автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Фольклорные и древнерусские сюжеты и мотивы в творчестве Н.С. Лескова: мифопоэтический аспект

Полный текст автореферата диссертации по теме "Фольклорные и древнерусские сюжеты и мотивы в творчестве Н.С. Лескова: мифопоэтический аспект"

На правах рукописи

ШКУТА ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА

Фольклорные и древнерусские сюжеты и мотивы в творчестве Н.С. Лескова: мифопоэтический аспект

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Барнаул 2005

Работа выполнена на кафедре филологии ГОУ ВПО «Новосибирский государственный технический университет»

Научный руководитель:

Консультант:

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Печерская Татьяна Ивановна

кандидат филологических наук, доцент Журова Людмила Ивановна

доктор филологических наук, профессор Гузь Наталья Александровна

кандидат филологических наук, доцент Синельникова Галина Петровна

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Новосибирский государственный университет»

Защита состоится «25» февраля 2005 г. в «_» часов на заседании

диссертационного совета К 212.005.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет» по адресу: 656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

Автореферат разослан «^^угКнваря 2005 г. Ученый секретарь диссертационного совета,

доктор филологических наук, профессор N л. Н.В Халина

ОБЩИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ РАБОТЫ

В современном литературоведении оформилось и продолжает интенсивно развиваться одно из актуальных направлений в изучении художественного произведения и литературы в целом - мифопоэтическое.

Актуальность изучения мифопоэтического аспекта творчества Н.С. Лескова продиктована недостаточной степенью изученности данной проблемы. Существующие исследования A.A. Горелова, JI. Озерова, С.М. Телегина, H.H. Старыгиной, Е.А. Михеичевой, A.B. Пигина, A.M. Ранчина, Р.Н. Поддубной, Б.С. Дыхановой, И.П. Видуэцкой и других актуализируют отдельные вопросы религиозного, мифологического характера, выявляют особенности функционирования фольклорного материала, древнерусской литературы в художественном мире писателя. Однако это не создает целостного представления об особенностях проявления мифопоэтического начала в творчестве Н.С. Лескова, которое нам представляется как сложное переплетение и взаимодействие мифологического, христианского, фольклорного материала и древнерусской литературы; их взаимообусловленность, специфическое функционирование на уровне структуры произведения, образов, сюжета и комплекса мотивов, входящих в него, позволяют нам говорить об особенностях авторской рецепции.

Объектом исследования являются сюжеты о праведниках, о договоре человека с дьяволом, сюжеты, связанные с темой юродства и скоморошества, а также комплекс мотивов, их составляющих Материалом послужили произведения, наиболее репрезентативные для нашей работы: повести «Житие одной бабы», «Островитяне», «Очарованный странник», хроника «Божедомы. Хроника лет временных», роман-хроника «Соборяне», роман «На ножах», рассказы «Котин Доилец и Платонида», «Павлин», «Шерамур», легенда «Скоморох Памфалон».

Выявление и привлечение источников сюжетов (прологи, минеи, легенды, древнерусские повести, фпгтЕ.к-парный магориат!) пп31у-|пиг[р опреде-

НАЦИОНАЛЬНАЯ } ] БИБЛИОТЕКА 1

I. STSKtA

лить специфику их функционирования в поэтике Н.С. Лескова. Это стало предметом исследования.

Цель работы - установление связи сюжетов и мотивов произведений Н С. Лескова с фольклором, древнерусской литературой, библейскими источниками, определение характера их взаимодействия в поэтике Н С Лескова.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1) установить и обосновать выбор сюжетов и мотивов, генетически связанных с фольклором, древнерусской литературой, определить их приоритетность и особенность развертывания в художественных произведениях Н.С. Лескова;

2) выявить варианты сюжета о праведниках и комплекса мотивов, его составляющих;

3) определить сложность и своеобразие мотивов, характерных для сюжета о договоре человека с дьяволом, проявляющихся в подтексте некоторых произведений писателя; обосновать дискретность и вариативность развития сюжета с учетом особенностей мифопоэтики Н.С. Лескова, что позволяет говорить об этом сюжете как о «мерцающем»;

4) обозначить сложность и неодномерность прочтения Лесковым категории «бесноватости», наметить две линии развития сюжета о договоре человека с дьяволом: линию «подневольных грешников» (бесноватых) и линию грешников, сознательно вступающих в договор; определить мотивы, характерные для каждой сюжетной линии;

5) определить специфика развития мотивов, выявляющих место и роль скоморошества и юродства в мифопоэтической системе Н С Лескова

Положения, выносимые на защиту:

1. Обращение Лескова к мотивам и сюжетам древнерусской литературы, фольклора, библейским текстам есть особый вид авторской рецепции, напрямую связанный с решением художественных задач.

« > 1 ** < « 1« ,фг,гт*<* '

» П* V* Ш

2. Мифопоэтический сюжет о праведниках в художественной системе Лескова распадается на «мужскую» и «женскую» линии, каждая из которых развивается нелинейно.

3. Мифопоэтический мотив праведничества строится на типе поведения героев: мужской тип поведения - это уход из мира или трагически завершившаяся попытка противостоять миру; женский тип поведения -сохранение «кода чистоты», стремление к сбережению внутренней цельности Праведность - результат личностного развития.

4. Инвариантный сюжет о «юродивых Христа ради» в творчестве Лескова трансформируется. Создается авторская видовая парадигма, в которой доминирует «чрева-ради юродивый». Содержание мотивного комплекса этого варианта сюжета редуцировано, актуализированы формальные признаки юродивых.

5. Тип поведения скоморохов ориентирован на родовые признаки праведничества Наблюдается смешение мотивных комплексов сюжетов о скоморохах и юродивых.

6. Древнерусская модель сюжета о договоре человека с дьяволом нарушена: ее фрагменты мерцают в двух сюжетных линиях - о бесноватых («подневольных грешниках») и героях с фатальной, предопределенной судьбой.

7. Сюжетообразующие мотивы заявлены в заглавиях произведений, именах и прозвищах героев. Семантические оппозиции (день/ночь, центр/периферия, низ/верх, сухой/зеленый, богатырь/карлик и т.д.) и специфика их развертывания в произведениях Лескова позволяет говорить об усложнении сюжетов о праведниках и о договоре человека с дьяволом, об обогащении их дополнительными мотивами.

Научная новизна работы заключается в том, что: впервые установлены минейные, патериковые, проложные источники, мотивные комплексы которых включены в сюжеты произведений Лескова; определена специфика, характер взаимодействия мотивов (перелицовывание, диффузия),

в мифопоэтике Лескова выявлен ряд ключевых мотивов, определяющих развитие сюжеюв о праведниках, о договоре человека с дьяволом.

Особенности анализируемого материала предполагают системное изучение произведений, использование методов «конкретного литературоведения» (Д.С. Лихачев), био1рафического метода, культурно-исторического, сравнительного, структурного.

Теоретическая значимость диссертации определяется возможностью применения опыта мифопоэтического анализа произведений Н Г Лескова в решении актуальных проблем изучения творчества писателя и современного литературоведения.

Практическая значимость работы заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы для разработки спецкурсов, посвященных творчеству Лескова, в дальнейших исследованиях, посвященных изучению мифопоэтики русской литературы.

Апробация работы. Работа обсуждалась на заседании кафедры филологии Новосибирского государственного технического университета, на заседании кафедры гуманитарных дисциплин Рубцовского филиала Университета Российской академии образования. По теме диссертации сделаны доклады на научных конференциях «Проблемы и пути повышения эф-фекшвности воспитания студенческой и учащейся молодежи» (Барнаул, 2000), «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении)/ (Третьи Филологические чтения) (Новосибирск, 2002), «Диалог культур 6 Лингвистика. Литературоведение» (Барнаул, 2003), «Филологический анализ текста» (Барнаул, 2004), «Человек в контексте современной социокультурной ситуации» (Рубцовск, 2004). По теме диссертации опубликовано три статьи.

Структура работы: диссертация состоит из введения, трех глав и заключения и библиографического списка, составляющего 328 наименований

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается новизна и актуальность проведенного исследования, выбор методов, определяется объект и предмет, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются цель и задачи, основные положения диссертации; анализируется научно-исследовательская литература по заявленной проблеме.

Первая глава диссертации «Сюжет о праведнике в мифопоэтиче-ской системе Н.С. Лескова» состоит из двух параграфов.

В первом параграфе «Сюжет о праведницах в мифопоэтической системе Н.С. Лескова» рассматривается специфика развития сюжета о «генетических праведницах» на материале повестей «Житие одной бабы» (1863), «Островитяне» (1865-1866), романа «На ножах» (1871), в которых инвариантная структура сюжета проступает особенно явственно. В ходе анализа установлено, что родовое гнездо праведников - семья, где сильно материнское начало, является отправным моментом, с которого получает нелинейное развитие традиционный сюжет. В произведениях Лескова мифологема «заветы предков» амбивалентна: нарушение заветов чревато распадением личности «генетической праведницы» (Настя Прокудина, Мария Норк), следование нравственным принципам семьи сохраняет цельность личности в любой ситуации (Александра Синтянина, Ида Норк).

Развитие сюжетного блока «нежелательное замужество» нелинейно. В ранних произведениях он становится отправным моментом для развития мотивов грешной любви, молчания как протеста, отстранения от супружеских обязанностей («Житие одной бабы», «Островитяне»), В романе «На ножах» в этот блок, помимо указанных, включены традиционно агиографические мотивы смирения, верности супружескому долгу, ведения домашнего хозяйства и т. д.

Мотив грешной любви акцентирован не только введением в повествование мифологем «воды», «огня», «огненной реки», «огненного змея» («Житие одной бабы»), но и песенной стихией, которая выполняет двоя-

кую роль Духовные песнопения исцеляют героиню (сцена в доме Кры-лушкина), игровые песни искушают, подталкивают на грешную любовь (песни Степана, «игра» песен в петров день и т.д.) Испытание песней, магией песенного слова героиня не проходит.

Мотив ухода из дома, в агиографической традиции связанный с поиском праведного пути или сознательного ухода в монастырь, в романс коррелирует с мотивами уединения, отстранения от общения с мужем Сам дом как среда обитания праведницы героинями отвергается- Настя живет в пуньке, Мария странствует, пристанищем и убежищем Синтяни-ной становится хутор, отгороженный от внешнего мира цветущим садом Сад, буйство зелени является семантически отмеченным фрагментом произведений Лескова' это знак праведности (сад Силы Крылушкина «Житие одной бабы», Женни Гловацкой «Некуда», Пизонского «Котин доилец и Платонида» и т.д.)

В отличие от агиографической традиции в творчестве ПС Лескова развитие сюжета о праведнице основывается на доминировании мотивов грешной и праведной любви, которые определяют выбор жизненного пути героини Мотив грешной любви, оформляясь в «Житии одной бабы», приобретает особую значимость в повести «Островитяне». Параллельно происходит актуализация мотива праведной любви, сопряженной с христианскими заповедями в романе «На ножах». Если Настя и Мария сосредоточены на себе, то Синтянина «развернута» вовне, к людям. Эти мотивы маркируют и типы поведения героинь: Настя Прокудина - неправедная, Маша Норк - псевдо-праведная и Синтянина - праведница.

Во втором параграфе «Сюжет о праведниках в мифопоэтической системе Н.С. Лескова» мы обращаемся к рассказам «Котин доилец и Платонида», «Павлин», роману хронике «Соборяне». В исследовательской литературе праведность героев этих произведений не вызывала сомнения Выявление агиографических (Минеи, Прологи) источников позволяет иначе взглянуть на проблему.

История жизни Платониды и Пизонского - две части рассказа «Котин доилец и Платонида» (1867), выстроенные по принципу зеркального отражения Жизненный путь Константина Пизонского представляет собой «перелицованный» сюжет о праведнике. Мотив ухода в монастырь, знаковый в агиографии, приобретает иное содержание: в монастырь мать и сын приходят от безысходности, нищеты, причем мать решается на подлог, представив сына девочкой Макриной. По Четьим Минеям известны сюжеты («Житие преподобной Марии, подвизавшейся в мужском образе под именем Марина» (12 февраля), «Житие и подвиги преподобной матери нашей Феодоры, подвизавшейся в мужском образе» (11 сентября), «Житие преподобной матери нашей Макрины» (19 июля)), развитие которых отчасти напоминает сюжет рассказа. Аллюзии на житийные тексты позволяют выявить элементы авторской рецепции. Для писателя больший интерес представляет нестандартность ситуации, нежели назидательный смысл житий (одоление страстей, умерщвление плоти, дар предвидения и исцеления и т п.). Пизонский пребывает в женском монастыре, вбирая в себя черты, характерные для женского типа поведения (шитье, ведение домашнего хозяйства, говорит о себе в женском роде, ощущает себя в женской ипостаси и т.п.).

Анализ агиографических источников обнаружил, что имя определяет жизненный путь героя, способствует изменению внутренних, сущностных характеристик. Смена имени (Макрина - Котин - Константин Ионыч) маркирует путь героя из монастырского бытия в мирское, где он не только изменил свой социальный статус (стал гражданином), но и определился в мужской ипостаси.

Мотивы дороги, поиска странником приюта, традиционные для агиографии, в рассказе сопрягаются с поиском живой души — родственников. Процесс «вживления» в мир Пизонского происходит посредством создания семьи, опекунства и покровительства детям. С этого момента смех, сопутствовавший герою, исчезает из повествования, акцент смещает-

ся в сторону мирского бытия: воспитания детей, строительства дома Дом мыслится как место обитания человека вообще: «дом / гнездо», «дом / сарай», «дом / остров».

Самоопределение в мире Пизонского контрастирует с повествованием о судьбе Платониды, спасающейся от преследований свекра в скиту. Источником этого сюжета явилась «Память святой мученицы Фомаиды» (13 апреля).

Имена, выбранные Лесковым для этой части рассказа, также семантически «загружены» в агиографической традиции («Житие преподобного отца нашего Маркелла, игумена "обители неусыпающих"» (29 декабря)) В Синайском патерике авва Маркел призывает братию «отбегати плотскаго жития». Имя праведницы Платониды упоминается в Прологе, в Четьих Минеях (6 апреля). Имена героев и сюжетная линия «Платонида-Маркел» (свекор-невестка) подлежат мифопоэтическому осмыслению. Лесков создает собственный вариант жития праведницы Платониды (в Четьих Минеях жития нет) и изменяет «агиографическую подсвеченность» имени Маркел, сопрягая грехопадение старца с мотивами грешной страсти, плотского вожделения.

Скрывшаяся от свекра в скиту Платонида обретает дар «провидения» и «пролития слез», которым обладали избранные (Ксения юродивая (24 января), преп. Кирилл Новоезерский (4 февраля), Пафнутий Александрийский (15 февраля), Пафнутий Боровский (1 мая), преп. Виссарион (6 июня)). Скорбь о мирском и радость о совершенстве вечной жизни в этом душеспасительный смысл «слезоточения». Платонида, «выплакавшая очи», находится в одном ряду с агиографическими подвижниками, скорбящими и проливающими слезы о мире. Лесковская «плакальщица» скорбит о чужих грехах, в этом ее путь к спасению.

Роман-хроника «Соборяне» (1872) и две его ранние редакции «Чаю щие движения воды» (1867) и «Божедомы. Хроника лет временных» (1868) представлены в исследовательской литературе как метатекст (О Е. Майо-

рова), что позволяет реконструировать общий замысел, выявить особенности развития сюжета о праведнике. Сравнение текста «Соборян» и рукописной редакции «Божедомы Хроника лет временных» обнаруживает элементы эволюции образа праведника.

В «Соборянах» актуализируются важнейшие архетипы, соотносимые с праведностью. Дом как родовое гнездо, где укрепляется духом праведник, «центр-периферия», где окраинность, отдаленность от центра становится показателем праведного жития. Оппозиция «сухой-зеленый» в структуре романа-хроники является не только мифопоэтическим символом крепости веры, но и логическим завершением «внутритекстового спора» о главенстве Туберозова над Ахиллой и Захарией Этот эпизод вызывает ассоциативную связь с древнерусской «Повестью о Петре и Февронии Муромских» Ермолая-Еразма, где подобным же образом зацветают сухие обрубки деревьев. Крепость веры и святость утверждают и умножают жизнь.

Мотивный блок «семейная жизнь» претерпевает существенные изменения. Если в «Божедомах» подчеркивается духовное родство Натальи Николаевны и Савелия Туберозова, что ассоциативно сближает их с другой идеальной парой Аввакум - Анастасия Марковна, то в «Соборянах» жена протопопа «опрощена», круг ее интересов ограничен обустройством дома и созданием максимально благоприятных условий для мужа. Наивность и простота Натальи Николаевны соотносима с блаженной женой отца Евангела - Паинькой («На ножах»). Думается, что Лесков намеренно изменил содержательную основу образов жен священников, намечая, но не развивая особую линию «женщин-юродивых».

Изменения затронули и мотивный блок «выбор жизненного пути». Если в «Божедомах» выбор жизненного пути в большей степени продиктован волей Аввакума, то в романе-хронике «аввакумовское» начало ослаблено, приглушено. Туберозов безмерно одинок в поисках истины. «Жизнь кончилась, начинается житие» - емкая формула, отражающая духовный

путь праведника. На этом завершающем этапе доминируют мотивы самопожертвования, уединения, праведной любви. Жизнь совершает выверенный круг- умирают не только те, кто составлял нравственную основу Стар-города , но и те, кто препятствовал утверждению божьих заповедей на земле (Борноволоков). Мотив смерти, актуализированный в заглавии «Бо-жедомы», мерцает в тексте «Соборян», сопрягаясь с мотивом обновления жизни. Цикличность, повторяемость событий - устойчивая мифопоэтиче-ская схема, развернутая в романе-хронике Лескова.

В рассказе «Павлин» (1874) наблюдается зеркальное построение сюжета. Имя героини не вынесено в заглавие, но составляет скрытый план повествования, который проявляется с развитием сюжета о грехопадении старца.

Павлин Певунов совмещает в себе целый ряд характеристик, присущих самым разным героям Лескова. Сознание собственного превосходства над людьми порождает гордыню, и в этом он близок другому лесковскому герою - старцу Ермию («Скоморох Памфалон»), Мотив гордыни, маркирующий жизненный путь Павлина, проявляется в сюжете неравномерно, приобретая большую значимость в сцене, когда герой публично признает свои достоинства в ослеплении грешной страстью к юной воспитаннице Любочке. Женитьба на ней не только продуцирует мотив грешной любви, но и изменяет сущностную характеристику. Он, подобно Пизонскому, сам ведет дом. Комплекс мотивов, входящий в блок «семейная жизнь» героя, «перетягивает» на себя часть мотивов, характерных для «женского типа» сюжета: это мотивы ведения домашнего хозяйства, шитья и пяличного дела Варьирование традиционного сюжета продуцирует мотивы отстранения от дома, от исполнения супружеских обязанностей самой Любочкой, что формально сближает ее с Настей Прокудиной, Маничкой Норк.

В рассказе мотив грешной любви продвигает сюжетное действие Внезапное прозрение старца сопровождается внутренним монологом, где он называет себя убийцей, насильником. Это явная аллюзия на «Житие

Иакова пустынника» (март 4). Искупление и покаяние, как и в житии, происходит со сменой имени (Павлин - Спиридон) и уходом в монастырь.

Жизненный путь Любочки - это вторая сюжетная линия, перекликающаяся с сюжетом о праведницах в творчестве Лескова. Архетипичная оппозиция «верх/низ» представлена через символический образ лестницы. Подъем по лестнице - аналог восхождения в мифопоэтической традиции, богатой высокими религиозно-нравственными смыслами' - у Лескова инверсирован- путь наверх равен грехопадению Любочки. К зеркальному отражению «мифопоэтических схем» (В.Н. Топоров) Лесков неоднократно прибегает и в других произведениях: сходной семантикой обладает символ лестницы, оппозиции «верх/низ», «день/ночь» в очерке «Леди Макбет Мценского уезда».

Мотив грешной любви, пронизывающий повествование, постепенно угасает. От грехопадения Люба приходит к покаянию, любви смиренной, всепрощающей, праведной. Уход в монастырь стал закономерным в развитии покаянного пути грешницы. Надпись на надгробном кресте: «Схимонахиня Людмила, в мире грешная Любовь» есть смысловая перекличка мотива грешной любви и грешницы Любови. В этом проявляется особенность мифопоэтического текста Лескова, где допустимы изменения границ между именем собственным и нарицательным, переход одного в другое. В целом развитие сюжета в этом рассказе в большей мере ориентировано на традицию, выдержано в русле покаянной характерологии.

В главе второй «Юродство и скоморошество в мифопоэтической системе Н.С. Лескова» рассматриваются рассказ «Шерамур. Чрева-ради юродивый» (1879) и легенда «Скоморох Памфалон» (1886) в аспекте лес-ковских праведников.

В первом параграфе «"Юродивый Христа ради" и "чрева-ради юродивый" в миропонимании Н.С. Лескова» анализируется правомер-

1 Топоров В Н О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления («Преступление и наказание») // Миф Ритуал Символ Образ Исследования в области мифопоэтического Избранное - М., 1995 -С 248

ность традиционного соотнесения Шерамура с юродивыми (А.А Горелов, В.Е. Хализев, О.Е Майорова, И.В. Мотеюнайте и др ) Сравнение вариантов заглавия этого рассказа позволяет выявить авторскую интенцию. Заголовок «Шерамур» и подзаголовок (Чрева-ради юродивый) предпола! акл два уровня прочтения: Шерамур (мифопоэтика имени) и чрева-ради юродивый (соотнесенность героя с «юродивыми Христа ради»).

Подзаголовок (Чрева-ради юродивый) усложняет восприятие устойчивой, узнаваемой в культурном контексте формулы «Христа ради юродивый». Шерамур - человек без имени, данного при крещении, и юродивый, помещенный в инородную среду, «развернутый» вовнутрь, в чрево, брюхо Это многократно усложняет понимание «праведности» Шерамура, специфику его юродства.

Феноменологические признаки юродивых, выявленные A.M. Панченко, позволяют отметить в Шерамуре лишь формальное сходство с этим типом праведников, содержательные признаки редуцированы Так, наблюдается изменение семантики мотива скитания «меж двор», диффузия его семантического поля с семантическим полем мотива еды, чревоугодия, поскольку скитания Шерамура обусловлены юлько поиском еды. Традиционный для жития юродивых мотив презрения к плоти в произведении Лескова становится признаком нечистоплотности героя- «рубище многошвейное» как корпоративная примета юродивых превращается в проявление небрежения в одежде, неряшливости.

Указание автора на принадлежность Шерамура к юродивым предполагает и должное отношение героя к христианскому учению, однако идея спасения сопрягается со страстью к еде: «я, дескать, уверовал - дайте поесть»2 Нивелирование, опрощение высоконравственной идеи обретения Христа приводит к возможности построения алогичного семантического ряда «вера - спасение - еда». Появление третьего компонента - «еды» - это

2 Лесков Н С Собр соч В 11 т М , 1957 Т 6 С 264

путь вниз, в земное, в утробу. Постулаты, принципиально важные для христианина, втягиваются в иное семантическое поле.

Мотив еды, чревоугодия становится не только сюжетообразующим, по и промежуточным звеном, отодвигающим смерть и укрепляющим земную жизнь человека. В смысловом ряду «на смерть отысповедует - жри - помирать остановится» центральный компонент - «жри» - «отрицает» смысл предыдущего и «утверждает» последующий

В отличие от юродивых Христа ради, ориентированных на жизнь вечную, духовную, лесковский герой пребывает в дольнем, земном Мотив еды определяет развитие сюжетного действия и в парижский период Ше-рамура В этом мире «чрево - живот - брюхо» уместны, исполнены смысла, ведь Париж - родина великих чревоугодников, героев Ф. Рабле

Жизненный путь Шерамура завершается свадьбой, погружением в карнавальный, шутовской мир. Карнавальное, коллективное начало актуализируется в сцене свадебного пира, в котором центральное место занимает ритуал «выборы короля — переодевание - развенчание - осмеяние». Происходит умирание прежнего героя и возрождение нового: Шерамур теперь «теткин муж». Ситуация «перемены мест» встречается и в житиях юродивых (Андрея Цареградского, Арсения Новгородского, Прокопия Вятского) Результатом • этой «мены» является доказательство того, что юродивый -истинный мудрец, сосуд благодати, божий избранник Лесков, сохраняя типологические признаки юродивых, привносит иное содержание - его герой узок, примитивен. Существующие оценки Шерамура как праведника могут быть обоснованы только одним обстоятельством развернутостью мотива насыщения страждущих

Анализ показал, что родовая парадигма «Юродивых Христа ради» Лесковым разрушена, а определена видовая - «юродивый чрева-ради», находящаяся в диалогических отношениях с генетической.

Во втором параграфе «Проблема скоморошества и праведничест-ва в легенде Н.С. Лескова "Скоморох Памфалон"» определяются ис-

точники мотивов и сюжетов, вошедших в произведение «Скоморох Пам-фалон» Установлено, что традиционные проложные сюжеты о скоморохе Гаяне и Вавиле (М.П. Чередникова, A.A. Горелов), а также на легенды А.Н. Афанасьева, не являются источниками произведения Лескова.

Первоначальный замысел писателя создать произведение о «боголю-безном скоморохе» был реализован в обход цензуры. Имя Памфалон, соотносимое в агиографии с именем Халкидонского мученика, так или иначе «прочитывает» название «Скоморох Памфалон» как «Скоморох мученик» Таким образом, агиографическая «подсвеченность» образа скомороха ясна Имя второго героя - Ермий (апостол Ермий, афинянин Аполлониадский (июль 6), Команский мученик (май, 31)) - также предполагает развитие сюжета мартирия. Мотивы, вошедшие в это произведение, были почерпнуты Лесковым из самых разных житий («Память преподобного отца нашего Исидора Пилусиотского», «Житие преподобного отца нашего Авксентия» (14 февраля), «Житие Мартиниана и память святых жен Зои и Фотинии» (13 февраля), «Память преподобного Фалласия пустынника Сирийского» (22 февраля)). Двухчастная композиция рассказа традиционно выстроена по принципу зеркального отражения: праведник Ермий и грешник скоморох.

В мифопоэтической традиции гордыня есть уловка дьявола, акт искушения («Житие преподобного отца нашего Иакова постника»), У Лескова мотив гордыни праведника имеет другие корни: это внутренний посыл Ермия, плод его многолетних раздумий. Отчаяние и сомнение Ермия порождает мотив негласного спора с Творцом.

Сравнение с текстом проложного жития Феодула (3 декабря) позволяет выявить ряд мотивов, подлежащих мифопоэтическому прочтению Прежде всего мотив поиска праведника в миру. Феодул отправляется на поиски богоугодного человека перед смертью, подводя итог своему тридцатилетнему столпничеству. У Лескова содержательная сторона мотива иная: Ермий отправляется в путь от отчаяния, что вечность запустеет.

В противовес существующему мнению3, источником мотива странник ищет приюта являются не легенды А.Н. Афанасьева, а жития. В легендах «Чудесная молотьба» (А 752), «Бедная вдова» (В 750), «Чудо на мельнице» прослеживается вариант мотива поиск приюта как испытание людского милосердия. У Лескова значим вариант мотива поиск приюта у боголюбивых и человеколюбцев, как и в «Житии преподобного отца нашего Мартиниана» (13 февраля). К финалу произведения мотив гордыни столпника преодолевается. Эволюция образа Ермия - преодоление себя, гордыни, самомнения.

Путь скомороха Памфалона - от осознания греховности собственной жизни к праведничеству. Скоморошество в традиции сопряжено со средневековой смеховой культурой: это зрелище, призванное вызвать смех, развеселить народ, избавить от скуки. Инструменты увеселения - гусли, дудки; способ увеселения - пляски, балагурство. В тексте легенды смехо-творение для Памфалона - это ремесло, которое помогает ему прокормить себя Смех=-работа развенчивает саму природу комического. При всех указаниях на способность Памфалона к смехопорождению, при всех атрибутах скомороха (медный ободок, разноперая птица, собака для потехи и другие «скоморошьи снаряды») Лесков не дает ни одной сцены, где бы Памфалон развлекал людей, смех в этом произведении затекстовый. Скоморошье действо перемещается в ночь, тем самым удваивается бесовское начало ремесла (в традиции, ночь - бесовское время). День становится проявлением божественной сути в человеке. Именно днем видится Ермию не скоморох, а ангел, именно днем ведут они душеспасительную беседу о жизни Памфалона.

Удвоение мотива утраты материальных благ применительно к разным героям (Памфалону и Ермию) приводит к продуцированию различных семантических рядов. В случае с Ермием отказ от богатства актуализирует

3 Чередникова М П Об источниках легенды Н С Лескова «Скоморох Памфалон» // Русский фольклор Т XIII Л, 1972 С 115

мотив отшельничества в пустыне, отстранения от мирского зла, гордыни и отчаяния В случае с Памфалоном - мотив сострадания, отказа от спасения души, поскольку Памфалон вынужден вернуться к скоморошеству. Формально две линии имеют отрицательный результат: в финале мы имеем гордыню и отчаяние (Ермий) и отказ от спасения души (Памфалон) В содержательном плане утрата Памфалона оборачивается приобретением. Поступок Памфалона предопределил его вознесение в вечность.

Земная жизнь Памфалона - грех и грязь. Осознание собственной греховности и невозможности изменить что-либо - это своего рода мученический путь. Наследование жизни вечной - награда мученику. Здесь явное следование агиографической традиции. Использование в описании жизни скомороха повторяющихся синтаксических конструкций, узнаваемых по памятникам древнерусской литературы («Домострой»), способствует не только созданию атмосферы, культурного фона эпохи, но и служат своеобразной метой греховного, бесовского мира, который в рамках легенды становится праведным.

Разрушение традиционной системы приводит к подвижности, проницаемости элементов, ранее не сопоставимых: скоморох-праведник Включение в мифопоэтическую систему праведничества и юродивого «чрева-ради» позволяет говорить о разрушении Лесковым традиционных представлений о праведниках и грешниках.

В третьей главе «Демонологические мотивы в мифопоэтической системе Н.С. Лескова» рассматриваются особенности сюжета, комплекс мотивов которого частично соотносим с сюжетом о договоре человека с дьяволом (О.Д. Журавель).

Обращение к древнерусским источникам позволяет выявить в произведениях Н.С. Лескова («Житие одной бабы», «На ножах», «Соборяне», «Очарованный сгранник») две сюжетные линии, характерные для развития демонологических мотивов: сюжет о «подневольных грешниках», т.е бесноватых, и мерцающий сюжет о договоре человека с дьяволом. Привлече-

ние рукописной редакции хроники «Божедомы. Хроника лет временных» создает основу для наблюдения за эволюцией некоторых демонологических мотивов.

В первом параграфе «Мотив бесноватости в повести Н.С. Лескова «Житие одной бабы»» выявляются особенности проявления мотива бесноватости в соотнесении с агиографической, фольклорной традицией.

Введение мифологемы «огненной реки», «огненного змея», стилистическая окрашенность сцены разговора Насти и Домны, напоминающей заговор, способствует не только многократной «подсветке» греховности бытия, но и провоцирует болезненный приступ героини. Поведение Насти повторяет поведение бесноватых, описание которых встречается в житиях, например, в «Повести о Соломонии».

Мотив бесноватости в произведении Лескова претерпевает существенные изменения. Он перестает быть фактом духовной крепости героя, одолевающего козни дьявола, что свойственно, например, агиографии, и уже не ассоциируется с актом очистительной смерти, через которую проходит человек и обретает путь к покаянию и спасению. Этот мотив сопряжен с мотивом грешной любви, не свойственным агиографии. Грешный путь героини, «подневольной грешницы», завершается ее смертью. В этом произведении интересующие нас мотивы едва намечены, не развернуты, но они привлекают внимание именно своей «непохожестью», «вывернуто-стью» в сравнении с традицией.

Во втором параграфе «Демонологические мотивы в романе Н.С. Лескова "На ножах"» анализируются мотивы, характерные для сюжета о договоре человека с дьяволом, который проявляется на уровне мерцающего подтекста.

Мотив добровольности вступления в договор героя-богоотступника и беса как непременное условие заключения сделки в романе Лескова отсутствует. Договор заключают между собой герои, маркированные авто-

ром как бесы (Глафира - «демон»4, Горданов - «темный ангел»5, Иосаф -мелкий «бес»6). Цели, которые они преследуют, полученные результаты отражают поведение человека, заключившего договор с дьяволом. Образуется сложное ассоциативное сплетение мотивов: обретения материальных благ, желания героя обрести любовь женщины (с брачными намерениями), желание героя удовлетворить уязвленное честолюбие и т.д. Мотив сумасшествия, неоднократно появляющийся в произведениях Лескова, в романе соотносим с мотивным комплексом «разрыв договора» (брачный договор Висленева с Алинкой расторгается в связи с «сумасшествием» героя).

В романе Лескова обнаруживает себя иное заполнение традиционного мотивного блока путь к заключению договора. Местом встречи и заключения сделки могут быть дом, гостиница, комната, т е топосы, изначально соразмерные человеку, не являющиеся «нечистыми». Способы связи - записка, письмо, полученные по почте или со слугой, т.е. способы, в которых исключено всякое магическое действие. Исключены мотивы, связанные с отречением от Бога, крестной магии, роду племени, поскольку участники сделки вне церкви. Мотив отречения от роду и от племени в романе дискретен: в силу целого ряда причин родственные связи прерваны естественным или насильственным путем (отравление Кюлевейна, убийство Бодростина).

Аллюзия на сюжет о договоре человека с дьяволом проявляется в сюжетной линии «Александра Гриневич - Синтянин». Брак героев, маркированных автором как «праведница» и «бес», задает нетрадиционный вариант развития сюжета и его мотивных комплексов. Синтянин под влиянием жены-праведницы приходит к покаянию и стремлению избавиться от своей дьявольской природы. Происходит угасание одного сюжета (о договоре с дьяволом) и продуцирование другого - о покаянии беса.

4 Лесков НС Собр соч В 12т М, 1989 Т 9 С 14

5 Там же 142

6 Лесков Н С Собр соч В 12 т М, 1989 Т 8 С 140

20

Покаяние «беса» есть аллюзия на известный в мировой литературе сюжет о «кающемся бесе». Лесков не полемизирует с патериковым сказанием о бесе Зерифере как наиболее известной древнерусской версией сюжета о «кающемся» бесе, где «древнее зло новым добром быти не может». Не создает и ситуации безоговорочного прощения беса и его возвращения в лоно церкви («Повесть, како един бес прииде в покаяние. Патерик Скитский») Создается гипотетическая ситуация готовности вернуться к Богу, но смерть генерала Синтянина прерывает путь покаяния и прощения, вопрос об итогах этого пути остается открытым.

Подвижность, изменчивость «бесовской иерархии», ее «растворение» в обыденной жизни позволяет Лескову «смоделировать» мир, в котором правят «бесы»; - мир, ощущаемый писателем как «новый хаос».

В третьем параграфе «Мифопоэтика мотива рукописания в романс-хронике "Соборяне"» осуществляется попытка «увидеть» мотив рукописания, являющийся определяющим в сюжете о договоре человека с дьяволом.

Тематическая близость хроники «Божедомы. Хроника лет временных», романа-хроники «Соборяне», романа «На ножах», изменения, вносимые автором в окончательную редакцию, позволяют говорить о целенаправленной работе Лескова по разработке мотивов рукописания, отстранения от крестной магии, церковных таинств, являющихся ключевыми в сюжете о договоре человека с дьяволом.

Мотив рукописания как добровольный акт продажи души дьяволу в романе-хронике «Соборяне» не развернут. Обращение к ранним редакциям доказывает, что этот сюжетообразующий мотив проявляется в подтексте, растворен в семантике имен Семантика фамилии Ахиллы Десницына -«правая рука», «символ истинности, праведности, правоты», «символ божьей власти, могущества» - опосредованно коррелирует с архетипичной оппозицией «правый-левый», столь значимой в контексте

Основываясь на данных сравнительного анализа, можно утверждать, что в «Соборянах» мотив поиска живой души, мотив рукописания фрагментарно проявляются в тексте. Анализ сцены подготовки дома Бизюки-ной к встрече гостей (Борноволокова и Термосесова) приводит к выводу, что в рукописной редакции акцент смещен на момент обеднения дома (вынос мебели, удаление образа на конюшню), а это связано с угасанием мотива живой души, ее подчинения бесовской силе. Мотив грешной любви, уязвления страстью развернут в «Божедомах» и в усеченном виде представлен в «Соборянах». В «Божедомах» любовь - это болезнь, любовная лихорадка; греховность чувства подчеркнута сравнением с бесовским началом (чертовка и черт). Мотивы грешной любви, одоления блудным бесом, ощущение любви как некой силы, не зависящей от воли и разума человека, становятся значимыми.

Мотив рукописания, доминирующий в инвариантном сюжете, в этих произведениях лишь «подсвечивает» повествование; а именно, в сценах понуждения к рукописанию, которые Лесковым настоятельно разрабатываются. Аллюзия на сюжет о договоре человека с дьяволом, предполагающем продажу живой души бесу, проявляется и в многократном обыгрывании самого понятия «живая душа» (сцена с Данкой Бизюкиной, проповедь Туберозова). Душа становится уязвимой для греха, если в ней нет Бога-внешне это проявимо, например, в сцене выноса образа на конюшню (Дан-ка).

В четвертом параграфе «Мифопоэтика сюжета о договоре человека с дьяволом в повести Н.С. Лескова "Очарованный странник"» анализируются особенности развития сюжета о договоре человека с дьяволом в сцене знакомства Ивана Флягина и магнетизера, отличающейся присутствием добровольности заключения договора: Флягин сознательно стремится избавиться от «пьяного беса», магнетизер обещает его «свести».

Эпизод в трактире напоминает сцену из «Повести о Горе-Злочастии». В измененном варианте этот эпизод представлен у Лескова.

Магнетизер называет себя «довечным другом» Ивана Северьяныча. «До-вечный друг=названый брат» - традиционное самоименование беса, стремящегося завладеть живой душой. В тексте «Очарованного странника» фуг-магнетизер интерпретируется как знак установления дружеских отношений Флягина с инфернальным миром, именование «довечный друг» -акт самоопределения магнетизера как силы бесовской. Установление дружеских отношений с бесовским миром есть своеобразный вариант мотива отречения от роду и от племени.

Магнетизер одаривает Флягина сверх установленного уговора: он не только избавляет от пьянства, но и наделяет его способностью оценить и увидеть «красу природы совершенство», приставив взамен «блудного беса». Эти дополнительные дары есть зеркальное отражение мотивов исходного сюжета (обращение к дьяволу мотивировано желанием героя обрести любовь женщины). Избавление от «блудного беса» традиционно: молитвами, постом и поклонами.

Понятие «блудный бес» имеет еще одно значение: бес, заставляющий героя не сидеть на месте, ходить иногда по замкнутому кругу, или бежать, нигде долго не задерживаясь. «Блуждал (курсив наш - Г. III.) . он пьяного беса от меня свел, а блудного при мне поставил»7. Потому дальнейшие перипетии судьбы Флягина (служба в армии, работа справщиком в адресном столе, актерское поприще, монастырь) - лишь этапы его блужданий по жизни и подготовка к главному делу: «за народ очень помереть хочется»8. Таким образом, чудесные дары, оставленные магнетизером Флягину (любовь к женщине и тяга к странствиям) преобразуют жизнь героя, заставляя преодолевать себя (избавление от «блудного беса» = страсти к женщине) и обрести себя («блудный бес», отправляющий в путь, на поиски истины - за народ умереть).

7 Лесков Н С Собр соч В 11 т М , 1956 Т 4 С 475

' Там ме С 513

Развитие сюжетной линии «Флягин - Груша» более всего ориентировано на сказочную традицию. Мотив красоты вбирает в себя и представления о женской красоте как о начале греховном, бесовском, и о красоте как «природы совершенства». Первоначальное впечатление от Груши -«змеища-горынища», ее песня душу в полон берет. Если в ночном происшествии с Флягиным акцентировано внимание на дьявольской силе цыганки, то в эпизодах, связанных с жизнью в доме князя, доминирует сказочное начало. Груша уже не «змеища-горынища», а несчастная царевна, покинутая, отвезенная в лесную глушь на погибель. Узнаваемость устойчивых сказочных формул (троекратная перемена лошадей, изба в лесной глуши, девки-однодворки в роли сторожей, игра в жмурки с целью побега из плена, помощь старика-лесовика; зов у реки покинутого Ивана Северья-ныча и чудесное возвращение Груши на этот клич).

Мотив ухода в монастырь, уже неоднократно встречавшийся в произведениях Лескова, в повести сопрягается с мотивом покаяния и, одновременно, с мотивом безысходности, отчаяния. В исходном сюжете о договоре с дьяволом пребывание в монастыре входит в семантический блок, содержащий информацию о герое после разрыва договора с дьяволом. В повести Лескова ситузция иная: герой пребывает в монастыре вместе с «блудным бесом», от которого он никак не избавится. Монастырь не есть последнее место уединения Флягина. Это всего лишь промежуточный этап на его пути, проверка духа на прочность. Финал повести, остается открытым: Флягина отпустили из монастыря «куда-нибудь подальше пробегаться, может быть он засиделся на месте»9. Наличие такого спутника не является противоестественным: бес становится своеобразной движущей силой, не позволяющей душе закоснеть. Бес-попутчик - символ: душа открыта для божественных истин, но бес, ее смущающий, возвращает героя к земным делам и обязанностям, в числе которых и флягинское «за народ очень помереть хочется».

9 Лесков Н С Собр соч. В 11 т М., 1956 Т 4 С 512

24

Восприятие Лесковым действительности как «нового хаоса», воспроизводимость ситуаций, напоминающих «продажу души дьяволу» (фиктивные браки, обретение материальных благ, изменение социального статуса героя), позволяют говорить о фрагментарном проявлении сюжета о договоре человека с дьяволом. Мотив рукописания, крайне важный для этого сюжета, в произведениях Лескова едва намечен. Но его важность и значимость опосредованно появляется в фамилии героя, оппозиции «левый-правый», в настоятельной разработке сцен понуждения к «рукописанию» (в «Божедомах», «Соборянах»),

В Заключении даны основные результаты исследования, намечены перспективы дальнейшей работы.

В отличие от традиционных представлений о Лескове как о стилизаторе народной поэзии, доказывается, что обращение писателя к сюжетам древнерусской литературы и фольклора создает сложный мир мифопоэти-ки Лескова, в котором известные мотивы своеобразно функционируют в новой художественной системе XIX в. и позволяют выявить особый вид авторской рецепции.

Исследование сюжета о праведниках в структуре художественного текста Лескова дает возможность выявить не только традиционный ряд мужчин-праведников, но и определить женскую линию; установить особенности типа поведения праведников и праведниц, «разламывающих» традиционные представления о герое Лескова.

Лесковские праведницы неоднозначны и неодномерны. Разрушение мифологемы «заветы предков» приводит к редукции мотивов, характерных для агиографии Так, мотив грешной любви, изначально являвшийся периферийным, фабульным вариантом, теперь максимально приближен к семантическому ядру, что свидетельствует о наметившейся тенденции разрушения мотивных блоков, опосредованно - о перекодировке значений мотивов, характерных для сюжетов о праведницах.

Развитие сюжета о праведниках-мужчинах в значительной мере ориентировано на традицию. Установление минейных, проложных источников произведений Лескова позволяет говорить об устойчивости, большей повторяемости мотивных комплексов, характерных для житий. Развитие линии праведности нелинейно: наряду с мотивом ухода от мира (Пи-зонский, Павлин) можно отметить и стремление активно противостоять ему (Савелий Туберозов).

Выявлена инвариантная структура сюжета о «юродивых Христа ради» в мифопоэтической системе Лескова, определена видовая парадигма «юродивый чрева-ради», находящаяся в диалогических отношениях с генетической, родовой.

Мотив скоморошества в художественном мире Лескова, в отличие от традиции, включен в мифопоэтическую систему праведничества.

На основе анализа архетипичного сюжета о договоре человека с дьяволом установлена дискретность демонологических мотивов, придающих «мерцающий» характер этому сюжету в произведениях писателя.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

1. Мифопоэтический аспект поэтики Н.С. Лескова (Леди Макбет Мценского уезда) // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении. Материалы Третьих Филологических чтений. 28-29 ноября 2002. Том II Литературоведение. - Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2004 С.115-122.

2. Агиографические источники рассказа Н.С. Лескова «Котин доилец и Платонида» // Диалог культур. 6: Сборник материалов VI межвузовской конференции молодых ученых. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. -С.112-118.

3. Мифопоэтика мотива рукописания в романе-хронике Н.С. Лескова «Соборяне» // Филологический анализ текста: Сборник научных статей. Выпуск V. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. С. 20-28.

lí-1 8 19

РНБ Русский фонд

2006-4 3044

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шкута, Галина Александровна

Введение

Глава 1. Сюжет о праведнике в мифопоэтической системе Н.С. Лескова

§ 1. Актуализация сюжета о праведницах в мифопоэтической системе

Н.С. Лескова

§ 2. Вариант сюжета о праведнике в мифопоэтической системе

Н.С. Лескова

Глава 2. Юродство и скоморошество в мифопоэтической системе

Н.С.Лескова

§ 1. «Юродивые Христа ради» и «чрева-ради юродивые» в миропонимании Н.С. Лескова

§ 2. Проблема скоморошества и праведничества в легенде Н.С. Лескова «Скоморох Памфалон»

Глава 3. Демонологические мотивы в мифопоэтической системе Н.С.Лескова

§ 1. Мотив бесноватости в повести Н.С. Лескова «Житие одной бабы» -

§ 2. Мотив бесовства и «структура бесовских сил» в романе

Н.С. Лескова «На ножах»

§ 3. Мифопоэтика мотива рукописания в романе-хронике «Соборяне» -

§ 4. Мифопоэтика сюжета о договоре человека с дьяволом в повести Н.С. Лескова «Очарованный странник»

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Шкута, Галина Александровна

Творчество Н.С. Лескова в последние десятилетия вызывает неизменный интерес исследователей и, как отмечает Е.В. Тюхова, рассмотрение его наследия в генетических и типологических связях с предшественниками и современниками становится приоритетной задачей нашего литературоведения1.

Тенденциозный подход к изучению творчества Н.С. Лескова наметился еще в XIX веке, когда главными при анализе его произведений были идеологические критерии, с которыми к Лескову подходила революционно-демократическая критика. Как отмечал сын писателя, в 60-е годы XIX столетия критики «не знали снисхождения к ошибкам, не отличая их от самых тяжких преступлений»2. Оценка Д.И. Писаревым романа Лескова «Некуда» была, по словам М. Горького, почти убийством3.

В XX столетии открытие Лескова-художника также произошло не сразу. Мемуарная литература весьма противоречива, оценки полярны. Из всей литературы этого периода большего внимания заслуживают работы сына писателя А.Н. Лескова и А.И. Фаресова, а также статьи А.И. Введенского (1890)4. 1930 - 1950-е годы отмечены своеобразным забвением Лескова, лишь две работы - «В творческой лаборатории» В. Гебель и «Н.С. Лесков. Жизнь -Творчество - Поэтика» Л. Гроссмана - своеобразное «воспоминание» о писателе. Монография Л. Гроссмана менее идеологизирована и содержит ряд ценных наблюдений над поэтикой Лескова5. При всей спорности отдельных моментов эта работа наметила своеобразные вехи дальнейшего изучения наследия мастера.

1 Тюхова Е.В. Проблемы изучения творчества Н.С. Лескова // Новое о Лескове. М., Йошкар-Ола, 1998. С. 91.

2 Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова: В 2 т. М„ 1984. Г. 1. С. 254.

3 Аннинский Л. «Некуда»: катастрофа в начале пути // Лесковское ожерелье. М., 1982. С. 8-58.

4 Введенский А.И. Современные литературные деятели. II. Николай Семенович Лесков // Ист. вести. 1890. Т. 40, май. С. 393-406.

5 Гроссман Л. Н.С. Лесков. Жизнь- Творчество- Поэтика. М., 1945. С. 126.

Значительное количество исследований середины 50-70-х гг.- Б.М. Друго-ва, В.Ю. Троицкого, И.В. Столяровой, В.А. Десницкого, И.П. Видуэцкой6-посвящены вопросам языка и стиля писателя, проблеме идейно-тематического единства произведений Лескова. Особого внимания заслуживает исследование Б.М. Эйхенбаума, изучавшего проблему сказа в творчестве Лескова. Эта работа важна для нас и в методологическом плане, так как она обращена к поэтике Лескова посредством исследования внутренней формы произведения7.

Одним из магистральных направлений в изучении творчества Лескова является проблема взаимодействия фольклора и литературы, которая освещается в целом ряде работ: Г.Н. Михайловой, М.П. Чередниковой, Л.Озерова, с

A.A. Горелова, A.A. Кретовой, В.И. Ереминой, Б.С. Дыхановой . Подчеркивается, что для писателя характерно привлечение обширного песенного материала, особый подход в художественной интерпретации фольклора, расширение самого круга фольклорных привнесений и отражений. Проблема национальной специфики творчества Лескова отражена в исследовании Т.В. Филат, которая определяет стремление Лескова к воссозданию характера нации, национального менталитета. Осознание этого процесса поможет объяснить широту социального диапазона разносоставных персонажей - репрезен-тов нации («чудаки», «богатыри»), роль романтизации, символизации и

6 Другов Б.М. U.C. Лесков. М., 1957; Троицкий В.Ю. Лесков-художник. М., 1974; Столярова И.В. В поисках идеала. Л., 1978; Десиицкий В.А. Крестьянские рассказы U.C. Лескова // Статьи и исследования (1878 -958). Л., 1979; Видуэцкая И.П. Н.С.Лесков. М., 1979.

7 Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С. 409-424.

Проблеме сказа посвящены работы и других исследователей: Петрова Л.М. О формах сказа и психологизма в рассказах Лескова «Фигура» и «Человек на часах» // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сборник научи. трудов. Курск, 1986. С. 49-61; Сепик Г.В. Особенности сказового построения художественного текста: на материале новелл и повестей Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

8 Михайлова II.Г. U.C. Лесков и устное народное творчество: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1970; Чсрсдникова М.П. Поэтика повести Н.С. Лескова «Очарованный странник» и устное народное творчество: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1974; Озеров Л. Поэзия лесковской прозы // В мире Лескова: Сб. статей. M., 1983. С. 261-288; Горелов A.A. Н.С. Лесков и народная культура. Л., 1988; Кретова A.A. Роль фольклорных мотивов в «крестьянском романе» U.C. Лескова «Житие одной бабы» // Творчество Н.С. Лескова. Межвуз. сб. научных трудов. Курск, 1988. С. 97-114; Еремина В.И. Миф и ритуал Л., 1991; Дыхапова Б.С. Фольклорная стилизация как специфический способ художественного познания в творчестве Н.С. Лескова // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: Материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сентября. 1995. С. 10-13. эпизации положительных героев, и элементы мифологичности9. Работы Б.С. Дыхановой подводят своеобразный итог изысканиям в этой области. Монография «В зеркалах устного слова» - продолжение и переработка идей, заявленных в более ранних трудах исследовательницы. Одна из главных проблем - фольклорная стилизация - мыслится как необходимость усвоения стиле-различительных признаков фольклорной стилизации и сказа10.

Исследование творчества Н.С Лескова 80-90-х годов XX столетия конкретизировалось, акцент сместился в область специфических проблем - психо

I л логизма , народного самосознания, мифопоэтики , творческого «диалога» Лескова с писателями-современниками, а также вопросов общетеоретического характера13. Разумеется, некоторые аспекты уже были намечены учеными в предшествующий период, но детальная разработка с иных методологических позиций - заслуга последнего десятилетия.

Явно прослеживается тенденция введения в научный оборот произведений, ранее не признанных критикой, например, романов «Некуда» и «На ножах». Исследованию романа «На ножах» в русле деидеологизированного восприятия антинигилистической прозы предпосланы работы Р.Н. Поддуб-ной, H.H. Старыгиной, С.М.Телегина, Л.В. Чередниченко14. Жанровое свое

9 Оплат T.B. О некоторых направлениях дальнейшего изучения творческого наследия Н.С.Лескова // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: Материалы международной научно-теоретической конференции. Орел, 1995. С. 90.

10 Дыханова Б.С. В зеркалах устного слова (Народное самосознание и его стилевое воплощение в поэтике Н.С.Лескова). Воронеж, 1994. С. 131.

11 Осмоловский О.Н. Психологическое мышление Н.С. Лескова // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: Материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сентября. 1995. С. 4-7; Тюхова E.L3. О психологизме Н.С. Лескова. Саратов, 1993.

2Доманский Ю.В. Лрхстипические мотивы в русской прозе XIX века: Лвтореф. дне. . канд. филол. наук. Тверь, 1998; Телегин C.M. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова. М., 1995; Мехтиев В.Г. Романтический миф о «демонических» героях М.Ю. Лермонтова в художественном сознании U.C. Лескова: «Демон» и «Островитяне» // Религиозно-мифологические тенденции в русской литературе XIX века. Межвузовский сб. научн. трудов. M., 1997. С. 164-171; Виницкий И.Ю. Серый человек в инженерном замке.

Нечто о привидениях: Истории о русской литературной мифологии XIX в. M., 1998. С. 172-202. ь Видуэцкая И.П. Об атмосфере художественного мира Лескова // Русская словесность. 1995. № 6. С. 25-28.

14 Поддубная Р.Н. Становление концепции личности у Н.С. Лескова. Разновидность и функции фантастического в романе «На ножах» // Творчество Н.С. Лескова: Межвуз. сб. научн. трудов. Курск, 1988. С. 3-33; Старыгина H.H. Роман Лескова «На ножах»: Человек и его ценностный мир. М., 1995; Телегин C.M. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова. M., 1995; Чередниченко Л.В. Символическое значение социального конфликта в романе U.C. Лескова «На ножах». (К вопросу о нигилизме) // Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе XIX века. Межвуз. сб. научн. трудов. М., 1997. С. 157164. образие романа «Некуда» исследует Т.Н. Усольцева15, проблему литературного типа нигилиста - Е.Л. Куранда16, проблемы духовности и нигилизма -В.Г. Мехтиев17.

Проблема творческого диалога Лескова и писателей-современников не менее актуальна18. Настоятельно прослеживается мысль о преемственности традиций, о возможности сопоставления творческой манеры Лескова и, например, Писемского, Островского, Салтыкова-Щедрина19, Успенского, Герцена, Мельникова-Печерского20, Достоевского21.

Выявлению специфических черт поэтики Лескова посвящен целый ряд работ. По словам Д.С. Лихачева, уникальность писателя говорит о нем как об * изумительном экспериментаторе, породившем целую волну художественных поисков в русской литературе. Многие его произведения имеют жанровые, сюжетно-тематические и прочие определения, каких не встретишь в «большей литературе», а в этом заключается одна из существеннейших особенпо

15 Усольцева Т.Н. «Жанровое своеобразие романов Н.С. Лескова 1860-х годов»: Авторсф. дне. . канд. фи-лол. наук. М., 1990.

16 Куранда Е.Л. Литературный тип нигилиста в романе Н.С. Лескова «Некуда»: Автореф. дис. . канд. фи-лол. наук. Псков, 1996.

17 Мехтиев В.Г. Роман Лескова «Некуда» и проблема духовности и нигилизма в русской прозе первой поло-ф вины 60-х г.г. XIX в.: Автореф. дис. . канд. филол. паук. М., 1995; Он же: Лермонтовские традиции в романе Н.С. Лескова «Некуда» (проблема духовности и нигилизма) // Литературные отношения русских писателей XIX - нач. XX в. в. Межвуз. сб. научных трудов. М., 1995. С. 123-129.

18 Богданов В. U.C. Лесков в русской литературе // В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983. С. 8-57; Видуэцкая И.П. Чехов и Лесков // Чехов и его время. М., 1977. С. 101-116; Пульхритудова Е. Творчество Н.С. Лескова и русская массовая беллетристика// В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983. С. 149-185; Она же: Достоевский и Лесков // Достоевский и русские писатели. М., 1971. С. 87-138; Столярова И.В. Н.С. Лесков н «Записки охотника» Тургенева. Научные доклады высшей школы // Филологтческие науки. 1968. № 2. С. 16-28; Она же: Н. С. Лесков и Г.Н. Успенский // Русская литература. 1974. № 3. С. 76-93; Тамарченко Г. «Что делать?» Чернышевского и «Некуда» Лескова // Вопросы литературы. 1972. № 9. С. 93-100.

19 Другов Б.М. Н.С. Лесков. M., 1957. С. 186.

20 Столярова Н.В. В поисках идеала. Л., 1978. С. 164-165, 179.

21 Тюхова Е.В. Тема «Достоевский и Лесков» в современном советском литературоведении. Итоги и задачи ее изучения // Творчество Н.С. Лескова. Научные труды. Т. 76. Курск, 1977. С. 106-120; Видуэцкая И.П. Достоевский и Лесков // Русская литература. 1975. № 4. С. 127-137; Конышев Е.М. Проблема положительного героя в творчестве Лескова и Достоевского // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сент. 1995. С. 49-50; Поддубная Р.Н. Странники Лескова и Достоевского // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сент. 1995. С. 51-55; Шинков М.А. Нигилисты в романе Ф.М. Достоевского «Бесы» и в романе Н.С. Лескова «На ножах» // Творщ чество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: материалы международной научнотеоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сент. 1995. С. 56-57. стей поэтики Лескова, многовариантность истолкования, «неоднозначность этической оценки» происходящего в них22.

Особое место занимают исследования, посвященные изучению роли слова уу в поэтике Н.С. Лескова . Так, Б.С. Дыханова, полемизируя с распространенным мнением об «излишествах» лесковского повествования, определяет степень мотивированности игры словом, способного качественно изменить структуру произведения, прослеживает не только становление новой повествовательной манеры писателя, но и намечает основные тенденции плодотворной жизни художественных открытий Лескова24. К числу таких откры

25 тий относится, как полагает Н.М. Федь, образ рассказчика . Особое место в * творчестве Лескова занимает сказ как «национальный образ мыслей», как обобщающая художественная форма», где повествователь - автор - народ нерасторжимы, составляют единое целое. Благодаря Лескову сказ становится равноправным жанром русской прозы, занимает особое место в поэтике художника. Изучению сказа в творчестве Лескова предпосланы работы Л.М.

2 Г)

Петрова, Г.В. Сепик '. Вполне естественно возникает проблема автора-повествователя в прозе Н.С. Лескова, которая решается неоднозначно в рабо

27 28 тах Г.В. Мосалевой , Т.А. Алексеевой .

Изучению мнемонической поэтики посвящено исследование О.В. Евдо-t кимовой29, в котором творческая природа культурных отражений осмысля

22 Лихачев Д.С. Особенности поэтики произведений Н.С. Лескова // Лесков и русская литература. M., 1988. С. 13-14.

23 Видуэцкая И.В. Психологическое течение в литературе критического реализма (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков) // Развитие реализма в русской литературе: В 3 т. М„ 1973. Т. 2. С. 239. Фридлендер Г. М. Литература в движении времени. М., 1983. С. 271. Дыханова Б.С. В зеркалах устного слова: Народное самосознание и его стилевое воплощение в поэтике Н.С. Лескова. Воронеж, 1994 .

24 Дыханова Б.С. В зеркалах устного слова: Народное самосознание и его стилевое воплощение в поэтике Н.С. Лескова. Воронеж, 1994. С. 12-13.

25 Федь Н.М. Художественные открытия Лескова // Лесков и русская литература. М., 1988. С. 27.

26 Петров Л.М. О формах сказа и психологизма в рассказах Лескова «Фигура» и «Человек на часах» // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сб. научн. трудов. Курск, 1986, С. 49-61; Сепик Г.В. Особенности сказового построения художественного текста: на материале новелл и повестей U.C. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

27 Мосалева Г.В. Поэтика Н.С. Лескова: [Системно-субъективный анализ]. Ижевск , 1993. С. 10.

28 Алексеева Т.А. Поэтика повествования в рассказах Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1996.

29 Евдокимова О.В. Мнемонические элементы поэтики Н.С. Лескова: Автореф. дис. . д-ра. филол наук. СПб., 1999; Она же: Поэтика памяти в прозе Н.С. Лескова. СПб., 1996.; Она же: Память, интуиция, вера в

• художественном мире Н.С. Лескова // Христианство и русская литература. СПб., 1999, Вып. 3. С. 237-249;

Она же: «Печерскмс антики» Н.С. Лескова: поэтика памяти // Художественный текст и культура. 111. Владиется как соотношение «своего» и «чужого». «Чужое» определяется автором как цитата, реминисценция, «чужие слова», которые в поэтике Лескова принадлежат к сфере памяти. Писатель ориентирован на читательское припоминание, ассоциацию. Таким образом, нравственно-этические проблемы решаются путем постижения-припоминания сущностей. При всей оригинальности подхода нам все же представляется весьма неоднозначным процесс перекодировки текста творящим и воспринимающим сознанием. При существенной разнице в развитии культурного уровня читателя и писателя диалог вообще может не состояться, ведь аллюзирование возможно благодаря социальному феномену, называемому фоновым знанием30.

Одним из быстро развивающихся направлений последнего десятилетия стало изучение «евангельского текста» в литературе. Петрозаводская школа, как нам видится, наиболее интенсивно работает в этой области. Евангельский текст в художественной структуре произведения и религиозные проблемы подлежат осмыслению в работах российских и зарубежных ученых. Это не только общелитературная тенденция последних лет, но и стремление к новому прочтению наследия Лескова, один из интереснейших аспектов его поэтики. Заметим, что термин «евангельский текст» достаточно условен: судя по широте материала, подлежащего изучению, сюда включается не только Новый Завет, но ветхозаветные тексты. Библия служит одним из источников «вечных начал» в истории человечества в целом, и литературы в частности.

Святочные рассказы Лескова - своеобразное развитие «евангельского текста» в творчестве писателя. Однако, как показывают многочисленные исследования31, процесс этот амбивалентный, сопряжен с фольклорно-мифологическими мотивами и образами. Элемент фантастики - необходимый атрибут святочной прозы, потому метод Лескова Е.М. Пульхритудова мир, 1999. С. 222-225; Она же: Эстетика и формы самосознания H.C. Лескова // «Russian studies» 1999. Т. III. № 2. С. 63-90.

Верещагин Е.М. Христианская книжность Древней Руси. М., 1996. С. 161.

31 Душечкина E.B. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб., 1995; Старыгина H.H. Святочный рассказ как жанр // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1992; Самсонова H.B. Рождественский текст и его художественная антропология в русской литературе XIX - первой трети XX веков: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1998; Кретова A.A. «Будьте совершенны .» (Религиозно-нравственные искания в святочном творчестве H.C. Лескова и его современников). М.; Орел, 1999. определяет как «фантастический реализм» . С этой позиции рассматривается рассказ «Белый орел», который вызывает самое большое число интерпретаций. Так, например, общность подхода можно отметить в исследованиях Р.Н. Поддубной33 и Е.В. Тюховой34. Особую позицию занимают A.B. Пигин35 и В.О. Пантин36, которые выводят это произведение за пределы святочного жанра.

Поиски вечных нравственных ценностей неизменно приводили Лескова к древнерусской литературе, которая наравне с фольклором, библейским текстом являлась мощным источником сюжетов и мотивов в творчестве писателя. Вполне объясним и понятен тот факт, что, по словам Н.И. Прокофьева, именно в древнерусской литературе заложена целая система писательской работы, основы характерологии Лескова, отсюда же берут свое начало и лес-ковские праведники37. Специфике функционирования агиографического жанра в творчестве писателя посвящены работы Е.А. Макаровой , O.E. Майоровой39, которые нам представляются весьма полемичными. Так, Е.А. Макарова утверждает, что обращение Лескова к древнерусской литературе есть стилизация ради «создания народного колорита», это некий промежуточный вариант между разрушением и реставрацией агиографического жанра. O.E. Майорова более категорична в суждениях: исследовательница подчеркивает, что Лесков стремился «приспособить житие к господствующему художественному мышлению . перевести его на язык литературы XIX века»40. Дума

32 Пульхритудова Е. М. Творчество Н.С. Лескова и русская массовая беллетристика // В мире Лескова. М., 1983. С. 149-185.

33 Поддубная Р.Н. О фантастическом рассказе Н.С. Лескова «Белый орел» // Творчество Н.С. Лескова. Курск, 1986. С. 35.

34 Тюхопа Е.В. К вопросу о «фантастическом реализме» Н.С. Лескова (рассказ «Белый орел») // Русская литература 1870-1890 годов. Свердловск, 1987. С. 67.

35 Пигин A.B. Миф и легенда в творчестве Н.С. Лескова (Рассказ «Белый орел») // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1992. С. 128.

36 Пантин В.О. Морфология одной новеллы Лескова («Белый орел») // Русская литература. 1994. № 3. С. 64

79.

7 Прокофьев Н.И. Традиции древнерусской литературы в творчестве Лескова // Лесков и русская литература. М., 1988. С. 118.

•'8 Макарова Е.А. Житийная традиция в миропонимании Н.С. Лескова // Проблемы литературных жанров. Томск, 1999. С. 228-233. у} Майорова O.E. Рассказ Лескова «Несмсртельный Голован» и житийные традиции // Русская литература. 1987. №3. С. 170-179. 4,1 Там же. С. 174. ется, что интерес к агиографии у Лескова гораздо шире, речь идет не о реставрации или разрушении жанра, скорее, о создании принципиально нового, художественного произведения, в котором житийное начало претерпевает качественные изменения на всех уровнях текста. В методологическом плане особый интерес представляет ранняя монография O.E. Майоровой41, в которой автор через понятие системности литературной традиции стремится решить проблему усвоения опыта предшественников литературой нового времени.

Ряд научно-исследовательских работ посвящен изучению произведений, основанных на интерпретации сюжетов из Пролога, где первостепенными являются вопросы веры, любви, поиска истины, силы духа и нравственных испытаний42. Цикл проложных рассказов, получивший в целом положительную оценку, воспринимается Г. Гунном, например, как неудачный опыт писателя, особенно в создании женских образов. По мнению автора, Лесков боялся взяться за русские жития и легенды, но намеченный писателем путь означал возвращение к истокам, к корням, в этом исследователь видит чуть ли не единственный достойный внимания момент43. Нам представляется, что несколько категоричное мнение не лишено основания. Во всяком случае, оно позволяет наметить ряд проблем, подлежащих дальнейшему изучению. Во-первых, отношение писателя к Прологу как повествовательному источнику и, одновременно, памятнику житийной литературы. Во-вторых, уместность употребления термина «проложные (прологовые) легенды» и, наконец, пристрастие Лескова именно к византийским житиям.

41 Майорова O.E. Литературная традиция в творчестве писателя. М., 1985.

42 Державина O.A. «Великое зерцало» и его судьба на русской почве. М., 1965. С. 152; Троицкий В.Ю. Некоторые сюжеты и образы древней русской литературы у Н.С. Лескова // Русская литература на рубеже двух эпох (XVII - начало XVIII в.). М., 1971. С. 388-396; Он же: Лесков - художник. М„ 1974. С. 88-112; Сухачев Н.Л., Туниманов В.А. Развитие легенды у Лескова // Миф - Фольклор - Литература. Л., 1978. С. 114-136; Горелов A.A. Н.С. Лесков и народная культура. Л., 1988. С. 272-276; Ранчин A.M. «Византийские легенды» Н.С. Лескова и их источник - старопечатный Пролог // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сентября. 1995. С. 44-46; Дубянская Е.В. Поэтика лесковских легенд // Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сентября. 1995. С. 35-36.

41 Гунн Г. Очарованная Русь. M., 1990. С. 32-37.

Существует обширный исследовательский материал по проблеме правед

44 ничества в творчестве Н.С. Лескова . Однако до сих пор еще не выявлены и не обозначены хронологические этапы эволюции праведничества в творчестве писателя, не дано содержательного наполнения понятиям «праведник», «праведность».

Решение целого ряда вопросов, связанных с проблемой творческого осмысления Лесковым фольклорного, библейского, агиографического материала. невозможно без четкого осознания процессов их взаимодействия с литературой нового времени. Нам представляется, что в качестве методологической базы исследования могут быть использованы положения, разработанные Л.И. Емельяновым в монографии «Методологические вопросы фольклористики»45. Принципиально важны несколько моментов. Во-первых, по мнению ученого, усвоение писателем фольклора как одной из форм энергии есть процесс превращения ее в другие, качественно отличные формы (курсив наш - Г. Ш.), в которых специфические признаки этой «первичной формы» исчезают46. Во-вторых, в историко-литературном плане постановка проблемы взаимоотношений литературы и фольклора имеет смысл лишь тогда, когда отношение писателя к фольклору действительно характеризует и проясняет какую-то специфическую сторону его творчества. Думается, что и процесс усвоения писателем древнерусской литературы, «евангельского текста» претерпевает подобные качественные изменения, выявляет именно специфику творчества.

44 Горелов А.А. Н.С. Лесков и народная культура Л., 1988. С. 224; Конышев Е.М. Тема «праведника» в творчестве А.И. Левитова и Н.С. Лескова // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сб. научи, трудов. Курск, 1988. С. 125-128; Видуэцкая И.13. Толстой и Лесков. Нравственно-философские искания (1880-1890-е годы) // Толстой и литература народов СССР. Ереван, 1978. С. 158; Аннинский Л. Блажные и блаженные Николая Лескова // Вопросы литературы. 1988. № 7. С. 196; Maclcan, Hugh. Nikolai Leskov. The Man and his Art. -Harvard Universiti Press, Cambridge, Massachusetts, London, England, 1977; De Maeg-Soep, Carolina. The Emansipation of Women in Russian Literature and Socienty. A Contribution to the Knovvlenge of Russian Society during the 1960-s Ghetn State University. 1978; Хализев В., Майорова О. Лесковская концепция праведничества// В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983. С. 196-232; Косых Г.А. Праведность и праведники в творчестве Н.С. Лескова 1870-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 1990; Хализев В.Е. «Герои времени» и праведничество в освещении русских писателей XIX в. // Русская литература XIX в. и христианство. М„ 1997.

45 Емельянов Л.И. Методологические вопросы фольклористики. Л., 1978.

4<> Там же. С. 172. лп

В статье «Литературоведение и фольклористика» Л.И. Емельянов, развивая основные положения своей предыдущей работы, акцентирует внимание на «литературных универсалиях»», т.е. «сюжетных и характерологических «формулах»», которые так или иначе издревле наличествуют в фольклоре, древнерусской литературе. По мнению исследователя, историческое движение «универсалии» есть разная степень количества (выделено нами -Г. Ш.), перешедшего в повое качество, новая «семантика», лишь морфологически воспроизводящая «универсалию». И поскольку «морфология» остается величиной постоянной, «семантика» - переменной, фиксирующей всякий раз новую трансформацию универсалии, то естественно, что и весь историко

Л R литературный процесс конкретизируется именно в сфере «семантики» . Это еще одно принципиальное положение, важное для нашего исследования, поскольку в дальнейшем мы обратим особое внимание на изменение семантики, например, мотивных комплексов в процессе их трансформации.

Мифопоэтический анализ художественного произведения невозможен без выяснения природы мифа, его терминологического определения. В нашем понимании основополагающим является осознание сложной диалектической и символической природы мифа, проявления в нем архетипического начала, особенностей мифологического мышления (индивидуального и коллективного), а также способов актуализации мифа в литературе нового времени. Основы исследования мифа в интересующем нас аспекте были заложены в трудах российских и зарубежных ученых XIX-XX столетия и продолжают развиваться сейчас.

Мифологическая теория в отечественной науке во второй половине XIX столетия представлена именами Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, A.A. По-тебни, А.Н. Веселовского.

47 Емельянов Л.И. Литературоведение и фольклористика // Взаимодействие наук при изучении литературы. Л., 1981.С. 102-130

48 Там же. С. 129.

В теории Ф.И. Буслаева миф предстает как деятельность, где мифологическое мышление - вид творческой активности человека49. Язык мыслится как фактор хранения и передачи культурной традиции, потому в нем заложен определенный механизм, позволяющий не только сохранять черты мифологического мышления, но и продуцировать их заново. Интерес А.Н. Афанасьева к фольклористике и этнографии способствовал не только исследованию «археологии русского быта», но и написанию серьезных работ в этой области, объединенных впоследствии в трехтомный труд «Поэтические воззрения славян на природу». По наблюдениям A.JI. Топоркова, в этой фундаментальной работе ученый не столько реконструировал древнюю мифологию, сколько завершал ее строительство, прерванное христианством50. С точки зрения A.A. Потебни, специфика мифа определяется нерасчлененностью образа и значения. Исследователь отметил, что образная символика полисемантична, а, значит, метафоричен язык и миф, что исконный символизм языка и мифа порождает поэтические тропы. Крайне важна для современного литературоведения идея A.A. Потебни о двойственной природе мифологического мышления как явления доисторической эпохи и как вневременной составляющей мышления homo sapiens. Понимание этого дает возможность говорить об индивидуальном мифотворчестве (в этом мы усматриваем природу мифопоэти-ческого в творчестве писателя) и коллективном (в этом корни порождаемых в народе апокрифов, легенд). Не меньший интерес представляют труды A.M. Веселовского в области мифологии и славянского фольклора, обогатившего теорию мифа рядом новых положений. Во-первых, как отмечает исследователь, миф - поздний и сложный продукт развития мысли, мифология не дана изначально, а пребывает в процессе становления. Во-вторых, различаются разные типы мифа: первобытный и религиозный, миф-слово и миф-повествование, миф как источник развития образов и как его побочный результат. Причем эти оппозиции включены в сложную систему противопос

4> Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. I. СПб., 1861. С. 168.

50 Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М., 1997. С. 232. тавлений: мотив-сюжет, самозарождение-заимствование, народный обряд -религиозный культ, язычество-двоеверие. А.Н. Веселовский обосновал взгляд на европейское и русское средневековье как вторую эпоху мифического творчества51. Проблема взаимодействия язычества и христианства в интерпретации ученого перерастает в проблему взаимодействия разных культурных языков, диалог культур продолжается во внутреннем семантическом пространстве конкретных слов и народно-поэтических текстов.

В целом же, подводя итог мифологическим концепциям русских филологов XIX века, можно сделать следующие выводы: миф обладает сложной диалектической и символической природой, тесно связан с языком и фольклором; мифологическое мышление есть явление доисторической эпохи и вневременная составляющая мышления homo sapiens. В исследовании АЛ. Топоркова «Теория мифа в русской филологической науке XIX в.» содержится ряд крайне важных положений, касающихся теории мифа, теории художественного текста. Так, в частности, подчеркивается, что художественный текст в трудах российских ученых-мифологов трактовался как многоуровневое образование, в котором наиболее глубокие слои связаны с архетипами. Значение текста не ограничивается только тем, что вкладывает в него автор, а представляет собой диалектическое единство фольклорно-мифологической традиции и индивидуальной авторско-исполнительской интенции, «применения» архетипических представлений к актуальным истори

52 ческим и бытовым ситуациям .

В западноевропейской науке теории мифа весьма разнообразны и представлены именами Ф.В. Шеллинга, Леви-Брюля, В. Вундта, 3. Фрейда, К.Г. Юнга, М. Элиаде, Клода Леви-Стросса, Р. Барта53 и др. Исследованию теории мифа в трудах этих ученых предпослана монография Е.М. Мелетинского

51 Веселовский А.Н. Статьи о сказке // А.Н. Веселовский. Собр. Соч. М.; Л., 1938. Т. 16. С. 11.

52 Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке. М., 1997. С. 407.

53 Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966; Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930; Вундт В. Миф и религия. СПб., 1913; Фрейд 3. Тотем и табу. М., 1923; Юнг К.Г. Архетип и символ. М„ 1991. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995; Леви-Стросс К. Структура мифа // Вопросы философии. 1970. № 7; Барт Р. Мифологии. М., 1996.

Поэтика мифа»54. В отечественном литературоведении, как полагает Е.М. Мелетинский, мифопоэтические теории XX в. развивались благодаря таким ученым, как A.M. Золотарев, Ю.П. Францев, С.А. Токарев, А.Ф. Лосев, И.Г. Франк-Каменецкий, О.М. Фрейденберг, Я.Э.Голосовкер, М.М. Бахтин, В.Н. Топоров, В.В Иванов, А.Ф. Лосев, Ф.Х. Кессиди. Необходимо подчеркнуть, что и среди ученых XX столетия нет единства в осмыслении природы мифа.

Исследования Е.М. Мелетинского акцентируют внимание на двуединой сущности мифа как совокупности определенного набора представлений о мире и повествований о конкретных фантастических персонажах. По своей сущности, как утверждает автор, «миф, по крайней мере первобытный, есть символическое описание модели мира <.> Мифологическая логика метафорична, символична, широко оперирует двоичными оппозициями чувственных качеств»55. Развивая и уточняя идеи А.Н. Веселовского, автор констатирует, что проблему соотношения мифа и ритуала можно трактовать как словесный и действенный аспект одного и того же феномена.

Разнообразие подходов к изучению мифа порождает и многообразие определений самого понятия «миф». Мы не ставим перед собой задачу дать окончательный и единственно возможный вариант определения мифа; для нас важно выявить его специфические черты, проявляемые в художественном творчестве. Прежде всего, важно подчеркнуть, что:

- миф обладает сложной диалектической и символической природой, познавательной и эстетической функциями, тесно связан с языком и фольклором; язык, служащий для описания мифологической системы, включает в себя семиотические оппозиции;

- миф как проявление мифического сознания поддается припоминанию;

- миф как продукт индивидуального авторского мифотворчества связан с процессом ремифологизации, сознательным обращением к мифу как жанру.

54 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

55 Мелетинский Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора // Мелетинский Е.М. Избранные статьи и воспоминания. М., 1998. С. 12-13.

Все вышеперечисленное задает вектор исследования в области мифопо-этики, но не определяет само содержание термина «миф», «мифопоэтика». Как справедливо утверждает A.C. Козлов, «трансисторическое понимание мифа ведет к отрицанию его исторических границ и к терминологической путанице. Проблема связи мифа и современной литературы может быть решена, исходя из подвижного подхода: развиваясь из мифа как из своего естественного источника и сохраняя видовую связь с ним, литература вместе с тем и преодолевала миф, прямо отрекаясь от него»56. Тем не менее, пока существует подобная перегруженность слова «миф», в определении мифопо-этики также будет существовать неоднозначность.

Изучение мифопоэтического аспекта русской литературы XIX-XX вв. в последние десятилетия приобрело особое значение57. Вне всякого сомнения, многочисленные исследования В.Н. Топорова в области мифопоэтического заслуживают особого внимания, поскольку им были разработаны методологические основы этого подхода. В монографии «Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического», включающей работы разных лет, настоятельно подчеркивается, что русская литература XIX столетия рассматривается под особым углом зрения. В ней не только выявляются «универсальные модусы бытия» (архетипическое, символическое, мифологическое), но и анализируется процесс «формирования и разыгрывания» самими художественными текстами мифологического, символического, когда ар-хетипическому открывается «путь из темных глубин подсознания к свету с о сознания» . Мифопоэтическое, по определению автора, есть творческое начало «эктропической направленности», которое является составной частью

56 Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический словарь М., 1999. С. 224.

57 Бурдин В.В. Мифологическое начало в поэзии К.Д. Бальмонта 1890-1900-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иваново, 1998; Глухова E.B. «Посвятительный миф» в биографии и творчестве А. Белого: Автореф. дис. . канд. филол. наук. M., 1998; Иванов H.H. Древнеславянский языческий миф в художественном мире M. Горького: Автореф. дис. . д-ра. филол. наук. M., 2000; Крохина Н.П. Миф и символ в романтической традиции (в русской поэзии и эстетике начала XX в.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. M., 1990; Кузьмищева H.M. Мифопоэтическая модель мира в «маленьких» поэмах С.А. Есенина 1917-1919-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1998; Радбиль Г.Б. Мифология языка Андрея Платонова. H. Новгород, 1998. и др.

58 Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 4. процесса ремифологизации и демифологизации. Подчеркнем, что ремифоло-гизация и демифологизация не подразумевают буквально реставрацию мифа или его разрушение. Как утверждает автор, эти процессы связаны с созданием энергетически богатых образов действительности (ремифологизация) и с разрушением стереотипов мифопоэтического мышления (демифологизация)59. В.Н. Топоров выявляет ряд признаков, по которым можно отличить мифопоэтические тексты: это целый ряд универсальных мифопоэтических схем, которые выводятся из подсознания и трансформируются в дальнейшем творчестве писателя (размытость границ между героем и антагонистом, именем собственным и нарицательным). К числу универсальных схем относятся и оппозиция «центр-периферия», закат солнца, путь (его троекратность, начало и конец, пересечение порога дома), вертикальный путь (мотив лестницы, спуск по ней и подъем), десакрализация архаичных представлений о числовом ряде60.

Важным моментом, на котором заостряет внимание В.Н. Топоров, является присутствие мифопоэтического в современной жизни, в сознании отдельного индивида. Этот факт ученый объясняет способностью эмоциональной, художественной натуры видеть все вокруг с точки зрения мифопоэтической архаики, когда все индивидуальное, конкретное, находящееся на поверхности, сводится к типовому, парадигматическому, архетипическому61.

Проблемам интерпретации текста, его структурной организации, нового понимания и отражения в нем «жизненной судьбы писателя» посвящено исследование В.Н. Топорова «Господин Прохарчин», ряд интересных теоретических предпосылок и наблюдений мы находим в более поздней работе ученого «Минус» - пространство Сигизмунда Кржижановского»62, где выявляет

59 Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 5.

60 Топоров В.Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления («Преступление и наказание») // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 207-211.

61 Топоров В.Н. Петербургские тексты и петербургские мифы // Миф. Ритуал, Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 384.

62 Топоров В.Н. «Минус»-пространство Сигизмунда Кржижановского // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 476-575.

17 ся взаимозависимость человека и пространства, процесс взаимопроникновения, взаимоизучения и фактически неразличения субъекта и объекта вследствие их взаимозамещаемости. Таким образом, миф, порожденный личностью, порождает собственные оппозиции, не являющиеся архетипическими в общепринятом смысле, но играющие столь же важную роль в контексте произведения, в создании мифопоэтического.

Итак, в мифопоэтике В.Н. Топоров выделяет в качестве основополагающего начала процесс ремифологизации и демифологизации. Интерпретация текста предполагает множественность смыслов, а общие принципы отбора и синтеза материала, установление семантического единства интерпретируемых текстов позволяет исследователю говорить о «едином тексте» русской литературы.

Своеобразным продолжением идей В.Н. Топорова является исследование Н.Г. Медведевой «Миф как форма художественной условности» 63, работа А.И. Журавлевой «Русская классика как национальная мифология»64, работа И.Л. Бражникова «Мифопоэтический аспект литературного произведения»65. В русле мифопоэтики в последнее десятилетие заново «прочитывается» творчество A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя б6, М.Ю. Лермонтова67, Ф.М. Достоевского68. Таким образом, идеи В.Н. Топорова послужили мощным стимулом для развития новых подходов к анализу текста.

63 Медведева Н.Г. Миф как форма художественной условности: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1984.

64 Журавлева А.И. Русская классика как национальная мифология // Проблемы литературных жанров. Материалы IX международной научной конференции, посвященной 120- летию со дня основания Томского государственного университета. 8-10 декабря. Томск, 1998.4.1. С. 11-14.

6 Бражников И.Л. Мифопоэтический аспект литературного произведения: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М„ 1997. С. 3.

66 Соломонова В.В. Обытовление мифа в повести A.C. Пушкина «Станционный смотритель» // Человек. Культура. Слово. Мифопоэтика древняя и современная. Омск, 1994. С. 70-74; Крскина Л.И. Христианско-мифологическая традиция в русской литературе 30-40-х г.г. XIX века. Тюмень, 1997. С. 37-75; Поплавская H.A. Лицейское творчество A.C. Пушкина в аспекте мифопоэтики // Проблемы литературных жанров. Томск, 1998. С. 145-149.

67 Мехтисв В.Г. Романтический миф о демонических героях М.Ю. Лермонтова в художественном сознании I1.C. Лескова: «Демон» и «Островитяне» // Религиозно-мифологические тенденции в русской литературе XIX в. Межвуз. сб. научных трудов. М., 1997. С. 164-171.

8 Каменева Н.Е. Книга Иова в контексте романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Человек. Культура. Слово. Мифопоэтика древняя и современная. Омск, 1994. С. 74-82.

Изыскания С.М. Телегина в области мифопоэтического основаны на отрицании символической природы мифа. Две монографии, «Философия мифа» и «Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова»69, пожалуй, единственные в своем роде исследования, посвященные не только теоретическому обоснованию метода мифореставрации, но и относящиеся непосредственно к проблеме мифопоэтической интерпретации произведений Н.С. Лескова.

Отказываясь от символической природы мифа и осуществляя попытку реставрировать конкретный миф в конкретном художественном произведении, автор получает несколько одноплановый анализ произведения. Ссылка на исследования А.Н. Афанасьева, А.Н. Веселовского, A.A. Потебни и Ф.И. Буслаева и мифологическую школу, сама попытка реставрировать изыскания предшественников, нам представляется малопродуктивной, так как во внимание принимаются только те идеи, которые «совпадают» с предложенным С.М. Телегиным методом мифореставрации. Тем не менее, как уже говорилось, эти ученые приблизились к пониманию сложности мифа, его диалектической и символической природы. Однако метод мифореставрации имеет своих приверженцев, в числе которых Т.А. Алпатова, Р.Л. Шмароков, Е.А

70

Абрамова, Е.В.Николаева .

Тематика нашей работы предполагает исследование мифопоэтических сюжетов и мотивов в творчестве Н.С. Лескова. Нам представляется, что наиболее продуктивны несколько теорий: теория семантической целостности

71 77 мотива, разработанная в трудах А.Н. Веселовского , А.Л. Бема , О.М. Фрейденберг73, В.Я. Проппа74, дихотомическая модель мотива как «инвари

69 Телегин С.М. Философия мифа. М., 1994; Он же: Жизнь мифа в художественном мире Достоевского н Лескова. М„ 1995.

70 Алпатова Т.А. Миф и поэзия // Миф. Литература. Мифореставрация. М., 2000. С. 15-27; Шмароков Р.Л. Мифотворчество // Миф. Литература. Мифореставрация. М., 2000. С.28-39; Абрамова Е.А. Мифореализм // Миф. Литература. Мифореставрация. М., 2000. С. 39-44; Николаева Е.В. Миф и религия // Миф. Литература. Мифореставрация. М., 2000. С. 44-55.

71 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.

72 Бем А.Л. Мотив и сюжет // Силантьев И.В. Тория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск, 1999. С. 76-85.

73 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Подготовка текста и общая редакция Н.В. Брагинской. М„ 1997. ант / вариант», последовательно разрабатываемая в трудах Б.Н. Путилова75, Н.Д. Тамарченко76, А.К. Жолковского, Ю.К. Щеглова77, а также вероятностный подход, напрямую связанный с категорией ядерных и периферийных элементов семантической структуры мотива78.

В нашей работе мы опираемся на определение мотива как формульного обобщения повторяющихся сюжетных элементов, которые характеризуются устойчивым набором значений, способных создавать семантический полифонизм. Мотив состыковывается конструктивно и семантически с другими мотивами, образуя блоки (мотивный комплекс), сцепление которых продвигает развитие сюжета. Под сюэ/сетом понимается сложная система, состоящая из мотивных блоков, связанных с конкретным содержанием произведения.

Актуальность изучения мифопоэтического аспекта творчества Н.С. Лескова продиктована недостаточной степенью изученности данной проблемы. Существующие исследования отражают отдельные вопросы религиозного, мифологического характера. Мифопоэтические сюжеты и мотивы в творчестве Н.С. Лескова - это сложное переплетение и взаимодействие мифологического, христианского, фольклорного и, непременно, материала древнерусской литературы; их взаимообусловленность, функционирование на уровне структуры произведения, образов, сюжета и комплекса мотивов, входящих в него. Выявление мифопоэтических сюжетов о праведниках, о договоре человека с дьяволом, сюжетов, связанных с темой юродства и скоморошества и мотивов, их определяющих, позволяют пересмотреть традиционные представления о «лесковских праведниках», выявить специфику сюжета о дого

74 Пропп В.Я. (Собрание трудов) I. Морфология <волшебной> сказки. II. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998.

75 Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей в память В.Я. Проппа. М., 1975; Он же: Героический эпос и действительность. Л., 1988; Он же: Фольклор и народная культура. СПб., 2003.

76 Тамарченко Н.Д. Мотив // Н.Д. Тамарченко, Л.Е. Стрельцова. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. М., 1994. С. 229-231; Он же: Мотив преступления и наказания в русской литературе (введение в проблему) // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 38-48.

77 Жолковский Л.К., Ю.К. Щеглов. Работы по поэтике выразительности. М., 1996.

78 Силантьев И.В. Мотив в системе художественного повествования. Проблемы теории и анализа. Новосибирск, 2001. С. 35-44. воре с дьяволом в произведениях Н.С. Лескова, установить подвижность и сложность мифопоэтической системы юродства и скоморошества.

Объектом исследования являются сюжеты о праведниках, о договоре человека с дьяволом, сюжеты, связанные с темой юродства и скоморошества, а также комплекс мотивов, их составляющих. Анализируются произведения, наиболее репрезентативные для нашего исследования: повесть «Житие одной бабы», хроника «Божедомы. Хроника лет временных», роман-хроника «Соборяне», роман «На ножах», повести «Островитяне», «Очарованный странник», рассказы «Котин доилец и Платонида», «Павлин», «Шерамур», легенда «Скоморох Памфалон».

Выявление и привлечение источников сюжетов (прологи, минеи, легенды, древнерусские повести, фольклорный материал) позволило определить специфику их функционирования в поэтике Н.С. Лескова. Это стало предметом исследования.

Цель работы - установление связи сюжетов и мотивов произведений Н.С. Лескова с фольклором, древнерусской литературой, определение характера их взаимодействия.

Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:

1) установить и обосновать выбор сюжетов и мотивов, генетически связанных с фольклором, древнерусской литературой, библейскими источниками, определение их приоритетности и актуализации в художественных произведениях Н.С. Лескова;

2) определить подходы к исследованию проблемы праведничества в творчестве Лескова, выявить специфику развития сюжета о праведниках и комплекса мотивов, его составляющих, в том числе, мотивы грешной и праведной любви, мотивы гордыни, аскезы и т.п.;

3) выявить сложность и своеобразие мотивов, характерных для сюжета о договоре человека с дьяволом, проявляющихся в подтексте некоторых произведений писателя; определить сложность и вариативность этого сюжета в связи с особенностями мифопоэтики Лескова, что позволит говорить об этом сюжете как о «мерцающем»;

4) обозначить сложность и неодномерность прочтения Лесковым категории «бесноватости», в связи с этим наметить две линии развития сюжета о договоре человека с дьяволом (линия «подневольных грешников» (бесноватых) и грешников, сознательно вступающих в договор), определить мотивы, выявляющие их сущность;

5) определить специфику развития мотивов, выявляющих место и роль скоморошества и юродства в мифопоэтической системе Н.С. Лескова.

Научная новизна работы заключается в следующем: впервые установлены минейные, патериковые, проложные источники, мотивные комплексы которых включены в сюжеты произведений Лескова; определен характер взаимодействия мотивов (перелицовывание, диффузия); в мифопоэтике Лескова выявлен ряд ключевых мотивов, определяющих развитие сюжетов о праведниках, о договоре человека с дьяволом.

Специфика анализируемого материала предполагает комплексное изучение произведений, использование методов: «конкретного литературоведения» (Д.С. Лихачев), основанного на методике медленного чтения, выявляющего конкретное в анализе стиля, интерпретации произведения, комментировании отдельных мест; биографического метода, культурно-исторического, сравнительного, структурного. Положения, выносимые на защиту:

1. Обращение Лескова к мотивам и сюжетам древнерусской литературы, фольклора, библейским текстам есть особый вид авторской рецепции, напрямую связанный с решением художественных задач.

2. Мифопоэтический сюжет о праведниках в художественной системе Лескова распадается на «мужскую» и «женскую» линии, каждая из которых развивается нелинейно.

3. Мифопоэтический мотив праведничества строится на типе поведения героев: мужской тип поведения - это уход из мира или трагически завершившаяся попытка противостоять миру; женский тип поведения - сохранение «кода чистоты», стремление к сбережению внутренней цельности. Праведность - результат личностного развития.

4. Инвариантный сюжет о «юродивых Христа ради» в творчестве Лескова трансформируется. Создается авторская видовая парадигма, в которой доминирует «чрева-ради юродивый». Содержание мотивного комплекса этого варианта сюжета редуцировано: актуализированы формальные признаки юродивых.

5. Тип поведения скоморохов ориентирован на родовые признаки правед-ничества. Наблюдается смешение мотивных комплексов сюжетов о скоморохах и юродивых.

6. Древнерусская модель сюжета о договоре человека с дьяволом нарушена: ее фрагменты мерцают в двух сюжетных линиях - о бесноватых («подневольных грешниках») и героях с фатальной, предопределенной судьбой.

7. Сюжетообразующие мотивы заявлены в заглавиях произведений, именах и прозвищах героев. Семантические оппозиции (день/ночь, центр/периферия, низ/верх, сухой/зеленый, богатырь/карлик и т.д.) и специфика их развертывания в произведениях Лескова позволяет говорить об усложнении сюжетов о праведниках и о договоре человека с дьяволом, об «обрастании» их дополнительными мотивами.

Содержание диссертации: диссертация состоит из введения, трех глав и заключения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Фольклорные и древнерусские сюжеты и мотивы в творчестве Н.С. Лескова: мифопоэтический аспект"

Заключение

Многообразные и многожанровые произведения Лескова, независимо от времени создания, можно представить как некий контур системы, отражающий мифопоэтическое мировоззрение художника, представляющий мир как процесс разрушения гармонии и нарождения нового хаоса. Процесс разрушения упорядоченного мира актуализирует не только кардинальные концепты культуры (добро и зло, жизнь и смерть, Бог и Дьявол), но и бинарные оппозиции (верх-низ, сухой-зеленый, день-ночь, центр-периферия), каждый элемент которых может быть многозначным.

В отличие от традиционных представлений о Лескове как о стилизаторе народной поэзии, мы доказали, что обращение писателя к сюжетам древнерусской литературы и фольклора создает сложный мир мифопоэтики Лескова, в котором известные мотивы своеобразно функционируют в новой художественной системе XIX в. и позволяют выявить особый вид авторской рецепции.

Исследование сюжета о праведниках в структуре художественного текста Лескова дало возможность выявить не только традиционный ряд мужчин-праведников, но и определить женскую линию; установить особенности типа поведения праведников и праведниц, «разламывающих» традиционные представления о герое Лескова.

Лесковские праведницы неоднозначны и неодномерны. Предполагаемая праведность героини «Жития одной бабы» оказывается ложным посылом, равно как и заявка на исключительность Манички, самой младшей в «святом семействе» Норков («Островитяне»). Мотив грешной любви - сквозной для целого ряда произведений, рассмотренных нами, и тех, что не вошли в данное исследование («Воительница», «Леди Макбет Мценского уезда», «Обойденные», «Юдоль» и др.). Анализ этих произведений показывает, что традиционный путь женщины (замужество, ведение домашнего хозяйства, благочестие, добродетель и красота) в художественном мире Лескова претерпевает изменения. Разрушение мифологемы «заветы предков» разрушает и традиционный сюжет: в нем происходит значительная редукция мотивов, характерных для агиографии. Мотив грешной любви, изначально являвшийся периферийным, фабульным вариантом, теперь максимально приближен к семантическому ядру, потому можно говорить о наметившейся тенденции к разрушению мотивных блоков, опосредованно - о перекодировке значений мотивов, характерных для сюжетов о праведницах.

Развитие сюжета о праведниках-мужчинах в значительной мере ориентировано на традицию. Установление минейных, проложных источников произведений Лескова позволяет говорить об устойчивости, большей повторяемости мотивных комплексов, характерных для житий, именно в сюжетах о праведниках, в том числе: о раскаявшихся грешниках (Сила Крылушкин, Павлин), о пребывании в монастыре в ином обличье (Константин Пизон-ский), сюжеты о «нестяжателях» «Однодум», «Кадетский монастырь» и др. Развитие линии праведности все же не является линейным: наряду с мотивом ухода от мира можно отметить и стремление активно противостоять миру (Савелий Туберозов).

Анализ показывает, что инвариантная структура сюжета о «юродивых Христа ради» в мифопоэтической системе Лескова определяется как видовая парадигма, находящаяся в диалогических отношениях с генетической, родовой. В сравнении с феноменологическими признаками юродства лесковский «юродивый чрева-ради» лишь формально воспроизводит архетип, содержательная сторона юродства не актуализируется. Мотив еды, «вселенской жратвы» продвигает сюжетное действие. Париж и «жратва» в контексте рассказа становятся синонимами: пиршественные образы, карнавальное, коллективное начало сопутствует природному юродивому Шерамуру в сценах пира Лазаря и свадебного пира. Однако «чревобесие» как один из смертных грехов в рассказе приобретает иное семантическое наполнение. Мотивы еды, жратвы как инверсия мотива насыщения страждущих становятся признаком христианской добродетели, символом земного бытия человека. Потому атрибуты юродивых (многошвейное рубище, скитание «меж двор») «не работают» в отношении Шерамура. Праведность Шерамура относительна, проявима лишь в его стремлении кормить нищих, укреплять и поддерживать физическое существование человека. Духовная сущность юродства, высокий душеспасительный смысл подвига юродивого не актуализируется.

В ряде произведений Лескова пунктирно намечена линия женщин-юродивых, но она не получает развития (Настя Прокудина «Житие одной бабы», протопопица «Соборяне», Паинька «На ножах»).

Скоморошеству как антиподу праведности в мифопоэтической системе Лескова присущи мотивы, характерные для агиографического сюжета: не-стя.жательство, помощь ближнему, смирения, уничижения. Определение новых источников легенды «Скоморох Памфалон» (около восьми житий) позволяет определить комплекс мотивов и их своеобразное развитие в тексте легенды. У Лескова скоморошество становится синонимом праведности, традиционный праведник (столпник) посрамлен.

В сравнении с архетипичным сюжетом о договоре человека с дьяволом нами установлена дискретность демонологических мотивов (обрести материальные блага, достичь положения в свете, продвинуться по социальной лестнице вверх, стремление обрести любовь э/сенщины), придающих «мерцающий» характер этому сюжету в произведениях Лескова. В творчестве писателя инвариант сюжета о договоре человека с дьяволом разрушен. Подтверждением тому является сюжетная линия о бесноватых как «подневольных грешниках» (Настя «Житие одной бабы», отец Алексей «Русское тайнобрачие») и героях с фатальной, предопределенной судьбой (Флягин «Очарованный странник»).

Мифопоэтический анализ заглавий произведений и имен героев показывает, что они определяют сюжетное развитие. Так, житие, героиней которого стала грешница («Житие одной бабы»), утрачивает дидактический пафос и сосредотачивает внимание на судьбе обычной деревенской бабы. Двойное заглавие «Шерамур (Чрева-ради юродивый)» выявляет две линии сюжетного развития: пребывание в Париже, актуализация пиршественного, карнавального начала, и низведение идеи юродства. Имя героя в легенде «Скоморох Памфалон» подчеркивает мученический путь скомороха, сознающего свой грех и вынужденного пройти земной путь до конца.

Семантические оппозиции «верх-низ», «земля-небо» в произведениях Лескова зеркально отображены, потому изменяют знак на обратный. Так, путь на вершину социальной лестницы (верх) становится низвержением в грех, оборачивается падением вниз (Любочка «Павлин», Катерина Измайлова «Леди Макбет Мценского уезда»1). Окраина, перекресток дорог, хутор, становятся пространством обжитым, не враждебным человеку, в нем живут праведники: Рыжов («Однодум»), поп-расстрига («Остановление растущего языка»), Голован («Несмертельный Голован»), Сила Крылушкин («Житие одной бабы») и др. Оппозиция «центр-периферия» интерпретируется Лесковым как противопоставление села - городу, провинции - столице, Москвы -Петербургу («На ножах», «Некуда», «Обойденные»).

Анализ произведений показывает, что архетип дома становится определяющим для праведников: это пространство человекосберегающее, гармоничное. Наряду с мотивом бездомности (как в принципе отсутствия дома), появляется «не-дом», который обживается и обретает все признаки, присущие мифологическому предшественнику. Так, например, на острове живет Котин доилец, у оврага в сарае - Несмертельный Голован, на окраине, на рубеже двух губерний обитает отлученный поп («Остановление растущего языка»). «Не-дом» наделен всеми чертами, присущими собственно дому, соотносим с процессом гармонизации мира, противостояния хаосу.

В творчестве Лескова ценностными характеристиками обладает оппозиция «сухой/зеленый», соотносимая с мотивами поиска живой души, укрепления веры.

1 Более подробно в моей статье. Мифопоэтический аспект поэтики Н.С. Лескова (Леди Макбет Мценского уезда) // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении. Материалы Третьих Филологических чтений. 28-29 ноября 2002. Том II. Литературоведение. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2004. С. 115-122.

187

Введение мифопоэтического символа «лестницы» маркирует путь героев как пагубный, греховный: писатель десакрализует оппозицию «верх/низ», меняя знак на обратный.

Наряду с традиционным осмыслением символики чисел в произведениях Н.С. Лескова можно отметить разрушение архаичных представлений о числовом ряде («Житие одной бабы», «Соборяне» и т.д.).

В своей работе мы наметили магистральные линии для дальнейшего исследования. В перспективе предполагается дальнейшее изучение мифопо-этических мотивов и сюжетов, что неизменно приведет к необходимости расширения материала, выявления новых источников.

Список научной литературыШкута, Галина Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абрамова Е.А. Мифореализм // Миф. Литература. Мифореставра-ция. - М., 2000. С. 39-44.

2. Алексеева Т.А. Поэтика повествования в рассказах Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -М., 1996.

3. Алпатова Т.А. Миф и поэзия // Миф. Литература. Мифореставрация. -М., 2000, С. 15-27.

4. Аннинский Л.А. Лесковское ожерелье. М., 1986.

5. Аннинский Л.А. «Русский космос» Лескова // Н.С. Лесков. Собр. соч.: В 6 т. М., 1993. Т.4. С. 5-75.

6. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян.-Л., 1983.

7. Баканурский А.Г. Смеховая зрелищная культура русского средневековья (понятие, генезис, представители, идеология): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1983.

8. Барсукова О.М. Образ праведника: Классика и современность («Праведнический» цикл Н.С. Лескова и «Матренин двор» А.И. Солженицына) // Теория и практика преподавания русской словесности: Сб. науч.-метод, ст. -М., 1995. С. 28-39.

9. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994.

10. Ю.Барт Р. Мифологии. М., 1996.

11. Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика. Т. 2. Благовещенск, 1998. С. 333-377.

12. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

13. З.Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

14. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса, 2-е изд. М., 1990.

15. Бем А.Л. Мотив и сюжет // Силантьев И.В. Тория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск, 1999. С. 76-85.

16. Богданов В. Н.С. Лесков и русская литература // В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983. С. 8-57.

17. Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999.

18. Бражников И.Л. Мифопоэтический аспект литературного произведения: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1997.

19. Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов В. Проппа // Семиотика. Т. 2. Благовещенск, 1998. С. 456-464.

20. Бурдин В.В. Мифологическое начало в поэзии К.Д. Бальмонта 18901900-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иваново, 1998.

21. Буслаев Ф.И. Идеальные женские характеры Древней Руси // Буслаев Ф.И. О литературе. Исследования. Статьи. М., 1990. С. 262-277.

22. Буслаев Ф.И. Древнерусская литература и православное искусство. -СПб., 2001.

23. Вайгачев С.А. «Обмирщение» русской духовной культуры XVII в.: сущность процесса и его социокультурные истоки // Актуальные проблемы истории русской культуры. -М., 1991. С. 41-59.

24. Введенский А. Художественное творчество как принцип объяснения мифов.-М., 1901.

25. Введенский А.И. Современные литературные деятели. II. Николай Семенович Лесков // Ист. вестн. 1890. Т. 40, май. С. 393-406.

26. Ведерникова Н.М. Русская народная сказка. — М., 1975.

27. Верещагин Е.М. Христианская книжность Древней Руси. М., 1996.

28. Веселовский А.Н. Фольклор и мифология. Т.1. Статьи о сказке 1868-1890.-М.-Л., 1938.

29. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. -М., 1989.

30. Вигзелл Ф. Блудные сыновья и блуждающие души: «Повесть о Горе-Злочастии» и «Очарованный странник Лескова» // ТОДРЛ. СПб., 1997. Т 50. С. 754-762.

31. Видуэцкая И.П. Достоевский и Лесков // Русская литература. 1975. №4. С. 127-137.

32. Видуэцкая И.П. Николай Семенович Лесков. М., 1979.

33. Видуэцкая И.П. Чехов и Лесков // Чехов и его время. М., 1977. С. 101-116.

34. Видуэцкая И.П. Творчество Лескова в контексте русской литературы XIX в.//Вопросы литературы. 1981. №2. С. 148-188.

35. Видуэцкая И.П. Прошлое и настоящее в художественном мире Лескова // Лесков и русская литература. М. 1988. С. 76-94.

36. Видуэцкая И.П. Об атмосфере художественного мира Лескова // Русская словесность. 1995. № 6. С. 25-28.

37. Виноградова Л.Н. Мифология календарного времени в фольклоре и верованиях славян // Славянский альманах 1996. М., 1997. С. 143155.

38. Винницкий И.Ю. Серый человек в инженерном замке // Нечто о привидениях: Истории о русской литературной мифологии XIX века. М., 1998. С. 172-202.

39. Водолазкин Е.Г. Интерпретация древнерусского Пролога Н.С. Лесковым // Новгород и культура Древней Руси: Материалы Чтений по древнерусской литературе (Новгород, 16-17 мая 1995) / РАН. ИРЛИ; Новгород, 1995. С. 157-162.

40. Вундт В. Миф и религия. СПб., 1913.

41. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XIX в.-М., 1994.

42. Гебель В. Н.С. Лесков. В творческой лаборатории. М., 1945.

43. Глухова Е.В. «Посвятительный миф» в биографии и творчестве А. Белого: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1998.

44. Голоскова H.A., Рыжова Е.А. Модель «смерти» праведника в древнерусской агиографии // Семиотика культуры. III Всесоюзная летняя школа-семинар. 15-20 сентября 1991: Тезисы докладов. Сыктывкар, 1991. С. 6-7.

45. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987.

46. Горелов A.A. О «византийских» легендах Лескова // Русская литература. 1983. № 1. С. 119-133.

47. Горелов A.A. Н.С. Лесков и народная культура. Л., 1988.

48. Горелов A.A. «Праведники» и «праведнический» цикл в творческой эволюции Н.С. Лескова // Лесков и русская литература. М., 1988. С. 31-61.

49. Городецкая А.Г. Древнерусские жития: Автореф. дис. . канд. фи-лол. наук.-СПб., 1993.

50. Городецкая А.Г. Агиографические прообразы в «Анне Карениной» (жития блудниц и любодеиц и сюжетная линия главной героини романа) //ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. XLVIII С. 433-445.

51. Гримстад К.А. Полиэтничность как религиозная проблема в «Очарованном страннике» Н.С. Лескова // Евангельский текст в русской литературе XVII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1998. С. 454-461.

52. Гроссман Л.Н. Н.С. Лесков. Жизнь творчество - поэтика. - М., 1945.

53. Гуминский В. Органическое взаимодействие (От «Леди Макбет Мценского уезда» к «Соборянам») // В мире Лескова. Сб. статей. -М., 1983. С. 233-260.

54. Гунн Г. Очарованная Русь. -М., 1999.

55. Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература. М., 1992.

56. De Maeg-Soep, Carolina. The Emansipation of Women in Russian Literature and Socienty. A Contribution to the Knowlenge of Russian Society duringthe 1960-s Ghetn State University. 1978.

57. Демин A.C. Художественные миры древнерусской литературы. -M., 1993.

58. Демин A.C. О художественности древнерусской литературы. М., 1998.

59. Демкова Н.С. К интерпретации «Повести о Петре и Февронии» // Имя сюжет - миф. - СПб., 1996. С. 5-22.

60. Демкова Н.С. Средневековая русская литература. М., 1997.

61. Державина О.А Пролог в творчестве русских классиков XIX-XX вв. и в фольклоре // Литературный сборник XVII века Пролог. М., 1978. С. 157-169.

62. Державина О.А. Древняя Русь в русской литературе XIX в. (Сюжеты и образы древнерусской литературы в творчестве писателей XIX в.) // Пролог. Избранные тексты. / Отв. ред. ВП. Гребенюк. М., 1990.

63. Десницкий В.А. Крестьянские рассказы Н.С. Лескова // Статьи и исследования (1878 958). - Л., 1979.

64. Дмитриев Л.А. Житийные повести русского севера как памятники литературы XII-XVII вв. Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний. Л., 1973.

65. Доманский Ю.В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тверь, 1998.

66. Другов Б.М. Н.С. Лесков. Очерк творчества. Изд. 2-е. М., 1961.

67. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII-XX вв. М., 2002.

68. Душечкина Е.В. Стилистика русской бытовой повести XVII в. (Повесть о Фроле Скобееве). Таллин, 1986.

69. Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ: становление жанра. -СПб., 1995.

70. Дыханова Б.С. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н.С. Лескова. М., 1980.

71. Дыханова Б.С. В зеркалах устного слова (народное самосознание и его стилевое воплощение в поэтике Н.С. Лескова). — Воронеж, 1994.

72. Евдокимова О.В. Поэтика памяти в прозе Н.С. Лескова. СПб.,1996.

73. Евдокимова О.В. Мнемонические элементы поэтики Н.С. Лескова: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. СПб., 1999.

74. Евдокимова О.В Память, интуиция, вера в художественном мире Н.С. Лескова // Христианство и русская литература. СПб., 1999. С. 237-249.

75. Евдокимова О.В Эстетика и формы самосознания Н.С. Лескова // «Russian studenties» 1999. ТЛИ. № 2. С. 63-90.

76. Евзлин М. Космогония и ритуал. М., 1993.

77. Емельянов Л.И. Методологические вопросы фольклористики. Л., 1978.

78. Емельянов JI.И. Литературоведение и фольклористика // Взаимодействие наук при изучении литературы.-Л., 1981. С. 102-130.

79. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л., 1991.

80. Есаулов Е.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995.

81. Есаулов Е.А Юродство и шутовство в русской литературе // Литературное обозрение. 1998. № 3. С. 108 -112.

82. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

83. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. Инварианты Тема - Приемы - Текст. - М., 1996.

84. Журавель О.Д. Сюжет о договоре человека с дьяволом в древнерусской литературе. Новосибирск, 1996.

85. Захаров В.Н Библейский архетип «Двойника» Достоевского // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1990. С. 100-104.

86. Иванов В.В. Достоевский и народная культура (юродство, скоморошество, балаган): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1989.

87. Иванов H.H. Древнеславянский языческий миф в художественном мире М. Горького: Автореф. дис. . д-ра. филол. наук. М., 2000.

88. Иванов С.А. Византийское юродство. М., 1994.

89. Исеева Е.К. Мифопоэтические традиции в «Повести временных лет» (На материале изображения типа мудрого правителя): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Ташкент, 1997.

90. Захаров В.Н. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1994. С. 5-11.

91. Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. — М., 1965.

92. И. Муллер де Морогуес. Марфа и Мария. Образ идеальной женщины в творчестве Лескова // Евангельский текст в русской литературе

93. XVII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. -Петрозаводск, 1998. С. 442-453.

94. Казакова Т.В. Жанровое своеобразие романов Н.С. Лескова 60-нач. 70-х годов XIX столетия: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Харьков, 1996.

95. Карасев Л.В. Феноменология смеха // Вопросы философии. 1991. № 7. С. 68-86.

96. Ковалевский И. Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной и русской церкви. М., 1991.

97. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988.

98. Кожинов В.В. Размышления об искусстве, литературе и истории. -М., 2001.

99. Козубовская Г.П. Русская поэзия первой трети XIX в. и мифология. Самара; Барнаул, 1998.

100. Кологривов Иоанн. Очерки по истории русской святости. Брюссель, 1961.

101. Кольцова Ю.Н. Концепт пути в мировоззрении Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2001.

102. Корнилова Е.И. Мифологическое сознание и мифопоэтика западно-европейского романтизма. М., 2001.

103. Костерина A.B. Мифопоэтическая семантика произведений Ф.М. Достоевского: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иваново, 1999.

104. Косых Г.А. Праведность и праведники в творчестве Н.С. Лескова 1870-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 1990.

105. Крекина JT.И. Христианско-мифологическая традиция в русской литературе 30-40-х г.г. XIX в. Тюмень, 1997.

106. Кретова A.A. Роль фольклорных мотивов в «крестьянском романе» Н.С. Лескова «Житие одной бабы» // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сборник научных трудов. Курск, 1988. С. 97-114.

107. Кретова A.A. «Будьте совершенны .» (Религиозно-нравственные искания в святочном творчестве Н.С. Лескова и его современников). М.; Орел, 1999.

108. Кривонос В.Ш. Мотив чудесного рождения в «Петербургских повестях» Гоголя // Русская литература XIX-XX в. и фольклорная традиция. Волгоград, 1997. С. 135-144.

109. Криничная Н. Концепция архетипа и проблемы преемственности образов в системе мифа и предания // Фольклористика Карелии. -Петрозаводск, 1986. С. 4-24.

110. Кротов М.Г. Новое об авторе «Жития Улиании Лазаревской» // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник. М., 1987. С. 16-18.

111. Крохина Н.П. Миф и символ в романтической традиции (в русской поэзии и эстетике начала XX в.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

112. Крушельницкая Е.В. Автобиография и житие в древнерусской литературе. СПб., 1996.

113. Кузьмищева Н.М. Мифопоэтическая модель мира в «маленьких» поэмах С.А. Есенина 1917-1919-х годов: Автореферат дис. . канд. филол. наук. М., 1998.

114. Куранда E.JI. Литературный тип нигилиста в романе Н.С. Лескова «Некуда»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Псков, 1996.

115. Курляндская Г.Б. Проблема человека в «Соборянах» // Творчество Н.С. Лескова. Научные труды. Т. 76. Курск, 1977. С. 11-32.

116. Курляндская Г.Б. Лесков и Толстой // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сборник научных трудов. Курск, 1986. С. 85-111.

117. Курляндская Г.Б. Литературная срединная Россия. Орел, 1996.

118. Лавров A.C. Юродство и «регулярное государство» (конец XVII -первая половина XVIII в.) //ТОДРЛ. СПб., 2001. Т. 52. С. 432-447.

119. Лебедев Е. Лесков и XVIII в. // В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983. С. 74-94.

120. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.

121. Леви-Стросс К. Структура и форма // Семиотика. М., 1983.

122. Лесков Н.С. О литературе и искусстве. Л., 1984.

123. Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова: В 2 т. М., 1984.

124. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970.

125. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 2-е. Л., 1971.

126. Лихачев Д.С. Великое наследие. М., 1980.

127. Лихачев Д.С. Смех как мировоззрение // Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 7-71.

128. Лихачев Д.С. Особенности поэтики произведений Н.С. Лескова // Лесков и русская литература. М., 1988. С. 12-21.

129. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. СПб., 1999.

130. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII в.в. СПб., 1999.

131. Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1927.

132. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982.

133. Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994.

134. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1999.

135. Лотман Ю.М Текст в тексте // Труды по знаковым системам XIV. Вып. 567. Тарту, 1981. С. 3-18.

136. Лотман Ю.М Культура и взрыв. М., 1992.

137. Лотман Ю.М и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994.

138. Лотман Ю.М О поэтах и поэзии. СПб., 1996.

139. Лотман Л.М. Русская историко-филологическая наука и художественная литература второй половины XIX в. (взаимодействие и развитие) // Русская литература. 1996. № 1. С. 19-44.

140. Лотман Ю.М. Об искусстве: Структура художественного текста. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Статьи. Заметки. Выступления. СПб., 1998.

141. Лотман Ю.М. Русская литература и культура Просвещения. М., 2000.

142. Lottridge Stefen. Nicolaj Leskov and the Russian Prolog as a Literary Sourse // Russian Literature. 1972. № 3. P. 22-35.

143. Лужановский A.B. Документальность повествования жанровый признак рассказов Н.С. Лескова // Русская литература. 1980. № 4. С. 144-150.

144. Лужановский A.B. Нравственная тенденция в ранних художественных произведениях Лескова // Творчество Н.С. Лескова. Научные труды. Т. 23. Курск, 1980. С. 65-77.

145. Майорова O.E. Литературная традиция в творчестве писателя. -М., 1985.

146. Майорова O.E. Рассказ Н.С. Лескова «Несмертельный Голован» и житийные традиции // Русская литература. 1987. № 3. С. 170-179.

147. Майорова O.E. «Непонятное» у Н.С. Лескова. О функции мистифицированных цитат // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 59-66.

148. Макарова Е.А. Житийная традиция в миропонимании Н.С. Лескова // Проблемы литературных жанров. Томск, 1999. С. 228-233.

149. Макеев М. Договор с дьяволом в условиях становления капитализма в России. (Экономическое значение христианской символики у Салтыкова-Щедрина) // Новое литературное обозрение. 2000. № 58. С. 44-54.

150. Maclean, Hugh. Nikolai Leskov. The Man and his Art. Harvard Universiti Press, Cambridge, Massachusetts, London, England, 1977.

151. Малэк Э. Сказание о римском попе Аврааме неизвестная повесть о сношениях человека с дьяволом // ТОДРЛ. СПб., 1997. Т. 50. С. 526-530.

152. Мальков В.В. Древнерусские апокрифы: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1999.

153. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М., 1987.

154. Маслова М.И. Любовь созидающая и любовь разрушающая в ранних произведениях Н.С. Лескова // Русская литература. 2002. № 4. С. 148-157.

155. Медведева Н.Г. Миф как форма художественной условности: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1984.

156. Мелентьева И.Е. Образ и труды преподобного Нила Сорского в восприятии Н.С. Лескова // Мир житий. М., 2002. С. 278-284.

157. Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа.-М., 1958.

158. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

159. Мелетинский Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора // Фольклор. Поэтическая система. М., 1977. С. 23-41.

160. Мелетинский Е.М. Средневековый роман. М., 1983.

161. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. -М., 1986.

162. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990.

163. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

164. Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. / Отв. ред. Е.С. Новик. -М., 1998.

165. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. Изд. 3-е. М., 2000.

166. Мелетинский Е.М. Заметки о творчестве Достоевского. М., 2001.

167. Мехтиев В.Г. Роман Лескова «Некуда» и проблемы духовности и нигилизма в русской прозе первой половины 60-х годов XIX в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995.

168. Михайлова Н.Г. Н.С. Лесков и устное народное творчество: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1970.

169. Моргунова О. Кто же исцелил Илью Муромца? (Опыт прочтения былины «Исцеление Ильи») // Литература и культура в контексте христианства: Труды второй Международной научной конференции. Ульяновск, 16-18 июня 1999. Ульяновск, 1999. С. 45-48.

170. Мосалева Г.В. Поэтика Н.С. Лескова: Системно-субъективный анализ. Ижевск, 1993.

171. Мосалева Г.В. «Оборотничество» как проявление ярмарочного мироощущения в легенде Н.С. Лескова «Скоморох Памфалон» //

172. Творчество Н.С. Лескова в контексте русской и мировой литературы: материалы международной научно-теоретической конференции, посвященной 100-летию со дня смерти писателя. Орел, 5-7 сентября. -Орел, 1995.С. 33-34.

173. Мотеюнайте И.В. От «Шерамура» к «Дурачку» (О восприятии юродства Н.С. Лесковым) // Время и текст. Историко-литературный сборник. СПб., 2002. С. 235-247.

174. Недопасова Т. Русское юродство XI-XVI веков. М., 1997.

175. Неклюдов С.Ю. Антитезы к «метафизике фольклора» И.П. Смирнова//Новое литературное обозрение. М., 2001. № 52. С. 97-102.

176. Николаева Е.В. Миф и религия // Миф. Литература. Мифоре-ставрация. М., 2000. С. 44-55.

177. Новичкова Т.А. Эпос и миф. СПб., 2001.

178. Озеров Л. Поэзия лесковской прозы // В мире Лескова. Сб. статей.-М., 1983. С. 261-288.

179. Окулова-Микешина Т.Н. «Время слов прошло нужны подвиги»: Заметки к 100-летию со дня смерти Н.С. Лескова // Наш современник. 1995. №2. С. 186-192.

180. Опульский А.И. Легенды Н.С. Лескова и проложные повести // Опульский А.И. Жития святых в творчестве писателей XIX века. East Lansing (Mich.): Russ. Lang. J., 1986. C. 137-169.

181. Пантин В.О. Биографические апокрифы Лескова. По материалам статей и заметок // Русская литература. 1992. № 4 С. 130-140.

182. Пантин В.О. Кадетский цикл Лескова // Российский литературоведческий журнал: Теория и история литературы. 1994. № 3. С. 2432.

183. Пантин В.О. Морфология одной новеллы Лескова («Белый орел») // Русская литература. 1994. № 3 С. 64-79.

184. Панченко A.M. Смех как зрелище // Д.С. Лихачев, A.M. Панчен-ко, Н.В. Понырко Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 72-153.

185. Пауткин A.A. В поисках сокровенного: Древняя книжность и иконопись в рассказе Н.С. Лескова «Сошествие во ад» // Русская литература XIX века и христианство. М., 1997. С. 224-229.

186. Петрова Л.М. О формах сказа и психологизма в рассказах Лескова «Фигура» и «Человек на часах» // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сборник научн. трудов. Курск, 1986. С. 49-61.

187. Петрова Л.М. Романтическое в характере лесковского праведника («Кадетский монастырь», «Инженеры-бессребреники») // Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сборник научных трудов. Курск, 1988. С. 85-96.

188. Пигин A.B. Миф и легенда в творчестве Н.С. Лескова (рассказ «Белый орел») // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1992. С. 128-136.

189. Пигин A.B. Демонологические сказания в русской рукописной книжности XIV-XV веков: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -СПб., 1999.

190. Пигин A.B. Неизвестная рукописная повесть о покаянии беса // Традиция и литературный процесс. Новосибирск, 1999. С. 105-113.

191. Поддубная Р.Н. О фантастическом рассказе Н.С. Лескова «Белый орел» // Творчество Н.С. Лескова. Курск, 1986.

192. Поддубная Р.Н. Становление концепции личности у Н.С. Лескова (Разновидности и функции фантастического в романе «На ножах») //

193. Творчество Н.С. Лескова. Межвузовский сборник научных трудов. -Курск, 1988. С. 3-33.

194. Поддубная Р.Н. «Удивительная судьба этого Стебницкого . »: («На ножах» в творческой истории «Бесов», странники Лескова и Достоевского) // Достоевский и мировая культура: Альманах. М., 1998. № 10. С. 162-179.

195. Померанцева Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре.-М., 1975.

196. Померанцева Э. В. О русском фольклоре. М., 1977.

197. Потебня A.A. Слово и миф. М., 1989.

198. Потебня A.A. Символ и миф в народной культуре. М., 2000.

199. Прокофьев Н.И. Традиции древнерусской литературы в творчестве Лескова // Лесков и русская литература. М., 1988. С. 118-136.

200. Пропп В.Я. Типологические исследования по фольклору. М., 1975.

201. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976.

202. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1976.

203. Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984.

204. Пропп В.Я. Собрание трудов: Поэтика фольклора. М., 1998.

205. Пропп В.Я. Собрание трудов: Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998.

206. Пропп В.Я. Сказка. Эпос. Песня. М., 2001.

207. Пропп В.Я. Фольклор. Литература. История. М., 2002.

208. Пульхритудова Е.М. Достоевский и Лесков // Достоевский и русские писатели. М., 1977. С. 87-138.

209. Пульхритудова Е. М. Творчество Н.С. Лескова и русская массовая беллетристика//В мире Лескова. М., 1983. С. 149-185.

210. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей в память В.Я. Проппа.-М., 1975.

211. Путилов Б.Н. Методология сравнительно исторического изучения фольклора. - Л., 1976.

212. Путилов Б.Н. Современные проблемы исторической поэтики фольклора в свете историко-типологической теории // Фольклор. Поэтическая система. М., 1977. С. 14-22.

213. Путилов Б.Н. Древняя Русь в лицах: Боги, герои, люди. СПб., 1999.

214. Путилов Б.Н Фольклор и народная культура. СПб., 2003.

215. Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. М., 1998.

216. Пятигорский A.M. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М., 1996.

217. Ранчин A.M. К поэтике литературной мистификации: легенды Н.С. Лескова по старинному Прологу // Тыняновский сборник: Шестые-Седьмые-Восьмые Тыняновские чтения. М., 1998. С. 96-117.

218. Рафаева A.B. Исследование семантических структур традиционных сюжетов и мотивов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1998.

219. Ромодановская Е.К. Русская литература на пороге нового времени. — Новосибирск, 1994.

220. Ромодановская Е.К. К вопросу о поэтике имени в древнерусской литературе // ТОДРЛ. СПб., 1999. Т. LI. С. 3-8.

221. Руди Т.Н. «Повесть об Улиянии Осорьиной» в древнерусской литературе и филологической науке // Грузинская и русская средневековые литературы. Тбилиси, 1992. С. 164-172.

222. Румянцев А.Б. Сцена грозы в хронике Н.С. Лескова «Соборяне» // Русская литература XI-XX веков: Проблемы изучения: Тезисы докладов научн. конф. молодых ученых и специалистов, 29-30 апреля, 1992 г. / РАН. ИРЛИ. СПб., 1992. С. 23-24.

223. Русина Н.С. Повесть Н.С. Лескова «Житие одной бабы» и литература 60-х годов о народе // Уч. зап. МГПИ им. Ленина. Т. 315. 1969. С. 210-231.

224. Самсонова Н.В. Рождественский текст и его антропология в русской литературе XIX первой трети XX веков. - Воронеж, 1998.

225. Семенов B.C. Николай Лесков. Время и книги. М., 1981.

226. Сепик Г.В. Особенности сказового построения художественного текста: на материале новелл и повестей Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

227. Силантьев И.В. Сюжет как фактор жанрообразования в средневековой русской литературе. Новосибирск, 1996.

228. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск, 1999.

229. Силантьев И.В. Мотив в системе художественного повествования. Проблемы теории и анализа. Новосибирск, 2001.

230. Семячко В.А. Житие Амфилохия Глушицкого // ТОДРЛ. СПб., 2001. Т. 52. С. 348-358.

231. Скрипиль М.О. Повесть об Улиянии Осорьиной. (Комментарии и тексты) // ТОДРЛ. Л., 1948. Т.6. С. 256-323.

232. Скрипиль М.О. Повесть о Марфе и Марии // Русская повесть XVII в. / Сост. Скрипиль М.О. Ред. И.П. Еремин. Л., 1954. С. 424427.

233. Смирнов В.А. Мифопоэтические и фольклорные традиции в цикле И.А. Бунина «Псковский бор» //Архетипы в фольклоре и литературе. Кемерово, 1994. С. 70-77.

234. Смирнов И.П. От сказки к роману // ТОДРЛ. Л., 1972. Т. 27. С. 284-320.

235. Смирнов И.П. Древнерусский смех и логика комического // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. 32. С. 305-318.

236. Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении В.Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф. Фольклор. Литература. Л., 1978. С. 186-204.

237. Смирнов И.П. Система фольклорных жанров (метафизика фольклора) // Лотмановский сборник. 2. М., 1997. С. 14-38.

238. Смирнов И.П. Ответ оппоненту // Новое литературное обозрение. М., 2001. №52. С. 103-105.

239. Смирнов И.П. Смысл как таковой. СПб., 2001.

240. Смирнов В.А. Рыцарство у Ф.М. Достоевского // Русская литература XIX- XX в. и фольклорная традиция. Волгоград, 1997. С. 144-153.

241. Соболев А.Н. Мифология славян. М., 1999.

242. Соломонова В.В. Обытовление мифа в повести A.C. Пушкина «Станционный смотритель» // Человек. Культура. Слово. Мифопо-этика древняя и современная. Омск, 1994. С. 70-74.

243. Старыгина H.H. Проблема цикла в творчестве Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук.- Л., 1985.

244. Старыгина H.H. Добро и красота в художественной структуре романа Лескова «На ножах» // Тезисы докладов межвузовской научной конференции, посвященной 160-летию со дня рождения Н.С. Лескова. Орел, 1991. С. 10-12.

245. Старыгина Н.Н Святочный рассказ как жанр // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск: Петр. ГУ, 1992.

246. Старыгина H.H. Евангельский фон (смысловой и стилистический) в романе Н.С. Лескова «На ножах» // Евангельский текст в русской литературе XVII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1994. С. 222-230.

247. Старыгина H.H. Художественное воплощение человека в русском «полемическом» романе // Жанр и стиль литературного произведения: Межвузовский сборник научных трудов. Йошкар-Ола, 1994. С. 50-58.

248. Стафаева О.С. Народная обрядовая символика и мифологические представления в поэтике «Службы кабаку» // ТОДРЛ. СПб., 1999. Т. XLIX. С. 133-140.

249. Столярова И.В. В поисках идеала. Л., 1978.

250. Тагунова В.И. Муромские списки «Повести об Иулиании Лазаревской» //ТОДРЛ. М.-Л., 1961. Т. XVII. С. 414-418.

251. Тамарченко Н.Д. Мотив // Н.Д. Тамарченко, Л.Е. Стрельцова. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. М., 1994. С. 229-231;

252. Тамарченко Н.Д. Русский классический роман XIX в. М., 1997.

253. Тамарченко Н.Д. Мотив преступления и наказания в русской литературе (введение в проблему) // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции.- Новосибирск, 1998. С. 38-48.

254. Тамарченко Н.Д. Поэтика русской литературы. М., 2001.

255. Тараненко В.В. Пространственно-временная структура легенды Н.С. Лескова «Скоморох Памфалон» // Русская филология: Украинский вестник. Харьков, 1998. № 3/4. С. 34-39.

256. Текстология и поэтика русской литературы Х1-ХУН вв. Л, 1977.

257. Телегин С.М. Философия мифа: Введение в метод мифореставра-ции.-М., 1994.

258. Телегин С.М. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова. М., 1995.

259. Телегин С.М. Национальное и мифологическое у Лескова: «Очарованный странник» // Литература в школе. 1996. № 1. С. 16-19.

260. Тименчик Р.Д. Чужое слово: атрибуция и интерпретация // Лот-мановский сборник. Т. 2. -М., 1997. С. 86-99.

261. Тодоров Ц. Теории символа. М., 1999.

262. Толстая С.М. Категория признака в языке культуры // Признаковое пространство культуры / Отв. ред. С.М. Толстая. М., 2002. С. 7-20.

263. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т.1- М., 1995.

264. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

265. Топоров В.Н Об «эктропическом» пространстве поэзии // Русская словесность. Антология / Под ред. В.П. Нерознака. М., 1997. С. 213-226.

266. Топорков A.JI. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М., 1997.

267. Троицкий В.Ю. Некоторые сюжеты и образы древнерусской литературы у Н.С. Лескова // Русская литература на рубеже двух эпох XVII начала XVIII в. - М„ 1971. С. 388-396.

268. Троицкий В.Ю. Лесков художник. - М., 1974.

269. Туниманов В.А. Рассказы и легенды Лескова о праведниках // Лесков Н.С. На краю света. Л., 1985. С. 575-583.

270. Туниманов В.А. Лесков и Л. Толстой // Лесков и русская литература.-М., 1988. С. 181-201.

271. Тюхова Е.В. Тема «Достоевский и Лесков» в современном советском литературоведении. Итоги и задачи ее изучения // Творчество Н.С. Лескова. Научные труды. Т. 76. Курск, 1977. С. 106-120.

272. Тюхова Е.В. Структура характера у Лескова и Достоевского // Творчество Н.С. Лескова. Научные труды. Т. 23. Курск, 1980. С. 41-65.

273. Тюхова Е.В. К вопросу о «фантастическом реализме» Н.С. Лескова (рассказ «Белый орел») // Русская литература 1870-1890 годов. -Свердловск, 1987.

274. Тюхова Е.В. О психологизме Н.С. Лескова. Саратов, 1993.

275. Усольцева Т.Н. «Жанровое своеобразие романов Н.С. Лескова 1860-х годов»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

276. Успенский Б.А. Антиповедение в культуре Древней Руси // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985.

277. Фатеева H.A. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов. М., 2000.

278. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. Париж, 1931.

279. Федотова М.А. О житии Саввы Вишерского // ТОДРЛ. СПб., 2001. Т. 52. С. 544-568.

280. Федь Н.М. Литературный сказ в соотношении с фольклорной традицией // Фольклор. Поэтическая система. М., 1977. С. 242-274.

281. Фирсова A.A. Сюжетные узлы религиозной легенды в жанровом составе «Братьев Карамазовых» // Архетипы в фольклоре и литературе. Кемерово, 1994. С. 78-82.

282. Фрейд 3. Тотем и табу. М., 1923.

283. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / Подготовка текста и общая редакция Н.В. Брагинской. М., 1997.

284. Хализев В., Майорова О. Лесковская концепция праведничества // В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983. С. 196-232.

285. Хализев В.Е. «Герои времени» и праведничество в освещении русских писателей XIX в. // Русская литература XIX в. и христианство. -М., 1997.

286. Чередникова М.П. Об источниках легенды Н.С. Лескова «Скоморох Памфалон»//Русский фольклор. Л., 1972. Т.13.С. 11-121.

287. Чередникова М.П. Об одном фольклорном мотиве в «Очарованном страннике» // Русская литература. 1973. № 3. С. 139-144.

288. Чередникова М.П. Поэтика повести Н.С. Лескова «Очарованный странник» и устное народное творчество: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1974.

289. Чередникова М.П. Древнерусские источники повести Н.С. Лескова «Очарованный странник» // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. XXXII. С. 360369.

290. Чередниченко Л.В. Символическое значение социального конфликта в романе Н.С. Лескова «На ножах» (К вопросу о нигилизме)

291. Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе XIX в. Межвузовский сборник научных трудов. М., 1997. С. 157164.

292. Черная JT.A. «Кавычные» Прологи конца XVII начала XVIII века и характер их правки (6, 8, 9, 10 и 11-е издания Пролога) // Литературный сборник XVII века Пролог. - М., 1978. С. 132-141.

293. Чернов A.B. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века // Евангельский текст в русской литературе XVII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1994. С.151-158.

294. Чернышева Е.Г. «Мир преображенья.»: Мифологические и игровые мотивы в русской фантастической прозе 20-40-х годов XIX века.-М., 1996.

295. Шелковникова Л.Ф. Социально-философские воззрения Н.С. Лескова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2000.

296. Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966.

297. Шмароков Р.Л. Мифотворчество // Миф. Литература. Мифоре-ставрация. М., 2000, С. 28-39.

298. Эйхенбаум Б.М. Лесков и современная проза // О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С. 409-424.

299. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

300. Эльзон М.Д. Существовала ли рукопись повести Н.С. Лескова «Амур в лапоточках» // Русская литература. 1988. № 2. С. 163-165.

301. Юдин Ю.И. Волшебная сказка, миф и ранние формы эпоса // Русская литература Х1Х-ХХ в. и фольклорная традиция. Волгоград, 1997. С. 22-31.

302. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

303. Якобсон Р. Работы по поэтике / Сост. и общ. ред. Б. Гаспаров. -М., 1987.источники

304. Библия, сиречь книги Ветхаго и Новаго завета по языку словенску. M.-J1., 1988.

305. Долгая жизнь слова: Свадьба, заговоры, сказки / Сост., вступит, статьи Л.И. Журовой.-Барнаул, 1990.

306. Домострой Сильвестровского извода. СПб, 1902.

307. Древнерусские предания (XI-XVI вв.) / Сост., вступ. статья и коммент. В.В. Кускова; Подг. древнерус. текста и пер. В.В. Кускова, В.А. Грихина, Г.Ю. Филипповского; Ил. В.В. Носкова. М., 1982.

308. Жизнеописания достопамятных людей земли русской Х-ХХ вв. М., 1992.

309. Жития святых / Сост. святитель Димитрий Ростовский. М., 1992.

310. Изборник. Повести Древней Руси / Сост. и примеч. Л. Дмитриева и Н. Понырко; Вступит, статья Д. Лихачева. М., 1986.

311. Избранные жития русских святых (X-XV вв.) М., 1992.

312. Московский патерик: Жития святых. М., 1991.

313. Народная проза / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М., 1992.

314. Народные русские легенды А.Н. Афанасьева / Предисл., сост. и комментарии B.C. Кузнецовой. Новосибирск, 1990.

315. Пролог / Прот. В. Гурьев // orthlib. Ru / /other/ otechnik.

316. Русская повесть XVII в. / Сост. М.О. Скрипиль. Л., 1954.

317. Синайский патерик / Под ред. С.И. Коткова. М., 1967.

318. Троицкий патерик, или Сказания о святых угодниках. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992.1. Список статей

319. Агиографические источники рассказа Н.С. Лескова «Котин доилец и Платонида» // Диалог культур. 6: Сборник материалов VI межвузовской конференции молодых ученых / Под ред. С.А. Манскова. — Барнаул, 2004. С.112-118.

320. Мифопоэтика сюжета о договоре человека с дьяволом (На материале повести Н.С. Лескова «Очарованный странник») // Вестник УРАО. М., 2004. №3. с. 140-148.