Гносеологические основания новой онтологии

Мавринский, Илья Игоревич

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Гносеологические основания новой онтологии

Год: 2004
Автор научной работы: Мавринский, Илья Игоревич
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 09.00.01

Диссертация по философии на тему 'Гносеологические основания новой онтологии'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Гносеологические основания новой онтологии"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

МАВРИНСКИЙ

Илья Игоревич

ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ НОВОЙ ОНТОЛОГИИ

Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания

АВТОРЕФЕРАТ Диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Санкт-Петербург 2004

Диссертационная работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель:

доктор философских наук-профессор Борис Иванович Липский.

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Борис Васильевич Марков кандидат философских наук, доцент Виктор Евгеньевич Быданов

Ведущая организация: Санкт-Петербургский Академический институт архитектуры, скульптуры и живописи им. И. Е. Репина

диссертационного совета Д.212.232.03 защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук в Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199 034 Санкт-Петербург, Менделеевская линия, дом 5, философский факультет, аудитория 167.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан «_»_2004г.

Зашита состоится «,

ЗР» СС&Г'Я'Г'Х 2004 г. в 16 часов на заседании

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук доцент

Любимов Г. П.

Общая характеристика работы

Однако такая индифферентность приводит к тому, что всякое обращение к бытию оказывается проблемой. Эта проблема коренится, с одной стороны, в непосредственной очевидности бытия, заложенной в языке, обыденном познании, логике, науке и т.д., с другой же стороны, как это не раз отмечалось философами, в пустоте и бессодержательности этой очевидности, обнаруживаемой при попытке ответа на вопрос о бытии. Следовательно, проблема бытия проявляется как проблема его познания, раскрытия, обращения к нему. В таком случае, интерес познания переносится на сущее как способ проявленности бытия, что приводит к тематизации и дифференциации сущего, не отменяя при этом непосредственной очевидности обыденного сознания. Это обуславливает как необходимость обращения философии к непосредственной очевидности обыденного сознания, так и необходимость рассмотрения правомерности сведения проблемы бытия к проблеме его познания.

Именно в указанной редукции бытия к познанию, осуществляемой новоевропейской философией, Хайдеггер и Гартман видят источник "забвения бытия" и принципиальную неразрешимость фундаментальных философских проблем. Таким образом, оказывается необходимым как вернуться к первоначальным способам постановки проблемы бытия, обнаруживаемым этими авторами в античности и переосмыслить философское наследие, так и поставить вопрос о направленности и цели самого познания. Инициаторы онтологического поворота отмечают, что познание, направленное не на бытие, не стремящееся раскрыть его смысл и структуру, подменяет собственный предмет. Предметом познания оказывается само познание, следовательно, цель такого познания -"забота о познанном познании" (М. Хайдеггер), осуществляемом в рамках "рефлексивной установки" (Н. Гартман). Таким образом, обращение к новой онтологии оказывается актуальным в отношении выяснения собственных оснований познания, его цели, направленности, которые должны обнаруживать укорененность в смысле и структуре бытия.

РОС. НАЦИОНАЛЬНА* БИБЛИОТЕКА СКек М ¿Г <7

возвращение, так и избегать редукции проблемы бытия. От указывает на связь фундаментальной и критической онтологии с феноменологией Э. Гуссерля, формулирующей максиму необходимости возвращения к самим вещам, что позволяет выделить обшеметодологические установки, лежащие в основе обращения к бытию. Таким образом, вопрос об онтологической укорененности оснований познания смыкается с вопросом о смысле бытия и тем самым задает новые горизонты философского дискурса.

Концептуализация идеи "возвращения к бытию" осуществлялась в условиях общего научно-методологического кризиса, нашедшего свое выражение в необходимости переосмысления роли и места науки, обыденного сознания, мировоззренческих парадигм и идеалов рациональности. В исследовательской литературе это нашло свое отражение в трудах таких исследователей как С. С. Гусев, Т. Кун, Б. И. Липский, М. К. Мамардашвилли. Б. В. Марков. Г. Л. Тульчинский, А. Н. Уайтхед, П. К. Фейрабенд, В. С. Швырев, И. И. Щедровицкий и др.

Поскольку возвращение к бытию в новой онтологии предполагало обращение к досократической традиции и платоновско-аристотелевской се интерпретации (М. Хайдеггер), а также возрождение вопроса о бытии как вопроса о сущности и связанную с этим актуализацию спора об универсалиях, восходящих к указанной традиции (Н. Гартман), постольку необходимым оказывается обращение к наследию Парменида, Платона. Аристотеля, Ансельма Кентерберийского, Фомы Аквинского и других. Это предполагает рассмотрение античной парадигмы философствования. что находит свое выражение в трудах таких исследователей как П. Адо. В. Ф. Асмус, А. Ф. Лосев, Т. В. Васильева. Ж.-П. Вернан, А. Л. Дорохотов, Ф. X. Кессиди, Р. К. Луканин, И. С. Нарский, А. В. Ахутин, Р. В. Светлов, К. А. Сергеев, Я. А. Слинин, А. А. Тахо-Годи.

Разработка указанного обращения к бытию осуществлялась на методологической основе, заложенной феноменологией Э. Гуссерля. При этом имеет место общая критика Гуссерлевской философии и в особенности эйдетической феноменологии как "тематизирующей сознание" и являющейся лишь одной, притом не самой фундаментальной, возможностью применения феноменологического метода (М. Хайдеггер) и посредством этого приводящей к имманентной философии, то есть, не реализующей провозглашаемую максиму возвращения к самим вещам, а уводящую от них (Н. Гаргман). В этой связи особый исследовательский интерес представляют проблемы интерсубъективности, пассивного синтеза, сохранения "естественной установки" и их интерпретация в

работах отечественных: Е. Борисова, П. П. Гайденко, О. Ю. Кубановой. Л. А. Михайлова, В. И. Молчанова, Н. В. Мотрошиловой, Я. А. Слинина и др.; и зарубежных Г. Айдлера, X. Аземиссена, Р. Ингардена, Л. Ландгребе, Г. Ланца, Э. Марбаха, М. Мерло-Понти, П. Прехтля, П. Рикера, М. Рубене, Ж.-П. Сартра, Е. Финка, К. Хельда, Ф. Херрмана, Э. Штрекер и др. исследователей.

Анализ структурной гносеологической связи оснований новой онтологии с механизмами мышления и сознания связан с исследованиями Т. А. Акиндиновой, В. В. Бибихина, Е. В. Борисова, Н. Бохенского, Ю. А. Буторовой, Г.-Г. Гадамера, П. П. Гайденко, Т. Н. Горнштейн, В. Д. Губина, Д. Т. Жовтуна, А. Н. Малинкина, М. Мерло-Понти, И. А. Михайлова, О. Никифорова, Е. В. Ознобкиной, Ж.-П. Сартра, Я. А. Слинина, С. Н. Ставцева, Э. Тугендхата. Ф. Херрмана, А. Г. Чернякова, К. Ясперса и др.

Цель и задачи исследования.

Основной целью диссертационного исследования является типологизация подходов к познанию, концептуализации и пониманию бытия в новой онтологии, анализ механизмов функционирования сознания и мышления на основании синтеза рационалистической, трансцендентальной и феноменологической философских традиций.

Достижение указанных целей предполагает осуществление следующих задач диссертационного исследования:

1) анализ когнитивных, методологических и рефлексивных предпосылок новой онтологии и экспликация основных стратегий постановки и разворачивания проблемы сознания во взаимодействии классической и неклассической традиций;

2) доказательство формальной и содержательной необходимости обращения к бытию как укорененного в сознании требования аподиктической достоверности познания;

3) конкретизация механизмов снятия субъект-объектной оппозиции и се инвариантов в различных типах новой онтологии;

4) выявление трансформации принципа тождества и границ его применимости при обращении к бытию в философии Хайдеггера и Гартмана;

5) дедукция когнитивных механизмов осознания смысла бытия в новой онтологии.

Методологические основания исследования.

Методологической основой диссертации являются методы феноменологической редукции и дескрипции, обнаруживающие свою укорененность в методическом сомнении Р. Декарта и трансцендентальном принципе И. Канта. Применение этих методов к рассмотрению стратегий постановки и разворачивания проблемы бытия в новой онтологии позволяет:

• Дедуцировать с помощью феноменологической дескрипции механизмы сознания, мышления и структурные элементы бытия.

• Эксплицировать на основании анализа результатов дескрипции способы проявления бытия и его структуру.

• Выявить с помощью феноменологической редукции предельные основания онтолого-гносеологического дискурса.

• Доказать на основании анализа результатов феноменологической редукции необходимость герменевтического истолкования смысла бытия. Применение указанной методологии проявляет как способы переосмысления представителями новой онтологии классических рационалистических и трансценденталистских концепций, так и формирование принципиально новых способов философствования.

Новизна исследования;

1) систематизированы предпосылки новой онтологии в контексте произведенной ею ревизии познавательных стратегий;

2) предложена типология способов понимания сознания и познания бытия на основании анализа места и роли мышления в реализации субъект-объектной оппозиции;

3) проанализирована методологическая роль субъект-объектной оппозиции как основание требования аподиктической достоверности познания;

4) прояснена связь между требованием аподиктической достоверности познания и необходимостью тех способов обращения к бытию, которые реализованы в новой онтологии;

5) эксплицированы подходы к познанию, концептуализации и пониманию бытия в новой онтологии и онтологическое содержание познавательных актов.

Положения, выносимые на заЩИТУ:

1) в результате феноменологической работы с сознанием Э. Гуссерлю удается представить самодостоверность декартовского cogito как аподиктическую достоверность трансцендентального субъекта;

2) механизмом опосредствования объектов сознания является мышление, выступающее как способ рационализации мировоззренческих парадигм, концептуализации непосредственного присутствия бытия и формирования стратегий обоснования повседневности;

3) новая онтология отказывается не только от субъект-объектной оппозиции и, как следствие, от концепции субстанциальности сознания, но и создает предпосылки для отказа от самотождествеиности сознания;

4) концепция несубстанциальности сознания позволяет реализовать требование аподиктической достоверности познания как обнаружение укорененности структур сознания в структуре реальности и объективности содержания сознания (Н. Гартман) и как необходимость реализации непосредственно очевидного смысла бытия (М. Хайдеггер);

5) отказ от самотождественности сознания ведет к радикальному изменению познавательных стратегий, которое осуществляем с помощью либо актуализации классических проблем онтологического дискурса (сущности и существования, бьиия и сущего, проблемы

универсалий - Гаргман), либо обращения к непотаенности бытия (возвращение к досократикам - Хайдеггер). Кроме того, этот отказ стимулирует истолкование нерационализированных структур (язык, произведение искусства) и признание трансцендентности "бытия идеального".

Апробация основных положении диссертации.

Основные положения диссертации излагались на научных семинарах и конференциях, проводимых па философском факультете СПбГУ. Диссертантом был прочитан курс лекций в РГГМУ и ведется открытый феноменологический семинар на философском факультете СПбГУ.

Структура диссертации.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Во "Введении" сформулирована основная проблема диссертации, обоснована ее актуальность. В соответствии со степенью разработанности проблемы определены цель, задачи и методология исследования, охарактеризованы основные положения, выносимые на защиту и выводы, определяющие их новизну.

Первая глава - "Способы построения классического онтологического дискурса. Общий онтологический базис" - содержит анализ предпосылок постановки проблемы бытия в классической философии и описание возможностей их интерпретации.

В первом параграфе - "Отсутствие субъекта и обоснование повседневности" - доказывается необходимость проблематизации поля повседневности и поиска достоверных аподиктических оснований познания. Данное доказательство осуществляется на основании следующих положений: 1) объекты повседневности застаются редуцированными к функциональности, самопонятности, полезности; 2) объекты повседневности являются связанными, то есть сама повседневность предстает как целое, в которое вписываются ее объекты; 3) механизмами работы с объектами являются сознание, имеющее дело с данностью объектов, их первичной определенностью и мышление, подводящее конкретный объект под условия связанности объектов (повседневного опыта); 4) связанность объектов повседневного опыта носит вероятностный, а не достоверный и необходимый характер. Обнаружение вероятностного порядка связи объектов повседневности, являющегося основанием редукции существа этих объектов к полезности, и порождает ситуацию неочевидности, выявляя необходимость поиска аподиктических оснований. Здесь обнаруживается фундаментальная задача прояснения способов функционирования мышления, отсылающая к заложенным в природе самого мышления необходимостям: 1) необходимость обнаружения характеристик мышления, таких как ясность, отчетливость, непротиворечивость; 2) необходимость

пересмотра мыслимого, объектов мышления; 3) необходимость самоудостоверения мышления; 4) необходимость доказательств правомочности его притязаний на достоверное знание. Указанные задачи являются методологическим основанием проблематизации повседневности, с одной стороны, и поиска оснований, существа дела, - с другой и маркируют возможные направления исследования: 1) выделение особого рода сущего, характеризующегося как способное дать себе отчет в собственной включенности в сущее как сущее и тем самым могущее дифференцировать способы этой включенности и обнаруживать исходный смысл и основания такого рода разграничения в форме онтологической дифференциации. Здесь повседневность оказывается не только полем, в котором ускользает сущность происходящего и сущее как таковое, но и полем, в котором эта сущность, равно как и искомый смысл бытия, непосредственно представлены; 2) выделение связи познания и объектности, базирующееся на положении о конституированности всего содержания сознания и лежащих в основе такого конституирования актов субъекта. Это подразумевает детальную проработку связи мышления как удостоверяющего механизма и сознания как механизма конституирующего; 3) работа с наличествующими определенностями повседневности, базирующаяся на том, что повседневность предстает как уже упорядоченная, вешь, - как уже присутствующая в сознании, мышление, - как тем или иным способом осуществленное. При этом обращение к классическим способам внесения определенности (дистинкции бытия и сущего, сущности и существования) оказывается максимой изначальной необходимости бытия как источника возможности того, что подлежит определению.

Понимание повседневности как чистой возможности определенности вообще оказывается первой очевидностью безотносительно к стремлению преодоления или обоснования, оправдания повседневности, а также к способам этих преодоления или обоснования. Это приводит к противоречию мышления и данности: объекты, какими они предстают в мышлении, ориентированном на необходимость, в непосредственной данности не обнаруживаются. С одной стороны, противоречие мышления и данности, оказывается основанием классического онтологического дискурса: 1) все, с чем имеет дело обыденное сознание, принадлежит возможности, и при этом отсутствует критерий, по которому из многообразия возможностей может быть кристаллизована необходимость; 2) принцип этих возможностей следует искать в том, что индифферентно к возможности как таковой и в силу этой индифферентности необходимо. С другой же стороны, повседневность нуждается в обосновании как факта собственного наличия (того, что из всего многообразия возможностей оказывается реализованным), так и способов данности, того, что все являющееся непосредственной данностью и выводимое из нее, носит характер возможности. Следовательно, поиск предельных аподиктических

оснований есть механизм обоснования повседневности. При лом обосновании должен иметь место и обратный ход: результаты мышления должны иметь свое подтверждение, что обуславливает соотнесенность мышления с реальностью, данностью объектов, качествами их осознания. Сознание отождествляется с собственными объектами, тогда как мышление - с собственной необходимостью, что приводит к отсутствию субъекта вообще: в поле повседневности его нет, потому, что он оказывается объектом прояснения; в поле необходимости его так же нет, -потому, что само это поле никак не зависит от субъекта, который лишь раскрывает непреложные и вечные законы, с которыми согласовано все, включая и его собственное существование.

По втором параграфе - "Способы обоснования повседневности" -вырабатывается типология способов обоснования повседневности и неклассических интерпетаций этих способов. Основанием такой типологии являются: 1) разделение определенностей на так-определенность и в-себе-определенность, вводимое на основании сформулированного в первом параграфе противоречия даности и мышления, где так-определенность есть характеристика данности, а в-себе-определеность - характеристика вещи "как она есть на самом деле"; 2) разделение отношений между - этими определенностями на непосредственное и опосредованное, вводимое на основании направленности мышления на самоудостоверение или обоснование. В рамках непосредственного отношения определенностей возможен как переход от в-себе-определенности к так-определенности, так и обратный переход. Поскольку основанием любого нечто, способного стать предметом сказывания, мышления, осознания является бытие, постольку наличность всякого предмета оказывается достаточным основанием для постановки вопроса о причастности его бытию. Такая постановка проблемы и способов ее решения предполагает фундаментальное основание познания: мышление не может удержаться на абсолютной достоверности бытия и тотальном запрете небытия. Поскольку кроме бытия ничего нет, постольку всякий объект есть прямое и непосредственное указание на бытие, с одной стороны, и само бытие, его проявление, - с другой. Тогда, если бы мы имели дело только со случившимися и неизменными, "мертвыми" фактами, то в-себе-определенность и так-определеность вообще не отличались бы. Стремление к такому совпадению проявляется в направленности познания на "остановку сущего", его фиксацию. Следовательно, о небытии можно говорить как о недостатке присутствия чего-либо или же как о неполноте. Относительность бытия и небытия, лежащая в основании такого подхода, предполагает возможность выхода за пределы относительности: для тою. чтобы порядок сущего был явлен, осознан, понят, даже для простого утверждения его существования, необходимо "оказаться вне" сферы относительного бытия. Платоническая традиция полагает выход за пределы относительного бытия посредством

формирования понятия инобытия, на основании анализа которого можно выявить сущностную характеристику познания: в своей роботе с объектами оно не только не ограничивается их реальностью или данностью, но и является своего рода полаганием возможности того, что еще таковым не является. Поскольку речь идет о вечном и неизменном бытии, постольку имеет место онтологическое тождество бытия и инобытия, которое допускает двойственное толкование. В классической традиции бытие обосновывает ряд существования, инобытие - возможность познания этого ряда. Само же тождество полагается как тождество познания внеположных сознанию вещей. Переход из инобытия в бытие определяется онтологической ограниченностью познающего и ничем больше. В противоположность этому в неклассической традиции инобытие является не столько принадлежностью познания, сколько самого способа данности объектов сознанию, следовательно, бытие является положенным, включенным в структуру сознания, а не объективирующим и определяющим его.

Помимо постановки вопроса о причастности существующего бытию в рамках непосредственного отношения определенностей возможна позиция, признающая примат данности, так-определенности над в-себе-определенностыо и предполагающая выведение структуры бытия именно из данности. Основанием такой позиции является принципиальная невыводимость "сущностей реального мира" (Н. Гартман) из сущностей как таковых. В пределе это приводит к противоположению идеального и реального, которое может быть обнаружено уже в "Метафизике" Аристотеля как первая апория в отношении познания (дано единичное, познаваемо - общее) и которое, по словам Гартмана, является укорененным в обыденном сознании и принципиально не может быть преодолено.

Примат данности, поскольку именно из него необходимо вывести принцип связи, означает анализ свойств вещей, обнаруживаемых в них связей и закономерностей. Тогда вопрос о бытии оказывается вопросом о сущности, в-себе-определепности объекта, а степень существования того или иного объекта - степенью его осуществленности. Осуществленность также допускает двойственное толкование: как реальная осуществленность объекта или же как осуществленность объекта в познании. Первая позиция ведет к интерпретации сущего с позиций целеполагания, где каждый индивид существует "ради чего-то". Вторая же приводит к пониманию объекта: 1) как открытого в своей возможной реализации проекта; 2) как объекта интенционального, а, следовательно, обнаруживающего свой смысл в определенном актами субъекта горизонте; 3) как меняющего свою определенность в соответствии с усматриваемыми уровнями бытия.

Предложенная типология способов обоснования посведневности позволяет не только обнаружить механизмы объединения рядов возможности, существования и необходимости, но и сформулированные

классической традицией онтологические основания познания и их интерпретации в неклассической философии.

Вторая глава - "Соположенность сознания и объектов. Топологическая трактовка сознания" - посвящена сопоставлению философских систем Декарта, Гуссерля и Гартмана в горизонте проблемы аподиктической достоверности познания.

В первом параграфе - "Общие основания проблематики субъективности и критика "рефлексивной установки" - доказывается необходимость постановки проблемы сознания и очерчиваются возможности подхода к ней. Рассмотренная в первой главе необходимость проблематизации поля повседневности приводит к требованию поиска аподиктических оснований, которые гарантируют достоверность всякого знания, что является одной из фундаментальных интенций как классической, так и неклассической философии. Достоверность оказывается (безотносительно к ее онтологическому или гносеологическому статусу) определенным способом усмотрения, индифферентным как к собственному осознанию, так и к пониманию его отношения к объектности. Стремление к обнаружению аподиктических оснований познания и реализация этого стремления в прояснении субъект-объектного отношения позволяет сопоставить философские системы Декарта. Гуссерля и Гартмана.

Требование аподиктической достоверности познания реализуется в закрепившемся в классической форме философствования методологическом и онтологическом монизме, который обнаруживает собственную укорененность в тождестве обьекта рассмотрения. Такой монизм приводит к тому, что и познание бытия (выведение принципов познания и существования из достоверности мышления), и отказ от познания бытия (трактовка его как полагаемого сознанием) приводят к редукции содержания сознания к объектности или структуре его способностей.

Указанные стратегии обуславливают стремление Гуссерля объединить достоверность cogito и трансцендентальный принцип, то есть. представить сознание как обладающее нередуцируемым, а конституируемым содержанием. В свою очередь, произведенное Гартманом переосмысление философской традиции, восходящей к Декарту, приводит к выводу о том, что современная ему философская ситуация находится в плену "рефлексивной установки", необходимость преодоления которой оказывается ключом к познанию бытия. На основании этого автор приходит к выводу о том, что для рассмотрения возможности онтологии вообще необходимым оказывается рассмотрение способов постановки и разворачивания проблемы сознания.

Особый интерес для диссертационного исследования представляет концепция Декарта, открывающая возможность как классической, так и неклассической интерпретации cogito. Достоверность cogito, как первая усматриваемая достоверность, означает, что заключение к

существованию, осуществленное Декартом, предполагает опосредствование предмета познания самим познанием и допускает возможность двоякой интерпретации. 1) Гуссерль интерпретировал достоверность cogito посредством обнаружения в этой достоверности возможности представить все содержание сознания как конституируемое в сфере трансцендентальной субъективности. 2) Гартман же видел в учении Декарта уход от познания бытия, подмену его познания теорией познания вообще и показывал, что достоверность cogito может быть представлена как достоверность, укорененная в достоверности бытия.

Во втором параграфе - "Способы отношения сознания и его объекта. Достоверность cogito" - конкретизируются способы интерпретации декартовского метода постановки и разворачивания проблематики сознания, а также выявляются предпосылки возвращения к познанию бытия в критической онтологии Н. Гартмана.

Анализ философии Декарта производится в контексте центральной проблемы новоевропейской философии: как, исходя из сознания субъекта, доказать существование внеположных объектов и как удостоверить истинность феноменов сознания, то есть его соответствие объектам самим по себе. Данная формулировка указывает на переворачивание субъект-объектного отношения и, при сохранении ведущей роли мышления, перенесение центра тяжести познания именно на сторону субъекта. В свою очередь, решение указанной проблемы предполагает, в качестве собственной реализации, стратегии дедукции и дескрипции: механизмы и способы познания, а также всеобщие основания дедуцируются и на их основании осуществляется дескрипция как связей между объектами, так и всего поля сущего, повседневности, которая, таким образом, в классической философии предстает как "картина мира". Помимо стратегий дедукции и дескрипции, и именно в силу того, что они не могут быть полностью изолированы друг от друга или друг другу противопоставлены (по крайней мере, постольку, поскольку являются механизмами мышления), имеет место объединяющий обе стратегии механизм редукции. В результате можно заключить, что прояснение субъект-объектного отношения выявляет универсальный механизм работы с содержанием сознания, которым оказывается редукция.

Данное положение конкретизируется автором в контексте феноменологии и критической онтологии. Гуссерлевская феноменологическая редукция является редукцией редукции, то есть, с одной стороны, предполагает снятие редуцированных к собственной полезности объектов, с другой же стороны, проявляет рефлексивный характер этого метода, а, следовательно, и полученного в результате его применения знания, то есть попадает под гартмановскую критику рефлексивной установки. Для Гартмана редукция оказывалась и способом проявления осуществляемого традицией смешения понятий, и построенной на этом смешении аргументации, преодоление которой

оказывается необходимым для построения отологии и обнаруживает единство моментов бытия.

В соответствии с трактовками достоверное и cogito позиция Декарта в отношении сознания может быть названа имманентной, позиция Гуссерля, - трансцендентальной, а позиция Гартмана -трансцендентной. Для всех позиций характерно, что достоверность может быть найдена только на "пересечении" сознания и его объекта, где объект есть источник возможности обретения достоверности, само же сознание -метод, механизм приведения к ней, способ усмотрения аподиктической необходимости в этом объекте.

На этом основании указанные позиции могут быть объединены в единую топологическую трактовку сознания: оно рядополагается с его объектом (усмотрение всякого объекта может быть приведено к той или иной степени достоверности), предоставляя последнему возможность самостоятельной реализации.

В третьем параграфе - "Проблема объективации и основания "реального мира" - рассматривается возможность редукции сознания и выявляется общий онтологический базис топологической трактовки сознания.

На основании анализа трактовок сознания Декарта, Гуссерля и Гартмана можно сделать вывод, что требование аподиктических оснований познания приводит к редукции сознания к тому, что объявляется источником аподиктичности, достоверности. Декарт в онтологическом аспекте редуцирует сознание к объектности: поскольку сознание имеет онтологический статус, сущее - гносеологический, а достоверность как критерий для сознания в отношении работы с сущим еще не найдена, постольку нет разницы между сознанием и его объектом. Тогда сознание и понимается как объект: ни в собственном восприятии (самовосприятии, самосознании и т.д.). ни в собственном существовании сознание ничем не отличается от объекта. Субъект-объектное отношение редуцируется, таким образом, к объект-объектному отношению.

В методологическом же отношении сознание редуцируется Декартом к мышлению: мышление оказывается индифферетным к любого рода объектности, поскольку выводимые им законы, в равной мере успешно могут быть применены как к мыслящему, так и к протяженному, кроме того, именно оно есть механизм удостоверения.

Гуссерль редуцирует сознание к его динамике: сознание всегда есть сознание чего-то, то есть, всегда направлено па объект и всякая определенность сознания оказывается конституируемой

определенностью, следовательно, работа с сознанием может вестись как описание динамики сознания в процессе такого конституирования. При этом только в рамках этого процесса имеет место соотнесенность сознания с его объектами, включая объекты, осознаваемые как трансцендентные. Поскольку сознание как собственный объект оказывается неотделимым в работе с ним от того, что конституируется

сознанием, постольку субъект-объектное отношение редуцируется к субъект-субъектному.

Гартман, и свою очередь, редуцирует сознание к структуре реальности: в соответствии с независимыми от сознания сферами бытия, -сферами реального и идеального бытия вводятся противостоящие им сферы сознания - логическая сфера и сфера познания. Таким образом, именно реальное бытие оказывается пересечением онтологии и теории познания. Реальный мир оказывается, следовательно, тем, в чем не сомневается обыденное сознание, что максимально весомо и конкретно. Следовательно, не только сознание, но история, и "сверхисторическое" (Гартман) обретают свое основание в реальности. Сознание, тем самым, не просто занимает свое место в структуре реального бытия, но и является необходимой, неотъемлемой частью этой структуры и может быть познано именно как такого рода часть.

Производимая в рамках этих концепций редукция сознания ставит проблему объективации познания, которая оказывается для Декарта и Гуссерля проблемой существования внеположных сознанию объектов, а для Гартмана - проблемой границ бытия, не совпадающих с границами познания. Решение указанных проблем приводит к тому, что тем общим, что обеспечивает как конституирование сознания, так и изменчивость сущего, то есть является основанием поля, в котором усматривается достоверность, оказывается время.

Рассмотренная топологическая трактовка сознания позволяет заключить: ставка па получение аподиктических оснований познания в постклассической философии приводит к необходимости отказа от философского монизма. Это выражается в учении Гуссерля в отказе от онтологического тождества объекта, который превращается в открытый горизонт конституирования, а в учении Гартмана - в отказе от тождества реального мира, который предполагается как имеющий слоистую структуру.

Указанные концепции имеют общий недостаток, заключающийся в уходе от сознания, в необходимости его редукции для возможности получения аподиктических оснований познания. Обе позиции оказываются направленными на прояснение связи сознания и его объекта, а не на прояснение самого сознания. Это выводит к необходимости обращения к сознанию как сознанию, то есть, к архитектонической его трактовке, что, как представляется, осуществлено в хайдеггеровской аналитике присутствия.

Третья глава - "Структура способностей: трансцендентальный принцип и экзистенция. Архитектоническая трактовка сознания" -представляет спектр возможных интерпретаций трансцендентального принципа в его применимости к бытию и сознанию.

В первом параграфе - "Ограничение топологической трактовки сознания и интерпретации способности усмотрения достоверности в аналитике присутствия" - рассматривается осуществленная Хайдсггсром

критика тематизации сознания в контексте аналитики присутствия. Обнаруженная во второй главе редукция сознания к достоверности обуславливает необходимость ограничения топологической трактовки сознания. Это ограничение рассматривается автором в методологическом, онтологическом и смысловом измерениях.

Методологическое ограничение касается общего для концепции Декарта, Гартмана и Гуссерля требования обнаружения достоверных аподиктических оснований, реализуемого путем обнаружения предпосылок, установок сознания и устранения их. Однако само это требование и порождает методологическую трудность: требование избавления от предпосылок само может быть интерпретировано как предпосылка. При этом избавление от предпосылок является в определенном смысле направленностью на поиск последних. В этом отношении проявлять себя как предпосылка может также и то, что таковой "до" указанного поиска не являлось. Основания такого положения дел лежат в сознании: оно всегда может найти (или создать) то, что ищет.

Тем самым, Хайдеггер, как и Гартман, указывает на определенный механизм сознания, не позволяющий прорваться "к самим вешам". однако, в отличие от последнего, Хайдеггер обнаруживает этот механизм как методологический.

Онтологическое ограничение топологической трактовки основывается на том. что подлежащее рассмотрению в рамках этой трактовки, понимается как "уже ставшее". Движение от "уже ставшего" к необходимости его причины обнаруживает ограничение тотальности ситуации "уже": мир как тотальность проекта, "вперед-себя-бытия" оказывается редуцированным к "уже-бытию-при". простому нахождению в нем. Тем самым смыл бытия, открывающийся в аналитике присутствия, оказывается ускользающим, теряющимся в наличности, повседневности. От этого смысла остается только "смутная и усредненная понятность бытия". Хайдеггер, как Гуссерль и Гартман, начинает свою работу именно с обыденного сознания, то есть, с указанной понятности, но такая работа должна быть направлена на смысл бытия, а не на анализ его оснований.

В отношении сознания, поскольку оно обретает свое место в бытии (в рамках топологической трактовки), но ускользает от познающего и не является необходимым для того или иного существующего, также обнаруживается ограничение: сознание оказывается пассивным, тем, что только открывает, устанавливает налично-данный существующий порядок.

На основании этого можно сделать вывод: достоверность как таковая не обнаруживается в ситуации "уже"; в ставшем достоверность проявлена, но не дана, а всякая данность достоверности есть выход за пределы ставшего, определенного, ограниченного сущего.

Это положение приводит к необходимости и понимания вопроса о достоверности как вопроса о возможности ее усмотрения. Анализируя возможности понимания этой способности как: 1) способности сознания; 2) онтологически укорененной возможности: 3) требующего подтверждения полаганияя определенного содержания, можно сделать вывод об онтологической укорененности всякой "тематизации" сознания. Именно это ложится в основу хайдеггеровского "проекта деструкции" старой онтологии, проявляющего необходимость не просто очертить границы "онтологической" традиции, но вернуться как к истокам этой традиции (античной философии), так и к укорененным в повседневности основаниям этих истоков.

Анализ аналитики присутствия, а также хайдеггеровской интерпретации онтологической и трансценденталистской традиций позволяет заключить, что Хайдеггер посредством указания на возможность применения феноменологического метода к любого рода тематизациям легитимирует как, описанные в первой главе, способы обоснования повседневности и их ограничение, так и заложенные в обыденном сознании возможные способы истолкования, к которым относится и онтология. Для выяснения и прояснения этого основания требуется трансцендировать указанные возможности с целью выявить способ их укорененности. Иными словами, необходимо гносеологическое фундирование онтологического дискурса, осуществляемое посредством обращения к тематике чистого сознания в классическом трансцендентализме.

Во втором параграфе - "Общая динамика понимания сознания и ее возможные онтологические интерпретации" - рассматриваются трансценденталистские трактовки сознания как структуры способностей и выявляются их онтологические основания.

Реализация указанной задачи осуществляется посредством рассмотрения: 1) оснований гносеологического дискурса; 2) соотношения сознания и осознания; 3) возможности понимания сознания как самодеятельного; 4) тезиса об активности сознания. На основании этого делаются следующие выводы.

Во-первых, для гносеологического дискурса достоверность является достоверностью становящегося в процессе осознания' и разворачивающего себя сознания. При этом как достоверность, так и сознание оказываются индифферентными к собственному онтологическому или гносеологическому статусу и допускают как декартовско-гуссерлевскую интерпретацию, так и кантовско-фихтевскую. Однако факт усмотрения достоверности предполагает реализацию последней, что выводит к проблеме осознания: сознание является ограниченным, осознание же - ограничивающим. Это оказывается основанием для снятия индифферентности сознания к его статусу, а, следовательно, дифференцирует способы понимания сознания. Общим знаменателем этих способов оказывается то, что достоверно полагаемое Я

является таковым в каждом своем акте, а, следовательно, оказывается "бытием-вперед себя". Это позволяет выделить также фундаментальную характеристику отношения к осознаваемому: всякое осознание имеет дело с принципиальной необратимостью ставшего. Это положение очерчивает ситуацию нахождения человека в мире как ситуацию действия на свои страх и риск и формирует образ происходящего как тотальности и необратимости.

Во-вторых, осознание, ограничивающее сознание, указывает на "ту сторону сознания" и может быть интерпретировано либо как маркирующее разницу между границами бытия и познания (Н. Гартман), либо как полагающее определенное содержание (Э. Гуссерль), либо как способное замыкаться в фактичности, созданной в результате ужаса перед лицом открытой возможности "мира как мира" (М. Хайдеггер). Кроме того, в имманентной по отношению к Я позиции проявляется необходимость существования (как некоторой основы самого Я) безотносительно к тому, полагается ли эта основа в существовании самого Я или "вне" его. Это положение является тем критическим основанием, на котором вновь становится возможным обращение к бытию в рамках новой онтологии.

В-третьих, самодеятельность сознания обнаруживает укорененное в сознании, а вовсе не в бытии разделение на субъект и объект. Эта укорененность проявляется как присваивающий характер осознания: принципиальной характеристикой осознания является отнесенность к тому, чьим осознанием оно является. Следовательно, сущее может оставаться однородным, то есть, необходимость существования сознания может быть усмотрена как необходимость существования вообще или как проявляющаяся в сознании необходимость раскрывания смысла существования. При этом однородность сущего как внутримирного сущего вовсе не исключает его принципиальной различности в отношении экзистирования. способы которого являются основаниями для усматривания и работы с определенными регионами этого сущего. Это сближает хайдеггеровское понимание сущего как разделенного в способах экзистирования с гармановским пониманием сущего как различенного в моментах существования (Гл. 2). Тем самым укорененное в сознании разделение на субъект и объект требует собственного онтологического снятия, в гносеологическом же отношении есть указание на остающееся за пределами всякой тематизации единство бытия как того, что проявляется в сущем.

В-четвертых, тезис об активности сознания концептуализируется в философии Хайдеггера, занимающего трансцендентальную позицию в отношении сознания, где сознание есть лишь одна из возможностей тематизации бытия-в-мире. Следовательно, не только сознание, но и его содержание оказывается раскрываемым в определенной направленности исследования.

В третьем параграфе - "Отношение онтологических и гносеологических основании и предпосылки понимания сознания" -рассматривается отношение между онтологическими и гносеологическими основаниями в классической и неклассической философии, а также систематизируются проекты феноменологии, критической и фундаментальной онтологии на основании указания на снимаемые (в рамках указанных проектов) предпосылки классической философии в понимании сознания.

Общим для указанных проектов является то, что их гносеологические основания являются рефлексией над онтологическими, тогда как онтологические основания могут пониматься как экспликация гносеологических. Работа с онтологическими основаниями устанавливает относительность границ сущего, понимаемого как соединение, связь определяющего и определяемого. Работа же с гносеологическими основаниями демонстрирует абсолютность присутствия бытия.

Необходимое взаимопроникновение и взаимоограничение оснований позволяет обнаружить механизм их взаимодействия, которым является причинность: непосредственно очевидным оказывается то, что мир, объекты, то, на что направлено внимание, всегда застается уже как-то связанным. Эта связанность не только может быть интерпретирована как в направлении сознания, так и в отношении бытия, но и вскрывает изначальную и необходимую включенность в происходящее. Поскольку причинность не является самостоятельным основанием, постольку она интерпретируется из отношения к достоверности. Достоверность, понимаемая как требование познания, приводит к тому, что причинность оказывается в варианте Гуссерля полаганием определенного, но актуально не присутствующего содержания; в варианте Гартмана приводит к определенности познания структурой бытия. Достоверность, понимаемая как забота, приводит к принципиальной разомкнутости мира как проекта, меняющего свою определенность в соответствии с экзистенциальной настроенностью, а также самостью или ее отсутствием.

При этом причинность допускает собственную редукцию к бытию (классический рационализм) и сознанию (классический трансцендентализм). В первом случае в связке "причина - следствие" редуцированной оказывается причина, поскольку оказывается не более, чем способом обоснования; во втором же - следствие, поскольку оно трансформируется в обычную временную последовательность фактов или событий.

Таким образом, для сохранения достоверности познания необходимо признать, что в связке "причина - следствие" причина оказывается на стороне сознающего, то есть, "субъекта", усматривающего последовательность, а следствие - на стороне "объекта". Механизмом же реализации причинности является мышление.

Такое понимание причинности проявляет необходимый характер связи между методологическими трудностями работы с сознанием и

возвращением к бытию, понимаемому в новой онтологии как реальность, в которой сознание сталкивается с собственным содержанием и в которой реализуется мышление.

На основании сопоставления топологической и архитектонической трактовок сознания выделяются следующие методологические предпосылки работы с сознанием.

1) Предпосылка континуальности сознания: дескрипция любого феномена, или процесса сталкивается с актуальной трудностью ускользания самого непосредственного феномена или процесса. Эта трудность осложняется еще и тем обстоятельством, что неизбежная в таком случае реконструкция не может охватить всей полноты описываемого объекта. Кроме того, само описание необходимо отличить от сопутствующих процессов, наличествующих в самом сознании. Следует отметить, что эта трудность действительна только в том случае, если мы признаем континуальность, непрерывность сознания, а. следовательно, и непрерывность действия его способностей. Эта предпосылка снимается указанием на то, что не все сознание, а только созерцание является континуальным. Следовательно, мы можем реконструировать тот или иной феномен в его обособленности, ровно постольку, поскольку он мыслится как отдельный. Объект оказывается составным только в результате анализа его восприятия и попыток определения, словом, в результате выведения к осознанию, тогда как задача ставится как возвращение к самому объекту, "к самим вещам".

2) Предпосылка рефлективности сознания: сознание всегда включено в осознаваемый им феномен. Эта трудность усиливается тем. что сознание включено и в процесс отделения собственной деятельности от объекта. Это позволяет с помощью рефлексии редуцировать любую определенность к: а) определенности той или иной способности и Ь) определенности выводимого к осознанию этой способностью. Признание, что рефлективным является только то, что осознается, а не само сознание, означает возможность устранения этой трудности путем определения границ рефлексии. Определение границ рефлексии обнаруживает одновременно и необходимость снятия "рефлексивной предпосылки", и возвращение к вопросу о бытии как к вопросу о сущности.

3) Предпосылка непосредственности: необходимость обращения к непосредственности есть внесение опосредствования и одновременно в этом последнем качестве - новое непосредственное данное сознания. Непосредственность, как представляется на первый взгляд, все время схватывается постфактум, а потому не может быть как таковая осознана. Если же признать, что регресс непосредственного имеет место только в порядке разворачивания непосредственных данных сознания, причем, каждый следующий член этого ряда имеет меньшую интенсивность, чем предыдущий, то следует признать, что речь идет не о смене одного непосредственного отношения другим, а о выведении этого отношения к осознанию, экспликации одного и того же непосредственного данного.

В свою очередь, непосредственно данное оказываемся тем, что раскрывает само себя и в силу именно этого обстоятельства выступает как "непотаенное". Своей непосредственностью оно раскрывает не только собственное существо, но, поскольку содержит в себе все многообразие связей и определенностей, оказывается непотаенностью истины, открывающей бытие.

Тем самым проект новой онтологии как проект возвращения к бытию означает также и возвращение к сознанию, к возможности проникновения в его существо. В рамках этого проекта производится не только переосмысление способов работы с сознанием и бытием, но и указывается на то. что необходимым условием такой работы оказывается ограничение применения принципов мышления к объектам философского исследования. Это ограничение выражается, в первую очередь, в ограничении принципа тождества, отказ от которого в новой онтологии предполагает: 1) актуализацию классических проблем онтологического дискурса (Н. Гартман). что приводит к обнаружению укорененности структур сознания в структуре реальности и постулату об объективности содержания сознания; 2) обращение к непотаенности бытия (М. Хайдеггер). на основании которого проявляется необходимость реализации непосредственно очевидного смысла бытия. Итогом же этого проекта следует признать изменение метода философствования, предполагающего истолкование нерационализированных структур (язык, произведение искусства) и признание трансцендентности "бытия идеального".

В заключении подводятся итоги диссертационного исследования, а также намечаются основные направления и перспективы дальнейших исследований в выбранном направлении.

В библиографии приводится список из 200 использованных при написании диссертации работ, из которых 173 изданы на русском языке, а 27 - на английском и немецком языках.

По теме диссертации автором были опубликованы следующие работы:

1. Мир как проблема: свобода и смыслополагание // Человек. Природа. Общество. Материалы 11-й научной конференции молодых ученых, СПб, 2000. 0.2 п.л.

2. Начало как реализация тавтологии (бытия) // Материалы 13-й научной конференции молодых ученых, СПб, 2002. 0,2 п.л.

3. Самосознание как измененная форма сознания // Материалы 13-й научной конференции молодых ученых, СПб, 2002. 0,2 п.л.

4. Феноменологический горизонт мира, мышления и единичного // Материалы конференции День петербургской философии, С-Пб., 2003. 0,5 п.л.

Подписано в печать 02.07.04. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,16. Тираж 100 экз. Заказ №20.

ЦОП типографии Издательства СПбГУ. 199061, С-Петербург, Средний пр., 41.

- 1 А 9 1 9

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Мавринский, Илья Игоревич

Введение.

Глава 1. Способы построения классического онтологического дискурса. Общий онтологический базис.!

§1. Отсутствие субъекта и обоснование повседневности.II

1.1. Ускользание определенности: неочевидность и повседневность.II

1.2. Противопоставление возможности повседневности и необходимости мыслимого: онтологический дискурс.

1.3. Автономия мышления и повседневности.

1.4. Необходимость обоснования повседневности и отсутствие субъекта.

§2. Способы обоснования повседневности.

2.1. Непосредственное отношение в-себе-определенности и так-определенности.

2.2. Опосредствованное отношение в-себе-определенности и т а к -определености.

Глава 2. Соположенность сознания и объектов. Топологическая трактовка сознания.

§1. Общие основания проблематики субъективности и критики "рефлексивной установки".

§2. Способы отношение сознания и его объекта. Достоверность cogito.

2.1 Редукция сознания к объектности.

2.2. Гуссерлевское понимание достоверности.

2.3. Онтологическая укорененность достоверности cogito.

§3. Проблема объективации и основания реального мира.

3.1. Редукция сознания и проблема объективации.

3.2. Время как ядро кон ституирования сознания и критерий реальности.

Глава 3. Структура способностей: трансцендентальный принцип и экзистенция. Архитектоническая трактовка сознания.

§1 Ограничение топологической трактовки сознания и интерпретации способности усмотрения достоверности в аналитике присутствия.

§2. Общая динамика понимания сознания и ее возможные онтологические интерпретации.

2.1. Постановка проблематики сознания. Основания гносеологического дискурса.

2.2. Разворачивание собственной проблематики сознания: сознание, осознание, самосознание.

2.3. Отделение сознания от его объект а. Необходимость самодеятельности сознания.

2.4. Дедукция содержания сознания. Сознание как активность.

§3. Отношение онтологических и гносеологических оснований и предпосылки понимания сознания

3.1. Отношение онтологических и гносеологических оснований. Причинность.

3.2. Предпосылки понимания сознания.

Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Мавринский, Илья Игоревич

Актуальность диссертационного исследования. Обращение к онтологической проблематике в целом и проблеме бытия в частности может быть понято как направленность на поиск всеобщих фундаментальных оснований бытия. Даже отказ от познания бытия, решения вопроса о существовании и признание онтологии не имеющей право на существование, а всеобщих оснований - фикцией проявляет соотнесенность такой позиции с собственно онтологическим дискурсом и может интерпретироваться как положение о бытии. Это обнаруживает тот факт, что необходимость самого по себе бытия является индифферентной к собственному признанию или отрицанию. Однако такая индифферентность приводит к тому, что всякое обращение к бытию оказывается проблемой. Эта проблема коренится, с одной стороны, в непосредственной очевидности бытия, заложенной в языке, обыденном познании, логике, науке и т.д., с другой же стороны, как это не раз отмечалось философами, в пустоте и бессодержательности этой очевидности, обнаруживаемой при попытке ответа на вопрос о бытии. Следовательно, проблема бытия проявляется как проблема его познания, раскрытия, обращения к нему. В таком случае, интерес познания переносится на сущее как способ проявленности бытия, что приводит к тематизации и дифференциации сущего, не отменяя, при этом, непосредственной очевидности обыденного сознания. Это обуславливает как необходимость обращения философии к непосредственной очевидности обыденного сознания, так и необходимость рассмотрения правомерности сведения проблемы бытия к проблеме его познания.

Именно в указанной редукции бытия к познанию, осуществляемой новоевропейской философией, Хайдеггер и Гартман видят источник "забвения бытия" и принципиальную неразрешимость фундаментальных философских проблем. Таким образом, оказывается необходимым как вернуться к первоначальным способам постановки проблемы бытия, обнаруживаемым этими авторами в античности и переосмыслить философское наследие, так и поставить вопрос о направленности и цели самого познания. Инициаторы онтологического поворота отмечают, что познание, направленное не на бытие, не стремящееся раскрыть его смысл и структуру, подменяет собственный предмет. Предметом познания оказывается само познание, следовательно, цель такого познание - "забота о познанном познании" (М. Хайдеггер), осуществляемом в рамках "рефлексивной установки" (Н. Гартман). Таким образом, обращение к новой онтологии оказывается актуальным в отношении выяснения собственных оснований познания, его цели, направленности, которые должны обнаруживать укорененность в смысле и структуре бытия.

Анализ возвращения к бытию и классическим способам постановки данной проблемы предполагает, таким образом, выработку новой философской методологии, позволяющей как осуществлять подобное возвращение, так и избегать редукции проблемы бытия. Это указывает на связь фундаментальной и критической онтологии с феноменологией Э. Гуссерля и формулируемой им необходимости возвращения к самим вещам, что позволяет выделить общеметодологические установки, лежащие в основе обращения к бытию. Таким образом, вопрос об онтологической укорененности оснований познания смыкается с вопросом о смысле бытия и, тем самым, задает новые горизонты философского дискурса.

Степень разработанности проблемы. Обращение к проблематике новой онтологии представляет интерес как для историко-философского, так и для логико-методологического и собственно метафизического исследований. В соответствии с этим предметом текстуального анализа диссертации являются философские системы Н. Гартмана и М. Хайдеггера, образующие проблемное поле новой онтологии. Концептуализация идеи "возвращения к бытию" осуществлялась в условиях общего научно-методологического кризиса, нашедшего свое выражение в необходимости переосмысления роли и места науки, обыденного сознания, мировоззренческих парадигм и идеалов рациональности. В исследовательской литературе это нашло свое отражения в трудах таких исследователей как С. С. Гусев, Кун, Б. И. Липский, М. К. Мамардашвилли, Б. В. Марков, Г. JI. Тульчинский, А. Н. Уайтхед, П. К. Фейрабенд, В. С. Швырев, И. И. Щедровицкий. Поскольку возвращение к бытию в новой онтологии предполагало обращение к досократической традиции и платоновско-аристотелевской ее интерпретации (М. Хайдеггер), а также возрождение вопроса о бытии как вопроса о сущности и связанную с этим актуализацию спора об универсалиях, восходящих к указанной традиции (Н. Гартман), постольку необходимым оказывается обращение к наследию Парменида, Платона, Аристотеля, Ансельма Кентерберийского, Фомы Аквинского и других. Это предполагает рассмотрение античной парадигмы философствования, что находит свое выражение в трудах таких исследователей как П. Адо, В. Ф. Асмус, А. В. Ахутин, А. Ф. Лосев, Т. В. Васильева, Ж.-П. Вернан, А. Л.

Дорохотов, Ф. X. Кессиди, Р. К. Луканин, И. С. Нарский, Р. В. Светлов, К. А. Сергеев, Я. А. Слинин, А. А. Тахо-Годи. Разработка указанного обращения к бытию осуществлялась на методологической основе, заложенной феноменологией Э. Гуссерля. При этом, имеет место общая критика Гуссерлевской философии и в особенности эйдетической феноменологии как "тематизирующей сознание" и являющейся лишь одной, притом не самой фундаментальной, возможностью применения феноменологического метода (М. Хайдеггер), и посредством этого приводящей к имманентной философии, то есть, не реализующей провозглашаемую максиму возвращения к самим вещам, а уводящую от них (Н. Гартман). В этой связи особый исследовательский интерес представляют проблемы интерсубъективности, пассивного синтеза, сохранения "естественной установки" и их интерпретация в работах отечественных: Е. Борисова, П. П. Гайденко, О. Ю. Кубановой, А. А. Михайлова, В. И. Молчанова, Н. В. Мотрошиловой, Я. А. Слинина и др.; и зарубежных Г. Айдлера, X. Аземиссена, Р. Ингардена, J1. Ландгребе, Г. Ланц, Э. Марбаха, М. Мерло-Понти, П. Прехтля, П. Рикера, М. Рубене, Ж.-П. Сартра, Е. Финка, К. Хельда, Ф. Херрмана, Э. Штрекер и др. исследователей. Анализ структурной гносеологической связи оснований новой онтологии с механизмами мышления и сознания связан с исследованиями Т. А. Акиндиновой, В. В. Бибихина, Е. В. Борисова, Н. Бохенского, Ю. А. Буторовой, Г.-Г. Гадамера, П. П. Гайденко, Т. Н. Горнштейн, В. Д. Губина, Д. Т. Жовтуна, А. Н. Малинкина, М. Мерло-Понти, И. А. Михайлов, О. Никифорова, Е. В. Ознобкиной, Ж.-П. Сартра, Я. А. Слинина, С. Н. Ставцева, Э. Тугендхата, Ф. Херрмана, А. Г. Чернякова, К. Ясперса и др.

Цель и задачи исследования.

Основной целью диссертационного исследования является типологизация подходов к познанию, концептуализации и пониманию бытия в новой онтологии, посредством выявления онтологического содержания познавательных актов, анализа механизмов функционирования сознания и мышления, производимых на основании синтеза рационалистической, трансцендентальной и феноменологической философских традиций.

Достижение указанных целей предполагает осуществление следующих задач диссертационного исследования:

1. Анализ когнитивных, методологических и рефлексивных предпосылок новой онтологии, и экспликация основных стратегий постановки и разворачивания проблемы сознания во взаимодействии классической и неклассической традиций.

2. Доказательство формальной и содержательной необходимости обращения к бытию как укорененного в сознании требования аподиктической достоверности познания.

3. Конкретизация механизмов снятия субъект-объектной оппозиции и ее инвариантов в различных типах новой онтологии.

4. Выявление трансформации принципа тождества и границ его применимости при обращении к бытию в философии Хайдеггера и Гартмана.

5. Дедукция когнитивных механизмов осознания смысла бытия в новой онтологии.

Методологические основания исследования.

• Выявить с помощью феноменологической дескрипции механизмы сознания, мышления и структурные элементы бытия.

• Эксплицировать на основании анализа результатов дескрипции структуру бытия и способы его проявления.

• Дедуцировать с помощью феноменологической редукции, предельные основания онтолого-гносеологического дискурса.

• Доказать на основании анализа результатов феноменологической редукции необходимость герменевтического истолкования смысла бытия.

Применение указанной методологии проявляет как способы переосмысления представителями новой онтологии классических рационалистических и трансценденталистских концепций, так и формирование принципиально новых способов философствования. Новизна исследования.

1. Систематизированы предпосылки новой онтологии в контексте произведенной ею ревизии познавательных стратегий.

2. Предложена типология способов понимания сознания.

3. Проанализирована методологическая роль субъект-объектной оппозиции как основание требования аподиктической достоверности познания.

4. Прояснена связь между требованием аподиктической достоверности познания и необходимостью тех способов обращения к бытию, которые реализованы в новой онтологии.

5. Эксплицированы подходы к познанию, концептуализации и пониманию бытия в новой онтологии, и онтологическое содержание познавательных актов.

Положения, выносимые на защиту:

1. В результате феноменологической работы с сознанием Э. Гуссерлю удается представить самодостоверность декартовского cogito как аподиктическую достоверность трансцендентального субъекта.

2. Механизмом опосредствования объектов сознания является мышление, выступающее как способ: рационализации мировоззренческих парадигм; концептуализации непосредственного присутствия бытия; формирования стратегий обоснования повседневности.

3. Новая онтология отказывается не только от концепции субстанциальности сознания, но и создает предпосылки для отказа от самотождественности сознания.

4. Отказ от самотождественности сознания ведет к радикальному изменению познавательных стратегий, которое осуществляются с помощью либо актуализации классических проблем онтологического дискурса (сущности и существования, бытия и сущего, проблемы универсалий - Гартман), либо обращения к непотаенности бытия (возвращение к досократикам -Хайдеггер). Кроме того, этот отказ стимулирует истолкование нерационализированных структур (язык, произведение искусства) и признание трансцендентности "бытия идеального".

Апробация основных положений диссертации.

Основные положения диссертации излагались на научных семинарах и конференциях, проводимых на философском факультете СПбГУ. Диссертантом был прочитан курс лекций в РГГМУ и ведется открытый феноменологический семинар на философском факультете СПбГУ.

Структура диссертации.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Гносеологические основания новой онтологии"

Заключение.

Необходимость дескрипции "самих вещей" (Гуссерль), снятие рефлексивной установки (Гартман), преодоление "поставляющего" мышления (Хайдеггер) базируются на критике новоевропейской философии, согласно которой, происходит трансформация познания, мышления и сознания в результате чего:

• познание становится рефлексивным, го есть, направленным на дедукцию собственных механизмов, средств и оснований, а не на непосредственные объекты.

• опосредствованные познавательными стратегиями объекты, оказываются всего лишь средствами для достижения трансцендентных их бытию целей.

• основным вектором всякого отношения к миру оказывается полезность, а не понятность.

Феноменологическая работа с сознанием является синтезом классических его концепций. В результате Э. Гуссерлю удается представить самодостоверность декартовского cogito как аподиктическую достоверность трансцендентального субъекта. Тем самым, не только само cogito оказывается "наполненным", но и его объекты - открытым горизонтом конституирования. Механизмом опосредствования объектов сознания является мышление, которое требует ограничения применения собственных принципов к объектам сознания в того, что направлено на обнаружение логической последовательности, необходимости, оказывается способом:

• Рационализации мировоззренческих парадигм.

• Концептуализации непосредственного присутствия бытия.

• Формирования стратегий обоснования повседневности.

Новая онтология отказывается не только от концепции субстанциональности сознания, но и создает предпосылки к отказу от применения принципа тождества сознанию и субъекту в целом. К такому отказу ведет:

• Отказ в феноменологии Э. Гуссерля от тождества объекта, где послений признается открытым горизонтом конституирования.

• Отказ в критической онтологии Н. Гартмана ог тождества бытия, где посленее признается имеющим слоистую структуру.

• Отказ в фундаментальной онтологии М. Хайдеггера от тождества мира, где последний оказывается проектом, реализуемым, раскрываемым и проявляющимся в бытии экзистенции.

Концепция несубстанциальности сознания позволяет реализовать требование аподиктической достоверности познания как обнаружение укорененности структур сознания в структуре реальности и объективности содержания сознания (Н. Гартман) и как необходимость реализации непосредственно очевидного смысла бытия (М. Хайдеггер).

Отказ от тождества сознания предполагает радикальное изменение познавательных стратегий, которое осуществляется с помощью:

• Актуализации классических проблем онтологического дискурса (сущности и существования, бытия и сущего, проблемы универсалий - Гартман).

• Обращения к непотаенности бытия (возвращение к досократикам - Хайдеггер).

• Истолкованию нерационализированных структур (язык, произведение искусства) и признанию трансцендентности "бытия идеального".

Список научной литературыМавринский, Илья Игоревич, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Aguirre Antonio F. Die Phanomenologie Husserls im Licht ihrer gegenwartigen Interpretation und Kritik. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1982.

2. Bernet R. Die ungegenwartige Gegenwart. Anwesenheit und Abwesenheit in Husserls Analyse des Zeitbewusstseins. // Zeit und Zeitlichkeit bei Husserl und Heidegger. Hrsg. von E.W. Orth. (Phanomenologische Forschungen 14) Frieburg / Miinchen, 1983.

3. Blumenberg H. Zu den Sachen und zurtick. Suhrkamp Verlag, 2002.

4. Chernyakov A.G. Husserl's «Genealogy of Logic», Space -Constitution, and Noetic Geometry, Recherches husserliennes, vol.7. 1997.

5. Claeseges U. Zeit und kinasthetisches Bewusstsein. Bemerkungen zu einer These Ludwig Landgrebes. // Zeit und Zeitlichkeit bei Husserl und Heidegger. Hrsg. von E.W. Orth. (Phanomenologische Forschungen 14) Frieburg / Munchen, 1983.

6. Figal G. Heidegger zur Einfuhrung. Hamburg, 1992.

7. Fink E. Studien zur Phanomenologie 1930-1939. Den Haag: Nijhoff, 1966.

8. Gillespie M. A. Hegel, Heidegger and the Ground of History. Chicago and London, 1984.

9. Harvey W. Husserl's phenomenology and the foundation of natural sciences. Athens, 1989.

10. Husserl E. Cartesian Meditations. The Hague: Nijhoff, 1960.

11. Husserl E. Ideas pertaining to a pure phenomenology and to a phenomenological philosophy. Second book: Studies in the phenomenology of constitution. Collected works, vol.3. Dordrecht, 1989.

12. Husserl E. Ideas pertaining to a pure phenomenology and to a phenomenological philosophy. Third book: Phenomenology and the foundations of the sciences. Collected works, vol.1. The Hague, 1980.

13. Husserl E. The Crisis of European Sciences and transcendental Phenomenology. An Introduction to Phenomenological Philosophy. Evanston: Northwestern University Press, 1970.

14. Landgrebe L. Husserl's Departure from Cartesianism // Phenomenology of E. Husserl. Six Essais, ed, D. Welton. Cornell Univ. Press, 1981.

15. Landgrebe L. The Phenomenology of Corporeality and the Problem of Matter // Phenomenology of E. Husserl. Six Essais, ed. D. Welton. Cornell Univ. Press, 1981.

16. Landgrebe L. The Problem of Passive Constitution // Phenomenology of E. Husserl. Six Essais, ed, D. Welton. Cornell Univ. Press, 1981.

17. Marion J.-L. The Final Appeal of the Subject // Deconstructive Subjectivities, ed. S. Critchley and P. Dews. SUNY Press, 1996.

18. Merleau-Ponty M. The primacy of perception and its philosophical consequences // The primacy of perception and other essays on phenomenological psychology, the philosophy of art, history and politics. Evanston, 1964.

19. Miller I. Husserl, Perception, and Temporal Awareness. Bradford Books. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1984.20.