автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Эволюция неактивных конструкций в истории русского языка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция неактивных конструкций в истории русского языка"

5 ОД ) ФЕВ

На правах рукописи

МИШИНА Елена Игоревна

ЭВОЛЮЦИЯ НЕАКТИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ В ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА

Специальность 10.02.01 -русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1996

Работа выполнена в Московском педагогическом государственном университете имени В.И. Ленина на кафедре общего языкознания.

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор ФЕДОСЮК М JO.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор МЕЛЬНИКОВ Г.П.,

кандидат филологических наук, доцент РАДЗИХОВСКАЯ BJC.

Ведущая организация - Московский государственный университет имени М.В Ломоносова.

Защита состоится ....." 1997 г. в часов на

заседании Диссертш {ионного сонета Д053.01.10в М о ско в с ко м педагогическом государственном университете имени В.И. Ленина по адресу: 119435, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета имени В.ИЛенина по адресу: 119435, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Л Т

Автореферат разослан «.£.„„„» .............1997 года.

Ученый секретарь Диссертационного Совета , СОКОЛОВА Т.П.

Исследование грамматического строя древнерусского языка по-прежнему остается одной из важнейших задач современной лингвистики. Наряду с подробно описанными и изученными аспектами в нем все еще сохраняется немало сложных проблем, одной из которых следует считать вопрос о категории залога, ее составе, структурных компонентах и закономерностях эволюции в истории русского языка.

Объектом исследования в диссертации послужили Конструкции,в которых субъокт не получает выражения с помощью подлежащего, а предикат представлен краткими страдательными причастиями настоящего и прошедшего времени или возвратными формами глагола. Эти конструкции в работе обозначены термином "неактивные конструкции".

По нашему мнению, термин "неактивная конструкция" имеет целый ряд преимуществ по сравнению с термином "страдательный оборот". Значение страдательного залога в русском языке реализуется с помощью двух основных формальных средств: страдательных причастий и возвратных глоголов. Для обозначения синтаксических конструкций с указанными формами в науке и употребителен термин "страдательный оборот". Такой термин вполне правомерен для конструкций с предикатом, представленным причастием страдательного залога. Что же касается возвратных глаголов, то здесь возникают опроделешгого рола сложности, которые связаны с тем, что последние в контексте достаточно редко приобретают страдательное значение, а, как правило, передают лишь пассивную семантику. Глаголы на -ся в подобном использовании входят в состав "возвратно - страдательных" и "возвратно-пассивных" конструкций. Если первые можно было бы отнести к страдательным оборотам, то вторые вряд ли.

Конструкции же возвратного пассива охватывают большую часть всех случаев употребления возвратных глаголов в указанной функции. Следовательно, термин "страдательный оборот" оказывается не таким емким, как "неактивная конструкция".

Нами выделяются следующие типы неактивных конструкций: страдательные (с предикатом, представленным кратким причастием страдательного залога) и псевдоактивные {с возвратно-глагольным компонентом). Первую группу практически целиком составляют обороты страдательного значения. Среди вторых преобладают

обороты пассивного значения. Псевдоактивные конструкции страдательного значения достаточно редки.

Данное исследование ставит своей Ц6ЛЫ0 выявить и описать систему неактивных конструкций ряда письменных памятников древнерусского языка XI - XVII вв., а также проанализировать процесс эволюции указанных синтаксических единиц в той мере, в какой он отражен в этих текстах. Нами сделана попытка исследовать особенности функционирования неактивных конструкций с глагольным и причастхшм предикатом и определить условия, влияющие на реализацию залоговой семантики причастиями на -м-, -н- и -т-, а также возвратными глагольными образованиями.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1. Описать эволюцию неактивных конструкций в истории русского языка с учетом современных морфологических концепций.

2. Рассмотреть в общем виде функционально-семантическое поле пассивности, выявленное в результате анализа письменных памятников XI - XIV вв.

3. Охарактеризовать место в функционально - семантическом поле пассивности неактивных конструкций с краткой формой причастия настоящего времени; определить особенности их семантики и причины утраты в русском языке.

4. Установить место в функционально-семантическом поле пассивности неактивных конструкций с краткой формой причастия прошедшего времени; определить специфику значения указанных синтаксических единиц и их эволюции в истории русского языка.

5. Выявить место в функционально-семантическом поле пассивности неактивных конструкций с возвратно-глагольным предикатом. Рассмотреть особенности их структуры и функционирования, а также процесса эволюции в истории русского языка.

6. Проанализировать особенности образования и функционирования возвратных глаголов в языке русской письменности XI - XVII вв.

Общее стремление описать рассматриваемое языковое явление с точки зрения динамики его развития предопредилило выбор текстов, относящихся к разным периодам развития русского литературного языка. Этот выбор был обусловлен также их жанровым и стилистическим разнообразием, поскольку в задачу

диссертации входило рассмотрение неактивных конструкций русского языка XI - XVII вв. во всей полноте их функционирования в памятниках письменности. Кроме того, указанные памятники отличает информативная насыщенность с точки зрения исследуемого синтаксического явления языка.

Обращаясь к изучению периода с XI по XVII вв. в истории русского языка, мы исходили из посылки, что категория залога как центральная глагольная категория, составляющая определенную целостную систему, по мере развития языка продолжает сохранять сбою целостность. Поэтому проведение резкой границы между языковыми системами XI - нач. XIV и XIV - XVII вв. в данном конкретном случае могло бы привести к неадекватному рассмотрению языкового материала.

Материал исследования собран методом сплошной выборки из текстов XI - XVII вв.: "Изборника 1076 г." (Изб.1075г.), "Русской Правды" (Русс.Пр.), "Сказания о Борисе и Глебе" (Сказ, о Б. и Г.), "Повести временных лет" (ПВЛ), "Жития Стефана Пермского" Епифания Премудрого (Жит.Ст.Перм.) , "Домостроя" (Дом.), "Жития протопопа Аввакума" (Аав.).

Картотека, на основе которой выполнялась данная работа, включает более 4 тыс. единиц языкового материала.

Основным методом исследования является метод системного описания материала.

Наше понимание системного подхода к описанию тех или иных единиц соотносится с направлением научного исследования языков, которое И.А.Бодуэн де Куртене называл историческим. При таком подходе задача науки состоит в "объяснении явлений соответственным их сопоставлением и в отыскивании сил и законов, т.е. тех основных категорий или понятий, которые связывают явления и представляют их как беспрерывную цепь причин и следствий" (И.А.Бодуэн де Куртене "Некоторые общие замечания о языковедении и языке").

Кроме того, использовались методы:структурно-семантический, контекстуального анализа, количественного анализа.

Метод структурно-семантического анализа использовался при рассмотрении компонентов различных типов неактивных конструкций с точки зрения их грамматического значения и формы.

На основе метода контекстуального анализа устанавливались

наиболее типичные условия реализации пассивной и страдательной семантики краткими страдательными причастиями и глаголами на -ся.

Метод количественного анализа был направлен на установление определенных количественных характеристик изучаемых единиц языка.

АКТуаЛЬНОСТЬ темы данной диссертации связана с необходимостью изучения истории русского языка, принимая во внимание системную взаимосвязанность явлений, и анализа исследуемого языкового явления б аспекте динамики его развития с учетом причинно-следственных связей.

Теоретическая значимость и научная новизна

исследования обусловлены комплексным подходом к изучению истории возвратных глаголов и эволюции неактивных конструкций в русском языке, привлечением нового материала из текстов XI XVII вв., а также тем, что история неактивных конструкций в русском языке анализируется с учетом современных лингвистических концепций, и, в частности, теории функционально - семантического поля и концепции системной лингвистики.

Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные наблюдения и сделанные выводы могут быть использованы в вузовски курсах:"Историческая грамматика русского языка", "История русского литературного языка", "Общее языкознание", а также в спецкурсах и спецсеминарах.

Апробация работы. Основные положения диссертации были доложены на заседании аспирантского объединения кафедры общего языкознания МПГУ им. В.И.Ленина /декабрь, 1993 г./, на IV международном симпозиуме по лингвострановедению в институте русского языка им. А. С.Пушкина /Москва, 1994 г./. Диссертация обсуждена на кафедре общего языкознания МПГУ им.В.И.Ленина /сентябрь, 1996 г./.

Структура работы: настоящее исследование состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы. К диссертации имеется три приложения.

Основное содержание работы

Во Введении содержится обоснование актуальности и новизны исследования, формулируются цель, задачи и методы исследования, определяется теоретическая и практическая значимость работы.

Поскольку в задачу диссертации входило описание эволюции неактивных конструкций в истории русского языка с позиции

современных морфологических концепций, в Первой главе исследования рассматриваются наиболее значительные работы XVII - XX вв., посвященные теории страдательного залога и формальных средств его выражения.

История разработки теории залога филологами XVII - XX вв. неоднократно излагалась в диссертациях, а также в ряде специальных статей и монографий. Глава "Из кстортл изучения неактивных конструкций" содержит детальное рассмотрение одного из фрагментов указанной теории, касающегося синтаксических конструкций, в которых реализуется значение страдательного залога, - неактивных конструкций. Исходя из упомянутого подхода, в залоговых концепциях различных исследователей более подробно анализируются части, связанные со страдательным залогом и его структурными средствами, и не затрагиваются разделы, посвященные другим залогам, выделяемым тем или иным автором. Такое рассмотрение оказалось необходимым для выработки концептуального аппарата, с помощью которого в последуюпцях главах рассматривается эволюция неактивных конструкций в истории русского языка.

Начало разработки теории залога в связи с русским языком было положено в трудах грамматистов XVII - XVIII вв.

Ученые XIX в. не отождествляли семантику страдательных причастий и возвратных глаголов при выражении ими значения страдательного залога. Напротив, господствующей била точка зрения, согласно которой Способность форм па -ся реализовывать указанную семантику признавалась контекстуально обусловленной, нетипичной. Страдательные причастия считались единственным структурным средством страдательного залога, а возвратные глаголы традиционно рассматривались за его рамками. Задачу определения различия в семантике причастий и форм на -ся при

выражении последними значения страдательного залога ставили перед собой Ф.И.Буслаев, Д.Н.Овсянико-Куликовский, А.А.Шахматов и др. Так, Д.Н.Овсянико-Куликовский ' видел это различие в неодинаковой степени "мнимости" подлежащего как производителя признака, представленного в лексическом значении сказуемого. Именно в XIX в. начинается подробное изучение неактивных конструкций в русском языке с точки зрения как их структуры, так и семантики. Кроме того, исследователи затрагивали вопросы, связанные с происхождением и эволюцией указанных синтаксических единиц, а также с особенностями их употребления.

В XX в. наряду с разработкой и детализацией идей, высказанных применительно к проблеме залога в русском языке еще в прошлом веке, появляются и новые теории. Среди последних следует отметить концепцию Г.П.Мельникова, положенную в основу настоящего исследования. По мнению Г.П.Мельникова, история каждого из типов неактивных конструкций была тесно связана с эволюцией внутренней формы русского языка в сторону "описания каждого сюжета высказывания в виде развивающегося события".

Кроме того, в главе представлена в общем виде картина функционально - семантического поля пассивности, сложившаяся к XIV в. , выявленная нами в результате анализа ряда письменных памятников XI - XIV вв.

Система неактивных конструкций древнерусского языка включала в себя обороты со сказуемым, выраженным причастными формами настоящего и прошедшего времени и глагольными образованиями на -ся.

Анализ отношений между причастными и глагольными средствами реализации признака центростремительности действия позволяет объединить их с функциональной точки зрения. В результате можно говорить о функционально-семантическом поле пассивности, которое входит как составляющее в более общее функционально-семантическое поле залоговости. Краткие

страдательные причастия и возвратные глаголы служили выразителями семантики страдательного залога, образуя неактивные конструкции. Ядром функционально-семантического поля пассивности следует признать сочетания с краткими формами страдательных причастий настоящего и прошедшего времени. Неактивные конструкции с глагольным предикатом (по

Г.П.Мельникову - "псевдоактивные конструкции")занимали периферийное положение. Ближе к центру оказывались возвратно-страдательные обороты. К ним тяготели сочетания с теми возвратными образованиями, для которых выражение значения страдательного залога оказывалось единственной функцией. В таких глаголах возвратный аффикс выступал специфическим структурным показателем центростремительной направленности процесса, хотя неизменно важной оставалась роль факторов контекста, подкрепляющих значение формы па -ся.

Другие возвратные формы совмещали страдательную семантику с общевозвратной и собственно-возвратной, что приводило к возникновению конкуренции между данными значениями и обусловило большую периферийность псевдоактивных конструкций с полисемичными глаголами на -ся. Необходимым условием реализации страдательной и пассивной семантики и у таких возвратных форм оказывалось наличие определенных условий контекста. Следовательно, на первый план выдвигались факторы не внутренней, а внешней обусловленности. Последнее было во многом связано со спецификой событийной внутренней формы возвратных глаголов.

Все приведенные обстоятельства способствовали возникновению и функционированию в древнерусском языке нескольких типов неактивных конструкций, представляющих значение страдательного залога, причем разница в их семантике была предопределена отличиями в способе передачи предиката (причастие или возвратный глагол) и в специфике глагольного сказуемого (возвратный глагол страдательного значения или полисемичный возвратный глагол). Очевидно, что термин "страдательный оборот" в отличие от термина "неактивная конструкция" не передает всего богатства типов синтаксических конструкций, принадлежащих к функционально-семантическому полю пассивности в древнерусском языке.

Вторая Глава "Страдательные конструкции в текстах XI -XVII в в." содержит анализ конкретных структурных компонентов функционально-семантического поля пассивности, относящихся к его центру. Она посвящена структурно - семантическому анализу неактивных конструкций с предикатом, представленным краткими страдательными причастиями настоящего и прошедшего времени,

зафиксированных в исследованных письменных текстах.

Как показывает собранный материал, для кратких страдательных причастий настоящего времени не было характерно значение конкретного действия, ограниченного во временных рамках своего протекания, и в подавляющем большинстве случаев такое значение оказывалось контекстуально обусловленным (временные границы протекания действия могли быть обозначены, например, с помощью различных обстоятельственных членов предложения): Едино прЬщенье, едина казнь, многовещныя имуще раны, различная печали и страшны муки, овы вяжемы и пятами пхаеыы, и на зимЬ держими и ураняемы (ПВЛ) ; . . . яко тебе ради умьрщвляемъ есмь вьсь дьнь... (Сказ, о Б.и Г.).

Органичным для причастий на -м- было выражение повторяющегося, обычного действия, соотносимого с планом настоящего, или длительного, обобщенного, распространяющегося на любой временной план процесса, т.е. характеристика процесса со стороны его постоянства, течения, а не результативности, с часто возникающим особым статалышм оттенком значения: Нетръ бо аполъ рекъ къ гоу. не оумыеши ногоу моею въ вЬкы: възврати въ еже рече. хвалимъ есть въ вЬкы се сътворивъ иродъ же пооставивъ клятвою прЬдъ члвкы. главы дЬля иоана. моучимъ есть въ вЬкы (Изб. 1076г.);... хоудии же и оубозии въ мирЬ семь о дши своей подбигъшни ся. како и на нбси прославлсни и по земли хвалими. и на помоштъ призываеми (Изб.1076г.); Да никто же дерзнеть рещи, яко ненавидами богомь есмы! (ПВЛ).

Иногда краткие страдательные причастия настоящего времени реализовывали семантику пассивного состояния (значение статального пассива): Егда обидимь еси. подъбЬгаи къ трЫтЬкию... (Изб. 1076г.); Славы земныя ни в чем не желай, вечных благ проси у Бога, всякую скорбь и тесноту с благодарением терпи, обидим - не мсти, хулим - моли, зла за зло не воздавай... (Дом.).

Исследованный материал свидетельствует, что краткое причастие настоящего времени сочеталось предпочтительно с теми формами связки, которые поддерживали его исконное значение повторяющегося действия или длительной, протяженной, не локализованной во времени роцессуальности с оттенком статальности, т.е. со связками 6Ь, бяше, бывати: ...они бо бяху

водами аньеломъ, по повелЬныо божью (ПВЛ) ; Всеволоду же тогда сущю у отця, бь бо любимъ отцемь паче всея братья (ПВЛ) ; БЬси бо на злое посылаеми бывають, ангели на благое слеми бывають (Сказ. о Б.и Г.). Исключением являются немногие случаи аналитических форм причастия на -м- и связки в аористе, когда действие, выраженное причастным образованием, получало некоторые ограничения с точки зрения времени своего протекания, т.к. признак, передаваемый сказуемым со связкой бысть, мыслится б его возникновении и развитии, а не является постоянно присущим субъекту: И бысть везому ему, сташа с ним, перешедше мость Звиженьскый, на торговшщ, и сволокоша с него сорочку. . . (ПВЛ); О таковыихъ бо рече Притъчьникъ: "сшгь быхъ (!) отцю послушьливъ и любиимъ предъ лицьмь катере своея" (Сказ, о Б.и Г.). Факты чрезвычайно редкого употребления причастия на -м-со связкой в аористе свидетельствуют о том, что этим формам было свойственно прежде всего значение обобщенного, обычного, постоянного действия, неактуального в плане событийности.

В древнерусском языке XI - XIV вв. параллельно с причастиями на -м- для выражения значения длительной процессуалыюсти в неактивных конструкциях выступали возвратные глаголы. Учитывая все особенности значения временных форм кратких страдательных причастий настоящего времени, очевидно, мы можем говорить о конкуренции между этими причастными образованиями и возвратными глаголами при реализации семантики постоянного, длительного действия: Вьсего паче почъсти дшу да добрый ти троудъ без болЬзни творить ся (Изб.107бг.); Пии вино по малоу. елико бо скоудо пиеть ся. толико блго твори пиющиимъ (Изб.107Сг.).

Как известно, в истории русского языка неактивные конструкции с причастиями на -м- вышли из употребления, причем их окончательное вытеснение произошло достаточно поздно. В "Житии протопопа Аввакума" ( памятнике, по мнению специалистов, в значительной степени отразившем разговорный язык своей эпохи) нами отмечено только два случая причастий на -м- в предикативной позиции.

Причина утраты причастий на -м-, вероятно, была связана с внутренними законами русского языка и прежде всего с развитием событийности его внутренней формы.

Говорить о меньшей событийности причастий на -м- можно, принимая во внимание два основания. С одной стороны, краткие страдательные причастия настоящего времени оказывались менее событийными по сравнению с причастиями прошедшего времени по своей семантике, т.к. описывали процесс с точки зрения его длительности, протяженности, повторяемости, а не завершенности, результативности. С другой стороны, они выступали как менее событийные единицы языка и по сравнению с возвратными глаголами, но уже и в плане формы, и в плане содержания. Структурно возвратные глаголы, благодаря своей внутренней форме (строитися - строити ся (себе)), передавали то же статичное содержание так, как если бы оно выражало развивающееся событие. Причастия же, совмещающие в себе структурные признаки глагола и имени, тяготели к описанию ситуации как статической, неизмешюй. К тому же при реализации указанной семантики глаголам на -ся в отличие от причастий не было свойственно возникновение дополнительного оттенка статальности.

В страдательных конструкциях структура изображения актуально протекающего события такова: объект испытывает на себе активное воздействие агенса. Позиция объекта динамична, хотя эта динамика и стимулирована извне, поэтому способность лексемы, замещающей позицию предиката в таком неактивном обороте, служить "минимальным знаком разворачивающегося события" (Г.П.Мельников) по-прежнему остается принципиально важной с точки зрения коммуникации. Специфика формы и значения кратких страдательных причастий настоящего времени затрудняла их полноценное функционирование в указанной роли, что и обусловило необходимость поиска языком новых средств выражения пассивности именно для сферы настоящего времени. Можно утверждать, что возвратные глаголы оказались таким средством, поскольку они менее противоречили событийности внутренней формы русского языка.

В тексте "Жития Аввакума" практически нет примеров Неактивных конструкций с причастием на -м- в предикате. Этот факт свидетельствует о постепенном вытеснении указанных синтаксических единиц из употребления к XVII в. Следовательно, изменяется и структура центра функционально-семантического поля пассивности, в котором значительно возрастает удельный вес

оборотов с причастиями прошедшего времени.

Напротив, неактивные обороты с кратким причастием прошедшего времени получили широкое распространение в современном русском языке. Это было обусловлено тем, что краткие страдательные причастия прошедшего времени в текстах XI - XVII вв. могли реализовывать перфектную, плюсквамперфектную и аористичную семантику, т.е. характеризовали процесс со стороны его предельности, завершенности. В сфере псрфектности в зависимости от возможности выдвижения в значении перфектных форм в конкретных условиях их функционирования то компонента действия, то понятия о сохранении его последствий в более позднем временном плане выделяются такие оттенки : 1) статальный (РЬига же кияке: "Намъ неволя; князь нашь убьенъ, и княгини наша хочетъ за вашь князь" (ПВЛ) ; И рЬша новгородци: "Аще, княже, братья наша исЬчена суть, можсмъ по тобЬ бороти" (ПВЛ));2)акциональный (А кто не по Бозе живет. . .прямо и все вкупе будут во аде, а зде прокляти, ино во всех тех плодех не благословошх, а от Бога не помилован, а от народа проклят... (Дом.)).

Реализация глагольных валентностей причастия способствовала укреплению связи между указаниями на состояние и предшествующую ему деятельность. Посредством определенных компонентов контекста семантике состояния, выражаемой причастными формами, сообщался оттенок "действенности". К таким средствам можно отнести формально выраженное указание на производителя действия в составе неактивной конструкции. Особенности протекания действия, предшествующего состоянию, характеризуют различные члены предложения с обстоятельственным значением. Они могут называть время, место, способ совершения действия, уточняя характер его протекания, в результате чего возникло то или иное состояние: ... хоудии же и оубозии въ мирЬ семь о дпш своей подвигъше1 ся. како и на нбси прославлени и по земли хвалими. . (Изб.1076г.) .

Перфектное, плюсквамперфектное и аористичное значения передавались неактивными конструкциями с предикатами, выраженными аналитическими формами, состоящими из причастий на -н- и -т- и различных форм связки. На примере исследованных письменных памятников мы наблюдали эволюцию поименованных аналитических образований.

Кроме того, в главе приведены некоторые количественные данные, отражашцие частотность возобновления тех или иных форм в составе неактивных оборотов исследованных текстов.

ТреТЬЯ Глава. " Псевдоактивные конструкции в текстах XI -XVII вв." содержат анализ конкретных структурных компонентов функционально - семантического поля пассивности, относящихся к его периферии. Она посвящена анализу внешних и внутренних факторов, способствующих реализации пассивного и страдательного значения возвратными глаголами в исследованных письменных текстах XI-XVII вв., а также эволюции указанных синтаксических единиц. При этом мы исходили из заключения, что страдательная семантика реализуется возвратными формами в составе псевдоактивных оборотов только при наличии указания на производителя действия, в противном же случае имеет место пассивное значение.

Собранный материал отражает процесс формирования тех условий контекста, в которых возвратные глаголы наиболее отчетливо реализовывали пассивную семантику. К средствам контекста, поддерживающим пассивное значение возвратных глаголов и тем самым устраняющим необходимость постановки в псевдоактивной конструкции особого структурного элемента со значением производителя действия в форме Т.п. или Р.п. с предлогом "от", как показывают изученные тексты, правомерно отнести:

1. Наличие в предыдущем или последующем контексте ("контекст" мы понимаем как в узком, так и в широком значении термина) прямого указания на действующий субъект (в том числе в виде существительного в Р.п. с предлогом "у" для обозначения лица) .

Поваръ же Гльбовъ, именеыь Торчинъ, вынезъ ножь, зарЬза ГлЬба, акы агня непорочно. Принесеся на жертву богови, в воню благоуханья, жертва словесная... (Сказ, о Б. и Г.);...акы к живомоу к тебЬ приходяше блвлялися быхомъ оу тебе... (Жит.Ст.Перм.).

2. Наличие в предыдущем или последующем контексте косвенного указания на действующий субъект. Такое указание может содержаться в дополнениях и обстоятельствах места или образа действия, с той или иной стороны характеризующих

глагольный признак. Особое место занимают сочетания существительных с предлогами для обозначения группы лиц:...а праведници въ небеснЬмь жилищЬ водваряются со ангелы (ПВЛ); ...такъ то ведетца в добрых людех... (Дом.).

3. Наличие в контексте обстоятельств причины или предложно-падежных оборотов для выражения причины (волеизъявления) : И оттолЬ почася Печерскый манастБ1рь, имь же бЬша жили черньци преже в печсрЬ, а от того прозвася Печерскый манастырь (ПВЛ); И ссму же ¡мышлению не събывъшося. .. по Еожию строению и по воли святою мученику (Сказ, о Б. и Г.).

4. Наличие в контексте форм Т.п. существительных со значением орудия действия (в том числе Т.п., обозначающий какой-либо орган действующего субъекта): ...да отлученъ будеть от цркви и от всздЬсоуштаго събора, да отсЬчет ся мечем дховным... (Жит.Ст.Перм.); Коньчаша ся книгы сиа роукош грЬшьнааго иоана (Изб.1076г.).

5. Наличие в контексте предложно-падежных сочетаний для обозначения источника действия: Радоуи ся о молтзахъ стыихъ моужь и по истинЬ соуштя сты. стъ дЬлъ распытан кое бо овоште отъ плода познавает ся (Изб. 1076г.) ; БЬ бо Рогъволодъ пришежгь и-заморья, имяше власть свою в ПолотьскЬ, а туры ТуровЬ, от него же и туровци прозвашася (ПВЛ) .

6. Страдательное или пассивное значение рядом стоящих конструкций: ...обратите ся къ гоу боу вашемоу. яко милостивъ есть и штедръ: дхгьготьрпЬливъ. и милоуя рсчс помилованъ боудеть: и отъпоустите и отъпоустить ся вамъ (Изб.1076г.); Да нахожениемъ поганых и мучими ими владыку позпаемъ, его же мы прогнЬвахом; прославлени бывше, не прославихом...освятившеся, не разумЬхом...породивъшеся, не яко отца постыдЬхомся (ПВЛ).

Второстепенный член со значением действующего субъекта (в Т.п. или Р.п.+"от") может отсутствовать в предложении и по ряду других причин. В частности, ото наблюдается тогда, когда он мыслится неопределенно, как некое неопределенное или обобщенное лицо: *Не съставить бо *ся корабль без гвоздии ни правьдникъ бес почитания книжьнааго (Изб.1076г.).

В некоторых довольно многочисленных случаях отсутствие какого-либо указания на производителя действия объясняется его избыточностью, поскольку в качестве деятеля в данных оборотах

подразумевается Бог, что и так было вполне очевидно читателю, смотревшему на окружающий мир и события, происходившие в нем, с позиции религии. Поэтому дополнительное называние такого действующего субъекта оказывалось излишним: Многы бЬды приимъ, без вины изгонимте от братья своея, обидимъ, разграбленъ, прочее и смерть горкую приять, но вЬчнЬй жизни и покою сподобися (ПВЛ) ; К томоу же еште добраго ради исповЬданха... дасться емоу даръ блгтный, и слово разоума и моудрости... (Жит.Ст.Перм.).

Среди внутренних факторов, способствующих реализации возвратными формами пассивного значения в составе псевдоактивного оборота, следует отметить моносемичность/ полисемичность глагольного предиката, а также одушевленностью/ неодушевленностью подлежащего. Поэтому в работе выполнен анализ значения и формы структурных элементов псевдоактивных конструкций исследованных текстов, в том числе специфики выражения агенса в составе страдательных псевдоактивных конструкций.

Как показывают наблюдения, эволюция псевдоактивных оборотов в истории русского языка была связана с постепенным вытеснением конструкций со сказуемым, представленным возвратно-глагольной формой совершенного вида, неактивными оборотами с краткими страдательными причастиями прошедшего времени. Причина подобного явления лежала опять же в особенностях грамматического значения обеих единиц, которые описывали процесс со сходной точки зрения: в плане его завершенности, результативности.

В глагольной форме признак действия проявляется сильнее, чем в причастиях, а соответственно, признак состояния как результата воздействия со стороны - слабее, неопределеннее. При этом действие и состояние в возвратных формах существуют практически одновременно. Другими словами, глагол обозначает предел состояния, одновременный с пределом действия (Б.Н.Головин)..

В структуре значения причастий на первый план выходит состояние. Если глагольные формы указывают на действие и ' одновременное с этим действием состояние, то причастия указывают на состояние и не обязательно одновременное с таким состоянием действие. Они допускают разрыв между действием и вызванным этим действием состоянием. Итак, причастия прошедшего

времени выражают предел действия, но не состояния. В результате налицо большая исчерпанность события, предельность в семантике глагольных форм и большая перфективность в значении причастий.

Суть прошедшего события, как отмечает Г.П.Мельников, заключается в том, что оно уже не является развивающимся событием, а переходит в разряд фактов и становится в своей целостности неизменным (Г.П.Мельников). Поэтому очевидно, что наиболее приспособлена к описанию "наличной результативности" форма, более актуальная с точки зрения результатов события, т.е. причастие. При этом на первый план выступают свойства причастий, сближающие их с именем, атрибутом, а глагольные свойства отходят на второй план.

В Четвертой главе "О статусе элемента с я в русском языке XI - XVII вв. " анализируются специфические особенности элемента ся в русском языке XI - XVII вв. и стилистический потенциал его использования.

Собранный материал позволяет сделать некоторые заключения, касающиеся особенностей формирования и функционирования возвратных образований как средства выражения предиката псевдоактивного оборота.

Среди проблем, возникающих при изучении истории формирования возвратных глаголов, основным является вопрос: правомерно ли квалифицировать данный процесс как один из редчайших примеров агглютинации в древнем и современном русском языке?

Проанализированные факты языка, извлеченные из письменных текстов XI - XVII вв., дают основания предположить, что, не оставаясь статичной, связь между глагольной основой и возвратным аффиксом по мере развития древнерусского языка становилась более прочной. Вероятно, у самых истоков преобразования синтаксического сочетания 11 ся + форма глагола" в единую словоформу эта связь действительно была чисто механической, т.е. агглютинативной. С течением времени связь становилась теснее, причем происходило это во многом в дописьменный период, поскольку даже самые старшие из сохранившихся древнерусских памятников письменности не отражают начало данного процесса. Уже в XI в. мы находим ряд глаголов, употреблявшихся только в возвратной форме, а также целый массив глагольных словоформ, регулярно выступавших то в возвратной, то

в невозвратной форме.

Вероятно, аффикс -ся связывался с глагольной основой, по крайней мере внутренне, несколько теснее, чем обычно это происходит с типичными аффиксами агглютинативных языков, что подтверждается зависимостью между значением глагола и формой возвратного местоимения, с которой он сочетался, а также возникновением ряда фонетических изменений в положении ся после гласных и т, начиная приблизительно с XIV в. С XI по XVII вв. мы можем видеть динамику развития всех указанных отношений между основой глагола и возвратным аффиксом.

Для текстов XI - XIV вв. во многих случаях затруднительна четкая квалификация ся как местоимения или возвратного аффикса. Этому мешает обилие переходных случаев, а также использование формы вин. падежа возвратного местоимения как отдельного самостоятельного слова: ВидЬхъ бани древены, и пережьгуть е рамяно, и совлокуться, и будутъ нази, и облЬются квасомъ усниянымь, и возмуть на ся прутье младое, и быоть ся сами, и того ся добьють, едва слЬзуть лЬ живи (ПВЛ) . К XVII в. ся-местоимение практически исчезает из живой разговорной речи, существенно сокращается сфера переходных случаев между ся-местоимением и ся-возвратным аффиксом, уходят в область диалектов невозвратные непереходные глаголы, функционировавшие как возвратные. Все перечисленное служит доказательством того, что к XVII в. закашливается процесс формирования возвратных глаголов в русском языке и превращение формы вин. падежа ед. числа возвратного местоимения в аффикс.

Отношения между ся - формой местоимения и ся - возвратным аффиксом на разных этапах истории русского языка представлены в диссертации в виде схем.

Богатству древнерусского языка в целом соответствовало богатство его глагольной системы, ее семантическая емкость, экспрессивно-стилистическое разнообразие составляющих словоформ. Среди последних выделяются стилистически нейтральные, получающие экспрессивную окрашенность, как и особые оттенки значений, лишь в определенных контекстуальных и синтаксических условиях. Именно к таким образованиям относится большая часть возвратных глаголов.

В главе рассматриваются стилистические особенности

Употребления вариантов возвратного аффикса: -ся, -си, а также особые экспрессивные оттенки, очевидно, реализовывавшиеся в речи посредством возможности разноместного употребления

В памятниках древнерусского языка ся в составе глагольных форм не во всяком синтаксическом положении оставалось стилистически нейтральным. Там, где не было возможности передать необходимые экспрессивные оттенки с помощью других средств, можно было воспользоваться структурной и семантической гибкостью возвратных глаголов, варьируя в определенной мере степень возвратного значения глагола. Возвратные глаголы в том состоянии, которое они имели до XV-XVI вв., представляли собой целый пласт особых, свойственных только древнерусскому языку изобразительно-выразительных средств, какими книжники пользовались с большим мастерством и гибкостью.

В заключении подведены основные итоги исследования.

Приложение I к диссертации содержит перечень глаголов, употреблявшихся с -ся и без -ся, отмеченных в исследованных текстах. В приложении II приведен перечень глаголов, при которых в изученных письменных памятниках XI - XVII вв. наблюдается разноместное (препозитивное и постпозитивное) положение ся. Приложение III иллюстрирует особенности контекстуального функционирования возврат!гых глаголов на материале "Повести временных лет" и "Сказания о Борисе и Глебе".

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Событийная внутренняя форма как специфическая особенность русской грамматики / / Тезисы докладов IV международного симпозиума по лингвострановедению. - М., 1994,- С. 151-152.

2. О стилистических особенностях употребления возвратных глаголов в древнерусском языке // Теоретические и прикладные аспекты риторики, стилистики и культуры речи: Материалы конференции молодых ученых России. - Екатеринбург, 1995.- С. 45-46.

3. Об особенностях стилистического употребления возвратных глаголов в древнерусском языке // Филологический журнал: Межвузовский сборник научных статей. Вып-V.- Южно-Сахалинск, 1996. - С.75-88.

глагольной основы и возвратного аффикса.