автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Художественный мир прозы Э. Мальбахова: творческая индивидуальность и жанровое своеобразие

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный мир прозы Э. Мальбахова: творческая индивидуальность и жанровое своеобразие"

005003289

Мизова Залина Замирджановна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР ПРОЗЫ Э. МАЛЬБАХОВА: ТВОРЧЕСКАЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ И ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ

10.01.02 - литература народов Российской Федерации (кабардино-балкарская и карачаево-черкесская литература)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

- 1 ДЕК 2011

Нальчик 2011

005003289

Работа выполнена в секторе кабардинской литературы Учреждения Российской академии наук «Институт гуманитарных исследований Правительства КБР и Кабардино-Балкарского научного центра РАН»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Тхагазитов Юрий Мухамедович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Куянцева Елена Александровна

Ведущая организация: Адыгейский государственный

университет

Защита состоится «¿i> декабря 2011 г. в If.ao часов на заседании Диссертационного совета ДМ 212.076.04 при Государственном бюджетном образовательном учреждении «Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова» (360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного бюджетного образовательного учреждения «Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова)) (360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

кандидат филологических наук, доцент Мартазанова Ханифа Магомедовна

Автореферат разослан « ^ »

2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

А.Р. Борова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Адыгская, в частности кабардинская, проза давно стала объектом литературоведческого анализа - как в общем контексте северокавказских литератур, так и сама по себе. Количество исследований в интересующей нас области весьма велико, однако нельзя не заметить, что практически все они рассматривают развитие национальных литератур под определенным углом, а именно - в рамках различных концепций эволюционного плана, в том числе ускоренного развития, причем в последовательной системе отношений с большой русской литературой.

Иначе говоря, научная литературоведческая мысль в любом варианте воспринимала национальные литературные системы как компоненты более обширного литературного сообщества, что, безусловно, соответствует истине. Но, с другой стороны, универсальность и обязательность подобного подхода привели к тому, что этницизм в своей самозначимости и эстетические концепты, генезис которых не зависел от доминирующего влияния большой советской, а позже - русской литературы, остались в стороне от внимания литературоведов и критиков. Сказанное относится и к фольклорным интрузиям, функционировавшим, с точки зрения литературоведения, в качестве элементов, включенных в орбиту внешне детерминированной архитектоники в каждом конкретном тексте.

При ближайшем рассмотрении выясняется, что литературоведческие трактовки творчества даже крупнейших представителей национальных литератур сводятся к их способности и реализовавшимся возможностям демонстрации национального содержания русскоязычному и мировому читателю без каких-либо намеков на эстетическую креативность общецивилизационного характера. Даже в своих высших пиковых точках этническое художественное мышление, таким образом, оценивается весьма скромно, без признания перспектив пассионарного влияния на мировое литературное сообщество.

Между тем, младописьменные литературы давно перешагнули тот порог качественного развития, которым были отмечены эволюционные этапы несамостоятельного пути. Но если поэзия Северного Кавказа прошла этот рубеж еще в 1960-х годах, то проза региона вплотную подошла к нему, по нашему мнению, лишь в последние два десятилетия ушедшего века.

И это время оказалось весьма богатым на события. Изменения внешнего по отношению к этносам Северного Кавказа мира носят весьма опасный характер. Ясно, что свою аутентичность сохранят народы, чья ментальность, духовность, интеллектуально-информационный багаж, специфика социальных институтов и способы жизнеобеспечения окажутся наиболее адаптированными к новым реалиям, новому окружению.

Пропаганда этничности в ее развитых формах, выявление национально-маркированных структур этико-эстетического характера, структур, реализованных на уровне высшего цивилизационного ценза, уточнение путей дальнейшего развития коллективного этнического мышления - вот чем могут воспользоваться малочисленные этносы региона в предстоящей борьбе за сохранение своей специфичности, лица, духовности.

Исследование творчества Эльберда Мальбахова актуально именно ввиду вышеперечисленных соображений. Бикультурный характер мышления писателя во многом способствовал тому, что в архитектоническом, концептуальном, общенарративном планах его творчество было изначально лишено налета провинциализма - во всяком случае, если не по всем, то по многим показателям. Э. Мальбахов сумел воплотить в своих произведениях - пусть не буквально, но хотя бы коллажно - то направление эволюции художественного мышления адыгов, которое с полным основанием можно считать в значительной мере адаптированным к современной информационной среде, сохранив при этом его ясное этническое качество. В определенном плане Э. Мальбахов - автор, который наряду с Т. Адыговым впервые среди кабардинских прозаиков осуществил попытку презентации этнического бытия адыгов с помощью современного выразительного и идеологического инструментария, что особенно важно - инструментария аутентичного, заслуга в создании которого принадлежит именно ему. Э. Мальбахов как явление представляет собой результат действия целого комплекса факторов, определяемых как идеологические и эстетические доктрины СССР, лежащих в традициях национально-периферийной литературы, и все это наложило отпечаток на его произведения. Однако неизбежный багаж предыдущего опыта национальной прозы никоим образом не умаляет тенденциального значения писателя.

Целью диссертационной работы является исследование творческого метода и эстетического опыта Э. Мальбахова - писателя-новатора, утвердившего нарративные нормы в современной кавказ-

ской литературе; анализ и интерпретация художественного мира прозы Э. Мальбахова, его творческой индивидуальности и жанрового своеобразия на материале повестей «Набирая высоту», «Мемуары старой собаки» и романов «Страшен путь на Ошхамахо» и «Ищи, где не прятал»; выявление и определение специфики принципиально нового типа исторического романа; определение места и роли писателя в становлении и дальнейшем развитии прозы Северного Кавказа.

Для достижения поставленной цели предполагается решение следующих теоретических и практических задач:

1) обзор творческого наследия Э. Мальбахова;

2) определение места и роли писателя в общем контексте кабардинской литературы;

3) изучение генезиса эстетического мышления писателя-прозаика

4) выявление нарративной специфики произведений Э. Мальбахова и ее обусловленности авторскими целеустановками;

5) формулировка основных параметральных признаков этно-исторического романа как новой разновидности этого вида национальной прозы.

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена избранной темой. В работе впервые гипотеирована связь литературной прозаической младописьменной традиции с опытом создания дореволюционных хроник. На примере творчества Э. Мальбахова выявлена возможность существования в тексте такого феномена, как этно-маркированное описание без прямой номинации национального содержания словесных представлений, например - ландшафта.

В работе выдвинуто предположение о формировании в новописьменных литературах особого подвида исторического романа - этно-исторического - и определяются его основные отличительные идеологические, конфликтные, образные и нарративные черты.

Объект исследования - художественная проза Эльберда Мальбахова. В качестве основного материала используются произведения «Страшен путь на Ошхамахо», «Ищи, где не прятал», «Набирая высоту», «Мемуары старой собаки». Выбор произведений обусловлен их особой ролью и художественной значимостью как для творческой эволюции Э. Мальбахова, так и для кабардинской литературы в целом.

Степень научной разработанности проблемы. Русскоязычная проза Кабардино-Балкарии остается явлением малоизученным. В адыгском литературоведении нет специального научного исследования, посвящен-

ного творчеству Э. Мальбахова. Частично некоторые аспекты по данной теме рассматриваются в монографических исследованиях А.Х. Мусукае-вой (Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология, 1993), Ю.М.Тхагазитова (Адыгский роман, 1987), Р.М. Камбачо-ковой (Адыгский исторический роман, 1999). Таким образом, степень научной разработанности весьма неудовлетворительна. За исключением глав в нескольких монографиях, ряда газетных статей, творчество прозаика оказалось лишено внимания ученых и критиков. Данное диссертационное исследование является первой попыткой литературоведческого анализа по творчеству русскоязычного писателя Э. Мальбахова.

Методологической и теоретической базой исследования послужили труды ведущих ученых в области литературоведения и теории литературы. В общетеоретическом плане - в основном по проблемам характера эволюции, способов текстуального воплощения замысла, архитектонике и хронотопическому чередованию, ритмическим схемам, реализованным в произведениях Э. Мальбахова, - мы ориентировались на труды классиков советского и российского литературоведения. Это исследования таких крупнейших ученых, как М. Бахтин, С. Василев, М. Гаспаров, Г. Гачев, Л.Гинзбург, Ю. Лотман, М. Храпченко и др.

Не менее значимыми для успешного решения поставленных задач были и вопросы функционирования национальных литератур в общелитературной среде периода СССР, вопросы их взаимовлияния и характера этого взаимовлияния. Здесь мы ориентировались на положения обширного спектра работ, созданных в условиях безусловного доминирования доктрины социалистического реализма, но, тем не менее, фундаментально освещающих действовавшие схемы межлитературных контактов, по крайней мере, в их идеологическом аспекте. Речь идет о монографиях Ю. Андреева, С.Асадуллаева, Н. Гей, Г. Ло-мидзе, Б. Сучкова, М. Храпченко и др. Необходимость обращения к исследованиям подобного рода обусловлена тем, что, невзирая на идеологическую ангажированность литературоведческих работ этого периода, их несомненная научная состоятельность и актуальность в части проблем, касающихся взаимнокаузальных интервенций различных культурных пространств, неоспорима и сегодня.

Северокавказская и конкретно адыгская проза получили разностороннее освещение в монографических трудах ряда ученых. Развитие теоретических взглядов на способы презентации и суть этнического содержания в произведении, формирование парадигмы эстетического

в ее современном виде является в сегодняшнем северокавказском литературоведении основным объектом изучения, с ним так или иначе связаны все направления научного поиска в среде новописьменных литератур Северного Кавказа. Именно подобным подходом отмечены крупные исследования известных ученых: Х.Бакова, Л. Бекизовой, Г. Гамзатова, А. Гутова, Р. Мамий, А. Мусукаевой, К-Султанова, 3. Толгу-рова, X. Тимижева, Ю. Тхагазитова, X. Хапсирокова, А.Хакуашева, Т. Чамокова, К. Шаззо и др. В этом плане северокавказское литературоведение находится на передовых позициях, ибо по проблемам реализации этнической специфики в художественных произведениях и ее реальных корней в национальном бытие изданы детальные и аргументированные работы, среди которых выделяются монографии А. Гутова и Ю. Тхагазитова, созданные на стыке литературоведения, психологии и этнографии.

Достаточно полная и обширная жанровая классификация крупных прозаических форм дана в монографии А.Х. Мусукаевой «Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология» (1993), в этом же исследовании в наиболее распространенном виде определены параметры такого явления, как художественный этнографизм, трактуемого исследователем как один из компонентов парадигмы национального романа. Убедительный анализ творчества Т. Адыгова, тем не менее, не вычленяет этнографизм как системную составляющую, кореллирующую с исторической концепцией, презентативной идеей автора, механизмами актуализации средового антуража и образов - то есть А.Х. Мусукаева не выделяет этно-исторический роман как самостоятельную разновидность этой формы в младописьменных литературах Северного Кавказа.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что на материале творчества Э. Мальбахова даются обобщения и выводы, главными из которых можно считать утверждение о формировании новой разновидности исторического романа новописьменных литератур и вычленение ее основных параметральных особенностей. Ввиду этого диссертационная работа носит несколько констатационный характер, выявляя лишь самые сущностные черты творчества адыгского прозаика и благодаря этому охватывая практически все его творческое наследие, исключая первые рассказы и книгу по краеведению «Мой дом - Кабардино-Балкария».

Практическая значимость диссертации обусловлена тем, что она расширяет представление о творчестве Э. Мальбахова и о кабардинской

прозе в целом. Результаты исследования могут стать частью трудов по литературе народов Северного Кавказа, способствовать формированию общих воззрений на ход развития младописьменных литератур. Кроме того, некоторые положения диссертации могут быть использованы в практике преподавательской деятельности в ВУЗах и школах Северного Кавказа.

Методы исследования обусловлены спецификой изучаемого материала, в ходе работы были использованы методы сравнительно-типологического, историко-генетического, художественно-эстетического принципов проблемного анализа.

Апробация исследования. Основные положения диссертации изложены в пяти научных работах, в том числе, в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК: Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН (Нальчик, 2011), «Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета» (Пятигорск, 2011), «Вестник Астраханского государственного технического университета. Сборник научных трудов. Гуманитарные науки» (Астрахань, 2011, №3). Материалы исследования доложены на XV Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов (Нальчик, 2011), в сборнике научных трудов студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива-2011» (Нальчик, 2011), в «Литературной Кабардино-Балкарии» (Нальчик, 2011, № 4).

Рукопись диссертации обсуждена на расширенном заседании сектора кабардинской литературы Института гуманитарных исследований Правительства КБР и Кабардино-Балкарского научного центра РАН (май, 2011 г.).

Диссертационная работа была также обсуждена на заседании научного семинара «Актуальные проблемы литератур народов Российской Федерации» (сентябрь, 2011г.) Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета.

Структура диссертации определена ее исследовательскими целями и задачами. Работа состоит из введения, трех глав (первая и вторая главы включают по три параграфа, третья - два), заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность исследования, декларируются его цели и задачи, степень научной новизны, теоретическая и практическая значимость и определяется научная и методологическая база работы.

В первом параграфе («Проза народов Северного Кавказа в контексте советской литературы») первой главы - «Творчество Э. Маль-бахова и общий литературный процесс второй половины XX века»-выясняются специфические моменты идеологически обусловленного статусно-типологического развития советской многонациональной литературы; особенности становления новописьменных литературных систем вообще и Северного Кавказа в частности. Утверждается, что исторически сложилось так, что к Октябрьской революции русские авторы-прозаики, а, следовательно, и вся русская проза, находились в гораздо менее выгодном статусном положении, нежели поэзия. И если поэзия первых лет советской власти существовала в двух пластах, когда хотя бы часть авторов продолжала в той или иной мере развивать традиции русской поэтической школы, проза - даже в лице ее лучших представителей - за редчайшими исключениями была ориентирована на выполнение политического заказа Вне зависимости от уровня одаренности, профессионализма русские прозаики 1920-30-х годов занялись исследованиями единого глобального конфликта эпохи, конфликта, в любом случае имевшего единое генерационное основание - борьбу идеологий, в более примитивной утилитарной форме - борьбу классов.

Всё обстояло значительно хуже на периферии культурного пространства СССР - на национальных окраинах. Тенденции идеологизированного изложения здесь принимали свою крайнюю форму, собственно говоря, в большинстве случаев речь можно вести не о конфликте идеологического плана, а о прямой декларации классовых позиций. Ситуация усугублялась тем, что исходные формы прозаической культуры национальных районов СССР если и существовали, то все равно были напрочь лишены опыта описания социальных подвижек внутри единого общества. Поэтому проза всех без исключения периферийных национальных зон государства получила свое становление и в дальнейшем эволюционировала в рамках донорного типа развития, когда образные стандарты, характер текстуального воплощения конфликта, нарративные модели, идейное содержание - в общем, все составляю-

щие произведения заимствуются в готовом виде из пространства маточной, акцепторной культуры и «на местах» только адаптируются, получая ту или иную дозу антуража.

Северный Кавказ не стал в этом плане исключением. Как отмечается в многочисленных исследованиях, тематика, конфликт, образные ряды, сам выбор возможных сюжетов ранней национальной прозы региона были не более чем сублимацией идеологических концептов. Можно утверждать, что с момента появления первых газетных статей и очерков в 20-х годах прошлого века проза народов региона была ориентирована на освещение нужд классовой идеологической борьбы и актуальных потребностей процесса строительства и формирования новых общественно-экономических взаимоотношений.

Соответственно, собственно прозаические жанры северокавказской прозы также были отмечены тотальным интересом к идеологическим компонентам жизни общества. Авторов интересовали исключительно классовые столкновения, ввиду чего все или почти все произведения первых лет развития национальной прозы представляют собой последовательное сюжетное описание противостояния героев, один из которых-представитель и носитель идеологии нового общества.

В национальную почву имплантируются лишь элементы актуально значимые, обеспечивающие исполнение социального или политического заказа общества. Это - результат ангажированности эстетического сознания, следствие массированного идеологического давления со стороны государства, и может оцениваться, скорее, как внелитера-турный и внекультурный феномен.

В то же время воздействие большой русской литературы приводит к тому, что эстетическое сознание региона также бурно прогрессирует. Для литератур Северного Кавказа воздействие двух этих детерминирующих факторов (идеологического и эстетического) привело к ситуации, когда по ходу развития прозы наблюдался все больший диссонанс между элементами повествования, использовавшимися в качестве систем донорного взаимодействия с государственной идеологией, с одной стороны, и компонентами произведения, являющимися результатом роста эстетического сознания, - с другой.

До определенного момента развития сообщества национальных литератур Северного Кавказа - приблизительно до середины-конца 1960-х годов - стадиальный рост прозаических национальных систем шел исключительно в канве метода социалистического реализма,

практически без моментов актуализации национального содержания и эстетики. Эволюция прозы протекала в соответствии с положениями теории ускоренного развития с этнической составляющей, реализованной в ткани произведения лишь на уровне лексических включений и внешних антуражных презентаций.

Периферийное положение новописьменных литератур обусловило некоторые особенности их дальнейшего развития. Повышенное внимание к идеологическим составляющим конфликта затруднило проникновение в ткань произведений подлинных элементов национальной генерации. В сущности, исключив имена и топонимику из первых прозаических опытов северокавказских авторов, мы получим абсолютно индифферентные повествования вненационального характера.

Невозможность, точнее, трудности национальной манифестации на более общих ярусах организации прозаических произведений, обусловленные очевидным воздействием общего идеологического фона культурного пространства СССР, при накапливающихся тенденциях этнизации эстетического сознания авторов Северного Кавказа закономерным образом должны были вылиться в ту или иную форму. И она выкристаллизовалась в общем объеме региональной прозы в виде исторического романа. При отсутствии вариативности в изложении фактографии, исторический роман давал возможность амбивалентной оценки тех или иных событий, возможность полноценно представить свой народ в ходе его реальной истории, познакомить читателя с особенностями национального характера, обычаями и ритуалами, другими словами - дать разностороннюю картину национального бытия.

В условиях постоянного внешнего давления исторический роман Северного Кавказа мог выполнять и обычные функции литературного произведения школы социалистического реализма, а мог выступить как ярко выраженная сублимативная форма, ориентированная, в основном, не на обслуживание социального заказа, а на реализацию этнических потенций художественного мышления авторов, когда содержательной доминантой текста становится широкое всеобъемлющее исследование пространства национального существования.

Во втором параграфе первой главы - «Генезис эстетического мышления Э. Мальбахова» - констатируется, что в современных трактовках истории развития младописьменных литератур народов Северного Кавказа в качестве безусловно принимаемого постулата представляются положения о фольклорных истоках прозаической тра-

диции и о донорском влиянии русской советской литературы.

Спорить с этим не приходится, однако нельзя не отметить, что народы Северного Кавказа имели свои традиции в области нарративной культуры. В последние годы широкому читателю стали доступны документы, свидетельствующие о том, что схемы письменного повествовательного изложения были известны в регионе задолго до прихода Советской власти - хроники населенных пунктов, практика ведения которых на Северном Кавказе берет начало еще в доордынский период, вполне вписываются в парадигму параметральных черт архаичных форм прозы.

Что же касается нарративного стиля Э. Мальбахова, в силу ряда объективных обстоятельств он вполне мог быть знаком со всем корпусом летописных сводов Северного Кавказа, как опубликованных в открытой печати, так и неизвестных широкому кругу читателей и по сей день. Кроме этого, Эльберд Мальбахов должен был совмещать в рамках своего эстетического мира совершенно разные пласты национальной и мировой культуры, быть великолепно знаком как с родным адыгским фольклором, так и со всем объемом словесного народного творчества Северного Кавказа. В общекультурном плане он свободно ориентировался в пространстве национальных литератур, будучи одновременно тонким знатоком русской классической и европейской. Кабардинский писатель оказался в роли своеобразного культурного транслятора этнического на общегуманитарный и общекультурный уровень, в качестве которого выступал в это время русский этнический фон.

Надо сказать, что традиции культурной и языковой дуальности в эстетическом сознании адыгов имеют достаточно протяженную историю. Отзыв A.C. Пушкина, данный по поводу публикации в «Современнике» «Долины Ажитугай», говорит о многом.

Творчество же Мальбахова имеет прямое отношение к наследию адыгских просветителей. Мы можем наблюдать моменты удивительных совпадений в схемах построения диалогов, аксиологического ста-туирования персонажей, в самих принципах идеологической оценки происходящего - все это в произведениях писателя-коммуниста, сына ответственного партийного работника, и текстах, принадлежащих представителям высшей аристократической элиты Кавказа и всей России. Здесь мы подходим к проблеме ориентации писательского интереса Эльберда Мальбахова, оказавшегося одним из первых авторов,

свободных от давления идеологических доктрин в их творчестве. Его не интересовали классовые и идеологические конфликты, свою основную роль писатель видел в представлении своего народа окружающему миру, в манифестации нравственных и эстетических ценностей «адыге хабзе» в качестве эталонных образцов поведения и мировосприятия.

Третий параграф главы - «Формирование специфики индивидуального стиля» - посвящен основным моментам проявления индивидуальных особенностей художественного мышления Мальбахова на ранних стадиях его творчества. Необходимо отметить, что по уровню технического мастерства уже первая повесть Мальбахова представляется тем произведением, которое свидетельствует о вступлении автора на качественно новый уровень профессионализма. «Набирая высоту» (1972) в содержательном плане - акцентирование реалистичное повествование о жизненном пути главного героя. Мальбахов, выступающий в роли прямого рассказчика, повествует о судьбе Кузнецова, вернее, о тех эпизодах и моментах его судьбы, которые можно назвать привычными или даже обыденными для героя. Это принципиальная позиция Мальбахова - характер главного героя раскрывается не столько в его героических деяниях, сколько в бытовых сценах, разговорах с прозаиком и ближайшим жизненным окружением самого героя. Писатель сумел в первом своем крупном произведении избавиться от ряда характерных недостатков предшествовавших ему национальных прозаиков, попытавшись создать произведение, целиком посвященное разбору нравственно-этических исканий героя, отследить его эволюцию как человека и государственного деятеля. Во многом особенности повести можно объяснить именно целевой установкой писателя, выбором подчеркнуто делового описательного тона повествования.

«Набирая высоту» примечательна еще и тем, что согласно законам жанра - а произведение имеет подзаголовок «документальная повесть» - автор занимает отстраненную позицию, действия героев рассматриваются им как объективная данность, не требующая идеологических и оценочных имплантаций. Голос автора, конечно, дает ценностное осмысление происходящему, но само действие в подобной форме может быть просто достоверным или надуманным.

По всей видимости, Мальбахов почувствовал некий ресурс идеологической свободы, заключенный в положении стороннего или отстраненного наблюдателя. Думается, что именно соображения этого

порядка, поиск ролевой позиции, предполагающей значительную идеологическую и этико-эстетическую автономность персонажа, привели кабардинского прозаика к созданию столь необычного произведения как «Мемуары старой собаки» (1973).

В определенном смысле слова «Мемуары старой собаки» явились тем произведением с окончательно сложившейся нарративной моделью Эльберда Мальбахова, в рамках которого выкристаллизовались основные методы подачи эстетической информации. Функционирование персонажей по ходу повествования носит автономный характер. Прием применения вычлененного наблюдателя доведен прозаиком до своей крайней формы - в тех случаях, естественно, когда собака по кличке Картечь, от лица которой и ведется рассказ, описывает поступки и ситуации, относящиеся к человеку.

Выбор рассказчика полностью определяет характер аксиологического позиционирования в произведении. Собака априори не может давать оценок с позиций идеологических и этических. Картечь лишь описывает различные случаи из своей долгой охотничьей биографии, в редких эпизодах может дать свое собственное ощущение от того или иного героя. Главное, чего достигает автор, ведя рассказ от собаки, -декларированная иллюзия констатационности повествования.

Мальбахов конструирует достаточно сложную вертикальную систему нарративных коммутантов, позволяющую ему в нужный момент рассмотреть любое явление в наиболее функциональном ракурсе. Именно наличие в тексте трех ярусов наблюдения и повествования -автор, собака-рассказчик, остальные персонажи - позволяет прозаику в нужный момент актуализовать тот или иной пафосный слой. Более того, «Мемуары старой собаки» - весьма неожиданное в жанровом отношении произведение. Сам стиль рассказа от лица Картечи, сопоставительная активность различных стилевых пластов в повествовании сближают эту повесть с таким жанром как сказ. Основная же черта сказа в нарративно-стилевом отношении - языковая синкретичность, близкая к разговорным формам речи.

Хронотопическая мозаичность и высокоорганизованность стали характерной чертой последующих произведений писателя, и в этом смысле можно со всей уверенностью утверждать, что «Мемуары старой собаки» явились своеобразным полигоном отработки нарративной манеры Мальбахова.

Вторая глава диссертационного исследования - «Художественное своеобразие романа «Страшен путь на Ошхамахо». Ее первый па-

раграф «Национальное как интегративное» посвящен разбору роли и функций этнической презентации в повествовательных объемах новописьменного романа Северного Кавказа и специфике этнической составляющей в произведении Э. Мальбахова.

Одним их важнейших результатов эволюционного движения новописьменных литератур в рамках социалистического реализма стало неизбежное становление национального исторического романа как формы, наиболее четко вписывающейся в политические и идеологические стандарты господствующей культурной доктрины государства.

«Страшен путь на Ошхамахо» Э. Мальбахова представляется сегодня этапным произведением в том смысле, что в нем воплотились в законченном виде многие тенденции жанровой эволюции; роман синтетически объединил и придал законченный вид единого целого некоторым составляющим, имеющим разное этническое и культурное происхождение, ведь очевидно, что ранее идеологическая компонента новописьменного романа формулировалась в условиях русской, точнее, государственной среды, а этническая - в местном окружении, причем степень взаимной интегрированное™ элементов повествования была зачастую весьма условной.

В эстетическом поле романа Мальбахова традиционные для социалистического реализма тематические и идеологические элементы практически проигнорированы. Прозаик концентрирует внимание на этническом содержании описываемого материала, причем этническое он видит, прежде всего, как морально-этическое. Этико-эстетические системы Мальбахова, их формулировка на страницах произведения -вот основное онтологическое содержание произведения.

Второй параграф главы «Соотношение художественного и исторического» представляет собой попытку анализа роли и возможной свободы автора в процессе художественного воссоздания реальных исторических событий и среды того или иного времени.

Э. Мальбахов строит действие своего романа на реальных исторических фактах прошлого кабардинского народа, формируя при этом новый вариант исторического романа - этно-исторический. Он создал собственную версию кабардинского общества во всех его социальных стратах. Недвусмысленно опередив процесс постепенных прогрессивных движений своего сектора региональной литературы, кабардинский писатель в числе первых вошел в ту формацию писателей, которая представляла собственную концепцию человека и этноса. «Стра-

шен путь на Ошхамахо» - произведение, в котором эпоха, фигуры и события, ритм, психологические коллизии и конфликты логически отвечают друг другу, создают определенную целостность, художественно совершенную систему, в которой каждое новационное решение опирается на традицию. Поэтому, невзирая на всю необычность произведения, «Страшен путь на Ошхамахо» остался на границах романной парадигмы, органично воплотил в себе как черты фольклора, так и небольшой опыт авторской адыгской прозы. Авторская концепция действительности формирует жанр, реализуется в особенной его разновидности, предопределяет художественные детали изображаемой действительности, характер идейно-художественных типов, детерминируется теми или другими реалиями.

Заключительный параграф второй главы - «Нарративные особенности романа «Страшен путь на Ошхамахо»» - посвящен индивидуальной специфике авторского повествования. Главная черта актуализации сюжета в историческом романе как таковом - дистанцированность текущего времени авторского «Я» от романного - в произведении носит акцентированный характер. Автор декларирует это даже формальной разбивкой произведения - тавы-«хабары» подтверждают соблюдение принципа «строгого реализма» пост-фактум. Помимо всего прочего, в определенном смысле формальная разбивка удерживает повествование в границах выбранного жанрового поля. Конкретизация художественного времени сказывается в самой структуре произведений, в «привязанности» действия к историческим ориентирам, реалиям, датам. Исторический временной континуум рельефно отделен от субъективного пространства времени рассказчика-повествователя и тем самым еще более подчеркнут.

Третья глава диссертационного исследования - «Этно-исторический роман и его жанровые черты» - состоит из двух параграфов, первый из которых - «Эволюционные маркеры повествовательного стиля романа «Ищи, где не прятал» - представляет собой сопоставительный анализ нарративных формант двух романов Э. Мальбахова.

Оба произведения поднимают проблему этноопределяющего выбора, того значимого переломного шага истории, который на многие поколения вперед установит направление развития нации. В обоих романах Мальбахов рассматривает главные моменты истории взаимоотношений России и Кабарды, внешний конфликт обоих произведений - конфликт супердержав того времени, реализованный на небольшой территории восточных адыгов, задевший интересы всех социальных слоев Кабарды.

Тем не менее, между «Страшен путь на Ошхамахо» и «Ищи, где не прятал» есть и существенные отличия, обусловленные, прежде всего, эволюционным движением авторского эстетического мышления, вписанного в годы между появлением этих двух романов. Первое, что бросается в глаза, - большая повествовательная цельность романа «Ищи, где не прятал» по сравнению с предыдущим произведением. В «Страшен путь на Ошхамахо» нет единого сквозного сюжета, связанного с той или иной устойчивой группой героев, повествование распадается на отдельные блоки, в значительной степени самостоятельные как в смысле персонажных рядов, так и в смысле фабульной завершенности каждого блока.

Мир героев романа «Ищи, где не прятал» четко делится на два сюжетных поля - урочище Аю-Орун и вся остальная территория, включающая Северо-Западный Кавказ, Крым и Россию. Причем сюжетные перипетии в этих двух пространствах идут зачастую параллельно, что постоянно подчеркивается нарративным оперантом «А в это время...»

С этой точки зрения роман резко отличается от всех предыдущих произведений Мальбахова, время действия которых было, как правило, сугубо последовательным. С другой стороны - небольшая котловина Аю-Оруна оказывается в романе единственной ареной конфликта совершенно особого рода, ранее автором не рассматривавшегося. Именно здесь, на небольшом клочке земли, мы наблюдаем внутриэт-нический конфликт, реализованный на уровне национальных этических нормалей.

Впервые и единственный раз Мальбахов подвергает испытанию систему поведенческих и моральных стандартов «адыге-хабзе» и «уорк-хабзе», причем - в пределах аутентичной этнической среды. Аю-Орун оказывается тем полигоном, на котором еще раз проверены незыблемость и жизненная ценность основных постулатов адыгского кодекса чести, ценностные категории и раритеты кабардинского народа, выявляются лишние и нежизнеспособные наросты на вековых традиционных системах поведения и мотивации.

Относительная цельность сюжетного построения «Ищи, где не прятал» вытекает из целевых установок писателя. Сохраняя свое генеральное направление - знакомство читателя с бытийным (в самом широком смысле слова) пространством адыгов - Мальбахов на сей раз отходит от норм представления заведомой экзотики (с точки зрения русскоязычного читателя) и выступает как повествователь, находящийся непосредствен-

но в описываемой среде. Он не ощущает необходимости подчеркнуть необычность своего персонажа, выявить его «инаковость» по отношению к предполагаемому читателю. Четче всего это проявилось в языковых характеристиках героев. Прямые речи персонажей в «Страшен путь на Ошхамахо» имели, зачастую, изначальную ориентацию на передачу специфики характера говорящего, иногда - его наивности, иногда - особой «монументальности» мышления, оперирующего базовыми концептами «адыге хабзе». В текстуальном воплощении это оборачивается гипертрофированными в смысле тропического оснащения формами прямой речи, иной раз - непривычными для русского уха синтаксическими построениями. Диалоги и монологи первого романа Мальбахова насыщены подобными примерами.

Ничего похожего нет в романе «Ищи, где не прятал». Поведение, уровень знаний об окружающем мире, стереотипы общения с друзьями и врагами, речевые характеристики - все свидетельствует о высшем уровне оценок, которые дает Мальбахов членам этнического сообщества, адыгам, при условии, что их внутренние морально-этические установки соответствуют национальной традиции. Это касается всех героев, принадлежащих сфере действия «адыге хабзе», а когда речь заходит о носителе этого кодекса в его законченном виде -о Цукаре-Костоправе - автор зачастую заходит за грань реально возможного.

Появляется новая черта и в ландшафтных эпизодах. Картины природы стали неотъемлемой частью повествовательного стиля Мальбахова еще в «Мемуарах старой собаки», получили важное эмоциональное содержание в первом романе писателя, во втором романе они становятся элементом повышения художественной достоверности описываемого, кроме того, в «Ищи, где не прятал» колористика пейзажей становится этнодетерминированной и идеологически значимой.

Мы придаем этой тотальной идеологизированное™ повествования Мальбахова особое значение. Писатель сознательно локализует все нарративные компоненты произведения в поле идеологических сопоставлений, это его осознанная цель. Невзирая на все эволюционные наращения, изменения индивидуального стиля, Мальбахов сохранил и даже сделал более выпуклой главное отличительное качество своего нарративного рисунка - везде, во всех пунктах реализации повествовательного замысла, во всех составляющих содержания и формы своего текста, писатель остается в границах четко проявленной этниче-

ской заинтересованности, рассматривает все презентуемые феномены и процессы преимущественно с одной точки зрения - роли и значении их либо в реальной истории и жизни адыгов, либо в возможных направлениях их перспективного развития. Подчеркнутый, акцентированный этницизм продолжает полностью обуславливать писательскую манеру, тематику, конфликт и идею его произведения.

Иначе говоря, в произведениях Мальбахова этницизм во многом замещает собой классовую идеологию, определяющую основы метода социалистического реализма, при этом полностью сохраняются механизмы суггестивного воздействия и создания эстетически цельного повествования.

Во втором параграфе третьей главы - «Этно-историческая концепция и конфликт» - констатируется, что стремление к этнологической презентации - пожалуй, самая заметная черта, которая, правда, с видимыми эволюционными изменениями перекочевала из романа «Страшен путь на Ошхамахо» в «Ищи, где не прятал». Мальбахов стремится познакомить своего читателя с жизнью адыгов во всех ее подробностях, эстетическое допущение неизвестности этнического материала для воображаемого реципиента ощущается довольно явственно.

Сходство этно-презентативных составляющих повествования «Страшен путь на Ошхамахо» и «Ищи, где не прятал» настолько велико, что в определенном смысле оба романа Мальбахова можно рассматривать как дилогию, объединенную единым героем - кабардинским народом. При желании можно выстроить и систему образов-двойников, сводящих персонажный ряд в некое единое целое - например, Джабаги Казаноко - Цу-кара-Костоправ, Кубати - Брат и так далее.

Однако существует фундаментальное, на наш взгляд, отличие концептуального характера. Если глубинной сутью первого романа Мальбахова можно считать рекреацию адыгского национального самосознания, реабилитацию этнической идеи в условиях жесткого диктата доктрины «новой исторической общности», то идейное содержание «Ищи, где не прятал» этим не исчерпывается.

В определенном смысле второй роман прозаика, увидевший свет через десять лет после «Страшен путь на Ошхамахо», отмеченный гораздо большим профессионализмом и техническим совершенством, намного четче вписывается в рамки эстетических и идеологических требований теории социалистического реализма, нежели первый крупный прозаический опыт писателя.

Система образных оппозиций, например, полностью выстроена в соответствии с безальтернативным принципом образцов национальной прозы первых лет советской власти - с той лишь разницей, что мерилом положительности-отрицательности образа в них служило его классовое происхождение, а у Мальбахова таким критерием является позиционирование героя по отношению к России.

В идеологическом плане роман «Ищи, где не прятал» можно с полным основанием назвать настойчивым призывом к будущим поколениям нации, своеобразным ретроспективным проектом дальнейших путей развития кабардинского народа, которые сам Мальбахов не мыслил вне тесной связи с Россией.

В Заключении работы обобщаются результаты и подводятся итоги диссертационного исследования, формулируются несколько сущностных положений резюмирующего характера, которые дают общее впечатление о тенденциальном и актуализированном значении Э. Мальбахова в общем контексте адыгской прозы. Прежде всего - об этно-историческом романе, основные параметральные черты которого в рельефном законченном виде сформированы в произведениях писателя.

В отличие от своих предшественников, обращавших внимание на представление читателю информации этнографического характера в качестве среды развивающегося сюжета либо в виде своеобразных антуражных деталей, играющих роль национальных хронотопических маркеров в этнически необозначенном повествовании, Эльберд Мальбахов использует этническую презентацию в составе жестких идеоло-гем, непосредственно задействованных в конфликте и определяющих идейное содержание текста.

Его интерес к традиционным национальным поведенческим и эти-ко-эстетическим комплексам обусловил характерные особенности нарративного стиля. Например, стационарный характер героев.

Главное же - Э.Т. Мальбахов с высокой степенью органичности воплотил в своем творчестве опыт предыдущих поколений адыгских (и в более широком контексте северокавказских) авторов, совместив его с достижениями лучших образцов мировой и русской литературы. В эволюционном плане писатель оказался одним из немногих авторов, перешагнувших некий рубеж профессионального мастерства, за которым северокавказские писатели подошли к существенным тонким изменениям в компиляции больших форм прозы, связанных, во-первых, с преодолением экстенсивного описательства и интенсивным углуб-

лением в психологию личности; во вторых, с осознанием естественности связи сознания личности с общественной средой.

И, быть может, главная заслуга Мальбахова как писателя и гражданина состоит в том, что в смутное время роста ксенофобии и центробежных тенденций, едва не приведших к трагическому для государства и его народов финалу, кабардинский прозаик нашел художественно достоверную форму синтеза идеологии большого государства и небольшого народа, попытался, как это уже было им сделано за десятилетие до этого, выстроить перспективную модель морально-нравственных оснований подобного союза, продемонстрировать жизнеспособность и значимость традиционных этнических морально-этических комплексов адыгов именно в рамках политически и перспективно целесообразного взаимодействия с Россией.

В Библиографии дается список научной и критической литературы, сыгравшей свою роль в решении нашей научной концепции.

Основное содержание диссертационного исследования изложено в следующих публикациях автора:

Основное содержание диссертации изложено в следующих публикациях:

I

Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК:

1. Мизова 3.3. Генезис эстетического мышления в творчестве Э.Мальбахова // Известия КБНЦ РАН. - Нальчик, 2011. - № 3 (41). -С. 205-210.

2. Мизова 3.3. Нарративные элементы в ранних произведениях Э.Мальбахова // Вестник ПГЛУ. - Пятигорск, 2011. - № 2. - С. 197-199

3. Мизова 3.3. Традиционные морально-этические нормы адыгов в исторической прозе Э. Мальбахова // Вестник Астраханского государственного технического университета. Сборник научных трудов. Гуманитарные науки. Астрахань: Изд. АГТУ, 2011. - № 3. - С. 168-171.

II

4. Мизова 3.3. Проза народов Северного Кавказа в контексте современной литературы // Материалы международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива-2011».- Нальчик, 2011. - С.252-255.

5. Мизова 3.3. Нарративные особенности романа Э. Мальбахова «Страшен путь на Ошхамахо» // Литературная Кабардино-Балкария. -Нальчик, 2011.-№4.-С. 128-130.

Учреждение РАН Институт гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН 360000, КБР, г. Нальчик, ул. Пушкина, 18. Тел.: (8662) 42-50-94 Факс:(8662)42-47-78 e-mail: kbigi@mail.ru

Отпечатано в Издательском отделе КБИГИ

Подписано в печать 28.10.2011. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 1,3. Тираж 100 экз. Заказ № 58.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Мизова, Залина Замирджановна

Введение.

Глава 1. Творчество Э. Мальбахова и общий литературный процесс XX века.

1.1.Проза народов Северного Кавказа в контексте советской литературы.

1.2.Генезис эстетического мышления Э. Мальбахова.

1.3.Формирование специфики индивидуального стиля.

Глава 2. Художественное своеобразие романа «Страшен путь на Ошхамахо».

2.1. Национальное как интегративное.

2.2. Соотношение художественного и исторического.

2.3. Нарративные особенности романа «Страшен путь на Ошхамахо».

Глава 3. Этно-исторический роман и его жанровые черты.

3.1. Эволюционные маркеры повествовательного стиля романа

Ищи, где не прятал».

3.2. Этно-историческая концепция и конфликт.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Мизова, Залина Замирджановна

Адыгская проза давно стала объектом литературоведческого анализа -как в общем контексте северокавказских литератур, так и сама по себе. Количество исследований в интересующей нас области весьма велико, однако нельзя не заметить, что практически все они рассматривают развитие национальных литератур под определенным углом, а именно - в рамках различных концепций эволюционного плана, в том числе ускоренного развития, причем в последовательной системе отношений с большой русской литературой.

Иначе говоря, научная литературоведческая мысль в любом варианте воспринимала национальные литературные системы как компоненты более обширного литературного сообщества, что, безусловно, соответствует истине. Но, с другой стороны, универсальность и обязательность подобного подхода привели к тому, что этницизм в своей самозначимости и эстетические концепты, генезис которых не зависел от доминирующего влияния большой советской, а позже - русской литературы, остались в стороне от внимания литературоведов и критиков. Сказанное относится и к фольклорным интрузиям, функционировавшим, с точки зрения литературоведения, в качестве элементов, включенных в орбиту внешне детерминированной архитектоники в каждом конкретном тексте.

При ближайшем рассмотрении выясняется, что литературоведческие трактовки творчества даже крупнейших представителей национальных литератур сводятся к их способности и реализовавшимся возможностям демонстрации национального содержания русскоязычному и мировому читателю без каких-либо намеков на эстетическую креативность общецивилизационного характера. Даже в своих высших пиковых точках этническое художественное мышление, таким образом, оценивается весьма скромно, без признания перспектив пассионарного влияния на мировое литературное сообщество.

Между тем, младописьменные литературы давно перешагнули тот порог качественного развития, которым были отмечены эволюционные этапы несамостоятельного пути. Но если поэзия Северного Кавказа прошла этот рубеж еще в 1960-х годах, то проза региона вплотную подошла к нему, по нашему мнению, лишь в последние два десятилетия ушедшего века.

И это время оказалось весьма богатым на события. Изменения внешнего по отношению к этносам Северного Кавказа мира носят весьма опасный характер. Ясно, что свою аутентичность сохранят народы, чья ментальность, духовность, интеллектуально-информационный багаж, специфика социальных институтов и способы жизнеобеспечения окажутся наиболее адаптированными к новым реалиям, новому окружению.

Пропаганда этничности в ее развитых формах, выявление национально-маркированных структур этико-эстетического характера, структур, реализованных на уровне высшего цивилизационного ценза, уточнение путей дальнейшего развития коллективного этнического мышления - вот чем могут воспользоваться малочисленные этносы региона в предстоящей борьбе за сохранение своей специфичности, лица, духовности.

Исследование творчества Эльберда Мальбахова актуально именно ввиду вышеперечисленных соображений. Бикультурный характер мышления писателя во многом способствовал тому, что в архитектоническом, концептуальном, общенарративном планах его творчество было изначально лишено налета провинциализма - во всяком случае, если не по всем, то по многим показателям. Э. Мальбахов сумел воплотить в своих произведениях -пусть не буквально, но хотя бы коллажно - то направление эволюции художественного мышления адыгов, которое с полным основанием можно считать в значительной мере адаптированным к современной информационной среде, сохранив при этом его ясное этническое качество. В определенном плане Э. Мальбахов - автор, который наряду с Т. Адыговым впервые среди кабардинских прозаиков осуществил попытку презентации этнического бытия адыгов с помощью современного выразительного и идеологического инструментария, что особенно важно - инструментария аутентичного, заслуга в создании которого принадлежит именно ему. Эльберд Мальбахов как явление представляет собой результат действия целого комплекса факторов, определяемых как идеологические и эстетические доктрины СССР, лежащих в традициях национально-периферийной литературы, и все это наложило отпечаток на его произведения. Однако неизбежный багаж предыдущего опыта национальной прозы никоим образом не умаляет тенденциального значения писателя.

Целью диссертационной работы является исследование творческого метода и эстетического опыта Э. Мальбахова - писателя-новатора, утвердившего нарративные нормы в современной кавказской литературе; анализ и интерпретация художественного мира прозы Э. Мальбахова, его творческой индивидуальности и жанрового своеобразия на материале повестей «Набирая высоту», «Мемуары старой собаки» и романов «Страшен путь на Ошхамахо» и «Ищи, где не прятал»; выявление и определение специфики принципиально нового типа исторического романа; определение места и роли писателя в становлении и дальнейшем развитии прозы Северного Кавказа.

Для достижения поставленной цели предполагается решение следующих теоретических и практических задач:

1) обзор творческого наследия Э. Мальбахова;

2) определение места и роли писателя в общем контексте кабардинской литературы;

3) изучение генезиса эстетического мышления писателя-прозаика

4) выявление нарративной специфики произведений Э. Мальбахова и ее обусловленности авторскими целеустановками;

5) формулировка основных параметральных признаков этно-исторического романа как новой разновидности этого вида национальной прозы.

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена избранной темой. В работе впервые гипотеирована связь литературной прозаической младописьменной традиции с опытом создания дореволюционных хроник. На примере творчества Э. Мальбахова выявлена возможность существования в тексте такого феномена, как этномаркированное описание без прямой номинации национального содержания словесных представлений, например - ландшафта.

В работе выдвинуто предположение о формировании в новописьменных литературах особого подвида исторического романа - этно-исторического - и определяются его основные отличительные идеологические, конфликтные, образные и нарративные черты.

Объект исследования - художественная проза Эльберда Мальбахова. В качестве основного материала используются произведения «Страшен путь на Ошхамахо», «Ищи, где не прятал», «Набирая высоту», «Мемуары старой собаки». Выбор произведений обусловлен их особой ролью и художественной значимостью как для творческой эволюции писателя, так и для кабардинской литературы в целом.

Степень научной разработанности проблемы. Русскоязычная проза Кабардино-Балкарии остается явлением малоизученным. В адыгском литературоведении нет специального научного исследования, посвященного творчеству Э. Мальбахова. Частично некоторые аспекты по данной теме рассматриваются в монографических исследованиях А.Х. Мусукаевой (Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология, 1993), Ю.М.Тхагазитова (Адыгский роман, 1987), P.M. Камбачоковой (Адыгский исторический роман, 1999). Таким образом, степень научной разработанности весьма неудовлетворительна. За исключением глав в нескольких монографиях, ряда газетных статей, творчество прозаика оказалось лишено внимания ученых и критиков. Данное диссертационное исследование является первой попыткой литературоведческого анализа по творчеству русскоязычного писателя Э. Мальбахова.

Методологической и теоретической базой исследования послужили труды ведущих ученых в области литературоведения и теории литературы. В общетеоретическом плане - в основном по проблемам характера эволюции, способов текстуального воплощения замысла, архитектонике и хронотопическому чередованию, ритмическим схемам, реализованным в произведениях Э. Мальбахова, - мы ориентировались на труды классиков советского и российского литературоведения. Это исследования таких крупнейших ученых, как М. Бахтин, С. Василев, М. Гаспаров, Г. Гачев, Л.Гинзбург, Ю. Лотман, М. Храпченко и др.

Не менее значимыми для успешного решения поставленных задач были и вопросы функционирования национальных литератур в общелитературной среде периода СССР, вопросы их взаимовлияния и характера этого взаимовлияния. Здесь мы ориентировались на положения обширного спектра работ, созданных в условиях безусловного доминирования доктрины социалистического реализма, но, тем не менее, фундаментально освещающих действовавшие схемы межлитературных контактов, по крайней мере, в их идеологическом аспекте. Речь идет о монографиях Ю. Андреева, С.Асадуллаева, Н. Гей, Г. Ломидзе, Б. Сучкова, М. Храпченко и др. Необходимость обращения к исследованиям подобного рода обусловлена тем, что, невзирая на идеологическую ангажированность литературоведческих работ этого периода, их несомненная научная состоятельность и актуальность в части проблем, касающихся взаимнокаузальных интервенций различных культурных пространств, неоспорима и сегодня.

Северокавказская и конкретно адыгская проза получили разностороннее освещение в монографических трудах ряда ученых. Развитие теоретических взглядов на способы презентации и суть этнического содержания в произведении, формирование парадигмы эстетического в ее современном виде является в сегодняшнем северокавказском литературоведении основным объектом изучения, с ним так или иначе связаны все направления научного поиска в среде новописьменных литератур Северного Кавказа. Именно подобным подходом отмечены крупные исследования известных ученых: Х.Бакова, Л. Бекизовой, Г. Гамзатова, А. Гутова, Р. Мамий, А. Мусукаевой, К.Султанова, 3. Толгурова, X. Тимижева, Ю. Тхагазитова, X. Хапсирокова, А.Хакуашева, Т. Чамокова, К. Шаззо и др. В этом плане северокавказское литературоведение находится на передовых позициях, ибо по проблемам реализации этнической специфики в художественных произведениях и ее реальных корней в национальном бытие изданы детальные и аргументированные работы, среди которых выделяются монографии А. Гутова и Ю. Тхагазитова, созданные на стыке литературоведения, психологии и этнографии.

Достаточно полная и обширная жанровая классификация крупных прозаических форм дана в монографии А.Х. Мусукаевой «Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология» (1993), в этом же исследовании в наиболее распространенном виде определены параметры такого явления, как художественный этнографизм, трактуемого исследователем как один из компонентов парадигмы национального романа. Убедительный анализ творчества Т.Адыгова, тем не менее, не вычленяет этнографизм как системную составляющую, кореллирующую с исторической концепцией, презентативной идеей автора, механизмами актуализации средового антуража и образов - то есть А.Х. Мусукаева не выделяет этно-исторический роман как самостоятельную разновидность этой формы в младописьменных литературах Северного Кавказа.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что на материале творчества Э. Мальбахова даются обобщения и выводы, главными из которых можно считать утверждение о формировании новой разновидности исторического романа новописьменных литератур и вычленение ее основных параметральных особенностей. Ввиду этого диссертационная работа носит несколько констатационный характер, выявляя лишь самые сущностные черты творчества адыгского прозаика и благодаря этому охватывая практически все его творческое наследие, исключая первые рассказы и книгу по краеведению «Мой дом - Кабардино-Балкария».

Практическая значимость диссертации обусловлена тем, что она расширяет представление о творчестве Э. Мальбахова и кабардинской прозе в целом. Результаты исследования могут стать частью трудов по литературе народов Северного Кавказа, способствовать формированию общих воззрений на ход развития младописьменных литератур. Кроме того, некоторые положения диссертации могут быть использованы в практике преподавательской деятельности в ВУЗах и школах Северного Кавказа.

Методы исследования обусловлены спецификой изучаемого материала, в ходе работы были использованы методы сравнительно-типологического, историко-генетического, художественно-эстетического принципов проблемного анализа.

Структура диссертации определена ее исследовательскими целями и задачами. Работа состоит из введения, трех глав (первая и вторая главы включают по три параграфа, третья - два), заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественный мир прозы Э. Мальбахова: творческая индивидуальность и жанровое своеобразие"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творчество Э.Т. Мальбахова - интереснейшая страница истории кабардинской и всей северокавказской литературы, и оно еще ждет своих исследователей. Мы ни в коей мере не претендуем на законченность нашего анализа, даже на исчерпанность того небольшого сектора проблем, которого мы коснулись. Фигура Мальбахова в общем эволюционном потоке младописьменных литератур, тем более, адыгских, видится нам настолько масштабной, что любые попытки охватить ее в рамках ограниченного диссертационного исследования выглядят несостоятельными и, по меньшей мере, самонадеянными.

Тем не менее, наш анализ позволяет сформулировать несколько сущностных положений резюмирующего характера, которые дают общее впечатление об основном направлении и актуализированном значении Э. Мальбахова в общем контексте адыгской прозы.

Прежде всего - об этно-историческом романе, основные параметры которого в рельефном законченном виде сформированы в произведениях Э. Мальбахова. Существует ли необходимость выделять его как особую типологическую разновидность или можно ограничиться классификацией, весьма доказательно выстроенной предыдущими исследователями? Вопрос, несомненно, требует дополнительной проработки, однако думается, что и «Страшен путь на Ошхамахо», и «Ищи, где не прятал» несколько отличаются от произведений, например, Т. Адыгова, в своих жанровых составляющих находящейся в непосредственной близи от образцов Мальбахова.

В отличие от своих предшественников, обращавших внимание на представление читателю информации этнографического характера в качестве среды развивающегося сюжета либо в виде своеобразных антуражных деталей, играющих роль национальных хронотопических маркеров в этнически необозначенном повествовании, Эльберд Мальбахов использует этническую презентацию в составе жестких идеологем, непосредственно задействованных в конфликте и определяющих идейное содержание текста.

Функциональная суть этнической презентации у него - уточнение фундаментальных, базовых составляющих адыгского миросозерцания и его перспектив в конкретной исторической ситуации. Развитие этой ситуации зависит от политических и идеологических устремлений народа, а они, в свою очередь, напрямую связаны с базовыми морально-этическими комплексами. Далее Мальбахов формирует систему тотальных взаимных установок нарративных компонентов, в которых перспективные и позитивные в его трактовке политические эволюции определяют идеологию, характеры, мотивационные стандарты, внешние характеристики героев и даже ландшафтные особенности. Базой этой конструкции писатель декларирует комплексы традиционных этнических ценностей, ставя становление своих персонажей в прямую зависимость от неё по признаку принадлежности-непринадлежности, однако де-факто направление детерминации в паре «идеология-этничность» в произведениях Мальбахова остается под вопросом.

Иначе говоря, мы считаем возможным выделение этно-исторического романа как особой типологической разновидности в силу специфического тяготения его текста к выполнению задач идеологического целеполагания автора, в силу видимой монолитности идеологической тенденции и этнических презентаций. Заслуга писателя в том, что он неизменно придерживается исторической правды, мало заботясь о том, что кому-то она может показаться неубедительной. Он основывается на исторических фактах или художественном домысливании, которое призвано оживить события давно минувших дней и сделать читателя не только наблюдателем, но и участником этих событий.

Основная задача этно-исторического романа в этом смысле - этнический инжиниринг и воззвание к национальному сознанию, чтобы, без уродливой формы национализма, напомнить современным адыгам об их национальном достоинстве, сильно пошатнувшемся под влиянием навязанной идеологии, отбросившей многовековые понятия о чести, совести и достоинстве. По мнению автора, память о героических страницах прошлого способна реанимировать утраченные ценности, которые могут стать спасительным берегом.

Успешная реализация замысла такого масштаба требует, естественно, от автора особенного инструментального оснащения. В этом плане Мальбахов, как никто другой, соответствовал целям подобного рода. Двуязычие автора автоматически заложило в сознании Мальбахова определенные черты -прежде всего, амбивалентность восприятия явлений и феноменов, способность к их разнонаправленному осмыслению. Огромная эрудиция, фактическое двуязычие и бикультурность, доступ к информации, закрытой для большинства, и несомненный талант - вот составляющие Мальбахова-литератора.

Сложность и структурная многоярусность его художественного мышления проявились даже в ранних произведениях. Уже «Мемуары старой собаки», невзирая на нарочито облегченную сказовую форму повествования, являют собой текст, отмеченный наличием нескольких уровней наррации, взаимное переплетение которых обеспечило воздействующую гибкость изложения, а в перспективе - заложило основы будущего стиля Мальбахова-прозаика, стиля, характеризующегося полифоничностью, хронотопической сложностью, многочисленными культурными и эстетическими находками при великолепном языковом оформлении.

Особого разговора заслуживает идеология Мальбахова - прозаика и гражданина. Он жил и работал в эпоху перманентного идеологического прессинга, эпоху господства не вполне корректных эстетических доктрин. Но дело в том, что для него они, по всей видимости, были вполне приемлемы и органичны - в силу вполне понятных причин. Можно утверждать, что идеологические и политические доминанты произведений кабардинского писателя явились результатом именно этого естественного синтеза национального и государственного.

Мальбахов, будучи, с одной стороны, принципиальным сторонником идей социалистического общежития и исторических концепций, господствовавших в советской науке тех лет, с другой стороны, четко осознавал свою принадлежность к адыгам, был горд этой своей принадлежностью и делом всей своей жизни считал пропаганду этничности вкупе с симбиотическим вхождением и жизнью кабардинцев в системе российской государственности.

Его интерес к традиционным, национальным, поведенческим и этико-эстетическим комплексам обусловил характерные особенности нарративного стиля. Этим объясняется стационарный характер его героев. В сущности, в двух романах Мальбахова мы сталкиваемся лишь с одним персонажем, чьи духовные воззрения и субъективные черты претерпевают эволюционные изменения по ходу повествования - Гергоко Кайтуков.

Безусловно, дело не в недостатке профессионального мастерства писателя - внутренние трансформации героя - для Мальбахова явление вполне естественное еще в персонажном ряду «Мемуаров старой собаки». Однако в крупных прозаических произведениях кабардинского прозаика одним из основных объектов эстетического исследования являются традиционные поведенческие комплексы «Адыге хабзе» и «Уорк хабзе», их морально-этическое содержание. Так или иначе, все персонажи Мальбахова связаны с этими кодексами, в сопоставлении с ними или реализации внутри них проявляют свою сущность. Любая же персонификация «адыге хабзе», прежде всего, константна, этическая и поведенческая мобильность в системе традиционного адыгского адата не допускается. Поэтому закономерно явление «самостоятельности персонажа»: «.художественный образ обладает своей логикой, он развивается по своим внутренним законам, обладая самодвижением. Художник задает все изначальные параметры самодвижения образа, но, задав их, он не может ничего изменить, не совершая насилие над правдой. Жизненный материал, который лежит в основе произведения, ведет за собой, и художник порой приходит совсем не к тому выводу, к которому он стремился» [165: 140] изначально.

Особое место в системе представления читателю адыгского этноса у Мальбахова занимают детали повседневного быта его народа. Диапазон его знаний в этой области огромен; писатель, по сути, возвращает в национальный оборот множество незаслуженно забытых объектов из совершенно различных областей национального бытия. Достаточно упомянуть блюда адыгской кухни, детали одежды, элементы ритуальности и поведенческой этичности кабардинцев. При этом даже эти, казалось бы, нейтральные элементы, работают на реализацию идеологических целеустановок автора, введение их в текст в большинстве случаев происходит на фоне сравнения с аналогичными презентантами оппонирующей стороны.

Даже пейзажные зарисовки Мальбахова носят этно-представительский и аксиологически значимый характер - во всяком случае, колористические компоненты его ландшафтных описаний в этом смысле абсолютно однозначны и показательны.

Мы никоим образом не отрываем творчество Э. Мальбахова от предыдущей новописьменной традиции кабардинского народа. Однако не обратить внимания на общность нарративных механизмов его текстов и текстов адыгов-просветителей невозможно так же, как нельзя пройти мимо сходства схем прямой речи персонажей кабардинского прозаика с образцами средневековых хроник населенных пунктов Северного Кавказа, приведенных нами в первой главе. Мы вновь возвращаемся к этой мысли и утверждаем, что современные воззрения на источники нарративной традиции прозы Северного Кавказа отмечены некоторой узостью и тенденциозностью, имеющей своим началом определенные положения официальных доктрин национальной политики СССР.

Главное же, Э.Т. Мальбахов с высокой степенью органичности воплотил в своем творчестве как опыт предыдущих поколений адыгских и вообще -северокавказских - авторов, совместив его с достижениями лучших образцов русской и мировой литературы. И речь, естественно, не идет о создании им совершенно особого выразительного и нарративного инструментария -практически все, чем пользовался Э. Мальбахов в своей писательской практике, мы в той или иной форме встречаем у его предшественников и современников. Однако заслуга данного автора в том, что в эволюционном плане он оказался в коротком списке авторов, перешагнувших некий рубеж профессионального мастерства, за которым «.северокавказские писатели подошли к существенным конструктивным изменениям в компоновке больших форм прозы, связанных, во-первых, с преодолением экстенсивного описательства, и интенсивным углублением в психологию личности; во-вторых, с осознанием естественности диалектической связи сознания индивида с общественной средой» [131: 236].

Ради истины заметим, что только у Мальбахова диапазон выразительных средств, обычных для новописьменной прозы 80-х годов XX века, столь широк и монолитен в деле воплощения авторского замысла, столь плотно завязан с идейным содержанием произведений. В его текстах нет «выпадающих» деталей и элементов, все подчинено генеральной целеустановке, и в этой интегрированности всех компонентов выразительного и содержательного плана нам видится основной эволюционный потенциал кабардинского прозаика, да и его народа в целом. Невзирая на жесткую идеологическую подоплеку любого повествовательного объема в произведениях Мальбахова, на всеобщую подчиненность аксиологического содержания политическому позиционированию героев и сути изображаемых конфликтов, прозаик добивается высочайшего уровня художественной достоверности повествования.

Новаторство и, одновременно, свидетельство особого положения Мальбахова в перечне имен национальных авторов - в этом его умении комбинировать использовавшиеся ранее выразительные средства для создания содержательных конструкций совершенно нового качества. Что особенно важно, идеологическая и политическая ангажированность писателя органически и совершенно естественно переплеталась с его подчеркнутой этничностью.

Между тем творчество Мальбахова пришлось на период, когда литература была вынуждена решать, прежде всего, проблемы идеологические, затем - морально-нравственные, а в 80-х годах XX века внимание национальных авторов переключилось на проблемы сохранения, выживания этических комплексов этнических сообществ.

И, быть может, главная заслуга Мальбахова как писателя и гражданина состоит в том, что в смутное время роста ксенофобии и центробежных тенденций, едва не приведших к трагическому для государства и его народов финалу, кабардинский прозаик нашел художественно достоверную форму синтеза идеологии большого государства и малочисленного народа, попытался - как это уже было им сделано за десятилетие до этого -выстроить перспективную модель морально-нравственных оснований подобного союза, продемонстрировать жизнеспособность и значимость традиционных этнических морально-этических комплексов адыгов именно в рамках политически и перспективно целесообразного взаимодействия с Россией.

Список научной литературыМизова, Залина Замирджановна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Абазов А.Ч. Кабардинские писатели. - Нальчик: Эльбрус, 1999. - 488 с.

2. Адыгская (черкесская энциклопедия). М.: Фонд им. Б.Х. Акбашева, 2006.- 1248 с.

3. Азадовский М.К. Литература и фольклор. Очерки и этюды. Л.: Гослитиздат, 1938. - 295 с.

4. Азадовский М.К. Статьи о литературе и фольклоре. М.-Л.: Гослитиздат, 1960. - 547 с.

5. Айдаев Ю.А. От эпической песни до эпопеи. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд., 1975. - 127 с.

6. Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение / Отв. ред. Г.В. Степанов. Л.: Наука, Ленингр. отд., 1983. - 447 с.

7. Андреев Ю.А. О социалистическом реализме. М.: Худ. литература, 1978.- 103 с.

8. Анисимов И.И. Новая эпоха всемирной литературы. М.: Сов. писатель, 1966.-360 с.

9. Асадуллаев С.М. Историзм, теория и типология социалистического реализма. Баку: Азернашр, 1969. - 278 с.

10. Бабичева Ю.В. Гайто Газданов и творческие искания Серебряного века: Уч. пособие по курсу истории русской зарубежной литературы XX века. -Вологда: Русь, 2002. 486 с.

11. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. лит., 1975. -504 с.

12. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худ. лит., 1986. -543 с.

13. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Худ. лит., 1972. -471 с.

14. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. -445 с.

15. Бахтин М.М. Эстетическое наследие и современность в 2 частях, 4.1. -Саранск: Изд. Мордовского университета, 1992. 368 с.

16. Бахтин М.М. Pro et contra. Антология. T. 1. СПб.: 2001. - 552 с.

17. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. - 304 с.

18. Бгажноков Б.Х. Этика Ж. Казаноко и духовная атмосфера Кабарды в XVIII столетии // Жабаги Казаноко. Нальчик: Эльбрус, 1987. - 183 с.

19. Бекизова JI.A. Октябрьская революция и новый эпос народов Северного Кавказа // Художественные искания современной советской многонациональной литературы. Алма-Ата: Казахское государственное книжное изд-во, 1980. - 253 с.

20. Бекизова JI.A. От богатырского эпоса к роману. Черкесск: Ставропольское кн. изд-во, Карачаево-Черкес. отд-е, 1974. - 288 с.

21. Бекизова JI.A. Черкесская советская литература. Черкесск: Ставропольское кн. изд-тво, Карачаево-Черкес. отд. - 1964. - 200 с.

22. Белинский В.Г. Избранное. М.: Гослитиздат, 1959. - 559 с.

23. Белов В.И. Очерки о народной эстетике. Д.: Лениздат, 1984. - 349 с.

24. Берковский Н.Я. Мир, создаваемый литературой. М.: Сов. писатель, 1989.-492 с.

25. Бикмухаметов Р.Г Орбиты взаимодействия. М.: Сов. писатель, 1983. -239 с.

26. Бровман Г.А. Труд. Герой. Литература. М.: Худ. литература, 1974. - 259 с.

27. Васильев С.А. Теория отражения и художественное творчество. М.: Прогресс, 1970.-423 с.

28. Введение в литературоведение / Авт.-сост. Л.В. Чернец, В.Е. Хализев и др. М.: Высшая школа, 2002. - 155 с.

29. Виноградов B.C. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). М.: Изд. института общего среднего образования РАО, 2001. - 224 с.

30. Виноградов B.C. Проблемы русской стилистики. М.: Высшая школа, 1981.-319с.

31. Гамзатов, Г.Г. Литература народов Дагестана дооктябрьского периода: типология и своеобразие художественного опыта / Г.Г. Гамзатов. М.: Наука, 1982.-327 с.

32. Гамзатов, Г.Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти / Г.Г. Гамзатов. М.: Наследие, 1996. - 652 с.

33. Гамзатов, Г.Г. Преодоление. Становление. Обновление: На путях формирования дагестанской советской литературы / Г.Г. Гамзатов. -Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1986. 429 с.

34. Гамзатов, Г.Г. Формирование многонациональной литературной системы в дореволюционном Дагестане: истоки, традиции, своеобразие художественной системы / Г.Г. Гамзатов. Махачкала: Даг.кн. издат, 1978. - 420 с.

35. Гамзатов, Р.Г. Верность таланту / Р.Г. Гамзатов. Махачкала: Дагучпедгиз, 1980. - 126 с.

36. Гамзатов, Р.Г. Избранное. Т.З. Суд идет : пер. с авар. яз. / Р.Г. Гамзатов. -Махачкала: ГУП Даг. кн. изд-во, 2001. 368 с.

37. Гамзатов, Р.Г. Собрание сочинений: В 5т. Т.5 / Р.Г. Гамзатов. М.: Худ. лит., 1982.-448 с.

38. Гамзатов, Р.Г. Собрание сочинений: В 3-х т. Т.1 / Р.Г. Гамзатов. М.: Худ. лит., 1969.-427 с.

39. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. М.: Наука, 1984. - 319 с.

40. Гацак В.М. Устные эпические традиции во времени. Историческое исследование поэтики. М.: Наука, 1989. - 256 с.

41. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. М.: Академия, 1998. - 431 с.

42. Гачев Г.Д. Неминуемое. Ускоренное развитие литературы. М.: Худ. лит., 1989.-431 с.

43. Гачев Г.Д. Образ в русской художественной культуре. М.: Искусство, 1981.-247 с.

44. Гетегежев В.А. Грани новой жизни: социально-эстетические закономерности художественной культуры. Нальчик: Эльбрус, 1983. -224 с.

45. Гей Н.К. Искусство слова. О художественности литературы. М.: Наука, 1967. - 364 с.

46. Гей Н.К. Художественность литературы: Поэтика, стиль. М.: Наука, 1975.-471 с.

47. Гей H.A. Художественная форма и национальная традиция. М.: Худож. лит., 1971. - 320 с.

48. Гиллельсон М.И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1977. - 200 с.

49. Гинзбург Л.Я. О лирике. Изд-е 2, доп. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-е,1974.-407 с.

50. Гинзбург Л.Я. О старом и новом: Статьи и очерки. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-е, 1982. - 423 с.

51. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. 2-е изд. Л.: Сов. писатель, 1977.-443 с.

52. Гусейнов Ч.Г. Этот живой феномен. М.: Сов. писатель, 1988. - 348 с.

53. Гутов A.M. Слово и культура. Нальчик: Эльбрус, 2003. - 160 с.

54. Гутов A.M. Художественно-стилевые традиции адыгского эпоса. -Нальчик: Эль-Фа, 2000. 216 с.

55. Гутов A.M. Этюды о кавказском этикете. Нальчик: Эльбрус, 1998. -124 с

56. Дагестанские документы XV-XVII вв. // Письменные памятники Востока.1975. М.: Наука. 1982. - 234 с.

57. Далгат У.Б. Литература и фольклор. Теоретические аспекты. М.: Наука, 1981.-304 с.

58. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. Т. 1 -4. М.: Русский язык, 2003.

59. Днепров В.Д. Проблемы реализма. Л.: Сов. писатель, ЛО, 1961.-371 с.

60. Днепров В.Д. Черты романа и XX век. M.-JL: Сов. писатель, 1965. -548с.

61. Добин Е.С. Сюжет и действительность. М.: Сов. писатель, 1976. - 317 с.

62. Дюришин Д.В. Теория сравнительного изучения литературы. М.: Прогресс, 1979.-318 с.

63. Есин А.Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения. 3-е изд. М.: Флинта, Наука, 2000. - 246 с.

64. Жирмунский В.М. Теория литературы: поэтика. Стилистика. М.: Наука, 1987. -407 с.

65. Иванова Н.Б. Точка зрения: о прозе последних лет. М.: 1988. - 213 с.

66. Ивлиев O.A. Полная энциклопедия символов. М.: Мир книги, 2004. -416 с.

67. История советской многонациональной литературы в 6 томах, Т. 3. М.: Наука, 1970.-631 с.

68. История советской многонациональной литературы в 6 томах, Т. 2, Кн. 1 -М.: 1971.-511 с.

69. Казиева A.M. Художественные традиции в северокавказской поэзии XIX-XX веков: этнокультурные факторы и контекст. М.: Воскресенье, 2003.- 400 с.

70. Камбачокова Р.Х. Адыгский исторический роман. Нальчик: Эль-фа, 1999.- 120 с.

71. Кашежева JT.H. Кабардинская советская проза. Нальчик: Эльбрус, 1962.- 148 с.

72. Киселева Л.Б. Об особенностях психологизма в прозе 70-х годов / В кн.: Современная советская литература в духовной жизни общества развитого социализма. М.: Наука, 1980.

73. Кожинов В.В. Сюжет. Фабула. Композиция // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М.: Наука, 1964. -335 с.

74. Кудаева З.Ж. Мифопоэтическая модель адыгской словесной культуры. -Нальчик: Эльбрус, 2008. 296 с.

75. Кузнецов М.М. Советский роман. М.: Сов. писатель, 1986. - 413 с.

76. Кучукова З.Х. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики (карачаево-балкарская ментальность в зеркале поэзии). Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых, 2005. - 312 с.

77. Литературный энциклопедический словарь / Под. общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - 752 с.

78. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Наука, 1971. -164 с.

79. Ломидзе Г.И. Единство и многообразие. М.: Наука, 1960. - 243 с.

80. Ломидзе Г.И. Интернациональный пафос советской литературы. М.: Наука, 1967.-421 с.

81. Ломидзе Г.Г. Ленинизм и судьбы национальных литератур. М: Современник, 1974. - 328 с.

82. Ломидзе Г.И. Чувство великой общности. М.: Сов. писатель, 1978. -272 с.

83. Лопуха А.О. О неоромантизме А. С. Грина. Петрозаводск, 1991. - 152 с.

84. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1992. Т. 1. - 369 с.

85. Лотман Ю. М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллин, 1992. Т. 1. 480 с.

86. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. -384 с.

87. Мамий Р.Г. Путь адыгейского романа. Майкоп, 1977. - 123 с.

88. Мамий Р.Г. Вровень с веком. Майкоп, 2001. - 338 с.

89. Марков Д.Ф. Проблемы теории социалистического реализма. М. Художественная литература. 1978. - 413 с.

90. Марков Д.Ф. Социалистический реализм сегодня. Проблемы и суждения. М.: Издательство МГУ, 1977. - 106 с.

91. Мандельштам О. Э. Слово и культура. М.: Сов. пис., 1987. - 319 с.

92. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М.: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 2001.- 167 с.

93. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1986.-318 с.

94. Мусукаева А.Х. Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология. Нальчик: Эльбрус, 1993. - 191 с.

95. Мусукаева А.Х. Ответственность перед временем: Литературоведческие статьи. Нальчик: Эльбрус, 1987. - 168 с.

96. Муравьёв B.C. Документальная литература // Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987.

97. Мущенко Е. Г., Скобелев В. П., Кройчик Л. Е. Поэтика сказа. Воронеж: издательство Воронежского университета, 1979. - 289 с.

98. Новая философская энциклопедия в 4 томах, Т. 3. М.: Мысль, 2001. -696 с.

99. Новая философская энциклопедия в 4 томах, Т. 4. М.: Мысль, 2001. -608 с.

100. Новейший философский словарь. 3-е изд., перер. - Минск: 2003. -1279 с.

101. Овчаренко А.И. Большая литература. Шестидесятые годы. М.: Современник, 1985. - 446 с.

102. Оскоцкий В.Д. Богатство романа: Многообразие и единство: Проблемы. Наблюдения. Полемика. М.: Сов. писатель, 1976. - 368 с.

103. Османова З.Г. Художественная концепция личности в литературах Советского Востока / Традиция и современность / — М.: Наука, 1960. -266 с.

104. Основы теории литературы. М.: Наука, 1986. - 448 с.

105. Очерки истории кабардинской литературы. Нальчик: Эльбрус, 1968.- 302 с.

106. Пархоменко М.Н. Многонациональное единство советской литературы.- М.: Просвещение, 1978. 288 с.

107. Пархоменко М.Н. Рождение нового эпоса. М.: Современник, 1979. -352 с.

108. Пархоменко М.Н. Роман семидесятых. М.: Художественная литература, 1987. - 334 с.

109. Петров С.М. Реализм. М.: Просвещение. 1964. - 490 с.

110. Писатели Кабардино-Балкарии. Библиографический справочник. -Нальчик: Эль-Фа, 2003. 441 с.

111. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии.- М.: Высшая школа, 1985. 343 с.

112. Попова Е.А. Нарративные универсалии. Липецк: изд. ЛГПУ, 2006. -144 с.

113. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М.: Просвещение, 1972. - 271 с.

114. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. М.: МГУ, 1970. -113с.

115. Поспелов Г.Н. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1978. - 351 с.

116. Принцип анализа литературного произведения. М.: Изд-во МГУ, 1984. - 200 с.

117. Проблемы психологизма в советской литературе. Л.: Наука, 1970. -394 с.

118. Проблемы стиля и жанра в современной советской литературе. -Свердловск: Уральск, гос. ун-т, 1979. 129 с.

119. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Л.: 1976. - 325 с.

120. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М.: Прогресс, 1979.-340 с.

121. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. -М.: Аграф, 1999.-382 с.

122. РФИИЯЛ, ф.14. оп. 1.№2504.123. РФИИЯЛ, ф.6. оп.2.№50.

123. Сокуров М.Г. Поступь литературы. Нальчик: Эльбрус, 1977. - 145 с.

124. Стенник Ю.В. Системы жанров в историко-литературном процессе // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. Л.: Наука, 1974.-336 с.

125. Степанов В.А. Анализ художественных произведений (Вопросы теории и практики). Чебоксары: ЧГГТУ им. И.Я. Яковлева, 2003. - 217 с.

126. Традиция в истории культуры. М.: Наука, 1978. - 280 с.

127. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово / Slovo , 2000. - 624 с.

128. Тимижев Х.Р. Тхагазитов Ю.М. Адыгский роман: эволюция жанра и художественно-эстетические особенности. Нальчик: изд-во КБИГИ Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2009. - 168 с.

129. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М.: Просвещение, 1971. -223 с.

130. Толгуров З.Х. В контексте духовной общности. Нальчик: Эльбрус, 1984.-285 с.

131. Толгуров З.Х. Время и литература. Нальчик: Эльбрус, 1978. - 206 с.

132. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. 6-е изд. М.; Л.: ГИХЛ, 1931.-334 с.

133. Тхагазитов Ю.М. Адыгский роман. Нальчик: Эльбрус, 1987. - 112 с.

134. Тхагазитов Ю.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. Нальчик: Эльбрус, 1994. - 248 с.

135. Тхагазитов Ю.М. Эволюция художественного сознания адыгов: Опыт теоретической истории: эпос, литература, роман. Нальчик: Эльбрус, 1996.-256 с.

136. Тынянов Ю.Н. Как мы пишем. М.: Просвещение, 1930. - 263 с.

137. Философия. Учебник для вузов. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. -541с.

138. Фридлендер Г.М. Поэтика русского реализма. Л.: 1971.-291 с.

139. Фридман Н. Form and meaning in fiction. Athens, 1975.

140. Хакуашев A.X. Адыгские просветители. Нальчик: Эльбрус, 1978. -259 с.

141. Хакуашева М.А. Литературные архетипы в художественных произведениях адыгских писателей. Нальчик: Изд-во КБИГИ Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2007. - 405 с.

142. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник. М.: Высш. Шк., 2005. -398 с.

143. Хан-Гирей Черкесские предания. В кн. Хан-Гирей. Черкесские предания. Нальчик: Эльбрус, 1989. - 288 с.

144. Хапсироков Х.Х. Пути развития адыгских литератур. Черкесск: Карачаевско-Черкесское отд. Ставропольского кн. изд-ва, 1968. - 268 с.

145. Храпченко М.Б. Познание литературы и искусства: Теория. Пути современного развития. М.: Наука, 1987. - 575 с.

146. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. 4-е изд. М.: Худ. лит., 1977. - 446 с.

147. Храпченко М.Б. Октябрьская революция и творческие принципы социалистической литературы. В кн.: Великая Октябрьская социалистическая революция и мировая литература. М.: Наука, 1970. -615 с.

148. Храпченко М.Б. Художественное творчество, действительность, человек. М.: Сов. писатель, 1982. 416 с.

149. Ципинов A.A. Мифоэпическая традиция адыгов. Нальчик: Эль-Фа, 2004.- 179 с.

150. Чамоков Т.Н. В ритме эпохи. Нальчик: Эльбрус, 1986. - 184 с.

151. Чамоков Т.Н. В созвездии сияющего братства. М.: Современник, 1976.-253 с.

152. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгской литературе. Тбилиси, Мицниереба, 1978. - 239 с.

153. Штейн А. На вершине мировой литературы. М.: Худ. литература, 1988.-319 с.

154. Штайн К.Э., Петренко Д.И. Русская метапоэтика: Учебный словарь/ Под ред. проф. Шаповалова В.А. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2006. - 340 с.

155. Щербина В.Р. Пути искусства. М.: Союз, 1970. - 415 с.

156. Якушин Н.И. Ф.М. Достоевский в жизни и творчестве. М.: Русское слово, 1998. - 126 с.

157. Ямпольский М. Б. Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф. М.: РИК «Культура» 1993. - 456 с.1.

158. Арутюнов JI.H. Национальный мир и человек // Советская литература и мировой литературный процесс. Изображение человека. М.: Наука, -1972.-№3.

159. Баков Х.И. Адыгский литературный процесс сегодня // Проблемы адыгской литературы и фольклора. Майкоп: Адыг. респ. книж. изд-во. -1995. -№ 5.

160. Бек Т.С., Султанов K.JI. Земное бытие слова // Литературное обозрение, М.:1977. - № 7.

161. Белгорокова Е.С. Ошхамахо гора счастья // Литературная Россия. -1981. - 19 мар.

162. Белухина В.М. Путь на Ошхамахо начинался в «Кабардино-Балкарской правде», // КБП. -2010.-14 янв.

163. Большакова А.Ю. Теория архетипа на рубеже XX-XXI вв. // Вопросы филологии. 2003. - № 1.

164. Борев Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: // Энциклопедический словарь терминов. М.: АСТРЕЛЬ-АСТ, 1988. - 575 с.

165. Вадимов Г.С. Прощание с писателем. // КБП. -2010.-16 янв.

166. Далгат У.Б. О некоторых особенностях развития национальных литератур // Филологические науки. 1969. - № 6.

167. Егорова Л.П., Чекалов П.К. Литературы Северного Кавказа: современное состояние и перспективы // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру. Материалы II Международного конгресса. Симпозиум V. Пятигорск, 1998.

168. Захорошко И.Б. Страшен путь на Ошхамахо. //Сов. Молодежь. 1980. - 15 авг.

169. История национальных литератур. //Перечитывая и переосмысляя: По материалам науч. конф. М.: Наследие, 1995. - Вып. 1. - 200 с.

170. Кагермазов Б.Н. Нелегко вывести на новый путь // Адыгэ псалъэ. -1999. 6 февр.

171. Кардини Ф.Н. Истоки средневекового рыцарства // A.C. Марзей. Черкесское наездничество «Зек1уэ». - Нальчик: Эль-фа, 2004.

172. Кармоков Х.М. Талант Э. Мальбахова // Адыгэ псалъэ. 2009. - 14 июня

173. Кожухова О.И. Время испытаний // M. 1981. № 5.

174. Лихачев Д.С. Заметки о русском // Новый мир. 1980. - № 3.

175. Лихачев Д.С. Культура как целостная среда / Д.С. Лихачев // Новый мир. 1994. -№ 8.

176. Лобковиц Н. От субстанции к рефлексии. Пути метафизики // Вопросы философии. 1995. - № 10.

177. Мазихов Б.Х. Всегда востребованный писатель. // Ошхамахо. 2009. -№2.

178. Мусукаева А.Х. Некоторые вопросы формирования кабардинской прозы // Филологические труды. Нальчик, 1977. - вып. 3.

179. Немченко Г.JI. Дружище Элик // Литературная Кабардино-Балкария. -1999. -№ 1.

180. Новиков М.А. «И я видел мир таким». Проза как инструмент гадания // Литературное обозрение. 1994. - № 9.

181. Оразай А.Р. Писатель всегда молод // Адыгэ псалъэ. 2004. - 29 мая.

182. Пулатов Т.И. Язык, автор, жизнь // Литературное обозрение. 1976. -№8.

183. Пушкин A.C. Послесловие к «Долине Ажитугай». Цит. по статье. Хашхожевой Р. Хан-Гирей. Жизнь и деятельность. Вступительная статья к книге «Хан-Гирей. Черкесские предания». Нальчик, 1989.

184. Пшимахова Б. Место и роль политического конфликта в творчестве А. Шортанова и А. Кешокова // Литературная Кабардино-Балкария. 2003. - № 3.

185. Раннаи Л.Н. Воссоздавший дух прошлых эпох // КБП. 2008. 5 февр.

186. Роднянская И.Б. Художественность // Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987.

187. Суровцев Ю.И. Ответы на вопросы индийского читателя // Звезда Востока. 1975. - № 11.

188. Теппеев A.A. Поиск запрятанного в веках // Литературная Кабардино-Балкария. 1999. -№ 2.

189. Тимофеев Л.И. Активность стиля // Литературное обозрение. 1978. -№6.

190. Трифонов Г.Р. Рубцы войны // Континент. 2002. - № 4.

191. Фейхтвангер Л. О смысле и бессмыслице исторического романа // Литературный критик. 1935. - № 9.

192. Хакуашева М.А. Признаки инициации в адыгском фольклоре //Вопросы кавказской филологии и истории. Нальчик: Эль-Фа. 2000. -Вып. 3.

193. Шакова М.Н. Новаторство: / О романах Э. Мальбахова «Страшен путь на Ошхамахо» и «Ищи, где не прятал». // Ошхамахо. 2006. - № 5.1. Ci68 ^

194. Щербина В.Г. Личность, Современность, история // Советский многонациональный роман. М.: Наука, 1985. - № 3.1. TTI

195. Адыгов Т. Щит Тибарда. М.: Современник, 1988. - 272 с.

196. Байрамукова Х.Б. Годы и горы. Черкесск: Карачаево-Черкесское книжное изд-во, 1964. - 247 с.

197. Горький М. Собр. Соч. в 30-ти т. Т. 24. 395 с.

198. Гуртуев Б.Х. Бекир. В кн.: Адильгерий. Нальчик: Эльбрус, 1961. -298 с.

199. Мальбахов Э.Т. Ищи, где не прятал. Нальчик: Эльбрус, 1990. - 344 с.

200. Мальбахов Э.Т. Мемуары старой собаки. В кн.: Избранное. Нальчик: Эльбрус, 2000. - 375 с.

201. Мальбахов Э.Т. Набирая высоту. В кн. Избранное. Нальчик: Эльбрус, 2000. - 452 с.

202. Мальбахов Э.Т. Страшен путь на Ошхамахо. М.: Сов. писатель, 1987. -416 с.

203. Машбаш И.Ш. Адыги. Роман. М.: Сов. писатель, 2003. - 733 с.

204. Машбаш И.Ш. Сто первый перевал. М.: Современник, 1972. - 390 с.

205. Хан-Гирей. Записки о Черкессии. Нальчик: Эльбрус, 1978. - 246 с.

206. Шинкуба Б.В. Последний из ушедших. М.: Сов. писатель, 1974. - 340 с.

207. Шортанов А.Т. Горцы. Кн. 1. Нальчик: Эльбрус, 1967. - 320 с.

208. Шортанов А.Т. Горцы. Кн. 2. Нальчик: Эльбрус, 1979. - 320 с.1.

209. Катаев В.Б. Проблемы интерпретации творчества А.П. Чехова. Автореф. дис. на соиск. учен. степ, д-ра филол. наук. М., 1984. - 40 с.

210. Мириманян A.M. Психологический роман. Автореф. канд. дис. -Ереван, 1971. 52 с.