автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Феномен киберпространства как философско-методологическая проблема

Полный текст автореферата диссертации по теме "Феномен киберпространства как философско-методологическая проблема"

На правах рукописи

Вылков Ростислав Ильич

ФЕНОМЕН КИБЕРПРОСТРАНСТВА КАК ФИЛОСОФСКО-МЕТО ДОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Екатеринбург - 2005

Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета им. А. М. Горького.

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Плотников Владимир Ильич

доктор философских наук, профессор Шитиков Михаил Михайлович

кандидат культурологии, с.н.с. Браславский Павел Исаакович

Ведущая организация:

Омский государственный университет путей сообщения

Защита состоится «22» декабря 2005 г. в _ часов на заседании

диссертационного совета Д 212.286.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук в Уральском государственном университете им. A.M. Горького по адресу: 620083, г. Екатеринбург, пр. Ленина, д. 51, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета им. А.М. Горького.

Автореферат разослан «22 » ноября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор философских наук, профессор

В.В. Ким

М0& ¥

Т10

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

гиш/

Актуальность темы исследования. Понятие «виртуальная реальность» широко используется для обозначения ряда самых различных явлений. Понятие «киберпространство» обычно интуитивно связывают с виртуальной реальностью, что ведет к парадоксам. Для преодоления неопределенности в понимании данного феномена необходимо выяснить его сущность. Поэтому правомерно возникает интерес: что такое киберпространство? Чем оно отличается от виртуальной реальности? Существует ли многообразие виртуальных реальностей? Какова роль и место человека в нём? Одно-порядковость киберпространства с такими понятиями, как бытие, реальность, действительность, обусловливает необходимость исследования его онтологического статуса.

Поляризация социальных оценок киберпространства от крайне восторженных до резко отрицательных определяет значимость данного исследования. Острота поставленных в работе проблем требует критически осторожного отношения к указанным крайностям и к философской рефлексии по их поводу. Углубленное исследование отношения киберпространства и виртуальной реальности диктуется негативными последствиями, возникающими в результате экспансии виртуальной реальности в повседневную жизнь — в виде психологической зависимости от компьютерных игр и Интернет-коммуникации. Кроме того, киберпространство задает новый ракурс анализа проблемы репрезентации, который определяется техникой симуляции.

Каждая технология частично выполняет прогностическую функцию, а также воплощает в себе некое идеологическое представление ближайшего будущего. Следовательно, справедлив и обратный вопрос: насколько логика проектирования постиндустриального общества расходится с действительностью и как это влияет на осмысление феномена киберпространства? Сегодня мы занимаем выгодное положение наблюдателя переходного периода, что позволяет нам проблематизировать специфику происходящих глобальных изменений. Указанные аспекты имеют принципиальное значение для практической и теоретической деятельности человека.

Итак, необходимость философского исследования киберпространства и форм его существования обусловлена недостаточным и разноречивым осмыслением онтологии данного феномена и его роли в современных информационных процессах.

Степень разработанности проблемы. Теоретические источники.

Исследование киберпространства опирается на изучение философских представлений о бытии, реальности, существовании, которые нашли своё отражение в произведениях классической философии таких авторов, как Платон, Аристотель, Р. Декарт, Г.-В. Лейбниц, И. Кант, Г. В. Ф. Гегель, К. Маркс, Ж. Делёз, Ж. Деррида, М. Хайдеггер, У. Эко и др., и работ современных авторов, затрагивающих эту проблематику: А. В. Ахутин, Н. С. Автономова, П. П. Гай-денко, М. Ю. Опенков, С. И. Орехов, Д. В. Пивоваров, В. М. Розин, С. С. Хоружий, А. Н. Чанышев, П. Г. ГЦедровицкий и др.

При рассмотрении специфики различных видов пространства были использованы работы следующих авторов: физическое — И. Пригожин, С. Хокинг, М. Д. Ахундов, Л. Л. Доброхотов, А. М. Мостепаненко; математическое — Л. Брауэр, Г. Вейль, Д. Гильберт, Э. Гуссерль, Г. Б. Гутнер, Г. И. Рузавин; семиотическое — Р. Барт, У. Эко, И. П. Ильин, Ю. С. Степанов,

A. Р. Усманова; художественное — Б. Миллер, Д. Льюиз, Ч. С. Пирс, М. М. Бахтин, В. П. Руднев; социальное — П. Бергер, Т. Лукман, С. Жижек, Л. Г. Ионин, Т. X. Керимов, А. И. Лучанкин.

При анализе глобальных трансформаций и общих трендов развития современного общества в качестве исходного пункта принята классическая концепция постиндустриального общества Д. Белла. Различные её положения конкретизируются за счёт обращения к неклассической футурологии, которая отвергает простую экстраполяцию существующих трендов (С. Лем, А. Тоффлер, Дж. Нейсбит), глобалистики — прогностической деятельности Римского клуба (Д. X. Медоуз, М. Месарович, Э. Ласло, А. Кинг, Б. Шнайдер и др.) и альтернативистики — целенаправленного построения желаемого будущего на основе методологического пересмотра достижений футурологии и глобалистики (Д. X. Медоуз, Д. Л. Медоуз, Й. Рандерс, П. Кеннеди, И. В. Бестужев-Лада). Кроме того, в контексте данной работы рассматриваются идеи 3. Баумана, С. Жижека, М. Кастельса, Л. Туроу, С. Хантингтона, К. Хюбнера и Ф. Фукуямы; также привлекаются разработки отечественных авторов: А. С. Панарина,

B. Г. Хороса, А. И. Неклессы, Ю. А. Васильчука и А. И. Уткина.

Киберпространство является относительно новой областью исследований: первые попытки его осмысления в рамках гуманитарных дисциплин были предприняты около четверти века назад. Если социокультурный потенциал компьютерной виртуальной реальности первыми оценили сами её разработчики (У. Брикен, Ф. П. Брукс, Дж. Ланье, И. Сазерленд), то начальные представления о киберпространстве формировались в контексте постмодернистской культуры: следует отметить влияние современной научной фантастики (У. Гибсон, Б. Стерлинг), рок-музыкантов 1980-х годов и некоторых культовых фигур поп-культуры — прежде всего Дж. Барлоу, Т. Лири. Перспективы развития современных информационных технологий в рамках киберпространства подвергают критической оценке М. Крюгер, С. Леви, С. Сисмондо, М. Хайм, Ф. Хейвард.

Решение проблемы соотношения киберпространства и виртуальной реальности произведено на основе ряда идей, которые отражены в работах следующих авторов:

1) Системы компьютерной виртуальной реальности (ВР-системы) и сферы их применения исследуют Д. Зельцер, Ф. Хэмит, П. И. Браславский, Н. П. Петрова, В. М. Розин, Д. И. Шапиро.

2) Психологическая виртуальная реальность рассматривается как отражение психикой процессов, происходящих в самой же психике, то есть самообраз. Данное психологическое направление было обосновано Н. А. Носовым. К этому подходу примыкают работы И. Г. Корсунцева, в которых внутренний

субъективный мир человека отождествляется с виртуальным.

3) Социально-философские проблемы сетевой коммуникации анализируют Р. Барбрук, Дж. Барлоу, Э. Дайсон, С. Жижек, Г. Рейнгольд, А. Тоффлер; среди отечественных авторов над этими вопросами работают С. В. Бондаренко, В. А. Емелин, В. В. Тарасенко и др.

4) Экзистенциально-психологические аспекты сетевой коммуникации и специфику виртуальной идентичности выявляют Б. Були, С. Кинг, С. Рубин, Дж. Сулер, Ш. Тбркл, К. Янг; среди отечественных авторов данной проблематикой занимаются Н. Н. Алексенко, Ю. Д. Бабаева, Е. П. Белинская,

A. Е. Войскунский, А. Е. Жичкина и др.

Онтологические характеристики техники и технологии рассматривают К. Митчем, X. Ортега-и-Гассет, И. Ю. Алексеева, В. Г. Горохов, И. А. Негодаев,

B. П. Рачков, В. М. Розин, М. М. Шитиков. Различные аспекты понятия «картина мира» раскрываются в работах следующих авторов: И. Лакатос, К. Р. Поппер, М. Хайдеггер, Дж. Холтон, К. Хюбнер, А. Эйнштейн; А. Я. Гуревич, Л. Ф. Кузнецова, С. В. Лурье, В. С. Стёпин.

Таким образом, наряду с недостаточной разработкой онтологической проблематики киберпространства остаётся непроясненным принципиальный вопрос о местоположении данного феномена в философской картине мира.

Целью диссертационной работы является определение местоположения киберпространства в той философской картине мира, в которой нуждается современная цивилизация.

Для достижения данной цели потребовалось решение ряда задач:

- рассмотреть существующие виды пространства и прояснить их сущностную взаимосвязь с феноменом времени;

- оценить эвристический потенциал существующих прогностических моделей; определить причины расхождения между логикой проектирования постиндустриального общества и действительностью;

- провести анализ культурологических оснований киберпространства в рамках постмодернистской культуры и выяснить степень их соответствия современному состоянию технологий компьютерной виртуальной реальности;

- обосновать собственную классификацию видов виртуальной реальности и исследовать специфику каждого из них;

- дать описание и проанализировать три онтологических модели киберпространства; зафиксировать онтологическую специфику данного феномена;

- определить связь киберпространства с современной техникой и технологией; выявить специфику общенаучной, культурной и философской картин мира и уточнить местоположение киберпространства в рамках последней.

Теоретическая и методологическая основы исследования.

Методологической основой данного исследования является цивили-зационный подход, с позиции которого анализируются различные проективные модели будущего и выявляются их принципиальные ограничения. Цивилизационный подход как способ методологического обоснования вновь

рождающихся идей и проектов, относящихся к будущему, начинает складываться ещё в первой половине XX века (О. Шпенглер, Э. Гуссерль). Он являет себя после Второй мировой войны, во-первых, в отказе от традиционных для прошлого способов прогнозирования и предвидения и, во-вторых, в попытках понимания феномена цивилизации как единого целого, особую роль в котором начинают играть внутренние для цивилизации процессы и технологические инновации (Н. Винер, С. Хантингтон).

В центре внимания данного исследования находится следующий этап становления цивилизационного подхода, начинающийся в последней четверти XX века, когда фокус осмысления цивилизации переносится на идеи виртуальной реальности и информационного общества, а в практическую жизнь людей всё более властно входит кибернетическое пространство.

Теоретической основой данного исследования выступает теоретико-аналитический подход, который применяется для классификации видов виртуальной реальности. Также было использовано положение, разработанное в ^ философии техники: сущность техники и технологии необходимо раскрыть так, чтобы было ясно решение основных онтологических проблем.

Научная новизна исследования заключается в онтологическом анализе феномена киберпространства в его отношении к проективным моделям будущего и современным представлениям о виртуальной реальности и информационном обществе.

Основные положения, содержащие элементы новизны и выносимые на защиту:

- сопоставлены теория постиндустриального общества, футурология, глобалистика и альтернативистика; выявлена связь между их предельными методологическими основаниями и различными интерпретациями путей развития капитализма;

- впервые исследован идеологический стереотип киберпространства, содержащий в себе 3 утопических доминанты: непримиримый гедонизм, эскапизм от повседневной реальности и традиционное мистическое желание трансцендировать границы чувственного бытия;

- рассмотрены различные виды виртуальной реальности и приведено ' обоснование, почему некоторые из них не имеют отношения к кибер-пространству;

- сопоставлены с онтологических позиций основные модели киберпространства (технократическая, деконструктивистская и психоаналитическая) и показана их эвристическая значимость;

- сформулирован итоговый вывод о том, что потенциал киберпространства, способствуя поиску возможностей выявления и понимания новых путей достижения общечеловеческих целей, может стать одним из важнейших элементов философской картины мира.

Научно-практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы для конкретизации отдельных аспектов современной философской картины мира и разработки теоретических проблем

мировоззренческого характера. Материалы диссертации могут применяться при чтении курсов «Систематическая • философия» и «Философия и методология науки», а также составить основу специального курса, посвящённого онтологическим проблемам компьютерной виртуальной реальности и информационных технологий.

Апробация результатов исследования. Материалы и результаты диссертационного исследования обсуждались на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета им. A.M. Горького. Отдельные концептуальные положения работы легли в основу докладов и сообщений автора на следующих конференциях и научных семинарах:

• Межвузовский семинар «Эпистемы - 3» (Екатеринбург, март 2003);

• IV Межрегиональная научно-практическая конференция «Социально-экономическое образование и развитие современного бизнеса в России» (Екатеринбург, май 2004);

• Российская научная конференция «Антропологические основания теоретического мышления» (Екатеринбург, ноябрь 2004);

• Всероссийская научная конференция «Аксиология научного познания» (1-е Лойфмановские чтения) (Екатеринбург, март 2005).

Структура и объём диссертации. Структура работы обусловлена программой исследования и характером решаемых задач. Текст диссертации состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Содержание работы изложено на 134 страницах компьютерной вёрстки, библиография включает 151 наименование.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во «Введении» обосновывается актуальность темы исследования, определяются его теоретические источники и степень разработанности рассматриваемых проблем, формулируются цель и основные задачи диссертации, раскрывается теоретико-методологическая основа исследования, показывается его научная новизна и практическая значимость.

Глава первая «Пространство и его виды в целостной картине мира как философско-методологическая проблема» посвящена анализу различных проективных моделей будущего с позиции цивилизационного подхода, который позволил определить их принципиальные ограничения. Рассмотрение феномена киберпространства в качестве следующей стадии цивилизационного подхода предварительно требует: 1) уточнить характеристики существующих видов пространства; 2) решить вопрос о его происхождении посредством обращения к социокультурной проблематике.

В первом параграфе «Пространство и его виды» проясняется специфика различных видов пространства. В античной философии были развиты две различные концепции категории пространства: субстанциальная и реляционная. В соответствии с первой из них (Левкипп и Демокрит), бытие состоит из двух онтологически несводимых друг к другу уровней: пространство как нетелесная

субстанция и многообразие эмпирически наблюдаемых тел. Первый уровень постулируется в качестве необходимого условия реализации второго. Согласно второй концепции (Анаксагор и Аристотель) первичным является вещественный, предметный мир и движение, порождаемое телами. Категория пространства в этой концепции рассматривается через понятие «материальная среда». Пространство не является самостоятельной сущностью: оно представляет собой как бы неотделимую от вещей форму бытия. Философы Нового времени продолжили совершенствование указанных концепций, а И. Кант выявил априорные формы чувственности. Конструирование мира как предмета знания имеет чисто гносеологическую роль. Априорность как особый тип идеального обладает значимостью, но не имеет пространственно-временных проявлений. Поскольку процессы мышления и познания принципиально , различны, то старое понятие абсолютного бытия теряет свою гомогенность. Априори никак не связано с другими слоями универсума.

Отождествление философской концепции пространства с естественно- I научной является свидетельством остаточных натурфилософских претензий философии. Онтология — совокупность всех принципиально разрешимых вопросов о бытии и существовании. Метафизика состоит из принципиально неразрешимых вопросов о бытии и существовании. Категории пространства и времени в онтологическом аспекте есть: 1) наиболее абстрактные характеристики бытия; 2) условия существования предметов и явлений на разных уровнях реальности; 3) элементы онтологической картины мира (утверждения о существовании). В гносеологическом аспекте эти категории выражают психологические и эпистемологические условия возможности познания.

Математика работает с чистыми формами. Она производит операции только в рамках однозначно определяемой, методически строго последовательной тотальности идеальных объектов. Идеальные объекты аналитической геометрии обладают свойством алгебраической точности, которое существенно зависит от процедур измеримости и вычислимости. Это стало основанием для создания видов математического пространства, имеющих принципиально неевклидовые топологические характеристики В современном математическом знании применяются три кардинально непохожих способа для определения * онтологического статуса математического объекта. Первый приём состоит в непосредственном конструировании объекта, что предполагает наличие конечного алгоритма построения. Второй способ обосновывает все доказа- * тельства от противного, он связан с законом исключенного третьего. Третий приём вводит в рассуждение некий квази-объект, критерием существования которого выступает непротиворечивость всей системы аргументации.

Специфика различных видов категории «пространство» ещё более отчетливо проявляется в культуре. Она включает в себя несколько подсистем: семиотическую, художественно-литературную, социальную. Каждая из них обладает собственным пространственно-временным измерением. Знаковая система является базовой единицей семиотического пространства. Оно конституируется кодами, посредством которых утверждается некий культурный

порядок. Код — это модель, формирующая в соответствии с заданным набором правил ряд конкретных сообщений. Анализ разнородных феноменов как знаковых систем требует конструирования структуры — модели, функционирующей как код, способный порождать различные сообщения. Постулирование онтологического статуса структуры вместо операционального неправомерно. Художественное пространство ограничено сферой литературы. Его материальным носителем выступает текст. Статус истинности описываемых в литературном прозаическом тексте объектов (персонажей) особый: они ни истинны, ни ложны, а вымышлены. Художественное пространство любого кошфетного произведения является разновидностью интенсионального возможного мира. Дня деконструктивистов понятия «текст» и «знаковая система» по своему содержанию полностью эквивалентны, что весьма спорно. Кроме того, идея значения предполагает существование референции согласно цели, которая задаётся внеязыковой реальностью. Поэтому неограниченный семиозис на практике всегда принимает форму ограниченных интерпретаций, санкционированных данным сообществом. Социальное пространство есть символическая структура человеческой деятельности. В нормативном плане оно гетерогенно. Его базовой единицей является социальная позиция (статус). Социальное пространство состоит из двух измерений — вертикального (иерархия социальных институтов) и горизонтального (специфика их конкретных видов). Освоенные виды социально-ролевого функционирования представляют собой габитус.

Бытие не тождественно мышлению. Последнее всегда зависит от терминов, которые полностью включены в рамки определенной, самодостаточной системы понятий. Категории пространства и времени в онтологическом аспекте задают исходные масштабы представления бытия, поэтому встаёт вопрос о том, как различные виды пространства связаны со временем. Физическое пространство связано с физическим временем непосредственно, но в рамках континуума принципиальное различие между ними задают три стрелы времени. Математическая топология порождает две кардинально несводимые друг к другу физические интерпретации, первой из которых придерживается С. Хокинг, а второй — И. Пригожин. Далее кратко рассматриваются их позиции.

Следует выделить два эмпирических уровня соотношения пространства и времени в универсуме культуры. На первом го них наблюдается всё ускоряющийся поток социокультурных перемен. На втором, более глубинном уровне, довлеет ощущение, что большинство перемен подчиняется логике всеобщей стандартизации, то есть изменение как таковое невозможно. Эта ситуация по своей сути сильно напоминает гегелевский «конец истории». Кроме того, происходит опространствливание времени иди его «растворение» в различных видах пространства. Глобальные социально-экономические трансформации привели к тому, что сейчас культурной доминантой стало пространство, а не время. Вследствие этого коммуникация становится почти мгновенной, а времясберегающие технологии дифференцируют время на отрезки, размерность которых стремится к нулю.

Во втором параграфе «Проблема методологического обоснования проективных моделей будущего» последние анализируются с позиции цивилизапионного подхода. Тезис о «глобальной революции» сам по себе стал уже в достаточной мере тривиальным. Что в данном случае является главным: кризис индустриализма и модернизации или становление информационного общества? На данный момент в жизни мирового сообщества первый аспект глобальных переходов преобладает над вторым. Однако никто не может «знать» будущее в каком-то абсолютном смысле. Новая система развивается одновременно на двух уровнях. Микротехнологии позволяют осуществлять на локальном уровне то, что в прежние времена возможно было сделать только на уровне государственной экономики. Одновременно многие функции интегрируются в едином глобальном производственном процессе. Полностью ,

изменилась сущность взаимосвязи между мировыми корпорациями и национальными правительствами в пользу первых. Сила, богатство и знания связаны в единую систему, в определенных условиях взаимозаменяемы ив совокупности нацелены на поддержание власти. В современном обществе главным гарантом получения прибыли становится информация. Власть смещается из сферы производства в сферу распределения.

Общая основа происходящих в мире перемен, действительное богатство современных экономически лидирующих стран — это развитый интеллектуальный и духовный мир населения. Развитие рабочей силы в этой системе имеет три разных уровня: 1) ликвидация функциональной неграмотности; 2) формирование сложной рабочей силы; 3) подготовка профессионалов научно-технического уровня Сегодня видны объективные пределы роста потребления, о чём уже давно говорят многие ученые. Кроме того, незападные общества не смогут догнать Запад по уровню потребления вследствие ограниченности мировых ресурсов. Может ли снижение потребления привести к размыванию реальной основы постиндустриализации, которая в значительной степени могла бы оказать помощь в решении нынешних глобальных проблем?

Наука, искусство, индустрия, свобода, прогресс и другие достижения западной цивилизации являются результатом реализации модернистского проекта, который с середины XX века выступает в облике концепций *

модернизации — прикладного варианта универсальной теории социальной эволюции. Все эти сдвиги делают нетривиальной саму проблему методологического обоснования поиска путей в будущее: либо перебирать варианты, * которые уже апробированы в опыте за последние 150 лет; либо применить цивилизационный подход как таковой, то есть постараться определить будущее той или иной конкретной цивилизации как целого.

Современный мир впервые в новоевропейской истории стал много-цивилизационным. Западные ценности потеряли универсальный статус, а модернизация уже не является синонимом вестернизации. Цивилизационные отличия целых регионов друг от друга обнажились во всей своей очевидности. Однако есть надежда на то, что межцивилизационным столкновениям воспрепятствует взаимная вражда стран одной и той же цивилизации. Универ-

сальность, то есть общее пространство понимания между различными культурами, должна восприниматься как бесконечная задача перевода. Напротив, идеологическая универсальность «мирового сообщества» зависит от геополитических и геоэкономических перемен. Современные демократические режимы функционируют в пределах идеологической процедуры конструирования образа врага, а не на основе культурных противоречий, связанных с проблематикой «столкновения цивилизаций». Даже в тех редких случаях, которые отчасти соответствуют определению «столкновения цивилизаций» (Босния и Косово, юг Судана), легко заметить влияние глобальных экономических интересов. Введенное Марксом определение капитала как собственного предела не следует понимать с позиций эволюционизма. «Нормальное» состояние капитализма — это непрерывная революционизация собственных условий существования.

Идеальное реконструирование мира должно исходить из четко определенных предпосылок. Концепция постиндустриального общества Д. Белла логически (и генетически) продолжает традицию марксизма, но её нельзя рассматривать с позиции эволюционизма: эта парадигма посредством телеологии безуспешно пытается отрицать, что возникновение Порядка только ретроспективным образом придаёт значимость предшествующему Хаосу. Возможно ли правильное предвидение будущего? Основные варианты ответа на поставленный вопрос были предоставлены футурологией, глобалистикой и альтернативистикой. Задача футурологии заключается в предсказании структурных элементов исторического процесса. Футурология выработала различные методы, но её самым важным достижением является сочетание генетического подхода (экстраполяция существующих тенденций и анализ получаемых моделей, трендов) и телеологического (оптимизация тревдов по заранее данным критериям). Неклассические футурологи (Э. Тоффлер и Дж. Нейсбит) в плане методологии совершили переход от экстраполяции тенденций к целенаправленному конструированию желаемого мироустройства. Концептуальный предел развития футурологии поставил С, Лем: он провёл уникальный для 60-х годов технологический анализ цивилизаций и попытался сформулировать фундаментальные цивилизационные тренды, что привело к совершенно новому масштабу исследований.

В 70-х и 80-х годах XX века мощно заявила о себе глобалистика, первый междисциплинарный подход к предсказанию будущего. «Пределы роста», первый доклад Римского клуба, произвел сенсацию. Его авторы предложили модель развития нашей цивилизации, которая касалась инвестирования, роста населения, истощения природных ресурсов и продовольствия. Американские ученые составили долгосрочные прогнозы на 20, 50 и 100 лет вперед при условии сохранения тогдашних темпов роста производства. Согласно этому прогнозу, пределы роста на планете будут достигнуты в течение 100 лет, что повлечет за собой довольно резкий и неконтролируемый упадок численности населения и производственных мощностей. Результаты моделирования, проведенного Д. Медоузом и его коллегами, свидетельствовали о том, что

применение даже самых новейших технологий принципиально не способно снять выявленные ими ограничения. Основной недостаток данной модели, по мнению её создателей, заключался в невозможности выявить побочные эффекты новых технологий. Не подвергая сомнению тактическую значимость последующих докладов Римского клуба, следует подчеркнуть, что в стратегическом плане глобалистика реализовала только одну из трёх поставленных перед ней задач. В середине 80-х годов прошлого века оформился новый подход — альтернативистика, объединивший в себе методологические преимущества неклассической футурологии и глобалистики для целенаправленного построения альтернативной цивилизации. Таким образом, во второй половине XX века современная исследовательская мысль незаметно для себя самой совершила отказ от обычного, ставшего тривиальным, пути предвидения и предсказывания будущего в пользу целостного, цивилизационного пути поиска.

Происходящие глобальные перемены имеют свою идеологическую основу. На уровне индивидов большинство негативных тенденций связано с одним побудительным мотивом — потребительством. Современные антисистемные тенденции по своей сущности уже не являются маргинальными: они организуют себя в единую мощную систему. Указанные Выше несоответствия между логикой проектирования постиндустриального общества и действительностью обычно объясняют тем, что технологические достижения в очередной раз обгоняют политические институты и социально-экономические отношения. Однако этого довода недостаточно, потому что намеренное дистанцирование проекта постиндустриального общества от измерения идеологии является его главной идеологической предпосылкой.

Во второй половине XX века в сфере представлений о пространственно-временном континууме бытия людей в мире произошел переход от традиционных способов предвидения и предсказывания будущего к поиску нетрадиционных способов обоснования проективных моделей будущего. Основными этапами реализации этих поисковых интенций были: а) отказ от локальных проектов, предпринятых в рамках западной цивилизации за последние 150 лет; б) признание необходимости цивилизационного подхода как такового; в) футурология, глобалистика и альтернативистика как варианты цивилизационного подхода имеют принципиальные ограничения. На феноменологическом уровне возникает новый путь — киберпространство. Оно тоже является стадией цивилизационного поиска, но исходит из фактичности истолкования.

В третьем параграфе «Культурологические основания киберпрост-ранства» рассматриваются первичные способы осмысления киберпространства в современной культуре. Исходный пункт размышлений о потенциале киберпространства в художественной литературе определялся общим стремлением классической научной фантастики предвосхитить сущность нового феномена. У. Гибсон переосмыслил технологический аспект научной фантастики: от описания гипотетического оборудования он перешел к проблеме взаимодействия компьютерного программного обеспечения с человеческим

мозгом. Восприятие трилогии У. Гибсона в качестве проекта технологичного утопического общества основано на её специфически односторонней интерпретации, исходившей от критиков и корпоративных технических специалистов. Такая характеристика в общих чертах корректна, но нельзя забывать о специфике самого жанра научной фантастики: он функционирует как «лабораторный эксперимент». Жанр киберпанк отличается от классической научной фантастики тем, что он прежде всего подогревает интерес к новым компьютерным технологиям, вследствие чего критическая оценка их потенциала получает второстепенное значение. Кроме того, потребительское общество ориентируется на перспективы новых товаров и услуг и чаще всего не обращает внимания на ограничения по их применению.

На развитие и популяризацию феномена киберпространства значительно повлияли культурные формы и жизненные стили, связанные с рок-музыкой. Предшественником пассивной аудиовизуальной среды киберпространства считается музыкальное видео, то есть клипы, где вместо видеоряда используется последовательность компьютерных графических изображений. В 1989 году был создан клип, где видеоряд представляет собой сгенерированную компьютером совокупность трехмерных пространств, в которых музыканты перемещаются благодаря трансформациям фрактальных структур. Этот клип по своей форме продолжает традицию музыкального видео, но его содержание более специфично: в сюжете эскапизм от повседневной реальности сочетается с непримиримым гедонизмом и традиционным мистическим желанием трансцен-дировать границы чувственного бытия, то есть с характерными мировоззренческими принципами рок-культуры. В конце 1990 года в прокате появился клип, во время создания которого впервые была использована одна из современных компьютерных систем виртуальной реальности. С точки зрения рекламы, основная функция данного клипа — вписать киберпространство в культурный контекст молодежного музыкального телевидения в качестве новой среды развлечений. Однако некоторые представители рок-культуры относились к проблематике киберпространства более критично. Они предлагали различные варианты применения новых технологий, но понимали, что в 80-х годах XX века необходимые технические приспособления только начинали разрабатываться. Конечная цель подобных проектов — создание подлинно интерактивной среды, которую можно будет использовать в различных областях человеческой деятельности.

Мировоззрение New Age первоначально ориентировалось на достижение внутренней гармонии с универсумом и получение спонтанного опыта природы через отказ от господства технологии. Данные цели невозможно реализовать в рамках киберпространства. но оно может дополнить и расширить духовные аспекты медитативного опыта. Как феномен маркетинга движение New Age сильно зависит от эффективности рекламных кампаний, проводимых гуру (например, Дж. Ланье). Его квазирелигиозный образ сочетает в себе мессианскую избранность и удачный рекламный ход: научная рациональность не исследует сферу трансцендентного, поэтому компьютерную виртуальную

реальность можно позиционировать как один из способов «выхода» за границы эмпирического мира. Конечная цель массового движения New Age формулируется в духе техноспиритуализма: киберпространство манифестируется как сфера чистого мышления, которая посредством абсолютного технологического воспроизведения реальности позволит людям освободиться от своих материальных тел.

Психоделические возможности киберпространства связаны с двумя факторами: 1) компьютерные системы виртуальной реальности предоставляют пользователю глубокое погружение в интерактивную среду; 2) эта системы позволяют получить опыт измененного состояния сознания. Т. Лири одним из первых заговорил о психоделическом потенциале киберпространства вместо наркотических средств. Новая волна интереса к психоделическим опытам во второй половине 80-х годов является не только следствием культурной цикличности, но и большей пригодностью киберпространства как средства для их реализации. В начале 90-х годов позитивные возможности киберпространства, связанные с использованием компьютеров, не вызывали сомнений у исследователей. Однако уже через несколько лет появились сообщения о специфических психических патологиях, вызванных новыми информационными технологиями. Далее в параграфе описывается одна из них (интернет-зависимость). Причины этого психического расстройства до сих пор не вполне ясны психологам: либо это ещё один вид поведенческой зависимости, либо интернет-зависимость имеет экзистенциальный характер.

Можно говорить о внедрении в массы стихийно сложившегося идеологического стереотипа киберпространства со следующими тремя доминантами: непримиримый гедонизм, эскапизм от повседневной реальности и традиционное мистическое желание трансцендировать границы чувственного бытия. В конечном итоге, киберпространство как таковое стало безусловным объектом желания, вне зависимости от расплывчатых размышлений о его дистопических последствиях. Описанные выше фантазии информационного общества имели под собой довольно зыбкую основу, поскольку необходимое для их реализации техническое обеспечение стало частично доступным обычным потребителям только в начале 90-х годов. Далее в тексте описываются основные этапы генезиса соответствующих технологий.

Применение технологий киберпространства в ближайшем будущем наиболее вероятно в нескольких сферах деятельности человека, а не только в индустрии развлечений. Военные много работают над имитацией манёвров. Самой известной подобной системой является СИМНЕТ (США). Она позволяет управлять различными видами военной техники во время сражения, а также проводить испытания спроектированных, но ещё не построенных видов оружия. Системы компьютерной виртуальной реальности также очень эффективны в автоматизации процесса инженерного дизайна (САПР), при моделировании различных вариантов хирургических операций, для проведения научных конференций и для тренировки определенных навыков, требуемых в экстремальных ситуациях от полицейских, воздушных диспетчеров, операторов

силовых установок АЭС.

В рамках киберпространства создаются различные виды искусственного опыта. Поэтому нам необходима определенная степень метафизической устойчивости для того, чтобы проводить границы между реальными и виртуальными мирами. Последние могут быть порождением либо компьютерной виртуальной реальности, либо психологической Выделим количественный и качественный аспекты соотношения психологической виртуальной реальности и повседневности. В первом случае виртуальность выступает только как средство обогащения повседневных событий, то есть выполняет служебную функцию. Во втором случае она целенаправленно использует повседневные реалии для обогащения собственного содержания и развивается как самостоятельный психологический феномен. Компьютерная виртуальная реальность в предельном случае может быть неотличима от повседневности, а переживания пользователей окажутся совершенно пассивными, подобно наркотическим галлюцинациям. Однако выполнения этой цели добиваться не следует: киберпространство должно поощрять деятельность воображения и порождать альтернативные позиции вместо тиражирования предзаданного оригинала. Компьютерная виртуальная реальность представляет собой только один из осмысленных феноменов киберпространства, поэтому следующий вывод более важен: распознать в «реальной» действительности элемент вымысла гораздо труднее, чем разоблачить вымысел.

Вторая глава «Онтология киберпространства» посвящена рассмотрению онтологических характеристик киберпространства. Этот замысел реализуется в три этапа: 1) обосновывается предложенная автором классификация видов виртуальной реальности; 2) сопоставляются с онтологических позиций основные модели киберпространства (технократическая, деконструктивистская и психоаналитическая) и показывается их эвристическая значимость; 3) определяется значение киберпространства для философской картины мира.

В первом параграфе «Проблема соотношения киберпространства и виртуальной реальности» выясняется онтологическая специфика различных видов виртуальной реальности. Каждая книга, компьютерная игра или телесериал задают некую обособленную сферу опыта, имеющую иной раз мало общего с повседневной реальностью. Также следует помнить об опосредующем характере современных информационных технологий. Категорию «реальность» можно определить как наличное, ограниченное, определенное бытие в форме вещей (предметов, качеств), характеризуемых соответствующими свойствами и отношениями. Слово «виртуальный» в первом значении связано с оппозицией субстанциальности и потенциальности, а во втором значении виртуальный = симулированный или опосредованный при помощи компьютера. Далее в параграфе проводится анализ нескольких вариантов определения понятия «виртуальная реальность» и указываются их недостатки. Имеет место интуитивная интерпретация киберпространства как любой среды, генерируемой или опосредованной компьютерными технологиями, но попытки конкретизировать содержание этого понятия не получили общепризнанного успеха. Мы предла-

гаем свой вариант соотношения киберпространства и виртуальной реальности, по которому 4 ввда виртуальной реальности связаны с киберпространством, а два другие — нет. Затем все эти виды описываются подробно.

Виртуальный мир — компьютерная технология, которая даёт пользователю интерактивное трёхмерное представление киберпространства при помощи графических, звуковых и тактильных данных, поступающих в режиме «реального времени» и обеспечивающих «эффект погружения». Предельная цель для данной технологии: она должна воссоздать тот тип ощущений, который мы получаем в рамках повседневной реальности. К качественным характеристикам последней можно отнести следующие: материальность, естественность, объективность, непосредственность, трёхмерность, интерактивность, систематичность и устойчивость. На основе этого списка можно продемонстрировать, что подавляющему большинству современных виртуальных миров не присущи первые четыре фундаментальные характеристики. Наиболее перспективное направление развития технологии виртуальных миров — создание новых реальностей, а не симулирование тех, которые уже существуют. Данная технология предназначена для человека, поэтому она ограничена рамками функционирования человеческого тела. Преодоление этого препятствия — основной мотив киберидеолоши. В её основе лежит новая вариация философской игры И. Канта с «трансцендентальной иллюзией»: если компьютер не представляет онтологической угрозы для уникальности человека, то последний может думать или действовать так, как если бы различия между ними были несущественны. Конструирование и исследование виртуальных миров позволяет определить степень соответствия каждого из них под конкретные практические задачи.

Второй подход к исследованию компьютерной виртуальной реальности разработал С. Жижек. Специфика её онтологического статуса определяется отличительными особенностями между имитацией и симуляцией. Процесс имитации основан на противопоставлении первичного (модели) и вторичного (копии); постулируется невозможность их отождествления по онтологическому статусу. Симуляция действует иначе: она порождает реальность при помощи сходства с её спекулятивным операциональным образом, который не обладает актуальным, вещественным существованием. Для симуляции нет принципиального структурного различия между природой и её искусственной репродукцией. Эта процедура смещает и/или стирает различия между реальным и ирреальным. Далее мы кратко описываем отношение повседневной реальности с основной триадой структурного психоанализа: Воображаемое — Символическое — Реальное.

По мнению С. Жижека, тезис о том, что виртуальная реальность нивелирует различие между повседневной реальностью и её подобием, слишком категоричен. Во-первых, положительным условием для восприятия чего-либо в качестве реальности является набор навязываемых правил, ограничивающих свободу субъектов. Во-вторых, виртуальная реальность позволила нам ретроспективно осознать два момента: 1) не существует такого языка, который

функционировал бы как совершенно прозрачное средство означивания предзаданной действительности; 2) виртуализация повседневной реальности является структурным процессом, а не содержательным. В-третьих, пользователь не может полностью вступить в неограниченную игру электронных видимостей, так как компьютерная виртуальная реальность не является симулякром (автореферентной сферой значения).

Третий подход исследует влияние компьютерной виртуальной реальности на отношения между людьми в рамках сетевой коммуникации. По данным психологических исследований, сетевая коммуникация является совмещением нерефлексируемого функционального отождествления компьютера с человеком и отсутствия внешних запретов на девиантное поведение других пользователей. Её участники осознают схему взаимодействия «человек-компьютер-человек», но сами общаются в сети так, как если бы имела место схема «человек-компьютер». Анонимность в сетевой коммуникации выступает условием возможности экспериментов с идентичностью: она позволяет субъекту вырваться за пределы реальной идентичности, освободившись от ограничений собственной внешности, биографии, социального положения. Пользователь может параллельно контролировать несколько «спектаклей идентичности». Однако такая социальная перцепция заранее ориентируется на формирование редуцированного образа коммуникативного партнера, поэтому нельзя поддаваться утопическому взгляду на Интернет как на сообщество принципиально неограниченной коммуникации. До сих пор широко распространено заблуждение, согласно которому все участники телеконференций и форумов в Интернете равны по своему социальному статусу Это неверно, так как создатели сетевых сообществ часто сами эксплицитно вводят и поддерживают социальные нормы. Таким образом, виртуальная реальность задаёт другую парадигму взаимодействия по сравнению с общением в реальной жизни.

В рамках четвертого подхода компьютерная виртуальная реальность соотносится с социально-философским аспектом информационных технологий сети Интернет. Универсальная компьютерная сеть, объединяющая все информационные потоки в единое поле, является новым вариантом проекта Просвещения. Существуют книги для линейного чтения и книги для консультаций — справочники. Последние уже практически вытеснены электронными носителями и сетевыми технологиями. Однако такая судьба в обозримом будущем вряд ли постигнет книги для чтения. Текст ограничивает неопределенные возможности лингвистической системы и создаёт закрытый универсум значения. Специфика Интернет как электронной энциклопедии состоит в её подобии лингвистической системе, а не тексту в вышеуказанном значении. Поэтому способность интерпретировать уже существующие тексты отличается от деятельности по порождению новых текстов, причём первая не зависит от второй. Избыток количества информации не даёт её качественного прироста. Если анализировать виртуальную реальность только как эмпирическую характеристику сети Интернет, то это позволяет консерваторам скрыть противоречия информационного общества благодаря ссылке на формирование

нового вида технократии.

Психологическая виртуальная реальность по форме есть отражение в самообразе характера актуализации образа, а по содержанию они тождественны. Нерефлексируемый, привычный ряд событий называется консуетал. Выход за рамки обычной жизни всегда переживается как виртуал, причём он порождается фрагментом деятельности, а переживается всем человеческим существом. Человек может полностью переключиться на свои самоощущения, то есть перейти в виртуал. Последний бывает двух видов: гратуал — при легкой актуализации образа или ингратуал — при трудной актуализации образа. Периодическая повторяемость экстатических событий ведет к тому, что прежний виртуал теряет экстатичность и становится частью консуетальных переживаний. Виртуал представляет собой другой уровень психической реальности, обладающий собственными закономерностями существования.

Гносеологическая функция понятия «реальность» заключается в выявлении границ между различными сферами человеческого бытия. Если виртуальную реальность рассматривать не как самостоятельную сущность, тогда она становится понятийным средством для акцентирования граней существования других феноменов культуры. Новые семиотические системы, существующие в рамках виртуальной реальности, содержат в снятом виде определенные аспекты человеческой деятельности. Концепт «виртуальная реальность» предоставляет дополнительные возможности для фиксации своеобразия тех измененных состояний сознания, которые не являются прямым результатом современных информационных технологий, но порождают аналогичные психологические следствия.

Рассмотренные выше виды виртуальной реальности являются выражением наблюдаемых данных. Индуктивное обобщение полученных результатов ведет к постулированию множества подходов к исследованию феномена виртуальной реальности. Однако общая теоретическая схема, которая производит эвристическую оценку этих подходов, до сих пор не разработана. Компьютер и специальное оборудование позволяют включить человека в машинные системы, тем самым машина и компьютер вводятся в человеческое поведение и деятельность: создаётся симбиоз «человек-компьютер-машина», который становится средством создания новых знаков и действий с ними.

Во втором параграфе «Сравнительный анализ основных онтологических моделей киберпространства» определяется онтологическая специфика киберпространства. Моделирование — процесс исследования объектов посредством конструирования соответствующих им моделей. Модель — это объект-заместитель, который в определенных условиях может заменять оригинал и воспроизводить (в предметной или в знаковой формах) те свойства и характеристики последнего, которые интересуют исследователя. Основные функции модели: а) отображение; б) замещение; в) абстрактность; г) объяснение. Она должна в определенном смысле выступать логической реконструкцией действительности. Модель, будучи идеализацией, может обладать признаками, которые не присущи реальному объекту. Специфика любой конкретной модели

всегда определяется субъектом познания.

Отличие онтологической модели от других разновидностей состоит в том, что она призвана решать наиболее предельные вопросы о существовании. Мы выделяем три основные онтологические модели киберпространства: технократическую, деконструктивистскую и психоаналитическую. Технократы рассматривают киберпространство как биоэлектронную систему коммуникаций (компьютеры, программное обеспечение и сети) для доступа к различным информационным ресурсам. Социально-философской основой этого подхода является концепция перехода от индустриального к информационному обществу. Персональный компьютер является ключом к этим процессам: он облегчил процесс децентрализации производства и поставил под сомнение необходимость безоговорочного доверия крупномасштабным централизованным институтам общества. Современная культура развивается в одном направлении, а технологии — в противоположном. Успех данной концепции связан с двусмысленностью основных постулатов: она легко сочетает как либеральные, так и консерватистские утопические положения, не подвергая их критическому анализу. Этот причудливый гибрид стал возможным только благодаря верованию в панацею технологического детерминизма. Неолибералы и неоконсерваторы исходят из одной и той же предпосылки: антигосударственность предоставляет средства примирения любых радикальных и/или реакционных идей, касающихся технологического прогресса. Интеллектуальная собственность сильно отличается от материальной и первую из них невозможно защищать так, как если бы этих отличий не существовало. До сих пор платили не за новые идеи, а за способность применить их на практике. Дж. Барлоу считает, что возникающие сейчас виды защиты интеллектуальной собственности будут в гораздо большей степени основываться на технологии и этике, чем на законе.

С отделением информации от физических носителей процедура защиты авторских прав теряет естественную основу. Вместо антиэтатизма технократов становится актуальным умонастроение о необходимости разработать такие средстаа охраны интеллектуальной собственности в рамках компьютерных систем, которые по продуктивности не уступали бы законам по защите недвижимого имущества. Вопреки технократическим пророчествам превращение информации в товар становится всё более сложным. Всё чаще информация существует одновременно и как дар, и как товар, и как сочетание первого со вторым. Экономические интересы меньшинства не должны поддерживаться в ущерб политическим правам большинства. Свобода от государственной цензуры должна развиться в позитивную свободу каждого обретать свои средства информации и получать доступ к технологиям, обеспечивающим самовыражение.

Деконструктивисты рассматривают киберпространство как набор дискурсивных практик, поэтому для его исследования они заимствовали три основных положения философии Ж. Деррида: 1) Идея «следа» логически развивает тезис Ф. де Соссюра о немотивированности означаемого. 2) Процедура депентрации проясняет правила выделения конкретного центра в процессе

структурирования, благодаря чему позволяет сравнивать различные структурные модели одного и того же объекта. 3) Отрицание самой возможности существования «первопричины» любого феномена. Сам Ж. Деррида не абсолютизировал свою критику бинарных оппозиций, но методологический потенциал всеобъемлющего сомнения оказался наиболее востребованным его последователями.

Деконструктивисты обычно уверены в том, что киберпространство децентрует субъект: в одном теле существует несколько персон, объективированных на дисплее. Идентичность множится, но привкус тревоги и беспокойства остаётся. Выполняемый субъектом процесс идентификации не может придать стабильности фрагментированной субъективности. Следует избегать искушения слишком поспешно отделить «патологию» от «нормы» децентрации: множественное расстройство личности (психическое заболевание) является вырожденным следствием множественной идентичности.

Свободное движение информации в киберпространстве обеспечивает новые способы создания сообществ. Однако если в нём нельзя реализовать новый проект либерально-демократического общества вследствие неискоренимости проблем экономического неравенства, политического подавления, Паноптикона и т.д., то это указывает на принципиальную структурную противоречивость такой формы общества. Деконструктивисты также стремятся показать, что либеральное общество возможно только как регулятивная идея. Именно этот момент гарантирует субъектам максимум возможной свободы и самостоятельности.

С точки зрения психоаналитического подхода С. Жижека киберпространство является совокупностью технологий по производству виртуальной реальности различных типов, осуществлённых в электронной среде. Часто указывают на тот факт, что с точки зрения психических характеристик киберпространство является феноменом перверсивного плана, то есть оно ограничено только теми правилами, которые само над собой устанавливает. Но эта позиция не верна. Во-первых, в киберпространстве отсутствует внешняя инстанция, которая задает средства нормализации субъектов. Однако само это отсутствие внешних ограничений свободы субъектов оказывается не позитивным, а негативным условием возможности их коммуникации. Во-вторых, в реальной жизни субъективный опыт всегда связан с телесностью. В киберпространстве безграничные изменения телесности являются иллюзией, потому что действия субъекта всегда опосредованы самодостаточной машинерией интерфейса. Субъект в киберпространстве может артикулировать скрытую истину о своих побуждениях ровно постольку, поскольку отдает себе отчёт в том, что он всего лишь играет в игру на дисплее. Широко расхваливаемые игры с множественными идентичностями стремятся на самом деле ложно освободить нас от ограничений социального пространства, устанавливающих пределы нашему существованию. С. Жижек считает, что идеологические предпочтения уже вписаны в саму технологическую специфику киберпространства. Поэтому важно установить правила, которые вовлекают и

руководят нами в процессе погружения в киберпространство Дистанция относительно событийного ряда виртуальной реальности является определённым позитивным условием восприятия киберпространства. В культурной сфере мы сталкиваемся с множественностью жизненных стилей, которые никак не коррелируют между собой: этот разрыв идеально воплощён в феномене киберпространства. С. Жижек приходит к выводу, что утопия и дистопия являются двумя основными способами избежать подлинной опасности киберпространства, которая в терминах структурного психоанализа формулируется как дезинтеграция субъективности вследствие вторжения Реального в Символическое

Представленные выше онтологические модели киберпространства механически совмещают в себе предметный и методологический уровень. На первом из них работа идет с совокупностью знания, существующего только внутри определенной онтологии, которая по отношению к знанию является рамочной конструкцией, системой предельно допустимых предположений. На втором из них происходит проблематизация самого онтологического контекста. Если указанные уровни используются как взаимозаменяемые, то это ведет к противоречивым заключениям.

Зафиксируем онтологическую специфику киберпространства:

1. Киберпространство — это принципиально новый вид проективного пространства культуры, который соединяет знаковую реальность и современную технологию, облегчающую и существенно ускоряющую мыслительную деятельность людей.

2. Социальное пространство связано с социальным временем непосредственно. «Кибервремя» как таковое не существует, но киберпространство опосредованно связано с социальным временем через технологии виртуальной реальности. Каждая технология частично выполняет прогностическую функцию, а также воплощает в себе некое идеологическое представление ближайшего будущего. Само киберпространство зависит не от технологии как таковой, а от её социального модуса.

3. Пустое киберпространство — статическая сфера Должного, поэтому оно никак не связано с социальным временем. Киберпространство как таковое не обладает признаками, характерными для социальной утопии или дистопии.

4. Киберпространство генерирует абстрактную область, пригодную для свободного экономического обмена, поэтому возникает иллюзия, что оно способно воплотить в себе идеал капиталистических отношений. Проективное своеобразие киберпространства акцентирует тот факт, что либерально-демократическое общество возможно только в виде регулятивной идеи.

В третьем параграфе «Феномен киберпространства как философская проблема» определяется значение киберпространства для философской картины мира. Важной качественной характеристикой любого пространства является его топология. Когнитивная карта необходима для предоставления индивидуальному субъекту всеобъемлющего впечатления об устройстве киберпространства. Правомерно думать, что пользователи во время работы в компьютерных

сетях проводят докартографические операции, результаты которых описываются в виде схемы маршрута, а не в качестве карты. Конечная цель когнитивного картографирования киберпространства состоит в том, чтобы продемонстрировать диалектику репрезентации общих социальных кодов в индивидуальных системах отсчёта. В основе принципа картографии лежит чрезвычайно важное противопоставление изоморфной и полиморфной моделей интерпретации (структуры и ризомы). Только последняя из них может картографировать неизвестную местность, не освоенную в процессе семиозиса. При анализе разнородных феноменов как знаковых систем структуры относятся к ризоме также, как при анализе однородных феноменов как знаковых систем коды относятся к метакоду.

Знание в киберпространстве может передаваться: 1) посредством компьютерных виртуальных реальностей; 2) посредством реальности, моделируемой благодаря компьютеру. Во втором случае мы имеем дело с объективным знанием, которое является общезначимым и одновременно существует независимо от субъекта. В первом случае знание носит скорее средово-локальный, а не субъективный характер. Это знание по своей сущности виртуально: оно имеет переходный статус от потенциального к актуальному, причем точный «вектор» такого движения не задан. Далее в параграфе доказывается, что такая интерпретация знания не совпадает с концепцией трех миров К. Поппера.

Киберпространство связано с технологиями проблематизации знания, а последние — с техникой. Подчеркнем следующий методологический момент: сущность техники нужно раскрыть так, чтобы ясно было решение основных онтологических проблем. Попытки построить так называемые обобщающие определения техники не приносят никакого приращения знания. Основные характеристики техники, определяющие её сущность: 1) техника представляет собой артефакт, искусственное образование; 2) она является инструментом; 3) техника существует как самостоятельная реальность; 4) она оказывается специфическим инженерным способом использования материалов, сил и энергий природы; 5) целенаправленное повышение эффективности техники связано с понятием технологии. Долгое время технология рассматривалась только в узком смысле — как описание, анализ и синтез технологических операций и условий. Сегодня стремление демифологизировать технику снова приобрело актуальный характер: находясь в рамках инженерного мышления, мы уже не можем объяснить основные технические феномены. С развитием технологии, понимаемой в широком смысле, происходит кардинальное изменение способов создания техники: вместо разработки и расчёта конструкции технического изделия на первый план выходят многочисленные комбинации различных видов исследовательской, инженерной и проектной деятельности.

Проясним основные способы употребления термина «картина мира». Если истолковать его очень широко, то можно отождествить понятия «мировоззрение» и «картина мира», что сделал М. Хайдеггер в работе «Время картины мира». Далее в параграфе мы излагаем позицию этого немецкого философа.

Интерпретация М. Хайдеггера требует корректировки: в самом мировоззрении можно выделить как минимум три взаимосвязанных блока — аксиологический, эпистемологический и онтологический. Достижения науки оказывают влияние на культуру эпохи только в том случае, если специальные результаты теоретических и эмпирических исследований включаются в научную картину мира. Дисциплинарные онтологии, то есть картины мира отдельных наук, определяют круг допустимых теоретических и эмпирических задач, а также выбор средств для их выполнения. Общенаучная картина мира функционирует как глобальная исследовательская программа науки. Она, будучи системой фундаментальных понятий и принципов, вводит целостный образ мира в его основных аспектах, но при этом не может продемонстрировать нам всю его онтологическую структуру.

Наиболее обобщенная система мировоззренческих представлений и установок, вырабатывающих целостный образ мира, представляет собой совокупность оснований культуры. Последние выражаются посредством особых категорий — мировоззренческих универсалий. Их главное предназначение состоит в закреплении характерных для исторически определенного типа культуры способов осмысления, понимания и переживания человеком мира. Любая культура создаёт свою картину мира — целостный образ мироздания, который выступает в качестве содержательной конкретизации для матрицы мировоззренческих универсалий. В рамках культуры картина мира реализует следующие функции: 1) выражает представление культуры о самой себе; 2) задаёт основные параметры коллективной идентичности; 3) проводит адаптацию продуктивных изменений в информационном поле культуры. Далее в тексте проводится разграничение понятий «картина мира», «мировоззрение», «менталитет» и «жизненный мир».

Фундаментальные категории культуры становятся предметом критического рассмотрения только в процессе философской рефлексии над предельными основаниями культуры, что обязательно требует постоянной экспликации соответствующих им реальных смыслов. Однако реально существующая матрица мировоззренческих универсалий культуры по содержанию не тождественна своей философской реконструкции. Именно философская картина мира обеспечивает постижение объектов, которые хотя бы частично выходят за рамки социальной практики.

Мы вплотную подошли к основному вопросу: каково место кибер-пространства в философской картине мира? Возникает соблазн считать, что киберпространство — это знаковое пространство, реализующее любую проективную интенцию индивида в форме информации посредством технологий компьютерной виртуальной реальности. Однако такого вывода недостаточно. Необходим принципиально иной способ осмысления общечеловеческого будущего, но киберпространство не может его предоставить. Данное ограничение не следует абсолютизировать: киберпространство воплощает в себе сферу «как если бы», в которой все феномены находятся в процессе перехода от потенциального к актуальному состоянию. Точный «вектор» подобного движе-

I! о л А 1 к

ния не задан: его следует найти эмпирическим путём. " ь ' ~ 1 *

Суммируя всё сказанное, подведём сг " осуществляемый всё возрастающим м»

новый вид проективного пропра! РНБ РУССКИЙ фонд

синтезирующий: 1) знаковую реальносп ^

индивидов, озабоченных перспективами р _ л

менную технологию, облегчающую и сущ 2ииО"4

деятельность людей; 4) ризоматический 0

содержанию поиск возможностей выяв ¿ОЭЭЗ

достижения общечеловеческих целей.

В Заключении резюмируются . ^ ~ ^ьдимшш,

указывается его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются проблемы и перспективы дальнейших исследований.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Онтологическая парадоксальность киберпространства // Эпистемы-3: Язык. Дискурс. Текст. Материалы межвуз. семинара. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2004.— с. 147-155.

2. Технократическая концепция киберпространства — следствие постиндустриальной теории или новая американская идея? II Социально-экономическое образование и развитие современного бизнеса в России. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2004. — с. 10-17.

3. Экономический потенциал киберпространства как следствие постиндустриального развития // Правовые, экономические и социальные аспекты развития России начала XXI века. Материалы научно-пракгич. конф. (апрель 2004). — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2004. — с. 370-374.

4. Антропологическое измерение киберпространства: информационная технология и постмодернистская интерпретация // Антропологические основания теоретического мышления: материалы научной конференции (г. Екатеринбург, 16-17 ноября 2004) — Екатеринбург: ГОУ ВПО УГТУ-УПИ, 2005. — с. 66-67.

Подписано в печать ¿'/ноября 2005 Формат 60 х 84 1/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 1,0.

Тираж 100 экз. Печать плоская. Заказ_

Отпечатано: 620219, г. Екатеринбург, ул. Красноармейская, 1. Копировальный салон «АСМ-электроника»