автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.08
диссертация на тему: Идиома как проблема философии языка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Идиома как проблема философии языка"

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт философии Российской академии наук

На правах рукописи

Гусева Анна Андреевна

Идиома как проблема философии языка

09.00.08 - философия науки и техники

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

21 НОЯ 2013

Москва 2013

005538759

Диссертация выполнена в Институте философии РАН

Научный руководитель: доктор философских наук,

профессор Неретина Светлана Сергеевна

Официальные оппоненты: доктор философских наук

Любимова Татьяна Борисовна

кандидат филологических наук Работкин Юрий Викторович

Ведущая организация: Национальный исследовательский

университет «Высшая школа экономики»

Защита состоится « /¿>» 2013 г. в ^ часов

на заседании диссертационного совета Д.002.015.03 по философским наукам в Институте философии РАН по адресу: 119991, Москва, ул. Волхонка, д. 14, стр. 5.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института философии РАН

Автореферат разослан « ^ » 2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук

Е.О. Труфанова

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ РАБОТЫ

Актуальность исследования. Диссертация посвящена анализу природы и генезису идиоматических конструкций1 как инвариантных структур языка (в том числе языка философии). На протяжении XIX-XX вв. идиома в основном рассматривалась как одна из проблем лингвистики - материал исследований не выходил за рамки паремических единиц и речевых штампов. Это связано с тем, что в лингвистике и философии языка превалировала позитивистская парадигма, предполагавшая анализ однозначного употребления слов и устойчивых конструкций, поэтому генезис идиомы объяснялся исходя из переосмысления ее компонентов, преимущественно лексических. Грамматическая компонента ранее оставалась вне сферы исследований. Эти нюансы могут быть выявлены только при обращении к эквиво-кативной природе идиомы. Рассмотрение инвариантных языковых структур в контексте метафоры, которая входила в состав тропов как возможность изменений и иносказаний речевых (в понимании Августина и Боэция), позволяет вывести их за рамки лексики и раскрыть предмет исследования как явление гносеологического характера.

Идиома чаще всего является объектом лингвистической науки и изучается как устойчивое словосочетание с затемненной внутренней формой, считаясь паремической единицей и элементом национального своеобразия. Но лингвистический анализ идиомы принципиально отличается от философского - он не учитывает ее особенностей как философского явления, связанного именно с языком как органической принадлежностью человека.

Идиома представляет собой объект философского исследования, поскольку ее важнейший гносеологический признак - разрыв, конфликт понимания, обусловленный взаимодействием зримого, обыденного и того, чего не видно, но что выражено самыми простыми словами, представляя по сути иное по отношению к этим словам. Мы видим тут проблему двуречия, которая была одним из

1 Приведем примеры идиом: «адамово яблоко», «лезть на стенку», «бить баклуши», «ничтоже сумняшеся»; в языке философии это такие устойчивые словосочетания, как «res cogitans» и «res extensa», «homo ludens», «вещь в себе» и др.

самых обсуждаемых вопросов философии Средних веков. Соединение двух природ рассматривалось начиная с Августина и Боэция в рамках онтогносеологии (тропологическая грамматика).

Позитивистская парадигма способствовала «отречению» от слова - и его эквивокативности, возможности выражать это иное. Метафора как иносказание, троп, лежащий в основе идиомы, постепенно становится художественным выразительным средством, предметом исследования литературоведов.

«Лингвистический поворот» обеспечил интерес к грамматике, языку науки и языку вообще, способному выражать и направлять познание2. В фокусе внимания феноменологов оказалось слово; на предложении как мыслительной конструкции был сделан акцент в философии языка. Метафора как способ структурирования познания, в частности, была рассмотрена Дж. Лакоффом и М. Джонсоном3.

Так идиома получает основание считаться объектом философии4.

Особенное значение для философии и науки имеет исследование терминов-идиом. Dasein, cogito ergo sum, Ding an sich и пр. являются философскими идиомами, их анализ должен вестись как поиск возможности объяснения и познания определенных явлений, учитывающий теоретический контекст и дискурсивные составляющие.

Идиома и термин, подвергаясь рефлексии в процессе понимания научного текста, способны меняться местами. В основе терминообразования лежит троп, позволяющий слову обыденного языка развивать свои смысловые валентности. В философской рефлексии термин «расцветает» в идиому, а идиома «сворачивается» в термин.

Объектом исследования является история формирования идиомы как термина философии.

2 См.: Огурцов А.П. Философия науки: двадцатый век: Концепции и проблемы: В 3 ч. Ч. 1: Философия науки: исследовательские программы. СПб., 2011. С. 57-61.

3 См.: ЛакоффДж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2008.256 с.

4 См. исследование С.Д. Домникова, рассматривающее генезис идиомы с позиций феноменологии: Домников С.Д. Докса vs Догма: горизонты значений в форматах языковых клише // Проблемы философии культуры. М., 2012. С. 81-101.

Предмет исследования - осмысление идиомы как философской проблемы ее в эволюции и становлении как философского понятия.

Цель исследования - анализ роли и функций идиомы как философского явления.

В связи с этим в работе ставятся следующие задачи.

1. Проследить историю развития термина «идиома» и его корневого гнезда («эйдос», «идея», «идион») начиная с античности, когда в нем закладывается и формируется принцип «общения свойств». Впоследствии в контексте философско-богословского мышления это дало возможность для выявления двуприродности термина - двуосмыс-ленности, а позднее, в постструкгурализме, проявилось в «разрыве».

2. Рассмотреть основные особенности рефлексии идиомы в философском тексте как системообразующего термина, учитывая особенности ее рефлексии (двунаправленность и сжатость - «сгущение мысли»).

3. Подвергнуть анализу понятие «внутренняя форма» как фундамент для идиомы, в том числе и грамматической. Показать эволюцию этого понятия от Плотина («внутренний эйдос») и Августина через кембриджских неоплатоников к традиции гумболь-дтианства и неогумбольдтианства (до «чистого языка» Э. Гуссерля и «внутреннего, потаенного» языка М. Хайдеггера). Рассмотреть участие внутренней формы в генезисе идиомы, сопряженном с проблемами гносеологии, эстетики, антропологии, этики.

4. Показать, как развивалась «идея» идиомы в связи с взаимодостраиванием человека и его языка - национального, родного и научного. Рассмотреть язык науки с точки зрения участия в нем идиоматической компоненты (И.Л. Вайсгербер, Ж. Деррида).

5. Очертить контуры определения идиомы как философского явления, исходя из онто-логического значения «своего», достраивающего человека в его восприятии и познании и подводящего, таким образом, к целостности — и даже замкнутости - гносеологического акта.

Степень теоретической разработанности проблемы

Разработка проблемы понимания идиомы как философского явления осуществляется впервые.

Идиома восходит к корню eid-/id-, который входит в состав важнейших философских терминов: «эйдос», «идея», «идион», изначально представлявшие собой слова обыденного языка, были введены в философский оборот Платоном и Аристотелем. Становление этих терминов в рамках гносеологии и феноменологии подробно рассмотрено А.Ф. Лосевым5.

Дальнейшее развитие смыслового содержания корня привело к его перемещению в русло христологических споров о communicatio idiomatum (сообщение свойств), имеющих своим предметом возможность познания соединения двух различных природ. Так появилась возможность осмысления природы двуос-мысленности слова и речевых структур. Боэций, говоря о двуре-чии, эквивокативности слова («двойчатке», как переводил эквиво-кативность B.C. Библер), имел в виду именно гносеологическую возможность взаимодействия противоположного в одном понимающем акте (см. работы С.С. Неретиной о тропологической грамматике Средних веков6).

Продолжение рассмотрения развития смысловых возможностей корня eid-/id-, образующего основное философское ядро идиомы, прослеживается в работах И.Г. Гаманна7, подчеркнувшего неотторжимость языка от разума, точнее, доминантную природу языка по отношению к ментальной деятельности человека. В полемике с И.Кантом он показал невозможность «очищения разума», базируясь на своей трактовке communicatio idiomatum, согласно которой взаимообщение и взаимопроникновение противоположных свойств, видимого, ощущаемого, «плотского» в слове и невидимого, того, что остается всегда за его пределами, происходит по принципу совпадения противоположностей. Онто-гносеологиче-ская грамматическая связка, которую Гаманн называет Flickwort, соединяет эти противоположности, соединяя «края» иного, закрывая «разрыв» понимания.

5 ЛосевА.Ф. Античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития М.: Искусство, 1992; Лосев А. Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1976; Лосев АФ. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

6 Неретина С.С. К истории средневековой философии. Архангельск, 2003; Неретина С.С. Верующий разум. К истории средневековой философии. Архангельск, 2005; Неретина С.С. Тропы и концепты. М., 1999.

7 Hamann J.G. Metakritik über den Purismum der Vernunft (http://www.hamann-kolloquium.de/rnetakritik).

Позитивистская парадигма, доминировавшая в Новое время, перевела идиому в русло идиоэтнической компоненты, заключив ее в рамки национального своеобразия и постепенно переведя ее в объект изучения лингвистики (компаративистики) и фольклора, где она изучалась и продолжает рассматриваться как инвариатная речевая структура с затемненной внутренней формой, имеющая в основе образное выражение ситуации. Генезис идиомы в этом понимании наиболее разработан в лингвистических науках (см. работы В.Н. Телии, А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского, Г.Л. Пермяко-ва, Т.З. Черданцевой, В.М. Мокиенко и др.). Во многом это связано с позитивистской парадигмой, доминировавшей в науке и делающей основной акцент на языке универсального описания, что исключало из сферы интересов идиому как явление гносеологического характера, заключащего в себе одновременно и понимание, и непонимание, когда выход к смыслу происходит через «разрыв» и присоединение познаваемого к самому субъекту.

«Лингвистический поворот» XX в. способствовал возврату интереса к тропологии (о необходимости тропа как «поворота» обыденного слова пишет, например, Ницше) и, следовательно, изучению идиомы как возможности метафорического, тропового понимания мира.

Жак Деррида8, для которого идиома является одним из базовых терминов, исследовал идиому в двух аспектах: как единицу языка, не подлежащую переводу («невозможность перевода»), и, во-вторых, как «своё», «собственное», что возвращало к родовидовому онто-логическому древу Порфирия и Боэция и теологическим спорам о соттигпсайо ¡сНотайип, раскрывая по-новому связи между человеком и языком. Деррида приходит к выводу, что в гносеологическом акте человек является идиомой своего языка, таким образом делая акцент на взаимопроникновении противоположных природ — и их совпадении, открывая необходимость «разрыва» и находя способы его преодоления.

В настоящее время идиома становится объектом изучения философии. Стали появляться работы, посвященные идиоме как па-ремической единице. Так, С.Д. Домников9 исследовал этот вопрос с точки зрения феноменологии.

8 Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007; Деррида Ж. Позиции. М., 2007; Деррида Ж. Поля философии. М., 2012.

9 Домников С.Д. Докса уэ. Догма: Горизонты значений в форматах языковых клише // Проблемы философии культуры. М.: ИФРАН, 2012. С. 81-101.

Новизна исследования. Впервые рассматривается вопрос об идиоме как явлении, принадлежащем сфере философского рассмотрения. Сделан акцент на связи теологических споров о сот-тишсайо ¡сИотаШт с «собственным» (родовидовое древо), определяющим суть познания человеком мира в языке. Это делает христологическую полемику Раннего Средневековья по сути гносеологической. Рассмотрена философия языка Иоганна Георга Га-манна, писавшего о соттишсайо ¡сИотаШт с точки зрения связи человека и языка (логоса).

Методологические основания исследования

Основные методы диссертационной работы - философский и сравнительно-исторический. При проведении исследования о внутренней форме, кроме этого, использовался метод историко-философской реконструкции. Анализ рефлексии идиомы как термина в научном тексте проводился с помощью структурного метода.

Источники исследования

Ранний этап становления термина рассмотрен в текстах Платона: «Лахет», «Хармид», «Протагор», «Эвтифрон», «Гиппий Больший», «Горгий», «Менон», «Лисий», «Федр», «Мир», «Теэ-тет», «Парменид», «Софист», «Филеб», «Тимей», «Государство», «Политик» и «Законы». Дальнейшее развитие термина и переход его в онто-логическую сферу прослежен по «Топике» и «Категориям» Аристотеля, проанализирован комментарий Порфирия к «Категориям» и тексты «Боэция» (перевод «Категорий» Аристотеля, «Против Евтихия и Нестория»).

В качестве источника, иллюстрирующего историю термина в эпоху Просвещения, были исследованы тексты И.Г. Гаманна (переписка с Якоби и Гердером; «Метакритика пуризма разума»).

Для исследования развития идиомы в ее взаимообщении с человеком, его речью и письмом были проанализированы работы Ж.Дерриды «Национальность и философский национализм», «Поля философии», «Письмо и различие».

Научные результаты

Впервые прослежена связь идиомы с идеей и эйдосом в ее эволюции от предмета философского осмысления к рассмотрению в филологическом дискурса и возвращению в русло философской

проблематики уже на новом витке, как способа понимания и исследования мира, затрагивающего аспекты гносеологии, антропологии, этики.

Прослежена трансформация проблемного поля, в котором задействовано понятие идиомы как тропа.

Исследована история философского спора о соттишсайо ¡сНотайпп и дана его трактовка как гносеологической полемики, темой которой были гносеологические возможности соединения иных природ, что впоследствии дало возможность трактовать идиому как взаимопроникновение человека и его языка, имеющее онтологический и антропологический характер.

Положения, выносимые на защиту

1. Обоснование понимания и изучения идиомы в рамках науки философии, как философского явления.

2. Необходимость рассматривать и анализировать научные термины и историю научной терминологии и различных философских дискурсов с позиций философской идиоматики.

3. Идиома соединяет в себе различные аспекты философского знания, затрагивая, кроме гносеологической, этическую и антропологическую проблематику.

Теоретическая и практическая значимость

Проведенное исследование вносит вклад в развитие понимания метафоризации мышления в современной философии.

Полученные данные могут быть использованы в разработке учебных программ и преподавании аналитической философии, философии языка, истории философии, истории религии.

Апробация результатов исследования

Основные положения, выносимые на защиту, были опубликованы в научных статьях общим объемом 6 п.л., в том числе в журнале, указанном в перечне ВАК Минобрнауки России, и докладывались на Международной научной конференции Меяа1-«^2012 «Горизонты прикладной лингвистики и лингвистических технологий»; обсуждались на заседаниях научного семинара Центра методологии и этики науки (было сделано три доклада в 2011-2013 гг).

СТРУКТУРА РАБОТЫ

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии исследования.

Введение

Во Введении обосновывается возможность и необходимость философского рассмотрения идиомы, в том числе идиомы в научном тексте. Анализируется идиома как термин, работа ее философской рефлексии и «взаимодостраивания» контекста мысли в ее развитии.

Первая глава. Идиома в развитии философско-богословской мысли: история вопроса. Глава состоит из шести параграфов.

1. Идиома как термин и термин как идиома: рефлексия и взаимообращение в языке науки. Показано, что, поскольку в основе терминообразования лежит троп, в рефлексии термин становится идиомой, а философская идиома - терминологизируется. Термин должен оставаться событием понимания. Однако устоявшиеся термины мы воспринимаем не задумываясь и включаем их в свою объясняющую модель, как если бы они были строго однозначны.

Термины представляют собой слова, а в слове заложена способностью отзываться на метафоризацию, значит, рефлексия идиомы-термина сродни рефлексии идиомы, как мы ее воспринимаем. Если в философском термине не ощущается разрыва -значит, он не стал «своим», «собственным» для философа, работающего с ним.

В идиоме слышится не столько «замкнутость», как это повелось со времен позитивизма, сколько «собственное», то, что часто переводится собственным признаком

2. Эйдос, идея и форма идиомы. Рассматривается история корня е1с!-Л(1-, породившего в античности два философских термина - «эйдос» и «идея». Изначально имея отношение к «виду» созерцаемой вещи, эти слова обыденного языка терминологизи-ровались и реализовали смысловые валентности, расширяя это значение в область метафизики, восприятия, понимания, познания. Подвижность платоновских значений, анализируемая

А.Ф. Лосевым в «Истории античной эстетики»10, дает возможность воочию наблюдать становление философской терминологии. Однокоренные «эйдос» и «идея», то синонимизируясь, то смещая свои значения друг относительно друга, выстраиваются постепенно в один ряд, становясь контрастными терминами. При этом в данных терминах проявилось значение «взаимного дооформления», достраивания одного до другого в сопряжении видимого и невидимого.

3. Поиски «своего»: завершение вещи.

Аристотель в «Топике» рассматривает предикаты, которые могут сказываться о всякой вещи - род (yevog, genus), определение (opoq, species) собственное (то i'Siov, proprium) и случайное, которое часто переводится как привходящий признак (cru|ißeßr|KÖ<;, accidens). Для нашего анализа интересен «собственный признак». «Свое (i'Siov) есть то, что не проясняет сути бытия, но присуще только вещи и антивысказывается (ävTiKairjyopeaai) с ней», пишет Аристотель. Это антифонное достраивание заметно в различных переводах Аристотеля. Сквозь ткань текста видна еле намеченная у Платона возможность взаимообщения благодаря вектору взаимной направленности.

Боэций, переведший «Категории» Аристотеля и комментарии Порфирия, усиливает это значение. Собственное, по словам Боэция, так срослось с вещью, свойством которой оно является, что не имеет своего существования без нее. Функция eid-/id- - достраивание вещи, завершение ее.

4. Communicatio idiomatum и момент идиомы в Средние века.

Идиома как лексема, точнее, как языковая возможность позволяет находиться одновременно в двух пластах реальности -одновременной моменту речи и той, которая породила высказывание. Это сообщение двух языков оказалось в фокусе внимания в Средние века. В христологических спорах Средних веков через полемику о способах и возможностях соединения двух различных природ речь идет о созерцании и познании. Созерцательная сила пронизывает вещь, изменяя ее. Идут поиски проникновения познающего созерцания в вещь. Эта усилие технэ возможно только в языке и через язык.

10 См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития: В 2 кн. Кн. 1.М., 1992.

Для описания взаимодействия природ используются термины, относящиеся по сути к естествознанию - металл, вещество, жар, холод.

В центре внимания оказывается вопрос, на каких основаниях возможны тропы, в нашем случае прежде всего метафора. Речь идет о разрывах в познании, которые могут и должны быть преодолены с помощью языка, ибо другого способа нет.

5. Двуречие идиомы.

В этой части работы речь идет о троповых особенностях рефлексии идиомы как лексемы - идиома автоомонимична (может быть прочитана и как одно слово, и как словосочетание), автосинонимична (равна самой себе) и автопаронимична (в логико-грамматическом смысле это и омоним, и пароним-деноминатив).

На этом основано взаимопроникновение в рефлексии идиомы и термина (то есть, говоря словами Ансельма Кентерберийского, именно здесь кроется возможность перенесения «одного знания в язык другого»),

6. «Сообщение свойств» Иоганна Георга Гаманна: философ-ско-теологическая идиома».

В отечественной истории философии труды Гаманна пока оценены и исследованы недостаточно.

Г.В.Ф. Гегель отзывался о манере изложения мыслей Гаманна как о «загадке, притом утомительной»11. Однако «темный стиль» Гаманна происходит от того, что он пытается объяснить само понимание, а его нельзя объяснить эмпирически, именно поэтому, как и пишет Гегель, стиль Гаманна составляет часть его самого.

Афористический стиль Гаманна («сивиллов», как называет его Гёте) породил впоследствии, в XX в., жанр «наброска».

Гаманн, использовавший старый термин соттишсайо ¡сУота-Шт для выражения взаимодействия Божественного и человеческого в мире, придал ему совершенно новую окраску. Он акцентировал роль языка в познании. Познание мира возможно только в языке и через язык, благодаря которому и возможно существование и деятельность разума. Проблема перешагнула границы теологии - точнее, вобрала в себя и теологическую концепцию языка, и антропологические факторы, и познание.

11 Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: В т. 2. Т. 1. М., 1970. С. 577.

Гаманн, написавший рецензию-эссе на «Критику чистого разума Канта», дал ей название «Метакритика пуризма чистого разума» - отчасти ироничное, что соответствует его стилю «северного мага», отчасти методологическое, сразу дающее ключ к содержанию. Греческое цета (предлог и префикс) имеет значение «перенесение, изменение». И это не просто перемещение — а снятие проблемы (практически Aufhebung как изъятие разума). Ведь Кант, совершая «очищение разума» («пуризм», возмутивший Гаманна), исключил из рассмотрения язык как одно из условий, мешающих пониманию. Едкое название рецензии оповещает о том, что «Критика чистого разума» - это и есть метакритика. В то время как настоящая критика разума - это критика языка. Кант совершил тотальное очищение разума - и от себя самого, и от человека. Таким образом он, в понимании Гаманна, начистую «снимает» сам разум. («Способность мыслить покоится в языке», говорит Гаманн.)

Гаманн пишет о звуках и буквах как эстетических первоначалах, задающих до разума формы априори.

Гаманн впервые после Средних веков увидел двойственность словесной природы: с одной стороны, слово принадлежит «эмпирическому», так как вызывает зрительные и слуховые ощущения, с другой - «чистому», так как значение слова не выводится из того, что принадлежит ощущению. Эти две реальности слова находятся в отношении communicatio idiomarum, взаимодооформляя друг друга.

Говоря о познании, Гаманн приводит образ древа. Философия знает несколько «выращенных» деревьев. Кроной родовидового древа Порфирия было сущее, а единичные вещи - корнями. Боэций нагнул это дерево, замкнул в круг, введя понятие субьект-субстан-ции); иное дело - древо Декарта, перевернутое по сравнению с пор-фириевым, тянущееся знанием к свету, а корнями уходящее во тьму.

Гаманновское древо растет у нас на глазах. Сперва это два ствола, рациональное и чувственное, при едином корне - расщепление которого приведет к тому, что оба «гносеологических» ствола - ствола «нашего знания» - засохнут. Чтобы этого точно не произошло, Гаманн переворачивает древо так, что чувственное и рациональное становятся корнями, один из которых обращен наверх, к питающему Небу, а другой остается сокрытым в земле; так единый ствол останется зеленеющим и наполненным жизненной силой.

(Возможно, именно к этому древу восходят строки Гёте: «Суха мой друг, теория везде, но древо жизни пышно зеленеет»12.)

Это древо, еще одно в ряду «философских» деревьев, как и древо Поппера, и Розенштока-Хюсси, стоит между деревьями Порфирия-Боэция и Декарта. Цель этого древа - соединение родовидовой философии с сущностью на вершине с христианским творением - именно для этого один корень был перемещен к Небу, а другой остался в земле, сращивая мысль и слово.

Смысл жизни человека, по Гаманну, - познание мира, сотворенного Богом, то есть познание Божественного замысла о нем. Это возможно только при условии действия communicatio idioma-tum - взаимонаправленности Божественного и человеческого. Бог уже устремлен к человеку, который должен преодолеть смысловой разрыв между пониманием и непониманием с помощью связки -«веры» как подтверждения своей устремленности к познанию. Связка для Гаманна - это и логико-грамматическое «быть»; при этом связку он называет Machtwort или Flickwort (только с помощью слова-заплаты и можно залатать гносеологический разрыв, соединяя иное).

Communicatio idiomatum для Гаманна имеет в основе princi-pium coincidentiae oppositorum (принцип совпадения противоположностей), «открытый» Николаем Кузанским и «переданный» Джордано Бруно, на которого и ссылается Гаманн в рассмотрении этого вопроса. Но по Гаманну, соединение противоположностей, состоящего из звуков слова и скрытого в нем понятия, это взаимопроникновение - в том числе Божественного и человеческого - и взаимодостраивание их. Так в корне eid-/id- реализуется еще одна валентность — взаимодооформление как «радостное» совпадение противоположностей.

Мир имеет божественно-словесную природу. Понять сущность языка, как считает Гаманн, можно только как устремление и схождение Бога к человеку. Бог предстает как автор трех Книг -Книги Бытия, Книги Природы и Книги Истории. «Троекнижие» -нововведение Гаманна. В Средние века Бог был автор одной Книги - Книги Бытия, которая включала в себя всю действительность, окружавшую человека и самого человека. XII век принес разде-

12 Гёте ИЗ. Фауст / Пер. с нем. Б. Пастернака // Гёте И.В. Собр. соч.: В 10 т.

Т. 2. М., 1976. С. 72.

ление на Книгу Бытия и Книгу Природы - начинающаяся технизация мира требовала усилить составляющую «механизма событий». Для Гаманна Книга Бытия — образец, Книга Природы - то, в чем и как именно происходят события, Книга Истории - ведет событийный ряд. Это «растроение», совершенное одновременно в русле христианской символики, закономерно и логично - Книга Бытия - оболочка, «обложка», Книги Природы и Истории - способы познания и причастности Книге Бытия. Это «логосное» решение вопроса классификации знаний.

«Свойство», ведущая сема корня егй-Ий-, нуждается еще и в связке - взаимоустремленности друг к другу «внешнего» и «внутреннего». В идиоме, предмете нашего исследования, это выражается так: созерцание и опытное познание, «сшитые» связкой-согласием, и рождают возможность бытования идиомы как одновременно инвариантного и вариативного словесного выражения.

Вторая глава. Генезис идиомы и проблемы внутренней формы.

Глава состоит из четырех параграфов.

Рождение идиомы как паремической единицы связывается с утратой внутренней формы - однако это так только на первый взгляд, иначе идиома не воспроизводилась бы в речи как инструмент ословливания и познания. Поэтому вопрос о внутренней форме требует исторического рассмотрения, чтобы уяснить, какова ее природа по отношению к человеку, миру, познанию. При этом поворот к внутренней форме не должен замещаться этимологическим анализом идиомы (слова), как это видит, например, Хайдеггер. Для «прорыва» к внутренней форме необходимо раскрытие взаимодостраивания свойств - соттитса^о первичных смыслов и тех значений, которые устойчиво употребляются в прагматике языка.

1. История термина до Гумбольдта: внутренняя форма как эстетическое.

Развитие понятия внутренней формы прошло долгий период: от античности через Средние века, когда оно становится философски-богословским понятием, к Новому времени, через Гумбольдта и Гёте, позднее внутренняя форма переходит из области эстетики в сферу методологии анализа (символические формы Кассирера).

Догумбольдтовский период восходит к «эйдосу» у Платона и Аристотеля («эйдос», понимаемый как «норма», «правило»).

Линия Плотина переводит «эйдос» в область эстетического («О прекрасном»), где внутренний эйдос являет собой организующее начало «согласование телесного и бестелесного».

Августин, писавший о том, каким образом «красота чувственных вещей» выявляет природу Божественной сущности, говорил о числе как об эйдосе, законе красоты.

Неоплатоническая нить тянется к Марсилио Фичино, который плотиновский «внутренний эйдос» перевел как intrínseca forma. В этом переводе есть определенный оттенок: это, скорее, внутренняя часть единой формы, что, возможно, говорит о неоплатоновской ориентации переводчика. Плотиновская (неоплатоническая) традиция переводит платоновский эйдос как «отображение прекрасного первообраза» в иной ряд: это уже, как пишет Г.Г. Шпет, «отображение чего-то прекрасного в душе художника»13. Таким образом, по Шпету, проблема переводится в разряд психологических, что «затемняет формы слов и вещей». Но, скорее, проблема здесь получила новый объем: внутренняя форма - результат действия «прекрасного вообще», что означает, с одной стороны, отражение прекрасного в душе художника, а с другой - в вещи.

Внутренняя форма была предметом размышления Джордано Бруно (возможно, не без влияния Фичино). Во втором диалоге трактата De la causa, principio et Uno (1584) он противопоставляет внутренней форме внешнюю - меняющуюся и подвергающуюся уничтожению. Внутренняя же форма - «вечный и истинно сущий формальный принцип».

Бруно уподобляет человеческую душу внутренней форме как формообразующей силе - и поясняет, что только благодаря внутренней форме возможно познание14.

Деятельность флорентийской Платоновской Академии была продолжена кембриджскими неоплатониками, которые испытывали особенный интерес к форме духовных процессов, что уже выходит за рамки эстетики. Э. Шефтсбери подхватывает и развивает эту тему, утверждая, что в основе всех чувственных вещей

13 Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова. Этюды и вариации на темы Гумбольдта.

М„ 2009. С. 55.

14 Бруно Дж. О героическом энтузиазме. М., 1953. С. 60.

лежат «внутренние структуры» - interior numbers; «существующая извечно» «непреходящая единица» наделяет эту множественность духовным обликом. Именно ее и должен изображать настоящий художник, а не случайные свойства вещей. Продолжая ход рассуждения Шефтсбери, мы можем предположить, что «случайные свойства» отбрасываются как несущественные для вещи, а в центр, напротив, попадает «собственное», «свое» вещи. В диалоге «Моралисты. Философская рапсодия» (1709) Шефтсбери описывает три типа форм. Это, во-первых, мертвые формы, созданные человеком или природой и не имеющие формообразующей силы. Вторые - формы, способные формировать другие формы. Это формы, существующие в разуме. Третьи формы - высшие идеи, принадлежащие Богу, они порождают вторые формы. Эти формы - «внутрьнаправленные», inward Forms. Взаимодействие между внутренними структурами и внутрьнаправленными формами происходит с помощью некой формообразующей силы-посредника, которую Шефтсбери называет «гением». Это эстетико-метафизическая концепция.

Дж. Хэррис, в сферу интереса которого входили проблемы соотношения языка и мышления, подверг анализу понятие своего язык с позиций Шефтсбери. «Гермес, или Философское исследование о языке и универсальной грамматике» (1751) - одна из популярнейших универсальных грамматик XVIII-XIX вв. Хэррис рассматривал универсальные для всех языков принципы, как это обычно делалось в универсальных грамматиках (например, в пор-роялевской). Каждый язык имеет особую картину мира. Подобно «гению» Шефтсбери, Хэррис говорит о «гении языка», genius of Language, в ведении которого - «особые», «частные» идеи языка - peculiar ideas, в отличие от универсальных идей general ideas, существующих самостоятельно. Хэррис считал, что в основе всех чувственных форм должны лежать «интеллигибельные», определяющие чувственные. Хэррис говорил о необходимости анализа общей логики и общей психологии для выявления причин состава частей речи и форм выражения в различных языках.

Грамматика Хэрриса нашла высокую оценку у Гаманна, который писал о ней Ф.Г. Якоби и И.Г. Гердеру, с похвалой отзываясь об идее Хэрриса выявить причины существования различных форм и категорий в языках.

Так мы видим, что изначально эстетическая категория постепенно захватывает другие участки человеческого знания — психологию, антропологию, гносеологию.

2. Внутренняя форма языка Гумбольдта.

Аллюзия к хэррисовским «формам прекрасного» прослеживается в статье Вильгельма фон Гумбольдта о поэме И.В. Гёте «Герман и Доротея» (1799): искусство поэзии оказывает на человека влияние через внешние формы. Воздействие поэзии совершается через язык. В поэзии находят отражение человек и его мир и, таким образом, внутренние и внешние формы. Эстетический ракурс у Гумбольдта смещается в область философии языка.

Появляется термин «внутренняя форма» применительно к языку как название главы из Предисловия к незаконченной работе «О языке кави на острове Ява», имеющей подзаголовок: «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества».

Гумбольдт выделяет роль звуковой формы, относящейся ко внешней форме. С одной стороны, внешняя форма - то, что видимо отличает языки различных групп друг от друга. С другой стороны, через звук выходит вовне внутренняя сила слова - рвущаяся через человека наружу. Так язык становится продолжением человека и входит в его состав. Гумбольдтовская внешняя форма, находящая выражение через звуки, пронизывает все, говоря языком современной лингвистики, уровни языка: звук Гумбольдта - не фон, не фонема, а целый срез всего, что имеет отношение к выходу вовне мысли и ее экспликации в виде слова. Звук и голос переходят друг в друга. Звуком выделяются контуры говоримого о вещи - и вещь становится видимой, воспринимаемой. В языке человеку дарована свобода познания - но выйти за пределы языка невозможно, познание осуществляется в формах и категориях, наработанных поколениями до нас15.

В языке царит определяющий отношения между вещами в грамматических формах и категориях «дух народа». Внутренняя форма поддерживается в языке энергейей духа. В.В. Бибихин, анализируя гумбольдтовскую философию языка, пишет, что это пол-

15 О связи устойчивых фразеосхем с «осадочным дискурсом культуры» см.: Селиванова Е.А. Фраземы и паремии в синергии дискурсивного пространства языка // Актуальни проблем! менталшгвютики. Черкаси, 2005. С. 88-92.

нее всего совершается в языке поэзии и языке философии - там больше метафоризации, продолжим: следовательно, больше «связок», следовательно, больше работы мысли. Язык не инструмент; он живет в деятельности.

3. Внутренняя форма после Гумбольдта: развилка гумболь-дтианства.

После Гумбольдта стало окончательно ясно, что формы языка детерминируют формы мышления. Гумбольдт, рассматривая язык как совокупность универсальных и идиоматических (идиоэтниче-ских) компонентов, перевел в иную плоскость проблему взаимосвязи слова и разума.

Гумбольдтовская традиция породила несколько направлений. К психологическому направлению относят X. Штейнталя, М. Jla-заруса, В. Вундта - в Германии. Внутренняя форма языка рассматривалась ими в контексте психологии народов и психической деятельности человека.

К этой же, психологической ветви принадлежит A.A. Потебня, в центре внимания которого были, как и у многих гумбольдтиан-цев, малые фольклорные формы. Потебня, первый из них, развернул понятие внутренней формы слова, приравнивая ее к этимологическому началу, что подтолкнуло развитие этой науки и обусловило интерес к традициям и фольклору.

Акцент на слове как главной единице языка потянул за собой интерес к идиоматике прежде всего как фразеологии, моменту Landeskunde, выражающему народный дух. С этого момента идиома уходит из сферы философии в область лингвистики, теряя связь с proprium, эквивокативностью, двунаправленностью рефлексии, субъектом, чтобы сделаться выражением национальных особенностей и коллективного опыта.

В Германии с первой трети XX в. начинается возвращение к гумбольдтовской философии языка. Внутренняя форма языка вновь оказывается в центре внимания как обоснование Muttersprache. Язык расценивался как «уникальный путь познания мира». Неогумбольдтианство дало две ветви - европейскую (германскую) - Й.Л.Вайсгербер, Г. Дельбрюк - и американскую (Э.Сепир, Б.Уорф). Для них главным был тезис, что освободиться от влияния внутренней формы языка невозможно. Э. Касси-рер же считал, что это возможно на определенном, более высоком этапе познания.

В логико-феноменологическом направлении, основателем которого был Э. Гуссерль, внутренняя форма была формой чистых значений. Обращая внимание на звук, он приходит к мысли об эк-вивокации: любой язык - черновик по отношению к идеальному языку. Хайдеггер увидел в этом интерес к глубинному языку в языке человеческом - в «Разговоре между японцем и спрашивающим» он называет себя гуссерлианцем и восторженно-зачарованно говорит о внутреннем, тайном, неизреченном языке. Это «метафизическая» ветвь гуссерлианства. Логическую же ветвь представляют исследования внутренней формы Г.Г. Шпета.

Шпет, на которого труды Гумбольдта оказали огромное влияние, как и Потебня, писал о внутренней форме слова (не языка). Для него внутренняя форма - механизм, алгоритм порождения смысла составом слова.

Таково вкратце развитие термина «внутренняя форма», обусловленное интересом к идиоматическому началу - понимать ли под этим идиому как устойчивое словосочетание («словесную» идиому) или как идиоэтническую компоненту («языковая» идиома).

4. Внутренняя форма. Поворот от эстетики к этике.

Идиома, повторим - особая паремическая единица. В отличие от других устойчивых речевых структур, в ней есть недоговоренность, «догадничество» - и распахнутость, раскрытость, несогласованность. Идиома уводит в пространство выбора, в пространство рефлексии, куда мы попадаем, споткнувшись о непонятное в идиоме.

Внутренняя форма идиомы отличается от внутренней формы слова. Первое отличие связано с генезисом идиомы. Идиома рождается, когда внутренняя форма становится не видна или стирается. Слова-части сцепляются, теряя свои внутренние формы, чтобы выработать внутреннюю форму идиомы - странную, невидимую, которая, являясь видимым «алгоритмом» идиомы, на самом деле уводит от слов. Рассогласованность частей - обязательный признак идиомы. Согласования частей она достигает в человеке, достраиваясь сообразно ему и достраивая его самого - так в идиоме возникает забытая соттишсайо ¡сНотаШт.

Внутренняя форма Плотина оказывается «этической», а не «эстетической»: если ты сам не прекрасен, как дворец, - цитирует В.В. Бибихин Плотина в своем переводе, - который ты созерца-

ешь, то подобно тому, как зодчий одно отсекает, другое отделяет, наращивай в себе прекрасное16. Надо очищать свою статую, пока не воссияет на тебе божественный свет добродетели. К этому призван человек - речь идет о познании как поступке. Внутренняя форма идиомы зовет к поступку как достраиванию себя.

Третья глава. Идиома как «своё». Проблема национальной идиомы в связи с языком философии.

Глава состоит из двух параграфов.

1. К родному языку Вайсгербер: о единственной возможности языка науки.

Согласно Вайсгерберу, родной язык способен определять поведение человека относительно окружающих его вещей. Вместе с тем изучать (познавать) родной язык - долг человека. Язык - основная форма познания. Невозможно и даже безнравственно выходить за пределы родного языка. Поэтому универсальный язык науки невозможен - каждое научное описание национально, как национально каждое научное исследование, поскольку его определяет национальный язык. Универсальность научного познания оказывается весьма условной. Для доказательства обратного необходимо провести эксперимент: постановка идентичных научных проблем для представителей разных языковых групп должна была бы дать одинаковые результаты. Но взаимодостраивание, о котором мы говорили, способно происходить без участия человеческой воли - в этом случае речь идет о практически неизбежной ангажированности ученого своим родным языком.

2. Идиома в текстах Жака Дерриды.

В 1990 г. в МГУ Жаком Дерридой была прочитана лекция «Национальность и философский национализм». Деррида отмечает, что идиома представляет собой помеху постижению универсальных смыслов. Деррида делает акцент именно на proprium в идиоме. Он называет национальную идиому типом мышления, способом объяснения мира, а также устойчивой схемой порождения новых теорий. Зависимость от национального видения мира в интерпретации Дерриды лишает субъекта его субъектности, делая его «собственным» - идиомой - своего языка. Взаимодостраивание в

16 Бибихин В.В. Внутренняя форма слова. СПб., 2008. С. 394.

интерпретации Дерриды получает акцент на языке - в то время как у Вайсгербера (и до него) выбор делает человек, по праву своей человечности (в Средние века - тварности) обладающий свободой воли. Но, тем не менее, только так, доопределяясь «своим», человек может совершать познание.

В Заключении приводятся основные выводы работы.

Идиома, обычно рассматриваемая как единица, подлежащая лингвистическому анализу, должна изучаться в рамках философии. Понимаемая как «своё» согласно историко-философской традиции (онто-логическое родовидовое древо), идиома дополняет и делает возможным познание субъекта. Это ее качество проявляется и в идиоме как фразеосхеме, и в идиоме в более широком смысле - как идиоматической компоненте языка.

«Взаимодополняющая» и настраивающая работа идиомы особенно хорошо проявляется в языке философии - философский термин всегда является идиомой благодаря своей рефлексии. Разрыв, конфликт восприятия, объясняемый лингвистикой как «утрата внутренней формы», на самом деле является следствием принципа совпадения противоположностей в его разновидности соттишсайо 1(1юта1ит. Разрыв необходим для начала осознания гносеологического акта осмысления процесса или явления, именно благодаря ему «иное» переходит в «свое».

Список опубликованных работ по теме диссертации

1. Гусева A.A. Перевод философских текстов Средневековья: Слово и познание // Vox: Филос. журн. - 2009. - № 6 (Эл N° ФС 77-27570 / ISSN 2077-6608.)

2. Гусева A.A. Трансфлексивность и перевод философско-бого-словского текста // Vox: Филос. журн. - 2009. - Декабрь. № 7.

3. Гусева A.A. Философская форма идиомы // Философия и культура. - 2011. - Июнь. № 6(42). - С. 73-87.

4. Гусева A.A., Жихарева Т.А. Генезис идиомы и проблема понимания // Vox: Филос. журн. - 2010. - № 8. Июнь.

5. Гусева A.A. Некоторые термины Гераклита в переводе В.О. Ни-лендера // Vox: Филос. журн. - 2010. - № 9. Декабрь.

6. Гусева A.A. Понимание идиомы с точки зрения внутренней грамматики // Философские акции. - М.: Голос, 2011. - С. 182-200.

7. Гусева A.A. Философская рефлексия идиомы: внутренняя форма и внутренняя грамматика // Vox: Филос. журн. - 2011 -№ 10. Июнь.

По теме диссертации опубликованы тезисы доклада: «Речевое самозванство: грани идиоматического» (Международная научная конференция «Megaling2012. Горизонты прикладной лингвистики и лингвистических технологий». Киев, 2012). Результаты исследования обсуждались на научном семинаре Центра методологии и этики науки в 2011-2013 гг.

Подписано в печать 07.11.13. Заказ № 024-2013 Усл.-печ. л. 1,25. Уч.-изд. 0,88. Тираж 100 экз. Отпечатано в ЦОП Института философии РАН 119991, Москва, Волхонка, 14, стр. 5

Текст диссертации на тему "Идиома как проблема философии языка"

ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ НАУКИ ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

На правах рукописи

04201450340

ГУСЕВА Анна Андреевна

ИДИОМА КАК ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА Специальность 09.00.08

Диссертация

на соискание ученой степени кандидата философских наук

Научный руководитель -доктор философских наук профессор С.С. Неретина

Москва 2013

Содержание

Введение.............................................................................3

Глава 1. Идиома в развитии философско-богословской мысли:

история вопроса................................................................................12

Идиома как термин и термин как идиома:

рефлексия и взаимообращение в языке науки................................................12

Эйдос, идея и форма идиомы...................................................................18

Поиски «своего»: завершение вещи.............................................................26

Communicatio idiomatum и момент идиомы в Средние века..............................29

Двуречие идиомы.................................................................................39

Сообщение свойств Иоганна Георга Гаманна:

философско-теологическая идиома...........................................................42

Глава 2. Генезис идиомы и проблема внутренней формы....................62

История термина до Гумбольдта:

внутренняя форма как эстетическое..............................................................66

«Внутренняя форма языка» В. фон Гумбольдта...............................................75

Внутренняя форма после Гумбольдта:

развилка гумбольдтианства.......................................................................100

Гуссерлианские линии.............................................................................121

Внутренняя форма: поворот от эстетики к этике.............................................126

Глава 3. Идиома как «своё».

Проблема национальной идиомы в связи с языком

философии............................................................................129

К родному языку. Й.Л. Вайсгербер о единственной возможности языка науки..... 129

Идиома в текстах Ж. Дерриды...................................................................134

Заключение............................................................................150

Библиография........................................................................153

Введение

Актуальность исследования. Корни науки и философии уходят в античность и Средние века - именно там берут истоки многие, казалось бы, хорошо знакомые философские термины и проблемы. «Идиома», которую, применительно к языку1, обычно считают неотъемлемой частью национального своеобразия и средством языковой выразительности, граничащим с фольклорным началом, с одной стороны, и с т.н. крылатыми словами, с другой, чаще всего является объектом исследования филологической науки. Однако в идиоме всегда виден разрыв, конфликт -или, наоборот, взаимодействие, - видимого и невидимого, зримого, плотского и того, что, будучи выражено словами обыденного языка, на самом деле представляет собой иное; это уже входит в сферу интересов философии языка и представляет собой предмет философского рассуждения.

Двойственность идиомы становится особенно заметной на фоне философии слова Средних веков. Соединение двух различных природ рассматривалось, начиная с Августина и Боэция, в контексте философии, богословия, логики, а точнее, онтологики.

Смена научной парадигмы имела следствием потерю интереса к слову в контексте гносеологии. Метафора («перенесение»), троп («поворот»), лежащий в основании идиомы, перешел в раздел художественных выразительных средств и стал предметом изучения литературоведения. Идиома была включена в раздел фразеологии и получила возможность исследования как одна из единиц малых фольклорных форм.

1 Приведем примеры идиом в лексике русского языка (нейтральный стиль) - адамово яблоко, английская булавка, баня по-черному, бедные родственники, без году неделя, бить баклуши, вот где собака зарыта, козел отпущения, лезть на стену, ничтоже сумняшеся, отметить в скобках, плевать в потолок, погибоша яко обры и др. Это лексические идиомы, относящиеся к обыденной речи. В языке философии Dasein, Ding an sich (более известен перевод этого термина на русский язык как «вещь в себе», который тоже принадлежит обыденному языку в отличие от «вещи самой по себе», которая является идиомой-термином), res cogitans и res extensa, homo ludens и пр. также относятся к области идиоматики. Об идиоме как термине см. статью: Гусева A.A. Философская рефлексия идиомы: внутренняя форма и внутренняя грамматика // Vox. Философский журнал. 2011. № 10. Июнь.

В XX в. появляется, во многом вызванный «лингвистическим поворотом», интерес к грамматике - она вводится в философский контекст и представляет собой полноправную единицу философского анализа2. Ж. Деррида, П. Рикёр, В. Декомб показывают тесную связь грамматики с человеком и мышлением3, представлением мира, рассматривая идиому как полноправный философский термин. В трудах М.М. Бахтина, В.В. Библера, О. Розенштока-Хюсси снова возникают проблемы речи и метафоры, понимания; Розеншток-Хюсси пишет о социальной грамматике4, В.В. Бибихин пишет о грамматике языка науки3. Теперь, с возвращением философии языка и интереса к проблемам слова и речи со стороны философии, необходимо пересмотреть взгляд на идиому как предмет лингвистики и вернуть ее в философский контекст6.

Началом исследования идиомы, вырастающей из платоновских эйдосов и идей, следует, по всей видимости, считать философско-богословский вопрос согшгшшсайо ¡сЦотайнп (общение свойств, составляющих природу Второго Лица), затрагивающий антропологические и онтогносеологические аспекты. Именно взаимопроникновение различных природ — тот признак идиомы, который проходит через всю историю и употребление термина, от

2 См.: Огурцов А.П. Философия науки: двадцатый век: Концепции и проблемы. В 3 частях. Часть первая: Философия науки: исследовательские программы. СПб.: М1ръ, 2011. С. 57-61. См. также статью «Лингвистический поворот» (Эпистемология и философия науки. Энциклопедия. М.: Канон+, 2009. С. 421. Автор статьи Г.Б. Гутнер).

^ См., напр.: Декомб В. Дополнение к субъекту. Исследование феномена действия от собственного лица. М.: Новое литературное обозрение, 2011; Лакофф Дж, Джонсон М Метафоры, которыми мы живем. М.: ЛКИ, 2008.

4 См.: Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность. М.: Лабиринт, 2008. (Глава «Грамматика как общественная наука». С. 13-151); он же. Бог заставляет нас говорить. М.: Канон+ ОИ «Реабилитация», 1998. (Глава «Коперниковский переворот в грамматике». С. 54-119.)

5 См.: Бибихин В В Язык философии. СПб.: Наука, 2007. Глава «Смысл слова» и др.; он же. Витгенштейн: Смена аспекта. М.: Институт теологии, философии и истории Св. Фомы, 2005. См. также: Иванеско В Л Генезис онтологической функции языка науки. Дис. ... кандидата филос. наук. Ростов-на-Дону, 2007.

6 Домников СД Докса уб. Догма' горизонты значений в форматах языковых клише // Проблемы философии культуры. М.: ИФ РАН, 2012. С. 81-101.

Плотина через философию Средних веков, эпоху Просвещения, Й.Г. Гаманна, В. фон Гумбольдта - до философии нашего времени.

Второй признак - цельность, нераздельность, нерасторжимость составных элементов, касающаяся и языка, и мышления. В идиоме видны (иногда очевидны) части, но тем не менее это единое целое. Такое противоречие идиомы порождает ситуацию особенной рефлексии идиомы: ее можно прочитывать, в зависимости от интенции, как целое, как единицу -или же, напротив, углубиться в проживание ее частей (т. н. парцеллятивная рефлексия). Это касается и идиомы как характеристики языка, и идиомы как паремической единицы - и даже той идиомы, которая не связана с языком, но все же имеет антропологический характер - у нее иные возможности выражения (музыка, живопись, архитектура), связанные с творческой деятельностью человека.

Таким образом, идиома представляет собой философское явление, на протяжении своей истории постоянное затрагивающее в своей проблематике онтогносеологические вопросы, заставляя задуматься над возможностями соединения невидимого, умопостигаемого, и зримого, предметного.

Объектом исследования является история формирования идиомы как термина философии.

Предмет исследования - осмысление идиомы как философской проблемы в ее эволюции и становлении как философского понятия.

Цель исследования - проследить роль и функции идиомы как философского явления, при этом идиома рассматривается 1) как устойчивая единица языка, 2) в качестве «языковой идиомы» как идиоэтнической компоненты; показать, что в основе идиомы в любой интерпретации лежит ее «гносеологичность» (она участвует в познании и описании мира), основанная на обусловленном ее морфемным составом значении «собственного», «своего», замыкающего и обособливающего объект исследования вместе с познающим субъектом.

Базируясь на философском, сравнительно-историческом, структурном методе и методе историко-философской реконструкции, были решены следующие задачи.

1. Рассмотреть развитие идиомы как термина, начиная с античности (Платон, Аристотель) и Средних веков (Боэций; эпоха споров соттигисайо 1с1юта1шт1), до современной философии (Бибихин; Деррида).

2. Показать участие внутренней формы идиомы в ее генезисе, сопряженном с проблемами эстетики, антропологии, гносеологии, этики.

3. Проанализировать язык науки с точки зрения участия в нем идиоматической компоненты (философия языка Й.Л. Вайсгербера, тексты Ж. Дерриды).

4. Очертить контуры определения идиомы как философского явления, исходя из онто-логического значения «своего», достраивающего человека в его восприятии и познании и подводящего, таким образом, к целостности - и даже замкнутости - гносеологического акта.

Степень теоретической разработанности проблемы

Разработка проблемы понимания идиомы как философского явления осуществляется впервые.

Идиома, как уже говорилось, восходит к корню е1с!-/1<1-, который входит в состав важнейших философских терминов: «эйдос», «идея», «идион», изначально представляющие собой слова обыденного языка, были введены в философский оборот Платоном и Аристотелем. Становление этих терминов в рамках гносеологии и феноменологии подробно рассмотрено А.Ф. Лосевым7.

Дальнейшее развитие смыслового содержания корня привело к его перемещению в русло христологических споров о соттишсайо ¡сНотаШт

7 См.: Лосев Л.Ф.История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М.: Искусство, 1992; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика; М.: Искусство, 1976; Лосев А.Ф. Очерк античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993.

(сообщение свойств), имеющих своим предметом возможность познания соединения двух различных природ. Так появилась возможность осмысления природы двуосмысленности слова и речевых структур. Боэций, говоря о двуречии, эквивокативности слова («двойчатке», как переводил эквикокативность B.C. Библер), имел в виду именно гносеологическую возможность взаимодействия противоположного в одном понимающем акте (см. работы С.С. Неретиной о тропологической грамматике Средних веков8).

Продолжение рассмотрения развития смысловых возможностей корня eid-/id-, образующего основное философское ядро идиомы, прослеживается в работах И.Г. Гаманна9, подчеркнувшего неотторжимость языка от разума, точнее, доминантную природу языка по отношению к ментальной деятельности человека. В полемике с И. Кантом он показал невозможность «очищения разума», базируясь на своей трактовке communicatio idiomatum, согласно которой взаимообщение и взаимопроникновение противоположных свойств, видимого, ощущаемого, «плотского» в слове и невидимого, того, что остается всегда за его пределами, происходит по принципу совпадения противоположностей. Онто-гносеологическая грамматическая связка, которую Гаманн называет Flickwort, соединяет эти противоположности, «сшивая края» иного, закрывая «разрыв» понимания.

Позитивистская парадигма, доминировавшая в Новое время, перевела идиому в русло идиоэтнической компоненты, заключив ее в рамки национального своеобразия и постепенно переведя в объект изучения лингвистики (компаративистики) и фольклора, где она изучалась и продолжает рассматриваться как инвариантная речевая структура с затемненной внутренней формой, имеющая в основе образное выражение ситуации. Генезис идиомы в этом понимании наиболее разработан в

8 См.: Неретина С.С. К истории средневековой философии. Архангельск: Изд-во Помор, междунар. пед. ин-та, 2003; Неретина С.С. Верующий разум. Архангельск, 2005; Неретина С.С. Тропы и концепты. М.: ИФ РАН, 1999.

9 См.: Hamann J.G. Metakritik über den Purismum der Vernunft (http://www.hamann-kolloquiurn.de/metakritik).

лингвистических науках (см. работы В.Н. Телии, А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского, Г.Л. Пермякова, Т.З. Черданцевой, В.М. Мокиенко и др.). Во многом это связано с позитивистской программой, доминировавшей в науке и делающей основной акцент на языке универсального описания, что исключало из сферы интересов идиому как явление гносеологического характера, заключающего в себе одновременно и понимание, и непонимание, когда выход к смыслу происходит через «разрыв» и просоединение познаваемого к самому субъекту.

«Лингвистический поворот» XX в. способствовал возврату интереса к тропологии (о необходимости тропа как «поворота» обыденного слова писал, например, Ницше) и, следовательно, изучению идиомы как возможности метафорического, тропового понимания мира.

Жак Деррида, для которого идиома является одним из базовых терминов10, исследовал идиому в двух аспектах: как единицу языка, не подлежащую переводу («невозможность перевода»), и, во-вторых, как «своё», «собственное», что возвращало к родовидовому онто-логическому древу Порфирия и Боэция и теологическим спорам о соттшисайо ¡сИотайип, раскрывая по-новому связи между человеком и языком. Деррида приходит к выводу, что в гносеологическом акте человек сам является идиомой своего языка, таким образом делая акцент на взаимопроникновении противоположных природ - и их совпадении, открывая необходимость «разрыва» и находя способы его преодоления.

Положения, выносимые на защиту

1. Обоснование понимания и изучения идиомы в рамках науки философии как философского явления.

2. Необходимость рассматривать и анализировать научные термины и историю научной терминологии и различных философских дискурсов с позиций философской идиоматики.

10 См.: Деррида Ж Письмо и различие. М.: Академический проект, 2007; Деррида Ж. Позиции. М.: Академический проект, 2007; Деррида Ж. Поля философии. М.: Академический проект, 2012.

3. Идиома соединяет в себе различные аспекты философского знания, затрагивая, кроме гносеологической, этическую и антропологическую проблематику.

Научная новизна

В исследовании ставится и решается вопрос о переопределении идиомы, придании ей статуса философского явления в связи с той важной функцией, которую она несет в познании мира человеком. Формирование философского наполнения идиомы как термина решается путем историко-сопоставительного текстологического анализа корня е1ё-/1<1- в истории философско-богословской мысли. Показано, как сема созерцания, восприятия изначально заложенная в этом корне, относящемся к нейтральному слою греческой лексики, пробивается, будучи инструментом философского «вопрошания» о познании и бытии, в область метафизики, расширяя смысловые валентности и выявляя их скрытый потенциал. Так, платоновская традиция дала возможность новых смысловых признаков -цельнооформленности, направленности, взаимодостраивания. А.Ф. Лосев, замечая, что «эйдосы» и «идеи» Платона не являются терминами, имел в виду прежде всего момент становления, переход от обыденного слова, всегда таящего в себе возможности объяснять мир, выявляя свои скрытые возможности выражать «зримым», обыденным, «незримое», стоящее за пределами слова. Так в е1с1-/1с1- постепенно наращивается способность объяснять технику познания человеком мира.

Аристотелевские тексты - «Топика», «Категории» - позволили выйти к границам онтологии и логики, связав семантикой антифонного достраивания, взаимного дооформления человека и созерцаемую (воспринимаемую) вещь.

Средневековые теологические споры о соттишса^о ¡сНотайхт, казалось бы, имеющие отношение сугубо к христологической полемике, на самом деле имели своим предметом возможность познания несоединимого (что также связано с корнем е1ё-/1с1-). Слово как логосно-вещная,

эквивокативная структура сцеплена со «свойством», proprium, iSiov (родовидовое древо), определяющим суть познания человеком мира в языке.

Рассмотрена философия языка Иоганна Георга Гаманна, писавшего о communicatio idiomatum с точки зрения связи человека и языка (логоса). Познание, по Гаманну, возможно только в языке, так же как благодаря языку только и возможна деятельность разума: «Способность мыслить покоится в языке». Смысл познания человеком мира - в открывании замысла Бога о нем. Это возможно при взаимной устремленности друг к другу Божественного и человеческого как частей communicatio idiomatum, реализующейся уже как момент гносеологии. Разрыв, непереходимая пропасть между этими частями - как между внешним и внутренним - может быть преодолен гносеологической связкой - Machtwort или Flickwort, необходимость нал