автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова"

На правах рукописи

УДК: [808.2-086.6+929 Булгаков]

□03067786

БЕРЕЗИНА Наталья Владимировна

ХРОНОТОП РАННЕЙ ПРОЗЫ М.А. БУЛГАКОВА: ЛЕКСИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2006

003067786

Работа выполнена на кафедре русского языка государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Сулименко Надежда Евгеньевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Васильева Галина Михайловна

кандидат филологических наук, доцент Беспалова Ольга Евгеньевна

Ведущая организация:

Санкт-Петербургский государственный политехнический университет

Защита состоится «18» января 2007 года в 77 — часов на заседании диссертационного совета Д 212.199.04 по присуждению ученой степени доктора наук в Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена по адресу: 199053, Санкт-Петербург, 1-я линия В.О., д. 52, ауд. 47.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке РГПУ им. А.И. Герцена (СПб., наб. р. Мойки, д. 48, корп. 5).

Автореферат разослан « /У» декабря 2006 г. Ученый секретарь

диссертационного совета доктор филологических наук, профессор

Сидоренко Константин Павлович

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Поворот лингвистики к целостному тексту как объекту исследования, а также рассмотрение его с позиций антропоцентрического подхода и когнитологии поставили ученых перед необходимостью изучения концептуального смысла текста. Исследование семантического пространства текста (в совокупности его эксплицитных и имплицитных смыслов) обязательно включает универсалии время и пространство (Бахтин 1975, 1986, 1994; Лихачев 1979; Лотман 1970, 1980, 1992; Топоров 1983, 1987-1988; Тураева 1980, 1986; Успенский 2000; Бабенко 2004; Прокофьева 2000, 2004; Чернейко 1994; Чернухина 1993). Пространство и время входят в число главных бытийных категорий, с помощью которых человек осознает себя в мире и воспринимает все существующее вокруг него.

Для обозначения неразрывной связи времени и пространства, воплощенной в художественном тексте, используется термин «хронотоп». Впервые введенная в научный обиход A.A. Ухтомским (Ухтомский 1973) данная терминологическая единица была отнесена к художественному миру М.М. Бахтиным (Бахтин 1975). Специфика взаимоотношений категорий времени и пространства в художественном тексте связана с их производностыо от мировоззрения и мировосприятия автора. Автор творит в соответствии со своим замыслом воображаемый хронотоп, при этом он создает иллюзию реальности времени и места совершения и протекания событий.

Решение задач филологического анализа текста осуществляется за счет расширения областей исследования. Описать функционирование слова в художественном тексте с учетом всех его системных и ассоциативных связей, найти оптимальный метод подобного описания невозможно без обращения к методам когнитивной лингвистики, изучающей ментальные образы, хранящиеся в памяти человека. Когнитивный подход позволил включить в сферу филологического анализа знания о действительности (окружающем мире и человеке), историко-культурные сведения, входящие в концептуальную картину мира. Одной из базовых категорий когнитивной лингвистики является концепт.

Исследование концептов в настоящее время активно проводится преимущественно на внетекстовом лексико-фразеологическом материале (Арутюнова 1990, 1999; Вежбицкая 1996, 2001; Бабаева 1996; Бабушкин 1996; Лисицын 1996; Лукин 1993; Кубрякова 1991; Степанов 2001; Телия 1996), тогда как не менее перспективным представляется изучение функционирования концептов в художественном тексте: подобный подход позволяет глубже проникнуть в смысл текста, учесть и объяснить различные случаи изменения семантической структуры слов, выявить роль данных трансформаций в создании подтекста, сравнить художественный и этнокультурный концепты (Бабурина 1998; Беспалова 2002; Проскуряков 2000; Сергеева 2002; Чурилина 2002).

Актуальность диссертационной работы определяется ее включенностью в круг современных филологических исследований, связанных с системным рассмотрением смысла текста в его коммуникативном, когнитивном,

культурологическом аспектах. Обращение к различным видам концептуального анализа актуально для разработки его методики: гештальтный анализ позволяет выявить образ, ставший основой для концептуализации той или иной области действительности; анализ когнитивных аналогов текста связан с выявлением различных содержательных форм концепта; лингвокультурологический анализ направлен на исследование содержания концепта в ментальном пространстве культуры. При этом значимо сопряжение особенностей функционирования концептосферы и хронотопа в художественных текстах М.А. Булгакова.

Актуальность исследования обусловлена также недостаточным вниманием ученых (особенно лингвистов) к прозе М. Булгакова 1920-х годов, что объясняется, с одной стороны, издательской судьбой ряда ранних произведений писателя, которые сравнительно недавно перешли из ряда запрещенных к печати в число общедоступных («Дьяволиада», «Роковые яйца»), с другой - тем, что после публикации в конце 1960-х годов романа «Мастер и Маргарита» все оста;1ьные (уже опубликованные к тому времени) произведения М. Булгакова, например, роман «Белая гвардия», оказались на периферии исследований, посвященных его прозе.

Материалом исследования послужила ранняя проза М. Булгакова (роман «Белая гвардия», повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», рассказы «№ 13. — Дом Элышт-Рабкоммува», «Китайская история», поэма «Похождения Чичикова»), При исследовании указанных произведений мы обращаемся к такому наджанровому поняггию, как идиостиль.

Объектом исследования выступает совокупность лексических единиц, участвующих в формировании хронотопа ранней прозы М. Булгакова.

Цель диссертационного исследования — выявление ментальных репрезентаций, формирующих хронотоп ранней прозы М. Булгакова, и способов их лексической объективации.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) анализ общенаучных предпосылок и современных подходов к проблеме хронотопа как единицы картины мира писателя;

2) выявление языковых средств, эксплицирующих пространственную и временную семантику;

3) описание семантических и функциональных особенностей лексических единиц, репрезентирующих хронотоп;

4) определение внутритекстовых отношений лексических единиц, представляющих пространственно-временной план текста;

5) исследование способов концептуализации хронотопа в произведениях М. Булгакова 1920-х годов.

Методы исследования. В диссертации использованы методы концептуального, структурного, контекстологического анализов и компонентного анализа словарных дефиниций.

Положения, выносимые на защиту:

1. Анализ вербализации временных и пространственных представлений, характерных для ранней прозы М. Булгакова, дает возможность установить

основные закономерности, связанные с экспликацией наиболее значимых для нее концептов в их взаимосвязи.

2. Связь между культурным и художественным концептами осуществляется посредством лексического значения слова как редуцированного концепта, содержащего в сжатой, синтезированной форме историю концепта в качестве ведущей линии.

3. В исследуемых произведениях сосуществуют различные виды хронотопа: реальный (являющийся основой, на которой строится сюжетно-событийная канва произведений) и ирреальный, фантастический (участвующий в переформировании пространства). Граница между ними очень зыбкая, переходы из одного хронотопа в другой могут совершаться мгновенно.

4. Специфика ранней прозы М. Булгакова заключается в параллельном существовании нескольких пространственных моделей: Дом, Город, Москва.

5. Хронотоп ранней прозы М. Булгакова воплощает актуальное представление о действительности 1910-1920-х годов. Точка зрения на происходящие события самого М Булгакова обнаруживается на уровне содержателыю-подтекстовой информации и ее представления в хронотопе по данным лексической структуры текста.

Научная новизна работы связана как текстовым материалом, так и с центральным понятием обозначенной темы - «хронотоп». В рамках диссертации анализируются особенности существования хронотопа в художественном произведении, в частности - место хронотопа в организации лексического уровня текста, его отношение к субъектному плану произведения.

Теоретическая значимость диссертации связана с вкладом в решение когнитивной проблемы языка пространства и времени, углубленной разработкой содержания термина хронотоп, исследованием текстообразующего потенциала когнитивных аналогов текста, а также опытом концептуального анализа произведений М. Булгакова с ориентацией на целостное представление художественной картины мира писателя, ее истоков и проявлений в ранней прозе. Теоретическая значимость заключается и в возможности использования приемов анализа, материалов и выводов диссертационного исследования при дальнейшей разработке проблемы хронотопа с точки зрения когнитивного подхода к языку.

Практическая значимость работы и рекомендации по использованию ее результатов определяются возможностью использования разработанной методики при исследовании других художественных текстов, при изучении приемов лексического анализа слова в тексте в курсе «Лексикология», в лекционных курсах, на практических занятиях по стилистике, когнитивной теории и филологическому анализу текста, а также спецкурсах, посвященных изучению идиостиля М.А. Булгакова.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены на Втором международном конгрессе студентов, молодых ученых и специалистов «Молодежь и наука - третье тысячелетие» (Москва, 2002), научной конференции «Слово. Семантика. Текст» (Санкт-Петербург, 2002), Всероссийской научной конференции «Слово. Словарь. Словесность:

Экология языка» (Санкт-Петербург 2004), международной научно-практической конференции в Санкт-Петербургском университете технологии и дизайна (Санкт-Петербург, 200.'5), на заседаниях проблемной группы по функциональной лексикологии при кафедре русского языка РГПУ им. А.И. Герцена. Материалы и положения работы используются при проведении дисциплины по выбору «Семантическое пространство текста» для студентов филологического факультета РГПУ им А.И. Герцена.

По теме диссертации опубликовано 5 работ.

Структура работы. Диссертация общим объемом 225 страниц состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и четырех приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введенни обосновывается актуальность темы исследования, формулируются цели и задачи работы, определяются ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость.

Глава 1 диссертации «Хронотоп и его место в организации лексического уровня художественного текста» посвящена изучению хронотопа и составляющих его категорий в фундаментальных науках, возможности привлечения этих данных к исследованию художественного текста, ментальных репрезентации хронотопа и их лексической экспликации.

В разделе «Развитие представлений о хронотопе» проанализирована история возникновения и формирования концепции неделимого «времяпрострапства».

Восприятие времени и пространства как сосуществующих и взаимодополняющих форм ориентации в окружающей действительности характерно как для архаического, так и для современного сознания. Связано это с тем, что логическим категориям: мышления человека изначально свойственна пространственная структура, разворачивающаяся во времени. Человек способен переживать ощущение времени только при наличии данных о происходящих в окружающем мире изменениях, к наоборот - любое движение в пространстве связывается с определенным (затр аченным на это движение) отрезком времени.

Постепенно данные представления, свойственные человеческому сознанию, обратили на себя вшматше ученых. В начале XX века в теории относительности было открыто, что реальный физический мир обладает четырехмерной пространственно-зременной структурой.

Этот феномен человеческого сознания и окружающего нас мира породил один из фундаментальных принципов описания в художественном произведении - хронотоп. В искусстве преобладают нефизические формы организации пространства и времени, связанные с передачей их как переживания. Хронотоп в художественном тексте функционирует в многообразии индивидуально-авторских модификаций конкретизированного времени на определенном участке пространства. Он служит тем пространственно-временным фоном, на котором разворачивается сюжет и происходит процесс порождения смыслов. Связанный с категорией образа автора хронотоп обнаруживает его восприятие мира '

В последние годы объем и сфера бытования данного термина расширились. Так, Д.А. Щукина, формулируя в своей докторской диссертации (Щукина 2004) определение хронотопа, выводит его за пределы отдельной области языкознания - лингвистики текста и рассматривает скорее как единицу концептуальной картины мира, а не художественного текста. Словарь-справочник «Новые слова и значения - 80» представляет не только собственно филологическое значение лексемы «хронотоп», но и ее отрефлексированные языковым сознанием смыслы.

§ 1.1.1. «Время как составляющая концептуальной картины мира и как содержательная универсалия художественного текста» содержит обзор различных концепций времени, сложившихся в результате освоения человеком окружающего мира (архаических, научных, религиозных). Время - одна из самых абстрактных универсалий человеческого сознания. Из двух категорий, составляющих хронотоп, время является наиболее сложной и наиболее отвлеченной, так как, в отличие от пространства, оно недоступно непосредственному восприятию.

Художественное время, помимо репрезентации общекультурных представлений, передает многообразие субъективно-авторского восприятия данной категории (Бабенко 2004, Лихачев 1979, Савельева 1996, Флоренский 1993). Автор может по своим художественным расчетам не только замедлять или ускорять время, но и останавливать его на какие-то определенные промежутки, «выключать» его из произведения. В художественном тексте могут происходить сдвиги при оценке длительности временных сегментов.

Архаическое, естественнонаучное, философское и бытовое понимание пространства представлены в § 1.1.2. «Пространство как составляющая концептуальной картины мира и как содержательная универсалия художественного текста». Существующие научное и бытовое понимание пространства составляют основу моделирования пространственных отношений в художественном тексте. Однако репрезентация пространства в каждом отдельном тексте уникальна, ибо в нем воссоздаются творческим мышлением воображаемые миры. Специфика художественного пространства в том, что, в отличие от физического, оно представляет картину мира автора, в нем воплощаются объективно-субъективные представления творца о данной универсалии человеческого сознания (Бахтин 1975,1994; Лотман 1970, 1992; Топоров 1983; Успенский 2000; Прокофьева 2004; Проскуряков 2000). Субъективность литературно-художественного образа пространства мотивирована намерениями и установками писателя, его творческим замыслом, мировоззрением. Сам художественный текст оказывается деформацией внешнего (внетекстового) пространства Одним из средств языка художественного пространства является творчески переосмысленный вещный мир, в который вкладываются субъективные ощущения, рождаемые ситуацией, сюжетом, личностью героя и самим авторским видением.

В разделе «Когнитивные аспекты описания идиостиля» рассматривается специфика когнитивного подхода к анализу языковых явлений и текста, определяются возможные ментальные репрезентации категории хронотоп.

Категории, составляющие хронотоп, являются базовыми универсалиями человеческого сознания, имеют сложные культурные и естественнонаучные истоки. Фактически они представляют собой культурные концепты, которые взаимопересекаются и накапливгиот информацию о реальной действительности и внутреннем мире человека. Доступ к данным единицам концептуальной картины мира возможен через область когнитивной лингвистики (А. Вежбицка, Т. А. ван Дейк, В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, У. Лабов, Дж. Лакофф, Дж. Миллер, М. Минский, В.В. Петров, Б. Рассел, Ч. Филлмор, Р.М. Фрумкина), в основании которой лежит постепенно (начиная с 1960-х годов) формирующийся интерес к специфической особенности человеческого мозга -языковой способности. Задача когнитивной лингвистики - описание и объяснение внутренних когнитивных структур. Важнейшей стороной связи когнитивной науки с лингвистикой оказывается та часть лингвистики, которая приходится на исследование семантики. Центральное место в терминологическом аппарате когнитивной лингвистики занимает термин «концепт». Информация данной единицы картины мира может включать как сведения об объективном положении дел в мире, так и сведения о воображаемых мирах, то есть сведения о том, что ивдивид знает, думает об объектах мира. Последнее предполагает внимание к смыслам, которые рождаются в мире художественного произведения (ориентация на лексику при концептуальном анализе текста не случайна - именно лексическая структура текста дает ключ к его смысловой интерпретации).

Концептуальная информация в исследуемых произведениях М. Булгакова структурируется в таких содержательных формах концепта, как фрейм, схема, сценарий, мыслительная картинка, гештальт. Эти структуры представления знаний характеризуются иерархическим уровнем организации и по-разному фиксируют знание о некоторой сущности в памяти человека.

В мире художественного произведения мы имеем дело с художественным концептом — воплощением субъективного способа восприятия и организации мира. Связь элементов художественного концепта осуществляется на основе ч;/ждой обыденной логике художественной ассоциативности. Это связано с особенностями самого художественного текста, который перестает быть элементарным сообщением, направленным от адресанта к адресату, а оказывается саморазвивающейся и самоорганизующейся (синергетической) системой. Художественный концепт существует в произведениях определенного автора, формирует его идиостиль, выражает творческий замысел и основную идею, причем, с одной стороны, концепт эксплицируется с помоги ыо языковых средств данного текста, с другой стороны - он сам подчиняет с;бе все языковые средства художественного текста.

Концепты художественного мышления образуют существенный фрагмент концептуальной картины мира писателя, развертываются в смысловую структуру текста — семантическое строение и задают коммуникативную направленность текста. При этом необходимо понимать, что художественный концепт - это не просто культурный, этнический и даже

личностный концепт, это их синтез, сложная взаимосвязь: он принципиально не может быть равен своему инварианту-концепту как «коллективному достоянию» (Сулименко 1996).

Связь между культурным и художественным концептами осуществляется посредством слова, имени, предстающими как «культурная рамка, которая накладывается на опыт каждого человека, прошедшего социализацию в определенной культуре» (Уфимцева 2000), поэтому способом представления концептов становится лексическое значение, понятное всем носителям языка Опора на лексикографические толкования как отражение «наивной» картины мира открывает возможности реконструкции национального концепта как инвариантной части художественного концепта.

Вторая глава «Время в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова» посвящена описанию художественного концепта «Время». Текстовые составляющие концепта «Время» (микрополя) в исследуемых произведениях М. Булгакова группируются вокруг таких семантических признаков, как «длительность» (МП «Время вечность»), «пора» (МП «Пора»), «промежуток» (МП «Единицы измерения времени»), «момент» (МП «Показатели кратковременности»), «период» (МП «Периоды, соотносимые с текущим моментом»).

Первый раздел второй главы (2.1) посвящен оппозиции «Время уб. вечность». Противопоставление времени и вечности, существующее в русской языковой картине мира, является следствием христианского миросозерцания, которое разделяет два эти понятия. Согласно богословской традиции, восходящей к трудам Бл. Аврелия Августина, время противопоставляется вечности как форма земного существования области Божественного Абсолюта. В мировосприятии персонажей Булгакова вечность оказывается страшной, потусторонней и враждебной силой. Она противостоит героям; вместо божественного успокоения вселяет в них ужас перед своей черной бесконечностью. В хаосе 1917-1918 гг. и последующих лет вечность преображается вместе со всем остальным миром, существующим вокруг героев.

Моделирование гештальт-структуры концепта «Время» в ранней прозе М. Булгакова проводится с опорой на гештальтный анализ. В структуре концепта «Время» (роман «Белая гвардия») при анализе синтагматических связей слов выделяются следующие гештальты:

а) персонифицированные гештальты: человек («во время тех страшных и не совсем ясных мыслей»): живое существо («время подходило к одиннадцати часам», «назад пошло времечко», «тронутые временем эполеты сороковых годов»); птица («а время тем временем летело и летело», «вот оно, налетело страшное времечко»):

б) неперсонифицированные гештальты: огонь («время мелькнуло, как искра»); болезнь («на время лечения вы уж откажитесь от вашей упорной мысли о боге»); война («меч, длинный, каких уже нет ни в одной армии со времен крестовых походов»): предмет («много времени он потерял в сумеречном магазине»); груз («а тут еще такое тяжелое время». «тяжкое. тяжкое время, что говорить»); непрочное основание («зыбкое время»)-,

время — источник эмоций (страх («полетело страшное времечко»), ужас («оно верно, время-то теперь ужасное», «несмотря на такое ужасное время»)).

Проведенный анализ демонстрирует, что время (на основе репрезентированных концептуальных признаков: время - сила, которой покоряются, которая подавляет, которой опасаются, которой управляют, независимая сила) предстает в романе «Белая гвардия» как самодостаточная сила, враждебная героям, способная управлять их судьбой.

В воссоздаваемой на страницах сборника «Дьяволиада» реальности время трансформируется, дробится, превращается в бесконечные осколки минут и секунд. Лексема время употребляется в сочетании с указательным местоимением и обозначает конфетный момент: «в то время, как все люди скакали со службы», «в то время, как на диске вне луна». В современной Персикову, Короткову, Эльпиту России время превращается в товар: гештальт - денежный эквивалент («отнимаю ваше драгоценное время», «время — деньги, как говорится»).

Проанализированное во втором разделе (2.2) микрополе «Пора» довольно невелико и репрезентировано лехсемами пора, порою, порой. В большинстве контекстов лексема пора входит в состав словосочетаний, которые носитель русского языка воспринимает есля не как фразеологизированные, то как вполне устоявшиеся: до сих пор, до тех пор, с тех пор. Подобное словоупотребление не акцентирует внимание читателя на конкретных сроках, а информирует об имеющемся положении дел. В двух фрагментах реализуется «предикативный тип употребления» (Яковлева 1994) лексемы пора. Подобное употребление связано с повышенной эмоциональной напряженностью и отмечает важные вехи в судьбе героев: навсегда уезжает Тальберг, подвергается опасности по пути домой Алексей Турбин. Лексема пора в романе М. Булгакова обретает дополнительную сему «беспокойство», смещается в сторону негативного оценочного полюса.

Лексемы микрополя «Едшпщы измерения времени» (раздел 2.3) связаны посредством ассоциаций. Часть лексем, организующих данное микрополе (§ 2.3.1. «Единицы, называющие длительные периоды времени») {век, тысячелетие), встречается только на страницах романа «Белая гвардия». Интересны прилагательные и порядковые числительные, заполняющие позицию атрибута в словосочетаниях с лексемой век: «недаром в средние века придворные астрологи составляли гороскопы», «наименованием, свойственным более веку семнадцатому, нежели двадцатому».

В первом примере лексема касается определенной эпохи -Средневековья. Ведущей характеристикой этого периода человеческой истории оказывается астрологии, важность которой для героев романа в возможности «предсказать будущее». Однако предсказать («высказать предположение») добавляет лексеме астрология дополнительную сему «неуверенность», которая отражает общее положение Турбиных, тяжесть «зыбкого времени». Мудрость же астрологов для автора романа не в том, что они могли предсказать будущее, а в том, что они, составляя гороскопы,

обратили внимание на звезды. Таким образом, в данном контексте слово «звезда» выступает как ключевое и ассоциативно соотносится с итоговыми строчками произведения. Во втором примере «век семнадцатый» вызывает историческую аллюзию: соотнесение эпохи (XVII век связан с началом реформ Петра I) и лексемы гетман вызывает ассоциацию с самым известным гетманом российской истории Мазепой, который в свое время предал Петра Используя эту аллюзию, автор предсказывает будущее предательство и бегство царствующего в Киеве 1918 года гетмана.

Лексемой, обозначающей более краткий, чем тысячелетие или век, промежуток времени, является год. Лексема годы (мн.ч. к год) включается в формирование оппозиции прежняя жизнь/настоящее, существенной при анализе всей ранней прозы М. Булгакова: «Был мир, и вот мир убит. Не возвратятся годы». Дополнительные текстовые смыслы появляются в контекстах, связанных с конкретным годом. Точкой отсчета нового исчисления оказывается 1917 год, и, хотя именно с него начинаются пугающие изменения, сам год не наделен какой-либо язвной положительной или отрицательной оценкой. Совершенно иначе описывается 1918 год: «Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская - вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс». Здесь уже нет места иронии. В данном контексте сталкиваются два значения лексемы великий, из которых более значимым оказывается «превышающий обычную меру, очень большой». Это превышение меры, усиленное лексемой обильный, делает наступивший год «великим», но в то же время страшным. Предзнаменовашим выступают и звезды. Появившаяся в первых строчках романа отрицательная оценка далее постоянно усиливается. Еще ужаснее определяется 1919 год. И всю зиму с 1918 года на 1919-й метут метель и вьюга. Семантика слов вьюга и метель, связанная со зрительным восприятием, подчеркивает замкнутое враждебное героям время и пространство. Необходимо отметить, что для Булгакова метель и вьюга - это еще и проявления потусторонней силы. В семантической структуре лексем метель, вьюга в текстах Булгакова появляется сема «бесовское».

Микрополе «Единицы, называющие периоды, соотнесенные с какой-либо точкой отсчета и состоянием природы» (§ 2.3.2) формируется лексемами неделя, сутки, день, ночь, утро, вечер, час. Лексема неделя реализует в исследуемых текстах прямое значение, однако в контекстах оказывается связана с эмоцией ожидания, семантическая структура лексемы обогащается семой «решающий». Звуковой ассоциативный ряд названий дней недели служит предзнаменованием сумасшествия героя («Дьяволиада»).

В качестве синонима лексемы день выступает в текстах лексема сутки. Принципиально важны для М. Булгакова обозначения частей суток: ночь, утро, день, вечер. Основное внимание М Булгаков сосредоточивает на ночи, чей ассоциативно-мифологический потенциал усиливает апокалиптические черты описаний. Наибольшее количество атрибутивных сочетаний из всех наименований частей суток приходится на долю лексемы «ночь»: пьяная,

п

подозрительная, хлопотливая, глубокая, тревожная, важная, военная, знаменитая, бессонная, студеная, сонная, бормочущая, мудрая, ученая, чудная, обманчивая, таинственная, колдовская, загадочная, бешеная, электрическая, воющая, хмурая. Задействованные в произведениях причастия и прилагательные позволяют представить зримый образ ночи - мыслительную картинку. Признаками, позволяющими воссоздать мыслительную картинку, являются: свет {электрическая), звук {воющая, бормочущая), внешний вид {хмурая), параметр температуры {студеная), нюансы формы {глубокая). Последний параметр определяет ночь как некое вместилище, объем которого заполнен: функциями {бессонная, сонная), событиями {военная, пьяная, хлопотливая), эмоциями {тревожная, подозрительная, знаменитая). Ряд характеристик создает антропоморфность ночи: мудрая, ученая, бешеная, важная.

Лексема ночь обретает на сграницах романа и сборника дополнительные семы «обман», «волшебство». Текстовые смыслы лексемы ночь сужаются, объединяясь негативными коннотациями, однако в исключительных случаях «мудрая» ночь способна нести божественную истину, которую в произведениях М. Булгакова открывают звезды.

Единицей, описывающей наиболее короткий период времени в рамках микрополя, является час. Для Булгакова важной оказывается структура часа: часто встречаются дробные показатели - полчаса (чаще всего связан с «таинственными» эпизодами), четверть часа (связан с активным движением, изменением положения дел).

Лексемы микрополя «Показатели кратковременности» (раздел 2.4) характеризуют разные аспекты восприятия и переживания времени героями произведений М. Булгакова. Принципиальное отличие романа «Белая гвардия» от сборника «Дьяволиада» в том, что, если для романа значима категория бытийного времени, в повестях и рассказах, составляющих сборник «Дьяволиада», время как «длительность существования всего происходящего», непрерывно текущая материя исчезает. Все повествование в сборнике демонстрирует рваный ритм новой советской жизни: время - это бесконечное наслоение минут, секунд, мигов, мгновений и моментов.

Лексемы минута, секунда отражают количественный аспект времени, поддаются счету и измерению. Поминутное, посекундное описание времени отражает непрекращающееся нервное возбуждение героев исследуемых произведений. Внутреннее состояние героев оказывается настолько чутким, что минута начинает расщепляться до половины и четверти. Лексема секунда довольно часто приобретает в контексте анализируемых произведений сему «загадочность»; она связана с провалами в сознании героев, во времени, с исчезновением реального пространства. При трансформации реального хронотопа в фантастический минута и секунда могут растягиваться, вмещать несколько событий.

Лексемы момент, миг, мгновение являются условными обозначениями времени, абстрагированными от конкретных физических единиц измерения. Они объединены общим значением «очень короткий промежуток времени»,

однако при анализе их употребления в текстах ранней прозы М. Булгакова выясняются некоторые принципиальные отличия между этими темпоральными единицами, сопровождающие каждую из них ассоциации, приращения смысла.

Анализ контекстов, в которых встречается лексема момент, позволяет сделать вывод, что данная лексема (в отличие от минуты и секунды) акцентирует внимание не на эмоциях героев, а на внешних атрибутах - тех обстоятельствах, в которых находятся персонажи. Семантическая структура лексемы момент в рамках произведений М. Булгакова обогащается семой «волшебство» {«момент чуда»).

Семы «время смерти», «волшебство», а также «тайна» появляются в семантической структуре лексем миг, мгновение. Анализ контекстов позволяет сделать вывод, что в сферу описания лексем миг, мгновение, как и лексемы момент, попадают особо значимые события; отличие в том, что миг и мгновение не являются беспристрастными фиксаторами точки на временной оси. Названные лексемы погружают читателя во внутренний мир героев, событийная канва занимает периферию нашего внимания: «Тапьберг уже целовал жену, и было мгновение, когда его двухэтажные глаза пронизало только одно - нежность» («Белая гвардия»), «На миг радость Короткова померкла» («Дьяволиада»), «Подъезжая, видел в воротах правление и закрывал глаза от ненависти, бледнел. Но это только миг. А потом улыбался. Он умел терпеть») («№ 13. - Дом Элыгат-Рабкоммуна»).

Миги и мгновения наполняются в произведениях Булгакова еще одной функцией - это время прозрений.

Раздел 2.5 «Периоды, соотносимые с текущим моментом» важен для выявления содержательно-подтекстовой информации ранних произведений М.А. Булгакова как проявления на лексическом уровне при частичной его экспликации образа автора. Лексемы, входящие в состав поля, представляют отрезки прошлого и будущего.

Несмотря на то, что роман «Белая гвардия» пронизан воспоминаниями о прошлой жизни, ощущением уходящих жизненных устоев, эксплицитно информация о прошлом не представлена. Она возникает на уровне ассоциаций, связанных с организацией пространства героев. В сборнике «Дьяволиада» контексты, реализующие тему прошлого, демонстрируют установки нового общества: «Чем занимался до революции?» («Похождения Чичикова») — вопрос анкеты демонстрирует новую точку отсчета: разделение на прошлое и настоящее имеет теперь точную границу - революция. «Хрупкая Лиза га «Пиковой Дамы» смешала в дуэте свой голос с голосом страстной Полины и унеслась в лунную высь, как видение старого и все-таки бесконечно милого, до слез очаровывающего режима» («Роковые яйца»), - описание прошлой жизни содержит аллюзии на оперное искусство и вводит значимую для Булгакова тему культурных констант, однако в настоящем эти милые женские образы лишь видения. М. Булгаков реализует несоответствие положительной коннотации лексем очаровывающего, милого и заложенной в словосочетании «старого режима» (Старый режим. Неодобр. О царском режиме в России [Мокиенко, Никитина 1998]) отрицательной оценки. Граница столкновения

двух оценок - противительный союз все-таки. Таким образом, возникает ощущение присутствия двух говорящих, двух точек зрения: старой, дореволюционной, и новой, советской.

Незначительной оказывается для героев повестей и рассказов категория будущего - важно успеть за настоящим. Совсем иначе представлено будущее в романе «Белая гвардия»: семантическая структура лексемы будущее приобретает дополнительные семы «страх» и «неопределенность». Представления о будущем носят в сознании героев гипотетический характер и структурируются по типу сценария.

В главе 3 «Пространство в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова» исследуются пространственные модели дом и город.

Текстовые составляющие концепта «Дом» (раздел 3.1) (микрополя) в исследуемых произведениях М. Булгакова группируются вокруг таких ядерных семантических признаков, как «Строение, предназначенное для жилья», «Квартира», а также периферийного семантического признака «Эмоциональное пространство дома».

Микрополе «Строение, предназначенное для жилья» (§ 3.1.1) отражает такие ментальные образования, как схема и мыслительная картинка. Описывая дом в рамках этого микрополя, автор прибегает к приемам графики: лишенное деталей, непроработанное, статичное изображение. Отдельными случаями на общем фоне в «Белой гвардии» являются дом № 13 и дом Юлии Рейсе, в рассказе «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна» - дом, ставший центром повествования. Эти дома получают детальную лексическую разработку и репрезентируются как мыслительные картинки. Зримая картина, композиционным центром которой оказывается дом № 13, реализуется в двух описаниях: «Гору замело, засыпало сарайчики во дворе - и стала гигантская сахарная голова. Дом накрыло шапкой белого генерала...»: «Дом на Алексеевском спуске, дом, накрытый шапкой белого генерала, спал давно, и спал тепло». Данные отрывки фактически повторяют друг друга, только один из них открывает, а другой завершает повествование. Дублируемая картина порождает эффект вневременности: не случайно в первом отрывке мы сталкиваем с домом в вечернее время суток, а во втором дом представлен ночью - эти фрагменты служат органичным продолжением друг друга. Среди уходящих в прошлое ценностей прежней жизни, по крайней мере, одна оказывается неподвластна разрушительному воздействию времени - Дом. Таким образом, автор через сохранение метафоры выражает свое отношение к дому — жизненному ориентиру человека.

Уникальность дома Юлии Рейсс подчеркивается явно выраженным личностным отношением Алексея Турбина: дом наделяется текстовым смыслом «необычный», благодаря которому он оказывается выделен из общей массы.

В «№ 13. - Дом Эльпит-Рабкоммуна» фокус внимания сосредоточен на уникальном, неповторимом доме. Все характеристики: и размеры дома, и его повсеместная известность, и роскошь - объединяются текстовым смыслом «обладающий чем-либо в большом количестве»; Семантика колдовства,

присутствия потусторонней, дьявольской силы, заявленная изначально, в сильной позиции текста - заглавии, где первое место занимает не название дома, а вызывающе выдвинутый вперед № 13 - чертова дюжина, наполняет практически каждое описание дома. Наконец, все приметы перестают быть частными составляющими облика дома и объединяются в ключевом слове ад: «И тут уже ад. Чистый ад».

Микрополе «Квартира» (§ 3.1.2) содержательно с точки зрения ментальных репрезентаций: оно отражает фрейм как мыслительный аналог текста и его фрагментов. Терминалы и слоты фрейма заполнены мыслительными картинками. Кроме того, фрейм дополняется ассоциативными полями.

Фрейм «дом» в анализируемых произведениях обладает следующими характеристиками: вершина фрейма - дом=квартира; верхний уровень организуется терминалами «комната», «мебель», «предметы интерьера»; в структуре терминалов выявляются слоты - терминал «комната» - слоты «разновидности комнаты», «пространство комнаты».

Описание составляющих фрейма делится в диссертации на четыре раздела: (1) дом Турбиных, (2) дом Лисовича, (3) дом Рейсе, (4) дом Эльпиг-Рабкоммуна.

(1) вершина фрейма эксплицирована тремя вариантами: через имя всего концепта; через название микрополя; через текстовые синонимические замены («в родное гнездо», «в жилище у Турбиных»), Воссоздавая образы комнат, Булгаков часто прибегает к приемам метафоризации («из тесного, коварного ущелья»}. Составные части комнаты зависят от фокуса внимания героев: больной Алексей Турбин сосредоточивает свой взгляд на потолке, пол воссоздается благодаря точке зрения молящейся Елены. Стены квартиры Турбиных уникальны своими обоями («на фоне милых, старых обоев»), от внешнего мира Турбиных защищают и оконные занавески (кремовые шторы становятся атрибутом турбинского уюта, причем Булгаков создает свою символику, приближая кремовый цвет к розовому: оба цвета - знаки иллюзии старого мира).

Предметное наполнение - одна из наиболее значимых характеристик для формирующегося в романе облика дома. Булгакова интересует «вещный» мир, окружающий его героев: <г... все семь пыльных и полных комнат. вырастивших молодых Турбиных». Лексемы, заполняющие терминалы «мебель» и «предметы интерьера», участвуют в создании мыслительных картинок. Неотъемлемой частью «пыльного и старого турбинского уюта» (несмотря на разрушительные веяния времени) являются любовно описываемые Булгаковым мебель, посуда, мелкие детали интерьера. Воссоздавая эти необходимые составляющие домашнего мира Турбиных, повествователь вычленяет самое дорогое, запечатленное в мыслительных картинках.

(2) В сфере терминала «комната» появляется уникальная составляющая -тайник. Отличительная черта дома Василисы — огромное количество «лишних» вещей. Если у Турбиных существуют только те предметы, «коих законное место всегда в доме Турбиных», и пропажа любого из них воспринимается так,

«слоено бы умер родной голос», то в доме Василисы вещи утрачивают свою значимость и функциональную принадлежность. Момент чуда также «входит» в дом Василисы вместе с предметом интерьера (в отличие от других домов, где «волшебниками» оказывались сами герои: Мыхшхаевский, Юлия Рейсе).

(3) В описании составляющих всех терминалов («комната», «мебель», «предметы интерьера») доминируют неопределенные местоимения: «в какой-то очень низкой старинной комнате», «что-то мягкое и пыльное», «там, за аркой что-то поблескивало». Ни один предмет не открывается герою явно: портреты, цветы, сундуки - все лишь «кажется». Турбин никогда не видит предмет целиком - перед ним оказывается только какая-либо его часть: бок пианино, шляпки сундука. Весь дом загадочен, как и его хозяйка; убранство квартиры словно копирует владелицу: «мягкие руки» Юлии «повторяются» в чем-то «мягком и пыльном», в «пухлом ковре». Подобная «волшебная основа» дома Юлии является продолжением «момента чуда», частью которого и оказываются спасительница Турбина и ее дом.

(4) Пространство квартир включается в формирование инфернального пространства всего дома Эльпита. Изменения, произошедшие в стране, преобразуют пространство квартир, и хотя «вещи остались», в № 13 они не символизируют незыблемость, вечность и «мудрость», их неизменность в квартирах объясняется внешними факторами: «вывезти никому не дали». В терминале «предметы интерьера» появляется предмет, которым и завершается воссоздание внутреннего пространства квартир (уже Рабкоммуны), - примус. В произведениях М. Булгакова он становится неизменным атрибутом изменившихся «квартирных условий».

Наряду с предметной лексикой, которая воссоздает уникальный образ каждого из трех домов, фрейм «дом» включает предметы, чья смысловая значимость формируется вне зависимости от конкретного дома. Подобные предметы-символы {лампа, абажур, печь, часы) реализуют эстетическую номинативность.

Микрополе «Эмоциональное пространство дома» (§ 3.1.3) формируется на основе ассоциативной соотнесенности конкретного дома с определенным чувством, испытываемым героями. Вся эмоциональная гамма, эксплицированная в романе «Белая гвардия» в рамках концепта «Дом», формируется на основе представления об уюте. Свет и тепло, излучаемые лампой и печкой, порождают внутри квартиры Турбиных состояние безопасности. Однако уже появляется чувство, которое может разрушить безопасность, истому, радость турбинского дома, но пока тревога приходит только как опгголосок внешнего мира, от которого Турбины отгорожены «кремовыми шторами». С момента ранения Турбина, связанного со страшными и непонятными городскими событиями, тревога утверждается в доме Турбиных

Тревога присутствует и в доме спасительницы Турбина, однако там, возникнув из испуга, она постепенно уступает место другой силе, которая и определяет внутреннее пространство квартиры «эгоистки, порочной, но обольстительной женщины» Юлии Рейсс: «Не разберешь, что в глазах.

Кажется, испуг, тревога, а может быть, и порок... Да, порок». В мире Юлии чувства не имеют самостоятельной силы - они лишь следствие ее желаний.

В дом Василисы, минуя стадию беспокойства, сразу приходит ужас.

Эмоциональное пространство дома Эльпит-Рабкоммуна формируется текстовым смыслом «колдовское пространство».

Художественный концепт «Город» (раздел 3.2) формируется с опорой на актуальный слой культурного концепта и представлен микрополем «Крупный населенный пункт», которое, в свою очередь, распадается на две тематические области (организуются на основе актуализированных в тексте смыслов лексических единиц, отражая какую-либо одну из сторон данного концепта): «внутренняя география города», «городские реалии», а также микрополем «Жители города».

«Крупный населенный пункт» (§ 3.2.1) - микрополе формируется на основе ключевых описаний, отражающих такие когнитивные структуры, как мыслительная картинка и схема.

Пространственную модель «Город» отличают такие признаки, как: параметр исключительности; немного размытый, «сказочный» тип изображения; насыщенность традициями, идущими из прежних веков русской старины («мать городов русских», «Запорожская Сечь»); библейская основа описания («райский сад» - «Царский Сад»), Город обладает собственным временем («вечный»).

Внутреннее пространство Города репрезентировано такой ментальной единицей, как схема, и оформляется в виде «чертежа» улиц, переулков, дворов. Целостный образ схемы реализован в эпизоде спасения Алексея Турбина, ключевым словом которого является лексема «лабиринт», создающая целую сеть ассоциаций (Юлия / Ариадна, Турбин / Тесей, Петлюра / Минотавр) и указывающая в конечном итоге на цель, к которой ведет Турбина Юлия, - дом.

Внутри Города все улицы сходятся в едином перекрестке, который актуализирует на страницах романа многочисленные культурно-исторические ассоциации. На перекрестке оказываются три героя романа «Белая гвардия»: Николка, Алексей и Най-Турс - судьба каждого из них воплощает одно из направлений общекультурных представлений, связанных с образом перекрестка

Объем тематический сферы «городские реалии» стремительным образом расширяется в связи с пришельцами, которые наполняют город после 1917 года. Однако эти новые реалии имеют в романе явно негативную окраску: лавок-паштетиых становится слишком того, кафе превращаются в публичные дома, в театрах «кривляются», «величественный» Прах «гремит тарелками». Город под воздействием пришельцев тоже становится неестественным, что подчеркивается семантикой глагола «разбухать». Неизменными на этом фоне остаются только Софийский собор и крест Святого Владимира.

Стремительно сокращается пространство Города: движение, начавшееся с подступов к Городу, доходит до его «сердцевины».

Город существует в своем мире, отличном от всего остального земного пространства. Единственным знаком другого мира являются «московский берег», Москва, которые абсолютно непонятны Городу. Город и Москва

включаются в оппозицию «свобода - рабство»; для Города жизненно важным оказывается быть отгороженным от Москвы. В романе «Белая гвардия» постоянно акцентируется «горизонтальность» Москвы и «вертикальность» Города.

Пространственной модели «Москва» свойственны следующие характеристики: организация пространства как заколдованного круга; неестественность и искусственность {гигантизм, «воющие» звуки, электрическое освещение)-, развенчание общенациональных представлений о доминантах пространства {Кремль, Спасская башня).

Москва, представленная в «Белой гвардии» как город-угроза, город-источник бедствий, становится центром изображения в сборнике «Дьяволиада». Внутри этого пространства вещи магическим образом оживают и оказываются враждебно настроены.

Чертеж московского пространства весьма условен и ограничен: не успев попасть на улицу, герои практически сразу оказываются в тупике. Описывая пространство Москвы, автор указывает названия улиц, однако эти справки практически бесполезны, потому что этих наименований уже нет, они не могут служить ориентиром.

Внутреннее пространство московских учреждений оказывается заколдованным: все составляющие в нем подвергаются персонификации и способны совершать действия, не зависящие от воли героев. Подобная концептуализация в исследуемых текстах осуществляется за счет столкновения в одном контексте лексем, нарушающих законы семантического согласования, опоры на символику некоторых вещей, предметов окружающего мира {зеркало). Москва превращается в город бесконечных надписей, появляются ранее невиданные, непонятные аббревиатуры. Искусственность, неестественность создаваемой мыслительной картинки города усиливается замещением лексических обозначений ночного освещения (луна, звезды, которые были важны в «Белой гвардии», - электрические фонари в сборнике).

Незыблемым оказывается только храм Христа Спасителя. Принцип его описания во многом совпадает с описанием дома № 13 в «Белой гвардии»: в начале и в конце повести «Роковые яйца» картинка храма не изменяется, он единственный не поддается «остервенению» Москвы, утверждая тем самым вечность олицетворяемых им ценностей.

Микрополе «Жители города» (§ 3.2.2) отражает такие ментальные структуры, как сценарий (для Города) и мыслительная картинка (для Москвы).

Сценарий отличается очень четким заполнением терминалов:

Игрок: плохой и неумный игрок, слабый и скверный игрок

Слоты данного терминала заполнены в романе конкретными действующими лицами - жителями Города, которые делятся на два лагеря: «исконные» жители и пришельцы. Первые изображаются сочувственно: они оказываются приобщены к тяжким испытаниям, сопричастны судьбе Города. Совершенно иначе оцениваются пришельцы, которые являются угрозой и для настоящих жителей, и для самого Города. Они с фантастической скоростью заполняют все пространство и приносят в сказочный Город ненависть.

Предметы для игры: шахматная доска, пешка, ферзь, король, слон, конь.

В городском пространстве пешки - это «немцы в тазах». Искусственность немцев прослеживается на протяжении всего романа. Сема «игрушечный» появляется в семантической структуре еще одной лексемы этого терминала — «король», которая в рамках романа ассоциируется с гетманом. Сценарные действия {«группирует своих офицеров вокруг игрушечного короля») зеркально отразятся в бегстве гетмана.

Игровые действия: отгородившись пешечнъш строем, группирует своих офицеров, [ферзь] объявляет страшные шахи, приходит <...> слон, подлетают <...> кони.

Результат: погибает слабый и скверный игрок — получает его деревянный король мат.

Таким образом, все события в Городе превращаются в шахматную партию, а жильцы - в игровые фигуры, от которых ничего не зависит, так как исход партии предопределен. В этой игровой шахматной метафорической модели отчетливо проявляется единство хронотопа романа и всей ранней прозы М. Булгакова.

Ведущей лексемой в описании жителей Москвы становится толпа (приобретает в ранней прозе М. Булгакова дополнительную сему «безумие»); жители репрезентируются как серая масса. Горожане либо превращаются в вещь, либо при более пристальном наблюдении оказываются вещью, принявшей облик живого человека.

В Заключении подводятся итоги исследования в соотношении с поставленными в диссертации задачами.

Специфика ранней прозы М. Булгакова заключается в сосуществовании двух типов хронотопа: реального и ирреального. Реальный и потусторонний миры лишены четких границ. Время в условиях булгаковского хронотопа способно исчезать, концентрироваться в одном моменте. Пространство обладает способностью сгущаться, «давить» на героев, расширяться до космических пределов. Одними из форм проявления ирреального хронотопа в исследованных произведения являются онейрическое время - время снов и вещих предзнаменований, болезнь. Многочисленные литературные, исторические, мифологические ассоциации и аллюзии влекут за собой включение в границы хронотопа ранней прозы М. Булгакова элементов времени и пространства различных эпох.

На страницах романа «Белая гвардия» и сборника «Дьяводиада» появляются одновременно и параллельно разрабатываются несколько пространственных моделей: «точечное», внутренне ограниченное пространство (Дом) и неограниченное пространство внешнего мира (Город, Москва). Для первой пространственной модели характерны замкнутость пространства, знаковый характер (дом — основа человеческой жизни), подчеркнутая детализация описания. Противопоставление пространственных моделей Город и Москва формируется на основе оппозиций «свобода /Город/ — рабство /Москва/», «вертикальность /Город/ - горизонтальность /Москва/», различных полюсов оценки - положительной для Города / отрицательной для Москвы.

Константами картины мира М. Булгакова, отраженной в ранней прозе, являются дом № 13 по Алексеевскому спуску и храм Христа Спасителя.

Ведущую роль в репрезентации точки зрения автора играет уровень содержательно-подтекстовой информации. Авторская позиция в подавляющем большинстве случаев представлена имплицитно (через реализацию общекультурных и символьных представлений).

Таким образом, исследование концептуальной структуры текстов ранней прозы М.А. Булгакова служит проводником и автономным средством трансформации и накопления представлений об авторской картине мира.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Березина Н.В. Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова: лексический аспект // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. Аспирантские тетради: № I (18): научный журнал. - СПб., 2006 (октябрь). - С. 17-20 (0,4 п.л.).

2. Березина Н.В. Лексическая структура концепта «время» в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Тезисы Второго Международного конгресса студентов, молодых ученых и специалистов «Молодежь и наука - третье тысячелетие»/ YSTM'02 (15-19 апреля 2002 г.). - М.: «Профессионал», 2002. -С. 101-103 (0,2 пл.).

3. Березина Н.В. Мотив перекрестка в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Слово. Словарь. Словесность (к 250-летию со дня рождения A.C. Шишкова). Материалы Всероссийской конференции (Санкт-Петербург, 10-12 ноября 2004 года). - СПб.: Изд-во «САГА», 2005. - С. 224-227 (0,3 п.л.).

4. Березина Н.В. «Художественный предмет» в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Лингвистические и методические аспекты оптимизации обучения русскому языку в вузе: Материалы докладов и сообщений X международной научно-практической конференции. - СПб.: СПГУТД, 2005,-С. 144-146 (0,3 п.л.).

5. Березина Н.В. Образ «Города» в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Вестник Оренбургского государственного педагогического университета. - 2005. - № 4. - С. 31-34 (0,3 п.л.).

Подписано в печать 11.12.2006 Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,2. Тираж 100 экз. Заказ №415.

Отпечатано в ООО «Издательство "ЛЕМА"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Березина, Наталья Владимировна

Введение.

Глава 1. Хронотоп и его место в организации лексического уровня художественного текста.

1.1 Развитие представлений о хронотопе.

1.1.1. Время как составляющая концептуальной картины мира и как содержательная универсалия художественного текста.

1.1.2. Пространство как составляющая концептуальной картины мира и как содержательная универсалия художественного текста.

1.2. Когнитивные аспекты описания идиостиля.

Выводы.

Глава 2. Время в структуре хронотопа

М.А. Булгакова.

2.1. Микрополе «Время vs. вечность».

2.2. Микрополе «Пора».

2.3. Микрополе «Единицы измерения времени».

2.3.1. Единицы, называющие длительные периоды времени.

2.3.2. Единицы, называющие периоды, соотнесенные с какой-либо точкой отсчета и состоянием природы.

2.4. Микрополе «Показатели кратковременности».

2.5. Микрополе «Периоды, соотносимые с текущим моментом» Выводы.

Глава 3. Пространство в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова.

3.1. Дом в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова.

3.1.1. Микрополе «Строение, предназначенное для жилья».

3.1.2. Микрополе «Квартира».

3.1.2.1. Дом Турбиных.

3.1.2.2. Дом Юлии Рейсе.

3.1.2.3. Дом Василисы.

3.1.2.4. Предметы-символы.

3.1.2.5. № 13. - Дом Эльпит-Рабкоммуна.

3.1.3. Микрополе «Эмоциональное пространство дома».

3.2. Город в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова.

3.2.1. Микрополе «Крупный населенный пункт».

3.2.1.1. Внутреннее пространство города.

3.2.1.2. Городские реалии.

3.2.2. Микрополе «Жители города».

Выводы.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Березина, Наталья Владимировна

Поворот лингвистики к целостному тексту как объекту исследования, а также рассмотрение его с позиций антропоцентрического подхода и когнитологии поставили ученых перед необходимостью изучения концептуального смысла текста. Исследование семантического пространства текста (в совокупности его эксплицитных и имплицитных смыслов) обязательно включает универсалии «время» и «пространство». Как справедливо отмечает Е.С. Кубрякова, «пространство и время входят в число главных бытийных категорий, являя собой две важнейшие из познанных человеком формы существования материи, введенные им в язык как для того, чтобы говорить о важнейших тайнах вселенной, так и для того, чтобы постичь самые простые формы ориентации человека в конкретном месте и конкретном времени» [Кубрякова 1997: 5]. Человек осознает себя в мире и воспринимает все существующее вокруг него обязательно в координатах времени и пространства.

Для обозначения неразрывной связи времени и пространства, воплощенной в художественном тексте, используется термин «хронотоп». Впервые данная терминологическая единица была введена в научный обиход А.А. Ухтомским: «С точки зрения хронотопа, существуют уже не отвлеченные точки, но живые и неизгладимые из бытия события, те зависимости (функции), в которых мы выражаем законы бытия, уже не отвлеченные кривые линии в пространстве, а «мировые линии», которые связывают давно прошедшие события с событиями данного мгновения, а через них - с событиями исчезающего вдали будущего» [Ухтомский 1973: 398]. М.М. Бахтин отнес термин А.А. Ухтомского к художественному миру: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе «времяпространство»)» [Бахтин 1975: 234]. Специфика взаимоотношений категорий времени и пространства в художественном тексте связана с их производностью от мировоззрения и мировосприятия автора, то есть от третьей содержательной универсалии текста - человека. Автор творит в соответствии со своим замыслом воображаемый хронотоп, при этом он создает иллюзию реальности времени и места совершения и протекания событий. Условность литературного хронотопа приводит к тому, что «трехмерное пространство, воспринимаемое нашими органами чувств, становится многомерным: оно способно сжиматься и расширяться в связи с миром событий, описываемых с последовательностью (и непоследовательностью)» [Гальперин 1981:97].

Решение задач филологического анализа текста, одной из которых выступает проблема хронотопа, осуществляется за счет расширения областей исследования. Описать функционирование слова в художественном тексте с учетом всех его системных и ассоциативных связей, найти оптимальный метод подобного описания невозможно без обращения к методам когнитивной лингвистики, изучающей ментальные образы, хранящиеся в памяти человека. Когнитивный подход позволил включить в сферу филологического анализа знания о действительности (окружающем мире и человеке), а также историко-культурные сведения, входящие в концептуальную картину мира. Одной из базовых категорий когнитивной лингвистики является концепт.

Исследование концептов в настоящее время активно проводится преимущественно на внетекстовом лексико-фразеологическом материале (А.С. Вежбицкая, Ю.С. Степанов, Д.С. Лихачев, А.П. Бабушкин, P.M. Фрумкина, Е.С. Кубрякова и др.), тогда как не менее перспективным представляется изучение функционирования концептов в художественном тексте: подобный подход позволяет глубже проникнуть в смысл текста, концептосферу автора, учесть и объяснить различные случаи изменения семантической структуры слов и выявить роль данных трансформаций в создании подтекста, сравнить авторский и этнокультурный концепты.

Актуальность диссертационной работы определяется ее включенностью в круг современных филологических исследований, связанных с системным рассмотрением смысла текста в его коммуникативном, когнитивном, культурологическом аспектах. Обращение к различным видам концептуального анализа актуально для разработки его методики: гештальтный анализ позволяет выявить образ, ставший основой для концептуализации той или иной области действительности; анализ когнитивных аналогов текста связан с выявлением различных содержательных форм концепта; лингвокультурологический анализ направлен на исследование содержания концепта в ментальном пространстве культуры. При этом значимо сопряжение особенностей функционирования концептосферы и хронотопа в художественных текстах М.А. Булгакова.

Актуальность исследования связана также с недостаточным вниманием ученых (особенно лингвистов) к прозе М. Булгакова 1920-х годов, что объясняется, с одной стороны, издательской судьбой ряда ранних произведений писателя, которые сравнительно недавно перешли из ряда запрещенных к печати в число общедоступных («Дьяволиада», «Роковые яйца»), с другой - тем, что после публикации в конце 1960-х годов романа «Мастер и Маргарита» все остальные (уже опубликованные к тому времени) произведения М. Булгакова, например, «Белая гвардия», оказались на периферии исследований, посвященных его прозе.

Научная новизна работы связана как с текстовым материалом, так и с центральным понятием обозначенной темы - «хронотоп». В рамках диссертации исследуются особенности существования хронотопа в художественном произведении, в частности - место хронотопа в организации лексического уровня текста, отношение хронотопа к субъектному плану произведения.

Теоретическая значимость диссертации связана с вкладом в решение когнитивной проблемы языка пространства и времени, углубленной разработкой содержания термина хронотоп, исследованием текстообразующего потенциала когнитивных аналогов текста, а также опытом концептуального анализа произведений М. Булгакова с ориентацией на целостное представление художественной картины мира писателя. Теоретическая значимость заключается и в возможности использования приемов анализа, материалов и выводов диссертационного исследования при дальнейшей разработке проблемы хронотопа с точки зрения когнитивного подхода к языку.

Материалом исследования послужила ранняя проза М.А. Булгакова (роман «Белая гвардия», повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», рассказы «№ 13. - Дом Элышт-Рабкоммуна», «Китайская история», поэма «Похождения Чичикова»), Обращаясь к такому разножанровому материалу, мы опираемся на мнение А.П. Чудакова, отметившего, что «стоило бы вернуть в нашу науку почти исчезнувший из нее тип работ, где бы делались попытки установить доминанту художественных построений, главный конструктивный принцип, определить основные составляющие мира писателя» [Чудаков 1992: 106]. Таким образом, нас интересует такое наджанровое понятие, как идиостиль, являющее собой «картину нестандартных семантических связей, присущих не языку вообще, а только данному автору» [Гаспаров 1988: 14].

Объектом исследования выступает совокупность лексических единиц, участвующих в формировании хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова.

Цель диссертационного исследования - выявление ментальных репрезентаций, формирующих хронотоп ранней прозы М. Булгакова, и способов их лексической объективации.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) анализ общенаучных предпосылок и современных подходов к проблеме хронотопа как единицы картины мира писателя;

2) выявление языковых средств, эксплицирующих пространственную и временную семантику;

3) описание семантических и функциональных особенностей лексических единиц, репрезентирующих хронотоп;

4) определение внутритекстовых отношений лексических единиц, представляющих пространственно-временной план текста;

5) исследование способов концептуализации хронотопа в произведениях М. Булгакова 1920-х годов.

Методы исследования. В диссертации используются методы концептуального, структурного, контекстологического анализов и компонентного анализа словарных дефиниций.

Положения, выносимые на защиту:

1) Анализ вербализации временных и пространственных представлений, характерных для ранней прозы М. Булгакова, дает возможность установить основные закономерности, связанные с экспликацией наиболее значимых для нее концептов в их взаимосвязи.

2) Связь между культурным и художественным концептами осуществляется посредством лексического значения слова как редуцированного концепта, содержащего в сжатой, синтезированной форме историю концепта в качестве ведущей линии.

3) В исследуемых произведениях сосуществуют различные виды хронотопа: реальный (являющийся основой, на которой строится сюжетно-событийная канва произведений) и ирреальный, фантастический (участвующий в переформировании пространства). Граница между ними очень зыбкая, переходы из одного хронотопа в другой могут совершаться мгновенно.

4) Специфика ранней прозы М.А. Булгакова заключается в параллельном существовании нескольких пространственных моделей: Дом, Город, Москва.

5) Хронотоп ранней прозы М. Булгакова воплощает актуальное представление о действительности 1910-1920-х годов. Точка зрения автора на происходящие события обнаруживается преимущественно на уровне содержательно-подгекстовой информации и ее представления в хронотопе по данным лексической структуры текста.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования разработанной методики анализа при исследовании других художественных текстов, при изучении приемов лексического анализа слова в тексте в курсе «Лексикология», в лекционных курсах и на практических занятиях по стилистике, когнитивной теории и филологическому анализу текста, а также в спецкурсах, посвященных изучению идиостиля М.А. Булгакова.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены на Втором международном конгрессе студентов, молодых ученых и специалистов «Молодежь и наука - третье тысячелетие» (Москва, 2002), научной конференции «Слово. Семантика. Текст» (Санкт-Петербург, 2002), Всероссийской научной конференции «Слово. Словарь. Словесность: Экология языка» (Санкт-Петербург 2004), международной научнопрактической конференции «Лингвистический и методический аспекты оптимизации обучения русскому языку в вузе» (Санкт-Петербург, 2005), в докладах на заседаниях проблемной группы по функциональной лексикологии при кафедре русского языка РГПУ им. А.И. Герцена. Материалы и положения диссертации используются при проведении дисциплины по выбору «Семантическое пространство текста» для студентов филологического факультета РГПУ им. А.И. Герцена.

По теме диссертации опубликовано 5 работ (общий объем 1,5 п.л.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав (в первой главе проводится анализ работ отечественных и зарубежных лингвистов и философов, занимавшихся проблемами хронотопа, времени и пространства, а также изучаются возможные ментальные репрезентации категорий человеческого сознания, вторая и третья главы представляют собой реконструкцию временной и пространственной составляющих хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова); заключения. Завершают работу список использованной литературы и четыре приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова"

Выводы

Пространственная конкретизация в произведениях М.А. Булгакова достигается путем выделения и описания частных объектов внутри основного пространства. Специфика хронотопа исследованных романа, повестей и рассказов заключается в сосуществовании пространственных моделей: Дом и Город (Город /Киев/ и Москва). Обе модели разрабатываются в произведениях параллельно и являются отражением индивидуально-авторских представлений.

Анализ репрезентации концептов «Дом» и «Город» в языковом сознании носителей русского языка (по данным лексикографических источников) позволил определить специфику наполнения одноименных художественных концептов в выбранных для анализа образцах ранней прозы М. Булгакова: в структуре художественного концепта «Дом» выделяются микрополя «Строение, предназначенное для жилья», «Квартира» и «Эмоциональное пространство дома» (микрополе, входящее в периферию культурного концепта), художественный концепт «Город» реализуется на уровне актуального слоя ядра культурного концепта и представлен двумя микрополями - «Крупный населенный пункт» (распадается на две тематические области: «Внутренняя география города», «Городские реалии») и «Жители города».

Развертывание моделей пространства в рамках ранней прозы осуществляется с опорой на такие ментальные структуры, как фрейм, мыслительная картинка, схема, сценарий.

Первая пространственная модель «Дом» репрезентируется на страницах романа «Белая гвардия», рассказа «№ 13. - Дом Эльпит-Рабкоммуна», повести «Дьяволиада», в которой представлена общая характеристика коммунальной квартиры.

В романе «Белая гвардия» реализуется идея дома - краеугольного камня человеческой жизни, спасения от внешнего мира, вечной ценности. Символическим значением в рамках всей ранней прозы М. Булгакова наделяется дом № 13 по Алексеевскому спуску, чье пространство организовано на основе концептуального признака «уют» и постоянной проекции в прошлое, осуществляемой в том числе с помощью вещной составляющей художественного концепта «Дом».

Пространственная модель «Дом» демонстрирует внимание автора к предметному миру и организуется во многом лексемами с конкретно-предметным значением, которые создают эффект реальности и особую эстетическую изобразительность, являются единицами картины мира М. Булгакова (то есть мы можем говорить о художественном предмете). Ряд лексем с предметной семантикой непосредственно включается в формирование идей писателя и приобретает символическое значение: лампа (абажур), печь, часы.

В ходе анализа пространственной составляющей ранней прозы М. Булгакова были обнаружены отличающиеся от общекультурных символические смыслы, которыми наделены цвета в картине мира писателя: зеленый - цвет демонического пространства, знак фантастических изменений, кремовый - цвет защищенного пространства, иллюзия прежней жизни, красный - враждебный, олицетворяющий бессилие перед происходящими изменениями. Кроме того, выявлен индивидуально-авторский принцип описания - воссоздание двух одинаковых картин в начале и конце произведения при желании продемонстрировать незыблемость какого-либо строения и символизируемых им ценностей (дом № 13 в романе «Белая гвардия», храм Христа Спасителя в повести «Роковые яйца»).

Помимо описания дома № 13 в формирование пространственной модели «Дом» включаются (в основном на уровне микрополя «Квартира») также дома Юлии Рейсс, Василисы, № 13. - Дом Эльпит-Рабкоммуна. Дом Рейсе показан в романе сквозь призму сознания и восприятия Алексея Турбина, концептуальным признаком этого дома является «таинственность». Основной характеристикой дома Василисы является огромное количество лишних вещей, которые начинают переформировывать пространство (в отличие от остальных домов, где «волшебниками» оказываются сами герои - Мышлаевский, Юлия Рейсе).

Предметом-символом новых условий советской жизни становится в произведениях М. Булгакова примус; вещи, значимые для «Дома» в «Белой гвардии», оказываются обесценены. Меняется и характер модели Дома: появляется концептуальный признак «колдовство», пространство приобретает инфернальные черты, являющиеся следствием произошедших в стране изменений. Дом Эльпит-Рабкоммуна организуется как демоническое пространство, концептуальным признаком которого является «превышение меры» во всех внешних атрибутах.

Пространственная модель «Город» организуется противостоянием двух пространств: Москвы (сборник «Дьяволиада») и Города (роман «Белая гвардия»). Противопоставление двух городов формируется на основе: оппозиций «свобода /Город/- рабство /Москва/», «вертикальность /Город/ -горизонтальность /Москва/», различных полюсов оценки - положительной для Города / отрицательной для Москвы.

Пространство Города выделяется на основании признаков уникальности, единичности, превосходства по всем параметрам, наделяется свойствами хрупкого предмета. Концептуальными признаками Города, чье пространство способно расширяться до космических масштабов, являются «покой» и «город-сад». Угрозой этому Городу является Москва, откуда и приходят изменения, ведущие к трансформации пространства Города -Город «разбухает». Концептуальный слой «Жители города» эксплицирован лексемами «исконные» и «пришельцы». Пришельцы привносят в «сказочный» Город ненависть. Когнитивной основой изображения событий в Городе становится игровая шахматная метафорическая модель. Все происходящее в Городе - шахматная партия с заранее известным результатом.

Описание Москвы основывается на снижении ее статуса и обесценивании доминант московского пространства (.Кремля, Спасской башни). Для пространственной модели Москвы характерны следующие признаки: неестественно большие размеры, неприятные раздражающие звуки (JIE «вой», «гул»), электрическое освещение, серый цвет зданий (за которым скрывается «ничем не примечательное, бедное содержание»). Пространство Москвы организовано как круг, внутри которого многие предметы подвергаются персонификации, а люди, наоборот, наделяются свойствами вещей.

Обе пространственные модели формируются на основе целой сети исторических, мифологических, библейских, культурных и литературных ассоциаций и аллюзий, в том числе используется метод прямой экспликации интертекстуальных связей - цитата, в результате чего расширяются временные и пространственные границы ранних произведений М.А. Булгакова, входящих в широкий контекст культуры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Единство времени и пространства - устоявшийся тезис в современной науке, которой свойственно воспринимать пространство и время как сосуществующие и взаимодополняющие категории мироустройства. Связанные еще с архаической картиной мира представления о неразделимости времени и пространства нашли подтверждение в современных физических теориях и психологических исследованиях. Эта же взаимосвязь обнаруживается и в языке, в построении языковых моделей временных отношений по пространственной схеме. Первичность пространства в языковых построениях объясняется спецификой самих категорий. Пространство доступно непосредственному восприятию, его модели в обыденном сознании устойчивы. Время восприятию недоступно, его модели изменчивы.

Терминологической единицей, оформившей сущностную взаимосвязь времени и пространства в художественном тексте, стал хронотоп. Впервые введенный психологом А.А. Ухтомским данный термин обязан своим появлением на страницах филологических исследований М.М. Бахтину. В искусстве время и пространство - реальности иного ряда: для художественного творчества присущи формы организации, связанные с передачей их как переживания.

В последнее время область применения термина «хронотоп» расширяется: он определяется не только как элемент организации художественного текста, но и как единица концептуальной картины мира, увеличивается число его фиксаций в лексикографических изданиях.

Категории, составляющие хронотоп, являются многомерными смысловыми образованиями, точками пересечения ментального мира культуры и мира человека, их освоение человеческим сознанием связано с возникновением множества объясняющих и репрезентирующих категории концепций. На страницах романа «Белая гвардия», повестей «Дьяволиада», «Роковые яйца», рассказов «№ 13. - Дом Эльпит-Рабкоммуна», «Китайская история», поэмы «Похождения Чичикова» нашли отражение концепции циклического, линейного, многомерного (онейрического) времени, семиотическая концепция времени.

Значимые для всех носителей языка универсалии «время» и «пространство» существуют как культурные концепты, изучение которых невозможно без привлечения методов когнитивной лингвистики. Задачей когнитивной лингвистики является описание и объяснение внутренних когнитивных структур, центральной единицей терминологического аппарата является концепт - «глобальная мыслительная единица, представляющая собой квант структурированного знания» [Попова, Стернин 2000: 4]. В художественном произведении мы сталкиваемся с художественным концептом, который является порождением текста как саморазвивающейся и самоорганизующейся (синергетической) системы. Художественный концепт - не просто культурный, этнический и даже личностный концепт, а их сложная взаимосвязь. Художественные концепты существуют в произведениях одного автора и формируют его идиостиль. Точкой пересечения содержания культурного и художественного концептов становится лексическое значение слова-имени концепта, в связи с этим предварительный анализ концепта по данным лексикографических источников (толковых, идеографических, фразеологических, ассоциативных и исторических словарей) оказывается той точкой отсчета, которая позволяет вскрыть своеобразие художественного концепта.

Хронотоп произведений М.А. Булгакова формируется концептами «Время» и «Пространство» («Дом», «Город»), содержательными формами которых выступают гештальт, фрейм, мыслительная картинка, схема, сценарий, ассоциативное поле. Лексемы, вербализующие пространственные и временные отношения в ранней прозе М. Булгакова, претерпевают изменения семантической структуры, обретают дополнительные, несловарные семы («колдовство», «обман», «тайна», «беспокойство», «неуверенность», движение», «насилие», «смерть», «страх», «загадочность» и другие), включаются в сложную и разветвленную систему зависимостей, что позволяют им участвовать в формировании и экспликации текстовых смыслов.

Специфика ранней прозы М.А. Булгакова заключается в сосуществовании двух типов хронотопа: реального (являющегося основой, на которой строится сюжетно-событийная канва произведений) и ирреального, фантастического (участвующего в переформировании пространства). Граница между этими хронотопами в мире Булгакова очень зыбкая, переходы из одного в другой могут совершаться мгновенно. Время в условиях булгаковского хронотопа способно деактуализироваться, концентрироваться в одном моменте (например, «момент чуда» в «Белой гвардии», мгновение гибели Мани в «Роковых яйцах»), расширяться до «коридора тысячелетий». Пространство способно сгущаться, «давить» на героев (эпизод сумасшествия Короткова), расширяться до космических пределов (обязательным атрибутом пространства мироздания являются в ранней прозе М.А. Булгакова звезды).

Одними из форм проявления ирреального хронотопа в ранней прозе М. Булгакова являются онейрическое время - время вещих снов и предзнаменований (всегда связано с утром), время болезни (связана с измененным сознанием).

Многочисленные литературные (А.С. Пушкин «Капитанская дочка», «Скупой рыцарь», «Пиковая дама», Ф.М. Достоевский «Бесы», И.А. Бунин «Господин из Сан-Франциско», JI.H. Толстой «Война и мир»), исторические (эпоха средних веков, гетман, Людовик XIV, Алексей Михайлович), мифологические (Елена Прекрасная, миф о Минотавре, лабиринт, символика звезд) ассоциации и аллюзии влекут за собой включение в границы хронотопа произведений М.А. Булгакова элементов времени и пространства различных эпох: эпохи Древней Руси («Московское царство»), средних веков (астрология), Петра I (гетман), древнеегипетской и древнегреческой мифологий (Аид, Елена Прекрасная, лабиринт), библейского пространства («райский сад»).

Приметами трансформации реального хронотопа в ирреальный являются зеленый цвет, ночь, вьюга, метель; сужение или расширение реальных границ времени и пространства; появление у предметов свойств, черт и способностей живых существ и наоборот.

Специфика ранней прозы М.А. Булгакова заключается в параллельном существовании нескольких пространственных моделей: Дом, Город /Киев/, Москва.

Для пространственной модели «Дом» характерны следующие признаки: «точечность», замкнутость пространства, знаковый характер (дом позиционируется как основа человеческой жизни, единственная защита от событий внешнего мира), подчеркнутая детализация описания, запечатленность образа времени в предметах. Неотъемлемой составляющей пространственной модели «дом» становится художественный предмет. Особую значимость в рамках модели приобретают предметы-символы (часы, лампа /абажур/, печь\ в новых условиях коммунальной квартиры -примус), которые непосредственно включаются в процесс формирования содержательно-концептуальной и содержательно-подтекстовой информации исследованных произведений.

Пространственную модель «Город» отличают: параметр исключительности; немного размытый, «сказочный» тип изображения; насыщенность традициями, идущими из прежних веков русской старины («мать городов русских», «Запорожская Сечь»); библейская основа описания («райский сад» - «Царский Сад»); разделение жителей на «исконных» и «пришельцев».

Пространственной модели «Москва» свойственны: организация пространства как заколдованного круга, неестественность и искусственность (гигантизм, «воющие» звуки, электрическое освещение), развенчание общенациональных представлений о доминантах пространства (Кремль, Спасская башня), представление жителей как единой серой массы («толпа»).

Константами картины мира М. Булгакова, отраженной в ранней прозе, являются дом № 13 по Алексеевскому спуску и храм Христа Спасителя (в воссоздании внешнего вида используется единый принцип описания -повтор одной и той же языковой формулы в начале и конце произведения).

Содержательно-подтекстовой информация играет ведущую роль в экспликации образа автора. Авторская позиция в подавляющем большинстве случаев представлена имплицитно (через реализацию общекультурных (волк, глобус, крест, метафора «жизнь - театр») и символических представлений (зеркало)', с помощью сосуществования в одном контексте различных точек зрения (полифония)).

Методом обнаружения специфики хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова стал концептуальный анализ. В диссертационном исследовании продемонстрирована возможность применения различных видов концептуального анализа художественного текста: гештальтного анализа, анализа когнитивных аналогов текста, лингвокультурологического анализа.

Восстановленный хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова служит проводником и автономным средством трансформации и накопления представлений об авторской картине мира.

Список научной литературыБерезина, Наталья Владимировна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Арутюнова, Н.Д. Лингвистические проблемы референции // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 13: Логика и лингвистжа: Сборник статей. М.: «Радуга», 1982. - С. 5-41.

2. Арутюнова, Н.Д. Тождество и подобие (заметки о взаимодействии концептов) // Тождество и подобие. Сравнение и идентификация: Сборник статей. —М.: «Наука», 1990. С. 7-33.

3. Арутюнова, Н.Д. Язык и время // Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. -М.: «Языки русской культуры», 1999. С.687-737.

4. Аскольдов, С.А. Концепт и слово // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. М.: «Academia», 1997. -С. 267-279.

5. Ахундов, М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. -М: «Наука», 1982.-222 с.

6. Бабаева, Е.В. Лексическое значение слова как способ выражения культурно-языкового концепта // Языковая личность: Культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград, Архангельск: «Перемена», 1996. -С. 25-33.

7. Бабенко, Л.Г. Филологический анализ текста: Основы теории, принципы и аспекты анализа: Учебник для вузов. М.: «Академический проект», Екатеринбург: «Деловая книга», 2004. - 464 с.

8. Бабурина, М.А. Концепт «Муза» и его ассоциативное поле в русской поэзии серебряного века: Автореф. . канд. филол. наук: 10.02.01. -СПб., 1998.-20 с.

9. Бабушкин, А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж: «Изд-во Воронеж, гос. ун-та», 1996. - 103 с.

10. Ю.Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. -М.: «Художественная литература», 1975. С. 234—408.

11. Н.Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества: Сб. избр. тр. -М.: «Искусство», 1979.-423 с.

12. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи. М.: «Художественная литература», 1986.-541 с.

13. Бахтин, М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин, М.М. Работы 20-х годов. Киев: «Next», 1994.

14. Бахтин, М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. -М.: «Academia», 1997. С. 227-244.

15. Беляева, Н.И. Содержательные категории художественного текста и их языковая экспликация: Автореф. . канд. филол. наук: 10.02.01. -СПб., 1998.-23 с.

16. Беспалова, О.Е. Концептосфера поэзии Н.С. Гумилева в ее лексическом представлении: Автореф. . канд. филол. наук: 10.02.01. СПб., 2002. -24 с.

17. Блаженный Августин. Время. М.: «Типо-Литография И. Ефимова», 1893.-9 с.

18. Блаженный Августин. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М.: «Renaissanse», 1991. - 488 с.

19. Блаженный Августин. Творения: О граде Божием: Кн. I—XIII. -СПб.: «Алетейя», Киев: «УЦИИМ-Пресс», 1998.-593 с.

20. Болотнова, Н.С. Гармонизация общения и лексическая структура художественного текста: Лекция. СПб.: «Образование», 1992. - 55 с.

21. Болотнова, Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. Томск: «Изд-во Том. ун-та», 1992.-309 с.

22. Болотнова, Н.С., Бабенко, И.И., Васильева, А.А. Коммуникативная стилистика художественного текста: Лексическая структура и идиостиль. Томск: «Изд-во Том. гос. пед. ун-та», 2001. - 331 с.

23. Булгаков, М.А. Москва 20-х гг. // Москва. 1989. - № 9.

24. Булгаков-драматург и художественная культура его времени: Сборник статей. М.: «СТД РСФСР», 1988. - 492 с.

25. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание / Пер. с англ. М.: «Рус. словари», 1996.-411 с.

26. Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. М.: «Языки славянской культуры», 2001. - 288 с.

27. Великая, Н.И. «Белая гвардия» М.А. Булгакова: Пространственно-временная структура произведения, ее концептуальный смысл // Творчество Михаила Булгакова: Сборник статей. Томск: «Изд-во Том. ун-та», 1991. - С. 28-49.

28. Верещагин, Е.М., Костомаров, В.Г. Мирознание вне и посредством языка: В поисках новых путей развития лингвострановедения: гипотеза (лого)эпистемы. М.: «Гос. ин-т рус. яз.», 2002. - 168 с.

29. Вернадский, В.И. Из рукописного наследия: Время // Вопросы философии.-1966.-№12.-С. 101-113.

30. Воспоминания о Михаиле Булгакове: Сборник. М.: «Советский писатель», 1988.-528 с.

31. Гак, В.Г. Пространство вне пространства // Логический анализ языка: Языки пространств: Сборник статей. М.: «Языки русской культуры», 2000.-С. 127-135.

32. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. -М.: «Наука», 1981.-139 с.

33. Гаспаров, Б.М. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный // Проблемы структурной лингвистики. -М., 1988.

34. Гаспаров, Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. М.: «Новое лит. обозрение», 1996.-351 с.

35. Гвишиани, Н.Б. Understanding the lexicon. Meaning, sense and world knowledge in lexical semantics // Вопросы языкознания. 1991. - № 5. -С.139-145.

36. Герасимов, В.И., Петров, В.В. На пути когнитивной модели языка // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 23: Когнитивные аспекты языка: Сборник статей. М., «Прогресс», 1988. - С.5-12.

37. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры. 2-е изд., испр. и доп. -М.: «Искусство», 1984.-350 с.

38. Гусев, С.В. Концепт «круга» в технической картине мира А. Платонова // Семантика слова, образа, текста: Тез. междунар. конф. Архангельск: «Изд-во Помор, междунар. пед. ун-та», 1995. - С. 15-17.

39. Гуссерль, Эд. Собрание сочинений / Пер. с нем. Т. 1: Феноменология внутреннего сознания времени. - М.: РИГ «Логос»: «Гнозис», 1994. -162 с.

40. Дейк, Т.А. ван, Кинч, В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 23: Когнитивные аспекты языка: Сборник статей. М., «Прогресс», 1988. - С. 153-212.

41. Дейк, Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация: Сборник работ. -М.: «Прогресс», 1989.-310 с.

42. Демьянков, В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. - № 4. -С. 17-34.

43. Демьянков, В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце 20 века // Язык и наука конца 20 века: Сборник статей. М.: «Изд. центр РГГУ», 1995.-С. 239-320.

44. Дмитриева, O.JI. Об этнокультурной специфике пословиц и афоризмов // Языковая личность: Культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград, Архангельск: «Перемена», 1996. - С. 67-74.

45. Дымарский, М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст: На материале русской прозы XIX-XX вв. 2-е изд., испр. и доп. -М.: «УРСС», 2001.-326 с.

46. Ермаков, А.И. Проблема соотношения лексических и фразеологических единиц при выражении значений мгновенного времени: Автореф. . канд. филол. наук: 10.02.19. -М., 1991. -14 с.

47. Залевская, А.А. Введение в психолингвистику: Учеб. для студентов вузов, обучающихся по филол. специальностям. М.: «РГГУ», 2000. -381с.

48. Казанцева, JI.B. Категория хронотопа в структуре художественного текста: (Лингвострановедческий и жанровый аспекты): Автореф. . канд. филол. наук: 10.02.04. -М., 1991. -16 с.

49. Каменская, О.Л. Текст и коммуникация: Учеб. пособие для ин-тов и фак. иностр. яз. М.: «Высшая школа», 1990. -151 с.

50. Каминская, Э.А. Поле слова и поле текста как взаимодействующие смысловые системы // Психолингвистические аспекты взаимодействия слова и текста. Тверь: «Б. и.», 1998. - С. 47-57.

51. Капленко, В.Н. Функционирование темпоральных существительных в поэтическом тексте: Автореф. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997.

52. Карасик, В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: Культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград, Архангельск: «Перемена», 1996. - С. 3-16.

53. Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. -М.: «Гнозис», 2004.-390 с.

54. Караулов, Ю.Н. Русский ассоциативный словарь как новый лингвистический источник и инструмент анализа языковой способности

55. Русский ассоциативный словарь: В 2 кн. / Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов и др.; Рос акад. наук. Ин-т рус. яз. -М.: «Помовский и партнеры», 1994. Кн 1: Прямой словарь: От стимула к реакции.-С. 190-219.

56. Караулов, Ю.Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. -М.: «ИРЯ РАН», 1999. 180 с.

57. Касевич, В.Б. Буддизм. Картина мира. Язык. 2-е изд. - СПб.: «Изд-во СПбГУ», 2004.-281 с.

58. Кибрик, А.Е. Константы и переменные языка = Constants and variables of languale. СПб.: «Алетейя», 2003. - 719 с.

59. Клименко, А.П., Середа, Л.И. Лексико-семантическая группа как компонент семантической структуры текста // Семантика целого текста: Тез. выступл. на совещ. (Одесса, сент. 1987 г.). М.: «Наука», 1987. -С. 73-74.

60. Климкова, Л.А. Ассоциативное значение слов в художественном тексте // Филологические науки. — 1991. —№1. — С. 45-54.

61. Кобозева, И.М. Грамматика описания пространства // Логический анализ языка: Языки пространств: Сборник статей. М.: «Языки русской культуры», 2000. - С. 152-163.

62. Козловская, Н.В. Лексика предметного мира в организации лексической структуры текста произведения В. Набокова «Другие берега»: Автореф. канд. филол. наук: 10.02.01. СПб., 1995. - 17 с.

63. Козырев, В.А., Черняк, В.Д. Вселенная в алфавитном порядке: Очерки о словарях русского языка. СПб.: «Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена», 2000.-356 с.

64. Колесов, В.В. Философия русского слова. СПб.: «ЮНА», 2002. - 444 с.

65. Колесов, В.В. Язык и ментальность = Language and mentality. -СПб.: «Петербург, востоковедение», 2004. 237 с.

66. Коньков, В.И. Человек в мире предметной семантики // Гуманитарные науки: Из опыта теоретической интерпретации: Сб. науч. тр. -СПб.: «Фантомы», 1993. С. 21-37.

67. Кораблев, А.А. Мотив «дома» в творчестве М. Булгакова и традиции русской классической литературы // Классика и современность. -М.: «Изд-во МГУ», 1991. С.239-248.

68. Корниенко, Н.В. Москва во времени: (Имя Петербурга и Москвы в русской литературе 10—30-х гт. XX века) // Москва в русской и мировой литературе: Сборник статей. -М.: «Наследие», 2000. С.210-248.

69. Кравченко, А.В. Когнитивные структуры пространства и времени в естественном языке // Известия АН. Серия литературы и языка. 1996. -№ 3. - С. 3-25. - Кравченко 1996а.

70. Кравченко, А.В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: «Изд-во Иркут. ун-та», 1996. - 159 с. -Кравченко 19966.

71. Красных, В.В. От концепта к тексту и обратно (к вопросу о психолингвистике текста) // Вестник Московского университета. Серия 9, Филология. 1998. - № 1. - С.53-69.

72. Кронгауз, М.А. Семантическая типология: время и пространство // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Ю.С. Степанова. -М.: «Языки славянской культуры», 2001. С. 325-335.

73. Кубрякова, Е.С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова «память» // Логический анализ языка: Культурные концепты: Сборник статей. -М.: «Наука», 1991. С. 85-91.

74. Кубрякова, Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика психология - когнитивная наука // Вопросы языкознания. - 1994. - № 4. - С. 34-48.

75. Кубрякова, Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине 20 века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века: Сборник статей. М.: «Изд. центр РГГУ», 1995. - С. 144-238.

76. Кубрякова, Е.С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Известия АН. Серия литературы и языка. 1997. - № 3. -С. 22-32.

77. Кузьмина, Н.А. Концепты художественного мышления (к постановке вопроса) // Проблемы деривации: Семантика и поэтика: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь: «ЛГУ», 1991. - С. 57-65.

78. Кухаренко, В.А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого художественного текста // Лексическое значение в системе языка и в тексте: Сб. науч. тр. Волгоград: «ВГТШ», 1985. - С. 95-104.

79. Лакофф, Дж. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 10: Лингвистическая семантика: Сборник статей. -М.: «Прогресс», 1981. С. 350-369.

80. Лакофф, Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 23: Когнитивные аспекты языка: Сборник статей. -М.: «Прогресс», 1988. С. 12-52.

81. Лакофф, Дж. Когнитивное моделирование // Язык и интеллект: Сборник. -М.: Издат. группа «Прогресс», 1995. С. 143-185.

82. Лесскис, Г.А. Триптих М.А. Булгакова о русской революции: Белая гвардия. Записки покойника. Мастер и Маргарита: Комментарии. -М.: «ОГИ», 1999.-427 с.

83. Лисицын, А.Г. Концепт свобода-воля-вольность в русском языке: Автореф. канд. филол. наук: 10.02.01. -М., 1996. 16 с.

84. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. -№ 8. - С. 74-88.

85. Лихачев, Д.С. Концептосфера русского языка // Известия АН. Серия литературы и языка. 1993. -№ 1. - С. 3-10.

86. Лотман, Ю.М. Проблема художественного пространства // Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: «Искусство», 1970. -С.265-280.

87. Лотман, Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Н.В. Гоголя // Лотман, Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн: «Александра», 1992. - Т.1: Статьи по семиотике и типологии культуры. -С.413^448.

88. Лотман, Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. -М.: «Academia», 1997. С. 203-212.

89. Лузина, Т.Г. Художественный текст в коммуникативном аспекте // Проблемы типологии текста: Сб. науч.-аналит. обзоров. -М.: «ИНИОН», 1984.-С. 108-125.

90. Лукин, В.А. Концепт истины и слово «истина» в русском языке (опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // Вопросы языкознания. -1993. № 4. - С. 63-87.

91. Маслова, А.Г. Поэтика хронотопа в раннем творчестве Б.Л. Пастернака: Автореф. канд. филол. наук: 10.01.01.-Киров, 2003.-21 с.

92. Минский, М. Остроумие и логика коллективного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 23: Когнитивные аспекты языка: Сборник статей. -М.: «Прогресс», 1988. С. 281-306.

93. Мороз, А.Б. Божница и окно: семиотические параллели // Слово и культура: Памяти Никиты Ильича Толстого: Сборник статей. -М.: «Индрик», 1998. Т. 2. - С. 114-126.

94. Мостепаненко, A.M., Мостепаненко, М.В. Четырехмерность пространства и времени. М.-Л.: «Наука», 1966. -190 с.

95. Мостовая, А.Д. Лексическое значение и языковая интуиция // Язык и когнитивная деятельность: Сборник статей. М.: «Наука», 1989. -С. 52-60.

96. Мурьянов, М.Ф. Время (понятие и слово) // Вопросы языкознания. -1978.-№2.-С. 52-67.

97. Мышкина, Н.Л. Внутренняя жизнь текста: механизмы, формы, характеристики. Пермь: «Перм. ун-т», 1998. - 152 с.

98. Насрулаева, С.Ф. Хронотоп в ранней лирике Анны Ахматовой (книги стихов «Вечер» и «Четки»): Автореф. . канд. филол. наук: 10.01.01. -М„ 1997.-22 с.

99. Немцев, В.И. Михаил Булгаков: Становление романиста. Самара: «Изд-во Сарат ун-та. Самар. филиал», 1991. - 162 с.

100. Никитин, М.В. Курс лингвистической семантики: Учеб. пособие к курсам языкознания, лексикологии и теор. грамматики. -СПб.: «Научный центр проблем диалога», 1996. 757 с.

101. Никонова, Т. А. «Дом» и «Город» в художественной концепции романа М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Поэтика русской советской прозы: Межвузовский сб. Уфа: «БГУ», 1987. - С. 53-60.

102. Овчинникова, И.Г. Ассоциативное поле ключевого слова как детерминант семантической структуры текста // Семантика целого текста: Тез. выступл. на совещ. (Одесса, сент. 1987 г.). М.: «Наука», 1987.-С. 124-125.

103. Овчинникова, И.Г. Ассоциации и высказывание: Структура и семантика. Пермь: «Перм. ун-т», 1994.

104. Панкрац, Ю.Г. Пропозициональная форма представления знаний // Язык и структуры представления знаний: Сб. науч.-аналит. обзоров. -М.: «ИНИОН», 1992.- С. 72-98.

105. Перцова, Н.Н. К понятию «вещной коннотации» // Вопросы кибернетики: Язык логики и логика языка. М.: «Научный совет по компл. пробл. «Кибернетика» АН СССР», 1990. - С. 95-101.

106. Песина, С.А. Лексический прототип в семантической структуре слова: Автореф. канд. филол. наук: 10.02.04. СПб., 1998. -16 с.

107. Петров, В.В. Язык и логическая теория: в поисках новой парадигмы // Вопросы языкознания. 1988. -№ 2. - С. 39-49.

108. Петрова, З.А. Ключевые слова в поэтическом идиолекте // Словоупотребление и стиль писателя: Сборник статей. СПб.: «Изд-во СПбГУ», 1995.

109. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. -Воронеж: «Истоки», 2001. 192 с.

110. Постовалова, В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: «Наука», 1988.-С.8-69.

111. Потемкин, В.К., Симанов, A.J1. Пространство в структуре мира. -Новосибирск: «Наука. Сиб. отд-ние», 1990. 174 с.

112. Поцепня, Д.М. Образ мира в слове писателя. СПб.: «Изд-во СПбГУ», 1997.-260 с.

113. Прокофьева, А.Г., Прокофьева, В.Ю. Анализ художественного произведения в аспекте пространственных характеристик. Оренбург: «Изд-во ОГПУ», 2000. - 159 с.

114. Прокофьева, В.Ю. Русский поэтический локус в его лексическом представлении: (На материале поэзии «серебряного века»): Монография. СПб.: «Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена», 2004. - 153 с.

115. Проскуряков М.Р. Концептуальная структура текста. СПб.: «Изд-во СПбГУ», 2000.-240 с.

116. Рафикова, Н.В. Процесс формирования смысловых опор при понимании текста // Психолингвистические аспекты взаимодействия слова и текста. Тверь: «Б. и.», 1998. - С. 88-142.

117. Рахилина, Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: Семантика и сочетаемость. М.: «Рус. словари», 2000. - 415 с.

118. Рейхенбах, Г. Философия пространства и времени / Пер. с англ. -2-е изд., стер. М.: «Едиториал УРСС», 2003. - 322 с.

119. Рузин, И.Г. Когнитивные стратегии именования: модусы перцепции (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус) и их выражение в языке // Вопросы языкознания. 1994. - № 6. - С. 79-101.

120. Рябцева, Н.К. «Вопрос»: прототипическое значение концепта // Логический анализ языка: Культурные концепты: Сборник статей. -М.: «Наука», 1991.-С. 72-78.

121. Савельева, В.В. Художественный текст и художественный мир: Проблемы организации. Алматы: ТОО «Дайк-Пресс», 1996. - 191 с.

122. Сахаров, Вс. Михаил Булгаков: уроки судьбы // Подъем. 1991. -№5.-С. 130-149.

123. Сергеева, Е.В. Религиозно-философский дискурс B.C. Соловьева: лексический аспект: Монография. СПб.: «Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена»: «САГА», 2002. - 128 с.

124. Симонов, К.М. Сегодня и давно: Статьи. Воспоминания. Литературные заметки. О собственной работе. 4-е изд. - М.: «Сов. писатель», 1980. - 672 с.

125. Солганик, Г.Я. Значение слова и представление // Семантика слова и синтаксической конструкции: Межвуз. сб. науч. тр. Воронеж: «Изд-во ВГУ», 1987.

126. Сулименко, Н.Е. О функциональной отмеченности, узуальной и окказиональной реализации типов лексических значений // Узуальное и окказиональное в тексте художественного произведения: Межвуз. сб. науч. тр. Л.: «ЛГПИ», 1986.

127. Сулименко, Н.Е. Антропоцентрические аспекты изучения лексики: Учеб. пособие к спецкурсу. СПб.: «Образование», 1994. - 86 с.

128. Сулименко Н.Е. Лексика в процессах текстопорождения // Актуализация семантико-прагматического потенциала языкового знака. -Новосибирск, 1996.

129. Сулименко, Н.Е. Слово в контексте гуманитарного знания: Учеб. пособие. СПб.: «Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена», 2002. - 84 с.

130. Тарасова, И.А. Идиостиль Георгия Иванова: когнитивный аспект. -Саратов: «Изд-во Саратов, ун-та», 2003. 280 с.

131. Телегин, С.М. Миф Москвы как выражение мифа России (по страницам книги М.Н. Загоскина «Москва и москвичи») // Литература в школе. 1997. - № 5.- С. 4-22.

132. Телия, В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Шк. «Языки русской культуры», 1996. - 284 с.

133. Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л.: «Наука. Ленингр. отд-ние», 1990.-262 с. ТФГ 1990.

134. Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Поссесивность. Обусловленность. СПб.: «Наука. С.-Петерб. изд. фирма», 1996. - 228 с. ТФГ 1996.

135. Толстых, Л.И. Развертывание смысла слова в художественном тексте// Узуальное и окказиональное в тексте художественного произведения: Межвуз. сб. науч. тр. Л.: «ЛГПИ», 1986.

136. Топоров, В.Н. Крест // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. -М.: «Сов. энциклопедия», 1980-1982. Т. 2. -С.12-13.

137. Топоров, В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. -М.: «Наука», 1983. С. 227-285.

138. Тураева, З.Я. Время грамматическое и время художественное: (На материале английского языка): Автореф. . докт. филол. наук: 10.02.04.-Л., 1974.-39 с.

139. Тураева, З.Я. Лингвистика текста: (Текст: структура и семантика): Учеб. пособие для пед. ин-тов по спец №2103 «Иностр. яз». -М.: «Просвещение», 1986. 126 с.

140. Тураева, З.Я. Лингвистика текста и категория модальности // Вопросы языкознания. 1994. -№ 5. - С. 105-114.

141. Убийко, В.И. Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке: Комплексный функционально-когнитивный словарь. Уфа: «Башк. ун-т», 1998. - 232 с.

142. Урысон, Е.В. Языковая картина мира vs. обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. 1998. -№2.-С. 3-22.

143. Успенский, Б.А. Поэтика композиции: Сборник. СПб.: «Азбука», 2000.-347 с.

144. Уфимцева, Н.В. Языковое сознание и образ мира славян // Языковое сознание и образ мира. М.: «Ин-т языкознания РАН», 2000. -С. 207-219.

145. Ухтомский, А.А. Письма // Пути в незнаемое: Писатели рассказывают о науке: Избранные очерки. М.: «Сов. писатель», 1973. - 812 с.

146. Фиалкова, JI.JI. Пространство и время в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» (к проблеме изучения жанра и композиции произведения) // Жанр и композиция литературного произведения: Межвуз. сб. -Петрозаводск: «ПГУ», 1986.-С. 152-159.

147. Филлмор, Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике: Вып 23: Когнитивные аспекты языка: Сборник статей. -М.: «Прогресс», 1988. С. 52-92.

148. Флоренский, П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М.: «Прогресс», 1993.-324 с.

149. Фрумкина, P.M. Лингвист как познающая личность // Язык и когнитивная деятельность: Сборник статей. М.: «Наука», 1989. -С. 36-50.

150. Фрумкина, P.M. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века: Сборник статей. -М.: «Изд. центр РГГУ», 1995. С. 74-117.

151. Хайдеггер, М. Время и бытие: Статьи и выступления. -М.: «Республика», 1993.-445 с.

152. Харитончик, З.А. Способы концептуальной организации знаний в лексике языка // Язык и структуры представления знаний: Сб. науч.-аналиг. обзоров. -М.: «ИНИОН», 1992. С. 98-120.

153. Химич, В.В. В мире Михаила Булгакова. Екатеринбург: «Изд-во Урал, ун-та», 2003. - 330 с.

154. Худяков, А.А. Концепт и значение // Языковая личность: Культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград, Архангельск: «Перемена», 1996. -С. 97-103.

155. Чеботарева, В.А. К истории создания «Белой гвардии» // Русская литература. 1974. -№ 5.

156. Черемисина, Н.В. Семантика возможных миров и лексико-семантические законы // Филологические науки. 1992. - №2. -С. 111-118.

157. Чернейко, JI.O. Способы представления пространства и времени в художественном тексте // Филологический науки. 1994. - № 2. -С. 58-71.

158. Чернейко, JI.O. Лингво-философский анализ абстрактного имени. -М.: «Изд-во МГУ», 1997. 320 с.

159. Чернухина, И.Я. Поэтическое речевое мышление. Воронеж: «Изд-во Воронеж, гос. ун-та», 1997.-207 с.

160. Черняховская, Л.А. Смысловая структура текста и ее единицы // Вопросы языкознания. 1983. - № 6. - С. 117-126.

161. Чудаков, А.П. Предметный мир литературы (к проблеме категорий в исторической поэтике) // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения: Сборник статей. -М.: «Наука», 1986. С. 251-292.

162. Чудаков, А.П. О способах создания художественного предмета в русской классической литературной традиции // Классика и современность. М.: «Изд-во МГУ», 1991. - С. 164-170.

163. Чудаков, А.П. Слово вещь - мир: От Пушкина до Толстого: Очерки поэтики русских классиков. - М.: «Соврем, писатель», 1992. - 319 с.

164. Чудакова, М. Жизнеописание Михаила Булгакова. 2-е изд., доп. -М.: «Книга», 1988.-669 с.

165. Чурилина, JI.H. Лексическая структура художественного текста: принципы антропоцентрического исследования: Монография. -СПб.: «Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена», 2002. 283 с.

166. Щукина, Д.А. Пространство как лингвокогнитивная категория: (На материале произведений М.А. Булгакова разных жанров): Автореф. . докт. филол. наук: 10.02.01. СПб., 2004. - 36 с.

167. Яблоков, Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова. М.: «Языки славянской культуры», 2001. - 419 с.

168. Яковлева, Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира: (Модели пространства, времени и восприятия). -М.: «Гнозис», 1994. 343 с.1. СЛОВАРИ И СПРАВОЧНИКИ

169. Библейская энциклопедия: Труд и изд. архимандрита Никифора. -Репринтное издание. М.: Изд. центр «ТЕРРА», 1991. - 902 с.

170. Большая советская энциклопедия: В 30 т. / Гл. ред. A.M. Прохоров. 3-е изд. -М.: «Сов. энциклопедия», 1969-1978. -Т.30: Экслибрис - Яя.

171. Большой толковый словарь русского языка: А я. / Рос. акад. наук, Ин-т лингвист, исслед.; рук проекта, гл. ред. д. филол. н. С.А. Кузнецов. -СПб.: «Норинт», 2004. - 1534 с. [БТС].

172. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. -СПб.: ООО «Диамант», ООО «Золотой век», 1999. Словарь Даля.

173. Даль, В.И. Пословицы русского народа: Сб. В. Даля: В 3 т. / Ред. И.В. Денисова, В.П. Шагалова. М.: «Рус. книга»: «Полиграф-ресурсы», 2000.

174. Из истории человеческого общества: Энциклопедия / Гл ред. А.И. Маркушевич. М.: «Педагогика», 1975. - 559 с.

175. Керлот, Х.Э. Словарь символов: Мифология. Магия. Психоанализ: Перевод. М.: «REFL-book», 1994. - 601 с.

176. Копалинский, В. Словарь символов. Калининград: «Янтарный сказ», 2002. - 263 с.

177. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина; Под общ. ред. Е.С. Кубряковой. -М.: «Филол. фак. МГУ», 1996.-245 с.

178. Ю.Мокиенко, В.М., Никитина, Т.Г. Толковый словарь языка Совдепии. -СПб.: «Фолио-Пресс», 1998. 704 с.

179. Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 80-х гг. / Рос. акад. наук, Ин-т лингвист, исслед.; Под ред. Е.А. Левашова. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1997. - 903 с.

180. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: Ок. 57000 слов. М.: «Рус. яз.», 1986. - 797 с. Словарь Ожегова 1986.

181. Ожегов, С.И., Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 72500 слов и 7500 фразеол. выражений. М.: «Азъ», 1992. - 955 с. Словарь Ожегова 1992.

182. М.Руднев, В.П. Словарь русской культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. -М.: «Аграф», 1997.-381 с.

183. Русский ассоциативный словарь: В 6 т./ Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова. М.: «Помовский и партнеры»: «ИРЯ РАН», 1994 - 1998. РАС.

184. Русский семантический словарь: Опыт автоматического построения тезауруса: От понятия к слову / Ю.Н. Караулов, В.И. Молчанов, В.А. Афанасьев, Н.В. Михалев; Отв. ред. С.Г. Бархударов. М.: «Наука», 1982.-566 с.

185. Русский семантический словарь: Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений / Рос. акад. наук, Отд-ние лит. и языка, Ин-т рус. яз.; Под общ. ред. акад. Н.Ю. Шведовой. М.: «Азбуковник», 1998. - 800 с.

186. Славянская мифология: Энциклопедический словарь: А Я / Науч. ред. В.Я. Петрухин. - М.: «ЭЛЛИС Лак», 1995. - 414 с.

187. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. / Рос акад. наук, Ин-т славяноведения; Под. общ. ред. Н.И. Толстого. -М.: «Международ, отношения», 1995-2004.

188. Словарь русского языка: В 4 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.П. Евгеньевой. 3-е изд, стер. - М.: «Рус. яз.», 1985 - 1988. MAC.

189. Словарь символов и знаков: Сюжеты и явления в символах / Авт.-сост. Н.Н. Рогалевич. Минск: «Харвест», 2004. - 510 с.

190. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М. - Л.: «Изд-во Академии наук СССР», 1950 - 1965. БАС.

191. Соколов, Б.В. Булгаковская энциклопедия. М.: «Локид»: «Миф», 1998. -592 с.

192. Степанов, Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 2-е изд., испр. и доп. - М.: «Академический Проект», 2001. - 990 с.

193. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Сост. Г.О. Винокур, проф. Б.А. Ларин, С.И. Ожегов; Под ред. проф. Д.Н. Ушакова. М.: Гос. ин-т «Сов. энциклопедия», 1935 - 1940. Словарь Ушакова.

194. Тресидцер, Дж. Словарь символов / Пер. с англ. М.: Изд-торг. дом «Гранд»: «ФАИР-Пресс», 1999.-444 с.

195. Фелицына, В.П., Прохоров, Ю.Е. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения: Лингвострановедческий словарь. 2-е изд., испр. и доп. - М.: «Рус. яз.», 1988. - 269 с.

196. Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев и др. 2-е изд. -М.: «Сов. энциклопедия», 1989. - 814 с. ФЭС.

197. Фразеологический словарь русского литературного языка: В 2 т.: Более 12000 фразеол. единиц / Сост. д. филол. н. А.И. Федоров. -М.: «Цитадель», 1997.

198. Фразеологический словарь русского языка: Свыше 4000 словарных статей / Сост. Л.А. Воинова, В.П. Жуков, А.И. Молотков, А.И. Федоров; Под ред. А.И. Молоткова. 3-е изд., стер. - М.: «Рус. яз.», 1978. - 543 с.

199. Черных, П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: 13650 слов: В 2 т. -М.: «Рус. яз.», 1993.

200. Языкознание: Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. 2-е изд. - М.: «Большая Российская энциклопедия», 1998.-685 с.1. ИСТОЧНИКИ

201. Булгаков М.А. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита: Романы. -М.: «Художественная литература», 1988.-751 с. Булгаков М.А. Чаша жизни: Повести, рассказы, пьеса, очерки, фельетоны, письма. М.: «Советская Россия», 1989. - 592 с.

202. Бунин И. А. Господин из Сан-Франциско // Бунин И. А. Собрание сочинений: В 5 т. -М.: «Правда», 1956. -Т.З. С. 217-235.