автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Исторические основы сказаний о женщинах-воительницах Южнорусских степей

Полный текст автореферата диссертации по теме "Исторические основы сказаний о женщинах-воительницах Южнорусских степей"

РОСТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правахрукописи

Богаченко Татьяна Викторовна

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СКАЗАНИЙ О ЖЕНЩИНАХ-ВОИТЕЛЬНИЦАХ ЮЖНОРУССКИХ СТЕПЕЙ

Специальность: 07.00.02 Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ростов-на-Дону-2005

Диссертация выполнена на кафедре археологии, истории древнего мира и средних веков исторического факультета Ростовского государственного

университета

Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор

Максименко Владимир Евгеньевич

Официальные оппоненты - доктор исторических наук, профессор

Мининков Николай Александрович

кандидат исторических наук, доктор юридических наук, профессор Цечоев Валерий Кулиевич

Ведущая организация -

Ростовский государственный

педагогический университет

Защита состоится « 18 » февраля 2005 г. в 14.00 на заседании Диссертационного совета Д. 212.208.08 по историческим наукам при Ростовском государственном университете по адресу: 344006 г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, ауд. 45

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ростовского государственного университете (ул. Пушкинская, 148)

Автореферат разослан января 2005 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета,

доктор исторических наук, профессор

Актуальность темы исследования.

Среди разнообразных сюжетов, связываемых с территорией южнорусских степей, одним из самых известных является сюжет о женщинах-воительницах. В различных этнических средах эти персонажи могут фигурировать под разными именами, но европейскому миру они стали известны прежде всего под древнегреческим именем амазонки. Поиски исторических корней этих сказаний осуществлялись многими поколениями исследователей, начиная уже с эпохи античности, и на данный момент существует огромное количество научных, научно-популярных и околонаучных работ, касающихся определения происхождения и историко-этнографических основ повествований о воинственных женщинах. Но общей чертой большинства из них является то, что нередко проблемы эти воспринимались с определенной долей иронии и решались довольно поверхностно, на уровне привлечения более или менее обширного количества сходных примеров. Практически не ставился вопрос о том, что «воительницы» различных сказаний имеют разные характеристики, функции, а возможно - и различное происхождение и иную соотнесенность с историко-этнографической реальностью. Такая ситуация, несомненно, не соответствует важности данной темы, имеющей выходы на другие, очень серьезные и значительные проблемы отечественной и зарубежной истории. Необходимость в комплексном анализе материалов по «воительницам», на настоящий момент включающих в себя огромное количество разнообразных источников, и предопределила появление данного исследования.

Актуальность темы определяется также и теми процессами, которые происходят в мировой и отечественной науке в целом. В русле поисков новых методологий, в последние годы все чаще для анализа «амазонских» сюжетов пытаются использовать тендерный подход (т.е. изучение полоролевых установок, поведения и т.п.). В понимании представителями разных народов социальных ролей, позиций, прав и обязанностей мужчин и женщин были обнаружены значительные различия. Они обусловлены множеством факторов и касаются как внешних знаков (показателей) пола, так и властных практик отношений между полами. Все это позволяет по-новому взглянуть на проблему исторических основ сказаний о женщинах-воительницах. Однако абсолютизирование такого подхода может так же негативно сказаться на развитии наших знаний о мире мужчин и женщин, как и полное игнорирование тендерных проблем. Материал, относящийся к нашей теме, показывает правомочность использования разных подходов и методик, в т.ч. и традиционных. Синтез нового и старого, на наш взгляд, - это именно то, в чем сейчас нуждается наука.

Рассматриваемая тема имеет также важное значение для развития знания об истории и культуре нашего региона. От ее решения, в частности, во многом зависит определение характера развития кочевых обществ Северного Причерноморья как в античную, так и в более поздние эпохи: уровень социально-экономического развития, социальная структура, особенности быта. Сейчас открылись широкие возможности для разработки этой темы: накопление и обобщение данных (этнографических, археологических, фольклорных) позволяет проводить современное исследование на должном фактологическом уровне, а свобода научного поиска от идеологических установок помогает с новых научных позиций пересмотреть устаревшие схемы и шаблоны мышления.

Степень научной разработанности проблемы.

В мировой науке сказания о воинственных женщинах изучались достаточно ак-

тивно, и прежде всего это относится к мифам об амазонках. Однако вплоть до XIX в. дискуссии об исторических корнях легенды в основном оставались на уровне признания или отрицания реальности существования амазонок в том виде, в каком они описаны в греческом мифе. Для этого времени характерны были работы, представляющие собой по преимуществу просто компиляции различных (чаще всего - античных) данных об «амазонках» в разных частях света. Вопрос о соотношении мифа об амазонках и историко-этнографической реальности в полной мере был поставлен лишь во 2 пол. XIX-XX веках, по мере накопления и осмысления этнографического, исторического и археологического материала. С развитием научного знания выделилось несколько основных направлений, по линии которых шло исследование.

В соответствии с «мифологическим» подходом предание об амазонках относится к сфере чисто мифологических представлений. Так, по мнению В.Я.Петрухина, амазонки в разных традициях, восходящих к античной, отмечают не историко-географические реалии, а неосвоенную часть ойкумены в пространственном отношении или мифологическую эпоху во временном отношении [Петрухин В.Я., 1995]. В современной зарубежной науке, в русле поисков неких архетипов сознания древних греков, миф об амазонках рассматривается главным образом как метафора борьбы между полами [Джеймс П., Торп Н., 2001; Pomeroy S.B., 1975; Lefkowitz M.R., 1983].

«Исторический» подход к проблеме характеризуется мнением, что амазонки - это варварские народы, которых греки ошибочно посчитали женщинами. Этот подход зародился еще в античное время (Палефат). В трудах более современных исследователей наиболее ярко эта точка зрения выражена в классической работе В.Леонхарда «Хетты и амазонки». Но как в зарубежной, так и в отечественной науке она не получила широкого распространения из-за своей узости в интерпретации материала.

Согласно «религиозно-мифологическому» подходу, миф об амазонках связан с культами плодородия. У него есть целый ряд сторонников [Услар П.К., 1881; Мищенко Ф.Г., 1882; 1886; Ельницкий Л.А., 1961; Karst J., 1948; Bedrosian R., 1999; и др.]; как правило, в отечественной науке его комбинируют с этнографическим подходом, при преобладании именно последнего. Анализу связей легенды об амазонках с культами посвящен §3 Главы I.

Сторонники этнографической интерпретации мифа полагают, что в его основе лежат либо действительные обычаи отдельных народов, либо эти предания отражают реальную ситуацию в развитии человеческого общества в целом. Именно в этом направлении и шло в основном исследование «амазонской» проблематики в нашей стране. Важным фактором в разработке различных тем в этом направлении явился выход в свет специальных сборников русских переводов античных источников (В.В.Латышев, Э.Апарин, К.Ган) и классической подборки сведений о племенах женщин, осуществленной М.О.Косвеном [Косвен М.О., 1947]. Именно работа последнего, по сути, задала тон всех последующих отечественных исследований по данной теме. Он не только собрал материал по воительницам, но и определенным образом его классифицировал, представил развернутую историографию проблемы и выделил в античных сказаниях об амазонках несколько вариантов. С развитием археологических исследований (в первую очередь - на территории древней Скифии) начинается, по сути, новый этап изучения «амазонок». Находки погребений «женщин с оружием» возродили интерес к древней легенде и, казалось, дали ей материальное подтверждение. Именно отечественные ис-

следователи стали его активно привлекать при анализе античной традиции об амазонках в Северном Причерноморье. В российской науке складываются четкие концепции по данным проблемам, и это позволяет говорить о серьезной разработке вопроса.

Попыткой дать всеобъемлющее объяснение «амазонской» легенды во всех ее вариантах, определившей основные подходы ряда зарубежных исследователей и большинства отечественных, было применение учения о матриархате. Преобладанием женщины в обществе объяснялось как ее участие в воинской практике, так и переосмысление этого участия в мифологии и фольклоре. Общепринятым стало мнение, что мифы о воительницах, распространенные уже в классовых обществах, свидетельствуют о пережитках матриархата. Следы именно такого понимания предания несет на себе основная масса отечественных и ряд зарубежных исследований даже после того, как в сер. ХХв. встал вопрос о пересмотре положения о периоде существования матриархата.

Другие исследователи видят в «гинекократии» кочевников южнорусских степей вторичное явление, связанное с условиями варварского общества, когда свободное мужское население занято грабительскими походами, а руководство хозяйством, забота о безопасности дома и стада обеспечивались женщиной [Смирнов АЛ., 1971; Плетнева С А, 1983]. Такая трактовка, на наш взгляд, тоже не является исчерпывающей: как показывает этнография, участие женшин (даже кочевников) в обороне родного селения носит исключительный характер, о чем пойдет речь в § 1 Главы И.

Еще одной попыткой найти глобальное объяснение мирового «амазонского» сюжета стала гипотеза о т.н. оргиастических нападениях женщин, явившихся следствием развития производственных половых табу и возникшего в результате этого обособления и антагонизма мужчин и женщин. Отображение этих нападений и составило первоначальное ядро амазонских легенд, дальнейшие наслоения привели к его изменениям [Семенов Ю.И., 1966]. Эта гипотеза вызвала среди ряда ученых вполне справедливые, на наш взгляд, критические отзывы [Кабо В.Р., 1972]. Тем не менее, она нашла сторонников и вошла в ряд обобщающих работ по истории первобытного общества.

В попытках найти некую иную обобщающую модель, которая бы объясняла наличие сказаний о женщинах-воительницах у разных народов, исследователи последних лет предлагают теории, касающиеся особенностей половозрастной структуры первобытных обществ, обрядов инициаций, женских союзов и домов, и т.п. [Толстова Л.С., 1984; Фиалко Е.Е., 1991; 2002; Гуляев В.И., 20006; и др.]. Нам представляется, что эти попытки требуют особого исследования, которому и посвящен раздел в §2 Главы II.

Ряд отечественных и зарубежных авторов полагают, что в основе легенд о воительницах лежат обычаи конкретных народов. Идея об отождествлении киммерийцев и «амазонок» в Северном Причерноморье [Мищенко Ф.Г., 1882; 1886; Ростовцев М.И., 1918; Ельницкий Л. А., 1961; и др.] находит некоторые неоднозначные подтверждения в мифах и иконографии. Однако при этом подчас с киммерийцами связывают зарождение самого мифа об амазонках, что, на наш взгляд, не имеет серьезных оснований в конкретном мифологическом и археологическом материале. Более аргументировано отождествление «амазонок» в Северном Причерноморье и савроматов. Свидетельства античных авторов о воинственности савроматских женщин послужили основой гипотезы о том, что греки, столкнувшись с этими племенами в процессе колонизации Северного Причерноморья и обнаружив, что у них женщины свободны и принимают участие в военных действиях, перенесли на эти территории по аналогии и легенды об ама-

зонках; позже сведения об амазонках и савроматках практически полностью сливаются. В начале XX в. огромную роль в развитии этой гипотезы сыграли работы крупнейшего отечественного знатока античной традиции М.И.Ростовцева [Ростовцев М.И., 1918; 1925], а новый импульс ей дало развитие археологии. Открытия захоронений женшин с оружием по всей территории расселения савроматов, казалось бы, окончательно подтверждали сведения античных авторов об их «гинекократии». Именно в этом ключе написана работа Б.Н.Гракова «Пережитки матриархата у сарматов» [Траков Б.Н., 1947], ставшая одной из важнейших вех в развитии изучении северопричерноморской «амазонской» проблематики во 2 пол. XX в. Б.Н.Граков выдвинул тезис о тождестве савроматов и сарматов и предложил периодизацию культуры, по которой они составляют этапы единого процесса развития. В рамках данной периодизации автор и прослеживает наличие и постепенное исчезновение пережитков материнского рода у савромато-сарматов на основе археологического материала (захоронений жен-шин с оружием и предметами культа). Т.к. на ранних этапах савромато-сарматской культуры материнский род, по его мнению, явно налицо, то есть все основания считать версию «переноса» амазонской легенды на «женоуправляемых» савроматов-сарматов вполне реальной. Другая фундаментальная работа по савроматской культуре, написанная К.Ф.Смирновым [Смирнов К.Ф., 1964], закрепила представление о ней как об «амазонской» и дала в руки исследователей некие статистические данные по распространенности погребений «женщин с оружием» у савроматов. Эти работы породили в дальнейшем длительную дискуссию о наличии «матриархата» у савроматов, на которую оказывали большое влияние состояние в археологической и этнографической науках, в частности, теоретические вопросы, связанные с матриархатом, и вопросы, связанные с пересмотром периодизации культур кочевников скифо-сарматского времени, данной Б.Н.Граковым [Хазанов A.M., 1970; 1975; Смирнов А.П., 1971; Очир-Горяева МА, 1987; 1993; и др.]. Практически все последующие авторы-археологи вплоть до 90-х гг. XX в. в своих исканиях отталкивались именно от заключений, сделанных Б.Н. Граковым и К. Ф. Смирновым.

С развитием археологических исследований территории древней Скифии встал вопрос и о «причастности» скифов амазонской легенде. Женские погребения с оружием скифского времени на территории Украины становятся известны уже с рубежа XIX-XX вв., но как об особом явлении в скифской археологии о них было впервые заявлено лишь в 50-е гг. XX в. [Ганша О.Д., 1958]. Долгие годы их рассматривали как некую аномалию, пытались объяснить их появление браками с савроматками, либо приписывали их сарматам. Большую роль в этом «неприятии» скифских женских захоронений с оружием сыграли античные письменные свидетельства, которые рисовали скифское общество строго патриархальным. Но археологических источников становилось все больше и их уже нельзя было игнорировать. Появляются работы, в которых пытаются беспристрастно анализировать археологический материал и подсчитывать процентное соотношение женских погребений с оружием [Бунятян Е.П., 1978; 1982; 1985; Ольховский B.C., 1991]. В 1991 г. вышла статья Е.Е.Фиалко, специально посвященная скифским женским захоронениям с оружием степной зоны [Фиалко Е.Е., 1991]. Это наиболее полная по охвату археологического материала из выходивших до сих пор работ по данной теме, однако автор представила на суд читателей собственно результаты поисков, а сам процесс остался скрытым, что вызывает целый ряд вопросов и, соответст-

венно, сомнений. Об этом подробнее речь пойдет в §2 Главы IV.

С изучением античной амазонской легенды связано и исследование эпических традиций народов, населявших южнорусские степи или граничащих с ними. Как только научный мир узнал об эпических воительницах, они были поставлены в прямую связь с греческими амазонками. И именно в отечественной историографии вопросы происхождения и историко-этнографических корней эпических образов вообще и воинственных женщин в частности получили наибольшее распространение. Сформировалось несколько основных концепций и направлений. Представители т.н. «мифологической» школы полагали, что воинственные девы эпоса, как и амазонки греческой мифологии, олицетворяли собой грозные силы природы, прежде всего, тучи [Миллер О., 1869, с. 341-342; Афанасьев А.Н., 1982, с. 76-77; 246]. Другие искали в мифах и эпосе подтверждения реально происходивших событий; основным при этом считалось совпадение имен и географических наименований [Рыбаков Б.А., 1963; и др.]. Но так как в случае с женскими воинственными персонажами эпосов поиски реальных прототипов не дали удовлетворительных результатов, все исследования сосредоточились на поисках той исторической среды в целом, которая породила сам тип воительницы. Проведенные аналогии с греческой амазонской легендой помогли в таких поисках. Истори-ко-этнографической основой разнообразных эпических сказаний о воительницах основная масса отечественных ученых стала считать отношения, восходящие к эпохе матриархата. Соответственно, устанавливали типологическую связь не только всех этих эпических образов между собой, но и с образами античных амазонок. А героини кавказских, некоторых тюркских и русского эпосов были поставлены практически в прямую связь с сообщениями античных авторов о «матриархальном быте» савроматов, сарматов, меотов, саков и других родственных им племен - либо как продолжение древней традиции самих этих народов, либо как выражение взгляда патриархальных племен на племена, сохранившие сильные черты матриархата. На этом фоне параллельно развивается и иное направление - поиск этнографических соответствий эпическим образам и отношениям. Сюжеты о девах-воительницах эпосов были поставлены в связь с этнографически зафиксированными свадебными обычаями первобытных народов и пережитками их в более развитых культурах. Подобные сопоставления привели некоторых этнографов к заключению, что бытовой основой этих сказаний является обычай испытания силы жениха [Жирмунский В.М., 1974] и проверка суженности жениха и невесты друг другу. Эпическая активность богатырь-девицы ограничена конечной целью борьбы с мужчиной - брачными отношениями. Одновременно было обращено внимание на то, что трактовать фольклорные образы и ситуации необходимо с большой осторожностью, так как соотношение их с действительностью имеет свою специфику. Создается ряд работ по методике исторического изучения фольклора (В.МЖирмунский, Е.М.Мелетинский, В.Я.Пропп, Б.Н.Путилов), которые вызвали бурную дискуссию в науке и довольно резкое противодействие со стороны т.н. неоисторической школы во главе с БА.Рыбаковым, методы которой остались наиболее востребованными именно историками, в т.ч. изучавшими сказания о воительницах в Северном Причерноморье.

Исследователи, как правило, мало разделяли разных по характеру героинь, если они были воинственны: считалось, что историко-этнографические основы у них одни и те же. И хотя были выделены некоторые типы богатырш (девушка-юноша, богатырская

дева), но различные по своим характеристикам воительницы рассматривались как стадии развития одного архаического образа [Путилов Б.Н., 1971, с.87; Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.345-346; Далгат У.Б., 1972, с.246; Мелетнский Е.М., 1963, с.338-

339; Екшембеева Л.В., 1987]. Подобные типологии героинь и реконструкции процесса развития их образов, на наш взгляд, нередко недостаточно разработаны и обоснованы. Нам представляется, что различия между некоторыми типами (в частности, между «амазонками» и эпическими невестами-воительницами) столь существенны, что вполне возможно говорить об их разном происхождении.

Т.о., при наличии несомненных определенных успехов и многолетней работы над темами, связанными со сказаниями о воительницах южнорусских степей, целый ряд вопросов требует пересмотра, уточнения, иного методологического подхода, или даже первоначальной разработки. Одной из причин такой ситуации, видимо, является то, что уделом «амазонской» тематики в отечественной науке остались статьи и главы в отдельных работах, а цельного монографического исследования, в рамках которого был бы осуществлен комплексный подход к проблеме, так и не было создано.

Все вышесказанное предопределило выбор объекта, предмета и цели исследования.

Объектом данного исследования являются повествования о женщинах-воительницах южнорусских степей, а предметом - исторические основы этих сюжетов, соотношение в них мифа и действительности.

Цель данного исследования: определить степень и формы воздействия истори-ко-этнографической реальности на формирование сюжетов о женщинах-воительницах южнорусских степей. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) рассмотреть комплекс античных сказаний об амазонках в Северном Причерноморье как динамическую, изменяющуюся систему; попытаться выявить как их характерные черты, так и те внешние и внутренние факторы, которые приводили к изменению конкретных мифов и сообщений о женщинах-воинах. Несомненно, при этом мы не сможем абстрагироваться от античной «амазонской» мифологии в целом, т.к. именно в ней и шло развитие интересующих нас сюжетов, поэтому возникает необходимость определить соотношение общемифического (древнегреческие и древнеримские легенды об амазонках и других воинственных женщинах) и конкретно-«скифского» элементов в легенде о «скифских» амазонках;

2) исследовать «этнографическую» традицию о воинственных женщинах народов Северного Причерноморья: определить ее основные черты и пути формирования, причины, которые привели к созданию именно такого образа женщин «варварских» народов; проследить генетические связи и типологические схождения данного сюжета в контексте мировой этнографии, в частности, выявить основные случаи связи «женщина - оружие» по данным этнографии и возможные соответствия их данным письменной традиции о воинственных женщинах южнорусских степей;

3) определить особенности повествований «исторического» характера о воинственных царицах Северного Причерноморья и соотношения их с легендой об амазонках, с одной стороны, и сообщениями о воинственности женщин, с другой;

4) проанализировать археологические данные о погребениях «женщин с оружием» раннего железного века на территории южнорусских степей и отношение их к данным

письменной и эпических традиций, а также к этнографическим реалиям синполитей-ных обществ.

Географические рамки исследования охватывают степную полосу Северного и Северо-восточного Причерноморья, т.е. территории от степей современной Украины до предгорий Кавказа, с глубокой древности объединяемые общностью природно-климатических условий, исторических судеб, населения (этнический состав, хозяйственные занятия, культура - материальная и духовная). В современном географическом понимании он обобщенно называется южнорусскими степями [Лубский А.В., 2002].

Хронологические рамки исследования определяются временем существования сказаний о женщинах-воительницах южнорусских степей. Самые ранние из них, античные, фиксируются с конца VI в. до н.э. и до гибели античной цивилизации в V в. н.э., что совпадает с эпохой раннего железного века на территории юга России. Однако поднимаемые нами проблемы не могут быть решены без привлечения соответствующих материалов, относящихся к более поздним эпохам, вплоть до Нового времени.

Источниковая база исследования. Обозначенные параметры исследования определили круг используемых источников. Они могут быть подразделены на несколько основных групп.

1. Античная письменная традиция, передающая мифы об амазонках и других воинственных женщинах. В нашем распоряжении оказались соответствующие отрывки из произведений более чем 100 древнегреческих и римских авторов. Большое место в этом античном наследии занимают мифы об амазонках в Северном Причерноморье, а также сведения «этнографического» характера о воинственных нравах женщин народов, населяющих эти территории. Оба этих комплекса сообщений тесно связаны друг с другом; они могут одновременно присутствовать в произведении одного и того же автора, подменять друг друга или тесно переплетаться. Традиционно исследователи выделяют важнейшие источники, такие как произведения Геродота, Эсхила, псевдо-Гиппократа, Диодора Сицилийского, Страбона и ряда других авторов. Однако мы должны отметить, что представляется крайне важным анализ всей совокупности данных античной традиции об амазонках, так как только в этом случае мы сможем в полной мере воссоздать тот фон, который формировал и подпитывал, определял пути развития мифа об амазонках в Скифии, т.е. частного случая амазонской легенды в целом, а также и сообщений о воинственных женщинах местных «варваров». Комплексный анализ античной традиции об амазонках и «воинственных савроматках / скифянках» как с точки зрения мифологического содержания, так и с позиции определения степени отражения в ней исторических и этнографических реалий, осуществлен в §§ 1-2 Главы I и § 1 ГЛавы II.

2. Изобразительные источники - изображения женщин с оружием, образующие две неравноценные по количеству представленных образцов группы: относящиеся к античному периоду изображения амазонок и изображения скифского времени, не связанные с амазонской легендой. Античная иконография воительниц включает изображения амазонок на предметах искусства, вазах, различных архитектурных сооружениях и т.д. Эти источники ценны тем, что дополняют иногда уже утраченные письменные свидетельства, в частности, воссоздают неизвестные нам сюжеты амазономахии, внешний облик, имена амазонок и др. Огромную роль в развитии изучения этого вида источников сыграли публикации существующего материала зарубежными [Bielefeld E.,

1951; Bothmer von D., 1957; Vos M.F., 1963; и др.] и отечественными исследователями [Кобылина М.М., 1951; Горбунова К.С., 1983; Горбунова К.С., Передольская А.А., 1961; и др.]. Изображения вооруженных женщин этого же периода, но не относящиеся к амазонским, очень немногочисленны [Толстое СП., 1948, с.325; Махортых СВ., 1991, с.41].

3. Этнографические свидетельства - данные о быте, нравах, обычаях и обрядах различных народов, которые позволяют проследить разнообразные связи «женщина-оружие». Здесь можно выделить две большие группы: описания путешественников и случайных наблюдателей (Е.3ичи, К.Коха, Плано Карпини и др.), которые зафиксировали воинственность женщин у ряда народов или употребление ими оружия в различных ситуациях; и данные исследователей (этнографов, антропологов, социологов и пр.), специально обследовавших отдельные общества. И если в последнем случае присутствует определенная методика наблюдения, фиксации и интерпретации материала, то данные первой группы часто отрывочны, нередко малодостоверны, требуют строгого критического подхода и почти всегда нуждаются в «дешифровке».

4. Археологические памятники - материалы раскопок женских погребений с оружием на всей территории южнорусских степей и сопредельных с ними регионах, относящиеся как к скифскому времени, так и к более позднему периоду. С конца XIX в. и по настоящий момент открыто большое количество погребений, которые традиционно интерпретируются как погребения «амазонок». Их анализу посвящен § 2 Главы III.

5. Фольклорные тексты - эпические произведения различных народов, в прошлом связанных с Северным Причерноморьем (народы Кавказа, Средней Азии, восточнославянские народы), в которых воительницы являются важными и распространенными персонажами («Кырк-кыз», «Алпамыш», «Кобланды-батыр», «Деде Коркут», круг сказаний о Гороглы; русские былины, и др.). В отечественной науке принято считать, что амазонки и эпические воительницы - явления одного порядка, они типологически (а порой и генетически) близки и отражают с различных позиций (греческой и местной) одни и те же этнографические и исторические реалии. Такие объяснения обычно строились на чисто внешних аналогиях, поверхностном сопоставлении и общей теоретической базе (концепция матриархата). Поэтому, как нам представляется, необходим пересмотр прежних гипотез на базе анализа конкретных мифо-эпических традиций.

Объект и предмет изучения и поставленные научные цели и задачи определили методологические принципы исследования. Ведущими принципами данной работы стали принципы историзма, объективности и всесторонности, требующих комплексного изучения всяких общественных явлений в их движении, возникновении и развитии, внутренней закономерности и взаимной связи. Важнейшую роль в изучении мифо-эпических текстов для решения поднимаемых в исследовании проблем сыграл сравнительно-исторический анализ материала. Аспектами его являются, во-первых, простое сопоставление явлений; во-вторых, сравнение историко-типологическое, объясняющее сходство генетически между собою не связанных явлений сходными условиями общественного развития; в-третьих, сравнение историко-генетическое, рассматривающее сходные явления как результат их генетического родства и последующих исторически обусловленных расхождений. В методологическом плане как один из наиболее важных принципов современных историко-генетических исследований мифо-эпических текстов может рассматриваться принцип этнографизма; в-четвертых, сравнение, устанав-

ливающее генетические связи между явлениями на основе культурных взаимодействий, «влияний» или «заимствований», обусловленных исторической близостью данных народов и предпосылками их общественного развития. Кроме того, мы глубоко уверены в том, что при подобных исследованиях метод может быть только индуктивным, т.е. от наиболее полного изучения материала к выводам.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

Произведен подробный комплексный анализ письменных, фольклорных, этнографических и археологических данных о женщинах-воительницах южнорусских степей в контексте соответствующих международных традиций, что позволило сделать иные выводы об их особенностях и соотнесенности с исторической действительностью, а именно:

- установлено, что в мифо-эпических повествованиях о женщинах-воительницах южнорусских степей представлены разные типы воительниц («амазонки»; эпическая невеста-богатырша; жена-помощница; жена-убийца мужа; воинственная царица); выделены стадии развития образа «амазонок» в греческом мифе, различающиеся по характеристикам, функциям и происхождению (амазонки «ранние»; «классические»; подвергшиеся «историзации» и «этнографизации»; «эпические»);

- определено, что образ амазонок зарождается еще задолго до знакомства древних греков с Северным Причерноморьем. «Перенесение» места жительства амазонок на другие территории происходит по мере знакомства греков с дальними странами. Ведущей причиной появления новых локализаций амазонок становятся особенности мифологического мышления, помещающего все народы-«монстры» на границе известного мира. Огромную роль в утверждении северопричерноморской локализации сыграли произведения греческих трагиков (Эсхил, Еврипид) и «История» Геродота. Однако как в этих, так и в последующих сочинениях нет четко и бесспорно выраженного этнографизма, что не позволяет утверждать влияние на локализацию амазонок в Северном Причерноморье фактов знакомства греков с воинственными местными женщинами;

- анализ параллельной «этнографической» информации античных авторов о воительницах народов южнорусских степей показал, что мнение о многочисленности этих сведений и полной адекватности их реальности сильно преувеличено. Почти все они воспроизводят сложившееся со времен Геродота трафаретное описание, включающее ограниченный и четко фиксируемый в традиции набор характеристик, и, вероятно, восходят к одному первоначальному кругу источников;

- связи «женщина-оружие», восстанавливаемые по этнографическим данным, очень разнообразны и многочисленны, включают нередко имитации женщинами боев и ритуальное противоборство с мужчинами, что могло восприниматься сторонними наблюдателями как реальное сражение;

- реконструируемый некоторыми исследователями факт участия женщин в «военизированных молодежных отрядах» не находит подтверждения. Как показывает этнография, участие женщин в реальных военных действиях носило исключительный и частный характер у всех, даже крайне военизированных кочевых, обществ;

- археологический материал погребений «женщин с оружием» исследован еще совершенно недостаточно, но даже имеющиеся данные показывают чрезвычайное разнообразие материала с одной стороны, и очень небольшое количество погребений женщин с оружием в т.н. «рабочем», «боевом» положении.

- выявлено, что сведения об участии женщин высших сословий в политической жизни не характеризует положение остальных женщин как «особое» и не связано с их участием в воинской деятельности;

- в целом доказано, что говорить о широком участии женщин южнорусских степей в военных действиях нет оснований ни по данным античных источников, ни по данным археологии, ни по данным этнографии. Весь рассмотренный материал склоняет к мысли о том, что в большинстве случаев перед нами - исторический, этнографический и историографический миф, элемент социокультурной действительности, сформировавшийся еще в трудах древнегреческих авторов и перешедший оттуда в науку современности.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его содержания и выводов при разработке специальных и элективных курсов для студентов-историков, специализирующихся на изучении мифологии как историко-этнографического источника. Материалы диссертационного сочинения могут использоваться при написании обобщающих трудов по истории и культуре народов Юга России.

Апробация работы. Основные положения диссертационного сочинения изложены в публикациях и выступлениях на VII Донской археологической конференции «Проблемы археологии Юго-Восточной Европы» в 1998 г.; «Семинарах по традиционной культуре», проводимых на филологическом факультете РГУ (2003-2004 гг.).

Структура работы, обусловленная всем вышеизложенным, включает в себя Введение, три главы, разделенные на параграфы; Заключение; Список использованных источников и литературы, Список сокращений.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы, раскрывается степень ее изученности, формулируются объект и предмет, цели и задачи, географические и хронологические рамки, методологические принципы исследования, дается обзор источников, отмечается научная новизна и практическая значимость работы.

В первой главе «Мифы об амазонках античной традиции» производится комплексный анализ античных сведений об амазонках в Северном Причерноморье в контексте «амазонского» мифа в целом, выявляются их характерные черты и пути формирования; специально рассматривается вопрос о происхождении собственно греческого мифа об амазонках в связи с культами плодородия.

Первый параграф «Амазонская легенда в античной традиции и амазонки южнорусских степей» содержит классификацию античных представлений об амазонках. В античной мифологии амазонками называлось племя женщин-воительниц, и это то единственное, что не находит разногласий ни в одном из источников. Что же касается всех остальных характеристик, то буквально по каждому пункту можно найти несколько версий, причем часто даже у одного и того же автора. Подробно анализируются античные локализации амазонок, время появления каждой из них в античной традиции и их взаимосвязь. Представления греков (а тем более авторов римского времени) о местожительстве амазонок были чрезвычайно размытыми. И хотя можно выделить несколько основных регионов их «поселения» (западные и северо-восточные районы Малой Азии, «Скифия» от Истра до предгорий Кавказа, собственно Кавказ, Каспий, Фракия, Северная Африка), но даже внутри одного такого района выявляется довольно

большое количество вариантов локализации, причем разные версии сосуществовали и «перекрывали» одна другую. Судя по локализациям амазонок в античной традиции, есть основания считать, что распространение легенды, видимо, опиралось прежде всего на мифологические особенности мышления, помещавшего все «диковинки» на краю известного мира, и этнографические факты играли отнюдь не первые роли, а может быть, и подгонялись под миф.

Как показал анализ основных характеристик амазонок у античных авторов (толкований названия «амазонки», их мифической генеалогии, связываемых с ними культов, имен амазонок, представлений об их внешности, вооружении, быте и обычаях), существовал их почти «канонический» набор, переходивший от автора к автору и переносившийся на весь комплекс представлений об амазонках, независимо от их локализации. Исключения, связанные с региональной спецификой, единичны и носят поздний и даже литературный характер. Источники, повествующие о характерных чертах амазонок, не дают нам, как правило, указаний на конкретную местность или конкретный народ. Поэтому сравнение характеристик амазонок из мифа и характеристик отдельных народов «по пунктам соответствий», на наш взгляд, неубедительно. Ранние изображения «скифских» амазонок также не несут явной этнографической информации; о восприятии амазонок в «варварской» одежде как жительниц Северного Причерноморья, «скифянок» мы можем говорить, видимо, лишь с 1У-Ш вв. до н.э..

Сведения античных источников об истории и военных мероприятиях амазонского племени очень разнообразны, отрывочны и противоречивы. Основные события «амазонской истории» (борьба с амазонками Геракла, Тесея, Беллерофонта и пр.), несомненно, первоначально связывались с территориями западной Малой Азии и даже материковой Греции; лишь позже место действия этих сюжетов переносится в другие регионы, прежде всего в Скифию. В первоначальные мифы об амазонках постепенно вплетались самые разные самостоятельные сюжеты: этиологические мифы, мифы об основании городов и храмов, воспоминания о неких исторических событиях и т.д.; происходило перекрестное взаимовлияние различных мифов, приобретавших ранее не свойственные им черты и совершенно не соотносящиеся в таком виде ни с историческими, ни с этнографическими реалиями. Большую роль на поздних этапах играла литературная обработка и новотворчество античных авторов. Поэтому при анализе мифов постоянно возникает необходимость определять эти слои и «посторонние» элементы, время и причины их присоединения к «амазонской» легенде.

Этому и посвящен второй параграф «Пути развития античной традиции об амазонках и ее «скифская версия», в котором исследуется эволюция мифа об амазонках. Наиболее раннее произведение, в котором встречаются упоминания об амазонках, «Илиада» (VIII в. до н.э.), уже знает вполне развившийся миф, содержащий основные характеристики воительниц, что предполагает предшествующее развитие его, видимо, в устной форме. Гомер дает их локализацию в западной Малой Азии и для многих последующих поколений писателей как бы официально закрепляет за «амазонской» легендой право на существование как реальности. Наличие «скифских» локализаций амазонок мы фиксируем лишь с V в. до н.э. Анализ древнейшего подобного сообщения, принадлежащего Эсхилу, приводит к выводу о сознательном искажении Эсхилом традиционной мифологической локализации амазонок в Малой Азии, чтобы согласовать несколько независимых мифов, используемых им в его трагедиях. Следует

относиться осторожнее к тому, чтобы интерпретировать свидетельства Эсхила как первое упоминание о кавказских амазонках, имея в виду реальный современный Кавказ, и тем более, рассматривать его слова как этнографические сведения. Однако сам он, видимо, немало повлиял на последующую традицию: в его произведениях были связаны понятия «Кавказ», «Колхида» и «амазонки», что не могло не отразиться на существовании амазонской легенды, если учесть высокий авторитет трагика в Греции. Но одновременно продолжала существовать традиция, считавшая амазонок населением Малой Азии (Пиндар). Большое воздействие на всю последующую античную традицию об амазонках в Северном Причерноморье оказала «История» Геродота (V в. до н.э.). Геродот соединил классический миф о воительницах Малой Азии с сюжетом о том, как амазонки попали в Северное Причерноморье и вместе со скифами стали прародителями племени савроматов. По мнению ряда авторов, это - типичный этиологический миф, призванный объяснить существующие обычаи варварских племен, включенных в систему представлений о мире древних греков. Однако эта новелла благодаря популярности автора окончательно закрепила за Скифией славу местопребывания амазонок, повторившись в трудах многих позднейших античных авторов. Для 2-й пол^-1-й пол.!У вв. до н.э. можно уверенно отмечать широкое распространение таких вариантов мифов об амазонках, которые связывали их со Скифией и скифами (Гелланик, Лисий, Исократ, Демосфен и др.). К IV в. до н.э., по мене угасания живого интереса к Северному Причерноморью в греческом обществе, местные племена становятся персонажами литературными, трафаретными, а амазонки иногда начинают прямо ассоциироваться с савроматами; сведения о них становятся компилятивными и противоречивыми (Эфор). Период эллинизма дал важные для понимания развития амазонской легенды образцы: представители т.н. «александрийской» школы в литературе (Аполлоний Родосский, Каллимах), предпочитая варианты мифов, более близкие к фольклору, твердо локализовали амазонок на Термодонте в Малой Азии, ни слова не говоря о Скифии, что подтверждает отсутствие в первоначальных версиях мифов об амазонках северопричерноморских мотивов. В период экспансии Рима и создания Римской империи вместе с греческим наследием в ее литературную жизнь вошла и легенда об амазонках. Однако в это время классический миф начинает переосмысливаться: различные версии начинают собираться, сопоставляться, подвергаться анализу и критике. Именно перу греческих авторов, живших в I в. до н.э. - I в. н.э. принадлежат наиболее значительные сведения об амазонках: Страбону и Диодору Сицилийскому. Оба автора широко использовали разнообразные письменные источники более раннего периода; разделы в их трудах, посвященные амазонкам, обширны и представляют собой своды известных к тому времени основных легенд о воительницах, и в этом плане часто перекликаются друг с другом. Тем не менее, это совершенно разные авторы, использующие разные методы и преследующие разные цели. Поэтому и этюды об амазонках у них тоже существенно различаются. Диодор помещает амазонок в Скифии и дает пересказ практически всех основных легенд, связанных с ними, пытаясь изложить все в виде связной истории, но следы «стыков» различных версий порой явно видны. В целом в его сведениях можно выделить несколько отдельных частей, повествующих практически независимо об амазонках скифских, термодонтских и ливийских. Свидетельства Диодора компилятивные, нечеткие, повторяют друг друга, и интерпретировать их необходимо с большой осторожностью, не делая поспешных выводов (например, по поводу истори-

ческих соответствий походов амазонок). Страбон также компонует повествование об амазонках из весьма противоречивых сообщений; тем не менее, у него совершенно нет сведений о связи амазонок со Скифией. Видимо, он не считал нужным даже упоминать такие «сказки», которые сочинили различные не заслуживающие доверия авторы, к которым он относил и Геродота. Однако именно Страбон передает оригинальный рассказ об амазонках на Кавказе и их взаимоотношениях с племенем гаргареев. Рассказ этот представляется нам компиляцией, состоящей как минимум из двух частей: сведений о «классических» амазонках и данных почти этнографического характера о взаимоотношениях мужчин и женщин некоего кавказского племени. Именно по этому пути пойдут уже в Новое время многие путешественники по Кавказу, сообщавшие об «амазонках» у местных народов. С кон.1 в.н.э. до нач.Ш в.н.э. мы имеем большое количество произведений греческих авторов, в которых так или иначе упоминаются амазонки. Часть из них - это компиляции, но гораздо менее последовательные, чем страбонов-ская: они излагают сразу несколько версий, часто противоречивых, в частности, о локализации амазонок (Плутарх, Стефан Византийский); либо представляют собой явный продукт позднего мифотворчества (Филострат). И это характеризует состояние «амазонского» мифа в данный период: в литературе того времени, по-видимому, бытовало огромное количество версий, но вряд ли среди них уже было место какой-либо этнографической или исторической реальности, поэтому то и не было необходимости сглаживать, даже замечать, противоречия между ними. В то же время те авторы, которые приводят «классические» трактовки мифов (Аполлодор, Павсаний), ни слова не упоминают о скифской или северопричерноморской локализации амазонок.

Если говорить о собственно латинской традиции, то для нее широкое обращение к мифу об амазонках характерно с конца I в. до н.э. по начало II в.н.э. В ней напрямую используются данные греческой традиции, поэтому мы видим наличие тех же сюжетов и локализаций, особенно северопричерноморской (Саллюстий, Сенека, Овидий, Стаций, Валерий Флакк и пр.); для произведений этого периода характерны компилятивность, полное смешение различных «амазонских» мотивов и версий; попытки создать единую «историю» амазонок (Помпей Трог, Павел Оросий, Помпоний Мела, и др.); новое, чего не было у греков - акцент на особый вид оружия - луновидные щиты, пель-ты и указания на девственность амазонок. Перед нами - «мертвые» сведения, не наполненные реальным содержанием. С другой стороны, присутствует стремление вернуться к «классическим», даже гомеровским, временам и традиции. Так появляются новые переработки сюжета с участием Ахилла и Пентесилеи (Квинт Смирнский, Дарет Фригийский, Диктис, Луций Септимий, Трифиодор), в которых, в отличие от произведений первой группы, амазонки никак не связываются со скифскими территориями и племенами. Т.о., авторы, стремившиеся к сохранению «чистоты» традиции, помещали амазонок исключительно в Малой Азии; компиляторы и популяризаторы же собирали и излагали все версии, зачастую даже не пытаясь сгладить противоречия между ними.

В целом, материал показывает, что греческая легенда об амазонках первоначально знала лишь малоазийских воительниц, не имевших отношения к северопричерноморским варварам. «Скифская» же версия выступает как позднейшее расширение древнего мифа, постепенно разными путями обраставшее новыми деталями. Во всей традиции, помещавшей амазонок в Скифии, явно чувствуется влияние сведений геродотова круга и, видимо, Эсхила. Они переосмысливались и перерабатывались, но истоки их угады-

ваются именно у этих авторов.

Третий параграф «Происхождение греческого мифа об амазонках и культы плодородия» посвящен исследованию происхождения греческого ядра мифа. Подробный анализ античных сообщений об амазонках показал, что многие детали указывают на несомненную причастность этого мифа культу некоего женского божества плодородия (или вообще культам плодородия). В пользу этого свидетельствуют: толкование слова «амазонки», связанное с культом женского божества (атт аяоп, «сильная, великая мать»); местоположение царства амазонок (в Каппадокии, районе распространения культа сирийского женского божества плодородия, малоазийской Великой матери богов); непременные упоминания о связи амазонок с Артемидой и Аресом - божествами плодородия; имена амазонок, происходящие от названий малоазийских городов, возникших на местах культа женских божеств плодородия (Смирна, Мирина и др.); атрибуты амазонок (двулезвийный топор - один из основных символов культа Великой Матери; кони - как отражение малоазиатского представления о женском божестве на коне); андрогинизм (характерная черта ближневосточных культов плодородия и ряда великих малоазийских богинь); хтоничность и связь с загробным миром и смертью (как вооруженные служительницы Великой богини в ее загробном аспекте амазонки часто ассоциируются с могилами и надгробными памятниками; сюжеты амазономахии и борьбы амазонок с грифонами - в качестве служительниц Великой богини амазонки в этой борьбе воплощали идеи бессмертия; их поражение мыслилось символом пути через смерть к бессмертию); некоторые сюжеты из «истории» амазонок. Однако то, что несомненная связь происхождения мифа об амазонках с малоазийскими культами Великой богини была одной из причин его распространения на территории Скифии, где так же существовали ее культы, хотя и вероятно, но все же еще требует дополнительных исследований и подтверждений.

Вторая глава «Сведения о воинственности женщин южнорусских степей в контексте мировой этнографии» содержит два параграфа.

В первом параграфе «Этнографическая традиция о воительницах» произведен сравнительно-исторический и сравнительно-типологический анализ данных античной традиции о женщинах-воительницах народов северопричерноморских степей и соответствующих этнографических данных более поздних периодов. Исследование показало, что многочисленность свидетельств о военизированном быте женщин народов Северного Причерноморья и об участии их в военных действиях не соответствует их реальной информативности: ценность и достоверность данных часто очень относительна, многое повторяется, переходит от одного автора к другому почти без изменений. Это ставит вопрос установления генетической связи источников между собой, их зависимости друг от друга при учете особенностей античной традиции о «варварах» вообще и мифологического характера восприятия действительности авторами того времени.

В античной «этнографической» традиции фигурирует несколько народов, женщинам которых приписывалась воинственность. Прежде всего таким народом считались савроматы. Наиболее ранние авторы, у которых мы находим эти сведения - Геродот и псевдо-Гиппократ, информация которых обычно оценивается как достоверная, основанная на реальных событиях и личном знакомстве авторов с данным регионом.

Однако подробный разбор новеллы Геродота о происхождении племени саврома-тов от браков скифов и амазонок [IV, 110-117] показал, что в ней «этнографический»

пласт является неотделимой частью мифа и существует лишь в контексте мифологического повествования, а «историко-этнографические» корни различных частей данного повествования, обнаруживаемые некоторыми исследователями, на самом деле не являются таковыми. Новелла эта многослойна, и «слои» имеют изначально разное происхождение. И если миф о появлении малоазийских амазонок на Меотийском берегу явно относится к греческому фонду мифов, то истоки повествования о происхождении и обычаях варваров не так очевидны. С одной стороны, повествование имеет откровенный этиологический характер, его основная цель - показать, как произошел народ савроматов. При этом просто соединились «классический» миф об амазонках и общие представления о быте кочевников. С другой стороны, как нам представляется, при создании сюжета Геродот (или его источник) мог пользоваться наблюдениями над неадекватно воспринятыми местными обрядами (вероятно, свадебными) или эпическими текстами местных «варваров». Необходимо иметь в виду очень распространенный у многих народов фольклорный мотив сражения воинственной невесты с претендентами на ее руку, только передан он чужаком. В связи с этим далее проанализированы эпические сюжеты разных народов, содержащие мотив предбрачного боя девушки. В результате выявлено как его несомненное сходство с мотивом из новеллы Геродота, а так же с некоторыми амазонскими сюжетами (бой Ахилла и Пентесилеи, Геракла и Ипполиты), так и явное отличие от типа «классических» амазонок.

Сведения псевдо-Гиппократа [Пс.-Гип., 24] традиционно рассматриваются как независимое доказательство правдивости данных Геродота о воинственных обычаях сав-роматских женщин. Однако их анализ показал явное сходство в главных деталях с рассказом последнего. Представляется вполне возможным, что в данном случае и Геродот, и псевдо-Гиппократ пользовались одним и тем же источником, а следовательно, их сведения не могут рассматриваться как взаимодополняющие. Что касается рассказа псевдо-Гиппократа о прижигании груди у савроматок, то есть основания считать его искусственной конструкцией самого автора. Видимо, сведения амазонского мифа и конструкция псевдо-Гиппократа о савроматках возникли независимо друг от друга, существовали параллельно и лишь позже были искусственно объединены.

В целом, как нам представляется, данные о воительницах Северного Причерноморья, которые нам передают Геродот и псевдо-Гиппократ, с одной стороны, чрезвычайно близки друг другу, а с другой - не имеют достоверно этнографического характера. В них много мифологического, компилятивного, материала неясного происхождения, даже личного творчества. Однако именно их описание савроматок, содержащее ограниченный набор определенных характеристик (участие женщин в войне и охоте наравне с мужчинами, воинственные брачные обычаи), становится практически каноническим и передается от автора к автору вплоть до средневековья. Фиксируемый с IV в. до н.э. термин утчнкократойцеуси как определение племени савроматов является так же производным из рассказа Геродота «расширением» книжных знаний о племенах Северного Причерноморья, а не этнографической деталью. Мы полагаем, у нас нет оснований утверждать, что образ «воинственной савроматки», созданный в V - начале IV вв. до н.э., являлся отражением наблюдаемой греками современной им реальности: против этого говорит как трафаретность картины воинственности савроматок; так и отсутствие данных об участии женщин в реальных сражениях.

Этнографические сведения античных авторов о женщинах-воительницах или

охотницах других народов (саков, иберийцев, феннов) являются единичными и довольно поздними. Но примечательно в них то, что они написаны не по «савроматско-му» трафарету; в них почти отсутствуют описания участия женщин в боях, но обозначены вполне характерные для определенного уровня развития общества хозяйственные занятия, в которых принимают участие и женщины: особенности жизни предопределяли занятия половозрастных групп. Встречающиеся же новеллы о женщинах-воинах (Павсаний, Плутарх) носят характер историко-героических преданий, участие женщин в войне показано как исключительный пример их доблести в чрезвычайной ситуации.

В связи с этим рассматривается вопрос о положении женщин в Спарте и Римской империи. Еще со времен античности в этом случае принято было говорить чуть ли не о гинекократии. Однако анализ источников показывает, что это далеко от истины: мы имеем дело с историографическим мифом, а не с реальным положением дел. В целом «спартанский» и «римский» вопросы заставляют пересмотреть гипотезу о том, что греки и римляне увидели поразившие их свободные обычаи женщин кочевников и создали легенду об амазонках. Ведь они и в своих обществах находили «свободных» женщин и создали мифы о «гинекократии» относительно собственного мира. Было бы естественно предположить, что по отношению к другим народам они применили именно эти образцы (а не миф об амазонках), если бы наблюдали некие реальные обычаи подобного рода. Однако ни в греческой, ни в римской традиции о северопричерноморских варварах этого практически нет; термин же «гинекократия» был применен к ним лишь после того, как стал широко известен рассказ Геродота.

Ситуация, подобная вышеописанной, характерна и для свидетельств более позднего времени, нередко при этом находившихся под прямым влиянием античной традиции об амазонках. Это относится прежде всего к кавказским «воительницам» (данные А.Ламберти, Ж.Шардена, А. де ла Мотрэ, К.Коха, Е.Зичи и др.). Сведения о воинственных женщинах у кавказских народов немногочисленны, отрывочны, касаются лишь нескольких групп: абхазов, черкесов и осетин. Как правило, эти источники несут лишь одну четкую информацию - о том, что женщины ездят верхом и владеют оружием, охотятся. Участие женщин в хозяйственной деятельности (частью которой и были набеги в условиях тех обществ, о которых идет речь) наравне с мужчинами - обычное явление в обществе на низком уровне развития. Возможно, что историческими основами части сказаний о воительницах на Кавказе явились не возможные случаи реального участия женщин в военных действиях, а некоторые специфические обычаи кавказских народов (отдельное проживание от жен у черкесов и воспитание мальчиков мужчинами; молодежные обычаи сцорпроба и цацлоба; травестизм и др.).

Хотя устойчивой традиции о воительницах южнорусских степей в эпоху средневековья и Нового времени не существовало (в нашем распоряжении есть лишь очень неясные византийские сообщения о печенегах и славянах), мы имеем ряд сведений о воинственных женщинах кочевых и земледельческих народов других территорий (монголов, арабов, киргизов, казахов, племен Фарса, американских индейцев и др.) и повествований легендарного характера об участии в боях некоторых конкретных женщин. Однако для сообщений первого ряда характерно то, что их на самом деле не так уж и много; чаще всего они неточны, кратки, не всегда достоверны. И лишь в совокупности с мифологическими и фольклорными материалами (сюжетами сказочного и героического эпоса, историческими преданиями) производят впечатление массовости и убеди-

тельности. Отмечаемые прецеденты личного или массового участия женщин в боях касаются исключительных ситуаций. То, что женщины кочевников участвовали в военных мероприятиях или обрядах, связанных с войной, неудивительно: война пронизывала все стороны жизни кочевников и была делом всего народа. Но при этом прямое участие женщин в боях как воинов никогда не рассматривалось обществом как нормальное явление; как правило, их воинственность проявлялась лишь в исключительных ситуациях. Женщины-воительницы, историчность которых общепризнанна, являлись редчайшими исключениями в жизни общества. Все они были выдвинуты на передний план исторических событий в переломные, трагические периоды и остались яркими исключениями. Истории известны войска, полностью состоявшие из женщин (гвардия при правителях Дагомеи, при дворе индийских царей кушанского времени, в зулусском государстве Чаки). Как показывает анализ, все они носили явно искусственный, даже бутафорский характер; существовали при монархе, в обществе, находившемся на довольно высоком уровне социально-политического развития; это явление нельзя назвать нормальным социальным институтом, сложившимся самостоятельно в ходе исторического развития.

В параграфе втором «Воинственные женщины» в культах и обрядах народов мира» анализируется комплекс сведений, касающихся использования женщинами оружия в обрядах или вне прямых военных действий, или даже совершенно не связанных в войной. У разных народов мира зафиксировано использование женщинами оружия в особых ситуациях, связанных с магическими обрядами, совершаемыми для обеспечения удачи мужчин в войне (народы Ганы, племена Британской Колумбии, Восточной Нигерии); во время вызывания дождя (бхилы в Индии), в свадебной обрядности (русские). Известны также обряды, целью которых служит восстановление равновесия между обществом и природой, когда категории людей с низким социальным положением осуществляют ритуальную власть над вышестоящими, в частности, женщины перехватывают мужские роли и власть, символически узурпируя на время оружие, одежду, снаряжение и стиль поведения мужчин (банту, зулусы и др.). Внешне же для стороннего, не посвященного в истинный смысл происходящего, наблюдателя все это может выглядеть как использование оружия женщинами по его прямому назначению, участие женщин в сражениях, «гинекократия» и т.д.

Описаны также разнообразные традиционные обряды состязательно-игрового характера (поединки на пиках, конная и пешая борьба, скачки и проч.), в которых женщины и мужчины выступали как соперники (киргизы, казахи). Однако необходимо отметить, что на участие женщин в мужских поединках обычно смотрели как на потешную забаву. Для киргизских женщин, например, исследователи отмечают эпизодичность не только участия в состязаниях, но и даже умения ездить верхом. Обряды, предполагавшие «сражение» или состязание между группами мужчин и женщин, присутствуют в свадебном ритуале (скачки на лошадях, бег, военные игры, стрельба в цель; противостояние сторон невесты и жениха); они известны у киргизов, казахов, туркмен, калмыков, племена Фарса, древних греков, населения некоторых районов Ирландии, Уэльса, Германии, у русских, и др. Все это связано, с одной стороны, с представлениями о том, что невесту необходимо «отбить» у ее рода или пола, «укротить»; с другой стороны, в этих состязаниях жених своей победой доказывал свою «суженность», право жениться на невесте. Это же значение четко отражается в эпичес-

ких сюжетах испытания силы жениха и сражения его с невестой-богатыршей. С этими же идеями соотносятся и некоторые явления полового тотемизма (борьба фратрий женщин и мужчин за тотем), зафиксированные у племен озера Эйр, вотиобалук, кур-наи, турбал и др. Конечным результатом борьбы являлись свадьбы. В целом необходимо, видимо, отметить, что соревнования женщин и мужчин непосредственно связаны со свадебной обрядностью, и - шире - с ритуальной борьбой полов, даже если и зафиксированы вне приуроченности к свадебному ритуалу. Более того, анализ других данных о воительницах показывает, что часто они тоже прямо или косвенно связаны со свадебной обрядностью. Это относится и к этнографическим сведениям, и к текстам фольклорного характера. Некоторые следы этих же явлений мы иногда обнаруживаем и в мифах об амазонках.

Анализируя античные и фольклорные сюжеты о воительницах, некоторые исследователи находят в них прямое отражение системы возрастных классов и связанных с ними обрядов женских возрастных инициаций. Среди тех источников, которые привлекаются для констатации самого факта наличия обрядов женских инициаций у древних обществ южнорусских степей (и даже для их воссоздания), необходимо разграничить данные «этнографические» и мифо-эпические. Обряды инициации у самых разных народов хорошо известны и изучены этнографией; определено, что характер их задан той ролью, которую должен будет играть неофит в обществе. Как показывает этнографический материал, женские обряды посвящения включают элементы и испытания, связанные с будущими функциями девушки как женщины, жены, матери; они свидетельствуют о том, что девочки не рассматривались обществом как воины. Ни в одном известном нам из этнографии обществе не было установки на будущую «воинскую» судьбу девочки; нигде этнографически не зафиксировано существование женских вооруженных инициационных отрядов, подобных юношеским. Поэтому мы считаем теоретически крайне сомнительным наличие женских инициаций или иных обрядов перехода в форме военной службы. В мифах и эпосе мы имеем дело с «закодированным» обрядом инициации. Эта кодировка хорошо изучена, выделены ее характерные черты в мифологических и фольклорных текстах [Пропп В.Я., 1998; Мелетинский Е.М., 2000; Рис А. и Б., 19994 и др.]. Однако типичная классическая «инициационная» схема (становление героя; уход от матери, получение нового имени, оружия; испытания в царстве мертвых; уничтожение чудовищ и т.д.) практически никак не соотносится с исследуемыми нами сюжетами о воительницах (будь то мифы, героический или сказочный эпос, литературная традиция). Поэтому, на наш взгляд, говорить о том, что происхождение последних связано с обрядами и идеями «женских воинских инициа-ций», нет оснований. Некоторые мотивы мифо-эпических повествований, которые иногда принимается за инициационные (девушка отделяется от общины; живет в шатре вдали от людей, отвергает/побеждает всех женихов, затем выходит замуж за своего победителя и возвращается в коллектив), соотносятся с иными, хорошо известными этнографии, обрядами - пубертатными, знаменующими половую зрелость; пройдя их девушка сразу же выходит замуж. Вступление героини в схватку с потенциальными женихами означает не особую ее воинственность, не существование отрядов воитель-ниц-иницианток, а мифо-эпическую трактовку поиска истинного суженого.

Конкретный материал, относящийся к характеристике традиционной культуры древнего населения южнорусских степей, не противоречит, на наш взгляд, выводу о

невозможности наличия «женских инициаций» в форме военной службы. Хотя письменные источники не содержат прямой информации на эту тему, совершенно точно можно сказать, что у скифских женщин античная традиция не зафиксировала наличие возрастных классов и инициаций; о союзах у савроматов вообще нет никаких данных, античные сведения о «воинственных» савроматках вызывают серьезные сомнения в их этнографичности; а археологический материал изучен в этом плане пока весьма поверхностно. Т.о., связывать легенды об амазонках в Северном Причерноморье с ини-циациями, а также интерпретировать женские погребения с оружием как захоронения членов женского союза, по крайней мере, преждевременно, если вообще возможно.

Весь рассмотренный материал показывает: у нас нет достаточных оснований говорить о том, что у некоторых народов женщины наравне с мужчинами участвовали в военной жизни общества (в виде ли особых частей, молодежных «инициационных» отрядов, воинской повинности и пр.). Бинарность устройства мира, частным случаем чего была оппозиция мужского и женского, определяла деление общества на мужчин и женщин не только в биологическом смысле, но и в социальном. Полоролевые установки, тендерные стереотипы строго определяли для любого общества границы полов. Нарушения этих границ были связаны с сакральным, обрядовым «разрушением» нормального порядка, и не могут рассматриваться как норма. Мифы, являясь частью сакрального мира, отразили обрядовую сторону жизни общества, а не воспроизвели этнографическую реальность. Разные виды источников - мифы, эпос, исторические предания - отражают различные явления в жизни общества, связанные с отношением «женщина-оружие-война», которые лишь по внешнему признаку были объединены позже, когда уже стерлись воспоминания об их изначальном значении.

В третьей главе «Историко-археологические данные и проблема происхождения сведений о воительницах» проанализированы материалы, которые рассматриваются в науке как конкретно-исторические, фактические подтверждения существования воительниц в южнорусских степях, а именно письменные сведения о воинственных правительницах реальных народов и археологические памятники, содержащие т.н. погребения «женщин с оружием».

В первом параграфе «Воинственные царицы» у народов южнорусских степей и в мировой историографии» рассматриваются античные и средневековые данные о существовании у народов южнорусских степей воинственных цариц - в контексте сведений о правительницах других народов с древности до наших дней. Среди персонажей античной традиции, связанных с Северным Причерноморьем, выделяются амазонские предводительницы, наделенные явно мифическими чертами; героини «переходного» характера, мифические по характеру и происхождению и «исторические» по контексту (Геката, Кирка); «исторические» предводительницы варваров (царица меотов Тиргатао и царица сарматов Амага). Подробный анализ сведений античной традиции об «исторических» царицах, а также о правительницах соседних народов - царице мас-сагетов Томирис, царицах саков Зарине и Сфаретре показывает, что несмотря на различия в деталях, образ их достаточно сходен. Все царицы, о которых есть подробные сведения, правили после смерти мужа-царя (или вместо него); одним из мотивов их войн была месть за сына или за мужа. Более того, античная традиция с ее почти трафаретным образом воинственной, прекрасной и мудрой правительницы, относится не только к описаниям истории и быта варваров-кочевников. В ней задолго до этого су-

шествовал такой фундаментальный образ царицы, как Семирамида. Исследование ее образа в античной литературе приводит к выводу, что легенды о ней оказали большое влияние на формирование преданий о царицах других далеких земель (сюжет об убийстве мужа, черты андрогинности, и др.), а может быть, в какой-то степени, и на образ амазонок (походы цариц, строительство городов и пр.), либо были непосредственно связаны с их генезисом в античной традиции. У античных авторов мы находим рассказы о деятельных и даже воинственных царицах собственно греческих и римских территорий, территорий эллинистических государств (Артемисия; Феретима; Артемисия, вдова Мавсола; Клеопатра, женщины-правительницы Понтийского и Боспорского царств; и др.). В их образах так же четко вырисовывается обязательная деталь: женщина могла осуществлять власть лишь как жена правителя-мужчины или мать наследника умершего царя. Ее положение полновластной правительницы определялось не положением женщин в данном государстве вообще, а ее отношением родства с правителем-мужчиной. Т.о., в античной традиции правительницы изображались однотипно - будь то царицы кочевых племен, или великих государств. А значит, правомерно будет предположение, что конкретные условия жизни конкретных обществ мало влияли на этот сложившийся литературный канон изображения. Учитывая все вышеизложенное, представляется, что воинственный образ цариц кочевников, присутствующий в произведениях античных авторов, не является дополнительным подтверждением высокого положения женщин в определенных обществах и участия их в войнах. Образы Амаги, Тиргатао и других «кочевых» цариц сформировались в соответствии с традиционными античными представлениями о том, какой может и должна быть царица. На выработанный в литературе портрет «типичной» царицы наложились уже имевшиеся в античной литературе трафаретные представления о воинственности женщин северопричерноморских племен и о том, что где-то на этих территориях действовали амазонские царицы; воинственность кочевых цариц в новеллах античных авторов - не параллельное явление воинственности остальных женщин, а искусственно произведенное из нее качество. Происхождение образов цариц-воительниц в исторических новеллах, очевидно, не связано с происхождением образов иных женских воинственных персонажей. То, что даже реальное наличие в обществе «воинственной» царицы совершенно не свидетельствует о причастности остальных женщин к воинской деятельности, подтверждает сравнительно-исторический материал, относящийся к самым разным периодам и народам: сведения о средневековых царицах кочевых народов (Аккагас, Боарикс, Парсбит; девушки-беки в огузском иле; невестка Чингисхана Туракина и др.), о мусульманских правительницах средневековья и Нового времени, об африканских королевах, женщинах-главах европейских государств, царицах и княгинях Руси и России и т.д. В подавляющем большинстве случаев, касающихся любых регионов, власть оказывалась в руках женщины лишь после смерти мужа, чаще всего на правах матери-опекунши малолетних сыновей; часто - в переломные моменты истории своего народа. В любом случае правление женщины рассматривалось как исключительное и временное явление. Видимо, неслучайно и то, что по поводу самых известных и могущественных цариц древности сообщается, что они пытались и во внешности, и в титулатуре соответствовать «царям», а не «царицам» (Хатшепсут, Семирамида, Тамара, и др.).

Во втором параграфе «Погребения «женщин с оружием» и проблемы их социологической интерпретации» выявляются наиболее значимые проблемы, возникаю-

щие при интерпретации т.н. захоронений «амазонок» как историко-этнографического источника, и анализируются порайонно женские погребения с точно определенным полом, происходящие с территории южнорусских степей и прилегающих регионов. Захоронения женщин, в которых присутствуют предметы вооружения, встречаются на огромной территории (по крайней мере, от Урала до Западной Европы) и охватывают время от бронзового века до средневековья; самыми известными и многочисленными являются как раз погребения южнорусских степей раннего железного века. Однако, как состояние самой источниковой базы, так и состояние ее исследований не позволяют говорить о том, что проблема их социологической интерпретации близка к разрешению. С одной стороны, работа с этими источниками требует огромных усилий по сбору и систематизации материала, т.к. опубликовано далеко не все. С другой стороны, узловыми аспектами интерпретации женских погребений с оружием являются следующие: возможность социальных реконструкций по погребениям; достоверность/ надежность определения пола погребенного; вопрос о количестве и качестве оружия в могиле, т.е. какие погребения являются «погребениями с оружием»; что означает оружие в женской могиле. По каждому из этих пунктов до сих пор не достигнуто единство мнений. Принципиальным является вопрос определения пола, поэтому в данном исследовании проанализированы лишь наиболее знаковые и антропологически определенные погребения женщин с оружием на территории южнорусских степей. Было выделено несколько регионов, в границах которых и рассматривался материал скифского и савромато-сарматского периодов: Нижний Дон, Средний Дон, степная Украина, лесостепная Украина, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье, Южное Приуралье. Всего использованы данные о 96 погребениях. Кроме этого, был учтен и проанализирован более поздний материал Дмитриевского комплекса (Белгородская область), относящегося к УШ в. н.э., погребений кочевников южнорусских степей золотоордынского времени, и ряда других.

В результате проведенного исследования было выявлено, что последовательность погребения, ориентировка и положение скелетов не являются маркерами женских погребений с оружием, а четко соотносятся с погребальным обрядом, принятым в каждом конкретном могильнике и культуре. Количество впускных и основных погребений «женщин с оружием» различается незначительно; а богатство погребального сооружения и инвентаря может весьма варьироваться не только в пределах исследуемой территории, но и в пределах отдельных могильников. На основании этого можно заключить, что наличие оружия в могиле, видимо, само по себе мало говорит о высоком или низком статусе погребенной женщины.

В большинстве своем погребения «женщин с оружием» - это одиночные погребения, хотя встречаются и парные/коллективные: чаще всего с детьми, иногда - с мужчинами; при этом оружие может быть не только при женском скелете, но и при остальных - в самых разных сочетаниях. Остальной набор инвентаря в интересующих нас погребениях относится, как правило, к тому, что называют «типично женским», принимая во внимание специфику погребальных обрядов отдельных регионов. Во всяком случае, в них нет явных отличий в инвентаре, кроме собственно наличия предметов вооружения, от женских погребений без оружия. Иногда в женских погребениях с оружием встречается инвентарь, относимый обычно к предметам культовой практики. Но это отнюдь не самое распространенное явление; кроме того, такие предметы нахо-

дят и в «обычных» женских погребениях.

Оружие в основном представлено стрелами, копьями и кинжалами/мечами, но встречаются и дротики, пращи, боевые ножи, топоры, защитное вооружение. Наборы вооружения различаются по регионам и по могильникам. Наиболее разнообразен набор оружия в женских погребениях скифского времени Нижнего Дона (стрелы, копья, мечи, кинжалы, боевые ножи, топоры). Однако значительная часть погребений содержит очень небольшие наборы оружия, представленные нередко лишь несколькими наконечниками стрел. Положение оружия в могиле - разнообразно. Иногда такое расположение оружия отражает, видимо, место его прижизненного ношения или использования (у руки, вдоль ноги и т.д.). В других случаях такая интерпретация сомнительна (в головах, в ногах, за пределами гробовища, в Засыпке могилы и т.п.). Не выявляются особые корреляции оружия в могиле с другими предметами инвентаря.

Возраст погребенных «женщин с оружием» колеблется, как минимум, от 18 до 60 лет (пол детских скелетов не определяется). Преобладают погребенные в возрасте 2035 лет, что позволило некоторым авторам говорить о преимущественном вооружении молодых женщин. Но, с одной стороны, по заявлениям антропологов, даже при наличии полного скелета ошибка при определении возраста взрослого индивида имеет интервал от 5 до 10 лет [Гусаков М.Г., 1993, с.93; Козловская М.В., 1999, с.218]. С другой стороны, говорить о женщинах кочевников в возрасте 25-35 лет как о «молодых» вряд ли оправданно.

Предлагаемые разными авторами интерпретации наличия оружия в женских могилах могут быть сведены к следующим пунктам: а) оружие в женских погребениях можно рассматривать как талисман, амулет; б) оно могло быть отражением социальной значимости данной женщины; в) было свидетельством участия данной женщины в военных действиях; г) оружие могло предназначаться умершему мужу данной женщины; д) предметы вооружения в женской могиле могли быть данью любви и уважения живых родственников-мужчин; е) оружие предназначалось для защиты женщины на пути в загробный мир: посмертно вооружались в основном те из женщин, кто к моменту смерти не находился под властью мужчины. Если исходить из признания единственности причин, приводивших в тому, что в могилу женщины клали оружие, то тогда практически по каждому пункту можно привести возражения. То, что оружие в могиле собственно к погребенной женщине может и не иметь прямого отношения, как считают некоторые авторы, вполне вероятно, но очень сложно поддается определению. Кроме того, функциональное значение (бытовое применение) вполне может сопутствовать культовому, и наоборот. В различных ситуациях (например, в погребальном обряде) «функциональный» предмет (оружие) может наделяться сакральным значением. Учитывая те особенности погребений «женщин с оружием», о которых говорилось выше, мы считаем, что, скорее всего, об однозначном решении вопроса речь в принципе идти не должна: разнообразие материала свидетельствует как раз о том, что причины, по которым в могилы женщинам клали оружие, могли быть разными в каждом конкретном случае (либо в каждой конкретной группе). Несомненно, часть таких погребений содержит останки женщин, которые в обществе рассматривались как причастные воинской деятельности; в их могилах присутствуют значительные наборы оружия в «рабочем» положении. Однако их количество настолько невелико относительно общего количества населения, обитавшего на этих территориях, что говорить о какой-либо

женской воинской повинности и т.п. вариантах не приходится. Это - скорее исключения, чем правило. Предметы же вооружения в других могилах (в виде единичных экземпляров или в явно «небоевом» положении) могли попадать туда и как амулеты', и как «передачи» на «тот свет» и т.д.

В Заключении подводятся итоги предпринятого исследования. Анализ античного мифо-эпического материала о народах южнорусских степей показывает, что в нем представлены разные типы воительниц. Древнейшие сообщения рисуют нам тип «амазонок» - племени воинственных женщин. Он зарождается еще задолго до знакомства древних греков с Северным Причерноморьем, и к VIII в. до н.э. уже широко известен в греческом мире. Возникновение его, несомненно, связано с культами плодородия и относится к территории Малой Азии (а, возможно, и к территории материковой Греции). Связывать формирование основного ядра греческого мифа об амазонках с варварами Северного Причерноморья, как и с варварами любых других территорий, у нас нет достаточных причин. На основе рассмотренного нами материала мы можем утверждать, что легенды об амазонках показывают разные стадии развития. Они различаются по характеристикам, функциям и по происхождению. «Ранним» амазонкам присуща «коллективная индивидуальность», они выступают «коллективным противником» мужчин, обитают на краю мира, хтоничны и тесно связаны с культами. «Классические» амазонки - это уже персонажи четко оформившегося и локализованного мифа, их общество имеет некую структуру; они вступают в разнообразные связи с героями, в том числе в матримониальные; для них характерна личная индивидуальность. На следующей стадии развития мифа амазонки подвергаются «историзации» и «этнографизации», смешиваются с различными персонажами иных сказаний, в том числе эпических. Видимо, постепенно часть их преобразуется в дальнейшем в мифологический эпос.

«Перенесение» места жительства амазонок на другие территории происходит по мере знакомства греков с дальними странами в результате экспедиций в эти страны и их колонизации. Ведущей причиной появления новых локализаций амазонок становится не этнографический признак, а особенности мифологического мышления, помещающего все народы-«монстры» на границе известного грекам мира. Так появляются амазонки в различных частях Малой Азии, Северного Причерноморья (от Истра до Кавказа), на Каспии, во Фракии, Северной Африке. С V в. до н.э. среди регионов нового «распространения» амазонок все больше выделяется Северное Причерноморье. Огромную роль в утверждении подобной локализации сыграли произведения знаменитых греческих трагиков (Эсхил, Еврипид) и «Истории» Геродота. Однако в этих, определивших новое развитие легенды, сочинениях, как и в последующих работах, нет четко и бесспорно выраженного этнографизма, что не позволяет бесспорно утверждать влияние на локализацию амазонок в Северном Причерноморье фактов знакомства греков с воинственными местными женщинами. Одновременно в античной традиции существовало направление, представители которого придерживались традиционных взглядов на легенду (Пиндар, александрийцы, Павсаний и др.), и, соответственно, совершенно не соотносили амазонок с областями и народами Северного Причерноморья.

Анализ параллельной «этнографической» информации античных авторов о воительницах народов рассматриваемой территории показывает, что мнение исследователей о многочисленности этих сведений и полной адекватности их реальности сильно преувеличено. Почти все они воспроизводят сложившееся со времен Геродота, псевдо-

Гиппократа и Эфора трафаретное описание, включающее ограниченный и четко фиксируемый в традиции набор характеристик, и, вероятно, восходят к одному первоначальному кругу источников.

Археологический материал погребений «женщин с оружием» чрезвычайно разнообразен: различен возраст, социальное положение погребенных, различно количество и состав вооружения в их могилах, неоднородно положение оружия относительно погребенной, и т.д., что вполне соотносится с разнообразием этнографических связей «женщина-оружие». Эти связи очень многочисленны, включают нередко имитации женщинами боев и ритуальное противоборство с мужчинами. Нередко сторонними наблюдателями исполнение подобных обрядов могло восприниматься как реальное сражение. При этом, однако, реконструируемый некоторыми исследователями факт участия женщин в «военизированных молодежных отрядах» не находит подтверждения. Факты участия женщин в реальных военных действиях носили исключительный и частный характер у всех, даже крайне военизированных кочевых, обществ. По данным археологии можно предположить, что и у населения Северного Причерноморья в скифское время иногда встречались и воительницы. Об этом могут свидетельствовать немногочисленные находки захоронений женщин с большими комплектами вооружения, находящимися при погребенных в «боевом» положении. Но говорить о широком участии женщин в военных действиях мы не имеем оснований ни по данным античных источников, ни по данным археологии, ни по данным этнографии.

Сведения об участии женщин высших сословий в политической жизни страны так же не характеризует положение остальных женщин как «особое», повышенное, и не связано с участием женщин в воинской деятельности. Следовательно, данные о «кочевых» и других царицах не могут быть дополнительным подтверждением наличия воительниц в этих обществах.

Учитывая все вышеизложенное, вполне вероятным является предположение, что речь у греческих авторов чаще идет не столько об участии женщин в военных действиях, сколько либо об эпических текстах, содержащих мотивы сражения девушки с претендентами-женихами, либо о неких обрядах, скорее всего, связанных с браком. Уже эволюционировавшие (ко времени знакомства греков с народами Северного Причерноморья) в сторону эпики сюжеты об амазонках вполне могли сближаться древнегреческими авторами с некоторыми «варварскими», северопричерноморскими эпическими произведениями, в результате чего возникали новые варианты мифа об амазонках, обогащенные героико-эпическими мотивами о воительницах местного происхождения. Последние же развивались самостоятельно и на иных основах, чем собственно греческие легенды об амазонках. Сообщения о «воинственных савроматках» как раз к ним и могут относиться: на наш взгляд, они в некоторой своей части образуют аналог сказаний об эпических невестах-богатыршах, может быть, женах-помощницах. С одной стороны, реальная немногочисленность и однотипность подобных сведений античной традиции, а с другой стороны - отсутствие прямых указаний на участие женщин скифов и савроматов в военных действиях подтверждают это мнение. Тип невесты, вызывающей женихов на состязания, встречается в эпических произведениях самых разных народов, в том числе и южнорусских степей и пограничных с ними территорий. Его характеристики и функции совершенно отличаются от типа греческой «амазонки»: это Индивидуальный образ, наделенный в древнейших вариантах огромной силой и разме-

рами; цель «богатырства» женщины - брак; нахождение «истинного» суженого происходит в процессе его испытания, прежде всего, воинского состязания с ним. Победа героя над такой «воительницей» достигается лишь при использовании им специальных «приемов». Все эти особенности находят то или иное своеобразное отражение в традиционных представлениях о взаимоотношениях полов и брачных обычаях, что зафиксировано этнографией. Происхождение данного типа воительниц и его историко-этнографические корни вполне правомерно связывать именно с этим комплексом обычаев и представлений.

Нам представляется, что наблюдаемое разнообразие типов «воительниц» в мифах и эпосе народов, связанных с южнорусскими степями, типов отношений «женщина-оружие» в этнографических данных и материалах погребений приводит к выводу, что причину этого разнообразия нельзя искать в одной и единой для всех народов, культур и периодов причине. Историко-этнографическая реальность, включающая самые разные связи «женщина-оружие», породила и различные ее проявления в эпосе и обряде. Что же касается конкретного случая с «воительницами» древнейшего населения территорий южнорусских степей по данным античной традиции, то весь рассмотренный нами материал склоняет нас к мысли о том, что в большинстве случаев перед нами -исторический, этнографический и историографический миф, элемент социокультурной действительности, сформировавшийся еще в трудах древнегреческих авторов и перешедший оттуда в науку современности.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Амазонки -женщины-воительницы //'Донская археология. 1998,№ 1. — стр. 13-19.

2. Амазонки в Северном Причерноморье (к вопросу об исторических корнях легенды) // Проблемы археологии Юго-Восточной Европы (тезисы докладов VII Донской археологической конференции). Ростов-на-Дону, 1998. - стр. 88-89. Соавтор - В.Е. Максименко.

3. Античная письменная традиция об амазонках: пути развития // Рубикон. Сборник научных работ молодых ученых. Вып. 13. Ростов-на-Дону, РГУ, 2001. - стр. 28-35.

4. Религиозно-мифологический подход к интерпретации легенды об амазонках в трудах отечественных исследователей // Исторические этюды. Вып. 5. Памяти Ю.В. Кны-шенко (1921-1990 гг.). Сб. статей. Ростов-на-Дону, 2002.-стр. 8-16.

5. Воительницы Северного Причерноморья: к вопросу об историко-этнографических основах рассказа Геродота о происхождении племени савроматов // Перекрестки истории: Актуальные проблемы исторической науки. Материалы всероссийской научной конференции 22-23 апреля 2004г. Астраханский Гос. Ун-т. Астрахань. - стр. 79-85.

Отпечатано в типографии ООО «ВУД» Лицензия ПД № 10-65062 от 29 09.2001. 344010, г. Ростов-на-Дону, ул. Красноармейская, 157

Ш-дркз • ?

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Богаченко, Татьяна Викторовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. МИФЫ ОБ АМАЗОНКАХ АНТИЧНОЙ ТРАДИЦИИ.

§ 1. Амазонская легенда в античной традиции и амазонки южнорусских степей.

§ 2. Пути развития античной традиции об амазонках и ее «скифская» версия.

§ 3. Происхождение греческого мифа об амазонках и культы плодородия.

ГЛАВА II. СВЕДЕНИЯ О ВОИНСТВЕННОСТИ ЖЕНЩИН ЮЖНОРУССКИХ

СТЕПЕЙ В КОНТЕКСТЕ МИРОВОЙ ЭТНОГРАФИИ.

§ 1. Этнографическая традиция о воительницах.

9 § 2. «Воинственные женщины» в культах и обрядах народов мира.

ГЛАВА III. ИСТОРИКО-АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ И ПРОБЛЕМА

ПРОИСХОЖДЕНИЯ СВЕДЕНИЙ О ВОИТЕЛЬНИЦАХ.

§ 1. «Воинственные царицы» у народов южнорусских степей и в мировой историографии.

§ 2. Погребения «женщин с оружием» и проблемы их социологической интерпретации.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Богаченко, Татьяна Викторовна

Среди разнообразных сюжетов, так или иначе связываемых с территорией южнорусских степей, одним из самых известных является сюжет о женщинах-воительницах. Хотя в различных этнических средах эти персонажи могут фигурировать под разными именами, европейскому миру они стали известны прежде

I* всего под древнегреческим именем «амазонки». Поиски исторических корней этих сказаний представлялись заманчивыми для многих поколений исследователей, начиная уже с эпохи античности. Повышенное внимание к теме объясняется необычностью представленной в ней ситуации: мир мужчин и мир женщин как бы поменялись местами, их социальные функции и позиции изменились на противоположные (женщины - воины, правители, главы семейств; мужчины - «домохозяйки», воспитатели детей, униженные и изгоняемые из общества). На данный момент существует огромное количество научных, научно-популярных и околонаучных работ, касающихся определения происхождения и историко-этнографических основ повествований о воинственных женщинах. Но общей чертой большинства из них является то, что нередко проблемы эти воспринимались с определенной долей иронии и решались довольно поверхностно, на уровне привлечения более или менее обширного количества сходных примеров. Практически не ставился вопрос о том, что «воительницы» различных повествований имеют разные характеристики, функции, а возможно - и различное происхождение и 1 иную соотнесенность с историко-этнографической реальностью. Такая ситуация, несомненно, не соответствует важности данной темы, имеющей выходы на другие, очень серьезные и значительные проблемы отечественной и зарубежной истории. Необходимость в комплексном анализе материалов по «воительницам», на данный момент включающих в себя огромное количество источников, и предопределило появление данного исследования.

Актуальность данной темы определяется с одной стороны, теми процессами, которые происходят в мировой и отечественной науке в целом, а с другой -наличием определенных изменений в отечественных науках, исследующих древние и средневековые общества Северного Причерноморья (археология, этнография, история, фольклористика, искусствоведение и др.).

В последние годы происходит поворот от решения глобальных исторических проблем к разработке тем специализированных, приближенных к человеку. В русле поисков новых методологий все чаще для анализа «амазонских» сюжетов пытаются использовать тендерный подход. Под тендерными исследованиями подразумевают в целом изучение полоролевых установок [Бок Г., 1994, с. 177-184; Пушкарева Н.Л., 2000, с.31; Репина Л.П., 2002, с. 12-13]. В понимании представителями разных народов социальных ролей, позиций, прав и обязанностей мужчин и женщин были обнаружены значительные различия. Они обусловлены множеством факторов и касаются как внешних знаков и показателей пола (особенности поведения, одежда, прическа и пр.), так и властных практик отношений между полами [Пушкарева H.JI., 2000, с.32]. Все это позволяет по-новому взглянуть на проблему исторических основ сказаний о женщинах-воительницах. Не отрицая плодотворности такого подхода, мы хотим отметить, что его абсолютизирование может так же негативно сказаться на развитии наших знаний о мире мужчин и женщин, как и полное игнорирование тендерных проблем. Материал, относящийся к нашей теме, показывает правомерность использования разных подходов и методик, в т.ч. и традиционных. Синтез нового и старого - это, на наш взгляд, именно то, в чем сейчас нуждается наука.

Рассматриваемая тема имеет также важное значение для развития знания об истории и культуре нашего региона. От ее решения, в частности, во многом зависит определение характера развития кочевых обществ южнорусских степей как в античную, так и в более поздние эпохи: уровень социально-экономического развития, социальная структура, особенности быта. Сейчас открылись широкие возможности для разработки этой темы: накопление и обобщение данных (этнографических, археологических, фольклорных) позволяет проводить современное исследование на должном фактологическом уровне, а свобода научного поиска от идеологических установок помогает с новых научных позиций пересмотреть устаревшие схемы и шаблоны мышления.

Степень разработанности темы.

В мировой науке сказания о воинственных женщинах изучались достаточно активно, и прежде всего это относится к мифам об амазонках. Первым специальным трактатом по данному вопросу считается вышедшее в 1685 г. сочинение француза Пьера Пти (1617-1687) [Косвен М.О., 1947, №3, с.27], который считал амазонок бесспорной реальностью. К XIX в. за рубежом было создано множество работ, разрабатывающих темы мифологии и иконографии амазонок1, однако долгое время дискуссии об исторических корнях легенды в основном оставались на уровне признания или отрицания реальности существования племени воинственных женщин в том виде, в каком оно описано в греческом мифе. Российскими учеными вплоть до конца XIX в. так же не проводились значительные специальные исследования, хотя об амазонках было известно со времен написания «Повести временных лет». Они, как правило, признавались исторической реальностью и непосредственно связывались с ранней историей Руси2. В целом же как в зарубежной, так и в отечественной историографии наиболее характерны были работы, представляющие собой по преимуществу просто компиляции различных (чаще всего - античных) данных об «амазонках» в разных частях света [Цагарели А., 1870; Rothery G.C., 1910; и др.].

Вопрос о соотношении мифа об амазонках и историко-этнографической реальности в полной мере был поставлен лишь в XX веке, по мере накопления и осмысления этнографического, исторического и археологического материала. С развитием научного знания выделилось несколько основных направлений, по линии которых шло исследование3.

В соответствии с «мифологическим» подходом предание об амазонках относится к сфере чисто мифологических представлений. Такая интерпретация встречается и в науке XVIII в. (например, работа Н.Фрэрэ [Доватур А.И., 1982, с.366]), и в XIX в. (см.: [Косвен М.О., 1947, №3, с.28]), есть сторонники такого подхода и сейчас. Так, по мнению В.Я.Петрухина, амазонки в разных традициях, восходящих к античной, отмечают не историко-географическне реалии, а неосвоенную часть ойкумены в пространственном отношении или доисторическую (мифологическую) эпоху во временном отношении. Последнее наблюдается уже у Геродота, где амазонки считаются прародительницами реальных савроматов [Петрухин В.Я., 1995, с.47]. При несомненной верности подмеченных автором особенностей восприятия мира древними народами, необходимо заметить недостаточность только таких трактовок сюжета. Как правило, сказания о воительницах включают разнообразные по типу и происхождению пласты и не ограничиваются лишь одними мифическими чертами. В русле этого же подхода продолжается в основном исследование мифа об амазонках в современной зарубежной науке; речь идет о поисках неких архетипов сознания древних греков, при этом термин «амазонки» рассматривается главным образом как метафора борьбы между полами [Рошегоу S.B., 1975, р.24-25; Lefkowitz M.R., 1983, р.49, Джеймс П., Торп Н., 2001, с.446].

Исторический подход к проблеме характеризуется мнением, что амазонки - это варварские народы, которых греки, введенные в заблуждение их чуждыми для греческих глаз внешним видом и обычаями, посчитали женщинами. Этот подход зародился еще в античное время [Папефат, XXXII]. В работах более современных исследователей наиболее ярко эта точка зрения выражена у В.Леонхарда4. Но как в зарубежной, так и в отечественной науке она не получила распространения из-за своей узости в интерпретации материала.

Несомненно, внимания заслуживает т.н. «религиозно-мифологический» подход, согласно которому греческих миф об амазонках связан с культами плодородия. У него есть целый ряд сторонников [Услар П.К., 1881; Мищенко Ф.Г., 1882; 1886; Ельницкий Л.А., 1961; Урушадзе А.В., Рогава Г.В., 1975; Доватур А.И., 1982; Karst J., 1948; Bedrosian R., 1999; и др.]; как правило, в отечественной науке его комбинируют с этнографическим подходом, при преобладании именно последнего. Анализу связей легенды об амазонках с культами посвящен §3 Главы I.

Сторонники этнографической интерпретации мифа полагают, что в его основе лежат либо действительные обычаи отдельных народов, либо эти предания отражают реальную ситуацию в развитии человеческого общества в целом.

Именно в этом русле и шло в основном исследование «амазонской» проблематики в нашей стране. Важным фактором в разработке различных тем в этом направлении явился выход в свет специальных сборников русских переводов античных источников, в которых сведениям об амазонках уделялось большое внимание (монументальной работы В.В.Латышева «Scythica et Caucasica» [Латышев В.В., 1893-1900], работ Э.Апарина [Апарин Э., 1901-1902], К.Гана [Ган К., 1884]), и классической подборки разнообразных повествований о племенах женщин, осуществленной М.О.Косвеном [Косвен М.О., 1947, №2-3]. Именно работа последнего, по сути, задала направление всех последующих отечественных исследований по данной теме. Он не только привел материал по воительницам, но и определенным образом его классифицировал5; представил развернутую историографию проблемы и выделил в античных сказаниях об амазонках несколько вариантов6. С развитием археологических исследований (в первую очередь - на территории древней Скифии) начинается, по сути, новый этап изучения «амазонок». Находки погребений «женщин с оружием» возродили интерес к древней легенде и, казалось, дали ей материальное подтверждение. Именно отечественные исследователи стали его активно привлекать при анализе античной традиции об амазонках в Северном Причерноморье. В российской науке складываются четкие концепции по данным проблемам, и это позволяет говорить о серьезной разработке вопроса.

Попыткой дать всеобъемлющее объяснение «амазонской» легенды во всех ее вариантах, определившей основные подходы ряда зарубежных исследователей и большинства отечественных, было применение в данном случае учения о матриархате как первой универсальной стадии развития человечества [Аверкиева Ю.П., 1966, с. 181; Першиц А.И., 1986, с.59]. Матриархат рассматривался как ранний период развития общества, знаменовавшийся равноправным и даже преобладающим положением женщины в хозяйстве и в обществе [Косвен М.О., 1948, с.З]. Отправной точкой для развития исследований в этом направлении стала работа И.-Я.Бахофена «Материнское право». Автор поделил начальную историю развития человечества на три периода: гетеризм, гинекократия и патриархат. Переход от гетеризма к гинекократии составляет, по Бахофену, особый этап, именуемый им амазонством. Сказания об амазонках исследователь считал подлинной исторической традицией и принимал амазонство в качестве универсального явления человеческого прошлого. Бахофен изображал его как своего рода социальный переворот, совершенный женщиной [Косвен М.О., 1948, с.121]. Гипотезу Бахофе-на разделяли К.Маркс и Ф.Энгельс, что предопределило ее господствующее положение в отечественной науке, хотя позже отдельные ее положения были частично развиты и переработаны. Среди зарубежных ученых идеи швейцарского историка долгое время также были весьма популярны [Сухачев H.JI., Харитоно-вич Д.Э., 1998, с.482, прим.21].

Преобладанием женщины в обществе объяснялось как ее участие в воинской практике, так и переосмысление этого участия в мифологии и фольклоре. Общепринятым стало мнение, что мифы о воительницах, распространенные уже в классовых обществах, свидетельствуют о пережитках матриархата, это - сохранившиеся остатки былых эпох, черты ранних социальных отношений [Лунин Б.В., 1949, с.88; Хлобыстин Л.П., 1972, с.28; и др.]. Амазонская легенда, бытовавшая в патриархальном обществе Древней Греции, также рассматривалась как рудимент ушедшей эпохи: в мифах об амазонках и их борьбе с олимпийскими героями отразились элементы матриархата, борьба героев с амазонками - это борьба матриархата и патриархата, поражение амазонок - поражение матриархата [Та-хо-Годи А.А., 1989, с.51; 1997а, с.63; Доватур А.И., 1982,. С.366; Косвен М.О., 1947, №3, с.29сл.; Лунин Б.В., 1949, с.88; Донини А., 1966, с.146-147; Шашков С.С., 1898, с. 10, 22; Мифы., 2000, с. 112; Bedrosian R., 1999]. Следы именно такого понимания предания несет на себе основная масса отечественных и ряд зарубежных исследований даже после того, как встал вопрос о пересмотре положения о периоде существования «власти матерей», господства женщины в семье и обществе.

С 50-х гг. XX в. среди этнографов начинаются дискуссии, в результате которых был сделан вывод, что хотя во многих архаических обществах, действительно, существовал счет родства по женской линии и достаточно высокое положение женщины, нигде не зафиксированы ни промискуитет, ни матриархат в собственном смысле этого слова, т.е. как первоначальное господство женщины в семье и обществе [Хлобыстин Л.П., 1972, с.28; Андреев Ю.В., 1992, с. 12; Сухачев Н.Л., Харитонович Д.Э., 1998, с.482, прим.21; и др.]. Понятие «матриархат» было заменено на понятие «материнский род» [Монгайт А.Л., Першиц А.И., 1955, с. 137; Першиц А.И., 1986, с.60]. Но потом было поставлено под сомнение и то, что первоначальный счет родства велся по материнской линии: вероятно, что материнский и отцовский счет родства зародились параллельно [Решетов A.M., 1972, с.4; Файнберг Л.А., 1975, с.65; Алексеев В.П., Першиц А.И., 1990, с. 159]. Более того, факты показывали, что даже если род был материнским, то «женщина оставалась полноправной, уважаемой, часто влиятельной, но не больше» [Першиц А.И., 1986, с.68]. Во всех без исключения раннепервобытных и позднепервобыт-ных племенах, сохранивших материнский род, женщины не занимали господствующего положения. Ни матрилинейность, ни матрилокальность не ставили мужчину в сколько-нибудь зависимое, подчиненное положение. Немало примеров существует того, что в материнскородовых обществах женщины обладали меньшим общественным и семейным весом, чем мужчины [Першиц А.И., 1986, с.64-65]. Хотя в некоторых племенных группах в Африке и Юго-Восточной Азии женщины, действительно, имеют преимущество в наследовании родового имущества, в выборе брачного партнера, но это исключительные случаи, объясняемые как особая форма распада первобытных отношений [Сухачев Н.Л., Харитонович Д.Э., 1998, с.482, прим. 21]. Следовательно, вопрос о первоначальной форме рода и положении в нем женщины - разные вещи. Однако несмотря на то, что из-под ног сторонников такого объяснения происхождения «амазонской» легенды был выбит прочный фундамент в виде существования периода матриархата, многие продолжают отстаивать первоначальное существование материнского рода, и п именно с этим увязывать разрешение «амазонской» проблемы .

Другие видят в «гинекократии» кочевников южнорусских степей уже не пережитки материнского рода, а вторичное явление, связанное с особыми условиями варварского или раннерабовладеяьческого общества, когда свободное взрослое мужское население занято грабительскими походами, а руководство всем хозяйством, забота о безопасности дома и стада обеспечивались женщиной [Смирнов А.П., 1971; Плетнева С.А., 1983, с.9]. Такая трактовка, на наш взгляд, тоже не является исчерпывающей: как показывает этнография, участие женщин даже кочевников) в обороне родного селения носит исключительный характер, о чем пойдет речь в § 1 Главы II.

Еще одно видение решения проблемы представлено в трудах Ю.И.Семенова [Семенов Ю.И., 1966; 1974; 1996] и некоторых последующих авторов, пользовавшихся его гипотезой и доводами [Матюшин Г.Н., 1972, с.97-101; Мавлеев Е.В., 1981, с.15; Скржинская М.В., 1991, с.40]. Ю.И.Семенов полагал, что развитие производственных половых табу привело к обособлению мужчин и женщин и развившемуся антагонизму между ними. Конфликт мог быть разрешен путем возникновения половых отношений между людьми, принадлежащими к разными коллективам, т.к. в их отношении не действовали принципы внутрикол-лективных половых табу. Начальный этап завязывания такого рода отношений оргиастические нападения женщин на мужчин других коллективов, которые в последний период существования первобытного человеческого стада представляли собой всеобщее и закономерное явление. Отображение этих нападений и составило первоначальное ядро амазонских легенд, на которое в дальнейшем наслоились новые моменты, что привело к его более или менее значительному изменению. Изложенная концепция вошла в ряд фундаментальных обобщающих работ по истории первобытного общества8, хотя и вызвала среди ряда специалистов серьезные критические отзывы [Кабо В.Р., 1972, с.57].

В попытках найти некую иную обобщающую модель, которая бы объясняла наличие сказаний о женщинах-воительницах у разных народов, исследователи последних лет предлагают теории, касающиеся особенностей половозрастной структуры первобытных обществ. В легендах о женщинах-воительницах пытаются найти отражение обрядов инициаций, женских молодежных вооруженных от-^ рядов, мужских и женских домов и союзов, и т.п. [Толстова Л.С., 1984, с. 193;

Лукьяшко С.И., 1991, с.60; Фиалко Е.Е., 1991; 2002; Гутнов Ф.Х., 2000; Гуляев

В.И., 20006]. Нам представляется, что эти попытки требуют особого исследования, которому и посвящен раздел в §2 Главы II.

Целый ряд отечественных и зарубежных авторов склоняются к мысли, что в основе легенд о воительницах (амазонках) лежат действительные обычаи конкретных народов (как правило, либо киммерийцев, либо савроматов).

Тождество киммерийцев или их части и «амазонок» в Северном Причерноморье устанавливается по сходству некоторых моментов их военной истории; по тому, что они, вероятно, занимали близкие территории, а также по наличию в их обществе особого положения женщины [Мищенко Ф.Г., 1882; 1886; Ростовцев М.И., 1918; Ельницкий JI.A., 1961; Максименко В.Е., Скрипник Т.А., 1991; Ми-рошина Т.В., 1995]. Подчас с киммерийцами связывают даже зарождение самого греческого мифа об амазонках. Однако история киммерийцев во многом еще остается «белым пятном». В археологической науке все еще не сложилось единого мнения даже относительно того, какую именно археологическую культуру или отдельные памятники следует считать собственно киммерийскими, обитали ли они в Северном Причерноморье, а некоторые даже сомневаются в том, что киммерийцы вообще существовали [Дьяконов И.М., 1981; Куклина И.В., 1985, с.48-66; Степи., 1989, с. 10, 16; Алексеев А.Ю., 1993, с.6; и др.]. Что касается наличия «особого положения» женщин у киммерийцев, то это предположение не имеет конкретных доказательств ни в письменных, ни в археологических источниках. Такие крупные исследователи как М.И.Артамонов, А.И.Тереножкин, А.И.Иванчик решили обойти вопрос об общественных отношениях, а тем более вопрос о положении женщины в киммерийском обществе, считая, что для этого у нас слишком мало материала [Артамонов М.И., 1974; Тереножкин А.И., 1976; Иванчик А.И., 1996]. Поэтому, как нам представляется, до достижения ясности в вопросе с самими киммерийцами вряд ли можно серьезно говорить об их отождествлении с амазонками греческих мифов.

Более аргументировано сопоставление амазонок в Северном Причерноморье и савроматов. Свидетельства античных авторов о воинственности савромат-ских женщин послужили основой гипотезы о том, что греки, столкнувшись с этими племенами в процессе колонизации Северного Причерноморья и обнаружив, что у них женщины свободны и принимают участие в военных действиях, перенесли на эти территории по аналогии и легенды об амазонках; позже сведения об амазонках и савроматках практически полностью сливаются. В начале XX века огромную роль в развитии этой гипотезы сыграли работы выдающегося исследователя античной традиции М.И.Ростовцева. По его мнению, сведения о роли женщин у савроматов вытекают из наблюдений главным образом над ближайшими к грекам племенами у Дона и Меотиды, язаматами [Ростовцев М.И., 1925, с. 110]. Развитие археологии привело к тому, что этой гипотезе был дан новый импульс. Открытия захоронений женщин с оружием по всей территории расселения савроматов, казалось бы, окончательно подтверждали сведения античных авторов о «гинекократии» у савроматов. Именно в этом ключе написана работа Б.Н.Гракова «Пережитки матриархата у сарматов» [Граков Б.Н., 1947], ставшая одной из важнейших вех в развитии изучении северопричерноморской «амазонской» проблематики во 2 пол. XX в. Б.Н.Граков выдвинул тезис о тождестве савроматов и сарматов и предложил периодизацию культуры, по которой они составляют этапы единого процесса развития. В рамках данной периодизации автор и прослеживает «наличие пережитков материнского рода у савромато-сарматов и их постепенное исчезновение» на основе археологического материала (захоронений женщин с оружием и предметами культа). Т.к. на ранних этапах савромато-сарматской культуры материнский род, по его мнению, явно налицо, то есть все основания считать версию «переноса» амазонской легенды на «женоуправляе-мых» савроматов-сарматов вполне реальной. Другая фундаментальная работа по савроматской культуре, написанная К.Ф.Смирновым [Смирнов К.Ф., 1964], закрепила представление о ней как об «амазонской» и дала в руки исследователей статистические данные по распространенности погребений «женщин с оружием» у савроматов9. Эти работы породили в дальнейшем длительную дискуссию о наличии «матриархата» (либо материнского рода) у савроматов, на которую оказывали большое влияние состояние в археологической и этнографической науках (в частности, теоретические вопросы, связанные с матриархатом) и вопросы, связанные с пересмотром периодизации культур кочевников скифо-сарматского времени, данной Б.Н.Граковым10. Практически все последующие авторы-археологи вплоть до конца 80-х - начала 90-х гг. в своих исканиях отталкивались именно от заключений, сделанных Б.Н.Граковым и К.Ф.Смирновым. Из ученых, которые продолжают и сейчас работать в этом направлении, т.е. ищут реальных «прототипов» амазонок среди племен Северного Причерноморья, необходимо отметить Т.В.Мирошину. Она провела сравнительный анализ характеристик обычаев амазонок и савроматов, и сделала вывод, что большая их часть совпадает, что подтверждается рассказом Геродота о происхождении савроматов от амазонок. По мнению исследовательницы, в Приазовье под амазонками античные авторы имели в виду язаматов (иксибатов-яксоматов), включавших вернувшихся из Передней Азии киммерийцев, отличительной особенностью которых были женские молодежные отряды [Мирошина Т.В., 1990; 1995]. Как нам представляется, ряд доказательств и выводов автора не бесспорен и нуждается в уточнениях как в плане деталей мифа об амазонках, так и сообщений античных авторов о савроматках11.

Согласно другой гипотезе амазонки прямо или косвенно ассоциируются с савроматами не только в Северном Причерноморье, но и на Кавказе, и в Малой Азии. Еще К.Ф.Смирнов выдвинул версию о том, что легенды об амазонках в Азии имеют подоплекой участие савроматок в походах VII в. до н.э. [Смирнов К.Ф., 1964, с.211]. Наиболее полная и аргументированная разработка этого варианта в отечественной литературе принадлежит В.Б.Виноградову [Виноградов В.Б., 1972]. Он считает, что сопоставление свидетельства Эсхила о проживании амазонок на Кавказе и последующем переселении их в Малую Азию, с другими античными данными (особенно Геродота, Диодора и Страбона) дает новое подтверждение выводам о возможности участия савроматов и их женщин в переднеа-зиатских походах. По его мнению, за именем амазонок скрываются савроматские племена, которые жили в районах, прилегающих к Предкавказью и чьи походы в Малую Азию и породили легенды о воинственном племени женщин [Виноградов В.Б., 1972, с.21-26]. Мы полагаем, что в рамках нашего исследования эта гипотеза требует особого рассмотрения (прежде всего в виду специфики указанных античных источников), что и станет предметом анализа в соответствующих главах.

С развитием археологических исследований территории древней Скифии встал вопрос и о «причастности» амазонской легенде скифов. Женские погребения с оружием скифского времени на территории Украины становятся известны уже с рубежа XIX - XX вв., но как об особом явлении в скифской археологии о них было впервые заявлено лишь в 50-е гг. XX в. [Ганша О.Д., 1958; 1960]. Долгие годы их рассматривали как некую аномалию, исключения, пытались объяснить их появление, например, браками с савроматками, либо приписывали их сарматам [Смирнов К.Ф., 1984]. Большую роль в этом «неприятии» скифских женских захоронений с оружием сыграли античные письменные свидетельства, которые рисовали скифское общество строго патриархальным [Герод., IV, 114]. Поэтому традиционно считается, что положение женщины у скифов было приниженным [Хазанов A.M., 1975, с.83]. Противоречие между письменными и археологическими данными разрешалось долгое время в пользу первых. Но археологических источников становилось все больше и их уже нельзя было игнорировать. Появляются работы, в которых пытаются беспристрастно анализировать археологический материал и подсчитывать процентное соотношение женских погребений с оружием, разрабатывая и применяя при этом новые, более объективные методики [Бунятян Е.П., 1978; 1982; 1985; Ольховский B.C., 1991, с.119]. В 1991 г. вышла статья Е.Е.Фиалко, специально посвященная скифским женским захоронениям с оружием степной зоны [Фиалко Е.Е., 1991]. Это наиболее полная по охвату археологического материала из выходивших до сих пор работ по данной теме. Однако автор представила на суд читателей собственно результаты поисков, а сам процесс остался скрытым, что вызывает целый ряд вопросов. В частности, не были затронуты некоторые аспекты, важные для социологической интерпретации погребений (положение оружия в могиле, соотнесенность количества наличествующего оружия с богатством погребения, и т.д.). Об этом подробнее речь пойдет в §2 Главы IV.

С изучением античной амазонской легенды связано и исследование эпических традиций народов, населявших южнорусские степи или граничащих с ними. Как только научный мир узнал об эпических воительницах, они были поставлены в прямую связь с греческими амазонками. И именно в отечественной историографии вопросы происхождения и историко-этнографических корней эпических образов вообще и воинственных женщин в частности получили наибольшее распространение. Сформировалось несколько основных концепций и направлений.

Представители т.н. «мифологической» школы полагали, что воинственные девы эпоса, как и амазонки греческой мифологии, олицетворяли собой грозные силы природы, прежде всего, тучи [Миллер О., 1869, с. 341-342; Афанасьев А.Н., 1982, с. 76-77; 246].

Другие искали в мифах и эпосе подтверждения реально происходивших событий; основным при этом считалось совпадение имен и географических наименований [Плисецкий М.М., 1962; Рыбаков Б.А., 1963; и др.]. Но так как в случае с женскими воинственными персонажами эпосов поиски реальных прототипов не дали удовлетворительных результатов, все исследования сосредоточились на поисках той исторической среды в целом, которая породила сам тип воительницы. Проведенные аналогии с греческой амазонской легендой помогли в таких поисках. Историко-этнографической основой разнообразных эпических сказаний о воительницах основная масса отечественных ученых стала считать отношения, восходящие к эпохе матриархата [Новиков Н.В., 1974, с. 74; Мкртчян Л., 1989, с. 17; Кузьмина Е.Н., 1980, с. 17, 60, 94; Туаева О.Н., 1949, с.35; Абаев В., 1949а, с.43; Гаглойти Ю.С., 1977, с.66-67; Толстова Л.С., 1979, с. 157; Сагитов И.Т., 1962, с. 98; и др.]. И, соответственно, устанавливали типологическую связь не только всех этих эпических образов между собой, но и с образами античных амазонок [Кузьмина Е.Н., 1980, с.60; Аникин В.П., 1964, с. 39]. А героини кавказских, некоторых тюркских и русского эпосов были поставлены практически в прямую связь с сообщениями античных авторов о «матриархальном быте» савроматов, сарматов, меотов, саков и других родственных им племен - либо как продолжение древней традиции самих этих народов, либо как выражение взгляда патриархальных племен на племена, сохранившие сильные черты матриархата [Рыбаков Б.А., 1994, с.587-589, 596; Балашов Д., 1975, с. 30-43; Калоев Б.А., 1959, с.45-51; Мамиева Н., 1971, с.149-151; Кузнецов В.А., 1980, с.47; и др.]12 Т.о., исследователи считали, что воинственность изображенных в эпосах женщин - это прямое отражение ситуации, существовавшей в обществе на определенных этапах его развития.

На этом фоне параллельно развивается и иное направление - поиск этнографических соответствий эпическим образам и отношениям; в том числе, обратили внимание на связь эпических сюжетов о сватовстве с брачными обычаями [Лобода A.M., 1904; Смолицкий В.Г., 1965, с.116; Новичкова Т.А., 1983; Гуржий Т.Г., 1997; и др.]. Сюжеты о девах-воительницах эпосов так же были поставлены в связь с этнографически зафиксированными свадебными обычаями первобытных народов и пережитками их в более развитых культурах. Подобные сопоставления привели некоторых этнографов к заключению, что бытовой основой этих сказаний является обычай испытания силы жениха и проверка суженности жениха и невесты друг другу: лишь тот, кто победит невесту, является истинным женихом [Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.83; Жирмунский В.М., 1974, с.266]. Основанием для противостояния героя и героини является принадлежность героя к иному для героини миру [Гуржий Т.Г., 1997, с.94, 103]. Эпическая активность богатырь-девицы ограничена конечной целью борьбы с мужчиной - брачными отношениями, хотя эта идея может быть выражена в сюжете недостаточно ясно и раскрываться только в конце эпического рассказа [Далгат У.Б., 1972, с.242]. Одновременно было обращено внимание на то, что трактовать фольклорные образы и ситуации необходимо с большой осторожностью, так как соотношение их с действительностью имеет свою специфику. Создается ряд выдающихся работ по методике исторического изучения фольклора [Жирмунский В.М., 1958; 1962; 1974; Мелегинский Е.М., 1963; 2000; Пропп В.Я., 1976; 1998; 1999; Путилов Б.Н., 1971; 19756; 1988; 1999], которые перевели исследования эпического историзма на качественно иную ступень.

Однако при любом решении вопроса о происхождении образа воительницы речь чаще всего шла именно об одном ее типе. Исследователи, как правило, мало разделяли разных по характеру героинь, если они были воинственны: считалось, что историко-этнографические основы у них одни и те же. Но те специалисты, которые хорошо знали эпическую традицию, были вынуждены делать все же оговорки и как-то ограничивать пределы образа. Пожалуй, раньше всех было замечено своеобразие образа «девушки-юноши» [Созонович И.П., 1903; Веселовский А.Н., 1890; и др.], но до сих пор расшифровка его не получила убедительных и окончательных результатов [Кржижановский Ю., 1963]. Наиболее известен из эпических воинственных женских персонажей образ «богатырской девы», но его трактовали то узко, называя так только невест, вызывающих на состязание женихов, то обобщенно, понимая под ним и русских полениц, и древнегреческих амазонок, и валькирий скандинавского эпоса, и кельтских героинь, и персонажей «Шахнамэ», «Манаса», монгольского эпоса и др. [Созонович И.П., 1903, с. 15; Жирмунский В.М., 1974, с.265; Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.82; Ша-ракшинова Н.О., 1968, с.20; и т.д.]. В некоторых работах вопрос о типологии воинственных героинь мифов и эпосов ставится более четко, но различные по своим характеристикам воительницы рассматриваются как стадии развития одного архаического образа богатырки [Путилов Б.Н., 1971, с.87; Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.345-346; Далгат У.Б., 1972, с.246; Мелетинский Е.М., 1963, с.338-339; Екшембеева J1.B., 1987]. Существующие типологии героинь и реконструкции процесса развития их образов, на наш взгляд, не всегда достаточно разработаны. В частности, нам представляется, что различия между некоторыми типами столь существенны, что вполне возможно говорить об их разном происхождении.

Т.о., при наличии несомненных успехов и многолетней работы над темами, связанными со сказаниями о воительницах южнорусских степей, целый ряд вопросов требует пересмотра, уточнения, иного методологического подхода или даже первоначальной разработки. Одной из причин такой ситуации, видимо, является то, что уделом «амазонской» тематики в отечественной науке остались статьи и главы в отдельных работах, а цельного монографического исследования, в рамках которого был бы осуществлен комплексный подход к проблеме, так и не было создано.

Все вышесказанное предопределило выбор объекта, предмета и цели исследования.

Объектом данного исследования являются повествования о женщинах-воительницах южнорусских степей, а предметом - исторические основы этих сюжетов, соотношение в них мифа и действительности.

Цель данного исследования: определить степень и формы воздействия ис-торико-этнографической реальности на формирование сюжетов о женщинах-воительницах южнорусских степей. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) рассмотреть комплекс античных сказаний об амазонках в Северном Причерноморье как динамическую, изменяющуюся систему; попытаться выявить как их характерные черты, так и те внешние и внутренние факторы, которые приводили к изменению конкретных мифов и сообщений о женщинах-воинах. Несомненно, при этом мы не сможем абстрагироваться от античной «амазонской» мифологии в целом, т.к. именно в ней шло развитие интересующих нас сюжетов. Поэтому возникает необходимость определить соотношение общемифического (древнегреческие и древнеримские сведения об амазонках и других воинственных женщинах) и конкретно-«скифского» элементов в повествованиях о «скифских» амазонках;

2) исследовать «этнографическую» традицию о воинственных женщинах народов Северного Причерноморья: определить ее основные черты и пути формирования, причины, которые привели к созданию именно такого образа женщин «варварских» народов; проследить генетические связи и типологические схождения данного сюжета в контексте мировой этнографии, в частности, выявить основные случаи связи «женщина - оружие» по данным этнографии и возможные соответствия их данным письменной традиции о воинственных женщинах южнорусских степей;

3) определить особенности повествований «исторического» характера о воинственных царицах Северного Причерноморья и соотношения их с легендой об амазонках, с одной стороны, и сообщениями о воинственности женщин, с другой;

4) проанализировать археологические данные о погребениях «женщин с оружием» раннего железного века на территории южнорусских степей и отношение их к данным письменной и эпических традиций, а также к этнографическим реалиям синполитейных обществ.

Географические рамки исследования охватывают степную полосу Северного и Северо-восточного Причерноморья, т.е. территории от степей современной Украины до предгорий Кавказа, с глубокой древности объединяемые общностью природно-климатических условий, исторических судеб, населения (этнический состав, хозяйственные занятия, культура - материальная и духовная). В современном географическом понимании этот регион обобщенно называется южнорусскими степями [Лубский А.В., 2002].

Хронологические рамки исследования определяются временем существования сказаний о женщинах-воительницах южнорусских степей. Самые ранние из них, античные, фиксируются с конца VI в. до н.э. и до гибели античной цивилизации в V в. н.э., что совпадает с эпохой раннего железного века на территории юга России. Однако поднимаемые нами проблемы не могут быть решены без привлечения соответствующих материалов, относящихся к более поздним эпохам, вплоть до Нового времени.

Источниковая база исследования

Обозначенные параметры исследования определили круг используемых источников. Они могут быть подразделены на следующие основные группы: письменные источники (представленные античной традицией); изобразительные; этнографические, археологические (материалы погребений), фольклорные.

1. Античная письменная традиция, передающая мифы об амазонках, а также и о других воинственных женщинах. Традиция об амазонках огромна и разнообразна - в нашем распоряжении оказались соответствующие отрывки из произведений более чем 100 древнегреческих и римских авторов. Они повествуют о племени воительниц с различной степенью полноты и вариативности: от кратких неясных упоминаний имени и обычаев амазонок до развернутых и компилятивных (в поздних античных произведениях) картин их жизни, быта, нравов. Большое место в этом наследии занимают мифы об амазонках в Северном Причерноморье, а также сведения «этнографического» характера о воинственных нравах женщин народов, населяющих эти территории. Оба этих комплекса сообщений тесно связаны друг с другом; они могут одновременно присутствовать в произведении одного и того же автора, подменять друг друга или настолько тесно переплетаться, что практически невозможно отделить миф от реальности. Традиционно исследователи выделяют важнейшие для разработки тем, связанных с историей Северного Причерноморья, античные источники, такие как произведения Геродота, Эсхила, псевдо-Гиппократа, Диодора Сицилийского, Страбона и ряда других авторов. Не отрицая значения их трудов, мы должны отметить, что представляется крайне важным анализ всей совокупности данных античной традиции об амазонках, так как только в этом случае мы сможем в полной мере воссоздать тот фон, который формировал и подпитывал, определял пути развития мифа об амазонках в Скифии, т.е. частного случая амазонской легенды в целом, а также и сообщений о воинственных женщинах местных «варваров». Иначе же, как это нередко уже случалось, перед нами предстанет искаженная и неполная картина, которая предопределит и искаженные выводы. Другая, не менее важная для нас, проблема, относится к особенностям античной письменной традиции о Северном Причерноморье: мы должны постоянно помнить, что перед нами - иноописания, далеко не всегда адекватно отражающие реалии абсолютно чуждого для греков и римлян далекого мира причерноморских «варваров». И определение степени отражения (или искажения) историко-этнографической реальности, или, более того, наличия вымысла - это одна из основных задач в каждом конкретном случае интерпретации письменного источника данного круга.

Комплексный анализ античной традиции об амазонках и «воинственных савроматках / скифянках» как с точки зрения мифологического содержания, так и с позиции определения степени отражения в ней исторических и этнографических реалий, осуществлен в §§ 1-2 Главы I и § 1 Главы II.

2. Изобразительные источники - изображения женщин с оружием, образующие две неравноценные по количеству представленных образцов группы: относящиеся к античному периоду изображения амазонок и изображения скифского времени, не связанные с амазонской легендой. Античная иконография воительниц включает изображения амазонок на предметах искусства, вазах, различных архитектурных сооружениях и т.д. Эти источники ценны тем, что дополняют иногда уже утраченные письменные свидетельства, в частности, воссоздают неизвестные нам сюжеты амазономахии, внешний облик, имена амазонок и др. Огромную роль в развитии изучения этого вида источников сыграли публикации существующего материала зарубежными [Bielefeld Е., 1951; Bothmer von D., 1957; Vos M.F., 1963; и др.] и отечественными исследователями [Кобылина М.М., 1951; Горбунова К.С., 1983; Горбунова К.С., Передольская А.А., 1961; и др.]. Изображения вооруженных женщин этого же периода, но не относящиеся к амазонским, немногочисленны. На гандхарских рельефах представлены вооруженные женщины, которые изображают, по мнению некоторых исследователей, женскую лейб-гвардию индийских царей кушанского и послекушанского времени II - I вв. до н.э. [Толстов С.П., 1948, с.325]. К скифскому времени относятся несколько изображений, найденных на Кавказе: изображения женщин-всадниц с выделенными половыми признаками и оружием в руках на бронзовом поясе из Астхи-Блура; там же изображена колесница, в которой стояла еще одна вооруженная женщина; аналогичная батальная сцена известна на глиняном сосуде из Дилижана; каменная антропоморфная стела из Замай-Юрта (Чечено-Ингушетия) также изображает вооруженную женщину [Махортых С.В., 1991, с. 41].

3. Этнографические свидетельства - данные о быте, нравах, обычаях и обрядах различных народов, которые позволяют проследить разнообразные связи «женщина-оружие». Здесь можно выделить две большие группы: описания путешественников и случайных наблюдателей (Е.Зичи, К.Коха, Марко Поло, Плано Карпини, Гильома Рубрука, А.Ламберти, А. де ла Мотрэ и т.д.), которые зафиксировали воинственность женщин у ряда народов или употребление ими оружия в различных ситуациях; и данные исследователей (этнографов, антропологов, социологов и пр.), специально обследовавших отдельные общества. И если в последнем случае присутствует определенная методика наблюдения, фиксации и интерпретации материала, то данные первой группы часто отрывочны, нередко малодостоверны, требуют строгого критического подхода и почти всегда нуждаются в «дешифровке». Объясняется это отчасти тем, что «этнографы-любители» не всегда адекватно воспринимали и передавали наблюдаемые ими явления в жизни чуждых им народов, проводя аналогии с известными и понятными им самим явлениями; отчасти тем, что им недоступна была информация в полном объеме; отчасти же предвзятостью и даже прямым искажением фактов.

4. Археологические памятники - материалы раскопок женских погребений с оружием на всей территории южнорусских степей и сопредельных с ними регионах, относящиеся как к скифскому времени, так и к более позднему периоду. С конца XIX в. и по настоящий момент открыто большое количество погребений, которые традиционно интерпретируются как погребения «амазонок». В свое время находки женских погребений с оружием подстегнули интерес к проблеме воительниц античных преданий. Однако интерпретация этого археологического материала далеко неоднозначна, а соотношение его с другими видами источников не столь прямолинейно выражено, как это обычно принято считать, что мы и попытаемся показать в § 2 Главы III.

5. Фольклорные тексты - эпические произведения различных народов, в которых воительницы являются важными и распространенными персонажами. Это и крупномасштабные героические эпосы, такие как «Кырк-кыз», «Алпамыш», «Манас», «Кобланды-батыр»; и круг сказаний о Гороглы (Кёр-оглы); и эпические и романические дастаны; и письменный памятник эпоса тюркоязычных народов «Деде Коркут»; и огромное количество русских былин, и др. В отечественной науке принято считать, что амазонки и эпические воительницы - явления одного порядка, они типологически (а порой и генетически) близки и отражают с различных позиций (греческой и местной) одни и те же этнографические и исторические реалии. Такие объяснения обычно строились на чисто внешних аналогиях, поверхностном сопоставлении и общей теоретической базе (концепция матриархата). Поэтому, как нам представляется, необходим пересмотр прежних гипотез на базе анализа конкретных мифо-эпических традиций различных народов, и прежде всего тех, которые были в прошлом связаны с Северным Причерноморьем (народы Кавказа, Средней Азии, восточнославянские народы).

Таким образом, мы имеем огромное количество самых разнообразных источников, содержащих информацию о «воинственных женщинах», что позволяет нам попытаться обнаружить связь мифо-эпических преданий с историко-этнографической реальностью.

Объект и предмет изучения и поставленные научные цели и задачи определили методологические принципы исследования. Ведущими принципами данной работы стали принципы историзма, объективности и всесторонности, требующих комплексного изучения всяких общественных явлений в их движении, возникновении и развитии, внутренней закономерности и взаимной связи [Кабо В.Р., 1979, с.77]. Важнейшую роль в изучении мифо-эпических текстов для решения поднимаемых в исследовании проблем сыграл сравнительно-исторический анализ материала. Аспектами его являются, во-первых, простое сопоставление явлений; во-вторых, сравнение историко-типологическое, объясняющее сходство генетически между собою не связанных явлений сходными условиями общественного развития; в-третьих, сравнение историко-генетическое, рассматривающее сходные явления как результат их генетического родства и последующих исторически обусловленных расхождений. В методологическом плане как один из наиболее важных принципов современных историко-генетических исследований мифо-эпических текстов может рассматриваться принцип этнографизма [Путилов Б.Н., 1975а, с. 12]; в-четвертых, сравнение, устанавливающее генетические связи между явлениями на основе культурных взаимодействий, «влияний» или «заимствований», обусловленных исторической близостью данных народов и предпосылками их общественного развития [Жирмунский В.М., 1958, с. 6-7]. Кроме того, мы глубоко уверены в том, что при подобных исследованиях метод может быть только индуктивным, т.е. от наиболее полного изучения материала к выводам.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

Произведен подробный комплексный анализ письменных, фольклорных, этнографических и археологических данных о женщинах-воительницах южнорусских степей в контексте соответствующих международных традиций, что позволило сделать иные выводы об их особенностях и соотнесенности с исторической действительностью, а именно:

- установлено, что в мифо-эпических повествованиях о женщинах-воительницах южнорусских степей представлены разные типы воительниц («амазонки»; эпическая невеста-богатырша; жена-помощница; жена-убийца мужа; воинственная царица); выделены стадии развития образа «амазонок» в греческом мифе, различающиеся по характеристикам, функциям и происхождению (амазонки «ранние»; «классические»; подвергшиеся «историзации» и «этнографизации»; «эпические»);

- определено, что образ амазонок зарождается еще задолго до знакомства древних греков с Северным Причерноморьем. «Перенесение» места жительства амазонок на другие территории происходит по мере знакомства греков с дальними странами. Ведущей причиной появления новых локализаций амазонок становятся особенности мифологического мышления, помещающего все народы-«монстры» на границе известного мира. Огромную роль в утверждении северопричерноморской локализации сыграли произведения греческих трагиков (Эсхил, Еврипид) и «История» Геродота. Однако как в этих, так и в последующих сочинениях нет четко и бесспорно выраженного этнографизма, что не позволяет утверждать влияние на локализацию амазонок в Северном Причерноморье фактов знакомства греков с воинственными местными женщинами;

- анализ параллельной «этнографической» информации античных авторов о воительницах народов южнорусских степей показал, что мнение о многочисленности этих сведений и полной адекватности их реальности сильно преувеличено. Почти все они воспроизводят сложившееся со времен Геродота трафаретное описание, включающее ограниченный и четко фиксируемый в традиции набор характеристик, и, вероятно, восходят к одному первоначальному кругу источников;

- связи «женщина-оружие», восстанавливаемые по этнографическим данным, очень разнообразны и многочисленны, включают нередко имитации женщинами боев и ритуальное противоборство с мужчинами, что могло восприниматься сторонними наблюдателями как реальное сражение;

- реконструируемый некоторыми исследователями факт участия женщин в «военизированных молодежных отрядах» не находит подтверждения. Как показывает этнография, участие женщин в реальных военных действиях носило исключительный и частный характер у всех, даже крайне военизированных кочевых, обществ;

- археологический материал погребений «женщин с оружием» исследован еще совершенно недостаточно, но даже имеющиеся данные показывают чрезвычайное разнообразие материала с одной стороны, и очень небольшое количество погребений женщин с оружием в т.н. «рабочем», «боевом» положении.

- выявлено, что сведения об участии женщин высших сословий в политической жизни не характеризует положение остальных женщин как «особое» и не связано с их участием в воинской деятельности;

- в целом доказано, что говорить о широком участии женщин южнорусских степей в военных действиях нет оснований ни по данным античных источников, ни по данным археологии, ни по данным этнографии. Весь рассмотренный материал склоняет к мысли о том, что в большинстве случаев перед нами - исторический, этнографический и историографический миф, элемент социокультурной действительности, сформировавшийся еще в трудах древнегреческих авторов и перешедший оттуда в науку современности.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его содержания и выводов при разработке специальных и элективных курсов для студентов-историков, специализирующихся на изучении мифологии как историко-этнографического источника. Материалы диссертационного сочинения могут использоваться при написании обобщающих трудов по истории и культуре народов Юга России.

Апробация работы. Основные положения диссертационного сочинения • изложены в публикациях и выступлениях на VII Донской археологической конференции «Проблемы археологии Юго-Восточной Европы» в 1998 г.; «Семинарах по традиционной культуре», проводимых на филологическом факультете РГУ (2003-2004 гг.).

Структура работы, обусловленная всем вышеизложенным, включает в себя Введение, три главы: «Мифы об амазонках античной традиции», «Сведения о воинственности женщин южнорусских степей в контексте мировой этнографии», «Историко-археологические данные и проблема происхождения сведений о воительницах», Заключение; Список использованных источников и литературы, Список сокращений.

1 Подробная зарубежная историография «амазонской» проблематики содержится в работе М.О.Косвена [Косвен М.О., 1947, №2-3].

2 Так, В.К.Тредьяковский относил амазонок вместе со скифами и сарматами к числу прасла-вянских народов, при этом слово «амазонки» производилось им от славянского «омужены», то есть «мужественные жены» [Тредьяковский В.К., 1849, с.351]. В том же духе «расшифровывались» им и амазонские имена.

3 Мы в целом согласны с И.Ю.Шаубом, который выделил исторический, религиозно-мифологический, этнографический и психологический подходы [Шауб И.Ю., 1993, с.80]. Но, как нам представляется, то, что у данного автора обозначено как «религиозно-мифологический» подход, объединяет по крайней мере два независимых взгляда на миф, что мы и постарались показать. Психологический же подход касается в основном проблем траве-стизма и т.п., и нами хотя и учитывается, но практически не рассматривается, т.к. он очень специфичен и является предметом скорее психологии, а не исторической науки.

4 В его классической работе «Хетты и Амазонки» [Шауб И.Ю., 1993, с.80].

5 По месту локализации авторами племен женщин, что, правда, не являлось новым [см.: Rothery G.C., 1910; и др.].

6 М.О.Косвен предложил различать античные легенды об амазонках и античные этнографические сообщения. В легендах об амазонках можно, по его мнению, выделить два варианта: мифы о народе, состоящем только из женщин, и мифы о народе, у которого женщинам принадлежит господство. Этнографические сообщения касаются народов, у которых женщины участвуют в военных действиях. Кроме того, им выделяется мотив острова, заселенного женщинами [Косвен М.О., 1947, №2, с.40-41]. Однако в целом ученый считал, что все эти варианты непосредственно связаны друг с другом, что и предопределило включение в его подборку сведений об амазонках сюжетов на все указанные темы.

7 См., например: [Пустовалова З.В., 1993, с.19].

8 См., например, [История первобытного общества, 1986].

9 К.Ф.Смирнов подсчитал, что достоверно женских погребений с оружием или конской сбруей погребений не менее 20% от всех могил с оружием и уздой [Смирнов К.Ф., 1964, с.201]. Позже Т.В.Мирошина пересчитала процентное соотношение вооруженных женщин савроматско-го времени, у нее получилось по разным регионам от 14 до 33% [Мирошина Т.В., 1990, с.167-170]. Однако все расчеты были основаны на определении пола преимущественно по инвентарю [Мирошина Т.В., 1990, с. 168].

Го Например, см.: [Лунин Б.В., 1949, с.88-89; Смирнов А.П., 1966, с.85; Каллистов Д.П., 1952, с.21; Хазанов A.M., 1970; 1975, с.85; Смирнов А.П., 1971, с.188; Мирошина Т.В., 1990, с.174; Очир-Горяева М.А., 1987; 1993; и др.].

11 Так, действительно, часть обычаев савроматов и амазонок - по некоторым источникам -совпадает; но совсем не «большая часть». Во всяком случае, в работе приводится лишь 4 примера, из которых всего один - участие женщин в войнах и охоте - можно полностью признать как совпадение; однако подобные сведения сообщались античной традицией не только о женщинах савроматов, но и о женщинах целого ряда других народов. Спорна апелляция автора к киммерийцам как к тем племенам, у которых изначально была велика роль женщин, и, в частности, были женские военные отряды, т.к. на этот счет источники не дают никаких сведений. 11

Методы подобных исследований фольклорных текстов и полученные результаты, на наш взгляд, порой вызывают сомнения. Так, чаще всего просто идет поверхностное сопоставление античных мифов об амазонках (или только рассказа Геродота) и эпических сюжетов по чисто внешнему признаку - как одинаково повествующих о воительницах.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Исторические основы сказаний о женщинах-воительницах Южнорусских степей"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате проведенного исследования и в соответствии с поставленными во Введении проблемами, мы пришли к следующим выводам.

Анализ античного мифо-эпического материала о народах южнорусских степей показывает, что в нем представлены разные типы воительниц. Древнейшие сообщения рисуют нам тип «амазонок» - племени воинственных женщин. Однако сказания об амазонках в Северном Причерноморье являются лишь частью греческой амазонской легенды; на их существовании и развитии самым непосредственным образом отражались те процессы и изменения, которые происходили с амазонской мифологией в целом. Образ амазонок зарождается еще задолго до знакомства древних греков с Северным Причерноморьем, и, по крайней мере, к VIII в. до н.э. уже широко известен в греческом мире. Возникновение его, несомненно, связано с культами плодородия и относится к территории Малой Азии (а, возможно, и к территории материковой Греции). Связывать формирование основного ядра греческого мифа об амазонках с варварами Северного Причерноморья, как и с варварами любых других территорий, у нас нет достаточных причин.

На основе рассмотренного нами материала мы можем утверждать, что легенды об амазонках показывают разные стадии развития. Они различаются по характеристикам, функциям и по происхождению. «Ранним» амазонкам присуща «коллективная индивидуальность», они выступают «коллективным противником» мужчин, обитают где-то на краю мира, хтоничны и тесно связаны с культами. «Классические» амазонки - это уже персонажи четко оформившегося и локализованного мифа, их общество имеет некую структуру (царицы и проч.); они вступают в разнообразные связи с героями, в том числе в матримониальные; для них характерна личная индивидуальность. Следующая стадия развития мифа - когда амазонки подвергаются «историзации», «этнографизации», смешиваются с различными персонажами иных сказаний, в том числе эпических. Видимо, постепенно часть их преобразуется в дальнейшем в мифологический эпос. Об этом свидетельствует детализация повествования, индивидуализация образов и т.д.

Перенесение» места жительства амазонок на другие территории происходит по мере знакомства греков с дальними странами в результате экспедиций в эти страны и их колонизации. Ведущей причиной появления новых локализаций амазонок становится не этнографический признак, а особенности мифологического мышления, помещающего все народы-«монстры» на границе известного грекам мира. Так как такая граница рассматривалась как граница с «потусторонним» миром, то выраженная хтоничность образа амазонок способствовала подобным локализациям. Так появляются амазонки в различных частях Малой Азии, Северного Причерноморья (от Истра до Кавказа), на Каспии, во Фракии, Северной Африке. Вслед за ними на эти территории переносится и амазонская топонимика. Этнографическая конкретизация легенд начинается позже, по мере знакомства греков с местным населением.

С V в. до н.э. среди регионов нового «распространения» амазонок все больше выделяется Северное Причерноморье. Огромную роль в утверждении подобной локализации сыграли произведения знаменитых греческих трагиков (Эсхил, Еврипид) и «Истории» Геродота, связавших имя амазонок и с упомянутой территорией, и с местными племенами. Однако в этих, определивших новое развитие легенды, сочинениях, как и в последующих работах, нет четко и бесспорно выраженного этнографизма, что не позволяет бесспорно утверждать влияние на новую локализацию амазонок - в Северном Причерноморье - фактов знакомства греков с воинственными местными женщинами. Одновременно в античной традиции существовало направление, представители которого придерживались традиционных взглядов на легенду (Пиндар, александрийцы, Павсаний и др.), и, соответственно, совершенно не соотносили амазонок с областями и народами Северного Причерноморья.

Анализ параллельной «этнографической» информации античных авторов о воительницах народов рассматриваемой территории показывает, что мнение исследователей о многочисленности этих сведений и полной адекватности их реальности сильно преувеличено. Почти все они воспроизводят сложившееся со времен Геродота, псевдо-Гиппократа и Эфора трафаретное описание, включающее ограниченный и четко фиксируемый в традиции набор характеристик, и, вероятно, восходят к одному первоначальному кругу источников.

Археологический материал погребений «женщин с оружием» исследован в интересующем нас отношении еще совершенно недостаточно. Комплексное изучение его весьма перспективно, будет представлять несомненный интерес и может дать важные результаты; это задача для будущего самостоятельного и обширного исследования. Но даже имеющиеся данные показывают чрезвычайное разнообразие материала: различен возраст, социальное положение погребенных, различно количество и состав вооружения в их могилах, неоднородно положение оружия относительно погребенной, и т.д., что, в принципе, вполне соотносится с разнообразием этнографических связей «женщина-оружие». И хотя часть погребений содержит останки женщин, которые в обществе, очевидно, рассматривались как причастные воинской деятельности, однако их количество настолько невелико относительно общего количества населения, обитавшего на этих территориях, что говорить о какой-либо женской воинской повинности и т.п. вариантах не приходится.

Связи «женщина-оружие», восстанавливаемые по этнографическим данным, очень многочисленны, включают нередко имитации женщинами боев и ритуальное противоборство с мужчинами. Нередко сторонними наблюдателями исполнение подобных обрядов могло восприниматься как реальное сражение. При этом, однако, реконструируемый некоторыми исследователями факт участия женщин в «военизированных молодежных отрядах» не находит подтверждения.

Как показывает этнография, факты участия женщин в реальных военных действиях носили исключительный и частный характер у всех, даже крайне военизированных кочевых, обществ. По данным археологии можно предположить, что и у населения Северного Причерноморья в скифское время иногда встречались и воительницы. Об этом могут свидетельствовать немногочисленные находки захоронений женщин с большими комплектами вооружения, находящимися при погребенных в «боевом» положении. Но говорить о широком участии женщин в военных действиях мы не имеем оснований ни по данным античных источников, ни по данным археологии, ни по данным этнографии.

Сведения об участии женщин высших сословий в политической жизни страны так же не характеризует положение остальных женщин как «особое», повышенное, и не связано с участием женщин в воинской деятельности. Следовательно, данные о «кочевых» и других царицах не могут быть дополнительным подтверждением наличия воительниц в этих обществах.

Учитывая все вышеизложенное, вполне вероятным является предположение, что речь у греческих авторов чаще идет не столько об участии женщин в военных действиях, сколько либо об эпических текстах, содержащих мотивы сражения девушки с претендентами-женихами, либо о неких обрядах, скорее всего, связанных с браком. Уже эволюционировавшие (ко времени знакомства греков с народами Северного Причерноморья) в сторону эпики сюжеты об амазонках вполне могли сближаться древнегреческими авторами с некоторыми «варварскими», северопричерноморскими эпическими произведениями, в результате чего возникали новые варианты мифа об амазонках, обогащенные героико-эпическими мотивами о воительницах местного происхождения. Последние же развивались самостоятельно и на иных основах, чем собственно греческие легенды об амазонках. Сообщения о «воинственных савроматках» как раз к ним и могут относиться: на наш взгляд, они в некоторой своей части образуют аналог сказаний об эпических невестах-богатыршах, может быть, женах-помощницах. С одной стороны, реальная немногочисленность и однотипность подобных сведений античной традиции, а с другой стороны - отсутствие прямых указаний на участие женщин скифов и савроматов в военных действиях подтверждают это мнение. Тип невесты, вызывающей женихов на состязания, встречается в эпических произведениях самых разных народов, в том числе и южнорусских степей и пограничных с ними территорий, являясь одним из наиболее древних и распространенных типов «богатырской женщины» эпоса. Его характеристики и функции совершенно отличаются от типа греческой «амазонки»: это индивидуальный образ, наделенный в древнейших вариантах огромной силой и размерами; цель «богатырства» женщины - брак; нахождение «истинного» суженого происходит в процессе его испытания, прежде всего, воинского состязания с ним. Победа героя над такой «воительницей» достигается лишь при использовании им специальных «приемов». Все эти особенности находят то или иное своеобразное отражение в традиционных представлениях о взаимоотношениях полов и брачных обычаях, что зафиксировано этнографией. Происхождение данного типа воительниц и его историко-этнографические корни вполне правомерно связывать именно с этим комплексом обычаев и представлений.

Нам представляется, что наблюдаемое разнообразие типов «воительниц» в мифах и эпосе народов, связанных с южнорусскими степями, типов отношений «женщина-оружие» в этнографических данных и материалах погребений приводит к выводу, что причину этого разнообразия нельзя искать в одной и единой для всех народов, культур и периодов причине. Историко-этнографическая реальность, включающая самые разные связи «женщина-оружие», породила и различные ее проявления в эпосе и обряде. Что же касается конкретного случая с «воительницами» древнейшего населения территорий южнорусских степей по данным античной традиции, то весь рассмотренный нами материал склоняет нас к мысли о том, что в большинстве случаев перед нами - исторический, этнографический и историографический миф, элемент социокультурной действительности, сформировавшийся еще в трудах древнегреческих авторов и перешедший оттуда в науку современности.

Список научной литературыБогаченко, Татьяна Викторовна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. ИСТОЧНИКИ1. Античные источники

2. Латышев В.В. «Scythica et Caucasica». Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. Т.1-2. СПб., 1893-1900.

3. Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ, 1947-1949, №№ 1-4,1952, № 2.

4. Ган К. Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе //СМОМПК, Вып. 4, Тифлис, 1884.

5. Августин. Изыскания К Ветхому и Новому Завету И ВДИ, 1949, № 4. Аммиан Марцеллин. Res Gestae // ВДИ, 1949, № 3. Аполлодор. Мифологическая Библиотека. Л., 1972.

6. Арриан. Поход Александра. М., 1993.

7. Арриан Никомодийскнй Fr.48-59 // СМОМПК. Вып.4, Тифлис, 1884.

8. Гай Валерии Флакк. «Аргонавтики» 8 книг // ВДИ, 1949, № 4.

9. Публий Вергилий Марон. Энеида // Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида /

10. Вступ.статья М.Гаспарова, ком. Н. Старостиной и Е.Рабинович. Пер. С.Ошеровапод ред. Ф.Петровского. М., 1979.

11. Вибий Секвестр. О реках, источниках, озерах, рощах, болотах, горах и народах валфавитном порядке // ВДИ, 1949, № 3.

12. Гнгин. Мифы / Пер. с латин. ДДоршилова. СПб., 1997.

13. Гекатей. Фр. 352 // Мищенко Ф.Г. Геродот и место его в древне-эллинской образованности // История в девяти книгах / Пер. с греч. Ф.Г. Мищенко, с его предисловием и указателем. Т. I, М., 1888. Гелланик. Атгида // ВДИ, 1952, №2.

14. Одиссея / Пер. с древнегреческого В. Жуковского. М., 1986. Дарет Фригийский. История о разрушении Трои / Рус. пер., комментарии, вступит, статья, составление А.В. Захаровой. Гекзаметрические переводы Д.О. Торшилова. СПб., 1997.

15. Демосфен. LX. «Надгробная Речь» // ВДИ, 1947, № з.

16. Евстафия, архиепископа Фессалоники объяснения к «Илиаде» Гомера // ВДИ, 1947, №1.

17. Клавдий Гален. Афоризмы Гиппократа и объяснения к ним Галена //ВДИ,1948,№2. Клавдий Птолемей. Географическое руководство // ВДИ, 1948, № 2. Климент Александрийский

18. Увещательная речь к эллинам // ВДИ, 1948, № 2.

19. Ковры // ВДИ, 1948, № 2; Древние авторы о Средней Азии (VI в. до н.э. Ш в.н.э.). Хрестоматия. Под ред. JI.В.Баженова. Ташкент, 1940. Квинт Курций Руф. История Александра Великого // ВДИ, 1949, № 1. Клавдий Клавдиан

20. Лисий П. Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа // Лисий. Речи. М., 1994.

21. Луцнй Септнмнй. Д невник Троянской войны в 6 книгах // ВДИ, 1949, Jfe 3. Макар» Хрвсокефал. Розовый Цветник // ВДИ, 1948, № 4.

22. Мартин Минней Феликс Капелла. О браке Филологии и Меркурия 9 книг // ВДИ, 1949, №4.

23. Николай Дамасский. Свод странных обычаев // ВДИ, 1947, № 4. Нонн Панопольский. О Дионисе // ВДИ, 1948, № 3. Публий Овидий Насон.

24. Письма с Понта // ВДИ, 1949, № 1.

25. Героиды // Элегии и малые поэмы / Пер. с лат., сост. и предисл. М.Гаспарова. Коммент.и ред.переводов М.Гаспарова и С.Ошерова. М., 1973.

26. Немейские Песни, III // Пиндар, Вакхилид. Оды, фрагменты. М., 1980. Отрывки // Пиндар, Вакхилид. Оды, фрагменты. М., 1980. Платон Законы // Собр. соч. в четырех томах. Том 4. М., 1994.

27. П. Нравственные рассуждения. «Об александрийских пословицах» // ВДИ, 1947, т.

28. Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках / Пер. С.П. Кондратьева. М., 1996.

29. Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. с лат., предисловие ипослесловие М.Л. Гаспарова. М., 1990.

30. Народные пословицы из Свода Диогениана // ВДИ, 1948, № 4.

31. Секст Эмпирик. Пирроновские очерки // ВДИ, 1948, № 2.

32. Луций Анней Сенека. Трагедии: Геркулес Неистовый. Федра. Эдип. Троянки.

33. Медея. Агамемнон. Геркулес Этейский // ВДИ, 1949, № 1.

34. Мавр Сервий Гонорат. Объяснение к "Энеиде" Вергилия // ВДИ, 1949, № 1.

35. Синесий. О царской власти к императору Аркадию // ВДИ, 1948, № 3.

36. Скилак Кариандский. Описание моря, прилегающего к населенной Европе, Азиии Ливии //ВДИ, 1947, №3.

37. Скимн Хиосский. Землеописание // ВДИ, 1947, № 3.

38. Гай Юлий Солин. Сборник достопримечательностей // ВДИ, 1949, № 3.

39. Стефан Византийский. Описание племен // ВДИ, 1948, № 3.

40. Страбон. География / Пер. Г.А.Стратановского. М., 1964; ВДИ, 1947, № 4.1. Схолии:

41. Схолии к Стацию (Целий Фирмиан Лактанций Плацид). Тебаида// ВДИ, 1949, № 2. Схолии к Ювеналу // ВДИ, 1949, № 3. Татиан // ВДИ, 1948, № 1.

42. Корнелий Тацит. Анналы // Корнелий Тацит. Анналы. История. СПб., 1993.

43. О происхождении германцев и местоположении Германии // Корнелий Тацит. Анналы. История. СПб., 1993.

44. Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Против Маркиона// ВДИ, 1949, № 3. Тиберий Катий Силий Италик. Пуническая война// ВДИ, 1949, № 2. Трифиодор. Взятие Илиона // Памятники поздней античной поэзии и прозы. II V века. М., 1964.

45. Клавдий Элиан. Разнообразные повествования // Древние авторы о Средней Азии (VI в. до н.э. III в.н.э.). Хрестоматия. Под ред. Л.В.Баженова. Ташкент, 1940. Фемистагор. Золотая Книга // ВДИ, 1948, № 1. Филострат. Рассказ о героях // ВДИ, 1948, № 2.

46. Флавий Вописк Сиракузский. Божественный Аврелиан // ВДИ, 1949, № 3.

47. Фотий // Древние авторы о Средней Азии (VI в. до н.э. III в.н.э.). Хрестоматия.

48. Под ред. Л.В.Баженова. Ташкент, 1940.

49. Секст Юлий Фронтин. Военных хитростей четыре книги // ВДИ, 1949, № 2. Хрестоматия из «Географии» Страбона // ВДИ, 1947, № 4.

50. Цеца, Исаакия или, скорее Иоанна Объяснение к «Кассандре» Ликофрона // ВДИ,1947, №3; ВДИ, 1952, №2.

51. Эвдокс. Фр.12 //СМОМПК. Вып.4, Тифлис, 1884.

52. Эпифаний. Слово Якорное // ВДИ, 1948, № 3. Элий Геродиан. Об Общей Просодии // ВДИ, 1948, № 2. Эсхил. Прометей Прикованный // Эсхил. Трагедии / Пер. С.Апта, М., 1978. Эвмениды //Эсхил. Трагедии. М., 1971. Просительницы //Эсхил. Трагедии. М., 1971.

53. Эпические и этнографические источники

54. Алпамыш. Узбекский народный эпос. По варианту Фазила Юлдаша / Пер. JI. Пень-ковского. М., 1958.

55. Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 18991901 гг. Т. I: Поморье. Часть II: Пинега. М., 1904.

56. Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 18991901 гг. Т. III. Мезень. СПб., 1910.

57. Былины в двух томах / Подготовка текста, вступительная статья и комментарии В.Я. Проппа и Б.Н. Путилова. М., 1958. Т. 1-Й.

58. Былины новой и недавней записи из различных местностей России / Под ред. В.Ф. Миллера при ближайшем участии Е.Н. Елеонской и А.В. Маркова. М., 1908. Былины Печоры и Зимнего Берега (новые записи) / Ответ, редактор A.M. Астахова. М.-Л., 1961.

59. Былины Севера. Т. I. Мезень и Печора / Записи, вступительная статья и комментарий A.M. Астаховой. М.-Л., 1938.

60. Былины Севера. Т. 2. Прионежье, Пинега и Поморье / Подготовка текста и комментарий A.M. Астаховой. М.-Л., 1951.

61. Давид Сасунский. Сказание о четырех поколениях сасунских богатырей. М., 1939. Деде Коркут / Пер. В.В. Бартольда Баку, 1950.

62. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1938.

63. Зичи Е. Путешествие по Кавказу и Центральной Азии // Осетины глазами русских ииностранных- путешественников (ХШ-Х1Х вв.). Орджоникидзе, 1967.

64. Из осетинских сказаний о нартах. О сыне знаменитого богатыря-борца Аслана Каурбеке // ССКГЗып.1Х,Ч.П,Тифлис, 1876.

65. Кобланды-батыр. Казахский героический эпос. М., 1975.

66. Нарты. Осетинский героический эпос в трех книгах. Книга 2. М., 1989.

67. Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Т. I-III, М.-Л.,1949, 1950, 1951.

68. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. Т. 1-Й. М., 1909, 1910.

69. Печорские былины. Записал Н. Ончуков. СПб., 1904.

70. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957.

71. Сказки и басни, собранные и переведенные с аварского Айдемиром Чиркеевским //

72. ССКГ, Вып. И, Ч. V, Тифлис, 1869.

73. Соколовы Б. и Ю. Сказки и песни Белозерского края. Сборник Б. и Ю. Соколовых. Т. I-II. СПб., 1999.

74. Сорок девушек. Каракалпакский народный эпос // Героический эпос народов СССР. Т. И. М„ 1975.

75. Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях / Пер. А.И. Корсуна, редакция, вступ. Статья и комментарии М.И. Стеблин-Каменского. М.-Л., 1963.1. Исследования

76. Абаев B.EL, 1949а. Историческое в нартском эпосе // Нартский эпос. Сб. статей. Дзауджикау.

77. Абаев BJL, 19496. Осетинский язык и фольклор. I, М.-Л.

78. Абаза К., 1995. Герои и битвы: Общедоступная военно-историческая хрестоматия / Сост. К.К. Абаза. М.

79. Абрамзон С.М., 1971. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. JI.

80. Азаров А.И., 1992. Основные этапы социализации детей у народов Северо-западной Меланезии // Этнография детства. М.

81. Алексеев В.П., Першиц А.И., 1990. История первобытного общества. М. Алексеев А.Ю., 1993. Алексеев А.Ю., Качалова М.К., Тохтасьев С.Р., Киммерийцы: этнокультурная принадлежность. СПб.

82. Алекшин В.А., 1981. Погребальный обряд как археологический источник // КСИА, Вып. 167. Археология Сибири, Средней Азии и Кавказа. М.

83. Алекшин В.А., 1986. Социальная структура и погребальный обряд древнеземле-дельческих обществ (по археологическим материалам Средней Азии и Ближнего Востока). JT.

84. Андреев Ю.В., 1992. «Минойский матриархат» // ВДИ, 1992, № 2.

85. Андреев Ю.В., 1995. Спартанская гинекократия // Женщина в античном мире. Сб.статей. М.

86. Анпеткова-Шарова Г.Г., Чекалова Е.И., 1989. Античная литература. Л.

87. Античные государства, 1984. Античные государства Северного Причерноморья.1. М.

88. Антонова Е.В., 1999. Место умерших в жизни живых и погребальный инвентарь: археологические факты и исторические свидетельства (Месопотамия) // Погребальный обряд: реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений. М. '

89. Апарин Э. Амазонки на Кавказе // Кавказский вестник, 1901, № 12; 1902, № 1-5. Арский Ф.Н., 1974. Страбон. М. Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л. Артамонов М.И., 1974. Киммерийцы и скифы. Л.

90. Артемова О.Ю., 1991. Первобытные эгалитарные и не эгалитарные общества // Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Сб. научных трудов. Ч. 1,М.

91. Астахова А.М., 1938. Комментарии к былинам // Былины Севера. Т. I. Мезень и Печора. М.-Л.

92. Байер Р., 1998. Царица Савская. Ростов-на-Дону.

93. Балабанова М.А., 2000. Антропология древнего населения Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. Ранний железный век. М.

94. Балашов Д.М., 1975. Из истории русского былинного эпоса («Потык» и «Микула Селянинович») // РФ. Вып. XV. Социальный протест в народной поэзии. Л. Балушок В., 1994. Роль жшки в юнацьких шщащях давшх слов'ян // Родовщ. Кш'в, №9,

95. Балушок В.Г., 1991. Исцеление Ильи Муромца: древнерусский ритуал в былине //1. СЭ, № 5.

96. Берндт P.M., Берндт К.Х., 1981. Мир первых австралийцев. М.

97. Беспалый Е.И., 2000. Позднесарматское погребение из могильника Высочино V на водоразделе между Кагальником и Доном // Сарматы и их соседи на Дону: Материалы и исследования по археологии Дона. Вып. I. Ростов-на-Дону.

98. Беспалый Е.И., Парусимов И.Н., 1986. Работы Приморского отряда // Итоги исследований Азово-Донецкой экспедиции в 1985 году (тезисы докладов к семинару). Азов.

99. Бессонова С.С., 1973. Погребение IV в. до н.э. из Трехбратнего кургана // Скифские древности. Киев.

100. Бессонова С.С., 1984. О культе оружия у скифов // Вооружение скифов и сарматов. Киев.

101. Бессонова С.С., 1991. «Мужское» и «женское» в сакральной сфере у скифов // Духовная культура древних обществ на территории Украины: Сб. научных трудов. Киев.

102. Боднарский М.С., 1953. Античная география. М.

103. Бок Г., 1994. История, история женщин, история полов // Альманах THESIS (Теория и история экономических и социальных институтов и систем), М., № 6. Женщина, мужчина, семья.

104. Болтунова А.И., 1991. О культе женского божества в Танаисе // Античный мир и варвары Евразии. М.

105. Большаков В.А., 2000. Царица Египта Хатшепсут // ВИ, № 4-5.

106. Бонгард-Левин Г.М., Грантовский Э.А., 1977. В поисках скифского эпоса // Курьер Юнеско. Январь. Скифы.

107. Брашинский И.Б., Зарецкий Ю.П., 1977. Брашинский И.Б., Зарецкий Ю.П., Копылов В.П., Яковенко Э.В. Исследование Елизаветовского курганного могильника // АО 1976 года. М.

108. Бузескул В., 1905. Женский вопрос в Древней Греции. Харьков.

109. Бунятян Е.П., 1977. Курганная группа Шевченко-III // Курганы Южной Херсонщи-ны. Киев.

110. Бунятян Е.П., 1978. Некоторые результаты социальной реконструкции по данным рядовых скифских могильников // Археологические исследования на Украине в 1976-1977 гг. Тезисы докладов. Ужгород.

111. Веддер Дж., 1993. Веддер Дж., Егоров В., Дэвис-Кимболл Дж., Моргунова Н., Трунаева Т., Яблонский Л. Раскопки могильников Покровка 2 и Покровка 8 в 1992 году // Курганы левобережного Илека. Вып. 1. М.

112. Веселовский А.Н., 1890. Мелкие заметки к былинам // ЖМНП. СПб, Т.З, март. Виноградов В.Б., 1972. Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское время (VII IV века до н.э.) (Вопросы политической истории, эволюции культур и этногенеза). Грозный.

113. Виппер Б.Р., 1972. Искусство Древней Греции. М.

114. Власкин М.В., 2000. Раннесарматские погребения могильника Северо-Западный I // Сарматы и их соседи на Дону: Материалы и исследования по археологии Дона. Вып. I. Ростов-на-Дону.

115. Гаглойти Ю.С., 1977. Некоторые вопросы историографии нартского эпоса. Цхин-вали.

116. Ганина ОД., 1960. О женских захоронениях в парных погребениях скифского времени // Записки Одесского археологического общества. Т. I (34). Одесса. Гиро П., 2000. Быт и нравы древних римлян. Смоленск. Голан Э., 1994. Миф и символ.

117. Горбунова К.С., 1983. Чернофигурные аттические вазы в Эрмитаже. Каталог. Л. Горбунова К.С., Передольская АЛ., 1961. Мастера греческих расписных ваз. Л. Гордезиани Р.В., 1975. К вопросу о датировке гомеровских поэм // Проблемы античной культуры. Тбилиси.

118. Граков Б.Н., 1947. TYNAIKOKPATOYMENOI (Пережитки матриархата у сарматов)//ВДИ, №3.

119. Граков BJEL, 1962. Скифские погребения на Никопольском курганном поле //МИА,№115, М.

120. Граков Б.Н., 1977. Ранний железный век (культуры Западной и Юго-Восточной Европы). М.

121. Григорьев В.В., 1871.0 скифском народе саках. СПб.

122. Гуляев В.И., 1990. Проблемы интерпретации погребального обряда в археологии // КСИА, Вып. 201. Проблемы теории и методики в современной археологической науке. М.

123. Гуляев В.И., Ольховский B.C., 1999. Погребальные памятники и погребальная обрядность: проблемы анализа и интерпретации // Погребальный обряд: Реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений. М.

124. Гуляев В.И., 2000. Там, где жили амазонки (о работах Потуданской археологической экспедиции на Среднем Дону, 1993-1999) // ДА, № 3-4.

125. Гуржий Т.Г., 1997. Традиции волшебных сказок о сватовстве и свадебный обряд. Дисс. на соиск. уч. ст. кандидата филологических наук. М.

126. Гутнов ФХ, 2000. Скифы Северного Кавказа // http://www.inci.ru/vestnikii/vest21 .html.

127. Далгат У .Б. ,1972. Героический эпос чеченцев и ингушей. Исследования и тексты.М. Джеймс П., Торп Н., 2001. Тайны древних цивилизаций. М.

128. Джеймсон М.Г., 1977. Мифология Древней Греции // Мифологии Древнего мира /

129. Пер. с английского. Предисловие И.М. Дьяконова. М.

130. Джумагулов А., 1960. Семья и брак у киргизов Чуйской долины. Фрунзе.

131. Доватур А.И, 1982. Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шишова И.А. Народы нашейстраны в «Истории» Геродота. М.

132. Донини А., 1966. Люди, идолы и боги (очерки истории религий). М.

133. Дрягин Н.М., 1930. Анализ нескольких карачаевских сказаний о борьбе нартов семмечь в свете яфетической теории // ЯС, Вып. VI, Л.

134. Дуров B.C., 2000. История римской литературы. СПб.

135. Дьяконов И.М., 1956. История Мидии от древнейших времен до конца IV в. до н.э. М.-Л.

136. Дьяконов И.М., 1981. К методике исследований по этнической истории («киммерийцы») // Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности (II тыс. до н.э.). М.

137. Дюмезиль Ж., 1976. Осетинский эпос и мифология. М.

138. Ельницкий Л.А., 1947-1949. Комментарии к переизданию «Известий древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе» В.В. Латышева // ВДИ, №№ 1 -4. Ельницкий Л.А., 1961. Знания древних о северных странах. М.

139. Ельницкий Л.А., 1970. Скифские легенды как культурно-исторический материал // СА, №2.

140. Жданко ТА., 1958. Каракалпакская эпическая поэма «Кырк кыз» как историко-этнографический источник // КСИЭ, Вып. XXX, М.

141. Железчиков Б.Ф., 1998. Археологические памятники Уральской области. Волгоград.

142. Жирмунский В.М., 1958. Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса М.

143. Захаров А.В., 2000. Сарматское погребение в кургане «Крестовый» // Сарматы и их соседи на Дону: Материалы и исследования по археологии Дона. Вып. I. Ростов-на-Дону.

144. Зубарь В., 2001. Женский скульптурный портрет римской эпохи // Древний мир: История. Археология. Нумизматика. Киев. №2.

145. Иванчик А.И., 1996. Киммерийцы. Древневосточные цивилизации и степные кочевники в VIII-VII вв. до н.э. М.

146. Иванчик А.И., 2001. Основание Синопы. Легенды и история в античной традиции/В ДИ,№1.

147. Иванчик А.И., 2002. Кем были «скифские» лучники на аттических вазах эпохи архаики?//ВДИ, № 3-4.

148. Ильинская В А., 1966. Скифские курганы около г. Борисполя // С А, № 3. Ильюков Л.С., 2000. Позднесарматские курганы левобережья реки Сал // Сарматы и их соседи на Дону: Материалы и исследования по археологии Дона Вып. I. Ростов-на-Дону.

149. Инал-Ипа ШД, 1954. К вопросу о матриархально-родовом строе в Абхазии (по пережиточным этнографическим данным) // Тр. Абхаз, ин-та языка, лит-ры и истории. Вып. XXV. Сухуми.

150. Исмагилов Р.Б., 1977. Исмагилов Р.Б., Суразаков А.С., Членова H.JI. Султан-гора III двуслойный памятник эпохи раннего железа под Кисловодском // АО 1976 года. М.

151. История первобытного общества, 1986. История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М.

152. Ковпаненко Г.Т., 1980. Сарматское погребение в Соколовой могиле // Скифия и Кавказ. Киев.

153. Ковпаненко Г.Т., Яковенко Э.В., 1973. Скифские курганы на юге Херсонщины // Скифские древности. Киев.

154. Кон И.С., 1988. Ребенок и общество (историко-этнографическая перспектива). М. Кондратьев С.П., 1938. Вводная статья // Павсаний. Описание Эллады, M.-JL, т. I. Кононов А.Н., 1958. «Родословная туркмен». M.-JI.

155. Копылов В.П., 1986. Исследование Елизаветовского могильника в 1979-1983 гг. // Итоги исследований Азово-Донецкой экспедиции в 1985 г. (тезисы докладов к семинару). Азов.

156. Косвен М.О., 1947. Амазонки. История легенды // СЭ, № 2-3.

157. Косвен М.О., 1948. Матриархат. M.-JI.

158. Котенко Ю., 1997. Индейцы Великих Равнин. М.

159. Кравчук А., 1973. Закат Птолемеев / Пер. с польского. М.

160. Краулей Э., 1905. Мистическая роза. Исследования о первобытном браке. СПб.

161. Кржижановский Ю., 1963. Девушка-юноша (к истории мотива «перемены пола») //1. РФ, Вып.УШ, М.-Л.

162. Круц С.И., 1977. Палеоантропологические материалы верхнетарасовской экспедиции 1973-1974 гг. // Курганы юга Днепропетровщины. Киев.

163. Кудрявцев О.В., 1952. Комментарии к переизданию «Известий древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе» В.В. Латышева// ВДИ, № 1-4. Кузнецов В.А., 1980. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. Орджоникидзе.

164. Кузьмина Е.Е., 1977. Конь в религии и искусстве саков и скифов // Скифы и сарматы. Киев.

165. Кузьмина Е.Н., 1980. Женские образы в героическом эпосе бурятского народа. Новосибирск.

166. Куклина И.В., 1971. Античная литературная традиция о древнейших племенах на территории СССР. Автореферат дис. на соискание ученой степени к.и.н. Л. Куклина И.В., 1985. Этногеография Скифии по античным источникам. JI.

167. Левина JI.M., 1997. Этнокультурная история Восточного Приаралья в I тыс. до н.э. — I тыс. н.э. // ЭО, № 2.

168. Левинтон Г.А., 1997. Инициация и мифы // Мифы народов мира, Т. 1, М. Литвинова Л.В., 1999. Антропологический материал из могильника Мамай-Гора // Андрух С.И., Тощев Г.Н. Могильник Мамай-Гора. Книга I. Приложение I. Запорожье.

169. Лоховиц В.А., 1979. Подбойно-катакомбные и коллективные погребения могильника Тумек-Кичиджик // ТХАЭ,Вып.Х1,М.

170. Лубский А.В., 2002. Юг России // Юг России: (краткий исторический словарь) / Отв. ред. Т.Ф. Ермоленко. Ростов-на-Дону.

171. Лукьяшко С.И., 1991. Дон и Приазовье в античной мифологии // Богатый колодезь. Вып. 1. Ростов-на-Дону.

172. Лукьяшко С.И., 2000. К реконструкции событий конца IV начала III вв до н.э. на Нижнем Дону // Скифы и сарматы в VII - III вв до н.э.: палеоэкология, антропология и археология. Сб. статей. М.

173. Лурье СЛ., 1948. Культ матери и Девы в Боспорском царстве (По поводу трех надписей из Боспора) // ВДИ, № 3.

174. Мавлеев ЕЛ., 1981. Амазонки в Этрурии // Искусство и религия. Сб. научных трудов. JI.

175. Максименко В.Е., 1983. Савроматы и сарматы на Нижнем Дону. Ростов-на-Дону. Максименко В.Е., 1998а. Античная традиция о населении Дона// ДА, № 1.

176. Максименко В.Е., 1984а. Максименко В.Е., Смирнов К.Ф., Горбенко А.А., Лукь-яшко С.И. Курган у пос. Шолоховский // Смирнов К.Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. М.

177. Максименко В.Е., 19846. Максименко В.Е., Смирнов К.Ф., Косяненко В.М. Курган у хут. Кащеевка // Смирнов К.Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. М.

178. Мамиева Н., 1971. Сатана в осетинском нартском эпосе (типология образа, проблема его эволюции). Орджоникидзе.

179. Марр Н., 1927. Иштарь (от богини матриархальной Афревразии до героини любви феодальной Европы) // ЯС. Л., № 5.

180. Массон В.М., Сарианиди В.И., 1972. Каракумы: заря цивилизации. М. Матюшин Г.Н., 1972. У колыбели истории. М.

181. Маханьков И.И., 1992. Примечания // Грейвс Р. Мифы Древней Греции / Пер. с англ. Под ред. и с послесловием А. А.Тахо-Годи. М. Махортых С.В., 1991. Скифы на Северном Кавказе. Киев.

182. Мачавариани К., 1884. Некоторые черты из жизни абхазцев. Положение женщины в Абхазии // СМОМПК, Вып. 4. Тифлис.

183. Мачинский Д.А., 1971. О времени первого активного выступления сарматов в По-днепровье по свидетельствам античных письменных источников // Археологический сборник Государственного Эрмитажа, Вып. 13, Л.

184. Мачинский ДА., 1978. Пектораль из Толстой Могилы и великие женские божества Скифии // Культура Востока. Л.

185. Медведская И.Н., 2000.0 скифском вторжении в Палестину // ВДИ, № 2.

186. Мейер М. С., 1982. Послесловие редактора // Учок Б. Женщины-правительницы вмусульманских государствах. М.

187. Мелетинский EJVL, 1963. Происхождение героического эпоса Ранние формы и архаические памятники. М.

188. Мелетинский Е.М., 2000. Поэтика мифа. М.

189. Мелюкова А.И., 1975. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка. М.

190. Мид М., 1988. Культура и мир детства. М.

191. Миллер А., 1914. Раскопки у станицы Елисаветовской в 1911 г. // ИАК, Вып.56, Петроград.

192. Миллер В., 1887. Осетинские этюды. Ч. III. Исследования. М.

193. Миллер Ор., 1865. Опыт исторического обозрения русской словесности. Часть I. Выпуск I (от древнейших времен до татарщины). С.-Петербург.

194. Мирбадалева А.С., 1975. Общие черты и специфика туркменских и узбекских романических дастанов // Типология народного эпоса. М.

195. Мирошина Т.В., 1990. Амазонки у сарматов и проблема матриархата // Проблемы скифо-сарматской археологии. М.

196. Мирошина Т.В., 1995. Амазонки и савроматы // Памятники Евразии скифо-сарматской эпохи. М.

197. Мифы., 1997. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.Д.1.

198. Мифы., 2000. Мифы: Египет. Греция. Китай: Энциклопедический справочник. М. Мишулин А.В., 1947. Источники о скифах и изучение культуры дославянского населения в истории СССР (К переизданию «Scythica et Caucasica» В.В. Латышева) // ВДИ, № 1.

199. Мищенко Ф.Г., 1882. К вопросу об этнографии и географии Геродотовой Скифии // Университетские известия. №11.

200. Мищенко Ф.Г., 1886. Указатель. «Амазонки» // Геродот. История в 9 книгах, кн. V-IX, М.

201. Мищенко Ф.Г., 1888. Геродот и место его в древно-эллинской образованности // Геродот. История в девяти книгах / Пер. с греч. Ф.Г. Мищенко, с его предисловием и указателем. Т. I, М.

202. Монгайт AJL, Першиц A.HL, 1955. Некоторые вопросы первобытной истории в советской литературе послевоенных лет // ВИ, № 1

203. Мошкова М.Г., 1984. Предисловие // Смирнов К.Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. М.

204. Мошкова М.Г., 2000. Назначение каменных «жертвенников» и «савроматская» археологическая культура // Скифы и сарматы в VII III вв до н.э.: палеоэкология, антропология и археология. Сб. статей. М.

205. Окладникова ЕА., 1991. Символы мужского и женского начал в космогонических представлениях индейцев Северной и Центральной Калифорнии // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб.

206. Ольховский B.C., 1991. Погребально-поминальная обрядность населения степной Скифии (VII-III вв. до н.э.). М.

207. Очир-Горяева М.А., 1987. Погребальный обряд населения Нижнего Поволжья и Южного Приуралья VI-IV вв до н.э. // Археологические исследования Калмыкии. Элиста.

208. Очир-Горяева М.А., 1993. Савроматы Геродота // Скифия и Боспор (материалы конференции памяти академика М.И. Ростовцева). Новочеркасск. П. В.Б. Пфафф., 1870. Материалы для древней истории осетин // ССКГ, Вып. IV, Тифлис.

209. Плетнева СА^ 1989. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский археологический комплекс). М.

210. Плисецкий М.М., 1962. Историзм русских былин. М.

211. Путилов Б.Н., 1975а. Проблемы фольклора в трудах В.Я. Проппа // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей памяти В.Я. Проппа (1895 1970). М. Путилов Б.Н., 19756. Типология фольклорного историзма // Типология народного эпоса. М.

212. Путилов Б.Н., 1988. Героический эпос и действительность. Л. Путилов Б.Н., 1999. Экскурсы в теорию и историю славянского эпоса. СПб. Пушкарева HJL, 1989. Женщины Древней Руси. М.

213. Пушкарева НЛ., 2000. Как заставить заговорить пол? (гендерная концепция как метод анализа в истории и этнологии) // ЭО, № 2.

214. Пшеничннж А.Х., 1983. Культура ранних кочевников Южного Урала М. Радциг С.И., 1969. История древнегреческой литературы. М.

215. Решетов A.M., 1972. Введение // Охотники, собиратели, рыболовы. Проблемы социально-экономических отношений в доземледельческом обществе. Л.

216. Рис А. и Б., 1999. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе / Пер. с англ. и послесловие Т.Михайловой. М.

217. Ростовцев М.И., 1915. Амага и Тиргатао // Записки императорского Одесского общества Истории и Древностей. Т. 32, Одесса.

218. Ростовцев М.И., 1918. Эллинство и иранство на юге России. Петроград. Ростовцев М.И., 1925. Скифия и Боспор. Пг.

219. Ростовцев М.И., 1993. Иранизм и ионизм на юге России // IKY0IKA. Избранные работы академика М.И. Ростовцева. СПб.

220. Ростовцев М.И., 1993а. Сарматы // SKY0IKA. Избранные работы академика М.И. Ростовцева. СПб.

221. Сельванюк М.И., 2000. Амазонская рота светлейшего князя Г.А. Потемкина // Исторические этюды. Вып.4. / Под ред. И.М.Узнародова. Ростов-на-Дону. Семенов Ю.И., 1966. Как возникло человечество. М. Семенов Ю.И., 1974. Происхождение брака и семьи. М.

222. Семенов Ю.И., 1996. Пережитки первобытных форм отношений полов в обычаях русских крестьян XIX начала XX в. // ЭО, № 1.

223. Серов CJL, 1983. Медведь-супруг (Вариации обряда и сказки у народов Европы и Испанской Америки) // Фольклор и историческая этнография. М.

224. Симаков Г.Н., 1984. Общественные функции киргизских народных развлечений в конце XIX начале XX века JI.

225. Симаков Г.Н., 1990. Народные развлечения и военное воспитание киргизов // Этнографические аспекты традиционной военной организации народов Кавказа и Средней Азии. Вып. 2. М.

226. Скифские погребальные памятники, 1986. Скифские погребальные памятники степей Северного Причерноморья. Киев.

227. Скржинская М.В., 1991. Древнегреческий фольклор и литература о Северном Причерноморье. Киев.

228. Скржинская М.В., 1998. Скифия глазами эллинов. СПб.

229. Скрипник Т., 1988. Амазонки в античной традиции // ИРОМК, Вып. 5, Ростов-на-Дону.

230. Словарь., 1994. Словарь античности. М. Смирнов А.П., 1966. Скифы. М.

231. Смирнов А.П., 1971. К вопросу о матриархате у савроматов // Проблемы скифской археологии. М.

232. Смирнов К.Ф., 1964. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М. Смирнов К.Ф., 1975. Сарматы на Илеке. М.

233. Смирнов К.Ф., 1977. Орские курганы ранних кочевников // Исследования по археологии Южного Урала. Уфа.

234. Смирнов К.Ф., 1977. Смирнов К.Ф., Максименко В.Е., Лукьяшко С.И., Горбенко А.А. Исследования в междуречье Дона и Северского Донца в пределах Ростовской области // АО 1976 года М.

235. Смирнов fOJL, 1974. Славянские эпические традиции. Проблемы эволюции. М. Смирнова PJVI., 1967. Положение женщин в странах Африки. М.

236. Смирнова Я.С., 1955. Семейный быт и общественное положение абхазской женщины (XIX XX вв.) // Кавказский этнографический сборник. Вып. I. - Тр. института этнографии, Новая Серия, т. 26, Изд-во АН СССР, М.

237. Смирнова Я.С., 1997. Трудовые роли и статусы женщины в традиционных обществах народов Кавказа // ЭО, № 4.

238. Смолицкий В.Г., 1965. Былина о Дунае // Славянский фольклор и историческая действительность. М.

239. Созонович И.П., 1903. Тип амазонки и поляница русский былин. Львов.

240. Соколов Г., 1973. Античное Причерноморье. Памятники архитектуры, скульптуры,живописи и прикладного искусства. Л.

241. Статистическая обработка, 1994. Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Вып. I. Савроматская эпоха. М.

242. Стратановский Г.А., 2001. Примечания // Геродот. История / Пер. и прим. Г.А. Стратановского. М.

243. Струве В.В., 1968. Этюды по истории Северного Причерноморья, Кавказа и Средней Азии. Л.

244. Сухачев HJL, Харитонович Д.Э., 1998. Комментарии // Элиаде М. Азиатская алхимия. Сб. эссе / Пер. с рум., фр., англ. М. Тахо-Годи А А., 1989. Греческая мифология. М.

245. Тендрякова М.В., 1992. Мужские и женские возрастные инициации (Вариант постановки проблемы) // ЭО, № 4.

246. Токарев СЛ., 1976. Религия в истории народов мира. М. Токарев С.А., 1990. Ранние формы религии. М.

247. Толстое С.А., 1935. Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен // Проблемы истории докапиталистических обществ. М.

248. Толстов С.П., 1947. К вопросу о происхождении каракалпакского народа // КСИЭ, М.-Л.

249. Толстов С.П., 1948а. Древний Хорезм. М.

250. Толстов С.П., 19486. По следам древнехорезмийской цивилизации. М. Толстова JI.C., 1977. Исторический фольклор каракалпаков как источник для изучения этногенеза и этнокультурных связей этого народа // Этническая история и фольклор. М.

251. Толстова JI.C., 1979. Отголоски массагето-аланского субстрата в фольклоре тюр-коязычных народов Хорезмского оазиса // Этнография и археология Средней Азии. М.

252. Толстова JI.C., 1984. Исторические предания Южного Приаралья: к истории ранних этнокультурных связей народов арало-каспийского региона. М.

253. Толстой И.И., 1966. Язык сказки в греческой литературе // Толстой И.И. Статьи о фольклоре. М.-Л.

254. Торшилов Д., 1997. Комментарии // Гигин. Мифы / Пер. с латин. Д. Торшилова. СПб.

255. Тредьяковский В.К., 1849. Три рассуждения о трех главнейших древностях Российских//Тредьяковский В.К. Сочинения. Т.З. СПб. Тронский И.М., 1983. История античной литературы. М.

256. Туаева OJL, 1949. Образ женщины в осетинском нартском эпосе // Нартский эпос.1. Сб. статей. Дзауджикау.

257. Тэрнер Вм 1983. Символ и ритуал. М.

258. Урушадзе А.В., Рогава Г.В., 1975. О происхождении племенного названия

259. A|ia£ove<; // Проблемы античной культуры. Тбилиси.

260. Услар П.К., 1881. Древнейшие сказания о Кавказе // ССКГ, Вып. X, Тифлис.

261. Учок Б., 1982. Женщины-правительницы в мусульманских государствах. М.

262. Файнберг Л.А., 1975. Возникновение и развитие родового строя // Первобытноеобщество.Основные проблемы развития.М.

263. Федорова-Давыдова Э.А., 1969. Погребение знатной кочевницы в Оренбургской области // МИА, № 169. Древности Восточной Европы. М.

264. Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золото-ордынских ханов. М.

265. Фиалко Е.Е., 1991. Погребения женщин с оружием у скифов // Курганы степной Скифии. Киев.

266. Фиалко Е.Е., 2002. Амазонки: степные воительницы // Древний мир: История. Археология. Нумизматика. № 3. Киев. Фрейденберг О., 1927. Thamyris // ЯС. Вып. V, Л.

267. Фрэзер Дж.Дж., 1998. Золотая ветвь: Исследование магии и религии / Пер. с английского. М.

268. Хазанов A.M., 1970. Материнский род у сарматов // ВДИ, № 2. Хазанов А.М., 1975. Социальная история скифов. М

269. Халанский М., 1893. Южнославянские сказания о кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса. Варшава, T.1,1893; Т. И.

270. Халанский М., 1894. Южнославянские сказания о кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса. Варшава, Т. И.

271. Хлобыстни Л.П., 1972. Проблема социологии неолита Северной Евразии // Охотники, собиратели, рыболовы. Проблемы социально-экономических отношений в до-земледельческом обществе. Л.

272. Чеботаренко Г.Ф., 1973. Скифские курганы у с. Балабаны // АИМ в 1970-1971. Кишинев.

273. Чистякова Н.А., Вулих Н.В., 1972. История античной литературы. М. Шаракшинова Н.О., 1968. Героический эпос бурят. Иркутск.

274. Шауб И.Ю., 1983. Религиозно-мифологические представления жителей Боспорско-го царства (некоторые сюжеты «Боспорских пелик») // Concilium Eirene XVI. Proceedings of the 16-th international Eirene Conference. Prague 31.8 4.9.1982. Vol. 2, Prague.

275. Шауб И.Ю., 1999. Культ Великой Богини у местного населения Северного Причерноморья // STRATUM plus. Петербургский археологический вестник. № 3. Скифский квадрат.

276. Шпет Т., 1994. «Власть женщин» в Ранней Римской империи? Критический взгляд на исторические представления о «женах цезарей» // Альманах THESIS (Теория и история экономических и социальных институтов и систем), М., № 6. Женщина, мужчина, семья.

277. Элиаде М., 1998. Азиатская алхимия. М.

278. Bedrosian R., 1999. Greek Mythology, Eastern Asia Minor and the Caucasus // http:www.virtualscape.com/rbedrosian/mythint.htm.

279. Burns Kh., 1993. Fanfare for the Amazons // Essence, nov.

280. Bielefeld E., 1951. Amazonomachia, Beitrage zur geschichte der motivwanderung in der antiken kunst. Halle.

281. Bothmer von D., 1957. Amazons in Greek art. Oxford.

282. Rolle R., 1986. Amazonen in der archaologischen realitat // Kleist-Jahrbuch.

283. Rothery G.C., 1910. The Amazons in Antiquity and modern times by Guy Cadogan1. Rothery. London.

284. Taylour W., 1983. The Mycenaeans. London.

285. Vos M.F., 1963. Scythian archers in archaic attic vase-painting. Groningen. Wasson T.C., 1956. Dahomey // EB, v.6, p.979.1. Архивные материалы

286. Беспалый Е.И. Отчет о раскопках курганов в совхозе «Орошаемый» Багаевского района в 1979 г. Архив Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника.

287. Беспалый Е.И. Отчет об археологическом исследовании курганов в зоне строительства орошаемого участка в совхозе «Орошаемый» у хутора Тузлуков за 1980 г. Архив Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника.

288. Беспалый Е.И. Отчет о работах Приморского археологического отряда Азовского музея в 1982 г. Архив Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника.

289. Беспалый Е.И. Отчет о работах Приморского археологического отряда Азовского музея в 1985 г. Архив Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника.

290. Брашинский И.Б. Отчет о работе Южно-Донской археологической экспедиции в1967 г. Архив Института Археологии РАН, р-1, № 3568 и 3568-в.

291. Брашинский И.Б. Отчет о работе Южно-Донской археологической экспедиции в1969 г. Архив Института Археологии РАН, р-1, № 4051 и 4051-а.

292. Брашинский И.Б., Копылов В.П., Марченко К.К. Отчет о работе Южно-Донскойархеологической экспедиции за 1976 г. Архив Азовского историкоархеологического и палеонтологического музея-заповедника.

293. Власкин М.В. Отчет об исследовании курганного могильника «Северо-Западный I» в г. Росгове-на-Дону в 1995 г. Архив Института Археологии АН СССР, ф. 1, р-1, № 19521 и 19522.

294. Горбенко АА., Фомичев Н.М., Максименко В.Е., Кореняко В.А. Отчет о раскопках курганов в Сапьском и Багаевском районах Ростовской области в 1973 г. Архив Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника

295. Гуляев В.И. Отчет о работах Потуданской экспедиции в 1994 г. на территории Острогожского района Воронежской области. Архив Института Археологии РАН, ф. 1, р-1, № 18991 и а.18992.

296. Гуляев В.И. Отчет о работах Потуданской экспедиции в 1995 г. Архив Института

297. Археологии РАН, ф. 1, р-1, № 19197 и а.19198.

298. Гуляев В.И. Отчет о работах Потуданской экспедиции в 1996 г. Архив Института Археологии РАН, ф. 1, р-1, № 20221 и а.20222.

299. Копылов В.П. Отчет об исследовании Елизаветовского курганного могильника в1982 г. Архив Института Археологии РАН, р-1, № 9884 и 9884-а.

300. Копылов В.П. Отчет об исследовании Елизаветовского курганного могильника в1983 г. Архив Института Археологии РАН, р-1, № 9592 и 9592-а.

301. Лагоцкий К.С. Отчет о работах 1-го Манычского отряда Донской экспедиции в 1977 г. Архив Ростовского областного музея краеведения.

302. Максименко В.Е. Отчет о раскопках кургана у пос. Шолоховский Белокалитвен-# ского района Ростовской области в мае-июне 1976 г. Архив Азовского историкоархеологического и палеонтологического музея-заповедника.

303. Максименко В.Е. Отчет об археологических раскопках курганов в Азовском и Та-цинском районах Ростовской области в 1977 г. Архив Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника.

304. Смирнов К.Ф. Отчет об археологических исследованиях Азово-Донецкой экспедиции у хутора Сладковского Ростовской области в 1976 г. Архив Азовского истори-ко-археологического и палеонтологического музея-заповедника.

305. Шилов В.П. Отчет о работах Южно-Донской экспедиции в 1962 г. Архив Института Археологии РАН, р-1, № 2727 и 2727-а.