автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Истоки и становление массовой культуры в России (1860-1940)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Истоки и становление массовой культуры в России (1860-1940)"

На правах рукописи ЛЕБЕДЕВА Валентина Гейнриховна

ИСТОКИ И СТАНОВЛЕНИЕ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ В РОССИИ (1860-1940)

Специальность 24.00.01-теория и история культуры

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора культурологии

003451172

На правах рукописи ЛЕБЕДЕВА Валентина Гейнриховна

ИСТОКИ И СТАНОВЛЕНИЕ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ В РОССИИ (1860-1940)

Специальность 24.00.01-теория и история культуры.

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора культурологии

Работа выполнена на кафедре культурологии, социологии и политологии Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии им. С.М.Кирова

Научный консультант: Вилли Александрович Петрицкий,

доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель культуры РФ

Официальные оппоненты: Евгений Георгиевич Соколов,

доктор философских наук, профессор

Владимир Александрович Щученко, доктор философских наук, профессор

Сергей Николаевич Полторак, доктор исторических наук, профессор

Ведущая организация: Российский государственный педагогический

университет им. А.И.Герцена

Защита состоится 18 ноября 2008 г. в 14 часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 210.019.01 при Санкт-Петербургском государственном университете культуры и искусств по адресу: 191186, Санкт-Петербург, Дворцовая наб., 2

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств

Автореферат разослан 16 октября 2008 года

Ученый секретарь совета доктор культурологии, профессор

В.Д.Лелеко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Возрастание роли массовой культуры в жизни общества является одной из характерных черт переживаемого Россией периода кардинальных общественных изменений. Благодаря переходному состоянию общественного сознания после распада СССР и отказа от социалистического варианта развития, уходу государства из многих сфер культуры и стремительному формированию в ней рыночных отношений, противоречивости законодательной базы политики в сфере культуры возник дисбаланс между высокой и массовой культурой. Падение многих нравственных «табу», болезненные проявления современного этапа «сексуальной революции», мощное влияние западной системы ценностей в кинематографе, на телевидении, в массовой периодической печати и литературе, в различных формах развлекательной культуры также актуализируют изучение массовой культуры.

В период своего зарождения, будучи лишь одной из многочисленных субкультур, массовая культура не могла оказать существенного негативного воздействия на общество. Качественно иная ситуация сегодня: массовая культура является естественной средой обитания современного человека и выполняет ряд важных функций в его жизни. Вместе с тем одной из сущностных характеристик массовой культуры как важного, фактора глобализации является ее активная роль в размывании системы национальных ценностей и приоритетов. Наиболее ярко эта черта массовой культуры проявляется в периоды смены парадигм общественного развития. Неслучайно самосохранение культуры было одной из наиболее острых проблем реализации проектов модернизации в России во второй половине Х1Х-ХХ вв. Теоретический и конкретно-исторический анализ массовой культуры может способствовать выработке взвешенной целостной государственной политики по отношению к ней, а также системной мобилизации защитных механизмов культуры.

Актуальность темы исследования обусловлена не только проблемной ситуацией, сложившейся в культуре нашей страны, но и неравномерностью отражения в науке различных аспектов массовой культуры. Большинство трудов российских исследователей посвящено ее феноменологическому анализу, определению комплекса причин зарождения в европейской культуре Нового времени и анализу специфики современных ее проявлений в нашей стране и за рубежом. Наименее изученной остается ранняя фаза развития массовой культуры в России - от ее зарождения в XIX веке и до появления общепризнанного термина в начале 1940-х годов. «Сущность» явления и его «существование» всегда взаимосвязаны. В особенной степени это относится к массовой культуре с преходящим характером ее «достижений» и «бестселлеров». /

До сих пор в современной науке не предпринимались комплексные культурологические исследования ранней массовой культуры: от анализа исторических условий ее возникновения и своеобразия российского варианта до формирования национальной традиции осмысления этого нового явления изнутри культурно-исторического контекста и его терминологического определения при отсутствии общепринятого обозначения.

Степень разработанности проблемы, использованные источники. Категория «массовая культура» - важное звено в цепи родственных понятий: «масса», «массовое общество», «массовое сознание», «массовый человек». Анализу различных аспектов массовой культуры посвящены многочисленные труды отечественных и зарубежных исследователей.

Западная концепция «массового общества», в рамках которой рассматривался данный феномен вплоть до 1950-х годов, является органическим элементом европейской самокритики. Романтическое мировоззрение с его острым восприятием актуальных проблем новейшего развития Европы было начальной фазой многоэтапного исследовательского процесса постижения массового общества и его культуры. Романтики сделали вывод об отрыве бездуховной и беспощадной к человеку цивилизации от культуры. Введенные ими понятия «железный век», «толпа», «современная эпоха» (эпоха торжествующей «черни»), антитеза «индивидуальность - общность» не только обогатили лексикон образованного слоя, но и надолго определили его отношение к происходящему в обществе и культуре. Один из родоначальников неклассической философии С.Киркегор в период всеобщего увлечения экономическими и социально-политическими идеями обозначил как центральную проблему - выживание личности в обществе «стандартизированных индивидов». Бездуховность массового человека была им впервые определена как прямая угроза индивидуальности. Значимый вклад в формирование концепции массового общества внес яркий представитель «неоутилитаризма» Дж.Ст.Милль. В своей социальной теории он одним из первых использовал термин «масса» в новом, социологическом, а не в старом, ньютоновском смысле. Милль сформулировал главные, с его точки зрения, издержки буржуазного развития. Одной из них является переход в цивилизованных странах от «умозрительной» к реальной демократии, в результате которой возникает «тирания большинства» -главная угроза «индивидуализму». Другой предпосылкой является потребление - базовая категория капитализма, способствующая нарастанию в обществе бездуховности.

С конца XIX века дальнейшее развитие концепции «массового общества» пошло двумя путями: социально-психологическое обоснование природы и угроз «массы-толпы» и традиционное социологическое направление европейской самокритики, видевшее истоки явления в европейском проекте Нового времени. Многие представители этого направления в XX веке считали осуществленный вариант западного развития принципиальной ошибкой истории.

В творчестве Г.Лебона, одного из родоначальников социальной психологии «масса» приобрела статус научного термина. Он оценивал «массу-толпу» как фактор огромной разрушительной силы. Социально-психологическая традиция была продолжена в XX веке З.Фрейдом, К.Юнгом, Э.Фроммом, Х.Ортегой-и-Гассетом, Э.Канетти. Они видели корни иррациональности толпы в том, что под тонким слоем искусственно созданного в человеке культурного и духовного начала сохраняется мощное природное основание и архаические пласты психики, способные взорвать любые барьеры, контролируемые сознанием в обычной ситуации автономного существования личности. С момента открытия психологических глубин во внешне примитивном явлении началась эпоха «бестиализации» массового общества и его культуры, восприятия его как механизма «расчеловечивания» человека. Наблюдения за грозными проявлениями «восстания масс» и «тоталитаритаризма» способствовали подтверждению правоты этого вывода.

Социально-политические катаклизмы века сделали надолго популярной «тоталитарную» концепцию Франкфуртской школы М.Хоркхаймера, Г.Маркузе, Т.Адорно и др. В творчестве представителей этой «школы» получила дальнейшее развитие формировавшаяся на протяжении полутора столетий теория «массового общества». «Франкфуртцы» проанализировали исторические корни «кризиса культуры» XX века, переосмыслили просветительскую модель общественного развития, реализованную не только в Европе, но и в большинстве развитых стран мира, и обнаружили прямую связь между развитием индустрии, средств массовой коммуникации и рекламы и рождением массовой культуры. Они считали «массового человека» и «массовое общество» социальной базой тоталитарных режимов XX века. В 1941 году лидером «школы» М.Хоркхаймером был предложен термин «массовая культура», вскоре признанный научным сообществом наиболее адекватным.

Несмотря на различие методологических подходов и предлагаемой разными авторами терминологии, будь то критика «толпы» и «черни» у романтиков, «сплоченной посредственности» у Киркегора, «тирании большинства у Милля, «одномерного общества» у Маркузе, - «массовое» всегда противопоставлялось «элитарному», подразумевалось наличие некоей невидимой грани между ними. Всегда присутствовал взгляд свысока интеллектуала на «массу». Вскоре после Второй мировой войны интерес к массовому обществу проявился с новой силой. Но теперь уже под влиянием новых методологических подходов и актуализации ряда научных направлений внимание исследователей было сосредоточено на его культурной составляющей, ее сущности, роли и функциях в современном мире.

В середине 1950-х годов к развернувшейся в странах Запада и Восточной Европы дискуссии о массовой культуре присоединились и советские ученые. Вплоть до середины 70-х годов в их исследованиях господствовал так называемый «классовый подход» подход к ее анализу. В связи с отрицанием

общих закономерностей развития культуры индустриального общества, проявления массовой культуры в СССР относились на счет «идеологических диверсий империализма». Монографии А.В.Кукаркина были наивысшим достижением этого периода «критики буржуазной массовой культуры» с позиции марксистско-ленинской идеологии.

С середины 70-х годов началась постепенная смена теоретико-методологических ориентиров и переход от догматического марксизма к познавательному плюрализму. Благодаря знакомству с достижениями французской школы «Анналов», европейской герменевтики, семиотики (семиологии), структурализма, а также реабилитации достижений независимой мысли советского периода 20-30-х годов, произошло методологическое переоснащение советских исследований массовой культуры. В 1973 году была опубликована и имела большой резонанс книга М.Блока «Апология истории или ремесло историка». Его ретроспективный метод восхождения от известного и зрелого к неизвестному, начальному, внимание к проблемам генезиса явлений и анализу их динамики в конкретно-исторических условиях, развивавшаяся им неклассическая парадигма исторической науки, в которой особое место принадлежало истории ментальностей - нашли множество откликов в нашей стране. Вскоре появилась российская школа исторической антропологии (С.С.Аверинцев, А.Я.Гуревич, Г.С.Кнабе).

Труды представителей исторической и культурной антропологии -Люсьена Февра, Жака Лакана, Мишеля Фуко, первыми заговоривших о спасительной роли повседневности в судьбе человека XX века, способствовали новому подходу к анализу роли массовой культуры в повседневной жизни. Пришло время объективного рассмотрения «комплекса обывателя», который (определяя многое на рынке культуры) всегда оставался в тени великих имен. Большое значение для расширения представлений о природе массовой культуры имела концепция основоположника французского структурализма Клода Леви-Стросса, Его статья «Структура мифов» положила начало новой теории первобытных мифов. Она же стала важным толчком для размышлений Ролана Барта о проблеме современной мифологии, которая порождается и сегодня единым типом мышления. Изученные им десятки частных мифов складывались в убедительную картину современного массового сознания, которое находит свое адекватное отражение в массовой культуре. В монографии В.П.Шестакова «Мифология XX века. Критика теории и практики буржуазной массовой культуры» был дан ее анализ с позиции новейших научных достижений. «Мифологическая» теория сегодня вошла не только в научный обиход, но и стала достоянием широких кругов интеллигенции России.

Книга Р.Барта «Мифологии» стала методологическим манифестом семиологии (семиотики). Эта наука, критически дешифруя мир как совокупность знаковых фактов, реабилитировала «массовое» и «заурядное», оказавшееся важным ключом в пониманию мира человека и культуры. В 1962 году состоялась первая в СССР конференция по семиологии - родилась

Московско-Тартуская школа семиотики во главе с Ю.М.Лотманом, в ряде работ анализировавшего с новых позиций не только дворянскую, но и массовую культуру в России.

Значимой фигурой в деле обновления методологического арсенала и понятийного аппарата российских исследований массовой культуры был Карл Густав Юнг с его концепцией «коллективного бессознательного», учением об «архетипах» и аналитической психологией в целом. Сегодня в понятийном аппарате гуманитарной мысли широко используются термины «парадигма», «эпистема», «архетип» - инварианты, лежащие в основе способов мышления и чувствования определенного сообщества людей. В нашу науку они вошли из работ Т.Куна, М.Фуко, К.Юнга и других зарубежных исследователей.

Актуализации коммуникативной природы массовой культуры способствовала компьютерная революция и развитие новейших технологий в средствах массовой информации. А.Молем в «Социодинамике культуры» был обоснован вывод о выдающейся роли массовой культуры в процессе перехода от старой «гуманитарной» к «мозаичной» форме современной культуры. Сегодня культура индивида и общества представляет собой «мозаику» случайных и неравновесных фактов, поставляемых по каналам «масскульта».

По мере увеличения количества трудов, посвященных западной массовой культуре, все чаще возникал вопрос о причастности культуры России к мировому процессу, породившему это явление. Во второй половине 70-х годов началась реконструкция генезиса массовой культуры в нашей стране. У истоков открытия этой тематики для исследования стояла Н.М.Зоркая. В ранней массовой культуре России она обнаружила те проблемы, с которыми столкнулась мировая культура в XX веке: антропологические последствия коммуникативных переворотов, архетипические основания массовой психологии, поведения и культуры; проблемы трансформации технических изобретений в новые виды искусства и художественные проблемы массовой коммуникации, исторические корни массовых искусств в России и.т.п. В поле ее зрения неизменно находились не только соотношения категорий «народное» и «массовое», «уникальное» и «тиражированное», но и художественная жизнь общества в целом как многогранный, противоречивый, сложно структурированный процесс, в котором существенное место принадлежит массовой культуре.

Н.А.Хренов, как и Н.М.Зоркая, начал изучение различных аспектов массовой культуры с середины 70-х годов. Он исследовал социально-психологические аспекты зрелищных искусств, их место в художественной культуре, соотношение зрелищных форм культуры и массовой публики, взаимодействие художественного творчества и массового восприятия. В его творчестве произошло восстановление преемственности с ранними советскими исследованиями массовой культуры и массовых вкусов и потребностей. Знакомство с концепцией психологии искусства Л.С.Выготского явилось важной предпосылкой формирования Н.Е.Хреновьт

своей «социологии зрелищных искусств». В 90-х годах под влиянием впечатлений от экспансии массовой культуры западного образца главной темой его творчества стала проблема сохранения фольклорных традиций и те защитные механизмы традиционной культуры, которые противостоят размыванию культурно-национального своеобразия. Крупным событием реконструкции процесса становления массовой культуры в нашей стране стала книга А.Рейтблата «От Бовы к Бальмонту. Очерки истории чтения в России второй половины XIX века». В ней не только содержались значимые теоретические выводы о сущности происходивших культурных процессов, но и был поднят из забвения значительный массив исторических источников.

Кардинальные общественные изменения в постсоветской России актуализировали проблематику массовой культуры и пограничных с нею проблем. В 1993 году в Государственном институте искусствознания была создана проблемная группа по теории и истории развлекательной культуры во главе с Н.А.Хреновым. Перед группой была поставлена задача осмысления процесса становления в Новом времени российского массового художественного сознания и соответствующей ему сферы художественной деятельности. В течение десяти лет коллективом авторов была проведена большая исследовательская работа, опубликованы сборники статей и моно1рафии по заявленной тематике. Естественное в современном историческом контексте внимание ученых к переходным эпохам способствовало возрождению их интереса к циклическому подходу в анализе процессов в массовой культуре России. Многие материалы сборника статей «Циклические ритмы в истории культуры и искусства» отразили эту методологическую тенденцию.

Завершение советской эпохи совпало с общемировой тенденцией подведения итогов развития мировой цивилизации. В связи с этим обострился интерес к прогнозам отечественных и зарубежных мыслителей столетней давности, а также выводам последующих поколений ученых изнутри индустриального и постиндустриального общества. Благодаря снятию идеологических ограничений в России произошло открытие, с одной стороны, обширного континента западной философско-культурологической мысли Х1Х-ХХ вв., а с другой, началось возрождение достижений русского зарубежья. Такое обогащение методологической базы способствовало укреплению позиций традиционного феноменологического анализа массовой культуры в трудах ряда российских ученых: К.Э.Разлогова, Д.А.Дондурея, К.Б.Соколова, Е.Г.Соколова, Е.Н.Шапинской и др. В монографии «Аналитика масскульта» и других работах Е.Г.Соколовым был рассмотрен категориальный ряд: «масса», «массовое сознание», «массовое общество», «массовая культура», а также истоки массовой культуры в эпохе Нового времени, проанализирована динамика западноевропейских исследований этого феномена и предложена оригинальная трактовка функций и роли массовой культуры в современном мире. В течение последнего десятилетия по проблематике массовой культуры были защищены докторские диссертации А.В.Костиной, О.Ю.Биричевской, Регикской, Н.Н.Суворовым.

Анализ российской и зарубежной научной литературы позволяет сделать вывод о том, что для решения заявленных в настоящем исследовании целей и задач сложились определенные теоретико-методологические предпосылки. Вместе с тем этот обзор обнажил реальную проблемную ситуацию: ранняя фаза российского варианта массовой культуры и сегодня остается наименее освещенным аспектом весьма популярной у отечественных исследователей темы.

Источниковая база диссертации состоит из следующих групп источников: 1. Тексты эпохи, в которых содержатся неповторимые черты ранней массовой культуры: периодические издания - «толстые» журналы, научно-популярные и литературно-художественные журналы, «бульварная» литература; сборники очерков ведущих журналистов; произведения русских беллетристов; альбомы афиш, плакатов, русского лубка, фотографий; репертуарные сборники для народных театров, самоучители бальных танцев и т.п. 2. Труды русских мыслителей - свидетелей рождения массовой культуры. 3. Мемуары, дневники, переписка видных деятелей культуры и свидетельства рядовых участников истории (серия «Неизвестная Россия»). 4. Уставы печати и опубликованные сборники государственных документов, материалы архивов.

Объект исследования. - Ранняя массовая культура России. Предмет исследования. - Истоки и становление массовой культуры в России (1860-1940) и ее анализ русскими мыслителями изнутри конкретно-исторического контекста.

Цель и задачи исследования. - Основной целью является комплексное изучение начальной фазы массовой культуры в России. Данная цель обусловила необходимость постановки и решения следующих задач:

- проанализировать российскую историографию массовой культуры;

- осветить процесс смены парадигм общественной жизни России во второй половине XIX века;

- определить своеобразие ранней массовой культуры, ее место и функции в системе культуры России рассматриваемого периода;

- проанализировать процесс зарождения и развития российской традиции анализа феномена массовой культуры;

- обозначить степень концептуальной и терминологической самобытности рефлексии массовой культуры в трудах отечественных мыслителей;

проанализировать теоретические истоки культурной стратегии большевизма и определить место в ней проблемы преодоления «мещанской» культуры;

- охарактеризовать опыт советского «массоведения» 1920-х годов;

- раскрыть содержание антитезы «старое-новое» в массовой культуре 1920-х годов:

- сравнить «тоталитарное» и «массовое» в советской культуре 1930-х годов;

- обосновать тезис о продолжении отечественной традиции анализа феномена массовой культуры «русским зарубежьем» 1920-1930-х годов.

Методологическая основа диссертации. Методология исследования базируется на единстве историко-философского, сравнительно-исторического, философско-культурологического подходов к решению поставленных задач.

Анализ массовой культуры в научном контексте второй половины XIX -первой трети XX вв. потребовал учета концептуальных идей, выработанных в философии, эстетике, семиотике, культурологии, социологии, социальной психологии, структурализме, исторической и культурной антропологии. Существенное методологическое значение для данного исследования имела «диалогическая» концепция культуры.

Постановка задачи исследования зарождения и развития массовой культуры в конкретно-исторических условиях России обусловила необходимость использования ретроспективного метода, многофакторного анализа, а также семиотического подхода к текстам изучаемой эпохи.

Научная новизна и теоретическая значимость диссертации определяются тем, что впервые осуществлено комплексное культурологическое исследование истоков и становления массовой культуры в России на основе привлечения значительного корпуса материалов и архивных документов, впервые вводимых в научный оборот. Каждый го разделов диссертации содержит оригинальные элементы, до сих пор не находившие отражения в научной литературе.

- Впервые в отечественной научной литературе дан комплексный анализ российской историографии массовой культуры и предложена ее периодизация.

- Рассмотрены предпосылки зарождения массовой культуры в России: первое в истории страны массовое пополнение городского населения маргиналами; вытеснение дворянства с ведущих позиций в культуре; формирование широкого спектра общественных интересов и возможностей их реализации; уход государства из ряда сфер культуры и создание условий для ускоренного развития рыночных отношений; возникновение широкого общественного слоя людей «свободных профессий», зависящих от массового спроса на рынке культуры; формирование социума работников с четким разделением сфер труда и досуга; раннее осознание коммерсантами культуры массового спроса на средства снятия стресса и релаксации, выполнения культурой психотерапевтической функции.

- Проанализирована специфика возникновения массовой культуры: зародившись в литературе и массовой периодике, в течение полувека она распространилась и на другие сферы культурного производства. Массовая культура в России исходно развивалась в двух социокультурных горизонтах: в образованном слое и в низовой городской культуре.

- Освещена роль массовой культуры в преодолении разрыва между европеизированной культурой образованных классов и традиционной культурой большинства, и его приобщении к современной развлекательной культуре и возможностям новейших средств массовой коммуникации.

Значительную роль сыграла массовая культура в преодолении социальных барьеров и формировании единого поля индустриальной культуры.

- Доказано активное участие массовой культуры в развитии «диалога культур» России и Запада и формировании внутреннего и международного авторского права.

- Сделан вывод о том, что становление массовой культуры с ее потребительскими ориентирами отражало процесс преодоления в пореформенной России традиционной «философии нищеты», имевшей глубокие исторические корни, переориентации на иную систему нравственных ценностей.

- Определено, что оригинальной чертой интеллектуального развития России середины XIX столетия было совмещение во времени нескольких процессов: впервые заявила о себе философия как самобытная система национального самосознания, зародилась отечественная наука о культуре, началось формирование русского культурно-философского лексикона и отечественной традиции анализа массовой культуры. Особое место в лексиконе заняли слова, порожденные влиянием буржуазных изменений на культуру: «пошлость», «мещанство», «интеллигенция», не имевшие аналогов в европейских языках.

- Анализ научного контекста эпохи показал, что формирование «новой исторической рефлексии» явилось одним из важнейших факторов обращения русских мыслителей к жизни «незамечательных людей»: к исконной народной культуре и к изменениям в городской культуре, вызванным буржуазно-индустриальным развитием.

- Доказана синхронность зарождения отечественной традиции рефлексии массовой культуры с европейской концеццией массового общества. Это было вызвано насущной необходимостью осмысления актуальных проблем, опережающего прогноза грядущих изменений в культуре и самопознания страны «догоняющего развития».

- Опираясь на метод «проблематизации» М.Фуко, диссертант вычленил из широкого спектра концепций отечественных мыслителей второй половины XIX - первой трети XX века аспекты, относящиеся к анализу ранней массовой культуры, а также определил значимость вклада представителей различных течений общественной мысли в познание этого явления.

- Освещена судьба массовой культуры в постреволюционной России, отношение к ней «большевизма» в 20 - 30-х годах, его культурная стратегия и методы, применявшиеся в борьбе с «мещанством» и нэпманской культурой, а также раскрыта «тайна» исторического компромисса советской власти с «обывателем» в 1930-х годах.

- Проанализирован уникальный опыт исследования массового эстетического восприятия и массовой культуры рядом научных центров в Советской России 1920-х годов, а также введены в научный оборот документы Государственного архива литературы и искусства, в которых отражена деятельность ГАХН (Государственной академии художественных наук) и ОСТИ (Общества социологии и теории искусства).

Проанализированы концепции мыслителей русского зарубежья (П.П.Муратова, П.М.Бицилли, И.А.Ильина, А.Ф.Керенского) и доказано сохранение и в изгнании традиционного интереса к массовой культуре, а также самобытного взгляда на столь актуальную проблему. На защиту диссертант выносит следующие положения:

1. Отечественная историография массовой культуры 1950-2000-х годов прошла сложный путь от официального единомыслия на основе «классового подхода» до формирования комплекса оригинальных концепций ее генезиса, функций и роли в системе культуры современного общества.

2. Несмотря на интернациональный характер изменений в культуре, в пореформенной России сложились специфические предпосылки возникновения массовой культуры. Ранняя массовая культура была не только ярким порождением ускоренной российской модернизации, но и активным участником процессов демократизации в обществе и культуре, преодоления разрыва между европеизированной культурой образованных слоев и традиционной культурой большинства и распространения потребительских стандартов в повседневной культуре городского населения.

3. Российская традиция анализа массовой культуры возникла в середине XIX века в «антимещанской» концепции «русского социализма», родоначальником которой был А.И.Герцен, получила дальнейшее развитие в трудах К.Леонтьева и «русского консерватизма», достигла наивысшей точки своего развития в творчестве В.В.Розанова, А.Блока и других мыслителей Серебряного века и была продолжена русским зарубежьем «первой волны».

4.Фундаментальными основами концептуальной и терминологической самобытности российской традиции анализа массовой культуры были традиционная система нравственных ценностей и мировоззренческие установки самих носителей национальной рефлексии. Русскими учеными была рано обнаружена родовая связь между массовой культурой и нарождающимся «обществом потребления». «Философия нищеты» > (нестяжания) имела глубочайшие корни в духовной истории страны и в XIX веке продолжала оказывать воздействие на рефлексию новых явлений буржуазно-индустриальной цивилизации.

5.С момента зарождения российской рефлексии массовой культуры и на всех этапах ее развития диагностика массовой культуры носила целостный характер и не ограничивалась критикой так называемых «массовых искусств». Главным для исследователей было то, что скрывалось за ними: бедность духовного мира, убогость эстетического запроса, существование культуры на обочине «растительной жизни», отсутствие творческого начала, индифферентная общественная позиция. Неслучайно проявления массовой культуры они относили к комплексной категории «мещанства».

6.В трактовке массовой культуры отечественными мыслителями нашло отражение предвидение ими перспективы системного заимствования Россией (в ходе модернизации) порождений индустриальной цивилизации. Авторы европейской концепции свое негативное отношение к массовому обществу

объясняли его угрозой индивидуализму. Российские мыслители видели в проявлениях массовой культуры опасность не только для развития личности, но и для сохранения национально-культурной самобытности, видели в распространении ее продуктов угрозу этнической катастрофы, потери русской культурой «смысложизненности» (особой духовности), а также важнейший канал распространения потребительской психологии в ущерб нравственности.

7.В диссертации предлагается новый взгляд на теоретические истоки культурной стратегии и политики большевизма, который был не только носителем постулатов марксистской идеологии с ее центральной идеей диктатуры пролетариата, но и наследником традиций «русского социализма» с его яркой «антимещанской» направленностью. Многое в реальной политике власти в 20-х годах диктовалось представлениями о высокой «антипотребительской» миссии социализма.

8.Авангардизм большевизма нашел отражение в создании в 1920-х годах государственной системы научно-исследовательских центров изучения массовой психологии, массового эстетического восприятия и массовой культуры, в которых впервые в истории была предпринята попытка объединения фундаментальных и прикладных исследований.

9.В культуре «нэповской» России 1920-х годов вступили в жесткое противостояние две несовместимых системы ценностей: старая, по своим основным параметрам предвоенная и предреволюционная, потребительская модель повседневной культуры и искусственно сконструированная «безбытная» модель существования «нового человека». Победа второй модели обеспечивалась не только мощным комплексом мер государственного воздействия, но и энтузиазмом носителей первой в истории страны молодежной субкультуры, ведущую роль в которой сыграли представители рабочего класса - нового привилегированного социального слоя.

Ю.Сравнительный анализ «тоталитарного» и «массового» в советской культуре 1930-х годов позволяет сделать вывод о неправомерности отождествления тоталитарной и массовой культуры. Хотя обе субкультуры имели один объект влияния - большинство населения страны, но отличались векторами движения, соотношением стихийного и организованного, главными импульсами развития, масштабами целей, системой предпочтительных жанров в искусстве, отношением к «телесному» и чувственной сфере человека. Массовая культура исполняла очень важную терапевтическую роль в напряженной атмосфере 30-х годов. Этой незаменимостью конкурента объясняется стремление государственной, тоталитарной культуры к мимикрии под массовую культуру. 11. «Русским зарубежьем» 20-30х годов была продолжена отечественная традиция анализа массовой культуры. В трудах эмигрантов отражалось категориальное богатство новейшей европейской мысли - О.Шпенглера, Х.Ортеги-и-Гассета, Э.Фромма, но вместе с тем сохранялась концептуальная и терминологическая самобытность исследований. И.Ильин видел причин

экспансии массовой культуры «бездуховной черни» в системных изменениях общества, государства, внутреннего мира человека, но основной ее предпосылкой считал секуляризацию. П.П.Муратов продолжил российскую традицию циклического подхода и разработал концепцию культурно-исторических циклов, в которой повышение роли массовой культуры объяснял развитием индустрии, средств массовой коммуникации и возникновением технических видов искусств в условиях господства рыночной экономики и отсутствия мотивации к более сложным формам досуга у простого человека. П.П.Бицилли, применив метод конкретно-исторического анализа русской литературы, обосновал вывод о неприменимости европейской концепции массового общества к культурной ситуации в России. Мыслители русского зарубежья предлагали свои аналоги европейских терминов: «культура безбожной черни», «культура типового человека», «антиискусство», «искусство на потребу».

Теоретическая и практическая значимость диссертационной работы заключается в том, что в ней существенно расширены представления о социально-культурных последствиях реформ 1860-1870-х годов, приведших к возникновению сектора массового спроса в культурном производстве. И сегодня остается актуальной трактовка рядом поколений российских мыслителей природы массовой культуры с позиции национальной аксиологии. Анализ ранней массовой культуры в СССР 20-30-х годов обнаружил общность ряда социально-психологических и культурных процессов в Европе и СССР, несмотря на различие их политических режимов и господствующих идеологий. Развенчан «миф» о полной «тоталитаризации» советской культуры 30-х годов, в которой сохранялись многие культурные миры и субкультуры, включая массовую культуру.

Результаты исследования могут способствовать созданию комплексной картины развития русской культуры индустриальной эпохи. Итоги диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке учебных курсов по истории культуры России Х1Х-ХХ1 вв., а также по проблемам развития культуры в современном мире. Материалы, и выводы исследования могут быть полезными в практической деятельности по воспитанию молодежи.

Апробация исследования и практическое использование результатов осуществлялись по следующим направлениям:

Опубликование результатов исследования в печати. В общей сложности опубликовано 32 работы (общий объем: 62,49 п.л.), в том числе две монографии «Судьбы массовой культуры в России. Вторая половина XIX-первая треть XX века» (СПб, 2007, 20,7 п.л.), «Две рефлексии. Европейская и российская традиции анализа феномена «массового общества» и его культуры» (СПб., 2008, 13,25 п.л.), 8 публикаций в изданиях, рекомендованных ВАК, а также 4 публикации в зарубежных изданиях (США и Польша)

Выступления на конференциях, семинарах, совещаниях теоретико-методологического и научно-практического характера. 1. В Гуманитарном

университете профсоюзов: на межвузовской научно-практической конференции «История культуры Санкт-Петербурга и современность» 39 июня 2005 г. и на шестых «Лихачевских чтениях» «Гуманитарные проблемы современной цивилизации» 26-27 мая 2006. 2. На четырех научных конференциях, проведенных Институтом российской истории РАН, Проблемным советом и Межвузовским Центром РФ «Политическая культура интеллигенции, ее место и роль в истории Отечества» в Иваново: 1) «Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии» (1995 г.); 2) «Российская интеллигенция: традиции и новации» (1996 г.); 3) «Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход» (2000 г.); 4) «Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы» (2005 г.). 3. На двух конференциях в Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии им. С.М.Кирова: 1) Актуальные проблемы развития высшей школы. Проблемы норм и инновационного творчества в эдукологии и образовательной практике: неклассический системный подход в постановке и решении» (2000 г.); 2) «Труды Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии. Актуальные проблемы развития высшей школы. Эдукология (наука образования и учебная дисциплина). Проблемы реализации программ многоуровневого образования в рамках государственных образовательных стандартов» (2003 г.) 4. В двух заочных теоретических конференциях, проведенных Санкт-Петербургским государственным издательством «Нестор»: «История российского быта» (1999 г.) и «Русь, Россия и мировая цивилизация» (1999 г.).

В декабре 1994 года соискателем был получен грант RSS (Институт «Открытое общество») в Центральной Европе но программе «Перипетии судьбы массовой культуры в России» - «Fate Peripetia of Mass Culture in Russia». Идеи и положения диссертации были вынесены на обсуждение на «круглом столе» секции теории и истории культуры Санкт-Петербургского Дома ученых (2006 г.), посвященном генезису массовой культуры в России.

Материалы диссертационного исследования используются в педагогической деятельности: при чтении лекций по культурологии, разработке учебно-методических и практических пособий, учебно-методических комплексов, учебных планов и программ для осуществления образовательного процесса на гуманитарном факультете Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии им. С.М.Кирова, в материалах элективного курса «Искусство XX века».

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух разделов, в каждом по четыре главы, заключения, списка литературы.

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, раскрывается степень ее разработанности, определяются объект, предмет, цель и задачи диссертации, формулируются ее теоретические -

методологические принципы, научная новизна и положения, выносимые на защиту, отмечается теоретическая и практическая значимость результатов исследования.

В первом разделе диссертации «Генезис массовой культуры в пореформенной России» были поставлены следующие задачи: определить своеобразие предпосылок и место ранней массовой культуры в культурном ландшафте пореформенной России второй половины XIX - начале XX века; реконструировать осмысление этого, тогда еще безымянного явления, двумя поколениями русских мыслителей этого периода и определить степень самобытности их умозаключений.

Первая глава «Смена культурных парадигм общественной жизни России во второй половине XIX века» посвящена анализу социокультурных предпосылок зарождения массовой культуры в России. Важной чертой своеобразной динамики страны были «пульсации» неоднократных «революций сверху», призванных ускорять историческое движение. Одной из них была эпоха 1860-1870-х гг.

Глубокая системная модернизация в пореформенной России привела к коренной смене всех парадигм ее жизни. Реформы взломали традиционную социальную структуру с ее иерархичностью и жестким распределением ролей сословий и слоев и открыли путь вожделенной демократической интеллигенцией «всесословности». В результате отмены крепостного права произошел первый в истории страны массовый «исход» в города «маргиналов», которые являются по самой своей природе легкой добычей массовой культуры и провокаторами многих ее порождений. Ряд специфических обстоятельств затрудняли и без того непростую проблему приобщения к городской культуре ее «неофитов». Искусство и эстетика вступили в зону длительного кризиса традиционных представлений о «должном», что объяснялось острой критикой «академизма», а также новизной и непонятностью зарождавшихся в конце столетия модернистских течений.

Важной чертой пореформенного развития России явилось размывание былых границ «высокого» и «низкого» в культуре. Объяснялось это не только внутренними процессами в искусстве и эстетике и влиянием неканонического запроса необразованной или малообразованной публики, но и утратой дворянством роли культурного «законодателя». В истории нашей страны на протяжении веков передавалась эстафета культурного лидирования тех или иных сословий или слоев: старого боярства, духовенства, новой аристократии, что обеспечивало иерархичность и устойчивость культурного процесса. В связи с тем, что дворянство оказалось главной жертвой эгалитарных преобразований, оно лишилось и роли культурного лидера, страна оказалась в ситуации культурного полицентризма в важный период зарождения массовой культуры и усиления ее роли в жизни общества. В многоголосии культуры, терявшей привычные духовные ориентиры, все громче звучало ее «эсперанто», понятное всем.

С утратой дворянством ведущих позиций в общественной жизни страны уходил в прошлое и особый характер российской образованности, связанной с этим социальным слоем. Отступала культура со специфической знаковой системой, усадебным бытом, нравственными «табу», классическим образованием, закрытая для непосвященных. В отличие от Запада, в нашей стране это произошло в течение жизни одного поколения. Судьба дворянства оказалась фрагментом кризиса классической парадигмы русской культуры, основания которой были заложены в Петровскую эпоху. Базовой основой этой парадигмы русской культуры была система классического образования. Созданная в ХУ111 веке, она была одним из важнейших условий системного вхождения страны в европейское культурное пространство. В новых исторических условиях преимущественное положение классики в культуре сдерживало процесс капиталистической модернизации, в которой так нуждалась Россия. Альтернатива - верность классическим традициям или сохранение классики в «резервациях» гуманитарного образования ради движения по пути научно-технического прогресса была частью трудного выбора между культурой и цивилизацией. С его необходимостью столкнулись все страны в XIX-XX вв. Россия впервые в истории синхронно с Западом в середине века сделала свой выбор в пользу цивилизации.

Развитие капитализма требовало приспособления всего русского общества и всех сфер его жизни, включая механизмы культуры, к реалиям наступающего индустриального мира. Мощное влияние классической культуры, ее нравственно-эстетические ценности являлись важным средством противостояния духовному обеднению в эпоху тотального наступления рынка и духа коммерции. Ограничение поля влияния классической культуры явилось платой за ускоренное развитие цивилизованных форм жизни и комфорта - всего того, что позднее получило название потребительской модели культуры. С ослаблением позиций классической традиции и ускоренной демократизацией среды обитания культуры уходил из актуального оборота ряд языковых и культурных пластов, избыточность лексики, требующая знания всего богатства языка, латинизмов, античной мифологии и т.п. Под мощным влиянием «индустриальной революции» Александра Второго произошло массовое психологическое переключение интересов образованного слоя с гуманитарных на научно-технические проблемы. Кроме того, в демократической атмосфере этого царствования сформировались новые направления общественной деятельности и возникли возможности для их реализации. Наслаждение тонкой эстетической игрой опять, как и во времена дворянской гегемонии, было выбором немногих, но объяснялось это сужение уже иными причинами.

Во второй половине столетия совпали во времени два процесса: формирование массовой аудитории культуры со специфическим культурным запросом и превращение литературы и искусства в отрасль промышленного производства и один из важных сегментов рыночной экономики. Произошло признание законности и значимости для рыночного успеха неразвитого вку

и спроса. Последнее обстоятельство ставило многих «творцов» в ситуацию непростого творческого компромисса. Элитарная культура была лишь одной из субкультур, не главной для большинства, которое определяло спрос на рынке культуры.

Зарождение массовой культуры стало одним из стимулов развития внутреннего и международного авторского права. Стремительное вхождение русской культуры в мировое рыночное пространство потребовало ее адаптации к существованию в новых условиях. Порой «гибкому реагированию» на ту или иную ситуацию мешали прекрасные принципы великой «смысложизненной» русской культуры, традиционно не склонной идти на уступки «низменным» запросам читателя и зрителя и доставлять ему простое удовольствие. Замедленная реакция отечественных производителей на массовый спрос создавала условия для внешней экспансии, как это произошло с жанром «легкого чтения» - беллетристикой, бывшей на западе высокодоходной отраслью экономики. За распространением в России европейской беллетристики последовали волны драматургической и опереточной контрабанды. Проблема авторского нарушения права как одна из негативных тенденций формирования мирового культурного рынка впервые проявились именно в том, что адресовалось массовой аудитории.

Если первые шаги массовой культуры, совпавшие с пореформенным общественным подъемом, оставались в тени ярких исторических событий, то в эпоху «безвременья» она стала заметным участником российской модернизации. Ей принадлежало весьма значимое место в «параде культур» -специфическом порождении этой переходной эпохи «концов и начал». С одной стороны - ее инвариантность и архетипичность (неизменная опора на базовые основания древнейших пластов психологии и культуры), делающие ее порождения всегда доступными пониманию большинства. С другой стороны - оказалась массово необходимой ее поразительная соотнесенность с состоянием «коллективного бессознательного», готовность к реализации своей терапевтической функции в конкретно-историческом контексте.

В 1880х годах процесс становления массовой культуры вступил в свою открытую стадию после долгого латентного периода. О том, что ее время в России пришло, говорит и то значительное место, которое заняло отношение к «массам» в творческих концепциях широкого спектра художественных течений, а также в программах политических партий и в их реальной практике. Одной из черт этого времени было глубинное взаимное непонимание и разнонаправленность векторов Серебряного века и массовой культуры, являвшейся прибежищем обычного человека с его жаждой стабильности в непонятном, стремительно усложняющемся мире.

Массовая культура стала участницей отмеченного позднее А.Молем процесса превращения гуманитарной культуры в «мозаичную». Мозаичная культура - не столько продукт университетского образования - некоего рационально организованного процесса познания, сколько результат развития средств массовой коммуникации с их бессистемной трансляцией разнообразной информации. «Просвещенческий дух» в России рубежа веков

был так силен, что под его воздействием находились различные секторы культуры, в том числе и массовая, вносившая свой специфический вклад в «мозаику» российского просвещения. В России со времен Петра Великого существовал разрыв между традиционной народной культурой и европеизированной культурой образованных классов. Массовая культура, наряду с другими факторами, сыграла заметную роль в преодолении этого разрыва.

С самого начала она развивалась в двух социокультурных горизонтах: первый был ориентирован на узкий слой образованной публики (широкий диапазон от «китча» до «салонного искусства»); второй - для малограмотного или неграмотного большинства (от лубка до кинематографа). Постепенно с появлением новых средств массовой коммуникации и распространением новых форм развлекательной культуры расширялось общее коммуникационное пространство, в котором исчезали сословные, образовательные, национальные барьеры, возникло новое социальное явление - публика. Через массовое приобщение к беллетристике и цирку, театру и кафешантану, кинематографу и спорту формировалась новая система социализации индустриальной эры, объединяющей людей из локальных структур в единое общество. Роль, которую сыграла в этом процессе массовая культура, трудно переоценить.

Одной из особенностей культурного взаимодействия России и Запада в конце XIX - начале XX вв. многие авторы называют начало равноправного диалога их культур, благодаря беспрецедентному развитию русского духовного Ренессанса. В научных исследованиях принято акцентировать внимание на обмене достижениями высокой культуры. Массовая культура была не менее активным участником этого диалога, благодаря которому по обе стороны границы синхронизировалось распространение не только новейшей беллетристики, моды или новых форм проведения досуга, но и многочисленных интеллектуальных «поветрий» этого времени: увлечение спиритизмом, гипнозом, эзотеризмом, «вагнерианством», «ницшеанством», «уайльдизмом», декадансом и т.п.

Исторический контекст являлся постоянным партнером массовой культуры. Все, чем живет большинство, что интересует массового потребителя и тем самым сулит прибыль, использовалось ее коммерсантами: от празднования столетия со дня рождения А.С.Пушкина до демонстрации американской экзотики. В ней находили свое отражение все значительные изменения общественной жизни не только в России, но и в мире. Одним из важнейших для генезиса массовой культуры стал процесс секуляризации, сопровождавшийся ослаблением государственной, церковной и нравственной цензуры. Тем самым создавались условия для чувственного раскрепощения человека, приводившие к неоднозначным результатам в массовой культуре, приобщившейся к первой волне сексуальной революции в России.

В краткий исторический срок в нашей стране произошли радикальные перемены, которые не только способствовали зарождению нового явления, но и определили его особое место в системе культуры пореформенно

России. Сформировался социум работников с достаточно четким разделением сфер труда и досуга и рано осознанными требованиями к культуре как к средству снятия стресса и обеспечения релаксации. Массовая культура - сила не созидающая, не креативная, а компенсаторная и терапевтическая, возникла весьма своевременно в одну из сложнейших эпох истории страны, когда рядовому человеку часто предъявлялись непосильные для его адаптации темпы жизни. Ее выход на арену истории совпал с периодом падением общественной активности, ветшанием идеалов прошлых десятилетий и нарастанием апатии в обществе. В уставшем от обилия и скорости перемен обществе нарастало желание «просто жить», совпавшее с появлением индустриальных возможностей для первой в истории страны потребительской революции. Выводы по главе:

- В результате крестьянской реформы 1861 года произошел первый в истории страны массовый приход в городскую среду «маргиналов» - важного социального фактора ускоренного развития массовой культуры.

- В пореформенной России произошло вытеснение с ведущих позиций векового культурного лидера - дворянства, что способствовало переходу к полицентризму в культуре и потере единых представлений о прекрасном в искусстве.

- Значимым фактором, облегчавшим зарождение и распространение ранней массовой культуры, явилось сужение поля влияния классической античной культуры с ее высокими эстетическими и нравственными критериями, обусловленное процессами капиталистической модернизации.

- В период первоначального накопления, которое не миновало и сферу культурного производства, происходил естественный уход государства из многих сфер культуры, что способствовало коренным изменениям в системе массовых коммуникаций, высвобождению в ней рыночных механизмов, ориентирующихся на массовый спрос.

- В течение всего столетия нарастал процесс секуляризации, сдавала свои позиции государственная, общественная религиозная цензура, что расширяло возможности художественного творчества и отражения в нем витальнвх потребностей населения, а также втягивало массовую культуру в первый этап сексуальной революции.

- Ранняя массовая культура сыграла выдающуюся роль в архитектонике культуры Серебряного века: в развитии «диалога культур» России и Запада; она стала одним из важнейших механизмов формирования «мозаичной» культуры, а также способствовала преодолению «пропасти» между европеизированной культурой образованных классов и традиционной культурой и формированию единого общества из локальных культур.

- За генезисом массовой культуры с ее потребительскими ориентациями скрывался процесс преодоления в новой, пореформенной России традиционной «философии нищеты», имевшей глубокие исторические корни, процесс переориентации на иную систему ценностей.

- Возникло качественно новое социальное образование - публика, где оказывались преодоленными многие имущественные, социальные, образовательные, статусные и иные барьеры и формировалось единое поле индустриальной культуры.

Вторая глава «Зарождение российской традиции анализа феномена массовой культуры».

В середине XIX века общественный интерес образованного слоя переместился в «точку культуры». Наиболее актуальными для философской рефлексии были признаны три проблемы: сущность национально-культурной самобытности России; всесторонний анализ дихотомии «Россия и Европа»; основные тенденции современного мирового социокультурного процесса. Страна входила в фазу ускоренной капиталистической модернизации, возможные последствия которой для национальной культуры потребовали опережающего и точного анализа. Русские мыслители оказались внутри потока зарождения массового, художественного сознания и соответствующей ему художественной деятельности индустриальной эпохи. Не только новизна явления, но и собственные стереотипы мышления осложняли исследовательскую работу на этом направлении. В течение веков история культуры была историей жизни «замечательных» людей, «незамечательные» же с их неразвитыми вкусами и потребностями, мифологемами и «табу», каждодневными заботами и представлениями о мире оставались вне зоны внимания ученых.

В переключении внимания на низовую культуру была своя внутренняя логика. Она была обусловлена не только демократическими процессами в европейском, а затем и в русском обществе и распространением буржуазных рыночных отношений и на сферу культуры, но и формированием новых теоретических подходов к анализу общественной динамики. Под мощным воздействием романтической традиции в Европе и России возник новый тип культурно-исторической рефлексии. Появились: «новая историческая наука», ориентированная на изучение не «событийной», а «обиходной» истории, своеобразия национальных культур и истории цивилизаций; «новая философия» - позитивизм, новая наука об обществе - социология, «новая литература» и «новое искусство», вооруженные методами реализма и натурализма.

К середине XIX века возникло грандиозное общеевропейское движение общественной мысли «сверху вниз», произошел спуск от «героев» истории и культуры к обычным людям, от событийного к повседневному, к жизни «как она есть». Обнаружение признаков зарождения массовой культуры было одним из последствий этого мировоззренческого переворота. Русские мыслители встали перед необходимостью отказа от устаревшего представления о том, что современность (в силу отсутствия временной дистанции и неполноты информации о становящейся реальности) не может быть объектом научного анализа.

При однозначно отрицательном восприятии проявлений ранней массовой культуры всей «мыслящей» Россией существовали важные

различия в методологических подходах к анализу ситуации, поисках терминологических характеристик, в прогнозах будущего культуры. По этим параметрам можно выделить три основных направления отечественной общественной мысли. Начало анализу новой проблематики было положено «антимещанской» концепцией «русского социализма» (термин Иванова-Разумника), развивавшейся на протяжении второй половины XIX - начала XX вв. от А.И.Герцена до Р.В.Иванова-Разумника. Ко второму направлению относятся концепции русского консерватизма (в первую очередь К.Леонтьева), содержавшие выводы об угрозе новейших тенденций для культурной самобытности. К третьему направлению -оригинальный вклад ряда мыслителей Серебряного века в осмысление проблемы «кризиса культуры», компонентом которого ими признавалась массовая культура.

Своеобразной чертой начальной стадии национальной традиции анализа нового явления было значительное опережение российской реальности. Первые умозаключения о его природе были сделаны не на отечественном материале, а на основе «встречи» с новой - буржуазной Европой. А.И.Герцену принадлежал приоритет в постановке вопроса о социокультурных издержках капиталистического развития. В его творчестве был совершен быстрый переход от личных наблюдений к концептуализации проблемы. Родоначальник «русского социализма» не имел официального статуса ученого, как и большинство представителей этого этапа рефлексии. Но именно им была предложена «антимещанская» концепция новоевропейской культуры, оказавшая огромное влияние на ряд поколений интеллигенции. Начиная с 1840-х годов, критика европейского мещанства - «единого стада» Европы стала общим местом концепций не только «русского социализма», но и других ветвей отечественной мысли.

Проблема выдвижения исторических понятий - это и проблема поколенческих стереотипов носителей национальной рефлексии. Исходно мещанство - это юридический термин государственного права России -обозначение одного из податных сословий, истоки которого восходят к допетровской структуре русской жизни. Сегодня кажется таинственным внезапный приход в русский культурно-философский словарь этого термина, его пересемантизация, устойчивая ненависть к этому явлению ряда поколений российской интеллигенции и столь же внезапный уход этого понятия из лексикона в последней четверти XX века. Введение этого слова в новом качестве в словарь было естественным и закономерным в конкретной ситуации в общественной мысли страны рассматриваемого периода. В середине XIX столетия начался долгий период воздействия социологии и социологического видения исторического и шире - историко-культурного процесса на восприятие новейших явлений, что определенным образом влияло и на терминологический поиск.

Вершиной и одновременно финалом «антимещанской» теории явилась фундаментальная работа Р.В.Иванова-Разумника «История общественной мысли в России». В отличие от раннего «русского социализма» 1840-1860-х

гг., в котором трудно обнаружить влияние западноевропейской концепции «массового общества», в труде Иванова-Разумника в начале XX века были использованы аргументы и термины из ее арсенала, что, однако, не снижает самобытности его исследования. Основное внимание в своей книге он уделил поиску отечественных предпосылок мещанства. Анализируя новейшие процессы в российском обществе, автор предложил свою классификацию социальной структуры, в основе которой был не традиционный социально-экономический принцип (классы и сословия), а «социально-этический критерий». В соответствии с этим критерием значительная часть населения относилась им к категории людей «растительной жизни», представляющих собой фундамент «мещанства». Вместе с тем автор отмечал, что духовное мещанство не является атрибутом какого-то одного социального слоя: его элементы «есть всегда в каждом из нас».

Обнаружение и в России признаков «омещанивания», аналогичного европейскому, потребовало выдвижения противовеса ему в русской культуре, которым и была признана интеллигенция. Ивановым-Разумником был проведен сравнительный анализ мещанства и интеллигенции по ряду параметров. Происхождение - оба явления развиваются под влиянием конкретно-исторического контекста: государственной политики, общественной атмосферы и преемственной передачи ценностей. Место в общественной структуре - оба являются внеклассовой, внесословной, внепрофессиональной категорией. Направление движения - если для интеллигенции главной ценностью является человеческая личность и обеспечение ее всестороннего развития, то для мещанства характерно отсутствие какой-либо иной цели, кроме благополучия «растительной жизни». Значимой характеристикой является общественная позиция -для интеллигенции характерно активное проведение в жизнь идеалов и «индивидуализм», мещанство представляет собой наплоченную посредственность, толпу, стремящуюся доминировать в жизни и культуре». Отличаются и личностные качества: для первой характерна развитая личность, индивидуальность, широта и глубина интересов, для второго стирание личности, усреднение ее и ее вкусов. Параметры личности с неизбежностью накладывают отпечаток на ее роль и предпочтения в культуре: для интеллигенции естественно творчество мыслей, идей, идеалов, новаторство форм и содержания; для мещанства так же естественны тяга к «старым трафаретным формам», узость, плоскость, безличность формы и содержания. Сопротивление «мещанству» не случайно стало «идефикс» разных когорт русской интеллигенции.

В концепциях «русского социализма» ярко проявилось влияние интеллигентских представлений на поиски терминологии для обозначения нового явления. И в XIX веке, и позднее - в первой трети XX столетия использование терминов «масса», «массовый» в русской общественной мысли никогда не несло негативной смысловой нагрузки, в отличие от европейской традиции. Начиная с романтизма, понятия «народ» и

«масса» в Европе противопоставлялись. В российской традиции такого жесткого противопоставления не было. Эти термины у нас не совпадали по смыслу, но между ними не было и противоречия. Масса понималась как общность, нуждающаяся в помощи, поддержке, сочувствии и развитии (после Октября 1917 года эта тенденция была реализована в культурной политике большевизма). Народ же признавался носителем истинных национальных нравственных ценностей. Поэтому при поисках терминов для определения явлений массовой культуры русские мыслители тщательно обходили европейскую терминологию и изыскивали иные аналоги: «культура безбожной черни», «культура типового человека», «суррогатное искусство» и т.п. «Народопоклонческое табу» определяло выбор термина. Выводы по главе:

- Оригинальной чертой интеллектуального развития России середины XIX столетия было совмещение во времени нескольких процессов: русская философия впервые заявила о себе как самобытная система национального самосознания, зародилась отечественная наука о культуре, началось формирование русского культурно-философского лексикона и отечественной традиции анализа генезиса массовой культуры. Особое место в лексиконе заняли слова, порожденные процессом развития капитализма в культуре: «пошлость», «мещанство», «интеллигенция». Все они не имели аналогов в западных словарях, что определялось влиянием специфической ценностной системы русской культуры.

- Формирование «новой исторической рефлексии» явилось одним из важнейших факторов обращения русских мыслителей к жизни «простых людей»: с одной стороны, к исконной народной культуре, с другой - к изменениям в городской культуре, вызванным буржуазно-индустриальным развитием и демократическими изменениями в обществе.

- Своеобразием первого этапа (1840- 1860-е годы) развития отечественной традиции анализа феномена массовой культуры было отсутствие общепринятой философской парадигмы, свобода терминологии и почти полная изоляция от европейской науки. В концепциях «русского социализма» был предложен самобытный термин «мещанство» для обозначения совокупности негативных социокультурных порождений «новой» эпохи. Первые умозаключения о них были сделаны на европейском материале с большим опережением отечественной реальности.

- Российская традиция анализа феномена массовой культуры с самого начала не ограничивалось критикой так называемых «массовых искусств», которые являются лишь мощными отражателями глубинных процессов. Главным для исследователей явления было то, что скрывалось в их «зазеркалье»: бедность духовного мира, убогость эстетического запроса, существование культуры на обочине интересов «растительной жизни», антиинновационность и отсутствие творческого начала, а также индифферентная общественная позиция.

- Вхождение в отечественный лексикон антагонистической пары понятий «интеллигенция - мещанство» - это уникальный случай актуального словообразования. Вызванные к жизни конкретно-историческими тенденциями, они содержали очень важное вневременное ядро, соответствовавшее национальной системе ценностей, которое делало их востребованными и далеко за пределами породившей их эпохи. И сегодня сохранение (экология) интеллигенции - это один из наиболее эффективных путей преодоления опасного дисбаланса высокой и массовой культуры.

Третья глава «От поисков культурной самобытности к признанию единства индустриальной культуры» посвящена анализу второго этапа развития отечественной традиции исследования генезиса массовой культуры - вклада представителей «русского консерватизма» и мыслителей Серебряного века.

Для понимания отличий России от Запада, как в вопросе возникновения и развития самого явления, так и в реакции образованного слоя на него, важно не забывать, что там этот процесс происходил постепенно, как и адаптация общества и его духовных лидеров к новой культурной ситуации. В нашей стране массовая культура возникла в исторически более сжатые сроки, обусловленные радикальностью реформ 1860-1870-х гг. Поэтому се проявления выступали в более выпуклой и острой форме, а ее возникновение было воспринято мыслящей Россией как угроза культурной катастрофы.

На рубеже 1860-1870-х гг. поднялась волна «непрогрессистских», консервативных трактовок культурно-исторического процесса. После недолгой эйфории от эгалитарных реформ российские консерваторы первыми подняли вопрос о цене прогресса для культуры. Различия анти-прогрессистских тезисов европейских и русских мыслителей объяснялись не только спецификой двух ценностных сцстем, но и коренным несовпадением исторической ситуации, в которой находились Европа и Россия в XIX веке. Европейцы, жившие в условиях своего традиционного политического, экономического, культурного доминирования, как правило, говоря об опасности духовного «усреднения», не предполагали в нем угрозы этнической катастрофы для себя. В России - стране, по которой в течение двух веков прокатилось несколько «волн европеизации», стране, ставшей «вторым эшелоном» буржуазного развития, проблема сохранения самобытности осознавалась как наиболее актуальная. Распространение влияния европейской массовой культуры воспринималось в таком контексте как часть широкого, системного процесса с печальными для отечественной культуры перспективами.

По мнению К.Леонтьева, «европеизация» не была опасной до тех пор, пока она распространялась на узкий круг интеллигенции и не затрагивала базового народного слоя национальной культуры. Европеизированная «массовая культура» была ориентирована на большинство. Теория «византизма» К.Леонтьева всей своей сутью была направлена против такой угрозы. Намного опередив европейскую мысль, он поставил вопрос об

актуальности изучения и сохранения глубинных инвариантов национальной культуры с целью ее защиты от наступления культурного «усреднения».

На рубеже столетий Россия вошла в круг самых промышленно-развитых стран, а русские мыслители подключились к европейской полемике по актуальнейшим аспектам современного развития. В предшествующий период - эпоху так называемого «безвременья» с ее спадом общественной активности и ослаблением влияния социальных теорий произошла благотворная консолидации философского сообщества России: сформировалась национальная система философского образования, возникли первые профессиональные объединения специалистов этого профиля, и вслед за возникновением других «отраслевых» изданий появился журнал «Вопросы Философии и Психологии». В эти годы произошло «самоопределение» философии как «строгой» науки и учебной дисциплины, вооруженной всеми необходимыми атрибутами.

В отечественных философских дискуссиях и публикациях рубежа XIX-XX вв. центральное место принадлежало анализу проблем развития культуры России в широком мировом контексте, поискам смысла жизни человека и истории, а также проблеме недопущения поражения Культуры от Цивилизации, вставшей на путь «уродливых отклонений». Особенно часто эти отклонения возникали в том, что адресовалось массовой аудитории, поскольку «производство веселья» уподобилось фабричному. Впервые в истории отечественной философско-культурологической мысли был поставлен вопрос о природе и предназначении средств массовой коммуникации и издержках их развития в условиях рынка.

На рубеже веков отрицать тот факт, что пореформенное развитие России является частным фактом мировой динамики, было уже невозможно. Развернулось «включенное наблюдение» за процессом изнутри него. Многие явления, обнаруженные при этом, оказались и для западной, и для российской науки новыми, что требовало их анализа и терминологического определения. Одной из актуальных теоретических проблем оказалась необходимость анализа, оценки и выработки объективного отношения к массовым эстетическим пристрастиям и потребительскому поведению не только в экономике, но и в образе жизни и повседневной культуре.

В.В.Розановым задолго до А.Моля был введен в научный оборот термин «мозаичная культура», но с иным, нежели у Моля, содержанием этого понятия. «Мозаичная культура», по мнению Розанова, это сложно структурированный комплекс современной культуры. Он представляет собой мозаику противоположных систем ценностей и идеологических установок, которые развиваются автономно друг от друга, сосуществуют в реальной истории и каждая из них имеет свою правоту и право на существование (включая право на неразвитый вкус). Розанов считал духовный аристократизм немногих таким же естественным, как и невысокую культуру большинства. «Высшие потребности духовной природы: религия, философия, право, искусство - никогда не были потребностями чрезвычайно

многих людей по самой трудности их усвоения». Поэтому то, что так близко духовной элите, никогда не будет близко большинству.

В период глубоких философских размышлений собратьев по «цеху» о вершинах духа и о высоком статусе элитарной культуры Розанов акцентировал свое внимание на повседневной культуре, как ценнейшем прибежище частного человека и обнаружил в ней то, что обозначил термином «панэвтихизм» (от греческих: «пан» - все и «эвтихе» -удовлетворяюсь, получаю желаемое). Европейской концепции «общества потребления» тогда еще не существовало. Отсутствие общепринятого термина подвигло его обратиться к греко-римскому словарю в поисках термина в соответствии с многовековой европейской традицией. Еще недавно предпочтение, возможно, было бы отдано поискам источника терминологии в национальной истории, языке, культуре (как это произошло с включением в лексикон «мещанства»),

К объектам массового «панэвтихизма», наряду с пищей и другими жизненными благами, он относил и продукты массовой культуры. Единственной, но неодолимой, по мнению мыслителя, преградой на пути к полному порабощению человечества потребительской психологией является потенциальность человеческой природы - человек не может не творить, не может остановиться на приобретении все новых благ и получении все новых развлечений. Если «антимещанская» концепция «русского социализма» отражала глубинную «антипотребительскую» ориентацию национальной ценностной системы, то концепция «панэвтихизма» Розанова - это яркий пример преодоления не только традиционной «философии нищеты», но и своевременного диагноза изменений, происходящих в российском обществе, его переориентации на иную систему нравственных ценностей. В обнаружении Розановым родовой связи потребительской психологии и массовой культуры очередной раз в истории русской мысли повторилась известная коллизия, когда едва зародившееся явление у самых своих истоков уже «схвачено» и атрибутировано независимым мышлением талантливого человека без оглядки на какие-либо авторитеты - отечественные или зарубежные.

Яркой особенностью научного контекста рубежа веков было формирование философско-культурологических концепций в России и мире на специфическом фоне впечатляющих успехов неклассической науки, философии, искусства, эстетики, что наложило отпечаток не только на авторский стиль изложения позиций и терминологические поиски, но и на профессиональную принадлежность участников обсуждения актуальных проблем. Эпоха неклассических форм творчества была богата интуитивными открытиями истины. «Импрессионистический» метод Александра Блока - рыцаря символизма сродни вдохновенным прозрениям Розанова. Он позволил поэту создать стереоскопическую картину жизни «рабов индустриальной цивилизации». Истоки духовной нищеты городского обывателя он видел в комплексе причин: урбанизации, индустриализации, изменениях во внутреннем мире человека. Поэтом

мыслителем был открыт важный элемент новой социально-психологической ситуации: духовная непродуктивность современного человека, томимого скукой, от которой он находит спасение в продуктах массовой культуры. Им очень рано была, таким образом, поставлена проблема девальвации свободного времени. Блок видел связь между «пошлостью» обыденной жизни и «опошлением» искусства: современный художник сам является продуктом цивилизации, в которой культура утратила былую целостность и не может уже оказывать того благотворного воздействия на личность, как это было раньше. В европейской культуре умер гуманизм, с самого начала элитарный и ориентированный на индивидуализм. С появлением на арене европейской истории новой движущей силы - массы, его кризис стал неизбежным.

В отличие от однозначно негативного восприятия массовой культуры у большинства представителей интеллигенции, у Блока было двойственное к ней отношение. С одной стороны, он презирал культуру «духовной черни» -массовую культуру «чистой», образованной публики, а с другой - считал культуру городского «простонародья» хранительницей традиций народной культуры в иных, индустриальных условиях и относился к ней с живейшим интересом. Размышляя о перспективах культуры в нашем отечестве до революции, он полагал столь печальное ее состояние временным и надеялся на то, что неиспорченные массы России смогут в будущем воссоздать былую целостность культуры. Выводы по главе:

- В течение нескольких десятилетий русская культурно-философская мысль пережила знаменательную эволюцию: от открытия идеи культуры и постижения уникальной самобытности и богатства русской культуры до осознания совершающегося перехода от «цивилизации меньшинства» к «цивилизации большинства», смертельной угрозы Железного века для культуры и понимания своего бессилия.

- По мере развития отечественной традиции исследования массовой культуры изменялись критерии ее оценки. А.Герцен видел причины убожества массового запроса «мещанина» в радикальных социально-экономических изменениях, которые привели на ведущие позиции в общественной жизни Европы мощный социальный слой, основные интересы которого были сосредоточены в сфере материального производства, а культура оказалась вытесненной на периферию его сознания. В жизни же аристократии, потерпевшей историческое поражение, культура и наслаждение искусством относились к основным приоритетам.

- Русский «эстетизм», который был в значительной степени реакцией на нарастание бездуховности индустриального мира, для анализа проявлений массовой культуры применял свой - эстетический критерий, оценивая их с позиций классических представлений о красоте, а также верности традициям национальной культуры. Вывод К.Леонтьева об угрозе культурному своеобразию России был глубок и своевременен,

т.к. эстетизмом были очень рано обнаружены интернациональные характеристики массовой культуры. Однако этому подходу была свойственна известная узость, эстетический критерий оказался недостаточным для объяснения причин усиления ее влияния в системе культуры.

- В русской аксиологии индивидуализм традиционно ассоциировался с эгоизмом и отсутствием коллективной солидарности, естественной в сложных климатических, географических и исторических условиях нашей страны.

- Мыслители Серебряного века поставили вопрос о выживании личности и индивидуализма под воздействием начавшегося «восстания масс» в России и наступления «культуры торгового века», пропитанной «мещанским торгашеским духом»,

- Российские мыслители видели в проявлениях массовой культуры не только угрозу личности, но и опасность утраты национально-культурной самобытности, перспективу этнической катастрофы, потери «смысложизненности» (особой духовности) русской культуры, а также опасный канал распространения потребительской психологии в ущерб нравственности.

- «Философия нищеты» с ее идеей «нестяжания» имела глубочайшие корни в духовной истории страны. Концепция «панэвтихизма» В.В.Розанова была не только оппозицией этой традиции, но и признанием естественности проявления витальных потребностей человека в культуре.

- На втором этапе развития российской рефлексии массовой культуры был успешно продолжен терминологический поиск. В.В.Розановым были введены фундаментальные понятия: «мозаичная культура» и «панэвтихизм». В культурологической концепции А.Блока содержался не только беспощадный анализ индустриальной цивилизации, но и оригинальное обоснование популярности массовой культуры важными социально-психологическими издержками индустриальной цивилизации: духовной непродуктивностью «рабов цивилизации» - «скукой» и девальвацией свободного времени.

- Мыслители Серебряного века, с их метафизическим и объемным (планетарным) видением общественных процессов, но вместе с тем и признанием значимости повседневного в частной жизни человека, дали наиболее глубокий анализ природы и роли массовой культуры в жизни современного общества.

В концепциях российских ученых рубежа веков широко использовались достижения западной мысли, но этот интерес по-прежнему оставался односторонним. Неразвитость обратной связи была обусловлена стереотипными представлениями европейцев об отсталости и даже отсутствии самобытной философской мысли в России, классической европейской самодостаточностью и традиционным культурным «европоцентризмом».

В четвертой главе «Теоретические истоки культурной стратегии большевизма» автором предложен новый взгляд на проблему истории культурной политики большевизма.

Двадцатый век оказался временем осознания кризиса цивилизации и поисков выхода из него на разных путях: либерализма, национального и религиозного консерватизма, социализма. Большевики, отказавшись от капитализма как «тупикового» варианта развития, попытались реализовать модель общества на качественно других основаниях. В поисках альтернативы капитализму не было речи об отказе от его научно-технических достижений или от благ цивилизации. Ненависть к буржуазному миру вызывалась негуманным отношением к «простому» человеку, культурной «обделенностьго» трудящихся, а также распространением «духа капитализма», «духа рынка» на сферу нравственности и культуры.

В центре предреволюционных философских дискуссий находились многие культурные проблемы: сущность и задачи искусства в современную эпоху, «кризис культуры» и «смерть народного искусства» в индустриальном мире, соотношение общечеловеческого и классового, массового и индивидуального. Значительное внимание уделялось проблеме «духовного заражения и порчи вкусов народа». Для тревоги были определенные основания. Падение «стены» между классами в сфере досуга и развитие широкого и доступного спектра развлечений; повышение заработков и сокращение рабочего дня, породившее проблему обесценивания свободного времени; формирование рынка культуры, в котором наиболее высокими темпами развивалась очень прибыльная «развлекательная» отрасль, способствовали повышению роли массовой культуры в досуге трудящихся.

Широко распространенным было представление о том, что основной социальной базой массовой культуры являются люди невысокой общей культуры (к которым относились и рабочие), а высокообразованные слои обладают большим «иммунитетом» против ее пагубного воздействия. Социально ангажированная часть интеллигенции была озабочена поисками альтернативы. Активисты культурно-просветительных и профсоюзных организаций стремились противопоставить коммерческим формам массового досуга «разумные развлечения»: публичные лекции, вечерние образовательные курсы, экскурсионную работу, «пролетарский туризм», народные театры, драматические и хоровые общества, спорт и т. п. Политические партии и движения, которые в своих далеко идущих намерениях стремились использовать протестами потенциал рабочего класса, видели в этом «досуговом переключении» угрозу своим планам.

Поиск демократической интеллигенцией противовеса мещанскому влиянию на «массы» способствовал заинтересованному восприятию общественностью концепции «пролетарской культуры» А.А.Богданова. Он был одним из тех немногих мыслителей России, которые попытались «перебросить мост» от старого марксизма XIX века к философии нового поколения как раз на том поле, которое не было в должной мере освоено К.Марксом и его последователями - в сфере культуры. В теоретическом

плане это была самостоятельная версия русского махизма, основанная на стремлении совместить его с основными положениями социологии Маркса. Мировоззренчески она предлагалась в качестве базы новой оптимистической идеологии будущего общества.

В своей метатеории Богданов дополнил формационный подход К.Маркса типологией исторического сознания и предложил собственное толкование классической стадиальной парадигмы истории человечества: эпоха первобытной культуры - эпоха авторитарной культуры - эпоха индивидуалистической культуры - эпоха трудового коллективизма. Современную стадию культурно-исторического процесса он считал переходной фазой от индивидуалистического к коллективистскому типу общества. Поэтому в ней противоречиво сосуществуют две культуры: буржуазная уходящей эпохи и пролетарская - предтеча новой коллективистской культуры. Культура пролетариата трактовалась как самостоятельная и перспективная версия развития, ибо в сознании рабочего класса с его коллективистскими установками есть то, что может привести в будущем к развитию нового коллективистского сознания общества в целом.

Теория Богданова - это хорошая иллюстрация историчности мышления многих даже весьма оригинальных мыслителей. Неслучайными были ее терминология, акценты и подходы к решению назревших проблем культуры. Традиция восприятия пролетариата как носителя особой миссии формировалась в течение второй половины XIX в. Эта идея является ярким примером грандиозного артефакта (искусственной конструкции), получившего в общественном сознании статус аксиомы и оказавшего огромное влияние на теоретическую мысль и реальную историческую практику не только в России, но и в социалистическом лагере. Представления об этой миссии породили дочернюю конструкцию - идею «пролетарской культуры».

Экспансия «суррогатного искусства» - с одной стороны, и появление достаточно очевидных перспектив революции - с другой, поставили социал-демократический лагерь (с его претензией на роль лидера революционной России) перед необходимостью участия в иолемике по вопросам культурного развития «масс». Открытие для критического анализа герметичной до тех пор становой идеи марксизма об особой демиургической миссии пролетариата потребовало более серьезного ее обоснования и в связи с обнаружением реальных обывательских черт в повседневной культуре «исторического» пролетария. Острая полемика по проблемам пролетарской идеологии и культуры развернулась в 1913-1914 гг. Наиболее содержательной оказалась позиция одного из идеологов «меньшевизма» А.А.Потресова, выступившего с весьма трезвым взглядом на «миссионера социализма». По его мнению, культура рабочего класса имеет двойственный характер. В ней причудливо сосуществуют мировоззрение передового класса, сознающего значимость своей общественной роли, с культурным выбором (в частной жизни) типичного обывателя, находящегося под мощным влиянием

окружающей «буржуазной среды» с ее «макулатурой бульварных романов и назидательного семейного чтения».

Активный участник полемики Г.В.Плеханов видел только одну реальную возможность противостояния «обывательским» тенденциям - формирование всесторонне развитого человека с высоким уровнем духовных потребностей. По мнению многих других, своеобразным инструментом борьбы с мещанской культурой внутри самого рабочего класса может стать «пролетарская культура». Ее гипотетическая миссия состояла в вытеснении «мещанских» предпочтений из частного потребления пролетария и формировании иных эстетических вкусов и культурных ориентиров. - Победа над капитализмом предполагала не столько достижение экономического превосходства над ним, сколько торжество над ним в сфере духовной. В ходе полемики был поставлен ключевой вопрос: «Сможет ли грядущий социализм предложить реальную альтернативу обывательской модели жизни?»

В 1913 году А.А.Богдановым была создана группа «Пролетарская культура» для защиты специфических интересов рабочего класса в сфере культуры. Пролеткульт оказался едва ли ни единственным союзником большевизма в его далеко идущих преобразовательных намерениях в этой области. Теоретическая платформа его сформировалась в 1918-1920 гг. на основе концепции Богданова. В эстетике и практике Пролеткульта были реализованы многие идеи, разработанные им до революции: концепция «массового действия» и стремление к преодолению отрыва искусства от народа; идея растворения культуры в труде, жизни, отдыхе пролетария и ставка на коллективное художественное творчество, импровизацию, спонтанное выражение; взрыв классового игрового инстинкта и т.п. Неприятие «буржуазности» и «мещанства» соединялось в сознании участников этого движения с острым ощущением своего культурного одиночества и вместе с тем «избранности». После жесткой дискуссии 1922 года о пролетарской культуре, последней, в которой принял участие В.И.Ленин, движение Пролеткульта потеряло свои возможности и экстремистские амбиции, а в 1925 году перешло в ведение профсоюзов, но знамя неистовых ревнителей пролетарской культуры было поднято новыми «пролетарскими» организациями в искусстве: Российской ассоциацией пролетарских писателей (РАЛП), Российской ассоциацией пролетарских музыкантов (РАПМ), Российской ассоциацией пролетарских художников (РАПХ).

В первые годы революции власть оказалась зажатой между двумя полюсами культуры: элитарной и массовой, «мещанской». Причем, для распространения второй было гораздо больше предпосылок, чем для первой. Революция нанесла сокрушительный удар по высокообразованным слоям населения: дворянам, промышленникам, офицерству, высшему чиновничеству. Понесла громадный урон плодотворная для генерирования элитарной культуры среда. Угроза мещанского отказа от высоких идеалов, предсказанная в 1906 году Дмитрием Мережковским в «Грядущем Хаме», I оказалась реальной в стране, где миллионы людей мечтали о сытости и

покое. В сложившихся конкретно-исторических обстоятельствах старая интеллигентская ненависть к мещанству воскресла с новой силой. Она была одной из немногих точек совпадения ее позиций с новой властью. Не было в истории русской общественной мысли более презираемого явления, чем это.

Задолго до революции Р.В.Иванов-Разумник видел спасение от всеобщего «омещанивания» в движении по пути «антимещанства», «индивидуализма и социализма». Теоретически он допускал возможность победы социализма над мещанством, но справится ли исторический русский социализм с этой угрозой, вызывало у него уже тогда большие сомнения. На практике он увидел катастрофическую неготовность толпы, вызванной революцией из небытия к новой - иной жизни. Состояние культуры народа и культурные мероприятия большевизма не способствовали преодолению мещанства - «исторический социализм» не стал «истинным социализмом». Ученый пришел к заключению о том, что даже самые преданные сторонники социалистической идеи плохо представляют себе альтернативное капитализму социалистическое будущее - оно в их мечтах лишь новый вариант все того же потребительского общества.

И все же большевизм, движимый представлениями о своей особой миссии, поставил задачу практического искоренения мещанства. Предстояло преодолеть жизненную инерцию и консерватизм большинства, переориентировать его систему ценностей из сферы потребления в сферу духа, т.е. победить обывателя внутри человека. Ради достижения поставленной цели применялись необычайные, порой экзотические меры по уничтожению старого быта, искоренению традиционной семьи и семейной этики. «Антимещанская» тема в литературе, театре, кинематографе стала ведущей на многие годы. Переломить мещанские тенденции в эстетическом выборе в раннем советском обществе было сложно и из-за отсутствия близкой массам альтернативы в искусстве тех лет. Рядовому человеку с его пристрастием к приятному и понятному предлагался футуризм с его усложненным языком. Модернистские течения в искусстве отражали состояние хаоса и расколотой картины послевоенного мира.

Подобное созидание через разрушение, но в меньшем масштабе, наблюдалось в Век Просвещения, когда суду разума подверглись все устои, ценности и традиции при непоколебимой уверенности его инициаторов в своем интеллектуальном превосходстве. То, что в Европе ХУ111 века было сформулировано в философских трактатах и лишь отчасти реализовано на практике, в России было осуществлено системно. Доступ к историческому творчеству получили те люди и те силы, которые в иных обстоятельствах такой возможности бы не имели: без опыта управления, опыта политических и социальных компромиссов ради общенациональных интересов, опыта личной ответственности за судьбы миллионов людей. Выводы по главе:

- Проблема негативного воздействия массовой культуры на трудящихся занимала существенное место в предреволюционных философских и общественных дискуссиях об основных тенденциях и судьбе культуры в XX веке, в которых активное участие приняли и представители социал-

демократии, претендовавшие на ведущую роль в грядущей революции. - Теоретические основы культурной стратегии большевизма представляли причудливую смесь редких высказываний о культуре основоположников и российских последователей марксизма, концепций «русского социализма», культурологической метатеории А.А.Богданова, в соответствии с которой «пролетарская культура» должна была стать одним из противовесов влиянию «мещанской» культуры на рабочий класс.

- В культурной политике большевизма были реализованы: интеллигентская наследственность отношения к «мещанству», опыт ненавистного буржуазного мира в выполнении общедемократических преобразований в культуре; представления о «классовом» подходе к развитию науки, искусства, системы образования и воспитания; вера в культуротворческую миссию социализма.

- Отречение от старого — это ведущее направление всей авангардной культуры XX в. Большевизм, по природе своей авангардный, получил уникальный шанс для исторического эксперимента. Если в других странах авангардные прорывы проявлялись локально: в изобразительном искусстве, музыке, моде, педагогических системах, то в Советской России большевизм предпринял грандиозную попытку гипермодернизации - системного преодоления потребительской модели общества, имевшей главной целью преобразование человека, его ментальности и культуры.

Во втором разделе монографии «Судьба массовой культуры в Советской России (20 - 30-е годы)» автор поставил следующие задачи: проанализировать социокультурный контекст существования массовой культуры в этот период; осветить соотношение «старого» и «нового» в ней в 20-е годы; сопоставить «тоталитарное» и «массовое» в советской культуре 1930-х годов; реконструировать картину параллельного развития исследований «массового человека» и «массовой культуры» в ранней советской социологической и эстетической мысли - с одной стороны, и продолжение традиций дореволюционного анализа данной проблематики в творчестве мыслителей русского зарубежья - с другой.

Пятая глава «Советское «массоведенне» 1920-х годов. «Массовый человек» и «массовая культура» как объект научного анализа» посвящена анализу уникального опыта научных исследований массовой культуры в первое послереволюционное десятилетие.

Взаимодействие гуманитарной науки и политики - одна из мало исследованных страниц советской истории этого периода. Задолго до революции общественной мыслью России и Запада был обнаружен феномен массовой культуры как болевой точки индустриальной эры, но это открытие не предполагало практического применения. И только в Советской России была поставлена задача использования достижений науки в целях «культурного строительства». Главные приоритеты «государственного массоведения» располагались в экономической сфере, что объяснялось не только марксистской наследственностью новой власти, но и чудовищным состоянием экономики после семи лет войн и революций, в возрождении

к которой ведущую роль должен был сыграть человеческий фактор.

Постановка проблемы формирования «нового человека» потребовала учета всех факторов воздействия на него. Помимо государственного интереса, мощным стимулом развития «массоведения» стала также невиданная творческая активность народа и ее «неклассические» результаты в литературе, искусстве, изобретательской деятельности. В условиях «либеральной весны» эпохи НЭПа все процессы выступили в предельно обнаженной форме и тем самым представляли собой плодотворное поле для научного анализа. В 1920-х годах альтруистическая жажда познания у ученых совпала с прагматическим интересом советского государства.

Уже первые попытки прямого и массового вмешательства неподготовленного «гегемона» в общественные преобразования показали утопичность этой базовой идеи марксизма. Отказ от нее означал бы признание нежизненности и ошибочности всей схемы конструирования нового мира. Последовал вывод о том, что виной тому не теория, как таковая, а некоторые качества пролетария, подлежащие исправлению в ходе реализации концепции «нового человека». Эта теория была естественным порождением не только исторической преемственности марксизма с идеологией Века Просвещения, но и распространенных в начале XX столетия представлений о пластичности человеческой природы.

Новый человек, по определению, не должен был быть обывателем, живущим узкими интересами частной жизни и потребительскими идеалами. В стране с неразвитыми традициями индивидуализма в сочетании с марксистской недооценкой значения личности был взят курс на воспитание человека-коллективиста, устремленного в светлое будущее. Важнейшим условием успеха столь масштабного проекта являлась выработка целостной стратегии - т.е. системы направленных конкретно-исторических изменений с заранее прогнозируемым результатом. Для ее теоретического обоснования большевизм обратился к гуманитарной науке с «государственным заказом» на исследование «массы», массового восприятия и массовой культуры. Никогда ранее модернизационные процессы в России (и в мире) не опиралась на комплексные научные исследования.

Сделав ставку на научный подход к решению перспективных задач, всю жизнь людей от младенчества до взрослого состояния просвечивали «икс-лучами» психоанализа, исследовали методами социальной инженерии и «коллективной рефлексологии», социальной психологии, прикладной социологии и педологии. Органичность попадания коммерсантов сферы массовой культуры в коллективное бессознательное, загадка совпадения коммерческого расчета с массовыми потребностями также занимала многие умные головы. В вышедшей в 1929 году под редакцией В.Б.Шкловского и Б.М.Эйхенбаума коллективной монографии «Словесность и коммерция. Книжная лавка А.Ф.Смирдина» авторы увидели разгадку в социальном происхождении издателей, ибо в ХУ111 веке многие издатели журналов и лубочных книг были выходцами из купцов, т.е. были ментально близк'

массовой публике. В.М.Бехтерев в «Коллективной рефлексологии» также пытался постичь тайну соответствия товаров культурного рынка массовым вкусам и пришел к выводу о действии некоего «закона соотносительной деятельности».

Понимание высокой значимости искусства в воспитании человека-«немещанина» «материализовалось» в создании ряда научно-исследовательских центров, среди которых особое место принадлежало Государственной Академии Художественных наук (ГАХН) - в Москве (1921 - 1929 гг.) и Обществу Социологии и Теории Искусства (ОСТИ) - в Ленинграде (1925 - 1928 гг.). По своей структуре и поставленным перед ними задачам они представляли собой научные учреждения нового типа, не имевшие аналогов в отечественной и мировой практике. В их деятельности были объединены фундаментальные и прикладные исследования природы искусства (во всей совокупности жанров и направлений от классических опер и балетов до оперетт, городского романса и кинематографа) и механизма его воздействия на массовую аудиторию. Они должны были соизмерять свою деятельность с новым социально-государственным устройством и специфическим конкретно-историческим контекстом. И все же здесь идеологический диктат, по сравнению с-высшей школой, был значительно мягче. Если в вузах, ради отсечения молодого поколения от влияния «чуждых», с самого начала идеологический контроль был жестким, то научные центры сохраняли вплоть до второй половины 20-х годов значительную автономию, чем объяснялась свобода методологических подходов в исследовании «массового человека» и его культуры, а также блестящий состав сотрудников. Например, в ГАХН работали А.Ф.Лосев, Г.Г.Шпет, В.В .Кандинский, Р.Ф.Фальк, А.Г .Габричевский наряду с В.М.Фриче, В.Ф.Переверзевым, А.В.Луначарским и др.

Интерес к «массовому человеку» и «массовой культуре» в советской России объяснялся не только целями культурной стратегии большевизма, но и специфическим международным контекстом. В 1920-х гг. русская и западная интеллигенция переболела увлечением концепцией О.Шпенглера с его предчувствием заката Запада. Мировая духовная элита была озабочена последствиями наступления «индустриализма» и засильем «бездуховного», лишенного каких-либо высоких устремлений человека-обывателя. Х.Ортега-и-Гассет, говоря об этой угрозе в «Восстании масс», имел в виду вовсе не СССР, а человечество в целом на современной стадии развития. Организаторы культурного строительства в «новой» России считали социализм призванным к выполнению особой миссии по спасению человечества от мещанской потребительской цивилизации. Постановка задачи формирования «нового человека» была задумана как попытка российского ответа на исторический вызов «общества потребления».

Если в Октябре 1917 года большевики начинали общественные преобразования, не зная страны, то во второй половине 20-х годов, благодаря научным исследованиям и широкому общественному обсуждению культурной ситуации, был готов адекватный портрет народа в интерьере

НЭПа, который не совпадал со своим отражением в зеркале официальной пропаганды. Ранний советский человек оказался большим мещанином, чем это казалось теоретикам марксизма. Обнаружилось, что повседневная жизнь и досуг «масс» продолжают развиваться по своим законам, несмотря на смену политического режима и новую идеологию.

Открытие реального уровня культуры большинства и «формулы любви» к массовой культуре потребовало официальной реакции властей. В течение 1925-1929 гг. состоялась серия Всесоюзных партийных Совещаний по вопросам литературы, искусства, кинематографии. В их документах был отмечен «громадный рост культурных запросов и потребностей масс», а все, что не укладывалось в утешительную схему стремительного, культурного подъема списывалось на счст тлетворного влияния буржуазной идеологии и мелкобуржуазных пережитков. Так определились очертания идеологической схемы, в соответствии с которой на почве социализма не осталось места для массовой культуры. Она была вновь обнаружена в СССР лишь в 70-80-х гг.

В решениях Совещаний была озвучена перспективная стратегия, вошедшая в историю под названием «культурной революции». Наряду с мерами, призванными поднять нашу страну до уровня высокоразвитых государств мира, в этой программе содержался масштабный план преодоления «обывателя». Ключевая идея состояла в смене всех координат, определяющих формирование личности. Предстояло отсечь новые поколения советских людей от ряда пластов прошлой, не только высокой, но и массовой культуры; создать качественно иные условия социализации, где не оставалось бы места аполитичности и асоциальности. Частная жизнь каждого должна была протекать под государственным и общественным контролем. Особое внимание уделялось формированию такой системы ценностей, в которой нет места эгоизму и индивидуализму. Вся культура наполнялась идеологически правильным содержанием. В воспитании «нового человека» особая роль отводилась искусству, которое обязано было заговорить на понятном большинству языке.

После многообещающего начала «массоведение» очень быстро вступило в завершающую стадию под давлением обстоятельств, весьма далеких от научных: нарастали ограничения связей отечественных ученых с зарубежными коллегами, сведен был до минимума обмен научной литературой, что приводило к изоляции и отставанию советской науки от мировой. В 1928 - 1929 гг. были закрыты ГАХН, ОСТИ, а затем и другие научные центры. К началу 30-х гг. этот специфический научный комплекс прекратил свое существование. Выводы по главе:

- В ранней советской России изучение масс и массовой культуры получило государственный статус. Была создана система государственного «массоведения» и впервые в истории современной науки была предпринята попытка объединения фундаментальных и прикладных исследований культурных процессов.

Задачи изучения механизма воздействия искусства на массы ' б

поставлены перед Государственной Академией Художественных Наук и Обществом Теории и Истории Искусства, в которых работали многие выдающиеся ученые.

- Постановка глобальной дели «пересоздания» человека соответствовала широко распространенным в начале XX века представлениям об изменяемости человеческой природы.

- Советское «массоведение» помогло власти встретиться с собственным народом - таким, каким он был на самом деле, а не в марксистской теории. Неприемлемость выводов ученых, а также убежденность организаторов преобразований в своем праве на ломку человеческой натуры, не считаясь ни с чем, способствовали закрытию научных центров. На рубеже 20-30-х годов была сделана ставка на волюнтаристские и авторитарные методы решения общественных проблем.

- В судьбе «массоведения» отразилась одна из загадок революции - как борьба за свободу оборачивается сокрушительной несвободой. С самого начала в культурной политике новой власти боролись две противоположные тенденции: стремление использовать новейшие достижения науки в процессе формирования «нового человека» и нежелание считаться с «сопротивлением материала» и научными рекомендациями. На рубеже 20-30-х годов победила вторая тенденция, которая отражала ведущие доминанты развития советского государства, общества и массового сознания: снижение толерантности к инакомыслию и инакочувствию; усиление государственного патернализма над «массами» и складывание новой ценностной иерархии.

- Если в 20-х годах в гуманитарных науках клокотала невиданная творческая энергия, порождая новые теории, методы, подходы, то в 30-х этому половодью пришел конец. Создание новых концепций, не согласующихся с единственно верной теорией, становилось делом не только бесперспективным, но и жизненно опасным. Началась «работа в стол».

В шестой главе «Антитеза «старое-новое» в массовой культуре 1920-х годов» диссертантом была поставлена задача - осветить историческую реальность и социально-психологическую атмосферу, оказавших влияние на массовую культуру той поры.

В течение первого революционного пятилетия власть распоряжалась жизнями и планами на будущее миллионов людей, полагая себя «право имеющей». Сложнейшие философские доктринальные тексты переводились на язык правительственных установлений и массировано внедрялись в неподготовленное общественное сознание; «частный человек» беспощадно изгонялся из всех ниш, щелей и углов. «Обобществление» человека в эпоху «военного коммунизма» было титанической по сложности и страшной по сути задачей, полной непонимания спасительной функции повседневности и личного, жизненного и культурного пространства в эпоху глобальных социальных потрясений. Трагедия обывателя в революционной стране состояла в его несовпадении с миром, где от него часто требуют чего-то, несовместимого с самой его природой и масштабом жизненных представлений. Рядом сосуществовали два несоизмеримых мира: мир

больших событий, сложных текстов и теорий и мир обыденности и повседневного выживания.

С переходом к НЭПу за по-прежнему ярким фасадом красных знамен, развернулся, как и на Западе, послевоенный «праздник жизни». Эйфория долгожданного «возвращения с войны» потребовала адекватного ответа всей системы производства потребительских товаров и услуг; она же спровоцировала невиданную прежде свободу отношений полов и взрыв эротического начала в послевоенной моде и «массовых искусствах»; она же предъявила высокие требования к развитию «индустрии удовольствия». После дипломатического признания СССР и восстановления многосторонних отношений с Западом, а также благодаря либерализации политического режима из-за рубежа хлынула послевоенная массовая культура. Ее стандарты и кумиры находили горячий отклик у раннего советского человека, но явно противоречили аскезе раннего социализма.

Если большевизм по самой своей природе был невосприимчив к «обывательским» потребностям населения и недооценивал их значение в своей политике, то «рыночный дьявол» - нэпман стремительно заполнял все ниши массового спроса в экономике и культуре. С его «легкой руки» началась подлинная потребительская весна. Хотя о России нэповской написаны многие тома, роль ее непризнанного героя — мелкого и среднего предпринимателя в возрождении экономики страны и реализации массовых культурных потребностей в условиях тотальной разрухи остается и сегодня слабо изученной. Этому способствует состояние источников: нэпман слабо представлен не только в статистике, его нет в материалах многочисленных социологических исследований 20-х годов, т.к. он «не заслуживал» научного интереса как «вредный и временный элемент» социальной структуры. Закономерен и тот факт, что ни один нэпман не оставил мемуаров. Этот исторический персонаж мог процветать некоторое время, мог успешно выразить в своей специфической деятельности в культуре состояние «коллективного бессознательного», но вместе с тем общественное мнение и дальнейшие мировоззренческие сдвиги в обществе делали его деятельность даже в собственных глазах недостойной оставить след в истории. Нэпмана проклинали за насаждение «мещанства» и «вещизма». Между тем «консыомеризм» (стремление к обладанию вещами и комфортом) был ярчайшей чертой послевоенной культуры во всех странах, вернувшихся с войны. А потребительский голод в России не имел аналогов в мире.

«Жажда жизни» стала колоссальным ускорителем развития рыночных отношений. С распространением хозрасчета и на сферу культуры, а также уравниванием в налоговой политике «людей свободных профессий» со слоем предпринимателей, рынок в ней оказался еще более «диким», чем когда-либо в нашей истории. Этот процесс сопровождался всплеском массовой культуры самого пошлого свойства. Ситуация объяснялось рядом взаимосвязанных причин: отсутствием цивилизованных правил поведения на рынке культуры; низким культурным уровнем самого «буржуа-парвеню», который нередко совмещал две функции - был предпринимателем на рынке массов-"

культуры и потребителем ее продуктов. Злоупотребление низменным в человеке в условиях длительного гедонистического голода огромных масс населения приносило изрядные доходы. В специфических политических, экономических, правовых, социально-психологических условиях нэповской России наличная невысокая культура нэпмана в сочетании с аналогичной культурой обывателя определили ярчайший всплеск той массовой культуры, которая казалась почти преодоленной жесткой «антимещанской» политикой периода «военного коммунизма».

«Массовый человек» эпохи НЭПа - это не только социальные низы города. В нэповской России проявились культурно-психологические последствия ускоренного политического и социально-экономического «лифта наверх» тех, кто еще вчера был «никем». Повышение социального статуса не могло автоматически привести к подъему культурного статуса. Но оно давало новые возможности для реализации потребительского аппетита. Низкая культура «взмывших» стала одним из важных источников общественного спроса на «суррогаты» культуры и двигателей потребительского рынка. Возродились проблемы, которые были в центре полемики рубежа веков: творец и толпа, массовый спрос и предложение, деньги и творчество, уникальное и тиражированное, элитарное и массовое.

Тоска по довоенному благополучию была важнейшим социально-психологическим ориентиром нэповской эпохи. Большинство проявлений НЭПа в культуре откровенно «старорежимно», т.к. в общественном сознании война и революция были прочно связаны. Ностальгия по довоенному миру определяла и формы, и содержание многого в массовой культуре. Неслучайно еще многие десятилетия после отмены НЭПа социалистическое строительство проходило под лозунгом «Превзойдем уровень 1913 года!». Без решения этой задачи достижения социализма не имели цены в глазах рядового советского человека.

Наступление «ретро-культуры» было стремительным и системным и требовало системного же ответа. Наука многое сделала для понимания механизма влияния массового искусства на природу человека. Партийно-государственные структуры, с одной стороны, разработали и постепенно ввели комплекс ограничительных мер цензурного, экономического, идеологического характера, с другой - организовали сражение со «старым» на поле самой массовой культуры, используя специфические «технологии» из арсенала нэпмана, новейшие приемы психотехники, а также мощь государственной машины. По мере укрепления позиций государства «советизировалась» сфера за сферой в экономике и культуре. К началу 30-х годов достигло определенных успехов и советское «искусство для удовольствия» - альтернативное нэповскому.

Особую роль в борьбе с «мещанством» призвана была сыграть молодежная субкультура 20-х годов. Условия ее формирования, сферы, в которых она проявляла себя в наибольшей степени, и даже результаты ее жизнедеятельности - все отличало ее и от молодежной субкультуры Запада той поры и от современной - в постсоветской России. В стране, с самого

начала ее советской истории, проводилась планомерная и последовательная работа по отсечению поколения «детей революции» от влияния «бывших» и «чуждых» через формирование условий для новой социализации. Сам социально-культурный контекст и целенаправленная политика власти привели к кардинальным отличиям представителей одного поколения в России и за рубежом. Если в Европе потрясения куда более скромных масштабов породили синдром «потерянного поколения», создавшего целый веер иррационалистских, абсурдистских, культуроборческих течений с хаотической картиной мира, то в России это же поколение сыграло иную -созидательную роль, после того, как их отцы «разрушили» старый мир.

Если обычно основной нишей молодежного нонконформизма является сфера досуга, то в России 20-х годов ситуация была качественно иной. Перед не успевшим на войну и в революцию поколением простиралось обширнейшее поле для самореализации. Если обычно молодежная субкультура нелюбима властью из-за ее протестного потенциала и поведения, то в нашей стране в 20-х годах ей была обеспечена поддержка государства. Молодое поколение, где по понятным причинам ведущая роль принадлежала пролетарским элементам, стало главной социально-демографической базой и в борьбе против разгула нэповской «культуры» и в реализации социалистических преобразований. Выводы по главе:

- После революции кардинально изменился социально-культурный контекст бытования массовой культуры, в котором, несопоставимо с императорской Россией, возросло значение политико-идеологического фактора воздействия на общественные процессы. Сама массовая культура представляла собой опять обширное поле противостояния «старого» и «нового», но теперь эти дефиниции были наполнены иным содержанием, нежели в пореформенную эпоху.

- В результате семи лет войны и революции сложилась классическая общественная ситуация: в условиях хаоса, невероятных лишений и неясного будущего «воля к жизни» становилась сильнее «воли к культуре». Если в «старой» России массовая культура «знала свое место», то теперь налицо было нарушение устойчивого баланса полярных субкультур. Обнажилось обширное социокультурное дно, опираясь на которое власти предстояло реализовать прокламируемую программу преобразований.

- Выдающуюся роль в преодолении «ретро-тенденций» в массовой культуре 20-х годов сыграла молодежная субкультура, имевшая ряд существенных отличий от субкультуры «потерянного поколения» на Западе и современной молодежной культуры.

- Культура обывателя в 20-х годах противостояла гипермодернизации и реализации на практике социальной инженерии. Будучи инвариантна по своей природе (всегда асоциальна, аполитична и всегда обладает низким культурным статусом), в разных исторических условиях она объективно исполняет различные роли: как аръегардный спутник модернизма; как оппонент «революционизации» частной жизни; как антагонист тоталитарна"

модели культуры.

В седьмой главе «Тоталитарное» и «массовое» в советской культуре 1930-х годов» дан сравнительный анализ двух субкультур в советской культуре 30-х годов, а также обоснованы причины и характер исторического компромисса Власти с обывателем.

Анализ исторических источников позволил автору сделать вывод о неправомерности отождествления тоталитарной и массовой культуры и коренных отличиях этих субкультур по важнейшим параметрам: основным векторам движения, соотношению стихийного и организованного, главному импульсу, масштабам, системе доминирующих жанров искусства, отношению к телу и интимной жизни. Сопоставление характеристик этих субкультур позволило сделать вывод о том, что, имея один объект влияния, они обладали различной природой, содержанием и функциями.

Пространство культуры и в условиях жесточайшего контроля не было однородным. Под гладко причесанным пустырем тоталитарной культуры продолжали существовать многие культурные миры. В советской культуре для большинства сосуществовали и переплетались: «искусство для масс», «искусство масс» и «массовое искусство» (агент массовой культуры). Первое определялось партийными директивами и подвергалось наибольшей «тоталитаризации». Второе по своей природе было меньше подвержено внешнему диктату, т.к. это сектор народной культуры. Регламентация третьего, несмотря на гигантские усилия, также оказалась недостижимым идеалом культурной политики.

1929 год, вошедший в историю как «год великого перелома», стал поворотным и в судьбе массовой культуры в советской России. В сталинском СССР она проявляла подлинные чудеса выживания в условиях практически полной отмены свободной конкуренции и беспрепятственного движения продуктов культурного производства. Своей системой предписаний и запретов власть многое изъяла из естественного оборота массовой культуры. Но эти ограничения были лишь одним из факторов, придававших своеобразие феномену массовой культуры в 30-х годах. Не менее значимым для него был характер исторического пути России, а также некоторые глобальные тенденции культуры индустриального общества.

Поскольку в императорской России так и не был совершен переход к обязательному образованию, то эту проблему пришлось решать новой власти. Введение с 1930 года всеобщего обязательного начального образования, а также энергичнейшая работа по ликвидации неграмотности были огромным шагом вперед в повышении культуры населения. Несмотря на предпринятые усилия, остававшийся низким культурный уровень большинства не только определял убогость многих продуктов массовой культуры, но объективно регламентировал распространение в обществе более сложных форм искусства и литературы. Высокая проективная задача формирования всесторонне развитого человека вступала в острое противоречие с реальностью. Люди власти в большинстве своем по уровню образования мало отличались от управляемой «массы».

На характер развития массовой культуры 30-х годов особое влияние оказала ускоренная индустриализация и урбанизация, по своим темпам не знавшая аналогов не только в отечественной, но и в мировой истории. Под влиянием этих процессов возникли многие неожиданные проблемы в экономической, социально-бытовой и культурной сфере, включая стремительное сокращение пространства традиционной народной культуры. В неудержимо растущих городах массовая культура развивалась как культура маргиналов в первом поколении, сохраняющая черты фольклорной традиции, придававшей ей своеобразный характер. Это обстоятельство играло немаловажную роль в том, что допускалось и что находилось под психологическим запретом в массовой культуре, сохранявшей поразительное целомудрие не столько под давлением государственной, сколько под влиянием народной, нравственной цензуры.

Рыночная по своей природе массовая культура в новых условиях находила, несмотря ни на что, каналы распространения. В этом ей нередко помогали навыки устной коммуникации вчера еще бесписьменного общества. Ее близость к фольклорной народной культуре помогала формированию адекватного массовым вкусам репертуара народных кумиров. Непосредственность эмоциональных реакций общества «новых горожан» вызвала к жизни невиданное для нашей культуры явление - «сенсационное зрелище» с его феноменом неистового болельщика, зрителя, участника. Массовые, особенно спортивные, зрелища были очень яркой чертой советской массовой культуры. Видимо, неслучайно особый статус в общественном сознании в это время получили и коллективные виды спорта. За этими фактами стояли важные социально-психологические сдвиги -результат формирования «нового человека», закрепления коллективистской системы ценностей в массовой культуре и системного преодоления «индивидуализма» и «эгоизма».

Трагический исторический контекст 30-х годов не мог не влиять на аффективный фон эпохи (термин Р.Барта), который чутко улавливала массовая культура, всегда безошибочно реагирующая на состояние «коллективного бессознательного». Ее порождения . способствовали сохранению психологической устойчивости в столь непредсказуемом и непонятном мире. На чрезмерное давление политики и идеологии она отвечала аполитичностью и камерностью своих артефактов, на возрастание милитаризации в жизни общества реагировала сугубо мирной тематикой своих патефонных шедевров, противовесом нагнетанию страха был оптимизм и юмор музыкальных кинокомедий.

Искоренив НЭП и нэпмана, власть оказалась перед проблемой обеспечения всего спектра культурных потребностей граждан при отсутствии нужных для этого навыков. Необходимость совмещения идеологического и кассового потребовала смены акцентов в культурной политике, развития коммерческого мышления, переосмысления значения рекреации, привлечения талантливых авторов и исполнителей (даже если они не проявляли нужного идеологического рвения), определения специфики

массовой аудитории при отсутствии инструментов ее познания, поскольку к началу 1930-х годов «массоведение» было уже ликвидировано.

Политика власти по отношению к массовой культуре пережила в течение предвоенного десятилетия известную метаморфозу. В начале 30-х годов в ней преобладали меры насильственного насаждения марксистской идеологии: навязывалось разделение произведений культуры и искусства на более идеологически приемлемые, вполне приемлемые, произведения неполной идеолошческой выдержанности и идеологически чуждые. Во второй половине десятилетия более характерной стала мимикрия под массовые вкусы, что было частью системного компромисса власти с обывателем не только в сфере искусства, но и в бытовой культуре.

Кинематограф в 1930-х годах был действительно «самым массовым из искусств» и занимал совершенно особое место в жизни советских людей, а потому должен был быть очищен он «чуждого». Неслучайно в кратчайшие сроки была проведена его «девестернизация» - освобождение кинопроизводства и кинопроката от зависимости от запада. В результате ускоренного вытеснения западной кинопродукции с отечественных киноэкранов исчезли мелодрамы, боевики, полицейские ленты, комедии. Необходимость заполнения возникших пустот и уход мощного соперника создали благоприятные условия для расцвета «легкого жанра» в советском кинематографе.

Парадокс ситуации состоял в том, что «девестернизация» кинопроизводства прекрасно уживалась с восприятием передовых технологий Голливуда. Советский кинематограф 1930-х годов, с одной стороны, был носителем национальных социально-психологических и культурных приоритетов, а с другой - в его развитии нашли отражение глобальные тенденции массовой культуры. Синхронно с западом произошел переход к звуковому кино, началось формирование национальных мифов массовой культуры, возник комплекс эталонных персонажей, началось формирование «системы звезд» самого массового искусства, которые одновременно стали и законодателями потребительской моды в СССР.

Противоречие экономических и идеологических интересов государства заставляло его искать компромиссы. Особенно часто это случалось во второй половине 30-х годов, когда правящий режим признал «де-факто» разделение культуры на официальную и «частную». Невозможно было и далее игнорировать проблемы, вызванные ускоренной урбанизацией. К реабилитации потребительской формы жизни советская Россия пришла после многолетнего перерыва, утратив многие навыки, соответствующую индустрию и связи с зарубежьем. Одним из важнейших открытий этого десятилетия явилось признание значимости повседневной культуры, что привело к существенным дополнениям в пятилетних планах развития народного хозяйства. Такой сдвиг не только способствовал возвращению миллионов людей к естественному существованию, но и способствовал укреплению позиций сталинского режима.

В 1930-е годы произошли радикальные изменения социальной структуры

советского общества. В результате добровольных и насильственных переселений, мобилизаций на ударные стройки социализма, массовых миграций, ускоренной урбанизации, развития комплекса средств массовой коммуникации, массового овладения первичной грамотой, приобщения миллионов вчерашних крестьян к городской культуре произошло подключение уже не отдельных анклавов, а огромной страны к общемировому процессу формирования «массового общества». Принципиально «антирыночное» и «антипотребительское» государство капитулировало перед обывателем.

Запаздывание этих метаморфоз в культурной политике объяснялась и чрезмерной ее идеологизацией, и теоретической новизной для большевизма проблемы культуры, и непониманием многофункционального характера этого сложного явления, в структуре которого массовая культура играла свою существенную роль, оставаясь всегда в тени циклопических событий. В течение первых двух десятилетий советской власти в ней произошли значимые изменения. Если нэповский ее вариант был весь пропитан тоской по довоенной жизни, то массовая культура первого советского поколения была уже иной по содержанию и основным ориентирам. В течение двадцати лет произошло врастание идеи социализма в массовое сознание, что не могло не найти отражения в порождениях массовой культуры. В 30-х годах в секуляризованном обществе, пережившем насильственную атеизацию и утратившем многое из элитарной и традиционной культуры, массовая культура заняла неподобающе большое место. Выводы по главе:

- Тридцатые годы - это тот период истории нашей страны, когда нельзя всецело доверять официальным текстам эпохи, необходим диалог с эпохой через «вчувствование» в нее, через поиск того, о чем «промолчало». Многое в массовой культуре 30-х годов относится к несправедливо запрещенному и забытому.

- Важной особенностью массовой культуры этого периода была ее близость к народной, чем определялись многие ее коммуникативные, содержательные, жанровые характеристики и нравственные ограничения.

- Неповторимый аффективный фон эпохи, который формировался под влиянием социокультурных изменений, напряженной общественной атмосферы и репрессивной политики государства, был постоянным партнером массовой культуры, достойно выполнявшей свою терапевтическую миссию.

- Политика Власти по отношению к данному феномену в течение предвоенного десятилетия пережила существенную эволюцию от прямолинейно жестких ограничений и «девестернизации» кинематографа к признанию значимости массовой культуры в частной жизни советского человека и системным уступкам его потребительским ожиданиям.

- К концу исследуемого периода произошло присоединение уже не отдельных, наиболее индустриально развитых регионов, а всей страны к общемировому процессу формирования «массового общества». Массор'

культура советской страны теперь уже представляла собой достаточно гармоничное сочетание глобальных тенденций ее развития и национальных социально-психологические, культурных, ментальных приоритетов.

Глава восьмая «Русское зарубежье о массовой культуре в контексте 1920-1930-х годов» посвящена развитию отечественной традиции анализа массовой культуры в условиях изгнания.

В течение 1990-2000-х гг. в отечественной науке многое было сделано для возрождения наследия русского зарубежья. Опубликованы наиболее яркие труды философов, историков, искусствоведов, социологов первой волны эмиграции, возвращаются на родину ее архивы. Вслед за восстановлением памяти о самых знаменитых представителях русского зарубежья началось открытие вклада и мыслителей «второго» ряда. Теперь пришло время проблемного подхода. Одним из недостаточно исследованных аспектов научной деятельности мыслителей зарубежья является продолжение ими и в изгнании национальной традиции анализа новейших процессов в культуре индустриального общества. Сегодня еще не представляется возможным исчерпывающее освещение их вклада в осмысление такого важного ее аспекта как массовая культура. Диссертантом предпринят лишь первичный поиск некоторых путей ушедшей мысли.

В эмиграции, в новом историческом и научном контексте получила своеобразное развитие «аристократическая» концепция К.Леонтьева в теории «этического аристократизм» И.Ильина. Целостный подход к анализу индустриальной цивилизации, заявленный А.Блоком, был продолжен в работах ряда интересных мыслителей русского зарубежья 20-30-х годов: в концепции культурно-исторических циклов П.П.Муратова, в ряде статей А.Ф.Керенского, в метатеории социодинамики культуры П.А.Сорокина. Сохранил свои позиции и конкретно-исторический подход в творчестве ряда историков. Профессор П.М.Бицилли в их ряду был весьма заметной фигурой.

Особая судьба постигла в эмиграции «антимещанскую» концепцию «русского социализма». В первые годы эмиграции интерес к ней поддерживался неожиданными социально-экономическими и культурно-психологическими последствиями введения НЭПа. Но уже к концу 20-х годов этот термин ушел из культурно-философского лексикона эмигрантов. Это произошло в связи с вхождением общественной мысли зарубежья в западноевропейское категориальное пространство, что привело к отказу от некоторых экзотических для европейцев терминов. Для судьбы этой своеобразной концепции имело значение и новое понимание роли «среднего класса» в истории буржуазной цивилизации.

В отличие от вынужденного «сектантства» советских исследований этого феномена, мыслители русского зарубежья, получив доступ к новейшей европейской литературе, работали на стыке отечественной и западной традиции. Оказавшись в инородной среде, где господствовали концепции фрейдизма, «философии жизни» и зарождалась «тоталитарная» концепция, они стремились сохранить самобытность своего видения процессов и не подпасть под воздействие стереотипов европейского мышления. И в

изгнании ими был продолжен терминологический поиск адекватного обозначения проявлений массовой культуры.

Произошедшая в эмиграции переориентация научных интересов многих оригинальных мыслителей в зону современной культуры говорит и о сложности культурной ситуации на Западе, и о болезненности восприятия эмигрантами некоторых процессов в ней, включая массовую культуру.

Специалист по немецкой классической философии - Иван Ильин в эмиграции неожиданно для многих обратился к проблеме «кризиса христианской культуры», вызванного, по его мнению, секуляризацией и тем, что господствующее положение в культуре заняла «обезбоженная чернь», впервые в истории получившая для своего лидирования социальные, экономические, технические возможности. По его мнению, в результате начавшегося еще в эпоху Возрождения процесса обособления культуры от веры, религии и церкви возник «антихристианский фронт» «религиозно-бессмысленного государства», «безыдейного хозяйствования», «безбожной науки», «.распоясавшейся пошлости бездуховного искусства». Как считал Ильин, человек без Бога живого внутри влечется «приобретательскими инстинктами», а искусство становится таким же предметом потребления, как и любой товар. Он видел единственную возможность преодоления бездуховности в возрождении традиционных ценностей христианской культуры. В, как тогда казалось, бесповоротно атеизирующемся мире, он, по сути, предвидел неизбежность появления религиозного фундаментализма как защитной реакции против наступления потребительской цивилизации.

«Ренессансовед» П.П.Муратов в середине 20-х годов оказался активным участником дискуссии о современных тенденциях в культуре. Не избежав характерного для 1920-х годов всеобщего увлечения «циклическими» концепциями, он и в этой ситуации сумел сохранить самобытность своего видения. Согласно предложенной им «теории культурно-исторических циклов» вся история человечества представляет собой смену циклов, для каждого из которых характерен свой темп развития, ведущие жанры искусства, разная степень влияния народных масс на исторический процесс и культуру общества. Основное внимание в концепции уделялось системному анализу современного культурно-исторического цикла, начавшегося в 1920-х годах. Его специфическими чертами он считал: индустриализм, врожденность научного мироощущения, господство нечеловеческих сил и скоростей и преобладание механических ритмов над «органическими». В индустриальном мире падает роль истинного искусства и возникает потребность в его заменителях.

Как когда-то А.Блок, Муратов актуализировал проблему девальвации времени в жизни «народного человека»: она состоит в том, что в условиях реального увеличения объема свободного времени, у него остается несформированной мотивация к эффективному использованию досуга, а современное модернистское искусство неспособно удовлетворить его эмоциональный голод. Оба мыслителя - и Ильин, и Муратов усматривали прямую связь между убожеством культурного выбора масс

потребительской моделью жизни. Из-за отсутствия общепринятого обозначения Ильин и Муратов встали перед проблемой терминологического определения явлений, относящихся к массовой культуре. Муратов предложил свои термины «антиискусство» и «искусство на потребу», а Ильин использовал традиционный для русской философской традиции термин «культура черни». В ряде статей 30-х годов, посвященных новейшим процессам в культуре послевоенного мира, А.Ф.Керенский предложил свой аналог европейского термина - «типовой человек» (в полном соответствии с национальной традицией).

Немаловажную роль в дискуссиях о судьбе культуры в XX веке играл вопрос о методологии научных исследований. Особенно важен был методологический выбор тогда, когда шли поиски потенциала сопротивления русской культуры нивелирующим тенденциям индустриальной цивилизации. Одним из авторитетнейших оставался конкретно-исторический подход, позволявший на основании исторических и литературных источников судить о степени сохранения самобытности русской культуры уже в XX веке. Используя его, профессор П.М.Бицилли пришел к выводу о том, что цивилизационное отставание России является благом для нее, т.к. из-за него русская литература сохраняет и в современном мире свое многоголосие, многоэтажность и тем самым объективно противостоит обезличиванию, усреднению, «засасыванию цивилизацией».

Советский эксперимент на фоне грозных предвестников «Заката Запада» вызывал живейший интерес и европейских ученых, и мыслителей русской эмиграции. В начале 20-х годов свидетельства очевидцев, а также доступные эмигрантам документальные материалы о ситуации в экономике, культуре, состоянии массовой психологии позволили сделать выводы о существенных отличиях массовой культуры советской России от европейской. Под воздействием трагических исторических обстоятельств в ней произошло торможение развития современных средств массовой коммуникации, сокращение сети начального образования, повсеместно произошел откат к фольклорной культуре, а также усилилось влияние устной коммуникации. Тем самым распространение негативных тенденций к «усреднению» существенно замедлилось. Т.е. неожиданно и в своеобразной форме сбылась мечта К.Леонтьева о «подмораживании» России.

В условиях нарастания идеологической блокады и сужения возможностей прямого диалога ученых «двух Россий» для осмысления ситуации на родине эмигрантами использовались приемы герменевтического анализа текстов «новой литературы» советской России задолго до применения этого метода французской школой «Анналов». В то время как европейская интеллигенция под обаянием концепции «массового общества» искала и находила на Западе признаки наступления «человека-массы», «толпы», «безличного стада», русские мыслители 20-х годов обнаружили на родине под грубоватым внешним обликом «простого человека» сложный и противоречивый мир отнюдь не усредненного человека.

Вместе с тем зарубежьем была предсказана неизбежность

потребительского реванша в СССР. Если левая интеллигенция изнутри страны оценивала наметившиеся тенденции «омещанивания» «масс» как катастрофические для реализации коммунистического идеала, то эмигранты оценивали эти потребительские проявления как возвращение страны к нормальному развитию. Ими рано была предсказана контрреволюционность второго советского десятилетия по отношению к первому не только в политике и экономике, но и в повседневной культуре.

Задолго до появления на западе концепции о конвергенции двух противоположных систем, мыслителями зарубежья было обнаружено единство общецивилизационных черт в повседневной культуре в России и на Западе. Советская наука еще более полувека продолжала настаивать на кардинальных отличиях двух систем и отсутствии при социализме почвы для массовой культуры. Выводы по главе:

- Уникальность третьего этапа (1920-1930-е годы) развития отечественной традиции анализа феномена массовой культуры состоит в том, что в результате революции, т.е. волей исторических обстоятельств, дальнейшее развитие традиции пошло двумя параллельными путями. Одна часть интеллигенции продолжила «старый русский спор о культуре» в эмиграции, другая часть получила уникальную возможность не только наблюдать большевистский эксперимент по преодолению «обывателя» и «мещанина», но и принять участие в выполнении государственного «заказа» на исследование «массы», «массового» восприятия и культуры «масс» в ряде научных центров Советской России.

- Своеобразием творчества русского зарубежья было продолжение национальной отечественной традиции осмысления актуальных проблем культуры в условиях абсолютного господства западных концепций, что существенно обостряло проблему сохранения независимого видения актуальной и для Запада и для новой России проблемы. Несмотря на это мыслителями эмиграции было продолжено создание самобытных концепций и независимый терминологический поиск.

- Как и на прошлых этапах рефлексии массовой культуры, оставалась непреодолимой специфика «народопоклонческого» восприятия европейской терминологии: в концепциях мыслителей эмиграции по-прежнему отсутствовало негативное использование терминов «масса» и «массовый».

- Если внутри страны с закрытием ряда наук и научных центров на рубеже 1920-1930-х годов была надолго прервана традиция анализа массовой культуры, то в зарубежье этот интерес сохранялся и в последующие годы. Ярким примером верности традиции являлись концепции И.А.Ильина, П.П.Муратова, П.М.Бицилли, А.Ф.Керенского, а также Питирима Сорокина, выходящая за хронологические рамки данного исследования.

В Заключение по диссертации подводятся основные итоги исследования, формулируются выводы и положения, выносимые на защиту, намечаются перспективы дальнейшей научной деятельности в рамках избранного направления.

Список работ, опубликованных по теме диссертации

Монографии:

1. Лебедева В.Г. Две рефлексии: европейская и российская традиции анализа феномена массовой культуры. / В.Г.Лебедева. - СПб.: Нестор, 2008. -212 с. (13,25 п.л.)

2. Лебедева В.Г. Судьбы массовой культуры в России. Вторая половина XIX - первая треть XX века. / В.Г.Лебедева. - СПб.: СПбГУ. 2007. -256 с. (20,7 п.л.)

Публикации в изданиях, включенных в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендуемых ВАК:

3. Лебедева В.Г. Нежданная гостья из будущего (ранняя массовая культура Европы в диалоге «Россия-Запад» - вторая половина XIX века). /В.Г.Лебедева//Гуманитарные проблемы современной цивилизации. У1 Международные Лихачевские научные чтения 26-27 мая 2006 г. - СПб.: СПбГУП. 2006. - С. 229-231. (0,2 п.л.)

4. Лебедева В.Г. Феномен мещанства в философско-культурологической мысли Санкт-Петербурга. / В.Г.Лебедева //История культуры Санкт-Петербурга и современность. Материалы межвузовской научно-практической конференции 30 июня 2005 г. - СПб.: СПбГУП. 2006. С. 46-52. (0,4 п.л.)

5. Лебедева В.Г. Массовая культура и массовое сознание: взаимовлияние и взаимодействие. / В.Г.Лебедева // «Известия Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии». «Социальная коммуникация: монолог, диалог, полилог». Вып. 1: сб. науч. тр.: по материалам междунар. научно-практич. конф. 18-19 ноября 2004 г. -СПб.: СПбГЛТА, 2005. - С.60 - 65. (0,33 п.л.)

6. Лебедева В.Г.Своеобразие формирования русского культурно-философского словаря в XIX веке. / В.Г.Лебедева // Известия СПбГЛТА, 2004, вып. 171. СПб.: СПбГЛТА, 2004. С. 180-186. (0,4 п.л.)

7. Лебедева В.Г. Антитеза «старое - повое» в массовой культуре 20-х годов. / В.Г.Лебедева // Известия СПбГЛТА, 2002, вып. 10 (168). СПб.: СПбГЛТА, 2002. С. 178-186. (0,53 п.л.)

8. Лебедева В.Г. Русское зарубежье о массовой культуре в контексте 2030-х годов. / В.Г.Лебедева // Известия СПбГЛТА, 2000, вып. 8 (166). СПб.: СПбГЛТА, 2000. С. 143-153. (0,66 п.л.)

9. Лебедева В.Г. Встреча с массовой культурой в истории общественной мысли России. / В.Г.Лебедева // Известия СПбГЛТА, 1997, вып. 5 (163). СПб.: СПбГЛТА, 1997. С. 200-205. (0,33 п.л.)

Ю.Лебедева В.Г. Социокультурный бумеранг российской «колонизации». / В .Г.Лебедева // Известия СПбГЛТА, 1994, вып. 2 (160). СПб.: СПбГЛТА, 1994. С. 161 -169. (0,53 п.л.) Публикации в зарубежных изданиях:

11 .Lebedeva V. Totalitarian and Mass Elements in Soviet Culture of the 1930s. /Russian Social Review. 2003, vol 44 no 6. Нью-Йорк, 2003. С. 51-81.(1,33 п.л.)

12.Lebedeva V. Totalitarian and Mass Elements in Soviet Culture of the 1930s. /Russian Studies in Histori. 2003, vol 42, no 2. Нью-Йорк, 2003. С. 66-96. (1,33 п.л.)

1 З.Лебедева В.Г. Мещанство. /Идеи в России. Русско-польско-английский словарь. Под ред. А.Лазари. В 5 т. Т. 5. Польша, Лодзь, 2003. С. 170174. (0,26 п.л.)

14. Лебедева В.Г. Встреча «Серебряного века» с «Железным» (в контексте анализа массовой культуры). Польша, /Славиа Ориенталис, т. XIУ, № 3. 1996. С.88-91. (0,2 п.л.)

Статьи и материалы в других изданиях:

15.Лебедева В.Г. и другие. Социальная коммуникация: монолог, диалог, полилог. Вып. 2. //Составитель и редактор В.Г.Лебедева: сб. научн. тр.: по материалам межвуз. научно-практ. конф. 15-16 декабря 2006 г. -СПб.: СПбГЛТА., 2007. - 124 с. (8,26 п.л.)

16. Лебедева В.Г. «Мозаичная культура» как продукт современной коммуникативной парадигмы. / В.Г.Лебедева // Социальная коммуникация: монолог, диалог, полилог. Вып. 2.: сб. научн. тр.: по материалам межвуз. научно-практ. конф..СПб.: СПбГЛТА, 2007. - С. 10-17. (0,46 п.л.)

П.Лебедева В.Г. Экология интеллигенции: постановка проблемы. / В.Г.Лебедева//Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы: сб. науч. тр.: по материалам междунар.науч. конф. 2005 г. - Иваново, ИвГУ, 2005. - С. 104-108. (0,26 п.л.)

18. Лебедева В.Г. Уроки истории европеизации российского образования. / В.Г.Лебедева. //Актуальные проблемы высшей школы. Интеграция российского высшего профессионального образования в европейское образовательное пространство: сб. науч. тр. по материалам межвузовской научно-методологической конференции. Март 2004 г. -СПб.: СПбГЛТА, 2004. - С. 16-23. (0,46 п.л.)

19.Лебедева В.Г. О смене парадигмы культурного развития российской империи во второй половине XIX века. / В.Г.Лебедева //Клио, 2004. № 2 (25). СПб. 2004. - С. 155-168. (0,87 п.л.)

20.Лебедева В.Г. Искусство XX века. /В.Г.Лебедева, СПб.: СПбГЛТА. 2003. - 17с. (1.13 п.л.)

21 .Лебедева В.Г. Концепция культурно-исторических циклов

П.П.Муратова. / В.Г.Лебедева // Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход: сб. научн. тр.: по материалам межвуз. науч. конф. 2000 г. -Иваново, ИвГУ., 2000. - С. 140-145. (0, 33 п.л.)

22. Лебедева В.Г.Тоталитарное и массовое в советской культуре 30-х годов. / В.Г.Лебедева // Клио, 2000, № 1 (10). - С. 152-162. (0,7 п.л.)

23 .Лебедева В.Г. У истоков советского варианта «общества потребления» (30-е годы). / В.Г.Лебедева //История российского быта: сб. статей . -СПб.: Нестор,1999. - С. 245-250. (0,33 п.л.)

24. Лебедева В.Г. Русское зарубежье на «пароме» «Россия - Запад» / В.Г.Лебедева // Русь, Россия и мировая цивилизация: сб.статей. - СПб.: Нестор, 1999.- С. 145-148. (0,2 п.л.)

25.Лебедева В.Г. Метаморфозы искусства XX века и новый цивилизационный сдвиг. / В.Г.Лебедева //Философия истории и культуры. РАН, Дом ученых им. М.Горького, Санкт-Петербургская Ассоциация «Диалог культур» Научные доклады Ассоциации «Диалог культур». - 1999. № 1. СПб.: СПбГЛТА. С. 94-96. (0,2 п.л.)

26. Лебедева В.Г. Молодежная субкультура России в хронотопе 20-х годов. / В.Г.Лебедева // Гуманитарный вектор. Вестник Забайкальского отделения Академии гуманитарных наук, 1997, № 1. - С. 36-43. Чита, ЗГПУ.-С. 36-43. (0,46 п.л.)

27. Лебедева В.Г. Культурология. От факта к смыслу культуры. - СПб.: СПбГЛТА, 1997. 48 с. (3,2 п.л.)

28. Лебедева В.Г. Встреча Серебряного века с Железным. Иванов-Разумник о судьбе мещанства и массовой культуры. /В.Г.Лебедева Иванов-Разумник. Личность. Творчество. Роль в культуре: сб. статей. СПб.: Глаголь, 1996. - С. 143-147. (0,27 п.л.)

29. Лебедева В.Г. Проблема выбора культурной стратегии власти в постреволюционной России. / В.Г.Лебедева //Российская интеллигенция: традиции и новации: сб. науч. тр.: по материалам междунар науч. конф. - 1996 г. - Иваново, ИвГУ, 1996.- С. 46-50. (0.27 пл.)

30. Лебедева В.Г. Об истоках российской историографии массовой культуры. /Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии: сб. науч. тр.: по материалам междун. науч. конф. 20-21 сентября 1995 г. - Иваново, ИвГУ, 1995. - С. 225-227. (0.2 пл.)

31 .Лебедева В.Г. Культурология. Введение в теорию культуры. /В.Г.Лебедева. СПб., 1995.46 с. - (3 п.л.)

32.Лебедева В.Г. Итоги XX века и взгляд в будущее. / В.Г.Лебедева. СПб.: СПбГЛТА, 1991. 22 с. (1,47 п.л.)

ЛЕБЕДЕВА ВАЛЕНТИНА ГЕЙНРИХОВНА АВТОРЕФЕРАТ

Подписано в печать с оригинал-макета 19.09.08. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Печать трафаретная. Уч.-изд. л. 3,0. Печ. л. 3,25. Тираж 120 экз. Заказ № 215. С 6 а.

Санкт-Петербургская государственная лесотехническая академия Издательско-полшрафический отдел СПбГЛТА 194021, Санкт-Петербург, Институтский пер., 5

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора культурологии Лебедева, Валентина Гейнриховна

Введение

I. Общая характеристика работы.

II. Степень разработанности проблемы.

1. Европейская концепция «массового общества» и его культуры в XIX в.

2. Развитие европейской концепции «массового общества» в XX в.

3. Динамика'российских исследований массовой культуры в 19502000 гг.

Раздел 1. ГЕНЕЗИС МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ В ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ

Глава /. Смена культурных парадигм общественной жизни России во второй половине XIX века.

1.1. Социально-культурный резонанс реформ 1860-1870-х годов.

1.2. Кризис классической парадигмы русской культуры.

1.3. «Дух века» и рынок культуры.

1.4. Ранняя массовая культура в архитектонике Серебряного века.

Глава II. Зарождение российской традиции анализа феномена массовой культуры.

11.1. Рождение новой культурно-исторической рефлексии: от событийной к обиходной культуре.

11.2. Открытие «новой» Европы.

11.3. Адаптация русского культурно-философского словаря к новой буржуазной реальности.

II.4. Феномен мещанства в концепциях «русского социализма»

Глава III. От поисков культурной самобытности к признанию единства индустриальной культуры.

III .1. Угроза духовного «усреднения» в мировоззрении Константина Леонтьева.

I1I.2. Встреча Серебряного века С Железным.

Ш.З. Феномен «панэвтихизма» в концепции Василия Розанова.196 III.4. Жизнь и судьба «рабов цивилизации» в культурологической концепции Александра Блока.

Глава IY. Теоретические истоки культурной стратегии большевизма.

IY.1. Актуальность «нового взгляда» на истоки культурной стратегии большевизма.

IY.2. Предчувствие культурной революции в философских исканиях начала века.217 г

IY.3. Гипотетическая миссия «пролетарской культуры».

IY.4. Мещанство - «враг номер один» формирования «нового человека».

Раздел 2. СУДЬБА МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ (20-30-е годы)

Глава Y. Советское «массоведение» 1920-х годов. «Массовый человек» и «массовая культура» как объект научного апализа.

Введение диссертации2008 год, автореферат по культурологии, Лебедева, Валентина Гейнриховна

совой культуры.254

Y.3. Общественные поиски «формулы успеха» массовой культуры .265

Y.4. Закрытие «массоведения» в СССР на рубеже 1920-1930 гг.271

Глава YI. Антитеза «старое-новое» в массовой культуре

1920-х годов.279

Y1.1. Нэпман - непризнанный «герой» своего времени.281

Y1.2. «Довоенность» - главный культурно-психологический ориентир НЭПа.292

YL3. Молодежная субкультура - противовес «мещанской * угрозе».297

Y1.4. Системное преодоление нэповской культуры.306

Глава YII. «Тоталитарное» и «массовое» в советской культуре 1930-х годов.311

Yll. 1. Сравнительная характеристика тоталитарной и массовой культуры.311

Y1I.2. Идеологическое и кассовое в массовой культуре 30-х годов.324

Y1I.3. Девестернизация «самого массового из искусств».333

YII.4. Исторический компромисс власти с обывателем.340

Глава YIIL Русское зарубежье о массовой культуре в контексте 1920-1930-х годов.352

YIII. 1. Продолжение и в изгнании «старого русского спора» о культуре.352

YIII.2. Концепции Ивана Ильина, Павла Муратова, Петра

Бицилли о судьбе культуры в индустриальном мире.360

YIII.3. Мыслители «первой волны» о динамике массового сознания и массовой культуры в Советской России.378

YIIL4. Русское зарубежье о «тайне недостаточного сопротивления» народа «тоталитаризму».390

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.396

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.399

СПИСОК НАУЧНЫХ ТРУДОВ СОИСКАТЕЛЯ.428

ВВЕДЕНИЕ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Возрастание роли массовой культуры в жизни общества является одной из характерных черт переживаемого Россией периода кардинальных общественных изменений. Благодаря переходному состоянию общественного сознания после распада СССР и отказа от социалистического варианта развития, уходу государства из многих сфер культуры и стремительному формированию в ней рыночных отношений, противоречивости законодательной базы политики в сфере культуры возник дисбаланс между высокой и массовой культурой. Падение многих нравственных «табу», болезненные проявления современного этапа «сексуальной революции», мощное влияние западной системы ценностей в кинематографе, на телевидении, в массовой периодической печати и литературе, в различных формах развлекательной культуры также актуализируют изучение массовой культуры.

В период своего зарождения, будучи лишь одной из многочисленных субкультур, массовая культура не могла оказать существенного негативного воздействия на общество. Качественно иная ситуация сегодня: массовая культура является естественной средой обитания современного человека и выполняет ряд важных функций в его жизни. Вместе с тем одной из сущностных характеристик массовой культуры как важного фактора глобализации является ее активная роль в размывании системы национальных ценностей и приоритетов. Наиболее ярко эта черта массовой культуры проявляется в периоды смены парадигм общественного развития. Неслучайно самосохранение культуры было одной из наиболее острых проблем реализации проектов модернизации в России во второй половине Х1Х-ХХ вв. Теоретический и конкретно-исторический анализ массовой культуры может способствовать выработке взвешенной целостной государственной политики по отношению к ней, а также системной мобилизации защитных механизмов культуры.

Актуальность темы исследования обусловлена не только проблемной ситуацией, сложившейся в культуре нашей страны, но и неравномерностью отражения в науке различных аспектов массовой культуры. Большинство трудов российских исследователей посвящено ее феноменологическому анализу, определению комплекса причин зарождения в европейской культуре Нового времени и анализу специфики современных ее проявлений в нашей стране и за рубежом. Наименее изученной остается ранняя фаза развития массовой культуры в России - от ее зарождения в XIX веке и до появления общепризнанного термина в начале 1940-х годов. «Сущность» явления и его «существование» всегда взаимосвязаны. В особенной степени это относится к массовой культуре с преходящим характером ее «достижений» и «бестселлеров».

До сих пор в современной науке не предпринимались комплексные культурологические исследования ранней массовой культуры.

Объект исследования. - Ранняя массовая культура России.

Предмет исследования. - Истоки и становление массовой культуры в России (1860-1940) и ее анализ русскими мыслителями изнутри конкретно-исторического контекста.

Цель и задачи исследования. - Основной целью является комплексное изучение начальной фазы массовой культуры в России. Данная цель обусловила необходимость постановки и решения следующих задач:

- проанализировать российскую историографию массовой культуры;

- осветить процесс смены парадигм общественной жизни России во второй половине XIX века;

- определить своеобразие ранней массовой культуры, ее место и функции в системе культуры России рассматриваемого периода;

- проанализировать процесс зарождения и развития российской традиции анализа феномена массовой культуры;

- обозначить степень концептуальной и терминологической самобытности рефлексии массовой культуры в трудах отечественных мыслителей;

- проанализировать теоретические истоки культурной стратегии большевизма и определить место в ней проблемы преодоления «мещанской» культуры;

- охарактеризовать опыт советского «массоведения» 1920-х годов;

- раскрыть содержание антитезы «старое-новое» в массовой культуре 1920-х годов:

- сравнить «тоталитарное» и «массовое» в советской культуре 1930-х годов;

- обосновать тезис о продолжении отечественной традиции анализа феномена массовой культуры «русским зарубежьем» 1920-1930-х годов.

Методологическая основа диссертации. Методология исследования базируется на единстве историко-философского, сравнительно-исторического, философско-культурологического подходов к решению поставленных задач.

Анализ массовой культуры в научном контексте второй половины XIX -первой трети XX вв. потребовал учета концептуальных идей, выработанных в философии, эстетике, семиотике, культурологии, социологии, социальной психологии, структурализме, исторической и культурной антропологии. Существенное методологическое значение для данного исследования имела «диалогическая» концепция культуры.

Постановка задачи исследования зарождения и развития массовой культуры в конкретно-исторических условиях России обусловила необходимость использования ретроспективного метода, многофакторного анализа, а также семиотического подхода к текстам изучаемой эпохи.

Источниковая база диссертации состоит из следующих групп источников:

1. Тексты эпохи, в которых содержатся неповторимые черты ранней массовой культуры: периодические издания — «толстые» журналы, научно-популярные и литературно-художественные журналы, «бульварная» литература; сборники очерков ведущих журналистов; произведения русских беллетристов; альбомы афиш, плакатов, русского лубка, фотографий; репертуарные сборники для народных театров, самоучители бальных танцев и т.п. 2. Труды русских мыслителей — свидетелей рождения массовой культуры. 3. Мемуары, дневники, переписка видных деятелей культуры и свидетельства рядовых участников истории (серия «Неизвестная Россия»). 4. Уставы печати и опубликованные сборники государственных документов, материалы архивов.

Научная новизна и теоретическая значимость диссертации определяются тем, что впервые осуществлено комплексное культурологическое исследование истоков и становления массовой культуры в России на основе привлечения значительного корпуса материалов и архивных документов, впервые вводимых в научный оборот. Каждый из разделов диссертации содержит оригинальные элементы, до сих пор не находившие отражения в научной литературе.

- Впервые в отечественной научной литературе дан комплексный анализ российской историографии массовой культуры и предложена ее периодизация.

- Рассмотрены предпосылки зарождения массовой культуры в России: первое в истории страны массовое пополнение городского населения маргиналами; вытеснение дворянства с ведущих позиций в культуре; формирование широкого спектра общественных интересов и возможностей их реализации; уход государства из ряда сфер культуры и создание условий для ускоренного развития рыночных отношений; возникновение широкого общественного слоя людей «свободных профессий», зависящих от массового спроса на рынке культуры; формирование социума работников с четким разделением сфер труда и досуга; раннее осознание коммерсантами культуры массового спроса на средства снятия стресса и релаксации, выполнения культурой психотерапевтической функции.

Проанализирована специфика возникновения массовой культуры: зародившись в литературе и массовой периодике, в течение полувека она распространилась и на другие сферы культурного производства. Массовая культура в России исходно развивалась в двух социокультурных горизонтах: в образованном слое и в низовой городской культуре.

- Освещена роль массовой культуры в преодолении разрыва между европеизированной культурой образованных классов и традиционной культурой большинства, и его приобщении к современной развлекательной культуре и возможностям новейших средств массовой коммуникации. Значительную роль сыграла массовая культура в преодолении социальных барьеров и формировании единого поля индустриальной культуры.

- Доказано активное участие массовой культуры в развитии «диалога культур» России и Запада и формировании внутреннего и международного авторского права.

- Сделан вывод о том, что становление массовой культуры с ее потребительскими ориентирами отражало процесс преодоления в пореформенной России традиционной «философии нищеты», имевшей глубокие исторические корни, переориентации на иную систему нравственных ценностей.

- Определено, что оригинальной чертой интеллектуального развития России середины XIX столетия было совмещение во времени нескольких процессов: впервые заявила о себе философия как самобытная система национального самосознания, зародилась отечественная наука о культуре, началось формирование русского культурно-философского лексикона и отечественной традиции анализа массовой культуры. Особое место в лексиконе заняли слова, порожденные влиянием буржуазных изменений на культуру: «пошлость», «мещанство», «интеллигенция», не имевшие аналогов в европейских языках.

- Анализ научного контекста эпохи показал, что формирование «новой исторической рефлексии» явилось одним из важнейших факторов обращения русских мыслителей к жизни «незамечательных людей»: к исконной народной культуре и к изменениям в городской культуре, вызванным буржуазно-индустриальным развитием.

- Доказана синхронность зарождения отечественной традиции рефлексии массовой культуры с европейской концепцией массового общества. Это было вызвано насущной необходимостью осмысления актуальных проблем, опережающего прогноза грядущих изменений в культуре и самопознания страны «догоняющего развития».

- Опираясь на метод «проблематизации» М.Фуко, диссертант вычленил из широкого спектра концепций отечественных мыслителей второй половины XIX — первой трети XX века аспекты, относящиеся к анализу ранней массовой культуры, а также определил значимость вклада представителей различных течений общественной мысли в познание этого явления.

- Освещена судьба массовой культуры в постреволюционной России, отношение к ней «большевизма» в 20 - 30-х годах, его культурная стратегия и методы, применявшиеся в борьбе с «мещанством» и нэпманской культурой, а также раскрыта «тайна» исторического компромисса советской власти с «обывателем» в 1930-х годах.

- Проанализирован уникальный опыт исследования массового эстетического восприятия и массовой культуры рядом научных центров в Советской России 1920-х годов, а также введены в научный оборот документы Государственного архива литературы и искусства, в которых отражена деятельность ГАХН (Государственной академии художественных наук) и ОСТИ (Общества социологии и теории искусства).

Проанализированы концепции мыслителей русского зарубежья (П.П.Муратова, П.М.Бицилли, И.А.Ильина, А.Ф.Керенского) и доказано сохранение и в изгнании традиционного интереса к массовой культуре, а также самобытного взгляда на столь актуальную проблему.

На защиту диссертант выносит следующие положения:

1. Отечественная историография массовой культуры 1950-2000-х годов прошла сложный путь от официального единомыслия на основе «классового подхода» до формирования комплекса оригинальных концепций ее генезиса, функций и роли в системе культуры современного общества.

2. Несмотря на интернациональный характер изменений в культуре, в пореформенной России сложились специфические предпосылки возникновения массовой культуры. Ранняя массовая культура была не только ярким порождением ускоренной российской модернизации, но и активным участником процессов демократизации в обществе и культуре, преодоления разрыва между европеизированной культурой образованных слоев и традиционной культурой большинства и распространения потребительских стандартов в повседневной культуре городского населения.

3. Российская традиция анализа массовой культуры возникла в середине XIX века в «антимещанской» концепции «русского социализма», родоначальником которой был А.И.Герцен, получила дальнейшее развитие в трудах К.Леонтьева и «русского консерватизма», достигла наивысшей точки своего развития в творчестве В.В.Розанова, А.Блока и других мыслителей Серебряного века и была продолжена русским зарубежьем «первой волны».

4.Фундаментальными основами концептуальной и терминологической самобытности российской традиции анализа массовой культуры были традиционная система нравственных ценностей и мировоззренческие установки самих носителей национальной рефлексии. Русскими учеными была рано обнаружена родовая связь между массовой культурой и нарождающимся «обществом потребления». «Философия нищеты» (нестяжания) имела глубочайшие корни в духовной истории страны и в XIX веке продолжала оказывать воздействие на рефлексию новых явлений буржуазно-индустриальной цивилизации.

5.С момента зарождения российской рефлексии массовой культуры и на всех этапах ее развития диагностика массовой культуры носила целостный характер и не ограничивалась критикой так называемых «массовых искусств». Главным для исследователей было то, что скрывалось за ними: бедность духовного мира, убогость эстетического запроса, существование культуры на обочине «растительной жизни», отсутствие творческого начала, индифферентная общественная позиция. Неслучайно проявления массовой культуры они относили к комплексной категории «мещанства».

6.В трактовке массовой культуры отечественными мыслителями нашло отражение предвидение ими перспективы системного заимствования Россией (в ходе модернизации) порождений индустриальной цивилизации. Авторы европейской концепции свое негативное отношение к массовому обществу объясняли его угрозой индивидуализму. Российские мыслители видели в проявлениях массовой культуры опасность не только для развития личности, но и для сохранения национально-культурной самобытности, видели в распространении ее продуктов угрозу этнической катастрофы, потери русской культурой «смысложизненности» (особой духовности), а также важнейший канал распространения потребительской психологии в ущерб нравственности.

7.В диссертации предлагается новый взгляд на теоретические истоки культурной стратегии и политики большевизма, который был не только носителем постулатов марксистской идеологии с ее центральной идеей диктатуры пролетариата, но и наследником традиций «русского социализма» с его яркой «антимещанской» направленностью. Многое в реальной политике власти в 20-х годах диктовалось представлениями о высокой «антипотребительской» миссии социализма.

8.Авангардизм большевизма нашел отражение в создании в 1920-х годах государственной системы научно-исследовательских центров изучения массовой психологии, массового эстетического восприятия и массовой культуры, в которых впервые в истории была предпринята попытка объединения фундаментальных и прикладных исследований.

9.В культуре «нэповской» России 1920-х годов вступили в жесткое противостояние две несовместимых системы ценностей: старая, по своим основным параметрам предвоенная и предреволюционная, потребительская модель повседневной культуры и искусственно сконструированная «безбытная» модель существования «нового человека». Победа второй модели обеспечивалась не только мощным комплексом мер государственного воздействия, но и энтузиазмом носителей первой в истории страны молодежной субкультуры, ведущую роль в которой сыграли представители рабочего класса - нового привилегированного социального слоя.

10.Сравнительный анализ «тоталитарного» и «массового» в советской культуре 1930-х годов позволяет сделать вывод о неправомерности отождествления тоталитарной и массовой культуры. Хотя обе субкультуры имели один объект влияния — большинство населения страны, но отличались векторами движения, соотношением стихийного и организованного, главными импульсами развития, масштабами целей, системой предпочтительных жанров в искусстве, отношением к «телесному» и чувственной сфере человека. Массовая культура исполняла очень важную терапевтическую роль в напряженной атмосфере 30-х годов. Этой незаменимостью конкурента объясняется стремление государственной, тоталитарной культуры к мимикрии под массовую культуру.

11. «Русским зарубежьем» 20-3 Ох годов была продолжена отечественная традиция анализа массовой культуры. В трудах эмигрантов отражалось категориальное богатство новейшей европейской мысли - О.Шпенглера, Х.Ортеги-и-Гассета, Э.Фромма, но вместе с тем сохранялась концептуальная и терминологическая самобытность исследований. И.Ильин видел причины экспансии массовой культуры «бездуховной черни» в системных изменениях общества, государства, внутреннего мира человека, но основной ее предпосылкой считал секуляризацию. П.П.Муратов продолжил российскую традицию циклического подхода и разработал концепцию культурно-исторических циклов, в которой повышение роли массовой культуры объяснял развитием индустрии, средств массовой коммуникации и возникновением технических видов искусств в условиях господства рыночной экономики и отсутствия мотивации к более сложным формам досуга у простого человека. 1

П.П.Бицилли, применив метод конкретно-исторического анализа русской литературы, обосновал вывод о неприменимости европейской концепции массового общества к культурной ситуации в России. Мыслители русского зарубежья предлагали свои аналоги европейских терминов: «культура безбожной черни», «культура типового человека», «антиискусство», «искусство на потребу».

Теоретическая и практическая значимость диссертационной работы заключается в том, что в ней существенно расширены представления о социально-культурных последствиях реформ 1860-1870-х годов, приведших к возникновению сектора массового спроса в культурном производстве. И сегодня остается актуальной трактовка рядом поколений российских мыслителей природы массовой культуры с позиции национальной аксиологии. Анализ ранней массовой культуры в СССР 20-30-х годов обнаружил общность ряда социально-психологических и культурных процессов в Европе и СССР, несмотря на различие их политических режимов и господствующих идеологий. Развенчан «миф» о полной «тоталитаризации» советской культуры 30-х годов, в которой сохранялись многие культурные миры и субкультуры, включая массовую культуру.

Результаты исследования могут способствовать созданию комплексной картины развития русской культуры индустриальной эпохи. Итоги диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке учебных курсов по истории культуры России Х1Х-ХХ1 вв., а также по проблемам развития культуры в современном мире. Материалы и выводы исследования могут быть полезными в практической деятельности по воспитанию молодежи.

Апробация исследования и практическое использование результатов осуществлялись по следующим направлениям:

Опубликование результатов исследования в печати. В общей сложности опубликовано 32 работы (общий объем: 62,49 п.л.), в том числе две монографии «Судьбы массовой культуры в России. Вторая половипа Х1Х-первая треть XX века» (СПб, 2007, 20,7 п.л.), «Две рефлексии. Европейская и российская традиции анализа феномена «массового общества» и его культуры» (СПб., 2008, 13,25 п.л.), 8 публикаций в изданиях, рекомендованных ВАК, а также 4 публикации в зарубежных изданиях (США и Польша)

Выступления на конференциях, семинарах, совещаниях теоретико-методологического и научно-практического характера. 1. В Гуманитарном университете профсоюзов: на межвузовской научно-практической конференции «История культуры Санкт-Петербурга и современность» 39 июня 2005 г. и на шестых «Лихачевских чтениях» «Гуманитарные проблемы современной цивилизации» 26-27 мая 2006. 2. На четырех научных конференциях, проведенных Институтом российской истории РАН, Проблемным советом и Межвузовским Центром РФ «Политическая культура интеллигенции, ее место и роль в истории Отечества» в Иваново: 1) «Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии» (1995 г.); 2) «Российская интеллигенция: традиции и новации» (1996 г.); 3) «Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход» (2000 г.); 4) «Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы» (2005 г.). 3. На двух конференциях в Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии им. С.М.Кирова: 1) Актуальные проблемы развития высшей школы. Проблемы норм и инновационного творчества в эдукологии и образовательной практике: неклассический системный подход в постановке и решении» (2000 г.); 2) «Труды Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии. Актуальные проблемы развития высшей школы. Эдукология (наука образования и учебная дисциплина). Проблемы реализации программ многоуровневого образования в рамках государственных образовательных стандартов» (2003 г.) 4. В двух заочных теоретических конференциях, проведенных Санкт-Петербургским государственным издательством «Нестор»: «История российского быта» (1999 г.) и «Русь, Россия и мировая цивилизация» (1999 г.).

В декабре 1994 года соискателем был получен грант RSS (Институт «Открытое общество») в Центральной Европе по программе «Перипетии судьбы массовой культуры в России» - «Fate Peripetia of Mass Culture in Russia». Идеи и положения диссертации были вынесены на обсуждение на «круглом столе» секции теории и истории культуры Санкт-Петербургского Дома ученых (2006 г.), посвященном генезису массовой культуры в России.

Материалы диссертационного исследования используются в педагогической деятельности: при чтении лекций по культурологии, разработке учебно-методических и практических пособий, учебно-методических комплексов, учебных планов и программ для осуществления образовательного процесса на гуманитарном факультете Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии им. С.М.Кирова, в материалах элективного курса «Искусство XX века». Степень разработанности проблемы

Сегодня не существует общепринятого определения массовой культуры. В Философском словаре (под редакцией И.Т.Фролова. М., 2001) дано следующее определение: массовая культура - это «понятие, отражающее широко распространенные в условиях индустриально развитого общества особенности бытия культуры, продукт «массового общества». Основные функции массовой культуры: интеграция людей в существующую систему общественных отношений; переключение их внимания с проблемного осмысления реальной жизни на зрелищное восприятие развлекательной массовой продукции, эмоциональную разрядку и игру воображения». Е.Г.Соколов - автор очень содержательной монографии «Аналитика масскульта» предложил свое определение: «Массовая культура — механизм защиты от тех деструктивных тенденций, которые обрели угрожающий характер на этапе «заката Европы». массовая культура обслуживает массовое сознание, потрафляет его самым низменным интересам».

Мое определение сложилось в результате изучения истоков и становления массовой культуры в России: «Массовая культура — порождение индустриальной цивилизации, возникает как культура промежутка между народной и высокой культурой. Это внеклассовая, внесословная, вненациональная категория, являющаяся универсальным механизмом реализации в сфере культуры «витальных» потребностей человека».

Витальность» я трактую очень широко — это не только потребности в пище-питье-жилище, физиологическом комфорте, но и в снятии стресса, в релаксации и психологической защищенности.

Категория «массовая культура» является важным звеном в цепи родственных понятий: «масса», «массовое общество», «массовый человек», «массовое сознание». Исходным для этой серии являлся термин «масса», который из-за продолжительности и частоты его употребления сегодня кажется уже и не нуждающимся в расшифровке. Пересемантизация этого естественнонаучного термина произошла в XIX веке в европейской теории «массового общества».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Истоки и становление массовой культуры в России (1860-1940)"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Массовая культура является одной из актуальнейших проблем культуры современной России. Диссертантом была поставлена задача «генеалогии настоящего», представлявшая собой решение проблемы «тройной реконструкции»: конкретно-исторических условий зарождения массовой культуры в России, ее своеобразия и наконец, восприятия русскими мыслителями этого нового, но еще безымянного явления, изнутри становящейся реальности.

Если выход массовой культуры на арену истории произошел в специфических условиях пореформенной России, то дальнейшая ее судьба сложилась в стране вновь кардинально поменявшей все ориентиры развития после октября 1917 года. Своеобразие происхождения и сущности этого феномена с неизбежностью предрекало ему значительную роль и в то же время непростую судьбу на различных этапах нашей истории. Инвариантная по своей природе массовая культура была специфическим участником «двух модернизаций» страны: капиталистической второй половины Х1Х-начала XX века и большевистской — социалистической. Она сыграла значимую роль в сокрушении патриархального уклада во имя современности, была активной участницей первого этапа «сексуальной революции» в нашей стране, в ней на протяжении всего рассматриваемого периода неизменно большое значение придавалось проблеме «телесного» и «витального» в жизни большинства. Под влиянием «просвещенческого» духа эпохи она внесла свой вклад в преодоление разрыва между культурой образованных классов и сословий и народной, традиционной культурой, была активной участницей развития «диалога культур» России и Запада и вместе с тем явилась важным каналом воздействия западной системы ценностей на национальную аксиологическую систему.

Особым этапом истории ранней массовой культуры в России были 19201930-е годы. В этот период для ее приоритетного распространения в обществе возникли специфические социокультурные условия: политикой новой власти был нанесен сокрушительный удар по национальной духовной элите и нанесен трудно поправимый ущерб среде формирования высокой культуры; к активной жизни и реальным рычагам власти прорвалось «социальное и духовное дно», и тем самым был нарушен необходимый баланс двух субкультур — высокой и массовой. В 1930-х годах в результате добровольных и насильственных переселений, ускоренной урбанизации и вымывания населения из сельской местности произошла «маргинализация» невиданных масштабов и сократилось поле жизни традиционных культур. Вместе с тем в постреволюционной России значительно сужены были рыночные и коммуникативные каналы распространения продуктов массовой культуры. Допущенный властью в период НЭПа краткосрочный реванш массовой культуры «довоенного образца» так напугал партийно-государственных функционеров, что вплоть до 1960-х гг. сохранялась актуальность лозунга «превзойти уровень 1913 года». В 30-х годах массовая культура объективно сыграла роль противовеса государственной тоталитарной культуре. В условиях напряженного «аффективного фона» эпохи ее психолого-терапевтическую функцию невозможно переоценить. Отношение советской власти к ней пережило определенную эволюцию: от комплекса мер по полному искоренению «мещанской» культуры до вынужденного компромисса с «обывателем» и признания права на частную жизнь и личный выбор в сфере культуры.

Типологическое понятие «национальная философско-культурологическая традиция» возникло сравнительно недавно и находится в стадии своего «признания» и определения основных параметров. Исследование зарождения отечественной традиции анализа массовой культуры — это частный случай данной проблемы. Изучение концепций многих мыслителей России позволяет сделать вывод о том, что осмысление феномена массовой культуры в период 1860-1940 гг. прошло 3 этапа: 1-ый - сер. XIX века, когда господствующие позиции в ее анализе принадлежали «русскому социализму» (термин Р.В.Иванова-Разумника), выдвинувшему «антимещанскую» концепцию; 2-ой -воззрения представителей «русского консерватизма» и Серебряного века; 3-ий советское «массоведение» и теории русского зарубежья 20-30-х гг. Формирование самобытного категориального аппарата и методологического инструментария, выработка критериев оценки данного явления, которые определялись влиянием национальной аксиологии и конкретно-историческими условиями его зарождения, а так же масштаб обобщений и место проблематики массовой - культуры в системе представлений о мировой и российской динамике — все это несло печать национальной философско-культурологической традиции. Сравнительный анализ двух рефлексий (европейской и российской) массового общества и массовой культуры позволяет сделать вывод о парадоксальном единодушии всех идейных течений России XIX- первой трети XX вв. по поводу «буржуазного мещанства». Если бы в XIX веке существовал «индекс цитирования», то имя А.И.Герцена и его «антимещанская» концепция были бы на одном их первых мест. Акцент на потребительской природе массового общества и его культуры явился следствием традиционных ценностных ориентаций в русской культуре, глубоких исторических корней «философии нищеты» (нестяжания), особого статуса поисков смысла жизни. Сложным положением страны «догоняющего развития» объяснялись опасения экспансии западной массовой культуры и чуждой системы ценностей. В отличие от европейской концепции «массового общества», где интерес к культурной составляющей возник очень поздно -лишь к началу 1940-х годов, русские мыслители с самого начала исследовали культурные порождения этого общества как грань потребительской модели жизни современного общества.

Особым этапом в истории российской традиции анализа массовой культуры стали 1920-1930-е гг., когда произошел раскол на советскую и зарубежную ветви. Новаторский вклад советского «массоведения» как и достижения эмиграции в этом вопросе впервые стали объектом научного исследования, но даже эта начальная стадия постижения их опыта позволяет сделать вывод о сохранении самобытности этого научного поиска и их умозаключений.

Список научной литературыЛебедева, Валентина Гейнриховна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Авдеева JI. Р. Русские мыслители: Ап. А. Григорьев, Н. Я. Данилевский, Н. Н. Страхов : филос. культурология второй половины XIX в. /

2. Л.Р. Авдеева. — М. : Изд-во МГУ, 1992. — 196 с.

3. Аверинцев С.С. Кьеркегор / С. Аверинцев, Ю. Давыдов // Философская энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. В.Ф. Константинов. — М., 1964. — [Т. 3] : Коммунизм Наука. — С. 128—130.

4. Адаскина Н. Проблемы изучения советского искусства 1930-х годов //Искусство. — 1989.—№ 6. —С. 13—17.

5. Адорно Т.В. Эстетическая теория : пер. с нем. / Теодор В. Адорно. — М. : Республика, 2001. — 527 с. — (Философия искусства : ФИ).

6. Акимов Н.П. «Чертик на пружине» / публ. Е. Юнгер // Театр, жизнь. — 1996. — № 4. — С. 20—23.

7. Актуальные вопросы истории советского изобразительного искусства : («круглый стол») // Искусство. — 1989. — № 6. — С. 1—10.

8. Акопян КЗ. От религии к масскульту: логика метаморфозы // Филос. науки.—2001.—№ 1, —С. 46—63.

9. Андреева Е. Советское искусство 1930 — начала 1950-х годов : образцы, темы, традиции // Искусство. — 1988. — № 10. — С. 64 — 67.

10. Алешина Т.С. К истории производства одежды в конце XIX — начале XX вв. //Музей. — 1989.— № 10. —С. 83 — 167.

11. Асмус В.Ф. Лев Шестов и Киркегор // Филос. науки. — 1972. — № 4. — С. 70—80.

12. Асоян М.А. Открытие идеи культуры : опыт рус. культурологии середины XIX — нач. XX вв. / Ю. Асоян, А. Малафеев. — М. : ОГИ, 2000. — 343 с.

13. Ассоциация художников революционной России «АХРР» : сб. воспоминаний, ст., документов / сост. И.М. Гронский, В.Н. Перельман.

14. М. : Изобразит, искусство, 1973. — 503 с.1 1 .Ашин Г.К. Доктрина «массового общества » / Г.К. Ашин. — М. : Политиздат, 1971.— 191 с.

15. Ашин Г.К Ложная дилемма буржуазной культурологи : (элитар. и массовая культура) // Вопр. философии. — 1983. — № 7. — С. 149—158.

16. Ашин Г.К Миф об элите и «массовом обществе» / Г.К. Ашин. — М. : Междунар. отношения, 1966. — 160 с.

17. Ю.Бабель И. Избранное / Исаак Бабель ; сост., авт. предисл. и коммент.

18. В.Я. Вакуленко. — Фрунзе : Адабият, 1990. — 671 с. 21 .Балуев Б.П. Споры о судьбах России : Н.Я. Данилевский и его кн. «Россия и Европа» / Б.П. Балуев. — 2-е изд., испр. и доп.]. — Тверь : Булат, 2001.415 с.

19. Бахтин B.C. Народ и власть // Нева. — 1996. — № 1. — С. 179—194.

20. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики : исслед. разных лет / М. Бахтин. — М. : Худож. лит., 1975. — 502 с.

21. Бахтин М.М. Время и пространство в романе // Вопр. лит. — 1974. — №3, —С. 133—179.21 .Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура

22. Средневековья и Ренессанса / М. Бахтин. — М. : Худож. лит., 1965. — 627 с.

23. Белов А.В. Теория культурно-исторических типов: pro et contra

24. А.В. Белов. — Ростов н/Д : Изд-во Рост. гос. пед. ун-та, 2002. — 104 с. — — (Наследие русской мысли).

25. Белый А. Переписка / Андрей Белый и Иванов-Разумник ; публ., вступ. ст. и коммент. А.В. Лаврова и Джона Мальмстада. — СПб. : Atheneum : Феникс, 1998. —733 с.

26. Бенъямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости : избр. эссе / Вальтер Беньямин ; предисл., сост., пер. и примеч. С.А. Ромашко . ; Нем. культур, центр им. Гете. — М. : МЕДИУМ, 1996. — 240 с.

27. Н.А. Бердяев о русской философии : сборник : в 2 ч. / [сост., вступ. ст. и примеч. Б.В. Емельянова, А.И. Новикова]. — Свердловск : Изд-во Урал, ун-та, 1991. —[Ч. 2].— 1991, —239 с. •

28. Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология // Бехтерев В.М. Избранные работы по социальной психологии / В.М. Бехтерев ; отв. ред.:

29. Е.А. Будилова, Е.И. Степанова. ; Рос. акад. наук, Ин-т психологии. — М., 1994, —С. 18—352.

30. Бицилли П.М. Избранные труды по филологии / П.М. Бицилли ; отв. ред. В.Н. Ярцева ; Рос. акад. наук, Отд-ние лит. и яз., Комис. по истории филол. наук. — М. : Наследие, 1996. — 709 с.

31. ЪА.Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры / П.М. Бицилли ; сост., вступ. ст. и коммент. Б.С. Кагановича. — СПб. : Мифрил, 1996. — XII, 259 с.

32. Ъ5.Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры / П.М. Бицилли ; вступ. ст. Б.С. Кагановича ; коммент. А.Г. Федорова, Ю.Ю. Гудыменко. — СПб. : Мифрил, 1995. —XXVI, 244 с.

33. Ъв.Блок А.А. Сочинения : стихотворения, поэмы, театр, ст. и речи, письма / Александр Блок ; ред., вступ. ст. и примеч. В. Орлов. — М. ; JI. : Гослитиздат, 1946. — XXIV, 662 с.

34. Блок М. Апология истории, или ремесло историка / Марк Блок ; пер. Е.М. Лысенко ; примеч. и ст. А .Я. Гуревича. — 2-е изд., доп. — М. : Наука, 1986. — 256 с. — (Памятники исторической мысли).

35. Богданов А.А. Наука об общественном сознании : крат, курс идеол. науки в вопр. и ответах / А. Богданов. — 3-е изд. — Пг. ; М. : Книга, 1923. — 313 с.

36. Борисова Г. Проблема социальной деструкции в философии Франкфуртской школы // Вопр. культурологии. — 2007. — № 4. — С. 62-67.

37. Бочаров С. Литературная теория Константина Леонтьева // Вопр. лит. — 1999. — Вып. 2. — С. 63—109.41 .Братющенко Ю. В. НЭП: государство, частник, корпорации //Вопр. истории, —2007.—№2. —С. 3—15.

38. Бухарин Н.И. Времена : роман / Николай Бухарин. — М. : Прогресс : Культура, 1994. — 383 с.

39. В тисках духовного кризиса : сб. ст. / под ред. И.С. Кона. — Л. : Лениздат, 1966. — 268 с.

40. Васильев А.А. Красота в изгнании : русские дома моды: Париж, Лондон, Нью-Йорк : в 2 т. / Александр Васильев ; науч. ред. Елена Беспалова. — Изд. 8-е. — М. : СЛОВО/SLOVO, 2008. — [Т. 1] : Королевы подиума. — 2008. —351 с.

41. Вебер М. Избранные произведения : пер. с нем. / Макс Вебер ; сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова ; предисл. П.П. Гайденко. — М. : Прогресс, 1990. — 805 с. — (Социологическая мысль Запада).

42. Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре // Культурология. XX век : антология отв. ред. С.Я.Левит, Л.Т. Мильская.1. М., 1995, —С. 7 —54.

43. Вертинский А.Н. Дорогой длинною. : воспоминания, стихи и песни, рассказы, зарисовки, размышления, письма. / Александр Вертинский ; [послесл. К. Рудницкого]. — М. : Правда, 1991. — 573 с.

44. Габричевский ; сост., введ., примеч. и коммент. Ф.О. Стукалов-Погодин.

45. М. : Аграф, 2002. — 863 с.

46. ЪЬ.Гайденко П.П. Трагедия эстетизма. Опыт характеристики миросозерцания

47. Серена Киркегора / П.П. Гайденко. — М. : Искусство, 1970. — 247 с. 51 .Галанов Б.Е. Записки на краю стола / Борис Галанов. — М. : Моск. ист.-лит. о-во «Возвращение», 1996. — 351 с.

48. Гарин И.И. Воскрешение духа / И. Гарип. — М. : Терра, 1992. — 639 с.

49. Геллер М.Я. Машина и винтики : история формирования сов. человека / Михаил Геллер. —London : Overseas publ. interchange, 1985. — 336 с.

50. Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества / Иоганн Готфрид Гердер ; пер. и примеч. А.В. Михайлова. — М. : Наука, 1977. — 703 с.61 .Герцен А.И. Былое и думы : в 2 т. / А.И. Герцен ; [вступ. ст., коммент.

51. Г.Г. Елизаветиной. — М. : Худож. лит., 1988. — Т. 1]. — 671 с. Ы.Гершкович З.И. Парадоксы «массовой культуры» и современнаяидеологическая борьба / З.И. Гершкович. — М. : Знание, 1983. — 64 с.

52. Глазычев B.JI. Проблема массовой культуры // Вопр. философии. — 1970. •12. —С. 14—22.

53. Голомшток И.Н. Тоталитарное искусство / И.Н. Голомшток. — М. : Галарт, 1994. — 295 с.6Ъ.Гордон J1. Тридцатые сороковые / JI. Гордон, Э. Клопов // Знание - сила.1988.—№4. с. 22—31.

54. Город и искусство : субъекты социокультурного диалога : сб. ст. / Рос. акад. наук, Науч.совет по истории мировой культуры ; [отв. ред. Э.В. Сайко]. — М. : Наука, 1996. — 286 с.

55. Гранин Д.А. Страх // Нева. — 1997. — № 3. — С. 133—174.

56. Григорьев А. А. Одиссея последнего романтика/ Аполлон Григорьев ; сост., вступ. ст. и примеч. A.JI. Осповата. — М. : Моск. рабочий, 1988.495 с. — (Московский Парнас).

57. Гуревич П.С. Культурология : учеб. пособие / Г1.С. Гуревич. — М. : Знание, 1996. —287 с.

58. Дар или проклятие? : мозаика массовой культуры : сборник. / [сост. К.Э. Разлогов]. —М. : Рос. ин-т культурологии, 1994. — 116 с.

59. Добужинский М.В. Воспоминания / М.В. Добужинский. — Нью-Йорк : Путь жизни, 1976. — Т. 1. — 408 с.

60. Долгое КМ. От Киркегора до Камю : Философия. Эстетика. Культура / К.М. Долгов. — М. : Искусство, 1990. — 399 с.

61. Дондурей Д. Культура ноль или Mi sekunda patria // Знание — сила. — 1993,—№3. —С. 8 — 17.

62. Евлампиев И.И. История русской метафизики в XIX XX веках : рус. философия в поисках Абсолюта / И.И. Евлампиев. — СПб. : Алетейя, 2000. —Ч. 1. —415 с.

63. Ермаков В.Т. Советская культура как предмет исследования // Вопр. истории. —1973.—№ П. —С. 20—33.

64. ЪЪ.Жабский М.И. Вестернизация кинематографа : опыт и уроки истории // Социол. исслед. — 1996. — № 2. — С. 25—35.

65. А.Жигульский К Пути развития массовой культуры / Ин-т конкрет. социал. исследований АН СССР и др.. — М. : [б. и.], 1969. — 152 с.

66. Жидков B.C. Искусство и картина мира / B.C. Жидков, К.Б. Соколов. — СПб. : Алетейя, 2003. — 463 с.86.3ак JI.M. История изучения советской культуры / JI.M. Зак. — М. : Высш. шк, 1981. — 176 с.

67. Замалеев А.Ф. Лекции по истории русской философии / А.Ф. Замалеев. — СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1995. — 338 с.

68. Зарубежная Россия : сб. ст. / отв. ред. В.Ю. Черняев. — СПб. : Лики России, 2004. — Кн. 3 : 1917-1945 : [Материалы IV Междунар. конф. «Культура рос. зарубежья. Петербуржцы-эмигранты. 1917—1945», С.Петербург, 3-5 сент. 2003 г.]. — 437 с.

69. Захаров А.В. Массовое общество и культура России: социальнотипологический анализ // Вопр. философии. — 2003. — № 9. — С. 3—16.

70. Захаров А.В. Традиционная культура в современном обществе // Социол. исслед. — 2004. — № 1. — С. 105—114.

71. Зеленое М.В. Главлит и историческая наука в 20-30-е годы // Вопр. истории, — 1997. —№3. —С. 21—36.92.3еньковский : Избр. тр. / сост. и авт. предисл. В.М. Кларин,

72. В.М. Петров. — М. : Изд. дом Шалвы Амонашвили : МГПУ, 2000. — 224 с. — (Антология гуманной педагогики).93 .ЗисьА.Я. Эстетика: идеология и методология / А.Я. Зись ; отв. ред. Г.Л. Ермаш. — М. : Наука, 1984. — 237 с.

73. Зоркая Н.М. Уникальное и тиражированное : средства массовой информ. и репродуцир. искусство / Н.М. Зоркая. — М. : Искусство, 1981. — 167 с.

74. Зоркая Н.М. Фольклор. Лубок. Экран / Н.М. Зоркая. — М. : Искусство, 1994. —238 с.

75. Зощенко М.М. Избранные повести / Мих. Зощенко. — Л. : Гослитиздат, 1936, — 334 с.

76. Иванов-Разумник Р.В. А.И. Герцен, 1870-1920 / Иванов-Разумник. — Пг. : Колос, 1921. — 187 с.

77. Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли : в 3 т. / Иванов-Разумник ; подгот. текста, послесл. и примеч.

78. И.Е. Задорожнюка и Э.Г. Лаврик. — М. : Терра : Республика, 1997. — Т. 1. — 415 с. ; Т. 2. — 399 с. ; Т. 3. — 367 с.

79. Иванов-Разумник Р.В. «Мистерия» или «Буфф»? : (о футуризме) // Искусство старое и новое / под ред. Конст. Эрберта. — Пг., 1920. — С. 34—74.

80. Идеи позитивизма в русской словесности / под ред. Барбары Оляшек. Сб. ст. — Лодзь, 2000. — 178 с.

81. Идеи в России. Лексикон российско-польско-английский. В 5 т. Т. 5. / под ред. Анджея де Лазари. — Лодзь, 2003. — 412.

82. Из истории советского искусствоведения и эстетической мысли 1930-х годов : сб. ст. / под ред. В.В. Ванслова, Л.Ф. Денисовой. — М. : Искусство, 1977. — 416с.

83. Клюев Н.А. Письма к Александру Блоку, 1907-1915 / Николай Клюев ; публ., ввод. ст. и коммент. К.М. Азадовский. — М. : Прогресс-Плеяда, 2003. — 367 с.

84. Ильин В.И. Общество потребления: теоретическая модель и российская реальность // Мир России. — 2005. — № 2. — С. 3—40.

85. Ильин ВАЛ. (1891-1974) Религия революции и гибель культуры / В.Н.Ильин. -Paris: YMCA press. - 1987. - 136 с.

86. Ильин В.Н. Эссе о русской культуре / Владимир Ильин. — СПб. : Акрополь, 1997. — 463 с.

87. Ильин И.А. Дневник. Письма. Документы (1903-1938) /

88. И.А. Ильин ; сост. и коммент. Ю.Т. Лисицы. — М. : Рус. кн., 1999. — 606 с. — (Собрание сочинений).

89. Ильин И.А. Письма ; Мемуары (1939-1954) / И.А. Ильин ; сост. и коммент. Ю.Т. Лисицы. — М. : Рус. кн., 1999. — 505 с. — (Собрание сочинений).

90. Ильин И.А. О грядущей России : избр. ст. / И.А. Ильин ; под ред. Н.П. Полторацкого. — М. : Воениздат, 1993. — 367 с. — (Редкая книга).

91. Ильин И.А. Основы христианской культуры // Собр. соч. : в 10 т. / И.А. Ильин. — М., 1993. — Т. 1. — С. 283—330.

92. Ильф И.А. Золотой теленок : роман / И. Ильф, Е. Петров. Комментарии к роману «Золотой теленок» / Ю.К. Щеглов. — М. : Панорама, 1995. — 622 с.

93. Ионин Л.Г. «Масса» и власть сегодня : (актуальность Элиаса Канетти) //Вопр. философии. —2007. —№ 3. — С. 3—14.

94. Искусство и зритель : (некоторые исходные принципы социол. исслед. зрител. аудитории) : сб. ст. / О-во распространения полит, и науч. знаний РСФСР, Ленипгр. отд-ние ; науч. ред. М.С. Кагана. — Л. : б. и., 1971, —Вып. 1. —316 с.

95. История буржуазной социологии XIX начала XX века / отв. ред. И.С. Кон. — М. : Наука, 1979. — 344 с.

96. Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX века : (хроника) / Рос. акад. наук, Ин-т рос. истории ; сост. С.А. Александров. — М. : АИРО-ХХ, 1998. —311 с.

97. Итеиберг Б. С. Российская интеллигенция и Запад. Век XIX : очерки / Б.С. Итенберг. — М. : Наука, 1999. — 232 с.

98. Каган М.С. О времени и о себе. / Моисей Каган. — СПб. : Петрополис, 1998. — 157 с.

99. Козин A.JJ. Философия искусства в русской и европейской духовной традиции / A.JI. Казин. — СПб. : Алетейя, 2000. — 431 с.

100. Канетти Э. Человек нашего столетия : худож. публицистика : пер. с нем. / Элиас Канетти ; сост. и авт. предисл. Н.С. Павлова ; коммент. Р.Г. Каралашвили. —М. : Прогресс, 1990. ■— 474 с. — (Зарубежная художественная публицистика и документальная проза).

101. Кантор В.К. В поисках личности: опыт русской классики

102. В. Кантор. — М. : Моск. филос. фонд, 1994. — 241 с. — (Серия «Россия и Запад»).

103. Кантор КМ. Красота и польза : социол. вопр. материал.-худож. культуры / К.М. Кантор. — М. : Искусство, 1967. — 279 с.

104. Кара-Мурза А.А. «Новое варварство» как проблема русской цивилизации / А.А. Кара-Мурза. — М. : Ин-т философии РАН, 1995. — 211 с.

105. Карцева Е.Н. Массовая культура в США и проблема личности / Е.Н. Карцева. — М. : Наука, 1974. — 192 с.

106. Карцева Е.Н. Идейно-эстетические основы буржуазной массовой культуры / Е.Н. Карцева. — М. : Искусство, 1976. — 111с.

107. Кертис Дж. Борис Эйхенбаум: его семья, страна и русская литература/ Дж. Кертис ; пер. с англ. Д. Баскина. ■— СПб. : Акад. проект, 2004. —- 352 с. — (Современная западная русистика ; т. 49).

108. Ким М.П. О культуре как предмете исторического изучения // Вопр. истории. — 1974. — № 11. — С. 32—38.

109. Киселева Т.Г. Культура и революция: историческая хроника первых послеоктябрьских десятилетий : курс лекций для студентов гуманитар.вузов / Т.Г. Киселева, Ю.А. Стрельцов, Е.Ю. Стрельцова. — М. : Моск. гос. ун-т культуры, 1998. — 203 с.

110. Ключевский В. О. История сословий в России : курс, читанный в Моск. ун-те в 1886 г. / В.О. Ключевский. — Изд. 3-е. — Пг. : Лит.-изд. отд. Комиссариата нар. просвещения, 1918. — XVI, 276 с.

111. Козлова Н.Н. Социалистический реализм: производители и потребители // Обществ, науки сегодня. — 1995. — № 4. — С. 143—153.

112. Козлова Н.Н. Методология анализа человеческих документов // Социол. исслед. — 2004. — № 1. — С. 14—26.

113. КоксX. Секуляризованный город : урбанизация и секуляризация в теологической перспективе / пер. и примеч. В. Домитеевой // Звезда. — 2005.—№4. —С. 172—196.

114. Колбановский В.Н. Некоторые проблемы общественной психологии //Вопр. философии. — 1963. —№ 12. —С. 16—25.

115. Кольцов М.Е. Избранное / Михаил Кольцов ; сост. Б.Е. Ефимова ; послесл. Д.И. Заславского. — М. : Правда, 1985. — 623 с.

116. И.С. Сексуальная культура в России : клубничка на березке / И.С. Кон ; Ин-т этнологии и антропологии РАН. — М. : О.Г.И., 1997. — 460 с.

117. Кондаков И. Нещадная последовательность русского ума : (рус. лит. критика как феномен культуры) // Вопр. лит. — 1997. — № 1. — С. 117— 161.

118. Короленко В.Г. Была бы жива Россия! : Неизвестная публицистика. 1917-1921. / Владимир Короленко; Сост., предисл., коммент. С.Н.Дмитриева. — Аграф, 2002. — 429 с.

119. Корольков А.А. Пророчества Константина Леонтьева

120. А.А. Корольков. — СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1991. — 199 с.

121. Костин Н.П. О свободном времени при коммунизме // Вопр. философии. — 1960. — № 5. — С. 145—150.

122. Кривцун О. А. Психологические корни эротического искусства // Психол. журн. — 1992. — № 1. — С. 95—106.

123. Крикунов А.Б. Рецепция бытия и человека в философии В.В. Розанова : к 150-летию со дня рождения / А.Б. Крикунов, А.В. Усачев // Филос. науки.—2006.—№ 11. —С. 18—37.

124. Красовицкая Т.Ю. Модернизация России : нац.-культур. политика 20-х гг. / Т.Ю. Красовицкая. — М. : Ин-т рос. истории, 1998. — 415 с.

125. Кузнецова Е.И. Отечественная историография культуры: история и перспективы развития (60-е годы XX века — начало XXI в.) // Вопр. истории. —2004. —№ 5. —С. 153—157.

126. Кукаркин А.В. По ту сторону расцвета : буржуаз. о-во: культура и идеология / А.В. Кукаркин. — 3-е изд., дораб. — М. : Политиздат, 1981. — -479 с.

127. Кукаркин А.В. Буржуазная массовая культура : теория. Идеи. Разновидности. Образцы. Техника. Бизнес / А.В. Кукаркин. — 2-е изд., дораб. и доп. — М. : Политиздат, 1985. — 399 с.

128. Культура и идеологическая борьба : сб. ст. / под общ. ред. А.И. Арнольдова, Н.В. Новикова. — М. : Мысль, 1979. — 192 с.

129. Культурология. XX век : антология / отв. ред. С.Я. Левит,

130. Л.Т. Мильская. — М. : Юристъ, 1995. — 703 с. — (Лики культуры).

131. Культурология: учебник по дисциплине «культурология» /под ред. Ю.Н.Солонина и М.С.Кагана. — М.: Высш. образование. 2007. — 566 с. -— (Университеты России).

132. Культурная революция в СССР и духовное развитие советского общества : материалы конф. / Урал. гос. ун-т им. A.M. Горького и др. ; отв. ред. В.Г. Чуфаров. — Свердловск : [б. и.], 1974. — 605 с.

133. Кун Т.С. Структура научных революций / Т. Кун ; пер. с англ.

134. И.З. Налетова ; общ. ред. С.Р. Микулинского и JI.A. Марковой. — 2-е изд.

135. М. : Прогресс, 1977. — 300 с. — (Логика и методология науки).

136. Лапин В. Истребление фольклора и экология // Искусство Ленинграда. — 1991. — № 7. — С.

137. Лаптева Е.В. Американское россиеведение : стереотипы и мифы : Монография / Е.В.Лаптева; М — во образования Росс. Ф-ии. Урал. гос. унт им. А.М.Горького. — Екатеринбург : Из-во Урал, ун-та; Пермь : ПГПУ, 2004. — 143 с.

138. Лаптева Е.В. Некоторые характерные тенденции в развитии американского россиеведения 1990-х годов // Отечеств, история. — 2004.2. —С. 159—169.

139. Лебина Н.Б. Теневые стороны жизни советского города 20-30-х годов // Вопр. истории. — 1994. — № 2. — С. 3—29.

140. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство : филос. и полит, публицистика. Духов, проза (1872-1891) / К.Н. Леонтьев ; вступ.ст. В.И. Косика ; коммент. Г.Б. Кремнева, В.И. Косика. — М. : Республика, 1996. — 799 с. — (Прошлое и настоящее).

141. Леонтьев К.Н. Записки отшельника / К.Н. Леонтьев ; сост., вступ. ст., примеч. В. Кочеткова. — М. : Рус. кн., 1992. — 538 с.

142. Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения // К. Леонтьев, наш современник : сборник / сост.

143. Б. Адрианов, Н.Н. Мальчевский. — СПб., 1993. — С. 15—39.

144. Леонтьев К.Н. Цветущая сложность : избр. ст. / К.Н. Леонтьев ; сост., вступ.ст. и коммент. Т. Глушковой. — М. : Молодая гвардия, 1992. — 320 с. — (Антология русской публицистики «Звонница»).

145. Лозинский Е. Современные философские искания : из мира пролетарской идеологии // Мир Божий. — 1904. — № 10. — С. 84—108.

146. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его время / А. Лосев. — М. : Прогресс, 1990. — 720 с.

147. Лосский И.О. Условия абсолютного добра / Н.О. Лосский. — М. : Политиздат, 1991. — 368 с. — (Библиотека этической мысли).

148. Лотман Ю.М. Избранные статьи : в 3 т. / Ю.М. Лотман. — Таллинн : Александра, 1993. — Т. 3 : Статьи по истории русской литературы. Теория и семиотика других искусств. Механизмы культуры. Мелкие заметки. — 494 с.

149. Луначарский А.В. Воспоминания и впечатления /

150. А.В. Луначарский ; сост., предисл. и примеч. Н.А. Трифонова. — М. : Сов. Россия, 1968. — 376 с.

151. Луначарский А.В. О народном образовании / А.В. Луначарский ; сост. Ф.С. Озерская. — М. : Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1958. — 559 с.

152. Лютова К.В. Спецхран Библиотеки Академии наук : из истории секрет, фондов / К.В. Лютова. — СПб. : БАН, 1999. — 206 с.

153. Маколкин А. Опыт прочтения Киркегора в России и в Советском Союзе: от Льва Шестова до Пиамы Гайденко // Вопр. философии. — 2004.—№ 1. — С. 147—160.

154. Мандельштам О.Э. Шум времени : гл. из кн. // Искусство Ленинграда. — 1991. — № 1. — С. 54—56.

155. Манифест Исполнительного комитета Международного бюро пролеткультов. Ростов н/Д : Госиздат, 1920. — 14, 2. с.

156. Мариенгоф А.Б. «Бессмертная трилогия» / Анатолий Мариенгоф ; предисл. М. Козаков. — М. : Вагриус, 1998. — 509 с. — (Мой 20 век).

157. Маркое Б.В. Философская антропология : очерки истории и теории : учеб. пособие для студентов и аспирантов гуманит. спец. / Б.В. Марков. —- СПб. : Лань, 1997. — 381 с.

158. Марченко А.А. И все-таки выше уровня моря // Новый мир. — 1995.6. — С. 222—226.

159. Маслов С.С. Россия после четырех лет революции / С. С. Маслов. — Париж : Рус. печать, 1922. —204 с.

160. Массовая литература и кризис буржуазной культуры Запада : сб. ст. / редкол.: А.Л. Дымшиц и др.. — М. : Наука, 1974. — 224 с.

161. Массовая культура и массовое искусство «за» и «против» /

162. К.З. Акопян, А.В. Захаров, С.Я. Кагарлицкая. ; Акад. гуманитар, исслед.

163. М. : Гуманитарий, 2003. — 511 с.180. «Массовая культура» иллюзия и действительность : сб. ст. / сост. Э.Ю. Соловьев.— М. : Искусство, 1975. — 256 с.

164. Массовая культура России конца XX века (фрагменты к.)

165. В.Е. Васильева, Г.Н. Круппин, Т.О. Семенова и др.. — СПб. : С.-Петерб. филос. о-во, 2001. — Ч. 1. — 223 с. ; Ч. 2. — 303 с.

166. Маяковский В.В. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания / Владимир Маяковский. — М. : Эксмо, 2004. — 606 с.

167. Менделеев А.Г. Жизнь газеты «Русское слово»: издатель, сотрудники / А.Г. Менделеев. — М. : Росспэн, 2001.— 208 с.

168. Мережковский Д.С. 14 декабря : роман / Д.С. Мережковский. Дмитрий Мережковский : воспоминания / З.Н. Гиппиус-Мережковская.- М. : Моск. рабочий, 1991. — 544 с.

169. Методологические проблемы исследования истории культуры: сб. науч. тр. /Ленингр. Гос. ин-т культуры им. Н.К.Крупской; науч. ред. С.Н.Артановский, Н.Н.Масленникова. — Л.: ЛГИК, 1982. — 166 с.

170. Милль Дж. С. О свободе / Джон Стюарт Милль ; пер. с англ.

171. А.Н. Неведомского. — Репр. изд. 1900 г.]. — Нью Йорк : Хроника, 1975. — 235 с.

172. Милюков П.И. Живой Пушкин (1837—1937) : ист.-биогр. очерк / П. Милюков ; сост., авт. вступ. ст. и коммент. М.Д. Филин. — М. : Эллис Лак, 1997. — 414 с.

173. Мишель Фуко и Россия : сб. ст. / под ред. О. Хархордина. — СПб. ; М. : Европ. ун-т в Санкт-Петербурге : Лет. сад, 2001. — 349 с. — (Труды Факультета политических наук и социологии / Европ. ун-т в С.-Петербурге ; вып. 1).

174. Можнягун С.Е. Кризис буржуазной «массовой культуры» / С.Е. Можнягун. — Киев : Мистецтво, 1981. — 151 с.

175. Моль А. Социодинамика культуры : пер. с фр. / Абраам Моль. — М. : Прогресс, 1973. — 406 с.

176. Музы XX века : худож. проблемы средств массовой коммуникации / отв. ред. Н. Зоркая, Ю. Богомолов. — М. : Искусство, 1978. — 304 с.

177. Мюрберг И.И. Политика свобода - мораль: опыт связывания понятий // Вопр. философии. — 2007. — № 4. — С. 24—35.

178. Найдорф МИ. Толпа, масса, массовая культура // Вопр. культурологии. — 2007. — № 4. — С. 27—32.

179. Недошивин Г.А. Против чуждых влияний в эстетике // Вопр. философии. — 1959. —№3. —С. 63—70.

180. Неизвестная Россия. XX век : Архивы. Письма. Мемуары / Моск. гор. об-ние архивов. — М.: Ист. наследие, 1993. — Вып. 3. — с.

181. Немиро О.В. В город пришел праздник : из истории худож. оформления сов. массовых празднеств / О.В. Немиро. —JI. : Искусство, 1973. — 111 с.

182. Никитина Н.Н. Философия культуры русского позитивизма начала века : пособие для студентов вузов / Н.Н. Никитина. — М. : Аспект-пресс, 1994. — 127 с.

183. Новикова М. У последней черты : рец. На роман М. Арцыбашева «У последней черты» // Путь. — 1912. — № 6. — С. 57—59.

184. ОвсянниковЮ.М. Картины русского быта : стили. Нравы. Этикет / Ю.М. Овсянников. — М. : АСТ-Пресс : Галарт, 2001. — 351 с.

185. Олеша Ю.К. Избранное / Юрий Олеша ; предисл. В. Шкловского ; примеч. В. Бадикова. — М. : Правда, 1987. — 479 с.

186. Олеша Ю.К Книга прощания / Юрий Олеша ; сост., предисл., примеч. В. Гудковой. — М. : Вагриус, 2001. — 477 с.

187. Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры : перевод. / X. Ортега-и-Гассет [вступ. ст. Г.М. Фридлендера]. —М. : Искусство, 1991. — 587 с. — (История эстетики в памятниках и документах).

188. Очерки русской культуры XIX века : в 6 т. / редкол.: JI.B. Кошман и др.. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1998. — [Т.] 1 : Общественно-культурная среда. — 383 с.

189. Панчепко A.M. О русской истории и культуре / Александр Панченко. — СПб. : Азбука, 2000. — 463 с. — (ACADEMIA).

190. Паперный В.З. Культура «Два» / Владимир Паперный. — Ann Arbor : Ardis,1985. — 339 с.

191. Парамонов Б. Голая королева : русский нигилизм как культурный проект // Звезда. — 1995. — № 6. — С. 208—216.

192. Пастернак Б.Л. Существованья ткань сквозная : переписка с Евгенией Пастернак, доп. письмами к Е.Б. Пастернаку и его воспоминаниями / Борис Пастернак. — М. : Новое лит. обозрение, 1998. --591с.

193. Перестройка: гласность, демократия, социализм : сборник / ред.-сост. А.А. Протащик. ; под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. — М. : Прогресс, 1988. —675 с.

194. Погодин Ф. Государственная Академия художественных наук

195. Ф. Погодин, О. Северцева // Декор, искусство. —-1996. —№ 2/4. — С. 12—13.

196. Поляков Ю.А. Человек в повседневности : (ист. аспекты) // Отечеств, история. —2000. —№ 3. — С. 125—132.

197. Пришвин М.М. Дневники / М.М. Пришвин. — М. : Моск. рабочий, 1995. — Кн. 3. : 1920-1922. — 334 с.

198. Развлекательная культура России, XVIII-XIX вв. : очерки истории и теории : сборник / ред.-сост. Е.В. Дуков. — СПб. : Д. Буланин, 2000. — 522 с.

199. Революция и человек : быт, нравы, поведение, мораль : материалы Всерос. науч. конф., 14—15 нояб. 1995 г., Москва / отв. ред.

200. П.В. Волобуев. — М. : Ин-т рос. истории, 1997. — 223 с.

201. Переходные эпохи в социальном измерении : история и современность : сб. ст. / Рос. акад. наук, Ин-т всеобщ, истории ; [отв. ред. В.Л. Мальков]. — М. : Наука, 2002. — 482 с.

202. Перхин В.В. Русские литераторы в письмах (1905-1985) : исслед. и материалы / В.В. Перхин. — СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. — 311с.

203. Письма Гиперборея Б.М.Зубакина В.А.Пясту // Социум. — 1995. -- № 4. — С. 66—73.

204. Плеханов Г.В. Письма без адреса. Искусство и общественная жизнь / Г.В. Плеханов ; послесл. и примеч. У. Гуральника. — М. : Гослитиздат, 1956.—248 с.

205. Померанц Г. Диалог культурных миров // Обществ, науки сегодня. —- 1994.—№5. —С. 170—174.

206. Поэзия английского романтизма XIX века : пер. с англ. / вступ. ст. Д. Урнова. — М. : Худож. лит., 1974. — 670 с.

207. Проблемы социологии театра : сб. ст. / Ин-т истории искусств и др. ; ред.-сост. Н. Хренов. — М. : [б. и.], 1974. — 302 с.

208. Пушкин С.Н. Идейные истоки историософских взглядов

209. К.Н. Леонтьева (1831-1891) // Вопр. истории. — 2007. — № 2. — С. 106116.

210. Разлогое К.Э. Коммерция и творчество: враги или союзники? / К.Э. Разлогов. — М. : Искусство, 1992. — 271 с.

211. Райкин А.И. Воспоминания / Аркадий Райкин ; лит. запись В.О. Семеновского. — СПб. : Культ-информ-пресс, 1993. — 446 с.

212. Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту : очерки по истории чтения в России во второй половине XIX в. / А. Рейтблат. — М. : Изд-во МПИ, 1991. —223 с.

213. Розанов В.В. Несовместимые контрасты жития : лит.-эстет. работы разных лет / В.В. Розанов ; вступ. ст. В.В. Ерофеева ; коммент. О. Дарка.

214. М. : Искусство, 1990. — 605 с. — (История эстетики в памятниках и документах).

215. Розанов В.В. Уединенное / В.В. Розанов ; сост., вступ. ст., коммент. и библиогр. А.Н. Николюкина. — М. : Политиздат, 1990. — 543 с.

216. Руан К. Мода и ее значение в контексте российской истории // Обществ, науки сегодня. — 1994. —№5. — С. 161—169.

217. Русская периодическая печать : указ. содерж. : 1728-1995 / сост. Н.В. Ниткина ; ред. Н.К. Леликова. — СПб. : Изд-во РНБ, 1998. — 799 с.

218. Русский консерватизм: проблемы, подходы, мнения : («круглый стол») // Отечеств, история. — 2001. — № 3. — С. 103—133.

219. Русское зарубежье : хроника науч., культ, и обществ. Жизни : 1920— 1940. Франция : в 4 т. : перевод. / под общ. ред. JI.A. Мнухина. — М. : ЭКСМО, 1995—1997.

220. Савчук В.В. Конверсия искусства / Валерий Савчук. — СПб. : Петрополис, 2001. — 288 с.

221. Сайков Е.А. Образы культуры Серебряного века : культур-диалог, феноменология, риски, эффект напоминания / Е.А. Сайков. — М. : Проспект, 2005. — 264 с.

222. Самосознание культуры и искусства XX века. Западная Европа и США : сборник / отв. ред. И сост. Р.А. Гальцева ; пер. и примеч.

223. С.С. Аверинцева и др.. — М. ; СПб. : Унив. кн. : Культур, инициатива, 2000. — 637 с. — (Культурология. XX век).

224. Самохвалова В.И. Масскульт и маленький человек // Филос. науки.2001.—№2. —С. 55—66.

225. Семенов В.Е. Тенденции в современном массовом искусстве и духовно-психологический климат общества // Гуманитар, науки. — 1994.1. — С. 85—90.

226. Серебряный век : мемуары / сост. Т. Дубинская-Джалилова ; предисл. Н. Богомолова ; отв. ред. Д. Урнов. — М. : Известия, 1990. — 672 с.

227. Н.А. Сетницкий / Рос. акад. наук, Ин-т мировой лит. им.

228. A.M. Горького ; сост. Е.Н. Берковской (Сетницкой), А.Г. Грачевой. — М. : ИМ ЛИ РАН, 2003. — 623 с. — (Из истории философско-эстетической мысли 1920-1930-х годов ; вып. 1).

229. Скороходов Г.А. Клавдия Шульженко. Судьба актрисы — судьба песни / Г.А. Скороходов. —М. : Сов. композитор, 1974. — 135 с.

230. Смысл жизни в русской философии, конец XIX нач. XX в. / отв. ред. А.Ф. Замалеев. — СПб. : Наука, С.-Петерб. изд. фирма, 1995. — 382 с. — (Истоки отечественной мысли).

231. Смышляев B.C. Печально и нехорошо в нашем театре. : дневник актера и режиссера МХАТа 2-го., 1927—1931 гг. / B.C. Смышляев ; [вступ. ст. A.JI. Никитина]. — М. : Интерграф сервис, 1996. — 319с. — (Семейный архив. XX век).

232. Современные концепции культурного кризиса на Западе : реф. сб. / АН СССР, Ин-т науч. информ. по обществ, наукам ; отв. ред.

233. Р.А. Гальцева. — М. : ИНИОН, 1976. — 253 с.

234. Современная буржуазная идеология в США : (некоторые социал.-идеол. проблемы) / под ред. Ю.А. Замошкина и др.. — М. : Мысль, 1967.342 с.

235. Соколов Е.Г. Аналитика масскульта / Е.Г. Соколов. — СПб. : С.-Петерб. филос. о-во, 2001. — 279 с.

236. Соколянский А. Только гость случайный : «Москва Берлин -Москва» // Новый мир. — 1996. — № 6. — С. 204—211.

237. Солонин Ю.Н. Философия в Петербургском университете: история и современность / Ю.Н. Солонин, В.И. Кобзарь // Филос. науки. — 2004.1. П. —С. 133—145.

238. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество / Питирим Сорокин ; общ. ред., сост. и предисл. А.Ю. Согомонова. — М. : Политиздат, 1992. — 543 с. — (Мыслители XX века).

239. Социальная инженерия и проблемы прикладной социологии : («круглый стол») // Социол. исслед. — 1997. — № 2. — С. 18—29.

240. Социологические исследования театральной жизни : сб. ст.

241. Всерос. театр, о-во и др. ; ред-сост. Н.А. Хренов. — М. : ВТО, 1978. — 220 с.

242. Средства массовой коммуникации и современная художественная культура / ВНИИ искусствознания М-ва культуры СССР ; отв. ред.

243. А.С. Вартанов. —М. : Искусство, 1983. — Ч. 1] : Становление средств массовой коммуникации в художественной культуре первой половины XX века / [отв. ред. Н.М. Зоркая]. — 311 с.

244. Степун Ф.А. Встречи / Федор Степун ; сост. С.В. Стахорский. — М. : Аграф, 1998. — 253 с. — (Путь к очевидности).

245. Степун Ф. От редакции : Современный культурный распад и культурное значение философии//Логос.— 1910. — Кн. 1. — С. 1-16.

246. Страницы отечественной художественной культуры, 30-е годы : сб. ст. / Гос. ин-т искусствознания ; [отв. ред. Е.С. Громов]. — М. : Гос. ин-т искусствознания, 1995. — 207 с.

247. Стрельцов Н.Н. Теоретические истоки : эволюция концепций массового общества // Вопр. философии. — 1970. — № 12. — С. 115— 121.

248. Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли XX в. : сб. пер. / АН СССР, Ин-т науч. информ. по обществ, наукам ; отв. ред. Р.А. Гальцева. — М. : ИНИОН, 1979. — [Вып. 1]. — 275 с. ; 1980. — Вып. 2, — 186 с. ; 1983.— Вып. 3. —273 с.

249. Сухих С.Н. Психологическое литературоведение Д.Н. Овсянико-Куликовского : из лекций по истории рус. литературоведения

250. Сухих С.И. — Н. Новгород : КиТиздат, 2001. — 119 с.

251. Тарле Е.В. Ницшеанство и его отношение к политическим и социальным теориям европейского общества // Вестн. Европы. — 1901. — Т. 4, кн. 78. — С. 704—750.

252. Театр и художественная культура : (социол. исслед. театр, жизни) : сб. ст. / Всерос. театр, о-во ; [ред.-сост. Н.А. Хренов]. — М. : ВТО, 1980.—320 с.

253. Терин В.Н. Массовая коммуникация и социологические исследования в США // Вопр. философии. — 1970. — № 12. — С. 122— 128.

254. Терин В.Н. Основные направления исследований теории массовых коммуникаций // Социол. исслед. —• 1997. — № 11. — С. 25—31.

255. Титова Г.В. Из истории становления советской театральной эстетики : театр.-эстет, концепция Пролеткульта : учеб. пособие

256. Г.В. Титова ; Ленингр. гос. ин-т театра, музыки и кинематографии им. Н.К. Черкасова. — Л. : ЛГИТМИК, 1986. — 90 с.

257. Тихвинская Л.И. Кабаре и театры миниатюр в России, 1908—1917 / Л.И. Тихвинская. — М. : РИК «Культура», 1995. — 412 с.

258. Тоталитаризм в Европе XX века : из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления / рук. авт. коллектива Я.С. Драбкин,

259. Н.П. Комолова. — М. : Памятники ист. мысли, 1996. — 539 с. — (Серия «Россия + Германия + Европа» : исследования, публикации ; вып. 2).

260. Тоталитаризм как исторический феномен : сб. ст. / Филос. о-во СССР, Всесоюз. ассоц. молодых философов ; [отв. ред. А.А. Кара-Мурза].

261. М. : Филос. о-во СССР, 1989. — 395 с.

262. Трофилюва P.II. История русской культурологии / Р.П. Трофимова.

263. М. : Акад. проект : Трикста, 2003. — 607 с. — (Gaudeamus) (Учебное пособие для высшей школы).

264. Трояновский А.В. Изучение кинозрителя : (по материалам Исследовател. театр, мастерской) / А.В. Трояновский, Р.И. Егиазаров ; под ред. Н. Семеновой. — М. ; Л. : Наркомпрос РСФСР : Госиздат, 1928.98 с.

265. Трусевич X. Т. По вопросу о дворянских нуждах / X. Т. — СПб. : типолитогр. Р. Голике, 1890. — 2., 6 с.

266. Тураев С.В. Гете и его современники сб. избр. тр. / Сергей Тураев ; [отв. ред. Н.А. Вишневская] ; Рос. акад. наук, Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. — М. : ИМЛИ, 2002. — 237 с. — (Культура романтизма; вып. 2).

267. У истоков развлекательной культуры России Нового времени XVIII-XIX века : сб. ст. / [ред.-сост. Е.В. Дуков]. — М. : Гос. ин-т искусствознания, 1996. — 252 с.

268. Усачев А.В. Онтология самобытности Владимира Эрна : из истории рус. философии // Филос. науки. — 2006. — № 10. — С. 50—59.

269. Утесов И.О. С песней по жизни / JI.O. Утесов ; под ред. Ю. Дмитриева. — М. : Искусство, 1961. — 208 с.

270. Ушакин С.А. Джеймс Бонд как Павка Корчагин / С.А. Ушакип, Л.Г. Бледнова // Социол. исслед. — 1997. — № 12. — С. 16—23.

271. Федотов Г.П. Судьба и грехи России : в 2 т. / Г.П. Федотов ; [сост., вступ. ст., примеч. В.Ф. Бойкова]. — СПб. : София, 1991. — Т. 1. --351 с. ; Т. 2. —349 с.

272. Федяева Т.А. Масса и карнавал : Элиас Канетти и Михаил Бахтин // Вопр. культурологии. — 2007. — № 3. — С. 44—49.

273. Фенько А.Б. Люди и деньги : очерки психологии потребления / Анна Фенько. — М. : Независимая фирма «Класс», 2005. — 409 с.

274. Философов Д.В. Мистический анархизм // Золотое руно. — 1906. — № 10, —С. 58—65.

275. Философское содержание русских журналов начала XX в. : ст., заметки и рец. в лит.-обществ. и филос. изд. 1901—1922 гг. : библиогр. указ. / Рус. христиан, гуманитар, ин-т ; отв. ред. А.А. Ермичев. — СПб. : Изд-во РХГИ, 2001. — 479 с.

276. Философия истории : учеб. пособие / под ред. А.С. Панарина. — М. : Гардарики, 1999. — 431 с.

277. Фицджеральд Ф.С. Отзвуки века джаза // Избранные произведения : в 3 т. : пер. с англ. / Фрэнсис Скотт Фицджеральд. — М., 1993. — Т. 3. — С. 365—375.

278. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности // Человек. — 1993, —№ 1. —С. 102—123.

279. Фромм Э. Бегство от свободы / Э. Фромм ; пер. с англ.

280. Г.Ф. Швейника. — 2-е изд. — М. : Прогресс : Универс, 1995. — 253 с.

281. Библиотека зарубежной психологии).

282. Фуко М. Слова и вещи : археология гуманит. наук : пер.с фр. / Мишель Фуко. — СПб. : A-cad : Талисман, 1994. — 406 с. — (Для научных библиотек).

283. Хайек Ф. Дорога к рабству // Вопр. философии. — 1990. — № 11. — С. 123—165.

284. Харламова Ю. Консерватизм как явление русской культуры : соврем, рос. идеология // Вопр. культурологии. — 2007. — № 1. — С. 3— 7.

285. Хармсиздат представляет «Советский эрос 20—30-х годов» : сб. материалов «Хармс-фестиваля II», посвящ. Н. Олейникову, 18 мая 1996 / концепция сб. и выст. М. Карасика. — СПб. : М. К. : Хармсиздат, 1997.143 с.

286. Хевеши М.А. Массовое общество в XX веке // Социол. исслед. — 2001. —№7. —С. 3—12.

287. Хевеши М. А. Социально-политические стереотипы, иллюзии, мифы и их воздействие на массы // Филос. науки. — 2001. — № 2. — С. 5—17.

288. Хренов Н.А. Зрелищные формы культуры и массовая публика / Н.А. Хренов. — М. : Гос. б-ка СССР, 1988. — 24 с.

289. Хренов Н.А. Место зрелищных искусств в художественной культуре / Н.А. Хренов. — М. : Информ. центр по проблемам культуры и искусства, 1977. — 48 с.

290. Хренов Н.А. Развлекательные формы досуга и театр / сост. Н.А. Хренов. — М. : Информкультура, 1979. — 46 с.

291. Хренов Н.А. Социальная психология искусства : теория, методология, история / Н.А. Хренов. — М. : Гос. ин-т искусствознания, 1998. —278 с.

292. Хренов Н.А. Социально-психологические аспекты взаимодействия искусства и публики / Н.А. Хренов. — М. : Наука, 1981. — 304 с.

293. Хренов Н.А. Художественная жизнь императорской России : (субкультуры, картины мира, ментальность) / Н. А. Хренов, К.Б. Соколов. — СПб. : Алетейя, 2001. — 809 с.

294. Художественная жизнь современного общества : в 4 т. / гл. ред. А.Я. Рубинштейн ; Рос. акад. наук, Гос. ин-т искусствознания М-ва культуры Рос. Федерации. — СПб. : Д. Буланин, 1996-2001.

295. Художественная жизнь России 1970-х годов как системное дело / отв. ред. Н.М. Зоркая. — СПб. : Алетейя, 2001. — 351 с.

296. Художественное сознание эпохи «Москвошвея» // Искусство. — 1988.—№ 10. —С.

297. Цветаева М.И. Об искусстве / М.И. Цветаева ; коммепт., подгот. текста и имен. указ. JI. Мнухина. — М. : Искусство, 1991. — 480 с.

298. Циклические ритмы в истории, культуре, искусстве / отв. ред. Н.А. Хренов. — М. : Наука, 2004. — 621 с.

299. Чехов А.П. Записные книжки. Записи на отдельных листах. Дневники. Полн. собр. соч. и писем : в 30 т. Т. 17. — М.: Наука, 1987. — 526 с.

300. Чехов А.Л. Статьи, рецензии, заметки «Врачебное дело в России». Полное собрание сочинений и писем : в 30 т. / А.П. Чехов. — М. : Наука, 1987. —Т. 16. —623 с.

301. Чуковский К.И. Дневник, 1901-1929 гг. / К. Чуковский ; подгот. текста и коммент. Е.Ц. Чуковской. — М. : Сов. писатель, 1991. — 543 с.

302. Шаповалов В. Российская история и герменевтическое непонимание // Свобод, мысль. — 1992. — № 10. — С. 17—36.

303. Шапинская Е.Н. Массовая культура XX века: очерк теорий // Полигнозис. — 2000. — № 2. — С. 77—96.

304. Шапинская Е.Н. Телевидение в контексте современной культуры : вопр. теории // Филос. науки. — 2000. — № 3. — С. 54—82.

305. Шварг( Е.Л. Живу беспокойно. : из дневников / Евгений Шварц ; сост., подгот. текста и примеч. К.Н. Кириленко. — Л. : Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1990. — 751 с.

306. Шервинский С.В. Воспоминания // Декор, искусство. — 1996. — №2/4. —С. 14—18.

307. Шестаков В.П.Искусство тривиализации : некоторые проблемы массовой культуры // Вопр. философии. — 1970. —№ 12. — С.

308. Шестаков В.П. Мифология XX века : критика теории и практики буржуаз. «массовой культуры». — М. : Искусство, 1988. — 223 с.

309. Шефнер B.C. Из записной книжки василеостровца ; Всякое разное // Нева. — 1995. — № 7. — С. 213—219.

310. Шипило А. Русское зарубежье как историко-культурный феномен //Вопр. культурологии. — 2007. — №4. — С. 13—16.

311. Шкловский В.Б. Гамбургский счет : статьи — воспоминания эссе (1914-1933) / В. Шкловский ; предисл. А.П. Чудакова ; коммент. и подгот. текста А.Ю. Галушкина. — М. : Сов. писатель, 1990. — 544 с.

312. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика : в 2 т. / Фридрих Шлегель ; [сост., пер. с нем., вступ. ст. Ю.Н. Попова ; примеч.

313. А.В. Михайлова, Ю.Н. Попова. — М. : Искусство, 1983. —Т. 1. — 479 с. ; Т. 2. — 447 с. — (История эстетики в памятниках и документах).

314. Шпет Г.Г. Искусство как вид знания // Декор, искусство. — 1996. -- № 2/4. — С. 26—27.

315. Шульженко К.И. «Когда вы спросите меня.» / Клавдия Шульженко ; лит. запись Г. Скороходова. — 2-е изд. — М. : Молодая гвардия, 1985. — 222 с. — (Мастера искусств — молодежи).

316. Щученко В.А. Вечное настоящее культуры : теорет. проблемы ист.-культур. процесса / В.А. Щученко ; под ред. И.А. Голосенко. — СПб. : Изд-во СПбГТУ, 2001. — 231 с.

317. Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт : материалы междунар. науч. конф., Самара, 26-29 апр. 2002 г. / редкол.: В. Дубина и др.. — Самара : Самар. науч. центр, 2002. — 302 с.

318. Экранные искусства и литература : Немое кино : сб. ст. / АН СССР, ВНИИ искусствознания М-ва культуры СССР ; [отв. ред. Н.М. Зоркая]. — М. : Наука, 1991. —246 с.

319. Эрдман Н.Р. Пьесы ; Интермедии / Николай Эрдман. Письма. Документы. Воспоминания современников. — М. : Искусство, 1990. -— 527 с.

320. Юнг К.Г. Архетип и символ : перевод. / Карл Густав Юнг. — М. : Renaissance : JV EWOSD, 1991. — 299 с. — (Страницы мировой философии).

321. Язвы Петербурга : сб. газ. фельетона конца XIX — нач. XX в.сост., подгот. текстов, вступ. ст. и коммент. Л.Я. Лурье. —Л. : ЛО СФК, 1990. — 143 с. — (Петербургское легкое чтение / Ленингр. отд-ние Сов. фонда культуры).

322. Янов А.Л. Патриотизм и национализм в России, 1825—1921

323. Александр Янов. — 2-е расшир. и доп. изд. «Россия против России». — М. : Академкнига, 2002. — 398 с.

324. Центральный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ). Ф. 52. On. 1. Ед.хр. 7. Л. 31,68,78, 102.

325. ЦГАЛИ. Ф. 2494. On. 1. Ед. хр. 215. Л. 3, 4.

326. Список научных трудов соискателя:1. Монографии:

327. Лебедева В.Г. Две рефлексии: европейская и российская традиции анализа феномена массовой культуры / В.Г. Лебедева. — СПб. : Нестор, 2008. —212 с. (13,25 п. л.)

328. Лебедева В.Г. Судьбы массовой культуры в России, вторая половина XIX первая треть XX века / В.Г. Лебедева. — СПб. : Изд-во СПбГУ, 2007. —355 с. (20,7 п.л.)

329. Публикации в изданиях, включенных в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендуемых ВАК:

330. Известия Санкт-Петербургской государственной лесотехнической академии). (0,33 п. л.).

331. Лебедева В.Г. Своеобразие формирования русского культурно-философского словаря в XIX веке / В.Г. Лебедева // Изв. СПбГЛТА. — СПб., 2004. — Вып. 171. — С. 180—186. (0,4 п. л.).

332. Лебедева В.Г. Антитеза «старое новое» в массовой культуре 20-х годов / В.Г. Лебедева // Изв. СПбГЛТА. — СПб., 2002. — Вып. 10(168). —

333. С. 178—186. (0, 53 п. л.).

334. Лебедева В.Г. Русское зарубежье о массовой культуре в контексте 20-30-х годов / В.Г. Лебедева // Изв. СПбГЛТА. — СПб., 2000. — Вып. 8 (166). — С. 143—152. (0,66 п. л.).

335. Лебедева В.Г. Встреча с массовой культурой в истории общественной мысли России / В.Г. Лебедева // Изв. СПбГЛТА. — СПб., 1997. — Вып. 5 (163). — С. 200—205. (0,33 п. л.).

336. Ю.Лебедева В.Г. Социокультурный бумеранг российской «колонизации» / В.Г. Лебедева // Изв. СПбГЛТА. — СПб., 1994. — Вып. 2 (160). — С. 161—169. (0,53 п. л.).

337. Публикации в зарубежных изданиях:

338. Valentina G. Lebedeva. Totalitarian and Mass Elements in Soviet Culture of the 1930-s / Valentina Lebedeva // Russ. social rev. -— 2003. — Vol. 44, no 6. N.-Y.— C. 51—81.(1,33 п. л.).

339. Valentina G. Lebedeva. Totalitarian and Mass Elements in Soviet Culture of the 1930s. / Valentina Lebedeva // Russ. studies in histori. — 2003. — Vol. 42, no 2. N.-Y. — P. 66—96. (1,33 п. л.).

340. Лебедева В.Г. Мещанство / В.Г. Лебедева //Идеи в России Ideas in Russia Idee w Rosji: Leksykon rosyjsko-polsko-angielski. : w 5 t. / pod redakcja Andrzeja de Lazari, Ibidem, Lodz, 2003. - T. 5. - C. 170-174. (0,26 п. л.).

341. Н.Лебедева В.Г. Встреча «Серебряного века» с «Железным» : (в контексте анализа массовой культуры) / В.Г. Лебедева // Slavia orientalis. —Rocz. 45 no 3, — 1996, —С. 88—91. (0,2 п. л.).

342. Статьи и материалы в других изданиях:

343. Социальная коммуникация : монолог, диалог, полилог : сб. науч. тр. : по материалам межвуз. науч.-практ. конф. 15-16 декабря 2006 г. / С.-Г1етерб. гос. лесотехн. акад.; сост. и отв. ред. В.Г.Лебедева. — СПб., 2007. — 124 с. (8,26 п.л.)

344. Лебедева В.Г. Экология интеллигенции: постановка проблемы.

345. В.Г. Лебедева // Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы : сб. науч. тр.: по материалам междунар. науч. конф. 2005 г. / Иванов, гос. ун-т. — Иваново, 2005. — С. 104—108. (0,26 п. л.).

346. Лебедева В.Г. О смене парадигмы культурного развития российской империи во второй половине XIX века / В.Г. Лебедева // Клио. — 2004. -- № 2. — С. 155—168. (0,87 п. л.).

347. Лебедева В.Г. Искусство XX века. Методические указания и материалы. / В .Г. Лебедева. — СПб.: СПбГЛТА, 2003. — 17 с. (1,3 п.л.)

348. Лебедева В.Г. Концепция культурно-исторических циклов

349. Лебедева В.Г. Тоталитарное и массовое в советской культуре 30-х годов / В.Г. Лебедева // Клио. — 2000. — № 1. — С. 152—162. (8,7 п. л.).

350. Лебедева В.Г. Русское зарубежье на «пароме» «Россия Запад»

351. В.Г. Лебедева // Русь, Россия и мировая цивилизация : сб. науч. тр. : по материалам Тринадцатой Всерос. заоч. науч. конф. / науч. ред. С.Н. Полторак. —СПб., 1999. —С. 145—148. (0,2 п. л.).

352. Лебедева В.Г. Молодежная субкультура России в хронотопе 20-х годов / В.Г. Лебедева // Гуманитар, вектор : вестн. Забайкал. отд-ния Акад. гуманитар, наук. — 1997. — № 1. — С. 36—43. (0,46 п. л.).

353. Лебедева В.Г. Культурология. От факта к смыслу культуры

354. В.Г. Лебедева. — СПб. : СПбГЛТА, 1997. — 48 с. (3,2 п. л.).

355. Лебедева В.Г. Встреча Серебряного века с Железным : Иванов-Разумник о судьбе мещанства и массовой культуры / В.Г. Лебедева

356. Иванов-Разумник. Личность. Творчество. Роль в культуре . / ред.-сост. В.Г. Белоус. — СПб., 1996. — С. 143—147. (0,27 п. л.).

357. Лебедева В.Г. Культурология : введение в теорию культуры / В.Г. Лебедева. — СПб. : СПбГЛТА, 1995. — 46 с. (3 п. л.)

358. Лебедева В.Г. Итоги XX века и взгляд в будущее / В.Г. Лебедева. — СПб. : СПбГЛТА, 1991. —22 с. (1,47 п. л.).