автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Эволюция романтического героя в поэмах Николауса Ленау "Фауст" и "Дон Жуан"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция романтического героя в поэмах Николауса Ленау "Фауст" и "Дон Жуан""

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

□034Э3561

Румянцева Ирина Сергеевна

ЭВОЛЮЦИЯ РОМАНТИЧЕСКОГО ГЕРОЯ В ПОЭМАХ НИКОЛАУСА ЛЕНАУ «ФАУСТ» И «ДОН ЖУАН»

Специальность 10.01.03. - литература народов стран зарубежья (литературы народов Европы, Америки, Австралии)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2010

" 4 МАР 7010

003493561

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

Аствацатуров Алексей Георгиевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Жеребин Алексей Иосифович

кандидат филологических наук, доцент Лейбель Елена Викторовна

Ведущая организация: Нижегородский государственный

лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова

Защита состоится > ¿/¿<//¿1 2010 г. в часов на заседании совета Д212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, ауд. 25,

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9.

Автореферат разослан г.

Ученый секретарь диссертационного совета, Кандидат филологических наук, доцент

С. Д. Титаренко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Драматические поэмы «Фауст» и «Дон Жуан» - две важнейшие вехи в творчестве великого австрийского поэта Николауса Ленау. Если первая поэма отмечена печатью зрелости и концентрирует в себе сложнейшую проблематику, вошедшую в немецкую литературу, начиная с Гете, творчество которого стало отправной точкой для Ленау, то вторая знаменует завершение поэтической жизни автора, оборвавшейся на взлете, и открывает путь в будущее уже оформившихся в ней идей, ставших проблемами литературы уже второй половины XIX века. Вальтер Дице совершенно справедливо включил Ленау в ряд поэтов «мировой скорби»: Байрон, Леопарди, Лермонтов, Мюссе, частично Гейне, Платен. Тем самым очень точно был очерчен историко-литературный контекст. Это европейская литература, и бесспорно поэзия Ленау выходит за рамки национальной литературы и является частью литературы европейской как по своей тематике, широта которой неоспорима, так и по художественному воплощению тем, волновавших европейскую мысль этого времени.

Драматическая поэма «Фауст», впервые изданная в 1837 г., стала первой из четырех больших поэм Ленау. Этот ряд замыкает оставшаяся неоконченной поэма «Дон Жуан», работу над которой Ленау прекращает в 1844 г. Место, которое занимают оба эти произведения в творчестве поэта, позволяет нам сделать попытку связать и объяснить реализацию поэтического замысла в связи с изменениями его философских взглядов и мировоззрения и наметить линию их развития от философии Спинозы и мистических учений немецких философов к сенсуалистской антропологии Л. Фейербаха и далее к Кьеркегору и Ницше.

Спиноза и немецкие мистики оказали серьезное влияние на ранние произведения Ленау, а также на его поэму «Фауст»; в «Фаусте» им были предугаданы некоторые положения философских учений Шопенгауэра и Ницше. Намного позже поэт обращается к философским трудам Л.

Фейербаха, его философия частично найдет свое отражение в поэме «Дон Жуан». Параллельно с изменением философско-мировоззренческих позиций автора развивается и изменяется его герой, и именно это развитие должно стать предметом данного исследования.

Произведений такого масштаба и значимости, с постановкой экзистенциальных проблем, носителем которых становится главный герой, в австрийской литературе того времени еще не было. Следует отметить также и то, что романтизм не был чисто австрийским явлением. В Австрии он появляется вместе с немецкими романтиками и их произведениями, в основном театральными пьесами (Л. Тик, 3. Вернер, Т. Кернер). Ф. Грильпарцер, творчество которого высоко ценил Байрон, - пожалуй, единственная крупная величина в литературном мире Австрии той эпохи, но романтиком Грильпарцер был только как автор драмы рока «Праматерь», и после нее романтические мотивы полностью исчезли из его творчества. Собственно австрийская литература была представлена произведениями писателей второго ряда - это И. А. Гляйх, К. Майзль, потом Ф. Раймунд и И. Н. Нестрой, творчество которых традиционно относят к «высокому бидермайеру». Их излюбленные жанры - это либо венская народная пьеса, либо поэтические или прозаические произведения на исторические темы.

В отличие от литературы Германии, в Австрии в эпоху Реставрации, наряду с ярко выраженным течением бидермайера не наблюдалось предмартовского течения, сходного с немецкой «предмартовской поэзией». Оппозиционная направленность литературы по отношению к существующим реалиям представлено тем не менее, пусть и не в таком масштабе, как в Германии, творчеством А. Грюна, Ч. Зилсфилда и частично Н. Ленау. Однако эмоционально-художественные комплексы мировой скорби и метафизического разочарования роднят Ленау с поздним европейским романтизмом, в частности с творчеством Д. Г. Байрона и Дж. Леопарди. Это многократно усиливает роль Н. Ленау в австрийской литературе, поскольку

он является фактически единственным крупным романтическим поэтом Австрии.

Необходимо отметить, что большая часть работ, посвященных творчеству Ленау, публикуется в Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии, Франции и других европейских странах. В России таких исследований очень мало, в основном они включены в работы общего характера, исследующие эпоху позднего романтизма в Австрии. Они посвящены, главным образом, творчеству Раймунда, Нестроя и Грильпарцера и формируют уже ставшее традиционным направление исследований. Это определяет научную новизну данного исследования, заключающуюся в комплексном подходе к ключевым произведениям Ленау, позволяющем выявить взаимосвязи мировоззрения поэта и концепции романтического героя в разные периоды его творчества.

В России творчество Ленау известно в основном благодаря переводам. В последнее время наблюдается усиление интереса к нему в отечественном литературоведении: так, за последние несколько лет вышел ряд статей и докладов в рамках Пуришеских чтений, появились публикации, посвященные лирике. Ленау. Данная работа могла бы продолжить ряд посвященных Н. Ленау исследований в сфере интерпретации текстов по этой тематике, что определяет ее актуальность.

Цель данной работы состоит в том, чтобы проследить эволюцию романтического героя в драматических поэмах «Фауст» и «Дон Жуан» и определить ее взаимосвязи с философско-мировоззренческой эволюцией взглядов самого поэта. Для этого мы считаем необходимым решение следующих задач: установление биографической обусловленности мировоззрения и творчества Н. Ленау; освещение философских проблем, темы богоборчества и необходимости и свободы в поэме «Фауст»; выявление экзистенциальных проблем в поэме «Дон Жуан».

Материалом для данного исследования выступают драматические поэмы «Фауст» и «Дон Жуан», образующие два полюса в творчестве Н.

Ленау в связи с их философской проблематикой. Построение обоих произведений схоже: это две большие драматические поэмы с романтическим героем в центре повествования, вокруг которою развивается действие и который несет в себе всю экзистенциальную проблематику, а это мировая скорбь, пессимизм, метафизическое разочарование. В основе обоих поэм - мифологический материал, то есть мировые сюжеты и мировые образы, выбранные поэтом не случайно. История Фауста, как и история Дон Жуана, - это история личности, противостоящей обществу, одинокой и гениальной, что, несомненно, как нельзя более лучше вписывается в романтическую концепцию. В других больших драматических поэмах «Савонарола» и «Альбигойцы» Ленау опирается на историю еретических учений, которая в «Альбигойцах» интерпретируется к тому же в свете гегелевской философии, рассматривающей не отдельного человека, а историю человечества в целом. Все это позволяет нам исключить данные произведения из сферы нашего исследования и сосредоточить свое внимание на поэмах «Фауст» и «Дон Жуан».

Поскольку нам предстоит детально исследовать мировоззрение самого поэта и сложный философский план его произведений, к которым не могут быть применены схематические или какие-либо формальные методы, метод данного исследования - герменевтический - представляется нам наиболее релевантным для реализации поставленной цели. Поэзия Н. Ленау, и прежде всего его драматические поэмы, - это ярко выраженная мировоззренческая поэзия, ставящая кардинальные проблемы человеческого бытия, делающая своим центром личность, которая особым образом является носителем мировоззрения. Действительно, выбор материала, тем, как и формальные моменты его поэзии, понимание таких важнейших онтологических категорий бытия, как пространство и время, религиозных категорий, как Бог и Человек, этических понятий, - все это предполагает крайне напряженную мировоззренческую насыщенность поэм Ленау. Его поэзия обусловлена идеями, на различных этапах его творчества противоречивыми. Уже сам факт

обращения поэта к мировым образам - Фауст, Дон Жуан, выбор в качестве героев поэм исторических личностей - Савонарола, Лоренцо ди Медичи, Ян Жижка, а также личностей, сыгравших важную роль в истории Прованса XIII века, говорит о том, что мы имеем дело с поэтом, мировоззрение которого можно сопоставить с развитыми в тематическом отношении философскими учениями его времени. Поэтому мы будем стремиться анализировать поэзию Ленау в русле философского литературоведения, которое сочетает в себе герменевтический подход с выходом в духовную культуру, обусловившую мировоззрение Ленау. Понимание этого мировоззрения предполагает очень широкий культурно-философский контекст, так как мы имеем дело с поздним романтизмом, то есть той стадией романтической культуры, когда основные романтические идеи приобрели ярко выраженный облик, когда отличительной чертой романтического мировоззрения стала его многослойность, причудливое сочетание мотивов и тем, вошедших в творчество Ленау из раннеромантической эпохи, даже из предромантизма (Л, Тик), и одновременно романтических тем не немецкого происхождения (в частности, байронический герой). То, что исторический мир обрел в поэзии Ленау свои неповторимые черты, естественно не могло произойти без влияния гейдельбергского романтизма, но решающим здесь, конечно, был более широкий взгляд на историю, выход поэта за пределы истории национальной. Наряду с методом герменевтического анализа нами будут привлекаться элементы биографического и исторического подходов, поскольку творчество Ленау неразрывно связано с фактами его биографии и в некоторых случаях определяется историческими и политическими событиями в Европе первой пол. XIX века.

Основные положения, выносимые на защиту: 1. В поэме «Фауст» Н. Ленау соединяет гносеологический и онтологический аспекты таким образом, что граница между этими разделами философского знания снимается. Гносеологический мотив познания становится для протагониста

непреодолимым и превращается в онтологическое утверждение собственного бытия, уводящее его от первоначальной цели. Это положение можно считать основой философской концепции поэмы.

Ленау разрушает позднеромантическую картину мира, для которой характерно вечное деятельное противостояние двух начал - божественного и дьявольского. У Ленау деятельным оказывается только дьявольское, поскольку божественное никак себя не проявляет и вследствие этого также рассматривается как демония. Являясь единственной деятельной силой, дьявольское поглощает человека, лишая смысла любые его действия, в том числе и направленные на утверждение и обоснование собственного бытия. Проявления демонической необходимости описываются в поэме «Фауст» с помощью метафорического комплекса человек-марионетка.

В поэме «Дон Жуан» для протагониста характерна изначальная ориентация на чувственное начало. У Ленау обращение к чувственности означает обращение к дионисийскому, к инстинктам человека, к той стороне жизни, которая отрицается и подавляется духом. Поэту в очень большой степени удается избежать традиционного конфликта тела и духа; две эти противоположности он объединяет в рамках дионисийского мировоззрения, создавая таким образом абсолютно новую трактовку старого мифа о Дон Жуане и образ героя. Основой эволюции романтического героя от Фауста к Дон Жуану у Ленау является смена прадигмы мировосприятия. Прежняя картина мира изменяется так, что ее центр и периферия - трансцендентное и человеческое - меняются местами. При этом в «Дон Жуане» трансцендентное вообще выводится за рамки бытия, а прежняя периферия - человек и его

жизнь, в том числе и чувственная, - выдвигается на передний план и приобретает первостепенное значение.

5. В поэмах «Фауст» и «Дон Жуан» Ленау удалось остаться в художественных рамках романтизма: неромантический фаустовский сюжет он разрабатывает как романтический, обостряя типичные для романтизма конфликты, которые постепенно угасают в современной поэту литературе бидермайера, а популярный в романтической культуре образ Дон Жуана - на не вполне романтический манер, привлекая уже витавшие в воздухе, но еще требующие словесного оформления идеи преэкзистенциализма и философии жизни.

Научно-практическая значимость диссертации определяется тем, что ее основные положения и результаты исследования могут быть использованы при чтении общего курса истории зарубежных литератур в высших учебных заведениях, специальных курсов и семинаров по немецкой и австрийской литературе XIX века и по творчеству Н. Ленау, а также при составлении учебных пособий в данных областях. Результаты исследования могут найти применение в ходе дальнейшего изучения драматических поэм Н. Ленау.

Апробация исследования осуществлялась в процессе обсуждения отдельных аспектов диссертации на аспирантских семинарах кафедры истории зарубежных литератур СПбГУ и кафедры немецкой филологии РГГУ (Москва, 2008 г.). По теме были сделаны доклады на и международной конференции В СПбГУ, в рамках Герценовских чтений (СПб, май 2008 и 2009 г.) и семинара «Мир текста» (ИИЯ, апрель 2008 г.). Основные положения диссертации отражены в пяти публикациях.

Поставленные в диссертации цели и задачи, а также предмет ее исследования, определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы (257 наименований). Объем работы составляет 287 страниц печатного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении к данной работе аргументируется выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, а также определяются темы и задачи и обосновывается методология.

В п. 1 Введения («Н. Ленау в биографических и литературоведческих исследованиях») также исследуется история вопроса, приводится обзор и классификация литературоведческих работ по тематическим группам, объединяющим опирающиеся на свидетельства современников Ленау ранние работы биографического характера, исследования, отображающие начальный период рецепции творчества поэта вне Германии и Австрии, литературоведческие исследования общего характера и работы, посвященные различного рода периодизациям творчества Ленау и определяющие его место в мировой и европейской литературе.

П. 2 Введения («Биографическая обусловленность мировоззрения и творчества Н. Ленау») представляет собой биографический обзор, опирающийся на работы Э. Кастла, Й. Туроци-Тростлера, Ж.-П. Хаммера и др. и дающий возможность проследить взаимосвязи некоторых фактов биографии Ленау с изменениями в его мировоззрении.

При анализе творчества Ленау следует учитывать интерес поэта к мистическим и еретическим учениям Средних веков, немецким мистикам, классической немецкой философии, которые, в свою очередь, переплетаются с пантеизмом Спинозы и антропологической философией Фейербаха. Следует особенно подчеркнуть, что, хотя сам поэт заявлял о своем разочаровании в том или ином философском учении, он никогда не отказывался от своих прежних представлений полностью. Это делает его философские взгляды крайне эклектичными и представляет особую трудность для исследователя.

В первой главе («Философские проблемы мировоззрения Н. Ленау») исследуется мировоззрение поэта, которое обычно трактуется как кризисный период в его творчестве. Это годы напряженной работы над поэмой «Фауст». Работа над «Фаустом» была начата еще при жизни Гете, за это время созревала антигетевская концепция героя. Это выразилось не только в трансформации фаустовской традиции, идущей от кукольной комедии и народной книги, но и в переосмыслении характера героя в целом.

В начале главы, в опоре на соответствующие исследования, рассматривается проблема источников и определяется мифологическая основа поэмы - средневековая легенда о докторе Фаусте и так называемая народная книга о Фаусте 1587 г., а также приводятся сведения о некоторых наиболее значимых интерпретациях легенды.

Далее выделяются основные философские проблемы, поднимаемые Н. Ленау в драматической поэме «Фауст». Одна из центральных - проблема бессмертия и человеческой индивидуальности и их соотношения, которую Ленау пытается решить, опираясь главным образом на философское учение Б. Спинозы, воспринятое и интерпретированное Гете и первыми романтиками. Ленау делает учение Спинозы основой для рассуждений о соотношении всеобщего и индивидуального и связанной с ними возможности вечного существования человеческого духа, тем самым открывая новый этап спинозизма в Германии. Пантеизм становится основой философской базы поэмы «Фауст», и уже на его фоне разворачиваются интерпретации других философских учений и рассматриваются главные философские проблемы -веры и неверия, а также связанные с ними проблемы познания, бессмертия, необходимости и свободы и человеческой индивидуальности.

Особое внимание в своем «Фаусте» Ленау уделяет проблеме познания, подхватывая и развивая традиционный фаустовский мотив. Ленау отвергает ценность эмпирического познания, а также познание абсолюта через веру, предлагаемое философской системой Ф. Баадера, ставящей знак равенства между верой и знанием. Ленау выстраивает в своей поэме новый образ

божества как вещи в себе, непознаваемой и закрытой для человека. Таким образом он отрицает для своего героя возможность прорыва в трансцендентное и с помощью интеллектуальной интуиции.

Обусловленное гордыней желание расширить границы познания до абсолюта приводит Фауста Ленау к отречению от собственной человеческой сущности и превращает процесс познания в вечное отрицание, что в конечном итоге и приводит его к катастрофе.

Ленау задает центральную тему поэмы - это человек между знанием и верой, Богом и природой, претензией на автономию от нее и сознанием собственной ничтожности. Стремление к истине и готовность нарушить заповеди ради нее, вызов творцу и в то же время желание обрести свое место среди его творений, встроиться в существующий миропорядок определяют основной конфликт героя. Конфликт ученого как следствие его стремления постичь законы мироздания Ленау превращает в конфликт отпавшего от Бога, не вписавшегося в картину мира и желающего иного, лучшего в ней места. Так формируется одно из главных положений фаустовской концепции Ленау - соединение гносеологической и теологической проблем.

На стадиях познания желание - любовь - убийство, которые Фауст должен пройти согласно разработанному Мефистофелем плану, демония разрушает пантеистскую этику героя и остатки его христианских представлений о Боге и мире. Объединение гносеологического и этического аспектов у Ленау поддерживается понятием вины, отделенной от раскаяния и всплывающей в снах Фауста. При анализе данного психического состояния героя мы опираемся на романтическую концепцию сна Г. Г. Шуберта и концепцию сна как требующего заполнения семиотического пространства, предложенную Ю. М. Лотманом.

Анализ поэмы Ленау в сопоставлении с «Фаустом» Гете и «Манфредом» Байрона показывает, что у Гете познание Фауста представляет собой познание жизни, смерти и бесконечной цели, у Ленау ведет к полному разрушению, а у Байрона оно становится причиной вечных страданий героя.

Следовательно, можно сказать, что типичный фаустовский мотив познания у Ленау и Байрона является негативным, а у последнего еще и трансформируется таким образом, что гетевское познание - жизнь - истина превращается в познание — жизнь/страдание — вечное страдание. Кроме того, Ленау, выстраивающий в своем «Фаусте» параллель душа - природа, распространяет страдание за пределы человеческой жизни и необходимо приписывает его природе. В этом взгляды Ленау тесно соприкасаются с тенденциями современных ему пессимистических философских учений, в частности, с философией Шопенгауэра, понимавшего жизнь как страдание. У Ленау нет только философского обоснования страдания как следствия воли, в остальном же совпадений много и они не случайны.

Ленау и Шопенгауэра сближает и экзистенциальное усиление понятия эгоизма, однако у Ленау эгоизм не становится следствием воли как вещи в себе. Эгоизм Фауста - это следствие гордыни, если рассматривать его с точки зрения христианства, и ложный путь в поисках собственного Я, если оставаться в русле романтизма.

Изменение психологического состояния Фауста по ходу поэмы, свидетельствующее о развитии духовного кризиса, можно рассматривать и с точки зрения философского учения Ф. Ницше, определяющего это состояние как нигализм, и с точки зрения учения Гегеля, называющего такой тип сознания несчастным - сознанием, раздвоенным внутри себя и воспринимающим противоречие собственной сущности как единство.

Но у романтического героя, в том числе и у Фауста Ленау, гегелевское примирение, возвращение сознания в само себя невозможно в принципе. Разорванность сознания героя в романтической культуре закрепляется в качестве одной из онтологических категорий - в этом смысле образ героя у Ленау соответствует общей романтической концепции. Однако отношение Фауста к этому феномену, трагическое восприятие им собственного положения позволяет нам говорить о позднеромантической интерпретации образа героя.

Романтическая концепция героя поддерживается у Ленау, как и у Байрона в драме «Манфред», мотивом одиночества. Как известно, Ницше и Шопенгауэр видели в одиночестве судьбу гения, выдающегося духа. Одиночество должно породить ницшеанского сверхчеловека, который сможет преодолеть нигилизм. Однако в поэме Ленау одиночество героя становится индикатором разрушительного индивидуализма, приводящего героя к катастрофе. Сверхчеловеческое преодоление нигилизма за счет могучей индивидуальности для Ленау пока еще - разрушительный самообман.

Нигилизм приводит Фауста к богоборчеству и возведению в абсолют собственной индивидуальности: он замыкается в капсуле своего сознания. Фаустовский путь к внутренней сущности совершенно противоположен тому, к чему стремились иенцы, в частности Новалис, в своей идее «магического идеализма». Открытие мира внутреннего означает для ранних романтиков открытие глубинных, неподвластных логическому мышлению связей с природой, а через нее с Богом. У Ленау это полное отпадение от Бога, и оно - результат богоборчества.

Таким образом, первоначальный гносеологический мотив познания становится для героя непреодолимым и превращается в онтологическое утверждение собственного бытия, уводящее прочь от первоначальной цели, и это положение можно считать основой философской концепции поэмы, на которую накладываются дополнительные мотивы, такие как сочетание гордыни и чувства вины или трансформация познания в страдание.

В начале второй главы («Богоборчество и богооправдание в драматической поэме Н. Ленау «Фауст». Романтическая традиция и ее обновление у Ленау») мы рассматриваем представления о земном и божественном и отношение к ним человека на разных этапах романтизма.

В развитии романтизма от Иены к Гейдельбергу дихотомии дух -материя, общее - частное, конечное - бесконечное, усиливаются; в связи с этим тема богоборчества, к которой вне романтизма обращается еще Гете, не

теряет своей актуальности, а в рамках позднего романтизма, в частности, в творчестве Н. Ленау, она получает особое развитие. Наиболее ярко тема богоборчества представлена в «Альбигойцах», но впервые Ленау обращается к ней в поэме «Фауст».

Литературной традицией уделяется много внимания образу дьявола как силы, провоцирующей богоборческие выступления человека, поэтому мы рассматриваем образ Мефистофеля у Гете, романтический образ дьявола (на примере драм Байрона «Каин» и «Манфред») и его интерпретацию у Ленау.

Для «Фаусте» Гете, как для байроновского «Каина» характерны представления об андропшном соединении божественного и дьявольского. В «Манфреде» Байрон вообще отказывается от образа Бога, а дьявола заменяет другими фигурами, происходящими, как правило, из древних мифологий. В «Манфреде» мотив богоборчества сопровождается идеей обособления сознания героя, который погружается в замкнутое пространство своего Я.

Эту идею трансформирует Ленау в своем «Фаусте», используя ее не только для создания образа Фауста, но и для описания обособленного от человека божественного мира. Мысль о демонизированном Боге, который отгородился от человека крепостной стеной, целиком и полностью принадлежит Ленау. Он создает свою негативистскую концепцию трансцендентного, даже одно стремление к которому обрекает человека на катастрофу сознания, и эта концепция коренным образом отличается от традиционной романтической, в основе которой лежит положительное восприятие трансцендентного.

В отличие от позднеромантической картины мира, для которой характерно вечное противостояние двух начал - божественного и дьявольского - на сверхреальном уровне, подразумевающее определенные действия и с той, и с другой стороны, в поэме Ленау деятельным оказывается только зло, поскольку Бог никак себя не проявляет. Более того, Богу, вследствие его инертности и равнодушия, приписываются демонические качества: именно его невмешательство в жизнь сотворенного им мира

рассматривается как зло. В таких условиях дьявол - единственная деятельная сила. Он преобразует свою традиционную функцию отрицания и разрушения в функцию созидания - так, как он его понимает: он выступает как антитворец, поглощая сознание человека и таким образом усиливая самого себя; он созидает собственный мир. Однако мотивом этого дьявольского миросозидания становится не позитивная потребность в творчестве, а желание отомстить за собственную отверженность. Человека он использует как инструмент для реализации своих планов, заставляя его проецировать собственный внутренний конфликт в сферу бесконечного, при соприкосновении с которым человеческое сознание уничтожается. Таким образом, на глобальном космическом уровне остаются только божественный и дьявольский миры, и взаимодействие между ними невозможно. Это лишает человека какого-либо места на плане мироздания, и поэтому любые его действия, и тем более направленные на утверждение и обоснование собственного бытия, бессмысленны, что, в свою очередь, лишает смысла человеческую жизнь вообще, а богоборческое выступление Фауста завершается катастрофой духа.

В следующей, третьей главе («Действующий (активный) герой и марионеточность человеческого бытия. Проблема необходимости и свободы в жизни человека»), параллельно с герменевтическим анализом текстов разных этапов немецкого романтизма исследуется метафорический комплекс человек-марионетка, который Ленау выстраивает на различных участках текста поэмы. Он представляет собой сложную структуру, не просто сформированную с помощью лингво-стилистических средств метафорического плана, но и поддерживаемую философскими и культурологическими коннотациями текста. В связи с этим п. 1 («К понятию метафоры») данной главы нам представляет собой краткий экскурс в теорию метафоры, а п. 2 («Тема рока в немецком романтизме до Ленау») посвящен истории проблемы необходимости и свободы, с особым акцентом на эпохе романтизма. Особое внимание здесь уделяется Л-учению

Фихте, романтической натурфилософии Фр. Шлегеля и новалисовским представлениям о нравственной Вселенной, оказавшим влияние на романтическое мировоззрение и, в частности, на понимание проблемы необходимости и свободы. Согласно романтическим представлениям, демония проявляется в человеческом мире как предопределенность, рок, зачастую создающий в сознании своих жертв иллюзию свободы. При этом демоническая предопределенность может действовать сама по себе или превращать в свое орудие человека. В связи с этим в романтической культуре формируется образ человека-марионетки, появление которого уже подготовлено готическим романом и драмой судьбы на литературном уровне, а также обусловлено некоторыми социально-экономическими и мировоззренческими изменениями в жизни Европы.

Отражение некоторых из этих тенденций мы рассматриваем на примере романов Л. Тика «Уильям Ловэлл» и Э. Т. А. Гофмана «Эликсиры сатаны», а также новеллы Гофмана «Песочный человек».

В «Уильяме Ловэлле» метафорический комплекс человек-марионетка состоит из следующих компонентов:

1. Ощущение раздвоенности: управление сознанием героя осуществляется как изнутри, то есть им самим, так и извне - неизвестными ему силами, что лишает его свободы.

2. Образ гигантского колеса как символа необходимости, подчиняющей себе каждого отдельного человека и человечество в целом.

3. Образ театра марионеток, используемый Тиком в разных контекстах: его герой может играть попеременно роль куклы или быть кукловодом.

4. Образ человека-механизма - тела, лишенного духа и управляемого только чувственностью; люди-механизмы взаимодействуют друг с другом, образуя сложные системы.

5. Представление о мире как о тюрьме.

6. Представление о судьбе как об игре, с подчеркиванием двух ее составляющих - случайности и необходимости, действующих одновременно.

В произведениях Гофмана традиционная модель романтического конфликта реального и идеального усложняется: в него включаются проявления бессознательного. Инфернальное прорывается в реальный мир из глубин человеческой психики, которая, как и вся природа, имеет «ночную сторону», что, в свою очередь, усиливает трагическое мироощущение, ибо человек, в представлении гейдельбергских и поздних романтиков, изначально вынужден вести борьбу с демонией, захватывающей его извне и изнутри собственного Я.

П. 3 данной главы («Марионеточность человеческого бытия в творчестве Н. Леиау: «Марионетки» и «Фауст»») посвящен интерпретации Н. Ленау темы свободы и необходимости, к которой он впервые обращается в поэме «Марионетки». В ней марионеточность человеческого бытия анализируется Ленау в русле его полемики с диалектикой Гегеля. Равнодушие природы к судьбе обреченной на смерть жертвы и жестокость человеческих взаимоотношений в «Марионетках» не принадлежат конкретному пространству и времени, они универсальны и олицетворяют сам по себе бессмысленный ход мировой истории. Появление образов, олицетворяющих мировой дух, свидетельствует о новом понимании истории, которая больше не является хаотичным проявлением случайности и необходимости, но представляет собой развитие от низшего к высшему, осуществляющееся по определенным законам. Этот процесс Ленау описывает в своей поэме «Альбигойцы», где придает ему позитивное значение, объясняя человеческое существование и смысл истории с точки зрения гегелевской философии. Поэтому несущий негативное значение комплекс человек-марионетка, реализующийся в сценах с кукольным представлением и связанный с мотивом мести, остается для Ленау элементом изображения ужаса при виде мира, который неизбежно определяет судьба. В дальнейшем поэт снова использует этот комплекс, в очередной раз обращаясь к проблеме соотношения предопределенности и свободы в драматической поэме «Фауст».

В «Фаусте» Ленау использует те же компоненты метафорического комплекса человек-марионетка, которые можно встретить в произведениях Тика и Гофмана, но дополняет или видоизменяет их с помощью новых элементов. Так, Ленау вводит описание демонического пространства, в которое превращается не только земной, но и трансцендентный мир, образ времени как один. из элементов необходимости, романтическое представление о теле как о тюрьме, ограничивающей дух материей, на которое наслаиваются еще и социальные мотивы, образ Бога как тотального всемирного цензора, ограничивающего свободу, - все это создает ощущение абсолютной подчиненности необходимости, поддерживаемое финальной сценой поэмы, в которой Мефистофель поглощает сознание Фауста.

В «Фаусте» Ленау предопределенность пронизывает все сущее, не оставляя человеку ни малейшей возможности быть свободным, в «Марионетках» она также довлеет над ним, приводя к безумию. Героям Ленау не удается ни сломать предопределенность, ни смириться с правящей миром необходимостью, являющей себя не только на материальном, но и на духовном уровне. Тотальный детерминизм отнимает у человека возможность свободного деяния и заставляет его обратиться к демонии как к единственной активно действующей силе. Свободная человеческая воля превращается, в духе Шопенгауэра, в бесконечное и бесцельное стремление, а результатом ее деятельности, обеспеченной демонией, становятся страдания и смерть. Так, тотальная предопределенность, показанная как метафорический комплекс человек-марионетка, становится одним из центральных мотивов «Фауста» Ленау и одним из элементов его «мировой скорби».

В начале главы IV главы («Экзистенциальные проблемы в поэме Н. Ленау «Дон Жуан»») рассматривается соотношение духовного и чувственного в рамках литературы романтизма, которая на последнем этапе своего развития приходит к осознанию тотального детерминизма, и связанному с ним кризису духа, утратившего возможность строить собственную модель мира. Далее исследуется проблема источников поэмы,

среди которых выделяются драма Тирсо де Молины, либретто Лоренцо да Понте к опере Моцарта «Дон Жуан» и новелла Проспера Мериме «Души чистилища».

Философскую основу поэмы «Дон Жуан» могли бы сформировать философские учения, обеспечивающие сосуществование двух главных идеалов поэта - свободы и природы, открывающей к ней путь с помощью чувственного начала. Ленау мог обратиться к философской антропологии Л. Фейербаха, объявляющей истинной сущностью христианской религии уже не богочеловека, а человека как такового. Такое превращение христианской теологии в антропологию не смогло бы не найти отклик у Ленау, и поэма «Дон Жуан» могла бы трактоваться как попытка создать образ «естественного» человека, ставшего смысловым центром новой философии.

Большое внимание проблеме чувственности уделяет философия Серена Кьеркегора. Здесь мы говорим о возможном влиянии поэзии Ленау на философское творчество Кьеркегора и приводим факты, свидетельствующие в пользу такой возможности.

Кьеркегор выдвигает идею взаимосвязи музыки и чувственности, которая наилучшим образом воплощается в образе моцартовского Дон Жуана. Его мы рассматриваем, опираясь на трактат «Непосредственные эротические стадии или Музыкально-Эротическое начало» и в сравнении с другим кьеркегоровским образом гедониста - Эстетиком.

Кьеркегоровская трактовка образа Дон Жуана близка к романтической, например, к той, которую дает Гофман в своей новелле «Дон Жуан». Образ Дон Жуана у Гофмана и Кьеркегора - это поддерживаемый музыкой героический образ, в его основе - стремление героя преодолеть установленные жизнью ограничения и прорваться в трансцендентное. Но если гофмановский Дон Жуан подчиняется демонии, то Дон Жуан в более поздней трактовке Кьеркегора ей неподвластен, так как ему удается до самого конца сохранить ощущение полноты жизни и избежать отчаяния.

В поэме Ленау проблема взаимосвязи чувственности и свободы также играет ключевую роль. Ее основным аспектом является признание героем законов природы и отрицание морали, накладывающей на мир природы этические ограничения. Ленау провозглашает имморализм своего героя, подобно тому, как несколько десятилетий спустя это сделает Ф. Ницше, посвятивший ряд своих произведений критике христианской морали и переоценке существующих ценностей.

Далее в главе рассматривается влияние творчества Ленау на философскую прозу Ницше и устанавливается сходство в мировоззрении и в некоторых фактах биографии Ленау и Ницше, из которых важнейшими являются приверженность сенсуалистско-гедонистическому мировоззрению (у Ленау оно дополняется еще и пантеизмом), отрицание традиционной школярской метафизики и любого систематизированного мышления вообще, а также целенаправленное разрушение платоновско-христианского представления о мире, с активным привлечением проблематики нигилизма и критики морали.

Дон Жуан Ленау мог бы быть сверхчеловеком в ницшевском духе, свободном в принятии решений и ориентирующимся только на собственную волю к жизни. Он хочет вырваться из плена регламентирующей личность необходимости, подавляющей человека как свободное существо, и изначально ориентирован на собственную чувственность, которой отводится главная роль в построении его собственного мира. Таким образом, Дон Жуан у Ленау пытается реализовать через чувственность, то есть телесный компонент, свободу духа. В этом смысле эволюция героя от Фауста к Дон Жуану есть эволюция познания от познания через разум, вторичного и потому ошибочного, к «зову Диониса», олицетворяющего истинную сущность жизни и дающего человеку понимание своей истинной сути, обеспечивающего полноту бытия и возвращающего его к природе. Мироощущение героя Ленау дионисийское: его Дон Жуан полагает себя частью природы и признает свое единство с божеством, которое наделило его

достаточными физическими и духовными силами, чтобы явить себя в человеческом мире.

Далее мы исследуем элементы дионисийского в раннем творчестве Ленау, в его «Фаусте» и поздней лирике и устанавливаем их связь с музыкой, что позволяет проследить преемственность в изображении стихийного, дионисийского от моцартовского Дон Жуана через произведения романтизма, включая Ленау, к Кьеркегору и Ницше.

Вслед за этим мы устанавливаем параллели между Ленау и Ницше, заключающиеся в идее вечного возвращения, которая у Ленау возникает в русле полемики с гегелевской идеей развития как постепенного восхождения к Абсолютному духу. У Ленау мысль о бесконечности конечного не получает трагической окраски; к его образу Диониса добавляются некоторые черты, характерные для божественной субстанции Спинозы и придающие ему статус порождающей и поглощающей жизнь первоосновы. В связи с этим этика героя опирается на единственный принцип, провозглашающий поддержку жизни во всех ее проявлениях.

У Ленау Дон Жуан считает себя свободным и даже неизбежное угасание и смерть принимает как должное, поскольку они обусловлены природой. Если человек Фейербаха отражается в Ты, Эстетик Кьеркегора -исключительно в женщине, то Дон Жуан Ленау - только в природе, и его чувственность приобретает даже некий субстанциональный характер. В поэме «Дон Жуан» чувственность не вступает в конфликт с духом, не подавляет его, как в «Фаусте». Ленау в очень большой степени удается избежать традиционного конфликта тела и духа; две эти противоположности он объединяет в рамках дионисийского мировоззрения, тем самым создавая абсолютно новую трактовку старого мифа и образ героя.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются выводы об эволюции романтического героя в поэмах Ленау, намечаются перспективы дальнейшей работы в данном направлении.

В современном литературоведении образы Фауста и Дон Жуана традиционно противопоставляются и рассматриваются как воплощение двух типов мировой трагедии.

Н. Ленау заполняет семиотическое окно традиционного мифа новым философским содержанием. Так, миф о Фаусте, наряду с типично фаустовским мотивом поиска истины, в интерпретации поэта включает в себя и богоборческие мотивы, а также связанную с ними проблему необходимости и свободы.

Фауст претендует на место и статус божества и делает при этом ставку на силу своего духа. Дух, стремящийся утвердить себя в функции последней инстанции и абсолютной истины, должен освободиться от навязанных ему ограничений. Поэтому Фауст, как ему кажется, освобождается от плена духовного - от Бога и от природы, которая у Ленау тоже одухотворена. В нем остаются только гордыня и материальное начало, а оно есть начало дьявольское. Освобождение от плена духовного приводит Фауста к распаду собственного Я, к хаосу сознания. В этом контексте самоубийство героя представляет собой попытку вновь обрести целостность по ту сторону жизни, заодно освободившись от материальной оболочки; но все это обращается иллюзией.

Для Дон Жуана характерна изначальная ориентация на чувственное, казалось бы, материальное начало. Обращение Дон Жуана к чувственности у Ленау есть обращение к Дионису, к инстинктам человека, к той стороне жизни, которая отрицается и подавляется духом. Фактически это тоже следование плану Мефистофеля, поскольку обращение к материальному означает обращение к дьяволу. Но в «Дон Жуане» это положение снимается, так как чувственная, материальная сторона жизни включена в природу и реабилитирована. В «Дон Жуане» сама жизнь и является истинной ценностью, определенной в результате переоценки, поэтому смысл и ценность абсолюта нивелируется. Осознание этого возвращает человеку божественную гармонию, только теперь не он находится внутри

гармонизированного пространства, а оно - в нем. Человек расширяется до природы, рождается и умирает вместе с ней и, максимально наполнив тот отрезок времени, который отводится природой для его индивидуального существования, вновь растворяется во всеобщем.

Еще в первой драматической поэме Фауст вдруг обретает некоторые черты Дон Жуана, а в «Дон Жуане» герой сохраняет некоторые черты Фауста, но и различия между ними также усугубляются, и это происходит на основе изменения объекта и способа познания: духовное познание Фауста преобразуется в свойственное Дон Жуану познание чувственное, но одухотворенное природой.

Ленау создавал драматические поэмы «Фауст» и «Дон Жуан», обладающие не подлежащей сомнению художественной ценностью, в дискуссии с уже существующей философской традицией, он также воспринял и интерпретировал философские идеи своего времени и предвидел новые пути в развитии философии, поэтому эволюцию романтического героя от Фауста к Дон Жуану в его творчестве можно рассматривать как эволюцию европейского сознания, осуществлявшуюся на протяжении нескольких столетий.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Румянцева И. С. Поэма Николауса Ленау «Дон Жуан»: жизнь и смерть под знаком Диониса // Зарубежная литература: проблемы изучения и преподавания: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. Киров: ВятГГУ, 2005. - С. 104-112.

2. Румянцева И. С. Свобода и предопределенность в поэме Н. Ленау «Фауст» // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Вып. 1, часть II. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. - С. 14-19.

3. Румянцева И. С. Тема богоборчества в драматической поэме Н. Ленау «Фауст» // Материалы XXXIV международной

филологической конференции. Вып. 8, часть 3. СПб.: Изд-во СПбГУ,2005.-С. 42-46.

4. Румянцева И. С. Тема предопределенности в поэме Н. Ленау «Марионетки» // Герценовские чтения. Иностранные языки: Материалы конференции, 22-23 мая 2008 г. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2008. - С.147-149.

5. Румянцева И. С. «Фауст» Николауса Ленау // Преломления: труды по теории и истории литературы, поэтике, герменевтике и сравнительному литературоведению. Сборник статей. Вып. 5. СПб.: «Геликон Плюс», 2007. - С. 72-88.

ОНУТ факультета филологии и искусств СПбГУ 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11 Подписано в печать 12.01.2010 Тираж 100 экз.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Румянцева, Ирина Сергеевна

Введение

1. Н. Ленау в биографических и литературоведческих исследованиях

2. Биографическая обусловленность мировоззрения и творчества Н. Ленау

Глава I. Философские проблемы мировоззрения Н. Ленау

Глава П. Богоборчество и богооправдание в драматической поэме Н. Ленау «Фауст».

Романтическая традиция и ее обновление у Ленау

Глава Ш. Действующий (активный) герой и марионеточность человеческого бытия.

Проблема необходимости и свободы в жизни человека

1. К понятию метафоры

2. Тема рока в немецком романтизме до Ленау

3. Марионеточность человеческого бытия в творчестве Н. Ленау: «Марионетки» и «Фауст»

Глава IV. Экзистенциальные проблемы в поэме Н. Ленау «Дон Жуан»

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Румянцева, Ирина Сергеевна

Драматические поэмы «Фауст» и «Дон Жуан» - две важнейшие вехи в творчестве великого австрийского поэта Николауса Ленау. Если первая поэма отмечена печатью зрелости и концентрирует в себе сложнейшую проблематику, вошедшую в немецкую литературу, начиная с Гете, творчество которого стало отправной точкой для Ленау, то вторая знаменует завершение поэтической жизни автора, оборвавшейся на взлете, и открывает путь в будущее уже оформившихся в ней идей, ставших проблемами литературы уже второй половины ХЕХ века. Вальтер Дице совершенно справедливо включил Ленау в ряд поэтов «мировой скорби»: Байрон, Леопарди, Лермонтов, Мюссе, частично Гейне, Платен. Тем самым очень точно был очерчен историко-литературный контекст. Это европейская литература, и бесспорно поэзия Ленау выходит за рамки национальной литературы и является частью литературы европейской как по своей тематике, широта которой неоспорима, так и по художественному воплощению тем, волновавших европейскую мысль этого времени.

Обращаясь в своем исследовании к творчеству Николауса Ленау, мы видим свою цель в том, чтобы проследить эволюцию романтического героя в драматических поэмах «Фауст» и «Дон Жуан» и определить ее взаимосвязи с философско-мировоззренческой эволюцией взглядов самого поэта. Для этого мы считаем необходимым показать, каким образом освещаются философские и экзистенциальные проблемы, темы богоборчества и необходимости и свободы в поэмах «Фауст» и «Дон Жуан».

Драматическая поэма «Фауст», впервые изданная в 1837 г., стала первой из четырех больших поэм Ленау. Этот ряд замыкает оставшаяся неоконченной поэма «Дон Жуан», работу над которой Ленау прекращает в 1844 г. Место, которые занимают оба эти произведения в творчестве поэта, позволяет нам сделать попытку связать и объяснить реализацию поэтического замысла в связи с изменениями его философских взглядов и мировоззрения и наметить линию их развития от философии Спинозы и мистических учений немецких философов к сенсуалистской антропологии JI. Фейербаха и далее к Кьеркегору и Ницше.

Спиноза и немецкие мистики оказали серьезное влияние на ранние произведения Ленау, а также на его поэму «Фауст»; в «Фаусте» им были предугаданы некоторые положения философских учений Шопенгауэра и Ницше. Намного позже поэт обращается к философским трудам JL Фейербаха, его философия частично найдет свое отражение в поэме «Дон Жуан». Параллельно с изменением философско-мировоззренческих позиций автора развивается и изменяется его герой, и именно это развитие должно стать предметом данного исследования.

Поэмы «Фауст» и «Дон Жуан» образуют два полюса в творчестве Н. Ленау в связи с их философской проблематикой. Кроме того, построение обоих произведений схоже: это две большие драматические поэмы с романтическим героем в центре повествования, вокруг которого развивается действие и который несет в себе всю экзистенциальную проблематику, а это мировая скорбь, пессимизм, метафизическое разочарование. В основе обоих поэм — мифологический материал, то есть мировые сюжеты и мировые образы, выбранные поэтом не случайно. История Фауста, как и история Дон Жуана, — это история личности, противостоящей обществу, одинокой и гениальной, что, несомненно, как нельзя более лучше вписывается в романтическую концепцию. В других больших драматических поэмах «Савонарола» и «Альбигойцы» Ленау опирается на историю еретических учений, которая в «Альбигойцах» интерпретируется к тому же в свете гегельянской философии, рассматривающей не отдельного человека, а историю человечества в целом — все это позволяет нам исключить данные произведения из сферы нашего исследования и сосредоточить свое внимание на поэмах «Фауст» и «Дон Жуан».

Произведений такого масштаба и значимости, с постановкой экзистенциальных проблем, носителем которых становится главный герой, в австрийской литературе того времени еще не было. Следует отметить также и то, что романтизм не был чисто австрийским явлением. В Австрии он появляется вместе с немецкими романтиками и их произведениями, в основном театральными пьесами (JI. Тик, 3. Вернер, Т. Кернер). Ф. Грильпарцер, творчество которого высоко ценил Байрон, — пожалуй, единственная крупная величина в литературном мире Австрии той эпохи, но романтиком Грильпарцер был только как автор драмы рока «Праматерь», и после нее романтические мотивы полностью исчезли из его творчества. Собственно австрийская литература была представлена произведениями к* писателей второго ряда — это И. А. Гляйх, К. Майзль, потом Ф. Раймунд и И. Н. Нестрой, творчество которых традиционно относят к «высокому бидермайеру». Их излюбленные жанры — это либо венская народная пьеса, либо поэтические или прозаические произведения на исторические темы.

В отличие от литературы Германии, в Австрии в эпоху Реставрации наряду с ярко выраженным течением бидермайера не наблюдалось предмартовского течения, сходного с немецкой «предмартовской поэзией». Оппозиционная направленность литературы по отношению к существующим реалиям представлено тем не менее, пусть и не в таком масштабе, как в Германии, творчеством А. Грюна, Ч. Зилсфилда и частично Н. Ленау. Однако эмоционально-художественные комплексы мировой скорби и метафизического разочарования роднят Ленау с поздним европейским романтизмом, в частности с Д. Г. Байроном и Дж. Леопарди. Это многократно усиливает роль Н. Ленау в австрийской литературе, поскольку он является фактически единственным крупным романтическим поэтом Австрии.

Поскольку нам предстоит детально исследовать мировоззрение самого поэта и сложный философский план его произведений, к которым не могут быть применены схематические или какие-либо формальные методы, метод данного исследования — герменевтический — представляется нам наиболее релевантным для реализации поставленной цели. Поэзия Н. Ленау, и прежде всего его драматические поэмы, — это ярко выраженная мировоззренческая поэзия, ставящая кардинальные проблемы человеческого бытия, делающая своим центром личность, которая особым образом является носителем мировоззрения. Действительно, выбор материала, тем, как и формальные моменты его поэзии, понимание важнейших онтологических категорий бытия, как пространство и время, религиозных категорий, как Бог и Человек, этических понятий, — все это предполагает крайне напряженную мировоззренческую насыщенность поэм Ленау. Его поэзия обусловлена идеями, на различных этапах его творчества противоречивыми. Уже сам факт обращения поэта к мировым образам — Фауст, Дон Жуан, выбор в качестве героев поэм исторических личностей - Савонарола, Лоренцо ди Медичи, Ян Жижка, личностей, сыгравших важную роль в истории Прованса Х1П века, говорит о том, что мы имеем дело с поэтом, мировоззрение которого можно сопоставить с развитыми в тематическом отношении философскими учениями его времени. Поэтому мы будем стремиться анализировать поэзию Ленау в русле философского литературоведения, которое сочетает в себе герменевтический подход с выходом в духовную культуру, обусловившую мировоззрение Ленау. Понимание этого мировоззрения предполагает очень широкий культурно-философский контекст, так как мы имеем дело с поздним романтизмом, то есть той стадией романтической культуры, когда основные романтические идеи приобрели ярко выраженный облик, когда отличительной чертой романтического мировоззрения стала его многослойность, причудливое сочетание мотивов и тем, вошедших в творчество Ленау из раннеромантической эпохи, даже из предромантизма (Л. Тик), и одновременно романтических тем не немецкого происхождения (в частности, байронический герой). То, что исторический мир обрел в поэзии Ленау свои неповторимые черты, естественно не могло произойти без влияния гейдельбергского романтизма, но решающим здесь, конечно, был более широкий взгляд на историю, выход поэта за пределы истории национальной. Наряду с методом герменевтического анализа нами будут привлекаться элементы биографического и исторического подходов, поскольку творчество Ленау неразрывно связано с фактами его биографии и в некоторых случаях определяется историческими и политическими событиями в Европе первой пол. XIX века.

Во введении к данной работе будет исследована история вопроса, выполнен обзор и классификация литературоведческих работ по тематическим группам, объединяющим опирающиеся на свидетельства современников Ленау ранние работы биографического характера, исследования, отображающие начальный период рецепции творчества поэта вне Германии и Австрии, литературоведческие исследования общего характера и работы, посвященные различного рода периодизациям творчества Ленау и определяющие его место в мировой и европейской литературе. Кроме того, во введении будет сделан биографический обзор, дающий возможность проследить взаимосвязи некоторых фактов биографии Ленау с изменениями в его мировоззрении.

В первой главе («Философские проблемы мировоззрения Н. Ленау») мы подробно остановимся на мировоззрении поэта, которое обычно трактуется как кризисный период в его творчестве. Это годы напряженной работы над поэмой «Фауст».

Работа над «Фаустом» была начата еще при жизни Гете, за это время созревала антигетевская концепция героя. Это выразилось не только в трансформации фаустовской традиции, идущей от кукольной комедии и народной книги, но и в переосмыслении характера героя в целом. Здесь нам придется останавливаться на той философии, которая оказала влияние на поэта (И. Кант, Ф. Баадер, Г. Шуберт). Анализ «метафизического» плана поэмы в диссертации позволит нам объяснить дальнейшую эволюцию поэтического мировоззрения Ленау, которая завершается в его поэме «Дон Жуан» и которая после «Фауста» представляет собой движение мысли в направлении гегелевской философии и гегельянства с последующим обращением к антропологизму и сенсуализму Л. Фейербаха.

Интерпретация Ленау мистических учений философов позднего романтизма приводит нас к проблеме богоборчества и богооправдания, которая является центральной в поэме «Фауст». В главе «Богоборчество и богооправдание в драматической поэме Н. Ленау «Фауст». Романтическая традиция и ее обновление у Ленау» мы именно в этом ключе рассмотрим «метафизический» план поэмы. Он представляет большую трудность для исследователя, поскольку сам поэт никогда не распространялся о своих философских пристрастиях и редко объяснял свои произведения.

Мы рассмотрим также влияние Байрона на Ленау, выстраивая линию гетевский «Фауст» — «Каин» и «Манфред» Байрона — «Фауст» Ленау — поэмы, в трех последних из которых тема богоборчества является центральной.

В следующей главе диссертации важной видится нам проблема необходимости и свободы в человеческой жизни, являющаяся ключевой для всего творчества Н. Ленау. В 1831 г. он создает поэму «Марионетки», которая целиком посвящена теме марионеточности человеческого бытия. Свое продолжение эта тема находит и в большой поэме Ленау «Фауст», Именно в ней она станет важнейшим пунктом нашего анализа. На примере этих произведений мы рассмотрим, как метафорический комплекс человек-марионетка эволюционирует от Л. Тика (в его романе «Уильям Ловэлл») и Э. Т. А. Гофмана (в новелле «Песочный человек» и в романе «Эликсиры сатаны») к Н. Ленау.

Заключительная глава данной работы посвящена поэме «Дон Жуан» (1842-1844), которой практически все исследования творчества Ленау отводят, по сравненшо с «Фаустом», второстепенную роль, хотя в ней ставятся не менее важные вопросы. Так, в этой поэме Ленау разворачивает тему жизни и духа, вновь возвращается к теме необходимости и свободы, затрагивает этические проблемы, рассмотрение которых также представляет немалый интерес для исследователя, тем более, что их разработка у Ленау предвосхищает развитие некоторых направлений философии 2-ой пол. XIX t века. В связи с этим мы будем говорить о рецепции творчества Ленау философией преэкзистенциализма С. Кьеркегора и философией жизни Ф. Ницше, опираясь на обнаруженные в них сходства.

Приходится отметить, что большая часть работ, посвященных творчеству Ленау, публикуется в Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии, Франции и других европейских странах. В России таких исследований очень мало, в основном они включены в работы общего характера, посвященные позднему романтизму в Австрии. Они посвящены, главным образом, творчеству Раймунда, Нестроя и Грильпарцера и формируют уже ставшее традиционным направление исследований. Однако это не означает, что в России не было интереса к творчеству поэта. Еще в конце XIX — начале XX в. появилось несколько переводов «Фауста»: среди них переводы Н. А-нской, А. Анютина, Г. Гинецинского и Д. Холодковского. На русском языке опубликованы поэмы «Дон Жуан» (пер. М. Карп), «Жижка» (пер. В. Левика) и «Савонарола» (пер. В. Колесникова и С. Орловой) и большое количество лирических стихотворений в переводах Ф. Тютчева, В. Брюсова, К. Бальмонта, А. Апухтина, В. Левика.

Творчеством поэта интересовались русские символисты, а революционные деятели считали его одним из идеологов революции духа1. В последнее время в отечественном литературоведении вновь наблюдается усиление интереса к творчеству Ленау: за последние несколько лет вышел ряд статей и докладов в рамках Пуришеских чтений. В этой связи данная работа могла бы продолжить ряд посвященных Н. Ленау исследований в сфере интерпретации текстов.

1 См. об этом подробнее: Луначарский А. В. Н. Ленау и его философские поэмы // Луначарский А. В. Собрание соч.: в 8 т. Т. 5. Западно-европейские литературы: статьи, доклады, предисловия рецензии (1904-1931). М.: Художеств, лит., 1965.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эволюция романтического героя в поэмах Николауса Ленау "Фауст" и "Дон Жуан""

Заключение

Романтическая культура уделяет мифу особое внимание, и это связано не только с ее интересом к фольклорной традиции и национальному элементу. Античный или средневековый миф приобретает у романтиков статус абсолютной поэзии, поскольку он представляет собой «некий сверхобраз, сверхвыражение того, что содержат природа и история»394; он изображает характер или событие в их максимальном проявлении, зачастую обобщая и гиперболизируя их. Миф проясняет все скрытые позитивные и негативные стороны описываемого в нем явления. При этом реальное и потенциальное могут быть одинаково сильно имплицированы в мифе, и, как правило, потенциальное получает приоритет над реальным: «Миф — усиление внутреннего смысла, заложенного в художественный образ, и смысл при этом доводится или, скажем, возвышается до вымысла»395.

Романтизм пытается возродить миф, чтобы использовать его как инструмент для презентации собственного мировоззрения, которое само делит мир на реальный и возможный, имеющий статус истинного и наделенный качествами первоосновы. Романтики «задумываются, способно ли Новое время возродить миф по-новому, сами делают опыт воссоздания мифа»396.

Попытки романтиков воссоздать миф приводят к появлению новых интерпретаций уже существующих архетипов, требующих изменения и дополнения в соответствии с изменившимся уже сознанием человека новой исторической эпохи. В связи с этим миф зачастую превращается в семиотическое пространство, требующее привнесения новых смыслов.

Фауст» Гете, как полагает Н. Я. Берковский, в большой степени способствовал обращению романтиков к мифу ; эта поэма становится для

394 Берковский Н. Я. Романтйзм в Германии. СПб.: «Азбука-классика», 2001. С. 47.

395 Берковский Н. Я. Указ. соч. С. 47.

396 Берковский Н. Я. Указ. соч. С. 47.

397 Берковский Н. Я. Указ. соч. С. 48. них образцом восстановления связанного с народной традицией мифа с учетом специфики Нового времени.

Миф о Дон Жуане — это миф другой, романской культуры, основанной на ином восприятии мира; это модель другого сознания, иного бытия. Однако ее отличие от фаустовской модели базируется не только и не столько на национальном компоненте, сколько на лежащих в основе этих моделей мировоззренческих принципах. Доказательством этому служат многочисленные интерпретации обоих мифов в рамках других, не родных и не современных им культур.

В современном литературоведении образы Фауста и Дон Жуана традиционно противопоставляются и рассматриваются как воплощение двух типов мировой трагедии. «Духовный эгоизм» Фауста игнорирует феноменальный мир. Как следствие, этот мир недооценивается, его иерархическое качество снижается, так как он отрывается от мира ноуменального. Для человека это может означать внутреннюю дисгармонию или даже распад эмпирической личности. «Эмпирический эгоизм» Дон Жуана, в свою очередь, игнорирует ноуменальный мир и запутывается в «противоречиях феноменальной среды», то есть реального мира, утрачивая

•JQO свободу независимого развития и волевых проявлений .

Н. Ленау заполняет семиотическое окно традиционного мифа новым философским содержанием. Так, миф о Фаусте, наряду с типично фаустовским мотивом поиска истины, в интерпретации поэта включает в себя и богоборческие мотивы, а также связанную с ними проблему необходимости и свободы.

В «Фаусте» Ленау традиционное фаустовское стремление к истине поддерживается мотивом гордыни, так как Фауст стремится к трансцендентному, отвергая и презирая свою человеческую сущность. Это заставляет его вступить в конфликт с Богом, поскольку христианство не дает

39S Бердюгина Л. А. Идея Дон Жуана // Мифема «Дон Жуан» в музыкальном искусстве и литературе. Новосибирск, 2002. С. 29. ему выхода к абсолюту, и с природой, поскольку Фауст также не может обратиться к язычеству, к чему его призывает Мефистофель. Таким образом, герой вступает' в конфликт с обеими религиозными системами, которые у Ленау в любом случае монотеистичны, так как Бог в поэме — это одновременно христианский Бог и природа, имеющая существенное сходство с субстанцией Спинозы, а язычество рассматривается не как поклонение нескольким божествам, а как противопоставление христианству.

Следствием этого конфликта становится попытка Фауста утвердить себя в роли верховной инстанции и таким образом добиться цели — абсолютной истины, а также решить или снять все экзистенциальные проблемы, обусловленные его человеческой судьбой (проблемы жизни и смерти, свободы и необходимости, всеобщего и индивидуального).

Мефистофель обращает Фауста к жизни — это действительно могло бы стать указанием верного пути, но дьявол знает, что Фауст не сможет пройти по нему до конца или не совершить фатальных ошибок. Обращение Фауста к жизни может трактоваться как имморализм сверхчеловека, преодолевающего себя в разрушении подвергнутых переоценке ценностей, но это должно быть балансированием на канате над бездной, и Мефистофель уверен, что Фаусту это не удастся, так как на этом пути Фауст выступает и против природы, которая, по Ленау, есть единственная не поддающаяся разрушению вечная ценность, и против себя самого.

Отрекаясь от Бога, он отрекается от своей тварности, но Богу это безразлично, ибо ни один звук не долетает до его мира, где он пребывает в вечной неподвижности, так что вообще непонятно — есть ли он, жив ли он. Своей инертностью он подталкивает человека к мысли о собственной бесполезности, но его место в системе мироздания должно быть заполнено.

Фауст Ленау в определенной мере делает шаг к ницшевскому сверхчеловеку, который, отрицая прежние и декларируя собственные ценности, становится их источником и основанием для самого себя. Но Мефистофель подталкивает его не только к созданию новой ценностной системы, но и к тому, чтобы в дальнейшем Фауст полагал ее единственно верной и неоспоримой для других. Утверждая собственное Я, Фауст борется за свободу, но лишь затем, чтобы потом ограничить ее для всех остальных. Фауст претендует на место и статус божества и делает при этом ставку на силу своего духа.

Природу он тоже отвергает, так как чувствует себя скованным ее рамками: для природы он только биологический материал, с помощью которого она распространяет себя в пространстве и времени. Его духовная сторона для природы не важна, ибо она есть всеобщее, субстанция, растворяющая все индивидуальное.

Дух, стремящийся утвердить себя в функции последней инстанции и абсолютной истины, должен освободиться от навязанных ему ограничений. Поэтому Фауст, как ему кажется, освобождается от плена духовного — от Бога и от природы, которая у Ленау тоже одухотворена. В нем остаются только гордыня и материальное начало, а оно есть начало дьявольское. Так осуществляется план Мефистофеля: теперь Фауст чувствует себя гораздо менее свободным и гораздо более далеким от первоначальной цели, поскольку Мефистофель замыкает его в жизни, в чувственном, материальном.

Освобождение от плена духовного приводит Фауста к распаду собственного Я, к хаосу сознания. В этом контексте самоубийство героя представляет собой попытку вновь обрести целостность по ту сторону жизни, заодно освободившись от материальной оболочки; но все это обращается иллюзией.

Для Дон Жуана характерна изначальная ориентация на чувственное, казалось бы, материальное начало. Обращение Дон Жуана к чувственности у Ленау есть обращение к Дионису, к инстинктам человека, к той стороне жизни, которая отрицается и подавляется духом. Фактически это тоже следование плану Мефистофеля, поскольку обращение к материальному означает обращение к дьяволу. Но в «Дон Жуане» это положение снимается, так как чувственная, материальная сторона жизни вкшочена в природу и реабилитирована.

В поэмах Ленау и Фауст, и Дон Жуан зачастую действуют одинаково. К примеру, сходство между ними легко обнаружить, если допустить, что для Дон Жуана важна не женщина, которую он завоевывает, а завоевание само по себе, стремление — а это типично фаустовский мотив, хотя объект стремления героев различается (для Фауста это истина, для Дон Жуана — женщина). Однако Дон Жуан внеморален изначально, а Фауст переступает через мораль и закон под влиянием дьявола, поэтому ему до самого конца не удается избавиться от чувства вины, греховности, которое он надеется преодолеть, утвердив себя в качестве божества, став богоравным, что на самом деле не так. С помощью духа человек не может сравняться с богом, в этом соревновании он будет всегда проигрывать, поскольку архетип Бога, существующий в человеческом сознании, включает в себя первостепенность и превосходство над всем сущим.

Дон Жуан у Ленау ни с кем не соревнуется и не конкурирует, он с радостью признает себя творением, частью природы, существует под ее крылом и поэтому получает от нее все, чем она обладает сама, и в первую очередь - волю к жизни. Он и есть сама жизнь. Признавая свое подчиненное положение по отношению к божеству, медиумом которого является, он получает гораздо больше свободы, чем Фауст, постоянно отвергающий свою подчиненную роль.

По мнению Кьеркегора Фауст - это идея, для которой важна ее связь с индивидом, так как именно в нем сконцентрировано духовно-демоническое начало. Но мыслить чувственное начало в индивидуальном невозможно, поэтому «образ Дон Жуана живет, колеблясь в промежуточном пространстве

399 тт между идееи, подразумевающей силу, жизнь и индивидом» . Ленау во многом удается создать именно такие образы героев. Его Фауст утверждает индивидуальное вместо всеобщего, тогда как в Дон Жуане всеобщее

399 Кирксгор С. Непосредственные эротические стадии или Музыкально-Эротическое начало. С. 325. проявляет себя в индивидуальном. При этом первый путь, путь Фауста, у Ленау ведет только к катастрофе, но на пути Дон Жуана герой не превращается в полную абстракцию, а сохраняет индивидуальность.

На место умершего или, по меньшей мере, вечно молчащего Бога герой поэмы «Дон Жуан» не претендует, так как ему не нужны истины, которые для него таковыми не являются. Здесь у Ленау целиком и полностью оправдывается жизнь - она не от дьявола. В «Фаусте» поэтом тоже были предприняты попытки снять проклятие с жизни: так, жизнь простых людей, в общем тоже чувственная, природная, в «Фаусте» не осуждается. Осуждается отношение к жизни как к орудию, средству духа расширить собственные границы, сломать их и, отринув ставшую уже ненужной жизнь, воспарить.

В «Дон Жуане» сама жизнь и является высшей ценностью, истинной ценностью, определенной в результате переоценки. И, таким образом, абсолют становится не нужен, пути в трансцендентное более не влекут, так как все сбывается в рамках одной конечной человеческой жизни: опьяненность жизнью, опьяненность Дионисом превращает Дон Жуана в его ипостась. В таком состоянии человек вновь обретает божественную гармонию, только теперь не он находится внутри этого гармонизированного пространства, а оно — в нем. Человек расширяется до природы, рождается и умирает вместе с ней и, максимально наполнив тот отрезок времени, который отводится природой для его индивидуального существования, вновь растворяется во всеобщем.

Сознание Фауста - христианское; даже в конфликте с Богом оно остается таковым, ибо пытается свергнуть одного Бога и заменить его другим — самим собой. Фауст у Ленау не является положительным персонажем, но не является и отрицательным; это больное, несчастное сознание, мечущееся в поисках несуществующих истин, в стремлениях к несбыточному счастью и отвергающее то, что ему изначально уже дано. Эволюция романтического героя от Фауста к Дон Жуану в поэмах Ленау — это, несомненно, путь к выздоровлению, в том смысле, что и истина, и счастье для человека становятся близкими и достижимыми; конечно, в первую очередь для Дон Жуана — «любимого детища природы»400, но вслед за ним и для других, поскольку он, как уже было сказано, есть проявление всеобщего.

Еще в первой драматической поэме Фауст вдруг обретает некоторые черты Дон Жуана, а в «Дон Жуане» герой сохраняет некоторые черты Фауста, но и различия между ними также усугубляются, и это происходит на основе изменения объекта и способа познания: духовное познание Фауста преобразуется в свойственное Дон Жуану познание чувственное, но одухотворенное природой. В основе эволюции романтического героя у Ленау — смена парадигмы мировосприятия. Прежняя картина мира изменяется так, что ее центр и периферия — трансцендентное и человеческое — меняются местами. При этом в «Дон Жуане» трансцендентное вообще выводится за рамки бытия, а прежняя периферия — человек и его жизнь, в том числе и чувственная, - выдвигается на передний план и приобретает первостепенное значение. Человека более не мучает собственное починенное положение, дух примиряется с телом, и обретенная гармония уничтожает понятия о вине, грехе, наказании, и смерть перестает быть ужасом перед распадом сознания и тлением тела или вечной карой, а обращается логическим концом индивидуальной жизни, которая, исчерпав себя, гаснет, чтобы когда-нибудь воспрянуть с новой силой. Поэтому трагедия Фауста состоит в том, что он, получив фактическое бессмертие в дьявольском круге, все-таки гибнет, и не трагична судьба Дон Жуана, так как смерть внесла последний смысл в его индивидуальное существование и стала заключительным и одновременно отправным пунктом всеобщей глобальной игры в жизнь, которая не имеет конца.

Ленау создавал драматические поэмы «Фауст» и «Дон Жуан», обладающие не подлежащей сомнению художественной ценностью, в дискуссии с уже существующей философской традицией, он также воспринял и интерпретировал философские идеи своего времени и предвидел

400 Гофман Э. Т. А. Указ. соч. С. 21. новые пути в развитии философии, поэтому эволюцию романтического героя от Фауста к Дон Жуану в его творчестве можно рассматривать как эволюцию европейского сознания, осуществлявшуюся на протяжении нескольких столетий. При этом Ленау удалось остаться в художественных рамках романтизма: неромантический фаустовский сюжет он разрабатывает как романтический, обостряя типичные для романтизма конфликты, а популярный в романтической культуре образ Дон Жуана - на не вполне романтический манер, привлекая уже витавшие в воздухе, но еще требующие словесного оформления идеи преэкзистенциализма и философии жизни. «Фауст» и «Дон Жуан» представляют собой гармоничное сочетание сложного и актуального философского содержания и великолепного поэтического воплощения, что открывает многочисленные возможности не только для лингво-текстологического или поэтологического анализа, но и для герменевтических или философских исследований.

Список научной литературыРумянцева, Ирина Сергеевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Lenau N. Samtliche Werke und Briefe. 1. 2 Bd. Leipzig: Insel-Verlag, 1970. Bd. 1: 1200 S.Bd.2:1310 S.

2. Nikolaus Lenau und Sophie Lowenthal. Die Geschichte einer tragischen Liebe. Briefe und Tagebucher. Hg. und eingeleitet von Friedrich Minckwitz. Weimar: Kiepenheuer, 1963. 473 S.

3. Ъaader F. Gesellschaftslehre, ausgewahlt und eingeleitet von Hans Grassl. Munchen, 1957. 830 S.

4. Baader F. Samtliche Werke in sechzehn Banden. Leipzig, 1851-1860.

5. Baader F. Uber Liebe, Ehe und Kunst. Aus den Schriften, Briefen, Tagebuchern. Munchen, 1953. 562 S.

6. Baader F. X. von. Samtliche Werke. Herausgegeben von F. Hoffmann und Julius Hamberger. Aalen, 1855.

7. Feuerbach L. Das Wesen des Christentums // Feuerbach L. Gesammelte Werke. Hrsg. von Werner Schuffenhauer. Berlin: Akad.-Verl., 1973. 606 S.

8. Goethe J.-W. Faust. Frakfurt am Main; Leipzig: Insel Verlag, 1998. 609 S.

9. Kant E. Die Religion innerhalb der Grenzen der blossen Vernunft. Von Emmanuel Kant. Hrsg. von Karl Kehrsbach. Leipzig, 1879. 220 S.

10. Novalis. Fragmente // Novalis' Werke. Hrsg. von Bolsche. Bd. 3. Leipzig: Hesse und Becker, 1903. 216 S.

11. Schubert G. H. Ansichten von der Nachtseite der Naturwissenschaft. Dresden, 1818. 410 S.

12. Tick L. William Lowell // Ludwig Ticks Schriften. Berlin: bei G. Reimer, 1828. Bd. 6,7. Bd. 6: 358 S. Bd. 7: 334 S.

13. Байрон Дж. Г. Собрание сочинений в четырех томах. М.: Правда, 1981.

14. Ъёме Я. Aurora или Утренняя заря в восхождении / Пер. с нем. А. Петровского. М.: ТЕРРА Книжный клуб; КАНОН-пресс-Ц, 2001. 383 с.

15. Ваккенродер В. Г. Фантазии об искусстве. М.: Искусство, 1977. 263 с.

16. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа / Пер. Г. Шпета. СПб: Наука,1999. 443 с.

17. Гете И. В. Собрание сочинений: в Ют. / Под общей редакцией А. Аникста и Н. Вильмонта. М.: Художеств. лит., 1975-1980.

18. Гофман Э. Т. А. Дон Жуан / Пер. с нем. Н. Касаткиной // Э. Т. А. Гофман. М.: Издательский дом «Звонница», 2000. С. 13-25.

19. Гофман Э. Т. А. Песочный человек / Пер. с нем. А. Морозова // Гофман Э. Т. А. Житейские воззрения кота Мурра. Новеллы. Сказки М.: Эксмо, 2008. С. 85-124.

20. Гофман Э. Т. А. Эликсиры сатаны / Пер. с нем. Н. А. Славятинского. М.: ИД «Флюид», 2007. 464 с.

21. Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Сочинения в 8 т. Т. 3. М.: Чоро, 1994. 741 с.

22. Керкегор С. Повторение // Керкегор С. Несчастнейший. Сборник сочинений. Второе издание (Серия «Религиозные мыслители»). М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005. С. 29102.

23. Киркегор С. Непосредственные эротические стадии или Музыкально-Эротическое начало / Пер. И. Стребловой // Миф о Дон Жуане. СПб.,2000. С. 283-366.

24. Кьеркегор С. Дневник обольстителя. СПб.: Азбука-классика, 2007. 240 с.

25. Ламетри Ж. О. Человек машина. Минск: «Литература», 1998. 704 с.

26. Легенда о докторе Фаусте / Под ред. В. М. Жирмунского. М.: Наука, 1978. 423 с.

27. Леопарди Дж. Бесконечность / Пер. А. Ахматовой // Леопарди Дж. Избранные произведения. М.: Художеств, лит., 1989. С. 68.

28. Ницше Ф. Воля к власти: Опыт переоценки всех ценностей. М.: Культурная революция, 2005. 880 с.

29. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки / Пер. с нем. Г. А. Рачинского. СПб.: Азбука классика, 2005.208 с.

30. Фейербах Л. Основы философии будущего. Предварительные тезисы к реформе философии. — Фрагменты к характеристике моей философской биографии. Изд. 2. М.: Соцэкгиз, 1937.149 с.

31. Фихте И. Г. Сочинения: в 2 т. СПб: Мифрил, 1993. Т. 1: 687 с. Т. 2: 798 с.

32. Шеллинг Ф. В. И. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки / Пер. с нем. А. Л. Пестова. СПб: Наука, 1998. 518 с.

33. Шеллинг Ф. В. Й. Сочинения. Т. 1. М.: Мысль, 1998. 639 с.

34. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Собрание сочинений в 6т. Т. 1. М.: ТЕРРА Книжный клуб; Республика, 1999. 495 с.

35. Штирнер М. Единственный и его собственность / Пер. с нем. Б. В. Гиммельфарба и М. Л. Гохшиллера. СПб.: Азбука, 2001. 443 с.

36. Аникст А. А. Гете и Фауст. От замысла к свершению. М.: Книга, 1983. 271 с.

37. Аникст А. А. «Фауст» Гете: Литературный комментарий. М.: Просвещение, 1979.239 с.

38. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М.: Язык русской культуры, 1998. 895 с.

39. Аствацатуров А. Г. Гете и мир игры // Вестник Института иностранных языков Г 2000. СПб.: Центр информационной культуры, 2000. С. 7-31.

40. Аствацатуров А. Г. Демония бессознательного в новелле Э. Т. А. Гофмана «Песочный человек» // Вестник Института иностранныхязыков Г 2003. СПб.: Центр информационной культуры, 2003. С. 100111.

41. Аствацатуров А. Г. Комментарии // Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Аксиома, Новатор, 1996. С. 208-228.

42. Аствацатуров А. Г. Три великие книги Фридриха Ницше // Ф. Ницше. Стихотворения. Философская проза. СПб.: Художеств, лит., 1993. С. 22-61.

43. Аствацатуров А. Г. «Фауст» Гете: образы и идея // Гете И. В. Фауст впервые в переводе К. Иванова. СПб.: Имена, 2005. С. 592-627.

44. Бердюгина JI. А. Идея Дон Жуана // Мифема «Дон Жуан» в музыкальном искусстве и литературе. Новосибирск, 2002. С. 11-42.

45. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. СПб.: «Азбука-классика», 2001.511 с.

46. Борисова Т. И. О смыслообразующей роли мотива в художественном повествовании. «Песочный человек» Э. Т. А. Гофмана // Филология. Научный сб. памяти А. Богомолова. Саратов, 1996. С. 100-105.

47. Брагина Н. JI. Авторские неологизмы Ленау И Ученые записки (Моск. пед. ин-т им. Ленина), т. 141. Кафедра нем. яз., вып. 1, 1959. С. 29-45.

48. Ванслов В. В. Эстетика романтизма. М.: Искусство, 1966. 402 с.

49. Великий романтик. Байрон и мировая литература. М.: Наука, 1991. 237 с.

50. Волынский А. Литературные заметки: Аполлон и Дионис // Ницше: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 180-204.

51. Вольский А. Л. От поэтической философии к философской поэзии: опыт герменевтического исследования. СПб.: Норма, 2008. 330 с.

52. Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма: Фр. Шлегель, Новалис. М.: Наука, 1978. 288 с.

53. Гайм Р. Романтическая школа. Вклад в историю немецкого ума / Пер. с нем. В. Неведомского. СПб: Наука, 2006 893 с.

54. Гарин И. И. Ницше. М.: ТЕРРА, 2000. 848 с.

55. Гузик М. А. Роман Байрона «Дон Жуан»: К проблеме эволюции метода и жанра: Автореферат на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. Л., 1986. 17 с.

56. Гучинская Н. О. Метафора как инструмент толкования // Понимание и существование: Сборник докладов международного научного семинара. Минск, 2000. С. 119-124.

57. Делез Ж. Ницше. СПб: Axioma, 2001. 182 с.

58. Дьяконова Н. Я. Байрон: опыт психологического портрета // Великий романтик. Байрон и мировая литература, М.: Наука, 1991. С. 10-22.

59. Еременко А. Г. «Дон Жуан» Н. .Ленау и Р. Штрауса: два прочтения «вечного» образа // Мифема «Дон Жуан» в музыкальном искусстве и литературе. Новосибирск, 2002. С. 280-299.

60. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика / Предисловие и комментарии А. Г. Аствацатурова. СПб.: Аксиома, Новатор, 1996. 232 с.

61. Жирмунский В. М. Творческая история «Фауста» Гете // Жирмунский В. М. Очерки по истории классической немецкой литературы. Л., 1972. 495 с.

62. Знаменский С. П. «Сверхчеловек» Ницше // Ницше: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 904-944

63. Зыкова Е. П. Образ «огражденного сада»: природа, Бог и свобода в поэзии английских романтиков // Темница и свобода в художественном мире романтизма. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 88-109.

64. Иванов В. И. Ницше и Дионис // Ницше: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 794-804.

65. Ишимбаева Г. Г. Романтический Фауст Э. Т. А. Гофмана («Эликсиры сатаны») // Ишимбаева Г. Фаустианская тема в немецкой литературе. Уфа, 1996. С. 37-51.

66. Карельский А. В. Драма немецкого романтизма. М.: Медиум, 1992. 336 с.

67. Кибрик Jl. Е. Ленау в критике Х1Х-ХХ веков // Герценовские чтения, 21. Филологические науки.-Л., 1968.-С. 117-119.

68. Кибрик Л. Е. Лирика природы в поэзии Н. Ленау // XXII Герценовские чтения. Л., 1969. С. 177-179.

69. Коннов В. П. «Фаустовские» мотивы в творчестве Ф. Листа // Гетевские чтения 2004-2006. Под ред. Г. В. Якушевой. М.: Наука, 2007. С. 270-289.

70. Конради К. О. Гете: Жизнь и творчество. В 2т. М.: Радуга, 1987. Т. 1: 591 с. Т. 2: 646 с.

71. Кузин В. И. Дон Жуан — имя для сверхчеловека // Мифема «Дон Жуан» в музыкальном искусстве и литературе. Новосибирск, 2002. С. 94^ 106.

72. Курагина Н. В. Фауст и бог у Гете и Ленау // У1П Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры. М., 1996. С. 9.

73. Курчинский М. А. Апостол эгоизма. Макс Штирнер и его философия анархии. Критический очерк. Петроград: Огни, 1920. 252 с.

74. Лагутина И. Н. «Влечение к свободе»: учение о морали в раннеромантической культуре (по «Фрагментам» Новалиса) // Темницаи свобода в художественном мире романтизма. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 234-249.

75. Лагутина И. Символическая реальность Гете. Поэтика художественной прозы. М.: Наследие, 2000. 280 с.

76. Левина Л. М. Образ Елены в «Фаусте» Гете // Гетевские чтения 1999. Под ред. С. В. Тураева. М.: Наука, 1999. С. 72-79.

77. Левинтон А. Г. Роман Э. Т. А. Гофмана «Эликсиры сатаны» // Гофман 3. Т. А. Эликсиры сатаны. СПб., 1993. С. 236-277.

78. Левит К. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. Маркс и Кьеркегор. СПб.: Владимир Даль, 2002. 671 с.

79. Лейбель Е. Ницше: образы и мифотворчество. СПб.: Петроний, 2008. 240 с.

80. Литературная теория немецкого романтизма. Документы / Под ред. Н. Я. Берковского. Л.: Издательство писателей, 1934. 335 с.

81. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль, 2001. 559 с.

82. Лотман Ю. М. Сон — семиотическое окно // Лотман Ю. М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. СПб.: Искусство, 2004. С. 123-126.

83. Луначарский А. В. Н. Ленау и его философские поэмы // Луначарский А. В. Собрание соч.: в 8 т. Т. 5. Западно-европейскиелитературы: статьи, доклады, предисловия рецензии (1904-1931). М.: Художеств, лит., 1965. С. 7-82.

84. Любутин К. Н. Фейербах: философская антропология. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1988. 125 с.

85. Маккей, Дж. Г. Макс Штирнер. Его жизнь и учение. СПб, 1907. 215 с.

86. Масарик Т. «Фауст» Ленау: Эссе // Масарик Т. Г. Россия и Европа. Кн. 3, ч. 2-3. СПб., 2003. С. 247-253.

87. Махов А. Е. «Есть что-то, что не любит ограждений»: библейская доктрина границы и раннеромантический демонизм // Темница и свобода в художественном мире романтизма. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 27-87.

88. Мильдон В. И. Идея аналогий в художественном плане «Фауста» Гете (поэтика театральности). М.: ВГИК, 1999. 139 с.

89. Потебня А. А. Теоретическая поэтика. СПб: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2003. 342 с.

90. Пуришев Б. И. Народные книги 2-й пол. XTV века // Очерки немецкой литературы XV-XVII вв. М.: Гослитиздат, 1955. С. 215-221.

91. Пуришев Б. И. Немецкие прозаические шванки и народные книги эпохи Возрождения // Немецкие шванки и народные книги XVI века. М.: Художеств, лит., 1990. С. 7-21.

92. Пушкин В. Г. Философия Гегеля. Абсолютное в человеке. СПб: Лань, 2000.448 с.

93. Рассел Дж. Б. Мефистофель. Дьявол в современном мире. СПб: Евразия, 2002.447 с.

94. Роде П. П. Серен Киркегор, сам свидетельствующий о себе и своей жизни. «Урал LTD», 1998.429 с.

95. Саводник В. Ф. Ницшеанец 40-х годов. Макс Штирнер и его философия эгоизма. М., 1902. 90 с.

96. Сапрыкина Е. Тема темницы и свободы в литературе XIX века // Темница и свобода в художественном мире романтизма. М. .: ИМЛИ РАН, 2002. С. 300-339.

97. Свасьян К. А. Философское мировоззрение Гете. М., 2001. 220 с.

98. Серен Кьеркегор. Жизнь. Философия. Христианство / Сост. и пер. с англ. И. Басс. СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. 242 с.

99. Склизкова А. П. Концепция рока в античности и романтизме: «Орестея» Эсхила и «Эликсиры сатаны» Гофмана // Художественный текст и культура. Владимир, 1997. С. 47-119.

100. Славгородская Л. В. Романы Э. Т. А. Гофмана. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Ленинградский ун-т, 1972. 276 с.

101. Соколов Б. Г. «Страсти» по Ницше // Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. СПб.: Азбука классика, 2005. С. 5-26.

102. Соловьев В. С. Идея сверхчеловека // Ницше: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 294-302.

103. Стороженко Н. Поэзия мировой скорби // Стороженко Н. Из области литературы. М., 1902. С. 187-213.

104. Тураев С. В. Гете и его современники. М.: ИМЛИ РАН, 2002. 237 с.

105. Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига: Зинатне, 1988. 454 с.

106. Федоров Ф. П. Художественный мир немецкого романтизма. Структура и семантика. М.: МиК, 2004. 366 с.

107. Федоров Ф. П. Эстетические взгляды Э. Т. А. Гофмана. Рига: Звайгзне, 1972. 64 с.

108. Хорват К. Романтические воззрения на природу // Европейский романтизм. М.: Наука, 1973, С. 204-252.

109. Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996.446 с.

110. Чавчанидзе Д. Л. Романтический роман Гофмана // Художественный мир Э. Т. А. Гофмана. М.; Наука, 1982. 295 с.

111. Черепенникова М. С. Гете и Спиноза: интертекстуальность поэзии и философии // Гетевские чтения 2004-2006. Под ред. Г. В. Якушевой. М.; Наука, 2007. С. 95-111.

112. Шлапоберская С. Николаус Ленау и судьбы романтизма в Австрии // Неизученные страницы европейского романтизма. М., 1975. С. 156-213.

113. Элиаде М. Мефистофель и андрогин. СПб: Алетейя, 1998. 374 с.

114. Юнгер Ф. Г. Ницше / Пер. с нем. А. В. Михайловского. М.: Праксис, 2001. 253 с.

115. Якобсон Р. О. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений//Теория метафоры. М., 1990. С. 110-133.

116. Якушева Г. В. Фауст и Мефистофель вчера и сегодня // Труды Гетевской комиссии при Совете по истории мировой культуры РАН. М. 1998. 118 с.

117. Якушкина Т. В. Образ черного пуделя в трагедии Гете // Гетевские чтения 1999. Под ред. С. В. Тураева. М. 1999. С. 94-102.

118. Ясперс К. Ницше: Введение в понимание его философствования / Пер. с нем. Ю. Медведева. СПб.: Владимир Даль, 2004. 626 с.

119. Abraham U. Wassermythen und Waldestraume. Die archetypische Symbolsprache in der Naturlyrik Nikolaus Lenaus // Bildersprache verstehen. Hg. von Ruben Zimmermann. Mit einem Geleitwort von Hans-Georg Gadamer. Mtinchen: Fink, 2000. S. 237-256.

120. Accolti-Egg, Mathilde. Leopardi und Lenau, was sie verbindet in Leben und Dichtung. Neapel, 1912. 175 S.

121. Adel K. Die Faust-Dichtung in Osterreich. Wien: Bergland, 1971. 285 S.

122. Aichinger I. E. Т. A. Hoffmanns Novelle „Der Sandmann" und die Interpretation Sigmund Freuds. Zeitschrift fur die deutsche Philologie 95, 1976. S. 113-132.

123. Alexander W. Die Entwicklungslinien in der Weltanschauung N. Lenaus. Greifswalde, 1914. — 220 S.

124. Altenhofer N. Ketzerhistorie und revolutionare Geschichtsphilosophie im Werk Lenaus. Lenau-Forum, 1-4/1971. Jg. 11. Wien. S. 42-55.

125. Bachner L. Der historische Hintergrund fur Lenaus geistige Existenz. Lenau-Almanach, 1961/62. Wien. S. 120-129.

126. Barthel E. Nikolaus Lenau // Lenaus samtliche Werke. Leipzig, 1883. S. 1-156.

127. Barton P. F. Romantiker, Religionstheoretiker, Romanschreiber: Ein Beitrag zur Kultur- und Geistesgeschichte Deutschlands 1802-1809. FeBler in Brandenburg / Peter F. Barton. Wien: Institut fur protestantische Kirchengeschischte, 1983. 318 S.

128. Behler E. Nietzsche und die Fruhromantische Schule // Nietzsche-Studien 7. 1979. S. 59-87.

129. Behler D. Die Auffassung des Dyonysischen durch die Briider Schlegel und Friedrich Nietzsche //Nietzsche-Studien 12. 1983. S. 335-354.

130. Bellanca C. Pessimismo e religione nell'ultimo Lenau. Palermo: Trimarchi, 1935. 105 S.

131. Birus H. / Fuchs A. Ein terminologisches Grundinventar fur die Analyse von Metaphern // Zur Terminologie der Literaturwissenschaft. Stuttgart: Ch. Wagenknecht (Hg.), 1989. S. 157-174.

132. Bischoff H. Nikolaus Lenaus Lyrik. Ihre Geschichte, Chronologie und Textkritik. In 2 Bde. Berlin; Weidmann, 1920-1921. Bd. 1: 815 S. Bd. 2: 221 S.

133. Bisschops R. Die Metapher als Wertsetzung: Novalis, Ezechiel, Beckett. Frankfurt/Main: Lang, 1994. 401 S.

134. Castle E. Lenau und die Familie Lowenthal. Briefe und Gesprache, Gedichte und Entwiirfe. In 2 Bde. Leipzig: Max Hesse, 1906. Bd. 1: 336 S. Bd. 2: 297 S.

135. Castle E. Nikolaus Lenau. Zur Jahrhundertfeier seiner Geburt. Leipzig, 1902. 120 S.

136. Deschner K. Lenaus metaphysische Verzweiflung und ihr lyrischer Ausdruck. Wurzburg, 1951. 420 S.

137. Diekman E. Christian Dietrich Grabbe: Der Wesensgehalt seiner Dichtung. Versuch einer Deutung seiner Weltanschauung. Detmold: Meyerische Hofbuchhandl., 1936. 251 S.

138. Dietze W. Nachwort zu Nikolaus Lenaus samtlichen Werken und Briefen. Bd. 2, S. 943-999

139. Dreher E. Philosophische Abhandlungen. Berlin: R. v. Decker, 1903. 222 S.

140. Drux R. Marionette Mensch. Ein Metaphernkomplex und sein Kontext von E. T. A. Hoffmann bis Georg Btichner. Miinchen: Wilhelm Fink Verlag, 1986. 280 S.

141. Ederheimer E. Jakob Bohme und die Romantiker. Heidelberg, 1904. 128 S.

142. Eggs E. Metapher // Historisches Wortebuch fur Rhetorik. Bd. 5. Tubingen, 2001. Sp. 1099-1183.

143. Emge К. A. Max Stirner. Eine geistig nicht bewaltigte Tendenz. Wiesbaden, 1963. 128 S.

144. Ernst A. W. Lenaus Frauengestalten. Stuttgart: Carl Krabbe, 1902. 410 S.

145. Errante Vincenzo. Lenau. Geschichte eines Martyrers der Poesie. Mengen: Heinrich Heine Verlag, 1948. 359 S.

146. Ewald O. Die Probleme der Romantik als Grundfragen der Gegenwart // Romantik und Gegenwart. Berlin: E. Hofmann, 1904. 227 S.

147. Faggi A. Lenau e Leopardi. Studio psicologico-estetico. Palermo: A. Reber, 1898. 83 S.

148. Farinelli A. Uber Leopardis und Lenaus Pessimismus // Aufsatze, Reden und Charakteristiken zur Weltliteratur. Bonn; Leipzig, 1898. Dt. Auszug in: Neuphilologisches Zentralblatt. Hannover, 1898. S. 265-266.

149. Fasola C. Bibliografia delle opere del Lenau tradotte in Italiano // Rivista i letteratura Tedesca. 1908.180 S.

150. Fischer E. Von Grillparzer bis Kafka. Sechs Essays. Wien: Globus, 1962. 328 S.

151. Frank M. Auswege aus dem deutschen Idealismus. Frankfurt/Main: Suhrkamp Verlag, 2007. 480 S.

152. Frankl L. A. Zur Biographie Nikolaus Lenaus. Wien: A. Hartleben, 1885. 152 S.

153. Gabetti G. La poesia di Morike e di Lenau. Roma: Stock, 1926. 387 S.

154. Galley E. Der religiose Liberalismus in der deutschen Literatur von 1830 bis 1850. Rostock, 1934. 465 S.

155. Gibson C. Lenau. Leben Werk - Wirkung. - Heidelberg, 1989. -321 S.

156. Gibson C. Nietzsches Lenau-Rezeption // Sprachkurs, Jg. 17, 2. Halbband. Wien, 1986. S. 188-205.

157. Girndt-Dannenberg D. Untersuchungen zu Darstellungsabsichten und Darstellungsverfahren in den Werken E. T. A. Hoffmanns. Koln, 1969. 324 S.

158. Goethe und Byron / Ed. by J. G. Robertson. Prof, in London: Norwood ed., 1977.132 p.

159. Goethe und die Romantik. Wrocaw: wydaw. Uniw. Wrocawskiego,1992. 160 S.

160. Greiner L. Lenau. Berlin; Leipzig, 1904. 88 S.

161. Grim A. (Alexander Graf von Auersperg). Nikolaus Lenau. Lebensgeschichtliche Umrisse. Berlin; Stuttgart: Cotta, 1902. 125 S.

162. Hammer J.-P. Nikolaus Lenau. Dichter und Rebell. Wien: Berenkamp,1993. 224 S.

163. Hartmann H. Faustgestalt, Faustsage, Faustduchtung. Berlin: Volk und Wissen, 1987. 223 S.

164. Hartung G. Anatomie des Sandmanns. WB 23,1977, H. 9. S. 128-140.

165. Heinecke G. Zu Leben und Werk des Nikolaus Lenau // Nikolaus Lenau-heute gelesen. Wien: Braumuller, 2000. S. 1-19.

166. Henning H. Die wichtigsten deutschen Faust-Dichtungen in der ersten Halfte des 19. Jahrhunderts und ihr verhaltnis zu Goethe, Grabbe, Lenau, Heine. Weimar, 1964. 237 S.

167. Henning H. Faust in funf Jahrhunderten. Ein Uberblick zur Geschichte des Faust-Stoffes vom 16. Jahrhundert bis zur Gegenwart. Halle (Saale): Verlag Sprache und Literatur, 1963. 128 S.

168. Henn-Memmesheimer В. Metapher // Der Deutschunterricht 43, 1991. S. 21-39.

169. Hesse H. Faust und Zarathustra. Vortrag, gehalten in der Bremer Ortsgruppe des deutschen Monisten-Bundes am 1. Mai 1909 von Hermann Hesse. Bremen: Melschers, 1909. 32 S.

170. Hessen J. van. Nikolaus Lenau und das Junge Deutschland. S-Grafenhage: Vormer, 1925. 85 S.

171. Hof W. Pessimistisch-nihilistische Stromungen in der deutschen Literatur vom Sturm und Drang bis zum Jungen Deutschland. Tubingen, 1970. S. 158-174.

172. Hoholf U. E. T. A. Hoffmann, Der Sandmann: Textkritik, Edition, Kommentar / von Ulrich Hoholf. Berlin; New York: de Gruyter, 1988. 407 S.

173. Horton D. Grabbe und sein Verhaltnis zur Tradition. Detmold, 1980. 119 S.

174. Jakobson R. Der Doppelcharakter der Sprache. Die Polaritat zwischen Metaphorik und Metonymik // Literaturwissenschaft und Linguistik, Ergebnisse und Perspektiven. Bd. II/l. Frankfurt, 1971. S. 323-333.

175. Joel K. Nietzsche und die Romantik. Jena; Leipzig, 1905. 366 S.

176. Klapper M. R. The German literary influence on Byron. By Dr. M. Roxana Klapper. Salzburg, 1974. 206 p.

177. Klein J. Byrons romantischer Nihilismus / Von Jiirgen Klein. Salzburg: Institut fur Anglistik und Amerikanistik, Univ. Salburg, 1979. 130 S.

178. Klein J. Nikolaus Lenau // Geschichte der deutschen Lyrik. Wiesbaden, 1957. 237 S.

179. Klenze C. The treatment of nature in the works of Nikolaus Lenau. An essay in interpretation. Chicago: University of Chicago, 1903. 83 p.

180. Kohnke K. Der Pessimismus im dichterischen Werk Lenaus. Hamburg, 1950. 327 S.

181. ICohut A. Nicolaus Lenau. Von Dr. Adolph Kohut. Berlin: Schildberger, 1901. 29 S.

182. Korr A. Lenaus Stellung zur Naturphilosophie. Munster; Aschen: Ruelle, 1914. 83 S.

183. Kosch W. Die deutsche Literatur 1m Spiegel der nationalen Entwicklung 1813 bis 1848. In 2 Bde. Munchen, 1825-1928. Bd.l: 404 S. Bd. 2: 357 S.

184. Kroemer W. Lenaus Albigenser. Marburg: Universitatsverlag, 1925. 148 S.

185. Krummel R. F. Nietzsche und der deutsche Geist. Berlin; New York, 1998. Bd. 1-2. Bd. 1: 737 S. Bd. 2: 861 S.

186. Kuchler-Sakkellariou P. Implosion des Bewustseins: Allegorie und Mythos in E. T. A. Hoffmanns Marchenerzahlungen. Frankfurt/Main etc.: Lang, 1989. 305 S.

187. Kurz G. Metapher // Kurz G. Metapher, Allegorie, Symbol. 5. durchgesehene Auflage. Vandenhoeck und Ruprecht, 2004. S. 7-29.

188. Leopoldseder H. Groteske Welt. Ein Beitrag zur Entwicklungsgeschichte des Nachtstucks in der Romantik. Bonn: Bouvier, 1973. 208 S.

189. Madl A. Auf Lenaus Spuren. Beitrage zur osterreichischen Literatur. Osterreichischer Bundesverlag Wien: Osterreichischer Bundesverlag; Budapest: Akademiai Kiado , 1982. 334 S.

190. Madl A. Politische Dichtung in Osterreich (1830-1848). Budapest, Akademiai Kiado, 1969. 360 S.

191. Mahal G. Mephistos Metamorphosen. Fausts Partner als Reprasentant literarischer Teufelsgestaltung. Gottingen: Kiimmerle, 1972. 551 S.

192. Maione I. La poesia di Lenau. Messina; Roma: Principato, 1926. 174 S.

193. Martens W. Bild und Motiv im Weltschmerz. Studien zur Dichtung Lenaus. Koln-Graz: Bohlau, 1957. 190 S.

194. Martensen J. Uber Lenaus Faust. Stuttgart: Cotta, 1836: 98 S.

195. Mehring F. Nikolaus Lenau // Mehring F. Gesammelte Schriften. Bd. 10. Aufsatze zur deutschen Literatur von Klopstock bisWeerth. Berlin: Dietz Verlag, 1961. S. 376-387.

196. Meixner H. Romantischer Figuralismus. Kritische Studien zu Romanen von Arnim, Eichendorf und Hoffmann. Frankfurt 1971. 266 S.

197. Muhlher R. Nikolaus Lenaus Bildersprache // Muhlher R. Osterreichische Dichter seit Grillparzer. Hg. von Wilhelm Braumiiller. Wien; Stuttgart, 1975. S. 185-201.

198. Mulfinger G. Lenau in Amerika // Americana-Germanica 1.1897. Nr. 2. S. 1-61. Nr. 3. S. 1-46.

199. Nipperdey O. Wahnsinnsfiguren bei E. T. A. Hoffinann. Koln, 1957. 228 S.

200. Ochsenbein W. Die Aufnahme Lord Byrons in Deutschland und sein EinfluB auf den jungen Heine. Bern: Francke, 1905. 229 S.

201. Ploch A. Grabbes Stellung in der deutschen Literatur. Leipzig: Scheffer, 1905. 224 S.

202. Preisendanz W. Eines matt geschliffhen Spiegels dunkler Widerschein. E. T. A. Hoffmanns Erzahlkunst // H. Prang (Hg.). 320 S.

203. Prutz R. Nikolaus Lenau. Eine Charakteristik // Hallische Jahrbucher. 2. Halbjahr. 1839. S. 1684-1728.

204. Reber N. Studien zum Motiv des Doppelgangers bei Dostojevskij und E. T. A. Hoffmann. Gliessen, Schmitz, 1964.240 S.

205. ReynaudL. N. Lenau. Poete lyrique. Paris: Bellais, 1905. 460 S.

206. Rocek R. Damonie des Biedermeiers: Nikolaus Lenaus Lebenstragodie. Wien; Koln; Weimar: Bohlau Verlag, 2005. 398 S.

207. Rocek R. Nikolaus Lenaus Umwege zu Hegel // Neue Akzente. Essays fur Liebhaber der Literatur. Wien; Miinchen: Herold Verlag, 1984. S.29-42.

208. Roustan L. Lenau et son temps. Paris: Cerf, 1898.368 S.

209. Schaerffenberg M. Nikolaus Lenaus Dichtwerk als Spiegel der Zeit. Erlangen: Palm und Enke, 1935. 141 S.

210. Schick J. Nikolaus Lenau und die schwabischen Dichter in ihren personlichen, literarischen und dichterischen Beziehungen. Strassburg, 1908. 156 S.

211. Schings H.-J. Melancholie und Aufklarung. Melancholiker und ihre ICritiker in Erfahrugsseelenkunde und Literatur des 18. Jahrhunderts. Stuttgart: Metzler, 1977. 476 S.

212. Schmidt H. Natursymbole in Nikolaus Lenaus Gedichten // Lenau-Almanach (1963/64). S. 46-72.

213. Schmidt J. Faust als Melancholiker und Melancholie als strukturbildendes Element bis zum Teufelspakt // Jahrbuch der Deutschen Schiller-Gesellschaft. Bd. 41, 1997. S. 125-139.

214. Schmidt J. Goethes Faust, Erster und Zweiter Teil: Grundlagen -Werk- Wirkung. Munchen: Verlag С. H. Beck, 1999. 383 S.

215. Schmidt R. Auf der Suche nach dem Humanun // Nietzsche-Studien. Berlin; New York, 1984. S. 245- 252.

216. Schneider R. Der Katarakt. Lenaus geistiges Schicksal // Uber Dichter und Dichtung. Koln, 1953. S. 11-46.

217. Schneider R. Schwermut und Zuversicht. Lenau, Elichendorff. -Heidelberg: Kerle, 1948. 181 S.

218. Schormann B. G. Der Pessimismus in der Dichtung Nikolaus Lenaus. Gottingen, 1952. 322 S.

219. Schroter R. Lenaus Faust. Marburg, 1921. 279 S.

220. Schurz A. X. Lenaus Leben. Grossentheils aus des Dichters eigenen Briefen. In 2 Bde. Stuttgart; Augsburg, 1885. Bd. 1: 383 S. Bd. 2: 343 S.

221. Schwerte H. Faust und das Faustische. Ein Kapitel deutscher Ideologie. Stuttgart: Klett, 1962. 359 S.

222. Sengle F. Biedermeierzeit. Die Literatur im Spannungsfeld zwischen Restauration und Revolution 1815-1848. In 3 Bd. Stuttgart: Metzler, 19711980. Bd. 1:725 S. Bd. 2: 1152 S. Bd.3: 1162 S.

223. Siegel C. Lenaus «Faust» in seinem Verhaltnis zur Philosophie // Kant-Studien. Philosophische Zeitschrifl. Bd. 21. Heft 1. Berlin, 1917. S. 66-92.

224. Storz G. Schwabische Romantik. Dichter und Dichterkreise im alten Wurtemmberg. Stuttgart: Kohhammer, 1967. 164 S.

225. Strich F. Deutsche Klassik und Romantik oder Vollendung und Unendlichkeit. Ein Vergleich. Munchen: Meyer und Jessen, 1924. 411 S.

226. Teichmann A. Savonarola in der deutschen Dichtung. Berlin: de Gruyter, 1937. 127 S.

227. Thorslev P. L. jun. The Byronic hero. Types and Prototypes. Minneapolis: University of Minnesota press, 1962. 228 p.

228. Turoszi-Trostler J. Faust-Studien. Heine und Faust. Lenau und Faust. Acta LItteraria Academiae Sclentiarum Hungaricae. Bd. 6. Budapest, 1957. 390 S.

229. Turoczi-Trostler J. Lenau // Neue Beitrage zur Literaturwissenschaft. Berlin: Rtitten und Loening, 1961. Bd. 12. 315 S.

230. Valk T. Melancholie Im Werk Goethes. Genese Symtomatik -Therapie. Tubingen: Niemeyer, 2002. 327 S.

231. Valk T. Poetische Pathographie. Goethes «Werther» im Kontext zeitgenossischer Melancholie-Diskurse // Goethe-Jahrbuch 2002. Bd. 119. Weimar, 2003. S. 14-22.

232. Vietta S. Das Automatenmotiv und die Technik der Motivschichtung im Erzahlwerk E. T. A. Hoffmanns. Mitteilung der E. T. A. Hoffmann-Gesellschaft 26, 1980. S. 25-44.

233. Vietta S. Noch einmal: Automaten. (Rez. V. P. Gendolla, Die lebenden Maschinen). Mitteilung der E. T. A. Hoffmann-Gesellschaft 28, 1982. S. 69-75.

234. Volkmann E. Zwischen Romantik und Biedermeier. Leipzig: R. Reclamjun., 1938. 317 S.

235. Walzel O. Deutsche Romantik. Bd. 1-2. Leipzig; Berlin, 1918. Bd. 1: 116 S. Bd. 2: 104 S.

236. Walzel O. Nikolaus Lenau // Walzel O. Vom Geistesleben des 18. und 19. Jahrhunderts. Leipzig, 1911. S. 331-337.

237. Walzer H. Lenaus Savonarola. Phil. Diss. Marburg; Frankfurt, 1923. 144 S.

238. Wege L. Hegel und Lenau. Dresden: Dittert, 1932. 69 S.

239. Weinrich D. Liebe auf Umwegen. Die Liebe zu Nikolaus Lenau und der Weltschmerz // Nikolaus Lenau heute gelesen. Wien: Braumuller, 2000. S. 103-108.

240. Weinrich H. Semantik der kuhnen Metapher // Deutsche Vierteljahresschrift fur Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte 37, 1963. S. 324-344.

241. Weiss W. Das Lenau-Bild und Lenaus Sprache. Voruntersuchungen zu einem Wortebuch. Lenau-Forum, 2/1969, Jg. 1. S. 44- 57.

242. Weiss W. Enttauscher Pantheismus. Zur Weltgestatung der Dichtung der Restaurationszeit. Dornbirn, 1962. 178 S.

243. Weiss W. Heines, Lenaus und Immermanns Kritik am Pantheismus. Zur Krise des Pantheismus in der Dichtung der Restaurationszeit // Germanische Abhandlungen. Innsbrucker Beitrage zur Kulturwissenschaft. Bd. 6. Innsbruck, 1959. 392 S.

244. Wenzlitschke K. Nikolaus Lenau und die politisch-sozialen Stromungen seiner Zeit. Koln, 1963. 243 S.

245. Werner H. G. E. T. A. Hoffmann. Darstellung und Deutung der Wircklichkeit im dichterischen Werk. Weimar: Arion Verlag, 1962. 257 S.

246. Werner H. G. Geschichte des politischen Gedichts in Deutschland von 1815 bis 1840. Berlin: Akad.-Verlag, 1969. 461 S.

247. Winter E. Frtihliberalismus in der Donaumonarchie. Religiose, nationale und wissenschaftliche Stromungen von 1790 1868. Berlin, Akad.-Verlag, 1968.365 S.

248. Winter E. Romantismus, Restauration und Frilhliberalismus im oterreichischen VormSrz. Wien: Europa-Verlag, 1968. 304 S.

249. Zindler Th. Die Entwicklung im lyrischen Stil Lenaus. Marburg, 1959. 270 S.