автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Историческая семантика в культурологии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Историческая семантика в культурологии"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

005007203

КАЛИНИНА Ирина Всеволодовна

ИСТОРИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА В КУЛЬТУРОЛОГИИ (предмет и методы исследования)

Специальность 24.00.01 - теория и история культуры

<1 2 ЯНВ 2012

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора культурологии

Санкт-Петербург 2011

005007203

Работа выполнена на кафедре культурологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Официальные оппоненты

Научный консультант Солонин Юрий Никифорович

доктор философских наук, профессор Санкт-Петербургский государственный университет

Воробьёв Вячеслав Михайлович доктор культурологии, доцент Филиал Государственной академии славянской культуры в г. Твери

Семёнова Валентина Ивановна доктор культурологии, доцент Тюменская государственная академия культуры, искусств и социальных технологий

Светлов Роман Викторович доктор философских наук, профессор Санкт-Петербургский государственный университет

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН

Защита состоится »^(/АааЯ 2012 года в часов на заседа-

нии совета Д.212.232.55 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан «2$ »^/Л_2011 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета, А. А. Никонова

кандидат философских наук, доцент

Ведущая организация

Общая характеристика работы

Реферируемая диссертационная работа посвящена проблеме формирования в культурологии нового междисциплинарного направления исследований древнейших технологий в контексте смыслового содержания архаических культур, которое определяется автором как историческая семантика.

Актуальность исследования

Культурология с момента формирования в системе фундаментальных наук заявила себя как эмпирическая обобщающая (эмпирико-ин-дуктивная) и общетеоретическая гуманитарная дисциплина. Проблема определения базового предмета культурологии до сих пор остается дискуссионной, но вместе с тем очевидно, что базовое понятие должно получить развитие в разных культурологических, интегративных по своей сути подходах к феномену культуры. Автор придерживается предложенного для культурологического знания особого познавательного ракурса, при котором предметом культурологии как научной дисциплины является смысловое содержание культуры1. В данном исследовании рассмотрению подлежат системы смыслов, иначе - семантика архаической культуры.

Полностью разделяя научную позицию, согласно которой культура выражает «родовую специфику» и «предназначение человека», заметим, что для культурологии весьма актуальна проблема генезиса и первых этапов человеческой культуры. По материальным артефактам археологи имеют возможность наблюдать развитие человеческой культуры на протяжении тысячелетий, но механизмы генезиса и глобальных смен культур остаются непонятными. Интеграция научных знаний актуальна в настоящее время и для культурологии, и для археологии, способствует развитию гуманитарного знания в целом. Разработка проблемы трансляции культурной информации в архаических культурах может помочь, в частности, уточнению понятий, используемых в культурологических исследованиях. В свою очередь, культурологическое видение, возможно, будет содействовать поиску новых путей в исследовании и понимании археологических культур. Понятие «культура» в археологии является одним из основных, но используется

1 См.: Резник Ю. М. Культурология в системе наук о культуре: новая дисциплина или междисциплинарный проект? // Фундаментальные проблемы культурологии. Т. I: Теория культуры / отв. ред. Д. Л. Спивак. СПб.: Алетейя, 2008. С. 26.

зачастую археологами лишь как рабочее понятие в классификационных штудиях.

В исторической семантике внимание сосредоточено на смыслах человеческой жизнедеятельности, которые находят отражение в предметах и явлениях культуры. Последние рассматриваются с точки зрения их создателей, другими словами человек, точнее его понимание своей деятельности, включены в предмет исследования. Для человека потеря смысла жизни равнозначна порой отказу от жизни. С утратой смыслов бытия невозможно воспроизводство культуры. Разрушение стереотипов традиционного поведения связано с потерей ориентиров, духовности культуры. В исторической семантике периферийный для гуманитарных наук вопрос о смысле жизни, относящийся к философии и религии, становится предметом научного рассмотрения.

В исторической семантике мировоззренческие универсалии исследуются в увязке с практической, а не с символической деятельностью. Изучению подлежат архаические смыслы вещей, а не архаическая символика - значения вещей как символов. Соответственно, областью научного интереса является образная система (семантика) культуры, а не знаковые коды (семиотика) культуры.

Генезис архаических образных смыслов восходит к началу человеческой культуры, изучаемой археологами. Вопрос о верхней границе решается не столь однозначно. Развитие древнейших цивилизаций, формирование мировых религий'знаменуют начало конца архаики. Однако архаические образные представления остаются «материалом, на котором новая эпоха строит свои смыслы» (О. М. Фрейденберг). Мировоззренческие смыслы Средневековья изучаются в истории ментальностей, что не исключает возможного внимания к ним и с позиции исторической семантики. Наконец, некоторые навыки архаических технологий сохраняются до наших дней в традиционных культурах, где сфера интересов исторической семантики пересекается с этнографией. Таким образом, семантика архаической культуры - это прежде всего семантика дописьменных и традиционных культур, изучаемых в археологии и этнографии. В настоящее время, в условиях размывания границ между научным и религиозным сознанием, обращение к истокам человеческой культуры, изучение архаики становится особенно актуальным.

Степень научной разработанности проблемы

Современная культурология базируется на широком спектре информационно-семиотических концепций культуры, восходящих к идеям Л. Уайта и к тартуско-московской школе семиотиков Ю. М. Лотмана

и Вяч. Вс. Иванова, ориентирующихся на понимание культуры как мира символов и знаков. Вместе с тем, разработка общей теории культуры в философии связана также с деятельностным подходом (Э. С. Марка-рян, М. С. Каган, В. С. Швырёв). С позиции философско-мировоззренче-ской концепции человека главной категорией культуры является человек (С. Н. Иконникова), и сфера духовной культуры не может быть сведена к семиотическим процессам и знаковым системам (Ю. Н. Солонин). В отечественной философии общая теория культуры, как было отмечено Э. С. Маркаряном, не имела исходно столь тесной связи с этнографией, физической антропологией, археологией, лингвистикой и другими специальными науками, как в американском обществознании.

Научное мировоззрение археологов и этнографов во второй половине XX века формируется под влиянием структурно-семиотических концепций, включающих идеи основоположника структурной антропологии К. Леви-Стросса. В археологии и этнографии широко используются понятия: культурные коды, культурный текст, бинарные оппозиции, «картина мира (модель мира)», в соответствии с пониманием знаковой сущности культуры. Понятие культуры как специфического способа человеческой деятельности, предложенное в 1969 году Э. С. Маркаряном, потребовавшее «более широкой трактовки также понятий "техника", "технология", которая не ограничивалась бы лишь материальной сферой техники и технологии»2, в исследованиях духовных аспектов древнейших и традиционных культур не было реализовано.

В исторической семантике изучаются архаические мировоззренческие системы, проявляемые в стереотипах культурного поведения, а также навыки воспроизводства культуры, то есть, в широком смысле, технология культуры. Археологи в исследованиях памятников древнейшего искусства используют термин «семантика», не вспоминая о семантической теории Н. Я. Марра, получившей название «яфетическая теория» или «новое учение о языке». В настоящее время эта теория не только предана забвению, но само ее существование ставится под сомнение. Однако в начале 1970-х годов Ю. М. Лотман писал: «Изучения языка было принесено в жертву исследованию вторичных моделей культурологического типа. Но то, что делалось в этой области, заслуживает серьезного внимания»3. Тем не менее, с культурологической позиции теория Н. Я. Марра до сих пор не рассматривалась.

2 Маркарян Э. С. Место и роль исследования культуры в современном обществознании // ВФ. 1970. № 5. С. 110.

3 Лотман Ю. М. О. М. Фрейденберг как исследователь культуры // Труды по знаковым системам. [Т.] VI. Тарту, 1973. С. 482-483. (УЗ ТГУ. Вып. 308).

Исследования Н. Я. Марра опережали сложившуюся систему знаний. В лингвистике начала XX века возобладали идеи монодисциплинарной науки, тяготеющей к естественнонаучным методам, с жесткими дисциплинарными границами. Нелингвистическими объявлялись проблемы не только генезиса, но и социальной природы языка. Марр видел предмет исследования иначе; говоря современным языком, он видел языкознание как интегративную науку нового типа. Разрабатывая типологию языков с позиции идей системного анализа, он неизменно отстаивал исторический подход. Н. Я. Марр был убежден, что не «бог» и не «природа» являются творческой организующей силой, «человечество и в отношении речи не есть лишь пассивное создание... Не только наша судьба, но и наш облик, наша психика, наша речь есть создание самого человечества, как наше настоящее есть наше создание»4. Это положение явилось базисным в междисциплинарных исследованиях Марра.

Критике подвергались все разделы «нового учения о языке», но наиболее уязвимыми оказались методические принципы изучения языка в увязке с мышлением. Сама по себе проблема соотношения языка и мышления не была новой для философии со времен Аристотеля. Восстановление основных этапов развития человеческого сознания -от первичных комплексных восприятий до современных понятий -Э. Кассирер видел как общую задачу этнологии и лингвистики5. Логиками, лингвистами, философами разрабатывалась проблема так называемого семантического треугольника (Г. Фреге, А. Чёрч, Э. Гуссерль и др.). Однако у Н. Я. Марра понятие «семантика», выступавшее своего рода мостиком между языком и мышлением, служило инструментарием исследования. Интегративная по своей сути, его методика обнаруживает сродство с методикой экспериментальных исследований Л. С. Выготского, доказавшего, что мышление и речь имеют генетически различные корни, хотя вместо понятия «семантика» Выготский использовал термин «внутренняя сторона слова»6.

Философами, антропологами, культурологами (Э. Кассире-ром, И. Г. Франк-Каменецким, К. Леви-Строссом и др.) первобытное, «дологическое», мифологическое мышление рассматривалось, как правило, с позиции только одного - знакоцентристского,

4 Марр Н. Я. Яфетический Кавказ и третий этнический элемент // Избранные работы. Т. I. Л., 1933. С. 90.

5 Cassirer Е. Sprache und Mythos: Ein Beitrag zum Problem der Götternamen. Leipzig; Berlin: B. G. Teubner, 1925. S. 12.

6 Выготский Л. С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999. С. 13-15.

структурно-семиотического или информационного подхода. В исследованиях Л. С. Выготского и его учеников знакоцентристский и де-ятельностный подходы к изучению генезиса мышления дополняют друг друга, поэтому теоретическое осмысление методологии семантического анализа видится весьма перспективным для культурологии. Н. Я. Марр в своих статьях и докладах неоднократно высказывал мысль о том, что «трудность восприятия нового учения о языке - в необходимости быть свободным от привычного нам мышления». Вопрос о новом типе научного мышления - проблемном, синтетическом (А. Я. Гуревич), культурологическом, интегративном (О. Н. Астафьева) - остается по-прежнему актуальным7.

В работах Н. Я. Марра нет определения понятий «семантика», «семантическая система», «семантический образ». Разработка этих понятий принадлежит О. М. Фрейденберг. Теория семантического образа является самым существенным ее вкладом в историческую семантику, при всей возможной критике отдельных положений этой теории. К исторической семантике имеет непосредственное отношение и научное наследие В. Я. Проппа, хотя термин «семантика» он использовал очень редко. Действия персонажей сказки были поняты В. Я. Проппом как функции - значимые единицы структуры сказки. Разработав принципиально новую методику изучения сказки, он тем самым открыл структуру технологии сказки. Оказалось, что методика, предложенная для изучения волшебной сказки, может иметь и более широкое методологическое значение. Эта методика предопределила семантико-технологический подход в исторической семантике.

Для Н. Я. Марра и О. М. Фрейденберг семантика, выполняющая роль методологического приема изучения языка и раннегреческой литературы, не стала предметом специального изучения. Проблема генезиса и трансформации мировоззренческих смыслов архаических культур находилась вне их профессиональных интересов. Историческая семантика не была еще востребована и не рассматривалась как самостоятельная научная дисциплина.

Целью диссертационной работы явилась разработка исторической семантики в качестве раздела культурологической науки, с точки зрения ее предмета и теоретико-философских оснований, а также

7 Марр Н. Я. Постановка учения об языке в мировом масштабе // Избранные работы. Т. IV. Л., 1937. С. 61; Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: Индрик, 1993. С. 106; Астафьева О. Н. Культурология как дисциплинарная загадка: Материалы круглого стола // ВК. № 11.2010. С. 110.

обоснование методологиии исторической семантики как культурологической дисциплины. Для этого потребовалось решить следующие исследовательские задачи:

- выделить предметную область исторической семантики;

- рассмотреть зарождение и формирование теоретических предпосылок исторической семантики;

- выявить специфику методологических проблем;

- разработать понятийно-терминологический аппарат;

- выяснить структуру мышления, свойственного практической деятельности, и сопоставить его с так называемым мифологическим мышлением;

- рассмотреть отличия семантического образа от понятия и художественного образа;

- разработать типологию и выявить семантику доминантных образов архаической культуры.

Источниковедческая база исследования

Эмпирическую базу составляют археологические и этнографические источники, в ходе комплексного изучения которых был определен культурологический ракурс исторической семантики. Выбор источников обусловлен, с одной стороны, профессиональными интересами диссертанта, специализирующегося на исследовании технологии неолитической керамики лесной зоны Евразии, с другой стороны, - задачами культурологического исследования. В результате изучения археологических артефактов, хранящихся в музейных собраниях и в фондах академических учреждений городов: Санкт-Петербурга, Москвы, Петрозаводска, Казани, Перми, Екатеринбурга, Нижнего Тагила и Сакура (Япония), а также этнографических материалов по традиционному гончарству, собранных автором в результате посещения ремесленных керамических центров в Японии и во время поездок к гончарам Прикарпатья, Закарпатья, Белоруссии и Литвы, стало возможным культурологическое определение понятия «навык» - одного из основных понятий исторической семантики.

В исследовании привлекались также сравнительные материалы структурно-семиотических культурологических изысканий лингвистов, филологов, фольклористов, этнографов, археологов (Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, Е. М. Мелетинского, С. Ю. Неклюдова, А. К. Байбурина, Д. С. Раевского и др.). В работах этих исследователей не только выявлен и систематизирован огромный пласт

древностей, представляющий интерес с точки зрения исторической семантики, но и сформулированы теоретические положения, позволяющие четко разграничить аспекты изучения феноменов архаической культуры в семиотике и в исторической семантике. Проблема преемственности образных смыслов археологических и этнографических феноменов рассматривается на примере традиционного орнамента обских угров, наиболее изученного в настоящее время с семантической точки зрения. Обращение на пути поиска понимания содержания и трансформации архаических образов к обрядам, связанным со стрелой, вызвано тем, что стрела - один из древнейших, сохраняющийся в традиционных обществах до современности артефакт культуры.

Методологические основы и методика исследования

Историческая семантика выделена в системе наук о культуре как междисциплинарное направление исследований, сосредоточенное на изучении смыслов архаических культур, проявляемых в практических знаниях, навыках и культурных традициях. Исследования по исторической семантике являются комплексными и многоуровневыми. Среди разных культурологических теоретико-методологических подходов особое место занимает системный подход. Этот подход, в современной его модификации - синергетический, направленный на изучение целостных и развивающихся объектов, выступает по отношению к более частным общенаучным методам как философско-методологический (М. С. Каган, Е. Я. Режабек). В методологии исследований по исторической семантике наряду с системным подходом были реализованы идеи и принципы деятельностного (Э. С. Маркарян) и историко-типо-логического (Б. Н. Путилов) подходов. Кроме указанных, для изучения семантики архаических культур автор диссертации предлагает новый подход, названный им семантико-технологическийя, ориентированый на развитие методов получения сведений о древних навыках труда в контексте архаического мировоззрения.

В семантическом исследовании впервые представлен метод экспериментально-физического моделирования, ранее применявшийся историками материальной культуры для изучения только древних

8 Ранее автор в ряде статей использовал для этого подхода название «семанти-ко-функциональный». См., наприм.: Принципы функционально-технологического подхода в семантических исследованиях // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 32.1995. С. 7-12.

технологий. Историко-типологический метод явился ведущим в выявлении культурных универсалий. В определении образных смыслов стрелы в обрядах руководствовались методом тройного параллелизма (А. Н. Северцов): этнографические артефакты рассматривались в сопоставлении с фольклорными и лингвистическими данными. Для реконструкции семантики древних орнаментальных мотивов был использован номинативный метод.

Научная новизна и результаты исследования

■ Выделен предмет исследования исторической семантики: целостное изучение артефактов архаической культуры в единстве их материальных и духовных аспектов.

■ Разработаны основы понятийно-терминологического аппарата, позволяющие совмещение эмпирических исследований с теоретическим языком культурологии.

■ Определены основные понятия исторической семантики: «навык» - стереотипы поведения и «семантический образ» - смыслы жизнедеятельности. Через эти понятия, с одной стороны, возможен деятельностный подход к феноменам культуры, с другой стороны, появляется возможность изучения древнейших технологий в увязке с архаическим мировоззрением.

■ Новые культурологические понятия «навык» и «семантический образ» вводят в контекст исследования понимание культуры ее носителями и открывают перспективы для изучения генезиса и механизмов трансляции культурной информации.

■ Культурные универсалии в исторической семантике находят новое объяснение с позиции образных смыслов жизнедеятельности, а не коллективного бессознательного и архетипов сознания.

Предложенный семантико-технологический подход к артефактам архаической культуры позволил:

■ выяснить взаимосвязи традиционных навыков с образными смыслами жизнедеятельности;

■ разработать методы изучения древних технологий как явлений культуры;

■ выявить концептуальные различия между семантическим и художественным образом;

■ выявить структуру и содержательные аспекты деятельностно-пра-ктически ориентированного мышления в сопоставлении с мифологическим;

■ определить доминантные образы архаических культур;

■ выделить две различающиеся по структуре образные системы, характеризующие развитие семантики архаических культур;

■ раскрыть содержание семантики архаических воззрений о жизни-смерти.

Основные научные положения, выносимые на защиту:

1. Концепция символической природы культуры и сознания не раскрывает смыслового содержания архаической культуры и деятельно ст-но-практически ориентированного мышления.

2. С позиции методологических принципов исторической семантики возможно конкретно-историческое исследование мировоззренческих смыслов архаических культур.

3. Семантико-технологический подход предусматривает новую постановку проблемы генезиса и трансляций культурных традиций, позволяет по-новому рассмотреть вопрос о механизмах культурно-исторической преемственности.

4. Концептуально-основополагающими для исторической семантики являются следующие положения:

- архаическая семантика соответствует практическим знаниям, отличающимся по структуре от теоретических знаний;

- семантические образы адекватны человеческой жизнедеятельности;

- мифологическое и образное мышление, свойственное практической деятельности, принадлежат одному наглядно-ситуационному типу мышления.

5. Развитие семантики архаических культур определяют две образные системы - тотемическая и космологическая, которые, несмотря на преемственность образов, различаются по структуре. I семантическая система отражает опыт социального бытия человеческих коллективов в мире животных. Генезис II семантической системы восходит к периоду формирования сословно-стратифицированных обществ.

6. Образные концепции жизни-смерти, иначе - концепции бытия, являются первичными мировоззренческими универсалиями архаических культур. Воззрения о жизни-смерти определяли с древнейших времен духовность архаических и традиционных культур, глубинные смыслы их мировоззрения.

7. Семантическое направление изучения феноменов культуры -научное наследие «школы академика Н. Я. Марра» - востребовано на

современном этапе развития гуманитарного знания. Обращение к семантике вызвано актуальностью для культурологии проблемы смыслового содержания культуры.

Теоретическая и практическая значимость

диссертационного исследования

Теоретическое значение результатов исследования заключается в том, что они представляют основу для дальнейшего развития современных концепций истории культуры и открывают новое направление культурологических исследований. На базе материалов диссертации может быть построена новая образовательная дисциплина - историческая семантика, углубляющая специализацию культурологов в направлении исследования механизмов культурной динамики.

Прикладное значение исследования определяется возможностью использования содержания и выводов диссертационной работы при подготовке и чтении базовых и специальных курсов по культурологии и смежных с ней дисциплин: философии культуры, религиоведению, искусствоведению, этнографии, археологии. Материалы диссертации могут также найти применение в разработке концепций музейных экспозиций, посвященных как древнейшим этапам становления человеческой культуры, так и духовной культуре традиционных обществ.

Апробация результатов исследования

Результаты исследования изложены в монографии автора и в 48 статьях. Положения диссертации обсуждались на международных и региональных конференциях: Международная конференция по первобытному искусству (Кемерово, 1998), Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения С. А. Семенова (СПб., 2000), 1-Ш Международные Северные Археологические конгрессы (Ханты-Мансийск, 2002,2006,2010), ХУ-ХУН Уральские археологические совещания (Оренбург, 2001; Пермь, 2003; Екатеринбург, 2007), XIII Западносибирская археолого-этнографическая конференция (Томск, 2005), Международный научно-практический керамоло-гический семинар (Опошня, 2008); на ежегодных научно-методологических семинарах: «Тверь и сопредельные территории в древности» (Тверь, 1994-2009), «Теория и методология архаики» (СПбГУ, 19962003; 2010), а также на заседаниях Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Государственного Эрмитажа. В 2003 году студентам

Тюменского государственного института искусств и культуры был прочитан разработанный автором спецкурс «Введение в историческую семантику».

Структура работы

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографии, включающей более 600 наименований на русском и иностранных языках, и альбома иллюстраций со списком иллюстраций и рисунками к третьей и пятой главам.

Основное содержание работы

Во «Введении» обосновывается актуальность темы, определяются предмет и проблемы исследования, формулируются цель и задачи диссертационной работы.

ГЛАВА 1. Предпосылки исторической семантики в трудах Н. Я. Мар-ра, О. М. Фрейденберг, В. Я. Проппа. Глава посвящена теоретическим основам исторической семантики, восходящим к научному наследию Н. Я. Марра, О. М. Фрейденберг, В. Я. Проппа.

1.1. Новое учение о языке Н. Я. Марра

Н. Я. Марр на первый план выдвигал изучение генезиса языка, считая вопрос о его происхождении кардинальным, вопреки взглядам оппонентов, полагавших, что это не решаемый лингвистами вопрос. Марр придерживался труд-магической концепции происхождения языка, связывал генезис мышления и языка с производством. Он отрицал существующую классификацию языков, видел многообразие языков как единый глоттогонический процесс. Индоевропейские языки Марр относил к «новой типологической трансформации». Он предлагал отказаться от термина «семья языков» в пользу «системы», вместо «родства языков» ввел понятие «скрещение языков». Н. Я. Марром ставилась задача выявления качественно отличных состояний (ступеней, стадий) языка, отражающих реальный исторический процесс, сложные жизненно-конкретные взаимоотношения языков. Изучение языка, согласно Марру, следует вести с учетом «увязки звуковой речи с социально-экономическими условиями жизни не как исторической обстановкой, а как языкотворческими

факторами». Языки сравниваются уже не как единые массивы, а с учетом разных слоев, имеющихся в них.

H. Я. Марр предлагал изучение языка в увязке с мышлением, подчеркивая конструктивную роль последнего. Объектом научного изучения у Н. Я. Марра является семантика языка, а не сами по себе языковые формы. Марр наряду с формальным анализом ввел семантический, когда созвучие проверяется, по законам палеонтологии речи, значимостью слова, и еще один, также семантический, но более сложный анализ, когда значимость «проверяется или удостоверяется, прежде всего, историею материальной культуры, равно историею общественных форм и затем историею надстроечных социальных категорий, искусства, художеств и т. п.». Особое внимание он уделял археологии, которая, по его мнению, «при правильной ее постановке, единственно признана и способна дать действительный учет всего того, что дали старые культуры человечеству». Но при этом Марр считал, что семантика и палеонтология - это «область чисто лингвистических достижений яфетической теории». С позиции исторической семантики, очевидно, что у Н. Я. Марра иной, отличающийся от языкознания, предмет исследования. В исследованиях языка так или иначе затрагивались методологические принципы и проблемы исторической семантики.

I.2. Н. Я. Марр и культурологическое знание

Концепция Н. Я. Марра, по своему масштабу (содержанию, конструктивным принципам) выходящая за рамки языкознания, была полностью исключена не только из языкознания, но и из культурологии. Ю. М. Лотман, один из основателей структурно-семиотического направления исследований культуры, считал широту научной постановки вопроса «бесспорной заслугой» концепции Н. Я. Марра, но вместе с тем утверждал, что ставилась задача, для решения которой еще не было методов. Выработка метода культурологии могла быть осуществлена лишь на основе временного сужения задачи. Глава тартуской школы семиотики подчеркивал, что только синхронное описание отдельных знаковых систем могло открыть пути к семиотическому изучению культуры как целого.

Новая наука - семиотика - претендовала не только на изучение духовной культуры, но и на исследование семантики. Ю. М. Лотман писал: «Говоря об исторических корнях структурно-семиотических исследований, мы считаем необходимым напомнить, что структуральный метод, прежде всего, изучает значение, семантику литературы, фольклора, мифа». Марровская методика семантического анализа оказалась

невостребованной. Структурные методы изучения языков, напротив, получили поддержку и развитие в зарождающемся семиотическом направлении исследований культуры.

1.3. Семантическая теория О. М. Фрейденберг

О. М. Фрейденберг разделяла научные взгляды Н. Я. Марра. Филолога-классика привлекал прежде всего методологический аспект учения Марра. О. М. Фрейденберг считала, что «самое существенное в теории Марра тот водораздел, который она образовала между формальным и семантическим подходом к проблеме формы». В своих работах она уделяла проблемам семантики и формообразования особое внимание и, в отличие от Марра, который избегал определений научных терминов, разрабатывала понятийный аппарат семантического исследования. По О. М. Фрейденберг, семантика - первичная система мировоззренческих значимостей, - система «непроизвольно сложившихся осмыслений окружающего мира». Первоначально миф, как писала Фрейденберг, не несет повествовательных функций; мифом служат и действия, и вещи, и сознание первобытного человека, которое принято называть мифотворческим. Первобытным сознанием, с точки зрения О. М. Фрейденберг, мир воспринимался в тождествах и повторениях.

В понимании характера первобытного мышления О. М. Фрейденберг следовала за Марром, который полагал, что «доисторический человек представления имел образные, ассоциации у него были в образах». Однако она не соглашалась с Марром, когда он усматривал зарождение образных смыслов в сфере производства, и отрицала, что первобытное сознание могло понимать производственную функцию. О. М. Фрейденберг была убеждена в наречении предметов метафорически, без всякого отношения к их реальной функции в производстве. По ее мнению, мифотворческое сознание не могло сконструировать мир, который сколько-нибудь бы походил на окружающую человека действительность.

1.4. Концепция семантического образа О. М. Фрейденберг

Согласно О. М. Фрейденберг, образ - это познавательная категория. В основе образа - некое осмысление действительности. Формой образа является метафора, все метафоры одного образа семантически равны. Наряду с термином «метафора» О. М. Фрейденберг использовала термин «тотем». Тотем первобытному охотнику представлялся в виде зверя, был соотнесен сознанием с реальным зверем, но само представление о тотеме было, по мнению О. М. Фрейденберг, совершенно не реально. Первобытный человек замечал только то, с чем непосредственно имел

дело: природа в его сознании была слита со зверем. О. М. Фрейденберг была убеждена, что первобытно-охотничий коллектив находился в состоянии постоянной и ожесточенной борьбы, и у первобытного охотника борьба является «единственной категорией восприятия мира», «единственным семантическим содержанием его космогонии». Древнейшие мифологические метафоры: 'шествие', 'борьба', 'разрывание'9 воспроизводились в действиях - первобытных обрядах.

По О. М. Фрейденберг, ранняя человеческая история делится на две крупные фазы - на «дородовую» и «родовую». В дородовую (доземле-дельческую) эпоху центральный образ являет собой разрывание зверя на части и пожирание его всем коллективом. Представление о «боге-звере» не исчезает с возникновением новых земледельческих представлений о «боге-хлебе», и «бог-хлеб» остается «богом-зверем».

H. Я. Марр в развитии мышления выделял две ступени: образную и понятийную. По мнению О. М. Фрейденберг, античность является эпохой, когда мифология принимает характер фольклора, мышление образами преобразуется в мышление понятиями. О. М. Фрейденберг интересовал общий закон формообразования. Разновременный семантический материал, предшествующий античности, она рассматривала обобщенно, настаивая на том, что «обобщающая мысль не мыслит в конкретном прошлом».

I.5. Научное наследие В. Я. Проппа и историческая семантика

Семантическая теория мало интересовала В. Я. Проппа - фольклориста. Он избегал использовать термин «семантика», и к выводам О. М. Фрейденберг по семантике относился резко отрицательно. Даже такой обычный для фольклористов термин как «образ», В. Я. Пропп заменял на «персонаж», «действующее лицо» сказки. Тем не менее, он писал: «имя „Иван" есть имя типа, а не лица», и в работе «Исторические корни волшебной сказки» представил историко-типологическое исследование образов фольклора, имеющее принципиальное значение для исторической семантики.

В. Я. Пропп предложил принципиально новую методику изучения сказки «по поступкам действующих лиц независимо от их облика». Действия персонажей сказки были теоретически осмыслены В. Я. Проппом как функции - значимые единицы структуры сказки. Методика, предложенная Проппом для изучения волшебной сказки, имеет и более

9 Здесь и далее «марровские» кавычки используются для выделения архаических образных смыслов.

широкое - методологическое - значение. Эта методика непосредственно предопределяет семантико-технологический подход, отвечающий задачам семантических исследований в исторической семантике.

1.6. Историческая семантика или семантика культуры

Н. Я. Марр и О. М. Фрейденберг обратились к изучению семантики, каждый в своей области специальных научных дисциплин - языкознании и филологии. Для общего названия семантических исследований они использовали термин семасиология. В культурологии для нового междисциплинарного направления исследований нами предложено наименование историческая семантика. Решающим аргументом в выборе названия послужила мысль В. Я. Проппа, что семантика может быть только исторической. Как синоним исторической семантике был бы правомерен и термин «семантика культуры» в противопоставлении «семиотике культуры», но при этом потребовалось бы уточнение, что имеется в виду семантика архаической культуры.

ГЛАВА 2. Историческая семантика как культурологическая дисциплина. В этой главе рассматриваются концептуальные основы и методологические принципы исторической семантики.

2.1. Историческая семантика и семиотика

Историческая семантика и семиотическая семантика имеют разные, по определению, предметы изучения. Семиотика изучает символы культуры, знаки и культурные тексты, а историческая семантика -семантические образы и навыки. В семиотике выделение знакового аспекта культуры, исследование «жизни знаков внутри общества» подразумевает абстрагирование, рассмотрение культуры вне людей, ее наследующих и воспроизводящих. В исторической семантике культура исследуется с точки зрения осмысления ее носителями. Изучению подлежат практические знания - «знания об умении» - в системе образных смыслов архаической жизнедеятельности.

В семиотике первичные мировоззренческие смыслы понимаются как мифологическая картина мира - классификационные универсалии архаического сознания. Закономерности архаического мышления характеризуются формальной сеткой бинарных оппозиций. С позиции исторической семантики, содержание архаических мировоззренческих смыслов определяет архаическая концепция бытия - «жизни-смерти».

2.2. Практические знания и навык

В отличие от теоретических, особенности практических знаний во многом остаются не раскрытыми. Считается, что практические знания представляют собой эмпирический, более низкий уровень знаний. Научные знания основываются на изучении физических и химических свойств, законов, тогда как технологии развиваются путем постепенного накопления эффективных для конкретных практических ситуаций рецептов. Согласно семиотической концепции, «ритуал породил технологию».

Семантико-технологические исследования предусматривают изучение технологий во взаимосвязи с мировоззренческими смыслами. В этом направлении исследований понять факт другой культуры - это значит понять, как видел, понимал вещь (технологию ее изготовления и назначение) создатель вещи; как понимал обряд тот, кто его совершал; как понимал фольклорный текст воссоздающий его сказитель, певец. В системе практических знаний понимать - значит уметь сделать. Необходимо, следовательно, изучение того, что и как делал первобытный человек.

В исторической семантике навык рассматривается как стереотип поведения, то есть умение. Личностный характер профессиональных навыков является отличительной особенностью практических знаний. В основе обретения навыка - подражание действиям учителя, ориентация на образец, «уподобление образу». Эмпирический способ передачи практических знаний - это передача не только опыта, но и профессиональных качеств личности. Навыки ориентированы на образец - действия учителя, «деяния предков», в Средневековье -«божественное творение». Сформировавшийся навык автоматичен и неосознан, на физиологическом уровне подобен поведенческим реакциям в мире животных. Автоматизм ремесленных действий, осуществляемых без участия сознания («руки сами делают»), определяется структурой образной памяти. Навык входит в структуру личности, для разрушения навыка требуется сознательное целенаправленное усилие. Навык труда соотносится, можно предположить, с целостными динамическими моделями образной памяти.

2.3. Практическая деятельность и мышление

Понятия, которыми оперирует наука, представляют собой абстрактные обобщения. Понятие заключает характеристику предмета, явления со стороны признаков, образ характеризует предмет, явление со стороны действия. Только с учетом различий в структурных основах образа и понятия возможен «перевод» образов на язык понятий.

В формально-логическом мышлении Н. Я. Марр видел не высшее достижение, а лишь определенный, исторически ограниченный тип мышления. Практической деятельности свойственно образное мышление, связанное с воспроизводством в памяти конкретных ситуаций. Ситуационный тип обобщения, в котором находят проявление связи явлений, предметов в практической деятельности с изменением условий жизни, уступает место категориальным классификациям с абстрагированием тех или иных признаков предметов.

2.4. Мифологическое мышление

С практической деятельностью, очевидно, связано и мифологическое мышление, которое с этой точки зрения, однако, не рассматривалось. Конструктивные особенности архаического мышления выводились на основании изучения вербальных текстов, исходя из логики современного научного мышления. Но мифы не читались - они изображались, разыгрывались в действиях. В мифологическом мышлении образы взаимосвязаны по действию, другими словами, - функционально. Мифологическое мышление и образное мышление, свойственное практической деятельности по структурно-моделирующим особенностям, представляют, очевидно, один, а именно - предметно-ситуационный тип мышления.

Мифологические образы воспринимаются современным сознанием как фантастичные, иррациональные. Непонятные с нашей точки зрения, архаические образные представления адекватны иным формам практики. Миф стал восприниматься вымыслом, фантазией при расхождении практических и теоретических знаний, в исторически новых формах жизнедеятельности.

2.5. Жизнедеятельность и мировоззрение

В мифах фантастичными видятся в первую очередь взаимоотношения человека и зверя. При конкретности архаического мышления у человека, живущего в природной среде, бок о бок со зверем, образы зверей-тотемов далеки, казалось бы, от реальности. При всех различиях в определениях понятия «культура» исследователей, как правило, объединяет понимание взаимоотношений человека и природы в категориях борьбы - подчинения. В природе экологическое равновесие определяется поведенческой адаптацией разных видов животных друг к другу, их взаимодействием. Это дает основания предполагать, что основой формирования образных представлений у первобытного человека являются сложные, определяемые не только «борьбой» экологические

взаимосвязи человека со зверем. Между человеком и животным возможно определенное понимание и взаимодействие, в этом нет ничего сверхъестественного. Образная память свойственна как человеку, так и животным. У человека знание повадок, поведения зверя связано с развитием наблюдательности, присущей также животным.

Трудовой теорией антропогенеза внимание исследователей сосредоточивалось на искусственной, орудийной деятельности первобытного человека. Современные трасологические исследования, показавшие широкое использование природных форм в качестве орудий и бытовых предметов, изменяют взгляды на соотношение природных и искусственных компонентов в первобытной культуре. Человек, создавая искусственные формы, не противопоставлял их природным. До тех пор, пока природная среда выполняла функцию культурной среды, жизнедеятельность человека встраивалась в нее. В первобытном сознании формы и функции орудий были связаны с образом зверя. Навыки труда формировались в рамках тотемического мировоззрения.

2.6. Семантический и художественный образы

Человек отличается от животных осознанностью поведения. Уже у древнейшего человека образы мышления - это семантические образы. Жизнедеятельность человека изначально осуществлялась в культурной среде, и семантические образы определяют не природные механизмы мышления, а формы (типы) культуры. Культурная (семантическая) осмысленность человеком своей жизнедеятельности характеризует новый вид организации жизни на Земле. Для животных недоступно понимание смысла их жизни, для человека потеря смысла жизни равнозначна отказу от жизни.

Исследователи мифологической школы утверждали, что образы архаического сознания по своей сути - художественные образы. Художественные образы отличаются от семантических образов архаической культуры двупланностью смыслов. Метафоричность, ассоциативность, характерные для художественных образов современного искусства, не свойственны образному мышлению, связанному с практической деятельностью.

2.7. Две архаические образные системы

Выделение семантического образа в качестве единицы анализа позволяет поставить вопрос об исторической типологии образов. Действия, характеризующие образы, названы мною семантическими функциями. Семантическая функция является основополагающим

типоразличительным признаком. В соответствии с семантическими функциям выделено три типа образов: тотемы, надтотемы и верховные (небесные) божества, известные как персонажи, действующие лица в мировом фольклоре - мифе, сказке, эпосе.

Функциональные связи образов определяют структуру и смысловое содержание архаических образных систем. Выделены две системы образов: I семантическая система - тотемическая - соответствует родовому строю, II семантическая система - космологическая - формируется на стадии образования стратифицированных обществ. Образы-тотемы: 'зверь', 'дерево', гора', 'солнце' принадлежат I семантической системе. Образы 'Мирового дерева', 'Мировой горы', 'Неба-отца', 'Земли-матери' являются образами II семантической системы. Доминантные образы тотемической образной системы, иначе - мировоззренческие смыслы, определяет архаическая «концепция бытия» - представления о жизни-смерти. Образы космологической системы связаны с архаической «картиной мира» - представлениями о строении мира. Изменения семантики предопределены усложнением социальной структуры архаических обществ.

В рамках семантических систем образы функционально (типологически) подобны, представляют собой либо семантические эквиваленты (исторические формы тотемов), либо семантические варианты (разные способы воплощения образов). Так, типологически сходны образные представления о звере-тотеме и дереве-тотеме. То же сходство обнаруживают образные представления о родовой горе. 'Зверь', 'дерево', 'гора' являются семантическими эквивалентами - образами, стадиально сменяющими друг друга. К тотемическим восходят и представления о солнце как о животном. Рог-клык-коготь или плод-семя-ветвь представляют собой семантические варианты. В фольклорных традициях вариантом плода выступают зерно, горошина, шишка, орех, сосновая игла, лист и т. д.

Семантические функции восходят к естественным социально-биологическим взаимосвязям типа зверь - звереныш, а также к естественным функциям когтей, рогов, зубов у зверя для защиты и нападения, добывания пищи, устройства своего жилища. Семантические эквиваленты, сохраняя функции, тем самым сохраняют формальную структуру образных систем на всем протяжении их бытования. Стадиально более поздним образам присущи и новые семантические функции, но новые функции не исключают старые.

Древнейшая семантическая функция - функция 'защиты' - связана с образом тотема. Прошедший инициацию мужчина уподоблялся

зверю-самцу'. 'Матери', по семантике, принадлежала функция 'кормления'. Архаическая действительность - сосуществование человеческих коллективов с сообществами животных - определяла формирование представлений о двух ипостасях человека-зверя. Звериная ипостась мыслилась как 'старшая'. Род матери - это 'старший' род ('старший' = = 'защитник').

Слитность образа и функции находит проявление не только в образных представлениях о двух ипостасях зверя-тотема, но и в понимании смерти как 'смены облика': жизнь -» смерть = смена функций 'превращение'. Со сменой облика ожидалось изменение поведения. Смерть как 'смена облика' мыслилась 'превращением в зверя'. Умершего 'превращали' в зверя, заворачивая в шкуру тотемного животного. При этом исполнялись тотемические пляски и песни, имитирующие движения, звуки, издаваемые животными.

'Жизнь-смерть' в тотемической образной системе мыслилась как 'путь'. Зверь 'уходит' и 'приходит'. Смерть представлялась 'уходом' в звериную ипостась. Рождение, напротив, мыслилось как 'приход' - 'возвращение' в род в звериной ипостаси и последующая смена облика. Новорожденный представлялся 'зверем', равно 'умершим'. До определенного, фиксируемого в обрядах момента ребенок считался пребывающим в звериной ипостаси.

Представления о смерти 'уходе/приходе' в звериной ипостаси сменяют представления о смерти 'поглощении/рождении'. Для 'возрождения' надо было 'пройти через чрево тотема'. Умерший поедался - 'поглощался' тотемом. В мифах и обрядах для зачатия необходимо 'поглотить' -съесть, равно полизать, либо части зверя-тотема, предка, либо плоды, семена, части деревьев, в некоторых традициях - камень (гальку). Семантическим вариантом является стегание невесты для 'плодовитости' ветвями деревьев.

Последующее рождение в роде требовало убийства тотема, которое рассматривалось как добровольный 'приход' зверя 'в гости'. С убитого зверя снимали шкуру - 'раздевали' по правилам. Его 'угощали', 'расспрашивали' (гадали), кто из умерших родственников вернулся, чтобы дать его имя новорожденному.

Для 'жизни' рода поглощение тотема представлялось необходимым. Вместе с тем убийство тотемного животного считалось невозможным, равно как и убийство сородича. Однако на территории рода право охоты имели представители родов других тотемов, связанных с данным родом браками. Взаимобрачующиеся роды были связаны обязательствами взаимного кормления и гостеприимства. Убитое животное

передавалось роду жены (матери) - правило, сохраненное обычаем в ряде случаев в отношении первого животного, убитого юношей.

Зверь может быть убит только тогда, когда он захочет быть убитым, добровольно выйдет навстречу, когда охотник 'знает' зверя и зверь 'знает' охотника. Проводят инициацию, обучают охоте - 'знанию зверя' представители рода будущей жены юноши. По происхождению род этот был связан с родом его матери. Юношу на охоте сопровождал помощник - брат девушки, предназначенной ему в жены. Типологические параллели усматриваются в семантике образа зооморфного побратима - помощника героя волшебной сказки, а также дружки - персонажа свадебных обрядов.

Жизнь-смерть тотема является содержанием семантики I образной (тотемической) системы. Содержание семантики II образной (космологической) системы - это мироустроительство, «картина мира». В условиях усложнения материального производства, с наступлением эпохи металла родовые (тотемические) концепции «жизни-смерти» начинают уступать место концепциям творения, сотворения мира. Если у обществ с тотемическим мировоззрением природная среда выполняла функции культурной среды, то стратифицированное общество живет в искусственно создаваемой среде - «картине мира», являющейся зримым воплощением образных представлений.

В космологической образной системе тотема-зверя сменяет надто-тем-Змей, родовое дерево - Мировое дерево, родовую гору - Мировая гора. Новыми образами, сосуществующими с надтотемами, являются: 'Отец-небо', 'Мать-земля' и 'сын Неба (верховного божества)'.

На стадии формирования II семантической системы архаические образы претерпевают существенные изменения. В космологической системе происходит трансформация тотемических образов: 'женское' обретает хтоническое значение, а 'мужское' - небесное. Функция 'кормления', исторически связанная с образом 'матери-кормилицы', переходит к 'отцу-кормильцу'. Переход этот фиксируется по атрибутам, цветовой символике, элементам обрядов. На первый взгляд они непонятны, зачастую интерпретируются как «забывание смыслов обрядов», которые, тем не менее, имеют определенную семантику. Естественная взаимосвязь функции 'кормления' с зачатием и рождением ребенка воплощается теперь в образе 'отца-прародителя'.

Установление миропорядка, мироустройства определяется деятельностью 'сыновей' верховного божества, спущенных с небес. Образ 'сына' в космологической системе отличен по семантике от образа 'ребенка рода' в тотемической системе. 'Сын' - 'юный', 'вновь рожденный'

(прошедший инициацию) юноша: молодой, неженатый воин-богатырь. 'Сын' подобен 'небесному отцу', он преемник его 'мужской силы'. Отец' и 'сын' различаются не по возрасту, а по функциям: быть 'старым' означает находиться в 'пассивности', 'покое', быть 'юным' - пребывать в 'активности'. В отличие от 'отцов-старцев', 'сыновья' вечно воюют.

Близостью к божеству-предку утверждается правомочность власти. Сакральный властелин обладает ('заключает в себе') 'силой'. 'Сила' рассматривается не как индивидуальная черта личности, а как проявление наследуемого, «передаваемого» свойства. 'Сила' могла быть «отвоевана». Свойственные родовому мировоззрению представления о чужом как потенциально опасном уступают место воззрениям не только позволяющим, но и возводящим в доблесть присвоение 'чести', 'славы', 'жизненной силы', отнятых у прежних 'хранителей'.

В стратифицированном обществе изменяется отношение к вещам: вещи обретают семиотический статус. Тотемические родовые обереги (клыки, когти и т. п.) становятся символами 'власти', 'силы', 'славы'. На смену натуральным атрибутам тотемических образов приходит металл. По семантике, металл связан с образом верховного божества, с представлениями о 'сиянии', 'блистательности' сакральной власти.

В космологической образной системе изменения претерпевают не только образы и семантические функции, но изменяется и структура семантики в целом. В воззрениях I семантической системы дуальность, оппозиции отсутствуют, и, напротив, II семантической системе свойственна дуальность. Формируются оппозиции: мужское / женское, высокий / низкий, центр / периферия и т. д. Оппозиции наблюдаются буквально по всем культурным параметрам, что послужило основанием для понимания рядом исследователей бинарных оппозиций как проявления врожденных особенностей человеческого мозга.

Тотемы в архаических мифах не противопоставляются друг другу в качестве положительных и отрицательных персонажей. Надтотемы, в частности Змей, - противники 'Сыновей' верховного (небесного) божества. В волшебной сказке и эпосе наличествуют два противоборствующих мира - положительных героев и их противников. Женитьбе в эпосе предшествует 'выезд' героя и убийство хтонического чудовища.

Космологическую образную систему определяют взаимосвязанные мифологемы: «змееборство» - «раскалывание Мировой горы» -«отделение Неба от Земли». Структурные отличия космологической системы от тотемической столь значительны, что не может быть и речи об эволюционном преобразовании одной системы в другую. За противостоянием двух образных систем усматривается некий

мировоззренческий конфликт, определивший генезис формирования II образной системы.

II семантическая система формируется в переходный период от родовых к сословно-стратифированным обществам. В родовом обществе 'мать', 'брат матери' являлись традиционными обладателями прав рода, 'носителями жизни рода'. Родство по матери - это тотемическое родство. Между 'сыном' и 'отцом' связь патронимическая, они носители 'мужской силы' - 'силы Великого предка'. У небесных 'сыновей' -земная 'мать'.

В мировом фольклоре соединение 'Неба' и 'Земли' осуществляет Змей. Змей - 'сын Земли! Противником Змея выступает 'Сын' Солнца (Неба), верховного божества, по материнскому счету родства, как выясняется, тоже Змей. На родовой стадии развития представлений получение потомства зависит от родовых предков-тотемов, на стадии потестарных обществ - от надтотемов. В мифах рядом с женским персонажем видим наличие двух мужских враждующих персонажей: Змея, 'запирающего плодородие', и его Противника. В свадебных обрядах рядом с невестой находится ее брат, противостоящий жениху. Выскажем предположение, что образ Змея воплощает мужскую часть рода невесты, представляет его зооморфную ипостась. Надтотемы, по семантике - 'добрачные мужья' невесты, являются 'соперниками' ('противниками') 'сыновей-женихов'. Змей, равно хтонические персонажи мирового фольклора, сохраняет от архаических тотемов не только зооморфные черты, но и функцию 'наделения плодородием'.

За борьбой небесного и хтонического начал видится конфликт интересов двух типов социальной организации обществ переходного периода. Две архаические мировоззренческие концепции: «жизнь-смерть тотема» и «строение мира» определяют неоднолинейность и противоречивость развития космологической семантики.

2.8. Семантико-технологический подход

В современной культуре человек считает вещь известной ему, когда он знает достаточное количество ее признаков, свойств, позволяющих отличить вещь от любых других и использовать ее10. Архаическое понимание вещей соответствовало функциональным взаимодействиям людей и предметов в практической деятельности. Знание о вещи включало в себя знание о ее происхождении, в том числе изготовлении,

10 Полторацкий А. Ф„ Швырев В. С. Знак и деятельность. М.: Политиздат, 1970. С. 4-5.

более того, - делание вещи и являлось актом познания11. В фольклоре вещь описывается в форме рассказа о том, как ее делали12. Этнографы отмечают строжайшую последовательность в этапах изготовления любой вещи, требующую неукоснительного соблюдения13. Возможность воздействия, владения чем-либо или кем-либо обуславливалась знанием его происхождения, 'появления' ('сотворения').

В системе практических знаний понимать - значит уметь сделать, и следовательно, необходимо изучение того, что и как делал человек. Изучение практических знаний затруднено тем, что «исследователь первобытной жизни, как правило, далек от ручного физического труда, и все предметы, которыми он пользуется в своей жизни, сделаны другими людьми»14. Поэтому семантико-технологическому направлению исследований неотъемлемо принадлежит метод экспериментально-физического моделирования. В ходе физического моделирования обретаются практические знания, которые теоретическим путем получить невозможно.

ГЛАВА 3. Семантика орнаментации неолитической керамики лесной зоны Евразии. В третьей главе рассматривается методика се-мантико-технологического исследования применительно к изучению археологических артефактов - орнаментации древнейшей керамики.

3.1. Технология древних орнаментов

В археологии при формально-морфологическом подходе следы производственных процессов рассматриваются как технологические признаки, которые интересуют исследователей как этнокультурные показатели. При технологическом подходе археологов также интересуют следы механического и химико-термического воздействия на глину, однако последние рассматриваются не как технологические «признаки», а как «следы» навыков. Навыки понимаются как единицы информации и изучаются в структуре производственных процессов.

11 Харитонович Д. Э. Средневековый мастер и его представления о вещи // Художественный язык средневековья. М.: Наука, 1982. С. 36.

12 Неклюдов С. Ю. Особенности изобразительной системы в долитературном повествовательном искусстве // Ранние формы искусства М., 1972. С. 203.

13 Кулемзин В. М. Об использовании дерева восточными хантами // Этнокультурная история населения Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. С. 124.

14 Мисюгин В. М. Становление цивилизации: о вещах и представлениях. СПб., 1998. С. 17.

Экспериментальное изучение технологии орнаментации неолитической керамики уральского региона показало, что морфология орнаментального мотива зависит не только от формы рабочей части орнаментира, но и от способа орнаментации: положения орудия относительно орнаментируемой поверхности и его движения. В работе, проводимой совместно с Е. А. Устиновой, для гребенчатой керамики было определено 8 способов орнаментации. Гребенчатыми штампами - аналогами археологических, найденных на древних поселениях, - удалось смоделировать не все орнаменты. Была проведена серия опытов с использованием челюстей грызунов, зайцеобразных и насекомоядных. В результате удалось идентифицировать орнаменты, выполненные челюстями зайца, бобра, куницы (соболя), лисицы (песца). Физическое моделирование показало широкие возможности использования челюстей животных в качестве орнаментиров. Челюстями разных животных оказалось возможным нанесение орнаментов тем или иным способом, в целом же - всеми способами, установленными для гребенчатых штампов.

Полученная в ходе физического моделирования информация представляет интерес с точки зрения генезиса технологических традиций. Гребенчатые штампы - орудия, преднамеренно изготовленные для орнаментации керамики, - сосуществовали с естественными формами. Формирование традиций гребенчатой орнаментации в уральском регионе связано, как выяснилось, с приспособлением навыков орнаментации к естественным формам орнаментиров.

При физическом моделировании оказалось возможным выявление структуры навыков в технологических традициях. Удалось установить, что навыки орнаментации обнаруживают связь с навыками составления формовочных масс. Разные приемы механической обработки поверхностей предваряли тот или иной способ орнаментации сосудов. В некоторых случаях орнамент служил для уплотнения поверхностей глиняных сосудов.

3.2. Семантико-технологический подход к изучению

орнаментации древней керамики

С позиции семантико-технологического подхода навыки труда -это сфера интересов не только исторической технологии, но и исторической семантики. В исторической семантике навыки понимаются как стереотипы технологического поведения и изучаются в логике архаического мышления. Древнее гончарство, соответственно, предстает не структурой производственных задач, а последовательностью

взаимосвязанных производственных действий - умением делать горшки. В архаической культуре «орнамент вообще» создавать не умели, делали - «свой орнамент». Способ орнаментации осваивался при обучении подражанием действиям мастера, то есть формировалось не знание, а умение навыка.

Для древней керамики в Прикамье выявлены орнаменты: «челюстные» и «плетенки», выполненные гребенчатыми штампами. «Плетенки» присутствуют на керамике поселений эпохи неолита, «челюстные» представлены на керамике и энеолитических поселений. Очевидно, что хронология поселений не определяет исторический возраст рассматриваемых орнаментальных систем и семантическое соотношение этих орнаментов.

Известно, что на решение проблемы генезиса геометрического орнамента претендуют две теории - зоогенная и плектогенная. Сторонники зоогенной теории утверждают, что орнаментальные мотивы в истоках своих являются стилизованными изображениями как целых животных, так и их частей. Оппоненты усматривают происхождение орнаментальных мотивов на основе техники плетения и тканья. Другими словами, для одних исследователей приемы труда порождают формы орнаментов, для других - форма мотивов диктуется семантикой. В рамках одной из этих теорий интерпретация всех имеющихся в настоящее время фактов невозможна.

Непримиримые противоречия приверженцев разных теорий в понимании генезиса орнаментальных мотивов снимаются с позиции признания единства исторической технологии и семантики. По зоогенной теории геометрические орнаменты являются стилизованными изображениями частей зверя. У орнаментов, выполненных челюстями и костями животных, изобразительные прототипы отсутствуют, их содержание не сводится к сюжетному повествованию. Тем не менее, по семантике это зооморфные орнаменты. «Плетеные» орнаменты также воплощают в генезисе образные представления о звере. Семантическая функция 'защиты' связывалась со шкурой зверя. «Плетенки» не изображают, но обозначают 'шкуру' зверя на определенном этапе развития архаической семантики, который характеризуется исторической преемственностью образов 'тотема-зверя' и 'тотема-дерева'. Для познания закономерностей исторического развития орнаментации необходимо знание законов - как технологии, так и семантики. Изучение орнаментации с точки зрения единства исторической технологии и исторической семантики связано с разработкой методики как технологического, так и семантического анализа.

3.3. Семантика орудий, используемых для орнаментации

керамики

В археологической литературе, согласно распространенному мнению о независимости семантики орнамента от технологии его исполнения, можно встретить утверждение, что орнамент мог наноситься любым, случайным предметом. Физическое моделирование продемонстрировало жесткую взаимосвязь орнамента с инструментом для его нанесения, опровергающую мнение, что орудием для нанесения орнамента мог служить любой, находящийся под рукой предмет. На памятниках разных археологических культур наблюдается предпочтение, отдаваемое костям определенных видов животных, рыб, птиц. Технологический анализ свидетельствует об устойчивых традициях использования определенных орнаментиров. Вместе с тем, список выявленных орудий весьма обширен: гребенчатые штампы, белемниты, аммониты, позвонки рыб, створки раковин, кости, челюсти животных. Аналогичная картина многообразия орудий вырисовывается по материалам традиционного гончарства, к примеру, в Африке (Б. Бк^). Архаичные орнаментиры по форме совпадают с известными с палеолита «украшениями», «амулетами». В истории человеческой культуры подвески («амулеты») предшествовали появлению керамики. Не исключено, что первоначально они «украшали-охраняли» не только человека, но и до-керамические сосуды. Во всяком случае, в традициях разных народов известны такого рода сосуды. Смысловое значение, можно предположить, имел не только орнамент - изображение, - но и предмет, которым наносился орнамент.

На протяжении тысячелетий по археологическим и этнографическим материалам, фольклорным текстам прослеживается семантическая значимость гребня. Лингвисты связывают индоевропейские корни слов «гребень для волос - принадлежность человеческого туалета» со значениями 'царапать, драть', 'зуб, зубчатый'. Семантическая функция гребня-челюсти сохранена обычаем многих народов подвешивать к поясу гребень, а в более древние времена - челюсти животных. Зубчатые (гребенчатые) штампы, используемые для орнаментации неолитической керамики Евразии, также восходят к челюсти зверя.

В Японии для орнаментации неолитической керамики вместо гребенчатого штампа употреблялась веревка. Семантика веревки-орна-ментира обусловлена широким применением веревки в быту, в том числе в создании докерамических емкостей. Веревка укрепляла, связывала, соединяла тростниковые крыши и стены домов, тем самым 'защищая' и 'оберегая' человека, подобно шкурам животных, бересте,

использовавшимся древним человеком в лесной зоне. Гребенчатый орнаментир связан с образными представлениями о звере-тотеме. В Японии мировоззрение в форме тотемизма распространения не получило, но, судя по сохранившимся фрагментам древнейших мифов, можно предположить, что веревке, подобно зверю, отводилось значимое место в мировоззренческой концепции «жизни-смерти».

Данные, полученные на основании изучения технологии орнаментации неолитических сосудов, подтверждают единство технологии и мировоззрения в древности. Слитностью, нерасчлененностью мировоззренческого и собственно технологического аспектов в процессе орнаментации определяются условия и реальный механизм выработки изобразительного языка.

ГЛАВА 4. Семантика стрелы и стрельбы из лука в обрядах и в фольклоре. В этой главе рассматриваются концептуальные различия в понимании образных смыслов и символики стрелы в обрядах.

Стрела встречается в обрядах у многих народов, и неоднократно предпринимались попытки интерпретации семантики стрелы и обрядовой стрельбы из лука. Согласно магической теории, стрельба из лука в изображении животных «имели своею целью подчинение реальных животных воле охотничьего коллектива». Многие исследователи древнейшие, восходящие к палеолиту, представления о стреле соотносят «с активным оплодотворяющим мужским началом». По мнению И. Л. Кызла-сова, в обрядах стрельбы из лука «выстрел, направленный в пещеру священной родовой горы, обозначал собою плодотворное соединение мужского и женского начал». Н. И. Веселовский, напротив, утверждал, что стрела как острый, колющий предмет наводит страх на злого духа. «В этом единственно и заключается свойство стрелы и ее значение в обрядах, ничего другого в ней нет ни человеческой души, ни плодородия, ни тем более любви, только один страх». А. В. Шмидт, интерпретируя находки стрел на горе Елбач, считал, «что Елбач была некогда «священной» скалой, в которую плывшие по реке стреляли из луков или, чтобы испугать губительное божество-скалу, или, чтобы его умилостивить стрелами-дарами». Семантика стрелы сводилась, соответственно, к символике любви или оберега. Стрела рассматривалась и как амбивалентный символ, описываемый в бинарных оппозициях: жизнь / плодородие / здоровье - смерть / бесплодие / болезнь, отражающий двоичный принцип архаических классификаций. При всех различиях в интерпретациях, не

вызывала сомнений возможность выявления единой, не изменяемой со временем, символики стрелы. Другими словами, не предпринималось исторического изучения семантики стрелы.

В исторической семантике стрела и обрядовая стрельба из лука рассматриваются в системе архаических образных смыслов. Для понимания обрядовых функций стрелы (что в обрядах «делала» стрела, чем «являлась») привлекаются семантические эквиваленты стрелы.

4.1. Стрела и новорожденный

В обрядах одинаковые со стрелой ритуальные действия производились с различными, замещающими стрелу предметами. Кроме стрелы, в люльку с новорожденным клали или привешивали к люльке предметы, которые могут быть объединены в три группы «привесок»: I группа - части зверя, птиц, рыб, пресмыкающихся; II группа - бусы, раковины; III группа включает наряду со стрелой (луком, колчаном, самострелом) нож (ножницы), веретено (пряслице), иглу.

Предметы первой группы, согласно этнографическим материалам, являются частями зверей-тотемов (атрибутами покровителей-предков), в которых концентрировалась их 'жизненная сила' ('душа'). Стадиальными эквивалентами частей зверя-тотема, его шкуры предстают ветки (прутья), стружки, кора родовых деревьев.

Вторая группа предметов - бусы, раковины восходят к привескам из костей животных, плодам, семенам растений. Древнейшие бусы представляли собой зубы, когти, кости животных или их имитации из камня. Бусы сохраняют семантическую функцию частей тотемов - заключают в себе 'жизненную силу' ('жизнь', 'душу'); вместе с тем, они уже отражают также смыслы II образной системы - 'красоты', 'плодородия'. Бусы, в отличие от стрел, вешают на люльку девочкам.

В третьей группе - острые и колющие предметы: стрела (лук), нож (меч, кинжал), веретено, ножницы, игла, апотропеическая символика которых казалась Веселовскому очевидной. Исторический анализ семантики этих предметов подводит к выводу, что на языке образов - это 'хранилища души' новорожденного. Слитность формы-функции в архаическом сознании объясняет представление, что душа ('жизненная сила') в предметах-оберегах не только пассивно хранится, но имеет также возможность активно действовать, согласно этой форме. Оберег: стрела, рог, коготь, клык - 'хранилище души' - не только прячет, скрывает душу, но и является орудием нападения. Пребывая в звериной ипостаси, в клыках, в когтях, в «острых предметах» 'душа' способна вгрызаться', 'раздирать', пронзать'.

Привески всех трех групп являются семантическими эквивалентами. Единой семантике привесок соответствовало образное понятие 'хранилищ жизненной силы' ('души'). Если привески I группы (части тотемов) - 'вместилища (изображения) родовых покровителей', то привески II и III групп, стрела в частности, согласно фольклорным материалам, заключают в себе 'души новорожденных'. Тем не менее, все привески - это 'вместилища (хранилища)' 'души' рода: 'у вновь появившегося на свет' и тотемного предка одна 'душа'. Новорожденный мыслился 'вновь явившимся предком'.

4.2. Стрела - 'дар'умершим, предкам

По тотемическим воззрениям, ребенка получают от родовых предков. Для рождения в роде необходимо поглощение тотема (его части). Но для возрождения, увеличения рода также необходимо жертвоприношение - 'кормление' предков-тотемов ('богов'). Стрела, ее семантические эквиваленты выступают как 'жертва-дар' равно 'пища' предков. 'Жертву-дар' приносили предкам-покровителям, ожидая ответного 'дара'. 'Дар' обуславливает 'антидар' - 'возвращение дара', наделение 'жизнью'.

4.3. Стрела в погребальных обрядах

Семантика стрелы как 'вместилища жизненной силы' равно 'воплощения души' находит проявление и в погребальных обрядах 'возвращения стрелой души умершего'. Наряду со стрелой воплощениями 'души' умершего являются цветы, ветки, камни. Семантические варианты представляют собой обряды выпускания стрел, бросания камней 'для пробуждения жизни', 'оживления'.

Стрела должна уйти из рода 'на тот свет' прежде чем она 'переселится в потомка'. Стрелу ломали, чтобы 'освободить душу' для переселения ее в иной мир. Разламывание лука, стрел происходит на 'границе миров' - на меже, могиле.

4.4. 'Брачная стрела' и невеста

'Брачная стрела' в обрядах замещает отсутствующего жениха, в архаических воззрениях связана с зачатием ребенка. 'Брачная стрела (душа предка-новорожденного)' прилетает с 'того света'. У разных народов традиция наиболее строго определяла головной убор и прическу девушек-невест и женщин детородного возраста. Стрела, стреловидные подвески в головном уборе, волосах наделяли продолжательницу рода 'жизненной силой'. При патрилинейном счете родства 'брачная стрела'

принадлежала роду жениха. При матрилинейном счете родства невеста получала 'новую жизнь' от родовых предков, приходила в дом жениха со 'стрелой' - 'даром' своего рода.

4.5. Поднимание стрелой покрывала новобрачной

Обычай сокрытия лица невесты связан с архаическими представлениями о необходимости изоляции ('скрывания') девушки перед ее замужеством - пребыванием ее 'в ином мире'. Жених и невеста, будучи представителями 'этого' и 'того' света, взаимно не видят друг друга. Невесту открывают ('являют на свет'), благословляют - произносят формулы 'счастья-богатства потомством, скотом' либо дядя со стороны матери невесты, либо мать, отец жениха, либо дружка, но не жених. Покрывало с новобрачной снимают стрелой (копьём, кинжалом, дулом ружья), а также ветвью, палкой, кнутовищем, рогачом (ухватом), пирогом. Жених получает невесту, 'полную жизни', но в этом усматривается угроза 'жизненной силе' жениха.

4.6. Семантика архаической стрелы

В родильных, погребальных и свадебных обрядах одинаковые действия производили с предметами, являющимися по отношению друг к другу семантическими эквивалентами. Предметы, замещающие в обрядах стрелу, соответствуют стадиальным типам образов. Образы 'зверь', дерево', 'гора' относятся к I семантической (тотемической) системе. Рог (клык, коготь) связаны с образом 'Зверя', ветка (плод, семя) - с 'Деревом^ камень - с 'Горой'. К этому же ряду, судя по фольклорным материалам, относится и луч 'Солнца'. Но с лучом - 'сыном' Солнца стрела соотносится уже на космологической стадии развития представлений.

Семантические эквиваленты стрелы являются не просто частями, замещающими целый образ (pars pro toto), они представляются сосредоточением его жизненной силы, на языке образов - это 'ребенок': рог, коготь - Зверя, плод, ветка - Дерева, камень - Горы, луч - Солнца.

Тотемические представления о двух ипостасях: звериной и человеческой, рождении и смерти как 'уходе-приходе' в род сменяют стадиально более поздние воззрения о 'возрождении через поглощение'. Зачатие связывалось с 'поглощением' - попаданием 'ребенка' в женское чрево. Женское чрево мыслилось временным местопребыванием 'жизненной силы', 'тотемического предка', 'родовой души'. В повседневной жизни женщине 'связь' с тотемом непозволительна, но при получении потомства соприкосновение со 'стрелой рода' (ее семантическими эквивалентами) считалось необходимым.

Стрела в космологической системе образов уже не стрела рода (часть зверя-тотема). Боевая, металлическая стрела связана с образом 'Сына Верховного (Небесного) божества'. Боевая стрела служила воплощением их 'жизненной силы'. В противоположность 'Отцам', не-сотворенным, существующим изначально (со времени отделения Неба от Земли), 'Сыновья' имеют отца и мать. На женщин налагался строжайший запрет относительно «бога мужчин». Прикосновение девочек, женщин к оружию мужчин «оскверняет», лишает его силы. Это воззрение нашло отражение в обычае вешать стрелу исключительно на люльку мальчика. Но стрела по-прежнему обеспечивает плодородие невесты, помогает роженицам при родах.

Космологический мировоззренческий универсум по структуре отличен от тотемического. Будущему миру Добра и Зла предшествует "Отделение Неба от Земли", их оппозиция. В эпосе, соответственно, - появление брачного соперника, противника героя, богатырское сватовство и борьба за невесту. Свадебные обряды представляют разностадиальные варианты. Образным смыслам I семантической системы соответствует вариант получения женихом невесты, 'полной жизненных сил' ее рода, с чем связан обычай возвращения новобрачной до рождения ребенка в дом родителей. В другом варианте обрядов, отражающих образные смыслы II семантической системы, прослеживается мотив «опасности невесты для жениха». Браку предшествует 'очищение невесты' - 'изгнание добрачного мужа'. В свадебных обрядах трансформация семантики, связанная с изменением концепции жизни-смерти, проявляется наиболее отчетливо. Родильные обряды дольше сохраняют тотемические смыслы, которые передаются традициями в виде обычаев, суеверий, как правило, в женской сфере, однако стрельба из лука, сопровождающая рождение мальчика, заключает в себе уже новые смыслы.

4.7. Стрельба из лука в кольцо невесты

В мировом фольклоре широко распространен мотив - «Стрельба из лука в кольцо (ожерелье) невесты». Соответственно пониманию стрелы как фаллического символа в стрельбе в кольцо невесты принято усматривать символику соединения мужского и женского начал. В состязаниях жених, попадая в кольцо, ожерелье, демонстрирует тем самым, что достоин быть женихом, и что он является 'суженым' невесты. Перстень либо ожерелье невесты служат мишенью для стрельбы. Исследователи отмечают «почти универсально распространенную связь круга и других круглых форм с женским началом». Между тем, браслеты, кольца присущи не только женским, но и мужским божествам. С кругом

в архаических традициях связаны представления о солнце. Круг с точкой в центре - это знак не только «Солнце / Небо», но и «глаз». Глаз, как и солнечный луч, считался «подателем жизни». Вместе с тем, известен мифологический мотив «смертоносного взгляда». Глаз / око / окно входят в один семантический ряд с источником, соотносящимся с 'входом / выходом' в иной мир.

Обряд стрельбы в кольцо невесты, полагаю, является семантической параллелью мифологическому сюжету о Змееборстве (II семантическая система). Заметим, что Змей (Дракон), располагается у входа / выхода в Иной мир и взаимосвязан (взаимодействует) со всеми рассматриваемыми образами. Семантический ряд: глаз - источник / кольцо - невеста / Змей проясняет смыслы мифологем: «источник и Змей», «Змей запирает плодородие». Змей находится рядом с «Евой» и яблоком, он и у кольца-перстня («круга» - «врат жизни») невесты. Образ Змея, воплощающего мужскую часть рода невесты, усложняет архаический смысл 'плодородия', «женскую» символику кольца.

'Злые духи' ('добрачные мужья' невесты) связаны с трансформацией представлений о зачатии в космологической образной системе. 'Добрачные мужья' - зооморфные (комбинированные) образы «надто-темы» - обнаруживают типологическое сходство. Все они так ли иначе связаны с небом, небесной влагой, обладают чертами земноводных животных, являются 'прародителями'. Былое родство с тотемическими предками сменяет 'связь' с надтотемами. Если, по тотемическим воззрениям, деторождение связывалось со смертью тотема - 'получением его жизни', то по космологическим представлениям, для 'обеспечения плодородия' необходимо убийство Змея, 'запирающего плодородие'.

Противником Змея выступает 'Сын' - юный, 'вновь рожденный' (прошедший инициацию) юноша, молодой, неженатый воин. 'Сын' -носитель неизрасходованной 'мужской силы'. Сыновья-женихи - обладатели мужской силы Неба-отца и дочери-невесты с хтонической силой Земли-матери. Стрельбой знаменуется изгнание добрачных мужей' -соперников жениха равно 'очищение' невесты.

4.8. Стрела в ряду фаллических символов

Фаллическая символика объединяет стрелу с предметами, отнюдь не являющимися оружием мужчин. Если рассматривать семантические эквиваленты в тотемической системе образов, к примеру, рог и стрелу, то очевидно, что за "фаллической символикой" стрелы скрыт образ ребенка. Позднее, на космологической стадии развития архаической семантики, рог и стрела принадлежат уже иной - «мужской» системе образов.

4.9. Почитание лука и стрел

У разных народов отмечено почитание лука и стрел. Искусные охотники получают оружие от тотемных предков. 'Сын' небесного божества - родоначальник людей, приносит лук с неба. Стрела, используемая в обрядах без лука, выступает носителем семантических смыслов

I образной (тотемической) системы. Семантика боевого лука раскрывается в космологической системе образов, когда лук из приспособления для метания стрел превращается в грозное оружие богатырей и богов. Боевая стрела служила воплощением 'жизненной силы' воинов - 'сыновей' Небесного божества. У эпического героя, по праву 'сына божества', оружие «необычайной силы».

4.10. Состязания в стрельбе из лука

Образные смыслы состязаний в стрельбе из лука принадлежат

II семантической системе. Состязания в меткости стрельбы из лука сопровождали жертвоприношения, свадебные и погребальные обряды. По семантике, ритуальная стрельба представляет собой испытание, выявляющее 'сильнейшего' претендента, 'достойного' жениться на принцессе, имеющего сакральное право на престол, занятие высокой государственной должности. В состязаниях публично демонстрируются 'сила', 'зоркость' стрелка, свидетельствующие, что он 'истинный' преемник качеств, свойств Великого предка (божественного предка). Ритуальной стрельбой из лука демонстрируется 'сила' правителя, осуществляется выбор вождей, кандидатов на государственные должности. На поле боя выказывается 'доблесть', добываются 'слава', 'честь'.

Меткость выстрела семантически соответствует 'связи' претендента с божественными предками, что определяет его сакральные права. Напротив, не попасть, промахнуться при стрельбе означает лишиться земли-урожая, должности, руки принцессы, а потому и царства, в сказочном варианте - лишиться головы.

4.11. Стрела в образной лексике

В разных языках лексика, связанная со стрелой, подтверждает в целом выводы о семантике стрелы, сделанные на основании изучения обрядов и фольклора. Используемые в этнографии понятия «оберег», «магическое воздействие» не соответствуют полному объему содержания архаических образных представлений о стреле. Архаическая семантика стрелы не исчерпывается и универсальным для современной культуры

символом любви - «стрела, пронзающая сердце». Амбивалентность стрелы 'возрождающей' и вместе с тем 'убивающей' находит объяснение в архаической концепции жизни-смерти.

ГЛАВА 5. Образная традиция в орнаментальном искусстве обских угров. В пятой главе в центре внимания - преемственность образной семантики, нашедшей отражение в археологическом и традиционном орнаменте. История отдельных орнаментальных мотивов обских угров уходит, по мнению археологов и этнографов, в глубину тысячелетий, при этом отмечались и существенные изменения, которые произошли в орнаменте.

5.1. Два подхода к изучению орнамента

В первом параграфе обсуждаются принципиальные отличия двух подходов к изучению орнамента: с позиции логики теоретического знания и с точки зрения традиционного образного мышления. В искусствоведческом анализе традиционных орнаментов применение номинативного метода оказалось малоэффективным, так как выяснилось, что во многих случаях названия и формы мотивов не соответствуют друг другу. Названия орнаментов исследователи, как правило, связывают с индивидуальным восприятием узоров и полагают, что «истинный смысл орнаментальных мотивов забыт». Вместе с тем, многочисленные материалы, собранные этнографами, свидетельствуют, что в разных традициях за геометрическими формами орнаментальных мотивов скрывается мир образов, этнографам зачастую недоступный.

При изучении генезиса орнамента учитывались в первую очередь формы орнаментальных мотивов. Т. А. Молдановой удалось установить в ходе изучения орнаментального искусства обских угров, что традиционные названия орнаментов достаточно устойчивы и могут анализироваться самостоятельно. Т. А. Молданова показала в своем исследовании, что «большинство названий - это некие застывшие словесные образы культуры». Но мировоззренческий смысл этих образов непонятен и требуется реконструкция семантики традиционных народных представлений.

5.2. Методологические принципы семантических

реконструкций

Во втором параграфе рассматриваются теоретические основания разных подходов к изучению семантики орнаментов. Среди этнографов распространенным является мнение о символическом содержании

народных представлений. Т. А. Молданова в реконструкции семантики орнаментов опирается на теоретические положения семиотики. Согласно Т. А. Молдановой, в основе религиозно-мифологических представлений обских угров, а также устойчивых фольклорных и бытовых выражений - одна и та же система представлений о мире, то есть мировоззренческая «Картина мира». Передача глубинных символических значений орнамента, интерпретируемых Т. А. Молдановой с позиции теории архетипов К. Г. Юнга, осуществляется на подсознательном уровне. Традиционное мышление понимается как ассоциативное. Однако, исследуя орнаментальную лексику в контексте представлений хантыйских мастериц об орнаменте, Т. А. Молданова выходит за рамки структурно-семиотического подхода. Изучение семантических связей между орнаментальными формами и образными представлениями хантов направлено, по сути, на разработку проблем исторической семантики -вйдения (понимания) орнамента его создателями. Тем не менее, обращение к семантике орнаментов обских угров с позиции исторической семантики с привлечением новых археологических материалов позволяет сделать уточнение и дополнение выводов Т. А. Молдановой. Орнаментальное искусство не без основания признается одним из наиболее устойчивых компонентов традиционных культур. Возможно, на протяжении тысячелетий сохраняются не только изобразительные формы, но и образные понятия, с ними связанные. Для выяснения этого предположения была предпринята попытка увидеть в археологическом материале реалии, соответствующие тем представлениям, которые нашли отражение в образной орнаментальной лексике и в символике угорского орнамента.

5.3. Гравированные изображения на мезолитических

наконечниках

В этом параграфе орнаментальные мотивы обских угров сопоставляются с орнаментами на мезолитических наконечниках стрел из культовой пещеры Камень Дыроватый на реке Чусовой, хранящихся в Государственном Эрмитаже. Этнографы неоднократно обращались к археологическому материалу, однако мезолитический орнамент до сих пор не привлекал к себе внимания этнографов, изучающих угорское искусство.

По Т. А. Молдановой, у хантов «в основе орнаментальной системы находятся два основных понятия: пант "след" и хур "изображение"». Для стилизованных изображений имеются материальные прототипы. Т. А. Молдановой установлено, что «в истоках происхождения

стилизованных изображений животных (хур), кроме оленя, находится распластанная шкура с головой медведя». Понятие хур, очевидно, связано с обрядами жертвоприношений почитаемых животных.

Семантику понятия «пант» - «след» Т. А. Молданова связывает с охотничьим мировоззрением, нацеленным на добычу зверя: «в практической жизни след зверя, его обнаружение - это почти обязательно добыча, следовательно, сытость, благополучие. Поэтому в мировоззрении охотников след священен, он сакрален». По Т. А. Молдановой, «изображение следа медведя есть сам медведь, они тождественны». Восприятие следа в традиционных культурах конкретное, а не символическое. Остается неясным, почему пант (след) - это прямая линия и зигзаг.

На мезолитических наконечниках стрел линии и зигзаги - это основные орнаментальные мотивы. Варианты линий многообразны: прямые, сдвоенные, волнистые, «с ресничками» и т. д. Часто на наконечниках присутствует «извилистая» линия, подобная «сюкане» -линии, изображаемой в центре стилизованных изображений у хан-тов, которая считается признаком живого существа. Зигзаги бывают одинарные, двойные, встречаются и отмеченные у хантов - «зигзаг в промежутке между двумя ограничительными линиями» и «зигзаг с отростками».

На наконечниках выделено 4 варианта гравированных изображений: «композиции», «орнаменты», «знаки-метки» и «граффити».

Композиции - это волнистые, прямые или ломаные линии, зигзаги, в том числе «зигзаги с отростками», вытянутые вдоль наконечников, имеющие на своем протяжении разрывы - как бы «воротца», в которых размещены различные фигуры в виде прямоугольников, шестигранников, неправильных овалов, ромбов и т. д. В подобных гравировках В. Н. Чернецов усматривал изображения реально существовавших в прошлом охотничьих засек и ловчих ям, подобно устраиваемым манси на горных проходах и берегах рек - на путях ежегодных миграций лосей и косуль с западных склонов Урала на восточные. Он полагал, что изображения наносились во время сезонных обрядов с целью привлечения в ловушки добычи и размножения зверей. Семантика гравировок определяла обряды, сулившие охотничью удачу.

В мировоззрении древних охотников зверь был не только добычей ('сытостью'). В архаических воззрениях обрядовые действия, направленные на размножение животных, взаимосвязаны с воспроизводством людей. 'Жизнь-смерть' тотема мыслились неотделимыми от человеческого коллектива. По уходящим в глубокую древность представлениям,

для 'возрождения рода' считалась необходимой смерть предка-тотема. На оборотной стороне одного наконечника на месте «ловчих ям» изображены антропоморфные фигуры. Этот рисунок косвенно подтверждает предположение о том, что семантика мезолитических орнаментов связана с образными представлениями о рождении ребенка -возвращении тотема в род в антропоморфной ипостаси.

Архаичное значение 'жизни', 'жизненного пути' как 'следа', 'тропы' сохранено образной лексикой разных традиций. По Т. А. Молдановой, у хантыйских мастериц слово пант имеет значение не только 'след', но и 'путь'. Образное понятие «след-путь» связанно с представлениями о жизни-смерти. В русской традиции: жизнь прожить - это оставить след на земле. Жизнь - это 'путь', а смерть - 'уход'.

Изображения охотничьих загородей, ям на наконечниках стрел определяют первичное значение «следа-пути» зверя в архаической концепции «жизни-смерти». Будущие абстрактные понятия имеют еще конкретное (предметное) воплощение. Орнамент не обособился от обрядовых действий. По Чернецову, «смысловой акцент приходился не на рисунок, а на его изготовление и сопровождающие обряды». Тотемическая концепция «жизни-смерти» / «смерти-возрождения» объединяла промысел зверя, обрядовые действия, включающие нанесение изображений, жертвоприношения, смерть, рождение ребенка в единый культурный универсум.

В мезолите зарождается знаковая система, выражающая мировоззренческую концепцию бытия. Реальные загороди и ловчие ямы, представленные в рисунках на мезолитических наконечниках волнистой и сдвоенной линиями, зигзагом и фигурами, тяготеющими к квадрату (ромбу), обретают значение пути-следа зверя, тропы 'жизни', ведущей к 'смерти' - жертвоприношению животного. На изображениях родовых предков манси этнографы отмечают так называемую линию жизни -неясного происхождения знак в виде прямой линии, заканчивающейся ромбом. «Линия жизни» в символике традиционного искусства обских угров, по-видимому, восходит к образным представлениям эпохи мезолита.

Композиции характеризуются технико-морфологическим многообразием вариантов, одни гравировки тяготеют к рисунку, другие - к орнаментальным мотивам. В орнаментальные композиции могут включаться естественные углубления кости. За вариабельностью, тем не менее, скрывается смысловое единство композиций.

Орнаменты, представляющие собой гравированные, закрашенные охрой линии, отличаются от композиций расположением на

наконечниках. Орнаменты, наносимые по краю лезвия пера наконечника, можно предположить, выполняли 'защитную' функцию. Орнамент на вкладышевых наконечниках вдоль пазов 'укреплял' кремневые вкладыши в наконечнике, 'охранял' край паза. Спиралевидный орнамент или орнамент в виде косого креста «заменял» обмотку, 'укреплял' черенок наконечника и место соединения его с древком.

Знаки-метки по морфологии сходны с орнаментальными мотивами, но отличаются обособленным расположением. Центральное положение на наконечниках занимают «тамгообразные» знаки. Некоторые из них находят аналогии в тамгах обских угров. Возможно, к эпохе мезолита восходит генезис некоторых знаков, известных у народов Сибири как тамги (знамена, пас'ы). Соотношение этих знаков и орнаментальных мотивов остается малоизученным. Л. С. Грибова обратила внимание на то, что в изобразительном искусстве коми «некоторые из пас'ов при повторении на одном и том же предмете превращались в орнамент». Это же наблюдается и на наконечниках стрел: мотивы, из которых составлялся орнамент, выступают то как отдельные знаки, то как части орнамента.

Граффити - объединяют рисунки, выполненные тонкими, неясной конфигурации или беспорядочно расположенными гравированными, окрашенными охрой линиями. В эту группу включены также охристые пятна - небольшие участки поверхности наконечника, которые дополнительно процарапывались резцом.

Линии, наносимые резцом, закрашивались охрой, которая, возможно, замешивалась на крови. Определенные аналогии этому прослеживаются в татуировке остяков и вогулов. По данным А. Каннисто, среди узоров, наносимых на руках, на груди или на ногах, наряду с орнаментальными мотивами, четырехугольником, крестом наиболее часто встречается прямая линия, либо две и более параллельные линии, которые, как считалось, наносились с лечебной целью. Многие авторы указывали на связь татуировки с тамгами обских угров.

Анализ орнаментации мезолитических наконечников стрел показал, что разделение орнаментов на четыре группы в значительной мере условно: тамгообразные знаки связаны с первой группой изображений, граффити тяготеют к орнаментам, «укрепляющим» наконечник. По сути, есть только две группы орнаментов - с «линией жизни» и «укрепляющие» наконечник. Заслуживает внимания, что и хантыйские мастерицы различают узоры с изображением 'жизненной силы' и узоры - 'пустые', несущие защитную, охранительную функцию.

5.4. Семантика образных понятий

в орнаментальной лексике обских угров

У хантыйских мастериц зигзаг, как и прямая линия, - это «след» (пант). Но если, по семантике, прямая линия - «след» - соответствует 'линии жизни', то что означает «след» - зигзаг? Т. А. Молдановой семантика зигзага интерпретируется как 'граница', 'барьер', 'застава' у 'входа-выхода' в Иной мир. Такое «прочтение» семантики зигзага не проясняет, почему граница изображается ломаной линией - зигзагом. Орнаментальная лексика хантыйских мастериц акцентирует и другой аспект семантики. Т. А. Молданова, выясняя смысл зигзагообразного орнамента, «натолкнулась на некое отождествление "ветвистого зигзага" с ветвистым деревом». У обских угров «нув "ветка (сук)" лежит в основе непрерывных бордюров»; «какой бы сложности ни был элемент, отходящий от стороны зигзага, он всегда "ветка"». Мною было высказано предположение, что материальным прототипом для образного понятия зигзаг послужила ветка дерева с почками. В месте закладывания почки ветка обретает естественный изгиб. Ветви ('потомство') укрепляют родовое древо. Возможно, поэтому хантыйские мастерицы считают, что «чем "ветвистее зигзаг" - тем больше в нем жизни».

Устойчивые названия зафиксированы для орнаментального мотива «уголок на зигзаге». «Уголок» называют "маленькая березовая ветвь", "уши маленького зайца". Варианты названий «уголка», возможно, имеют отношение к одному образу. У манси заяц считается одной из ипостасей богини Калтащ, ханты связывают Калтащ с березой. Образные понятия 'изобилие', 'потомство' определяют Калтащ в ипостасях зайчихи и березы. Зайчиху, известную своей плодовитостью, объединяет с деревом-тотемом функция наделения потомством. Уши являются знаком головы зайчихи, знак такой же формы обозначает развилку дерева. Символика развилки дерева «как женского родящего органа» отмечена в разных традициях. Такое же положение, как и «уголок» занимает в орнаментах хантов «ромб». Ромб на треугольном основании во всех группах обских угров именуется «головка». Знак ромба соответствует, как показывает анализ образной лексики, архаическим понятиям: 'предок-прародитель', 'вместилище жизненной силы (новой жизни)', 'жизненный центр' и 'потомок'. В орнаментах обских угров «те или иные мотивы "садятся" на линию из треугольников». Орнаментальная лексика свидетельствует о схождении семантики ромба и треугольника. Знаки 'уголок', 'ромб', 'треугольник' отражают образные понятия с пересекающимися семантическими полями: «развилка дерева», «голова - 'жизненный центр' - чрево».

Семантику орнамента обских угров определяет, полагаю, архаическая концепция «жизни-смерти». Т. А. Молдановой отмечено, что у хан-тов «по сей день актуально все, что связано с рождением и смертью; предметы, имеющие отношение к этим сторонам бытия, или интимны или сакральны». Орнаменты на «интимных» вещах - «сакральны», так как восходят, рискну утверждать, к архаической мировоззренческой концепции «жизни-смерти». Концепция «жизни-смерти», зарождающаяся в эпоху палеолита, обнаруживает себя на протяжении тысячелетий в глубинных смыслах мировоззрения традиционных культур.

В «Заключении» подводятся основные итоги диссертационной работы. Исследование оказалось сложным по составу и строению. Вопросы, рассматриваемые в отдельных главах, связаны, тем не менее, с общей проблематикой, и работа в целом представляет собой единое, хотя и расчлененное на отдельные части, исследование. Две первые главы посвящены проблеме формирования исторической семантики в качестве культурологической науки. Последние три главы могли бы рассматриваться как примеры, иллюстрирующие основные положения исторической семантики. Вместе с тем, на основании проведенных исследований выявлен и новый семантический пласт архаических артефактов. Выяснилось, что предметы, которые служили подвесками-оберегами и орудиями для нанесения на древние глиняные сосуды орнаментов, являются семантическими эквивалентами стрелы. Предметы, используемые как орнаментиры, применялись и как орудия для татуировки, наносимой и острием стрелы в том числе. Древние сосуды «украшались» подвесками-оберегами, известен также обычай привязывания к сосуду «для плодородия» стрелы. Символика «возрождающей» стрелы восходит к первобытной концепции «жизни-смерти». В заключении высказано предположение, что мировоззренческая концепция «жизни-смерти», отвечающая на вопрос, в чем смысл человеческого бытия, универсальна, по-видимому, для человеческой культуры, при всех исторически конкретных вариантах ее проявления у разных народов.

Список работ, опубликованных по теме исследования

Статьи в рецензируемых журналах, входящих в перечень ВАК:

1. Использование челюстей животных для орнаментации древней керамики // Российская археология. № 2.1995. С. 69-83 (соавтор Е. А. Устинова / Гаджиева).

2.Изображение головы лосихи из коллекции «Шигирские древности» // Уральский исторический вестник. № 15. Екатеринбург, 2006. С. 98-105.

3.Семантический подход в изучении технологии древней керамики II Российская археология. № 3.2010. С. 193-196.

4. Веревка в орнаментации дзёмонской керамики II Вести. N516. СПб., 2010. С. 38-43.

5. Историческая семантика как предмет изучения в культурологии // Этносоциум. № 3.2010. С. 19-29.

6. Концепция жизни-смерти в сакральном пространстве архаической культуры // Вопросы культурологии. № 5. 2011. С. 54-59.

7. Н. Я. Марр и гуманитарное знание // Обсерватория культуры. № 2.2011. С. 108-115.

8. Мифологическое мышление // Этносоциум. № 5. 2011. С. 29-35.

9. Лидер в архаическом обществе II Этносоциум. № 5.2011. С. 36-42.

Монография и раздел в коллективной монографии:

10. Очерки по исторической семантике. СПб.: Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2009. 272 с.

11. Технологический навык и семантика // Актуальные проблемы изучения древнего гончарства (коллективная монография - гл. 7.2). Самара: Изд-во Сам ГПУ 1999. С.212-219.

Работы, опубликованные в других научных изданиях:

12. Орнаментация керамики волго-камского неолита II Советская археология. № 4. 1974. С. 170-179.

13. Гребенчатая и другие группы неолитической керамики Прикамья // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 20. Л., 1979. С. 5-27.

14. Les chasseur-pêcheurs du nord et la Sibérie // Avant les Scythes préhistoire de l'art en U.R.S.S. Paris, 1979. P. 53-73 (соавтор A. M. Микляев).

15. Системный подход в изучении орнаментации гребенчатой керамики Прикамья // Вопросы археологии Урала. Вып. 15. Свердловск, 1981. С. 41-43.

16. О сосуществовании в Прикамье двух неолитических культур II Сообщения Государственного Эрмитажа. XLIX. Л., 1984. С. 33-35.

17. Поздненеолитическая керамика I Саузовского поселения (к вопросу о трансформации культуры камского неолита при переходе к эпохе металла) // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 25.1984. С. 24-30.

18. Опыт использования метода экспериментального моделирования для технологического анализа керамики по материалам неолитических памятников По-луденка I и Хуторская стоянка // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 29.1988. С. 5-17 (соавтор Е. А. Устинова).

19. Технологическая классификация орнаментов неолитической-энеолитической керамики Уральского региона: Материалы и исследования // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 30.1990. С. 7-19 (соавтор Е. А. Устинова).

20. Архаические орнаментиры для керамики // AD POLUS. Памяти Л. П. Хлобысти-на: Археологические изыскания. Вып. 10. СПб., 1993. С. 83-94 (соавтор Е. А. Гад-жиева).

21. Стрела в обряде (Методический аспект) // Вещь в контексте культуры: Материалы научной конференции. Февраль 1994. СПб., 1994. С. 100-101.

22. Emploi de mâchoires animales pour la décoration de céramiques anciennes II Anthropologie, (Paris). T. 100 (1995). № 4. P. 663-679 (соавтор E. A. Гаджиева).

23. Технологический подход в изучении орнаментации неолитической керамики И Третьи исторические чтения памяти М. П. Грязнова: Доклады научной конференции (20.03.95 - 22.03.95). Ч. II. Омск, 1995. С. 33-37.

24. Принципы функционально-технологического подхода в семантических исследованиях И Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 32. 1995. С. 7-12.

25. К вопросу о семантике адаптации чужеродных предметов в культуре // Чужая вещь в культуре: Материалы научной конференции. Октябрь-ноябрь 1995. СПб., 1995. С. 7-9.

26. Орнаментация сосуда Скрабы III // Тверской археологический сборник. Вып. 2. Тверь, 1996. С. 293-296.

27. Образные представления о звере и изобразительность // Животные и растения в мифоритуальных системах: Материалы научной конференции. Октябрь 1996. СПб., 1996. С. 8-10.

28. Ритуальный сосуд удэгейцев в археологическом аспекте // Развитие культуры в каменном веке: Краткое содержание докладов на Международной конференции, посвященной 100-летию Отдела археологии МАЭ. СПб., 1997. С. 153-155.

29. Оппозиция культурное / природное в археологии и культурологии (Функции предметов естественного происхождения в археологической культуре. Вопросы методологии и теории первобытной культуры) // Тверской археологический сборник. Вып. 3. Тверь, 1998. С. 11-20.

30. Функционально-технологический подход // Теория и методология архаики П

I. Своя и чужие культуры: возможные подходы к изучению: Материалы теоретического семинара. СПб., 1998. С. 21-27.

31. Семантика и технология древних орнаментов II Тверской археологический сборник. Вып. 3. Тверь, 1998. С. 116-123.

32. Тотем в структуре образного мышления // Теория и методология архаики.

II. Сознание. Искусство. Образ: Материалы теоретического семинара. СПб.,

1998. С. 96-105.

33. Архаические образы как типологические универсалии // Международная конференция по первобытному искусству 3-8 августа 1998: Труды. T. I. Кемерово,

1999. С. 207-211.

34. Образ и семантика // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 34. СПб., 1999. С. 208-218.

35. Зверь-тотем в типологии образов // Теория и методология архаики: Материалы теоретического семинара. Вып. 2. I. Тотемизм, концепции и реальность. СПб.,

2000. С. 55-64.

36. Веревочный орнамент в неолите (О соотношении понятий «археологическая культура» и «технологическая традиция») // Тверской археологический сборник. Вып. 4. Тверь, 2000. С. 263-267.

37. Крестообразные знаки в изобразительной деятельности палеантропов // Археология в пути или путь археолога: К 80-летию профессора А. Д. Столяра. Ч. 2. СПб., 2001. С. 54-56.

38. Морфология декора неолитических сосудов и стилистические особенности деревянной зоо-антропоморфной скульптуры // Тверской археологический сборник. Вып. 5. Тверь, 2002. С. 241-247.

39. Использование костей животных для орнаментации ямочно-гребенчатой керамики // Тверской археологический сборник. Вып. 5. Тверь, 2002. С. 248-256 (соавтор Е. Л. Костылева).

40. Стрела в архаике (образная лексика) // Теория и методология архаики. И. Что такое архаика?: Материалы теоретического семинара. Вып. 3. СПб. 2003. С. 123136.

41. Саузовская I стоянка// Труды камской археолого-этнографической экспедиции. Вып. III. Пермь, 2003. С. 11-30 (соавтор О. Н. Бадер).

42. Структурированность потестарного общества в семантическом аспекте // Теория и методология архаики. I. Стратиграфия культуры: Материалы теоретического семинара. Вып. 3. СПб., 2003. С. 71-78.

43. Орнаменты на мезолитических наконечниках стрел из пещеры «Камень Дыро-ватый» // XVI Уральское археологическое совещание: Материалы международной конференции. 6-10 октября 2003. Пермь, 2003. С. 200-201.

44. Некоторые параллели в орнаментации мезолитических наконечников стрел и наскальных изображений Урала II Проблемы историко-культурного развития археологических и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: Материалы XIII Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции: К 100-летию со дня рождения В. Н. Чернецова. Томск, 2005. С.154-155.

45. Гравированные орнаменты на мезолитических наконечниках стрел из пещеры Камень Дыроватый на реке Чусовой II Эрмитажные чтения памяти Б. Б. Пиотровского: Сб. докладов. СПб., 2005. С. 55-63.

46. Об использовании этнографических источников в археологических реконструкциях // Тверской археологический сборник. Вып. 6. Тверь, 2006. С. 16-18.

47. О тестовидных петроглифах Онежского озера // In situ: К 85-летию А. Д. Столяра. СПб., 2006. С. 329-334.

48. Орнаментальные композиции на мезолитических наконечниках стрел в связи с культовым характером пещеры Камень Дыроватый // Тверской археологический сборник. Вып. 6. Тверь, 2006. С. 393-402.

49. Мезолитический субстрат в орнаментальном искусстве обских угров // Миф, обряд и ритуальный предмет в древности. Екатеринбург; Сургут, 2007. С. 106-124.

50. Орнаментальные «знаки-метки» и «граффити» на мезолитических наконечниках стрел из пещеры Камень Дыроватый на р. Чусовой // Тверской археологический сборник. Вып. 7. Тверь, 2009. С. 351-372.

51. Шигирские древности в собраниях Свердловского областного краеведческого музея и Государственного Эрмитажа. Археологический сборник. Вып. 38: Материалы и исследования по археологии Евразии. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2010. С. 8-22 (соавторы: С. Н. Савченко, М. Г. Жилин).

52. Историко-культурный и семантико-технологический подходы в изучении технологии древней керамики II Древнее гончарство: итоги и перспективы изучения. М.: ИА РАН, 2010. С. 42-45.

Подписано в печать 31.10.2011. Формат 60x84 1Ле. Усл. печ. л. 2,5. Тир. 100 экз. Заказ 64

Отпечатано в типографии Государственного Эрмитажа 190000, Санкт-Петербург, Дворцовая наб., 34

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора культурологии Калинина, Ирина Всеволодовна

Введение

Глава 1. Предпосылки исторической семантики в трудах

H. Я. Марра, О. М. Фрейденберг, В. Я. Проппа

I.1. Новое учение о языке Н.Я. Марра.

1.2. Н.Я. Марр и культурологическое знание

1.3. Семантическая теория О. М. Фрейденберг

1.4. Концепция семантического образа О. М. Фрейденберг

1.5. Научное наследие В. Я. Проппа и историческая семантика

1.6. Историческая семантика или семантика культуры

Глава 2. Историческая семантика как культурологическая дисциплина.

2.1. Историческая семантика и семиотика

2.2. Практические знания и навык.

2.3. Практическая деятельность и мышление

2.4. Мифологическое мышление

2.5. Жизнедеятельность и мировоззрение

2.6. Семантический и художественный образы

2.7. Две архаические образные системы.

2.8. Семантико-технологический подход

Глава 3. Семантика орнаментации неолитической керамики лесной зоны Евразии

3.1. Технология древних орнаментов.

3.2. Семантико-технологический подход к изучению орнаментации древней керамики

3.3. Семантика орудий, используемых для орнаментации керамики.

Глава 4. Семантика стрелы и стрельбы из лука в обрядах и в фольклоре

4.1. Стрела и новорожденный.

4.2. Стрела— 'дар' умершим, предкам

4.3. Стрела в погребальных обрядах .:.

4.4. 'Брачная стрела' и невеста

4.5. Поднимание стрелой покрывала новобрачной

4.6. Семантика архаической стрелы.

4.7. Стрельба из лука в кольцо невесты.

4.8. Стрела в ряду фаллических символов.

4.9. Стрела посылает герою «все богатства».

4.10. Состязания в стрельбе из лука.

4.11. Стрела в образной лексике.

Глава 5. Образная традиция в орнаментальном искусстве обских угров

5.1. Два подхода к изучению орнамента.

5.2. Методологические принципы семантических реконструкций

5.3. Гравированные изображения на мезолитических наконечниках

5.4. Семантика образных понятий в орнаментальной лексике обских угров

Введение диссертации2011 год, автореферат по культурологии, Калинина, Ирина Всеволодовна

Культурология с момента формирования в системе фундаментальных наук заявила себя как эмпирическая обобщающая (эмпирико-индуктивная) и общетеоретическая гуманитарная дисциплина. Проблема определения базового предмета культурологии до сих пор остается дискуссионной, но, вместе с тем, очевидно, что базовое понятие должно получить развитие в разных культурологических, интегративных по своей сути подходах к феномену культуры. Автор придерживается предложенного для культурологического знания особого познавательного ракурса, при котором предметом культурологии как научной дисциплины является смысловое содержание культуры1. В данном исследовании рассмотрению подлежат системы смыслов, иначе — семантика архаической культуры.

Полностью разделяя научную позицию, согласно которой культура выражает «родовую специфику» и «предназначение человека», заметим, что для культурологии весьма актуальна проблема генезиса и первых этапов человеческой культуры. По материальным артефактам археологи имеют возможность наблюдать развитие человеческой культуры на протяжении тысячелетий, но механизмы генезиса и глобальных смен культур остаются непонятными. Интеграция научных знаний актуальна в настоящее время и для культурологии, и для археологии, способствует развитию гуманитарного знания в целом. Разработка проблемы трансляции культурной информации в архаических культурах может помочь, в частности, уточнению понятий, используемых в культурологических исследованиях. В свою очередь, культурологическое видение, возможно, будет способствовать поиску новых путей в исследовании и понимании археологических культур. Понятие «культура»

1 См.: Резник Ю. М. Культурология в системе наук о культуре: новая дисциплина или междисциплинарный проект? / Фундаментальные проблемы культурологии. Т. I: Теория культуры / отв. ред. Д. Л. Спивак. — СПб.: Алетейя, 2008. С. 26. в археологии является одним из основных, но используется зачастую археологами лишь как рабочее понятие в классификационных штудиях.

В исторической семантике внимание сосредоточено на смыслах человеческой жизнедеятельности, находящие отражение в предметах и явлениях культуры. Последние рассматриваются с точки зрения их создателей, то есть человек, точнее его понимание своей деятельности, включены в предмет исследования. Для человека потеря смысла жизни равнозначна порой отказу от жизни. С утратой смыслов бытия невозможно воспроизводство культуры. Разрушение стереотипов традиционного поведения связано с потерей ориентиров, духовности культуры. В исторической семантике периферийный для гуманитарных наук вопрос о смысле жизни, относящийся к философии и религии, становится предметом научного рассмотрения.

В исторической семантике мировоззренческие смыслы исследуются в увязке с практической, а не с символической деятельностью. Изучению подлежат архаические смыслы вещей, а не архаическая символика — значения вещей как символов. То есть, вектор поиска смыслового содержания культуры обращен к архаической практике. Областью научного интереса является образная система (семантика) культуры, а не знаковые коды (семиотика) культуры.

Генезис образных смыслов восходит к началу человеческой культуры, изучаемой археологами. Вопрос о верхней границе архаической культуры решается не столь однозначно. Развитие древнейших цивилизаций, формирование мировых религий знаменуют начало конца архаики. Однако архаические образные представления остаются «материалом, на котором новая эпоха строит свои смыслы» (О. М. Фрейденберг). Мировоззренческие смыслы Средневековья изучаются в истории ментальностей, что не исключает возможного внимания к ним и с позиции исторической семантики. Наконец, некоторые навыки архаических технологий сохраняются до наших дней в традиционных культурах, где сфера интересов исторической семантики пересекается с этнографией. Таким образом, семантика архаической культуры — это, прежде всего, семантика до письменных и традиционных культур, изучаемых в археологии и этнографии. В настоящее время, в условиях размывания границ между научным и религиозным сознанием, обращение к истокам человеческой культуры, изучение архаики становится особенно актуальным.

Современная культурология базируется на широком спектре информационно-семиотических концепций культуры, восходящих к идеям Л. Уайта и тартуско-московской школе семиотиков Ю. М. Лотмана и Вяч. Вс. Иванова, ориентирующихся на понимание культуры как мира символов и знаков. Вместе с тем, разработка общей теории культуры в философии связана также с деятельностным подходом (Э. С. Маркарян, М. С. Каган, В. С. Швырёв). С позиции философско-мировоззренческой концепции человека главной категорией культуры является человек (С. Н. Иконникова), и сфера духовной культуры не может быть сведена к семиотическим процессам и знаковым системам (Ю. Н. Солонин). В отечественной философии общая теория культуры, как было отмечено Э. С. Маркаряном, не имела исходно столь тесную связь с этнографией, физической антропологией, археологией, лингвистикой и другими специальными науками, как в американском обществознании.

Научное мировоззрение археологов и этнографов во второй половине XX века формируется под влиянием структурно-семиотических концепций, включающих идеи основоположника структурной антропологии К. Леви-Стросса. В археологии и этнографии широко используются понятия: культурные коды, культурный текст, бинарные оппозиции, «картина мира (модель мира)», в соответствии с пониманием знаковой сущности культуры. Понятие культуры как специфического способа человеческой деятельности, предложенное в 1969 году Э. С. Маркаряном, потребовавшее «более широкой трактовки также понятий "техника", "технология", которая не ограничивалась бы лишь материальной сферой техники и технологии» , в исследова

2 Маркарян Э. С. Место и роль исследования культуры в современном обществознании // ВФ 1970. № 5 С. 110. ниях духовных аспектов древнейших и традиционных культур не было реализовано.

В исторической семантике изучению подлежат архаические мировоззренческие системы, проявляемые в стереотипах культурного поведения, а также навыки воспроизводства культуры, то есть, в широком смысле, технология культуры. Археологи в исследованиях памятников древнейшего искусства используют термин «семантика», не вспоминая о семантической теории Н. Я. Марра, получившей название «яфетическая теория» или «новое учение о языке». В настоящее время эта теория не только предана забвению, но само ее существование ставится под сомнение. Однако в начале 1970-х Ю. М. Лот-ман писал: «Изучения языка было принесено в жертву исследованию вторичных моделей культурологического типа. Но то, что делалось в этой области, заслуживает серьезного внимания»3. Тем не менее, с культурологической позиции теория Н. Я. Марра до сих пор не рассматривалась.

Н. Я. Марр своими исследованиями опережал сложившуюся систему знаний. В лингвистике начала XX века возобладали идеи монодисциплинарной науки, тяготеющей к естественнонаучным методам, с жесткими дисциплинарными границами. Нелингвистическими объявлялись проблемы не только генезиса, но и социальной природы языка. Марр видел предмет исследования иначе, говоря современным языком, он видел языкознание как инте-гративную науку нового типа. Н. Я. Марр, разрабатывая типологию языков с позиции идей системного анализа, неизменно отстаивая исторический подход. Н. Я. Марр был убежден, что не «бог» и не «природа» являются творческой организующей силой, «человечество и в отношении речи не есть лишь пассивное создание. Не только наша судьба, но и наш облик, наша психика, наша речь есть создание самого человечества, как наше настоящее есть наше

3 Лотман Ю. М. О. М. Фрейденберг как исследователь культуры // Труды по знаковым системам VI. УЗ ТГУ. Вып. 308. Тарту, 1973. С. 482-483. создание»4. Это положение явилось базисным в междисциплинарных исследованиях Марра.

Критике подвергались все разделы «нового учения о языке», но наиболее уязвимыми оказались методические принципы изучения языка в увязке с мышлением. Сама по себе проблема соотношения языка и мышления не была, со времен Аристотеля, новой для философии. Восстановление основных этапов развития человеческого сознания от первичных комплексных восприятий до современных понятий Э. Кассирер видел как общую задачу этнологии и лингвистики5. Логиками, лингвистами, философами разрабатывалась проблема так называемого «семантического треугольника» (Г. Фреге, А. Чёрч, Э. Гуссерль и др.). Однако у Н. Я. Марра понятие семантика, выступавшее своего.рода мостиком между языком и мышлением, служило инструментарием исследования. Интегративная по своей сути его методика обнаруживает сродство с методикой экспериментальных исследований мышления и речи Л. С. Выготского, доказавшего, что мышление и речь имеют генетически различные корни, хотя вместо «семантика» Выготский использовал термин «внутренняя сторона слова»6.

Философами, антропологами, культурологами (Э. Кассирер, И. Г. Франк-Каменецкий, К. Леви-Стросс и др.) первобытное, «дологическое», мифологическое мышление рассматривалось, как правило, с позиции только одного знакоцентристского, структурно-семиотического или информационного подхода. В исследованиях Л. С. Выготского и его учеников знакоцентрист-ский и деятельностный подходы к изучению генезиса мышления взаимодополняют друг друга, поэтому теоретическое осмысление методологии семантического анализа видится весьма перспективным для культурологии. Н. Я. Марр в своих статьях и докладах неоднократно высказывал мысль о том,

4 Марр Н. Я. Яфетический Кавказ и третий этнический элемент // Избранные работы. Т. I. Л., 1933. С. 90.

5 Cassirer Е. Sprache und Mythos: Ein Beitrag zum Problem der Götternamen. Leipzig-Berlin: B.G. Teubner. 1925. S. 12.

6 Выготский Л. С. Мышление и речь. Изд. 5, М.: «Лабиринт», 1999. С. 13-15. что «трудность восприятия нового учения о языке — в необходимости быть свободным от привычного нам мышления». Вопрос о новом типе научного мышления — проблемном, синтетическом (А. Я. Гуревич), культурологическом, интегративном (О. Н. Астафьева) — остается по-прежнему актуальным7.

В работах Н. Я. Марра нет определения понятий «семантика», «семантическая система», «семантический образ». Разработка этих понятий принадлежит О. М. Фрейденберг. Теория семантического образа является самым существенным ее вкладом в историческую семантику, при всей возможной критике отдельных положений этой теории. К исторической семантике имеет непосредственное отношение и научное наследие В. Я. Проппа, хотя термин «семантика» он использовал очень редко. Действия персонажей сказки были поняты В. Я. Проппом как функции — значимые единицы структуры сказки. Разработав принципиально новую методику изучения сказки, он тем самым открыл структуру технологии сказки. Оказалось, что методика, предложенная для изучения волшебной сказки, может иметь и более широкое методологическое значение. Эта методика предопределила семантико-технологический подход в исторической семантике.

Для Н. Я. Марра и О. М. Фрейденберг семантика, выполняющая роль методологического приема изучения языка и раннегреческой литературы, не стала предметом специального изучения. Проблема генезиса и трансформации мировоззренческих смыслов архаических культур находилась вне их профессиональных интересов. Историческая семантика не была еще востребована и не рассматривалась как самостоятельная научная дисциплина.

Целью диссертационной работы явилась разработка исторической семантики в качестве раздела культурологической науки, с точки зрения ее предмета и теоретико-философских оснований, а также обоснование методологических

7 Марр Н. Я. Постановка учения об языке в мировом масштабе // Избранные работы. Т. IV. Л., 1937. С. 61; Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: Индрик. 1993. С. 106; Астафьева О. Н. Культурология как дисциплинарная загадка. Материалы круглого стола // ВК № 11, 2010. С. 110. основ исторической семантики как культурологической дисциплины. Для этого потребовалось решение следующих исследовательских задач: выделить предметную область исторической семантики; рассмотреть зарождение и формирование теоретических предпосылок исторической семантики; выявить специфику методологических проблем; разработать понятийно-терминологический аппарат; выяснить структуру мышления, свойственного практической деятельности, и сопоставить его с так называемым «мифологическим» мышлением; рассмотреть отличия семантического образа от понятия и художественного образа; разработать типологию и выявить семантику доминантных образов архаической культуры.

В системе наук о культуре историческая семантика выделена как междисциплинарное направление исследований, сосредоточенное на изучении смыслов архаических культур, проявляемых в практических знаниях, навыках и культурных традициях. Эмпирическую базу исследования составляют археологические и этнографические источники, в ходе комплексного изучения которых был определен культурологический ракурс исторической семантики. Выбор источников обусловлен, с одной стороны, профессиональными интересами диссертанта, специализирующегося на исследовании технологии неолитической керамики лесной зоны Евразии, с другой стороны, — задачами культурологического исследования. В результате изучения археологических артефактов, хранящихся в музейных собраниях и в фондах академических учреждений городов России: Санкт-Петербурга, Москвы, Петрозаводска, Казани, Перми, Екатеринбурга, Нижнего Тагила и г. Сакура (Япония), а также этнографических материалов по традиционному гончарству, собранных автором в результате посещения ремесленных керамических центров в

Японии, а также во время поездок к гончарам Прикарпатья, Закарпатья, Белоруссии и Литвы, стало возможным культурологическое определение понятия навык — одного из основных понятий в исторической семантике.

В исследовании привлекались также сравнительные материалы структурно-семиотических культурологических изысканий лингвистов, филологов, фольклористов, этнографов, археологов (Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, Е. М. Мелетинского, С. Ю. Неклюдова, А. К. Байбурина, Д. С. Раевского и др.). В работах этих исследователей не только выявлен и систематизирован огромный пласт древностей, представляющий интерес с точки зрения исторической семантики, но и сформулированы теоретические положения, позволяющие четко разграничить аспекты изучения феноменов архаической культуры в семиотике и в исторической семантике. Проблема преемственности образных смыслов археологических и этнографических феноменов рассматривается на примере традиционного орнамента обских угров, наиболее изученного в настоящее время с семантической точки зрения. Обращение на пути поиска понимания содержания и трансформации архаических образов к обрядам, связанным со стрелой, вызвано тем, что стрела— один из древнейших, сохраняющийся в традиционных обществах до современности артефакт культуры.

Исследования по исторической семантике являются комплексными и многоуровневыми. Среди разных культурологических теоретико-методологических подходов особое место занимает системный подход. Этот подход, в современной его модификации — синергетический, направленный на изучение целостных и развивающихся объектов, выступает по отношению к более частным общенаучным методам как философско-методологический (М. С. Каган, Е. Я. Режабек). В методологии исследований по исторической семантике наряду с системным подходом были реализованы идеи и принципы деятельностного (Э. С. Маркарян) и историко-типологического (Б. Н. Путилов) подходов. Кроме указанных, для изучения семантики архаических культур автор диссертации предлагает новый подход, названный им семантико-технологический , ориентирований на развитие методов получения сведений о древних навыках труда в контексте архаического мировоззрения.

В семантическом исследовании впервые представлен метод экспериментально-физического моделирования, ранее применяемый историками материальной культуры для изучения только древних технологий. Историко-типологический метод явился ведущим в выявлении культурных универсалий. В определении образных смыслов стрелы в обрядах руководствовались методом тройного параллелизма (А. Н. Северцов): этнографические артефакты рассматривались в сопоставлении с фольклорными и лингвистическими данными. Для реконструкции семантики древних орнаментальных мотивов был использован номинативный метод.

В результате исследования: выделен предмет исследования исторической семантики: целостное изучение артефактов архаической культуры в единстве их материальных и духовных аспектов; разработаны основы понятийно-терминологического аппарата, позволяющие совмещение эмпирических исследований с теоретическим языком культурологии; определены основные понятия исторической семантики: «навык» — стереотипы поведения и «семантический образ» — смыслы жизнедеятельности. Через эти понятия, с одной стороны, возможен деятельностный подход к феноменам культуры, с другой стороны, появляется возможность изучения древнейших технологий в увязке с архаическим мировоззрением. Новые культурологические понятия «навык» и «семантический образ» вводят в контекст исследования понимание культуры ее носителями и открывают пер

8 Ранее автор в ряде статей использовал для этого подхода название „семантико-функциональный". См., напр.: Принципы функционально-технологического подхода в семантических исследованиях // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 32. 1995. С. 7-12. спективы для изучения генезиса и механизмов трансляции культурной информации. В исторической семантике культурные универсалии объяснение находят с позиции образных смыслов жизнедеятельности, а не коллективного бессознательного и архетипов сознания.

Новый семантико-технологический подход к артефактам архаической культуры позволил: выяснить взаимосвязи традиционных навыков с образными смыслами жизнедеятельности; разработать методы изучения древних технологий как явлений культуры; выявить концептуальные различия между семантическим и художественным образом; выявить структуру и содержательные аспекты деятельностно-практи-чески ориентированного мышления в сопоставлении с мифологическим; определить доминантные образы архаических культур; выделить две различающиеся по структуре образные системы, характеризующие развитие семантики архаических культур; раскрыть содержание семантики архаических воззрений о жизни-смерти.

Основные научные положения, выносимые на защиту:

Концепция символической природы культуры и сознания не раскрывает смысловое содержание архаической культуры и деятельностно-практически ориентированного мышления.

2. С позиции методологических принципов исторической семантики возможно конкретно-историческое исследование мировоззренческих смыслов архаических культур.

3. Семантико-технологический подход предусматривает новую постановку проблемы генезиса и трансляций культурных традиций, позволяет по-новому рассмотреть вопрос о механизмах культурно-исторической преемственности.

4. Концептуально-основополагающими для исторической семантики являются следующие положения: архаическая семантика соответствует практическим знаниям, отличающимся по структуре от теоретических знаний; семантические образы адекватны человеческой жизнедеятельности; мифологическое и образное мышление, свойственное практической деятельности, принадлежат одному наглядно-ситуационному типу мышления.

5. Развитие семантики архаических культур определяют две образные системы — тотемическая и космологическая, которые, несмотря на преемственность образов, различаются по структуре. I семантическая система отражает опыт социального бытия человеческих коллективов в мире животных. Генезис II семантической системы восходит к периоду формирования народностей.

6. Образные концепции жизни-смерти, иначе концепции бытия, являются первичными мировоззренческими значимостями, глубинными смыслами архаических культур. Воззрения о жизни-смерти определяли с древнейших времен смыслы жизнедеятельности, духовность архаических и традиционных культур, глубинные смыслы их мировоззрения.

7. Семантическое направление изучения феноменов культуры — научное наследие «школы акад. Н. Я. Марра» — востребовано на современном этапе развития гуманитарного знания. Обращение к семантике вызвано актуальностью для культурологии проблемы смыслового содержания культуры.

Теоретическое значение результатов исследования заключается в том, что они представляют основу для дальнейшего развития современных концепций истории культуры и открывают новое направление культурологических исследований. На базе материалов диссертации может быть построена новая образовательная дисциплина — историческая семантика, углубляющая специализацию культурологов в направлении исследования механизмов культурной динамики.

Прикладное значение исследования определяется возможностью использования содержания и выводов диссертационной работы при подготовке и чтении базовых и специальных курсов по культурологии и смежных с ней дисциплин: философии культуры, религиоведения, искусствоведения, этнографии, археологии. Материалы диссертации могут найти также применение в разработке концепций музейных экспозиций, посвященных как древнейшим этапам становления человеческой культуры, так и духовной культуре традиционных обществ.

Результаты исследования изложены в монографии автора и в 48 статьях. Положения диссертации обсуждались на международных и региональных конференциях: Международная конференция по первобытному искусству (Кемерово, 1998), Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения С. А. Семенова (СПб., 2000), I—III Международные Северные Археологические конгрессы (Ханты-Мансийск, 2002, 2006, 2010), XV-XVII Уральские археологические совещания (Оренбург, 2001; Пермь, 2003; Екатеринбург, 2007), XIII Западносибирская археолого-этнографическая конференция (Томск, 2005), Международный научно-практический керамологический семинар (Опошня, 2008); на ежегодных научно-методологических семинарах: "Тверь и сопредельные территории в древности" (Тверь, 1994-2009), "Теория и методология архаики" (СПбГУ, 1996-2003; 2010), а также на заседаниях Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Государственного Эрмитажа. В 2003 году студентам Тюменского государственного института искусств и культуры был прочитан разработанный автором спецкурс «Введение в историческую семантику».

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографии, включающей более 600 наименований на русском и иностранных языках, и альбома иллюстраций, включающего список иллюстраций и рисунки к третьей и пятой главам.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Историческая семантика в культурологии"

Заключение

Исследование оказалось сложным по своему составу и строению, затрагивает целый ряд смежных и пограничных областей знания, но, вместе с тем, вопросы, рассматриваемые в отдельных главах, связаны с общей проблематикой, и работа в целом представляет собой единое, хотя и расчлененное на отдельные части, исследование. Две первые главы посвящены проблеме формирования исторической семантики как самостоятельной культурологической дисциплины. Последние три главы могли бы рассматриваться лишь как примеры, иллюстрирующие основные положения исторической семантики. Вместе с тем, на основании проведенных исследований, выявлен и новый семантический пласт архаических реалий. Выяснилось, что предметы, которые служили подвесками-оберегами и орудиями для нанесения на древние глиняные сосуды орнаментов, являются семантическими эквивалентами стрелы. Предметы, используемые как орнаментиры, применялись и как орудия для татуировки, наносимой и острием стрелы в том числе. Древние сосуды «украшались» подвесками-оберегами, известен также обычай привязывания к сосуду «для плодородия» стрелы. Символика «возрождающей» стрелы восходит к первобытной концепции «жизни-смерти». В традиционных орнаментах находят проявление образные смыслы этой концепции. Мировоззренческая концепция «жизни-смерти», отвечающая на вопрос: в чём смысл человеческого бытия, по-видимому, универсальна для человеческой культуры, при всех исторически конкретных вариантах ее проявления у разных народов.

Список научной литературыКалинина, Ирина Всеволодовна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Абаев В.И. Нартовский эпос // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Т. X. Вып. 1. Дзауджикау, 1945. —С. 7-119.

2. Абаев В.И. Отражение работы сознания в лексико-семантической системе языка // Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. М.: Наука, 1970. —С. 232-262.

3. Абаев В.И. Дети солнца (о героях осетинского эпоса Нартах) И Абаев В.И Избранные труды: Религия, фольклор, литература. Владикавказ ИР, 1990. —С. 261-283.

4. Абаева Л.Л. Традиционные обряды прибайкальских родов селенгинских бурят // Традиционная культура народов Центральной Азии. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1986. — С. 112-131.

5. Абрамзон С.М. Рождение и детство киргизского ребенка (Из обычаев и обрядов тяныданских киргизов) // Сб. МАЭ Т. XII, 1949. — С. 78-138.

6. Абрамова З.А. Палеолитическое искусство на территории СССР // САИ А4-3, М.-Л: Изд-во АН СССР. 1962. — 85 с.

7. Абрамян Л.А. Оскорбление и наказание: слово и дело (к истолкованию арнемлендского обычая миррири) // Этнические стереотипы поведения. Л.: Наука, 1985. — С. 279-296.

8. Аврорин В.А., Лебедева Е.П. Орочские тексты и словарь. Л.: Наука, 1978. — 264 с.

9. Автономова Н.С. Метафорика и понимание // Загадка человеческого понимания. М.: Политиздат, 1991. — С. 95-113.

10. Адлер Б. Лук и стрелы Северной Азии. РАЖ № 3-4, 1903. — С. 178-194.

11. Акаба Л.Х. Из мифологии абхазов. Сухуми: Алашара, 1976. — 103 с.

12. Алексеев М.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Иркутск: Крайгиз, 1941. — 368 с.

13. Алексеенко Е.А. К вопросу о роли фактора родства в социальной жизни кетов // Охотники, собиратели, рыболовы: Проблемы социально-экономических отношений в доземледельческом обществе. Л.: Наука, 1972. —С. 172-186.

14. Алексеенко Е.А. Народная техника обработки дерева у кетов // Материальная культура народов Сибири и Севера. Л.: Наука, 1976. — С. 156-172.

15. Алексеенко Е.А. Старинные обычаи кетов, связанные с рождением ребенка. КСИА. Т. XXXVIII. 1963. — С. 70-76.

16. Алексеенко Е.А. Ребенок и детство в культуре кетов // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л.: Наука, 1988. — С. 9-37.

17. Альбедиль М.Ф. О южноиндийских ритуальных коромыслах // Сб. МАЭ. Т. XXXVII. Л., 1981. — С. 93-102.

18. Альбедиль М.Ф. Типы протоиндийских надписей // Древние системы письма: этническая семиотика. М.: Наука, 1986. — С. 36-68.

19. Альбедиль М.Ф. Забытая цивилизация в долине Инда. СПб. : Наука, 1991. —176 с.

20. Альбедиль М.Ф. Протоиндийская цивилизация: очерки культуры. М.: Из-дат. фирма «Восточная литература», 1994. — 295 с.

21. Альбедиль М.Ф., Левези Л.Л. Кольцо протоиндийской богини и индийские коллекции МАЭ // СЭ 1987. № 2. — С. 117-129.

22. Алпатов В.М. История одного мифа (Марр и марризм). М.: Наука, 1991. —240 с.

23. Андреев М.С. Таджики долины Хуф (верховья Аму-Дарьи). Вып. I. Ста-линабад: Изд-во АН Таджикской СССР, 1953. — 251 с.

24. Андреев М.С. Таджики долины Хуф (верховья Аму-Дарьи). Вып. II. Ста-линабад: Изд-во АН Таджикской СССР, 1958. — 526 с.

25. Андреев Н.Д. Раннеиндоевропейский праязык. Л.: Наука, 1986. — 326 с.

26. Анисимов А.Ф. Родовое общество эвенков (тунгусов). J1.: Изд-во Ин-та народов Севера ЦИИК СССР, 1936. — 195 с.

27. Анохин П.К. Философские аспекты теории функциональной системы. Избранные труды. М.: Наука, 1978. —400 с.

28. Антее Р. Мифология в древнем Египте // Мифология древнего мира. М.: Наука, 1977. —С. 55-121.

29. Анучин В.И. Очерк шаманства у енисейских остяков // Сб. МАЭ. Т. II. СПб. 1914. —90 с.

30. Анучин Д.Н. О древнем луке и стрелах // Труды V Археологического съезда в Тифлисе. М., 1887. — С. 337-411.

31. Аржанцева И.А. К вопросу о символике поясов в древности // Проблемы истории СССР. Вып. 13. М.: МГУ, 1983. — С. 3-18.

32. Арефьев В.А. Прочерченно-накольчатая керамика неолитических поселений Тагильского Зауралья // Проблемы Урало-сибирской археологии // ВАУ. Вып. 18. Свердловск: Ур ГУ, 1986. — С. 28-30.

33. Арсеньев В.Р. Звери = боги = люди. М.: Политиздат, 1991. — 160 с.

34. Асман Я. Египет: теология и благочестие ранней цивилизации. / Пер. с нем. Т. Баскаковой. М.: Присцельс, 1999. — 368 с.

35. Аутлев П.У. Новые материалы по религии адыгов. // Ученые записки Адыгейского научно-исследовательского института языка, литературы, истории. Т. IV (серия история и этнография). Краснодар, 1965. — С. 186-199.

36. Афанасьев А.Н. Ведун и ведьма. М.: тип. А Семена, 1851. — 78 с.

37. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. I. М.: Изд-во К. Солдатенкова, 1865. — 800 с.

38. Афанасьев А.Н. Древо жизни // Избранные статьи. М.: Современник, 1983. —464 с.

39. Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово. М.: Сов. Россия, 1988. — 512 с.

40. Афанасьева B.K. Шумерская эпическая песнь "Гильгамеш и гора бессмертного" // ВДИ 1964. № 1. — С. 84-82.

41. Ахметьянов Р.Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья. М.: Наука, 1981. — 144 с.

42. Бадер О.Н. О возникновении арифметического счета в палеолите // Новое в археологии (Сб. статей, посвященный 70-летию A.B. Арциховско-го). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1972. — С. 28-35.

43. Байбурин А. К. Семиотический статус вещей // Сб. МАЭ. Т. XXXVII, 1981. —С. 215-226.

44. Байбурин А.К. Некоторые общие вопросы реконструкции архаичного мировоззрения // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: ТГУ, 1985. — С. 3-4.

45. Байбурин А.К. Семиотические аспекты функционирования вещей // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. JL: Наука, 1989. — С. 63-88.

46. Байбурин А.К. Космическая модель // Свод этнографических понятий и терминов. Народные знания, фольклор, народное искусство. Вып. 4. М.: Наука, 1991. —С. 61-63.

47. Байбурин А.К. Миф // Свод этнографических понятий и терминов: народные знания, фольклор, народное искусство. Вып. 4. М.: Наука, 1991. —С. 75-78.

48. Байбурин А. К. Мифологическое сознание // Свод этнографических понятий и терминов: народные знания, фольклор, народное искусство. Вып. 4. М.: Наука, 1991, —С. 78-81.

49. Байбурин А.К. Проблемы изучения прагматики в архаической культуре // Знания и навыки уральского населения в древности и средневековье. Екатеринбург: УИФ «Наука», 1993. — С. 3-15.

50. Байбурин А.К., Левинтон Г.А. К проблеме «у этнографических истоков фольклорных сюжетов и обрядов» // Фольклор и этнография. Д.: Наука, 1984.— С. 229-245.

51. Банников K.J1. Трава и змей во фрагментах японской и полинезийской космогонии // Животные и растения в мифоритуальных системах. Материалы научной конференции. Спб.: ГМИР-РЭМ, 1996. — С. 122-123.

52. Бардавелидзе В.В. Древнейшие религиозные верования и обрядовое графическое искусство грузинских племен. Тбилиси: Изд-во Акад.наук Груз. ССР, 1957. —306 с.

53. Барт А. Религии Индии / Пер. с англ. С. Трубецкого. М., 1897. — 337 с.

54. Басаева К. Д. Традиционные обычаи и обряды западных бурят, связанные с рождением и первыми годами жизни ребенка // Этнографический сборник. Вып. 6. Улан-Удэ, 1974. — С. 28-43.

55. Баскаков H.A. Душа в древних верованиях тюрков Алтая // СЭ №5.1973. —С. 108-113.

56. Баскин Л.М. Поведение копытных. М.: Наука, 1971.

57. Баялиева Т.Д. Доисламские верования и их пережитки у киргизов. Фрунзе: Илим, 1972. — 101 с.

58. Белич И.В. Природа в доисламских верованиях сибирских татар (конец XIX — нач. XX в.) // Культурные и хозяйственные традиции народов Западной Сибири. Новосибирск: Изд. НГПИ, 1989. — С. 133-140.

59. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. — 447 с.

60. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М.Прогресс-Универс, 1995. —456 с.

61. Бердяев H.A. О назначении человека. М.: Республика, 1993. — 383 с.

62. Березницкий C.B. Мифология и верования орочей. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999. — 208 с.

63. Бертагаев Т. А. Культ богини-матери и огня у монгольских племен // СЭ 1973. №6. —С. 120-125.

64. Биленкин Д., Левин В. В поисках "экологического" сознания // НМ 1979. № 1. —С. 210-224.

65. Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973. —273 с.

66. Блауберг И.В., Садовский В.Н., Юдин Э.Г. Философский принцип системности и системный подход // ВФ 1978. №8. — С. 39-52.

67. Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука, 1986. — 256 с.

68. Бобринский A.A. Гончарство Восточной Европы. М.: Наука, 1978. — 272 с.

69. Бобринский A.A. Гончарство Восточной Европы. Источники и методы изучения. Автореф. дис. на соиск. док. ист. наук. М.,1979.

70. Бобринский A.A. Секреты древних гончаров // Н и Ж 1981. №10. — С. 76-77.

71. Бобринский A.A. О структуре и происхождении гончарной технологии // Памятники старины: Концепции. Открытия. Версии. Памяти В. Д. Белецкого 1919-1997. Т. I. Спб.; Псков, 1997. — С. 90-96.

72. Бобринский A.A., Васильева И.Н. О некоторых особенностях пластического сырья в истории гончарства // Проблемы древней истории Северного При-каспия. Самара, 1998. — С. 193-217.

73. Богаевский Б.Л. Ритуальный жест и общественный строй на Крите // Религия и общество. JL, 1926. — С. 83-102.

74. Богословский П.С. К номенклатуре, топографии и хронологии свадебных чинов // Пермский краеведческий сборник. Вып. 3. Пермь, 1927. — С. 1-64.

75. Бойс М. Зороастрийцы: верования и обычаи. М.: Наука, 1987. — 302 с.

76. Брагинская Н.В. Послесловие к первому изданию // Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1975. — С. 734-743.

77. Брагинская Н.В. Небо // МНМ. Т. И. М., 1982. — С. 206-208.

78. Брагинская H.B. Послесловие ко второму изданию // Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1998. — С.744-765.

79. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973. — 412 с.

80. Брюсов А.Я. Очерки по истории племен Европейской части СССР в неолитическую эпоху М.: Изд-во АН ССР, 1952. — 259 с.

81. Будагов P.A. Слово и его значение. Л.: Изд-во ЛГУ, 1947. — 65 с.

82. Будагов P.A. Язык и речь в кругозоре человека. М.: Добросвет, 2000. — 304 с.

83. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. // Русская народная поэзия. Т. I. Спб.,1861. — 643 с.

84. Бутанаев В.Я. Вооружение и военное дело хакасов в позднем средневековье (по материалам фольклора) // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука Сиб. отд-ние, 1981.— С. 188-197.

85. Бутанаев В.Я. Культ богини умай у хакасов // Этнография народов Сибири. Новосибирск: Наука Сиб. отд-ние, 1984. — С. 93-105.

86. Бутанаев В.Я. Воспитание маленьких детей у хакасов // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л.: Наука, 1988. — С. 206-221.

87. Бутанаев В.Я. Бурханизм тюрков Саяно — Алтая. Абакан: Изд-во Хакасского государственного университета, 2003. — 206 с.

88. Бутинов H.A. Общинно-родовой строй мотыжных земледельцев (по материалам Новой Гвинеи и северо-западной Меланезии) // Ранние земледельцы. Л.: Наука, 1980. — С. 110-143.

89. Бхаттачаръя С. К. К вопросу о культе деревьев в Индии // СЭ 1980. №5. —С. 129-135.

90. Вайман A.A. О протошумерской письменности // Тайны древних письмен (Проблемы дешифровки). М.: Прогресс, 1976. — С. 578-585.

91. Василевич Г.M. К вопросу о киданях и тунгусах // СЭ 1949. №1.— С. 155-160.

92. Василевич Г.М. Исторический фольклор эвенков: сказания и предания. М.; Л.: Наука, 1966. — 399 с.

93. Васильев Б.А. Медвежий праздник // СЭ 1948. № 4 — С. 78-104.

94. Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае. М.: Наука, 1970.— 484 с.

95. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской цивилизации. М.: Наука, 1976. —368 с.

96. Васильева Г.П. Туркмены-нохурли. — ТИЭ. T. XXI. М., 1954. — С. 82-215.

97. Васильева Г.П. Головные накосные украшения туркменок XIX — перв. пол. XX в. // Костюм народов Средней Азии. М.: Наука, 1979. — С. 174-205.

98. Васильева Г.П. Магическая функция детских украшений у туркмен // Древние обряды, верования и культы народов Средней Азии. М.: Наука, 1986. —С. 182-195.

99. Васильков Я.В. Земледельческий миф в древнеиндийском эпосе (сказание о Ришьяшринге) // Литература и культура древней и средневековой Индии М.: Наука, 1979. — С. 99-103.

100. Вдовин И. С. Жертвенные места коряков и их историко-этнографическое значение // Сб. МАЭ. Т. 27. Л., 1971. — С. 275-299.

101. Вдовин И.С. Очерки этнической истории коряков. Л.: Наука, 1973. — 303 с.

102. Вейнберг И.П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М.: Наука, 1986.— 206 с.

103. Вейсман Л.Д. Греческо-русский словарь. СПб. 1899.

104. Велихов Е.П., Зинченко В.А., Лекторский В.А. Сознание: опыт междисциплинарного подхода // ВФ № 11, 1988. — С. 3-30.

105. Вергилис Н.Ю., Зинченко В.П. Проблема адекватности образа // ВФ 1967. №4. —С. 55-65.

106. Веселовский Н.И. Роль стрелы в обрядах и ее символическое значение // Записки Восточного отделения русского археологического общества. Т. XXV, вып. 1-4. Пг, 1921. — С. 273-292.

107. Викторова В.Д., Колмакова В.В., Федорова А.Ю. И разные народы побывали здесь. // Образы и сакральное пространство древних эпох. Екатеринбург: Аква-Пресс, 2003. — С. 9-20.

108. Виноградов А.К. Древнеегипетский фразеологизм «девять луков» // Мэ-роэ. Вып. 3. 1985. — С. 78-97.111 .Виноградов Ф. Следы язычества в домашнем обиходе чуваш. Симбирск: Симб. губ. учен. арх. комис., 1897. — 18 с.

109. Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. М.: Наука, 1976. —360 с.113 .Вишняцкий Л.В. Культурная динамика в середине позднего плейстоцена и причины верхнепалеолитической революции. Спб.: Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2008. —251 с.

110. Воробьев М.В. Древняя Япония. М.: Изд-во восточной литературы, 1958. — 117 с.

111. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций // Из неопубликованных трудов. М.: Изд-во Акад пед. наук, 1960. — 500 с.

112. Выготский JJ.C. Проблемы развития психики // Собр. соч. В 6 т. Т. 3. М.: Педагогика, 1983. — 367 с.

113. Выготский JI.C. Мышление и речь. М.: Изд-во «Лабиринт» 1999. — 352 с.

114. Вяткина К.В. Пережитки материнского рода у бурят-монголов // СЭ 1946. № 1. —С. 137-144.

115. Вяткина КВ. Монголы Монгольской Народной Республики // Восточный этнографический сборник // ТИЭ. Новая серия. Т. LX. М.; Л., I960. —С.159-271.

116. Галданова Г.Р. Доламаистские верования бурят. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. — 115 с.

117. Гальперин С.Д. Очерки первобытного права. СПб., 1893. — 300 с.

118. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы: реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры (в 2-ух частях). Т. I. Тбилиси: изд-во Тбил. ун-та, 1984.-439 с.

119. Гемуев И.Н. К истории семьи и семейной обрядности селькупов // Этнография Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1980. — С. 86-138.

120. Гемуев И.Н., Сагалаев A.M. Религия народа манси: культовые места XIX — начала XX в. Новосибирск: Наука, 1986. — 192 с.

121. Ш.Гемуев H.H., Соловьев А.И. Стрелы селькупов // Этнография народов Сибири. Новосибирск, 1984. — С. 39-55.

122. Геннеп, Арнольд ван. Обряды перехода // Систематическое изучение обрядов. М.: Вост. Лит., 2002. — 198 с.

123. Георгиев В.И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию: родственные отношения индоевропейских языков. М.: Изд-во иностр. лит., 1958. — 318 с.

124. Георгиевский С.М. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб., 1892. —127 с.13Х.Герасимов ММ Обработка кости на палеолитической стоянке Мальта // МИА 1941. №2. —С. 65-85.

125. Герасимова K.M. Символика орнамента на стрелохранилище // Записки Бурят-монгольского научного института культуры и экономики. Вып. 8. Улан-Удэ, 1948. — С. 163-175.

126. Герасимова K.M. Традиционная культура народов Центральной Азии: Материалы и исследования. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1986. — 177 с.

127. Герасимова K.M. Традиционные верования тибетцев в культовой системе ламаизма. Новосибирск: Наука. : Сиб. отд-ние, 1989. — 319 с.

128. Глушков И.Г. Керамика как исторический источник (методика технологической диагностики лепной посуды) // Автореф. дисс. . канд. ист. наук. Новосибирск, 1995.

129. Глушков И.Г. Уровни технологической классификации декора // Керамика как исторический источник. Тезисы докладов и материалы конференции, состоявшейся 16-18 апреля в Тобольском ГПИ им. Д. И. Менделеева. Тобольск, 1996. — С. 20-25.

130. Голан А. А. Миф и символ. М.: Русслит, 1993. — 375 с.

131. Головнев A.B. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург: УрО РАН, 1995. — 606 с.

132. Гребнее JT.B. Тувинский героический эпос (Опыт историко-этнографического анализа). М.: Изд-во вост. лит., 1960. — 148 с.

133. Грибова JI.C. Пермский звериный стиль (проблема семантики). М.: Наука, 1975. — 148 с.

134. Грибова Л.С. Декоративно-прикладное искусство народов коми. М.: Наука, 1980. —239 с.

135. Гринкова Н.П. Височные украшения в женском костюме // Сб. МАЭ. Т. XVI. 1955.-24-40.

136. Гринцер П.А. Древнеиндийский эпос: генезис и типология. М.: Наука, 1974. —419 с.

137. Гроссе Э. Происхождение искусства. М.: М.и С. Сабашниковы, 1899. — 293 с.

138. Гура A.B. О роли дружки в северно-русском свадебном обряде // Проблемы славянской этнографии (к 100-летию со дня рождения Д.К. Зеленина). Л. Наука, 1979. —С. 162-172.

139. Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М.: Высшая школа, 1970. — 224 с.

140. Гуревич А.Я. М. Блок и «Апология истории» // Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука, 1986. — С. 182-231.

141. Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: Индрик. 1993. —327 с.

142. Гурвич И. С. Новые данные по традиционной обрядности коряков // Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1987. —С. 75-84.

143. A. Турина H.H. Оленеостровский могильник // МИА 1956. №47. — 429 с.

144. Гусева Н.Р. Индуизм. История формирования и культовая практика. М.: Наука, 1977. —327 с.

145. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I-IV, СПб.; М.,1880-1882.

146. Дандамаев М.А., Луконин В.Г. Культура и экономика древнего Ирана. М.: Наука, 1980. —416 с.

147. Даниленко В.Н. Энеолит Украины (этноисторическое исследование). Киев: Наукова Думка, 1974. — 176 с.

148. Даркевич В.П. Топор как символ перуна в древнем язычестве // CA 1961. №4. —С. 91-102.

149. Денисов П.В. Этнокультурные параллели дунайских болгар и чувашей. Чебоксары: Чувашкнигоиздат, 1969. — 176 с.

150. Джарылгасинова Р.Ш. Корейцы // Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл. М. Наука, 1989. — С. 105-159.

151. Джаукян Г.Б. Урартские заимствования в армянском языке // Культурное наследие Востока. Л., 1985. С. — 364-372.

152. Дольник В. Археология человеческих пристрастий // 3-С 1979. №4. — С. 28-31.

153. Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о человеке в компании птиц, зверей и детей. СПб.: Петроглиф, М.: Изд-во «КДУ», 2007. — 352 с.

154. Древнегреческо-русский словарь. Т. II. М.: Гос. изд-во иностр. и науч. словарей , 1958. — 861 с.16в.Дридзо А. Мальчик становится мужчиной // ВС 1915. № 8 — С. 16-22.

155. Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства на материале обрядового фольклора бурят. М.: Наука, 1991. — С. 298.

156. Душан У. Обычаи и обряды дореволюционной Калмыкии // Этнографический сборник. Т. 1. Элиста, 1976. — С. 5-88.

157. Дыренкова Н.П. Умай в культе турецких племен // Культура и письменность Востока. Кн. 3. Баку, 1928. — С. 134-139.

158. ПО. Дьяконов И.М. По поводу воспоминаний О.М. Фрейденберг о Н.Я. Мар-ре // Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука, 1988.—С. 178-181.17Х.Дьяконов И.М. Люди города Ура. М.: Наука, 1990. — 429 с.

159. Дьяконова В.П. Детство в традиционной культуре тувинцев и теленги-тов// Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л.: Наука, 1988. —С. 152-185.

160. Дьяченко В.И. Воспитание детей у якутов // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л.: Наука, 1988. — С. 190-191.

161. Евсюков В.В. Лунарный миф в росписи Яншао // Известия Сибирского отд. Академии наук СССР . Серия обществ, наук № 1. Вып. 1. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1983. — С. 135-140.

162. Елизаренкова Т.Я. «Ригведа» — великое начало индийской литературы и культуры // Ригведа. Мандалы I-IV, М.: Наука, 1989. — С. 426-543.

163. Елизаренкова Т.Я., Сыркин А.Я. К анализу индийского свадебного гимна (Ригведа X, 85) // Труды по знаковым системам II. УЗ ТГУ. Вып. 181. 1965.—С. 173-188.

164. Елизаренкова Т.Н., Топоров В.Н. Мифологические представления о грибах в связи с гипотезой о первоначальном характере сомы // Тезисы докладов IV летней школы по вторичным моделирующим системам 17-24 августа 1970. Тарту, 1970. — С. 40-46.

165. Ермолов Л.Б. Сложносоставной монгольский лук // Сб. МАЭ. T. XLI. Л., 1987. —С. 149-155.

166. Ерофеева Н.Н. Лук // МНМ. Т. 2, М., 1982. — С. 75-77.

167. Жданко Т.А. Изучение народного орнаментального искусства каракалпаков // СЭ №5 1955. — С. 56-69.

168. Жилин М.Г. Костяная индустрия мезолита лесной зоны Восточной Европы. М.: Эдиториал УРСС, 2001. — 326 с.

169. Жирмунский В.М. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М.: Изд-во Вост. лит., 1960. — 334 с.

170. Жуковская H.JJ. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Наука, 1988. — 196 с.

171. Жущиховская И.С. История керамики Восточной Азии / Учебное пособие. Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2001. — 108 с.

172. Заболоцка Ю. История Ближнего Востока в древности от первых поселений до персидского завоевания. М.: Наука, 1989. — 415 с.

173. Залетаев В. Дагдан // ВС №7, 1975. — С. 52-56.

174. Зарубин И.И. Дополнение к статье Н.И. Веселовского «Роль стрелы в обрядах и ее символическое значение» // Записки Коллегии Востоковедов при Азиатском музее Российской Академии. Т. 1. Д., 1925.— С. 91-96.

175. Зеленин Д.К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Часть 2. Запреты в домашней жизни. // Сб. МАЭ. Т. 9. Л., 1930. — С. 1-166.

176. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М.: Наука, 1991 — 511 с.

177. Золотарев A.M. Родовой строй и первобытная мифология. М.: Наука,1964. —328 с.

178. Ибраев Б. Космологические представления наших предков // ДИ 1980. № 8. — С. 40-44.

179. Иванищев A.M. Древности Вытегории // Вытегра // Краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда, 1997. — С. 11-42.

180. Иванов Вяч. Вс. К этимологии русского пасти // Сборник статей по языкознанию памяти М.В. Сергиевского. М., 1961. — С. 105-119.

181. Иванов Вяч. Вс. Семантическая категория малости— величины в некоторых языках Африки и типологические параллели в других языках мира // Проблемы африканского языкознания. М.: Наука, 1972. — С. 50-95.

182. Иванов Вяч.В. Очерки по истории семиотики в СССР. М.: Наука, 1976. —304 с.

183. Иванов Вяч. Вс. Змей // МНМ. T. I. М., 1980. — С. 468-471.

184. Иванов Вяч. Вс. Разыскания в области анаталийского языкознания // Этимология 1979. М.: Наука, 1981. — С. 130-138.

185. Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. К семиотической интерпретации коровая и коровайных обрядов у белорусов // УЗ ТГУ. Вып. 198. Тарту 1967. — С. 69-70.

186. Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М. : Наука, 1974. — 343 с.

187. Иванов C.B. Искусство в родовом обществе // Сб. "Первобытное общество". М.: Об-во историков-марксистов при Комакадемии ЦИК СССР, 1932. —С. 216-234.

188. Иванов C.B. Сибирские параллели к магическим изображениям из эпохи палеолита//СЭ №4, 1934. —С. 91- 101.

189. Иванов C.B. Мамонт в искусстве народов Сибири // Сб. МАЭ T. XI. М.; Л., 1949. —С. 133-154.

190. Иванов C.B. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX — нач. XX вв. // ТИЭ. 1954. Т.22. — 839 с.

191. Иванов C.B. Орнамент народов Сибири как исторический источник (по материалам XIX — нач. XX вв.) // ТИЭ. 1963. Т. 81. — 500 с.

192. Иванов C.B. Скульптура народов Севера Сибири XIX — первой половины XX в. Л., 1970. —296 с.

193. Истрин В.А. Возникновение и развитие письма. М.: Наука, 1965. — 599 с.

194. Ичас М. О природе живого: механизмы и смысл. М.: Мир, 1994 — 496 с.

195. Йеттмар К. Религии Гиндукуша. М.: Наука, 1986. — 524 с.

196. Кабо В.Р. Каменные орудия австралийцев // ТИЭ, н.с. Т. ЬХХХ. 1962. — С. 3-106.

197. Кагаров Е.Г. О значении некоторых русских свадебных обрядов // Известия Академии Наук № 9, 1917. — С. 645-652.

198. Кагаров Е.Г. Монгольское «обо» и их этнографические параллели // Сб. МАЭ.У1 Т. Л., 1927. — С. 115-124.

199. Кагаров Е.Г. Состав и происхождение свадебной обрядности. // Сб. МАЭ. Т. 8. Л., 1929. — С. 152-195.

200. Казанский Б.В. Бытовые основы жертвоприношения // Религия и общество. Л.: Сеятель, 1926. — С. 103-125.

201. Казачинова Г.Г. Пщщм, пивдм . // Смекаю, смекаю . // Скороговорки. Абакан, 1998. —31 с.

202. Каменецкий И.С., Маршак Б.И., Шер Я.А. Анализ археологических источников (возможности формализованного подхода). М.: Наука, 1975. — 174 с.

203. Каннисто А. Статьи по искусству обских угров. Пер. с немецкого Н.В. Лукиной. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1999. — 51 с.

204. Каптерев П.Ф. Из истории души // Очерки по истории ума. СПб., 1890.

205. Карабанова С.Ф. Танцы малых народов юга Дальнего Востока СССР (как историко-этнографический источник). М.: Наука, 1979. — 141 с.

206. Карпов Ю.Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. — 416 с.

207. Каруновская Л.Э. Из алтайских верований и обрядов, связанных с ребенком // Сб. МАЭ. Т. I. Л., 1927.

208. Кашина Т.Н. Керамика культуры яншао. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1977. — 168 с.

209. Кёйпер Ф.Б.Я. Труды по ведийской мифологии. М.: Наука, 1986. — 196 с.

210. Кирло X. Словарь символов: 1000 статей о важнейших понятиях религии, архитектуры, истории. М.: Центрполиграф, 2007. — 523 с.231 .Кисляков H.A. Свадебные лицевые занавески горных таджиков // Сб. МАЭ. Т. 15. М.; Л., 1953. —С. 291-316.

211. Кичиков А.Ш. Сюжет исцеления богатыря в эпосе Саяно-алтайского на-гория // Фольклористика Российской Федерации. Л., 1975. — С. 116-120.

212. Клюева H.H., Михайлова Е.А. Накосные украшения у сибирских народов // Материальная и духовная культура народов Сибири // Сб. МАЭ. Т. XLII. Л., 1988. —С. 105-128.

213. Кобозева ИМ. Лингвистическая семантика М.: Эдиториал УРСС, 2004.— 352 с.

214. Ковалева В.Т., Устинова Е.А., Хлобыстин Л.П., Неолитическое поселение Сумпанья IV в бассейне р. Конды // Древние поселения Урала и Западной Сибири // ВАУ. Вып. 17. Свердловск: Изд-во УрГУ. 1984.— С. 32-45.

215. Кожин П.М. Плетеные сосуды индейцев Калифорнии // Культура и быт народов Америки // Сб. МАЭ. Т. XXIV. Л., 1967. — С. 124-139.

216. Кожин П.М., Иванова Л.А. Океанийская керамика в собраниях МАЭ // Культура народов Австралии и Океании // Сб. МАЭ. Т. XXX. Л., 1974. —С. 112-126.

217. Колесницкая И.М.\ Телегина Л.М. Коса и красота в свадебном фольклоре восточных славян // Фольклор и этнография: связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л. Наука, 1977. — С. 112-122.

218. Колмогоров А.Н. Жизнь и мышление как особые формы существования материи // О сущности жизни. М.: Наука, 1964. — С. 48-57.

219. Кондоминас Ж. Лес священного камня. М.: Наука, 1968. — 328 с.

220. Конкка У. С. Имя, волосы и «белая воля» невесты — главные объекты оплакивания в карельских свадебных плачах // Сб. Фольклористика Карелии. Петрозаводск: Карел, фил. АН СССР, 1978. —С. 71-94.

221. Кононов А.Н. Опыт анализа термина турк. СЭ 1949. № 1. — С. 40-47.

222. Кононов А.Н. К этимологии слова окул (сын) // Филология и история монгольских народов: Памяти академика Б.Я. Владимирцова. М.: Наука, 1958. —С. 175-176.

223. Корнелюк К. С. Некоторые черты традиционного обряда полесского села Андроново // Конференция «Балто-славянские этнографические и археологические древности. Погребальный обряд». Тезисы докладов. М., 1985. —С.52-53.

224. Коробков И.А., Крижевская Л.Я. Использование первобытным человеком аммонитов и белемнитов для орнаментации керамики // Вестник Ленинградского университета // Серия геологических наук. Вып. 18. Л., 1958. —С. 53-59.

225. Коробкова Г.Ф. Хозяйственные комплексы ранних земледельческо-скотоводческих обществ юга СССР. Л.: Наука, 1987. — 320 с.

226. Корсункиев Ц.К. Сюжет о метком стрелке // «Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов. М.: Наука, 1980.— С. 277-285.

227. Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М.: Наука, 1981. — 278 с.

228. Косвен М.О. Из истории родового строя в Юго-Осетии // СЭ 1936. № 2. — С. 3-20.

229. Краузе Вл. Гомеровский словарь к Илиаде и Одиссее. СПб. 1896.

230. Крейнович Е.А. Нивхгу (Загадочные обитатели Сахалина и Амура). М.: Наука, 1973. —495 с.

231. Кристман Ф., Обэрлэндер С. Новая Зеландия и остальные острова Южного океана. Кн. 2. СПБ,: Изд-во Я.Я. Исакова, 1875. — 618 с.

232. Крыласова Н.Б. Гребни из материалов Рождественского городища на р. Обва как показатель этнокультурных связей // Путями средневековых торговцев. Пермь: Пермский гос. пед. ин-т, 2004. — С. 47-57.

233. Крюков М.В. О сооношении родовой и патронимической (клановой) организации // СЭ 1967. №6 — С. 83-94.

234. Крюков М.В. Формы социальной организации древних китайцев. М.: Наука, 1967. —201с.

235. Крюков В.М. Социально-экономические и ритуальные аспекты дарений в древнем Китае. Автореф. дис. канд. ист. наук. Л., 1987.

236. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Китайский этнос в средние века (VII-XIII вв.) М.: Наука, 1984. — 335 с.

237. Кулемзин В.М., Лукина Н.В. Знакомьтесь: ханты. Новосибирск: Наука Сиб. отд-ние, 1992. — 136 с.

238. Кулемзин В.М., Нёмысова Е.А. Игра как феномен культуры // Игры детей обско-угорских народов. СПб. ТОО «Алфавит», 1999. — С. 3-9.

239. Кулик С. Жаждущая земля // ВС 1980. №4. — С. 38-42.265 .Куллада C.B. Царь богов Индра: юноша— воин — вождь // Ранние формы политической организации. М. Восточная литература, 1995. — С. 275-294.

240. Курылев В.П. К вопросу об этимологии слов «бузок» и «учек» // СЭ 1965. №6 — С. 115-119.

241. Кутхуджин Ш. Казахская орнаментика // ИАНКаз. ССР, № 78, серия искусствоведческая. Вып. 1, Алма-Ата, 1950. — С. 51-60.

242. Куценков A.A. Эволюция индийской касты. М.: Наука, 1983. — 325 с.

243. Кызласов И.Л. Ранние формы осознанного воздействия человека на природные силы // Археологические источники об общественных отношениях эпохи средневековья. М., 1978. — С. 143-166.

244. Кызласов И.Л. Материалы к ранней истории тюрков. I. Древнейшие свидетельства об армии // РА 1996. № 3. — С. 73-89.

245. Кыпчакова Л.В. К вопросу о культе деревьев у алтайцев // Вопросы археологии и этнографии Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1983. — С. 141-148.

246. Лафарг 77. Очерки по истории культуры. М.;-Л.: Московский рабочий, 1926. —239 с.

247. Леей Е.И. Ольвийская агора // МИА 1956 №50. — С. 35-118.

248. Леви-Брюлъ Л. Первобытное мышление. М.: Атеист, 1930. — 337 с.

249. Леви-Брюлъ Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-пресс, 1994. — 602 е.

250. Левин А.Е. Миф. Технология. Наука // Природа 1977. №3. — С. 88-101.

251. Леви-Стросс К. Печальные тропики. М.: Мысль, 1984. — 220 с.

252. Левинтон Г.А. Свадебный обряд в сопоставлении с другими // Тезисы докл. IV Летней школы по вторичным моделирующим системам (17-24 авг. 1970 г.). Тарту, 1970. — С. 30-35.

253. Левинтон Г.А. К статье Д.К. Зеленина «Обрядовое празднество совершеннолетия девицы у русских» // Проблемы славянской этнографии. Л.: Наука, 1979. — С. 172-178.

254. Леонова Н.Б., Несмеянов С.А. Матюшкин И.Е. Региональная и локальная палеоэкология каменного века // Проблемы палеоэкологии древних обществ. М.: Изд. Российского открытого ун-та, 1993. — С. 5-18.

255. Лесков Н. Ф. Отчет о поездке к Олонецким корякам летом 1893 г. // ЖС 1894. Вып. 1. —С. 19-31.

256. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. —685 с.2ЪЪ.Липский А.Н., Вадецкая Э.Б. Могильник Tac Хазаа // Окуневский сборник 2. Культура и ее окружение. СПб., 2006. — С. 9-52.

257. Литвинский Б.А. Древние кочевники «Крыши мира» М.: Наука, 1972. — 269 с.

258. Липе Ю. Происхождение вещей. Из истории культуры человечества. М. Изд-во иностр. лит., 1954. — 488 с.

259. Лихачев Д.С. Заметки о русском // НМ 1980. №3. — С. 10-38.

260. Локвуд Д. Я — абориген. М.: Наука, 1971. — 223 с.

261. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957. —620 с.

262. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. —480 с.

263. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре // Быт и традиции русского дворянства (XVIII — нач. XIX века). СПб.: Искусство, 1994. — 399 с.293 .Лоукотка Ч. Материальная культура малоизвестного племени штата Парана. Бразилия // СЭ 1964. № 3. — С. 134-138.

264. Лукина Н.В. Альбом хантыйских орнаментов (восточная группа). Томск: Изд-во Томского университета, 1979. — 239 с.

265. Лукина Н.В. Предисловие // Мифы, предания, сказки хантов и манси. М.: Наука, 1990. —С. 5-57.

266. Лурия А.Р. Развитие речи и формирование психических процессов // Психологическая наука в СССР. Т. I. М.: Изд-ство Акад пед наук РСФСР, 1959. —599 с.

267. Лурия А.Р. Об историческом развитии познавательных процессов: экспериментально-психологическое исследование. М.: Наука, 1974. — 172 с.

268. Лыткин В.И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка. М., 1970.

269. Львова Э.Л., Октябрьская И.В., Сагалаев A.M., Усманова М.С. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: человек и общество. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1989. — 243 с.

270. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М.: Владос,— 415 с.

271. Малиновский Б. Научная теория культуры (фрагменты) // ВФ 1983. №2.—С. 116-124.

272. Малое С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — 451 с.

273. Малявин B.B. Китайцы // Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл. М.: Наука, 1989. — С. 19-104.

274. Мандельштам И.Е. Опыт объяснения обычаев (индо-европейских народов), созданных под влиянием мифа. Ч. 1-я. СПб.: тип. А.Е. Ландау, 1882. —336 с.

275. Манжигеев И.А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины: Опыт атеистической интерпретации. М: Наука. 1978. — 127 с.

276. Маретина С.А. О культе камней у нага // Сб. Религия и мифология народов Восточной и Южной Азии. М.: Наука, 1970. — С. 175-188.

277. Маретина С.А. Андаманцы: к проблеме доземледельческих обществ. СПб.: МАЭ РАН, 1995. — 225 с.

278. Маркарян Э.С. Место и роль исследования культуры в современномобществознании//ВФ 1970. №5. —С. 101-111.

279. Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука: (логико-методологический анализ). М.: Мысль. 1983 —284 с.

280. Марр Н.Я. О числительных // Языковедческие проблемы по числительным. Сборник статей. Вып.1. Л., 1927. — С. 2-97.

281. Марр Н.Я. К семантической палеонтологии в языках не яфетических систем // Известия ГАИМК. Т. VII. Вып. 7/8. Л.,1931. — 55 с.

282. Марр Н.Я. В тупике ли история материальной культуры? // Известия ГАИМК. Вып. 67. 1933. — 149 с.

283. ЪХЪ.Марр Н.Я. Значение и роль изучения нацменьшинства в краеведении // ИР. Т. I. Л. 1933. —С. 231-248.

284. Марр Н.Я. Основные достижения яфетической теории // ИР. Т. I. Л. 1933. —С. 197-216.

285. Марр Н.Я. Яфетидология в Ленинградском университете // ИР. Т. I. Л. 1933. —С. 254-279.

286. Ъ\%.Марр Н.Я. Яфетический Кавказ и третий этнический элемент. ИР. Т. 1.

287. Л. 1933. —С. 79-124. 3\9. Марр Н.Я. Актуальные проблемы и задачи яфетической теории // ИР. Т. III. М.;Л., 1934. —С. 61-77.

288. Марр Н.Я. Иштар // ИР. Т. III. М.; Л., 1934. — С. 307-350.

289. Марр Н.Я. К вопросу об историческом процессе в освещении яфетической теории // ИР. Т. III. М.; Л. 1934. — С. 152-159.

290. Марр Н.Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества // ИР. Т.Ш. М.; Л. 1934. — С. 35-60.

291. Марр Н.Я. Об яфетической теории // ИР. Т.Ш. М.; Л. 1934. — С. 1-34.

292. Марр Н.Я. Язык и мышление // ИР. Т. III. М.; Л. 1934. — С. 90-122.

293. Марр Н.Я. Из переживаний доисторического населения Европы племенных или классовых в русской речи и топонимике // ИР. Т. V. М.;Л. 1935. —С. 310-322.

294. Марр Н.Я. Родная речь — могучий рычаг культурного подъема // ИР. Т. V. М.; Л. 1935.

295. Марр Н.Я. Термин «Скиф» // ИР. Т. V. М.; Л, 1935. — С. 1-43.

296. Марр Н.Я. Термины из абхазско-русских этнических связей «Лошадь» и «тризна»//ИР. Т. V. М.; Л. 1935. —С. 117-152.

297. Марр Н.Я. Чуваши-яфетиды на Волге // ИР. Т. V. М.; Л. 1935.— С. 323-372.

298. Марр Н.Я. Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком? // ИР. Т. II. Л., 1936. —С. 399-426.

299. Марр Н.Я. Вступительная речь к курсу общего учения об языке, читанному в Азербайджанском университете // ИР. Т.Н. Л. 1936. — С. 12-22.

300. Марр Н.Я. Общий курс учения о языке // ИР. Т. II. Л. 1936. — С. 23-126.

301. Марр Н.Я. Язык и письмо // ИР. Т. II. Л. 1936. — С. 252-371.

302. Марр Н.Я. Постановка учения об языке в мировом масштабе // ИР. T. IV. JI. 1937. —С. 53-84.

303. Марр Н.Я., Мещанинов И.И. Общее учение о языке и памятники материальной культуры // Проблемы истории докапиталистических обществ №3. 1934. —С. 15-27.

304. Мартынов Л. Сломанные стрелы // ВС 1980. № 2. — С. 42-44.

305. Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX — нач. XX в. М.: Наука, 1984. — 216 с.

306. Массон В.М. Средняя Азия и Древний Восток. M.,-JI.: Наука, 1964.— 468 с.

307. Масон В.М. Первые цивилизации. Л.: Наука, 1989. — 276 с.

308. Матвеев А.К. От Пай-Хоя до Мугоджар (названия Уральских хребтов и гор). Свердловск: Сред.- Урал. кн. изд.-во, 1984. — 272 с.

309. Матье М.Э. Мифы древнего Египта. Л.: Гос Эрмитаж, 1940. — 113 с.

310. Матье М.Э. Хеб— сед (Из истории древнеегипетской религии) // ВДИ 1956. № 3. —С.7-28.343 .Мацокин Н.П. Материнская филиация в Восточной и центральной Азии // Известия Восточного института T. XXXIII. Вып. 1. Владивосток, 1910.—40 с.

311. Мацокин Н.П. Японский миф об удалении богини солнца Аматерасу в небесный грот и солнечная магия // Известия Восточного факультета Гос. Дальневосточного университета. T. LXVI. Вып. 3. 1921. — 42 с.

312. Медникова А.А. Критический анализ идей и методов К. Леви-Стросса (E.Leach. Lévi-Strauss. London, 1970, 126 p.) // ВФ 1971. №11—С. 169-171.

313. Мелетинский Е.М. Сравнительная типология фольклора (историческая и структурная) // Philologica. Исследования по языку и литературе. Сборник памяти академика В.М. Жирмунского. Л.: Наука, 1973.— С. 385-393.

314. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. — 407 с.

315. Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М.: Наука, 1982.- 149 с.

316. Меркулова В.А. Восточнославянские этимологии // Этимология 1979. М.: Наука, 1981. —С. 3-14.

317. Мифы древней Индии / Литературное изложение В.Г. Эрмана и Э.Н. Темкина. М.: Наука, 1975. — 240 с.

318. Мшитарев А.Ю. Вступительная статья / Майзель С.С. Пути развития корневого фонда семитских языков. М.: Наука, 1983. — С. 6-30.

319. Миллер В.Ф. Очерки арийской мифологии в связи с древнейшей культурой. М.: тип. Ф.Б. Миллера, 1876. — 336 с.

320. Миллер Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов. СПб.: Императорская Академия Наук, 1791. — 100 с.

321. Млекопитающие фауны СССР. Ч. I, М.; Л. 1963. Определители по фауне СССР, издаваемые зоологическим институтом АН СССР. Вып. 82.

322. Мингажетдинов М.Х. Мотив чудесного рождения в башкирских богатырских сказках // Эпические жанры устного народного творчества. Уфа, 1969.—С. 55-72.

323. Мисюгин В.М. Становление цивилизации: о вещах и представлениях. СПб., 1998. —132 с.

324. Миханкова В.А. Николай Яковлевич Марр (Очерк его жизни и научной деятельности).

325. М.; Л.: Академия наук СССР. Научно-популярная серия, 1948. —451с.

326. Млекопитающие фауны СССР. Ч. I, М.;-Л.: Изд-во Акад. Наук СССР 1963. Определители по фауне СССР, издаваемые зоологическим институтом АН СССР. Вып. 82. — 639 с.

327. Модель мира//МНМ. М., 1992. Т. 2. —С. 161-163.

328. Моев В. Восточная медицина: Лаос // Литературная газета 1984. №2 (4964). —С. 12.

329. Мокшин Н. Ф. Вторые имена у мордвы // СЭ 1975. № 3. — С. 115-119.

330. Молданова Т.А. Стилизованные изображения в орнаменте хантов р. Ка-зым // Орнамент народов Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского унта, 1992. —С. 75-102.

331. Молданова Т.А. Орнамент хантов Казымского Приобья: семантика, мифология, генезис. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1999. — 261 с.

332. Мороз Й. Към въпроса за семантиката на лъка и стрелата при дрените българи // Проблеми на прабългарската история и культура. — Втора международна среща по прабългарска археология Шумен, 1986. София, 1989. С. 448-458.

333. Мункуев Н.Ц., Таскин B.C. Об общности побратимства и термина jad у киданей и монголов // СЭ 1971. №4. — С. 149-150.

334. Назаренко Ю.А. О трансформации зрения человека // Кунсткамера: Этнографические тетради. Вып. 12. СПб., 1998. — С. 163-175.

335. Накорчевский A.A. Синто. СПб.: Азбука-классика, 2003. — 448 с.

336. Налепин A.JI. Проблемы реконструкции мифологических систем (работы Дж. Д. Кёртина) // Сб. Фольклор и историческая этнография. М.: Наука, 1983. —С. 221-239.

337. Народы Австралии и Океании // Народы мира // Этнографические очерки. М.: Изд-во Академии наук СССР., 1956. — 852 с.

338. Народы Сибири // Народы мира // Этнографические очерки. М.; Л.: Изд-во Акад. Наук СССР, 1956. — 1083 с.371 .Невелева C.JT. Мифология древнеиндийского эпоса. ( Пантеон). М.: Наука, 1975. — 118 с.

339. ЗИ.Невелева C.JI. Махабхарата: изучение древнеиндийского эпоса. М.: Наука, 1991. —228 с.

340. Невский НА. Представление о радуге как о небесной змее // Сб. в честь

341. С. Ф. Ольденбурга. Л., 1934. — С. 367-376. 31 А.Неклюдов С.Ю. Особенности изобразительной системы в долитератур-ном повествовательном искусстве // Ранние формы искусства М., 1972. —С. 191-219.

342. Неклюдов С.Ю. Душа убивающая и мстящая // Труды по знаковым системам VII. УЗ ТГУ. Вып. 365. Тарту, 1975. — С. 65-75.

343. Неклюдов С.Ю. О функционально-семантической природе знака в повествовательном фольклоре // Семиотика и художественное творчество. М.: Наука, 1977. — С. 193-228.

344. Неклюдов С.Ю. Героический эпос монгольских народов. М.: Наука, 1984. —310 с.

345. Никитин A.JJ. Над квадратом раскопа. М., 1982. — 272 с.

346. Никитина М.И. Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом. М.: Наука, 1982. —327 с.

347. Никифоров Н.Я. Аносский сборник // Собрание сказок алтайцев. Зап.-сиб. отд. РГО. Т. XXXVII, 1915. — 143 с.

348. Никифоровский М.Д. Русское язычество. СПб.: тип.духовного журн. «Странник», 1875. -125 с.

349. Никонов В.А. Личное имя — социальный знак // Сб. Глазами этнографов. М, 1982. —С. 27-50.

350. Одинцов В. Лингвистические парадоксы // Н и Ж 1981. №3.— С. 117-119.

351. Одинцов Г.Ф. Из истории древнерусских названий стрел // Этимология 1983. М.: Наука, 1985. — С. 114-132.

352. Овсянико-Куликовский Д.Н. К истории культа огня у индусов в эпоху Вед. Одесса: тип. «Одесского вестника, 1887. — 120 с.

353. Ожегова М.Н. Коми — пермяцкие предания о Кудым — Оше и Пере — Богатыре. Пермь: Пермский гос. пед. ин-т, 1971. — 132 с.

354. Окладников А.П. Николай Яковлевич Марр и советская археология. Доклад на пленуме института истории материальной культуры им. Н. Я. Марра АН СССР 18 апреля 1949 г. Д., 1950. — 75 с.

355. Окладников А.П. К вопросу о происхождении искусства (В связи с критикой взглядов Н.Я. Марра на первобытное искусство) // СЭ 1952. №2. —С. 3-22.

356. Окладников А.П. Петроглифы Нижнего Амура. JL: Наука, 1971. — 335 с.

357. Окладникова Е.А. Загадочные личины Азии и Америки. Новосибирск: Наука. Сиб отд-ние, 1979. — 168 с.

358. Олъденбург С.Ф. Новые книги о Тибете. II // ЖМНП Отд. 2. 1907. №9. —С. 244-271.

359. Олъденбург С.Ф. Культура Индии. М.: Наука, 1991. — 277 с.

360. Онина C.B. Оленеводческая лексика хантыйского языка: семантические группы и словарь. Йошкар-Ола: Маар гос. ун-т. 2000. — 76 с.

361. Откупщиков Ю.В. Диалектный материал и этимология // Этимология 1984. М.: Наука, 1986. — С. 194-197.

362. Пандей Р.Б. Древнеиндийские домашние обряды (обычаи). 2-е издание. М.: Высшая школа, 1990. — 319 с.

363. Панов E.H. Знаки, символы, языки. М.: Знание, 1983. — 248 с.

364. Патканов С.К. Тип остяцкого богатыря по остяцким былинам и героическим сказаниям. СПб.: тип. С.Н. Худякова, 1891. — 74 с.

365. Пелих Г.И. Происхождение селькупов. Томск, 1972.

366. Ъ99.Пелих Г.И. Материалы по селькупскому шаманству // Этнография Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1980. — С. 5-70.

367. Пелих Г.И. Селькупы XVII века (Очерк социально-экономической истории). Новосибирск: Наука, 1981. — С. 5-70.

368. Пелымский М.В. Большая солнечная дорога // Пермское Прикамье в истории Урала. Материалы Всероссийской научной конференции. Березники, 2000.— С. 87-91.

369. Первый бумеранг: мифы и легенды Австралии. М.: Наука, 1980. — 150 с.

370. Першиц А.И. Развитие форм собственности в первобытном обществе как основа периодизации его истории // ТИЭ. T. LIV. M.; JL, 1960. — С. 151-172.

371. Петлева И.П. Этимологические заметки по славянской лексике // Этимология 1979. М.: Наука, 1981. — С. 42-50.

372. Петри Б.Э. Орнамент кудинских бурят // Сб. МАЭ. T. V. Вып. 1. Пг, 1918. —С. 215-252.

373. Петри Б.Э. Элементы родовой связи у северных бурят // Сибирская ЖС. Т. 2. Иркутск, 1924. — С. 98-126.

374. Петри Б.Э. Внутри-родовые отношения у северных бурят // Известия Биолого-географического научно-исслед. инст-та при Гос. Иркутском ун-те. T. II. Вып. 3. Иркутск, 1925. — С. 3-71.

375. Петри Б.Э. Старая вера бурятского народа. Иркутск: Изд-во Власть труда, 1928. — 78 с.

376. Пиотровский Б.Б. Амулеты в форме глаза в Древнем Египте ('глаз' —> 'солнце' -> 'жизнь') // Известия ГАИМК. Т. 9. Вып. 3, 1931. — С. 10-13.

377. Плосс Г. Женщины в естествоведении и народоведении. СПб.: Изд. Ф.А. Могансона. Киев;-Харьков, Т. I. VI. 1899. — 575 с.

378. All.Плотников Ю.А. «Клады» Приобья как исторический источник // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука. Сиб. отд., 1987. —С. 120-135.

379. Повесть о браслете / Пер. с тамильск., предисл. и примеч. Ю.Я. Глазова. М.: Наука, 1966. —223 с.

380. Полторацкий А.Ф., Швырев B.C. Знак и деятельность. М.: Политиздат, 1970. — 118 с.4\4.Померанцева H.A. Эстетические основы искусства Древнего Египта. М.: Искусство, 1985. — 255 с.

381. Попов A.A. Материалы по шаманству (Культ богини аисыт у якутов) // Культура и письменность Востока. Кн. 3. Баку, 1928. — С. 125-133.

382. Попов A.A. Пережитки древних дорелигиозных воззрений долган на природу // СЭ 1958. №2. — 77-99.

383. Поселение Быстрый Кульёган 66: памятник эпохи неолита Сургутского Приобья / Коллективная монография. Екатеринбург — Сургут: Уральское изд-во, 2006. — 192 с.

384. Потанин Т.Н. Громовник по поверьям племен южной Сибири и северной Монголии // ЖМНП. Ч. CCXIX, февраль. СПб, 1882. — С. 116-167.

385. Потанин Т.Н. Очерки сев.-зап. Монголии. Вып. IV, СПб.: тип. В. Без-образова, 1883. — 826 с.

386. Потапов Л.П. Охотничьи поверья и обряды у алтайских тюрков // Культура и письменность Востока. Кн. 5. Баку, 1929. — С. 123-149.421 .Потапов Л.П. Лук и стрела в шаманстве у алтайцев. // СЭ 1934. №3. — С. 64-76.

387. Потапов Л.П. Волк в старинных народных поверьях и приметах узбеков // КСИЭ. Вып. 30. М., 1958. — С. 135-142.

388. Потапов Л.П. Умай— божество древних тюрков в свете этнографических данных // Тюркологический сб. 1972. М, 1973. — С. 265-283.

389. Потапов Л.П. Охотничий промысел алтайцев. СПб.: МАЭ РАН, 2001. — 167 с.

390. Потебня A.A. О некоторых символах в славянской народной поэзии. Харьков: Унив. тип., 1860. — 155 с.

391. Потебня A.A. Мысль и знак. Харьков, 1892. — 228 с.

392. Потебня A.A. Собрание трудов: Мысль и язык. М.: Изд-во «Лабиринт», 1999, —300 с.

393. Практика развития памяти: Как научиться быстро и надолго запоминать иностранные слова / Сост. В.Д. Лаптев СПб., 1995. — 58 с.

394. Предметно-понятийный словарь греческого языка Л., 1986.

395. Прокофьева Е.Д. Костюм селькупского (остяко-самоедского) шамана // Сб. МАЭ. Т. XI. М.; Л, 1949. С. 335-375.

396. Прокофьева Е.Д. Шаманские костюмы народов Сибири // Сб. МАЭ XXVII. Л., 1971. —С. 5-100.

397. Пропп В.Я. Морфология сказки // Вопросы поэтики. Вып. XII. Л.: ACADEMIA, 1928. — 152 с.

398. Пропп В.Я. Фольклор и действительность: избранные статьи. М.: Наука, 1976. —325 с.

399. Пропп В.Я. Исторические корни, 2-е издание. Л.: Изд. ЛГУ, 1986. — 365 с.

400. Прыткова Н.Ф. Глиняная посуда якутов // Сб. МАЭ. Т. XVI. 1955.— С. 147-164.

401. Путилов Б.И. Исторические корни и генезис славянских баллад об инцесте. // VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук (Москва, август 1964 года). М. Наука, 1964. — 10 с.

402. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору: Сборник статей памяти В.Я. Проппа. М.: Наука, 1975. — С. 141-155.

403. Путилов Б.Н. Предисловие / В.Я. Пропп Фольклор и действительность: избранные статьи. М. Наука, 1976. — С. 7-15.

404. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. 1.4. 2. СПб., 1893. — XVII с.

405. Разумовская Р.С. Плетеные изделия северо-западных индейцев // Культура и быт народов Америки. Сб. МАЭ. Т. XXIV. Л., 1967. — С. 93-115.

406. Рандымова З.И. Лексика, связанная с жилищем и перекочевкой, в усть-обском говоре приуральских хантов // Народы северо-западной Сибири. Вып. 2, Томск, 1995. С. 43-48.

407. Рахимов P.P. Дети: путь просветления (К проблеме традиционной этно-педагогики таджиков) // Детство в традиционной культуре народов Средней Азии, Казахстана и Кавказа. Спб.: МАЭ РАН, 1998.— С.148-230.

408. Рашид —Ад —Дин Сборник летописей. Т. I, кн. 2. М.; Л., 1952. — 835 с.

409. РедерД.Г. Мифы и легенды древнего Двуречья. М.: Наука, 1965. — 120 с.

410. Резник Ю.М. Культурология в системе наук о культуре: новая дисциплина или междисциплинарный проект? / Фундаментальные проблемы культурологии. Том I: Теория культуры / отв. ред. Д.Л. Спивак. — СПб.: Алетейя, 2008. — С. 16-31.

411. Религии наименее культурных племен. М.;-Л.: ОГИЗ— Моск. рабочий, 1931 —327 с.

412. Рехвиашвили С.И. Рачинские кузнецы // СЭ 1975. № 2. — С.94-98.

413. Решетов A.M. Дракон в культурной традиции китайцев // Сб. МАЭ. Т. XXXVII. Л., 1981. —С. 81-92.

414. Рифтин Б.Л. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае: Устные и книжные версии "Троецарствия". М.: Наука, 1970. — 482 с.

415. Ромбандеева Е.И. История народа манси (вогулов) и его духовная культура. Сургут: АИИК «Северный дом», 1993. —208 с.

416. Русский народный свадебный обряд // Исследования и материалы. Л.: Наука. 1978.— 279 с.

417. Рындин М.В. Киргизский национальный узор. Л.; Фрунзе, 1948.— С. 143-146.

418. Рындина О.М. Образ березы в культовой и орнаментальной традиции обских угров // Международная конференция по первобытному искусству 3-8 августа 1998 г. Труды. Т. 1. Кемерово: НИКАЛС, 1999.— С. 243-246.

419. Рынков Н.А. Традиция, обычай, обряд (к соотношению понятий) // РА 1997. №2. —С. 150-158.

420. Сагайдак В.И. О двух группах погребений Покровских могильников в Нижнем Поволжье // Древняя история Поволжья // Научные труды. Т. 230, Куйбышев, 1979. — С. 57-70.

421. Сагалаев A.M. Урало-Алтайская мифология (символ и архетип). Новосибирск: Наука. Сиб.отд-ние, 1991. — 152 с.

422. Сагалаев A.M. Алтай в зеркале мифа. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1992. — 176 с.

423. Сагалаев A.M., Октябрьская И.В. Традиционное мировоззрение народов южной Сибири. Знак и ритуал. Новосибирск: Наука. Сиб.отд-ние, 1990.—209 с.

424. Сампилдэндэв X. Жанр благопожеланий в монгольском фольклоре //Специфика жанров в литературах центральной и восточной Азии. М., 1985. —С. 54-67.

425. Свешникова Т.Н. Волк в контексте румынского погребального обряда // Конференция «Балто-славянские этнографические и археологические древности Погребальный обряд». Тезисы докладов. М., 1985. — С. 69-70.

426. Северцов А.Н. Главные направления эволюционного процесса. Морфо-биологическая теория эволюции. М.;-Л.: Гос. Изд-во биологической и медицинской литературы, 1967. — 150с.

427. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. М.: Наука, 1974. —767 с.

428. Седакова О.А. Тема "доли" в погребальном обряде (восточно- и южнославянский материал) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры (погребальный обряд). М., 1990. — С. 54-61.

429. Секрет открыли муравьи // 3-С 1989. №2. — С. 19.

430. Сем Ю.А. Воспитание детей в традиционной культуре нанайцев // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л.: Наука, 1988. — С. 121-139.

431. Семека Е.С. Структура некоторых цейлонских ритуалов и мифов // Индийская культура и буддизм. М.:Наука, 1972. — С. 115-147.

432. Семенов В.А. Традиционная духовная культура коми-зырян: ритуал и символ. // Учебное пособие по спецкурсу. Сыктывкар, 1991. — 80 с.

433. Семенов С.А. К изучению техники нанесения орнамента на глиняные сосуды. // КСИИМК. Вып. 57, 1955. — С. 137-144.

434. Семенов С.А. Развитие техники в каменном веке. Л.: Наука, 1968. — 362 с.

435. Сериков Ю.Б. О находках произведений искусства на стоянке Юрьино IV (Зауралье) // СА № 4. 1978. С. 245-248.

436. Сериков Ю.Б. Кокшаровско-Юрьинская торфяниковая стоянка в Среднем Зауралье. // С А № 4, 1992. —С. 131-147.

437. Серкина А.А. Опыт дешифровки древнекитайского письма (надписи на гадательных костях). М.: Наука, 1973. — 131 с.

438. Серкина A.A. Символы рабства в древнем Китае (Дешифровка гадательных надписей). М.: Наука, 1982. — 207 с.

439. Сетров М.И. Информационные процессы в биологических системах (методологический очерк). JL: Наука, 1975 — 155 с.

440. All. Сидоров A.C. Знахарство, колдовство и порча у народов коми. Д.: Изд-ние Центросовнацмена Наркомпроса РСФСР, 1928. — 245 с.

441. Сидоров A.C. Идеология древнего населения Коми края // Этнография и фольклор Коми. Труды Института языка, литературы и истории, № 13. Сыктывкар: АН СССР Коми филиал, 1972. — С. 10-23.

442. Сидоров В.В. Орнаментация керамики как магическое действие // Тезисы докладов конференции "Религиозные представления в первобытном обществе". М., 1987.— С. 103-106.

443. Силкин Б. Из тьмы веков // 3-С. 1972. №3.

444. Симаков Г.Н. Соколиная охота и культ хищных птиц в Средней Азии (ритуальный и практический аспекты). СПб.: «Петербургское Востоковедение», 1998. — 320 с.

445. Симонов П.В. Высшая нервная деятельность человека: мотивационно-эмоциональные аспекты. М.: Наука, 1975. — 175 с.

446. Симченко Ю.Б. Нганасанские орнаменты // СЭ 1963. №3. — С. 166-171.

447. Симченко Ю.Б. Тамги народов Сибири XVII века. М.: Наука, 1965. — 227 с.

448. Симченко Ю.Б. Культура охотников на оленей Северной Евразии. М.: Наука, 1976. —310с.

449. Скрынникова Т.Д. Сакральность правителя в представлениях монголов XIII в. // Народы Азии и Африки. 1989. №1. — С. 67-75.

450. Смоляк A.B. Ульчи: хозяйство культура и быт в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1966. —290 с.

451. Смоляк A.B. Шаман: личность, функции, мировоззрение (народы Нижнего Амура). М.: Наука, 1991. — 280 с.

452. Соколова З.П. Культ животных в религиях. М. .: Наука, 1972. — 214 с.

453. Стеблин-Каменский И.М. Фольклор Вахана // Фольклор и этнография. Д.: Наука, 1970. —С. 212-219.

454. Стеблин-Каменский М.И. Историческая поэтика. JI. : Изд-во ЛГУ, 1978. —174 с.

455. Степанов Ю.С. "Слова", "понятия", "вещи": к новому синтезу в науке о культуре / Вступительная статья к Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1970. — С. 5-25.

456. Степин B.C. Ориентиры в изменчивом мире. Методология науки: смысл и перспективы // 3-С 1980. №10. — С.22-24.

457. Столяр АД. Могильник мезолитического времени у с. Васильевки на Днепре//Сов. антропология. 1957. №2.— С. 179-188.

458. Столяр А.Д К вопросу о социально-исторической дешифровке женских знаков верхнего палеолита // Палеолит и неолит СССР. МИА 1972. №185. —С. 202-209.

459. Столяр А. Д. Происхождение изобразительного искусства. М.: Искусство, 1985. —298 с.

460. Столяр АД. «Лодки мертвых» (В.И. Равдоникас) Онежского петроглифического святилища (опыт имманентной дешифровки) // Тезисы докладов. Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения В.И. Равдоникаса. СПб., 1994. — С. 30-33.

461. Стратонович Г.Г. Ритуальное убиение быка (по материалам обрядности народов Восточной и Юго-восточной Азии) // Религия и мифология народов Восточной и Южной Азии. M., 1970. — С. 189-205.

462. Сулейменов О. Аз и Я. Алма-Ата, 1975. — 304 с.

463. Сулейменов О. О. Тюрки в доистории: о происхождении древнетюркских языков и письменностей. Алматы, 2002. — 320 с.

464. Сумцов Н.Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских. Харьков: тип. И.В. Попова, 1881. — 206 с.

465. Сумцов Н.Ф. К вопросу о влиянии греческого и римского свадебного ритуала на малорусскую свадьбу // Киевская старина. Т. 14. №1. 1886. — С. 16-40.

466. Сурхаско Ю.Ю. Семейные обряды и верования карел (конец XIX — начало XX в.). J1.: Наука, 1985. — 172 с.

467. Тадина НА. Алтайская свадебная обрядность (XIX— XX вв.). Горно-Алтайск: Горно-Алт. гос. ун-т, 1995. — 215 с.

468. Такоева Н. Ф. Погребальные и поминальные обряды осетин в XIX веке // СЭ 1957. №1. —С. 146-150.

469. Титов Ю.В. Об орнаменте керамики типа сперрингс // СА 1970. №1. — С. 224-226.

470. Титов Ю.В. Керамика древних поселений Карелии как исторический источник. Автореф. дис. на соиск. канд. ист. наук. Л., 1971.

471. Тиханова М.Е. О локальных вариантах Черняховской культуры // СА 1957 №4. —С. 168-194.

472. Тодаева Б.Х. Язык монголов Внутренней Монголии: Материалы и словарь. М.: Наука, 1981. — 276 с.

473. Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества (доисторический эгейский мир). T. I. М.: Изд-во иностр лит., 1958. — 600 с.

474. Топоров В.H. К толкованию одного древнеперсидского слова // Народы Азии и Африки. 1971. № 4. История, экономика, культура. — С. 132-137.

475. Топоров В.Н. К символике окна в мифопоэтической традиции // Балто-славянские исследования 1983. М., 1984.

476. ТопоровВ.Н., МейлахМ.Б. Круг // МНМ. Т. И. М, 1982. — С. 18-19.

477. Тохтабаева Ш.Ж. К вопросу о семантике материала в казахском ювелирном искусстве // Маргулановские чтения // Сборник материалов конференции. Алма-Ата, 1989. — С.287-291.

478. Тощакова Е.М. Традиционные черты народной культуры алтайцев (XIX — начало XX в.). Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1978. — 160 с.

479. Тощакова Е.М. К вопросу о традиционной свадебной обрядности у теле-сов и теленгитов // Этнография Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1980. С. 78-86.

480. Тревер КВ. Отражение в искусстве дуалистической концепции зороастризма // Труды отдела Востока Государственного Эрмитажа. JI, 1939. T. I. —С. 243-254.

481. Трубачев О.Н. Принципы реконструкции и методика исследований// Этимология 1964. М.: Наука, 1965. — С. 3-12.

482. Трубачев О.Н. Ремесленная терминология в славянских языках (Этимология и опыт групповой реконструкции). М.: Наука, 1966. — 416 с.

483. Трубачев О.Н. Праславянское лексическое наследие и древнерусская лексика дописьменного периода // Этимология 1991-1993. М.: Наука, 1994. —С.3-23.

484. Туголуков В.А. Кто вы, юкагиры? М.: Наука, 1979. — 152 с.

485. Тэйлор Э.Б. Первобытная культура, T. I-II. СПб.: тип. И.Н. Скороходова, 1896-18397.

486. Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Наука, 1983. — 277 с.

487. Ураи-Кёхалми К. Некоторые фольклорные данные о роли лука и стрелы в свадебных обрядах // Исследования по восточной филологии. М., 1974.— С. 256-260.

488. Ухтомский А.А. Доминанта. СПб.гПитер, 2002 — 448 с.

489. Фамицын Ал.С. Божества древних славян. СПб.: тип. Арнгольда, 1884. — 331 с.

490. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. T. III. М.: Прогресс, 1986. — 831 с.

491. Федорова И.К. Мифы и легенды острова Пасхи. Л.: Наука, 1988. — 248 с.

492. Фосс М.Е. Погребение на стоянке Кубенино // Тр. ГИМ. Вып. VIII, 1938. —С. 73-91.

493. Фосс М.Е. Древнейшая история Северо-Европейской части СССР // МИА №29. 1952. —280 с.

494. Франк-Каменецкий И.Г. Первобытное мышление в свете яфетической теории и философии //Язык и литература. T. III. Л., 1929. — С. 70-155.

495. Франкфорт Г., Франкфорт Г.А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. М.: Наука, 1984. — 236 с.

496. Фрейденберг О.М. Терсит // Яфетический сборник. Т. 6. Л., 1930.— С. 231-253.

497. Фрейденберг О.М. Миф об Иосифе Прекрасном // Язык и литература. 1932. Т. 8.—С. 137-158.

498. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936.

499. Фрейденберг О.М. К вопросу о происхождении греческой метрики // Уч. зап. ЛГУ № 90, серия филологических наук. Вып 13. 1948. — С. 230-320.

500. Фрейденберг О.М. Происхождение греческой лирики // ВЛ 1973. №11. —С. 101 123.

501. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Наука, 1978. — 605 с.

502. Фрейденберг О.М. Воспоминания о Н.Я. Mappe // Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука 1988. — С. 181-204.

503. Хангалов М.Н. Зэгэтэ— аба // Известия восточносибирского отд. РГО. Т. XIX, №3. Иркутск, 1888. — С. 1-26.

504. Хангалов М.Н. Несколько данных по характеристике быта северных бурят// ЭО 1891. №3. — С. 144-165.

505. Хангалов М.Н. Свадебные обряды, обычаи, поверья и предания у бурят Унгинского инородного ведомства Балоганского округа // ЭО 1898. № 1. —С. 38-75.

506. Хангалов М.Н. Собрание сочинений. Т. III. Улан-Удэ, 1960. — 372 с.

507. Харитонович Д.Э. Средневековый мастер и его представления о вещи // Художественный язык средневековья. М.: Наука, 1982. — С. 24-39.

508. Хедаят С. Нейрангистан // Переднеазиатский этнографический сборник (1) // ТИЭ. Т. 39. М., 1958. — С. 259-336.

509. Хейердал Т. Мальдивская загадка: новые археологические приключения автора «Кон-Тики». М.: Прогресс, 1988. — 224 с.

510. Хлопин H.H. Образ быка у первобытных земледельцев Средней Азии // Древний Восток и мировая культура. М.Наука, 1981. — С. 26-30.

511. Хомич JJ.B. Колыбель у народов Сибири // Материальная и духовная культура народов Сибири. Сб. МАЭ. Т. XLII. Л., 1988. — С. 24-49.

512. Худяков И.А. Краткое описание Верхоянского округа. Л.: Наука, 1969. — 439 с.551550. Худяков М.Г. Культурно-космические представления в Прикамье в эпоху разложения родового общества ('Солнце' и его разновидности) // ПИДО. 1934. № 11-12. — С. 76-96.

513. Цветкова И.К. Неолитические племена рязанского течения р. Оки // МИА. №172. 1973. — С. 138-145.

514. Цетлин Ю.Б. Критерии отделения орнамента от неорнамента на глиняной посуде. TAC. Вып. 4. Тверь, 2000. — С. 251-259.

515. Цивъян Т.В. К семантике пространственных элементов в волшебной сказке // Типологические исследования по фольклору: Сборник статей памяти1. B.Я. Проппа. М., 1975.

516. Цивъян Т.В. Мифологическое программирование повседневной жизни // Этнические стереотипы поведения. JI: Наука, 1985. — 154-178.

517. Цинциус В.И., Бугаева Т.Г. К этимологии названий металлов и их сплавов в алтайских языках // Исследования в области этимологии алтайских языков. Л.: Наука, 1979. — С. 18-52.

518. Чагдуров С.Ш. Происхождение Гэсэриады: опыт сравнительно-исторического исследования древнего словарного фонда. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1980. — 272 с.

519. Чаттпопадхъяя Д. Локаята даршана // История индийского материализма. М.: Изд-во иностр. лит, 1961. — 736 с.

520. Чвырь Л.А. Опыт анализа одного современного обряда в свете древневосточных представлений // Средняя Азия, Кавказ и Зарубежный Восток в древности. М.: Наука, 1983. — С. 124-138.

521. Черненко Е.В. Скифские лучники. Киев: Наукова думка, 1981. — 167 с.

522. Чернецов В.Н. К истории родового строя у обских угров // СЭ Т. VI-VII. М.; Л. 1947. —С. 159-183.

523. Чернецов В.Н. Орнамент ленточного типа у обских угров // СЭ 1948. № 1. —С. 139-152.

524. Чернецов В. Н. Нижнее Приобье в I тыс. н. э. // МИА № 58, 1957. —1. C. 136-245.

525. Чернецов В.Н. Представления о душе у обских угров // ТИЭ Т. 51. М., 1959. —С. 114-156.

526. Чернецов В.Н. Исчезнувшее искусство (Узоры, выдавленные зубами на бересте у манси) // СЭ 1964. № 3. — С. 53-63.

527. Чернецов В. Н. Наскальные изображения Урала // САИ. В 4 — 12 (2). М.: Наука, 1971. — 120 с.

528. Черносвитов П.Ю. Культовые сооружения как социально-психологический феномен // Мир психологии 1997. №2. — С. 194-209.

529. Чертов Л.Ф. Знаковость: опыт теоретического синтеза идей о знаковом способе информационной связи. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского унта, 1993. —388 с.

530. Чеснов Я.В. Миф о мече и начало государственности в восточном Индокитае // Религия и мифология народов Восточной и Южной Азии. М., 1970. —С. 73-98.

531. Чеснов Я.В. Дракон: метафора внешнего мира // Сб. Мифы, культы, обряды народов Зарубежной Азии. М: Наука. 1986. — С. 59-72.

532. Чеснов Я.В. Мужское и женское начала в рождении ребенка по представлениям абхазо-адыгских народов // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб.: Наука, 1991. — С. 132-158.

533. Чеснов В.Я. Этнический образ // Этнознаковые функции культуры. М.: Наука, 1991. —С. 58-85.

534. Чибиров Л.А. Традиционная культура осетин. М.: РОССПЭН, 2008. — 711 с.

535. Чудинова О.Ю. Предисловие / Макконел У. Мифы мункан. М.: Наука, 1981.-С. 3-23.

536. Чуковский К.И. От двух до пяти. Киев: Детиздат, 1959. — 367 с.

537. Шаревская Б.И. Старые и новые религии тропической и Южной Африки. М.: Наука, 1964. — 387 с.

538. Шатилов М.Б. Ваховские остяки (этнографические очерки) // Труды томского краеведческого музея. Т. IV. Томск, 1931. — 173 с.

539. Шведов С. Автомобили у заповедника // 3-С 1979. №3. — С. 31-33.

540. Шер Я.А. Типологический метод в археологии и статистика // Доклады и сообщения археологов СССР // VII Международный конгресс доисто-риков и протоисториков. М.: Наука, 1966. — С. 253-265.

541. Шефер Э. Золотые персики Самарканда. М.: Наука, 1981. — 608 с.

542. Шипова E.H. Словарь тюркизмов в русском языке. Алма-Ата: Наука, 1976. —444 с.

543. Шлыгина Н.В. Архаические формы женской одежды води и ижоры // Древняя одежда народов восточной Европы. М.: Наука, 1986. — С. 208-228.

544. Шмальгаузен И.И. Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии. М.: Наука, 1982 — 383 с.

545. Шмидт A.B. Жертвенные места камско-уральского края // Известия ГАИМК. Т. XIII. Вып. 1-2. 1932. — 47 с.5%1.Шницер Б.Я. Иллюстрированная всеобщая история племен. СПб.: А.Ф. Марксъ, 1903. —264 с.

546. Штейнен К. Среди первобытных народов Бразилии. М.: Молодая гвардия, 1935. — 155 с.

547. Штернберг Л.Я. Семья и род у народов Северо-восточной Азии. Л.: Изд-во Ин-та народов Севера, 1933. — 188 с.

548. Штернберг Л.Я. Первобытная религия в свете этнографии. JI. .: Изд-во Ин-та народов Севера, 1936. — 571 с.

549. Щедровицкий Г.П. Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков // Лингвистическая типология и восточные языки // Материалы совещания. М.: Наука, 1965. — С. 49-69.

550. ЭдингД.Н. Резная скульптура Урала. Тр. ГИМ. Вып. X. М., 1940. — 104 с.

551. Элиаде М. Космос и история / Избранные работы. М.: Прогресс, 1987. — 312 с.

552. Эмин Н. Очерк религии и верований языческих армян. М.: Лаз. ин-т воет яз., 1864. — 72с.

553. Этимологический словарь славянских языков (праславянский лексический фонд). Вып. 19. М.: Наука, 1993. — 254 с.59в.Якобсен Т. Сокровища тьмы: История месопотамской религии. М. : Изд. фирма «Вост. лит.», 1995. — 292 с.

554. Якобсон Г. Этимология и семантика на примере нескольких древнерусских слов // Этимология 1964. М. : Наука, 1965. — С. 13-26.

555. Яншина Э.М. Формирование и развитие древнекитайской мифологиии. М.: Наука, 1984. —248 с.

556. Ackerman P. Ritual Bronzes of Ancient China. New York, 1945.

557. Buck C.D. A Dictionari of selected synonyms in the Principal Indo-European Languages. Chicago, 1949.

558. Cassirer E. Sprache und Mythos: Ein Beitrag zum Problem der Götternamen. Leipzig-Berlin: B.G. Teubner. 1925. — 87 S.

559. Childe V.G. The Continental Affinities of British Neolithic Pottery 11 Archaeological Journal. Vol. LXXXVIII, London, 1932. — P. 38-158.

560. Drost D. Topferei in Afrika. Technologic // Veröffentlichungen des Museums für Volkerkunde zu Leipzig. Berlin: 1967. H.15. — S. 156-199.

561. Holmes W.H. A study of the textile Art in its Relation to the Development of Form and Ornament // 6-th Annual Report of the Bureau of Ethnology to the secretary of the Smithsonian institution. Washington. 1888. — P. 195-252.

562. АСГЭ Археологический сборник Государственного Эрмитажа

563. ВАУ Вопросы археологии Урала1. ВЛ Вопросы литературывди Вестник древней истории1. ВС Вокруг света1. ВФ Вопросы философии

564. ГАИМК Государственная академия истории материальной культурыди Декоративное искусствожмнп Журнал министерства народного просвещенияже Живая старина3.е Знание-сила

565. ИАНКаз. ССР Известия академии наук Казахской ССР

566. ИР Избранные работы Марр Н.Я. Избранные работы: В 5 т.

567. КСИА Краткие сообщения Института археологии

568. КСИЭ Краткие сообщения Института этнографии

569. МИА Материалы и исследования по археологии СССР

570. МНМ Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т.1. НиЖ Наука и жизнь1. НМ Новый мирпидо Проблемы истории докапиталистических формаций1. РА Российская археология1. СА Советская археология

571. Сб. МАЭ Сборник Музея антропологии и этнографии1. СЭ Советская этнография

572. ТАС Тверской археологический сборник

573. ТЕМА Теория и методология архаики

574. ТИЭ Труды Института этнографии АН СССР

575. Тр. ГИМ Труды Государственного исторического музея

576. УЗТГУ Ученые записки Тартуского государственного университетаэо Этнографическое обозрение1. Альбом иллюстраций1. Список иллюстраций

577. Рис. ІП-1. Верхние и нижние челюсти млекопитающих: 1 — заяц; 2 — бобр; 3 — куница

578. Рис. Ш-1а. Фрагменты керамики с челюстными орнаментами:1.3 — оз. Исетское; 4, 7 — Полуденка I; 5 — Юрьино IV; 6 — оз. Грязное; 8,11, 14 — Сумпанья IV; Я 12, 13, 15 — Сумпанья VI; 10 — Геологическое VII;16.19 — Сумпанья III

579. Рис. ІІІ-4. Варианты ручных плетений

580. Рис. Ш-4а. Фрагменты керамики с орнаментами типа 'плетенки':1, 2, 5 — II Лебединская; 3 — II Дубовогривская; 4 — Кряжская; 6, 8 —

581. Боровое оз. I; 7 — Хуторская; 9,10 — Левшинская

582. Рис. III-9. Фрагменты керамики с веревочным орнаментом:1,4 — Сахтыш I; 2 — Сахтыш IIA; 3- Караваиха; 5,6 — Языково; 7 — Коч

583. Лак I\ 8,9 — Андозеро 2; 10 — культура Питерборо (по V.G. Childe)

584. Рис. III-10. Веревочные знаки для границ селений (Национальный

585. Исторический Музей в г. Сакуре)

586. Рис. III-11. Рисовая веревка (симэнава) с бумажными зигзагообразнымиполосками (сидэ) у синтоистского храма

587. Рис. III-12. Священное дерево с веревкой симэнава (Япония)

588. Рис. III-12a. Веревка, защищающая дерево от палящих лучей солнца (Китай)

589. Рис. III-13. Борцы сумоекудза, подпоясанные священной веревкой

590. Рис. V-1. 1,9 — ветки деревьев; 2-6, 8, 10-13 — мезолитические наконечникистрел (ГЭ); 7 — 'зигзаг с отростками' на стенке люльки (по Т. А. Молдановой);14 — тамги остяков Сосьвинской волости (по Ю. Б. Симченко)

591. Рис. V-2. Мезолитические наконечники стрел (ГЭ)

592. Рис. V-3. 1 — мезолитический наконечник (ГЭ); 2, 3 — изображенияродовых предков манси (по С. В. Иванову)

593. Рис. V-4. Мезолитические наконечники стрел (ГЭ)

594. Рис. V-5. Мезолитические наконечники стрел (ГЭ)

595. Рис. V-6. Мезолитические наконечники стрел (ГЭ)

596. Рис. V-7. Мезолитические наконечники стрел (ГЭ)

597. Рис. V-8. Мезолитические наконечники стрел (ГЭ)

598. Рис. Ш-1. Верхние и нижние челюсти млекопитающих: 1 — заяц; 2 — бобр; 3 — куница

599. Рис. ІІІ-la. Фрагменты керамики с челюстными орнаментами: 1-3 — оз. Исетское; 4, 7 — Полуденка I; 5 — Юрьино IV; б — оз. Грязное; 8, 11, 14 — Сумпанья IV; 9, 12, 13, 15 — Сумпанья VI; 10 — Геологическое VII;16.19 — Сумпанья III

600. Рис. Ш-2. Волнистые орнаменты: «струйчатый» орнамент на глиняном сосуде из Шигирского торфяника; орнаментированная береста из Горбуновского торфяника (по Д. Н. Эдингу)

601. Рис. Ш-З. Обработка поверхности сосудов: • Грязное — хутор Астраханцева; 2-4 — Горбуновский торфяник;5 — Чэстый-Яг

602. Рис. ПІ-4. Варианты ручных плетений

603. Рис. Ш-4а. Фрагменты керамики с орнаментами типа 'плетенки': 1, 2, 5 — II Лебединская; 3 — II Дубовогривская; 4 — Кряжская; 6,8 — Боровое оз. I; 7 — Хуторская; 9,10 — Левшинская

604. Рис. Ш-5. Способы изображения шерсти и волос в разных культурных традициях: Ирак. Тель Халаф (V тыс. до н.э); 2, 3 — Кипр (VI в. до

605. Рис. Ш-6. Деревянные сосуды в виде фигурок лосей: 1 — Горбуновский торфяник (по Д.Н. Эдингу); 2 — Горбуновский торфяник (фото В.Ф. Старкова); 3 — Шигирский торфяник (фото Ю.Б. Серикова)

606. Рис. ІІІ-7. 1-4 — изображение волос на голове деревянного идола (Шигирский торфяник); 5-7 — орнаменты на керамике (пос. Полуденка I)

607. Рис. Ш-9. Фрагменты керамики с веревочным орнаментом: 1,4 — Сахтыш I; 2 — Сахтыш ПА; 3- Караваиха; 5,6 — Языково; 7 — Коч-Лак I; 8,9 — Андозеро 2; 10 — культура Питерборо (по У.в. СЫЫе)

608. Рис. Ш-10. Веревочные знаки для границ селений (Национальный Исторический Музей в г. Сакуре)

609. Рис. Ш-11. Рисовая веревка (симэнава) с бумажными зигзагообразными полосками (сидэ) у синтоистского храма

610. Рис. Ш-12. Священное дерево с веревкой симэнава (Япония)

611. Рис. Ш-12а. Веревка, защищающая дерево от палящих лучей солнца (Китай)

612. Рис. Ш-13. Борцы сумоекудза, подпоясанные священной веревкой