автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественный мир М. Лохвицкой

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный мир М. Лохвицкой"

На правах рукописи

АЛЕКСАНДРОВА ТАТЬЯНА ЛЬВОВНА ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР М. ЛОХВИЦКОЙ

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2004

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы XX века филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Научный руководитель: доктор философских наук

доцент И.Ю. Искржицкая доктор филологических наук, Зав. отделом ИМЛИ им. A.M. Горького РАН JI.A. Спиридонова кандидат филологических наук С.В. Файн

Челябинский Государственный педагогический университет Защита состоится « ^ ». .2004 г. на заседании

диссертационного совета Д.501.001.32 при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119992, Москва, Ленинские горы, 1-й корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Автореферат разослан « "3 ».

2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологических наук профессор

М.М. Голубков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность темы. Настоящая работа представляет собой монографическое исследование творчества Мирры Лохвицкой (1869 - 1905) — русской поэтессы, пользовавшейся широкой известностью на рубеже XIX — XX вв. и незаслуженно забытой впоследствии. «Женщина-комета», на сравнительно недолгий срок появившаяся на небосклоне русской литературы и быстро привлекшая к себе внимание, столь же быстро удалилась из поля зрения литературоведов, так и не став предметом серьезного изучения. При жизни Лохвицкой и непосредственно после ее смерти о ней высказывались самые разноречивые, полярные, нередко взаимоисключающие суждения. Истекший XX век почти ничего не прибавил к пониманию ее творчества. Собственно, вплоть до 90-х гг. трудно говорить о какой-то истории его изучения. Большинство литературоведческих высказываний о Мирре Лохвицкой представляют собой лишь парафраз современной ей критики, в лучшем случае - не искажающий сути. В целом же «среднестатистическое» литературоведческое представление о поэтессе может быть сведено к полушутливой справке МЛ. Гаспарова: «сестра известной юмористки Тэффи, остроумная и здравомысленная мать семейства (по словам И. Бунина), писала стихи о бурной страсти, снискавшие ей славу "вакханки" и "Русской Сапфо". К. Бальмонт посвятил ей книгу, а И. Северянин чтил ее память с благоговейным восторгом».1 Тот факт, что этим набором сведений, можно сказать, исчерпывается и объем знаний нынешней академической науки об авторе, имя которого современники ставили в один рад с именами Случевского, Фофанова, Брюсова, Бальмонта, Ахматовой, Цветаевой и др.

1 Гаспаров МЛ.. Русский стих начала века в комментариях. М, 2001, с. 278.

3

- представляется весьма печальным. Недавно вышедшие фундаментальные обзорные работы по русской литературе рубежа XIX - XX вв. показывают, что имя поэтессы, можно сказать, вычеркнуто из истории. Такую ситуацию нельзя считать нормальной. Игнорирование литературного феномена, пусть и забытого потомками, но широко известного в свою эпоху, может привести к тому, что общая картина окажется не только неполной, но и искаженной.

Объект и предмет исследования. Предметом данного исследования является феномен творчества М. Лохвицкой, рассматриваемый в контексте русской поэзии рубежа XIX - XX вв. и, поскольку в означенную эпоху одним из наиболее плодотворных методов открытия нового было возвращение к истокам мировой культуры, - с учетом привлекаемых и осваеваемых поэтессой культурных пластов. Объектом исследования является система применяемых ею поэтических средств.

Цели и задачи исследования. Несмотря на то, что со времени смерти Лохвицкой прошло уже почти сто лет, ее место в существующей иерархии поэтических величин нельзя считать определенным. На то имелись свои причины. Годы творческой жизни поэтессы были временем тотальной переоценки ценностей. Хотя отпущенный ей срок был недолог, сама ее поэзия претерпела значительную эволюцию: если ранние ее стихи написаны еще в манере девятнадцатого века, то поздние-уже в стилистике века двадцатого. Драматизм ее положения заключается в том, что она не оказалась до конца «своей» ни в одной из существовавших в то время литературных группировок. Представители демократического лагеря (П. Якубович, Е. Соловьев-Андреевич, Ф. Маковский) не принимали ее, прежде всего, по идейным соображениям - т.к. ее поэзия была чужда социальной проблематики. Приверженцы

«чистого искусства» (А. Голенищев-Кутузов, К.Р.), восторженно встретившие появление Лохвицкой, позднее отвергли ее, сочтя, что ее дарование «искалечено» декадентством. Модернисты, в свою очередь, признали в ней только «эротического поэта» (А. Волынский, К Бальмонт, Вяч. Иванов, Н. Абрамович, Н. Поярков и др.). Статус окончательного приговора в глазах сторонников нового искусства имело мнение В.Брюсова, давшего творчеству Лохвицкой в целом невысокую оценку. Представляется, что именно отношение вождя символистов было причиной того, что и после падения марксистской идеологии и «реабилитации» поэзии модернизма творчество поэтессы не вызвало заметного интереса. Между тем, пристальный анализ суждений Брюсова показывает, что они далеко не всегда объективны.

Несмотря на критику, исходившую из разных литературных лагерей, читательское мнение в начале XX века признавало дарование Лохвицкой первоклассным. Говорили, что это самая видная из русских поэтесс- современных и прежних (А. Измайлов), и даже - что это «всенародная поэтесса» (Л. Габрилович), самая крупная поэтическая величина своего поколения (Е. Поселянин), по чистоте и ясности стиха она удостаивалась сравнения с Пушкиным (М. Гершензон). В 10-е гг. высказывались суждения, что новая поэзия до сих пор «пробавляется» мыслями, которые успела внести в сокровищницу русской литературы рано умершая Мирра Лохвицкая, причем далеко не все поэты считают нужным на нее ссылаться (ААмфитеатров). Еще в 30-е гг. отмечалось влияние поэтессы на символистов, особенно - на Бальмонта (В. Саянов). В советский период произведения Лохвицкой отдельными изданиями не выходили и творчество ее постепенно забывалось. Характерно, что и русская эмиграция не проявила к ней интереса. Однако начиная с

70-х гг. XX века Лохвицкая понемногу стала привлекать внимание западных исследователей. Отчасти внимание объяснялось укреплением на Западе феминистического движения и в связи с этим - ростом общего интереса к женскому творчеству (Б. Хельдт, Д. Таубман, К Томей и др.). Правда, для феминисток поэзия Лохвицкой не является благодатным полем исследования, поскольку ее взгляды весьма далеки от феминизма, - что отмечали и сами авторы (Д. Таубман).

Несмотря на то, что литературоведческий интерес к поэзии Лохвицкой и на Западе был в целом намного слабее интереса к другим представителям русского модернизма, нашлись исследователи, увидевшие новые грани дарования поэтессы. Так, С. Сайоран отметил ее фактическую принадлежность к декадентскому лагерю; Т. Пахмусс высказала мнение о недооценке современниками интеллектуального аспекта ее позднего творчества. И хотя монографические исследования о Лохвицкой единичны (С. Сайоран, Р. Грвдан), все же именно в западной науке был поставлен вопрос о том, что ее поэзия до сих пор ждет «пристального изучения и справедливой оценки» (К. Гроуберг).

Новая позиция наиболее отчетливо выражена В.Ф. Марковым, который утверждал, что «жгучий, женственный стих» Лохвицкой «определенно требует внимания и реабилитации». Он назвал ее «кладезем пророческих предвосхищений», указав, что она во многом опередила Бальмонта и Вяч. Иванова, Гиппиус и Блока, Ахматову и Цветаеву. Особенно важным Марков считает то, что «именно

Лохвицкая, а не Ахматова "научила женщин говорить"».2 Однако в целом его трактовка творчества поэтессы продолжает модернистскую линию.

В последние годы в России стали предприниматься попытки исследования творчества Лохвицкой. В 1994 г. впервые за послереволюционный период был издан небольшой отдельный сборник стихотворений поэтессы с предисловием Г. Лахути, в котором особо подчеркивается значимость религиозно-философской тематики в ее поэзии, причем талант Лохвицкой вновь признается как первостепенный, выдерживающий сравнение с корифеями русской поэзии. Хотя эта работа не является в строгом смысле научной, постановка вопроса заслуживает внимания. В 1998 г. в Mill У была защищена диссертация Т.Ю. Шевцовой: «Творчество Мирры Лохвицкой. Традиции русской литературной классики, связь с поэтами-современниками». Лирика поэтессы рассматривается в традициях модернистского понимания - как любовная по преимуществу, но при этом оценивается весьма высоко, хотя определенного вывода о месте поэтессы в литературном процессе рубежа XIX - XX веков не делается. В 1999 г. появилась следующая работа -диссертация В.Г. Макашиной: «Мирра Лохвицкая и Игорь Северянин. К проблеме преемственности поэтических культур», в которой даваемая оценка значительно ниже и, в частности, выдвигается тезис о принадлежности Лохвицкой к «массовой культуре». Возрождение век спустя столь же разноречивых мнений свидетельствует о необходимости серьезного изучения творчества поэтессы. Таким образом, цель предпринимаемого нами исследования - содействовать, по мере возможности,

2 Maikov. V. Russian crepuscolaiy: Minskij, Merezhkovskij, Loxvickaya. // Russian literature and histoiy. Jerusalem, 1989, p.80.

ликвидации одного из белых пятен в истории русской литературы, а также определить роль и место поэзии Лохвицкой в литературном процессе рубежа XIX -XX вв. Задачи исследования: понять мировоззрение поэтессы и через мировоззрение объяснить принципы ее поэтики и стилистики, - поскольку, на наш взгляд, эти явления взаимно обусловлены. Важной задачей является также выяснение причин иевостребованности творчества Лохвицкой в XX веке и устранение ряда бытующих в литературоведении ошибок и неточностей, как фактических, так и оценочных.

Источники исследования. Задачи исследования решаются на материале всех доступных автору источников, связанных с жизнью и творчеством М. Лохвицкой. Это, прежде всего, единственное существующее собрание сочинений поэтессы, выходившее при жизни и дополненное после ее смерти, включающее в себя как мелкие лирические стихотворения, так и крупные драматические произведения, - а также архивные материалы: неопубликованные стихотворения и наброски из рабочих тетрадей, переписка с современниками. Привлекаются многочисленные критические и биографические источники, опубликованные в периодических изданиях начала XX в.

Научная новизна исследования. Настоящая работа является одним из крайне немногочисленных в отечественной науке исследований, посвященных творчеству М Лохвицкой. Ее творчество впервые рассматривается комплексно, в тесной связи с мировоззрением и личностными мотивациями. В работе серьезно исследуется религиозно-философская лирика поэтессы, затрагиваются драматические произведения и освещается ряд тем, проблем и мотивов, ранее не привлекавших внимания исследователей, в результате чего создавалось обедненное, одностороннее

представление о творчестве Лохвицкой. Принципы ее поэтики впервые трактуются как возвращение к универсальным средствам древней поэзии и фольклора, рассматривается также использование ею приемов античной риторики.

Научно-практическая значимость результатов исследования. Проведенное исследование предполагает привлечение к творчеству М Лохвицкой внимания как ученых-литературоведов, так и широкой читательской публики. Поэзия «Русской Сапфо», не получившая должной оценки у современников, нисколько не устарела в наши дни, - напротив, время высвечивает в ней новые грани и она заслуживает популяризации. Кроме того, некоторые приемы воссоздания стилистики древних языков, которые использовала в своем творчестве поэтесса, могут быть применены в переводческой практике - в частности, для переводов Библии и богослужебных гимнографических текстов.

Апробация результатов исследования. Положения диссертации были представлены и обсуждались на различных конференциях и семинарах, в частности, на конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов 2004». По теме диссертации автором опубликовано 2 статьи, а также подготовлен и выпущен сборник стихотворений М.Лохвицкой с предисловием и комментариями. Материалы диссертации используются автором в рамках курса «Культурно-религиозное наследие России» в нескольких вузах Москвы.

Стругаура работы. Содержание поставленных задач обусловило структуру работы: введение; глава 1 («Вехи биографии и периодизация творчества»); глава 2 («Художественный мир»), в которой творчество М. Лохвицкой исследуется на трех уровнях: I - семантическом, в свою очередь включающем подразделы: 1)

мироощущение, убеждения, философские взгляды; 2) жанровое своеобразие творчества; 3) образы и мотивы; II - стилистическом и III - фоническом; заключение, библиография и Приложение, в которое входят ранее неопубликованные материалы из архивов Москвы и Петербурга.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ Во введении дается обзор научной литературы и критических статей по теме, определяются цели и задачи исследования, обосновывается его актуальность.

В первой главе уточняется рад фактических ошибок и неточностей, встречавшихся в существующих биографических справках. Указывается смыслообразующая связь семантики имени поэтессы - Мирра - с основным содержанием ее творчества, а также на общую мистическую настроенность и значимое присутствие элементов мистики в ее судьбе.

Анализируется биографическая подоснова творчества Лохвицкой, в частности, драматическая история ее отношений с К.Д. Бальмонтом, которыми в значительной степени была мотивирована внутренняя борьба, нашедшая отражение в ее поэзии. Лохвицкая испытывала к поэту глубокое и серьезное чувство (бывшее взаимным), однако, по причине своего семейного положения и религиозных убеждений старалась подавить это чувство в жизни, давая ему проявиться лишь в творчестве. Бальмонт же, на рубеже веков переживавший увлечение идеями Ницше о «сверхчеловечестве», и стремившийся, согласно модернистским принципам, к полному слиянию творчества с жизнью, своими многочисленными стихотворными обращениями к поэтессе, - прямыми или завуалированными, - вольно или невольно непрерывно расшатывал нестабильное душевное равновесие, которого она с

большим трудом добивалась. Стихотворная перекличка Бальмонта и Лохвицкой, в начале знакомства полная взаимного восторга, со временем переросла в своего рода поединок. Для поэтессы последствия оказались трагичны: результатом стали болезненные трансформации (на грани психического расстройства), в конечном итоге приведшие к преждевременной смерти. Именно они вызвали повышенное внимание к теме зла, страдания, мотивы пытки и мученичества в ее позднем творчестве.

Корректируется также периодизация творчества Лохвицкой, данная Т.Ю. Шевцовой. Предлагаемый вариант периодизации следующий:

I.1888 -1895 - формирование индивидуального поэтического стиля. На этом этапе Лохвицкая еще тесно связана с традицией русской поэзии XIX в., но уже ищет путей обновления поэтики. В этот период у нее уже можно увидеть задатки всего последующего развития. "Поэзия ранних лет представлена почти исключительно малыми лирическими формами. Специфическую особенность содержания составляет дневниковый характер лирики, сосредоточенность на интимных переживаниях, и при этом уже - отчетливый интерес к мистике.

II. 1896 - 1899 гг. - зрелое творчество, осознанное тяготение к модернизму, сближение с его представителями. В произведениях 1896 - 1898 гг. господствует тема чувственной любовной страсти, позднее акцент переносится на мистику любви. В этот период намечается интерес к крупным формам - драматической поэмы, драмы.

III. 1900 - 1905 г. Позднее творчество: широкое использование приемов поэтики символизма и в то же время — расхождение с символистами во взглядах. Поэтесса

оставляет прежнюю эротическую тематику и обращается к тематике религиозно-философской. В ее творчестве усиливается риторическая тенденция, присущая ей и ранее. Остается устойчивым интерес к крупным формам.

Во второй главе, по названию совпадающей с формулировкой темы диссертации - Художественный мир М. Лохвицкой - представлен развернутый анализ творческих принципов поэтессы и ее поэтических средств.

I. 1. Мироощущение, убеждения, философские взгляды. «Если искать в современной литературе особенного стихотворца, то придется остановиться именно на г-же Лохвицкой» - писал. АЛ. Волынский.3 Он объяснял это тем, что в отличие от других поэтов «она одна откровенно поет любовь». Точнее будет сказать, что «особенность», ясно ощущаемая на рубеже веков и потускневшая уже в 1910-е гг. -появление в ее поэзии новой лирической героини: Женщины. «Едва ли кто может отрицать, что на знамени Лохвицкой было написано большими буквами: "Я -Женщина."», - писал В.Ф. Марков. В отличие от своих предшественниц и современниц Лохвицкая утверждает не феминистическую идею равноправия женщины с мужчиной, а самостоятельную и независимую ценность даже неравноправной женской личности - безотносительно к эпохе и социальной организации общества. Более того, ее любимые героини - женщины, не тронутые эмансипацией. Невеста и мать, рыцарская жена и восточная одалиска, монахиня и пророчица, грешница и кодцунья, - каждая из них «женщина и - только», как аттестовала поэтесса саму себя в письме к АЛ. Волынскому. Если Лохвицкая что-то

3 Волынский А.Л. М.А. Лохвицкая (Жибер) Стихотворения 1896 - 1898 гг. М., 1898 // Северный вестник. - 898. № 8 - 9. С. 237.

и отстаивает, то лишь именно это право женщины оставаться женщиной—даже со всеми присущими ей недостатками. На первое место в ценностной шкале она выдвигает сферу чувства, в том числе интимного; для ее лирической героини характерно повышенное внимание к своей внешности; ей свойственна чисто женская любовь к переодеваниям, перевоплощением. Одной из зримых особенностей поэзии Лохвицкой является то, что в лирической героине почти всегда узнается автор. В ее откровенности, по словам В.Ф. Маркова, «есть нечто подкупающее, хотя, может быть, для нашего времени и несколько смешное».4 Однако поэтесса не идеализирует ни саму себя, ни «прекрасный пол» вообще, и зорко видит мелкие женские слабости. Ей не чужда не только ирония, но и самоирония. В то же время Лохвицкая знает и умеет ценить лучшие женские качества: верность, преданность, способность к самопожертвованию. Любовь, воспеваемая ею - это не только эротические переживания и мечтания. С годами в ее творчестве усиливаются мотивы любви, преодолевающей все испытания и побеждающей зло. Лирическая героиня Лохвицкой не пытается «угнаться» за мужчиной в интеллектуальном развитии - у нее свой путь: путь интуиции и инстинктивной мудрости любящего сердца; как, пожалуй, ни один русский писатель, Лохвицкая понимает духовный смысл материнства. Она никогда не философствует под маской своих героинь, - тем не менее, жажда познания в ней не менее сильна, чем жажда любви и счастья, но ее орудие - не столько рассудок, сколько интуиция. Не склонная философствовать, временами она пророчествует. Нечто «сивиллино» в ее лирической героине (и в ней самой) отмечали уже современники (Черубина де Габриак). По прошествии ста лет

4 Магкоу. V. Яи^ап сгеризсо1а1у... р.80.

«пророчества» Лохвицкой выгладят сбывшимися. Причина этого, на наш взгляд, в том, что поэтесса, будучи человеком глубокого мистического настроя, хорошо понимала духовные закономерности, причинно-следственную связь, действующую как в душе отдельного человека, так и в обществе в целом. Религиозность - пожалуй, самая существенная особенность мировоззрения Лохвицкой; именно она была причиной неприятия и принижения ее многими современниками. Истинная религиозность человека проявляется не только в том, что он говорит или пишет, но, прежде всего, в том, что вера определяет весь строй его жизни. Лохвицкая, чьим жизненным выбором было служение семье и воспитание детей, вопреки свойственному ей, как творческому человеку, стремлению к личной независимости, являет пример подлинного «стояния в истине». Борьба с собой, обусловленная христианским мировоззрением, составляет основное содержание ее лирики. Будучи христианской в своей основе, поэзия Лохвицкой не лишена, однако примеси нехристианского мистицизма, характерного для многих ее современников. Определенный источник ее мистики не всегда можно выявить - это и знакомство с восточными учениями, и с теософией Е.П Блаватской, и с мистикой любви Вл. Соловьева, и с популяризацией белой магии Э. Леви, - но важнее другое: личная (можно даже сказать - наследственная) склонность к мистицизму, стимулирующая стремление к «тайному знанию». Как человек религиозный, поэтесса осознает, что это путь опасный и, в сущности, недозволенный, и поэтому болезненно воспринимает зло в самой себе. Проблема зла в творчестве Лохвицкой - особый вопрос. Не раз в ее адрес звучали обвинения в эстетизации зла и даже в сатанизме. Модернисты, напротив, ставили эти свойства ей в заслугу. В результате подобных

обвинений и восхвалений поэтесса приобрела своеобразную и немного пугающую репутацию «колдуньи». Однако на самом деле тема колдовства и зла в ее творчестве связана с темой рокового искушения, с которым героически борется ее несильная, но стойкая лирическая героиня. Не зная правил аскегики, она допускает ряд трагических ошибок, но никогда не забывает, что цель ее пути - достижение небесного Отечества, и в конечном итоге, истратив на борьбу все свои жизненные силы, все же побеждает.

Представление о Лохвицкой как о «певице мечты» укоренилось так же прочно, как и слава «певицы страсти». Немало способствовала этому поэтическая активность Игоря Северянина. Между тем в позднем творчестве поэтессы намечается тема преодоления мечты. С духовной точки зрения мечта таит серьезную опасность. Мечтая, человек создает мир, автономный от Бога, а потому открытый воздействию темной силы. Со временем Лохвицкая это почувствовала. При этом она всегда четко отделяла иллюзорное царство мечты от подлинной духовной реальности.

Неотъемлемая часть самосознания Лохвицкой, которую, как правило, игнорируют при разборе ее поэзии - это чувство юмора. Правда, в лирике поэтесса чаще всего совершенно серьезна и совсем не иронична. Межпу тем, наследственные черты: «остроумие, наблюдательность, чудесная насмешливость», проявились в ее творчестве вполне отчетливо, - преимущественно в драмах. В некоторых поздних стихотворениях чувствуется автопародия. Выраженное наличие чувства юмора своеобразно оттеняет серьезные стороны ее творчества.

I. 2. Жанровое своеобразие творчества. Лохвицкую воспринимали, прежде

всего, как лирического поэта, поскольку основной ее жанр—небольшие лирические стихотворения. Твердые формы у нее сравнительно редки, в целом ее лирика производит впечатление импрессионистичной и имеет несомненные соответствия в биографии поэтессы. Специфика ее лирического дневника состоит в том, что в нем запечатлевалось главным образом ее внутреннее душевное состояние, а не непосредственные внешние впечатления. Кроме того, открывая с предельной правдивостью свои собственные чувства, внешне поэтесса обычно дистанцировала свою лирическую героиню от себя самой, то прибегая к использованию ролевых масок, то помещая героиню в окружение условно-романтического пейзажа, то обращаясь к столь же условной стилистике романса и гимна. К форме романса тяготеет по преимуществу ранняя лирика Лохвицкой. Обращение к этому жанру, как и многое другое в ее творчестве, имеет биографическую мотивировку: поэтесса сама серьезно училась музыке и неплохо пела. Для ее стихотворений вполне обычно название «песня». Откровенная ориентация на певческое искусство не могла не привлечь внимания композиторов. Многие стихотворения Лохвицкой были положены на музыку.

Наиболее специфичную часть поэтического наследия Лохвицкой составляют произведения, которые сама она называла «гимнами». Религиозно-мистическое мироощущение поэтессы обусловило одну из важнейших жанровых особенностей ее творчества: несомненное сходство значительного числа ее лирических стихотворений с существующими образцами гимнографической поэзии, - от античных гимнов богам до православных литургических песнопений. Гимнография стоит на стыке певческого и ораторского искусства. Колебание между двумя этими

сферами как раз и является отличительной чертой поэзии Лохвицкой.

Общая романтическая направленность творчества поэтессы заставляла ее обращаться к обычным лиро-эпическим жанрам, свойственным поэзии романтизма-формам баллады и сказки. В сборниках стихотворений они, как правило, вьщелялись в особые разделы. В то же время наименование «баллады» и «сказки» является обычным способом дистанцирования лирической героини от автора.

К жанру поэмы Лохвицкая обращалась нечасто, все ее поэмы невелики по объему. Наиболее ранней является поэма «У моря» (1890 г., I т.). Во II томе помещены поэмы «Любовь и безумие» и «Праздник забвения». С точки зрения формы они более традиционны, чем мелкие лирические стихотворения того же времени, но содержательно предваряют более поздний этап творчества поэтессы. Поэма «Праздник забвения» к тому же содержит описание шабаша ведьм - едва ли не первое в литературе русского модернизма. В III том входит поэма «Она и он. (Два слова)», интересная тем, что предвосхищает отдельными элементами сюжета драму Блока «Роза и крест». В IV томе содержится поэма «Лилит», некоторыми чертами прообразующая блоковский «Соловьиный сад». Последнее произведение Лохвицкой, которое можно назвать поэмой - «Сон» (V т.). Своей стилистикой оно опережает фольклорные искания Бальмонта, общим духом - поздние произведения Ахматовой («Поэма без героя», «Северные элегии» и др.).

В зрелый период творчества Лохвицкая обратилась к жанру драмы. Причина представляется ясной: драма лучше всего отражает коллизии в отношениях людей, в ней равноправно действует уже не один герой, а несколько. К этому времени поэтесса приобрела некий опыт, не вмещающийся в рамки лирических форм, и

пыталась запечатлеть его в форме драмы. Главные героини драм Лохвицкой близки основной ее лирической героине, а сами драмы могут быть квалифицированы как лирические. Чисто хронологически обращение к новому жанру совпадает с началом стихотворной переклички Лохвицкой с Бальмонтом. «Бальмонтовская» тема легко прослеживается в каждом из драматических произведений поэтессы. Всего перу Лохвицкой принадлежат четыре драматических произведения: «На пути к Востоку» (1897 г.); «Вандэлин» (1899 г.), «Бессмертная любовь» (1900 г.) и «In nomine Domini» - «Во имя Бога» (1902 г.). Драмы создавались не только для чтения, но предназначались к постановке. В них немало авторских ремарок, касающихся костюмов, жестов, оформления сцены. Одна из них - «Вандэлин» - была впоследствии поставлена на сцене.

1.3. Образы и мотивы. Центральное место в поэзии Лохвицкой принадлежит ее лирической героине, которая нередко выступает в ролевых масках. Ролевая игра многообразна, точек соприкосновения между «актрисой» и ролью может быть больше или меньше. Основные «роли» лирической героини: барышня, пастушка, Сафо, монахиня, весталка, фея, рыцарская жена, затворница гарема, царица Балкис Савская, рабыня, нереида, кодцунья и др. Изредка в поэзии Лохвицкой действует лирический герой-мужчина.

Не менее важен образ героя-возлюбленного. Первая его ипостась - «Вечно-мужественный» черноокий красавец, аналог или антипод Вечной Женственности В.Соловьева. Он также выступает в различных ролевых масках: бога Вакха, средневекового рыцаря, царя Соломона. Характерная роль - «крылатый возлюбленный», то ли ангел, то ли демон. Еще одна весьма специфическая

трансформация героя - «кольчатый змей», появляющийся в связи с возникшей темой рокового искушения. С 1895 - 96 гг. появляется «юноша» с волосами «цвета спелой ржи» и глазами «зеленовато-синими как море» - в котором легко узнается Бальмонт. Впоследствии становится очевидным, что один герой - двойник другого (эта мысль находит подкрепление и в творчестве Бальмонта). Присутствуют у Лохвицкой и явно андрогинные образы, когда некоторые устойчивые характеристики лирической героини усваиваются герою мужчине - и наоборот.

Многие мотивы поэзии Лохвицкой соответствуют общей системе раннего символизма (дуализм, раздвоенность между мраком и светом, страсть и бесстрастие, усталость, скука, лунный мир, тень и отблеск, сон и мечта, безумие и болезнь, влечение к смерти). Во многих случаях у Лохвицкой они появляются раньше, чем у ее современников-символистов, нередко общесимволистский мотив преломляется у нее по-своему, в соответствии с ее религиозным мировоззрением (мотивы пути к небесному отечеству, искушения, стояния в истине и др.). Совершенно очевидно, что поэтесса никого не перепевает и ничего не «тривиализует» - она по-своему подходит к решению вопросов, волновавших ее саму и ее поколение.

В поэзии Лохвицкой, несомненно, присутствует и своеобразная символика, но понимание символа отличается от того, которое в теории и на практике провозглашали символисты: символика у нее более традиционна и относительно прозрачна. Несмотря на свой интерес к нехристианской мистике, в символике поэтесса, как правило, не выходила за пределы христианства и христианизированного славянского язычества.

Пейзаж, окружающий героиню Лохвицкой, условен, он отличается

отсутствием признаков современной ей эпохи (черты современности еще встречаются в ранних произведениях и полностью исчезают в более поздних). Поэтический мир Лохвицкой — это, как правило, либо «царство сказки» со всеми возможными экзотическими атрибутами, либо намеренно суженный круг пространства, замкнутый в пределах дома или сада, уголка леса или парка. На предметы земного мира лирическая героиня смотрит взглядом как будто несфокусированным, замечая лишь отдельные наиболее яркие детали. Зато очень разнообразно описываются небо, светила, световые явления, причем все источники света на порядок ярче, чем у большинства поэтов, а любое непредвиденное убывание света вызывает чувство тревоги. Эти особенности объясняются своего рода «поэтической дальнозоркостью»: внимание поэтессы по преимуществу устремлено в запредельную высь божественного мира или в глубину собственных чувств. Красота земного мира мыслится ею, прежде всего, как отражение мира горнего. Природа у нее никогда не существует отдельно от переживаний лирической героини. С одной стороны, она до предела одушевляется, наделяется человеческими эмоциями, как в народной поэзии; с другой - человеческие чувства нередко описываются как природные явления. Особенно ясно это проявляется в эротических стихотворениях.

В творчестве Лохвицкой ясно ощущается пристрастие к нескольким культурам. Это античность, русский фольклор, культура Востока - библейского и мусульманского, французское средневековье. Одни ее увлечения сильнее локализованы во времени (например, античность), другие прослеживаются на протяжении всей творческой жизни, ослабевая или нарастая. Древние ¡д'льтуры воспринимаются поэтессой опосредованно, сквозь призму нового европейского

взгляда. В большинстве случаев она довольствуется общеизвестными сведениями, щедро дополняя их поэтическим вымыслом. Мифы в ее изложении граничат со сказками, с другой стороны, сказки привязаны к той или иной культуре. Очень часто историческая эпоха играет лишь роль декорации, на фоне которой ведет свою роль лирическая героиня, оттеняя ее чувства. Понять тот или иной период исторически Лохвицкая не стремится, - в то же время общие духовно-нравственные вопросы в ее исгорико-мифологических произведениях ставятся серьезно.

Нельзя обойти вниманием стихи о детях и для детей, - хотя эта группа и немногочисленна. Их отличает возвышенная серьезность и подлинная глубина мысли.

II Стилистический уровень. Стилистически поэзия Лохвицкой еще тесно связана с традицией русской классической поэзии XIX в., хотя поэтесса вполне самостоятельна: в ее творчестве преломляются различные традиции, но говорить о ее подражании кому бы то ни было, о принадлежности к какой-то «школе» -неправомерно. Но, пожалуй, важнее другое. На стилистическом уровне у нее наиболее ясно чувствуется стремление к обновлению поэтики за счет использования выразительных средств древней поэзии и фольклора. Это свойство уже роднит ее с поэтами последующей эпохи. Собственно, и из арсенала классической русской поэзии она выбирает те приемы, которые восходят глубокой древности. Стилистический анализ показывает, что она свободно употребляет многие фигуры античной риторики, предвосхищая Брюсова и Вячеслава Иванова. За внешней легкостью ее стиля стоит напряженная подготовительная работа.

Поэтический словарь Лохвицкой существует в виде своего рода диглоссии:

условный, рафинированный и архаизированный — в лирике, и приближенный к разговорному, не чуждый даже элементов просторечия — в драмах. Свободное владение значительным пластом литературного языка свидетельствует о том, что условность лексического состава лирики преднамеренна и объясняется не ограниченностью возможностей автора, а специфическим замыслом. В лирике поэтесса сознательно возвращается к выразительным средствам древних языков: притом, что чисто количественно словарь сужается, каждое слово приобретает изначальную полновесность и полнозначность. Обогащение словаря идет в основном за счет архаизмов и некоторых заимствованных слов, которые не всегда в нем приживаются - с этим связаны некоторые постигавшие поэтессу неудачи. Зримой и не очень приятной для современного читателя особенностью поэтического языка Лохвицкой в ранний период ее творчества является пристрастие к эпитетам-клише. В более позднем творчестве они тоже встречаются, но перестают восприниматься как недостаток - поэтесса умело «подновляет» их, прибегая к нетрадиционной сочетаемости (катахреза, оксюморон и т.п.). В целом же зрелый стиль поэтессы становится более лаконичным, все чаще она предпочитает вообще обходиться без эпитетов.

Излюбленными поэтическими средствами Лохвицкой являются метафора и сравнение, которые представлены у нее во множестве вариантов - в этом она следует традициям фольклора и древней поэзии (в особенности библейской и средневековой). Метонимия встречается намного реже, перифраз и антономасия, обычные в античной поэзии, - крайне редко. Риторичность стиля Лохвицкой выражается в использовании и сочетании разнообразных фигур речи (полиптот,

синонимия, эксергазия, аккумуляция, градация, восхождение (климакс), антитеза, аплойосис, анафора, полисиндетон, асиндетон и др.).

Особенностью поэтического языка Лохвицкой была простота и ясность синтаксических конструкций. Обращает на себя внимание повышение «удельного веса» глагола, идущее вразрез с общей тенденцией эпохи к «безглагольности». Обилие глагольных форм дает возможность добиться предельной наполненности действием. Очевидно, именно этим создается то ощущение «напора», о котором писал В.Ф. Марков, характеризуя стиль Лохвицкой. Для большего усиления глагола поэтесса часто пользуется инверсией. Для создания особого колорита древней поэзии нередко используется дистантная инверсия (гипербат); для поддержания смысловой ясности - синтаксический параллелизм. В сочетании двух видов параллелизма -прямого и обратного (хиазма) - проявляются две тенденции ее творчества: песенная и риторическая. Поэтесса использует риторические трансформации порядка слов: метаболу, антиметаболу, прозаподосис. Периоды у нее, согласно правилам античной риторики, состоят обычно не более, чем из четырех частей. Если же их все-таки больше, используется какое-нибудь дополнительное организующее начало -анафора, синтаксический параллелизм и т.д.

Из синтаксических приемов мелодизации стиха Лохвицкая использует всевозможные повторы и рефрены. Нередко ее стихотворения строятся по принципу трехчастного музыкального произведения. Более пространные произведения открываются экспозицией, задающей основную тему, которая в конце подхватывается репризой. Помимо экспозиции и репризы могут присутствовать и промежуточные кадансы.

Средством повышения мелодичности может быть варьирование интонации -что достигается использованием разного рода риторических фигур диалогизма: риторических вопросов, восклицаний, обращений и тд. В ранней лирике особенностью, нередко вызывавшей нарекания, является почти обязательное присутствие восклицательной интонации. Характерная черта зрелого стиля Лохвицкой - лаконическая напряженность, в которой нет существенных перепадов между повествованием и восклицанием.

III Фонический уровень. В области метрики экспериментаторство поэтессы не выходило за рамки силлабо-тоники и в сравнении с последующими новациями русского стихосложения кажется весьма умеренным. Согласно данным МЛ. Гаспарова, в 1890-е гг. около 50 % всех стихов писалось ямбом, 25 %- хореем, 25 % - трехсложными размерами. У Лохвицкой количество ямба в целом совпадает со среднестатистическим, количество хорея несколько меньше, а количество -трехсложных размеров - больше. Нетрадиционные размеры (дольник, акцентный стих и тд.) у нее не представлены вообще. Из трехсложников она предпочитает анапест, реже всего пользуется дактилем. Не выходя за пределы традиционной силлабо-тоники, Лохвицкая пользовалась любой возможностью разнообразить ее, придавая привычным размерам непривычное звучание. Алгоритмы, применяемые ею, были просты и, в сущности, однотипны, но позволяли создавать бесчисленное множество вариаций. Излюбленным способом поэтессы было использование различных вариантов клаузул, с усечениями и наращениями (предпочтение отдается более энергичным мужским клаузулам - чем также создается ощущение «напора» стиха). Таким образом даже в стихах с одинаковым количеством стоп получается

несколько десятков вариантов (этим же приемом нередко пользуется Цветаева). Традиционным средством, распространенным в поэзии второй половины XIX в., было также употребление разностопных сочетаний. У Лохвицкой наибольшее их количество относится к раннему периоду, со временем их число уменьшается. Еще более сложный случай - усечение или наращение стоп внутри строки, перед цезурой. Поэтесса знает этот прием с начала 90-х гг., но пользуется им довольно редко. Однако именно она ввела один из самых «знаковых» размеров Серебряного века, традиционно считающийся бальмонтовским: четырехстопный ямб с цезурным наращением (у нее он появляется в стихотворении 1894 г. «Титания»: «Хочу я слышать тот шепот странный...»).

Изредка встречаются у нее случаи полиметрии - как в относительно крупных произведениях, так и в пределах небольшого лирического стихотворения.

С точки зрения ритмики особого внимания заслуживают двухсложные размеры. Исследования МЛ. Гаспарова показывают, что в начале XX в. наметилась тенденция к архаизации четырехстопного ямба, выразившаяся в повышении ударности первой стопы, в XIX в. считавшейся слабой. Гаспаров связывает это новшество с именем Брюсова, который в конце 90-х гг. серьезно занимался изучением поэзии XVIII в. и в стихах 1900 -1901 гг. впервые применил на практике опыт дальних предшественников. Тем не менее представляется, что в данном открытии Лохвицкая опередила Брюсова - у нее такие варианты встречаются в отдельных стихотворениях начала и середины 90-х. гг. Однако в целом поэтесса ориентируется скорее не на державинский, а на более «легкий» раннепушкинский ритмический вариант ямба.

Рифмы у Лохвицкой, как правило, присутствуют, но не привлекают к себе особого внимания. Создается впечатление, что обычная рифма мало интересует ее, воспринимаясь как неизбежная дань существующей традиции. Ее стихи держатся не рифмой, а ритмом и звуковым оформлением - в чем ввдится еще одна грань обращения к выразительным средствам древней поэзии. Поэтесса не только не акцентирует рифму, но как будто даже старается ее скрыть. Для нее обычны полурифмованные и безрифменные стихи. В начале это вариации античного гекзаметра, фольклорные стилизации, со временем у нее возрастает интерес к белому стиху. Вместо рифмы может использоваться диссонанс (консонанс); нередки рифмы в необычных местах строки, цепные рифмы в соседних строках. Рифмоваться могут также слова соседних строф, а внутри строк нередко возникают приблизительные рифмы и консонансы.

В области строфики для Лохвицкой характерна определенность, в сочетании со стремлением уйти от обязательности четверостишия, и при этом - нелюбовь к твердым формам, вольное строфическое творчество.

Большое значение поэтесса придавала звуковому оформлению своих стихотворений. Ее аллитерации построены, как правило, на сонорных звуках, но не на одном, а на нескольких. В звуковом оформлении стихов, по-видимому, сказывается школа «итальянского пения», которую поэтесса проходила в отрочестве. Певческая традиция ощущается и в использовании ассонансов - приема, гораздо менее распространенного у символистов. Очень часто в соседних словах под ударением стоят одни и те же гласные - что создает впечатление длительной ноты. Нередко один ассонанс образуют все ударные гласные одной строки - этот прием

впоследствии станет одним из основных в поэзии Ахматовой. В заключении подведены итоги, сделаны обобщающие выводы. Главный вывод, к которому приводят результаты проведенного исследования: Мирра Лохвицкая - серьезный поэт, заслуживающий внимания и дальнейшего изучения. Ей по праву принадлежит достойное место в истории русской литературы - как родоначальнице русской женской поэзии XX века и как автору, чье творчество за столетие нисколько не утратило тематического интереса и эстетической ценности. Публикации:

1. История творческого взаимодействия М. Лохвицкой и К. Бальмонта в кошекшс духовных исканий рубежа XIX - XX вв. //Объединенный научный журнал. М. 2002. № 33 (56). С.9 - 31.

2. Бунин и Мирра Лохвицкая: пересечение путей в жизни и творчестве. // В сб.: Материалы международной научной конференции, посвященной 70-летию присуждения И.А. Бунину Нобелевской премии. Орел. 2003. С. 44 - 47.

3. Жизнь и поэзия Мирры Лохвицкой. // Лохвицкая М. А. Путь к неведомой Отчизне. Стихотворения, поэмы. М. 2003. Предисловие - С. 5 - 87; Комментарии - С. 325 - 377.

РНБ Русский фонд

2007-4 18443

Подписано в печать 26 октября 2004 г. Заказ 447. Формат 60 х 90/16. Тираж 100 экз. Отпечатано в салоне оперативной печати АртПолиграф. Москва, Б. Якиманка, 13, оф. 410. Тел. 778-97-47

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Александрова, Татьяна Львовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ВЕХИ БИОГРАФИИ И ПЕРИОДИЗАЦИЯ ТВОРЧЕСТВА.

ГЛАВА 2. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР I. СЕМАНТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ

1.1 Мироощущение, убеждения, философские взгляды

1) Самосознание Женщины.

2) Христианская религиозность.

3) Нехристианский мистицизм.

4) Соотношение этики и эстетики. Проблема зла.

5) Болезненность.

6) Преодоление мечты.

7) Чувство юмора и ироничность.

1.2 Жанровое своеобразие творчества

1)Поэзия как лирический дневник.

2) Романсы, песни и гимны.

3) Баллады и сказки.

4) Поэмы.

5) Лирические драмы.

1.3 Образы и мотивы

1) Лирические роли а) Героиня. б) Герой. в) Андрогинные образы.

2) Система поэтических мотивов.

3) Использование символов.

4) Специфика поэтического мира; пейзаж.

5) Культурологические пристрастия. а) Античность. б) Русский фольклор. в) Восток - библейский, мусульманский, языческий. г) Средневековье.162/

6) Стихи о детях и для детей.

II СТИЛИСТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ.

1) Поэтический словарь.

2) Эпитеты.

3) Тропы а) Метафора, парабола (развернутая метафора). б) Сравнения. в) Металепсис. г) Метонимия. д) Перифраз и антономасия.

4) Фигуры речи (Фигуры выделения .Добавления и повторы).

1. Случаи плеонастического повтора слов и корней, полиптот, парономасия.

2. Синонимия и эксергазия.

3. Аккумуляция.

4. Градация.

5. Восхождение (климакс).

6. Антитеза.

7. Аллойосис.

8. Анафора.

9. Полисиндетон (Многосоюзие).

Ю.Асиндетон (Бессоюзие).

5) Некоторые особенности синтаксиса простого и сложного предложения.

1. Преобладание глаголов.

2. Трансформации и перестановки. а) Средства усиления глагола - Контактная инверсия. б) Гипербат (дистантная инверсия). в) Прямой синтаксический параллелизм. г) Хиазм. д) Метабола, антиметабола прозапод осис.

3. Особенности построения периодов.

6) Синтаксические приемы мелодизации.

1. Плеонастический повтор соседних слов в пределах одной строки.

2. Повтор синтаксического фрагмента одной строки.

3. Анадиплосис.

4. Рефрен.

6. Экспозиция, реприза, каданс.

7. Интонация.

Ш. ФОНИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ

1) Метрика.

2) Ритмика.

3) Рифма.

4) Строфика.

5) Звуковое оформление.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Александрова, Татьяна Львовна

Настоящая работа представляет собой монографическое исследование творчества Мирры Лохвицкой (1869 - 1905) - русской поэтессы, пользовавшейся широкой известностью на рубеже XIX — XX вв. и незаслуженно забытой впоследствии. «Женщина-комета», на сравнительно недолгий срок появившаяся на небосклоне русской литературы и быстро привлекшая к себе внимание, столь же быстро удалилась из поля зрения литературоведов, так и не став предметом серьезного изучения. При жизни Лохвицкой и непосредственно после ее смерти о ее поэзии высказывались самые разноречивые, полярные, нередко взаимоисключающие суждения. Истекший XX век почти ничего не прибавил к пониманию ее творчества. Собственно, вплоть до 90-х гг. трудно говорить о какой-то истории его изучения - по крайней мере, в отечественной науке, — это скорее история голословных манипуляций именем поэтессы в разного рода обзорных работах о поэзии рубежа XIX — XX веков. Подавляющее большинство позднейших литературоведческих высказываний о Мирре Лохвицкой представляют собой лишь парафраз современной ей критики, в лучшем случае - не искажающий сути. В худшем случае каждое последующее высказывание привносит нечто дополнительное, в результате чего создается эффект «испорченного телефона» и порой первоначальный смысл в корне меняется. Нередко небрежность и невнимательность приводила к тому, что даже в текст справочных изданий вкрадывались грубые фактические ошибки.1 Многие такие ошибки со временем приобрели статус «общепринятого взгляда» и оказались отправной точкой для последующих обобщений. Было бы несправедливо умолчать о том,-что некоторые исследователи высказывали все же достаточно тонкие и глубокие замечания об отдельных особенностях поэтической манеры Лохвицкой, но почему-то именно эти замечания в истории литературы остались маргинальными. В целом же «среднестатистическое» литературоведческое представление о

1 Эти ошибки будут указываться в дальнейшем по ходу изложения материала. поэтессе может быть сведено к полушутливой справке M.JI. Гаспарова: «сестра известной юмористки Тэффи (Надежды Александровны Лохвицкой-Бучинской), остроумная и здравомысленная мать семейства (по словам И. Бунина), писала стихи о бурной страсти, снискавшие ей славу "вакханки" и "Русской Сапфо". К. Бальмонт посвятил ей книгу, а И. Северянин чтил ее память с благоговейным восторгом». Несмотря на предельную сжатость изложения, здесь налицо приметы современного восприятия творчества поэтессы: разделение и противопоставление биографического облика ее самой и ее лирической героини, сведение смысла всего ее творчества к стихам о «бурной страсти», которые на самом деле составляют далеко не главную часть ее поэтического наследия.3 Впрочем, мы далеки оттого, чтобы критиковать во всех отношениях замечательную книгу M.JL Гаспарова. Данная справка, как и другие в том же издании, хороша тем, что помогает мгновенно запомнить некие сведения о совершенно неизвестном поэте, но тот факт, что примерно то же пишется и в более академичных по стилю изданиях, и что этим набором сведений практически исчерпывается объем знаний нынешней науки об авторе, имя которого современники ставили в один ряд с именами Случевского, Фофанова, Брюсова, Бальмонта, Ахматовой, Цветаевой и др. - представляется весьма печальным. Недавно вышедшие пособия по русской литературе показывают, что имя поэтессы, можно сказать, вычеркнуто из истории. В учебнике истории русской литературы 70 - 90-х гг. XIX в. (под редакцией В.Н. Аношкиной, Л.Д. Громовой и В.Б. Катаева) она не упоминается ни разу. В подготовленном авторским коллективом ИМЛИ двухтомнике «Русская литература рубежа веков»

2 Гаспаров M.JI. Русский стих начала века в комментариях. М., 2001, с. 278.

3 Основным источником такого представления являются воспоминания Бунина (Бунин И.А. Из записей - Собр. соч. в 9-ти тт., т. 9, с. 289 - 290) - источник исключительно ценный биографически, но не литературоведчески. Для Бунина, в молодости дружившего с Миррой Лохвицкой, важно было, прежде всего, развенчать биографический миф о ней как о «вакханке», и «демонической женщине», а между тем, он явился невольным виновником литературоведческого мифа о том, что творчество Лохвицкой не имеет ничего общего с ее биографией.

1890-е - начало 1920-х гт.), общий объем которого более полутора тысяч страниц, она упомянута только два раза, причем один раз - просто как сестра Тэффи. Такую ситуацию нельзя считать нормальной. Игнорирование литературного феномена, пусть и забытого потомками, но широко известного в свою эпоху, может привести к тому, что общая картина окажется не только неполной, но и искаженной. Даже если признать справедливой эфемерность славы Лохвицкой (с чем категорически не согласен автор данной работы), она заслуживает внимания хотя бы как заметное явление текущего литературного процесса рубежа XIX-XX веков.

Таким образом цель предпринимаемого исследования - содействовать, по мере возможности, ликвидации одного из белых пятен в истории русской литературы. Обратимся же к истории вопроса.

Для понимания последующих оценок поэзии Лохвицкой, прежде всего, важно уяснить отношение к ней современников. Оно, как мы уже сказали, было далеко не однозначным. Творческий путь поэтессы пришелся на время зарождения новых течений и тотальной переоценки ценностей. Необходимо особо подчеркнуть ( - этот момент, как правило, упускается из виду), что за 16 лет литературной жизни поэзия Лохвицкой претерпела значительную эволюцию. Заметных «тектонических сдвигов» в ее поэтике не было, изменения накапливались исподволь, но «переход количества в качество», несомненно, произошел. Во всяком случае, знакомясь с ее стихами начала 90-х гг., читатель не сомневается, что писал их поэт девятнадцатого века, читая стихи начала 900-х, он ясно чувствует, что перед ним - автор века двадцатого.4 Именно эти эволюционные изменения в самом творчестве поэтессы обусловили постепенную перемену отношения к ней критиков и в конечном итоге предопределили ее положение в литературе — вне господствующих течений.

Поэтическая карьера Мирры Лохвицкой началась в 1889 г. - и очень успешно. «Меня избаловали в Петербурге, где я выступила на литературном поприще совсем

4 Анализ поэтических средств, используемых Лохвицкой, и вербализация этого непосредственного читательского ощущения составляют главную задачу данного исследования. еще девочкой и где с первых шагов слышала о себе только лестные отзывы. Я была новинкой и, как всякая новинка, возбуждала интерес», - писала поэтесса в письме к A.JI. Волынскому.5 Между тем, одобрительные отзывы исходили лишь из определенного литературного лагеря - круга сторонников «чистого искусства», в отношении эстетики достаточно консервативных. Это одобрение наиболее авторитетно выражено в рецензии А.А. Голеншцева-Кутузова, который отмечает «необыкновенное изящество и яркость образов, чуткое понимание красот природы, неподдельную искренность чувства и, наконец, за редким исключением, прекрасный по звучности и правильности стих». Но все же рецензент находит и заметный недостаток: «крайнее однообразие содержания стихотворений».6 Тем не менее уже за первый вышедший сборник стихотворений Лохвицкой была присуждена половинная Пушкинская премия.

Сочувствия от представителей идеологически еще доминирующего в те годы народнического лагеря поэтесса не ждала и не искала: «До того, что думают обо мне критики таких журналов, как «Русское богатство» или «Русская мысль», - мне нет никакого дела и даже было бы как-то не по себе, если бы им вздумалось (сохрани Бог!) похвалить меня».7 Действительно, «демократы» встретили .ее неодобрительно, но это неодобрение касалось в основном идеологии и содержания, а не формы, - в эстетическом смысле старые принципы «чистого искусства» их вполне удовлетворяли. Примером двойственности такой оценки может служить мнение народнического поэта и критика П.Ф. Якубовича. С одной стороны: «Да, это - поэзия, неподдельная, полная чудного очарования». С другой: «Перед нами, точно будто, не образованная писательница, живущая в просвещенной стране на заре XX века, а какая-то о восточная роза", для которой мир ограничен стенами гарема.»

5 РГАЛИ, ф. 95, № 616, л. 3.

6 Голенищев-Кутузов А.А. М.А. Лохвицкая. // Сборник ОРЯС. СПб., 1905, т. 78. Отчет о двенадцатом присуждении Пушкинских премий, с. 121.

7 РГАЛИ, ф. 95, №616, л. 4.

8 Гриневич (Якубович) П.Ф. Очерки русской поэзии. СПб., 1911, с. 354.

Тогда же, в 90-е гг. начинает формироваться новый литературный лагерь — лагерь модернизма. Его будущий вождь, Валерий Брюсов следит за успехами Мирры Лохвицкой с большим вниманием и — неодобрением: «Не припомню сейчас, где (не то в "Труде", не то в "Русском Обозрении") видел я стихотворение Лохвицкой "Сон", - пишет он в письме П.П. Перцову от 14 июня 1895 г. - "Я была во сне бабочкой, а ты мотыльком. Мы обнялись и улетели". При этом достоверно известно, что г-жа Лохвицкая в самом деле во сне этого не видала. Что же остается от всего стихотворения? Выражения: утро, бабочка, розы, "как греза юна", мотылек и лазурь? Дурно то, что составился "поэтический словарь"; комбинируя его слова, получают нечто, что у нас называют стихотворением».9 «Слишком много новизны и слишком много в ней старого»,10 - пишет он Перцову позднее. Новизну он, видимо, склонен объяснять исключительно посторонним влиянием. В письме Перцову от 19 июля 1896 г. Брюсов говорит, что в русской поэзии стала формироваться «школа Бальмонта», к которой причисляет и Лохвицкую.11 Около двух лет спустя (в январе 1898 г.) в письме Бальмонту он пишет: «Вот новый сборник Мирры Лохвицкой. Согласен, уступаю, — здесь многое недурно. Но вот я, который стихов не пишет, предлагаю написать на любую тему стихотворение ничем не отличное от этих, такое, что Вы его признаете не отличающимся, таким же "недурным, хорошим". Все это трафарет, новые трафареты поэзии, все те же боги Олимпа, те же Амуры, Псиши, Иовиши, но в

9 Письма В.Я. Брюсова к П.П. Перцову. М., 1927, с. 27. Стихотворение Лохвицкой «Весенний сон», о котором говорит Брюсов, безусловно, не принадлежит к лучшим ее созданиям, но все же оно далеко не так банально, как может показаться при чтении брюсовского письма. Самое интересное в нем - идеально гармонирующий с содержанием «порхающий» ритм, который достигается искусным сочетанием четырех - и трехстопных амфибрахиев с двухстопным ямбом. Эта особенность вполне искупает некоторую содержательную инфантильность и шаблонность словаря. Мотив сна у Лохвицкой варьируется весьма разнообразно, что сближает ее с символистами. «Мотылек» - один из вариантов характерного для нее образа - крылатого возлюбленного.

10 Письма В Я. Брюсова к П.П. Перцову. М., 1927, с. 69.

11 Там же, с. 78. новой одежде. Нет, не этого нужно, не этого. Лучше не писать».12 Бальмонт в это время в полном восторге от поэзии Лохвицкой, его восхищение вполне разделяет и князь А.И. Урусов - знаток и любитель новых французских поэтов. Брюсов же признает достоинства Лохвицкой с большой неохотой. Примечательно, что в дневниках он дает ей несколько более высокую оценку, чем в письмах: «Однако ее последние

13 стихи хороши», - записывает он в ноябре 1897 г. Чуть позже, давая шутливую характеристику современной поэзии в форме библейских пророческих причитаний («Горе тебе, словесность русская!.») он ставит Лохвицкую в ряд с декадентами — Бальмонтом, Гиппиус и др, противопоставляя «своих» «ничтожному стихотворцу Федорову и . Ратгаузу».14 Творчество ее он изучает довольно серьезно. В его архиве сохранились четыре тома стихотворений Лохвицкой (два — с дарственными надписями поэтессы).15 Отдельные стихи отмечены подчеркиванием. К стихотворению «В час полуденный» в Ш томе он даже приписывает строфу от себя. Прочитать ее, к сожалению, невозможно - Брюсов пользуется сокращениями, но известно, что это стихотворение он считал одним из наиболее сильных у Лохвицкой, и с этим, действительно, трудно поспорить. Судя по дневниковым записям, по-человечески Лохвицкая ему несимпатична: он излишне придирчив и к ее внешности, и к манере поведения.16 В печати при жизни Лохвицкой появился лишь один отзыв Брюсова - на ее IV том. «Нумерация трех сборников г-жи Лохвицкой может быть изменена без ощутимой разницы. В IV томе ее стихотворений те же темы, те же приемы, та же душа, что и в двух предыдущих. Неужели не скучно поэту повторять самого себя? И

12 Валерий Брюсов и его корреспонденты. // Литературное наследство, т. 98. М., 1991. кн. 1., с. 99. «Амуры, Псиши и Иовиши» — это фантазия Брюсова. Образы античной мифологии встречаются у Лохвицкой только в I томе.

13 Брюсов В.Я. Дневники. 1891 -1910. М., 1927, с. 31.

14 Там же, с. 47.

15 ОР РГБ, ф. 386, кн. №№ 1548 (т. I), 1192 (т.Н), 100 (т.ПГ) и 1193 (т. IV).

16 Надо сказать, что такая оценка личности поэтессы по-своему уникальна: мемуаристы (Вас. Ив. Немирович-Данченко, И.А. Бунин и др.) единодушно отмечают ее привлекательность и обаяние.

1 »т какой смысл в этом умножении одинаковых стихов, хотя бы и звучных?» Отзыв довольно странный: в IV томе Лохвицкая как раз декларирует отход от прежних мотивов и обращается к религиозно-философской тематике. Естественно, что Брюсову это не близко, но если в чем-то и можно упрекать поэтессу, то уж никак не в самоповторении. Однако с легкой руки Брюсова этот тезис надолго утвердился в литературоведении. Стилистически в IV томе заметно усиление риторической тенденции, которая как раз близка самому Брюсову - но он почему-то не замечает этого. Ясно, что он хочет сказать: «Не стоит читать, это неинтересно». На смерть Лохвицкой Брюсов не откликнулся никак. В 9-м номере «Весов» за 1905 г. содержится лишь краткое сообщение о ее кончине (одна строка). Несомненно, это выглядело как знак «официального» непризнания. Однако нельзя сказать, что это событие прошло для Брюсова незамеченным. Большой интерес представляет хранящийся в его архиве черновик

18 некролога Лохвицкой, озаглавленного «Памяти колдуньи». Судя по обилию правки и вариантов, Брюсов тщательно обдумывал эту статью. В первых ее строках он очень точно, и главное, очень нетипично для модернистской критики определяет основной смысл творчества поэтессы: «Творчество Лохвицкой — неизменная, неутолимая тоска по неземному, нездешнему». И именно поиском освобождения от «оков бытия» объясняет ее первоначальное обращение к любовной тематике: «Лохвицкая славила страсть за яркость ее мигов, освобождающих "среди тусклости" жизни. Но уже во П томе ее стихов. начинаются иные пути освобождения». Далее идет откровенная фальсификация. «Иные пути», по Брюсову, ведут на шабаш ведьм и далее в ад, к сатане. Заканчивается некролог жутковато: «С этого пути нет возврата. Кто перейдет эту черту, тот должен остаться навек в той стране (подчеркнуто автором — Т.А.). Лохвицкая выполнила все, что.» - далее совсем неразборчиво. Стихи, которые он цитирует: «В час полуденный», «Мюргит», «Колдунья», - действительно относятся у Лохвицкой к числу лучших (хотя в отношении содержания его выбор очень тен

17 Аврелий <В.Я. Брюсов>. М.А. Лохвицкая. Стихотворения. Том IV. СПб., 1903 // Новый путь,

1903, №1, с. 194.

18 ^

ОР РГБ, ф. 386, К. 37, № 5. - Полную расшифровку см. в Приложении. денциозен). В контексте всего, что сам Брюсов писал в те годы о «жизнетворчест-ве»19 и при таком понимании окончания земного пути поэтессы, он должен был бы почтить ее память публично, поскольку выходило, что как раз она осуществила его заветные чаяния. Однако почему-то он этого не сделал. Только семь лет спустя в критическом сборнике «Далекие и близкие» он поместил другую заметку о Лохвицкой, названную «некрологом». Не исключено, что сделал он это под давлением Бальмонта, в письме писавшего ему: «Невозможно печатать обзор поэтов, в который ты включаешь всякую безымянную дрянь., и не дать характеристики таких истин

20 ных ярких цветов, как Лохвицкая». Вероятно, в первоначальном варианте книги заметки о Лохвицкой не было. Тем не менее, оценка, которую Брюсов дает в ней творчеству поэтессы, довольно высока. По художественности выше всего оцениваются ее «песни греха и страсти». Заканчивается статья словами: «Для будущей антологии русской поэзии можно будет выбрать у Лохвицкой стихотворений 10-15 истинно безупречных, но внимательного читателя всегда будет волновать и увлекать внутренняя драма души, запечатленная ею во всей ее поэзии».21 Собственно говоря, «10-15 истинно безупречных стихотворений» в антологии русской поэзии (без указания эпохи) — это то, на что может претендовать лишь первоклассный поэт.

Мы подробно остановились на мнении Брюсова, поскольку именно оно является наиболее авторитетным из всех. Нельзя не заметить, что в отношении Лохвицкой оно далеко не всегда объективно и внутренне противоречиво. На протяжении XX в. к нему с равной частотой прибегали и возвышавшие поэтессу, и ниспровергавшие ее. Вопрос о причинах этой противоречивости остается открытым — на наш взгляд, она обусловлена не столько объективными свойствами поэзии Лохвицкой,

19 Ср.: «Пусть поэт творит не свои книги, а свою жизнь. На алтарь нашего божества мы бросаем самих себя. Только жреческий нож, рассекающий грудь, дает право на имя поэта» (В.Я. Брюсов.

Священная жертва // Весы, 1905, № 1, с. 29).

10

Валерий Брюсов и его корреспонденты. Там же, с. 229.

21 См. Брюсов В.Я. Далекие и близкие, М., 1912, с. 148. сколько психологическими особенностями самого Брюсова и его литературной политикой.

Разобрав точку зрения Брюсова, об остальных критиках модернистского лагеря и близких к нему легко сказать в двух словах. Как и Брюсов, большинство из них признало в Лохвицкой, прежде всего, «эротического поэта». Ее даже называли «Су-ламитой русской поэзии». Именно так воспринимали ее А.Л. Волынский и НЛ. Абрамович. Многие - Вяч. Иванов, Н. Поярков, К.Д. Бальмонт - высоко ставили и отмеченные Брюсовым «колдовские» стихи. В целом оценка творчества поэтессы выше у так называемых представителей «массовой» критики - таких, как Н.Я. Абрамович или А.А. Измайлов. «Высокая» модернистская критика относилась к Лохвицкой равнодушно.

Обычно исследователи обращают особое внимание на мнение К.Д. Бальмонта, считая его наиболее лояльным критиком по отношению к женщине, с которой его связывали загадочные романтические отношения и память о которой он хранил всю жизнь. Однако это не так. Как и для прочих модернистов, для Бальмонта Лохвицкая - только «художница вакхических видений, знающая тайны колдовства»: «Область Лохвицкой - слова, в которых чувствуются поцелуи, или жажда их, сновидения, полные девической робости и тонкой женской наблюдательности, и чары колдовства, в которых чувствуется Средневековье». Ничего другого он в ней не видел. Его отзывы о ее поэзии последних лет холодны и пристрастны. Через некоторое время после смерти Лохвицкой (не сразу) Бальмонт вновь сделался поклонником ее творчества, но по-прежнему воспринимал ее только как «страстную поэтессу».

Песни греха и страсти», а также стилистические изменения в поэзии Лохвицкой, понравившиеся модернистам, вызвали возмущение людей консервативно-эстетических взглядов, восторженно принявших ее первые стихи. Так, А. А. Голени-щев-Кутузов в рецензии на Ш том ее стихотворений констатировал, что ее дарование «искалечено» декадентством. К тому же «глубоко-реакционному течению» одно

22 Дон <К.Д. Бальмонт>. М.А. Лохвицкая. Стихотворения. Том V. // Весы, 1904, № 2, с. 59. значно причислил ее марксистский критик Ф. Маковский, объединив с Бальмонтом, Брюсовым, Сологубом и Гиппиус.

Вне определенной идеологической позиции, но с неизменным гиперкритическим рвением разбирал почти каждый очередной выходивший сборник Лохвицкой критик «Нового времени» В.П. Буренин, сам имевший одиозную репутацию.

Таким образом, к концу жизни Лохвицкая оказалась в изоляции: сторонники «чистого искусства» ее оттолкнули, а «декаденты» в свои ряды не приняли. Это обстоятельство сыграло роковую роль в ее посмертной литературной судьбе.

Для полноты картины отметим еще одну характеристику, данную Лохвицкой в одном из некрологов; характеристику, не привлекшую к себе, особого внимания, но, на наш взгляд, весьма ценную. Она принадлежит поэту и критику А. Курсинскому, который в юности был близок Брюсову, но впоследствии резко с ним разошелся. Как и Брюсов, он видит основное содержание поэзии Лохвицкой в «неизменной, неутолимой тоске по неземному, нездешнему», но направление поиска указывает совершенно противоположное: «Она ободряла нас на пути к вожделенному граду, даря нам отражение лучшей, изящной жизни в красоте и свете, к которой так беззаветно стремилась ее душа, белоснежный лебедь, рвущийся "в мир свободы, // Где вторят волнам вздохи бурь, // Где в переменчивые воды // Глядится вечная ла 23 зурь ».

Несмотря на разноречивые суждения, в начале XX века Лохвицкой было отведено достаточно почетное место на русском «литературном Олимпе». «Умерла самая видная и, я бы сказал, - единственная, если применять строгую и серьезную точку зрения, русская поэтесса. .»24 «Она была за последнее десятилетие, несомненно, самою крупною величиной среди русских молодых поэтических величин.»25 «С

23 Кур-ский А. М. А. Лохвицкая // Новости дня. 1905, № 7987.

24 Измайлов А. М. А. Лохвицкая (некролог). // Биржевые ведомости. - 1905, 30 августа (утренний выпуск).

25 Поселянин Е. Отзвеневшие струны. //Московские ведомости. -1905, № 253 (15 сентября).

Миррой Лохвицкой ушла из литературы яркая всенародная поэтесса. .»26 Так писали критики разных направлений сразу после ее смерти. Тогда же, в 1905 г. последний прижизненный сборник Лохвицкой был удостоен Пушкинской премии — в ее биографии уже второй. Некоторые авторы некрологов, напротив, в нарушение законов жанра, сбивались на критику. Вместе с тем раздавались голоса, говорившие о недооценке поэзии Лохвицкой и констатировавшие «странную и нечуткую холодность»,27 с каким общество отнеслось к ее преждевременной смерти, — холодность, объясняемую отчасти тем, что эта смерть пришлась на исторический момент, когда тревожные события начала первой русской революции занимали всеобщее внимание и поэзия в целом отступила на второй план. Видимо, многие полагали, что слава Лохвицкой будет «возрастать в потомстве»: «Только через несколько лет, когда мы отойдем от нашего пылающего безумием и ужасом времени, мы поймем, что мы по

70 теряли в Лохвицкой, мы оценим ее сочный, красивый, яркий талант» . Тремя годами позже, в отзыве на изданный родственниками сборник ее последних стихотворений, М.Е. Гершензон утверждал, что: «стихотворения Лохвицкой не были оценены по

29 достоинству и не проникли в большую публику». Известность поэтессы тогда уже пошла на спад и критические разборы ее творчества появлялись крайне редко. Но все же популярность ее среди читателей была достаточно велика, и мнение И. А. Бунина, что Лохвицкую забыли вскоре после смерти30, не вполне отражает действительность. В этой связи представляет интерес суждение сестры поэтессы, Н.А. Тэффи, высказанное в ее воспоминаниях об И. Северянине: «Игорь писал стихи о том, что всюду царит бездарь, а он и Мирра в стороне. Ну, про Мирру этого нельзя было сказать. Ее

26 Галич Леонид <Л.Е. Габрилович>. //Театр и искусство, 1905, № 37 (11 сентября)

27 Галич Л. Там же.

28 <Блиц 0>. М.А. Лохвицкая - Южное обозрение. -1905, № 2913.

29 <Гершензон М.Е.>. М.А. Лохвицкая. Перед закатом СПб., 1908. - Вестник Европы. 1908, № 7, с. 338.

30 Бунин И. А. Собр соч. т. 9. с. 289. талант был отмечен тремя Пушкинскими премиями и четвертой посмертной».31 Тэффи допускает фактическую неточность, удваивая количество Пушкинских премий, полученных сестрой, но все же она передает ощущение, что до революции та была совсем еще не «в стороне» и не забыта. Это обстоятельство тонко подметила современная американская исследовательница Кристи Гроуберг: «Важно осознать, что в начале XX века Лохвицкая была эталоном, в сравнении с которым оценивались другие женщины-поэты».32 ( — Здесь и далее везде, где нет указания на автора перевода, перевод наш - Т.А.) В воспоминаниях Тэффи о Бальмонте есть следующий эпизод, относящийся к 1912 году, когда поэт вернулся из-за границы и был востор

•jo женно встречен на родине: «Приехал! Приехал! - ликовала Анна Ахматова. — Я видела его, я ему читала стихи и он сказал, что до сих пор признавал только двух поэтесс — Сафо и Мирру Лохвицкую. Теперь он узнал третью — меня, Анну Ахматову».34 А. А. Амфитеатров в статье, посвященной разбору творчества Игоря Северянина, разделяя его преклонение перед Лохвицкой, говорил, что в лирике она «иногда возвышалась почти до гениальности», и указывал на следующее обстоятельство: «Мирра Лохвицкая, велика ли она, мала ли, но вся была, прежде всего, именно сплошь оригинальна и задушевно, пламенно смела. Хотя жизнь ее была короткая, она успела сказать несколько своих слов и внести в копилку русской литературы несколько своих мыслей (подчеркнуто автором - Т.А.). Ими потом, вот уже целое десятилетие пробавляются разные господа поэты, от них же первый и, к чести его, наи

31 Тэффи Н.А. Игорь Северянин. - Публикация Е.М. Трубиловой в сб. Творчество Н.А. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX в. М., 1991, с. 343. - Кстати, Тэффи нельзя упрекнуть в «семейственности». Она упоминает сестру редко и почти всегда с иронией.

32 Dictionary of Russian women writers. London, 1994. p. 381 - 382.

33 Позднейший отзыв Ахматовой о поэзии Лохвицкой приводит в мемуарном очерке С. Липкин: «В ней что-то было. Но на ее стихах лежит печать эпохи безвременья - Надсон, Минский, Фофанов». (Липкин С. Беседы с Ахматовой // Взгляд: Сборник. Критика. Полемика. Публикации. - вып. 3. М., 1991, с. 384).

34 Тэффи Н.А. Собрание сочинений. Проза Стихи. Пьесы. Воспоминания. СПб., 1999, с. 409.

IS более откровенный, г. Игорь Северянин». Уже в 20-е гг., когда расстановка сил в поэзии заметно изменилась, в известной «Антологии русской лирики первой четверти XX века» И.С. Ежова и Е.И. Шамурина Лохвицкая представлена 26-ю стихотворениями.36 В конце 20-х гг. В. Саянов еще отводит поэтессе заметное место в ряду «зачинателей символизма», хотя в целом дает поэзии 90-х гг. невысокую оценку. Впоследствии всякое упоминание о Лохвицкой надолго исчезает со страниц советских изданий.

Причиной этого исчезновения является отчасти то, о чем пишет современная исследовательница В.Г. Макашина: «Отсутствие до недавнего времени самостоятельных исследований творчества Мирры Лохвицкой в отечественном литературоведении объясняется, в частности, идеологическими причинами. Творчество Мирры Лохвицкой подверглось насильственному забвению на несколько десятилетий, поскольку ни ее эротически окрашенная любовная лирика, ни стихотворения и драматические поэмы на религиозные темы не могли отвечать коммунистической идеологии».38 Косвенно, вероятно, сыграло свою роль и то, что родной брат поэтессы, генерал Н.А. Лохвицкий, был одним из видных участников Белого движения. Показательно однако то, что позднее, в 60 - 70-е гг., в эпоху частичной реабилитации поэзии Серебряного века и возвращения многих забытых имен (в числе которых была и Тэффи), Мирру Лохвицкую если и вспомнили, то лишь для того, чтобы вновь отвергнуть. «Новое прочтение» ее поэзии определеннее всего выразилось в предисло

35 Амфитеатров А. Человек, которого жаль // Русское слово. -1914, № 111.

36 Для сравнения: той же антологии помещено 44 стихотворения Брюсова, 41 - Бальмонта, 36 -Блока, 32 - Ахматовой, 21 - Гиппиус, 9 - Цветаевой. На это соотношение обратил внимание Сэм Сайоран, автор первой литературоведческой работы, в которой исследовалось творчество Лохвицкой, а не критические отзывы о ней (Cioran S. The Russian Sappho: Mirra Lokhvitskaya. // Russian Literature Triquaterly. 1974, № 9, pp. 317 - 335).

37 Саянов В. Очерки по истории русской поэзии XX века. Л. 1929.

38 Макашина В.Г. Мирра Лохвицкая и Игорь Северянин. К проблеме преемственности поэтических культур. Автореф. канд. дисс. - Новгород, 1999, с. 4-5. вии Г.А. Бялого к сборникам «Поэты 1880 - 1890-х гг. XIX в.»39 Эти издания установили новый статус Лохвицкой - как малозначительного, третьестепенного поэта: «Ее маленький эстетизированный мирок замкнут в себе, за ним нет ничего - ни личной драмы, ни общественного трагизма<. .> Лохвицкая чаще всего писала о любви, но любовь в ее поэзии - это не душевное состояние, не человеческое чувствос. .> это только предлог для экстазов и восторгов<. .> Лохвицкая<. .> унаследовала<. .> наиболее банальную и наименее ценную часть надсоновского наследия и довела ее до того предела, за которым начинается уже пародия».40 За этим приговором следовало некоторое смягчение: «И все-таки у Лохвицкой был несомненный талант, только дурно направленный и растраченный на дешевые украшения - в угоду той широкой обывательской публике, которая в 80 — 90-х годах создавала шумную рекламу поэтам с демонстративной "смелостью" заявлявшим о своем нежелании внимать "наветам уныния"».41 Эта «новая» оценка является хорошим примером упомянутого повторения и контаминации старых критических мнений. Источники прослеживаются легко. Тезис об узости поэтического мира Лохвицкой с разной степенью резкости повторяли на рубеже веков А.А. Голеншцев-Кутузов, П.Ф. Якубович, А. Гранитов. Упреки в банальности восходят к Брюсову, только в отличие от него, Г.А. Бялый не видит у Лохвицкой никакой душевной драмы и никакого психологического интереса. В последнем, без сомнения, сказывается влияние превратно понятых воспоминаний Бунина. Наконец, общий гиперкритический тон повествования возрождает стиль фельетонов В.П. Буренина, для которого, кстати, характерно и снисходительное признание у Лохвицкой поэтического дарования, и сетования, что она «дурно направляет» его и тратит не на то, что нужно. К Буренину восходит и тезис об из

39 Сборники с таким названием выходили дважды: в 1964 г. - в Малой серии Библиотеки поэта, в 1972 г. - в Большой. По составу они не одинаковы. В первый еще входят поэты, чьи произведения вскоре вышли отдельными изданиями: А.М. Жемчужников, А.А. Апухтин, К.К. Случевский, К.М. Фофанов. Во втором остались те, кого не сочли достойными отдельной подборки, список был расширен за счет нескольких менее известных имен.

40 Поэты 1880 - 1890-х гг. XIX в. Л., 1972. с. 59 - 62.

41 Там же, с. 61. лишней риторичности. Подборка поэзии следует принципу иллюстрации критических мнений — в ней довольно широко представлен ранний этап ее творчества и почти исключен поздний — вероятно, в значительной мере по указанным идеологическим причинам. Ни одно из стихотворений, выделенных Брюсовым, в подборку не попало. От эффектной концовки брюсовского некролога составители оставили ровно половину: «Можно будет выбрать у Лохвицкой стихотворений 10—15 истинно безупречных». В контексте общего негативного отношения «безупречных» понимается как «заслуживающих переиздания». Это понимание тоже утвердилось как общепринятое: вплоть до 90-х гг. XX в. отдельными сборниками стихотворения Лохвицкой не выходили.

Если учитывать тот факт, что прижизненные сборники поэтессы давно стали библиографической редкостью, а издания серии Библиотеки поэта считались авторитетными, неудивительно, что «новое исследовательское представление» о творчестве Лохвицкой складывалось в значительной степени на основании этой подборки. Именно на нее ссылается известный австрийский специалист по истории русского символизма Are Ханзен-Лёве. В своей обстоятельной работе о системе мотивов раннего символизма он приводит примеры из поэзии Лохвицкой всего несколько раз, почти каждый раз прибавляя к ее стихам эпитеты «банальный» и «тривиальный».42

В русле того же низведения поэзии Лохвицкой в ранг простой, хотя и грамотной, версификации следуют критические оценки Н.В. Банникова, К.А. Кумпан, В.В. Ученовой, Е.В. Ивановой, И.В. Корецкой и др.43 В упомянутом ранее двухтомнике

42 Ханзен-Лёве А. Русский символизм. СПб., 1999, с. 151,287,294,327,328.

43 При этом упомянутым исследователям надо отдать должное: подборка стихов в составленном Н.В. Банниковым сборнике «Русские поэтессы XIX века» (М., 1978) — пожалуй, лучшая из всех, выходивших в советское время; В.В. Ученовой принадлежит удачная формулировка, которую можно применить к ранним стихам Лохвицкой: «Классичность формы сочетается в них с взрывным содержанием» («Царицы муз: русские поэтессы XIX - нач. XX вв. М., 1989, с. 9), а Е.В. Иванова весьма проницательно замечает: «Чувственная и жизнелюбивая на поверхности, лирика Лохвицкой, воспевающая греховную страсть, таила душевную чистоту и простодушие, глубокую ре

ИМЛИ, там, где единственный раз упоминается Лохвицкая, допущена фактическая ошибка: «Сдвиг к декадентскому мажору пережили и стихотворцы ( — курсив наш - Т.А.), к поэтике символизма не примкнувшие, но варьировавшие некоторые его темы и мотивы - например, М.А. Лохвицкая».44 Между тем, до Лохвицкой никакого «декадентского мажора» вообще не существовало. Напротив, можно сказать, что это она «по эстафете» передала его Бальмонту, — т.к. по мере нарастания мажора в его творчестве, у нее как раз усугубляются депрессивные настроения 45

На этом «генеральная линия» отечественного изучения поэзии Лохвицкой может считаться завершенной, т.к. логическим продолжением ее могло бы быть разве что утверждение, что эта дама вообще не писала стихов. Вопрос о ее месте в русской литературе можно было бы считать решенным, — однако начиная с 70-х гг., сначала в западной славистике, а в последние годы и у нас стали слышаться совершенно иные мнения. Исследователи, смотревшие менее «зашоренным» взглядом и не ограничивавшие знакомство с творчеством поэтессы антологическими подборками, увидели в ее поэзии некие другие грани, заслуживавшие внимания. Начало этому повороту положила упомянутая статья С. Сайорана, который, обратив внимание преимущественно на позднее творчество Лохвицкой, акцентировал замеченную Брюсовым психологическую проблему дуализма. Сайоран пришел к выводу о том, что поэтессу можно причислить не к предтечам декадентства, а непосредственно к декадентам: «Мало кто сомневался, что Лохвицкая была «декаденткой», и не было вопроса в том, что она принадлежит к декадентскому лагерю Бальмонта, Брюсова и Сологуба»46

В 1982 г. в Питтсбурге появилось первое монографическое исследование о Лохвицкой — докторская диссертация Р. Гридана: «"Дуализм" Мирры Лохвицкой как лигиозностъ; склонность к мистицизму явственно сказалась в поздних стихах с их предчувствием близкой смерти» (Русская поэзия Серебряного века. 1890 -1917. М., 1993, с. 82).

44 Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). М., 2001, кн. 1, с. 697.

45 На наш взгляд, эти явления взаимосвязаны.

46 Cioran S. Ibidem, p. 331. романтический конфликт" и его отражение в ее поэзии». К сожалению, в России эта работа недоступна и мы можем ограничиться лишь повторением слов К. Гроуберг: «Р. Гридан утверждает, что любовная лирика Лохвицкой подготовила почву для появления такой крупной фигуры, как Ахматова».47 Судя по формулировке темы, позволим себе высказать собственное предположение, что исследователь решает вопрос в том же ключе, что и Сайоран.

В 1978 г. вышла антология женской поэзии русского модернизма, подготовленная Темирой Пахмусс. В краткой справке, посвященной поэтессе, также подчеркивается ее фактическая принадлежность к символизму, хотя и указывается, что сами символисты, за исключением Бальмонта, «не признали в ней родственного духа». «К сожалению, вероятно, излишняя весомость мира страсти и чувственности в ее ранней поэзии, привела критиков к недооценке более интеллектуального аспекта ее позднего творчества. Действительно, они понимали Лохвицкую просто как "певицу любви и страсти". Но позднейшая фаза ее эволюции как художника противоречит их суждению <. .> Более того, в поздних стихах поэт не ограничивает себя специфически-женским сознанием. Мирра Лохвицкая была не только представительницей женской линии декаданса. Как и другие поэты-символисты, она верила в высшую реальность. Вечные небесные сады в ее поэзии исполнены духовной значимости. Та же неоднозначность свойственна поэзии Зинаиды Гиппиус и Александра Блока».48

В последние десятилетия Лохвицкая попала в поле зрение ряда западных специалистов в силу укрепления на Западе феминистического движения и в связи с этим - ростом общего интереса к женскому творчеству. Так, пишущая «в традициях американского феминизма» Барбара Хельдт утверждает, что «Ахматова и Цветаева, конечно, связаны с ее традицией "освобожденного женского естества"».49 К сожале

47 Dictionary of Russian women writers. London, 1994. p. 382.

48 Women-writers in Russian Modernism. An Anthology. Translated and edited by Temira Pachmuss. Ur-bana - Chicago - London, 1978, p 91 - 92.

49 Heldt B. Terrible perfection. Women and Russian literature. Bloomington and Indianopolis, 1987, p. 117. нию, характер этой связи в ее работе никак не раскрывается. Однако другая, английская, исследовательница, Джейн Таубман, справедливо замечает, что: «Сердце феминистки едва ли может радоваться той готовности, с которой Лохвицкая обычно подчиняет свою личность не только велениям страсти, но и господству ее возлюбленного-мужчины» .5 0

Уже упоминавшаяся американская исследовательница К. Гроуберг в «Словаре русских женщин писателей» констатировала, что роль Лохвицкой в «женской поэзии» «все еще ждет взвешенной и справедливой оценки», указав, что и в целом ее «влияние на современников и позднейших поэтов только начинает осознаваться».51

Открытая постановка вопроса о восстановлении поэзии Лохвицкой в правах принадлежит известному русско-американскому слависту В.Ф. Маркову. Наиболее определенно она сформулирована в его статье «Русские сумеречники»:

Она представляет собой промежуточную стадию между Фетом и Бальмонтом в поэзии любви-ночи-парка, но она есть нечто большее. Ее "жгучий, женственный стих" определенно заслуживает внимания и реабилитации. Даже при том, что ее словарь содержит слишком много клише для нашего слуха, в ее поэзии есть настоящая сила и напор». Чуть ниже Марков говорит, что «Лохвицкая - это кладезь пророческих предвосхищений <. .> Она опередила Бальмонта почти на десять лет своим "К солнцу" <. .> Другие поэты также слышатся в ее строках. Самое первое стихотворение первой книги ее стихов звучит как предвестие Гиппиус, Бальмонта и Сологуба, а кроме того, некоторых "соловьевских" аспектов Блока. Лохвицкая писала о канатной плясунье (и об "одиночестве вдвоем") до Ахматовой, объясняла природу наяды до Цветаевой, ставила в стихи "дождь" и "плащ" до Юрия Живаго и употребляла слова вроде "теревинф" до Вячеслава Иванова Более важно то, что именно Лохвицкая, а не Ахматова, "научила женщин говорить"».52

Откликом на новую постановку задачи стала первая в России монографическая работа, посвященная творчеству Мирры Лохвицкой - диссертация Т.Ю. Шев

50 Women writers in Russian literature. London, 1994, p. 174.

51 Dictionary of Russian women writers, p. 381 - 384.

СЛ

Markov. V. Russian crepuscolaiy: Minskij, Merezhkovskij, Loxvickaya // Russian literature and history. Jerusalem, 1989, p.80. цовой,53 защита которой состоялась в Mill У в 1898 г. Эта работа представляет исключительную ценность по охвату материала: исследовательница выявила и проработала практически все доступные российские архивные источники, а также вышла на потомков поэтессы.54 В диссертации прослеживается эволюция творчества Лохвицкой и оценка ее современной критикой, впервые дается попытка периодизации ее творчества, анализируются некоторые особенности поэтической манеры, высказываются предположения о поэтических предшественниках и отдельно рассматриваются связи с творчеством Бальмонта, Ахматовой и Цветаевой. Работа содержит немало интересных наблюдений. Но неизбежный для первого этапа работы слишком широкий охват материала не позволил исследовательнице сделать конкретные теоретические выводы, в результате чего общим выводом стало несколько расплывчатое утверждение: «Интенсивность художественных свершений, многообразие и плодотворность жанровых построений, отразивших совершенствование поэтического мастерства, воистину поставили Лохвицкую в ряд художников, вне наследия которых история русской поэзии будет неполной, обедненной».55

Возможно, именно эта нечеткость вывода привела к тому, что следующая исследовательница, обратившаяся изучению к творчеству Лохвицкой, В.Г. Макашина, предпочла вернуться к традиционному для дореволюционной критики и советской науки взгляду на Лохвицкую как на неглубокого поэта. Ее диссертация: «Мирра Лохвицкая и Игорь Северянин. К проблеме преемственности поэтических культур» — была защищена в Новгородском государственном университете в 1999 г. К сожале

53 Шевцова Т.Ю. «Творчество Мирры Лохвицкой. Традиции русской литературной классики, связь с поэтами-современниками» М., 1998.

54 К сожалению, архив Лохвицкой, сам по себе довольно скудный и разбросанный по нескольким хранилищам Москвы и Петербурга, принципиально новых материалов не дает, но позволяет уточнить ряд фактов и устранить многие укоренившиеся ошибки. Поиск материалов, возможно, оставшихся у родственников, и скорее всего, попавших за границу, требует большого энтузиазма, времени и средств. Кое-какие сведения, несомненно, могло бы дать собрание Тэффи в Бахметев-ском архиве Колумбийского университета (Нью-Йорк), но оно также труднодоступно.

55 Шевцова. Т.Ю. Указ соч., с. 204. нию, нам удалось ознакомиться лишь с авторефератом этой работы, а также с предисловием автора к составленной ею небольшой брошюре стихотворений Лохвицкой. Объектом преимущественного интереса исследовательницы, насколько можно понять, является Игорь Северянин, чьи архивные материалы она широко использует. Архив Лохвицкой знаком ей лишь отчасти. Для нас неприемлем тезис об зачислении Лохвицкой в ряд явлений «массовой культуры»; спорным кажется и утверждение, что для Игоря Северянина главной заслугой Лохвицкой было содержавшееся в ее поэзии «отрицание общепринятого различия между Добром и Злом». Применительно к стихам поэтессы вновь зазвучали эпитеты «банальный» и.«примитивный», и снова упор делается на то, что писалось ею в двадцатилетнем возрасте.

Хочется, наконец, вспомнить справедливые слова Н.Я. Абрамовича: «Этот музыкальный лирик в своей духовной высоте был значительней многих, кто бросал ей презрительный упрек».56 К вопросу о «духовной высоте», необходимо упомянуть еще одно суждение, высказанное в последнее десятилетие. Это, на первый взгляд, очень неожиданная трактовка поэзии Лохвицкой, но отдельные приведенные выше высказывания ее подготовили. В 1994 г. в «Журнале Московской Патриархии» была напечатана статья Г. Лахути «Время и поэзия Мирры Лохвицкой».57 В ней утверждалось, что поэзия Лохвицкой на самом деле — «подлинно христианская», причем «самой высокой пробы», и именно потому не была принята современниками. По силе воздействия автор сравнивает поэтессу с Лермонтовым и Пастернаком. Статья немного небрежна по стилю, содержит ряд фактических неточностей, касающихся биографии поэтессы, может быть, выводы, сделанные автором, спорны, но сама постановка вопроса заслуживает внимания. Тот же автор выпустил небольшой отдельный сборник поэзии Мирры Лохвицкой, в который вошли безупречные, на его взгляд, христианские стихи поэтессы. К сожалению, выдвигая тезис о высокой духовности ее поэзии, составитель, похоже, сам не доверял поэту до конца, отчего не включил в подборку такие стихотворения, как упоминавшееся «В час полуденный».

56 Арский <Н.Я. Абрамовича М.А. Лохвицкая. // Наука и жизнь, 1905, № 9, с. 294.

57 Журнал Московской Патриархии. 1994, № 7 — 8, с. 126 -141.

Здесь, как нам кажется, мы подходим к главной причине столь неоднозначной, противоречивой и странной оценки поэзии Лохвицкой в целом. Наше глубокое убеждение состоит в том, что основной нерв этой поэзии — всеобъемлющая религиозно-мистическая настроенность автора. Чтобы понять и оценить это свойство, исследователь сам должен обладать некоторым личным, практическим религиозным опытом, знать не только понаслышке, но вживе, такие понятия, как «борьба со страстями», «помысел», «искушение», «прельщение», «пленение», «мысленный грех» и т.д., а также ясно понимать, что на пути «невидимой брани» случаются не только победы, но и поражения. Судя по тому, что пишет большинство исследователей о поэзии Лохвицкой, они весьма смутно ориентируются в подобных вещах. Это неудивительно. К сожалению, очень часто профессиональные литературоведы ограничиваются самым поверхностным ознакомлением с культовыми и мировоззренческими особенностями той или иной конфессии, и просто не видят духовной проблематики, если она специально не акцентирована, а люди, приобретшие хотя бы азы иного опыта, демонстративно отстраняются от светской культуры вообще. Двусмысленная и несколько скандальная репутация Лохвицкой, созданная ей критикой, на протяжении века мешала подойти к ней именно с этой позиции. Автор настоящего исследования не скрывает своей конфессиональной принадлежности к Православию, хотя и не отождествляет свою точку зрения с официальной позицией Русской Православной Церкви. Едва ли нужно конфессионально «выравнивать» Лохвицкую, подгоняя под стандарт «православного» поэта. Но и нет причин бояться в ней каких-то сатанинских бездн. Поэтому еще одной важной нашей задачей будет попытка понять мировоззрение поэтессы и через мировоззрение объяснить принципы ее поэтики и стилистики. Необходимо, на наш взгляд, проследить и соотношение творчества Лохвицкой с ее биографией, т.к. мировоззрение писателя проявляется не только в литературных манифестах и художественных произведениях, но и, прежде всего, в жизненных убеждениях и поступках.

До сих пор из всех упомянутых и цитированных характеристик наиболее полной и объективной представляется та, что дана была Лохвицкой сразу после ее смерти А.А. Измайловым:

Певица любви и страсти и - мистики любви и страсти <. .> Ей была ведома тайна настоящей красоты, и она спела красиво, искренно и смело ту Песнь Песней, какую до нее на русском языке не спела ни одна поэтесса. Пламенная, страстная, женственно-изящная, порой в своих стихах слишком нервная, почти болезненная, но всегда индивидуальная, она явилась странным сочетанием земли и неба, плоти и духа, греха и порыва ввысь, здешней радости и тоски по "блаженстве нездешней страны", по "грядущем царстве святой красоты"».58

Эта характеристика и послужит отправной точкой предпринимаемого нами исследования. со

Измайлов А. М.А. Лохвицкая. // Биржевые ведомости, 1905,30 августа (утренний выпуск.)

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественный мир М. Лохвицкой"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги проведенного исследования художественного мира Лохвицкой, можно сделать некоторые выводы.

Наиболее яркой отличительной чертой характера поэтессы, была внутренняя противоречивость, сочетание несочетаемого, затруднявшая его понимание, несмотря на кажущуюся легкость. В ее личности уживались стремление к новизне и консерватизм, смелость и застенчивость, чувственность и религиозность, стремление к земному счастью и глубокая мистическая настроенность, здравый ум и болезненная душевная хрупкость. Эти исконные противоречия обусловили внутреннюю драму души, нашедшую художественное воплощение в творчестве поэтессы. В этом своеобразие ее поэзии, и воспринимать ее можно только в целостности, не пытаясь свести ее значение к десятку стихотворений на ту или иную тему, в зависимости от личных вкусов и убеждений того или иного исследователя или конъюнктуры момента.

Особенностью поэзии Лохвицкой, в первую очередь привлекшей внимание современников, было четко прослеживаемое утверждение самостоятельной ценности женщины как личности - безотносительно к новым веяниями эмансипации и феминизма. На каком-то этапе эта особенность способствовала росту популярности поэтессы, впоследствии, когда выяснились существенные расхождения между ее позицией и настроем общества в целом, ее заслуги стали преуменьшаться.

На мировоззренческом уровне у Лохвицкой несомненной значимой доминантой является религиозность, подчиняющая и преодолевающая как особенности личного темперамента, так и соблазн «тайного знания», выразившийся в повышенном интересе к различного рода мистическим и гностическим учениям. Любопытствующий интерес к мистике был характерен для эпохи, но доминирующая религиозность явно противоречила общему духу времени и казалась пережитком прошлого современникам поэтессы охваченным общим, хотя и по-разному проявляющимся, порывом к полному переустройству жизни на новых, чисто секулярных основаниях. На жанровом уровне это свойство выразилось у Лохвицкой в обращении к нехарактерной для эпохи в целом форме гимна, на стилистическом — в использовании приемов классической риторики наряду с приемами песенного творчества.

Среди поэтов Серебряного века Лохвицкая одной из первых предприняла попытку обновления поэтического стиля за счет использования универсальных приемов фольклора разных стран и поэзии древности. В то время, как родоначальники символизма направляли основное внимание на изучение приемов французского символизма и европейского романтизма, поэтесса обратилась к традиции средневековой европейской литературы, и еще более древним и экзотическим культурам, воспринимаемым, впрочем, сквозь призму европейского взгляда. Она намеренно ограничивала свой поэтический словарь, возвращая, таким образом, слово к смысловой наполненности, свойственной древним языкам. Ее стилю была присуща особая метафоричность в сочетании с использованием разнообразных сравнений, народно-песенных и древних литературных приемов мелодизации - разнообразных повторов, анафор, рефренов и т.п.

Вопреки общей тенденции эпохи к намеренному усложнению поэтического текста, Лохвицкая стремилось к простоте и ясности изложения. Ее синтаксис характеризуется повышенной значимостью глагола, предпочтением динамических признаков — статическим, четкостью смыслового деления периодов.

На стилистическом уровне традиции классической русской лирики XIX в. и поэзии древности сочетались у Лохвицкой с применением ряда новых приемов символизма. Интересуясь, как и символисты, «областью таинственного», она стремилась к познанию мира через символ, но ее символика была более традиционна, более тесно связана с христианским вероучением и славянским языческим символизмом (не отвергаемым русской национальной формой Православия).

На фоническом уровне Лохвицкая демонстрирует все возможности традиционной силлабо-тоники, достигая большого метрического разнообразия путем использования несложных по сути приемов. В области ритмики ей свойственна архаизация, возвращение к ритмическим особенностям раннепушкинского периода. Но несмотря на зримые признаки архаизации, ее стих не теряет легкости и мелодичности — что свидетельствует о высоком мастерстве поэтессы. Роль обычной рифмы в ее поэзии постепенно умаляется, зато со временем распространяются рифмы в непривычных местах строки, - причем нередко приблизительные, вошедшие в обиход уж в постсимволистскую эпоху. Заметный интерес проявляет Лохвицкая к белому стиху; искусно пользуется аллитерациями и ассонансами. В области строфики для нее характерны строфическая определенность, в сочетании со стремлением уйти от обязательности четверостишия, и при этом - нелюбовь к твердым формам, вольное строфическое творчество.

В целом стиль Лохвицкой не имеет выраженных признаков радикального новаторства, но, вместе с тем, он индивидуален и неповторим. Ее дарование было вполне самостоятельно и на протяжении всего творческого пути обнаруживало способность к саморазвитию и совершенствованию. Обвинения в подражании кому бы то ни было нельзя признать справедливыми, — лишь в редких случаях Лохвицкая заимствовала отдельные приемы тех или иных авторов, но лишь такие, которые не противоречили ее собственной творческой манере. Она шла путями, во многом общими для всей новой поэзии. Причины ее расхождения с модернистским лагерем лежат, во всяком случае, не в области поэтики — нового в ее творчестве ничуть не меньше, чем у каждого из ее современников-символистов - Бальмонта, Брюсова, Гиппиус, Сологуба, Вяч. Иванова и др. (конечно, если ее индивидуальные достижения сравнивать с новациями всего модернистского лагеря в целом - «от символистов до обэриутов» - они могут показаться незначительными, но такое сравнение по определению невозможно). Некоторые черты ее стиля предвосхищают будущие особенности постсимволистских течений модернизма.

Причина забвения, постигшего творчество поэтессы, лежит не в его недостатках, а скорее напротив - в достоинствах. Предреволюционная эпоха выбирала в творчестве каждого писателя нечто созвучное себе — у Лохвицкой такой созвучности оказалось достаточно для возникновения скорой и шумной славы, но недостаточно для упрочения этой славы. Общее же направление ее мировоззренческой эволюции было прямо противоположно устремлениям XX столетия - поэтому то, что в ее творчестве наиболее ценно: соединение утонченности и формальной новизны Серебряного века с незыблемостью духовных ценностей Золотого века русской литературы - осталось незамеченным и невостребованным.

Общий и главный вывод, к которому приводят результаты проведенного исследования: Мирра Лохвицкая - серьезный поэт, заслуживающий внимания и дальнейшего изучения. Ей по праву принадлежит достойное место в истории русской литературы — как родоначальнице русской женской поэзии XX века и как автору, чье творчество за столетие нисколько не утратило тематического интереса и эстетической ценности.

Список научной литературыАлександрова, Татьяна Львовна, диссертация по теме "Русская литература"

1.Я.) М.А. Лохвицкая: Стихотворения Т. 1.. СПб. 1903 // Новый путь.- 1903 -№ 1.С. 194-195.

2. Андреевский С.А. Литературные очерки. СПб. 1913. С. 398.

3. Бальмонт К.Д. Горные вершины. Сб. ст. М. 1904. С. 73,94.

4. Брюсов В.Я. Письма В.Я. Брюсова к П.П. Перцову. М. 1927. С. 27; 178.

5. Брюсов. В .Я. Дневники. М., 1927. С. 30-31,47, 65,126.

6. Буренин В.П., Критические очерки.//Новое время. 1898, 29 января.

7. Буренин В.П., Критические очерки. // Новое время. т, 1904,9 января.

8. В.Л. (псевд.) М.А. Лохвицкая-Жибер. Стихотворения. 1896 1898. // Кавказ. - 1898 - № 87.

9. Волынский А.Л. Книга великого гнева. СПб. 1904. С. 214 215.

10. Волынский А.Л. М.А. Лохвицкая (Жибер) Стихотворения 1896 1898 гг. М., 1898 // Северный вестник. - 898. № 8 - 9. С. 237 - 242. (то же в кн.: Волынский, А. Л. Борьба за идеализм СПб., 1900. С. 402 - 405).

11. Годовые литературные обзоры К.Д. Бальмонта. Пер. с англ. и публикация С.П. Ильева: Серебряный век русской литературы. М. 1996. С. 127).

12. Голенищев-Кутузов, А.А. М.А. Лохвицкая. // сб. ОРЯС АН. Двенадцатое присуждение Пушкинских премий. 1900, т. 66. № 3. С. 63 74.

13. Голенищев-Кутузов, А.А. М.А. Лохвицкая. // сб. ОРЯС АН. Пятнадцатое присуждение Пушкинских премий. 1905, т. 78, № 1. С. 121 126.

14. Гриневич (Якубович) П.Ф. М.А. Лохвицкая, в его кн. Очерки русской поэзии. 2-е изд., СПб., 1911. с. 352-358.

15. Д.Л. (псевд.) Собрание стихотворений М.А. Лохвицкой-Жибер. // Московские ведомости.- 1903. № 237.

16. Д.Л. (псевд.) Чертовщина. V том стихотворений М.А. Лохвицкой-Жибер. // Московские ведомости. 1904. - № 27.

17. Дон (Бальмонт К.Д.). -рецензия. Весы, 1904, № 2. С. 59.

18. Константин Константинович, вел. кн. // ОРЯС АН. Шестнадцатое присуждение Пушкинских премий, 1906, 81. Приложения. С. 20 54.

19. Коринфский. А. Юные побеги русской поэзии. // Север, 1897, № 44, С. 1388 1406.

20. Краснов Пл. Женская поэзия. М.А. Лохвицкая. // Книжки «Недели». 1900, № 10.

21. Краснов Пл. Новые всходы. // Книжки «Недели» 1899. № 1. С. 184 186.

22. Краснов Пл. Русская Сафо. // Новый мир. 1903. № 20. С. 151 154.

23. Краснов Пл. Тоска по людям. // Книжки «Недели». 1897. № 12.

24. Литературное наследство, т. 98. В.Я. Брюсов и его корреспонденты. М. 1991. ч. I. С. 8, 58, 99, 100, 128,168, 229, 400, 511, 517, 789 791. ч. 2. С. 26, 33.

25. Лохвицкая М. Письма в редакцию. // Новое время. 1903. № 9896. 22 сентября.

26. Лохвицкая-Жибер М. Письма в редакцию. // Новое время. 1901. № 9222. 6 ноября.

27. М. К-н <К. Медведский>. Поэзия М. А Лохвицкой. // Русское обозрение. 1896. № 12.

28. Маковский Ф. Поэты-декаденты. // Знамя. 1899, № 6, с. 16 28.

29. Маковский Ф. Что такое русское декадентство? Образование, 1905, № 9. С. 125 142.

30. Мартов Н. Галерея русских писателей и художников (с пушкинской эпохи до наших дней). СПб. 1901. С. 94 - 95.

31. Михайлов Д.А. М.А. Лохвицкая. В его кн.: Очерки русской поэзии XIX в. Тифлис, 1904. С. 498-514.

32. Письма в редакцию. // Новое время. 1903, 5 ноября. № 9903.

33. Плагиат, (заметка). // Новости дня, 1905, 29 июля.

34. Рецензия. // Литературное приложение «Нивы». № 10. С. 459.

35. Рецензия на 2-е изд. Стихотворений М.А. Лохвицкой. // Россия. 1900. № 454.

36. Рецензия. // Русское богатство. 1986. № 7. С. 59 60.

37. Скриба <Е.А. Соловьев>. Литературная хроника. // Новости и биржевая газета. 1898, 29 января.1.. Некрологи М.Лохвицкой:1. Аргус, 1905, №8. С. 10.

38. Биржевые ведомости, 1905, 30 августа. Утренний выпуск. (А. Измайлов)

39. Биржевые ведомости. 1905. № 9004. Похороны М.А. Лохвицкой.

40. Вопросы жизни, 1905. № 9. С. 292 293. (Вяч. Иванов).

41. Голос жизни, 1905, № 6. С. 38 49. (Гранитов).

42. Елисаветградские новости. 1905. № 585. 1 сентября.

43. Исторический вестник. 1905. № 10. С. 358 359.

44. Московские ведомости. 1905. № 237. 30 августа.

45. Наука и жизнь, 1905, № 9. С. 292 298. (Арский <Н.Я. Абрамович>).

46. Наша жизнь, 30 августа 1905 г. № 238.11. Нива, 1905, №39. С. 771.

47. Новое время. 1905. 31 августа. (Н. М-ский <Н.М. Минский>).

48. Новости дня. 1905. № 7987. (А. Кур-ский <А. Курсинский>).

49. Север. 1905. № 36. С. 286.

50. Слово. 1905. № 239. (Кент <В.А. Никольский^.

51. Слово. 1905. № 240. Похороны М.А. Лохвицкой.

52. Сын Отечества. 1905. № 167,169.

53. Театр и искусство, 1905, № 37 (Леонид Галич <Л.Е. Габрилович>)

54. Финляндская газета. 1905, № 131

55. Южное обозрение. 1905. - № 2913. - 2 сентября. С. 3. (О.М. Блиц) '

56. I. Суждения современников об итогах творческого пути М. Лохвицкой, мемуары.

57. Абрамович Н.Я. В осенних садах. Литература сегодняшнего дня. М. 1909. С. 150 160.

58. Абрамович Н.Я. История русской поэзии: в 2-х тт. т. 2. М. 1915. С. 298 302.

59. Абрамович Н.Я. Эстетизм и эротика. В кн. Литературно-критические очерки. СПб. 1909. Кн. 1.С. 52-58.

60. Амфитеатров А. Человек, которого жаль // Русское слово. 1914. № 111 - 15 мая. С. 3-4.

61. Андреева-Бальмонт Е.А. Воспоминания. М., 1996. С. 527.

62. Апостолов Н. Литературные очерки. Киев. 1907. - С. 54-56.

63. Бальмонт К.Д. Автобиографическая проза. М., 2001. С. 544, 573.

64. Бенуа, А. Н. Мои воспоминания. М.1993. т. 1. С. 554.

65. Брюсов В.Я. Далекие и близкие. М. 1911. С. 148.

66. Бунин И.А. Из записей. Собр. Соч. в 9-ти тт. т. 9. С. 289 — 290.

67. Васильева Е. Автобиография. // Новый мир. 1988 - № 12. С. 139-140.

68. Волынский А.Л. Русские женщины. // Минувшее, т. 17, М. СПб, 1994. С. 237 - 238,275.13 <Гершензон М.Е.> рецензия на сб. «Перед закатом» - Вестник Европы, 1908, № 7

69. Голиков. В. Наши поэтессы. Неделя, 1912, № 5. С. 771 773.

70. Гриневская И. Памяти М.А. Лохвицкой. // Слово. 1905. № 252.

71. Ж. Владимир, (псевд.) Наброски без заглавия, // Русь. 1905 - № 221.

72. Загуляева Ю. Петербургские письма. // Московские ведомости, 1905, 7 сентября. № 245.

73. Измайлов А. Литературный Олимп. — М. 1911. С. 464 465.

74. Константин Константинович, вел. кн. Предисловие к изданию: Лохвицкая М.А. Перед закатом. СПб. 1908.

75. Липкин С. Беседы с Ахматовой // Взгляд: Сборник. Критика. Политика. Публикации, вып. 3. М. 1991. С. 383 384. (То же в кн.: Лиснянская И. Шкатулка с тройным дном. Калининград. 1995. С. 60).

76. Муромцева-Бунина, В.Н. Жизнь Бунина. М. 1989. С. 153.

77. Немирович-Данченко, В.И. Погасшая звезда. В кн. На кладбищах. .М., 2001. С. 117 128.

78. Никольский В.А. Памяти М.А. Лохвицкой. // Север. 1905. № 37.

79. Отчет о шестнадцатом присуждении Пушкинских премий 1905 г. СПб., Сб. ОРЯС, т. 81. № 5.1906. С. 2 -4.

80. Перцов П.П. Литературные воспоминания. М.- Л. 1933. С. 163,259.

81. Поселянин Е. Отзвеневшие струны. //Московские ведомости. 1905, 15 сентября. № 253.

82. Поярков Н. Поэты наших дней. М. 1907. С. 84 86.

83. Северянин И. Моя поэзия // Синий журнал. 1913. № 41, С.5.

84. Тэффи Н.А. Игорь Северянин. // Творчество Н.А. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX в. М., 1991, с. 343.

85. Тэффи Н.А. Проза. Стихи. Пьесы. Воспоминания. Статьи. Спб. 1999. с. 409.

86. Ясинский, И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. М., 1926. С. С, 258 260.1.. Справочные и библиографические издания.

87. Брагинский. Лохвицкая. // Большая энциклопедия (под ред. С.Н. Южакова. т. 12. СПб. 1903. С. 322-323.

88. В. Б. (псевд.) Лохвицкая // Литературная энциклопедия. Т. 6. М. 1932. стлб. 594.

89. Венгеров С.Я. М. Лохвицкая. // Новый энциклопедический словарь. Т. 24. Пг. 1915. С. 943 - 944.

90. Владиславлев И.В. Библиографический указатель новейшей русской беллетристики (1861 -1911)-б.д. стлб. 657.

91. Владиславлев И.В. Опыт библиографического пособия по русской литературе XIX — XX ст. Изд. 4-е. М.-Л. 1924. С. 382.

92. Иванов Г.К. Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 года). Справочник. Вып. 1. М. 1966. С. 198-201.

93. Иванова Е.В. Лохвицкая. // Русские писатели. Библиографический словарь (А-Л). Т 1. М.1990. С. 423-424.

94. История русской литературы конца XIX начала XX века. Библиографический указатель./ Под ред. К.Д. Муратовой. М.-Л. 1963. С. 483.

95. Казак В. Лексикон русской литературы XX в. М. 1996. С. 238.

96. Кумпан К.А. М.А. Лохвицкая. // Русские писатели 1800 1917. Биографический словарь. Т. 3. М., 1994.

97. Львов-Рогачевский В.Л. Лохвицкая М.А. // Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. 2 изд. Т. 27. С. 406.

98. Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. в 4-х тт. М. 1957 1960. Т. 2. С. 26; Т. 3. С. 194; Т. 4 С. 185, 287.

99. Морозов А.Л. Лохвицкая М.А. // Краткая литературная энциклопедия. T.IV. М. 1967. С. 434.

100. Словарь членов общества любителей Российской словесности при Московском Университете. М. 1911. С. 172- 173.

101. Groberg К. Lokhvitskaya М.А. И Dictionary of Russian women writers. London, 1994. p. 381 -384.

102. Kasack W. Lexicon der russishen Literatur des XX Jahrhunderts: vom Beginn des Jahrhunderts bis zum Erde Soviet aera. Mtinchen, 1994. S. 696 - 697.

103. V. Литературоведческие исследования, посвященные творчеству М.А. Лохвицкой, общие обзорные работы по истории русской литературы рубежа XIX — XX вв., в которых она упоминается (или не упоминается).

104. Банников Н.В. Русские поэтессы XIX в. М. 1979. С. 11,181-201 (Та же заметка о Лохвицкой практически без изменений был перепечатана позднее в журнале «Русская речь» -1993.-№ 5. С. 20-24).

105. Бургин Д. София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо. СПб. 1999. С. 227, 228,431.

106. Гайденков Н.М. М.А. Лохвицкая // Русские поэты XIX в. Хрестоматия. М. 1958. С. 838.

107. Гаспаров М.Л. Русский стих начала века в комментариях. М., 2001, с. 278.

108. Еремина В.И. Поэзия 1880 1890-х годов. // Русская литература и фольклор (конец XIX в.) Л. 1987. С. 334-360.

109. История русской литературной критики (Под ред. В.В. Прозорова). М. 2002.

110. История всемирной литературы. Т. 8. М. 1994. С. 78,93.

111. История русской литературы в 4-х тт. Л. 1983. Т. 4. С. 113-114.

112. История русской литературы XIX в. 70-е 90-е гг. (под ред. В.Н. Аношкиной, Л.Д. Громовой, В.Б. Катаева). М. 2001.

113. Колобаева Л.А. Русский символизм. М. 2000.

114. Куприяновский П.В. Молчанова Н.А. Поэт Константин Бальмонт. Биография. Творчество. Судьба. Иваново, 2001. С. 52,79, 239.

115. Лахути Г. Предисловие к изданию: Лохвицкая, М. Тайных струн сверкающее пенье. М., 1994 (То же под загл. Время и поэзия Мирры Лохвицкой // Журнал Московской Патриархии. 1994, № 7-8. С. 126 141).

116. Макашина В.Г. Мирра Лохвицкая и Игорь Северянин. К проблеме преемственности поэтических культур. Автореферат диссертации. Новгород, 1999.

117. Макашина В.Г. Предисловие к изданию: Лохвицкая, М. Стихотворения. СПб. 1997.

118. Марков. А.Ф. Лохвицкую называли «Русской Сафо. // Русская словесность, 1993, № 5. С. 79-81.

119. Марков В. Свобода в поэзии. Статьи. Эссе. Разное. СПб. 1994. С. 278 284.

120. Поэты 1880 1890-х гг. Малая серия. Л. 1964. С. 83 - 89.

121. Поэты 1880 1890-х гг. Большая серия. Л., 1972. (Вступительная статья Г.А. Бялого, биогр. справка и комментарии Л.А. Николаевой). - с. 59 - 62; 601 - 604.

122. Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). М., 2001, кн. 1, с. 697.

123. Русская поэзия серебряного века. 1890 1917. (под ред. М.Л. Гаспарова и И.В. Корец-кой). М. 1993. С. 82.

124. Русский сонет XVIII нач. XX в. (Послесловие и примечания B.C. Совалина). М., 1983. С. 207-211,526.

125. Саянов В. Очерки по истории русской поэзии XX века. Л. 1929. с. 28 -29.

126. Свиясов Е.В. Сафо в восприятии русских поэтов 1880 1890-х гг». // На рубеже XIX и XX вв. Из истории международных связей русской литературы. Л., 1991. С. 253 - 276.

127. Серебряный век русской литературы. М. 1996.

128. Тарасенков А.Н. Русские поэты XX в. 1905 1955. М., 1966. С. 217.

129. Тартаковский П.И. Русская поэзия и Восток: 1800 — 1950. Опыт библиографии. М., 1975. С. 69.

130. Ученова В.В. Вы вспомните меня. // Царицы муз: русские поэтессы XIX нач. XX вв. М. 1989. С. 3-4,427.

131. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. (Система поэтических мотивов. Ранний символизм). СПб. 1995.

132. Шаповалов М. Король поэтов. Страницы жизни и творчества Игоря Северянина (1887 — 1941) М. 1997, С. 12-13.

133. Шевцова Т.Ю. Поэтическое мироощущение М. Лохвицкой и К. Бальмонта. // К. Бальмонт, М. Цветаева и художественные искания XX в. вып. 4. Иваново, 1999. С. 33 -44.

134. Шевцова Т.Ю. «Творчество Мирры Лохвицкой. Традиции русской литературной классики, связь с поэтами-современниками». Канд. диссертация. М., 1998.

135. Cioran S. The Russian Sappho: Mirra Lokhvitskaya. // Russian Literature Triquaterly. 1974, № 9, pp. 317-335.

136. Greedan R.C. Mirra Lokhvitskaya's "Duality" as a Romantic Cjnflict and it's reflection in her poetry. Ph. Diss. University of Pittsburg. 1982.

137. Heldt B. Terrible perfection. Women and Russian literature. Bloomington and Indianopolis, 1987, p. 117.

138. Klelin E. Fet and poetik tradition: anapestic tetrameter in the work of Polonsky, Golenishev-Kutusov and Lokhvitskaya // Readings in Russian Modernism. To honor Vladimir Fedorovich Markov.-M. 1993. P. 187.

139. Geshichte der russishen Literatur. Leipzig, 1924. - S 410.

140. Markov. V. Russian crepuscolary: Minskij, Merezhkovskij, Loxvickaya. // Russian literature and history. Jerusalem, 1989, p.80.

141. Markov V. Kommentar zu den Dichtungen von K.D. Balmont. 1890 1909, Koln - Wien, 1988, S. 156.

142. Norkeliunas C. Mirra Lokhvitskaya: A Russian Symbolist Poet of Decadence (1869 1905) // The Russian Web at Marist College, Hudson Valley. 1997. P. 1 -4.

143. Women-writers in Russian Modernism. An Anthology. Translated and edited by Temira Pach-muss. Urbana Chicago - London, 1978, p 91 - 92.

144. Taubman J. Women Poets of the Silver Age // Women writers in Russian literature. London, 1994, p. 173-174.

145. Tomei C. Lokhvitskaya // Russian women writers. NY. 1997. Т. 1, P. 450 462.1. Общие работы по поэтике.

146. Аверинцев С.А. Поэтика ранневизантийской литературы. М. 1997.

147. Античные риторики. М. 1978.

148. Брюсов В .Я. Наука о стихе. М. 1919.

149. Веселовский А.Н. Из поэтики розы. // сб. Привет! СПб. 1898. с. 1-5.

150. Волков А.А. Курс русской риторики. М., 2001.

151. Гальбиатги Э. Пьяцца А. Трудные страницы Библии. М. 1995.

152. Гаспаров M.JI. О русской поэзии. СПб. 2001.

153. Гаспаров M.JI. Очерк истории европейского стиха. М. 1989.

154. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. М. 2000.

155. Гаспаров М.Л., Аверинцев С.А. Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М., 1986.

156. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М. 1996.

157. Шишмарев В.Ф. Лирика и лирики Средневековья. СПб. 1911. Записки историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, ч. CII.

158. Эйхенбаум Б.М. Анна Ахматова. Пб. 1923.

159. Эйхенбаум Б.М. Мелодика русского лирического стиха. Пб. 1922.

160. Якобсон Р. Работы по поэтике. М. 1987.

161. Charpentreau. J. Tnesor de la poesie franfaise. Paris. 1993.