автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Гендер как социокультурный конструкт адыгского общества

Полный текст автореферата диссертации по теме "Гендер как социокультурный конструкт адыгского общества"

На правах рукописи Текуева Мадина Анатольевна

ГЕНДЕР КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОНСТРУКТ АДЫГСКОГО ОБЩЕСТВА

Специальность 07.00.07 - Этнография, этнология и антропология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Махачкала 2006

003067374

Диссертация выполнена на кафедре истории России Кабардино-Балкарского государственного университета им. X. М. Бербекова

Научный консультант - Кумыков Туган Хабасович, доктор исторических

наук, профессор Официальные оппоненты:

Пупшарева Наталья Львовна, доктор исторических наук, профессор Думанов Хасап Мухтарович, доктор исторических наук, профессор Алимова Барият Магомедовна, доктор исторических наук

Ведущая организация — Карачаево-Черкесский научно-исследовательский институт гуманитарных исследований

Защита состоится < -Р 2007 г. в rf час на заседании

Диссертационного совета Д 002.053.01. по историческим наукам при Институте истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской академии наук по адресу: 367030, Республика Дагестан, г. Махачкала, ул. М. Ярагского, 75.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Дагестанского научного центра Российской академии наук (г. Махачкала, ул. М. Ярагского, 75).

Автореферат разослан «_ б » JUtS¿</u$ 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

канд. ист. наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Проблемы определения роли и места женщин и мужчин в обществе вызывали острый интерес в любую эпоху и в самых разных культурах.

Но последние полтора-два десятилетия стали временем повышенного интереса гуманитарных наук к тендерным исследованиям с применением междисциплинарного подхода и многообразием аналитических методов. Тендерные исследования, к какой бы области знания они ни относились, становятся точкой пересечения антропологии, этнологии, психологии, истории, права, социологии, философии, экономики. Научное осмысление этой основополагающей темы актуализировалось сравнительно недавно - в середине второй половины XX века. Американские и западноевропейские ученые обратились к «женской истории» на волне популяризации феминистских идей и борьбы за равноправие полов. Ими и были разработаны основные методологические концепции изучения женского вклада в историю и культуру, позволяющие более углубленно и целостно воспринять социокультурную сторону жизни человеческого общества.

Наука на протяжении веков оперировала понятием «пол», подразумевая биологический смысл, и не утруждалось делением общества по статусно-ролевым критериям, тем более что и здесь граница совпадает с половым (биологическим) разграничением.

Реалии XX века - научно-технический, политический, информационный прорывы - повлекшие качественные социальные изменения в планетарном масштабе, привели научную мысль к необходимости анализа общественной жизни с новых позиций. Так, в научном обороте появился термин «тендер»1, смысл которого вышел уже далеко за рамки слова «пол». Введенное в научный оборот Р. Столпером еще в 1963 году2, в это понятие сейчас вкладывается широкое значение «системы межличностного взаимодействия, посредством которого создается, подтверждается и воспроизводится представление о мужском и женском как категориях социального порядка»3. Автор социально-философского анализа равенства и различий мужчин и женщин в теории феми-

1 Тендер -от англ. gender - грамматический род имени существительного. В гуманитарных науках термин абстрагируется от своего лингвистического смысла и употребляется в социальном значении понятия пол в противоположность его биологического обозначения «sex».

2 Пушкарева Н. J1. Тендерный подход в исторических исследованиях // Вопросы истории. 1998. № 6.

3 Уэст К., Циммерман Д. Создание тендера // Труды СПб ФИС РАН. Тендерные тетради. СПб., 1997. Вып. 1. С. 97, 98.

низма Ольга Воронина рассматривает «тендер» как понятие, «которое относится к социальным (а не биологическим) различиям между женщинами и мужчинами; эти воспитанные в людях различия изменяются во времени, а также различаются как между культурами, так и внутри самой культуры1. Специалист по истории повседневности Л. П. Репина определяет значение термина тендер, как имеющего «принципиальный характер для консти-туирования предмета тендерной истории» и «фундаментальной структурирующей категории социально-исторического анализа»2.

Наиболее полное определение гендера как системы отношений и взаимодействий, образующих фундаментальную составляющую социальных связей, устойчивая и одновременно изменчивая и являющаяся основой стратификации общества по признаку пола и иерархизации его представителей предложена Н. Л. Пуш-каревой. Она утверждает важность именно такого понимания термина, которое включает в свое семантическое поле систему отношений, укоренившихся в культуре; позволяет создавать, подтверждать и воспроизводить представление о «мужском» и «женском» как о категориях социального порядка и учитывать наличие «властной компоненты» в этих взаимосвязях, наделять властью одних (как правило, мужчин) и субординировать других (женщин или так называемые сексуальные меньшинства и т. д.)3.

Концептуально важным является то, что современные российские исследователи тендерных отношений видят основное различие понятий «пол» и «тендер» в исключении биологического детерминизма, который приписывает все социокультурные различия, связанные с полом, универсальным природным факторам. Для различения пола и гендера существуют две ставшие хрестоматийными характеристики, принадлежащие двум классикам психоаналитику Зигмунду Фрейду и философу Симоне де Бовуар. Если первый утверждал, что «анатомия - это судьба», то вторая существенно изменила вектор мысли, заявив, что «женщиной не рождаются, ею становятся». Между этими полярными точками зрения и лежит область исследования, позволяющая проследить движение от объективной данности - пола к новой социальной конструкции - тендеру.

1 Воронина О. В. Феминизм и тендерное равенство. М., 2004. С. 302.

2 Репина Л. П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого: Очерки. Хрестоматия. М., 2002. С. 20.

3 Пушкарева Н. Л. Зачем он нужен, этот тендер? // Социальная история. 1998/1999. М., 1999. С. 155-177. Она же. История женщин и тендерный подход к анализу прошлого в контексте проблем социальной истории // Социальная история. М., 1998.

В общем интерес к социальной природе «половых» различий является достаточно новым явлением для российской науки1, и исследования по тендерной теории не теряют актуальности. В частности, это касается тендерной истории и этнографии адыгских народов. Здесь имеется объективная необходимость соединить исследования мужских и женских проблем, рассматривать их взаимосвязи и взаимообусловленности. Не существует универсальных повседневных практик; история неповторима и уникальна, поэтому необходимо изучение истории повседневности, соединяя ее, с одной стороны, с микроисторией а с другой - с региона-листикой. Культура народов Северного Кавказа и адыгов, в частности, своеобразная и неповторимая, нуждается в серьезном научном осмыслении, анализе, сохранении и развитии на новом этапе цивилизационного процесса. В современном, быстро меняющемся мире своевременное выявление основных характерных черт традиционной культуры предопределяет возможность столь же своевременного принятия мер по их сохранению. Практика бытования довольно устойчива и поддается верификации - изучению, которое опирается на большое количество этнографических источников. В рассматриваемой нами этнической среде традиционная практика закрепилась и дожила до XX века, так как адыги сравнительно недавно вышли из рамок традиционной культуры, и формы повседневного бытия долго оставались в неизменном виде.

Поэтому объектом изучения данной диссертационной работы стали традиционная культура адыгов и происходящие в ней трансформационные процессы, а предметом исследования - тендерные роли (статусы) мужчин и женщин в контексте частной сферы жизни социума; их формирование и изменение, складывание тендерной идеологии и идентификации, а также отношения и связи, структурировавшие повседневность.

Цель и задачи исследования. В соответствии с этим, цель нашего исследования состоит в том, чтобы, опираясь на известные источники и эмпирический материал, реконструировать картину культурного мира доиндустриального адыгского общества через исследование тендерных статусов. Для достижения поставленной цели определяется круг задач:

- изучение мифологических и религиозных представлений в качестве базовых составляющих архаического пласта тендерной картины мира и своеобразных механизмов социальной и куль-

1 Богданов К. А., Панченко A. A. Gender как тендер // Мифология и повседневность: Тендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб., 2001. С. 6.

турной памяти, основных архетипов, формирующих доминирующие символы картины мира и ее устойчивость;

- анализ приватной сферы доиндустриального общества, который возможен, в первую очередь, через рассмотрение институтов семьи и брака, связанной с ними сферы сакрального; обрядов и ритуалов, внутрисемейных отношений и статусов; определение этнических стереотипов формирования феминности;

- раскрытие мира чувств и интимных переживаний адыгов, составляющих область сексуальных представлений народа;

- описание традиционной повседневности адыгской женщины через изучение обычного круга занятий в домашнем хозяйстве, в общественном производстве, через исследование элементов материальной культуры; определение вклада женщины в экономику через анализ сложившихся практик разделения труда;

- определение историко-правового статуса адыгской женщины через анализ тендерной специфики ее прав по отношению к имуществу, ответственности перед законом за преступления, положение в брачно-семейном законодательстве;

- исследование механизмов власти и подчинения в тендерном контексте;

- комплексное изучение культурных и социальных конструктов, формирующих мужской мир, мужской характер, мужской коллектив;

- выявление трансформаций традиционного сознания адыгов, новых тендерных стереотипов поведения, связанных с социально-политическими переменами и идеологическими установками советского времени;

- определение круга понятий, составляющих «женский вопрос» в начальный период социалистической модернизации, создание образа «советской женственности»1 в процессе борьбы за равноправие полов;

- изучение влияния глобализационных процессов на образы и роли мужчин и женщин в современном адыгском обществе.

Сама специфика исследования проблемы не допускает обозначения фиксированных хронологических рамок. В процессе исследования мы опираемся на весь массив материалов по традиционной культуре адыгов, охватывающих период со Средневековья до XIX века. Последние разделы работы полностью основаны на материалах прошлого - начале нынешнего столетия. Таким образом, хронологические границы исследования довольно условны и отражают не столько конкретное историческое время, сколь-

1 Рубчик М. Преобразование женственности в современной Украине // Тендерные истории Восточной Европы. Минск, 2002. С. 405.

ко подчинены главной исследовательской задаче - проследить тендерные трансформации в традиционной культуре через этнографическое сопоставление ее с современным состоянием.

Географические рамки исследования соответствуют ареалу бытования традиционной адыгской культуры. Этот ареал с древнейших времен занимает территорию Северо-Западного и Центрального Кавказа: от Северного Причерноморья и Таманского полуострова до современной территории Кабардино-Балкарии, включая бассейн Кубани и район Пятигорья. Письменные источники XV-XVII веков большей частью посвящены описанию западных и приморских адыгов. Однако основная часть собраййого автором полевого эмпирического материала относится к территории проживания кабардинцев. По мере необходимости подтверждения или сопоставления тех или иных данных привлекались этнографические сведения по западно-адыгским группам. Так как адыгское семантическое поле составляет единое целое, кабардинский этнографический материал вполне репрезентативен для всех адыгов и корреспондируется для других адыгских субэтносов: абадзехов, натухаевцев, шапсугов, бжедугов, бесленеевцев и т. д.

Методологические концепции тендерных исследований в исторической науке разработаны ведущими российскими гендероло-гами Н. Л. Пушкаревой1, Е. И. Гаповой2, И. С. Коном3, О. А. Ворониной4 и другими авторами. Тендерная методология предполагает « не только экспертизу социально-исторических явлений с учетом фактора пола, но и изучение опосредованной отношениями полов социальной действительности, ее изменений в пространстве и во времени»5. Как отмечает Н. JI. Пушкарева, этот подход к историческим наукам позволяет проследить, как складывались тендерные стереотипы, какие средства (ресурсы) способствовали сознательному и бессознательному определению индивидом своего места в социуме и преимуществ полоролевых статусов друг перед другом.

1 Пушкарева Н. JI. Тендерная проблематика в исторических науках // Введение в тендерные исследования. Харьков; СПб., 2001. Ч. 1. С. 277-311. Она же. Феминологичесий проект в новейшей этнологии // Этнографическое обозрение. 2004. № 3. С. 82-97.

2 Гапова Е. И. Тендерная проблематика в антропологии // Введение в тендерные исследования. Харьков; СПб., 2001. Ч. 1. С. 370-389.

3 Кон И. С. Мужские исследования: меняющиеся мужчины в изменяющемся мире // Введение в тендерные исследования. Харьков; СПб., 2001. Ч. 1. С. 562-605.

4 Воронина O.A. Феминизм и тендерное равенство. М., 2004.

5 Пушкарева Н. JI. Тендерная проблематика в исторических науках. С. 277.

Одним из основополагающих ориентиров настоящего диссертационного исследования стало обозначенное Дж. Скотт «дихо-томичное мышление, предполагающее умение взглянуть на одно и то же событие или явление и «глазами мужчины», и «глазами женщины»; найти в этих разных ракурсах видения и сходства»1. Весьма результативным оказалось вычленение в предмете исследования предложенных Дж. Скотт взаимодействующих элементов тендера: а) культурно доступные символы; б) нормативные концепции; в) социальные институты и организации; г) субъективную идентичность2. С этих позиций рассматривались: а) ар-хетипические представления адыгов, репрезентируемые в мифологии, эпосе, языке и т. д.; б) стереотипы поведения мужчин и женщин в традиционном адыгском обществе; в) нормы обычного права, формы брака и семьи; мужские корпоративные объединения (институты аталычества, наездничества и т. п.); г) адыгская идентичность.

Благодаря тому, что предложенная Дж. Скотт схема может применяться для анализа любого социального процесса, т. к. по сути «тендер есть первичное поле, внутри которого или посредством которого артикулируется власть»3, это позволило, применив тендерную методологию, сделать комплексный вывод, включающий не только анализ взаимоотношения полов, а весь комплекс функционирования и саморепрезентирования власти через институты, нормативные концепции, культурные символы - т. е. через тендер (кроме того, «комплекс» тендера хотя бы частично позволяет избежать критики за узость феминистической рефлексии).

Одной из исследовательских задач стало выстраивание синтетической модели, в фундамент которой, по словам Л. П. Репиной, «закладываются характеристики всех возможных измерений социума: системно-структурное, социокультурное, индивидуально-личностное. Предполагаемое развертывание этой модели во временной длительности реконструирует историческую динамику в тендерной перспективе»4.

В настоящей работе широко использованы концептуальные приемы, разработанные приверженцами «новой» или «другой истории» - истории повседневности, классики которой: М. Блок5,

1 Скотт Д. Тендер: полезная категория исторического анализа // Введение в тендерные исследования: Хрестоматия / Под ред. С. Жеребкина. СПб., 2002. Ч. 2. С. 422-424.

2 Там же.

3 Там же. С. 425.

4 Репина Л. П. От «истории женщин» к социокультурной истории: тендерные исследования и новая картина европейского прошлого.

5 Блок М. Апология истории. М., 1986.

Л. Февр1, Ф. Бродель2, Ф. Арьес3, М. Фуко4 и другие - подходили к реконструкции исторической повседневности, рассматривая повседневно-бытовую сторону жизни как равноправную составляющую «большой» истории; основываясь на их исследовательской модели, мы рассматриваем связь образа жизни людей, этнических особенностей быта и их ментальности.

Более чем плодотворным оказался микроисторический подход третьего поколения школы «Анналов», научный интерес которых развивался от «анализа глобальных общественных структур» и политических процессов к проблемам изучения «малых жизненных миров»5. Этот метод позволил на мультидисциплинаром уровне приблизиться к пониманию значения анализа индивидуального, случайного, частного в контексте определенного сочетания культурно-этнографических и исторических (социально-политических, экономических) факторов. С помощью этого метода проведены реконструкция и анализ трудового дня адыгской женщины, значения круга ее домашних обязанностей, мира ее чувственных переживаний и любовных привязанностей.

Критерии «правильного» и «неправильного» поведения женщин и мужчин в домашнем (частном) и публичном пространстве, дозволенного и запретного, правила ношения одежды и приема пищи, речевой практики, а также модернизационные трансформации в социокультурном поле изучены с помощью контекстуального анализа, исследующего не только само событие, но и особенности времени, места, личности; изучающую как вербальную, так и невербальную, телесную практику («тело, действие и власть»); изучение т. н. еёо-документов - дневников, автобиографических текстов; изучение особенностей «женского письма»6; сочетание ретроспективного и проспективного подходов к изучению истории, прогнозированию.

В настоящем исследовании широко использовался научный подход, сочетающий теорию, философию и метод,- этнометодо-логия, Простое определение этнометодологии - «изучение знания здравого смысла». Это коррелируется с введенным в научный

1 Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

2 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. ХУ-ХУШ вв. В 3 т. М., 1986.

3 Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург, 1999.

4 Фуко М. Воля к истине: по ту сторону власти и сексуальности. М., 1996.

5 Пушкарева Н. Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности»// Этнографическое обозрение. 2004. № 5. С. 7.

6 Иригагэ Л. Пол, который не идентичен //Введение в тендерные исследования. Харьков; СПб., 2001. Ч. 2. С. 127-136.

оборот теоретиком истории повседневности А. Щюцем методологическими принципами изучения «обыденного здравого смысла» (как несущего в себе черты коллективно разделяемого опыта), «социально принятых типизированных условностей», а также постановкой проблемы об их генезисе и отражении в повседневном поведении и сознании людей1.

В настоящей работе исследуется обыденное сознание (здравый смысл) посредством наблюдения за его функционированием в текущем социальном взаимодействии в естественных условиях. Поскольку этнометодология - это форма полевого исследования, основанная на феноменологической философии и подходе социального конструирования, в настоящем исследовании предпринят анализ микроситуаций - транскриптов эмоциональных переживаний, интерпретации социальных явлений через индивидуальные практику и опыт. При этом широко использован историко-генетический метод. Социальное значение является нестабильным, люди совершенствуют понимание здравого смысла через применение скрытых социокультурных конструктов. В диссертации прослеживаются изменение и развитие стереотипов поведения, тендерной идентификации, оценка обществом тендерных отношений в обыденной практике. Социальные взаимодействия исследуются в подробностях, чтобы идентифицировать правила для конструирования социальной реальности и здравого смысла, понять, как эти правила применяются и как создаются новые правила и стереотипы.

Диссертационное исследование основано, кроме названных выше, на принципе историзма и трех основных научных методах: историко-генетическом, историко-системном, историко-структур-ном. Принцип историзма понимается как требование адекватных историческому времени и месту подходов к интерпретации исторических процессов, явлений и событий.

Посредством историко-генетического метода изучаются исторические явления в процессе их развития, от зарождения до гибели или современного состояния. По своей логической природе этот метод является аналитически-индуктивным (восхождение от конкретных явлений и фактов к общим выводам), а по форме выражения информации - описательным. Историко-генетический метод направлен на анализ динамики исторических процессов. Он позволяет выявлять их причинно-следственные связи и закономерности исторического развития. Применительно к нашей работе этот метод использовался, например, при ретроспективном

1 Пушкарева Н. Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности»// Этнографическое обозрение. 2004. № 5. С. 3, 4.

рассмотрении происхождения и развития обрядов свадебного цикла, что позволило увидеть заложенную в них степень женского участия и определить беспрецендентное значение изначального статуса женщины в общественной организации.

Источниковая база диссертации. В нашем исследовании мы опирались на несколько категорий источников. Во-первых, это комплекс этнографических материалов, включающий в себя: а) традицию, обычай, обряд, ритуал. Многократно описанные в этнографической литературе, и дополненные мифологическими, фольклорными и лингвистическими материалами, они позволяют нам обратиться к идеологическим истокам повседневных практик, связать их с этнической ментальностью; б) элементы материальной культуры, маркирующие пол человека, как одежда, или связывающие его с сакральным жертвоприношением и пищевыми ритуалами, или обозначающие основные виды человеческой деятельности, отражающие традиционное половозрастное разделение труда, и определяющее в конечном итоге половые роли в хозяйстве и обществе; в) собственные полевые наблюдения автора. Опираясь на предлагаемые в антропологии и этнографии теоретические схемы, мы делали акцент на собственные эмпирические исследования, что давало возможность свободного подхода к исследованию. Сбор полевого материала исследователем, принадлежащим к изучаемой этнической среде, предоставляет ему широкие возможности для анализа. Отсутствие языкового барьера, включенное наблюдение и взаимодействие с людьми в естественном для них окружении, онтологическая связь исследователя с изучаемой культурной средой в сочетании с разработанными в истории методологическими концепциями создает наиболее благоприятную почву для точного научного осмысления увиденного, услышанного, прочувствованного.

Второй комплекс источников составляют фольклорные материалы: песни, притчи, сказания, сказки. Незнание адыгами письменности, и, следовательно, отсутствие таких документов, как личные письма, дневники и воспоминания, относящиеся к прошлым векам и доступные историкам других культур, усложняют для нас доступ к частным переживаниям отдельного человека, осмыслению современной ему действительности. В этом случае компенсировать пробел помогают фольклорные источники. Лирические песни носят очень личный характер, и оставшийся безымянным автор доносит до потомков свои глубокие переживания, благодаря которым мы можем воссоздать внутренний мир отдельных людей: горе покинутой женщины, любовную страсть юноши, тоску по любимому, гордость за сына, доблестно погибшего за Родину. Это позволяет пробиться в мысли и чувства не «средне-

статистического», а конкретного человека, представляющего не сословие или партию, а индивидуальную микро-историю, составляющую часть общеисторического процесса. Притчи, сказания, пословицы и поговорки формируют образ «идеальной» женщины и «настоящего» мужчины, то есть этногендерные стереотипы.

К этому же комплексу относятся мифологические представления и героический эпос «Нарты»1. Эти источники представляют наибольшую ценность для исследователя архетипического сознания и этнической ментальности, раскрывая тот слой культуры, который составляет чувственный опыт народа и позволяет разобраться в повседневном и обыденном.

Фольклорным источникам всегда придавалось особое значение в изучении истории и этнографии адыгов, поэтому существует большое количество публикаций различных фольклорных текстов, составителями которых являлись адыгские собиратели - просветители2, русские кавказоведы3 прошлого и современные исследователи устного народного творчества4.

Третьим комплексом материалов для изучения этнического тендерного сознания можно считать лингвистические источники. Лингвокультурологический анализ языковых явлений и ситуаций, определенной лексики позволяет произвести декодирование их глубинной семантики, выявить скрытую в них тендерную семиотику, уловить нюансы взаимоотношений полов, их семейные и общественные статусы.

Интервью, опросы, ритуалы, обряды, элементы материальной культуры, мифология, лингвистические и фольклорные источники рассматриваются нами как монолитный мегатекст, содержащий в себе коллективное этническое бессознательное5, формирующее культурные нормы взаимоотношения мужчин и женщин и культурные коды полоролевого предназначения для достижения гармонии с природой.

Огромное значение для нашего исследования имеют повествовательные литературные источники - свидетельства иноземцев, путешественников разных времен, оставивших бесценные сведе-

1 Нарты...

2 Атажукин К., Кашежев Т. Свадебные обряды кабардинцев // Этнографическое обозрение. 1892. Вып. 4.

3 Услар П. К. Этнография Кавказа. Языкознание. Тифлис, 1887. Jlona-тинский Л. Г. Краткая кабардинская грамматика // СМОМПК. Тифлис, 1891. Вып. 12.

4 Шоджэн Х„ КъардэнгъущI 3. Адыгэ хабзэу щы1ахэр. Налыпык, 1995; Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов / Под ред. Е. В. Гиппиуса. М., 1980. Т. 1; М., 1981. Т. 2; М., 1986. Т. 3. Ч. 1; Адыгские песни времен Кавказской войны / Под общ. ред. В. X. Кажарова. Нальчик: Эль-Фа, 2005.

5 Кучукова 3. М. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики. Нальчик, 2006. С. 282.

ния об адыгах, подмечая в них то, что казалось им необычным, экзотичным, интересным для их соплеменников. И это четвертый комплекс источников. Их непреходящая значимость состоит в том, что они представляют собой корпус письменных источников, раритетных для бесписьменной адыгской культуры. Началом накопления фактического материала о положении и роли женщины в адыгском обществе можно считать записки европейских путешественников и миссионеров, посетивших Северо-Западный и Центральный Кавказ в ХУ-ХУ1 веках. Это Вильгельм Рубрук, Ганс Шильдбергер, Иосафат Барбаро, Джорджио Интериано. Это отчеты о дальних странствиях и описания чужих культур и народов, с которыми они познакомились. Основное свое внимание они уделяют «публичным» проявлениям деятельности людей, то есть сословному делению общества, способам управления, основным занятиям. Их путевые впечатления содержат и отрывочные сведения об особенностях внешнего облика, одежды, манеры поведения местных мужчин и женщин, но они мало сообщают о семейном укладе, частной сфере жизни адыгов. Иностранные авторы XVII—XVIII веков значительно больше своих предшественников интересуются бытовыми деталями, обрядами семейного цикла, взаимоотношениями полов, воспитанием детей.

Авторы XIX - начала XX века выполняли более конкретную задачу, обусловленную колониальной политикой Российской империи на Кавказе. Этим же фактором объясняется приоритет русских источников. К источникам такого рода относятся отчеты об экспедициях (дипломатического, политического, разведывательного или научного характера), историко-топографические описания Кавказа, сведения о торговых связях кавказских народов. Большинство этих источников стали доступны широкому кругу исследований благодаря публикации работы «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов в ХШ-Х1Х вв.» под редакцией В. Гарданова1.

Особое значение для нашего исследования имеют материалы обычного права, характеризующие юридический статус женщины, ее имущественные, наследственные права, содержащие народные основы брачно-семейного законодательства2. К этому же

1 Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. / Сост., ред. переводов, введ. и вступ. статьи к текстам В. К. Гарданова. Нальчик, 1974.

2 Ногмов Ш. Б. Народное условие, сделанное 1807 года июня 10-го, после прекращения в Кабарде заразы, в отмену прежних обычаев // Ногмов Ш. Б., Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву .„; Материалы Я. М. Шарданова по обычному праву кабардинцев первой половины XIX века / Сост., введ. и прим. X. М. Думанова. Нальчик, 1986;

кругу источников относятся и отложившиеся в архивных фондах материалы судопроизводства, относящиеся к деятельности органов судопроизводства, учрежденных в первой половине - середине XIX века российской колониальной администрацией. Извлечения из некоторых судебных дел были опубликованы в отдельных сборниках1.

Комплекс архивных документов послужил основным источником и при изучении вопросов, связанных с историей женской эмансипации в советской Кабардино-Балкарии. Период модернизации духовной и этнокультурной сферы жизнедеятельности народа представлен большим количеством официальных документов областного комитета партии, облисполкома КБАО, районных партийных и советских органов, которые хранятся в Центральном государственном архиве КБР и Центре документации новейшей истории КБР. Значительно меньше материалов, освещающих деятельность низовых женских организаций или отражающих связь власти с населением (письма, просьбы, заявления). Однако для реконструкции исторической ситуации и повседневной атмосферы тех лет особый интерес для исследователя представляют именно материалы, отражающие специфику работы в национальных областях с преимущественно мусульманским населением, а не статистические документы, таблицы и цифры, степень достоверности которых зачастую сомнительна.

Весомым дополнением к материалам государственных архивов по «женскому вопросу» в работе над диссертацией послужили неопубликованные документы из домашних архивов: воспоминания активисток женского движения, написанные ими самими. Это так называемые ego-докумвнты, дефицит которых довольно ощутим в исследовании традиционного периода истории. В современных тендерных исследованиях и близкой к ним истории повседневности привлечение подобного рода источников весьма востребовано.

Степень паучной разработанности проблемы. Специальных исследований по тендерным отношениям у адыгов очень мало и они появились только в последние несколько лет. Но проблемы тендерной стратификации, женского статуса в традиционном обществе, в браке, вопросы воспитания детей, взаимоотношений супругов и прочее всегда привлекали внимание исследователей

Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в XV-XIX вв. / Сост. X. М. Думанов, Ф. X. Думанова. Майкоп, 1997.

1 См., например: Материалы по обычному праву кабардинцев. Первая половина XIX века / Сост., введ. и замечания В. К. Гарданова. Нальчик, 1965.

адыгской культуры. Их работы посвящены наиболее ярким особенностям народного быта и специфичным занятиям, присущим адыгам образу жизни и их представлениям о мире. Совершенно очевидно, что изучение адыгской традиционной культуры делится на три основных этапа, соответствующих периодам истории России и характеризующей их политики государства в отношении Северного Кавказа: первый период приходится на XIX - начало XX века (до 1917 года), второй период - советская историография, и третий этап начинается в конце 80 - начале 90-х годов.

Прежде чем приступить к историографическому обзору следует оговориться, что в настоящем разделе будет рассмотрена степень изученности вопроса в основном в русскоязычной исторической литературе. Излишне говорить, что отсутствие письменности не способствовало развитию адыгской исторической науки до середины XX века. Поэтому вся адыгская историография издавалась на русском языке. Ближе к середине XIX века публикуются труды первых адыгских историков Шоры Бекмурзовича Ногмова и Султана Хан-Гирея. Проблемы семейных отношений, мужских и женских сфер деятельности, формирования половых статусов заняли заметное место в их историко-этнографических обзорах. Весьма показательны диаметрально противоположные оценки женского статуса, содержащиеся в работах Ногмова и Хан-Гирея. Продолжателями историографических традиций Ногмова и Хан-Гирея стали Кази Атажукин, Адыль-Гирей Кешев, Владимир Кудашев, Басият Шаханов и другие. Их работы представляют собой первые аналитические труды по истории и этнографии адыгов и одновременно имеют значение уникальных аутентичных источников. Как коренные представители этнокуль-туры, Ногмов, Хан-Гирей и другие представляют современному читателю свидетельства очевидцев - продуктов той самой традиционной культуры, которая стала в XX веке предметом специального изучения антропологов, историков и этнографов.

В результате в науке сложились определенные стереотипы, рисующие яркие образы лихих наездников и грациозных девушек, суровых горцев и мудрых матерей, благородных аристократов и гордых простолюдинов. Не подвергая сомнению правомерность подобных представлений об адыгах, следует все лее отметить, что они в определенной степени рассчитаны на стороннего наблюдателя, являя собой, может быть, честный, но парадный портрет народа.

Несмотря на то, что семья, формы и условия заключения брака, свадьба и обряды, с нею связанные, проблемы домохозяйства, вопросы положения женщины, воспитание детей и родильные обряды - наиболее популярные темы кавказоведческих работ, их

теоретическое обобщение было еще невозможно, так как эти этнографические сюжеты отражены довольно фрагментарно, описание не всегда отчетливо, представления, например, о брачных выплатах или обычаях умыкания (самые популярные сюжеты) заметно искажены1.

К концу 1920-х годов возрос научный интерес к вопросу о месте традиции в новых меняющихся условиях социалистических преобразований. Одним из первых исследований подобного рода явилась книга карачаевского автора Умара Алиева «Национальный вопрос и национальная культура в Северо-Кавказском крае (итоги и перспективы)»2. В своей работе, а также в ряде последовавших за ней3, У. Алиев подверг анализу адаты горцев с новой точки зрения, большое внимание уделив положению горянки, ее социальному статусу. У. Алиев - один из первых исследователей, который делает особый акцент на угнетенном и порабощенном положении женщины в горском обществе, ее бесправии перед неписаными «законами гор». В идеологическом контексте того периода несложно понять как мотивы, так и аргументацию автора, выводы же его были просты и прямолинейны, сводясь к «тяжелому и беспросветному прошлому» и «светлому будущему при новой власти».

Эти взгляды и положения получили развитие в научных статьях новой горской интеллигенции: И. Хубиева (Карачайлы), М. Коркмасова, М. Кундухова, П. Тамбиева, М. Энеева, А. Нами-токова4. Научная парадигма в них зачастую уступала революционному энтузиазму преобразований горского быта, разоблачению скрытых форм эксплуатации, в том числе подчиненного статуса женщины, ее юридического бесправия, борьбе за ее освобождение от домашнего труда и включение в общественное производство. Подобная идеологизация этнографической науки привела к воз-

1 См. об этом: Косвен М. О. Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке // Кавказский этнографический сборник. М., 1962. Ч. 3. С. 273, 274.

2 Алиев У. Национальный вопрос и национальная культура в СевероКавказском крае (итоги и перспективы). Ростов н/Д, 1926.

3 АлиевУ., Городецкий Б., Сиюхов С. Адыгея. Ростов н/Д, 1927; Алиев У. Очерки исторического развития горцев Северного Кавказа и чужеземного влияния на них ислама, царизма и пр. Ростов н/Д, 1927.

4 Хубиев И. О многоженстве // Терек. 1923. № 146; Он же. Прежде и теперь // Труженица Северного Кавказа. 1926. № 5; Он же. Горянка на пути к экономическому раскрепощению // Революция и горец. 1928. № 1; Кор-кмасов М. Как нельзя освещать историю // Революция и горец. 1929. № 6; Кундухов М. Об извращениях горской истории // Революционный Восток. 1930. № 8; Намитоков А. Черкешенка. М., 1928; Он же. Пережитки родового быта и советский закон. М.; Л., 1929.

никновению лозунга «Борьба против горских адатов - борьба за социализм»1. Это дало общий негативный импульс отношения к прошлому, под которым подразумевались и этнокультурная специфика кавказских народов, как заведомо отсталому и вредному, практически во всей советской историографии. При этом заметно, что в статьях местных авторов присутствует постоянное сравнивание этнических стереотипов, точек зрения на повседневность и семейно-домашнюю сферу историков кавказского происхождения и русских авторов: «Патриархальная горская семья - это семья своеобразного восточного "домостроя". <...> От русского "домостроя" пахнет, так сказать ладаном, монастырскими засовами, постным маслом, в то время как в горском домострое чувствуется языческая неумолимость спартанских нравов, фанатическое самоотречение во имя семьи, рода, племени, во имя намыса»2. Подобная позиция вызвана беспокойством по поводу «краеведческой этнографической неграмотности в национальном крае»3 командированных из Центра руководителей.

Серьезный вклад в исследование традиционной культуры адыгов внесли русские ученые В. П. Пожидаев, С. С. Анисимов, Н. Ф. Яковлев, А. В. Померанцева, С. Ивановский4. Особое значение в изучении правового статуса адыгов имеют труды профессора А. М. Ладыженского, практически свободные от идеологической заданности и отличающиеся научной объективностью5. В 1926 году в статье «К вопросу об исследовании обычного права Северного Кавказа» он указывал на практическую значимость научного изучения обычно-правовых норм горцев6 и приводил примеры разрешения спорных вопросов по семейно-брачному законода-

1 Хубиев И. Борьба против горских адатов - борьба за социализм // Революция и горец. 1932. № 8, 9. С. 88.

2 Карачайлы И. От патриархальной семьи - к атеистической // Революция и горец. 1929. № 7, 8. С. 74.

3 Карачайлы И. О «кровной мести», о национальных моментах в споре «Большевистской смены» с «Советским сказом» и прочая... // Революция и горец. 1930. № 11. С. 27.

4 Пожидаев В. П. Хозяйственный быт Кабарды (историко-этнографиче-ский очерк). Воронеж, 1925; Он же. Горцы Северного Кавказа. М.; Л., 1927; Яковлев Н. Ф. Черкесская культура по данным языка // Революция и горец. 1928. № 2. С. 56-62; Померанцева А. В. Как живут и трудятся народы в горах Кавказа. М.; Л., 1927; Ивановский С. Кабардинки. М., 1928; Анисимов С. С. Кабардино-Балкария. М., 1937.

5 Ладыженский А. М. Обычное и семейное право черкесов // Бюллетень Северо-Кавказского краевого горского НИИ краеведения. 1927. № 2-4; Он же. Методы этнологического изучения края // Этнография. 1929. № 1.

6 Ладыженский А. М. К вопросу об исследовании обычного права Северного Кавказа // Бюллетень Северо-Кавказского бюро краеведения. 1926. № 3, 4. С. 13,

тельству и разделу семейного имущества третейскими судами, все еще функционировавшими в национальных областях края. Семейно-имугцественные отношения и изменения, происходящие в первые годы Советской власти в бытовом укладе жизни горцев, получили отражение в работе «Адыгэ хабзэ»1. Важно отметить значение исследований А. М. Ладыженского в контексте тендерного анализа, так как он прослеживает логическую связь традиционных норм адыгов, касающихся семейно-имущественных проблем, бытовых обычаев и т. п., с сохранением элементов матриархата, кровнородственной солидарностью, патриархальными устоями и в целом взаимообусловленность культурных и социально-экономических факторов. В статье «К изучению быта черкесов» Ладыженский писал: «Для изучения горцев следует извлечь из архивов все ранее собранные сведения, привести их в систему, дополнить новыми и установить, под влиянием каких социально-хозяйственных причин получили свое развитие те или иные нормы обычного права. При этом сравнительно-историческую точку зрения, господствующую в прежних этнографических работах, надо восполнить социально-хозяйственной»2.

В контексте нашего исследования представляют интерес небольшие юбилейные издания 30-х годов. Посвященные установлению в национальных областях Северного Кавказа Советской власти, они содержали сравнительный обзор быта горской деревни до и после революции и носили тенденциозный характер, но зафиксированные в них изменения иллюстрируют атрибуты повседневности3. Авторы 20-30-х годов ввели в научный оборот ценный полевой материал этнографического и фольклорного характера, способствовали стимуляции новых научных исследований по изучению культуры и быта коренных народов Кавказа. Важной заслугой этих ученых является постановка вопроса о женском статусе в горском обществе, рассмотрение его различных аспектов: культурного, политического, экономического, социального. Однако практически в каждой подобной работе чувствуется требование времени теоретически обосновать прогрессивность борьбы за «новый быт», за освобождение женщины-горянки от оков «темного» прошлого. И эта тенденция в большей или меньшей степени сказывается в историографии «женского вопроса» всего советского периода.

1 Ладыженский А. М. Адыгэ хабзе // Информационный бюллетень Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. № 46, 47.

2 Ладыженский А. М. К изучению быта черкесов // Революция и горец. 1928. № 2. С. 63-68.

3 14 лет Октября и 10-летие автономии Кабардино-Балкарской области (1921-1931). Нальчик, 1931; Анисимов С. Кабардино-Балкария. М., 1937; Тарасов Б. А. Советская автономия Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1941.

Фундаментальную основу в исследование этнографии Кавказа и, в частности, адыгов, архаических институтов власти, социальной организации северокавказских обществ, генезиса семьи, брака и связанных с ними традиционных институтов (искусственного родства, избегания, брачного поселения и пр.) заложили М. О. Косвен, В. К. Гарданов, Л. И. Лавров1. Общетеоретический характер монографических трудов этих авторов позволил им внести свой вклад в создание научной концепции законов общественного развития. Посвященные более общим проблемам социальных отношений, подобного рода работы тем не менее дают возможность современным этнографам-гендерологам деконструировать историю складывания тендерных технологий на протяжении последовательных исторических периодов, способов и каналов формирования полоролевых статусов в контексте данной культуры, закономерностей сложения комплекса власти.

Новая научная литература по истории тендерных отношений возникла на основе анализа и переосмысления огромного историографического материала по проблемам, так или иначе связанным с «женской историей». Этот длительный период накопления научной мысли происходил до конца прошлого века. Нет сомнения, что тендерные исследования развились под идейным влиянием феминистского движения, которое в нашей стране проходило в форме «решения женского вопроса» и советской эмансипации женщин.

В 50-80-х годах возрос интерес к изучению «решения женского вопроса в нацобластях», что объясняется слишком явными внешними переменами в положении кавказской женщины, в первую очередь в области юридического и политического равноправия (достижение, общее для всех регионов страны), вовлечения горянки в общественное производство, в обеспечении ее правом на образование и т. д.2 И, возможно, для большей иллюстративности социальных перемен в положении женщины этнографы-кавказоведы обращаются к исследованиям дореволюционной «женской истории», но практически всегда - как к составляющей историю семьи, традиционного быта, домашней обрядности3, воспитания

1 Косвен М. О. Этнография и история Кавказа. Исследования и материалы. М., 1961; Он же. Семейная община и патронимия. М., 1963; Гарданов В. К. Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в.). М., 1967.

2 Кешева Е„ Эфендиева Т. Дочери горного края. Нальчик, 1974; Новое и традиционное в культуре и быте кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1980;

3 Студенецкая Е. Н. О большой семье у кабардинцев в XIX в. // Советская этнография. 1950. № 2; Шикова Т. Т. Семья и семейный быт кабардинцев в прошлом и настоящем. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 1956; Меретуков М.А.

детей1, этикетных взаимоотношений полов2, анализа обычного права3 и т. д.

Среди этих работ следует особо отметить труды Т. Т. Шиковой4, которая была первой женщиной-этнографом в Кабардино-Балкарии. Будучи ученицей М. О. Косвена, она применила к своим научным изысканиям в области семьи, брака, свадебной обрядности кабардинцев разработанные им научные методы и подходы к кавказоведческому этнографическому исследованию. В кабардино-балкарской историографии это были первые попытки научной систематизации и анализа многократно описанных элементов традиционной культуры, что стало серьезным вкладом в развитие исследований по «женской истории» и связанной с ней сферы повседневно-бытового.

Эти же проблемы семьи и воспитания детей одновременно с Шиковой разрабатывала адыгейский историк Э. Л. Коджесау на западноадыгском этнографическом материале5.

Наработанный материал, достижения в отдельных отраслях истории и этнологии, привели с начала 90-х годов к необходимости, с одной стороны - систематизации и обобщения имеющихся данных по проблемам соотношения роли и места мужчин и женщин в различных социокультурных аспектах, с другой - к некоторому расширению проблематики исследований. Так, особо

Брачное помещение у адыгов // Сборник статей по истории Адыгеи. 1975. Вып. 1; Он же. Семья и семейный быт адыгов в прошлом и настоящем // Культура и быт адыгов. 1976. Вып. 1; Смирнова Я. С. Избегание и его отмирание у народов Северного Кавказа // Этнические и культурно-бытовые процессы у народов Северного Кавказа. М., 1978; Она же. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа. М., 1983; Коджесау Э. Л. Семейные отношения шапсугов в прошлом и настоящем. Рук. канд. дисс. М., 1954; Она же. Об обычаях и традициях адыгейского народа // УЗАНИИ. 1968. Т. 8.

' Мафедзев С. X. Обряды и обрядовые игры адыгов в XIX - начале XX в. Нальчик, 1979; Он же. Обрядовые игры в современном семейном быту кабардинцев // Этнография народов Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1977. Вып. 1; Очерки трудового воспитания адыгов. Нальчик, 1984.

2 Бгажноков Б. X. Адыгский этикет. Нальчик, 1978; Он же. Этнография общения адыгов. Нальчик, 1983.

3 Думанов X. М. Обычное семейное имущественное право кабардинцев // Вестник КБНИИ. Вып. 6. Нальчик, 1977; Он же. Обычное имущественное право кабардинцев (вторая половина XIX - начало XX века). Нальчик, 1976.

4 Шикова Т. Т. Указ соч.; Она же. Об условиях и формах заключения брака у кабардинцев в дореволюционном прошлом (конец XIX - начало XX века) // УЗ КБНИИ. Нальчик, 1959. Т. 16. С. 129-148.

5 Коджесау Э. Л. Указ раб.; Она же. Некоторые пережитки родового быта у адыгейцев в XIX в. // Материалы VII Международного конгресса антропологических и этнографических наук. М., 1964; Она же. Патронимия у адыгов // Советская этнография. 1962. № 2.

следует отметить монографию Ю. Ю. Карпова, единственную в своем роде, носящую обобщающий характер всего известного материала, определяющего женское пространство в культуре народов Кавказа, включая и Закавказье1. Фундаментальный характер носит и монография Сараби Мафедзева «Адыги. Обычаи, традиции (Адыгэ хабзэ)», в которой представлена традиционная точка зрения на женский образ в его статическом состоянии2.

Относительно «этнографии мужчин» вопрос специально не ставился. При этом работы, раскрывающие механизмы и способы формирования половой (мужской) идентификации3, исследования, посвященные анализу этнотрадиционного образа жизни мужчин4 инициационным институтам5, социокультурного анализа явлений, отклоняющихся от нормы и в конечном итоге превращающийся в новый феномен (абречество), подготовили почву для утверждения в адыговедении нового научного направления - тендерных исследований, не ограничивающихся только «женской историей», но и рассматривающих «женское» и «мужское» в совокупности.

В то же время специальные работы по тендерной проблематике относительно адыгской культуры ограничиваются кругом нескольких диссертаций или разделов в диссертационных работах6 и одной монографии Л. X. Сабанчиевой, в которой впервые заявлено о применении тендерного подхода к традиционной культуре адыгов7. Отдельным проблемам «женского» посвящена интересная статьях. А. Хабекировой, впервые рассматривающая «стихийную демоническую» составляющую женского имиджа в адыгских мировоззренческих установках через анализ мифологических персо-

1 Карпов Ю. Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа. СПб., 2000.

2 Мафедзев С. X. Адыги. Обычаи, традиции (Адыгэ хабзэ). Нальчик, 2000.

3 Мафедзев С. X. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов в XIX - начале XX века. Нальчик, 1991.

4 Карпов Ю. Ю. Джигит и волк. СПб., 1999; Мирзоев А. С. Черкесское наездничество — «зек1уэ...» Нальчик, 2004.

5 Хакуашева М.А. Признак инициации в адыгском фольклоре//Вопросы кавказской филологии и истории. Нальчик, 2000. Вып. 3. С. 117-131.

6 Текуева М. А. Опыт и уроки Кабардино-Балкарской парторганизации по преодолению пережитков прошлого (1917-1930-е гг.); Хубулова С. А. Крестьянство Северного Кавказа в конце XIX - первой четверти XX века: эт-нодемографическое и социально-экономические аспекты развития: Дисс. ... д-ра ист. наук. Владикавказ, 2003. Сабанчиева Л. X. Тендерная этнография кабардинцев. Нальчик, 2003. Дисс. ... канд. ист. наук.

7 См. также: Сабанчиева Л. X. Тендерный фактор традиционной культуры кабардинцев. Нальчик, 2005.

наясей: русалок (псыхъуэ-гуащэ), ведьм (уд), Нэжьгъущ1ыдзэ (аналог русской Бабы-Яги), великанш (иныжь-фыз) и т. п.1

Если обратить внимание на пол авторов этнографических монографий и статей, станет очевидной тенденция на сосредоточение в руках женской части исследователей вопросов семьи, брака и домашнего быта, т. е. «внеисторической частной сферы»2деятельности (женщины-этнографы заявляют о себе только после Великой Отечественной войны). Исключение составляет, пожалуй, только Меретуков, сконцентрировавший свои научные интересы в области изучения адыгской семьи, и Карпов, посвятивший женщинам Кавказа специальное исследование, остальные авторы-мужчины затрагивают эти вопросы лишь постольку, поскольку они связаны с их главными темами. Тематика этнографических исследований, начиная с описания социальных или религиозных институтов, обычного права, элементов культуры и архаических обычаев (например, аталычества), семантики пространства черкесского игрища, специфических институтов (наездничества, например) или трактовки системы ценностей, объединенной в понятиях «адыгэ хабзэ» и «уэркъ хабзэ», или моделирования традиционных социальных структур и формирования базовой личности общественной системы и т. п.3 сконцентрирована в рамках мужских научных интересов. Мужчины-этнографы, опираясь в своих полевых исследованиях в первую очередь на мужчин, как на наиболее весомый информационный источник, не акцентировали внимание своей аудитории, а возможно, и сами не осознавали того, что в общем-то пишут мужскую этнографию. Это проблема довольно сложная, носит универсальный характер и отражает по Мишелю Фуко «мужской перекос» в науке, закрепляющий или затрудняющий доступ в нее другим группам, в нашем случае женщинам. Вернее будет сказать, не столько доступ в саму науку, сколько возможность предложить свою интерпретацию, свое видение мира. Это объясняется тем, что в условиях продолжительной монополии на знание, критерии к научному исследованию также заданы мужчинами, вплоть до выбора лингвистических способов выражения мысли или права на степень эмоци-

1 Хабекирова Х.А. Природа и характер некоторых мифологических персонажей в эпосе и бытовой культуре черкесов // Этнографическое обозрение. 2004. № 5. С. 85-95.

2 Гапова Е. Тендерная проблематика в антропологии... С. 375.

3 Кажаров В. X. Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII - первой половине XIX века. Нальчик, 1994; Бгаж-ноков Б. X. Черкесское игрище. Нальчик, 1999; Он же. Адыгская этика. Нальчик, 2000; Унежев К. X. Феномен адыгской (черкесской) культуры. Нальчик, 1999; МарзейА. Черкесское наездничество «Зек1уэ» (из истории военного быта черкесов). Нальчик, 2004; Северный Кавказ в системе социокультурных связей / Отв. ред. Ю. Ю. Карпов. СПб., 2004.

онального подхода к проблеме, требования касаются и круга проблем, признаваемых достойными научного изучения, объективности, которая зачастую означает просто отказ от деталей, индивидуальных чувств, бытовых подробностей, из которых на самом деле и складывается объективная историческая повседневность.

Научная новизна диссертации состоит в том, что это исследование является первой попыткой тендерного анализа истории и этнографии одного из наиболее крупных северокавказских этносов - адыгов, имеющих древние исторические корни и уникальную культуру.

На основе нового научного подхода к известной и изученной тематике дано более объемное ее изложение, определены новые значительные точки общественного и социального развития адыгского народа. Впервые на прочной историографической, документальной базе рассмотрен вопрос взаимоотношения и взаимодействия полов в повседневном существовании на протяжении значительного исторического периода.

Использование междисциплинарного подхода позволило сформулировать самостоятельную концепцию тендерной стратификации в традиционном адыгском обществе и ее современные трансформации, а также коренным образом пересмотреть ряд устоявшихся в научном обороте положений и представить их новую интерпретацию.

В первую очередь, это - научное подтверждение значительного влияния женского фактора на формирование внутренней культуры, ментальности, этнического мировоззрения. Анализ мифо-эпических сюжетов, этнографических материалов дописьменного периода позволил проследить генезис и трансформацию «женского» от его самых архаических форм. Широкая источниковедческая база дала возможность детального изучения вопроса в период «традиционного» общества, включая средние века вплоть до начала модернизационных процессов.

Во-вторых, несмотря на кажущуюся изученность темы, вопрос «мужского» в истории и быте адыгов ранее не рассматривался специально с позиций тендерного подхода. Данное исследование призвано восполнить этот пробел в науке и конструированию маскулинности уделено здесь особое внимание.

В-третьих, впервые в этнографии адыгов подробно рассматриваются ранее не затрагиваемые вообще темы сексуального воспитания и интимных отношений между мужчиной и женщиной, границы запретного и дозволенного в этой сфере частной жизни людей и социальным установкам в виде общественно порицаемых поступков или поведения, принимаемого за норму.

В-четвертых, уделено внимание также ранее не исследованной тематике женской повседневности: ежедневным обязанностям в

домохозяйстве, коммуникативным возможностям, степени участия в общественном производстве, гендерно-маркированным занятиям, их социальной сути. Кроме того, обращаясь к адыгской повседневности, а именно к частной жизни мужчин и женщин, в диссертации впервые в нашей историографии рассматривается мир интимных переживаний адыгов. Опираясь только на косвенные указания в письменных источниках, данные фольклора и полевые материалы, и несмотря на табуизацию обсуждения этой темы, установлено, что интимная сфера отношений в традиционном адыгском обществе была яркой и насыщенной, богатой разнообразными духовными и физическими переживаниями.

В-пятых, дан тендерный анализ системы властно-подчиненных связей в традиционном адыгском обществе на различных стадиях его развития.

Выводы, полученные в результате исследования, позволяют открыть новый, ранее не использованный в адыговедении взгляд как на общеизвестные факты и процессы, так и на упущенные до сих пор темы.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в 20-ти научных публикациях, включая одну монографию. Основные вопросы и результаты исследования стали основой для разработки учебной программы спецкурса «Формирование тендерных стереотипов у кабардинцев и балкарцев», читаемого для магистрантов второго года обучения исторического факультета Социально-гуманитарного института Кабардино-Балкарского университета, имеющего целью раскрыть теоретические предпосылки и исследовательские подходы к изучению проблемы тендерного социально-культурного конструирования в традиционном и современном кабардино-балкарском обществе. Отдельные положения и выводы работы используются в преподавании учебного лекционного курса по культуре и этнологии КБР для студентов-историков в рамках национально-регионального образовательного компонента.

По результатам основным положениям диссертации были подготовлены доклады, которые в разное время представлялись научной общественности на I региональной научно-практической конференции «Женщина Кавказа и современность» (Нальчик, 1991), всероссийских научно-практических конференциях «Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия» (Ростов-на-Дону, 1999), «Мир на Северном Кавказе через диалог культур» (Нальчик, 2000), на международной научной конференции в рамках I Фестиваля гуманитарных наук (Нальчик, 2001), республиканской научно-практической конференции «Женщина, семья, общество, традиции и современность в воспитании девушек» (Нальчик, 2002), IV и VI Конгрессах этногра-

фов и антропологов России (Нальчик, 2001, Санкт-Петербург, 2005).

Структура диссертации. Исследование состоит из введения, четырех глав, включающих тринадцать параграфов, заключения, списка использованных источников, литературы и принятых сокращений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность выбранной для исследования проблемы, ее научная значимость, методология исследования, определяется его предмет, цели и задачи, хронологические и географические рамки, научная новизна, характеризуются источниковая база диссертации и степень изученности проблемы.

В первой главе «Женское частное пространство и конструирование гендерных стереотипов в традиционном адыгском обществе», состоящей из четырех параграфов, используются новые подходы к интерпретации женского частного пространства, в котором формируются тендерные роли и образы. В первом параграфе «Архетипическое сознание и мифологические представления в гендерной картине мира адыгов» анализируются мифо-эпические источники адыгов и раскрываются заложенная в них основа гендерных различий и отношений и символическое значение архаических женских образов нартского эпоса, устанавливается связь первичности женских языческих культов с идей плодородия, с земледельческой семантикой и основными хозяйственными занятиями древних предков адыгов - собирательством и земледелием. Соединение в мифологии образов Великой матери и Девы определяет парадигму женского в культуре. Отмечаются черты реликтового общественного строя, в рамках которого возникли языческие верования адыгов, характеризующегося матри-локальным браком и социальным устройством, оппозитным патриархальному.

Следы матриархальных отношений у адыгов прослеживаются при анализе организации и системы родства. Проводятся сравнения обозначений родителей мужа и родителей жены, в результате чего выясняется, что номенклатура родственников жены первична по отношению к обозначению родственников мужа. Анализ лингвистических данных показывает, что на бессознательном уровне в адыгских языках были отражены эгалитарные половые статусы.

Анализ всех этих факторов приводит к выводу о том, что ау-

тентичное этническое мышление адыгов, выстроенное на мифологических представлениях, архаических верованиях, психолингвистическом развитии, чувственных переживаниях отражает генетически заложенное осознание тендерного равноправия.

Во втором параграфе «Заключение брачных отношений у адыгов и роль женщины в свадебной обрядности» прослеживаются рудиментарные и традиционные формы брака, условия его заключения, степень свободы брачного выбора и независимого добрачного поведения девушек, раскрывается социокультурное значение брачных табу и определяется место женщины в свадебной обрядности. Делается попытка реконструкции свадебного обряда в его доисламском варианте для определения женских ролей социально значимом акте бракосочетания. Устанавливается исключительная важность женского участия в обрядах свадьбы, в аналогичных жреческим, функциях женщины по оберега-нию огня в домашнем очаге. В результате анализа древней формы адыгской брачной обрядности выявляется превалирование роли женщины в регулировании социально-родственной корпоративности, в отличие от мужской прерогативы в поддержании общинных коллективных связей, построенных во имя достижения неких, условно говоря, производственных целей (война, работа, охота и т. п.). Тот факт, что родственная общность и ее женское скрепляющее начало обращены в прошлое и внутрь коллективной жизни, а мужская производственная инициатива - в будущее и вовне, еще раз подтверждает теорию разделения сфер публичного и приватного по тендерному принципу.

Третий параграф «Особенности повседневного семейного быта адыгов. Материнство как базовый механизм гендерного конструирования» написан вне традиционной схемы анализа семейных отношений. Болыпесемейная организация, характерная для адыгов на протяжении длительного исторического периода, находилась на пересечении линий родовых и общинных структур. Это положение отвечает противопоставлению общины и индивидуальной ячейки, например, в пространственной форме обособления мужского обобществленного пространства (мужского дома - кунацкой) и индивидуального - женского - пространства собственно дома, населенного женщиной вместе с ее детьми. Изучение организации традиционного адыгского жилища дает возможность определить пространственные границы личного пространства индивидуумов в пределах семьи. В этом же контексте рассматривается институт избегания, и в частности те его формы, которые регламентируют супружеские отношения. Обязательно соблюдавшиеся в традиции и имеющие место в современности, обычаи избегания очерчивали пределы личного пространства мужчин и

женщин, за которые не допускались посторонние. Это сопровождалось жесткими ограничениями и для самих партнеров, ограничением, в первую очередь, проявления собственной индивидуальности в глазах окружающих людей.

Отдельный раздел параграфа посвящен роли женщин в воспитании детей, в формировании тендерных стереотипов поведения, трансляции женского опыта от матери к дочери, и, что необходимо особо отметить, степени важности материнского влияния на становление мужского характера. При этом отмечается неоднозначность проявления материнских чувств в случае развода супругов или повторного замужества вдовы, когда дети обязательно остаются с отцовской родней и общение с родной матерью сильно ограничивается. При рассмотрении отношений родителей и детей, делается вывод о большей свободе матерей в отличие от отцов в проявлении своих чувств к детям, хотя комплекс запретов института избегания регламентировал и эту сторону семейных взаимоотношений. Для определения формы избегания в детском цикле жизни адыгов приводится сравнительно-этнографический материал о воспитании детей в средневековой Франции и в традициях островитян Самоа. Избегание между родителями и детьми, с одной стороны, строго ограничивало публичное и нарочитое проявление чувств, а с другой - не допускало физического наказания детей и обсуждения их поведения при посторонних.

Особое место в диссертации занимает раздел, впервые открывающий новую тему в адыговедении - «Мир интимных переживаний адыгов», составивший пятый параграф работы. Изучая роли и образы мужчин и женщин, их социальные статусы, мы не считали возможным игнорировать сексуальный аспект их взаимоотношений, т.к. в них прослеживаются истоки социальных конструктов, определяющих систему власти и подчинения, взаимопомощи и взаимоподавления, свободы поведения и самооценки индивидуума. Исследованный материал позволил реконструировать сексуальную сферу жизни адыгов от мифологических образов до современности. Вопреки устоявшемуся мнению наглядно показана относительная свобода женской сексуальной инициативы, свидетельствующей о гармоничности взаимоотношений полов. Анализ мифопоэтических источников и этнографических данных дает возможность судить о богатом мире чувств и эротических переживаний адыгских женщин, об отсутствии ограничений религиозного характера в исполнении супружеских обязанностей, о сексуальном воспитании молодежи. Отдельно рассматривается вопрос о внебрачных взаимоотношениях полов, которые, как выяснилось, носили латентный (скрытый) характер и считались допустимыми только для вдов. В результате изучения

любовных связей, возникающих вне брака, напрашивается вывод, о специфическом характере моногамии, сделавший ее «моногамией только для женщины, но не для мужчины». Нарушение мужчиной верности супружеским отношениям находило оправдание в социальной традиции и могло даже способствовать имиджу «настоящего мужчины». Женская же измена - это в большинстве случаев драма, которая могла быть жестоко осуждена и наказана. Сам факт измены требовал от женщины, в отличие от мужчины, наличия в ней чувства независимости и силы духа, обладания внутренней автономией. Анализ традиционных сексуальных отношений у адыгов не обнаружил следов бытования институтов гетеризма или проституции. В целом изучение этнографии и истории сексуальности позволяет внести коррективы в понимание истории повседневных отношений между полами, о наличии культурных норм, ограничивающих публичную демонстрацию интимных чувств, требующих соблюдениягтакта и уважительного отношения к женщине и ее потребностям.

Таким образом, в первой главе исследуется сфера чувственного опыта женщин, их частных взаимоотношений с мужчинами, роль женщин в браке, формировании семьи и тендерных стереотипов, создание частного пространства индивидуумов в коллективе.

Вторая глава «Роль и место адыгской женщины в системе социальных связей как отражение ее гендерного статуса» посвящена определению места женщины в системе публичных социальных связей.

Первый параграф «Историко-правовой аспект статуса адыгской женщины» рассматривает права женщин в системе брачно-семейного законодательства (по адатам и шариату), значение выкупа, даваемого за невесту, и приданого для ее имущественной состоятельности. Определяются права женщин в сохранении своей сословной принадлежности и передачи ее детям. Особое внимание уделено условиям расторжения брака, возможностям женщины в проявлении инициативы при разводе. Оговоренное обычаем материальное обеспечение разведенной жены, не гарантировало ее материнских прав, разлучая ее с детьми (преимущественно мужского пола) в случае возвращения в родительский дом или повторного выхода замуж. Отдельно рассматривается статус вдовы, ее ответственность за сохранение целостности крестьянского хозяйства, ее идеологическая роль в укреплении семейных связей. Тема вдовства получает продолжение в анализе прав женщин разных сословий в наследовании имущества по смерти супруга. Проблема контроля женщины над собственностью включают также вопросы наследования родительского имущества

и распределения наследства самой женщины в случае ее смерти. В результате изучения источников и литературы по теме сделан вывод о дискриминационном характере наследственного права в отношении женщин, которое не включало их в число возможных наследников недвижимого имущества.

В исследовании впервые были артикулированы права женщин в охране ее репродуктивных прав. Рассмотрены положения обычного права в отношении наказаний, предусмотренных для женщин, совершивших преступное деяние, и установлено, что юридическую ответственность за женские преступления несут мужчины ее семьи. Это одно из свидетельств добровольной (положительной) дискриминации мужчин в традиционном адыгском обществе.

Отдельно поднимается вопрос о социально-правовом статусе адыгских женщин. В результате анализа архивных документов, отражающих деятельность Кабардинского временного суда, и обычно-правовых норм относительно системы композиций (штрафов за разные преступления) установлена неоднородность правового положения женщин разных сословий в качестве субъектов права.

Второй параграф главы «Повседневный хозяйственный быт» посвящен конструированию тендерной стратификации общества посредством причин экономического характера. Анализ половозрастного разделения труда и определение вклада женщины в экономику показывает, что, во-первых, женщина оберегалась от тяжелых физических работ в поле и животноводстве, и, во-вторых, из этого видно, что основная ее деятельность ограничивалась пределами домохозяйства. В диссертации впервые делается попытка реконструкции трудового дня адыгской женщины, что позволило не только констатировать гендерно маркированные занятия и женскую профессиональную специализацию, но и проследить весь круг ее повседневных хозяйственных обязанностей. При этом особое внимание уделялось тем из них, которые не получили специального освещения в научной литературе, как, например, уход за жилищем. Некоторые женские занятия восстанавливались по данным фольклора: песням трудового цикла, которым был сделан авторский, гендерно корректный перевод, позволивший по-новому комментировать не только хозяйственно-трудовые навыки женщин, но и проникнуть в мир их повседневных переживаний.

Важным аспектом изучения экономической занятости адыгских женщин в прошлом стал анализ престижных и непристиж-ных хозяйственных обязанностей. Было установлено, что женщины высших сословий не освобождались от домоуправительной

деятельности, практически единолично координировали всю экономику семьи внутри усадьбы, соответственно их статусу среди домочадцев, родственников и односельчан. Кроме того, обязательным женским ремеслом считались шитье и вышивание, причем золотошвейное искусство было доведено до совершенства и прославлено именно женщинами знатных сословий. Тот же круг занятий, но в уменьшенном масштабе крестьянской усадьбы, выполнялся и остальными женщинами прочих сословий. При этом отсутствие возможности иметь помощниц по хозяйству вызывало значительное расширение круга и объема их обязанностей: по уходу за домом и усадьбой, по приготовлению пищи и обработке продуктов животноводства, занятию разнообразными женскими ремеслами (плетение циновок, ткачество, обработка шерсти, изготовление войлоков и пр.). Анализ документального материала по подготовке и проведению крестьянской реформы 1867 года выявил, что самым не престижным трудом для свободной женщины считался ее найм по уходу за чужим домом - эта работа выполнялась только домашними слугами-унаутами, не обладавшими никакими гражданскими правами.

В третьем параграфе второй главы диссертации «Отражение гендерных отношений власти в семье и обществе» рассматриваются проблемы презентации женщины-горянки в публичном пространстве социума, а также проявления особой женской власти. Характерно, что власть эта состояла не в возможности участия в политическом управлении или экономической деятельности, но, главным образом, в обладании уникальными механизмами покровительства преследуемым мужчинам, нуждающимся в защитном иммунитете. В работе рассмотрены и другие - неформальные способы воздействия и влияния женщин на мужчин, стимулирование их активной жизненной позиции.

Изучение литературных и полевых источников позволило нам установить, что в адыгском обществе строго соблюдалась суверенность человеческого тела. Это исключало практику манипулирования телом для устрашения или подчинения личности в тех видах, которые были известны в Европе или на мусульманском Востоке: пытки, публичные казни, членовредительство, заключение в тюрьму. Любое посягательство на тело (честь, жизнь или здоровье) личности было чревато мщением, которое по решению общества могло быть заменено штрафами. Само обозначение некоторых возможных отступлений от этих правил, как, например, «чищэ» (сто ударов), несло в себе больше коннотацию обесчещи-вания. Относительная щепетильность властного воздействия на тела распространялась и на тендерную иерархию. По нашим данным наиболее распространенным наказанием женщины за на-

рушение супружеской верности было обривание части головы, отрезание кос и, как максимум возможного, отрезание кончика носа. Таким образом, нарушение целостности тела носило не столько характер физического устрашения, сколько способствовало остракизму, обозначая личность вне социума. Аналогичный характер носила замена предания смерти дочери, запятнавшей честь семьи, ее продажей на невольничьих рынках. Торговля женщинами (плененными во время набегов или «опозоренными») для пополнения восточных гаремов широко практиковалась на Черноморском побережье Кавказа с XIV до середины XIX века. Эти факты отмечаются в диссертации как достоверные исторические свидетельства сексуальной эксплуатации женщин. Их изучение утверждает нас в выводе о двойной морали и мужском доминировании в стереотипах общественного сознания, ценностных представлениях и многих общественных институтах, то есть дискриминации в отношении женщин.

Третья глава «Конструирование маскулинности в традиции и современности» посвящена проблеме «мужского» в культуре и обществе адыгов. Здесь впервые предлагается научное переосмысление этнокультурных стереотипов мужественности, изучение этнографии мужчин с позиций их тендерной специфичности. Глава состоит из четырех параграфов. В первом - «Тендерные стандарты маскулинности в традиционном адыгском обществе» - делается небольшой обзор степени историографической изученности проблемы. В нем рассматриваются доминирующие модели мужественности у адыгов в прошлом через телесные практики, поведение, речь, культивирование определенных черт характера и пр. Особое внимание уделяется архетипическим основам формирования маскулинности, зафиксированным в Нартском эпосе. В работе впервые в адыговедении подняты вопросы гомосексуальных отношений между мужчинами и соответствующих моделей маскулинности. Необходимость разработки этой темы возникает в связи с возможными культурными аналогиями в различных архаических обществах с развитой военной организацией (Древняя Спарта, древние германцы, Новая Гвинея и др.), где гомосексуальность являлась проявлением/усилением мужественности. Полевые исследования в регионах проживания адыгов в России и за рубежом, критическое изучение мифологических и фольклорных источников, а также анализ лингвистического материала позволяет с большой долей уверенности сделать заключение об отсутствии гомосексуальной культуры, как в военных корпоративных сообществах, так и в быту. Во имя научной объективности в исследовании указывается на другие известные адыгам формы сексуальных отклонений и на присутствие в адыгских

языках терминов, обозначающих немужественных мужчин и маскулинных женщин. Однако при жестких тендерных установках мужчины и женщины с вероятной нетрадиционной ориентацией не имели возможности для проявления своей сексуальной сути.

Во втором параграфе «Мужские сообщества как механизм маскулинного конструкта» основное внимание уделяется описанию и изучению видов и форм организации закрытых мужских объединений, как наиболее важному социальному институту, способствовавшему формированию и поддержанию маскулинного самосознания, мировоззрения и поведения у адыгов. В контексте тендерного конструирования были рассмотрены институт ата-лычества, иерархические мужские союзы, а также кунацкие и кузни, как аналоги «мужских домов». В диссертации впервые изучена, сформулирована и прослежена взаимозависимость института аталычества со способом формирования мужских союзов и объединений. Кавказское аталычество - сюжет, многократно описанный и разносторонне и подробно разработанный в этнографии. Однако его генетическое родство с реликтами таких институтов как возрастные классы, инициации и «мужские дома» в отечественных исследованиях не рассматривалось, хотя на эту возможность указывал В. А. Андреев, и опосредованно затрагивал М. О. Косвен. Мы же рассматриваем аталычество, в том числе и как индивидуализированную и специфичную форму более широкого понятия «мужских инициаций». Поэтому и сами обряды мужских инициаций в адыгской традиции нами изучены особо пристально.

Система испытаний на мужественность развивалась и варьировалась в соответствии с каждой новой исторической эпохой. Это установлено в исследовании путем изучения эпических памятников, их сравнительного анализа с известными сюжетами мировой мифологии, цитированием литературных источников эпохи средневековья. Определены общие характеристики ситуаций вокруг инициируемых: атрибутика волчьего культа, изоляция от женщин на время посвятительных обрядов, инициационный жар, вводящий в неистовство героя, сам подвиг и принятие после его свершения неофита в мужское сообщество или его допуск в мужской дом. Исследование древних форм обрядов инициаций позволило раскрыть смысл прежде труднообъяснимого эпизода с соблазнением юного героя эпоса Бадынок главным женским персонажем Нартского эпоса. Действия Сатаней являются продолжением безуспешных попыток нартов остановить находящегося в состоянии «инициационного жара» неофита из опасения перенесения им пыла недавнего сражения на соплеменников. Так поступали друиды и с юным Кухулином из староирландской саги, охлаждая его

жар с помощью нагих женщин. Трактовка же поведения Сатаней как показатель заниженных в прошлом моральных устоев не выдерживает критики и в результате нашего разбора может иметь объяснение, соответствующее мировой традиции инициаций. Обобщение сведений о воспитании мальчиков у аталыков: их целей и результатов - позволяет проследить генезис обрядов инициаций у адыгов в последующие эпохи. Следует отметить, что обряды инициаций специфичны для разных социальных страт. Так, крестьяне приравнивали к посвятительным действиям для мальчиков включение подростков в процесс сенокоса, во время которого они также как и военизированные мужские сообщества были оторваны от женского влияния, соблюдали возрастную иерархию на стане, подчинялись дисциплине, имели собственную атрибутику, язык (жаргон) и прочее.

В параграфе развивается тема мужских лагерей/станов (наездников, пахарей, пастбищных и т. п.), как наиболее ярких публичных проявлений мужского образа жизни. Известные этнографические сведения о них подводят автора к мысли о том, что мужские лагеря - это особая зона экстремальности, необходимая для выработки и культивирования маскулинности, зона, где происходит посвящение в мужчины. И одним из важнейших условий, создающих экстремальное пространство, является изоляция от женщин: территориальная, бытовая, сексуальная.

В разделе прослеживаются связи мужских домов с их позднейшим аналогом - гостиными домами или кунацкими, как местом препровождения времени молодых мужчин в обычные дни, приемов гостей мужского пола и поочередных сборов (обедов) мужчин сельского общества то в одной кунацкой, то в другой (ср. «чередование домами» у Гомера). Кунацкие - это пограничье частной, домашней сферы обитания и публичной - мужской территории. Развитие темы «мужских домов» привело автора к необходимости рассмотрения кузниц как формы мужского клуба, имеющего глубокие корни в языческой традиции и символике «мужского» и «женского». Отмечается историческое значение факта освоения человеком металла и связанного с этим повышения роли мужчин в экономике древнего мира, а следовательно и изменение тендерной иерархии - закат матриархата и расцвет патриархальных отношений.

Третий параграф главы «Мужчина в семье» коротко раскрывает роль мужчины как главы семейства и его ответственность перед ним за экономическую стабильность домохозяйства. Анализ этнографического материала позволяет утверждать, что создание семьи было обязательным этапом в воспроизводстве и утверждении статуса мужественности и, следовательно, имело для муж-

чины такое же значение, как и для женщины. Интерес представляет тот факт, что и внутри дома, во внутрисемейных отношениях происходит разведение мужчин и женщин по разным зонам активности, общения и пребывания.

Четвертый параграф третьей главы «Адыгские традиции маскулинности в историческом развитии» посвящен анализу трансформационных процессов в социально-культурном конструировании маскулинности. С конца XVIII - начала XIX века адыгское общество подвергается поначалу малозаметным процессам экспансии в региональные тендерные структуры в связи с колониальной политикой России на Кавказе. Проникновение в «туземную» культуру тендерной идеологии метрополии сопровождалось пренебрежением к местным «имиджам маскулинности». Признавая внешнюю привлекательность кавказского мужского образа и даже перенимая у местных жителей составляющие его черты, с помощью «символов превосходства и неполноценности»1 строилось противопоставление «темного» горца, необузданного «хищника» образованному и культурному европейцу. Опосредованное влияние на деконструкцию традиционного тендерного порядка имела политика социального раскола, проводимая российской военной администрацией в Кабарде со второй половины XVIII века. Так, например, генерал Ермолов в своей прокламации от 1 августа 1822 года запретил отдавать кабардинских детей на воспитание вассалам, чем нанес ощутимый удар институту ата-лычества, системе мужского воспитания в целом. Косвенным следствием действия этого указа явилась дискредитация мужского идеала, опиравшегося на маскулинные ценности феодальной элиты. Однако инфляционные процессы в воспроизводстве традиционной маскулинности на стадии колониального завоевания были не настолько очевидны для современников, чтобы казаться необратимыми. Длительное национально-освободительное сопротивление адыгов стало естественно-политическим фактором мобилизации этнической маскулинной идентичности.

Значительно более заметные трансформации в конструирование маскулинности в адыгском обществе внесли экономические преобразования на покоренных территориях, связанные с земельным переделом, миграционными процессами и проникновением капиталистических элементов в местную экономику. Для получения большего количество земельных наделов, распределяемых по количеству семей без учета их количественного и структурного состава, большие патриархальные семьи вынуждены были де-

1 Коннел Р. Маскулинности и глобализация // Введение в тендерные исследования. Харьков; СПб., 2001. С. 867.

литься на малые нуклеарные ячейки. Это вело к изменению внутрисемейного тендерного порядка, где маскулинность сливается с понятием авторитета, определяющего отношения господства -подчинения в межполовой и внутриполовой иерархии. Индивидуализация хозяйственных интересов привела к появлению новых критериев маскулинности: новая модель успешности эпохи рационализма проглядывала сквозь старый патриархальный порядок.

Ренессанс традиционных моделей маскулинности: культа силы, агрессии, образа воина - произошел в период революции и гражданской войны (1917-1921). В событиях гражданской войны на Тереке проявилась региональная «этнографическая» специфика военных объединений. Во-первых, характерно, что разные политические группировки базировали свои идеологические платформы на лозунгах возрождения патриархальных устоев, увязывая их с атрибутикой и ценностями маскулинной культуры. Во-вторых, военные группировки составлялись не столько по признаку сословной принадлежности, сколько по типу неформальных связей: побратимства, куначества, мужского военного содружества.

Несмотря на тоталитарную идеологию советской власти, которой были присущи сильные патриархатные тенденции, произошла корректировка тендерного дисплея. Изменение классово-идеологических ориентиров привело к смене военизированных «набеговых» критериев мужественности новым культурно-антро-пологическимтипом «горца-колхозника», «горца-интеллигента», «советского человека», а политика женской эмансипации - к относительной эгалитарности в семейных отношениях и некоторой маскулинизации образа женщины. Однако коренная ломка традиционных стереотипов мужественности произошла в период политической нестабильности и развала экономических структур в ранний постсоветский период. Основной тенденцией трансформации маскулинности у адыгов на настоящем этапе исторического развития является кардинальная переоценка системы нравственных приоритетов. На смену ментально заложенных ценностей все более уверенными темпами приходят новые образы западного типа. У части мужского населения отторжение этой системы вызывает в противовес ей большую приверженность к мусульманским ценностям Востока с безоговорочным доминированием мужского начала. Северный Кавказ оказался на фронтальной линии столкновения двух глобализационных процессов - североамерикано-европейского и восточно-мусульманского, одинаково не характерных для адыгского образа жизни и мышления. Однако социально-экономические и политические тенденции в нашем

государстве приводят к выводу о победе первых при длительном и ожесточенном сопротивлении вторых.

Четвертая глава «Тендерная парадигма трансформационных процессов в культуре адыгов новейшего времени» больше носит исторический характер, нежели этнографический и включает в себя два параграфа, в каждом из которых внимание исследователя сосредотачивается на двух главных переломных периодах новейшей истории - социалистической модернизации общества и эпохе перестройки. Именно эти времена наглядно иллюстрируют главный постулат тендерного подхода в антропологии - значение социально-исторического фактора в конструировании полоролевых статусов человека. В первом параграфе главы «Коренная ломка традиционных гендерных стереотипов в условиях советской эмансипации» приводятся теоретические основания коммунистической идеологии достижения равноправия мужчин и женщин и обозначены основные этапы этого процесса. В рамках первого этапа (1918-1928) была проведена корректировка части реликтовых обрядов и традиционных установок, так или иначе (в основном в юридическом аспекте) затрагивающих статус женщины. На втором этапе (1928 - середина 30-х гг.) ставилась задача полного раскрепощения горянки путем вовлечения ее в сферу экономических и политических общественных отношений. На основе впервые вводимого в научный оборот и ранее опубликованного комплекса архивных материалов и периодической печати тех лет, а также источников полевого характера анализируется мероприятия власти по созданию правовых основ равноправия горянки: законодательные документы по запрещению калыма, похищению невесты, отмене многоженства, выдаче замуж несовершеннолетних. Установлено, что наиболее актуальными «бытовыми преступлениями» были уплата калыма за невесту, расцениваемая новой властью как унижение женского достоинства, и похищение девушек, приравниваемое к попытке изнасилования. Многоженство же (в форме двоеженства) было достаточно редким явлением, и действенной мерой в его преодолении было юридически закрепленное право женщины на владение совместно нажитым в браке имуществом, на которое могла претендовать первая жена. Обеспечение имущественных прав женщин было основным направлением в работе законодательных органов в борьбе за равноправие полов, причем не только при разводе, но и в праве на наследование имуществом в случае смерти мужа или отца.

В вопросе достижения тендерного равноправия главное внимание было направлено на вовлечение женщины в сферу публичных социальных связей. Организация женского движения шла под идеологическим контролем большевиков через женотделы,

делегатские собрания и клубы горянок, созыв специальных женских конференций и существовавших отдельно женских партийных ячеек. Многочисленные примеры раздельных форм деятельности общественных организаций, школ, кооперативов и пр. потребовали заострения на них внимания исследователя. Проблемы, связанные с социалистическим преобразованием женского статуса у адыгов лежали не столько в области общественных (классовых) отношений, сколько в сфере социальной психологии. Их изучение показывает, что сначала самим коммунистам следовало преодолеть традиционные взгляды на общественное положение горянки, признать их устаревшими и не содержащими в себе прежнего духа возвышения женщины. Открытие для горянок публичного пространства предполагало в перспективе перераспределение властных отношений между полами. Здесь требовалась не только классовая сознательность, но и преодоление тендерных стереотипов. Эта сложная внутренняя работа по изменению сознания коснулась в первую очередь мужской ментальности. Особая деликатность в работе с женщинами состояла в том, что на начальном этапе она проводилась исключительно мужчинами или прикомандированными из центральных районов России женщинами - носителями иной ментальной культуры. Это усложняло задачу по эмансипации, т. к. с одной стороны, создавало ситуацию, в которой местные женщины не совсем доверяли проводникам политики их раскрепощения, а мужчины не могли быть до конца искренни в освобождении женщин «от мужского ига».

Важнейшей программой, в реализации которой виделось решение «женского вопроса», было образование. Помимо реальных материальных трудностей в осуществлении программы всеобщего равного образования партийные органы натолкнулись на консервативность воспитательных традиций адыгов и нежелание подвергать педагогическому эксперименту своих дочерей. Революционные преобразования, направленные на изменение женского статуса, требовали модификации принятых в адыгском обществе критериев половой идентичности: манеры поведения, движения, жеста, одежды. Для этого предпринимались определенные меры, как, например, физкультурные праздники или кампания «Пальто - горянке», направленные на конструирование нового женского образа, пропагандирующего новые поведенческие стереотипы, нормы общения и морально-нравственные принципы. С течением времени они стали восприниматься как дополнительный маркер прогрессивного «социалистического» образа жизни.

Особенностью женского освободительного движения в национальных областях СССР было то, что оно не имело сформировавшихся социально-экономических оснований и общественных

движущих сил, а инициировалось и директивно спускалось «в массы» правящей партией. Это приводило к парадоксальной реакции адыгов на меры, предпринимаемые во имя женского равноправия. В диссертации впервые специально исследуются предпосылки и формы возникновения женских бунтов. Приравнивая женскую несвободу, выражавшуюся в ограничении женщин в правах и домашнем заточении, с социальным бесправием, большевики пытались разбудить женское классовое сознание, научить ее бороться за свои права, проявлять общественную активность. Однако вмешательство извне в частную, приватную сферу жизни народа как со стороны государства, так и со стороны идеологических институтов власти вызвало неприятие женской части населения. Исследователи советского периода женской истории на Северном Кавказе могут составить представление не столько о степени участия женщин в революционных преобразованиях, сколько о формах восприятия ими исторических перипетий. Но первые же мероприятия по коллективизации сублимировали опасения адыгских женщин по поводу обобществления частной жизни и вызвали активный социальный протест. Женщина приняла формы и методы классовой борьбы, выйдя на открытое выступление против властей во имя сохранения своей монополии на частное пространство.

Отдаленные последствия советской эмансипации и трансформация процесса в постперестроечное время рассматриваются в последнем параграфе диссертации «Гендерный аспект воспроизводства традиционной культуры в современных условиях». В нем указывается на основополагающую роль женщины в реализации двух функций культуры: трансляции опыта/социальной памяти и социализации личности. Несмотря на разрушительное воздействие в последние сто лет научно-технического прогресса на культуру традиционных обществ, адыгам все же удалось сохранить свою самобытность. Это произошло, во-первых, в силу инерции; во-вторых, в связи с более поздним и неполным (по сравнению с соседями — чеченцами и дагестанцами) принятием ислама; в-третьих, в связи с тем, что слишком долго шел процесс втягивания региона в товарно-денежные отношения. В традиционном кавказском доисламском обществе женщинам оказывалось почитание, близкое к культовому. Тезис о забитости горянки, основанный на ее экономическом бесправии, пассивности ее в политической сфере, уже давно небесспорен.

Однако процесс тендерных трансформаций, постоянный на протяжении всего прошлого века, получил новый скачок в 90-х годах. Разрушение социалистической системы, имущественное и социальное расслоение общества, глобализационные влияния с

Запада и Востока, характеризовавшие кризис общества, вместе с тем несли с собой и идеологическую свободу. Тем не менее, именно в последнее десятилетие, свободное от идеологических прессов и штампов, пронизанное разговорами о национальном возрождении, культурная деградация малочисленных кавказских народов, таких как кабардинцы, черкесы, адыгейцы, становится все более заметной, и тендерный аспект этого процесса представляет особую проблему. С одной стороны, наблюдается стремление к возрождению исторических тендерных стереотипов героев-мужчин, спасающих Отечество, и женщин, воплощением которых должен стать образ матери. С другой стороны, эти традиционные клише разбиваются о реалии современной жизни, борьбы за выживание, в рамках которой традиционное мужское главенство в семье становится номинальным. Мужчины, часто не сумев свыкнуться с потерей статуса в семье, ролью иждивенца, испытывают сильный психологический надлом, что приводит к увеличению среди них количества алкоголиков и наркоманов, к уходу из семьи, к агрессивному поведению. В свою очередь, женщины, вынужденные зарабатывать на жизнь, активизируя свои коммерческие инициативы, не в состоянии соблюдать культурные запреты и придерживаться традиционных этикетных норм, а главное - теряют контроль над своими детьми, производя «потерянное поколение».

В заключении содержатся главные выводы и итоги исследования.

Главным результатом данного исследования стал факт «открытия» нового для адыгской историографии женского этнокультурного пространства в его длительной исторической перспективе. С учетом того, что адыгское общество на протяжении всей своей истории было и продолжает оставаться довольно многозвенной и многоуровневой системой взаимоотношений, основное внимание уделено наиболее ярким и специфическим проявлениям «женского»: семье, супружеским отношениям, материнским обязанностям, имущественно-правовому статусу женщины в браке и вне его, ведению домашнего хозяйства и т. д.

Обращение к данной тематике привело к потребности рассматривать «женские» вопросы в совокупности с «мужскими», так как несмотря на артикулируемую оппозицию мужского и женского миров они, судя по адыгскому материалу живут не отдельно друг от друга, а только в ситуации взаимодополняемости и взаимодействия. Более того, возможность подчеркнуть свою маскулинную состоятельность, мужское преимущество, право на власть мужское этническое сообщество получает только в постоянном воспроизводстве своего статуса в соответствии с женскими ожиданиями, что составляет еще один лейтмотив исследования.

Исключительное значение имеет включение в круг научно-исследовательских задач новых для кавказоведения культурных символов и нормативных концепций - это изучение мира чувств и сексуальных представлений. Акцентирование внимания на теме тендерной стратификации через изучение истории сексуальных отношений у адыгов открывает широкие исследовательские возможности для новой интерпретации многих социальных и культурных явлений, конструирующих властно-подчиненные отношения, углубленного понимания интимной жизни адыгов, более гармоничного восприятия их духовного мира и физического существования. Исследование мира частной, практически закрытой, сферы жизни адыгских женщин позволило проникнуть в мир их интимных переживаний, проявить прежде невидимую область их жизни, которой сами женщины придавали первостепенное значение. Таким образом, закладывается новый раздел этнографии адыгов - этнография сексуальной сферы жизнедеятельности.

Значительное количество источников нарративного характера и полевых материалов, рассмотренных в комплексе с фольклорными и литературными источниками позволило прийти к выводу об определенной степени раскрепощенности адыгской женщины в отношениях с мужчинами, исключавшими девичье затворничество (как в восточном стиле скрывания лица, так и в духе русского теремного затворничества), аскетизм и воздержание в супружеских отношениях (характерные, например, для христианской культуры), право женщины на удовлетворение своих сексуальных потребностей в браке при условии соблюдения табу на публичное проявление интимных отношений.

Тендерные роли, их формирование и изменение в браке, семье, материнстве, и отражение во властных отношениях выявляют неоднозначные роли женщин в частной сфере жизни. Установлено, что со вхождением в новую семью и принимая на себя последовательно функции жены, матери, бабушки, женщина постоянно повышает свой статус и становится регулятором социально-родственной корпоративности фамилии мужа. Мужская же роль подчинена обеспечению коллективных общественных связей «производственного» характера.

Исследование наглядно показывает, что в адыгском обществе на протяжении значительного периода его развития тендерная составляющая носила доминантный характер, предопределяя многие другие стороны жизни как внутрисемейной, так и социальной в широком смысле слова. Впервые в научной литературе подняты и артикулированы вопросы, позволяющие широко и объективно оценить роль и место адыгской женщины в истории

народа, аргументировано показано богатство ее внутреннего мира, построенного на приоритете высших духовных ценностей. Именно сбалансированность в отношениях полов служила стержнем гармоничности традиционного адыгского общества, позволила ему подняться в своем развитии до самых высоких моральных вершин, выработать и сохранять кодекс «адыгэ хабзэ», снискавший уважение и признание соседних народов.

Данное исследование призвано также разрушить сложившийся в историографии стереотип «униженности» кавказской женщины и показать коренную ломку тендерных стереотипов, как в период социалистической модернизации, так и в современную эпоху демократических преобразований. Нами показаны и губительные для традиционной этнической культуры последствия столь масштабных и научно не обоснованных вмешательств в нее.

Основные положения и результаты диссертационного исследования изложены автором в научпых публикациях, в число которых входит одна монография:

1. Текуева М.А. К истории женского вопроса в Кабардино-Балкарии // Женщина Кавказа и современность: Тезисы докладов I Региональной научно-практической конференции, 20-21 ноября 1991 г. Нальчик, 1991. С. 4-6.

2. Текуева М. А. Роль и место этнокультуры народов Кабардино-Балкарии в процессе социальных преобразований // Роль национального языка и культуры в процессе формирования и развития личности: Тезисы докладов и выступлений на региональной научно-практической конференции. Нальчик: Каб.-Балк. ин-т повыш. квалиф., 1993.

3. Текуева М. А. К вопросу о возрождении культуры // Культура мира и Северный Кавказ: Материалы научно-практической конференции «Мир на Северном Кавказе через диалог культур». Нальчик: Каб.-Балк. ун-т., 2000. С. 229-232.

4. Текуева М. А. Проблемы воспроизводства традиционной культуры в современных условиях (гендерный аспект) // Научная мысль Кавказа. Ростов н/Д, 2000. С. 57-61 (0,5 п. л.).

5. Текуева М.А. Социальный статус женщины и его значение в воспитании подрастающего поколения // Толерантность и поликультурное общество. Материалы международной научной конференции в рамках I Фестиваля гуманитарных наук «Наль-чик—2001» 3-6 сентября 2001. М., 2003. С. 148-153 (0, 4 п. л.).

6. Текуева М. А. Проблемы воспроизводства традиционной

культуры: тендерный аспект //Женщина, семья, общество, традиции и современность в воспитании девушек: Материалы Нальчикской городской научно-практической конференции. Нальчик, 2002. С. 32-35.

7. Текуева М. А. К вопросу о конструкции маскулинности в традиционном адыгском обществе//Образование. Наука. Творчество. Армавир, 2004. № 4 (5). с. 130-134.

8. Текуева М.А. Трансформация статуса женщины в адыгском обществе: Традиции и современность // Вестник КБГУ. Нальчик, 2001. Вып. 6. С. 19-21.

9. Текуева М.А. Назир Катханов: Штрихи к политическому портрету // Известия КБНЦ РАН. № 1 (9). 2003. С. 112, 113.

10. Текуева М.А. Архетипическое сознание и мифологические представления в тендерной картине мира адыгов // Исторический вестник. 2005. Вып. 2. Нальчик, С. 284-294.

11. Текуева М. А. К вопросу о частной жизни адыгской женщины // Исторический вестник. Нальчик, 2006. Вып. 3. С. 226241.

12. Текуева М.А. «О наших печалях ни нана, ни дада не знают...» Практики женской повседневности // Текст и гуманитарный дискурс вчера и сегодня: Материалы третьего выпуска сборника научных трудов кафедры зарубежной литературы института филологии КБГУ. Нальчик, 2006. С. 105-112.

13. Текуева М.А. Ритуалы мужских инициаций в традиционной культуре адыгов // Культурная жизнь Юга России. Краснодар, 2006. № 2 (16). С. 21-24 (0,5 п. л.).

14. Текуева М. А. Женское начало в архаической культуре адыгов // Культурная жизнь Юга России. Краснодар, 2006. № 4 (17). С. 3-7 (0,55 и. л.).

15. Текуева М.А. Повседневная хозяйственная деятельность женщины в традиционном адыгском обществе // Вестник Дагестанского научного центра Российской Академии наук. 2006. № 24 (0,5 п. л.).

16. Текуева М. А. Традиционная система конструирования маскулинности у адыгов и современность // Вестник Дагестанского научного центра Российской Академии наук. 2006. № 25 (0,5 п. л.).

17. Текуева М.А. Мужчина и женщина в адыгской культуре: традиции и современность. Нальчик, 2006. - 260 с. (13,65 п. л.).

Per. 1020700753952 от 06.02.2004 Формат 84xl08Vie- Печать офсетная. Тираж 100. Заказ № 224

Отпечатано на ГП КБР «Республиканский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.» 360000, КБР, г. Нальчик, пр. Ленина, 33

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Текуева, Мадина Анатольевна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I. ЖЕНСКОЕ ЧАСТНОЕ ПРОСТРАНСТВО И КОНСТРУИРОВАНИЕ ТЕНДЕРНЫХ СТЕРЕОТИПОВ В ТРАДИЦИОННОМ АДЫГСКОМ ОБЩЕСТВЕ

1.1 Архетипическое сознание и мифологические представления в тендерной картине мира адыгов.

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Текуева, Мадина Анатольевна

Актуальность темы исследования. Проблемы определения роли и места женщин и мужчин в обществе вызывали острый интерес в любую эпоху и в самых разных культурах. Но последние полтора-два десятилетия стали временем повышенного интереса гуманитарных наук к гендерным исследованиям с применением междисциплинарного подхода и многообразием аналитических методов. Тендерные исследования, к какой бы области знания они ни относились, становятся точкой пересечения антропологии, этнологии, экономики. психологии, Научное истории, осмысление права, этой социологии, философии, темы основополагающей актуализировалось сравнительно недавно в середине-второй половине прошлого века. Американские и западноевропейские ученые обратились к «женской истории» на волне популяризации феминистских идей и борьбы за равноправие полов. Ими и были разработаны основные методологические концепции изучения женского вклада в историю и культуру, позволяющие более углубленно и целостно воспринять социокультурную сторону жизни человеческого общества. Наука на протяжении веков оперировала понятием «пол», подразумевая биологический смысл, и не утруждалось делением общества по статусно-ролевым критериям, тем более, что и здесь граница совпадает с половым (биологическим) разграничением. Реалии информационный изменения в XX века научно-технический, повлекшие политический, социальные мысль к прорывы качественные научную планетарном масштабе, привели необходимости анализа общественной жизни с новых позиций. Так в научном обороте появился термин «гендер», смысл которого вышел уже далеко за рамки слова «пол». Введенное в научный оборот Р. Столпером еще в 1963 году, в это понятие сейчас вкладывается широкое значение «системы межличностного взаимодействия, посредством которого создается, подтверждается и воспроизводится представление о мужском и женском как категориях социального порядка». Автор социально- философского анализа равенства и различий мужчин и женщин в теории феминизма Ольга Воронина рассматривает «гендер» как понятие, «которое относится к социальным, (а не биологическим) различиям между женщинами и мужчинами; эти воспитанные в людях различия изменяются во времени, а также различаются как между культурами, так и внутри самой культуры/ Специалист по истории повседневности Л.П, Репина определяет значение термина гендер, как имеющего «принципиальный характер для конституирования предмета гендерной истории» и «фундаментальной структурирующей категории социально-исторического анализа». Наиболее полное определение гендера как системы отношений и взаимодействий, образующих фундаментальную составляющую социальных связей, устойчивая и одновременно изменчивая, и являющаяся основой стратификации общества по признаку пола и иерархизации его представителей, предложена Н. Л. Пушкаревой. Она утверждает, важность именно такого понимания термина, которое включает в свое семантическое поле систему отношений, укоренившихся в культуре, позволяет создавать, подтверждать и воспроизводить представление о «мужском» и «женском», как о категориях социального порядка, и учитывать наличие «властной компоненты» в этих взаимосвязях, наделять властью одних (как правило, мужчин) и субординировать других (женщин, так называемые сексуальные меньшинства и т.д.) Концептуально важным является то, что современные российские исследователи гендерных отношений видят основное различие понятий «пол» и «гендер» в исключении биологического детерминизма, который приписывает все социокультурные различия, связанные с полом, универсальным природным факторам. Для различения пола и гендера существуют две, ставщие хрестоматийными характеристики, принадлежащие двум классикам психоаналитику Зигмунду Фрейду и философу Симоне де Бовуар. Если первый утверждал, что «анатомия это судьба», то вторая существенно изменила вектор мысли, заявив, что «женщиной не рождаются, ею становятся». Между этими полярными точками зрения и лежит область исследования, позволяющая проследить движение от объективной данности пола к новой социальной конструкции гендеру. В общем, интерес к социальной природе «половых» различий является достаточно новым явлением для российской науки и исследования по гендерной теории не теряют актуальности. В частности это касается гендерной истории и этнографии адыгских народов. Здесь испытывается объективная необходимость соединить исследования мужских и женских проблем в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Поэтому объектом изучения данной диссертационной работы стала традиционная культура адыгов и происходящие в ней трансформационные процессы, а предметом исследования гендерные роли, статусы мужчин и женщин в контексте частной сферы жизни социума, их формирование и изменение, складывание гендерной идеологии и идентификации, а также отношения и связи, структурировавшие повседневность. Цель и задачи исследования. В соответствии с этим, цель нашего исследования состоит в том, чтобы, опираясь на известные источники и эмпирический материал, реконструировать картину культурного мира доиндустриального адыгского общества через исследование гендерных различий. Для достижения поставленной цели определяется круг задач: изучение мифологических и религиозных представлений, в качестве базовых составляющих архаического пласта гендерной картины мира и своеобразных механизмов социальной и культурной основных архетипов, формирующих доминирующие памяти, символы картины мира и ее устойчивость; анализ приватной сферы доиндустриального общества, который возможен, в первую очередь, через рассмотрение институтов семьи и брака, связанной с ними сферы сакрального, обрядов и ритуалов, внутрисемейных отношений и статусов; определение этнических стереотипов формирования феминности; раскрытие мира чувств и интимных переживаний адыгов, составляющих область сексуальных представлений народа; описание традиционной повседневности адыгской женщины через изучение обычного круга занятий в через домашнем хозяйстве, в общественном производстве, исследование элементов материальной культуры; определение вклада женщины в экономику, через анализ сложившихся практик

Заключение научной работыдиссертация на тему "Гендер как социокультурный конструкт адыгского общества"

заключение

Адыгский этнос является одним из самых крупных среди северокавказских народов. Его многовековая история, богатая самобытная культура оказали значительное влияние на развитие региона в целом, судьбы и уклад соседних народов. Этим во многом объясняется значительный научный интерес к истории и этнографии адыгов. Этим вопросам посвящено значительное число серьезных научных работ. Вместе с тем оставались темы и аспекты, выпавшие по разным причинам из поля зрения исследователей.

Одна из них стала главным результатом данного исследования. Это -факт «открытия» нового для адыгской историографии женского этнокультурного пространства в его длительной исторической перспективе. С учетом того, что адыгское общество на протяжении всей своей истории было и продолжает оставаться довольно многозвенной и многоуровневой системой взаимоотношений, основное внимание уделено наиболее ярким и специфическим проявлениям «женского»: семье, супружеским отношениям, материнским обязанностям, имущественно-правовому статусу женщины в браке и вне его, ведению домашнего хозяйства и т.д.

Обращение к данной тематике привело к потребности рассматривать «Э1сенские» вопросы в совокупности с «мужскими», так как несмотря на артикулируемую оппозицию мужского и женского миров они, судя по адыгскому материалу живут не отдельно друг от друга, а только в ситуации взаимодополняемости и взаимодействия. Более того, возможность подчеркнуть свою маскулинную состоятельность, мужское преимущество, право на власть мужское этническое сообщество получает только в постоянном воспроизводстве своего статуса в соответствии с женскими ожиданиями, что составляет еще один лейтмотив исследования.

В контексте тендерного конструирования были рассмотрены институт аталычества, иерархические мужские союзы, а также кунацкие и кузни, как аналоги «мужских домов». Эти институты рассмотрены в работе, в том числе и как индивидуализированная и специфичная форма более широкого понятия «мужских инициаций». Поэтому и сами обряды мужских инициаций в адыгской традиции нами изучены особо пристально. Система испытаний на мужественность развивалась и варьировалась в соответствии с каждой новой исторической эпохой. Это установлено в исследовании путем изучения эпических памятников, их сравнительного анализа с известными сюжетами мировой мифологии, цитированием литературных источников эпохи средневековья. Определены общие характеристики ситуаций вокруг инициируемых: атрибутика волчьего культа, изоляция от женщин на время посвятительных обрядов, инициационный жар, вводящий в неистовство героя, сам подвиг и принятие после его свершения неофита в мужское сообщество или его допуск в мужской дом.

Анализ традиционных мужских сообществ и сравнение их с женскими коммуникативными возможностями артикулируют разграничение сфер женской и мужской активности на приватную (частную, закрытую) и публичную (открытую, направленную вовне). Женские социальные связи основываются на кровном родстве и родовой консолидации, в то время как мужские союзы (профессиональные, дружеские, возрастные, аталыческие, куначеские и пр.) имеют некое идеологическое обоснование. При этом анализ показывает, что чем выше сословное происхождение мужчины, тем более явно выступает ориентация на внедомашнюю деятельность, культивирование семейных ценностей присуще простолюдинам.

В современных условиях социально-политических перемен адыгские мужчины апеллируют к «славному прошлому» своего народа, стремясь к возрождению героического образа «настоящего адыга». Однако невозможность сопротивления глобальным «западным» тенденциям, ведущим к размыву национальных культур, обезличиванию традиций, исчезновению уникальных этнических «заповедников» толкает общество на возврат к патриархатным ценностям и в качестве компенсирующей идеологии выбирать альтернативную западной идеологию -мусульманскую - с декларируемым ею ренессансом маскулинных ценностей. Таким образом, Северный Кавказ попадает на фронтальную линию противостояния двух глобализационных процессов: западного и восточного. Одинаково нехарактерные для адыгского образа жизни и мышления они приводят к кардинальной переоценке нравственных приоритетов и форсированию темпов этнической декультуризации.

Исключительное значение имеет включение в круг научно-исследовательских задач новых для кавказоведения культурных символов и нормативных концепций - это изучение мира чувств и сексуальных представлений. Нарушение негласного табу на обсуждение вопросов этнографии сексуальности вызван тем, что одним из основных механизмов поддержания тендерной асимметрии был социальный и культурный контроль над женской сексуальностью. Замалчивание этих проблем ведет к снижению качества и объективности исследования тендерной стратификации общества.

Акцентирование внимания на теме тендерной стратификации через изучение истории сексуальных отношений у адыгов открывает широкие исследовательские возможности для новой интерпретации многих социальных и культурных явлений, конструирующих властно-подчиненные отношения, углубленного понимания интимной жизни адыгов, более гармоничного восприятия их духовного мира и физического существования. Исследование мира частной, практически закрытой, сферы жизни адыгских женщин позволяет проникнуть в мир их интимных переживаний, проявить прежде невидимую область их жизни, которой сами женщины придавали первостепенное значение. Таким образом, закладывается новый раздел этнографии адыгов - этнография сексуальной сферы жизнедеятельности. Значительное количество источников нарративного характера и полевых материалов, рассмотренных в комплексе с фольклорными и литературными источниками позволило прийти к выводу об определенной степени раскрепощенности адыгской женщины в отношениях с мужчинами, исключавшими девичье затворничество (как в восточном стиле скрывания лица, так и в духе русского теремного затворничества), аскетизм и воздержание в супружеских отношениях (характерные, например, для христианской культуры), право женщины на удовлетворение своих сексуальных потребностей в браке. В то же время эта свобода предполагала абсолютное целомудрие девушки до брака, скромность в общении с противоположным полом, табуизацию публичного проявления интимных отношений.

Внебрачные связи в адыгском обществе носили латентный -скрытый характер и считались допустимыми только для вдов. Однако в отношении мужчин действовали универсальные оценки двойной морали. Связи на стороне допустимы и могут даже служить складыванию имиджа «настоящего мужчины». Однако анализ традиционной культуры адыгов не обнаружил следов бытования никаких институтов гетеризма или проституции.

Тот же вывод сложился в отношении гомосексуальных связей, для определения места которых была проштудирована вся известная литература на русском языке, фольклорные источники, данные адыгских языков, реконструированы мужские инициационные обряды, был проведен опрос большого количества информаторов разного возраста. Вопрос о гомосексуализме у адыгов активно обсуждался на пленарных заседаниях VI Конгресса антропологов и этнографов в Санкт-Петербурге в июне 2005 года. Основанием дискуссии послужили ассоциации с античными и более современными обществами архаического типа с развитой военной организацией и институтами мужских военных (охотничьих) союзов, мужских домов и мужских корпоративных объединений. Ряд инициационных испытаний во многих из них связан с гомосексуальными ритуалами. Но ни один из известных нам источников не подтвердил подобного атрибута конструирования маскулинности у адыгов, что, возможно объясняется иными ментальными установками, требовавшими в закрытом мужском сообществе полного отказа от половых связей, как и от многих прочих потребностей для создания экстремального пространства испытания на мужество.

В целом изучение этнографии и истории сексуальности приводит к выводу об изначально уважительном отношении к женщине и ее потребностям, о наличии культурных норм, ограничивающих публичную демонстрацию интимных чувств, требующих соблюдения такта, но не ограничений в супружеской спальне. В конечном итоге традиция охраняет общество от патологических проявлений сексуального насилия и прочих аномалий.

Исследование фольклорных материалов, элементов духовной и материальной культуры позволило изменить устоявшуюся точку зрения на стереотипы восприятия женщины-горянки как униженного бесправного существа, некой экзотики или отступления от нормы. Тендерные роли, их формирование и изменение в браке, семье, материнстве, и отражение во властных отношениях выявляют неоднозначные роли женщин в частной сфере. Так, непредвзятый подход к анализу известных обрядов свадебного цикла, месту в нем женщин, их функциям, близким к жреческим, позволяет усомниться в устоявшемся тезисе о доминировании мужчин в идеологической и духовной сфере жизни. Начиная со времени вхождения в новую семью, женщина, принимая на себя последовательно функции жены, матери, бабушки, постоянно повышает свой статус и становится регулятором со\щапъ\1о-родствениой корпоративности фамилии своего мужа. Для сравнения - мужская роль подчинена обеспечению коллективных общественных связей «производственного» характера.

Материнство как репродуктивная способность женщины, как владение ею механизмами социализации нового поколения (в широком смысле понятия) ставился настолько высоко в адыгской традиции, что получил распространение на социально-политическую сферу жизнедеятельности. Апеллируя к материнскому праву защиты и сакральности акта усыновления (и в целом, материнско-сыновьих уз), преследуемый мужчина, коснувшись губами груди женщины, имеющей материнский статус, получал исключительный иммунитет, обеспечивавший ему в пределах определенной территории личную безопасность и защиту со стороны членов семьи женщины.

Таким образом, существование института женского покровительства и сохранение его исключительного значения, не сравнимого с менее стабильными институтами мужского патроната, вплоть до начала модернизационных процессов - до начала XX века - в традиционном (феодальном) адыгском социуме является свидетельством распространения женского влияния на пространство мужского господства.

Конструирование тендерной стратификации общества осуществляется, в том числе, посредством причин экономического характера. Анализ половозрастного разделения труда и определение вклада женщины в экономику показывает, что во-первых, женщина оберегалась от тяжелых физических работ в поле и животноводстве. Во-вторых, из этого видно, что основная ее деятельность ограничивалась пределами домохозяйства, и в данном исследовании впервые делается попытка реконструкции трудового дня адыгской женщины. Для описания традиционного повседневного быта адыгской женщины упор делался на сообщения пожилых информаторов, воспоминания которых относятся к началу XX века до 30-х гг., но в силу консервативности сельского быта и в соответствии с отрывочными литературными свидетельствами более раннего времени можно распространить нашу реконструкцию на значительно более длительный период. Такой подход позволил констатировать гендерно маркированные занятия и женскую профессиональную специализацию.

Определяющим фактором для выяснения имущественно-правового статуса женщины является анализ архаического права в отношении брачно-семейного законодательства и материалов судопроизводства. На основе изучения архивных документов и материалов обычного права были установлены права женщин при заключении брака и его расторжении, выявившие относительную свободу действий женщин, объяснимую материальным обеспечением жены в случае развода не по ее вине. Причем это обеспечение оговаривалось в числе одного из условий брачного выкупа (калыма). Однако, наследственное право носило дискриминационный характер в отношении женщин, не включая ее в число возможных наследников после смерти отца или мужа. В исследовании впервые были артикулированы права женщин в охране ее репродуктивных прав, рассмотрены положения обычного права в отношении наказаний, предусмотренных для женщин, совершивших преступное деяние, и установлено, что ответственность за женские преступления несут мужчины ее семьи. Это - одно из свидетельств неосознаваемой или добровольной (положительной) дискриминации мужчин в адыгском традиционном обществе.

Заметную роль на изменение тендерных статусов у адыгов оказал ислам и шариат. Распространившись среди адыгов в качестве идеологического обоснования антиколониальной борьбы против политики российской администрации на Кавказе, шариат проникает в частное пространство семейной повседневности и несколько ограничивает свободу адыгской женщины, гарантируя ей в то же время твердое материальное обеспечение.

Коренная ломка тендерных стереотипов, традиционного тендерного дисплея связана с эпохой социалистической модернизации и эмансипации жешцины. Вовлечение женщины в общественное производство потребовало изменения всего образа жизни и разрушения традиционного бытового уклада. Получение женщинами юридического и гражданского равноправия наравне с мужчинами открыло перед нею новые возможности: получения образования, выхода в публичное пространство, самореализации вне традиционной семейно-материнской сферы. Эти процессы повлекли за собой изменение телесных практик, стереотипов поведения и т.д. Вместе с тем они привели к стихийному социальному протесту женщин, интуитивно предчувствовавших серьезные нравственные потери, в первую очередь в плане воспитания детей. Протест был вызван и форсированными темпами и интенсивными методами эмансипации, отвергавшими традиционные моральные ценности, этническую специфику и не учитывавшими устойчивости ментальных представлений.

Процесс тендерных трансформаций, постоянный на протяжении всего прошлого века, получил новый скачок в 90-х гг. Разрушение социалистической системы, имущественное и социальное расслоение общества, глобализационные влияния с Запада и Востока, характеризовавшие кризис общества, вместе с тем несли с собой и идеологическую свободу. Тем не менее, именно в последнее десятилетие, свободное от идеологических прессов и штампов, пронизанное разговорами о национальном возрождении, культурная деградация малочисленных кавказских народов, таких как кабардинцы, черкесы, адыгейцы, становится все более заметной, и тендерный аспект этого процесса представляет особую проблему. С одной стороны, наблюдается стремление к возрождению исторических тендерных стереотипов героев-мужчин, спасающих Отечество, и женщин, воплощением которых должен стать образ матери. С другой стороны, эти традиционные клише разбиваются о реалии современной жизни, борьбы за выживание, в рамках которой традиционное мужское главенство в семье становится номинальным. Мужчины, часто не сумев свыкнуться с потерей статуса в семье, ролью иждивенца, испытывают сильный психологический надлом, что приводит к увеличению среди них количества алкоголиков и наркоманов, к уходу из семьи, к агрессивному поведению. В свою очередь, женщины, вынужденные зарабатывать на жизнь, активизируя свои коммерческие инициативы, не в состоянии соблюдать культурные запреты и придерживаться традиционных этикетных норм, а главное - теряют контроль над своими детьми, производя «потерянное поколение».

Главным итогом исследования, если пытаться кратко оценить общий характер социокультурных изменений, повлиявших на развитие тендерных отношений в адыгском обществе, является вывод о том, что не подвергаемое сомнению представление о традиционном адыгском обществе, как глубоко патриархальном, оказывается, не содержит в себе всей истины об отношениях полов и их статусов в разных сферах деятельности и в разных исторических обстоятельствах. Сбалансированная система традиционных представлений позволяла на протяжении веков сохранять гармоничное равновесие между мужчинами и женщинами в семье, обществе и духовной сфере на принципах партнерства и взаимодополняемости. Это не означает равноправия полов, но предполагает значительную роль женщин.

Изучение тендерной этнографии адыгов необходимо для объективного знания о прошлом, для понимания проблем современности, для возможного прогнозирования будущего.

Список научной литературыТекуева, Мадина Анатольевна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Аутлева Ирина, 1963 г.р., Шовгеновский район Адыгейской республики.

2. Афаунова Раиса Туловна, 1932 г.р., сел. Куба КБР.

3. Битоков Беслан, 1972 г.р., г. Амман, Турция.

4. Битокъу Анзор, 1970 года рождения, г Измир, Турция;

5. Блиев Хасанби Цуцевич, 1927 г.р., с.Урух Лескенского района КБР.

6. Блиева Даухан Андулаховна (1893 1998), с. Урух Урванского района

7. Ворокова Люба Хамидовна, 1940 г.р., с. Псыгансу Урванского района КБР.

8. Ворокова Хуж, 1920 г.р., с. Чегем КБР.

9. Думаныш Аулядин, 1947 года рождения, г. Кайсери, Турция; Ю.Евазов Зубер, 1978 г.р., г. Нальчик

10. Емыкова Халимат Магомедовна, 1940 г. р., г.Майкоп.

11. Иванова Кура, 1910 г. р, с. Чегем.

12. Кипова Кулюх (1906-2004) с. Малка, Зольского района КБР. М.Кишева Сусанна Владимировна, 1948 г.р., с. Чегем II.

13. Конова Малода (Кхъуэнэ Мэлодэ), 1903 г.р., с. Зарагиж КБР.

14. Лиева Фатимат (1923-1987) с. Куба, Баксанского района КБР.

15. Ногмова Асият Лелевна, 1956 г.р., г. Нальчик.

16. Текуев Кужби Татуевич (1904 1985) С. Псыгансу Урванского района

17. Техажева Шира Андулаховна (1900 2000), с. Верний Акбаш Терского района.

18. Хаев Владимир Хатуевич, 1935 г.р., с. Псыгансу Урванского района КБР.

19. Хакиев Александр Амурханович, 1955 г.р., с. Чикола РСО-Алания.

20. Хежева Раиса Кужбиевна, 1934 г.р., с. Куркужин Баксанского района КБР.

21. Карахалк. 8.03.1926. №629.

22. Красная Кабарда. 1922, 3 ноября

23. Красная Кабарда. 1922. №34.

24. Терская жизнь. 1914. № 95.1. Воспоминания

25. Воспоминания Аленской Е., зав. женотделом обкома ВКП(б)

26. Воспоминания Роменской Г.А.

27. Воспоминания Гукежевой Марьям из сел. Дейское Терского района 11 .Воспоминания Котовой Цуцы Мусовны из сел Залукокоаже

28. Опубликованные документы 12. Адаб Баксанского культурного движения / Разыскал, исследовал и подготовил к печати 3. М. Налоев. Нальчик: Эльбрус, 1991. 440 с.

29. Известия ЦК РКП(б), 1919, № 6, с. 1.

30. Культурное строительство в Кабардино-Балкарии (1918-1941 гг.) / Сб. док. и мат. В двух томах. Т.1. Нальчик: Эльбрус. 1980. - 384 е.; Т.2. Нальчик: Эльбрус, 1985. - 392 с.

31. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Вып.1. Нальчик, 2002.

32. Материалы по обычному праву кабардинцев. Первая половина XIX века / Составление, введение и замечания В.К. Гарданова. Нальчик, 1965.

33. Резолюция XII съезда ВКП (б) / КПСС в резолюциях.т. 1.С.755

34. Материалы Я. М. Шарданова по обычному праву кабардинцев в первой половине XIX века / Сост. Х.М. Думанов. Нальчик: Эльбрус, 1986.-320 с.

35. Ногмов Ш.Б. Народное условие, сделанное 1807 года июня 10, после прекращения в Кабарде заразы, в отмену прежних обычаев // Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. 1994.

36. Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в XV-XIX вв. / Сост. Думанов Х.М., Думанова Ф.Х. Майкоп: Меоты, 1997. 296 с.

37. Привилегированные сословия Кабардинского округа. Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 3. Репринтное воспроизведение издания 1870. М., 1992.

38. Неопубликованные документы

39. ЦГА КБР Ф.2. «Управление Кабардинского округа».

40. ЦГА КБР, ф. 5. «Пятигорское полицейское управление».

41. ЦГА КБР. Ф. Р-2. «Исполнительный комитет Кабардино-Балкарского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов».

42. ЦГА КБР. Ф. Р-3. «Административный отдел исполкома Кабардино-Балкарского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и его подотделы».

43. ЦГА КБР. Ф. Р-5. «Рабоче-крестьянская инспекция Кабардино-Балкарской Автономной области (РКИ)».

44. ЦГА КБР. Ф. 8. «Управление начальника Малой Кабарды»28. ЦГА КБР. Ф.10529. ЦГА КБР. Ф.18330. ЦГА КБР. Ф.198

45. ЦГА КБР. Ф.З. «Отдел Внутреннего Управления Кабардино-Балкарского Облисполкома».

46. ЦГА КБР. Ф. Р-376. Революционный комитет Кабардинской Автономной области».33. ЦДНИ КБР. ф.25

47. ЦДНИ КБР. Ф. 1. «Кабардино-балкарский областной комитет КПСС».

48. ЦДНИ КБР, ф. 2610 «Конгресс Кабардинского народа»

49. Архив КБИГИ. Ф.2, оп. 2, д.22. Зацепилин М. Борьба за установление Советской власти в Кабарде.1. Литературные источники

50. Агънокъуэ Лашэ. Усэхэр. Нальчик: Эльбрус, 1993. С. 31.

51. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. / Составление, редакция переводов, введение и вступительные статьи к текстам В.К. Гарданова. Нальчик, 1974. 636 с.

52. Адыгские песни времен Кавказской войны / Под общ. Ред. В.Х. Кажарова. Нальчик: Эль-Фа, 2005. 237 с. Атажукин К. Изкабардинских сказаний о нартах //ССКГ. Вып V. Тифлис, 1871. С. 4771.

53. Атажукин К. Кабардинская старина // ССКГ. Вып. VI. Тифлис, 1872. С. 1-120.

54. Ахриев Ч. Заметки об ингушах//ССТО. Вып.1. 1879.

55. Бларамберг И. Историческое, топографическое. Статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. Нальчик: Эль-Фа, 1999. -406 с.

56. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Нальчик: Эль-Фа, 1999.-224 с.

57. Васильков В.В. Очерк быта темиргоевцев // СМОМПК. Вып. 29. Отд.1. Тифлис, 1901. С. 71-122.45.Геродот. Кн. IV, 74.

58. Ешов Бадыноко. Записано П.И. Тамбиевым в 1896 г., хакучинский говор //Фольклор адыгов.

59. Исторические сведения о кабардинском народе. Киев, 1913 г. Репринтное воспроизведение. Нальчик, 1990. -283 с.

60. Кабардинский фольклор / Общая редакция Г.И. Бройдо. M.-JL: Academia, 1936. 650 с.

61. Кашежев Т. Свадебные обряды кабардинцев // этнографическое обозрение. 1892. Вып. 4. С. 147-157.

62. Кашежев Т. «Хацегуаше» общественное моление об урожае у кабардинцев // Этнографическое обозрение. 1900. №2. С. 174-176.51 .Кереселидзе Д. Гебское сельское общество Кутаисской губ., Рачинского уезда. // СМОМПК. 1897. Вып.22.

63. Кешев А.Г. (Каламбий). Записки черкеса. Нальчик: Эльбрус, 1987. -272 с.

64. Кешев А.Г. Характер адыгских песен // Терские ведомости. 1869. № 13, 14, 18.

65. Крым-Гирей С. Несколько слов о нашей старине. Отрывки из «Савсарука» // Кубанские войсковые ведомости. 1865. № 21,

66. Лапинский Т. (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских / Пер. В.К. Гарданова. Нальчик: Эль-Фа, 1995. -464 с.

67. Лопатинский Л.Г. Заметки о народе адыге вообще и кабардинцах, в частности //СМОМПК. Вып 12. Тифлис, 1891. С 1-10.

68. Лопатинский Л.Г. Об адыгских народных песнях Предисловие в СМОМПК. Вып. 25. Тифлис, 1898. С. VIII-XVII.

69. Люлье Л.Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкес //ЗКОИРГО. Кн. IV. Тифлис, 1862. С. 121-137.

70. Люлье Л.Я. Учреждения и народные обычаи у шапсугов и натухажцев //ЗКОИРГО. Кн. VII. Тифлис, 1866. С. 1-18.

71. Мелик-ханум. Тридцать лет в турецких гаремах (Извлечение) //Живая старина. 1991. №1. С. 31-33.

72. Намитоков А. Черкешенка. М., 1928

73. Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов / Под ред. Е.В.Гиппиуса. T.l М., 1980, Т.2. М., 198 , Т.З. 4.1. М. 1986; Т. 3. Ч. 2. Составители В. Барагунов, 3. Кардангушев.

74. Нарты. Адыгский эпос. Собрание текстов в семи томах / Систематизация, составление, вступительный очерк и комментарий A.M. Гадагатля. Майкоп. 1971.

75. Нарты. Адыгский героический эпос. М., 1974.

76. Пшыбадинокъо. Записано Казн Атажукиным в 1871 г. / Фольклор адыгов.

77. Россикова А.Е. В горах и ущельях Куртатиии и истоков реки Терека// ЗКОИРГО. 1894. Кн. 16.

78. Свечин Д.И. Очерк народонаселения,нравов и обычаев дагестанцев // ЗКОИРГО. 1853. Кн. 2.

79. Сумцов Н.Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских. Харьков, 1881.

80. Тацит К. О происхождении германцев / Сочинения в двух томах. СПб.: Наука, 1993.-737 с.

81. Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX начала XX века. Нальчик: КБНИИ ИФЭ, 1979. - 404 с.

82. Челеби Эвлия. Книга путешествий. М.,1983.

83. Шаханов Б. Эмансипация мусульманской женщины // Терская жизнь, 1914, №95, 29 июня.1. ЛИТЕРАТУРА1. 14 лет Октября и 10-летие автономии Кабардино-Балкарской области (1921-1931 гг). Нальчик, 1931

84. Абаев В.И. Избранные труды: Религия, фольклор, литература. Владикавказ, 1990.

85. Адам и Ева. Альманах тендерной истории / Под ред. Л.П. Репиной. М.6 ИВИ РАН; СПб.:Алетейя, 2003. 472 с.

86. Айвазова С. Русские женщины в лабиринте равноправия: Очерки по литературной теории и истории. Документальные материалы. М., 1998.

87. Акопов С. Борьба с бытовыми преступлениями / Революция и горец. № 4-5, 1930.

88. Александров А. Кто воевал в Нальчике пришлые боевики или местное подполье? // Эхо планеты. 2005. № 43. С. 12-13

89. Алексеев А., Краснов А. Террористическая контроперация // Коммерсантъ Власть. 2005. №41. С. 17-22

90. Алиев У. Национальный вопрос и национальная культура в СевероКавказском крае (итоги и перспективы). Ростов н/Д, 1926.

91. Алиев У. Очерки исторического развития горцев Северного Кавказа и чужеземного влияния на них ислама, царизма и пр. Ростов н/Д, 1927

92. Ю.Алиев У., Городецкий Б., Сиюхов С. Адыгея. Ростов н/Д, 1927.

93. П.Андреев В.А. Мужские союзы в дорийских городах-госудаоствах. СПб., 2004.С. 39.

94. Анисимов С.С. Кабардино-Балкария. М., 1937.

95. Анн Рош, Мари-Клод Таранже. Жанр устной истории и тендерные исследования // Тендерные истории Восточной Европы. Сборник научных статей /Под ред. Е. Гаповой, А.Усмановой, А. Пето. Минск, 2002. с. 158-170.

96. Антология гендерных исследований. Сб. пер. / Сост. и комментарий Е.И. Гаповой и А. Ф. Усмановой. Минск: Пропилен, 2000.

97. Антропологический форум. Исследователь и объект исследования. СПб: Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, 2005. №2. 430 с.

98. Арутюнов С.А., Рыжакова С.И. Культурная антропология. М. 2004.

99. Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке / Пер с франц. А. Ю. Старцева при участии В. А. Бабинцева. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун- та, 1999. 416 с.

100. Асанов Ю.Н. Очаг балкарского жилища: XIX начало XX вв. // Вестник КЕНИИ. Нальчик, 1972. Вып.6.

101. Бабич И.Л. Народные традиции в общественном быту кабардинцев во II пол. XIX XX вв: (Почитаниестарших, уважение к женщине,взаимопомощь, гостеприимство): Автореферат дисс. канд. ист. наук / РАН. Ин-т этнологии и антропологии. М., 1992.

102. Багов П.М. Кубано-зеленчукские говоры кабардино-черкесского языка. Нальчик, 1963.

103. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточно-славянских обрядов. СПб.: Наука, 1993 .-240с.

104. Батай Ж. Из «Слез Эроса» /Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб., 1994.

105. Батлер Д. Психика власти: теории субъекции. / Пер 3. Баблояна. Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2002. 168 с.

106. Бахофен И. Материнское право//Классики мирового религиоведения. М., 1996.

107. Бгажноков Б.Х. Адыгский этикет. Нальчик, 1978.

108. Бгажноков Б. X. Адыгская этика. Нальчик, 2000. 96 с.

109. Бгажноков Б. X. Основания гуманистической этнологии. М.: изд-во РУДН, 2003.-272 с.

110. Бгажноков Б.Х. Логос игрища / Мир культуры. Нальчик, 1990.

111. Бгажноков Б. X. Черкесское игрище. Нальчик: Эльбрус, 1991. 190 с.

112. Бгажноков Б.Х. Очерки этнографии общения адыгов. Нальчик: Эльбрус, 1983.-232 с.

113. Бенедикт Р. Хризантема и меч: модели японской культуры. СПб.: Наука, 2004. 360 с.

114. Берн Ш. Тендерная психология. СПб.: прайм-ЕВРОЗНАК, 2004. -320с.

115. Бессмертный Ю.Л. Частная жизнь: стереотипное и индивидуальное /Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996.

116. Бижев А.Х. Заселение Кубанской области русскими и развитие русско-адыгских торговых связей (конец XVIII-первая половина XIX вв.) // Вопросы истории и историографии Северного Кавказа (дореволюционный период). Нальчик, 1989.

117. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. / Пер. Е.М. Лысенко. Прим. И статья А.Я. Гуревича. М.: Наука, 1986. 256 с.

118. Богданов К.А., Панченко А.А. Gender как тендер.// Мифология и повседневность: Тендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб, 2001. С. 6.

119. Бородина А.В., Бородин Д.Ю. Матриархат: опыт рассмотрения исторической утопии в феминистской парадигме./Женщины. История. Общество. Сб. науч. статей под ред. В.И.Успенской. Вып.2. Тверь, 2002.

120. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. В 3-х т. М. 1986.

121. Бутовская М.Л. Власть, пол, и репродуктивный успех. Фрязино, 2005 -64 с.

122. Варисов М.В., Магомедова З.Г. Ваххабизм: стереотипы массового сознания и реальное место в исламе// Научная мысль Кавказа. 2000. №2.

123. Введение в тендерные исследования. 4.1: Учебное пособие / Под ред. И.А. Жеребкиной. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. 708 с.

124. Введение в тендерные исследования. 4.II: Хрестоматия / Под ред. С.В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. 991 с.

125. Воронина О.А. Феминизм и тендерное равенство. М.: Едиториал УРСС, 2004. 320 с.

126. Воронина О.А. Философия пола / Философия. Учеб. под ред. Губина В.Д. 2-е изд. М., 2000.

127. Гадагатль A.M. Память нации. Генезис эпоса «Нарты». Майкоп: Меоты, 1997.-400 с.

128. Гапова Е. Тендерная проблематика в антропологии // Введение в тендерные исследования. Ч. 1. Харьков, СПб, 2001. С. 370-389.

129. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII -первая половина XIX в.). М., 1967;

130. Тендерные истории Восточной Европы. Сборник научных статей / Под ред. Е. Гаповой, А. Усмановой, А. Пето. Мн.: ЕГУ, 2002. 416 с.

131. Тендерные проблемы в этнографии. М., 1998.

132. Тендерные проблемы переходных обществ. М., 2003. 238 с.

133. Тендерные разночтения: Материалы IV межвузовской конференции молодых исследователей «Тендерные отношения в современном обществе: глобальное и локальное» (22-23 октября 2004) / Отв. ред. М.В. Рабжаева. СПб.: Алетейя, 2005 384 с.

134. Геодакян В.А. Мужчина и женщина. Эволюционно-биологическое предназначение / Женщина в аспекте физической антропологии. Отв. ред. Г.А. Аксянова. М.: ИЭА РАН, 1994.

135. Гилмор Д. Загадка мужественности// Введение в тендерные исследования. Ч.П.: Хрестоматия. Харьков, 2001; СПб, 2001. С. 880905.

136. Гиренко Н.М. Социология племени. Становление социологической теории и основные компоненты социальной динамики. СПб, 2004. -512 с.

137. Гольцев В.В. Саванэ. Записки о Верхней Сванетии. М., 1933.

138. Грабовский Н.Ф. Очерк сведений и уголовных преступлений в Кабардинском округе // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1870. Вып. 4.

139. Гуревич А Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. 350 с.

140. Гусейнов Г. Речь и насилие // Век XX и мир. М., 1988. № 8.

141. Гусейнов О. Нальчик получил оранжевую метку // Газета Юга. 20. 10. 2005

142. Детство в традиционной культуре народов Средней Азии, Казахстана и Кавказа. СПб.: РАН Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера), 1998. 232 с.

143. Дзуцев X. В., Смирнова Я.С. Жизнь осетинской семьи The life of ossetian family: Этносоциологический аспект. - Владикавказ, 1993. -214 с.

144. Дубнов В. Бои в городе. Черный четверг // Новое время. 2005. № 42 С. 6-9

145. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871.Т. 1.

146. Дубровин Н.Ф. Очерк Кавказа и народов его населяющих. СПб., 1871.

147. Дубровин Н.Ф. Черкесы (адиге). Краснодар, 1927.

148. Думанов X. М. Социальная структура кабардинцев в нормах адата. Первая половина XIX века. Нальчик: Эльбрус, 1990. 262 с.

149. Думанов Х.М., Першиц А.И. Матриархат: новый взгляд на старую проблему Вестник Российской Академии Наук. Том 70, № 7, (2000).

150. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. М., 1976.

151. Дюмезиль Ж. Похищение быка из Куальнге. М., 1985.

152. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. М., 1990. С. 64-65.

153. Женщина и свобода: Пути выбора в мире традиций и перемен: Материалы международной конференции, 1993 / Редкол. : В.А. Тишков (отв. ред) и др.; РАН. Ин-т этнол. и антропол.- М.: Наука, 1994.- 448 с.

154. Женщины в истории: Возможность быть увиденными / Сб. науч. статей. Вып. 2 / Гл. ред. И.Р. Чикалова. Мн., 2002. 312 с.73.3дравомыслова О.М. Семья и общество: тендерное измерение российской трансформации. М.: Едиториал УРСС, 2003. 152 с.

155. Земля адыгов. Под ред. проф. А.Х. Шеуджена. Майкоп, 1996.75.3олотухина-Аболина Е.В. Повседневность: философские загадки. К: Ника-Центр, 2006. - 256 с.

156. Ивановский С. Кабардинки. М., 1928

157. Ивахненко Е.Н. О средневековом хронотопе русской мысли. /Известия КБНЦ РАН, №2, 1999.

158. Инал-Ипа Ш. Очерки по истории семьи и брака у абхазов. Сухуми, 1954.

159. Иригагэ JI. Пол, который не идентичен //Введение в тендерные исследования. Ч.Н. Харьков СПб., 2001. С.127-136.

160. Катаров Е.Г. Состав и происхождение свадебной обрядности. М., 1929.

161. Кажаров В.Х. Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII-первой половине XIX века. Нальчик: ЭльФа, 1994.-439 с.

162. Карачайлы И. О «кровной мести», о национальных моментах в споре «Большевистской смены» с «Советским сказом» и прочая. // Революция и горец, 1930. №11. С.27.

163. Карачайлы И. От патриархальной семьи к атеистической //Революция и горец. 1929. №7-8. С. 74.

164. Карпов Ю.Ю. Джигит и волк: Мужские союзы в социокультурных традициях горцев Кавказа. СПб., 1996. - 312 с.

165. Карпов Ю.Ю. Общественный быт народов Кавказа // Эльбрус. 1999 -№2(11). С. 41- 134.

166. Карпов Ю.Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа. -СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. 416 с.

167. Келли Дж. Социальные отношения полов и методологическое значение истории женщин. // Женщины. История. Общество: Сборник научных статей под редакцией В.И. Успенской. Вып. 2. Тверь, 2002.

168. Кешева Е.Т., Эфендиева Т.П. Дочери горного края. Нальчик: Эльбрус, 1965.- 122 с.

169. Кешева Е., Эфендиева Т. Дочери горного края. Нальчик: Эльбрус, 1974

170. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. М., 1890. Т.1.

171. Коджесау Э.Л. семейные отношения шапсугов в прошлом и настоящем. Дисс. канд. ист. наук. М., 1954.

172. Коджесау Э.Л.Об обычаях и традициях адыгейского народа// УЗАНИИ. 1968. Т.8.

173. Коджесау Э.Л. Некоторые пережитки родового быта у адыгейцев в XIX в. // Материалы VII Международного конгресса антропологических и этнографических наук. М., 1964.

174. Коджесау Э.Л. Патронимия у адыгов // Советская этнография. 1962. №2.

175. Козьякова М.И. История. Культура. Повседневность. Западная Европа: от античности до 20 века. М.: Изд-во «Весь Мир». 2002. 360 с.

176. Коллонтай А. Труд женщины в эволюции народного хозяйства. М.; Пг, 1923.

177. Коллонтай A.M. Труд женщины в эволюции народного хозяйства. М.; Пг., 1923.

178. Кон И. С. Мужские исследования: меняющиеся мужчины в изменяющемся мире // Введение в тендерные исследования. Ч. 1. Харьков; СПб, 2001. С. 562-605.

179. Кон И.С. Сексуальная культура в России. Клубничка на березке. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Айрис-пресс, 2005. - 448 с.

180. Коннел Р. Маскулинности и глобализация //Введение в тендерные исследования. 4.2: Хрестоматия. Харьков, 2001. С. 851880.

181. Коркмасов М. Как нельзя освещать историю // Революция и горец. 1929. №6.

182. Коровицына Н.В. Агония соцмодернизации. Судьба двух поколений двух европейских наций. М.: Наука, 1993. 176 с.

183. Косвен М.О. Авункулат // Советская этнография. 1948. №1.

184. Косвен М.О. Аталычество / Этнография и история Кавказа. М., 1961.

185. Косвен М.О. Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке. Ч. 3 // Кавказский этнографический сборник. М., 1962. 3. С. 273-274.

186. Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963

187. Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. Исследования и материалы. М., 1961

188. Куббель JI. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1998.

189. Культура и быт адыгов. (Этнографические исследования). Вып. VIII / Отв. ред. М.А. Меретуков, JI.H. Соловьева. Майкоп, 1991. -432 с.

190. Кумахов М.А. Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора: Нартский эпос. М., 1985.

191. Кундухов М. Об извращениях горской истории //Революционный Восток. 1930. № 8

192. Кучукова 3. М. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2005. 312 с.

193. Лавров Л.И. / Сборник статей по истории Кабарды. Bbin.IV. Нальчик, 1955.

194. Ладыженский А. М. Обычное семейное право черкес// Новый Восток. М., 1928. Кн.22.

195. Ладыженский A.M. Методы этнологического изучения края // Этнография . 1929. № 1.

196. Ладыженский A.M. Адыгэ хабзе // Информационный бюллетень Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. № 46-47.

197. Ладыженский A.M. К вопросу об исследовании обычного права Северного Кавказа // Бюллетень Северо-Кавказского бюро краеведения. 1926. №3-4. С. 13.

198. Ладыженский A.M. К изучению быта черкесов // Революция и горец. 1928. №2. С. 63-68.

199. Ладыженский A.M. Обычное и семейное право черкесов // Бюллетень Северокавказского краевого горского НИИ краеведения. 1927. N° 2-4;.

200. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени / Соч. в 2 томах. Том 2. / Сост. и комм. И.С. Чистовой; Ил. В. А. Носкова. М.: Правда, 1989. С. 455-590.

201. Лермонтов М.Ю. Кавказец / Соч. в 2 томах. Том 2. / Сост. и комм. И.С. Чистовой; Ил. В. А. Носкова. М.: Правда, 1989. С.590-594.

202. Ле Руа Ладюри. Монтайю Э. Окситанская деревня (1294-1324). Екатеринбург, 2001.

203. Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 2002.

204. Лохвицкий М. Поиски богов. Нальчик: Эль-Фа, 1994. 431 с.

205. Лошак А. Три лагеря войны // Огонек. 2005. № 42. С. 8-9.

206. Магомедов А.Х. Культура и быт осетинского народа. Орджоникидзе, 1968.

207. Малашенко А. В. Ислам: последнее предупреждение Западу // Pro et Contra. М., 2004. С. 82- 96.

208. Малашенко А.В. Исламские ориентиры Северного Кавказа. М., 2001.

209. Малышева М.М. Занятость женщин в общественном в общественном производстве: опыт анализа национально-территориальных различий // Социальные исследования. 1983 -№1 -С. 118-124.

210. Мамбетов Г.Х. Материальная культура сельского населения Кабардино-Балкарии (Вторая половина XIX вторая половина XX в.). Нальчик, 1971.

211. Мамбетов Г.Х. Крестьянские протыслы в Кабарде и Балкарии во второй половине XIX начале XX века. Нальчик: Каб.-Балк. книж. изд-во, 1962.- 111 с.

212. Мамбетов Г.Х., Мамбетов З.Г. Социальные противоречия в кабардино-балкарской деревне в 20-30-е годы. Нальчик: Изд-во КБНЦ РАН, 1999.-272 с.

213. Мамсиров Х.Б. Модернизация культур народов Северного Кавказа в 20-е годы XX века. Нальчик, 2004.

214. Марзей А.С. (Мирзоев А.С.) Фрагменты и параллели рыцарского кодекса «Уэркъ хабзэ» и самурайского кодекса чести «Буси-до». Ориентир-Гъуазэ. 2000, февраль. С. 33-37.

215. Марзей А.С. (Мирзоев А.С.) Черкесское наездничество «Зек1уэ». Нальчик: Эль-Фа, 2004. 302 с.

216. Маслова В. А. Лингвокультурология. М.: Академия, 2001.

217. Мафедзев С. X. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов. Нальчик, 1991.

218. Мафедзев С.Х. Аталычество в системе народного воспитания у адыгов/Юбщественный быт адыгов и балкарцев. Нальчик, 1986.

219. Мафедзев С.Х. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов. Нальчик, 1999.

220. Мафедзев С.Х. О народных играх адыгов. Нальчик: Эльбрус, 1986.- 144с.

221. Мафедзев С.Х. Очерки трудового воспитания адыгов. Нальчик: Эдьбрус, 1984.- 172 с.

222. Мафедзев С.Х. Статусы мальчиков и девочек, мужчин и женщин и их роль в нравственном воспитании / Актуальные проблемы феодальной Кабарды и Балкарии. Нальчик: КБНИИ ИФЭ, 1992. С. 128-141.

223. Мафедзев С.Х. Статус женщины в системе адыгэ хабзэ // Эльбрус. 1999 - № 2 (11). С. 197- 225.

224. Мафедзев С.Х. Адыги. Обычаи, традиции (адыгэ хабзэ) Нальчик: Эль-Фа, 2000. 360 с.

225. Меретуков М. А. Семья и брак у адыгских народов. Майкоп, Адыг. отделение Краснодар, книжн. издательства, 1987. 368 с.

226. Меретуков М.А. Брачное помещение у адыгов//Сборник статей по истории Адыгеи. Вып.1. 1975

227. Меретуков М.А. Наследство у адыгов // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1999.

228. Меретуков М.А. Семья и семейный быт адыгов в прошлом и настоящем // Культура и быт адыгов. Вып.1. 1976

229. Меретуков М.А. Культ очага у адыгов // Ученые записки АНИЯЛИ. Т. 8. Этнография. Майкоп, 1968.

230. Мид М. Культура и мир детства. Избранные произведения/ Пер. с англ. и коммент. Ю.А. Асеева. Сост. и послесловие И.С. Кона. М.: Наука, 1988.-429 С.

231. Мид М. Мужское и женское: исследование полового вопроса в меняющемся мире. М.: Росспэн, 2004. -416 с.

232. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербента. М., 1963

233. Мирзоев А.С. Институт наездничества «зек1уэ» у адыгов (черкесов). Дисс. канд. ист. наук. М., 1999.

234. Мирзоев А.С. Уэркъ хабзэ кодекс чести адыгского дворянства // Эльбрус. - 1999 - № 2 (11). С. 225-255.

235. Мифология и повседневность. Тендерный подход в антропологических дисциплинах. Материалы научной конференции 19-21 февраля 2001 года. СПб.: Алетейя, 2001.-400 с.156. «Мужское» в традиционном и современном обществе. М., 2003.

236. Мусукаев А.И. Об обычаях и законов горцев. Нальчик: Эльбрус, 1986.- 152 с.

237. Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1992.

238. Налоев З.М. К биографии джегуако // Вопросы кавказской филологии и истории. Вып. 3. Нальчик, 2000.

239. Налоев З.М. Культ женщины в адыгской традиции // Ориентир-Гъуазэ. 2000, февраль. С. 15-22.

240. Нальчик, 13-ое // Известия. 13, 14, 15.10. 2005; Цагоев И. Одумайтесь, и мы решим наши общие проблемы // Северный Кавказ. №40

241. Намитоков А. Пережитки родового быта и советский закон. М.-Л., 1929.

242. Некрасов A.M. Международные отношения и народы Западного Кавказа: последняя четверть XV-первая половина XVI века. М., 1990.

243. Ницше Ф. Соч. в 2-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1990.

244. Новое и традиционное в культуре и быте кабардинцев и балкарцев. Нальчик: Эльбрус, 1986. -304 с.

245. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. Нальчик: Эльбрус, 1994.-232 с.

246. О муже(М)ственности: Сб. статей. Составитель С. Ушакин. М.: Новое литературное обозрение, 2002 720 с.

247. Обычаи и обряды, связанные с рождением ребенка: Сб. ст. / Авт.-сост.: Листова Т.А., Федянович Т.П.; Отв. ред. Симченко Ю.Б., Тишков В .А. М., 1995. - 245 с.

248. Ольдерогге Д.А. Род и община // Проблемы исследования природных и трудовых ресурсов развивающихся стран. М., 1974.

249. Ольдерогге Д.А. Типы домашней общины и матрилинейный род у народов Экваториальной Африки // Социальная организация народов Азии и Африки. М., 1975.

250. Ортега-и-Гассет X. Идеи и верования //Эстетика. Философия культуры. М., 1992.

251. Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и особенности эволюции. (На примере Западного Кавказа). СПб.: Европейский Дом, 1996. 304 с.

252. Першиц А.И. Этнография как источник первобытнообщинных реконструкций // Этнография как источник реконструкции первобытного общества. М., 1979.

253. Першиц А.И., Смирнова Я.С. К юридической этнологии народов Кавказа // Эльбрус. 1999 - № 2 (11). С. 9-40.

254. Петровский П. Как охраняется труд батраков в нацобластях // Революция и горец. №3. 1930.

255. Пожидаев В.П. Горцы Северного Кавказа. М.-Л., 1927

256. Пожидаев В.П. Хозяйственный быт Кабарды (историко-этнографический очерк). Воронеж, 1925

257. Померанцева А.В. Как живут и трудятся народы в горах Кавказа. М.-Л., 1927

258. Пол. Тендер. Культура. Немецкие и русские исследования. Сб. статей / Под ред. Э. Шоре, К. Хейдер. Вып. 3. М.: РГГУ, 2003. - 309 с.

259. Пушкарева Н. J1. Женщина в русской семье X начала XIX века: динамика социокультурных изменений. Дисс. докт. ист. наук. М., 1997.

260. Пушкарева Н.Л. История женщин и тендерный подход к анализу прошлого в контексте проблем социальной истории // Социальная история. 1997. М., 1998

261. Пушкарева Н.Л. Тендерная проблематика в исторических науках // Введение в тендерные исследования. Ч. 1. Харьков, СПб, 2001. С. 277-311.

262. Пушкарева Н.Л. Тендерный подход в исторических исследованиях // Вопросы истории. №6, 1998.

263. Пушкарева Н.Л. Зачем он нужен, этот тендер? // Социальная история. 1998/1999. М., 1999. С. 155-174.

264. Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности»// Этнографическое обозрение. 2004, № 5.

265. Пушкарева Н.Л. Русская женщина: история и современность: История изучения «женской темы» русской и зарубежной наукой. 1800 2000: Материалы к библиографии. - М.: Ладомир, 2002.- 526 с.

266. Пушкарева Н.Л. Феминологичесий проект в новейшей этнологии // ЭО. 2004, № 3. С.82-97.

267. Равдоникас Т. Очерки по истории одежды народов СевероЗападного Кавказа. СПб., 1989.

268. Раскин А. Не те напали // Русский Newsweek. 2005. № 39. С. 1723

269. Репина Л.П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина мира европейского прошлого. Очерки. Хрестоматия. — М.: РОССПЭН, 2002.-352 с.

270. Репина Л.П. От «истории женщин» к социокультурной истории: тендерные исследования и новая картина европейского прошлого.

271. Репина Л.П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого. Очерки. Хрестоматия. М., 2002.

272. Россия и Кавказ. История. Религия. Культура. СПб.: ЗАО «Журнал «Звезда», 2003. 193 с.

273. Россия и Кавказ сквозь два столетия. Исторические чтения. СПб.: АОЗТ «Журнал «Звезда», 2001. -416 с.

274. Рубин Гейл. Размышляя о сексе. // Введение в тендерные исследования. 4.2: Хрестоматия. / Под ред. С.В. Жеребкина -Харьков СПб., 2001.

275. Рубчик М. Преобразование женственности в современной Украине // Тендерные истории Восточной Европы. Минск, 2002. С. 405.

276. Руднев Д. Неизвестный враг // Профиль. 2005. №39.

277. Рулан Н. Юридическая антропология. М., 2000.

278. Сабанчиева Л.Х. Тендерный аспект обычного права кабардинцев (вторая половина XVI 60-е годы XIX века). Нальчик, 2002. - 80 с.

279. Сабанчиева Л.Х. Тендерный фактор традиционной культуры (вторая половина XVI 60-е годы XIX века). Нальчик: Эль-Фа, 2005. -245с.

280. Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. -СПб: Петербургское Востоковедение, 2004. 368 с.

281. Сивер А.В. Шапсуги: Этническая история и идентификация. Нальчик: Полиграфсервис и Т, 2002. 216 с.

282. Синельников А. Паника, террор, кризис. Анатомия маскулинности// Тендерные исследования./ ХЦГИ. Харьков. 1998. №1. С. 211-227.

283. Сиюхов С. Историко-этнографические очерки / Избранное. Нальчик, 1997. С. 251-347

284. Сиюхов С. Хатко Мчух / С. Сиюхов. Избранное. Нальчик, 1997.

285. Скотт Д. Гендер: полезная категория исторического анализа // Введение в тендерные исследования. Часть 2: Хрестоматия, (под ред. С. Жеребкина). СПб., 2002.

286. Словарь тендерных терминов / Под ред. Денисовой / Регион, общ. орг. «Восток-Запад: Женские Инновационные проекты». М.: Информация XXI век, 2002. 256 с. ■

287. Смирнова Я.С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа. М.: Наука, 1983. -263 с.

288. Смирнова Я.С. Избегание и его отмирание у народов Северного Кавказа // Этнические и культурно-бытовые процессы у народов Северного Кавказа. М., 1978

289. Смирнова Я.С. Искусственное родство у народов Северного Кавказа: формы и эволюция// КЭС. М., 1989. ТIX.

290. Соколова О. Новый этап (К итогам III краевого съезда горянок) // Революция и горец. №2, 1928.

291. Соловьев С. История России. В 9 т. М., 1991. Кн. 2. Т. 4.

292. Студенецкая Е.Н. О большой семье у кабардинцев в XIX в. // Советская этнография. 1950. № 2

293. Сукунов Х.Х., Сукунова И.Х. Черкешенка. Майкоп: РИПО «Адыгея», 1992.-305 с.

294. Тайсаев К.У. Состязания и игры, связанные с общественным и семейным бытом // Эльбрус. 1999 - № 2 (11). С. 159-197.

295. Тарасов Б.А. Советская автономия Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1941.

296. Текуева М.А. Назир Катханов: Штрихи к политическому портрету // Известия КБНЦ РАН. №1 (9). 2003.С. 112-113.

297. Текуева М.А. Опыт и уроки Кабардино-Балкарской парторганизации по преодолению пережитков прошлого. (1917 — начало30-х годов). Дисс.канд. ист. наук. Нальчик, 1990.

298. Текуева М.А. К истории женского вопроса в Кабардино-Балкарии // Женщина Кавказа и современность. Тезисы докладов I Региональной научно-практической конференции, 20-21 ноября 1991 г. Нальчик, 1991. С. 4-6.

299. Текуева М.А. К вопросу о возрождении культуры // Культура мира и Северный Кавказ. Материалы научно-практической конференции «Мир на Северном Кавказе через диалог культур». Нальчик: Каб.-Балк. ун-т., 2000. С.229-232.

300. Текуева М.А. Проблемы воспроизводства традиционной культуры в современных условиях (гендерный аспект) // Научная мысль Кавказа. Северо-Кавказский центр высшей школы. №2 (22). -2000.-С. 57-61.

301. Текуева М.А. Трансформация статуса женщины в адыгском обществе: традиции и современность // Вестник Кабардино

302. Балкарского государственного университета. Серия Гуманитарные науки. Вып. 6.-Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2001. С. 19-21.

303. Текуева М.А. Тендерный аспект воспроизводства традиционной культуры // Женщина, семья, общество. Традиции и современность в воспитании девушек. Материалы Нальчикской городской научно-практической конференции 17 октября 2002. Нальчик, 2002. С. 32-36.

304. Текуева М.А. К вопросу о конструкции маскулинности в традиционном адыгском обществе // Образование Наука -Творчество. Армавир, 2004. № 4 (5) С. 130-135.

305. Текуева М.А. Архетипическое сознание и мифологические представления в тендерной картине мира адыгов // Исторический вестник. Вып. II. Нальчик, 2005. С. 284-294.

306. Текуева М.А. К вопросу о частной жизни адыгской женщины // Исторический вестник. Вып. III. Нальчик, 2006. С. 226-241.

307. Текуева М.А. Ритуалы мужских инициаций в традиционной культуре адыгов // Культурная жизнь Юга России. Краснодар,2006. №2 (16). С. 21-24.

308. Текуева М.А. Женское начало в архаической культуре адыгов // Культурная жизнь Юга России. Краснодар, 2006. № 4(18).

309. Текуева М.А. Мужчина и женщина в адыгской культуре: традиции и современность. Нальчик, 2006. 260 с.

310. Терракт отодвинул нас на годы назад // Кабардино-Балкарская правда. 19.10.2005.

311. Тлехас В. Г. Традиция взаимопомощи «ш1ыхьаф» в соционормативной культуре адыгов. // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991.

312. Туганов Р.У. Новое о старом. (Несколько замечаний к биографии Шоры Ногмова) //Живая старина. 1991. №1. С. 33-55.

313. Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983.

314. Уварова Т.Б. Женщина в обществе и культуре: Этноисторические традиции и современность: (Зарубежные концепции 70-8 гг): Научно-аналитический обзор / АН СССР. ИНИОН.- М., 1987.-42 с.

315. Уэст К., Циммерман Д. Создание тендера // Труды СПбФ ИС РАН. Тендерные тетради. Вып. 1. СПб., 1997.

316. Фрейд 3. Тотем и табу / Фрейд 3. Я и Оно: Соч. М: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. С. 363-529.

317. Фридан Б. Загадка женственности. М., 1993. С. 193

318. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону власти и сексуальности. М., 1996.

319. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999.

320. Хашба Р.А. Связь имени героя нартского эпоса «Хважарпыса» с культом плодородия // Вестник института гуманитарных исследований правительства КБР и КБНЦ РАН. Вып. 9. Нальчик, 2002. С. 188-193.

321. Хакуашева М.А. Признак инициации в адыгском фольклоре // Вопросы кавказской филологии и истории. Вып. 3. Нальчик: Эль-Фа, 2000. С. 117-131.

322. Хамитов Н.В. Философия человека: от метафизики к метааитропологии. Киев: Ника-Центр; М.: Ин-т общегуманитарных исследований, 2002. 335 с.

323. Хан-Гирей. Вера, нравы, обычаи, образ жизни черкесов / Хан-Гирей. Избранные произведения. Нальчик: Эльбрус, 1974. С. 172-212.

324. Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик: Эльбрус, 1992. 352 с.

325. Хан-Гирей. Черкесские предания. Избранные призведения. Нальчик: Эльбрус, 1989.-288 с.

326. Харузина В. К вопросу о почитании огня // Этнографическое обозрение. 1906, № 3-4.

327. Хашба Р.А. Связь имени героя нартского эпоса «Хважарыпыса» с культом плодородия.// Вестник КБНИИ. Вып. 9. Нальчик, 2002.

328. Хорватова Э. Традиционные юношеские союзы и инициационные обряды у западных славян // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы. М., 1989.

329. Хотко С. Генуэзцы в Черкесии (1266-1275) // Эльбрус. №1(10). 1999.

330. Хрестоматия феминистских текстов. Переводы / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000.

331. Хубиев И. Борьба против горских адатов борьба за социализм // Революция и горец. 1932. № 8-9.

332. Хубиев И. Горянка на пути к экономическому раскрепощению // Революция и горец. 1928. № 1

333. Хубиев И. О многоженстве //Терек. 1923. №146;

334. Хубиев И. Прежде и теперь // Труженица Северного Кавказа. 1926. №5

335. Хубулова С.А. Крестьянство Северного Кавказа в конце XIX -первой четверти XX века: этнодемографические и социально-экономические аспекты развития. Дисс. .д-ра ист. наук. Владикавказ, 2003.

336. Хубулова С.А. Крестьянская семья и двор Терской области в конце XIX начале XX в.: этнодемографические, социально-экономические и политические аспекты развития. СПб., 2002. - 252 с.

337. Чеснов Я. В. Лекции по исторической этнологии: Учебное пособие. М.: Гардарика, 1998 400 с.

338. Шаханов Б.А. Избранная публицистика / Предисловие, составление и комментарии Т. Ш. Биттировой. Нальчик: Эльбрус, 1991 -288 с.

339. Шикова Т.Т. Семья и семейный быт кабардинцев в прошлом и настоящем. Дисс. канд. ист. наук. М., 1956.

340. Шоджэн X., Къэрдэнгъущ13. Адыгэ хабзэу щы1ахэр. Налынык: Эльбрус, 1995,- 182 с.

341. Шортанов А. Адыгские культы. Нальчик: Эльбрус, 1992. 166 с.

342. Щепанская Т. Б. Мужская магия и статус специалиста (по материалам русской деревни конца XIX XX вв.) // Мужской сборник. Вып.1. Мужчина в традиционной культуре. Сост. И.А. Морозов. М., 2001.

343. Элиаде М. Обряды и символы инициации: берсерки и герои //Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 10. М., 2002.

344. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана. М.:Политиздат, 1976.-240 с.

345. Эстес К.П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях / Пер. с англ. К.: София, М.: ИД «София», 2004. 496 с.

346. Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб.: Наука, 1991.-320 с.

347. Яковлев Н.Ф. Черкесская культура по данным языка // Революция и горец. 1928. № 2. С. 56-62

348. Ярская-Смирнова Е. Р. Одежда для Адама и Евы: Очерки гендерных исследований. М.: Саратовский ГТУ, 2001. 252 с.