автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: "Филологический роман" в русской литературе XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Филологический роман" в русской литературе XX века"

На правах рукописи

РАЗУМОВА Ангелина Олеговна

«ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ РОМАН» В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XX ВЕКА (ГЕНЕЗИС, ПОЭТИКА)

Специальность: 10.01.01- русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва - 2005

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Российского университета дружбы народов

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Коваленко Александр Георгиевич

V

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Солнцева Наталья Михайловна

кандидат филологических наук, доцент Химич Галина Александровна

Ведущая организация:

Государственный институт русского языка им. А.С.Пушкина

Защита диссертации состоится 25 ноября 2005 года в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.203.23 в Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.6, ауд.436.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Российского университета дружбы народов по адресу: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.6.

Автореферат разослан « > октября 2005 года

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

А.Е. Базанова

19010>

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Возникший еще в 20-е годы прошлого столетия интерес к проблеме жанра просуществовал многие последующие десятилетия. К проблеме жанра обращались, предлагая различные концепции этого понятия, Ю.Тынянов, М.Бахтин, О.Фрейденберг, Г.Поспелов и многие другие ученые. Стойкий интерес к этому вопросу живет и в наши дни. Вопрос о жанре активно обсуждается и сегодняшним литературоведением.

Одна из наиболее существенных особенностей современного взгляда заключается в том, что все дальше в прошлое уходит представление о системе жанров как о карте с четко разграниченными регионами. На место биологической метафоры жанра («род - вид») предлагаются метафоры социологические («институт», «закон» - исторически подвижные формы коллективного мышления) и мировоззренческие («модель мира»).

На очереди новые задачи: исследование «неканонических» жанров. Жанровое мышление в XX веке столь подвижно и изменчиво, что уже не вписывается в прежние схемы. Чтобы проследить жанровую динамику литературы XX века, необходимо в первую очередь обратиться к «промежуточным», «непроявленным», «пороговым» жанрам1. Одним из таких жанров является филологический роман. Исследование филологического романа, по нашему мнению, находится в русле наиболее актуальных задач настоящего времени.

Термин «филологический роман» совсем недавно введен в филологический обиходг; критик и писатель Вл. Новиков предпринял попытку «канонизировать» его3. Есть ли у этого словосочетания будущее? Чтобы ответить на этот вопрос, мы обратимся к прошлому - к истории филологического романа.

Но прежде необходимо дать рабочее определение исследуемого жанра. Оттолкнемся от определения Вл. Новикова, которое тот дает с оговорками («наверное»^; «Филологическим, по преимуществу, наверное, можно считать такой роман, где филолог становится героем, а его профессия - основой сюжета»4». Мы готовы принять это определение как отправную точку исследования, но должны заметить: и «роман», и «героя», и «сюжет» мы понимаем расширительно. На место «романа» в XX веке могут стать записки и дневники, на место «героя» - филолог, записывающий свои мысли или ведущий

1 О «промежуточном» жанре говорила Л. Гинзбург (Гинзбург Л. О документальной литературе и принципах построения характера / Вопросы литературы, 1970, № 7. С. 62). о «непроявленном» - А. Ахматова (комментарий И. Шайтанова: непроявленный - «то есть ускользающий, не имеющий твердых границ и правил» - Шайшнов И. «Непроявленный жанр», или литературные заметки о мемуарной форме / Вопросы литературы, 1979, М> 2. С. 52).

2 См.: Брагинская Н. В. Филологический роман. Предварение к запискам Ольги Фрейденберг / Человек, 1991, № 3. С. 134. Подзаголовок «филологический роман» использует А. Генис (Генис А. Довлатов и окрестности. М.,

3 Новиков Вл. Филологический роман. Старый новый жанр на исходе столетия / Новиков Вл. Роман с языком.

1999).

Три эссе. М., 2001. 4 Там же. С. 297.

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ

хронику своей жизни, на место «сюжета» - реальная судьба. При этом мы не приравниваем филологический роман к филологической прозе: в центре настоящего исследования именно попытки профессиональных филологов создать «новый роман» — форму, эквивалентную роману, - по значению и влиянию на читателя.

Актуальность темы диссертации определяется необходимостью диахронического и синхронического описания и систематизации филолш ического романа.

Она определила цель и задачи исследования.

Цель настоящей работы - проследить эволюцию жанра филологического романа от пролога (записки Розанова) к промежуточному итогу (в «Романе с языком» Вл. Новикова).

Для достижения поставленной цели решается ряд конкретных задач:

1 .Исследовать генезис указанного промежуточного жанрового образования, определить литературно-эстетические причины, приведшие к формированию филологического романа.

2. Наметить типологические разновидности жанра филологического романа в том виде, в каком он обозначается в нач. 20-х гг.

3.Проследить возможные пути и перспективы развития обозначенного жанра в контексте русской литературы 20-30-х годов и последующих десятилетий.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что в ней практически впервые предпринята попытка систематизации такого «промежуточного жанра» как филологический роман и дан анализ наиболее характерных разновидностей этого жанра. В литературоведении этот вопрос раскрыт явно недостаточно. Статья Вл. Новикова - первый шаг в изучении одного из основных жанров русской литературы XX века. Настоящая же работа является первой попыткой монографического исследования филологического романа.

Научная новизна исследования обусловлена поставленными задачами и привлекаемыми к исследованию материалами. Научная новизна работы видится в решении следующих конкретных задач:

1) установлена связь между филологическими спорами двадцатых годов и романами К. Вагинова, В. Каверина, В. Шкловского, идентифицированными нами как филологические романы;

2) установлены этапы становления филологического романа;

3) впервые в отечественном литературоведении исследована жанровая природа такого шедевра прозы XX века, как «Записные книжки» Л. Гинзбург;

4) установлены тенденции развития филологического романа на современном этапе.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1.Возникновение филологического романа тесно связано с литературной борьбой 20-х годов. Во взаимном противостоянии филологические «партии» двадцатых годов - «школа Бахтина» и ленинградские формалисты - дополняют ! . , *

друг друга: Бахтина и его единомышленников отличает «пафос диахронии» (подчеркивание наследования и преемственности), формалистов - «пафос синхронии» (подчеркивание «борьбы и смены»). Идеи противоборствующих школ нашли свое отражение не только в научных статьях и монографиях, но - в не меньшей степени - и в романах, выходивших почти одновременно. Идеи школы Бахтина - Пумпянского и связанный с нею пафос диахронии определяют сюжет романа К. Ваганова «Козлиная песнь» (1927-1928), С другой стороны -идеями формалистов и пафосом синхронии пронизан сюжет романа 3- Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» (1928).

Таким образом, филологический роман двадцатых годов можно считать своеобразным продолжением научного спора с использованием «художественных» аргументов.

2. Научный концепт «непрямого пути» («хода коня», «канонизации младших жанров» и т.д.) не только характеризует понятие «литературной эволюции», но и литературное творчество формалистов. Филологический роман становится реализацией теоретической мысли формалистов. Возникновение филологического романа есть результат смещения «соседнего» жанра - научной, критической статьи. Филологический роман рождается в ситуации скрещивания литературы с наукой. Филологическое исследование становится игровым, беллетристика - филологической.

Наиболее характерная для этого подхода повесть "Zoo" В.Шкловского задумана не только как текст с реализацией приема, но и как текст о реализации приема. Это роман о любви в ситуации исчерпанности любовной темы, шире - в ситуации исчерпанности прежней культуры. Прием и реализация приема необходимы для «деавтоматизации» и «остранения» - чтобы снова стал возможен разговор о любви.

3. «Записные книжки» Л.Я. Гинзбург рассматриваются как вершина «фрагментарного» филологического романа 20-х годов. Принципы «Записных книжек»: поиск новой формы вне вымысла, вне приема. JI.Я.Гинзбург стремится к преодолению условности, к «чистому», «прямому» высказыванию, к мысли по ту сторону литературы как игры.

Создание такой формы становится возможным благодаря установке на филологическую мысль. Магистральный сюжет «Записных книжек» — мысль филолога перед лицом решающих вопросов бытия. Л. Гинзбург в своих «Записных книжках» построила большую форму на филологическом анализе.

Разновидностью «фрагментарного» романа являются сочинения О. М. Фрейденберг и Я. Э. Голосовкер, отличительной особенностью их стала логика мифа, а не логика филологического анализа, как у Л.Я.Гинзбург.

Традиция анализируемого жанра, фактически прервавшаяся на долгие десятилетия, воскресла в литературе 80-90-х годов. Ситуации постмодернизма породила новые образцы филологического романа (В.Новиков, Д. Галковский, М.Л.Гаспаров).

Научно-практическая значимость работы. Данная работа представляет собой опыт изучения пограничных жанровых явлений, с применением самых разнообразных исследовательских методов: «пристального чтения», тыняновской техники сопоставления «соседних рядов», экскурсов в «биографию идей», структурного и лейтмотивного анализа. При этом мы опираемся на последовательный жанровый подход: каждое явление литературы и речевого «быта» увйдено в нашей работе «глазами жанра», с точки зрения борьбы и взаимодействия жанровых влияний.

Материал диссертации, ее основные положения, а также использованные в работе методы могут быть применены в общих и специальных курсах лекций по истории русской литературы XX века, в спецкурсах по анализу прозаического текста.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, формулируются задачи работы, характеризуются принципы ее построения. Здесь же перечислены основные положения и принципы жанрового подхода, использованного в исследовании, и основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Филология и литература двадцатых годов: от литературной теории к художественной практике» состоит из трех разделов. В первом из них («Спор о жанре в русской филологии двадцатых годов») проведено сравнение двух филологических школ, опиравшиеся в двадцатые годы на понятие жанра как центральное понятие. Это были враждующие школы - с одной стороны, формалисты, с другой стороны, так называемая «школа Бахтина». Понятие жанра понималось ими, можно сказать, в широком философском смысле, определяло их «картины мира». Из понятия жанра исходили их основные идеи - «эвристически дальнобойные», по выражению Б. Пастернака.

В самом противостоянии школ мы видим возможность их сопоставления. «Картины мира» формалистов и бахтинской школы в своей противоположности дополняют друг друга: Бахтина и его единомышленников отличает «пафос диахронии» (подчеркивание наследования и преемственности), формалистов -«пафос синхронии» (подчеркивание «борьбы и смены»').

Во втором разделе («Пафос диахронии в филологических текстах круга М.Бахтина и романе К.Вагинова «Козлиная песнь») показано, как пафос диахронии, присущий филологам и философам круга Бахтина, концентрированно выражен К. Вагиновым в его романе «Козлиная песнь». В разделе исследуется преломление в романе филологических и философских идей Бахтина и Пумпянского.

1 Выражение принадлежит Тынянову (Тынянов Ю Н Поэтика История литературы. Кино. М, 1977 С. 258)

Поэзия в романе Вагинова неотделима от филологии. В каждом поступке главных героев «Козлиной песни» проявляется филологическое отношение к слову («филология» как «любовь к слову»); они едины в тайном культе слова, в заговорщицкой утопии слова, они служат слову как божеству.

Логика филологического романа требует, чтобы концепции воплощались в сюжет, определяли судьбу героев. На себя и свою жизнь персонажи «Козлиной песни» смотрят сквозь призму концепции - концепции, ставшей мифом и тем, что Достоевский называл «идеей-страстью».

«Идея-страсть» одного главного героя романа — неизвестного поэта -принадлежит самому Вагинову периода начала 20-х годов; это идея «круговорота». Идея всемирно-исторического «завершения», исповедуемая другим героем романа - Тептелкиным, связана с мировоззрением его прототипа -Л. Пумпянского. Согласно неизвестному поэту (Вагинову), замыкается глобальный период человеческой культуры - и человечество вновь проходит стадию эллинизма; по Тептелкину (Пумпянскому), начинается новый период - и возвращаются дух первых веков христианства. При этом, как и Пумпянский, герои романа обосновывают идею «защиты культуры» как «непрестанного созидания вечно новой античности, т.е. непрестанным Ренессансом»1.

Эти концепции определяет сюжетообразующий миф «Козлиной песни». Это миф о Слове, дающем единичной человеческой жизни масштаб Большого Времени. В настоящем, сиюминутном, бытовом герои «Козлиной песни» всегда готовы увидеть "вечное" (возвращающееся, возрождающееся). У главных героев - Тептелкина и неизвестного поэта - всякий раз наготове миф, указывающий на преображающее присутствие прошедшего в настоящем. Мифологические лейтмотивы романа определяются соответствующими концепциями: охранительной позиции Тептелкина (подведение итогов Ренессанса и сохранение гуманистического «огонька») соответствуют мифы о неизменности культуры и духовной преемственности («сад», «башня»); катастрофическому видению неизвестного поэта соответствует мифы о «гибели - возрождении» («Феникс»), «нисхождении - восхождении» («Орфей в аду»).

Центральной же мифологемой, так или иначе объединяющей всех персонажей романа, становится у Вагинова образ Филострата (отсылающий к Флавию Филострату, П-П1 вв., автору романа о мистике-пифагорейце Апполлонии Тианском). Неслучайно поиск героями своего автора начинается со слов философа, прототипом которого был Бахтин. В романе ощутимо присутствие именно бахтинских идей; положения Бахтина (из его работы середины 20-х годов «Автор и герой в эстетической деятельности») реализуются в сложных соотношениях «автор - герой», организующих второй сюжет «Козлиной песни».

' Циг. по' Николаев Н.И. Примечания / Пумпянский Л В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000 С. 750.

Идеальный Автор - это демиург романного мира; ища автора-Филострата, герои ищут завершения в Большом Времени (на уровне первого сюжета) и в Тексте (на уровне второго сюжета). Можно сказать, что Идеальный Автор (Филострат) есть тот предел, к которому стремится автор, а Идеальный Герой (Аполлоний) - тот предел, к которому стремится герой.

Закон вагановской прозы - соединение высокой иронии с карнавальным гротеском. Трагикомическая амбивалентность есть уже в названии романа, «козлиная песнь» в обратном переводе на древнегреческий собственно и есть «трагедия»; между тем и грубо-обыденный, издевательский смысл этого словосочетания вовсе не снят. Действо, которое в масштабе Большого Времени воспринимается как трагедия, в столкновении с современностью становится грубым фарсом.

«Козлиная песнь» прежде всего, поворачивается к читателю своей издевательски пародийной, памфлетной стороной. С точки зрения современности, тема романа как памфлета - фарсовые «похороны» прежних идей и вместе с ними людей. Но с точки зрения Большого Времени, именно в этой связи сатиры со смертью и открывается возможность трагедии. Памфлет направлен не против врагов, а против друзей, не против «чужого», а против «своего»: что автор высмеивает, то и оплакивает; что развенчивает, то и возвеличивает.

«Зрелище гибели» - это трагическое зрелище - завершающее и завершенное. Смерть, вопреки «смешку и презрению», завершает целое романного мира, дает судьбам неудачников измерение трагедии. В столкновении «Козлиной песни» как сатиры на «чертей» старого мира и «Козлиной песни» как трагедии побеждает трагедия. Таков итог романного действа и филологического анализа, таков итог вагановского текста.

В третьем разделе «Пафос синхронии в филологических текстах Шкловского - Тынянова и роман В. Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» рассматривается взаимосвязь теории формалистов с текстом филологического романа В. Каверина. За персонажами «Скандалиста» стоят узнаваемые филологи, но важнее другое: в романе сталкиваются и борются филологические идеи, разворачиваются и реализуются филологические понятия. При этом едва ли не каждый эпизод романа пронизан воинствующим пафосом синхронии.

Этим пафосом диктуется одна из основных тем романа - тема «автоматизации — остранения»; здесь Каверин еще идет за Шкловским. Тема эта проводится теоретически, в словах автора и персонажей, а вместе с тем реализуется на практике, в приеме. Демонстрация «неощутимости» и «автоматизации» становится сатирическим приемом, уличающим мир академической филологии: наука, движущаяся по инерции, более не ощутима, обречена на «рассеянное» восприятие.

В своей борьбе с академической наукой автор-памфлетист берет в союзники своего героя Некрылова (его прототип - В. Шкловский): стремительное время требует от автора и героев нового взгляда, остранения вещей и явлений, «воскрешения слова». Но замысел автора идет дальше: он стремится сказать свое слово во внутрипартийной полемике, поучаствовать в сиюминутной борьбе идей. В «Скандалисте» получил отражение кризис формализма второй половины двадцатых годов.

В замысел Каверина входила не апология Некрылова-Шкловского, а критика его идей и научной тактики. Тот должен на себе испытать «давление времени» - требование «сдвига», «смещения», «ухода вкось» (по терминологии Тынянова). По меркам Тынянова, «каждый час меняет положение»; что вчера было новым, сегодня становится штампом и в свое очередь требует обновления. И вот уже сам Некрылов чувствует, что начинает отставать .от «яростного лета событий», и вот уже понятие «автоматизации» применено к нему самому.

В центре романа Каверина стоит проблема романа и, соответственно, дискуссия о романе. Писатель солидарен с Некрыловым-Шкловским, когда он нападает на традиционный роман. Продолжение традиции романа по прямой, означает «автоматизацию» романа. Но, по мнению Каверина, и путь Некрылова (Шкловского) - путь к прозе без вымысла, к «литературе факта» - тупиковый. Писать, как Некрылов (Шкловский), это значит всего лишь «путать свою науку с литературой»; из произвольного смешения не может выйти ничего принципиально нового. Тынянов разрабатывал «безличную» историю литературы, в которой главными героями являются не писатели-«генералы», а жанры. Важнейшее писательское качество, по Тынянову, - это историческое чутье, умение ощутить «сдвиги» и «смещения» жанров, использовать попутный ветер. Некрылов (Шкловский) потерял это чутье, и персонифицированная (в духе Тынянова) литература мстит ему за это: «Но литература, которая ни с кем не советуется и ни у кого не спрашивает приказаний, перестраивала его». Время литературной эволюции неумолимо выталкивает его из «центра» на «периферию», отводит ему роль актера от литературы - оставляет только «историческую роль», в двух смыслах этого слова: из деятеля литературы он превращается в персонажа.

В полемике с Некрыловым (Шкловским), Каверин намечает свой путь из жанрового тупика. Для этого он вводит Ногина - героя автобиографического. В соответствии с метафорой Тынянова, его маршрут должен быть «боковым»: Ногин — «младший» герой (и по возрасту, и по репутации), он должен направить энергию «периферии» в «центр».

Обновление романа, по Каверину, не в том, чтобы уйти в «быт» (как предлагал Шкловский), а в поиске новых форм повествования. Одну из таких форм и изобрел Ногин. Вдохновляясь теорией, он «смещает» литературную практику. Изобретение Ногина - в духе теории Лобачевского. Характерны отсылки к естественнонаучным открытиям (Лобачевский, Галилей):

эвристическая сила новейшего романа, по Каверину, должна быть подобной новейшей науке, и в этом его ресурс.

Пафос синхронии потребовал от Каверина на кризис романа и сомнения в его целесообразности как жанра - ответить романом. Роман-памфлет становится «немедленной» репликой в научном споре. В самом романе описано стремительное изменение литературной ситуации и, в духе формалистической критики, дан диагноз и прогноз: роман спасут новые формы вымысла, их открытие будет подобно научным открытиям.

Во второй главе «Путь формалистов к художественной прозе» рассматривается, как концепт «непрямого пути» привел самих формалистов к жанру филологического романа.

Формалисты понимают писательскую биографию как путь преодоления, изживания прежней манеры, отрицания прежней репутации. От размышлений о писательских биографиях формалисты естественным образом переходили к рефлексии по поводу собственных биографий. Концепт «непрямого пути» они применяли к самим себе. Формалисты вовсе не чувствовали себя посторонними литературной «практике», творчеству: они не только советовали, как делать «литературные вещи», а сами стремились их делать. И не так уж ясно, что преобладало в их рецептах и прогнозах - пафос ученых, стремящихся воплотить в жизнь свои умозрение, свои идеи, или пафос писателей, теоретически «мотивирующих» свое творчество. «Непрямой путь» формалистов, их «ход коня» - это путь от научного к художественному творчеству.

Согласно прогнозу формалистов, на место романа должна прийти «литература факта» - формы, прямо связанные с горячей, незавершенной действительностью или, напротив, нарочито условные, игровые - формы вне вымысла. В этот список «нелитературных» форм, из которых должна заново восстать литература, можно включить и научные, критические статьи самих формалистов. Литература скрещивается с филологией. Филологическое исследование становится игровым, с вызовом общепринятым взглядам и неожиданными ходами. Автобиографическая же беллетристика - окрашивается филологией.

Основной литературный принцип опоязовской критики - принцип противоречия. Верные своим теоретическим установкам, опоязовцы реализуют этот принцип на уровне «поэтики» собственных статей. Здесь агрессивный термин соседствует с не менее агрессивной метафорой, с тем, что мы привыкли связывать с литературной «практикой». Эти противоречия, эти «невязки» -столкновение термина и образа, логического аргумента и броской метафоры - все это воспринималось современниками как литературная игра. Так соседство научного и художественного стилей в пределах одной статьи создает необычный эффект. Воспринимаемые по контрасту с научными элементами, тем сильнее художественные элементы воздействовали на читателя. Итак, путь формалистов к художественной прозе начинается с литературной игры в их научных статьях.

Однако чтобы совершить «скачок» от научной статьи к филологическому роману, необходимы новые сюжетообразующие приемы. Шкловский обнаруживает их в прозе Розанова. Три продуктивных противоречия розановских «Опавших листьев» использует Шкловский - во-первых, противоречия в отношениях с имплицитным читателем; во-вторых, противоречие между «смирением» и писательским «эгоизмом»; в-третьих, противоречие между естественностью и литературностью. Шкловский использует опыт Розанова: он начинает играть этими противоречиями, строит на них романный сюжет - в «Zoo, или письмах не о любви».

Основополагающим принципом формалистической игры является обнажение приема. Шкловский с первых слов филологического романа подчеркивает: он не сочинил эту книгу - он ее «сделал». Основной жанрообразующий принцип «Zoo» - обнажение приема. У Розанова Шкловский научился «судьбу», «страх смерти» и «сердечную муку» превращать в прием. «Ход коня», сделанный Шкловским как филологом и писателем, - обострение и обнажение приема. Более того: тема «Zoo» - сам прием. Прием из средства литературы превращается в ее предмет; более того - прием персонифицируется, становится героем повести.

Шкловский пытается не только «сделать» произведение, но и создать новый жанр. Процесс создания нового жанра становится сюжетом филологического романа. Тот, кто выстраивает новый жанр от главы к главе (от письма к письму), и есть главный герой произведения. Главным героем филологического романа должен быть, и является филолог.

При этом в романе, где последовательно проведен принцип обнажения приема, Шкловский пытается преодолеть прием, прыгнуть выше приема. Цель Шкловского — прорваться к выражению высоких чувств. Но путь к пафосу возможен только через иронию и сознательный, иронически подчеркнутый прием. С их помощью автор проводит необходимую филологическую работу -готовит почву для исповеди и лирики. Ирония и пафос связаны диалектически.

Эта филологическая работа необходима потому, что приходится начинать с эмоционального нуля. Прежние способы выражения чувств - считает Шкловский - уже невозможны. Филологический роман Шкловского - это роман о любви в ситуации исчерпанности любовной темы, шире - в ситуации исчерпанности прежней культуры. «Zoo» написан затем, чтобы вновь стал возможен разговор о любви. Первая книга Шкловского называлась «Воскрешение слова» (1914); цель «Zoo» - воскресить слова любви. Чтобы можно оживить «стершиеся» слова, необходимо пропустить их через филологическую игру. Так преодолевается противоречие между любовью и книгой, любовью и филологией.

В третьей главе «Промежуточная литература»: становление филологического романа в тридцатые - шестидесятые годы XX века» рассматриваются вершинные произведения жанра филологического романа -

«Записные книжки» Л. Гинзбург, «Записки» О. Фрейденберг, «Миф моей жизни» Я. Голосовкера.

В первом разделе главы: «Л. Гинзбург: «дневник по типу романа» отмечается: важнейшая роль в истории филологического романа принадлежит Л. Гинзбург. Она не просто создала новый жанр - она наблюдала его рождение, прорастание, становление. По словам Белинкова, «время превращает один жанр в другой»1. В случае с Л. Гинзбург исходный жанр находится на скрещении линии Вяземского («пути записной книжки») и линии Серебряного века (пути дневника: для Л. Гинзбург особенно важны дневники Блока). Итоговый жанр -принципиально новая «большая форма», значительно переросшая первоначальный замысел «Записных книжек».

Уже в ранних «Записных книжках» сложились основные принципы жанра: -стремление к преодолению условности, к «чистому», «прямому» высказыванию, к мысли по ту сторону литературы как игры;

-ставка на «мимолетные» жизненные эпизоды, на «мелочь» как сюжетную единицу - в соответствии с методом, который Л. Гинзбург позже назовет «рационалистическим импрессионизмом»2;

-стремление к аналитической завершенности, построению классификаций и научных концепций;

-стремление к синтезу художественного начала с научным. При этом в ранних записях Л. Гинзбург сюжет - дискретный, неразвернутый, еще не состоявшийся. Он «собран» из «мелочей», объединенных «записывающим героем», тем, кто фиксирует «мимолетящие слова, случаи, ощущения». В двадцатые годы еще не вполне выяснена роль автобиографического героя - быть ли ему на первом плане или же остаться в тени; только начинает вырисовываться сюжет как последовательность аналитических откликов на события бытия. Но уже произнесено ключевое слово - роман: «...Я про себя называю романом ту большую вещь, которую я, в конечном счете, хочу написать и на которую должны пойти мои лучшие силы. Человек стоит перед вселенной и свободно говорит о вселенной, рассуждая, рассказывая и описывая, - это и есть роман»3.

В последующие годы «Записные книжки» эволюционировали в следующих направлениях:

Первое направление - эволюция героя: переход от «личных» наблюдений к «обобщенно-личному» исследованию мира и человека.

Второе направление - эволюция сюжета: переход от «записок филолога» к «потоку мысли, переживающей и осмысляющей историю».

' Белинков Ю. Юрий Тынянов. М., 1965. С. 66.

2 Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989 С. 346.

3 Там же. С. 399-400.

Третье направление - эволюция темы: переход от «мелочи» к «самому важному».

Четвертое направление - эволюция жанра: переход от записной книжки к филологическому роману.

Подводя итоги «Записным книжкам», уже в конце пути, Л. Гинзбург находит наиболее точную (и уже не специальную) формулу своего жанра: «Романы бесполезно читать, потому что этот вид условности перестал работать... Пруста можно читать, потому что это преодоление романа. И не нутром, как пытались это сделать авангардисты, а интеллектом. Вместо всегда условного словесного изображения жизни - высшая реальность размышления о жизни»1. Здесь автор «Записных книжек» уже не подыскивает для своего жанра терминологическую метафору - не переносит старое слово «роман» на новую, неназванную форму. Она заявляет прямо: требуется не роман, но то, что заменит его - форма, которая станет на место романа. Так подправляется прежняя формула: не «дневник по типу романа», а дневник вместо романа.

Вопрос о новой «большой форме» не решается подновлением романной условности. Решение должно быть гораздо радикальнее: «новая форма равняется роман минус условность». Отрицается условность как таковая. От новой формы требуется не жизнеподобие, не подражание реальности - она должна стать становящейся на глазах читателя жизнью слова и мысли, должна стать «высшей реальностью размышления о жизни». Такое размышление не нуждается больше в приеме и условной мотивировке.

А. Кушнер назвал жанр, созданный Л. Гинзбург «новым романом» -настоящим «новым романом», в отличие от французского экспериментального романа второй половины XX века. Л. Гинзбург создает роман длинною в жизнь, опираясь на Пруста и стоящую за ним великую традицию «разговора о жизни» -от Паскаля, Ларошфуко и Сен-Симона до братьев Гонкуров как авторов «Дневников». Книга Л. Гинзбург есть образ жизни - «вербальный способ переживания мира, самого своего существования» (А. Чудаков)2. В отличие от романа типа «Жизнь и судьба», «Записные книжки» - это «роман-жизнь», «роман-судьба»: написанное и прожитое неразделимы; жизнь есть письмо.

Есть также прямые основания считать «новый роман» Л. Гинзбург филологическим романом. Исследователями отмечена связь прозы Л. Гинзбург с научными методами ОПОЯЗа: «Лидия Гинзбург начинала... с формалистического идеала аналитической трезвости... Оказалось, что формалистическая выучка помогает понять не только «как сделана «Шинель», но и как действует человеческая душа, вписанная в историю» (М.Л. Гаспаров). В «Записных книжках» совершается экспансия филологического мышления и филологических методов в литературу. В книге Л. Гинзбург все жизненные явления, все события бытия могут быть подвергнуты филологическому анализу —

' Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989. С. 331.

2 Там же С.399-400.

предметом анализа становятся не только тексты, но и повседневные слова, мысли, чувства и поступки - сама жизнь.

Л. Гинзбург поднимает филологический роман на предельную высоту. Записки, «продолженные вдаль», стали записками, продолженными ввысь - к вершинам прозы XX века.

Во втором разделе главы («Записки» О. Фрейденберг и «Миф моей жизни» Я. Голосовкера: мифологизация филологического романа») прослеживается другая тенденция в развитии филологического романа - мифологическая. Л. Гинзбург в «Записных книжках» построила большую форму на филологическом анализе. Одновременно с ней писали свои тайные дневники и сочинения — тоже «про себя», тоже «на песке» - два великих филолога: О. М. Фрейденберг и Я. Э. Голосовкер. Их сочинения также можно назвать филологическими романами. Эти рукописи, так и не увидевшие свет при жизни своих создателей, также имели для них экзистенциальное значение, были равны для них прожитой жизни. Но их принципы и принципы Л. Гинзбург радикально расходились: Фрейденберг и Голосовкером руководила не логика анализа, а логика мифа.

Эстафету мифотворчества у деятелей Серебряного века приняли филологи -исследователи мифа. Для филологов, продолжающих традиции символистского жизнестрочтельства, исследование мифа неразрывно связано с мифотворчеством. Фрейденберг (автор работ, собранных в книге «Миф и литература древности») и Голосовкер (автор монографии «Логика мифа») жили мифом, понимали свою жизнь как миф. Единство мифа и биографии - из этого синтеза вырастает потаенный филологический роман, развернутый в рукописях Я. Голосовкера (в течение более пятидесяти лет) и дневниках О. Фрейденберг (в тридцатые-пятидесятые годы).

Клщч к исследованиям мифа и мифотворчеству Голосовкера - в его слове «иммагинативный». Слово это снимает противоречия между философией и филологией, теоретизированием и художественным творчеством, более того -между мыслью и вещью, представлением и бытием. Н.В.Брагинская поясняет этот «смыслообраз» (еще одно излюбленное понятие Голосовкера): «Термин «иммагинативный» не означает выдуманный или иллюзорный. Создаваемое воображением создается на самом деле и утверждается как бытие, т.е. как нечто сотворенное навеки»1.

Для Голосовкера характерен взгляд на свою биографию как на единый, разворачивающийся во времени традиции текст. По словам Брагинской, «парадоксальным образом собственной длящейся жизни Голосовкер придает статус Мифа, т. е. отлитого и завершенного, как осуществившаяся судьба, а своим сочинениям - статус незавершенной, развивающейся жизни»2.

Проза Голосовкера, независимо от исходного жанра, определяется принципом единства. Философская мысль в его творчестве равна вымыслу: и то,

1 Брагинская Н В Об авторе и книге / Голосовкер Я Э Логика мифа. М, 1987. С. 200.

2 Там же. С. 196.

и другое есть «иммагинативная реальность». Точно так же философский трактат равен филологическому труду. Голосовкер - мифотворец - «даже и тогда, когда стремится отдать точный, научный ответ в том, что такое миф» (A.B. Михайлов)1, то есть когда он пишет филологическую работу. Философ и филолог в Голосовкере неразделимы. Единый миф переливается из сочинения в сочинение -поверх жанров и словесных рядов. Всякий текст стремится к слиянию с другими в едином метажанре - «Мифе моей жизни».

Подобно Голосовкеру, О.М. Фрейденберг осмысляла свою жизнь как миф. Мы можем проследить за разворачиванием этого мифа в отрывках из не опубликованных «Дневников» Фрейденберг и из ее переписки с двоюродным братом Б. Пастернаком, длившейся в течение четырех десятилетий. Этот корпус текстов Н.В. Брагинская назвала «филологическим романом»2.

Центральный эпизод мифа - это эпизод чудесного превращения студентки в ученого. Начало научной карьеры осмыслено как духовный переворот и преображение. Согласно мифу, предшествующие «обращению» студенческие занятия и доклады - это ступени к храму Науки. Выбор темы для семинарского чтения становится чудом обретения «мифотемы». В качестве предмета исследования выбирается апокриф «Деяния Феклы», и в итоге Фрейденберг отводит этому сочинению решающую роль в своей жизни».

Через апокриф О. Фрейденберг видит не только свои первые шаги в науке, но и всю свою научную биографию, более того - строит биографию по модели апокрифа. Она настаивает: в ее жизни нет ничего случайного. На страницах «Записок» и писем разворачивается мифологический сюжет, «пружиной которого служит образ борьбы»3. Борьба между «героическим ученым» и «врагами науки» - по сути, это борьба между смыслом и бессмысленностью, истинной и ложной историей, бессмертием и небытием.

При этом чем реальнее становится для Фрейденберг миф о судьбе филолога, тем более призрачной представляется ей окружающая действительность. Когда реальность - «фантом», ориентироваться стоит только на «реальнейшее». Фрейденберг противопоставляет советской повседневности

персонифицированную и мифологизированную «историю науки».

После всех мук репрессий и блокады - в сороковые-пятидесятые годы борьба переносится во внутренний, метафизический план. Это уже борьба Смерти-В-жизни и прижизненного Бессмертия в душе человека. Поздние записки Фрейденберг находятся в удивительном родстве с «мифом жизни» Голосовкера. Совпадают ключевые слова: за таким словом Фрейденберг («имажинарный») узнается любимое слово Голосовкера - «иммагинативный». Эпитет

1 Михайлов А. В. Вместо предисловия Несколько слов о книге Ницше / Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1994. С 5.

2 Брагинская Н В. Филологический роман. Предварение к запискам Ольги Фрейденберг / Человек, 1991, № 3. С. 134

3 Эта фраза Фрейденберг относится к «Илиаде»: «Это мышление [мифологическое] прибегает только к уподоблению, пружиной которого служит образ борьбы» (там же С. 292)

«имажинарный» обладает столь же магическим («целительным»') действием, что и волшебное слово Голосовкера. В поздних «Записках» и письмах разворачивается эта последняя «мифотема» Фрейденберг - тема умирающего и воскресающего человека, тема бессмертия

Итог творчества Голосовкера и Фрейденберг, их важнейшая идея - идея бессмертия записанного: путь к истории как вечности лежит через записанное слово.

В четвертой главе - «Филологический роман: современная ситуация» -

прослежены основные тенденции развития филологического романа в последние годы. Произведения Л. Гинзбург, О. Фрейденберг и Я. Голосовкера - проза великих филологов - это вершины филологического романа. Дальнейшее его развитие идет не в гору, а под гору - по линиям наименьшего сопротивления. Линий этих три:

> линия постмодернистского романа (игра вымысла с литературной теорией, реализация в сюжете теоретической конструкции)

> линия Каверина (романы на материал? филологического быта)

> линия Розанова - Шкловского (обнажение приема, литературная игра, выведение на первый план «я» филолога).

Эти перекрещивающиеся линии создают пространство современного филологического романа.

Современная литература ориентируется на постмодернистский принцип: все есть текст. Отсюда - важнейшие особенности постмодернистской филологической прозы:

-цитатность (центонность);

-установка на тотальную литературную игру и игровую мотивировку; -установка филолога на личное самоутверждение; -установка на маргинальность и провокационность.

Для постмодернистского филологического романа есть два пути: смещение романа в сторону филологии; смещение филологии в сторону художественной прозы. Первая тенденция характерна для прозы В. Сорокина и В. Пелевина. Вторая тенденция наиболее ярко проявилась в «Записях и выписках» М.Л. Гаспарова. Эта книга - своего рода палимпсест: между строк домашнего каталога цитат проступает филологический роман. Тема его - «я» филолога; отчуждение, одиночество и попытки спасения в мире книг (подобно тому, как Акакий Акакиевич пытался спастись от мира, в мире букв и переписывания).

Однако, цитируя одну из гаспаровских записей, о самоуничижении автора можно сказать: «это самоуничижение паче гордости». Умаление себя - лишь маска, усыпляющий бдительность читателя прием, чтобы тем вернее и эффективнее атаковать оппонентов. Скрывающийся за цитатами (как в засаде)

1 См. письмо х Пастернаку: «спасибо тебе ... за целительную имажинарность твоей ласки» (там же. С. 337).

автор постоянно атакует - религию, национальную идею, бахтинскую философию и многое другое. Значит, помимо указанных выше, вот на какие особенности современной филологической прозы намечает книга Гаспарова.

Первостепенную важность для Гаспарова имеет вопрос о мотивировке. Если Шкловскому филологический роман давал возможность писать прозу о любви, то в современной ситуации под вопросом возможность художественной прозы как таковой. Для того чтобы писать прозу, необходима мотивировка. Гаспаров мотивирует свой филологический роман - как систему карточек с цитатами. Он как бы выставляет на всеобщее обозрение филологический быт, «кухню» филолога - алфавитную картотеку. При этом «постмодернистская кондиция» (термин Лиотара) парадоксальным образом соединяется с опорой на древние традиции. На некоторые из них сам Гаспаров указывает в предисловии -традиция Элиана, Авла Гелия и Плутарха. Другие присутствуют скрыто -например, барочные компендиумы.

Итак, «веселое» обнажение приема и хитрые мотивировки - у формалистов это литературные открытия, обещающие новые горизонты, борьбу и рост. В современной литературе те же приемы и мотивировки воспринимаются с противоположным знаком - тупика исчерпанности, бессилия (независимо от того, насколько талантлив автор очередной книги). Но при этом вышеуказанные произведения находятся на магистральном направлении современной литературы. На это указывают хотя бы литературные премии последних лет: «Записи и выписки» получили престижную премию А. Белого, «Конец цитаты» -премию Букера, «Расставание с Нарциссом» - Малого Букера, «Бесконечный тупик» - Антибукера; кроме того, Букера получила близкая к филологической прозе книга А. Сергеева «Альбом для марок». Кризис ведущего жанра эпохи свидетельствует о кризисе литературы в целом.

Однако, на наш взгляд, выход из тупика есть, о чем свидетельствует филологический роман В л .Новикова («Роман с языком»). Выход - в следовании здравому смыслу, доверии к обыденной жизни, бережном отношение к средним величинам. Новиков отказывается от предельного, экстремального: никаких гипербол, приемов, возведенных в степень. Он обязуется помнить о жизненных пропорциях. Интуиция ученого и писателя подсказывает ему: вновь актуальна древняя формула «ничего слишком».

Автор «Романа с языком» затушевывает свое «я», отказывается от автоконцепции: герой романа обладает всеми правами вымышленного, автономного персонажа. Зато читатель вполне может идентифицировать себя с персонажем; герой-филолог - "alter ego" интеллигентного читателя.

«Роман с языком» - манифест обыкновенного человека, здравомыслящего филолога. Ориентация на «среднестатистические величины», использование приема и игры не для дискредитации, а для реабилитации естественных чувств (любви, прежде всего) - таков выход из тупика, подсказанный Новиковым.

Таким образом, становление и развития такого промежуточного жанрового образования, каким является филологический роман, свидетельствует о плодотворности самого процесса взаимопроникновения, и как следствие, взаимообогащения самых различных исходных жанровых форм. На протяжении нескольких десятилетий явление, которое получило название филологического романа, обогащалось за счет синтеза особенностей автобиографической, мемуарной прозы, традиционного сюжетного повествования, условных художественных форм, фрагментарных повествовательных форм. Филологический роман становился на протяжении десятилетий тем полем, на которое проецировались научные, мировоззренческие и художественные представления авторов, в сущности, неотделимые друг от друга.

Содержание работы отражено в следующих публикациях:

1. Постмодернизм и «филологический роман»: выход из тупика? // Опыты: Аспирантский сборник. - М.: Уникум-центр, 2003. - С.43-49.

2. Тенденции мифотворчества в филологической прозе XX века. «Миф моей жизни» Я.Голосовкера // Опыты: Аспирантский сборник. - М.: Уникум -цен^р, 2003.-С. 49-53.

3. Пафос диахронии в филологических текстах круга М.Бахтина и в романе К.Вагинова «Козлиная песнь»// Коллаж - 4. Социально философский и философско-антропологический альманах. М., 2003. - С. 87-103

РАЗУМОВА Ангелина Олеговна «Филологический роман» в русской литературе XX века (генезис, поэтика)

В диссертации раскрывается история возникновения и развития жанра филологического романа в 20-30-е годы XX века. Становление жанра происходило в контексте литературоведческой полемики между «школой Бахтина» и «формальной школой», которая и определила своеобразие этой прозы как результат «скрещивания» научного и художественного творчества. Различные способы синтеза автобиографического материала и научно-критической мысли приводили к типологически различным видам филологического романа в прозе К. Ваганова, В. Каверина, В. Шкловского, Л.Гинзбург и Я. Голосовкера.

Angelina Razumova "The philological novel" in russian literature XX of the century (genesis, poetics)

Dissertation reveals the history of foundation and development of philological novel in the 20-30-th of the XX century. Growth of this genre took place in context of literary dispute between M. Bakhtin associates and «formal school». This polemics influenced peculiarity of the genre as a synthesis of scientific and art creative work. Various ways of joining of autobiographical material and critical ideas led to different types of philological novel of K. Vaginov, V. Kaverin, V. Shklovsky, L. Ginsburg and J. Golosovker.

#?033 1

РНБ Русский фонд

2006-4 19016

Отпечатано в ООО «0ргсервис-2000» Тираж ./¿А. экз. Заказ № /4/. Г. Подписано в печать Москва, 115419, а/я 774, ул. Орджоникидзе, 3

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Разумова, Ангелина Олеговна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Филология и литература двадцатых годов: от литературной теории к художественной практике.

1.1. Спор о жанре русской филологии двадцатых годов.

1.2. Пафос диахронии в филологических текстах круга М.Бахтина и романе К.Вагинова «Козлиная песнь».

1.3. Пафос синхронии в филологических текстах Шкловского — Тынянова и роман В.Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове».

ГЛАВА ВТОРАЯ. Путь формалистов к художественной прозе.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Промежуточная литература: становление филологического романа в тридцатые-шестидесятые годы XX века.

3.1. Л.Гинзбург: «дневник по типу романа»

3.2. «Записки» О.Фрейнденберг и «Миф моей жизни» Я.Голосовкера: мифологизация филологического романа.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. «Филологический роман» - современная ситуация.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Разумова, Ангелина Олеговна

Возникший еще в 20-е годы прошлого столетия интерес к проблеме жанра просуществовал многие последующие десятилетия. К проблеме жанра обращались, предлагая различные концепции этого понятия, Ю.Тынянов, М.Бахтин, О.Фрейденберг, Г.Поспелов и многие другие ученые. Стойкий интерес к этому вопросу живет и в наши дни. Вопрос о жанре активно обсуждается и сегодняшним литературоведением.

Одна из наиболее существенных особенностей современного взгляда заключается в том, что все дальше в прошлое уходит представление о системе жанров как о карте с четко разграниченными регионами. На место биологической метафоры жанра («род — вид») предлагаются метафоры социологические («институт», «закон» - исторически подвижные формы коллективного мышления) и мировоззренческие («модель мира»).

На очереди новые задачи: исследование «неканонических» жанров. Жанровое мышление в XX веке столь подвижно и изменчиво, что уже не вписывается в прежние схемы. Чтобы проследить жанровую динамику литературы XX века, необходимо в первую очередь обратиться к «промежуточным», «непроявленым», «пороговым» жанрам1. Одним из таких жанров является филологический роман. Исследование филологического романа, по нашему мнению, находится в русле наиболее актуальных задач настоящего времени.

1 О «промежуточном» жанре говорила Л. Гинзбург (Гинзбург Л. О документальной литературе и принципах построения характера. / Вопросы литерату ры, 1970, № 7. С. 62). о «нспроявленном» - А. Ахматова (комментарий И. Шайталова: непроявленный-«то есть ускользающий, не имеющий твердых границ и правил» - Шайтанов И. «Непроявлепный жанр», ил» литературные заметки о мемуарной форме. / Вопросы литературы, 1979, № 2. С. 52).

Термин «филологический роман» совсем недавно введен в филологический обиход ; критик и писатель Вл. Новиков предпринял попытку «канонизировать» его3. Есть ли у этого словосочетания будущее? Чтобы ответить на этот вопрос, мы обратимся к прошлому - к истории филологического романа.

Но прежде необходимо дать рабочее определение исследуемого жанра. Оттолкнемся от определения Вл. Новикова, которое тот дает с оговорками («наверное»): «Филологическим по преимуществу, наверное, можно считать такой роман, где филолог становится героем, а его профессия - основой сюжета»4. Мы готовы принять это определение как отправную точку исследования, но должны заметить: и «роман», и «героя», и «сюжет» мы понимаем расширительно. На место «романа» в XX веке могут стать записки и дневники, на место «героя» - филолог, записывающий свои мысли или ведущий хронику своей жизни, на место «сюжета» - реальная судьба. При этом мы не приравниваем филологический роман к филологической прозе: в центре настоящего исследования именно попытки профессиональных филологов создать «новый роман» - форму, эквивалентную роману, - по значению и влиянию на читателя.

Актуальность темы диссертации определяется необходимостью диахронического и синхронического описания и систематизации филологического романа.

Актуальность темы определила цель и задачи исследования.

Цель настоящей работы — проследить эволюцию жанра филологического романа от пролога (записки Розанова) к промежуточному итогу (в «Романе с языком» Вл. Новикова).

2 См.: Брагинская Н. В. Филологический роман. Предварение к запискам Ольги Фрейденберг. / Человек, 1991, № 3. С. 134. Подзаголовок «филологический роман» использует А. Генис (Генис Л. Довлатов и окрестности. М., 1999).

3 Новиков Вл. Филологический роман. Старый новый жанр на исходе столетия. / Новиков Вл. Роман с языком. Три эссе. М., 2001.

4 Там же. С. 297.

Для достижения поставленной цели решается ряд конкретных задач:

1 .Исследовать генезис указанного промежуточного жанрового образования, определить литературно-эстетические причины, приведшие к формированию филологического романа.

2.Наметить типологические разновидности жанра филологического романа в том виде, в каком он обозначается в начале 20-х гг.

3.Проследить возможные пути и перспективы развития обозначенного жанра в контексте русской литературы 20-30-х годов и последующих десятилетий.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что в ней практически впервые предпринята попытка систематизации такого «промежуточного жанра» как филологический роман и дан анализ наиболее характерных разновидностей этого жанра.

На защиту выносятся следующие основные положения: 1.Возникновение филологического романа тесно связано с литературной борьбой 20-х годов. Во взаимном противостоянии филологические «партии» двадцатых годов - «школа Бахтина» и ленинградские формалисты - дополняют друг друга: Бахтина и его единомышленников отличает «пафос диахронии» (подчеркивание наследования и преемственности), формалистов - «пафос синхронии» (подчеркивание «борьбы и смены»). Идеи противоборствующих школ нашли свое отражение не только в научных статьях и монографиях, но — в не меньшей степени - и в романах, выходивших почти одновременно. Идеи школы Бахтина - Пумпянского и связанный с нею пафос диахронии определяют сюжет романа К. Вагинова «Козлиная песнь» (1927-1928). С другой стороны - идеями формалистов и пафосом синхронии пронизан сюжет романа В. Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» (1928).

Таким образом, филологический роман двадцатых годов можно считать своеобразным продолжением научного спора с использованием «художественных» аргументов.

2. Научный концепт «непрямого пути» («хода коня», «канонизации младших жанров» и т.д.) не только характеризует понятие «литературной эволюции», но и литературное творчество формалистов. Филологический роман становится реализацией теоретической мысли формалистов. Возникновение филологического романа есть результат смещения «соседнего» жанра — научной, критической статьи. Филологический роман рождается в ситуации скрещивания литературы с наукой. Филологическое исследование становится игровым, беллетристика — филологической.

Наиболее характерная для этого подхода повесть "Zoo" В.Шкловского задумана не только как текст с реализацией приема, но и как текст о реализации приема. Это роман о любви в ситуации исчерпанности любовной темы, шире - в ситуации исчерпанности прежней культуры. Прием и реализация приема необходимы для «деавтоматизации» и «остранения» — чтобы снова стал возможен разговор о любви.

3. «Записные книжки» Л.Я. Гинзбург рассматриваются как вершина «фрагментарного» филологического романа 20-х годов. Принципы «Записных книжек»: поиск новой формы вне вымысла, вне приема. Л.Я.Гинзбург стремится к преодолению условности, к «чистому», «прямому» высказыванию, к мысли по ту сторону литературы как игры. Создание такой формы становится возможным благодаря установке на филологическую мысль. Магистральный сюжет «Записных книжек» -мысль филолога перед лицом решающих вопросов бытия. Л. Гинзбург в своих «Записных книжках» построила большую форму на филологическом анализе.

Разновидностью «фрагментарного» романа являются сочинения О. М. Фрейденберг и Я. Э. Голосовкер, отличительной особенностью их стала логика мифа, а не логика филологического анализа, как у Л.Я.Гинзбург.

Традиция анализируемого жанра, долгие годы просуществовавшая в тени, воскресла в литературе 80-90-х годов. Ситуация постмодернизма породила новые образцы филологического романа (В.Новиков, Д.Галковский, М.Л.Гаспаров).

Практическое значение диссертации связано с тем, что материалы и результаты исследования могут быть использованы в курсах русской литературы XX века, спецкурсах и спецсеминарах.

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, примечаний и библиографии.

Список научной литературыРазумова, Ангелина Олеговна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Каверин В., Новиков Вл. Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове. М., 1988. С. 180.

2. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 569.148 Литература факта. С. 130.

3. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. С. 491.

4. Гинзбург Л.Я. Указ. соч. С. 5.

5. Цит. по: Чудакова М., Тоддес Е. Прототипы одного романа. / Альманах библиофила. Выпуск X. М., 1981. С. 177.

6. Подборка и сопоставление цитат проведено в цитированной выше статье Чудаковой и Тоддеса.

7. См. об этом: Там же. С. 180-181.

8. Каверин В. Избранные произведения. Том 1. М., 1977. С. 265.

9. Там же. С. 243,268-269, 244.

10. См.: Чудакова М., Тоддес Е. Указ. соч. С. 182.

11. См.: Чудакова М., Тоддес Е. Указ. соч. С. 182.

12. Чудакова М., Тоддес Е. Указ. соч. С. 186.

13. Тынянов 10.11. Поэтика. История литературы. Кино. С. 166.

14. Каверин В. Указ. соч. С. 283.

15. Об этом см.: Чудакова М., Тоддес Е. Указ. соч. С. 183-185.

16. Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии. Л., 1986. С. 44.

17. Эйхенбаум Б.М. Мой временник. С. 116.

18. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. С. 67.

19. Шкловский В. Повести о прозе. М., 1966. Том 2. С. 267, 273.

20. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. С. 75.

21. Эйхенбаум Б.М. Мой временник. С. 97.

22. Шкловский В.Б. Гамбургски» счет. С. 302.

23. Эйхенбаум Б.М. Мой временник. С.129.

24. Эйхенбаум Б.М. Там же. С. 95-96.

25. Эйхенбаум Б.М. В поисках жанра. / Русский современник. 124. № 3. С. 229.

26. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. Л., 1928. С. 66.

27. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 166.

28. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. С. 491.

29. Зощенко М.М. О себе, о критиках и о своей работе. / Михаил Зощенко: Статьи и материалы. Л., 1928.

30. Гаспаров МЛ. Научность и художественность в творчестве Тынянова. С. 15.

31. Розанов В.В. Уединенное. М., 1990. С. 549.212 Там же. С. 423.213 Там же. С. 195.

32. Синявский А. «Опавшие листья» Василия Васильевича Розанова. М., 1999.

33. Розанов В.В. Уединенное. С. 195.

34. Розанов В.В. Уединенное. С. 352, 350.

35. Синявский А. Указ. соч. С. 115-116.2:0 Розанов В.В. Уединенное. С 318, 382.

36. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. С. 121, 126.

37. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. С. 139.

38. Эко У. Имя Розы. С.-Пб., 1999. С. 636.немеркнущим, невянущим, неувядающим венком»245. Так преодолевается противоречие между любовыо и книгой, любовью и филологией.

39. Шкловский В.Б. Сентиментальное путешествие. С. 332.ГЛАВА ТРЕТЬЯПРОМЕЖУТОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА: СТАНОВЛЕНИЕ ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО РОМАНА В ТРИДЦАТЫЕ-ШЕСТИДЕСЯТЫЕГОДЫ XX ВЕКА

40. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 22, 35.

41. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 22.

42. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 88.

43. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 5.259 Там же. С. 30.

44. Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 374-375.263 Там же. С. 54.

45. Гинзбург Л. Записные книжки. С. 56.265 Там же. С. 369, 397, 370.

46. Гинзбург Л. Записные книжки. С. 91.

47. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 104.

48. Гинзбург Л. Записные книжки. С. 118.

49. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 31.

50. Гинзбург Л. Записные книжки. С. 383.

51. Гинзбург Л. Там же. С. 346.

52. Гинзбург Л. Записные книжки. С. 382.

53. Выражение Л. К. Жолковского (см.: Цельность. О творчестве Л. Я. Гинзбург. / Родник, 1989, № ?. С. 83).

54. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 49.

55. Цельность. О творчестве Л. Я. Гинзбург. С. 82.

56. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 67.

57. Воспоминания о Тынянове. С. 151.

58. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 298.

59. Отметим еще лейтмотив Л. Брик, одной из героинь ранних записей. Через шестьдесят лет лейтмотив замкнут отрывком "Римское самоубийство Л. Брик" (там же. С. 321-322).

60. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 233, 283.

61. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С 277.

62. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 286.335 Там же. С. 346.336 Там же. С. 229

63. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 229

64. Цельность. О творчестве Л. Гинзбург. С. 80.

65. Библер В. С. Указ. соч. С. 425.

66. Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. Л., 1929. С. 587.

67. Кушнер А. Аполлон в снегу. Заметки на полях. Л., 1991. С. 365-367.

68. Ходасевич В. Собрание сочинений в четырех томах. Том четвертый. М., 1997. С. 69.

69. Белинский В. Г. Москва и Петербург. / Физиология Петербурга. М., 1991. С. 20.

70. Достоевский Ф.М. Биография, письма и заметки из записной книжки. Спб., 1983. С. 359.

71. Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1958. С. 392.

72. Цит. по: Топоров В. Н. Петербург и "Петербургский текст русской литературы" (Введение в тему). / Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. С. 322.

73. Иванов Г. Собр. Соч. В 3-х томах. Т. 3. С. 21, 31,22.

74. Гиппиус 3. Дневники. Том 1. М., 1999. С. 386.

75. Гиппиус 3. Дневники. Том 2. М„ 1999. С. 26363 Гиппиус 3.

76. Гиппиус 3. Дневники. Том 1. С. 382.

77. Пешков И. Риторика мифа в жанре поэтики. / Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. С. 434.

78. Брагинская Н.В. Об авторе и книге. / Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. С. 200.

79. Брагинская Н. В. Указ. соч. С. 201.373 Там же. С. 196.

80. Михайлов А. В. Указ. соч. С. 4, 5.

81. Брагинская Н. В. Филологический роман. Предварение к запискам Ольги Фрейденберг. / Человек, 1991, № 3. С. 134.

82. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. Переписка с О. М. Фрейденберг. М., 2000. С. 43, 48, 50, 46.

83. Брагинская Н. В. Филологический роман. С. 135.

84. О "кривой смысла" см.: Голосовкер Я. Э. Засекреченный секрет. С. 17; Голосовкер Я. Э. Логика мифа. С. 47-64.

85. Фрейденберг О. М. Университетские годы. / Человек, 1991, № 3. С. 145.

86. Фрейденберг О. М. Университетские годы. С. 147.

87. Гаспаров Б. Поэтика Пастернака в культурно-историческом измерении (Б. Л. Пастернак и О. М. Фрейденберг). / Сборник статей к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, 1992. С. 367-368.

88. Фрейденберг О. М. Университетские годы. С. 139-140.396 Там же. С. 149.

89. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. С. 149.403. Там же. С. 133.

90. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. С. 162, 159.

91. Там же. Пожизненная привязанность С. 311, 326.412 Там же. С. 320-321.413 Там же. С. 276.

92. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. С. 141.417 Там же. С. 363-364.

93. Фрейденберг О. Университетские годы. С. 149.

94. См. письмо к Пастернаку: "спасибо тебе . за целительную имажинарность твоей ласки" (там же. С. 337).

95. Фрейденберг О. М. Осада человека. / Минувшее. Исторический альманах. Вып. 3. М., 1991. С. 44.

96. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. С. 288.

97. Брагинская Н. В. Филологический роман. С. 138.4:8 Фрейденберг О. М. Осада человека. С. 30.429 Там же. С. 31.

98. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. С. 246.

99. Так, Фрейденберг прямо называет важного чиновника Плутоном ("Рифтин очутился в роли Плутона - плутом он был уже давно" - Фрейденберг О. М. Осада человека. С. 22).

100. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. С. 250.

101. Гинзбург Л. Я. Человек за письменным столом. С. 527.

102. Гинзбург Л. Записные книжки. Новое собрание. С. 327.

103. Компапьои Л. Демон теории. Литература и здравый смысл. М., 2001.

104. Безродный М. Конец цитаты. Спб., 1996. С. 36.457 Там же. С. 18.

105. Генис Л. Довлатов и окрестности. М., 1999. С. 9,236.463 Там же. С. 16-17.464 Там же. С. 15,49, 53.

106. Новиков Вл, Роман с языком. С. 311.

107. Новиков Вл. Роман с языком. С. 108, 110, 157, 178.

108. Аверинцев С.С. Жанр как абстракция и жанр как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости. / Взаимосвязь и взаимовлияние в развитии античной литературы. М., 1989.

109. Бабич В.В. В поисках «связи времен»: «Достоевский и античность» Л.В.Пумпянского. / Диалог. Карнавал. Хронотоп. № 1, 1994.

110. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

111. Бахтин М.М. К философии поступка. / Философия и социология науки и техники. М., 1986.

112. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

113. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. М., 1986.

114. Безродный М. Конец цитаты. Спб., 1996

115. Белинков А. Юрий Тынянов. М., 1965.

116. Богомолов Н. А. Дневники в русской культуре начала XX века. / Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990.

117. З.Брагинская Н.В. Об авторе и книге. / Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987.

118. Брагинская И. В. Слово о Голосовкере. / Вопросы философии, № 2, 1989.

119. Брагинская Н. В. Филологический роман. Предварение к запискам Ольги Фрейденберг. / Человек, 1991, № 3.

120. Бухштаб Б.Я. Фет и другие. Избранные работы. С.-Пб., 2000.

121. Вагинов Конст. Козлиная песнь. Романы. М., 1991.

122. Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. М., 2000.

123. Вяземский П. А. Старая записная книжка. М., 2000.

124. Галковский Д. Бесконечный тупик. М., 1998

125. Гаспаров Б. Поэтика Пастернака в культурно-историческом измерении (Б. Л. Пастернак и О. М. Фрейденберг). / Сборник статей к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, 1992.

126. Гаспаров М.Л. Записи и выписки. М., 2000.

127. Гаспаров М.Л. Научность и художественность в творчестве Тынянова. / Тыняновский сборник. Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990

128. Гаспаров М.Л. Седакова С. Диалоги о Бахтине. / Новый круг, 1992, № 1.

129. Генис А. Довлатов и окрестности. М., 1999.

130. Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Новое собрание. М., 1999.

131. Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002.

132. Гинзбург Л. О документальной литературе и принципах построения характера. / Вопросы литературы, 1970, № 7.

133. Гинзбург Л. О старом и новом. Статьи и очерки. Л., 1982.

134. Гинзбург Л. Претворение опыта. Л., Рига, 1991.

135. Гинзбург Л.Я. Тынянов-ученый. / Воспоминания о Ю.Тынянове. Портреты и встречи. М., 1983.

136. Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом. Эссе. Из воспоминаний. Четыре повествования. Л., 1989.

137. Гинзбург Л.Я. «Чтобы сказать новое и свое, надо мыслить в избранном направлении.» / Вопросы литературы, 1978, № 4.

138. Гиппиус З.Н. Петербургский дневник. М., 1991.

139. Гиппиус 3. Дневники. В двух томах. М., 1999.

140. Голосовкер Я. Э. Засекреченный секрет. Томск, 1998.

141. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987.

142. Голосовкер Я. Э. Сказания о титанах. М., 1993.

143. Гольштейн А. Расставание с Нарциссом. Опыты поминальной риторики. М., 1997.

144. Гудков Л.Д., Дубин Б.В. Сознание историчности и поиски теории: исследовательская проблематика Тынянова в перспективе социологии литературы. / Тыняновский сборник. Первые тыняновские чтения. Рига, 1984.

145. Долгополов Л. Миф о Петербурге и его преобразование в начале века // Долгополов Л. На рубеже веков. О русской литературе конца Х1Х-начала XX века. Л., 1977.

146. Достоевский Ф.М. Биография, письма и заметки из записной книжки. Спб., 1983.

147. Зорин А. Осторожно, кавычки закрываются. О «Конце цитаты» Михаила Безродного. / Безродный М. Конец цитаты.44.3ощенко М.М. О себе, о критиках и о своей работе. / Михаил Зощенко: Статьи и материалы. Л., 1928.

148. Иванов Г. Собр. соч. в 3-х т. Т.З. Мемуары. Литературная критика. М., 1994.

149. Каверин В., Новиков Вл. Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове. М., 1988.

150. Каверин В. Избранные произведения. Том 1. М., 1977.48. Как мы пишем. М., 1989.

151. Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1958

152. Козлов С.Л. Литературная эволюция и литературная революция: к истории идей. / Тыняновский сборник. Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990.

153. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М., 2001.

154. Кушнер Л. Аполлон в снегу. Заметки на полях. Л., 1991.

155. Левинтон Г. А. Источники и подтексты романа «Смерть Вазир-Мухтара». / Тыняновский сборник: Третьи тыняновские чтения. Рига, 1988.

156. Левинтон Г.А. К поэтике Якобсона (поэтика филологического текста). / Роман Якобсон. Тексты, документы, исследования. М., 1999.

157. Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М., 2000.

158. Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М., 1990.

159. Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Избранные статьи. Т. 2. Таллинн, 1992.

160. Марков В.А. Тынянов и современная терминология. / Тыняновский сборник. Вторые тыняновские чтения. Рига, 1986.

161. Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику. Л., 1928.

162. Михайлов А. В. Вместо предисловия. Несколько слов о книге Ницше. / Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1994.

163. Николаев Н.И. Примечания. / Пумпянский Л.В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.

164. Новиков Вл. Филологический роман. Старый новый жанр на исходе столетия. / Новиков Вл. Роман с языком. Три эссе. М., 2001.

165. Новиков Вл. Роман с языком. Три эссе. М., 2001.

166. Пастернак Б. Пожизненная привязанность. Переписка с О. М. Фрейденберг. М., 2000.

167. Пешков И. Риторика мифа в жанре поэтики. / Фрейденберг О. М.

168. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

169. Проскурин О. Портрет академика Гаспарова в постмодернистском интерьере. Острый критик постмодернизма оказался одним из самых ярких его представителей. Статья опубликована в интернете.

170. Протопопова И.Л. «Греческий роман» в хронотопе двадцатых (к публикации работы О.М.Фрейденберг «Вступление к греческому роману»). / Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1995, № 4(13).

171. Пумпянский Л.В. Достоевский и античность. Пб., 1922.

172. Пумпянский Л.В. «Медный всадник» и поэтическая традиция XVIII века. / Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. № 4-5. М.; Л., 1939.

173. Пумпянский Л.В. К истории русского классицизма (Поэтика Ломоносова). / Контекст-1982. М., 1983. С. 307.

174. Пумпянский Л.В. Об оде А.Пушкина «Памятник». / Вопросы литературы, 1977, № 8.

175. Пумпянский Л.В. Очерки по литературе первой половины XVIII века. / XVIII век: Сборник статей и материалов. М.-Л., 1935.

176. Рабинович Е.Г. «Жизнь Аполлония Тианского». / Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М., 1985.

177. Розанов В.В. Уединенное. М., 1990.

178. Синявский А. «Опавшие листья» Василия Васильевича Розанова. М., 1999.

179. Страда В. Москва Петербург - Москва. / Лотмановский сборник. Т. 1. М., 1995.

180. Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему). / Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995

181. Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л., 1929.

182. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

183. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М., 1968.

184. Тыняновский сборник: Первые Тыняновские чтения. С. Рига, 1984.

185. Тыняновский сборник: Седьмые Тыняновские чтения. Материалы для обсуждения. Рига-Москва, 1995-1996.

186. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978.

187. Философия филологии. Круглый стол. / Новое литературное обозрение. № 17 (1996).

188. Фрейденберг О. М. Осада человека. / Минувшее. Исторический альманах. Вып. 3. М., 1991.

189. Фрейденберг О. М. Университетские годы. / Человек, 1991, № 3.

190. Ханзен-Леве О.А. Русский формализм. Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. М., 2001.

191. Ходасевич В. Собрание сочинений в четырех томах. Том четвертый. М., 1997.

192. Шайтанов И. «Непроявленный жанр», или литературные заметки о мемуарной форме. / Вопросы литературы, 1979, № 2.

193. Шайтанов И. О. Глазами жанра: проблемы англоязычной критики в свете исторической поэтики. / Англистика. Сборник статей по литературе и культуре Великобритании. Вып. 1. М., 1996.

194. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. Статьи — воспоминания — эссе. М., 1990.

195. Шкловский В. Повести о прозе. М., 1966.

196. Шкловский В.Б. Сентиментальное путешествие. М., 1990.

197. Шкловский В.Б. Третья фабрика. М., 1926.

198. Шкловский В. Энергия заблуждения. М., 1981.

199. Цельность. О творчестве Л. Я. Гинзбург. / Литературное обозрение, 1989, №6.

200. Чудакова М., Тоддес Е. Прототипы одного романа. / Альманах библиофила. Выпуск X. М., 1981.

201. Чуковский Н. Константин Вагинов. / Вагинов К.К. Стихотворения и поэмы. Томск, 1998.

202. Энгельгарт Б.М. Избранные труды. СПб., 1995.

203. Эйхенбаум Б.М. В поисках жанра. / Русский современник. 124. № 3.

204. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Сборник статей. Л., 1986.

205. Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу. Л., 1924.

206. Эйхенбаум Б.М. Творчество Ю. Тынянова. / Юрий Тынянов. Писатель и ученый. Воспоминания. Размышления. Встречи. М., 1966.

207. Эйхенбаум Б.М. «Мой временник». Художественная проза и избранные статьи 20-х 30-х годов. С.-Пб., 2001.

208. Эко У. Имя Розы. С.-Пб., 1999.