автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.02
диссертация на тему: Этнополитические конфликты на Юге России

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этнополитические конфликты на Юге России"

На правах рукописи

ВАСИЛЬЕВ Юрий Владимирович

ЭТНОПОЛИТИЧЕСБСИЕ КОНФЛИКТЫ НА ЮГЕ РОССИИ: ВОЗНИКНОВЕНИЕ И СИСТЕМООБРАЗУЮЩИЕ МЕХАНИЗМЫ РАЗРЕШЕНИЯ

Специальность 23.00.02 - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

Ростов-на-Дону - 2006

Работа выполнена на кафедре политологии и этнополитики Северо-Кавказской академии государственной службы

Научный консультант: доктор политических наук, профессор

Старостин Александр Михайлович

Официальные оппоненты: заслуженный деятель науки РФ,

доктор философских наук, профессор Давидович Всеволод Евгеньевич доктор философских наук, профессор Авксентьев Виктор Анатольевич доктор философских наук, профессор Добаев Игорь Прокопьевич

Ведущая организация: Центр конфликтологических исследований

Института социологии РАН

Защита состоится «19» апреля 2006 г. в 10-00 часов на заседании диссертационного совета Д 502.008.02 по политическим наукам при Северо-Кавказской академии государственной службы по адресу: 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 70, аудитория №514.

С диссертацией можно познакомиться в библиотеке СевероКавказской академии государственной службы.

Автореферат разослан «17» марта 2006 года.

Отзывы на автореферат, заверенные печатью, просим присылать по адресу: 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 70, к. 304.

Ученый секретарь 1

диссертационного совета /ь^Г^"^ Старостин А.М.

аоо£А

6 3^0 3

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

АКТУАЛЬНОСТЬ ТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Способы оптимизации межнациональных отношений, формы и методы разрешения конфликтов, возникающих в процессе такого взаимодействия, вышли в ряд наиболее острых проблем современного человечества. Однако исключительную актуальность весь проблемный комплекс, связанный с межэтнической конфликтностью приобретает в многосоставных государствах, вступивших в период глубоких системных преобразований.

Именно такой период перевивает на протяжении двух последних десятилетий Россия. В Российском государстве, да и на всем постсоветском пространстве практически не осталось полиэтнокультурных регионов, для которых проблема оптимизации межэтнических отношений и разрешения этнополитических конфликтов не оказалась бы среди первоочередных. В пределах самой Российской Федерации наиболее сложным регионом в этом отношении является Юг России.

Способность федерального центра и региональной власти (и шире -всего регионального общества) решить данную проблему, выработать эффективные механизмы ликвидации межэтнических конфликтов, играет жизненно важную роль не только для самого южнороссийского региона, но и без преувеличения - для всей Российской Федерации.

Максимально усложняет решение этой задачи ее комплексный многослойный характер, тесное переплетение геополитических, социально-экономических, культурных, конфессиональных, демографических факторов, различающихся к тому же системными уровнями своего воздействия. Причем в каждом из региональных конфликтов данные факторы образуют свою неповторимую конфигурацию, предполагающую «конкретизацию» и адаптацию общесистемных подходов и федеральных программ, направленных на оптимизацию этнополитических процессов внутри России.

Свои специфические проблемы в сфере межэтнических отношений существуют не только в региональных республиках, но и в областных и краевых администрациях Юга России. Прежде всего они связаны с мощным миграционным притоком, воздействующим в т.ч. и на сложившуюся национальную структуру населения. Проблемы социоэкономической, ментальной, социокультурной адаптации мигрантов к новым условиям жизнедеятельности, а с другой стороны и определенная встречная «притирка» коренного населения русских территорий, выходят на первый план в сфере национальной политики областей и краев! К^яшш и ^у^^уода^о округа.

БИБЛИОТЕКА { С. Петербург л "

09 Щ

При этом региональный (окружной) уровень урегулирования межнациональных отношений не отделим от федерального, и в целом южнороссийская программа оптимизации управления межэтническими процессами оказывается плотно включенной в единый проблемный блок общественно-политического, социоэкономического и культурного развития России, определяется способом и формами ее модернизации.

Нельзя не отметить и то, что одной из причин стремительного роста межэтнических конфликтов в современном мире (в том числе в России и ее Южном округе) являются формы и темпы, с которыми в настоящее время идет (

процесс глобализации, в максимальной степени активизирующий экономические, культурные, межконфессиональные и межцивилизационные контакты.

Форма тотальной вестернизации, которую приобрел данный процесс в последние десятилетия, ведет к возникновению новых и расширению старых межцивилизационных разломов. Наиболее ощутимый из них, разделяющий Западную цивилизацию и Исламский мир, пролегает и через Россию. Прямолиненйный и до предела ускоренный общесистемный курс на Запад, взятый политическим руководством и экономической элитой государства, является одной из причин очевидной социокультурной, информационной и духовно-конфессиональной автономизации мусульманских регионов Федерации, и в первую очередь, национального Северного Кавказа.

В такой ситуации только выверенное по темпам и формам системная трансформация российского общества (не только его экономики, но и социальной, социокультурной, ментальной сферы) позволит сохранить и укрепить единство и жизнеспособность всей Федерации.

СТЕПЕНЬ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ

Литература по проблемам этнических конфликтов, способам и формам их урегулирования (разрешения) необычайно велика и разнообразна.

Значительное число исследований посвящено отдельным конкретным аспектам проблемы межэтнического взаимодействия. Выделим здесь работы этносоциологов и этнопсихологов Н.В. Арутюнова, JI.M. Дробиже-вой, C.B. Лурье, А.Л. Садохина, З.В. Сикевич, A.A. Сусоколова, В.Ю. Хо-тинца; исследования этнодемографов М.Н. Губогло и В.И. Козлова; работы М. Кабузана, посвященные многовековой этнодемографической динамике Российского государства .

♦

Работы упомянутых авторов сведены в библиографии к данной диссертации

A.B. Тишкова, Ж. Тощенко, В.В. Черноуса. Этнополитические аспекты жизнедеятельности административно-территориальных общностей Северного Кавказа и возникающие в этой области конфликты исследуются в работах Г.С. Денисовой, Л.Л. Хоперской. Проблемы религиозного экстремизма и сепаратизма на Северном Кавказе анализируются в работах И.П. Добаева. Вопросам этнической миграции и динамики крупнейших этнокультурных диаспор на Северном Кавказе и Юге России посвящены исследования MA. Аствацатуровой.

Значительно активизировалась в последнее десятилетие и работа исследователей-кавказоведов, исследующих отдельные стороны исторического и современного развития народов этого обширного социокультурного региона планеты. Выделим здесь работы Р.Г. Абдулатипова, А.Г. Агаева,

B.C. Агеева, B.C. Белозерова, X X. Бокова, A.A. Вагабова, Н.М. Гасанова, В.В. Дегоева, В.Д. Дзидзоева, Э.Ф. Кисриева, А.Ю. Коркмазова, A.A. Ма-гомедова, М.Б. Мустафаева, М.Г. Мустафаевой, В.Н. Рябцева, М.В. Саввы, К.У. Унежева, X. Ханаху, А.Ю. Шадже, A.A. Цуциева, C.B. Чешко, С.И. Эфендиева, Ф.С. Эфендиева.

Показательно, что в этом ряду присутствуют представители всех региональных республик и областных и краевых администраций Юга России. Крупные этнополитические исследовательские центры сформировались во многих региональных центрах (в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Ставрополе, Махачкале, Владикавказе, Волгограде, Нальчике, Майкопе).

В регионе ежегодно проводится значительное число конференций и совещаний разного уровня (от региональных до международных), опубликованные материалы которых становятся важным подспорьем в научной работе специалистов, занятых проблемой предотвращения и урегулирования межнациональных конфликтов. Данные коллективные сборники также использовались в диссертационном исследовании. Назовем здесь и этнополитические серии, издаваемые Ставропольским государственным университетом и Центром системных региональных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ и ИСПИ РАН.

Из зарубежных ученых, чьи разработки могут быть учтены при анализе этнополитической ситуации на Юге России можно назвать имена Д. Горовица, Л. Крисберга, Т. Гурра, а также, учитывая, что этнические конфликты являются разновидностью конфликтов социальных - исследования видных западных конфликтологов - Р. Дарендорфа, Л. Козера. Отметим здесь и работы таких российских конфликтологов как A.B. Дмитриев, В.Н. Кудрявцев, В.Н. Шаленко.

Отдельно следует отметить, что различным аспектам этнополитиче-ских конфликтов посвящен ряд диссертационных работ: Г.С. Котанджяна (1992), А.Н. Куликова (1995), Котенева (1996), Л.Л. Хоперской (1997), Д.Б. Малышевой (1997), Л.М. Романенко (1999) и др. Однако этноконфликтоло-гическая проблематика регионального уровня не являлась основным предметом этих исследований.

Объектом исследования является этнополитическая динамика Юга России в целом и отдельных его административно-территориальных единиц в постсоветский период развития.

Предметом исследования является совокупность региональных эт-нополигических конфликтов южнороссийского ареала: их причины, сценарии и формы развития; возможные способы их урегулирования и разрешения.

ЦЕЛЬ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ

Целью исследования является развернутый анализ причинного комплекса межэтнической конфликтности регионального уровня и определение системообразующих принципов государственной политики, образующих действенный механизм эффективного разрешения этнополитических конфликтов на Юге России. Общая цель конкретизирована в следующих проблемно-исследовательских задачах:

- исследовать фазовую динамику актуализации этноконфликтогенно-го потенциала у народов - субъектов наиболее крупных региональных межнациональных конфликтов на Юге России постсоветского периода;

- провести комплексную оценку соотношения внутренних (эндогенных) и внешних (экзогенных) факторов конфликтогенности и их влияния на динамику регионального этнополитического процесса и эскалацию напряженности в основных межэтнических конфликтах Юга России в постсоветский период;

- исследовать основные системные уровни внешнего социоконфли-тогенного фона, дестабилизирующего сферу региональных межэтнических взаимодействий;

- разработать методику балльного шкалирования этноконфликтоген-ного потенциала (ЭКП), оценить объемы и динамику ЭКП в 90-е гг. XX в. у наиболее «проблемных» региональных народов;

- разработать общую модель этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК);

- комплексно сценарии формирования региональных ЭКЖК, связанных с максимальным обострением межнациональных (межэтнических) отношений;

- представить комплекс мер, способных оптимизировать сферу межэтнических взаимодействий на Юге России;

- установить и проанализировать в общем плане «обойму» условий, необходимых и достаточных для подобной оптимизации; определить ее возможные пределы (внутренние ограничители) в урегулировании и разрешении наиболее острых региональных этнополитических конфликтов.

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ИССЛЕДОВАНИЯ. Методологическим основанием исследования стали концептуальные подходы и теоретические методы, принятые в современной российской и зарубежной политологии, политической социологии и этноконфликгологии. При изучении этнополитической динамики Юга России применялись методы проблемно-хронологического и сравнительного анализа субъектов регионального этонополитического процесса; методы системного анализа больших и малых политических структур регионального социума. Элементы генетического и структурно-функционального анализа использовались при изучении региональных этноконфликтогенных жизнедеятельных комплексов, формирующихся в результате крайней степени эскалации межэтнических (межнациональных) отношений.

В процессе исследования были также использованы методы обработки и анализа статистического и аналитического материала (данных общественных опросов, демографической статистики, статистики миграционных потоков и динамики национальной структуры населения отдельных территориальных общностей). Методы системного политико-социологического анализа применялись при комплексном изучении, существующего в России государственного управления в сфере федеральной и региональной национальной политики.

НА УЧНАЯ НОВИЗНА ДИССЕРТАЦИИ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В СЛЕДУЮЩИХ ПОЛОЖЕНИЯХ:

- установлена доминирующая роль экзогенных социоконфликтоген-ных факторов в дестабилизации сферы межэтнических взаимодействий большинства региональных национально-государственных и административно-территориальных образований;

- зафиксирована сдвоенная природа этноконфликтогенного потенциала, наличие в его структуре двух компонент (их можно условно обозна-

чить как «сила» и «ущемленность»), балансирование которыми позволяет поддерживать межэтническое равновесие в многосоставных национально-территориальных образованиях Юга России;

- разработана рабочая методика для оценки этноконфликтогенного потенциала ведущих народов Северного Кавказа;

- исследована специфика воздействия ЭКП и отдельных системных уровней социоконфликтогенного поля (фона) на динамику этнополитиче-ского процесса в каждой из республик Северного Кавказа;

- разработано понятие этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК), представлена общесистемная модель его становления и функционирования;

- комплексно (по основным структурным блокам) представлены становление и функционирование двух этноконфликтогенных комплексов Юга России: осетино-ингушского и сепаратистско-террористического комплекса Чечни;

- проанализированы существующие способы ликвидации региональных ЭКЖК и представлены рекомендации по оптимизации и ускорению данного процесса.

НА ЗАЩИТУ ВЫНОСЯТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ ТЕЗИСЫ:

1. Динамика этнополитического процесса в рамках национально-административных общностей Юга России обуславливается состоянием внешнего (экзогенного) социоконфликтогенного фона и внутреннего (эндогенного) этноконфликтогенного потенциала (ЭКП).

2. Социоконфликтогенный фон имеет несколько системных уровней, которые в общем виде можно обозначить как мггауровень (влияние на сферу региональных межэтнических отношений международной геополитической ситуации, воздействие цивилизационных ареалов, международных союзов, отдельных государств); макроуровень (влияние общегосударственной общественно-политической и социо-экономи-ческой ситуации характер и формы национальной политики, проводимой центральной властью), мезоуровень (влияние на сферу региональных межэтнических взаимодействий и местный этнополитический процесс ситуации внутри самого данного национально-государственного или административно-территориального образования).

3. Этноконфликтогенный потенциал формируется факторами двух видов. Во-первых, это показатели реальной статусной, общественно-политической, социально-экономической, культурно-языковой, конфессиональной ущемленности территориальной этнической общности. Во-вторых,

- это ее «силовые» возможности (общая численность и удельный вес в населении территории, уровень внутренней консолидированное™, степень этнокультурной традиционности, уровень развития и влиятельность национальной элиты и т.п.). Соотношение данных двух составляющих в ЭКП разных народов может существенно различаться, как может различаться структура ЭКП и у одного этноса на разных стадиях его исторического функционирования или на отдельных фазах развития межэтнического конфликта.

4. Первые стадии эскалации большинства региональных межэтнических конфликтов на рубеже и в начале 90-х гг. XX в. были в определяющей степени обусловлены кардинальной общественно-политической и социально-экономической дестабилизацией государства и общества, самым существенным образом увеличившей социоконфликтогенный фон функционирования национально-административных образований Северного Кавказа (иными словами, если не сам генезис большинства региональных межэтнических конфликтов, то первоначальная их актуализация была связана с внешними (экзогенными) процессами, не имевшими непосредственного отношения к сфере межэтнических взаимодействий).

5. Эскалация межэтнических конфликтов в содержательном плане представляла «расконсервацию» внутренних этноконфликтогенных потенциалов взаимодействующих народов. Данная актуализация ЭКП с определенной стадии (связанной с началом открытого силового противоборства) представляет часть более обширного системного процесса - формирования этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК).

6. Формирование ЭКЖК означает комплексную институализацию этнического конфликта, завершение организации полной постадийной цепочки его реализации и непрерывного воспроизводства. В структурно-функциональном разрезе становление ЭКЖК означает появление у конфликта: организационного центра и разветвленной управленческой вертикали; развитой идеологической платформы; обширной и достаточно стабильной демографической базы; развернутого инфраструктурного (материально-технического, информационного и военного) обеспечения; достаточной системы финансирования.

7. Становление ЭКЖК свидетельствует о переходе конфликта с преимущественно экзогенных источников «подзарядки» межэтнического противостояния к внутриэтническим энергетическим ресурсам. Обладая способностью к самовоспроизводству (наличие полного жизнедеятельного цикла) межэтнический конфликт приобретает внутренний «смысл» и собст-

венный «автономный» алгоритм развития. Последнее не означает полной невозможности воздействовать на него извне, однако максимально осложняет любую возможность его урегулирования (и тем более разрешения), поскольку предполагает демонтаж (хотя бы частичный) ЭКЖК.

8. На Северном Кавказе в постсоветский период сформировалось два полномасштабных ЭКЖК - осетино-ингушский и сепаратистско-террори-стический комплекс Чечни. Усилия федерального центра и республиканских властей позволили частично демонтировать первый из них и существенно сократить силовые возможности второго. Полная ликвидация сепара-тистско-террористического чеченского комплекса является достаточно проблематичной даже в средне- и долгосрочной перспективе, не говоря уже об обозримом будущем (несколько лет).

9. В деэскалации большинства региональных межэтнических конфликтов (как и на первых стадиях их эскалации) самое существенное значение играет динамика внешнего социоконфликтного фона - в данном случае его постепенное сокращение вследствие происходящей в последние годы общественно-политической и социально-экономической стабилизации Российской Федерации.

10. В наиболее полиэтнокультурной (многосоставной) республике Северного Кавказа (и всей России) - Дагестане, основным принципом внутренней национальной политики является поддержание баланса ЭКП различных народов, что, учитывая сдвоенную структуру этноконфликтогенно-го потенциала, означает повышенное ущемление этнических общностей, располагающих меньшим «силовыми» возможностями. В определенной степени данный принцип формирования баланса «силы» и «ущемленно-сти» используется и в административно-политической практике всех других полиэтнических администраций Юга России.

11. Этнополитическая ситуация во всех областных и краевых администрациях Юга России на протяжении постсоветского периода оставалась достаточно стабильной. Межэтнические конфликты носили очаговый характер и были связаны со значительным миграционным притоком и с заметным изменением национальной структуры населения отдельных городских центров и сельских административных районов.

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. Результаты исследования могут быть использованы в деятельности государственных органов федерального и регионального уровней, занимающихся проблемой оптимизации межэтнических взаимодействий и ликвидацией по-

следствий этнических конфликтов. Материалы диссертации также могут быть представлены в качестве разделов лекционных спецкурсов для студентов-обществоведов, а также как отдельные темы в учебных пособиях по политологии, социологии политики, политической этноконфликтологии, этносоциологии.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ. Основные положения докладывались на международных конференциях: «Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения» (г. Ростов н/Д., сентябрь 2003 г.), «Взаимодействие уровней власти в условиях федерализации (опыт России и Германии) (г. Ростов н/Д., май 2002 г.), «Вертикаль власти: проблемы оптимизации взаимодействия федерального, регионального и местного уровня власти в современной России» (г. Ростов н/Д., июнь 2001 г.), на международном «круглом столе» -«Региональные конфликты в контексте глобализации и становления культуры мира» (г. Ставрополь, октябрь 2005 г.), ряде межвузовских научных и научно-практических конференций в гг. Ставрополе, Майкопе, Ростове н/Д., Краснодаре в 2000-2005 гг. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на кафедре политологии и этнополитики Северо-Кавказской академии государственной службы.

СТРУКТУРА ДИССЕРТАЦИИ. Диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав (включающих 18 параграфов, 1 схему, 19 таблиц), заключения и списка литературы. Объем текста - 277 страниц компьютерного набора, список литературы включает 323 названий.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во «Введении» обосновывается актуальность, теоретическая и практическая значимость избранной темы, характеризуются теоретико-методологические основания исследования; определяются его объект и предмет; излагаются цель, задачи и основные положения, выносимые на защиту, формулируется научная новизна.

Первая глава «Теоретико-методологические аспекты анализа межэтнической конфликтности» посвящена анализу общих оснований и морфологической структуре этнополитического процесса, исследованию его движущих сил и фазовой динамики.

В первом параграфе - «Теоретические аспекты исследования эт-нополитических процессов» анализируются различные определения понятия политического и этнополитического процесса, исследуются специфические черты основных концептуальных подходов к проблеме этничности.

В современной политологии под политическим процессом чаще всего понимают форму функционирования политической системы общества, определенным образом эволюционирующей как во времени, так и в пространстве. Иными словами, политический процесс представляет все основные аспекты функционирования правовых и политических властных институтов; совокупность правил и норм политической практики, характерных для данного социума; специфику социальных механизмов, ответственных за взаимодействие и конкуренцию субъектов общественно-политической жизни.

Принимая во внимание полиэтнокультурный состав многих государств, политический процесс не мог не приобрести этнической компоненты, связанной с выходом на политическую арену групп населения, структурированных по национальному признаку.

Одно из наиболее точных определений этнополитического процесса принадлежит Д.В.Драгунскому, согласно которому данное понятие раскрывает процесс взаимодействия больших групп населения, каждая из которых характеризуется, с одной стороны, отчетливо выраженной этнической идентичностью, а с другой - определенными институтами суверенитета. Тем самым, выдвигаемые этими группами этнические требования немедленно становятся политическими, а политические, экономические или социокультурные претензии приобретают этническую окраску. При этом субъекты этнополитического процесса чаще всего отстаивают несовпадающие ценности (а не интересы), что крайне затрудняет поиск взаимоприемлемого компромисса.

Дискуссионным в настоящее время остается вопрос о самой природе этнополитической субъектности. В науке присутствует несколько концептуальных подходов различающихся самим пониманием феномена этнично-сти. Основные из них принято обозначать как примордиализм, инструментализм и конструктивизм. Но ряд авторитетных исследователей предпочитает говорить только о двух больших группах, заключающих все множество современных концепций этничности. При этом, одна группа в целом соответствует примордиалистскому подходу (к которой подсоединяются и инструментальные схемы), а вторая напрямую соотносится с конструктивизмом.

Тем самым, при всем разнообразии попыток морфологического структурирования практически все исследователи выделяют группу при-мордиалистских теорий, рассматривающих этничность как объективную данность, исконную («primordial») характеристику человеческого общежития. Одни из примордиалистских концепций ставят во главу угла социо-

биологическое (этногенетическое) начало, подчеркивая природно-общественные основы эволюции человеческих общностей (в частности теория Л.Н.Гумилева).

Другие выделяют культурно-исторические и социокультурные факторы этносоциогенеза. Именно к данной группе концепций относились и теории развиваемые советской этнологией. Еще одной разновидностью при-мордиалистких концептуальных схем являются психологические теории, связывающие процессы этногнеза с особенностями развития человеческой психики (выделим здесь теорию этноцентризма У. Самнера). При всех возможных различиях данных теорий Vre объединяет констатация объективности существования этносов - основных субъектов этнополитического процесса.

Иной подход на природу этноса демонстрирует концептуализм, фиксирующий и подчеркивающий «искусственный» характер этногенеза, как целенаправленного и осознанного процесса нациостроительства. С этой позиции, основной действующей силой данного процесса является интеллектуальная и политическая элита - писатели, ученые, общественно-политические деятели, «конструирующие» нацию из маловыразительного этнокультурного субстрата. Среди западных исследователей такой точки зрения придерживаются Б. Андерсон, Р. Бурдье, Э. Геллнер, Э.Хобсбаум. В российской этнополитологии наиболее последовательная и развернутая конструктивистская трактовка принадлежит В.А. Тишкову (с определенными оговорками данную позицию разделяют и такие исследователи как А.Г. Здравомыслов, В.А. Авксентьев, A.C. Панарин).

Очевидно, что отношение к реальности имеют оба ведущих подхода, которые могут фиксировать доминирующие формы этногенеза на различных этапах становления этнической общности. С определенными оговорками можно согласиться с Г.С.Денисовой утверждающей, что в историческом развитии этноса по признакам самоорганизации жизни можно выделить две стадии - аграрную и индустриальную. Первой свойственно формирование этнических признаков в объективном процессе жизнедеятельности индивидов (примордиализм). Для второй характерно воспроизводство этнических признаков преимущественно в процессе социализации, причем продуцируются они профессиональными группами, интеллектуальной элитой и политиками, которые выступают сознательными организаторами этнической консолидации.

Во втором параграфе «Этнополитические конфликты: основные субъекты и системные формы» исследуется общая специфика социаль-

ных конфликтов, одним из структурных типов которых является этнический (и еще уже - этнополитический) конфликт.

В процессе анализа различных определения социальной конфликтности были выявлены ее признаки фиксируемые практически всеми исследователями. Среди них констатация того, что:

- конфликт является вариантом социального взаимодействия;

- данное взаимодействие имеет в своей основе реальную или субъективно полагаемую несовместимость интересов и ценностей контактирующих сторон; ^

- такое взаимодействие предполагает готовность к деятельности (или саму деятельность), по улучшению своей позиции за счет положения другой стороны;

- данное взаимодействие, как правило, угрожает стабильности функционирования системы внутри которой оно совершается.

Не менее множественным является и число определений этнического конфликта. Согласно Р. Липшуцу, последний представляет борьбу за государственную власть и в этом отношении мало отличим других разновидностей социальной борьбы, связанных с оспариванием властного ресурса. Аналогичной точки зрения придерживаются и некоторые другие западные (прежде всего англо-американские) исследователи.

Данная достаточно прямолинейная трактовка разделяется далеко не всеми европейскими и североамериканскими специалистами. Распространенной, в частности, является точка зрения, согласно которой борьба в эт-нополитических конфликтах разворачивается не столько вокруг материальных или властных проблем, как в целях защиты культуры этнической группы, ее статуса и самобытности. Иными словами этнический конфликт обозначается как «конфликт идентичностей».

В отечественной этноконфликтологии также существует множество определений этнического конфликта. Согласно В.А. Тишкову таковым яв- \

ляются организованные политические действия, общественные движения, массовые беспорядки, сепаратистские выступления и даже гражданские войны, в которых противостояние проходит по линии этнической общности. Известный этнополитолог Л.М. Дробижева концентрирует внимание на функциональных аспектах этнического конфликта, а А. Ямсков ставит в центр динамический аспект - характер коллективных действий, включенных в конфликт сторон. З.В. Сикевич обнаруживает средоточие этнокон-фликтных ситуаций в пересечении этнического и государственного (поли-

тического) пространств. Согласно В.А. Авксентьеву этническим конфликтом является тип социального конфликта, субъектами-носителями которого выступают социальные группы, различающиеся по этническим признакам.

Многообразие определений этнической конфликтности предопределяет и множество ее классификаций и типологий, опирающихся на разные основания и критерии. Отметим, в частности, классификацию З.В. Сикевич, выделяющую пять типов этнических конфликтов, различных по приоритетным целям: культурно-языковые, социально-экономические, статусные, территориальные и сецесионные конфликты.

Однако аналогичные классификации могут строиться и на других системных основаниях, в качестве которых можно использовать: отдельные сферы общественной жизни (политическую, экономическую, социокультурную, религиозную); объекты конфликта (проблема государственного языка, спорные территории, распределение административного ресурса и т.д.); субъекты-носители (этнос - этнос, титульный этнос - этническая группа, государство - этнос и т.п.); специфику динамического протекания конфликта.

Однако нельзя не согласиться с В.А. Авксентьевым, отмечающим, что любая классификация представляет схему, в известной мере упрощающую и обедняющую изучаемые явления (что само по себе не исключает их значительного эвристического потенциала).

Очевидно, что выбор классификации должен быть в первую очередь обусловлен самими задачами предполагаемого исследования, т.е. имеет функциональное значение. Тема нашей работы предполагает использование «сферно-межсферной» типологии В.А. Авксентьева, ряда элементов классификации Э.В. Сикевич и типологии этнических конфликтов по объему аккумуляции и масштабам проявления этноконфликтогенного потенциала.

В третьем параграфе «Конфликтогенные факторы и стадии развития этнополитических конфликтов» фиксируются, что в социологическом знании в оценке сущности и места конфликта в социальной практике сложилось два основных подхода. Первое определяет конфликт как аномальное, деструктивное явление, свидетельствующее о недостатках («погрешностях») общественного развития (Дюркгейм, школа структурно-функционального анализа). Второй подход опирается на противоположное представление, согласно которому конфликт является неизбежным явлением в истории человеческого общества и выступает важнейшим источником и стимулом всего социального развития (Г. Спенсер, а в дальнейшем М. Вебер, Г. Зиммель, К. Левин, Ч.Х. Кули, Ф.Г. Гиддингс, Т.Б. Боттомор и др.)

Вместе с тем, данные подходы в своем «чистом» виде представляют крайние позиции, и большинство современных этноконфликтологических теорий занимает промежуточное положение между этими методологическими «полюсами». При этом одни концепции подчеркивают потенциальную возможность бесконфликтного существования многосоставных полиэтнокультурных обществ, а другие делают вывод о неизбежности возникновения конфликтов (или, по крайней мере, латентной аккумуляции этно-конфликтогенного потенциала). На наш взгляд в общем плане нельзя не согласиться со второй позицией, учитывая, что конфликт порождается социальными противоречиями, которые, в свою очередь, перманентно продуцируются самой общественной жизнедеятельностью (в определенном ракурсе они и составляют ее существо, как живого развивающегося процесса).

Особенностью межэтнической напряженности на Юге России является ее почти «универсальный» характер Подавляющее большинство факторов вычленяемых мировой этноконфликтологией обнаруживает себя в жизнедеятельности местных социумов. Среди них исторический, территориальный, земельный, социально-экономический, административно-политический, статусно-иерархический, статусно-сецессионный, геополитический. культурно-языковой, демографо-воспроизводственный, этносо-циокультурный, психоповеденческий /менталитетный/, конфессиональный, модернизационный факторы.

Безусловно в отдельных конфликтах перечисленные факторы оказываются так или иначе взаимоувязаны с друг с другом, образуя самые сложные конфигурации, в которых очень трудно выделить отдельные структурные компоненты. К тому же они зачастую предстают в виде определенной системной иерархии, в которой одни факторы заключают в «снятом» виде другие.

Изучая генезис и динамику этноконфликтных ситуаций на Юге России необходимо разделять их внутренние (эндогенные) причины и внешние (экзогенные) факторы, которые в реальной жизни всегда образуют симбиоти-ческое целое. Но и внутренние противоречия и внешний этноконфликтоген-ный фон являются объективными факторами. Анализируя их воздействие на этнополитический процесс следует в обязательном порядке учитывать субъективную составляющую, связанную с особенностями восприятия конфликтной ситуации, втянутыми в нее этническими группами и общностями. Существенным образом зависит динамика конфликта и от характеристик самих этнополитических элит и личностных особенностей их ведущих лидеров.

Межэтнические конфликты в своем развитии проходят несколько последовательных этапов. При известной вариативности процесса эскалации, обусловленного множеством конкретных причин, он в целом имеет универсальный характер, поскольку межэтнические конфликты представляют системное целое, выраженное в морфологическим единстве отдельных элементов и функциональной слаженности своего воспроизводственного механизма. Иными словами содержательная (по целям и притязаниям) эволюция конфликта протекает взаимоувязано с организационно-институциональным оформлением противостоящих сторон, уровнем межэтнической напряженности; формами противостояния и противоборства.

Четвертый параграф «Этноконфликтогенный потенциал (ЭКП) и этноконфликтогенные жизнедеятельные комплексы (ЭКЖК) (на материале регионов Юга России)» посвящен анализу региональной специфики аккумуляции ЭКП в региональных сообществах и способам (условиям) их перерастания в этноконфликтогенные комплексы.

Отмечается, что этнополитическая динамика отдельных республик Северного Кавказа обнаруживает определенную синхронность (по крайней мере, на первых стадиях ее активизации в конце 80-х гг.). Последующая динамика этнополитического процесса - скорость организационно-институционального оформления оппозиции, как и сами возможности радикализации общественно-политической жизни, зависели от ЭКП, существенно различавшегося по отдельным республикам и региональным народам. Причем амплитуда колебаний объема ЭКП была самой значительной.

Данное обстоятельство требует специального исследования способов аккумуляции и активизации ЭКП, форм его «реализации», как и основных факторов, ответственных за данные процессы. При этом выделение группы таких факторов - процедура необходимая, но недостаточная для достоверной оценки ЭКП. Для уточненной оценки и возможности сравнительного анализа ЭКП взаимодействующих этносов, очевидно требуется определенное шкалирование каждого из выделенных факторов. Безусловно возможности подобной математической формализации весьма ограничены (огромное число переменных и множественность их внутрисистемных взаимозависимостей). Однако наличие ряда параметров, представляющих если не константы, то более-менее устойчивые величины, «работающие» в определенном направлении, позволяет оценить в общем плане совокупный результат их деятельности.

На наш взгляд, в число основных этноконфликтогенных факторов следует включить исторический фактор; этногенетическую и лингвистиче-

скую (языковую) сближенность; демографические параметры этнической общности; ее статусные позиции в данной административной единице; степень психоповеденческой (ментальной) взаимодадаптации; конфессиональный фактор; степень социокультурной модернизированности; состояние и количественные характеристики национальной элиты.

Оговорим, что само наличие определенного ЭКП не делает конфликт и его эскалацию неизбежностью. В нормально функционирующем полиэтнокультурном сообществе ЭКП находится в «законсервированном» состоянии. Его актуализация связано либо с ростом объективной ущемленности \ интересов территориальной этнической общности, либо с социальной дестабилизацией, которая снижает количественный порог субъективной «терпимости» существующих диспропорций.

Расконсервация ЭКП означает переход от нормы к напряженности в межэтническом взаимодействии. Однако данную напряженность также можно относить к начальной стадии конфликта. Актуализированный ЭКП пока еще эксплуатирует свой старый ресурс, не получая новой энергетической подпитки. Только фаза открытого противостояния открывает счет новым взаимным обидам, способствуя формированию канала устойчивой энергетической подзарядки ЭКП. Появление такого канала означает создание этноконфлитогенного цикла, способного воспроизводить себя, заряжаясь от ЭКП и, в свою очередь, постоянно пополняя его, препятствуя консервации конфликта. С этого момента последний начинает приобретать собственную логику, внутренний алгоритм развития и возможности его регуляции существенно сокращаются.

Но самое существенное состоит в том, что монтаж такого воспроизводственного цикла представляет только один из элементов более сложного и обширного процесса, каковым является формирование этноконфликто-генного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК) Наличие такого комплекса свидетельствует о полной институализации этнического конфликта, глубоком его укоренении в жизнедеятельных циклах этнической общности. Каждый такой этноконфликтный комплекс располагает полным набором системных блоков, среди которых выделим: укорененную в общественном сознании «психоидеологическую» платформу (психологическое и «мировоззренческое» основание конфликта); организационное ядро и разветвленную управленческую вертикаль, связывающую в единое целое все элементы ЭКЖК (наиболее простой сценарий такого организационного оформления конфликта демонстрируют монотитульные республики Северного Кав-

каза, административно-управленческий аппарат которых в процессе межэтнической эскалации почти автоматически превращается в организационную вертикаль одной из сторон конфликта); финансовый блок и социально-экономическую инфраструктуру (созданные под данный комплекс бизнес-структуры, спонсорская поддержка и т.п.); кадровую компоненту (демографическая база ЭКЖК), включающую несколько функционально различающих групп - руководителей и организаторов, исполнителей, «обслуживающий персонал», среду эмоциональной поддержки.

Оговорим, что в условиях, когда организационная вертикаль ЭКЖК совмещается с республиканским административно-управленческим аппаратом, этноконфликтогенный комплекс максимально глубоко проникает во все сферы жизнедеятельности национального социума, включая такие области как правоохранительная, здравоохранение или народное образование.

В пятом параграфе «Методика определения этноконфликтогенного потенциала (ЭКП)» представлено балльное шкалирование основных факторов потенциальной конфликтогенности. Отмечается, что данная деструктивная потенция может и не быть реализована в социальной практике. Существенную роль здесь играет совокупное воздействие данных факторов. Высокая конфликтогенность по одним из них может быть компенсирована низкой потенцией по другим. Значительно вырастает вероятность межэтнической эскалации при высоких показателях по большинству выделяемых факторов. Однако и это само по себе не делает такую эскалацию неизбежностью.

Во взятой за основу линейке шкалирования 4 балла означало максимальную конфликтогенную потенцию, 3 - заметную, 2 - незначительную; 1 балл - низкую потенцию. При этом в «неочевидных» случаях для оценки использовались «промежуточные» уровни (например 1,5 или 2,5 балла) или количественный интервал - например 1,5-2 балла.

Исторический фактор межэтнического взаимодействия был шкалирован следующим образом: 4 балла - значительный негативный опыт данного взаимодействия; 3 - наличие более или менее значительных трений, отложившихся в этнической памяти в качестве не отомщенных обид и нереализованных претензий; 2 - в существенной степени положительный опыт коммуникации, при наличии в прошлом отдельных незначительных трений; 1 балл -практически полное доминирование положительного опыта взаимодействия.

Этногенетическая и языковая сближенность-удаленность- 4 балла -принадлежность к различным лингвистическим семьям; 3 - принадлежность к разным группам одной языковой семьи; 2 - принадлежность к одной язы-

ковой группе; 1 балл - максимальное этногенетическое родство в пределах одной языковой семьи.

Демографические параметры этнической общности: 4 балла - полная (или значительная) демографическая доминанта общности в своем образовании (с претензией на роль ведущего народа всего Северного Кавказа); 3 -общность, крупнейшая в пределах своего территориального образования; 2 -один из ведущих по численности народов республики; 1 балл - сформированная диаспора или достаточно многочисленная этническая группа.

Статусная позиция этнической общности: 4 балла - монотитульный народ (при этом ведущие титульные народы двухсоставных республик получали по 3,5 балла); 3 - одна из ведущих территориальных этнических общностей (в 3 балла можно оценивать статусность титульных народов Дагестана и «вторых» титульных народов двухсоставных республик); 2 - развитая достаточно многочисленная диаспора; 1 балл - небольшая этническая группа.

Психоповеденческая модальность и степень ментальной взаимоадаптации этносов: 4 балла - минимальная степень совместимости (различия, вызывающие раздражение с обоих сторон и способные с повышенной частотой провоцировать конфликты в процессе межличностного общения); 3 - пониженный уровень взаимоадаптации (наличие у доминирующих ментальных типов контактирующих народов достаточно существенных различий, выступающих фактором повышенной конфликтогенности); 2 - «нормальная» психоповеденческая совместимость (отсутствие ощутимых негативных «раздражителей» в модальных типах взаимодействующих народов); 1 балл - высокий уровень взаимной адаптации (как правило характерен для этногенетически и лингвистически родственных этнических общностей).

Конфессиональный фактор: 4 балла - различные религии с обширной историей противостояния и противоборства; 3 - различные конфессии, история взаимодействия которых носила преимущественно «нейтральный» характер; 2 - одна конфессия, но при этом существенно различающиеся уровни религиозности и/или распространение у взаимодействующих народов различных направлений данной религии; 1 балл - одна религия при сходных уровнях религиозности и совпадении внутриконфессиональных течений.

Национальная элита: 4 балла - многочисленная, влиятельная в своей общности и при этом радикально настроенная (под радикализмом в данном случае понимается жесткий бескомпромиссный подход к проблемам, возникшим в процессе межэтнического взаимодействия); 3 - многочисленная и достаточно авторитетная, с известным потенциалом радикализма, но внут-

ренте расконсолидированная, что заметно сокращает ее мобилизационные (манипулятивные) возможности; 2 - недостаточно многочисленная, с невысоким уровнем потенциального радикализма; 1 балл - немногочисленная и малоавторитетная либо в силу своей коррумпированности слабо нацеленная на защиту ущемленных национальных интересов своей общности.

Степень социокультурной модернизированности. Для данного фактора возможны две градации. Одна по потенциальной конфликтности самого межэтнического взаимодействия: 4 балла - взаимодействие народов с низким уровнем модернизированности и с традицией жесткого противостояния этнокультурному окружению; 3 - взаимодействие слабо модернизированной этнической общности с народом среднего уровня модернизации; 2 - взаимодействие двух средне модернизированных народов или слабо модернизированного с «высокоразвитым»; 1 балл - взаимодействие двух высоко модернизированных общностей

Для оценки же ЭКП каждой из контактирующих этнических сторон можно использовать более простую форму шкалирования, оценивающей именно степень модернизации данной этнической общности: 4 балла - низкий уровень модернизации; 3 - пониженный уровень; 2 - средняя степень модернизации; 1 балл - высокая степень модернизации.

Оговорим еще раз, что потенциальная конфликтогенность каждого из факторов ограничено и объем ЭКП зависит от их совокупности. Причем речь идет не о простом арифметическом сложении или вычитании, но о сложном процессе взаимоэскалации или взаимоаннигиляции, когда отдельные факторы, условно говоря, «заряжаются» друг от друга или наоборот друг друга «гасят».

Во второй главе «Этнополитический процесс и межэтническая конфликтность на Северном Кавказе в конце XX - начале XXI века» представлена динамика межэтнического взаимодействия в региональных республиках. Исследованы причинные основания, движущие силы и фазовая динамика основных этнополитических конфликтов.

В первом параграфе «Этнополитический процесс в Чеченской республике: становление и фазовая динамика чеченского этнокон-фликтогенного комплекса, характеристика его основных системных боков», исследуются предпосылки чеченского кризиса и его развитие в постсоветский период.

Анализ и балльное шкалирование основных факторов конфликто-генности чечено-русского ЭКП в начале 90-х гг. XX в. фиксирует почти

максимальные уровни по всем его показателям (от исторического до психоповеденческого /ментального/). Иными словами, по всем выделенным параметрам вероятность межэтнической эскалации в республике по линии: чеченцы - русские и Чечня - Российское государство, была самой высокой. Более того, как свидетельствует исторический опыт- с момента включения Чечни в состав России, ни один из периодов дестабилизации последней не обходился без резкой актуализации чечено-русского ЭКП и возникновения открытого конфликта, сопровождаемого вооруженной борьбой.

Значительный по региональным меркам демографический потенциал, монотитульность (после разъединения с Ингушетией), как и наличие традиции долгого военного противостояния России давали чеченцам определенное право считать свой народ региональным лидером. Свою роль в формирован™ жесткой установки на полный суверенитет играло и наличие нефти, как базового ресурса, позволяющего обеспечить экономическую и финансовую независимость от России.

Иными словами проблема Чечни состояла не в особом радикализме ее национальных лидеров, а в том, что опираясь на объективно существующий мощный ЭКП чеченского народа, они в своих конфронтационных устремлениях могли позволить себе зайти много дальше, чем другие республиканские этноэлиты. В таких условиях вполне закономерно, что чеченское руководство во главе с Д.Дудаевым, взяло курс на полное отделение от России.

При этом сколько-нибудь ощутимого сопротивления национал-радикалам не было оказано ни внутри Чечни, ни извне. Федеральный центр наблюдал за происходящим пассивно, не обеспечив даже своевременный вывод из республики своих военных арсеналов. А достаточно многочисленное русское население, против которого направлялась основная волна радикальной этнизации, всем формам ответной реакции предпочло миграцию, принявшую в начале 90-х гг. массовый характер. Тем самым вся текущая динамика этнополитического процесса эксплуатировала выведенный из консервации ЭКП, аккумулированный предыдущими поколениями, поскольку новых источников его «подзарядки» не появилось - ни федеральный Центр, ни местное русское население на этом этапе не оформились в качестве этномобилизующего образа врага.

Иными словами, расконсервированный ЭКП в 1992-1993 гг не способствовал формированию ЭКЖК. Однако нахождение власти в руках эт-норадикалов само по себе означало его кадровое, организационно-управленческое, инфраструктурное, идеологическое оснащение. Не хватало

только внешнего (желательно этнически персонифицированного) врага. В отсутствии такового комплекс практически не выдавал уровня своей боеготовности. Но его наличие самым существенным образом осложняло пути выхода из чечено-российского конфликта, который на данном этапе носил формально-правовой характер

Первая чеченская компания «включила» данный ЭКЖК на полную мощность. При этом конкретные обстоятельства противостояния и особенности функционирования данного комплекса делали неизбежным развитие в нем террористического элемента, что позволяет обозначить чеченский ЭКЖК как сепаратистско-террористический комплекс (в дальнейшем СТК).

Даже достаточно успешная в военном отношении вторая чеченская кампания 1999-2000 годов не привела (и не могла привести) к его демонтажу. Утратив государственную основу он переструктуризовался и функционально перестроился, адаптировавшись к своему нелегальному положению, ограниченным военно-техническим и финансовым возможностям.

Среди основных структурных элементов чеченского СТК можно выделить организационное ядро, которое заключает руководство всего сепара-тистско-террористического движения. Речь идет об ограниченной группе лиц, определяющих как стратегию СТК, так и большинство тактических мероприятий. В условиях партизанской войны данное ядро не представляет единого «штаба», но состоит из ряда центров не позволяющих ликвидировать руководство сопротивления одним ударом. Впрочем данную автономию не стоит абсолютизировать. В условиях партизанской войны и общей ограниченности возможностей, все такие ядра - звенья СТК по необходимости должны более или менее тесно кооперировать свои усилия.

Финансовый блок - важнейшее структурное подразделение СТК, в значительной степени определяющее возможности его деятельности. Финансирование комплекса является многоканальным. Среди значимых источников отметим: «подпитку» от международных террористических центров и исламских организаций радикального толка; прибыль от участия в различных формах криминального бизнеса; поступления от подпольной добычи и торговли нефтепродуктами; поступления от легальных бизнес-структур в той или иной степени контролируемых сепаратистами; захват заложников с целью последующего получения выкупа.

Кадры - демографо-ресурсная база СТК, которую можно представить в виде пирамиды из ряда слоев, различающихся по степени участия в деятельности данного комплекса. Среди этих слоев выделим следующие.

Боевое ядро, которое в свою очередь включает постоянно действующие подразделения (порядка тысячи человек) и «периферию» (тех, кто берется за оружие время от времени) - 2-3 тысячи человек. Среда жизнеобеспечения и активной поддержки СТК. Такой средой в первую очередь являются территориальные общности горной Чечни, что подтверждается в том числе и всеми опросами общественного мнения. Население горных районов в настоящее время составляет порядка 70-80 тысяч человек, предгорий 60-80 тысяч. Реально в работе по поддержке СТК участвует только небольшая часть этого населения. Но и в этом случае речь может идти о десятках тысяч человек. Среда пассивной поддержки (эмоционального сочувствия) СТК. Данная среда, в той или иной степени распространяется на все территориальные и социальные группы чеченского населения, в том числе и в наиболее пророссийских равнинных районах республики. В целом «позитивная» для СТК социальная среда заключает порядка трети всей чеченской этнической общности в пределах Чечни.

Инфраструктура СТК диверсифицирована, многофункциональна, территориально разветвлена и заключает ряд структурных блоков. Военная инфраструктура (схроны и крупные «стационарные» склады с оружием и боеприпасами). Материально-техническая инфраструктура (все технические и материальные средства в той или иной степени задействованные в деятельности СТК). При этом материально-техническое обеспечение «принадлежащее» СТК, составляет достаточно незначительную часть от той базы, к которой сепаратисты имеют доступ и которую используют в своих целях. Реабилитационно-восстановительная база (сеть медицинских учреждений, жилье в различных поселениях, а также постройки вне зоны расселения). Анализ дислокации основных сил СТК позволяет сделать вывод, что в пределах горной Чечни сложился разветвленный и многофункциональный реабилитационный комплекс сепаратистского движения.

Формы деятельности СТК. В деятельности СТК можно выделить четыре основных направления, которые определенным образом взаимосвязаны друг с другом: агентурная работа, идеологическая работа, карательные акции, военно-террористические действия.

Тем самым СТК представляет хорошо структурированную, многофункциональную систему, глубоко укорененную в жизнедеятельные циклы чеченского общества.

Во втором параграфе «Проблема урегулирования чеченского кризиса и разрушения сепаратистско-террористического комплекса»

исследуются возможные пути выхода из кризиса и перспективы развития Чеченской республики. Указывается, что наступивший после стадии активных боевых действий период (его можно условно обозначить как этап управления конфликтом), представляет временный отрезок с неопределенной продолжительностью, в течение которого будет осуществляться последовательная и планомерная ликвидация «корневой системы» СТК - финансовых источников, инфраструктурной базы, агентурной сети, при параллельном уничтожении организационного центра (всех его полуавтономных стратегических «штабов») и боевого ядра движения. При этом не должно быть никаких иллюзий относительно «окончательности» всех данных мероприятий, поскольку все базовые основания СТК будут продолжать воспроизводиться и в ближайшие годы задача состоит в его переводе на «суженное» воспроизводство. Такая задача федеральному центру и республиканской власти по силам.

Комплексная борьба с СТК подразумевает определение ряда приоритетных направлений. Речь должна идти о четкой фиксации узловых элементов жизнедеятельного цикла сепаратизма и нанесении ударов именно по этим точкам. Среди направлений контртеррористической работы можно выделить несколько основных.

Ликвидация (нейтрализация) организационного ядра СТК и системы его коммуникаций. Данное направление включает совокупность действий по ликвидации центральных фигур СТК, дезинтеграцию штабов и боевых группировок движения.

Ликвидация боевого ядра. Включает не только уничтожение «непримиримых» боевиков, но и активные усилия по разрушению системы вертикальной (между различными уровнями СТК) и горизонтальных (между отдельными территориальными группами) взаимосвязей. Но ликвидация бандформирований может происходить и через переговорный процесс, частичное амнистирование и другие формы возвращения боевиков к гражданской жизни.

Ликвидация системы финансирования СТК Направление, имеющее самое существенное значение для эффективной контртеррористической работы в республике. Сложность решения данной задачи заключается в многообразии и нелегальности форм и каналов доставки в республику денежных средств. Полностью перекрыть эти каналы в настоящее время невозможно. И приходится констатировать, что на всю обозримую перспективу в распоряжении СТК будут оставаться достаточно значительные средства.

Сокращение демографической базы СТК (всех составляющих данную базу слоев) и общая его маргинализация. Под «маргинализацией» СТК в данном случае мы понимаем утрату им авторитета и популярности среди местного населения, что как раз и означает сокращение демографо-ресурсной базы его боевого ядра; сужение среды жизнедеятельности и активной поддержки; максимальное сокращение среды пассивного сочувствия среди местного населения и потерю идеологического влияния на подрастающее поколение.

Речь идет о комплексе мер существенно различающихся по формам работы. Особое внимание при этом следует уделить не работу с молодежью, с целью сокращения кадровой подпитки боевого ядра. В случае положительного сценария развития Чечни, молодежная генерация, идущая на смену современной, может быть более благополучной в бытовом и социально-экономическом плане, обладать более широкой образовательной и социопрофессиональной перспективой (качества сокращающие уровень потенциального радикализма).

Иными словами молодежная политика может быть эффективной только в случае динамичного социоэкономического развития республики. Последнее, однако, выступает самостоятельным направлением деятельности по сокращению демографической базы СТК и включает комплексное восстановление производственного сектора и социальной сферы (систем здравоохранения, образования, социального обеспечения); коммунального хозяйства в городах и сельской местности. Проводимые в этом направлении работы уже дают свои результаты, но темпы и масштабы такого рода деятельности могли быть заметно выше.

Способствует сокращению базы СТК, уход его не только на территориальную, но и, условно говоря, ментальную периферию чеченского общества.

К работе общесистемного плана по переходу от управлению конфликта к его урегулированию, очевидно, следует отнести постепенное сокращение федеральной группировки в республике до намеченного порога -одной дивизии постоянной дислокации.. Параллельно должно сокращаться и участие федеральных подразделений в боевых и профилактических операциях, проводимых на территории Чечни. Это позволит сократить межэтническую составляющую конфликта, перемещая его из плоскости противостояния Чечни и России в русло внутричеченской проблематики.

Комплекс таких мер не означает, что в пределах даже среднесрочной перспективы (порядка 10-15 лет) удастся полностью ликвидировать раз-

ветвленный чеченский СТК. Однако его дестабилизационные возможности, общий кадровый и организационный потенциал будут существенно подорваны. А в более отдаленной перспективе (смена двух-трех ментальных генераций) можно ожидать и радикального демонтажа СТК. Хотя более вероятным нам представляется сценарий «тлеющего» сопротивления, аналогичный испано-баскскому конфликту или проблеме Ольстера (в обоих случаях очаг сопротивления демонстрирует способность воспроизводить себя неограниченно продолжительное время).

Иными словами масштаб кризиса и ошибки допущенные при его разрешении в 90-е годы XX века практически не оставили шансов на окончательное положительное его разрешение доступными демократическому государству методами. Речь тем самым идет о локализованном, сведенном к возможному минимуму, но «хроническом» конфликте, время от времени напоминающем о себе.

В третьем параграфе «Осетино-ингушское противостояние: становление и динамика сдвоенного этноконфликтного жизнедеятельного комплекса и пути урегулирования конфликта» исследуются особенности развития другого крупного регионального межэтнического конфликта.

Сравнительное изучение этноконфликтогенного потенциала обоих народов, показало, что ЭКП осетин - монотитульного по статусу и численно доминирующего в своей республике был значительно выше, чем у ингушей, за счет явного превосходства в силовой компоненте (т.е. в демографическом, административно-управленческом, социально-экономическом ресурсе). Но во второй компоненте ЭКП - степени реальной статусной, социальной, культурно-языковой ущемленности, конфликтогенный потенциал ингушей был безусловно выше. Однако очевидный недостаток силовых возможностей не позволял идти на открытую конфронтацию.

Истоки осетино-ингушской межэтнической напряженности можно отнести к началу 60-х гг. На уровень и потенциальную «энергоемкость» этого скрытого противостояния указывают многократные «выплески» данной напряженности даже в период стабильной советской власти, отличавшейся жестким неприятием такого рода конфликтов.

То есть уже в последние десятилетия советского периода можно было констатировать возникновение этноконфликтогенного воспроизводственного цикла - любая информация (или, к примеру, действие частного лица), не говоря уже о решениях местных властных органов - вся совокупность явлений и фактов, которые могли трактоваться в пользу одной из

сторон, мгновенно включались в энергетику межэтнического противостояния. При этом данное противостояние не имело возможностей для своей институализации (т.е. формирования развернутого и организационно оформленного ЭЮКК). В распоряжении ингушской стороны не было своего «этнического» территориального административного аппарата, а существовавший («осетинский») аппарат был обязан находиться над межэтническим противостоянием. Партийные функционеры отвечали служебной карьерой за порядок и хотя бы внешнее благополучие в сфере межэтнических отношений и потому не были склонны поддерживать своих этнорадикалов.

Именно дестабилизационные процессы рубежа 80-90-х гг. и выделение Ингушетии в качестве самостоятельного национально-административного образования (т.е. процесс становления собственной государственности), максимально обострили все проблемные аспекты осетино-ингушского взаимодействия и, прежде всего, актуализировали территориальный вопрос.

Само становление ингушской государственности с определенного ракурса представляло процесс организации самостоятельного ЭКЖК с полным идеологическим, инфраструктурным, кадровым обеспечением (по отдельности все эти исходные структурные блоки уже существовали, но отсутствовала сама системность). Параллельно начал формироваться ЭКЖК и у осетин. Наличие у них своей монотитульной республики максимально облегчило этот процесс. К середине 1992-го года обе стороны были уже достаточно подготовлены для того, чтобы вступить в открытое силовое противостояние. А военный конфликт в ноябре этого же года («семидневная» война), унесший жизни 600 человек, максимально ускорил дооформление обоих ЭКЖК, которые в большинстве своих структурных блоков уже полностью совместились с соответствующими республиканскими структурами и опирались на силовой, экономический и идеологический потенциал своих национально-административных образований.

Данная особенность сыграла самую существенную роль в последующей эволюции конфликта. С одной стороны подобное совмещение государственных органов и системных блоков ЭКЖК безусловно увеличивало возможности этномобилизации населения на борьбу в случае эскалации конфликта, но с другой - делало саму подобную эскалацию менее вероятной, поскольку ситуация была контролируема с обоих сторон самим административным аппаратом и республиканскими органами правопорядка. «Бюрократизация» конфликта сделала его управляемым и позволила перевести его из сферы непосредственной конфронтации в плоскость межрес-

публиканских отношений, что позволяет говорить о переходе конфликта из межэтнического состояния (противостояние «низов») в межнациональное (конфликт этнических элит) при всей относительности такого разделения.

Длительный переговорный процесс дал положительные результаты. Однако данный очевидный прогресс по-прежнему остается только урегулированием, а не разрешением конфликта, поскольку по его главной проблеме - административно-территориальной принадлежности Пригородного района взаимного согласия и устраивающего обе стороны решения по-прежнему не существует. И потому можно констатировать, что оба ЭКЖК демонтированы только частично.

Они скорее оказались, условно говоря, «обесточены», учитывая спад эмоциональной конфронтационной волны, заряжавшей конфликт энергией противостояния и активного действия. К тому же произошло их частичное отделение от республиканской государственно-управленческой вертикали. В настоящее время властные структуры обеих республик в значительной степени задействованы в урегулировании конфликта и ЭКЖК сохраняются вопреки этим усилиям, «подпитываясь» низовым этнорадикализмом.

Однако негативный психоэмоциональный заряд полученный непосредственно в период открытого столкновения не исчез, но отложившись в общественной памяти своих народов, законсервировался в качестве фактора потенциальной конфликтогенности (который к тому же все время «подзаряжается» от неизбежных в такой ситуации новых «микростолкновений»). Учитывая же устойчивость исторической памяти кавказских народов, можно констатировать, что события начала 90-х гг. будут еще многие десятилетия (не одно поколение) чреваты рецидивами при любой дестабилизации в республиках. А их монотитульность будет оставаться предпосылкой максимального быстрого включения в работу сохраняющихся элементов ЭКЖК

В четвертом параграфе «Этнополитические конфликты и этно-конфликтогенный потенциал ведущих народов Республики Дагестан и динамика их развития» анализируется специфика межэтнического взаимодействия в самой многосоставной республике Северного Кавказа. Исследование позволяет сделать вывод, что столь сложное полиэтническое образование практически исключает возможность полностью сооптимизирован-ного бесконфликтного общежития. В условиях максимально плотного взаимодействия и ограниченности совместно используемых ресурсов межнациональные противоречия возникают автоматически. И большинство из них, по сути, не имеет решения способного полностью удовлетворить все

заинтересованные стороны. Возможный консенсус скорее должен паритетно «ущемлять» интересы вошедших в конфликт этнических общностей.

В определении меры такого ущемления и заключается одна из основных функций республиканских властных органов. Однако проблема определения данного паритета взаимоуступок существенно осложняется иерархичностью республиканских этносов, обладающих различным административно-управленческим и социально-экономическим ресурсом. В максимальной степени им располагали аварцы и даргинцы - самые многочисленные народы республики.

Но даже они, захватив некоторый объем «лишних» административно-управленческих полномочий, не были в состоянии контролировать ситуацию полностью. С другой стороны, ограничивала возможности роста ЭКП и «разведенность» межэтнических вызовов и «угроз». Если в остальных республиках региона рост межэтнической напряженности происходил по четко обозначенной оси (кабардинцы - балкарцы, осетины - ингуши и т.п.), то в Дагестане, где все этнические группы взаимодействовали со всеми и потенциально друг дру1у противостояли, возникновение таких жестко очерченных конфликтных осей было существенно затруднено.

Как результат, ЭКП всех дагестанских народов оставался достаточно ограниченным. И даже на пике этнополитической напряженности 19911992 гг. республиканской государственной вертикали удалось удержать ситуацию под контролем, и приступить к поиску взаимоудовлетворяющего консенсуса, который привел к выработке принципа этнического баланса во властных структурах.

Параллельно республиканская власть добивалась определенной сбалансированности ЭКП ведущих республиканских народов, за счет ликвидации наиболее очевидных диспропорций в их социально-экономическом и социокультурном развитии. Это также способствовало определенной стабилизации этнополитического процесса в республике со второй половине 90-х гг. XX в.

Исследование масштабов ЭКП ведущих народов республики зафиксировало следующее положение. Относительно низкий уровень этнической отмобилизованности аварцев - высокий статус в республиканской этнической иерархии, лидирующие позиции по объему административно-управленческого и территориального (земельного) потенциала определяли низкую степень ущемленности их этнических интересов. ЭКП даргинцев в значительной степени соответствовал аналогичному аварскому показателю, что обуславливалось сходными системными характеристиками - общей

многочисленностью этнической общности и значительным административным ресурсом. Высоким по республиканским меркам ЭКП отличается кумыкский этнос, что объяснялось значительной степенью ущемленности его национальных интересов (земли равнинных кумыков стали основным районом миграции республиканских «горных» народов). При этом значительный демографический потенциал (статус и «силовые» возможности) и многочисленная национальная интеллигенция (этноэлита) также способствовали росту кумыкского этноконфликтогенного потенциала.

В целом анализ ЭКП основных дагестанских народов подтвердил вывод об известной внутрисистемной сбалансированности совокупности этноконфликтогенных потенциалов различных этносов. Различная степень ущемления интересов отдельных этнических групп коррелирует с их социальным и демографическим ресурсом. Подобная практика позволяет сохранять в республике известную стабильность и поддерживать сферу межэтнического взаимодействия на уровне далеком от критических состояний.

В пятом параграфе «Этноконфликтогенный потенциал западных республик Северного Кавказа (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея): состояние и угрозы кризиса» представлена этнополити-ческая динамика данных трех национально-территориальных образований.

Кабардино-Балкария. В сравнении со всеми рассмотренными ранее республиками этнополитический процесс в Кабардино-Балкарии в постсоветский период отличался большей стабильностью, а межэтнические взаимодействия характеризовались ограниченными объемами концентрации ЭКП. Основная линия межэтнической напряженности в республике проходила между двумя титульными народами и была связана с получившей определенную популярность среди балкарцев идей создания собственного национально-территориального образования в составе Российской Федерации (либо образованием такого административного субъекта с родственными карачаевцами).

Однако даже на самом пике межэтническая напряженность в республике не пошла дальше фазы открытой манифестации своих намерений и не превратилась в полномасштабный конфликт. В значительной степени этому способствовала взвешенная политика республиканской исполнительной власти, опиравшейся в своей деятельности преимущественно на правовые и институциональные формы и средства решения межнациональных противоречий.

Карачаево-Черкесия. Межэтнические отношения в республике (до начала 90-х гг. автономной области) оставались достаточно стабильными на

протяжении всех последних десятилетий советского периода. Соответственно достаточно ограниченными оставались и объемы латентного ЭКП.

Это не означает, что в республике отсутствовали межэтнические противоречия. Но их самостоятельного потенциала было недостаточно для эскалации межэтнической напряженности. И последняя в Карачаево-Черкесии была в самой значительной степени спровоцирована внешними факторами - стремительной общественно-политической и социально-экономической дестабилизацией в государстве, растущим социоконфликт-ным фоном, актуализировавшим все существовавшие в автономии и потенциальные противоречия.

Пониженная взаимооценка титульными народами республики друг друга и требования карачаевскими этнорадикалами восстановления собственного национально-территориального образования стало основной причиной эскалации межэтнической напряженности в республике. Тем самым, основной ЭКП в республике концентрировался по линии взаимодействия двух титульных народов и, отчасти, казачества, представлявшего в известной мере интересы всего русского населения республики. При этом республиканский этнополитический процесс особенно отчетливо высветил пониженную способность русского населения к консолидации на этнической основе.

Внутриреспубликанский этнополитический кризис растянулся до конца 90-х гг., оказавшись одним из самых продолжительных на Северном Кавказе. Однако интенсивность межэтнического противостояния оставалась в пределах, не позволявших данному процессу перейти в стадию стихийного формирования у противоборствующих сторон ЭКЖК, со всеми вытекающими последствиями (комплексной институализацией конфликта и приобретения им самостоятельного алгоритма развития).

Адыгея. Ситуация в сфере межэтнических отношений в Адыгее оставалась достаточно стабильной на всем протяжении постсоветского периода, что было обусловлено двумя факторами: незначительным удельным весом адыгов в национальной структуре населения (всего 22% в 1989 г. и 23-24% в 2000 г.) при подавляющем перевесе русских (68% в 1989 г. и 66% в 2000 г.) и низкой отмобилизованностью русского населения на защиту своих интересов. Наличие данных двух многоаспектных факторов при всей неоднозначности их влияния позволило сохранить в республике достаточно стабильную обстановку в сфере межэтнических отношений даже в период наибольшей активизации местного этнополитического процесса. А в даль-

нейшем достигнуть более устойчивого баланса этнических интересов, удовлетворявших в том числе и основные требования русскоязычного населения.

Тем самым, во всех трех западных республиках Северного Кавказа именно внешние социоконфликтогенные факторы стали ведущей причиной обострения межэтнических отношений и болезненной динамизации этнополитического процесса. Эти же факторы играли существенную роль и в постепенной нормализации ситуации. Отсутствие глубоких внутренних оснований для межэтнической борьбы и силового противостояния (ограниченные объемы ЭКП), со своей стороны не дало вспыхнувшим конфликтам развиться до критического уровня, с которого начинается процесс стихийного формирования этноконфликтогенных комплексов.

Третья глава «Этнополитические процессы и конфликты на территориях областей и краев Юга России: возможности оптимизации межэтнических отношений» посвящена анализу ситуации в «русских» территориальных образованиях Южного округа.

Наиболее притягательными характеристиками «русских» администраций Южного округа являлись общая стабильность социальной жизни и сбалансированность сферы межэтнических взаимодействий, что и обусловило самые значительные масштабы миграции. Данный масштаб, в свою очередь, обуславливал ведущую роль миграционной динамики среди факторов, ответственных за уровень сооптимизированности межэтнического взаимодействия. Причем влияние это было многослойным и неоднозначным. К плюсам интенсивного миграционного притока можно отнести компенсацию отрицательных демографо-воспроизводственных показателей и значительный рост доли трудоактивного населения; а также активизацию местного производственного сектора и строительного комплекса. Но не менее ощутимы и отрицательные проявления положительного миграционного сальдо. С одной стороны они связаны с обострением трудовой конкуренции, повышенной нагрузкой на системы здравоохранения, ЖКХ, социального обеспечения. С другой, именно этническая миграция, существенно изменяя национальную структуру населения территориальных социумов, становится источником межэтнической напряженности и аккумуляции латентного ЭКП в городах и сельской местности.

В первом параграфе «Этнополитический процесс Ставропольского края» фиксируется, что к 2000 г. в пределах Ставрополья находилось более 500 тыс. вынужденных переселенцев. Причем данная цифра отражает только учтенную часть миграционно] «тока_Миграция существенно

'С. НАЦИОНАЛЬНАЯ

СМБЛ ПОТЕКА Cltonpdypr

О» м „,

нарушила сложившуюся этническую структуру населения в ряде городских центров и административных районов. Речь прежде всего идет о городах Кавминводского курортно-рекреационного комплекса (Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки и т.д.), а также о восточных и юго-восточных районах Ставрополья, сопредельных Чечне и Дагестану (Нефтекумский, Туркменский районы). В городской среде основным нарушителем национальной структуры населения являлась армянская миграция, а в сельской местности даргинская, представители которой интенсивно осваивали восточные районы. Ощутимым фактором дестабилизации в восточных районах края являлась и пульсирующая миграция из сопредельной Чечни своим вектором повторяющая все повороты чеченского кризиса.

ЭКП в крае аккумулировался по нескольким направлениям, среди которых можно выделить межэтническую напряженность, возникающую между: русским и всем остальным населением (основным фактором конфликтности здесь являлась реакция русского населения на процессы этниза-ции, происходившие в национальных образованиях Российской Федерации).

Существенным образом дополняло данное направление межэтнической напряженности возрождение казачества, с одной стороны, позиционировавшее себя как самостоятельную субэтническую общность русского народа, имеющую свои собственные статусные и социально-экономические интересы; а с другой - выступавшую как наиболее сплоченная и организованная социальная группа русских, отстаивающая права всего русского и русскоязычного населения региона.

Вторым направлением потенциальной межэтнической напряженности является взаимодействие между русскоязычным населением (включающим помимо русских и восточных славян, этнические группы поляков, греков, евреев, ассимилированные части других этнических групп) и кавказской этнокультурной компонентой. Причем, последняя в постсоветский период в общественном сознании дифференцировалась. С одной стороны, закавказские диаспоры (армянская и грузинская), максимально заинтересованные в сохранении стабильности в крае, долгое время не воспринимались большинством населения в качестве потенциального источника угрозы общественному порядку и личной безопасности, чего нельзя сказать о северокавказских этнических общностях. С другой стороны, стремительный рост армянской диаспоры, даже при достаточно ограниченных объемах исходного русско-армянского ЭКП, привел к росту межэтнической напряженности в районах и городских центрах, характеризуемых максимальным притоком армян.

Этноконфлитогенный «зондаж» позволил зафиксировать очаги напряжения и в других бинарных взаимодействиях русских с другими этническими общностями (в частности, между казаками и греческой общиной в Ессентуках, или русско-греческая конфликтность в Ставрополе и в Андропов-ском районе). На востоке края русское население указало на межэтническую напряженность в отношениях с даргинцами и, отчасти, с чеченской общиной.

Определенная напряженность в крае актуализировалась и в отношениях между различными этническими группами. Конкурируя за те или иные социопрофессиональные ниши, диаспоры, как правило, старались не вступать в жесткое открытое противостояние. Однако значительное усиление демографического потенциала какой-либо этнической группы почти автоматически сопрягалось с ростом потенциальной конфликтности. Об этом в частности свидетельствует резкое обострение отношений между даргинцами и ногайцами в Степновском и Нефтекумском районах.

Таким образом, при известной стабильности (этнологический мониторинг зафиксировал значительные территории с низким, если не нулевым уровнем конфликтности) положение в сфере межэтнических взаимодействий в Ставропольском крае остается весьма непростым и имеет ряд достаточно острых территориально локализованных проблемных узлов.

Осознание этой проблемы краевыми властями привело к разработке и принятию в 2001 г. пятилетней комплексной программы по гармонизации межэтнических отношений. В структуре программы два основных блока, один из которых связан с множеством конкретных мероприятий, призванных расширить поле положительной межнациональной коммуникации, а второй представляет организацию развернутой системы этнологического мониторинга, фиксирующего состояние (фазовые стадии) уже существующих межэтнических конфликтов и способного обнаруживать узлы латентной аккумуляции ЭКП.

Интересен этнический ракурс краевого политического процесса. Закрепившись в экономической сфере, представители местных диаспор предпринимают первые серьезные попытки вхождения на высший уровень городской и краевой власти. Итоги этих выборных кампаний свидетельствуют о том, что в настоящее время и в обозримом будущем такие попытки обречены на провал. Но, учитывая, что в российских условиях именно обладание административным ресурсом остается едва ли не центральным условием успешности экономической и любой другой деятельности, «поход» усиливающихся нацменьшинств в краевую власть представляется неизбежной перспективой.

Во втором параграфе «Этнополитический процесс Краснодарского края» отмечается, что благоприятные природные характеристики, являлись одной из причин максимальной миграционной притягательности Кубани в постсоветский период (здесь осело около половины мигрантов принятых тремя областными и краевыми администрациями Северного Кавказа). Центральное место в этнической миграции (как и на Ставрополье) занимали армяне, этническая группа которых в 90-е гг. превратилась во вторую по численности национальную компоненту края. Основным направлением армянской миграции на Кубани стали крупнейшие городские центры края и курортно-рекреационная зона, обладавшая значительными возможностями '

для трудовой деятельности в сфере услуг, торговли и посредничества.

Специфической проблемой в крае являлась проблема турок-месхетинцев, появившихся в регионе после 1989 г. Исходные психоповеденческие (ментальные), социопрофессиональные, социокультурные и другие характеристики данной достаточно многочисленной группы обуславливают повышенную конфликтогенность ее взаимодействия с этнокультурным окружением.

Анализ краевого ЭКП, аккумулируемого по различным осям межэтнической коммуникации (русские - этнические меньшинства, русскоязычные - кавказские этнические группы; диаспора- диаспора; старожилы - ми-фанты последней волны и т.п.) позволяет сделать вывод о том, что повышенная чуткость к проблеме межэтнического взаимодействия кубанской администрации, ее оперативная отмобилизованность на защиту интересов доминирующего русскоязычного большинства в большей степени способствовала оптимизации сферы межэтнического взаимодействия в регионе, чем «демократический» подход ставропольской исполнительной власти. Как следствие, при безусловно непростой ситуации, в Краснодарском крае был менее распространен динамический сценарий перехода бытовых межличностных конфликтов в плоскость группового открытого, и тем более силового межэтнического противостояния.

Но свою роль играло и то, что значительная часть этнической миграции была направлена в городские центры или же «растворялась» в плотной ^ системе сельского расселения (на Ставрополье наиболее проблемными были отношения между нацменьшинствами в слабозаселенных районах). Как результат, ЭКП по линии «диаспора - диаспора» в Краснодарском крае в целом был заметно ниже, чем на Ставрополье. И в целом сфера межэтнического взаимодействия на Кубани весь постсоветский период оставалась

достаточно стабильной, притом, что заключала определенное число проблемных узлов, имевших очаговый территориальный характер. Повышенной конфликтогенностью отличалась коммуникация доминирующего русского большинства с рядом диаспор (в частности, армян, греков, адыгов, турок-месхетинцев).

Обширной и в целом сопоставимой с соседним Ставропольем была краевая программа административных профилактических мероприятий, укрепляющих контакты различных этнических общин.

В третьем параграфе «Этнополитический процесс в Ростовской области» отмечается, что более удаленное расположение области от районов межнациональных войн и конфликтов определяло меньшие масштабы миграционного притока. При этом в этнической миграции постсоветского периода в области, как и в Краснодарском и Ставропольских краях, центральное место занимали армяне, переселенческий поток которых был в значительной степени ориентирован на крупные города (Ростов, Новочеркасск), хотя наличие в области своего административного «этнического» района (Мясниковский район) способствовало росту и сельских общин.

С другой стороны наличие обширной засушливой и слабозаселенной зоны на востоке и юго-востоке области способствовало этнической миграции из Дагестана и Чечни, начало которой относится еще к 70-80-м гг. XX в. Эти же районы в 90-е гг. стали центром размещения общины турок-месхетинцев.

Тем самым, при достаточно значительных масштабах этнической миграции в пределы области, максимально ощутимым ее влияние на национальную структуру населения было в сельской местности, прежде всего в восточной и юго-восточной частях. Быстрый рост полиэтничности населения ряда административных районов являлся фактором повышающим местную конфликтогенность. Анализ социальных конфликтов с межэтнической составляющей свидетельствует, что максимальная вероятность их перехода в ту или иную форму межэтнического противостояния, существовала именно в сельской местности и в малых городах. Свою роль в концентрации ЭКП в восточных районах играло и областное казачество, которое являлось наиболее жестко настроенной в отношении этнических мигрантов группой старожильческого населения области.

ЭКП по линии диаспора - диаспора также аккумулировался преимущественно в восточных и юго-восточных районах области где плотность бытовых и производственных контактов такого рода была много выше (отметим в частности ряд столкновений между даргинцами и чеченцами).

В отдельных случаях латентная конфликтность концентрировалась не столько в сфере межнационального взаимодействия, как внутри самих местных этнических групп, испытавших в постсоветский период значительный количественный рост.

Учитывая масштабы миграции и связанных с нею проблем, состояние сферы межэтнического взаимодействия в Ростовской области можно считать в целом стабильным. Большую роль в сохранении устойчивого баланса играет деятельность Консультационного Совета представителей национальных групп области, который, начиная с 1992 г., функционирует при областной администрации. Тем самым, руководство области достаточно оперативно отреагировало на вызов времени, не позволяя ситуации выйти из под контроля и пытаясь определить наиболее оптимальные формы урегулирования и разрешения межнациональных конфликтов.

Анализ выборных кампаний начала XXI в. в Ростовской области фиксирует типичную для «русских» администраций Юга России картину -национальные меньшинства, достаточно редко выставляли своих кандидатов. Если же таковые появлялись, они имели значительно меньше шансов на успех именно в силу своей этнической привязки.

В четвертом параграфе «Этнополитический процесс в Астраханской и Волгоградской областях» исследуются миграционная динамика и национальная структура населения данных административных территорий. Отмечается, что масштабы миграционного притока в них были сопоставимы с миграцией в пределы Ростовской области (т.е. являлись достаточно значительными, но уступали миграционной динамике Краснодарского и Ставропольского краев). Несколько иным был и национальный состав миграции. Расположенные на «стыке» двух крупных национально-территориальных анклавов бывшего СССР (Кавказа и Средней Азии с Казахстаном) поволжские области являлись центром миграционного притяжения для обоих этих анклавов.

При этом в составе этой миграции не было столь выраженного доминирующего этноса, каковым оказались армяне во всех рассмотренных ранее областных и краевых администрациях Юга России.

Положение в сфере межнациональных отношений на Нижнем Поволжье, как и в остальных областных и краевых администрациях Юга России в значительной мере определялось территориальной локализацией этнического миграционного притока. Наряду со значительным числом городов и районов, в которых межнациональные отношения оставались ста-

бильными, имелись и очаги ощутимой напряженности. При этом ЭКП чаще всего концентрировался по оси: русское население и кавказские общины, в сельских территориальных общностях, наиболее изменивших свою структуру за счет мигрантов. Наиболее распространенной формой проявлений межэтнической конфликтности являлись индивидуальные столкновения на бытовой (производственной) почве, стремительно приобретавшие характер группового межэтнического противостояния. С другой стороны, именно сельские районы являлись территорией наибольшей аккумуляции ЭКП по линии «диаспора - диаспора».

Четвертая глава «Механизмы оптимизации этнополитического процесса на Юге России» посвящена анализу различных структурных элементов комплекса мероприятий, направленных на системную стабилизацию сферы региональных межэтнических взаимодействий.

В первом параграфе «Нормативно-правовой и административно-политический блоки комплекса мер по урегулированию сферы межэтнических взаимодействий в регионе» отмечается, что нормативно-правовые меры по урегулированию сферы межэтнических (межнациональных) взаимодействий представляют работу по детализации и коррекции существующего нормативно-правового аппарата, регулирующего деятельность совокупности субъектов местного этнополитического процесса. Основной задачей данного блока является создание в регионе правового поля, сводящего к минимуму возможности эскалации межэтнических конфликтов

Взрыв северокавказского этнорадикализма в постсоветский период был в немалой степени обусловлен несовершенством соответствующих разделов федерального законодательства. В 90-е гг. вопросы институционально-правового строительства в региональных республиках были, по сути, отданы на откуп местным конституциям, немалая часть положений которых противоречила конституции Российской Федерации. Но данная проблема касается и областных, и краевых субъектов Федерации.

Выправление этой ситуации предполагает детальную разработку процедурно-правового механизма, позволяющего четко (не только по формальным признакам, но и по содержательным характеристикам) квалифицировать действия всех субъектов регионального этнополитического процесса.

Речь идет о создании пакета нормативных актов, способных однозначно определять те или иные действия как:

- нарушение конституционных основ федерализма (нарушение принципа территориальной целостности Российской Федерации);

- ущемление национальных интересов Российского государства;

- посягательство на конституционные права российских граждан.

Административно-политический блок мероприятий по оптимизации

межэтнических взаимодействий и разрешению этнополитических конфликтов также представляет широкий спектр деятельности. В его структуре основными являются общественно-политическое и административно-управленческое направления работы.

Общественно-политическое направление представляет комплекс мер по коррекции структурированию регионального политического ландшафта. Здесь можно выделить поддержку в республиках пророссийски ориентированных общественно-политических движений и организаций. Активное использование потенциала всех лояльных к федеральной власти политических структур для оптимизации сферы межэтнических взаимодействий (это подразумевает установление более тесных форм сотрудничества между данными объединениями и республиканской властью, а также федеральным центром). Наконец, пропаганду и популяризацию (разъяснение) действий, целей и задач федерального центра в области региональной национальной полигики.

Не менее существенной является роль административно-управленческой деятельности, связанной с более жестким контролем за государственной материально-технической собственностью и инфраструктурой, которую нередко используют в своей работе этнорадикалы. Но на последних может оказываться и более прямое воздействие, среди форм которого назовем приостановку деятельности печатных органов, издательств, радиостанций, способствующих разжиганию межнациональной розни, проверку банков, фондов, финансово поддерживающих этнорадикалов и т.п.

Во втором параграфе «Система превентивно-профилактических и социально-экономических мероприятий» рассматриваются различные аспекты социально и экономического развития региона, способные прямо или косвенно оптимизировать ситуацию в сфере межэтнических отношений.

Социально-экономический блок. В настоящий период Юг России и, прежде всего, национальный Северный Кавказ в социально-экономическом плане оказались среди наиболее кризисных регионов Российской Федерации. По основным параметрам социального и экономического развития, общему уровню жизни населения местные администрации существенно отстают от среднероссийских показателей. Другой важнейшей социально-экономической проблемой, связанной с экономическим кризисом 90-х гг., является высокая безработица республиканского населения. Но у этой

проблемы есть и другие причины - традиционный тип демографического воспроизводства и устойчивая профессиональная ориентация местного населения на вторичный и третичный сектор экономической деятельности (сфера посредничества, услуг и торговли). Последняя особенность существенно сокращает возможности «прямолинейного» решения проблемы республиканской безработицы через организацию новых производств. Речь скорее должна идти о комплексе мер по оптимизации социопрофессио-нальных предпочтений населения. А данное направление, в свою очередь, взаимоувязано с масштабным процессом социокультурной, социопсихологической модернизации Северного Кавказа.

Констатация относительной эффективности чисто экономических стабилизационных мер, ни в коем случае не подвергает сомнению их необходимость. Значительную роль здесь играют общефедеральные программы, адресно ориентированные на регион и, в частности, целевая программа «Юг России» (рассчитанная на 2002-2006 гг.), обозначившая в качестве приоритетных топливно-энергетическое, транспортное, агропромышленное и ку-рортно-туристическое направления развития региона. Существует и множество других программ, связанных развитием производственного сектора и социальной сферы отдельных региональных республик, краев и областей.

Блок превентивно-профилактических мероприятий представляет важнейший элемент всего системного механизма по разрешению региональных этнополитических конфликтов. Основой блока является система этнологического мониторинга (СЭМ), в задачи которой входит отслеживание и фиксация ситуации на всех участках потенциальной этнической конфликтности. Ведущим элементом СЭМ должна являться обширная информационная база, заключающая сведения обо всех важнейших характеристиках жизнедеятельности многосоставных территориальных общностей. При этом помимо общих сведений демографического, экономического и социокультурного, социопсихологического или конфессионального характера, должна собираться объемная информация по более частным вопросам, имеющим отношение к специфике местного межэтнического взаимодействия и уровню потенциальной конфлитогенности (отслеживание работы республиканских движений и партий, деятельность местных СМИ; фиксацию форм работы и каналов финансирования действующих на потенциально проблемных территориях зарубежных центров и фондов и т.д.).

Необходимо интегральное картирование проблемных территорий, а в конечном счете создание подробных электронных этноконфликтологиче-

ских атласов всех административно-территориальных образований Юга России, в разрезе отдельных городов и сельских районов. Причем наряду с задачами этнополитического мониторинга, СЭМ могла бы выполнять и функцию консультативного органа. Но чтобы справиться с такими задачами она должна представлять мощную в материально-техническом отношении и достаточно территориально разветвленную организационную структуру.

В третьем параграфе «Учебно-образовательный, социокультурный и модернизационный блоки оптимизационно-регулирующих мероприятий» фиксируется, что одной из центральных задач в социокультурной сфере региона является деятельность по дальнейшей интеграции национально-административных образований в общероссийское культурное и информационное пространство. В этой связи самое существенное место занимает определение нового системного соотношения общефедеральной социокультурной составляющей и местного этнокультурного компонента, на который в последние 10-15 лет оказывает возрастающее влияние мусульманский цивилизационный ареал.

К проблеме межэтнического взаимодействия данная проблема имеет самое непосредственное отношение, поскольку этнокультурная консолидация и исламизация региона в значительной мере и являлись источниками местного этнорадикализма и сепаратизма. При этом именно крупнейшие социокультурные центры республик (университеты, общественно-гуманитарные НИИ, творческие союзы и объединения), концентрируя группы национально ориентированной интеллигенции, зачастую выступали в качестве очагов духовного сепаратизма.

Если воздействовать на уже сложившиеся поколение местной интеллектуальной и творческой элиты достаточно проблематично, то возможности по формированию ее новой более толерантной и модернизированной генерации существенно выше, поскольку именно эти структуры (университеты, НИИ и т.п.) становятся средоточием не только инновационных технологий, но и новых систем мышления и социокультурных ориентиров.

Не менее существенной является и организация комплексного интернационального воспитания в системе регионального среднего образования. Причем данная проблема выдвигается в число важных элементов профилактической работы не только в республиках, но и в обл-краевых администрациях Юга России. Во многих их городах и сельских районах доля школьников го национальных меньшинств к началу XXI в. возросла до 15-20 %. Деятельность по их социокультурной, ментальной, языковой адаптации становится

важным направлением работы в сфере оптимизации межэтнических взаимодействий в регионе и предотвращения этнополитических конфликтов.

Модернизационный блок мероприятий связан с необходимостью комплексной социокультурной и ментальной «притирки» коренных народов Северного Кавказа и регионального восточнославянского населения. Данный процесс, происходивший на протяжении двух веков, не была завершен и к концу советского периода. Новая его стадия связана с пространственной перецентрировкой русско-кавказской контактной зоны, которая все более смещается за пределы северокавказских национальных образований в саму Большую Россию.

Речь идет о комплексном процессе интеграции диаспор в жизнедеятельные циклы славянских социумов Юга России и всей Федерации. А эта интеграция, в свою очередь, представляет грань еще более объемного по системному охвату процесса «взаимопрорастания» России и Кавказа (т.е. не силовой русификации последнего, а взаимной социокультурной и ментальной притирке). Именно адаптированные к среде русского (восточнославянского) города этнические группы параллельно становятся проводниками и трансляторами новых практик и ориентиров на основную часть этноса, сконцентрированную в пределах своего национального образования. Однако данный процесс относится к числу долговременных и его результаты станут очевидными только спустя ряд десятилетий.

В четвертом параграфе «Внешние социогенные факторы региональной этноконфликтности и способы их нейтрализации» отмечается, что внешние факторы оказывают самое существенное влияние на уровень этноконфликтности Северного Кавказа и всего Юга России. При этом агенты влияния и сами векторы данного воздействия множественны и различаются по своему системному уровню (в общем плане можно выделить мега-, макро- и мезоуровни).

Мегауровень заключает дестабилизирующие влияния, связанные с деятельностью культурно-цивилизационных ареалов, международных союзов или отдельных иностранных государств. В пределах данного уровня соответственно можно выделить несколько осей воздействия.

Цивилизационный (конфессионально-социокультурный) вектор. Его влияние обуславливается нарастающим противостоянием Исламского мира и Западной цивилизации. Этот наиболее острый межцивилизационный разлом современности пролегает и через Россию. Его основание - общесистемный тренд Российского государства и общества в сторону Запада; ком-

плексная, ускоренная модернизация страны с одной стороны и мощнейшее духовное и социокультурное притяжение, испытываемое ее мусульманскими регионами со стороны исламского мира, с другой. Результатом этого многосоставного и внутренне противоречивого процесса является известная культурная, социопсихологическая, информационная автономизация национального Северного Кавказа.

На первый взгляд, «дистанцирование» республик полностью противополагается стремительной модернизации Большой России. Но реальное положение более сложно и многопланово. «Изоляционизм» является скорее механизмом самодозировки инноваций национальными социумами. И если во многом противореча Западу, Россия тем не менее продвигается по пути модернизации, то на более низком (региональном) системном уровне, аналогичную динамику демонстрирует в настоящее время и Северный Кавказ, для которого модернизатором оказывается уже сама Россия. И тем не менее вопрос о темпах, сроках и формах данной трансформации всей страны и Северного Кавказа становится одним из центральных в проблеме устойчивости государства (говоря коротко - модернизация не должна быть прямолинейной вестернизацией).

Геополитический социоконфликтогенный фон. В его структуре можно выделить несколько осей конфликтогенного воздействия на регион. Прежде всего это политическая и социально-экономическая слабость, нестабильность новообразованных закавказских государств. Во-вторых, это геополитическое присутствие ряда стран, среди которых выделяются Турция и США. Стараясь не допустить возвращения Закавказья в поле экономического и политического доминирования России, обе эти страны по необходимости работают в «антироссийском» направлении (но данная констатация не означает, что их влияние работает исключительно на дестабилизацию региона).

Существенным источником социоконфликтогенного фона в регионе является геоэкономический фактор - заинтересованность иностранных государств и международных союзов в природных ресурсах региона и его транспортно-коммуникационной системе.

Не менее ощутимо влияют на динамику местного этнополитического процесса факторы «мезоуровня». К данному уровню можно отнести социо-экономическую ситуацию во всей российской экономике и финансовой сфере, устойчивость федеральной административно-управленческой вертикали и эффективность работы государственной правоохранительной системы. Растущая стабильность и динамизм России существенно сокращает интегральное конфликтогенное влияние факторов мезоуровня в регионе.

Перечисленные экзогенные факторы этнополитической напряженности на Юге России при всем своем разнообразии, в целом, не способны генерировать сами конфликты, но в состоянии их активизировать и ускорять.

В заключении формулируются основные выводы проведенного исследования и определяются направления наиболее перспективные для дальнейшего изучения.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

а) монографии

1. Васильев Ю.В. Этнополитические процессы Юга России на рубеже XX-XXI веков: от конфликтов к Стабилизации. - Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2004.- 15 п.л.;

2. Васильев Ю.В. Региональные этнополитические процессы в Южном федеральном округе: анализ состояния и перспективы урегулирования. -Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2005. - 14 п.л.;

3. Васильев Ю.В., Свечникова Л.Г. Обычное право народов Северного Кавказа. - Ставрополь: Изд-во СГАУ, 2002. - 6 пл. (в соавторстве, авторский вклад - 2 пл.).

б) статьи в ведущих журналах

4. Васильев Ю.В. Механизмы и методы урегулирования этнических конфликтов на Юге России // Регионология. 2005. № 3. - 0,4 п.л.

5. Васильев Ю.В. О механизмах оптимизации этнополитических процессов на Юге России // Власть. 2005. № 11. - 0,7 п.л.

6. Васильев Ю.В. Этноконфликтный потенциал (ЭКП) и этноконфликто-генный жизнедеятельный комплекс (ЭКЖК): инструментарий анализа воспроизводственной базы этнополитических конфликтов // Экономика и управление: научно-практический журнал. Уфа: БАГСУ, 2006. № 2. - 0,7 п.л.

7. Васильев Ю.В., Старостин A.M. Воспроизводственная база конфликтов на Северном Кавказе / Труды международного «круглого стола» «Региональные конфликты в контексте глобализации и становления культуры мира». - Ставрополь: СГУ, 2005. - 1 пл. (в соавторстве, авторский вклад - 0,7 пл.).

8. Васильев Ю.В. Воспроизводство конфликтов в регионах Северного Кавказа: теоретический анализ и практика политического урегулирования // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2006. № 1. -1 пл.

в) брошюры и статьи

9. Васильев Ю.В. Возникновение и механизмы разрешения этнополитических конфликтов на Юге России. - Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2005. - 3 пл.

10. Васильев Ю.В., Понеделков A.B., Старостин А.М. Экспертные оценки конфликтных ситуаций на Северном Кавказе. - Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2003. - 2,5 пл. (в соавторстве, авторский вклад - 0,3 пл.).

11. Васильев Ю.В., Мирошникова Н.В. Некоторые теоретические аспекты профилактики преступлений гражданско-правовыми средствами / Человек и общество на Кавказе. Проблемы бытового бытия: матер. Всерос. науч.-практ. конф., посвящ. 40-летию экономического факультета СГАУ. -Ставрополь, 2002. - 0,4 пл. (в соавторстве, авторский вклад - 0,2 пл.).

12. Васильев Ю.В., Свечникова Л.Г. Теоретико-правовые основы современного российского федерализма / V конгресс эьнографов и антропологов России. Омск. 9-12 июня 2003 г. Тезисы докладов. - М., 2003. - 0,3 п.л. (в соавторстве, авторский вклад - 0,1 пл.).

13. Васильев Ю.В. Некоторые теоретико-правовые проблемы федерализма / Проблемы современного федерализма: матер, «круглого стола». -Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003. - 0,5 пл.

14. Васильев Ю.В. Парадигма этноконфликтогенных факторов и стадии развития этнополитических конфликтов / Сборник науч. статей. Юбилейный выпуск. - Ставрополь: Изд-во «Сервисшкола», 2004. - 0,8 пл.

15. Васильев Ю.В. Этнополитические конфликты - основные субъекты-носители и системные формы / Экономика современной России: теоретические и методологические подходы к решению актуальных проблем развития: сб. матер. 68-й ежегодной науч.-практ. конф. - Ставрополь: Изд-во СтГАУ «АГРУС», 2004. - 0,5 пл.

16. Васильев Ю.В. Конфликтогенные факторы и стадии развития этнополитических конфликтов / Управление региональными социально-политическими процессами: вопросы теории и практики. Сб. науч. трудов. - Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2004. - 0,5 пл.

17. Васильев Ю.В. Факторы этнической конфликтности как элемент эт-ноконфликтогенного потенциала / Россия: экономические проблемы в условиях глобализации: сб. матер. I Междунар. науч.-практ. конф. - Ставрополь: Изд-во СтГАУ «АГРУС», 2005. - 0,3 пл.

18. Васильев Ю.В. Некоторые аспекты перспектив урегулирования эт-ноконфликтных процессов на Юге России / Инновации в местном самоуправлении: Юг России в контексте национального и европейского опыта: тезисы выступлений на российско-германской науч.-практ. конф. Май 2005 г. Вып. 2. - Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2005. - 0,5 п.л.

19. Васильев Ю.В. Современные теоретические аспекты исследования этнополитических процессов / Актуальные проблемы российской политологии и политического управления. Сб. научн. трудов. - Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2005. - 0,5 п.л.

Подписано в печать 14 03 06 Формат 60x84/16. Гарнитура Times New Roman. Уел п.л 3 Тираж 100 эю Заказ № 23/3 Ризограф С К АТС 344002. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская. 70.

УЭООГ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора политических наук Васильев, Юрий Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Теоретико-методологические аспекты анализа межэтнической конфликтности.

1.1. Теоретические аспекты исследования этнополитических процессов.

1.2. Этнополитические конфликты: основные субъекты и системные формы.

1.3. Конфликтогенные факторы и стадии развития этнополитических конфликтов.

1.4. Этноконфликтогенный потенциал (ЭКП) и этноконфликтогенные жизнедеятельные комплексы (ЭКЖК) (на материале регионов Юга России).

1.5. Методика определения этноконфликтогенного потенциала (ЭКП).

ГЛАВА 2. Этнополитический процесс и межэтническая конфликтность на Северном Кавказе в конце XX -начале XXI века.

2.1. Этнополитический процесс в Чеченской республике: становление и фазовая динамика чеченского этноконфликтогенного комплекса, характеристика его основных системных блоков.

2.2. Проблема урегулирования чеченского кризиса и разрушения сепаратистско-террористического комплекса.

2.3. Осетино-ингушское противостояние: становление и динамика сдвоенного этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса и пути урегулирования конфликта.

2.4. Этнополитические конфликты и этноконфликтогенный потенциал ведущих народов Республики Дагестан и динамика их развития.

2.5. Этноконфликтогенный потенциал западных республик Северного Кавказа (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея): состояние и угрозы кризиса.

ГЛАВА 3. Этнополитические процессы и конфликты на территориях областей и краев Юга России: возможности оптимизации межэтнических отношений.

3.1. Этнополитический процесс Ставропольского края.

3.2. Этнополитический процесс Краснодарского края.

3.3. Этнополитический процесс в Ростовской области.

3.4. Этнополитический процесс в Астраханской и Волгоградской областях.

ГЛАВА 4. Механизмы оптимизации этнонолитического процесса на Юге России.

4.1. Нормативно-правовой и административно-политический блоки комплекса мер по урегулированию сферы межэтнических взаимодействий в регионе.

4.2. Система превентивно-профилактических и социально-экономических мероприятий.

4.3. Учебно-образовательный, социокультурный и модернизационный блоки оптимизационно-регулирующих мероприятий.

4.4. Внешние социогенные факторы региональной этноконфликтности и способы их нейтрализации.

Введение диссертации2006 год, автореферат по политологии, Васильев, Юрий Владимирович

АКТУАЛЬНОСТЬ ТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ Способы оптимизации межнациональных отношений, формы и методы разрешения конфликтов, возникающих в процессе такого взаимодействия, вышли в ряд наиболее острых проблем современного человечества. Однако исключительную актуальность весь проблемный комплекс, связанный с межэтнической конфликтностью приобретает в многосоставных государствах, вступивших в период глубоких системных преобразований.

Именно такой период переживает на протяжении двух последних десятилетий Россия. В Российском государстве, да и на всем постсоветском пространстве практически не осталось полиэтнокультурных регионов, для которых проблема оптимизации межэтнических отношений и разрешения эгно-политических конфликтов не оказалась бы среди первоочередных. В пределах самой Российской Федерации наиболее сложным регионом в этом отношении является Юг России.

Способность федерального центра и региональной власти (и шире -всего регионального общества) решить данную проблему, выработать эффективные механизмы ликвидации межэтнических конфликтов, играет жизненно важную роль не только для самого южнороссийского региона, но и без преувеличения - для всей Российской Федерации.

Максимально усложняет решение этой задачи ее комплексный многослойный характер, тесное переплетение геополитических, социально-экономических, культурных, конфессиональных, демографических факторов, различающихся к тому же системными уровнями своего воздействия. Причем в каждом из региональных конфликтов данные факторы образуют свою неповторимую конфигурацию, предполагающую «конкретизацию» и адаптацию общесистемных подходов и федеральных программ, направленных на оптимизацию этнополитических процессов внутри России.

Свои специфические проблемы в сфере межэтнических отношений существуют не только в региональных республиках, но и в областных и краевых администрациях Юга России. Прежде всего они связаны с мощным миграционным притоком, воздействующим в т.ч. и на сложившуюся национальную структуру населения. Проблемы социоэкономической, ментальной, социокультурной адаптации мигрантов к новым условиям жизнедеятельности, а с другой стороны и определенная встречная «притирка» коренного населения русских территорий, выходят на первый план в сфере национальной политики областей и краев Южного федерального округа.

При этом региональный (окружной) уровень урегулирования межнациональных отношений не отделим от федерального, и в целом южпорос-сийская программа оптимизации управления межэтническими процессами оказывается плотно включенной в единый проблемный блок общественно-политического, социоэкономического и культурного развития России, определяется способом и формами ее модернизации.

Нельзя не отметить и то, что одной из причин стремительного роста межэтнических конфликтов в современном мире (в том числе, в России и ее Южном округе) являются формы и темпы, с которыми в настоящее время идет процесс глобализации, в максимальной степени активизирующий экономические, культурные, межконфессиональные и межцивилизационные контакты.

Форма тотальной вестернизации, которую приобрел данный процесс в последние десятилетия, ведет к возникновению новых и расширению старых межцивилизационных разломов. Наиболее ощутимый из них, разделяющий Западную цивилизацию и Исламский мир, пролегает и через Россию. Прямолинейный и до предела ускоренный общесистемный курс на Запад, взятый политическим руководством и экономической элитой государства, является одной из причин очевидной социокультурной, информационной и духовно-конфессиональной автономизации мусульманских регионов Федерации, и в первую очередь, национального Северного Кавказа.

В такой ситуации только выверенное по темпам и формам системная трансформация российского общества (не только его экономики, но и социальной, социокультурной, ментальной сферы) позволит сохранить и укрепить единство и жизнеспособность всей Федерации.

СТЕПЕНЬ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ

Литература по проблемам этнических конфликтов, способам и формам их урегулирования (разрешения) необычайно велика и разнообразна.

Значительное число исследований посвящено отдельным конкретным аспектам проблемы межэтнического взаимодействия. Выделим здесь работы этносоциологов и этнопсихологов Н.В. Арутюнова, J1.M. Дробижевой, C.B. Лурье, А.Л. Садохина, З.В. Сикевич, A.A. Сусоколова, В.Ю. Хотинца; исследования этнодемографов М.Н. Губогло и В.И. Козлова; работы М. Кабузана, посвященные многовековой этнодемографической динамике Российского государства*.

Непосредственно проблемам межэтнических конфликтов на Юге России посвящены работы В.А. Авксентьева, А.Г. Здравомыслова, A.B. Тишко-ва, Ж. Тощенко, В.В. Черноуса. Этнополитические аспекты жизнедеятельности административно-территориальных общностей Северного Кавказа и возникающие в этой области конфликты исследуются в работах Г.С. Денисовой, Л.Л. Хоперской. Проблемы религиозного экстремизма и сепаратизма на Северном Кавказе анализируются в работах И.П. Добаева. Вопросам этнической миграции и динамики крупнейших этнокультурных диаспор на Северном Кавказе и Юге России посвящены исследования М.А. Аствацатуровой.

Значительно активизировалась в последнее десятилетие и работа исследователей-кавказоведов, исследующих отдельные стороны исторического и современного развития народов этого обширного социокультурного региона планеты. Выделим здесь работы Р.Г. Абдулатипова, А.Г. Агаева, B.C. Агеева, B.C. Белозерова, Х.Х. Бокова, A.A. Вагабова, Н.М. Гасанова, В.В. Дегоева, В.Д. Дзидзоева, Э.Ф. Кисриева, АЛО. Коркмазова, A.A. Магомедо

Работы упомянутых авторов сведены в библиографии к данной диссертации. ва, М.Б. Мустафаева, М.Г. Мустафаевой, В.Н. Рябцева, М.В. Саввы, К.У. Унежева, X. Ханаху, А.Ю. Шадже, A.A. Цуциева, C.B. Чешко, С.И. Эфендие-ва, Ф.С. Эфендиева.

Показательно, что в этом ряду присутствуют представители всех региональных республик и областных и краевых администраций Юга России. Крупные этнополитические исследовательские центры сформировались во многих региональных центрах (в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Ставрополе, Махачкале, Владикавказе, Волгограде, Нальчике, Майкопе).

В регионе ежегодно проводится значительное число конференций и совещаний разного уровня (от региональных до международных), опубликованные материалы которых становятся важным подспорьем в научной работе специалистов, занятых проблемой предотвращения и урегулирования межнациональных конфликтов. Данные коллективные сборники также использовались в диссертационном исследовании. Назовем здесь и этнополитические серии, издаваемые Ставропольским государственным университетом и Центром системных региональных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ и ИСПИ РАН.

Из зарубежных ученых, чьи разработки могут быть учтены при анализе этнополитической ситуации на Юге России можно назвать имена Д. Горови-ца, Л. Крисберга, Т. Гурра, а также, учитывая, что этнические конфликты являются разновидностью конфликтов социальных - исследования видных западных конфликтологов - Р. Дарендорфа, Л. Козера. Отметим здесь и работы таких российских конфликтологов как A.B. Дмитриев, В.Н. Кудрявцев, В.Н. Шаленко.

Отдельно следует отметить, что различным аспектам этнополитиче-ских конфликтов посвящен ряд диссертационных работ: Г.С. Котанджяна (1992), А.Н. Куликова (1995), Котенева (1996), Л.Л. Хоперской (1997), Д.Б. Малышевой (1997), Л.М. Романенко (1999) и др. Однако этноконфликтоло-гическая проблематика регионального уровня не являлась основным предметом этих исследований.

Объектом исследования является этнополитическая динамика Юга России в целом и отдельных его административно-территориальных единиц в постсоветский период развития.

Предметом исследования является совокупность региональных этно-политических конфликтов южнороссийского ареала: их причины, сценарии и формы развития; возможные способы их урегулирования и разрешения.

ЦЕЛЬ И ЗАДА ЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ

Целью исследования является развернутый анализ причинного комплекса межэтнической конфликтности регионального уровня и определение системообразующих принципов государственной политики, образующих действенный механизм эффективного разрешения этнополитических конфликтов на Юге России. Общая цель конкретизирована в следующих проблемно-исследовательских задачах:

- исследовать фазовую динамику актуализации этноконфликтогенного потенциала у народов - субъектов наиболее крупных региональных межнациональных конфликтов на Юге России постсоветского периода;

- провести комплексную оценку соотношения внутренних (эндогенных) и внешних (экзогенных) факторов конфликтогенности и их влияния на динамику регионального этнополитического процесса и эскалацию напряженности в основных межэтнических конфликтах Юга России в постсоветский период;

- исследовать основные системные уровни внешнего социоконфлито-генного фона, дестабилизирующего сферу региональных межэтнических взаимодействий;

- разработать методику балльного шкалирования этноконфликтогенного потенциала (ЭКП), оценить объемы и динамику ЭКП в 90-е гг. XX в. у наиболее «проблемных» региональных народов;

- разработать общую модель этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК);

- комплексно сценарии формирования региональных ЭКЖК, связанных с максимальным обострением межнациональных (межэтнических) отношений;

- представить комплекс мер, способных оптимизировать сферу межэтнических взаимодействий на Юге России;

- установить и проанализировать в общем плане «обойму» условий, необходимых и достаточных для подобной оптимизации; определить ее возможные пределы (внутренние ограничители) в урегулировании и разрешении наиболее острых региональных этнополитических конфликтов.

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ИССЛЕДОВАНИЯ. Методологическим основанием исследования стали концептуальные подходы и теоретические методы, принятые в современной российской и зарубежной политологии, политической социологии и этноконфликтологии. При изучении этнополитической динамики Юга России применялись методы проблемно-хронологического и сравнительного анализа субъектов регионального это-нополитического процесса; методы системного анализа больших и малых политических структур регионального социума. Элементы генетического и структурно-функционального анализа использовались при изучении региональных этноконфликтогенных жизнедеятельных комплексов, формирующихся в результате крайней степени эскалации межэтнических (межнациональных) отношений.

В процессе исследования были также использованы методы обработки и анализа статистического и аналитического материала (данных общественных опросов, демографической статистики, статистики миграционных потоков и динамики национальной структуры населения отдельных территориальных общностей). Методы системного политико-социологического анализа применялись при комплексном изучении, существующего в России государственного управления в сфере федеральной и региональной национальной политики.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА ДИССЕРТАЦИИ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В СЛЕДУЮЩИХ ПОЛОЖЕНИЯХ:

- установлена доминирующая роль экзогенных социоконфликтогенных факторов в дестабилизации сферы межэтнических взаимодействий большинства региональных национально-государственных и административно-территориальных образований;

- зафиксирована сдвоенная природа этноконфликтогенного потенциала, наличие в его структуре двух компонент (их можно условно обозначить как «сила» и «ущемленность»), балансирование которыми позволяет поддерживать межэтническое равновесие в многосоставных национально-территориальных образованиях Юга России;

- разработана рабочая методика для оценки этноконфликтогенного потенциала ведущих народов Северного Кавказа;

- исследована специфика воздействия ЭКП и отдельных системных уровней социоконфликтогенного поля (фона) на динамику этнополитическо-го процесса в каждой из республик Северного Кавказа;

- разработано понятие этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК), представлена общесистемная модель его становления и функционирования;

- комплексно (по основным структурным блокам) представлены становление и функционирование двух этноконфликтогенных комплексов Юга России: осетино-ингушского и сепаратистско-террористического комплекса Чечни;

- проанализированы существующие способы ликвидации региональных ЭКЖК и представлены рекомендации по оптимизации и ускорению данного процесса.

НА ЗАЩИТУ ВЫНОСЯТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ ТЕЗИСЫ:

1. Динамика этпополитического процесса в рамках национально-административных общностей Юга России обуславливается состоянием внешнего (экзогенного) социоконфликтогенного фона и внутреннего (эндогенного) этноконфликтогенного потенциала (ЭКП).

2. Социоконфликтогенный фон имеет несколько системных уровней, которые в общем виде можно обозначить как мегауровень (влияние на сферу региональных межэтнических отношений международной геополитической ситуации, воздействие цивилизационных ареалов, международных союзов, отдельных государств); макроуровень (влияние общегосударственной общественно-политической и социоэкономической ситуации характер и формы национальной политики, проводимой центральной властью), мезоуроеень (влияние на сферу региональных межэтнических взаимодействий и местный этнополитический процесс ситуации внутри самого данного национально-государственного или административно-территориального образования).

3. Этноконфликтогенный потенциал формируется факторами двух видов. Во-первых, это показатели реальной статусной, общественно-политической, социально-экономической, культурно-языковой, конфессиональной ущемленности территориальной этнической общности. Во-вторых, -это ее «силовые» возможности (общая численность и удельный вес в населении территории, уровень внутренней консолидированное™, степень этнокультурной традиционности, уровень развития и влиятельность национальной элиты и т.п.). Соотношение данных двух составляющих в ЭКП разных народов может существенно различаться, как может различаться структура ЭКП и у одного этноса на разных стадиях его исторического функционирования или на отдельных фазах развития межэтнического конфликта.

4. Первые стадии эскалации большинства региональных межэтнических конфликтов на рубеже и в начале 90-х гг. XX в. были в определяющей степени обусловлены кардинальной общественно-политической и социально-экономической дестабилизацией государства и общества, самым существенным образом увеличившей социоконфликтогенный фон функционирования национально-административных образований Северного Кавказа (ииы-ми словами, если не сам генезис большинства региональных межэтнических конфликтов, то первоначальная их актуализация была связана с внешними экзогенными) процессами, не имевшими непосредственного отношения к сфере межэтнических взаимодействий).

5. Эскалация межэтнических конфликтов в содержательном плане представляла «расконсервацию» внутренних этноконфликтогенных потенциалов взаимодействующих народов. Данная актуализация ЭКП с определенной стадии (связанной с началом открытого силового противоборства) представляет часть более обширного системного процесса - формирования этноконфликтогенного жизнедеятельного комплекса (ЭКЖК).

6. Формирование ЭКЖК означает комплексную институализацию этнического конфликта, завершение организации полной постадийной цепочки его реализации и непрерывного воспроизводства. В структурно-функциональном разрезе становление ЭКЖК означает появление у конфликта: организационного центра и разветвленной управленческой вертикали; развитой идеологической платформы; обширной и достаточно стабильной демографической базы; развернутого инфраструктурного (материально-технического, информационного и военного) обеспечения; достаточной системы финансирования.

7. Становление ЭКЖК свидетельствует о переходе конфликта с преимущественно экзогенных источников «подзарядки» межэтнического противостояния к внутриэтническим энергетическим ресурсам. Обладая способностью к самовоспроизводству (наличие полного жизнедеятельного цикла) межэтнический конфликт приобретает внутренний «смысл» и собственный «автономный» алгоритм развития. Последнее не означает полной невозможности воздействовать на него извне, однако максимально осложняет любую возможность его урегулирования (и тем более разрешения), поскольку предполагает демонтаж (хотя бы частичный) ЭКЖК.

8. На Северном Кавказе в постсоветский период сформировалось два полномасштабных ЭКЖК - осетино-ингушский и сепаратистско-террори-стический комплекс Чечни. Усилия федерального центра и республиканских властей позволили частично демонтировать первый из них и существенно сократить силовые возможности второго. Полная ликвидация сепаратистско-террористического чеченского комплекса является достаточно проблематичной даже в средне- и долгосрочной перспективе, не говоря уже об обозримом будущем (несколько лет).

9. В деэскалации большинства региональных межэтнических конфликтов (как и на первых стадиях их эскалации) самое существенное значение играет динамика внешнего социоконфликтного фона - в данном случае его постепенное сокращение вследствие происходящей в последние годы общественно-политической и социально-экономической стабилизации Российской Федерации.

10. В наиболее полиэтнокультурной (многосоставной) республике Северного Кавказа (и всей России) - Дагестане, основным принципом внутренней национальной политики является поддержание баланса ЭКП различных народов, что, учитывая сдвоенную структуру этноконфликтогенного потенциала, означает повышенное ущемление этнических общностей, располагающих меньшим «силовыми» возможностями. В определенной степени данный принцип формирования баланса «силы» и «ущемленности» используется и в административно-политической практике всех других полиэтнических администраций Юга России.

11. Этнополитическая ситуация во всех областных и краевых администрациях Юга России на протяжении постсоветского периода оставалась достаточно стабильной. Межэтнические конфликты носили очаговый характер и были связаны со значительным миграционным притоком и с заметным изменением национальной структуры населения отдельных городских центров и сельских административных районов.

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. Результаты исследования могут быть использованы в деятельности государственных органов федерального и регионального уровней, занимающихся проблемой оптимизации межэтнических взаимодействий и ликвидацией последствий этнических конфликтов. Материалы диссертации также могут быть представлены в качестве разделов лекционных спецкурсов для студентов-обществоведов, а также как отдельные темы в учебных пособиях по политологии, социологии политики, политической этноконфликтологии, этносо-циологии.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ. Основные положения докладывались на международных конференциях: «Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения» (г. Ростов н/Д., сентябрь 2003 г.), «Взаимодействие уровней власти в условиях федерализации (опыт России и Германии) (г. Ростов н/Д., май 2002 г.), «Вертикаль власти: проблемы оптимизации взаимодействия федерального, регионального и местного уровня власти в современной России» (г. Ростов н/Д., июнь 2001 г.), на международном «круглом столе» - «Региональные конфликты в контексте глобализации и становления культуры мира» (г. Ставрополь, октябрь 2005 г.), ряде межвузовских научных и научно-практических конференций в гг. Ставрополе, Майкопе, Ростове н/Д., Краснодаре в 2000-2005 гг. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на кафедре политологии и этнополитики Северо-Кавказской академии государственной службы.

СТРУКТУРА ДИССЕРТАЦИИ. Диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав (включающих 18 параграфов, 1 схему, 19 таблиц), заключения и списка литературы. Объем текста - 277 страниц компьютерного набора, список литературы включает 323 названий.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этнополитические конфликты на Юге России"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование зафиксировало наличие значительного конфликтогенного потенциала межэтнического взаимодействия, что является отличительной характеристикой северокавказского полиэтнокультурного общежития и сопутствует ему на всех этапах исторического развития. В такой ситуации любой сильнодействующий фактор нестабильности (не имеет значение - внутреннего он или внешнего происхождения) становится своего рода пусковым механизмом роста межэтнической напряженности, быстрая эскалация которой приводит к открытому конфликту и противостоянию.

Действительно, если внутренние факторы, работая «самостоятельно», могут способствовать аккумуляции этноконфликтогенного потенциала в отношениях между народами, и даже провоцировать спорадические выплески ЭКП на поверхность социальной жизни (к примеру, открытые осетино-ингушские столкновения в 70-80-е гг.), то масштаб деструктивного влияния внешних факторов оказывается куда более внушительным.

Говоря иначе, Россия «не имеет права» на слабость, на периоды глубокой дестабилизации, допустимые для более этнически и социокультурно «гомогенных» государств. Каждый из таких периодов (по крайней мере, в обозримой исторической перспективе) будет автоматически ставить под сомнение само существование российского государства, как единого целого. Причем едва ли не максимальный вклад в актуализации данного вопроса будет принадлежать именно национальному Северному Кавказу.

Российская «успешность» необходима и для ускорения процесса формирования в пределах страны гражданской (надэтпической) нации. В настоящее время невозможно сказать, каковы могут быть темпы такого Национального строительства, и сколь успешным в конечном счете оно окажется. Предыдущий опыт (создание «советского народа»), как известно, закончился неудачей. Не исключено, что и в российском варианте, степени интеграции отдельных этнокультурных сообществ в единую нацию будут различными и не всегда достаточными, чтобы исключить саму возможность реанимации сепаратистских тенденций и настроений.

И тем не менее можно предположить, что оптимально выстроенная национальная политика, интеграционные процессы и устойчивая социально-экономическая динамика создадут в будущем стратегический запас прочности, который позволит стране переживать трудные по тем или иным причинам для себя периоды, без перехода в онтологическую («быть или не быть») плоскость. Однако для этого потребуется длительный (исчисляемый в десятилетиях) период стабильного развития и эффективная по основным направлениям государственная политика.

Что касается общих проблем урегулирования конфликтов, то анализ показывает их сложность и многоаспектность.

Прежде всего, рассмотрение сущностного теоретического аспекта проблемы показывает, что конфликт является формой выражения жизненных противоречий и проявляется в столкновении, противоборстве сторон, сил, поступков, идей, мнений. Конфликтная ситуация возникает в результате накапливания в течение длительного времени неразрешенных противоречий. При определенных условиях конфликтная ситуация обостряется кризисным состоянием или перерастает в чрезвычайную (особую) с применением оружия (вооруженный конфликт).

Поляризация и интеграция сторон и сил при конфликте имеет отрицательные и положительные моменты. Отрицательная сторона конфликта выражается в опасности нестабильности, раскола общества, внутренних беспорядков. Позитивным в конфликте является возможность устранения устаревших форм отношений, правил, норм, достижения необходимого равновесия на более высокой ступени развития.

Что касается причин и путей урегулирования этнонациональных конфликтов, то их истоки связаны еще с этностатусной иерархией, сформировавшейся под воздействием национальной политики СССР (Центр с одной стороны опирался в политике на численно доминирующие народы, с другой - предпринимал активные меры, направленные на выравнивание социально-экономического и культурного неравенства народов). Она стала фактом общественного сознания па Северном Кавказе только в последнее столетие. Отказ Центра от номенклатурного принципа формирования элиты на уровне регионов дал толчок к ее деятельности по мобилизации этнических групп в рамках республик для укрепления своих позиций в структуре власти. Теперь политический статус этноса стал осознаваться этноэлитами в качестве собственного властного ресурса, а поэтому в 90-е гг. началась борьба за изменение статусных позиций этнических групп.

Межэтническая конкуренция за статусные позиции проявилась в первую очередь в стремлении присвоить иное физическое пространство (миграция горцев на равнины стала динамичным процессом во всех республиках), контроль за которым позволяет изменить позиции в сфере экономики и политики. Параллельно с этим наблюдается тенденция закрепления доминирующих позиций в поле политики, заданными параметрами функционирования которой стали принципы плебисцитарной демократии.

Численное доминирование титульного этноса приводит к тому, что демократический режим обеспечивает реализацию его интересов. А сам доминирующий этнос тяготеет к максимальному увеличению своих властных позиций, т.е. к утверждению этногосударственности. Тенденция к разрешению этностатуспых конфликтов по такой модели в разной степени прослеживается во всех республиках Северного Кавказа, за исключением Дагестана и Карачаево-Черкесии.

Разрешение этностатуспых конфликтов в многосоставных республиках, в силу специфики их социально-этнического состава, проходит по двум сценариям: поиска модели согласительной демократии в Дагестане (с юридическим закреплением этничности как фактора политической жизни) и игнорирования этнического фактора в сфере политической жизни в Карачаево-Черкесии.

Сравнительный анализ моделей разрешения этностатусных конфликтов в Дагестане и в Карачаево-Черкесии показывает невозможность в настоящее время эффективно использовать принципы демократической организации политической системы для формирования гражданского общества и защиты прав личности. Стремление реализовать демократические принципы в сегодняшних условиях приводит к усилению межгруппового (межэтнического) неравенства и способствует сохранению межэтнической напряженности. Поэтому система регионального управления требует дополнения и поддержки со стороны федеральных органов власти. На современном этапе такой формой стала система федеральных округов и структура органов управления полномочных представителей Президента РФ в округах. Последующее развитие подскажет какие-то новые формы, которые помогут, с одной стороны, реализовать заключенный в Конституции РФ демократический потенциал, а, с другой, не потерять государственное управление из-за конфликтов в регионах и на местах.

Анализ динамического развития практически всех региональных конфликтов постсоветского периода свидетельствует о том, что наряду с корректной взвешенностью, демократизмом и дипломатичностью в национальной политике федерального центра на Северном Кавказе должна в обязательном порядке присутствовать известная твердость и позиционная жесткость по ряду принципиальных для государства вопросов. Более того, специфика региона не только допускает, но и предполагает для нормального функционирования всей совокупности местных этнотерриториальных образований использование дозированного давления на республиканские элиты и достаточно активное участие в регуляции этнополитического процесса.

И если возможные «пережимы» чреваты будущими этнокультурными конфликтами, то снятие всякого регулирующего давления (как это произошло в конце 80-х - первой половине 90-х гг.) немедленно оборачивается всплеском регионального сепаратизма и тотальным ростом межнациональной и межэтнической напряженности.

Межэтнические конфликты в пределах обл-краевых администраций Юга России были в значительной степени обусловлены интенсивной миграцией из республик Северного Кавказа и новообразованных государств Закавказья. Данная миграционная волна с одной стороны существенно повышала нагрузку на социально-экономическую сферу русских «территорий», а с другой, концентрируясь в отдельных городских центрах и сельских поселениях, существенно изменяла национальную структуру их населения.

Однако, несмотря на наличие очагов повышенной межэтнической напряженности и спорадически возникавшие конфликты, положение в сфере межнациональных отношений в пределах всей «русской» региональной зоны на протяжении постсоветского периода оставалось устойчивым и региональные администрации сохраняли полный контроль над ситуацией в данной области (что, конечно, не означает ее полной оптимизации).

Заметный рост полиэтничности обл-краевых администраций актуализирует весь проблемный комплекс, связанный с экономической, социокультурной, ментальной адаптации последней миграционной этнической волны. Речь идет о процессе развернутой интеграции диаспор и этнических общин в жизнедеятельные циклы местных социумов. Однако и эта интеграция, в свою очередь, представляет только грань еще более объемлющего по системному охвату процесса «взаимопрорастания» России и Кавказа.

Таким образом, нарастающее кавказское присутствие в обл-краевых администрациях региона можно в представлять как очередную стадию многовекового процесса интеграции Российской цивилизации и Кавказского эт-носоциокультурного региона, но можно в известной мере рассматривать и как ответную этнокультурную экспансию национального анклава, по принципу маятника вернувшего России ее предыдущее двухвековое колонизационное движение на юг. Впрочем, данные две трактовки идущего масштабного процесса, скорее не отрицают, а дополняют друг друга.

Полигоном» для этого процесса в настоящее время становится значительная часть Российской Федерации. И все же роль русских администраций Юга России в данном отношении представляется более существенной. Не только по причине сопредельности национальному анклаву. Двухвековой опыт коммуникации не прошел для региона даром - именно на Юге России сложились синтетические формы полиэтнокультурного общежития, непротиворечиво сводящего вместе кавказскую и восточнославянскую компоненты. И данный опыт позволяет надеяться на продолжение межкультурного диалога и комплексной интеграции России и Кавказа.

Список научной литературыВасильев, Юрий Владимирович, диссертация по теме "Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии"

1. Абдулатипов Р.Г. Природа и парадоксы национального «я». М.,

2. Абдулатипов Р.Г. Человек. Нация. Общество. М., 1991.

3. Абдулатипов Р.Г. Этнополитология. СПб., 2004.

4. Абдурагимов Г. Народ не должен чувствовать себя обделенным // Советский Дагестан. 1989. № 6.

5. Авксентьев В.А. Этнические проблемы современности и культура межнациональных отношений. Ставрополь, 1993.

6. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. Ставрополь. 2001.

7. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: проблемы становления // Современная конфликтология в контексте культуры мира: Материалы I Междунар. конгресса конфликтологов / Под ред. Е.И. Степанова. М., 2001.

8. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в 2-х частях. Ставрополь, 1996.

9. Авксентьев A.B., Авксентьев В.А. Этнические группы и диаспоры Ставрополья. Ставрополь, 1997.

10. Авксентьев A.B. Феномен этнопрофессионализма и этнические процессы на Северном Кавказе // Проблемы населения и рынки труда России и Кавказского региона. Москва-Ставрополь, 1998.

11. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. Ставрополь. 2001.

12. Агаев Н.Г. Философско-методологические проблемы исследования культуры межнациоанльного общения. Махачкала, 1991.

13. Агаев А.Г., Магомедов P.M. Дагестанское единство: история и современность. Махачкала, 1995.

14. Агаев А.Г. Нациология: философия нацилналыюй экзистенции. Махачкала, 1993.

15. Агаев А.Г. Некоторые теоретические проблемы народности как этнической общности. Ереван, 1996.

16. Агеев B.C. Межгрупповое взаимодейсвтие: социально-психологические проблемы. М., 1990.

17. Акинин П.В., Иванников Б.Д. Экономические аспекты природы этнических конфликтов // Этнические процессы накануне XOI века. Ставрополь, 1998.

18. Акопяи В.З. Национальные районы и их официальный язык // Армяне Северного Кавказа. Краснодар, 1995.

19. Алиев А.К. Россия и Дагестан: федерализм, полномочия и статус. Махачкала, 1996.

20. Алиева В.Ф. Русское население Дагестана. Махачкала, 2001.

21. Андреев А. Этническая революция и реконструкция постсоветского пространства//Общественные науки и современность. 1996. № 1.

22. Армяне северного Кавказа. Краснодар, 1995.

23. Арнольдов А.И. Введение в культурологию. М., 1993.

24. Арнольдов А.И. Взаимодействие национальных культур: теоретический замысел и воплощение // Человек и мир культуры. М., 1994.

25. Арутюнов С.А. Проблемы топологичексого исследования в этниеч-ксой культуре // Типология основных элементов традиционной культуры. М., 1984.

26. Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М.,1989.

27. Арутюнов С.А. Этничность объективная реальность // Этнографическое обзрепие. М., 1995.

28. Арутюнов С.А. Меньшинства без большинства: этническая мозаика Кавказа // Расы и народы. Вып. 24, М., 1998.

29. Арутюнян Ю.В. Трансформация постсоветских наций. М., 2003.

30. Арутюнян Ю.В. и др. Этпосоциология. М., 1999.

31. Арухов З.С. Характер и формы внешнего влияния па исламский радикализм в Дагестане. // Ксенофобия па Юге России Ростов-н/Д., 2002.

32. Аствацатурова М.А. Новые задачи диаспор в меняющихся политико-правовых условиях // Социальные конфликты. Экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 16. Москва Ставрополь. 2000.

33. Аствацатурова М.А., Савельев В.Ю. Диаспоры Ставропольского края в современных этнополитических процессах. Ставрополь, 2000.

34. Аствацатурова М.А. Возможности и пределы толерантности диаспор (теоретический аспект). // Ксенофобия на Юге России Ростов-н/Д., 2002.

35. Аствацатурова М.А. Диаспоры Ставропольского края: этносоциальная и этнополитическая динамика // Общественные науки (СевероКавказский регион). 2002. № 4.

36. Аствацатурова М.А. Этнокультурное ассоциирование диаспор в условиях конфликтогенного процесса // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

37. Атаев М.М., Гаджиев Н.М. Этнополитические процессы в постсоветском Дагестане. Махачкала, 1997.

38. Бабаков В.Г. Межнациональные противоречия и конфликты // Социально-политический журнал. 1994. № 7-9.

39. Бабаков В.Г., Семенов В.М. Национальное самосознание и национальная культура. М., 1996.

40. Бабейко Ф.С. Общение пародов и социальный прогресс. Кишинев,1983.

41. Балабанова Е.С. Социально-экономическая зависимость и социальный паразитизм: стартегии «негативной» адаптации // Социологические исследования. 1999. №4.

42. Балкашев А.П. Азбука национализма. M., 1992.

43. Барбашин М. Экологическая безопасность и этнополитические конфликты. // Национальная безопасность и региональная безопасность на Юге России: новые вызовы. Ростов н/Д., 2003.

44. Безвербный A.A. Этнизация социальных противоречий // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

45. Белинская Е.П., Стефаненко Т.Г. Этническая социализация подростка. Москва Воронеж, 2000.

46. Белозеров B.C. Современные миграционные процессы на Ставрополье (этнический аспект) // Вестник СГУ Вып. 6. 1996.

47. Белозеров B.C. Этнодемографические процессы в диаспорах на Северном Кавказе // Этнические проблемы современности. Вып. 4. Ставрополь. 1999.

48. Белозеров B.C. Русские на Кавказе: эволюция расселения // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

49. Бугай Н.Ф. Положение русских в Российской Федерации // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

50. Бережной С.Е. Влияние ислама на политические процессы на Северном Кавказе (на примере республики Дагестан). // Ксенофобия на Юге России Ростов н/Д., 2002.

51. Бондаренко C.B. Региональный аспект информационной безопасности. // Национальная безопасность и региональная безопасность на Юге России: новые вызовы. Ростов н/Д., 2003.

52. Бондаренко М. На полях Дагестана гибнет урожай // Независимая газета. 1999. 7 октября.

53. Бондарь Н.И. Этнокультурная ситуация на Кубани // Традиционные национальные культуры Кубани: состав, состояние, проблемы. Краснодар, 1991.

54. Бороноев А.О. Основы этнической психологии. Спб., 1991.

55. Бороноев А.О., Павленко В.Н. Этническая психология. Спб, 1994.

56. Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: теория. История, современность. М., 1987.

57. Бромлей Ю.В. Этнознаковые функции культуры. М., 1991.

58. Варданян О.А. Этнокультурная память. Проблемы третьего тысячелетия. // Северокавказская цивилизация: вчера, сегодня, завтра. Пятигорск, 1998.

59. Витковская Г. Вынужденная миграция и мигрантофобия в России // Нетерпимость в России. Старые и новые фобии. М., 1999.

60. Вишневский А.Г. Распад СССР: этническая миграция и проблема диаспор // Общественные науки и современность. 2000. № 3.

61. Возрождение казачества: надежды и опасения. М., 1998.

62. Волков А.Г. Этнически смешанные семьи и межнациональная политика. М., 1991.

63. Волкова Г.Н. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII начале XX века. М., 1974.

64. Воробьев С.М. Основные предпосылки и причины геополитической напряженности на Северном Кавказе // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

65. Воронцов С.А. О некоторых причинах оттока русскоязычного населения из национальных республик Северного Кавказа // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

66. Вяйринен. К теории этнических конфликтов и их решения // Этнос и политика. М., 2000.

67. Галкин А.А. и др. Эволюция российского федерализма // Политические исследования. 2002. № 3.

68. Гасанов З.Т. Педагогика межнационального общения. М., 1999.

69. Гасанов Н.Б. Национальные стереотипы и образ врага. М., 1994.

70. Гасанов Н.Б. К проблеме этнопсихологической адаптации // Социологические исследования. 1995. № 11.

71. Герман К. Статистические исследования относительно Российской империи. СПБ., 1819.

72. Гизатов К.Т. Противоречия и их проявления в национальной психологии. М., 1989.

73. Гитенко П.И. Национальный характер. Днепропетровск, 1982.

74. Глебова М. Черный ворон как средство сатисфакции // Южный федеральный. 2003. № 1.

75. Глейзер Н. Мультиэтнические общества: проблемы демографического, религиозного и культурного развития // Экономика и общество. 1998. №6.

76. Глухова A.B. Политическая конфликтология между старыми и новыми подходами // Современная конфликтология в контексте культуры мира (Материалы I Междунар. конгресса конфликтологов) / Под ред. П.И. Степанова. М., 2001.

77. Гозулов А.И. Морфология населения. Ростов п/Д., 1929.

78. Головастиков А.И. Отношение населения Ростовской области к этнической миграции // Известия высших учебных заведений (СевероКавказский регион). Общественные науки. 1998. № 2.80. Города России. М., 1994.

79. Горшколепова И.В. Структура миграционной ситуации: конфликто-генное измерение // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов п/Д., 2003.

80. Горяев П.И. Межнациональные отношения на Дону //Известия высших учебных заведений (Северо-Кавказский регион), Общественные пауки. 1998. №2.

81. Гэллнер Э. Нации и национализм. М., 1994.

82. Гэрр Т.Р. Почему меньшинства восстают? Объяснение этнополити-ческого протеста и мятежа. // Этнос и политика. М., 2000.

83. Давлетшин К.Д. Нации и ислам. Казань, 1986.

84. Дагестан на рубеже веков: приоритеты устойчивого и безопасного развития. М., 1998.

85. Дагестан: этнополитический процесс. М. 1994. Т. 2.

86. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе (история и современность). М., 2001.

87. Дегтярев А.К. Русский вопрос на Северном Кавказе: сфера политического риска // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д, 2002.

88. Дегтярев А.К. Роль армии в становлении российской идентичности на Северном Кавказе. // Силовые структуры в этнополитических процессах на Юге России. Ростов н/Д, 2002.

89. Дегтярев А.К., Дьячук И.А. Неконтролируемая миграция как угроза безопасности России. // Национальная безопасность и региональная безопасность на Юге России: новые вызовы. Ростов н/Д., 2003.

90. Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 90-х годов. Ростов н/Д., 1996.

91. Денисова Г.С., Радовель М.Р. Этносоциология. Ростов н/Д., 2001.

92. Денисова Г.С. Русские в этностратификационной системе Северного Кавказа // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

93. Денисова Г.С., Уланов В.П. Русские на Северном Кавказе: анализ трансформации социального статуса. Ростов н/Д., 2003.

94. Джанильдин Н.Д. природа национальной психологии. Алма-Ата,1971.

95. Джибладзе Ю. Хейт-спич язык вражды // Открытый миръ. Краснодар. 2002. Л» 17.

96. Джунусов М.С. Культура межнационального общения. Белгород,1982.

97. Джунусов М.С. Национализм в различных проявлениях. Алма-Ата,

98. Джунусов М.С. Национализм. Словарь-справочник. М., 1998.

99. Дзадзиев А. Осетино-ингушский конфликт (лето осень 1997 года) // Социально-этнические проблемы России и Северного Кавказа на исходе XX века. Ростов н/Д., 1998.

100. Дзидзоев В.Д. Национальные отношения на Кавказе. Владикавказ,1995.

101. Дзуцев Х.В. Осетино-ингушский конфликт: механизмы снижения напряженности // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

102. Динамика численности национального состава Дагестана по результатам переписей 1970, 19879, 1989 гг. Махачкала, 1991

103. Дмитриев A.B. Конфликтология. М., 2002.

104. Добаев И., Блохин В.П. Практические действия по блокированию регионального сепаратизма, выступающего под религиозным прикрытием. Силовые структуры в этнополитических процессах на Юге России. Ростов н/Д, 2002.

105. Добаев И.П. Ислам и исламизм: компаративисткий анализ. // Консерватизм и традиционализм на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

106. Драгунский Д.В. Этнополитическис процессы на постсоветском пространстве и реконструкция Северной Евразии // Полис. 1995. № 3.

107. Дробижева JI.M. Этнополитическис конфликты. Причина и типология (конец 80-х начало 90-х годов) // Россия сегодня. Трудные поиски свободы. М., 1993.

108. Дробижева JI.M. Историческое самосознание как часть национального самосознания народа. М., 1990.

109. Дробижева JI.M. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М., 2003.

110. Дробижева JI.M. Этническая социология в СССР в постсоветской России. М., 1998.

111. Дробижева JI.M. Этичность в современном обществе. Этнополи-тнка и социальные практики в Российской Федерации // Мир России. 2001. №2.

112. Дробот В.И. Проблемы регулирования миграционных процессов в Ростовской области // Формирование культуры межнационального общения на Дону: опыт и проблемы. Ростов п/Д., 2002.

113. Дуденков A.B. Федерализм и этнические конфликты на Северном Кавказе // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

114. Духовная культура и этническое самосознание Вып. 1-2. М., 19911992.

115. Ерасов Б.С. Социальная культурология. М., 1996.

116. Зайончковская Ж.А. Миграция населения России: новейшие тенденции // Проблема расселения: история и современность. М., 1997.

117. Зарайчеико В.Е. Этнокультура и государственная служба // Формирование культуры межнационального общения па Дону: опыт и проблемы. Ростов н/Д., 2002.

118. Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. М., 1996.

119. Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1999.

120. Золотухин В,В. Эгнополитическая конфронтация в Карачаево-Черкессии на рубеже веков. // Ксенофобия на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

121. Ибрагимов Х.А. О некоторых аспектах межнационального общения в городах Дагестана // Советская этнография. 1979. № 3.

122. Ибрагимов М.-Р.А. Этническая демография русских Дагестана А Русские па Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов п/Д., 2002.

123. Иванчик А. «История учительница жизни»: горькие плоды учения (историческая подоплека этнических конфликтов) // Сегодня. 1994. 5 ноября.

124. Игнатов В.Г. и др. Технологии управления этнополитическими процессами в Северокавказском регионе. Ростов н/Д., 1999.

125. Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997.

126. Изучение преемственности этнокультурных явлений. М., 1998.

127. Иорданский В. Глобальный этнический кризис или сумерки разобщенности // Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 12.

128. Ислам в современных республиках Северного Кавказа. Ростов н/Д.,2002.

129. Ислам и политика на Северном Кавказе. Ростов н/Д., 2001.

130. Исследование проблем сепаратистских ориентаций па Северном Кавказе как фактор национальной безопасности Российской Федерации (научный отчет). Ростов н/Д., 2000.

131. Каграманов C.B. Институт гражданства республик и национальный суверенитет // Формирование культуры межнационального общения па Дону: опыт и проблемы. Ростов н/Д., 2002.

132. Кадыров A.A. Российско-чеченский конфликт: генезис, сущность, пути решения. Автореф. на соиск. уч. ст. канд. полит, наук. М., 2003.

133. Казачий Доп. Очерки истории. (Часть 1-2). Ростов н/Д., 1995.

134. Казиев Б. Толчея на пути к правде// Российский ежегодник. 1990. Вып. 2.

135. Каппелер А. Россия многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. М., 1996.

136. Картунов A.B., Маруховская O.A. Этпополитические конфликты: актуальность, определение, задачи // Современная конфликтология в контексте культуры мира (Материалы I Междунар. конгресса конфликтологов) / Под ред. Е.И. Степанова. М., 2001.

137. Касумов А.Х., Касумов Х.А. Геноцид адыгов. Нальчик, 1992.

138. Келейникова Е.В., Потрапелюк B.C. Этническая самоидентификация населения Ростовской области // Известия высших учебных заведений (Северо-Кавказский регион). Общественные науки. 1998. № 2.

139. Керимов Г.И. Межэтнические процессы в Дагестане: исторические тенденции и закономерности их развития. Махачкала, 1997.

140. Кисриев Э.Ф. Национальность и политический процесс в Дагестане. Махачкала, 1998.

141. Козлов В.И. Иммигранты и этнорасовые проблемы в Британии. М.,1987.

142. Козлов В.И. Этнорасовые проблемы и этнологическая наука // Расы и народы. М., 1993.

143. Кон Г. природа национализма. // Этнос и политика. М., 2000.

144. Консерватизм и традиционализм на Юге России. Ростов п/Д., 2002.

145. Конфликтная этничность и этнические конфликты. М., 1994.

146. Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д, 2003.

147. Кокмазов A.IO. Этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ставрополь, 1994.

148. Колосов В.А. и др. Территориальная идентичность и межэтнические отношения (па примере восточных районов Ставропольского края) // Полис. 2002. № 2.

149. Конфликтная этничность и этнические конфликты. М., 1994.

150. Кормильченко В.В. Миграция на юге России: постановка проблемы исследования //Известия высших учебных заведений (Северо-Кавказский регион). Общественные науки. 1998. № 2.

151. Коростелев А.Д. Парадоксы этнической идентичности // Идентичность и толерантность / Отв. ред. Н.М. Лебедева. М., 2002.

152. Краснов Б.И. Конфликты в обществе // Социально-политический журнал. 1992. № 6-7.

153. Крицкий Е., Савва М. Краснодарский край. Модель этнологического мониторинга. М., 1998.

154. Кротов Д.В. Политическая безопасность России (на материалах Южного федерального округа). // Национальная безопасность и региональная безопасность на Юге России: новые вызовы. Ростов н/Д., 2003.

155. Ксенофобия на Юге России Ростов н/Д., 2002.

156. Кубякин Е.О. Специфика правового регулирования экономической деятельности в полиэтнической среде. Силовые структуры в этпополитиче-ских процессах на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

157. Кулешова Н.С. Национальное и националистическое в сознании и самосознании. М., 1996.

158. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.

159. Лавров Л.М. Этнография Кавказа. Л., 1982.

160. Лебедева Н.М. Социальная психология этнических миграций. М.,1993

161. Лебедева Н.М. Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 90-х гг. М., 1994.

162. Лебедева Н.М. Социальная психология этнических миграций. М.,1993.

163. Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1999.

164. Левин З.И. Менталитет диаспоры. М., 2001.

165. Левшуков P.A. Проблемы русского населения в Карачаево-Черкесии // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

166. Лурье C.B. Историческая этнология. М., 1997.

167. Магомедов A.A. Становление Дагестана завтрашнего: самоузпава-ние, опасности и шансы. Махачкала, 1997.

168. Магомедов A.M. Традиции кавказских горцев. Махачкала, 1999.

169. Макеев В.В., Гулиев М.А. Политическая толерантность в межэтнических конфликтах. Ростов н/Д., 2003.

170. Максаков И. и др. Два с половиной боевика (В Чечне подводят итоги амнистии) // Известия. 2003. 02.09.

171. Малахов B.C., Тишков В.А. Мультикультурализм и трансформация постсоветских сообществ. М., 2002.

172. Малииова O.IO. Либерализм и концепт нации // Политические исследования. 2003. № 2.

173. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная паука. М., 1983.

174. Маркедонов С.М. Чечня. Война как мир и мир как война. // Ксенофобия на Юге России Ростов н/Д., 2002.

175. Матяш Т.П. Кавказ: традиции и традиционализм. // Консерватизм и традиционализм на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

176. Межкультурный диалог: Лекции по проблемам межэтнического и межконфессионального взаимодействия / Под ред. М.Ю. Мартыновой, В.А. Тишкова, Н.М. Лебедевой. М., 2003.

177. Межнациональные отношения в условиях нестабильности. Спб,1994.

178. Межнациональные отношения сегодня (вып.4). Ростов н/Д. Тбилиси, 1997.

179. Межуев В.М. Культура и общество. М., 1977.

180. Межуев В.М. Проблемы теории культуры. М., 1979.

181. Мельков С.А., Газиева Г. Особенности учета исламского фактора в деятельности Министерства обороны РФ // Силовые структуры в этнополи-тических процессах на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

182. Методология и опыт исследования межнациональных отношений. Ростов н/Д, 1992.

183. Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах. М.,

184. Миграция и безопасность России. М., 2000.

185. Мнацаканян М.О. Этносоциология нации, национальная психология, межнациональные конфликты. М., 1997.

186. Морфология культуры: структура и динамика. М., 1994.

187. Мосалев Б.Г. Социокультурное многобразие: опыт целостного осмысления. М., 1998.

188. Нарды России. Энциклопедия. М., 1994.

189. Нарочницкая Е.А. Этнонациональные конфликты и их разрешение (политические теории и опыт Запада). М., 2000.

190. Настасюк Н.П. Геополитические факторы возникновения и развития этнических конфликтов (на примере Приднестровья): Автореф. дис. канд полит, наук. Спб, 1994.

191. Национальная безопасность и региональная безопасность на Юге России: новые вызовы. Ростов н/Д., 2003.

192. Национальный вопрос па перекрестке мнений. М., 1992.

193. Нетерпимость в России. Старые и новые фобии. М., 1999.

194. Нечипоренко JI.A. Буржуазная социология конфликта. М., 1982.

195. Овчинников А.И. Правовой плюрализм в системе мер предупреждения этнических конфликтов // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

196. Ожиганов Э.Н. Баланс власти и этнополитические конфликты в России // Этничность и власть в полиэтничных государствах: Материалы международной конференции 1993 года. М., 1993.

197. Очерки истории Ставропольского края. Т. 1. Ставрополь, 1984.

198. Паин Э.А. Этнополитический маятник. М., 2004.

199. Панарин С. Национализм в СНГ: мировоззренческие истоки // Этнос и политика. М., 2000.

200. Паленая Е.М. Информационная безопасность на Юге России и роль СМИ в ее осуществлении. // Национальная безопасность и региональная безопасность па Юге России: новые вызовы. Ростов н/Д., 2003.

201. Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и эволюция. СПб., 1996.

202. Пацев А.В. Терроризм форма институализации ксенофобии на Северном Кавказе. // Ксенофобия на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

203. Перепелкин Л.С., Соколовский C.B. Этносоциология. Новосибирск, 1995.

204. Петров В.Н. Этнические мигранты и полиэтничная принимающая среда: проблемы толерантности // Социс. 2003. № 7.

205. Платонов Ю.П. Этническая психология. СПб., 2001.

206. Поздняков Э.А. Национализм. Национальные интересы. М., 1994.

207. Политическая конфликтология: Хрестоматия / Под ред. М.М. Лебедевой, C.B. Устинкиной, Д.М. Фельдмана. М., 2002.

208. Политологический словарь. М., 1994.

209. Пономарев А.И. Пассионарная и маргинальная составляющие конфликтов на Северном Кавказе // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

210. Психология национальной нетерпимости. Минск, 1998.

211. Пути мира на Северном Кавказе. Независимый экспертный доклад. М., 1999.

212. Ракова И.В. Факторы формирования конфликтогенпой мигранто-фобии // Ксенофобия на Юге России Ростов н/Д., 2002.

213. Регионоведение. Ростов н/Д., 2003.

214. Розин М.Д. Научный комплекс Северного Кавказа. Ростов п/Д.,2000.

215. Розин М.Д., Сущий С.Я. Социально-этнические процессы в городской среде Северного Кавказа: история, современность, перспективы. Ростов н/Д, 2003.

216. Россия сегодня. Трудные поиски свободы. М., 1993.

217. Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов п/Д., 2002.

218. Русские: этносоциологические очерки. М., 1992.

219. Рябцев В.H. Конфликтологическая работа на Кавказе в аспекте эт-нонациоиальных отношений: проблемы и перспективы. Ростов н/Д., 1999.

220. Рязанцев C.B. Миграционная ситуация в Ставропольском крае в новых геополитических условиях. Ставрополь, 1999.

221. Рязанцев C.B. Этническое предпринимательство как форма адаптации мигрантов // Общественные науки и современность. 2000. № 5.

222. Савва М.В. Миграционные процессы и этнополитическая напряженность на Северном Кавказе // Формирование культуры межнационального общения на Дону: опыт и проблемы. Ростов н/Д., 2002.

223. Савва М.В. Механизмы влияния печатных СМИ на напряженность этнических отношений (на примере Краснодарского края) // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

224. Садохин А.П. Этнология. М., 2000.

225. Садохин А.П., Грушевицкая Т.Г. Основы этнологии. М., 2003.

226. Саидов Т.Г. Культура и традиции народов Дагестана. Махачкала,1998.

227. Саракуев Э.А., Крыско В.Г. Введение в этнопсихологию. М., 1996.

228. Сарматин Е.С. Чеченский сепаратизм: истоки, формы, проявления, перспективы. // Ксенофобия на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

229. Северокавказская цивилизация: вчера, сегодня, завтра. Пятигорск,1998.

230. Северная Осетия: этнополитические процессы. Т. 1-2. M., 1995.

231. Северный Кавказ: этнополитические и этнокультурные процессы в XX веке. М., 1996.

232. Сикевич З.В. Этносоциология: национальные отношения и межнациональные конфликты. СПб, 1994.

233. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. М., 1996.

234. Сикевич З.В. Расколотое сознание: этносоциологические очерки. Спб., 1996.

235. Сикевич З.В. Русские: образ парода. М., 1996.

236. Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений. Спб, 1999.

237. Силовые структуры в этнополитических процессах на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

238. Скворцов Н.Г. Этничность: социальная перспектива // Социологические исследования. 1999. № 1.

239. Смирнов А. Этнические культуры северокавказской геополитики // Международная экономика и международные отношения. 2000. № 5.

240. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М.,1997.

241. Соловьев А.И. Политическая теория и политические технологии. М., 2003.

242. Соловьев В.А. Проблемы урегулирования этнотерригориальных конфликтов и ликвидации их последствий. // КсеАофобия на Юге России Ростов н/Д., 2002.

243. Соловьев В.А. Одиннадцать лет постконфликтонго урегулирования осетино-ингушского конфликта: проблемы, опыт, рекомендации // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

244. Социальная культурная дистанция опыт многонациональной России. М., 2000.

245. Социально-этнические проблемы России и Северного Кавказа на исходе XX века. Ростов н/Д., 1998.

246. Социальное неравенство этнических групп: Представления и реальность / Под ред. JT.M. Дробижевой. М., 2002.

247. Социальные и межнациональные конфликты: причины и пути их разрешения в регионе. Махачкала, 1998.

248. Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технология разрешения. Вып. 10., М., 1995.

249. Социология межэтнической толерантности / Под ред. JI.M. Дробижевой. М., 2003.

250. Старовойтова Г.В. Этническая группа в современном городе. М.,

251. Степанов Е.И. Отечественная конфликтология: современное состояние и задачи // Современная конфликтология в контексте культуры мира (Материалы I Междунар. конгресса конфликтологов) / Под ред. Е.И. Степанова. М., 2001.

252. Стефаиепко Т.Г. Этнопсихология. М., 2003.

253. Сусоколов A.A. Структурные факторы самоорганизации этноса // Расы и народы. Вып. 20, М., 1990.

254. Сусоколов A.A. Русский этнос в XX веке: этапы кризиса экстенсивной культуры // Мир России. Т. 3. № 2. М., 1990.

255. Тишков В.А. Война и мир на Северном Кавказе // Свободная мысль. 2001. № 1.

256. Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозрение. 2000. № 2.

257. Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте: Этнография чеченской войны. М., 2001.

258. Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003.

259. Тишков В.А. Этнический конфликт в контексте обществоведческих теорий // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технология разрешения. Вып 2. 4.1. М., 1992.

260. Тишков В.А. Этнология и политика. М., 2001.

261. Тишков В.А. и др. Чеченский кризис. Аналитическое обозрение. М., 1995.

262. Тишков В.А. Очерки теории и политика этничиости в России. М.,1997.

263. Тишков В.А. Меньшинства в постсоветском контексте // Расы и народы. Вын. 24., М., 1998.

264. Тишков В.А. О нации и национализме. Полемические заметки. // Этнос и политика. М., 2000.

265. Тишков В., Филиппова Е. Местное управление многоэтничными сообществами в странах СНГ. М., 2001.

266. Ториев Б.Х. Межнациональный конфликт: генезис-динамика-проностика. М., 1996.

267. Торукалло В.П. Нация и национальные отношения. М., 1997.

268. Тощенко Ж.Т. Этнополитическая ситуация в России М., 1997.

269. Традиционные национальные культуры Кубани: состав, состояние, проблемы. Краснодар, 1991.

270. Троицкий Е.С. Государство этнополитический статус русского народа// Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

271. Трусова Е.М. Возникновение конфликтных ситуаций на Северном Кавказе и их преодоление // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения. Ростов н/Д., 2003.

272. Тураев В.А. Этнополитология. М., 2001.

273. Уланов В.П. Северный Кавказ в пространстве русского дискурса // Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века. Ростов н/Д., 2002.

274. Умнова И.А. Конституционные основы современного российского федерализма. М., 2004.

275. Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1995.

276. Фомичев П.Н. Социологические теории национализма: научно аналитический обзор. М., 1991.

277. Формирование культуры межнационального общения на Дону: опыт и проблемы. Ростов н/Д., 2002.

278. Хаас Э. Типы национализма. // Этнос и политика. М., 2000.

279. Хабибулин К.Н. Национальной самосознание и интернациональное поведение. Л., 1989.

280. Ханаху Р. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени (социально-философский анализ). Ростов н/Д., 2001

281. Хоперская JI.JI. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов н/Д., 1997.

282. Хоперская J1.JL, Харченко В. Состояние казачьего движения в республиках Северного Кавказа // Возрождение казачества: надежды и опасения. М., 1998.

283. Хоперская JI.JI. Межэтнические локальные конфликты в Ростовской области: подходы и опыт решения // Формирование культуры межнационального общения на Дону: опыт и проблемы. Ростов н/Д., 2002.

284. Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегося общества. М., 1994.

285. Цуциев A.A. Русские и кавказцы: очерк привычных восприятий // Научная мысль Кавказа. 2001. № 3.

286. Цюрхер К. Мультикультурализм и этнополитический порядок в постсоветской России // Политические исследования. 1999. № 6.

287. Червонная С.М. Тюркский мир в центре Северного Кавказа. Парадоксы этнической мобилизации. М., 1999.

288. Чернов П.В. Россия: этнополитические основы государственности. М., 1999.

289. Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблема куль-турно-цивилизационного диалога//Научная мысль Кавказа. 1999. № 3.

290. Черноус В.В. Кавказ контактная зона цивилизаций и культур // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2.

291. Черноус В.В. Русская армия на Кавказе в XIX веке: основные функции в условиях войны и поствоенной адаптации. // Силовые структуры в этнополитических процессах на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

292. Чешко C.B. Этнические меньшинства и национальная политика Российской Федерации // Расы и народы. Вып 24, М., 1998.

293. Чубенко A.B. Переговорный процесс как средство урегулирования этнотерриториальных конфликтов (на примере осетино-ингушского конфликта) // Ксенофобия на Юге России. Ростов н/Д., 2002.

294. Чугров С. Этнические стереотипы и их влияние на формирование общественного мнения // Мировая экономика и международные отношения,1993. № 1.

295. Шадже АЛО. Национальные ценности и человек (социально-философский аспект). Майкоп, 1996.

296. Шадже АЛО. Кавказская цивилизация или кавказская культура? // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2.

297. Шаленко В.Н. Модели конфликтных процессов и современные подходы к их разрешению // Социальные конфликты: Экспертиза. Прогнозирование. Технологии разрешения. М., 1994.

298. Шалиева Т.М. Этапы формирования и тенденции развития государственности народов Северного Кавказа // Северо-Кавказский юридический вестник. 1997. № 3.

299. ЗОКШихирев П.Н. Динамика и особенности своевременного этнического конфликта // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технология разрешения. Вып. 10. М., 1995.

300. Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии, М., 1969.

301. Этнические и этносоциальные категории. М., 1995.

302. Этнические проблемы современности. Ставрополь, 1999.

303. Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.

304. Этничность. Национальные движения. Социальная практика. СПб.,1995.

305. Этиодемогрфические процессы на Северном Кавказе. Ставрополь.2000.

306. Этнознаковые функции культуры. М., 1991.

307. Этнология. Учебник для вузов. М., 1994.

308. Этнополитическая ситуация в Кабардино-Балкарии. Т. 1-2, М.,

309. Этнос и политика. М., 2000.

310. Этнос, нация, общество. Словарь М., 1996.

311. Этносы и этнические процессы. М. 1993.

312. Юридическая конфликтология. М., 1995.

313. Яковенко И.Г. Российское государство: национальные интересы, границы, перспективы. Новосибирск, 1999.

314. Ямсков А. Этнический конфликт: проблемы дефиниции и типологии // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997.

315. Epstein A.L. Ethos and Identity. London, 1978.

316. Gurr T. Why Do Minorities Rebel // Federalism against Ethnicity. Zurich, 1997.

317. Horowitz D. Ethic Groups in Conflict. Berkley, 1985.

318. Kriesberg L. Social conflicts. New Jersey. 1982.

319. Kriesberg L. Constructive Conflicts: From Escalation to Resolution. Lanham, New York, Oxford, 1998.

320. Lipshutz R.D. Seeking a State of One's Own: an Analytical Framework for Assessing Ethnic and Sectarian Conflicts // The Myth of «Ethnic Conflict»: Political, Economics and Cultural Violence. Beverly. 1998.

321. Rouce. A.P. Ethic Identity. Strategies of Diversity. Bloomington, 1982.