автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Сюжет об Эдипе в дискурсах русской прозы 2000 - х годов
Полный текст автореферата диссертации по теме "Сюжет об Эдипе в дискурсах русской прозы 2000 - х годов"
На правах рукописи
Мирза Елена Александровна
СЮЖЕТ ОБ ЭДИПЕ В ДИСКУРСАХ РУССКОЙ ПРОЗЫ 2000-Х ГОДОВ (С. БОГДАНОВА, Ю. ВОЛКОВ, Н. АНДРЕЕВА)
10.01.01 - русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
1 6 МАП 2013
Томск 2013
005058393
Работа выполнена в федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет» на кафедре истории русской литературы XX века филологического факультета '
Научный Рытова Татьяна Анатольевна, кандидат
руководитель: филологических наук, доцент, федеральное
государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет», кафедра истории русской литературы XX века, доцент Официальные оппоненты:
Комаров Сергей Анатольевич, доктор филологических наук, доцент, федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Тюменский государственный университет», кафедра русской литературы, профессор
Ащеулова Ирина Владимировна, кандидат филологических наук, доцент, федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Кемеровский государственный университет», кафедра журналистики и русской литературы XX века, доцент
Ведущая организация: Федеральное государственное автономное
образовательное учреждение высшего
профессионального образования «Сибирский федеральный университет» (г. Красноярск)
Защита состоится «22» мая 2013 года в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.267.05, созданного на базе федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет», по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета
Электронная версия автореферата размещена на сайте Томского государственного университета (www.tsu.ru)
Автореферат разослан «20» апреля 2013 года
Ученый секретарь диссертационного совета
Л.А.Захарова
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Современная ситуация характеризуется мировоззренческими, историко-литературными и эстетическими проблемами литературы 2000-х гг. Кризис рубежа XX - XXI вв., смена социальных формаций вызывают необходимость осмысления динамично меняющейся действительности через устойчивые «шаблоны мифа» (И. Зайнуллина). Выявление круга романов 2000-х гг., включающих сюжет об Эдипе, обусловило постановку проблемы развития современного литературного процесса, так как этот сюжет используется авторами элитарной, беллетристической и массовой литературы. Взаимопроникновение высокой и массовой литератур влияет сегодня на литературные течения и на поэтику художественных произведений. В 2000-е гг., когда эстетические концепции (реализм, модернизм, постмодернизм), лежащие в основе разграничения литературных течений XX века, смешиваются в отдельных произведениях, для историков литературы выходит на первый план необходимость системного описания дискурсов элитарной (высокой), беллетристической и массовой литературы.
Актуальность диссертации связана с рассмотрением в качестве кодов сквозных сюжетов современной русской прозы, восходящих к мифам, а также с интерпретацией художественных текстов в аспекте их дискурсивной природы. В диссертации исследуются поэтика структуры архаического, мифологического сюжета и поэтика функционирования этого сюжета в том или ином литературном дискурсе для объяснения своеобразия дискурсов высокой, беллетристической и массовой литературы 2000-х гг.
Объектами исследования являются три романа начала XXI века: «Сон Иокасты» (2000) Светланы Богдановой, «Эдип царь» (2006) Юрия Волкова и «Принц Эдип» (2006) Натальи Андреевой.
Предметом диссертационного исследования являются дискурсы высокой, беллетристической и массовой прозы 2000-х гг.; сюжет (как один из главных способов литературного мышления и языкового «установления реальности» в романе); авторский сюжет об Эдипе (как носитель и одного из классических мифологических кодов, и новых, чуждых ему, контекстов).
Научная новизна исследования состоит в истолковании семантики и системном истолковании (сквозь призму сюжета об Эдипе) малоизученных романов 2000-х гг., относящихся к дискурсам высокой, беллетристической и массовой литературы; в уточнении сюжетных стратегий, характерных для этих дискурсов, своеобразия и функций каждого дискурса в современном литературном процессе; а также в выявлении сюжета об Эдипе как кода, участвующего в создании нового языка описания современности и истории.
Цель диссертации — исследовать сюжет об Эдипе в сюжетостроении романов высокой, беллетристической и массовой литературы 2000-х гг.
Задачи исследования:
1. Обосновать продуктивность выделения «сюжета об Эдипе» как аспекта исследования дискурсов высокой, беллетристической и массовой литературы 2000-х гг. (дать анализ функций сюжета об Эдипе - как основания для интерпретации произведений разной природы; как кода, участвующего в
создании нового языка описания современности и истории; а также как имеющей архетипическую основу структуры, организующей повествование в современных текстах).
2. Уточнить предмет исследования в современных романах (миф об Эдипе, сюжет мифа об Эдипе, дискурс мифа об Эдипе, мифологический сюжет об Эдипе, сюжет-архетип или авторский сюжет об Эдипе) и дать интерпретацию структуры и мотивов древнего мифа об Эдипе с целью выявления границ авторских сюжетов об Эдипе.
3. Ввести в научный оборот малоизученные тексты и дать интерпретацию сюжетов романов высокой, беллетристической и массовой литературы 2000-х годов.
4. Истолковать особенности функционирования высокой, беллетристической и массовой литературы в ракурсе исследования авторского сюжета об Эдипе в романах 2000-х гг. Исследовать разницу между организацией данного сюжета в текстах высокой, беллетристической и массовой литературы, прояснив сюжетные стратегии, характерные для произведений этих дискурсов, своеобразие и функции каждого дискурса в современном литературном процессе.
5. Истолковать своеобразие системы персонажей, их имен и их функций, проявив особенности использования актантной модели мифа об Эдипе в романах различных дискурсов.
6. Выявить общие черты поэтики сюжетов об Эдипе в романах 2000-х гг.
В соответствии с целями и задачами работы применялась комплексная методика исследования, которая включает методы и приемы исторической поэтики (функционирование сюжета в различных художественных парадигмах и дискурсах, анализ семантики сюжета; выявление процессов ремифологизации в современной литературе), а также стратегии структурного анализа (анализ ролевой структуры актантов), семиотики (исследование мифологических кодов), постструктурализма (анализ интертекстуальных смыслов и фрагментарности сюжета), нарратологии (анализ моделей нарратива и наррации).
Методологическая основа исследования. Теоретико-методологической основой диссертации в аспекте исследования сюжета послужили концептуальные положения работ В. Проппа, Б. Путилова, К. Бремона, Г. Косикова, В. Руднева, Б. Гаспарова, В. Тюпы, Э. Бальбурова; учтены методологические подходы и научные результаты работ Ю. Лотмана, А.-Ж. Греймаса, В. Шмида, JI. Цилевич, И. Силантьева и др.
Теоретико-методологическая база исследования включает мифоведческие и мифопоэтические концепции А.Ф. Лосева, М. Элиаде, К. Леви-Строса, Р. Веймана, В.Я. Проппа, С.С. Аверинцева, В.Н. Ярхо, Я.В. Голосовкера, Е.М. Мелетинского, A.M. Пятигорского, И. Ковалевой и др.
В области теории высокой, беллетристической и массовой литературы автор диссертации опирается на исследования Ю.М. Лотмана, М. Амусина, О.М. Крижовецкой, Б. Менцель, H.A. Кузьминой, Е. Иваницкой, С. Лоуэлла, А. Рейсблата, В.П. Руднева, A.M. Зверева, В.Е. Хализева, М. Эдельштейна и др.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Интерпретация сюжета об Эдипе в трех романах 2000-х гг. дает возможность системно описать дискурсы и функционирование элитарной (высокой), беллетристической и массовой литературы, истолковать особенности историко-литературного процесса 2000-х гг.
2. В произведениях всех литературных дискурсов использование мифологического материала является способом проверки современности и истории. Сюжет об Эдипе можно рассматривать как код, участвующий в создании нового языка описания современности и истории.
3. Выбор материала романов позволяет наиболее полно исследовать истолкование истории и современности сквозь призму категории сюжета, так как в романе «отсутствие дистанции, внутренней завершенности и исчерпанности приводит к резкому усилению требований к внешней и формальной сюжетной законченности и исчерпанности» (М. Бахтин).
4. Все три романа сближает фундаментальная установка на использование мифологического материала для организации полноценного сюжета, что проявляется в семантике названий, отсылающих к именам героев мифа об Эдипе, а содержание любого мифа «исчерпывается его мифологическим именем» (И. Ковалева).
5. В романах высокой, беллетристической и массовой литературы сюжет об Эдипе организован по-разному, что проясняет принципиальную разницу функций этих дискурсов в историко-литературном процессе: а) в романе высокой литературы «Сон Иокасты» С. Богданова использует античный миф как единственную нарративную модель для компактного сюжета, но меняет акценты, включает новые ситуации и новые функции героев (по сравнению с мифом), усложняет наррацию и графику текста и создает сюжет об Эдипе, дающий абсолютно новую картину мира и концепцию человека. Это соответствует задачам серьезной литературы создавать новый образ мира и новую интерпретацию человеческой природы, а сюжет рассматривать как средство выражения этих задач и как структуру, наиболее емко и компактно представляющую новую информацию; б) в беллетристическом романе «Эдип царь» Ю. Волкова сюжет об Эдипе используется как одна из нескольких сюжетных линий и наполняется множеством новых деталей, чтобы доказать эквивалентности между сюжетом об античном Эдипе и сюжетом современности. Это свидетельствует о функции беллетристики адаптировать новую информацию о мире и человеке «ради обретения комфорта узнавания известного в неизвестном» (О. Крижовецкая), а также о стремлении беллетристов выстраивать сюжеты на основе детального прописывания коллизий современности и сравнения их с прецедентами; в) в масслитературном романе Н. Андреева исключает какие-либо отсылки к эпохе Эдипа, сюжет об Эдипе предстает только как структура истории о современных героях и как код, помогающий обнаружить архетипические ситуации и коллизии в жизни современного массового общества. Это соответствует цели массовой литературы обнаруживать архетипические ситуации и коллизии в
жизни массового человека для утверждения значительности его переживаний и банальных духовных открытий.
6. Древний миф об Эдипе используется в романах С. Богдановой, Ю. Волкова, Н. Андреевой как сюжетная структура, нарративная и актантная модель, определяющая предикат (функции), героев (актантов) и хронотоп (универсум). Но каждый литературный дискурс диктует авторам своеобразие подхода: а) в романе «Сон Иокасты» актантная модель сюжета об Эдипе выстроена только на основе персонажей, имеющих мифологические имена и статусы (Эдип, Иокаста, Тиресий), но С. Богданова разрушает полное соответствие актантной модели мифа тем, что смешивает сознание Иокасты с сознанием Сфинкс и богини Геры, а также сознание Эдипа с сознанием 'Гиресия и Иокасты; б) в беллетристическом романе «Эдип царь» Ю. Волков создает актантную модель на основе эквивалентностей между персонажами античности, имеющими мифологические имена, и персонажами советской эпохи; в) в масслитературном романе «Принц Эдип» актантная модель сюжета об Эдипе складывается на основе системы персонажей, действующих в хронотопе современности, не имеющих мифологические имена. Но по функциям практически все современные герои романа воплощают тот или иной вариант актантов мифа об Эдипе.
7. Авторские сюжеты об Эдипе в романах 2000-х годов имеют общие черты поэтики: 1) акцентируются темы, мотивы, сюжетные линии, периферийные в античном мифе, 2) акцентируется и в новых аспектах развертывается сюжет матери (Иокасты), 3) усложняется изображение поколенческой парадигмы, 4) образы героев даются либо как промежуточные, либо как вариативные, 5) вводится образ «промежуточного» пространства. Это свидетельствует об особенностях видения мира и человека, присущих литературе 2000-х гг.
Научно-практическая ценность исследования заключается в том, что его положения и выводы могут быть использованы в практике вузовского и школьного преподавания литературы, при разработке лекционных курсов по истории русской литературы рубежа XX - XXI веков. Диссертация углубляет представление об особенностях современного литературного процесса, художественных исканиях авторов, специфике поэтики современной прозы.
Апробация работы. Основные положения диссертации были отражены в докладах на всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях в Томском государственном университете и Томском государственном педагогическом университете (Томск, 2008, 2009, 2010, 2011 г.г.).
Структура диссертации: введение, четыре главы, заключение, список использованной литературы и источников.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении формулируются цели, задачи и предмет исследования, обосновывается его актуальность и новизна; объясняется функционирование мифа в культуре массового общества, дается обзор диссертационных
исследований мифа и мифопоэтики в литературе 1990 - 2000-х годов; с опорой на литературоведческие работы уточняются понятие «дискурс» и особенности сюжетостроения произведений высокой, беллетристической и массовой литературы; устанавливаются методологические принципы исследования.
Рассматривая дискурсы элитарной (высокой), беллетристической и массовой литературы 2000-х годов, мы характеризуем их как «тип вербальной продукции» (Т.А. Ван Дейк) и как «ментальный мир» (Ю.С. Степанов). Ю.С. Степанов отмечал, что дискурс существует в текстах, за которыми встают не только особые правила словоупотребления и синтаксиса, грамматика и лексикон, но и особая семантика, а, в конечном счете, - особый мир. Вслед за литературоведческими исследованиями высокой, беллетристической и массовой литературы Ю.М. Лотмана, Т.М. Гольц, М. Амусина, Б. Менцель, О.М. Крижовецкой, H.A. Кузьминой, А. Рейсблата, А. Зверева и др. во введении подчеркивается своеобразие этих дискурсов: 1) дискурс высокой литературы предполагает использование нарочито субъективной, индивидуально-творческой, «остраняющей» интерпретации привычного, что приближает культурное освоение реальности субъектом к художественному эксперименту над нею и замещает отражение действительности ее преобразованием, подражание - деформацией; 2) в беллетристике все должно быть предельно досказано и дорисовано. Беллетристическая детализация, стилистические «красивости», избыточность повествования объясняются тем, что «беллетристика - средство вписаться в существующие культурные стереотипы», цель беллетристики - «комфортное для реципиента узнавание известного в неизвестном, создающее чувство удовлетворённости собственной компетентностью в сфере культурных феноменов» (О. Крижовецкая); 3) в массовой литературе «повествование строится по стереотипным жанровым моделям, воспроизводит устойчивые схемы» (М. Амусин), потому что коренным свойством массовой культуры «изначально явилась поэтика формулы, соответствующей тем всегда чрезмерно однотипным, схематизированным и упрощённым понятиям о реальности, которые присущи массовому сознанию» (А. Зверев).
Литература становится сегодня формой интерпретации действительности, формой привнесения в нее смысла (В. Изер), в произведения вкладывается множество моделей истолкования действительности. Миф - один из классических кодов, к которому обращается постсоветская литература всех дискурсов, но по-разному. Высокая литература использует мифологические образы для создания картины мира в его универсальном проявлении и выражения художественной условности. В беллетристике мотивы и образы известных мифов используются «технологически» (как узнаваемый приём, отработанный предшествующей литературой) и прагматически («ради обретения комфорта узнавания известного в неизвестном»), В массовой литературе мифологический материал используется как знак, помогающий установить диалог с читателем и развить уже известные идеи.
В целях продуктивного анализа авторского сюжета об Эдипе в выбранных романах в диссертации используется структуралистское понимание «сюжета»
как «конструкта», «структурного инварианта» и сформулировано наше понимание структур, которые связывают античный миф и романный сюжет об Эдипе. Мы считаем, что современные авторы создают новый, авторский, сюжет об Эдипе, который связывает с сюжетом античного мифа следующая структура: имя мифа, актанты («актантная модель»), предикат. В мифологическом имени «содержится все - и образ, и мифологические сюжеты» (И. Ковалева). В любом тексте сюжет Эдипа включает в себя мотивы отцеборчества, кровосмешения и самоидентификации героя. Данные мотивы подразумевают наличие в окружении Эдипа отца (Лай), матери (Иокаста) и знающего истину помощника-прорицателя (Тиресий). Эти «имена мифа» составляют базовые аспекты структуры авторских сюжетов об Эдипе. Благодаря «именам мифа» (чаще всего проявляющимся в реминисценциях) в любом актуальном сюжете «сюжет-архетип сохраняется как внутренняя форма», «структура, принадлежащая одновременно и сюжету-архетипу, и актуальному сюжету»1. Все исследуемые романы в заглавии имеют прямую отсылку к именам мифа об Эдипе (то есть авторы выражают установку на полноту собственного сюжета об Эдипе). Практическое исследование современных романов с сюжетом об Эдипе в диссертации осуществляется на основе анализа системы персонажей, восходящих к базовым именам и актантам античного мифа об Эдипе.
Первая глава «Проблема интерпретации античного мифа об Эдипе». Исследование авторских сюжетов об Эдипе в романах 2000-х гг. сопряжено с невозможностью установить определённый первоисточник мифа об Эдипе и, следовательно, с трудностью определения границ античного, сюжета. В. Пропп доказал, что трагедии Софокла об Эдипе - результат более поздней контаминации мотивов периодов матриархата, патриархата, ранней государственности. В античной литературе к образу Эдипа обращались часто (Эсхил, Софокл, Еврипид, Мелет Младший, Никомах, Диоген, Тимокл, Ликофрон, Евбул, Цезарь, Сенека и др.). Античный миф об Эдипе «становится "мифом о мифе", своего рода сборником традиционных черт и мотивов, а не повествованием с чётким сюжетом и содержательной целью» (Н. Гринцер).
На основе анализа исследований В.Я Проппа, В.Н. Ярхо и С.С. Аверинцева в первой главе сделана таблица, проясняющая систему мотивов мифа об Эдипе в разрозненных древних источниках. Методологическое значение данной таблицы в том, что она позволяет при практическом исследовании романов 2000-х гг. отграничить поле мотивов древнего мифа об Эдипе от мотивов и образов авторских сюжетов об Эдипе. В объяснении наиболее общего символического смысла мифа об Эдипе (его мотивов и проблематики) мы обращались к трудам В. Руднева, Н. Гринцера, Т. Апинян, В. Пимонова, Е. Славутина, Р. Тазетдиновой. В заключение главы (с опорой на С. Аверинцева и М. Эпштейна) подчеркивается, что семантика мифов, преображенных литературой XX века, абсолютно обновлена.
1 Егоров, Б.Ф., Зарецкий, В.А., Гушанская, Е.М. и др. Сюжет и фабула / Б.Ф.Егоров,
B.А.Зарецкий, Е.М Гушанская // Вопросы сюжетосложения. Вып. 5. Рига: Звайгзне, 1978.
C. 20.
Во второй главе «Роман С. Богдановой «Сон Иокасты»: ослабление событийности и усиление субъсктивации повествования как выражение поиска личностных смыслов героев в произведении высокой литературы»
интерпретация авторского сюжета об Эдипе в романе Светланы Богдановой «Сон Иокасты» (2000) связана с истолкованием дискурса высокой (элитарной) литературы. В первом разделе «Особенности развития сюжета в высокой литературе» подчеркивается, что в произведениях данного дискурса создается картина мира, отличающаяся от обыденных представлений, нарушающая привычную «моральную логику», инерцию читательского восприятия (М. Амусин). Сосредоточение на переживании человеком своих взаимоотношений с миром стало признаком высокой литературы, ее «сюжетным ядром» (Л. Вязмитинова).
Во втором разделе «Особенности организации художественного мира в творчестве С. Богдановой» отмечается, что авторы немногочисленных отзывов вписывают С. Богданову в один ряд с крупнейшими авторами высокой литературы (А. Парщиков, Саша Соколов, И. Бродский и др.). С. Богданова (1970 г.р.) представляет постсоветское поколение писателей, стремящееся оттолкнуться от злободневности, уйти в универсальный миф о человеке. В стихах Богдановой сложился образ «сужающейся вселенной», как у метаметафористов, где есть «фантомные преобразования тела» (Н. Карпова) и мир представлен как бесконечный сложный хаос малых фрагментов, которые видятся с точки зрения более высокого уровня (О.В. Богданова). Поэтика прозы С. Богдановой близка поэтическим текстам, так как соединяет лаконизм и символику, субъективированность образов и их психологическую деформацию, композиционный (а не сюжетный) принцип организации повествования. Роман-антитеза «Сон Иокасты» являет собой «симбиоз прозы и поэзии» (Л. Вязмитинова). Сюжет романа С. Богдановой полностью сосредоточен на истории Эдипа, Иокасты, Тиресия и богини Геры в момент открытия царем Эдипом тайны своего происхождения. Таким образом, автор, стремясь выявить проблематику и ценности настоящего времени, полностью дистанцируется от современности (избирает хронотоп и нарративную модель мифа об Эдипе как единственную основу сюжета современного романа).
В третьем разделе «Фабула и организация текста в романе С. Богдановой "Сон Иокасты "» интерпретируется организация сюжета в романе. В романе сохраняются основные коллизии античного мифа (чума в Фивах, поиски убийцы Лая, открытие Эдипом правды о своём рождении), однако автор редуцирует этот событийный ряд и акцентирует новые домысленные им события - «вечный» сон Иокасты (процесс слияния сознаний Иокасты, Геры и Сфинкс), повседневные дела Эдипа (чтение книги о плавучих островах, подъемы в башню к спящей Иокасте), чтобы показать процесс ежедневного изменения сознания и сущности героев на пути постижения небытия. Одно из проявлений модернистской поэтики в романе Богдановой - воспроизведение потока сознания, изображение психики персонажей, а не только событий. Структура текста романа воспроизводит жизнь сознания.
В романе «Сон Иокасты» нет привычного выделения глав, но есть условная графическая организация текста. Общая схема организации сюжета -чередование «голосов» персонажей и наррации от третьего лица. Богданова чередует фрагменты, воспроизводящие сознания двух персонажей — Геры и Тиресия, а также повествование об Эдипе от третьего лица. Первый принцип оформления структуры текста - графическое выделение точек зрения различных субъектов повествования (это визуализирует столкновение и взаимное перетекание сознаний Эдипа, Тиресия и Геры друг между другом и в снах Иокасты). Второй принцип - условное разделение трёх частей авторскими текстовыми знаками: первая и вторая части отделены друг от друга пунктирной линией (авторский знак, что мироощущение Эдипа еще не меняется кардинально), а вторая и третья части - точкой (визуальный символ острова, к которому стремится Эдип, и контрапункта авторского сюжета об Эдипе). Организация повествования осложнена конструкцией «текст в тексте» (вводятся цитаты из древней книги об идеальном мире плавучих островов). Отношение к возможным мирам важно в романе 2000-х гг., так как выявляет суть позиции персонажей (Эдип постигает, что острова - материализация небытия, и хочет туда попасть; Иокаста существует на этих островах в своих снах). В романе высокой литературы деление текста на части выполняет функцию авторского метатекста, дополняющего концепцию сюжета.
Четвертый раздел «Сюжетная линия Иокасты: сон как принятие реальности без критериев морали и деятельного участия в ней, как расширение жизни тела (переодевание в Сфинкс) и жизни духа (слияние с сознанием Геры), как пребывание в небытии» представляет интерпретацию сюжетной линии Иокасты. Иокаста Богдановой - это «сущность», носитель мифологического сознания (все время находится в состоянии сна), актант «спящий» («спящая царевна»). Богданова выстраивает историю Иокасты как историю соединения спящей Иокасты с сакральными и хтоническими сущностями (сливаясь с богиней Герой, Иокаста становится чудовищем Сфинкс), воплощая древнюю мифологическую идею отождествления персонажей (Ю. Лотман). Однако акцентируется и раздвоение Иокасты как участника сна и внешнего наблюдателя (в образе Геры), а также умножение точек зрения и плоскостей внутри сна (Гера рассказывает о том, что наблюдает Иокаста во сне, и говорит, что сама Иокаста — объект чьего-то наблюдения внутри своего сна). Умножение точек зрения снимает трагизм всех сюжетных ситуаций, связанных с реальной жизнью Иокасты (потери сына, инцеста, непрекращающегося сна, смерти), но подчеркивает проблему отсутствия конечной точки зрения в бытии.
Иокаста существует в промежуточном пространстве своих снов, и каждый из персонажей определяет своё отношение к её сну как выраженной экзистенциальной и онтологической позиции: Эдип понимает ее сон как физическое состояние, но подозревает о существовании спящей Иокасты в небытии, Тиресий утверждает факт пребывания царицы в небытии, Гера повествует о том, как Иокаста в снах существует в пространстве небытия. Соединение точек зрения и сознаний Тиресия и Эдипа, Геры и Иокасты в
промежуточном пространстве сна Иокасты снимает трагизм развязки романа: ухода всех героев (включая богиню Геру) в небытие, к островам, снящимся Иокасте.
Пятый раздел «Сюжетная линия Эдипа: уход в субъективную реальность сознания», В сюжете Эдипа у Богдановой развиваются четыре коллизии: внутренняя неудовлетворённость и кризис самоощущения героя (желание знать истинное положение вещей в бытии); изменение отношений Тиресия к Эдипу и Эдипа к Тиресию по мере открытия и роста знаний Эдипа об истине; изменение чувств Эдипа к Иокастс и знания о том, как существует спящая Иокаста; изменение отношения Эдипа к книге и тексту как носителям «знания». Эти коллизии проявляют особый авторский слой смыслов, актуальный в 2000-е годы. Доминанта античного мифа об Эдипе - «стремление к высшему знанию» (Н. Гринцер). Высшим знанием (истиной) богдановского Эдипа становится открытие, что можно существовать в небытии (спящая Иокаста -символ этого). Вид спящей Иокасты постоянно намекает на скрытую запредельную реальность небытия, которую Эдип хочет разгадать.
Если Иокаста в романе — актант «спящая царевна», и умножение точек зрения на ее сон подчеркивает ее всеобъемлющую пассивность, то Эдип -актант «деятель», и умножение точек зрения в повествовании о нем выражает его духовную активность, «разлом» его сознания. Точка зрения Эдипа представлена в романе в трех временных ракурсах и включена в два пласта повествования. В повествовании об Эдипе в настоящем времени (от лица повествователя) Богданова изменяет сюжетные ситуации в моментах, которые были «запрограммированы» как переломные в античном мифе (приход Тиресия, приход гонца из Коринфа, открытие Эдипом истины об убийстве Лая и т.д.). Введение в роман «Сон Иокасты» образа и слова Тиресия расширяет историю и сознание Эдипа. Функции Тиресия подчёркнуты как функции «помощника», но это модернистский герой (его слепота - знак погружённости в мир интуиций, отсутствие у него тени — знак принадлежности к миру плавучих островов, его внутренняя речь оформлена без знаков препинания, как поток сознания). В сближении точек зрения Тиресия и Эдипа Богданова моделирует ещё один вариант многомерного сознания (отличающийся от Геры-Иокасты) -это не модель иерархического соединения сознаний, как у активной Геры и пассивной Иокасты, а модель развития «понимающего», диалогического сознания (Тиресий повествует об Эдипе, находясь во внутреннем диалоге с ним; оформление его речи без знаков препинания — выражение диффузии их сознаний). Богданова, как автор 2000-х гг., показывает, что процесс диалогического «понимания» ведет к изменению не только сознания, но и физической сущности Эдипа (Эдип становится подобен Тиресию - надевает чёрную повязку, слепнет, чтобы познать воображаемое; лишается тени и парит над ложем, откуда начинает видеть все скрытое в реальности; как Тиресий, уходит из Фив в небытие, к плавучим островам).
Шестой раздел главы - «Сюжет Эдипа-интерпретатора: от интерпретации текста к интерпретации бытия». Коллизия «Изменение отношения Эдипа к книге и тексту как носителям "знания"» выделена в
отдельный раздел, поскольку организует сюжет интерпретации текстов, типичный для литературы послепостмодернистской. Благодаря введению образов книги и текста С. Богданова разворачивает концепцию сюжета об Эдипе к актуальной современной проблеме: фиксирует изменившееся отношение современного человека к «знаниям» (Эдип, осмысляя книгу о плавучем архипелаг, включается не в интерпретацию реальности, а в процесс трансформации тела, личности и видения мира). Рассматривание Эдипом ослиной шкуры как «текста» (карты) показывает, что герой смотрит в финале на физическую реальность извне, с расстояния.
Заключает главу седьмой раздел «Связь сюжетов Эдипа, Геры, Иокасты: промежуточное пространство как форма организации авторского мифа в сюжете романа». Богданова создаёт на базе сюжета об Эдипе свой миф о промежуточном пространстве, воплощением которого являются сны Иокасты и острова плавучего архипелага. Анализ этих двух пространственных образов показал, что промежуточное пространство в романе Богдановой является сюжетообразующей структурой, создающей не только различные пересечения точек зрения персонажей, но и умножение уровней повествования. Первый уровень (нарративный) — описание образа островов как визуальной модели бытия, переходящего в небытие. Второй уровень (дискурсивный) - описание различных дискурсов, в которых в романе представлен образ островов (дискурс снов подчеркивает ирреальность мира островов; дискурс книги выполняет функцию объективации информации об ирреальном мире островов). Третий уровень - пересечения точек зрения персонажей в моменты осмысления ими островов и сна Иокасты. Архипелаг плавучих островов явлен Иокасте в её снах, которые «навевает» и комментирует богиня Гера; Эдип читает об этих островах в книге и видит их, вдумываясь в сны Иокасты. Слепота Тиресия, не мешающая ему видеть, и отсутствие у него тени указывают, что он - житель островов. Соединение сознаний Тиресия и Эдипа во внутреннем диалоге Тиресия показывает, что антропологическая природа Эдипа преображается (он готов к существованию в небытии).
В третьей главе «Роман Ю. Волкова «Эдип царь»: детализация сюжета об Эдипе для адаптации его к сюжету современности и снятия остроты коллизий в беллетристическом произведении» интерпретация авторского сюжета об Эдипе в романе Юрия Волкова «Эдип царь» (2006) связана с истолкованием дискурса беллетристической литературы. В первом разделе «Особенности развития сюжета в беллетристической литературе» подчеркивается, что беллетристика сосредоточена на психологии и быте семейных отношений как сфере, преломляющей и адаптирующей социально значимые коллизии. Волкова интересует ситуация, когда «средний» человек XX века не видит смысла своего повседневного существования. Беллетристический дискурс диктует не трагическое разрешение коллизий смертью (как в высокой литературе), а драматическое — болезнь, одиночество, беспомощность «средних» героев. При этом беллетристика вписывает человека в существующие культурные стереотипы для «комфортного... узнавания известного в неизвестном» (О. Крижовецкая).
Во втором разделе «Роман "Эдип царь" Ю. Волкова в историке-литературном и биографическом контексте» подчеркивается, что Ю. Волков (1951 г.р.) представляет поколение писателей, которое входило в искусство в конце 1970-х годов, в период «застоя», когда стали очевидны противоречия между советской мифологией и реальностью. Объектом изображения Волкова становится не окружающий мир, как у «сорокалетних», а мифологизированная история (см.: пьесы «Флорентийские ночи», «Певица», «Пенелопа», «Миледи», «Клоун», «Антон»; повести «Вирсавия», «Книга Ависаги», «Ольга»). Роман «Эдип царь» можно поставить в контекст постсоветских романов об альтернативной истории Вик. Ерофеева, В. Пьецуха, А. Слаповского, В. Шарова, где происходит «совмещение мифологических и легендарных архетипов с натуралистически воссозданной повседневностью» (Н. Лейдерман, М. Липовецкий). В романе «Эдип царь» Волков, почти как модернисты, «создаёт фантасмагорическое целое путём беспорядочного перемешивания вполне реальных элементов» (Д. Затонский), но роман Волкова -беллетристический, здесь миф об Эдипе адаптирован к истории обычной семьи середины XX века, и история семьи не мифологизируется.
Третий раздел главы - «Фабула романа и структура текста». В романе «Эдип царь» изображаются две эпохи (50-е годы XX века и античность времен Эдипа), каждой соответствует сюжетная линия. Эти сюжетные линии развиваются независимо друг от друга, но моделируют один тип семейных отношений. Истории персонажей разного социального статуса (царской семьи Эдипа и советской семьи портовых служащих) сближены на метанарративном уровне, так как Иокаста и Эдип в романе изображены как «средние» люди (дочь смольщика лодок и портовый рабочий в Фивах). Проблематика частных и семейно-бытовых отношений заостряется тем, что в романе изображаются три поколения одного семейного рода в каждом времени. Широко развёрнутый, многогеройный и многолинейный сюжет беллетристического романа Волкова нацелен на снятие («забалтывание») неразрешимых вопросов существования «среднего» человека благодаря обнаружению эквивалентностей в драматических обстоятельствах частной жизни персонажей разных эпох, разного социального статуса и разных поколений. В романе формируется условный образ промежуточного универсума (Середины мира), в финале на дорогу в Середине мира выходят герои обеих сюжетных линий («средние» люди), не способные решить проблемы, сложившиеся в реальности. Нумерация и конкретные номинативные названия глав структурируют объемное беллетристическое повествование и дают читателю ясный код волковского сюжета об Эдипе.
Четвёртый раздел «Путь анализа авторского сюжета об Эдипе в романе Ю. Волкова "Эдип царь"». Для выявления структурного ядра авторского сюжета об Эдипе предметом анализа избраны пары персонажей, носящих «имена мифа» и эквивалентных им в линии XX века. По отношению к каждой паре персонажей истолковываются: а) нарратив (история персонажей); б) композиция и названия глав о данных персонажах; в) коллизии и мотивы, сближающие сюжеты персонажей двух линий; г) семантика промежуточности в
сюжетах данных перонажей. В каждом разделе анализ начинается с истолкования персонажа XX века, так как интерес Волкова-беллетриста направлен на осмысление существования человека XX века, а сюжет античности используется как инструмент интерпретации.
Пятый раздел «Сюжет Владимира и Лая: испытания и негероическая гибель "отцов" в профанно-бытовых обстоятельствах» объединяет образы Владимира и Лая, как представителей одного поколения, на основе их сюжетных функций. В первом подразделе «История Владимира» подчеркивается, что Ю. Волков акцентирует функции Владимира как «отца» и «среднего» человека, потому что его жизнь сконцентрирована на самоутверждении в бытовом и семейном кругу без принятия ответственности. В подразделе «Композиция глав о Владимире в сюжете романа» с опорой на семантику названий и композицию глав о Владимире объясняется, что Владимир не смог преодолеть детские комплексы оставленности (его родители занимались строительством советского государства) и следует животным инстинктам (мечется между женщинами; завидует другу и убивает его). В подразделе «Семантика промежуточности в сюжете Владимира» отмечается, что на уровне героев Владимир - человек-загадка (параллельно имеет две семьи, скрывает тайну убийства друга). Промежуточное положение Владимира подчеркивают пространства, в которых проходит его жизнь, - квартиры любовниц, порт/ море и больничная палата. После падения с балкона Владимир на два года впадает в кому (существует между жизнью и смертью). Семантика промежуточности в сюжете Владимира проявляет волковское объяснение того, как «средний» человек существует в «переходную» историческую эпоху (в романе - конец 1950-х гг.).
Подраздел «История Лая». Действия Лая в романе Волкова обретают бытовую мотивировку и сниженную конкретность: предложение Лая Иокасте родить и спрятать сына выражает «страстные игры с женой»; гибель Лая происходит при падении с моста на железный прут (эквивалентно падению Владимира с балкона на шпигарь). В сюжете Лая выражается идея о том, что в переходную эпоху (в линии Лая - «великое размежевание эпох, когда Олимп отчуждал своих детёнышей») «средний» человек подчиняется инстинктам и искажает образцы («жить по закону божескому» значит для Лая «создавать и убивать красоту так, как делали это бога»). В этом смысле история Лая дает объяснение и истории Владимира. В подразделе «Семантика промежуточности в сюжете Лая» отмечается, что Волков использует античный миф о Лае и Хрисиппе как сильный сюжетный пуант, организующий пересечение историй Лая, Владимира, Хрисиппа и Эдипа, и домысливает элементы с семантикой «промежуточности», соединяющие эти истории: мотив моста/ балкона и мотив погребального сожжения.
Подраздел «Сближение истории Владимира и истории Лая (образы "отцов")». Психология и быт семейных отношений Лая и Владимира исследуются Волковым как сфера, преломляющая социальные коллизии XX века (мельчание человека в период «великого размежевания эпох») и архетипические коллизии (борьба отцов и детей).
Шестой раздел «Сюжет Зои и Иокасты: уход "матерей" "в дорогу" как осознание невозможности семейной и социальной определенности в конкретной реальности» объединяет образы «матерей Эдипа» (путь Иокасты изображается как эквивалентный пути «средней женщины» XX века диспетчера Зои). В подразделе «История Зои» отмечается, что затянувшийся кризис частной жизни (уход Владимира, увольнение с работы, болезни сына) не преодолевается ежедневными усилиями Зои. Во время ремонта чужой квартиры Зоя видит повседневность «со стороны» и открывает бессмысленность материальной реальности (ее ремонт разрушает квартиру). В подразделе «Композиции глав о Зое» подчёркивается семантика промежуточности в сюжете Зои. В названиях глав о Зое доминируют конкретные топосы (Трамвай, Помойка, Ашхабад, Железная дорога, Ресторан, Баня, Пустырь, Квартира, Стены и др.), потому что она тратит все усилия на укоренение в материальном мире. Однако не достигает устойчивости, существует в «промежутке». Ключевое социальное событие сюжета Зои - исчезновение дизельэлектрохода «Ашхабад», которым Зоя руководит как диспетчер, связано с «эффектом» промежуточного пространства, акцентирующим переосмысление мифа («Ашхабад» воскресает в реке рядом с Фивами, и его видят Эдип, убивший Лая, и Иокаста, бежавшая из дворца).
В подразделе «Композиция и названия глав об И окаете» отмечается, что история Иокасты представлена как путь социализации (Курган, Совет, Побег, Затон, Возвращение Иокасты) и путь познания сокровенных истин (Ночь царицы, Ночная флейта, Красный петух и т.д.). В подразделе «История Иокасты» отмечено, что в духе беллетристики акцент перенесен с трагичной «истории» (открытие Иокастой и Эдипом истины о его рождении) на бытовую драматическую «предысторию» - супружеские отношения Иокасты с Лаем, добрачную связь с Эдипом. Логика истории Иокасты в романе связана с тем, что она сначала переживает кризис традиционных женских опор, в выборе которых не участвовала (продана Лаю отцом, считает убитым сына, унижаема мужем, становится вдовой), затем, уйдя из дворца на периферию, сознательно выбирает партнера (Эдипа) и социальную позицию (возвращается и принимает правление в Фивах), но открывает абсолютную неустойчивость какого-либо порядка при воздействии исторических (война Фив с Платеями) и экзистенциальных (правда об Эдипе) обстоятельств и уходит из Фив. Подраздел «Семантика промежуточности в сюжете Иокасты». В мифе не описывается жизнь Иокасты в период между гибелью Лая и приходом Эдипа, Волков развернуто показывает именно этот промежуточный период. После смерти Лая Иокаста выбирает промежуточный социальный статус (бежит из дворца, берет имя служанки, попадает в порт). Возвращение Иокасты и Эдипа в Фивы сопровождается пограничными явлениями (с Фив спадает проклятие Артемиды - зима; на реке воскрес дизельэлектроход XX века «Ашхабад»).
В подразделе «Параллели сюжета Зои и сюжета Иокасты» подчеркивается, что в романе нет эквивалентных деталей, взаимоналожения событий в двух «женских» сюжетах, но выстраивается одинаковая схема, которая показывает, что Волкова интересует история «средней» женщины,
имеющей корни в традиционном роде, но переживающей слом рода, распад семьи и вынужденной существовать в массовой среде. Повседневность «средней» женщины оказывается зыбкой, фантасмогоричной и драматичной.
Седьмой раздел «Сюжет Витяши и Эдипа: осознание "сыновьями" власти социального мира, обессмысливающей усилия личности» начинается с подраздела «История Витяши». Витяша — сын Зои и Владимира, часто болеет (эквивалентность: «Эдип» с греч. «хромой») и осознает, что необходимо самостоятельно социализироваться: стремится заслужить уважение дворового лидера Крота, «втемную» участвует в коллективном изнасиловании мальчишками взрослой женщины (Зои) и в традиционном зимнем бое («Ледовом»), После ко1лузии на Ледовом он опять оказывается в больнице (вне социума), понимает, что социальная активность («походы») несет разрушение, и уходит в себя. В подразделе «Композиция и семантика сюжета о Витяиге» подчеркнуто, что названия глав о Витяше (Сжатие, Белоснежка, Крот, Ледовое, Собаки, Зверь) по-беллетристически точно иллюстрируют этапы инициации и состояния героя («сжатие» от страха перед внешним миром; попытки войти в ближайший социум вслепую, как «крот», и открыто, как участник Ледового похода/ побоища; отказ от стереотипов «стаи» и опора на инстинкты).
В подразделе «История Эдипа» отмечается, что в повествовании об Эдипе - множество новых деталей и акцентируется мотив дороги. В подразделе «Композиция глав об Эдипе» выделяются четыре этапа истории Эдипа: стремление к познанию мироустройства (главы Дорога коровы, Сфинкс, Мост); вхождение в мир города и встреча с Иокастой (Фивы, Порт, Река, Затон); поиск своей социальной миссии (Царь Эдип, Облава, Начало похода); отказ от своего социального статуса и своего исторического времени (Взятие Омфапона2, Середина мира). Подраздел «Семантика промежуточности в сюжете Эдипа». Пространства, в контексте которых изображается Эдип, имеют семантику промежуточности (дорога, ворота, порт, река, русская деревня под Фивами). Все ключевые события линии Эдипа происходят в топосах с семантикой «границы» (на мосту произошёл поединок Эдипа с Лаем; на реке Эдип встретил Иокасту; в порту герой работает; в военных походах встретил Тиресия). Кульминация деяний Эдипа, ставшего царем Фив, - сгремление создать мировой мост, увиденный при встрече со Сфинкс, но это оказывается невозможно: Волков подчёркивает, что его Эдип - человек не героической, а прозаической эпохи. Знаки, указывающие на это: в изображение античного порта вводятся реалии XX века (диспетчерская, баркасы, моторы), жизнь в порту ассоциируется с лагерем XX века, изображение героики (военных походов) редуцируется. История Иокасты и Эдипа в романе - череда компромиссов (Иокаста узнаёт, что Эдип убил Лая, но делает его царем и т.д.). После рассказа Тиресия о тайне своего рождения Эдип осознает абсурдную запутанность родовых корней, бессмысленность укоренения и уходит из Фив к Середине мира.
2 от грсч. отрЬа1оп - «выпуклость в центре щита; середина Земли» (т.е. Дельфийский оракул)
В подразделе «Сближение историй Витяиш, Эдипа и Кира» отмечается, что истории Витяши и Эдипа не построены на основе близкой схемы (как в парах других персонажей), но сознания Эдипа и Витяши связаны в сюжете романа: снящаяся обоим дорога с войсками, находящимися в походе, - это символ не социальной реальности, а онтологии (вечного пути всех в «середине мира»).
Восьмой раздел «Изображение поколений как авторский прием, тиражирующий эквивалентные детали сюжета античности и сюжета современности». Две сюжетные линии романа соединены наднарративно параллелями в изображении трех поколений. Волков не создает миф о родовом существовании, а исследует поколенческие модели, значимые в XX веке. «Деды» в обеих сюжетных линиях воплощают поколение творцов, строителей мира, которые в лишениях создавали культуру (создатель Фив Кадм и богиня Гармония, Витяшины дед-комиссар и бабка - председатель общества Красного креста) и хранили материальный космос деревни (родители Зои и Иокасты). «Отцы» получили обустроенный предками мир и осознают колею повседневности как ярмо (Зоя, Иокаста), участвуя только в борьбе за перераспределение благ и получение удовольствий (Владимир, Лай). «Дети» (Витяша и Эдип) стремятся социализироваться, опираясь на «предания» «дедов» (о Кире и о Кадме), но не могут реализовать образцы, полученные из преданий (Витяша идею походного братства, Эдип идею мирового моста), и сознательно отчуждаются от социума.
Девятый раздел «Изображение промежуточных пространств как прием слияния существования героев двух сюжетных линий». В духе литературы 2000-х гг. в романе нет панорамы, изображаются точечные пространства, которые организуют частную, социальную и природную среду. Частное пространство (квартиры, двор в XX веке; дворец, речное судно и деревня в античной линии) - это места скученного (массового) проживания. Фантасмогорическими приемами Волков показывает опасность, загадочность и промежуточность бытовых пространств повседневной жизни массового человека (Владимир упал с балкона во дворе, на котором приставал к Иокасте). В социальном пространстве (город, деревня) Волков акцентирует объекты повседневной жизни масс (храмы, площади, больницу, баню). Образ порта соединяет линии античности и XX века сходством реалий (и в Фивах и в XX веке - моторные суда, баркасы РБТ, диспетчерская) и эквивалентностью событий (в обоих временах в порту гибнут грузчики). Природное пространство в романе - условное, включая Каспийское море (там в XX веке бесследно исчезает «Ашхабад»), реку вблизи Фив (там «Ашхабад» воскресает), пригородную местность рядом с Фивами (она в снегу и похожа на Россию).
В романе создана система пространственных образов, воплощающих представление о «центре, середине мира» (дорога коровы, западные ворота в Фивах, мост). Образ моста (вариант «середины мира») соединяет Лая и Эдипа (отец и сын), Лая и Хрисиппа (палач и жертва), Эдипа и Сфинкс (человек и хтонические силы), Лая и Владимира (люди разных эпох). В конце романа смоделировано условное существование почти всех персонажей в Середине
мира, которая изображена как дорога, бредя по которой, каждый из персонажей воплощает какую-либо модель существования: Эдип не реагирует на окружающий мир, он - слепец (надежда на себя); Иокаста думает о Млечном пути (надежда на мировой порядок); Зоя обращается к сыну (надежда на детей); Витяша и Тиресий общаются (надежда на коммуникацию).
Десятый раздел «Преображение событий мифа об Эдипе в беллетристическом романе Волкова». Благодаря изменению последовательности событий классического мифа и изображению многочисленных эквивалентностей античности с современностью XX века создается образ квазиреалыюсти, который можно рассматривать как атрибут беллетристического дискурса. Роман «Эдип-царь» демонстрирует значимость образа квазиреальности как «инструмента» познания современности: Волков показывает, как реалистические мотивы, психологизм и бытовые детали могут отобразить фантасмагорию, колеблющуюся реальность, необъяснимые события социальной (исчезновение дизельэлектрохода «Ашхабад» и др.) и частной (падение Владимира и др.) жизни в XX веке.
В четвертой главе «Роман Н. Андреевой "Принц Эдип": тиражирование современных вариантов сюжета об Эдипе как утверждение архаического кода жизни массового человека без прямой апелляции к сюжету-архетипу в произведении массовой литературы» рассматривается авторский сюжет об Эдипе в романе массовой литературы. В первом разделе « Особенности развития сюжета в массовой литературе» подчеркивается, что сюжеты массовой литературы построены на повторении и вариациях схем, отработанных высокой литературой, но дискурс массовой литературы подразумевает жанровые прослойки (детективные ходы и др.), любовные истории с показательно психологическим представлением чувств, потому что «артефакты массовой культуры являются товаром» (Н. Кузьмина). По мнению литературоведов, в произведениях всех жанров массовой литературы наиболее часто встречается детективный сюжет.
Во втором разделе «II Андреева — автор детективного романа "Принц Эдип"» подчеркивается, что Наталья Андреева (1969 г.р.), пишущая не только детективы, но также пьесы, фантастические и авантюрно-исторические романы («Метель», «Стикс», «Шутка», «Комната с видом на огни», «Девять дней до весны» и др.), начала заниматься писательством в конце 1990-х годов по прагматическим причинам (оставшись без работы). В 2000-е гг. Андреева может быть включена в круг известных женщин - авторов детективных романов (А. Маринина, Т. Устинова, Д. Донцова, П. Дашкова), об ее успехе в массовой культуре свидетельствует то, что для экранизации выкуплено пятнадцать книг Андреевой, по четырем сняты телефильмы. Заглавие романа «Принц Эдип» - метафора, подчеркивающая инфантильность современного героя. В центре сюжета Андреевой - поиск молодым стриптизером Матвеем (Монти) матери, бросившей его в младенчестве.
Третий раздел - «Фабула романа и структура повествования: принцип смешения событий разного времени - балансирование между усложнением (динамичностью) действия и необходимостью прояснить его читателю». В
масскультурном романе авторский сюжет об Эдипе полностью привязан к современным реалиям; «имена мифа» редуцируются; герой ищет не родителей, а только мать - с осознанной целью не совершить инцест (им движут архаический страх нарушить табу и биологический закон). Массовый человек не нуждается в поддержке рода (отрыв от семьи сегодня привычен) и в знании о своих корнях: не сведения о том, что его родители - приёмные, подталкивают Монти к поискам правды, а «жареный факт» (осознание героем-стриптизером тяги к женщинам старше него). Процесс открытия героем правды осложнён ситуацией убийства возможного «отца» Монти (Вячеслава Лопухина) в стриптиз-клубе (куда Монти собрал своих возможных «матерей» и «отцов»). Появление в романе нескольких временных пластов мотивировано тем, что герои объясняют следователю события прошлого, приведшие к ситуации убийства. Оформляются три временных пласта: «настоящее время» (расследование убийства, одни сутки), «недавнее прошлое» (расследование Монти, кто его настоящая мать); «давнее прошлое» (три сюжетные линии о жизни трёх подруг, возможных матерей Монти). Усложнение повествовательной и временной структуры масслитературного романа не создает многозначность семантики сюжета, а способствует объяснению каждой детали настоящего. В наименования глав Андреева выносит «систему координат» сюжета (хронологию событий и имена персонажей).
В романе Андреевой по функциям современные герои воплощают варианты актантов мифа об Эдипе (в романе три современных «Лая», три «Иокасты», три «Эдипа»). В каждом современном персонаже Андреева развивает те или иные заложенные в мифе функции актантов (например, в мифе Лай охарактеризован как «отец», «наследник рода» и «правитель», в романе эти свойства проверяются в линиях трех разных персонажей и возводятся к современным социальным типам «семьянина», «паразитирующего эгоиста», «делового человека»).
Четвертый раздел — «Современные варианты "матери Эдипа" в романе "Принц Эдип": "бизнес-вумен", "домашняя курица", "эгоистка"». Проблема тайны рождения Монти связана с историей дружбы трёх девушек (Наина, Люся, Ада), жизненные установки которых сложились в позднее советское время, когда они коллективно исказили истину - решили сдать внебрачного ребенка Наи в детский дом и скрыть от всех имя матери. Подраздел « "Бизнес-вумен" (Наина Львовна Нечаева): тиражирование ситуаций отказа от ответственности за близких ради социального самоутверждения». Наина воплощает тип «провинциальной девушки», из-за распущенности вытолкнутой семейным миром в Москву из провинциального городка и жаждущей социального успеха. Сюжет нескольких отказов Наины от любимого человека Дмитрия Сажина дублирует и проясняет ее отказ от новорожденного сына как типичное для нее решение. На современном материале проверяются сюжетообразующие ситуации мифа: отказ от сына совершает не «отец», а «мать» (под влиянием иллюзии о «социальном успехе»); инцеста нет, но любовная интрига между Наиной и Монти развивается и осложняется их отношениями как работника и работодателя (смешение прагматических и
эмоциональных отношений в духе современной эпохи). Кроме того, коллизии античного мифа не воплощаются в отношениях современного массового человека с одной женщиной: влечение к женщине старше себя, поиски матери, физическая близость и рождение детей у героя романа «Принц Эдип» связаны с разными женщинами (Наиной Нечаевой и юной Асей Рябовой).
Подраздел «"Домашняя курица" (Людмила Федоровна Рябова): хранение тайн частной жизни как безнравственное попустительство» В истории Люси Н. Андреева показывает, как альтруизм, скромность и верность симулируются и становятся стереотипами массового человека. Люся выполняет функцию провокатора реального убийства, потому что годами следует стереотипу и проявляет сострадание к мошеннику (мужу подруги Вячеславу Лопухину), вынуждая мужа на длительную симуляцию дружбы и абсурдное решение убить Лопухина. Коллизия с Лопухиным проявляет несостоятельность Люси как «матери Эдипа». Личные отношения Люси и Монти в романе не развернуты, однако не раз подчеркивается, что она более других подруг переживает, что не может оставить младенца себе. Но это симуляция сострадания, потому что в действительности она участвует в интриге подруг по сокрытию материнства Наины. Подраздел «"Эгоистка" (Ада Станиславовна Лопухина): паразитирование и нахлебничество как результат "родового" воспитания». В истории Ады Н. Андреева создает параллель с античным мифом, где род Эдипа прервался, но дает новую интерпретацию причин, актуальную для массового общества потребления, - показывает угасание и вырождение рода Новинских через пассивность Ады, её паразитирование вместе с мужем (сыном брежневского генерала) и сыном. Когда Монти понимает, что Ада эгоистична, он разочаровывается в ней (сознательно отказывается видеть в ней мать).
Пятый раздел «Варианты "отца Эдипа" в романе "Принц Эдип": "наследник рода", "правитель", "отец"». В соответствии с логикой мифа в роман вводятся образы мужчин, которые могли бы быть отцами Монти. Вариативность «отцов» дублирует вариативность «матерей» (образы «отцов» включены в истории «матерей», их типы варьируют типы матерей) и подчеркивает, что даже масслитературный роман может воссоздать в сюжете «ризоматичность» существования современной семьи и индивида.
Подраздел «"Наследник рода" (Вячеслав / Слава): тиражирование паразитирования в семейно-родовом существовании». В изображении семейно-родового существования Андреевой тиражируются варианты паразитирования «наследников». Носителями имени Вячеслав в романе являются два персонажа: брат Люси и муж Ады. В имени обоих - потенциал «завоевателя», что позволяет увидеть параллель с античным сюжетом Лая: Лай - завоеватель и правитель, которого убили; оба Вячеслава также погибли не своей смертью, но это следствие их паразитирования. Подраздел «"Деловой человек" (Пётр Рябов): убийство "оскорбителя" как абсурдный вариант сохранения чести семьи и статуса правителя "империи"». В мифе о Лае не описывается его восхождение к правлению, поэтому в романе Андреевой история Рябова (организация большого бизнеса в постсоветское время) аналогична мифу о становлении Эдипа как «правителя». В мифе подчеркнуто, что «правление»
20
Эдипа симулятивно (убийца Лая, он должен был быть наказан, но стал «правителем» Фив; узнав правду, он сам наказывает себя за эту симуляцию). «Правитель» в массовом обществе становится симулякром (фамилия Рябова вошла в рекламу, человек бизнеса начинает восприниматься как товар, марка, личность стирается). Устойчивая «структурная» связь образа Рябова с образом античного Эдипа подтверждается и тем, что именно Рябов (как Эдип в мифе) становится убийцей своего обидчика (Вячеслава Лопухина). Подраздел «"Отец" (Дмитрий Сергеевич Сажан): авторская идеализация отца, не знавшего о сыне и не присутствовавшего в его жизни». В истории Сажина Н. Андреева проверяет массовый миф о благородном «среднем» человеке, который в постсоветское время способен добиться многого (Сажин прошел путь от инженера до крупного политика). Сажин воплощает идеал «отца Эдипа», не совпадающий с образом античного Лая: он добивается высокого социального статуса только ради женщины. Повторение возвращений к Наине проявляет стереотипность поведения Сажина. Миф об «идеальном отце» Андреевой удается выстроить потому, что жизнь Сажина полностью вынесена за рамки повествования — в его истории читатель всегда видит только благополучные промежуточные итоги (например, скрыты подробности его обогащения и прихода в политику). В романе появляется сюжет обретения «принцем Эдипом» отца, что в соответствии с детективным жанром открывается только в конце произведения и снимает трагедию. Поворот сюжета от возможной двойной трагедии (отцеубийство и кровосмешение) к благополучному концу характерен для масслитературных произведений.
Родительские модели «отцов» / «матерей» современного Эдипа рассматриваются в романе «Принц Эдип» в контексте поколенческих коллизий (деды /отцы, отцы /дети, соперничество приемных детей и наследников и т.д.) и в контексте различных социальных типов, исчерпывающих способы закрепления массового человека в постсоветском социуме (типы «деловой человек», «паразитирующий эгоист», «семьянин» даются в женском и в мужском вариантах).
Шестой раздел «Сюжет "Эдипа"-Монти (Матвей Нестерович Лаптев): кризис самоидентификации, поиск матери и архаический страх инцеста». В сюжете Монти, представителя постсоветского поколения, проверяются не варианты социальной реализации, а сфера культуры и текстов, отражающая конфликт поколений и слом эпох. Приёмные родители (отец - ученый-филолог, мать - учитель музыки) в советское время хотели, чтобы Матвей занимался искусством, однако в постсоветской реальности этот замысел преломляется в опрощенном и прагматическом массовом варианте (после хореографического отделения университета Монти танцует в стриптиз-клубе). Отношения Монти с женщинами иллюстрируют отсутствие иллюзий молодого поколения (он знакомится в стриптиз-клубе). Изменение логики мифа (Монти всегда знал, что он приемный сын) нужно Андреевой, чтобы показать, что инстинктивный страх героя перед близостью со взрослыми женщинами закономерен. Однако осознать этот архаический страх инцеста Монти сам не может: ему помогают «посредники» из сферы культуры (психолог и театральная постановка об
Эдипе). Главная интрига для читателей масслитературного романа (герой должен угадать мать среди трех женщин) разрешается в духе «шоу» (Монти приглашает возможных родителей на свой день рождения в стриптиз-клуб).
«Заключение главы 4: современные варианты сюжета мифа об Эдипе в романе "Принц Эдип"». С античным мифом об Эдипе в романе Андреевой соотносятся некоторые события (брошенный тремя подругами младенец Монти/отправленный на гибель младенец Эдип; убийство Лопухина/ убийство Лая; предупреждение Монти психологом о возможных половых отношениях с матерью / пророчество оракула; половая связь Монти с возможной сестрой / брак Эдипа и Иокасты и т.д.). Однако, во-первых, все эти сюжетные ситуации изображены в «поэтике формулы» (воспроизводятся устойчивые схемы современной бытовой жизни, непонятное объясняется, необычное банализируется), во-вторых, они не воплощают трагизма, как в мифе, а сведены к облегченным финалам. Основные трагические ситуации античного мифа либо редуцированы (как ситуация ослепления), либо искажены (убит лже-отец). Тиражируя современные варианты сюжета об Эдипе, автор масслитературного романа пытается донести до массового читателя непреходящее ядро мифологической модели (мифа об Эдипе), дающее каждому массовому человеку универсальную схему существования: знать свои корни — бояться инцеста - принимать ответственность за близких.
В Заключении диссертации подводятся итоги исследования. Переосмысление мифа об Эдипе в различных пластах литературы даёт авторам возможность преодолевать переживание катастрофизма современной действительности и структурировать современные «рассказы» о формах выживания в меняющихся обстоятельствах. Сюжетологический подход к анализу литературных дискурсов, осуществленный в диссертационном исследовании, позволил дать интерпретацию сюжетной структуры (персонажей-актантов, их функций, хронотопа), сюжетной семантики и сюжетной организации романов 2000-х гг. Рассмотрение сквозного авторского сюжета прояснило функции и особенности каждого литературного дискурса в современном литературном процессе.
Основное содержание диссертации отражено в следующих работах:
Статьи, опубликованные в журналах, входящих в перечень российских рецензируемых научных журналов и изданий для опубликования основных научных результатов диссертаций:
1.Щипкова (Мирза) Е.А. Промежуточное пространство в романе С. Богдановой «Сон Иокасты» / Е.А. Щипкова (Мирза) // Вестник Томского государственного педагогического университета. — Вып. 11 (113). — Томск: Изд-во ТГПУ, 2011. - С. 168-174. - 0.4 п.л.
2. Рытова Т.А., Щипкова (Мирза) Е.А. Проблема исследования мифологизма и сюжета мифа как элемента сюжетной структуры в русской прозе конца XX - начала XXI вв. / Т.А. Рытова // Вестник Томского государственного университета. Филология. - 2012. - № 4 (20). - С. 115-128. -0.4 п.л.
Статьи в других научных изданиях:
3. Щипкова (Мирза) Е.А. Трактовка мифа об Эдипе в романе С. Богдановой «Сон Иокасты» / Е.А. Щипкова (Мирза) // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения: Материалы 19 Всероссийской научно-практической конференции молодых учёных, 25-26 апреля 2008 г. / Отв за -выпуск А.А.Казаков. - Часть 1: Литературоведение. - Томск: ТГУ, 2008. -С. 182-185.-0,2 п.л.
4. Щипкова (Мирза) Е.А. Образы пространства как материализация сознания героя в романе С. Богдановой «Сон Иокасты» / Е.А. Щипкова (Мирза) // Актуальные проблемы литературоведения и лингвистики: Материалы конференции молодых учёных / под ред. A.A. Казаков. - Выпуск 10. Том 2: Литературоведение. - Томск: ТГУ, 2009. - С. 244-249. - 0,5 пл.
5. Щипкова (Мирза) Е.А. «Древний» текст в романах С. Богдановой «Сон Иокасты» и Ю. Волкова «Эдип царь» / Е.А. Щипкова (Мирза) // Русская литература в современном культурном пространстве. Литература о литературе: Проблема литературной саморефлексии: материалы V Всероссийской научной конференции (2-3 ноября 2009 г.). - Томск: Изд-во ТГПУ, 2010. С. 310-321. -0,7 п.л.
6. Щипкова (Мирза) Е.А. Единство двух сюжетных линий в романе Ю. Волкова «Эдип царь» / Е.А. Щипкова (Мирза) // Актуальные проблемы литературоведения и лингвистики: Материалы конференции молодых учёных / под. ред. А.А.Казаков. - Выпуск 11. - Том 2: Литературоведение и издательское дело. - Томск: ТГУ, 2010. - С. 193-197. - 0,3 п.л.
Подписано в печать 19.04.2013 г. Формат А4/2. Ризография Печ. л. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ № 12/04-13 Отпечатано в ООО «Позитив-НБ» 19.04.2013 634050 г. Томск, пр. Ленина 34а
Текст диссертации на тему "Сюжет об Эдипе в дискурсах русской прозы 2000 - х годов"
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
На правах рукописи
Пі»УП1 (V
Мирза Елена Александровна
СЮЖЕТ ОБ ЭДИПЕ В ДИСКУРСАХ РУССКОЙ ПРОЗЫ 2000-Х ГОДОВ (С. БОГДАНОВА, Ю. ВОЛКОВ, Н. АНДРЕЕВА)
10.01.01 -русская литература
Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук
научный руководитель кандадат филологических наук доцент Т.А. Рытова
Томск 2013
Оглавление
Введение..........................................................................................................5
1. Проблема интерпретации античного мифа об Эдипе..............................................31
2. Роман С. Богдановой «Сон Иокасты»: ослабление событийности и усиление субъективации повествования как выражение поиска личностных смыслов героев в
произведении высокой литературы.....................................................................45
Раздел 2.1. Особенности развития сюжета в высокой литературе...................................45
Раздел 2.2. Особенности организации художественного мира в творчестве С. Богдановой...46
Раздел 2.3. Фабула и организация текста в романе С. Богдановой «Сон Иокасты».............49
Раздел 2.4. Сюжетная линия Иокасты: сон как принятие реальности без критериев морали и деятельного участия в ней, как расширение жизни тела (переодевание в Сфинкс) и жизни
духа (слияние с сознанием Геры), как пребывание в небытии.........................................55
Раздел 2.5. Сюжетная линия Эдипа: уход в субъективную реальность сознания................66
Раздел 2.6. Сюжет Эдипа-интерпретатора: от интерпретации текста к интерпретации
бытия..................................................................................................................................................76
Раздел 2.7. Связь сюжетов Эдипа, Геры, Иокасты: промежуточное пространство как форма
организации авторского мифа в сюжете романа...........................................................81
Заключение 2 главы...........................................................................................88
3. Роман Ю. Волкова «Эдип царь»: детализация сюжета об Эдипе для адаптации его к сюжету современности и снятия остроты коллизий в беллетристическом
произведении...................................................................................................91
Раздел 3.1. Особенности развития сюжета в беллетристической литературе.....................91
Раздел 3.2. Роман «Эдип царь» Ю. Волкова в историко-литературном и биографическом
контексте.........................................................................................................93
Раздел 3.3. Фабула романа и структура текста...........................................................97
Раздел 3.4. Путь анализа авторского сюжета об Эдипе в романе Ю. Волкова «Эдип царь»...99 Раздел 3.5. Сюжет Владимира и Лая: испытания и негероическая гибель «отцов» в профанно-бытовых обстоятельствах (История Владимира. Композиция глав о Владимире в сюжете романа. Семантика промежуточности в сюоюете Владимира. Композиция глав о Лае в сюжете романа. История Лая. Семантика промежуточности в сюжете Лая.
Сближение истории Владимира и истории Лая (образы «отцов»)).............................100
Раздел 3.6. Сюжет Зои и Иокасты: уход «матерей» «в дорогу» как осознание невозможности семейной и социальной определённости в конкретной реальности (История Зои. Композиция
глав о Зое. Семантика промеэюуточности в сюэ/сете Зои. Композиция глав об Иокасте. Сю лее m Иокасты. Семантика промежуточности в сюжете Иокасты. Параллели сюжета
Зои и сюжета Иокасты)........................................................................................110
Раздел 3.7. Сюжет Витяши и Эдипа: осознание «сыновьями» власти социального мира, обессмысливающей усилия личности (История Витяши. Композиция и семантика сюлсета о Витяше. История Эдипа. Композиция глав об Эдипе. Семантика промежуточности в
сюжете Эдипа. Сближение историй Витяши, Эдипа и Кира).......................................123
Раздел 3.8. Изображение поколений как авторский прием, тиражирующий эквивалентные
детали сюжета античности и сюжета современности.................................................140
Раздел 3.9. Изображение промежуточных пространств как приём слияния существования
героев двух сюжетных линий..............................................................................144
Раздел 3.10. Преображение событий мифа об Эдипе в романе Волкова.........................151
Заключение 3 главы..........................................................................................153
4. Роман Н. Андреевой «Принц Эдип»: тиражирование современных вариантов сюжета об Эдипе как утверждение архаического кода жизни массового человека без прямой
апелляции к сюжету-архетипу в произведении массовой литературы.........................155
Раздел 4.1. Особенности развития сюжета в массовой литературе..................................155
Раздел 4.2. Н. Андреева - автор детективного романа «Принц Эдип»............................156
Раздел 4.3. Фабула романа и структура повествования: принцип смешения событий разного времени - балансирование между усложнением (динамичностью) действия и
необходимостью прояснить его читателю...............................................................158
Раздел 4.4. Современные варианты «матери Эдипа» в романе «Принц Эдип»: «бизнес-
вумен», «домашняя курица», «эгоистка»....................................................................................161
«Бизнес-вумен» (Наина Львовна Нечаева): тиражирование ситуаций отказа от
ответственности за близких ради социального самоутверждения...............................161
«Домашняя курица» (Людмила Федоровна Рябова): хранение тайн частной жизни как
безнравственное попустительство......................................................................168
«Эгоистка» (Ада Станиславовна Лопухина): паразитирование и нахлебничество как
результат «родового» воспитания.........................................................................170
Раздел 4.5. Варианты «отца Эдипа» в романе «Принц Эдип»: «наследник рода»,
«правитель», «отец»....................................................................................................173
«Наследник рода» (Вячеслав / Слава): тираэюирование паразитирования в семейно-родовом
существовании..................................... ...........................................................173
«Деловой человек» (Петр Рябов): убийство «оскорбителя» как абсурдный вариант сохранения чести семьи и статуса правителя «империи».........................................176
«Отец» (Дмитрий Сергеевич Сажин): авторская идеализация отца, не знавшего о сыне и не
присутствовавшего в его жизни............................................................................178
Раздел 4.6. Сюжет «Эдипа»-Монти (Матвей Нестерович Лаптев): кризис
самоидентификации, поиск матери и архаический страх инцеста..................................180
Заключение главы 4. Современные варианты сюжета мифа об Эдипе в романе
«Принц Эдип»...................................................................................................185
Заключение....................................................................................................188
Список литературы..........................................................................................198
Введение
Исследование в современных романах сюжета об Эдипе, имеющего глубокие архаические и мифологические корни, связано с осмыслением мировоззренческих, историко-литературных и эстетических проблем литературы 2000х гг. Интерес к мифу и мифологизму в России на протяжении всего XX века был мотивирован поиском опор, выявлением вечных истин, непреходящих ценностей на фоне катастрофизма мира и «тектонических сдвигов сознания, сотрясающих Россию»1. «Кризис рубежа веков, ощущение конца "эпохи", апокалипсические настроения вновь оживают на рубеже XX - XXI вв. и усугубляются сменой социальных формаций, хаосом крушения прежней жизни. Так же, как и на пороге XX века, возникает необходимость осмысления бурно меняющейся действительности через устойчивые "шаблоны" мифа»2.
Начиная с 1990-х гг. «активизация мифологической практики во многом объясняется трансформацией "массового общества" индустриального периода в информационно-постиндустриальное общество с его новым социально-психологическим типом - "человеком массы" - и переживаемым кризисом социальных отношений и онтологических оснований»3. По словам ученых4, черты мифологического мышления (конкретно-чувственное и персональное выражение абстракций, символизм, идеализация «раннего» времени как «золотого века», предположение смысла и целесообразной направленности всего происходящего) наблюдаются сегодня и в массовом сознании, и в политических идеологических системах. Однако это означает, что мифотворчество становится своего рода индустрией. Миф из культурологической категории «переходит» в категорию «технологии» (техника создания мифа становится универсальной для маркетинга, рекламы, политических технологий и для современной прозы (Д. Липскеров)5).
1 Русская литература XX века: Школы, направления, методы творческой работы Учебник для студентов высш. учебных заведений / В.Н. Альфонсов, В.Е. Васильев и др.; под ред. С.И. Тиминой. СПб.: Изд-во «Logos»; М.: «Высшая школа», 2002. С. 251.
2 Зайнуллина И.Н. Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков // Автореферат диссертации по ВАК 10.01.01, кандидат филологических наук. Электронный ресурс: http://www.dissercat.com/content/mif-v-russkoi-proze-kontsa-xx-nachala-xxi-vekov#ixzz29oUUPwXt.
J Кочеткова О.Л. Мифологизация как коммуникативная стратегия // Балтийский регион: миф в языке и культуре: материалы международной научной конференции. Калининград: РГУ им. И. Канта, 2010. С. 143.
4 См.: Зайнуллина И.Н. Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков. Электронный ресурс: http://www.dissercat.eom/content/mif-v-russkoi-proze-kontsa-xx-nachala-xxi-vekov#ixzz29oUUPwXt.
5 См. анализ такой техники создания мифа в постмодернистских романах в статье М. Каневской (Каневская М. История и миф в постмодернистском романе // Известия АН. Сер. литературы и языка. 2000. Т. 59. № 2).
Кроме того, для различных направлений современной литературы характерно «свободное непатетическое отношение к мифу»6. М. Каневская объясняет это тем, что вследствие развития постмодернизма все мифологемы мировой культуры используются в современных литературных произведениях как взаимозаменяемые и функционально недетерминированные блоки недействующей модели, муляжа, пустышки. Авторы с легкостью демонтируют эти мифологемы и монтируют вновь в чуждых для них контекстах7, так как усвоен постмодернистский деконструктивизм (разрушение «готовых» стилей). Это относится и к мифу: «Восставая против тоталитаризма канона - идейного, этического, мифологического, религиозного, - деконструктор видит опасность и в каноне сказки», в каноне мифа8.
Степень разработанности исследований мифа и мифопоэтики в литературе 1990 -2000-х годов. Опустошение мифов и игра с ними не уменьшают количество произведений, которые апеллируют к мифам, мифологическим образам и сюжетам. Для их объяснения нужен поиск теоретических и историко-литературных подходов. Это подтверждается наличием большого количества научных исследований мифа и мифопоэтики в литературе 1990 - 2000-х годов: около двухсот работ за последние двадцать лет (многие из которых имеют лингвистический, социологический или культурологический характер9). Эти работы можно разделить на несколько блоков: исследования мифопоэтики произведений отдельного автора или какого-либо направления литературы10; исследование мифологической (фольклорной) традиции отдельного народа11; исследования отдельного мифологического
6 Лверинцсв С., Эпштейн М. Мифологизм в литературе XX века // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 224.
7 Каневская М. История и миф в постмодернистском русском романе. С.40.
8 Пустовал В. Свято и тать // Новый мир. 2009. № 3. С. 149.
9 См. например: Мельник С.П. Культурософская публицистика Томаса Манна: социокультурный контекст, гуманистический идеал, мифопоэтика: автореферат дис. ... кандидата филологических наук : 10.01.10 / Воронеж, гос. ун-т. Воронеж, 2006. 22 е.; Козина Е.С. Средства массовой информации и выборы: Мифотворчество как элемент информационно-пропагандистских кампаний: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.10. Москва, 2000.204 с. и т.д.
10 См. например: Александрова A.A. Мифологемы воды и воздуха в творчестве Иосифа Бродского: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01. Москва, 2007. 224 е.; Михайлова И.М. Мифологизация русской истории в художественном творчестве Д.С. Мережковского: роман «Антихрист (Петр и Алексей)»: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01. СПб, 2009. 198 с.; Полонский В.В. Мифопоэтические аспекты жанровой эволюции в русской литературе конца XIX - начала XX в.: диссертация ... доктора филологических наук: 10.01.01 М., 2008. 383 е.; Побивайло О.В. Мифопоэтика прозы Людмилы Улицкой: автореферат дис. ... кандидата филологических наук: 10.01.01. Красноярск, 2009. 25 с.
" См. например: Давлетшина Л.Х. Мифологизм в татарской прозе конца XX - начала XXI веков: автореферат дис. кандидата филологических наук: 10.01.02 / Казан, гос. ун-т им. В.И. Ульянова-Ленина. Казань, 2005. 22 е.; Мордвина Т.Н. Мифо-ритуальные и фольклорные традиции в драматургии Бурятии: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.09 / Мордвина Т.Н. Улан-Удэ, 2009. 140 с.;/Максимов A.B. Мифологический мир в малых формах фольклора восточных славян: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.09. Смоленск, 2003. 182 с. Муртузалиев, Ю.М. Мифологическая проза табасаранцев: сюжеты и образы: автореферат дис. ... кандидата филологических наук: 10.01.09 Махачкала, 2008. 22 с.
(архетипического) мотива или героя12. Необходимость теоретических исследований фольклора и мифа в совокупности с анализом их художественных воплощений привела к появлению работ, в которых не только интерпретировались художественные произведения XX века (в том числе новейшие), но и в определенном аспекте претворялись идеи теоретиков мифа (диссертационные исследования И.Н. Зайнуллиной, Н.Г. Медведевой и др.'3).
Наличие большого количества художественных и теоретических изысканий стало базой для исследования актуальнейших в конце XX - начале XXI вв. проблем функционирования мифов в социуме, их значения в манипулировании обществом, применения в рекламе и пропаганде принципов мифа и мифологического мышления как универсальных черт сознания, свойственных современным индивидам (работы Е.С. Козиной, ЕЛО. Кармаловой и др.14).
Для нашей работы наиболее значимым является исследование И.Н. Зайнуллиной «Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков»15, так как автор поднимает вопрос о функционировании мифа именно в современной литературе. Мы соглашаемся с выводами учёного о том, что в современной литературе интерес к мифу присущ всем эстетическим направлениям и реализуется в различных жанровых формах. И.Н. Зайнуллина считает основным принципом мифопоэтики русской прозы последнего времени игру с мифом, «своеобразный диалог-полемику», что влечёт за собой разрушение классического мифа и создание на его «обломках» нового мифа. Для нас важен вывод исследовательницы, что авторский миф наследует у классического мифа его художественную структуру, но одновременно становится гораздо шире его «рамок»16.
Вместе с тем работа И.Н. Зайнуллиной довольно широко ставит проблему исследования мифологического (цель ее диссертационного исследования - выявить способы
12 См. например: Стенина В.Ф. Мифология болезни в прозе А.П. Чехова: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01. Самара, 2006. 224 е.; Гнездилова Е.В. Миф об Орфее в литературе первой половины XX века: P.M. Рильке, Ж. Кокто, Ж. Ануй, Т. Уильяме: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.03. Москва, 2006. 200 с.
13 Зайнуллина И.Н. Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков: диссертация ... кандидата филологических наук 10.01.01. Казань, 2004. 177 е.; Медведева Н.Г. Миф как форма художественной условности: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.08. Москва, 1984. 174 е.; Шарипина Т.А. Восприятие античности в литературном сознании Германии XX века (троянский цикл мифов): диссертация ... доктора филологических наук. Нижний Новгород, 1998. 532 с.; Ахметова М.В. Эсхатологические мотивы современной мифологии в России конца ХХ-начала XXI вв.: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.09. М., 2004. 260 с.
14 Козина Е.С. Средства массовой информации и выборы: Мифотворчество как элемент информационно-пропагандистских кампаний: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.10. Москва, 2000. 204 с.; Кармалова Е.Ю. Мифопоэтические и жанровые коды в телекоммуникации: реклама и «развлекательная» тележурналистика: диссертация ... доктора филологических наук: 10.01.10. СПб, 2008. 406 с.
15 Зайнуллина И.Н. Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков: диссертация ... кандидата филологических наук 10.01.01. Казань, 2004. 177 с.
16 Зайнуллина И.Н. Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков. Электронный ресурс: http://wvvw.dissercat.cOm/contentymif-v-russkoi-proze-kontsa-xx-nachala-xxi-vekov#ixzz29oUUPwXt.
и формы мифологизации в современной русской прозе), новейший художественный материал требует и более детального всматривания. Диссертационные исследования
17
отдельных мотивов и образов мифов доказывают необходимость этого . Эти конкретные исследования проявляют те аспекты, в которых современных литературоведов интересует мифологизм и мифопоэтика в литературе XX - XXI вв.: мифопоэтические аспекты, мифопоэтическое пространство, мифология имени, мифологизированный образ города, мифопоэтическая картина мира. Данные темы современных диссертаций указывают на интерес литературо�