автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.02
диссертация на тему: Этнополитическое исследование современных диаспор (конфликтологический аспект)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этнополитическое исследование современных диаспор (конфликтологический аспект)"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

КИМ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ

ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ДИАСПОР (КОНФЛИКТОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Специальность 23.00.02. - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

1 ь 2009

Санкт-Петербург 2009

003473334

Диссертация выполнена на кафедре социологии, политологии и социальной работы Тихоокеанского государственного университета

Официальные оппоненты: доктор политических наук, профессор

^ Ланцов Сергей Алексеевич

доктор социологических наук, профессор Семенов Владимир Анатольевич

доктор политических наук, профессор Смоляков Владимир Александрович

Ведущая организация: Российский государственный педагогический

университет им. А. И. Герцена

Защита состоится «/¿Г ¿¿ММ 2009 г. ъг( часов на заседании Совета Д.212.232.14 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д. 5, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор политических наук, профессор /\ у' / И. В. Радиков

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Как показывает современный опыт, в условиях глобализации этносы активно расширяют и углубляют свои функции, преобразовываясь из субъектов культуры в субъекты права и политики. По мнению современных западных ученых, внесших значительный вклад в разработку теории национализма (У. Коннор, Э. Геллнер, Э. Смит и др.), этничность - это не рудимент традиционного общества, а неотъемлемая составляющая современных социальных трансформаций, способствующих росту числа контактов между прежде обособленными этническими группами, вовлекаемыми в конкуренцию за одни и те же экономические сферы, которые порождаются модернизацией. Такая резкая интенсификация межэтнического взаимодействия приводит к усилению этнической идентичности и обострению межэтнической конфликтогенности1. В немаловажной степени этому обстоятельству способствует состояние транзиции (переходности), в котором пребывает постготалитарное (посткоммунистическое) пространство современного мира. Для значительной части людей в неустойчивой ситуации социального транзита этническая самоидентификация становится наиболее приемлемым способом ощутить социальную значимость и психологическую поддержку.

В условиях глобальной миграции резко возросла роль особых этнических общностей - диаспор. Возникнув в прошлых доиндустриальных и индустриальных обществах, диаспора, как социальный феномен, переживает «второе рождение», проявляющееся в образовании в постиндустриальных странах так называемых «новых» диаспор. Как показали события во Франции (2005 - 2007 гг.), многолетнее невнимание государства к накопившимся проблемам их интеграции, способствует нарастанию неравенства и ведет к воспроизводству феномена «андеркласса» на этноконфессиональной основе.2 В таких условиях произрастает питательная почва для мобилизации диаспоральных меньшинств под знаменами религиозного и этнического фундаментализма.

На фоне вышеупомянутых процессов интенсифицировалась разработка конфликтологического аспекта современных этнополитических исследований, состоящая в изучении различных факторов, обуславливающих при определенных условиях конфликтное либо бесконфликтное политическое поведение этнических общностей. Формирующееся при этом поле исследования представляет собой предметную область этнополитической конфликтологии — сравнительно молодой отрасли отечественного этнополитологического знания, потребность в серьезной разработке которой не вызывает сомнения. Исследования в области этнополитической конфликтологии являются частью современных этнополитических исследований, изучающих взаимодействие различных условий, которые определяют политическую обусловленность этнических процессов и явлений, что составляет предмет этнополитологии. Именно поэтому представляется целесообразным при дальнейшем изложении употреблять термин

' См.: Connor W.: Nation-building or nation-destroying? // World Politics. 1972. Vol. 24. N. 3.; A nation is a nation, is a state, is an ethnic group, is a ...II Ethnic and Racial Studies. 1978. Vol. 1. N. 3.

2 Константинов В. В., Зелев M. В. Проблема интеграции мигрантов в принимающее общество в постиндустриальных странах и в России // Политические исследования. 2007. № 6.

«этнополитические исследования» в следующих значениях: «политические исследования этнических процессов», «исследования в области этнополитологии», «этнополитологические исследования». Для современной этнополитической конфликтологии диаспора представляет интерес как возникающий вследствие процесса глобальной миграции этнополитический феномен, который может приобрести при определенных условиях конфликтогенный характер. Проблематика этнополитической конфликтогенности современных диаспор актуализировалась в условиях их превращения в автономные политические сообщества, становящиеся инструментом сепаратизма и сецессии (самопровозглашение независимости Косово в феврале 2008 г.). В связи с этим возникает настоятельная потребность в исследовании факторов трансформации диаспор из феномена этнического рассеяния в феномен этнополитической общности.

Конфликтологический аспект этнополитических исследований современных диаспор актуализируется и постсоветскими реалиями российского общества. Диаспора становится формой самоидентификации многих групп старожильческого населения России. Так, определенная часть армян, греков, корейцев, немцев, поляков и других российских граждан иностранного происхождения, объединяются в национально-культурные автономии и центры, различные общественные объединения по культурно-этническому признаку. В связи с этим возникает необходимость этнополитического исследования факторов, которые способствуют реанимации, «пробуждению» и мобилизации диаспоральной этничности. Кроме того, в условиях утраты советского опыта интернационалистской культуры межэтнического общения масштабная постсоветская миграция порождает комплекс проблем, закладывая основу для острейших этнополитических конфликтов. В этой связи особенно актуальна разработка проблем интеграции складывающихся в процессе миграции диаспоральных сообществ.

Итак, на сегодняшний день весьма актуально стоит проблема диаспоры как этнополитического феномена. Проблема самоопределения диаспор, обусловленная отсутствием или неразвитостью у них политических субъектов реализации этнических интересов в сочетании с существованием национальных государств одноименного этнического большинства на территории исторической родины определяет коллизии «двойной идентичности», «двойной лояльности». Некоторые исследователи считают, что последнее обстоятельство нередко делает их «чужими» как в глазах государства исхода, так и государства поселения. Более того, как полагает российский исследователь этнополитического феномена диаспор В. Попков, проблема совмещения потенциальной возможности диаспор лоббировать интересы страны исхода с одновременным стремлением к участию в процессах управления в регионах поселения, часто вызывает беспокойство в принимающем обществе и требует специального изучения3. В этой связи, другой отечественный ученый Н. Бугай, полагает, что «этнические группы, чьи территории разделены государственными границами, часто рассматриваются как источник потенциальных угроз государств, особенно если этническое меньшинство какой-то страны обращается за помощью к другой стране, в которой этнос является доминирующим. Определенную настороженность вызывает и оказываемая помощь этой этнической

3 Попков В. Д. Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: пути формирования и тенденции развития: автореф. дис. ...докт. соц. наук. М., 2003. С. 1.

общности со стороны другого государства» . Конфликтологическая направленность этнополитического исследования современных диаспор логически объяснима и с позиции российского исследователя современных диаспор Т. Полосковой. По ее мнению, диаспоральность, с одной стороны, может рассматриваться как результат исторической несправедливости, а с другой - как сознательно избираемая альтернатива, как некий социальный или экзистенциональный проект5. На наш взгляд, ответ на этот вопрос является принципиально важным с точки зрения определения концептуальной стратегии диссертационного исследования. Логика первого подхода подводит к признанию неизбежности конфликтогенности диаспор, последствиями и рецидивами которой необходимо управлять, что предопределяет выбор конфликтной этнополитологической парадигмы. Логика второго подхода предполагает рассмотрение диаспор не только как конфликтогенного, но и позитивного ресурса в полиэтнических обществах. В рамках созревающей при такой логике консенсусной этнополитологической парадигмы возникает необходимость серьезного исследования диаспор в качестве субъектов бесконфликтных этнополитических отношений.

Степень научной разработанности проблемы. Интенсивное продвижение диаспоральной проблематики в современные общественный и научный дискурсы, обусловленное известными историческими причинами, вызвало необходимость уточнения содержания самого понятия диаспоры. Между тем, непрекращающиеся дискуссии о содержании этого термина на страницах издающегося в России с 1999 г. независимого научного журнала «Диаспоры» свидетельствуют скорее о том, что он не имеет в современных общественных науках четкого определения. Как справедливо отмечает российский исследователь феномена диаспор А. Милитарев, "В современной литературе термин этот достаточно произвольно применяется к самым разным процессам и явлениям с вкладыванием в него того смысла, который считает нужным придать ему тот или иной автор или научная школа"6. Другой отечественный ученый, активно разрабатывающий диаспоральную проблематику, В. Попков полагает, "что сам термин (диаспора) никогда не был научно нейтральным и употреблялся чаще всего с эмоционально оценочным оттенком" .

В то же время при всем многообразии трактовок понятия диаспоры просматриваются следующие два направления его интерпретации. С одной стороны, ряд авторов квалифицирует этот термин, как характеризующий рассеяние древних народов. И в этом смысле можно говорить о наличии классической интерпретации данного понятия. По мнению Т. Юдиной, «Понятие диаспоры известно с древних времен, оно использовалось для обозначения переселенных народов или рассеянных по всему миру силой людей (подобно евреям и африканским рабам), а также торговых групп (греки в Западной Азии и Африке, арабские торговцы, которые принесли ислам в Юго-Восточную Азию) и трудовых мигрантов (индейцы Британской империи и т.д.)8. С другой стороны, новые подходы к исследованию миграционных процессов, изучая различные виды и формы транснациональных

4 Бугай Н. Ф. Корейцы стран СНГ: общественно-«географический синтез» (начало XXI века). М., 2007. С. 23.

1 См.: ПолосковаТ. В. Диаспоры в системе международных связей: автореф. дис. ...докт. полит, наук. М., 2000. С. 15; Полоскова Т. В. Современные диаспоры: Внутриполитические и международные аспекты. М., 2002.

6 Милитарев А. Ю. О содержании термина "диаспора" (к разработке дефиниции) // Диаспоры. 1999. № 1. С. 24 - 26.

7 Попков В. Д Феномен этнических диаспор. Калуга. 2003. С. 11-12.

8 Юдина Т. Н. Социология миграции: к формированию нового научного направления. М., 2004. С. 9.

сообществ иммигрантов, пришли к частичному отказу от классической интерпретации понятия диаспоры. Так, российские исследователи, В. Дятлов9, Т. Полоскова10, В. Попков11 и некоторые зарубежные12 употребляют понятие "новой" или "современной" диаспоры.

Таким образом, разные ученые включают в содержание понятия «диаспора» различные моменты общественных отношений. Данное обстоятельство обусловлено многоплановостью исследования, которое проявляется в достаточно подробном освещении в современной научной литературе различных аспектов миграционных и диаспоральных процессов. Весомый вклад в их разработку внесли Р. Абдулатипов, В. Авксентьев, А. Аклаев, А. Арутюнов, Ю. Арутюнян, В. Ачкасов, С. Бондырева, Ю. Бромлей, Н. Бугай, В. Воронков, А. Вяткин, В. Гельбрас, О. Генисаретский, С. Градировский, В. Гриценко, Ю. Громыко, М. Губогло, Л. Гумилев, Д. Драгунский, А. Дмитриев, Л. Дробижева, В. Дятлов, М. Иордан, В. Козлов, Д. Колесов, Н. Космарская, В. Крысько, В. Ларин, Н. Лебедева, С. Лурье, В. Малахов, О. Малинова, Ю. Мартынова, Б. Межуев, А. Милитарев, А. Налчаджян, А. Никитин, Э. Паин, Э. Поздняков, Т. Полоскова, В. Попков, С. Савоскул, А. Садохин, В. Смоляков, Г. Солдатова, Р. Спектор, Т. Стефаненко, И. Субботина, А. Сусоколов, С. Татунц, В. Тишков, Ж. Тощенко, М. Фадеичева, Т. Чаптыкова, Н. Чебоксаров, В. Червяков, В. Чеботарева, В. Шапиро, А. Ямсков, Г. Яскина и др.

С точки зрения выявления этнополитического содержания феномена диаспор значительный вклад в исследование данной проблематики внесли многие зарубежные ученые. Прежде всего следует отметить авторов концепции национально-культурной автономии, в которой, по сути дела, был выдвинут и обоснован принцип этнополитического самоопределения национальных меньшинств, проживающих дисперсно (рассеянно) в иноэтничной среде среди национального большинства - О.Бауэра и К. Реннера. Далее следует отметить вклад таких исследователей как: Д. Армстронг, А. Ашкенази, Э. Бонасич, Э. Балибар, Р. Баубек, С. Бенхабиб, А. Бра, Р. Брубейкер, Н. Ван Хеар, С. Вертовек, Э. Геллнер, Т. Гурр, М. Даббаг, А. Зольберг, У. Коннор, У. Кумлиска, А. Лейпхарт, К. Платт, У. Сафран, Э. Смит, X. Тололян, С. Хантингтон, Р. Хеттлаге, Э, Хобсбаум, Е. Шаин, Г. Шеффер, М. Эсман, Э. Ян, К. Янг и других.

На наш взгляд, было бы справедливым отметить и достижения в этом направлении ученых союзного с Россией государства - Республики Беларусь. Так же как и Россия, Беларусь столкнулась после распада СССР с различными проблемами, связанными с миграцией и актуализацией этнического фактора. Поэтому вполне закономерно обращение белорусского обществознания к исследованию проблем национальных меньшинств (в том числе и диаспор) в полиэтническом сообществе, которым является Беларусь. Проблемы разработки позитивной этнополитики в отношении национальных меньшинств (диаспор)

' Дятлов В. И. Диаспора: попытка определиться в понятиях// Диаспоры. 1999. № 1. С. 21.

10 См.: Полоскова Т. В. Диаспоры в системе международных связей: автореф. дис. ...дохт. полит, наук. М., 2000. С.

15; Полоскова T. В. Современные диаспоры: Внутриполитические и международные аспекты. М., 2002. " Попков В. Д. Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: пути формирования и тенденции развития: автореф. дис. ...докт. соц. наук. М., 2003. С. 15.

12 См.: Van Hear N. New Diasporas. The Mass Exodus, Dispersal and Regrouping of Migrant Communities. L., 1998; Armstrong D. Mobilized and Proletarian Diasporas // The American Political Sience Rewiew. 1976. Vol. 70. N.2.

разрабатываются следующими представителями белорусского политологического и социологического знания: Е. Бабосовым, И. Браимом, Н. Денисюком, Л. Земляковым, И. Ковалевой, И. Котляровым, И. Левяш, С. Решетниковым, С. Яцкевичем и другими.

Из трудов, посвященных разработке политико-конфликтологических оснований и основных направлений этнополитического исследования проблем миграции, национальных меньшинств и современных диаспор, появившихся в научной литературе России и Беларуси, следует отметить работы следующих авторов: В. Авксентьева, С. Агаева, Р. Аклаева, М. Андреева, С. Арутюнов, Ю. Арутюняна, М. Аствацатуровой, В. Ачкасова, И. Бабкина, Е. Бабосова, Е. Бажанова, Н. Кривцова, В. Белозерова, С. Бондыревой, Г. Витковской, Н. Гиренко, М. Гулиева, Н. Дарагян, А. Дмитриева, А. Докучаевой, Д. Драгунского, В. Дятлова, Ж. Зайончковской, С. Замогильного, Р. Ирназарова, И. Ковалевой, Д. Колесова, В. Коротеевой, Ю. Крупнова, С. Ланцова, В. Ли, В. Мукомель, В. Малахова, Н. Медведева, Д. Мутагирова, Н. Оганесян, Ю. Оганисьян, Э. Паина, С. Панарина, А. Празаускаса, Т. Полосковой, В. Попкова, С. Рязанцева, И. Сагитовой, 3. Сикевич, Н. Симония, С. Соколовского, Ю. Солонина, А. Сусоколова, В. Тишкова, Ж. Тощенко, Е. Травиной, П. Турун, М. Фадеичевой, К. Фролова, Л. Хоперской, А. Хоца, В. Шаповалова, В. Шнюкова, Т. Юдиной и многих других.

Политико-конфликтологическому исследованию современных диаспор в значительной степени способствуют и выводы, опубликованные в материалах следующих мероприятий научной общественности: 1) круглого стола «Этничность и диаспоральность»» (Москва, 1997 г.)13; 2) региональной научно - практической конференции с международным участием «Региональная конфликтология: междисциплинарные исследования»14 (Уфа, 2001 г.); 3) международной конференции «Interkulturelle Kommunikation in der Diaspora» (Мюнхен, 2001 г.)15; 4) междисциплинарного семинара «Modern Diaspora» (Гамбург, 2001 г.)16; 5) методологического семинара «Проблемы мультикультурного общества» (Москва, 2002 г. )17; 6) круглого стола «Проблемы адаптации выходцев с Северного Кавказа и Закавказья в малых и средних городах России» (Москва, 2003 г.)18; 7) международной научно - практической конференции «История и положение корейцев в России» (Хабаровск, 2004 г.)19; 8) научно - практической конференции «Роль и место корейской диаспоры Ростовской области в диалоге народов и культур» (Ростов-на-Дону, 2004)2; 9) конференции «Гражданское общество в многонациональных и поликонфессиональных регионах. Казань, 2-3 июня 2004 г.»

13 Полоскова Т. В. Диаспоры в системе международных связей: автореф. дис. ...докт. полит, наук. М., 2000. С. 3.

Социальные конфликты: междисциплинарный подход. Материалы региональной научно - практической конференции с международным участием «Региональная конфликтология: междисциплинарные исследования» (Уфа, 18-19 октября 2001 г.). Ч. 2. Уфа. 2001.

Попков В. Д. Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: пути формирования и тенденции развития: автореф. дис. ...докт. соц. наук. М., 2003. С. И.

16 Там же.

11 Там же.

" Там же.

История и положение корейцев в России: материалы научно - практической конференции, посвященной 140-летию добровольного переселения корейцев в Россию. Хабаровск, 13 августа 2004 г. / Под общим руководством и редакцией Ким Сен Юна, Тен Хак Муна, Л. В. Ивановой. - Хабаровск. 2004.

Роль и место корейской диаспоры Ростовской области в диалоге народов и культур : материалы науч.-практ. конф.

21 августа 2004 г. г. Ростов-на-Дону / Сост. Мун М. Е. - Ростов н / Д., 2004.

(Москва, 2005 г.)21; 10) научно -практической конференции «Корейцы Дона -прошлое и настоящее» (Ростов на Дону, 2006)22; 11) международных научно-теоретических конференций «Ксенофобия и другие формы нетерпимости: природа, причины и пути устранения. Санкт-Петербург. 27 — 28 сентября 2007 г.» (Санкт -Петербург, 2007 г.) и «Диалог культур Кореи, Украины и государств СНГ» (Киев, 2007 г./3.

Во всех отмеченных материалах внесен определенный вклад в междисциплинарную разработку следующих конфликтологических аспектов этнополитического исследования современных диаспор: во-первых, осуществлена разработка методологических оснований исследований этнополитических конфликтов в контексте современных миграционных процессов и посттоталитарной (посткоммунистической) трансформации; во-вторых, определены хронологические рамки функционирования современных диаспор - в отличие от «старых», традиционных, возникших с древних времен в процессе этнического рассеивания (евреи, армяне), «новые» или современные диаспоры — это те, которые образовались и продолжают возникать в XX - XXI вв. в результате трудовой миграции и политических катаклизмов; в-третьих, выявляются основы государственной этнополитики в отношении национальных меньшинств, оказывающихся в ситуации диаспор; в-четвертых, содержательно охарактеризовываются и анализируются исторические, социально-экономические и социально-культурные контексты формирования диаспор как потенциальных субъектов этнополитических отношений; в пятых, определяются глобальные политические катаклизмы, порождающие феномен диаспоральности; 6) выявлены некоторые особенности миграционного механизма образования диаспор как транснациональных сообществ; 7) раскрыта роль современных диаспор в международной политике и межстрановых отношениях.

Выбору темы диссертации способствовали публикации в таких авторитетных российских изданиях как «Политические исследования», «Социологические исследования» и «Диаспоры». За последние годы они представили на суд научной общественности различные методологические подходы, позиции, взгляды и суждения по этнополитическим аспектам диаспоральности. Ввиду того, что упомянуть всех авторов не представляется возможным, целесообразно назвать некоторых из них, публикации которых в значительной степени способствовали определению теоретико-методологического вектора диссертационного исследования. К ним следует отнести наряду с известными зарубежными исследователями диаспор, работы которых опубликованы в данных изданиях (например, публикации Р. Брубейкера, Г. Шеффера и др. в журнале «Диаспоры»), таких ученых, как В. Авксентьев, Ю. Арутюнян, А. Дмитриев, Л. Дробижева, В. Дятлов, В. Тишков, Ж. Тощенко, Н. Лебедева, Б. Межуев, О. Малинова, А.

21 Гражданское общество в многонациональных и поликонфессиональных регионах: Материалы конф. : Казань, 2-3 июня 2004 г. / Под ред. А. Малашенко. - М., 2005.

12 Корейцы Дона - прошлое и настоящее (К 15-летию Ассоциации корейцев Ростовской области): Материалы научно - практической конференции: Ростов - на - Дону, 28 октября 2006 г. / Сост. Мун М. Е. - Ростов - н / Д., 2007.

23 Ксенофобия и другие формы нетерпимости: природа, причины и пути устранения. Международная научно -теоретическая конференция (Санкт-Петербург. 27 - 28 сентября 2007 г.) / Научные редакторы В. А. Ачкасов, Д. 3. Мутагиров. - СПб., 2007 г.; Материалы международной конференции «Диалог культур Кореи, Украины и государств СНГ. Киев, Университет им. Тараса Шевченко, 4-5 июля, 2007 г.». Киев. 2007.

Милитарев, В. Попков, С. Баньковская, Г. Габдрахманова, С. Градировский, Г. Гриценко, К. Дьяконов, В. Жакевич, М. Зелев, В. Константинов, Н. Космарская, А. Кузнецов, Д. Кузнецов, В. Ларин, М. Любарт, Б. Миронов, А. Михалева, М. Мнацаканян, В. Переведенцев, Г. Пядухов, М. Рашевич, Л. Рыбаковский, Е. Трофимов, М. Фадеичева, Е. Шлыкова, М. Южанин и др.

В их работах присутствуют серьезные и эффективные попытки изучения: 1) демографических, социологических, культурологических и мировоззренческих оснований этнополитического феномена диаспоральности, что облегчает разработку понятия диаспоры как термина политологии; 2) конфликтогенности, связанной с противоречиями адаптации мигрантов, формирующихся диаспор к условиям принимающих обществ; 3) социально-экономических, демографических и социокультурных предпосылок складывания конфликтогенного потенциала современных диаспор; 4) некоторых факторов этнополитической мобилизации национальных меньшинств (диаспор); 5) проблем политического признания культурных различий, возникающих в связи с этнической миграцией и диаспоральностью в постиндустриальных странах; 6) концепций и политической практики мультикультурализма как реакции современных постиндустриальных обществ на интенсификацию процессов этнической миграции и диаспоральности.

Вместе с тем следует отметить, что наряду с несомненными достижениями зарубежного и отечественного обществознания в разработке заявленной в диссертации проблематики существует и целый ряд вопросов, непроработанность (или недостаточная разработанность) которых осложняет, на наш взгляд, дальнейшее развитие этнополитической конфликтологии современных диаспор, как серьезного направления современных этнополитических исследований. Речь идет об отсутствии эффективной разработки понятия диаспоры как термина этнополитологии, недостаточной исследованности внутриполитических аспектов функционирования диаспор в принимающих обществах. Слабая изученность феномена этнополитической субъектности диаспор обуславливает отсутствие серьезных разработок по их исследованию как общностей, возникающих на основе определенных политических взаимодействий и ценностей. Недостаточно проанализирован и обобщен опыт этнополитизации диаспоральных процессов, происходящих как в постиндустриальных странах, так и современной России. Фактически отсутствуют работы по изучению процессов этнической маргинализации диаспор, на основе которых возникает феномен их этнополитической конфликтогенности. Остается практически неисследованным конструктивный опыт активного участия диаспор в качестве субъектов консенсусной (позитивной) этнополитики.

Глубинной причиной нынешнего состояния исследованности конфликтологического аспекта этнополитического исследования современных диаспор является недостаточная разработанность его методологических оснований. Это проявляется в том, что в большинстве современных этнополитических исследований не выработаны в достаточной степени логически и теоретически обоснованные определения этнополитического конфликта, а объяснение его каузации (причинности) дается преимущественно через призму межгруппового (интерсубъектного) взаимодействия: противоборства или сотрудничества этнических субъектов. При этом комплексный подход к исследованию сущности

этнополитического конфликта сводится к анализу его причинности, а не рассмотрению в качестве определенного состояния систем этнополитического распределения власти. Ограниченность методологических установок порождается и тем, что диаспоры рассматриваются преимущественно в рамках конфликтной этнополитологической парадигмы, исходящей из имманентно присущим всем этническим явлениям конфликтогенным истокам. При этом нередко постулируется либо принципиальная неразрешимость этнополитических конфликтов, либо только лишь их регулируемость (управляемость). Те же концепции, которые все же признают возможность разрешения таких конфликтов, в большинстве случаев рассматривают это как непосредственное воздействие с целью их немедленного прекращения. Некоторые теории исходя из возможности предотвращения конфликтов, усматривают в нем устранение непосредственно осязаемых факторов возникновения конфликтов и не предполагают разработки форм и способов поддержания позитивных (консенсусных) межэтнических отношений. Отсюда ограниченное понимание этнополитического консенсуса исключительно как способа разрешения межэтнических конфликтов, а не позитивного бесконфликтного состояния этнополитических систем. Таким образом, возникает потребность в разработке концептуальной схемы, необходимой для этнополитического исследования современных диаспор в ракурсе их конфликтологического анализа, что необходимо для научного обоснования позитивной этнополитики.

Объектом исследования являются образующиеся на основе этнической миграции современные диаспоры, как субъекты этнополитических отношений. В качестве примеров в диссертации помимо данных об этнополитической ситуации и миграционной, диаспоральной составляющей в Западной Европе, Северной Америке, Казахстане, России, используется значительный объем информации по диаспоре российских корейцев. Выбор последней обусловлен тем, что в ней наиболее ярко проявляются все основные (родовые) признаки диаспоры как социокультурного и этнополитического феномена, возможности позитивного поведения как субъектов этнической толерантности и миростроительства24. Исторический опыт взаимодействия российских корейцев с другими народами СССР, всего более чем 140-летнего периода их пребывания в России свидетельствует о том, что данная диаспора обладает значительным потенциалом гражданской лояльности и межкультурной интеграции25, что в то же время не означает отказа от тщательного этнополитического мониторинга, признания, в известной степени, конфликтогенности некоторых моментов ее функционирования.

Предметом исследования являются основы политико-конфликтологического изучения современных диаспор и совокупность различных факторов и переменных, обуславливающих при определенных условиях их превращение в субъекты этнополитического конфликта или в субъекты этнополитической бесконфликтности

24 См.: Михалева А. Мусульманская элита Берлина Н Политические исследования. 2006. № 4.

21 См.: Бугай Н. Ф.: Российские корейцы и политика «солнечного тепла». М., 2002; Общественные объединения корейцев России: конститутивность, эволюция, признание. М.,2004 ( в соавторстве с Сим Хон Енгом); Испытание временем: Российские корейцы в оценках дипломатов и политиков. Конец XX- начало XXI вв. М., 2004 (в соавторстве с О Сон Хваном); Корейцы стран СНГ: общественно-«географический синтез» (начало XXI века). М., 2007; Сотрудничество: Материалы б международной конференции. Москва, 29-30 ноября 2000. М., 2001; Сафронова Н. Русские и корейцы: вместе 140 лет // Аргументы и факты. Дальинформ. Региональное приложение для читателей Хабаровского края и Еврейской автономной области. 2004. Август. № 33.

(в частности, этнополитического консенсуса). В свете вышеизложенного основная гипотеза исследования исходит из того, что современные диаспоры могут стать или не стать субъектами этнополитического конфликта в зависимости от различных факторов, действующих как в принимающем обществе, так и вне его (на межстрановом, международном уровне), наиболее значимым из которых, по мнению диссертанта, является характер и содержание проводимой государством этнополитики.

Цель диссертации состоит в том, чтобы, используя постулаты классических и современных конфликтологических подходов, достижения в области изучения диаспоральности, определить теоретико-методологические основания конфликтологического исследования этнополитического феномена современных диаспор и на этой основе осуществить выявление и анализ условий их возможной трансформации в субъекты как этнополитического конфликта, так и этнополитической бесконфликтности в ее консенсусной форме. При этом автор концентрирует свое внимание преимущественно на внутренних аспектах этнополитического феномена современных диаспор в принимающих обществах, то есть внутриполитической проблематике. Достижение цели определяет необходимость решения следующих исследовательских задач:

1) анализ конфликтологических оснований этнополитического исследования современных диаспор - классических и современных парадигм и подходов к исследованию этнополитического конфликта;

2) выявление, анализ и обоснование методологических оснований консенсусной этнополитологической парадигмы;

3) теоретико-методологический анализ международного опыта консенсусной (позитивной) этнополитики;

4) содержательное рассмотрение феномена диаспор в ракурсе современной этнополитологии: этнополитическая экспликация понятия диаспоры, исследование этнополитической субъектности диаспор и факторов их трансформации в этнополитическую общность, анализ диаспор как объектов этнополитики (на примере СССР и современной России);

5) раскрытие транснационального характера этнополитической конфликтогенности диаспор в условиях глобализации;

6) выявление и анализ общего и особенного в этнической миграции как фактора этнополитической конфликтогенности диаспор в постиндустриальных странах и постсоветской России;

7) раскрытие потенциала этнополитической конфликтогенности этнической маргинализации диаспор как последствия миграционных процессов;

8) анализ политических факторов формирования консенсусного потенциала и поведения современных диаспор (на примере западноевропейского и российского опытов).

Теоретико-методологическая основа исследования. Достижение цели осуществлялось на трех уровнях этнополитического исследования. На первом уровне применялись диалектический, системный, структурно-функциональный, сравнительный, исторический подходы. На втором уровне использовались такие подходы как политологический, социологический, социально-психологический, культурологический. На третьем уровне применялись методы наблюдения, опроса,

анализа документов и статистических данных. В процессе работы над диссертацией автор опирался на следующие логические методы: анализ (в, частности, многофакторный (поликаузальный)) и синтез (например, полипарадигмальный, междисциплинарный). Таким образом, диссертационное исследование базируется на интеграции элементов следующих традиций: общенаучной, теоретической, эмпирической и общелогической, что позволило, на наш взгляд, достичь более глубокого и адекватного понимания сущности этнополитического феномена современных диаспор, выявить социальные и культурные основания их конфликтогенного и консенсусного потенциалов.

В связи с тем, что проблематика диссертации содержит значительную конфликтологическую составляющую, автор использовал некоторые положения работ по теории этнополитического конфликта таких ученых, как Д. Горовиц, Т. Гурр, Дж. Ротшильд, Э. Смит, А. Лейпхарт, С. Хантингтон, М. Эсман и др., опубликованные в 1980 - 1990 гг., а также ряд появившихся в этот же период фундаментальных этнополитических исследований по теории национализма, выполненных Э. Геллнером, Э. Хобсбаумом, Б. Андерсоном. Автор диссертации опирался также и на современные отечественные подходы к исследованию этнополитического конфликта. Поэтому использовался методологический арсенал таких известных в этой области авторов, как Р. Абдулатипов, В. Авксентьев, А. Анцупов, Р. Аклаев, В. Ачкасов, Е. Бабосов, М. Гулиев, А. Дмитриев, Л. Дробижева, А. Здравомыслов, Д. Зеркин, С. Каспэ, Г. Котанджян, Е. Нарочницкая, В. Тишков, Ж. Тощенко, А. Шипилов и других, в трудах которых развиваются многие идеи зарубежных исследователей, ставших уже классическими и имеющих высокий индекс цитирования в конфликтологической литературе (Г. Зиммеля, Т. Парсонса, П. Сорокина, Л. Козера, Р. Дарендорфа, Л. Кризберга, У. Коннора, К. Дейча и др.)26.

Отдельно следует выделить группу исследователей, представляющих системное понимание конфликтов, подход которых послужил методологической базой развертывания оригинального авторского видения этнополитического конфликта. К их числу следует отнести: В. Новосельцева27, В. Мельникова28, М. Аржакова, Н. Аржакову, Б. Демина29; В. Светлова30; В. Семенова31, В. Дурина32. В исследовании использовались не только политологические понятия и концепции, но также

к См.: Simmel Q. Conflict. Glencoe. 1955; Парсонс T. Общий обзор II Американская социология. - M., 1972; Парсонс T. Система современных обществ. М.. 1998; Sorokin P. Social and Cultural Dynamics. V 1 — 4. N. Y., 1962; Coser L. Functions of Social Conflict. L., 1968; Коузер Л. Основы конфликтологии. СПб., 1999; Дарендорф Р. Современный социальный конфликт // Иностранная литература. 1993. № 4; Kriesberg L. Constructive Conflicts: From Escalation to Resolution. Lanham. 1998; Connor W. Ethnonationalism: A quest for understanding. Princeton, 1994; Deutch K. W. Nationalism and Social Social Communication. Cambridge. 1966.

27 Новосельцев В. И. Системная конфликтология. Воронеж. 2001.

28 Мельников В. M., Новосельцев В. И. Конфликтология. Воронеж. 2004.

25 Аржаков М. В., Аржакова Н. В., Демин Б. Е., Новосельцев В. И. Теория конфликта и ее приложения. Воронеж. 2005.

30 См.: Светлов В. А.: Управление конфликтом. СПб., 2003; Конфликты: модели, решения, менеджмент. СПб., 2005; Конфликт, синергизм и антагонизм // Труды 45-й Международной научно-практической конференции ученых транспортных вузов, инженерных работников и представителей академической науки 7-9 ноября 2007 г. Т. 6. Хабаровск. 2007.

31 См.: Семенов В. А. Феномен конфликта. СПб., 2005; Экспликация понятия конфликт // Труды 45-й Международной научно-практической конференции ученых транспортных вузов, инженерных работников и представителей академической науки 7-9 ноября 2007 г. Т. 6. Хабаровск. 2007.

32 Дурин В. П., Семенов В. А. Конфликт как социальное противоречие. Хабаровск. 2008.

категориальный и теоретический инструментарий социологии, этнологии, социальной психологии, культурологии, необходимый для разработки концепции и обоснования выводов диссертации, что позволило использовать преимущества междисциплинарного анализа.

Информационная основа исследования. В диссертации использовались сведения и данные из различных исследовательских источников (нормативно-правовых актов, архивных документов, научной, публицистической, справочной литературы) и периодической печати (в том числе и издающихся диаспоральными организациями). Большую значимость имеет фактический материал, полученный в результате анкетирования, проведенного автором в 2 этапа в Ростовской области и Хабаровском крае (в 2005 - 2006 гг.). Информационная база исследования формировалась также в процессе участия в различных мероприятиях, организованных российскими объединениями корейской и других диаспор совместно с органами исполнительной власти и научными учреждениями субъектов РФ, государственными структурами и неправительственными организациями Республики Корея, КНДР и других государств. Необходимая информация была получена и в процессе непосредственных контактов с руководителями и специалистами властных структур, ответственных за управление межэтническими отношениями, представителями корейской и других диаспор в Хабаровском крае, Ростовской области, Приморском крае, Москве и Санкт-Петербурге.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту. Поскольку цель и основная гипотеза диссертационного исследования обуславливают с одной стороны, анализ конфликтологических оснований этнополитических исследований, а с другой, непосредственное изучение этнополитического феномена современных диаспор, основные положения, выносимые на защиту целесообразно разделить на две группы. К первой группе относятся следующие положения.

1. В зависимости от присутствия или доминирования установок либо о вечности и принципиальной неразрешимости этнополитических конфликтов, либо о возможности их предупреждения, разрешения, поддержания устойчивых и позитивных бесконфликтных межэтнических взаимодействий, этнополитологические парадигмы могут быть конфликтными и консенсусными. В основании такого деления часто преобладают ценностные моменты, связанные с идеологическими, мировоззренческими, социокультурными пристрастиями, обуславливающими доминирование тех или иных установок в отношении природы конфликтов и возможности управления ими. Данное обстоятельство и находит свое выражение в существовании двух противоположных парадигм, взаимополагающих и взаимодополняющих друг друга в рамках современной этнополитической конфликтологии.

2. На указанное межпарадигмальное взаимодействие накладывается дискуссия системного и интерсубъектного подходов в понимании конфликта, обусловленная диаметрально противоположной трактовкой в каждом из них антагонизма (соответственно как бесконфликтной или конфликтной составляющей). Именно поэтому необходимо определить приоритеты в использовании различных конфликтологических подходов. Приоритетность состоит в том, что системное понимание конфликта признается более широким по сравнению с интерсубъектным. В то же время считается значимой и роль последнего, заключающаяся в

исследовании проявлений устойчивости или неустойчивости полиэтнических систем, их баланса или дисбаланса, выражающихся в определенных формах взаимодействия или противодействия их элементов. При этом обязательным условием достижения методологического компромисса должно стать исключение антагонизма из структуры конфликта.

3. Исходя из указанной приоритетности, этнополитический конфликт возможно определить как состояние систем этнополитического распределения власти, которое характеризуется неравенством и ассиметричностью внутренних и внешних взаимодействий между составляющими ее этническими общностями (группами), элитами, организациями, движениями), переходящих в их взаимное противодействие функционированию друг друга. Такое состояние свидетельствует о невозможности дальнейшего пребывания систем в прежних границах своего существования и предполагает возникновение и развитие различные этнополитических процессов и отношений, направленных либо на восстановление прежнего качества систем, либо на поиск и создание нового.

4. Из логики системного конфликтологического подхода следует, что далеко не всякое бесконфликтное состояние (противоположное этнополитическому конфликту) можно считать консенсусным. Этнополитическим консенсусом является только такой тип взаимодействия и самоорганизации элементов полиэтнических систем, который основывается не только на согласии по характеру, формам и принципам этнополитического распределения власти, но и взаимной поддержке и сотрудничестве, направленных на усиление интеграции каждого из этих элементов в эти системы, консолидации элементов в единую надэтническую (национальную) общность.

5. Несмотря на то, что состояние этнополитического консенсуса при прочих равных условиях является наиболее стабильным и устойчивым, оно, как и любое бесконфликтное состояние, не может продолжаться бесконечно долго, каким бы благоприятным оно не казалось в данный момент. Следовательно, необходима регулярная и кропотливая работа, заключающаяся не в поддержании любой ценой такого состояния, а в управленческом воздействии на те его составляющие, которые со временем трансформируются, приобретая конфликтогенный характер.

К положениям второй группы следует отнести следующие.

1. Исходный отличительный признак этнополитического феномена современных диаспор образуют отрыв частей этнических общностей (этнических групп) от национальных сообществ исторической родины, их рассеяние по территориям других государств и пребывание на территории последних в положении национальных меньшинств в инокультурном (иноэтничном) окружении (нередко с формальным принятием гражданства). Следовательно, диаспора - это этнополитический феномен, возникающий на основе национальных меньшинств, проживающих вне территории государств своего исторического происхождения и родственного этнического большинства.

2. Необходимым условием формирования вышеупомянутого этнополитического феномена является становление этнополитической субъектности современных диаспор, изначальной предпосылкой которой является самоорганизация для удовлетворения своих интересов в форме диаспорных общин. Последние становятся фактором внутренней структуризации диаспор, образуя внутри них группы влияния,

способствуя формированию организационных структур, средств массовой коммуникации и других ресурсов поддержки идентичности. В результате чего при определенных условиях диаспоры могут сформироваться в этнополитические общности.

3. Как этнополитические общности диаспоры характеризуются выдвижением политических требований, связанных прежде всего с этнополитическим самоопределением, правом на связи с исторической родиной и родственными этническими группами, создание общественных, политических объединений для защиты прав представителей диаспор (в том числе и на международном уровне) и политическое участие. Поскольку диаспора, как субъект этнополитических отношений, рассматривается в современной этнополитологии преимущественно в рамках конфликтной парадигмы, ее самоопределение связывается в основном с этнополитической напряженностью. Между тем заслуживает пристального внимания позитивный опыт этнополитической бесконфликтности диаспор, заключающийся в их политическом поведении как субъектов интеграции и участников консенсусной этнополитики.

4. Проблема культурно-политического признания современных диаспор в условиях глобализации проявляется в первую очередь в трансформации института гражданства в принимающих обществах. При этом обнаруживается противоречивое взаимодействие двух тенденций: «транснационализации» и «дифференциации». С одной стороны, институт гражданства выступает фактором ослабления восприятия диаспор как инокультурных групп и способствует их интеграции, а с другой оно направлено на сохранение национальной и культурной идентичности принимающих обществ и подчеркивает инокультурный статус представителей диаспор.

5. Этническая миграция приводит к возникновению феномена этнической маргинальное™. Ее этнополитическая конфликтогенность проявляется в генерировании маргинальной энергии, которая может стать источником этнополитической напряженности и предпосылкой этнополитической мобилизации, сопровождаться обособлением и сепарацией, трансформирующимися в конфликт с другими общностями и целостным политическим сообществом и принимающими характер протеста на основе негативной идентичности.

6. Большую значимость при формировании позитивной идентичности, понимаемой как результат синтеза этнического самосознания, поддержки этничности институтами публичной сферы и гражданского, национального самосознания, обладание которым стимулируется усилиями по толерантности и интеграции имеет использование конструктивного ресурса института национально -культурной автономии, которая только тогда будет иметь шансы на успех, если будет подкрепляться социально-экономическими мероприятиями. Необходимо также совмещение национально-культурной деятельности с работой по интеграции, включению в институты гражданского общества, координация деятельности диаспоральных общественных объединений со стороны государственной власти.

7. При этом принадлежность к диаспоре и участие в ней должно трактоваться как результат личного выбора, самоорганизации, а не как следствие изначальной принадлежности к определенной этнической общности, из чего следует, что законодательное регулирование должно охватывать исключительно ситуации коллективного проявления диаспоральности. Она характеризуется осознанным и

добровольным участием в этнической общине, общественном объединении, другими формами этнической активности в местах компактного проживания и др. С этой точки зрения для современной России вполне реально использовать позитивный потенциал мультикультурализма, состоящий в способности содействовать формированию динамично развивающегося и поддающегося эффективному конфликтологическому менеджменту консенсусного полиэтнического сообщества.

Научная новизна исследования заключается в следующем.

1. В условиях отсутствия в современной этнополитической конфликтологии общей системы методологических допущений, выдвигается и обосновывается методологическая модель сочетания интерсубъектного и системного понимания конфликта. Она основана на приоритетности системного подхода, где этнополитический конфликт понимается более широко, как состояние структурного баланса или дисбаланса систем политического распределения власти между различными этническими общностями (группами), а значимость интерсубъектного подхода состоит в его роли при исследовании проявлений таких состояний, выражающихся в определенных формах межэтнического взаимодействия или противодействия их элементов. Основой совместимости противоположных конфликтологических подходов является переход к бинарному пониманию антагонизма: как способа разрешения конфликта и как определенной формы бесконфликтного состояния.

2. Вносится вклад в формирование концептуальной схемы, необходимой для разработки конфликтологического аспекта этнополитического исследования современных диаспор. Происходит это по следующим направлениям. Во-первых, на основе анализа классических и современных конфликтологических постулатов происходит сочетание конфликтной и консенсусной парадигм, инновационное применение системного конфликтологического подхода к этнополитическим взаимодействиям. Во-вторых, обосновывается оригинальная интерпретация основного теоретико-методологического содержания современной консенсусной этнополитологической парадигмы, ее дальнейшее развитие посредством внесения в нее оригинального видения и определения этнополитического конфликта, а также консенсуса как позитивной формы бесконфликтного состояния полиэтнических обществ. В-третьих, на основе теоретико — методологического анализа международного опыта консенсусной этнополитики, концепций и практики мультикультурализма, сравнительного анализа мультикультуралистских и советских тактик управления межэтническими отношениями предлагаются выводы по возможности использования накопленного позитивного потенциала при осуществлении конструктивной миграционной и диаспоральной политики в современной России.

3. Осуществляется содержательное изучение диаспоры как этнополитического феномена посредством следующих исследовательских операций. Во-первых, производится интеграция понятия «диаспора» в категориальный аппарат этнополитологии посредством его этнополитической экспликации через сопряжение с понятием «национальные меньшинства», на основе чего дается оригинальное этнополитологическое определение диаспоры. Во-вторых, раскрывается объективное содержание феномена этнополитической субъектности диаспоры,

проявляющегося в ее формировании и консолидации как этнополитической общности и функционировании в виде и посредством определенных институтов. В-третьих, анализируются социально-экономические, демографические, социокультурные, социально-психологические, мировоззренческие

(идеологические) и политические условия и факторы, которые воздействуя на типологические характеристики диаспор, при определенной этнополитической стратегии или отсутствии таковой могут способствовать их конфликтогенной трансформации.

4. Исследован транснациональный контекст диаспоральных процессов, формулируется их оригинальное определение, выявляется их место и роль в общем содержании миграционных процессов в эпоху глобализации, на основе чего дается их конфликтологическая оценка. При этом проанализирована этнополитическая реакция на эти процессы, проявляющаяся в трансформации главного института политического признания интенсивно формирующегося этнокультурного многообразия в постиндустриальных обществах - института гражданства. Посредством сравнительного анализа обширного фактического и статистического материалов в диссертации выявляется и подвергается этнополитическому анализу соотношение общего и особенного в конфликтогенном потенциале этнической миграции в постиндустриальных обществах и современной России, на основе чего автором дается конфликтологическая оценка этнополитического феномена сложившихся и формирующихся диаспор.

5. В исследовании осуществляется содержательный анализ социальных и культурных оснований этнополитической конфликтогенности феномена этнической маргинальное™ диаспор, на основе которого в контексте конфликтологического анализа дается авторская интерпретация позитивной и негативной диаспоральной идентичности. С использованием выводов, полученных в результате конфликтологического анализа этнической маргинальности, в диссертации выявляются и подвергаются этнополитическому анализу факторы реанимации, «пробуждения» диаспоральной этничности в современном российском обществе, объясняется механизм самоидентификации индивидов с «воображаемой» диаспоральной общностью. При этом впервые в российской этнополитологии использовались результаты прикладных исследований в аспекте выявления показателей этнизации самосознания представителей диаспоры российских корейцев, их этнополитической идентификации в условиях постсоветской трансформации.

6. В работе исследована роль политических факторов формирования консенсусного этнополитического потенциала современных диаспор: проанализированы западноевропейский опыт социальной политики как инструмент управления этнополитическим конфликтом, российский опыт деятельности диаспоральных объединений по формированию позитивной идентичности на региональном уровне, научно-практическому осмыслению подвергнута проблема становления и деятельности национально-культурной автономии как института консенсусной этнополитики с участием диаспор.

Научная и практическая значимость диссертационного исследования.

1. Использование теоретико-методологического инструментария и выводов диссертации будет способствовать преодолению терминологической

неопределенности, противоречивости и ограниченности устаревших методологических подходов как в отечественной этнополитологии, так и в других научных дисциплинах, исследующих межэтнические взаимодействия.

2. Результаты и выводы исследования могут быть использованы как в концептуальной разработке общих, базовых проблем современной этнополитологии: консенсусной этнополитологической парадигмы, анализа международного опыта мультикультурализма, основ позитивной этнополитики, так и в прикладных исследованиях актуальных проблем современных этнополитических процессов, связанных с изучением феноменов этнической миграции и диаспоральности.

3. Особое значение результаты диссертации имеют для эффективного управления этнополитическими процессами (этнополитического менеджмента) в нашей стране с целью формирования общенациональной идентичности россиян, что является фактором, способствующим укреплению Российской государственности. Они могут послужить основой для развития и реализации конструктивной миграционной и консенсусной (позитивной) этнополитики как на общегосударственном уровне, так и на уровне субъектов Российской Федерации.

4. Весьма важны основные положения диссертации в контексте борьбы с национализмом, ксенофобией, этническим нигилизмом, негативными формами этнической маргинальное™, этнократическими тенденциями и другими антигуманными и антидемократическими проявлениями этнополитики и межэтческих отношений.

5. Результаты и выводы работы могут быть использованы в практике деятельности диаспоральных и других этнических объединений как субъектов консенсусной (позитивной) национально-этнической политики, их взаимодействия с органами федеральной, региональной и местной власти в реализации интеграционных проектов.

6. Основные положения и выводы исследования могут быть использованы также в преподавании этнополитологии, этнополитической конфликтологии, общей конфликтологии, разработке других общих и специальных курсов для студентов образовательных учреждений высшего профессионального образования, слушателей системы повышения квалификации профессорско-преподавательского состава, руководящих работников и специалистов в системе государственной службы.

Апробация основных положений исследования. Основные положения диссертации отражены в 36 публикациях: 3 монографиях (из них 1 - в соавторстве) и 33 статьях в сборниках научных трудов и научных журналах общим объемом 44 п.л. Основные положения и выводы исследования были изложены автором при обсуждении диссертации на заседании кафедры социологии, политологии и социальной работы Тихоокеанского государственного университета (Хабаровск, 2008 г.), а также в докладах и публикациях различных мероприятий научной общественности. Среди них:

- Межрегиональная научно-практическая конференция «Дальний Восток России на рубеже тысячелетий: социально-экономические и политико-правовые проблемы» (Хабаровск, 2000 г.);

- Научно-практическая конференция «Корейцы Дона - прошлое и настоящее» (Ростов-на-Дону, 2007 г.);

- Региональная научно-практическая конференция «Художественно-эстетическое образование: опыт, проблемы, перспективы» (Хабаровск, 2007г.);

- Международная научно-теоретическая конференция «Ксенофобия и другие формы нетерпимости: природа, причины и пути устранения» (Санкт-Петербург, 2007г.);

- Методологический семинар кафедры политологии юридического факультета Белорусского государственного университета «Актуальные проблемы политической науки и идеологии» (Минск, 2008 г.).

Положения и результаты работы были апробированы в процессе преподавания курса политологии в Тихоокеанском государственном университете и Дальневосточном центре повышения квалификации руководящих работников и специалистов, а также представлены посредством опубликования серии статей, содержащих экспертные этнополитические оценки корейского движения в России в газете Ассоциации корейцев Ростовской области «Путь» (№ 12 за 2004 г., № № 10 -11 за 2006 г.), участия соискателя в качестве научного эксперта в работе III съезда Общероссийского объединения корейцев (июнь, 2008), общественной дискуссии по результатам его проведения, развернутой на страницах общенационального издания корейской диаспоры «Российские корейцы» (июль, 2008 г.). Результаты проведенных в процессе работы прикладных исследований и теоретические выводы диссертации нашли применение в работе следующих органов исполнительной власти и общественных объединений: Комитета по межнациональным вопросам, религии и казачеству Администрации г. Ростова-на-Дону, Общероссийского объединения корейцев, Ассоциации корейцев Ростовской области, Министерства культуры Хабаровского края, Ассоциации корейских организаций Дальнего Востока и Сибири, Региональной общественной организации «Хабаровский Центр корейской культуры».

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры социологии, политологии и социальной работы Тихоокеанского государственного университета и была рекомендована к защите.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографических ссылок, приложения и библиографического списка.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, представляется степень научной разработанности заявленной в нем проблемы, определяются объект, предмет, основная гипотеза, цель и основные задачи диссертации, ее теоретико-методологическая и информационная основы, формулируются положения, выносимые на защиту, научная новизна, научная и практическая значимость работы, приводятся данные о ее апробации.

В первой главе «Конфликтологические основания современных этнополитических исследований» осуществляется анализ конфликтологических оснований этнополитического исследования современных диаспор - классических и современных парадигм и подходов к исследованию этнополитического конфликта,

выявление, анализ и обоснование основного содержания консенсусной этнополитологической парадигмы, теоретико-методологический анализ международного опыта консенсусной (позитивной) этнополитики. В этой связи отмечается, что теоретико-методологические основания этнополитических исследований составляют не только собственно политико-конфликтологические концепции, но и парадигмы, общие и специальные теории, относящиеся к конфликтологии, социологии, культурологии, этнологии, психологии и другим смежным наукам. Проведенный анализ выявил научно-исследовательскую значимость комплексных теорий этнополитического конфликта. Их фундаментальный характер заключается прежде всего в том, что они вышли за рамки монофакторного подхода к объяснению этнополитических конфликтов и перешли к полифакторным теоретическим моделям, что способствовало становлению и развитию методов междисциплинарного анализа и полипарадигмального синтеза в современной этнополитологии. Во-вторых, в вышеуказанных этнополитических исследованиях был осуществлен теоретико-методологический пересмотр ранних теорий модернизации,' что значительно повысило эффективность исследовательского потенциала в анализе этнополитических конфликтов. В-третьих, в данных концепциях была заложена основа синтеза теоретических объяснений этнополитических конфликтов и проблематики этнополитического менеджмента.

Становление методов междисциплинарного анализа и полипарадигмального синтеза в исследовании этнополитического конфликта происходит посредством борьбы и взаимодействия различных концепций, на которые в свою очередь накладывается дискуссия трех соперничающих классических парадигм -примордиализма (рассматривающего этнонационализм как проявление устойчивой культурной традиции, основанной на прирожденном чувстве этнической идентичности), инструментализма (понимающего этничность как инструмент политической борьбы для реализации групповых и элитных интересов) и конструктивизма (согласно которому этничность является социальным опытом по поддержанию границ). При этом значительная часть современных теоретических интерпретаций конфликта как социального феномена базируются на его интерсубъектном понимании как одного из видов межгруппового взаимодействия. Исходным допущением при таком ракурсе его рассмотрения выступает представление о том, что конфликт - это «столкновение противоборствующих сил, как противоречие (иногда как активная стадия противоречия), или как смешение перечисленных признаков в разных комбинациях» 3. Следовательно, применительно к этнополитическим отношениям, конфликт определяется как наивысшая стадия противоречия во взаимодействии этнических субъектов, характеризующаяся столкновением их противоположных целей, ценностей и интересов. Между тем, «такое предельно широкое и ёмкое понятие, как конфликт, невозможно выразить через другие более частные понятия и установить его содержание в виде одной логической синтагмы, сколь бы сложной она ни была. Вероятно, и стремиться к этому нет особой необходимости. С практической точки зрения его следует

33 Светлов В. А. Конфликт, синергизм и антагонизм // Труды 45-й Международной научно-практической конференции ученых транспортных вузов, инженерных работников и представителей академической науки 7-9 ноября 2007 г. Т. 6. Хабаровск. 2007. С. 15.

признать открытым, непрерывно развивающимся понятийным объектом, который невозможно определить исчерпывающим образом, в рамках каких бы то ни было логических построений»34. В этой связи можно сделать вывод о том, что методологическая дискуссия с целью формирования комплексной конфликтологической парадигмы только начата и важнейшей исследовательской задачей является выявление в этой дискуссии рациональных положений их конвертация в эффективные практики этнополитического менеджмента.

Выявленное в исследовании деление этнополитологических парадигм на конфликтную и консенсусную не является абсолютным. В его основании преобладают часто не научно-исследовательские, а ценностные моменты, обуславливающие доминирование тех или иных установок в отношении природы конфликтов и возможности управления ими. В то же время не следует игнорировать и объективную причину возникновения указанных парадигм, заключающуюся в бинарной природе конфликта, как социального процесса. С одной стороны, он выражает потерю устойчивости социальных систем, их переход в неустойчивое состояние, а с другой, настоятельную потребность в восстановлении прежней устойчивости или поиске и созданию новой. В тоже время в зависимости от ситуации конфликтность и бесконфликтность, сохраняют свое различное содержание, выступая в качестве противоположных социальных состояний. Учет их диалектической взаимосвязи должен стать основой эффективного сочетания различных конфликтологических подходов в этнополитическом менеджменте.

Последовательное применение системного подхода к пониманию этнополитического конфликта дает возможность для его определения как такого состояния систем этнополитического распределения власти которое: 1) включает в себя неравенство, ассиметричность, присущие внутренним и/или внешним взаимодействиям и отношениям между ее элементами (этническими общностями (группами), элитами, организациями, движениями); 2) характеризуется их взаимным противодействием функционированию друг друга; 3) свидетельствует о невозможности дальнейшего пребывания систем в прежних условиях и границах своего существования, что проявляется в замедлении (торможении) их развития, их деградации, или прекращению развития вообще; 4) содержит в себе различные этнополитические процессы и отношения, направленные либо на восстановление прежнего качества систем, либо на поиск и создание нового.

В противоположность конфликтному, бесконфликтное этнополитическое состояние носит сбалансированный, симметричный и устойчивый характер, проявляющийся в двух вариантах: антагонистическом и синергетическом. В первом случае элементы этнополитических систем взаимно подтверждают свои негативные отношения друг к другу, их поведение соответствует их ожиданиям (например, устойчивость полиэтничных и поликонфессиональных обществ с многолетними традициями столкновений, связанных с кровной местью, трайбализмом, межклановыми и межобщинными распрями, межрелигиозной и межэтнической враждой). В втором (синергетическом) варианте элементы данных систем самоорганизуются : 1) либо на основе взаимного согласия и поддержки, что собственно и представляет собой вариант этнополитического консенсуса; 2) либо

34 Новосельцев В. И., Мельников В. М. Конфликтология. Воронеж. 2004. С. 11.

на основе взаимного угнетения, деградации элементов (длительное бесконфликтное функционирование этнополитических систем, характеризующимся сосуществованием этнических общностей (групп) с несовместимыми структурными и ценностными основаниями, господством одних и подчиненным положением других, стойким взаимным недоверием и антипатией, не преходящими тем не менее в открытые столкновения). Развивая логику системного конфликтологического подхода применительно к бесконфликтным этнополитическим системам, следует обратить внимание и на третий вариант синергетического взаимодействия их элементов реализующийся в феномене параллельного равнодушного существования этнических общностей, таящего большие опасности, несмотря на равноправие и взаимное согласие по основным вопросам этнополитического распределения власти и влияния. Иллюстрацией этого являются факты того, что «есть некоторые признаки разрушения национального консенсуса в мультилингвистической Швейцарии, появились влиятельные праворадикальные партии в благополучных Нидерландах (партия П. Фортейна), Дании (Партия прогресса, датская народная партия), Норвегии (Партия прогресса) и др.» 5. Опасность данного феномена, являющегося издержкой мультикультуралистской этнополитической модели, заключается в том, что государства в котором этносы не объединены в политическую нацию общим национальным интересом и надэтнической идеологией - политически нежизнеспособно. Поэтому мультикультурализм здесь легко обращается в этнонационализм и сепаратизм, а политкорректность выступает способом как замалчивания, так и обострения этнонациональных проблем.36

Из логики системного конфликтологического подхода следует, что далеко не всякое состояние, противоположное этнополитическому конфликту можно считать консенсусным. Этнополитическим консенсусом является только такой тип взаимодействия и самоорганизации элементов полиэтнических систем, который основывается не только на согласии по характеру, формам и принципам этнополитического распределения власти, но и взаимной поддержке и сотрудничестве, направленных на усиление интеграции каждого из этих элементов в эти системы, консолидации элементов в единую надэтническую (национальную) общность. Возможны бесконфликтные состояния, при которых наблюдаются: 1) толерантность, существующая не более, чем просто терпимость к параллельному существованию других этнических субъектов, без стремления к конструктивному взаимодействию; 2) взаимный антагонизм этнических субъектов, проявляющийся в открытых столкновениях, но не приводящий к ликвидации полиэтнических систем в силу сформировавшегося устойчивого взаимного подтверждения своих негативных отношений друг к другу и соответствия их поведения взаимным ожиданиям; 3) несовместимость (плохая совместимость) и взаимное неприятие (угнетение) этнических субъектов, вызванное социально-экономической и культурной разобщенностью, тем не менее не приводящие к столкновениям и распаду этнополитических систем вследствие доминирования одних по отношению к другим, или по причине принуждения к совместному существованию определенной внутренней или внешней (по отношению к системе) силой. Все три варианта

35 Ачкасов В. А. Этнополитология. СПб., 2005. С. 254.

36 Мартьянов В. С. Справедливы ли этнонациональные деконструкции современных наций? // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. Вып. б. Екатеринбург, 2006. С. 247.

объединяет одно обстоятельство: отсутствие объединяющих этнические субъекты ценностей и институтов делает образуемые ими бесконфликтные полиэтнические системы конфликтогенными, поскольку они (например, плюральные общества, по Л. Куперу, М. Смиту и Д. Фурнивалу) являются имманентно рыхлыми по природе структурами как в социально-экономическом, так и политическом отношении и при исчезновении силовой политической регуляции, принуждающей к совместному существованию становятся неустойчивыми и нестабильными.37

Так, например, антагонистический вариант бесконфликтных состояний может трансформироваться в направлении конфликта при следующих условиях: 1) резко возросшая непропорциональность (ассиметрия) антагонистического взаимодействия между ними, проявляющаяся в значительном усилении степени агрессивности одного (одних) из субъектов по отношению к другому (другим); 2) смена враждебных (негативных) намерений и действий одного из противоборствующих субъектов на противоположные (позитивные или нейтральные); 3) ликвидация (полное подавление) или выход (вытеснение) одного из двух противоборствующих субъектов за пределы полиэтнической системы. Возможно также взаимопереплетение этих причин в различном сочетании. Так, политическое пространство полиэтнической Грузии вошло в состояние конфликта тогда, когда один из его субъектов (грузинская сторона) начал подготовку к агрессивным наступательным действиям (впоследствии осуществленным) по отношению к другому (юго-осетинской стороне), настроенному также враждебно, но не проявлявшего инициативу в усилении напряженности и дестабилизации бесконфликтного состояния. Вооруженная агрессия режима Саакашвили в августе 2008 г. против осетинской диаспоры Грузии, основная часть которой сосредоточена на территории Южной Осетии, осуществлялась с целью ликвидации ее этнической субъектности посредством геноцида и изгнания за пределы грузинского государства. После вмешательства России как третьей силы конфликт прекратился, поскольку: 1) было осуществлено вооруженное подавление одного из субъектов — грузинской стороны; 2) произошел выход другого субъекта - юго-осетинской стороны из полиэтнического грузинского общества путем провозглашения государственной независимости Южной Осетии.

Несмотря на то, что состояние этнополитического консенсуса при прочих равных условиях является наиболее стабильным и устойчивым, оно, как и любое бесконфликтное состояние, не может продолжаться бесконечно долго, каким бы благоприятным оно не казалось в данный момент. Следовательно, необходима регулярная и кропотливая работа, заключающаяся не в поддержании любой ценой такого состояния, а в управленческом воздействии на те его составляющие, которые со временем трансформируются, приобретая конфликтогенный характер. Если состояние консенсуса исчерпывает свой позитивный ресурс и начинает тормозить развитие полиэтнических систем в направлении интеграции, необходимо рассматривать его уже как предконфликтное состояние, что предполагает необходимость перехода от тактик «глубокого» предупреждения,38

37 Cm.: Kuper L., Smith M. Pluralism in Africa. Berkeley. 1969; Fumivall J. S. The Netherlands India: A Study of Plural Economy. Amsterdam. 1986.

38 Cm.: Miall H., Rambsbotham O., Woodhouse T. Contemporary Conflict Resolution. L., 1999.

поддерживающих и профилактических тактик долговременного действия (т.е. тактик управления бесконфликтным состоянием) к тактикам непосредственного предупреждения, регулирования и разрешения конфликтов, (т. е. тактикам управления конфликтным состоянием). В условиях же разворачивающегося этнополитического конфликта необходимо отслеживать те его составляющие, которые при качественном менеджменте могут стать основой преобразования полиэтнической системы в направлении достижения этнополитического консенсуса на уже новом качественном уровне, обеспечивающим новый тип устойчивости и стабильности.

Исторический опыт показывает, что управление этническими процессами основывается на этнополитических концепциях, господствующих в полиэтнических системах. Поэтому формирование и поддержание устойчивых и позитивных бесконфликтных межэтнических взаимодействий (этнополитического консенсуса) во многом зависит от степени влияния консенсусной этнополитологической парадигмы на характер и направленность государственной политики в сфере управления национально-этническими отношениями. Главнейшей целью этнополитики, проводимой на основе принципов демократии и гуманизма, является не только предупреждение возможных деструктивных конфликтов, но и формирование и поддержание устойчивых и позитивных бесконфликтных межэтнических взаимодействий на основе своевременного разрешения возникающих национально-этнических противоречий в согласительной, консенсусной форме. Поскольку такая направленность этнополитики предполагает достижение этнополитического консенсуса, целесообразно, на наш взгляд, для терминологической ясности предложить для последующего употребления понятие «консенсусная этнополитика». Наряду с ним возможно также использовать синонимичный ему термин «позитивная этнополитика» (по Ж. Т. Тощенко), содержание которого включает в себя способность властвующих политических сил осуществлять научно-продуманное этнически сбалансированное управление во всех сферах.

Позитивная этнополитика в отношении диаспор является составной частью общегосударственной национально-этнической политики, ее направлением (при последующем изложении целесообразно именовать его диаспоральной этнополитикой). Диаспоральная этнополитика, как совокупность управленческих и идеологических тактик в отношении диаспор, в определенных своих проявлениях, в той или иной форме имела и имеет место практически во всех полиэтнических государствах, в национально-этнических структурах которых присутствуют национальные меньшинства иностранного происхождения. Однако, как показывает исторический опыт : 1) она в большинстве случаев специально не декларировалась как особый вид этнополитики, а следовательно и не обозначалась соответствующим термином; 2) в этнополитической практике преобладали варианты не позитивной, а дискриминационной, ассимиляционной и даже геноцидной этнополитики (например, этнополитика грузинского государства по отношению к осетинскому народу, кульминацией которой стало массовое уничтожение мирного населения Южной Осетии в августе 2008 г.); 3) характер и направленность диаспоральной этнополитики определяются, как правило, доминирующей (господствующей)

этнополихической доктриной (идеологией), лежащей в основе общегосударственной национально-этнической политики.

Что касается позитивной (консенсусной) этнополитики, то, как показывает исторический опыт, она апробировала посредством модели мультикультурализма определенные конструктивные элементы как в западноевропейских, так и некоторых других странах, что выразилось в создании определенных условий, необходимых для включения диаспор в институты принимающего общества, их участия в интеграционных процессах. Мультикультуралистская идеология и политика утверждаются в 1970-х гг. в Канаде и Австралии, а, начиная с 1990-х гг. начинают складываться в США, а также во многих западноевропейских странах в контексте поиска ответов на многие вопросы, связанные с несправедливостью и дискриминацией, которые актуализировались в условиях глобальной миграции и диаспоризации иммиграционных сообществ. Политика мультикультурализма принципиально отличается от предшествующих ей этнополитических практик, поскольку базируется на понимании интеграции не в ассимиляционном контексте, а в духе формирования консенсуса между различными группами, сохраняющими этнокультурную и конфессиональную самобытность и составляющими целостное гражданское сообщество. К несомненным достоинствам мультикультурализма относятся: 1) сохранение и поддержание культурного плюрализма; 2) признание и защита национальных меньшинств, зачастую находящихся на периферии социальной жизни; 3) воспитание толерантности, отказ от шовинизма и ксенофобии; 4) ориентация на «включение» и интеграцию, отказ от создания культурных и социальных барьеров.

В свете изложенного представляется возможным сделать вывод о том, что для современной России вполне реально использовать консенсусный потенциал мультикультурализма, состоящий в способности содействовать разрешению проблемы многочисленных российских диаспор, создать благоприятный фон для новой миграционной политики и признать этнокультурные идентичности, связанные с устойчивой смешанной этнической идентификацией.. При этом мультикультуралистская политика в российском обществе должна учитывать недостатки мультикультуралистской практики, проявившиеся в постиндустриальных странах. К одному из главных неоднозначных эффектов мультикультуралистской политики относится то, что оправданно отвергая конкурентный (конфликтогенный) вариант культурного многообразия, она приводит к модели параллельного равнодушного существования, таящего большие опасности.

Во второй главе диссертации «Диаспора как этнополитический феномен»

исследуется этнополитический феномен современных диаспор. Происходит содержательное рассмотрение феномена диаспор в ракурсе современной этнополитологии: этнополитическая экспликация понятия диаспоры, исследование этнополитической субъектности диаспор и факторов их трансформации в этнополитическую общность, анализ диаспор как объектов этнополитики (на примере СССР и современной России). Исходный отличительный признак этнополитического феномена современных диаспор образуют отрыв частей этнических общностей (этнических групп) от национальных сообществ исторической родины, их рассеяние по территориям других государств и

пребывание на территории последних в положении национальных меньшинств в инокультурном (иноэтничном) окружении (нередко с формальным принятием гражданства). Следовательно, диаспора - это этнополитический феномен, возникающий на основе национальных меньшинств, проживающих вне территории государств своего исторического происхождения и родственного этнического большинства и обладающий рядом признаков, к которым относятся:

- бинарная (множественная) национально - этническая самоидентификация, предполагающая наличие связей и со страной проживания, и с исторической (этнической) родиной;

- создание институтов с целью обеспечения сохранения и развития этнокультурной самобытности и артикуляции этнических интересов;

- существование в тех или иных формах стратегии взаимодействия с политическими институтами как страны проживания, так и исторической (этнической) родины;

- стремление к определенным формам этнополитического самоопределения (национально-территориальная или национально-культурная автономия, образование независимого государства, ирредентизм).

Необходимым условием формирования этнополитического феномена современных диаспор является становление их этнополитической субъектности, изначальной предпосылкой которой является самоорганизация для удовлетворения своих интересов в форме диаспорных общин на основе осознания себя имеющими специфический интерес общностями. Такие общины как наиболее организованные части диаспоры, члены которых обладают выраженной культурной идентификацией и связаны между собой и другими ее частями сетью устойчивых коммуникаций, образуют внутри себя «группы влияния»39. При условии активности этнических элит, национальных движений, общественных организаций, то есть вторичных субъектов политики, создающихся для выражения и реализации интересов диаспоры, диаспорные общины становятся связующим звеном между диаспоральными организациями и основной массой этнических индивидов, рассеянных в иноэтничной среде, в результате чего диаспоры могут сформироваться в этнополитическую общность. Развитие диаспор как этнополитических общностей ведет к возрастанию их влияния на внутреннюю политику государств. В современных этнополитических процессах диаспоры формулируют свои политические требования, связанные с:

- правом на этнополитическое самоопределение;

- правом на связи с исторической родиной и родственными этническими группами( вплоть до воссоединения с ними);

- самосознанием (идентичностью), его политическим признанием и оформлением;

-признанием самопровозглашенных диаспоральных политических сообществ, возникающих внутри национальных государств (например, Нагорный Карабах, Приднестровье, Косово);

Попков В. Д. Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: пути формирования и тенденции развития: автореф. дис. ...докт. соц. наук. М., 2003. С. 3

-формированием негосударственных (общественных, политических) объединений для защиты прав представителей диаспор;

- защитой прав соотечественников, находящихся в диаспоре на международном уровне;

-возможностью участия в деятельности политических институтов принимающего общества.

Поскольку диаспора, как субъект этнополитических отношений, рассматривается в современной этнополитологии преимущественно в рамках конфликтной парадигмы, ее самоопределение представляется в основном как совокупность проблем, связанных с этнополитической напряженностью, острыми противоречиями, противоборством. Именно по этой причине заслуживает пристального внимания позитивный опыт этнополитического самоопределения диаспор, когда они выступают субъектами интеграции, консенсуса, а не конфликта. Таков пример российских корейцев. Консолидация усилий составных частей их национального движения направлена на формирование системы сочетания связей с исторической родиной и политико-правового механизма реализации диаспоральных интересов на территории государства постоянного проживания - Российской Федерации посредством следующих направлений:

-конструктивное взаимодействие с государственной властью, направленное на социальную и национально-культурную поддержку диаспор, их интеграцию в позитивные региональные и общенациональные процессы;

- обеспечение этого взаимодействия четкой нормативно-правовой базой;

-развитие отношений с государствами, являющимися исторической родиной

российских диаспор.

Следует отметить, что в нашей стране исторически складывались определенные традиции консенсусной этнополитики. Так, в СССР были реализованы права многих народов на выбор форм национально-государственного самоопределения - союзную и автономную республики, автономную область и национальный автономный округ, десятки народов впервые стали обладателями своей письменности, сформировали свою национальную культуру и интеллигенцию. В советский период накопился известный опыт реализации некоторых сходных с мультикультурализмом практик, основанных на ценностях интернациональной солидарности и дружбы народов. На наш взгляд, существуют серьезные основания полагать, что коммунистическая этнополитика обеспечила претворение в жизнь относительно устойчивых элементов этнической толерантности и политкорректности, межнационального согласия и сотрудничества, на основе которых сформировался определенный (основанный на интернационалистской идеологии) тип этнополитического консенсуса.

Однако, если внимательно присмотреться к несомненным достижениям Советской власти в решении так называемого национального вопроса, то можно увидеть, что касаются они в основном титульных и так называемых коренных малочисленных этносов. Как уже упоминалось выше, этнонационалистическая доктрина признавала преимущественное право на этническое развитие только тех народов, которые обладали различными формами государственности. Советская этнополитика привела к тому, что представителям соответствующих меньшинств оставалось только ассимилироваться в составе «новой исторической общности». Ее конфликтогенными последствиями стали следующие обстоятельства.

Во-первых, вынужденная ассимиляция привела к тому, что многие диаспоры стали обладать свойствами этнической маргинальное™. Этническая маргинальность характеризуется специфическим положением индивида или группы в социальном пространстве, когда они оказываются на стыке различных этнокультурных систем, не принадлежа ни одной из них, или просто вытесняются на периферию социальной жизни. Например, российские корейцы, при всем желании, так и не смогли ассимилироваться ввиду этнорасовых различий и элементов конфуцианской ментальности. С другой стороны, они перестали быть не только частью корейской нации, но и этнической общностью с точки зрения обладания основными этническими компонентами. Во-вторых, диаспоральная этнополитика в СССР в некоторых случаях приводила не только к ассимиляции и маргинализации, но и к этнической сепарации диаспор. Так, национальная дискриминация корейской диаспоры Сахалина породила этнопсихологическое обособление многих ее представителей. Даже тогда, когда сахалинским корейцам удавалось переселиться с острова на другие территории, они образовывали относительно замкнутые кланы по этнотерриториальному признаку и протавопоставляли себя не только русскоязычному, но и местному корейскому населению (если таковое имелось). В-третьих, за годы тоталитарного режима сформировалась устойчивая подозрительность государственных органов (особенно правоохранительных) к представителям диаспор. В советское время это выражалось в недоверии (пусть и закамуфлированном лозунгами дружбы народов) и перестраховке по отношению к ним. Имеются в виду, например, кадровые назначения в государственных и партийных органах, армии, милиции, органах местного самоуправления. Все это не могло не вызывать соответствующих настроений национальной ущемленности и несправедливости, а в некоторых случаях «оборонного национализма».

Справедливости ради следует признать, что в самые последние годы своего существования под влиянием демократических тенденций в «перестроечном» СССР, правящая коммунистическая элита, руководимая ее реформаторской частью во главе М. С. Гобачевым, пошла на либерализацию этнополитаки в отношении нацменьшинств (в том числе и диаспор). Первым шагом стало принятие Пленумом ЦК КПСС 20 сентября 1989 года документа под названием «Национальная политика партии в современных условиях (платформа КПСС)», в котором признавалось, что одной из серьезных причин обострения национальных проблем явились массовые репрессии, в особенности переселение целых народов из мест их традиционного жительства в другие республики и регионы. При этом предлагалось обеспечить все права и условия для сохранения национальных традиций, развития культуры и языка граждан, которые живут за пределами своих национально-территориальных образований или не имеют таковых в СССР, их представительство в органах власти. Следующим шагом было принятие и введение в действие 26 апреля 1990 г. Постановлением Верховного Совета СССР Закона СССР «О свободном национальном развитии граждан СССР, проживающих за пределами своих национально-государственных образований или не имеющих их на территории СССР», гарантирующего правовое равенство и равные возможности во всех сферах общественной жизни граждан СССР диаспорального происхождения и относящихся к национальным меньшинствам. В нем определялись основы разграничения полномочий Союза ССР, союзных и автономных республик в сфере обеспечения

прав граждан различных национальностей и национальных групп. В нем также прописывались условия, при которых могли бы образовываться национальные районы, национальные поселки и национальные сельсоветы в местах компактного проживания этносов, составляющих большинство населения данной местности и не имеющих своих национально-государственных образований на территории СССР.

Возникает вопрос: смогли бы предпринятые руководством КПСС меры реализоваться в условиях демократизации советской политической системы, сохранения СССР? При ответе на него следует учитывать следующие обстоятельства.

Во-первых, данный закон носил половинчатый, непоследовательный характер. С одной стороны, он был реальным шагом в направлении политического признания этнокультурных различий в советском обществе. И в этом смысле он сыграл судьбоносную роль, став плацдармом для последующего успешного наступления мультикультуралистских подходов в теории и практике российской консенсусной (позитивной) этнополитики. С другой стороны, по своим базовым положениям данный закон носил явно конфликтогенный характер, что проявилось, например, в его положениях о необходимости возврата к довоенному советскому административному делению, реанимация которого привела бы к интенсификации уже возникшей в условиях разваливающейся Советской власти межэтнической напряженности. Разрешению проблемы диаспор препятствовали и расплывчатость и запутанность юридических формулировок, политическая безответственность, проявившася в неоговоренности финансирования деятельности упоминавшихся в Законе национально-административных образований, фактическом возложении ответственности за практическую реализацию многих его положений на нижестоящие органы власти.

Во-вторых, существует обстоятельство более фундаментального порядка. Анализ демократизирующихся автократий (по Т. Гуру) позволяет сделать вывод о неизбежности резкого всплеска этнополитических конфликтов в полиэтнических государствах, переходящих от авторитаризма к демократии. Это происходит вследствие того, что в начальный период демократизации бывших авторитарных обществ новые институты выражения этнического протеста и согласования этнических интересов еще недостаточно развиты (или не существуют), а старые институциональные механизмы, позволявшие авторитарными методами сдерживать этнополитическую мобилизацию уже не работают.

Вышеперечисленные обстоятельства, на наш взгляд, образуют фундаментальную основу формирования постсоветского потенциала диаспоральной конфликтогенности. Во-первых, следует отметить, что общая волна постсоветского национализма не обошла стороной и диаспоральные меньшинства. Отсутствие позитивной идентичности, опыта естественного этнокультурного развития привели к возникновению в диаспоральных процессах этнократических тенденций. От властей требуют предоставления права выступать от имени «диаспоры» как единой общности и обладать властными полномочиями над ее членами. Во-вторых, в связи с распадом СССР многие диаспоральные меньшинства были вынуждены мигрировать в Россию из бывших советских республик. Тем самым люди, не обладающие российским гражданством, попали в ситуацию «двойной диаспоры». В условиях разрушения политико-идеологического механизма сдерживания

националистических настроений они стали объектом мигрантофобии. В-третьих, следует отметить, что этнонационалистические предубеждения в отношении диаспор во многом вызваны и унаследованной от СССР административно-политической практикой. Как уже упоминалось, в результате абсолютизации иерархии этнической государственности диаспоры в СССР объективно были в положении этносов «третьего сорта» (после этносов, обладающих местными автономиями). Но, при всем этом, их представители, обладающие гражданством, признавались полноправными членами советской политико-культурной общности и в этом смысле им гарантировалась поддержка интернациональной (общесоветской) идентичности. В условиях же обретения Россией национально-государственного суверенитета они стали явно ассоциироваться с представителями иностранных государств (пусть и постоянно проживающими в России). В-четвертых, осуществляется целенаправленная политическая проблематизация диаспоральности с помощью средств массовой информации. Постоянные и массированные информационные волны с рассуждениями о конфликтогенности этнической миграции и диаспоральных процессов «унавоживают» почву для произрастания в общественном мнении устойчивых этонационалистических предубеждений.

Исходя из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что в современной России возник вопрос о характере и формах признания диаспоральной идентичности. Именно поэтому необходим этнополитический мониторинг ее динамики, с тем, чтобы направить ее мобилизацию в позитивное русло. Речь идет о целесообразности проектов интеграции новых и сохранения этнокультурного своеобразия «старых» (старожильческих) диаспор.

В третьей главе «Формирование этнополитической конфликтогенности диаспор в условиях глобальной этнической миграции» раскрывается транснациональный характер этнополитической конфликтогенности диаспор в условиях глобализации; происходит выявление и анализ общего и особенного в этнической миграции как фактора этнополитической конфликтогенности диаспор в постиндустриальных странах и постсоветской России, осуществляется раскрытие потенциала этнополитической конфликтогенности этнической маргинализации диаспор как последствия миграционных процессов;

Миграция является естественным социальным процессом, который развивается под воздействием различных природных и общественных факторов. В зависимости от конкретных общественных условий, те или иные ее формы и виды приобретают большее или меньшее значение, могут способствовать росту или уменьшению напряженности в обществе. В процессе исследования миграции открываются новые грани и аспекты этого сложного явления. Так, среди новых подходов к его изучению остается малоизученным феномен этнической миграции, который является, на наш взгляд, одним из основных компонентов глобализации современного мира.

Речь идет, в частности, об исследовании этнической миграции как причины диаспоральности. Исходя из заявленной цели исследования, тезис «миграция - пути к диаспоре» представляет интерес прежде всего в связи с выявлением объективных и субъективных условий формирования этнополитической конфликтогенности образующихся диаспор (назовем для краткости такую конфликтогенность диаспоральной, имея ввиду ее этнополитический аспект). Под этнополитической конфликтогенностью диаспор следует понимать совокупность различных факторов

и переменных, образующих их положение и роль как возможных субъектов этнополитического конфликта в принимающем их обществе. Логическая последовательность исследования такой конфликтогенности состоит в следующем: 1) анализ транснационального контекста диаспоральных процессов, с определением их места и роли в общем содержании миграционных процессов в эпоху глобализации; 2) анализ этнополитической реакции на эти процессы, проявляющейся в трансформации главного института политического признания интенсивно формирующегося этнокультурного многообразия - института гражданства; 3) выявление и анализ условий, придающих конфликтогенный характер этнической миграции в современной России (с учетом опыта постиндустриальных стран); 4) этнополитическое исследование на предмет конфликтогенности такого социального последствия этнической миграции как феномена этномаргинальности, являющегося неотъемлемым системообразующим признаком диаспор.

Нарастание интенсивности миграционных процессов (вызывающих временные, циклические и возвратные перемещения значительных масс населения), постоянная связь между людьми различных континентов, благодаря возможностям новых информационных технологий, привели к возникновению и распространению диаспор. Они представляют особые социальные группы, чья идентичность не определяется каким-либо конкретным территориальным образованием. Масштабы их распространения позволяют говорить о том, что явление диаспоральности приобрело транснациональный характер.

Проблема диаспоральной транснациональности характеризуется следующими двумя аспектами. Первый аспект заключается в том, что социально-экономические и политические катаклизмы приводят к появлению довольно многочисленных групп, заинтересованных в переселении на другие инокультурные, иноэтничные территории. Беженцы, вынужденные переселенцы, лица, ищущие временное или политическое убежище, потоки постколониальных мигрантов - по сути дела в условиях глобализации сформировалась новая модель социальной общности -транснациональный мигрант. Несмотря, на специфические этнокультурные идентичности, транснациональные общины имеют общие интересы и потребности, порожденные миграционной мотивацией. Например, все они заинтересованы в трансграничной свободе пересечения пределов национальных государств.

Рассматривая второй аспект, следует иметь ввиду следующие обстоятельства. Поскольку источником возникновения диаспоральных сообществ является этническая миграция, то это свидетельствует об интересах и потребностях не просто перемещения, а долговременного поселения в стране приема. С другой стороны, перед иммигрантами постоянно стоит в той или иной степени дилемма: успешная адаптация (интеграция) или сепарация (этнокультурное обособление, а может быть и возвращение на историческую родину). Так как в условиях глобализации этническая миграция характеризуется рассеянием этнических групп не в одной, а, как минимум, в нескольких странах, то формирование диаспор приводит к этнокультурному разнообразию в принимающих обществах, создает проблемы сохранения идентичности как бывших иммигрантов, так и старожильческого населения. Таким образом, без исследования транснациональности как диаспорального качества невозможно понимание и

разрешение тех проблем, которые возникают в процессе функционирования диаспор в современных обществах.

Проблема культурно-политического признания членов диаспор принимающими обществами в условиях глобализации проявляется в первую очередь в адаптации института гражданства. В этих условиях обнаруживается противоречивое единство двух тенденций в трансформации института гражданства: «транснационализации» и «дифференциации». В первом случае данный институт выступает фактором ослабления восприятия диаспор как инокультурных групп и способствует поиску оптимальных путей их интеграции в принимающее общество. Во втором случае гражданство служит инструментом сохранения национальной и культурной идентичности принимающих обществ и легитимизирует инокультурный статус представителей диаспор. Актуализация вопросов трансформации института гражданства происходит и в современном российском обществе. Своеобразие этой проблемы в нашей стране обусловлено распадом СССР и превращением внутренних административных границ в государственные, а также порожденными этим миграционными потоками из стран «ближнего зарубежья» и остатками прежних форм правового регулирования (например, сохранением в трансформированном виде института прописки). Вследствие этого для России было бы целесообразно стремиться к выработке соответствующей ее исторической специфике стратегии, направленной на сохранение политических и культурных связей между ней и бывшими частями советской империи. Именно на такой основе следует выстраивать институт постсоветского гражданства, функционирование которого является одним из важнейших политических факторов преодоления конфликтогенности транснациональных диаспоральных процессов.

Несмотря на то что в современной России наблюдаются проявления основных тенденций этнополитической конфликтогенности миграционных процессов, имеющих место в постиндустриальных обществах, следует отметить, что наша страна только «в начале пути». Это объясняется сравнительно недавним исчезновением СССР (не прошло и 20 лет). Немаловажную роль играет и незавершенность формирования из числа трудовых диаспор этноклассов, обусловленная как спецификой постсоветской деиндустриализации, связанной с экспортно-сырьевым характером экономики, так и преобладанием временной трудовой миграции. Поэтому в отличии от постиндустриальных стран, в России пока отсутствует социальный раскол между старожильческим населением и новыми диаспорами на основе разделения на класс работников интеллектуального производства высокодоходной продукции (конструкторские разработки, высокие технологии, программное обеспечение и т. п.) и так называемый андеркласс. Очень часто иммигранты и представители диаспор проникают в те же сферы занятости, что и местные жители - в сферу услуг, торговлю, мелкий и средний бизнес. Вследствие этого значительная масса старожильческого населения не имеет высоких доходов, значительно превышающих доходы переселенцев. Нередко доходы иммигрантов и представителей диаспор, например, занятых в торговле, выше, чем у коренных россиян, занятых в социальной, производственной и жилищно-коммунальной сферах.

В отличии от западных обществ, где на основе приезда иммигрантов на постоянное место жительства сложились диаспоры рожденных в принимающих

странах их потомков, в современной России отсутствует проблема взаимоотношений «старых» и «новых» граждан. Это обстоятельство не позволяет пока рассматривать формы взаимодействия основной массы иммигрантов со старожильческим населением как проявления структурного дисбаланса системы. Данное взаимодействие не является конфликтным хотя бы по той причине, что пока в большинстве случаев иммиграционные сообщества - это не системные, а внесистемные элементы. Они еще в достаточной степени не инкорпорировались в структуры национально-государственного сообщества, их этнокультурное отличие не признано институтом гражданства. Контрпродуктивное отношение значительной части населения, работодателей, представителей власти различных уровней к иммигрантам проявляется не в терминах конкуренции с представителями других национальностей, являющихся все же своими соотечественниками, местными, а в восприятии иммигрантов, как приехавших из-за границы чужестранцев, «незваных гостей», от которых исходит угроза преступных посягательств, варварства и разрушения. То есть представители миграционных потоков позиционируются скорее как внешняя, нежели внутренняя угроза. Это в известной степени сглаживает внутренние противоречия, консолидирует местное население на основе мобилизации гражданской идентичности.

Вместе с тем перед нашей страной стоит в принципе такая же задача, как и перед постиндустриальными странами - формирование механизма интеграции образующихся в результате транснациональной миграции диаспор путем включения их в процессы функционирования различных общественных институтов. Другой вопрос, что решение этой задачи имеет в российских условиях определенную специфику. Она состоит в том, что главным условием коренного поворота как миграционной политики, так и всей этнополитики в целом, является реализация курса на реиндустриализацию страны на основе технологической модернизации. Включенность в производственные процессы способствовала бы успешной интеграции мигрантов. При этом создавался бы мощный стимул для повышения личной конкурентоспособности, культурного уровня, овладения новыми знаниями и навыками. Индустриальный труд способствовал бы тесным контактам со старожильческим населением. В то же время необходимо учитывать ситуацию глобального финансового кризиса, набирающего мощные обороты с осени 2008 г. Даже самые перспективные проекты с острой потребностью в миграционных ресурсах и мощными инвестиционными притоками должны всесторонне рассматриваться не только с экономической стороны, но и проходить экспертизу на предмет этнополитической конфликтогенности.

Этническая миграция приводит к возникновению феномена этнической маргинальности, главным признаком которого являются разрыв и энтропия социальных связей и тканей, образующих этническую общность. Как в условиях дискриминации, так и в условиях демократизации внутренней и внешней политики может возникнуть этнополитическая конфликтогенность этнической маргинальности, проявляющаяся в следующем:

- отсутствие позитивной идентичности, культуры и опыта существования в своей этнической среде может генерировать маргинальную энергию, которая может стать источником этнополитической напряженности;

- «уход в монокультуру» (по В. А. Тишкову), сопровождающийся обособлением и сепарацией, трансформирующимися в конфликт с другими общностями и целостным политическим сообществом;

- в условиях кризисного развития и социальных катаклизмов возможно обращение к этничности (нередко поверхностное, без проникновения в ее «корневую систему»), как альтернативе недостаткам принимающего общества, принимающее характер протеста на основе негативной идентичности;

- существование двух политических полей: государства постоянного проживания и государства одноименного этнического большинства может породить в условиях резкого роста неудовлетворенности поддержкой этнокультурной самобытности раздвоение идентичности представителей диаспор, переходящую в конфликт идентичностей.

- маргинальное обращение к этничности, происходящее не в рамках этнического (диаспорального) сообщества (при поддержке его институциональных структур), а в рамках отдельных семей, родственных и земляческих сообществ (кланов) может приводить в условиях дисперсного проживания представителей диаспор к формированию обособленных групп, существенно различающихся между собой по этнокультурным основаниям и идентичности, осуществляющим стратегию сепарации;

- при их «встрече», совместном проживании в одном регионе возможно возникновение внутридиаспоральной конфликтогенности, выражающейся в феномене «внутридиаспорального этнонационализма», подпитываемого междуусобной борьбой за представительство диаспоральных интересов и препятствующего формированию этнополитического консенсуса как внутри данной диаспоры, так и в системе межэтнических отношений с ее участием.

В то же время перечисленные исходные моменты этнополитической конфликтогенности не означают фатальной неизбежности возникновения этнополитического конфликта в обществах, характеризующимися этномаргинальными процессами. В процессе их протекания возможны различные варианты ситуаций, способствующих бесконфликтному состоянию полиэтнических систем. Например: 1) этномаргинальность, как нахождение на стыке культур, может приобрести в целом позитивный характер, если мотивирует индивидов не к сегрегации, а к вписыванию в структуры, где удовлетворяются их потребности в признании, самореализации и творчестве, что способствует их интеграции в принимающее общество; 2) этномаргинальность сама по себе может стать при определенных обстоятельствах формой и способом разрешения конфликта или поиска такового, если при этом достигается сбалансированное и устойчивое развитие полиэтнических систем; 3) при условии осуществления консенсусной этнополитики этномаргинализация может быть подвержена позитивному воздействию, в результате которого она может трансформироваться в ассимиляцию или интеграцию. Для придания этномаргинальности бесконфликтного характера следует особое внимание уделять формированию позитивной идентичности, понимаемой как результат синтеза этнического самосознания, поддержки этничности институтами публичной сферы и гражданского, национального самосознания, обладание которым поддерживается и стимулируется усилиями по толерантности и интеграции.

В четвертой главе «Политические факторы формирования консенсусного потенциала современных диаспор» на примере западноевропейского и российского опытов диаспоральной этнополитики проводится анализ политических факторов, способствующих консенсусному поведению современных диаспор. Вполне возможна, на наш взгляд, реализация управленческих стратегий, направленных на минимизацию воздействия различных факторов и переменных, образующих положение и роль диаспор как возможных субъектов этнополитического конфликта в принимающем их обществе. Более того, как показывает практика, имеется опыт формирования условий, раскрывающих консенсусный потенциал современных диаспор, заключающийся в способностях и возможностях их участия в этнополитических процессах как субъектов миротворчества, миростроительства, а не конфликта. Решающую роль в этом играют государственно-санкционированные нормы и мероприятия по регулированию межэтнического взаимодействия. Данное обстоятельство определяет актуальность социальной политики государства, с целью устранения или, по крайней мере, минимизации тех социально-экономических и социокультурных условий, которые при условии целенаправленной этнополитической мобилизации могут стать мощными ресурсами конфликтов с участием диаспор.

Применительно к диаспоральным общностям социальная политика означает деятельность государств, общественных организаций, различных структур и объединений как принимающего общества, так и исторической родины по оказанию содействия в вопросах поддержания национальной и этнокультурной идентичности, социокультурной, социально-экономической и политической адаптации. В связи с этим весьма интересным представляется рассмотрение политики западноевропейских государств по социальному регулированию диаспоральных процессов. Наиболее целесообразным следует присмотреться к французскому опыту, поскольку события осени 2005 года не являются единичным взрывом, а послужили началом волны масштабных гражданских столкновений. Французские политические практики представляют особый интерес в связи с тем, что люди, которые вышли с протестом на улицы французских предместий в октябре-ноябре 2005 г. - в большинстве своем не мигранты, а французские граждане по рождению. В свете российских реалий рассмотрение французского опыта показывает, что диаспоральная этнополитика только тогда будет иметь шансы на успех, если будет подкрепляться социально-экономическими мероприятиями, учитывающими в том числе и особенности занятости их представителей.

Большую значимость имеет использование конструктивного ресурса института национально - культурной автономии. Рассмотрение западноевропейского опыта показывает, что сами по себе толерантные установки и гарантированное признание культурного многообразия недостаточны для установления межкультурного и межэтнического согласия. Необходимо также совмещение национально-культурной деятельности с работой по интеграции, включению в институты гражданского общества, координация деятельности диаспоральных общественных объединений со стороны государственной власти. Именно поэтому следует уделять особое внимание проблеме становления НКА не только как института отстаивания этнических интересов и поддержки идентичности, но и как общественно-значимого института формирования этнических индивидов как граждан единого и целостного

национального сообщества. Ключевое значение это имеет на региональном уровне. Именно здесь ведется основная работа по реализации уставных целей общественных объединений диаспоральных меньшинств. Поэтому особое внимание в данной главе диссертации уделено анализу практики консенсусного этнополитического поведения региональных общественных объединений диаспор, которое проявляется в сочетании усилий по формированию позитивной идентичности их представителей и деятельности по содействию местной власти в вопросах обеспечения межкультурной интеграции и поддержания консенсусного бесконфликтного состояния межэтнических отношений.

При этом должны быть соблюдены следующие условия: 1) постулирование права гражданина с учетом своего политического мировоззрения, социального статуса, этнокультурных и конфессиональных предпочтений свободно решать вопрос о публичной этнической самоидентификации вплоть до полного отказа от нее; 2) следовательно, принадлежность к диаспоре и участие в ней должно трактоваться как результат личного выбора, самоорганизации, а не как следствие изначальной принадлежности к определенной этнической общности: гражданин по факту врожденной этничности не должен приписываться государством к группе, которая должна нести за него коллективную ответственность перед государством; 3) из чего следует, что законодательное регулирование должно охватывать исключительно ситуации коллективного проявления диаспоральности, характеризующиеся осознанным и добровольным выбором форм участия в этнической общине, общественном объединении, в деятельности по реализации этнических интересов в местах компактного проживания и др. В то же время дальнейшее существование и развитие национально-культурных автономий как института позитивной этнополитики с участием диаспор зависит не только от внесения поправок и дополнений в действующее законодательство, но и в решающей степени от эффективной самоорганизации и мобилизации собственных ресурсов диаспоральных общин и объединений.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные положения и выводы диссертации, определяется круг проблем, требующих дальнейшего концептуального осмысления. Конфликтологический анализ этнополитического феномена диаспор привел к выводу о том, что последние становятся субъектами конфликтных или консенсусных взаимодействий в зависимости от целого ряда факторов и переменных как внутреннего, так и внешнего (по отношению к принимающему обществу) характера. Признавая важность разнообразных условий, определяющих политическое поведение диаспор, тем не менее приоритетным по значимости следует, на наш взгляд, считать роль государственной этнополитики. Именно она, по нашему мнению, определяет характер и направленность публичного отношения к диаспорам в принимающих обществах, в решающей степени способствует установлению определенной системы этнополитического распределения власти.

Для устранения опасности эклектического смешения несовместимых позиций в рамках методологических оснований анализа этнополитических конфликтов, необходимо четко определить приоритеты в использовании различных конфликтологических подходов. Системный подход предполагает тщательное и взвешенное рассмотрение различных условий функционирования и развития

современных диаспор на предмет соответствия факторам, определяющим баланс или дисбаланс этнополитических систем. Методологическая же роль интерсубъектного подхода будет заключаться в исследовании проявления устойчивости или неустойчивости таких систем, их баланса или дисбаланса, выражающихся в определенных формах межэтнического взаимодействия или противодействия их элементов. При этом обязательным условием, обеспечивающим совместимость обоих подходов должно стать понимание антагонизма: 1) как способа разрешения конфликта; 2) как определенной формы бесконфликтного состояния. Исходя из последовательного применения постулатов системного и интерсубъектного понимания конфликта, можно сделать вывод о том, что цель позитивной этнополитики по отношению к диаспорам состоит в том, чтобы они как элементы полиэтнических систем находились в состоянии позитивного взаимодействия с другими этническими субъектами, институтами власти и гражданского общества, характеризующимся взаимной поддержкой, сотрудничеством и толерантностью.

Дальнейшего концептуального осмысления и анализа требуют следующие проблемы, которые выявились в процессе исследования.

1 .Глобальность этнических перемещений, транснациональность диаспоральных процессов заставляют по новому рассматривать соотношение национального и этнического, классический тезис о праве наций на самоопределение, политические и социальные практики мультикультурализма. Рассмотрение международного опыта консенсусной (позитивной) этнополитики позволило прийти к выводу необходимости корректировки курса по межэтнической интеграции современных обществ. Как оказалось, сами по себе толерантные установки и признание культурного многообразия недостаточны для установления межкультурного и межэтнического согласия. Необходимо эффективное функционирование механизмов, обеспечивающих подкрепление мультикультурализма реальными социально-экономическими и этнополитическими гарантиями. Для того чтобы они были эффективны в практике этнополитического менеджмента, необходима стратегия, которая бы постоянно учитывала изменяющиеся ситуации развития национальных государств в условиях динамичной глобализации.

2.Этнополитическое исследование современных диаспор имеет особое значение для современной России. Давление глобальной миграции, от которого не осталась в стороне наша страна, отсутствие общенациональной идентичности делают особенно злободневной необходимость разработки эффективной этнополитики. Целесообразны как использование исторического международного и отечественного опыта, так и оперативная реакция на современные национально-этнические процессы, происходящие в российском обществе. Необходима разработка стратегии, направленной на формирование российской нации-согражданства, к которой причисляли бы себя представители всех этносов нашей страны. Составной частью этой стратегии должна стать разработка проектов интеграции «новых», формирующихся и поддержки позитивной идентичности «старых» (старожильческих) диаспор.

З.В результате диаспоральных процессов не остается неизменным и принимающее общество, социально-экономическое и культурное пространство которого впитывает в себя как полезные инновации, так и негативные явления. В

этом контексте существует настоятельная необходимость научно-исследовательских и практически-политических усилий, направленных на сохранение базовых основ национальной идентичности принимающего социума при признании культурного своеобразия диаспор и необходимости их интеграции в институты российского общества.

4.Этноспецифические качества диаспор, избежавших полной ассимиляции в принимающем обществе, проявляются в рамках новых, характерных для всех находящихся в рассеянии меньшинств, совокупность которых и образует феномен диаспоральности. Таким образом, транснациональность диаспоральных процессов предполагает этнокультурное своеобразие. Именно поэтому процессы вживания, адаптации, укоренения диаспор порождают проблему политизации культурных различий. Трудности, возникающие на пути ее решения демонстрируют опыт политики мультикультурализма, коллизии трансформации института гражданства в постиндустриальных странах.

5.Рассмотрение диаспоральности подвигает к размышлениям о будущем этничности как политического феномена в условиях глобализации. Это проявляется в диаспоральности глобальной миграции, в этнополитической реакции современных государств, основанной на опасении растворения и утраты этнокультурной идентичности. Современная практика демонстрирует фактический отказ Европейского Сообщества от института "транснационального гражданства"40, рост политического влияния этнонационалистических партий и движений, распространение ксенофобии и расизма. В этой связи неоднозначным является вопрос об этнополитической мобилизации диаспор. С одной стороны, она становится способом самоутверждения в принимающем обществе, защиты от дискриминации. С другой стороны, в ситуации этнической маргинализации возможно самопродвижение на политическую арену маргинальных групп и превращение диаспор в субъекты этнополитических конфликтов.

6.Другое дело, когда речь идет о политической консолидации диаспоры для участия в решении проблем принимающего общества, интеграции в его социальные институты. Характер и направленность этнополитической мобилизации диаспор значительной мере зависят от состояния законодательного обеспечения их политического представительства. На наш взгляд, принятый Государственной Думой России в мае 1996 года Федеральный закон "О национально-культурной автономии" не является в достаточной степени адекватной государственно-правовой реакцией на ситуацию в сфере развития национальных меньшинств, проживающих за пределами своих национально-государственных образований или не имеющих их. С целью противодействия этнократическим тенденциям и подлинной демократизации этнополитики необходима основанная на этнополитической экспертизе трансформация данного закона в направлении регулирования не только вопросов этнокультурной самобытности, но и всего спектра этнополитического самоопределения диаспор, включающего в себя вопросы гарантий обеспечения защиты от ксенофобии и дискриминации, политического представительства этнических интересов и связей с исторической родиной.

40 Cm.: BaubOck R. Transnational Citizenship: Membership and Rights in International Migration. Brooksfield. 1994; Balibar E. We, the People of Europe? Reflections on transnational Citizenchip. Princeton. 2004.

Только максимальное предоставление диаспорам гарантированных законом политических возможностей для артикуляции насущных интересов приведет к исчерпанию их конфликтогенного потенциала, характеризующегося ресурсом этнополитической мобилизации неудовлетворенных интересов и потребностей, создаст предпосылки для канализации этнической маргинальности в позитивное русло, а в перспективе и для деполитизации диаспоральной этничности. При этом должно соблюдаться важнейшее условие - создание в обязательном порядке и поддержание общих полиэтнических институтов и постоянного культурного обмена, формирование размытых пограничных зон между культурами, являющихся секторами совместных интересов и ведения, разработка и реализация интеграционной этнополитики.

Ш. ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ Монографии

1 .Ким А. С. Малочисленные этносы Приамурья. Монография / Ким А. С., Кныш A.B., Лях П.П., Менделев Н.Г., Прасолова М.П., Смирнов Б.В. Хабаровск: Изд-во ХГТУ, 1993. 71 с. (4,4/0,5 пл.).

2.Ким А. С. Историко-логический анализ современных национально-этнических конфликтов Хабаровск: Изд-во ХГТУ, 2004. 139 с. (8,68 пл.).

3.Ким А. С. Сочетание конфликтогенной и консенсусной парадигм в этнополитологическом исследовании диаспор. Хабаровск: Изд-во ТОГУ, 2008. 241 с. (15 пл.).

Статьи

1. Ким А. С. Транснациональность диаспоральных процессов // Научная мысль Кавказа. 2006. № 4 (48). С. 27-32 (0,53 пл.).

2. Ким А. С. Диаспора как объект социальной политики (французский опыт для российских реалий) // ПОЛИТЭКС. 2007. Т.З № 4. С.164-176 ( 0,78 п.л.).

3. Ким А. С. Этномаргинальность диаспор: социологические и культурологические основания политического исследования // Вестник Тихоокеанского государственного университета. 2008. № 3 (10). С. 151-162 (0,72 п.л.).

4. Ким А. С. Диаспора как термин этнополитологии II Вестник Санкт -Петербургского университета. Серия 6. Философия. Политология. Культурология. Право. Международные отношения. 2008. Выпуск 3. С. 133-141 (0,53 п.л.).

5. Ким А. С. Этнополитическое содержание понятия диаспоры: анализ методологических подходов // Известия высших учебных заведений. Севере -Кавказский регион. Общественные науки. 2008. № 4. С. 32-36 (0,56 п.л.).

6. Ким А. С. Диаспора как субъект этнополитических отношений // Известия высших учебных заведений. Северо - Кавказский регион. Общественные науки. 2009. №1. С. 25-29 (0,56 п.л.).

7. Ким А. С. Этномаргинальность диаспор в ракурсе этнополитической конфликтогенности: проблема идентичности // Вестник Тихоокеанского государственного университета. 2009. № 1 (12). С. 233-238 (0,38 п.л.).

8. Ким А. С. Социокультурный аспект национальной политики в отношении малочисленных народов Приамурья // Актуальные проблемы социологии и политологии. Хабаровск: Изд-во ХГТУ, 1996. Вып.1.С. 39-47 (0,56 п.л.).

9. Ким А. С. Специфика внутренних национально-этнических конфликтов в России // Дальний Восток на рубеже тысячелетий: социально-экономические и политико-правовые проблемы: Материалы межрегиональной научно-практической конференции,- Хабаровск: Изд-во ХГТУ, 2000. Вып.2. С. 67-74 (0,44 п.л.).

10. Ким А. С. Коммунистическое решение национального вопроса: тоталитарный беспредел или лаборатория «дружбы народов»? // Социальные изменения и повседневные практики в региональном измерении: Сборник научных статей.-Хабаровск: Изд-во ХГТУ, 2005. С. 31-36 (0,28 п.л.).

11. Ким А. С. Политическое содержание национально-этнических конфликтов в постсоветской России // Социальные изменения и повседневные практики в региональном измерении: Сборник научных статей.- Хабаровск: Изд-во ХГТУ, 2005. С.24-31(0,44 п. л.).

12. Ким А. С. Транснациональность диаспор: междисциплинарный анализ // Пространственная экономика. 2006. № 1 (05). С.99-108 (0,6 п.л.).

13. Ким А. С. Транснациональность корейской диаспоры в Дальневосточном регионе // Пространственная экономика. 2006. № 4 (08). С.148-158 (0,68 п.л.).

14. Ким А. С. Этническая маргинализация российских корейцев // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2006. № 3 (24). С.92-97 (0,75 п.л.).

15. Ким А. С. Этнополитическое самоопределение диаспор в российском обществе (на примере российских корейцев) // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2006. № 4 (25). С.80-85 (0,75 пл.). •

16. Ким А. С. Диаспоральный фактор конфликтогенности государственных границ // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2006. № 6 (27). С. 76-82 (0,75 п.л.).

17. Ким А. С. Диаспоры: проблема интеграции // Научная мысль Кавказа. Приложение. 2006. № 4 (88). С.25-34 (0,56 п.л.).

18. Ким А. С. Транснациональность корейской диаспоры Ростовской области // Научная мысль Кавказа. Приложение. 2006. № 14 (98). С.198-208 (0,68 п.л.).

19. Ким А. С. Истоки конфликтогенного потенциала этнической миграции на примере Ростовской области и приграничных Дальневосточных регионов (1991 -2001 гг.) // Научная мысль Кавказа. Приложение. 2006. № 15 (99). С.43-51 (0,53 п.л.).

20. Ким А. С. Этносоциальное и этнополитическое неравенство как условие возникновения национально-этнического конфликта // Вестник Тихоокеанского государственного университета. 2006. № 2 (3). С.161-168 (0,5 п.л.).

21. Ким А. С. Диаспоральная практика в СССР: этнонационалистические истоки и конфликтогенные последствия // Вестник Тихоокеанского государственного университета. 2007. № 3 (6). С.9-22 (0,87 п.л.).

22. Ким А. С. Интеграция корейской диаспоры Ростовской области // «Корейцы Дона - прошлое и настоящее» (К 15-летию Ассоциации корейцев Ростовской области): Материалы научно - практической конференции: Ростов - на - Дону, 28 октября 2006 г. / Сост. Мун М.Е. - Ростов - н / Д., 2007. С.34-41 (0,43 п.л.).

23. Ким А. С. Социально-экономический аспект этничности // Пространственная экономика. 2007. № 2 (10). С.150-156 (0,43 пл.).

24. Ким А. С. Основные направления управленческого воздействия на диаспоральную конфликтогенность // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 1 (28). С.89-94 (0,75 пл.).

25. Ким А. С. Концепции социального конфликта как методологическая база исследования национально-этнических конфликтов // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 2 (29). С.72-82 (1,38 пл.).

26. Ким А. С. Логика и основные субъекты национально-этнического конфликта // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 3 (30). С.77-82 (0,75 пл.).

27. Ким А. С. Демографические и миграционные последствия национально-этнических конфликтов на территории России // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 4 (31). С.56-61 (0,7 пл.).

28. Ким А. С. Коммунистическая национально-этническая политика и современность // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 5 (32). С.87-92 (0,75 пл.).

29. Ким А. С. Феномен этнического предпринимательства // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 6 (33). С. 105105 (0,5 пл.).

30. Ким А. С. Конфликтогенный потенциал этнической миграции (на примере Ростовской области и приграничных Дальневосточных регионов) // Ксенофобия и другие формы нетерпимости: природа, причины и пути устранения. Международная научно - теоретическая конференция (Санкт-Петербург. 27 - 28 сентября 2007г.) -СПб.: Изд. СПбГУ, 2007. С.298-308 (0,68 пл.).

31. Ким А. С. Трансформация института гражданства в ракурсе диаспоризации // Человек и общество в философском освещении: сборник научных трудов. -Хабаровск: Изд-во ТОГУ, 2007. С.118-122 (0,43 пл.)

32. Ким А. С. Проблема формирования этнической идентичности у диаспор // Материалы региональной научно-практической конференции «Художественно-эстетическое образование: опыт, проблемы, перспективы». — Хабаровск. 2007. Часть 1.-0,3 пл.

33. Ким А. С. Этнополитические конфликты в современном мире: перспективы исследования // Социальные практики и социальное прогнозирование: сб. научн. тр./ под ред. проф. И.Ф.Ярулина. - Хабаровск: Изд-во ТОГУ, 2009. С. 70-75 (0,39 пл.).

Подписано в печать 27.02.09. Формат 60 х 84

Бумага писчая. Гарнитура «Тайме». Печать цифровая. Усл. печ. л. 2,45. Тираж 100 экз. Заказ 106

Отдел оперативной полиграфии издательства Тихоокеанского государственного университета. 680035, Хабаровск, ул.Тихоокеанская, 136.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора политических наук Ким, Александр Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА; 1. Конфликтологические основания современных этнополитических исследований :.

1.1 .Этнополитический конфликт: полипарадигмальный синтез:.

1.2:Основное С9держание консенсусной: этнополито логической» парадигмы.

1.3 .Консенсус как объект современных этнополитических исследований:.

Международный опыт консенсусной (позитивной) этнополитики:.

ГЛАВА 2. Диаспора как этнополитический;феномен;.109>

2.1 .Этнополитическое содержание понятия -диаспоры.109

2.23тнополитическая субъектность диаспор?.

2.3. Диаспоры как объект этнополитики:. опыт СССР и современной; России.

ГЛАВА 3. Формирование этнополитической конфликтогенности диаспор в условиях глобальной этнической миграции.

3.1.Транснациональность диаспоральных процессов — объективная основа формированияэтнополитической конфликтогенности.

3.2.Общее и особенное в этнополитической конфликтогенности этнической миграции: российские реалии в ракурсе опыта постиндустриальных стран.

3.3 .Этнополитическая конфликтогенность этнической маргинальное™ диаспор.

ГЛАВА 4. Политические факторы формирования консенсусного потенциала современных диаспор.244;

4.1 .Социальная политика по отношению к современным диаспорам:, западноевропейский опыт для российских реалий.

4.2.Деятельность диаспоральных организаций по формированию позитивной идентичности в российских регионах.

4.3.Становление национально-культурной автономии как института консенсусной (позитивной) этнополитики с участием диаспор в современной России.

Введение диссертации2009 год, автореферат по политологии, Ким, Александр Сергеевич

Актуальность исследования. Как показывает современный опыт, в, условиях глобализации этносы активно расширяют и углубляют свои функции, преобразовываясь из субъектов культуры в субъекты права и, политики. По мнению современных западных ученых, внесших значительный вклад в разработку теории, национализма (У. Коннор, Э. Геллнер, Э. Смит и др.), этничность - это не рудимент традиционного общества, а неотъемлемая составляющая современных социальных трансформаций, способствующих росту числа контактов-между прежде обособленными этническими группами, вовлекаемыми в. конкуренцию за одни и те же экономические сферы, которые порождаются модернизацией. Такая резкая интенсификация межэтнического взаимодействия приводит не к интеграции, а к усилению этнической идентичности и обострению межэтнической конфликтогенности [1]. В немаловажной степени этому обстоятельству способствует и состояние транзиции (переходности), в котором пребывает посттоталитарное (посткоммунистическое) пространство современного мира, характеризующееся широкомасштабной трансформацией всех сфер общественной жизни. Для* значительной части людей в неустойчивой ситуации социального транзита этническая самоидентификация становится наиболее приемлемым способом ощутить себя частью значимого целого, найти психологическую опору в традиции [2].

В связи с интенсификацией миграционных потоков из Азии, Африки и Латинской Америки в большинстве развитых странах Запада произошло кардинальное изменение демографических, этнических и конфессиональных характеристик общественной структуры. При таких обстоятельствах резко возросла роль особых этнических общностей - диаспор. Возникнув в прошлых доиндустриальных и индустриальных обществах, диаспора, как социальный феномен, переживает «второе рождение», проявляющееся в образовании в постиндустриальных странах так называемых «новых» диаспор. Диаспоральность стала фактором усиления социальной дифференциации и культурных границ, реализуясь в появлении устойчивых и замкнутых этнокультурных сообществ, в которых воспроизводятся традиционные отношения. Формально принимая гражданство стран приема, представители этих сообществ, зачастую не разделяют их гражданских и культурных ценностей;, поддерживая свою идентичность (нередко посредством постоянных связей с исторической» родиной), не интегрируются в их общественные институты. Причем как, показали события, во Франции (2005 - 2007 гг.), многолетнее невнимание государства к накопившимся проблемам интеграции диаспор, переходящее порой в их скрытую дискриминацию, способствует нарастанию неравенства и ведет к воспроизводству феномена «андеркласса». на этноконфессиональной основе [3. С. 65 — 66]. В таких условиях формируется потенциал» этнополитической конфликтогенности диаспор, реализуясь в, произрастании питательной почвы для. мобилизации меньшинств под знаменами религиозного и этнического фундаментализма.

На фоне вышеупомянутых процессов интенсифицировалась, разработка конфликтологической проблематики или конфликтологического аспекта современных этнополитических исследований, которые направлены на изучение взаимодействия различных условий, определяющих взаимообусловленность политики и этнических- процессов и явлений; что, составляет предмет этнополитологии. Именно- поэтому представляется целесообразным, при дальнейшем изложении употреблять термин «этнополитические исследования» в следующих значениях:, «политические исследования^ этнических процессов», «исследования в области этнополитологии», «этнополитологические исследования». При этом под конфликтологическим аспектом- этнополитических исследований подразумевается совокупность проблем, связанных с изучением факторов, способствующих формированию или, наоборот, устранению условий' для возникновения этнополитических конфликтов. Формирующееся при этом поле исследования представляет собой предметную область, этнополитической конфликтологии — сравнительно молодой отрасли отечественного этнополитологического знания, потребность в серьезной разработке которой не вызывает сомнения.

Что касается диаспоральности, то для этнополитической конфликтологии она представляет интерес как явление, возникающее вследствие образования в процессе этнической миграции устойчивых этнокультурных сообществ (диаспорных общин), взаимодействующих с различными институтами принимающего общества; другими этническими субъектами, общезначимые интересы и права которых могут совпадать или не совпадать с их интересами и правами. Реализация, этих интересов и прав происходит посредством* как интеграции в институты принимающего общества, так и борьбы за доступ к власти и ресурсам, в процессе которых диаспоры самоопределяются и консолидируются как этнополитические общности, образуя тем самым-этнополитический-феномен; который может стать при определенных условиях конфликтогенным фактором. Проблематика этнополитической конфликтогенности современных диаспор актуализировалась в условиях усиления* межстрановой взаимозависимости в разрешении многих жизненно» важных проблем, попыток распространения власти за пределами национально-государственных границ, приобретающих глобальный характер. Самопровозглашение независимости Косово в феврале 2008 г. наглядно показало как при определенных условиях по мере своего- количественного роста и укоренения, посредством целенаправленной, мобилизации и поддержке извне, диаспоры превращаются в автономные политические сообщества, становящиеся инструментом сепаратизма и сецессии. В связи-с этим возникает настоятельная! потребность в исследовании факторов трансформации диаспор из субъектов^ культуры<. в субъекты этнополитических отношений, их преобразования из феномена' этнического рассеяния в феномен этнополитической общности.

Опыт западноевропейской^ «деколонизации» последней трети1 XX века, миграций из стран» Восточной- Европы (бывших социалистических); а также распад СССР, свидетельствуют о том, что исходный отличительный признак этнополитического феномена современных диаспор образуют отрыв, частей этнических общностей (этнических групп) от национальных сообществ исторической родины, их рассеивание по территориям других государств и пребывание на территории последних в положении национальных меньшинств в инокультурном (иноэтничном) окружении (как с формальным принятием гражданства, так и с его отсутствием). Процесс диаспоризации интенсифицируется и начинает приобретать транснациональный характер в условиях разрушения многонациональных и полиэтнических государств, приводящего к масштабному переделу государственных границ. В этой связи необходимо отметить, что мощный всплеск диаспоральности, новый виток ее развития возник в процессе распада СССР и других коммунистических государств. В ситуацию диаспор попали этнические общности, оставшиеся' проживать на территориях своего исторического происхождения, но в силу политических потрясений оказавшиеся в разных государствах. Это не могло не вызвать острых этнополитических конфликтов, связанных со стремлением к реализации своей идентичности групп населения, оказавшихся^ в положении национальных меньшинств.

Примеры Приднестровья, а также Абхазии и Южной Осетии показывают, что эти стремления довольно часто выражаются в форме сепаратизма с целью создания независимых государств, тем более, что этот процесс во многом провоцируется дискриминационной политикой этнократических режимов стран, в которых проживают образовавшиеся в результате распада- СССР диаспоральные меньшинства. Особенностью постсоветского «этнического ренессанса» является и то, что диаспора становится формой этнической самоидентификации некоторых групп * старожильческого населения России. Определенная часть армян, греков, корейцев, немцев, поляков и других российских граждан, иностранного происхождения, объединяются в национально-культурные автономии и центры, различные общественные объединения по культурно-этническому признаку. В связи с этим возникает необходимость этнополитического исследования» факторов, которые способствуют реанимации, «пробуждению» и мобилизации диаспоральной этничности.

Конфликтологический аспект современных этнополитических исследований актуализируется, тревожными' реалиями современного российского общества. Накопившийся в обществе потенциал социального недовольства и агрессии реализуется не в направлении общественного протеста против коррупции и бюрократического произвола, а по пути ксенофобии, этнической и расовой нетерпимости, которые выгодны определенным общественным группам, заинтересованным в силу своих узкокорпоративных интересов отвлекать внимание широких слоев населения от реальных социально-экономических и политических проблем. В условиях утраты советского опыта политкорректности и интернационалистской культуры межэтнического общения масштабная постсоветская миграция порождает комплекс проблем, закладывая основу для острейших этнополитических конфликтов. В этой связи, особенное актуальна разработка проблем интеграции складывающихся в. процессе миграции диаспоральных сообществ. Она требует не только выявления < тенденций формирования этнополитической конфликтогенности образующихся в процессе миграции диаспор, но и серьезного теоретико-методологического анализа исторического опыта консенсусной (позитивной) этнополитики, примеров позитивной интеграции диаспор как в нашей стране, так и за рубежом.

Итак, на сегодняшний день весьма актуально стоит проблема диаспоры, как этнополитического феномена, имманентно содержащего проблематику этнополитической конфликтогенности. Проблема самоопределения! диаспоральных меньшинств, обусловленная отсутствием или неразвитостью у них политико-административных субъектов реализации этнических интересов в сочетании с существованием национальных государств одноименного этнического большинства на территории исторической родины определяет коллизии «двойной идентичности», «двойной лояльности». Некоторые5 исследователи считают, что последнее обстоятельство нередко делает их «чужими» как в глазах государства исхода, так и государства поселения. Более того, как полагает российский исследователь этнополитического феномена диаспор В. Попков, проблема совмещения потенциальной возможности диаспор лоббировать интересы страны исхода с одновременным стремлением к участию в процессах управления в регионах поселения, часто вызывает беспокойство в принимающем обществе и требует специального изучения [4. С. 1]. В этой связи, другой отечественный ученый Н. Бугай, полагает, что «этнические группы, чьи территории разделены государственными границами, часто рассматриваются как источник потенциальных угроз государств, особенно если этническое меньшинство какой-то страны обращается» за помощью к другой стране, в которой этнос является доминирующим. Определенную настороженность вызывает и оказываемая помощь этой этнической общности со стороны другого государства» [5. С. 23].

Конфликтологическая направленность этнополитического исследования современных диаспор логически объяснима и с позиции российского исследователя современных диаспор Т. Полосковой. По ее мнению, существуют следующие два ракурса их рассмотрения. С одной стороны, они рассматриваются как результат исторической несправедливости, которую необходимо если и не разрешить, то, хотя бы, смягчить ее последствия: С другой стороны, диаспоральность и жизнь в диаспоре все чаще осмысляется не как неизбежное зло или трагедия, а как сознательно избираемая альтернатива, как некий социальный или экзистенциональный проект [б]. На- наш взгляд, ответ на этот вопрос является принципиально важным с точки зрения определения методологической стратегии диссертационного исследования. Логика первого подхода подводит к признанию преобладания в мировой» истории и современности примеров, межэтнической розни и противоборства, последствиями и рецидивами которых необходимо управлять, что предопределяет выбор конфликтной этнополитологической парадигмы. Логика второго подхода предполагает рассмотрение диаспор- не только, как конфликтогенного потенциала, но и как своеобразных «мостов» межстранового сотрудничества, ресурса позитивного взаимодействия и межэтнической интеграции в полиэтнических обществах. В рамках созревающей при такой логике консенсусной этнополитологической парадигмы возникает необходимость серьезного исследования вопросов научного обоснования демократически ориентированной этнополитики, в результате проведения которой диаспоры могут стать серьезным ресурсом этнополитического консенсуса в системе межэтнических отношений.

Вместе с тем, как показывает этнополитическая практика, далеко не всегда разрешение конфликта и даже устойчивое бесконфликтное состояние, связанное с участием различных этнических общностей, в том числе и диаспор, протекают в рамках консенсуса, что наводит на мысль о целесообразности более широкой трактовки консенсусной этнополитологической парадигмы, предполагающей включение в ракурс ее рассмотрения не только консенсуса, а вообще всех видов и форм этнополитической бесконфликтности. При этом следует учитывать нахождение консенсусной этнополитологической парадигмы в стадии становления, что определяет необходимость ее серьезной теоретико-методологической разработки. Таким образом, заявленную в диссертационной работе проблему следует определить как круг вопросов, связанных с выявлением тех аспектов феномена современных диаспор, которые характеризуют их как субъектов этнополитического конфликта и бесконфликтности.

Степень научной разработанности проблемы. Необходимо отметить, что до последней четверти XX века присутствовала явная недооценка этнополитического потенциала диаспор. Ученые и политики правой ориентации придерживались позиции достаточной силы государства для того, чтобы не допустить расширения^ масштабов их влияния. Деятели левого толка считали, что улучшение экономических условий, классовая борьба приведут к исчезновению межэтнических различий. Весьма примечательно, что сходную с левыми* позицию занимали и представители либерального лагеря, постулировавшие неизбежную ассимиляцию диаспор ввиду реализации социально-экономического и политического равноправия членов современного общества.

Интенсивное продвижение* диаспоральной проблематики в, современные общественный и научный дискурсы, обусловленное известными историческими причинами, вызвало необходимость уточнения содержания самого понятия диаспоры. Между тем, непрекращающиеся дискуссии о содержании этого термина на страницах издающегося в России с 1999 г. независимого научного журнала «Диаспоры» свидетельствуют скорее о том, что он не имеет в современных общественных науках четкого определения. Как справедливо отмечает российский исследователь А. Милитарев, "В современной?литературе термин этот достаточно произвольно применяется к самым разным процессам и явлениям с вкладыванием в него того смысла, который считает нужным придать ему тот или иной автор или научная школа" [7. С. 24—26]. Другой ученый, В. Попков .полагает, "что сам термин (диаспора) никогда не был научно нейтральным и употреблялся-чаще всего с эмоционально оценочным оттенком" [8. С. 11-12].

В то же время при всем многообразии трактовок понятия диаспоры просматриваются следующие два направления его интерпретации. С одной стороны, ряд авторов квалифицирует этот термин, как характеризующий рассеяние древних народов, прежде всего еврейского. И в этом смысле можно говорить о наличии классической интерпретации данного понятия. По мнению

Т. Юдиной, «Понятие диаспоры известно с древних времен, оно использовалось для обозначения переселенных народов или рассеянных по-всему миру силой людей (подобно евреям и африканским рабам), а также торговых групп (греки в Западной Азии и Африке, арабские торговцы, которые принесли ислам в Юго-Восточную Азию) и трудовых мигрантов (индейцы Британской империи* и т.д.) [9. С. 9]. С другой стороны, новые подходы к исследованию миграционных процессов, изучая различные виды и формы транснациональных сообществ иммигрантов; пришли к частичному отказу от классической интерпретации, понятия диаспоры. Так, российские исследователи, В. Дятлов [10. С. 21], Т. Полоскова [6]; В. Попков [4. С. 15] и некоторые зарубежные [11]. употребляют понятие "новой" или" "современной" диаспоры.

Таким образом, разные ученые включают в содержание понятия «диаспора» различные моменты общественных отношений. Данное обстоятельство обусловлено многоплановостью исследования, которое проявляется в< достаточно подробном освещении, в современной научной литературе различных аспектов миграционных и диаспоральных процессов. Весомый вклад в их разработку внесли Р. Абдулатипов, В. Авксентьев, А. Аклаев, А. Арутюнов, Ю. Арутюнян, В. Ачкасов, С. Бондырева, Ю. Бромлей, Н. Бугай, В. Воронков, А. Вяткин; В. Гельбрас, О. Генисаретский, С. Градировский, В. Гриценко, Ю. Громыко, Mi Губогло, JL Гумилев, Д. Драгунский, А. Дмитриев, JI. Дробижева, В. Дятлов, М: Иордан, В. Козлов, Д. Колесов, Н. Космарская, В. Крысько, В. Ларин, Н. Лебедева, С. Лурье, В. Малахов; О. Малинова, Ю. Мартынова, Б. Межуев, А. Милитарев, А. Налчаджян, А. Никитин, Э. Паин, Э. Поздняков, Т. Полоскова, В. Попков, С. Савоскул, А. Садохин, В. Смоляков, Г. Солдатова, Р. Спектор, Т. Стефаненко, И. Субботина, А. Сусоколов, €. Татунц, В. Тишков, Ж. Тощенко, М. Фадеичева, Т. Чаптыкова, Н. Чебоксаров, В. Червяков, В. Чеботарева, В. Шапиро, А. Ямсков, Г. Яскина и др.

Использование термина «диаспора» как эвристического инструмента этнополитических исследований предполагает выявление в нем политического содержания. Только при выполнении этого условия возможно его включение в лексикон этнополитологии, придание ему этнополитологического статуса, введение в круг таких устоявшихся понятий, как «этнополитика», этнополитический конфликт», «этнополитические отношения», «нация», «национализм», «национальные меньшинства», «этнонационализм», «этнополитическая мобилизация», «этнократия», «этнические элиты» и др. Смешение понятий наций и этноса, национального и этнического,- глубоко укоренившийся примордиалистский подход к трактовке и определению содержания национально-этнических процессов является препятствием в. терминологической, разработке новых явлений; становящихся объектом этнополитических исследований. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что в> этнополитологии< России, и стран CHF термин» «диаспора» нередко, употребляется^ аналогичном (или близком) по содержанию значении» с такими* понятиями, как «этнические (национальные) группы», «этнические (национальные) меньшинства».

Так, российские конфликтологи А. Анцупов и А. Шипилов трактуют этническую группу как «часть, «осколок»-этноса, которая в. силу ряда причин отделена от ядра этноса и функционирует вне его» [12. С. 501]. Они считают, что: «этническая группа не имеет собственных государственных образований^ поэтому лишена правового механизма суверенизации; люди расселены на больших расстояниях друг от друга, однако-сохраняют основные этнические черты; это общности людей, отделенные от своего этноса вследствие миграции, эмиграции, депортации, изменения границ; и проживающие в др. регионах, возможно образуя этнокультурные ареалы» [12. С. 501]. Синонимично- с понятием диаспоры- дает толкование этнических меньшинств и; И. Кривогуз, полагая; что «Слабостью современной этнополитической мысли является недостаточное внимание к интересам и устремлениям этносов, не имеющих собственных территорий, этнических меньшинств, рассеянных в иной этнической среде, диаспоры» [13. С. 120].

По мнению группы белорусских.политологов,под руководством В. Бобкова и И. Браима, «понятия «этнические (национальные) группы», «этнические (национальные) меньшинства» означают совокупность людей той или иной национальности, проживающих (как правило, рассредоточено) в инонациональной среде,, например, евреи, цыгане - в Беларуси, белорусы, украинцы и др. - в России» [14. С. 304]. Российский этнополитолог А. Аклаев вводит в терминологический оборот этнополитических исследований понятие этнодиаспорные группы». К ним он относит «проживающие в иноэтническом окружении группы этнических меньшинств, которые образовались в принимающей стране в результате миграций» [15. С. 89]. По мнению А. Аклаева, группы диаспор часто организуются в этнические общины в целях оказания помощи этническим соплеменникам (особенно недавним мигрантам) в адаптации к местным условиям, а также сохранения и поддержания элементов своей культуры в иноэтническом окружении [15. С. 89;]. Таким образом, понятие этнодиаспорных групп сопрягается с понятиями «группы этнических меньшинств» и «этнические общины».

В связи с вышеохарактеризованной ситуацией возникает необходимость разработки понятия диаспоры как термина этнополитологии, что предполагает выявление его этнополитического содержания. Вклад в исследование данной проблематики внесли многие зарубежные ученые. Одними из первых это сделали авторы концепции национально-культурной автономии, в которой, по сути дела, был выдвинут и обоснован принцип этнополитического самоопределения национальных меньшинств, проживающих дисперсно (рассеянно) в иноэтничной среде среди национального большинства — О. Бауэр и К. Реннер. Далее следует отметить вклад таких исследователей как: Д. Армстронг, А. Ашкенази, Э. Бонасич, Э. Балибар, Р. Баубек, С. Бенхабиб, А. Бра, Р. Брубейкер, Н. Ван Хеар, С. Вертовек, Э. Геллнер, Т. Гурр, М. Даббаг, А. Зольберг, У. Коннор, У. Кумлиска, А. Лейпхарт, К. Платт, У. Сафран, Э. Смит, X. Тололян, С. Хантингтон, Р. Хеттлаге, Э. Хобсбаум, Е. Шаин, F. Шеффер, М. Эсман, Э. Ян, К. Янг и других.

На наш взгляд, было бы справедливым отметить и достижения в этом направлении ученых союзного с Россией государства — Республики Беларусь. Так же как и Россия; Беларусь столкнулась после распада СССР с различными проблемами, связанными с миграцией и актуализацией этнического фактора. Нельзя сказать, что в белорусском обществе существует острая межэтническая напряженность, однако, по мнению местных политологов, в условиях трансформации общественно-политической системы могут неожиданно проявиться тенденции к конфронтации, противостоянию, в основе которых заложен этнический фактор [16. С. 1]. Поэтому не случайным является обращение белорусского обществознания к исследованию проблем национальных меньшинств (в том числе и диаспор) в. полиэтническом сообществе, которым является Беларусь. Проблемы разработки позитивной этнополитики в отношении национальных меньшинств (диаспор)* разрабатываются следующими представителями белорусского' политологического и социологического знания: Е. Бабосовым, И. Браимом, Н. Денисюком, JI. Земляковым, И: Ковалевой, И. Котляровым, И.' Левяш, С. Решетниковым, С. Яцкевичем и-другими.

Из трудов, посвященных разработке политико-конфликтологических оснований и основных направлений этнополитического исследования проблем миграции, национальных меньшинств и современных диаспора появившихся в научной^ литературе России и Беларуси, следует отметить работы следующих авторов: В.Авксентьева, С. Агаева, Р. Аклаева, М. Андреева, С. Арутюнов, Ю. Арутюняна, М. Аствацатуровой, В. Ачкасова, И. Бабкина, Е. Бабосова, Е. Бажанова, Н: Кривцова, В. Белозерова, С. Бондыревой, Г. Витковской, Н. Гиренко, М. Гулиева, Н. Дарагян, А. Дмитриева; А. Докучаевой, Д. Драгунского, В. Дятлова, Ж. Зайончковской, С. Замогильного; Р. Ирназарова, И! Ковалевой, Д. Колесова, В: Коротеевой, Ю: Крупнова, С. Ланцова, В. Ли, В. My комель, В. Малахова, Н: Медведева, Д. Мутагирова, Н. Оганесян, Ю. Оганисьян, Э. Паина, С. Панарина, А. Празаускаса, Т. Полосковой, В. Попкова, С. Рязанцева, И. Сагитовой, 3. Сикевич, Н. Симония, С. Соколовского, Ю. Солонина, А. Сусоколова, В. Тишкова, Ж. Тощенко, Е. Травиной; П. Турун, М. Фадеичевой, К. Фролова, Л. Хоперской, А. Хоца, В. Шаповалова, В. Шнюкова, Т. Юдиной и многих других. В качестве примера можно привести развернутое комплексное исследование этнополитической конфликтогенности на региональном уровне, проведенное в конце 2001 г. группой ставропольских этноконфликтологов под руководством В. Авксентьева и В. Шаповалова -«Ставрополье: Этноконфликтологический портрет»[17].

Политико-конфликтологическому исследованию современных диаспор в значительной степени способствуют и выводы, опубликованные в материалах следующих мероприятий научной общественности: 1) круглого стола «Этничность и диаспоральность»» (Москва, 1997 г.). [18]; 2) региональной научно — практической конференции с международным участием «Региональная конфликтология: междисциплинарные исследования» (Уфа,

2001 г.) [19]; 3) международной конференции «Interkulturelle Kommunikation in der Diaspora» (Мюнхен, 2001 г.) [1. С. 11]; 4) междисциплинарного семинара «Modern Diaspora» (Гамбург, 2001 г.) [1. С. 11]; 5) методологического семинара «Проблемы, мультикультурного общества» (Москва, 2002 г. ) [1. С. 11]; 6) круглого стола «Проблемы адаптации выходцев с Северного Кавказа и Закавказья в малых и средних городах России» (Москва, 2003 г.) [1. С. 11]; 7) г международной научно — практической' конференции «История и положение корейцев в России» (Хабаровск, 2004 г.) [20]; 8) научно - практической конференции «Роль и место корейской диаспоры Ростовской области в диалоге народов и культур» (Ростов-на-Дону, 2004) [21]; 9) конференции «Гражданское общество в многонациональных и поликонфессиональных регионах. Казань, 2 — 3 июня 2004 г.» (Москва, 2005 г.) [22]; 10) научно —практической конференции «Корейцы Дона — прошлое и настоящее» (Ростов на Дону, 2006) [23]; 11) международных научно-теоретических конференций «Ксенофобия и другие формы*нетерпимости: природа, причины и пути устранения. Санкт-Петербург. 27 - 28 сентября* 2007 г.» (Санкт - Петербург, 2007 г.) и «Диалог культур'Кореи, Украины и государств СНГ» (Киев, 2007 г.) [24].

Во всех отмеченных материалах внесен определенный вклад в междисциплинарную разработку следующих конфликтологических аспектов^ этнополитического исследования современных диаспор: во-первых, осуществлена разработка методологических оснований исследований этнополитических конфликтов в контексте современных миграционных процессов и посттоталитарной (посткоммунистической) трансформации; во-вторых, определены хронологические рамки функционирования современных диаспор - в отличие от «старых», традиционных, возникших с древних времен в процессе этнического рассеивания (евреи, армяне), «новые» или современные диаспоры - это те, которые образовались и продолжают возникать в XX - XXI вв. в результате трудовой миграции и политических катаклизмов; в-третьих, выявляются основы государственной этнополитики в отношении национальных меньшинств, оказывающихся1 в ситуации диаспор; в-четвертых, содержательно охарактеризовываются и анализируются исторические, социально-экономические и социально-культурные контексты формирования диаспор как потенциальных субъектов этнополитических отношений; в пятых, определяются' глобальные политические катаклизмы, порождающие феномен* диаспоральности; 6) выявлены некоторые особенности миграционного механизма образования диаспор как транснациональных сообществ; 7) раскрыта роль современных диаспор в международной политике и межстрановых отношениях.

Определению- проблематики исследования способствовали и труды известного санкт — петербургского исследователя Н. М*. Гиренко, трагически погибшего в июне 2004 г. от рук фашиствующих экстремистов [25]. Его научно - экспертная и правозащитная деятельность приобрели большой* политико-правовой резонанс в связи с привлечением внимания общественности к острым проблемам борьбы с ксенофобией, расизмом и этническим экстремизмом, защиты прав и достоинства национальных меньшинств, диаспор. Выбору темы диссертации способствовали и публикации в таких авторитетных российских изданиях как «Политические исследования», «Социологические исследования» и «Диаспоры». За последние годы они представили на- суд научной общественности различные методологические подходы, позиции, взгляды и суждения по этнополитическим аспектам диаспоральности. Ввиду того, что упомянуть всех авторов не представляется возможным, целесообразно назвать некоторых из них, публикации которых в значительной степени-способствовали определению теоретико-методологического вектора диссертационного исследования. К ним следует отнести наряду с известными зарубежными исследователями диаспор, работы которых опубликованы в данных изданиях (например, публикации Р. Брубейкера, Г. Шеффера и др. в журнале «Диаспоры»), таких ученых, как В. Авксентьев, Ю. Арутюнян, А. Дмитриев, JI. Дробижева, В. Дятлов, В. Тишков, Ж. Тощенко, Н. Лебедева, Б. Межуев, О. Малинова, А. Милитарев, В. Попков, С. Баньковская, Г. Габдрахманова, С. Градировский, Г. Гриценко, К. Дьяконов, В. Жакевич, М. Зелев, В. Константинов, Н. Космарская, А. Кузнецов, Д. Кузнецов, В. Ларин, М. Любарт, Б. Миронов, А. Михалева, М. Мнацаканян, В. Переведенцев, Г. Пядухов, М. Рашевич, Л. Рыбаковский, Е. Трофимов, М. Фадеичева, Е. Шлыкова, М. Южанин и др.

В'их работах присутствуют серьезные и эффективные попытки изучения: 1) демографических, социологических, культурологических и мировоззренческих оснований этнополитического феномена диаспоральности, что облегчает разработку понятия диаспоры как термина политологии; ,2) конфликтогенности, связанной с противоречиями адаптации мигрантов, формирующихся диаспор к условиям принимающих обществ; 3) социально-экономических, демографических и социокультурных предпосылок складывания конфликтогенного потенциала современных диаспор; 4) некоторых факторов этнополитической мобилизации национальных меньшинств (диаспор); 5) проблем политического признания культурных различий; возникающих в связи с этнической миграцией и диаспоральностью в постиндустриальных странах; 6) концепций и политической практики мультикультурализма как реакции современных постиндустриальных обществ на интенсификацию процессов этнической миграции и диаспоральности.

Вместе с тем следует отметить, что наряду с несомненными достижениями зарубежного и отечественного обществознания в разработке заявленной в диссертации проблематики существует и целый ряд вопросов, непроработанность (или недостаточная разработанность) которых осложняет, на наш взгляд, дальнейшее развитие этнополитической конфликтологии современных диаспор, как серьезного направления современных этнополитических исследований. Речь идет о следующем.

1 .Отсутствие эффективной разработки понятия диаспоры как термина этнополитологии, являясь проявлением имманентной нечеткости, непроработанности категориального аппарата, двусмысленности базовых понятий дискурса современной этнополитологии, определяет и аморфность, «размытость» исходного методологического основания этнополитического исследования современных диаспор.

2.Проблема диаспоры как этнополитического феномена исследована преимущественно в исторической ретроспективе и контексте международных, внешнеполитических отношений, в то время как недостаточно изучены ее внутриполитические аспекты, связанные с формированием и функционированием диаспор как субъектов, этнополитических отношений в принимающих обществах.

3.Недостаточная изученность феномена этнополитической субъектности диаспор обуславливает отсутствие серьезных разработок по их исследованию как этнополитических общностей, возникающих на основе определенных внутриэтнических взаимодействий'и формирующихся политических ценностей, функционирующих в виде и посредством определенных политических институтов.

4.Недостаточно проанализирован и обобщен опыт этнополитизации диаспоральных процессов, происходящих как в постиндустриальных странах, так и современной России.

5.Фактически отсутствуют работы по изучению последствий миграции, связанных с процессами, этнической маргинализации диаспор, на основе которых возникает феномен их этнополитической конфликтогенности.

6.В современных этнополитических исследованиях присутствует довольно поверхностное изучение политических факторов, обуславливающих позитивное поведение диаспор; их консенсусный потенциал.

7.В рамках современной этнополитической конфликтологии рассматриваются преимущественно проблемы- регулирования, непосредственного разрешения и предупреждения конфликтов с участием различных этнических субъектов, в том числе и диаспор. Однако, при этом остается практически неисследованным конструктивный опыт межэтнического взаимодействия, предполагающий-серьезное изучение прецендентов активного участия диаспор и их организаций в качестве субъектов консенсусной (позитивной) этнополитики.

Глубинной причиной нынешнего состояния исследованности конфликтологического аспекта этнополитического исследования современных диаспор является недостаточная разработанность его методологических оснований. - междисциплинарного и полипарадигмального анализа этнополитического конфликта. Это проявляется в том, что в большинстве современных этнополитических исследований не выработаны в достаточной степени логически и теоретически обоснованные определения этнополитического конфликта, а объяснение его каузации (причинности) дается преимущественно через призму межгруппового (интерсубъектного) взаимодействия: противоборства или сотрудничества этнических субъектов. При этом за редким исключением отсутствуют методологические и теоретические обоснования системного подхода к исследованию сущности этнополитического конфликта, рассматривающего его в качестве определенного состояния- систем межэтнического взаимодействия — например, полиэтнических обществ, систем этнополитического распределения власти и-влияния.

Ограниченность методологических установок и содержательного анализа конфликтологического аспекта современных диаспор как этнополитического феномена порождается и тем, что национальные меньшинства (диаспоры) рассматриваются преимущественно в рамках конфликтной этнополитологической парадигмы, исходящей из имманентно присущим всем этническим явлениям конфликтогенным истокам. Сам факт межэтнических различий, сложное взаимодействие этнических общностей в национальных государствах рассматриваются как причины их несовместимости, на основании чего делаются выводы о неизбежности и вечности национально-этнических конфликтов. При* этом нередко постулируется либо их принципиальная неразрешимость, либо только- лишь регулируемость (управляемость). Те же концепции, которые все-таки признают возможность разрешения таких конфликтов, в большинстве случаев рассматривают его как «пожаротушение», то есть непосредственное воздействие на конфликт с целью его немедленного прекращения и примирения конфликтующих субъектов на основе компромиссов и согласительных процедур, хотя при этом, как показывает практика, источники конфликта часто не устраняются.

Некоторые концепции признают возможность не только непосредственного разрешения, но и предотвращения конфликтов. Однако, последнее представляется как устранение непосредственноь осязаемых факторов, прямо ведущих к возникновению конфликтов, и не предполагающее регулярной профилактики, разработки форм и способов поддержания' позитивных (консенсусных) межэтнических отношений. Отсюда довольно поверхностное понимание этнополитического консенсуса исключительно как способа разрешения межэтнических конфликтов, а не позитивного бесконфликтного состояния этнополитических систем. Таким образом, возникает потребность в разработке концептуальной схемы, необходимой для этнополитического исследования современных диаспор в ракурсе их конфликтологического анализа, что необходимо для научного обоснования позитивной этнополитики.

Объектом* исследования являются образующиеся на основе этнической миграции современные диаспоры, как субъекты этнополитических отношений: В качестве примеров в диссертации помимо данных об< этнополитической ситуации и миграционной, диаспоральной составляющей в Западной Европе, Северной Америке, Казахстане, России, используется значительный объем информации по диаспоре российских корейцев. Такой выбор обусловлен следующим.

Во-первых, с учетом, отчетливо выраженных фенотипических, этнокультурных и ментальных отличий от основной массы российского населения, следует отметить, что в корейцах наиболее ярко проявляются все основные (родовые) признаки диаспоры, как социокультурного и этнополитического феномена. Анализ положения российских корейцев * подпадает под все основополагающие аспекты изучения диаспоральности, исследуемые в диссертационной работе — этническое рассеяние, транснациональное^ диаспоральных процессов; этническая миграция, положение национального меньшинства, консолидация диаспоральной общности как субъекта этнополитических отношений; сочетание качеств старожильческой и «новой», современной диаспоры и- др.» Следовательно, выбор корейской диаспоры в качестве подтверждения многих положений и выводов диссертации неслучаен, поскольку в ее функционировании в отчетливом виде проявляются общие проблемы развития этнополитического феномена современных российских диаспор.

Во-вторых, одна из основополагающих задач исследования состоит в том, чтобы показать и обосновать возможности консенсусного поведения современных диаспор как субъектов этнической толерантности и миростроительствах [26]. Исторический опыт взаимодействия российских корейцев с другими народами СССР, всего более чем 140-летнего периода их пребывания в Россиисвидетельствует о том, что данная диаспора1 обладает значительным потенциалом гражданской лояльности и межкультурной интеграции [27], что в то же время не означает отказа от тщательного этнополитического мониторинга, признания, в известной- степени, конфликтогенности некоторых моментов ее функционирования.

Предметом» исследования являются основы политико-конфликтологического изучения современных диаспор и совокупность различных факторов; обуславливающих при определенных условиях их превращение в. субъекты этнополитического конфликта или в субъекты этнополитической бесконфликтности (в частности, этнополитического, консенсуса). В свете вышеизложенного основная гипотеза исследования, исходит из того, что современные диаспоры могут стать или не стать субъектами этнополитического конфликта в зависимости, от различных факторов, действующих как в принимающем обществе,1 так и вне его (на межстрановом, международном уровне), наиболее значимым из которых, по мнению диссертанта, является характер и содержание проводимой государством этнополитики.

Цель диссертации состоит в том, чтобы, используя постулаты классических и современных конфликтологических подходов, достижения в области изучения диаспоральности, определить теоретико-методологические основания конфликтологического исследования этнополитического феномена современных диаспор и на этой' основе осуществить выявление и анализ условий их возможной трансформации, в субъекты как этнополитического конфликта, так и этнополитической бесконфликтности* в ее консенсусной форме: При этом автор концентрирует свое внимание преимущественно на внутренних аспектах этнополитического феномена современных диаспор в принимающих обществах, то есть внутриполитической проблематике. Достижение цели определяет необходимость решения следующих исследовательских задач:

1) анализ конфликтологических оснований этнополитического исследования современных диаспор — классических и современных парадигм и подходов к исследованию этнополитического конфликта;

2) выявление, анализ и обоснование методологических оснований консенсусной этнополитологической парадигмы;

3) теоретико-методологический анализ международного опыта консенсусной (позитивной) этнополитики;

4) содержательное рассмотрение феномена диаспор в ракурсе современной этнополитологии: этнополитическая экспликация- понятия диаспоры, исследование этнополитической субъектности диаспор и факторов? их трансформации в этнополитическую общность, анализ диаспор; как объектов этнополитики (на примере СССР и современной России);

5) раскрытие транснационального характера этнополитической конфликтогенности диаспор в условиях глобализации;

6) выявление и анализ общего и особенного в этнической; миграции, как фактора этнополитической конфликтогенности диаспор в постиндустриальных странах и постсоветской России;

7) раскрытие потенциала этнополитической конфликтогенности этнической маргинализации диаспор как последствия миграционных-процессов;

8) анализ политических факторов формирования- консенсусного потенциала и поведения современных диаспор (на примере западноевропейского и российского опытов).

Особое внимание в диссертационном исследовании уделено анализу практики консенсусного этнополитического поведения диаспоральных общественных объединений; на региональном уровне, которое проявляется в сочетании усилий по формированию позитивной идентичности представителей; диаспор; и деятельности по содействию местной власти в вопросах обеспечения этнической толерантности, межкультурной интеграции: и поддержания; консенсусного бесконфликтного состояния межэтнических отношений;

Теоретико-методологическая основа исследования; Достижение цели диссертации осуществлялось на трех уровнях этнополитического исследования. На первом уровне применялись диалектический, системный, структурно-функциональный, сравнительный, исторический подходы. На втором уровне использовались такие подходы как политологический, социологический, социально-психологический, культурологический. На третьем уровне применялись, методы наблюдения, опроса, анализа документов и статистических данных. В процессе работы над диссертацией автор опирался на следующие логические методы: анализ (в, частности, многофакторный (поликаузальный)) и синтез (например, полипарадигмальный, междисциплинарный): Таким образом, диссертационное исследование базируется на интеграции элементов; следующих традиций: общенаучной; теоретической, эмпирической и общелогической. Это позволило, на наш взгляд, достичь более глубокого и адекватного понимания сущности' этнополитического феномена современных диаспор, найти ему комплексное объяснение, а также выявить социальные и культурные основания их конфликтогенного и консенсусного потенциалов.

Разработка проблемы, опиралась на значительный массив научно-исследовательской информации, из которого в наиболее общем виде целесообразно выделить ту его часть, которая составила ядро концептуальных (теоретических) оснований диссертационного исследования. В связи с тем, что проблематика диссертации содержит значительную конфликтологическую составляющую, автор использовал некоторые положения работ по* теории, этнополитического конфликта таких ученых, как Д. Горовиц, Т. Гурр, Дж. Ротшильд, Э. Смит, А. Лейпхарт, С. Хантингтон, М. Эсман и др., опубликованные в-1980 — 1990 гг., а также ряд появившихся^ этот же период фундаментальных этнополитических исследований по> теории национализма, выполненных Э. Геллнером, Э. Хобсбаумом, Б. Андерсоном. Автор диссертации опирался также и на современные отечественные подходы к исследованию этнополитического конфликта. Поэтому использовался' методологический арсенал таких известных в этой» области авторов, как Р. Абдулатипов, В. Авксентьев, А. Анцупов, Р. Аклаев, В. Ачкасов, Е. Бабосов, М. Гулиев, А. Дмитриев, Л. Дробижева, А. Здравомыслов, Д.' Зеркин, С. Каспэ, Г. Котанджян, Е. Нарочницкая, В. Тишков, Ж. Тощенко, А. Шипилов [28] и др., в трудах которых развиваются многие идеи зарубежных исследователей; ставших уже классическими и имеющих высокий индекс цитирования в конфликтологической^ литературе (Г. Зиммеля, Т. Парсонса, П. Сорокина, Л. Козера, Р. Дарендорфа, Л. Кризберга, У. Коннора, К. Дейча и др.) [29].

Отдельно следует выделить- группу исследователей, представляющих системное понимание конфликтов, подход которых послужил методологической базой развертывания1 оригинального авторского видения этнополитического конфликта. К их числу следует отнести: В. Новосельцева [30], В. Мельникова [31], М. Аржакова, Н. Аржакову, Б. Демина [32]); В. Светлова [33]; В. Семенова [34], В. Дурина [35].

В исследовании использовались не только политологические понятия и концепции, но также категориальный и теоретический инструментарий социологии, этнологии, социальной психологии, культурологии, необходимый? для разработки! концепции и обоснованияf. выводов диссертации; что позволило с использовать преимущества междисциплинарного анализа:

Информационная; основа исследования. В? диссертации использовались сведениям и данные из различных исследовательских источников? (нормативно-правовых актов, архивных; документов, научной, публицистической; справочной литературы)? и периодической печати (в том числе и: издающихся» диаспоральными организациями). Особо: следует отметить оперативную; научно — статистическую информацию, выделенную/ из- таких авторитетных^ отечественных журналов как «Социологические исследования»' и «Политические-исследования» (номера за 2006 —2008 гг.); материалроссийских и зарубежных исследователей,, который: определил авторскую = ориентацию в разработке заявленной проблематики.

Многие выводы и положения: работы; обоснованы посредством использованиям материала; извлеченного1 из; издания? Общероссийского' объединения корейцев (ООК) - газеты «Российские корейцы», издания Ассоциации корейцев Ростовской области (АКРО) — газеты «Путь», французского издания? «Монд». Большую значимость, имеет фактический материал, полученный; автором в процессе участия? в научно-практических конференциях, различных общественно-политических и социально-культурных мероприятиях; организованных российскими- объединениями корейской и? других диаспор: совместно! с: органами^ исполнительной» власти и: научными учреждениями субъектов РФ; государственными- структурами и неправительственными организациями: Республики Корея, КНДР и других государств, непосредственных контактов с руководителями1 и специалистами властных структур,-, ответственных за управление межэтническими отношениями; представителями? корейской и других, диаспор; в Хабаровском крае, Ростовской области, Приморском крае, Москве и Санкт-Петербурге.

Отдельно следует оговорить исследовательский статус проведенных автором анкетных: опросов, проведенных в 2 этапа в 2005 - 2006 гг. С одной; стороны, они носят эксклюзивный? и беспрецедентный; характер в аспекте выявления показателей этнизации самосознания: представителей! диаспоры российских корейцев, их. этнополитической; идентификации в, условиях постсоветской трансформации. С другой стороны, следует учитывать и определенную-ограниченность данного исследования с точки зрения репрезентативности, которая напрямую связана с особенностями феномена диаспоры, проявляющегося в высокой степени этнического рассеяния в полиэтничной среде, что объективно затрудняет его изучение. Тем не менее, несмотря на эти объективные сложности, автор предпринял попытку, насколько это возможно при такого типа исследованиях соблюсти условия, максимально способствующие проверке основной гипотезы диссертации. При информационном и организационном содействии региональных корейских объединений анкетным опросом было охвачено более 1 % корейского населения Ростовской области и более 3 % корейского населения Хабаровского края (в общей сложности более 500 человек), что позволило использовать преимущества- сравнительного анализа. При этом выдерживались следующие требования:

1) опрашиваемые'не должны быть активистами и членами диаспоральных объединений, этнических творческих коллективов, сотрудниками национально-культурных учреждений и организаций (тем самым осуществлялась попытка отсечь возможность этнической ангажированности в ответах респондентов);

2) средний возраст - от 30 до 50 лет (возрастные рамки были предпочтительны по следующим причинам: респонденты -должны иметь в достаточной степени опыт советской^ этнополитической социализации; в то же время* они должны испытать постсоветское изменение этнополитической ситуации; не должны быть подвержены памяти об исторической родине, этнокультурным традициям и нормам, что позволило, на наш взгляд, в известной степени, выявить изменение характера диаспоральной идентичности);

3) социальный состав — принадлежность к тем видам занятости, которые характерны в основном для представителей корейской диаспоры в данном регионе - сельхозарендаторы, фермеры, индивидуальные частные предприниматели — в. Ростовской области; представители среднего и мелкого бизнеса, работники среднего звена бюджетных и негосударственных организаций и предприятий - в Хабаровском крае (данное условие было необходимо для обеспечения однородности опрашиваемого массива)

4) обладание российским гражданством (это требование не требует, на наш взгляд дополнительных разъяснений).

Результаты вышеуказанного анкетирования и их интерпретация, опубликованы в течение 2006 - 2008 гг. в монографии и 4 статьях и апробированы в деятельности различных государственных и общественных организаций.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту. Поскольку цель и основная гипотеза диссертационного исследования обуславливают с одной стороны, анализ конфликтологических оснований этнополитических исследований, а с другой, непосредственное изучение этнополитического феномена современных диаспор, основные положения, выносимые на защиту целесообразно разделить на две группы.

К первой группе относятся следующие положения:

1.В зависимости от доминирования ценностных и методологических установок либо о вечности и принципиальной неразрешимости этнополитических конфликтов, либо о возможности их предупреждения, разрешения, поддержания устойчивых и позитивных бесконфликтных межэтнических взаимодействий, этнополитологические парадигмы могут быть конфликтными и консенсусными. В основании такого деления часто преобладают ценностные моменты, связанные с идеологическими, мировоззренческими, социокультурными пристрастиями, обуславливающими доминирование тех или иных установок в отношении природы конфликтов и возможности управления ими. Данное обстоятельство и находит свое выражение в существовании двух противоположных парадигм, взаимополагающих и взаимодополняющих друг друга в рамках современной этнополитической конфликтологии.

2.На указанное межпарадигмальное взаимодействие накладывается дискуссия системного и интерсубъектного подходов в понимании конфликта, обусловленная диаметрально противоположной трактовкой в каждом из них s антагонизма (соответственно как бесконфликтной или конфликтной 4 составляющей). Именно поэтому необходимо определить приоритеты в использовании различных конфликтологических подходов. Приоритетность

I состоит в том, что системное понимание конфликта признается более широким 1 5 по сравнению с интерсубъектным. При этом методологическая роль последнего будет заключаться в исследовании проявлений устойчивости или, неустойчивости полиэтнических систем, их баланса1 или дисбаланса, выражающихся, в определенных формах взаимодействия или противодействия их элементов. Обязательным условием достижения методологического компромисса должно стать исключение антагонизма-из структуры конфликта.

3.Исходя из- указанной приоритетности, этнополитический конфликт возможно определить как состояние систем этнополитического распределения-власти, которое характеризуется неравенством и ассиметричностью внутренних и внешних взаимодействий между составляющими ее этническими общностями (группами), элитами, организациями, движениями), переходящих в их взаимное противодействие функционированию друг друга. Такое состояние свидетельствует о невозможности дальнейшего пребывания систем в прежних границах своего существования и предполагает возникновение и развитие различные этнополитических процессов, и отношений, направленных либо на восстановление прежнего качества систем, либо ■ на поиск и создание нового.

4.Из логики системного конфликтологического подхода следует, что далеко не всякое бесконфликтное состояние (противоположное этнополитическому конфликту) можно считать консенсусным. Этнополитическим консенсусом является только такой тип взаимодействия и самоорганизации элементов полиэтнических систем, который основывается не только на согласии по характеру, формам и принципам этнополитического распределения власти, но и взаимной поддержке и сотрудничестве, направленных на усиление интеграции каждого из этих элементов в эти системы, консолидации элементов в единую надэтническую (национальную) общность.

5.Несмотря на то, что состояние этнополитического консенсуса при прочих равных условиях является наиболее стабильным и устойчивым, оно, как и любое бесконфликтное состояние, не может продолжаться бесконечно долго, каким бы благоприятным оно не казалось в данный момент. Следовательно, необходима регулярная и кропотливая работа, заключающаяся не в поддержании любой ценой такого состояния, а в управленческом воздействии на те его составляющие, которые со временем трансформируются, приобретая конфликтогенный характер.

К положениям второйтруппы следует отнести следующие.

1.Исходный отличительный признак этнополитического феномена* современных диаспор образуют отрыв частей этнических общностей (этнических групп) от национальных сообществ исторической родины, их рассеяние по> территориям других государств и пребывание на территории последних в положении национальных меньшинств в инокультурном (иноэтничном) окружении' (нередко с формальным принятием гражданства). Следовательно, диаспора.- это этнополитический феномен, возникающий, на1 основе-национальных меньшинств, проживающих вне территории государств своего исторического происхождения и родственного- этнического большинства.

2.Необходимым условием формирования вышеупомянутого этнополитического феномена является становление этнополитической субъектности современных диаспор; изначальной предпосылкой которой является самоорганизация для удовлетворения своих интересов в форме диаспорных общин. Последние становятся фактором внутренней структуризации диаспор, образуя внутри, них группы влияния, способствуя-формированию организационных структур, средств массовой коммуникации и, других ресурсов поддержки идентичности. В результате чего при определенных условиях диаспоры могут сформироваться в этнополитические общности.

З.Как этнополитические общности диаспоры характеризуются выдвижением политических требований, связанных прежде всего с этнополитическим самоопределением, правом на связи с исторической родиной и родственными этническими группами, создание общественных, политических объединений для защиты прав представителей диаспор (в том числе и на международном уровне) и политическое участие. Поскольку диаспора, какь субъект этнополитических отношений, рассматривается в современной этнополитологии преимущественно в рамках конфликтной парадигмы, ее самоопределение связывается в основном с этнополитической напряженностью. Между тем заслуживает пристального внимания позитивный опыт этнополитической бесконфликтности диаспор, заключающийся- в их политическом поведении как субъектов интеграции и участников консенсусной-этнополитики.

4.Проблема культурно-политического признания современных диаспор в условиях глобальной этнической миграции проявляется в первую очередь, в трансформации института гражданства в принимающих обществах. При этом обнаруживается противоречивое взаимодействие двух тенденций: «транснационализации»^ и «дифференциации». С одной стороны, институт гражданства- выступает фактором- ослабления восприятия, диаспор как инокультурных групп и способствует их интеграции, а с другой оно направлено -на сохранение национальной* и культурной идентичности принимающих обществ и подчеркивает инокультурный статус представителей диаспор?

5.Этническая миграция приводит к возникновению феномена этнической маргинальности. Ее этнополитическая конфликтогенность проявляется, в генерировании маргинальной энергии, которая может стать источником этнополитической. напряженности и предпосылкой этнополитической мобилизации, сопровождаться^ обособлением и сепарацией; трансформирующимися- в конфликт с другими общностями и целостным политическим сообществом и принимающими характер протеста на основе негативной идентичности.

6.Болыную значимость при формировании позитивной идентичности, понимаемой, как результат синтеза этнического самосознания, поддержки этничности институтами' публичной, сферы и гражданского, национального самосознания, обладание которым стимулируется усилиями по толерантности и интеграции имеет использование конструктивного ресурса института национально — культурной автономии, которая только тогда будет иметь шансы на успех, если будет подкрепляться социально-экономическими мероприятиями. Необходимо также совмещение национально-культурной деятельности с работой по интеграции, включению в институты гражданского общества, координация деятельности диаспоральных общественных объединений со стороны государственной власти.

7.При этом принадлежность к диаспоре и участие в ней должно трактоваться как результат личного выбора, самоорганизации, а- не как следствие изначальной принадлежности к определенной этнической общности; из чего следует, что законодательное регулирование должно^ охватывать исключительно^ ситуации коллективного проявления! диаспоральности: Она характеризуется: осознанным и ■ добровольным, участием в этнической общине, общественном; объединении; другими; формами^ этнической активности® в, местах компактного проживания и др. С этой точки зрения; для современной России вполне: реально; использовать позитивный? потенциал мультикультурализма, состоящий в способности содействовать формированию динамично развивающегося- и поддающегося эффективному конфликтологическому менеджменту консенсусного полиэтнического? сообщества:

Научная новизна исследования заключается в следующих.положениях.

1.В условиях отсутствия в современной; конфликтологии^ общей системы методологических допущений, выдвигается и обосновывается методологическая модель сочетания- интерсубъектного? и; системного? понимания конфликта. Она основана на приоритетности системного подхода, в рамках которого этнополитический конфликт понимается более широко, как состояние структурного баланса^ или1 дисбаланса; систем; политического» распределения власти между различными этническими общностями (группами), а значимость интерсубъектного подхода состоит в его роли при исследовании проявлений таких состояний; выражающихся в определенных формах межэтнического взаимодействия, или противодействия их элементов; Основой совместимости противоположных конфликтологических подходов является? переход к бинарному пониманию^ антагонизма: как способа разрешения конфликта и как определенной формы бёсконфликтного состояния;

2. Вносится вклад в формирование концептуальной схемы, необходимой для разработки конфликтологического аспекта этнополитического исследования современных диаспор: Происходит это по следующим* направлениям. Во-первых, на основе анализа? классических.и; современных конфликтологических постулатов происходит сочетание: конфликтной' и консенсусной парадигм; инновационное применение системного конфликтологического подхода к этнополитическим;взаимодействиям. Во-вторых, обосновывается оригинальная; интерпретация^ основного теоретико-методологического содержания современной консенсусной этнополитологическош парадигмы, ее дальнейшее развитие посредством внесения в- нее оригинального видения- и определения этнополитического конфликта, а также консенсуса как позитивной? формы бесконфликтного состояния полиэтнических обществ. В-третьих, на. основе теоретико-методологического анализа международного опыта консенсусной этнополитики, концепций и- практики мультикультурализма, сравнительного, анализа мультикультуралистских и советских тактик управления межэтническими отношениями, предлагаются выводы по возможности использования накопленного позитивного потенциала при осуществлении конструктивной, миграционной^ и диаспоральной политики в, современной России.

3 .Осуществляется содержательное изучение диаспоры. как этнополитического феномена посредством следующих исследовательских операций. Во-первых, производится интеграция понятия «диаспора» в категориальный аппарат этнополитологии посредством^ его этнополитической экспликации через сопряжение* с понятием «национальные меньшинства», на основе чего дается оригинальное этнополитологическое определение диаспоры. Во-вторых, раскрывается объективное содержание феномена этнополитической^ субъектности диаспоры, проявляющегося в ее формировании* и консолидации как этнополитической общности на основе определенной диаспоральной идеи и функционирующей в виде и.посредством определенных институтов. В-третьих,, анализируются социально-экономические, демографические, социокультурные, социально-психологические, мировоззренческие (идеологические)' и политические условия и факторы, которые воздействуя на типологические характеристики диаспор, при определенной этнополитической'стратегии или, отсутствии таковой могут способствовать их конфликтогенной трансформации*.

4.Исследован транснациональный контекст диаспоральных процессов, формулируется их оригинальное определение, выявляется их место и роль в общем содержании миграционных процессов в эпоху глобализации; на основе чего дается их конфликтологическая оценка. При этом проанализирована-этнополитическая реакция на эти процессы, проявляющаяся в трансформации главного института политического признания интенсивно формирующегося! этнокультурного многообразия в постиндустриальных обществах - института гражданства. Посредством сравнительного анализа обширного фактического и статистического материалов в диссертации выявляется и подвергается этнополитическому анализу соотношение общего и особенного в конфликтогенном потенциале этнической миграции в постиндустриальных обществах и современной России, на основе чего автором дается конфликтологическая оценка этнополитического феномена сложившихся и формирующихся диаспор.

5.В исследовании осуществляется содержательный анализ социальных и культурных оснований этнополитической конфликтогенности феномена этнической маргинальности диаспор, на основе которого в контексте конфликтологического анализа дается авторская интерпретация позитивной и негативной диаспоральной идентичности. С использованием выводов, полученных в результате конфликтологического анализа этнической маргинальности, в диссертации выявляются и подвергаются этнополитическому анализу факторы реанимации, «пробуждения» диаспоральной этничности в современном российском обществе, объясняется механизм самоидентификации индивидов с «воображаемой» диаспоральной общностью. При этом впервые в российской этнополитологии использовались результаты прикладных исследований в аспекте выявления показателей этнизации самосознания представителей диаспоры российских корейцев, их этнополитической идентификации в условиях постсоветской трансформации.

6.В работе исследована роль политических факторов формирования консенсусного этнополитического потенциала современных диаспор: проанализированы западноевропейский опыт социальной политики как инструмент управления этнополитическим конфликтом, российский опыт деятельности диаспоральных объединений по формированию позитивной идентичности на региональном уровне, научно-практическому осмыслению подвергнута проблема становления и деятельности национально-культурной автономии как института консенсусной этнополитики с участием диаспор.

Научная и практическая значимость диссертационного исследования.

1. Использование теоретико-методологического инструментария и выводов диссертации будет способствовать преодолению терминологической неопределенности, противоречивости и ограниченности устаревших методологических подходов как в отечественной этнополитологии, так и в других научных дисциплинах, исследующих межэтнические взаимодействия.

2. Результаты и выводы исследования могут быть использованы как в концептуальной разработке общих, базовых проблем современной этнополитологии: консенсусной этнополитологической парадигмы, анализа* международного опыта мультикультурализма, основ позитивной этнополитики, так и в прикладных исследованиях актуальных проблем современных этнополитических процессов, связанных с изучением феноменов этнической миграции и диаспоральности.

3. Особое значение результаты диссертации имеют для эффективного управления этнополитическими процессами (этнополитического менеджмента) в нашей стране с целью формирования общенациональной идентичности россиян, что является фактором, способствующим укреплению Российской государственности. Они могут послужить основой для развития и реализации конструктивной миграционной и консенсусной (позитивной) этнополитики как на общегосударственном уровне, так и на уровне субъектов Российской Федерации.

4. Весьма важны основные положения диссертации в контексте борьбы с национализмом, ксенофобией, этническим нигилизмом, негативными формами этнической маргинальное™, этнократическими тенденциями и другими антигуманными и антидемократическими проявлениями этнополитики и межэтческих отношений.

5. Результаты и выводы работы могут быть использованы в практике деятельности диаспоральных и других этнических объединений как субъектов консенсусной (позитивной) национально-этнической политики, их взаимодействия с органами федеральной, региональной и местной власти в реализации интеграционных проектов.

6. Основные положения и выводы исследования могут быть использованы также в преподавании этнополитологии, этнополитической конфликтологии, общей конфликтологии, разработке других общих и специальных курсов для студентов образовательных учреждений высшего профессионального образования, слушателей системы повышения квалификации профессорско-преподавательского состава, руководящих работников и специалистов в системе государственной службы.

Апробация основных положений исследования. Основные положения диссертации отражены в 36 публикациях: в 3 монографиях (из них 1 - в соавторстве) и 33 статьях в сборниках научных трудов и научных журналах, общий объем которых составляет 44 печатных листа. Рецензирование и научное редактирование монографий осуществлялось с участием ученых, представляющих различные научно-исследовательские учреждения нашей страны - Санкт-Петербургский государственный? университет (доктор политических наук, профессор В. А. Ачкасов и доктор философских наук, профессор JI. В. Сморгунов), Тихоокеанский государственный университет (доктор политических наук, профессор И. Ф. Ярулин), Институт философии и права Уральского1 отделения РАН (главный научный сотрудник, доктор политических наук М. А. Фадеичева), Башкирский государственный университет (доктор социологических наук, профессор Р. И: Ирназаров), Дальневосточный государственный университет путей сообщения (доктор философских наук, профессор Б. В. Смирнов); Хабаровская государственная академия экономики и права (доктор философских наук, профессор В. А. Уханов).

Основные положения и выводы исследования были изложены автором, при обсуждении1 диссертации на заседании кафедры социологии, политологии и социальной работы Тихоокеанского государственного университета, а также в докладах и публикациях различных мероприятий научной^ общественности. Среди них:

- Межрегиональная^ научно-практическая конференция «Дальний Восток России на рубеже- тысячелетий: социально-экономические и политико-правовые проблемы» (Хабаровск, 2000 г.);

- Научно-практическая^ конференция «Корейцы Дона — прошлое и настоящее» (Ростов-на-Дону, 2007 г.);

- Региональная научно-практическая конференция «Художественно-эстетическое образование: опыт, проблемы, перспективы» (Хабаровск, 2007г.);

- Международная научно-теоретическая конференция «Ксенофобия и другие формы нетерпимости: природа, причины и пути устранения» (Санкт-Петербург, 2007 г.);

- Методологический семинар кафедры политологии юридического факультета Белорусского государственного университета «Актуальные проблемы политической науки и идеологии» (Минск, 2008 г.).

Результаты работы были апробированы в процессе преподавания * курса политологии в Тихоокеанском государственном университете и Дальневосточном центре повышения квалификации руководящих работников и специалистов, а также представлены посредством опубликования серии статей, содержащих экспертные этнополитические оценки корейского движения в России в газете Ассоциации корейцев Ростовской области «Путь» (№ 12 за 2004 г., № № 10 — 11 за 2006 г.), участия соискателя в качестве научного эксперта в работе III съезда Общероссийского объединения корейцев (июнь, 2008), общественной дискуссии по результатам его проведения, развернутой на страницах общенационального издания корейской диаспоры «Российские корейцы» (июль, 2008 г.). Результаты проведенных в процессе работы прикладных исследований и теоретические выводы диссертации нашли применение в работе следующих органов исполнительной власти и общественных объединений: Комитета по межнациональным вопросам, религии и казачеству Администрации г. Ростова-на-Дону, Общероссийского объединения корейцев, Ассоциации корейцев Ростовской области, Министерства культуры Хабаровского края, Ассоциации корейских организаций Дальнего Востока и Сибири, Региональной общественной организации «Хабаровский Центр корейской культуры».

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры социологии, политологии и социальной работы Тихоокеанского государственного университета и» была рекомендована к защите.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографических ссылок, приложения и библиографического списка. Общий объем работы составляет 345 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этнополитическое исследование современных диаспор (конфликтологический аспект)"

Эти выводы в значительной степени подтвердило и более развернутое исследование, проведенное автором диссертации спустя год, в октябре 2006 г. (см. таблицу 2 Приложения). При содействии Хабаровского центра корейской культуры и Ассоциации корейских организаций Дальнего Востока и Сибири им было охвачено 330 человек (более 3% от общей численности корейского населения Хабаровского края) [24. С. 183 — 184]. Исследование показало, что 88,5 % опрошенных идентифицируют себя прежде всего с российским гражданским сообществом. За необходимость функционирования в регионе (месте проживания) инфраструктуры поддержки этнической идентичности и самобытности (клубы знакомств, национальные собрания, дискотеки, кафе, школы, газеты, радио и телевидение, театры) высказываются в той или иной степени от 75% до 86%. опрашиваемых. При этом только относительное (67%), а не подавляющее, как в Ростовской области (93%), большинство считает, что власти региона относятся к корейскому населению как к полноправными гражданами России и помогают решать проблемы языка и культуры. Каждый третий из опрошенных (32,5 %) полагает, что при нормальном отношении к корейскому населению власти региона все-таки недостаточно эффективно решают проблемы его этнокультурного развития. Кстати, положительно относятся к переезду в регион большого количества корейцев из Средней Азии, считая их своими соотечественниками подавляющее большинство (почти 93%), в отличии от Ростовской области, где так полагает 69,3 % опрошенных, а более 11,5 % относятся «отрицательно, поскольку это люди с другими традициями, и не считаются своими».

Таким образом, обнаруживается противоречие между недостаточно высоким уровнем интеграции, с одной стороны, и очень высоким показателем идентификации с исторической родиной, с другой. На наш взгляд, это противоречие может трактоваться (с учетом динамики исследования) как проявление неустойчивой позитивной идентичности, поскольку имеет место не сочетание идентификации с культурой исторической родины с осознанием принадлежности к национальному (гражданскому) сообществу страны проживания, а сочетание двух политических самоидентификаций - с государством исторической родины и с государством гражданской принадлежности. Такое «раздвоение» может привести при резком росте неудовлетворенности государственной поддержкой этнокультурной самобытности (а проведенное исследование выявило довольно высокий показатель такой неудовлетворенности) к конфликту идентичностей.

Отличие характера позитивной идентичности представителей корейской диаспоры в Хабаровском крае, от характера позитивной идентичности донских корейцев Ростовской области определяется в решающей степени, на наш взгляд, тем, что в составе хабаровских корейцев преобладают потомки сравнительно недавних выходцев из корейских государств — общины так называемых сахалинских корейцев (напомним: выходцев из Южной Кореи, попавших на Сахалин в период его японской оккупации и не обладавших вплоть до начала 1980-х гг. советским гражданством) и выходцев из Северной Кореи, мигрировавших в СССР в конце 1950-х — начале 1960-х гг. При этом гораздо более положительное отношение к переезду в регион большого количества корейцев из Средней Азии, чем в Ростовской области вызвано, на наш взгляд, следующими причинами :

1) более эффективной работой диаспоральных объединений по консолидации старожильческих и миграционных групп;

2) отсутствием опасений по поводу возможной конкуренции, поскольку основная часть корейцев Хабаровского края в отличии от корейцев Ростовской области не занята в сельском хозяйстве;

3) преобладанием в силу значительной удаленности Дальнего Востока от Средней Азии довольно общего представления о корейцах, переезжающих оттуда, и, следовательно, их восприятия * прежде всего как «соплеменников», людей одной национальности.

Итак, основными факторами; влияющими на формирование позитивной идентичности представителей диаспор являются: компактность проживания этнических общин в инокультурной среде; степень близости (сходства) диаспоральной и доминантной культур; национально-этническая политика государства принимающего общества; поддержка идентичности со стороны государства исторической родины; срок давности исхода из исторической родины; состояние межгосударственных и межкультурных отношений между принимающим и исходным обществами. При этом особо следует отметить, что:

- идентичность становится позитивной при условии проведения государственной этнополитики как в направлении интеграции диаспор в принимающих обществах, так и в направлении поддержки институтов их функционирования и развития; сохранение позитивной идентичности определяется также степенью диаспоральной консолидации, хотя и зависит от поддержки исторической родины.

Интеграция предполагает идентификацию, как с культурой* исторической родины, так и с культурой (культурами) принимающего общества, т. е. бикультуральную; (мультикультурную) идентичность. Именно в этом состоит принципиальное различие между интеграцией и сепарацией, которая характеризуется отрицанием- культуры принимающего социума, ведущего к изоляции от него, то есть к этнической маргинализации.

В свете вышеизложенного актуализируются исследования диаспоральной идентичности в рамках консенсусной этнополитологической парадигмы. Конструктивное этнополитическое воздействие на феномен идентичности должно быть основано на сочетании системы связей с исторической родиной и политико-правового механизма реализации диаспоральных интересов в стране пребывания. А это в свою очередь, определяет настоятельную необходимость поисков оптимальной модели интеграции, эффективность которой определяется процессом позитивного взаимодействия диаспор и принимающего общества, взаимно адаптирующих свои культурные и политические институты к потребностям друг друга.

4. 3. Становление национально-культурной автономии как института консенсусной (позитивной) этнополитики с участием диаспор в современной России

В России продолжается самоорганизация диаспоральных объединений в рамках Закона РФ «О национально-культурной автономии». Так из 17 федеральных национально — культурных автономий 10 объединяют представителей национальных меньшинств, имеющих государственно -территориальные образования за рубежом (Корея, Украина, Сербия, Беларусь, Армения, Азербайджан, Польша, Германия, Литва и Израиль). Кроме того в 3-х федеральных НКА группируются представители меньшинств, не имеющих своих государственно — территориальных образований, но обладающих так называемыми историческими родинами - регионами исторического происхождения, в которых проживает родственное и одноименное этническое большинство (курды, ассирийцы — имеющие корни в Ираке, Иране, Сирии, Турции, лезгины - имеющие корни в Азербайджане). По данным 2008 г., на региональном и местном уровнях было создано 574 НКА [28. С. 95 — 96]. Причем в отдельных субъектах РФ насчитывалось от 1-ой автономии (в Кабардино-Балкарии) до 35-ти (Татарстане) [29. С. 96]. На примере Ставропольского края можно наблюдать активный процесс диаспоральной самоорганизации в форме НКА - немцев, корейцев, греков, туркмен, армян [29. С. 96].

Эти объединения выстраивают полезный диалог с властями на разных уровнях, делают много для сохранения этнических традиций, языка, устранения имеющейся дискриминации в разных общественных сферах. Однако их создание и деятельность не должны ставить своей целью деление населения страны на экстерриториальные этнические корпорации с всеобщим охватом и с единым представительством, а тем более с правом политического представительства или даже политического давления. Как считает В. А. Тишков, в 2002 г. такая тенденция просматривалась. «Некоторые лидеры автономий и их объединений (например, Союз диаспор России или союз армян России) стали узурпировать право говорить от имени всех представителей той или иной российской национальности или осуществлять вмешательство в государственные дела или даже межгосударственные дела» [30. С. 284]. В свете вышеизложенного напрашивается вопрос о том, почему идея национально-культурной, автономии на первоначальном этапе практической реализации в России не только не консолидировала многочисленные диаспоральные объединения, но. в ряде случаев внесла в их ряды «раздрай и шатание». Ответ на этот вопрос требует значительного и важного историко-теоретического пояснения.

Дело в том, что проблема национально-культурной автономии' (НЬСА) традиционно стала предметом острой идеологической дискуссии между представителями различных политических течений, выражающих свое i отношение к решению проблем этнополитического самоопределения национальных меньшинств. Зародившись в недрах австромарксизма, модель национально-культурной автономии подверглась ожесточенной критике В. И. Лениным и его соратниками. Они считали, что концентрация воспитания, духовной жизни, общения в этнокультурных объединениях является препятствием на пути идеологического воздействия интернационализма, мощным фактором формирования этнической обособленности и националистических настроений. Именно по этой причине большевики считали, что даже если и допускать до определенного времени функционирование НКА в советском обществе, то оно должно быть под неусыпным контролем государства. Так, С. Шаумян считал, что «. государство должно разделить общественную работу между собой и национальным союзом. Это совершается таким образом, что руководство всеми делами, которые считаются национально-культурными, перейдет к национальному союзу. Конечно, государство оставит за собой контроль над деятельностью национальных учреждений, оно будет следить за содержанием культурной деятельности. Необходимые средства для национальных учреждений должны добываться из государственного бюджета. Каждая нация по своей величине получит от государства финансовые средства» [31. С. 8].

Посыл о том, что реализация идей НКА будет способствовать расколу пролетариата по этническому признаку в ущерб его интернациональному единению был настолько мощным, что весь период существования СССР НКА упоминалось лишь в аспекте критики так называемых «ревизионистских» и «оппортунистических» теорий. Именно поэтому обращение к этой идее стало возможным только в перестроечные годьъ советской эпохи. Так, в наиболее близком приближении* к ней это выразилось в принятии проанализированного во второй' главе диссертации Закона СССР «О свободном национальном развитии граждан СССР, проживающих за» пределами своих национально-государственных образований и ли не имеющих их на» территории СССР». Как уже упоминалось, Законом устанавливалась элементы не только национально-территориальной, но и национально-культурной автономии национальных меньшинств и, диаспор, субъектами которой определялись национальные культурные центры, национальные общества и землячества, которые наделялись правом иметь при местных Советах народных депутатов и их исполнительных комитетах своих уполномоченных представителей, устанавливать связи с родственными* им национальными меньшинствами в СССР и за рубежом.

Сразу после распада' СССР срочно требовалось найти инструмент государственного решения основных проблем межэтнических отношений. Как тогда казалось представителям демократически настроенной российской общественности, выход был найден — модель НКА. Так, некоторые из них настаивали на- включении в» обязательном порядке положения об НКА в Конституцию ^ России. В проекте Конституции РФ, подготовленном в 1992 г. под руководством. С. Алексеева и А. Собчака постулировалось федеративное устройство, предполагающее наряду с республиками существование губерний и этнических (национально — культурных автономий) [29. С. 93 — 94]. Однако в условиях неразработанности концептуальных основ НКА положение о нем так и не было включено в Конституцию России. В,период с 1993 по 1995 гг. шла содержательная работа в направлении политико-правового обоснования идеи национально - культурной' автономии. Причем отстаивались различные варианты названия ее институтов - НКА (национально — культурная автономия) и НКО (национально - культурное объединение). Вполне логично предлагался отказ от попыток выделения группового субъекта национального права с учетом отсутствия четких дефиниций таких ключевых понятий, как «народ», «национальная группа», «этническая группа», «национальное меньшинство». В конечном итоге выбор пал на НКА [29. С. 94].

Федеральный Закон «О национально-культурной автономии», принятый в 1996 году, трактует ее следующим образом: это — «форма национально-культурного самоопределения, представляющая собой общественное объединение граждан Российской Федерации, относящих себя к определенным этническим общностям, на основе их добровольной самоорганизации, в целях самостоятельного решения вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования, национальной культуры»[32. С. 61]. Например, в Уставе Федеральной национально-культурной автономии российских корейцев записано, что она является «формой национально-культурного самоопределения и добровольной самоорганизации корейцев в целях решения вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования, национальной культуры» [33].

В то же время вне внимания разработчиков Федерального Закона «О национально-культурной автономии» остался основополагающий ее принцип, выдвинутый видными деятелями австрийской социал-демократии Отто Бауэром и Карлом Реннером. В основе этого принципа лежит понятие «персональной автономии». Согласно О. Бауэру, «каждому совершеннолетнему гражданину должно быть предоставлено право самому определять, к какой национальности он хочет принадлежать. На основе таких свободных заявлений совершеннолетних граждан должны быть заготовлены национальные кадастры, записи граждан всех национальностей. По персональному принципу на основе национального кадастра все члены данной нации в общине, округе, области, наконец, государстве конституируются в публично-правовую корпорацию. Задача каждой такой корпорации — заботиться об удовлетворении культурных потребностей нации, строить для нее школы, библиотеки, театры, музеи, народные университеты, оказывать, где потребуется, юридическую помощь соплеменникам. А за это ей предоставляется право налогообложения своих членов для создания необходимых средств.» [34. С. 106].

Другой основоположник концепции НКА К. Реннер определил «способ соединить преимущества персонального принципа с полной гарантией национальных прав. Способ этот заключается в том, чтобы нациям было предоставлено публичное управление. Например, все немцы в Австрии, в какой бы ее части они не жили, могли образовать одну «правовую совокупность», товарищества. Они могли бы сами управлять своими культурными делами, скажем посредством выборного Национального совета. На этом Совете лежала бы обязанность учреждать немецкие школы для членов своего товарищества, и он имел бы право взимать с последних налоги для национальных целей» [34. С. 108].

Из приведенных высказываний следует, что именно игнорирование принципа «персональной автономии», как первоосновы НКА, определило то, что разработчиками современного российского варианта ее реализации не было предложено ни подхода, при котором общественные объединения граждан по этническому признаку являлись бы с правовой точки зрения национально-культурными автономиями, ни конкретного механизма реализации последних.

Достоинствами концепции НКА в первоначальном варианте, предложенном австромарксистами, являются:

1) представление о необходимости свободного волеизъявления граждан о своей этнической принадлежности и в то же время жесткой фиксации этого волеизъявления в установленной документально-правовой форме, что обуславливает внесение индивидом систематической платы в определенном размере на нужды данного этнического сообщества, и, что весьма важно, получение отчета о целевом расходовании средств;

2) провозглашение принципа «персональной автономии», суть которого заключается в постулировании права гражданина с учетом своего политического мировоззрения, социального статуса, этнокультурных и конфессиональных предпочтений свободно решать вопрос о публичной этнической самоидентификации;

3) положение о том, что «государство поддерживает только те инициативы этнических общин, которые направлены на благо всему обществу, независимо от его «этнических составляющих» [35. С. 179]. Например, в регионе со значительным китайским населением сооружение памятника Конфуцию должно было бы финансироваться государством, а создание китайского театра следовало бы полностью отнести к компетенции китайской общины (что не исключает помощи государства при наличии таких возможностей) [35. С. 179 — 180];

4) принцип «персональной автономии» дает критерий для реальных количественных оценок численности данного этноса в данном населенном пункте, местности или регионе. Более того, по мнению Э. Комана, «только этот принцип вообще позволяет осмысленно применять термин «национальная (этническая) община», который сегодня, особенно в публицистике, используется как угодно и без какого-либо четкого понимания сути этого термина.

Вместе с тем с современной точки зрения совершенно очевидна и историческая ограниченность первоначальной модели НКА. В условиях глобализации, характеризующейся крупномасштабной миграцией, бурным развитием инфраструктуры мегаполисов и крупных городов, схема К. Реннера и О. Бауэра неприменима, поскольку обуславливает определенную замкнутость и корпоративность этнических сообществ, отсутствие межэтнического консенсусного потенциала и мотивации к интеграционному взаимодействию во имя общегражданских интересов.

В, тоже время некоторые положения австромарксистской концепции БОКА и выводы, следующие из нее имеют методологическое значение для понимания» и решения современных проблем: К их числу относятся:

1) принцип «персональной автономии» дающий ключ к пониманию проблемы «представительства по этническому признаку» в условиях этнического рассеивания и диаспоральности;

2) с точки зрения такого представительства сами понятия «этническая общность» и «этническая община» в мегаполисах и крупных городах - весьма1 условны и не имеют сколь-нибудь значительных фактических и правовых оснований, что определяет отсутствие у НКА полномочий представлять интересы всех тех, кто себя с такими общностями идентифицирует;

3) в то же время участие человека в деятельности НКА или другой' этнической общественной организации может оказаться единственным способом свободного и публичного волеизъявления гражданина о своей этнической принадлежности, причем эти организации представляют и выражают интересы только своих членов;

4) именно поэтому в современных условиях некорректно говорить о «лидерах национальных (этнических общин) и диаспор», имея ввиду руководителей НКА или других этнических общественных организаций, при этом и руководители, и организации, ими возглавляемые могут быть востребованы и влиятельны среди* представителей «своей» диаспоры, что весьма важно для консенсусного взаимодействия органов власти с диаспоральной общественностью.

С точки зрения этнополитического исследования современных диаспор методологическое значение имеют следующие позиции, характеризующие политическую роль и место НКА. Если говорить об отечественной политико-правовой интерпретации национально-культурной автономии, то соответствующим законом она определяется как форма национально-культурного самоопределения, представляющая общественное объединение граждан Российской Федерации, относящих себя к определенной этнической общности. Основополагающая идея этого закона — национально-культурная автономия необходима только для тех этнических общностей, которые оказываются в силу определенных обстоятельств в положении национального меньшинства [36]. Вторая основная идея, «заложенная» в законе, заключается в том, что государство гарантирует свою поддержку вновь образуемому институту. При этом в соответствии с другим законом, под действие которого подпадает деятельность значительной части национально-этнических (диаспоральных) организаций — «Об общественных объединениях», общественные объединения не получают государственной поддержки. Следовательно, НКА — особый вид общественного объединения, в котором государство заинтересовано [37]. При этом государство готово нести расходы для того, чтобы граждане могли реализовать свои национально-культурные потребности, что, в свою очередь, должно создать предпосылки для формирования позитивных, консенсусных межэтнических отношений. Об свидетельствует разработка депутатами Госдумы РФ, исходя из необходимости четкого прописания вопросов финансирования деятельности НКА, законопроекта «О внесении изменений в ст. 16 Федерального закона «О национально-культурной автономии». Это стало возможным благодаря усилиям депутатов Государственной Думы IV созыва, инициировавшим в госбюджете страны отдельную строку, предусматривающую выделение средств на реализацию национальной политики [29. С. 98.]

Широкий диапазон мнений представлен в российском этнополитологическом дискурсе. Исходя из логики российского политолога, сотрудника Госдумы РФ Е. Н. Трофимова напрашивается вывод о* диаспоральной природе образования НКА. Трофимов считает, что в рамках последней находит свое решение проблема общественной адаптации формирующихся в процессах миграции' этноконфессиональных групп, сохранения их представителями определенных черт своей,культуры [29. С. 92]. Известный российский ученый» Ж. Т. Тощенко в своей» работе* «Этнонациональная политика: плюсы и минусы» определяет феномен НКА как «образование самоуправляющегося* национального союза' (общества) nor желанию составляющих' его» представителей того или иного народа, в большинстве случаев, национального меньшинства. [38v. С. 7].

Другой исследователь Т. Я. Хабриева полагает НКА «особой., формой этнического'самосознания в особых условиях расселение этноса», которая» в отличие от территориальной' автономии^ обеспечивает функционирование рассеянных, разрозненно существующих этнических групп. Поскольку, по ее мнению, НКА является экстерриториальной формой этнической1 самоорганизации; объединяющей индивидов не на основе каких — то политических лозунгов, а на основе этнокультурной общности, то ей должно быть отказано в праве на политическое самоопределение [39. С. 7 - 8]. С данной позицией согласуется и мнение одного из руководителей Федеральной национально-культурной автономии российских корейцев, политолога КимЕн Уна о том, что «приоритеты- национально-культурной автономии — это вопросы культуры, защита прав человека, вопросы образования, традиции, но- не* политическая и общественно-политическая деятельность» [40. G. 4]. JI: Ф. Болтенкова полагает, что национально-культурная автономия как форма самоопределения народов является оптимальной в. переходные, неустойчивые политические эпохи и характеризуется: 1) отсутствием государственно-политических претензий; 2) отсутствием территориальных претензий; 3) отсутствием претензий-на все виды суверенитета [11. С. 232-233].

Российский исследователь А. И. Вдовин полагает, что «со временем система национально-культурных автономий могла бы стать всеобъемлющей формой самоорганизации больших и малых народов, явиться важнейшим механизмом выявления и реализации их национальных интересов, функционировать на всех уровнях (федеральном, региональном и местном) и стать реальной альтернативой иерархической системы национально-территориальных образований» [41. С. 5]. Сходной позиции придерживаются известный российский исследователь проблем функционирования национальных меньшинств и их общественных институтов Н. Ф. Бугай и южнокорейский политолог Сим Хон Енг. Они полагают, что национально-культурная автономия — это новый общественный демократический институт, «новая модель правового урегулирования межнациональных отношений без жесткой привязки каждого народа к определенной территории, как это было до сих пор» [9. С. 121]. По его мнению, «это еще и организация усилий государственной власти в реализации одной из составляющих федерализма — приближения власти к гражданину в процессе общей демократизации. Это возможность установить истинные гарантии прав представителей национальной общности на национально-культурную автономию как одну из форм их национально-культурного самоопределения. Появилась возможность .решать актуальные задачи в реализации конституционных прав диаспорных групп граждан Российской Федерации, представляющих народы, государственные образования которых находятся за пределами Российской Федерации» [9. С. 121].

Известный российский исследователь М. Н. Губогло отмечает, что как всякое новое явление НКА должна была перенести болезнь роста. По его мнению, в начале своего становления этот общественный институт пережил процесс «деинфантилизации», включающей поиск новых форм национального самоопределения и утверждение сохранения своей национальной культуры, языка, их развития. [42. С. 17 — 23]. При этом необходимо-учитывать ситуацию параллельного сосуществования национально-культурных автономий и других общественных объединений диаспор. Так, с одной стороны, начиная с 1999 по 2003 гг. прошла массовая регистрация российских корейских объединений в форме федеральной, региональных и местных национально-культурных автономий. С другой стороны, Общероссийское объединение корейцев выстроило систему своих организаций в более чем 50 субъектах Российской Федерации [11. С. 229]. К сожалению, отношения между общественными объединениями во многих ситуациях стали носить обостренный характер, что «на практике проявилось у российских корейцев, немцев, азербайджанцев, армян, евреев.» [11. С. 234]. На практике последовало нескрываемое соперничество, переходящее в конфронтацию [11. С. 234].

Со стороны некоторых диаспоральных объединений последовала жесткая критика национально-культурных автономий (НКА). Так, председатель Московского общества российских греков К.Х.Шотиди заявил, что многие национальные общественные объединения «делают во много раз больше для сохранения национальных традиций своего этноса и поддержания межнационального согласия в городе, чем некоторые НКА. НКА неудобная форма деятельности национально-культурных объединений, а закон об НКА -абсолютно политизированный, в отличие, например, от закона об общественных объединениях» [43. С. 6].

На наш взгляд, основой обострения отношений выступают два фактора — власть («кто значимее, главнее, важнее») и финансовые средства. Как полагает советник Департамента массовых коммуникаций, культуры и образования Правительства РФ А. Поздняков, по долгу службы осуществляющий разработку проблем* взаимодействия государства с общественными организациями российских диаспор, НКА задумывалась не только как инструмент государственной политики, предполагалось, что это будет институт, объединяющий усилия всех общественных объединений этнической общности. Именно с этим «объединением объединений» и должно работать государство в сфере решения проблем этнокультурного развития этноса. Внутри этого объединенного сообщества и формируются основные цели и задачи национально-культурных автономий — это решение вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования и национальной культуры. И только после этого происходит предметный «диалог» с государством на предмет оказания содействия [37].

В связи с такой постановкой вопроса неудивительно, что, одни лидеры диаспоральных объединений восприняли новоявленный институт НКА как посягательство на свои права, а другие - как некий «мандат», «лицензию» государства на право верховенства в среде своей этнической общности, требуя признания своей руководящей роли в решении всех вопросов. Так, автор диссертационного исследования, принимая участие в качестве научного эксперта в работе Ш съезда Общероссийского объединения корейцев, состоявшегося в июне 2008 г. в Москве, стал свидетелем следующего выступления. При обсуждении в кулуарах съезда проблем российских корейцев руководитель корейской национально-культурной автономии г. Санкт-Петербурга заявил, что, по его мнению, все несколько тысяч представителей корейской диаспоры, проживающие в этом городе, автоматически являются членами возглавляемой им общественной* организации. Опасность сложившейся ситуации заключается и в том, что сложный комплекс решения проблем этнокультурного развития оказывается в плену личных амбиций лидеров, что нередко приводит к формированию противоречивой и неадекватной системы взаимодействия диаспоральных объединений между собой и с органами государственной власти.

По мнению А. Позднякова, на сегодняшний день существуют четыре основные модели взаимодействия НКА и «обычных» национальных объединений. 1) Мощное общественное объединение включает в себя НКА в качестве составной части или направления работы (при этом все формальности при создании НКА, естественно, соблюдаются) — по этому пути уверенно идут армяне России. 2) НКА существует параллельно со значительным по влиянию общественным объединением, обе организации строят свою работу «не замечая» друг друга, но и особо не враждуя — это азербайджанский вариант. 3) НКА не только не взаимодействует, но и в чем-то противостоит основной крупной общественной национальной организации, которая при этом активно работает на ее «поле» - модель российских немцев. 4) НКА точно определяет свое место в соответствии с законом и, не вступая в конфликты, взаимодействует с основными общественными объединениями, исходя из своих задач - путь, выбранный Федеральной еврейской национально-культурной автономией. Как мы видим, ни одна из этих моделей не соответствует заданному разработчиками закона [37].

Что касается второго фактора — финансовых средств, то дело здесь в том, что государственный бюджет Российской Федерации со времени принятия Закона РФ «О национально-культурной автономии» расходы на эти цели не предусматривает. Формулировка «может оказывать поддержку», прописанная в законе — это уступка законодателя мощнейшему бюрократическому прессингу и она позволяет власть предержащим уклоняться от обязательств реальной государственной поддержки [37]. Следовательно, эта проблема может решаться только на уровне субъектов Российской Федерации. «По приблизительным данным, более 40 субъектов Российской Федерации определяют в своих бюджетах расходы на реализацию национальной политики отдельной строкой» [11. С. 235]. Именно этим объясняется, что в большинстве из них этнические общественные объединения поставлены в условия необходимости самостоятельного изыскивания средств на осуществление уставной деятельности, массовых мероприятий, имеющих общегосударственное и региональное значение, на решение вопросов финансирования национально-культурных проектов, аренды и строительства культурных центров.

Еще одной болезнью становления НКА можно назвать желание организаций объять необъятное. Помимо задач национально-культурного развития автономии пытаются решать вопросы миграции, правозащитной деятельности, взаимодействия с иностранными представительствами, трудоустройства «земляков», борьбой с экстремизмом, взаимодействием с политическими партиями, формированием союзного государства, поддержкой этнического бизнеса, реабилитацией репрессированных народов, международными конфликтами и т.д. По мнению А. Позднякова, в этом не было ничего предосудительного, если бы от такой деятельности не страдало основное дело — решение проблем удовлетворения национально-культурных потребностей представителей данной этнической общности, проживающих в России, для которых и задумывалась НКА [37].

Это, как правило, хорошо заметно при проведении диаспоральными объединениями различных мероприятий, особенно связанных с участием представителей властей различных уровней. «За праздничными рапортами, приветствиями, концертами, полемикой с оппонентами не просматривается глубокая аналитическая работа руководства общественных объединений по реализации уставных целей. Обращаясь к органам государственной власти с различными просьбами и требованиями, мало кто из общественных объединений в документах съездов и конференций предлагает им на рассмотрение приемлемые для? совместной реализации подготовленные; проекты» [37].

Итак, в деятельности диаспоральных общественных объединений — как НКА, так и других, нашли отражение многие общие плюсы; и минусы; связанные с проблемами становления гражданского общества в стране в целом; а отчасти*, менталитетом самих диаспор и особенностями! их внутренних взаимоотношению В то* же; время следует отметить, что современная! российская модель НКА- имеет определенные; достоинства' перед австромарксистской? моделью» в плане большего консенсусного потенциала. И связано это со следующими: обстоятельствами: Bos — первых, отсутствие возможности/ представительства своих меньшинств! в условиях этнической дисперсии, диаспоральности делает НКА потенциально более толерантными в отношениях между собой и с органами власти, предрасполагает к преодолению замкнутости и этноцентристских настроений; А это, в свою очередь, формирует почву для% проведения* консенсусной этнополитики, создавая; возможность, актуализацию фактора гражданскою солидарности и стимулируя интеграционную деятельность, на межэтнической» основе с привлечением; широких слоев гражданской общественности (деятелей науки и культуры, деловых и политических кругов). Во — вторых, отсутствие возможности представительства своих: диаспор- примечательно параллельным существованием НКА и других общественных организаций внутри одной этнической; общности: Их постоянное: взаимодействие; составляет определенную картину этнокультурной и этнополитической жизни данной диаспоры; динамику ее: функционирования: и; развития; что, несомненно; способствует, мониторингу и прогнозированию межэтнических отношений;, профилактике этнополитических конфликтов. В такой ситуации при условии проведения: консенсусной^ (позитивной) этнополитики институт НКА стал бы эффективной формой самоопределения национальных меньшинств.

В ситуации параллельного существования различных общественных объединений; диаспор, например^ Общероссийского объединения корейцев (ООК) и Федеральной национально-культурной автономии российских корейцев (ФНК) необходим поиск консенсуса между ними в решении задач национально-культурного развития и обеспечения гарантий политического и социально-экономического равноправия. Важным было бы выработать формы-совместной деятельности. По мнению Н. Ф. Бугая, «Эта задача могла бы быть реализована путем создания координационного совета корейских организаций» [11. С. 228]. Как считает один из лидеров корейской диаспоры, президент концерна «Фактор Энергия» Э. Ким, «хорошо было бы иметь» Координационный» центр для» принятия согласованных решений, с правом давать рекомендации по наиболее важным, общенациональным вопросам диаспоры» [11. С. 228]. Наличие такого централизованного «генератора» согласованных действий имело бы конструктивные последствиям в усилении позитивного взаимодействия между органами государственной власти1 и диаспоральными организациями по вопросам формирования бесконфликтных межэтнических отношений.

Поддержанию этнополитического консенсуса в этих отношениях способствовали бы:

- информирование о деятельности диаспоральных организаций;

- воспитание толерантности в межэтнических отношениях;

-решение кадровой проблемы (создание кадрового'резерва в> национальном движении);

-организация* системы обучения национальному языку в условиях усиления^ руководящей роли государства этим процессом (поддержка школ с этнокультурным компонентом-образования и т. д.);

-решение проблем миграции родственных национальных меньшинств * на территории РФ (обустройство, регистрация);

-решение проблем диаспор в международном плане (например, компенсация ущерба российским корейцам, проживавшим на Сахалине в период японской» оккупации);

-активное освоение форм массовой работы (всероссийские конференции, заседания «круглых столов», фестивалей и т. д.).

Как справедливо полагает В. А. Тишков, «помимо прав, организации российских меньшинств имеют определенные моральные и политические обязанности, даже если они не получают прямой' финансовой помощи от государства. Прежде всего это обязанность обеспечивать согласие, улаживать конфликты, защищать обиженных и помогать государству и обществу в решении общих, проблем5 развития страны. Эти объединения могли бы.многое сделать в сфере отношений России с внешним-миром» [30. С. 284—285]. В,этом* смысле можно- определить следующие основные принципы консенсусной этнополитики с применением ресурса института национально-культурной автономии:

1) необходимость разработки многовариантных форм* национально-культурного самоопределения народов s России, с учетом разрозненного проживания многих из них на* ее территории ;

2) отработка: принципов взаимодействия, института НКА с различными структурами государственной власти на федеральном, региональном и местном, уровнях;

3)> необходимость- отлаживания взаимодействия организаций НКА с другими общественными-объединениями одноименных меньшинств (диаспор);

4), формирование механизмов функционирования НКА с учетом специфики расселения и образа жизни меньшинств, интересы которых они выражают (дисперсное или компактное расселение, особенности занятости и т.п.)

5) дальнейшая разработка форм и механизмов использования ресурса НКА в-развитии отношений с государствами исторической родины российских диаспор.

При этом, следует иметь ввиду что необходимо искать, укреплять и развивать внутренние материальные резервы t диаспоры. Именно на этой основе должна строиться работа, направленная на. удовлетворение этнокультурных потребностей, возрождение традиций; развитие культуры и системы, образования. Лидерам* и активу диаспоральных объединений- следует сосредоточиться на консолидации усилий по взаимодействию как с федеральными, так и с региональными органами государственной власти. Это взаимодействие, на наш взгляд, может дать гораздо большие результаты, чемг это было до сих пор и должно отразиться, как на уровне и качестве государственной поддержки национально-культурного развития российских диаспор, так и на» степени их успешной включенности и участия- в общенациональных процессах и проектах. В; качестве примера следует привести Соглашение о сотрудничестве1 и взаимодействии между Всероссийской партией «Единая Россия» и руководителями федеральных НКА, подписанное ноябре 2007 г. Соглашение предусматривает: 1) доработку проекта Концепции государственной национальной политики; 2) содействие развитию идей общероссийского духовного и гражданского единства; 3) содействие искоренению любых форм ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой и религиозной принадлежности т.д. [29. С. 98]. Как справедливо считает Е. Н.Трофимов, «это соглашение, скрепленное подписями руководителей 21 ФНКА, станет важным побудительным мотивом в законотворческой Государственной Думы пятого созыва в решении национальных проблем» [29. С. 98].

Необходимо учитывать и другое обстоятельство. В диаспоральных процессах формируются новые направления этнополитической деятельности. По-прежнему реализуя* традиционные формы своего функционирования — общины, землячества, национально — культурные центры и автономии, ассоциации и общенациональные объединения, они в то же время используют новые — съезды (например, существующее в РФ с 1999 г. Общероссийское объединение корейцев провело в июне 2008 г. уже свой третий съезд), конгрессы, конференции, как национального, так и международного значения. Меняется и содержание программных документов, уставов, деклараций: от решения вопросов этнокультурного развития до выдвижения политических требований. Рост политической составляющей диаспорального движения обуславливается, на наш взгляд, и формированием этнополитического сознания и самоидентификации представителей диаспоральных меньшинств. Это согласуется с результатами уже упоминавшихся исследований российских корейцев, проведенных в конце 2006 г. Так, на первое место в работе корейских общественной организации в своем регионе почти 40 % опрошенных в Ростовской области поставили не «развитие корейской культуры и языка», а решение проблем корейского населения. Причем на вопрос, «Хотите ли Вы участвовать в работе корейской организации Вашего города (области)?» ответили «да, обязательно» 53,7 % от общего числа опрашиваемых. В Хабаровском крае эти показатели были соответственно 58,3 % и более 40 % [24. С. 182-184].

Все это свидетельствует о том, что объективная логика развития диаспорального движения выходит за рамки закона "О национальнокультурной!автономии",-поскольку не сводится только лишь к национально-культурным' вопросам, а охватывает весь спектр этнополитического. самоопределения, который не регулируется в достаточной степени современным^ российским законодательством. В свете вышеизложенного, по нашему убеждению; возникла- настоятельная необходимость принятия- на общегосударственном, уровне законодательных актов, регулирующих права и обязанности* не* только- национально-культурных автономий, но и других, общественных объединений, осуществляющих, представительствоинтересов-диаспоральных меньшинств. Нерешенность этой проблемы, как показывает опыт, выступает причиной довольно > широкого» толкования* предназначения^ НКА, способствуя этнократическим. проявлениям, феномену этнического антрепренерства и внутриэтнической междоусобице в, диаспоральном движении.

Однако дальнейшее существование w развитие национально-культурных автономий' как института самоопределения* диаспор, зависит не только от внесения поправок в действующий закон,, но и в, решающей степени от эффективной самоорганизации* и мобилизации, собственных ресурсов, диаспоральных общин и. объединений," «от культивирования' ими чувства-ответственности перед российским обществом и от демонстрации-общероссийской лояльности» [30. С. 284 — 285]. Как видно1 из* рассмотрения опыта работы корейских общественных объединений в> Хабаровском крае; уже существуют позитивные- примеры, выхода за рамки национально-культурной» автономии посредством» дополнения, деятельности ее институтов другими многовариантными формами диаспорального самоопределения. Причем НКА в этих примерах выступает как. общественно-значимый институт межэтнической интеграции * и этнополитического консенсуса, выступающий фактором воспитания этнических индивидов' в духе толерантности и. их формирования как граждан единого и целостного национального сообщества.

Список научной литературыКим, Александр Сергеевич, диссертация по теме "Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии"

1. ЛИТЕРАТУРА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

2. Абдулатипов Р. Национальный вопрос и государственное обустройство России. М., 2000. 656 с.

3. Абдулатипов Р. Г. Этнополитология. СПб., 2004. 313 с.

4. Абрамян А. Национальные общины страны должны укреплять российскую государственность // Философские науки. 2000. № 3. С. 5 — 10.

5. Авксентьев В. А., Аксюмов Б. В. «Конфликт цивилизаций» в региональном преломлении: Кавказ и Балканы // Политические исследования. 2007. № 4. С. 147-157.

6. Авксентьев В. А., Бабкин И. О. Медведев Н. П., Хоц А. Ю. Шнюков В. В. Ставрополье: Этноконфликтологический портрет. Коллективная монография / Под редакцией В. А. Шаповалова. Ставрополь. 2002. 138 с.

7. Авксентьев В. А., Гриценко Г. Д. Дмитриев В. А. Динамика регионального конфликтного процесса на юге России (экспертная оценка) // Социологические исследования. № 9. 2007. С. 70 77.

8. Агаев С. Л., Оганисьян Ю. С. О концепции государственной политики РФ в отношении российской диаспоры. По материалам обсуждения в ИСП РАН // Политические исследования, 1998. № 1. С. 179 — 190.

9. Аетдинов Э. X. Этнополитическое согласие как фактор становления политической демократии : Дис. . канд. полит, наук : 23.00.02 : Казань, 2000. 176 с.

10. Академик Ю. В. Бромлей и отечественная этнология. 1960 1990-е годы. М., 2003. 332 с.

11. Аклаев А. Р. Этнополитическая конфликтология. Анализ и менеджмент. М., 2008. 480 с.

12. Алексахина Н. А. Тенденции в изменении национальной идентичности народов России // Социологические исследования. 1998. №2. С. 49 54.

13. Альтерматт У. Этнонационализм в Европе / Пер. с нем. М., 2000. 367 с.

14. Амелин В. В. Вызовы мобилизованной этничности: Конфликты в истории советский и постсоветской государственности. М., 1997. 320 с.

15. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. М. 2001. 288 с.

16. Андриченко JI. К вопросу о понятиях «национальные меньшинства» и «коренные народы» // Федерализм. 2002. №3. С. 123 — 158.

17. Аниканов М. В., Степанов В. В., Сусоколов А. А. Титульные этносы Российской Федерации: Аналитический справочник. М., 1999. 350 с.

18. Анцупов А. Я., Шипилов А. И. Словарь конфликтолога. Спб., 2006. 528 с.

19. Арутюнов С. А. Диаспора — это процесс // Этнографическое обозрение. 2000. №2. С. 74-78.

20. Арутюнян Ю. В. О национальных отношениях в постсоветских обществах: межличностный аспект // Социологические исследования. 1999. № 4. С. 58 -62.

21. Арутюнян Ю. В. О симптомах межэтнической интеграции в постсоветском обществе (по материалам социологического исследования в Москве) // Социологические исследования. 2007. № 7. С. 16 — 24.

22. Арутюнян Ю. В. Москвичи: этносоциологическое исследование. М., 2007. 271 с.

23. Арутюнян Ю. В., Дробижева JI. М. Этносоциология перед вызовами времени// Социологические исследования. 2008. № 7. С. 85-95.

24. Ачкасов В. А. Россия как разрушающееся традиционное общество // Политические исследования. 2001. №3. С. 83 92.

25. Ачкасов В. А. Этнополитология. СПб., 2005. 337 с.

26. Бабосов Е. М. Прикладная социология. Минск. 2000. 496 с.

27. Бабосов Е. М. Конфликтология. Минск. 2000. 464 с.

28. Бабосов Е. М. Основы идеологии современного государства. Минск. 2007. 480 с.

29. Бабосов Е. М: Социология личности, стратификации и управления. Минск. 2006: 591с.

30. Баньковская С. П. Миграция, свобода и гражданство: парадоксы маргинализации // Политические исследования: 2006. № 4. С. 120 126.

31. Балибар Э., Валлерстайн И: Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности / Пер. с англ. М:, 2003. 272 с.

32. Бауман 3. Индивидуализированное общество / Пер: с англ. М., 2002. 390с.

33. Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия // Нации, и национализм. М., 2002 . С. 52 120.

34. Бауэр В. А. Российские немцы: право- на надежду: к истории национального движения народа (1955- 1993). М., 1995. 456 с.

35. Бек У. Что такое глобализация? / Пер. с нем. М., 2001. 304 с.

36. Белобородова И. Hi Этноним «немец»* в России: культурно-политологический аспект // Общественные науки и современность. 2000. №2. С. 96-102.

37. Бимен У. О. Формирование национальной идентичности в условиях мультикультурализма. На примере Таджикистана // Политические исследования; 2000i № 2. С. 156 160.

38. Бляхер JI. Е. Политические мифы» Дальнего Востока // Политические исследования. 20041 № 5. С. 28 39.'

39. Бовин А. Кризис социализма и национальный вопрос // Известия. 1991. 12 мая. № 111.

40. Богоявленский' Д. Д. Этнический^ состав населения России // Социологические исследования. 2001. № Ю. С. 88 — 93.

41. Бок Зи Коу. Сахалинские корейцы: проблемы и перспективы. Южно -Сахалинск. 1989. 77 С.

42. Бондырева С. К., Колесов Д; В. Миграция (сущность и явление). М., 2004. 296 с.

43. Бранский'В. П. Социальная синергетика и теория наций. СПб., 2000. 106 с.

44. Бришполец К. Этничность и политика» (Исследования этнических конфликтов) // Вестник МГУ. Сер. 18. Социология и политология. 1999. №-3. С. 3-21.

45. Бройи Дж. Подходы к исследованию национализма- // Нации и национализм. Mi, 2002. С. 201 235.

46. Бромлей Ю; В. Очерки теории этноса. М., 1983. 412 с.

47. Бромлей Ю. В. Этносоциальные процессы: теория, история, современность. М., 1987. 335 с.

48. Брубейкер Р. «Диаспоры катаклизма»* вЦентральной и Восточной Европе и их отношения с родинами (на примере Веймарской Германии» и< постсоветской России) // Диаспоры. 2000. № 3-. С. 6 31.

49. Брудный И. М. Политика1 идентичности и посткоммунистический выбор России 11 Политические исследования. 2002. № 1. С. 87 — 104.

50. Брюхнова Е. А. Российские немцы в государственной политике России: историко-политологический анализ: автореф. дис. .канд. полит, наук. М:, 2002.

51. Бугай Н. Ф: «Третья Корея»: новая миссиями проблемы глобализации. М., 2005. 272 с.

52. Бугай Н: Ф. Депортация народов (конец 30-х — начало 40-х годов) И Россия в XX веке. М., 1994. С. 475 483.

53. Бугай Н. Ф. Корейцы стран СНГ: общественно-«географический синтез» (начало XXI века). М:, 2007. 360 с.

54. Бугай Н: Ф., Сим Хон Енг. Общественные объединения корейцев России: конститутивность, эволюция, признание. М.,2004. 370 с.

55. Бугай Н. Ф. Российские корейцы и политика «солнечного тепла». М., 2002. 256 с.

56. Бугай Н. Ф., О Сон Хван. Испытание временем: Российские корейцы в оценках дипломатов и политиков. Конец XX начало XXI вв. М., 2004. 172с.

57. Ващук А. С. Миграция как фактор развития корейской диаспоры в Приморье // Диаспоры. 2001. № 2 3. С. 170 - 180.

58. Ведина А. В. Могут ли в Москве возникнуть этнические кварталы // Вестник общественного мнения. 2004. № 3. май — июнь.

59. Вердери К. Куда идут «нации» и «национализм»? // Нации и национализм. М., 2002. С. 297 307.

60. Виннер Б. Е. Этничность: в поисках парадигмы изучения // Этнографическое обозрение, 1998. № 4. С. 3 26.

61. Вишневский А. Г. Распад СССР: этнические миграции и проблема диаспор // Общественные науки и современность, 2000. № 3. С.115 130.

62. Волков В. Этнономенклатура и распад государства (Национальный вопрос. Советский и югославский опыт: сходство и различия) // Свободная мысль. 2000. № 9. С. 57-73.

63. Вся политика. Хрестоматия /сост. В. Д. Нечаев, А. В. Филиппов. М., 2006. 440 с.

64. Габдрахманова Г. Ф. Этничность и миграция: становление исследовательских подходов в отечественной этносоциологии // Социологические исследования. № 1. 2007. С. 116-121.

65. Гаджиев К. С., Балашов, Ю. А., Данилин И. В. И др. Диаспоры и разделенные народы на постсоветском пространстве / Отв. ред. Гаджиев К. С., Соловьев Э. Г. М., 2006. 141 с.

66. Ганиева М. X. Особенности национального самосознания- узбекистанцев // Социологические исследования. № 1. 2008. С. 91 -96.

67. Геллнер Э. Нации и национализм / Пер. с англ. М., 1991. 320 с.

68. Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и национализм. М., 2002. С. 146-200.

69. Гельбрас В. Г. Китайские землячества в российских регионах // Диаспоры. 2001. №№2-3. С. 113-125.

70. Гельман В. Я. Из огня да в полымя? Динамика постсоветских режимов в сравнительной перспективе // Политические исследования. 2007. №2. С. 81108.

71. Гиренко Н. М. Социология племени. Становление социологической теории и основные компоненты социальной динамики. СПб., 2004. 512 с.

72. Гиренко Н. М. Этнос. Культура. Закон. СПб., 2004. 304 с.

73. Глейзер Н. Мультиэтнические общества: проблемы демографического, религиозного и культурного разнообразия // Этнографическое обозрение. 1998. №6. С. 98-104.

74. Градировский С. Н. Россия и постсоветские государства: искушение диаспоральной политикой // Диаспоры. 1999. № № 2 — 3. С. 40 58.

75. Гражданское общество в многонациональных и поликонфессиональных регионах: Материалы конф.: Казань, 2-3 июня 2004 г. / Под ред. А. Малашенко. М., 2005. 118 с.

76. Губогло М. Н. В лабиринтах этнической мобилизации (О возрастании этнического фактора в политической'жизни России) // Отечественная история. 2000. №3. С. 107-124.

77. Губогло М. Н. Три линии национальной политики в посткоммунистической России // Этнографическое обозрение. 1995. № 5. С. 110 -124; №6. С. 137-144.

78. Губогло М.Н. Языки этнической мобилизации. М., 1998. 816 с.

79. Гулиев М. А. Толерантность и миротворчество. Ростов н / Д., 2006. 288 с.

80. Гулиев М. А., Коротец И. Д., Чернобровкин И. П. Этноконфликтология. Ростов н>/ Д., 2007. 224 с.

81. Гулиев М. А. Безопасность и политическая толерантность в постконфликтной реконструкции. Ростов н / Д., 2006. 208 с.

82. Дангатарова Б. М. Туркменское сообщество на Ставрополье: тенденции этнокультурного развития // Социологические исследования. № 1. 2008. С. 7685.

83. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы / Пер. с нем. М., 2002. 288 с.

84. Дахин А. В. Соотношение этнической и национальной идентичности. Россия, Южная Корея, Канада // Философские науки, 2003. № 9. С. 5 23.

85. Демин JI. MI Взаимодействие культур и проблема взаимных культурных влияний. М., 1999. 176 с.

86. Демир > Б. Этнополитическая> дезинтеграция: после СССР — Россия- // Федерализм. 2000. №2. С. 75 100:

87. Демография и статистика населения: Учебник / Под ред. И. И. Елисеевой. — М., 2006.

88. Джунусов М. С. Национализм. Словарь-справочник. М:, 1998. 286 с.

89. Дзарасов С. Российский путь: либерализм или социал-демократизм. М.-, 1994. 335 с.

90. Дзахова Л. X. Некоторые аспекты российского партогенеза и партийного строительства как предметы современного политологического знания1 // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. 2008. № 4. С. 28-32.

91. Дмитриев В. А., Пядухов Г. А. Этнические группы трудящихся -мигрантов) и принимающее общество: взаимодействие, напряженность, конфликты // Социологические исследования. № 9. 2006. С. 86 — 94.

92. Дмитриев А. В. Конфликтология.4 М., 2000. 320!с.

93. Дробижева JI. Mi Этничность в современной России: этнополитика и социальные, практики // Россия: трансформирующееся общество. М., 2001. С. 199-221.

94. Дробижева^ JI. М;, Аклаев • А. Р., Коротеева! В. В., Солдатова Г. У. Демократизация. № образы национализма в > Российской' Федерации 90-х годов. М., 1996. 382*с.

95. Дурин В. П., Семенов В*. А. Конфликт как социальное противоречие. Хабаровск. 20081 470 с.

96. Дьяконов К. Б. Особенности интеграции этнических и конфессиональных меньшинств во Франции // Социологические исследования. № 11. 2008. С. 83 -90.

97. Дьячков М. В. Об ассимиляции и интеграции в полиэтнических социумах // Социологические исследования, 1995. № 7. С. 88 92.

98. Дятлов В. И. Диаспора: экспансия термина в общественную практику современной России // Диаспоры. 2004. № 3. С. 126- 138.

99. Дятлов В. Диаспора как исследовательская проблема // Диаспоры в историческом времени и пространстве. Национальная ситуация в Восточной Сибири. Иркутск. 1994. С. 9 15.

100. Дятлов В. И. Диаспора: попытка определиться в понятиях // Диаспоры. 1999. № 1.С. 9-23.

101. Жиро Т. Политология. Харьков. 2006. с. 428.

102. Закон СССР. «О свободном национальном развитии граждан СССР, проживающих за пределами своих национально-государственных образований или не имеющих их на территории СССР» // Правда. 1990. 7 мая. № 127.

103. Замогильный С. И. Этносоциология и этнопедагогика мультикультурных обществ. Часть 11 (Канада). Саратов. 2006. 202 с.

104. Заринов И. Ю. Время искать общий язык (проблема интеграции различных этнических теорий и концепций) // Этнографическое обозрение. 2000. №2. С. 3 -18.

105. Здравомыслов А. Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1999. 286 с.

106. Здравомыслов А. Г. Этнополитические процессы и динамика национального самосознания россиян // Социологические исследования. 1996. № 12. С. 23 -32.

107. Зеркин Д. П. Основы конфликтологии. Ростов н/Д., 1998. 480 с.

108. Зорин В. Ю. Национальная политика в России: история, проблемы, перспектива. М., 2003. 287 с.

109. Зорин В. Ю. Российская Федерация: проблемы формирования этнокультурной политики. М., 2003. 64 с.

110. Зорин В. Ю. Этничность и власть. Некоторые аспекты становления новой этнополитики в современной России // Свободная мысль XXI. 2003. №6. С. 4 -15.

111. Интеграция в Евразии. Народ и элиты стран ЕЭП. Сборник статей / сост. И. Задорин. -М., 2006. 152 с.

112. Иноземцев В. JI. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М., 2000. 304 с.

113. Ирназаров Р. И. Равенство этносов в Республике Башкортостан. Уфа. 1997. 160 с.

114. Исаев Б. А., Баранов. Н. А. Полититические отношения и политический процесс в современной России. СПб., 2008. 395 с.

115. Кагиян С. Г. Управление этническими конфликтами // Философские науки. 2003. № 2. С. 27 34.

116. Касавин И. Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути, и местности // Вопросы философии. 1997. № 7. С. 74 84.

117. Кандель П. Е. Национализм и проблема модернизации в посттоталитарном мире // Политические исследования. 1994. № 6. С. 6 —15.

118. Кан Сан Гу. Этнонациональные конфликты в Закавказье и Центральной Азии: геополитический контекст: автореф. дис. .докт. полит, наук. М., 2002. 49 с.

119. Кастлз С. Глобализация и миграция: некоторые очевидные противоречия // Международный журнал социальных наук. 1998. № 23. С. 23 32.

120. Ким А. С. Этномаргинальность диаспор: социологические и культурологические основания политического исследования // Вестник Тихоокеанского государственного университета. 2008. № 3. С. 151 — 162.

121. Ким А. С. Диаспора как объект социальной политики (французский опыт для российских реалий) // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. Т. 3. № 4. 2007. С. 164-176.

122. Ким А. С. Диаспора как термин этнополитологии // Вестник Санкт — Петербургского университета. Серия 6. Философия. Политология. Культурология. Право. Международные отношения. Выпуск 3. 2008. С. 133 -141.

123. Ким А. С. Истоки конфликтогенного потенциала этнической миграции на. примере Ростовской области и приграничных дальневосточных'регионов (1991 200Г гг.) // Научная мысль Кавказа. Приложение. 2006. №15. С.43 -5Г.

124. Ким А. С. Сочетание конфликтогенной и консенсусной парадигм в этнополитологическом,исследовании диаспор. Хабаровск. 2008. 241 с.

125. Ким» А. С. Транснациональность диаспоральных процессов // Научнаямысль Кавказа. 2006. № 41. С. 27 32.

126. Транснациональность" корейской диаспоры в Дальневосточном! регионе // Пространственная экономика. 2006. № 4. 148 158.

127. Ким А. С. Транснациональность корейской диаспоры Ростовской области // Научная мысль-Кавказа: Приложение. 2006. № 14. С. 198-208.

128. Ким; А. С. Этнополитическое содержание понятия диаспоры: анализ, методологических подходов // Известшг высших учебных заведений; Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2008. № 4. С. 32 36.

129. Ким А. С., Кныш А. В., Лях П. Пг, Менделеев Н. Г., Прасолова Ml П., Смирнов Б. В: Малочисленные этносы. Приамурья: Монография-. Хабаровск. 1993. 71 с.

130. Ким А. С. Историко логический анализ современных национально-этнических конфликтов. Хабаровск, 2004. 139 с.

131. Ким Г. Н. Об истории принудительно — добровольного забвения* родного языка корейцами Казахстана // Диаспоры. 2001. № 1. С. 110 145.

132. Ким Г. Н., Хан В. Н. Актуальные проблемы корейской диаспоры в Центральной Азии // Диаспоры. 2001. № № 2 3. С. 181 - 193.

133. Ким Ен Ун. Судьбы и. перспективы русских корейцев // Сотрудничество: Материалы 6* международной конференции. Москва, 29-30 ноября 2000. М., 2001. С. 44-47.

134. Ким Ен Ун. ФНКА это всерьез и надолго // Ариран. 2004. №1 (22).

135. Коваленко Б. В., Пирогов* А. И., Рыжков О. А. Политическая конфликтология. М., 2002. 400 с.

136. Ким С. Д. Быть ли «Третьей Корейской Республике ?»>// Тихоокеанская звезда. 1990. № 92. 21 апреля.

137. Козырев Г. И. Политический конфликт: общее и особенное. М., 2007. 327 с.

138. Колосов В. А., Галкина Т. А., Криндач А. Г. Территориальная идентичность и межэтнические отношения (на примере восточных районов Ставропольского края) // Политические исследования. 2001. № 2. С. 61-77.

139. Колосов В. А., Галкина Т. А., Куйбышев М. В. География, диаспор на территории бывшего СССР // Общественные науки и современность. 1996. № 5: С. 34-46.

140. Колосов В. А., Трейвши А. И. Этнические ареалы современной России: сравнительный^ анализ риска национальных конфликтов // Политические^ исследования, 1996. № 2. С. 47-55.

141. Колсто Пол. Укореняющиеся диаспоры: русские в бывших союзных республиках // Диаспоры. 2001. №Т. С. 7 38.

142. Коман Э. Понятие «национально-культурная автономия»: базовый принцип и современная', ситуация // Этнодиалоги. Альманах. Приложение к журналу «Этносфера». 2006. №Т'. С. 176- 181.

143. Константинов! В: В., Зелев М: В". Проблема интеграции мигрантов в принимающее общество в постиндустриальных странах и в России // Политические исследования. 2007. № 6. С. 64 — 70.

144. Корейцы в Союзе ССР России: XX век. История в документах / Бугай Н. Ф., Ванин Ю.' В., Ли В. Н. и. др. -М., 2004! 304 с.

145. Корейцы Дона прошлое и настоящее (К 15-летию Ассоциации корейцев Ростовской области): Материалы научно - практической конференции-: Ростов, -на - Дону, 28 октября 2006 г. / Сост. Мун*М'. Е. - Ростов - н / Д., 2007. 78 с.

146. Космарская Н. «Я* никуда не хочу уезжать». Жизнь в постсоветской-Киргизии глазами русских // Вестник Евразии. 1998f. № №1 — 2. С. 76 — 100:

147. Кравченко С. А. Модерн и постмодерн: «старое» и новое видение // Социологические исследования. № 9. 2007. С. 24 — 34.160.»Крысько В. Г. Этническая психология: М., 2004. 320 с.

148. Кузнецов А. М. Этническое и. национальное в политологическом дискурсе // Политические исследования. 2007. № 6. С. 9 23.

149. Кузнецов Д. В. Арабская' и еврейская* общины Франции как фактор ее ближневосточной,политики^// Диаспоры. 2004. № 3. С. 192 — 216.

150. Куликов В. Б. Проблема этнической идентичности, (на примере татарской диаспоры) // Россия в поисках национальной стратегии развития. Материалы Всеросс. науч. конф. Екатеринбург: УрО РАН, 2003. С. 277 279.

151. Куропятник А. И. Иммиграция и национальное сообщество: Франция // Социология и социальная антропология. 2005. Т. VIII. № 4. с. 136 165.

152. Ларин А. Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. М., 2003. 223 с.

153. Ларин В. Л. Посланцы Поднебесной на Дальнем Востоке: ответ алармистам// Диаспоры. 2001.№№2-3. С. 76 — 112.

154. Ларин В. Л. Российско — китайские отношения в региональном измерениях (80-е годы XX- XXI в.) М., 2005. 390 с.

155. Латфуллин Г. Р., Новичков Н. В. Политическая организация. СПб., 2007. 656 с.

156. Левин 3. И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ) М., 2001. 176 с.

157. Ли Сюэцзюнь. Россия — китайская мечта ? // Диаспоры. 2001.№ № 2 3. С. 133-146.- 260.

158. Любарт М. К. Арабы мигранты в современной Франции // Меняющаяся Европа: проблемы этнокультурного взаимодействия /Отв. ред. М. Ю. Мартынова. М., 2006. С. 234.

159. Малахов В. С. Государство в условиях глобализации. М., 2007. 256 с.

160. Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М. 2005. 320 с.

161. Малахов В. С. Проблемы изучения национализма и этничности в конструктивистской парадигме (на примере российского обществоведения последних десяти лет) // Политическая наука. 2002. № 4. С. 121 -137.

162. Малинова О. Ю. Гражданство и политизация культурных различий (Размышления по поводу некоторых тенденций в англоязычной политической философии) // Политические исследования. 2004. № 5. С. 7 18.

163. Мартин-Т. Империя позитивного действия: Советский Союз как высшая форма империализма? // Ablmperio. 2002. № 2. С. 55 87.

164. Мартьянов В. С. Справедливы» ли? этнонациональные деконструкции' современных наций? // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. Вып. 6: Екатеринбург, 2006. С. 244-257.

165. Масионис Дж. Социология. СПб., 2004. 752 с.

166. Межуев Б. В. Постколониальный переход и "транснационализация" гражданства // Политические исследования. 2004. № 5. С. 19 — 27.

167. Мелконян Э: JI. // Диаспоры в системе этнических меньшинств (на примере армянского рассеяния) // Диаспоры. 2000. №1 — 2. С. 6 — 28.

168. Мельник В1 А. Современный словарь по политологии: Минск. 2004. 640с.

169. Милитарев А. Ю. О содержании термина* "диаспора" (к разработке дефиниции)// Диаспоры. 1999: №1. С. 24-23.

170. Миллер А*. Русификация: классифицировать и понять // Ab Imperio. 2002. № 2. С. 133 148.

171. Миронов Б. Н: Еврейская' диаспора в России // Социологические исследования: 2007. № 5. С. 78- Ш.

172. Михалева А. Мусульманская элита Берлина // Политические исследования. 2006. №4. С. 147-158.

173. Мнацаканян М. О. Интегрализм, феноменология и национальный интерсубъективный мир* повседневности // Социологические исследования. 2000. №3. С. 84-90.

174. Мнацаканян М. О. Интернационализм и национальная общность как социальная реальность // Социологические исследования. 2001. №3. С. 74 -80.

175. Мнацаканян М. О.Национализм: идеальный тип и формы проявлений Политические исследования. 2007. № 6. С. 25 — 35.

176. Мутагиров-Д. 3., Солонин* Ю: С. Ксенофобия и связанные с нею формы нетерпимости как исторически обусловленные социальные явления //

177. Ксенофобия и другие формы-нетерпимости: природа; причины и пути устранения. Международная научно — теоретическая конференция (Санкт-Петербург. 27 28 сентября 2007 г.) / Научные редакторы В. А. Ачкасов, Д. 3. Мутагиров. - СПб., 2007. С. 9-30:

178. Налчанджян А. А. Этнопсихология. СПб., 2004. 381 с.

179. Нам.И. В. Страницы истории общественного самоуправления у корейцев русского Дальнего Востока ( 1863 1922) // Диаспоры. 2001. № 2 - 3. С. 148 -169.

180. Нарочницкая, Е. А. Этнонациональные конфликты m их разрешение: политические теории и опыт Запада. Mi, 2000:96 с.2001 Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. Вып. 6. Екатеринбург, 2006. 450 с.

181. Нации и национализм / Б.Андерсон, О.Бауэр, М^Хрох и др; Пер. с англ. и нем. М., 2002. 416 с:

182. Национализм, ксенофобия' и нетерпимость в, современной России. Московская хельсинская группа. М:, 2002. 422 с.

183. Национальная политика партии* в современных условиях (платформа КПСС). Принята Пленумом ЦК КПСС 20 сентября 1989'года // Правда. 1989. 24 сентября. № 267.

184. Низамова Л. Идеология и политика мультикультурализма: потенциал, особенности, значение для России1 // Гражданское общество в многонациональных и поликонфессиональных регионах. Материалы конференции. Казань, 2-3 июня 2004 г. М., 2005: С. 9 — 30.

185. Никулин А. А. Проблема идентичности татарской, диаспоры Свердловской области // Россия, в поисках национальной стратегии развития. Материалы Всеросс. науч. конф. Екатеринбург. 2003. С. 302 304.

186. НодшгГ. Демократия и национализм // Вся политика. Хрестоматия /сост. В. Д. Нечаев, А. В. Филиппов.- М., 2006. С. 403 407.

187. Ока Нацуко. Корейцы в современном Казахстане: стратегия* выживания в роли этнического меньшинства // Диаспоры. 2001. № 2 3. С. 194 - 220.'

188. Открытое письмо Президенту Российской Федерации Путину Владимиру Владимировичу// Вон Дон. 2004 № 73.

189. Паин Э. А. Этнополитический маятник: цикличность этнополитических процессов в постсоветской России // Общественные науки и современность. 2003. №5. С. 122-130:

190. Паин Э. А. Этнополитический^ маятник: цикличность этнополитических процессов в постсоветской России // Общественные науки и современность. 2003. №6. G. 117-127.

191. Паин Э. А. Между империей и нацией. Модернистский проект и его> традиционалистская* альтернатива в национальной политике России. Ml, 2003. 164 с.

192. Пак М. Н. История и историография Кореи. Избранные5 труды. Ml, 2003. 911 с.

193. Пан Беннюль. Слободка Синханчхон и корейская община в России // 1937 год. Российские корейцы: Приморье Центральная! Азия-Сталинград (Депортация). М., 2004. С. 53 - 91.

194. Пантин И. К. Выбор> России: характер перемен и диллемы- будущего // Политические исследования. 2007. № 4. С. 113 — 135.

195. Парсонс Т. Система современных обществ / Пер с англ. М., 1998. 270 с.

196. Переведенцевч В. И5. Демографические перспективы России // Социологические исследования. № 12. 2007. С. 58 69.

197. Пилкингтон Хилари, Флинн Майя. Чужие на родине? Исследование «диаспоральной идентичности» русских вынужденных переселенцев // Диаспоры. 2001. №№2-3. С. 8-34.

198. Политическая конфликтология / Под. ред. С. А. Ланцова. СПб., 2008. 319 с.

199. Политическая наука и политические процессы в Российской Федерации и Новых Независимых Государствах. Екатеринбург. 2006. 597 с.

200. Политология : словарь-справочник / М. А. Василик, М. С. Вершинин и др. -М., 2000. 328 с.336

201. Полоскова Т. В. Принципы и формы взаимодействия дипломатических представительств; и консульских служб с зарубежными диаспорами. М., 2000. 108 с.

202. Полоскова Т. В. Диаспоры в системе международных связей: автореф. дис. .докт.-полит., наук. М:, 2000. 41 с.

203. Попков В. «Классические диаспоры»: к вопросу о, дефиниции термина // Диаспоры, 2002. № 1. С. 6 17.

204. Права национальных меньшинств. Народы Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации: Сборник документов^ / Под общ. ред. О. О. Миронова. М., 2006. 320 с.

205. Рашевич М*. Популяционные сценарии будущего объединенной Европы // Социологические исследования. 2007. № 12. С. 69 — 75.

206. Роль и место корейской диаспоры Ростовской области в диалоге народов и культур : материалы науч.-практ. конф. 21 августа 2004 г. г. Ростов-на-Дону / Сост. Мун М. Е. Ростов н / Дг, 2004'., 80 с.

207. Россия на рубеже веков / Отв. редактор Горшков Ml К. — М., 2000. 448с.

208. Россия: трансформирующееся'общество. М., 2001. 640 с.

209. Руткевич М. Н. О двух концепциях нации // Свободная мысль. 1999. №11. С. 90-1001

210. Ростовская область в цифрах 2004: Стат. Сб. / Ростовстат.- Ростов-н/Д, 2005. 897 с.

211. Рыбаковский JI. Л., Сигарева Е. П., Харланова Н. Н. Этнический» фундамент населеш№ России // Социологические исследования. 2001. № 4. С. 86-93.

212. Рыбаковский Л. Л. Сравнительная ^ оценка демографического неблагополучия регионов России // Социологические исследования. 2008. № 10. С. 81-87.

213. Рывкина* Р. Между этнократией и гражданским обществом»// Свободная мысль. 1997. № 4. С. 81 95.

214. Рязанцев С. В. Этническое предпринимательство как форма адаптации мигрантов // Общественные науки И'современность. 2000. № 5. С. 73 — 86.

215. Сагитова И. О. Диаспорные общины Приморского^ края: история и современность. Владивосток. 2007. 168 с.

216. Садомская Н. Н. Этнические маргиналы в контексте разных культур // От массовой культуры к культуре индивидуальных миров: новая парадигма цивилизации. М.: Гос. ин-т искусствознания; 1998. С. 120 127.

217. Садохин А. П. Межкультурная коммуникация. М., 2004. 288 с.

218. Садохин А. П., Грушевицкая Т. Г. Этнология. М., 2000.' 304 с.

219. Санглибаев А. А. Этноклановость на . постсоветском пространстве // Политические исследования. 2007. № 6. С. 52 63.

220. Светлов В. А. Конфликт, синергизм w антагонизм5 // Труды 45-й Международной научно-практической конференции ученых транспортных вузов, инженерных работников и представителей академической науки 7 — 9 ноября 2007 г. Т. 6. Хабаровск. 2007. С. 15 17.

221. Светлов^ А. Конфликты::модели;.решения, менеджмент:'.СПб;,.2005. 540* с.-.

222. Семенов В; А. Экспликация* понятия; конфликт // Труды 45-й Международной научно-практической? конференции ученых транспортных вузов;, инженерных работников ш представителей: академической! науки 7 — 9 ноябряг2007 г. Т. .6; Хабаровск. 2007. С. 72 78*.

223. Сергеева А. В. Русские: стереотипы поведения, традиции, менталыюсть. М., 2005.320 с.

224. Сергеева 0. А. Роль этнокультурной: маргинальности в: трансформации цивилизационных систем // Общественные науки- и современность. 2002. № 5. С. 104 114.

225. Скринник BI М;, Гаврилов К. А;,. Козиевская Е. В., Полоскова Т. В.и др. Динамика политического? поведения русских диаспор в государствах Евросоюза: коплексный мониторинг. М., 2006. 312 с.

226. Словарь философских терминов. М., 2004. 731 с.

227. Смит Э. Национализм; и: модернизм: Критический» обзор современных теорий наций и национализма / Пер. с англ. М., 2004. 464 с;.

228. Смоляков В: А. Проблема взаимосвязей и соотношения: внутренней и? внешней политики: теоретико-методологический аспект. Владивосток. 2004., 292 с.

229. Смоляков В: А. Политическая глобализация и развитие взаимосвязей внутренней и внешней политики // Вестник Хабаровской государственной академии экономики и права. 2007. № 6. С. 33 — 44.

230. Соколовский С. В. Понятие «коренной народ» в российскою науке, политике и законодательстве*// Этнографическое обозрение. 1998. № 3. С. 7489.

231. Советские корейцы: историями современность // Тихоокеанская» звезда.1991. № 59. 28 марта.

232. Соколовский^ С. В. Права меньшинств: Антропологические, социологические и международно-правовые аспекты. М., 1997. 376 с.

233. Солдатова F. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998. 389 с.

234. Сорокин П. А1. Национальность, национальный вопрос и социальное равенство // Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество / Пер. с англ. М.,1992. 543 с.

235. Социальная и культурная дистанции. Опыт многонациональной России / Отв. Редактор JT. М: Дробижева. — М., 2000.

236. Социальная политика : Учебник / Под. общ: ред. Н. А. Волгина. М., 2004. 736 с.

237. Социальные конфликты: междисциплинарный подход. Материалы региональной*научно — практической конференции с международным участием' «Региональная конфликтология: междисциплинарные исследования» (Уфа, 18 — 19 октября 2001 г.). Ч. 2. Уфа. 200L. 104'с.

238. Ставанхаген Р. Этнические конфликты и их воздействие на международное сообщество // Международный журнал социальных наук. 1999. № 24. С. 155 — 169:

239. Сталин И. В. Как понимает социал-демократия национальный вопрос? Сочинения. М., 1946. Т. 1. С. 32 55.

240. Сталин И; В. Марксизм и национальный вопрос. Сочинения. М, 1951. Т. 2. С. 290 367.

241. Степанович — Захариевская Д. Актуальность исследования идентичности в условиях общественной трансформации на Балканах // Социологические исследования. № 5. 2008. С. 99 104.

242. Стратегическое взаимодействие России и Китая и проблемы двусторонних отношений (Материалы Международной российско-китайской научно-практической конференции) // Политические исследования. 2004. № 5. С. 141 -161.

243. Сухарь А. А. Этнонациональный конфликт в Чечне и Косово: сравнительный анализ // Политические исследования. 2007. №4. С. 158 — 73.

244. Тишков В. А. Забыть о нации (постнационалистическое понимание национализма) // Вопросы философии. 1998. № 9. С. 3 26.

245. Тишков В. А. О культурном'многообразии // Этнодиалоги. Альманах. 2006. № 1.С. 150-168.

246. Тишков В. А. О нации и национализме // Свободная мысль. 1996 № 3. С. 30» -38.

247. Тишков В. А. О феномене этничности // Этнографическое обозрение. 1997. №3. С. 3-20.

248. Тишков В: А. Очерки; теории и политики этничности в России. М., 1997. 532 с.

249. Тишков В*. А. Увлечение диаспорой (о политических смыслах диаспорального.дискурса)Л Диаспоры. 2003'. № 2. С. 160 — 183.

250. Тишков В. А. Этнология и политика : статьи 1989 2004 гг. М., 2005. 240' с.

251. Титаренко JL Г. Национальная идентичность и социокультурные ценности населения в современном белорусскомюбществе. Минск. 2006. 145с.

252. Толерантность / Общ. Ред. М. П. Мчедлова. М., 2004. 416 с.

253. Торопова Е. Л. Феномен «маргинальной этничности» в антропологии Великобритании и США // Этнографическое обозрение: 1999. № 2. С. 3 16.

254. Тощенко Ж. Т. Диаспоры как субъект национальной политики // Куда идет Россия? Социальная, трансформация: постсоветского пространства. М: 1996. С. 258-262.

255. Тощенко Ж. Т. Парадоксальный человек. М., 2001. 398 с.

256. Тощенко Ж. Т. Этнократия: История и современность. Социологические очерки. М., 2003. 432 с.

257. Травина Е. М. Этнокультурные и конфессиональные конфликты в современном мире. СПб., 2007. 256 с.

258. Трофимов Е. Н. Национально культурная автономия: от идеи к реализации // Социологические исследования. № 5. 2008. С. 91 — 99.

259. Указ Президента Российской Федерации от 15 июня 1996 г. № 909 «Об утверждении Концепции государственной национальной политики Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. № 25. 17 июня 1996 г. С. 6226 6237.

260. ФадеичеваМ. А. Этнополитические концепции этнонациональных общностей и индивидов (теоретико-методологический анализ): дис. .докт. полит, наук. Екатеринбург. 2004. 311 с.

261. Фадеичева М. А. Диаспора и состояния этнического индивида // Диаспоры. 2004. №2. 140- 154.

262. Фадеичева М.А. Идеология и дискурсивные практики «нашизма» в современной России // Политические исследования. 2006. № 4. С. 53 — 60.

263. Фадеичева М. А. Университетская этнополитология ad marginem // Политические исследования. 2007. № 6. С. 45 51.

264. Фан И. Б. От героя до статиста: метаморфозы западноевропейского гражданина. Екатеринбург. 2006. 314 с.

265. Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О национально-культурной автономии»» от 10. 11. 2003 г. № 136 ФЗ // Российская газета. № 230. 13. 11. 2003 г.

266. Федеральный закон «О национально-культурной автономии» от 17. 06. 1996 1996 г. № 74 ФЗ // Российская газета. № 118. 25. 06. 1996 г.

267. Филиппов В. Р., Филиппова Е. И. Национально-культурная автономия в контексте совершенствования законодательства // Этнографическое обозрение. 2000. №3. С. 46-59.

268. Филиппова Е., Филиппов В. Государство и общество перед лицом социального кризиса // Этнодиалоги. Альманах. Приложение к журналу «Этносфера». 2006. № 1. С. 133 144.

269. Философский словарь / Под общей редакцией Ярещенко А. П. Ростов н/Д, 2004. 560 с.

270. Хайруллина Н. Г. Грани этнической идентификации // Социологические исследования. 2002. № 5. С. 121 -125.

271. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Политические исследования. 1994. № 1. С. 33-48.

272. Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце XX века / Пер. с англ. М., 2003. 368 с.

273. Хесли В. JI. Национализм и пути разрешения межэтнических конфликтов // Политические исследования. 1996. № 6. С. 39 — 51.

274. Хобсбаум Э. Дж. Принцип этнической принадлежности и национализм в современной Европе // Нации и национализм. М., 2002. С. 332 346.

275. Хотинец В. Ю. О содержании и соотношении понятий этническая самоидентификация и этническое самосознание // Социологические исследования. 1999. № 9. С. 67 74.

276. Хотинец В. Ю. Этническая идентичность и толерантность. Екатеринбург. 2002. 124 с.

277. Хрох М. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства нации в Европе // Нации и национализм. М., 2002. С. 121 145.

278. Хуан Тяньин. Китайцы в Москве (взгляд изнутри) // Диаспоры. 2001. № № 2-3. С. 126-132.

279. Хюбнер К. Нация: от забвения к возрождению / Пер. с нем. М., 2001. 400 с. ЗП.Чешко С. В. Распад Советского Союза: Этнополитический анализ. М., 2000. 395 с.

280. Шахотько Л. П. Специфика демографической ситуации в Республике Беларусь // Социологические исследования.2008. № 2. С. 47 —55.

281. Шеффер Г. Диаспоры в мировой политике // Диаспоры. 2003. № 1. С. 162 — 184.

282. Шинковский М. Ю. Трансграничное сотрудничество как рычаг развития российского Дальнего Востока // Политические исследования. 2004. № 5. С. 62 -70.

283. Шлыкова Е. В. Социальная приемлемость нововведений миграционного законодательства // Социологические исследования. 2008. № 2. С. 56 —75.

284. Этнополитология / Сост. В. А.Тураев. М., 2001. 400 с.

285. Этнос и политика / Авт.-сост. А. А. Празаускас. М., 2000. 400 с.

286. Юдина Т. Н Социология миграции: к формированию нового научного направления. М., 2004. 399 с.

287. Южанин М. А. О социокультурной адаптации в иноэтнической среде. Социологические исследования. 2007. № 5. С. 70 77.

288. Ян Э. Государственное и этническое понимание нации: противоречия и сходство // Политические исследования. 2000: №• 1. С. 114 — 123.

289. П: ЛИТЕРАТУРА НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

290. Appel des meres a la responsabilite // Le Monde: 10. 11. 2005.

291. Armstrong D. Mobilized and Proletarian» Diasporas // The American Political Sience Rewiew. 1976. Vol. 70: N. 2. P. 393 403.

292. Bonacich E. A Theory of Middlemen Minorities // American Sociological Revie. 1973. Vol. 381 P! 583-594.

293. Blum F. lis sont entres en politique // be Monde. 10. 11. 2005.

294. Connor W. Nation-building or nation-destroying? // World Politics. 1972. Vol. 24. N. 3. P. 319 — 355;

295. Connor W. A nation is a nation, is a state, is an ethnic group, is a .// Etnic and Racial Studies. 1978. Vol-. 1. N. 3: P. 377-400.

296. Connor W. Ethnonationalism: A quest for understanding. Princeton, 1994. 226 p.

297. Dann O: Begriffe und Typen des Nationalen in der ruhen Neuzeit in Nationalt und kulturelle Identitat: Studien zur Entwicklung des kollektiven, Bewusstseins in der Neuzeit. Hrsg. von Giesen B: Frankfurt am Main. 1991. S. 56 — 76.

298. De Nevers R. Democratization andf ethnic conflict // Brown M. E. (ed.) Ethnic Conflict and International Security. Princeton Univercity Press. 1993. P. 61-78.

299. Esman M. Political and psychological" factors in ethnic conflict // Montville Г. V. (ed.) Conflict and Peacemaking in Multiethnic Societies. Lexington: 1990: P. 53 -64.

300. International migration policies / UN Dep. of Econ. and Social affairs, population div. N.Y.,1998. 235 p.

301. Gellner E. Nationalism* in Vacuum // Thinking Theoretically About Soviet Nationalities: History and Comparison in the Study of the USSR / A J. Motyl Ed. N. Y., 1992. P: 243-254;

302. Gorenburg D. Identity change in Bashkortostan: Tatars intoBashkirs and back // Ethnic and Racial'Studies. 1999. Vol. 22. № 3. P. 554 580.

303. Horovitz D. Democracy in divided societies // Journal of Democracy. 1993. Vol. 4. P. 1-38.

304. Kymlicka W. Misunderstanding Nationalism // Theorizing Nationalism / R". Beiner Ed. Albany: State University of New York Press. 1999. P. 131-140.

305. Lake D. A., Rothschild D. A. Ethnic Fears and Global, Engagement: The International Spread and, Management, of Ethnic Conflct. Institute on Global Conflct and Cooperation. IGCC Policy Papers // Policy Paper. 1996: № 20: January.

306. Labor migration // International-migration policies / UN. Dep. of econ. and'social affairs. Population div. N.Y., 1998. P. 87 172f.

307. Lemann.N. The Promised Land: The Great black migration and how it changed America. N.Y., 1991. 408* p.

308. Les immigres en France: une situation qui evolue // INSEE Premiere. 2005. 2005. Jte 1042.

309. Park R. E. Human migrations &marginaL man // American Journal of Sociology. 1928. Vol. 33. N. 6. P. 296 -355.

310. Park R. E. Race and culture: Glengoe. 1950: P: 771 881.

311. Preston P:W. Political1/ cultural identity: Citizens and" nations ina global era: L., 1997. 198 p.

312. Rien ne separe les enfants d;immigris du reste de la cociete // Le Monde. 12.11.2005.

313. Sowell Th. Ethnic America: a history. N.Y., 1981. 353 p.

314. Safran W. Diaporas in Modern Societies: Myths of Homeland and. Return II Diaspora. 1991. Vol. 1. №1. P. 83 84.

315. Schopflin G. Nationalism and Ethnicity in Europe, East and West // Nationalism and'Nationalities in* the New Europe / C.A. Kupchan Ed: Ithaca, N.Y., 1995. P.37-65.

316. ShulmanS. Challenging the Civic / Ethnic and West: East Dichotomies in the Study of Nationalism // Comparative Political Studies. 2002. Vol. 35. N 5.P. 554585.

317. Snyder J. Nationalism and the Crisis of the Post-Soviet State // Ethnic Conflict and International Security / M.E. Broun Ed. Princetin. N.J., 1993. P: 79 101.

318. Stevenson N. Globalization, national culturest and, cultural citizenship // Sociol. quart. 1997. Vol.38. №1. P.41-66.

319. Stonequist E. V. The marginal man. A Study in personality and culture conflict. N. Y. 1961. P. 200-218.

320. University of New YorkPress; 1999. P.! 103'- l;18v 36: YoungiG. The Politics o^GulturalPluralism // Young G. (edO The?Rising Tide ofi

321. GultoaliPluralism. Madisom 1993:.Pi 3 35: 37. Zevelev I. Russia and Russian Diasporas // Post'- Soviet Affairs. Palm Beach. 1996. Vol. 12. № 3. P. 265 -264.1. Ш; ИНТЕРНЕТ-РЕ€УЕ<ШГ

322. База данных научно-образовательного портала «Аналитика конфшисга» http: // www.aconflict.ru

323. База данных Европейского центра по проблемам этнических меньшинств — http: // www.ecmi. de

324. База данных Международного центра информации по этнокультурному разнообразию — http: // www. edrc. го

325. База данных информации по проблемам политики- в области меньшинств и мультиэтничности http: // www. groups, yahoo.com / group / multiethnic

326. База данныхзаконодательстваразличных стран по проблемам меныпинств — http:.7/ www.minelres. IV/ NationLegislation/ natleg. org

327. База данных Международного проекта «Меньшинства как группа риска» -http: // www. bsos. umd. edu/ cidcm / mar

328. База данных Международного консорциума конфликтологических исследований — http: II, www. Colorado: edu / conflict /index^ org. Htrm

329. Светлов B.A. Грузино-Южноосетинский конфликт. Размышления конфликтолога http: // www.aconflict.ru / wp — content / uploads / 2008 / 12 / 22