава I. Историография и проблематика исследования Здесь показано, как шло накопление материалов по исследуемой теме и рассмотрены основные проблемы, требующие изучения. Вопросы формирования этнической карты Юго-Восточной Сибири неоднократно становились предметом исследования ученых разных специальностей. Основное внимание уделялось проблеме появления монголоязычных насельников края, так как правильное решение этого вопроса позволяло понять этапы и пути складывания бурятской народности. Вторая тема, которая активно обсуждалась и сейчас является в центре внимания исследователей, - это присутствие тюрков в Забайкалье и Прибайкалье и их связь с генезисом якутского народа. Очень тесно с этнической историей монголов и тюрков увязывается формирование хозяйственно-культурных типов у средневекового населения Юго-Восточной Сибири, в частности, наличие оседлости и земледелия.

1. Вопросы монголизации Юго-Восточной Сибири Уже первые исследователи Сибири Г. Ф. Миллер и И. Э. Фишер установили принадлежность бурят к монгольским народам. Г. Ф. Миллер, опираясь на бурятские предания, полагал, что буряты - народ пришлый в Прибайкалье, и земли его прежнего обитания могут быть связаны с рекой Амур (1937. С. 179-180). И. Э. Фишер писал «буряты происходят от древних монголов, и так они братья нынешним монголам» (1794. С. 211). И. Г. Георги, И. Г. Гмелин, П. С. Паллас и другие ученые, предпринявшие

раскопки древних могил в Юго-Восточной Сибири, также ставили вопросы этнической принадлежности исследованных памятников, но это были лишь предварительные догадки, так как научное изучение края только начиналось.

Качественно новый подход в изучении археологических древностей Западного Забайкалья связан с именем Ю. Д. Талько-Грынцевича. Он в течение шести лет (1896-1901 годы) проводил постоянные ежегодные раскопки курганов. Будучи антропологом, Ю. Д. Талько-Грынцевич на краниологическом материале зафиксировал отличия внутри монголоидного типа. Он выделил из группы самых поздних по его хронологии могил, захоронения, связанные с монгольскими племенами, жившими до прихода бурят. Исследования по систематизации археологических древностей Западного Забайкалья были продолжены Г. Ф. Дебецем. ■ Раскопочные работы позволили ему уже конкретно увязывать определенные типы'' археологических могильников со средневековыми монголами. Как характерную особенность данных захоронений, Г. Ф. Дебец выделяет кочевнические черты в могилах -наличие костей барана, поздние типы наконечников стрел, ножницы и отсутствие керамики. В 1928-1929 гг. была организована Буря^ Монгольская археологическая экспедиция АН СССР под руководством Г. П. Сосновского. На основании полученных материалов он'выработал схему культурно-хронологического развития средневековых древностей Западного Забайкалья К сожалению, преждевременная смфгы ученого в блокадном Ленинграде не позволила ему завершить и опубликовать результаты большой и профессионально выполненной аналитической работы по классификации археологических памятников. Хранящийся в архиве ИИМК фонд Г.П. Сосновского пвзволЯет понять объем и значимость намеченных исследователем задач.

Достаточно большой промежуток времени после исследований Г. П. Сосновского и до работ Е. А. Хамзиной в 60-70 годах прошедшего века по изучению средневековых древностей характеризовался накоплением материала. Бурят-Монгольская археологическая экспедиция в 1947- 1950 годах под руководством А. П. Окладникова исследовала несколько средневековых захоронений на юге Бурятии. В 1954-1956 гг. Н. Н. Мамоновой (Институт этнографии АН СССР) и Е. А. Хамзиной производились раскопки средневековых могильников: на левом берегу Селенги на сопке Тапхар и на правом берегу возле деревень Селенга, Сибирь и Вознесеновка.

Итоги работ по средневековой археологии Забайкалья до конца 60 годов были подведены в монографии Е. А. Хамзиной «Археологические памятники Западного Забайкалья (поздние кочевники)». В книге

представлен многочисленный материал, полученный автором за 15 лет полевой экспедиционной работы, и опубликована культурно-хронологическая схема Г. П. Сосновского с некоторыми уточнениями.

В 1976 году в составе отдела истории, этнографии Института общественных наук Бурятского филиала СО АН СССР была создана археологическая группа. В 1991 году археологическая группа стала лабораторией археологии Института монголоведения, буддологии и тибетблогии СО РАН. Исследования археологов на первоначальных этапах сосредоточились на памятниках эпохи неолита, бронзового, а также раннего железного века и хунну. Средневековые памятники целенаправленно не изучались, тем не менее, были раскопаны могильники вблизи деревни Кибалино, в Дэрестуйском Култуке и в Пади ПОдчерной в районе Усть-Кяхты. Тематические работы по изучению вопросов тюркизации и Монголизации Западного Забайкалья были начаты отрядом под руководством Н. В. Именохоева. Он исследовал средневековые могильники в долине Селенги у села Нижний Жирим и на правом берегу Джиды у села Енхор.

В 1965 году в составе Дальневосточной экспедиции А. П. Окладникова развернул работу археологический отряд Читинского педагогического института, позднее преобразованный в самостоятельную экспедицию. Многолетние полевые работы этой экспедиции Открыли и исследовали большое число средневековых могильников Вос1гочного Забайкалья (Чиндант, Будулан," Ононск, Улан-Сар, Дворцы 'и многие другие). Полученные материалы легли в основу кол'лбк+йвной монографии «Кочевники Забайкалья в эпоху средневеков'ья». На экспедиционных результатах подготовлены и защищены кандидатские диссертаций Е. В. Ковычева и В. Ф. Немерова. Эти исследования суммировали достижения забайкальских археологов, на'м'етили культурно-хроНологическую шкалу развития средневековых древностей в крае.

В Прибайкалье и Предбайкалье средневековые и более поздние памятники сгаЛн объектом исследования комплексной археологической экспедиции ИГУ (КАЭ ИГУ). Средневековая тематика разрабатывалась под руководством В. В. Свинина. Материалы, Полученные тематичеЬкой группой, вошли в кандидатскую диссертацию М. А. Зайцева и получили осмысление в монографиях А. В. Харинского. Проблема монголизации Прибайкалья была рассмотрена в диссертации В. В. Павлуцкой.

Специальные исследования по изучению жертвоприношений животных в погребальных обрядах монгольских племен провел С. В. Данилов. Работы Н. В. Именохоева позволили говорить о более раннем появлении захорйнений раннемонгольской культуры и проследить

западные истоки сложения обрядности у населения этой культуры. Н. В. Именохоевым и П. Б. Коноваловым было предложено выделить погребения саянтуйской группы в раннемонгольскую культуру. Исследователи согласились с предложениями Н. В. Именохоева и П. Б. Коновалова, и название раннемонгольская культура вошло в научный обиход.

Вместе с тем, вне внимания исследователей оказались предложения, высказанные в свое время А. П. Окладниковым. Он этнически связал с монголами два разных по времени и по обрядности археологических комплекса Юго-Восточной Сибири.

На основании исследования могильника Сэгенут в верховьях Лены А. П. Окладников полагал, что первые монголы прибыли в Прибайкалье с востока в XI-XII вв. Монголы принесли сюда традицию захоронений с конем в отдельной яме. С этими самыми ранними монгольскими переселенцами исследователь увязывал рисунки, иллюстрирующие сцены кочевого быта на Шишкинских писаницах реки Лены и изображение кибиток и юрты на горе Манхай в долине реки Куды (Окладников, 1958).

Следующий тип погребений, который А. П. Окладников относил к ранним монголам, соотносится с бурхотуйской культурой Восточного Забайкалья. Эту культуру исследователь связал с «речными монголами начального периода монгольской истории». Особое внимание он обратил на близость материала из бурхотуйских погребений, в частности, керамики с древней керамикой дальневосточных культур Приамурья и Приморья. А. П. Окладников писал: «что в начале первого тысячелетия нашей эры население долины р. Онон находилось в определенных связях с племенами Амурского края, а может было им родственно» (1960. С. 28). Он также отметил отсутствие в бурхотуйских могилах костей домашних животных, например, костей ног или позвонков овцы, что было характерной чертой более поздних могил кочевников, Ученый предполагал, чго хозяйственная деятельность бурхотуйского населения, возможно, могла быть связана с земледелием, а, может быть, и с рыболовством. А. П. Окладников привел свидетельства средневековых источников о «речных татарах» и «су-монгалах», то есть «водяных монгалах», основным занятием которых в отличие от степных монголов Чингисхана, были охота и рыбная ловля.

Последующие исследования забайкальских археологов позволили полнее охарактеризовать бурхотуйскую культуру. И. И. Кириллов поддержал мнение о монгольской принадлежности этой культуры. Он высказал предположение, что бурхотуйские памятники могли быть оставлены потомками дунху, которые бежали на север и заняли долины рек Онона, Керулена и Аргуни. В новых местах дунху включили в свой

состав местные племена. В дальнейшем в источниках появляются новые монголоязычные народы, в частности, шивэй. Поздние бурхотуйские памятники можно связывать с шивэй (Кириллов, 1979). Эту точку зрения разделяет и Е. В. Ковычев. Он также сопоставляет бурхотуйскую культуру с монголоязычными шивэй, указывая на наличие в составе шивэй и тунгусо-маньчжурских племен (1984).

Полевые работы Верхнеамурской археологической экспедиции Читинского педагогического университета позволили выделить совершенно новую группу памятников, которые исследователи обозначили зоргольской культурой. Была отмечена близость зоргольских древностей к хунну. Данная культура связывалась с монголами сяньби (Яремчук, 2003).

Так рассматривалась проблема монголизации Юго-Восточной Сибири в работах археологов. Этот вопрос освещался также историками и этнографами, отметим, что в основном они также обращались к осмыслению археологических материалов.

Убежденным сторонником автохтонного пребывания монголоязычного населения в Прибайкалья был Г. Н. Румянцев. Он склонялся к тому, что уже в эпоху неолита в Прибайкалье проживали племена, представлявшие тунгусскую, самодийскую и монгольскую языковые семьи. Ученый показал, что наиболее древняя лексика, сближающая монгольский и самодийский языки, связана с лесными животными Очевидно, данное сходство является не случайным, и вероятнее всего, оно могло возникнуть в далеком прошлом, когда эти племена вели охотничье-звероловческий образ жизни. Местом, где могли соприкасаться далекие предки самодийских и монгольских народов, могло быть только Прибайкалье, так как далее к востоку самодийские народы не проживали (Румянцев, 1962).

По мнению Г. Н. Румянцева, начиная с эпохи неолита в Юго-Восточной Сибири постоянно присутствует монголоязычное неселение, вплоть до средневековых жужаней, шивей, киданей. С монголами он соотносил и курумчинскую культуру Прибайкалья. Ц. Б. Цыдендамбаев поддержал мнение Г. Н. Румянцева о том, что древние протомонгольские племена, расселившиеся от Прибайкалья до Восточной Монголии, могли быть связанными с сяньби (2001).

Б. Р. Зориктуев предпринял попытку увязать монгольские предания о перекочевке Буртэ-Чино с результатами археологических исследований раннемонгольской и бурхотуйской культур (1997). Наиболее обстоятельно генезис монголоязычного ядра бурят рассмотрен в монографии Д. Д. Нимаева. Он высказал сомнения в справедливости этнической увязки захоронений с конем Сэгенутского могильника,

предложенный А. П. Окладниковым. По мнению Д. Д. Нимаева, более близкими к истине являются предположения археологов И. В. Константинова и А. И. Гоголева, что обряд погребений с конем характерен в первую очередь для тюркских племен. Эти мнения якутских исследователей были поддержаны их бурятскими коллегами П. Б. Коноваловым и Н. В. Именохоевым. Сомнения у Д. Д. Нимаева вызвало и предложение о непосредственной связи традиции установки ноги барана в могиле как этнический признак монгольских племен. Не исключено, что чрезвычайное разнообразие внутримогильных конструкций захоронений саянтуйского типа может быть интерпретировано «как результат длительного и многостороннего взаимодействия различных по происхождению этнокультурных традиций» (Нимаев, 2000. С. 15).

Историографический обзор вопросов монголизации Юго-Восточной Сибири показал всю сложность и неоднозначность предложенных решений. Не меньшую трудность вызывает и определение тюркской линии в истории региона.

2. О средневековых тюрках(Прибайкалье в теории южного происхождения якутов)

Изложение этой большой и важной проблемы следует начать с рассмотрения оснований выделения средневековой курумчинской культуры Прибайкалья. Здесь стоит заострить внимание на начальных этапах ее изучения и прояснить, почему эта культура была отнесена к тюркоязычным предкам якутов. В XIX веке, к началу археологических исследований в Прибайкалье, в науке получила широкое распространение теория о южном происхождении якутов. Авторы, писавшие о Йкутах, склонялись к тому, что якуты когда-то жили у озера Байкал, причем жили п западном Прибайкалье, и это был этап в их долгом путешествии с Енисея на Лену (Остолопов, 1806. С. 118-120; Щукин, 1844. С. 271-274, 286).

Исследователем, который взялся археологически доказать прибайкальский этап якутской истории, был М. П. Овчинников. Надо полагать, что он излагал свои идеи и показывал материалы, подкрепляющие их, учейбму, прибывшему из Петрограда - Б. Э. Петри. Б. Э. Петри продолжает дело, начатое М. П. Овчинниковым, и делает дальнейший £>еиШтёЛьйЫй шаг - берется за трудную задачу доказательства бййдетва 'открытой им культуры курумчинских кузнецов с якутской культурой. Ученый хорошо понимает всю сложность поставленной проблемы и малочисленность имеющегося материала для ее решения. Об этом можно судить из слов: «Вопрос о том, какому народу приписать культуру «курумчинских'кузнецов в настоящее время решить нельзя», но, тем не менее, статью он -заканчивает утверждением «мною

найдены остатки древнего народа, обитавшего вокруг Байкала до заселения этого района бурятами. Все данные говорят за то, что этот народ должен быть предком якутов» (1922. С. 18). Через некоторое время была опубликована рецензия археолога Е. Д. Стрелова: «К вопросу о доисторическом прошлом якутов (по поводу брошюры проф. Б. Э. Петри «Доисторические кузницы в Прибайкалье»). Внимательно изучив статью Б. Э. Петри, рецензент пришел к противоположному выводу: «Доисторические кузнецы Прибайкалья не являются предками якутов» (Стрелов, 1926. С. 25). Е. Д. Стрелов пишет, что для доказательства столь серьезного положения нужны памятники, отражающие верования, обычаи - погребения и нужно сопоставлять такие признаки, как ориентация покойника, положение рук, размеры костяка и черепа, форма погребения (1926. С. 13).

Следовательно, материалы Б. Э. Петри нуждаются в новом изучении, а они впервые были опубликованы нами (Дашибапов, 1994). Необходимо ответить и на вопросы, поставленные в рецензии Е. Д. Стрелова.

Если в Прибайкалье с тюрками - курыканами увязывали курумчинскую культуру, то в Западном Забайкалье Г. П. Сосновским были выделены археологические памятники хойцегорского типа, связанные с распространением уйгуров. В дальнейшем исследователи придали пониманию хойцегорской культуры разную трактовку. Каждый археолог вкладывал в неё свое понимание и рассматривал ее на разных материалах (Хамзина, 1970. С. 84; Кызласов, 1989; Коновалов, 1989; Худяков, 1989. С. 29). Поэтому предстоит разобраться, отчего идет такое исследовательское разночтение и почему авторы на разных комплексах раскрывают содержание хойцегорской культуры?

3. Монгольские города и оседлость в Юго-Восточной Сибири

Первые сообщения о наличии в крае древних городов сделаны российскими послами, направленными через Забайкалье в Китай в XVII веке. В XVIII веке в Забайкалье появились участники первых академических экспедиций. В 1723-1727 годы работала экспедиция под руководством Д. Г. Мессершмидта, и впервые было предпринято описание средневекового города возле Хирхиры на реке Урулюнгуй, левом притоке реки Аргуни.

В Западном Забайкалье Ю. Д. Талько-Грынцевич также обратил внимание, чго древности края связаны не только с кочевниками, но и с оседлыми культурами. Он писал: «следы искусственного орошения, указывающие на то, что некогда существовало здесь более экстенсивное хлебопашество .. Довольно развитое земледелие подтверждают не только встречаемые здесь первобытные каменные жернова, разной формы и величины, но и другие земледельческие орудия, как, например, сошники»

(Талько-Грынцевич, 1900а. С. 63, 64). Г. Ф. Дебец, намечая программу исследований в Западном Забайкалье, также свидетельствовал о наличии следов земледельческих культур и в дальнейшем ставил задачу выяснения и* связи с определенными типами могильников (1925). Работы Бурят-Монгольской экспедиции под руководством Г. П. Сосновского позволили исследователю сформулировать несколько направлений в изучении древних и средневековых культур Забайкалья.

Г П. Сосновский писал: «имеются памятники, которые относятся к VII - X вв уже нашей эры. . Исторические сведения ничего не говорят о развитом земледелии в бассейне р. Селенги, в то время как археологические данные указывают, что до прихода русских здесь была цветущая земледельческая культура. Мы находим чугунные лемеха, каменные дороги, остатки, может быть, городских поселков» (1936. С. 320).

В 1950 году А. П. Окладников провел раскопки средневековых строений в долине реки Тугнуй. Работы были продолжены Н. Н. Мамоновой и Е А. Хамзиной в 1954, 1956 гг.

Целенаправленное изучение оседлых традиций в центральноазиатских культурах связано с деятельностью С. В. Киселева. Масштабные раскопки были проведены на древнемонгольских городах Кондуй и Хирхира. Работа экспедиции С. В. Киселева была связана с решением задачи «осветить одну из наименее изученных сторон истории монголов - возникновение и развитие у них городов и особенностей городской жизни» (Киселев, 1965. С. 9). Огромный опыт изучения древней и средневековой истории Центральной Азии, глубокое проникновение в общие закономерности протекавшего здесь исторического процесса привели ученого к научно обоснованному выводу о существовании древнемонгольских городов и значительной их роли в развитии монгольского общества. С. В. Киселев указывал: «Дальнейшие археологические и источниковедческие исследования должны ответить на ряд важнейших вопросов о месте, значении и характере взаимоотношений городского строя и оседлых форм жизни во дворцах и усадьбах знати в общем процессе развития центральноазиатского феодализма, который в интересующей нас области едва ли можно теперь считать кочевым (выделено мной - Б.Д.)» (1958. С. 119).

Таким образом, на основе археологических материалов намечены пути решения важнейшей проблемы исторической науки - проблемы оседлости у монголов и наличия древнемонгольских городов. Исследования экспедиции С. В. Киселева позволили по-новому взглянуть на средневековое монгольское общество, его историю и культуру. Они

сыграли глубоко положительную роль в развитии всей монголоведческой науки.

Работы А. П. Окладникова и С. В. Киселева заложили основы для дальнейших исследований памятников оседлой и городской культуры в Западном и Восточном Забайкалье.

Начиная с 1986 года, изучением средневековых поселений занимается археологическая экспедиция Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН под руководством С. В. Данилова. Широкомасштабные раскрпочные работы проводятся Амурской археологической экспедицией Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН под руководством А. Р. Артемьева. Как нам представляется, А. Р. Артемьев совершенно справедливо начинает вводить в научную лексику такое понятие как «оседлые монголы».

Надо отметить, что памятники, связанные с оседлым населением, были выявлены и в Прибайкалье. О хронологии и этнической принадлежности прибайкальских городищ было высказано несколько мнений. H. Н. Агапитов писал, что городища, вероятнее всего, "должны быть приписаны монголам... но время, в которое они жили... следует отнести к эпохе, предшествовавшей приходу бурят" (Агапитов, 1881. С. 22). П. П. Хороших датировал укрепления в рамках железного века (Хороших, 1924. С. 28). Находки, курумчинской керамики позволили А. П. Окладникову отнести эти памятники к культуре "курумчинских кузнецов" (1935). Э. Р. Рыгдылон. отметил, что частое расположение городиш связано с более или менее оседлым образом жизни и наличие укреплений указывает на имеющиеся острые противоречия в обществе (1955. С. 189).

Таким образом, раскопки средневековых археологических памятников, связанных с оседлостью, и монгольских городов Юго-Восточной Сибири показали, что представления об истории края, как истории извечных кочевников, не является истинным. Вместе с тем, перед исследователями встает задача изучить вопросы культурогенеза и этногенеза ранних монголов и тюрков и охарактеризовать начальные этапы становления оседлости и кочевничества. ,

Глава II. К проблеме культурогенеза -этногенеза древних монголов и тюрков ' (

В главе предпринимается попытка выявить этнокультурные признаки, определяющие разные истоки древних, этапов формирования монгольских и тюркских народов. Изучение проблемы формирования предков монголов и тюрков следует начать с вхождения в круг алтайской проблемы. Затем необходимо сопоставить языковедческие материалы с данными этнографии и письменных источников. Далее следует

рассмотреть археологические культуры эпохи бронзы и раннего железного века, этнически атрибутируемые с древними монголами, -культуру верхнего слоя Сяцзядянь и культуру плиточных могил. По мнению исследователей, именно в это время начинают формироваться крупные этнолингвистические общности центральноазиатских степей.

1. Данные языкознания, этнографические материалы, древние и средневековые источники по истории и культуре монголов и тюрков

Язык является одним из основных этнических определителей, поэтому решение вопросов сложения монгольского этноса следует начать с рассмотрения лингвистических проблем формирования монгольского языка. В алтаистике можно выделить исследования, объясняющие тюрко-монгольскую близость не древним родством языков, а историческими контактами, вместе с тем монгольский язык все более сопоставляется с тунгусо- маньчжурскими языками (Шербак, 1994. С. 184; Рассадин, 1989). Е. Д. Поливанов и Г. И. Рамстедт показали общие корни монгольского языка с корейским и японским языками, Новые работы говорят о близости монгольского и австроазиатских, австронезийских языков (Солнцева, Солнцев, 2000. С 131; Солнцева, 2002). Если посмотреть на эти лингвистические выводы пространственно, географически, то монгольский язык начинает все больше сближаться с языками народов, близких к Тихому океану.

Специальное исследование географической терминологии в алтайских языках проделала Л. В. Дмитриева. Эта работа подтвердила ранее высказанные заключения о степной прародине тюрков, ботаническая лексика которых также связалась с данным наблюдением. Принципиально важный вывод был сделан по монгольским языкам: «Этот перечень подтверждает, что древние монголы жили там, где были горы и отдельные скалы с горными проходами и перевалами, но в тоже время там была степь с лощинами, песчаные места и соприкасалось это все с морем (выделено мной - Б.Д,)» (Дмитриева, 1984. С. 173).

Остановимся еще на одном значимом факте, полученном лингвистами. Изучение лексики монгольских языков выявило связь древних монголов с оседлой культурой (С1аи50п, 1973. Р. 41). Важно при этом, что речь идет не об отдельных словах, а о целых группах терминов, относящихся к земледельческому хозяйству. А. Рона-Таш писал: «сейчас является совершенно ясным, что древние монголы были хорошо знакомы с земледелием» (1979. С. 248). На оредлость древних монголов может указывать и самостоятельная терминология, связанная со свиньей в монгольском языке (Рассадин, 1984. С. 71; Оа5ЫЬа1оу, 2002). Существенно в данном случае то, что свинья является животным,

получившим наибольшее распространение у земледельческих народов Восточной Азии (китайцы, корейцы, маньчжуры).

Работы языковедов позволяют нам сфокусировать внимание на целый ряд традиций в культуре монголов, не характерных для современного этноса, но, возможно, имевших место в культуре древних монголов. По материалам языка, к этим палеоэтнографическим явлениям следует отнести: оседлость древних монголов; самостоятельное земледелие и знакомство с рисоводством; развитое свиноводство; проживание с выходом на морское побережье; связь с тунгусо -маньчжурами, корейцами и другими народами тихоокеанского побережья.

Подчеркнем, что столь важные для понимания древней истории монголов заключения, пока еще остаются в рамках лишь языковедческих исследований, но не стали частью монголоведения и тюркологии в целом. Появляется необходимость проверки и сопоставления их с данными, известными по другим типам источников.

При исследовании вопросов оседлости монголов важное значение приобретают работы В. С. Старикова, долгое время (1935-1955 годы) жившего в Маньчжурии. Его исследования показали, что собственно китайское земледелие на территории Маньчжурии является достаточно новым, так как китайцы освоили эти северные земли не очень давно. Вместе с тем, земледельческие традиции в Маньчжурии имеют древние корни. Изучение земледельческих орудий и истории земледелия в этом регионе позволило В. С. Старикову провести неразрывную связь между собственно маньчжурским и, что очень важно, между монгольским земледелием. Он делает принципиально важный вывод о том, что земледелие в Маньчжурии: «имеет прямую связь с глубокой древностью появления плуга у протомонголов, с непрерывностью занятия земледелием какой - то части монголов, несмотря на преобладание кочевого скотоводства » (Стариков, 1966. С. 13-14). Работами В. С. Старикова обоснован выдвинутый им вывод о южной Маньчжурии как особом мопголо-маньчжуро-корейском очаге древнего земледелия» (1973. С. 26, 27). Аналогичный вывод был сделан и Н. В. Кюнером. Он также полагал, что Южная Монголия и Ляодун являлись независимым от Китая центром плужного земледелия монголов и маньчжуров (по Викторовой, 1980. С. 132,185). Многолетние работы Дальневосточной экспедиции под руководством А. П. Окладникова позволили обосновать гипотезу об отличном от китайского, самостоятельном дальневосточном центре земледелия (Окладников А.П., Бродянский Д.Л., 1969; Кигтт, 1998). Монгольский ученый академик Пэрлээ X, много внимания уделявший оседлым традициям в культуре монголов, писал: «нужно

учитывать значение земледельческих и градостроительных знаний и опыта древних монголов (выделено мной - Б.Д.)» (1974. С. 256).

Необходимо остановиться ещё на одном совершенно не изученном явлении в монгольской культуре. Н. JT. Жуковская в одной из работ отметила знакомство современных монголов с катамараном (1990. С. 77, 78, 81) По мнению М. О. Косвена( лодка с балансиром является «изобретением района Тихого океана» (1957. С. 118) Древнекитайские источники отмечают наличие двойных лодок (лодки с двумя корпусами) у народности ба шу. С. А. Комиссаров увязывает происхождение этих лодок - катамаранов с тихоокеанским островным миром (1988. С. 97, 98). П. Беллвуд, исследователь древностей Юго-Восточной Азии и Океании, также пишет: «Балансир, придававший лодке устойчивость, был одним из важнейших изобретений австронезийцев, предшествовавших их расселению по Океании» (1986. С. 324). По «Цидань го чжи», кидани «когда нужно переправить телеги, то употребляют квадратные лодки или три лодки, соединенные вместе» (Е Лун-ли, 1979. С. 342). Сейчас так современные монголы используют катамараны на речных переправах для перевозки легковых машин. Катамараны сегодня еще можно увидеть на сибирских реках, в том числе в Баргузинской долине Бурятии.

Судя по данным китайских летописей, древние монголы практиковали земледелие, строили оседлые поселения и развивали градостроительство, не было им чуждо рыболовство и морской промысел. В китайских источниках о хозяйстве и быте народов дунху чаще всего упоминается, что они «пасут скот, отыскивая места с хорошей водой и травой. Для жилья не имеют постоянного места». Разумеется, это было верно в отношении степных дунху, но эту характеристику нельзя распространять на все народы, вышедшие из них. Изучение китайских летописей показывает, что народы, вышедшие из дунху, практиковали земледелие: «земли ухуаней благоприятны для выращивания проса и растения дунцян» (Таскин., 1984. С. 64). В подстрочнике к своему переводу Н. Я. Бичурин писал: «юго-восточные монголы искони доныне занимались и земледелием» (1950. С. 143). О хозяйстве и быте шивэй пишется так: «Очень много щетинника, пшеницы и проса» (Таскин., 1984. С. 135). Кумоси, также относившиеся к ранним монголам, «хорошо знали, как пахать землю и сеять злаки. Каждый год они арендовали у пограничного населения пустующие земли и засевали их просом. Осенью, когда хлеба созревали, они являлись для уборки урожая. Зерно хранили в ямах у подножия гор, причем никто из посторонних не знал, где эти ямы находятся. При приготовлении пищи они используют глиняные треножники с плоским дном, из пшена варят кашу, разбавляют ее холодной водой и пьют» (Там же. С.152). Часть дунху строили

укрепленные крепости и столицы, жили селениями и в городах (Там же. С. 92, 111,120).

Вышеизложенное позволяет говорить о том, что древние этапы культуры монголов характеризовались оседлостью, развитым земледелием и свиноводством.

2. Археология и вопросы формирования древних монголов (роль ирано-тюркских культур)

С древними монголами атрибутируется культура верхнего слоя Сяцзядянь. Китайские археологи, в частности, Цзинь Фэньи, соотносят культуру верхнего слоя Сяцзядянь с монголами дунху эпохи бронзы и 'раннего железного века. Эту точку зрения поддерживает российский исследователь этой культуры С. А. Комиссаров (1988. С. 87, 88). Памятники этой культуры расположены на северо-востоке Китая в провинциях Хэбзй, Ляонин и прилегающих районах Внутренней Монголии. Население, оставившее памятники, было оседлым и обитало в долговременных поселениях с жилищами земляночного и полуземляночного типа, отмечены также следы наземных сооружений. В их хозяйстве преобладало зерновое земледелие, разведение свиней, а также крупного рогатого скота и лошадей.

Наряду с памятниками верхнего слоя Сяцзядянь с монголами связывается еще одна археологическая культура эпохи бронзы и раннего железного века - это культура плйтйчных могил. Культура плиточных могил носит выражено кочевой характер, а культура верхнего слоя Сяцзядянь - типично оседлая культур^, аналогичная во многом соседним земледельцам'Китая и Кореи. '

Не может ли быть так, что население этЙй'Двух культур, освоившее, с одной стороны, степные просторы Монголии', а с другой, - плодородные лессовые ' долины, прилегающие к Желтому морю, связано с родственными мойгоЛоязычными этносами? Имеющиеся факты позволяют ответив гй данный вопрос утвердительно. Вопросы родства культуры йамённы^'^ящиков Дунбэя и культуры плиточных могил Забайкалья и МсЛг'олии рассмотрены В. Е. Ларичевым в специальной статье «О про'ЙС^Ьждении культуры плиточных могил Забайкалья». Он соглашается с ''йыйййом А. П. Окладникова о «подлинно интимном характере Свйёй 'скотоводческих племен Забайкалья с архаическим Китаем» й "У>Ке йетйлП'шрует это на обширных материалах Полученных в Дунбэе и В'нутрбн>(е'й Монголии (Ларичев, 1959. С.64). Мнения В. Е. Ларичева1 ^'А. П. Окладникова о родственности культуры каменных ящиков ДуУбэя'й культуры плиточных могил было поддержано Э. А. Новгородовой (1981. С 211) и П. Б. Коноваловым (1999. С. 13)

Итак, материалов достаточно, чтобы говорить о том, что древние этапы культурогенеза монголов представлены оседлыми культурами с развитым пашенным земледелием, разведением крупного рогатого скота и свиноводством. Встает очень важный вопрос перехода монголов к кочевничеству? Здесь мы только в постановочном плане обрисуем основные положения, выработанные наукой в целом; предстоит большая работа по выяснению истоков монгольского и в целом централ ьноазиатского номадизма.

Обзор литературы показывает, многие авторы придерживаются мнения, ' г1то кочевничество пришло в Центральную Азию с индоевропейскими культурами. «Эстафета кочевого скотоводства прокатилась по Евразии с запада на восток с конца II тысячелетия до н.э. по I тысячелетие нашей эры» (Еремеев, 1990. С. 134). В этой же работе этногенез тюрков и формирование их культуры связывается с иранцами. Анализ лексики тюркского языка говорит о том, что большое число скотоводчёсйих термимов заимствовано тюрками из индоевропейских языков, в основном .иранских (Там же. С. 129). Все это позволяет согласиться с теми исследователями, которые говорят о том, что переход к кочевому скотоводству во Внутренней Азии связан с каким то давлением или импульсами с запада (Хазанов, 2002. С. 188).

Вместе с тем, следует учитывать и то, что Центральная Азия могла быть районом самостоятельного одомашнивания животных, в частности, лошади. Различия в основной терминологии, связанной с коневодством у тюркских и монгольских народов, может свидетельствовать о самостоятельном характере начала приручения лошади у этих народов. В. И Рассадин пишет; «Монгольское коневодство связано, по всей видимости, своим происхождением с коневодством тунгусо-маньчжурских племен,- хотя и испытало впоследствии сильное тюркское влияние» (1984. С. 6,2,76). Важен вывод зоологе. ; р ,т£>м, что одомашнивание лошади могло произойти везде, где имелись исходные виды (Цалкин, 1970. С. 130). А. П. Окладников считал, чтр в иеолите, на почве оседлой жизни в Забайкалье и Монголии мог произойти локальный процесс одомашнивания диких животных - быков и лошадей, (,1978. С. 204). Изыскания забайкальских археологов дают некоторые новые основания в пользу этой гипотезы (Ивашина, 1996; Цыбиктаров, 2002). Японский исследователь Исида Эйитиро, поддерживая гипотезу индоиранского происхождения боевых колесниц, высказывал мысль, что искусство сражения на коне верхом являлось культурным достоянием всадников - кочевников^нутренней Азии (1998. С. 101).

Материалы, собранные нами, позволяют согласиться с выводом, что процесс доместикации имел место в Центральной Азии, но был, очевидно,

прерван заимствованием одомашненной лошади из западных районов Азии (Нестеров, 1990 С.115; Тишкин, Дашковский, 2003. С,204),

Очевидно, истоки кочевничества монголов следует искать: с одной стороны, в самостоятельном выходе в степь под , давлением экономических и природных причин, а с другой, - теснейшим взаимодействием со скотоводами ирано-тюркского происхождения, миграции которых носили континентальный характер.

Мы предприняли попытку рассмотреть историю генезиса монгольской культуры и её взаимосвязи с населением ирано-тюркского происхождения. Выяснилось, что одной из особенностей формирования историко-культурного комплекса Центральной Азии является взаимодействие западно - и восточноазиатских культурных потоков.

Дополним полученные наблюдения, привлекая ещё один вид источников - это эпос монгольских народов. Здесь мы будем опираться на одно из основных эпических произведений - Гэсэриаду. Надо подчеркнуть, что бурятские ученые М. П. Хомонов (1976), С. Ш. Чагдуров (1980) обратили внимание на западные (иранские) истоки Гэсэриады и сделали плодотворные попытки раскрыть их. П. Б. Коновалов предпринял попытку исторического осмысления некоторых сюжетов Гэсэриады. Он указывал, что эпос Гэсэр во многом имеет отношение к реалиям археологических культур Центральной Азии эпохи бронзы (Коновалов, 1999. С. 32-44).

Действительно, в этом, можно сказать, национальном эпосе народов Центральной Азии и Тибета отразилась по нашему мнению, глобальная евразийская коллизия всей истории региона - это столкновение, а затем слияние и обьединение в единое целое Запада и Востока. Центральная Азия с глубокой древности была той контактной территорией, где сходились в противоборстве разные культуры и народы.

3. Центры раннего монгольского культурогенсза и этногенеза Изложенный материал позволяет говорить о Южной Маньчжурии и территории, примыкающей к Ляодунскому заливу Желтого моря, как о древнейшем центре монгольского развития. Именно здесь, в родственной близости с тунгусо-маньчжурами и предками корейцев и в теснейшем взаимодействии с китайским этносом проходило становление культуры и традиций древних монголов. Здесь был древнейший очаг самостоятельного земледелия. Здесь фиксируются ранние следы свиноводства и собаководства. Непосредственная близость к Тихому океану вызвала традиции, связанные с морем и рыболовством. Имеющийся материал ' позволяет говорить о большой близости исторических судеб монголов - дунху (хори) и древних корейцев.

Китайские летописи сообщают нам о кочевании монголов в район Куку-нора Здесь формируется уже вторичный центр монгольского культурогенеза, назовем его кукунорским. Еще один центр монгольской речи возник в степях, за пустыней Гоби. Основные районы были связаны с Алтае-Хангайскими горами и привязаны к рекам Селенга и Орхон. Главной силой здесь являлись жужани. Их происхождение также связывается с сяньби. Они, располагаясь на западе монгольских кочевий, наиболее тесно взаимодествовали с тюрками. Крупный регион раннего монгольского развития связан с рекой Амур (Ташига, 1973). Е. И. Кычанов, опираясь на труды Комаи Есиаки, Тамура Дзицудзо и Луи Амбиса, показал, что в VI - IX веках монголы «занимали огромное пространство по южным берегам Амура от устья Аргуни до устья Сунгари и всю северную часть Маньчжурии между Сунгари и Аргунью. Если к этому добавить проживавших юго-западнее си и киданей (бассейн р. Шара-Мурэн), то получим приблизительно точную картину расселения предков монголоязычных племен» (Кычанов, 1980. С. 139). Амурский центр на западе и северо - западе переходит в еще один район монгольской речи. Обозначим его байкальским центром монгольского культурогенеза и этногенеза.

Глава III. Этнокультурное взаимодействие населения Юго-Восточной Сибири в эпоху раннего средневековья

Оседлость, занятие земледелием и свиноводством - таковы характерные признаки культуры ранних монголов. Археологические, антропологические и языковедческие данные также указали на тесную связь сложения древнего монгольского кочевничества с культурами ирано-тюркского мира. Полученные выводы позволяют взглянуть на вопросы культурогенеза и этногенеза средневековых культур Юго-Восточной Сибири с учетом этих новых положений.

1. Ранние монголы в Юго-Восточной Сибири

С ранними монголоязычными народами многие исследователи связывают в истории Забайкалья такие этносы, как сяньби, шивэй, кидани. Шивэй китайскими авторами считались родственными киданям: «живущие на юге называются киданями, живущие на севере -шивэйцами» (Таскин., 1984. С. 136). У исследователей нет единого и определенного представления об их расселении. По мнению В. П. Васильева, земли шивэй охватывали территории от Забайкалья и Якутии до Даурии и Халхи. Ряд ученых (Э. Бретшнейдер, Д. Позднеев, В. Радлов) размещают их в районах, прилегающих к озеру Байкал. Часть исследователей склоняется к локализации шивэй по реке Амур, в верхней и средней частях, и ее притокам - рекам Нонни и Сунгари (Нестеров, 1998).

Судя по источникам, изначально шивэй не были чистыми кочевниками - скотоводами. Вместе с тем китайские авторы, говоря, что шивэй жили в лесах и горах и, описывая занятия и быт, не показывают их только лесными охотниками и'звероловами. Вэй Шоу пишет: «Питаются свининой и рыбой, разводят крупный рогатый скот и лошадей, но по обычаю не имеют овец» (Таскин., 1984. С. 135). Вэй Чжэн: «Из свиных шкур делают циновки на пол, а подстилки для сиденья плетут из дерева. Долбят лед, погружаются в воду и добывают сетями рыбу и черепах... Головные уборы делают из меха лисиц и енотов, а одежду из рыбьих кож» (Там же-С. 136). Лю Сюй: «Народ живет оседло... причем число семей доходит до нескольких десятков и даже до ста. Заостряют деревья и делают [колья] сохи, не насаживая на них металлические лемеха... Из домашних животных [земля] подходит для больших свиней, которых выкармливают и едят, а из шкур выделывают кожи, из которых мужчины иженщины шьют одежды» (Там же. С. 138).

* "Археологические исследования в Приамурье и Восточном Забайкалье, то есть там, где.расселялись шивэй, накопили большой объем данных о материальной и духовной культуре средневекового населения. Одной из важных проблем является соотнесение археологических культур с этническими наименованиями летопис^вж' источников. Проблема эта достаточно сложная и решаемая во многих? случаях неоднозначно. Тем не менее, археологами исследовано несколько археологических культур, соотносимых с шивэйскими поколениями. К сяньби-шивэйскому кругу племен были отнесены археологически© памятники бурхотуйской культуры Восточного Забайкалья. В долинах рек Шилки и Нерчи были обнаружены многочисленные укрепленные поселки. Материалы исследованных городищ свидетельствуют о. занятии населения земледелием. Большое место в жизни обитателей поселков занимало разведение домашних животных. Важно, что среди костей животных наряду с останками лошадей известны кости свиньи. Также упоминается о находках множества речных раковин беззубки. Очевидно, её употребляли в пишу.

По мнению Е. В. Ковычева, река Шилка являлась одним из центров расселения лесных монголов. Именно здесь обнаружены крупные бурхотуйские могильники, до 100 и более погребений в каждом. Большое количество могильников увязывается с сетью укрепленных городищ (Кириллов, 1979. С. 62-65; Ковычев, 1984. С. 16-24).

Итак, здесь мы обрисовали'круг народов, непосредственно связанных с ранними монголами. Обратим ¡еще раз внимание' на те черты, которые присущи ранним лесным монголам.

Монголы заселяли речные долины, где жили большими поселками и занимались земледелием, разводили коней и крупный рогатый скот. Свинина занимала не малое место в рационе питания. Большое место в хозяйстве уделялось рыболовству, даже одежды шились из рыбьей кожи. Другая часть монголоязычных народов, в частности, жужани давно освоили монгольские степи, и соответственно вели кочевой образ жизни. В государстве киданей различные монголоязычные народы практиковали гот способ хозяйствования, который диктовала природная среда. В степных просторах преобладали кочевники, а в долинах рек селились земледельцы.

2. Курумчинская культура Прибайкалья - археологические и исторические итоги изучения

Если в эпоху раннего средневековья в Восточном Забайкалье были исследованы культуры лесных монголов шивэй, а также городища и укрепления киданей, то в соседнем Прибайкалье была выявлена курумчинская культура, соотносимая с курыканами тюркских рун или гулиганями китайских летописей. В решении проблемы этнокультурной истории Юго Восточной Сибири вопросы правильного освещения этнической принадлежности населения курумчинской культуры Прибайкалья приобретают особую важность. Именно с этой культурой связывается генезис бурятского и якутского народов.

Большинство ученых, изучавших курумчинскую культуру, искали аналогии в прибайкальских и саяно - алтайских древностях. Вместе с тем, нашими исследованиями были выявлены значительные дальневосточные параллели у курыкан со средневековыми насельниками Приамурья и Приморья. Этот дальневосточный субстрат значительно повлиял на специфику культурного облика курумчинской культуры и определил ее особенности среди хронологически сопоставимых комплексов Саяно-Алтая и Монголии (Дашибалов, 2000). Важными для понимания сложения дальневосточных элементов в культурном комплексе курумчинской культуры являются связи с хуннскими традициями. Значительная часть приведенных нами аналогий, сближающих культуру хунну с курумчинской, в основном связана' с восточноазиатскими древностями. Предметы курумчинской и бурхотуйской культур типологически сопоставимы с корейскими и японскими древностями (Пап Укип, 1998 Р. 334, 339). Среди находок курумчинской культуры с солярным культом связаны бронзовые подвески с шестью бубенчиками. Они напоминают сходные бронзовые бубенчики «пхальджурен» в древностях Кореи. Профессор отделения археологии Пекинского университета ЗЬшсЬег^ ознакомившись с нашими находками, подтвердил, что подобные подвески считаются типично корейскими вещами. Аналогичные подвески -

бубенчики известны в материалах зоргольской культуры Восточного Забайкалья. Традиция этих бубенчиков в пережиточном виде доживает до XIX века в.культуре ульчей (Ульчи: Каталог, 2004. С. 73). Следует также сказать, нТо>антропология курумчинского населения сопоставима с хунну Монголии и.Забайкалья (Бураев, 2000. С. 69). По мнению исследователей, в антропологическом облике хунну присутствуют примеси дальневосточной расы (Алексеев, Гохман, 1984). Возможно, эти примеси проявляются в антропологии населения курумчинской культуры, так как отмечается также их сходство с современными народами Нижнего Амура - ульчами и негидальцами (Бураев., 1993. С. 17, 18; 2004. С. 91, 92).

Изложенный нами материал показывает, что мы имеем основания рассматривать курумчинскую культуру в одном ряду с дальневосточными археологическими комплексами средневекового времени, но хочется подчеркнуть, что это и центральноазиатское явление, включающее в себя традиции степного юга. В этом она схожа с культурой хунну и является естественной ее преемницей. Культура любого народа является очень сложным явлением, включающим в себя множество пластов, отражающих противоречивую и непростую историю ее развития, ведь абсолютно изолированных «чистых» народов не было (Аратюнов, 1989). Выделение дальневосточного или, если рассматривать широко, - восточноазиатского субстрата в курумчинской культуре, позволяет видеть в них монгольские корни.

3. Хори - монголы (к этнической атрибуции курумчинской культуры)

Изучая историю бурятского народа, Г. Н. Румянцев пришел к таким выводам: кури и фури средневековых арабских сочинений не что иное, как племена хори; современные хоринские буряты - это потомки средневековых хори. Попытка Г. Н. Румянцева связать археологические памятники курумчинской культуры с племенным объединением хори подтверждается материалами бурятских преданий и фольклора, а также с языковыми данными, свидетельствующими об этом косвенным образом.

И. В Кормушин, занимаясь вопросами тюрко-монгольских языковых связей, выявил сильный монгольский субстрат в тюркских языках Средней Азии и Сибири, причем субстрат этот имеет более древнее происхождение, чем влияния «монгольского времени» ХШ-Х1У веков. Название курыкан он склонен сопоставить с именем хори у бурят (2000. С. 61). Синолог Ю. А. Зуев также признает тождество имен курыкан и хори (1960. С. 102, 103). Опыт реконструкции древних этнонимов в иероглифической надписи был предпринят Э. В. Шавкуновым. Ученый, применяя фонетико-семантический метод, предлагает такое чтение имени «гулигань». «Этому этнониму весьма созвучны древнетюркское допуап; -

«стан, военный лагерь» - и монгольское хопуа(п) хогиуа(п) в том же значении (1976. С. 54,55). Исследователь проводит параллель между названиями курыкан и кориган, и полагает, что соответствия имени кориган обнаруживаются, как в тюркском,. так и монгольском языках, поэтому вопрос о происхождении этого этнонима требует дальнейшей

разработки (Шавкунов, 197£. <3, 63).....

4. Ранние тюрки в Юго-Восточной ;Сибяри < >

В эпоху раннего средневековья на стенных просторах Монголии, в долинах Селенги и Орхона, владычествовали древнетюрские каганаты. Вместе с тем, археологические памятники, характеризующие тюркскую культуру, - погребения с конем, < каменные изваяния, поминальные оградки, . памятники орхонского .рунического письма» тамгообразные наскальные изображения горных козлов - в Забайкалье не отмечены. И это при всем том, что столица древних тюрков была на Орхоне и, следовательно, по реке Селенге имела прямой выход в Забайкалье и Прибайкалье. Все это дает основание предположить, что существовала какая-то граница, которая не позволяла населению древнетюркских каганатов, распространиться на север и восток.

Археологические материалы и данные письменных источников позволили нам высказать мнение, что лесные области Забайкалья и Прибайкалья были заняты в это время монголоязычными народами. К ним относились хори-монголы и шивэйские племена. Вместе с тем почти все источники,единодушно отмечали, говоря о шивэй, что «они находятся в зависимости оттуцзюэ» (Таскин, 1984. С. 138).

Перед археологами Бурятии стоит задача выявления и исследования уйгуррких древностей. Г. П. Сосновский и Е. А. Хамзина связывали с селенгинскими уйгурами хойцегорскую культуру Западного Забайкалья (Хамзина, 1970). Л. Р.Кызласов эту же культуру соотносил с тюркоязычными племенами без определения их племенной принадлежности (1989). Коснемся также еще одной проблемы, которую предстоит тщательно изучить. Выявляется близость изображения головы человека с пышными пучками локонов на хойцегорских бляшках к стилистике сасанидской торевтики (Тревер, Луконин, 1987. Рис. 19, 29). Сходство хорошо видно по композиции, прорисовке лиц и по полумесяцу, охватывающему снизу хойцегорские изображения. Следовательно, на этих наблюдениях можно говорить о западных мотивах в хойцегорском искусстве,

Древнехакасских погребений и местонахождений с типично хакасским инвентарем на территории юга Восточной Сибири выявлено 11 комплексов. Хронологически они охватывают период с 1Х-Х вв. н. э. и вплоть до ХШ-Х1У вв. н. э. Преобладающая часть погребений - шесть,

связана с периодом 1Х-Х вв. н. э., временем наибольшей хакасской экспансии.

Говоря о раннесредневековых культурах Юго-Восточной Сибири, следует отметить некоторые региональные особенности. Данная область находится на границе двух крупных историко-культурных зон -западноазиатской и восточноазиатской. Культурное взаимодействие здесь проходило в постоянном сочетании двух этих основных традиций. Материалы курумчинской культуры Прибайкалья показывают, что восточноазиатские корни многих явлений этой культуры имели достаточно прочные основы в прошлом края и сыграли определяющую роль в сложении будущих этносов - бурят и якутов.

Глава IV. Народы Юго-Восточной Сибири в эпоху развитого средневековья

Начало II тысячелетия н э. в археологических культурах Юго-Восточной Сибири характеризуется усилением степных кочевнических Элементов. Именно тогда оседлые традиции, получившие развитие еще в хуннскую эпоху, начинают трансформироваться и заменяться элементами кочевого уклада. Эти сложные и противоречивые процессы можно проследить на материалах курумчинской культуры.

1. Археологические памятники хори-монголов Прибайкалья

О значительной оседлости и многочисленности населения курумчинской культуры уже свидетельствует само количество археологических памятников. Эта культура на фоне всех известных средневековых археологических культур Юго-Восточной Сибири представлена, пожалуй, почти всеми типами памятников - поселения, городища, поминальные сооружения, петроглифы и пещерные святилища Повсеместное распространение памятников вокруг озера Байкала также говорит о большом числе насельников, создавших культуру Общие и сопоставимые иногда до деталей погребальные и поминальные обычаи, соблюдаемые обитателями на разных берегах Байкала, - на острове Ольхон, в Баргузинской и Иволгинской долинах, еще раз подтверждают устойчивое долговременное существование населения уже сложившегося в единый этнос.

Хозяйство и быт, жилища и другие постройки оседлого населения позволяют восстановить материалы археологических раскопок поселений и городищ. Количество исследованных поселений невелико, тем не менее, даже этот небольшой материал указывает на укоренившиеся оседлые традиции в культуре хори - монголов. Археологическими исследованиями удалось установить, что курумчинские поселения в некоторых случаях составляют взаимосвязанный комплекс с городищами.

Указывают на оседлость и некоторые черты в погребально-поминальной обрядности. Количество могил на курумчинских могильниках может доходить до 20 и более захоронений, что может говорить в пользу оседлости населения, оставившего данный могильник. По мнению исследователей, наличие грунтовых могильников, не обозначенных на поверхности курганами, также является признаком оседлого населений. Для грунтовых могильников характерны внутримогильные конструкции в виде дощатого гроба, это также можно рассматривать как косвенное указание на оседлую традицию Количество поминальных сооружений курумчинской культуры может доходить до 150 поминов на одном памятнике. Конечно, это говорит в пользу многочисленности населения и его оседлости. Большое количество керамики, характерное для курумчинской культуры, также указывает на оседлый образ жизни. Таким образом, археологические данные говорят за то, что традиции оседлости у населения курумчинской культуры в начале II тысячелетия еще не были изжиты.

Археология позволяет говорить о том, что в XI - XIV вв. происходят значительные изменения у населения курумчинской культуры в сторону усиления кочевнических черт. Именно в это время в Юго-Восточной Сибири получают распространение памятники саянтуйской культуры. Для населения этой культуры характерен кочевой и подвижный образ жизни. Еще одним новым явлением, хорошо просматривающимся на материалах курумчинских поселений, являются находки, связанные с проживанием среднеазиатских колонистов.

2. Среднеазиатские торговые'фактории XIII-XIV вв.

Впервые проблему пребывания среднеазиатских колонистов в Прибайкалье поставил А. П. Окладников (1963). В материалах Нижнего Унгинского поселения на р. Ангаре наряду с курумчинской керамикой были встречены совершено не характерные для Прибайкалья типы сосудов Это чираги - светильники, самый обычный предмет, известный среди средневековых археологических находок в Средней Азии. Одновременно с чирагами на Унгинском поселении были найдены и другие вещи, не связанные с местными традициями. Здесь обнаружены обломки стеклянных сосудов в виде ручек м горлышек. Вполне понятно, что такие сосуды могли попасть в Прибайкалье откуда-то из других территорий. Точно такие же стеклянные кувшины были в употреблении у оседлых жителей Средней Азии в средневековое время. Они были найдены в Пенджикенте, Афрасиабе и Самарканде.

J1. Р. Кызласов связал со среднеазиатскими купцами юаньской эпохи и материалы поселения, исследованного Г. П. Сосновским в 1929 году в Западном Забайкалье, при устье реки Темник, левого притока Селенги.

Вновь Темниковское поселение было открыто С. В. Даниловым, он писал, что поселение отмечает факт появления в Бурятии выходцев из Средней Азии (1992).

Нами при обследовании поселка Баргузин было открыто поселение, материал которого, в частности, керамика по составу теста, по специфическим вырезам на тулове и орнаменту была очень близка керамике, изготовленной выходцами из Средней Азии на Темниковском поселении. Следовательно, и здесь вероятнее всего находилась торговая фактория мусульманских купцов. Керамика из среднеазиатких поселений весьма схожа с керамикой поселения Шохтой из Прибайкалья, то есть так называемой керамикой «курумчинских кузнецов». Таким образом, в Прибайкалье и Забайкалье, на территории почти каждого изолированного степного «острова» находилась торговая фактория, основанная выходцами из Средней Азии.

Письменные источники хорошо увязываются с данными археологии. В монгольском государстве всю торговлю в руках держали мусульманские купцы. Г. Рубрук свидетельствовал, что в Кара - Коруме был мусульманский базар и две мечети. Рашид-ад-дин писал, что «в столицу каана прибыло несколько купцов - мусульман из областей Кури, Бурку и киргизов». По мнению исследователей, под Кури (хори) и Бурку (баргу) понимаются именно Прибайкалье и Забайкалье.

3. Культура кочевников Юго-Восточной Сибири

Проделанная систематизация погребений саянтуйской культуры показала, что население этой культуры практиковало различные типы внутримогильных конструкций. Новой традицией является обряд -положение умершего в колоду. Для погребений в колоде характерно присутствие костей животных. Это почти всегда кости барана, причем преобладают кости задней ноги, установленные в изголовье. Исследуем основной признак, который позволяет выделить раннемонгольскую (саянтуйскую - Б.Д.) культуру, нахождение в могиле ноги барана. Данная черта является характерной для погребений II тыс. н.э. Ноги барана находятся, как в могилах саянтуйской культуры, так и в разных погребальных типах бурятских захоронений ХУ1-ХУП вв.Выясняется, что положение в могилу ноги барана - черта характерная для многих кочевых культур средневековой эпохи в евразийских степях. Этот обряд отмечен у восточноевропейских кочевников (Плетнева, 1973. С. 89; Плетнева, 1990 С. 23) Кыпчакские захоронения в Средней Азии также сопровождаются ногами барана (Заднепровский, 1975). За последнее время киргизскими археологами изучено несколько могильников, где берцовая кость барана находится в тюркских захоронениях с конем, а также и в более поздних могилах Х1-ХН вв. без коней (Табалдиев, Солтобаев, 1992). Изучение

традиции положения с умершим ноги барана показывает, что она имеет древние истоки в степной зоне и была широко распространена в гунно -сарматское время. Данный обычай практиковали сарматы Поднепровья и Крыма, юечжи Средней Азии, кочевники Бактрии (Обельченко, 1992. С.125, 126).

Очевидно, что по такому признаку, как положение в могилу ноги барана, нельзя выделять археологическую культуру. Эта традиция является характерной чертой большого количества степных культур, имеющих в основном тюрко - иранские корни.

Рассмотрим еще одну традицию, появившуюся в Юго- Восточной Сибири в первой половине II тыс. н.э. Это обычай установки в надмогильной насыпи вертикально стоящего камня. Этот камень не так часто встречается, но характерен для большинства типов выделенных нами могил саянтуйской культуры - ямные захоронения, погребения в колоде и подбои.

В исторической литературе такая традиция отмечена в китайской летописи Бэй ши, повествующей о тюрках. В ней говорится, что после похорон тюрки устанавливают на могиле (каменный столб). В. А. Грач в Туве раскопал два погребения - Хемчик - Бом, VI, 3 и 4, и в обеих насыпях в центре установлена четырехгранная стела (1975). Традиция установки столба в головах погребенного сохранилась у тюркоязычных народов Южной Сибири (тувинцы, различные группы хакасов: койбалы, бельтиры, качинцы вплоть до ХУШ-Х1Х вв. (Худяков, 1993. С. 159-160). Л. Р. Кызласовым при раскопках могил поздних кочевников Казахстана выявлен обычай, выраженный в обязательно торчмя установленной плите, врываемой в северо - западном конце казахских могил, обложенных камнями. Причем на плите изображается тамга, указывающая родовую принадлежность умершего. По мнению ученого, эта стела восходит к древнетюркскому обычаю установки у кургана каменного изваяния (1951. С. 62). Казахским исследователем С. Е. Ажигали вертикальные стелы на поздних казахских захоронениях семантически связываются с ритуальными коновязями и оленными камнями, установленными для высшего солярного божества (2002. С. 419-425).

Материал показывает, что традиции установки вертикального камня на насыпи и положения в могилу ноги барана, а также единичные случаи находок антропоморфных каменных стел можно увязать между собой, и эти обычаи уходят корнями в мир кочевников ирано-тюркского происхождения, не исключено, что они оставлены кимако-кыпчаками.

4. Самодийцы в Юго-Восточной Сибири (лесной компонент)

Соседство населения степных долин с миром восточносибирской тайги не могло не оказать влияния на своеобразие археологических

культур региона. Собственно, лесные культуры Юго-Восточной Сибири для эпохи раннего средневековья еще совершенно слабо изучены. Лишь за последние годы выявляются комплексы, которые можно связать с обитателями тайги. Характерной чертой этих захоронений является размещение умершего в берестяном чехле, а в инвентаре встречены крутлодоиные сосуды, это, несомненно, лесные традиции.

Известно 19 могильников, где отмечены погребения в бересте, еще на пяти могильниках береста встречается с другими видами внутримогильной конструкции' ■ (ящик, колода, гроб). Картирование данного типа погребального обряда показывает, что преобладающая часть погребений в бересте тяготеет к Прибайкалью. В какой то степени это свидетельствует, что данный тип захоронений тяготеет к лесной зоне западного ареала Юго-Восточной Сибири, но эти выводы пока предварительные, так как не опубликованы все данные по раскопкам, особенно в Западном и Восточном Забайкалье.

Особенностью Погребений в бересте саянтуйской культуры является то, что на надмогильных1 конртрукциях не отмечены вертикально поставленные камИи/'котбрше1 характерны для других типов могил этой культуры Особенностью' инвентаря погребений в бересте является наличие круглодонных горшков, также достаточно часто встречаются ножи-лопаточки с широкими лезвиями, которыми, очевидно, выкапывали корни растений.

Археологические исследования в Западной Сибири выявили местный субстрат, который впоследствии был тюркизирован. В частности, к местным лесным чертам относится использование в обряде бересты, а в инвентаре - употребление круглодонных сосудов. КоШМксы, несущие эти черты, по мнению В. А. Могильникова связаны с'самодийскими этническими группами (1981. С. 191).

' Северо-западная часть Юго-Восточной Сибири входит в зону расселения самодийского этноса. Возможность пребывания самодийских племен в древности в Прибайкалье на археологических материалах рассмотрел А. П. Окладников (1957). В Предбайкалье и Прибайкалье распространены топонимы самодийского происхождения. М. А. Кастрен одним из первых поставил задачу изучения финно-угорских и монгольских связей в языке. Он, изучая бурятский язык, выявил «много точек соприкосновения с самоедским» (Кастрен, 1999. С. 267).

Л. Р. Павлинской на основании изучения техники работы с металлом у южно- и восточносибирских 'народов сделаны принципиально важные выводы. Выделяется единая культурно-историческая область от Оби до Байкала, в основе которой лежат традиции лесных народов - кетов, селькупов, эвенков, долган, нганасан, энцев. Отсутствие художественной

ковки у тюркских народов Южной Сибири указывает на то, что основу лесостепного населения составляли самодийско-енисейский и пратунгусский этнический компоненты, в который входили и народы, участвовавшие позднее в сложении бурят и якутов (Павлинская, 1987; 1992). Шаманский костюм якутов и бурят весьма близок, в частности, нагрудник к ^деянию самодийцев и кетов: «Особенно ярко генетическое единство шаманских костюмов этих народов проявляется во внешнем оформлении» (Павлинская, 1997. С. 34).

Т. Д. Скрынникова высказала предположение о самодийском происхождении слова хад/хат, обозначающего персонажей шаманского пантеона бурят. По бурятским преданиям, хаты спустились с северо-запада, У народов обско-угорской группы есть слова, сходные по семантике и звучанию со словом монгольских языков, - хад/хат В языке ханть1-манси имеется слово хатай - «покойник», «череп» и словосочетание ха та - «умерший». Эти слова согласуются с представлениями бурят и монголов о функциях хатов, также связываемых с предками (Скрынникова, 1997. С. 175).

Изложенные нами материалы позволяют думать, что самодийский пласт в таежной зоне Юго-Восточной Сибири держался вплоть до средневековья. Исследователи согласны в том, что обурятивцщеся саянскис сойоты включают значительный самодийский пласт. Са^о имя сойот восходит к родовому названию - сойон, ^оян. Большинсрр ученых согласно с самодийской версией происхождения этого названия (Жуковская, 2002; 2005. С.5,6). Угро-самодийское влияние мы также видим в формировании некоторых типов украшений бурят, например, лапчатых подвесок, иногда отлитых из оловянисто-свинцового сплава, что также может указывать налесную традицию (Дашибалов, 1999. С-104).

Все высказанное позволяет отметить большую роль лесного компонента в формировании особенностей археологических культур Юго- Восточной Сибири. Причем, лесные культуры были представлены разноязычными этносами, среди которых значительное место принадлежало самодийским народам.

Глава V. Юго-Восточная Сибирь в эпоху позднего средневековья

ХУ-Х\П века являются «темным периодом» в истории Юго-Восточной Сибири. Письменные известия еще не достаточно изучены, описания русских источников начинаются лишь с XVII века, когда казаки сталкиваются с местным населением. Поэтому при исследовании этого времени роль археологических источников велика.

1. Этноархеология Юго-Восточной Сибири

Глава начинается с систематизации этноархерлогических памятников Юго-Восточной Сибири. Описываются и исследуются погребения с конем

РОС. НАЦИОНАЛЬНА БИБЛИОТЕКА

О» М «у

а

»

{

сэгенутского типа, погребения инского типа в Баргузинской долине и ундугунская культура Забайкалья. Привлекая данные погребального обряда и инвентаря и опираясь на результаты радиоуглеродного датирования, решаются вопросы хронологии. Предположения, высказанные И. И Кирилловым и Е. В. Ковычевым об отнесении погребений ундугунской культуры к таежным насельникам Восточной Сибири - эвенкам, представляются нам совершенно обоснованными. Е. В. Ковычев указывал, что именно в районах распространения ундугунских могильников поздние источники размещают «конных эвенков», близких бурятам по типу хозяйства и культуре (1984. С. 58). В XV1I-XIX веках многие эвенкийские роды оказались обуряченными и вошли в состав формирующего бурятского народа. По данным Ц Б. Цыдендамбаева, среди бурят насчитывается 17 групп с эвенкийскими названиями, что составляет около 10% к общему числу всех родов и различных ответвлений бурятского народа (1981. С. 75). О тесных контактах бурят и эвенков немало говорится в бурятском фольклоре. В эпических произведениях достаточно часто упоминаются брачные связи между эвенками и бурятами. Разумеется, столь тесные взаимоотношения бурят с эвенками не могли не оказать влияния на бурятский язык. В бурятском языке выявлено достаточно много эвенкизмов в лексике и фонетике

2. Тюркские и монгольские компоненты в культурогенезе п этногенезе бурят'

Изучение археологических материалов XV-XVII веков позволяет уточнить состав этнической среды, на основе которой произошло сближение и объединение различных по своему происхождению групп в единый бурятский народ.

В бурятских погребениях с конями XVl-XVII вв. таких, как Сегэнут, Усть-Талькин, Шебуты III, отмечены новые черты, в целом не характерные для предыдущего времени. К этим признакам мы можем отнести сопровождающие захоронения коней, коров и баранов, связывание крышек погребальной колоды, западную ориентировку умерших.' В инвентаре это выражается в костяных пряжках с приостренным носиком сросткинского типа. Надо отметить, что аналогии сходным элементам погребального обряда и инвентаря отмечены на широкой территории лесостепей Алтая и Западной Сибири, вплоть до Южного Урала. Исследователи связывают этот пласт с распространением кыпчакских племен (Савинов, 1984. С. 115; Иванов, Кригер, 1988). Помимо сходства погребальных обычаев, некоторых предметов погребального инвентаря имеются другие свидетельства, указывающие на кыпчакские корни в бурятском народе. Роль кыпчаков в

якутском этногенезе выявлена достаточно убедительно. Краниологические исследования И. М. Золотаревой показали, что наиболее сближаются с якутами булагатские буряты. Это может объясняться общностью этнических компонентов, вошедших в состав якутов и булагатов (Золотарева, 1960. С.25).

Обратимся к другим источникам, также подкрепляющим кыпчакскую линию в бурятском культурогенезе и этногенезе. Исследования Л. Р. Павлинской бурятского металла показали, что ряд технических приемов его обработки, очевидно, связаны с кыпчакской средой. Это позволило исследовательнице высказать предположение, что движение кыпчаков на < ¡апад не было единственным направлением, часть их могла уйти на

носток и принять участие в этногенезе бурят (Павлинская, 1988. С. 85).

Таким образом, проведенное исследование позволяет выделить 1: кыпчакскую линию в истории бурят. Могильники Сэгенут, Усть-Талькин

можно рассматривать как свидетельство взаимодействия монгольских и тюркских этносов и сложения на этой основе нового образования -бурятских булагатских племен. Следовательно, можно говорить о том, что ранняя история булагатов может связываться с кимако - кыпчакскими корнями и уходить в динлинскую древность.

В бурятских призываниях шаманы бывают двуязычны. А.П. Окладников полагал, что это русско-бурятское двуязычие (Окладников, 1959. С. 181, 209). По нашему мнению, это двуязычие может быть и тюрко-монгольским. Т.М. Михайлов, анализируя имена бурятских божеств Эсэгэ Малаан-баабай, Эхэ Юурэн-иибии, писал: «слово эсэгэ является монгольским со значением «отец», баабай - тюркским, с тем же значением Точно так же э*э - монгольское «мать», иибии - тюркское «мать». По-видимому, имена Эсэгэ Малаан-баабай, Эхэ Юурэн-иибии являются следствием былого тюрко-монгольского двуязычия в Прибайкалье» (Михайлов, 1980. С. 151).

Судя по археологическим данным, можно говорить об усилении I юркских элементов в культуре региона с конца 1 и начала II тысячелетия - с распространением саянтуйской культуры, где отчетливо выражены кочевые черты, связанные с тюркской средой. Затем в Прибайкалье и Забайкалье отмечается появление населения, практиковавшего обряд погребения с конем. Этот обряд, вероятнее всего, является свидетельством кыпчакского влияния на сложение бурят. Аналогичные захоронения с конем получают распространение и среди якутов.

Рассматривая проблему сложения бурятского народа, следует по этнографическим и археологическим материалам выявить следы автохтонного населения, проживавшего до прихода бурят в Прибайкалье.

Как было показано ранее, курумчинская культура вслед за Г. Н. Румянцевым нами рассматривается, как принадлежащая хори-монголам. Можно говорить о том, что курумчинское население вошло в состав и повлияло на формирование особенностей погребальных традиций сэгенутского типа. В частности, это отражено в сохранении курумчинской традиции сооружения каменных ящиков для умерших. Редко, но еще встречается и курумчинская традиция класть умершего на бок скорченно. Все эти археологические данные могут указывать на то, что в составе нового формирующегося населения Прибайкалья и Забайкалья носители курумчинской культуры - хори монголы сыграли свою роль.

О том, что хори-монголы предшествовали появлению бурят в Прибайкалье, несомненно, указывают этнографические и фольклорные материалы известные в большом количестве. Для понимания автохтонности монголоязычного населения в Прибайкалье большой интерес представляет изучение когда-то распространенных в прошлом культов, связанных с монголами, хори или хара монголами, хори бурханами, двумя хоринскими девицами и хоринской бабушкой. Эти верования, в частности, широко исполнялись среди кудинских, верхоленских, ольхонских и байкало - кударинских бурят (Михайлов, 1980. С. 298,299).

По фольклорным материалам складывается такая картина. До прихода бурят в Прибайкалье здесь жил другой народ с именем монголы. Получается, что буряты не считали себя монголами и не связывали свое прошлое с эгим народом. Исследование позволяет конкретизировать имя монголов. Чаще всего упоминаются хори или хара монголы. Есть большие основания полагать, что самоназвание хори было в дальнейшем в связи с уходом хори на восток переосмыслено в более понятный вариант хара (черный). По материалам Н. Н. Агапитова, хара монголы имели хори-бурханов, очевидно, бурханы не могли превратиться в хара (черных) и поэтому сохранили исконное наименование.

Анализ родовых наименований бурят позволяет также говорить о том, что субстратной основой практически у всех бурятских подразделений отмечаются роды хоринского происхождения. Хоринцы проходят среди всех крупных бурятских племен (эхириты, хонгодоры, булагаты) (Румянцев, 1962; Дашибалов, 1995; Дугаров, 2003; Абаева,1992. С. 17).

Изложенный материал подводит к мысли, что генетическое родство бурятских племен имеет глубокие корни и уходит в хори-монгольскую эпоху, к населению курумчинской культуры.

3. Вопросы культурогенеза бурятского хозяйства и быта

Изучение бурятской культуры, в данном случае мы будем говорить о фольклоре и эпосе, выявляет в этих видах народного творчества большой набор сюжетов и довольно точных характеристик явлений, в целом не характерных для кочевого скотоводческого н^ррда, каким застали в XVII пеке бурят русские казаки. Например,, в бурятское фольклоре и языке удивительно много мотивов и выражений, связанных со свиньей и свиноводством. Требует изучения бурятская пословица: «ДалаЙн олзо далан хоногой, дайдын олзо далан жилэй» - «Морская добыча - на семьдесят дней, добыча земли - на семьдесят лет». В каком море и какую рыбу вылавливали скотоводы Забайкалья, чтобы это, очевидно, повторяющееся событие (получение запаса пищи на семьдесят дней) должно было лечь в основу пословицы.

Данная пословица позволяет перейти к следующему нашему сюжету - земледелию бурят. В пословице предпочтение отдается труду пахаря и показывается, что по сравнению с морским промыслом, во многом зависящим от удачи, то, что родит земля более надежно и следует отдавать предпочтение земле и работе на ней. Надо сказать, что земледельческая тематика в фольклоре имеет широкое распространение и, несомненно, древние корни. Абай Гэсэр обращается в осла и пашет землю. Тугэшинские князья ходят осматривать киданьские (кидани, народ монгольского происхождения - Б.Д.) посевы. Гал Дулмэ использует просо в культовых действиях. Или вот пословицы: «АнзаЬанаа хусор аргаа олохо» - «сохою кормиться» и «Ухэхоошье байгаа haa анзаЬанаа аргали бу алда» - «хоть и при смерти будешь, держись за соху». О том, что земля родит не только хлеб, но и разные другие продукты питания -плоды и овощи, можно судить из пословицы: «Ьайнаар газара элдээ haa -элдэб хоолтой Ьуухаш» - «лучше обработаешь землю - разной едой будешь богат». Следовательно, у бурят было понятие и овощеводства, по крайней мере, такой вывод напрашивается из этой пословицы. Имеются и загадки, связанные с земледельческими орудиями: «Газар доогуур галба нуубэ» - « под землею плоское ночует» (сошники). «Зуун ямаан соо зуудаг шара табяя» - «в стадо сотни коз волка серого пустили» (серп).

К приходу русских в XVII веке буряты не знали свиноводства и разведение свиней было заимствовано у русских. Например, в 1852 году в Кудинском ведомстве лошадей было 3465, крупного рогатого скота 20 661, овец 16 485 и коз 4985, а свиней было всего 85 (История..., 1954. С. 184,185). Свиньи в небольшом количестве отмечаются у бапаганских и аларских бурят, а в большинстве бурятских ведомств свиней вообще не разводили. На то, что свинья заимствована бурятами, указывает русское слово «поросенок», вошедшее в бурятский язык как «поршоонхо», хотя в

монгольском языке имеется и собственное обозначение - торой, которое оказалось забытым.

Итак, бурятское свиноводство имеет русские корни, но вместе с тем фольклор показывает более древнее знакомство с этим животным предков бурят. Выходит, предки бурят знали домашнюю свинью, затем был период, когда свинья была забыта, и в XVII веке буряты вновь заимствуют уже русское свиноводство. Нет ли иных источников, способных прояснить эту сложную картину?

Археологические данные говорят о том, что свинья занимала бояьц/ое место в рационе забайкальских хунну. На Иволгинском гОрбДиЩе (возле Улан-Удэ) костей свиней и собак найдено больше (44%), 'ЧёМ'кбстей овец и лошадей (34%) (Давыдова, 1985. С. 71). Кости свиньи также встречаются на городищах в долине реки Шилки, по мнению многих исследователей, эти городища принадлежат монголоязычным племенам шивэй (Ковычев, 1984. С. 17,18,21).

Следовательно, археологические данные показывают, что население Забайкалья не всегда было кочевым. Как было показано в третьей главе, кочевой тип хозяйства начинает доминировать в саянтуйской средневековой культуре с начала II тыс. н.э., а до этого население целого ряда культур - курумчинской, бурхотуйской и хунну - были оседлыми или полуоседлыми.

1То мнению специалистов (Кызласов, 1975; Кычанов, 1980; Шавкунов, Васильев, 1989), ранние монголы вели оседлый образ жизни и проживали на Дальнем Востоке. В китайских летописях они упоминались как мэньу или мэнва. Источники сообщают «В качестве домашних животных там годятся собаки и свиньи. Их откармливают и поедают» (Кычанов, 1980. С. 136). Очевидно, еще в XIII веке, когда Марко Поло был у Великого хана Хубилая (1271-1295 гг.), монголы сохраняли особенности дальневосточной кухни. Марко Поло пишет о пище монголов: «Едят они лошадиное мясо и собачье» (Книга, 1997. С. 236). Здесь мы видим соединение двух разных типов питания: конское мясо характерно для кочевых степных культур, а собаки входят в пищу юго-восточных народов. Весьма знаменательно, что в бурятском языке есть распространенное выражение «гахай нохой» (собаки свиньи). Оно употребляется, когда собирательно говорят о домашних животных ' (Бурятско-русский словарь, 1973. С. 152). Теперь уже почти забыто выражение - гахан мяхан амтатай, газар гэр дулаахан» (мясо свиньи вкусное, жизнь в землянке теплая), указывающее на оседлость и свиноводство, бытовавшее у предков бурят.

Итак, археологические изыскания, фольклор и данные языка позволили нам увидеть ту, древнюю оседлую жизнь монголов, что уже

давно забыта и лишь народная память сохранила её в своих сказках и легендах.

Заключение

В работе была предпринята попытка рассмотреть этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в эпоху средневековья. Археологические, антропологические и этнографические материалы, полученные в итоге 20-летних полевых исследований, проведенных Байкальской археологической экспедицией внесли в решение данной темы принципиально новые положения. Протяженный хронологический период, почти тысяча лет, и широкое географическое пространство, рассмотренное в работе, отчетливее очертили историческую динамику развития археологических культур региона, показали этнические и культурные особенности взаимодействия тюркоязычных и монголоязычных насельников края. Основное внимание было уделено изучению курумчинской культуры Прибайкалья. Накопленный несколькими поколениями исследователей материал, а также результаты собственных раскопок и широкое применение естественно-исторических методов позволили построить культурно-хронологическую шкалу развитая курумчииских древностей с V в. по XIV в. Впервые на новых хорошо документированных источниках удалось проследить археологические связи курумчинской культуры с памятниками хунну и сяньби. Антропология населения курумчинской культуры сопоставима с результатами краниологических обмеров хунну Забайкалья и Монголии.

Обращение к языковедческим исследованиям и впервые предпринятая в диссертационном исследовании корреляция их с данными археологических, этнографических и фольклористических работ, позволили сформулировать гипотезу о формировании протомонголов как культуры оседлых земледельцев и свиноводов, связанных происхождением с регионом Южной Маньчжурии.

В методологическом плане актуальность приобретает вывод, что для понимания оседлых традиций у монголов большое значение имеют материалы с окраинных земель расселения монгольских народов. Исследовательским полигоном стали земли, прилегающие к Байкалу, и внимание было уделено бурятам, представляющим северную границу расселения монголов. Культура степной Монголии, находясь на главных путях движения евразийских народов, чрезвычайно сложна и неоднородна. А в лесных областях вокруг Байкала должны были, по нашему мнению, сохраниться элементы древней монгольской культуры, не затронутые масштабными переселениями, неоднократно менявшими этническую и политическую карту собственно Монголии. В пользу этого

предположения говорит и то, что бурятский язык более всего сохранил близость к средневековому монгольскому языку, языку «Сокровенного сказания монголов». В диссертации мы продемонстрировали, что в бурятской культуре имеются в достаточном количестве указания, остатки и реликты прежней, не кочевой жизни монголов.

На всем протяжении своей длинной истории монголоязычные народы неоднократно йеняли свои имена и культуру. Чтобы была ясность в пониманий, 'о ка'йсМ периоде и каких монголоязычных этносах говорится, следует ЪбоЗкЙИть этапы и определения наименований в этнической истории мЬкгШбв. Самый древнейший период монгольской истории, где закладыУалийь '¿¿нЬвы народа и языка, можно определить как п р ото моя гоЛь (■ ¿W й; Crt е дую щ и й этап соотносится уже с именем древних монголов,'в öcHöRMötvi это историческое время, связанное с именем дунху. Начиная с раздеЛёния дунху на сяньби и ухуань (III в. до н.э ) и включая в этот список ¿Ьбйтзёнйо' средневековых монголов «амурского периода» -это время 'ßämm1* Монголов. Соответственно, с эпохи Чингис хана и до сего дня - йСтйрйя современного монгольского народа.

Каждый ' sVäH^ монгольской истории отличается своими особенностями, 'характерными чертами хозяйства, языковыми и этническими контактами, повлиявшими на культуро- и этногенез данного периода, 'вместе' с тем на всем протяжении монгольской истории сохраняются ЧфОдовые» черты, сложившиеся в начальной фазе генезиса народа.' 'Территория расселения монголов охватывает обширные пространства Евразии, причем миграции осуществлялись в разное время разными носителями монгольского языка, с разными наименованиями, отражающими тот или иной период истории этноса. Соответственно, можнЬ реконструировать этапы монгольской истории по реликтам, сохранившимся в культуре и языке этих переселенцев.

Остановимся еще на одном важном выводе, полученном в работе. Изучение археологических памятников саянтуйского тина, получивших широкое распространение уже в эпоху развитого средневековья (XI - XIV вв.), позволило говорить об усилении кочевнического начала и постепенном замещении традиций оседлости на более подвижный образ жизни. В начале II тыс. н.э. в Прибайкалье также появляются погребения с конями, которые ранее не были характерны для этой территории. На памятнике Сарма III умершие были положены в берестянную домовину и сруб, рядом слева размещался конь - все это затем подвергалось обряду сжигания. Надо сказать, что сходные обычаи (завертывание в бересту, обкладывание деревянными рамами и обжигание) были характерны для средневекового населения Западной Сибири. Исследователи считают, что это памятники местных самодийских народов, подвергшиеся тюркскому

влиянию. Самодийская линия в становлении культуры средневекового населения Юго-Восточной Сибири проявляется также в появлении бронзовых антропоморфных подвесок, круглодонной керамики, а У бурят показателем этих связей служат лапчатые подвески, формирование которых связано с лесной средой Западной Сибири., Денные черты демонстрируют погребения могильника Харанса на Ольхоне, где умершие были завернуты в берестяные пакеты.

О том, что пришлые племена, смешавшись с населением автохтонной курумчинской культуры, образовали новые этнические группы - уже собственно бурятские, свидетельствуют археологические материалы могильников Усть-Талькин, Усть-Ида, ШебутЫ- Они распространены в унгинско-осинских стецях, то,,.есть там, гда русские казаки застали булагатские роды бурят. Курительные трубки-ганза, железный, ковш, оловянные бляшки, наконечники стрел - весь материал этих погребений характерен для ХУ1-ХУИ веков. Местной курумчинской традицией являются: каменные ящики, сооруженные в могилах; способ положения -на правом боку с поджатыми ногами; северо-восточная ориентировка умерших.

Данные археологии указали, что традиция погребений с конями пришла к нам с запада или юго-запада, вероятно, с Саяно-Алтая и Обь-Иртышского междуречья и связана с тюрками, о том, что эти племена говорили на тюркском языке, можно судить по тому, что они расселились и в Якутии, где до ХУШ-Х1Х веков сохранили свои старые обычаи -западную ориентировку умерших и погребения коней. Исследования антропологов показали, что из западных бурят особенно близки якутам ангарские булагаты. Материалы языка западных бурят говорят о его непосредственной связи с "тюркской языковой стихией". Не исключено, что и значительное распространение тюркских топонимов в Прибайкалье (Хашхай, Манхай, Идига, Куда) связано с этой или более ранней тюркской волной. Данные топонимики показывают, что в Прибайкалье происходило слияние двух разных языков.

Итак, рассмотрев этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средневековую эпоху, мы видим, что формирование, как древних, так и средневековых культур, на основе которых сложились бурятский и якутский народы, проходило во взаимном влиянии и обогащении традиций западного и восточного происхождения, контактов и глубоких связей народов тюркской и монгольской речи.

Основные положения диссертации опубликованы в следующих работах:

Монографии и учебные пособия

1. Археологические памятники курыкан и хори. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1995.- 191с.

2. Байкальская Сибирь в средние века,- Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 1997. -67 с.

, 3. Очерки по древней и средневековой истории монголов и бурят. -Улан-Удэ: ОАО «Республиканская типография», 2002. - 80 с.

4. Истоки: от древних хори-монголов к бурятам.- Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2003,- 124 с.

5. На монголо-тюркском пограничье (Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века).- Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - 202 с.

Статьи в журналах рекомендованных ВАК

1. Курумчинская культура Байкальской Сибири // Россия и Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). - 2000, № 2. - С. 35-44.

2. Бурятские погребения Байкальской Сибири // Россия и Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). - 2003. - № 1. - С. 11-16.

3. О дальневосточных традициях в культуре бурят и монголов // Вестник ДВО РАН. - 2004. - № 2. - С. 55-59.

4. К вопросу об этнонимах - хори, корейцы, хорваты // Вестник НГУ. Серия: история, филология. - 2005. - Т. 4, вып. 3. Востоковедение. - С. 7481.

Публикации

1. Погребальные памятники и обряды позднего средневековья Прибайкалья как источник по этногенезу бурят // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века.- Новосибирск: Наука, 1989.-С. 62-70.

2. Поминальные сооружения курумчинской культуры в Прибайкалье // Археологические памятники эпохи средневековья в Бурятии и Монголии.- Новосибирск: Наука, 1992. - С. 56-87.

3. Находки культуры «курумчинских кузнецов» из раскопок Б.Э Петри // Этнокультурные процессы в Южной Сибири и Центральной Азии в I-II тысячелетии н.э.- Кемерово: Кузбассвузиздат, 1994. - С. 190207.

4. Плиточные могилы острова Ольхон // Культуры и памятники бронзового и раннего железного веков Забайкалья и Монголии. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1995. - С. 79-83.

5. Археологические памятники Ольхона в системе западных и восточных взаимосвязей // Палеоэкология человека Байкальской Азии. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - С. 96-107.

6. Ancient mongols in Geseriada // Nomads and use of Pastures today. -Ulaanbaatar, 2000. - P. 98-103.

7. Древние монголы // Nomadic Studies. - Ulaanbaatar, 2000. - № 1. - P. 72-75.

8. Nomads in the Eurasian Civilizations // Dialogue among Civilizations: Interaction beetween Nomadic and Other Cultures of Central Asia. -Ulaanbaatar, 2001.-P. 41.

9. Фольклор и археология (об исторических корнях бурятского фольклора) // Творческое наследие ученых-литературоведов.- Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2001. - С. 116-125.

10. Кыпчаки в Восточной Сибири // Средневековые древности евразийских степей. - Воронеж, 2001, вып.15. - С. 167-174.

11. Ранние хори // Народы Бурятии в составе России: от противостояния к согласию - Улан-Удэ: ОАО «Республиканская типография», 2001. - С.30-35.

12. Средневековые крепости Байкальской Сибири // Материалы по военной археологии Алтая и сопредельных территорий,- Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. - С. 149-157.

13. Об этнической принадлежности могил саянтуйского типа Юго-Восточной Сибири II Археология и культурная антропология Дальнего Востока и Центральной Азии.- Владивосток: Изд-во ДВО РАН 2002. - С. 262-271.

14. Якутская проблема в археологии Прибайкалья // Центральная Азия и Прибайкалье в древности. - Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2002. - С. 186192.

15. Археологические данные о монгольском происхождении хунну // Abstracts of the 8 International Congress of Mongolists. - Ulaanbaatar, 2002. -P. 80-81.

16. ОньЬон угэ оншотой // Современные проблемы филологии. -Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2003. - С. 24-25.

17 История бурят (евразийский взгляд) // Этносоциальные процессы в Сибири. - Новосибирск, 2003. - Вып. 3. - С. 27-30.

18. Историзм эпоса: к истокам Гэсэриады // V Конгресс этнографов и антропологов России. - М., 2003. - С. 75.

19. Дальневосточный и саяноалтайский субстраты в сложении курумчинской культуры // Социогенез Северной Азии: прошлое, настоящее, будущее. - Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2003. - С. 56-61.

20. Среднеазиатские торговые фактории в Баргуджин-Токуме // Древности Востока. -М.: РУСАКИ, 2004. - С. 148-157.

21. О древних монголо-маньчжуро-тунгуЬёких взаимосвязях // Известия лаборатории древних технологий. - Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2004.-С. 212-214.

22. Об оседлости древних монголов // Культурные традиции Евразии.-Казань, 2004. - Вып.4. - С. 68-72.

23. Древние монголы в Гэсэриаде // «Джангар» в евразийском пространстве.- Элиста, 2004.- С. 57-61.

24. Откуда вышли предки монголов // Восточная коллекция. - 2004. -№ 4. - С. 34-41 (в соавторстве с В. И. Рассадиным).

25. Бурятские погребения XVI - XVII вв. (Кыпчаки в этногенезе бурят и якутов) // Интеграция археологических и этнографических исследований. -Алматы-Омск, 2004. - С. 185-186

26. То the question of two Central Asian traditions - nomads and agriculturalists // Dialogue beetwen Cultures and Civilizations. - Ulaanbaatar, 2004. - P. 30.

27. To the Altai Problem (Mongol - Tungus Community) // The First International Conference on Manchu Language and Culture.' - Hailar, 2004 (with T. Sanzhieva). "

28. Миграции хори-монголов // Социогенез й Северной Азии. -Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2005. - Часть 1. - С. 236-239.

29. Гроб и сруб в погребальном обряйё'^унну // VI Конгресс этнографов и антропологов России. - СПБ.: МАЭ РАЙ, 2005. - С. 186.

30. О южной прародине предков бурят и якутов // Древние кочевники Центральной Азии (история, культура, наследие). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - С. 83-86.

Подписано в печать 08.09.2005 г. Формат 60x84 1/16. Бумага писчая. Объем 2, печ. л. Тираж 100. Заказ № 91.

Отпечатано в типографии Изд-ва БНЦ СО РАН 670047 г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

s

г

à

К

Р16 130

РНБ Русский фонд

2006-4 16252

J

I

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Дашибалов, Баир Бальжинимаевич

Введение.

Глава I. Историография и проблематика исследования.

1. Вопросы монголизации Юго-Восточной Сибири.

2. О средневековых тюрках (Прибайкалье в теории южного

А) происхождения якутов).

3. Монгольские города и оседлость в Юго-Восточной Сибири.

Глава II. К проблеме культурогенеза и этногенеза древних монголов и тюрков.

1. Данные языкознания, этнографические материалы, древние и средневековые источники по истории и культуре монголов и тюрков.

2. Археология и вопросы формирования древних монголов (роль ирано-тюркских культур). ф 3. Центры раннего монгольского культурогенеза и этногенеза.

Глава III. Этнокультурное взаимодействие населения Юго-Восточной Сибири в эпоху раннего средневековья.

1. Ранние монголы в Юго-Восточной Сибири.

2. Курумчинская культура Прибайкалья

- основные археологические и исторические итоги изучения.

3. Хори-монголы (к этнической атрибуции курумчинской культуры).

4. Ранние тюрки в Юго-Восточной Сибири.

Глава IV. Народы Юго-Восточной Сибири в эпоху развитого средневековья.

1. Археологические памятники хори-монголов Прибайкалья.

2. Среднеазиатские торговые фактории ХШ-Х1У вв.

3. Культура кочевников Юго-Восточной Сибири.

4. Самодийцы в Юго-Восточной Сибири к вопросу о лесном компоненте).

Глава V. Юго-Восточная Сибирь в эпоху позднего средневековья.

1. Этноархеология Юго-Восточной Сибири.

2. Тюркские и монгольские компоненты в культурогенезе и этногенезе бурят.

3. Вопросы культурогенеза бурятского хозяйства и быта.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Дашибалов, Баир Бальжинимаевич

Актуальность темы. Этнокультурная история средневековой эпохи Юго-Восточной Сибири является одним из важнейших периодов в сложении народов Восточной Сибири - бурят, якутов, эвенков, тофаларов. Политические и этнические взаимодействия средневековья во многом определили языковые и этнокультурные контуры современной карты расселения восточносибирских этносов.

В средневековый период происходили процессы, приведшие к сложению двух основных этносов Восточной Сибири - бурят и якутов. Эти два во многом близких по материальной и духовной культуре народа принадлежат к разным языкам внутри алтайской семьи - тюркским и монгольским. В научной литературе проблема сложения алтайской общности до сего дня остается дискуссионной. Такие известные исследователи, как Б. Я. Владимирцов, Г. И. Рамстедт, Н. Н. Поппе и их последователи, полагали, что алтайская общность языков служит показателем генетического единства носителей этих языков, хотя они не исключали и определенного влияния контактов и заимствований. Другое научное направление в алтаистике, представленное В. Л. Котвичем, А. М. Щербаком, В. И. Рассадиным, предлагает иное объяснение в формировании алтайского единства. Основное внимание они уделяют вопросам контактов и взаимовлияний алтайских языков и считают, что алтайское единство -результат этнических и языковых взаимодействий в течение многих тысяч лет (Баскаков, 1981. С. 29-50; Рассадин, 2004. С. 132-136).

Вместе с тем археологи и этнографы, исследуя материальную и духовную культуру бурятского и якутского народов, пытаются выработать этнокультурные признаки, позволяющие разграничить тюркские и монгольские древности средневековой и более ранних эпох.

Решение проблем монголо-тюркского взаимодействия на материалах разных наук сопряжено с большими трудностями, так как алтайские народы находились в постоянном языковом и культурном влиянии друг на друга.

Актуальность диссертации заключается в том, что бы провести комплексное исследование и сопоставительный анализ данных археологии, этнографии, языкознания по этногенезу и культурогенезу монгольских и тюркских народов. И на этой основе выявить особенности и специфику их материальной и духовной культуры с целью этнокультурного разделения тюркских и монгольских древностей. Для этого большое значение имеют более ранние этнические процессы, уходящие в эпоху бронзового и раннего железного веков. В это время складывались крупные языковые общности, возникали этнокультурные особенности тюркских и монгольских народов. Культурное наследие древности получило дальнейшее продолжение и развитие в средневековую эпоху.

Основным населением средневекового Прибайкалья являются создатели курумчинской археологической культуры. Ее целенаправленное изучение даст возможность вновь вернуться к «якутской проблеме», сформулированной уже первыми исследователями этой культуры - М. П. Овчинниковым и Б. Э. Петри. Накопленный археологический материал позволяет определить в этой сложной проблеме формирования якутов и бурят роль и значение курумчинской культуры и соотношение в ней тюркоязычных и монголоязычных компонентов.

Не менее актуальна проблема монголизации Восточной Сибири, решение этого вопроса увязывается с этническим пониманием памятников саянтуйского типа, выделенных Г. П. Сосновским. Именно эти памятники в дальнейшем интерпретировались как артефакты ранних монгольских кочевников.

Предмет исследования - этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в эпоху средневековья.

Объект исследования - материальная и духовная культура ранних монголов и тюрков по письменным источникам, данным языка, археологии, антропологии и этнологии.

Цели и задачи. Цель исследования - показать сложение, развитие и специфику монгольских и тюркских раннесредневековых, средневековых и позднесредневековых этносов и культур Юго-Восточной Сибири. Диссертационное исследование призвано восполнить пробел в отечественной историографии, обусловленный тем, что до настоящего времени изучались лишь отдельные аспекты данной темы, тогда как в исторической науке давно назрела необходимость обобщающего исследования.

В соответствии с этим ставятся конкретные задачи:

1. Установить истоки формирования средневековых этносов и культур, в связи с чем рассматриваются становление и развитие древнетюркских и » древнемонгольских этносов и археологических культур, подготовивших основу генезиса монгольских и тюркских народов средневековья.

2. Дать анализ материала археологических культур и письменных* источников и процессов этнокультурной истории в различных частях Юго-Восточной Сибири. '".)

3. Наметить возможные пути решения проблем этнической принадлежности различных средневековых археологических культур.

4. Определить связи средневековых тюркских и монгольских этносов с этнокультурной историей современных народов Восточной Сибири - бурят, якутов, эвенков.

5. Охарактеризовать динамику и факторы становления современной этнической карты перед присоединением Восточной Сибири к Российскому государству.

Территориальные и хронологические рамки исследования. Во введении надо обозначить термины историко-географического районирования исследуемой территории. Под Юго-Восточной Сибирью мы понимаем область, протянувшуюся с запада на восток: от правобережья

Енисея до слияния Аргуни и Шилки, то есть до Амура. Южная часть с одной стороны ограничена хребтами Восточного Саяна, а с другой - лесостепями Монголии. С севера Юго-Восточная Сибирь входит в обширную таежную зону. В административном плане это территории Иркутской и Читинской областей и Республики Бурятия.

Теперь определимся с географической терминологией внутри названной области - Юго-Восточной Сибири. Предбайкалье - территория от правобережья Енисея и до реки Ангары. Прибайкалье - земли, окружающие озеро Байкал: на западе от Ангары до Байкала с включением Тункинской долины, а на восточном берегу - низовья реки Селенги и Баргузинская долина. Западное Забайкалье — территория, расположенная восточнее Яблонового хребта, в основном, включающая долину реки Селенги и ее левобережных и правобережных притоков - Джиды, Темника, Хилка и Уды. . Восточное Забайкалье - в значительной мере часть Тихоокеанского водного стока, доходит до слияния Шилки и Аргуни, откуда собственно уже начинается река Амур.

Юго-Восточная Сибирь - область преимущественно горно-таежных ландшафтов. Степи занимают небольшие площади лишь на дне межгорных' котловин, а также узкими прерывистыми лентами тянутся по долинам рек. На западе, в Предбайкалье, это крупный массив Канских степей и небольшие степные участки по левобережным притокам Ангары - реки Оки и Унги. В Прибайкалье степи просторных долин - Тункинской, Баргузинской и правобережных притоков Ангары — рек Куды, Осы, Обусы и Ольхонские степи. В Западном Забайкалье - Селенгинские степи, в Восточном Забайкалье - Ононско-Аргунские степи. Все степные участки Предбайкалья, Прибайкалья и Западного Забайкалья островного типа, только степи Восточного Забайкалья на юге уходят в широкие просторы Восточной Монголии (рис. 1).

Стоит обратить внимание на то, что степи Юго-Восточной Сибири не одинаковы по своему растительному составу. Флора западных степей

Канские и Унгино-Осинские) тяготеет к Абаканско-Минусинским степям, то есть к Саяно-Алтайскому региону, а степи, расположенные восточнее реки Ангары (Кудинские и Ольхонские), связаны с забайкальскими степными ассоциациями (Пешкова, 1959. С. 66).

Юго-Восточная Сибирь представляет северную зону распространения степей, со всех сторон окруженных сибирской тайгой. Это обстоятельство не могло не отразиться на хозяйстве и судьбе древних насельников края. Здесь издавна встречались таежные и степные культуры, происходило сочетание двух традиций: лесной и степной центральноазиатской. В свою очередь центральноазиатская линия развития постоянно обогащалась через евразийскую степь культурами западноазиатского и восточноазиатского происхождения.

Временные рамки работы охватывают период с VI до XVII вв. н. э. Автор придерживается хронологической периодизации принятой авторами тома «Степи Евразии в средние века». Период с VI по X вв. н.э. это время раннего средневековья. Период с XI по XIV вв. н.э., второй хронологический этап - развитого средневековья, и с XV по XVII вв. н.э. -эпоха позднего средневековья.

Источники. Основополагающим источником являются археологические материалы, которые коррелируются с результатами лингвистических исследований по алтайским языкам и с данными антропологических и этнографических работ. Важное значение в диссертации придается материалам фольклора и эпоса тюрко-монгольских народов, письменным источникам китайской, монгольской, бурятской, тюркской и персидской историографии в переводах Н. Я. Бичурина, В. П. Васильева, Н. В. Юонера, В. С. Таскина, Н. Ц. Мункуева, А. Г. Малявкина, Е. И. Кычанова, С. А. Козина, Н. Н. Поппе, Г. Н. Румянцева, С. Д. Дылыкова, П. Б. Балданжапова, С. Е. Малова, С. Г. Кляшторного, Л. А. Хетагурова, О. И. Смирновой. Используются в диссертации записки средневековых путешественников, описавших быт и обычаи монголов ХШ-Х1У вв. (Дж. Карпини, Г. Рубрук, М. Поло).

Научная новизна работы определяется, прежде всего, тем, что в диссертации впервые делается историко-этнологическое обобщение этнокультурной истории Юго-Восточной Сибири. Значимость исследования характеризуют и широкие временные . рамки, охватывающие почти тысячелетие развития региона, что позволяет определить историческую динамику и особенности процессов формирования современных народов края.

Научная новизна исследования заключается и в том, что вопросы этнокультурного развития региона исследуются в комплексе и системно. Это потребовало от автора использования максимально большего числа источников - археологических, исторических, антропологических, этнологических, фольклорных. Активно привлечены новые археолого-этнографические источники, полученные в результате 20 - летних полевых работ Байкальской экспедиции под руководством автора.

На основе комплексного изучения в работе впервые показано постоянное присутствие в Юго-Восточной Сибири в древности и средневековье восточноазиатской культурной традиции, представленной монгольскими и тунгусо-маньчжурскими народами. Впервые четко охарактеризованы археологические и палеоэтнографические характеристики раннемонгольских культур, связанных с оседлостью, земледелием и свиноводством. Данные, полученные археологами, подкреплены лингвистическими, фольклорными и историческими материалами. Выявлено наследие восточноазиатского культурного ареала в этнографической культуре бурят и якутов.

Принципиально новым является выделение этнокультурных субстратов в сложении средневековых этносов и культур Юго-Восточной Сибири, выразившееся в инвентаре, погребальной обрядности, планиграфии поселений и городищ. Показано, что на разных этапах исторического развития края преобладала та или иная культурная доминанта (западноазиатская степная, восточноазиатская оседлая). В диссертации отчетливо продемонстрировано, что в раннем средневековье (бурхотуйская культура Восточного Забайкалья, курумчинская культура Прибайкалья) в Юго-Восточной Сибири достаточно прочно сохранялись оседлые традиции хуннского времени; начиная с развитого средневековья (саянтуйская культура) начинают преобладать традиции степного и лесного населения.

Методология и методика. Методологический подход автора сложился на теоретических трудах широкого круга отечественных и зарубежных этнологов, археологов, языковедов и антропологов. Надо отметить большую роль российской этнологической школы, специфика которой определялась широким интересом и вниманием к разработке проблем происхождения и этнической истории, как отдельных народов Евразии, так и в постановке теоретических и методологических вопросов этногенеза и культурогенеза. Особую значимость для понимания всей сложности этнической проблематики и неоднозначности подходов в ее решении имеют труды В. П. Алексеева (1989), Ю. В. Бромлея (1983), Н. Н. Чебоксарова и И. А. Чебоксаровой (1985), С. А. Арутюнова (1989).

Теоретические положения, на которых базируется диссертация, можно свести к следующим основным постулатам:

1. Этнос проявляется не только в языке и этническом самосознании, но и в локальном своеобразии хозяйства, быта и техники.

2. Язык и этническое самосознание не отражаются в археологических источниках, но опосредованно этнос может изучаться на основании анализа целого комплекса данных, полученных при археологическом и этнологическом исследовании.

3. Археологическая культура наряду с этнической информацией отражает явления хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей.

4. Лингвистические данные позволяют реконструировать хозяйство и быт этноса в его развитии и фиксируют в лексике заимствования и культурные контакты.

5. Ретроспективно увязываются археологические памятники, отождествляемые по историческим и этнографическим материалам с монгольским, тюркским и самодийским этно - и культурогенезом.

В диссертации использованы историко-генетический, сравнительно-исторический и типологический методы. При интерпретации археологического материала применены модели системного и статистического анализа, картографирование. Историческая интерпретация опиралась на данные, полученные естественно-историческими методами (металлографическое исследование изделий из железа, спектральный анализ стекла и олова, радиоуглеродный метод, археомагнитное датирование керамики, определение видового состава остеологического материала).

Апробация исследования. Диссертация представляет итог многолетних экспедиционных и камеральных изысканий, результаты которых опубликованы в более 150 публикациях (в том числе двух монографиях) общим объемом свыше 60 п.л. Основные положения работы докладывались и обсуждались на заседаниях отдела истории и культуры Центральной Азии Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, на кафедре истории Бурятии Бурятского государственного университета, на кафедре археологии МГУ, в секторе Монголии Института востоковедения РАН, в группе кочевнической археологии Института археологии РАН, где были высказаны ценные замечания и предложения.

Основные положения диссертации апробированы на международных (Уланбааатар, 2001, 2004, 2005; Хайлар, 2004; Алматы, 2004, Баку, 2005; Ханты-Мансийск, 2002; Омск, 2002, 2003, 2004; Улан-Удэ, 1995, 1996, 1999, 2000, 2002, 2003, 2004, 2005), всероссийских (Москва, 2000, 2004; Санкт-Петербург, 1993, 2004), региональных (Чита, 1997; Иркутск, 2003; Улан-Удэ, 2004, 2005) конференциях.

Научная и практическая значимость. Научная значимость диссертации состоит в возможности использования ее выводов при разработке теоретических проблем формирования хозяйственно-культурных типов, взаимосвязей кочевого и оседлого хозяйства и конкретных вопросов культуры, идеологии и этнической истории монгольских, тюркских и тунгусо-маньчжурских народов Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока.

Практическая ценность диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов в исследованиях общих и специальных проблем монголоведения и тюркологии, в работах по региональной истории, этнографии и антропологии, а также в вузовском и школьном преподавании. Результаты исследования изложены в учебном пособии «Байкальская Сибирь в средние века», в научно - популярных книгах: «Очерки по древней и средневековой истории монголов и бурят», «Истоки: от древних хори-монголов к бурятам». Содержание диссертации используется автором в учебных курсах, читаемых в Бурятском государственном университете.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и архивных материалов, приложения из 57 рисунков и таблиц находок, фотографий и исторических карт.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири"

Заключение

В работе была предпринята попытка рассмотреть этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в эпоху средневековья. Археологические, антропологические и этнографические материалы, добытые в итоге 20-летних полевых исследований, проведенных Байкальской археологической экспедицией, позволили внести в решение данной темы принципиально новые положения. Протяженный хронологический период, почти 1000 лет, и широкое географическое пространство отчетливее очертили историческую динамику развития археологических культур региона, показали этнические и культурные особенности взаимодействия тюркоязычных и монголоязычных насельников края.

Основное внимание было уделено изучению курумчинской культуры Прибайкалья. Накопленный несколькими поколениями исследователей материал дал возможность построить культурно-хронологическую шкалу развития курумчинских древностей с V по XIV в. Удалось проследить археологические связи курумчинской культуры с памятниками хунну и сяньби. В погребальном обряде это выражено в прямоугольных надмогильных конструкциях и грунтовых захоронениях, положении умершего в деревянный дощатый гроб и каменный ящик. В инвентаре сближаются культовые бронзовые колокольчики, традиция украшать вещи спиральным орнаментом. Антропология населения курумчинской культуры сопоставима с результатами краниологических обмеров хунну Забайкалья и Монголии. Оседлые традиции курумчинского населения во многом сходны с хозяйством и бытом жителей хуннских и бурхотуйских городищ и поселений. Полученные результаты позволили обратить более пристальное внимание на оседлые традиции в курумчинской и бурхотуйской культурах Прибайкалья и Восточного Забайкалья, а также у хунну. Необходимо было выявить этнический субстрат, несущий оседлые традиции в средневековых культурах Юго-Восточной Сибири.

Обращение к языковедческим исследованиям способствовало постановке гипотезы о формировании культуры протомонголов как оседлых земледельцев и свиноводов, связанных происхождением с регионом Южной Маньчжурии. Именно здесь, в монголо-маньчжуро-корейском центре исторического развития, закладываются особенности монгольской культуры, которые сохраняются многие тысячелетия, вплоть до настоящего времени.

По данным языка, монгольское свиноводство имеет самостоятельное происхождение. Целый ряд археологических культур разных по времени, но связанных с историей монголоязычных народов - верхняя Сяцзядянь в Южной Маньчжурии, бурхотуйская в Восточном Забайкалье, хунну в Бурятии, покровская и Михайловская на Амуре, - показывают наличие постоянного оседлого населения, занимающегося свиноводством. Вместе с тем китайские письменные источники, описывающие народы, вышедшие из дунхуского круга, указывают на свиноводство как особенность хозяйства ранних монголов. Согласно иследованиям языковедов, у древнего монгольского земледелия глубокие корни.

В монгольском языке сохранились названия морских животных: бурятское хаб загакан, халха-монгольское хав загас, калмыцкое хав (тюлень); бурятское и халха-монгольское халим (кит); кроме того, в монгольском языке отмечено даже такое узкое понятие, как китовый ус - элжин. В реках и озерах Монголии и Бурятии не водятся камбала и минога, но их названия есть в языке - халбинь и нуд загас. Вероятно, в глубокой древности предки монголов употребляли в пищу и морских трепангов (голотурий). На это указывает монгольское слово хижим. Важно и то, что монгольский язык имеет самостоятельные слова для обозначения жира животного происхождения (оох) и рыбьего жира (эер). В языке разделяются кости животных и кости рыб (Дашибалов, Рассадин, 2004. С. 38).

Для понимания оседлых традиций у монголов важное значение приобретают материалы с окраинных земель расселения монгольских народов. В источниках, как мы предполагали, должны сохраниться какиелибо указания или остатки, воспоминания о прежней, некочевой жизни монголов. Исследовательским полем стали земли, прилегающие к Байкалу, большое внимание было уделено бурятам, представляющим северную границу расселения монголов. Культура степной Монголии, находясь на главных путях движения евразийских народов, чрезвычайно сложна и неоднородна. А в лесных областях вокруг Байкала должны были, по нашему мнению, сохраниться элементы древней монгольской культуры, не затронутые масштабными переселениями, неоднократно менявшими этническую и политическую карту собственно Монголии.

В пользу этого предположения говорит и то, что бурятский язык более всего сохранил близость к средневековому монгольскому языку, языку «Сокровенного сказания монголов». В «Сокровенном сказании» указывается, что родиной прародительницы Чингисидов Алан-Гоа являются хори-туматские земли. Все исследователи согласны с тем, что в летописи говорится о землях возле Байкала. Здесь и сейчас сохранились географические названия и племенные имена, значимые для монголов, такие как Баргуджин и Хорилар, упомянутые в эпосе. Весьма важно, что Прибайкалье и Забайкалье достаточно изучены археологически, накоплен представительный антропологический материал, расширяются генетические исследования. Давно и плодотворно исследуется эпос, мифология и язык бурят.

Бурятский фольклор сохранил в нетронутом виде весь комплекс монгольской оседлой культуры. В бурятских сказках имеются свинопасы, свинья - животное, часто встречающееся в пословицах, поговорках, благопожеланиях. Отметим, что герой известного бурятского эпоса «Аламжи Мэргэн» рождается на востоке, «где дремлет море-океан». Собираясь на битву с врагами, Аламжи Мэргэн надевает сапоги из рыбьей кожи, обувь, характерную для дальневосточных культур. Разумеется, эта этнографическая деталь в одежде эпического героя бурят - реликт не степной культуры. Со сказанным можно увязать данные из китайских летописей о том, что монголы-мэнгу «делают доспехи из кожи акулы».

Бурятские писатели и знатоки народной культуры обратили внимание на эти особенности в языке и устном творчестве народа. Земледельческие традиции бурят увидел и показал писатель А. А. Бальбуров, профессионально знавший фольклор и историю родного народа. В одной из своих книг он пишет: «.есть ли какие-либо конкретные следы того, чем жили и как хозяйствовали отдаленные предки нынешних бурят, были они всегда чистыми скотоводами - тогда откуда у них навыки великого искусства проводить орошение, тянуть канавы, пользуясь одним лишь «инструментом» - блюдцем с водой? А может быть, это искусство - живой рудимент, еще не окаменелый остаток того, что бурятам в древности было знакомо и земледелие, основанное на искуственном орошении полей?. И мысли обращаются к фольклору, этому неисчерпаемому источнику исторических сведений, созданных и оберегаемых в течение всей невообразимо длинной истории самим народом. Разве не видим в данных бурятского фольклора тьмы-тьмущей сведений о земледелии? Откуда в улигерах бесконечные упоминания о саган и шара будаанах, то есть о рисе и просе? Откуда вошедшее в саму ткань «Гэсэра» и вошедшее не эпизодом, а целой главкой повествование о том, как волосатое чудовище Лойр Лобсоголдой превратил побежденного на время Гэсэра в осла и пахал на нем землю?» (1975. С. 48, 49). Ч. Цыдендамбаев в романе «Доржи, сын Банзара», говоря о том, что буряты не разводят свиней (сюжет о детстве Доржи Банзарова в родном улусе Ичетуй), замечает, что в загадках и пословицах свиньи упоминаются. Там же он пишет - буряты выдумали загадку про лук: «Кто увидит старуху в рваной желтой шубе - сейчас же от жалости заплачет», но сами лук не сажают (1981. С. 135, 136). Рыгдыл Ринчино, отец известного ученого Э. Р. Рыгдылона, когда прочитал «Пятнадцатилетнего капитана» Ж. Верна в переводе на монгольский язык Ц. Жамцарано, то отметил неожиданно для себя, что морские понятия у монголов достаточно разработаны, чего трудно было бы ожидать в языке степного народа (устное сообщение писателя Ц. Жимбиева).

Ц. Жамцарано записал бурятское предание в честь онгона Абгалдая, зятя корейского хана, в котором упоминаются острова и омывающие их два моря. Он высказал предположение, что этот онгон древнего происхождения и может быть связан с монгольскими походами на Японию (по Михайлову, 1980. С. 296). Академик Б. Ринчен говорил о том, что пути древних монголов доходили до Камчатки, так как ее описание имеется в фольклоре, где упоминается гададын эхэ далай (великий внешний океан) и люди ездят на собаках (1974. С. 262, 263). Т. Д. Скрынникова отметила довольно частую встречаемость упоминаний о море в бурятских сказках (2003. С. 71).

Жак Эре, написавший прекрасную книгу о Марко Поло, анализируя морские походы монголов, поражен их успехами в корабельном деле: «Какая совершенная адаптация к новым условиям, какой быстрый прогресс степных племен в морском деле!» (1998. С. 244). Приведенный в нашем исследовании материал позволяет понять, почему оказались столь совершенными навыки средневековых монголов в мореходстве.

Если в бурятской культуре оседлые традиции бытуют лишь в языке и фольклоре, то ряд монгольских народов все еще сохраняют древние хозяйственные навыки и традиции.

Например, дауры в Маньчжурии. Даурские селения чаще всего расположены у реки. Дома каркасно-столбовые с двускатной соломенной или тростниковой крышей. В домах устроены каны. Дауры - народ старой земледельческой культуры. Еще в XVII в. они сеяли овес, пшеницу, гречиху, просо. Сейчас на огородах сажают баклажаны, тыкву, дыни, капусту, огурцы. Кроме того, разводят лошадей, крупный рогатый скот, ослов, свиней. Свинья у них используется и как культовое животное. Важное место занимает рыболовство, в том числе зимний подледный лов (Журавлева, Стариков, 1965. С. 667, 668; Цыбенов, 2005). Баоань и дунеян - монголоязычные народности, проживающие в провинциях Цинхай и Ганьсу. Основное их занятие — земледелие и огородничество. Живут в домах из глиносаманного кирпича. В жилых комнатах устроен кан (Тодаева, 1965, 1965а). В Ганьсу и Цинхае проживают и монгоры (ту). В качестве самоназвания у них бытуют этнонимы: хор, мэнгуэр кунь, чахань мэнгу. Основное занятие монгоров -полевое земледелие и огородничество. Разводят лошадей, крупный рогатый скот, свиноводство развито, но слабо. Занимаются подледным ловом рыбы в озерах. Живут они в каркасных домах с двускатной крышей. Крыша покоится на столбовой конструкции. Промежутки между столбами закладываются сырцовым кирпичом. Усадьбы часто огорожены глинобитной оградой (Стратанович, 1965. С. 662-664).

Таким образом, собранный нами материал позволил подтвердить и развить идеи тех авторов, которые указывали на культуру ранних монголов как оседлую культуру с развитой поселенческой традицией, выраженной в квадратных домах с канами, а их хозяйственная деятельность была связана с земледелием, свиноводством и рыболовством.

Весь этот комплекс наиболее отчетливо демонстрируют материалы Иволгинского городища. Именно здесь исследованы жилища с канами, а костей свиней и собак найдено больше, чем костей лошадей и овец. Интересно, что собаки представлены тремя породами - лайка, крупная волкоподобная собака и дог. Большое значение жители Иволгинского городища придавали и рыболовству.

Мы предполагали, что в бурятском языке должно было бы сохраниться и название кана. Корейское название кана - гудыл, ондоли (Артемьева, 1998. С. 91, 93). В бурятском языке есть слово Иандали (сиденье, скамейка). Выражение кандалы дээрэ хэбтэхэ значит «ложиться на скамью, лежать на скамейке» (Бурятско-русский словарь 1973. С. 675). Здесь мы можем говорить не только о фонетической близости корейского и бурятского слов «ондоли-Ьандали», но и об общих истоках формирования понятий о кане. По материалам Л. Р. Кызласова, монголы в эпоху Чингисхана даже в войлочных юртах продолжали сооружать деревянные лежанки, имитировавшие традиционные каны. В китайском тексте «Секретной истории монголов» рассказывается, как враги Темучина, разыскивая его, «обыскали юрту, кибитку и под каном». Переводчик П. Кафаров разъясняет: каном здесь названы подмостки, «устраиваемые в юрте для сидения и лежания» (по Кызласову, 1975. С. 175). Приведем варианты: С. А. Козин — «обыскивали в юрте, в повозках и всюду вплоть до исподов сидений»; бурятский перевод Ч.-Р. Намжилова с монгольского - «Гэртэнь орожо оро дэрэ, тушэлгэтэй Ьандали доогурнь» (Сокровенное сказание., 1990. С. 29 - русский перевод, с. 42 - бурятский перевод). Вспомним здесь и хуские лежанки, о которых часто упоминают китайские летописи.

Итак, целый комплекс разных источников позволил нам аргументированно говорить об оседлости ранних монголов и связанности их с археологическими культурами, характеризующимися развитой земледельческой традицией, строительством городищ и крепостей и имеющих в своем облике выраженные черты дальневосточного происхождения. Это такие археологические культуры Юго-Восточной Сибири, как хунну, бурхотуйская и курумчинская культуры.

На всем протяжении своей длинной истории монголоязычные народы неоднократно меняли свои имена и культуру. Чтобы была ясность в понимании, о каком периоде и каких монголоязычных этносах говорится, следует обозначить этапы и определения наименований в этнической истории монголов. Древнейший период монгольской истории, в котором закладывались основы народа и языка, можно определить как протомонгольский. Следующий этап соотносится уже с именем древних монголов, в основном это историческое время, связанное с именем дунху. Начиная с разделения дунху на сяньби и ухуань (III в. до н. э.) и включая в этот список собственно средневековых монголов «амурского периода», - это время ранних монголов. Соответственно с эпохи Чингисхана и до сего дня -история современного монгольского народа.

Каждый этап монгольской истории имеет свои особенности, характерные черты хозяйства, языковые и этнические контакты, повлиявшие на культуро- и этногенез данного периода. Однако на всем протяжении монгольской истории сохраняются «родовые» черты, сложившиеся в начальной фазе генезиса народа. Территория расселения монголов охватывает обширные пространства Евразии, причем миграции осуществлялись в разное время, разными носителями монгольского языка, с разными наименованиями, отражающими тот или иной период истории этноса. Поэтому этапы монгольской истории можно реконструировать по реликтам, сохранившимся в культуре и языке этих переселенцев.

Остановимся еще на одном важном выводе, полученном в работе. Изучение археологических памятников саянтуйского типа, получивших широкое распространение уже в эпоху развитого средневековья (Х1-Х1У вв.), дало возможность говорить об усилении кочевнического начала и постепенном замещении традиций оседлости на более подвижный образ жизни. В начале II тысячелетия н. э. в Прибайкалье появляются погребения с конями, которые ранее не были характерны для этой территории. На памятнике Сарма III умершие были положены в берестяную домовину и сруб, рядом слева размещался конь - все это затем подвергалось обряду сжигания. Надо сказать, что сходные обычаи (завертывание в бересту, обкладывание деревянными рамами и сжигание) были присущи средневековому населению Западной Сибири. Исследователи считают, что это памятники местных самодийских народов, подвергшихся тюркскому влиянию. Самодийская линия в становлении культуры средневекового населения Юго-Восточной Сибири проявляется также в появлении бронзовых антропоморфных подвесок, круглодонной керамики, а у бурят показателем этих связей служат лапчатые подвески, формирование которых связано с лесной средой Западной Сибири. Лесные черты демонстрируют погребения могильника Харанса на Ольхоне, где умершие были завернуты в берестяные пакеты.

О том, что пришлые племена, смешавшись с населением автохтонной курумчинской культуры, образовали новые этнические группы - уже собственно бурятские, свидетельствуют археологические материалы могильников Усть-Талькин, Усть-Ида, Шебуты. Они распространены в унгинско-осинских степях, то есть там, где русские казаки застали булагатские роды бурят. Курительные трубки-ганза, железный ковш, оловянные бляшки, наконечники стрел - весь материал этих погребений относится к ХУ1-ХУИ вв. Местной курумчинской традицией являются: каменные ящики, сооруженные в могилах; способ положения — на правом боку с поджатыми ногами; северо-восточная ориентировка умерших.

Данные археологии указывают на то, что традиция погребений с конями пришла к нам с запада или юго-запада, вероятно, с Саяно-Алтая и Обь-Иртышского междуречья, и связана с тюрками. О том, что эти племена говорили на тюркском языке, можно судить по тому, что они расселились и в Якутии, где до ХУШ-Х1Х вв. сохранили свои старые обычаи - западную ориентировку умерших и погребения коней.

Рассмотрим другие материалы. Исследования антропологов показали, что из западных бурят особенно близки к якутам ангарские булагаты. Материалы языка западных бурят доказывают его непосредственную связь с «тюркской языковой стихией». Не исключено, что и значительное распространение тюркских топонимов в Прибайкалье (Хашхай, Манхай, Идига, Куда) связано с этой или более ранней тюркской волной. Из данных топонимики следует, что в Прибайкалье происходило слияние двух разных языков. Большой интерес вызывает происхождение названия «Байкал». Буряты, монголоязычный народ, давно живущий на берегах озера, называют его «Байгал-далай». Если второе слово «далай» из монгольского языка объясняется как «море-океан» и соответствует обширному, действительно морскому величию Байкала, то этимология слова «байгал» на монгольском языке не находит достоверного перевода. Если же его рассматривать с позиций тюркского языка, как это первые предложили И. Георги и А. Шлецер, то «бай-юоль» - это большое, великое озеро.

Следовательно, топоним «Байгал-далай» - двойной, с одинаковым значением на тюркском и монгольском языках. Является ли данное явление необычным для топонимов Юго-Восточной Сибири? Совершенно нет. Вспомним старое название Гусиного озера - Кюль-нур или такое же имя другого озера Хулун-нур (Далайнор) в Барге. Примечательно, что на самом Байкале в Ольхонских воротах имеется залив Хул, а соседний залив Загли заканчивается озером Нурэ. В этих случаях мы вновь встречаемся с тюркским и монгольским словом «озеро».

Таким образом, географические названия Юго-Восточной Сибири раскрывают сложную историю взаимоотношений тюркских и монгольских народов, и двойные термины возникли, очевидно, в условиях продолжительного и долгого их совместного двуязычного существования.

Где же проходило первоначальное формирование западнобурятских родов? Фольклор, записанный на берегах Ангары, чаще всего указывает на Алтай. Этнонимы булагат и бурят также тяготеют к Саяно-Алтайскому региону. Интересно, что в составе киргизов Тянь-Шаня имеются подразделения булгачи, вышедшие из Северо-Западной Монголии, то. есть с Алтая.

Отсюда же происходят наименования бурят, бурут, пурут. Этнонимы бурут, пурут имеются у киргизов, узбеков, хакасов, алтайцев. В ХУ-ХУ1 вв. движение групп с этими именами связано с западными монголами-ойратами, в составе которых имеется кыпчакский компонент.

Рассмотрев этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средневековую эпоху, мы видим, что формирование как древних, так и средневековых культур, на основе которых сложились бурятский и якутский народы, проходило во взаимном влиянии и обогащении традиций западного и восточного происхождения, контактов и глубоких связей народов тюркской и монгольской речи.