автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Пространственно-временная символика раннего М.А. Булгакова в контексте прозы начала 1920-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Пространственно-временная символика раннего М.А. Булгакова в контексте прозы начала 1920-х годов"

На правах рукописи

Кузьминых Елена Олеговна

□031Б7405

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ СИМВОЛИКА РАННЕГО М.А. БУЛГАКОВА В КОНТЕКСТЕ ПРОЗЫ НАЧАЛА 1920-Х ГОДОВ

Специальность 10 01 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 4 ДПР 2008

Воронеж - 2008

003167405

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Воронежский государственный университет»

Научный руководитель

доктор филологических наук, профессор Молчанова Наталья Александровна

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИРЛИ РАН Грачева Алла Михайловна кандидат филологических наук, доцент Инютин Валентин Валентинович

Ведущая организация

Воронежский государственный педагогический университет

Защита состоится «28» мая 2008 г в часов на заседании диссертационного совета Д 212 038 14 в Воронежском государственном университете по адресу: 394006, г Воронеж, пл Ленина, 10, ауд 18

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан «

» апреля 2008 г

Ученый секретарь диссертационного совета

О А Бердникова

М А Булгаков является, пожалуй, одним из самых изученных, но при этом «загадочных» писателей прошлого столетия Теперь уже можно называть десятки фамилий булгаковедов, перечисление которых заняло бы не одну страницу Однако ряд имен российских исследователей булгаков-ского творчества имеет особое значение, среди них О С Бердяева, Б М Гаспаров, В В Гудкова, А А Кораблев, В Я Лакшин, Г А Лесскис, Я С Лурье, Б С Мягков, В И Немцев, В Б Петров, А М Смелянский, Б В Соколов, В В Химич, М О Чудакова, Е А Яблоков, Л М Яновская

На сегодняшний день булгаковеды проявляют преимущественный интерес к следующим аспектам творчества писателя замысел и судьба произведений (М О Чудакова, Б В Соколов, Я С Лурье, В А Чеботарева, А М Нинов), проблема автора (А П Казаркин, В И Немцев, Т М Ребель, ЕА Иваньшина), оценка влияния на литературный процесс XX века (Л Г Джаналия, Е В Паниткова), выявление мифопоэтической основы его прозы (Е А Яблоков, О С Бердяева, Е О Пенкина), анализ философско-эстетической проблематики произведений (П Абрагам, А А Кораблев, В Б Петров, Е В Ухова, Е Г Елубаева, Л К Паршин), жанровое своеобразие и поэтика (В И Немцев, М О Чудакова, Л М Яновская, В В Петелин, Е Г Серебрякова, В П Скобелев), анализ интертекстуальных связей (А М Смелянский, Н Г Гончарова, Я С Лурье, О С Бердяева, М. Петровский, Ю Неводов, Н Кузякина, Е А Яблоков, Л Л Фиалкова, Б В Соколов, Д В Токарев, В Я Лакшин, М О Чудакова, А И Павловский, И А Га-линская и другие)

В исследованиях проблемы интертекста в современном булгаковеде-нии наметился определенный подход к творчеству писателя выводы о наличии преемственной генетической связи, как правило, делаются на основе текстовых аналогий, анализа повторяющихся мотивов Одной из задач нашей диссертации стало сопоставление романов «Белая гвардия» М А Булгакова, «Голого года» Б А Пильняка и эпопеи И С Шмелева «Солнце мертвых» Уже в самих названиях этих произведений заложены емкие временные составляющие, нашедшие аналогии в рассматриваемых нами текстах М А Булгакова Кроме того, выбор творчества именно данных писателей обусловлен временем создания («Белая гвардия» и «Солнце мертвых» изданы в одном и том же 1923-м году), а также общностью проблематики указанных произведений и художественных средств (в нашем случае пространственно-временных компонентов), с помощью которых

писатели выражают свое отношение к революционным и постреволюционным событиям

Нами обнаружено всего две работы, где говорится о возможности сопоставления романов Б А Пильняка и М А Булгакова Н П Козлова (1988), отметившего, что «поэтика и стилистика и, в какой-то степени, идейно-нравственная концепция "Белой гвардии" сложилась под воздействием произведений "В тупике" В Вересаева, "Голого года" Пильняка», и Е А Яблокова (2001), обозначившего некоторые темы и мотивы, существенные для анализа «Белой гвардии» и «Голого года» (тему «года» как поворотного момента истории, «мотив сифилиса» и «волчий мотив») Эпопея И Шмелева, насколько нам известно, до сих пор не являлась предметом сравнения с романами М Булгакова и Б Пильняка

В нашей диссертации сопоставление произведений вышеозначенных писателей производится на основе анализа пространственно-временных мотивов и символов В связи с тем, что категории пространства и времени определяют структуру и особенности формирования художественного мира, их изучение не перестает быть одной из актуальных задач современного литературоведения

Проблема художественного времени в ранней прозе М А Булгакова (в частности, в романе «Белая гвардия») в последние годы вызывает пристальный интерес как у лингвистов (Д А Щукина, Н В Березина, С О Драчева), так и у литературоведов, в работах которых исследование пространственно-временных координат в творчестве раннего Булгакова в основном заключается в выделении и характеристике пространственных локусов с целью выявления жанровых особенностей (Л Л Фиалкова, М А Великая) и онтологической проблематики произведений (М Петровский, В А Коханова Ю Д Коваленко, Н С. Пояркова) Отдельные замечания, касающиеся проблемы времени в «Белой гвардии», содержатся в работах М Каганской, Н Г Гончаровой, Т А Никоновой, а также в монографиях В В Химич, Е А Яблокова

Сегодня можно говорить о том, что намечены контуры научных изысканий, пути изучения данной проблемы в художественном наследии писателя, но целостного исследования, посвященного своеобразию именно пространственно-вре-менной символики в произведениях М А Булгакова 1920-х годов, на сегодняшний день нами не выявлено В своей диссертации мы опираемся на наметившуюся в XX веке тенденцию совмещения

художественного и философского времени, через определение картины мира, введенную релятивистским направлением в физике Рассмотрение данной проблематики в вышеуказанном аспекте дает возможность приблизиться к решению вопроса о существенных принципах поэтики произведений М А Булгакова и через них постичь художественный мир писателя

Актуальность исследования обусловлена важностью многоаспектного изучения своеобразия пространственно-временных координат ранних произведений М А Булгакова в контексте художественных ориентаций прозы начала 1920-х годов

Научная новизна работы состоит в том, что найден новый ракурс в истолковании произведений писателя основное внимание сосредоточено на выделении и парадигматическом описании основных пространственно-временные мотивов и символов в творческом наследии Булгакова первой половины 1920-х годов Обозначены основные черты «московского мифа» в «малой» прозе писателя Сделан вывод о специфичности хронотопа в романе «Белая гвардия» замкнутое художественное пространство обладает здесь способностью не только линейного, но и циклического развития Произведения М А Булгакова «Белая гвардия», И С Шмелева «Солнце мертвых», Б А Пильняка «Голый год», будучи впервые сопоставлены и проанализированы в заявленном аспекте, рассмотрены под новым углом зрения

Объектом исследования являются художественные произведения МА Булгакова первой половины 1920-х годов очерки, фельетоны, рассказы и роман «Белая гвардия», роман Б А Пильняка «Голый год» и эпопея И С Шмелева «Солнце мертвых»

Предметом анализа стала система пространственно-временных мотивов и символов в произведениях М А Булгакова, Б А Пильняка, И С Шмелева

Цель исследования - определить особенности художественного мира М А Булгакова на основе систематизации пространственно-временных мотивов и символов в произведениях писателя 1920-х годов в контексте исканий русской прозы исследуемого периода При этом булгаковская проза предстает не как сумма произведений и не набор автономных мотивов и образов, но как метатекст по отношению к отдельным произведени-

ям писателя и как неотъемлемая часть литературного процесса начала 1920-х годов

Цель работы предполагает решение следующих задач

1) Выявить главные пространственно-временные мотивы и символы в рассказах, очерках и фельетонах М Булгакова первой половины 1920-х годов, осуществить их комплексный интертекстуальный анализ,

2) Проследить определенную трансформацию (по сравнению с «малой прозой») булгаковской символики в романе «Белая гвардия»,

3) Сопоставить основные булгаковские пространственно-временные символы и мотивы с аналогичными в произведениях Б А Пильняка «Голый год» и И С Шмелева «Солнце мертвых»,

4) Определить общие закономерности построения художественного мира указанных писателей

Методология исследования представляет собой сочетание культурно-исторического, типологческого, структурно-семантического, мифопоэти-ческого и интертекстуального методов анализа художественного текста

В своем исследовании мы учитываем литературоведческие и философские исследования, освещающие проблему времени в художественном произведении, при особом внимании к работам М М Бахтина, Д С Лихачева, Ю М Лотмана, Б А Успенского, А Я Гуревича, О Шпенглера, М Хайдеггера и др

В понимании «символа» мы опираемся в основном на концепцию А Ф Лосева, выдвинутую им в работе «Проблема символа и реалистическое искусство» Анализ мотивной структуры произведений М А Булгакова проводится в соответствии с традициями школы А Н Веселовского

При выборе подходов к вопросу об особенностях пространственно-временной символики в творчестве М А Булгакова мы принимаем во внимание результаты исследований булгаковедов М С Петровского, М О Чудаковой, Е А Яблокова, В В Химич, Н С Поярковой, Л Л Фиалковой и др

Теоретическая значимость работы состоит в том, что уточнение и расширение представлений о специфике художественного мира М А Булгакова связывается с изучением теоретических аспектов символа и хронотопа, а также с особенностями мировидения современников писателя

Практическую значимость исследования заключается в том, что ее результаты могут быть применены при разработке вузовских курсов исто-

рии русской литературы XX века, при проведении семинарских занятий и спецкурсов по творчеству М Булгакова, И Шмелева, Б Пильняка, на занятиях по анализу художественного текста Результаты исследования могут также найти применение при изучении русской литературы в средней школе

Основные положения, выносимые на защиту.

1 Наиболее репрезентативной для произведений М А Булгакова начала 1920-х годов, определяющей взаимоотношения в системе Человек-Бог-Вселенная, является символика «солнца» и «часов», а также их про-фанных двойников

2 В «малой» прозе М А Булгакова сложно сосуществуют два лика столицы Во-первых, это лик дьявольский, составляющими которого становятся Москва мифологизированная, соотносящаяся с идеями «Москва-Второй Вавилон» и «Москва-Второй Петербург», и Москва карнавально-праздничная Во-вторых, лик сакральный, идеальный, в основе которого лежит концепция «Москва-Третий Рим», реализующаяся в текстах писателя в «ностальгическом» варианте

3 Специфической чертой хронотопа романа «Белая гвардия» стала способность замкнутого пространства не только к линейному, но и циклическому развитию. В основе этого хронотопа лежит сюжет Рождества и Апокалипсиса, который реализуется через систему амбивалентных символических мотивов и образов

4 Сопоставление пространственно-временных символов в произведениях М А Булгакова, И С Шмелева и Б Пильняка дает основание выделить три модели художественного мира у русских писателей начала 1920х годов, воплощающих разные принципы космизации хаоса Для М Булгакова революция и гражданская война - это виток истории, развивающейся по спирали между Рождеством и Апокалипсисом, очередной «конец света», за которым последует светлое возрождение, возможное через созидание вневременных ценностей любовь, память, веру и культуру Для И С Шмелева, который ближе к каноническим основам православия, происходящие в стране события - окончательный итог человеческой жизни. истории и судьбы России, расплата за содеянное и жертвенное очищение избранных перед лицом хаоса и неизвестности А у Пильняка революция -ключевой момент исторического цикла, возвращающий к основам, но не имеющий права претендовать на изменение исконного миропорядка.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на кафедре русской литературы Воронежского государственного университета Ее основные положения докладывались на международной научной конференции «Русская классика проблемы интерпретации» (Липецк, 2005), на научных студенческих конференциях, проходивших в Воронежском государственном университете в 2002 и 2004гг , на ежегодных научных сессиях филологического факультета ВГУ в 2005 - 2007гг

Структура и объем работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, списка использованной литературы Библиография насчитывает 308 наименований Общий объем диссертации составляет 195 страниц

Основное содержание работы Во Введении обосновывается актуальность темы, рассмотрено состояние ее научной разработанности, определены цель и задачи исследования, новизна и практическая значимость работы, обозначены методологические принципы анализа, формулируются основные положения, выносимые на защиту

Глава 1. - «Пространственно-временная символика в "малой" прозе М.А. Булгакова 1920-х годов» включает в себя два раздела

В разделе 1.1. «Солнце, часы и их профанные двойники в рассказах, очерках и фельетонах М.А. Булгакова о гражданской войне» вычленяются пространственно-временные символы и мотивы, сохранившиеся в качестве фундаментальных на протяжении всего творчества писателя, исследуется их роль в создании художественной модели мира При анализе системы пространственно-временных координат в раннем творчестве МА Булгакова прежде всего следует говорить об образах-символах «солнце» и «часы», определяющих особенности взаимоотношений в системе Человек-Бог-Вселенная Солнце задает циклические параметры развития мира, заключает его историю в своеобразное временное кольцо -Вечность, где прошлое, настоящее и будущее связаны воедино, символизирует извечный круговорот бытия Часы обозначают линейное время, расчленяют единый временной поток, выстраивают прямую человеческой жизни, получившую в произведениях Булгакова название «часы жизни» (рассказ «Налет»)

На следующей ступени в рассматриваемой нами иерархической системе символов находятся «фонарь», «лампа», «печь» и «огонь» Они соот-

носятся с «солнцем» по признакам тепла и света, что позволяет считать их временным образам В том, что в булгаковских произведениях образы, связанные со светом, одновременно являются символами времени и организуют пространство, есть своя закономерность, так как «русское пространство ориентировано на бытие света, которое есть в нем обитатель, а оно его обитель» (Г Д Гачев) К вышеозначенным символам примыкает и образ Ленина, который в текстах Булгакова связан с «часами» подменяет их собой («Воспоминание») или управляет ими, а, следовательно, задает линейное, конечное время истории («Часы жизни и смерти», «Китайская история»)

М А Булгаков рассматривает события революции и гражданской войны в рамках «мифологии Востока» (П Кузнецов) Он осознает, что истинный характер происходящих в стране событий «восточный» По ходу развития сюжета в рассказах «Китайская история» и «Ханский огонь» события гражданской войны, укладывавшиеся в формулу «царство абсолютного мещанства», трансформируются в «татаро-монгольское нашествие», приводящее к взаимному уничтожению и бессмысленной жестокости Лейтмотив татаро-монгольского ига сложно пресекается с мотивами братства и слепоты, которые становятся наиболее существенными для выражения авторского взгляда на происходящие события

Проанализировав систему временных мотивов и образов в рассказах, мы можем утверждать, что, по мысли М А Булгакова, в эпоху гражданской войны происходят глобальные изменения в жизни человека, сущно-стно меняющие основы его жизни В художественном мире писателя эпоха гражданской войны ассоциируется со временем мрака, так как «солнцу» нет места в настоящем, оно становится знаком счастливого и светлого прошлого Циклическое время заменяется на линейное, о чем свидетельствует функциональное (и не только) сближение «солнца» и «часов» Несмотря на то, что зачастую «часы» у Булгакова по форме напоминают солнце («Китайская история») и заключают в себе его цвет («золотые стрелки» в «Китайской истории», «огненные часы» в очерке «Часы жизни и смерти), противопоставляются ему, получают апокалипсические характеристики, что усиливает ощущение краткости человеческого бытия В результате изменений, принесенных революцией и гражданской войной, начинается новое летоисчисление Историческое, линейное время запускает выдающийся человек - Ленин, образ которого мифологизируется и са-

крализуется, а рядовые люди начинают осознавать убывание «часов жизни», которые они все явственнее ощущают в себе

Утрата «солнца» свидетельствует об исчезновении верхней точки пространственной вертикали, что приводит к активизации разрушающих, дьявольских сил Именно поэтому в произведениях Булгакова появляется «печь», несущая в себе огонь, который обладает явными инфернальными характеристиками Горизонталь же начинают организовывать профанные заменители «солнца» - «фонарь» и «лампа», меняющие свою изначальную функцию «Фонарь» не излучает свет, а становится источником смерти, способствуя принятию неверных решений, ведущих к гибели, либо оказываясь непосредственным орудием убийства «Лампа», будучи изначально противопоставлена «фонарю», во многом сближается с ним и, потеряв абажур или стекло, тоже несет гибель

Люди, ведущие войну, слепы, они ослеплены искусственным светом, идущим от заменителей солнца, светом искусственных надежд, ведущим к гибели По мысли М А Булгакова, гражданская война имеет «восточный» характер, уничтожает братство, превращая «братьев» во «всадников» Уничтожение братства и гибельность войны ведет к состоянию дисгармонии и хаосу

В разделе 1.2. «"Московский" миф в произведениях М.А. Булгакова начала 1920-х годов» исследуются основные особенности московского пространства в рассказах, очерках и фельетонах М А Булгакова Мы исходим из предположения, что булгаковское представление о столице в наибольшей степени ориентировано на один из самых масштабных мифов, покоящихся на концепции «Москва - Третий Рим», свидетельство чего обнаруживается в фельетоне «Москва 20-х годов» Поэтому мы сочли возможным опереться на теорию Е Е Левкиевской, обозначившей изменения, которые произошли в XX веке с вышеуказанной концепцией, формулой «От "Третьего Рима" через "Град Китеж" ко "Второму Вавилону"» Другим источником, использованным нами при выявлении особенностей московского пространства в прозе Булгакова, стала теория Ю М Лотмана, согласно которой он разделил все города на два четко обозначенных типа концентрические (например, Москва, Рим, Иерусалим) и эксцентрические (Петербург)

Изучив произведения Булгакова первой половины 1920-х годов, мы пришли к следующим выводам Одной из особенностей булгаковской сто-

лицы становится исчезновение верхней точки пространственной вертикали, главными составляющими которой в произведениях писателя являются Дом и Храм В Москве 20-х годов Дом утрачивает онтологическое значение, так как местом обитания москвичей оказывается «телефонная трубка» («Москва 20-х годов»), трамвай («Площадь на колесах»), гостиница подменяется общежитием («Похождения Чичикова»), а Дом-Эльпит погибает, превращаясь в фантастический гибрид Дом Эльпит-Рабкоммуна Храмы сносят («Сорок сороков»), что ведет к утрате связи с небом из «голубого купола» оно превращается в «серое-пресерое, грязное-прегрязное» (в рассказах «Таракан» и «Китайская история») Исчезновение храмов разрушает сакральную географию столицы, что способствует ее «вавилонизации»

Утрата сакрального верха приводит к изменению горизонтали пространства Москва превращается во «Второй Петербург» (М Золотоносов) Подобное соответствие выявляется благодаря «восприятию» Москвой при-родно-клима-тического комплекса, связанного с «северной столицей», в частности, мотива потопа, торжества водной стихии («Шансон Де-Эте», «Столица в блокноте»), изменению пространственного положения с центрального на периферийное («Записки на манжетах»), наличию текстологических и сюжетных параллелей с произведениями писателей-творцов петербургского текста Достоевского и Гоголя («Москва 20-х годов», «Записки на манжетах») Сближение Москвы и Петербурга происходит наряду с превращением столицы в город-преисподнюю, бездну, («Записки на манжетах», «Столица в блокноте», «Путешествие по Крыму») Инфернальную сущность Москвы подчеркивает ее температурная и световая характеристика в очерке «Рабочий город-сад» она «душная» в рассказе «Сорок Сороков» «тепло подымается от чрева Москвы», а в «Столице в блокноте» Москва - «котел», в котором «варят» новую жизнь Она освещена электрическим светом, что является признаком «антимира» (Ю М Лот-ман) Метаморфоза, произошедшая с пространством столицы, приводит к изменению качества жизни москвичей Они начинают существовать в «вывернутом» мире, где история мистифицируется, а реальные события заменяются балаганом («Бенефис Лорда Керзона», «Золотистый город», «Столица в блокноте»)

Сопоставление столицы с дьявольским городом способствует разрушению концепции «Москва-Третий Рим», в основе которой лежит идея

синтеза сакрального и государственного начал Восстановление ее целостности (и, как следствие, единства пространства города) связано с исконным обликом Москвы, расположенной на «семи холмах», которые несут на себе «сорок сороков» Этот город, существующий в ностальгических воспоминаниях, воображении и мечтах писателя, возникает в рассматриваемых нами произведениях благодаря теме «потерянных и завоеванных столиц», заявленной автором в очерке «Грядущие преспективы» и получившей дальнейшее развитие в произведении «Сорок Сороков» «Завоевание» столицы, по мысли Булгакова, должно привести к восстановлению исконной гармонии Об объединение духовной и государственной составляющих пространства города свидетельствует реализация в текстах писателя органически связанных мифологем «Москва-город-государство» («Столица в блокноте» и «Бенефис лорда Керзона»), «Москва-мать» («Сорок Сороков») и «Москва-дом» («Бенефис лорда Керзона»)

Таким образом, нами выявляется сложное сосуществование в «малой» прозе М А Булгакова двух ликов столицы Один - это Москва сакральная, идеальная, как часть памяти и надежд писателя, имеющая явные черты концентрического города В основе формирования данного лика булгаковской столицы лежит концепция «Москва-Третий Рим», реализующаяся в текстах писателя в образе Москвы «ностальгической» Другое пространство столицы можно обозначить как Москва дьявольская, оно раскрывается в двух вариантах Во-первых, это Москва мифологизированная, соотносящаяся с идеями «Москва-Второй Вавилон» и «Москва-Второй Петербург», возникающими внутри (и в противовес) концепции «Москва-Третий Рим» Эксцентрическая модель города, вобрала в себя такие черты, как инфернальность, запутанность, странность, бездуховность Во-вторых, Москва карнавально-праздничная, облик которой отчасти совпадает с народными представлениями о загробном мире с характерными для такой столицы карнавализацией, хронотопической размытостью, пародийностью

В Главе 2 - «Особенности хронотопа в романе М.А. Булгакова "Белая гвардия"» исследуется пространственно-временная система романа М Булгакова «Белая гвардия», в котором автор подводит своеобразный итог размышления о переломном моменте истории Прослеживается эво-

люция обозначенных нами в первой главе диссертации мотивов и символов писателя, получающих в романном целом более глубокое выражение по сравнению с «малой» прозой писателя

В «Белой гвардии» писатель дает ясное указание на двойственность времени, разделяя бытие человека на гармоничное, сакрализованное, ведущее свой отсчет от Рождества, связанное с Христом и Богоматерью, образ которой в романе соотносится с образом Венеры, и бытие дисгармоничное, нестабильное, несущее смерть, связанное с Марсом и революцией, а в сакральном смысле - с Апокалипсисом, определяющим последний отрезок истории человечества Оба вида времени являются полярными составляющими Вечности, с позиции которой оцениваются исторические события, происходящие в романе

Символы времени, выделенные нами в рассказах Булгакова, находят выражение и в «Белой гвардии», но здесь их значения уточняются, а зачастую и меняются на прямо противоположные в зависимости от того хронотопа, в пределах которого они реализуются

В романе можно вычленить два ключевых хронотопа дом и город Дом благодаря наличию в нем семи комнат выглядит как модель мирозданья В его пространстве особое значение приобретают два сакральных центра языческая печь и красный угол с иконой Богоматери, в сторону которой смещаются акценты по мере развития сюжета Благодаря вмешательству Богородицы, с которой Турбиных символически связывают икона, розы и часы с пастушками, в доме наступает Рождество (городу в этом отказано) и Алексей «воскресает» из мертвых

Время дома определяется как внутреннее, относительно закрытое, циклически организованное, главной особенностью которого является созидание, память, сохранение культурных и религиозных ценностей Память обитателей дома отчасти порождает «город сакральный», пространство которого вобрало в себя черты важнейших центров мировой культуры Рима, Киева, Иерусалима

Город, существующий в настоящем, изменившийся под влиянием исторических событий, утрачивает сакральную составляющую, ассоциативно связывается с Вавилоном и Москвой Он обречен на гибель, так как отвернулся от Бога и, что наиболее значимо в художественном мире Булгакова, от Богородицы, об этом свидетельствует метаморфоза, произошел-

шая с Софийским собором Время города можно охарактеризовать как линейное, открытое, дисгармоничное

В рамках обозначенной нами системы функционируют основные временные символы произведения, главным из которых по-прежнему продолжают оставаться «часы» Настенные часы, существующие в пространстве дома, начинают обозначать циклическое время, упорядочивают, стабилизируют жизнь семьи, делая ее более гармоничной Этот образ сакра-лизуется в пространстве романа и вписывает семью Турбиных в Вечность, приобретая связь с крестом, который в свою очередь получает временные характеристики и становится своеобразной шкалой жизни всего человечества, и Богоматерью, заключающей в себе всю историю мира Настенным противопоставляются наручные часы Они обозначают линейное время, выделяя человека из целого (хронотопа дома) Эти часы чаще всего воруют в романе, что по-своему символизирует потерянность человека в хаосе исторических событий

Образ «часов жизни» также присутствует в «Белой гвардии», но получает новое значение, становясь указанием на соотнесенность людей с линейным вектором истории По мере усиления влияния городского пространства на пространство дома «часы жизни» начинают расходиться с гармоничным циклическим временем, а к концу произведения останавливаются, свидетельством чего является исчезновение у креста горизонтальной перекладины Исчезновение времени становится одним из признаков Апокалипсиса

Образу солнца по-прежнему нет места в настоящем, оно возникает лишь однажды, символизируя начало событий, предсказанных в «Откровении» Взамен него на небе появляются звезды («зримое выражение вечности и бесконечности мира» [Н Г Гончарова]), которые восстанавливают целостность пространственной вертикали

«Печь», являясь книгой жизни дома, вместе с Библией входит в хронотоп книжной культуры, в котором сохраняется одна из составляющих циклического времени - память Однако по мере разрушения закрытого пространства «печь» становится частью линейного времени Она перестает быть хронометром дома и, в сущности, способствует уничтожению культуры и памяти (в огне, заключенном в ней, сжигают «Отечественные записки» и должны сжечь «Капитанскую дочку»)

Символические смыслы образов фонаря и лампы, в отличие от рассказов, расходятся в «Белой гвардии», противопоставляются по своим функциям

Лампа появляется исключительно в пространстве дома, упорядочивая

»

жизнь семьи, помогая изолировать ее от внешнего мира, но, лишившись абажура (результат внешнего влияния), становится символом, указывающим на разрушение семьи под воздействием истории Фонарь реализует себя в гибельном пространстве Города, становясь орудием смерти, и эта его функция приобретает всеобъемлющий характер, на что указывает появление переулка Фонарного

Наряду с образом фонаря при характеристике пространства города особое значение приобретает хронотоп железной дороги (она характеризует революционное время, главной чертой которого является однонаправленность, способствующая неизменному сокращению пути человечества) и мотив водной стихии Город ассоциативно связывается с Атлантидой, наказанной за грехи, и Содомом и Гоморрой, на месте которых образовалось Мертвое море, а вода, «заполнившая» его, напоминает ветхозаветный Потоп (тем более что дом Турбиных сопоставляется с Ноевым ковчегом) и море мертвых из «Откровения» Обманчивое впечатление абсурдности и неправдоподобности исторических событий в романе создается автором при помощи травестированного мотива Бородинского сражения и образа шахматной игры Оборвавшаяся «игра» и обнаружившаяся страшная реальность произошедшего в городе выглядят особенно катастрофично

Цветовая желто-бело-черная палитра, использованная в романе, как и перечисленные выше мотивы и символы, характеризует изображенные автором события как время жертв, скорби, мрака, смерти и хаоса Одним из способов преодоления хаоса становится использование автором числа три, которое позволяет придать целостность рушащемуся миру Анализ числовой символики в «Белой гвардии» дает основание говорить, что «троичность» становится одним из существенных принципов организации романного пространства

Финал романа свидетельствует о том, что для писателя революция и гражданская война - очередной виток истории, развивающейся по спирали между Рождеством и Апокалипсисом, «конец света», за которым последует светлое возрождение человечества

Важно отметить некоторую эволюцию в сознании М А Булгакова, наметившуюся в романе «Белая гвардия» и оформившуюся к середине 1920-х годов Он по-прежнему считает революцию и гражданскую войну катастрофой для человечества, так как они пошатнули мироустройство, став началом гибели мира, но для себя он находит выход в условиях разрушения всего, с чем он был связан и что ему было дорого, через обретение и сохранение вечных, вневременных ценностей любви, памяти, веры и культуры

В Главе 3 - «Мифологизация исторического времени в русской прозе начала 1920-х годов» - с М Булгаковым сопоставляются два писателя, И Шмелев и Б Пильняк, особенно репрезентативные для начала 1920-х годов, а также наиболее своеобразно (каждый по-своему) «соприкоснувшиеся» с художественным миром автора «Белой гвардии» На основе анализа и сопоставления пространственно-временных координат романов «Белая гвардия», «Голый год» и эпопеи «Солнце мертвых» выявляется близость образно-символических, мотивных, идейно-тематических планов Это позволяет говорить о том, что проза М А Булгакова при всей своей уникальности и стилевой индивидуальности, безусловно, находится в русле художественных исканий писателей первой половины 1920-годов

Раздел 3.1. «Апокалипсическая символика в эпопее И.С. Шмелева "Солнце мертвых" и образная система романа М.А. Булгакова "Белая гвардия"» посвящен исследованию ключевых пространственно-временных образов в эпопее И Шмелева «Солнце мертвых» солнца, часов, моря, гор, неба, камня, хлеба и дрозда Их функционирование и особенности значений, как и в романе Булгакова «Белая гвардия», определяются апокалипсической тематикой произведения, что позволяет провести сопоставление эпопеи «Солнце мертвых» и романа «Белая гвардия» и выявить сходство и различие в мировоззренческих позициях писателей

В результате проведенного исследования мы пришли к следующим выводам Основным символом, определяющим модель мира, представленную в «Солнце Мертвых», следует считать «солнце», сопоставимое с образом солнца из «Откровения», в котором оно имеет два значения слава Бога и кара Бога, обозначая силу власти Бога Писатель констатирует, что революция стала началом Апокалипсиса Люди отвернулись от Бога, поэтому значение символики «солнца» претерпело существенные изменения Временной цикл, задаваемый солнечным движением, перестает быть залогом

гармонии и стабильности, а воспринимается как адский круг, внутри которого находятся люди, обреченные на смерть

Время утрачивает онтологичность (один из признаков Конца света), о чем свидетельствуют исчезновение «часов», определяющих линейную прямую человеческого существования, и невозможность наступления Рождества, являющегося наиболее сакральной точкой церковного года Утрата представлений о времени уничтожает память о прошлом и надежды на будущее, знаком чего становится гибель детей и миндальных садов, олицетворяющих бессмертие По ходу развития сюжета «миндаль» уступает место «кипарисам», символика которых связана с погребальным обрядом

Изменение временных координат приводит к смещению пространственных границ Вертикаль, составляющими которой становятся «небо», «море», «земля» и «горы», фактически исчезает, сливается с горизонталью, определяемой посредством образов «пустоты» и «пустыни» «Небо», перестав быть обителью Бога, функционально и знаково сближается с «морем» «Пустое небо прикрылось синью, море прикрылось синью стоит одно другого» «Море» же ассоциативно сопоставляется с «чашей гнева» и реализуется в рамках мотива «море мертвых» из Апокалипсиса Благодаря символизации образа моря, пространство смерти приобретает большую географическую протяженность, расширяясь до масштабов страны «Россия бескрайняя от морей до морей» По мысли автора, революция имеет «морскую» природу, о чем свидетельствует эпизод, в котором доктор передает «часы с луковицей» (символ мировой революции) человеку с «морской» фамилии Крабе

Так как Шмелев изображает мир в ситуации Апокалипсиса, за которым последует Всеобщее Воскрешение, «земля» приобретает особое значение как место, где умершие находят временное пристанище Однако по мере развития сюжета этот образ утрачивает сакральную перспективу, уступая место каменной татарской пустыне

Сопоставление с «камнем» мы обнаруживаем и в образе гор, у которых «каменная улыбка» и «каменные глаза» Образ камня приобретает всеобъемлющее значение от «каменной тишины рассвета» до «Камня-тьмы», становясь, наряду с «солнцем» одной из основных характеристик пространства в эпопее Если «солнце» помогает горе стать верхней точкой пространственной вертикали, уподобляя ее «Книге жизни» из «Откровения», то «камень» выполняет противоположную функцию, свидетельствуя

об утрате связи с Богом В тексте «Солнца мертвых» автор противопоставляет два понятия «камень» и «душа» («Пустая душа, как выветрившийся камень»), что весьма точно отображает значение понятия «каменное нечувствие», упоминаемого в Библии Именно поэтому «восхождение» героя в горы «от камня к камню» воспринимается как великий духовный подвиг «Камень» у Шмелева, опирающегося на христианскую традицию, тесно соприкасается с образом «хлеба насущного» В Новом Завете эти образы неоднократно противопоставляются как бездуховное духовному (сцена искушения дьяволом, притча о сеятеле и т д) В «Солнце мертвых» «хлеб насущный» престает обозначать учение Христа и становится средством насыщения тела

Нещадно караемые «солнцем», люди начинают сомневаться в существовании Бога и попадают под влияние «камня» По отношению к Богу герои делятся на две группы первые из них - те, кто стоит на стороне «Великого», т е Ленина, который соотносится с лжепророком Они, подобно грешникам из «Откровения», не имеют имен, уничтожают прошлое, и итогом их жизни должна стать вечная Смерть Вторые обладают «белыми одеждами», безропотно переносят страдания, налагаемые Богом Не все они выдерживают свой крест до конца Так, доктор отрицает жизнь «вечную», приходит к выводу, что человечество совершает «нисхождение в ничто», и сжигает себя во славу Будды Его путь идет вниз, в пустоту и небытие В отличие от него главный герой проходит путь вверх, так как осознает возложенную на него миссию «принять в душу муку людскую» и искупить ее своей жизнью, что сближает его с Христом

Подобно Божьему сыну он совершает «восхождение» в горы, от него люди ждут Слова (имя Христа переводится как Слово) Место его обитания сравнивается с «пустыней», где его искушает дьявол, символическим обозначением которого в эпопее становится «черный дрозд»

Движение сюжета в «Солнце мертвых» во многом определяет борьба героя с самим собой за сохранения Бога в душе В произведении множество ситуаций, ставящих его веру под сомнение когда герой видит смерть невинных детей и унижение старичка ученого, когда он принимает от татарина еду и готов поверить в Аллаха, попасть под влияние мусульманского храма, напоминающего «христианскую свечу» Момент, когда герой отказывается от черного коня (что в «Откровении» означает «плач по верующим, отрекшимся от веры из-за тяжести мучений»), предлагаемого ему

татарином, оказывается одним из наиболее важных в символической системе произведения и предопределяет итог эпопеи Отречения от Бога не произошло, свидетельством чему становятся сохраненные шмелевским героем кольцо и крест, являющиеся солярными символами Кочъцо включает героя в круговорот бытия, становится знаком единения с Богом, а крест символизирует согласие верующего нести свой жребий до конца Герой произведения, победив жизнью и верой смерть, останавливается в преддверии Страшного Суда и Вечности, за которой неизвестность

В отличие от булгаковского, художественный мир И Шмелева, представленный на страницах «Солнца мертвых», существует в несколько иной временной системе Для героя Шмелева, который не только, как герои Булгакова, живет в ситуации ожидания смерти, но и яснее осознает это, отправной точкой становится Воскресение, символизирующее вечную жизнь после смерти, а конечной точкой - Второе пришествие, Всеобщее Воскрешение и, что наиболее существенно, Страшный Суд Исходя из этого, мы можем говорить, что для И Шмелева главенствующей оказывается мысль о жертвенном очищении избранных перед лицом хаоса и возмездии за муки, являющаяся альтернативной по отношению к булгаковской надежде на возрождение, которое последует за расплатой

В разделе 3.2. «Языческое и христианское в романе Б.А. Пильняка "Голый год" (пересечения и расхождения с М.А. Булгаковым и И.С. Шмелевым)» рассматриваются «точки соприкосновения» между тремя писателями на мотивном и образно-символическом уровне

Заглавие романа, в котором заложены параметры хронотопа всего произведения, свидетельствует, что события, происходящие в «Голом годе», при всей полноте и многообразии являются лишь прологом, началом Это делает наиболее существенными темы проявления основ, а также пути и памяти об этом пути, заявленные эпиграфами к роману Вокруг них группируются основные мотивы и лейтмотивы произведения

Как и в произведениях М Булгакова и И Шмелева, параметры времени в романе задается сразу двумя образами-символами «солнце» и соборные «часы» По своему исконному значению «солнце» соотносится с «красным солнышком» языческих мифов, оно определяет гармоничное, циклическое время природы и вписывает человеческую жизнь в извечный круговорот бытия рождение, взросление, старость, смерть «Часы» органически связаны с «солнцем», символизируя отлаженное линейное время

и вписывая исторические события в природный цикл Автор показывает, что разрушению связей в этой строго организованной системе способствует революция (ассоциативно сопоставляемая с петровскими преобразованиями), которую он осмысливает в рамках традиционной для начала XX века оппозиции «Восток-Запад»

Из текста произведения становится ясно, что для Пильняка история страны может быть разделена на три этапа время до петровских преобразований (полуязыческая-полувосточная Россия), время до революции (западный путь развития) и время после нее, когда отчасти произошло «возвращение» к 17 веку В романе революция воспринимается как путь между Западом, так как она стала продолжением мировой войны, и Востоком, о чем свидетельствует ее стихийность, заявленная в образе «метели» Суть изменений, произошедших в стране и со страной после октября 1917 года, отражает образ железной дороги Несмотря на то, что упоминание о ней в романе относится к 1916 году, свое разрушающее воздействие «железная дорога» оказывает уже после революции, внося в устоявшийся ход жизни элемент дисгармонии, неожиданной краткости бытия «Железная дорога» и движущийся по ней «поезд» являются парадоксальной, тупиковой формой существования людей в постреволюционной России, так как совмещают в себе западные и восточные черты Путь поезда - это «стихийное» линейное движение по кругу Если в романе Булгакова рядом с поездом находится часовой, вписывающий его во временную ткань произведения, то у Пильняка дежурный, фиксирующий моменты прибытия стихийно движущегося состава «Поезд» противопоставлен образу леса, проселки которого «вьются кривой нитью, без конца, без начала» и воплощают исконный путь России Люди, находящиеся в поезде, теряют связь со своими корнями, о чем свидетельствует уничтожение части надписи на пути состава Фразу, охватывавшую все периоды человеческой жизни и несшую информацию о преемственности поколений «Я был, кто есть ты, но и ты будешь тем, чем стал я», - заметает «метель», оставляя коротенькое «я был»

В новом времени для настоящего и будущего, заданного естественным порядком вещей, нет места Разрушается тонкая связь в цепочке Человек -Бог - Вселенная, в результате чего утрачиваются понятия Дом и Семья, что ведет к уничтожению связи между поколениями и национальной самобытности Об утерянной гармонии свидетельствует трансформация об-

раза солнца (по своему символическому значению оно совпадает с образом луны), превращающегося одновременно в несущее смерть солнце китайских мифов и солнце из Апокалипсиса Нарушенный природный цикл становится причиной того, что каждое из подпространств «Голого года» начинает жить в своем временном отрезке, а ход истории, выражаемый соборными часами, становится неумолим

Так как события, произошедшие в стране, воспринимаются автором как гибельные и хаотичные, он, подобно Булгакову и Шмелеву, предпринимает попытку космизировать хаос, свидетельством чего можно считать появляющуюся в «Голом годе» тему спасения Она раскрывается благодаря мотиву девственности, связанному в тексте с символической парой Дева Мария - Мать Земля

Все сюжетные узлы романа «развязывает» последняя глава, где ключевым событием становится свадьба, сопровождаемая языческим заговором и иконой Казанской Смертоносная луна заменяется месяцем, символизирующим первую фазу лунного цикла - рождение Свадьба, которая «идет, как канон, расшитая песнями, ладом, веками и обыком», обозначает «преемственность космического порядка, плодоносность природы» Она задает кольцевую композицию произведения, восстанавливая утраченное духовное звено в цепочке Человек - Бог - Вселенная, оказывается актом совершенствования, установления гармонии, тем единственным путем для России, который не могут изменить ни преобразования Петра, ни революция Об этом же свидетельствует и завершающая роман притча о лесе, который не могут победить метели

Проанализировав символику романа, мы можем сделать вывод, что в отличие от Булгакова и Шмелева Пильняк воспринимает революцию как ключевую точку исторического цикла, способствующая возвращению к основам По мысли писателя, революция не должна претендовать на изменение исконного миропорядка, так как создаваемое ей бытие обнаруживает черты гибельности и хаотичности

В Заключении подводятся основные итоги исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Шумилова (Кузьминых) Е О «Азиатский миф» русской литературы и его художественное осмысление в прозе М Булгакова 1920-х годов / Е О Шумилова // Сборник студенческих работ филологического факультета ВГУ Вып 4 - Воронеж Воронежский государственный университет, 2003 - С 198-205

2 Шумилова (Кузьминых) Е О Проблема времени в рассказах М Булгакова / Е О Шумилова // Сборник студенческих работ филологического факультета ВГУ Вып 5 - Воронеж Воронежский государственный университет, 2004 - С 205 -210

3 Шумилова (Кузьминых) Е О Христианские мотивы в романе М Булгакова «Белая гвардия» / Е О Шумилова // Русская классика проблемы интерпретации Материалы международной научной конференции «Русская классика проблемы интерпретации» - Липецк, 2006 - С 230- 236

4 Шумилова Е О (Кузьминых) Особенности хронотопа в романе М Булгакова «Белая гвардия» / Е О Шумилова (Кузьминых) // Филологические записки Вестник литературоведения и журналистики Вып 25 - Воронеж Воронежский университет, 2006 - С 258 - 263

5 Шумилова (Кузьминых) Е О Символические лейтмотивы в романе Б Пильняка «Голый год» / Е О Шумилова (Кузьминых) // Вестник Воронежского государственного университета Серия Филология Журналистика №1 2007 - С 113-119

Работа №5 опубликована в издании, соответствующем списку ВАК РФ

Подписано в печать 08 04 2008 Формат 60x84/16 Уел печ л 1,4 Тираж 100 экз Заказ 701

Отпечатано с готового оригинал-макета в типографии Издательско-полиграфического центра Воронежского государственного университета 394000, г Воронеж, ул Пушкинская, 3

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кузьминых, Елена Олеговна

Введение.

Глава 1. Пространственно-временная символика в малой» прозе М.А. Булгакова 1920-х годов.

1.1 Солнце, часы и их профанные двойники в рассказах, очерках и фельетонах М. А. Булгакова о гражданской войне.

1.2 «Московский» миф в произведениях М.А. Булгакова начала 1920-х годов.

Глава 2. Особенности хронотопа в романе М.А. Булгакова

Белая гвардия».

Глава 3. Мифологизация исторического времени в русской прозе начала 1920-х годов.

3.1 Апокалипсическая символика в эпопее И.С. Шмелева «Солнце мертвых» и образная система романа

М.А. Булгакова «Белая гвардия».

3.2 Языческое и христианское в романе Б.А. Пильняка «Голый год» (пересечения и расхождения с М.А. Булгаковым и И.С. Шмелевым).

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Кузьминых, Елена Олеговна

М.А. Булгаков является, пожалуй, одним из самых изученных, но при этом «загадочных» писателей прошлого столетия. История исследования творческого наследия М.А. Булгакова непростая: в ней можно выделить несколько этапов. Изучать его произведения начали еще при жизни писателя в 1920-х годах. Уже тогда было опубликовано свыше 300 отзывов на его творчество, в основном критического характера. При этом само время накладывало отпечаток на эстетические оценки: как такового анализа произведений не было, существовали лишь отзывы на них, носившие весьма специфический характер. Положительных оценок было немного (по утверждению самого писателя, всего три), из них самые известные принадлежат М. Горькому и Е. Замятину. Вслед за этим наступило долговременное затишье, не прерываемое вплоть до начала 1960-годов.

Толчком к изучению наследия М.А. Булгакова послужило опубликование (правда, с купюрами) «закатного» романа писателя «Мастер и Марга-рита»[1966]. Неоценимый вклад в его осмысление внесли работы В.Я. Лакшина [136], И.Л. Галинской [63], Л.М. Яновской [294], Г.А. Лесскиса [139], М.О. Чудаковой [277], Б.В. Соколова [240], А. Зеркалова [92], А. А. Корабле-ва [122], А.З. Вулиса [60], И. Сухих [248] и других, в исследованиях которых прослежена творческая история романа, сделана попытка определения художественного метода писателя и своеобразия анализируемого произведения.

Советские литературоведы долгое время не рассматривали М. Булгакова как участника литературного процесса. Даже в то время, когда уже начали издаваться произведения писателя и появились первые критические отзывы на его творчество, в академическом издании второй половины 1960-х годов, 4-х томной «Истории русской советской литературы», М.А. Булгаков не упомянут ни в одном из разделов. В другом, не менее значительном для того периода издании 1970-х годов, «Истории русской советской литературы» под редакцией П.С. Выходцева писателю отведено место в разделах и о драматургии, и о прозе. Однако отзывы о его творчестве даны в рамках сложившейся традиции: «писателю нелегко было разглядеть суть революционных преобразований», «Булгакову нелегко было отделить главное от второстепенного» [104, 173]ит.д.

Итоги исследования творчества М.А. Булгакова в 1970-е годы подводятся статьей В.Г. Воздвиженского «Пределы интерпретации: наследие Михаила Булгакова в истолковании критики 70-х годов» [55], в ней намечены продуктивные подходы к последующему рассмотрению творчества писателя.

В начале 1980-х годов происходит настоящий всплеск, исследовательского интереса к личности и творчеству писателя: появляются многочисленные статьи, изданы, монографии, изучение его творчества включено в вузовскую и школьную программу по литературоведению. С мая 1984 года в Петербурге регулярно проводятся чтения, посвященные М.А. Булгакову.

Период 1980-х годов в булгаковедении может быть по праву назван «театральным» десятилетием. Опубликованы труды М.А. Смелянского «Михаил Булгаков в художественном театре [234]; В.В. Гудковой «Время и театр Михаила Булгакова» [76]; сборник «Михаил Булгаков - драматург и художественная культура его времени» [Москва, 1988], объединивший материалы Вторых булгаковских чтений в Ленинграде, статья А. Тамарченко «Драматургическое новаторство Михаила Булгакова» [251]. В этот же период появляется большое количество исследований историко-биографического характера и, в частности, «Творческий путь М.Булгакова» Л.М. Яновской [295], «Михаил Булгаков: Жизнь. Личность, Творчество» В.В. Петелина [196]. Нельзя не отметить монографию М.О. Чудаковой «Жизнеописание Михаила Булгакова» [277], представляющую первую научную биографию писателя и основанную на изучении булгаковского архива, которую можно назвать «основополагающей» для исследования творчества М.Булгакова.

Следующим этапом в изучении прозаика и драматурга стал столетний юбилей со дня рождения М.А. Булгакова, который вызвал буквально шквал публикаций, изданы, например, коллективные сборники статей в Куйбышеве [1990], Самаре [1991], Москве [1991], Киеве [1992].

В 1996 году выходит в свет «Булгаковская энциклопедия» Б. Соколова [238]. Огромный вклад в изучение творческой биографии писателя внесли опубликованные дневники М.А.[6] и Е.С. Булгаковых [9]. Это же касается и воспоминаний Т.Н. Кисельгоф (JIanna), JI.E. Белозерской-Булгаковой [8].

Немалое значение имеют и исследования, уточняющие отдельные периоды биографии писателя, что позволяет глубже понять его личность и специфику произведений. В связи с вышесказанным хотелось бы отметить работы Ю.Г. Виленского [50] о связях М.А. Булгакова1 с Крымом; М. Петровского [38] и А.П. Кончаковского [117], посвященные киевскому периоду в жизни писателя; Б.С. Мягкова о булгаковской Москве [166] и родословной писателя [167].

Ряд интересных исследований опубликовали зарубежные булгакове-ды. Среди них научно-критические статьи А. Зеркалова [92], М. Каганской [107], Д. Спендель де Варда [244], Р. Джулиани [82], М. Петровского [201], Э. Проффер [213]. Уже существуют работы обобщающего характера об опыте зарубежных булгаковедов (см., например, опубликованную в 2001 году статью Т.Г. Будицкой «Изучение творчества М. Булгакова за рубежом» [41]).

Последние годы отмечены возрастающим интересом лингвистов к творчеству М.А. Булгакова. В связи с этим следует отметить> работы Н.В. Березиной [32], JI.A. Хрячковой [271], Д.А. Щукиной [288]; отдельно стоит упомянуть исследования, посвященные проблеме имени в романах писателя Е.П. Багировой [23], Г.Ф. Ковалева [114], О.Ю. Устьянцевой [259].

По своему успеху у отечественного читателя М.А. Булгаков побил рекорды западных бестселлеров, увлечение писателем приняло массовый характер. О нем пишут профессионалы-литературоведы, журналисты, любители. Теперь уже можно называть десятки фамилий булгаковедов, перечисление которых заняло бы не одну страницу. Однако ряд имен российских исследователей творчества писателя имеет особое ^ значение, среди них: О.С. Бердяева [30], И.Л. Галинская [63], Б.М. Гаспаров [64], В.В. Гудкова [76], Н. Золотоносов [95-97], А.П. Казаркин [108], A.A. Кораблев [120-122], В .Я. Лакшин [135; 136], Г.А. Лесскис [139], Я.С. Лурье [153-157], Б.С. Мягков [166; 167], В.И. Немцев [170; 171], A.A. Нинов [177], В.Б. Петров [198199] В.В. Петелин [195-197]; М. Петровский [200-202], A.M. Смелянский [233-234], Б.В. Соколов [237-240], В.В. Химич [268], М.О. Чудакова [277279], В.А. Шенталинский [284], Е.А. Яблоков [289-291], Л.М. Яновская [293295].

Отношение к художественному наследию М.А. Булгакова далеко не однозначно: одни считают его великим писателем-классиком, другие относятся весьма скептично. Но как бы ни воспринимали его творчество, следует признать, что для всех он является существенной фигурой в литературной жизни 1920-1930-х годов, да, пожалуй, и во всем литературном процессе XX века.

На сегодняшний день исследователи проявили особый интерес к следующим аспектам творчества М.А. Булгакова: замысел и судьба произведений писателя (М.О. Чудакова [277], Б.В. Соколов [238], Я.С. Лурье [155; 156], Н. Богданов [36], В.А. Чеботарева [271], A.M. Нинов [177]); проблема автора (А.П. Казаркин [108], В.И. Немцев [170], Т.М. Ребель [216], E.H. Орлова [182]); оценка влияния М.А. Булгакова на литературный процесс XX века (Л.Г. Джаналия [81], Е.В. Паниткова [191]); выявление мифопоэтической основы его произведений (Е.А. Яблоков [289; 290], О.С. Бердяева [30], Е.О. Пенкина [194]); анализ философско-эстетической проблематики произведений П. Абрагам [11], A.A. Кораблев [120; 122], В.Б. Петров [198], Е.В. Ухова [260], Т.А. Никонова [176], Г. Стальная [245], Е.Г. Елубаева [88], Л.К. Паршин-[192]); структура произведений, жанровое своеобразие и поэтика (В.И. Немцев [170], М.О. Чудакова [277], Л.М. Яновская [295], В.В. Петелин [195], Е.Г. Серебрякова [229], В.П. Скобелев [232]) и т.д.

Одной из основных тенденций современного булгаковедения является не только увеличивающееся с каждым годом количество литературоведческих, биографических, методологических исследований, посвященных творчеству М.А. Булгакова, но и актуализация новых аспектов интерпретации произведений этого автора.

Если в исследованиях 60-80-х годов в основном преобладали идеологические оценки творческого наследия Булгакова, во главу угла, отвечая веяниям времени, ставилась социально-историческая проблематика, что оставляло за гранью изучения проблемы религиозно-философские и онтологические и приводило к искажению восприятия художественного мира писателя (см., например: П.В. Палиевский [189], В.Г. Воздвиженский [56], В.В. Петелин [196]), то за последние десятилетия оценка творчества М.А. Булгакова существенно изменилась. В работах ряда исследователей, таких как В.И.Немцев [170], Е.А. Яблоков [289], Н.С. Пояркова [211], В.В.Химич [268] и других, подчеркивается одна из основных особенностей творческой манеры писателя, о которой В.И. Немцев говорит так: «Если рассматривать творчество М. Булгакова как единый текст, можно легко увидеть, что многие проблемы, к которым он обращается, часто поворачиваются к Вечности, словно к некоему арбитру, и то растворяются в ней, то находят новую оценку» [170, 7]. Для нас значимы наблюдения Е.А. Яблокова, которые он высказывает в работе 1997 года «Мотивы прозы Михаила Булгакова»: «Одна из главных коллизий в булгаковском художественном мире - непреходящий диалог Истории и Культуры: непредсказуемой и бесконечно саморазвивающейся во времени человеческой жизни "как она есть" - и аккумулирующей "остановленные мгновения", обретающего метафизическое инобытие в вечности "культурного слоя"» [289, 5]. Иными словами, одним из основных методологических принципов всего булгаковедения становится изучение воззрений писателя на человеческую жизнь и исторические события с позиции вневременных ценностей.

За последние десятилетия накоплен огромный литературоведческий материал об отдельных проблемах булгаковского творчества, что сделало насущным вопрос о появлении работ итогового, обобщающего характера. И сегодня уже молено говорить о формировании особого направления в рамках булгаковедения, начало которому положили исследования, посвященные комплексному анализу поэтики его произведений, специфике художественного мира писателя, своеобразие которого определяется особенностью художественного метода, сочетающего в себе романтические и реалистические традиции. Это, как определила его В.В. Химич, «странный» реализм, проявляющийся в особенностях построения художественных образов и сюжетных ситуаций. Среди вышеупомянутых исследований выделяются монографии Е.А. Яблокова «Художественный мир Михаила Булгакова» [290], Г.М. Ре-бель «Художественные миры романов Михаила Булгакова» [216], В.В. Химич «В мире Михаила Булгакова» [268], где заявлено о необходимости рассматривать творчество М. Булгакова как единый текст. В 2002 году вышла монография О.С. Бердяевой, а затем ею была защищена докторская диссертация с характерным названием «Проза Михаила Булгакова. Текст и мета-текст» [2004], в которой она утверждает: «Если на сюжетном уровне произведения Булгакова существуют традиционно, как романы, повести, рассказы, пьесы, то на мотивном они складываются в целостное единство» [30, 6].

История изучения творчества М.А. Булгакова - процесс незавершенный, несмотря на то, что он насчитывает уже более сорока лет и имеет в запасе, пожалуй, больше исследований, чем о ком-либо другом из авторов «потаенной» литературы, ряд текстов и проблем оказались мало вовлеченными в сферу исследовательского интереса.

По сей день концептуальные исследования связаны главным образом с романом «Мастер и Маргарита», драматургией и повестями М.А. Булгакова, - между тем не меньший интерес представляет пристальное изучение всего его многожанрового творчества, так как, и это теперь ясно, у писателя нет того, что выпадало бы из целостной картины его художественного мира и не работало бы на нее. Существует ряд малоизученных текстов (в том числе роман «Белая гвардия» и «малая» проза писателя), которые, в силу специфики творчества М. Булгакова, требуют углубленного анализа.

Справедливости ради, следует отметить, что в последние годы интерес исследователей к раннему периоду творчества Булгакова начинает возрастать. Появился ряд статей и монографий, посвященных анализу романа М.А. Булгакова «Белая гвардия». Среди ученых, которые касались различных аспектов в изучении данного произведения, хотелось бы выделить Г.A. Лес-скиса [139]; давшего развернутый историографический комментарий? к «Белой гвардии», Е.А. Яблокова [290]; изучавшего роман на основе мифопоэти-ки, Г.М. Ребель [216], рассматривавшую произведение в.«свете проблемы.автора», О.С. Бердяеву [30], занимавшуюся проблемой мета- и интертекстуальности, М. Петровского [201], исследовавшего городское пространство» в романе, Е.Г. Серебряковой^ [229], проанализировавшей театрально-карнавальный компонент в структуре произведения; и др.

Любопытные наблюдения и анализ отдельных рассказов М. Булгакова мы можем обнаружить у уже упоминавшихся М.О. Чудаковой, Е.А. Яблокова, В.В. Химия, О.С. Бердяевой, Е.Г. Серебряковой, а также в работах Р. Джулиани [82], М. Золотоносова [96], A.B. Николаевой [172]. В 2005 году защищена интересная диссертация Н.С. Поярковой «Дом и мир в прозе М.А. Булгакова», где рассмотрены некоторые рассказы и роман «Белая гвардия» в рамках онтологической проблематики [211].

Одной из основных задач нашей диссертации стало исследование пространственно-временных символов и мотивов, которые помогают выразить авторскую концепцию времени в произведениях М.А. Булгакова 1920-х годов, посвященных периоду гражданской войны. В понимании «символа» мы опираемся в основном на концепцию А.Ф. Лосева, выдвинутую им в работе «Проблема*символа и реалистическое искусство» [145]. Анализ мотив-ной структуры произведений писателя проводится в соответствии с традициями школы А.Н. Веселовского.

Интерес к проблеме времени, возникший как научная проблема более двух с половиной тысяч лет назад, не снижается, а растет и углубляется. Определить сущность времени пытались и пытаются представители самых различных наук: биологии, физики, математики, психологии, философии, - выделяя различные его виды и черты. Не остались в стороне и литературоведы, пришедшие к выводу, что существует особый вид времени, которое развивается по законам произведения и имеет свои особые характеристики.

Проблема художественного времени наиболее подробно разработана в исследованиях М.М. Бахтина [28], Д.С. Лихачева [141], Ю.М. Лотмана [146], Б.А. Успенского [257], А.Я. Гуревича [77], ставших методологической основой нашей диссертации.

Огромный вклад в разработку указанной проблемы был внесен ученым-литературоведом М.М. Бахтиным. В своей работе «Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике» [28] он исследует проблему художественного времени с позиции литературных жанров, вводя такое понятие как хронотоп, который объединяет в себе временные и пространственные представления. С позиции хронотопа время имеет смысл только тогда, когда оно «сгущено, предельно уплотнено, становится художественно зримым: пространство стягивается в движение времени, сюжета, истории» [14, 122]. Ведущим началом в хронотопе, по мысли М. Бахтина, является время. В соответствии со своей концепцией М. Бахтин выделяет жанровые хронотопы: авантюрный, авантюрно-бытовой, идиллический, мистерий-ный, карнавальный и так далее; и хронотопы ситуации, наиболее значительными из которых являются хронотопы встречи, дороги, порога, гостиной, замка, провинциального городка.

Он замечает, что в хронотопе завязываются сюжетные узлы, время приобретает наглядно-чувственный характер. Хронотоп, являясь материализацией времени в пространстве, может включать в себя неограниченное количество мелких хронотопов.

В дальнейшем вопросы, касающиеся изучения художественного времени, были развиты и конкретизированы в работах Д.С. Лихачева и Ю.М. Лотмана, которые подошли к исследованию данной проблемы с противоположных сторон.

Д.С. Лихачев большее внимание уделяет именно временной составляющей произведений. Он полагает, что время художественного произведения не равно реальному времени, но отмечает, что оно несет на себе его отпечатки. Главные положения его теории изложены в книге «Поэтика древнерусской литературы» [141], где он рассматривает художественное время с позиции сюжетостроения определенного произведения. Здесь он замечает, что литература - это временное искусство: «Время - это его объект, субъект и орудие изображения» [141, 233]. «Художественное время - явление самой художественной ткани литературного произведения, подчиняющее своим задачам и грамматическое время и философское его осмысление» [141, 234]. Он также считает, что время в художественной литературе воспринимается благодаря связи событий - причинно-следственной и ассоциативной: «время в художественном произведении - это не только и не столько календарные события, сколько соотношение событий» [141, 237].

В отличие от Д.С. Лихачева, Ю. М. Лотман приходит к выводу, что наибольшее внимание в произведении следует уделять не временной, а пространственной характеристике произведения, т.к. «язык пространственных представлений принадлежит к первичным и основным» [146, 293]. Обратившись к творчеству Н.В. Гоголя, ученый охарактеризовал художественную значимость пространственных границ, направленного пространства, пространства бытового и фантастического, замкнутого и открытого.

Отметим, что все указанные нами литературоведы, говорившие о художественном времени, сталкивались с проблемой его символизации и мифологизации. Так, М.М. Бахтин замечает, что «всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов, так как смыслы, чтобы войти в социальный опыт, должны принять знаковую форму, слышимую и видимую» [28, 287]. Соглашаясь с ним, В. Хализев отмечает, что «хроното-пическое начало литературных произведений способно придавать им философический характер, «выводить» словесную ткань на образ бытия как целого, на картину мира - даже если герои и повествователи не склонны к философствованию» [267, 214].

Говоря об особенностях средневековой литературы, Д.С. Лихачев выделяет один из аспектов художественного времени - философскую категорию «вечности», которая является высшей формой вневременного. Один из аспектов вневременного - это «вечный смысл единичных, исторических и временных явлений», которые проявляют себя через различные детали, символы, образы и фигуры повествования. «Нравоучение, аллегория, символика находятся до некоторой степени вообще вне времени» [141, 311], - подчеркивает ученый. Соглашаясь с высказанными соображениями Д.С. Лихачева, хотелось бы в то же время отметить, что в русской прозе 1920-х годов с помощью символических образов историческое время нередко противопоставляется надысторическому бытию.

Мы полагаем, что обнаружение в произведении символов и мотивов, выполняющих пространственно-временную функцию, является одним из наиболее удачных способов рассмотрения проблемы художественного времени в литературе XX века. В своем исследовании мы учитываем важную тенденцию совмещения философского и художественного времени через определение картины мира, введенное релятивистским направлением в физике. Существенную роль в становлении данной теории сыграла работа О. Шпенглера «Закат Европы» [287]. Он считал, что мир, окружающий людей, является частью их существа, поэтому «нельзя понять человека, если не знать его чувства времени» [287, 315]. Сходные мысли высказывает Мартин Хайдег-гер. Согласно его философии бытие и время взаимно определяют друг друга. Время определяется бытием: «Времени нет без человека, а человека нет без времени» [266, 153].

Любой человек не просто живет во времени, но и воспринимает его. Так, современный исследователь A.A. Пелипенко, утверждает: «Понятно, что время и пространство не даны человеку никаким другим образом, как в его собственном человеческом восприятии. В соответствии с современным релятивистским подходом: и время и пространство чуть чистые референции, обусловленные той или иной картиной мира» [193, 27]. Следует отметить, что воспринимать время человек может потому, что у него есть «чувство времени» и потому, что время само по себе заполнено определенным содержанием, которое его и расчленяет: оно неотделимо от реальных, во времени протекающих процессов. «Человек не рождается с "чувством времени", его пространственные и временные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит» [77, 44], - констатирует А.Я. Гуревич.

Исследуя ситуацию, сложившуюся в литературе и искусстве XX века H.A. Хренов приходит к выводу, что в литературе усиливается тенденция обращения к временной символике, что связано с изменением картины мира. Современная картина мира, по мнению исследователя, меняется следующим образом: чувственная сторона изменяется на сверхчувственную и интегральную, что влечет за собой изменения в восприятии времени: линейное время меняется на интегральное, то есть надвременное, обращенное к символу, время становится спонтанным, зримым, неровным и осязаемым, за счет вспомогательной роли пространства.

Подводя итог, мы можем сказать о том, что, чем шире и глубже становятся представления о мире, тем большее внимание привлекает исследование времени в художественном произведении. Д.С. Лихачев в своей работе «Поэтика древнерусской литературы» отмечает, что литература XX века «пронизана ощущением изменяемости мира, ощущение времени. Это время имеет многообразные формы, и нет двух писателей, которые бы одинаково пользовались временем как художественным средством» [141, 246]. Можно говорить о том, что в XX веке «время» зачастую становится ключом ко всему тексту. Этим фактором обусловлена актуальность исследования мотивов и символов, выполняющих пространственно-временную функцию в прозе М.А. Булгакова начала 1920-х годов.

Проанализировав научные работы по творчеству М.А. Булгакова, мы должны признать, что проблема художественного времени в ранней прозе писателя (в частности, в романе «Белая гвардия) в последнее время вызывает пристальный интерес как у лингвистов (см., например, диссертациях Д.А. Щукиной «Пространство как лингвокогнитивная категория. На материале произведений М.А. Булгакова» [2004]; Н.В. Березиной «Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова: лексический аспект» [2006]), так и у литературоведов. В работах последних исследование пространственно-временных координат раннего булгаковского творчества заключается в основном в выделении и характеристике пространственных локусов с целью выявления жанровых особенностей (см. статьи Л.Л. Фиалковой «Пространство и время в романе М.А. Булгакова "Белая гвардия" (к проблеме изучения жанра и композиции произведения)»[1986]; М.А. Великой «"Белая гвардия" М. Булгакова. Пространственно-временная структура произведения, его концептуальный смысл» [1991]); и онтологической проблематики произведений (см. работы М. Петровского «Городоведение Михаила Булгакова» [1991]; В.А. Кохано-вой «Пространственно-временная структура романа М.А. Булгакова «Белая гвардия» [2000]; Ю.Д. Коваленко «Когнитивная категория художественного пространства и ее репрезентация в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» [2002]); Н.С. Поярковой «Дом и мир в прозе М.А. Булгакова» [2005]) Отдельные замечания, касающиеся проблемы времени в «Белой гвардии», содержатся в работах М. Каганской [107], Н.Г. Гончаровой [71], Т.А. Никоно-вой [176], а также в уже упоминавшихся монографиях В.В. Химич, О.С. Бердяевой, Е.А. Яблокова.

Сегодня можно говорить о том, что намечены контуры научных изысканий, пути изучения данной проблемы в художественном наследии писателя, но целостного исследования, посвященного своеобразию именно пространственно-временной символики в произведениях М.А. Булгакова 1920-х годов, на сегодняшний день нами не выявлено. Между тем ощущается потребность в такой работе, так как рассмотрение настоящей проблематики дает возможность приблизиться к решению вопроса о существенных принципах поэтики произведений М.А. Булгакова и через них постичь его художественный мир.

Как мы уже отмечали, творчество писателя исследовано широко и разнообразно, однако существует ряд проблем, требующих дополнительного изучения, среди них вопрос об интертекстуальных связях в прозе писателя. В современном литературоведении нередко говорится о наличии литературных традиций в произведениях М.А. Булгакова. Его справедливо рассматривают как продолжателя исканий классической русской и зарубежной литератур. В многообразных исследованиях, посвященных данной проблеме, была отмечена цитатность мышления, архаичность стиля, следование М. Булгакова традициям русской классики. Существуют обобщающие исследования, касающиеся проблем интертекста у Булгакова: И.Ф. Бэлзы «К вопросу о пушкинских традициях в отечественной литературе: (На примере произведений М. Булгакова)» [43; 1981-1982], В.И. Немцева «Контексты творчества Михаила Булгакова: (К проблеме традиций)» [171; 1990].

Достаточно большой пласт составляют работы, основанные на сопоставлении: М.А. Булгаков и Н.В. Гоголь (A.M. Смелянский [234], Н.Г. Гончарова [71]); Булгаков и JI.H. Толстой (Я.С. Лурье [153], О.С. Бердяева [30); Булгаков и В. Маяковский (М. Петровский [200] и Ю. Неводов [169]); Булгаков и Д. Бедный (Н. Кузякина [131]); Булгаков и Л. Андреев, Булгаков и И. Бунин (Е.А. Яблоков [289; 290]); Булгаков и Ю. Слезкин (А. Арьев [19]); Булгаков и А. Грин (Я.С. Лурье []157); Булгаков и А. Белый (Л.Л. Фиалкова [262], Б.В. Соколов [237]); Булгаков и Ф. Сологуб (Д.В. Токарев [252]) Булгаков, Е. Замятин и А. Платонов (Е.Воротынцева [59], Э.С. Дергачева [80], Б.В. Соколов [239]); Булгаков и А. Блок (В.Я. Лакшин [135]); Булгаков и Б. Пастернак (М.О Чудакова [278]) Булгаков и А. Ахматова (А.И. Павловский [186]); Булгаков и Д. Селинджер (И.А. Галинская [63]); Булгаков и

Сервантес (С.И Пискунова. [205]); Булгаков и М. Твен (Я. Лурье [157]); и другие.

В исследованиях проблемы традиций наметился определенный подход к творчеству писателя: выводы о наличии преемственной генетической связи, как правило, делаются на основе текстовых аналогий, художественных приемов, повторяющихся мотивов. Как отмечает Е.А. Яблоков, «наиболее актуальным в данном аспекте является исследование связей творчества писателя с художественно-культурным интертекстом в двух его разновидностях: в аспекте влияния старших писателей-современников и в аспекте мифопо-этической традиции» [289, 4]. Следует отметить, что начало последнему, весьма продуктивному направлению в изучении творчества М.А. Булгакова было положено в известных работах Ю.М. Лотмана «Дом в "Мастере и Маргарите"» [1986] и Б.М. Гаспарова «Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» [1989], которые, используя интертекстуальный и структурно-семантический методы исследования, предложили мотивный и лейтмотивный анализ произведений писателя.

Несмотря на то, что существует огромный пласт работ, в основе которых лежит анализ интертекстуальных связей произведений писателя, еще и сегодня невозможно, по мнению Е.А. Яблокова, «с исчерпывающей полнотой описать все ассоциативные поля, знаки которых присутствуют в текстах писателя» [289, 4]. Данным обстоятельством также определяется актуальность нашего исследования, в основе которого лежит не только исследование пространственно-временных символов и мотивов в произведениях М.А. Булгакова 1920-х годов, но и сопоставление их с основными мотивами и символами в романе Б.А. Пильняка «Голый год» и эпопее И.С. Шмелева «Солнце мертвых», явившихся художественной реакцией на события революции и гражданской войны.

Уже в самих названиях этих произведений заложены емкие временные составляющие, нашедшие аналогии в рассматриваемых нами текстах М.А. Булгакова. Кроме того, выбор творчества данных писателей для сопоставления обусловлен временем создания («Белая гвардия» и «Солнце мертвых» изданы в одном и том же 1923-м году), а также общностью проблематики указанных произведений и художественных средств (в нашем случае пространственно-временных компонентов), с помощью которых писатели выражают свое отношение к революционным и постреволюционным событиям. Сопоставление М.А. Булгакова с произведениями Б.А. Пильняка и И.С. Шмелева вполне уместно и оправдано еще и значимостью исследуемых художников в литературном процессе 1920-х годов.

Хотелось бы отметить, что о возможности сопоставления романов Б.А. Пильняка и М.А. Булгакова впервые упомянул Н.П. Козлов в статье, опубликованной в 1988 году: «Место романа М. Булгакова «Белая гвардия» в русской советской прозе 20-х годов»: «Поэтика и стилистика и, в какой-то степени, идейно-нравственная концепция «Белой гвардии» сложилась под воздействием произведений "В тупике" В. Вересаева, "Голого года" Пильняка, и тех особенностей литературного процесса, которые проявились в начале 20-х годов» [119, 153]. А в монографии 2001 года «Художественный мир Михаила Булгакова» Е.А. Яблоков, не проводя анализ романа Б.А. Пильняка, обозначил некоторые темы и мотивы, существенные для сопоставления «Белой гвардии» и «Голого года» («года» как поворотного момента истории, взаимосвязи метели и революции; «мотив сифилиса» и «волчий мотив» [290, 326]. Помимо названных, нами не обнаружено работ, в основе которых лежит более подробный анализ и сопоставление вышеуказанных произведений. Относительно исследования проблемы художественного времени в творчестве Б.А. Пильняка, следует отметить, что в последнее время появилось достаточно большое количество работ, посвященных данному вопросу (см. например, статьи Н.Ю. Грякаловой [75], Е.Б. Дьячковой [85], Ф.А. Раскольникова [214], Л.А. Трубиной [255], И. Шайтанова [282]. Одной из особенностей творчества Б. Пильняка («Голый год» не является исключением), по их мнению, оказывается обнаженное «чувство времени», проявляющееся на всех уровнях текстов. «Чувству времени» подчинены сюжет, композиция, «время» становится основным художественным образом, организующим всю систему произведения. Если говорить об эпопее И.С. Шмелева, то до сегодняшнего дня она остается одним из наименее изученных произведений автора. В немногочисленных исследованиях, посвященных «Солнцу мертвых», исследователи уделили внимание проблеме автора, жанровым и стилистическим особенностям произведения (см., например, И.А. Ильин [102], М.А. Голованева [68], М.М. Дунаев [86], Е.А. Осьминина [183], А. Солженицын [242] и др). Насколько нам известно, не существует ни исследований, посвященных анализу пространственно-временных символов в эпопее И.С. Шмелева, ни работ, в которых бы предпринимались попытки найти ассоциативные связи между «Солнцем мертвых» и «Белой гвардией».

Сравнительный анализ произведений Б.А. Пильняка, И.С. Шмелева и М.А. Булгакова, основанный на сопоставлении пространственно-временных мотивов и символов, позволяет не только глубже познать особенности художественного мира каждого из писателей, но и, что становится особенно актуальным на современном этапе развития литературоведения, найти их внутреннюю ассоциативную связь в рамках литературного процесса начала 1920-х годов.

Научная новизна работы:

К анализу привлечены рассказы, очерки и фельетоны М.А. Булгакова 1920-х, которые до недавнего времени фактически оставались за гранью литературоведческих оценок. Найден новый ракурс в истолковании произведений писателя: основное внимание сосредоточено на выделении и парадигматическом описании основных пространственно-временные мотивов и символов в произведениях Булгакова первой половины 1920-х годов. Обозначены основные черты «московского мифа» в «малой» прозе писателя. Сделан вывод о специфичности хронотопа в романе «Белая гвардия»: замкнутое художественное пространство обладает здесь способностью не только линейного, но и циклического развития. Произведения М.А. Булгакова «Белая гвардия», И.С. Шмелева «Солнце мертвых», Б.А. Пильняка «Голый год», будучи впервые сопоставлены и проанализированы в заявленном аспекте, рассмотрены под новым углом зрения.

Структура работы: диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения и библиографического списка, который включает в себя 308 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Пространственно-временная символика раннего М.А. Булгакова в контексте прозы начала 1920-х годов"

Заключение

Мощным толчком для формирования и развития творческой индивидуальности исследованных нами писателей послужили революция и гражданская война. Найденные точки соприкосновения в мотивной и символической структуре произведений столь разных авторов позволяют сделать вывод о некоторых особенностях литературного процесса начала 1920-х годов в целом.

На наш взгляд, выбранный подход к анализу текстов, основанный на сопоставлении пространственно-временных мотивов и символов, является наиболее перспективным. Несмотря на то, что восприятие пространства и времени человеком достаточно индивидуально, эти категории по большому счету одни из самых универсальных. Особую универсальность исследуемым пространственно-временным координатам придает природа символа, а также сущность произошедших исторических изменений и специфика литературного и жизненного контекста, вне рамок которого невозможно представить ни одного из исследуемых писателей.

На основе анализа произведении Булгакова, Пильняка и Шмелева можно сделать следующие выводы: гражданская война и революция воспринимаются ими как процесс, исказивший условия нормального, гармоничного существования человека, способствующий наступлению хаоса. Результатом этого становится изменение основных параметров пространства.

Одной из существенных черт вновь образовавшегося пространства оказывается отсутствие его наполненности, которое М.А. Булгаков характеризует емким словосочетанием «голые времена», Б.А. Пильняк обозначает как «голый год», а И.С. Шмелев определяет при помощи образов-символов «пустота» и «пустыня», что делает смерть одной из основных форм человеческого существования.

Пространство утрачивает обозначение сакрального верха и низа, о чем явственно свидетельствует изменение одного из наиболее духовно наполненных символов - креста. У Булгакова в финале «Белой гвардии» крест теряет горизонтальную перекладину, символизирующую земную жизнь человечества, у Шмелева же крест профанирует надетая на его вершину бутылка, что указывает на утрату связи с Богом и, как следствие, существование вне жизни, в одном из «кругов ада». В романе Пильняка, опирающегося на нехристианскую мифологическую систему, не используется сакральная символика, однако, уже на первой странице «Голого года» говорится об утрате связи с Богом: надпись на вратах города, свидетельствующая о божьем благословении, уничтожена после начала революции.

Отметим, что в пространстве исследуемых нами произведений не просто исчезает связь города с Богом, но город кардинально меняет свой статус. Москва в рассказах М. Булгакова обретает инфернальные характеристики и функционально сближается с Петербургом, а в романе «Белая гвардия» город оказывается наиболее незащищенным пространством и неспособен к выживанию в условиях наступающего Апокалипсиса (все три автора последовательно характеризуют период революции как наступление Конца Света). То же самое происходит с городским пространством в «Голом годе»: «Советская власть: городам, значит, крышка» [2, I, 175]. Не обходит своим вниманием этот вопрос и И.С. Шмелев, говорящий об изменении имени города, что равнозначно стиранию памяти об исконно существующем пространстве.

Так как герои указанных произведений начинают жить в мире, главной составляющей которого является смерть, то меняется вертикаль этого пространства. Формируются два противоположных полюса: небо (верх) -аналог Бога, и море (низ), реализующее себя в романах Булгакова и Шмелева в рамках мотива «море мертвых» из «Откровения». Если в «Белой гвардии» они остаются основными полюсами вертикали, то в «Солнце мертвых» парадоксальным образом сближаются (отсутствие неба и явная инфернальная характеристика моря формирует горизонталь, главной чертой которой становится смерть и небытие).

Вполне закономерно, что в этом новом мире происходит подмена основных временных символов, отражающих уничтожение духовных ценностей. Прежде всего следует говорить об образах-символах «солнце» и «часы», определяющих параметры взаимоотношений в системе Человек - Бог -Вселенная. В художественном мире Булгакова «солнце» в результате произошедших событий отчасти теряет свою вневременную природу и получает временные характеристика, становясь знаком светлого и счастливого прошлого (у Булгакова), отчасти сакрализуется, приобретая черты «черного солнца» из «Откровения». В этой последней функции выступает «солнце» в романах Шмелева, где оно символизирует силу власти Бога и, сохраняя вневременную составляющую, создает адский круг существования человека в пространстве смерти, и Пильняка, где оно несет миссию наказания за грехи людей, в частности, за утрату любви. Не меньшим изменениям оказывается подвержен и другой временной символ - «часы», определяющий линейные параметры человеческой жизни. Ввиду того, что люди в вышеуказанных произведениях находятся либо на краю гибели (Булгаков, Пильняк), либо становятся частью пространства смерти (Шмелев), «часы» им больше не нужны. Они крадутся или уничтожаются хозяевами нового времени, что также является символом начавшегося Апокалипсиса.

Вместо «часов» появляются их двойники. Прежде всего это главная историческая фигура времени - образ Ленина. Все писатели признают его масштаб, но существенно расходятся в оценках: у Булгакова образ Ленина целиком заменяет «часы», определяя время страны и некоторым образом вписывая исторические события в Вечность. Он сакрализуется, становясь аналогом воскресшего Христа. У Шмелева он выполняет ту же функцию, но с прямо противоположным знаком, становясь персонифицированным воплощением лжепророка. Пильняк же видит в нем всего лишь весьма яркого представителя конкретной эпохи. Другим образом, заменяющим «часы», становится «железная дорога». Она, будучи обозначением линейного, однонаправленного движения, не вписывает человеческую жизнь в Космос, а напротив, разрушает устойчивую связь в цепочке Человек - Дом, следовательно, Человек - Бог. На утрату этой последней связи указывает и поразительное совпадение в характеристике поезда у Пильняка и Булгакова, придающих ему сходство со свиньей, которая в христианстве имеет дьявольскую природу.

Солнце в произведениях Б. Пильняка и М. Булгакова заменяет про-фанный двойник - «фонарь», в свете которого принимаются решения, ведущие к гибели.

В показанном писателями хаотическом мире утрачивается представление о душе, не случайно «хлеб насущный» у Шмелева подменяет «камень-тьма» - символ бездуховности и небытия, а Софийский собор у М.А. Булгакова сравнивается с бездной.

В этом новом, «вывернутом», инфернальном пространстве не могли не возникнуть особые человеческие взаимоотношения. Изменяется само понятие братства, которое либо утрачивается, либо приобретает особый смысл. Так, у Булгакова вместо «братьев» появляются «всадники», а гражданскую войну ведут люди родственно близкие друг другу в своей азиатской ненависти. У Пильняка появляется совершенно новое братство, ведущее к нивелировке человеческой личности, утрате своего «я». В художественном мире Шмелева представление о братстве вообще стирается, так как человечество погружается в древнее, дикарское существование, когда человек человеку -зверь.

Несмотря на то, что погружение в Хаос оказывается основной приметой времени, все перечисленные писатели ищут способы космизировать его, придать устойчивые гармоничные черты. Не случайно в произведениях столь разных писателей такое большое значение приобретает явление Рождества, делающее наиболее существенными два пласта в исследуемых текстах. Для Булгакова и Шмелева наиболее продуктивным оказывается обращение к образу Христа, что делает актуальным мотив жертвенности во имя настоящего и будущего. Герои романов, соотносясь с образом Христа, поднимаются над действительностью, преодолевают себя и совершают духовное восхождение. Для писателей одним из самых важных оказывается момент проявления основ, помогающих восстановлению утерянной гармонии (так происходит с образом Москвы в рассказах Булгакова, одухотворяющего ее воспоминаниями о сакральной природе, и образом главного героя в эпопее «Солнце мертвых», наполнившим пустоту памятью и принявшим в себя страшное знание).

Другой тематический и образный пласт связан с образом Богоматери - главным мерилом человеческих ценностей. По мнению писателей, именно идеи, сопровождающие этот образ, способны гармонизировать рушащийся мир. Для них основным в Богоматери оказывается не ее святость, а всеобъемлющее женское начало, материнство, как основа любой человеческой жизни. Появление этого образа автоматически выдвигает на первый план такие духовные ценности как Дом, Семья и Любовь. У Булгакова спасение от надвигающегося Апокалипсиса возможно только в пространстве дома и семьи, их сохранение делает основополагающими такие понятия как созидание, память и любовь. В романе «Голый год» одним из наиболее валеных становится мотив девичества (чистоты) и материнства, восходящий к языческому образу Матери-Земли, что так лее выдвигает на первый план традицию, память, любовь и уют, как символы дома и семьи. Герой Шмелева не способен предать свой маленький, тихий домик и готов жертвовать собой ради любви к человечеству. Несмотря на то, что Булгаков, Пильняк и Шмелев оказываются достаточно близки в восприятии слолеившейся исторической ситуации и во многом описывают ее сходным образом при помощи близких по значению и функции пространственно-временных символов, каледый их них строит свою модель мира. Поэтому, анализируя их произведения, мы можем вычленить три разных способа космизации Хаоса, в основе которых лежит коренное различие в мировоззренческих позициях писателей.

Для Шмелева происходящие в стране события - конец истории и судьбы России, расплата за содеянное и жертвенное очищение избранных перед, лицом хаоса и неизвестности. Для М. Булгакова и Б. Пильняка (в отличие от

И. Шмелева) главенствующей оказываются идея преодоления испытаний и возникающий в романах мотив возрождения. Только для Булгакова первоисточником является христианская традиция, вера в Христа и Богородицу и связанная с ними идея чуда Воскресения, а для Пильняка - вера в возрождающую силу земли, как основу извечного круговорота бытия: рождение -смерть - рождение.

Список научной литературыКузьминых, Елена Олеговна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Булгаков, М.А. Собрание сочинений в 10-ти тт. / М.А. Булгаков; составление, предисловие, подготовка текста В. Петелин-М.: «Голос», 1995-1999.

2. Пильняк, Б.А. Собрание сочинений в 6-ти тт. / Б.А. Пильняк; состав., вступ. ст., коммент. К. Андроникашвили-Пильняк. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2003.

3. Шмелев, И.С. Собрание сочинений в 5-ти тт. М.: Русская книга, 1998.

4. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета: (канонические). США - Швеция: Русское библейское общество, 2000. - 1179с.

5. Белозерская-Булгакова, JI.E. Воспоминания. О М.А. Булгакове. / Н.В. Белозерский. М.: Художественная литература, 1990. - 221с.

6. Булгаков, М.А. Дневник. Письма. 1914-1940 / М.А. Булгаков; сост. В.И. Лосев. -М.: Современный писатель, 1997,-264с.

7. Булгаков, М.А. Письма. Жизнеописание в документах / М.А. Булгаков; вступ. статья В.В. Петелина; коммент. В.И. Лосева и В.В. Петелина. М.: Современник, 1989. - 576с.

8. Воспоминания о Михаиле Булгакове / Е.С. Булгакова, Т.Н. Лапа, Л.Е. Белозерская; сост., предисл., коммент. В.И. Лосева М.: Астрень: ACT, 2006. - 686с.

9. Дневник Елены Булгаковой: О М.А. Булгакове. / Е.С. Булгакова; сост., текстол. подгот. и коммент. В. Лосева, Л. Яновской; Вступ. статья Л. Яновской. С. 5-31 -М.: Книжная палата, 1990 398с.

10. Ю.Пильняк, Б.А. Мне выпала горькая слава. Письма 1915-1937 / Б.А. Пильняк; сост. примеч. Б.Б. Андроникашвили; авт. предисл. К.Б. Андроникашвили М.: Изд-во АГРАФ, 2002. - 400с.1. Критическая литература

11. П.Абрагам, П. Павел Флоренский и Михаил Булгаков / П. Абрагам // Философские науки. 1990. - №7. - С.95-100.

12. Аксенов, Г.П. О причине времени / Г.П. Аксенов // Вопросы философии. -1996. №1.- С.42-50.

13. З.Андреев, И. Циферблат без стрелок. (О восприятии времени) / И.Л. Андреев // Вестн. Рос. акад. наук, 2003. Т.73. - №2. - С. 139-147.

14. Андроникашвили-Пильняк, Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин / Б. Андроникашвили-Пильняк // Знамя. 1994. - №9. -С. 123-153.

15. Анищенко, Г. Деревянный Христос и эпоха голых годов / Г. Анищенко // Новый мир. 1990. - №8 - С.243-248.

16. Аннинский, Л. Он Мастер! Мастер! / Л. Аннинский // Дружба народов. -2001 -№10 С.218-223.

17. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1998. - 896с.

18. Архиепископ Аверкий Апокалипсис или Откровение Святого Иоанна Богослова: история написания, правила толкования и разбор текста / Арх. Аверкий. -М.: «Оригинал», 1991 112с.

19. Арьев, А. «Что пользы, если Моцарт будет жив» (Михаил Булгаков и Юрий Слезкин) / А. Арьев // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени: Сборник статей. / Союз театральных деятелей РСФСР; сост. A.A. Нинов Москва, 1988 - С. 411-428.

20. Аскин, Я.Ф. Время и творчество / Я.Ф. Аскин // Пространство и время в искусстве: Межвуз. сборн. научн. Трудов; Ред. О.И. Пригожина. Л., 1988. - С.12-21.

21. Аскин, Я.Ф. Категория будущего и способы его воплощения в искусстве / Я.Ф. Аскин // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве; отв. ред. Б.С. Мелайх. Л.: Наука, 1974. - С.67-73.

22. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу в 3-х тт. -СПб., 1869.

23. Багирова, Е.П. Эволюция антропонимикона в текстах разных редакций романаМ.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: Дисс. . канд. филол. наук: 10.02.01. Тюмень, 2004 - 229с.

24. Байбурин, А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян / А.К. Байбурин 2-е изд., испр. - М.: Языки славянской культуры, 2005. -217с.

25. Баллонов, Ф. Песни лирников в «Белой гвардии» / Ф. Балонов // Новое литературное обозрение. 2000. - №44. - С.17-23.

26. Бардонов, С.Н. О множественности форм пространства и времени / С.Н. Бардонов // Философская и социальная мысль. 1990. - №4. - С.96 -100.

27. Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин 2-е издание - М.: Художественная литература, 1990-543с.

28. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике / М.М. Бахтин // Литературно-критические статьи. М.: Ху-дож. лит., 1986.-С. 121-290.

29. Белкин, М.Ю. Поэтика диалогического в прозе М.А. Булгакова 1920-х годов: Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Волгоград, 2004 - 196с.

30. Березина, Н.В. Хронотоп ранней прозы М.А. Булгакова: лексический аспект: Дисс. . канд. филол. наук: 10.02.01. СПб, 2006 - 235с.

31. Берзер, А. Возвращение Мастера /А. Берзер // Новый мир. 1967. - №9. -С.259-264.

32. Берсенева, М.С. Путешествие по православному календарю с Иваном Шмелевым / М.С. Берсенева // Русская речь. 2002 - №1. - С.85-83; №2 -С.81-83.

33. Боборыкин, В.Г. Михаил Булгаков: Кн. для учащихся ст. классов. М.: Просвещение, 1991 - 208с.

34. Богданов, Н. Спасительный страх гения: (О творческой биографии М.А. Булгакова) / Н. Богданов // Литература в школе. 2002. - №7. - С.20-22.

35. Богданова, О.Ю. Интерпретация текста романа «Белая гвардия» / О.Ю. Богданова // Литература в школе. 1998. - №2. - С.125-134.38Богуслав, Бакула Киев город мастеров / Бакула Богуслав // Новая Польша. - 2007 - №2(83) - С.53-60.

36. Брагинский, И.С. Образ Ленина в литературах Востока / И.С. Брагинский // Известия АН СССР; Отделение литературы и языка М.: Изд-во АН СССР, 1970 - Т.XXIX - С. 173-174.

37. Будицкая, Т.Г. Изучение творчества М. Булгакова за рубежом / Т.Г. Будицкая // Филологические науки. 2001 - №5,- С. 18-31.

38. Бузник, В.В. Возвращение к себе: О романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» / В.В Бузник // Литература в школе. 1998. - №1. - С.43-53.

39. Бэлза, И.Ф. К вопросу о пушкинских традициях в отечественной литературе: На примере произведений М. Булгакова. / И.Ф. Бэлза М.: Искусство, 1980-1981.-288с.

40. Ванюков, А.И. «Голый год» Б. Пильняка в критике 20-х годов / А.И. Ванюков // Актуальные проблемы филологии и ее преподавания. -Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1996. 4.1. С. 32-34.

41. Великанова, О.В. Образ Ленина в массовом сознании / О.В. Великанова // Отечественная история. 1994. - №2. - С. 177-185.

42. Виленкин, В.Я. О Михаиле Афанасьевиче Булгакове / В.Я. Виленкин // Воспоминания с комментариями. М.: Искусство, 1991. - 236с.

43. Виленский, Ю.Г. Доктор Булгаков / Ю.Г. Виленский. М.: Здоровье, 1991. -254с.

44. Виленский, Ю.Г. Михаил Булгаков и Крым / Ю.Г. Виленский, В.В. Навроцкий, Г.А. Шалюгин-М.: Симферополь: Таврия, 1995. 144с.

45. Виноградов, А. Завещание мастера / А. Виноградов // Вопросы литературы. 1996. - №6. - С.6-12.

46. Владимиров, И. «Алый мах» всадника из Апокалипсиса: Сенсация в бул-гаковедении / И. Владимиров // Литературная Россия. 1995-20окт.(№42). - С. 11

47. Власова, В.Б. Актуализация понятия времени / В.Б. Власова // Философские науки. 1997. - №2. - С.37-45.

48. Власова, М. Новая АБЕВЕГА русских суеверий: Ил. Словарь / М. Власова; худож. Б. Забирохин. СПб.: Северо-Запад, 1995. - 318 с.

49. Воздвиженский, В.Г. Пределы интерпретации: Наследие Михаила Булгакова в истолковании критики 70-х годов / В.Г. Воздвиженский Литературно-художественный процесс 70-х годов в зеркале критики. - М., 1982 -С. 112-123.

50. Воздвиженский, В. Путь Булгакова и его истолкование / В. Воздвиженский // Вопросы литературы. 1984. - №10. - С.203-213.

51. Волгин, И. Не удостоенные света: опыт синхронизации / И. Волгин // Октябрь. 1992 - №7 - С. 126-160.

52. Воронский, А.К. Пильняк / А.К. Воронский // Искусство видеть мир: портреты, статьи. М.: Советский писатель, 1987. - С.233-257.

53. Вулис, А.З. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» / А.З. Вулис. М.: Художественная литература, 1991. -222с.

54. Габричевский, А.Г. Пространство и время / А.Г. Габричевский // Вопросы философии. 1994. - №3. - С.134-147.

55. Гайденко, П.П. Время и вечность: парадоксы континуума / П.П. Гай-денко // Вопросы философии. 2000. - №6. - С. 110-136.

56. Галинская, И. А. Загадки известных книг: (О Д. Селинджере и М. Булгакове) / И.А. Галинская. М.: Наука, 1986. - 124с.

57. Гаспаров, Б.М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»/ Б.М. Гаспаров // Даугава. -1988. -№10. С.96-106; 1989. -№1. - С.78-90.

58. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира: Космо-Психо-Логос / Г.Д. Гачев; ред. Э.В. Расшивалова. М.: Изд. группа «Прогресс»: Культура, 1995. -480с.

59. Генис, А. История секунды: (О времени) /А. Генис // Звезда. 1995 - №8,-С.202-206.

60. Гиреев, Д.А. Михаил Булгакова на берегах Терека: Документальная повесть / Девлет Гиреев Орджоникидзе: Ир, 1980 - 142с.

61. Голованева, М.А. Проблема автора в творчестве И.С. Шмелева: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Волгоград, 2002 - 18с.

62. Голубков, С.А. М.А. Булгаков и А.К. Толстой моменты творческой пре-клички. / С.А. Голубков // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. Межвузовский сборник научных трудов / КГПИ В.В. Куйбышева Куйбышев, 1990 - С. 59-69.

63. Гончарова, Н.Г. Гоголевские реминисценции в романе М. Булгакова «Белая гвардия» / Н.Г. Гончаров // Русская словесность. 1998. - №4. - С. 1924.

64. Горбунов, Д.А. Числовая символика в Апокалипсисе http // www.referat.hiv.ru /referat/046/0460019.htm.

65. Горюнова, P.M. Жанровая специфика эпопеи И.С. Шмелева «Солнце мертвых» / P.M. Горюнова // Науч. докл. высш. шк. Филологические науки. 1991,-№4.-С. 25-32.

66. Грякалова, Н.Ю. Бессюжетная проза Бориса Пильняка 1910-х начала 1920-х годов генезис и повествовательные особенности. / Н.Ю. Грякалова // Русская литература. - 1998. - №4. - С. 14-8.

67. Гудкова, В.В. Время и театр М. Булгакова / В.В. Гудкова М.: Сов. Россия, 1998. - 128с.

68. Гуревич, А.Я. категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич 2-е изд., испр. и доп. - М.: «Искусство», 1984. - 350с.

69. Гуткина, Н.Д. Русская история как «известный порядок вещей»: Щедринские традиции в «Белой гвардии» М. Булгакова /Н.Д. Гуткина // Русская словесность. 1998. - №1. - С. 21-27.

70. Давыдова, Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция. Е. Замятин, И. Шмелев, М. Булгаков и др. : учеб пособие / Т.Т. Давыдова М. : Флинта : Наука, 2005 - 329с.

71. Дергачева, Э. С. Символика Дома в русской прозе 20-х годов XX века / Э.С. Дергачева // Творческое наследие Е. Замятина: Взгляд из сегодня, (в 10-ти кн.) / Под ред. Л.В. Поляковой. Кн.10 - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000-С.39-45.

72. Джаналия, Л.Г. Формы художественной условности в русской прозе 20-х годов: (А. Грин, М. Булгаков, Е. Замятин): Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01 -М„ 1996- 169с.

73. Джулиани, Рита Демонический элемент в «Записках на манжетах»// Возвращенные имена русской литературы: Аспекты поэтики, эстетики, философии: Межвузовский сборник научных трудов; Отв. ред. В.И. Немцев. Самара: Изд-во. Сам. ГПИ, 1994. - С.21-32.

74. Драчева, С.О. Темпоральная организация романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: лингвистический аспект: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.02.01. Тюмень, 2007 - 27с.

75. Елина, Е.Г. Б. Пильняк в литературной критике 1920-1930-х годов / Е.Г. Елина // Б.А. Пильняк. Исследования и материалы. Вып.1. - Коломна: Изд-во Коломенского, пед. ин-та, 1991 - С. 89-97.

76. Ершов, Л.Ф. Ранняя сатира Михаила Булгакова / Л.Ф. Ершов Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография; Отв. ред. H.A. Грознова, А.И. Павловский - Кн.1- Ленинград: «Наука». Ленинградское отделение, 1991 - С.23^43.

77. Зайцев, A.B. Нравственные искания интеллигенции в раннем творчестве М.А. Булгакова /A.B. Зайцев // Вестн. Моск. ун-та. Сер.9, Филология.-1991. -№6. С.19-23.

78. Иванов, В.В. Категория времени в искусстве и культуре XX в. / В.В Иванов // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве; отв. ред. Б.С. Мелайх. Л.: Наука, 1974. - С.39-67.

79. ЮО.Иваныпина, Е.А. Автор текст - читатель в творчестве Михаила Булгакова 1930-х годов: «Адам и Ева», «Мастер и Маргарита»: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01 - Воронеж, 1998 - 28с.

80. Иващук, О.Ф. Диалектика всеобщего и единичного в развертывании определения пространства-времени / О.Ф. Иващук // Вопросы философии. -2005. № 7 - С.79-89.

81. Ильин, И.А. О тьме и просветлении: Книга художественной критики. Бунин. Ремизов. Шмелев / И.А. Ильин Авт. послесловия, примечаний В.Э. Молодилов. М: Скифы, 1991 -216с.

82. История русской советской литературы 1917 1929 в 4-х тт. / Отв. ред. А.Г. Дементьев - изд. 2-е, испр. и дополн. - М.: «Наука», 1967.

83. История русской советской литературы Учеб. пособие для фил. фак. унтов / Под. ред. проф. П. С. Выходцева изд. 2-е - М.: «Высшая школа», 1974.-736с.

84. Каган, М.С. О философском уровне анализа отношений искусства к пространству и времени / М.С. Каган // Пространство и время в искусстве: Межвуз. сборн. научн. трудов; Ред. О.И. Пригожина. JI., 1988. - С.22-29.

85. Юб.Каган, М.С. Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки /М.С. Каган // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве; отв. ред. Б.С. Мелайх. Л.: Наука, 1974. - С. 26-39.

86. Каганская, М. Белое и красное / М. Каганская // Литературное обозрение. 1991. - №5. - С.93-99.

87. Казаркин, А.П. Типы авторства в романе «Мастер и Маргарита» / А.П. Казаркин / Творчество Михаила Булгакова: Сб. статей; под ред. Ю.В. Бабичевой, H.H. Киселева. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1991. - С.11-28.

88. Капустина, С.Н. Тема дома в романах Е. Замятина «Мы» и Б. Пильняка «Голый год» / С.Н. Капустина // Творческое наследие Е. Замятина: Взгляд из сегодня, (в 10-ти кн.); под ред. Л.В. Поляковой. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. -Кн. 9-С.92-96.

89. ПО.Кацис, Л.Ф. «О том, что никто не придет назад»: Предреволюционный Петербург в «Белой гвардии» М.А. Булгакова / Л.Ф. Кацис // Литературное обозрение. 1991. - №5. -С.78-86.

90. Кацис, Л.Ф. «О том, что никто не придет назад»: Предреволюционный Петербург и литературная Москва в «Белой гвардии» М.А. Булгакова / Л.Ф. Кацис //Литературное обозрение. 1996. - №5/6. - С. 165 -182.

91. Качераускас, Т. Феноменология времени и пространства / Т. Качераускас //Вопросы философии. 2005. -№12. - С. 129-136.

92. ПЗ.Ключников С.Ю. Священная наука чисел http // lib.rin.ru /doc / i / 49564p7.ptml

93. Н.Ковалев, Г.Ф. Ономастические этюды: Писатель и имя: монография / Г.Ф. Ковалев / ВГУ. Каф. славян, филологии Воронеж, 2002 - 274с.

94. Коваленко, Ю.Д. Когнитивная категория художественного пространства и ее репрезентация в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия»: Автореф дисс. канд. филол. наук: 10.01.01 Омск - 2002.

95. Пб.Коган, П.С. Борис Пильняк / П.С. Коган // Новый мир. 1925. - №11. -С.108-119.

96. Кончаковский, А.П. Киев Михаила Булгакова : фотографии, док., открытки из гос. и частных архивов: план г. Киева и его предместий 1911 года: фотоальбом / А.П. Кончаковский, Д.В. Шаламов; (авт. вступ. ст. В.Я. Лакшин) Киев: МЫСТЕЦТВО, 1990-284с.

97. Кожевникова, H.A. Словоупотребление в романе М. Булгакова «Белая гвардия» /H.A. Кожевникова // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. Куйбышев: КГПИ, 1990. - с.54-62.

98. Кораблев, А. Время и вечность в пьесах М. Булгакова / А. Кораблев // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени: Сб. статей; отв. ред. В.И. Нилов. М.: СТД РСФСР, 1988. - С.32^1.

99. Кораблев, A.A. Мотив «дома» в творчестве М. Булгакова и традиции классической литературы / A.A. Кораблев // Классики и современность; под ред. П.А. Николова, В.Е. Хализева М.: Изд-во МГУ, 1991 - С.239-248.

100. Кораблев, А. Тайнодействие в «Мастере и Маргарите»: К 100-летию М.А. Булгакова / А. Кораблев // Вопросы литературы. 1991. - №5. -С.35-54.

101. Корман, Б.О. Практикум по изучению художественного произведения / Б.О. Корман. Ижевск, 1977. - 72с.

102. Кормилов С.И. «Самая страшная книга»: Соотношение изобразительного и выразительного в «эпопее» И.Шмелева «Солнце мертвых» / С.И. Кормилов // Русская словесность. 1995. - №1 - С.21-30.

103. Королев, А. Блудный сын: (Жизнь и судьба писателя в творчестве М.А. Булгакова) / А. Королев // Знамя. 1994. - №4. - С. 196-204.

104. Коханова В. А. Пространственно-временная структура романа М.А. Булгакова «Белая гвардия»: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01 -М., 2000-34с.

105. Крючков, В.П. Проза Б.А. Пильняка 1920-х годов: мотивы в функциональном и интертекстуальном аспектах: Дисс. . доктора филол. наук: 10.01.01.-Саратов, 2006-472с.

106. Кузнецов, П. Евразийская мистерия / П. Кузнецов // Новый мир. 1996. -№2.-С. 163-187.

107. Кузякина, Н. Михаил Булгаков и Демьян Бедный / Н. Кузякина // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сборник статей. / Союз театральных деятелей РСФСР; сост. A.A. Нинов Москва, 1988-С. 392-411.

108. Курганов, Ефим. Анекдот Символ - Миф. (Этюды по теории литературы) / Ефим Курганов - СПб.: Издательство журнала «ЗВЕЗДА», 2002. -128с.

109. Кутырина, Ю.А. Трагедия Шмелева: (К биографии писателя И.С.Шмелева) / Ю.А. Кутырина // Слово. 1991. - №2. - С.63-66.

110. Кушлина, О. Заслуженно незабытый: (О творчестве писателя Б. Пильняка) / О. Кушлина //Памир. 1990. - №8. - С. 174-185

111. Лакшин, В.Я. О Доме и Бездомье: А. Блок и М. Булгаков / В.Я. Лакшин // Литература в школе. 1993. - №3. - С.18-22.

112. Лакшин, В.Я. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита / В.Я. Лакшин Пути журнальные: Из литературной полемики 60-х. М.: Советский писатель, 1990. - С.214-265.

113. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / Сост. A.A. Нейхардт. -М.: «Правда», 1988. 574с.

114. Лесскис, Г.А. Триптих М.А. Булгакова о русской революции: «Белая гвардия», «Записки покойника», «Мастер и Маргарита»; Комментарии Г.А. Лесскис. М.: ОГИ, 1999. - 432с.

115. Литературные архетипы и универсалии / Ред. Е.М. Мелетинский М.: РГГУ, 2001 -433с.

116. Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев. издание 2-е, дополненное - Л.: «Художественная литература» Ленинградское отделение, 1971. - 414с.

117. Лихачев, Д.С., Панченко A.M., Понырко H.B. Смех в Древней Руси / Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко Ленинград: «Наука» Ленинградское отделение, 1984 - 296с.

118. Лолаев, Т.П. О «механизме» течения времени / Т.П. Лолаев // Вопросы философии. 1996. -№1. - С.51-56.

119. Лосев, А.Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию / А.Ф. Лосев. -М.: Изд-во МГУ, 1982. 479с.

120. Лосев, А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф. Лосев. -М.: Искусство, 1976. 367с.

121. Лотман, Ю.М. Художественное пространство в прозе Н.В. Гоголя / Ю.М. Лотман // В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1988. - С.251-293.

122. Лотман, Ю.М. Символ в системе культуры / Ю.М. Лотман // Семиосфера СПб.: «Искусство СПб», 2001. - С.240-250.

123. Лотман, Ю.М. Символ «ген сюжета» / Ю.М. Лотман // Семиосфера -СПб.: «Искусство СПб», 2001. - С.220-240.

124. Лотман, Ю.М. Дом в «Мастере и Маргарите» / Ю.М. Лотман // Семиосфера- СПб.: «Искусство СПб», 2001. С. 313-320.

125. Лотман, Ю.М. Символика Петербурга / Ю.М. Лотман // Семиосфера -СПб.: «Искусство СПб», 2001. С. 320-334.

126. Лотман, Ю.М. Семантика числа и тип культуры / Ю.М. Лотман // Семиосфера СПб.: «Искусство СПб», 2001. - С.430-433.

127. Лотман, Ю.М., Успенский Б.А. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси / Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский // Вопросы литературы. 1977. -№3. - С. 148-167.

128. Лурье, Я.С. К истории написания романа М.А. Булгакова «Белая гвардия» / Я.С. Лурье // Русская литература. 1995. - №2. - С.236-241.

129. Лурье, Я.С., Серман, И. От «Белой гвардии» к «Дням Турбиных» / Я.С. Лурье, И. Серман / Русская литература. 1965. - №2. - С. 194-203.

130. Лурье, Я.С. Михаил Булгаков и авторы «Великого комбинатора» / Я.С. Лурье//Звезда. 1991. -№9. -С.168-174.

131. Лурье, Я.С. М. Булгаков и Марк Твен / Я.С. Лурье// Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1987. - Т.46 -№6 - С.564-571.

132. Любомудров, A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев / A.M. Любомудров. РАН; ИР ЛИ (Пушкинский дом). - СПб.: Дмитр. Буланы, 2003 - 272с.

133. Малахов, В. Гавань у поворота времен: Онтология Дома в «Белой гвардии» Михаила Булгакова /В. Малахов // Вопросы литературы. 2000. -№4. - С.326-335.

134. Меднис, Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. НГПУ 2003. http // www.rassvet.websib.ru /chapter, htm

135. Медриш, Д.H. Структура художественного времени в фольклоре и литературе / Д.Н. Медриш // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве; отв. ред. Б.С. Мелайх. Л.: Наука, 1974. - С.121-143.

136. Меликов, И.М. Время в культуре / И.М. Меликов // Вестн. Моск. ун-та. -Сер. философия. 1999. - №2. - С.94 -105.

137. Мень, А. Учение о творении в шестодневе / А. Мень Исагогика www. bible - center, ru / book / isagogoka / 001 / 002 / 000

138. Мережковский, Д.С. Грядущий Хам / Д.С. Мережковский // «Больная Россия» Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991 - 272с.

139. Мотылева, Т. Время реальное и романтическое / Т. Мотылева // Вопросы литературы. 1966. -№6. - С.107-122.

140. Мягков, Б.С. Булгаковская Москва / Б.С. Мягков. М.: Московский рабочий, 1993. - 223с.

141. Мягков, Б.С. Родословная Михаила Булгакова / Б. Мягков; (авт. предисловия JI. Аннинский, авт. послесловия Евг. Яблоков М.: АПАРТ, 2003 -400С.

142. Начала символики. http // rassvet 2000. narod. Ru /kurs /41 symbol, htm.

143. Неводов, Ю.Ю. Маяковский и Булгаков (спор о драме и уроки полемики) / Ю.Ю. Неводов // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. Межвузовский сборник научных трудов / КГПИ В.В. Куйбышева Куйбышев, 1990 - С. 43-59.

144. Немцев, В.И. Михаил Булгаков: Становление романиста / Н.П. Козлов. Самара: Из-во. Сарат. ун-та. Самарский филиал, 1991. -162с.

145. Немцев, В.И. Контексты творчества Михаила Булгаков (К проблеме традиций) / В.И. Немцев // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. Межвузовский сборник научных трудов / КГПИ В.В. Куйбышева -Куйбышев, 1990 С. 15-30.

146. Николаева, A.B. О «Москве краснокаменной» М.А. Булгакова / A.B. Николаева // Русская речь. 2000. - №3. - С.29-32.

147. Никольский, C.B. В невидимой части ассоциативного спектра.: К изучению творчества М.А. Булгакова. / C.B. Никольский // Славяноведение. -М., 1994. №5. - С.29^4.

148. Никонова, Т.А. Народный герой и человек массы / Т.А. Никонова // Русская литература XX века: Учебное пособие; отв. ред. Е.Г. Мущенко, Т.А. Никонова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999. - С.211-215.

149. Никонова, Т.А. «Новый человек» в русской литературе 1900-1930-х годов: проективная модель и художественная практика: Монография / Т.А. Никонова. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. - 233с.

150. Никонова, Т.А. Нравственные законы художественного мира М. Булгакова / Т.А. Никонова // Русская литература XX века: Учебное пособие; Отв. ред. Е.Г. Мущенко, Т.А. Никонова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999.-С.353-365.

151. Нинов, A.M. Булгаков и современность: Судьба литературных произведений писателя / A.M. Нинов // Звезда. 1990. - №5. - С. 153-161.

152. Новиков, В. Творческий путь Бориса Пильняка / В.Новиков // Вопросы литературы. 1975. - №6. - С. 186-209.

153. Осьминина, Е.А. Пути земные и пути небесные: (О жизни и творчестве И.С. Шмелева) / Е.А. Осьминина // Москва. 1995. - №1. - С. 164-167.

154. Павлов, Ю. Два мира Михаила Булгакова / Ю. Павлов // Москва. -2003. -№6. С. 195-204.

155. Павловский, А.И. Булгаков и Ахматова / А.И. Павловский // Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография; Отв.ред. H.A. Грознова, А.И. Павловский Кн.1.- Ленинград: «Наука». Ленинградское отделение, 1991 - С.64-80.

156. Павловский, А.И. Две России и единая Русь. Художественно-философская концепция России-Руси в романах А. Ремизова и И. Шмелева эмигрантского периода. / А.И. Павловский // Русская литература. -1995. -№2. -С. 47-72.

157. Палиевский, П. Отторжение: О прозе М.А. Булгакова / П. Палиевский // Дон. 2000. - №7/8. - С.202-212.

158. Палиевский, П. Булгаков-1991: (О современном изучении творчества писателя) / П. Палиевский // Наш современник. 1991. - №9. - С. 178-182.

159. Палиевский, П.В. «Экспериментальная литература» / П.В. Палиевский // Вопросы литературы. 1966. - №8 - С.78-90.

160. Паниткова, Е.В. Традиции русской классики в творчестве B.C. Маканина 1980-1990годов : Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков: Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2005 - 173с.

161. Паршин, Л.К. Чертовщина в американском посольстве в Москве или 13 загадок Михаила Булгакова: Сборник. / Л.К. Паршин; предисл. А. Вулиса -М.: Кн. палата, 1991 206с.

162. Пелипенко, A.A. Время и пространство в восприятии человека /

163. A.A. Пелипенко//Мир психологии. 1999. -№4. - С.27-34.

164. Пенкина, Е.О. Мифопоэтика и структура художественного текста в философских произведениях Булгакова: Автореф. дисс. . канд. филол. наук-10.01.01 МГЛУ, 2001 -22с.

165. Петелин, В.В. Жизнь Булгакова: Дописать раньше, чем умереть. /

166. B.В. Петелин. М.: Центрполиграф, 2001. - 665с.

167. Петелин, В.В. Михаил Булгаков: Жизнь. Личность. Творчество / Виктор Петелин. М.: Московский рабочий, 1989. - 493с.

168. Петелин, В. В. Часы жизни и смерти / В. Петелин / Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10-ти тт.; составление, предисловие, подготовка текста В. Петелина -М.: «Голос», 1995- Т.1 С.5-84.

169. Петров, В.Б. Художественная аксиология Михаила Булгакова: Дисс. . доктора филол. наук: 10.01.01. Москва, 2003 -406с.

170. Петров, В.Б. Нравственные ценности в горниле русской усобицы: По страницам «Белой гвардии» Михаила Булгакова / В. Б. Петров // Литература в школе. 2003. - №3. - С. 22 - 25.

171. Петровский, М. Михаил Булгаков и Владимир Маяковский / М. Петровский // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сборник статей. / Союз театральных деятелей РСФСР; Сост. A.A. Нинов -Москва, 1988 С. 369 - 392.

172. Петровский, М. Мифологическое городоведение Михаила Булгакова / М.Петровский // Театр. 1991. -№5. - С.14 -41.

173. Петровский, М. Смех под знаком апокалипсиса: М. Булгаков и «Сатирикон». К 100-летию М.А Булгакова // Вопросы литературы. 1991. - №5. -С. 30-34.

174. Петровская, Е.В. Современный роман и опыты времени / Е.В. Петровская // Новое литературное обозрение. 2001. - №5. - С. 20-26.

175. Петровская, Е.В. Фигуры времени: (о прошлом, настоящем и возможностях выбора) / Е.В. Петровская // Вопросы философии. 2000. - №10. -С.58-67.

176. Пискунова, С.И. Булгаков и Сервантес: (Историко-литературоведческий анализ) / С.И. Пискунова // Вестник Моск. ун-та. Сер.9. Филология. 1996. - №5. - С.60-71.

177. Платек, Я. Странное сближение: (О музыкальных фамилиях в произведениях М.А. Булгакова) / Я. Платек // Музыкальная жизнь. 1990. - №12. -С.24-25; №17. - С.28.

178. Плаксицкая, H.A. Сатирический модус человека и мира в творчестве М.А. Булгакова: На материале повестей 20-х годов и романа «Мастер и Маргарита»: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Елец, 2004 -21с.

179. Подхватилина, Г.А. Мотив дома в «Белой гвардии» М.А. Булгакова. / Г.А. Подхватилина // Литература в школе. 2002. - №7. - С.35-37.

180. Подколозин, Б. Михаил Булгаков: прорыв сквозь «смуту»: Жизнь писателя в 20-е годы / Б. Подколозин // Нева. 1996. - №7. - С. 197-203.

181. Постоутенко, К. Часы и паровоз: эссеистические наблюдения над временем революционной культуры / К. Постоутенко // Новое литературное обозрение. 2003. - №64. - С.46-54.

182. Пояркова, Н.С. Дом и мир в прозе М.А. Булгакова: Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Москва, 2005 - 210с.

183. Прозерский, В.В. К вопросу о принципе систематизации пространственно-временных отношений / В.В. Прозерский // Пространство и время в искусстве: Межвуз. сборн. научн. Трудов; ред. О.И. Пригожина. JI.,1988. -С.22-29.

184. Проффер, Э. Художник и власть : По страницам романа «Мастер и Маргарита» / Э. Проффер // Иностранная литература. 1991. - №5. - С.212-221.

185. Раскольников, Ф.А. Идея «скрещения» в романе Пильняка «Голый год» / Ф.А. Раскольников // Русская литература. 1997. - №3. - С.169-175.

186. Рассадин, С. Путь с Голгофы: (о творчестве М.А. Булгакова) / С. Рассадин // Диалог. 1993. - № 5/6. - С.72-80.

187. Ребель, Г.М. Художественный мир романов Михаила Булгакова / Г.М. Ребель М.: Владос, 2001. - 273с.

188. Репин, А. О «московском мифе» в 20-30-е годы XX века www. webknow.ru / literatura00331.html

189. Ржевская, Н.Ф. Концепция художественного времени в современном романе. (Функция ретроспекций в романе) /Н.Ф. Ржевская // Филологические науки. 1970. - №4. - С.28-41.

190. Романов, Б. Звездные знаки булгаковской Москвы: (об изучении астро-географии московских адресов М.А. Булгакова) / Б. Романов // Наука и религия. 1996,- №9 - С.20-22.

191. Рыбаков, Б.А. Язычество древних славян / Б.А. Рыбаков / Рос АН, Отд-ние ист. Ин-т археологии. изд. 2-е - М.: Наука, 1994 - 606с.

192. Рудницкий, К. Ранняя проза Михаила Булгакова / К. Рудницкий // Театр. 1987. -№6. - С.131-133.

193. Румянцева, М.Ф. Историческое время: Историко-теоретические, индивидуально-психологические и моральные аспекты /М.Ф. Румянцева // Мир психологии. 1999. - №4. - С. 193-203.

194. Сапаров, М.А. Об организации пространственно-временного континуума в художественном произведении / М.А. Сапаров // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве; Отв. ред. Б.С. Мелайх. JI.: Наука, 1974. -С.85-104.

195. Сахаров, В. Традиции Пушкина и русская советская литература: Влияние Пушкина на творчество Булгакова / В. Сахаров // Наш современник. -1987. -№6-С. 169-175.

196. Сахаров, В.И. Береги честь с молоду: К 70-тилетию романа М. Булгакова «Белая гвардия» / В.И. Сахаров // Молодая гвардия. 1992. - №9. - С.228-246.

197. Сахаров, В.И. М. Булгаков: уроки судьбы. Жизнь и творчество, анализ основных произведений / В.И. Сахаров // Подъем. 1991. - №5. - С.90-237.

198. Семенова, С. «Всю ночь читал я твой завет»: Образ Христа в современном романе / С. Семенова // Новый мир. 1989. - №11. - С. 229-243.

199. Серафимова, В.О. Библейские мотивы и образы в творчестве М. Волошина, А. Платонова, Б. Пильняка / В.О. Серафимова // Русская речь. -2006.-№3,-С. 14-21.

200. Серебрякова, Е.Г. Театрально-карнавальный компонент в прозе М.А. Булгакова 1920-х годов: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Воронеж, 2002-24с.

201. Серкова, В. Неописуемый Петербург Выход в пространство лабиринта. / В. Серкова / Метафизика Петербурга: Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры; глав. ред.Л. Морева СПб.: «Эйдос», 1993 -вып.1 -с.95-112.

202. Скобелев, В.П. Масса и личность в русской советской прозе 20-х годов к проблеме народного характера. / В.П. Скобелев. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та., 1975. - 342с.

203. Смелянский, A.M. Булгаков и поэма Гоголя / А. Смелянский // Театральная жизнь. 1984. - №7. - С. 14-15; №8. - С.30-31; №9. - С. 22-23.

204. Смелянский, А.М. Михаил Булгаков в художественном театре / A.M. Смелянский; Предисл. О. Ефремова 2-е издание, перераб. и доп. -М.: Искусство, 1989 - 431с.

205. Смирнова, М. И.С. Шмелев, время и судьба: К биографии русского писателя И.С. Шмелева. / М. Смирнова // Согласие. 1991. - №1. - С. 184-192.

206. Смирнова, А.И., Павлова O.A. «Городской миф» у Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова / А.И. Смирнова, O.A. Павлова / Вестн. ВолГУ. Серия 2. -Филология. 1998 Вып. 3 - С. 101-107.

207. Соколов, Б.В. Андрей Белый и Михаил Булгаков: (Сопоставительный анализ творчества писателей-современников) / Б.В. Соколов // Русская литература. 1992. - № 2. - С.42-55.

208. Соколов, Б.В. Булгаковская энциклопедия / Б.В. Соколов. М.: Локид, 1998.-592с.

209. Соколов, Б.В. «Счастливая Москва» и «Мастер и Маргарита»: Спор о городе и мире: различия между А. Платоновым и М. Булгаковым в общемировоззренческом, философско-религиозном контексте. / Б.В. Соколов // КОНТИНЕНТ. 1997. -№3 - С.296-313.

210. Соколов, Б.В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: Очерки творческой истории. / Б.В. Соколов М.: Наука, 1991ю - 127с.

211. Солженицын, А. «Голый год» Бориса Пильняка. Из «Литературной коллекции» / А. Солженицын // Новый мир. 1997. - №1. - С.195-203.

212. Солженицын, А. Иван Шмелев и его «Солнце мертвых». Из «Литературной коллекции» / А. Солженицын // Новый мир. 1998. - №7. - С.184-193.

213. Сорокина, О. Московиана : Жизнь и творчество Ивана Шмелева /

214. О. Сорокина -М.: Московский рабочий: Скифы, 1994 391с.

215. Спендель де Варда, Д. Сон как элемент внутренней логики в произведениях М. Булгакова /Д. Спендель де Варда // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени: Сб. статей; Отв. ред. A.A. Нинов М.: СТД РСФСР, 1988. - С.32-41.

216. Стальная, Г. Булгаковские зеркала: О феномене философии М.А. Булгакова / Г. Стальная / Знание-сила. 1998. - №1. - С. 144-152.

217. Субботин, Ю.К. Циферблат без стрелок: (О понятии «время») / Ю.К. Субботин // Свет. 1999. - №4. - С. 16-17.

218. Сухих, Игорь. Евангелие от Михаила 1928-1940 «Мастер и Маргарита» М. Булгакова. / Игорь Сухих // Звезда. 2000. - №6. - С.213-225.

219. Суровцев, Ю. Время в композиции романа / Ю. Суровцев // Дружба народов. 1971. - №9. - С.243-252.

220. Сыродеева, A.A. Опыт описания феномена локальности / A.A. Сыродее-ва // Человек. 1995. - №5. - С.35^16.

221. Тамарченко, А. Драматургическое новаторство Михаила Булгакова / А. Тамарченко // Русская литература. 1990 - №1. - С.46-47.

222. Токарев, Д.В. Михаил Булгаков и Федор Сологуб / Д.В. Токарев // Русская литература. 2005. - №3. - С. 38-72.

223. Топоров, В.Н. Петербург и «Петербургский текст» русской литературы (Введение в тему) / В.Н. Топоров // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ.

224. Образ: Исслед. в обл. мифопоэтического: Избранное; ред. В.П. Руднев. -М.: Изд. группа «Прогресс», 1995. С. 259-367.

225. Топоров, В.Н. О числовых моделях в архаических текстах / В.Н. Топоров / Структура текста; Ин-т славяноведения и балканистики / Отв. ред. Т.В. Цивьян -М.: «Наука», 1980 С.3-59.

226. Трубина, Л.А. «Главная глава истории в России». Образ времени в творчестве Бориса Пильняка / Л.А. Трубина // Литература в школе. 2006. -№4-С. 9-13.

227. Успенский, Б.А. Восприятие истории в Древней Руси и доктрина «Москва Третий Рим» / Б.А. Успенский // Избранные труды в 3-х тт. - 2-е издание, исп. и доп. - М., 1996. - Т.2 - С.83-124.

228. Успенский, Б.А. История и семиотика. (Восприятие времени как семиотическая проблема) / Б.А. Успенский // Избранные труды в 3-х тт.- 2-е издание, исп. и доп. -М., 1996. Т.2 - С.9-71.

229. Успенский, Б.А. Крест и круг: из истории христианской символики / Б.А. Успенский М.: Языки славянских культур, 2006 - 488с.

230. Устьянцева, О.Ю. Антропонимия прозы М.А. Булгакова: На материале романов «Белая гвардия», «Театральный роман». «Мастер и Маргарита»: Дисс. . канд. филол. наук: 10.02.01. Воронеж, 2002 - 165с.

231. Ухова, Е.В. Философско-эстетические идеи в творчестве Михаила Булгакова 1930-х годов: Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. -М., 1999 159с.

232. Файман, Г. Глазами ОГПУ: из протокола допроса М.Б. в ОГПУ 22 сентября 1926г. / Г. Файман // «Независимая газета». 1993 - 17 ноября. - С.5

233. Фиалкова, Л.Л. Москва в произведениях М. Булгакова и А. Белого / Л.Л. Фиалкова // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сборник статей. / Союз театральных деятелей РСФСР; сост. А. А. Нинов Москва, 1988 - С. 358-369.

234. Флоренский, П.А. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи / П.А. Флоренский. М.: ООО «Издательство ACT», 2003. -640с.

235. Фоменко, Л.П. Цитаты в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» / Л.П. Фоменко // О жанре и стиле советской литературы. Сборник научных трудов Калининского гос. ун-та. Калинин, 1990 - С. 47-56

236. Хайдеггер, Мартин. Бытие и время / Пер. В.В. Бибихина. М.: Ad Marginem, 1997. - XI, 451с.

237. Хализев, В.И. Теория литературы / В.И. Хализев. М.: «Высшая школа»,1999. - 398с.

238. Химич, В.В. В мире Михаила Булгакова / В.В. Химич Екатеринбург: Изд-во Уральск, ун-та, 2003 - 336с.

239. Хренов, H.A. Пространство и время в контексте становления интегральной культуры XX века (возникновение новой картины мира в ее художественных формах) / H.A. Хренов // Мир психологии. 1999 - №4. - С.50-71.

240. Хрущева, E.H. Поэтика повествования в романах М.А. Булгакова: Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Екатеринбург, 2004 - 315с.

241. Хрячкова, Л.А. Отбор и использование библеизмов в худо-жественном наследии Михаила Афанасьевича Булгакова: Дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Воронеж, 2005 -286с.

242. Ходасевич, В. Смысл и судьба «Белой гвардии» / В. Ходасевич // Литературное обозрение. 1991. -№5. - С.43-45.

243. Чеботарева, В.А. К истории создания «Белой гвардии» М.А. Булгакова. / В.А. Чеботарева // Русская литература. 1974. - №4. - С.148-152.

244. Черкашина, М. Господин авантюрист из «Белой гвардии»: Тайны персонажей из булгаковских романов. / М. Черкашина // Российская газета. -1999.-16 апреля.-С.31.

245. Чернейко, JI.O. Способы представления пространства и времени в художественном тексте / JI.O. Чернейко // Филологические науки. 1994. -№2. - С.58 - 71.

246. Черников, А.П. Проза И.С. Шмелева: концепция мира и человека / А.П. Черников Изд-во КОЧУУ, 1995. - 344с.

247. Чудакова, М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова / М.О. Чудакова. -2-е изд., доп. М.: Книга, 1988. - 669с.

248. Чудакова, М.О. Пастернак и Булгаков: рубеж двух литературных циклов / М.О. Чудакова // Литературное обозрение. 1991. - №5. - С.204-218.

249. Чумакевич, Э.В. Художественный мир И.С. Шмелева / Э.В. Чумакевич -Брест.: УО БрГУ им. A.C. Пушкина, 1999 110с.

250. Шайтанов, И. Когда ломается течение (Исторические метафоры Б.Пильняка) / И. Шайтанов // Вопросы литературы. 1990. - июль. - С.35-74.

251. Шайтанов, И. О двух именах и об одном десятилетии: (Заметки о творчестве Б. Пильняка и Е. Замятина в 20-е годы) / И. Шайтанов // Литературное обозрение. 1991. -№6/7. - С.4-11.

252. Шелемова, А.О. Мотив «кровавого пира» в «Слове о полку Игореве» и «Солнце мертвых» И.С. Шмелева http // art. 1 september.ru /2006/ 10115.htm.

253. Шенталинский, В. Мастер глазами ГПУ: За кулисами жизни Михаила Булгакова / В. Шенталинский // Новый мир. 1997. - №16. - С.167-185.

254. Шнеерсон, М. «Я писатель мистический»: К 70-летию «Белой гвардии» / М. Шнеерсон // Грани. - 1993. -№170. - С. 127-159.

255. Шошин, В.А. Михаил Булгаков в контексте XX века / В.А. Шошин // Русская литература. 2001. - №4. - С.228-236.

256. Шпенглер, О. Закат Европы. / Пер. Г.В. Драча. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. - 637с.

257. Щукина, Д.А. Пространство как лингвокогнитивная категория: На материале произведений М.А. Ббулгакова разных жанров: Дисс. . доктора, филол. наук : 10.02.01. СПб, 2004 - 357с.

258. Яблоков, Е.А. Мотивы прозы Михаила Булгакова / Е.А. Яблоков М.: Изд. центр РГГУ, 1997. - 199с.

259. Яблоков, Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова / Е.А. Яблоков. М.: Языки славянской культуры (Кошелев), 2001. - 424с.

260. Яблоков, Е.А. О роли безличности в истории / Е.А. Яблоков // Литературное обозрение. 1997. - №2. - С.39-45.

261. Ягупова, Н.П. «Все вы у меня одинаковые в поле убиенные» / Н.П. Ягупова // Литература в школе. - 1998. - №1. - С.144-149.

262. Яновская, Л.М. Записки о Михаиле Булгакове / Л.М. Яновская. М.: Текст, 2007.-413с.

263. Яновская, Л. Треугольник Воланда. К истории романа «Мастер и Маргарита» / Л. Яновская Киев, 1992. - 189с.

264. Яновская, Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова / Л.М. Яновская. -М.: Сов. Писатель, 1983. 319с.1. Словари и справочники

265. Библейская энциклопедия / Труд и изд. Архимандрита Никифора. М.: Терра, 1990.-904с.

266. Библейская энциклопедия / Ред. А. Ромушкевич, Т. Ширма. М.: ОЛМА -ПРЕСС, 2001.-768с.

267. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка / В.И. Даль // Толковый словарь: В 4-х тт. М., 1989.1. Л95 Л

268. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Нико-люкина. -М.: «НПК», 2001. 1600столб.

269. Мифы народов мира: В 2-х т. / Ред. С.А. Токарев. М.: БСЭ, 1991 — 1392с.

270. Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. A.M. Прохоров. М.: «Советская энциклопедия», 1985 - 1600 с.

271. Тресиддер Дж. Словарь символов: (Пер. с англ. С. Палько) / Дж. Тресиддер М.: Изд. торговый дом «Гранд»: ФАИР-пресс, 1999. -448с.

272. Фоли Джон. Энциклопедия знаков и символов. М.: Вече, ACT, 1997. -432с.

273. Христианство: Энциклопедический словарь: В 3-х т. / Под ред. С.С. Аверинцева и др. М.: БРЭ, 1995. - 671с.

274. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. / Сост. В. Андреева. М.: Ло-кид, Миф. - 576с.

275. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Эфрона в 82-х тт. -СПб.: 1890-1907.

276. Энциклопедия символов / Бидерман Ганс: Пер. с нем., М.: Республика, 1996.-335с.

277. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2005.-608с.