автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Генезис исторического знания (проблематизация формы)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Генезис исторического знания (проблематизация формы)"

МОСКОВСКИЙ ОРДЕН* ЛЕНИНА И ОРДЕНА ТРУДОВОГО. КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫИ УНИВЕРСИТЕТ имени В.И.ЛЕНИНА

Специализированный совет К 053.01.07

На правах рукописи

ОЛЫОВ Павел Анатольевич

ГЕНЕЗИС ИСТОШЕСКОГО ЗНАНИЯ (ПРОБПЕЫАГИЗАЦИЯ ФОНИ)

Специальность 09.00.01 -.диалектический и исторический материализм

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Москва 1991

Вабота выполнена на кафедре философии Московского ордена Ленина в ордена Трудового Красного Знамени педагогического государственного университета имени В.И.Ленина.

Научный'руководитель:

доктор философских наук, профессор ■ ШШШША Л.А.

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, ведущий

научный сотрудник ФЕДОТОВА В.Г.

кандидат философских наук, доцент ЖЕЛЕНИНА И.А.

Ведущая организация: Московский институт инженеров велазво-дороаного транспорта.

Защита состоится "У/7" 1991 г. в 15-ча-'

сов на заседании специализированного совета К 053.01.07 по при-суждейию ученой степени кандидата наук в Московском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени педагогическом государ-' отвенном университете имени В.И.Ленина по адресу: 117571, Москва, пр-<г Вернадского, д.88, ауд.818.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке университета по адресу: 119435, Москва, М.Пироговская ул., я.1.

Автореферат разослан _1991 года.

Ученый'секретарь специализированного совета, кандидат философских наук,

■ доцент —" И.Н.ГНИЦОВА

— !

- ! ОБЩАЯ ХАЕШЕШСГИКА РАБОТЫ

о .-;,<? л 3 ссор".;.',''й !

"Актуальность темы исследования. Обновление традиционных методологических концепций и принятие иных, да вписывавшихся прежде в жестко идеологизированную отечественную гуманитаристику, находятся в тесной связи с обращением к фундаментальным проблемам гуманитарного и уае - исторического - познания, переосмыслением тех гносеологических стереотипов, которые, сыграв конструктивную роль в развитии науки, обнаруживают односторонность и теперь существенно близки к исчерпанию своего эвристического ре-оурса.

Новейщая ситуация в научном сообществе такова, что внесение корректив в понимание познавательных принципов предполагает, применительно к историографии, первоочередной анализ тех методологических инициатив, которые безус товно толерантны гуманитарной целостности исторической науки, исходят из того, .что объектиыля данность историографического исследования задана всецело гуманитарно.

Предаетность познающего в историческом познании изначально требует от методолога помыслить эту предметность при изучении тех способов организации знания, в которых субъект предстает с исключительной полнотой, относясь методологически ответственно к теы целостным проявлениям субъективности, которые он сам встречает в истории, и которые он не мотет подвергать исследованию сугубо вЬз1;гас-1о.

Степень изученности проблемы. Формирование замысла данной диссертации происходило во время стремительных перемен в перестраивающихся советских общественных науках - 1986-1989 годах, -эпоху "круглых столов" и программных сборников, авторитетные участники которых (Н.С.Авгономова, Ы.А.Барг, ЮД.Бессыертный, Б.С.Библер, В.И.Бовыкин, Н.Н.Болховитинов, А.А.Брудный.Е.К.Бнс-трицкий, О.В.Волобуев/ П.В.Волобуев, Т.П.Григорьева, А.Ф.Гряз-нов, А.Я.Гуревич, А.А.Искендеров, И.Т.Касаван, М.П.Кшл, С.В.Кулешов, Г.Г.Литаврин, О.Б.Лопухова, В.М.Межуев, Л.А.'.Ьшешииа, И.И.Минц, Б.Г.Могилытцкий, А.Н.Нечухрин, А.ЛГ.Ники$оров,А.П.Но-восельцев, А.П.Огурцов, Н.И.Бавленко, Б.А.Парахонский, Е.Г.Шга-шк, Ю.А.Поляков, В.Н.Порус, Б.И.Пружинин, Д.П.Репина, А.А.Сва-

нидзе, В.В.Согрин, В.А.Тишков, Е.Ф.Тарасов, Б.Г.Федотова,И.Я.Фро-янов, Е.ВЛерндк, А.ОДубарьян, И.И.Шарифванов, В.С.Швырев, А.А.Яковлев и др.), наряду с острой критикой фшгософско-мегодо-логической парадитаы, прежде господствовавшей, продумывали перспективы, разработка которых становилась возможной. Одна из них, наименее разработанная в советской и изученная зарубежными учеными преимущественно в общем виде, связана с проектом развития гуманитарных наук, предяояеннш М.М.Бахтипм*. Философские идеи и методологические намерения этого плана приоритетны идеям Х.-Г.Гадамера, пришедшего к герменевтическому понимании "истины и метода" в гуманитарном познании, и выгодно отличаются от работ последнего тем, что подтверждаются рядом исследований, в которых этот проект вызревал: создание новой методологической программы здесь тесно увязано с опытом ее литературоведческого применения. В силу сказанного, корпус бахтинских работ стал дам нас одним из основных ориентиров в диссертационном исследовании.

Следует отметить, что апробация бахтинской методологии ужа начата практикующими историками (Л.Ы.Баткинкм, А.Я.Гуревичем, Д.С.Лихачевым и др.), однако ее обстоятельный философско-методологический разбор - с учетом современных потребностей исторической науки - еще только предстоит (нам известна одна работа А.К.Васильева, в которой ставится вопрос о методологическом потенциале бахтинских идей в связи с проблемами истории философии^. •

Реализуя задачи вашего исследования, ш прибегаем к такому разбору, имея другим ориентиром труды, в которых всесторонне (как общезначимые) были изучены неявные компоненты в структуре познания, те ценностные предпосылки, которые, как показал анализ, имманентны когнитивным пртессам.' Они в значительной степени влияют на выбор, характер применения и т.д. познавательных процедур, хотя действут по преимуществу арефлективно: как социокультурные доминанты, конвенционально привычные или незаметные 1

1 См.,напр.: Диалог и коммуникация - философские проблемы (Материалы "круглого стола") // Вопр.философии. - 1989. - * 7,0.3-27.

2 А.К.Васильов. Теория диалога М,Ы.Баотша как методология истории философии. - Таганрог, 1988.

при определенном способе видения, который таким образом всегда сохраняет некий метафоризм, различимый лишь извне (работы И.С.Алексеева, О.М.Бакурадзе, С.Д.Бешелева, Г.А.Брутяна, В.Бро-вика, В.А.Василенко, В.А.Героименко, И.Н.Горелова, В.В.Гречано-ва, Б.С.Грязнова, С.С.Тусева, в.Г.Гурвича, М.В.Демина,О.Г.Дроб-шщкого, Ю.А.Зиневича, А.Ф.Зотова, А.А.Ивина, М.С,Кагана, ¿.'С.Кармина, Л.Мосаревой, В.А.Лекторского, К.Н.Яюбутина, И.А.Майзеля, М.К.Мамардашвили, Е.А.Мамчур, Л.А.Марковой,Л.А.Ми-кешной, М.И.Мякешика, Н.В.Иотрояшовой, И.С.Нарского, Е.ПЛики-тш;а, И.Б.Новик, В.Н.Поруса, Б.ИЛружшшна, А.И.Бакитова.Э.Ю.Соловьева, В.С.Степина, В.П.Тугаршова, В.Г.Федотовой, В.П.Фала-това, А.Я.Хапсирокова, В.ФЛэрноволенко, З.МЛудинова, В.С.Каире ва, Б.Г.Юднна, Э.Т.Юдина и др.).

Мы учитываем также, что к настоящему времени получили развитие исследования активности суб"экта, проявляющейся в историческом познании, в частности, дапцей о себе знать в понимании субъект-объектной структуры исторического источника, и, в целом, интерсубъективного характера исторического познания (труды Г.А.Антипова, В.В.Балахонского, В.П.Баршшикова, Б.А.Грустна, А.В.Гулыги, Н.М.Дорошенко, С.Е.Вершинина, В.А.Ельчанинова,И.А.1е-лениной, А.И.Зевелева, Г.М.Иванова, С.В.Каменева, Л.Е.Яергман, М.А.Кисселя, Л.Н.Когана, В.Ю.Колмакова, И.С.Кона, Л.С.Корнеевой, А.М.Коршунова, Т.М.Лариной, Э.НЛооне, В.Т.Маклакова, Б.Г.Мо-гильницкого, Л.С.Морозова, I.Т.Носила, Т.И.Ойзерыана, Ю.В.Петрова, А.А.Порка, А.П.Иронштейна, А.Й.Г&хитова, М.А, Розова,Е.А.Самарской, А.М.Сахарова, С.В.Синякова, Л.В.Скворцова, Н.И.Смоленского, Е.Топодвски, А.И.Уварова, З.В.Удалъцовой, А.С.Уйбо, Л.Н.Змьиева, Л.ВЛерепнина, В.Ф.Шаповалова, В.В.Шишина, В.С.Шыа-кова, и др.).

Нельзя упустить из виду, что дихотомия "субъект-объект" вызывала интенсивна® методологические возражения, которые, как правило, связываются с герменевтической традицией (творчеством А.'Августина, М.Флациуса, И.М.Хяадениуса, Ф.Шейермахера, особенно В.'Дильгея, Х.-Г.Гадамера и др.); актуальность этих возражений опосредуется реальной историографической практикой, итоги которой исследователи все чаще предпочитают излагать в форме исторического повествования; при неустранимом субъективном моменте она

коммуникативно значима. Эта ситуация ~ кажущегося возврата к старинным <£ормам историографии - тем но менее чрезвычайно важна. Методолог не может, конечно, ограничиться наивной мыслью о перевоссоздании, технологически более совершенном, прежних формообразующих структур "исторического нарратива", хотя значимость результатов исследования их функциональных возможностей несомненна (об этом пишут Г.А.Антшгов, А.В.Гулыга, И.С.Кон, Б.Г.Могиль-ницкий, И.Ю.Николаэва, А.А.Порк, К.Э,1Ъ°тогов, С.А.Тихвинский, В.Н.Тншков, А.С.Уйбо и др.). Имея в виду новейшие труды по проблеме нарратива, ш, вместе с тем, сочли необходимым проанализировать редчайший пример во многом интуитивного, но весьма успешного по своим результатам методологического использования той формы именно как. целостной (при несогласии с применением ее как "линейной") - текст "французской революции" Т.Каряейля,' - предварив этот анализ новым прочтением ряда методологических руководств ХП - начала XX вв., которые йыли написаны в тот период методологической экспансии критической историографии (работы Б.Нибура, Л.Р&нке, И.Дройзена, З.фримаяа, Э.Мейера, В.Мауренбрехера, Э.Бернгейма, Фзсстеля де Куланжа, Ш.Лаяглуа, Ш.Сеньобоса, Д.М.Петрушевского, В.*М.Хвостова, А.С.Лаппо-Данилевского и др.). Эти руководства со-дегкат, наряду с ясными рекомендациями по устранению субъективных влияний, ценный опыт объективирования собственной субъективности, который теперь, в иных условиях,становится заметным и может быть определенным образом интерпретирован.

Специальное изучение историографии как практической, повое- ■ дневно изменчивой, но вполне самостоятельной формы организации знания, в которой особым образом проблематизируется субъект-объектное познавательное отношение, не вмело до сих пор прецедентов; обращаясь к нему, ш печатались на вышеуказанные достижения филооофско-методологической, гуманитарной мысли, высокий уровень которых обусловил возможность нашей работы. В то же время,, обращение такого рода не могло обойтись без анализа некоторых существенных идей, свойственных, при всей плюралистичное«! конкретных методологий, современным направлениям мировой исторической науки, тяготеющей к междисциплинарному синтезу, нередко полагающей исторический процесс антропологически, при этом отмечая в нем, как устойчиво предметное, множество ментальных фено-

ненов (р-боты Ф.Ариеса, К.Арнольда, А.Безансона, М.Блока, 2.-Кя.Бонна, М.Вовет, Ф.Грауса, А.Я.Гуревича, Б. Де Гаффьэ, ЖДюби, А.Дшрона, Ж.Ле Гоффа, Б.Лепти, К.ГЬвеля, Э.Ле Руа Ладю-ри, Ж.Лефевра, Р.Иандру, А.Марру, Ю.Миткз, О.Оксле, А.Сапори, М.'Серто, В.В.Согряна, Г.Тслленбаха, Л.Тронара, Л.Февра, Е.Флори, Р.Фосье, Ф.Фюре, А.Хаверкампа, П.Хыатона, Р.Шартье, Р.Швштзса, 2. -Кл,Шмидта, и мн.др.).

Наконец, ввиду неразработанности темы, нж пршигась учесть опыт филологических исследований "форм словесности" (В.Гумбольдта, А.А.Потебни и др.) и уже вслед за тем - работы философского характера о структуре слова, его "внутренней форме" Г.Г.Шпета, философско-психологичоские труда Л.С.Выготского и др.

Развивая далее теоретико-познавательные представления о природа исторического знания, ш сочх". необходимым рассмотреть его генезис в практической работе историка, которнй получает и фиксирует это знание в особых диалогических формах (высказываниях).

Цель исследование состоит в анализе историографии (исторического источника или документально ориентированного исследования) как особого способа организации исторического знании, генезис которого происходит в тесной связи с реализацией когнитивного ресурса субъективности. Этим создается возможность предметной характеристики методологической позиции, занимаемой субъектом исторического познания, как определенно гуманитарной по сто- • ему статусу.

Для достижения данной дели были поставлены следующие задачи:

- рассмотреть ингенвдональное действие субъективности з основополагающих методологических трудах XIX - начала XX вв., отдавая предпочтение работам практикующих историков;

- дать характеристику конструктивного историографического участия, предпринимаемого ученым историком, и тех познавательных и методологических эффектов, которые при этом достигаются;

- выявить, как ценностно единые в своем задании, методологические предпосылки, с учетом которых в историческом исследовании осуществляется предметный выбор;

- показать необходимость философского осмысления результатов историко-филологического анализа исторических текстов, предполагая при этом важность адекватного реагирования собственным

текстом на цельный в своем социокультурном задании анализируемый текст;

- с учетом бахтинского понимания диалога и тех форм, которые он принимает, уточнить применение идеи диалогизма в научно-исторической литературе (спонтанное или поставленное в зависимость от методологии М.М.Бахтика), исходя, как из наиболее репрезентативных, работ по социальной истории;

-. охарактеризовать процесс сгановлеьля знания в речевом целом историографии, раскрывая при этом возможности исторической семантики естественного языка, используемого в текстах практикующими историками.

Научная новизна исследование определяется методологически интегратшным (философским, филологическим, историко-культурным) анализом ряда историографических и философско-методологических трудов.

Получению результаты содержат следующие моменты новизны:

- показано, что имеется существенная зависимость между методологическими коррективами,.нацеленными элиминировать субъекта исторического познания, и теш способами, которыми эта коррекция выполняется (деструкция субъекта, вытеснение его на периферию исследовательского внимания и др.);

- обосновано, что использование специфически субъектных возможностей историографической реконструкции влечет за собой прин— ципиально новые познавательные и методологические эффекты (такие как "воссозданцая критика" Т.Карлейля, "метонимическая инверсия" К.Маркса, опыт употребления ментальности как базовой категории

в "новой исторической науке" и др.), образующие своего рода практическую методологи»;

- критически проанализирс заны опыты по абсолютизации предпосылок и оснований исторического знания (работы Р.Дж.Ксиигаигву-да, Ф.Греуса и др.); показана ограниченность сферы их применения в качестве таковых;

- исследованы, как,целостные социокультурные данности, языковые параметры отдельных историографических характеристик и категорий (типа "БоМЪогеШ1, "ментальность" и др.);

- Как ограниченная, установлена область понимания и применения идеи диалога среди практикупцнх историков последнего времени;

- осуществлена характеристика диалогического высказывания как событийно сплачивающего историографическое исследование в его речевом задании и предназначении; охарактеризованы формы,которые высказывание, событийное, исторически приемлет и в которых становится.

Положения, выносимые на защиту;

1. В методологическом поиске, ориентированном на достижение исторического знания, объективирующего свои результаты в осведомительных формах (математически нейтральных символах), не элиминируемая субъективность предпосылает требование внеэмпирической санкции, как существенно методологическое, намеренно ограничи-вахщее субъективные возможности исследователя высоким и отдельным столой научного задания, которое ему предстоит. Субъективность, целостная в своем гуманитарном бытии, тогда испытывает "высокий метаморфоз", тяготеет к постулированию абсолюта, потаенно или явно, и во.всох случаях однозначно исключавдего действие субъекта исторического познания пошита санкционирующих пределов абсолютного. Историческое исследование оказывается немыслимо вне общего смысла, который, как указывается, постулирован квазиисто-ричесни.

2. Предположение о внеположных и исчерпываемых истинах истории может быть аргументированно ограничено историографической практикой, которая сама исторична и приемлет, в сознании своего историзма, традиционные познавательно-методологические проблемы как коренящиеся в целостной социокультурной традиции, и общие культурологические осложнения последней учитывает и развивает (гопшса невысказываемого в истории христианской культуры). Методологическое новаторство, в этом случае, возможно в исследовательской практике, которая, отвергая катехизисы исторических школ, тем не менее о программной обстоятельностью использует те возможности, которые "методологически" предоставляет известная

в своих фундаментальных основаниях культурно-историческая традиция.

3.Анализ пресушюзитивяых элементов знания, предпринимаемый методологами различных школ, ведет дело к установлению их ценностного единства, которое, будучи исторически переменчивым, должно быть в этой изменчивости помыслено как неотъемлемое от условий, которые делает его возможным. Условность ценностных

предпосылок гуманитарного познания нельзя релятивизировать в мысли об их метафорической, по характеру, сочетаемости, в предположении "картины мира" или "диалога" как сугубих метонимических модусов, означивающих бесконечные сочетания компонентов предпосьиочного знания, приводящих ценностное единство познавательных структур е иной, "зримый" абсолют.

4. Языковое установление историографических трудов необходимо и действительно в практике исторического исследования; длящийся синкретизм языковых смыслов источников, и перемены, в нем происходящие вследствие позднейшей реверберации, выявляют возможности естественного языкового употребления, которое совершается в историографической практике: от интуирования оптимальных языковых форм, адекватных смысловым возможностям языка источника, до утверждения в качестве базовых категорий исторической науки понятий естественного языка, обладаицих ярко выраженными образным . и эмоциональным моментами и именно в силу этого категориально действенными в научном гипотезировашш и проблематизации тех или иных аспектов исторически минувшего.

5. Метафорично, в своем замысле, диалогическое отношение к. истерическому источнику и узконаправлен познавательный интерес историографии, если диалог - имя повседневности, калейдоскопического равноправия участников историографического отношения, в непосредственности своих повседневных занятий, близких друг другу. Тогда снимается, как иррационально недоступное, то существенное

в исторических ценностных предпочтениях, которое цементирует методологические основания историографического действия, а гумани-тарность предметного мира науки девальвируется как locus oomntunle, необязательная в повседневных исследовательских занятиях.

6. Историографическое отношение,- если оно подлинно диалогично предстает как определенное - событийное в своем осуществлении, протекающем в суверенных по смыслу пределах диалогического высказывания (сополояных и единящихся в отношениях смыслов), - последнее овшиняег сплачивалциеся смыслы в плотной и значимой ткани исторического повествования. Историографическое отношение, определенное в своих формах, наконец, емлет императив огветности.как подлинно диалогический и тем позволяющий методологизировать идею диалога, сознавая ограниченность такой процедуры, и не соскальзы-

зая при этом в констатации релятивистического плана, деформирующие всякую методологическую программу, ила профанирующие метафа-(ически ее изначальную субъективность.

Теоретическая и практическая значимость работы. Полученные результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях по гетодологии научного познания, философским и методологическим ■роблемам исторической науки. Они могут быть использованы также | учебно-педагогической практике преподавания основного и специ-льяых курсов философии и в работе методологических семинаров^

Апробация результатов исследования осуществлялась на еже-одных итоговых конференциях преподавателей кафедры философии ИГУ им.В.И.Ленияа, 3-й Всесоюзной конференции по логике, мето-ологал и философии наука (Минск, 1990), межреспубликанской (Ар-ангальо; 1989) и региональной (Вологда, 1991) конференциях.Дис-ертация обсуждена на заседании кафедры философии МПГУ имени .И Ленина.

Структура и объем работы. Структура диссертации определяет-г целью и задачами исследования и ооогоит из введения, двух пав, заключения, примечаний и списка использованной, литературы, удержание работы изложено на страницах машинописного зкста.

ОСНОВНОЕ СОДЕ МАНИЕ РАЮТЫ

Во введении обосновывается актуальность теш диссертационно исследования, характеризуется степень разработанности проб- ' >мн, формулируются цель и задачи работы, основные положения, [носимые на защиту, и определяется научно-практическая значить полученных результатов.

Первая глава диссертации - "Гуманитарный статус историче-ого источника", В первом паюграйэ - "О преодолении субъективен исторического знания (высокий метаморфоз' методологизма)" -ализируются как ценностно определенные в своем формировании и актической реализации методологические программы крупнейших едставителей европейской историографии XIX - начала XX вв.: Г.Нибура, Л.фон Йзнке, И.Г.Дройзена, Фюстеля де Кулагаса, Ш.Лан-уа, Ш.Сеньобоса, А.С.Дагпга-Данилевского, М.Блока и др.

Отмечается, что Б.Нибур и Л.йнке, первыми в критической горкографил изложившие методологические условия и форш десг-щии субъектив!шх. начал в историческом исследовании, трактувт

обязупцую внеполотность исторических истин, движение к которым в историографической практике означало вытеснение критического субъекта из предметного поля исследователя на.периферию внимания и одновременно позволяло указать на трансцендентальный, независимо оцельнямций историографическое представление его компонент -оправдывающий эпическую установку историка, упрочивающийся в предположении достоверного исторического знания, в мысли о возможности исторической науки, рассказывающей "то, как оно было в действительности" (по формуле Гкнке: "Wie es eigentlich gewesen war"), в отношении к истинам истории субординировались познавательные интересы "критических историков"; но анализ тех трудов, которые были написаны в соответствии с предположенным идеалом, имел разочаровывайте результаты уже для Т.Н.Грановского, Евг. Щепкина и др. ученых прошлого столетия.

Образцову® дам эпохи классического историцизма попытку высветления "потаенного абсолюта" историографии предпринял И.Дрой-зен; однако, в его исторических изысканиях, как и в работах его ближайших предшественников и современников (Фюстеля де Куланжа, требовавшего для историка "независимости от самого себя" и сохранившего в собственных исследованиях недостатки цеховой историографии; Ш.Ланглуа и Ш.Сеньобоса, рационалистски интерпретировавших историческу® природу документов,и др.), исторический источник- предметность исследователя - оставался неким символом фрагментарности своего смысла. В желании изъяснить гносеологическую структуру источника - до ее математического определения -дальше всех методологов того времени, как выясняется в диссертации, зашел российский историк А.С.Лашго-Данилевский, антиноними-чески противополагая определенности методологических экспликаций "принцип признания чужой одушевленности" (уделив ему основное внимание при анализе общего характера явлений, изучаемых историком).

Критическая историография, не сумевшая отыскать оптимальные формулы деструкции субъекта исторического исследования и BceMejH ного скептического изобличения субъективности исторических источников, указывается далее, к концу 20-х годов XX в. больше тяготела ж методологической апробации гуманитарной заданности историографических штудий; она становилась толерантной разнящимся в своих парадигмальных основаниях методологическим программам (от от-

- и -

¡кивающих ранкеанских до новых - В.Дильтея, К.Лампрехта и др.), которые приобретали известность с конца XIX в.) и полагала возмож-йым глобальный междисциплинарный синтез во имя "истории с человеческим лицом" (М.Блок), в замысле соотносимый с идеями М.Вебера, М.Планка, Б.Бора и др. Такое представление об истории как науке исключало жесткие демаркации в ее методе и предаете, как и объективирование исторического знания волевым определением его самодостаточности. Возникг ^а необходимость методологически предположить субъекта познания в качестве элемента и структурного звена историографии, которая становится и длится сама исторически.

В завершение параграфа отиечается, что взгляды М.Клока и Л.Фовра - основоположников журнала "Анналы", знаменовавшего начало крупнейших перемен в исторической критике, - при всем различии являются своего рода Гогти1ат оопоогс11ае, общим условием согласия для многих представителей современной плюралистической историографии - тех, которые стремятся мобилизовать методологически неустранимую субъективность исторического исследования, сконденсировать для практических нужд потенциал гуманитарной интенции, интенсивно излучаемой ученым в разных актах познания. Во втором параграфе - "Поэтическая критика Томаса Карлейля" - характеризуется конструктивное историографическое участие, которое принима- ' ет ученый историк в своем исследовании, а познавательные и методологические эффекты, достигаемые при этом, на примере "воссоздающей критики" Т.Карлейля.

Указывается, что тучные труда создавались Каряейлем помимо корпоративных доктрин критической историографии и, в отличие от работ Т.Маколея, Х.Машле, И.Тэна я др., на подвергались специальному философско-методологичесхому разбору; многочисленные исследователи в основном обращали внимание на литературные или психологические особенности работ влиятельнейшего британского историка прошлого столетия.

Обосновывается, в связи с этим, возможность методологической спецификации корпуса историографических сочинений Т.Карлэйля; при этом утверждается, что понимание особого рода практической методологии историка находится в существенной зависимости от неклао-сических принципов гносеологии И.Гете.

Так, выясняется топика невысказываемого, методологически действенная в работах Карлейля в качестве "аллегорического импв-

ратива"; отмечается, что беспрецедентна в замысле "изъяснения неизъяснимого" его филологическая практика. Тексты "Французской революции", "Оливера Кромвеля", "Фридриха Великого" и др., написанные Кардейлем, символизируют амбивалентные смыслы исторических источников: в семантике всепроницащих метафор, канущейся когнитивно условной, в стилистико-синтаксичесхих наслоениях проявляется авторская интенция "выравнивания" уровней абстрактивной иерархии историографических образов, как только последняя намечается (гак назыв. абстрактнаннй синкретизм тропов - фигур переосмысления, историографически значащих в творчестве Карлейля).

Ученый позиционно принципиален, истолковывая документы истории филологически целостно, вплоть до наш ре нно -аллюз ивно го соположения слов иностранных и английского словарей - историографической апробации фонетического опыта роыано-германоязычного социума. История, по одной из карлвйлевских характеристик, пред-отавляет собой "артикулированную коммуникации" - взаимодействие исторически единых литературно-языковых мировоззрений, где каадое слово исторически обстоятельно, документально соответствует свое-ыу коммуникативному заданию.

Историческое познание, по Карлейлю, осуществляется и организуется в своих результатах в созидательных формах игры в ее ге-тёвском понимании: слособствувдей размышлению и х-янию - этим взаимозависимым критикам гуманитарного активизма. Для Карлейля ясна познавательная фрагментарность исторического источника, и он решается истолковывать ее как, прежде всего, личностно завершенную, в ее речевой готовности к коммуникации. Находя, что проявление определительной силы исторических объяснений есть и проявление их дегуыанизирувдего начала, на пытаясь объяснять исчерпывающе, Карлейль принуждает себя вести "понимающую игру": не замыкая источники во взаимообличениях, а открыто сличая их ("тройственный диалог"). Историк принимает своим "смыслоисточаю-щим" словом демонстративно-герменевтическое участие в реконструкции исторических фактов, и именно метафоры обеспечивают конструктивный контакт: исследователь не считает нужным классифицировать некоторые бесспорно истинные части источника ради сугубой объективности - усугубленной иллюзии "третьего мира", которую разделяли многие критические школы историографии, современные Карлейлю.

- 13 -

В едином тексте-тропе историка сокращаются, не тривиализу-ясь, личностные смыслы исторических источников; в семантической йелостности метафор, в абстрактивно подвижном авторском слове передается понятое. Последовательное сознание словесности исторических источников обусловливает принципиально иное понимание оппозиции "источник - исследователь", вполне допуская предположение, что граница между ними пролегает не только по их внешним контурам, но в каждом и? них. В третьем параграфе - "Источнико-вое знание: метафорика предпосылочности" - исследуется мировоззренческое предпосадочное знание как фундаментальный параметр ио-. торической науки, методологическое определение которого дош последней насущно; историографии, как это следует из изложенного выше, важен вопрос: как адекватно воплотить меру узнанного в источнике - полно высказаться, пребывая в сознании историчности собственных высказываний?'

Указывается, что содержание и структуру предпосылок исторического познания недостаточно характеризовать с эпистемологической строгостью: в познавательном процессе они представит исторически складывающимися ценностными формами, ориентируют на понимание социокультурной обусловленности познания, выполняя методологические и фалософско-ыировоззренческие функции.

Отмечается, что проблематизация предпосылок познания - последнему нетождественных и ни в одной из своих форм не находящихся с ним о отношении логического следования - бала осуществлена И.Кантом. По Канту же, сравнительно устойчивая сфера предпосшгоч-ного в изменчиво рефлактирушдем сознании проявляется как трансцендентальная посторонносгь, нормативно граничащая со сферой опытного и логически доказуемого. Канговский мотив - помыслить "единство всей способности чистого разума" в систематической перспективе всевозможных принципов, как бы ни были они неопределимы "здесь и теперь", - сказывается в методологических исследованиях до последнего времени. Вместе с тем, анализ показывает,что не приносят успеха попытки поставить последнюю,."мертвую точку" (М.М.Бахтин) в опытах по гармонизации или уподоблению предпосылок и оснований, встречно действенных в исследовании исторических источников. Дело, как представляется, заключается в том, что усилия по теоретической адаптации неких пресуппозиций, абсолютных в

своих социокультурных контекстах, не выходят за рамки привычной "логики вопроса и ответа" (Р.Дк.Коллингвуд).

Так, взаимная ориентация "априорного воображения" и "картины мира" означает сохранение прежних, нововременных критериев исторической истины, соблюсти верность которим возмокно только в монологическом дискурсе - при доминирующем критицизме историка, ограниченного в своих.помыслах вполне мировоззренчески. Поэтому Коллингвуд, например, уклоняется от того, чтобы "сложить" логику и историю в единую "историческую диалектику" (С.Тулмин); знание специфики повседневной историографической практики сильно сковывает его инициативу и вынуждает, при всей строгости других рассуждений, постулировать инсайт.

В традиции классического историцизма целостность предпосы-лочной сферы знания сознается в меру своей частичности, последо- •' вательно отчуждается от порождающих культурно-исторических контекстов - в характерной "метафизике предпосылок". Но, например, "картина мира" как абстракция в методологическом отношении играет роль тем меньшую, чем лучше она определена в концептуальных координатах исторической теории; ее неустранимая образность - помеха для последовательно теоретизирующего мышления, и в то же время она весьма существенна дал проявления специфически наглядного, ценностного мировоззренческого ядра предпосыдочного знания. Поскольку "картина мира" - "конструкт опредаечивавдего представления" (М.Хайдэггер), _ ее уместность не вызывает сомнений: как познавательной формы исторического знания, учреждащегося в своем критицизме, которая позволяет историку занять некую первоначальную позицию посреди ведомого ему "сущего". Но далее возникает вопрос о способах адекватного связывания, смыслового сплачивания исторически изменчивого "мировоззренческого предпосадочного знания" (1. А. Маке пиша); неизменность занятой позиции, стало быть, ыохет квалифицироваться как методологически! изъян.

Доя историка, указывается в диссертации, требуется перемена в общей исследовательской установке: чтобы понять мировоззренчески целостные смыслы, которыми насыщены источники, нужно научиться вгслючать себя как источник в гуманитарно свершавшуюся "летопись истории", - надо уметь "разговорить" документы, максимально мобилизовываясь в собственных предпосылках. И напротив: придереи-

ваясь канонов классического историцизма, подобные перемеры невозможно осуществить.

Вторая глава - "Историческое исследование: к прозаике высказывания". В первом пашграйе - "Источник в исследовании (инвер-сивносгь форм)" - исследуются социокультурные параметры отдельных историографических характеристик и категорий, актуальных в практике исторической науки ("источник", "ментальность", "диалог" и др.); характеризуется к; х методологически возможная диалогическая позиция в историческом исследовании.

Исходя из анализа исгорико-критических работ К ."Маркса, Х.-Г.Гадамера, С.С.Аверинцева и др., диссертант отмечает, что в Марасовых сочинениях проблеыатазируется способ практического отношения историка к источнику: в именовании гуманитарно-символической предметности последнего (источник - "ЗсМЪо1е№') метонимически инверсируется Научный интерес, создавая условия к тому,чтобы помыслить ее в гибких формах.естественного языка.

Уместен в этой связи анализ "ментальности" как базовой категории исторического исследования, пришедшей из сферы естественного языкового употребления и ныне распространенной в различных историография*.

Позволяя собчюсти презумпции ияаковости гуманитарного предмета, изучение проблемы ментальностей, вйесте с тем, вполне исторически развивает тему неисчерпаемости исторического источника.' В диссертации обосновывается недопустимость включения нового побития в какую-либо классическую эпистемологическую структуру. Ментальность категориально определяется в своем существования, длящейся исследовательской практике, по-следовательноста и со-временности исследовательских отношений. Указывая на некоторую предметность исторического исследования, ментальность, в то же время, является категориальным проявлением "интервала" между источником, в котором предстает прошлая культура, и собственно историческим исследованием, динамика которого также социокультурно обеспечена.

В хода анализа выясняется,, что категория "ментальность", диахронически обращаемая, амбивалентная, особым образом характеризует междисциплинарную ориентацию историографии менгальностей -на некий гуманитарный сгусток различных методологий и методик, квалификация которого как "эклектического" будет следствием дог-

матического умозрения, абсолютизацией определенно иных парадигматических координат.

Методологическая толерантность историографии ментальностей предпосылает изучение позиционных преимуществ, возникающих в этом случае как отличительно гуманитарных. В диссертации, в связи с втим, отмечается интерес к диалогизму, идее диалога М.М.Бахтина, развивавдийся в отечественном историческом сообщество (работы А.Я.Гуревича, Д.С.Лихачева, Л.М.Баткина и др.) и имеющий основания дам развития в зарубежных исторических школах и направлениях.

Указывается, далее, на необходимость философского расширения смысла диалога (смысловые основания позиции вненаходимости, постоянство "нададросата" и др.) и философско-ыегодологической характеристики тех форм, которые он принимает. При этом диссертант отмечает, что философия диалога (диалогически-ответственного поступка) Бахтина предоставляет новейшему историческому знанию реальную возможность: не уступая науки ее прошлому, пойти дальше превалируюцей мысли о положительном синтезе понимаемого в повседневности исследовательских процессов - помогает наглядно-действенно выйти в диалогический континуум слова, в целостность и открытость историографического высказывания. Во втором параграфе -"Бечевое целое историографии" - рассматривается историографическое высказывание как событийно целостное, выстраиваемое социально-исторически и овнэпшящее диалогический интерес.

Продумывается семантическая сплоченность "высказывания" как слова естественного языка; устанавливается его ценностная природа, понимание которой тесно связано с исследованием определенного речевого контекста.

Понимание историзма, событийности историографического высказывания в диссертации характеризуется в связи с европейской исторической традицией; при этом отмечается, что в критической историографии превалировало исследование содержательной стороны высказывания, когда слово, по Бахтину, функционировало преимущественно как "осведомительное". Изучение новейшей ситуации в европейском историческом сообществе дает возможность говорить, что наиболее близка к выяснению "диалогического минимума смысла" (М.М. Бахтин), смысловой кратности историографического высказывания "новая историческая наука", характерно тематизирупцая всследова-

ние, нацеливающаяся на анализ исторических ментальностей г- стремись ответить на вопрос "каковы они". В научной практике этого направления существенна разработка ценностного ресурса слова: проявление семантического историчного мира в единящей его социальности. 1&спространяя традиционное спрашивание до собственно историографического горизонта, который, как кажется, чертит ясный контур исследованию, историк новой формации готовится к тому, чтобы воплощать позитив спрашивающего в собственной речевой активности, реализуя возможность "непрямого говорения" - ослов-няя исторически свой избыток видения (в этой связи приводятся •образцы научной прозы Д.С.Лихачева, Л.Февра и др.).

При обращении к анализу историографических текстов выясняется, что смысловое целое высказывания кокет нарушаться именно как целое жанра. Нельзя не ис-слэдовагь, сокращать или сопрягать высказывания, но чревато величайшей неправдой - в жанровых предписаниях или индифферентностью собственного жанра - посягательство на свободный речевой замысел, влекущий к изъяснению сплачивающий высказывание его исторический смысл.

Многообразие историографических жанров, помысленное плюралистически, имеет весьма туманную перспективу. Поняв это многообразие в связи с ситуацией общения, всякий раз неповторимой,мы • приходам к необходимости.их умножения и обогащения их репертуара; Историографии вовсе не противопоказаны поэтическое двусмыс-' лие тропов, возвещение истории в жанре таааЗ., эпическое продление исторических фактов в образе ИеО^евсМсьгв и т.д.; но надо ясно сознавать, что этим соблюдается жанр, отвечаиций только некоторым потребностям исторического исследования, происходящего в определенном историческом контексте. Высказываясь жанрами, историк хранит дистанцию о исторически иннч - при напряженной смысловой связи; он высвобождается из История 1п аЪвЪгаско, гуманитарно сплачивая историографическую действительность, - озабоченный этой сплоченностью, сознание которой также вполне исторично.

В заключении подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы,.

Основное содержание днсоертации излажено в следующих публикациях:

1. О природа политической ценности // Общественное сознание и социальное познание. - Ы.: Институт философии АН СССР, 1987. - С.16-17,

2. Об одном гносеологическом уроке "школы" Анналов // X Всесоюзная конференция по логике, методологии и философии науки.' - Минск. 1990. - С.П7-П8.

3. Десталинизация исторической науки: к методологии перемен // Десталинизация сознания: проблемы и перспективы. - Архангельск, 1989. - С.46-48.

4. Гуманитарный статуо научного познания // Гуманизация и демократизация общественно-политического образования и просвещения в современных условиях!1 - Вологда, 1991. - С.67-68.