автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Хронология похода Батыя на Северную Русь
Полный текст автореферата диссертации по теме "Хронология похода Батыя на Северную Русь"
На правах рукописи
Гартман Алена Валерьевна
004617401
ХРОНОЛОГИЯ ПОХОДА БАТЫЯ НА СЕВЕРНУЮ РУСЬ
Специальность 07.00.09 - историография, источниковедение и методы исторического исследования
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук
-О ЛЕН 2010
Барнаул — 2010
004617401
Работа выполнена на кафедре археологии, этнографии и музеологии ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет»
Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор
Цыб Сергей Васильевич
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор
Гончаров Юрий Михайлович;
Защита состоится 13 декабря 2010 г., в 10 часов на заседании объединенного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212.005.08 при Алтайском государственном университете по адресу: 656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61, ауд. 416 (зал заседаний ученого совета).
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет».
Автореферат разослан «/» -£^2010 г.
кандидат исторических наук, доцент Сусенков Евгений Иванович
Ведущая организация:
ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»
Ученый секретарь
диссертационного совета,
доктор исторических наук, профессор
Е.В. Демчик
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
В истории каждой страны встречаются такие события, которые воспринимаются позднейшими поколениями людей как переломные и определяющие весь ход дальнейшего исторического развития. Их последствия сказываются на протяжении многих десятилетий или даже столетий и оставляют яркий след в народном самосознании и в научном знании, особенно если эти события имели трагический характер.
Без сомнения, в отечественной истории таким событием является монгольское нашествие, ставшее своеобразным рубежом двух последовательных эпох. Та периодизация истории России, что сложилась в XX в. и принята сейчас в науке, существенно стирает грань между до- и после-монгольским временами и представляет поход Батыя и ордынское иго лишь одним, хотя и самым существенным фактором разделения и консолидации русских земель.
Научное изучение таких переломных событий всегда было и ныне является актуальной задачей исторической науки, поскольку в данном случае достижения феноменологической истории оказывают существенное влияние на формирование исторического сознания, понимаемого как историческая память определенного социума.
Нетрудно заметить, однако, что внимание историков к русско-монгольской тематике имеет перекос в сторону знаковой модели интерпретации исторической реальности. Исследователи нашего времени, как и их предшественники Х1Х-ХХ вв., с увлечением устанавливают связь между раздробленностью русских земель и их военным поражением, сопоставляют военно-экономический потенциал завоевателей и их жертв, исследуют социальные, культурные и этнопсихологические последствия трагических событий второй половины 30-х гг. XIII в., рассуждают о цивилизационном значении монгольского нашествия на Восточную Европу и т.д., нередко забывая о необходимости иного подхода, предполагающего исследование специфики конкретного исторического материала и создание достоверных образов прошлого. В XX в. интерес к источниковедческой стороне изучения монгольского вторжения оформился, прежде всего, в виде текстологического исследования древнерусских письменных сообщений о походе Батыя. Однако, увлечение ученых филологическим аспектом оставило в стороне важнейшие источниковедческие вопросы исторического содержания, в числе которых глазное место занимает вопрос о хронологии монгольского нашествия.
Научное представление о хронологии вторжения монголов на северорусские земли представляет собой удивительно устойчивое мнение, сформировавшееся еще в конце XVIII - начале XIX в. и в неизменности сохранившееся до наших дней. Любой учебник отечественной истории и любое научное или популярное сочинение вполне уверенно пробуют убедить нас
в том, что вторжение монголов в пределы Рязанской земли началось в декабре 1237 г., покорение Владимирской земли происходило в феврале 1238 г., а неудавшаяся попытка завоевать Новгородскую землю и отступление в Половецкие степи состоялось в марте 1238 г. Тем не менее, проверка исторической точности приведенных выше дат должна стать объектом пристального внимания современных исследователей, поскольку появились они в то самое время, когда историко-хронологические знания находились на достаточно примитивном уровне развития, и правомерность этих дат не получила должного научного обоснования.
В последующее время, в Х1Х-ХХ столетиях, эти даты опять же не подвергались специальной научной экспертизе, и молчаливое их признание каждым очередным поколением историков невольно придавало им все большую степень убедительности. Редкие попытки критического изучения их отдельных элементов носили неглубокий характер и не выходили за рамки общепринятой парадигмы. Получается, что наше обращение к проблемам датирования батыева нашествия, без сомнения, представляет новое направление в исследовании русско-монгольских военных контактов второй половины 30-х гг. XIII в., и его новизна определяется действительным отсутствием научно обоснованной реконструкции хронологии этих исторических событий.
Таким образом, главная исследовательская цель диссертационного сочинения заключается в создании научно обоснованной и достоверной реконструкции хронологии нашествия монгольских войск под предводительством хана Батыя на земли Северной Руси. В ходе реализации этой цели необходимо было выполнить несколько исследовательских задач, решение каждой из которых не было самостоятельным направлением исследовательской работы, но способствовало достижению главной цели:
1) Исследовать и критически проанализировать устоявшееся в науке мнение о хронологии первоначальных русско-монгольских военных контактов.
2) Выяснить вопрос о происхождении и составе датирующих показаний источников, рассказывающих о монгольском нашествии на Северную Русь, и, учитывая их сложный состав, определить первоначальные и, предположительно, самые достоверные хронологические показания.
3) Изучить проблему соответствия (или несоответствия) между событиями, происходившими во второй половине 30-х гг. XIII в. на северорусских землях, и событиями монгольских завоеваний на иных территориях.
4) Проверить предлагаемую в диссертационном сочинении реконструкцию хронологии нашествия монголов на Северную Русь текстологическим и историко-хронологическим анализом датирующих показаний древнерусских источников о событиях первой половины XIII столетия.
Нашествие монгольских войск под предводительством хана Батыя на земли Северной Руси является объектом исследования диссертационно-
го сочинения. Предметом диссертационного исследования является датирование монгольского нашествия на северорусские земли.
Исторический факт - монгольское нашествие на Северную Русь -всегда имел определенную содержательную, географическую и временную локализацию. Изучение сущности и последствий этого факта всегда являлось приоритетным направлением исторических исследований по русско-монгольской тематике. Поскольку хронологический элемент характеристики исторического факта остается до сих пор неисследованным, или исследованным недостаточно полно, методологическое основание нашей работы определяется вполне четко. Каждое определенное историческое событие (в том числе и нашествие Батыя на Северную Русь) происходило в определенное время, и историческая наука, если она желает выполнить свои обязательства перед обществом - установить что, где, почему и когда происходило в прошлом, - обязана представить максимально точный ответ на последний из этих вопросов.
Сегодня мы имеем возможность реконструировать давно прошедшие события по показаниям источников, которые были созданы либо непосредственными их участниками и очевидцами, либо их ближайшими последователями. Конечно, абсолютная реконструкция никогда не станет возможной, но задача современного исследователя-историка заключается в тщательном изучении дошедшей до нас информации источников и в определении степени ее соответствия исторической реальности. Известно, что восстановление давно исчезнувших систем учета времени и установление их отражения в старинных датирующих записях, как одна из первоочередных задач в хронологическом исследовании, представляется возможным только на основании изучения показаний источников. Таким образом, исторический источник в кашей работе рассматривается не только как источник получения информации о хронологии северорусского похода Батыя, он также является и источником сведений о способах ее правильной реконструкции.
Основную группу источников диссертационного исследования составляли русские летописи, содержащие рассказ о монгольском нашествии на Северную Русь. Все они представляют собой поздние (XIV-XVII вв.) редакционные переработки летописных материалов XIII столетия, в разной степени исказившие первоначальную письменную информацию и компилировавшие ее в «мозаичном» порядке. Самые близкие по времени к изучаемому событию датирующие записи, среди которых мы вполне обоснованно ожидаем обнаружить сведения высокой степени достоверности, оказались разбросанными по страницам различных летописных произведений и упрятанными под «слоями» позднейших записей, случайно или намеренно изменявшими их содержание и форму. Пбзднее редактирование могло изменить любой элемент первоначальных летописных дат монгольскою нашествия - номер года от Сотворения Мира,
число юлианского календаря, название дня недели, обозначение пасхального или месяцесловного календарей и пр. Соединяя искаженные хронологические элементы в поздних летописных сводах, редакторы выстраивали датирующие показания в формальной последовательности, но при этом неосознанно нарушали действительный исторический порядок событий. Поиск, распознавание и системная группировка этих «обрывков» древнейших хронологических записей составляли главную источниковедческую задачу в работе с летописными текстами.
Другая разновидность древнерусских письменных источников - художественно-литературные произведения - представлена в нашей работе «Повестью о разорении Рязани Батыем», входящей в цикл сочинений о чудотворной иконе св. Николы Заразского. Повесть сохранилась во множестве поздних списков, что, как и в случае с летописями, позволяет подозревать наличие искажений первоначальной исторической информации, кроме того, здесь описание исторических событий еще и приспосабливалось под жанровые стандарты художественного военно-исторического повествования, что приводило к появлению содержательных и формальных изменений оригинальной информации. Вместе с тем, все специалисты, изучавшие «Повесть...», приходят к твердому выводу о том, что наряду с эпическими преданиями (такими, как сказание о Евпатии Коловрате) ее литературной основой были старинные рязанские летописные записи, восходившие к эпохе похода Батыя на русские земли. Таким образом, за литературным обрамлением этого источника мы имеем возможность рассмотреть относительно достоверную историко-хронологическую информацию.
В качестве дополнительных источников использовались древнерусские календари-месяцесловы и переводные хронографические сочинения, пополненные русскими материалами, имеющими первоначальное летописное происхождение (Русский Хронограф, «Летописец вскоре»).
Последнюю группу источников диссертационного исследования представляют сочинения иностранных авторов, описывающие военные действия монголов в Азии и Европе, однако, большинство из них не содержали конкретной хронологической информации о завоевательных действиях монголов. Исключение составляет лишь цикл хроникальных сочинений персидского автора Рашид-ад-Дина, предлагающий нам последовательное, год за годом по мусульманской эре хиджра, изложение истории монгольских завоеваний. Летописные произведения Рашид-ад-Дина, и в частности «Летопись Угедей-каана», рассказывающая о походе в Восточную Европу, являлась для нас источником высокой степени достоверности в плане фиксации реальной хронологии исторических событий.
Главными методами диссертационного исследования стали методы историко-хронологического анализа. Условно их можно разделить на две группы - комплексные и сравнительные. Комплексные методы пред-
полагают взгляд на отдельные летописные статьи (или отдельные фрагменты старинных текстов) как относительно цельные и обособленные соединения различных датирующих элементов (номер года, номер года-индикта, число юлианского календаря, день недели, день месяцесловного или пасхального календаря); для построения выводов о достоверности и составе таких комплексов применялся метод календарно-математической проверки согласования их элементов. Метод анализа календарных границ письменных датирующих комплексов, содержащихся в источниках, также давал основания для появления важных научно-хронологических выводов. Кроме того, в работе применялся и метод анализа причинно-следственной связи излагаемых в комплексе событий.
В контексте конкретной темы метод анализа причинно-следственных связей исторических событий получил еще одну область применения. Научное изучение последовательного продвижения войск Батыя по северорусской местности сопровождалось учетом самых разнообразных природно-климатических и географо-экономических факторов, а реконструкция хронологии перемещения монгольских отрядов осуществлялась на основе комплексного совмещения данных двух дисциплин (историческая хронология и историческая география).
Сравнительные методы историко-хронологического исследования были ориентированы на сопоставление хронологических комплексов одних источников с другими или на сопоставление древнерусской письменной исторической информации с информацией иного происхождения. Метод сравнения несинхронных показаний древнерусских летописных текстов давал возможность усмотреть в противоречивых датах одного и того же события, расположенных в разных источниках, первоначальную датирующую основу. Перекрестное сравнение древнерусских датирующих показаний с хронологическими сведениями иноземных источников также позволяло сделать весьма важные выводы по поводу изучаемой нами проблемы. Наконец, самые надежные основания для осуществления историко-хронологической редукции представлял метод астрономо-математической проверки показаний источников о различных астрономических явлениях.
Кроме историко-хронологических методов в своей работе мы использовали и традиционные методы сравнительной текстологии (метод сравнения параллельных чтений, метод анализа авторских интерполяций, метод учета схожих ошибок в различных текстах, метод учета повторов и т.д.), разработанные отечественной историко-филологической наукой в Х1Х-ХХ вв. и ныне считающиеся классическими и обязательными для любого исследования, связанного с изучением древнерусской письменности. Сравнительно-текстологические наблюдения в некоторых случаях представляли важные основания для построения историко-хронологических выводов.
Хронологические рамки диссертационного сочинения изначально определяются лишь приблизительно, поскольку их конкретная реконструкция и является главной исследовательской целью. В общих чертах их можно ограничить временем монгольского вторжения в северорусские земли (вторая половина 30-х гг. XIII в.). Однако, поиск дополнительных аргументов для обоснования предлагаемой нами реконструкции в отдельных случаях приводил к расширению этих рамок.
Историко-географический термин «Северная Русь», выбранный в качестве территориального ограничения темы диссертационного исследования, не имеет четких дефиниций, хотя достаточно часто употребляется в научной и популярной исторической литературе. В сравнении с другими обобщающими историко-географическими понятиями эпохи раздробленности он представляется весьма аморфным и многозначным. Например, в исторической науке существует традиция отождествлять Северо-Восточную Русь с Владимиро-Суздальской землей и воспринимать это тождество как указание на один из относительно обособленных территориально-государственных регионов ХП-Х1У вв. Сочетание тех же самых признаков (географическое расположение и особенности политического развития) закрепило в сознании историков определение Новгородской земли как Северо-Западной Руси. Нам не известно ни одной попытки историков механически суммировать восточную и западную части в понятие «Северная Русь». Тем не менее, обе этих территории (Владимиро-Суздальская и Новгородская земли) в историографии вполне определенно отделяются от историко-ге-ографического понятия «Южная Русь», точно также, как обособлялись они и некоторые другие земли (Рязанская, Смоленская, Полоцкая) от понятия «Русь» в сознании древнерусских авторов ХИ-ХШ вв. В этой предопределенности мы находим основания для выделения выбранных нами географических границ исследования, тем более, что этот выбор подтверждается самим ходом изучаемых исторических событий. Таким образом, в понятие Северная Русь мы заключаем русские земли, которые первыми подверглись нашествию войск Батыя (Рязанская, Владимиро-Суздальская и Новгородская); конкретные события сложились таким образом, что в первом походе монголы затронули и территории, которые никак нельзя отнести к Северной Руси (например, г. Козельск в Черниговской земле).
Научно обоснованная реконструкция хронологии северорусского похода Батыя будет иметь не только важное познавательное значение, но и сможет оказать воздействие на оформление принципиальных исторических оценок эпохи покорения русских земель монголами. У современных исследователей, располагающих знаниями об истинной временнбй локализации событий, появятся возможности для пересмотра или уточнения
каких-то устоявшихся взглядов (может быть, и для оформления новых) на причины поражения русских в противоборстве с искушенным в военном деле врагом, на особенности тактических действий завоевателей в каждой отдельно взятой русской земле или даже в каждой конкретной битве, на целевые стратегические установки завоевателей, на оценку военных возможностей и морально-волевых качеств русских воинов и мирного населения древнерусских городов, и т.д. Историческая наука и все ее отрасли являются «хронологичными», потому что основываются на представлениях о последовательной череде событий, процессов и явлений, и все они заинтересованы в использовании максимально точной и достоверной хронологической информации.
Результаты исследования имеют и важное методологическое значение, поскольку формулируют важнейшую задачу, стоящую ныне перед исторической наукой и представляют образец ее решения. Уверенность современных ученых в том, что хронология древнерусской истории выявлена окончательно, является своеобразным научным «чванством», которое существенно затрудняет развитие собственно исторических знаний. Вся эта хронология, по крайней мере, до XVI столетия, нуждается в тщательной проверке и детальном уточнении.
Итоги исследовательской работы имеют и важное практическое значение в преподавании и пропаганде исторических знаний, где должны использоваться только безусловные и максимально точные сведения, полученные с помощью критической оценки информации источников. Дидактической основой исторического образования издревле являлся принцип хронологической последовательности преподаваемых знаний, следовательно, и здесь огромное значение приобретает проблема безупречной достоверности в изложении очередности исторических событий.
Результаты диссертационного исследования на разных этапах его реализации были доведены до сведения российской и зарубежной научной общественности в виде научных публикаций, доклада на конференции «Седьмые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина» (Барнаул, 2009 г.). Диссертация обсуждалась на заседании кафедры археологии, этнографии и музеологии ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет».
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы и приложений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Вводная часть диссертационного сочинения содержит обоснование актуальности изучаемой темы, определение объекта и предмета исследования и формулировку его цели и задач, общую характеристику степени изученности проблемы и новизны предлагаемого в диссертации подхода,
изложение гносеологических основ диссертационного исследования, общий обзор источниковой базы и методов ее изучения, определение хронологических и территориальных рамок исследования, а также обоснование методологической и практической значимости его результатов.
Первая глава диссертации называется «Историография и источниковедение монгольского нашествия на Северную Русь» и содержит критическое рассмотрение накопленного предыдущими поколениями историков выводов по поводу датировки вторжения монголов в Рязанскую, Владимирскую и Новгородскую земли, а также, анализ источниковой базы, главной целью которого является характеристика особенностей передачи элементов датирования исторических событий в том или ином древнем тексте.
Первый параграф («История изучения хронологии монгольского вторжения на Северную Русь») рассматривает весьма небогатую историографию вопроса. Выясняется, что современные представления о хронологии вторжения войск Батыя, господствующие в научном знании и педагогической практике, восходят к выводам ученых XVIII - начала XIX в., когда набор методов историко-хронологического исследования был весьма скудным, а общие взгляды на развитие древнерусского времяисчисления - упрощенными. Так, в эти годы господствовало априорное мнение о том, что до конца XV в. (по другим представлениям, до середины XIV столетия) в древнерусской письменности применялись исключительно счет лет по константинопольской эре и мартовский календарный стиль, что предполагало от Сотворения Мира (далее С.М.) до Рождества Христова (далее Р.Х.) интервал в 5508 лет и календарное начало всех лет 1 марта. Именно с таких позиций провели редукцию (пересчет лет с эры от С.М. на эру от Р.Х.) летописного 6745 года, к которому относили нашествие Батыя на Северную Русь большинство летописных памятников, известные российские историки этой эпохи М.М. Щербатов и Н.М. Карамзин, получив в итоге общепризнанную с тех пор дату декабрь 1237 - март 1238 гг.
Этот приблизительный вывод не изменился и в середине XIX в., когда в России появилась школа так называемой критической хронологии, поставившая целью устанавливать точные даты событий отечественной средневековой истории, сопоставляя показания русских источников со сведениями иностранных авторов. Не изменился он и в начале XX в., когда выдающийся исследователь русской хронологии Н.В. Степанов создал новаторское направление в развитии этой области исторического знания. Вместо замысловатой казуистики перекрестного сравнения, характерного для критико-хронологической школы, он поставил задачу реконструкции древнерусских систем учета времени на основе тщательного изучения всех остаточных признаков их проявления в старинных текстах. Главным результатом его исследований стало формирование мнения об изначальном многообразии древнерусского времяисчисления и о временной изменчивости старинных хронологических систем. Совмещая эти выводы с текстоло-
гическими разработками А.А. Шахматова, возникшими в те же самые годы, Н.В. Степанов вполне обоснованно утверждал, что в одном древнерусском памятнике или даже в одной летописной статье могли совмещаться элементы самых различных времяисчислительных систем. Однако, эти выводы почему-то не были применены Н.В. Степановым для исследования летописных показаний о батыевом нашествии.
Показательно, как Н.В. Степанов и Н.Г. Бережков, два исследователя, уделившие специальное внимание летописным датам вторжения монголов в Северную Русь, охарактеризовали противоречивые показания Лаврентъевской летописи в описании монгольской осады Владимира-Залесского. Появление врагов под стенами города этот памятник датирует так: «В лБ • ¿гч|г-мё-... мца февра • въ -г... во вторнй пре мдпу за н&по». Захват Владимира монголами в том же источнике датируется «в л£ •¿гч|г-м-ё\.. в нёлю мдпую мца февра в •з». Если вторая из этих двух календарно-недельных дат соответствовала схеме мартовского стиля (в 1238 г. 7 февраля действительно было «неделей», т.е. воскресением), то первая ей противоречила (3 февраля 1238 г. было не вторником, а средой). Это несовпадение красноречиво указывало исследователям на применение в летописных датах каких-то иных, «немартовских» хронологических элементов и должно было подтолкнуть историков к их поиску. Однако, оба выдающихся знатока хронологии старались доказать достоверность даты 7 февраля 6745 г. и, одновременно, ошибочность другого календарного сведения, и делали это потому, что такая трактовка древнерусского текста позволяла «подогнать» его показания под господствующие в науке представления о правилах древнерусского времяисчисления (когда-то, к такому же выводу умозрительным путем пришел и Н.М. Карамзин).
Известный исследователь нашего времени В.Л. Янин изучил вопрос о датировке монгольского похода в пределы Новгородской земли, остроумно соединяя историко-хронологические и географические сведения, но и он не вышел за рамки общепринятых взглядов на датировку события.
Историко-географические сведения для уточнения ритмов монгольского продвижения по Рязанской, Владимирской и Новгородской землям широко применяет в своих сочинениях современный историк В.В. Карга-лов, «вписывая» их, однако, в ту же самую традиционную «щербатовско-карамзинскую» хронологическую схему.
Итак, знакомство с историографией проблемы проявляет весьма слабую степень ее изученности в предыдущие годы. Без каких-либо сомнений приняв сложившуюся еще в конце XVIII - начале XIX в. версию, изначально имевшую слабые текстологические и историко-хронологические основания, историки уделяли внимание лишь изучению ее отдельных деталей, не пробуя принципиально оценить ее убедительность и достоверность. Недостаточное внимание было уделено и хронологическим псказа-
ниям иностранных авторов, в частности, хронологии Рашид-ад-Дина, не в полной мере привлекался для реконструкции истинной хронологии похода Батыя и русский летописный материал. Так, Н.В, Степанов и Н.Г. Бережков ограничились рассмотрением только двух-трех летописных памятников (Лаврентьевская, Ипатьевская и Новгородская первая летописи), а В.Л. Янин упустил весьма важные для исследования вопроса показания Тверского летописного сборника. Вывод однозначен: исследование хронологии монгольского нашествия следует осуществлять заново, вновь и с самых начальных моментов, и одним их таких моментов является характеристика познавательных возможностей источников.
Второй параграф главы («Исгорико-хронологическая характеристика источников») излагает характеристику познавательных возможностей датирующей информации различных групп источников, использованных в нашем исследовании. Особенно важной для изучения темы была характеристика главных источников - русских летописных сочинений, представляющих разные летописные традиции: северо-восточная, отражающая несохранившийся свод 1305-1307 гг. (Лаврентьевская, Троицкая, Симеоновская летописи, Владимирский летописец; ее же передавали поздние сложные компиляции Никоновская и Воскресенская летописи и Лицевой свод, а также Пискаревский летописец); северо-западная (Новгородская первая летопись; частично она представлена в Новгородской второй летописи); памятники, восходящие к гипотетическому летописному своду середины XV в.: группа софийско-новгородских сводов (Новгородская четвертая и Софийская первая; к ним близка в известиях за XIII в. Суздальская летопись по Московско-Академическому списку; поздние переработки - летопись Авраамки и Супрасльская летопись) и другая летописная группа традиции свода середины XV в. (Ермолинская, Типографская и Львовская летописи, Московский летописный свод конца XV в.); особый памятник - так называемый Тверской летописный сборник (Ростовский свод второй четверти XVI в.). К летописным источникам близки хронографические сочинения, которые в передаче русских известий основывались на летописном материале - Русский Хронограф в редакции 1512 г. (глава 195 «Великое княженше Русское Георпа Всеволодовича и о Батый цари и о оубшенш его») и русское продолжение «Летописца вскоре» (владимиро-ростовский свод второй половины 70-х гг. XIII в.).
Летописные сообщения о монгольском вторжении получили в историографии условное название «Повести о нашествии Батыя». О времени создания этой повести и времени ее вставки в летописные тексты исследователи высказывали различные предположения (В.Л. Комарович и Г.М. Прохоров -70-е гг. XIV в., М.Д. Приселков, А.Н. Насонов, Я.С. Лурье, А.Ю. Бороди-хин - разные годы XIII в.). Несмотря на отсутствие единства исследователей в этом вопросе, очевидными становятся следующие моменты:
1) летописная повесть о нашествии Батыя была составлена, как минимум, несколько десятилетий спустя после события, поэтому здесь весьма вероятны значительные искажения реальной хронологии по причине относительной «забытости» некоторых деталей и по причине приспособления первоначального датирования под времяисчислительные представления составителя повести;
2) повесть создавалась, все же, преимущественно на основе старинных летописных сообщений о монгольском погроме, записанных его современниками или ближайшими потомками, и, следовательно, могла сохранить относительно достоверную хронологическую информацию;
3) при соединении с летописным текстом повесть вытесняла из него первоначальные хронологические показания, но это вытеснение могло быть неполным, сохранявшим и включавшим в состав повести какие-то детали архаичного и, вероятнее всего, достоверного датирования;
4) каждый очередной этап переписки уже включенной в состав летописи повести о нашествии Батыя мог привести к появлению новых искажений в показаниях первоначального датирования, но мог и сохранять какие-то их элементы; эти едва заметные следы первоначальных датирующих записей могут быть разбросаны по страницам разных поздних летописных сводов.
Художественно-литературный текст - «Повесть о разорении Рязани Батыем» - сохранил свою определенную самостоятельность, войдя в состав сборника повестей об иконе св. Николы Заразского. Однако, как показывают выводы всех исследователей, изучавших «Повесть...» (Д.С. Лихачев, А.Г. Кузьмин и др.), она восходила к летописным сказаниям XIII в., т.е. можно воспринимать ее хронологические показания как сообщения летописцев, предшественников создателя литературного сочинения.
Для проверки точности летописных дат, содержавших элементы ме-сяцесловного датирования, использовались опубликованные тексты древнерусских календарей-месяцесловов, а также их сводные описания, сделанные архиепископом Сергием и О.В. Лосевой. Работа с этим видом источников предполагает учет того, что их содержание отражало не только технические особенности работы переписчиков, но и стадиальные изменения в служебной обрядности христианской церкви.
Иностранные сочинения, описывающие монгольское вторжение в Восточную Европу, в большинстве своем не давали полезной информации для реконструкции хронологии, поскольку содержали обобщенные сведения, записанные много лет спустя без употребления конкретных дат («Сокровенное сказание монголов», «История монгалов» Дж. дель Плано Карпини, «История завоевателя мира» Джувейни). Некоторые историки усматривали подтверждение хрестоматийной хронологии монгольского вторжения в сведениях письма католического миссионера, венгерского монаха Юлиана, который дважды совершил в 30-х гг. XIII в. путешествие в Восточную Европу, однако здесь не
содержится никаких конкретных датирующих показаний. Совсем иначе характеризуются сочинения ильханского визиря Рашвд-ад-Дина Фазлулаха ибн Абу-л-Хейр Али Хамадани. Составленная под его руководством в конце XIII -начале XIV в. история монгольских завоеваний в Азии и Европе основывалась на старинных письменных и устных сведениях, позволявших авторам излагать события, в том числе и монгольский поход в Северную Русь, в строгой хронологической последовательности (по годам мусульманской эры хиджра).
Характеристика познавательных возможностей источников убеждает в том, что современное поколение историков обладает всем необходимым материалом для реконструкции достоверной хронологии похода Батыя на Северную Русь.
Вторая глава диссертации называется «Реконструкция хронологии монгольского нашествия на северорусские земли» и является основной, на что указывает и ее объем, охватывающий более третьей части всего тома диссертационного сочинения.
В первом параграфе («Хронология монгольского похода на Рязанскую землю») исследуются датирующие показания русских и иностранных источников о начале вторжения. В качестве первоначального хронологического ориентира использовались два летописных сообщения, предшествующие описанию начала монгольского вторжения. Во-первых, это сообщение статьи 6744 г. Новгородской первой летописи о переходе князя Ярослава Всеволодовича из Новгорода в Киев, которое, из сравнения с Ипатьевской летописью и иностранными сведениями, может быть отнесено к марту 1236 г. - февралю 1237 г. Вторым опорным ориентиром является дата кольцеобразного солнечного затмения 3 августа 1236 г., датированного в летописях 6744 мартовским и 6745 ультрамартовским годами константинопольской эры. Новгородская первая летопись, вопреки правильному ходу событий, разделяет эти происшествия на два года (6744 и 6745 г.; это отметил еще в свое время Н.Г. Бережков), а к следующему (6746 г.) относит нападение монголов на Рязанскую землю (такую версию повторяет Тверской сборник), предлагая, таким образом, механически искаженную дату начала нашествия. Новгородо-софийские своды и Суздальская летопись сначала описывают затмение в 6744 г. (здесь и рассказ о захвате Волжской Булгарии), затем дублирют его в 6745 г. (копия обеих версий астрономического известия - мартовской и ультрамартовской) и здесь правильно объединяют его с сообщением об уходе в Киев князя Ярослава, а затем рассказывают о вторжении на Рязанщину «тое же шсени». Из всех этих хронолого-текстологических наблюдений следует несомненный вывод - падение Волжской Булгарии, солнечное затмение и вторжение Батыя в Рязанскую землю происходили в одном и том же году, т.е. в 1236 г. Это подтверждается и показаниями Рашид-ад-Дина, относящего завоевание монголами Среднего Поволжья и начало русского похода к одному и тому
же 634 году хиджры (4 сентября 1236 г. - 23 августа 1237 г.). Венгерский монах-доминиканец Юлиан также подтверждает эту хронологию, указывая, что, завоевав Булгарию, монголы дожидались наступления зимы для начала вторжения в русские земли по речному льду.
«Повесть о разорении Рязани Батыем» вместе с летописными источниками дает основания для создания относительной хронологической версии действий завоевателей в Рязанской земле. Последовательность и характер монголо-рязанских переговоров указывают на то, что они были достаточно длительными, значит, у рязанских границ враги появились еще а первой половине ноября 1236 г. Срыв переговоров и начало военного вторжения случились в конце ноября - начале декабря того же года. Осада стольного города Рязанской земли происходила 15 (16) — 21 декабря 1236 г.
Объединение двух разрозненных показаний различных источников позволяет установить хронологию еще одного эпизода начала монгольского вторжения на Северную Русь. Никоновская летопись начало осады г. Рязань датирует «месяца Декабря въ 6 день» в отличие от всех других источников (16 декабря). Однако предполагать длительную (более двух недель) осаду Рязани не находится достаточных оснований. Вероятнее всего, эта дата относится к первому сражению рязанцев с монголами у Пронска, описанного «Повестью о разорении...», но не упомянутого в летописях и поэтому не признаваемого историками.
Второй параграф носит название «Хронология монгольского похода на Владимиро-Суздальскую землю». 1 января 1237 г. (дата из «Истории российской» В.Н. Татищева, по всей видимости, заслуживает доверия) завоеватели из пределов разоренной уже Рязанской земли двинулись по льду Оки в сторону Владимирского княжества. Битва у Коломны не имела конкретной календарной даты в летописных описаниях, а историки относили ее ко времени после 10 января. Однако, достичь Коломны войско Батыя могло и раньше. Сказание о Евпатии Коловрате датирует его похороны 11 января, а они состоялись уже после гибели богатыря, преследовавшего монголов «въ земле Суздальстеи». Получается, что Коломенская битва происходила примерно 4-5 января 1237 г. и, в любом случае, до 11 января (если верить дате погребения Евпатия Коловрата).
Следующее сражение состоялось у стен Москвы. Рашид-ад-Дин пишет о пятидневной осаде этого объекта, а В.Н. Татищев указывает дату его захвата завоевателями (20 января). Длительные сроки обороны Москвы (15 - 20 января 1237 г.) объясняются тем, что здесь скопились бежавшие из под Коломны остатки объединенного рязанско-владимирско-новгородского русского воинства, сражение с которым являлось для монголов обычным военным действием - преследованием побежденного противника.
Историко-хронологическое исследование летописных календарных дат начала осады столицы Владимирской земли и ее захвата является важней-
шим моментом диссертационного исследования, так как позволяет не только сформулировать окончательные выводы по поводу характеристики датирования монгольского нашествия, но и проследить путь «наслоения» позднейших редакционных искажений на первоначальные и, вероятнее всего, достоверные даты. Совмещение в этих показаниях разновременных хронологических «слоев» очевидно хотя бы потому, что дата прихода монголов к стенам Владимира во вторник 3 февраля никак не согласуется с датой взятия города в неделю (воскресение) 7 февраля, потому что при таком календарном расположении вторника (3 февраля) ближайший к нему воскресный день должен быть 8 февраля. Если считать верным показанием 7 февраля, то вторник перед Мясопустной неделей должен быть не 3, а 2 февраля (во всех случаях речь идет о датах мартовского стиля, т.е. 123 8 г.).
Ключом к расшифровке этих хронологических несовпадений стала дата начала осады Владимира-Залесского из Лаврентьевской летописи, в различных урезанных вариантах повторяемая другими памятниками: «В л£ •¿г-^-ме-... Придоша Татарове к Володимерю мца февра • въ г на пам! ста Семешна • во вторнй прё мдпу за н&по». Сторонникам традиционной мартовской версии это показание виделось ошибочным, поскольку в 6745 мартовском году константинопольской эры (март 1237 г. - февраль 1238 г.) 3 февраля было не вторником, а средой. Выясняется, все же, что эта дата является цельным хронологическим комплексом, отражающим древнейшую и, вероятно, самую достоверную запись о появлении врагов под стенами стольного города. Словосочетание «прё млпу за нелю» (Н.В. Степанов и Н.Г. Бережков ошибочно не обращали внимание на предлог «прё») указывает на неделю Мытаря и Фарисея, которая в структуре пасхального года предшествует неделе Блудного сына и Мясопустной неделе. В 6745 ультрамартовском году при учете того, что в пасхально-недельном расписании применялся седмичный счет (от воскресения до субботы), мясопустная седмица, в отличие от современного ее расположения, будет помещаться в пределы 15-21 февраля 1237 г., а ее первый день (воскресение 15 февраля) будет носить название Мясопустной недели. По той же самой счетной схеме, предыдущее воскресение (неделя-воскресение «прё мдпу») будет выпадать на 8 февраля, а предшествовавший ей вторник («во вторни пре м1пу за нЕлю») - на 3 февраля 1237 г., что полностью соответствует построению календарных элементов в дате всех летописей, описывающих начало осады Владимира-Залесского.
Такие же ультрамартовские элементы присутствовали, вероятно, и в дальнейшем рассказе о штурме Владимира. Пбзднее редактирование первоначальных показаний, сделанное приверженцами мартовского календарного стиля, сократило два элемента относительного датирования («прё» и «за»), получив, таким образом, даты «в суту мдпу» и «в нелю м1пу». По мнению
А.Ю. Бородихина выбор Мясопустной недели для переработки первоначальной летописной даты в рассказе о страшном разорении врагами столицы Владимиро-Суздальской земли определялся тем, что она в богослужебной практике русской православной церкви специально посвящалась воспоминанию Страшного Суда. Отсюда, редактор вычислил для воскресного дня юлианскую дату 7 февраля и обозначил так падение Владимира вместо первоначального ультрамартовского показания «в нелю <прё> мдпу <за нелю^», т.е. 8 февраля (и именно таким календарным числом датирует падение Владимира Никоновская летопись!).
Новгородская первая летопись отчасти подтверждает правильность нашей реконструкции, датируя захват Владимира монголами «в пяток преже мясопустныя недЬли». Показательно присутствие здесь предлога «преже», восходящего к древнейшей хронологической версии и отсутствующего в поздних мартовских показаниях Лаврентьевской летописи.
Наконец, Рашид-ад-Дин относит захват Владимира к тому же 634 г. хиджры (4 сентября 1236 г. - 23 августа 1237 г.), что и взятие Рязани, Коломны и Москвы: «Осадив город Юрия Великого, взяли <его> в восемь дней». Интересно, что 8-дневный срок осады Владимира, указанный персидским автором, более близок к нашей хронологической версии (осада началась 3 февраля, а закончилась 8 февраля, т.е. продолжалась 6 дней), нежели к общепринятой версии об одно- или двухдневном штурме Владимира.
Итак, появление монголов под стенами Владимира-Залесского произошло 3 февраля 1237 г. («во вторнй прё мдпу за нёлю»), штурм города начался 6 февраля («в пяток <прё> мдпу <за нелю>»), а окончательный его захват был осуществлен 8 февраля 1237 г. («в нелю <пре> мдпу <за нелю>»).
Битва на р. Сить и гибель великого князя Юрия Всеволодовича датируются календарной датой 4 марта и 6746 г. (в Лаврентьевской, Симеонов-ской, Львовской и Никоновской летописях по причине «размытости» годовых границ - 6745 г.). Однако, почти во всех'летописных текстах это показание связывается не с битвой, а с трагической смертью князя Василька Константиновича. Лишь в одном памятнике - Лаврентьевская летопись -календарная дата расположена вблизи от рассказа о русско-монгольской «сече», но и здесь такая связь появилась за счет повторного и, несомненно, вставного известия о смерти Юрия Всеволодовича. Итак, календарная дата 4 марта не относится к битве на Сити. Сказание о битве на Сити появилось, видимо, некоторое время спустя, в момент переноса и захоронения останков Юрия в Ростове, а затем во Владимире, после чего оно было соединено со сказанием о гибели князя Василька. Наиболее возможным сроком битвы на р. Сить было самое окончание февраля - первые дни марта 1237 г.
Что же касается даты гибели князя Василька Константиновича, то в большинстве летописных списков, за некоторым исключением, она дати-
руется «мЬсяца марта въ 4, въ четвергь 4 недели поста». Но, в любом случае дата 4 марта относится к 1238 г., т.е. гибель Василька датируется годом позже битвы на Сити. Вероятнее всего, днем гибели будущего святого стал считаться день обретения его мощей, как это нередко случалось в древнерусской канонической практике, например, в случае с князьями Борисом и Глебом Владимировичами в XI в.
Третий параграф («Хронология монгольского похода на Новгородскую землю и окончания нашествия на северорусские земли») излагает результаты исследования хронологии окончания похода Батыя на Северную Русь. Появление врагов у стен Торжка Новгородская первая летопись датирует так: «В лЪто 6746... Придоша безаконьнии и оступиша Торжекъ на сборъ чистои недели». Почти все летописи, описывающие осаду Торжка, определяют ее длительность в две недели. Таким образом, окончание осады переносится на третью-четвертую недели Великого поста. Этому относительному сроку и соответствует дата взятия города, содержащаяся во многих летописях: «И тако погани взяша град Торжекъ... марта въ 5 на средохрестнои недели». В Новгородской первой летописи эта дата выглядит полнее: «МЪсяца марта въ 5, на память святого мученика Никона, въ среду средохрестьную». Как объяснили Н.Г. Бережков и В.Л. Янин, св. Никон ошибочно указан вместо созвучного св. Конона, чья память действительно в месяцесловах отмечается 5 марта. Оба исследователя, согласно хрестоматийной версии, относили эти события к 1238 г., в котором, однако, 5 марта было не средой, а пятницей. Н.Г. Бережков предложил следующую версию появления «некондиционного» дня среды: первоначально в древнем летописном тексте было записано показание «пред средокрест-ной неделей», а при его переписке предлог «пред» превратился в «среду».
В Тверском летописном сборнике появление монголов у Торжка также относится к первой неделе Великого поста, но к этому источник добавляет совершенно оригинальные хронологические элементы: «МЬсяца февраля въ 22 день, на обрЪтеше мощей святыхъ мучению, иже въ Евгенш». Это сочетание датирующих элементов указывает на 6746 ультрамартовский год (1237 г.), что совпадает с установленной ранее хронологией монгольского похода на Северную Русь. Ультрамартовскую же дату окончания обороны города сохранила Никоновская летопись: «И тако взяша Татарове градъ Торжекъ... мЪсяца марта въ 15 день на средокрестнои недели» (с учетом седмичного порядка счета предпасхальных недель, как и в случае с датой начала осады Владимира!). Выходит, что ультрамартовская пасхально-юлианская дата взятия Торжка из Никоновской летописи идеально согласуется с ультрамартовским же показанием начала осады этого города из Тверского сборника. Хотя формально между этими датами (22 февраля и 15 марта) расположен срок более двух недель (длительность осады, по другим источникам), но мы можем отнести вычисление этого срока на счет
поздних редакторов, которые перевели древние ультрамартовские показания на схему мартовского календарного стиля и при этом старались окончательно согласовать свои показания. В Никоновской летописи, кстати, отсутствует сведение о двух неделях осады.
Достаточно длительный срок осады Торжка (более 20 дней, с 22 февраля по 15 марта 1237 г.) вполне может объясняться как наличием хороших оборонительных укреплений вокруг города, так и вероятной малочисленностью монгольского отряда, направившегося в Новгородскую землю. Разделение монолитного монгольского войска на мелкие отряды для «облавы» подтверждает и Рашид-ад-Дин.
По мнению В.Л. Янина, после разгрома Торжка монголы продвигались на север в сторону Новгорода около двух недель, перемещаясь за сутки примерно на ¡3 км, и закончили свое продвижение незадолго до 18 марта; на это указывало, якобы, упоминание св. Кирилла (память 18 марта) в Новгородской первой летописи. По нашей версии, 15 марта монголы еще заканчивали осаду Торжка и, конечно же, не могли за 2-3 дня преодолеть путь в 170 км до того пункта (Игнач крест), где повернули назад. Допустимо, однако, что в Новгородской летописи имелась в виду не память св. Кирилла Иерусалимского (18 марта), а память св. Кирилла Катанского (21 марта). Возможно также допустить, что к Новгороду следовал не тот монгольский отряд, который осаждал Торжок, а другой, проводивший ту же самую «облаву» в ином направлении.
Вторжением в Новгородскую землю не закончилось, однако, монгольское пребывание в Северной Руси. Именно во время этой «облавы» были захвачены и разорены те самые города Владимирской земли, захват которых летописи совершенно нереалистично относят к февралю после захвата Владимира-Залесского (8 февраля). Сообщение о разорении владимирских городов имело обобщающий характер, и было записано уже спустя какое-то время после самих событий. Это «итоговое» известие, без сомнения, было вставным в летописный текст, поскольку открывается характерной редакторской фразой («но нынЬ на прерёнаьх взиде»). Представление о том, что после захвата врагами столицы княжества владимирские города не имели возможности сопротивляться, выглядит надуманным. Это выясняется на примере осады Переславля-Залесского, который, по сообщению Ра-шид-ад-Дина, сопротивлялся пять дней, и это с учетом того, что монголы штурмовали его, как пишет персидский хронист, «сообща» и что местный князь Всеволод Юрьевич и его дружина пали при обороне Владимира. Несомненно, что возможность к длительному сопротивлению имели Ростов и Суздаль, вызывают восхищение мужеством своих защитников многонедельные обороны Торжка и Козельска. Таким образом, не имеется никаких оснований представлять «нашествие» быстрой и легкой «увеселительной прогулкой» грабительских отрядов по русскому Северо-Востоку. Отчаян-
ное и героическое сопротивление местного населения надолго задержало завоевателей, которые, впрочем, и не испытывали потребности как можно быстрее завершить северорусский поход и, наоборот, имели цель полного и, если можно так выразиться, «методичного» разорения завоеванной территории. По всей видимости, реализации этой цели монголы отдавались на протяжении весны и лета 1237 г., т.е. до осенне-зимнего времени.
Третья глава диссертации называется «Вспомогательные факторы датировки монгольского нашествия на Северную Русь». Здесь рассматриваются дополнительные аргументы в пользу предложенной раньше истори-ко-хронологической реконструкции. В первом параграфе («Соотношение календарных стилей в северо-восточном русском летописании конца XII - начала XIII в.») излагаются результаты историко-хронологического исследования летописных статей указанного отрезка времени с целью выяснить случайный или закономерный характер отмеченного ранее «наслоения» поздних мартовских календарных элементов на древние ультрамартовские в датах северорусского похода Батыя. Отдельные хронологические показания этого периода Лаврентьевской летописи рассматривали Н.В. Степанов и Н.Г. Бережков, выводы которых можно признать в целом правомерными, но в качестве главного недостатка стоит отметить их априорное мнение о том, что в северо-восточном летописании конца XII - начала XIII в. (за исключением первой по счету статьи с номером 6714) употреблялся преимущественно мартовский календарный стиль и исключительно константинопольская эра летосчисления (от С.М. до Р.Х. 5509-5508 лет). Наше исследование показывает, что ультрамартовский календарный стиль применялся в северовосточном русском летописании предмонгольского времени довольно широко. Его следы обнаруживаются в статьях 6707,6714 (первая из двух статей с таким номером), 6725 гг. Лаврентьевской и родственных ей летописях, а также в известиях тех же памятников за 6721 и 6725 гг., датированных по византийско-болгарской эре летосчисления (от С.М. до Р.Х. 5505 лет). Во всех этих случаях ультрамартовские хронологические элементы «переплетаются» с мартовскими, но порядок наслоения одних на другие остается неясным. И только в двух случаях удается выявить «стратиграфию» датирующих показаний. В статье 6726 г. позднее мартовское сообщение о начале и завершении строительства Владимирской каменой церкви Честного Креста Господнего «перекрывает» ультрамартовское известие о смерти ростовского князя Константина Всеволодовича. В статье 6731 г. рассказ о русско-монгольской битве на р. Калке, датированный первоначально, как установил C.B. Цыб, ультрамартовскими годами византийско-болгарской эры, затем был отредактирован с применением мартовского стиля и константинопольского летосчисления. Два этих наблюдения подтверждают правильность выводов относительно происхождения датирующих элементов в летописном рассказе о нашествии Батыя.
Во втором параграфе («Относительные датирующие показания»)
описано исследование относительных дат, связанных с изучаемыми в диссертации событиями. Следует учитывать, что относительные даты вычислялись не современниками событий, а людьми последующих поколений и появлялись, вероятно, в результате незнания авторами текстов точных хронологических ориентиров описываемых происшествий. Реальные исторические промежутки времени, разделявшие события прошлого, иногда весьма далекого, к моменту проведения относительных расчетов уже забывались, и их авторы целиком полагались на годовые даты своих протографов. На «точности» относительных расчетов сказывались также и «технические» особенности работы древнерусских компутистов (способы счета лет, разнообразные приемы округления чисел и пр.). Иными словами, вряд ли можно ожидать от относительных показаний древнерусских источников существенной помощи в деле уточнения хронологии монгольского нашествия на северорусские земли. Наглядный пример достоверности таких показаний откровенно демонстрирует расчет автора «Задонщины», стремившегося определить количество лет, прошедших между двумя важнейшими событиями русско-монгольских военных столкновений: «А от Ка-латьскис рати до Момаева побоища 160 л от», что заставляет нас либо отнести битву на Калке к 1220 г., либо считать что сражение кл Куликовском поле произошло несколько лет спустя после 1380 г.
Тем не менее, в двух случаях мы находим подтверждение своей хронологической реконструкции. В Тверском летописном сборнике упоминаются события, предшествующие нашествию - первая русско-монгольская битва, землетрясение и голод: «В лЬто 6745... Не много бо лЪть мину, отъ Калкатцша рати до потрясеша земли 8 лЪгь, тогда же и гладь бысть, а от потрясеша земли до Батыева прихожеша 8 лЪт». Однако, эти интервалы не умещаются в годовые показания летописи (6732-6738 гг. и 6739-6745 гг.). Историко-хроноло-гический анализ летописных сведений показывает, что землетрясение и Великий «глад» были в 1230 г. Тогда, прилагая к этой годовой цифре 6 лет относительного показания Тверского сборника (6739-6745 гт.), мы получаем год начала монгольского нашествия на Северную Русь в 1236 г.
В русском продолжении «Летописца вскоре» встречается такое относительное показание: «Въ е лЪто княжения Юрьева явищася татарове... и князи роусьскыхъ избиша на КалцЪхь. В й лЬто княжения Юрьева, а от Адама лЪто / б^мб татаровЪ плЪниша землю Суждальскую». Получается, что во владимиро-ростовской летописи конца XII! в., откуда и бралась информация о событиях русской истории, битву на Калке (1226 г.) и нашествие Батыя (1236 г.) разделяли десять лет.
Третий параграф главы называется «Военно-исторический аспект хронологии монгольского нашествия». Он посвящен сравнительному анализу продвижения монгольских войск по территории Северной Руси, Китая
и Средней Азии, а также краткому анализу боеспособности русской и монгольской армий в период нашествия Батыя. Это сравнение показывает, что традиционное представление об исключительной скорости монгольского завоевания северорусских земель (за три с небольшим месяца) не находит подтверждения в истории монгольских завоеваний в Азии. Так, Северный Китай Чингиз-хан покорял с 1211 г. по 1215 г., а осада Пекина в 1215 г. длилась почти год. Отсюда следует, что, несмотря на боеспособность своей армии, хан все же избегал столкновения с хорошо укрепленными городами, опасаясь, скорее всего, длительной временной задержки при их осаде. Кроме того, следует учесть, что монгольское войско всегда сопровождала тяжелая осадная техника, которую перевозили на телегах вьючные животные. Также, согласно сообщениям источников, монголы имели обыкновение «переводить дух» на завоеванных территориях противника для того, чтобы отдохнуть, привести оружие и осадную технику в порядок.
Еще одним ярким примером военного искусства и скорости движения монгольских отрядов в процессе покорения новых территорий является их поход в Среднюю Азию. Как и предыдущие походы Чингиз-хана, среднеазиатская кампания была не менее успешной, и все же не такой стремительной, как описанное в летописях покорение Северной Руси. В частности, около четырех месяцев продолжалась осада города Ургенча, о взятии города Отрара Рашид-ад-дин писал: «В Отраре сражались с обеих сторон в течение пяти месяцев. В конце концов, у населения Отрара дело дошло до безвыходного положения...».
Для более объективной оценки исследуемых событий были проанализированы военные возможности как русской, так и монгольской армий XIII в. В итоге был получен вывод о том, что, несмотря на свою многочисленность и военный профессионализм, монгольская армия не смогла бы в те невероятно короткие сроки, которые указывают нам летописи, полностью побороть сопротивление русских войск, вооружение которых, как наступательное, так и оборонительное, славилось далеко за пределами Руси. Зная оснащенность и боеспособность русской армии в период монгольского нашествия, зная о достаточно хорошей готовности русских городов к обороне, мы позволим себе усомниться в правдивости той информации, которую нам дают древнерусские летописи относительно скорости продвижения завоевателей по северорусским землям. Как выяснилось, весьма преувеличенным было и мнение многих историков о значительном численном превосходстве монголов над русскими.
В заключении излагаются основные выводы диссертационного исследования.
Одним из главных научных результатов своей исследовательской работы мы считаем безусловный вывод о фиктивности традиционной версии хронологии монгольского нашествия, уже давно устоявшейся и воспринимаемой в качестве научно-исторической истины.
Конкретным результатом историко-хронологического и сравнительно-текстологического изучения датирующих показаний древнерусских источников стал вывод о том, что изначальный «слой» дат был внесен в описание северорусского похода Батыя древнерусским летописцем, который был современником событий и считал время годами константинопольской эры, которые имели ультрамартовское календарное начало (от С.М. до Р.Х. 5509 лет, при этом счет начинался с дня 1 марта). Дальнейшая неоднократная переписка компилятивного владимиро-ростовского текста привела к появлению новых и изменению старых датирующих элементов, но при этом в большинстве случаев поздние переписчики стремились сохранить мартовский «рисунок» хронологии рассказа о нашествии, который, как уже нам известно, не был самым начальным и достоверным.
Конечным результатом проведенного исследования стало создание научно обоснованной версии хронологии северорусского похода Батыя, оформленной в виде общепринятого в современной исторической науке универсального времяисчисления (счет лет от Р.Х., январский календарный стиль). Эта версия отчасти повторяет отдельные элементы старой схемы, но во многом расходится с ней. Главным новшеством стало удревнение всех хрестоматийных дат монгольского нашествия и всего этого события целиком на один год. Так, согласно общепринятым взглядам, начало вторжения приходилось на декабрь 1237 г., по нашей версии, оно началось в последние месяцы 1236 г. Годовая сдвижка начального эпизода привела к перемещению и всех последующих событий по хронологической шкале на такой же интервал времени. Таким способом мы смогли установить три «опорные точки» для проведения корректировки всей хронологической шкалы:
1) нападение монголов на Рязанскую землю произошло, несомненно, в том же году от Р.Х., когда ими была покорена Волжская Булгария и когда жители Восточной Европы наблюдали солнечное затмение. Отсюда, согласно полученным данным, рязанско-монгольское столкновение произошло в 1236 г., а не в 1237 г., как это всегда считалось раньше;
2) комплексы хронологических элементов (номер года, юлианское число, день недели), содержащиеся в летописном описании осады монголами Владимира-Залесского, указывает на февраль 1237 г., но не 1238 г.;
3) такие же комплексы, сопутствующие описанию осады монголами Торжка, указывают на конец февраля - март 1237 г., но, опять же, не 1238 г.
Получается, что три названных эпизода монгольского нашествия на Северную Русь удревняются на год в сравнении с господствующим ныне представлением о времени их свершения.
Отсюда, наиболее значимым результатом нашего исследования можно считать создание базовых возможностей для уточнения и может быть даже пересмотра некоторых исторических характеристик и оценок драматических событий вторжения Батыя. Так, мы совершенно уверены в
том, что следует решительно отказаться от мнения о быстроте и легкости военного продвижения завоевателей по северорусским землям. Северорусский поход Батыя длился не три-четыре месяца, как это считает «официальная» научная историография и учебная история, а занимал значительно больший отрезок времени: по нашей версии, первые русско-монгольские контакты, носившие пока еще мирный характер, начались в конце ноября 1236 г., а последние проявления монгольской военной активности в ходе первого «этапа» завоевания русских земель относятся, предположительно, к осени 1237 г.
По теме диссертации опубликованы следующие работы: Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях и журналах, рекомендованных ВАК:
1. Гартман, A.B. Хронология похода Батыя на Северо-Восточную Русь / A.B. Гартман // Известия Алтайского государственного университета. Серия «История». - Барнаул, 2008. - Вып. 4/2. - С. 17-21 {0,4 п.л.).
2. Гартман, A.B. Сравнительное исследование темпов монгольских завоеваний в Азии и на Руси / A.B. Гартман// Известия Алтайского государственного университета. Серия «История» «Политология». - Барнаул, 2009. - Вып. 4/3(64/3). -С. 48-52 (0,7 п.л.).
Статьи и тезисы:
3. Гартман, A.B. Хронология первых русско-монгольских сражений / A.B. Гартман, C.B. Цыб // Palaeoslavica. Vol. XVIII. No. 1. - Cambridge-Massachusetts, 2009. - Pp. 2-27 (авт. вкл. 0,5 п.л.).
4. Гартман, A.B. Текстологический анализ рассказа Лаврентьевской летописи о нашествии Батыя на Северо-Восточную Русь / A.B. Гартман // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты. -Чита, 2009. - С. 363-367 (0,4 п.л.).
5. Гартман, A.B. О хронологии похода Батыя на Северо-Восточную Русь / A.B. Гартман // Актуальные вопросы истории Сибири. - Барнаул, 2009. - С. 85-87 (0,2 п.л.).
6. Гартман, A.B. Текстологический анализ рассказа Лаврентьевской летописи о нашествии Батыя на Северо-Восточную Русь / A.B. Гартман // Молодой ученый. - Чита, 2009. №3. - С. 110-114 (0,4 п.л.).
7. Гартман, A.B., Цыб, C.B., Кайгородова, Т.В. Власть и счет времени (исторический экскурс) / C.B. Цыб, A.B. Гартман, Т.В. Кайгородова // Алтайский вестник государственной и муниципальной службы. - Барнаул, 2010. №5. - С. 5-8 (авт. вкл. 0,35 п.л.).
Подписано в печать 2-Л. .■io. ¿L'a -iO, Печать офсетная. Бумага для множительных аппаратов Формат 60x90/16. Усл. печ. л. 1,0 Заказ №340. Тираж 100 экз.
Бесплатно
Типография Алтайского государственного университета 656049, Барнаул, Димитрова, 66
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Гартман, Алена Валерьевна
Введение.стр. 3
Глава 1. Историография и источниковедение хронологии монгольского нашествия на Северную Русь.стр. 24
1.1. История изучения хронологии монгольского вторжения на Северную Русь.стр. 24
1.2. Историко-хронологическая характеристика источников.стр. 41-
Глава 2. Реконструкция хронологии монгольского нашествия на северорусские земли.стр. 58
2.1. Хронология монгольского похода на Рязанскую землю. стр. 58
2.2. Хронология монгольского похода на Владимиро-Суздальску землю.стр. 78
2.3. Хронология монгольского похода на Новгородскую землю и окончания нашествия на северорусские земли.стр. 110
Глава 3. Вспомогательные факторы датировки монгольского нашествия на Северную Русь.стр. 136
3.1. Соотношение календарных стилей в северо-восточном русском летописании конца XII - начала XIII в.стр. 136
3.2. Относительные датирующие показания.стр. 154
3.3. Военно-исторический аспект хронологии монгольского нашествия.стр. 166
Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Гартман, Алена Валерьевна
В истории каждой страны встречаются такие события, которые воспринимаются позднейшими поколениями людей как переломные и определяющие весь ход дальнейшего исторического развития. Их последствия сказываются на протяжении многих десятилетий или даже столетий и оставляют яркий след в народном самосознании и в научном знании, особенно если эти события имели трагический характер.
Без сомнения, в отечественной истории таким событием является монгольское нашествие, ставшее своеобразным рубежом двух последовательных эпох. Та периодизация исторического процесса, что сложилась в XX в. и принята сейчас в научном мире и в преподавании исторических знаний, существенно стирает грань между до- и послемонгольским временами и представляет поход Батыя и ордынское иго лишь одним, хотя и самым существенным фактором разделения и консолидации русских земель. Предшествующие поколения историков были настроены более решительно оценивать значимость монгольского вторжения: так, например, «классик» отечественной исторической науки Н.М. Карамзин именно этим событием заканчивал очередной том своего эпического описания российской истории, а его последователь М.П. Погодин вообще разделил ее на два этапа - домонгольский и послемонгольский, что ясно из заглавия одного из его сочинений1.
Научное изучение таких переломных событий всегда было и ныне является актуальной задачей исторической науки, поскольку в данном случае достижения феноменологической истории оказывают существенное влияние на формирование исторического сознания, понимаемого как историческая память определенного социума с присущим ему типом интерпретации происходящих в действительности изменений2. Иными словами, изучение истории завоевания монголами русских земель имеет не только познавательное значение, важное для относительно узкой специальной области научного знания, но и воспитательное, идеологическое и социокультурное значение.
Все это заставляет историков-специалистов раз за разом обращаться к этой уже неоднократно изученной проблеме. Нашествие монгольских войск под предводительством хана Батыя на земли Северной Руси является объектом исследования и данного диссертационного сочинения.
Нетрудно заметить, однако, что внимание историков к русско-монгольской тематике имеет перекос в сторону знаковой модели интерпретации исо торической реальности . Исследователи нашего времени, как и их предшественники Х1Х-ХХ вв., с увлечением устанавливают связь между раздробленностью русских земель и их военным поражением, сопоставляют военно-экономический потенциал завоевателей и их жертв, исследуют социальные, культурные и этнопсихологические последствия трагических событий второй половины 30-х гг. XIII в., рассуждают о цивилизационном значении монгольского нашествия на Восточную Европу и т. д.4, нередко забывая о необходимости иного подхода, предполагающего, что «события прошлого не абстрактны, они обретают национальное и историческое (временное) содержание [курсив мой. — А.Г.], следствием чего можно считать. стремление к исследованию специфики конкретного исторического материала, к созданию достоверных. образов прошлого»5. В XX в. интерес к источниковедческой стороне изучения монгольского вторжения оформился, прежде всего, в виде текстологического исследования древнерусских письменных сообщений о походе Батыя6, и такая «окраска» историко-критического исследования, в общем-то, является необходимой и свойственной работе со всеми средневековыми письменными текстами. Однако, увлечение ученых филологическим аспектом оставило в стороне важнейшие источниковедческие вопросы собственно исторического содержания7, в числе которых главное место занимает вопрос о точном времени монгольского нашествия.
Научное представление о хронологии вторжения монголов на северорусские земли представляет собой удивительно устойчивое мнение, сформировавшееся еще в конце XVIII — начале XIX в. и в неизменности сохранившееся до наших дней. Любой учебник отечественной истории и любое научное или популярное сочинение, описывающее поход Батыя, вполне уверенно пробуют убедить нас в том, что вторжение монголов в пределы Рязанской земли началось в декабре 1237 г., покорение Владимирской земли происходило в феврале 1238 г., а неудавшаяся попытка вторжения завоевателей в Новгородскую землю и их отступление в Половецкие степи состоялось в марте 1238 г. (см. таблицу в приложении 1). Эти даты стали для нас настолько привычными, что мысль об их недостоверности может вызвать только удивление или даже возмущение в сознании знатоков и любителей истории. Тем не менее, проверка их исторической точности должна стать объектом пристального внимания современных исследователей, поскольку появились они в то самое время, когда историко-хронологические знания находились на достаточно примитивном уровне развития, и правомерность этих дат не получила должного научного обоснования. В последующее время, в Х1Х-ХХ столетиях, эти даты опять же не подвергались специальной научной экспертизе, и молчаливое их признание каждым очередным поколением историков невольно придавало им все большую степень убедительности. Редкие попытки критического изучения их отдельных элементов носили неглубокий характер и не выходили за рамки общепринятой парадигмы (подробнее о небогатой событиями истории изучении хронологии монгольского нашествия см. 1.1). Получается, что наше обращение к проблемам датирования батыева нашествия, без сомнения, представляет новое направление в исследовании русско-монгольских военных контактов второй половины 30-х гг. XIII в., и его новизна определяется действительным отсутствием научно обоснованной реконструкции хронологии этих исторических событий.
Таким образом, главную исследовательскую цель настоящего диссертационного сочинения мы можем сформулировать так: создание научно обоснованной и достоверной реконструкции хронологии нашествия монгольских войск под предводительством хана Батыя на земли Северной Руси. В ходе реализации этой цели необходимо было выполнить несколько исследовательских задач, решение каждой из которых не было самостоятельным направлением исследовательской работы, но способствовало достижению главной цели:
1) Исследовать и критически проанализировать устоявшееся в научном знании и в педагогической практике мнение о хронологии первоначальных русско-монгольских военных контактов. Сразу отметим, что здесь мы не испытывали особых трудностей, так как отечественная и зарубежная историография дали нам прекрасную возможность доказать несостоятельность предыдущих взглядов на изучаемую проблему (см. 1.1).
2) Выяснить вопрос о происхождении и составе датирующих показаний источников, рассказывающих о монгольском нашествии на Северную Русь, и, учитывая их сложный состав, определить первоначальные и, предположительно, самые достоверные хронологические показания. Эта задача представлялась более сложной по сравнению с предыдущей, поскольку здесь результаты историко-хронологической методики исследования иногда входили в противоречие с показаниями общепринятых сравнительно-текстологических методов, и каждый такой случай требовал особого объяснения (см. 1.2, 2.1-3).
3) Изучить проблему соответствия (или несоответствия) между событиями, происходившими во второй половине 30-х гг. XIII в. на северорусских землях, и событиями монгольских завоеваний на иных территориях. Такое сравнение дает возможность проверить обоснованность историко-хронологи-ческих выводов, полученных «автономным» источниковедческим путем, выводами общеисторического содержания, давно ставшими признанными в научном мире (см. 3.3).
4) Проверить предлагаемую в диссертационном сочинении реконструкцию хронологии нашествия монголов на Северную Русь текстологическим и историко-хронологическим анализом состава датирующих показаний древнерусских источников о событиях первой половины XIII столетия (см. 3.1,2). Эта исследовательская операция позволяла установить случайный или закономерный характер соединения разнотипных датирующих элементов в показаниях источников о разных исторических событиях, в том числе и о монгольском нашествии.
Намеренно избегая таких привычных для диссертационных сочинений формулировок как «методологической основой нашей работы являются принципы историзма и объективности.» и т.д., мы, все же, выскажем свои представления о понимании гносеологических основ предлагаемого исследования, которые, конечно же, не претендуют на открытие каких-то оригинальных теоретических положений. Монгольское нашествие было реальностью нашей средневековой истории, и поэтому этот исторический факт всегда вызывал и до сих пор вызывает интерес историков-исследователей. Историческая информация фиксируется в показаниях источников, и поэтому современный исследователь имеет возможность проникнуть в ее сущность через изучение тех самых материальных или идеальных образований, которые заключают в себе эту информацию. Мы имеем возможность реконструировать давно прошедшие события по показаниям источников, которые были созданы либо непосредственными их участниками и очевидцами, либо их ближайшими последователями. Письменная информация и тех, и других (очевидцев и последователей) была в разной степени достоверным (или искаженным) отражением факта, поэтому задача современного исследователя-историка заключается в тщательном изучении дошедшей до нас информации источников и в определении степени ее соответствия исторической реальности. Изучая проблему появления того или иного сообщения в старинных письменных текстах, исследователь, тем самым, изучает и проблему истинности отражения исторической информации в этих текстах, и, значит, приближается к реконструкции самого исторического факта. Абсолютная реконструкция никогда не станет возможной, мы никогда не сможем заявить, что «всё в прошлом было именно так, как утверждаем мы, а не иначе», но каждое приближение к факту открывает какие-то новые стороны давно минувшей действительности, конечно же, при условии, что такое приближение имеет научные основания. Это рассуждение становится весьма актуальным для нынешней ситуации, когда появилось дилетантское мнение о том, что монгольского нашествия на Русь вообще никогда не было в нашей истории8.
Исторический факт — монгольское нашествие на Северную Русь - имел определенную содержательную, географическую и временную локализацию. Изучение сущности и последствий этого факта всегда являлось приоритетным направлением исторических исследований по русско-монгольской тематике. Изучение территориальной приуроченности событий всегда производилось на уровне анализа прямых и недвусмысленных сведений источников, например: «Пршде безбожный царь Батый на Русскую землю. и ста нарЪк'Ь на Воронеж¿»; «Татары. вздша Суждалъ • а сами идоша к Володимерю [курсив мой. - А.Г.]»9, и пр. Поскольку последний (хронологический) элемент характеристики исторического факта остается до сих пор неисследованным, или исследованным недостаточно полно в сравнении с двумя первыми, методологическое направление нашей работы определяется вполне четко. Каждое определенное историческое событие (в том числе и нашествие Батыя на Северную Русь) происходило в определенное время, и историческая наука, если она желает выполнить свои обязательства перед обществом - установить что, где, почему и когда происходило в прошлом, - обязана представить максимально точный ответ на последний из этих вопросов. Итак, предметом настоящего диссертагщонного исследования является датирование монгольского нашествия на северорусские земли.
Вспомогательная историческая дисциплина хронология позволяет решить эту проблему. В современном понимании ее исследовательские задачи не ограничиваются проведением редукции (пересчет древних дат на современное времяисчисление), но имеют своей первоочередной целью реконструкцию древних систем учета времени, применявшихся авторами старинных текстов10. Лишь после того, как мы выясним, каким способом времяисчисления пользовался каждый из этих авторов, мы сможем произвести точную редукцию указанных в этих источниках датирующих показаний и только вслед за тем предложить современникам научно обоснованную хронологическую версию исторических событий. Восстановление давно исчезнувших систем учета времени и установление их отражения в старинных датирующих записях представляется возможным только на основании изучения показаний источников.
Древнерусские и зарубежные письменные записи ХШ-ХУП вв., содержащие рассказы о северорусском походе монголов являлись источниками получения информации, необходимой для достижения главной исследовательской цели. Описание источниковой базы нашего диссертационного исследования и подробную оценку познавательных возможностей ее хронологических показаний мы представим позже (см. 1.2), здесь же ограничимся самой общей источниковедческой характеристикой. Основную группу наших источников составляли русские летописи, содержавшие рассказ о монгольском нашествии на Северную Русь. Все они представляют собой поздние (Х1У-ХУИ вв.) редакционные переработки летописных материалов XIII столетия, в разной степени исказившие первоначальную письменную информацию и компилировавшие ее в «мозаичном» порядке. Самые близкие по времени к изучаемому событию датирующие записи, среди которых мы вполне обоснованно ожидаем обнаружить сведения высокой степени достоверности, оказались разбросанными по страницам различных летописных произведений и упрятанными под «слоями» позднейших записей, случайно или намеренно изменявшими их содержание и форму. Позднее редактирование могло изменить любой элемент первоначальных летописных дат монгольского нашествия - номер года от С.М., число юлианского календаря, название дня недели, обозначение пасхального или месяцесловного календарей и пр. Соединяя искаженные хронологические элементы в поздних летописных сводах, редакторы выстраивали датирующие показания в формальной последовательности, но при этом неосознанно нарушали действительный исторический порядок событий. Поиск, распознавание и системная группировка этих «обрывков» древнейших хронологических записей составляли главную источниковедческую задачу в работе с летописными текстами. Именно эти исследовательские операции привели к результатам, во многом определившим достижение главной цели диссертационной работы.
Другая разновидность древнерусских письменных источников - художественно-литературные произведения — представлена в нашей работе «Повестью о разорении Рязани Батыем», входящей в цикл сочинений о чудотворной иконе св. Николы Заразского. Повесть сохранилась во множестве поздних списков, что, как и в случае с летописями, позволяет подозревать наличие искажений первоначальной исторической информации, появившихся в процессе неоднократной переписки текста. Кроме того, здесь описание исторических событий еще и приспосабливалось под жанровые стандарты художественного военно-исторического повествования, что приводило к появлению содержательных и формальных изменений оригинальной информации. Вместе с тем, все специалисты, изучавшие «Повесть.», приходят к твердому выводу о том, что наряду с эпическими преданиями (такими, как сказание о Евпатии Коловрате) ее литературной основой были старинные рязанские летописные записи, восходившие к эпохе похода Батыя на русские земли. На эту особенность художественного текста откровенно указывают начальные строки «Повести.», оформленные по образцу летописных статей: «Въ лЪто 6745,. пршде базбожныи царь Батый на Русскую землю со множествомъ вой татарскими и ста на р'ЬкЬ на Воронеж'Ь близъ Резанскои земли»11. Таким образом, за литературным обрамлением этого источника мы имеем возможность рассмотреть относительно достоверную историко-хро-нологическую информацию, тем более, что само это обрамление выстраивалось по правилам характерной для древнерусской литературы стилистики «монументального историзма» (определение Д.С. Лихачева), одним из характерных признаков которой было расположение описываемых событий (даже
10 вымышленных) в реальном историческом времени .
В качестве дополнительных источников, необходимых для правильной историко-хронологической характеристики датирующих показаний, использовались древнерусские календари-месяцесловы и переводные хронографические сочинения, пополненные русскими материалами, имеющими первоначальное летописное происхождение (Русский Хронограф, «Летописец вскоре»). Последнюю группу источников диссертационного исследования представляют сочинения иностранных авторов, описывающие военные действия монголов в Азии и Европе. Большинство из них появились десятилетия спустя после военной экспедиции Батыя и не содержали конкретной хронологической информации о завоевательных действиях монголов, поэтому мы также рассматривали их в качестве дополнительных источников, привлечение которых имело цель представить общую характеристику военно-исторических событий первой половины XIII в. Исключение среди них составляет цикл хроникальных сочинений персидского автора Рашид-ад-Дина, основанный на старинных записях и предлагающий нам последовательное, год за годом по мусульманской эре хиджра, изложение истории монгольских завоеваний. Летописные произведения Рашид-ад-Дина, и в частности «Летопись Угедей-каана», рассказывающая о походе в Восточную Европу, являлась для нас источником высокой степени достоверности в плане фиксации реальной хронологии исторических событий и позволила получить существенные аргументы для ее реконструкции, что, как уже было сказано, являлось главной целью нашей исследовательской работы.
В соответствии с определением предмета исследования и основной его цели были выбраны методы изучения хронологии северорусского похода монголов. Главными из них стали методы историко-хронологического исследования, разработка которых к настоящему времени является вполне законченной и определенной13. Условно их можно разделить на две группы - комплексные и сравнительные. Комплексные методы предполагают, в первую очередь, взгляд на отдельные летописные статьи (или отдельные фрагменты старинных текстов) как относительно цельные и обособленные соединения различных датирующих элементов (номер года, число юлианского календаря, день недели, день месяцесловного или пасхального календаря); выявление правильного или неправильного сочетания этих элементов в одной датирующей записи может дать основания для построения выводов о ее достоверности. Так, к примеру, дата взятия монголами Торжка из Новгородской первой летописи («в лЪто 6746,. месяца марта въ 5, на память святого мученика Никона, въ среду средохрестьную»)14 большинством составляющих ее элементов (6746 г., 5 марта и среда на Средокрестной неделе поста) соответствует 1238 г., т.е. кажется вычисленной по константинопольской эре в ее мартовском календарном стиле (эпоха эры - 1 марта 5508 г. до н.э.), но месяце-словное дополнение («на память святого мученика Никона») не соответствует ее предыдущей характеристике, потому как память этого святого всегда отмечалась в древнерусских месяцесловах 23 марта. Таким образом, мы можем вполне уверенно предполагать здесь наличие редакционного искажения первоначальной датирующей записи. Анализ сочетания хронологических элементов в составе комплексов позволяет также определить сложный состав формирования датирующих показаний источников. Так, в комплексе статьи 6745 г. Лаврентьевской летописи дата захвата столицы Владимирской земли
-ч ■ ■ - /Л Г> /Л ^ . монголами «в л£ -¿г-^-м-е-. в нелю мАпую мца февра в -з-» состоит из таких элементов, которые соответствуют мартовскому году константинопольской эры (при редукции получается Мясопустное воскресение 7 февраля 1238 г.), но помещенная здесь же дата начала осады Владимира-Залесского «в л'Ё
•/3-1]г*м-е-. мца февра • въ -г-. во вторни прё млпу за нелю» противоречит только что изложенной историко-хронологической характеристике, и это, без сомнения, указывает на компилятивный характер формирования комплекса датирующих элементов данной летописной статьи и данного летописного памятника.
Особую разновидность хронологических комплексов представляют старинные даты, соединяющие абсолютные номера лет с церковными хронологическими элементами (в нашем случае мы будем иметь дело лишь с одним из таких элементов — индиктами, входящими в состав 15-летних ин-диктионных циклов). Поскольку индиктионные циклы всегда вычислялись по самой распространенной в Древней Руси схеме, по сентябрьским годам константинопольской эры летосчисления - от Сотворения Мира (далее -С.М.) до Рождества Христова (далее - Р.Х.) 5509 лет, - любой случай соответствия или несоответствия индиктовых чисел годовым номерам от С.М. указывал на применение в источниках этой времяисчислительной системы или же на использование каких-то других способов учета времени. Становится понятным, например, что в северо-восточном русском летописании в первой половине XIII в. использовались какие-то оригинальные времяисчислитель-ные системы, поскольку в одном из его памятников (Владимирский летописец) смерть князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо датирована 6721 г. и 4-м индиктом16, тогда как 6721-у году константинопольской эры должен был соответствовать 1-й номер индикта.
Метод анализа определения годовых границ письменных датирующих комплексов, содержащихся в источниках, также может дать основания для появления важных научно-хронологических выводов. Например, если первым датирующим показанием статьи 6745 г. Лаврентьевской летописи является запись «того л£ • На зиму придоша и) всточьныЪ страны • на Рдзаньскую землю. Татари», а заканчивается она словами «во ищинъ мць февра ■ кончевающюсА -ме- тому лЬту»17, значит, хронологический комплекс этой статьи был построен по схеме календарного года, начинавшегося весной и заканчивающегося февралем, т.е. это был либо ультрамартовский (март 1236 г. - февраль 1237 г.), либо мартовский (март 1237 г. - февраль 1238 г.), либо постмартовский год (март 1238 г. — февраль 1239 г.)18.
Если воспринимать относительно цельным информационным комплексом не только отдельные фрагменты старинных текстов (например, летописные статьи), но и весь текст источника целиком, тогда особое значение приобретает метод анализа причинно-следственной связи излагаемых в нем событий; каждый случай нарушения естественной хронологической последовательности описанных в источнике происшествий указывает на соединение в его тексте разнородной информации. Так, очевидно, что описание монгольского штурма г. Владимира-Залесского в Новгородской первой летописи несколько раз нарушает естественный ход событий: сначала источник пишет о том, что «безаконьнии. приближася къ граду, и оступиша градъ силою, и отыниша тыномъ всь», затем те же самые действия завоевателей летопись описывает еще раз в день штурма («в пяток преже Мясопустныя недели»), но сам штурм относит «на заутрье» (т.е. уже на следующий день после предмя-сопустной пятницы, в субботу?) и при этом указывает, что в тот момент князь Всеволод Юрьевич и епископ Митрофан «увид-Ь. яко уже взяту бытии граду», совершенно запутывая описание и относя начало штурма все же к пятнице19.
По мнению Т.В. Гимона, в исследовании древних сочинений, имеющих структуру погодных хроник, важно значение приобретает также и анализ логической и иерархической последовательности изложения событий20. Этот вывод использовался нами для историко-хронологической характеристики показаний летописных источников за начало XIII в. (см. 3.1).
В контексте конкретной темы, изучаемой в настоящем диссертационном исследовании, метод анализа причинно-следственных связей исторических событий получает еще одну область применения. Военные походы монголов были постоянным и последовательным перемещением крупных или мелких объединений вооруженных людей в географическом пространстве. Это пространство имело форму определенной природной и социально-экономической среды, оно включало в себя и населенные пункты различного размера, расположенные на данной территории в определенном порядке, и проторенные многими поколениями людей и ставшие уже наезженными дороги, и реки, пересекающие территорию в различных направлениях, и прочие компоненты. Кроме того, каждая географическая зона отличается своими климатическими особенностями, существенно влияющими на любые формы деятельности обитающих здесь людей. Продвижение человека через это пространство подчиняется естественным ритмам и временным нормам, которые могут варьировать по срокам в зависимости от целей перемещения людей, но никак не могут быть изменены принципиально. Понятно, что в каждую историческую эпоху такие сроки менялись, и, конечно же, в сторону их сокращения, чему способствовал технический прогресс, но для эпохи средневековья они были относительно стабильными. Иными словами, научное изучение последовательного продвижения войск Батыя по северорусской местности должно сопровождаться учетом самых разнообразных природно-климатических и географо-экономических факторов, а реконструкция хронологии перемещения монгольских отрядов должна осуществляться на основе комплексного совмещения данных двух дисциплин (историческая хронология и историческая география). Такой подход в изучении русско-монгольской исторической тематики уже не раз применялся исследователями (см. 1.2); именно так, к примеру, В.Л. Янину удалось установить время и причины окончания монгольского продвижения вглубь Новгородской земли (см. 2.3).
Сравнительные методы исследования были ориентированы на сопоставление хронологических комплексов одних источников с другими или на сопоставление древнерусской письменной исторической информации с информацией иного происхождения. Метод сравнения несинхронных показаний древнерусских летописных текстов давал возможность усмотреть в противоречивых датах одного и того же события, расположенных в разных источниках, первоначальную датирующую основу, как это удалось сделать, например, при анализе противоречивых дат монгольского нашествия в северовосточных (6745 г.) и северо-западных (6746 г.) летописях (см. 2.1-3).
Перекрестное сравнение древнерусских датирующих показаний с хронологическими сведениями иноземных источников также позволяло сделать весьма важные выводы по поводу изучаемой нами проблемы. К сожалению, возможности использования этого метода ограничивались малым количеством иностранных сочинений, описывающих конкретный ход монгольского вторжения на русские земли и сопровождающих этот рассказ абсолютными или относительными датирующими показаниями (см. выше и 1.2). Тем не менее, перекрестно-сравнительная информация нередко приобретала в нашем исследовании принципиальное значение в решении проблем реконструкции хронологии похода Батыя на Северную Русь. Так, например, необычайно важным для построения нашей хронологической версии было вполне конкретное и недвусмысленное указание Рашид-ад-Дина на то, что начало монгольского вторжения на Рязанскую землю началось «осенью упомянутого года», т.е. того же самого года, когда чингизиды покорили Волжскую Булга-рию21.
Наконец, самые надежные основания для осуществления историко-хро-нологической редукции представляет метод астрономо-математической проверки показаний источников о различных астрономических явлениях. Описанное несколькими русскими летописями солнечное затмение, происходившее, по их версии, в том же году, в каком произошло и покорение монголами
Волжской Булгарии, по несомненным расчетам современных астрономов,
22 было 3 августа 1236 г. , и этот факт дает основания для создания относительной хронологической связи между событиями второй половины 30-х гг. XIII в.
Кроме историко-хронологических методов в своей работе над датирующими показаниями древнерусских источников мы использовали и традиционные методы сравнительной текстологии (метод сравнения параллельных чтений, метод анализа авторских интерполяций, метод учета схожих ошибок в различных текстах, метод учета повторов в старинных текстах и т.д.), .разработанные отечественной историко-филологической наукой в Х1Х-ХХ вв. и ныне считающиеся классическими и обязательными для любого исследования, связанного с изучением древнерусской письменности23. Сравнительно-текстологические наблюдения в некоторых случаях представляли важные основания для построения историко-хронологических выводов. Так, к примеру, они позволили нам пересмотреть привычные взгляды по поводу датирования русско-монгольской битвы на р. Сить и гибели князя Василька Константиновича (см. 3.3).
Мы не беремся здесь предельно точно определять хронологические рамки нашего диссертационного сочинения, поскольку их конкретное установление и является главной исследовательской целью. В общих чертах их можно ограничить временем монгольского вторэюения в северорусские земли (вторая половина 30-х гг. XIII в.). Поиск дополнительных аргументов для обоснования предлагаемой нами реконструкции хронологии похода Батыя на Северную Русь заставлял нас в отдельных случаях расширять эти рамки и рассматривать содержание и даты событий древнерусской истории первой половины XIII столетия, предшествующих и последующих за монгольским вторжением, а также событий из истории монгольских завоеваний в Азии (см. 3.1-3).
Историко-географический термин «Северная Русь», выбранный нами в качестве территориального ограничения темы диссертационного исследования, не имеет четких дефиниций, хотя достаточно часто употребляется в научной и популярной исторической литературе. В сравнении с другими обобщающими историко-географическими понятиями эпохи раздробленности он представляется весьма аморфным и многозначным. Например, в исторической науке вполне устойчивой стала традиция отождествлять Северо-Восточную Русь с Владимиро-Суздальской землей и воспринимать это тождество как указание на один из относительно обособленных территориально-государственных регионов ХН-Х1У вв., являвшийся «ядром» создания Московского государства24. Сочетание тех же самых признаков (географическое расположение и особенности политического развития) закрепило в сознании ис
ЛС ториков определение Новгородской земли как Северо-Западной Руси , хотя исключительно географические критерии заставляют относить этот регион как раз к северной оконечности расселения восточных славян. Нам не известно ни одной попытки историков механически суммировать восточную и западную части в понятие «Северная Русь», и это вполне объяснимо, так как различия в политическом развитии Северо-Восточной и Северо-Западной Руси были очевидными и никак не позволяли объединить эти регионы только на основании их географического соседства.
Тем не менее, обе этих территории (Владимиро-Суздальская и Новгородская земли) в историографии вполне определенно отделяются от истори-ко-географического понятия «Южная Русь», точно также, как обособлялись они и некоторые другие земли (Рязанская, Смоленская, Полоцкая) от понятия «Русь» в сознании древнерусских авторов ХП-Х1П вв.26 В этой предопределенности мы находим основания для выделения выбранных нами географических границ исследования, тем более, что этот выбор очень показательно подтверждается самим ходом изучаемых исторических событий. Монгольское завоевание русских земель происходило на протяжении двух последовательных военных походов. Сначала силы врагов были направлены из Среднего и Нижнего Поволжья в северо-западном направлении, а затем, после некоторого перерыва, завоеватели направились на юго-запад. Таким образом, в понятие Северная Русь мы заключаем русские земли, которые первыми подверглись нашествию войск Батыя (Рязанская, Владимиро-Суздальская и Новгородская); конкретные события сложились таким образом, что в первом походе монголы затронули и территории, которые никак нельзя отнести к Северной Руси (например, г. Козельск в Черниговской земле). Примечательно, что принятое нами условное понятие «Северная Русь» уже давно применяется специалистами для описания и исследования истории монгольского нашествия, потому как все они не могли игнорировать «этапность» батыева вторля жения . Более того, в последние годы сформировалось даже мнение о том, что завоевание монголами Северной Руси было лишь подготовительным этапом для покорения Руси Южной28.
Научно обоснованная реконструкция хронологии северорусского похода Батыя будет иметь не только важное познавательное значение, но и сможет оказать воздействие на оформление принципиальных исторических оценок эпохи покорения русских земель монголами. У современных исследователей древнерусской истории XIII в., располагающих знаниями об истинной временной локализации событий, появятся возможности для пересмотра или I уточнения каких-то устоявшихся взглядов (может быть, и для оформления новых) на причины поражения русских в противоборстве с многочисленным и искушенным в военном деле врагом, на особенности тактических действий завоевателей в каждой отдельно взятой русской земле или даже в каждой конкретной битве, на целевые стратегические установки завоевателей, на оценку военных возможностей и морально-волевых качеств русских воинов и мирного населения древнерусских городов, и т. д. Ожидание новых разработок всех названных и других исторических проблем вполне предсказуемо, поскольку правильная расстановка прошлых событий во времени открывает дорогу объективного познания их причинно-следственных связей, их взаимообусловленности и особенностей их конкретного течения. Историческая наука и все ее отрасли являются «хронологичными», потому что основываются на представлениях о последовательной череде событий, процессов и явлений, и поэтому все они заинтересованы в использовании максимально точной и достоверной хронологической информации.
Результаты нашего исследования могут иметь и важное методологическое значение, поскольку формулируют важнейшую задачу, стоящую ныне перед исторической наукой и представляют образец ее решения. Уверенность современных ученых в том, что хронология древнерусской истории выявлена окончательно, является своеобразным научным «чванством», которое существенно затрудняет развитие собственно исторических знаний. Вся эта хронология, по крайней мере, до XVI столетия, нуждается в тщательной проверке и детальном уточнении. Историкам вообще-то свойственна медлительность в пересмотре давно привычных и поэтому ставших удобными выводов относительно времени свершения событий прошлого. Однако рано или поздно наша наука должна будет заняться серьезной корректировкой традиционной, но, все же, во многом ошибочной хронологической версии древнерусской истории.
Итоги такой исследовательской работы будут иметь и важное практическое значение в преподавании и пропаганде исторических знаний, где должны использоваться только безусловные и максимально точные сведения, полученные с помощью критической оценки информации источников. Дидактической основой исторического образования издревле являлся принцип хронологической последовательности преподаваемых знаний, следовательно, и здесь огромное значение приобретает проблема безупречной достоверности и правильной очередности изучаемых исторических событий.
Примечания:
1 Погодин М.П. Древняя русская история до монгольского ига. Т. 1. М.,
1872.
Антипов Г.А. Гносеологические и социокультурные основания исторического знания: Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. М., 1995. С. 13-14. о
О различных моделях интерпретации прошлого см.: Бредихина Н.В. Динамика моделей интерпретации в процессе формирования исторической реальности: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. Барнаул, 2009. С. 13-15.
4Наглядным отражением всего «спектра» приоритетных интересов современной науки к русско-монгольской проблематике является подборка материалов тематического выпуска журнала «Родина» (2003. № 11).
5Бредихина Н.В. Указ. соч. С. 14.
6Например: Прохоров Г.М. Повесть о батыевом нашествии в Лавренть-евской летописи // Труды Отдела древней русской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Т. XXVIII. Л., 1974. С. 7798; Лихачев Д. С. К истории сложения «Повести о разорении Рязани Батыем» // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 259263; Бородихин А.Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIV-XVII вв.: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Томск, 1989; и др. п
Исключение составляют некоторые исследования последних лет: Кузнецов A.A. Владимирский князь Георгий Всеволодович в истории Руси первой трети XIII века: Преломление источников в историографии. Нижний Новгород, 2006; Сусенков Е.И. Русско-монгольская война (1237-1241). Томск, 2006. о
Об этом см.\ Данилевский И.Н. Пустые множества «новой хронологии» // Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): Курс лекций. М., 1999. С. 289-313.
9Повестъ о разорении Рязани Батыем // Воинские повести Древней Руси. M.; Л., 1949. С. 9; Полное собрание русских летописей (далее -ПСРЛ). Т. 1. М., 1997. Стб. 462; и др. Здесь и далее все цитаты из древнерусских и прочих текстов приводятся в издательской версии. Мы решились только на замену применяемой издателями XIX в., но никогда не употреблявшейся в древнерусской письменности буквы «й» на «и».
10Иванова Н.П., Цыб C.B. Историческая хронология: Курс лекций. Барнаул, 2008. С. 10-12; Цыб C.B. Возникновение и развитие научно-хронологического знания в России // Время в координатах истории: Тезисы международной научной конференции. М., 2008. С. 25-27.
11 Повесть о разорении Рязани Батыем. С. 9.
10
Лихачев Д.С. Предпосылки возникновения жанра романа в русской литературе // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 98-99. Самое полное определение стиля монументального историзма см.: История русской литературы XI-XVII веков / Под ред. Д.С. Лихачева. М., 1985. С. 69-70. иЦыб C.B. Методика историко-хронологического исследования (на примере древнерусской хронологии) // Источник: Метод: Компьютер. Варнаул, 1996. С. 23-46; он же. Хронология домонгольской Руси. 4.1: Киевский период. Барнаул, 2003. С. 10-66.
14Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисл. А.Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 76.
15ПСРЛ. Т. 1. Стб. 461, 462.
Х6ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 83.
Х1ПСРЛ. Т. 1. Стб. 460, 464.
1Я
Первые два из названных здесь календарных стилей давно уже известны историкам; о последнем см. 3.1.
9Новгородская первая летопись. С. 75.
20Гимон Т.В. Ведение погодных записей в средневековой анналистике: Сравнительно-историческое исследование: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2001. С. 9.
Рашид-ад-Дин. Летопись Угедей-каана от начала коин-ил. до конца хукар-ил. // Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. М.; Л., 1952. С. 38.
Astronomy Lab program. [Электронный ресурс]: http://astro-azbuka.info / astro/progs/astrolab.htm.
23Самое полное их описание см.: Лихачев Д.С. Текстология: На материале русской литературы X-XVII вв. М.; Л., 1962. С. 340-389. иКучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М., 1984. С. 3, прим. 1: «Под "Северо-Восточной Русью" следует понимать ту конкретную сравнительно компактную территорию с центром в Волго-Окском междуречье, которой владели в определенные хронологические периоды Юрий Долгорукий или его потомство».
25Например: Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 527-546.
26Кучкин В.А. «Русская земля» по летописным данным XI - первой трети XIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования: 1992-1993 годы. М., 1995. С. 74-100; Ведюшкина ИВ. «Русь» и
Русская земля» в Повести временных лет и летописных статьях второй трети XII - первой трети XIII в. // Там же. С. 101-116.
Например, В.В. Каргалов одну из глав своей книги, описывающую второй этап монгольского нашествия, озаглавил «Южная Русь в огне (лето
1238 - весна 1241 гг.)» (Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2008. С. 171).
28
Подробнее см.: Кривошеее Ю.В. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси ХП-Х1У вв. СПб., 2003. С. 136-138.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Хронология похода Батыя на Северную Русь"
ческие выводы позволяют допустить, что жизнь Ярославу Всеволодовичу сохранила его удаленность от военных событий, связанная с киевским княжением. Может быть не случайно именно он, князь Владимирской земли (и Киевской!), не участвовавший в столкновении с Батыем, стал затем рассматриваться монголами в качестве главного претендента на велкокняжеский стол.
Возможно, уточнить и хронологию другого эпизода княжеской «карьеры» Ярослава, его утверждение на владимирском столе после того, как завоеватели ушли из разоренных северорусских территорий. В северо-восточных летописях это событие датируется 6746 г. без каких-либо деталей, способных уточнить хронологическую характеристику сообщения12. Наша хронологическая схема показывает, что это событие могло произойти не ранее зимы 12371238 гг., когда завоеватели большей частью покинули Владимирскую землю (табл. в приложении 1 — 5, 46).
Наконец, значимым результатом нашего исследования можно считать и создание базовых возможностей для уточнения и может быть даже пересмотра некоторых исторических характеристик и оценок драматических событий вторжения Батыя. Так, мы совершенно уверены в том, что следует решительно отказаться от мнения о быстроте и легкости военного продвижения завоевателей по северорусским землям. Северорусский поход Батыя длился не три-четыре месяца, как это считает «официальная» научная историография и учебная история, а занимал значительно больший отрезок времени: по нашей версии, первые русско-монгольские контакты, носившие пока еще мирный характер, начались в конце (может быть, в середине) ноября 1236 г., а последние проявления монгольской военной активности в ходе первого «этапа» завоевания русских земель относятся, предположительно, к осени 1237 г. Северорусские города не были легкой добычей для врагов, их длительная оборона проявляет отчаянный героизм русских людей, решивших защищаться до последнего человека. В этом контексте историки обычно сравнивали длительные сроки осады Торжка и Козельска с однодневным штурмом Влади-мира-Залесского, и это сравнение было не в пользу жителей столицы Владимирской земли; к этому добавлялось еще и сведение о захвате монголами 14-и северо-восточных городов на протяжении одного месяца, доверчиво заимствованное исследователями из летописных сообщений. Наша хронологическая версия событий 1236-1237 гг. опровергает эти взгляды: штурм Владими-ра-Залесского длился не один, а три дня (табл. в приложении 1 - 4, 5, 40, 41), а верхневолжские города покорялись врагами на протяжении нескольких месяцев (см. 2.3, 3.3). Хотим добавить к этому замечанию и установленный нами факт еще более длительного, по сравнению с 2-недельной общепринятой версией, сопротивления жителей Торжка, которые мужественно отстаивали свой город более трех недель (табл. в приложении 1 - 4, 5, 44). Появление новых представлений о сроках и ожесточенности сопротивления населения Северной Руси монгольской агрессии должно дать повод для уточнения и корректировки исторических выводов о причинах и последствиях этих трагических событий, для изменения характеристик каждого отдельного эпизода событий второй половины 30-х гг. XIII в. и оценки всего этого периода отечественной истории.
Мы уже высказывались по поводу того, что ожидаем весьма острой реакции научно-исторического сообщества на появление новой хронологической версии похода Батыя на Северную Русь взамен давно привычным и получившим многолетнее и всеобщее признание выводам историков конца XVIII - начала XIX в. Хочется сказать, что нами руководило не стремление к достижению сенсационных результатов, претендующих называться «научно-историческим открытием». Главной направляющей идеей нашего исследования было приближение к исторической правде, желание создать научно обоснованную реконструкцию давно прошедших, но до сих пор памятных событий, и поэтому мы вправе рассчитывать на внимательную и объективную оценку своих достижений представителями исторической науки.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Трагические события монгольского нашествия оставили глубокий след в сознании современников и потомков. Этот фрагмент отечественной истории навсегда останется в центре внимания исследователей и будет занимать важное место в учебно-воспитательном процессе. Интерес к этому событию на любом познавательном уровне всегда будет сопровождаться неизменными вопросами о причинах драматических событий, происходивших во второй половине 30-х гг. XIII столетия. Если сам факт кочевничьей экспансии на земли восточнославянских земледельцев находит вполне убедительные социально-экономические и политические объяснения, то до сих пор умы специалистов, любителей истории и дилетантов продолжает волновать вопрос о причинах, которые не позволили русскому населению успешно противостоять монгольской агрессии. Острота разрешения этой проблемы во многом определялась раньше и определяется ныне традиционным убеждением в относительной легкости и поразительной скорости продвижения завоевателей по русским землям, что позволяло выстраивать и выдавать за научно аргументированные объяснения разнообразные предположения об изначальном монгольском превосходстве в количестве воинов, в военной тактике и технике, о малодушии и неумелости действий князей и их дружин, о панической обреченности русского населения перед проявлением «божьей казни» и т. д. Одним из главных научных результатов своей исследовательской работы мы считаем безусловный вывод о фиктивности традиционной версии хронологии монгольского нашествия, уже давно устоявшейся и воспринимаемой в качестве научно-исторической истины не одним поколением наших соотечественников. В случае с изучением истории монгольского вторжения получалось так, что одна изначальная и фиктивная «истина» (историко-хронологи-ческая) порождала другие фикции, утверждение которых в сознании нескольких поколений людей невольно способствовало укреплению прочности и самого шаткого фундамента.
Взамен приблизительным выводам, которые примерно («на глазок») определяли конкретные даты и общие сроки вторжения войск хана Батыя в северорусские земли, мы предложили научно обоснованную версию хронологии этого исторического события. Это — главный научный итог нашего исследования, оформленного в виде диссертационного сочинения. Он основывался, в отличие от предшествующей «хрестоматийной» версии, на тщательном текстологическом и историко-хронологическом изучении датирующих показаний древнерусских источников. В этой работе использовались новейшие достижения историко-хронологического научного знания, что позволило обнаружить новые детали датирования, содержавшиеся в русских летописных источниках, не замеченные предшественниками. Главным моментом в изучении древнерусских датирующих записей о нашествии монголов стало комплексное сравнение хронологической информации различных источников; каждый обнаруженный нами случай противоречия между ними или их синхронности позволял рассмотреть под «слоями» позднейших напластований, сформировавшихся в результате многократной переписки текстов и внесения редакторских искажений, «слой» первоначального датирования, который и был признан нами наиболее авторитетным и достоверным.
Конечно же, такой «стратиграфический» подход к изучению старинного письменного материала не гарантирует получения несомненных результатов. Он напоминает, скорее, методику великого исследователя конца XVIII -начала XIX в. A.-JI. Шлёцера, который стремился очистить от позднейших искажений и восстановить «чистый» текст первого русского летописца Нестора1. Даже первоначальный описатель монгольского нашествия мог случайно или намеренно ошибаться в датировании его эпизодов, но его показания заслуживают, все же, большего доверия, нежели искаженные дополнениями, сокращениями и поправками даты позднейших редакторов первоначального текста. Аналогично этому выводу мы можем заявить, что и наша хронологическая реконструкция не может претендовать на несомненную точность и окончательность, но она должна восприниматься научным сообществом с большим доверием, нежели не имеющая глубоких научных оснований общепринятая версия.
Конкретным результатом историко-хронологического и сравнительно-текстологического изучения датирующих показаний древнерусских источников стал вывод о том, что изначальный «слой» дат был внесен в описание северорусского похода Батыя древнерусским летописцем, который был современником событий и считал время годами константинопольской эры, которые имели ультрамартовское календарное начало (от С.М. до Р.Х. 5509 лет, при этом счет начинался от дня 1 марта). По нашему предположению, это был житель Владимира-Залесского, работавший над составлением великокняжеского летописного свода. Географическая и хронологическая приближенность этого летописца к описываемым событиям позволяет предполагать достаточно высокую степень достоверности его информации, в том числе и информации хронологического содержания.
Через несколько десятилетий после разорения Владимирской земли монголами, первоначальные датирующие показания вместе с прочей информацией вошли в состав новой письменной компиляции, где они соединились с летописными записями ростовского происхождения и подверглись редактированию, при этом, сводчик, соединявший летописные материалы двух крупнейших городских центров Владимирской земли, имел иные представления о счете времени и поэтому приспосабливал под них, иногда весьма грубо и неумело, начальную времяисчислительную информацию. Этот сводчик считал годы по той же летосчислительной эре, но использовал ее мартовский календарный вариант (от С.М. до Р.Х. 5508 лет, счет начинается также с 1 марта, но отстающего по срокам на год от ультрамартовского начала года)2. Это было моментом первоначального искажения относительно достоверной информации. Именно на этом этапе формирования дошедших до нас текстов и появилось противоречие между ультрамартовской датой начала осады монголами Владимира-Залесского («в л'Е -/3-\|г-м-е-. мца февра • въ -г- на памл ста Семеиша • во вторнй пре МАпу за нелю») и мартовскими датами окончательного захвата города врагами («в лъ -¿г-^-м-е-. суту • мАпу-ю -.в нелю мАпую ■ по заоутрени приступиша к городу • мца февра • въ -з- на памА ста
-ч ч мка Фешдора Стратилата») .
Дальнейшая неоднократная переписка компилятивного владимиро-рос-товского текста привела к появлению новых и изменению старых датирующих элементов, но при этом в большинстве случаев поздние переписчики стремились сохранить мартовский «рисунок» хронологии рассказа о нашествии, который, как уже нам известно, не был самым начальным и достоверным. Происходило это, вероятно, потому, что в Х1У-ХУ вв. постепенно стал забываться старинный ультрамартовский календарный стиль и все большую популярность приобретало мартовское календарное новогодие в силу того, что русская церковь в эти времена произвела своеобразную пасхально-счетную реформу, переведя все пасхально-хронологические элементы на мартовский календарный стиль4. Именно в таком виде, с преобладанием относительно поздней мартовской «окраски», дошли до историков летописные хронологические показания рассказа о монгольском вторжении в Северную Русь5, и это обстоятельство, видимо, повлияло на характер исследовательских выводов и на их содержание.
Правомерность предложенной нами схемы возникновения и видоизменения летописных дат рассказа о батыевом погроме подтверждается анализом сведений северо-восточных памятников о событиях начальной трети XIII в., где прослеживается аналогичное «наслоение» хронологических элементов: относительно древние ультрамартовские константинопольские показания в этих сообщениях изменялись под воздействием позднего редактирования, включавшего в первоначальные записи мартовские элементы.
Однако в процессе модификации первоначальных датирующих элементов возникали и такие ситуации, когда поздние и сложносоставные летописные памятники сохраняли в виде отдельных «вкраплений» самые архаичные показания, восходящие к первоначальному описанию. Эти фрагменты достоверных старинных датировок разбросаны по страницам различных произведений ХУ-ХУ1 вв., однако их обнаружение и системная идентификация еще более способствуют доказательности наших историко-хронологических выводов. Так, к примеру, в таких поздних и весьма сложных по составу летописных текстах, как Тверской летописный сборник и Никоновская летопись, как мы убедились, присутствуют остатки первоначальных дат монгольской осады Торжка («въ лЪто 6746,. пршдоша къ Торжку въ недЪлю 1 поста, месяца февраля въ 22 день»; «в л'Ъто 6745,. и тако взяша Татарове градъ Торжекъ. месяца марта въ 15 день, на сред окрестной недЬли»)6; эти комплексы хронологических элементов согласуются с ультрамартовскими ка-лендарно-годовыми показаниями рассказа других летописей об осаде Влади-мира-Залесского, которые относились к первоначальному «слою» датирующих записей. Когда-то все ультрамартовские показания входили в состав единого хроникального текста, но затем они оказались оторванными друг от друга и разбросанными по страницам различных летописных произведений. Поиск отдельных «звеньев» этой некогда единой цепи датирующих показаний, их размежевание с «наслоениями» позднейших элементов и, наконец, их систематизация, - все это стало основой реконструкции достоверной истори-ко-хронологической версии монгольского нашествия на Северную Русь.
Перекрестное сравнение нашей хронологической схемы с датами единственного иностранного источника, излагающего конкретизированную хронологию монгольских завоеваний в Восточной Европе (одна из хроник Ра-шид-ад-Дина) , удивительным образом подтверждает правильность нашего историко-хронологического построения не только в общих чертах, но иногда и в деталях.
Конечным результатом проведенного исследования стало, как уже говорилось, создание научно обоснованной версии хронологии северорусского похода Батыя, оформленной в виде общепринятого в современной исторической науке универсального времяисчисления (счет лет от Р.Х., январский календарный стиль8). Эта версия отчасти повторяет отдельные элементы старой схемы, но во многом расходится с ней (см. таблицу в приложении 1 - 4, 5, 3148). Главным новшеством стало удревнение всех хрестоматийных дат монгольского нашествия и всего этого события целиком на один год. Так, согласно общепринятым взглядам, начало вторжения приходилось на декабрь 1237 г., по нашей версии, оно началось в последние месяцы 1236 г. Годовая сдвижка начального эпизода привела к перемещению и всех последующих событий по хронологической шкале на такой же интервал времени. Например, захват монголами Рязани с привычной опорной вехи (21 декабря 1237 г.) переместился на такое же юлианское число предыдущего года от Р.Х. (21 декабря 1236 г.), а неудавшееся продвижение завоевателей вглубь Новгородской земли с марта 1238 г., в нашей версии, перемещается на первый весенний месяц 1237 г. (табл. в приложении 1 - 4, 5, 34, 45), и т. д.
Однако годовая сдвижка всех датировок не была простым перемещением всех событий вслед за ушедшим «назад» начальным эпизодом монгольского вторжения. Иными словами, «линейка» счета исторического времени не перемещалась нами в направлении к нулю исключительно механически, на основании передатировки какого-то одного из событий, расположенного в определенной ее «ячейке». В каждом случае, когда это позволяла информация источников, мы старались обосновать годовое удревнение для каждого отдельного эпизода вторжения монголов в Северную Русь. Таким способом мы смогли установить три «опорные точки» для проведения корректировки всей хронологической шкалы:
1) нападение монголов на Рязанскую землю произошло, несомненно, в том же году от Р.Х., когда ими была покорена Волжская Булгария и когда жители Восточной Европы наблюдали солнечное затмение; первый из двух ориентиров - захват Булгарии - предельно точно датируется при помощи показания Рашид-ад-Дина (в 633 г. хиджры =16 сентября 1235 г. - 3 сентября 1236 г.), а второй, также без сомнений, по точнейшим астрономо-матема-тическим расчетам, соответствовал дню 3 августа 1236 г.; выходит, что рязанско-монгольское столкновение произошло в 1236 г., а не в 1237 г., как это всегда считалось раньше (см. 2.1; табл. в приложении 1 — 4, 5, 31-34);
2) комплексы хронологических элементов (номер года, юлианское число, день недели), содержащиеся в летописном описании осады монголами Владимира-Залесского, указывают на февраль 1237 г., но не 1238 г., который давно уже стал считаться хрестоматийной датой (см. 2.2; табл. в приложении 1-4,5, 39-41);
3) такие же комплексы, сопутствующие описанию осады монголами Торжка, указывают на конец февраля - март 1237 г., но, опять же, не 1238 г. (см. 2.3; табл. в приложении 1 - 4, 5, 44).
Получается, что три названных эпизода монгольского нашествия на Северную Русь удревняются на год в сравнении с господствующим ныне представлением о времени их свершения, при этом отметим, что первый из них относится к началу военной экспедиции Батыя, второй - примерно, к середине похода, а третий - ко времени его окончания. Учитывая тесную причинно-следственную связь происшествий, можно уверенно утверждать, что и все остальные события, расположенные в промежутках между тремя указанными «опорными точками», также следует передатировать в сторону их уд-ревнения. Такую относительную связь событий отмечает и «Летопись.» Рашид-ад-Дина, помещая весь северорусский поход чингизидов в 634 г. хиджры (4 сентября 1236 г. - 23 августа 1237 г.).
При заполнении промежутков времени между тремя твердо определенными хронологическими ориентирами (конец 1236 г. - вторжение завоевателей в Рязанскую землю; февраль 1237 г. — захват ими столицы Владимирской земли; март 1237 г. — их возвращение из похода в Новгородскую землю) мы учитывали несколько моментов: а) прямые указания источников на календарные даты событий (21 декабря - падение Рязани, 1 января - начало продвижение врагов из Рязанской земли на северо-запад, 3 февраля - появление монголов у стен Владимира-Залесского и т. д.); б) сообщения источников об относительных интервалах времени, разделявших различные события; так, если, по сообщению В.Н. Татищева, Москва была взята монголами 20 января (сведение было позаимствовано историком XVIII в. из какого-то несохранившегося источника), а Рашид-ад-Дин писал о пятидневном штурме этого города, значит, под стенами будущей российской столицы воины Батыя появились 15 января (см. 2.2); в) вероятный расчет сроков передвижения монгольского войска, учитывающий естественные ритмы передвижения людей по данной территории, естественно-географические факторы и климатические условия; так, если, по сведениям того же В.Н. Татищева, 1 января монголы двинулись из разоренной Рязани в сторону Владимирской земли, то достичь пограничной Коломны, расположенной примерно в 150 км от г. Рязань, продвигаясь по речному льду, они могли никак не раньше 3-4 января (см. 2.2); г) условное объединение обрывочных и непонятных хронологических, историко-географических и других сообщений разных источников; например, Никоновская летопись первой календарной датой военного столкновения рязанцев и монголов называет 6 декабря, хотя все прочие летописные источники упоминают более поздние календарные ориентиры — осада Рязани 15 и 21 декабря; в «Повести о разорении Рязани Батыем» есть другое оригинальное сведение - битва рязанских князей с монголами у Пронска еще до начала осады главного города Рязанской земли; объединив два малопонятных сообщения, мы вполне логично допускаем, что осаде Рязани предшествовало военное столкновение местных жителей с захватчиками близ города Пронска, которое происходило 6 декабря.
Такие же соображения использовались нами и для датирования событий, предшествовавших и последовавших за «опорными точками». Накануне вторжения в пределы Рязанской земли Батый вел переговоры с местными князьями, монгольское посольство проделало длинный путь от р. Воронеж до Рязани, затем - во Владимиро-Суздальскую землю, а затем вернулось к месту ханского становища. Зная о том, что монголы пересекли рязанские границы примерно в конце ноября — начале декабря 1236 г., их появление у этих границ с учетом сроков путешествия посольства мы можем отнести к первой половине ноября, тогда как ранее считалось, что азиаты появились на р. Воронеж в декабре, буквально за несколько дней до нападения (см. 2.1; табл. в приложении 1 — 4, 5, 31, 32). В другом случае, знание о том, что после захвата Владимира-Залесского и Торжка (февраль-март 1237 г.) монгольские отряды разъединились для «методичного» разорения Владимирской земли и захватили при этом 14 городов и множество сельских объектов, мы совмещаем со сведениями о военном потенциале монголов и русских, о скорости передвижения отрядов кочевников в непривычной для них лесной местности, о традиционном поведении монголов на завоеванных территориях и пр.; в результате этого было высказано вполне обоснованное предположение о пребывании монгольских отрядов на русских землях до осени 1237 г., тогда как общепринятая хронологическая версия очень быстро, еще в весеннее время, удаляет их из русских земель в Половецкие степи (см. 2.3, 3.3; табл. в приложении 1 - 4, 5, 45, 46).
Еще один положительный научный результат своего диссертационного исследования мы усматриваем в том, что появление научно проверенной и относительно точной хронологии событий монгольского нашествия и закрег пление этих событий за стабильными временными ориентирами 1236 и 1237 гг. создает основания для уточнения датировки прочих происшествий 30-х гг. XIII в., имеющих относительную связь с исследуемым временем и состоявшихся накануне или после вторжения монголов в пределы Северной Руси. В форме дат батыева похода мы получаем достаточно прочные хронологические ориентиры, которые позволяют связывать с ними иные датирующие показания источников.
Так, к примеру, у нас появляются возможности детализировать хронологию некоторых событий из биографии князя Ярослава Всеволодовича, который, как мы знаем, благополучно пережил монгольское разорение и после того занял великокняжеский престол. Известен факт того, что незадолго до трагических событий нашествия он занял киевский княжеский стол, но, принятый недружелюбно местными князьями, вскоре его оставил. Новгородская первая летопись так передает сообщение об этом событии: «В лЪто 6744. По-иде князь Ярославъ изъ Новагорода Кыву на столь, поимя съ собою новго-родци вятшихъ,. а новоторцевъ 100 мужь, а в НовЬгородЬ посади сына своего Олександра». Летопись помещает его в одну годовую статью с известием о солнечном затмении и размещает перед астрономическим известием9. Хронологическая принадлежность этой летописной статьи не ясна, и если даже доверять последовательности указанных в ней сообщений (что не является надежным аргументом для датировки), то переход Ярослава из Новгорода на Южную Русь можно датировать только приблизительно, как случившееся ранее 3 августа 1236 г. (дата затмения). Ипатьевская летопись сведение о Ярославе излагает кратко («приде Арослав. Соуждалькыи и вза Киевъ. не мога его держати . идее пакы Соуждалю») и располагает его в статье 6743 г., включающей в свой состав события нескольких лет10, что не дает никаких надежных оснований для его точной датировки. Недосказанность источников приводила к тому, что историки различно и определяли время киевского пребывания Ярослава, приблизительно относя его к 1235-1236 гг. (табл. в приложении 1-4, 24). Включение же этого события в хронологическую шкалу, основанную на нашей версии датирования монгольского нашествия, позволяет уточнить, что данный эпизод биографии отца Александра Невского приходился на древнерусский год, который начинался в марте 1236 г. и заканчивался в феврале 1237 г. (табл. в приложении 1-5, 24), что позволяет построить определенные и весьма любопытные исторические предположения. Как известно, все историки считали, что Ярослав не погиб в бурных событиях нашествия только потому, что пребывал в это время в Новгороде, не затронутом военной бурей. Удивительно, однако, что его имя никак не фигурирует в списке владимирских князей, несколько раз объединявшихся для оказания сопротивления врагам; лишь однажды упоминается, что Всеволод поджидал своего брата на р. Сить11, куда, однако, Ярослав так и не пришел. Хронологи
Список научной литературыГартман, Алена Валерьевна, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"
1. Лаврентьевская летопись и Суздальская летопись по Московско-Академическому списку // Полное собрание русских летописей. Т. 1. М.: Языки русской культуры, 1997. 496 с.
2. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М.: Языки русской культуры, 1998. 648 с.
3. Новгородская четвертая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 4. М.: Языки русской культуры, 2000. 728 с.
4. Софийская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 6. Вып. 1. М.: Языки русской культуры, 2001. 320 с.
5. Воскресенская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 7. М., 1865. 360 с.
6. Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 10. М.: Языки русской культуры, 2000. 248 с.
7. Голицинский том Лицевого летописного свода // Полное собрание русских летописей. Т. 10. М.: Языки русской культуры, 2000. 248 с.
8. Тверской летописный сборник // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М.: Языки русской культуры, 2000. 432 с.
9. Летописный сборник, именуемый Летописью Авраамки // Полное собрание русских летописей. Т. 16. М.: Языки русской культуры, 2000. 240 с.
10. Супрасльская летопись // Полное собрание русских летописей Т. 17. М.: Языки русской культуры, 2008. С. 1-84.
11. Львовская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 20. М.: Языки русской культуры, 2004. 704 с.
12. Русский Хронограф редакции 1512 г. // Полное собрание русских летописей. Т. 22. СПб., 1911. 570 с.
13. Ермолинская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 23. М.: Языки русской культуры, 2004. 256 с.
14. Типографская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 24. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 272 с.
15. Московский летописный свод конца XV в. // Полное собрание русских летописей. Т. 25. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1949. 488 с.
16. Владимирский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 30. М.: Наука, 1965. С. 8-143.
17. Новгородская вторая (Архивская) летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 30. М.: Наука, 1965. С. 145-205.
18. Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 34. М.: Наука, 1988. С. 31-220.
19. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисл. А.Н. Насонова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 568 с.
20. Симеоновская летопись // Русские летописи. Т. 1. Рязань: Узорочье, 1997. С. 37-380.
21. Летописец Переяславля-Суздальского, составленный в начале XIII века / Издан K.M. Оболенским. М., 1851. 114 с.
22. Приселков М.Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 518 с.
23. Повесть о разорении Рязани Батыем // Воинские повести Древней Руси. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. С. 9-18.
24. Задонщина // Памятники литературы Древней Руси: XIV середина XV века. М., 1981. С. 96-111.
25. Степанов Н.В. Летописец вскоре патриарха Никифора в Новгородской Кормчей // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1912." T. XVII. Кн. 2. С. 292-320.
26. Остромирово Евангелие 1056-1057 гг. Л.: Аврора, М.: Изд. Отдел Моск. патр-та, 1988. 294 л.
27. Срезневский ИИ Древний русский календарь по месячным минеям XI-XIV вв. // Христианские древности и археология. Кн. 7. СПб., 1863. С. 220.
28. Рашид-ад-Дин. .Летопись Чингиз-хана от начала года коин. до конца года барса. // Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 163-197.
29. Рашид-ад-Дин. Летопись Чингиз-хана от начало года толай. до конца года кака. // Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 197-226.
30. Рашид-ад-Дин. Памятка об эмирах туманов и тысяч и о воинах Чингиз-хана II Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 266-281.
31. Рашид-ад-Дин. Летопись Угедей-каана от начала коин-ил. до конца хукар-ил. // Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 37-45.
32. Сокровенное сказание монголов II Древние и средневековые письменные памятники. Электронный ресурс.: http://altaica.ru /SECRET/tovchoo. htm.
33. Дж. делъ Плано Карпини. История монгалов // Дж. делъ Плано Кар-пини. История монгалов. Г. де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. Марко Поло. Книга Марко Поло. М.: Мысль, 1997. С. 30-84.
34. Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. Т. III. М.; Л., 1940. С. 72-95.
35. Андреев СМ. Юго-восточное Рязанское пограничье в ХП-ХШ вв.: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Тамбов, 2005. 28 с.
36. Антипов Г.А. Гносеологические и социокультурные основания исторического знания: Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. М., 1995. 45 с.
37. Арцыбашев Н.С. Замечания на Историю государства российского, сочиненную г<осподином> Карамзиным // Московский вестник. 1828. Ч. И. № Х1Х-ХХ. С. 285-318.
38. Арцыбашев Н.С. Повествование о России. Т. 1. Кн. 2. М., 1838. 375 с.
39. Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М.: Изд-во АН СССР, 1963.376 с.
40. Березин И.Н. Нашествие Батыя на Россию. СПб., 1855. 62 с.
41. Богуславский В.В., Бурминов В.В. Русь, Рюриковичи: Иллюстрированный исторический словарь. М.: Познавательная книга плюс, 2000. 654 с.
42. Бородихин А.Ю. Хронографическая редакция цикла повестей о нашествии Батыя и летописные своды конца XV в. // Материалы 24-й Всесоюзной студенческой конференции: Филология. Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 1986. С. 37-42.
43. Бородихин А.Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и ле-тописно-хронографических сводах Х1У-ХУП вв.: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Томск, 1989. 22 с.
44. Бородихин А.Ю. «В пяток преже мясопустныя недели.» (О функции календарных дат в летописном повествовании) // Книга и литература. Новосибирск, 1997. С. 25-31.г
45. Бредихина H.B. Динамика моделей интерпретации в процессе формирования исторической реальности: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. Барнаул, 2009. 18 с.
46. Ведюшкина И.В. «Русь» и «Русская земля» в Повести временных лет и летописных статьях второй трети XII — первой трети XIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования: 1992-1993 годы. М., 1995. С. 101-116.
47. Вернадский Г.В. История России: Русь и монголы. Тверь: Леан; М.: Аграф, 1997. 477 с.
48. Гартман A.B. Сравнительный анализ темпов монгольских завоеваний в Азии и на Руси // Известия Алтайского государственного университета. № 4/3. 2009. С. 48-52.
49. Гартман A.B., Цыб C.B. Хронология первых русско-монгольских сражений // Palaeoslavica. Vol. XVIII. No. 1. Cambridge-Massachusetts, 2009. Pp. 2-27.
50. Гимон T.B. Ведение погодных записей в средневековой анналисти-ке: Сравнительно-историческое исследование: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2001. 24 с.
51. Г.М. (Мещеринов Г.В.) Времяисчисление у древних и новых народов. Казань, 1884. 96 с.18. .Голицин А.И. Ядро хронологическое истории всемирной от начала света до кончины Екатерины II. Ч. 4. М., 1805. 396 с.
52. Грушевъский М.С. Хронолопя подш Галицько-Волиньско'1 лшшиси // Записки наукового товариства ímchh Шевченка. 1901. T. XLI. Кн. 3. С. 1-72.
53. Данилевский H.H. Рец.: Цыб C.B. Древнерусское времяисчисление в «Повести временных лет». Барнаул, 1995 // Вопросы истории. 1997. № 5. С. 162-165.
54. Данилевский И.Н. Пустые множества «новой хронологии» // Данилевский H.H. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): Курс лекций. М., 1999. С. 289-313.
55. Даншевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII XIV вв.): Курс лекций. М.: Аспект пресс, 2000. 390 с.
56. Добрушкин Е.М. «История российская» В.Н. Татищева и русские летописи: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Л., 1971. 48 с.
57. Довженок В. О. Сторожевые города на юге Киевской Руси // Славяне и Русь. М., 1968. С. 86-112.
58. Дюпюи Р. Эрнест, Дюпюи Н. Тревор. Всемирная история войн. Т. 1. М.; СПб.: Полигон, 1997. 936 с.
59. Егоров B.JI. Послесловие: Русь противостоит орде // Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 4. М.: Наука, 1992. С. 378-409.
60. Ермолаев И.П., Ермолаев А.И. Историческая хронология: Учебное пособие. Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2004. 312 с.
61. Иванова Н.П. Источниковедческое исследование месяцесловных показаний в летописях: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Барнаул, 2002. 22 с.
62. Иванова Н.П., Цыб C.B. Историческая хронология: Курс лекций / 2-е изд., испр. и дополн. Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2008. 130 с.
63. Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858. 216 с.
64. Иловайский Д.И. История России: Становление Руси. М.: Чарли, 1996. 332 с.
65. История русской литературы XI-XVII веков / Под ред. Д.С. Лихачева. М.: Просвещение, 1985. 432 с.
66. История СССР: Краткая хронология / Сост. Л.В. Мясникова. М.: Изд-во соц.-экон. лит-ры, 1958. 32 с.
67. К. (Куник A.A.) Выписка из Ибн-эль-Атира о первом нашествии татар на Кавказ и черноморские страны с 1220 по 1224 г. // Ученые записки Императорской Академии наук по I и III Отделениям. 1854. T. II. Вып. 4. С. 636-668.
68. Каменцееа Е.И. Хронология. М.: Аспект пресс, 2003. 160 с.
69. Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 2 // Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 2-3. М.: Наука, 1991. С. 7-354.
70. Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 3 // Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 2-3. М.: Наука, 1991. С. 355-540.
71. Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 4. М.: Наука,1992. 480 с.
72. Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 6. СПб., 1842.346 с.
73. Каргалов В.В. Монголо-татарское нашествие на Русь: XIII век. М.: Просвещение, 1966. 135 с.
74. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси: Феодальная Русь и кочевники. М.: Высшая школа, 1967. 264 с.
75. Каргалов В.В. Освободительная борьба Руси против монгольского ига // Вопросы истории. 1969. № 3. С. 105-118.
76. Каргалов В.В. Свержение монголо-татарского ига. М.: Просвещение, 1973. 144 с.
77. Каргалов В.В. Русь и кочевники. М.: Вече, 2008. 480 с.
78. Карташев A.B. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. М.: Терра,1993. 688 с.
79. Кирпичников Ю.Н., Медведев А.Ф. Вооружение // Древняя Русь: Город, замок, село. М., 1985. С. 298-363.
80. Климишин И.А. Календарь и хронология. М.: Наука, 1985. 320 с. -48. Климкова А. «И стали станом на Онузе.». Электронный ресурс.:www.history-ryazan.ru/node/276.
81. Клосс Б.М. О времени создания русского Хронографа // Труды Отдела древней русской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Т. XXVI. Л., 1971. С. 244-255.
82. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI XVII веков. М.: Изд-во АН СССР, 1980. 312 с.
83. Клосс Б.М., Корецкий В.И. В.Н. Татищев и начало изучения русских летописей // Летописи и хроники: 1980 г.: В.Н. Татищев и изучение русского летописания. М., 1981. С. 5-13.
84. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 2 // Ключевский В. О. Сочинения в 9-и томах. Т. 2. М., 1988. 440 с.
85. Комарович В.Л. Из наблюдений над Лаврентьевской летописью // Труды Отдела древней русской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Т. XXX. Л., 1976. С. 27-57.
86. Котляр Н. Ф. Галицко-Волынская летопись (источники, структура, жанровые и идейные особенности) // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования: 1995 год. М., 1997. С. 80-165.
87. Кривошеев Ю.В. Русь и монголы: Исследование по истории СевероВосточной Руси XII-XIV вв. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2003. 466 с.
88. Кузнецов А.А. Владимирский князь Георгий Всеволодович в истории Руси первой трети XIII века: Преломление источников в историографии. Нижний Новгород: Изд-во Нижненовгор. гос. ун-та, 2006. 540 с.
89. Кузьмин А.Г. Рязанское летописание: Сведения летописей о Рязани и Муроме до середины XVI в. М.: Наука, 1965. 288 с.
90. Курбан-Гали. Хронология истории булгаро-татар. Кн. 4. Казань: Изд-во Казанск. Гос. ун-та, 2005. 216 с.
91. Курсакова Е.Н. П.В. Хавский и дискуссия о календарных стилях: Почему в середине XIX в. не было сделано научное открытие // Известия Алтайского государственного университета. № 4 (18). Барнаул, 2000. С. 16-18.
92. Кучкин В.А. Формирование государственной территории СевероВосточной Руси в X-XIV вв. М.: Наука, 1984. 350 с.
93. Кучкин В. А. «Русская земля» по летописным данным XI — первой трети XIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования: 1992-1993 годы. М., 1995. С. 74-100.
94. Лалош Н.М. Сравнительный календарь древних и новых народов. СПб., 1869. 320 с.
95. Левитский Н.М. Важнейшие источники для определения времени крещения Владимира и Руси. СПб., 1890. 186 с.64« Лимонов Ю.А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л.: Наука, 1967. 199 с.
96. Лихачев Д.С. Текстология: На материале русской литературы XXVII вв. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. 606 с.
97. Лихачев Д. С. Предпосылки возникновения жанра романа в русской литературе // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л.: Наука, 1986. С. 96-112.
98. Лихачев Д.С. К истории сложения «Повести о разорении Рязани Батыем» // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л.: Наука, 1986. С. 259-263.
99. Лихачев Д.С. Повести о Николе Заразском // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л.: Наука, 1986. С. 235-258.
100. Лосева О.В. Русские месяцесловы XI-XIV веков. М.: Памятники исторической мысли, 2001. 420 с.
101. Лурье Ф.М. Российская и мировая история в таблицах. СПб.: Золотой век, 2001.306 с.
102. Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв. Л.: Наука, 1976. 284с.
103. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913.342 с.
104. Мстиславово Евангелие XII века: Исследования. М.: Скрипторий, 1997. 768 с.
105. Муравьева Л.Л. Летописание Северо-Восточной Руси конца XIII -начала XV века. М.: Наука, 1983. 296 с.
106. Мухамедьяров Ш.Ф. Батый // Советская историческая энциклопедия. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1962. С. 167.
107. Насонов А.Н. Монголы и Русь: История татарской политики на Руси. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. 156 с.
108. Насонов А.Н. История русского летописания XI — начала XVIII в.: Очерки и исследования. М.: Наука, 1969. 556 с.
109. Наумов П.А. Об отношениях российских князей к монгольским и татарским ханам от 1224 по 1480 год. СПб., 1823. 202 с.
110. Орда и Русь: Хроника конфликтов / Сост. Ю. Селезнев // Родина. 2003. № 11. С. 102-104.
111. Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М.: Изд-во АН СССР, 1950. 330 с.81 .Пашуто В.Т. Героическая борьбы русского народа за независимость (XIII век). М.: Изд-во АН СССР, 1956. 279 с.
112. Пиотровская Е.К. К изучению Летописца вскоре константинопольского патриарха Никифора // Труды Отдела древней русской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Т. XXIX. М.; Л., 1974. С. 170-174.
113. Пиотровская Е.К. Краткий археографический обзор рукописей, в состав которых входил текст «Летописца вскоре» коснтантинопольского патриарха Никифора//Византийский временник. Т. 37. 1976. С. 247-254.
114. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. IV: Период удельный, 1054-1240. М., 1850. 448 с.
115. Погодин М.П. Древняя русская история до монгольского ига. Т. 1. М., 1872. 668 с.
116. Полевой Н.А. История русского народа: Историческая энциклопедия. Т. 2. М.: Вече, 1997. 592 с.
117. Полный церковно-славянский словарь / Сост. свящ. магистр Г. Дьяченко. М.: Изд. Отдел Моск. патр-та, 1993. 1122 с.
118. ПочекаевЮ.Р. Батый. М.: ACT, 2006. 312 с.
119. Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. 326 с.
120. Прохоров Г.М. Повесть о батыевом нашествии в Лаврентьевской летописи // Труды Отдела древней русской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Т. XXVIII. Л., 1974. С. 77-98.
121. Путилов Б.Н. Песня о Евпатии Коловрате // Труды Отдела древней русской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Т. XI. М.; Л., 1955. С. 118-139.
122. Раппопорт ПЛ. Очерки по истории русского военного зодчества XXIII вв. М.: Изд-во АН СССР, 1956. 184 с.
123. Раппопорт П.А. Ориентация древнерусских церквей // Краткие сообщения института археологии. Вып. 139: Славяно-русская археология. М., 1974. С. 43-52.
124. Рудаков В.Н. Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII XV вв. М.: Квадрига, 2009. 248 с.
125. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.: Наука, 1982. 592 с.
126. Сахаров A.M. Монгольские завоевания // Советская историческая энциклопедия. Т. 9. М.: Советская энциклопедия, 1966. С. 644-647.
127. Свечин Н. Всемирная хронология. М., 1809. 182 с.
128. Святский Д. О. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1915. Т. XX. Кн. 1. С. 87-208.
129. Сергий (Спасский). Полный месяцеслов Востока. Т. 2: Святой Восток. Ч. 1. М.: Православный паломник, 1997. 432 с.
130. Симонов P.A. О календарном стиле статьи 6615 г. Повести временных лет: Опыт компаративного анализа // Источниковедение и компаративный метод в гуманитарном знании. М., 1996. С. 332-334.
131. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.). Т. IV. М.: Русский язык, 1991. 560 с.
132. Соловьев И. Настольная хронология замечательных происшествий, полезных открытий, рождения и смерти знаменитых людей от Сотворения Мира по настоящее время. 4.1: По времени событий. СПб., 1852. 178 с.
133. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 3 // Соловьев С.М. Сочинения в 18-и кн. Кн. II. М.: Мысль, 1988. 708 с.
134. Степанов Н.В. Единицы счета времени (до XIII века) по Лаврен-тьевской и 1-й Новгородской летописям // Чтения в Императорском Московском Обществе истории и древностей российских. 1909. Кн. 4 (231). Отд. III. С. 1-74.
135. Степанов Н.В. К вопросу о календаре Лаврентьевской летописи // Чтения в Императорском Московском Обществе истории и древностей российских. 1910. Кн. 4 (235). Отд. III. С. 1-40.
136. Степанов Н.В. Календарно-хронологические факторы Ипатьевский летописи до XIII века // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1915. Т. XX. Кн. 2. С. 1-71.
137. Строков A.A. Военное искусство Руси периода феодальной раздробленности. М.: Воениздат, 1949. 326 с.
138. Сусенков Е.И. Русско-монгольская война (1237-1241). Томск: Изд-во Томск, гос. ун-та, 2006. 110 с.
139. Татищев В.Н. История российская. Т. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. 330 с.
140. Татищев В.Н. История Российская. Т. 3. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1964. 226 с.
141. Тарнбул С. Армия Монгольской империи. М.: Астрель, 2003. 47 с.
142. Тихомиров И.А. О сборнике, именуемом Тверскою летописью // Журнал министерства народного просвещения. Ч. CLXXXVIII. 1876. С. 262308.
143. Творогов О.В. Древнерусские хронографы. Л.: Наука, 1975. 320 с.
144. Творогов О.В. Древняя Русь: События и люди. СПб.: Наука, 1994.220 с.
145. Трепавлов В.В. Батый // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 года: Энциклопедия. М.: Большая российская энциклопедия, 1994. С. 176.
146. ФеннелДж. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. М.: Прогресс, 1989. 294 с.
147. Ундольский В.М. Альманах, индиктион, Круг Миротворный // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. Кн. 1. СПб., 1876. С. 1-19.
148. Хара-Даван Э. Чингисхан, как полководец, и его наследие. Алма-Ата, 1992. 198 с.
149. Хорошев A.C. Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.). М.: Изд-во Московск. гос. ун-та, 1986. 242 с.
150. Хронологическая таблица по истории СССР / Под ред. А.Г. Липки-ной. М., 1939. 24 с.
151. Худяков Ю.С. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск: Наука, 1991. 186 с.
152. Цыб C.B. О хронологических показаниях летописной статьи 6620 года Ипатьевского списка // Проблемы хронологии в археологии и истории. Барнаул, 1991. С. 148-161/
153. Цыб C.B. Древнерусское времяисчисление в «Повести временных лет». Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 1995. 127 с.
154. Цыб C.B. Методика историко-хронологического исследования (на примере древнерусской хронологии) // Источник: Метод: Компьютер. Барнаул, 1996. С. 23-46.
155. Цыб C.B. Сравнительный метод в историко-хронологических исследованиях // Источниковедение и компаративный метод в гуманитарном знании. М., 1996. С. 326-328.
156. Цыб C.B. Хронологическая заметка к тексту «Жития Феодосия» // Проблемы изучения древней и средневековой истории. Барнаул, 2001. С. 158162.
157. Цыб C.B. Хронология домонгольской Руси. Ч. 1: Киевский период. Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2003. 412 с.
158. Цыб C.B. Возникновение и развитие научно-хронологического знания в России // Время в координатах истории: Тезисы международной научной конференции. М., 2008. С. 25-27.
159. Цыб C.B. Когда была битва на Калке (историография вопроса) // Известия Алтайского государственного университета. № 4/2. Барнаул, 2008. С. 217-222.
160. Цыб C.B. Когда была битва на Калке // Известия Алтайского государственного университета. № 4/3. Барнаул, 2009. С. 240-244.
161. Черепнин JI.B. Борьба русского народа с ордами Батыя // История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 2. М.: Наука, 1966. С. 42-48.
162. Черепнин JI.B. Монголо-татары на Руси (XIII век) // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1970. С. 178-200.
163. Чернышевский Д.В. «Приидоша бесчисленны, яко прузи» // Вопросы истории. 1989. № 2. С. 127-132.
164. Чойсамба Ч. Завоевательные походы Бату-хана. М.: Идея-пресс, 2008. 168 с.
165. Шахматов A.A. Древнейшие редакции Повести временных лет // Журнал министерства народного просвещения. 1897. Ч. CCCXIII (октябрь). С. 209-259.
166. Шахматов A.A. О Начальном Киевском летописном своде. М., 1897. 58 с.
167. Шахматов A.A. Исследование о Радзивиловской летописи. СПб., 1902. 120 с.
168. Шахматов A.A. Общерусские летописные своды XIV и XV вв. // Журнал министерства народного просвещения. Ч. CCCXXXI. 1900. С. 90176.
169. Шахматов A.A. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. С. 511-859.
170. Щербатов М.М. История российская от древнейших времен. Т. 3: От покорения России татарами до великого князя Дмитрия Иоанновича Донского. СПб., 1774. 514 с.
171. Энциклопедия истории России: 862-1917. CD-rom. АО Коминфо, 1998-2001.
172. Яковкин И.Ф. Летосчислительное изображение российской истории. СПб., 1796. 44 с.
173. Янин B.JI. К хронологии и топографии ордынского похода на Новгород в 1238 г. // Исследования по истории и историографии феодализма: К 100-летию со дня рождения акад. Б.Д. Грекова. М., 1982. С. 146-158.
174. Astronomy Lab program Электронный ресурс.: http://astro-azbuka. info/ astro/ progs/astrolab.htm.
175. Krug Ph. Fragmente einer russischen Chronologie // Forschungen in der älteren Geschichte Russlands: Von Philipp Krug. T. 2. St.-Petersburg, 1848. S. 713-722.