автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Генезис исторического знания (проблематизация формы)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Генезис исторического знания (проблематизация формы)"

МОСКОВСКИЙ ОГДЕНА ЛЕНИНА И ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ПЩГОШЕШЙ ГОСУДАРСТВЕННИЙ УНИВЕРСИТЕТ имени В.И.ДЕНИВД

Специализированный совет К 053,01.07

На правах рукописи

СПЬХОВ Павел Анатольевич

ГЕНЕЗИС ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ (ПР0ШШИЗА1Щ ФОРШ)

I

Специальность 09.00.01 - диалектический и исторический материализм

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук.

Москва 1991

Вабота выложена на кафедре философии Московского ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени педагогического государственного университета имени В.И.Ленина.

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор • ШКЕШШ. Л.А.

Официальные оппоненты:

' доктор философских наук, ведущий

научный сотрудник ФЕДОТОВА. В.Г.

кандидат философских наук, доцент ШЕНИНА И.А.

Ведущая организация: Московский институт инженеров гелезно-дорокного транспорта.

Защита состоится ■ 1991 г. в 15 ча-

сов на заседании специализированного совета К ЮЗ.01.07 пр при-сувдейи» ученой степени кандидата наук в Московском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени педагогическом государ-' отвенном университете имени В.И.Денина по адресу: 117571, Москва, щнг Вернадского, д.88, ауд.818.

С диссертацией тно ознакомиться в библиотеке университета по адресу: 119435, Москва, М.Пироговская ул., д.1.

I

Автореферат разослан " /-£" О&ТП^&ЩсЯ- 1991 года.

Ученый'секретарь специализированного совета кандидат философских наук, доцент

И.Н.ГВИФЦОВА

менов (работы Ф.Ариеса, К.Арнольда, А.Безансона, М.Блока, Я.-Кл.Бонна, М.Вовеля, Ф.Грауса, А.Я.Гуревича, Б. До Гаффье, 3;Янх5и, А.Дшрона, 2.1е Гоффа, Б.Лепти, 2. Изведя, Э.Ле Руа Ладю-ри, К.Лефевра, Р.Мандру, А.Марру, Ю.Митке, О.Оксле, А.Сапори, М.'Серто, В.В.Согрина, Г.Телленбаха, Л.Тренара, Л.Февра, Й.Флори, Р.Фосье, Ф.Фюре, А.Хаверкаша, П.Хыотона, Р.Шартье, Р.Швингеса, Ж.-Кл.Шмидта, и мн.др.).

Наконец, ввиду неразработанности теш, нам пришлось учесть опыт филологических исследований "форл словесности" (В.Гумбольдта, А.А.Потебни и др.) и уже вслед за тем - работы философского характера о структуре слова, его "внутренней форме" Г.Г.Шпета, философско-психологические труды Л.С.Выготского и др.

йзвивая далее теоретико-познавательные представления о природе исторического знания, № сочл-. необходимым рассмотреть его генезис в практической работе историка, который получает и фиксирует это знание в особых диалогических формах (высказываниях).

Цель исследование состоит в анализе историографии (исторического источника или документально ориентированного исследования) как особого способа организации исторического знания, генезис которого происходит в тесной связи с реализацией когнитивного ресурса субъективности. Этим создается возможность предметной характеристики методологической позиции, занимаемой субъектом исторического познания, как определенно гуманитарной по сво- ■ ему статусу.

Для достижения данной цели были поставлены следуюцие задачи:

- рассмотреть интенциональное действие субъективности в основополагающих методологических трудах XIX - начала XX вв., отдавая предпочтете работам практикующих историков;

- дать характеристику конструктивного историографического -участия, предпринимаемого ученым историком, и тех познавательных и методологических эффектов, которые при этом достигаются;

выявить, как ценностно единые в своем задании, методологические предпосылки, с учетом которых в историческом исследовании осуществляется предметный выбор;

- показать необходимость философского осмысления результатов историко-филологического анализа исторических текстов, предполагая при этом важность адекватного реагирования собственным

текстом на цельный в своем социокультурном задании анализируемый текст;

- с учетом бахтинского понимания диалога и тех форм, которые он принимает, уточнить применение идеи диалогизма в научно-исторической литературе (спонтанное или поставленное в зависимость от методологии М.М.Бахтина), исходя, как из наиболее репрезентативных, работ по социальной истории;

охарактеризовать процесс становлеьдя знания в речевом целом историографии, раскрывая при этом возможности исторической семантики естественного языка, используемого в текстах практикующими историками.

Баучная новизна исследования определяется методологически интегративным (философским, филологическим, историко-культурным) анализом ряда историографических и философско-методологических трудов.

Полученные результаты содержат следупцие моменты новизны:

- показано, что имеется существенная зависимость между методологически!,ш коррективами, нацеленными элиминировать субъекта исторического познания, и теми способами, которыми эта коррекция выполняется (деструкция субъекта, вытеснение его на периферию исследовательского внимания и др.);

- обосновано, что использование специфически субъектных возможностей историографической реконструкции влечет за собой прия— ципиадьно новые познавательные и методологические эффекты (такие как "воссозданная критика" Т.Карлейля, "метонимическая инверсия" К.Маркса, опыт употребления ментальности как базовой категории

в "новой исторической науке" и др.), образующие своего рода практическую методологию;

- критически проанализирс заны опыты по абсолютизации предпосылок и оснований исторического знания (работы Р.Дж.Коллингву-да, Ф.Гриуса и др.); показана ограниченность сферы их применения в качестве таковых;

- исследованы, как.целостные социокультурные данности, языковые параметры отдельных историографических характеристик и категорий (типа ,,8оМ.Ъо1е*11п, "ментальность" и др.);

- Как ограниченная, установлена область понимания: и применения идеи диалога среди практикующих историков последнего времени;

- осуществлена характеристика диалогического высказывания как собигийно сплачиваниего историографическое исследование в его речевом задании и предназначении; охарактеризованы формы,которые высказывание, событийное, исторически приемлет и в которых становится.

Положения, выносимые на защита:

1. В методологическом поиске, ориентированном на достижение исторического знания, объективнрупцего свои результаты в осведомительных формах (математически нейтральных символах), неэлиминируемая субъективность предпосылает требование внеэмпирической санкции, как существенно методологическое, намеренно ограничивающее субъективные возможности исследователя высоким и отдельным смыслом научного задания, которое ему предстоит. Субъективность, целостная в своем гуманитарном бытии, тогда испытывает "высокий метаморфоз", тяготеет к постулированию абсолюта, потаенно или явно, и во всех случаях однозначно исклкчащего действие субъекта исторического познания пилимо санкционирующих пределов абсолютного. Историческое исследование оказывается немыслимо вне общего смысла, который, как указывается, постулирован квазиисто-рически.

2. Предположение о внеположных и исчерпываемых истинах истории может быть аргументированно ограничено историографической практикой, которая сама исторична и приемлет, в сознании своого историзма, традиционные познавательно-методологические проблемы как коренящиеся в целостной социокультурной традиции, и общие культурологические осложнения последней учитывает и развивает (топика невнсказываемого в истории христианской культуры). Методологическое новаторство, в этом случае, возможно в исследовательской практике, которая, отвергая катехизисы исторических школ, тем не менее с программной обстоятельностью использует те возможности, которые "методологически" предоставляет известная

в своих фундаментальных основаниях культурно-историческая традиция.

3.Анализ пресуппозитивных элементов знания, предпринимаемый методологами различных школ, ведет дело к установлению их ценностного единства, которое, будучи исторически переменчивым, должно быть в этой изменчивости помыслено как неотъемлемое от условий, которые делают его возможным. Условность ценностных

предпосылок гуманитарного познания нельзя релятивизировать в мысли об их метафорической, по характеру, сочетаемости, в предположении "картины мира" или "диалога" как сугубых метонимических модусов, означивающих бесконечные сочетания компонентов предпосшгочного знания, приводящих ценностное единство познавательных структур в иной, "зримый" абсолют.

4. Языковое установление историографических трудов необходимо и действительно в практике исторического исследования; длящийся синкретизм языковых смыслов источников, и перемены, в нем происходящие вследствие позднейшей реверберации, выявляют возможности естественного языкового употребления, которое совершается в историографической практике: от иятуирования оптимальных языковых форм, адекватных смысловым возможностям языка источника, до утверждения в качестве базовых категорий исторической науки понятий естественного языка, обладающих ярко выраженными образным . и эмоциональным моментами и именно в силу этого категориально действенными в научном гипотезировании и пробдематизации тех или иных аспектов исторически минувшего.

5. Метафорично, в своем замысле, диалогическое отношение к. историческому источнику и узконаправлен познавательный интерес историографии, если диалог - имя повседневности, калейдоскопического равноправия участников историографического отношения, в непосредственности своих повседневных занятий,близких друг друг?. Тогда снимается, как иррационально недоступное, то существенное

в исторических ценностных предпочтениях, которое цементирует методологические основания историографического действия, а гумани-тарность предметного мира науки девальвируется как 1ооив ооштип1в, необязательная в повседневных' исследовательских занятиях.

6. Историографическое отношение,- если оно подлинно диалогично предстает как определенное - событийное в своем осуществлении, протекающем в суверенных по смыслу пределах диалогического высказывания (соположных и единящихся в отношениях смыслов), - последнее овнэшняет сплачивавдиеся смыслы в плотной и значимой ткани исторического повествования. Историографическое отношение, определенное в своих формах, наконец, емлет императив ответности.как подлинно диалогический и тем позволяющий методологиэировать идею диалога, сознавая ограниченность такой процедуры, и не ооскальзы-

вая при этом в констатации релятивистического плапа, деформирующие всякую методологическую программу, или профанирующие метафизически ее изначальную субъективность.

Теоретическая и практическая значимость работ». Полученные результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях по методологии научного познания, философским и методологическим проблемам исторической науки. Они могут быть использованы также в учебно-педагогической практике преподавания основного и специальных курсов философии и в работе методологических семинаре в ^

Апробация результатов исследования осуществлялась на ежегодных итоговых конференциях преподавателей кафедры философии ШГУ им.В.И.Ленина, 1-й Всесоюзной конференции по логике, методологии и философии науки (Минск, 1990), межреспубликанской (Архангельск 1989) и региональной (Вологда, 1991) конференциях.Диссертация обсуждена на заседании кафедры "философии ШГУ имени В.И.Ленина,

Структура и объем работы. Структура диссертации определяется целью и задачами исследования и соотоит из введения, двух глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы. Содержание работы изложено на /Л странипдх машинописного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность теш диссертационного исследования, характеризуется степень разработанности проблемы, формулируются цель и задачи работы, основные положения, выносимые на защиту, и определяется научно-практическая значимость полученных результатов.

Первая глава диссертации - "Гуманитарный статус исторического источника". В первом патаграфо - "0 преодолении субъективности исторического знания (высокий метаморфоз' методологизма)" -анализируются как ценностно определенные в своем формировании и практической реализации методологические программы крупнейших представителей европейской историографии XIX - начала XX вв.: Б.Г.Нябура, Л.фон йнке, И.Г.Дройэена, Фксголя де Куланжа, Ш.Лан-глуа, Ш.Сеньобоса, А.С.Латто-Данилевского, М.Блока и др.

Отмечается, что Б.Нибур и Л.Ранке, первыми в критической историографии изложившие методологические условия и формы деструкции субъективных, начал в историческом исследовании, трактуют

обязующую внеполсяность исторических истин, движение к которым в историографической практике означало вытеснение критического субъекта из предметного поля исследователя на периферию внимания и одновременно позволяло указать на трансцендентальный, независимо оцельнящий историографическое представление его компонент -оправдывающий эпическую установку историка, упрочиваицийся в предположении достоверного исторического знания, в мысли о возможности исторической науки, рассказывавшей "то, как оно было в действительности" (по формуле 1&нке: "Vile es eigentlich gewesen war"). Б отношении к истинам истории субординировались познавательные интересы "критических историков"; но анализ тех трудов, которые были написаны в соответствии с предположенным идеалом, имел разочаровывающие результаты ухе для Т.Н.Грановского, Бвг. Щепкина и др. ученых прояиого столетия.

Образцовую для эпохи классического историцизма попытку высветления "потаенного абсолюта" историографии предпринял И.Дрой-зев; однако, в его исторических изысканиях, как и в работах его ближайших предшественников и современников (Фюстеля да Куланжа, требовавшего дая историка "независимости от самого себя" и сохранившего в собственных исследованиях недостатки цеховой историографии; Ш.Ланглуа и Ш.Сепьобоса, рационалистски интерпретировавших историческую природу документов,и др.), исторический ио~ точник- предметность исследователя - оставался неким символом фрапиейтаряости своего смысла. В желании изъяснить гносеологическую структуру источника - до ее математического определения -дальше всех методологов того времени, как выясняется в диссертации, вашел российский историк А.С.Лапло-Даяилевский, антиноними-чески противополагая определенности методологических экспликаций "принцип признания чухой одушевленности" (уделив ему основное внимание при анализе общего характера явлений, изучаемых историком).

Критическая историография, не сумевшая отыскать оптимальные формулы деструкции субъекта исторического исследования и всемерного скептического изобличения субъективности исторических иоточ-яшсОв, указывается далее, к концу 20-х годов IX в. больше тяготела к методологической апробации гуманитарной заданности историографических штудий; она становилась толерантной разнящимся в своих парадигмальннх основаниях методологическим программам (от от-

жилащих ражсеанских до новых - В.Дильтея, К.Лампрохта и др.), которые приобретали известность с конца XIX в.) и полагала возможным глобальный междисциплинарный синтез во имя "истории с человеческим лицом" (М.Блок), в замысле соотносимый с идеями М.Вебера, М.Планка, Н.Бора и др. Такое представление об истории как науке исключало жесткие демаркации в ее методе и предмете, как и объективирование исторического знания волевым определением его самодостаточности. Возникла необходимость методологически предположить субъекта познания в качестве элемента и структурного звена историографии, которая становится и доится сама исторически.

В завершение параграфа отмечается, что взгляды М.Блока и Л.Февра - основоположников журнала "Анналы", знаменовавшего начало крупнейших перемен в исторической критике, - при всем различии являются своего рода £огти1ат сопсог<11ае, общим условием согласия для многих представителей современной плюралистической историографии - тех, которые стремятся мобилизовать методологически неустранимую субъективность исторического исследования, сконденсировать для практических нужд потенциал гуманитарной интенции, интенсивно излучаемой ученым в разных актах познания. Во втором параграфе - "Поэтическая критика Томаса Карлейля" - характеризуется конструктивное историографическое участив, которое принима- ' ет ученый историк в своем исследовании, и познавательные и методологические эффекты, достигаемые при этом, на примере "воссозда-пцей критики" Т.Карлейля,

Указывается, что научные труды создавались Карлейлем помимо корпоративных доктрин критической историографии и, в отличие от работ Т.Маколэя, Ж.Мишле, И.Тэна и др., не подвергались специальному философско-методологическому разбору; многочисленные исследователи в основном обращали внимание на литературные или психологические особенности работ влиятельнейшего британского историка прошлого столетия.

Обосновывается, в связи с этим, возможность методологической спецификации корпуса историографических сочинений Т.Карлейля; при атом утверкдается, что понимание особого рода практической методологии историка находится в существенной зависимости от неклассических принципов гнооеологии И.Гете.

Так, выясняется топика невысказываемого, методологически действенная в работах Карлейля в качестве "аллегорического импе-

ретива"; отмечается, что беспрецедентна в замысле "изъяснения неизъяснимого" его филологическая практика. Тексты "Французской революции", "Оливера Кромвеля", "Фридриха Великого" и др., написанные Карлейлем, символизируют амбивалентные смыслы исторических источников: в семантике всепроницающих метафор, кажущейся когнитивно условной, в сгштсгико-синтаксических наслоениях проявляется авторская интенция "выравнивания" уровней абстрактивной иерархии историографических образов, как только последняя намечается (так назыв. абстрактивный синкретизм тропов - фигур переосмысления, историографически значащих в творчестве Карлейля).

Ученый позиционно принципиален, истолковывая документы истории филологически целостно, вплоть до намеренно-аллюзивного соположения слов иностранных и английского словарей - историографической апробации фонетического опыта ротано-германоязычного социума. История, по одной из карлейлевских характеристик, пред-отавляет собой "артикулированную коммуникацию" - взаимодействие исторически единых литературно-языковых мировоззрений, где каждое олово исторически обстоятельно, документально соответствует своему коммуникативному заданию.

Историческое познание, по КарлеЕлю, осуществляется и организуется в своих результатах в созидательных формах игры в ее ге-тёвском понимании: способствующей размышлению и даянию - этим взаимозависимым критикам гуманитарного активизма. Для Карлейля ясна познавательная фрагментарность исторического источника, и он решается истолковывать ее как, прежде всего, личностио завершенную, в ее речевой готовности к коммуникации. Находя, что проявление определительной силы исторических объяснений есть и проявление их дагуманизирукщего начала, не пытаясь объяснять исчерпывающе , Карлейль принуждает себя вести "понимавдую игру": не замыкая источники во взаимообличениях, а открыто сличая их ("тройственный диалог"). Историк принимает своим "смыслоисточаю-щим" словом демонстративно-герменевтическое участие в реконструкции исторических фактов, и именно метафоры обеспечивают конструктивный контакт: исследователь не считает нужным классифицировать некоторые бесспорно истинные части источника рада оугубой объективности - усугубленной иллюзии "третьего мира", которую разделяли многие критические школы историографии, современные Карлейлг.

- 13 -

В едином тексте-тропе историка сокращаются, не тривиализу-ясь, личностные смыслы исторических источников; в семантической Úзлостности метафор, в абстракт явно подвижном авторском слове передается понятое. Последовательное сознание словесности исторических источников обусловливает принципиально иное понимание оппозиции "источник - исследователь", вполне допуская предположение, что граница между ними пролегает не только по их внешним контурам, но в каждом и? них. В третьем параграфа - "Источнико-воэ знание: метафорика предлосылочности" - исследуется мировоззренческое предпосылочное знание как фундаментальный параметр исторической науки, методологическое определение которого для последней насущно; историографии, как это следует из изложенного выше, важен вопрос: как адекватно воплотить меру узнанного в источнике - полно высказаться, пребывая в сознании историчности собственных высказываний?'

Указывается, что содержание и структуру предпосылок исторического познания недостаточно характеризовать с эпистемологической строгостью: в познавательном процессе онп представит исторически складывахщимися ценностными формами, ориентируют на понимание социокультурной обусловленности познания, выполняя методологические и фалософско-мировоззренческие функции.

Отмечается, что проблематизация предпосылок познания - последнему нетождественных и ни в одной из своих (форм не находящихся с ним о отношении логического следования - бала осуществлена И.Кантом. По Канту же, сравнительно устойчивая сфера предпосшгоч-ного в изменчиво рефлектирупцем сознании проявляется как трансцендентальная посторокность, нормативно граничащая со сферой опытного и логически доказуемого. Кантовский мотив - помыслить "единство всей способности чистого разума" в систематической перспективе всевозможных принципов, как бы ни были они неопределимы "здесь и теперь", - сказывается в методологических исследованиях до последнего времени. Вместе о тем, анализ показывает,что не приносят успеха попытки поставить последнюю,."мертвую точку" (М.М.Бахтин) в опытах по гармонизации или уподоблению предпосылок и оснований, встречно действенных в исследовании исторических источников. Дело, как представляется, заключается в том, что усилия по теоретической адаптации неких пресуппозиций, абсолютных в

своих социокультурных контекстах, не выходят за рамки привычной "логики вопроса и ответа" (Р.Дж.Коллингвуд).

Так, взаимная ориентация "априорною воображения" и "картины мира" означает сохранение прежних, нововременных критериев исторической истины, соблюсти верность которым возможно только в монологическом дискурсе - при доминирующем критицизме историка, ограниченного в своих помыслах вполне мировоззренчески. Поэтому Коллингвуд, например, уклоняется от того, чтобы "сложить" логику и историю в единую "историческую диалектику" (С.Тулмин); знание специфики повседневной историографической практики сильно сковывает его инициативу и вынуждает, при всей строгости других рассуждений, постулировать ннсайт.

В традиции классического историцизма целостность предпосы-лочной сферы знания сознается в меру своей частичности, последовательно отчуждается от порождающих культурно-исторических контекстов - в характерной "метафизике предпосылок". Но, например, "картина мира" как абстракция в методологическом отношении играет роль тем меньшую, чем лучше она определена в концептуальных координатах исторической теории; ее неустранимая образность - помеха для последовательно теоретизирувдего мышления, и в то же время она весьма существенна для проявления специфически наглядного, ценностного мировоззренческого ядра предпосылочного знания. Поскольку "картина мира" - "конструкт опредоечиващего представления" (М.Хайдеггер), - ее уместность не вызывает сомнений: как познавательной формы исторического знания, учреждающегося в своем критицизме, которая позволяет историку занять некую первоначальную позицию посреди ведомого ему "сущего". Но далее возникает вопрос о способах адекватного связывания, смыслового сплачивания исторически изменчивого "мировоззренческого предпосылочного знания" (Л.А.Микеишна); неизменность занятой позиции, стало быть, может квалифицироваться как методологический изъян.

Дня историка, указывается в диссертации, требуется перемена в общей исследовательской установке: чтобы понять мировоззренчески целостные смыслы, которыми насыщены источника, нужно научиться включать себя как источник в гуманитарно свершающуюся "летопись истории", - надо уметь "разговорить" документы, максимально иобилизовываясь в собственных предпосылках. И напротив: прндерки-

ваясь канонов классического историцизма, подобные перемены невозможно осуществить.

Вторая глава - "Историческое исследование: к прозаике высказывания". В первом параграфе - "Источник в исследовании (инвер-сивность форм)" - исследуются социокультурные параметры отдельных историографических характеристик и категорий, актуальных в практике исторической науки ("источник", "ментальность", "диалог" и др.); характеризуется к; ч методологически возможная диалогическая позиция в историческом исследовании.

Исходя из анализа всторико-критических работ К ."Маркса, . Х.-Г.Гадамера, С.С.Аверинцева и др., диссертант отмечает, что в Марксовык сочинениях проблематизируется способ практического отношения историка к источнику: в именовании гуманитарно-символической предметности последнего (источник - "ЗсЫ.Ъо1еда') метонимически инверсируется йаучный интерес, создавая условия к тому,чтобы помыслить ее в гибких фэрмах естественного языка.

Уместен в этой связи анализ "ментальности" как базовой категории исторического исследования, пришедшей из сферы естественного языкового употребления и ныне распространенной в различных ко-торяографиях.

Позволяя соблюсти презумпцию инаковости гуманитарного предмета, изучение проблемы ментальностей, вместе с тем, вполне исторически развивает тему неисчерпаемости исторического источника.' В диссертации обосновывается недопустимость включения нового понятия в какую-либо классическую эпистемологическую структуру. Ментальность категориально определяется в своем существовании, длящейся исследовательской практике, по-следовагельности и со-временности исследовательских отношений. Указывая на некоторую предметность исторического исследования, ментальность, в то же время, является категориальным проявлением "интервала" между источником, в котором предстает прошлая культура, и собственно историческим исследованием, динамика которого также социокультурно обеспечена.

В ходе анализа выясняется,, что категория "ментальность", диахронически обращаемая, амбивалентная, особым образом характеризует междисциплинарную ориентацию историографии ментальностей -на некий гуманитарный сгусток различных методологий и методик, квалификация которого как "эклектического" будет следствием дог-

магического умозрения, абсолютизацией определенно иных парадигматических координат.

Методологическая толерантность историографии менгальностей предпосылает изучение позиционных преимуществ, возникающих в этом случав как отличительно гуманитарных. В диссертации, в связи с этим, отмечается интерес к диалогизму, идее диалога М.М,Бахтина, развиванцийся в отечественном историческом сообществе (работы .А.Я.Гуревича, Д.С.Лихачева, Л.М.Баткина и др.) и имеющий основания дум развитая в зарубежных исторических школах и направлениях.

Указывается, далее, на необходимость философского расширения смысла диалога (смысловые основания позиции вненаходимости, постоянство "нададресата" и др.) и философско-методологической характеристики тех форм, которые он принимает. При этом диссертант отмечает, что философия диалога (диалогически-ответственного поступка) Бахтина предоставляет новейшему историческому знанию реальную возможность: не уступая науки ее прошлому, пойти дальше превалирующей мысли о положительном синтезе понимаемого в повседневности исследовательских процессов - помогает наглядно-действенно выйти в диалогический континуум слова, в целостность и открытость историографического высказывания. Во втором параграфе -"Речевое целое историографии" - рассматривается историографическое высказывание как событийно целостное, Быстра ..Баемое социально-исторически и овнешнявдее диалогический интерес.

Продумывается семантическая сплоченность "высказывания" как слова естественного языка; устанавливается его ценностная природа, понимание которой тесно связано с исследованием определенного речевого контекста.

Понимание историзма, событийности историографического высказывания в диссертации характеризуется в связи с европейской исторической традицией; при этом отмечается, что в критической историографии превалировало исследование содержательной стороны высказывания, когда слово, по Бахтину, функционировало преимущественно как "осведомительное". Изучение новейшей ситуации в европейском историческом сообществе дает -возможность говорить, что наиболее близка к выяснению "диалогического минимума смысла" (М.М. Бахтин), смысловой кратности историографического высказывания "новая историческая наука", характерно тематизирущая исслэдова-

ние, нацеливащаяся на анализ исторических ментальностей г- отро-мдсь ответить на вопрос "каковы они". В научной практике этого направления существенна разработка ценностного ресурса слова: проявление семантического историчного мира в единящей его социальности. Распространяя традиционное спрашивание до собственно историографического горизонта, который, как кажется, чертит яо-пнй контур исследовании, историк новой формации готовится к тому, чтобы воплощать пози-дю спрашивающего в собственной речевой активности, реализуя возможность "непрямого говорения" - ослов-няя исторически свой избыток видения (в этой связи приводятся •образцы научной прозы Д.С.Лихачева, Л.Февра и др.).

При обращении к анализу историографических текстов выясняется, что смысловоэ целое высказывания может нарушаться именно как целое жанра. Нельзя не ис-следовать, сокращать или сопрягать' высказывания, но чревато величайшей неправдой - в жанровых предписаниях или индифферентностью собственного жанра - посягательство на свободный речевой замысел, влекущий к изъяснению сплачивающий высказывание его исторический смысл.

Многообразие историографических жанров, помысленное плюралистически, имеет весьма туманную перспективу. Поняв это многообразие в связи с ситуацией общения, всякий раз неповторимой,мн • приходам к необходимости , их умножения и обогащения их репертуа-раГ Историографии вовсе не противопоказаны поэтическое двусмыс-' лие тропов, возвещение истории в жанре иава1, эпическое продление исторических фактов в образе ИеНвевсМсМе н т.д.; но надо асно сознавать, что этим соблюдается жанр, отвечающий только некоторым потребностям исторического исследования, происходящего в определенном историческом контексте. Высказываясь жанрами, историк хранит дистанцию о исторически иннч - при напряженной смысловой связи; он высвобождается из Истории 1а аЪаггаого, гуманитарно сплачивая историографическую действительность, - озабоченный этой сплоченностью, сознание которой также вполне исторично.

В заключении подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы..

Основное содержание дщсоертации изложено в следующих публикациях:

1. О природе политической ценности // Общественное сознание и социальное познание. - Ы.: Институт философии АН СССР, 1987. - С.16-17.

2. Об одном гносеологическом урохе "школы" Анналов // X Всесоюзная конференция то логике, методологии и философии науки; - Минск, 1990. - С.117-118,

3. Десталинизация исторической науки: к методологии перемен // Десталинизация сознания: проблемы и перспективы. - Архангельск, 1989. - С.46-48.

4. Гуманитарный стагус научного познания // Гуманизация и демократизация общественно-политического образования и просвещения в современных условиях? - Вологда, 1991. - С.67-68.