автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Художественный мифологизм бесермянского поэта М. Федотова в контексте удмуртской литературы 1980-1990-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный мифологизм бесермянского поэта М. Федотова в контексте удмуртской литературы 1980-1990-х годов"

И а правах рукописи

Ильина Наталия Владимировна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИФОЛОГИЗМ БЕСЕРМЯНСКОГО ПОЭТА М. ФЕДОТОВА В КОНТЕКСТЕ УДМУРТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1980-1990-х ГОДОВ

Специальность 10.01.02 - литература народов Российской Федерации

(удмуртская литература)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Чебоксары - 2006

Диссертация выполнена на кафедре удмуртской литературы и литератур народов России Удмуртского государственного университета

Научный руководитель: Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор В. М. Ванюшев

доктор филологических наук, профессор Г. И. Федоров

кандидат филологических наук В. Г. Пантелеева

Глазовский государственный педагогический институт им. В. Г. Короленко

Защита состоится «26» января 2006 года в 13.00 часов на заседании Диссертационного совета Д 212. 301. 03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Чувашском государственном университете им. И. Н. Ульянова по адресу: 428034 г. Чебоксары, Университетская, 38 тел.: 49-79-79

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Чувашского государственного университета им. И. Н. Ульянова

Автореферат разослан декабря 2005 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета доктор филологических наук профессор ^ А. Р. Губанов

Общая характеристика работы

В настоящее время в различных отраслях гуманитарных наук наблюдается повышенный интерес к проблеме мифа в современной культуре, что во многом объясняется общими ремифологизационными тенденциями современного общества.

Реферируемое диссертационное сочинение посвящено комплексному изучению аспектов мифопоэтики в поэзии бесермянского поэта Михаила Федотова в контексте удмуртской литературы 1980-1990-х годов.

Актуальность темы данной работы обусловлена несколькими факторами. Первый из них определен важностью решения проблем, связанных с ролью и местом мифа в современной культуре. Исследования последних лет показывают, что миф пронизывает современную культуру и определяет особенности ее развития, в наибольшей степени проявляя себя в области искусства, в том числе в сфере художественной литературы. В связи с этим назрела насущная необходимость исследования особенностей присутствия мифа в художественной литературе.

Второй фактор связан с самобытностью творчества бесермянского поэта М. Федотова, ставшего знаковой фигурой в удмуртской литературе конца XX века. В силу того, что одной из существенных граней поэзии М. Федотова является обращение к мифологии, мифопоэтический анализ его лирики может стать ключом к адекватному прочтению творческого наследия поэта.

Третий фактор вызван изменениями, коснувшимися удмуртской литературы в 80-90-е годы прошлого столетия. Одной из основных характеристик, определявших лицо удмуртской литературы этого периода, был интерес к архаике, который выражался, в первую очередь, в обращении к мифопоэтическим традициям, в связи с чем остро встает вопрос об особенностях поэзии М. Федотова в контексте мифопоэ-тических традиций, сложившихся в удмуртской литературе.

Четвертый фактор связан с необходимостью более глубокого осознания того, что М. Федотов впервые представляет бесермянский этнос на литературной сцене. Вместе с тем его творчество является неотделимой частью удмуртской литературы.

Цель диссертационной работы заключается в исследовании особенностей художественного мифологизма в лирике бесермянского поэта М. Федотова в контексте удмуртской литературы 80-90-х годов. Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) определить основные тенденции развития удмуртской литературы 1980-1990-х годов;

2) проследить пути становления и развития мифопоэтических традиций в удмуртской литературе;

3) изучить особенности авторской картины мира М. Федотова;

4) провести анализ специфики онтологических категорий времени и пространства как основных доминант мифопоэтической картины мира М. Федотова;

5) исследовать поэтику сквозных образов, репрезентирующих миф;

6) определить роль и место творческого наследия М. Федотова в неомифологическом направлении удмуртской литературы.

Методологическая основа. Теоретико-методологическую базу исследования составляют разработки отечественных и зарубежных исследователей в области применения мифопоэтического анализа в литературоведении (К. Г. Юнг, Н. Фрай, Е. М. Мелетинский, Ю. М. Лотман. 3. Г. Минц, Д. Е. Максимов, В. Н. Топоров, В. В. Иванов, С. С. Аверинцев и др.). Важнейшим принципом, лежащим в основе диссертации, является тезис о гетерогенности человеческого сознания (Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский), согласно которому, миф является феноменом сознания не только человека предшествующих эпох, но и важнейшим компонентом современной культуры, включая область художественной литературы, что позволяет говорить о художественном мифологизме того или иного автора. Не менее важным является также положение о целостности художественного произведения и целесообразности выбора методов анализа в зависимости от особенностей произведения и целей анализа (работы И. В. Арнольд, Б. О. Кормана, В. Е. Хализева и др.). В основе работы лежат также концепции по изучению лирических произведений, разработанные такими отечественными исследователями, как Л. Я. Гинзбург, Б. О. Корман, Т. И. Сильман и др.

Методы исследования. Исходя из поставленной цели и задач, помимо основного мифопоэтического метода, в основу исследования легли образно-семантический, контекстуальный, культурологический, субьектно-объектный и другие литературоведческие подходы.

Объектом исследования является творческое наследие бесермянского поэта М. Федотова: лирические стихотворения, представленные в поэтических сборниках Тбдьы юсьёс берто «Белые лебеди возвращаются» (1986), Берекет «Пожелание добра» (1988), Вдсь

«Боль» («Моление») (1991) и Вирсэр «Пульс» (1998), а также поэмы Берекет «Пожелание добра» (1988) и Мукет «Другое» (1991).

Степень изученности проблемы. Проблема мифа и его присутствия в литературе является одной из основных в современной филологии и культурологии. На протяжении всего XX века создано большое количество работ, направленных на исследование природы мифа. В результате интеграции гуманитарных наук широко охватывался не только этнографический материал по классической и архаической мифологии, но и обнаруживались факты, доказывающие активное мифотворчество в современном обществе. Синтез различных подходов к мифу способствовал возникновению и развитию нового направления в науке - «абсолютной мифологии» (термин А. Ф. Лосева), позволившей исследовать феномен мифа вне зависимости от его хронологических характеристик и принадлежности к той или иной локальной культуре. В отечественных исследованиях последних десятилетий миф исследуется с точки зрения лингвистики (В. В. Иванов, М. М. Маковский, В. А. Маслова, Н. Б. Мечковская, В. Н. Топоров, Т. В. Цивьян и др.); этнографии и фольклора (И. М. Дьяконов, Е. М. Мелетинский, М. И. Стеблин-Каменский и др.); литературоведения и искусствоведения (С. С. Аверинцев, В. В. Иванов, Ю. М. Лотман, Д. Е. Медведев, Е. М. Мелетинский, 3. Г. Минц, В. Н. Топоров и др.); философии, социологии и культурологии (П. С. Гуревич, А. В. Гулыга,

A. А. Мишучков, В. М. Пивоев, С. Г. Шахнович и др.), археологии и религиоведения (Б. А. Рыбаков, С. А. Токарев и др.) и т. д. В литературоведении XX века сложилась устоявшаяся традиция интерпретации художественного произведения через проникновение в текст на уровне архетипов и мифологем (Н. О. Осипова, Э. Г. Рахимова, Э. А. Рахматуллина, Л. А. Ходанен и др.).

В силу ряда причин, язык, история и культура бесермян остаются малоисследованными в современной науке, что отчасти объясняется на-сильным причислением бесермян к удмуртам. Поэтому, наряду с непосредственно бесермянскими материалами, представленными, в первую очередь, в трудах Е. В. Поповой, В. Г. Родионова, Т. И. Тепляшиной и др., в работе привлекаются данные мифологии удмуртов, субэтносом которых бесермяне являются. Небезызвестно, что религия и мифология удмуртов всегда пользовались популярностью и составляют одну из наиболее разработанных областей удмуртоведения (труды Г. Е. Верещагина,

B. Е. Владыкина, Т. Г. Владыкиной, А. И. Емельянова, В. В. Напольских, Е. В. Поповой, У. Хольмберга, Н. И. Шутовой и др.).

В удмуртском литературоведении интерес к мифологии и ее связям с литературным процессом возник относительно недавно, но получил широкое распространение. Из работ, посвященных решению проблем мифопоэтики на материале удмуртской литературы, необходимо назвать труды В. М. Ванюшева, С. Ф. Васильева, А. С. Зуевой-Измайловой, Н. В. Киреевой, В. Г. Пантелеевой, В. Л. Шибанова,

A. Г. Шкляева и др. В то же время творчество ряда авторов, отличающихся той или иной степенью мифологизма, до сих пор остается вне внимания исследователей и требует дальнейшего исследования.

Несмотря на то, что творчество М. Федотова находится в центре внимания некоторых литературоведов и критиков (А. С. Зуева-Измайлова,

B. Л. Шибанов), исследование его творчества ограничено несколькими статьями и не раскрывает всей мощи таланта поэта. Особенности его мифологизма трактуются очень узко и исключительно в рамках поэтики этнофутуризма. В связи с этим исследование творчества М. Федотова через фронтальный анализ его мифопоэтики представляется достаточно своевременным и важным.

Научная новизна работы заключается, в первую очередь, в том, что настоящее исследование является первым опытом монографического осмысления поэтического наследия М. Федотова, при этом творчество бесермя некого поэта рассматривается через призму мифопоэтического как одну из присущих характеристик его творчества.

В рамках диссертации предпринята попытка рассмотреть пути развития удмуртской литературы в ее взаимоотношениях с мифологией, определить особенности присутствия мифа в художественной литературе на разных этапах ее развития, а также обосновать закономерность неомифологических тенденций в удмуртской литературе последних десятилетий в контексте всеобщего ремифологизационного процесса в современной культуре.

Здесь также впервые рассматриваются такие составные части поэтического мира М. Федотова, как автор и формы выражения авторского сознания в тексте, онтологические категории времени и пространства, сквозные образы и мотивы, репрезентирующие миф.

Практическая значимость работы состоит прежде всего в том, что в научный оборот вводится обширный литературно-поэтический материал М. Федотова, который может быть использован как при дальнейшем исследовании творчества бесермянского поэта, так и при изучении мифопоэтических тенденций в современной удмуртской литературе в целом. Результаты работы могут быть применимы при

написании новой фундаментальной «Истории удмуртской литературы», а также в практике преподавания истории удмуртской литературы в средней школе и высших учебных заведениях. Предложенные варианты анализа произведений М. Федотова могут использоваться в качестве иллюстрации возможностей мифопоэтического анализа художественного текста при изучении курса теории литературы и техники анализа литературного произведения, а также разработке спецкурсов по проблемам современной литературы.

Апробация результатов исследования. Основные положения работы апробированы на следующих международных, российских, республиканских и региональных научных и научно-практических конференциях: Международная студенческая научно-практическая конференция «История и культура финно-угорских народов» (Глазов, 1996), Международная конференция «Гуманитарное знание на пороге XX века» (Ижевск, 1997), Международная научная конференция «Перспективные направления развития в современном финно-угроведении» (Москва, 1997), Девятый Международный конгресс финно-угроведов (Тарту, Эстония,

2000), Международная научная конференция «Актуальные вопросы финно-угроведения и преподавания финно-угорских языков» (Москва,

2001), Пятая Российская университете ко-академическая научно-практическая конференция (Ижевск, 2001), Научная конференция по проблемам прибалтийско-финских языков и культур «Бубриховские чтения» (Петрозаводск, 2001), Седьмая научно-практическая конференция преподавателей и сотрудников Удмуртского государственного университета (Ижевск, 2005) и др.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии с сокращениями.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, ставятся цели и задачи работы, определяется методологическая база, мотивируется выбор методов анализа исследуемого материала, описывается степень изученности проблемы и обозначается новизна и практическая значимость исследования.

Первая глава «Мифологические традиции удмуртской литературы в контексте неомифологии XX века» посвящена исследованию основных тенденций удмуртской литературы на современном этапе развития. В силу того, что значимым элементом поэтики ряда авторов

является использование возможностей мифа, особое внимание уделяется проблеме мифологизма.

В параграфе 1. 1. Пути развития удмуртской литературы рубежа ХХ-ХХ1 веков представлена попытка рассмотрения современной удмуртской литературы на фоне процессов, происходящих в обществе. Опираясь на исследования ведущих специалистов в области текущей удмуртской литературы (В. М. Ванюшев, Т. И. Зайцева, А. С. Измайлова-Зуева, В. Л. Шибанов, Л. П. Федорова и др.), диссертант приходит к выводу о том, что современная литература представлена многими направлениями, среди которых выделяются так называемая традиционная литература, продолжающая лучшие традиции «социалистического реализма с человеческим лицом» (Н. Байтеряков, С. Самсонов и др.); мемуарная проза (М. Атаманов, С. Пущина-Благинина, Г. Романоваи др.); массовая литература (детективы К. Ломагина и др.). Особенно интенсивно развивается женская литература (А. Кузнецова, Л. Кутянова, Л. Нянькина, Г. Романова, Т. Чернова и др.).

Однако в наибольшей степени лицо удмуртской литературы двух последних десятилетий представляет творчество более молодого поколения писателей, творчество которых, с одной стороны, продолжает сложившиеся традиции, с другой стороны, ломает устоявшиеся стереотипы и кладет начала новым направлениям. Несмотря на своеобразие творческих почерков и мировоззренческих установок авторов, известных как представителей «новой волны» в удмуртской литературе (С. Матвеев, Р. Мин, Л. Нянькина, Н. Самсонов, О. Четкарев и др.), творчество данных авторов объединяет тенденция выражения кризисное™ мироощущения нашего современника - очевидца событий XX века, познавшего зыбкость границ между добром и злом, потерявшего веру в прежние ценности и не нашедшего новых; разочарованного, страдающего от одиночества и отчуждения, не удовлетворенного ни собой, ни окружающей действительностью, но не находящего в себе сил для борьбы со злом.

Анализ показывает, что современному удмуртскому автору интересен новый герой, как правило, принципиально отличающийся от традиционного «положительного» героя - неудачник, грешник, человек с элементами девиантного поведения. Поднимаются темы, ранее невозможные для удмуртской литературы, на первый план выходит «чернуха»: секс, проституция, суицид, торгашество, неустроенность быта и т. д., за которыми кроется неустроенность человека в этом мире, отсутствие какого-то положительного организующего начала (поэзия П. Захарова, С. Матвеева, Р. Мина, М. Федотова; проза С. Матвеева, Л. Нянькиной,

Н. Самсонова, О. Четкарева и др.). Последнее в свою очередь позволяет относиться ко всему сущему как к игре, смене масок на сцене жизни (поэзия П. Захарова, С. Матвеева, Л. Нянькиной; романы С. Матвеева). Именно поэтому возникает стремление к повышенной интертекстуальности и эпатажному экспериментированию в области поэтики.

Одной из важнейших причин, вызвавших эти изменения, является процесс переоценки ценностей, коснувшийся самых различных сторон жизнедеятельности современного человека. При этом нужно помнить, что в отличие от европейской и отчасти русской литератур, говоря о кризис ности мировоззрения современной удмуртской литературы, мы имеем в виду не столько «утрату смысла» вообще, сколько поиск новых ценностных ориентиров, своего рода попытку обрести в окружающем мире Хаоса что-то позитивное, какой-то смысл и цель существования. Именно поэтому в произведениях целого ряда авторов наблюдается возвращение к истокам - фольклору и мифологии, героическому прошлому народа, которые теперь воспринимаются как один из возможных (а то и единственный!) вариантов спасения от абсурда и разрушающей пустоты окружающего мира, обретения и сохранения гармонии, порядка, истины, идеала (В. Ар-Серги, Р. Мин, Н. Самсонов, М. Федотов, В. Шибанов и др.).

Нетрудно заметить, что выделенные нами особенности удмуртской литературы (интерес к «чернухе», отсутствие жанровых ограничений, ориентация на игру, цитатность, дискретность сознания героя, его маргинальность) имеют параллели в поэтике европейского и русского постмодернизма. В современном удмуртском литературоведении постмодернизм обычно связывают со становлением и развитием так называемого этнофутуристического направления в искусстве, специфика которого заключается в синтезе традиционного и инновационного, постмодернизма и комплекса фольклорно-мифологическо-архаически-аграрного и т. д. (творчество М. Федотова, Р. Мина, С. Матвеева, Л. Нянькиной, В. Шибанова и др.), что, согласно заявлениям идеологов этого направления (К. Салламаа, В. Шибанов, П. Захаров и др.), является единственным способом сохранения самобытности немногочисленного этноса в глобализирующемся мире.

Несмотря на свою популярность в определенных кругах, термин этнофутуризм имеет несколько размытые границы и вызывает полемику. Заявления этнофутуристов о постмодернистской направленности своего творчества и их обращение к поэтике постмодернизма вызывает у ряда критиков бурю протеста (А. А. Ермолаев, Ф. К. Ермаков и др.). Наиболее

лояльна позиция В. М. Ванюшева, который, несмотря на принципиальное неприятие идеологии и поэтики этнофутуризма, в то же время высоко отзывается о творчестве авторов, традиционно относимых к лагерю этнофутуризма.

Конструктивна также точка зрения, согласно которой удмуртский этнофутуризм представлен двумя направлениями: прозападной ветвью, ориентирующейся на поэтику постмодернизма (Э. Батуев, С. Матвеев, Л. Нянькина и др.), и ветвью, направленной на воспроизведение самобытного национального видения этноса (В. Ар-Серги, Р. Мин, М. Федотов, О. Четкарев и др.).

Таким образом, современная удмуртская литература выражает мироощущение и миропонимание современного удмурта, для которого характерна определенная кризисность мировоззрения. Но в отличие от европейского или русского постмодернизма, удмуртская литература обращается к поиску новых ценностных ориентиров и находит их в своих истоках - фольклоре, мифологии, истории, народной философии. Удмуртская литература в этом не единична, схожие тенденции наблюдаются и в творчестве представителей других национальных литератур регионов Поволжья и Приуралья.

Параграф 1. 2. Мифопоэтичвские традиции удмуртской литературы и их реактуализация в ¡980-1990-е годы рассматривает специфику мифопоэтических традиций в удмуртской литературе и уделяет особое внимание процессу ремифологизации современного этапа литературы. Несмотря на ряд определенных различий, мнения большинства литературоведов-удмуртоведов (В. М. Ванюшев, А. С. Зуева-Измайлова, С. Ф. Васильев, В. Л. Шибанов, А. Г. Шкляев, П. Домокош) сходятся в том, что в истории удмуртской литературы выделяется несколько этапов мифологизации:

1. Период рубежа Х1ХХХ веков представлен именами Г. Верещагина, К. Герда, Кедра Митрея и др., которые успели застать и зафиксировать те моменты традиционного уклада жизни удмуртов, когда еще были живы «реальные фольклорные мифологические традиции» (Е. М. Мелетинский). В то же время данный этап знаменовал начало демифологизационного процесса, когда «...мифология становится объектом рассмотрения, говорит о демифологизации сознания» (А. Г. Шкляев).

2. В 20-е годы прошлого века удмуртская литература оказывается включенной в «культурно-утопический контекст России» (С. Ф. Васильев) и вплоть до 80-х годов принимает самое активное участие в советском

мифотворчестве социалистического реализма, в силу чего большая часть удмуртской литературы этого периода является реализацией эсхатологических мифов о прекрасном будущем и вожде / герое, ведущем к этому будущему (творчество Т. Архипова, Г. Медведева, С. Самсонова, В. Широбокова, С. Широбокова и др.).

3. В творчестве ведущих авторов 1960-80-х годов (Н. Байтеряков, Р. Валишин, Ф. Васильев, В. Владыкин, В. Романов) наблюдается тенденция сознательного обращения к мифу. В литературе этого периода миф вплетается в ткань произведения, ориентированного на реалистическое воспроизведение действительности, на уровне метафористики, символики, хронотопа и т. д. В то же время определенная часть архетипов и мифологем, обнаруживаемых при тщательном анализе, продолжает нести имплицитный, непреднамеренный характер, что существенно отличает удмуртскую литературу данной эпохи от опытов сознательного модернистского мифологизирования в русской и европейской литературах.

4. Новый этап в развитии мифопоэтического начала в удмуртской литературе вызван рядом изменений рубежа 1980-90-х годов, коснувшихся различных ее уровней - тематического, жанрово-стилевого, мировоззренчески-аксиологического и т. д., и оформившегося как этнофуту-ризм, который, согласно заявлениям его идейных вдохновителей (К. Салламаа, В. Л. Шибанов и др.), является синтезом постмодернизма с традиционной культурой, включая мифологию. В то же время есть все основания утверждать, что, несмотря на интерес к архаике и сознательную установку на трансформацию мифа в современном искусстве, этнофутуризм и неомифологизм не являются тождественными понятиями. По всей видимости, этнофутуризм является частным случаем по отношению к общему ремифологизационному процессу, захлестнувшему конец XX и начало XXI веков. С другой стороны, художники, называющие себя этнофутуристами, сознательно используют миф как квинтэссенцию этнического, трансформация которого в современном обществе должна способствовать, по их мнению, самосохранению этноса в быстро меняющемся мире XXI веке.

Таким образом, отделившись от мифологии, удмуртская литература никогда не утрачивала связей с ней. В разные моменты истории миф как вечно живое начало в той или иной форме всегда присутствовал в ней, в силу чего мифоцентрическая поэзия М. Федотова является закономерным явлением в истории удмуртской литературы.

В параграфе 1. 3. Путь М. Федотова в мифологию представлена попытка исследования корней мифологизма М. Федотова через изучение его творческой биографии во взаимосвязи с особенностями субъектно-объектной организации его лирики.

Используя методику субъектно-объектного анализа текста (Б. О. Корман), в работе выяснено, что основной формой выражения авторского сознания в лирике М. Федотова является образ лирического героя, личность которого характеризуется определенным социальным, национальным, биографическим и эмоционально-ценностным единством. Вырисовываются моменты биографии лирического героя (послевоенное детство в родной бесермянской деревне, переезд в город, учеба в университете, развитие отношений с любимой женщиной, друзьями и т. д.), основная шкала его ценностей (природа, любовь, дружба и т. д.), эмоциональное состояние (постоянная боль как результат непонимания со стороны окружающих, одиночества, безрезультатности, бренности земного существования и стремления к выходу из этого состояния), общий языковой фон, что позволяет выделить основные моменты мироощущения лирического героя М. Федотова, а также особенности мироздания, в котором он живет.

Картина мира лирики М. Федотова во многом является результатом синтеза традиционной (языческой и христианской) мифологии и авторского мифотворчества через художественное переосмысление традиционных мифологем и творческую трансформацию последних. Анализ исследуемого материала обнаруживает, что основными инвариантами его поэзии, «вариациями котор[ых] является всё в произведении» (А. Жолковский, Ю. Щеглов), выступают тема душевной и физической боли (Озьы со висёнэ, вбсе мынам зоре «Так моя болезнь, боль моя, льет дождем») и тема пути как избавления от боли и как поиска Недостижимого, Прекрасного, Гармонии, Идеала (Мынам юртэ -йылтэм-пумтэм сюрес «Мой дом - дорога без конца и края», Пото дтись, вунэм сюрес вылэ «Выйду на зовущий и забытый путь»), сущность которых реализуется через систему мотивов и образов, имеющих мифопоэтическую природу. Лирический герой поэзии М. Федотова часто находится в пути1, занят поисками, вариации которых представлены мотивами движения, полета, перехода в инобытие, слияния с природой, гармоничности отношений с любимым человеком и т. д. Образ пути / дороги символизирует нравственные искания и духовный рост

1 В. Л. Шибанов отмечает, что идея пути была заложена в М Федотове изначально.

лирического героя, путь к самому себе, что, в свою очередь, сопряжено с приобщением к тайнам мироздания, Вечности, Божественному Абсолюту, который реализуется через систему мифологем и символов. В подавляющем большинстве текстов образу пути / дороги возвращается его древнейшая семантика: дорога как связь между сферами мироздания, как путь в инобытие, к Началу Всех Начал, что на глубинном архетипическом уровне находит параллели в мировых религиях и религиозно-мифологических и языковых картинах мира многих народов.

Таким образом, несмотря на разнообразие мотивов и образов, столь резкое отличие раннего и позднего периодов творчества М. Федотова, можно говорить о едином стержне, объединяющем поэтическое наследие поэта в единое целое. Подробный анализ лирических произведений в их совокупности позволяет наметить очертания целостной картины мира, в основе которой лежит тема физической и душевной боли лирического героя, а также тема пути-поиска как преодоления этой боли через обращение к «иным» мирам - мифа, вымысла, поэзии... Способом преодоления одиночества и отчуждения, боли и дисгармонии становится обращение к своим истокам - мифологии, фольклору, древней истории, народной философии - тому, что проверено вечностью и поэтому имеет абсолютную ценность.

Истоки мифологизма М. Федотова во многом кроются в его принадлежности к бесермянскому этносу, ибо уход в мифологию связан для него с погружением в его культуру и историю.

Будучи сыном своего народа, М. Федотов не мог не задумываться о его судьбе. Его лирический герой, как и сам поэт, бесермянин. Интересуясь загадочным прошлым бесермян, лирический герой М. Федотова постоянно задается вопросами: кто я? каковы мои корни? Чья кровь течет в моих жилах? Почему мы утратили память? Таковы стихотворения-размышления, посвященные древней истории бесермян: Кинъёс бызьыло виръёсам? / Кытысь мон тане бесерман? «Кто в моей крови бьется? / Откуда я такой - бесермянин?»

В ряде стихотворений появляются яркие, звучные слова из бесермянского диалекта, ранее не звучавшие в художественной литературе: дарман - «свобода», татай - «тетя», зазай - «дядя», кашпу -«женский головной убор бесермянки» и др. Данные слова снабжаются М. Федотовым ссылками-переводами на литературный удмуртский язык, что свидетельствует о его целенаправленной работе над обогащением лексического состава литературного удмуртского языка, а также о деятельности, направленной на популяризирование языка и культуры

бесермян. Кстати, М. Федотов известен и как автор научных работ, посвященных языку, культуре и этногенезу бесермян.

Интерес к прошлому народа проявляется и в обращении к традиционной языческой мифологии удмуртов и бесермян. Так, в некоторых стихотворениях появляется образ нъылпу - пихты, священного дерева бесермян. Другие стихотворения напоминают по содержанию и по форме распространенный в северной Удмуртии жанр ишанов -мифологических быличек, повествующих о встрече человека со сверхъестественными существами (стихотворения Бакчае мон потй уйшоре «Я вышел ночью в огород», Вожо дыр «Время вожо» и др. Мы разделяем точку зрения В. Л. Шибанова, который считает, что этот мир мифологических персонажей (мунчонылъёс «банные девушки; существа женского пола, обитающие в бане», вожоос «существа, обретающие особую силу во время святок») противопоставлен миру современного города, из которого бежит лирический герой.

Оказавшись первым (и пока единственным) представителем бесермянского субэтноса на литературной сцене, поэзия М. Федотова открывает бесерман дунне - новый «бесермянский мир», вход в который связан со знакомством с историей, культурой и мифологией этой народности. В контексте всего творчества М. Федотова семантика образа бесерман дунне обрастает дополнительными коннотациями. В дуальном мире противостояния Космоса и Хаоса, Добра и Зла, где предназначение поэта заключается в поиске Пути к спасению и обретению некоего абсолюта, образ бесерман дунне выступает как один из вариантов последнего.

Следовательно, анализ субъектно-объектной организации лирики М. Федотова показывает, что основным лейтмотивом, определяющим внутреннее состояние лирического героя, сборников Вдсь и Вирсэр, является столь характерное для нашего времени чувство боли как результата одиночества, отчуждения, непонимания и неприятия обществом. Единственным фактором, способным сохранить некую гармонию и стабильность, становится полуосознанное обращение к ценностям традиционной культуры, важным элементом которой является мифология. Как и творчество целого ряда других авторов, поэзия М. Федотова нуждается в мифе как гаранте вечности и истинности, упорядоченности и константности, что, в свою очередь, позволяет национальным мифологемам выйти на общечеловеческий уровень.

Вторая глава «Категории времени и пространства в лирике М. Федотова» является опытом анализа основных онтологических

категорий культуры в творчестве бесермянского поэта. Выбор данных категорий обусловлен тем, что представления о времени и пространстве лежат в основе любой наивной картины мира, а в художественном произведении «они активны (и, следовательно, определяют поведение героя) и в этом смысле сопоставимы в известной степени с сюжетом» (В. Н. Топоров).

В поэзии М. Федотова категория времени представлена через ряд сквозных образов, важнейшим из которых является образ дороги-пути, который соотносится с судьбой лирического героя и реализует представление о линейности времени. Жизненный путь лирического героя подразделен на такие этапы, как детство, юность, зрелость (что соответствует настоящему лирического героя), будущее. Для М. Федотова характерна идеализация детства и юности и тенденция противопоставления этих стадий в жизни человека периоду зрелости по принципу наполненности, целостности и гармоничности существования в детстве и молодости. Уход из жизни (смерть) изображается через образы Конца и прерванного пути, означающих завершение земного существования и переход в инобытие. Старость и смерть героев, живших в соответствии с ритмами общего круговорота природы, представлена как нечто гармоничное и естественное, тогда как жизнь и смерть самого лирического героя, не выполнившего предназначенного, и, следовательно, не завершившего жизненный цикл во всей полноте, воспринимается через призму трагического, что, впрочем, не противоречит восприятию земного бытия как царства боли, одиночества и отчаяния и стремлению избавиться от всего этого через переход в инобытие.

В то же время материалы исследования убеждают в том, что в основе авторской концептуальной картины мира М. Федотова лежит актуализация архаических представлений о взаимосвязи линейной и циклической моделей времени, при этом линейный характер эмпирического времени (биографическое время, историческое время) является частным случаем по отношению к цикличности времени, обеспечивающей вечность: «Божественное время (то есть вечное, абсолютное, бесконечное и непрерывное Время) в среднем мире, то есть на земле, проявляется как конечное и прерывное и приравнивается ко всему земному и тленному» (М. М. Маковский). Поэтому в условиях эмпирического времени жизнь человека конечна, однако в рамках абсолютного времени конец земного существования означает обретение Бессмертия и Вечности. С этой точки зрения показательно стихотворение Тодско на мон «Еще я помню», посвященное памяти дяди поэта, где

развивается тема Вечности как взаимосвязи времен, возможности присутствия прошлого в настоящем и настоящего в прошлом. В другом стихотворении, благодаря метафоре и аллюзии, события Мултанского дела столетней давности оживляются в воображении лирического героя до такой степени, что воспринимаются как современность.

Реализацией представлений о цикличности времени является также мифологема реинкарнации {Музъемен ог-люкет луэмме / Лулыным-сюлмыпым ик шбдо «Как становлюсь частицею земли / Душой и сердцем почувствую»), что способствует выражению важнейшей для М. Федотова идеи бесконечности жизни через множество ее форм и возможности перехода нз одной формы в другую.

Пространственные отношения представлены через дендроцентри-ческую модель космоса, где категории верха, неба, потустороннего, инобытийного и т. д. имеют ярко положительную коннотацию, тогда как низа, земли - отрицательную. Как и в традиционных мифологиях, в концептуальной картине мира М. Федотова наблюдается тесная связь между пространственными и временными категориями, а также тенденция слияния онтологических категорий с аксиологическими: Мон лобисько, эрик шокчылыса, / Музъем вылын кытын бен со - эрик? «Я лечу, вдыхая свободу, / на земле где она - свобода?».

Данные категории реализуются в лирике М. Федотова через комплекс представлений о душе и связанную с ней мифологему перехода в инобытие как об одном из вариантов пути к Идеалу, Непостижимому, Истине, соответствующих в авторской картине мира М. Федотова инобытию, для обозначения которого автор пользуется словообразом мукет шаер «край иной»: Мон мукет шаере лобисько, / Кытын вань вузасьтэм эшъёсы «Я в край иной лечу, / Где есть друзья, которые не предают». Основными мотивами становятся мотивы реинкарнации и перехода в потусторонее пространство, за которыми стоит представление о взаимосвязи смерти и жизни как последующем возрождении. Сам процесс перехода в инобытие мыслится как освобождение от уз эмпирического времени, приобщение к Вечности (временной аспект), полет, тяготение к верху, божественному, абсолютному (пространственный и аксиологический аспекты). Поэтому в целом ряде случаев стихотворение о смерти оборачивается гимном жизни - вечно живой, меняющейся, побеждающей смерть: Сюрес одйг - выльысь сьдд мупеме, / Мукет улон вьтьысь мытон вылысь «Одна дорога - снова в черную землю, / Чтобы снова жизнь начать сначала». Характерно, что рождение лирического героя (путь в обратном направлении) тоже является погра-

ничным состоянием между посюсторонним и потусторонним, между жизнью и смертью, в связи с чем сопровождается разгулом хтонических сил, гибелью дерева, символизирующего мироздание (стихотворение Ньылпу «Пихта»).

В ряде других стихотворений мифологема перехода в инобытие и связанное с ней представление о смерти как о последующем возрождении / продолжении жизни в другом качестве или состоянии реализуется также через мотив сева как гибели зерна и его возрождения через всходы.

Помимо поисков «иных миров» в традиционной мифологии, поэт обращается к авторскому мифотворчеству, которое связано с использованием возможностей полисемии и коннотации, благодаря чему, такие слова, как инвис «горизонт», дэмдор «талисман, нагрудный знак», саюл «тень, прохлада», кыр «простор», приобретают индивидуально-авторское значение и становятся символами того недостижимого идеала, к которому стремится лирический герой.

Третья глава «Репрезентации мифа через систему сквозных образов» посвящена анализу образов, являющихся конституэнтами концептуальной картины мира лирики М. Федотова и по-своему реализующих основной инвариант его поэзии. Анализ исследуемого материала показывает, что основной инвариант пути-поиска Идеала, Прекрасного, Истины, а также основные моменты пространственно-временных параметров концептуальной картины мира М. Федотова реализуются через систему сквозных образов (город и деревня, огонь, птица, возлюбленная), репрезентирующих мифологему перехода в инобытие.

В лирике М. Федотова тема противостояния города и деревни переходит в область онтологии и реактуализирует космологическую оппозицию между Цивилизацией и Природой, Космосом и Хаосом, лежащую в основе любого мифа творения. Но в отличие от традиционной культуры, в поэзии М. Федотова урбанизированное пространство становится воплощением метафорического зла и приобретает черты хаоса или ада, постоянными спутниками которого являются монструозность его атрибутов (холодный электрический свет, «одноглазый вокзал»; «лисий хвост», повисший над городом и т. д.), отсутствие свободы, ощущение холода, опустошенности, никчемности существования (Буш ыбем кадь ортчись дауре / Шунытгес, дыр, соку потысал «Жизнь моя, проходящая как холостой выстрел, / Показалась бы потеплее», Эрикелэсь шдмзэ но веръятэк, / Тдлпуз шудэн коня мон кудзылй «Вкуса свободы не почувствовав, / Сколько раз пьянел от мнимого счастья»). Семантика

образа города осложнена еще тем, что город несет на себе проклятье советского прошлого, символом которого является красный цвет: Горд басмаен чошатске кадь ёрмон «С красным кумачом тягается нужда».

Антитезой «страшного» мира города является образ деревни, где уход из города, слияние с природным началом сродни обретению гармонии, целостности существования (Татчы вуисько но - быре жадёнэ / Ыше дышмонэ но чалме быронэ, / Весяк кадь уло потйсько «Приеду сюда - и нет уж усталости, / Исчезает мой враг и затихает моя гибель, / И кажется, что буду жить вечно»), что соответствует мифологеме блудного сына и всепрощающей матери-природы - вечного движения по кругу.

Одно из ведущих мест в авторской картине мира М. Федотова принадлежит также образу огня. В силу своей архетипичности, он выполняет функции prima materia и поэтому амбивалентен. В авторской картине мира М. Федотова огонь является символом возрождения и насыщенности жизни (Мон бвбл на эшшо сорегпум, / Тыл пдлын гомасъко, жуасько «Я не стал еще истлевшей головешкой, / В огне горю, пылаю»), любви (Со тылэз вай эшшо аратом, / Кудйз весь бурдъялляз нош но нош «Давай разожжем тот огонь, / Который окрьшял вновь и вновь»). В то же время мифологема огня наполняется семантикой апокалиптичности и символизирует стихию, взыскивающую за каждый проступок и поэтому несущую наказание и очищение, разрушение и смерть (Огпол мот чашъёч, вылды, кылчип / Вань сьдлыкме басьтоз тылпу «Однажды молниею поразит меня господь, / Все мои грехи возьмет великий огонь»). Однако в мифологии одно не противоречит другому, ибо, согласно логике мифа, смерть является обратной стороной жизни, благодаря чему разрушение и смерть одного дает начало другому. Так, например, рождение лирического героя сопровождается гибелью дерева, пораженного молнией (стихотворение Ньылпу «Пихта»), физическая гибель солдата-афганца и голубя является обретением жизни в вечности (Сдсырмем солдатлэн берпумети кырзанэз «Последняя песня раненого солдата» и Чагыр, чагыр дыдыке «Голубой мой голубочек»).

Положительная семантика образа огня представлена образами свечи, лампы, печи, которые несут семы праведности, святости, истины, света, тепла, добра: Нош кулэ-а, тубо сэндрае, / Но сюсьтыл кадь вольыт шонерско «А хочешь, поднимусь я на полати, / И выпрямлюсь, как свеча». Несмотря на то, что в разных стихотворениях на первый план выходят разные ипостаси образа, все они позволяют говорить о вечных вопросах бытия - жизни и смерти, вечности и небытии, о вечном круговороте жизни.

Как и в традиционных верованиях, в поэтической картине мира М. Федотова образ птицы является параллелью (соключом) к образу огня и также выражает идею посредничества между ярусами Вселенной, благодаря чему актуализирует мифологему рождения / перерождения / возрождения и является символом души: Луше утчаны мон кошки, / Кытын Сэдыкъёс поръяпо, / Зэмос сюлэмъёс вордскыло «Свою душу пошел искать, / Где Чибисы летают, / Где рождаются настоящие сердца».

Наиболее полно семантический потенциал образа птицы и его мифопоэтическая основа реализуются в стихотворении Чагыр, чагыр дыдыке «Голубой мой голубочек», где, будучи символом невинности и кротости, образ голубя выражает идею непримиримости и несгибаемости духа, полета, парения, победы духовного над тленным, что в системе ценностей М. Федотова означает победу жизни (пусть даже через смерть, то есть переход в инобытие: «Смертью смерть поправ!»).

В свете рассматриваемых проблем по-новому звучит тема любви, которая является одной из ведущих тем лирики М. Федотова и проходит через все этапы его творчества. На глубинном подсознательном уровне поэту удалось воспроизвести весь комплекс мифологических представлений, лежащих в основе нравственно-философских ориентиров бесермян и удмуртов, для традиционной этики которых высшей ценностью являются природа и ее законы. Обращаясь к возможностям олицетворения, лексико-грамматического параллелизма, «пасторального» хронотопа и т. д., поэт показывает, что жизнь отдельно взятого человека управляется ритмами природы: Нош куке вожектиз ке нюлэс, / Бабылес ке луиз ни кызьпу, /Кунултйз гинэ куш еж нылэз, /Сад улын коть чукозь соин пук «А когда зазеленеет лес, / И береза покроется кудрями, / Только обними юную девушку, / И хоть до утра с ней сиди в саду». Принятие этих законов и следование им обеспечивает гармонию отношений.

В то же время судьба и жизненный путь лирического героя М. Федотова символически репрезентируют судьбу человечества в библейском толковании, согласно которому, в результате отчуждения от природы, Бога, друг друга, человек теряет первоначальную божественную гармонию и обречен на страдания и непонимание, боль и одиночество. У человека остается воспоминание о рае и стремление к спасению, обретению утерянной Гармонии, Истины, Любви, функции которых, наряду с другими образами, выполняет образ возлюбленной: Тон Инмаре мынам, тон - Инмаре, / Уно-а бен кулэ кылбурчилы? / Одйг гинэ шапык со сюлворе / Пдсь шуныттэ аслаз сюлэмезлы «Ты Бог мой, ты - мой Бог, /

Много ли для поэта нужно? / Он просит только капельку - / Тепла для своего сердца».

Несмотря на кажущуюся разнородность, вышеперечисленные образы взаимосвязаны друг с другом благодаря образу лирического героя, который совершает путь, характерный для человечества в целом: совершив грехопадение и будучи изгнанным из рая (покинув родную деревню, утратив гармонию отношений с природой, потеряв любимую женщину), он оказывается в аду / хаосе современного города, собственных мук, угрызений совести и т. д. Между тем воспоминания о былом счастье, гармонии и красоте не оставляют его, и вся дальнейшая жизнь представляет поиск утраченных ценностей, обретение которых возможно лишь через разрушение старого и возрождение, смерть и последующее рождение, возвращение к истокам, верность своим идеалам, реализацией которых в той или иной степени являются перечисленные образы деревни, птицы, огня, возлюбленной. Как не трудно заметить, данные образы во многом изоморфны друг другу. Так, мотив возвращения в родную деревню или растворения в одной из природных стихий (реинкарнация) является параллелью к мотиву возвращения в prima materia через горение. Само горение, помимо всего прочего, является иносказательным выражением любви, которая, в свою очередь, через коннотацию мифопоэти-ческого соответствует мотиву смерти и последующего возрождения, актуализирующемуся также через образы огня, птицы и т. д.

Миф остается мифом, и каждый из названных образов, актуализируя мифологему перехода в инобытие, реализует архаические представления о связи земного и потустороннего, жизни и смерти и т. д., что является краеугольным камнем любой мифологии.

В Заключении подведены итоги и сформулированы основные выводы диссертационной работы, а также обозначены некоторые направления дальнейших исследований.

Миф как вечно живое начало пронизывает разные виды человеческой деятельности на всех этапах истории. Искусство является сферой наиболее активного процесса использования ресурсов традиционного языческого и христианского мифа, а также современного мифотворчества. Языковая и связанная с ней мифологическая картины мира составляют костяк авторской картины мира, в силу чего архетипы и мифологемы вступают в тесное взаимодействие с системой художественных образов произведения и во многом определяют особенности поэтики поэзии М. Федотова.

Мифоцентрическая поэзия М. Федотова является закономерным явлением в рамках истории удмуртской литературы. Интерес к мифу был связан с изначальным пантеизмом его мировоззрения, имеющего много общего с традиционным мировоззрением бесермян и удмуртов, а также был подготовлен опытом предшественников и получил большую востребованность в литературе 80-90-х годов, отмеченных утратой прежних (советских, коммунистических) ценностных ориентиров и направленных на поиски новых идеалов, среди которых мифу и архаике отводилась особо почетная роль.

Концептуальная картина мира лирики М. Федотова во многом является результатом синтеза традиционной (языческой и христианской) мифологии и авторского мифотворчества через художественное переосмысление традиционных мифологем и творческую трансформацию последних.

Творчество М. Федотова многомерно и многогранно, в силу чего знаменует новый виток в истории удмуртской литературы. Раскрывая одну из особенностей его лирики, наше исследование открывает возможности для дальнейшего исследования творчества поэта.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Ильина Н. В. О мифологических тенденциях удмуртской поэзии 80-90-х годов (на материале творчества М. Федотова и Р. Миннекузина) // Перспективные направления развития в современном финно-угроведении. Тезисы международной научной конференции. М.: Диалог-МГУ, 1997. С. 108-109.

2. Ильина Н. В. Бесермянский поэт М. Федотов и удмуртская мифология // История и культура финно-угорских народов: Материалы международной студенческой научно-практической конференции. Ч. 2. Языкознание. Фольклор и краеведение. Глазов, 1998. С. 51-53.

3. Ильина Н. В. О лирическом герое бесермянского поэта М. Федотова // Язык - дискурс - текст: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 1. Ижевск: Учебно-метод. объединение Santa Lingua, 1998. С. 39-^44.

4. Ильина Н. В. Традиции и новаторство современной удмуртской поэзии // Тезисы докладов Ш-ей научной конференции. Ижевск: Международный Восточно-Европейский университет, 1998. С. 216-217.

5. Ильина Н. В. «Озьы со висёнэ, вбсе мынам зоре...» М. Федотовлэн кылбуръёсыз пумысь куд-ог малпанъёс // Кенеш. 1999. № 3. С. 53-56 (наудм. языке)

6. Ильина Н. В. Удмуртская поэзия 80-90-х годов: в поиске духовных ценностей // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristrarum 7. - 13. 8. 2000 Tartu. Pars VIII. Dissertationes sectionum: Litteratura. Archeo-logia. Antropología. Genetica. Acta Congressus. Tartu 2001. P. 99-101.

7. Ильина H. В. Особенности пейзажной и натурфилософской лирики бесермянского поэта М. Федотова // Бубриховские чтения: Проблемы прибалтийско-финской филологии и культуры. Петрозаводск, 2002. С. 266-270.

8. Ильина Н. В. Семантические возможности слова в поэзии М. Федотова // Научные издания московского Венгерского Колледжа II / 2. Актуальные вопросы финно-угроведения и преподавания финно-угорских языков. М.: Валанг, 2002. С. 52-58.

9. Ильина Н. В. Семантика образа огня в поэзии бесермянского поэта М. Федотова // Коми-пермяки и финно-угорский мир: Материалы Межрегиональной научно-практической конференции. Кудымкар: Алекс-принт, 2005. С. 253-256.

10. Ильина Н. В. Некоторые особенности поэтической картины мира бесермянского поэта М. Федотова // VII научно-практическая конференция преподавателей и сотрудников УдГУ, посвященная 245-летию г. Ижевска: Материалы конференции: Ч. 2. Ижевск, 2005. С. 67-68.

Отпечатано в авторской редакции с оригинал-макета заказчика

Подписано в печать 26.12.2005. Формат 60x84/16. Тираж 110 экз. Заказ №2088.

Типография ГОУВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 4.

_Л006А

GOB

-609

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ильина, Наталия Владимировна

Введение

Глава 1. МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ УДМУРТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КОНТЕКСТЕ НЕОМИФОЛОГИИ XX ВЕКА 1.1 .Пути развития удмуртской литературы рубежа XX-XXI веков.

1.2.Мифопоэтические традиции удмуртской литературы и их реактуализация в 1980-1990-е годы.

1.3.Путь М.Федотова в мифологию (на материале субъектно-объектного анализа).

Глава 2. КАТЕГОРИИ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА В ЛИРИКЕ М. ФЕДОТОВА

2.1.Категория времени

2.2. Категория пространства.

Глава 3.РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ МИФА ЧЕРЕЗ СИСТЕМУ СКВОЗНЫХ ОБРАЗОВ В ЛИРИКЕ М. ФЕДОТОВА 3.1 .Образы города и деревни.

3.2. Образ огня

3.3. Образ птицы.

3.4. Образ возлюбленной

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Ильина, Наталия Владимировна

В настоящее время в различных отраслях гуманитарных наук наблюдается повышенный интерес к проблеме мифа в современной культуре, что во многом объясняется осознанием того, что потенциал мифо мышления до сих пор неисчерпан, и, наряду с культурами архаического типа, миф продолжает функционировать в современном обществе западного типа [Барт 1994; Лосев 1991; Лотман, Успенский 2000; Медведева 1984 и др.], включая сферу художественного слова [Мелетин-ский 1976; Мелетинский 2000; Телегин 2001; Хализев 2000 и др.].

Предлагаемое диссертационное сочинение посвящено комплексному изучению аспектов мифопоэтики в поэзии бесермянского поэта Михаила Федотова в контексте удмуртской литературы 1980-1990-х годов.

Актуальность темы данной работы обусловлена несколькими факторами. Первый из них определен важностью решения проблем, связанных с ролью и местом мифа в современной культуре и функциями мифопоэтических элементов в тексте художественного произведения.

Второй фактор связан с самобытностью творчества бесермянского поэта Михаила Федотова, ставшего знаковой фигурой в удмуртской литературе конца XX века. В силу того, что существенной гранью поэзии М. Федотова является обращение к мифологии, мифопоэтический анализ его лирики может стать ключом к адекватному прочтению творческого наследия поэта.

Третий фактор вызван изменениями, коснувшимися удмуртской литературы в 80-90-е годы прошлого столетия. Одной из основных характеристик, определявших лицо удмуртской литературы этого периода, был интерес к архаике, который выражался, в первую очередь, в обращении к мифопоэтическим традициям, в связи с чем остро встает вопрос об особенностях поэзии М. Федотова в контексте мифопоэтических традиций, сложившихся в удмуртской литературе.

Четвертый фактор связан с необходимостью осознать то, что М. Федотов впервые представляет бесермян1 на литературной сцене. Вместе с тем его творчество является неотъемлемой частью удмуртской литературы.

Цель диссертационной работы заключается в исследовании особенностей художественного мифологизма в лирике бесермянского поэта М. Федотова в контексте удмуртской литературы 80-90-х годов. Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) определить основные тенденции развития удмуртской литературы 1980-1990-х годов;

2) проследить пути становления и развития мифопоэтических традиций в удмуртской литературе;

3) изучить особенности авторской картины мира М. Федотова;

4) провести анализ специфики онтологических категорий времени и пространства как основных доминант мифопоэтической картины мира М. Федотова;

5) исследовать поэтику сквозных образов и мотивов, репрезентирующих миф;

6) определить роль и место творческого наследия М. Федотова в неомифологическом направлении удмуртской литературы.

Методологическая основа. Теоретико-методологическую базу исследования составляют работы отечественных и зарубежных исследователей в области применения мифопоэтического анализа в литературоведении (С. С. Аверинцев, В. В. Иванов, Ю. М. Лотман, Д. Е. Максимов, Е. М. Мелетинский, 3. Г. Минц, С. М. Телегин, В. Н. Топоров, Н. Фрай К. Г. Юнг и др.). Исходя из тезиса о

1 Бесермяне - народ, проживающий на севере Удмуртии; бесермяне говорят на особом, отличающемся от других, наречии удмуртского языка. Существует несколько версий этногенеза бесермян. По одной из них, у истока этноса стоит одно из родово-племенных объединений волжских булгар. В годы Советской власти велась целенаправленная работа над удмуртизацией бесермян. На сегодняшний день ряд вопросов истории, культуры, языка бесермян представлены в трудах таких отечественных исследователей, как В. К. Кельмаков, Е. Р. Попова, В. Г. Родионов, Т. И. Тепляшина и др. См. также специальный сборник, выпущенный коллективом авторов [Обесермянах 1997]. гетерогенности человеческого сознания [Лотман, Успенский 2000], мы считаем, что миф является феноменом сознания не только человека предшествующих эпох, но и важнейшим компонентом современной культуры. Влияние мифа на культуру современности наиболее сильно ощущается в области искусства, включая сферу художественного слова, что, в первую очередь, объясняется их генетической близостью и типологическим сходством. Различные формы включения мифологических комплексов в текст художественного произведения позволяет ряду исследователей говорить о мифологизме или мифопоэтике как «.любо[м] художественно мотивированно[м] обращении к фольклорно-мифологическим репродукциям» [Осипова 1998: 17]. В частности, некоторые особенности художественного мифологизма в творчестве разных авторов исследуются в трудах В. С. Баевского [Баевский 1980], Б. Кнапп [Кнапп 184], Г. Н. Лисовской [Лисовская 1997], А. Н. Майковой [Майкова 2000], Н. О. Осиповой [Осипова 1998], И. С. Приходько [Приходько 1994], Э. Г. Рахимовой [Рахимова 2001], Э. А. Рахматуллиной [Рахматуллина 2004], С. М. Телегина [Телегин 2001], В. Н. Топорова [Топоров 1994], Л. А. Ходанен [Ходанен 1985] и др1.

При анализе конкретных мифологем и архетипов, являющихся компонентами авторской картины мира М. Федотова, нами использовался опыт реконструкции языковых и религиозно-мифологических картин и образов мира определенных этнических, социальных и т. д. групп (труды В. Е. Владыкина, Г. Д. Гачева, Б. А. Рыбакова, Е. С. Яковлевой и др.), а также авторских картин мира определенных авторов [Поцепня 1997]. Наша работа бы не состоялась без материалов по этнографии и фольклору бесермян и удмуртов, представленных в трудах В. Е. Владыкина, Т. Г. Владыкиной, В. В. Напольских, Е. В. Поповой, Н. И. Шутовой и др.

При комплексном анализе художественных текстов мы опирались также на положения, разработанные представителями школы Теории

1 См. также сборники статей, посвященные проблеме мифа в творчестве различных авторов [От мифа к литературе 1993; Имя - сюжет - миф 1996; Архетипы в фольклоре и литературе 1994 и др.]. автора (JI. Я. Гинзбург, Б. О. Корман); концепции по изучению лирических произведений (J1. Я. Гинзбург, Б. О. Корман, Т. И. Сильман), языка поэзии (J1. В. Зубова). Из работ удмуртских литературоведов конструктивную помощь оказали труды исследователей, занимающихся проблемами мифа и реконструкцией авторской картины мира на материале удмуртской литературы (В. М. Ванюшев, С. Ф. Васильев, А. С. Измайлова-Зуева, Т. И. Зайцева, В. Г. Пантелеева, В. JI. Шибанов, А. Г. Шкляев и др.).

При выборе методов анализа мы исходили из положения о целостности художественного произведения и целесообразности выбора методов исследования в зависимости от особенностей произведения и целей анализа. В связи с этим, наряду с мифопоэтическим подходом к анализу текстов, мы также прибегали к методике субъектного-объектного, контекстуального, культурологического и структурно-семантического анализа.

Объектом исследования является творческое наследие бесермянского поэта М. Федотова: лирические стихотворения, представленные в поэтических сборниках Тддъы юсьес берто «Белые лебеди возвращаются» (1986), Берекет «Пожелание добра» или «Спорость»1 (1988), Вдсъ «Боль» или «Моление» (1991) и Вирсэр «Пульс» (1998), а также поэмы Берекет «Пожелание добра» или «Спорсть» (1988) и Мукет «Другое» (1998).

Степень изученности проблемы. Проблема мифа и его присутствия в литературе является одним из основных вопросов современного гуманитарного знания. В результате интеграции гуманитарных наук широко охватывается не только этнографический материал по классической и архаической мифологии, но и обнаруживаются факты, доказывающие активное мифотворчество современного общества. Синтез различных подходов к мифу способствовал возникновению и развитию нового направления в науке - «абсолютной мифологии» (термин А. Ф. Лосева), позволившей исследовать феномен мифа вне зависимости от

1 В названии этого и последующего сборника Вось М. Федотов реализует потенциал полисемии и омонимии. его хронологических характеристик и принадлежности к той или иной локальной культуре. В отечественных исследованиях последних десятилетий миф исследуется с точки зрения лингвистики (В. В. Иванов, М. М. Маковский, В. А. Маслова, Н. Б. Мечковская, В. Н. Топоров и др.); этнографии и фольклора (И. М. Дьяконов, Е. М. Мелетинский, М. И. Стеблин-Каменский и др.); философии и культурологии (П. С. Гуревич, А. В. Гулыга, А. Ф. Лосев, Ю. М. Лотман, А. А. Мишучков, С. Г. Шахнович и др.), археологии и религиоведения (Б. А. Рыбаков, С. А. Токарев и др.); литературоведения и искусствоведения (С. С. Аверинцев, В. В. Иванов, Е. Н. Ковтун, Ю. М. Лотман, Д. Е. Максимов, Е. М. Мелетинский, 3. Г. Минц, В. Н. Топоров и др.) и т. д.

С сожалением приходится отмечать, что язык, история и культура бесермян остается одним из малоисследованных вопросов современной науки, что, отчасти объясняется насильным причислением бесермян к удмуртам. Поэтому, наряду с бесермянскими материалами, представленными, в первую очередь, в трудах Е. В. Поповой [Попова 1998; Попова 2004а; Попова 20046] и др. , привлекаются данные мифологии удмуртов как наиболее близкого к бесермянам этноса. Небезызвестно, что религия и мифология удмуртов и бесермян всегда пользовались популярностью и составляют одну из наиболее разработанных областей удмуртоведения (труды Г. Е. Верещагина, В. Е. Владыкина, Т. Г. Владыкиной, А. И. Емельянова, В. В. Напольских, Е. В. Поповой, У. Хольмберга, Н. И. Шутовой и др.).1

В удмуртском литературоведении интерес к мифологии и ее связям с литературным процессом возник относительно недавно, но получил широкое распространение. Из работ, посвященных решению проблем мифопоэтики на материале удмуртской литературы, необходимо назвать

1 См. также сб. статей по мифологиям финн-угорских народов [Мировоззрение 1990], труды А. Ю. Айхенвальда, В. Я. Петрухина и Е. А. Хелимского [Айхенвальд, Петрухин, Хелимский 1982; Петрухин 2003], которые дают возможности рассмотрения традиционных воззренй удмуртов в более широком контексте мифологий других финно-угорских народов. труды В. М. Ванюшева, С. Ф. Васильева, А. С. Измайловой-Зуевой, Н. В. Киреевой, В. Г. Пантелеевой, В. JI. Шибанова, А. Г. Шкляева и др. В то же время творчество ряда авторов, отличающихся той или иной степенью мифологизма, до сих пор остается вне внимания литературоведов или же требует дальнейшего исследования.

Несмотря на то, что творчество М. Федотова находится в центре внимания некоторых критиков и литературоведов (П. Захаров, А. С. Измайлова-Зуева, В. Шибанов), исследование его творчества ограничено несколькими статьями и не раскрывает всей мощи таланта поэта. Особенности его мифологизма трактуются слишком узко и исключительно в рамках поэтики этнофутуризма. В связи с этим исследование творчества М. Федотова через анализ его мифопоэтики представляется достаточно своевременным и важным.

Научная новизна работы заключается, в первую очередь, в том, что настоящее исследование является первым опытом монографического осмысления поэтического наследия М. Федотова, при этом творчество бесермянского поэта рассматривается через призму мифопоэтического как одну из присущих характеристик его творчества.

В рамках диссертации предпринята попытка рассмотрения путей развития удмуртской литературы через призму ее связей с мифологией, определить особенности присутствия мифа в художественной литературе на разных этапах ее развития, а также показать закономерность неомифологических тенденций в удмуртской литературе последних десятилетий в контексте всеобщего ремифологизационного процесса в современной культуре.

В диссертационном сочинении впервые рассматриваются такие составляющие поэтического мира М. Федотова, как автор и формы выражения авторского сознания в тексте, онтологические категории времени и пространства, сквозные образы и мотивы.

Практическая значимость работы состоит, прежде всего, в том, что в научный оборот вводится обширный материал по творчеству М. Федотова, который может быть использован как при дальнейшем исследовании творчества самого поэта, так и при изучении мифопоэтических тенденций в современной литературе. Результаты работы могут найти применение при написании новой фундаментальной «Истории удмуртской литературы», а также в практике преподавания истории удмуртской литературы в высших учебных заведениях и средней школе. Предложенные варианты анализа произведений М. Федотова могут использоваться в вузовском преподавании при разработке спецкурсов (проблемы мифологизма в литературе, основные тенденции современной литературы и нетрадиционные методы анализа текста).

Апробация результатов исследования. Основные положения работы апробированы на следующих международных, российских, республиканских и региональных научных и научно-практических конференциях: Международная научная конференция «Перспективные направления развития в современном финноугроведении» (Москва, Московский Государственный Университет имени М. В. Ломоносова, 18 - 19 ноября 1997 года), Девятый Международный конгресс финно-угроведов (Тарту, Эстония, 7-13 августа 2000 года), Международная научная конференция «Актуальные вопросы финноугроведения и преподавания финно-угорских языков» (Москва, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, 27 -28 марта 2001 года), Научная конференция по проблемам прибалтийско-финских языков и культур «Бубриховские чтения» (Петрозаводск, Петрозаводский государственный университет, 20-21 апреля 2001 года), Седьмая научно-практическая конференция преподавателей и сотрудников Удмуртского государственного университета (Ижевск, Удмуртский государственный университет, апрель 2005 года) и др.

В структурно-композиционном плане работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественный мифологизм бесермянского поэта М. Федотова в контексте удмуртской литературы 1980-1990-х годов"

Заключение

В современном литературоведении вынесенная в названии диссертации тема является одним из актуальных аспектов изучения художественной системы писателя. Мнения большинства исследователей сходятся в том, что миф как вечно живое начало пронизывает разные виды человеческой деятельности на всех этапах истории и продолжает функционировать вплоть до сегодняшнего дня, в связи с чем остро встает вопрос о специфике мифологизма в рамках определенной культуры на определенном этапе ее развития. Сферой наиболее активного процесса использования ресурсов традиционного языческого и христианского мифа, а также современного авторского мифотворчества, является искусство, и, в первую очередь, художественное слово, что объясняется, по всей видимости, изоморфизмом языка и мифологии. Результаты исследований показывают, что языковая и взаимосвязанная с ней мифологическая картины мира составляют костяк авторской картины мира, в силу чего архетипы и мифологемы вступают в тесное взаимодействие с системой художественных образов произведения и во многом определяют особенности его поэтики. Поэтому изучение особенностей художественного мифологизма в творчестве того или иного автора открывает новые возможности для прочтения их произведений. Посленее особенно важно при анализе литературы, сознательно ориентированной на мифологизирование, что наблюдается и в удмуртской литературе двух последних десятилетий.

Материалы первой главы показывают, что современная удмуртская литература представлена множеством авторов, принадлежащих к разным возрастным категориям и имеющих разные (порой противоположные) мировоззренческие установки. Тем не менее, на современном этапе наиболее плодотворно работает относительно молодое поколение авторов, пришедших в литературу на рубеже 1980-1990-х годов и оформившихся как «новая волна» или этнофутуристическое направление в литературе. В центре внимания этих писателей и поэтов находится современный человек с его маргинальным поведением, дискретностью сознания, чувством одиночества, неприкаянности, отсутствия какого-либо смысла и т. д., что позволяет говорить о постмодернистской направленности современной удмуртской литературы. Однако, в отличие от европейского и русского постмодернизма, большей частью (Р. Мин, М. Федотов, Н. Самсонов, В. Ар-Серги и др.) удмуртская литература не ограничивается констатацией мира как Хаоса и ориентацией на игру, а находится в поисках новых ценностных ориентиров, лежащих, в первую очередь, в области фольклора, мифологии, героического прошлого, народной философии.

Анализ исследуемого материала убедительно доказывает, что через М. Федотова удмуртская литература повторяет общие тенденции развития, которые в определенных историко-культурных условиях получают своеобразное преломление. В целом, рассмотрев проблему художественного мифологизма в удмуртской литературе, отметим следующее:

1. Специфика художественного мифологизма в удмуртской литературе во многом обусловлена особенностями ее формирования и развития. Процесс позитивистской демифологизации по отношению к традиционной религиозно-мифологической картине мира захлестнул удмуртский этнос довольно поздно, на рубеже XIX-XX веков, благодаря чему классики удмуртской литературы (Г. Е. Верещагин, Кедра Митрей, К. Герд, Ашальчи Оки и др.) застали еще тот период, когда мифология существовала в аутентичной форме и эффективно выполняла присущие ей функции. Для творчества данных авторов, которое в то же время знаменовало начало демифологизационного процесса, было характерно, с одной стороны, стремление зафиксировать особенности мифологического видения мира этноса в максимально неизмененном виде, с другой стороны, использование традиционных мифологем через их художественное переосмысление.

2. Несмотря на то, что в XX веке велась открытая борьба против традиционного мировоззрения удмуртов и других народов Советского Союза, удмуртская культура, включая литературу, продолжала оставаться зоной активного мифологизирования. При этом традиционное мифогенное сознание, оперирующее традиционными (языческими и христианскими) мифологемами, осложнилось тоталитарной социалистически-утопической мифологией, охватившей значительную часть мирового сообщества первой половины XX века (творчество Г. Медведева, М. Петрова, С. Самсонова, Г.Сабитова, В. Широбокова и др.).

3. Во второй половине XX века наблюдается тенденция сознательного обращения к потенциалу языческого мифа (Ф. Васильев, Р. Валишин, В. Романов, В. Владыкин и др.) как к источнику вдохновения, кладези народной мудрости и способу передачи неповторимости национального видения своего этноса. В литературе этого периода миф (мифологема или архетип) вплетается на уровне метафористики, символики, иносказания, хронотопа, точки зрения персонажа и т. д. в ткань текста художественного произведения, ориентированного на реалистическое воспроизведение действительности.

4. Новый этап в развитии мифопоэтического начала в удмуртской литературе отмечен в начале 1990-х годов со становлением и развитием этнофутуристического направления в искусстве, представителями которого будущее малочисленных народов определяется как способ сохранения самобытности этноса через синтез традиционного и инновационного, экологически чистого и новейших разработок в технике, комплекса фольклорно-мифологически-архаически-аграрного и постмодернизма. Что касается соотношения этнофутуристического и неомифологического, этнофутуризм и неомифология далеко не тождественные понятия, ибо, с одной стороны, этнофутуризм не ограничивается мифологизированием, а с другой стороны, сам этнофутуризм может рассматриваться как частный случай общего ремифологизационного процесса, охватившего мировое сообщество на рубеже XX-XXI веков.

Таким образом, изучив специфику присутствия мифологического начала в удмуртской литературе, мы можем констатировать, что, отделившись от мифологии, в той или иной форме всегда имела связи с ней. В наиболее эксплицитной форме мифологическая детерминированность литературы проявляется в литературе последних десятилетий. Особый интерес представляют опыты освоения традиционной мифологии и авторского мифологизирования, проявляющегося через трансформации традиционных архетипов и мифологем в творчестве бесермянского поэта М. Федотова.

Рассмотрев проблему художественного мифологизма М. Федотова в контексте удмуртской литературы 80-90-х годов мы пришли к следующим выводам:

1. Мифоцентрическая поэзия М. Федотова является закономерным явлением в рамках истории удмуртской литературы. С одной стороны, интерес к мифу был связан с изначальным пантеизмом его мировоззрения, имеющим много общего с традиционным мировоззрением бесермян и удмуртов, с другой стороны, был подготовлен опытом предшественников (Ф. Васильев, В. Романов) и получил большую востребованность в литературе 80-90-х годов, отмеченных утратой прежних (советских, коммунистических) ценностных ориентиров и направленных на поиски новых идеалов, среди которых мифу и архаике в целом отводилась особо почетная роль.

2. Картина мира лирики М. Федотова во многом является результатом синтеза традиционной (языческой и христианской) мифологии и авторского мифотворчества через художественное переосмысление традиционных мифологем и творческую трансформацию последних. Анализ исследуемого материала обнаружил, что основными инвариантами его поэзии являются тема боли (душевной и физической) и тема пути как избавления от боли и поиска Недостижимого, Прекрасного, Гармонии, Идеала, образы которых реализуются через систему пространственно-временных параметров, ключевых слов, сквозных мотивов и образов, имеющих мифопоэтическую природу.

3. Материалы второй главы убеждают нас в том, что в авторской концептуальной картине мира М. Федотова актуализируются архаические представления о взаимосвязи линейной и циклической моделей времени, при этом линейный характер эмпирического времени является частным случаем цикличности времени. Пространственные отношения представлены через дендроцентрическую модель космоса, что, впрочем, ни в коей степени не исключает наличия в ней элементов гидроцентрической или зооморфной моделей и тесного взаимодействия между ними. Как и в традиционных мифологиях, в концептуальной картине мира М. Федотова наблюдается тесная связь между пространственными и временными категориями, а также тенденция слияния онтологических категорий с аксиологическими. В лирике М. Федотова данные категории наиболее ярко проявляются через комплекс представлений о душе и связанную с ней мифологему перехода в инобытие как об одном из вариантов пути к Идеалу, Непостижимому, Истине и т. д. Реализацией этой мифологемы являются мотивы перехода в потустороннее и реинкарнации, за которыми стоит представление о смерти, которая в то же время означает начало новой жизни. Сам процесс перехода в инобытие мыслится как освобождение от уз эмпирического времени, приобщение к Вечности (временной аспект), полет, тяготение к верху, божественному, абсолютному (пространственный и аксиологический аспекты).

4. Основной инвариант пути-поиска Идеала, Прекрасного, Истины, а также основные моменты пространственно-временных параметров концептуальной картины мира М. Федотова реализуется также через систему сквозных образов (город и деревня, огонь, птица, возлюбленная), репрезентирующих мифологему перехода в инобытие. Несмотря на кажущуюся разнородность, вышеперечисленные образы взаимосвязаны друг с другом благодаря образу лирического героя, который совершает путь, характерный для человечества в целом: совершив грехопадение и будучи изгнанным из рая (покинув родную деревню, утратив гармонию отношений с природой, потеряв любимую женщину), он оказывается в аду / хаосе современного города, собственных мук, угрызений совести и т. д. Между тем воспоминания о былом счастье, гармонии и красоте не оставляют его, и вся дальнейшая жизнь представляет поиск утраченных ценностей, обретение которых возможно лишь через разрушение старого и возрождение, смерть и последующее рождение, возвращение к истокам, верность своим идеалам, реализацией которых в той или иной степени являются перечисленные образы деревни / природы, птицы, огня, возлюбленной. Как не трудно заметить, данные образы во многом изоморфны друг другу. Так, например, мотив возвращения в родную деревню или растворения в одной из природных стихий (реинкарнация) является параллелью к мотиву возвращения в prima materia через горение. Само горение, помимо всего прочего, является иносказательным выражением любви, которая, в свою очередь, через коннотацию мифопоэтического соответствует мотиву смерти и последующего возрождения, актуализирующемуся также через образы огня, птицы и т. д. Иными словами, миф остается мифом, и каждый из названных образов, актуализируя мифологему перехода в инобытие, реализует архаические представления о связи земного и потустороннего, жизни и смерти и т. д., что является краеугольным камнем любой мифологии. 5. Таким образом, творчество М. Федотова является образцом художественной интерпретации традиционных мифологических представлений, в результате которого создается миф о пути-поиске, лежащий в основе всей авторской картины мира поэта. Миф как константное начало национальной культуры является средством выражения национального видения мира. В то же время символическая природа мифа и архетипа позволяет поэту преодолеть «малый, локальный» историзм (термин Д. Е. Максимова) и обратиться к общечеловеческим проблемам о смысле жизни, предназначении человека и т. д. 6. Во многих отношениях поэзия М. Федотова была бы интересна уже потому, что поэт до сих пор остается единственным представителем бесермян на литературной сцене, и, таким образом, его голос является голосом бесермянского этноса. Однако анализ его лирики убеждает нас в том, что место творчества М. Федотова в общемировом литературном процессе далеко не ограничивается вышеназванной ролью, ибо творчество поэта действительно многомерно и многогранно, в силу чего является новым витком в истории удмуртской литературы. Наша работа является только начальным этапом дальнейшего исследования различных аспектов лирики гениального поэта.

Список научной литературыИльина, Наталия Владимировна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Аверинцев С. С. «Аналитическая психология» К. Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. № 3. 1970. С. 113-143.

2. Айхенвальд А. Ю., Петрухин В. Я., Хелимский Е. А. К реконструкции мифологических представлений финно-угорских народов // Балто-славянские исследования: 1981. М.: Наука, 1982. С. 162-192.

3. Анциферов Н. П. Душа Петербурга // Анциферов Н. П. «Непостижимый город». СПб: Лениздат, 1991. 335 с.

4. Арзамазов А. Эго. Эко. Этно триптих (о поэзии Г. Айги, Ю. Вэллы, В. Владыкина) // XXI IFUSCO International Finno-Ugric Students' Conference: Abstracts / Удмуртский гос. ун-т. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2005. С. 42-46.

5. Арнольд И. В. Стилистика английского языка: Учебник для вузов. М.: Флинта: Наука, 2002. 383 с.

6. Архетипы в фольклоре и литературе: Сб. научн. статей. Кемерово: Кемеров. Ун-т, 1994. 91 с.

7. Афанасьева Н. А. Символы как семиотические концепты языковой модели мира М. Цветаевой: Автореферат дис. .канд. филол. наук. Череповец, 2001. 22 с.

8. Баевский В. С. Миф в поэтическом сознании и лирике Б. Пастернака (опыт прочтения) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1980. № 2. С. 116 127.

9. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, Универс, 1994. 616 с.

10. Башляр Г. Психоанализ огня. М.: Прогресс, 1993. 176 с.

11. Бурдин В. В. Мифологическое начало в поэзии К. Д. Бальмонта 18901900-х годов: Дис. .канд. филол. наук. Иваново, 1998. 175 с.

12. Бычкова Т. А. Реализация концепта жизнь в языковой картине мира М. М. Зощенко // Шестая Российская университетско-академическая научно-практическая конференция: Материалы докладов. Ижевск, 2003. С. 237-238.

13. Ванюшев В. М. Творческое наследие Г. Е. Верещагина в контексте национальных литератур Урало-Поволжья. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1995.296 с.

14. Ванюшев В. М. Куашетон-а, мур пуштрос-а. // Кенеш. 2003. № 4. 90-95-тй б.

15. Ванюшев В. М. Мифологические сюжеты и образы в удмурской поэзии // Удмуртская мифология. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2004. С. 159-171.

16. Васильев С. Воринъяло лысву инзыос // Молот. 1989. №2. 54-56-тй б.

17. Васильев С. Белизна уйшора // Федотов М. И. Вирсэр. Пульс: Кылбуръес. Стихи. Ижевск: Удмуртия, 1998. С. 208-210.

18. Васильев С. Ф. Конец без конца: мифологическое и тоталитарное в удмуртской культуре // Вестник Удмуртского университета. 1996. Специальный выпуск. С. 43-44.

19. Васильев С. Ф., Шибанов В. Л. Под тенью Зэрпала (Дискурсивность, самосознание и логика истории удмуртов). Т. 1. Ижевск: Издательство Удм. ун-та, 1997. 302 с.

20. Верещагин Г. Е. Вотяки Сосновского края // Записки Русского географического общества по отделению этнографии. СПб., 1886. Т. 14. Вып. 2. 218 с.

21. Верещагин Г. Е. Вотяки Сарапульского уезда Вятской губернии // Записки Русского географического общества по отделению этнографии. СПб., 1889. Т. 14. Вып. 3. 197 с.

22. Владыкин В. Е. Из истории этнографического изучения удмуртов // Записки УдНИИ. Ижевск, 1977. Вып. 22. С. 117-140.

23. Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1994. 383 с.

24. Владыкин В. Е., Розенберг Н. А. Этнофутуризм: воспоминания о будущем? // Удмуртская мифология. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2004. С. 146-158.

25. Владыкина Т. Г. Удмуртский фольклор: проблемы жанровой эволюции и систематики. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 1998. 354 с.

26. Гачев Г. Национальные образы мира. М.: Советский писатель, 1988.445 с.

27. Глухова Г. А. Символика обряда ряженья в традиционной культуре удмуртов: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ижевск, 2002. 22 с.

28. Герд К. Человек и его рождение у восточных финнов // Suomalais-ugrilaisen toimituksia. V 217. Ethnographica. Suomalais-Ugrilainen Seura. Helsinki 1993. 97 s.

29. Гинзбург JI. Я. О лирике. JL: Сов. писатель, 1974. 407 с.

30. Гинзбург Л. Я. Литература в поисках реальности. Л.: Сов. писатель, 1987. 397с.

31. Голан А. Миф и символ. М.: Руслит, 1993. 375 с.

32. Гребенникова Н. С. Миф в художественном сознании XX века // Гребенникова Н. С. Зарубежная литература. XX век: Учеб. пособие по курсу «История зарубежной литературы XX века». М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. С. 65-71.

33. Гулыга А. Миф и современность (О некоторых аспектах литературного процесса) // Иностранная литература. 1984. № 2. С. 167—174.

34. ГуревичП. С. Социальная мифология. М.: Мысль, 1983. 175 с.

35. Демин В. Н. Своеобразие коми литературы 90-х годов XX века // Перспективные направления развития в современном финно-угроведении. Тезисы международной научной конференции. М.: Диалог- МГУ, 1997. С.103-106.

36. Домокош П. История удмуртской литературы. Ижевск: Удмуртия, 1993а. 448 с.

37. Домокош П. Формирование литератур малых уральских народов. Йошкар-Ола: Марийское кн. изд-во, 19936. 257 с.

38. Дьяконов И. М. Архаические мифы Востока и Запада. М.: Наука, 1990. 246 с.

39. Егит гондыр веме. Одомаа. Эрумаа. Калмез. Мушому. Тангыра. Идна: Каталог этнофутуристических выставок / Сост. Кучыран Юри (Лобанов Юрий). Ижевск, 2002.

40. Емельянов А. И. Курс по этнографии вотяков: Остатки старинных обрядов и верований у вотяков. Казань, 1921. Вып. 3. 156 с.

41. Ермаков Ф. Ма со этнофутуризм? // Вордскем кыл. 2001. № 8. 61-71ти б.

42. Ермакова Г. А. Эстетические основы художественного мира Г. Айги: Дис. . доктора филологических наук. Чебоксары, 2004. 418 с.

43. Ермакова О. П. Пространственные метафоры в русском языке // Логический анализ языка. Язык пространств / Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 289-298.

44. Ермолаев А. Зэм ик-а тангыра кбтжожа? // Инвожо. 2001. № 4. 23—27ти б.

45. Жолковский А. К. Грамматика любви (шесть этюдов) // Пастернаковские чтения: Вып. 2. М.: Наследие, 1998. С. 132-151.

46. Жолковский А., Щеглов Ю. Мир автора и структура текста: Статьи о русской литературе. Published by Hermitage, U.S.A., 1986. 339 p.

47. Зайцева Т. И. Фольклорно-мифологическое начало повести Никвлада Самсонова «Адзон» // Вордскем кыл. 20056. № 2. С. 7 1-77.

48. Зайцева Т. И. Ценностные ориентиры удмуртской прозы в условиях глобализации // Коми-пермяки и финно-угорский мир: Материалы Межрегиональной научно-практической конференции. Кудымкар: Алекс-Принт, 2005в. С. 251-253.

49. Захаров Я. Егит финно-угор писательеслэн но художникъеслэн этнофутуризмъя конференцизы // Инвожо. 1994. № 4. 8-9-ти б.

50. Захаров П. «Уг пбяськы, кышкыт мыным, кышкыт.» // Федотов М. И. Вирсэр. Пульс: Кылбуръес. Стихи. Ижевск: Удмуртия, 1998. 205-207-тй б.

51. Захаров П. Этнофутуризм в удмуртской литературе // Инвожо. 2003. № 6-7. С. 75-76.

52. Захаров П. Поиск силы, или Мистическое прозрение в удмуртской литературе // Инвожо. 2004. № 10. С. 24-33.

53. Земское В. Роман о конце предыстории // Гарсиа Г. Маркес. Осень патриарха. М.: Художественная литература, 1978. С. 5 22.I

54. Зубова Л. В. Поэзия М. Цветаевой: Лингвистический аспект. Л.: "Изд-во Ленингр. Ун-та, 1989. 264 с.

55. Зуева А. С. Поэтика удмуртского романа. Ижевск: Удмуртия, 1983.190 с.

56. Зуева А. С. Удмуртская литература в контексте языческих и христианских традиций. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1997. 372 с.

57. Измайлова А. С. Мифопоэтическая образность в лирике Флора Васильева. Образ мирового дерева // Вестн. Удм. ун-та. 1992. № 6. С 58-63.

58. Измайлова-Зуева А. С. Языческие мотивы в современной удмуртской поэзии // Перспективные направления развития в современном финноугроведении. Тезисы международной научной конференции. М.: Диалог-МГУ, 1997. С. 106-107.

59. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998. 255 с.

60. Ильина И., Уляшев О. Магия любви и любовная магия коми // APT: Сыктывкар. 1998. № 1. С. 83-91.

61. Ильина Н. Г. Поэтический мир современной чувашской лирики: Автореферат дис . канд. филол. наук. Чебоксары, 2002. 21 с.

62. Имя сюжет - миф: Межвуз. Сб. / Под ред. Н. М. Герасимовой. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1996. 240 с.

63. История удмуртской литературы: в 2 т. Т. 1. Устинов: Удмуртия, 1987. 249 е.; Т.2. Ижевск: Удмуртия, 1988, 329 с.

64. Калиев Ю. А. Мифологическое сознание мари: Феноменология традиционного мировосприятия / Map. гос. ун-т. Йошкар-Ола. 2003. 216 с.

65. Камитова А. В. Образный мир Кузебая Герда: Оригинал и переводческая интерпретация: Автореферат дис. . канд. филол. наук. Чебоксары, 2004. 21 с.

66. Кельмаков В. К Язык бесермян в системе удмуртских диалектов // XVII Всесоюзная финно-угорская конференция. Тезисы. Устинов, 1987. С. 113-115.

67. Кельмаков В. К Несколько слов о бабочке, лебедях, священной книге и . Юбиляре // Этнос Культура - Человек: Сб. материалов международной научной конференции, посвященной 60-летию В. Е. Владыкина. Ижевск: АНК, 2003. С. 45-54.

68. Киреева Н. В. Мифологический тип мироотношения в удмуртской и русской поэзии в Удмуртии // Вестн. Удм. ун-та: спец. вып., 1996. С. 28-35.

69. Ковтун Е. Н. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (на материале европейской литературы первой половины XX века). М.: Изд.-во МГУ, 1999. 308 с.

70. Козлов А. С. Мифологическое направление в литературоведении США. М: Высш. шк., 1984. 175 с.

71. Корман Б. О. Практикум по изучению художественного произведения. Ижевск, 1977. 72 с.

72. Корман Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1992. 295 с.

73. Куприна Ю. О проблеме развития общества финно-угорских народов // История и культура финно-угорских народов: материалы международнойстуденческой научно-практической конференции. Ч. 2. Языкознание. Фольклор и краеведение. Глазов, 1998. С. 7-8.

74. Леви-Стросс К. Мифологики. В 4-х тт. Т. 1. Сырое и приготовленное. М.; СПб: Университетская книга, 1999. 406 с.

75. Левонтина И. Б., Шмелев А. Д. Родные просторы // Логический анализ языка. Язык пространств / Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 338-347.

76. Лекомцева Н. В. Бодлеровские мотивы в сборнике стихотворений Л. Мардановой «Когда цветет полынь» // Коми-пермяки и финно-угорский мир: Материалы Межрегиональной научно-практической конференции. Кудымкар: Алекс-Принт, 2005. С. 274-277.

77. Лисовская Г. К. Коми рассказ 90-х годов XX века // Современная коми литература: проблематика, герой, стиль. Труды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН. Вып. 64. Сыктывкар, 2004. С. 21-32.

78. Лисовская Г. Н. Особенности мифологического символизма К. Ф. Жакова // Перспективные направления развития в современном финно-угроведении. Тезисы международной научной конференции. М.: Диалог-МГУ, 1997. С. 112-113.

79. Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М.: Государственное учебно-педагогическое изд.-во , 1957. 620 с.

80. Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. С. 21-186.

81. Лотман Ю. М. Культура и взрыв // Лотман Ю. М. Семиосфера. С.Петербург: «Искусство СПб», 2000. С. 12-148.

82. Лотман Ю. М., Минц 3. Г., Мелетинский Е. М. Литература и мифы // МНМ. Энциклопедия: в 2-х т. М.: Советская энциклопедия / Гл. ред. С. А. Токарев, 1992. Т. 2. С. 58-65.

83. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф имя - культура // Лотман Ю. М. Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство - СПб», 2000. С. 525-543.

84. Майкова А. Н. Интерпретация литературных произведений в свете теории архетипов: Автореф. дис. .канд. филол. наук. М.: 2000, 16 с.

85. Маковский М. М. Образ мира и миры образов // Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманит. издат. центр ВЛАДОС, 1996. С. 15-30.

86. Максимов Д. Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Советский писатель, 1981. 550 с.

87. Максимов Д. Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока. Предварительные замечания // Максимов Д. Е. Русские поэты начала века. Очерки. Л.: Советский писатель, 1986. С. 199-239.

88. Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. СПб: Алетейя, 2000.346 с.

89. Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2001. С. 38-47, 64-73, 88-112, 140-142.

90. Медведева Н. Г. Миф как форма художественной условности: Дис. .канд. филол. наук. М.,1984. 163 с.

91. Медведева Н. Г. «Принцип сходства» в поэзии И. Бродского // Медведева Н. Г. «Портрет трагедии»: Очерки поэзии Иосифа Бродского: Учеб. пособие для студ. филол. фак. Ижевск, 2001. С. 140-159.

92. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. 407 с.

93. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах / Рос. гос. гуманит. ун-т, Ин-т высш. гуманит. исслед. М., 1994. 136 с.

94. Мелетинский Е. М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика». М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2000. 170 с.

95. Минералов Ю. И. История русской литературы: 90-е годы XX века: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. завед. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2002. 224 с.

96. Минц 3. Г. Лирика Александра Блока // Минц 3. Г. Поэтика Александра Блока. С.-Петербург: «Искусство-СПБ», 1999. С. 247-332.

97. Мишучков А. А. Мифологическое сознание и образование: Дис. .канд. философ, наук. М., 1998. 145 с.

98. Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск: Наука, Сибирское отд., 1990. 159 с.

99. Моуди Р. Жизнь после жизни: Исследования феномена выживания после физической смерти. Л.: Лениздат, 1991.

100. Мышкина А. Ф. Эстетические идеалы художника как основа художественно- философского жанра // Сборник научных трудов докторантов, аспирантов и соискателей. Чебоксары: Изд-во Чувашскогоун-та, 2005. С. 71-80.

101. Наговицына Е. А. Удмуртский фольклорный текст в научном наследии Юрье Вихманна: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ижевск, 2002. 23 с.

102. Напольских В. В. Как Вукузе стал создателем суши: удмуртский миф о сотворении земли и древнейшая история народов Евразии. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 1993. 216 с.

103. Новик Е. С. Семиотические функции голоса в фольклоре им верованиях народов Сибири // Фольклор и мифология Востока в сравнительно-типологическом освещении / Отв. ред. Н. Р. Лидова, Н. И. Никулин. М: Наследие, 1999. С. 217-235.

104. О бесермянах. Сборник статей / Составитель Г. К. Шкляев. Ижевск: Изд-во УИИЯЛ УрО, 1997. 140 с.

105. Образцы изучения лирики: В 2 ч. / Сост. Т. Л. Власенко, Д. И. Черашняя, В. И. Чулков. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1997. Ч. 1. 304 с.

106. Окутюрье М. Пол и «пошлость»: Тема пола у Пастернака // Пастернаковские чтения: Вып. 2. М.: Наследие, 1998. С. 71-81.

107. Остова Н. О. Художественный мифологизм творчества М. Цветаевой в историко-культурном контексте первой трети XX века: Дис. .докт. филол. наук. М., 1998. 270 с.

108. От мифа к литературе: Сборник в честь семидесятипятилетия Е. М. Мелетинского. М.: Изд-во «Российский университет», 1993. 352 с.

109. Падучева Е. В. Пространство в обличии времени и наоборот (к типологии метонимических переносов) // Логический анализ языка. Язык пространств / Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 239-254.

110. Пантелеева В. Г. Поэтический мир Флора Васильева. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2000. 196 с.

111. Пантелеева В. Г. Тема любви в удмуртской лирике: инварианты и метаморфозы // Движение эпохи движение литераитуры. Удмуртская литература XX века: Учеб. пособие. Ижевск: Из-во Удмуртского госуниверситета, 2002. С. 168-187.

112. Пивоев В. М. Мифологическое сознание как способ освоения мира. Петрозаводск: Карелия, 1991. 116 с.

113. Першина Н. А. Индоевропейские этимологии, отражающие взаимосвязи пространственных и временных представлений: Автореф. .канд. филол. наук. Л., 1975. 20 с.

114. Петрухин В. Я. Мифы финно-угров. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT», 2003. 464с.

115. Попова Е. В. Семейные обычаи и обряды бесермян (конец XIX-90-е годы XX веков). Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 1998. 241 с.

116. Попова Е. В. Время как одна из категорий традиционной модели бесермян // Удмуртская мифология / Под ред. В. Е. Владыкина. Ижевск: Издательство УИИЯЛ УрО РАН, 2004а. С. 120-134.

117. Попова Е. В. Календарные обряды бесермян. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 20046. 256 с.

118. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя. СПб: Изд-во С-Петерб. ун-та, 1997. 262 с.

119. Приходько И. С. Мифопоэтика А. Блока. Историко-культурный и мифологический комментарий к драмам и поэмам. Владимир: ВГПУ, 1994. 134 с.

120. Прокопъев А. Н., Ишмуратов А. В. «Социодрама» как опыт художественной интерпретации обрядовых жанров фольклора. Взаимопомощь и взаимная поддержка в современной социальнокультурной ситуации методами традиционной культуры // Инвожо. 2003. №6-7. С. 96-101.

121. Рахимова Э. Г. От калевальских «изустных» рун к неоромантической мифопоэтике Эйно Лейно. М.: «Наследие», 2001. 216 с.

122. Рахматуллина Э. А. Метаязык поэзии Ю. Кузнецова в традициях мировой мифологии: Дис. . канд. филол. наук. Ижевск, 20046. 219 с.

123. Родионов В. Г. Этнокультурные черты и история бесермян как свидетельства болгарско-чувашской преемственности // Болгары и чуваши: Сб. статей ЧНИИ. Чебоксары, 1984. С. 140-154.

124. Родионов В. Г. О типах чувашского национального мышления // Известия НАНИ. 2000. № 1. С. 18-25.

125. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М: Наука., 1994.607 с.

126. Салламаа К. Этнофутуризм но урал литератураос // Кенеш. 1999. № 6. 60- 63-ти б.

127. Салламаа К. Жизнь существование по кругу: О принципах этнофутуристической философии и эстетики // Литературная Россия. 2000. 1 сентября. № 35 (1959). С. 11.

128. Сафронова И. П. Эстетические функции двоеточия в цикле М. Цветаевой «Стихи к Блоку» // Шестая Российская университетскоакадемическая научно-практическая конференция: Материалы докладов. Ижевск, 2003. С. 252-253.

129. Селиванова С. В. Роль архаических представлений в апокрифе «Сказание отца Агапия» // Русский фольклор. Т. XXIV. Л., 1987. С. 99-105.

130. Сильман Т. И. Заметки о лирике. Л.: Сов. писатель, 1978. 223 с.

131. Смирнов И. П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф. Фольклор. Литература. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1978. С. 186-203.

132. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие для студентов филологических факультетов вузов. М.: Флинта: Наука, 1999. 607 с.

133. Стеблин-Каменский М. И. Миф. Л.: Наука, 1976. 103 с.

134. Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М.: Политиздат, 1989. 573 с.

135. Телегин С. М. Мифореставрация // Открытый урок по литературе (Планы, конспекты, материалы): пособие для учителей / Редакторы-составители Карков И. П., Старыгина Н. Н. М.: Московский лицей, 2001. С. 267-290.

136. Тепляшина Т. И. Язык бесермян. М.: Наука, 1970. 286 с.

137. Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Издательство «Индрик», 1995. 512 с.

138. Токарев С. А. Ранние формы религии. М.: Политиздат, 1990. 620 с.

139. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» -«Культура», 1995. 624 с.

140. Топорова Т. В. О древнеисландских формах Хаоса и Конца мира и их индоевропейских соответствиях // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 4851.

141. Топорова Т. В. Об архетипе «воды» в древнегерманской космогонии // Вопросы языкознания. 1996. № 6. С. 91-99.

142. Удмуртская мифология / Под ред. В. Е. Владыкина. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2004. 196 с.

143. Уляшев О. И. Цвет в представлениях и фольклоре коми. Сыктывкар: Коми научный центр УрО РАН, 1999. 156 с.

144. Федоров Г. И. Художественный мир чувашской прозы 1950-1990-х годов : Монография. Чебоксары: Чувашский гос. ин-т гум. наук, 1996. 304 с.

145. Федорова Л. П. Краткая история удмуртской женской литературы // Движение эпохи движение литераитуры. Удмуртская литература XX века: Учеб. пособие. С. 155-167.

146. Федотов М. И. Ворцинский говор бесермянского наречия // Образцы речи удмуртского языка. Ижевск: НИИ при Свете Министров Удмуртской АССР, 1982. С. 116-130.

147. Федотов М. И. Термины родства бесермян // Семейный и общественный быт бесермян в XVIII-XX вв. Устинов: НИИ при Свете Министров Удмуртской АССР, 1985. С. 116-131.

148. Федотова А. Кылбурчие тон мынам, мусое II Федотов М. И. Вирсэр. Пульс: Кылбуръес. Стихи. Ижевск: Удмуртия, 1998. 199 204-тй б.

149. Фрезер Дж. Золотая ветвь. М.: Политиздат, 1980. 703 с.

150. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М. Наука, 1978.605 с.

151. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Изд-во «Лабиринт», 1997. 448 с.

152. Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высш. шк., 2000. 398 с.

153. Хализев В. Е. Мифология XIX XX веков и литература // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2002. № 3. С. 7-21.

154. Ходанен JI. А. Поэтика Лермонтова. Аспекты мифопоэтики. Кемерово: Изд-во Кемеровского ун.-та, 1985. 160 с.

155. Хузангай А. Горизонты постимперской чувашской культуры // Лик Чувашии. 1994. № 1. С. 125-128.

156. Хузангай А. Этнофутуристические тенденции в современной культуре урало-поволжских народов // Инвожо. 2004. № 10. С. 70-80.

157. Цивьян Т. В. Лингвистические основы балканской модели мира. М.: Наука, 1990. 91 с.

158. Червонная С. Уральская мифология и религия в зеркале современного изобразительного искусства // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristrarum 7.-13. 8. 2000 Tartu. Pars III. P. 98-99.

159. Шахнович М. И. Первобытная мифология и философия: Предыстория философии. Л.: Наука, 1971. 240 с.

160. Шибанов В. «Шедьтй, лэся, аслым берпум сэрег» // Кенеш. 1992. № 4. 54-56 б. Шибанов В. Л. Кылбурлэн паймытйсь дуннеяз: Лирической текстэз эскеронъя юрттэт. Ижевск: Удмуртия, 1994. 88 б.

161. Шибанов В. JI. «Калмезские богатыри» и «Слово о полку Игореве». Попытка сопоставления. Мотив движения // Вестник Удмуртского университета. 1996. Спец. выпуск. С. 20-24.

162. Шибанов В. Уходящее уходит в будущее // Федотов М. И. Вирсэр. Пульс: Кылбуръес. Стихи. Ижевск: Удмуртия, 1998. С. 191-198.

163. Шибанов В. Л. Туала удмурт литература сярысь малпанъес // Удмуртская литература XX века: направления и тенденции развития: Учеб. пособие/УдГУ. Ижевск, 1999. С. 244-247.

164. Шибанов В. Л. Неомифологизмысен этнофутуризмозь // Инвожо. 2002. № 7-8. 57-тй-60-тй; 65-тй-68-тй б.

165. Шибанов В. Л. Тангыралэн котжожез, яке мар понна тышкасько этнофутуризмез // Инвожо. 2001. № 3. 18-20-тй б.

166. Шибанов В. Л. Некоторые трактовки этнофутуризма в Удмуртии // Инвожо. 2003. № 6-7. С. 81-88.

167. Шибанов В. Л. О контексте прозы Олега Четкарева // Коми-пермяки и финно-угорский мир: Материалы Межрегиональной научно-практической конференции. Кудымкар: Алекс-Принт, 2005. С. 301-304.

168. Шибанов В. Л., Кондратьева Н. В. Черты этнофутуризма и постмодернизма в современной удмуртской литературе // Удмуртская литература XX века: направления и тенденции развития: Учеб. пособие / УдГУ. Ижевск, 1999. С. 258-289.

169. Шкалина Г. Е. Традиционная культура народа мари. Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 2003. 208 с.

170. Шкляев А. Г. Араны егит муртъес лыктозы. Устинов: Удмуртия, 1986. 128-157-тй б.

171. Шкляев А. Г. Времена литературы времена жизни. Ижевск: Удмуртия, 1992. 205 с.

172. Шкляев А. Г. Литература мифа и мифы в литературе: о некоторых формах взаимоотношений литературы и мифа // Удмуртская мифология /

173. Под ред. В. Е. Владыкина. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2004. С. 171-177.

174. Шутова Н. И. Дохристианские культовые памятники в удмуртской религиозной традиции: Опыт комплексного исследования. Ижевск: Удм. институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2001. 257 с.

175. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический Проект, 2000. 222 с.

176. Эпштейн М. Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высшая школа, 1990. 303 с.

177. Эпштейн М., Юкина Е. Мир и человек. К вопросу о художественных возможностях современной литературы // Новый мир. 1981. № 4. С. 236248.

178. Эсалнек А. Я. Архетип // Введение в литературоведение: Основные понятия и термины: Учеб. пособие / Л. В. Чернец, В. Е. Хализев, С. Н. Бройтман и др. / Под ред. Л. В. Чернец. М.: Высш. шк.; Издательский центр «Академия», 2000. С. 30-36.

179. Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб.: МЦНК и Т «Кентавр»: Ин-т Личности: ИЧП «Палантир», 1994. 131 с.

180. Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. 336 с.

181. Юхма М. Ас тылаз жуам кизили // Инвожо. 1995. № 10. 41^42-тй б.

182. Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 460 с.

183. Яковлева Е. С. Пространство умозрения и его отражение в русском языке // Логический анализ языка. Язык пространств / Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 268276.

184. Holmberg U. Finno-Ugric Mythology // The Mythology of all Races. Boston, 1927. V. 4. 587 p.

185. Knapp Benttina L. A Jungian Approach to Literature. Southern Illinois University Press, Carbondale and Edwardsville 1984. 371 p.

186. Koiva M. The end of the world // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristrarum 7.- 13. 8. 2000. Tartu. Pars III .P.384

187. Ropponen V. Tarujen perilla. Uralilainen mytologia nykykirjallisuudessa // Alkukoti. 2004 (nro 6). S. 19-23.

188. Sallamaa K. The philosophy and aesthetics of ethnofuturism // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristrarum 7.- 13. 8. 2000 Tartu. Pars III. P. 291 -292.

189. Sallamaa K. The philosophy of ethnofuturism in the context of cosmofuturism // Инвожо. 2003. № 6-7. С. 90-93.

190. Ugriculture. Suomalais-ugrilaisten kansojen nykytaiteet. Karjala Komi -Mari - Mordva - Udmurtia - Unkari - Viro. Helsinki 2000. 159 s.

191. Словари, справочники и энциклопедии

192. Борисов Т. К. Удмурт кыллюкам. Ижевск: Удгиз, 1932. 373с.

193. Гребенникова Н. С. Терминологический минимум // Гребенникова Н. С. Зарубежная литература. XX век: Учеб. пособие по курсу «история зарубежной литературы XX века». М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. С. 113-120.

194. ЛЭС Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. 752 с.

195. КЭСК Лыткин В. И., Гуляев Е. С. Краткий этимологический словарь коми. Сыктвыкар: Коми книжное издательство, 1999. 430 с.

196. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманит. издат. центр ВЛАДОС, 1996. 415 с.

197. СЗЛ Словарь зарубежного литературоведения (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. Москва: Интрада - ИНИОН, 1999. 319 с.

198. ТресидерД. Словарь символов. М.: Фаир-Пресс, 1999. 448 с. ФолиД. Энциклопедия знаков и символов. М.: Вече, ACT, 1996. 432с. ЭСЗЭ Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В. Андреева и др. М.: Локид; Миф, 2000. 576 с.

199. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1985. 685 с.1. Источники

200. Васильев Ф. И. Кылбуръес. Ижевск: Удмуртия, 1995. 848 б. Матвеев С.В. Лул: Кылбуръес. Ижевск: Удмуртия, 1994. 128 б. Матвеев С. В. Шузи: Роман, повесть, веросъес. Ижевск: Удмуртия, 1995. 288 б.

201. Матвеев С. В. Чурыт пус: Кылбуръес. Ижевск: Удмуртия, 1999. 160 б. Нянькина Л. С. Ваебыж кар: Веросъес, повесть. Ижевск: Удмуртия, 1996.176 6.

202. Нянькина Л. С. Синучкон: Кылбуръес. Ижевск: Удмуртия, 2004. 160 б. Федотов М. И. Тодьы юсьес берто. Устинов: Удмуртия, 1986.60 6.

203. Федотов М. И. Берекет: Выль книга. Ижевск: Удмуртия, 1988.108 6.

204. Федотов М. И. Вось: Выль кылбуръес. Ижевск: Удмуртия, 1991.144 б.

205. Федотов М. И. Вирсэр. Пульс: Кылбуръес. Стихи / Составление А. В. Федотовой; Перевод В. И. Емельянова. Ижевск: Удмуртия, 1998. 216 с.