автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Историческая память российского крестьянства в XX веке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Историческая память российского крестьянства в XX веке"

На правах рукописи

КОЗНОВА Ирина Евгеньевна

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ РОССИЙСКОГО КРЕСТЬЯНСТВА В XX ВЕКЕ

07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Самара - 2005

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Научный консультант: заслуженный деятель науки РФ,

доктор исторических наук, профессор Кабытов Пётр Серафимович

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Есиков Сергей Альбертович

доктор исторических наук, профессор Корелин Авенир Павлович

доктор исторических наук, профессор Смирнов Юрий Николаевич

Ведущая организация: Институт переподготовки и повышения квалификации преподавателей социально-гуманитарных дисциплин МГУ им.М.В.Ломоносова (ИППК МГУ)

Защита диссертации состоится Умрё^ЛЯ&Ц 2006 г. в "/У час. на заседании диссертационного совета Д.212.218.02при ГОУ ВПО «Самарский государственный университет» по адресу: 443011, г.Самара, ул. Академика Павлова, 1, зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Самарский государственный университет».

Автореферат разослан «

г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук, профессор г-тО/ь/ Дубман Э.Л.

юоа а

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью комплексного изучения исторической памяти российского крестьянства. Это позволяет ввести в научный оборот новые документы, расширить знания о крестьянстве, которое всегда играло ключевую роль в социально-культурной эволюции страны. Крестьянские представления о мире, система ценностей, специфические черты ментальности присутствуют в сознании и поведении значительной части россиян. В условиях современных преобразований, связанных с поиском стратегии развития и пересмотром предшествующего исторического опыта, большую актуальность приобретает анализ социальных функций прошлого, в котором преобладает аграрно-крестьянское наследие.

Особенно важным представляется исследование исторической памяти крестьянства в XX в., который стал периодом глубинных политических, социально-экономических и культурных трансформаций. Именно в XX столетии история России - это история превращения крестьянина в некрестьянина. Ее невозможно осмыслить без представления о том, что такое крестьянин и как он изменился на протяжении прошлого века. В исторической науке исследование модернизации российского аграрного общества является динамично развивающимся направлением. В последнее десятилетие, благодаря привлечению нестандартных источников, значительного массива архивных документов, их новому прочтению, социально-культурные сдвиги в российской деревне видятся более объемно и многопланово. Изучение этих изменений в контексте и с позиций памяти представляется перспективным.

Рассмотрение исторической памяти в аспекте социальной преемственности, взаимодействия прошлого, настоящего и будущего важно для понимания общих тенденций общественного движения. Уход с исторической сцены поколений, бывших участниками и свидетелями масштабных социальных катаклизмов, заостряет проблему востребованности свидетельств минувшей эпохи. В условиях кризиса техногенной цивилизации и глобализации особую актуальность для индивидов, социальных групп и национальных сообществ приобретают вопросы идентичности. Обращение к теме памяти, коммуникативная роль которой выходит на первый план, стало в последнее время весьма активным.

Диалогизм пронизывает и современный историографический дискурс, который в интерпретации прошлой реальности конструируется как познание Другого и связан с обновлением предметного поля и методологического инструментария исторических исследований, проникновением в историческую науку теоретических подходов и методов смежных гуманитарных дисциплин.

Актуально антропологическое видение исторического процесса. Социокультурный анализ прошлого сопрягается с интересом к многообразному, индивидуальному и частному. В рамках исторической науки происходит активное взаимодействие социальной и культурной истории, развивается ряд направлений, целью которых является изученте стетафики- чеяовеческого опы-

' 7 РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯТ 1 БИБЛИОТЕКА |

I 1

- - ч» Л

та переживания исторических событий и процессов, возможности его трансляции, осмысления и усвоения.

Сформировавшиеся в последние десятилетия новые методологические подходы позволяют поставить в центр изучения тему памяти как проблему социальной истории, а смена акцентов отечественных аграрно-крестьянских исследований - тему исторической памяти крестьянства.

Объект и предмет исследования.

Объектом исследования выступает российское крестьянство в процессе перехода России от традиционного аграрного общества к индустриальному городскому.

Предметом изучения является историческая память российского крестьянства в XX в. в многообразии ее ментальных проявлений.

Хронологические и территориальные рамки исследования.

Диссертация охватывает период XX столетия, которое занимает особое место в российской истории и истории крестьянства. В XX в. были опробованы различные, часто взаимоисключающие варианты аграрных преобразований, произошли существенные изменения социально-культурного облика российского земледельца. Вместе с тем, для понимания содержания и трансформации крестьянской памяти в XX в. необходимо учитывать более ранние и более поздние периоды истории. Поэтому автор обращается к времени рубежа XIX-XX и ХХ-ХХ1 вв., связанному с цивилизационным поиском.

В рамках обозначенного периода автор выделяет несколько этапов. Первый приходится на конец XIX - начало XX в. и связан с крестьянским движением за землю в условиях рыночной трансформации страны. Главные исторические события, повлиявшие на «тонус» крестьянской памяти - аграрная революция, а также столыпинская аграрная реформа, Первая мировая война, революция 1917 г., гражданская война. Второй этап охватывает 1920-е годы и определяется особенностями «переваривания» крестьянством результатов аграрной революции в условиях нэпа. Третий связан с коллективизацией и колхозным строем (1930-1980-е гг.). Четвертый определяется перестройкой советского общества и его повышенным интересом к собственному прошлому. Пятый характеризуется началом постсоветского периода российской истории и деколлекти-визацией. Вместе с тем, перечисленные этапы связаны с определенными поко-ленческими изменениями, что нашло отражение в крестьянской памяти. Названные хронологические рамки позволяют показать изменения ментального облика крестьянства, отмеченные переживанием прошлого в контексте настоящего и будущего, то есть памятью.

Территориальные рамки исследования охватывают преимущественно Европейскую часть Российской Федерации, в отдельных случаях они раздвигаются, включают Сибирь. Предлагаемое исследование учитывает региональные и этно-культурные особенности крестьянской памяти. В центре внимания - память русских крестьян.

Историографическая ситуация.

Интерес к крестьянскому миру пронизывает всю русскую культуру. Миро-сознание и этос русского земледельца всегда было предметом анализа в отече-

ственной философии и классической литературе. В научном историческом знании сформировалась традиция исследования крестьянства.

В XIX в. были заложены основы российского крестьяноведения. Философская рефлексия о «русском народе» и «русском национальном самосознании» так или иначе соотносилась с крестьянским мировидением. Традиции реализма в литературе создали запоминающиеся образы крестьян. Размышлениями русских классиков порождены «идеальные типы» крестьян, «носителей правды и справедливости». Ведущие идейные течения XIX в. - славянофильство и народничество - были рождены стремлением интеллигенции узнать и понять крестьянство. Организационно-производственное направление русской аграрно-экономической мысли рассматривало трудовое крестьянское хозяйства в качестве стержня народно-хозяйственной эволюции. Реформаторские устремления русских либералов исходили из способности крестьянства к динамичной трансформации, не изменяющей его семейно-трудового базиса. Многочисленны архивные собрания записей фольклора, издания книг и сборников, этнографические описания быта и культуры крестьянства, предпринятые в дореволюционное и советское время. Идеологизированному восприятию крестьянства с неприятием его форм хозяйства противостояло стремление сохранить образ крестьянского уклада. Новый всплеск интереса к крестьянству в 50-70-е гг. XX в. был связан с творчеством публицистов и писателей-«деревенщиков», немало способствовавших тому, чтобы в общественное сознание вернулся термин «крестьянский мир».

Принципиальное значение для осмысления социальной истории российского крестьянства в контексте его исторической памяти имеет обращение современных исследователей к идеям крестьяноведения. Самое существенное в крестьяноведении (peasant studies) - утверждение «антропологической перспективы» и принцип целостности, равноценности всех сторон жизни крестьянского общества. Крестьяноведение выступает как род исторической памяти, призванной в межкультурном диалоге задать прошлому те вопросы, которые волнуют современность.

Этот диалог не может игнорировать высказанных К.Д.Кавелиным и М.Горьким - с разницей в полстолетия - критических мнений относительно способности российского крестьянства к глубокому и основательному освоению действительности посредством исторической памяти.

Проблема памяти является одной из ключевых в гуманитарных науках. Интеллектуальной традиции осмысления и описания феномена памяти, существовавшей в европейской культуре еще со времен античности, посвящено немало работ. Эта традиция получила новый импульс в XX в. На протяжении XX столетия изменились и расширились как сами возможности хранения и передачи памяти, так и способы ее изучения, описания и анализа. Рубеж XX-XXI вв. отмечен повышенным интересом отечественных и зарубежных ученых к осмыслению взаимодействия настоящего и прошлого с помощью памяти. Произошла институализация исследований памяти («memory studies»). Тема памяти активно заявляет о себе в исторических работах.

В целом в исследованиях памяти представлен как интерпретационный и аналитический, так и репрезентативный и источниковедческий аспект. Современная историографическая ситуация способствует плодотворному обмену мнениями между российскими и зарубежными учеными, активному междисциплинарному диалогу. Тем не менее, конкретно-исторических исследований форм представления прошлого и всевозможных способов его мифологизации на российском материале немного. Отсутствуют обобщающие работы исторического плана. Историкам еще предстоит изучить специфику коллективной памяти отдельных групп и слоев российского общества в разные исторические периоды. Большой познавательный и практический интерес представляет анализ крестьянской памяти.

Цели и задачи исследования.

Вопрос о судьбе крестьянства, о месте крестьянской культуры в процессе российской социальной трансформации является одним из актуальных вопросов современного гуманитарного знания. Изучение ее сквозь призму памяти представляется продуктивным.

Целью настоящего диссертационного исследования является комплексное изучение исторической памяти российского крестьянства в XX в., внутренних и внешних механизмов ее функционирования, основных тенденций и специфических проявлений ее эволюции.

Тема диссертации, ее хронологические и территориальные рамки определили основные задачи исследования:

- Реконструировать в основных чертах память крестьянства как культурно-исторический феномен XX столетия;

- Изучить особенности и структуру крестьянской исторической памяти в XX веке;

- Проследить содержание, доминанты и приоритеты, иерархию памяти;

- Рассмотреть факторы изменения памяти крестьянства на протяжении XX столетия;

- Выявить контекст крестьянской исторической памяти, то есть взаимосвязь между положением крестьянства, ситуацией в стране и актуализацией прошлого опыта;

- Показать на примере крестьянства взаимодействие стихийной и организованной памяти;

- Определить возможности памяти как культурного капитала и ресурса мо-дернизационных процессов;

- Проанализировать, в какой мере память выступает маркером изменения крестьянского мирочувствования и миропонимания, его ценностных представлений.

Осмысление проблемы проходит в соответствии с логикой изменений крестьянского образа жизни и положения крестьянства в обществе.

Существуют два взаимозависимых вектора движения памяти. С одной стороны, восприятие действительности определяется прошлым опытом. С другой стороны, память реконструирует прошлое, актуализирует его определенные моменты и черты, те или иные аспекты прошлой реальности.

б

Действие механизма памяти может быть рассмотрено на уровне событийной ретроспекции - «истории глазами крестьян». Причем возможно два подхода. Первый заключается в рассмотрении того, какое прошлое сохранилось в крестьянской памяти, какие события и явления оказываются значимыми и оставляют заметный след в памяти, а какие - не оставляют или забываются. Выяснение степени сохранности-забывания тех или иных событий общественной иприватной истории напрямую связано с проблемой актуализации тех или иных образов прошлого. Другой подход заключается в том, чтобы на примере важнейших событий и общественных явлений XX в. понять, как и почему они сохранились в памяти, в какой степени память о них связана с актуальными представлениями того или иного конкретного исторического настоящего.

При этом важно за событийным пластом памяти уловить универсальный и проследить действие механизма памяти на уровне сознания и поведения людей. Важно изучение ритуально-телесной и вербальной сторон памяти, различных техник поддержания социальности, специфики типов письма разных поколений, гендерных особенностей запоминания и памяти.

Проблема памяти - проблема конкретно-историческая, региональная, по-коленческая. С изменением общества меняется и его память, а вариативность культурно-исторических типов различных групп крестьянства на громадных пространствах России и многообразие их опыта, отмеченного региональной спецификой, совершенно закономерно позволяет говорить о вариантах памяти.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые предпринята попытка комплексного анализа актуальной и недостаточно изученной проблемы социальных функций прошлого на примере исторической памяти российского крестьянства. Впервые крестьянская память на эмпирическом материале XX в., насыщенного принципиальными для судьбы крестьянства и его культуры событиями и явлениями, становится предметом специального исторического исследования. Новой является сама постановка целей и задач исследования и их решения с позиций современного уровня исторической науки. Опираясь на концепции памяти, сложившиеся в гуманитарных науках, автор впервые в историографии предприняла попытку использовать их эвристические возможности для анализа феномена исторической памяти российского крестьянства. Новизна заключается в рассмотрении крестьянской памяти в историко-антропологическом ключе. Автор показывает трансформацию исторической памяти в контексте изменения крестьянского образа жизни. В настоящем исследовании впервые рассмотрена специфика крестьянского опыта переживания ушедшей реальности. Новое состоит в изучении взаимодействия крестьянской памяти с нормами и практикой советской модернизации. Подобная проблематика в представленных хронологических и территориальных рамках не изучалась в отечественной и зарубежной историографии. Новым является введение в научный оборот значительного массива ранее неиспользуемых, прежде всего архивных, а также опубликованных, но не изучаемых с точки зрения актуализации прошлого опыта, источников.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

- Память представляет собой важнейший культурный капитал, определяющий сознание и поведение крестьян. Коллективная память крестьянства включает в себя наиболее значимые для него как социальной группы традиции и историческую память в виде образов прошлого. Традиции выражают главным образом преемственную часть памяти, историческая - динамическую. Наиболее полное проявление традиции заключается в крестьянском образе жизни. Обе составляющие памяти находятся в тесном взаимодействии и подвержены изменению в контексте исторического движения.

- В структуре памяти выделяются два уровня - событийный (ретроспективная память о прошлых событиях) и уровень универсальный (сознание и поведение людей). Эти уровни в крестьянской памяти имеют свою специфику, определяемую особенностями народной культуры - ее устным характером и традиционностью. Они также накладывают отпечаток на письменное проявление и выражение крестьянской памяти.

- Крестьянской памяти свойственна системность: память движется во времени в многомерном пространстве прошлого, каждый из секторов которого, а именно - земля-хозяйство-общность-власть - тесно связан с другим и пронизан народным религиозно-духовным опытом.

- В XX в. модернизационные процессы интенсивнее всего затронули именно крестьянство и повлияли на его память. При этом следует вести речь об особом травмирующем опыте, деформировавшем крестьянскую психику и отразившемся в крестьянской памяти.

- Образ прошлого в крестьянской памяти связан с событиями аграрной революции, коллективизации и войны. Крестьянство создало свою «хронологию века», построенную на отношениях с властью. В связи с ними на первый план выносятся опыт взаимодействия деревни и города; народный опыт адаптации и выживания.

- Память об истории крестьянства в XX в. служит контекстом современной аграрной эволюции, представляющей собой столкновение стратегий выживания и стратегий развития, каждая из которых имеет специфический образ прошлого.

Методология диссертационного исследования.

При определении методологической основы изучения исторической памяти российского крестьянства в XX в. учитывался конкретно-исторический, компаративистский характер исследования. Междисциплинарность изучаемой проблемы требует заимствования и использования методов смежных научных дисциплин и их синтеза при главенстве собственно исторических методов.

Принцип историзма предполагает признание объективной закономерности исторического процесса, диалектическое взаимодействие объективных и субъективных факторов в конкретно-исторических условиях, осознание и понимание той или иной эпохи, исходя из нее самой. Принцип «взгляда на прошлое из прошлого» нашел воплощение в трудах В.О.Ключевского и А.С.Лаппо-Данилевского, разрабатывался феноменологией Э. Гуссерля и философской герменевтикой В.Дильтея и Х.-Г.Гадамера, «понимающей социологией» в лице

М.Вебера и АЛЦюца, исторической школой «Анналов», развивается в работах современных отечественных исследователей.

Подобный принцип предполагает не только историческую реконструкцию крестьянской памяти путем непосредственного проникновения в историческое прошлое, «вживание» исследователя в изучаемую эпоху, во внутренний мир крестьянина, но требует и исторической дистанции. Особую познавательную ценность в контексте диссертации этот метод приобретает при анализе традиций в качестве духовных факторов формирования крестьянской исторической памяти. Понимающий метод направлен на выяснение глубинных, заложенных в памяти, основ социальных действий.

Продуктивной для настоящего диссертационного исследования является разработанная Т.Шаниным методология двойной рефлексивности - используемое для изучении сельской России академическое осмысление интерактивной стратегии полевого исследования. Она предполагает, во-первых, взаимное влияние исследователя (субъект) и объекта (исследуемый); во-вторых, невозможность полного отделения свидетельств («данных») от исследователя и субъективность самих объектов, их понимание своего жизненного контекста и возможность выбора стратегии действия. Взаимозависимость фундаментальных компонентов методологии двойной рефлексивности означает, что каждый из них может быть использован в других программах и типах исследований.

В диссертационном исследовании нашел непосредственное применение функционально-системный анализ, предусматривающий изучение крестьянской памяти как определенной динамической социокультурной системы, обладающей соответствующей структурой и функциональной зависимостью. Системный подход предполагает выявление характера и качественного своеобразия взаимосвязей между различными элементами структур памяти; вскрытие механизма и факторов формирования актуализированного представления о прошлом.

Для изучения крестьянской памяти важны принципы социальной истории, истории повседневности, гендерных исследований.

В историко-антропологическом изучении исторической памяти крестьянства может найти применение целый комплекс приемов и методов, позволяющих подойти к памяти как многомерному историко-культурному феномену. Ретроспективный метод позволяет рассмотреть содержание исторической памяти крестьянства в широкой ретроспективе XX в. Сочетание таких общенаучных методов, как логический и исторический, дает возможность проследить динамику памяти в рамках исследуемого хронологического периода. Историко-типологический метод способствует изучению крестьянской памяти на разных этапах модернизации. Историко-генетический метод позволяет заострить внимание на особенностях памяти единоличного и колхозного крестьянства.

Большое методологическое значение для раскрытия темы имеет понятийно-терминологический ряд. Для осмысления присутствия прошлого в настоящем в литературе используются различные термины, к памяти приложимы определения, среди которых такие как «социальная», «историческая», «коллективная», «культурная», «коммуникативная». Наиболее часто проводится аналогия

между социальной и коллективной памятью. Историческая память рассматривается в качестве среза социальной памяти и представляет собой процесс конструирования прошлого (в том числе - посредством воспоминаний), воображаемое прошлое.

В общем виде память представляет собой систему, с помощью которой фиксируется, сохраняется, передается социально-значимая информация. Историческая значимость (референтность) событий с точки зрения коллективных представлений задается обществом или группой. Память не может быть описана в изоляции от социального контекста: избирательность, «искажение» памяти - результат ограничений, обычно накладываемых обществом. Вопрос о социальном контексте (или, по терминологии МХальбвакса, «социальных рамок») является одним из центральных в исследовании памяти. Социальность памяти выражена прежде всего в том, что память - символическое представление о прошлом, возникающее в контексте социальных действий; символическая борьба по поводу восприятия социального мира.

Принципиальным для понимания памяти является то, что прошлое организовано с ее помощью по-разному в разных культурах. Память культурно специфична и транслирует определенные способы мышления, ценности, смыслы, навыки, нормы и формы поведения.

Память и забвение тесно переплетены, забывание выступает одновременно как один из элементов, механизмов памяти и средство ее разрушения. Каждая культура, каждое общество, каждая группа определяет свою парадигму того, что следует помнить (то есть хранить в памяти), а что подлежит забвению.

Применительно к данному исследованию нуждается в пояснении понятие «историческое сознание».

Историческое сознание, являясь частью общественного сознания, включает прежде всего знание истории, интерес к ней, обобщение исторического опыта, уроков истории; оно предполагает выражение отношения к событиям, к историческому процессу, оценку фактов, определенные убеждения, то есть является прямым, системным отражением прошлого.

Память, как проявление ментального, объединяет в себя сознательное и бессознательное; память эмоционально окрашена, представляет собой переживание ушедшей реальности. Память выражает себя также в поведении. Для исторической памяти существенна прежде всего актуальность, то есть связь с прагматическими потребностями настоящего.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Благодаря исследованию, проведенному автором, имеется возможность представить целый пласт истории и культуры российского крестьянства. Научные результаты, полученные в ходе диссертационного исследования, могут быть использованы при написании обобщающих трудов по истории России XX в., учебников и учебных пособий для средней и высшей школы. Материалы и выводы диссертации, а также разработанные при этом конкретные методики расширяют возможности для дальнейшего изучения крестьянской памяти в конкретно-историческом, региональном, поколенческом и тендерном аспектах. Возможно также применение результатов в разработке концепции современной аграрной

политики, программ социального и культурного развития сельской местности. В частности, материалы автора были использованы при разработке «Концепции аграрной политики России в 1997-2000 гг.», представленной на рассмотрение Федерального Собрания РФ.

Апробация работы. Автор диссертации неоднократно выступала с докладами на всероссийских и международных конференциях и симпозиумах, среди которых Симпозиум по аграрной истории Восточной Европы (ХХП-ХХ1Х сессии), «Менталитет и аграрное развитие России (Х1Х-ХХ вв.)» (Москва, 1994), теоретический семинар «Современные концепции аграрного развития», рабочие группы «Россия и Германия. XX век» - Вуппертальский проект Льва Копелева (Москва, АИРО-ХХ, 1999-2001), японско-российский симпозиум «История русского крестьянства в XX столетии» (Токио, 2002-2005). Исследования автора в разные годы были поддержаны грантами РГНФ. В разные годы по теме диссертации автором были прочитаны спецкурсы и проведены спецсеминары для студентов Московского индустриального и Современного гуманитарного университетов. Опубликовано учебное пособие «Россия и мир в XX веке: актуальные проблемы культуры», в котором один из разделов посвящен теме исторической памяти. По теме диссертации опубликованы одна индивидуальная монография и разделы в двух коллективных монографиях, а также 35 статей общим объемом 52 п.л.

И. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура диссертации подчинена исследовательской логике и состоит из Введения, шести глав, в которых решаются поставленные задачи, Заключения, подводящего итог проделанной работе, приложений, списка использованных источников и литературы.

Во Введении определены актуальность темы, цель и задачи исследования, его методологические основы, хронологические и территориальные рамки, показана степень изученности темы, сформулированы новизна исследования и основные положения, которые выносятся на защиту.

В Главе I «Историография и источники изучения исторической памяти крестьянства» выявлена степень научной разработки темы, дана характеристика источниковой базы исследования.

В развитии историографии проблемы выделяются два этапа. Один охватывает XVIII - вторую половину XX вв., в котором отмечаются два периода -дореволюционный и советский. Другой этап начинается на рубеже 1980-1990-х гг. и продолжается до настоящего времени. В основу периодизации историографии положены различия теоретико-методологических подходов к изучению крестьянства, степень освоения в науке проблематики памяти.

В течение XVIII - начала XX вв., во многом благодаря деятельности различных научных обществ происходило активное накопление эмпирических знаний о крестьянстве и их аналитическое осмысление, становление российского крестьяноведения.

Изучение народа, его культуры и памяти самым непосредственным образом было связано с актуализировавшейся проблемой национального самосознания, что отразило общие тенденции, характерные для общественных и духовных процессов рубежа Нового и Новейшего времени. Складывание государственно-национальных образований сопровождалось апологией мифологизированного исторического прошлого, апелляцией к его наиболее древним, «почвенным» пластам, в которых зарождалась культурная память народа (нации).

Русская религиозная философия (B.C. Соловьев, C.JI. Франк, E.H. Трубецкой) рассматривала память как феномен, который формирует единство нации («общность исторической судьбы»). Обращалось внимание на способность памяти поддерживать равновесие внутреннего (духовного) и внешнего (социального). В западной общественной и научной мысли, прежде всего в философии (А.Бергсон, Ф.Ницше), психологии (У.Джеймс, Г.Эббингауз, З.Фрейд, К.Г.Юнг), литературе (М.Пруст, Ф.Бодлер), обнаружился повышенный интерес к памяти в связи с раздумьями о судьбе культуры, цивилизации и индивида.

Для советского периода характерны следующие особенности изучения крестьянства и его памяти. Хотя революционная идеология была направлена на разрыв с прошлым, его изучение признавалось важным для познания реалий современности. Активно собирались устные и письменным свидетельства участников революционных событий, в том числе воспоминания крестьян об аграрной революции.

Жизнь деревни в хозяйственно-бытовом аспекте активно изучалась в 1920-е гг. A.M. Большаковым, Д.А.Золотаревым, М.Я.Феноменовым, К.В.Шуваевым и др. Появились работы, посвященные изменению языка как носителя памяти1. Особенно следует выделить труды Н.А.Рыбникова, который уделял памяти (включая память крестьян) специальное внимание2. Проблемами памяти занимались психологи В.М. Бехтерев, JI.C. Выготский, А.Р.Лурия и др.

Изменение общественно-политической ситуации в СССР на рубеже 20-30-х гг. привели к свертыванию многих направлений гуманитарных исследований. Научно-адаптированная версия дореволюционной и послереволюционной истории, включая историю крестьянства, была закреплена «Кратким курсом истории ВКП(б)». В многочисленных научных трудах она впоследствии тиражировалась как «исторический опыт партии в социалистическом преобразовании сельского хозяйства». Немногие эмпирические исследования призваны были иллюстрировать достижения социалистического строительства и были идеологически выверены. Тем не менее, в них содержится фактический материал, характеризующий многие стороны советской колхозной повседневности и даю-

1 Селищев А.М. Язык революционной эпохи. М., 1928.

2 Рыбников Н.А. Автобиографии рабочих и их изучение. М.; Л., 1930; Он же. Крестьянский ребенок. Очерки по педологии крестьянского ребенка. М.; Л., 1930; Он же. Память, ее психология и педагогика. М.; Л., 1930.

щий повод к размышлению относительно крестьянской памяти. Наиболее интересны исследования, которые были проведены в ранее обследованных селах3.

В 1930-1950-е гг., на волне свойственной эпохе сталинизма историзации прошлого и героико-патриотического воспитания, большое развитие получили фольклорные и этнографические изыскания и исследования народного творчества. Особое место в этом отводится периоду Великой Отечественной войны. В стране продолжалось изучение памяти как свойства психики, однако психологические аспекты были потеснены из области историко-культурных исследований.

Советская деревня и протекающие в ней процессы были предметом пристального и постоянного интереса мыслителей Русского Зарубежья. На содержании крестьянской памяти заострял внимание П.А.Сорокин*. Осмысление крестьянского прошлого и настоящего, предпринятое эмигрантскими «Крестьянской Россией» и «Современными записками», способствовало сохранению традиций крестьяноведения и формированию альтернативных версий исторической памяти. В середине 40-х гг. за рубежом вышло исследование В.М. Зен-зинова, основанное на крестьянских письмах и посвященное анализу повседневной жизни и настроений советской колхозной деревни3.

Мировая война и революция обострили интерес общественной мысли к проблемам философии истории. В книге «Смысл истории» Н.А.Бердяев ввел понятие исторической памяти как особой «духовной активности» личности.

В западной науке память оказалась в центре внимания психологии (К.Г.Юнг, Ф.Бартлетт), социальных наук (М.Хальбвакс, П. Жане, Р.Барт). М.Хальбваксом была создана первая систематическая концепция памяти, основанная на понятии «коллективной памяти» как социального конструкта.

Изменение общественно-политической обстановки в стране в условиях «оттепели» вывели гуманитарные исследования на новый уровень, внесли в них начала дискуссионности, способствовали формированию новых научных отраслей, направлений и школ. Предпринимались попытки преодоления «закрытых зон» в истории советского крестьянства, связанных с коллективизацией (В.П.Данилов, М.Л.Богденко, И.Е.Зеленин, Н.А.Ивницкий).

Для 50-70-гг. характерны внимание к вопросам духовного облика и социальной психологии масс, всплеск интереса к народной культуре; новый импульс получила этнографическая и историко-социологическая традиции в исследовании крестьянства.

Динамизм послевоенного мирового сообщества, урбанизация, демократизация жизни, демографические и социальные изменения, совершенствование средств коммуникации, активное развитие ряда научных дисциплин (социо-

3 Каринский Н.М. Очерки языка русских крестьян. М.; Л., 1936; Шуваев К.В. Старая и новая деревня. М., 1937; Арина А.Е., Котов Г.Г., Лосев К.В. Социально-экономические изменения в деревне. М.,1939.

4 Сорокин П.А. Город и деревня //Крестьянская Россия. Прага, 1923. C6.IV. С.3-23.

5 Зензинов В.М. Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную Армию 1939-1940 г. Нью-Йорк, 1944.

логия, психология, лингвистика, семиотика) формировал новый вектор исследовательского поиска.

Возникла потребность анализа возможностей социальной памяти как информационно-семиотического института (В.А.Колеватов, Я.К.Ребане). Изучая механизм функционирования памяти с позиций семиотики, Ю.М.Лотман рассматривал память не только с точки зрения когнитивных способностей психики, но придал ей универсальный характер, отмечая тождественность понятий «культура» и «память». Тема памяти была одной из ведущих в творческом наследии М.М.Бахтина, который связывал ее с проблемой «смеховой» (сатирической) народной культуры.

На становление исследований памяти в рамках исторической науки повлияли ряд направлений - социальная история, культурная антропология, устная история. Западными социальными историками была осознана как научная проблема социальных функций прошлого, поставлен вопрос об особенностях восприятия прошлого в разных типах обществ (Э.Хобсбаум).

В исследовательском поле культуранропологически ориентированного крестьяноведения произошло и обращение к феномену памяти. Дж.Скотт сформулировал концепцию «моральной экономики» и «оружия слабых», имея в виду аспект памяти.

Подобные историографические традиции стали основой для развертывания исследований крестьянства и его памяти на следующем этапе.

Во второй половине 1980-х гг. в стране произошли качественные изменения общественно-политической обстановки, оказавшие серьезное влияние на историографическую ситуацию в связи с процессом переосмысления прошлого. Особое место заняла тема сталинизма и насильственной коллективизации. Кроме того, в центре исследовательского интереса разных направлений гуманитарной науки оказался духовный облик крестьянства (М.М.Громыко, П.С.Кабытов, В.А.Козлов, Б.Г.Литвак, С.А.Никольский, П.И.Симуш).

Большое влияние на понимание истории, культуры и памяти крестьянства оказали развернувшиеся в 1990-е годы дискуссии о цивилизационном выборе России. В современных условиях в отечественной науке отчетливо прозвучала мысль о необходимости переосмысления модернизационного развития страны в XIX-XX вв. Кроме того, тема модернизации актуализируется как взаимодействие социально-культурной архаики и динамики.

В процессе развертывания исторических исследований российского крестьянства происходит освоение методологических подходов и инструментария мирового крестьяноведения. На протяжении 1990-2000-х гг. активизировалось изучение содержания и характера социокультурных изменений, протекающих в аграрной сфере и связанных с модернизацией и раскрестьяниванием.

Исследования в области менталитета, спроецированные на аграрное развитие, дают возможность использовать их для изучения памяти, которая тоже относится к сфере ментального. При этом учитывается системный характер крестьянского менталитета, его дуализм и амбивалентность, возможность изменчивости. По отношению к советской эпохе ведется речь о системе двойных

стандартов и оценок (Е.Ю.Зубкова, В.В.Бабашкнн), применяются понятия «советское двоемыслие» (С.Коткин). Представляются важными наблюдения о возможности манипулирования крестьянством властью (Л.Виола, Н.Н.Козлова, В.В.Кондрашин, А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, И.В.Нарский, Ш.Плаггенборг, Д.Филд, Ш.Фицпатрик).

Тема памяти в контексте крестьянской культуры как специальное направление исследования была обозначена А.В. Гордоном6.

Конкретно-исторические исследования памяти российского крестьянства проводятся на документах XVIII - начала XX вв. (Г.В.Лобачева, Н-А.Миненко, И.В.Побережников, Г.Н.Чаган). М.М.Громыко относит к формам народной памяти различные виды фольклора, позволяющие судить об исторических представлениях крестьянства. А.В.Буганов рассматривает влияние памяти на формирование национального самосознания; уделяет вниманию образу исторических личностей в крестьянской памяти7.

На материалах XX в. крестьянская память также становится объектом изучения, главным образом в традиции устной истории. Это направление представлено работами В.А,Берлинских, В.Г.Виноградского, В.П. Попова®. В.ВЛСондрашин изучил, как сохранился в памяти сельских жителей голод

1932-1933 гг.9. Вышли зарубежные работы, посвященные крестьянской памя-

__ю

ти

Интерес к крестьянской памяти находится в общем русле современной историографической тенденции, связанной с активизацией внимания к проблемам памяти.

В науке сложились различные теории памяти, разрабатывается концептуальный аппарат и методологический инструментарий исследований, растет число публикаций, посвященных теоретическим и конкретно-историческим аспектам проблемы. Продолжаются дискуссии о содержании, формах, структуре, механизмах передачи памяти, взаимодействии памяти и истории.

6 Гордон A.B. Крестьянство Востока: исторический субъект, культурная традиция, социальная общность. М.,1989.

'Громыко М.М. Мир русской деревни. М„ 1991; Буганов A.B. Русская история в памяти крестьян XIX века и национальное самосознание. М.,1992; Громыко М.М., Буганов A.B. О воззрениях русского народа. М.Д000.

8 Попов В.П. Влияние государственной политики на крестьянское сознание и хозяйство в колхозный период // Крестьянское хозяйство: история и современность. 4.1. Вологда, 1992. С. 144-156; Виноградский В. Российский крестьянский двор. Экономика повседневного существования // Волга. 1995. № 4-5. С.120-151; Он же. Российский крестьянский двор // Мир России. 1996. № 3. С. 3-76; Берлинских В.А. Крестьянская цивилизация в России. М., 2001.

9 Кондрапшн В.В. Голод 1932-1933 годов в деревне Поволжья. Дисс. канд.ист.наук. М.,1991; Кондрашин В., Пэннер Д. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне. Самара-Пенза, 2002.

10 Zonabend F. The Enduring Memory: Time and History in a French Village. Manchester, 1985; Jun Jing. The Temple of Memories. History, Power and Morality in a Chinese Village. Stanford, 1996.

В России организуются методологические школы", конференции12, объединяющие специалистов в области как всеобщей и отечественной истории, так и других гуманитарных наук. Это позволяет на основе междисциплинарного подхода продвинуться в анализе процесса формирования, проявления и трансляции исторической памяти, условий изменения ее функций; культурных практик, посредством которых историческая память выполняет свою коммуникативную роль. Появился ряд обобщающих работ и историографических обзоров, в которых предметом обсуждения стала сформировавшаяся на протяжении XX в. в зарубежной и отечественной гуманитаристике традиция изучения памяти как социально-культурного феномена13. Особенно следует выделить историографические изыскания ЛЛ.Репиной, И.М.Савельевой, А.В.Полетаева.

За рубежом сформировались авторитетные научные школы, прежде всего в германской (Я.Ассман, Л. Нитхаммер, Й.Рюзен, О.Эксле) и французской историографии (Ж. Ле Гофф, П.Нора, П.Рикбр, А.Руссо). Следует также назвать имена британских ученых Дж.Тоша, П.Хатгона, Э.Хобсбаума, американских -Ф.Анкерсмита, Дж.Нерона, П.Холквиста, итальянских - М.Ферретти, финских - А.Оллилу. В становление исследований памяти внесли заметный вклад ученые, работающие в жанре устной истории - Р.Грил, Л.Пассерини, А. Портелли, П.Томпсон, Э.Тонкин, М.Фриш.

Содержание концепта «память» рассматривается в контексте важнейших изменений, связанных с «культурно-антропологическим поворотом» в исторической науке, с ее переориентацией «от социальной истории культуры к культурной истории социального», акцентированием внимания на «дискурсивном аспекте социального опыта», на смещении целевых установок исторических исследований от простого описания прошлого к его «реактивации» или «воскрешению в памяти»14. Изучение прошлого в этом плане представляется как история символического типа. С ней же связана и трансформация истории исторической науки и история историографии в обширное исследовательское поле - историю исторической культуры.

На начальном этапе большое внимание уделялось разработке типологии памяти. В зависимости от критериев, которые положены в основу типологии, выделяются: социальная/коллективная и персональная/индивидуальная; архаическая/традиционная и современная (Модерн); устная и письменная и т.д.

11 Сотворение истории. Человек. Память. Текст / Под ред.Е.А.Вишленковой. Науч.ред. Л.П.Репина. Казань, 2001.

12 Историческое знание и интеллектуальная культура. Матер, науч. конф. /Отв. ред. Л.П.Репина. М., 2001; Культура исторической памяти. Матер, конф. /Отв. ред. А.В.Антощенко. Петрозаводск, 2002; Культура исторической памяти. Невостребованный опыт. Матер, конф. /Отв. ред. А.В.Антощенко. Петрозаводск, 2003; Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб.ст. Челябинск, 2004.

13 Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время: в поисках утраченного. М.,1997; Они же. Функции истории. М.,2003; Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М.2003; Экштут С.А. Битвы за храм Мнемозины. Очерки интеллектуальной истории. СПб., 2003.

14 Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории.1996. М.,1996. С.25-38.

В этом плане значительный интерес имеют разработки немецкого ученого Я. Ассмана в рамках научного направления, которое он обозначил как «история памяти»15. Для характеристики коммеморативных практик им был введен ряд понятий, среди которых - «помнящая культура», «обращенность к прошлому». Теория памяти Я.Ассмана основана на представлении, что коллективная память функционирует в двух модусах: как особая символическая форма передачи и актуализации культурных смыслов - культурная память; в процессе повседневного межпоколенного общения - коммуникативная память. Критика его концепции сводится в основном к предостережениям против абсолютного разделения и противопоставления признаков и стратегий коммуникативной и культурной памяти.

В исследовании памяти существует несколько тесно связанных между собой аспектов.

Первый сфокусирован на развитии идей М. Хальбвакса в отношении взаимодействия коллективной и индивидуальной памяти. В последнее время взгляд на отношение индивидуального опыта к коллективной памяти во многом пересматривается. Получают развитие исследования автобиографической памяти как способа презентации индивидуального опыта. Центральная исследовательская проблема здесь - прояснение механизма превращения индивидуальной памяти в коллективную и социальную, в котором ведущую роль играет сам процесс коммуникации, рассказ о пережитом. Поскольку содержательное наполнение способов артикуляции (речь, ритуалы, изображения) происходит в рамках конкретных социальных общностей и культур, их изучение рассматривается в качестве одного из ведущих направлений научного поиска.

Проблема перехода от индивидуальной памяти к коллективной осмысливается в связи с изучением механизмов трансляции семейного опыта, а также (и преимущественно) культурно-исторического опыта, понимаемого в контексте смены поколений.

Поставлена как специальная проблема изучение тендерных особенностей коллективной и индивидуальной памяти |6.

Еще один аспект выдвигает на первый план исследования в области формирования коллективной (доминирующей) памяти общества, способов «управления прошлым», создания коллективных образов прошлого (истории) через средства массовой информации, систему образования, искусство, различные общественные акции. В зарубежных исследованиях символические артефакты, несущие в себе саму идею сохранения прошлого, получили название «места памяти» - les lieux de memoire (П.Нора), «фигура воспоминания» (Я.Ассман), а процесс их создания - «изобретение традиции» (Э.Хобсбаум). Концептуализация проблемы коллективной памяти видится в рассмотрении ее функционирования в ракурсе мифологизации. В контексте «управления прошлым», взаимодействия власти и официальной памяти, памяти и забывания Д.А.Андреевым и

15 Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. Пер. с нем. М., 2004.

16 Пушкарева Н.Л. Андрогинна ли Мнемозина? Тендерные особенности запоминания и памяти// Сотворение истории. С.274-304.

Г.А.Бордюговым предложена модель пространства памяти, которая рассматривается как производная от пространства власти адресная, фокусированная актуализация прошлого для нужд настоящего17.

Получают развитие исследования, в которых центральное место занимает вопрос о взаимоотношении памяти, этничности и нации (Т.С.Гузенкова, Е.Ю.Зубкова, В.А.Тишков). Изучается массовое историческое сознание россиян; анализ их результатов представлен в работах В.Э.Бойкова, Л.Д.Гудкова, Б.В.Дубина, Ю.А.Левады, А.Г.Левинсона, В.И.Меркушина, Р.Г.Пихоя, Ж.Т.Тощенко и др.

Типология коммеморативного конструирования применяется при анализе отдельных событий и периодов советской истории. М.Ферретги исследует механизм действия памяти о прошлом на примере памяти о сталинизме, которая, по ее мнению, оказала наибольшее влияние на коллективную память советского общества18. Она выделяет две формы мемориальной конструкции, а именно: «переживание траура», тесно связанное с конструированием демократической идентичности, и «меланхолия» («вытеснение»), пассивное созерцание случившейся катастрофы, склонное к авторитарной власти и национализму.

Первая из форм памяти имеет аналогию с тем, что в других исследованиях принято обозначать как «преодоление прошлого», наиболее последовательно разрабатываемое на материалах истории сталинизма в России, нацизма в Германии и Холокоста.

Вторая привлекает внимание исследователей в аспекте «ностальгии». Последняя признается видом памяти, характерной для обществ в состоянии перемен. В литературе анализируется «ностальгический синдром» XX столетия, выявляются особенности «постсоветской просоветской ностальгии», проводятся аналогии между ностальгией и «искусством забывания». Как вид памяти ностальгия приравнивается к механизму социальной реставрации.

Обе формы памяти используются для осмысления состояния и мифов массового сознания, а также в связи с общественной полемикой вокруг темы Второй мировой и Великой Отечественной войн и «расприватизацией» памяти.

Еще одним аспектом исследований памяти является изучение собственно народного, «низового» восприятия прошлого, взаимодействия официальной, организованной и неофициальной, стихийной памяти, а также сопротивления против различных форм доминирования.

Если вести речь непосредственно о работах, в центре которых находится тема сохранения и презентации в памяти тех или иных конкретных событий прошлого, то в них обращается внимание на следующее: выявление каналов и механизмов трансформации памяти от поколения к поколению, анализ различных мнемонических стратегий (включая различные аспекты забывания), изуче-

17 Андреев Д., Бордюгов Г. Пространство памяти: Великая Победа и власть // 60-легие окончания Второй мировой и Великой Отечественной: победители и побежденные в контексте политики, мифология и памяти. Матер, к Межд. Форуму I Под ред. Ф.Бомсдорфа и Г.Бордюгова. Биб-ка либерального чтения. Вып.16. М., 2005. С.113-115.

18 Ферретти М. Расстройство памяти: Россия и сталинизм И Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2002. № 5. С.40-54.

ние техник передачи воспоминаний (устная, письменная, визуальная, в том числе используемая властью) и каналов воздействия на формирование устойчивых кодов культурной памяти. Применительно к советской истории разрабатывается тема отражения в памяти «века катастроф» (понятие, введенное Э.Хобсбаумом), его отдельных периодов и событий (Ю.В.Аксютин, О.С.Нагорная, И.В.Нарский). Особое место занимает утвердившаяся еще с времени перестройки тема репрессий.

В исторических исследованиях начинает завоевывать позиции биографический метод. Не случайно, известный конкурс исторических исследовательских работ для старшеклассников «Человек в истории - Россия XX век» проводится с целью изучения повседневной жизни советского общества именно на основе биографического материала, истории семей и предков.

Таким образом, историографическая ситуация в изучении памяти, а также уровень исследований, достигнутый современной социальной историей российского крестьянства, усиливающийся интерес к изучению структур повседневности, быта и нравов, мотивации индивидуального и группового поведения позволяет поставить в качестве предмета изучения исследование исторической памяти крестьянства.

В специальном параграфе анализируется источниковая база исследования. Источники крестьянской памяти представляют собой сложный комплекс разнородных документов, которые могут быть оценены и объединены по принципу общности информации. Отбор и представительность корпуса исторических источников обеспечивается благодаря системному подходу. Их классификация проведена в соответствии с проблематикой исследуемой темы. Можно выделить несколько групп источников для изучения крестьянской памяти: 1) документы коллективного происхождения (приговоры, наказы, воззвания, обращения); 2) документы личного происхождения (воспоминания, письма, дневники, автобиографии); 3) материалы устной истории; 4) материалы этнографических описаний; 5) материалы социологических исследований; 6) фольклор; 7) документы центральных и местных партийных и государственно-административных органов (информационно-отчетные материалы); 8) периодическая печать.

Источниковая база исследования исторической памяти крестьянства в XX столетии включает разнообразные опубликованные и неопубликованные документы, большинство из которых вводятся в научный оборот впервые. К опубликованным относятся документы, увидевшие свет как в советское время, так и в постсоветский период в результате «архивной революции». Несмотря на отчетливо выраженную идеологическую позицию опубликованных в советское время источников, они несут в себе компоненты, характеризующую крестьянскую память.

В диссертации использованы более 15 фондов 9 центральных российских архивов. Среди архивов - Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ); Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ); Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ); Российский государственный архив экономики (РГАЭ); Российский государственный военный архив (РГВА); Научный архив Института этнологии

и антропологии РАН (Научный архив ИЭА РАН); Архив Междисциплинарного академического центра социальных наук (Интерцентр); Отдел письменных источников Государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ); Отдел фондов Российского государственного музея современной истории России (РГМСИР).

Первую группу источников представляют документы коллективного происхождения - прошения, приговоры, наказы, жалобы, ходатайства, а также исходящие из крестьянской среды документы программного, декларативного и организационного характера. Особенно следует отметить публикаторскую серию тематических документальных сборников, объединенных единой концепцией под названием «Крестьянская революция в России. 1902-1922».

Вторую группу источников представляют документы личного происхождения (дневники, письма, воспоминания, автобиографические описания). Значительную часть подобных документов простых, «маленьких» людей исследователи относят к жанру «наивного письма». Это документы внеписьменной культуры, созданные, тем не менее, представителями данной культуры, а не сторонними наблюдателями. Им присущ «устный» характер и нормативность стиля. Методологические принципы работы с текстами, созданными простыми людьми, были разработаны Н.Н.Козловой19. Имеются как опубликованные, так и архивные документы личного происхождения, в том или ином виде служащие выражением и проявлением крестьянской памяти.

Письма - наиболее массовый вид источника крестьянской памяти. Существуют публикации тех или иных тематических подборок писем. В последние годы эта работа активизировалась. Подобные публикации сопровождаются вводными статьями, в которых «письма во власть» рассматриваются в качестве самых типичных документов советской эпохи. Обращается внимание на много-слойность письма, его способность нести в себе скрытое многообразие смыслов и культурных практик. Подобное характеристика присуща документам личного происхождения в целом. Отличительной особенностью писем является их многожанровость (повествования, жалобы, обращения, воспоминания и пр.). Исследователю памяти, работающему с таким видом источника как письма, следует иметь в виду их характер - официальный или частный.

Архивные материалы представлены письмами с фронта периода Первой мировой войны (письма с фронта в газету «Земля и воля», 1917 г., ф.454 ОПИ ГИМ, а также за период 1916-1917 гг., хранящиеся в РГМСИР).

В РГАСПИ, РГАЭ и ГАРФ отложился целый комплекс писем в различные органы власти (включая газеты и журналы). В РГАСПИ это крестьянские письма в ЦК ВКП (б), в «Бедноту» и «Крестьянскую газету» за 1924 -1927 гг., а также сводки по письмам, подготовленные редакциями газет (ф.17); письма в газету «Сельская жизнь» за 1960-1970-е гг. (ф.561). В РГАЭ письма, выражающие крестьянскую память, сосредоточены в фонде «Крестьянской газеты», 19201930-е гг. (ф.396) и Совета по делам колхозов при СМ СССР, 1940-е гг. (ф.9476). Ценным источником является коллекция писем Б.Н.Ельцину из секре-

19 Козлова H.H., Сандомирская И.И. «Я так хочу назвать кино». «Наивное письмо»: Опыт лингво-соцнологического чтения. М.,1996. С.3-21.

тариата Президиума Верховного Совета РСФСР за 1989-1991 гг. (ГАРФ, ф.А-664).

Письма содержат исторический материал, позволяющий опираться на память в поисках ответа на актуальные вопросы современной автору письма действительности. Кроме этого, были использованы тематические группы писем. Так, в одну из них входят письма, поступившие в «Крестьянскую газету» в ходе дискуссии 1926-1927 гг. об общинном землепользовании. В другую - пришедшие на Всесоюзный крестьянский митинг, проведенный «Крестьянской газетой» в 1927 г. к десятилетию Октября. Они были построены по принципу сравнения "раньше-теперь" и позволяют судить о памяти разных групп и поколений крестьян. Изучалась содержательная и смысловая наполненность писем.

Важнейшим источником памяти являются воспоминания. В фонде «Крестьянской газеты» сохранились воспоминания крестьян о крупнейших исторических событиях начала XX в. Интересные воспоминания есть в фонде Русской этнографической экспедиции Научного архива ИЭА РАН.

В диссертации использованы автобиографии. При их анализе необходимо учитывать то обстоятельство, что в любом обществе или социальной группе присутствуют писаные и неписаные каноны, определяющие, что человек обязан рассказывать о своем прошлом и как он должен понимать свою судьбу. Существуют так называемые «модельные автобиографии».

Большой интерес для исследователя памяти представляют анкеты селькоров и автобиографии селькоров «Крестьянской газеты» (1924 -1928 гг.). Сельские корреспонденты в массе своей являлись наиболее активной частью крестьянства (при этом свыше 60% селькоров были молодыми людьми в возрасте до 24 лет). Составной частью анкет селькоров были автобиографии, которые вводятся автором в научный оборот впервые.

Кроме этого, привлекались автобиографии народных сказителей из фонда Дома народного творчества им. Н.К. Крупской, 1940 г. (ГАРФ, ф. А-628).

В работе использовались также опубликованные автобиографии и дневники крестьян.

Особый комплекс источников, привлекаемых автором диссертации, представляют материалы устной истории. По жанру (типу) они, как правило, являются воспоминаниями, однако в силу специфики способа их записи, в большей степени носят публичный характер. Имеющиеся публикации, созданные на основе записей устных рассказов (воспоминаний) о тех или иных событиях российской истории являются важным источником крестьянской памяти.

Ценнейшими документами, на основе которых были рассмотрены тенденции функционирования крестьянской памяти, являются материалы российско-британского проекта «Социальная структура российского села. 1990-1994 гг.» под руководством Т. Шанина. Они представляют собой 129 семейных историй, отобранных на основе репрезентативной выборки и записанных в 20 селах восьми регионов России (архив Междисциплинарного академического центра социальных наук (Интерцентр). Девять историй были опубликованы.

Источником, позволяющим судить об изменениях в сознании и поведении современных жителей села и их восприятии прошлого, являются личные наблюдения автора, принимавшей в 1992-1998 гг. участие в обследовании деревни ряда областей Центральной России.

Кроме того, в диссертации использовались данные этнографических обследований, фиксирующие распространенность тех или иных традиций и обычаев, обрядов и ритуалов, а также фольклор. Особенно следует отметить фонд Русской этнографической экспедиции ИЭА РАН и фонды историко-бытовых экспедиций ГИМ. Использовались материалы проведенных в разные годы социологических опросов, в частности, сфокусированных на теме исторического сознания и исторической памяти.

Кроме того, в качестве источника использовались различные государственные и партийные информационно-отчетные материалы, периодика.

Названный корпус исторических источников обеспечивает качественную и количественную представительность, позволяет выявить содержание и механизмы функционирования исторической памяти крестьянства. Информационная емкость источниковой базы является достаточной для достижения цели и задач исследования. Привлечение разнообразного эмпирического материала, его сопоставление и критический анализ позволяет получить адекватный материал.

Глава II «Крестьянская память и процессы российской модернизации в начале XX в.» освещает способы актуализации прошлого крестьянством в годы аграрной революции.

В главе рассматривается место памяти в системе крестьянской жизнедеятельности. В основе крестьянствования лежит принцип целостности, равноценности всех сторон бытия крестьянского общества. Целостность предполагает выработку единообразных и общепризнанных правил поведения, коллективной памяти и общей картины мира.

Развитость среди жителей деревни объединяющей их памяти и способность к совместной духовной практике - важнейшая культурная традиция, направленная на поддержание крестьянского образа жизни. Применительно к памяти дописьменных обществ можно говорить о совпадении культурной и коммуникативной памяти, т.е. о совпадении внешних и внутренних смыслов. В силу особой сцепленности социального с природным у крестьянства оказывается слабо расщепленными память-образ (воспоминание) и память-действие (ритуал), и в целом второе преобладает над первым. В крестьянской памяти происходит наслаивание старого на новое, «пересемантизация старых образов», соседство одного с другим и взаимное проникновение, что придает ей свойство «неисчерпаемости прошлого».

Многочисленные исследования подтверждают: на рубеже XIX - XX вв. ритуальный тип организации памяти и ритуальная стратегия поведения во многом определяли жизнь крестьянского сообщества. Понятия «обычай», «порядок», «обряд» выражали профанно-сакральное единство народной жизни. Для русской крестьянской религиозности был характерен синкретизм; она синтезировала языческие и православные мировоззренческие установки.

Понять глубину и силу коллективной памяти можно на основании таких параметров, как осознание сельскими жителями своей крестьянской идентичности; стремление, чтобы их дело было продолжено детьми; ощущение духовной связи с предками и потребность переосмыслить их опыт; ощущение соседства, особой социальной общности. Значение и действие этих факторов в истории разных крестьянских обществ различно.

Центральным образом памяти российского крестьянства была «власть земли», которая включала в себя ряд компонентов: убежденность крестьян в особой связи с землей и трудолюбии - «служении земле», а в силу этого - в своей уникальной общественной миссии «кормильца», ставшей основой крестьянской идентификации; коллективная память о земле, некогда доступной всем; представление о земле как «даре Божием»; общинность, поддерживающая естественное право каждого человека на совладение землей как среды обитания; «трудовое право».

В XIX в. основным источником информации о прошлом для крестьянства оставалась живая память старших поколений и исторический фольклор; при этом мужская историческая память была доминирующей. В памяти находили место прежде всего события и личности, с которыми связывались и ассоциировались вехи борьбы за землю и волю, за преодоление чувства социальной ущербности, за национальную независимость.

В борьбе за землю, за обретение политических и гражданских свобод крестьянство активно использовало прошлое в качестве ресурса сплочения и сохранения своей групповой идентичности, что нашло отражение в различных крестьянских документах, прежде всего приговорах, петициях, воззваниях, листовках. Проведенный контент-анализ 300 крестьянских приговоров и наказов периода революции 1905-1907 гг., а также документов крестьянского движения 1918-1922 гт. показывает, что два образа концентрировали в себе коллективный опыт: образ «труженика», «кормильца» и образ «страдальца», «жертвы». Кроме того, элементом крестьянской риторики в обосновании своих прав было понятие «пролитых за землю крови и пота». Эти исходные основания крестьянской памяти воспроизводились потом на протяжении всего XX в. и прилагались к разным историческим обстоятельствам. Названные образы инициировали прежде всего активные выступления крестьян.

Применительно к отмеченному периоду можно говорить о преобладании памяти-поведения над памятью-воспоминанием. Повстанческое движение периода гражданской войны показало, что крестьяне способны апеллировать не только к понятиям-символам своей традиции, но и к истории. Правда, подвергались переосмыслению и вносились в соответствующие реестры памяти прежде всего текущие актуальные события, «современная история», а не далекие события прошлого - Первая мировая война, революция 1917 г. Кроме этого, в историческую память вошла крепостная эпоха.

Для традиционных, достаточно устойчивых сообществ, в которых сознание и социальная реальность меняются медленно, характерно совпадение памяти индивида и памяти сообщества. Все это вполне относится к российскому крестьянскому обществу начала XX в. Однако перемены, которые в нем обо-

значились в связи с модернизацией, дали импульс формированию разных типов памятей, разных ценностных представлений. Один тип памяти ориентировался на общинное начало и стратегию выживания, другой - на развитие и хозяйствование преимущественно вне рамок общины. При этом оба типа памяти отличало активное трудовое начало. Третий тип был готов порвать с крестьянствова-иием. Вместе с тем, все три типа объединяли настроения ожидания земли или других социальных благ от власти, «сверху», независимо от того, какая власть: старая царская власть или новая - большевистская. Все это закладывалось в память, находило отражение в ментальном облике народа.

С периодом, о котором идет речь, связана важнейшая доминанта крестьянской памяти. Войны и революции начала века стимулировали формирование опыта вне привычного крестьянского порядка. В то же время новый опыт накладывался на тот, что существовал в деревенской повседневности с ее различными тяжбами, особенно по поводу земли. Разнообразные проявления крестьянского насилия в деревне (грабеж помещичьих имений, хозяйств хуторян, крепких крестьян, столкновения соседних деревень), давление «сверху» в годы столыпинской реформы и особенно во время «военного коммунизма» формировали устойчивый пласт памяти, который впоследствии актуализировался в годы «великого перелома».

Наконец, войны и революции стали идеальной почвой для аномии, для постепенного разрушения сельского уклада, для усиления конфликта поколений.

Глава Ш «Взаимодействие прошлого и настоящего в 1920-е годы» посвящена «работе памяти» в условиях нэпа. Образ жизни оставался ведущей формой коллективной памяти крестьянства в 20-е годы.

Дискуссии об общине в крестьянской среде, проанализированные автором на основе писем крестьян в «Крестьянскую газету и «Бедноту», являются ценным источником, позволяющим, во-первых, характеризовать нэповские процессы, для которых было характерно усиление общинных настроений и одновременная потребность преобразования традиционных устоев жизни. Во-вторых, интерпретировать их с позиций функционирования памяти как разные способы актуализации прошлого опыта. Общим для обеих тенденций было то, что опыт основывался на трудовом праве, и понятие «собственность» выступало как функция физического труда. В целом дискуссии показали рост самосознания крестьянства, наличие у него рыночной ориентации.

Кроме того, в диссертации выделены наиболее характерные черты нового типа работающей на земле личности. Письма позволяют увидеть крестьянское ядро ее системы ценностей, показать результирующее действие преемственности памяти. С точки зрения воспроизводства коллективной памяти важно понимание участниками дискуссии своей ответственной роли «кормильца». Вместе с тем, новому крестьянскому типу была особенно свойственна нацеленность на «культурничество» не только по отношению к земле, но и в самых разных проявлениях.

Еще один аспект действия памяти проявляется в том, что каждый конкретный период истории российского крестьянства может быть рассмотрен с

точки зрения доминирующего конфликта, который структурирует и сглаживает другие конфликтные ситуации и обозначает границы и фронты социальных и политических противостояний. Многочисленные крестьянские свидетельства 20-х годов улавливали суть этого конфликта, но представлен и описан он был по-разному. В одних случаях крестьяне в своих жалобах и письмах высказывали прямое недовольство властью, обращаясь при этом к недавней истории - событиям Первой мировой войны и революции. Воспоминания о Первой мировой войне были поводом предостеречь новую власть от «предательства» интересов крестьян. Воспоминания о революции должны были напомнить о крестьянской жертве, выступали как аргумент против несправедливой политики большевиков («земля наша, да власть ваша»).

В других документах конфликт «крестьянство-власть» не был выражен непосредственно, однако косвенные свидетельства позволяли его обозначить. Так, в течение 1925 г. по инициативе «Крестьянской газеты» собирались крестьянские воспоминания об аграрном движении 1917 г. Публикация отдельных воспоминаний была осуществлена в 1926 г. (повторное издание 1967 г.). Сравнение опубликованных и сохранившихся архивных материалов позволяет увидеть, что за пределами публикаций осталось многое из того, что демонстрировало силу крестьянского общинного действия. Крестьяне помнили и другие столкновения, обострявшие конфликт уже внутри самого сообщества, но им придавалось меньшее значение. В воспоминаниях о 1917 г. крестьяне показали свою солидарность в борьбе с другим миром, другой культурой. Память о некогда проявившей себя сплоченности была нужна им как способ демонстрации претензий к власти, тем более что и сила сельского сообщества в середине 20-х годов была вполне реальной. Эта восприятие настоящего в контексте прошлого оказалось полезным власти как необходимая информация, позволившая нанести упреждающий удар по сельским общинам в конце 20-х годов. В то же время власти было выгодно, чтобы крестьяне вспоминали борьбу с помещиками, а не борьбу с большевиками в годы «военного коммунизма».

Упоминание вскользь или умолчание при публикации воспоминаний об одном (разнообразные способы крестьянского сопротивления, многочисленные проявления «оружия слабых» - то, что составляет элементы передаваемой из поколение в поколение коллективной памяти), вынесение на первый план другого (классовое и партийно-политическое противостояние в деревне) - все это составляло содержание официальной памяти, призванной воздействовать на новое молодое поколение крестьян и ослабить традиционные каналы передачи опыта и социальных практик. Именно в годы «великого перелома» власть использовала в своих целях хранившийся в народной памяти опыт внутриоб-щинных столкновений.

Одновременно в качестве альтернативы памяти как устной традиции в среде крестьянства продолжала развитие письменная память. «Модерн» - это цивилизация письма, оно является для общества инструментом нормирования и проектирования как в общественном («большом»), так и в индивидуально-личном («малом», приватном) социальном пространстве. Письменные тексты показывают, как память, актуализируя прошлое, помогает формированию иден-

•личности, жизненной стратегии и тактики. При этом большое влияние на подобную память оказывала власть как инициатор модернизационных процессов. Провозгласив «отказ от прошлого» и устремляясь в будущее, советская идеология вместе с тем конструировала новый образ прошлого. Социальные ожидания крестьянства способствовали тому, что определенная часть деревни, прежде всего молодежь, активисты и беднота, создавала «новое прошлое» совместно с властью. Вера в прогресс как черта памяти сочеталась с традиционализмом и соперничала с ним. Особенно показателен в этом плане проведенный автором анализ корреспонденции в «Крестьянскую газету».

На основе анкет, включавших вопрос об основных событиях жизни селькоров «Крестьянской газеты» и их автобиографий прослежен процесс перехода от памяти-традиции к памяти-истории. В условиях советской модернизации шло формирование индивидуальных историй. Причем, применяясь к потребностям настоящего, такие истории были нацелены на ретроспективное конструирование прошлого: из прошлого, как из «каталога», извлекались те или актуальные сюжеты. Переходность процесса подтверждается тем, что селькоры руководствовались собственными представлениями об актуальности и о том, какой может быть автобиография. Однако с помощью «Крестьянской газеты» автобиография формировалась как нормативный элемент советского общества. Было просмотрено и отобрано 300 анкет селькоров, проведено формулирование обобщенных категорий для контент-анализа текстов. На этой основе были выделены три основных принципа описания, или припоминания селькорами собственной жизни. Условно их можно обозначить: «корреспондент», «бюрократ», «землепашец». Автобиографии демонстрируют действие тенденции преемственности памяти и тенденции разрыва с прошлым как традицией. Однако почти треть автобиографий отличала «всеядность»: селькоры отбирали самые разнообразные факты и свидетельства из своей крестьянской жизни. Автобиографии отражали и существовавший в деревне конфликт поколений, в них находят воплощение миграционные намерения деревенской молодежи, а главное - готовность к принципиальному изменению образа жизни.

Создание нового общества означало одновременно создание воспоминаний о становлении этого общества. Празднование 10-летия Октября вылилось в ритуал воспоминаний. С помощью писем («корявого крестьянского языка»), поступивших в юбилейный год на всесоюзный крестьянский митинг и демонстрировавших достижения новой жизни, «изобреталась» новая советская традиция. Память выступала в качестве важного, актуального компонента сознания и поведения крестьянской массы, прежде всего ее наиболее активной с точки зрения социалистического строительства части. Она становилась основой новой идентичности. Существовавший в памяти «эксплуататорский» образ крепостничества и царизма был удачно противопоставлен ушедшему в зону «антипамяти» «чрезвычайному» образу большевиков периода гражданской войны. События «великого перелома» изменили мемориальное восприятие крепостного права.

Глава IV рассматривает «Ментальный облик крестьянства в условиях советской модернизации и способы представления прошлого (1930-1980-е годы)».

Для советского периода характерны неоднозначные тенденции трансформации памяти крестьян.

Коллективизация внесла серьезные изменения в крестьянскую жизнь. Вместе с тем, основания крестьянского мира подрывались постепенно, а само разрушение не было одномоментным, хотя кульминацией стала коллективизация. Удары по сельскому укладу от власти шли последовательно - по религии, собственности, самоуправлению. Однако процесс начался до коллективизации и завершился не в коллективизацию. Как правило, значимым сдвигам в укладах предшествует довольно длительное состояние аномии в обществе, когда старые нормы уже действуют слабо, а новые еще не укрепились (не случайно уже к 20-м годам была применена емкая формула «старое в новом и новое в старом»). Здесь уже роль играет не просто исчезновение «кулаков» как наиболее образованной, энергичной и хозяйственной части крестьянства, а смена поколения, когда старики не могут или боятся передать молодежи свои ценности, и последняя начинает придерживаться новых. Образ жизни претерпел существенные изменения, но в крестьянской среде эти изменения получили и позитивный отклик, а бывшей бедноте, активистам колхозного строительства, колхозной элите такая память была не нужна и попросту мешала.

В раннеколхозный (довоенный) период некоторые из ритуалов и традиций единоличной деревни, связанные с землей и носившие сакральный характер, переносились в практику колхозной жизни. Труд понимался как инструмент поддержания крестьянского порядка. При распределении трудовых раскладок и наделении приусадебной землей практиковался характерный для поздней общины «едоцкий» принцип. Сохранялось представление о крестьянском социальном долге.

Для характеристики того, как может проявлять себя память на повседневном уровне, были использованы письма колхозников на фронт периода советско-финской войны. Анализ содержания и тематики писем, их языка и стиля, представления о привычном, обыденном и о том, что относится к сфере новостей показывает, что довоенная деревня жила в мире взаимодействия и переплетения индивидуальных и коллективных практик, деревенской и городской, православной и светской, народной и массовой культуры, все более включаясь в орбиту советской традиции. «Хорошая жизнь», а фактически - порядок, в понимании рядовых колхозников, женщин и стариков сводится к фразам «пока здоровы и не голодны», «в тепле и сыты». Это опыт выживания, который передавался памятью и закладывался в память. Символичны утверждения « у нас хлеба на два года хватит». В письмах память «размыта», «молчалива» и не артикулируется. Даже в том случае, когда встречался пример обращения к прошлому (гражданская война), имелся в виду тот же опыт выживания. Для мужчин, занимающих должности в колхозах, понятие «хорошей жизни» не укладывалось в подобные узкие рамки. Формировались новый опыт, новая система ценностей.

Изменение демографической ситуации в войну, рост роли женщин способствовала консервации традиционализма деревни. Сохраняла свое влияние и вес в трансляции представлений о прошлом коммуникативная память. Затем мо-

дернизационные процессы возобновились. Под воздействием урбанизации произошли существенные изменения в образе жизни крестьян и их отношениях с землей. Раскрестьянивание проявилось в эрозии трудовой памяти, «миграционные настроения» и конфликт поколений стали неотъемлемой частью действительности. Земля постепенно ушла на периферию крестьянской памяти, первый план прочно заняла тема «продовольственного снабжения» и денег.

Вместе с тем, советский вариант хозяйственно-социальной общности по типу колхоза/совхоза стал традицией. Колхозная повседневность вызывала к жизни закрепленные в памяти крестьян стереотипы поведения как реакцию на несправедливые действия властей. Формы поведения могли меняться во времени и пространстве, но суть оставалась одной - «оружие слабых», среди которых были распространены волокита, симуляция, воровство. Память о них сохранилась в последующих поколениях сельских жителей.

Нельзя однозначно сказать, что крестьянская историческая память в советский период была табуирована. Существовал запрет на память о насильственной коллективизации, о многих сторонах жизни периода Великой Отечественной войны. Крестьянское недовольство политикой большевиков в годы «военного коммунизма» также входило в зону умолчания и забывания. Сложился идеологически обоснованный стереотип презентации дореволюционной деревни, который имел основания в памяти. При этом крепостное право становилось универсальным символом прошлого, хотя многие регионы крепостного состояния не знали вовсе.

В то же время, конструируя новую колхозную идентичность, власть поддерживала и развивала некоторые фольклорные традиции, ориентировала на связь с патриотическими и демократическими традициями прошлого. Анализ советской истории показывает активное участие рядовых граждан в мифологизации текущих событий, что способствовало оформлению новой нормированной культурной памяти, основанной на архаичных образцах. Новая по содержанию культурная память в своей форме несла много привычного, став замещением традиционного ритуала. Представления официальной памяти относительно истории советского крестьянства стали аккумулироваться и личной памятью самих крестьян и транслироваться в их воспоминаниях.

Документы личного происхождения, материалы фольклорных и исто-рико-бытовых экспедиций позволяют выявить пределы памяти-забывания, направленные на поддержание колхозной системы и самосохранение сельской общности. Существовали некоторые устойчивые образы воспоминаний, связанные с организацией колхозов. Коммеморативные конструкции «модельных» автобиографий председателей колхозов включали в себя образ счастливой, сытой, зажиточной колхозной жизни. В то же время рядовая деревня хранила и воспоминания, презентирующие коллективизацию как «нарушение порядка», рассматривая их на фоне специфической мужской и женской судьбы.

Глава V «Крестьянская память в условиях социальных перемен (середина 1980-х - начало 1990-х годов)» акцентирует внимание на процессах переосмысления советского прошлого в годы перестройки. Период перестройки характеризуется повышенным вниманием общественности к событиям «великого

перелома» и активизацией памяти о них. Тогда господствовавшие длительное время взгляды на коллективизацию были серьезно поколеблены, официально были сняты табу на признание ее насильственного характера, коллективизация получила статус «трагедии советской деревни». Народная память о коллективизации на тот момент сохранила еще во многом характер «живой памяти», хотя в большинстве своем участники и свидетели тех событий представляли собой «уходящую натуру».

Основным историческим источником, на материалах которого рассматривается память о коллективизации, являются материалы российско-британского проекта «Социальная структура российского села. 1990-1994 гт.». Другим «узловым» событием советской (и крестьянской истории) стала Великая Отечественная война, воспоминаниям о которой также уделено большое место в материалах проекта. Использовались также материалы периодики и опубликованные воспоминания. В диссертации был проведен сравнительный анализ крестьянских нарративов с целью выяснить особенности конструирования прошлого на примере коллективизации и войны.

«Просоветский» взгляд на коллективизацию нашел свое выражение и в семейных историях. Подобные представления нельзя считать лишь результатом влияния официальной пропаганды. Тем не менее, ведущей тенденцией воспоминаний в условиях социальных перемен стала «пересемантизация» прошлого. Коммеморативная практика старшего поколения о коллективизации сохранила идеализацию доколхозной (нэповской) деревни как оплота социальной гармонии и порядка, которая перешла в представления более молодых поколений. Более того, для старшего поколения она приняла устойчивый характер ностальгии. Коллективизация вспоминалась с осторожностью (остаток прежнего страха), со смирением, с иронией, с равнодушием. По мере удаления от Севера России к Центру, Югу и на Восток память становилась более нервной и оценочной, насыщенной, отягощенной как подробностями, так и умолчаниями. Память фиксировала те или иные проявления насильственного характера организации колхозов, при этом особенно выразительны моменты унижения человеческого достоинства. Коллективизация и «раскулачивание» представлялись во многом синонимами. «Раскулачивалось» все пространство жизни, включая храмы. В социальном смысле крестьяне и особенно раскулаченные - «труженики», а активисты коллективизации - «лентяи» и «лодыри». В культурном - соответственно «герои» и «антигерои». Память по отношению к активистам раскулачивания можно квалифицировать как память-презрение. Характерно повторяющееся в нарративах упоминание об их печальной участи как свидетельство возмездия.

Память четко фиксирует противостояние «мы» (деревня, крестьяне -«они» (власть - высшая и местная, город, рабочие). Роль высшей и местной власти в коллективизации воспринимается в зависимости от статуса семьи. О давлении власти крестьяне вспоминали с готовностью и охотно, выставляя себя в качестве «жертвы великого перелома». Коллективизация виделась как столкновение человека с безликой машиной. Тема неоднозначного поведения сельской общности в момент организации колхозов сохраняет в себе «закрытые

зоны». В целом память сходится на том, что коллективизации - упрощение жизни, крушение крестьянского порядка, где труд и трудовая память как способ поведения были его сутью.

Память о коллективизации тесным образом связана с памятью о Великой Отечественной войне. Война породила миф о довоенной сытой и счастливой жизни. Память о войне - это память о людях на войне, их геройстве и стойкости. Это память людей, воевавших за высшие ценности - Родину, землю, детей, это Память о «времени Подвига».

Что касается версий памяти, связанных с ценой Победы, то здесь память вносит свою ноту в демонстрацию сути системы. В памяти о войне ракурс «крестьянство-власть» имеет самостоятельное значение: крестьянству противостоит махина власти, ввязавшей его в войну или пришедшей в качестве оккупационной и отправившей на чужбину. Военному искусству крестьянство противопоставляло свое искусство, испытанные социальные приемы «жизни вместе» (взаимопомощь, поддержка) и способы неявного, скрытого повседневного сопротивления. В меморатах о войне происходит «понижение» и развенчание пафосности (это особенно касается «табелированных» прежде тем - репрессии власти, оккупация, плен) и рисуется образ «разных» «своих» и «чужих».

Как «фигуры воспоминаний» коллективизация и война имеют определенные отличия. Исходя из описанных в литературе моделей восприятия событий прошлого в памяти, память о коллективизации предстает как «катастрофа» («память жертвы»), память о войне - как «триумф» (геройство и жертвенность) и символическая форма замещенной памяти. В связи с этим память о войне в значительной степени ритуализирована, выражая потребность крестьянства в ритуале, который ушел из практики хозяйственной жизни.

Сохраняясь в форме коммуникативной («живой») памяти, память о коллективизации, колхозной повседневности и войне выносит на первый план народный опыт адаптации и выживания; опыт взаимодействия аграрного и городского общества. Это память актуализируется в процессе современной аграрной эволюции. Памяти присуще то, что исследователи называют «советским двоемыслием», системой двойных стандартов и оценок. Это нашло выражение и в том, что наряду с памятью о коллективизации как «трагедии советской деревни» у тех же старших поколений сохраняется позитивная память о колхозах (память-примирение). Позитивную память о колхозах несут те, кто родился в 40-70-е гг.

Глава VI «Современная российская трансформация и осмысление прошлого (1990-2000-е гг.)» показывает роль памяти как фактора аграрных преобразований.

Память служит «полем битвы за власть и культуру», определяет и направление преобразований последних полутора десятка лет. Приступая к углублению рыночных реформ, новая власть постсоветской России учитывала «исчерпанность» с точки зрения исторической памяти нэповской темы и поддержала возникший в годы перестройки интерес к столыпинской аграрной реформе. Само по себе обращение исторической памяти к дореволюционному прошлому несло мощный позитивный импульс, поскольку реабилитировало в

нем то, что в советское время незаслуженно замалчивалось или искажалось. Реальная политика в аграрной сфере была направлена на преодоление советского наследия и представляла собой разрушение колхозно-совхозного строя. Расчет был на то, что память о насильственной коллективизации и критическое восприятие колхозно-совхозной системы в условиях продовольственного кризиса станет основой деколлективизации и приватизации земли, имущества колхозов и совхозов.

Если рассматривать память как предыдущее, как культурный капитал, с которым деревня подошла к моменту преобразований, то следует отметить, что в ней преобладал крестьянский традиционалистский пласт, ориентированный на потребительский характер семейного хозяйства в рамках колхозно-совхозной системы. Память о хозяйствовании в условиях рынка сохранялась, но она была во многом идеализированной. Ресурс памяти, на который опиралась власть в своей программе преобразований, был близок лишь небольшой части сельского населения. В бытийном смысле преобразования породили ситуацию одновременной лишенности настоящего, будущего и прошлого.

Доминирующую роль на первых порах приобрела тактика выживания в прежних формах (по типу общины-колхоза), что стимулировалось боязнью утраты коллективной идентичности и социального контроля в отношении отдельной личности (явление, с которым столкнулась в свое время и столыпинская реформа). Как реакция на «разрыв времен» наблюдалось тяготение к прошлому.

Ситуация последнего десятилетия изменила ракурс восприятия прошлого, в котором также были свои обретения и потери. На уровне официальной презентации произошло сначала расширение временного поля памяти за счет включения в него периода модернизационного развития страны последних трех столетий, а затем и реабилитация советской эпохи. Политические силы, ассоциирующие себя с крестьянством и его интересами, так же на протяжении этого времени использовали прошлое для усиления своего влияния в деревне и как аргумент в общественных дискуссиях. Народная память при этом не продвинулась вглубь времени, наиболее привлекательный исторический период - эпоха «застоя» ( «брежневская»), с которой связаны представления о мирной, спокойной, хорошей жизни; он воспринимается в ностальгическом ключе. Эти были также годы признания социальной значимости работников сельского хозяйства. Представляется, что за последние 15 лет, с момента начала рыночных реформ были использованы возможности разных исторических периодов. Фактически, резервы коллективной памяти для проведения эффективных аграрных преобразований оказываются исчерпанными.

Современная аграрная эволюция представляет собой столкновение стратегий выживания и стратегий развития, каждая из которых имеет специфический образ прошлого. Вместе с тем, границы памяти не всегда явны и отчетливы. Существуют разные уровни мобилизующих конструктов памяти. В поведенческом плане память апеллирует не только к глубинному историческому опыту выживания, но все более - к разнообразному опыту адаптации и коллективной

солидарности, выстраиванию разнообразных «сетей поддержки» в условиях социальной дифференциации села.

Подобное переплетение в памяти различных пластов и смыслов свидетельствует, что ее проявление и действие как актуализации прошлого опыта много-планово; на нее может опираться и хозяйствование на земле, и стремление порвать с крестьянским трудом.

В первом случае в памяти репрезентируются отношения сельского мира и власти под углом ее давлений и репрессий; вся крестьянская история XX века предстает как «история жертвы». Потеря трудовой памяти и выход на первой план памяти потребления стимулирует разрыв межпоколенных связей и отъезд молодежи в город. Во втором случае память основана на опыте позитивных отношений с властью. Возрождается крестьянское домохозяйство, поддерживается память о его опыте вхождения в рынок. Те, кто находится сегодня в активном трудовом возрасте, ориентируются как на разнообразные приемы выживания (где вовсе не все создается трудом), так и собственно на трудовую память -принцип «все надо уметь».

В Заключении подводятся итоги исследования, которые подтверждают новизну поставленной проблемы и значимость полученных результатов. Впервые в отечественной историографии осуществлен комплексный анализ содержания, механизмов действия и трансформации исторической памяти российского крестьянства на основе репрезентативно сформированной базы источников в процессе российской модернизации XX в.

Проведенное автором исследование исторической памяти российского крестьянства в XX в. на документальных материалах Европейской части России позволяет прояснить коммуникативные возможности памяти.

Крестьянская память выражает себя преимущественно в виде традиции, направленной на поддержание земледельческого образа жизни, собственно -крестьянственности. Различные уровни памяти - универсальный и событийный - тесно переплетены между собой. Крестьянская культура по своей сути является «помнящей культурой», ей не свойственно «забывание» в том смысле, что прошлое органично входит в настоящее и будущее, границы «прошлого» размыты. Традиционное крестьянское сообщество не ставит вопроса относительно того, насколько оно «верно» памяти предков, оно естественно живет этой памятью и продолжает себя в потомках. Социальные функции прошлого здесь -поддержание образцов жизнедеятельности. Репродуктивный характер памяти находит выражение в формуле «наши деды и прадеды жили, и мы так будем».

Крестьянская память воспроизводит структуру - хозяйство (семью) и общину (общность). Связующим, системообразующим элементом памяти является духовно-религиозный опыт. Выражением целостности образа жизни и духовной практики выступает крестьянский порядок. Нормативный характер крестьянской культуры и нормативный характер памяти - две стороны одного явления: обращение к истории позволяет формировать ценностные представления, собственные образы и интерпретационные коды с целью их воспроизводства.

XX столетие называют «веком масс», «веком катастроф», «чрезвычайным веком», эпохой «ускорения истории» и многочисленных экзистенциальных ситуаций, когда происходили разрывы в повседневном существовании. Именно в XX в. возникло сомнение в способности памяти транслировать прошлый опыт.

Существуют общецивилизационные основания для изменения крестьянства и его памяти, связанные с урбанизацией, ростом социальной мобильности, разрывом локальности. Крестьянство оказывается на пересечении устной и письменной традиций, деревенской и городской культур. Одновременно формируются новые способы организации памяти, расширяются возможности манипулирования ею. XX в. привнес в жизнь крестьян разнообразный новый опыт. Увеличилась роль книжного знания, образования, крестьянство включилось в эпистолярную традицию, которая затронула общественную («письма во власть») и частную сферу. Крестьянство выражало себя прежде всего в действиях, которые подкреплялись письмом (наказы, петиции, воззвания, листовки, жалобы).

Первая четверть XX в. продемонстрировала рост крестьянского самосознания. У крестьянства обозначилась потребность в новых способах выражения своей исторической памяти. Например, крестьянство активно подчеркивало собственную «связь с землей». Традиционный крестьянин воспринимал себя с землей архетипично, как единое целое. Крестьянам, живущим своим локальным миром, в намеренном позиционировании себя по отношению к земле не было необходимости. Теперь ситуация менялась. Крестьянство квалифицировало ее как малоземелье. По сути это манифестация крестьянского «МЫ» перед властью и обществом, потребность в сохранении «закона предков» - образа жизни. «Помнящее» начало крестьянской культуры ставило, по выражению Я.Ассмана, вопрос: «Чего нам нельзя забыть?»

К прошлому крестьяне обращались, чтобы артикулировать свои права и притязания. Социальные функции прошлого в данном случае - поддержание идентичности («труженики земли») и легитимности социального статуса («кормильцы»). Они воспроизводились - в той или иной форме - на протяжении всего XX в. Сюда следует добавить лейтмотив «жертвы/жертвенности, ставшее стереотипным архаическое представление об усилиях, «оплаченных кровью и потом русского крестьянства». Кровь, которая в народном сознании длительное время ассоциировалась с борьбой за землю, выступала как символический эквивалент «жертвы» («горят не барские хоромы, а наших дедов кровь»), а пот - как символ «страдности» и «жертвенности» крестьянского труда. Вместе с тем, в XX в. менялись события и состояния, к которым прилагалось понятие «жертвы».

Установлено, что набор символов, кодов и исторических событий у крестьянства ие столь разнообразен и велик, но их своего рода «повышенная концентрация» по отношению к одному столетию показательна. В частности, крестьянские документы оперируют такими понятиями, как «труд», «справедливость», «земля», «хлеб», наконец - «деньги». Историческая память оказывается

достаточно устойчивой.

РОС. НАЦИОНАЛЬНА* БИБЛИОТЕКА ( С. Петербург I 09 ЭМ шсг ' ' .1»

Прошлое активизировало крестьянскую борьбу за «землю и волю», принявшее в первые два десятилетия XX в. в Центральной России характер крестьянской революции. И крестьянство активно использовало ресурсы своей культурной памяти, достаточно обратиться к ритуальным по характеру формам крестьянского поведения и сопротивления помещикам, а также царским и советским властям (набат, толпа, избегание персональной ответственности, вилы и косы, затем винтовки). Но похожие тактики (по крайней мере, без набата) использовались, когда общинники выступали против выделенцев, а затем и против организации колхозов во время коллективизации. Здесь не было различий по тендерному принципу. Различия по возрастному, поколенческому принципу особенно ярко проявили себя в коллективизацию. Так или иначе, память была направлена на поддержание крестьянского порядка.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что хотя мужчины чаще в письменных документах выражали преемственную сторону коллективной памяти («все равно какая власть, черная или красная, лишь бы нас эта власть не трогала»; «какая бы власть ни была, нам, крестьянам, пахать»), на долю женщин приходилось поддержание обрядово-ритуальной составляющей образа жизни. Активная роль женщин в трансляции памяти особенно заметна в условиях изменения поло-возрастной структуры деревни с середины века. И все же именно ритуал, как важнейший регистр крестьянской памяти, подвергся изменениям. Он оказался утерянным в сфере сельскохозяйственных работ. Фольклор видоизменился, приобрел некоторые новые черты и качества, испытал влияние города; наиболее характерными его жанрами стали частушка и анекдот.

В диссертации убедительно показано, что у крестьянства в XX в. - собственное историческое время. Сохранялась форма измерения времени в соответствии с народным календарем. «Крестьянская история» - это прежде всего жизнь сообщества, тонус и хронология которой держится на привычном: «сеем, пашем, страдуем». Доминантой памяти является крестьянское хозяйство, а также то, что связано с судьбой единоличного/колхозного двора и общины/ общественного хозяйства; с сытой или голодной жизнью; с добрыми или суровыми властителями; с войнами. Наиболее сильна память о собственном умении выжить, «прожить жизнь» с целью ее ежедневного возобновления. «Фигурой воспоминания», «местом памяти», «культурным героем» памяти стало само крестьянство.

Отдельная общность, как и общество в целом, не всегда заинтересованы в получении объективных знаний о себе. Они могут быть опровергнуты с помощью защитных механизмов памяти. Крестьянство создало свою «хронологию века», построенную на отношениях с властью. С ней ассоциируются страх и насилие, которые стали нормами повседневности. Насилие имело определенные основания в крестьянской традиции, но в XX в. травмирующий опыт получил сильное развитие. Крестьянский ответ на давление власти был разным - от прямых выступлений до тихого воровства из колхозов. То, что крестьяне помнили о своих столкновениях с властью, с ее представителями, с теми, кто стоял выше их в системе социальной иерархии - яркое подтверждение тому, что кон-

фликты памяти наиболее остры в тех обществах, в которых наиболее глубоко внедрены «памяти о конфликтах».

Многие тексты, порожденные как устной, так и письменной культурной практикой, перекликаются друг с другом, сходны и темами, и образами. В этом проявляется и традиционность коллективной памяти крестьян, и сконцентрированность их на мотивах общей судьбы. В этом смысле можно говорить о системности и «вневременности» крестьянской памяти. И все же в разные исторические периоды мотивы общей судьбы имели конкретное выражение. Память фиксировала нарастание, сгущение переломных состояний в жизни деревни. Как позитивный переломный момент - время активности крестьянства -сохранялась память об аграрной революции. В качестве негативных переломных этапов жизни деревни отмечались: создание колхозов; наступление на личные подсобные хозяйства в 40-50-е годы, а также укрупнение колхозов; декол-лективизация начала 90-х годов. О них крестьяне вспоминали в терминах потери (при различиях содержания потерь).

Несколько моментов следует иметь в виду, когда ведется речь об исторической памяти крестьянства. Во-первых, крестьянство участвовало в конструировании коллективной памяти советского общества. Во-вторых, для городского советского общества, имеющего крестьянские корни, было характерно пренебрежительное отношение к сельского образу жизни, труду и работающему на земле человеку, масштабы которого поражают. Все это работало на редукцию крестьянской памяти, истощение ее потенциала.

На рубеже 1980-1990-х годов в коллективной памяти российского общества произошла актуализация формулы «земля и воля», смысл которой сводился к «возрождению крестьянского в крестьянине - чувства хозяина земли». Однако подобное направление реформ было поддержано незначительной частью селян и горожанами, преимущественно потомками «раскулаченных».

Важное теоретическое и практическое значение имеет полученный в диссертации вывод об изменении содержания и характера крестьянской памяти. Вместо «земли и воли» коллективная память вынесла на первый план «колбасу и государственную поддержку деревни». Крестьянская память изменилась. Если в начале XX в. ее стержнем было «Земли! Земли!», то в конце века - «Власть сменилась, разрешили бы другого поросеночка завести». В XX в. крестьянство прошло путь от активных действий к пассивной адаптации, от трудовой памяти - к памяти о труде, а также к памяти потребления, от памяти-традиционализма к памяти-ностальгии. В ней сильнее звучит женский голос. Фактически, завершился основной цикл крестьянской памяти. Что вберет в себя культурная память российского общества, крестьянского сообщества и его новых поколений в нынешнем веке - вопрос открытый, как открыт и сам вопрос о судьбе отечественного сельского хозяйства и сельского образа жизни.

Основные положения и научные результаты диссертационного исследования изложены в следующих работах:

Монографии

1. Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. -М.: Изд-во ИФ РАН, 2000. - 8,35 пл.*

2. Земельный вопрос. Под ред. Е.С.Строева. Коллективная монография. -М.: Колос, 1999. - 50 п.л. Авторский вклад - гл.4,9-4 п.л.

3. Многоукладная аграрная экономика и российская деревня (середина 80-х - 90-е годы XX столетия). Под ред. Е.С.Строева. Коллективная монография. -М.: Колос, 2001. - 45 п.л. - Авторский вклад - гл.2.2 и 2.3. - 9 п.л.

Работы, опубликованные в периодических изданиях, рекомендованных

ВАК

4. Кознова И.Е. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге А.Мандра «Конец крестьянства» //Отечественная история. 1994. № 2. - 0,1 п.л.

5. Кознова И.Е. Выступление. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар по книге Ш.Мерля «Атрарный рынок и новая политика» (выступление И.Е.Козновой) // Отечественная история. 1995. № 3. - 0,1 п.л.

6. Кознова И.Е. Выступление. Современные концепции агарного развития. Теоретический семинар по книге О.Вебера «Из мужиков во французы» (выступление И.Е.Козновой) //Отечественная история. 1997. № 2. - 0,1 п.л.

7 . Кознова И.Е. Историческая память и основные тенденции ее изучения // Историческая память в массовом сознании российского общества (Результаты социологического мониторинга): Социология власти. Вестник Социологического центра РАГС. - М.: Изд-во РАГС. 2003. № 2. - 0,5 п.л.

8. Кознова И.Е. Аграрные преобразования в памяти российского крестьянства//Социологические исследования. 2004. №12.-1 п.л.

9. Кознова И.Е. Рецензия на кншу «Собственность на землю в России. История и современность». Под общ. ред. Д.Ф.Аяцкова. - М.: РОССПЭН, 2002 //Отечественная история. 2005. № 3. - 0,5 пл.

10. Кознова И.Е. Эволюция исторической памяти российского крестьянства в XX в. //Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск «Философия и история». Изд-во СНЦ РАН. Самара. 2005. - 0,5 пл.

11. Кознова И.Е. Память российской деревни о коллективизации (по историческим свидетельствам конца 1980-х - начала 1990-х гг.) // Известия Самар-

* Положительная рецензия опубликована: Кондрашин В.В. Рецензия на книгу И.Е.Козновой //Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарная серия. 2005. №-4(38). С.170-172.

ского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск «Философия и история». Изд-во СНЦ РАН. Самара. 2005. - 0,5 п.л.

Работы, опубликованные в других научных изданиях

12. Кознова И.Е. Как прорастает зерно //Ваш выбор. Научно-политический журнал регионов. 1994. № 3. - 0,5 п.л.

13. Кознова И.Е. Современная аграрная реформа и историческая память русских крестьян // Успех реформ - в осознании их необходимости. Опыт проведения аграрных преобразований в Орловской области. - Орел: Изд-во ООО «Тургеневский бережок», 1995. - 0,5 п.л.

14. Кознова И.Е. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке //Менталитет и аграрное развитие России (Х1Х-ХХ вв.). Материалы международной конференции. - М.: РОССПЭН, 1996.- 1 пл.

15. Кознова И.Е. Социальная память русского крестьянства в XX веке // Исторические исследования в России: Тенденции последних лет. Под ред. Г.А.Бордюгова. - М.: АИРО-ХХ, 1996. - 1 пл.

16. Кознова И.Е. «Крестьянство и власть» - научная конференция в Государственной Думе // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. - М.: Аспект пресс, 1996. - 0,25 п.л.

17. Кознова И.Е. Крестьяне и власть в аграрных преобразованиях XX века // Крестьяне и власть: Материалы конференции. - Тамбовск.гос.техн.ун-т, Моск. высш. шк. соц. и экон. наук. М.,Тамбов, 1996. - 0,5 пл.

18. Кознова И.Е. Традиции и новации в поведении современных крестьян // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Под. ред. М.Б.Олкотт, В.Типпсова, А.Малашенко. - М.: Моск. Центр Карнеги, 1997. - 1 пл.

19. Кознова И.Е. Россия и мир в XX веке: актуальные проблемы культуры. Учебное пособие. - Уфа: Изд-во «Восточный университет», 1997- 5,8 пл.

20. Кознова И.Е. Исторические и современные культурно-духовные и этно-национальные факторы аграрного реформирования (в соавторстве) //Концепция аграрной политики России в 1997-2000 годах. Под ред. Е.С.Строева. - М.: Вершина, 1997. - 11 пл. - Авторский вклад - 0,5 пл.

21. Кознова И.Е. Аграрная модернизация в России и социальная память крестьян //Реформаторские идеи в социальном развитии России. Огв.ред.С.А.Никольский. - М.: ИФ РАН, 1998. - 1 пл.

22. Кознова И.Е. Социальная память: потери и приобретения //Власть. Общенациональный политический журнал. 1999. № 2. - 0,8 пл.

23. Кознова И.Е. Горькое масло реформ: об аграрных преобразованиях на Вологодской земле //Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки 1999. - М.,1999. -1 пл.

24. Кознова И.Е. Власть в памяти крестьянства России // Куда идет Россия?.. Власть, общество, личность/ Под общ. ред. Т.И.Заславской - М.: МВШСЭН, 2000. - 0,5 пл.

25. Кознова И.Е. Социальная память крестьян: основные проблемы исследования //Ирбитский край в истории России. - Екатеринбург: ГИПП «Уральский рабочий», 2000. - 1 п.л.

26. Кознова И.Е. Проблемы современной хозяйственной реорганизации на селе //Особенности российского земледелия и проблемы расселения. Материалы XXVI сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. - М.Тамбов: ИРИ РАН, 2000. - 0,5 п.л.

27. Кознова И.Е. Крестьянские представления о земельной собственности: история и современность //Собственность в XX веке. - М.: Наука, 2001. - 0,5 п.л.

28. Кознова И.Е. Зажиточное хозяйство 20-х годов в памяти российского крестьянства (по историческим свидетельствам конца XX века) //Зажиточное крестьянство России в исторической ретроспективе. Материалы XXVII сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. - Вологда: Изд-во «Русь» 2001.-1п.л.

29. Кознова И.Е. Исследование памяти крестьянства как способ познания феномена исторической памяти //Историческое знание и интеллектуальная культура. Материалы научной конф. - М.: ИВИ РАН, 200]. - 0,5 п.л.

30. Кознова И.Е. Что отделяет память от забвения // Преодоление прошлого и новые ориентиры его переосмысления. Опыт России и Германии на рубеже веков. Под ред. К.Аймермахера, Ф.Бомсдорфа, Г.Бордюгова. - М.: АИРО-ХХ, 2002. - 0,25 п.л.

31. Кознова И.Е. Образ немца в памяти российского крестьянина // Копе-левские чтения. Россия и Германия: диалог культур. - М.; Липецк: Фонд Фридриха Эберта-Липецкий гос. пед. ун-т, 2002. - 0,5 пл.

32. Кознова И.Е. Отражение модернизации аграрного общества в социальной памяти российского крестьянства в XX в. //Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества. Материалы международной конференции. Май 2002. / Отв. ред. В.В.Канищев. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р.Державина, 2002. - 1 п.л.

33. Кознова И.Е. Крестьянская память в России XX века // History of the Russian Peasantry in the 20th Century (volume 1), Tokyo, 2002. Ed. by Hiroshi Okuda, the University of Tokyo. CHUE discussion paper series, CIRJE F-189, January 2003. - (на русском языке) - 1,5 п.л.

34. Кознова И.Е. Обсуждение проблем общинного землепользования в крестьянской среде в 1920-е годы //Землевладение и землепользование в России (социально-правовые аспекты). Материалы XXVIII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. - Калуга: Изд-во Калужского гос. пед. унта, 2003. - 0,75 пл.

35. Кознова И.Е. Реплика о том, как действует прошлое //Пути России: существующие ограничения и возможные варианты. 11-й ежегодный симпозиум. Под общ.ред. Т.И.Заславской. - М.: МВШСЭН, 2004. - 0,5 пл.

36. Кознова И.Е. Труд на земле в памяти российского крестьянства // XX век и сельская Россия. - Токио: CIRJE Research Report Series CIRJE-R-2, 2005. -(на русском языке) - 2 пл..

37. Кознова И.Е. Память и идентичность: из крестьян в москвичи // История и культура Подмосковья: проблемы изучения и преподавания. Сб.матер. Второй обл. научно-практ. конф. - Коломна: Изд-во Коломен. гос. пед. ин-та, 2005. - 0,6 п.л.

38. Kosnowa Irina. Geschichte von unten. Die beiden Weltkriege als Schwellenwert und Zeitgrenze in der Erinnerung der russischen Bauernschaft (История «снизу»: две мировые войны как ценностная и временная граница в воспоминаниях русских крестьян/ZVerftihrungen der Gewalt. Russen und Deutsche im Ersten und Zweiten Weltkreig. Herausgegeben von K. Eimermacher und A.Volpert unter Mitarbeit von G.Borgjugow. Wuppertab/Bochumer Projekt über Russen und Deutsche im 20. Jahrhundert. Band 1. - München: Wilhelm Fink Verlag, 2005. - 1,5

П.Л.

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1 -00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 27.10.05 Тираж 100 экз. Усл. п.л. 2,5 Заказ № 321 Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Печать ризограф

109428 Москва, Рязанский пр-т, 8а Печать авторефератов (095) 730-47-74, 778-45-60

£0066 -íGo&

1608

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Кознова, Ирина Евгеньевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ ИЗУЧЕНИЯ

ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ КРЕСТЬЯНСТВА.

§ 1. Историография крестьянской памяти XVIII - второй половины XX ф вв.

§ 2. Современный этап изучения крестьянской памяти (конец 1980-хнач.2000-х гг.).

§ 3. Источники исторической памяти крестьянства.

ГЛАВА II. КРЕСТЬЯНСКАЯ ПАМЯТЬ И ПРОЦЕССЫ РОССИЙСКОЙ

МОДЕРНИЗАЦИИ В НАЧАЛЕ XX В.

§ 1. Место памяти в системе крестьянской жизнедеятельности.

§ 2. Крестьянский опыт борьбы за землю в годы Первой революции и столыпинской аграрной реформы.

§ 3. Актуализация прошлого крестьянством в годы войн и революций

ГЛАВА III. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО В

1920-е ГОДЫ.

§ 1. Традиции и новации крестьянского хозяйствования в годы нэпа

§ 2. Способы освоения прошлого и конструирование настоящего.

§ 3. Первая мировая война и аграрная революция в крестьянской памяти

§ 4. Десятилетний юбилей советской власти: изобретение традиции памяти.

ГЛАВА IV. МЕНТАЛЬНЫЙ ОБЛИК КРЕСТЬЯНСТВА В УСЛОВИЯХ % СОВЕТСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ И СПОСОБЫ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

ПРОШЛОГО (1930-1980-е ГОДЫ.).

§ 1. Традиции крестьянской памяти и колхозный строй.

§ 2. Деревенская советская действительность в воспоминаниях колхозного крестьянства.

ГЛАВА V. КРЕСТЬЯНСКАЯ ПАМЯТЬ В УСЛОВИЯХ СОЦИАЛЬНЫХ

ПЕРЕМЕН (СЕРЕДИНА 1980-Х - НАЧАЛО 1990-х ГОДОВ).

§ 1. Опыт прошлого и поиск путей аграрных преобразований.

§ 2. Коллективизация в памяти российской деревни.

§ 3. Память о Великой Отечественной войне в контексте преодоления прошлого.

ГЛАВА VI. СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ И

ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО (1990-2000-е ГОДЫ).

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Кознова, Ирина Евгеньевна

Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью комплексного изучения исторической памяти российского крестьянства. Это позволяет ввести в научный оборот новые документы, расширить знания о крестьянстве, которое всегда играло ключевую роль в социально-культурной эволюции страны. Крестьянские представления о мире, система ценностей, специфические черты ментальности присутствуют в сознании и поведении значительной части россиян. В условиях современных преобразований, связанных с поиском стратегии развития и пересмотром предшествующего исторического опыта, большую актуальность приобретает анализ социальных функций прошлого, в котором преобладает аграрно-крестьянское наследие.

Особенно важным представляется исследование исторической памяти крестьянства в XX в., который стал периодом глубинных политических, социально-экономических и культурных трансформаций. Именно в XX столетии история России - это история превращения крестьянина в некрестьянина. Ее невозможно осмыслить без представления о том, что такое крестьянин и как он изменился на протяжении прошлого века. В исторической науке исследование модернизации российского аграрного общества является динамично развивающимся направлением. В последнее десятилетие, благодаря привлечению нестандартных источников, значительного массива архивных документов, их новому прочтению, социально-культурные сдвиги в российской деревне видятся более объемно и многопланово. Изучение этих изменений в контексте и с позиций памяти представляется перспективным.

Рассмотрение исторической памяти в аспекте социальной преемственности, взаимодействия прошлого, настоящего и будущего важно для понимания общих тенденций общественного движения. Уход с исторической сцены поколений, бывших участниками и свидетелями масштабных социальных катаклизмов, заостряет проблему . востребованности свидетельств минувшей эпохи. В условиях кризиса техногенной цивилизации и глобализации особую актуальность для индивидов, социальных групп и национальных сообществ приобретают вопросы идентичности. Обращение к теме памяти, коммуникативная роль которой выходит на первый план, стало в последнее время весьма активным.

Диалогизм пронизывает и современный историографический дискурс, который в интерпретации прошлой реальности конструируется как познание Другого и связан с обновлением предметного поля и методологического инструментария исторических исследований, проникновением в историческую науку теоретических подходов и методов смежных гуманитарных дисциплин.

Актуально антропологическое видение исторического процесса. Социокультурный анализ прошлого сопрягается с интересом к многообразному, индивидуальному и частному. В рамках исторической науки происходит активное взаимодействие социальной и культурной истории, развивается ряд направлений, целью которых является изучение специфики человеческого опыта переживания исторических событий и процессов, возможности его трансляции, осмысления и усвоения.

Сформировавшиеся в последние десятилетия новые методологические подходы позволяют поставить в центр изучения тему памяти как проблему социальной истории, а смена акцентов отечественных аграрно-крестьянских исследований — тему исторической памяти крестьянства.

Объект и предмет исследования.

Объектом исследования выступает российское крестьянство в процессе перехода России от традиционного аграрного общества к индустриальному городскому.

Предметом изучения является историческая память российского крестьянства в XX в. в многообразии ее ментальных проявлений.

Хронологические и территориальные рамки исследования.

Диссертация охватывает период XX столетия, которое занимает особое место в российской истории и истории крестьянства. В XX в. были опробованы различные, часто взаимоисключающие варианты аграрных преобразований, произошли существенные изменения социально-культурного облика российского земледельца. Вместе с тем, для понимания содержания и трансформации крестьянской памяти в XX в. необходимо учитывать более ранние и более поздние периоды истории. Поэтому автор обращается к времени рубежа XIX-XX и XX-XXI вв., связанному с цивилизационным поиском.

В рамках обозначенного периода автор выделяет несколько этапов. Первый приходится на конец XIX - начало XX в. и связан с крестьянским движением за землю в условиях рыночной трансформации страны. Главные исторические события, повлиявшие на «тонус» крестьянской памяти - аграрная революция, а также столыпинская аграрная реформа, Первая мировая война, революция 1917 г., гражданская война. Второй этап охватывает 1920-е годы и определяется особенностями «переваривания» крестьянством результатов аграрной революции в условиях нэпа. Третий связан с коллективизацией и колхозным строем (1930-1980-е гг.). Четвертый определяется перестройкой советского общества и его повышенным интересом к собственному прошлому. Пятый характеризуется началом постсоветского периода российской истории и деколлективизацией. Вместе с тем, перечисленные этапы связаны с определенными поколенческими изменениями, что нашло отражение в крестьянской памяти. Названные хронологические рамки позволяют показать изменения ментального облика крестьянства, отмеченные переживанием прошлого в контексте настоящего и будущего, то есть памятью.

Территориальные рамки исследования охватывают преимущественно Европейскую часть Российской Федерации, в отдельных случаях они раздвигаются, включают Сибирь. Предлагаемое исследование учитывает региональные и этнокультурные особенности крестьянской памяти. В центре внимания - память русских крестьян.

Историографическая ситуация.

Интерес к крестьянскому миру пронизывает всю русскую культуру. Миросознание и этос русского земледельца всегда было предметом анализа в отечественной философии и классической литературе. В научном историческом знании сформировалась традиция исследования крестьянства.

В XIX в. были заложены основы российского крестьяноведения. Философская рефлексия о «русском народе» и «русском национальном самосознании» так или иначе соотносилась с крестьянским мировидением. Традиции реализма в лихературе создали запоминающиеся образы крестьян. Размышлениями русских классиков порождены «идеальные типы» крестьян, «носителей правды и справедливости». Ведущие идейные течения XIX в. - славянофильство и народничество - были рождены стремлением интеллигенции узнать и понять крестьянство. Организационно-производственное направление русской аграрно-экономической мысли рассматривало трудовое крестьянское хозяйства в качестве стержня народно-хозяйственной эволюции. Реформаторские устремления русских либералов исходили из способности крестьянства к динамичной трансформации, не изменяющей его семейно-трудового базиса. Многочисленны архивные собрания записей фольклора, издания книг и сборников, этнографические описания быта и культуры крестьянства, предпринятые в дореволюционное и советское время. Идеологизированному восприятию крестьянства с неприятием его форм хозяйства противостояло стремление сохранить образ крестьянского уклада. Новый всплеск интереса к крестьянству в 50-70-е гг. XX в. был связан с творчеством публицистов и писателей-«деревенщиков», немало способствовавших тому, чтобы в общественное сознание вернулся термин «крестьянский мир».

Принципиальное значение для осмысления социальной истории российского крестьянства в контексте его исторической памяти имеет обращение современных исследователей к идеям крестьяноведения. Самое существенное в крестьяноведении (peasant studies) - утверждение «антропологической перспективы» и принцип целостности, равноценности всех сторон жизни крестьянского общества. Крестьяноведение выступает как род исторической памяти, призванной в межкультурном диалоге задать прошлому те вопросы, которые волнуют современность.

Этот диалог не может игнорировать высказанных К.Д.Кавелиным и М.Горьким - с разницей в полстолетия - критических мнений относительно способности российского крестьянства к глубокому и основательному освоению действительности посредством исторической памяти.

Проблема памяти является одной из ключевых в гуманитарных науках. Интеллектуальной традиции осмысления и описания феномена памяти, существовавшей в европейской культуре еще со времен античности, посвящено немало работ. Эта традиция получила новый импульс в XX в. На протяжении

XX столетия изменились и расширились как сами возможности хранения и передачи памяти, так и способы ее изучения, описания и анализа. Рубеж XX

XXI вв. отмечен повышенным интересом отечественных и зарубежных ученых к осмыслению взаимодействия настоящего и прошлого с помощью памяти. Произошла институализация исследований памяти («memory studies»). Тема памяти активно заявляет о себе в исторических работах.

В целом в исследованиях памяти представлен как интерпретационный и аналитический, так и репрезентативный и источниковедческий аспект. Современная историографическая ситуация способствует плодотворному обмену мнениями между российскими и зарубежными учеными, активному междисциплинарному диалогу. Тем не менее, конкретно-исторических исследований форм представления прошлого и всевозможных способов его мифологизации на российском материале немного. Отсутствуют обобщающие работы исторического плана. Историкам еще предстоит изучить специфику коллективной памяти отдельных групп и слоев российского общества в разные исторические периоды. Большой познавательный и практический интерес представляет анализ крестьянской памяти.

Цели и задачи исследования.

Вопрос о судьбе крестьянства, о месте крестьянской культуры в процессе российской социальной трансформации является одним из актуальных вопросов современного гуманитарного знания. Изучение ее сквозь призму памяти представляется продуктивным.

Целью настоящего диссертационного исследования является комплексное изучение исторической памяти российского крестьянства в XX в., внутренних и внешних механизмов ее функционирования, основных тенденций и специфических проявлений ее эволюции.

Тема диссертации, ее хронологические и территориальные рамки определили основные задачи исследования:

- Реконструировать в основных чертах память крестьянства как культурно-исторический феномен XX столетия;

- Изучить особенности и структуру крестьянской исторической памяти в XX веке;

- Проследить содержание, доминанты и приоритеты, иерархию памяти;

- Рассмотреть факторы изменения памяти крестьянства на протяжении XX столетия;

- Выявить контекст крестьянской исторической памяти, то есть взаимосвязь между положением крестьянства, ситуацией в стране и актуализацией прошлого опыта;

- Показать на примере крестьянства взаимодействие стихийной и организованной памяти;

- Определить возможности памяти как культурного капитала и ресурса мо-дернизационных процессов;

- Проанализировать, в какой мере память выступает маркером изменения крестьянского мирочувствования и миропонимания, его ценностных представлений.

Осмысление проблемы проходит в соответствии с логикой изменений крестьянского образа жизни и положения крестьянства в обществе.

Существуют два взаимозависимых вектора движения памяти. С одной стороны, восприятие действительности определяется прошлым опытом. С другой стороны, память реконструирует прошлое, актуализирует его определенные моменты и черты, те или иные аспекты прошлой реальности.

Действие механизма памяти может быть рассмотрено на уровне событийной ретроспекции - «истории глазами крестьян». Причем возможно два подхода. Первый заключается в рассмотрении того, какое прошлое сохранилось в крестьянской памяти, какие события и явления оказываются значимыми и оставляют заметный след в памяти, а какие - не оставляют или забываются. Выяснение степени сохранности - забывания тех или иных событий общественной и приватной истории напрямую связано с проблемой актуализации тех или иных образов прошлого. Другой подход заключается в том, чтобы на примере важнейших событий и общественных явлений XX в. понять, как и почему они сохранились в памяти, в какой степени память о них связана с актуальными представлениями того или иного конкретного исторического настоящего.

При этом важно за событийным пластом памяти уловить универсальный и проследить действие механизма памяти на уровне сознания и поведения людей. Важно изучение ритуально-телесной и вербальной сторон памяти, различных техник поддержания социальности, специфики типов письма разных поколений, тендерных особенностей запоминания и памяти.

Проблема памяти - проблема конкретно-историческая, региональная, поколенческая. С изменением общества меняется и его память, а вариативность культурно-исторических типов различных групп крестьянства на громадных пространствах России и многообразие их опыта, отмеченного региональной спецификой, совершенно закономерно позволяет говорить о вариантах памяти.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые предпринята попытка комплексного анализа актуальной и недостаточно изученной проблемы социальных функций прошлого на примере исторической памяти российского крестьянства. Впервые крестьянская память на эмпирическом материале XX в., насыщенного принципиальными для судьбы крестьянства и его культуры событиями и явлениями, становится предметом специального исторического исследования. Новой является сама поста-• новка целей и задач исследования и их решения с позиций современного уровня исторической науки. Опираясь на концепции памяти, сложившиеся в гуманитарных науках, автор впервые в историографии предприняла попытку использовать их эвристические возможности для анализа феномена исторической памяти российского крестьянства. Новизна заключается в рассмотрении крестьянской памяти в историко-антропологическом ключе. Автор показывает трансформацию исторической памяти в контексте изменения крестьянского образа жизни. В настоящем исследовании впервые рассмотрена специфика крестьянского опыта переживания ушедшей реальности. Новое состоит в изучении взаимодействия крестьянской памяти с нормами и практикой советской модернизации. Подобная проблематика в представленных хронологических и территориальных рамках не изучалась в отечественной и зарубежной историографии. Новым является введение в научный оборот значительного массива ранее неиспользуемых, прежде всего архивных, а также опубликованных, но не изучаемых с точки зрения актуализации прошлого опыта, источников.

Основные положения диссертации, выносимые па защиту:

- Память представляет собой важнейший культурный капитал, опреде-ф ляющий сознание и поведение крестьян. Коллективная память крестьянства включает в себя наиболее значимые для него как социальной группы традиции и историческую память в виде образов прошлого. Традиции выражают главным образом преемственную часть памяти, историческая - динамическую. Наиболее полное проявление традиции заключается в крестьянском образе жизни. Обе составляющие памяти находятся в тесном взаимодействии и подвержены изменению в контексте исторического движения.

- В структуре памяти выделяются два уровня — событийный (ретроспективная память о прошлых событиях) и уровень универсальный (сознание и поведение людей). Эти уровни в крестьянской памяти имеют свою специфику, определяемую особенностями народной культуры - ее устным характером и традиционностью. Они также накладывают отпечаток на письменное проявление и выражение крестьянской памяти.

- Крестьянской памяти свойственна системность: память движется во времени в многомерном пространстве прошлого, каждый из секторов которого, а именно - земля-хозяйство-общность-власть - тесно связан с другим и пронизан народным религиозно-духовным опытом.

- В XX в. модернизационные процессы интенсивнее всего затронули именно крестьянство и повлияли на его память. При этом следует вести речь об особом травмирующем опыте, деформировавшем крестьянскую психику и отразившемся в крестьянской памяти.

- Образ прошлого в крестьянской памяти связан с событиями аграрной революции, коллективизации и войны. Крестьянство создало свою «хронологию века», построенную на отношениях с властью. В связи с ними на первый план выносятся опыт взаимодействия деревни и города; народный опыт адаптации и выживания.

- Память об истории крестьянства в XX в. служит контекстом современной аграрной эволюции, представляющей собой столкновение стратегий выживания и стратегий развития, каждая из которых имеет специфический образ прошлого.

Методология диссертационного исследования.

При определении методологической основы изучения исторической памяти российского крестьянства в XX в. учитывался конкретно-исторический, компаративистский характер исследования.

Междисциплинарность изучаемой проблемы требует заимствования и использования методов смежных научных дисциплин и их синтеза при главенстве собственно исторических методов.

Принцип историзма предполагает признание объективной закономерности исторического процесса, диалектическое взаимодействие объективных и субъективных факторов в конкретно-исторических условиях, осознание и понимание той или иной эпохи, исходя из нее самой. Принцип «взгляда на прошлое из прошлого» нашел воплощение в трудах В.О.Ключевского и А.С.Лаппо-Данилевского, разрабатывался феноменологией Э. Гуссерля и философской герменевтикой В.Дильтея и Х.-Г.Гадамера, «понимающей социологией» в лице М.Вебера и А.Щюца, исторической школой «Анналов», развивается в работах современных отечественных исследователей.

Подобный принцип предполагает не только историческую реконструкцию крестьянской памяти путем непосредственного проникновения в историческое прошлое, «вживание» исследователя в изучаемую эпоху, во внутренний мир крестьянина, но требует и исторической дистанции. Особую познавательную ценность в контексте диссертации этот метод приобретает при анализе традиций в качестве духовных факторов формирования крестьянской исторической памяти. Понимающий метод направлен на выяснение глубинных, заложенных в памяти, основ социальных действий.

Продуктивной для настоящего диссертационного исследования является разработанная Т.Шаниным методология двойной рефлексивности - используемое для изучении сельской России академическое осмысление интерактивной стратегии полевого исследования. Она предполагает, во-первых, взаимное влияние исследователя (субъект) и объекта (исследуемый); во-вторых, невозможность полного отделения свидетельств («данных») от исследователя и субъективность самих объектов, их понимание своего жизненного контекста и возможность выбора стратегии действия. Взаимозависимость фундаментальных компонентов методологии двойной рефлексивности означает, что каждый из них может быть использован в других программах и типах исследований.

В диссертационном исследовании нашел непосредственное применение функционально-системный анализ, предусматривающий изучение крестьянской памяти как определенной динамической социокультурной системы, обладающей соответствующей структурой и функциональной зависимостью. Системный подход предполагает выявление характера и качественного своеобразия взаимосвязей между различными элементами структур памяти; вскрытие механизма и факторов формирования актуализированного представления о прошлом.

Для изучения крестьянской памяти важны принципы социальной истории, истории повседневности, тендерных исследований.

В историко-антропологическом изучении исторической памяти крестьянства может найти применение целый комплекс приемов и методов, позволяющих подойти к памяти как многомерному историко-культурному феномену. Ретроспективный метод позволяет рассмотреть содержание исторической памяти крестьянства в широкой ретроспективе XX в. Сочетание таких общенаучных методов, как логический и исторический, дает возможность проследить динамику памяти в рамках исследуемого хронологического периода. Историко-типологический метод способствует изучению крестьянской памяти на разных этапах модернизации. Историко-генетический метод позволяет заострить внимание на особенностях памяти единоличного и колхозного крестьянства.

Большое методологическое значение для раскрытия темы имеет понятийно-терминологический ряд. Для осмысления присутствия прошлого в настоящем в литературе используются различные термины, к памяти прило-жимы определения, среди которых такие как «социальная», «историческая», «коллективная», «культурная», «коммуникативная». Наиболее часто проводится аналогия между социальной и коллективной памятью. Историческая память рассматривается в качестве среза социальной памяти и представляет собой процесс конструирования прошлого (в том числе - посредством воспоминаний), воображаемое прошлое.

В общем виде память представляет собой систему, с помощью которой фиксируется, сохраняется, передается социально-значимая информация. Историческая значимость (референтность) событий с точки зрения коллективных представлений задается обществом или группой. Память не может быть описана в изоляции от социального контекста: избирательность, «искажение» памяти - результат ограничений, обычно накладываемых обществом. Вопрос о социальном контексте (или, по терминологии М.Хальбвакса, «социальных рамок») является одним из центральных в исследовании памяти. Социальность памяти выражена прежде всего в том, что память - символическое представление о прошлом, возникающее в контексте социальных действий; символическая борьба по поводу восприятия социального мира.

Принципиальным для понимания памяти является то, что прошлое организовано с ее помощью по-разному в разных культурах. Память культурно специфична и транслирует определенные способы мышления, ценности, смыслы, навыки, нормы и формы поведения.

Память и забвение тесно переплетены, забывание выступает одновременно как один из элементов, механизмов памяти и средство ее разрушения. Каждая культура, каждое общество, каждая группа определяет свою парадигму того, что следует помнить (то есть хранить в памяти), а что подлежит забвению.

Применительно к данному исследованию нуждается в пояснении понятие «историческое сознание».

Историческое сознание, являясь частью общественного сознания, включает прежде всего знание истории, интерес к ней, обобщение исторического опыта, уроков истории; оно предполагает выражение отношения к событиям, к историческому процессу, оценку фактов, определенные убеждения, то есть является прямым, системным отражением прошлого.

Память, как проявление ментального, объединяет в себя сознательное и бессознательное; память эмоционально окрашена, представляет собой переживание ушедшей реальности. Память выражает себя также в поведении. Для исторической памяти существенна прежде всего актуальность, то есть связь с прагматическими потребностями настоящего.

Теоретическая н практическая значимость исследования. Благодаря исследованию, проведенному автором, имеется возможность представить целый пласт истории и культуры российского крестьянства. Научные результаты, полученные в ходе диссертационного исследования, могут быть использованы при написании обобщающих трудов по истории России XX в., учебников и учебных пособий для средней и высшей школы. Материалы и выводы диссертации, а также разработанные при этом конкретные методики расширяют возможности для дальнейшего изучения крестьянской памяти в конкретно-историческом, региональном, поколенческом и тендерном аспектах. Возможно также применение результатов в разработке концепции современной аграрной политики, программ социального и культурного развития сельской местности. В частности, материалы автора были использованы при разработке «Концепции аграрной политики России в 1997-2000 гг.», представленной на рассмотрение Федерального Собрания РФ.

Апробация работы. Автор диссертации неоднократно выступала с докладами на всероссийских и международных конференциях и симпозиумах, среди которых Симпозиум по аграрной истории Восточной Европы (XXII-XXIX сессии), «Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.)» (Москва, 1994), теоретический семинар «Современные концепции аграрного развития», рабочие группы «Россия и Германия. XX век» - Вуппертальский проект Льва Копелева (Москва, АИРО-ХХ, 1999-2001), японско-российский симпозиум "История русского крестьянства в XX столетии" (Токио, 20022005). Исследования автора в разные годы были поддержаны грантами РГНФ. В разные годы по теме диссертации автором были прочитаны спецкурсы и проведены спецсеминары для студентов Московского индустриального и Современного гуманитарного университетов. Опубликовано учебное пособие «Россия и мир в XX веке: актуальные проблемы культуры», в котором один из разделов посвящен теме исторической памяти. По теме диссертации опубликованы одна индивидуальная монография и разделы в двух коллективных монографиях, а также 35 статей общим объемом 52 п.л.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Историческая память российского крестьянства в XX веке"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Память может служить примером обращения к времени в поиске ответов на актуальные вопросы современности. Она относится к числу тех феноменов, интерес к которому на протяжении последних полутора столетий неизменно растет и стал особенно активным в последние годы.

В диссертации впервые в отечественной историографии осуществлен комплексный анализ содержания, механизмов действия и трансформации исторической памяти российского крестьянства на основе репрезентативно сформированной базы источников в процессе российской модернизации.

Проведенное автором исследование исторической памяти российского крестьянства в XX в. на документальных материалах Европейской части России позволяет прояснить коммуникативные возможности памяти.

Крестьянская память выражает себя преимущественно в виде традиции, направленной на поддержание земледельческого образа жизни, собственно - крестьянственности. Различные уровни памяти — универсальный и событийный - тесно переплетены между собой. Крестьянская культура по своей сути является «помнящей культурой», ей не свойственно «забывание» в том смысле, что прошлое органично входит в настоящее и будущее, границы «прошлого» размыты. Традиционное крестьянское сообщество не ставит вопроса относительно того, насколько оно «верно» памяти предков, оно естественно живет этой памятью и продолжает себя в потомках. Социальные функции прошлого здесь - поддержание образцов жизнедеятельности. Репродуктивный характер памяти находит выражение в формуле «наши деды и прадеды жили, и мы так будем».

Крестьянская память воспроизводит структуру - хозяйство (семью) .и общину (общность). Связующим, системообразующим элементом памяти является духовно-религиозный опыт. Выражением целостности образа жизни и духовной практики выступает крестьянский порядок. Нормативный характер крестьянской культуры и нормативный характер памяти - две стороны одного явления: обращение к истории позволяет формировать ценностные представления, собственные образы и интерпретационные коды с целью их воспроизводства.

XX столетие называют «веком масс», «веком катастроф», «чрезвычайным веком», эпохой «ускорения истории» и многочисленных экзистенциальных ситуаций, когда происходили разрывы в повседневном существовании. Именно в XX в. возникло сомнение в способности памяти транслировать прошлый опыт.

Существуют общецивилизационные основания для изменения крестьянства и его памяти, связанные с урбанизацией, ростом социальной мобильности, разрывом локальности. Крестьянство оказывается на пересечении устной и письменной традиций, деревенской и городской культур. Одновременно формируются новые способы организации памяти, расширяются возможности манипулирования ею. XX в. привнес в жизнь крестьян разнообразный новый опыт. Увеличилась роль книжного знания, образования, крестьянство включилось в эпистолярную традицию, которая затронула общественную («письма во власть») и частную сферу. Активизации последней, как ни парадоксально, способствуют не «тихие и спокойные времена», а разнообразные социальные катаклизмы, особенно войны. Но даже обладая известным уровнем грамотности, крестьянство все же не стремится выразить себя на бумаге, оно все равно остается «безмолвствующим». Конечно, это «безмолвие» относительно. Крестьянство выражало себя прежде всего в действиях, которые подкреплялись письмом (наказы, петиции, воззвания, листовки, жалобы).

Первая четверть XX в. продемонстрировала рост крестьянского самосознания. У крестьянства обозначилась потребность в новых способах выражения своей исторической памяти. Например, крестьянство активно подчеркивало собственную «связь с землей». Традиционный крестьянин воспринимал себя с землей архетипично, как единое целое. Крестьянам, живущим своим локальным миром, в намеренном позиционировании себя по отношению к земле не было необходимости. Теперь ситуация менялась. Крестьянство квалифицировало ее как малоземелье. По сути это манифестация крестьянского «МЫ» перед властью и обществом, потребность в сохранении «закона предков» - образа жизни. «Помнящее» начало крестьянской культуры ставило, по выражению Я.Ассмана, вопрос: «Чего нам нельзя забыть?»

К прошлому крестьяне обращались, чтобы артикулировать свои права и притязания. Социальные функции прошлого в данном случае - поддержание идентичности («труженики земли») и легитимности социального статуса («кормильцы»). Они воспроизводились - в той или иной форме - на протяжении всего XX в. Сюда следует добавить лейтмотив «жертвы/жертвенности», ставшее стереотипным архаическое представление об усилиях, «оплаченных кровью и потом русского крестьянства». Кровь, которая в народном сознании длительное время ассоциировалась с борьбой за землю, выступала как символический эквивалент «жертвы» («горят не барские хоромы, а наших дедов кровь»), а пот - как символ «страдности» и «жертвенности» крестьянского труда. Вместе с тем, в XX в. менялись события и состояния, к которым прилагалось понятие «жертвы».

Установлено, что набор символов, кодов и исторических событий у крестьянства не столь разнообразен и велик, но их своего рода «повышенная концентрация» по отношению к одному столетию показательна. В частности, крестьянские документы оперируют такими понятиями, как «труд», «справедливость», «земля», «хлеб», наконец — «деньги». Историческая память оказывается достаточно устойчивой.

Прошлое активизировало крестьянскую борьбу за «землю и волю», принявшее в первые два десятилетия XX в. в Центральной России характер крестьянской революции. И крестьянство активно использовало ресурсы своей культурной памяти, достаточно обратиться к ритуальным по характеру формам крестьянского поведения и сопротивления помещикам, а также царским и советским властям (набат, толпа, избегание персональной ответственности, вилы и косы, затем винтовки). Но похожие тактики (по крайней мере, без набата) использовались, когда общинники выступали против вы-деленцев, а затем и против организации колхозов во время коллективизации. Здесь не было различий по тендерному принципу. Различия по возрастному, поколенческому принципу особенно ярко проявили себя в коллективизацию. Так или иначе, память была направлена на поддержание крестьянского порядка.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что хотя мужчины чаще в письменных документах выражали преемственную сторону коллективной памяти («все равно какая власть, черная или красная, лишь бы нас эта власть не трогала»; «какая бы власть ни была, нам, крестьянам, пахать»), на долю женщин приходилось поддержание обрядово-ритуальной составляющей образа жизни. Активная роль женщин в трансляции памяти особенно заметна в условиях изменения поло-возрастной структуры деревни с середины века. И все же именно ритуал, как важнейший регистр крестьянской памяти, подвергся изменениям. Он оказался утерянным в сфере сельскохозяйственных работ. Фольклор видоизменился, приобрел некоторые новые черты и качества, испытал влияние города; наиболее характерными его жанрами стали частушка и анекдот.

В диссертации убедительно показано, что у крестьянства в XX в. - собственное историческое время. Сохранялась форма измерения времени в соответствии с народным календарем. «Крестьянская история» - это прежде всего жизнь сообщества, тонус и хронология которой держится на привычном: «сеем, пашем, страдуем». Доминантой памяти является крестьянское хозяйство, а также то, что связано с судьбой единоличного и колхозного двора, общины и общественного хозяйства; с сытой или голодной жизнью; с добрыми или суровыми властителями; с войнами. Наиболее сильна память о собственном умении выжить, «прожить жизнь» с целью ее ежедневного возобновления. «Фигурой воспоминания», «местом памяти», «культурным героем» памяти стало само крестьянство.

Отдельная общность, как и общество в целом, не всегда заинтересованы в получении объективных знаний о себе. Они могут быть опровергнуты с помощью защитных механизмов памяти. Крестьянство создало свою «хронологию века», построенную на отношениях с властью. С ней ассоциируются страх и насилие, которые стали нормами повседневности. Насилие имело определенные основания в крестьянской традиции, но в XX в. травмирующий опыт получил сильное развитие. Крестьянский ответ на давление власти был разным — от прямых выступлений до тихого воровства из колхозов. То, что крестьяне помнили о своих столкновениях с властью, с ее представителями, с теми, кто стоял выше их в системе социальной иерархии - яркое подтверждение тому, что конфликты памяти наиболее остры в тех обществах, в которых наиболее глубоко внедрены «памяти о конфликтах».

Многие тексты, порожденные как устной, так и письменной культурной практикой, перекликаются друг с другом, сходны и темами, и образами. В этом проявляется и традиционность коллективной памяти крестьян, и сконцентрированность их на мотивах общей судьбы. В этом смысле можно говорить о системности и «вневременности» крестьянской памяти. И все же в разные исторические периоды мотивы общей судьбы имели конкретное выражение. Память фиксировала нарастание, сгущение переломных состояний в жизни деревни. Как позитивный переломный момент - время активности крестьянства - сохранялась память об аграрной революции. В качестве негативных переломных этапов жизни деревни отмечались: создание колхозов; наступление на личные подсобные хозяйства в 40-50-е годы, а также укрупнение колхозов; деколлективизация начала 90-х годов. О них крестьяне вспоминали в терминах потери (при различиях содержания потерь).

Несколько моментов следует иметь в виду, когда ведется речь об исторической памяти крестьянства. Во-первых, крестьянство участвовало в конструировании коллективной памяти советского общества. Во-вторых, для городского советского общества, имеющего крестьянские корни, было характерно пренебрежительное отношение к сельского образу жизни, труду и работающему на земле человеку, масштабы которого поражают. Все это работало на редукцию крестьянской памяти, истощение ее потенциала.

На рубеже 1980-1990-х годов в коллективной памяти российского общества произошла актуализация формулы «земля и воля», смысл которой сводился к «возрождению крестьянского в крестьянине - чувства хозяина земли». Однако подобное направление реформ было поддержано незначительной частью селян и горожанами, преимущественно потомками «раскулаченных».

Важное теоретическое и практическое значение имеет полученный в диссертации вывод об изменении содержания и характера крестьянской памяти. Вместо «земли и воли» коллективная память вынесла на первый план «колбасу и государственную поддержку деревни», приняв характер ностальгии. Крестьянская память изменилась. Если в начале XX в. ее стержнем было «Земли! Земли!», то в конце века - «Власть сменилась, разрешили бы другого поросеночка завести». В XX в. крестьянство прошло путь от активных действий к пассивной адаптации, от трудовой памяти — к памяти о труде, а также к памяти потребления, от памяти-традиционализма к памяти-ностальгии. В ней сильнее звучит женский голос. Фактически, завершился основной цикл крестьянской памяти. Что вберет в себя культурная память российского общества, крестьянского сообщества и его новых поколений в нынешнем веке - вопрос открытый, как открыт и сам вопрос о судьбе отечественного сельского хозяйства и сельского образа жизни.

Список научной литературыКознова, Ирина Евгеньевна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архивные материалы и документы

2. Российский государственный архив экономики (РГАЭ)

3. Ф. 396 Крестьянская газета

4. Ф. 9476 Совет по делам колхозов при СМ СССР

5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ)

6. Ф. А-628 Центральный дом народного творчества им. Н.К. Крупской Ф. А-664 секретариат Президиума Верховного Совета РСФСР

7. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ)1. Ф. 17 ЦК КПСС

8. Ф. 70 Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП Ф.561 - Редакция газеты «Сельская жизнь»

9. Научный архив Института этнологии и антропологии РАН (Научный архив ИЭА РАН)

10. Фонд Русской этнографической экспедиции

11. Архив Междисциплинарного академического центра социальных наук (Интерцентр)

12. Материалы российско-британского проекта «Социальная структура российского села»

13. Отдел письменных источников Государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ)

14. Ф. 433 Волоколамская историко-бытовая экспедиция Ф. 454 - Собрание материалов Великой Октябрьской социалистической революции и социалистического строительства

15. Ф. 464 Воронежская историко-бытовая экспедиция Ф. 466 - Рязанская историко-бытовая экспедиция

16. Отдел фондов Российского государственного музея современной истории России (РГМСИР).

17. Коллекция документов Первой мировой войны

18. Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ) Ф.89 Фонд материалов по «делу КПСС».

19. Российский государственный военный архив (РГВА)

20. Ф. 9. Главное военно-политическое управление2. Опубликованные источники

21. Автобиографические записки сибирского крестьянина В.А. Плотникова. Публикация и исследование текста. Подг. текста, предисл. и комментарий Б.И.Осипова. Омск: Изд-во Омского гос.ун-та, 1995. - 176 с.

22. Арамилев В. В дыму войны. Записки вольноопределяющегося (19141917). М.: Молодая гвардия, 1930. - 340 с.

23. Бердинских В.А. Народ на войне.- Киров: Киров, обл.тип., 1996. 336 с.

24. Борин К.А. Годы и встречи. М.: Советская Россия, 1970. - 208 с.

25. Буянов И.А. Страницы жизни. Лит. зап. А. Славутского. М.: Советская Россия, 1959. - 396 с.

26. Война крестьян с помещиками в 1917 г. Воспоминания крестьян. Под ред. Я.А. Яковлева. М.: Крестьянская газета, 1926. - 79 с.

27. Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне / Сост. А. Гончарова. М.: Современник, 1979. - 286 с.

28. Волжский фольклор. С пред. и под ред. Ю.М. Соколова. М.: Советский писатель, 1937.-209 с.

29. Вольнов И. Повесть о днях моей жизни. М.: Сов. Россия, 1976 — 398 с.

30. Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. / Отв. ред. А.К. Соколов. М.: РОССПЭН, 1997. - 328 с.

31. Дневник тотемского крестьянина А.А. Замараева (1906-1922 гг.). Публ. подг. В.В. Морозов, Н.И. Решетников.- М.:КМЦ ИЭА РАН, 1995. 256с.

32. Ефремов М.Е. Моя жизнь. Барнаул: Алтайск. краев, изд-во, 1950.- 100 с.

33. За Советы без коммунистов: Крестьянское восстание в Тюменской гу-бернии.1921.: Сб. док. / Сост. В.И. Шишкин. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. - 744 с.

34. Звонов Н.Я. Сказания княжереченских воинов. Ярославль: Верхне-Волж. кн.изд-во, 1989. - 134 с.

35. Зензинов В.М. Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную Армию 1939-1940 г. Нью-Йорк, 1944. - 589 с.

36. Красноармейский фольклор. Сост. В.М. Сидельников. Под ред. проф. Ю.М. Соколова. М.: Советский писатель, 1938. - 208 с.

37. Крестьяне о советской власти. Сост.: Я. Селих и И. Гриневский. Предисловие М. Горького. М.; JL: ГИЗ, 1929. - 92 с.

38. Крестьянские истории: Российская деревня 20- х годов в письмах и документах / Сост. С. С. Крюкова. М.: РОССПЭН, 2001. - 232 с.

39. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг.(«Антоновщина»). Документы и материалы. — Тамбов: Интерцентр, Госархив Тамбов, обл., 1994. — 334 с.

40. Моисеев А.Г. Прошлое села Кузьмина. Хроника семьи Моисеевых. Подг. текста А.Е. Федоров. - М.: Б.и., 1999. - 211 с.

41. Моргун Ф.Т. Крестьянин Мировая Душа. Изд. 4-е, перераб. - Белгород: «Крестьянское дело», 2000. — 160 с.

42. На разломе жизни. Дневник Ивана Глотова, пежемского крестьянина Вельского района Архангельской области. 1915-1931 годы. — М.: ИЭА1. РАН, 1997.-324 с.

43. Народное творчество в годы Великой Отечественной войны. Сост. В.А. Тонков. Воронеж: Обл. кн.изд-во , 1951. - 140 с.

44. Общество и власть: 1930-е годы. Повествование в документах / Отв. ред. А.К. Соколов. М.: РОССПЭН, 1998.- 352 с.

45. Оськин Д. Записки солдата. М.: Федерация, 1929. — 155 с.

46. Память огненных лет. Кн.З. Деревня в годы войны. Орехово-Зуево: Изд-во пед. ин-та, 1997. - 76 с.

47. Письма во власть. 1917-1927: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. / Сост. А.Я. Лив-шин, И.Б. Орлов. М.: РОССПЭН, 1998. - 664 с.

48. Письма во власть. 1928-1939: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям. / Сост. А.Я. Лившин, И.Б. Орлов, О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2002. - 528 с.

49. Попов В.П. Российская деревня после войны (июнь 1945-март 1953). Сборник документов. М.: «Прометей», 1993. - 204 с.

50. Пословицы русского народа. Сб. В. Даля. Т. 1-2. М.: Худ. лит-ра, 1984. 383+399 с.

51. Прежде и теперь. Рассказы рабочих, колхозников и трудовой интеллигенции о своей жизни при царизме и при Советской власти. М.: ГИЗ,1938. — 115 с.

52. Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905-1907 гг. Сб. док. Под ред. В.П.Данилова и А.П.Корелина. Авт.-сост. Л.Т.Сенчакова. М.: Эдиториал УРСС, 2000. - 416 с.

53. Русский фольклор Великой Отечественной войны. — М.;Л.: Наука, 1964. -478 с.

54. Сибирская Вандея. 1919-1920. Документы. В 2-х томах / Под ред. акад. А.Н. Яковлева. Составитель В.И.Шишкин. М.: Международный Фонд "Демократия". Т.1 - 2000. - 664 е.; Т. 2. - 2001. - 776 с.

55. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т.2. 1923-1929. Под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 2000. - 1168 с.

56. Советская жизнь. 1945-1953 / Сост. Е.Ю. Зубкова, Л.П. Кошелева, А.И. Минюк, Л.А. Роговая.- М.: РОССПЭН, 2003. 720 с.

57. Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945. / Сост. А.Я. Лившин, И.Б. Орлов. М.: РОССПЭН, 2003. - 472 с.

58. Солдатские письма 1917 года. Подг. О.Н. Чаадаевой. С пред. М.Н. Покровского. М.; Л.: Госиздат, 1927. - 165 с.

59. Спустя полвека. Народные рассказы о Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Курган: Парус-М, 1994. - 95 с.

60. Старжинский П.И. Взрослое детство: Записки сына раскулаченного. М.: Современник, 1991.-253 с.

61. Столяров И. Записки русского крестьянина. Pref. de В. Kerblay. P.: Inst.d'etudes slaves, 1986 - 202 с.

62. Тепцов H.B. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) в письмах и воспоминаниях: 1929-1933 гг. М.: Изд. дом «Звонница», 2002. - 416 с.

63. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Т.1. Май 1927-ноябрь 1929 г. / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: РОССПЭН ,1999. 880 с.46. 1917 год в деревне. (Воспоминания крестьян). М.: Мысль, 1967. - 98 с.

64. Устные рассказы забайкальцев о двух войнах. Записи, вступ. статья и прим. Л. Элиасова. Улан-Удэ: Бурят.-Монгол. НИИ культуры, 1956. -299 с.

65. Федорченко С. 3. Народ на войне. М.: Сов. писатель, 1990. - 399 с.

66. Филипп Миронов. (Тихий Дон в 1917-1921 гг.). Документы и материалы /Под ред.В. Дани лова, Т.Шанина. М.: Фонд «Демократия», 1997. -792 с.

67. Частушки//Библиотека русского фольклора. Т.9. М.: Советская Россия, 1990.-654 с.

68. Частушки в записях советского времени. Изд. подг. З.И. Власова и А.А. Горелов. М.; Л.: Наука, 1965. - 496 с.52. 60 лет колхозной жизни глазами крестьян. Публ. Е.Н.Разумовской // Звенья. Исторический альманах. Вып.1. - М.,1991. С. 133-162.

69. Ястребинская Г.А. Таежная деревня Кобелево. История советской деревни в голосах крестьян: 1992-2002. М.: Памятники исторической мысли, 2005.-348 с.1. З.Периодика1. Беднота (1921 -1929 гг.)

70. Крестьянская газета (1924-1929 гг.)

71. Сельская жизнь (1985-1991 гг.)4. Огонек (1985-1991 гг.)1.. НАУЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА 1. Монографии и сборники статей

72. Аксютин Ю.В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. М.: РОССПЭН, 2004. - 487 с.

73. Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период: Антология / Сост. М.Дэвид-Фокс. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2001. 376 с.

74. Анатомия революции. 1917 год в России: массы, партии, власть. Отв. ред. В.Ю.Черняев. СПб.: Глаголъ, 1994.-443 с.

75. Анохина Л.А., Шмелева М. Н. Культура и быт колхозников Калининской области. М.: Наука, 1964. - 354 с.

76. Анфимов A.M. П.А. Столыпин и российское крестьянство М.: ИРИ РАН, 2002. - 300 с.

77. Арутюнов С.А., Рыжакова С.И. Культурная антропология. М.: Изд-во «Весь мир», 2004. - 216 с.

78. Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Пер. с нем. М.М.Сокольской. М.: Языки славянской культуры., 2004. - 368 с.

79. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. В 3-х тт. М.: Философское общество, 1991. - Т. 1.- 319 е.; Т. 2 - 378 е.; Т. 3 - 471 с.

80. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточно-европейских обрядов. СПб.: Наука, 1993.-239 с.

81. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. — 502 с.

82. Бахтин М.М. Творчество Ф.Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Худ. лит-ра, 1965. - 527 с.

83. Безгин В.Б. Крестьянская повседневность (Традиции конца XIX начала XX века). - М.-Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2004. - 304 с.

84. Безнин М.А. Крестьянский двор в Российском Нечерноземье 1950-1965 гг. М. - Вологда: Изд-во Вологодского пединститута, 1991. - 254 с.

85. Белов В. Повседневная жизнь русского Севера. — М.: Мол. гвардия,2000.-391 с.

86. Беляева JI.A. Эмпирическая социология в России и Восточной Европе. -М.: Издат. Дом ГУ ВШЭ, 2004. 408 с.

87. Бергсон А. Материя и память. Исследования об отношении тела к духу. Пер с фр. СПб.: Жуковский, 1911. - 268 с.

88. Берлинских В.А. Крестьянская цивилизация в России. М.: «Аграф»,2001.-432 с.

89. Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М.: Книга, 1991.-445 с.

90. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. - 173 с.

91. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX- начала XX вв. Половозрастной аспект традиционной культуры. М.: Наука, 1988.-277 с.

92. Биллингтон Джеймс X. Икона и топор. Опыт истолкования истории рус-кой культуры. Пер. с англ. М.: Изд-во «Рудомино», 2001. - 880 с.

93. Блок М. Апология истории, или ремесло историка. Изд-2-е, доп. Пер. Е.М. Лысенко, прим. и ст. А.Я. Гуревича. М.: Наука, 1986. - 256 с.

94. Бондаренко Л.В. Российское село в эпоху перемен. Занятость, доходы,инфраструктура М.: ВНИИЭСХ, 2003. - 509 с.

95. Бордюгов Г.А. Чрезвычайный век российской истории: четыре фрагмента. СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. - 422 с.

96. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории сов. об-ва. М.Политиздат, 1992. - 352 с.

97. Борозняк А.И. Искупление. Нужен ли России германской опыт преодоления прошлого? М.: ПИК, 1999. - 285 с.

98. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. В 3-х т.-М.: 1991.-Т. 1. — 682 с.

99. Буганов А.В. Русская история в памяти крестьян XIX в. и национальное самосознание. М.: Изд-во ИЭА РАН, 1992. - 207 с.

100. Булгаков С.Н. Сочинения. Т.2. М.: Наука, 1991. - 824 с.

101. Булдаков В. П. Красная Смута. Природа и последствия революционного насилия. М.: РОССПЭН, 1997. 375 с.

102. Бурдье П. Начала / Пер. с фр. Пер. Н. А. Шматко. М.: Socio-logos, 1994.- 288 с.

103. Буховец О.Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в Российской империи начала XX века. М.: Мосгорархив, 1996. - 398 с.

104. В человеческом измерении. Под ред. и с пред. А.Г.Вишневского. М.: Прогресс, 1989. - 488 с.

105. Вада X. Россия как проблема всемирной истории. Под ред. Г.А. Бордю-гова. Пер. с япон. и англ. М.: АИРО-ХХ, 1999. - 399 с.

106. Вебер М. Избранные произведения. Пер. с нем. Сост., общ.ред. и по-слесл. Ю.Н. Давыдова. Предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. -804 с.

107. Вебер М.К состоянию буржуазной демократии в России //Политическая наука. Россия: Опыт революций и современность. Пробл.-темат. сб. -М.: ИНИОН РАН, 1998. С.5-121.

108. Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб.ст. Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2004. - 544 с.

109. Великая Отечественная война 1941-1945. Военно-исторические очерки. Кн.4. Народ и война. Авт колл. А.А. Падерин, В.А. Пронько, Ю.А. Поляков и др. М.: Наука, 1999. - 366 с.

110. Великий П.П., Елютина М.Э., Штейнберг И.Е., Бахтурина JI.B. Старики российской деревни.-Саратов: Изд-во «Степные просторы», 2000.- 128 с.

111. Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире: Хрестоматия / Сост. Т. Шанин. М.: Прогресс, 1992. - 432 с.

112. Вербицкая О.М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву: Середина 40-х начало 60-х годов. - М.: Наука, 1992. - 180 с.

113. Вилков А.А. Менталитет крестьянства и российский политический процесс. Саратов: Изд-во Сарат.ун-та, 1997. 160 с.

114. Вишневский А. Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. -М.:ОГИ, 1998.-432 с.

115. Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. / Отв. ред. и сост. Сенявская Е.С.; Редкол.: Пуш-карев Л.Н., Сенявский А.С. и др. М.:РОССПЭН, 2002. - 400 с.

116. Войтоловский Л. По следам войны. Походные записки. 1914-1917. Пред. Д.Бедного. 4.1-2. Л.: ГИЗ, 1925-1927. - 4.1. - 202с.; 4.2. - 84 с.

117. Волобуев О., Кулешов В. Очищение. История и перестройка. Публицистические заметки.- М.: Изд-во АПН, 1989. 288 с.

118. Восточная Европа в древности и Средневековье. Историческая память и формы ее воплощения. Материалы конференции. М.: ИВИ РАН, 2000. -238 с.

119. Вронский О.Г. Крестьянская община на рубеже XIX-XX вв.: структура управления, поземельные отношения, правопорядок. — Тула: ТО ИРО, 1999.-153 с.

120. Выготский Л.С., Лурия А.Р. Этюды по истории поведения. М.:ГИЗ, 1930.- 168 с.

121. Вылцан М.А. Крестьянство России в годы большой войны 1941-1945 гг. Пиррова победа. М.,1995. - 283 с.

122. Герасименко Г.А. Борьба крестьян против столыпинской аграрной политики. Саратов: СГУ, 1985. - 344 с.

123. Герменевтика: история и современность. Сб.ст.: Редкол. Бессонов Б.Н. -М.: Мысль, 1985.-304 с.

124. Гефтер M.JI. Из тех и этих лет. М.: Прогресс, 1991 - 335 с.

125. Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М.: Аграф, 1999. - 166 с.

126. Гончарова А.В. Русский фольклор о Великой Отечественной войне.-Калинин: Калинин.гос.ун-т, 1985. — 77 с.

127. Горбачев О.В. На пути к городу: сельская миграция в Центральной России (1946-1985 гг.) и советская модель урбанизации. М.: Изд-во МПГУ, 2002.-158 с.

128. Гордон А. В. Крестьянство Востока: исторический субъект, культурная традиция, социальная общность. М.: Наука. Главная ред. вост. лит-ры, 1989.-222 с.

129. Гордон А.В. Крестьянство и рынок. М.: ИНИОН РАН, 1995. - 79 с.

130. Горький М. О русском крестьянстве. Берлин, 1922. - 68 с.

131. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. М.: РОССПЭН, 2001.-96с.

132. Григоров JI. Очерки современной деревни. Кн.1.- М.: ГИЗ,1924. 218 е.; Кн.2. - М.; Л.: ГИЗ, 1925. - 208 с.

133. Григоров Г., Шкотов С. Старый и новый быт. С пред. А.В. Луначарского. М.; Л.: Мол.гв., 1927. - 183 с.

134. Громыко М. М. Мир русской деревни. М.: Мол. гв., 1991. - 447 с.

135. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М.: Наука, 1986. - 278 с.

136. Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа. М.: Паломник, 2000. - 543 с.

137. Губогло М.Н. Энергия памяти. О роли творческой интеллигенции в восстановлении исторической памяти.- М.: Изд-во ИАЭ РАН, 1992. — 130 с.

138. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа "Анналов". М.: Изд-во1. Индрик», 1993. 328 с.

139. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М.: Наука, 1977. 316 с.

140. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура и социальные отношения. М.: Наука, 1979. - 359 с.

141. XX век и сельская Россия. Российские и японские исследователи в проекте «История Российского крестьянства в XX веке». Под ред. Хироси Окуда. Токио: CIRJE Research Report Series, CIRJE-R-2, 2005. - 392 с.

142. Денисова JI.H. Исчезающая деревня России: Нечерноземье в 19601980-е годы. -М: ИРИ РАН, 1996. 214 с.

143. Динамика ценностей населения реформируемой России. / Отв. ред. Н.И. Лапин, Л.А. Беляева. М.: Эдиториал УРСС, 1996. - 224 с.

144. Доброноженко Г.Ф. Коллективизация на Севере. 1929-1932. — Сыктывкар: Изд-во СГУ, 1994. 194 с.

145. Докторов Б.З., Ослон А.А., Петренко Е.С. Эпоха Ельцина: мнения россиян: Социол. очерки. М.: Обществ. Мнение, 2002. - 382 с.

146. Долгов В.М., Вилков А.А., Михайловский И.Ю., Москвитина Р.А. Социальная эволюция крестьянства в 60-80-е годы (на материалах областей Поволжья). Саратов: Изд-во СГУ, 1993. - 253 с.

147. Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционнное общество. М.: Алетейя, 2002. - 672 с.

148. Другая война. 1939-1945/ Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М.: РГТУ, 1996.-490 с.

149. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии -М.: Наука, 1991.-572 с.

150. Есиков С.А. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в начале XX века (1900-1921 гг.). Тамбов: Изд-во ТГТУ, 1998. - 108 с.

151. Еферина Т. В.Социальные проблемы крестьянства и модели социальной поддержки населения (вторая половина XIX конец XX в.) / Науч. ред. проф. Н. М. Арсеньев. - Саранск: Изд-во Мордов.ун-та, 2003. - 308 с.

152. Женщины. История. Общество: Сборник научных статей под общей редакцией В. И. Успенской. Вып. 2. ОГУП «Тверское областное книжно-журнальное издательство», 2002. - 320 с.

153. Зажиточное крестьянство России в исторической перспективе: Мат-лы XXVII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. -Вологда: ВГГГУ, Изд-во «Русь», 2001. 432 с.

154. Зарубина Н.Н. Хозяйственная культура как фактор модернизации. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2000. - 356 с. Деп. в ИНИОН РАН.

155. Земельный вопрос. Под ред. Е.С. Строева. М.: Колос, 1999. - 536 с.

156. Землевладение и землепользование в России. XXVIII Сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы: Тез. докл. и сообщ. Калуга, 24 28 сентября 2002 г. - М.: ИРИ РАН, 2002. - 196 с.

157. Земля и власть.Сборник материалов по актуальным вопросам аграрной политики. М.: Изд-во «Галерия», 1998 239 с.

158. Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия.-М.: ИРИ РАН, 1996.-215 с.

159. Зотова О. И., Новиков В. В., Шорохова Е. В. Особенности психологии крестьянства (Прошлое и настоящее). М.: Наука, 1983. - 168 с.

160. Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953.-М.-.РОССПЭН, 1999.-229 с.

161. Зырянов П.Н. Крестьянская община Европейской России. 1907-1914 гг. -М.: Наука, 1992.-256 с.

162. Ибрагимова Д.Х. НЭП и Перестройка. Массовое сознание сельского населения в условиях перехода к рынку. М.: Памятники исторической мысли, 1997 - 217 с.

163. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М.: Интерпракс, 1994. - 272 с.

164. Ивницкий Н.А. Репрессивная политика советской власти. — М.: Интерпракс, 1998.-345 с.

165. Ивницкий Н.А. Судьба раскулаченных в СССР. М.: Собрание, 2004. -296 с.

166. Игнатовский П.А. Социально-экономические изменения в советской деревне. -М.: Мысль, 1966.-245 с.

167. Измозик B.C. Глаза и уши режима (Государственный политический контроль за населением Советской Росстт в 1918-1928 годах). СПб.: Изд-во СПбУЭФ, 1995. - 164 с.

168. Иного не дано. Под ред. Ю.Н. Афанасьева.- М.: Прогресс, 1988. 680 с.

169. Историк и революция. Сб. статей.- СПб.: Дм. Буланин, 1999. 242 с.

170. Историческая память в массовом сознании населения Российской Федерации: Инф.-аналит. бюлл.: Социология власти: № 5-6'2001. М.: Изд-во РАГС, 2002.-160 с.

171. Историческая память в массовом сознании российского общества (Результаты социологического мониторинга): Социология власти: Вестник Социологического центра РАГС. № 2'2003. М.: Изд-во РАГС, 2003 . -179 с.

172. Исторические исследования в России. Тенденции последних лет /Под ред. Бордюгова Г.А. М.: "АИРО-ХХ", 1996. - 464 с.

173. Исторические исследования в России -II. Семь лет спустя /Под ред. Г.А.Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 2003. - 560 с.

174. Исторический опыт и перестройка: Человеческий фактор в соц.-экон. Развитии СССР/ В.А.Козлов и др.; Отв. Ред. Ю.С.Борисов. М.: Мысль, 1988.-302 с.

175. Историческое знание и интеллектуальная культура. Материалы научной конференции. М.: ИВИ РАН, 2001. - 290 с.

176. История и психология. Сб. ст. под ред. Б.Ф.Поршнева и Л.И. Анцыфе-ровой. М.: Наука, 1971. - 384 с.

177. История ментальностей и историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. — М.: РГГУ, 1996. — 255 с.

178. История повседневности: Сб. науч. стат. СПб.: Изд-во «Алетейя», 2003.-264 с.

179. История России XIX-XX вв. Новые источники понимания. Под ред. С.С. Секиринского. М., 2001 . - 456 с.

180. История советского крестьянства. В 4-х тт. М.: Наука, 1986-1988. -Т.1- 455 е.; Т.2 - 448 е.; Т.З - 447 е.; Т.4 - 395 с.

181. Кабанов В.В. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизма». М.: Наука, 1988. - 304 с.

182. Кабанов В.В. Крестьянская община и кооперация России XX века. М.: ИРИРАН, 1997- 156 с.

183. Кабытов П. С., Козлов В. А., Литвак Б. Г. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М.: Мысль, 1988. - 237 с.

184. Кабытов П.С. Русское крестьянство в начале XX в. Саратов-Куйбышев: Изд-во Саратов, ун-та, Куйбышев.филиал, 1990. - 146 с.

185. Кавелин К.Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры . М.: Изд-во «Правда», 1989. - 654 с.

186. Казарезов В. Фермеры России. Очерки становления. Т.1-2. М.: Аккор, Колос, 2000. - Т.1- 415 е.; Т.2 - 359 с.

187. Калугина З.И. Парадоксы аграрной реформы в России. Социологический анализ трансформационных процессов. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2000.-152 с.

188. Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М.: Рос. гос. гуманит. у-нт, 2003. 385 с.

189. Кара-Мурза А.А. Между «Империей» и «Смутой». Избр. соц.-филос. публицистика. М.: ИФ РАН, 1996. - 173 с.

190. Кара-Мурза С.Г. «Совок» вспоминает. М.: Эксмо: Алгоритм, 2002. -383 с.

191. Каринский Н.М. Очерки языка русских крестьян. — М., Л.: ГСЭИ, 1936. -156 с.

192. Качоровский К.Р. Русская община. Возможно ли, желательно ли ее сохранение и развитие? СПб.: Народная польза, 1900. - 431 с.

193. Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях. — М.: Логос, 1999. 384 с.

194. Ковальченко И.Д., Милов Л.В. Всероссийский аграрный рынок . XVIII -начало XX в. Опыт количественного анализа. М.: Наука, 1977. - 413 с.

195. Козлов В.А. Культурная революция и крестьянство. 1921-1927. (По материалам Европейской части РСФСР). М.: Наука, 1983. - 215 с.

196. Козлов С.А. Аграрные традиции и новации в дореформенной России. -М.: РОССПЭН, 2002. 560 с.

197. Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советской эпохи (голоса из хора). М.: Изд-во ИФ РАН, 1996. - 216 с.

198. Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. М.: Ключ-С,1999.-192 с.

199. Козлова Н.Н. Советские люди. Сцены из истории. М.: Изд-во «Европа», 2005. - 544 с.

200. Козлова Н.Н., Сандомирская И.И. «Я так хочу назвать кино». «Наивное письмо»: Опыт лингво-социологического чтения. — М.: Гнозис, Русское феноменологическое общество, 1996. 256 с.

201. Кознова И.Е. XX век в социальной памяти крестьянства. М.: ИФ РАН,2000.-207с.

202. Коковина Н.З. Этико-аксиологические аспекты памяти в образной структуре художественного произведения. Курск: КГПУ, 2001. - 187с.

203. Колеватов В.А. Социальная память и познание.- М.: Мысль, 1984.-190 с.

204. Колесников А.Н. Деревня: надежды и разочарования: (Воспроизводство социально-профессионального потенциала деревни) М.: АОН при ЦК КПСС, Центр социолог, исслед, 1990. - 182 с.

205. Коллектив колхозников. Социально-психологическое исследование. Под ред. В.Н. Колбановского. Рук. авт. колл. И.Т. Левыкин. М.: Мысль, 1970.-287 с.

206. Кондрашин В.В. Крестьянское движение в Поволжье в 1918-1922 гг.

207. М.: Изд-во «Янус-К», 2001. 544 с.

208. Кондрашин В., Пеннер Д. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне (на материалах Поволжья, Дона и Кубани). Самара-Пенза: Самар. гос.ун-т, Пензен. гос. пед. ун-т, 2002. - 432 с.

209. Коновалов B.C. Крестьянство и реформы (российская деревня в начале XX в.) Аналитический обзор. М.: РАН ИНИОН, 2000. - 136 с.

210. Концепция аграрной политики России в 1997 2000 годах. Под ред. Е. С. Строева. - М.: ООО «Вершина-Клуб», 1997. - 352 с.

211. Копелевские чтения 2002. Россия и Германия: диалог культур. — М.: Фонд Фридриха Эберта, Липецк: ЛГПУ, 2002. 249 с.

212. Кораблино село русское. - М.: Советская Россия, 1961. - 176 с.

213. Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. Пер. с англ. М.:«Когито-центр», Изд-во «Ин-т психологии РАН», 1997.- 432 с.

214. Красильников С. А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. - 288 с.

215. Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком. Развитие России в XX в. с точки зрения мировой цивилизации. М.: РОССПЭН, 1998. -263 с.

216. Крестьяне и власть: Мат-лы конф. М. - Тамбов: ТГТУ, 1996. - 184 с.

217. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996/Под ред. В.Данилова, Т.Шанина. М.: Аспект Пресс, 1996. - 352 с.

218. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997/Под ред. В.Данилова, Т.Шанина. М.: Аспект Пресс, 1996. - 380 с.

219. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999/Под ред. В.Данилова, Т.Шанина. М.: МВШСЭН, 1999. - 323 с.

220. Крестьянство и индустриальная цивилизация. Сб. ст. Отв. ред. Ю.Г. Александров М.: Наука, Вост. литер., 1993. - 272 с.

221. Крестьянство в исторической судьбе России.- М.: МСХА, 2001. 674 с.

222. Кузнецов И.С. На пути к «великому перелому». Люди и нравы сибирской деревни 1920-х гг. (Психоисторические очерки). Новосибирск: Но-восиб. гос.ун-т, 2001. 235 с.

223. Кузнецов С.В. Традиции русского земледелия: практика и религиозно-нравственные воззрения. М.: ИЭА РАН, 1995. - 170 с.

224. Культура и власть в условиях коммуникационной революции XX века. Форум немецких и российских культурологов / Под ред. К. Аймермахе-ра, Г. Бордюгова, И. Грабовского М.: «АИРО-ХХ», 2002. - 480 с.

225. Культура исторической памяти: Матер, науч. конф. /Отв. ред. А.В. Ан-тощенко; Петрозаводск, ПетрГУ, 2001. — 304 с.

226. Культура исторической памяти: Невостребованный опыт. Петрозаводск, ПетрГУ, 2002. - 203 с.

227. Куренышев А.А. Крестьянство и его организации в первой трети XX века. — М.: Гос.ист.музей, 2000. — 222 с.

228. Лабузов В.А., Сафонов Д.А. Оренбургская деревня на завершающем этапе гражданской войны (1920-1921 гг.). Оренбург: ОГПУ, 2002. -136 с.

229. Левада Ю. От мнений к пониманию. Социолог, очерки. 1993-2000. М.: Моск. школа полит, исслед., 2000. — 576 с.

230. Левыкин И.Т. Теоретические и методологические проблемы социальной психологии (на опыте изучения психологии колхозного крестьянства). -М.: Мысль, 1975. 256 с.

231. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. Пер с фр. / Общ. ред. Ю.Л. Бессмертного. Послесл. А .Я. Гуревича. М.: Индрик,1992. 382 с.

232. Леонтьев А.Н. Развитие памяти. М.;Л.: ГИЗ, 1931. - 156 с.

233. Леонтьева Т.Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX начале XX вв. — М.: Новый хронограф, 2002. - 272 с.

234. Лившин А.Я., Орлов И.Б. Власть и общество: Диалог в письмах. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. — 208 с.

235. Лихачев Д.С. Память истории священна. Статьи. — М.: Изд-во «Правда», 1986.-62 с.

236. Лихачев Д.С. Раздумья. М.: Современник, 1991. - 293 с.

237. Лобачева Г.В. Самодержец и Россия: образ царя в массовом сознании россиян (конец XIX- началоХХ веков). Под общ. ред. А.И. Авруса. -Саратов: Саратов, гос.техн.ун-т, 1999.-288 с.

238. Лойко О.Т. Феномен социальной памяти. Томск: ТПУ, 2002. - 255 с.

239. Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: «Искусство-СПБ», 2000. - 704 с.

240. Лоуэнталь Д. Прошлое чужая страна. / Пер. с англ. - СПб.: «Владимир Даль», 2004. - 623 с.

241. Лурье С.В. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб.: Тип. им. Котлякова, 1994.-286 с.

242. Мазалова Н.Е. Состав человеческий: Человек в традиционных соматических представлениях русских. СПб.: «Петербургское востоковедение», 2001.-192 с.

243. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука: Логико-методологический анализ. М.: Мысль, 1983. - 227 с.

244. Межуев В.М. Между прошлым и будущим. Избр. соц.-филос. публицистика. М.: ИФРАН, 1996. - 151 с.

245. Менталитет и аграрное развитие России (XIX—XX вв.). Материалы международной конференции. М.: РОССПЭН, 1996.-440 с.

246. Менталитет и политическое развитие России: Тез. и докл. науч. конф. Москва, 29-31 октября 1996 г. -М.: ИРИ РАН, 1996. 150 с.

247. Менгальность в эпоху потрясений и преобразований: Сб. ст. М.: ИРИ РАН, 2002.-173 с.

248. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 1998. - 573 с.

249. Милосердов В.В. Крестьянский вопрос в России: прошлое, настоящее,будущее: Трилогия. 4.1. Исторические этапы крестьянского вопроса в России. М., 1999.-255 с.

250. Мифы и мифология в современной России /Под ред. К. Аймермахера, Ф. Бомсдорфа, Г. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 2000. - 216 с.

251. Мифология и повседневность: тендерный подход в антропологических дисциплинах: Мат-лы науч. конф. 19-21 февраля 2001 г. СПб.: Але-тейя, 2001.-400 с.

252. Михайлова Р.В. Духовность крестьянства России XX века. — Чебоксары, Изд-во Чуваш, ун-та, 1997. — 217 с.

253. Многоукладная аграрная экономика и российская деревня (середина 80-х 90-е годы XX столетия)/Под ред. Е.С.Строева.-М.:Колос, 2001.-620 с.

254. Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории. М.: Высшая школа, 1989. - 175 с.щ 185. Модернизация: зарубежный опыт и Россия // Красильщиков В.А. и др.

255. М.: Инфомарт, 1994. 115 с.

256. Модернизация в России и конфликт ценностей. М.: Изд-во ИФ РАН, 1993.-250 с.ф 187. Модернизация и национальная культура: Материалы теоретического семинара. М.: Апрель-85, 1995. - 127 с.

257. Молоствова Е.В. Солдатские письма. Б.м., 1917 . - 76 с.

258. Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. Пер. с фр. Пред. А.В.Брушлинского. М.: Центр психологии и психотерапии Санрэй, 1996.-478 с.

259. Мурин В.А. Быт и нравы деревенской молодежи. М.: «Новая деревня», * 1926. -158 с.

260. Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917 -1922 гг. М.: РОССПЭН, 2001. - 632 с.

261. Неформальная экономика. Россия и мир /Под ред. Теодора Шанина. -М.: Логос, 1999.-576 с.

262. Неформальная экономика в постсоветском пространстве: Проблемы исследования и регулирования / Под ред. И.Олимпиевой и О.Паченкова. СПб.: ЦНСИ, 2003. 201 с.

263. Никольский С.А. Аграрный курс России (Мировоззрение реформаторов и практика аграрных реформ в социально-историческом, экономическом и философском контекстах). М.: КолосС, 2003. — 376 с.

264. Никольский С.А. Власть и земля. М.: Агропромиздат, 1990. - 238 с.

265. Никонов А.А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика России (XVIII-XX вв.). М.: Энциклопедия российских деревень, 1995. - 574 с.

266. Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. Под ред. Бордюгова Г., Исии Н, Томита Т. М.: АИРО-ХХ, 2001. -592 с.

267. Нуркова В.В. Свершенное продолжается: Психология автобиографической памяти личности. М.: Изд-во УРАО, 2000. - 320 с.

268. НЭП в контексте исторического развития России XX века. М.: ИРИ РАН, 2001.-317 с.

269. НЭП: приобретения и потери: (Сб. ст.) /Отв. ред. В.П.Дмитренко. М.: Наука, 1994.-215 с.

270. Обновленная деревня. Под ред. В.Г.Тана-Богораза. Л.:ГИЗ,1925.-167 с.

271. Овцин Ю.И. Большевики и культура прошлого.- М.:Мысль, 1969 96 с.

272. Образы историографии: Сб. ст. Науч. ред. А.П.Логунов. М.: РГГУ, 2001.-350 с.

273. Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. Под ред. Л.П.Репиной. М.: Кругъ, 2003. - 408 с.

274. Образы России в научном, художественном и политическом дискурсах: (история, теория, педагогическая практика): Матер, науч.конф. /Отв.ред.И.О.Ермаченко. Петрозаводск: Петр.ГУ, 2001. - 336 с.

275. Общество и экономика: социальные проблемы трансформации. Под ред.

276. A.Р.Михеевой. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1998. - 204 с.

277. Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века. -М.: Coda, 1996.-368 с.

278. Опыт историко-социологического изучения села «Молдино». Ред. проф.

279. B.Г.Карцев М.: Московский рабочий, 1968. - 438 с.211.0сокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941.-М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. 271 с.

280. Осенний кризис 1998 года: российское общество до и после (Аналитические доклады РНИСиНП). М.: РОССПЭН, РНИСиНП, 1998. - 264 с.

281. Осипова Т.В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М.: ООО Издательство «Стрелец», 2001. - 400 с.

282. Осмыслить культ Сталина. М.: Прогресс, 1989. - 656 с.

283. Особенности российского земледелия и проблемы расселения: Мат-лы XXVI сессии Симпозиума по агарной истории Восточной Европы. -Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2000. 363 с.

284. Отражение отечественной истории в массовом сознании российского общества: Информационнно-аналитический бюллетень: Социология власти. № 1-2'2002. М.: Изд-во РАГС, 2002. - 187 с.

285. Островский Б.В. Колхозное крестьянство СССР. Политика партии в деревне и ее социально-экономические результаты. — Саратов: СГУ. 1967.217 с.

286. Очерки истории крестьянского двора и семьи в Западной Сибири. Конец 1920-х 1980-е годы /Бадалян Т.М., Ильиных В.А., Карпунина И.Б., Мелентьева А.П.; Отв. ред. Ильиных В.А. - Новосибирск: РАН, СО, Инт истории, 2001. — 188 с.

287. Очерки русской культуры. Т. 1. Общественно-культурная среда. М.: Изд-во МГУ, 1998. - 386 с.

288. Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М.: Русское книгоизд. тов-во - История, 1997. - 272 с.

289. Память и беспамятство в церкви и обществе: итоги XX века. Матер, межд.науч.-богосл.конф. М.Св.-Филарет.правосл.-христ.ин-т, 2004. -327 с.

290. Панарин А.С. Россия в цивилизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М.: ИФ РАН, 1995. - 262 с.

291. Пациорковский В.В. Сельская Россия: 1991-2001 гг. М.: Финансы и статистика, 2003. - 368 с.

292. Первая мировая война. Пролог XX века. Отв. ред. B.JI. Мальков. М.: Наука, 1998.-698 с.

293. Первая революция в России: взгляд через столетие. Отв. ред. А.П. Коре-лин. М.: Памятники истор. мысли, 2005. - 602 с.

294. Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века. М.: Современник, 1987. - 510 с.

295. Плаггенборг Шт. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Окт. Революцией и эпохой сталинизма / Пер. с нем. Карта-шевой И. СПб.: Нева, 2000. - 415 с.

296. Платонов О.А. Русский труд. М.: Современник, 1991 - 335 с.

297. Погудин В.И. Путь советского крестьянства к социализму. Историографический очерк. М. «Мысль». 1975. 276 с.

298. Политика раскрестьянивания в Сибири: Хроникально-документальный сб. Вып.1. Новосибирск: СО РАН, 2000. - 176 с.

299. Поляков JI.B. Путь России в современность: модернизация как деархаизация. -М.: ИФ РАН, 1998.-202 с.

300. Поляков Ю. А. Наше непредсказуемое прошлое. Полемические заметки. -М.: «АИРО-ХХ», 1995. 215 с.

301. Поляков Ю.А. Переход к нэпу и советское крестьянство. М.: Наука, 1967.-511 с.

302. Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. Изд. 2-е, доп. и испр. -М.: Наука, 1979.-232 с.

303. Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914-март 1918 гг.). Екатеринбург: УрО РАН, 2000. 415 с.

304. Постижение: Социология. Социальная политика. Экономическая реформа /Ред.-сост. Ф.М.Бородкин, ЛЛ.Косалс, Р.В.Рывкина. М.: Прогресс, 1989.-592 с.

305. Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков. Итоги этнографических исследований. — М.: Наука, 2001. — 363 с.

306. Преодоление прошлого и новые ориентиры его переосмысления. Опыт России и Германии на рубеже веков /Под ред. К. Аймермахера, Ф. Бомс-дорфа, Г. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 2002. - 160 с.

307. Природа ребенка в зеркале автобиографии. Учебное пособие по педагогической антропологии. Под ред. Б.М. Бим-Бада и О.Е. Кошелевой.- М.: Изд-во УРАО,1998. 432 с.

308. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Опыт историко этнографического исследования. - М.: Лабиринт, 2000. - 192 с.

309. Прошлое — крупным планом: современные исследования по микроистории. Под ред. М. Крома. СПб.: Апетейя, 2003. - 285 с.

310. Пути аграрного возрождения /Башмачников В.Ф., Бородай Ю.М., Ершова И.И., Никольский С.А. М.: Политиздат, 1991. - 255 с.

311. Пушкарев Л.Н. Духовный мир русского крестьянина по пословицам. XVII -XVIII вв. М.: Наука, 1994. - 192 с.

312. Пушкарев Л.Н. По дорогам войны. Воспоминания фольклористафронтовика. М.: ИРИ РАН, 1995. - 309 с.245. 50/50. Опыт словаря нового мышления. Ред.-сост. Г.Козлова. Под общ. ред. Ю.Н.Афанасьева, М.Ферро. М.: Прогресс, Париж. Пайо, 1989. -557 с.

313. Революция и человек: Быт, нравы, поведение, мораль: Сб. науч. ст. М.: ИРИ РАН, 1997.-214 с.

314. Революция и человек: Социально-психологический аспект: Сб. науч. ст. М.: ИРИ РАН, 1996. - 224 с.

315. Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М.: Изд-во ВШЭ, 2003. - 44 с.

316. Рефлексивное крестьяноведение. Десятилетие исследований сельской России / Под ред. Т.Шанина, А.Никулина, В.Данилова. М.: МВШСЭН, РОССПЭН, 2002. - 592 с.

317. Рикер П. Память, история, забвение / Пер. с франц. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. - 728 с.

318. Рогалина Н.Л. Борис Бруцкус историк народного хозяйства России. -М.: АО Московские учебники, 1998. - 192 с.

319. Рогалина Н. Л. Коллективизация: уроки пройденного пути. М.: Изд-во МГУ, 1989-224 с.

320. Роговин М.С. Философские проблемы теории памяти. М.: Высшая школа, 1966. - 167 с.

321. Росницкий Н. Лицо деревни (по материалам обследования 28 волостей и 32730 крестьянских хозяйств Пензенской губернии) М.; Л.: Госиздат, 1926.-164 с.

322. Российская повседневность. 1921-1941 гг.: Новые подходы: Сб ст. -СПб.: Спб. изд-во УЭИФ, 1995. 286 с.

323. Россия сельская. XIX начало XX века / Отв. ред А.П. Корелина. - М.: РОССПЭН, 2004.-368 с.

324. Руденко Л.И. Социальное содержание современных реформ на селе: проблемы жизнестойкости российского крестьянина (очерки социологического исследования). Саратов: Сарат. гос.техн. ун-т, 1999. - 95 с.

325. Руднев В.Д., Розумей В.И. Проблемы реализации современной аграрной политики и перестройки партийной работы на селе (итоги социологического исследования). Экспресс-информация. М.: АОН при ЦК КПСС, 1990.-59 с.

326. Румянцева М.Ф. Теория истории. Учебное пособие. М.: Аспект Пресс, 2002.-319 с.

327. Русская история: проблемы менталитета: Тез. док. науч. конф. Москва, 4 6 октября 1994 г. - М.: ИРИ РАН. 1994. - 186 с.

328. Русские. Отв. ред. В.А.Александров, И.В.Власова, Н.С.Полищук. М.: Наука, 1997.-828 с.

329. Русские. Семейный и общественный быт: Сб. ст. М.: Наука, 1989. -334 с.

330. Русские. Традиционный уклад Лекшмозерья. Автор-составитель Г.Н. Мелехова. М.: Изд-во ИЭА РАН, 1993. - 217 с.

331. Рыбников Н.А. Автобиографии рабочих и их изучение. М.; Л.: ГИЗ, 1930.-96 с.

332. Рыбников Н.А. Крестьянский ребенок. Очерки по педологии крестьянского ребенка. М.; Л.: Работник просвещения, 1930. — 111 с.

333. Рыбников Н.А. Память, ее психология и педагогика. М.; Л.: ГИЗ, 1930. -87 с.

334. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время: в поисках утраченного. М.: Языки русской культуры, 1997. - 800 с.

335. Савельева И.М., Полетаев А.В. Функции истории. М.: ГУ ВШЭ, 2003. -40 с.

336. Святославский А.В. Традиция памяти в Православии. М.: Древлехранилище, 2004.-218 с.

337. Село Вирятино в прошлом и настоящем. Опыт этнографического изучения русской колхозной деревни. М.: Изд.АН СССР, 1958 - 279 с.

338. Сельскохозяйственная практика: противоречия перестройки /Сост.

339. С.А.Никольский. М.: Агропромиздат, 1989. - 444 с.

340. Семеиова-Тянь-Шаиская О.П. Жизнь Ивана. Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. СПб.: Изд. РГО, 1914. - 136 с.

341. Семья, дом и узы родства в истории. Отв. ред. О.Е.Кошелева. Пер с англ., нем. И фр. СПб.: Апетейя, 2004. - 285 с.

342. Сенчакова JI.T. Приговоры и наказы российского крестьянства. 19051907 . По материалам центральных губерний. Чч.1-2. М.: ИРИ РАН, 1994. - 4.1. -205 е.; 4.2 - 207 с.

343. Сенявская Е. С. Психология войны в XX веке: Исторический опыт России. М.: РОССПЭН, 1999. - 383 с.

344. Сенявская Е.С. 1941-1945. Фронтовое поколение. Историко-психологическое исследование. М.: ИРИ РАН, 1995. - 219 с.

345. Серебрянников В.В. Войны России: социально-политический анализ. -М.: Научный мир, 1999. 377 с.

346. Сибирская деревня в период трансформации социально-экономических отношений. Под ред. д. с. н. 3. И. Калугиной. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1996.-212 с.

347. Симуш П.И. Мир таинственный . Размышление о крестьянстве. М.: Политиздат, 1991. - 255 с.

348. Смурова О.В. Неземледельческий отход крестьян в столицы и его влияние на трансформацию культурной традиции в 1861-1914 гг. — Кострома: КГТУ, 2003.-216 с.

349. Собственность на землю в России: История и современность/ Под общ. ред. Д.Ф. Аяцкова. М.: РОССПЭН, 2002. - 592 с.

350. Советская историография. Под общ. ред. Ю.Н.Афанасьева. М.: РГГУ, 1996.-592 с.

351. Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. Под ред. Ю.А. Левады. М.: Мысль, 1993. - 300 с.

352. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. В 2-х тт. Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М.: РГГУ, 1997. - 761+510 с.

353. Сотворение истории. Человек. Память. Текст / Под ред. Е.А. Вишленко-вой. Науч. ред. Л.П. Репина. Казань: Мастер-Лайн, 2001. - 454 с.

354. Социализм: между прошлым и будущим /Ред.-сост. В.П. Киселев, И.М. Клямкин. — М.: Прогресс, 1989. 424 с.

355. Социальная идентификация личности. Под. ред. В. А. Ядова. Ч. 1—2. М.: ИС РАН, 1994. 316+327 с.

356. Социальная идентичность и изменение ценностного сознания в кризисном обществе. Под ред. Н. А. Шматко. М.: ИС РАН, 1992. - 298 с.

357. Социальная история. Ежегодник, 1997.- М.: РОССПЭН, 1998. 364 с.

358. Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М.:РОССПЭН, 1999.- 454 с.

359. Социальная история. Ежегодник. Женская и тендерная история / под ред. Н.Л. Пушкаревой. М.: РОССПЭП, 2003. - 528 с.

360. Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII XX вв: Мат-лы между народ, конф. (май 2002 г.) / Отв. ред. В.В. Канищев. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002. - 531 с.

361. Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем историческом науки вокруг французской школы «Анналов». М.: Наука, 1993. - 208 с.

362. Степынин В.А. Крестьянство Черноземного Центра в революции 19051907 годов. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1991. - 167 с.

363. Страницы истории Советского общества: факты, проблемы, люди. М.: Политиздат. 1989. 446 с.

364. Судьбы людей: Россия XX век. Биографиии семей как объект социологического исследования. М.: ИС РАН, 1996. - 426 с.

365. Судьбы российского крестьянства. М.: РГГУ, 1995. — 624 с.

366. Телицын В.Л. Сквозь тернии «военного коммунизма»: крестьянское хозяйство Урала в 1917-1921 гг. М.: ИРИ РАН, 1998.-214 с.

367. Тимофеев JI. М. Последняя надежда выжить. Tenafly: Эрмитаж, 1985. -197 с.

368. Томпсон Пол. Голос прошлого. Устная история / Пер. с англ. М.: Изд-во "Весь мир", 2003. - 368 с.

369. Топоров А. Крестьяне о писателях. М.: Книга, 1982. - 304 с.

370. Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994.- 431 с.

371. Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. М.: Памятники исторической мысли, 2001. — 304 с.

372. Улыбина Е. В. Психология обыденного сознания. М.: Смысл, 2001. -263 с.

373. Успенский Г.И. Власть земли. М.: Советская Россия, 1988. - 396 с.

374. Устная история и биография: женский взгляд /Ред. и сост. Мещеркина Е.Ю. М.: Невский Простор, 2004. - 270 с.

375. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы.- М.: ИФ РАН, 1997. -255 с.

376. Феноменов М.Я. Современная деревня. Опыт краеведческого обследования одной деревни. 4.1-2. М., JL: ГИЗ, 1925. - 4.1 -259с.; 4.2. - 211 с.

377. Философия и методология истории. Сб. ст. Общ. ред. и вступ. Ст. И.С.Кона. М.: Прогресс, 1977. - 335 с.

378. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М.: РОССПЭН, 2001. - 422 с.

379. Франк C.JI. Духовные основы общества. М.:Республика,1992.- 510 с.

380. Франция — память. Пер. с фр. П.Нора, М.Озуф и др. Пер. и послесл. Хапаева Д. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. - 325 с.

381. Фрейд 3. Психология бессознательного. Сб. произв. М.: Просвещение, 1989.-447 с.

382. Хаттон П. История как искусство памяти / Пер. с англ. СПб.: «Владимир Даль», 2003. - 423 с.

383. Хок С. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское,село Тамбовской губернии. М.: Весь мир, 1993. - 193 с.

384. Холмс J1. Социальная история России: 1917—1941. Пер. с англ. Отв. ред. А.В. Лубский, В.Н. Рябцев. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1994. -138 с.

385. Хрестоматия по устной истории /Пер., сост., введ., общ. ред. М.В.Лоскутовой. СПб.: Изд-во Европ.ун-та в СПб., 2003. - 396 с.

386. Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. Избранные труды. М.: Экономика, 1989.-491 с.

387. Человек и война (Война как явление культуры). Сб.статей. / Под ред. И.В. Нарского и О.Ю. Никоновой. М.: АИРО-ХХ, 2001. - 480 с.

388. Человек в истории. Россия XX век. Сборник работ победителей. М.: Об-во «Мемориал» - Изд-во «Звенья», 2000 - 2004. - Вып.1 - 380 е., вып.2 - 479 е., вып.З - 479 е., вып.4 - 383 с.

389. Чернышев И.В. Крестьяне об общине накануне 9 ноября 1906 г. К вопросу об общине. СПб.: Б.м., 1912. - 96 с.

390. Чернышев И.В. Община после 9 ноября 1906 г. (По анкете ВЭО) Пг.: Изд. ВЭО, 1917.-Ч. 1.-195 с.

391. Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг. —> 19171922 гг. Пер. с англ. М.: «Весь мир», 1997. - 560 с.

392. Шатковская Т.В. Правовая ментальность российских крестьян второй половины XIX века: Опыт юридической антропометрии. Ростов н/Д.: РГЭУ, 2000.-224 с.

393. Шинкарук С.А. Общественное мнение в Советской России в 1930-е годы (по материалам Северо-Запада).- СПб.: Изд-во ун-та экономики и финансов, 1995.- 143 с.

394. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. М.: Аспект пресс, 1999.-416 с.

395. Экштут С.А. Битвы за храм Мнемозины. Очерки интеллектуальной истории. СПб.: Алетейя, 2003. - 318 с.

396. Энгельгардт А.Н. Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX в. М.: Наш современник, 1987. - 386 с.

397. Энгельштейн JI. Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже XIX XX веков. - М.: Терра, 1996. - 572 с.

398. Юдин А.В. Русская народная духовная культура. М.: Высшая школа, 1999.-331 с.

399. Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. Пер. с нем. Пред. А.В.Брушлинского. М.: Изд. группа «Прогресс»: Универс, 1993. -329 с.

400. Юнг К.Г. Сознание и бессознательное. Пер. с англ. СПб.: Унив. книга; М.: ACT, 1997.-536 с.

401. Яковлев Я. Наша деревня в новом и старом. М., 1925. — 48с.

402. Яковлев Я.А. Деревня как она есть (Очерки Никольской волости). М.: Госиздат, 1925. - 144 с.

403. Яров С.В. Крестьянин как политик. Крестьянство Северо-Запада России в 1918 1919 гг.: Политическое мышление и массовый протест. - СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1999. - 168 с.

404. Atkinson D. The End of the Russian Land Commune: 1905 1930. Stanford.1983.-285 p.

405. Becker С. L. Everyman his own historian: Essays on History and Politics. -Chicago: Quadrangle, 1966. 325 p.

406. Collective memory. Special issue. B.Schwartz, guest ed. //Qualitative Sociology. Vol. 19. No 3. 1996. P.275-428.

407. Commemorations: The Politics of National Identity / Ed. by J.R. Gillis. -Princeton: Princeton University Press, 1994. 378 p.

408. Confino A. The nation as a local metaphor: Wurttemberg, imperial Germany, and national memory, 1871-1918. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1997.-272 p.

409. Facing up to the Past: Soviet Historiography under Perestroika. Slavic research center; Ed. by Ito T. Sapporo: Hokkaido univ.press., 1989. - 292 p.

410. Fentress J., Wickham. Social Memory. Oxford, 1992. - 303 p.

411. Fried J. The Veil of Memory. Anthropological Problems When Considering the Past. L.: The German Historical Institute, 1998. - 33 p.

412. Fussel P. The Great War and modern memory. L.: Oxljrd univ.press, 1979. -363 p.

413. Giddens A. Modernity and Self-Identity. Stranford, 1991.-256 p.

414. Halbwachs M. La memoire collective. P.: Michel, 1997. - 295 p.

415. Historical perspectives on memory /Ollila A. (ed.) Helsinki: SHS, 1999. -222 p.

416. History and Memory in African-American Culture. Ed. by G.Fabre and R.O'Meally. New York, Oxford: Oxford univ.press, 1994. - 321 p.

417. The Invention of Tradition. Ed. by Hobsbawm E., Ranger T. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. - 320 p.

418. Jun Jing. The Temple of Memories. History, Power and Morality in a Chinese Village. Stanford, California: Stanford univ.press, 1996 - 217 p.

419. Land commune and peasant community in Russia: Communal forms in imperial and early Soviet society/ Ed. by R. Bartlett. Houndmills etc.: Macmil-lan press, 1990. - 435 p.

420. Le Goff J. Geschichte und Gedachtnis / Aus dem Franz, von Hartfelder. Frankfurt a M.- N.-Y.- P., 1992. 268 p.

421. Le lieux de memoire. Nora P dir. V.l. La Republique. P.: Gallimard,1984. -674 p.

422. Making Histories. Studies in history-writing and politics. Ed. by R. Johnson and others.— L., Melburn, Sydney, Auckland, Johannesburf in assosiation with the Centre for Contemporary Cultural Studies University of Birmingam: Hutchinson. 1982. 363 p.

423. Mosse G. Fallen Soldiers: Reshaping the Memory of the World Wars. N.-Y.: Oxford univ.press, 1989. - 264 p.

424. Mnemosyne. Formen und Funktionen der kulturellen Erinnerung/Hg. v.A.Assmann, D.Harth. Frankfurt a M.: Fischer Taschenbuch, 1991. - 400 s.

425. Niethammer L. Deutschland danach: Postfaschistische Gesellschaft und nationals Gedachtnis. Bonn: Dietz, 1999. - 623 s.

426. Russia at a Crossroads. History, Memory and Political Practice. Ed. By Nurit Schleifman. L.; Portland, Or: Frank Cass, 1998.- 235 p.

427. Scott J. Weapons of the Weak: Everyday Forms of Peasant Resistance. New Haven, L.: Yale univ.press, 1985. - 389 p.

428. Social Memory. Comminication. Issue editors John Nerone and Ellen War-tella Univ.of Illinois at Urbana-Champaign. Gordon and Breach Science Publishers. N.-Y., L.,P., Tokyo, Melburn. Vol.11. N.2 (1989). - 162 p.

429. The Soldiers' Tale: Bearing Witness to Modern War. By Samuel Hynes. -N.-Y.: Viking, 1997.-318 p.

430. World War 2 and Soviet People. Selected Papers from the Fourth World Congress for Soviet and East European Studies. Ed. by J. Harrand. N.-Y.: St.Martin's Press, 1993. - 268 p.

431. Zonabend F. The Enduring Memory: Time and History in a French Village.-Manchester univ.press, 1985.- 218 p.2. Статьи

432. Ахиезер А.С. Самобытность России как научная проблема // Отечественная история. 1994. №. 4 5. С. 3-24.

433. Бабашкин В.В. Крестьянский менталитет: наследие России царской и России коммунистической // Обществ, науки и современность. 1995. № З.С. 99-110.

434. Безрогов В.Г. Культура памяти: историзация и/или мифологизация пережитого? // Культура исторической памяти: невостребованный опыт. Петрозаводск, 2003. С.7-13.

435. Берто Н., Малышева М. Культурная модель русских народных масс и вынужденный переход к рынку // Биографический метод. История, методология и практика. М., 1994. С. 94-145.

436. Бойков В.Э., Меркушин В.И. Историческое сознание в современном российском обществе: состояние и тенденции формирования //Социология власти. М., 2003. № 2. С. 5-22.

437. Буганов А.В. Личности и эпохи в исторической памяти русских крестьян XIX начала XX века//Социология власти. М., 2003. № 2. С. 98-112.

438. Буганов А.В. Отношение к русским царям в народном сознании XIX -начала XX веков // Куда идет Россия? . Формальные институты и реальные практики. /Под ред. Т.И.Заславской. М., 2002. С. 253-261.

439. Бухараев В.М., Люкшин Д.И. Российская Смута начала XX в. как общинная революция// Историческая наука в меняющемся мире. Вып.2. Историография отечественной истории. Казань, 1994. С. 154-160.

440. Вансина Ян. Устная традиция как история (главы из книги) // Хрестоматия по устной истории. СПб, 2003. С.66-109.

441. Виноградский В.Г. Российский крестьянский двор//Мир России. 1996 № з. С. 3-76.

442. Виноградский В. Российский крестьянский двор. Экономика повседневного существования//Волга. 1995. №4-5. С.120-151.

443. Гатагова JI.C. Проблемы исторической памяти на переломных моментах истории: краеведческое движение 20-х годов// Человек и его время. М.,1991. С. 89-97.

444. Гефтер М. «Сталин умер вчера." // Рабочий класс и современный мир. 1988. № 1.С. 113-129.

445. Глумная М.Н. К характеристике колхозного социума 1930-х гг. (на материалах колхозов Европейского Севера России) // XX век и крестьянская Россия. Токио, 2005. С.265-285.

446. Гордон А. Пореформенная российская деревня в цивилизационном процессе (Размышления о постановке вопроса) // Рефлексивное крестьяноведение. М., 2002. С. 141-160.

447. Грил Р. Слушайте их голоса: два примера интерпретации устно-исторических интервью // Хрестоматия по устной истории. СПб, 2003. С.296-321.

448. Гринченко Г.Г. Память о принудительном труде в нацистской Германии: опыт реконструкции // Военно-историческая антропология: Еже-годник.2003/2004. М., 2005. С.352-364.

449. Гудков JI. Победа в войне: к социологии одного национального символа //Мониторинг общественного мнения. 1997. № 5. С.12-19.

450. Гудков JI. Большая победа и мифы о большой победе. Об одном национальном символе //Знание-сила. 2001. № 5. С. 7-15.

451. Гудков JL, Дубин Б. Сельская жизнь: рациональность пассивной адаптации // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2002. № 6. С. 23-37.

452. Гузенкова Т.С. Ностальгия по ненаписанной истории // Свободная мысль. 1997. № 8. С.35-45.

453. Данилов В.П. Крестьянская революция в России. 1902 1922 гг. // Крестьяне и власть: Мат-лы. конф. М.; Тамбов, 1996. С. 4-23.

454. Димони Т.М. История колхозной деревни в романном творчестве Федора Абрамова//Отечеств, история. 2002. № 1 С.123-138.

455. Димони Т.М. «Председатель»: судьбы послевоенной деревни в кинокартине первой половины 1960-х годов // История страны/История кино. М., 2004. С. 281-299.

456. Дубин Б. Сталин и другие. Фигуры высшей власти в общественном мнении современной России // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2003. № 1. С. 13-27.

457. Дубин Б.В. Прошлое в сегодняшних оценках россиян //Экон. и соц. перемены: мониторинг обществ, мнения. 1996. № 5. С.28-34.

458. Журавлев Г.Т., Меркушин В.И., Фомичев Ю.К. Историческое сознание: опыт социологического исследования // Вопросы истории. 1989. № 6. С.118-129.

459. Захаров А.В. Традиционная культура в современном обществе // Социолог. исслед. 2004. № 7. С. 105-115.

460. Захаров А., Козлова Н. Письма из недалекого прошлого //Свободная мысль. 1993. № 7. С.56-70.

461. Здравомыслова Е.А., Ткач О.А. Генеалогический поиск как приватизация прошлого // Пути России. М., 2004. С. 197-205.

462. Золотарев Д.А. Этнографические наблюдения в деревне РСФСР (19191925 гг.)//Материалы по этнографии. Т.З. Вып.1. JL, 1926. С. 143-158.

463. Зубкова Е.Ю., Куприянов А.И. Возвращение к «русской идее»: кризис идентичности и национальная история// Отечественная история. 1999. № 5. С. 4-28.

464. Зубкова Е.Ю., Куприянов А.И. Ментальное измерение истории: поиски метода//Вопросы истории. 1995. № 7. С. 153- 160.

465. Игнатова Н.М. Групповая культура памяти в аспекте социального и духовного протеста спецпереселенцев на Европейском Севере в 1930-50-е гг. // Век памяти, память века. Челябинск, 2004. С.476-488.

466. Илизаров Б. С. Роль ретроспективной социальной информации в формировании общественного сознания (в свете представлений о социальной памяти) // Вопросы философии. 1985. № 8 . С.60-69.

467. Историческая память в массовом сознании населения Российской Федерации // Социология власти. Инф.-аналит. бюлл. М., 2001. № 5-6. С. 583.

468. Историческая память обновляющегося общества //Коммунист. 1990. № 18. С.50-72.

469. Кабанов В.В. Пути и бездорожья аграрного развития России в XX в. // Вопросы истории. 1993. № 2. С. 34-47.40. "Каким быть современному школьному учебнику по отечественной истории XX века?". Круглый стол // Отечественная история. 2002. № 3. С.5-30.

470. Камиллери К. Идентичность и управление культурными несоответствиями: попытки типологии // Вопросы социологии. 1993. №1-2. С. 103116.

471. Капто А.С. Историческая наука и формирование исторического сознания// Коммунист. 1989. № 11. С.20-34.

472. Каргин А.С., Хренов Н.А. Традиционная культура на рубеже XX-XXI веков //Традиционная культура. Научный альманах. 2000. № 1. С.5-9.

473. Карпачев М.Д. Столыпинские агарные реформы в восприятии воронежского крестьянства // Исторические записки: науч. труды истор. ф-та / Воронеж, гос. ун-т. 1996. Вып. 1. С. 66-80.

474. Кимитака М. Индивидуалистические коллективисты или коллективистские индивидуалисты? Новейшая историография по крестьянским общинам // Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. М., 2001. С. 189-201.

475. Коваль Т.Б. Православная этика труда // Мир России. 1994. № 2. С. 8996.

476. Козлова Н.Н. Крестьянский сын: опыт исследования биогра-фии.//Социолог. исслед. 1994. № 4. С.112-123.

477. Кознова И.Е. Социальная память русского крестьянства в XX веке // В кн.: Исторические исследования в России: Тенденции последних лет. Под ред. Г.А.Бордюгова. М., 1996. С.З86-404.

478. Кознова И.Е. Историческая память и основные тенденции ее изучения //Социология власти. М., 2003. № 2. С.23-34.

479. Кознова И.Е. Аграрные преобразования в памяти российского крестьянства //Социологические исследования. 2004. № 12. С.74-85.

480. Кознова И.Е. Труд на земле в памяти российского крестьянства // XX век и сельская Россия. Токио: CIRJE Research Report Series CIRJE-R-2, 2005. С. 7-37. (на русском языке).

481. Колоницкий Б.И. К изучению механизмов десакрализации монархии (слухи и «политическая порнография» в годы Первой мировой войны // Историк и революция. СПб., 1999. С. 72-78.

482. Конт Ф. Языческая основа в восточной и западной Европе: некоторые размышления // Международная ассоциация по изучению и распространению славянских культур. Информ. бюллетень. М.,1990. С. 14-20.

483. Корнилов Г.Е. Трансформация аграрной сферы Урала в первой половине XX века. // XX век и сельская Россия. Токио: CIRJE Research Report Series CIRJE-R-2, 2005. С. 286-313. (на русском языке).

484. Крюкова С.С. Российский сельский мир в проекции и перспективе // В кн. Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. . Сб. ст. Под ред. М.Б. Олкотт, В. Тишкова и А. Малашенко. М.,1997. С.З83-387.

485. Кудюкина М.М. Труд в системе ценностей русского народа // В кн.: Этика и организация труда в странах Европы и Америки. Древность, средние века, современность. М., 1997. С. 296-312.

486. Кузнецов С.В. Нравственность и религиозность в хозяйственной деятельности русского крестьянства // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков: Итоги этнографических исследований. М., 2001. С. 168-182.

487. Кучепатова С.В. О некоторых закономерностях современного традиционного сознания //Судьбы традиционной культуры /Сб.ст. и матер. СПб., 1998. С.141-146.

488. Левада Ю.А. Историческое сознание и научный метод // Философские проблемы исторической науки. М.,1969. С.203-213.

489. Левада Ю.А. Исторические рамки «будущего» в общественном мнении// Пути России. М.,2004. С.147-160.

490. Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьянове-дение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М., 1997. Вып. 2. С. 84-127.

491. Левинсон А.Г. Массовые представления об «исторических личностях» //Одиссей: человек в истории. 1996. М.,1996. С.252-267.

492. Леонов С.В. «Разруха в головах»: к характеристике российского массового сознания в революционную эпоху (1901-1917 гг.) // Ментальность в эпоху потрясений и преобразований: Сб. ст. М., 2002. С. 95-173

493. Литвак Б.Г. Жизнь крестьянина 20-х годов: современные мифы исторические реалии // НЭП. Приобретения и потери. М.,1994. С. 186-202.

494. Люкшин Д.И. «Общинная революция» 1917 года: логико-семантические проблемы социальной изоморфности // ACTIO NOVA 2000 (сборник начных статей). М., 2000. С.484-506.

495. Лылова О.В. Экономическая адаптация селян к рыночным условиям // СОЦИС. 2003. № 9. С.107-113.

496. Людтке А. Что такое история повседневности. Ее перспективы и достижения в Германии // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. М., 1999. С. 76-94.

497. Магун В.С.Трудовые ценности российского населения //Вопросы экономики. 1996. № 1. С.47-62.

498. Малинкин А.Н. Понятие патриотизма: эссе по социологии знания //Социологический журнал. 1999. № 1/ 2. С.87-117.

499. Мандра А. Продолжение размышлений о конце крестьянства: двадцать лет спустя. Реферат// Отечественная история. 1994. № 2. С. 106-114.

500. Мерль Ст. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе. Ожидания и реальность // Отечественная история. 1998. № 1. С. 97-117.

501. Никулин A.M. Социальное самочувствие сельских жителей Кубани (анализ переписки с Г. Явлинским) II Куда идет Россия? Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год /Под ред. Т.И. Заславской. М.,1999. С.320-330.

502. Никулина Т.В., Киселева О.А. Советско-финляндская война в памяти гражданского населения Карелии (по материалам устных опросов) //Военно-историческая антропология: Ежегодник.2003/2004. М., 2005. С.316-328.

503. Окуда X. Самообложение сельского населения в 1928-1933 гг.: к вопросу о последнем этапе русской крестьянской общины // XX век и сельская Россия. Токио, 2005. С. 153- 191.

504. Отражение отечественной истории в массовом сознании российского общества//Социология власти. Инф.-аналит. бюлл,- М.: Изд-во РАГС, 2002. № 1-2. С. 3-75.

505. Пассерини Л. Рабочие Турина и фашизм (главы из книги) // Хрестоматия по устной истории. СПб, 2003. С.231-295.

506. Пихоя Р.Г. Историческая память: социологическое исследование глазами историка (тезисы выступления) // Отечественная история. 2002. № 3. С.201-202.

507. Пихоя Р.Г. О некоторых аспектах «историографического кризиса», или о «непредсказуемости прошлого» //Новая и новейшая история. 2000. № 4. С.15-28.

508. Покровский Н.Н. Труд и обычай // Новый мир. 1987. № 12. С. 121-128.

509. Поляков Ю.А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Отечественная история. 2000. № 3. С. 125-132.

510. Полянский B.C. Историческая память в этническом самосознании народов //Социологические исследования. 1999. № 3. С.11-20.

511. Портелли А. Особенности устной истории // Хрестоматия по устнойистории. СПб, 2003. С.32-51

512. Портелли А. Смерть Луиджи Трастулли. Память и событие // Хрестоматия по устной истории. СПб, 2003. С.202-230.

513. Попов В.П. Влияние государственной политики на крестьянское сознание и хозяйство в колхозный период // В кн.: Крестьянское хозяйство: история и современность. Материалы к Всерос. науч. конф. 4.1. Вологда, 1992. С. 144-156.

514. Пушкарев Л. Н. Что такое менталитет? Историографические заметки //Отечественная история. 1995. № 3. С. 158-165.

515. Пушкарева Н.Л. Андрогинна ли Мнемозина? Тендерные особенности запоминания и памяти // Сотворение истории. Человек. Память. Текст. Под ред. Е.А.Вишленковой. Казань, 2001. С.274-304.

516. Ребане Я. К. Информация и социальная память: к проблеме социальной детерминации познания // Вопросы философии. 1982. № 8. С. 47-60.

517. Разумова И.А. Отечественная история глазами семьи // Образы России в научном, художественном и политическом дискурсах. Петрозаводск, 2001. С.5-11.

518. Реннер А. Изобретающее воспоминание: Русский этнос в российской национальной памяти //Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. Сост П.Верт, П.С.Кабытов, А.И.Миллер. М., 2005. С. 436-471.

519. Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории //Одиссей. Человек в истории. 1996. М.,1996. С.25-38.

520. Рогалина Н.Л. Аграрный кризис в российской деревни начала XX века // Вопросы истории. 2004. № 7. С. 10-22.

521. Родионова Г. Приватизация земли: выжить или преуспеть? //Отечественные записки. 2004. № 1.С. 101-113.

522. Рожанский М. «Устная история» философия памяти // Общественные науки. 1990. № 6. С. 141-150.

523. Рюзен Й. Утрачивая последовательность истории (некоторые аспекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмодернизма и дискуссии о памяти) // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории. М., 2001. Вып. 7. С. 8-26.

524. Савкина И. «Чужое мое сокровище»: женские мемуары как автобиография («Воспоминания» С.В.Капнист-Скалон) // Гердерные исследования № 2 (1/1999). С. 178-208.

525. Сенявский А.С. Концепция модернизации и ее исследовательский потенциал в изучении российской истории XX века (теоретико-методологический и инструментарный аспекты) //ACTIO NOVA 2000 (сборник научных статей). М., 2000. С.213-244.

526. Тишков В. А. Мобилизованное прошлое как фактор конфликта // Свободная мысль. 1995. №1. С. 23-36.

527. Тонкин Э. Повести о нашем прошлом. Социальная реконструкция устной истории // Европейский опыт и преподавание истории в постсоветской России. М., 1999. С. 159-184.

528. Тощенко Ж.Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния // Новая и новейшая история. 2000. № 4. С. 314.

529. Тульцева JI.A. Социально-нравственные аспекты земледельческой обрядности // Русские народные традиции и современность. М., 1995. С.280 299.

530. Федотов Г.П. Мать-земля (К религиозной космологии русского наро-да)//Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. СПб., 1992.Т.2. С. 66-82.

531. Ферретти М. Расстройство памяти: Россия и сталинизм // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2002. № 5. С.40-54.

532. Ферретти М. Сталин умер вчера: авторитаризм в политической культуре современного русского либерализма // Куда идет Россия? М., 1995. С. 306-311.

533. Филюшкин А.И. Методологические инновации в современной российской наук // ACTIO NOVA 2000 (сборник научных статей). М., 2000. С.7-52.

534. Фирсов Б.М. «Крестьянская» программа В.Н. Тенишева и некоторые результаты ее реализации // Советская этнография. 1988. № 4. С. 39-49.

535. Хобсбоум Эрик Дж. От социальной истории к истории общества // Философия и методология истории. М., 1977. С.289-321.

536. Хренов Н.А. Миф и культура //Традиционная культура. Научный альманах. 2000. № 1. С.63-75.

537. Хунаху Р.А., Цветков О.М. Исторический феномен в современном преломлении //Социологические исследования. 1995. №11. С.37-50.

538. Цветаева Н.Н. Биографический дискурс советской эпохи //Социологический журнал. 1999. № 1/2 С. 118-132.

539. Цветаева Н.Н. Биографические нарративы советской эпохи -http://www.nir.ru/si 1 -2-00tsvet/html

540. Цимбаев Н. И. Слагаемые русской нации // Родина. 1994. №10. С. 10-14.

541. ПЗ.Ципко А. С. Реставрация или полная и окончательная советизация? // Российская империя, СССР, Российская федерация: история одной страны? Прерывность и непрерывность в отечественной истории XX века. Отв. ред. Бордюгов Г. А. М.,1995. С.85-118.

542. Шанин Т. Обычное право в крестьянском сообществе // Куда идет Россия? . Формальные институты и реальная практика.М., 2002. С. 267274.

543. Штейнберг И. Останется ли в России крестьянин? //Отечественные записки. 2004. № 1. С.50-61.

544. Шуман Г., Скотт Ж. Коллективная память поколений // Социологические исследования 1992. № 2. С.47-60.

545. Щагин Э.М. Альтернативы «революции сверху» в советской деревне конца 20-х годов: суждения и реальность. /Власть и общество России XX век. М. Тамбов. 1999. - С. 18-27.

546. Юсупова J1.H. Военное детство в памяти поколения, пережившего оккупацию в Карелии //Военно-историческая антропология: Ежегод-ник.2003/2004. М., 2005. С.345-351.

547. Эксле О.Г. Культурная память под воздействием историзма/Юдиссей. Человек в истории. 2001.М.,2001 С. 176-198.

548. Ankersmit F. Remembering the Holocaust: Mourning and Melancholia // Historical perspectives on memory. Helsinki, 1999. P. 91-113.

549. Merridale С. Death and Memory in Modern Russia // History Workshop journal. 1996. N42. P. 1-18.

550. Nora P. Between Memory and History: Les Lieux de Memoire // History and Memory in African-American Culture. New York, Oxford, 1994. P.284-300.

551. Okuda H. Recent Rethinking of Collektivization in the Soviet Union // Facing Up to the Past: Soviet Historiography under Perestroika. Sapporo, 1989. P. 169-183.

552. Ollila A. Introduction: History as memory and memory as history // Historical perspectives on memory. Helsinki, 1999. P.7-18.

553. Rahikainen M. Writing history in no-man's-land // Historical perspectives on memory. Helsinki, 1999. P.35-47.

554. Wurgaft L. Identity in World History. A Post-Modern Perspective // History and Theory. Studies in the Philosophy of History. 1995. V. 34 № 2. P. 67-85.

555. Диссертации и авторефераты

556. Булкина Л.В. Социальная история крестьянства периода коллективизации. Автореф. дисс. канд. ист. наук. Саранск, 2001. — 18 с.

557. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов в деревне Поволжья. Дисс. канд.ист.наук. В 2-х тт. М., 1991.

558. Кузнецов И.А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920-х годов. Автореф. дисс. канд.ист.наук. М., 1996. - 18 с.

559. Ли Кун Вук. Календарные праздники в русской аграрной среде в конце XIX — начале XX вв. Автореф. дисс. канд. ист. наук. М. 2001. — 24 с.

560. Малязев В.Е. Село Степановка в контексте политической и социально-экономической истории России. Дисс. канд. ист. наук Пенза, 2003. -325 с.

561. Миронова Т.П. Общественное сознание российского крестьянства в 20-е гг. XX века (по материалам Европейской части России). Дисс. канд. ист. наук.-М., 1997.-246 с.

562. Молдобаев К.К. Этносоциальная память. Автореф. дисс. канд. философ, наук. СПб., 1995.- 18 с.

563. Панченко А.А. Деревенские святыни как фольклорно-этнографический источник (по материалам Северо-Запада России). Автореф. дисс. канд. филолог, наук. СПб., 1996. - 26 с.

564. Попов В.П. Экономическое и социальное положение советского общества в 40-е гг. (на примере российской деревни). Дисс. докт.ист.наук. М., 1996.-669 с.

565. Сафонов Д.А. Крестьянство и власть в эпоху реформ и революций, 1855-1922 гг.: (На материалах Южного Урала): Автореф. дисс. докт.ист.наук. М., 1999. - 63 с.

566. Свирина М.Ю. Общественные настроения колхозного крестьянства. 1933-начало 1941 гг. (по материалам Центрального Черноземья). Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1993. - 21 с.